Ткачев Петр Никитич
Предисловие к Избранным сочинениям

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   П. Н. Ткачев. Избранные сочинения на социально-политические темы в семи томах. Том пятый
   Издательство Всесоюзного общества политкаторжан и ссыльно-поселенцев. Москва. 1936
   

ПРЕДИСЛОВИЕ

   Четыре тома избранных сочинений П. Н. Ткачева, выпущенные издательством Всесоюзного общества политкаторжан, были весьма сочувственно встречены критикой, отметившей, что это издание является "ценным начинанием". Одновременно с этим в рецензиях на сочинения Ткачева было выражено сожаление о том, что вышедшие четыре тома далеко не полностью охватывают литературное наследство, оставленное Ткачевым, и не дают читателям возможности ознакомиться со взглядами Ткачева по целому ряду вопросов.
   Признавая справедливость этих указаний, редакционная коллегия издательства Общества политкаторжан решила в дополнение к четырем изданным ранее томам сочинений Ткачева выпустить еще три тома. Конечно, и при этих условиях собрание сочинений Ткачева будет далеко не полным. Тем не менее все основные его произведения, характеризующие различные стороны миросозерцания Ткачева, сделаются доступными читателям.
   В первый из трех дополнительных томов (по общему счету пятый) входят статьи, написанные Ткачевым в 60-е годы; два остальных отведены на 70-е годы. В эти томы войдут между прочим произведения Ткачева на экономические, философские и эстетические темы, совершенно не представленные или представленные очень слабо в четырех изданных ранее томах.
   Что касается первого дополнительного тома, то он содержит в себе в первую очередь ряд ранних произведений Ткачева, интересных в том отношении, что они дают материал для освещения вопроса о влиянии на Ткачева учения К. Маркса. За исключением статьи "Юридическая метафизика", напечатанной Ткачевым в 1864 г., и "Очерков из истории рационализма", воспроизведенных по рукописи Ткачева в No 7--8 "Литературного наследства" за 1933 г., все другие статьи из этой группы впервые появляются в печати в настоящем издании. Это -- "Экономический метод в науке уголовного права", "Отверженные женщины" и "Идеализм и реализм в области права".
   Эти статьи дают чрезвычайно ценный материал для изучения вопроса о распространении идей Маркса в России.
   Хорошо известно, что многие русские социалисты-утописты 70-х годов, в том числе и те, которые активно выступали как противники марксизма, испытали на себе влияние Маркса и восприняли некоторые его взгляды. Это можно сказать и про Бакунина, и про Лаврова, и про П. Сайкинского, и про молодого Плеханова в ортодоксально-народнический период его деятельности, и про многих других революционеров того времени. В этом отношении русские утописты не представляли собою исключения. Вспомним хотя бы указание Энгельса на то, что французские бланкисты еще в начале 70-х годов пытались, хотя и "безуспешно", обосновать свою программу на материалистическом понимании истории {Ф. Энгельс. Статьи 1871--1875 гг. П. 1919 г., стр. 51--52.}.
   Во вступительной статье к тому настоящего издания мы уже отметили, какое сильное влияние идей Маркса испытал на себе Ткачев. Знакомство с теорией марксизма ярко проявилось в его статьях еще в середине 60-х годов. Но этого мало: сравнивая его сочинения и взгляды с сочинениями и взглядами других утопистов того времени, нетрудно убедиться, что Ткачев, хотя и примкнул к боровшимся против Маркса бланкистам, заимствовал у Маркса больше, чем другие русские революционеры его времени. Это объяснялось тем, что Ткачев в русском революционном движении (как последователи Бланки -- в международном) занимал крайний левый фланг в рядах утопического социализма. Объяснение этому кроется в социальной природе бланкизма как идеологии наиболее пролетаризированной части мелких производителей.
   Печатаемые нами статьи Ткачева интересны в том отношении, что они дают возможность установить, что именно из взглядов Маркса было воспринято Ткачевым и что осталось для него чуждым, т. е. чем именно экономический материализм Ткачева отличался от теории Маркса.
   Не претендуя дать исчерпывающий ответ на этот вопрос в данной вступительной заметке и полагая, что проблема об отношении Ткачева к учению Маркса заслуживает специального изучения, мы находим необходимым отметать здесь хотя бы некоторые наиболее характерные расхождения философско-исторических взглядов Ткачева и Маркса {Подробнее об этом см. в моей статье "К вопросу об отношения Ткачева к марксизму" в No 7--8 "Литературного наследства" за 1933 г.}.
   Знакомство с теорией Маркса не помешало Ткачеву во многих вопросах придерживаться тех идеалистических взглядов, которые господствовали среди его современников. В частности, сильное влияние оказала на него теория утилитаризма, пользовавшаяся громадной популярностью среди русской мелкобуржуазной интеллигенции 60-х годов Утилитаризм, по мнению Ткачева, "благодаря великим трудам Гельвеция, Бейтама и Милля, завоевал себе весьма прочное и надежное место" ("Очерки из истории рационализма"). Ткачев был убежден в том, что люди всегда руководствуются в своей деятельности соображениями о своей выгоде, хотя, вследствие неразвитости и невежества, не всегда способны правильно понять, в чем именно их выгода заключается. А так как среди разнообразных интересов, свойственных человеку, на первом плане для него всегда стоит интерес экономический, то экономика имеет преобладающее значение в общественной жизни. На основе данной экономики вырастают и право, и нравственность, и религия, и наука, и другие виды идеологий. Таков вкратце был взгляд Ткачева. Другими словами, Ткачев выводил экономический материализм из теории утилитаризма. Что же касается Маркса, то он рассматривал утилитарную теорию нравственности, как чисто буржуазную философскую систему.
   Не было у Ткачева также и отчетливого и правильного понимания исторического значения борьбы классов. Ткачев сознает, что общество распадается на ряд классов соответственно той роли, которую каждый из них играет в производстве. Видит он и то, что каждый из этих классов "имеет свое особое миросозерцание, свою особую программу". Ясна для Ткачева и противоположность интересов различных классов, порождающая постоянную борьбу между ними. Однако эта борьба, в глазах Ткачева, -- лишь частный вид всеобщей борьбы, происходящей в человечестве: борьбы между государствами, национальностями, общественными классами и группами и, наконец, между отдельными людьми. При таком взгляде на классовую борьбу она становится одной из разновидностей дарвиновской борьбы за существование.
   Эти слабые стороны теории Ткачева, отразившиеся на всей системе его взглядов, не помешали, однако, тому, что по ряду частных вопросов мы находим в статьях Ткачева немало чрезвычайно интересных соображений, наблюдений и обобщений. В ряде случаев ему удается дать очень яркие и показательные образны той зависимости, в которой общественная жизнь и идеология людей находятся от состояния экономики их эпохи.
   Вторая группа статей Ткачева, вошедших в настоящий том, состоит из ряда его экономических и статистических этюдов. Это -- "Русский город", "Бедность и благотворительность", "Производительные силы Европы" и "Производительные силы России"
   Статьи эти представляют значительный интерес для характеристики социально-политических взглядов Ткачева. Статистические цифры и экономические явления интересовали его не сами по себе, а в первую очередь как материал, подтверждающий убеждение Ткачева в том, что без коренной перестройки современного общества никакое реальное и прочное улучшение положения трудящихся классов невозможно. Экономические факты использовались Ткачевым для революционных выводов. Задача его статистических и экономических статей сводилась к тому, чтобы пробудить в читателях возмущение против существующего строя, основанного на угнетении и эксплоатации одних людей другими, показать читателю неосновательность надежд на мирный постепенный прогресс и убедить их в необходимости социальной революции.
   Видный участник революционно-народнического движения 70-х годов Н. К. Буж, вспоминал о своих гимназических годах, между прочим, рассказывает:
   "Как-то вечером, оторвавшись от изучения гимназической премудрости, я, расхаживая по своей комнате, читал -- уже не помню какого года, месяца -- книжку "Русского слова"; читал статью, заглавие и содержание которой даже в тот момент совершенно улетучилось из моей головы, так как в ней меня поразила лишь одна цифра, заслонившая собою все остальное. Автор утверждал, что на каждого жителя России, если разделять поровну весь дневной продукт всех трудящихся, придется не более 24 коп. в день. Автор этой крохотной статейки не объяснял, откуда взял эту цифру. Но дело не в точности ее, а в том, что подобная цифра существует. И всякий, рассуждал я, а в том числе и мы, потребляющие продукты более, чем на эту сумму, присваивает себе ему не принадлежащее, урезывает чей-то паек, заставляет кого-то голодать. С этого момента я почувствовал почву под ногами; эти 24 коп. послужили мне исходной точкой для критического отношения к жизни. Социализм -- больше на основе чувства, чем разума -- стал впитываться в мою плоть и кровь". {Н. К. Бух. "Воспоминания". М., 1926 г., стр. 39--40.}
   За давностью времени Н. К. Бух допустил в своем рассказе много неточностей. Автор статьи, произведшей на него такое сильное впечатление, писал не только о жителях России, но о населении Европы вообще. Не в 24, а всего лишь в 16 1/2 коп. на человека определял он средний ежедневный доход от всего европейского хозяйства. Статья которую читал Бух, вовсе не была столь крохотной, как это ему теперь представляется; по своим размерам она превосходила печатный лист. Выведенную автором цифру он брал не с потолка, а обосновывал при помощи анализа статистических данных, приводимых известным немецким статистиком О. Гауснером в его книге "Сравнительная статистика Европы". Статья, указанная Бухом, была напечатана в No 12 "Русского слова" за 1865 г. Называлась она "Производительные силы Европы" Автором ее был П. H. Ткачев. Читатели найдут ее в настоящем томе нашего издания.
   Мы привели цитату из воспоминаний Н. К. Буха для того, чтобы показать, какое впечатление производили статьи Ткачева на читателей его времени. Из свидетельства Буха мы видим, что цель, которую преследовал Ткачев, работая над своей статьей достигалась им в полной мере. Из цифр, фактов и рассуждений Ткачева его читатели умели делать практические выводы, которые сам он не мог открыто изложить на страницах легальной прессы в цензурных условиях того времени. В примечаниях к настоящему тому приведены варианты, заимствованные из черновой рукописи статьи "Производительные силы Европы" Из них читатели могут убедиться, что прежде, нежели попасть в печать, статья Ткачева подверглась большим изменениям и искажениям. И вот оказывается, что, несмотря на необходимость считаться с требованиями цензуры, его статьи все же были способны отказывать революционизирующее влияние на современников. Вот почему они до сих пор не потеряли значения для характеристики развития революционной мысли в России.
   Не меньший интерес представляют и рецензии Ткачева на различные книги, приведенные в настоящем томе. Они знакомят нас с отношением Ткачева к теориям таких видных экономистов и социологов, как Спенсер, Смит, Мальтус, Кетле, Милль и др. Они дают возможность изучить взгляды Ткачева и на проблемы политической экономии и на вопросы социологии, философии, морали, права и т. д. Для выработок полного представления о миросозерцании Ткачева знакомство с этими рецензиями, большинство которых и по своей величине и по содержанию далеко перерастают рамки простых отзывов о вновь вышедших книгах, безусловно необходимо.
   Охарактеризовав, по необходимости кратко, содержание настоящего тома нашего издания, мы считаем необходимым остановиться на одной рецензии, вызванной появлением I тома сочинений Ткачева. Мы имеем в виду рецензию т. Г. Аркадьева, напечатанную в "Борьбе классов" {"За большевистскую перестройку" в No 6 за 1933 г.}.
   К изданию сочинений Ткачева т. Аркадьев отнесся весьма сочувственно. Возражения же, которые он делает, направлены исключительно против моей вступительной статьи, помещенной в I томе. Ввиду того, что далеко не все замечания и указания т. Аркадьева представляются вполне справедливыми и обоснованными, мы вынуждены разобраться в них.
   Тов. Аркадьев приписывает автору вступительной статьи признание Ткачева "по существу марксистом". Посмотрим, насколько справедливо это указание.
   Напомним читателям, как был поставлен во вступительной статье вопрос об отношении Ткачева к марксизму. Прежде всего мы указывали там, что Ткачев, несмотря на усвоение им отдельных сторон учения Маркса, марксистом не был. К этому мы добавляли:
   "Экономическая отсталость России, слабое развитие в ней фабрично- заводской промышленности, малочисленность и слабость ее рабочего класса -- вот причины, не дававшие Ткачеву возможности усвоить теорию марксизма в ее законченном виде, понять ее как классовое учение промышленно, о пролетариата" (т. I, стр. 46--47).
   Что значат только что приведенные слова, как не признание того, что в России в 60-х и 70-х годах не было в наличности социально-экономических предпосылок, необходимых для восприятия марксизма как законченной теории, выражающей идеологию фабрично-заводского пролетариата, или, другими словами, того, что в России того временя не могло существовать марксистов?
   Итак, во вступительной статье было совершенно ясно указано, что Ткачев не был и не мог быть марксистом.
   Поэтому теперь, когда т. Аркадьев в своей рецензии приписывает мне признание якобы того, что Ткачев являлся "по существу марксистом, вынужденным искать силу в интеллигенции, освобождающей народ от страха перед штыком и развязывающей его революционную энергию" ("Борьба классов", 1933 г., No 6, стр. 132), то, по моему мнению, это его утверждение может быть объяснимо только как результат какого-то недоразумения. Перейдем к другим указаниям т. Аркадьева.
   Тов. Аркадьев, ссылаясь на стр. 34--33 вступительной статьи, упрекает ее автора в сближении взглядов Ткачева на государство со взглядами В. И. Ленина. При этом т. Аркадьев находит необходимым указать, что "Ткачев не мог, конечно, предвосхитить идей гениального произведения Ленина" (т. е. "Государство и революция", на которое сделана ссылка во вступительной статье), что, по мнению т. Аркадьева, якобы можно подумать на основании каких-то "намеков" вступительной статьи.
   Это обвинение т. Аркадьева является совершенно не основательным. Взглядов Ткачева на государство со взглядами Ленина мы не сближали, только воспользовались высказываниями Ленина для того, чтобы решить вопрос, кем был Ткачев: анархистом ли, бакунистом или же социалистом. Дело в том, что по этому вопросу в литературе имеется тенденция рассматривать учение Ткачева как разновидность анархизма (В. Ваганян и др.) Чтобы проверить это, было необходимо установить границу между анархизмом и социализмом, что мы и сделали, исходя из тех указаний, которые даны по этому вопросу Лениным.
   Указав, что, по мнению Ткачева, государство сделается ненужным и отомрет лишь после проведения в жизнь коммунизма и что на переходный период Ткачев оставляет государственную власть как орудие, при помощи которого революционная партия по захвате власти проводит в жизнь преобразования, необходимые для осуществления коммунизма, мы писали:
   "Та постановка, которую Ткачев дает вопросу об уничтожении государства, очень далека от анархизма".
   И доказывали это ссылкой на Ленина.
   "Ленин, -- писали мы вслед за этим,-- в своей работе "Государство и революция" на основании многочисленных высказываний Маркса и Энгельса доказал, что, с их точки зрения, различие между анархистами и социалистами сводится вовсе не к тому, что первые отрицают государство, а вторые приемлют его, а к тому, что социалисты в отличие от анархистов, во-первых, признают государственную власть необходимым в течение переходного периода орудием для перестройки общества на началах коммунизма и, во-вторых, считают, что государство сделается ненужным и отомрет лишь тогда, когда перестройка общества будет закончена".
   Отсюда делался вывод:
   "Поэтому убеждение Ткачева, что в будущем государство осуждено на отмирание, еще не дает права признавать его анархистом".
   Всякий непредубежденный читатель, прочтя эти строки, согласится, что приписывать автору их мысль о предвосхищении Ткачевым идей Ленина могут только люди, обладающие совершенно исключительной "проницательностью", умением читать в книге не то, что в ней написано, и способностью находить "намеки" там, где их нет.
   К сожалению, ссылка на Ленина не помогла. Т. Аркадьев, вслед за В. Ваганяном, утверждает, что Ткачев был бакунистом. В подтверждение этого он приводит три довода.
   Во-первых: "Ткачев выступал против Маркса и его сторонников в I Интернационале, а не выступал против Бакунина и бакунистов".
   Неосновательность этого довода совершенно очевидна. Если бы т. Аркадьев дал себе труд прочитать статью Ткачева из "Набата" и в частности статью "Анархия мысли" (см. III т., стр. 303--337), то он убедился бы в том, что против Бакунина и бакунистов Ткачев выступал с неменьшей резкостью и страстностью, чем против Маркса и марксистов.
   Во-вторых: по указанию т. Аркадьева, Ткачева сближала с Бакуниным "вера в коммунистические свойства русского крестьянства" и бунтарские методы революции.
   Это доказательство не менее неосновательно, чем первое. "Вера в коммунистические свойства русского крестьянства" не являлась чем-то специфически бакунистским. В 70-е годы ее разделяли люди, не имевшие ничего общего с бакунизмом. Что же касается бунтарских методов борьбы, то их признавали не одни только бакунисты, но и Бланки и его последователи. Важно то, на что эти методы были направлены: на уничтожение ли государства, как у Бакунина, или на захват государственной власти, как у Бланки Ткачев стоял на точке зрения Бланки, а не Бакунина.
   В-третьих: т. Аркадьев ссылается на мнение Энгельса, который в статье, напечатанной в 1875 г., расценивал Ткачева как бакуниста и сурово осуждает меня за то, что я считаю это мнение Энгельса ошибочным.
   Очевидно, т. Аркадьев не знает того, что мнение, высказанное в 1875 г. Энгельсом, считаю ошибочным не один я, но и сам Энгельс. Переиздавая в 1894 г. свою статью 1875 г., Энгельс добавил к ней послесловие, в котором счел необходимым оговорить допущенную им в 1875 году "ошибку".
   "Прежде всего, -- писал в 1894 г. Энгельс,-- я должен сделать поправку: П. Ткачев не был, собственно говоря, бакунистом, т. е. анархистом, -- он называл себя "бланкистом".
   При наличности такого заявления остается выразить сожаление, что т. Аркадьев ознакомился с произведениями Энгельса лишь по двухтомному собранию избранных произведений его и Маркса, на которое он ссылается в своей рецензии и в котором статья Энгельса о Ткачеве напечатана без "послесловия" 1894 г., и высказать пожелание о скорейшем завершении предпринятого ИМЭЛ издания полного собрания сочинений Маркса и Энгельса, дабы т. Аркадьев имел возможность познакомиться и с теми их произведениями, которые не вошли в двухтомник.
   Итак, что бы ни говорили Ваганян и Аркадьев, Ткачев бакунистом не был, а являлся представителем особого течения революционной мысли, враждебного бакунизму. Это не исключает однако того, что в некоторых пунктах он сближается с бакунистами. Имея в виду бланкистов западноевропейских, Энгельс однажды заметил, что они пользуются нередко теми же средствами, что и бакунисты, хотя и для достижения противоположных целей" {Энгельс. Статьи 1871--1875 гг., стр. 50.}. О Ткачеве это можно повторить с еще большим основанием, чем о западных бланкистах.
   Характеризуя состояние русской революционной мысли 60-х и 70-х годов, Ленин указал, что в нем еще были смешаны воедино тенденции демократические с тенденциями социалистическими. Недостаточная диференцированность общественных классов влекла за собою недиференцированность и в области идеологической. Только в процессе борьбы друг с другом постепенно размежевывались и получали более определенные и законченные формы различные виды революционной идеологии. Русский бланкизм, как и бакунизм, являлся идеологией мелких производителей. В этом и заключалась причина того общего, что можно найти между программой Ткачева и программой бакунистов. Однако это общее не должно закрывать для нас глубоких расхождений между этими двумя программами. Изучая развитие идей Ткачева, мы получаем возможность выяснить пути развития особого направления русской революционной мысли -- русской разновидности бланкизма.

Б. Козьмин

   P. S. Настоящий том уже находился в верстке, когда вышел в свет No 7 "Красной нови" с рецензией В. В--яна на наше издание собрания избранных сочинений Ткачева. Приветствуя появление этого издания В. В--ян в то же время дает суровую оценку моей вступительной статье, напечатанной в первом томе.
   Наиболее резкие удары В. В--яна направлены на мое утверждение, что Ткачева нельзя рассматривать как бакуниста. В. В--ян, вслед за В. Ваганяном, стоит на иной точке зрения. По его мнению. Ткачев -- последователь Бакунина.
   Мы не имеем возможности в настоящее время подробно разбирать аргументацию развернутую В. В--яном в подтверждение его взгляда на Ткачева. Слишком много времени и места понадобилось бы на то, чтобы распутать всю ту цепь недоразумений, парадоксов и искажений, которую сплел В. В--ян.
   По-неволе приходится ограничиться немногим. К счастью, аргументация В. В--яна такова, что достаточно привести один-два его наиболее характерных и показательных аргумента, чтобы читателю стало ясно, какую научную ценность они имеют и к каким замысловатым маневрам приходится прибегать В. В--яну, чтобы отстаивать свое мнение.
   Вот один из его маневров:
   Приведя цитату из "Задачи революционной пропаганды в России", характеризующую взгляд Ткачева на роль революционного меньшинства в подготовке и совершении переворота, В. В--ян пишет: "Читатель без труда припомнит Нечаева, который не расходился намного с Бакуниным" (подчеркнуто мною.-- Б. К.). Много можно было бы сказать о такой своеобразной аргументации, но вряд ли это нужно, ибо читателю и без того известно, что разногласия между Бакуниным и Нечаевым были настолько глубоки и серьезны, что их кратковременное сотрудничество закончилось полным разрывом. Знает читатель и то, что вопрос о роли меньшинства в революции как раз и был одним из пунктов, в которых Нечаев расходился с Бакуниным. Поэтому читателю и без дальних пояснений ясно, что совпадение взглядов Ткачева и Нечаева на роль меньшинства является весьма веским аргументом не за, а против превращения Ткачева в бакуниста,
   А вот еще один пример аргументации В. В--на, не менее характерный и показательный, чем первый.
   Читателям известна резкая критика, которой Ткачев подверг на страницах "Набата" анархизм вообще и бакунистский вариант его в частности. Одной этой критики достаточно, чтобы убедиться, что в лице Ткачева мы имеем дело не с последователем Бакунина, а с его идейным противником. Но на В. В--яна и эта критика Ткачева не подействовала. Да, соглашается он, Ткачев критиковал анархизм, но это еще не доказывает, что он не был бакунистом: "можно было быть бакунистом, не будучи анархистом" (подчеркнуто мною -- Б. К.) Мы уверены что, ознакомившись с таким аргументом В. В--яна, читатели сами убедятся, в какое тяжелое положение поставил он себя, желая во что бы то ни стало удержаться на занятых позициях. Читатель увидит, что В. В--ян принадлежит к числу людей, в глазах которых все кошки одинаково серы и которые в силу этого неспособны ориентироваться и разобраться в различных течениях русской и международной революционной мысли 70-х годов. За отдельными совпадениями во взглядах Бакунина и Ткачева В. В--ян не способен заметить глубоких принципиальных расхождений между этими двумя теоретиками революционного движения. И данном случае мы имеем дело с своеобразным умственным дальтонизмом, и тут ничего уж не поделаешь!
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru