Lib.ru/Классика: Терье Андре. В вихре великой революции

ВЪ ВИХРѢ ВЕЛИКОЙ РЕВОЛЮЦІИ

ИСТОРИЧЕСКІЙ РОМАНЪ
АНДРЕ ТЕРЬЕ

ПЕРЕВОДЪ СЪ ФРАНЦУЗСКАГО А. М. БѢЛОВА.

Безплатное приложеніе къ "Историческому Вѣстнику".

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
1908

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

I.
Голодные желудки.

Въ 1788 году вслѣдствіе засухи почти всюду былъ неурожай. Наступившая зима оказалась исключительно сурова. Съ ноября по декабрь термометръ показывалъ 18° ниже нуля, и всѣ октябрьскіе посѣвы померзли, такъ какъ, несмотря на чрезмѣрное пониженіе температуры, снѣгъ выпалъ очень поздно. Надежды на урожай 1789 года исчезли такимъ образомъ еще въ самомъ началѣ. Чувствовался недостатокъ съѣстныхъ припасовъ. Уже съ марта, истощенныя лица бѣдныхъ жителей свидѣтельствовали о наступающей голодовкѣ; земледѣльцы пугливо запирали на замокъ свои закормы. Въ восточныхъ провинціяхъ свирѣпствовалъ морозъ, и неурожай быстро сказался, особенно въ Баруа -- мѣстности, покрытой виноградниками и лѣсами, гдѣ земледѣліе не давало большого дохода. Главный городъ этого древняго герцогства Баръ-ле-Дюкъ, населенный большею частью мелкими торговцами, виноградарями и ткачами, жестоко страдалъ отъ голода.

Ко времени открытія генеральныхъ штатовъ муниципалитетъ подсчиталъ, что ему приходится кормить 10.000 голодныхъ ртовъ, и что въ магазинахъ и у частныхъ лицъ едва можно было набрать 30.000 четвериковъ пшеницы. Безотрадность такого положенія вещей еще болѣе усиливалась неблагопріятнымъ стеченіемъ обстоятельствъ. Все способствовало этому: частые постои войскъ уничтожили запасы хлѣба; посѣвы 1788 г. не дали почти ничего, и землевладѣльцы, лишившись своего главнаго дохода, положили зубы на полку. Торговля шла плохо, недовольное дворянство сокращало свои расходы и не выходило изъ своихъ замковъ. На бумагопрядильныхъ фабрикахъ работы остановились. Въ серединѣ лѣта въ предмѣстій Вееля можно было видѣть, какъ ходили безъ дѣла и разводили руками голодные ткачи, а ихъ жены въ лохмотьяхъ осаждали двери булочныхъ. Люди, едва добывавшіе себѣ пропитаніе трудомъ даже въ то время, когда хлѣбъ былъ дешевъ, были охвачены ужасомъ, видя, что къ голоду присоединялась еще и безработица. Нервы взвинчивались, головы распалялись, и всѣ теряли душевное равновѣсіе. Люди обыкновенно стараются какъ-нибудь объяснить себѣ постигшую ихъ нищету и яростно отыскиваютъ какого-нибудь таинственнаго козла отпущенія, на котораго можно бы было свалить всю вину. И вотъ, среди ткачей, которые собирались на перекресткахъ въ Баръ-ле-Дюкѣ или же заглушали свой голодъ въ кабакахъ, все чаще и чаще стало произноситься имя одного буржуа Андрея Пелиссье. Его-то и стали обвинять во всѣхъ бѣдствіяхъ, открыто называя ненавистнымъ барышникомъ. Пелиссье торговалъ хлѣбомъ. Ловкій, дѣятельный и стойкій, онъ скоро нажилъ большія средства отъ торговли хлѣбомъ и пріобрѣлъ въ Алансонѣ хорошо обставленный домъ съ дворомъ и садомъ, въ которомъ жилъ со своей семьей. Плохіе слухи, которые старались еще раздуть его земляки, дошли наконецъ и до него; но съ самоувѣренностью, которая развивается отъ житейскихъ успѣховъ, онъ не обращалъ на нихъ вниманія и продолжалъ попрежнему вести свои дѣла. Онъ былъ спокоенъ, зная, что его дѣловитость и торговая солидность пользуются общимъ признаніемъ. Развѣ съ наступленіемъ зимы и голода не являлась къ нему офиціальная депутація отъ муниципальнаго управленія благодарить его за быструю доставку провіанта для запасныхъ магазиновъ? Исполнивъ свои обязательства и обезпечивъ себѣ хорошій доходъ, онъ жилъ въ полной обезпеченности, презирая доносившіяся до него изъ предмѣстій угрозы, которыя сгущались, словно приближающаяся туча. На 27 іюля въ старинной церкви С.-Максъ должно было состояться собраніе почетныхъ гражданъ для составленія благодарственнаго адреса національному собранію, которое учредило комитетъ для помощи голодающимъ. Пелиссье, который считался однимъ изъ главныхъ торговцевъ города, не хотѣлъ пропустить этого собранія; часа въ четыре пополудни онъ вышелъ изъ своего дома на Лебединой улицѣ и направился къ церкви С.-Максъ. Ради такого торжества онъ особенно принарядился. Онъ надѣлъ парадный камзолъ изъ сѣраго сукна со стальными пуговицами, атласныя панталоны такого же цвѣта и бѣлые шелковые чулки. Побрившись и напудривъ волосы, онъ пошелъ не спѣша, какъ идетъ человѣкъ, страдающій природной тучностью. Онъ опирался на высокую палку съ серебрянымъ набалдашникомъ и старался держаться въ тѣни, такъ какъ сквозь легкія облака пробивались жгучіе лучи лѣтняго солнца. Этотъ ловкій, вліятельный, краснощекій буржуа время отъ времени обмѣнивался поклонами съ прохожими, сопровождая свой каждый поклонъ любезно-снисходительною улыбкой. Только что онъ вышелъ по переулку изъ улицы Лебедя на площадь Короны, какъ вдругъ къ нему приблизился человѣкъ, который шелъ къ нему навстрѣчу. Ему можно было дать 32--33 года. Высокій, хорошо сложенный, онъ отличался гибкостью и могучими плечами. Его манеры и вся его фигура представляли необычайную смѣсь важности, изящества и силы. Напудренные каштановые волосы обрамляли его четыреугольный задумчивый лобъ; подъ густыми темными бровями сверкали полные огня глаза. Его красиво очерченный улыбающійся ротъ скрывалъ великолѣпные зубы, которые дѣлали его лицо еще болѣе привлекательнымъ, когда онъ улыбался. Его строго выдержанный нарядъ носилъ на себѣ отпечатокъ той изысканной простоты, которая входила тогда въ моду въ подражаніе англичанамъ. На немъ была круглая шляпа и бѣлый галстукъ, а остальное одѣяніе и чулки были черные. Манера держать голову, умѣренныя движенія, сосредоточенное выраженіе лица -- изобличали въ немъ человѣка судейскаго міра. Франсуа Божаръ, занимавшій мѣсто генеральнаго лейтенанта въ Барѣ, нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ былъ избранъ депутатомъ отъ Тьера въ національномъ собраніи.

-- Здравствуйте, господинъ депутатъ,-- съ оттѣнкомъ почтительной фамильярности сказалъ Пелиссье.-- Какъ, вы не у С.-Максъ?

-- Нѣтъ; тамъ составляютъ адресъ національному собранію, и я не могу изъ скромности выражать благодарность самому себѣ. А вы развѣ намѣрены принять участіе въ этомъ обсужденіи?

-- Наоборотъ, я считаю своей обязанностью поддержать заявленія моихъ друзей.

Лицо депутата насупилось.

-- Напрасно!-- возразилъ онъ ему со свойственной ему прямотой:-- я только что проходилъ мимо церкви... тамъ толпы рабочихъ, которые васъ очень честятъ. Вы должны знать, что рабочіе не любятъ васъ.

-- Я знаю,-- сказалъ Пелиссье, пожимая плечами:-- меня считаютъ кулакомъ. Я кулакъ! А я еще ожидаю завтра обозъ изъ Вевръ, который привезетъ мнѣ тысячу мѣшковъ хлѣба для здѣшнихъ булочныхъ. Я исполняю свои обязательства и даже больше того, господинъ депутатъ,-- моя совѣсть не можетъ меня ни въ чемъ упрекнуть.

-- Я въ этомъ не сомнѣваюсь, но у васъ есть враги. Толпа невѣжественна и ее легко натравить. Повторяю, вы поступите благоразумно, если не пойдете туда. Я видѣлъ тамъ какія-то особенныя лица и слышалъ угрозы, не предвѣщающія вамъ ничего хорошаго.

-- Ба, жители Бара похожи на собакъ, которыя лаютъ, но не кусаютъ.

-- До тѣхъ поръ, пока они не взбѣсятся,-- отвѣтилъ Франсуа-Божаръ:-- а сегодня всего можно ожидать, и я боюсь. Возвращайтесь лучше обратно и сидите дома.

-- Господинъ депутатъ,-- отвѣтилъ Пелиссье смѣло:-- если я спрячусь, то эти крикуны вообразятъ, что я ихъ боюсь, и вотъ тогда-то для меня наступитъ опасность. Итакъ, я пойду туда. Будьте покойны!

Франсуа Божаръ понялъ, что ему не переубѣдить упрямаго торговца.

-- Я хотѣлъ дать вамъ хорошій совѣтъ,-- рѣзко сказалъ онъ: -- но вы не желаете ему слѣдовать, это ваше дѣло. Мое почтеніе!

Они холодно раскланялись. Депутатъ продолжалъ свой путь по направленію къ предмѣстью, а Пелиссье началъ подниматься на такъ называемый Поповскій холмъ.

Баръ-ле-Дюкъ раздѣляется на верхній и нижній городъ. Верхній городъ тянется по склону холмовъ, засаженныхъ виноградниками и у подошвы которыхъ течетъ рѣка Орненъ. Дома расположены по гребню и склону холма, который вдается мысомъ въ долину и образуетъ налѣво узкій проходъ, гдѣ между фруктовыми и виноградными садами лежитъ предмѣстье Веель. Холмъ или подъемъ, на который взбирался Андрей Пелиссье, примыкавшій съ одной стороны къ городской стѣнѣ, а съ другой къ постройкамъ коллежа, выходилъ на площадку къ старинному герцогскому замку, отъ которой теперь уцѣлѣла только сводчатая дверь, и къ церкви С.-Максъ, теперь уже не существующей. Съ этого мѣста открывался оригинальный видъ: дома верхняго города своими башнями и балконами дѣлали какъ бы сводъ, а сады спускались уступами покрытыми виноградниками, группами деревьевъ.

Въ полуденномъ покоѣ, при блескѣ іюльскаго солнца, всѣ дома выглядѣли бѣлыми отъ слишкомъ яркаго свѣта, зелень виноградниковъ какъ будто свѣтилась; сотни стрекозъ шумѣли на каменистой почвѣ виноградниковъ, но по мѣрѣ того, какъ Пелиссье приближался къ церкви С.-Максъ, дремлющее спокойствіе холма смѣнялось глухимъ шумомъ, и мало-по-малу до его слуха доходили сиплые крики, рѣзкіе голоса, смѣхъ и ревъ дѣтей. Когда Андрей Пелиссье былъ въ нѣсколькихъ саженяхъ отъ переулка, онъ увидѣлъ, что вся площадь, находившаяся между башенными часами и улицей Бэля, чернѣла густой и бурной толпой: ткачи, размахивавшіе длинными худыми руками, съ всклоченными бородами, съ блѣдными лицами отъ долгаго пребыванія въ сырыхъ кабакахъ; виноградари въ синихъ выцвѣтшихъ курткахъ, сгорбившіеся отъ работъ, съ землистымъ отъ загара цвѣтомъ лица; женщины съ растрепанными волосами, въ дырявыхъ платьяхъ, съ растерзанными юбками и виднѣвшимися изъ-подъ нихъ голыми ногами. Многіе изъ тѣхъ, которые были здѣсь, предварительно сдѣлали привалъ въ кабакахъ верхняго города и напились. Глаза горѣли, лица складывались въ угрожающія гримасы. Вдругъ среди буйныхъ криковъ пронесся зловѣщій ропотъ:

-- Вотъ онъ!.. А!.. кровопійца!-- послышалось въ толпѣ.

Пелиссье почувствовалъ, какъ холодъ пробѣжалъ у него по тѣлу.

Тѣмъ не менѣе онъ остался спокоенъ и съ поднятой головой и твердымъ взглядомъ направился къ церковной паперти. На минуту наступило молчаніе; толпа, казалось, оробѣла или даже нѣсколько смутилась смѣлостью Пелиссье. Но едва онъ переступилъ паперть, какъ раздались голоса:

-- Долой Пелиссье! смерть кулаку!.. повѣсимъ его!

Одинъ изъ главныхъ вожаковъ, косоглазый парень, продавецъ требухи, съ голыми руками, похожій на бульдога, по имени Калунья, взмахнулъ дубиной, которую онъ держалъ въ рукѣ, и проревѣлъ:

-- Живѣе, вы, остальные! надо ему отплатить!

Впереди всѣхъ ринулся онъ въ церковь, а за нимъ человѣкъ 20 мужчинъ и женщинъ, которые вопили и грозили кулаками.

Пелиссье замѣтилъ въ глубинѣ церкви кое-кого изъ своихъ друзей и бросился было къ нимъ, но тѣ, напуганные бѣшено-раздраженной толпой, скрылись на хоры. Оставшись одинъ посреди главнаго прохода, торговецъ вздумалъ укрыться у каѳедры, съ которой произносились проповѣди, но едва онъ успѣлъ подняться на нѣсколько ступеней винтообразной лѣстницы, какъ кто-то изо всей силы ударилъ его по головѣ дубовой скамейкой. Онъ потерялъ равновѣсіе и почти безъ сознанія покатился на каменныя плиты. Видя, что онъ упалъ, убійцы съ дикими криками ринулись на свою жертву, но сознаніе вернулось къ нему и, закрывъ свое лицо обѣими руками, онъ простоналъ:

-- Ко мнѣ, мои друзья!

Но спрятавшіеся въ алтарѣ обыватели не двинулись съ мѣста, опасаясь насилія толпы. Отъ взрыва неистовыхъ народныхъ страстей они лишились способности размышлять и дѣйствовать, такъ что ни одинъ изъ нихъ не подумалъ скрыться, чтобы извѣстить муниципальныя власти, или обратиться за помощью къ капитану Траване, проходившему въ это время съ отрядомъ драгунъ полка Mestre-de-Camp. Всѣ жались одинъ къ другому, какъ напуганное грозой стадо барановъ, блѣдные, съ расширенными глазами и дрожа за собственную безопасность.

Въ отвѣтъ на стоны Пелиссье раздавались ужасные вопли. Калунья ударилъ его кулакомъ и поставилъ его на ноги.

-- Ты хотѣлъ, чтобы мы околѣвали съ голода,-- сказалъ онъ.-- Теперь твоя очередь... Теперь мы заставимъ тебя попробовать вкусъ хлѣба!

Онъ грубо толкнулъ его впередъ; десять или одиннадцать рукъ опустились на плечи торговца и его поволокли изъ церкви. Недалеко отъ входа въ нее находилась глубокая цистерна, наполненная водой.

-- Напойте его водой!-- кричали кругомъ. Но разъяренная толпа нашла, конечно, такое рѣшеніе слишкомъ скорымъ; имъ трудно было отказаться отъ своей побѣды, не вкусивъ сладости утонченной мести, и они остановились въ нерѣшительности, какъ вдругъ къ нимъ бросился въ ужасѣ какой-то священникъ. Это былъ аббатъ Ралле, каноникъ церкви С.-Максъ, энергичный и кроткій священникъ, хорошо извѣстный въ предмѣстьѣ Вееля, благодаря своему самоотверженію и состраданію.

-- Друзья мои,-- взмолился онъ:-- злоба помутила вашъ разумъ... Остановитесь! Будьте христіанами, а не дикими звѣрями.

Его слова была прерваны яростными проклятіями:

-- Довольно!.. Въ ризницу попа!.. довольно намъ читать проповѣди! мы здѣсь не у обѣдни!

Аббатъ понялъ, что звѣрство этихъ людей заглушило въ нихъ всякое чувство состраданія. Тѣмъ не менѣе онъ сдѣлалъ еще одно усиліе и смѣло сказалъ:

-- Несчастные; вы хорошо видите, что этотъ человѣкъ уже умираетъ. Допустите меня по крайней мѣрѣ приготовить его къ настоящей христіанской кончинѣ и дать ему причастіе. Вы, конечно, мнѣ не откажете въ этомъ?

Просьба священника, который крестилъ и причащалъ ихъ дѣтей, подѣйствовала на столпившихся на паперти въ довольно большомъ числѣ женщинъ.

-- Да,-- объявили они, тронутыя суевѣрнымъ страхомъ:-- дайте ему исповѣдать свои грѣхи аббату Ралле.

Мужчины уступили и, бросивъ свою жертву, словно какой-нибудь узелъ, на ступени церкви, отошли на нѣсколько шаговъ, въ то время какъ каноникъ, сдѣлавъ крестное знаменіе, опустился передъ умирающимъ на колѣни.

-- Приготовьте его къ смерти, господинъ аббатъ, но торопитесь!.. намъ некогда ждать!

Взрывъ хохота былъ грубымъ отвѣтомъ на эту шутку. Аббатъ однако не смутился; онъ началъ бормотать молитвы и сдѣлалъ видъ, что исповѣдуетъ Пелиссье, который отвѣчалъ ему слабыми жалобами. Каноникъ прилагалъ всѣ усилія, чтобы какъ можно дольше продлить церемонію, надѣясь, что своимъ авторитетомъ ему удастся какъ-нибудь разсѣять бунтовщиковъ; но они какъ будто начинали уже понимать его хитрость и обнаруживали нетерпѣніе. Слышался ропотъ:

-- Долго ли онъ будетъ мѣшкать? Онъ безумецъ!.. Если онъ не кончитъ сейчасъ же,-- клялся Калунья, размахивая своей дубиной,-- я его тоже прикончу... Спѣши, аббатъ, проваливай отсюда, или я тебѣ выпотрошу кишки.

Грозная толпа собралась около священника и кающагося.

, Друзья аббата Ралле, подошедшіе къ дверямъ и трепетавшіе за жизнь каноника, бросились къ нему и, несмотря на его сопротивленіе, увлекли его на средину церкви. Толпа ринулась на Пелиссье. Калунья сорвалъ съ него сѣрое платье, потомъ четверо схватили его за руки и за ноги и съ яростнымъ ревомъ понесли его до самаго низа паперти. Покачавъ его съ минуту, они бросили его на мостовую. Тѣло упало съ глухимъ шумомъ. Несчастный пронзительно вскрикнулъ, страхъ охватилъ мучителей при этомъ раздирающемъ крикѣ. Въ теченіе нѣсколькихъ минутъ длилось такое молчаніе, что можно было ясно услышать звенящее стрекотаніе стрекозъ въ залитыхъ солнцемъ виноградникахъ.

Толпа опять набросилась на свою жертву.. Разбитый и окровавленный, Пелиссье еще дышалъ.

Калунья ударилъ его ногой и потащилъ его къ подножію холма, сопровождаемый сотней мужчинъ и женщинъ, которые бѣжали внизъ, крича:

-- Смерть кулакамъ!

На площади Короны на пустой телѣгѣ ѣхалъ какой-то поселянинъ. Увидя валившую съ дикими криками разъяренную толпу, онъ бросилъ свою телѣгу и въ ужасѣ бросился бѣжать. Замѣтивъ брошенную телѣгу, бунтовщики испустили крики торжества. Калунья привязалъ умирающаго за ноги къ задней скамейкѣ, а самъ усѣлся на передней, размахивая, словно ужаснымъ знаменемъ, своей палкой, къ которой было прикрѣплено окровавленное платье Пелиссье.

-- Но-о!-- кричалъ онъ.

Онъ хлестнулъ испуганную лошадь кнутомъ, и мрачный кортежъ крупной рысью въѣхалъ въ предмѣстье, а все увеличивающаяся толпа продолжала ревѣть и кричать.

II.
Гордость провинціи.

Предмѣстье города, раскинувшееся у подошвы холма, пересѣкается въ длину улицей, которая называется Долиной Священниковъ и примыкаетъ къ главнымъ улицамъ нижняго города, въ то время она называлась улицей св. Антонія. Старинные дома, построенные еще въ началѣ XVII вѣка въ стилѣ Возрожденія, придаютъ ей довольно красивый видъ. Одинъ изъ нихъ, выходившій фасадомъ противъ церкви св. Антонія, привлекалъ вниманіе своимъ крыльцомъ съ коваными желѣзными перилами, съ поперечными тонкой работы окнами. Въ верхнемъ его этажѣ, украшенномъ уродливыми изваяніями, жило въ то время семейство Ронъ. Въ тотъ моментъ, когда мятежъ сталъ разгораться около С.-Макса, m-me Ронъ, вдова совѣтника Баруа, сидѣла послѣ обѣда въ своей гостиной, выходившей окнами на улицу, и мирно бесѣдовала въ ней со своей племянницей Гіацинтой Эризель и своимъ старымъ другомъ, кавалеромъ Даніелемъ де-Вандіеръ.

Въ обширной гостиной, которая была обита деревянными, выкрашенными сѣрой краской панелями и украшена изображеніями на верхнихъ частяхъ дверей и зеркалъ пастушковъ во вкусѣ Буше, было въ это время темно, благодаря внутреннимъ ставнямъ, закрывавшимся въ часы сильной полуденной жары. Однако лучи съ улицы все проникали настолько, что, несмотря на то, что комната была обита коврами, въ ней до самыхъ отдаленныхъ уголковъ царилъ голубоватый полусвѣтъ. Громадный букетъ королевскихъ розъ въ вазѣ выдавался ярко краснымъ пятномъ и распространялъ вокругъ себя запахъ умирающаго лѣта. Въ этомъ бархатистомъ полусвѣтѣ трое собесѣдниковъ; несмотря на разницу выраженій лицъ и цвѣтовъ одежды, составляли одно гармоническое цѣлое, напоминая очаровательныя и задушевныя картины Тербурга. Расположившись съ удобствомъ въ глубокомъ креслѣ около столика и углубившись въ вязанье косынки изъ розовой шерсти, г-жа де-Ронъ сидѣла прямо, не сгибая своего еще стройнаго стана. Ей было лѣтъ пятьдесятъ. Ея черное шелковое, съ короткими рукавами платье открывало еще довольно красивыя руки, а сквозь полотняный воротникъ просвѣчивали ея плечи. Черный бархатный воротникъ, застегнутый пряжкой кокетливо скрывалъ морщины на ея шеѣ. Приподнятые и напудренные на китайскій ладъ волосы придавали ея четыреугольному лбу характеръ своевольной мужественности. Ея голубые, очень живые глаза блестѣли подъ еще черными бровями. Тонкій и немного острый носъ, тонкія, съ приподнятыми уголками губы и выдающійся подбородокъ сообщали удлиненному овалу ея лица выраженіе нѣсколько насмѣшливое. Видно было, что этотъ тонко очерченный ротъ способенъ былъ пускать стрѣлы ироніи и что его владѣлицѣ не стоило труда при случаѣ дать язвительный отпоръ.

Тщедушный, исхудалый, сгорбленный, съ поблекшимъ лицомъ и съ красными вѣками, узкимъ лбомъ, тонкимъ носомъ, застѣнчивый кавалеръ де-Вандіеръ сидѣлъ въ креслѣ недалеко отъ вдовы, смотря на нее, не отрываясь. Онъ казался старше ея, несмотря на то, что они были однихъ лѣтъ. Его хилое тѣло тонуло въ просторномъ изъ сѣраго сукна камзолѣ и желтыхъ панталонахъ; шелковые чулки обтягивали его худыя икры. Его постоянно двигавшіеся пальцы вертѣли круглую плоскую табакерку. Табакъ былъ его единственной слабостью, и онъ нюхалъ его съ наслажденіемъ: но начиная съ масленицы вплоть до Пасхи, онъ изъ набожности при талъ свою табакерку въ ящикъ и не нюхалъ, устраивая такимъ образомъ себѣ постъ. Говорили, что въ ранней молодости онъ былъ платонически влюбленъ въ свою кузину, г-жу де-Ронъ. Онъ не хотѣлъ жениться и какъ только г-жа де-Ронъ овдовѣла, онъ не отходилъ отъ нея, словно пудель, и занимался ея дѣлами усерднѣе, чѣмъ своими собственными. Онъ аккуратно приходилъ къ ней каждый день играть въ трикъ-тракъ. Рыцарь въ душѣ, набожный Даніель де-Бандіеръ въ обыденной жизни былъ нервенъ и трусливъ, какъ заяцъ; но его преданность доходила до страсти и въ случаѣ надобности этотъ баранъ могъ стать смѣлымъ и стойкимъ до геройства.

Сидя у окна, гдѣ было достаточно свѣта, который проникалъ черезъ пріотворенныя ставни, Гіацинта Эризель вышивала въ пяльцахъ. На ней было ея бѣлое шерстяное одѣяніе, съ крестомъ канониссы на лѣвомъ плечѣ. Она состояла дѣйствительнымъ членомъ капитула аббатства Пуланже, куда допускались только тѣ, кто могъ насчитать уже десять поколѣній предковъ-дворянъ со стороны отца и четыре поколѣнія со стороны матери. Оставшись сиротой съ небольшимъ состояніемъ, она въ раннемъ дѣтствѣ вступила въ этотъ капитулъ, строгія правила котораго обезпечивали канониссамъ независимость и уваженіе, какими пользуются замужнія женщины, въ то же время избавляя ихъ отъ возможнаго несчастнаго супружества. Гіацинтѣ Эризель было 24 года. Ея густые рыжеватые волосы, вьющіеся и напудренные, мягко обрамляли овалъ ея веселаго личика. Лицомъ она была похожа на тетку, но знатность происхожденія и природная доброта въ немъ сказывались сильнѣе, и при томъ ея лицо носило отпечатокъ поэзіи, котораго мы напрасно стали бы искать на лицѣ положительной мадамъ де-Ронъ. Гибкая округленная талія, красивая линія ея бюста, великолѣпныя плечи, бѣлая, какъ мраморъ, шея -- придавали ей необыкновенную очаровательность. Ея обольстительная внѣшность довершалась большими зеленоватыми глазами, высокимъ, слегка покатымъ лбомъ, который намекалъ на способность увлекаться, тонко очерченнымъ носомъ и умнымъ и въ то же время мягкимъ ртомъ, которымъ она улыбалась какъ-то особенно, какъ будто только одной его стороной. Носъ съ горбинкой и выдающійся подбородокъ молодой женщины указывали на ея происхожденіе изъ Лотарингіи.

Гіацинта увѣряла, что съ материнской стороны она происходила изъ семьи Гизовъ, и, дѣйствительно, она отличалась тѣми же страстными порывами, гибкостью ума и очаровательной граціей, которые составляли отличительную черту этой фамиліи и которые самымъ нагляднымъ образомъ выразились у Маріи Стюартъ.

-- Кузина,-- сказалъ де-Вандіеръ, пряча въ карманъ жилета свою табакерку,-- не начать ли намъ партію въ трикъ-тракъ?

-- Нѣтъ, подождите еще, Даніель... я не люблю, чтобы меня безпокоили во время игры, а сейчасъ я жду визита Божара.

-- О-о! значитъ господинъ депутатъ въ Барѣ?

-- Онъ пріѣхалъ сюда на нѣсколько дней по случаю этого пресловутаго адреса нотаблей... А кстати, почему вы не поѣхали къ С.-Максъ?

-- Почему?.. Во-первыхъ, потому, что я не расположенъ говорить комплименты якобы народному собранію... и, кромѣ того, увѣряютъ, что тамъ непремѣнно произойдетъ споръ, и я не желаю впутываться въ драку.

-- Кто же будетъ драться, скажите пожалуйста?

-- Виноградари и ткачи, которые шумятъ изъ-за Нелиссье, торговца хлѣбомъ; вотъ уже нѣсколько дней, какъ они собираются передъ городской ратушей и грозятъ повѣсить его на фонарѣ.

-- Нужно сознаться, что власти не очень строги съ этими крикунами?

-- Я хотѣлъ бы посмотрѣть, какъ новый муниципалитетъ будетъ изнывать отъ хлопотъ... Если бы господа лавочники относились къ выборамъ въ муниципалитетъ болѣе осмотрительно, то муниципалитетъ сдѣлался бы умнѣе и пользовался бы большимъ уваженіемъ. Въ концѣ концовъ,-- прибавилъ иронически де-Вандіеръ, почерпая изъ своей табакерки,-- вашъ депутатъ Божаръ, состоя въ дружбѣ съ этими людьми, располагаетъ, конечно, достаточнымъ вліяніемъ, чтобы отвратить грозу... Чего ради онъ нанесетъ вамъ визитъ?

-- Я съ нимъ была- хорошо знакома еще въ то время, когда онъ служилъ при нашемъ судѣ и пользовался уваженіемъ покойнаго моего мужа... Несмотря на свои странности, онъ отличается галантностью. Въ наше время пріятно имѣть друзей даже среди революціонеровъ.

-- Этотъ господинъ Божаръ въ прежнее время пріѣзжалъ въ Шаладъ, къ моей теткѣ,-- сказала Гіацинта.

-- Ха, ха, ты помнишь его, крошка?

-- Конечно!.. Онъ прекрасно игралъ и пѣлъ... Онъ отличался умомъ и красивой наружностью... Досадно, что человѣкъ съ такими качествами перешелъ въ лагерь революціонеровъ.

-- Онъ къ намъ вернется,-- сказала г-жа де-Ронъ, отталкивая ногой клубокъ шерсти: -- онъ всегда вращался между благородными людьми и получилъ воспитаніе у бенедиктинцевъ монастыря С.-Ванъ.

-- А пока онъ льститъ подстрекателямъ,-- сказалъ кавалеръ де-Вандіеръ.-- Мы неисправимы, мы отогрѣваемъ на нашей груди змѣенышей, которые спѣшатъ насъ ужалить при первой возможности. То же самое произошло съ этимъ Ренаромъ, племянникомъ священника въ Шаладѣ, къ которому такъ привязалась ваша сестра. Развѣ онъ не сочинялъ нелѣпые стихи на взятіе Бастиліи?

-- Ренаръ?..-- повторила г-жа де-Ронъ.-- Я знала его мать, урожденную Дютертръ, которая вышла замужъ довольно неудачно. Со стороны мужа кто-то изъ родственниковъ достигъ довольно высокаго положенія; впрочемъ, послѣдствія этого теперь уже не чувствуются.

-- Напротивъ,-- насмѣшливо сказалъ Вандіеръ: -- висѣлица приноситъ счастье въ домъ повѣшеннаго.

-- Что касается Франсуа Божара, то онъ совершенно другого характера и его можно принимать безъ боязни себя скомпрометировать.

При этихъ словахъ открылась дверь, и старый слуга въ ливреѣ доложилъ:

-- Господинъ депутатъ Божаръ!

-- Легокъ на поминѣ!..-- пробормоталъ кавалеръ де-Вандіеръ, который любилъ поговорки.

Франсуа Божаръ, войдя съ улицы въ темную комнату, остановился на минуту на порогѣ гостиной.

-- Сюда, г-нъ лейтенантъ-генералъ,-- привѣтствовала его г-жа де-Ронъ, не поднимаясь съ кресла и нарочно употребляя такой титулъ, чтобы не называть его депутатомъ:-- очень рада васъ видѣть!

Депутатъ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ, поклонился хозяйкѣ дома и почтительно поцѣловалъ ея руку.

-- Я нр хотѣлъ разстаться съ вами, не засвидѣтельствовавъ вамъ своего почтенія!

-- Благодарю васъ, любезный Божаръ, вы желанный гость и найдете здѣсь старыхъ знакомыхъ... вотъ кавалеръ де-Вандіеръ и канонисса д'Эривель, которую вы встрѣчали когда-то въ Шаладѣ.

Раскланявшись съ де-Вандіеромъ, Франсуа Божаръ поклонился Гіацинтѣ, которая привстала и сдѣлала ему реверансъ.

-- Вы, вѣроятно, не помните меня,-- проговорила она:-- я была тогда дѣвочкой и очень несносной.

-- Вы ошибаетесь, сударыня,-- возразилъ онъ своимъ низкимъ и звучнымъ голосомъ:-- я помню одну шалунью, которая обѣщала сдѣлаться очаровательной, и теперь я вижу, что вы сдержали обѣщаніе, данное въ дѣтствѣ.

По его убѣжденному тону видно было, что въ его устахъ это не было банальнымъ комплиментомъ, и что онъ выражалъ искреннее удивленіе. Гіацинта въ отвѣтъ вторично сдѣлала реверансъ и сѣла. Сдѣлавъ видъ, что она очень занята своей вышивкой, она снизу осматривала депутата. Сначала онъ ей не понравился. Ни въ манерахъ, ни въ обращеніи его нельзя было упрекнуть, по ее шокировалъ его доктринерскій тонъ, въ немъ какъ будто слишкомъ еще чувствовался судейскій крючокъ.

-- Вы прибыли отъ С.-Макса, сударь,-- спросилъ кавалеръ де-Вандіеръ слегка задорнымъ тономъ.-- Тамъ, кажется, сильно шумятъ и хотятъ повѣсить Пелиссье.

-- Въ предмѣстьѣ большая нищета, сударь, и когда бѣдные люди хотятъ ѣсть, тогда трудно помѣшать имъ кричать. Тѣмъ не менѣе, я надѣюсь, что если Пелиссье остороженъ, то намъ не придется скорбѣть о нарушеніи порядка.

-- Что посѣешь, то и пожнешь!... Да услышитъ васъ Господь!.. А какія извѣстія принесли вы намъ изъ Версаля?.. Не нашелъ ли вашъ господинъ еще какого-нибудь способа для поправленія нашихъ финансовъ, вытягивая изъ кармановъ дворянства.

-- Господинъ Вандіеръ, дворянство черезчуръ благоразумно, чтобы не принимать участія въ общихъ жертвахъ. Есть сила вещей, которая поднимаетъ его выше личныхъ соображеній; великая революція началась, ничто ее не остановитъ; отъ самого дворянства зависитъ поддержать ее и тѣмъ исполнить свой долгъ.

-- Революція,-- вскричалъ г-нъ де-Вандіеръ, воздымая руки:-- вотъ грубое слово! Но нѣтъ, сударь, нашъ долгъ сохранить монархію, которую хотятъ разрушить крамольники.

-- Собраніе питаетъ самое глубокое уваженіе къ монархіи и къ монарху,-- важно объявилъ Божаръ:-- но королю даютъ плохіе совѣты, и въ этомъ виноваты его вѣроломные совѣтники, которые могутъ разрушить спокойствіе государства.

-- Тѣмъ не менѣе, сударь,-- съ живостью возразила Гіацинта,-- король воодушевленъ самыми великодушными намѣреніями и онъ ихъ доказалъ, созвавъ генеральные штаты.

-- Король, сударыня,я думаю такъ же, какъ вы, дорожитъ общественнымъ благомъ; онъ надѣленъ превосходными качествами, только при его рожденіи вмѣшалась одна злая фея. "Ты будешь преисполненъ добрыхъ намѣреній,-- предсказала она:-- но ты будешь нерѣшителенъ и слабъ, и что даешь одной рукой, то будешь отбирать другой..." Я долженъ прибавить, что теперь роль злой феи, къ несчастью, играетъ королева Марія-Антуанетта.

-- Вы клевещете на королеву, сударь... Ея величество -- это ангелъ!

-- Да, ангелъ суетности и каприза... она относится къ революціи, которая должна рѣшить судьбу Франціи, какъ она относится къ какой-нибудь придворной интригѣ, имѣющей цѣлью смѣстить министра и сдѣлать фавориткой г-жу де-Полиньякъ.

-- Фи! сударь,-- съ негодованіемъ возразила Гіацинта:-- люди, принадлежащіе къ партіи герцога Орлеанскаго, и тѣ не позволили бы себѣ говорить такимъ злымъ языкомъ.

Сверкающіе, большіе глаза канониссы смутили на минуту депутата и ихъ очарованіе остановило рѣзкое возраженіе, которое готово было сорваться съ его губъ. Онъ улыбнулся и сѣлъ рядомъ съ Гіацинтой.

-- Вѣрьте мнѣ, сударыня,-- сказалъ онъ: -- оставимъ этотъ споръ, политика звучитъ диссонансомъ въ устахъ молодой женщины... Лучше объясните мнѣ, какому счастливому случаю я могу приписать нашу встрѣчу съ вами, въ то время, какъ, по моему расчету, вы должны были находиться въ аббатствѣ Пуланже?

Она взглянула на него сбоку и замѣтила, что, когда онъ улыбался, лицо его становилось мягче и моложавѣе. Сообразивъ, что она ничего не достигнетъ, нападая на него открыто, она весело отвѣчала:

-- Вы, вѣроятно, представляли себѣ, что мы совсѣмъ заперты въ монастырѣ? Мы имѣемъ право проводить каждый годъ по мѣсяцу у подругъ или три мѣсяца у нашихъ родныхъ... Я этимъ воспользовалась, чтобы навѣстить мою тетушку.

-- И вы не скучаете за вашими монастырскими рѣшетками?..

-- Во-первыхъ, въ монастырѣ нѣтъ рѣшетокъ... Каждая изъ насъ имѣетъ свои комнаты и мы по очереди принимаемъ другъ друга. Многія изъ насъ отлично играютъ; мы часто устраиваемъ у себя маленькіе концерты, которые проходятъ не безъ удовольствія. Поете ли вы, какъ прежде, сударь?

-- А что? Вы помните, что я пѣлъ!

-- Конечно,-- сказала она, кидая на него очаровательный взглядъ:-- я помню, однажды вы намъ прекрасно спѣли "Я потерялъ свою Евридику"... На васъ было въ тотъ день платье изъ сѣрой матеріи съ темно-сѣрыми полосами, которое вамъ очень шло... Ребенкомъ все помнишь, особенно когда живешь въ такой уединенной деревнѣ, какъ Шаладъ.

Онъ, видимо, съ удовольствіемъ слушалъ эту красивую дѣвушку. Ему было пріятно, что о немъ помнили, и самолюбіе его было польщено. Близость молодой, обворожительной патріотки съ большими зелено-синими глазами смягчала строгость его принциповъ. Замѣтивъ произведенное ею впечатлѣніе, канонисса рѣшила привлечь Божара на свою сторону и пустила въ ходъ всѣ способы, чтобы его плѣнить.

Пока г-жа де-Ронъ и г-нъ де-Вандіеръ устраивались около ихъ столика для партіи трикъ-трака, депутатъ и канонисса предавались воспоминаніямъ о своемъ совмѣстномъ пребываніи въ Шаладѣ. Благодаря Руссо и Бернардину де-С.-Пьеру, было въ модѣ бесѣдовать о природѣ. Оба собесѣдника по очереди восхищались огромными Аргонскими лѣсами, свѣтлыми прудами, окруженными тростниками, тишиной деревень, затерявшихся въ глубинѣ лѣсовъ. Оба собесѣдника были отлично образованы; ихъ разговоръ переходилъ на музыку, театры, философію извѣстныхъ писателей и ихъ сочиненій. Франсуа Божаръ старался снискать ея расположеніе, и это удавалось ему отчасти благодаря его одушевленію, которое доходило порою до краснорѣчія, отчасти благодаря звучному голосу, который придавалъ колоритность даже наиболѣе рѣзкимъ его словамъ. Польщенный вниманіемъ канониссы, онъ забылъ о своихъ тревогахъ по поводу Пелиссье на собраніи нотаблей. Онъ позабылъ и бурную толпу около церкви и угрожающія кучки людей, мимо которыхъ ему приходилось спуститься въ предмѣстье...

Вдругъ мирное спокойствіе этой укромной комнаты, гдѣ розы испускали ароматъ и гдѣ такъ любезно умѣли вести бесѣду, было нарушено страшнымъ шумомъ, доносившимся съ улицы. Можно было различить зловѣщіе крики сотни фальшивыхъ и пьяныхъ голосовъ, слышно было, какъ поспѣшно запирали вездѣ ставни и двери.

Канонисса и ея собесѣдникъ сразу прекратили разговоръ и насторожили уши. По мѣрѣ того, какъ крики приближались, черты лица депутата дѣлались все мрачнѣе и мрачнѣе.

-- Что значитъ этотъ шумъ?-- спросила г-жа де-Ронъ, роняя свой наперстокъ.

-- Хмъ!-- пробормоталъ обезпокоенный кавалеръ: -- я думаю, что, несмотря на увѣренія г-на депутата, у С.-Макса произошли безпорядки.

-- Божаръ,-- сказала г-жа де-Ронъ,-- взгляните, что происходитъ?

Франсуа Божаръ, не дожидаясь разрѣшенія, открылъ ставни и распахнулъ окно. Свѣсившись на перила подоконника посмотрѣть на улицу, онъ вдругъ вздрогнулъ съ головы до ногъ.

Съ высоты улицы св. Антонія, сплошь залитой лучами уже закатывающагося солнца, двигалась плотная, бурная толпа, испуская хриплые возгласы. По ея сторонамъ люди въ ярости колотили палками въ закрытые ставни домовъ, или отплясывали какой-то танецъ вокругъ мчавшейся крупной рысью повозки.

Божаръ прикрылъ рукой глаза; когда яростный потокъ приблизился къ площади, онъ увидалъ какого-то человѣка, привязаннаго къ сидѣнью, и Калунью, размахивающаго чѣмъ-то вродѣ тряпки, привязанной къ концу палки. Скоро депутатъ узналъ въ этомъ залитомъ солнцемъ отрепьѣ сѣрое, запачканное кровью платье и, еще не видя Пелиссье, котораго влачили позади повозки, догадался о страшной трагедіи.

-- Они его убили!-- прошепталъ онъ, поворачиваясь, весь блѣдный, къ дамамъ и къ кавалеру.-- Не смотрите, прошу васъ, сударыни!

Толпа мятежниковъ остановилась какъ разъ противъ Ихъ оконъ, на площади св. Антуана, гдѣ бѣжалъ тогда ручей. Двое мужчинъ схватили тѣло Пелиссье и бросили его въ воду; одна женщина присѣла на корточкахъ на краю и повернула лицо несчастнаго торговца къ безоблачному небу, которое виднѣлось между крышъ.

-- Смотри на небо,-- сказала ему она,-- и проси у него прощенія!

Пьяная отъ жестокости толпа, этотъ звѣрь въ человѣческомъ

образѣ, вполнѣ обнаружила свою порочную природу. Мегеры, еще болѣе неукротимыя, набили навозомъ открытый ротъ убитаго.

-- Вотъ тебѣ! ѣшь сдобный хлѣбъ!-- рычали они съ отвратительными усмѣшками.

Возбужденный крикомъ толпы, Калунья спрыгнулъ съ повозки и началъ танцовать на трупѣ.

-- Чудовища!-- зарычалъ изъ окна возмущенный Божаръ:-- вы не французы, вы ведете себя, какъ дикіе звѣри!

Въ отвѣтъ на это раздались брань и угрозы:

-- Хе! Видите наверху... Не желаешь ли, чтобы и съ тобой сдѣлали то же самое?

-- Отойдите!.. Вы хотите, чтобы насъ убили!-- пролепеталъ дрожащій кавалеръ, хватая Божара за камзолъ.

Онъ потащилъ его въ гостиную и быстро закрылъ ставни. А съ площади все еще несся страшный крикъ: "Смерть барышникамъ!" Всѣ четверо смотрѣли въ ужасѣ и остолбенѣніи. Слышно было, какъ роковая повозка тронулась въ путь, а толпа оборванцевъ шумно бросилась въ другой конецъ предмѣстья.

-- Какой ужасъ!-- сказала г-жа де-Ронъ, складывая руки: -- чѣмъ все это кончится?

-- Здѣсь нѣтъ ни полиціи, ни арміи, чтобы образумить этихъ разбойниковъ!-- воскликнула канонисса.

-- Боюсь, что власти потеряли голову,-- сказалъ депутатъ.-- Прежде, чѣмъ успѣютъ собрать драгунъ Траване, событія могутъ принять еще болѣе серьезный оборотъ. Сударыни,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ г-жѣ де-Ронъ и кидая почти умоляющій взглядъ на канониссу: -- я вамъ совѣтую бѣжать изъ города не далѣе, какъ сегодняшней ночью, и уѣзжать въ деревню... Эти несчастные опьянѣли отъ крови и безпорядка; безнаказанность дѣлаетъ ихъ дерзкими. Сегодня они накинулись на Пелиссье; завтра, можетъ быть, попробуютъ разграблять дома дворянъ!.. Нужно уѣхать!

-- Вы правы, Божаръ,-- отвѣчала г-жа Ронъ:-- пребываніе въ этомъ жестокомъ городѣ людоѣдовъ становится опаснымъ для насъ... Мы могли бы отправиться въ Шаладъ, къ моей сестрѣ С.-Андре... но какъ уѣхать? У меня есть только экипажъ, но нѣтъ лошадей.

-- Я вамъ ихъ добуду,-- отвѣчалъ депутатъ.-- Я бѣгу сейчасъ въ городскую ратушу и попрошу муниципальныя власти организовать оборону и потребовать присылки драгунъ... Вмѣстѣ съ тѣмъ я похлопочу, чтобы устроить вашъ отъѣздъ... Ждите меня въ полночь и будьте готовы къ отъѣзду...

Онъ подошелъ къ Гіацинтѣ д'Эризель:

-- Я сожалѣю, что долженъ такъ неожиданно васъ оставить, но надѣюсь, что мы увидимся при обстоятельствахъ, болѣе спокойныхъ.

-- До свиданья, сударь,-- отвѣчала канонисса, протягивая ему руку.

Онъ поцѣловалъ ее и, выйдя на опустѣвшую уже улицу, направился къ верхнему городу.

III.

Благодаря энергіи Франсуа Божара, муниципальныя власти рѣшились наконецъ дѣйствовать. Нѣсколько дворянъ сѣли на своихъ лошадей; былъ организованъ родъ гражданской стражи, драгуны получили приказаніе дѣйствовать, и за мятежниками была наряжена погоня. Къ несчастью, прибыли слишкомъ поздно, и не могли уже помѣшать разграбленію дома Пелиссье. Только въ восемь часовъ вечера можно было арестовать главныхъ зачинщиковъ. Когда явилась увѣренность, что безпорядки будутъ скоро подавлены, депутатъ Божаръ вернулся къ себѣ и, наскоро поужинавъ, снова спустился съ лѣстницы, имѣвшей 80 ступеней, и направился къ дому почтмейстера съ цѣлью заказать пару хорошихъ лошадей для г-жи де-Ронъ.

Уходя съ почты, онъ взглянулъ на часы. Стрѣлки показывали 9 ¹/₂ часовъ. Божаръ ускорилъ шаги и скоро дошелъ до улицы Дубильщиковъ, въ концѣ которой находился монастырь августинцевъ. Несмотря на то, что часъ былъ еще не поздній, этотъ кварталъ былъ уже безлюденъ. Испуганные безпорядками обыватели сидѣли взаперти у себя, и отъ воротъ Св. Николая до угла монастырскихъ зданій Божаръ не встрѣтилъ ни одной души. Впрочемъ, онъ, повидимому,-и не желалъ съ кѣмъ-либо встрѣтиться и быть узнаннымъ. Наоборотъ, онъ старательно скрывался, держась около стѣнъ, и для большей предосторожности, несмотря на то, что ночь была очень теплая, поднялъ воротникъ длиннаго плаща, который онъ надѣлъ поверхъ своего камзола.

Напротивъ августинцевъ, недалеко отъ моста, переброшеннаго черезъ отводный каналъ и служившаго для переправы дубильщиковъ, поднимался рядъ узкихъ, и низкихъ зданій, построенныхъ изъ глины, перемѣшанной съ соломою. Нижній этажъ ихъ былъ занятъ подъ лавки. Въ одномъ изъ этихъ домовъ жили въ то время извѣстныя въ городѣ Брикетъ и Жилотъ, тетка съ племянницей, которыя содержали кабинетъ для чтенія. Въ то время, какъ Франсуа Божаръ бѣжалъ по улицѣ Дубильщиковъ, тетка Манонъ Брикетъ ушла уже въ свою комнату, которая находилась во второмъ этажѣ; племянница же, которую звали Жилотъ сидѣла за прилавкомъ въ магазинѣ, стѣны котораго были уставлены рядами книгъ, отъ тяжести которыхъ гнулись еловыя полки. Облокотившись на прилавокъ, она, при свѣтѣ коптящей свѣчи, въ задумчивости разсѣянно перелистывала книгу съ краснымъ обрѣзомъ. Время отъ времени она поднимала голову и прислушивалась. Безпокойное движеніе ногъ въ розовыхъ башмакахъ съ высокими бѣлыми каблуками выдавало ея нервное нетерпѣніе. Нанинѣ Ж'илотъ было лѣтъ тридцать. Маленькая, толстенькая, живая, съ мальчишескими манерами, она была не лишена нѣкоторой привлекательности. Въ двадцать лѣтъ она отличалась красотой и теперь сохранила еще остатки красоты, скорѣе чувственной, чѣмъ благородной: свѣжій цвѣтъ лица, превосходные зубы, сочный ротъ, вздернутый, съ расширенными ноздрями, носъ, темные, насмѣшливые и вызывающіе глаза. Ея каштановые, отъ природы вьющіеся волосы нисцадали роскошными локонами изъ-подъ кружевного чепчика. Ея бѣлое ситцевое домашнее платье съ розовыми полосками, съ очень большимъ вырѣзомъ, открывало полную шею и обрисовывало хорошо сложенный станъ, гибкую талію и полныя бедра; круглый лобъ, блестящіе глаза, расширявшіяся ноздри и влажный ротъ,-- все Въ ней свидѣтельствовало о натурѣ чувственной и страстной. Ея тетка, Манонъ Брикетъ, дѣвица сомнительной репутаціи, предоставила ей полную свободу съ шестнадцатилѣтняго возраста. Отданная во власть своего пылкаго темперамента, Нанина все свое воспитаніе получила только въ магазинѣ, гдѣ опасныхъ книгъ было въ обиліи. На изъѣденныхъ червями полкахъ лавки пышно распустилась опьяняющая флора модныхъ романовъ вперемежку съ смѣлыми разрушительными твореніями энциклопедистовъ: "Les bijoux indiscrets" рядомъ съ произведеніями Дюкло, "Candide, Jacques le fataliste" -- рядомъ съ "Contrat Social"; "Paysanne pervertie" въ двухъ шагахъ отъ "Эмиля" Руссо и только что появившаяся новинка "Aventures du chevalier de Eaublas" около "Histoire philosophique des Indes".

Изъ всѣхъ этихъ книгъ, въ которыхъ сосредоточился распущенный и отрицательный умъ XVIII вѣка, исходило особенное испареніе утонченнаго сластолюбія, нѣчто вродѣ сладострастнаго запаха душистыхъ туберозъ въ закрытой комнатѣ. Эта жгучая атмосфера рано распалила воображеніе и смутила чувства Нанины. Не сдерживаемая ничѣмъ въ своемъ поведеніи и повинуясь только "естественному закону", она не знала ни стыдливости, которую она считала предразсудкомъ, ни религіи, которую она называла суевѣрною слабостью. Сознавая свою красоту, она рано кинулась въ водоворотъ любовныхъ похожденій и неоднократно имѣла связи. Ея любимыя книги сводили всю мораль къ одному удовольствію.

Она имѣла многочисленныхъ любовниковъ между благородными и богатыми жителями верхняго города. Говорили, что въ молодости Франсуа Божаръ занималъ первое мѣсто въ спискѣ ея обожателей. Правда, съ того времени, какъ онъ сдѣлался вліятельнымъ членомъ магистрата, онъ, повидимому, отказался отъ своей старой привязанности, тѣмъ не менѣе злые языки увѣряли, что между ними отношенія не были совсѣмъ порваны и что лейтенантъ-генералъ хранилъ къ Жилотъ особенную благодарность за прежнія удовольствія.

Злые языки были недалеки отъ истины; ночью 27 іюля 1789 года Франсуа Божаръ шелъ украдкою прямо къ книжному магазину. Два осторожные удара въ ставни магазина заставили спрыгнуть Нанину Жилотъ. Она быстро встала и побѣжала отворять дверь, которая пріотворилась, чтобы впустить депутата.

-- Наконецъ-то вы здѣсь!-- прошептала молодая женщина, осторожно поворачивая ключъ въ замкѣ: я начинала уже думать, что вы не сдержали своего слова или, можетъ быть, вамъ не доставили моего письма...

-- Я получилъ его,-- отвѣтилъ Божаръ, снимая съ себя свой длинный рединготъ,-- и, вы видите, я исполнилъ ваше желаніе... но сегодняшнія событія меня сильно задержали въ муниципалитетѣ... Вы знаете, что убили Пелиссье?

-- Да, народъ отомстилъ за себя тому, кто заставлялъ его умирать съ голоду... Его убили и совершенно справедливо.

-- Мнѣ некогда спорить съ вами объ этомъ,-- саркастически возразилъ Божаръ.-- Къ сожалѣнію, я вижу, что вы теперь еще болѣе экзальтированы, чѣмъ раньше?

-- Что прикажете?-- возразила Нанина, кидая вызывающіе взгляды темныхъ глазъ на своего собесѣдника:-- я не перемѣнилась... У меня всегда горячее сердце и голова... Садитесь и побесѣдуемъ... А вы, Франсуа Божаръ, осталось ли у васъ немного прежней дружбы ко мнѣ?

-- Вы увидите, Нанина, что я всегда готовъ быть вамъ полезнымъ, конечно, въ предѣлѣ возможнаго.

-- Увы!-- сказала задумчиво Жилотъ.-- Отлично, я сдѣлаю вамъ испытаніе. Я особенно интересуюсь однимъ талантливымъ человѣкомъ, однимъ умнымъ, но бѣднымъ малымъ, который хочетъ пробиться въ свѣтъ. Я разсчитывала, что вы могли бы прійти къ нему на помощь.

-- Сколько лѣтъ этому талантливому человѣку?

-- Девятнадцать лѣтъ!... Онъ блестяще окончилъ курсъ коллежа.

-- О, о,-- прервалъ ее иронически Божоръ:-- вы предаетесь теперь воспитанію молодежи?

-- Шутка неудачна,-- отвѣчала безъ всякаго раздраженія Нанина:-- дайте мнѣ сначала договорить... Молодой человѣкъ честолюбивъ, и его честолюбіе имѣетъ оправданіе въ его качествахъ... У меня къ вамъ двѣ просьбы за него: во-первыхъ, ввести его въ салонъ г-жи де-Шавань, которая собираетъ около себя умныхъ людей со всего Бара. Тамъ онъ могъ бы свести знакомство съ нужными людьми... И еще...

-- И еще?

-- Такъ какъ онъ бѣденъ, то дать ему случай воспользоваться вашимъ вліяніемъ; найдите ему доходное мѣсто, все равно гдѣ, въ муниципалитетѣ, или въ счетной палатѣ.

-- Какъ зовутъ вашего протеже?

-- Жанъ-Жозефъ Ренаръ... Его отецъ былъ адвокатомъ, а его дядя со стороны матери -- священникъ въ Шаладѣ.

-- Ренаръ?-- повторилъ депутатъ, насупливая свои густыя брови,-- это, вѣроятно, онъ написалъ оду на взятіе Бастиліи?

-- Онъ самый.

-- Мнѣ показывали его стихи,-- отвѣтилъ холодно Божаръ:-- они безвкусны, напыщенны и полны глупыхъ, высокопарныхъ выраженій.

-- Съ вами трудно имѣть дѣло!-- съ досадой сказала Нанина.-- Но не будемъ говорить объ этомъ... Можемъ мы разсчитывать на васъ?

-- Извините меня... во-первыхъ, я завтра ѣду въ Парижъ и не успѣю повидаться съ г-жой Шавань... Что касается мѣста, то теперь моментъ неблагопріятенъ для этого. Національное собраніе работаетъ надъ реформой провинціальнаго управленія и мнѣ поручено составить докладъ о раздѣленіи королевства на департаменты.

-- Ренаръ охотно подождетъ нѣсколько мѣсяцевъ; такъ какъ вамъ теперь поручено преобразовать администрацію, то для васъ нетрудно будетъ дать ему какую-нибудь вновь открываемую должность.

-- Я весьма сожалѣю, что долженъ снова отказать вамъ. Ставъ докладчикомъ, я положилъ себѣ за правило никогда не пользоваться своимъ положеніемъ для того, чтобы раздавать мѣста своимъ роднымъ или друзьямъ. Я не могу дѣлать исключенія и для г-на Ренара.

-- А!-- воскликнула съ раздраженіемъ. Нанина:-- вы, знаете, не очень любезны!

-- Вѣрьте, что я очень сожалѣю объ этомъ,-- пробормоталъ Божаръ, надѣвая пальто.

-- Ради Бога безъ извиненій,-- горячо отвѣчала Жилотъ: -- это безполезный трудъ. У васъ нѣтъ памяти сердца, Франсуа Божаръ, надо отдать вамъ справедливость. А! когда вы были молоды и вертѣлись около моихъ юбокъ, мнѣ слѣдовало бы вамъ отвѣчать такъ же: "Тысяча сожалѣній, моментъ неудачно выбранъ!" Но я была слишкомъ добра и наткнулась на человѣка неблагодарнаго... Но, мой другъ, похлопочите же для вашей Нанины... Окажите услугу... Вѣдь вы еще не сказали послѣдняго слова?

Въ то время, какъ она стояла передъ нимъ, вызивающе выпятивъ губу и сверкая глазами, депутату вспомнилась умная и аристократическая фигура канониссы; онъ снова видѣлъ ея зеленые, притягательные глаза, ея умный ротъ съ прелестной улыбкой. Это неожиданное видѣніе сдѣлало его равнодушнымъ къ намекамъ на его прошлое и къ ласкающимъ взглядамъ Нанины. Онъ вспомнилъ, что онъ обѣщалъ быть у г-жи де-Ронъ еще до наступленія полуночи, и быстро поднялъ воротникъ своего редингота.

-- Не настаивайте,-- сказалъ онъ, повернувшись къ своей бывшей любовницѣ:-- уже поздно, и я долженъ еще кое съ кѣмъ повидаться прежде, чѣмъ вернусь домой; до свиданья, Нанина, будьте любезны открыть мнѣ дверь.

Обманувшись въ расчетѣ, она, кусая губы, исполнила его просьбу и пропустила депутата, не промолвивъ ни слова. Но, закрывъ съ шумомъ дверь и повернувъ ключъ въ замочной скважинѣ, она протянула руку по направленію къ улицѣ и погрозила пальцемъ:

-- Ты мнѣ за это заплатишь,-- процѣдила она сквозь стиснутые зубы.

Затѣмъ она взяла подсвѣчникъ и открыла въ глубинѣ комнаты стеклянную дверь, которая вела въ заднюю половину лавки. Эта узкая комната, съ круглымъ столомъ, тростниковымъ диваномъ и соломенными стульями, служила столовой. Поставивъ огарокъ на столъ, Нанина стукнула метлой три раза въ потолокъ. Почти тотчасъ же послышались легкіе шаги и ступени внутренней лѣстницы, соединявшей верхній этажъ съ нижнимъ, заскрипѣли. Изъ темноты выступилъ молодой человѣкъ средняго роста.

Въ черномъ поношенномъ платьѣ, украшенномъ батистовымъ галстукомъ, и въ башмакахъ съ мѣдными пряжками, онъ походилъ на семинариста. Его слишкомъ приподнятыя плечи сдавливали худую шею, длинное желтое лицо и живые сѣрые глаза, посаженные близко къ тонкому носу, составляли его отличительные признаки. Тонкія и слегка сжатыя губы дополняли это безбородое лицо, придавая ему безпокойное выраженіе

-- Ну?-- нетерпѣливо спросилъ онъ.

-- Ну, мой милый,-- отвѣчала разочарованная Нанина:-- не удалось. Если бы я обратилась къ камню, и тотъ сдѣлалъ бы больше, чѣмъ онъ.

-- Онъ не желаетъ принять участіе во мнѣ?-- спросилъ Жанъ-Жозефъ Ренаръ взволнованнымъ голосомъ.

-- Не желаетъ.

-- Почему же?

-- О! пустыя отговорки!.. Онъ ѣдетъ завтра и поэтому не можетъ тебя представить г-жѣ Шавань... Что касается мѣста, то онъ сказалъ, что изъ принципа онъ никогда не оказываетъ покровительства ни роднымъ, ни друзьямъ, а тѣмъ болѣе незнакомому человѣку... Онъ даже не потрудился мнѣ позолотить пилюлю, и я, конечно, догадалась, что онъ неохотно и говорилъ о тебѣ.

-- Тебѣ нужно бы было показать ему мою оду на взятіе Бастиліи.

-- Безполезно,-- отвѣтила, пожимая плечами, Нанинъ:-- онъ ее знаетъ... Онъ имѣлъ смѣлость сказать, что твои стихи никуда не годятся... Между нами, я думаю, что онъ завидуетъ тебѣ.

На губахъ Ренара пробѣжала злая усмѣшка, и въ его сѣрыхъ глазахъ отразилась жестокая злоба, которая бываетъ у обманутыхъ честолюбцевъ или освистанныхъ авторовъ.

-- А!-- проворчалъ онъ,-- моя ода не имѣла чести ему понравиться... Завидуетъ!.. Это весьма возможно... Мой поэтическій талантъ отодвигаетъ назадъ этого презрѣннаго выскочку, и если онъ отказывается ввести меня въ салонъ г-жи Шавань, то изъ боязни, какъ бы я не занялъ тамъ прочно своего мѣста. Но это его дѣло, а я хочу проникнуть и проникну, несмотря на зависть и интриги.

-- Въ добрый часъ, мой милый!-- воскликнула Жилотъ, ласково кладя ему на плечо свою руку:-- такой умный юноша, какъ ты, не долженъ падать духомъ... Ты можешь втереться и съ другой стороны.

-- Съ какой же?-- грубо спросилъ молодой человѣкъ, которымъ вдругъ овладѣло сильное уныніе.-- Отъ старыхъ друзей моего отца я, кромѣ безучастія и нежеланія мнѣ помочь, ничего не вижу. Тѣ, которые наиболѣе расположены ко мнѣ, находятъ, что я еще слишкомъ молодъ, и совѣтуютъ мнѣ подождать... Ждать? Какъ будто бы для этого есть время... Я бѣденъ и, конечно, однимъ терпѣніемъ я не наполню моего кошелька!.. А! если когда-нибудь я достигну положенія, я заставлю ихъ дорого заплатить за ихъ пренебреженіе.

-- Ты этого достигнешь, мой другъ, вѣрь твоей Нанинѣ, которая тебя обожаетъ и рада бы по возможности тебѣ помочь!.. Но, можетъ быть, стараясь сблизиться съ вліятельными людьми, ты выбралъ не самый короткій къ этому путь?

-- Объясни мнѣ!.. Я не понимаю.

-- Иди сюда и поговоримъ спокойно,-- нѣжно продолжала Нанина, усаживая его рядомъ съ собой на диванѣ.-- Ты спрашиваешь, съ какой стороны тебѣ втереться?.. Вѣрь мнѣ, тебѣ не нужно стучаться въ двери знатныхъ и богатыхъ домовъ; а гораздо ниже, въ предмѣстьяхъ, у простыхъ людей, которые такъ же бѣдны, какъ и ты, и такъ же, какъ и ты, хотятъ улучшить свое положеніе.

-- Народъ?-- повторилъ Жозефъ Ренаръ съ пренебрежительной гримасой.

-- Да, народъ, который голодаетъ и который ропщетъ у дверей булочныхъ. Я отлично понимаю и съ открытія генеральныхъ штатовъ ясно вижу, какой оборотъ принимаютъ дѣла... Взятіе Бастиліи нанесло ударъ королевской власти и дворянству... Пошли уже слухи, что вслѣдъ за обитателями Тіера началъ волноваться рабочій народъ, которому приходится стонать... Если уже начали пріобрѣтать вліяніе тѣ, кто убилъ Пелиссье, недалеко то время, когда очередь распоряжаться дойдетъ и до меньшей братіи... Тогда тѣ, кто держали ихъ сторону, будутъ на вершинѣ. Вотъ къ кому тебѣ нужно пристроиться.

Удивленный ея пророчествомъ Ренаръ смотрѣлъ ей въ лицо своими холодными пронизывающими глазами.

-- Эге!-- пробормоталъ онъ, оживляясь надеждой:-- въ томъ, что ты говоришь,-- правда. Можетъ быть, дѣйствительно нужно держаться этой партіи?

-- Навѣрно!-- подтвердила Нанина.-- Только не нужно колебаться... Народъ такъ же, какъ и женщины, хочетъ, чтобы ему предались вполнѣ... Въ одѣ о взятіи Бастиліи ты старался, чтобы и овцы были цѣлы, и волки сыты, и не удовлетворилъ никого... Дворяне разсердились, а толпа не признала тебя за своего... Нужно дѣйствовать храбро и открыто стать революціонеромъ.

-- Но если я примкну къ ихъ партіи, я рискую поссориться съ моимъ дядей-священникомъ, а вѣдь только у него я и могу найти себѣ пріютъ и столъ.

-- Оттого-то и не слѣдуетъ вооружать пока противъ себя. Оперись сначала въ Шаладѣ, пользуйся тамъ своимъ досугомъ, чтобы попробовать написать этюдъ о правахъ и страданіяхъ народа... Я знаю здѣсь одного книгопродавца, который напечатаетъ это сочиненіе... Мнѣ, конечно, тяжело разлучаться съ тобой, я вооружусь терпѣніемъ и буду тебя извѣщать обо всемъ, что здѣсь происходитъ... Въ удобную минуту и ты пріѣдешь!.. Я хочу, чтобы въ этомъ же году ты поднялъ на бунтъ нашихъ ткачей и винодѣловъ такъ же, какъ Камиллъ Демуленъ поднимаетъ парижанъ въ Пале-Роялѣ.

-- Нанина,-- воскликнулъ ободренный и полный удивленія Ренаръ:-- ты моя добрая фея!.. Какъ мнѣ отплатить тебѣ за твою дружбу?

-- Люби меня, милый мой,-- отвѣтила Жилотъ, которая, какъ кошка, ласкалась къ юношѣ.

-- Это-то само собою разумѣется,-- пробормоталъ онъ заискивающимъ голосомъ. Стремленіе выбиться въ люди заставило безчувственнаго Ренара быть нѣжнымъ. Онъ поцѣловалъ темные глаза Нанины, которая вся такъ и задрожала отъ этой ласки.

-- О!-- отвѣчала она, цѣлуя его, въ свою очередь:-- какъ ты умѣешь меня ласкать!.. Ты мой обольститель, ты сдѣлаешься такимъ же увлекательнымъ ораторомъ, какъ и Мирабо, и въ одинъ прекрасный день я увижу тебя депутатомъ вмѣсто этого интригана Божара!

-- Нанина,-- сказалъ, сверкнувъ глазами, Ренаръ:-- всѣмъ этимъ я буду обязанъ тебѣ!

-- Да, и ты поступишь со мною такъ же, какъ и другіе, ты меня забудешь,-- сказала она со вздохомъ.

-- Никогда!

-- И ты говоришь правду?

-- Я клянусь тебѣ въ этомъ...

-- Ба!-- прошептала она, бросаясь въ его объятія:-- а пока отдадимся любви... Это единственное, что осталось вѣрнаго и лучшаго въ свѣтѣ!..

IV.

Около полуночи, по спящимъ улицамъ быстро двигалась пара сильныхъ, запряженныхъ въ просторную берлину лошадей. Онѣ неслись по направленію къ улицѣ Клермонъ, увозя въ обитой зеленымъ бархатомъ каретѣ г-жу де-Ронъ, канониссу и кавалера де-Вандіеръ. Для большей безопасности Франсуа Божаръ помѣстился на козлахъ рядомъ съ кучеромъ и сопровождалъ съ эскадрономъ драгунъ путниковъ до предмѣстья Морбо. Тамъ имъ нужно было разстаться. Поцѣловавъ руку тетки и откланявшись Гіацинтѣ, закутанной въ кружевной капюшонъ, депутатъ возвратился въ городъ, мечтая о блестящихъ глазахъ и тонкомъ профилѣ молодой женщины, которая при слабомъ свѣтѣ фонарей мелькнула какъ во снѣ.

Пока берлина неслась по дорогѣ, между двумя рядами низкихъ холмовъ, засаженныхъ виноградниками, путники старались устроиться по возможности комфортабельнѣе, чтобы спокойно провести остатокъ ночи. Обѣ дамы усѣлись въ глубинѣ кареты, а кавалеръ, сидѣвшій спиной къ лошадямъ на скамейкѣ, заваленной множествомъ узловъ, повѣсилъ свою шляпу и безъ церемоніи накрылъ голову черной шелковой шапочкой, безуспѣшно стараясь принять удобное положеніе, въ которомъ можно было бы соснуть. Но при малѣйшемъ толчкѣ чемоданы и саквояжи падали ему на колѣни и сильно безпокоили его, такъ какъ ему приходилось снова искать покоя чуть не каждую минуту.

-- О Боже мой!-- воскликнула съ раздраженіемъ г-жа де-Ронъ:-- не можете ли вы, Даніель, быть поспокойнѣе?

-- Это было бы лучше всего и для меня; виноваты эти проклятые свертки, которые не хотятъ оставаться въ покоѣ.

Онъ вздыхалъ, черпалъ изъ своей табакерки утѣшеніе и снова начиналъ сражаться съ чемоданами. Въ концѣ концовъ онъ положилъ дна чемодана подъ ноги, два другіе подъ плечи и ухитрился задремать на этомъ шаткомъ ложѣ.

Отъ Баръ-де-Дюка до Клермона 13 лье. Когда путники добрались до этого маленькаго городка, солнце уже взошло. Пока мѣняли лошадей, обѣ дамы и кавалеръ выпили по чашкѣ кофе, затѣмъ берлина тронулась дальше по дорогѣ къ Излетту, которая, подобно длинной одноцвѣтной лентѣ, вилась между двумя рядами запыленныхъ вязовъ. Канонисса спустила стекла въ окнѣ и разсѣянно смотрѣла на виднѣвшійся на горизонтѣ кудрявый лѣсъ, верхушки котораго начинали золотиться солнцемъ. Оба ея спутника снова заснули. Мало-по-малу утренній воздухъ, равномѣрное покачиваніе кареты, жужжаніе мошекъ и монотонная дорога подѣйствовали и на молодую женщину; ея глаза сомкнулись, и она забылась тяжелымъ утреннимъ сномъ, который дѣлается непреодолимымъ послѣ безпокойно проведенной ночи.

Въ Излеттѣ кучеръ свернулъ съ большой Верденской дороги, ведшей къ С.-Менехулю, и поѣхалъ по долинѣ Біэмъ, гдѣ проѣзжая дорога, идущая вдоль канала Біэмъ, направляется изъ Буле въ Віеннъ-ле-Шато. Они проѣзжали самой серединой могучаго Аргонскаго лѣса, который поднимается, какъ зеленѣющая стѣна, между полями Вердена и мѣловыми равнинами Шампани. Біэмъ, бѣгущій по холмистымъ лугамъ, дѣлитъ на двѣ неравныя половины эту лѣсистую мѣстность, которая рѣзко отличается своей разнообразной почвой и нравами жителей отъ окрестностей. Въ то время по ней проходила только одна проѣзжая дорога, и ея деревушки, гнѣздившіяся въ самой чащѣ лѣса, имѣли мало сношеній съ городами Баруа или Шампани. Невѣжественные и на половину одичавшіе крестьяне жили тамъ, отрѣзанные отъ остальныхъ провинцій, торгуя только лѣсомъ и не видя другой аристократіи, кромѣ захудалыхъ дворянъ, имѣвшихъ стеклянные заводы и сплошь да рядомъ такихъ же нищихъ и безграмотныхъ, какъ и они сами.

Эти дворяне, водворившіеся въ Аргонѣ въ XVI вѣкѣ на основаніи патента Генриха III, пользовались привилегіей выдѣлывать стекло, не утрачивая при этомъ своихъ дворянскихъ нравъ. Ихъ стеклянные заводы были разсѣяны повсюду въ глубинѣ лѣса, и они чувствовали себя настоящими владѣтельными особами. Ихъ дѣло давало имъ хорошую прибыль, но такъ какъ ихъ семьи были многочисленны, да и сами они любили жить въ свое удовольствіе, то многіе изъ нихъ совершенно разорились и ни языкомъ, ни платьемъ не отличались отъ сосѣднихъ съ ними крестьянъ, Благодаря плохимъ обстоятельствамъ и безденежью, имъ приходилось охотиться на чужой землѣ или же работать въ качествѣ простыхъ рабочихъ на стеклянныхъ заводахъ своихъ болѣе счастливыхъ родственниковъ. Но, несмотря на свою бѣдность или богатство, всѣ они гордились своимъ дворянствомъ; ихъ дѣти носили титулъ "шевалье" и женились не иначе, какъ на дворянкахъ.

Ихъ свободные нравы, необычайный для дворянъ образъ жизни смущали горожанъ, которые относились съ презрѣніемъ къ этимъ страннымъ дворянамъ, называя ихъ "жареными", такъ какъ имъ приходилось работать полуголыми передъ ихъ раскаленными печами; стекольщики, въ свою очередь, отплачивали еще большимъ презрѣніемъ разночинцамъ, которыхъ они называли "проклятыми дворняжками". Однако нѣкоторые изъ нихъ въ родѣ Гранрю, Вроссаровъ и C.-Андре умѣли снискать къ себѣ уваженіе. Они владѣли наиболѣе нужными для округа заводами и были приняты въ семействахъ провинціальной знати, сохраняя однако свою самостоятельность и своеобразныя манеры.

Карета г-жи де-Ронъ проѣхала деревню Нейфуръ и приближалась уже къ деревушкѣ Класонъ, расположенной на самой опушкѣ лѣса, какъ вдругъ ужасные крики разбудили путниковъ. Карета внезапно остановилась. Дамы вскочили со своихъ мѣстъ, кавалеръ теръ себѣ глаза и, не совсѣмъ еще проснувшись, опустилъ одно изъ стеколъ кареты. Лошади становились на дыбы. Кучеръ бранился, а кругомъ кареты кричали крестьяне, вооруженные серпами и топорами.

Де-Вандіеръ, еще не вполнѣ очнувшись отъ сна, подумалъ, что онъ еще въ Барѣ, и прошепталъ, блѣднѣя;

-- Боже мой!.. Убійцы Пелиссье!

-- Вы спите, Даніель!.. Мы уже далеко отъ Бара!-- сказала г-жа де-Ронъ; несмотря на свое самообладаніе, она тоже начала безпокоиться.

Канонисса нагнулась къ дверцѣ кареты и крикнула:

-- Кучеръ, чего хотятъ отъ насъ эти люди и что здѣсь происходитъ?

-- Съ вашего позволенія, сударыня,-- отвѣчалъ одинъ крестьянинъ,-- намъ нужны ваши лошади, чтобы отвезти лѣсъ, который мы будемъ рубить.

Если люди, столпившіеся вокругъ кареты и не имѣли ничего общаго съ убійцами Пелиссье, то они возставали противъ власти такъ же, какъ и тѣ. Они одинаково обезумѣли отъ надвигавшейся революціи. Съ быстротой электрическаго тока распространился по деревнямъ слухъ, что національное собраніе хочетъ уничтожить дворянскія права, и крестьяне, ограниченные и увѣренные въ своей правотѣ, пришли къ заключенію, что помѣщичьи земли отнынѣ должны принадлежать имъ. Жители Ардонны, еще болѣе бѣдные и невѣжественные, чѣмъ ихъ сосѣди, рѣшили тотчасъ же осуществить эту новую и удобную теорію. Клермонскіе лѣса, собственность принцевъ Конде, всегда влекли къ себѣ ихъ алчныя желанія. Съ того времени, какъ принцы перестали тамъ жить, княжескій лѣсъ дѣлался достояніемъ каждаго, и каждый мужикъ безпрепятственно пользовался въ немъ правомъ собственности. Обитатели деревни Флоранъ, расположенной противъ Клонъ, были убѣждены въ этомъ. Подъ предводительствомъ одного стараго стеклозаводчика, который считался оракуломъ, они отправились на зарѣ съ твердымъ рѣшеніемъ вернуться въ свои жилища съ хорошимъ запасомъ дровъ и бревенъ.

Подходя къ Клонъ, аррьергардъ этихъ нарушителей закона замѣтилъ берлину г-жи де-Ронъ. Почтовая карета, мчавшаяся по этой глухой дорогѣ, была для нихъ цѣлымъ событіемъ. Прежде, чѣмъ углубиться въ лѣсъ на соединеніе съ главной шайкой, аррьергардъ остановилъ карету съ цѣлью осмотрѣть подозрительный экипажъ. Тѣ, которые были подогадливѣе, предполагали, что это кто-нибудь изъ дворни изъ Вьеннь лешато, куда, по всей вѣроятности, направлялись и путешественники, и что, пріѣхавъ туда, они донесутъ на нихъ стражникамъ. Другіе, болѣе практичные, стали говорить, что почтовыя лошади пріѣхали весьма кстати и на нихъ можно увезти срубленныя деревья. Въ концѣ концовъ всѣ пришли къ единодушному рѣшенію остановить карету и везти ее за собой въ лѣсъ вмѣстѣ съ кучеромъ. Это неожиданное рѣшеніе захватило врасплохъ обѣихъ дамъ и кавалера, которые еще не успѣли очнуться отъ сладкаго утренняго сна.

-- Сударыни!-- сказалъ одинъ крестьянинъ, отворяя дверцы и приподнимая свою шапку,-- потрудитесь сойти.

Въ то же время пять или шесть нахаловъ распрягли лошадей и овладѣли сопротивлявшимся кучеромъ.

Г-жа де-Ронъ, которой были извѣстны нравы этой мѣстности поняла, что передъ нею лѣсные дикари, и рѣшила оказать имъ сопротивленіе.

-- Это слишкомъ,-- воскликнула она:-- мало того, что вы вырубаете княжескій лѣсъ, вы еще хотите взять нашихъ лошадей!

-- Сойдите, дорогая моя,-- пробормоталъ осторожный кавалеръ, и не вступайте въ пререканія съ этими дикарями!

Онъ первымъ вышелъ изъ кареты и подалъ руку обѣимъ дамамъ, умоляя ихъ быть осторожными. Гіацинта презрительно окинула взглядомъ дровосѣковъ и крикнула:

-- Вы очень дерзки... Какъ смѣете вы останавливать путешественниковъ на королевской дорогѣ?

-- Извините, сударыня,-- отвѣчалъ человѣкъ въ шапкѣ:-- мы васъ не останавливаемъ и вы свободны продолжать вашъ путь пѣшкомъ.

-- Это лучшее, что намъ остается дѣлать,-- тихонько сказалъ кавалеръ:-- Шаладъ, должно быть, не далеко.

-- По какому праву вы отнимаете нашихъ лошадей?-- надменно продолжала канонисса.

-- Если вы такъ любознательны,-- возразилъ одинъ рослый, бородатый, съ лукавой физіономіей парень,-- то спросите объ этомъ у нашего начальника!

-- Гдѣ же онъ? тотъ, кто вами начальствуетъ?

-- Въ Клонъ... Мы васъ туда отведемъ, если вы только этого желаете, прекрасная дама!

-- Покажите мнѣ дорогу!-- рѣшительно отвѣтила она.

-- Подумай, Гіацинта, что ты дѣлаешь!-- пробормотала остолбенѣвшая г-жа де-Ронъ.

-- Это безуміе,-- возражалъ де-Вандіеръ.-- Вы, очевидно, не сознаете, какимъ непріятностямъ вы можете подвергнуться въ подобной компаніи.

-- Я отлично это знаю... Но я не прочь встрѣтиться лицомъ къ лицу съ человѣкомъ, который дозволяетъ себѣ подобное разбойничество!

-- Эй! товарищи, захватимъ ихъ, и въ дорогу!..

-- Намъ некогда тутъ шутить.

Въ одно мгновеніе ока путешественники были окружены толпой. Два дровосѣка схватили лошадей за поводья, и всѣ направились въ оврагъ, ведущій въ Клонъ.

Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ дороги начинался высокій лѣсъ. Дубовыя и буковыя деревья наклонялись надъ песчаными откосами дороги, гдѣ цвѣтущій верескъ краснѣлъ среди мха. Въ этотъ ранній часъ отъ большихъ деревьевъ ложились на тропинки свѣжія тѣни. Тамъ и сямъ въ чащѣ слышались удары топоровъ, а затѣмъ глухой шумъ падающихъ деревьевъ. Сильный запахъ грибовъ шелъ изъ влажной лѣсной чащи; солнечные лучи пробивались сквозь шелестящіе отъ легкаго вѣтерка листья и кропили землю золотымъ свѣтомъ. Но ни дровосѣки, ни ихъ плѣнники не замѣчали чарующей прелести лѣса. Кавалеръ, въ своей черной, шелковой шапочкѣ, предложилъ руку г-жѣ де-Гонъ, которая на каждомъ шагу спотыкалась о камни. Оба они слегка дрожали и не рѣшались повѣдать другъ другу о своихъ непріятныхъ думахъ. Гіацинта д'Эризель шла съ высоко поднятой головой, съ раздутыми отъ досады и нетерпѣнія ноздрями; она съ любопытствомъ осматривала чащу лѣса и отрывисто спрашивала, скоро ли они придутъ...

Минутъ черезъ двадцать спустились они по откосу въ оврагъ, потомъ поднялись на возвышенность, гдѣ начинался лѣсокъ. Одинъ изъ дровосѣковъ испустилъ громкій крикъ. Невдалекѣ ему отвѣчали голосовъ двадцать. Толпа направилась по протоптанной узкой дорожкѣ, итти приходилось гуськомъ. Упругія вѣтки каждую минуту били по лицу неловкаго кавалера. Пока онъ ворчалъ, чаща становилась рѣже, и передъ путниками изъ-за вѣтвей выглянулъ воронкообразный оврагъ. Оттуда неслись крики и удары топоровъ.

-- Bon. мы и пришли,-- сказалъ мужикъ, у котораго борода походила на кустъ.-- Мошафе, проводи этихъ людей къ г-ну Данлупъ.

-- Хмъ!-- воскликнула г-жа де-Ронъ, поднимая голову;-- какъ вы его назвали?

-- Данлупъ... Длинный Іеремія... если хотите.

-- Данлупъ!.. Я встрѣчала одного съ этой фамиліей у моей сестры,-- громко сказала вдова, обращаясь къ племянницѣ.

-- Онъ дѣйствительно дворянинъ,-- подтвердилъ Мошафе,-- и плутъ большой, ручаюсь вамъ за это!.. Когда-то онъ выдувалъ бутылки, но ему было тяжело служить у другихъ и теперь онъ живетъ своими доходами... Если вы съ нимъ знакомы, тѣмъ лучше; вы можете сговориться съ нимъ!..

Въ глубинѣ оврага работа была въ полномъ ходу: крестьяне чувствовали себя какъ дома. Срубленныя молодыя деревца лежали уже на землѣ, и дровосѣки распиливали ихъ. На томъ мѣстѣ, гдѣ была когда-то старая угольная печь, двое молодыхъ людей разрѣзали на части дикую козу. Въ землянкѣ, на половину обвалившейся, рослый лѣтъ сорока мужчина усиленно хлопоталъ около очага, сложеннаго изъ четырехъ камней: онъ жарилъ на ярко пылавшихъ угольяхъ заднюю ногу козы, прикрѣпленную веревкой къ вѣткѣ дерева. Сидя на буковомъ пнѣ, онъ время отъ времени повертывалъ на веревкѣ мясо, такъ, чтобы оно подвергалось дѣйствію огня со всѣхъ сторонъ, и при помощи деревянной ложки заботливо поливалъ его сокомъ, черпая его изъ темной деревянной чашки: Онъ былъ худощавъ, но крѣпко сложенъ. Хотя добрая половина его загорѣлаго лица была покрыта бородой, тѣмъ не менѣе его лицо обнаруживало въ одно и то же время наивность и высокомѣріе; черты его но были лишены дикой величавости: носъ, похожій на птичій клювъ, два быстрые глаза, сверкавшіе подъ сросшимися бровями, высокій и узкій лобъ, обрамленный бѣлокурыми, отъ природы вьющимися волосами, довершали его внѣшность. Издали его лицо напоминало нѣсколько сельскаго дворянина, но его костюмъ ничѣмъ не отличался отъ крестьянскаго. Онъ былъ одѣтъ въ темную блузу, стянутую кожанымъ кушакомъ, ноги были обуты въ гетры изъ голубого полотна.

-- Онъ изъ нашей среды!-- прошептала г-жа де-Ронъ на ухо Гіацинтѣ въ то время, какъ Мошафе приблизился къ человѣку, жарившему козу, и долго ему разсказывалъ о происшествіи съ каретой.

Слушая дровосѣка, предводитель шайки бросалъ изъ своего угла быстрые взгляды на новоприбывшихъ. Его удивленный взглядъ переходилъ съ хилаго и дрожащаго кавалера на г-жу де-Ронъ, закутанную въ плащъ, и съ удовольствіемъ остановился на канониссѣ, гордая красота которой, повидимому, его поразила.

-- Къ вашимъ услугамъ, сударыни!-- сказалъ онъ, поднимая свою коричневую войлочную шляпу.-- Кажется, товарищи поступили съ вами немного безцеремонно. Что же требовать отъ нихъ?.. Они не были обучены хорошимъ манерамъ... У васъ отняли вашихъ лошадей? Весьма сожалѣю объ этомъ, но необходимость создаетъ законъ... Работа не терпитъ отлагательства, мы рубимъ лѣсъ, но у насъ нѣтъ средствъ, чтобы перевезти его во Флоранъ... Позвольте вашъ адресъ, увѣряю васъ словомъ дворянина, мы возвратимъ завтра же вашихъ лошадей и карету.

Смотря ему прямо въ глаза, канонисса спросила своимъ звонкимъ голосомъ:

-- Итакъ, милостивый государь, насъ не обманули... Вы дворянинъ?

-- Да, сударыня... Іеремія Данлупъ къ вашимъ услугамъ.

-- Былъ одинъ Данлупъ на стеклянномъ заводѣ г-жи С.-Андре.

-- Это былъ я,-- отвѣтилъ съ нѣкоторымъ удивленіемъ онъ.-- Вы знакомы съ Гертрудой С.-Андре?

-- Это моя тетка, а вотъ ея сестра, г-жа де-Ронъ.

Іеремія Данлупъ бросилъ свою деревянную ложку, быстро всталъ, и краска стыда на мгновеніе появилась на его загорѣлыхъ щекахъ.

-- Извините,-- пробормоталъ онъ, отвѣшивая поклонъ:-- я васъ сначала не узналъ, г-жа де-Ронъ!.. Мы даже нѣсколько сродни другъ другу, такъ какъ отецъ Гертруды по бретанскому обычаю считается моимъ дѣдушкой.

Хотя онъ и говорилъ о своей роднѣ не безъ тщеславія, тѣмъ не менѣе видно было, что онъ не очень доволенъ тѣмъ, что очутился лицомъ къ лицу съ людьми своего сословія въ то время, когда онъ держался запанибрата съ лѣсными бродягами; онъ счелъ долгомъ объяснить странное положеніе, въ которомъ онъ находился, и сказалъ, съ трудомъ подыскивая слова:

-- Да, я былъ главнымъ мастеромъ у моей двоюродной сестры С.-Андре... Но у Гертруды и у меня былъ характеръ непокладистый... Она выходила изъ себя, я же... я былъ тоже вспыльчивъ, и въ одинъ прекрасный день мы разстались изъ боязни совсѣмъ поссориться... Мнѣ, какъ ястребу, нуженъ большой просторъ.

-- И такъ же, какъ онъ,-- смѣло прервала г-жа де-Ронъ,-- вы предпочитаете пользоваться чужимъ добромъ?

Іеремія Данлупъ покраснѣлъ и насупилъ брови.

-- Можете говорить, что вамъ угодно, сударыня!..-- возразилъ онъ.-- Прошлогодняя зима поглотила весь запасъ дровъ этихъ честныхъ людей, которыхъ вы видите здѣсь. Клермонскіе лѣса принадлежатъ теперь націи, а то, что принадлежитъ націи, принадлежитъ всѣмъ, не правда ли? Развѣ собраніе въ Версали не утвердитъ отмѣну феодальныхъ права.?

-- Коли генеральные штаты употребляютъ свою власть во зло,-- пылко вскричала канонисса,-- то подобаетъ ли дворянамъ-стекольщикамъ быть въ этомъ соучастниками, имъ, которые обязаны королю своими привилегіями и осыпаны милостями принцевъ Конде?

Этотъ горячій отпоръ, повидимому, произвелъ впечатлѣніе на Іеремію Данлупъ.

Его круглые, нѣсколько на-выкатъ глаза широко раскрылись Красота и гордость Гіацинты, видимо, внушали ему уваженіе.

-- Да, я знаю,-- смущенно сказалъ онъ;-- тутъ можно говорить и за и противъ. Если принцы Конде когда-то желали добра нашей семьѣ, зато ихъ управителя не скупились для меня на штрафы и на грубости... чортъ возьми, что же вы хотите въ самомъ дѣлѣ? Праздность это плохой совѣтчикъ... Когда чувствуешь себя здоровымъ, надоѣдаетъ ничего не дѣлать, и тогда работаешь, какъ можешь.

-- Въ прежнее время,-- отвѣтила иронически канонисса,-- Данлупъ и С.-Андре служили королю и сражались въ Клостеркампѣ... Но вы предпочитаете вести войну съ дубами принца Конде... У каждаго свой вкусъ. Это, впрочемъ, до меня не касается!

Она нарочно вложила въ свои слова презрѣніе, которое задѣло за живое бывшаго стеклозаводчика. Гіацинта имѣла въ виду затронуть чувство дворянской гордости, очень щекотливое у дворянъ-стеклозаводчиковъ, и достигла своей цѣли.

-- Ужъ не принимаете ли вы меня за мокрую курицу,-- протестовалъ онъ.-- Я сражался бы такъ же, какъ мои предки, если бы королю понадобилась моя шпага.

-- Ему понадобится преданность его вѣрныхъ слугъ скорѣе, чѣмъ вы думаете,-- отвѣтила важно и таинственно молодая женщина.-- Королевской власти угрожаетъ собраніе мятежниковъ. Въ тотъ день, когда его величество обратится къ дворянству, будете ли вы съ нами, кузенъ Іеремія, или съ этими крестьянами, которыхъ вы подбиваете уже на бунтъ.

Стеклозаводчикъ слушалъ канониссу съ необычайнымъ удивленіемъ. Онъ былъ уничтоженъ. Его большіе глаза смотрѣли не отрываясь на сверкающіе зрачки этой красавицы. Онъ чувствовалъ, что она притягиваетъ его къ себѣ, какъ магнитъ.

-- Я буду съ вами, кузина, не сомнѣвайтесь въ этомъ!.. Что касается этихъ молодцовъ, то они будутъ повиноваться мнѣ безпрекословно. Я отвѣчаю за нихъ, какъ за самого себя.

Гіацинта пожала плечами, и недовѣрчивая улыбка скользнула по ея губамъ.

-- Вы въ этомъ сомнѣваетесь?-- спросилъ онъ, обиженный недовѣрчивымъ взглядомъ:-- но вы увидите...

Онъ приставилъ ко рту руку въ видѣ рупора и крикнулъ группѣ людей, въ которой находился на почтительномъ отъ нея разстояніи Мошафе съ дровосѣками, остановившими карету. Тѣ подошли, и когда они были уже около двери въ землянку, Іеремія сказалъ:

-- Товарищи! эти дамы мои родственницы, имъ необходимы лошади, чтобы доѣхать до Шалада. Поэтому я рѣшилъ, что вы доставите лошадей обратно въ Клонъ и поможете кучеру... идите и не откладывайте дѣло въ долгій ящикъ!.. я пойду самъ до дороги, чтобы посадить своихъ родственницъ въ карету.

Крестьяне слушали больше съ удивленіемъ, чѣмъ съ удовольствіемъ. Тѣмъ не менѣе они ограничились только тѣмъ, что искоса взглянули другъ на друга и затѣмъ медленно, какъ бы съ сожалѣніемъ, направились къ группѣ деревьевъ, гдѣ были привязаны лошади, и, ведя ихъ за собою, стали спускаться вмѣстѣ съ кучеромъ къ Клону.

Іеремія взглянулъ меланхолически на кусокъ мяса, висѣвшій на веревкѣ, и подозвалъ мальчишку, въ восторгѣ стоявшаго передъ козою:

-- Эй, ты!-- закричалъ онъ:-- я поручаю тебѣ позаботиться о жаркомъ.... Если оно у тебя сгоритъ, то я тебѣ нарву уши! Теперь, сударыни, я къ вашимъ услугамъ.

Кавалеръ де-Вандіеръ, который во все время разговора переходилъ отъ удивленія къ безпокойству, снова предложилъ руку г-жѣ де-Ронъ и съ покорностію пошелъ за стеклозаводчикомъ.

Іеремія, идя впереди канониссы, открывалъ шествіе и усердно отстранялъ вѣтки, которыя могли задѣть лицо Гіацинты. Онъ почти не разговаривалъ съ нею и только изрѣдка дѣлалъ короткія указанія. Не имѣя привычки къ обществу такой красивой женщины, онъ чувствовалъ себя неловко и молчалъ. Однако, когда они достигли ущелья, гдѣ итти стало легче, онъ расхрабрился и робко сказалъ:

-- Извините меня, сударыня, если я вамъ покажусь слишкомъ любопытнымъ... Вы племянница моей кузины С.-Андре, такимъ образомъ мы съ вами въ родствѣ, но я не знаю вашего имени и вы доставите мнѣ большое удовольствіе, если скажете, какъ именно васъ зовутъ.

-- Меня зовутъ Гіацинта д'Эризель,-- отвѣтила она, улыбаясь.

-- Благодарю васъ!.. Вотъ имя, котораго я не забуду,-- прошепталъ онъ какъ бы про себя.

Это восклицаніе показалось ему, безъ сомнѣнія, слишкомъ развязнымъ, и онъ снова впалъ въ безмолвіе.

Когда всѣ вышли на дорогу, то карета оказалась уже запряженной, а кучеръ сидѣлъ на козлахъ. Г-жа де-Ронъ поблагодарила стеклозаводчика, дала нѣсколько мелкихъ монетъ крестьянамъ и усѣлась съ помощію г-на де-Вандіера; когда пришла очередь канониссы, она стала искать глазами своего спутника.

-- До свиданья, г-нъ Данлупъ,-- сказала она съ милостивой улыбкой. Она протянула ему свою не затянутую въ перчатку руку, которую Іеремія держалъ съ минуту въ своей громаднѣйшей, загорѣлой, волосатой рукѣ, не зная, слѣдуетъ ли ему поцѣловать ее, или просто по-деревенски пожать.

-- Сударыня,-- пробормоталъ онъ, закрывая дверцы,-- я не клирикъ и не умѣю быть любезнымъ; но если когда-нибудь вамъ понадобится Іеремія Данлупъ, то вы его всегда найдете во Флоранѣ, противъ церкви... Вамъ только стоитъ кивнуть, и я всецѣло къ вашимъ услугамъ... Тѣломъ и душой, понимаете?

Кучеръ ударилъ кнутомъ по лошадямъ. Іеремія снялъ свою войлочную шляпу и довольно долго оставался съ непокрытой головой, устремивъ взоры на карету, удалявшуюся по бѣлесоватой дорогѣ, по сторонамъ которой тянулись луга.

V.
Фуръ-О-Муанъ,

Стеклянный заводъ Фуръ-о-Муанъ, принадлежавшій Гертрудѣ C.-Андре, стоялъ немного выше Шалада, на опушкѣ лѣса, при входѣ въ ущелье "Семи ключей". Съ площадки, гдѣ въ видѣ прямоугольника расположились заводъ и жилыя строенія, видны были черепичныя крыши деревни и высокая колокольня старинной церкви, выдававшейся своей сѣрой массой на фонѣ зеленаго кудряваго лѣса, который находился противъ рощи Гранъ-Тріажъ. Стеклянный заводъ, нынѣ уже разрушенный, состоялъ изъ десяти печей. Въ тѣ времена онъ находился въ полномъ порядкѣ. Въ немъ выдѣлывались бутылки для шампанскаго и садовые стеклянные колпаки. Пройдя широкій, поросшій травой дворъ, усѣянный тутъ и тамъ осколками стекла, посѣтитель оказывался передъ домомъ, который состоялъ изъ одного обширнаго этажа. Подъ нимъ находилось еще подвальное помѣщеніе, въ которое вела каменная лѣстница съ нѣсколькими ступенями, декорированными красивыми растеніями въ кадкахъ. Это зданіе, выходившее на востокъ и раздѣлявшееся на двѣ половины обширнымъ коридоромъ, имѣло со своей черепичной кровлей гостепріимный и пріятный видъ. Главныя комнаты выходили въ садъ, полный ярко пестрѣвшихъ цвѣтовъ. Отсюда открывался видъ на поля, принадлежавшія заводу, гдѣ въ хорошее лѣто вплоть до опушки лѣса переливались волны ржи и пшеницы.

M-lle С.-Андре было около шестидесяти лѣтъ. Такъ же, какъ и ея сестра Глоцинда, она отличалась внушительной наружностью, выражалась возвышеннымъ слогомъ и умѣла быстро найтись въ разговорѣ. Въ ней сказывалась среда, въ которой она вращалась съ дѣтства, дѣловитость съ раннихъ поръ. Привычка распоряжаться придавала ея манерамъ нѣчто мужское. Ея деревенская простота, свобода ума и слова составляли полную противоположность съ свѣтской внѣшностью и выправкой г-жи де-Ронъ. Высокая, сильная, костистая, съ крупными чертами розоваго лица, съ легкими усиками, съ густыми сѣдѣющими волосами, которыхъ она никогда не пудрила, г-жа C.-Андре не отличалась граціей, кроткое выраженіе ея прозрачно-голубыхъ глазъ придавало ей нѣчто женственное. Она носила башмаки съ желѣзными подковами, короткую юбку и корсажъ изъ шерстяной матеріи зимою и изъ полотна лѣтомъ, ходила она и говорила совершенно какъ мужчина. Съ утра до вечера раздавался ея рѣзкій голосъ и бряцаніе связки ея ключей, которые звенѣли то въ кухнѣ, то подъ сводами заводскихъ зданій. Когда заводъ бездѣйствовалъ, она занималась обработкой своей земли.

Во время полевыхъ работъ нерѣдко можно было видѣть, какъ она вязла въ жирной почвѣ пашни, работала сохой и проводила борозды не хуже самаго ловкаго пахаря.

Въ длинные зимніе вечера она много читала. Ея умъ былъ напитанъ философскими идеями энциклопедистовъ. Она не скрывала своего либерализма и въ противоположность своей сестрѣ сильно увлекалась новыми доктринами. Она принимала у себя всѣхъ выдающихся людей своего кантона, не обращая вниманія на то, къ какой партіи они принадлежали. Она ободряла крестьянскихъ дѣтей или мѣстныхъ крестьянъ, когда они стремились къ ученію, и, если ей случалось встрѣтить между ними даровитыя натуры, съ удовольствіемъ старалась облегчить имъ путь къ просвѣщенію и дать имъ возможность выйти въ люди. Такимѣто образомъ она взяла къ себѣ въ Фуръ-о-Муанъ и Франсуа Божара, когда онъ кончилъ школу бенедиктинцевъ C.-Ванъ и привязалась къ племяннику своего кюре, молодому Ренару, который привелъ ее въ восторгъ своими быстрыми успѣхами въ наукахъ.

Увидѣвъ въ одно прекрасное утро, какъ вышли изъ кареты г-жа де-Ронъ и Гіацинта съ кавалеромъ де-Вандіеръ, она пришла сначала въ изумленіе отъ этихъ неожиданныхъ гостей; но, будучи очень гостепріимна, тутъ же пустилась увѣрять, что они для нея всегда желанные гости. Въ одну минуту она придала комнатамъ, предназначеннымъ для своихъ гостей, жилой видъ, велѣла покрыть кровати, наполнить графины свѣжей водой и сдѣлала все возможное для того, чтобы съ удобствомъ размѣстить путниковъ. Больше часу бѣгала она отъ погреба къ амбару и обратно. Звеня своими ключами, ворча на прислугу и останавливаясь на минуту, чтобы обнять Гіацинту, накрывала сама на столъ, сопровождая свои дѣйствія звонкими возгласами, которые гулко раздавались по коридорамъ. Когда разговоръ зашелъ про поведеніе ея кузина Данлупа, она громко вскрикнула и принялась честить стекольщика ни на что не годнымъ хвастуномъ и мошенникомъ. Свои опредѣленія она подкрѣпляла бранными словами, отъ которыхъ бросало въ краску кавалера и г-жу де-Ронъ. Но когда Гіацинта въ комическомъ видѣ разсказала ей конецъ ихъ приключенія, она смягчилась. Особенно заинтересовалъ ее эпизодъ съ козьимъ жаркимъ, жарящимся на веревкѣ, который обезоруживалъ ея гнѣвъ.

-- А... лакомка,-- бормотала она:-- я его такимъ именно знала!.. Онъ живетъ только для того, чтобы хорошо покушать, и охотнѣе работаетъ челюстями, чѣмъ руками... Впрочемъ, все хорошо, что хорошо кончается, и онъ вамъ принесъ повинную... въ концѣ концовъ Іеремія не злой человѣкъ, съ нимъ можно быть знакомымъ и какъ-нибудь я приглашу его обѣдать съ нами.

И дѣйствительно, черезъ недѣлю послѣ этого разговора Іеремія Данлупъ, получивъ отъ C.-Андре письменное приглашеніе, явился въ Фуръ-о-Муанъ къ обѣду; на немъ былъ старый коричневый камзолъ съ жилетомъ того же цвѣта, бархатные штаны и голубые чулки. Гертруда вышла къ нему навстрѣчу и взяла его за ухо фамильярно.

-- Согласись, мой милый, что у тебя дрянная голова!

-- Да, кузина Гертруда,-- отвѣтилъ скромно онъ;-- но сердце у меня доброе, и я готовъ сознаться: mea culpa, если только это вернетъ мнѣ милость.

-- Богъ не безъ милости, бездѣльникъ!... Но тебѣ слѣдовало бы ради такого случая побывать у цирюльника Флорана!... Ты вѣдь не Исавъ и позволь тебѣ повторить, что однажды сказалъ графъ Шателе синьору Гернонъ: "Богъ тебя сдѣлалъ дворяниномъ, король сдѣлалъ рыцаремъ, сдѣлай же что-нибудь самъ для себя,-- вели подстричь себѣ бороду!..." Ну, пойдемъ къ столу!...

Его посадили рядомъ съ Гіацинтой. Обаятельная красота канониссы окончательно заставила перемѣниться этого грѣшника; когда этотъ аргонскій вепрь выходилъ изъ столовой, онъ былъ совершенно укрощенъ. Съ этого дня онъ все чаще и чаще сталъ появляться въ Фуръ-о-Муанѣ.

Размѣстившіеся въ домѣ гости m-elle С.-Андре старались заполнить чѣмъ-нибудь длинные часы своего пребыванія въ этой лѣсной глуши. Уйдя всецѣло въ свои разнородныя хлопоты, Гертруда не мѣшала каждому самому находить себѣ развлеченія. Г-жа де-Ронъ, выбитая изъ колеи своей обыденной жизни, не имѣя теперь возможности принимать гостей и ежедневно слушать ихъ болтовню, чувствовала больше другихъ тяжесть своего положенія. Деревня была ей ненавистна. Побѣдивъ Вандіера въ трикъ-тракъ, она предавалась вязанію, но вскорѣ, уложивъ свои шкатулки, начинала ужасно зѣвать и кончала тѣмъ, что засыпала надъ чтеніемъ какой-нибудь книжки религіознаго содержанія. Кавалеръ раздобылъ себѣ изъ библіотеки старинные романы Трессона и проводилъ свой досугъ, поглощая исторіи Гюона изъ Бордо или Прекрасной Мелюзины. Эти невинныя сказки и воинственные сюжеты услаждали его не бойкій и мечтательный умъ. Что касается Гіацинты, то но утрамъ она дѣятельно предавалась перепискѣ съ Пуланже или съ своими подругами, находившимися при дворѣ. Изъ Версаля ей присылали объемистыя посланія, прочитавъ которыя, она сходила въ садъ съ оживленнымъ лицомъ и блестѣвшими глазами. Въ такія минуты она напоминала боевого коня, почуявшаго запахъ пороха. Письма ея корреспондентовъ, казалось, заставляли ее почувствовать раскаленную атмосферу грозовыхъ испареній Парижа и Версаля и возбуждали ея боевые инстинкты. Встрѣчая ее въ саду, съ горѣвшимъ взглядомъ, разрумяненными щеками и трепещущими ноздрями, C.-Андре грозила ей пальцемъ:

-- Мой другъ, ты неисправима!... говорила она. Ты хочешь, какъ въ прежнее время, сражаться съ вѣтряными мельницами!...

Каждое воскресенье въ теченіе многихъ лѣтъ являлся въ Фуръ-о-Муанъ священникъ Шалада, аббатъ Дютертръ. По окончаніи вечерней службы онъ обыкновенно пріѣзжалъ на заводъ и оставался тамъ ужинать. Это былъ образованный священникъ, ученый богословъ, хорошій латинистъ, хотя въ его произношеніи слышался непріятный лотарингскій акцентъ. Онъ былъ очень полный. Лицо его, съ маленькими мигающими глазами, было испещрено слѣдами оспы. M-elle C.-Андре наслаждалась его краснорѣчіемъ и, чувствуя въ самой себѣ воинственный духъ, любила спорить съ нимъ о философскихъ вопросахъ, составлявшихъ злобу дня.

Вскорѣ послѣ того, какъ Данлупъ вернулъ себѣ милостивое отношеніе, прибылъ на заводъ аббатъ Дютертръ со своимъ племянникомъ, Жанъ-Жозефомъ Ренаромъ. Молодой человѣкъ послѣдовалъ совѣту Нанины Жилотъ. Онъ вернулся въ домъ шаладскаго священника и выжидалъ тамъ событій, работая въ то же время надъ небольшимъ политическимъ трактатомъ.

Какъ только онъ вошелъ въ гостиную, склонивъ на одно плечо голову и придавъ себѣ рабски-почтительный видъ, m-elle С.-Андре питавшая къ нему неизмѣнное благоволеніе, отрекомендовала его своимъ гостямъ, какъ подающаго прекрасныя надежды молодого человѣка. Ренаръ отвѣсилъ глубокій поклонъ. Въ отвѣтъ де-Ронъ покровительственно кивнула ему головой. Кавалеръ Вандіеръ, не благоволившій къ нему послѣ его оды на взятіе Бастиліи, отнесся къ нему холодно; одна Гіацинта приняла его любезно. Пока Жанъ-Жозефъ Ренаръ отвѣшивалъ церемонные поклоны, она быстро осмотрѣла его. Отъ нея не укрылись его бѣгающіе, острые глаза, его иронически сложенныя губы, выдающійся впередъ лобъ и блѣдность лица, свидѣтельствовавшая о его желчности. Это лицо, выдававшее честолюбіе, заинтересовало ее. Сразу можно было догадаться, что этотъ умный и тщеславный юноша, мучимый стремленіемъ сдѣлать себѣ карьеру, перейдетъ на сторону тѣхъ, кто раньше поможетъ ему выбиться изъ неизвѣстности. Эта гордая фигура не внушала Гіацинтѣ особой симпатіи. Однако, благодаря своему умѣнью проникать въ душу, она успѣла замѣтить въ немъ весьма важныя свойства: бойкій, склонный къ интригамъ умъ, смѣлость, прикрывавшуюся ложной скромностью, упорное постоянство,-- словомъ, всѣ свойства: которыя нужны, чтобы сдѣлаться ловкимъ и вкрадчивымъ политикомъ. Не теряя времени, она рѣшила овладѣть племянникомъ кюре, обратить въ пользу добраго дѣла орудіе, которое могло быть опаснымъ въ рукахъ революціонной партіи. Болѣе, чѣмъ когда-либо, чувствовала она желаніе увеличивать число сторонниковъ королевской власти, которой грозила опае ность; подавляя въ себѣ тайное отвращеніе, которое внушали ей тонкія губы и бѣгающіе глаза Ренара, она старалась овладѣть его довѣріемъ, принуждая себя быть съ нимъ любезной. Польщенный вниманіемъ красавицы, Ренаръ пустился разглагольствовать съ апломбомъ, корча изъ себя важнаго человѣка, и Гіацинта видѣла, что передъ нею тщеславный и напыщенный индюкъ. Часовъ около восьми его дядя и онъ стали прощаться. Гіацинта проводила ихъ до самаго крыльца, поздравляя кюре съ такимъ ученымъ племянникомъ, котораго не забыла пригласить навѣщать ихъ иногда на заводѣ.

Вернувшись въ свою комнату, Ренаръ облокотился на подоконникъ и старался отдать себѣ отчетъ въ своихъ впечатлѣніяхъ. Несмотря на то, что доводы Жилоты, совѣтовавшей ему примкнуть къ партіи народа и казались основательными, Ренаръ былъ слишкомъ мелочно-тщеславнымъ и легко поддавался обаянію дворянства. Любезность и аристократическая осанка д'Эризель смутили его покой, и онъ чувствовалъ, что онъ снова сбитъ съ толку.

Между тѣмъ революціонная пропаганда съ каждымъ днемъ дѣлала все большіе и большіе успѣхи, но событія были еще такъ смутны, что невозможно было дать себѣ ясное представленіе о борьбѣ обѣихъ партій и предугадать, которая изъ нихъ одержитъ побѣду. За короля стояло дворянство, армія и высшее духовенство. Подъ вліяніемъ королевы, король могъ въ одинъ прекрасный день принять рѣшительную мѣру, т. е. распустить версальское собраніе и снова возстановить абсолютную власть, которую онъ сложилъ съ себя. Тогда привилегіи, вліяніе, милости и выгодныя должности достались бы на долю тѣхъ, кто стоялъ за королевскую власть... Ослѣпленный на одно мгновеніе этимъ соображеніемъ, Ренаръ сталъ мечтать о томъ, какъ онъ при своихъ талантахъ и съ помощью этой блестящей канониссы получитъ доступъ ко двору и займетъ тамъ какой-нибудь высокій постъ. Однако, если королевская власть не устоитъ въ борьбѣ съ революціонной партіей и потерпитъ пораженіе и, какъ это предсказываетъ Нанина Жилотъ, народъ сдѣлается единственнымъ властелиномъ, то дворъ погибнетъ и Жозефу вмѣстѣ съ другими придворными придется испытать печальную участь Пьеретты съ горшкомъ молока.

Въ такомъ затруднительномъ положеніи оказался Ренаръ, подобно игроку, который не знаетъ, ставить ли ему на красное или черное. Онъ рѣшилъ удовлетвориться серединой, которая лучше всего соотвѣтствовала его двойственному и лукавому характеру, и спокойно выжидать событій въ домѣ священника, продолжая тамъ писать свой революціонный памфлетъ, поддерживая въ то же время сношенія съ Наниной Жилотъ и нащупывая почву въ Фуръ-о-Муанѣ.

Воспользовавшись приглашеніемъ Гіацинты, онъ посѣтилъ заводъ вторично и встрѣтилъ тотъ же любезный пріемъ. Канонисса обладала даромъ дѣлать людей общительными и заставила его даже признаться въ своей страсти къ писательству. Она польстила его авторскому тщеславію и, любезно выслушивая его плоскіе и претенціозные стихи, незамѣтно вмѣстѣ съ комплиментами давала совѣты. Не одобряя его выбора, она убѣждала его не писать стиховъ о свободѣ и равенствѣ. Все это было вульгарно и носило отпечатокъ дурного вкуса; настоящая поэзія должна обращаться къ болѣе возвышеннымъ предметамъ. Вмѣсто того, чтобы оставаться блѣднымъ подражателемъ Жанъ-Жака, онъ, по словамъ канониссы, пріобрѣлъ бы большую извѣстность, перейдя въ противоположный лагерь. Вотъ прекрасный случай для молодого человѣка выступить на защиту королевской власти и оклеветанной королевы. Въ то же время она разсказывала ему о блестящихъ праздникахъ въ Тріанонѣ, гдѣ Марія-Антуанетта удостаивала милостиваго пріема ученыхъ и артистовъ. Иногда они шли на прогулку въ глубь лѣса, и тамъ канонисса описывала ему королевскую охоту, роскошные пріемы, музыкальные вечера и всякія увеселенія, которымъ предавались въ аббатствѣ Пуланже. Опьяненный призраками этого аристократическаго міра съ его утонченными удовольствіями, которому онъ въ глубинѣ души сильно завидовалъ, Ренаръ бродилъ подъ сѣнью большихъ дубовъ, словно опьяненный, опьяняла его и близость очаровательной канониссы съ ея блестящими глазами, улыбкой на устахъ и неподражаемой граціей. Фамильярное обхожденіе элегантной и красивой женщины возбудило въ этомъ девятнадцатилѣтнимъ юношѣ бурныя желанія и смѣлую мечту о любви, которую мѣсяцевъ шесть тому назадъ онъ стыдливо подавилъ бы въ себѣ. Но шесть мѣсяцевъ тому назадъ Нанина Жилотъ сдѣлалась его любовницей и побѣда надъ сердцемъ Жилоты дала ему удовлетвореніе и опытъ и развила въ немъ преждевременный апломбъ. Благосклонность Нанины, которую не трудно было пріобрѣсти, онъ сталъ приписывать своимъ собственнымъ качествамъ и съ самонадѣянностью молодого человѣка, который впервые владѣлъ женщиной, вообразилъ, что и впредь онъ такъ же легко можетъ покорять женскія сердца. Эта мысль дала ему смѣлость. Онъ не былъ влюбленъ, его холодный темпераментъ служилъ ему защитой отъ живыхъ страстей, но его тѣшилъ его своевольный капризъ и злое честолюбіе подстрекало увлечь канониссу такъ же, какъ онъ увлекъ Нанину Жилотъ.

"Когда она сдѣлается моей любовницей,-- цинично думалъ онъ,-- она не будетъ въ состояніи отказать мнѣ въ чемъ-либо и если придворная партія возьметъ верхъ, она поможетъ мнѣ плыть по теченію и втереться къ выдающимся людямъ".

Воображеніе его распалялось. Очарованный смѣлыми фантазіями, онъ проходилъ разстояніе изъ Шалада въ Фуръ-о-Муанъ въ такомъ волненіи, въ какомъ Ж.-Жакъ шелъ изъ Эрмитажа въ Обонъ къ m-me Аудето, съ тою разницею, что въ немъ было меньше страсти и больше высокомѣрія. Поглощенная своими планами религіознаго служенія, Гіацинта и не подозрѣвала о душевномъ состояніи Жозефа Ренара; она была слишкомъ горда и не могла даже на минуту допустить, что племянникъ кюре можетъ забыть о разстояніи, которое ихъ раздѣляло, и отказать ей въ своемъ уваженіи. Она продолжала вести себя съ нимъ попрежнему дружески и просвѣщать его, какъ только они оставались вдвоемъ.

Такимъ образомъ наступила середина сентября. Ренаръ получилъ письмо отъ Нанинъ Жилотъ, которая просила его поскорѣе вернуться въ Баръ и стать здѣсь во главѣ партіи народа. Прежде, чѣмъ принять это рѣшеніе, онъ обдумывалъ свои шансы относительно канониссы. "Конечно,-- говорилъ онъ самому себѣ,-- m-lle д'Эризель на меня смотритъ очень нѣжно; я ни за кѣмъ здѣсь не ухаживалъ, за исключеніемъ мелкихъ лавочницъ, вродѣ Нанины. Но мнѣ нечего ждать, чтобы она сдѣлала первые шаги сама. Эти аристократки хотятъ, чтобы надъ ними учтиво совершали насиліе и такимъ образомъ избавляли ихъ отъ непріятнаго сознанія, что онѣ слишкомъ легкаго поведенія. Не позднѣе сегодняшняго дня она будетъ принадлежать мнѣ, или я буду трусомъ"...

Забравъ себѣ въ голову эту мысль, онъ въ одно изъ воскресеній пришелъ на заводъ раньше своего дяди. Гіацинту онъ нашелъ въ аллеѣ сада, она ставила только что набранные ею цвѣты въ наполненную водой вазу. Увидѣвъ Жозефа Ренара, который появился въ аллеѣ, она сдѣлала ему знакъ, приглашавшій его подойти.

-- Здравствуйте, г-нъ Ренаръ,-- сказала она съ улыбкой.-- Всѣ ушли въ церковь, за исключеніемъ г-на де-Вандіера, который занятъ поглощеніемъ рыцарскаго романа, и вы пришли кстати, чтобы меня разсѣять... Идите сюда.

Въ то же время она указала ему на мѣсто около нея на каменной скамейкѣ. Онъ сѣлъ на нее, сильно взволнованный отъ мысли, что минута объясненія настала. Все было залито теплымъ полуденнымъ свѣтомъ. Глубокое молчаніе царило въ узкой аллеѣ, въ которой деревья уже пріобрѣли красный и золотистый оттѣнокъ, какъ бываетъ въ концѣ лѣта. Въ окружающей тишинѣ издалека доносился убаюкивающій звонъ вечерняго колокола, и черезъ желтоватый просвѣтъ аллеи на другомъ концѣ сада виднѣлся тонкій, сгорбившійся силуэтъ кавалера, который ходилъ взадъ и впередъ вдоль виноградныхъ лозъ, уткнувшись въ книгу. Цвѣты, лежавшіе на деревянномъ столѣ, фіолетовые флоксы, мелиссы и цвѣтущія розы, распространяли слабый осенній ароматъ. Гибкая талія канониссы была стянута зеленоватаго цвѣта корсажемъ съ большимъ вырѣзомъ и плотно сидѣвшимъ, сверху котораго была накинута длинная мусселиновая косынка. Когда она ставила цвѣты въ вазу, отъ движенія ея рукъ ея косынка падала, и тогда обнажалась то часть шеи, отличавшейся молочной бѣлизной, то ея плечи.

-- Нужно быть смѣлымъ,-- повторялъ себѣ Жозефъ Ренаръ.

-- Ну, господинъ поэтъ,-- снова сказала Гіацинта привѣтливымъ голосомъ,-- не имѣете ли вы что-либо сказать мнѣ?..

-- Я вамъ принесъ,-- отвѣчалъ онъ сдавленнымъ голосомъ,-- стихи моего сочиненія.

-- Ну, начинайте, я васъ слушаю... Онъ вынулъ изъ кармана бумагу и, развернувъ ее, продекламировалъ съ томнымъ выраженіемъ любовные стихи.

-- Гмъ!-- прервала она его,-- Это, пожалуй, немного смѣло со стороны племянника духовнаго лица... Для какой пастушки сочинили вы это четверостишіе?

Стоя однимъ колѣномъ на скамейкѣ и наклонивъ голову, она втыкала въ вазу упрямый стебель, тѣмъ временемъ разсѣянно спрашивая юношу.

-- Это предназначено для васъ,-- отвѣтилъ онъ смѣло. Потомъ, не давъ ей времени опомниться, онъ всталъ и поцѣловалъ затылокъ Гіацинты.

-- Я васъ люблю!-- бормоталъ, онъ обвивая ее своими руками.

Въ негодованіи отбиваясь, она отшатнулась назадъ и закричала, больше отъ гнѣва, чѣмъ отъ страха. Крикъ ея былъ такъ силенъ, что кавалеръ услыхалъ и прибѣжалъ запыхавшись.

Озадаченный такимъ рѣзкимъ отпоромъ, Ренаръ опять сдѣлался трусливымъ; онъ почувствовалъ, что онъ погибъ. Его смущенное лицо было такъ жалко и забавно, что Гіацинта разсмѣялась нервнымъ смѣхомъ.

-- Что случилось?-- спросилъ испуганный де-Вандіеръ.

-- Ничего,-- отвѣтила канонисса, съ трудомъ удерживаясь отъ безумнаго смѣха:-- произошла забавная сцена!.. Этимъ ученымъ овладѣлъ приступъ безумія. Потрудитесь выпроводить его вонъ и попросите его удалиться отсюда.

Встревоженный Даніель де-Вандіеръ смотрѣлъ но очереди то на молодую женщину, то на племянника кюре; онъ замѣтилъ, что батистовая косынка была въ безпорядкѣ, и по синеватой блѣдности Ренара догадался о томъ, что здѣсь произошло. Не говоря ни слова, онъ повлекъ Ренара изъ бесѣдки, толкая его передъ собой. Въ концѣ аллеи находилась маленькая калитка, выходившая въ поле. Вандіеръ раскрылъ ее настежь и вытолкнулъ неудачнаго поклонника.

-- Убирайтесь отсюда, волокита,-- сказалъ онъ ему, энергично жестикулируя,-- и благодарите меня за то, что я не далъ вамъ пинка ногой.

Съ блѣдными губами, позеленѣвъ отъ досады и стыда, Жанъ-Жозефъ Ренаръ направился къ дому священника, пересѣкая поле. Дрожа отъ злобы, онъ спотыкался на каждомъ шагу и чувствовалъ, какъ страшная ненависть разливалась по его жиламъ. Ѣдкая досада точила его мозгъ при мысли о той смѣшной роли, которую ему пришлось разыграть, и о презрѣніи, которымъ его наградила эта аристократка... А! какъ канонисса и кавалеръ должны въ эту минуту смѣяться надъ нимъ! Завтра это происшествіе станетъ извѣстно всему селу, и, конечно, его дядя выгонитъ его отъ себя.

Онъ рѣшилъ не ждать болѣе этого новаго оскорбленія. Вечерняя служба еще продолжалась. Онъ воспользовался этимъ, дрожа вошелъ въ свою комнату, впопыхахъ завязалъ въ салфетку кое-какое бѣлье и нѣкоторыя бумаги и бросился вонъ изъ дома по направленію къ Излету. Достигнувъ возвышеннаго мѣста, откуда видно было село, онъ остановился, чтобы взглянуть на зеленый холмъ, на которомъ въ голубоватомъ туманѣ виднѣлись крыши Фуръ-о-Муана. Страшная ненависть скривила его безбородый ротъ, въ его сѣрыхъ зрачкахъ блеснулъ злобный огонекъ, а лобъ покрылся морщинами. Сохраняя еще обаяніе классиковъ, которыхъ онъ читалъ въ коллежѣ, Ренаръ вспомнилъ клятву Ганнибала и въ свою очередь, въ глубинѣ уязвленнаго сердца, онъ далъ клятву жестоко отомстить за себя обитателямъ завода.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.
Памятникъ Мирабо.

22-го апрѣля 1791 года клубъ Друзей Конституціи праздновалъ въ Барѣ открытіе памятника Мирабо. Время летѣло съ быстротою вихря. Сцены великой революціонной драмы слѣдовали одна за другой и становились все болѣе и болѣе трагическими и захватывающими. Король и его дворъ покинули Версаль. Въ Парижѣ въ качествѣ верховнаго правительства засѣдало теперь національное собраніе; оно издавало одинъ декретъ за другимъ, конфисковало церковныя имущества въ пользу націи, раздѣлило королевство на 83 департамента, дало духовенству гражданское устройство и уничтожило право наслѣдованія у дворянъ. Тетки короля уѣхали въ Римъ; подражая- имъ, двинулась изъ Франціи цѣлая масса другихъ эмигрантовъ.

Мирабо не стало. Національное собраніе рѣшило въ знакъ почести похоронить его въ Пантеонѣ. Друзья конституціи въ Баръле-Дюкѣ, который теперь превратился въ Баръ-сюръ-Орненъ, рѣшили, не отставая отъ парижанъ, въ свою очередь воздать торжественныя почести пылкому борцу за общественную свободу.

Ж. Ж. Ренаръ не отставалъ отъ событій. Теперь онъ уже не былъ скромнымъ, вкрадчивымъ юношей съ фигурой семинариста, въ бѣдномъ черномъ платьѣ, который принужденъ былъ бѣжать изъ дома священника въ Шаладѣ съ маленькимъ узелкомъ, привязаннымъ къ концу палки. Возвратившись въ Баръ въ сентябрѣ 1789 года, онъ выпустилъ тамъ сначала явно революціонный памфлетъ, который поссорилъ его окончательно съ дядей, но зато снискалъ ему симпатіи революціонной партіи. По совѣту Нанины Жилотъ онъ примкнулъ къ національному клубу подъ предсѣдательствомъ Генріо Лагекура, занялъ въ немъ скромную должность секретаря и незамѣтно сдѣлался главной пружиной въ этомъ вліятельномъ обществѣ. Онъ ловко водилъ за носъ президента Генріо, которому онъ сочинялъ рѣчи и который съ отеческой любовью предсказывалъ, что этотъ молодой человѣкъ сдѣлаетъ блестящую карьеру. Тѣмъ временемъ, племянникъ кюре стоялъ во главѣ "неукротимыхъ"; онъ перекрестилъ себя и назывался теперь Юліусъ-Юніусъ Ренаръ; населеніе предмѣстья повиновалось ему, умѣренные слѣдили за нимъ съ безпокойствомъ, а тѣ, кто его когда-либо обидѣлъ, начинали его бояться.

Солнце сіяло на весеннемъ небѣ, и праздникъ обѣщалъ быть великолѣпнымъ. Ренаръ съ полудня находился во дворѣ коллежа, гдѣ засѣдали "друзья конституціи", и откуда долженъ былъ тронуться кортежъ. Его завитая голова была покрыта складной, съ трехцвѣтной кокардою шляпой, шелковое съ голубымъ воротникомъ платье, бѣлый галстукъ и панталоны съ золотыми пуговицами и свѣтло-голубые банты дополняли его нарядъ. Его худыя ноги въ бѣлыхъ чулкахъ были обуты въ туфли съ вырѣзаннымъ передомъ. Гордясь своимъ нарядомъ, который однако очень рѣзко подчеркивалъ худобу его плечъ и не шелъ къ его невзрачному лицу со скошенными глазами, онъ вертѣлся вокругъ бюста Мирабо, который стоялъ на задрапированныхъ малиновымъ бархатомъ носилкахъ съ надписями, напоминающими о добродѣтеляхъ и трудахъ этого знаменитаго оратора.

Онъ распоряжался національной гвардіей, разставлялъ гражданъ, которые должны были нести носилки, болталъ съ молодыми гражданами, на обязанности которыхъ было держать привязанныя къ бюсту перевязи, бѣгалъ за распоряженіями къ членамъ бюро, которые собрались въ залѣ засѣданій, и возвращался съ дѣловымъ и озабоченнымъ видомъ.

Наконецъ къ 2 часамъ трескъ барабановъ возвѣстилъ о началѣ праздника. Кортежъ вышелъ со двора и направился къ верхнему городу. Впереди умѣренными и легкими шагами выступали 8 молодыхъ дѣвушекъ въ бѣлыхъ платьяхъ съ трехцвѣтными поясами, украшенныя розами и съ нотами въ рукахъ. Онѣ должны были пѣть хоромъ и были выбраны изъ буржуазныхъ семей. Говоря миѳологическимъ языкомъ президента, онѣ соединяли въ своемъ лицѣ красоту и привлекательность грацій съ сладкозвучіемъ сиренъ. Это были прекрасные типы мѣстной красоты. Преданіе сохранило ихъ имена: Минетъ Лапикъ, Розеттъ Перне, Тереза и Магдалина Февезъ, Дельфина и Югеттъ Дюбе, Габріель Паттэнъ и Клеретъ Лантоне. Нѣкоторыя изъ нихъ принадлежали къ роялистскимъ семьямъ, но не выдавали себя въ такихъ обстоятельствахъ; всѣ онѣ отличались красивыми, блестящими глазами, волосы ихъ были великолѣпны, а цвѣтъ лица свѣжъ, какъ майская листва.

За ними слѣдовали молодые люди, несшіе носилки, которыя были окружены молодыми женщинами въ бѣлыхъ платьяхъ, потомъ за ними шли двойной цѣпью члены клуба во главѣ съ президентомъ, они несли дубовые вѣнки въ рукахъ. Съ каждой стороны національная гвардія тремя рядами образовывала живую изгородь. Въ концѣ кортежа слѣдовалъ отрядъ трубачей, отдѣлявшій его отъ празднично разодѣтыхъ любопытныхъ зрителей, которые слѣдовали за процессіею, оглашая воздухъ радостными возгласами и выдѣляясь яркими туалетами.

Свѣжій апрѣльскій вѣтерокъ пробѣгалъ по этой торжественно поднимавшейся въ гору процессіи, надъ которой сіяло нѣжноголубое небо и которая двигалась между живою изгородью первой весенней зелени. Солнечные лучи, пробѣгая по бѣлымъ платьямъ, заставляли ихъ блестѣть, какъ снѣгъ; они играли на красномъ сукнѣ носилокъ, на фонѣ которыхъ рѣзко выдѣлялся силуэтъ бюста, оживляли темные костюмы "друзей конституціи", сверкали на концахъ штыковъ и мѣдныхъ трубахъ и поднимали веселое настроеніе многочисленной толпы.

Сіяющее солнце и весенній вѣтерокъ, казалось, сливались въ одно цѣлое съ общимъ весельемъ. Въ эту еще спокойную революціонную эпоху чувствовалось, что сердца буржуа и народа бились въ униссонъ отъ радостнаго сознанія завоеванной свободы и энергичнаго желанія защищать свои пріобрѣтенія отъ внѣшнихъ и внутреннихъ враговъ. Въ промежуткѣ, когда молчала музыка, раздавалось пѣніе; неслись чистые голоса молодыхъ дѣвушекъ; онѣ пѣли хоромъ. Лишь только онѣ смолкли, словно громъ прокатился въ воздухѣ крикъ: "да здравствуетъ нація!".

Шумъ становился еще сильнѣе, когда толпа проходила мимо домовъ съ заколоченными ставнями, изъ которыхъ дворянскія семьи эмигрировали за границу. Эмиграція принимала безпокойный характеръ; бѣгство дворянства въ Люксембургъ и Кобленцъ, гдѣ роялисты подготовляли свое возвращеніе домой съ помощью иностранныхъ войскъ, въ глазахъ народа было угрозой возстановить прежній режимъ. Злоба охватывала всѣхъ при мысли о скопищѣ на границѣ Франціи этихъ дворянчиковъ, хвастливо заявлявшихъ, что въ недалекомъ будущемъ они образумятъ страну.

Пройдя по улицамъ верхняго города, кортежъ остановился на площади С.-Пьеръ, передъ городской ратушей. Тутъ возвышалась просторная эстрада, вся обвитая зелеными гирляндами. На ней размѣстились члены муниципалитета и административныя власти и судьи департаментовъ; среди нихъ былъ и Франсуа Пожаръ. Молодыя дѣвушки взошли на нее и стали въ рядъ противъ трибунала старѣйшинъ. Эти послѣдніе, напудренные, въ черныхъ одѣяніяхъ съ бѣлыми поясами, со шляпами на головахъ, съ копьемъ въ рукахъ, должны были слѣдить за почестями, воздаваемыми Мирабо. Президентъ Генріо съ предупредительностью обратился тогда къ молодымъ дѣвушкамъ и на высокопарно-цвѣтистомъ языкѣ того времени произнесъ имъ рѣчь, размахивая своимъ вѣнкомъ:

"Юныя красавицы, призванныя сюда для того, чтобы украсить нашъ праздникъ. Приговоромъ старѣйшинъ постановлено возложить на священную главу Мирабо эти лавры. Эта честь предоставлена вамъ, такъ какъ они станутъ еще болѣе драгоцѣнными, если онъ получитъ ихъ изъ вашихъ рукъ. Честь украшать добродѣтель принадлежитъ только Граціямъ".

Затѣмъ подъ звуки барабанной дроби выступила впередъ раскраснѣвшаяся Клеретъ Лантоне и возложила дубовый вѣнокъ на голову Мирабо.

Радостные крики: "да здравствуетъ нація!" достигали самаго верха церкви C.-Пьеръ и вспугивали воронъ, вившихся вокругъ колокольни.

Затѣмъ находившіяся на эстрадѣ власти снова выстроились, и процессія стала спускаться къ нижнему городу, направляясь къ старинной церкви августинцевъ, гдѣ Ж. Ж. Ренаръ долженъ былъ произнести похвальное слово Мирабо.

Онъ нарочно выбралъ эту невзрачную церковь, чтобы показать себя тамъ во всемъ блескѣ своего таланта. Это была любезность Нанинѣ Жилотъ, которая жила какъ разъ напротивъ. Занявъ вмѣстѣ съ теткой лучшее мѣсто, Жилотъ держала себя чрезвычайно важно. Для этой церемоніи она надѣла голубое перкалевое платье съ выемкой на груди, которая была прикрыта модной тогда косынкой.

На ея завитой головѣ красовался чепчикъ изъ тафты національныхъ цвѣтовъ. Повернувшись къ оратору, она съ своими смѣлыми глазами и полуоткрытымъ ртомъ, казалось, упивалась словами оратора, который прославлялъ гражданскія добродѣтели великаго защитника революціи и апплодировала напыщеннымъ фразамъ своего любовника. Развѣ Ренаръ не былъ ея созданіемъ? Развѣ не она поддерживала и кормила его въ дни нищеты и голода?.. Она находила его очаровательнымъ въ шелковомъ платьѣ, надъ изготовленіемъ котораго она такъ старалась; она пожирала его взглядомъ, съ нетерпѣніемъ ожидая, когда же кончится день и можно будетъ прижать его къ своей груди.

Когда рѣчь кончилась, "друзья конституціи" съ музыкой во главѣ направились къ мѣсту своихъ засѣданій. Ренаръ шелъ рядомъ съ президентомъ Генріо. До этого онъ искусно держался въ тѣни Теперь, послѣ успѣха своей рѣчи, онъ торжествовалъ и ходилъ въ толпѣ, опьяненный блескомъ своей рождающейся славы. Франсуа Божаръ, состоявшій членомъ клуба, слѣдовалъ за своими коллегами къ мѣсту назначенія. Оваціи въ честь молодого Ренара пробудили въ немъ лишь опасеніе, какъ бы этотъ пылкій демагогъ, опьяненный успѣхомъ, не воспользовался своимъ престижемъ для того, чтобы дѣйствовать на населеніе предмѣстья и толкать клубъ на опасную дорогу Поэтому онъ рѣшилъ отправиться туда съ цѣлью парализовать вліяніе этого молодого якобинца.

И дѣйствительно, то, что произошло потомъ въ залѣ клуба, доказало ему, что онъ дѣйствовалъ предусмотрительно. Едва засѣданіе открылось, какъ президентъ Генріо и Жанъ-Жозефъ Ренаръ при бурныхъ крикахъ толпы бросились другъ другу въ объятія. Молодой человѣкъ направился было къ трибунѣ; но Божаръ его предупредилъ и въ качествѣ депутата сталъ говорить первымъ. Онъ говорилъ внушительно, но вмѣстѣ съ тѣмъ тепло, сопровождая свою звучную рѣчь широкими благородными жестами. Божаръ быстро овладѣлъ вниманіемъ слушателей. Онъ восхвалялъ геній и патріотизмъ Мирабо, разсказалъ о его борьбѣ и ловко привелъ одно мѣсто изъ его послѣдней рѣчи: "популярность, къ которой я стремился и которой я имѣю честь пользоваться, не есть слабый тростникъ; я хочу, чтобы она пустила глубокіе корни въ почву правоты и справедливости". Далѣе ораторъ приглашалъ коллегъ вдохновиться этой краснорѣчивой рѣчью. Объединиться любовью къ свободѣ и правдѣ, воздерживаться отъ всякихъ покушеній на власть учредительнаго собранія и обуздывать нетерпѣніе черезчуръ экзальтированныхъ людей.

-- Подумайте -- продолжалъ онъ:-- тамъ, на границѣ, куда я отправлюсь завтра, враги свободы и революціи ждутъ только удобнаго момента, чтобы уничтожить васъ, и внутренніе раздоры, которые они между нами поддерживаютъ, ослабляютъ нашу силу; покажите же вашимъ врагамъ, что у васъ есть единодушіе, и оставайтесь въ крѣпкомъ единеніи, чтобы противопоставить угрозамъ иностранцевъ вашу непобѣдимую силу.

Лишь только онъ кончилъ при одобрительныхъ крикахъ, на трибуну бросился Ренаръ. Сначала онъ притворно воздалъ должное патріотизму и великодушнымъ мечтамъ Пожара.

-- Но, граждане,-- воскликнулъ онъ,-- васъ приглашаютъ побѣждать враговъ внѣшнихъ, но вы также не должны терять изъ виду и враговъ внутреннихъ. Не мало дворянъ эмигрировало, но не мало осталось ихъ еще въ провинціи. Они служатъ посредниками между придворными заговорщиками и измѣнниками, которые вступили въ заговоръ съ иностранцами. Я имѣю доказательства ихъ измѣны; въ нѣсколькихъ верстахъ отсюда, въ Шаладѣ въ Аргони, я открылъ гнѣздо такихъ дворянъ, которые переписываются съ измѣнникомъ Буэ и съ эмигрантами. Даже женщины принимаютъ участіе въ заговорѣ съ цѣлью возстановить прежній режимъ съ помощью австрійцевъ и короля-измѣнника... Я могу перечислить вамъ ихъ имена...

При этомъ намекѣ на Аргонь и Шаладъ Франсуа Пожаръ вздрогнулъ. Онъ ясно видѣлъ, что доносъ Ренара касается семейства C.-Андре. Боясь, чтобы передъ этой возбужденной и подозрительно-настроенной толпой не прозвучало имя канониссы, онъ рѣшилъ перебить оратора.

-- Не слѣдуетъ впутывать въ дебаты особу короля,-- перебилъ онъ:-- я не позволю выражать подобное оскорбительное подозрѣніе относительно особы монарха, поставленнаго конституціей во главѣ государства.

-- Франція,-- напыщенно отвѣтилъ Ренаръ,-- сдѣлалась бы рабыней, если бы во главѣ ея стоялъ деспотъ. Счастливыя времена республики еще не пришли; но король долженъ быть скоро исполнителемъ воли народа; въ противномъ случаѣ пусть убирается съ трона.

Шумные аплодисменты раздались въ глубинѣ зала, но Пожаръ не смутился этимъ.

-- Милостивый государь,-- съ жаромъ возразилъ онъ своему противнику,-- если льстецы потеряли своихъ королей, то народъ тоже имѣетъ ловкихъ обманщиковъ, которые, дѣлая видъ, что удовлетворяютъ требованіе народа, въ сущности влекутъ его къ униженію!

-- Гражданинъ депутатъ, вы клевещете,-- объявилъ Жанъ-Жозефъ Ренаръ,-- народъ и республиканскія добродѣтели...

-- Гражданинъ секретарь,-- отвѣчалъ, горячась, Божаръ,-- пусть, по-вашему, республиканецъ и добродѣтель синонимы, но вы, какъ поэтъ, вы должны бы знать, что иногда также слово "республиканскій" риѳмуетъ съ "шарлатанскій".

Этотъ споръ, который перешелъ на личную почву, не понравился большинству аудиторіи. Друзья Божара хранили молчаніе, на скамейкахъ же, гдѣ сидѣли почитатели Ренара, слышался ропотъ. Негодуя на равнодушное отношеніе умѣренныхъ и оскорбленный тѣмъ, что ему предпочли этого молодого безумца, Божаръ оставилъ залу засѣданія, не дожидаясь, пока Ренаръ кончитъ свою рѣчь. Но, выйдя на улицу, онъ началъ упрекать себя въ недостаткѣ хладнокровія.

Съ самаго открытія генеральныхъ штатовъ онъ прославился своею горячностью, съ которой онъ стоялъ за свободу. Какъ могъ онъ, склоняясь въ глубинѣ души къ республиканскимъ идеямъ, сдѣлать такую ошибку и дать поводъ заподозрѣвать его либерализмъ своею неумѣстной защитой короля, слабость котораго ему была лучше извѣстна, чѣмъ кому бы то ни было и поведеніе котораго онъ самъ осуждалъ... Какъ могъ онъ не понять, что этотъ интриганъ Ренаръ ставитъ ему ловушку, вовлекая его въ споръ, въ которомъ малѣйшее неосторожное слово можетъ быть ложно истолковано толпою и привести къ потерѣ имъ популярности. Въ этомъ спорѣ онъ держалъ себя Донъ-Кихотомъ, а не политикомъ. И все это ради женщины, на которую, быть можетъ, падаетъ справедливое подозрѣніе и которую онъ не видѣлъ около двухъ лѣтъ!.. Да, но хотя онъ и не видѣлъ ея, однако эта канонисса измѣнила его сердце. Съ того времени, какъ они разстались на клермонской дорогѣ, между ними завязалась оживленная переписка; когда капитулъ въ Пуланже былъ уничтоженъ декретомъ національнаго собранія, канонисса написала Божару, прося его устроить одно денежное дѣло. Онъ ей отвѣтилъ тотчасъ же, и съ этого момента они стали обмѣниваться письмами. Тутъ не было уже и рѣчи о дѣлахъ; въ нихъ говорилось о политикѣ, философіи и даже галантности. Гіацинта сообщала Божару о новостяхъ въ странѣ; депутатъ, въ свою очередь, писалъ ей о развитіи событій и о настроеніи столицы. Въ корреспонденціи, бывшей въ XVIII вѣкѣ въ большой модѣ, рѣшительный и пылкій характеръ канониссы выказывался во всемъ своемъ блескѣ и производилъ на ея корреспондента сильное впечатлѣніе. Читая веселыя и дружескія письма молодой женщины, въ которыхъ она то шутками, то обворожительнымъ кокетствомъ старалась заставить земляка согласиться съ ея мнѣніемъ, Божаръ между каждой строчкой рисовалъ себѣ тонкій профиль, прелестные глаза и улыбку Гіацинты. Мало-по-малу между ними устанавливалось таинственное сродство. Чары молодой женщины на извѣстномъ разстояніи дѣлались болѣе могущественными, и ея обликъ постоянно носился въ воображеніи депутата. Онъ былъ полонъ ею, когда Ренаръ сталъ дѣлать намеки, такъ его встревожившіе. Не переставая сожалѣть о томъ оборотѣ, который приняло дѣло, раздражаясь на свою собственную несдержанность, Божаръ не могъ отдѣлаться отъ опасеній и спрашивалъ себя, на чемъ основываются обвиненія противъ Гіацинты. Вмѣсто того, чтобы возвратиться къ себѣ въ верхній городъ, онъ, несмотря на поздній часъ, пошелъ по направленію къ дому г-жи де-Ронъ.

Такъ же, какъ два года тому назадъ, онъ засталъ вдову, которая сидѣла въ томъ же спокойномъ уголкѣ своей гостиной въ первомъ этажѣ. Она попрежнему занималась вязаньемъ и попрежнему держалась бодро, корректно и чинно.

-- Здравствуйте, Божаръ,-- сказала она ему, приглашая его сѣсть: -- очень любезно, что вы вспомнили обо мнѣ... я совсѣмъ оглушена криками и музыкой этихъ господъ, друзей конституціи. Не для того ли вы и пріѣхали изъ Парижа, чтобы слышать весь этотъ гвалтъ?

-- Нѣтъ, это не совсѣмъ такъ,-- отвѣчалъ онъ съ неопредѣленной улыбкой.-- Собраніе поручило мнѣ слѣдить за исполненіемъ новыхъ декретовъ, которые касаются гражданскаго устройства духовенства въ Маасскомъ округѣ и въ Арденнѣ... Завтра я ѣду въ Верденъ.

-- Скажите пожалуйста... Вы ѣдете, чтобы поставить тамъ этого вѣроотступника Обри, котораго величаете епископомъ... Онъ пріѣзжалъ сюда на этой недѣлѣ съ большой пышностью, и муниципалитетъ давалъ въ честь его большой обѣдъ и встрѣчалъ его съ торжествомъ. Затѣмъ, происходила церемонія въ соборѣ... Я не была тамъ. Съ тѣхъ поръ, какъ вышелъ этотъ декретъ, я молюсь въ моей комнатѣ и не хочу участвовать съ этими проходимцами... Мы живемъ, въ необыкновенное время, все идетъ хуже и хуже! Наши друзья эмигрируютъ: г-жа Клермонтъ уѣхала въ Люксембургъ, Віяртъ въ Тревъ, даже г-жа Шавань, несмотря на свой либерализмъ, уѣхала въ среду со всей своей семьей.

-- Я это знаю,-- саркастически отвѣтилъ Божаръ:-- эмиграція вошла въ моду, поѣздки въ Кобленцъ теперь считаются признакомъ хорошаго тона и никто не въ состояніи положить этому конецъ. Признаться, я боялся, что и вы тоже уѣхали.

-- Я? нѣтъ... я, какъ кошки, не люблю мѣнять своихъ привычекъ... Тѣмъ не менѣе я чувствую себя осиротѣлой... Вандіеръ уѣхалъ... А ему, бѣднягѣ, очень не хотѣлось ѣхать... Но каждый день ему приносили анонимныя письма, въ которыхъ ему грозили, какъ слабой женщинѣ. При этомъ ему присылали то веретено, то ночной колпакъ... Его это очень обижало, и въ концѣ концовъ онъ уложилъ свои вещи и уѣхалъ, по примѣру другихъ...

-- Опасная игра -- пробормоталъ Божаръ, качая головой:-- тѣ" которые ее ведутъ, воображаютъ, что они затѣваютъ увеселительную прогулку, съ которой они съ торжествомъ возвратятся черезъ мѣсяцъ... Повѣрьте мнѣ, что черезъ мѣсяцъ... повѣрьте мнѣ, что они предаются пустымъ мечтамъ. Начинается борьба между слабымъ меньшинствомъ и цѣлой націей: она будетъ не равна, и горе побѣжденнымъ? Народъ относится къ завоеванной свободѣ ревниво. Вмѣсто того, чтобы безъ надобности его раздражать неумѣстными выходками, дворянству слѣдовало бы показать себя болѣе осмотрительнымъ... Позвольте васъ кстати спросить: ваша племянница все еще въ Шаладѣ?

-- Да... Почему вы меня спрашиваете объ этомъ? Не подвергается ли она тамъ какой-нибудь опасности?

-- Нѣтъ, если она соблюдаетъ осторожность, но если случайно она покажетъ себя сторонницей эмигрантовъ, тогда, конечно... Когда женщины пускаются въ политику, ничего хорошаго никогда не выходитъ. Въ наше время онѣ въ особенности должны слѣдить за своими словами и дѣйствіями.

-- Вы меня пугаете, Божаръ,-- воскликнула вдова.-- Скажите откровенно, до васъ дошли слухи какіе-нибудь?

-- Вы угадали, и вотъ поэтому-то между прочимъ я и явился къ вамъ. Сегодня вечеромъ въ клубѣ молодой Ренаръ, племянникъ священника въ Шаладѣ, намекалъ недвусмысленно, что эта деревня -- гнѣздо крамольниковъ, что даже женщины участвуютъ здѣсь въ заговорѣ заодно съ эмигрантами... Я его перебилъ въ ту минуту, когда онъ хотѣлъ назвать всѣхъ по именамъ изъ боязни услышать въ числѣ ихъ именъ имя г-жи д'Эризель.

-- Вы меня очень тревожите. Гіацинта не посвящаетъ меня въ свои секреты, притомъ она такъ экзальтирована и такъ безразсудна, что я считаю ее способной на какой-нибудь опрометчивый шагъ... Я обожаю эту дѣвушку, Божаръ; я ее воспитала, какъ дочь, и я буду безутѣшна, если съ ней случится какое-нибудь несчастье.

-- Слѣдовало бы посовѣтовать ей быть болѣе осторожной.

-- Да?.. Но моя сестра Гертруда не имѣетъ никакого вліянія на нее... Не знаю, послушаетъ ли она меня... Давать ей совѣты письменно я не могу, ибо почта уже не внушаетъ мнѣ достаточно довѣрія... Но вы, кажется, сказали, что завтра ѣдете въ Верденъ?

-- Да, сударыня.

-- Изъ Вердена до Шалада недалеко... Когда вы покончите съ вашими дѣлами, не побываете ли въ Фуръ-о-Муанѣ, не попытаетесь ли отъ моего имени образумить мою племянницу?

-- Но если даже вы не имѣете вліянія на m-lle д'Эризель, то можно ли думать, что она будетъ слушать меня, человѣка ей посторонняго... И кромѣ того -- политическаго противника?

-- Это правда, но я знаю, что она питаетъ къ вамъ большое уваженіе... Во когда вы пріѣдете туда, вамъ будетъ лучше судить о томъ, какъ обстоятъ дѣла... Если вы чувствуете къ намъ какую-нибудь дружбу, то окажите мнѣ эту услугу.

-- Если мое присутствіе въ Шаладѣ можетъ принести вамъ успокоеніе, я обѣщаю вамъ побывать тамъ черезъ нѣсколько дней... но я сомнѣваюсь, принесутъ ли пользу мои совѣты.

-- Кто знаетъ?.. Попробуйте и когда вы будете на заводѣ, напишите мнѣ хоть слово... До тѣхъ поръ, пока я не получу отъ васъ письма, я буду очень волноваться.

-- Можете быть увѣренной, что я буду. Не буду терять времени... А теперь позвольте мнѣ васъ оставить.

-- Прощайте, мой другъ, прощайте и заранѣе благодарю васъ...

II.
Привидѣнія.

Стремясь поскорѣе ѣхать къ канониссѣ и разъяснить ей опасность, которою ей грозитъ ея приверженность къ королю, Франсуа Пожаръ желалъ по возможности сократить свое пребываніе въ Верденѣ. Несмотря на всю его поспѣшность, столкновенія, вызванныя декретами объ уничтоженіи монашескихъ орденовъ, задержали его на цѣлую недѣлю. Только черезъ 10 дней онъ получилъ возможность взять отпускъ и отправиться на почтовыхъ въ Варенъ. Данное ему порученіе касалось округа Маасъ и Арденнъ, и онъ разсчитывалъ достигнуть Вузье по дорогѣ черезъ Грандре, которая проходила мимо Шалада, и такимъ образомъ повидаться съ г-жой д'Эризель, не вызвавъ этимъ визитомъ какихъ-либо толковъ.

Въ Варенъ онъ пріѣхалъ въ 6 час. вечера и. остановившись въ гостиницѣ "Великаго Монарха", велѣлъ тотчасъ приготовить себѣ ужинъ. Ему не хотѣлось терять времени и онъ рѣшилъ отправиться въ Фуръ-о-Муанъ въ ту же ночь. Онъ имѣлъ въ виду избѣжать всякихъ праздныхъ разговоровъ. Сознаніе, что онъ такъ близко отъ канониссы, дѣлало его нетерпѣливымъ и, зная, что его отдѣляло отъ нея разстояніе не больше 2 лье, онъ не хотѣлъ откладывать своей поѣздки до завтра. Это было 3 мая. Стояла очень хорошая погода. Ночная поѣздка черезъ зазеленѣвшій уже лѣсъ, предстоящее свиданіе съ молодой прелестной женщиной имѣли что-то романическое. Онъ чувствовалъ, что ему всего 20 лѣтъ.

Торопливо проглатывая ужинъ, онъ разспрашивалъ хозяйку, скоро ли можно дойти пѣшкомъ до Шалада. Та отвѣчала, что это очень легко для того, кому извѣстны болѣе короткія дороги. Ея маленькій конюхъ, сынъ лѣсника, все свое дѣтство провелъ въ лѣсу; она предоставитъ его въ распоряженіе депутата въ качествѣ проводника. И дѣйствительно, съ наступленіемъ ночи мальчуганъ явился къ Божару, и они отправились.

Мальчугану было лѣтъ 12 или 13, лицо у него было круглое, покрытое веснушками. Онъ отличался болтливостью и казался очень ловкимъ. Депутатъ забавлялся его болтовнею. Онъ самъ выросъ въ Суе, среди крестьянъ, и до десятилѣтняго возраста игралъ съ пастухами. Поэтому ему было пріятно слышать въ разговорѣ этого мальчугана провинціальныя выраженія, напоминавшія ему его дѣтскіе годы. Они звучали въ его ушахъ, какъ эхо его ранняго дѣтства. Въ то время, какъ они поднимались по дорожкѣ, которая выходила на красивые холмы, покрытые лѣсомъ, показалась на горизонтѣ почти полная луна. Благодаря ея перламутровому свѣту сквозь березы можно было видѣть далеко всю долину, въ которой змѣился серебристый Эръ, поднималась цѣпь холмовъ, въ концѣ которыхъ, словно гнѣздо хищныхъ птицъ, вырисовывался на небѣ Монфоконъ.

-- Ты не боишься ночью въ лѣсу?-- спросилъ депутатъ своего проводника?

-- Нѣтъ, я не боюсь,-- храбро отвѣчалъ мальчуганъ:-- я знаю лѣсъ такъ, какъ свой собственный карманъ... Съ восьми лѣтъ я носилъ ужинъ нашимъ людямъ, которые рубили лѣсъ въ Лувіерѣ, и возвращался одинъ черезъ лѣсъ.

-- Ты никогда не встрѣчалъ злыхъ людей?

-- Никогда... Тѣмъ не менѣе иногда я видѣлъ странныя вещи.-- Онъ свистнулъ, подражая дрозду, и затѣмъ таинственно прибавилъ:

-- Однажды, недалеко отъ камня, который лежитъ на перекресткѣ дорогъ изъ Варенъ въ Шаладъ, я увидѣлъ волка, который сидѣлъ на заднихъ лапахъ у подошвы вяза... Шерсть на немъ была такая же бѣлая, какъ на козѣ, и глаза его свѣтились, какъ свѣчи... Но я не потерялся, я схватилъ булыжникъ и сдѣлалъ видъ, что хочу бросить въ него... Тогда онъ всталъ и пошелъ впереди меня по дорожкѣ. Когда я останавливался, онъ тоже останавливался и такимъ образомъ проводилъ меня до самой опушки лѣса, гдѣ скрылся въ чащѣ... Тогда только мнѣ сказали, что я встрѣтилъ бѣлаго волка. Къ счастью, я былъ остороженъ, не сказавъ ему ни слова, такъ какъ онъ бросается на тѣхъ, которые съ нимъ разговариваютъ, и уноситъ ихъ въ адъ...

-- Ха-ха, ты вѣришь этому?-- спросилъ съ улыбкой Божаръ.

-- Приходится вѣрить тому, что самъ видишь,-- наставительно отвѣтилъ мальчуганъ.-- Случалось, что вступали иногда съ нимъ въ разговоръ; тѣ никогда не возвращались обратно... Тутъ то же, что бываетъ въ рождественскую ночь, когда видишь скачущую "большую охоту"; если погонишься за лошадьми, то бѣда!

И онъ снова сталъ свистѣть, какъ бы желая придать себѣ храбрости. Теперь они шли черезъ буковую чащу; покрытыя густой листвой вѣтки бросали на дорогу густую тѣнь, пестрившую то тамъ, то сямъ пятна луннаго свѣта, которыя какъ будто двигались между деревьями. Тишина лѣса и эти бѣлыя пятна свѣта, походившія на призраки, напомнили Божару другіе деревенскіе суевѣрные разсказы о сестрѣ бѣлаго волка и большой охотѣ.

-- Тебѣ приходилось видѣть не мало удивительныхъ вещей, не видалъ ли ты когда-либо карликовъ?

Свистаніе мальчугана внезапно прекратилось.

-- Карликовъ?-- повторилъ онъ съ нѣкоторымъ безпокойствомъ.

-- Да, маленькихъ человѣчковъ, которые прогуливаются подъ деревьями ночью, съ красными фонариками вмѣсто шляпы.

-- Знаю... знаю...-- сказалъ мальчуганъ, понижая голосъ:-- но, съ вашего позволенія, лучше совсѣмъ не говорить объ этомъ.

Въ глубокомъ мракѣ лѣса онъ, повидимому, потерялъ свое вдохновеніе и смѣлость. Царило безмолвіе, въ теченіе нѣсколькихъ минутъ они шли не разговаривая. Въ лѣсу стояло такое безмолвіе, что слышно было журчаніе ручья въ ближайшемъ оврагѣ. Эти жалобные звуки невидимаго ручья и фантастическая игра луннаго свѣта среди деревьевъ не содѣйствовали храбрости молодого проводника, хотя онъ только что и увѣрялъ, что не боится ничего. Теперь онъ жался къ Божару и, казалось, не велъ его, а самъ слѣдовалъ за нимъ.

-- Ты ничего не слыхалъ?

-- Я... не знаю.

Дѣйствительно, по мѣрѣ того, какъ они удалялись отъ оврага, въ заснувшемъ спокойствіи лѣса слышался издалека страшный шумъ, какъ будто бы кто-нибудь ломалъ вѣтки.

-- Это, можетъ быть... люди, которые возвращаются съ охоты на бекасовъ?

-- Но вѣрнѣе всего, это карлики,-- увѣрялъ, смѣясь, Божаръ,-- и, вѣроятно, они идутъ впереди насъ...

Не переставая говорить, онъ ускорялъ шаги... Вскорѣ они вышли на перекрестокъ, гдѣ сосредоточивались пять дорогъ. Одна изъ дорогъ какъ будто шевелилась отъ луннаго свѣта и вся казалась очень длинной среди темныхъ деревьевъ. Изорванныя тѣни падали на нее отъ вѣтвей, она уходила мало-по-малу въ глубь лѣса, надъ которымъ носился густой лиловый туманъ.

-- Сударь,-- пробормоталъ мальчуганъ, пятясь назадъ,-- видите ли вы ихъ на дорогѣ?

Франсуа Божаръ, дѣйствительно, увидѣлъ ихъ и остановился, желая вглядѣться получше. На освѣщенную луннымъ свѣтомъ дорогу выходили изъ тѣни легкіе человѣческіе силуэты. Мелькнувъ въ яркомъ лунномъ свѣтѣ, они опять исчезали въ лѣсу. Нѣкоторые изъ нихъ были даже освѣщены красноватымъ дрожащимъ свѣтомъ, какъ будто отъ фонаря. Хотя эта прогулка ночныхъ гулякъ и была неожиданной встрѣчей, но тѣмъ не менѣе тутъ не было ничего опаснаго. На всякій случай депутатъ рѣшилъ, однако, подбодрить своего суевѣрнаго спутника.

-- Какой ты глупый,-- сказалъ онъ: -- перестань бояться!.. Это не карлики, а такіе же люди, какъ и мы съ тобой...

Оглянувшись назадъ, онъ увидѣлъ, что позади него уже не было никого. Испуганный мальчуганъ далъ тягу и навастривалъ теперь лыжи по направленію Варена.

Оставшись одинъ въ чащѣ лѣса, Божаръ оказался въ весьма затруднительномъ положеніи. Онъ глядѣлъ на перекрестокъ трехъ дорогъ, которыя бѣжали передъ нимъ, и не зналъ, которую изъ нихъ выбрать, чтобы добраться до Шалада. Въ душѣ онъ сильно бранилъ трусость своего проводника. Послѣ минутнаго размышленія онъ рѣшилъ итти по освѣщенной дорогѣ и постараться догнать тѣхъ людей, которыхъ онъ видѣлъ. Вѣроятно, это были, какъ и предполагалъ мальчуганъ, охотники, или въ худшемъ случаѣ браконьеры. Они, конечно, покажутъ ему, какъ выйти на постоянную дорогу.

Божаръ ускорилъ шаги и черезъ десять минутъ достигъ оврага, въ концѣ котораго дорога неожиданно выходила на лужайку. Среди обступившихъ ее со всѣхъ сторонъ деревьевъ, она казалась круглой и голой. На этомъ бѣлѣющемъ кругѣ двигались какія-то тѣни. Пока Божаръ старался ихъ разсмотрѣть, налѣво отъ него послышались шаги. Предполагая, что это таинственные путники, онъ рѣшилъ соблюдать осторожность и предварительно разузнать, съ кѣмъ онъ имѣетъ дѣло, и спрятался за густыми деревьями. Немного погодя затрещали вѣтки и показались два человѣка, въ гетрахъ, нахлобученныхъ на глаза фетровыхъ шляпахъ и въ охотничьихъ курткахъ.

-- Г. Парфондрюптъ,-- сказалъ одинъ изъ нихъ,-- вотъ мы наконецъ и выбрались изъ этого проклятаго терновика. Вотъ дорога, которая ведетъ къ Высокой Березѣ, онъ насъ ждетъ тамъ, не такъ ли?

-- Совершенно вѣрно, мой другъ... Іеремія, который знаетъ эту мѣстность, самъ назначилъ это мѣсто для встрѣчи. Тамъ намъ никто не помѣшаетъ.

-- Хороши охотники на бекасовъ,-- подумалъ Божаръ.

Нѣкоторыя слова, которыми посѣтители обмѣнялись между

собою, возбудили его подозрительность. По своей природной осмотрительности, составлявшей отличительную черту характера уроженца Лотарингіи, Божаръ рѣшилъ прежде, чѣмъ выйти изъ своего убѣжища, основательно освѣдомиться о намѣреніи этихъ незнакомцевъ, которые, повидимому, явились сюда на таинственное свиданіе со всѣхъ четырехъ концовъ лѣса. На почтительномъ разстояніи онъ сталъ слѣдить за этими двумя людьми. Густой песокъ дорожки ослаблялъ шумъ его шаговъ и, благодаря этому, онъ, никѣмъ не замѣченный, подошелъ къ самой полянѣ. Вскорѣ онъ замѣтилъ, что направо отъ него лѣсъ сталъ значительно рѣже. Дубы въ немъ росли на рѣдкомъ разстояніи, и почва была покрыта мохомъ, на которомъ то тутъ, то сямъ росъ густой можжевельникъ и остролистникъ. Депутатъ сошелъ съ тропинки и, прячась за кустарниками, дошелъ до большихъ деревьевъ, которыя окружали поляну.

Она небольшимъ уклономъ лежала вокругъ одинокой и громадной березы, которая и дала ей свое названіе. Спустившись по песчаному откосу, Божаръ могъ черезъ рѣдкую изгородь кленовъ бросить взглядъ на поляну. Теперь не было сомнѣнія въ томъ, что онъ попалъ на тайную сходку какихъ-то подозрительныхъ личностей. Ему сейчасъ же вспомнились намеки Жанъ-Жозефа Ренара насчетъ заговоровъ роялистовъ, которые назрѣвали въ Аргони.

Освѣщенные луннымъ свѣтомъ люди, походившіе по одеждѣ на половину на буржуа, на половину на крестьянъ, собрались въ кучки на нѣкоторомъ разстояніи отъ березы. Подъ нею депутатъ замѣтилъ двѣ фигуры, закутанныя въ плащи и державшіяся въ тѣни. Подошли и запоздавшіе, которыхъ онъ встрѣтилъ на дорогѣ. Въ эту минуту два человѣка, сидѣвшіе подъ березой, встали. Одинъ изъ нихъ медленно отбросилъ свой плащъ съ капюшономъ. Взглянувъ на его лицо, освѣщенное полной луною, Божаръ пришелъ въ сильнѣйшее изумленіе. Онъ узналъ канониссу.

Гіацинта д'Эризель была въ темномъ платьѣ, на головѣ у нея была тирольская шляпа, изъ-подъ которой пышными локонами падали на плечи ея не напудренные волосы. На фонѣ темнаго наряда ея лицо выступало очень явственно. При свѣтѣ луны это бѣлое, обрамленное обильными локонами лицо было очаровательно. Особенную красоту придавали ему сверкавшіе, словно звѣзды, глаза. Въ глубинѣ лѣса остроумная корреспондентка очаровала Божара еще сильнѣе, чѣмъ въ гостиной г-жи де-Ронъ. Отъ удивленія его волненіе усиливалось, а любопытство заставляло его скрываться за кустарниками. Гіацинта сдѣлала нѣсколько шаговъ впередъ и устремила на окружавшихъ ее людей свой сверкающій взоръ.

-- Я думаю, господа,-- сказала она:-- что мы теперь въ сборѣ и поэтому можно говорить... Я васъ созвала сегодня ночью для того, чтобы познакомить васъ съ однимъ изъ моихъ друзей, который пріѣхалъ изъ Парижа и который отправляется отъ ея величества королевы къ маркизу Буйлье, начальнику Меца: это г-нъ Жаржей, придворный офицеръ; онъ рѣшилъ сдѣлать крюкъ и доставить мнѣ важныя извѣстія, и я уполномочена сообщить ихъ вамъ...

Незнакомецъ, который сидѣлъ съ нею подъ березой, подошелъ къ Гіацинтѣ. Божаръ увидѣлъ молодого человѣка красивой наружности, который былъ закутанъ въ просторный темный плащъ съ высокимъ воротникомъ, изъ-подъ котораго виднѣлись отвороты краснаго камзола и кисейный галстукъ. Канонисса обернулась къ нему и, взявъ его за руку, подошла вмѣстѣ съ нимъ къ семи незнакомцамъ, которые 9тояли полукругомъ на полянѣ.

-- Г-нъ Жаржей,-- продолжала она, останавливаясь послѣдовательно передъ каждымъ изъ нихъ,^-позвольте вамъ представить кавалера Даніеля де-Вандіера, который ѣдетъ въ Кобленцъ и который по моей просьбѣ согласенъ отсрочить свой окончательный отъѣздъ... Г-нъ Іеремія Данлупъ, одинъ изъ моихъ близкихъ друзей, Давидъ Лузссоръ, Жоэль Парфондрюптъ, Жоанъ по, Эли Курувръ, Жакъ Гюи, все это дворяне-стеклозаводчики, преданные королю... Вы можете говорить безъ всякихъ опасеній въ ихъ присутствіи; это надежные люди испытанной вѣрности.

Проходя передъ молодымъ офицеромъ, стеклозаводчики приподнимали шляпу. При свѣтѣ луны можно было разсмотрѣть лица этихъ дворянъ: круглое усатое лицо Давида Лузссора, который походилъ на фламандскаго бурмистра; длинный, костлявый профиль Жоэля Парфондрюпта; носъ, похожій на клювъ птицы и прыгающіе глаза Іереміи; пьяную физіономію Жоана по, безконечную бороду Жака Гюи и наконецъ трусливую физіономію Эли Курувра.

Божаръ успѣлъ уже овладѣть собою и сталъ обдумывать положеніе, въ которомъ онъ очутился, и роль, которую онъ игралъ во всей этой исторіи. Роль шпіона была ему противна при его гордости и деликатности. Любовь къ канониссѣ еще болѣе усиливала его опасенія. Онъ сразу догадался, что люди, собравшіеся вокругъ г-жи д'Эризель, явились сюда съ цѣлью составить заговоръ противъ власти національнаго собранія. Присутствуя на ихъ тайномъ собраніи, онъ ставилъ себя въ очень трудное положеніе: если онъ откроетъ какой-нибудь мятежный заговоръ, то его совѣсть и долгъ депутата обязываютъ его довести объ этомъ до свѣдѣнія администраціи департамента, съ другой стороны, если онъ донесетъ объ этомъ, то рискуетъ погубить эту неосторожную молодую женщину, которую онъ пріѣхалъ спасти. Его порядочность не позволяла ему дольше прятаться отъ г-жи д'Эризель.

Онъ пролѣзъ черезъ густой остролиственникъ и рѣшительно двинулся къ полянѣ, не соблюдая никакой осторожности. Шумъ его быстрыхъ шаговъ сейчасъ же привлекъ вниманіе стеклозаводчиковъ, у которыхъ привычка быть на стражѣ особенно развила слухъ.

-- Тише!-- воскликнулъ Іеремія Данлупъ:-- я слышалъ шаги... Слышите, Гіацинта?

-- Нѣтъ,-- отвѣтила канонисса съ оттѣнкомъ безпокойства.

-- Господа, насъ предали,-- воскликнулъ Жоэль Парфондрюптъ.

Іеремія и онъ бросились на дорогу искать мелькнувшаго незнакомца.

Шаговъ черезъ десять они встрѣтились съ Божаромъ, который рѣшительно приближался къ нимъ; они схватили его и потащили на поляну.

-- Вотъ шпіонъ!-- воскликнулъ Парфондрюптъ, толкая депутата въ середину разъяренныхъ стеклозаводчиковъ.

-- Простите!-- внушительно сказалъ Божаръ:-- я просто путникъ, направляющійся въ Фуръ-о-Муанъ... Будьте любезны проводить меня къ г-жѣ д'Эризель, которую я вижу среди васъ.

Увидѣвъ депутата, Гіацинта сначала насупила свои тонкія брови и гнѣвно взглянула на него; но ясный и благородный взглядъ новоприбывшаго смягчилъ ея гнѣвъ. Она выразительно взглянула на кавалера Вандіера, какъ бы приглашая его молчать, и знакомъ велѣла обоимъ стеклозаводчикамъ освободить ихъ плѣнника.

-- Я совсѣмъ не ожидала встрѣтить васъ здѣсь въ такой часъ!-- начала она, еще не освободившись отъ подозрѣній.

-- Я также не ожидалъ васъ встрѣтить здѣсь,-- отвѣтилъ онъ, поклонившись ей съ легкой ироніей;-- извините, что я васъ обезпокоилъ и будьте любезны объяснить этимъ господамъ, что если они принимаютъ меня... Я шелъ прямо въ Фуръ-о-Муанъ по порученію къ вамъ отъ вашей тетки и сбился съ дороги.

-- Этотъ человѣкъ говоритъ правду,-- продолжала канонисса, обращаясь къ своимъ спутникамъ.-- Это одинъ изъ моихъ друзей, и я отвѣчаю за его скромность.

Она прибавила совсѣмъ громко, скороговоркою, обращаясь къ Божару:

-- Извините меня, въ свою очередь, что съ вами поступили такъ безцеремонно... Мы сейчасъ отправимся домой... Кавалеръ де-Вандіеръ васъ туда проводитъ.

Она отошла отъ него съ выраженіемъ нетерпѣнія и подошла къ офицеру, который скрывался въ тѣни березы. Съ изумленіемъ и смущеніемъ Божаръ смотрѣлъ ей вслѣдъ и вдругъ почувствовалъ, что кто-то прикоснулся къ его рукѣ.

-- Милостивый государь,-- сказалъ кавалеръ кисло:-- если вы желаете... я къ вашимъ услугамъ.

Франсуа Божаръ сухо поклонился смотрѣвшимъ на него стеклозаводчикамъ и молча послѣдовалъ за кавалеромъ, который, согнувшись и поднявъ фалды своего сюртука, пробрался на узкую тропинку, круто спускавшуюся внизъ.

III.
Посланецъ королевы.

Въ то время, какъ Божаръ удалялся подъ наблюденіемъ кавалера де-Вандіера, канонисса старалась успокоить Жаржея. Не называя депутата по имени, она снова принялась увѣрять, что она ручается за него. Притомъ онъ ничего не слышалъ, и офицеру нечего бояться какой-либо нескромности съ его стороны.

Этотъ Жаржей былъ влюбленъ въ канониссу аббатства Пуланже, г-жу Лафошъ, которая находилась въ большой дружбѣ съ д'Эризель. Онъ былъ въ дружбѣ съ графомъ Ферзенъ, и тотъ представилъ его Маріи-Антуанеттѣ. Легкомысленный и нѣсколько фатоватый, но вмѣстѣ съ тѣмъ очень храбрый, онъ принадлежалъ къ той элегантной, тщеславной и вѣтреной молодежи, которою королева такъ любила окружать себя. Когда стали думать о тайномъ отъѣздѣ короля, Марія-Антуанетта неоднократно поручала Жаржею вступать въ сношеніе съ маркизомъ Буйлье. Выборъ повѣреннаго былъ сдѣланъ съ такой же неловкостью и легкомысліемъ, которыя сказались во всѣхъ приготовленіяхъ къ этому несчастному побѣгу. Не сообразивъ, что эти тайные планы были извѣстны очень многимъ, королева поручила своему агенту освѣдомиться по дорогѣ о настроеніи дворянъ, которыхъ ей выставляли какъ горячо преданныхъ королю. Жаржей, вообразившій себя ловкимъ дипломатомъ, пылалъ желаніемъ успѣшно выполнить первую часть своего порученія.

Въ сношеніяхъ съ дворянами-стеклозаводчиками онъ рѣшилъ сначала держаться со всевозможными предосторожностями. Прежде, чѣмъ проникнуть въ глубь ихъ души, онъ хотѣлъ предварительно подвергнуть этихъ сельскихъ дворянъ испытанію и удостовѣриться, насколько можно имъ довѣрять.

-- Господа,-- началъ онъ:-- вамъ извѣстно, что король и его семья въ сущности находятся въ Тюльери въ заточеніи. Королевская семья открыто находится подъ стражею въ своихъ аппартаментахъ. Къ этому оскорбительному положенію мнимое національное собраніе прибавило еще большее оскорбленіе въ видѣ тайнаго надзора: ихъ величества окружены шпіонами. Вотъ какое уваженіе проявляютъ мятежные депутаты къ своему государю. Вотъ какъ они къ нему относятся.

-- Это шайка негодяевъ?... воскликнулъ Парфондрюптъ.

-- По чему не расправятся съ этими наглецами шашками?-- прибавилъ Іеремія Данлупъ.

-- Почему?... Потому, что король слишкомъ добръ и вѣренъ законамъ. Онъ принужденъ уважать конституцію, которую ему навязали, и не хочетъ проливать кровь своихъ подданныхъ. Тѣмъ не менѣе его терпѣніе истощается. Ему хотятъ помѣшать поѣхать въ Сенъ-Клу провести тамъ Страстную недѣлю. Это оскорбленіе принуждаетъ его выйти изъ нерѣшительности. Мы имѣемъ основаніе думать, что, уступая просьбамъ королевы, онъ согласится наконецъ поѣхать въ Медъ, къ вѣрнымъ полкамъ, которые находятся подъ начальствомъ маркиза Буйлье.

-- Прекрасно!-- воскрикнулъ Луэссаръ,-- пусть его величество ѣдетъ къ намъ! Мы ждемъ только случая составить для него ограду изъ нашихъ тѣлъ... Мы зажмемъ рты всѣмъ этимъ болтунамъ!

-- Случай, котораго вы ищете,-- отвѣчалъ Жаржей, успокоенный этими восклицаніями, полными энтузіазма,-- можетъ представиться съ минуты на минуту. Если король рѣшится покинуть Парижъ, то онъ направится, конечно, на Монмеди, и тогда ему придется ѣхать по дорогѣ, которая проходитъ между С.-Менехульдъ, Клермонъ и Варенъ. Если этотъ маршрутъ будетъ окончательно намѣченъ, тогда намъ понадобятся ваше содѣйствіе и ваша преданность.

-- Можете положиться на насъ, г-нъ офицеръ, всѣ дворянестеклозаводчики въ Аргони положатъ свою жизнь за короля... Не правда ли, товарищи?-- сказалъ Жоанъ по.

-- Да, всѣ!-- подтвердили пять другихъ стеклозаводчиковъ.

-- Благодарю васъ, господа, отъ имени королевы, которая возложила на меня это порученіе,-- отвѣчалъ въ восторгѣ офицеръ,-- предоставляю моему любезному проводнику объяснить вамъ, какимъ образомъ можетъ пригодиться ваше усердіе въ случаѣ, если наступитъ надобность... Г-жа д'Эризель знаетъ эту мѣстность лучше меня -- и я полагаюсь въ этомъ случаѣ на нее, она дастъ вамъ болѣе подробныя свѣдѣнія.

-- Мои дорогіе родственники и друзья,-- въ свою очередь сказала Гіацинта,-- какъ ни неопредѣленны еще планы, о которыхъ вамъ говорилъ г-нъ Жаржей, но все-таки они могутъ удаться лишь тогда, когда мы заранѣе примемъ нужныя мѣры для исполненія предположеній ея величества. Каждому должно быть извѣстно отнынѣ, что онъ долженъ дѣлать. Маркизъ Буйлье пошлетъ впереди августѣйшихъ путешественниковъ отряды, которые должны обезпечить имъ безопасность до Монмеди. Необходимо однако, чтобы не возникло какихъ-либо препятствій для путешествія короля со стороны народа. Вы, Іеремія, вмѣстѣ съ Нарфондрюптомъ по первому знаку отправитесь въ С.-Менехульдъ, гдѣ будете наблюдать за прибытіемъ королевскаго экипажа. Какъ только онъ покажется, одинъ изъ васъ пусть бѣжитъ въ Фуръ-о-Муанъ предупредить меня. Я двинусь тогда съ кавалеромъ де-Вандіеръ и сообщу отряду, который будетъ находиться на дорогѣ Денъ. Въ это время г-нъ Курувръ и по будутъ въ Клермонѣ; г-нъ Луэссаръ и Гюи будутъ находиться при въѣздѣ въ Варенъ, чтобы убѣдиться, что смѣна лошадей готова и дорога совершенно свободна... Слышите ли вы, господа? Можетъ случиться, что до тѣхъ поръ намъ уже не придется болѣе собраться. Необходимо сегодня же условиться во всемъ, чтобы потомъ не вышло какихъ-нибудь недоразумѣній. Какъ только я получу извѣстіе объ отъѣздѣ ихъ величествъ, я пошлю каждому изъ васъ письмо, которое будетъ содержать слѣдующія слова: "Къ печамъ!" Такъ, кажется, стеклозаводчики приказываютъ рабочимъ приступать къ работѣ... Этого письма для васъ будетъ достаточно, и вы, бросивъ все, отправитесь...

-- Поняли!-- отвѣчали присутствовавшіе,-- намъ не нужно повторять два раза.

-- Господа,-- отвѣтилъ офицеръ:-- я тронутъ вашими прекрасными чувствами... Мнѣ нѣтъ надобности прибавлять, что когда король вернетъ себѣ свободу и получитъ свою власть во всей ея полнотѣ, когда правительство почувствуетъ подъ собой твердую почву, ея величество васъ не забудетъ и щедро наградитъ услуги своихъ друзей въ плохія времена.

Многіе изъ стеклозаводчиковъ возразили на это жестами, выражавшими безкорыстіе. Тѣмъ не менѣе практическая натура лотарингцевъ сказалась, и привлекательная перспектива, которую рисовалъ г-нъ Жаржей, возбудила у бѣдныхъ дворянъ алчныя желанія. Они вдругъ увидѣли, что имъ представляется неожиданный случай снискать себѣ королевскія милости.

-- Сударь,-- сказалъ толстый Давидъ Луэссаръ,-- дворяне-стеклозаводчики не имѣютъ привычки назначать цѣну за оказанныя услуги. Что касается меня, то оказать помощь его величеству будетъ само по себѣ достаточной для меня наградой, но я отецъ пятерыхъ дѣтей и не долженъ этого забывать... Когда король будетъ на своемъ прежнемъ мѣстѣ, тогда я буду имѣть смѣлость обратиться къ нему съ просьбой о выдачѣ патента на чинъ капитана для моего старшаго сына, бенефиціи для младшаго и... маленькаго приданаго для моннъ дочерей.

-- Чертъ возьми!-- ворчалъ Эли Курувръ,-- скажите, пожалуйста!.. я не такъ жаденъ,-- прибавилъ онъ совсѣмъ громко,-- и буду счастливъ, если его величество дастъ мнѣ монополію на издѣліе бутылокъ въ провинціяхъ Лотарингія и Шампань.

-- Эге,-- прервалъ его Жюиль де-Парфондрюптъ, у котораго былъ стеклянный заводъ въ Сенадѣ:-- если ты возьмешь все, то самъ посуди, что же останется остальнымъ?

Толчокъ былъ данъ, первоначальное стѣсненіе исчезло и каждый старался захватить для себя лучшій кусокъ пирога.

Жакъ Гюи потребовалъ для себя должность управляющаго казенными лѣсами и водами; Жоанъ по, право рыбной ловли въ прудахъ С.-Руинъ: только Іеремія Данлупъ не чувствовалъ въ своемъ сердцѣ честолюбивыхъ желаній:

-- Я не попрошайка по своей натурѣ,-- пробормоталъ онъ:-- но такъ какъ здѣсь каждый протягиваетъ руку, то я тоже попрошу разрѣшить мнѣ охотиться въ королевскихъ лѣсахъ сколько мнѣ вздумается съ тѣмъ, чтобы лѣсные сторожа не гонялись за мною по пятамъ...

Пока они дѣлили для себя королевскія милости, Жаржей искоса взглянулъ на Гіацинту, и ироническая улыбка пробѣжала по его губамъ. Ему слишкомъ часто приходилось наблюдать въ Версалѣ проявленіе подобныхъ алчныхъ желаній и такую же торговлю, и онъ не удивлялся уже этому. Онъ просто рѣшилъ, что и въ глубинѣ этихъ лѣсовъ, подъ охотничьими куртками этихъ сельскихъ дворянъ, такъ же, какъ подъ парадными камзолами придворныхъ, люди походили одинъ на другого и что безкорыстная преданность королю представлялась просто-напросто обманомъ.

По этой улыбкѣ Гіацинта угадала не очень-то лестныя мысли офицера, и ей стало стыдно за нихъ.

-- Однако, господа!-- воскликнула она дрожащимъ голосомъ,-- прежде, чѣмъ просить милостей, по крайней мѣрѣ надо сначала ихъ заслужить... Если бы я не знала васъ за вѣрныхъ и честныхъ людей, то я стала бы сомнѣваться въ вашемъ великодушіи. У насъ теперь нѣтъ другого занятія, какъ служить королю съ вѣрою и любовью, остальное къ намъ придетъ потомъ... А теперь надо проститься; уже поздно, и г-ну Жаржею, который утромъ ѣдетъ, нужно отдохнуть; до свиданія, господа; не забывайте ничего изъ того, что я вамъ говорила.

Она набросила на себя свой плащъ и направилась съ офицеромъ по той же тропинкѣ, гдѣ только что прошли Божаръ съ кавалеромъ де-Вандіеръ.

Достигнувъ Фуръ-о-Муана, Божаръ и кавалеръ застали всѣхъ уже спящими. Гертруда де-С.-Андре ложилась спозаранку съ курами. Депутатъ не хотѣлъ ее будить. Кавалеръ де-Вандіеръ вѣжливо предложилъ своему спутнику помѣститься въ его комнатѣ, гдѣ находились двѣ кровати, и, падая отъ усталости, сейчасъ же началъ раздѣваться. Взволнованный Божаръ не могъ послѣдовать его примѣру и, предоставивъ ему заканчивать свой ночной туалетъ, вышелъ въ садъ, рѣшивъ здѣсь дождаться возвращенія канониссы. При бѣломъ свѣтѣ луны аллеи, окаймленныя буковыми деревьями, грядки, на которыхъ начиналъ цвѣсти нарцисы и тюльпаны, казались значительно больше. Франсуа Божаръ, проходя, привѣтствовалъ каждый уголокъ этого сада, въ которомъ онъ гулялъ въ своей ранней юности и въ которомъ все оставалось попрежнему. Тѣ же самые цвѣты росли на тѣхъ же мѣстахъ, и на каждомъ углу депутатъ находилъ старыхъ знакомыхъ, которые вызывали въ немъ воспоминанія молодости. Онъ весь проникся ими; онъ вспоминалъ время, когда онъ школьникомъ пріѣзжалъ изъ С.-Ванъ на заводъ на каникулы, потомъ вспоминались ему лѣтніе дни, когда Гіацинта была еще дѣвочкой и играла въ воланъ въ аллеяхъ. Рядъ воспоминаній навелъ его мысли на ночной инцидентъ. Онъ вспомнилъ объ этой канониссѣ, которая съ нѣкоторыхъ поръ занимала главное мѣсто въ его тревожныхъ думахъ. Онъ былъ очень удивленъ этимъ, его смущало, что онъ такъ занятъ одной женщиной, онъ, который съ давнихъ поръ ограждалъ свою душу отъ женскихъ чаръ. За исключеніемъ связи въ молодости съ Нанинъ Жилотъ онъ въ продолженіе многихъ лѣтъ жилъ въ цѣломудріи и въ трудѣ, какъ тѣ бенедиктинцы, у которыхъ онъ воспитывался. Въ глазахъ гражданъ онъ пользовался высокой репутаціей человѣка прямого, честнаго и талантливаго, и потому его избрали въ генеральные штаты. Ясность его прекрасной души и дѣятельность ума ничѣмъ не нарушалась до встрѣчи съ Гіацинтою. Съ того времени, благодаря корреспонденціи, которая установилась между ними, чары молодой женщины медленно стали понемногу дѣйствовать на него. Онъ вдругъ почувствовалъ, что въ немъ проснулся пылъ его юности и среди такого броженія его воля поколебалась, а душа понеслась навстрѣчу опасности.

Тяжелыя послѣдствія этого новаго нравственнаго состоянія отъ него не укрылись. Совѣсть говорила ему, что онъ дѣйствовалъ теперь подъ вліяніемъ сантиментальныхъ побужденій. Онъ не могъ скрывать, что ему было очень пріятно, когда г-жа де-Ронъ давала ему порученіе относительно своей племянницы. Въ этотъ вечеръ, направляясь по тропинкамъ, которыя вели къ Фуръ-о-Муану, онъ чувствовалъ себя помолодѣвшимъ, чувствовалъ веселость, которую онъ ошибочно объяснялъ вліяніемъ весны, въ дѣйствительности же радостное настроеніе было слѣдствіемъ надежды увидѣть Гіацинту д'Эризель. Когда онъ увидѣлъ канониссу, которая шла посреди поляны въ лунномъ свѣтѣ, сердце его забилось, какъ у двадцатилѣтняго юноши. Развѣ онъ не рисковалъ скомпрометировать званіе депутата и достоинство народнаго представителя, принимая участіе въ тайномъ сборищѣ бунтовщиковъ только для того, чтобы поскорѣе очутиться возлѣ нея?

А теперь,-- что дѣлалъ онъ въ этомъ саду при заводѣ, когда онъ долженъ былъ ѣхать по дорогѣ въ Арденны, для исполненія возложеннаго на него порученія. Приличествовало ли депутату-патріоту терять драгоцѣнное время въ легкомысленныхъ разговорахъ, въ то время, какъ интересы націи громко призывали его къ ихъ защитѣ?

Онъ, правда, обѣщалъ г-жѣ де-Ронъ повидаться съ молодой женщиной и поставить ей на видъ ея неосторожное поведеніе. Онъ, конечно, долженъ былъ исполнить обѣщаніе, но заранѣе былъ увѣренъ въ томъ, что его вмѣшательство будетъ безполезно. Сцена на полянѣ, при которой ему пришлось присутствовать, достаточно доказала ему, что канонисса держится своихъ ложныхъ заблужденій и крѣпко принимаетъ дѣятельное участіе въ проискахъ враговъ свободы. На что онъ разсчитывалъ? Онъ достаточно ее зналъ и могъ предвидѣть, что его наставленія будутъ смѣшны ей. Ему не удастся устранить отъ нея опасность, въ которую она кидалась какъ бы нарочно, онъ же, наоборотъ, шелъ на вѣрную гибель Эта женщина даже на разстояніи заставляла колебаться его волю и смущала его мысли. Для чего стараться вразумить эту экзальтированную особу, которая даже въ эту самую минуту обсуждала подозрительные планы съ де-Жаржеемъ, посланнымъ королевою къ маркизу де-Буйлье?.. Мысль о томъ, что Гіацинта возвращается отъ Высокой Березы вдвоемъ съ этимъ франтоватымъ офицеромъ, непріятно поразила Божара и возбудила въ немъ ревность.

"Она выслушаетъ,-- думалъ онъ,-- мои совѣты съ презрительнымъ видомъ, а затѣмъ будетъ смѣяться надо мной съ этимъ придворнымъ франтомъ, который сумѣлъ заслужить ея довѣріе, а можетъ быть и болѣе нѣжное чувство. Вмѣсто того, чтобы играть глупую роль, будетъ умнѣе, если я возвращусь сію минуту на дорогу въ Варенъ"...

Онъ былъ занятъ еще своими мыслями, какъ вдругъ услышалъ за кустами легкое шуршаніе платья. Онъ обернулся. Канонисса, закутанная въ свой плащъ съ капюшономъ, приближалась къ нему.

-- Вотъ и я,-- прошептала она, улыбаясь:-- я васъ замѣтила сверху и не хотѣла ждать до завтра, чтобы просить у васъ извиненія за то, что я такъ съ вами разсталась... Боюсь, что своимъ поведеніемъ я обидѣла васъ; я хочу вамъ объяснить...

-- Вы не обязаны мнѣ давать никакого объясненія, сударыня,-- прервалъ онъ ее, наклоняясь: -- я не имѣю права обижаться на васъ, но меня пугаетъ та легкость, съ которой вы бросаетесь въ безразсудныя предпріятія. И всѣ другія лица, которыя близки и дороги вамъ, боятся этого не менѣе васъ. Ваша тетка умоляетъ васъ держать себя осторожнѣе, и я нарочно свернулъ съ пути, чтобы довести до вашего свѣдѣнія о ея опасеніяхъ. То, что я сейчасъ видѣлъ, къ несчастью, подтверждаетъ мои подозрѣнія... Я не стараюсь проникнуть въ тайны, которыя вы раздѣляете съ вашимъ другомъ г. Жаржеемъ, но я вижу, что вы вмѣшиваете себя въ дѣло, которое мнѣ кажется похожимъ на заговоръ.

Насмѣшливость, съ которой Божаръ подчеркнулъ слова: "вашъ другъ, г. Жаржей", уколола канониссу. Она увидѣла въ этомъ ревность, и эта мысль была ей непріятна, и она отвѣчала депутату съ злой усмѣшкой:

-- Что прикажете? Ваше собраніе, уничтоживъ духовныя общины, оставило мнѣ много свободнаго времени, нужно же мнѣ его чѣмъ-нибудь заполнить.

-- Будьте осторожны! Политика опасная игра для женщинъ. Народъ подозрителенъ... а здѣсь болѣе, чѣмъ гдѣ-либо. Тутъ близко къ границѣ, гдѣ сосредоточиваются его враги. Уже ваше званіе канониссы и каста, къ которой вы принадлежите, дѣлаютъ васъ подозрительной для многихъ. Въ одномъ клубѣ, прошлую недѣлю, я слышалъ нѣкоего молодого безумца, который назвалъ Шаладъ гнѣздомъ заговорщиковъ... Я хотѣлъ протестовать противъ этого, и думалъ, что это клевета... А теперь...

-- А теперь -- докончила она, смѣясь,-- вы раскаиваетесь въ вашемъ добромъ побужденіи?

-- Нѣтъ, сударыня, я не раскаиваюсь въ томъ, что стараюсь спасти васъ отъ вашей неосторожности. Но я страшно ошеломленъ, видя, что эти обвиненія оказались основательными и что вы дѣйствительно готовы совершить безразсудный поступокъ.

Глаза Гіацинты блеснули.

-- Вѣрность къ королю вы называете безразсудствомъ? Если вы считаете безразсудствомъ затрачивать свою энергію для защиты королевской семьи, то я горжусь тѣмъ, что во мнѣ есть это безразсудство, я раздѣляю его съ дворянствомъ всего королевства... Мы не такъ думаемъ, г. Божаръ; люди моей касты, какъ вы говорите, понимаютъ вопросы чести иначе, чѣмъ простолюдины...

-- Извините меня,-- отвѣтилъ онъ, задѣтый за живое:-- я никогда не былъ дворяниномъ и потому не могу чувствовать къ революціи такой злобы, какъ вашъ г. Жаржей!

Она опять подмѣтила саркастическій тонъ, какимъ онъ произносилъ имя этого офицера, и вдругъ ей бросилось въ глаза грустное выраженіе лица депутата.

-- Мой г. Жаржей,-- отвѣтила она,-- очень близокъ къ одной изъ моихъ старыхъ пріятельницъ по Пуланже:-- онъ принятъ здѣсь по ея рекомендаціи... Я вижу его первый разъ и завтра онъ ѣдетъ.

Онъ понялъ, конечно, деликатность этого замаскированнаго объясненія Гіацинты и былъ ей благодаренъ. Лицо его просіяло. Канонисса замѣтила это и ей было пріятно, что она могла разсѣять эту ревность:

-- Я въ отчаяніи отъ того, что обидѣла васъ, г. Божаръ... Когда я горячусь, я говорю много лишняго... Извините меня,-- продолжала она, протягивая ему руку:-- несмотря на разницу нашихъ убѣжденій, вы одинъ изъ тѣхъ людей, сердце и умъ которыхъ я очень уважаю...

-- И совѣту котораго вы совсѣмъ не хотите слѣдовать,-- перебилъ онъ ее, смѣясь и удерживая на минуту въ свой рукѣ нѣжную ручку канониссы. Эта улыбка, появлявшаяся такъ рѣдко на серьезномъ лицѣ депутата, придавала ему нѣжное выраженіе, которое подѣйствовало на Гіацинту.

-- При другихъ обстоятельствахъ,-- отвѣчала она,-- я къ вамъ буду питать полное довѣріе, увѣряю васъ... Но въ настоящую минуту, когда королевская власть находится въ опасности, всѣ тѣ, которые остаются ей вѣрны, должны отложить свои личныя симпатіи и слушаться только голоса долга.

Съ минуту онъ смотрѣлъ на эту очаровательную головку, окаймленную чернымъ капюшономъ и залитую луннымъ свѣтомъ. Блескъ ея большихъ зеленыхъ глазъ, въ которыхъ отражались его глаза, почти опьянялъ его.

-- Да будетъ проклята политика!-- воскликнулъ онъ.-- Нельзя уже возвратиться къ прежнему мирному времени, когда я пріѣзжалъ пѣть и охотиться въ Фуръ-о-Муанъ!.. Все мое честолюбіе будетъ состоять въ томъ, чтобы быть около васъ и сдѣлаться вашимъ другомъ.

-- Вотъ какъ?-- сказала она, качая головой...-- Какія мечты! Вы не могли бы жить въ безвѣстности, такъ же, какъ и я не могла бы заниматься хозяйствомъ и садоводствомъ, какъ моя тетушка Гертруда... Отъ судьбы не уйдешь. Вы будете сражаться за то, что вы называете правами народа, я же буду бороться до конца, защищая короля.

-- Неисправимое упрямство!-- прошепталъ онъ нѣжно:-- ваши усилія не остановятъ революціи; они только озлобятъ народъ и это приведетъ къ гибели васъ и вашу семью, ввергнетъ вашихъ друзей въ отчаяніе... Не стоитъ защищать тѣхъ, кто по собственной слѣпотѣ идетъ къ пропасти!

-- Спокойной ночи, г. Божаръ,-- сказала она.-- Пора и спать... Не говорите ничего моей тетушкѣ C.-Андре; она настолько же чужда всякихъ возвышенныхъ порывовъ, насколько я энтузіастка. Не стоитъ ее тревожить.

-- Будьте покойны, я уѣзжаю завтра рано утромъ... и отправлюсь въ удрученномъ настроеніи... Прощайте!

-- Не говорите этого противнаго "прощайте" и особенно не уѣзжайте, не примирившись со мною!.. Я увѣрена, что мы останемся добрыми друзьями и, надѣюсь, увидимся въ лучшія времена...

-- Да услышитъ васъ Небо!-- прошепталъ онъ, цѣлуя протянутую ему руку, и простился съ нею.

IV.
Къ печамъ!

Во вторникъ 21 іюня 1791 г., около полудня, всѣ дворяне-стеклозаводчики, присутствовавшіе на тайномъ собраніи у Высокой Березы, получили отъ канониссы записку, въ которой значилась короткая таинственная фраза: "Къ печамъ, господа!"

-- Ага!-- сказалъ себѣ Іеремія Данлупъ послѣ того, какъ онъ съ трудомъ разобралъ три слова лозунга,-- значитъ, это сегодня!.. Тѣмъ лучше, чортъ побери! Стоитъ хорошая погода, и это добрый знакъ.

Солнце, дѣйствительно, сіяло на небѣ почти безоблачномъ, если не считать нѣсколькихъ легкихъ бѣлыхъ облачковъ, и восточный вѣтерокъ освѣжалъ воздухъ. Іеремія надѣлъ свои охотничьи сапоги, застегнулъ свои гетры изъ голубого полотна, сунулъ въ свой ягташъ заряженный пистолетъ, пороховницу и пули; потомъ поспѣшно позавтракалъ ломтемъ хлѣба и свиного сала и запилъ все это стаканомъ кислаго вина. Въ полдень онъ вышелъ изъ Флорана и двинулся въ лѣсъ по направленію къ Сенаду, гдѣ жилъ Жоэль Парфондрюптъ.

Лѣсъ стоялъ во всей красотѣ: въ высокой травѣ свистала иволга, между черешнями пестрѣли лѣтніе цвѣты, а съ опушки несся запахъ спѣлой земляники и жимолости. Іеремія, сильно возбужденный этой бодростью, которой вѣяло отъ деревьевъ, весело вторилъ иволгѣ.

Жоэля онъ засталъ уже готовымъ къ отъѣзду. Стеклозаводчикъ запасся двумя верховыми лошадьми, и къ двумъ часамъ, выпивъ прощальный кубокъ, оба они сѣли верхомъ на своихъ лошадокъ и повернули на дорогу, которая шла къ С.-Менехульду. Они оставили лошадей въ гостиницѣ предмѣстья и не спѣша достигли средины города съ видомъ двухъ гуляющихъ честныхъ деревенскихъ жителей, которые пріѣхали сюда за покупками.

Необычайное оживленіе царило среди населенія. Многіе стояли около дверей, собирались на шоссе толпами, съ оживленіемъ о чемъ-то споря. Тамъ и тутъ наши стеклозаводчики замѣтили драгунъ, которые ѣхали медленно, запасшись вязанками сѣна, или чистили у конюшенъ своихъ лошадей. Скоро они догадались, что волненіе жителей было вызвано присутствіемъ этихъ драгунъ. Одинъ отрядъ прибылъ въ девять часовъ утра. Ночью одинъ отрядъ лозенскихъ гусаръ уже прошелъ черезъ С.-Менехульдъ и отправился въ Нонъ-Соммевилль, и потому неожиданное появленіе новыхъ войскъ возбудило въ жителяхъ опасенія. Справившись на почтѣ и узнавъ, что никто еще не проѣзжалъ здѣсь, Іеремія и Жоэль направились въ кабачокъ по сосѣдству и спросили бутылку кислаго вина. Попивая вино, они прислушивались къ разговору посѣтителей кабачка, которые сидѣли около нихъ.

-- Все это не ясно,-- говорилъ одинъ шорникъ кабатчику: -- драгуны и гусары такъ и рыскаютъ между нами. Не кажется ли вамъ это подозрительнымъ. Перардель?

-- Повидимому, они ждутъ казенныхъ денегъ,-- отвѣчалъ тотъ,-- и явились сюда для того, чтобы сопровождать ихъ до границы.

-- Зачѣмъ же имъ сопровождать деньги до границы?.. Можетъ быть, деньги-то наши, и королева посылаетъ ихъ своимъ друзьямъ-австрійцамъ?.. Этотъ офицеръ, который съ полудня толчется, какъ сумасшедшій, на дорогѣ въ Шалонъ, похожъ на человѣка, у котораго на умѣ что-то дурное... Смотрите, вотъ онъ идетъ противъ насъ!..

Дѣйствительно, черезъ оконныя стекла виднѣлся офицеръ, командовавшій этимъ отрядомъ драгунъ. Его звали д'Андуанъ. Онъ то и дѣло тихо говорилъ что-то лейтенанту, семенилъ ногами, поминутно останавливаясь и чувствуя, что за нимъ наблюдаютъ, бросалъ на любопытныхъ озабоченные и вмѣстѣ съ тѣмъ раздраженные взгляды.

-- Пойдемъ,-- прошепталъ Іеремія на ухо Парфондрюпту: -- экипажи не должны бы запаздывать.

Они поспѣшили опорожнить бутылки и заплатить, что слѣдуетъ. Въ то время, какъ они разсчитывались съ кабатчикомъ, на улицѣ явственно раздался звукъ трубы, и всѣ бросились наружу. Капитанъ д'Андуанъ забѣгалъ взадъ и впередъ и крикнулъ рѣзкимъ голосомъ:

-- Кто велѣлъ трубить, чтобы сѣдлали лошадей?

-- Это я, капитанъ,-- отвѣчалъ, выдвигаясь впередъ, одинъ гофъ-фурьеръ:-- наши люди разбрелись по кабакамъ, это меня безпокоитъ, и я думаю, что будетъ лучше, если всѣ они соберутся.

-- Экипажи запоздали,-- возразилъ капитанъ.-- Велите перестать трубить, Лагашъ, и ожидайте моихъ приказаній.

-- Мнѣ кажется,-- прошепталъ Іеремія Жоэлю:-- гофъ-фурьеръ правъ и этотъ молокососъ-офицеръ ничего не понимаетъ... Слѣдовало бы распорядиться такъ, чтобы всѣ люди были готовы при первой же тревогѣ.

Они вернулись назадъ и пошли въ кабачокъ, чтобы взглянуть, покормили ли ихъ лошадей. Приказавъ конюху держать ихъ осѣдланными и взнузданными, они вернулись въ городъ, гдѣ провели еще добрый часъ, ходя взадъ и впередъ. Наступалъ уже вечеръ. Сильная жара спала, и на главной, уже потемнѣвшей улицѣ обыватели собирались толпами у своихъ дверей. По временамъ съ полей возвращались работники съ кирками на плечахъ, ѣхалъ изъ своего сада какой-нибудь собственникъ, везя съ собою корзину земляники. Сквозь окна видно было, какъ заботливыя хозяйки хлопотали надъ приготовленіемъ ужина.

Вдругъ около семи съ половиною часовъ со стороны Шалонской дороги послышался топотъ по мостовой, и вскорѣ показался быстро мчавшійся курьеръ въ свѣтло-желтомъ вёстонѣ. Онъ скакалъ къ почтовой станціи.

-- Это навѣрно они,-- прошепталъ Іеремія и повелъ Жоэля къ дому почтмейстера.

Отъ возраставшаго волненія сердца стеклозаводчиковъ сильно бились. Послышался глухой стукъ ѣдущаго экипажа и щелканье бича. Два экипажа, одинъ запряженный тремя, а другой 6-ю лошадьми, впереди которыхъ скакали два курьера, точно также въ свѣтло-желтыхъ вестонахъ, быстро подъѣхали къ почтѣ и остановились тамъ среди зрителей.

Въ первомъ экипажѣ находились двѣ горничныя, во второмъ, комфортабельномъ экипажѣ сидѣло шесть человѣкъ: три дамы, одинъ мужчина и два ребенка. Богатый видъ этихъ экипажей указывалъ на знатность проѣзжихъ. Одинъ изъ зрителей спросилъ у одного изъ курьеровъ, кто эти путешественники.

-- Баронесса Корфъ со своими дѣтьми, горничными и комнатнымъ лакеемъ,-- отвѣчалъ онъ.

-- Ну,-- послышался не особенно доброжелательный голосъ:-- еще эмигранты, которые пробираются къ границѣ!

Оба стеклозаводчика, вытянувъ шею, старались заглянуть въ глубь экипажа, у котораго стекла были подняты. Двѣ дамы, сидѣвшія въ глубинѣ, были одѣты очень скромно; та, которая сидѣла ближе къ окну, носила черную шляпу и такого же цвѣта плащъ. На мужчинѣ, у котораго была видна только очень широкая спина, была круглая шляпа, парикъ, темный сюртукъ. Въ рукахъ онъ держалъ трость. Старшій изъ мальчиковъ былъ одѣтъ въ простенькое платье. Драгунскій капитанъ неожиданно отогналъ любопытныхъ и подошелъ къ дверцѣ экипажа. Въ ту же минуту стекло опустилось, и дама въ черномъ плащѣ слегка наклонилась, прислушиваясь къ словамъ офицера, который ей низко поклонился. Увидѣвъ ее въ профель, Жоэль Парфондрюптъ, которому приходилось видѣть Марію-Антуанетту, когда она выходила замужъ за Людовика XVI, узналъ ее и выразительно толкнулъ локтемъ своего спутника.

Послѣ короткаго разговора капитанъ отошелъ, а королева откинулась снова въ уголъ экипажа. Тогда человѣкъ въ круглой шляпѣ, который, казалось, не могъ спокойно сидѣть на мѣстѣ, наклонился, въ свою очередь, желая поторопить ямщиковъ; когда онъ повернулся, стеклозаводчики, къ своему удивленію, теперь могли видѣть его лицо. Онъ говорилъ съ одушевленіемъ, и его голосъ плохо повиновался ему, переходя внезапно отъ среднихъ нотъ къ визгу. Его откормленное лицо имѣло усталое и меланхолическое выраженіе, а вся его фигура производила впечатлѣніе чего-то нѣсколько вульгарнаго.

Оба сельскіе дворянина, создавшіе для себя совершенно иной идеалъ короля, переглянулись между собою, какъ бы спрашивая себя, дѣйствительно ли это король Франціи, хотя въ экипажѣ, кромѣ его, никого изъ мужчинъ не было.

Пока они обмѣнивались этими нѣмыми вопросами, лошадей уже запрягли, и курьеры стали отгонять любопытныхъ. Жоэля и Іеремію оттерли назадъ. Въ эту минуту изъ сосѣдней улицы показался молодой человѣкъ лѣтъ 28--29, высокій, сильный, хорошо сложенный, съ палкой въ рукѣ и съ курткой на плечѣ. То былъ почтмейстеръ Друэ, возвращавшійся домой съ поля. Онъ подошелъ къ тарантасу, осмотрѣлъ путешественника, который стоялъ у дверцы и бросилъ взглядъ въ глубь кареты. Пока одинъ изъ курьеровъ расплачивался за лошадей, почтмейстеръ упорно смотрѣлъ на даму въ черномъ плащѣ. Раньше онъ служилъ въ полку драгуновъ Конде и не разъ имѣлъ случай видѣть королеву въ Версалѣ. Узнавъ ее, онъ отъ изумленія рѣзко пожалъ плечами, потомъ попятился назадъ въ сторону, гдѣ стояли оба стеклозаводчика. Они увидѣли, какъ онъ вынулъ изъ кармана ассигнацію, получаемую имъ въ счетъ жалованья, и, казалось, внимательно сравнивалъ королевскій портретъ, гравированный на билетѣ, съ лицомъ человѣка, который облокотился на дверцу. Онъ обернулся къ стоявшему тутъ же мальчишкѣ и съ живостью сказалъ:

-- Вильгельмъ, дама въ черной шляпѣ, которая сидитъ въ берлинѣ, похожа, чортъ возьми, на австріячку, и я даю мою голову на отсѣченіе, что человѣкъ въ темномъ сюртукѣ Людовикъ XVI, онъ самый... Бѣги скорѣе предупредить муниципальныя власти!

Эти слова поразили Іеремію, который отличался тонкимъ слухомъ. Онъ даже перемѣнился въ лицѣ и спрашивалъ себя, хорошо ли онъ поступитъ, не задушивъ этого проклятаго почтмейстера, чтобы помѣшать ему болтать. Вдругъ послышались крики:

-- Берегись! Берегись!

Курьеры помчались въ галопъ, бичи защелкали, и оба экипажа быстро направились по улицѣ въ сторону Клермона. Они исчезли уже въ облакахъ пыли, когда тихое любопытство смѣнилось шумомъ и волненіемъ. Друэ успѣлъ уже сообщить свои подозрѣнія стоявшимъ обывателямъ, и со всѣхъ сторонъ въ толпѣ стали раздаваться крики:

-- Держите ихъ!.. Держите ихъ!..

Въ то же время въ городской думѣ забили тревогу; улица наполнилась вооруженной національной стражей, и ея шумъ смѣшивался съ трубными звуками. Капитанъ д'Андруа приказалъ наконецъ трубить сигналъ сѣдлать лошадей, но было уже слишкомъ поздно. Національная гвардія окружила его и поволокла къ думѣ.

-- Чортъ побери!-- вскричалъ Іеремія,-- этотъ проклятый почтмейстеръ узналъ короля... Онъ все испортитъ, и эти канальи способны остановить экипажи... Нельзя терять ни одной минуты, бѣжимъ въ нашу гостиницу!

Бѣгомъ они достигли предмѣстья вскочили, на своихъ лошадей, и Іеремія сказалъ Парфондрюпту.

-- Въ галопъ!

Они бросились на Клермонскую дорогу. Достигнувъ вершины холма Біэма, они увидѣли въ наступившихъ сумеркахъ экипажи, которые спускались внизъ.

-- Жоэль,-- сказалъ Данлупъ: -- бѣгите въ Фуръ-о-Муанъ и извѣстите г-жу д'Эризель о томъ, что произошло... Я же постараюсь догнать экипажи, чтобы предупредить ихъ величества о предательствѣ этого мерзавца и пригласить ихъ въ Варенъ, не заѣзжая въ Клермонъ... До свиданія, желаю вамъ удачи.

Они разстались. Іеремія бросился въ лѣсъ, чтобы пересѣчь дорогу, а Нарфондрюптъ поскакалъ къ долинѣ Біэма. При выходѣ изъ Излета Клермонская дорога дѣлаетъ поворотъ и Данлупъ, пересѣкая лѣсъ, достигъ большой дороги за деревней, какъ разъ въ ту минуту, когда оба экипажа, мчавшіеся крупной рысью, прибыли туда. Онъ подскакалъ прямо къ каретѣ и, проѣзжая передъ опущенными стеклами, пробовалъ обратить на себя вниманіе путешественниковъ.

-- Ваше величество,-- кричалъ онъ:-- вамъ измѣнили!

Оттого ли, что за шумомъ колесъ его слова не долетали ясно до слуха королевскаго семейства, или же физіономія этого гиганта съ всклоченной бородой не внушала никакого довѣрія людямъ, которые и безъ того были напуганы и недовѣрчивы, но его предостереженіе осталось безъ результата. Три раза онъ крикнулъ это предостереженіе въ дверцу кареты. Видя, что его уже усталая лошаденка не можетъ тягаться въ скорости съ экипажами, онъ въ отчаяніи бросился обратно въ лѣсъ, разсчитывая добраться до Варена по проселочной дорогѣ, предупредить тамошнихъ своихъ друзей и въ случаѣ надобности вызвать ихъ на помощь.

Въ то самое время, когда Іеремія тщетно старался предупредить короля, а Парфондрюптъ скакалъ къ Шаладу, канонисса въ столовой Фуръ-о-Муана съ безпокойствомъ ждала извѣстій. Свою лихорадочную тревогу она не могла даже скрыть отъ тетокъ.

Г-жа де-Ронъ гостила у своей сестры и племянницы уже шесть недѣль; получивъ отъ Божара письмо, въ которомъ онъ писалъ о своей неудачѣ, она явилась сама увѣщать канониссу, не щадя при этомъ ни просьбъ, ни угрозъ.

Гіацинта попрежнему осталась сдержанной съ C.-Андре, преданность которой къ королю начинала ослабляться приверженностью къ конституціи. Она, правда, любила Людовика XVI, но ненавидѣла Марію-Антуанетту и надѣялась, что дворянство открыто примирится съ новымъ режимомъ. Съ этими двумя женщинами, не щадившими для нея упрековъ, Гіацинта оставалась молчалива поневолѣ. Но, принуждая себя казаться спокойной, она чувствовала, какъ въ ней поднимались отчаяніе и досада, въ то время какъ г-жа де-Ронъ безпечно бесѣдовала съ Гертрудой де-С.-Андре о разныхъ незначительныхъ происшествіяхъ, или подшучивала надъ кавалеромъ де-Вандіеромъ, потѣшаясь надъ его безобидной любовью къ табаку.

Канонисса знала отъ Жаржея, что королевское семейство должно было къ ночи проѣхать Варенъ. Она сказала себѣ, что въ этотъ самый часъ король Франціи, сторону котораго она такъ горячо держала, и Марія-Антуанетта, которую она боготворила, мчались бѣглецами по дорогѣ въ Аріонъ. При этой мысли ея воображеніе разыгрывалось. Ея сердце было полно негодованія при видѣ тетокъ, которыя спокойно болтали о разныхъ пустякахъ въ такой торжественный моментъ. Она страдала отъ невозможности подѣлиться своимъ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ и страхами съ кавалеромъ, который одинъ зналъ тайну, и ждала съ нервной дрожью, пока обѣ старухи удалятся въ свои комнаты. Наконецъ ея муки кончились. Въ 10 часовъ г-жа де-Ронъ и Гертруда пошли спать.

Д' Эризель объявила, что ей не хочется итти въ комнаты въ такой чудный вечеръ, лучше погулять немного съ кавалеромъ деВандіеромъ, и она увлекла его за собой. Ночь была тихая, безлунная, но вся усѣянная звѣздами.

-- Часъ насталъ,-- прошептала Гіацинта:-- я задыхаюсь и хотѣла бы закричать!.. Мнѣ кажется, мнѣ обнажили всѣ нервы.

-- Вы слишкомъ волнуетесь!-- возразилъ кавалеръ де-Вандіеръ,-- и, можетъ быть, совершенно напрасно... Почему вы знаете, что въ минуту своего отъѣзда король не измѣнилъ своего намѣренія и его путешествіе не было отложено еще разъ?

-- Нѣтъ, что-то говоритъ во мнѣ, что теперь насталъ торжественный часъ. Только подумайте! Въ эту минуту, тамъ, по ту сторону лѣса ѣдетъ королевское семейство, увозя въ своемъ экипажѣ судьбы Франціи... Развѣ это не настраиваетъ васъ торжественно?

-- Г'мъ!.. По правдѣ сказать, я предпочиталъ бы, чтобы королевское семейство было теперь въ кроватяхъ, и самъ возлегъ бы на свою въ Фуръ-о-Муанѣ.

-- Вы человѣкъ маловѣрный и не особенно храбрый!..

-- Что же дѣлать? Я изъ породы зайцевъ... боязливый и осторожный. Я очень люблю исторіи... Когда мнѣ ихъ разсказываютъ около очага, иногда я себя спрашиваю, почему я попалъ въ эту, которая можетъ кончиться очень плохо...

-- Не раскаивайтесь въ вашемъ добромъ побужденіи!.. Впрочемъ, вы клевещете на себя; несмотря на вашъ спокойный темпераментъ, вы храбры и преданны. Вы также получите свою награду за ваши хлопоты, когда мы одержимъ побѣду... А мы ее одержимъ, кавалеръ, будьте въ этомъ увѣрены!.. Завтра король будетъ въ лагерѣ маркиза де-Буйлье, окруженный вѣрной арміей. Онъ разгонитъ собраніе, будетъ диктовать свои желанія, образумитъ и смиритъ Францію и водворитъ въ ней порядокъ... Мы будемъ свидѣтелями этого, Даніель. Мы, теперь едва замѣтные, будемъ окружены славой, какъ наша землячка Жанна д'Аркъ... Тише!.. Слышите, кто-то скачетъ?

-- Нѣтъ, я слышу только шумъ воды въ мельничныхъ шлюзахъ.

-- Іеремія вѣдь не можетъ запоздать... Все готово, не правда ли, на случай, если намъ понадобится поѣхать съ нимъ?

-- Лошади осѣдланы и взнузданы и стоятъ въ конюшнѣ, но я надѣюсь, что намъ не придется прибѣгать къ ихъ услугамъ.

-- Напротивъ, мы воспользуемся ими! Неужели вы думаете, что я могу пропустить короля, не присоединившись къ его конвою?.. На этотъ разъ я не ошибаюсь... Кто-то скачетъ!

Они отошли на край дороги и насторожились. Въ самомъ дѣлѣ слышно было, какъ со стороны Клаона кто-то скакалъ и топотъ лошади все приближался. Они перестали разговаривать, устремивъ глаза въ темноту бѣлѣвшей дороги. Вскорѣ шумъ сталъ явственнѣе -- и черезъ 20 минутъ всадникъ соскочилъ съ лошади на опушкѣ лѣса. Гіацинта и Даніель ринулись къ нему навстрѣчу.

-- Кто идетъ?-- спросилъ всадникъ.

-- Друзья!-- воскликнулъ канонисса.-- Вы ли это, Іеремія?

-- Нѣтъ,-- отвѣчалъ запыхавшійся голосъ: -- это я, Парфондрюптъ.

-- Какія извѣстія?-- спросила Гіацинта съ біеніемъ сердца.

-- Дурныя!.. Король былъ узнанъ въ С.-Менехульдѣ негодяемъ почтмейстеромъ, и проклятые національные гвардейцы поскакали за нимъ въ погоню.

Парфондрюптъ слѣзъ съ лошади и безъ передышки разсказалъ о томъ, что произошло на почтовой станціи, какимъ образомъ онъ и Іеремія поскакали у косогора Біэмъ.

Гіацинта наморщила брови. Даніель де-Вандіеръ качалъ головою, въ то время какъ Жоэль, нарвавши пригоршню травы и листьевъ, вытиралъ свою покрытую пѣной лошадку.

-- Не все еще потеряцо!-- возразила неустрашимо канонисса:-- экипажи умчались впередъ; въ Клермонѣ ихъ встрѣтитъ отрядъ драгуновъ, который эскортируетъ ихъ до Варена, гдѣ находится сынъ маркиза де-Буйлье съ сотней гусаръ... Это наилучшимъ образомъ подѣйствуетъ на вашихъ лавочниковъ изъ С.-Менехульда!

Не успѣла она сказать, какъ снова послышался лошадиный топотъ и они увидѣли мчавшагося по узкой дорожкѣ всадника, въ которомъ узнали скоро Эли де-Курувра. Онъ запыхался не менѣе своего товарища. Насколько въ ночной темнотѣ можно было разглядѣть его черты, видно было, что онъ очень разстроенъ.

-- Добрый вечеръ, де-Курувръ, что случилось?-- спросила, задыхаясь отъ волненія, Гіацинта:-- почему вы пріѣхали сюда, вмѣсто того, чтобы сопровождать короля въ Варенъ?

-- Почему?-- отвѣтилъ онъ, слѣзая съ лошади: -- потому, что эти клермонскіе канальи не пустили меня ѣхать...

-- Дѣло плохо!

-- Гдѣ же находится королевское семейство?

-- Королевская семья ѣдетъ по дорогѣ въ Варенъ.

-- А!-- прошептала, облегченно вздыхая, молодая женщина: -- вы меня напугали! Но говорите же, не мучьте меня!..

-- Постойте!-- возразилъ стеклозаводчикъ:-- дайте мнѣ вздохнуть, и я вамъ разскажу все по порядку.

Они прошлись по направленію къ Фуръ-о-Муану. Гіацинта шла между двумя дворянами, которые вели за повода своихъ лошадей.

-- Сначала,-- продолжалъ Эли де-Курувръ,-- какъ только я получилъ ваше письмо, я поѣхалъ съ Жоаномъ де-Гіо въ Клермонъ, куда мы пріѣхали послѣ полудня. Обитатели тамъ совсѣмъ потеряли разсудокъ отъ прибытія войскъ. Въ б часовъ графъ де-Дама отдалъ приказъ драгунамъ садиться на лошадей, а самъ съ офицерами понесся на большую дорогу. Это вызвало, конечно, лишніе толки, и головы пустились усиленно работать. Жители Клермона жужжали вокругъ лошадей, какъ лѣтнія мухи. Пробило 9 час., но никто не пріѣзжалъ. Тогда де-Дама, который, видимо, былъ очень недоволенъ, приказываетъ отступленіе и оставляетъ съ собой только 30 всадниковъ. Едва приказъ былъ приведенъ въ исполненіе, какъ прилетаетъ курьеръ и вслѣдъ за нимъ 2 экипажа, которые останавливаются передъ почтою. Перемѣняютъ лошадей. Кругомъ множество ротозѣевъ. Де-Дама обмѣнивается насколькими словами съ курьеромъ, послѣ чего экипажи мчатся въ Варенъ... но именно тутъ-то все и пропало... Въ то время, когда трубили сигналъ сѣдлать лошадей, эти свиньи клермонцы начинаютъ буйствовать и не выпускаютъ войска. Муниципальныя власти приказываютъ де-Дама отвести своихъ солдатъ и такимъ образомъ успокоить буржуа; командиръ велитъ имъ убираться прочь и съ саблей въ рукѣ кричитъ: "Ко мнѣ, драгуны". Въ эту минуту бьютъ тревогу, собирается національная гвардія и окружаетъ отрядъ. Де-Дама командуетъ "Впередъ!" Національная гвардія реветъ: "Драгуны, васъ обманываютъ, не повинуйтесь".

-- И какъ же поступили драгуны?... перебила горячо канонисса.

-- Драгуны закричали: "Да здравствуетъ нація!" и сошли съ лошадей.

-- Подлецы!

-- Ихъ окружили и встрѣтили апплодисментами... Воспользовавшись смятеніемъ, де-Дама прокалываетъ двоихъ и бросается на дорогу... Жоанъ де-Гіо и я, не слѣзавшіе съ лошадей, хотимъ ѣхать за нимъ; но намъ загораживаютъ дорогу... Я вхожу въ ярость, бью направо и налѣво хлыстомъ и мнѣ удается пробиться... Дорога въ Варенъ мнѣ отрѣзана, я прискакалъ въ Излетъ, откуда сюда по кратчайшему разстоянію... Вотъ почему, какъ я вамъ говорилъ вначалѣ, я думаю, что дѣло пропало.

-- Однако!-- отвѣтила канонисса,-- король теперь находится въ Варенѣ, гдѣ его встрѣтятъ гусары де-Буйлье.

-- А если жители Варена настроены такъ же подозрительно, какъ и клермонцы, и если гусары такъ-же вложатъ сабли въ ножны и побратаются съ ними?

-- Тогда,-- вскричала Гіацинта внѣ себя,-- наше дѣло совсѣмъ проиграно. Мы поѣдемъ верхомъ и чрезъ Фуръ де-Пари мы достигнемъ дороги въ Медъ... Мы двинемся навстрѣчу полку маркиза де-Буйлье, который въ это время идетъ изъ Дэна, и мы заставимъ его поспѣшить примчаться на помощь къ королю... Идите за вашими лошадьми, Даніель, и отведите ихъ на дорогу Фуръ де-Пари.

-- Это безуміе!...-- возразилъ кавалеръ,-- Въ лѣсу ни эти не видно. Мы не знаемъ дороги и не успѣемъ прибыть во время.

-- Эти господа будутъ показывать намъ дорогу,-- отвѣтила неустрашимо Гіацинта.-- Идите и возвратитесь скорѣе... Мы не можемъ терять времени даромъ.

Оба стеклозаводчика, изумленные смѣлостью молодой женщины, толкнули другъ друга локтемъ и рѣшились скромно возразить:

-- Наши лошаденки совсѣмъ выбились изъ силъ,-- пробормоталъ де-Курувръ,-- нечего и думать ѣхать на нихъ.

-- Кавалеръ отведетъ ихъ въ сарай, а вы насъ проводите пѣшкомъ... Посмотримъ, господа, струсите ли вы передъ дѣломъ, на которое иду я, женщина? Пословица говоритъ, что стеклозаводчики ничего не боятся. Я надѣюсь, что вы не поступите вразрѣзъ съ нею!

-- Куда пойдете вы, туда пойдемъ и мы,-- отвѣтилъ Парфондрюптъ,-- и будь, что будетъ!

Даніель де-Вандіеръ, видя, что нельзя надѣяться на поддержку стеклозаводчиковъ, покорился своей участи и повелъ замученныхъ лошадей въ конюшню Фуръ-о-Муана. Чрезъ четверть часа онъ снова появился, ведя за собою двухъ осѣдланныхъ лошадей.

Эли де-Курувръ помогъ опечаленному кавалеру сѣсть на одну изъ нихъ; Гіацинта легко вспрыгнула на другую и, обратившись къ своимъ спутникамъ, воскликнула:

-- Впередъ! за короля!.. Кто меня любитъ, пусть слѣдуетъ за мной!

Шагомъ при свѣтѣ горѣвшихъ звѣздъ двинулись они по дорогѣ къ Фуръ-де-Пари. Передъ этой деревушкой, раскинувшейся въ густомъ лѣсу, лѣсная дорога поворачивала направо, къ Варену, пересѣкая древнюю римскую дорогу, которая называлась Haute Chevauchйe. По ней-то и долженъ былъ слѣдовать маленькій отрядъ, для того, чтобы тотчасъ же выбраться на Дэнскую дорогу. Какъ и предсказывалъ кавалеръ, въ лѣсу ночью было очень темно. Оба стеклозаводчика шли впереди лошадей и то и дѣло спрашивали себя, куда итти, отчего Даніель трусилъ еще больше. Малѣйшій звукъ вродѣ треска отъ внезапнаго паденія сломанной вѣтки или шороха зайца, вспугнутаго мимоходомъ, заставлялъ его дрожать. Шли медленно и осторожно. Оттяжелѣвшія вѣки кавалера совсѣмъ закрывались: имъ овладѣло какое-то оцѣпенѣніе, которое сопровождалось тяжелыми кошмарами. Когда вышли на Haute Chevauchйe, тутъ дорога оказалась шире, а лѣсъ рѣже, и снова стали видны сіявшія на небѣ звѣзды. Это до нѣкоторой степени вернуло кавалеру де-Вандіеръ ясность мысли, онъ протеръ себѣ глаза и втянулъ въ носъ солидную понюшку табаку, чтобы придать себѣ энергіи. Путники безмолвствовали, только проводники обмѣнивались иногда нѣсколькими отрывистыми фразами. Разговоръ не нарушалъ заснувшей тишины лѣса. Гіацинта въ тревогѣ нервно вертѣла хлыстъ и едва сдерживала свое нетерпѣніе. Время казалось ей страшно длиннымъ. Ей хотѣлось нестись галопомъ навстрѣчу полку, который уже вышелъ теперь изъ Дэна и который одинъ только и могъ спасти короля отъ бѣды.

Въ лихорадкѣ, которая ее била, ей приходили на умъ самыя грустныя воспоминанія, подходившія къ данному случаю. Она вспомнила слышанную ею отъ тетки Гертруды трагическую исторію Людовика де-Маролль, знаменитаго протестанта изъ С.-Менехульда. Послѣ отмѣны Нантскаго эдикта этотъ ненавистный для мадамъ Ментенонъ человѣкъ былъ сосланъ Людовикомъ XIV, бѣжалъ, но въ двухъ лье отъ Рейна былъ пойманъ и сосланъ на галеры. Она задавала себѣ вопросъ, не придется ли поплатиться за проступки своего предка королю Людовику XVI. Развѣ событія, которыя разыгрывались одно за другимъ въ С.-Менехульдѣ и Клермонѣ, не носили характера какой-то фатальной мести, которая влекла королевство къ погибели?.. Потомъ мысль ея снова направлялась на печальныя предсказанія Франсуа Божара, и она дрожала при мысли, что онъ, можетъ быть, яснѣе видитъ будущее, чѣмъ она. Ей снова чудился въ заводскомъ саду, при свѣтѣ луны, страшный и вмѣстѣ съ тѣмъ кроткій взглядъ депутата, который, склонившись къ ней съ печальнымъ выраженіемъ лица, повторялъ: "не защищайте упорно тѣхъ, собственная слѣпота которыхъ ведетъ ихъ къ пропасти!.." Въ такія минуты Гіацинта встряхивала головой и прогоняла меланхолическія ночныя мысли: "Нѣтъ, нѣтъ,-- говорила она себѣ,-- прочь эту чувствительность!"

Въ теченіе трехъ часовъ ѣхали они лѣсомъ. Когда они вышли уже въ поле недалеко отъ дороги въ Дэнъ, начинало разсвѣтать, звѣзды блѣднѣли, и по направленію Монфокона болѣе свѣтлая полоса указывала на восходъ зари. Всѣ четверо быстрымъ шагомъ проѣхали маленькій мостикъ черезъ рѣку Эръ близъ Монбленниля. Бѣлый паръ поднимался по всей рѣкѣ и расходился по обѣ стороны. Достигнувъ дороги, всѣ четверо вздрогнули и остановились въ изумленіи. Съ колокольни Монбленвиля неожиданно раздался набатъ.

-- Что!-- воскликнулъ Парфондрюптъ:-- пожаръ, что ли, въ деревнѣ?.. Но тамъ черно, какъ въ печи...

Не успѣлъ онъ сказать, какъ сзади нихъ вдали другой церковный колоколъ началъ звонить ускоренными ударами.

-- Въ Шеппи звонятъ также,-- пробормоталъ Эли де-Курувръ.

Это былъ какъ бы сигналъ. Всюду въ туманѣ, въ Вери, въ Шарпантри, въ Варенѣ пробуждались маленькіе и большіе колокола и звонко били тревогу, которая смѣшивалась съ неяснымъ гуломъ и съ отдаленной барабанной дробью.

Гіацинта остановилась; сердце ея било тревогу не менѣе колоколовъ. Ей казалось, что она слышитъ погребальный салютъ королевскому сану.

-- Пропало дѣло,-- проворчалъ Парфондрюптъ.-- Это сулитъ намъ порядочную суматоху.

-- Что бы ни случилось, господа,-- вскричала отважно канонисса,-- нашъ долгъ итти навстрѣчу полку маркиза де-Буйлье... Вотъ наша дорога, не правда ли?

-- Совершенно вѣрно,-- отвѣчалъ Парфондрюптъ.

-- Итакъ, впередъ, впередъ!.. войска должны быть недалеко.

Пока звонъ колоколовъ то замедлялся, то ускорялся въ утреннемъ туманѣ, приводя въ волненіе путниковъ, всѣ четверо неустрашимо двинулись впередъ на Дэнскую дорогу. Черезъ четверть часа они остановились. Въ промежуткахъ временной тишины, когда стихалъ звонъ колоколовъ, въ туманѣ несся гулъ идущей толпы.

Жоэль опустился на колѣни и приложилъ ухо къ сырой землѣ.

-- Это такъ же вѣрно, какъ то, что наступилъ день,-- сказалъ онъ:-- тамъ цѣлая толпа, которая идетъ на насъ.

-- Отлично, господа,-- воскликнула въ восторгѣ Гіацинта:-- впередъ!.. Это полкъ маркиза де-Буйлье,-- и она поскакала крупной рысью. Рядомъ съ нею ѣхалъ кавалеръ, который теперь уже забылъ свои страхи.

Мало-по-малу горизонтъ окрашивался розовымъ свѣтомъ, жаворонки пѣли въ блѣдно-голубомъ небѣ, начинался день, и свѣжій вѣтерокъ разсѣялъ туманъ. Вдругъ при одномъ изъ поворотовъ дороги Гіацинта увидѣла толпу вооруженныхъ людей въ синихъ курткахъ съ красными каймами... Въ эту же минуту раздался въ свѣжемъ воздухѣ одушевленный крикъ: "Да здравствуетъ нація!" смѣшиваясь съ усиливающимися звуками колоколовъ. Канонисса была поражена въ самое сердце. То былъ не нѣмецко-королевскій полкъ, а національная гвардія изъ Бальни и Шарпантри, направлявшаяся въ Варенъ.

V.
Отъѣздъ изъ Варена.

Первымъ движеніемъ Гіацинты и ея спутниковъ было броситься вдоль поля, но крестьяне не дали имъ времени привести въ исполненіе этотъ маневръ. Въ одно мгновеніе ока они были окружены. Не слушая ихъ объясненій, они приказали имъ вернуться назадъ. Толкаемые національными гвардейцами, вооруженными плохими ружьями, они были принуждены возвратиться назадъ въ Варенъ. У Гіацинты стѣснило горло, и она мутнымъ взглядомъ смотрѣла на этихъ импровизированныхъ солдатъ. Она видѣла рѣшительныя лица и дикое возбужденіе, которое приводило ее въ изумленіе. По мѣрѣ того, какъ она прислушивалась къ ихъ разговору, ея удивленіе все болѣе и болѣе возрастало. Они большею частью представляли себѣ неясно, почему звонили въ набатъ и для чего ихъ созвали въ Варенъ. Но всѣ они смутно предчувствовали какую-то страшную опасность и какого-то таинственнаго врага, который угрожалъ ихъ безопасности и имуществу.

-- Кажется,-- сказалъ одинъ изъ нихъ,-- открыли заговоръ.

-- Дворяне составили заговоръ, чтобы провезти короля за границу.

-- Да,-- подтвердилъ другой,-- королева отослала казну австрійцамъ... Ее задержали въ Варенѣ. Они хотятъ позвать иностранцевъ во Францію, чтобы возстановить барщину и налоги.

-- Пусть только они придутъ, мы имъ дадимъ себя знать.

-- Долой дворянъ! Да здравствуетъ нація!..

Время отъ времени по дорогѣ встрѣчались вооруженныя толпы, увеличивавшія собою національную гвардію. Они шли изъ Вери, Шеппи и Монбленвиль. Съ каждымъ новымъ подкрѣпленіемъ радостные крики усиливались, и шумная радость распространялась въ удлиннявшихся рядахъ. Взошло солнце. На пыльной дорогѣ, окаймленной лугами, на которыхъ уже поднялась травка, видны было серебряные блики, розовыя искры которыхъ блестѣли на зубцахъ вилъ, на концахъ штыковъ и на выгнутыхъ серпахъ.

Пробило 6 часовъ. Было уже совершенно свѣтло. Толпа совершила свое шествіе и ввалилась на площадь Варена. Жители привѣтствовали ее криками "ура".

Видя эту кишащую вооруженными людьми площадь, на которой спѣшенные гусары чокались на порогѣ домовъ, и взглянувъ на заваленный грудами всякаго скарба мостъ, Гіацинта догадалась о драмѣ, которая произошла здѣсь ночью. Вся ея кровь застыла при мысли о королевской семьѣ, которая сдѣлалась плѣнниками этихъ крестьянъ. Съ большимъ трудомъ ей удалось поставить своихъ двухъ лошадей въ конюшню гостиницы "Великій Монархъ". Національные гвардейцы другъ за другомъ начали перелѣзать черезъ укрѣпленія моста и, благодаря безпорядку, который происходилъ въ толпѣ, канонисса, оба стеклозаводчика и кавалеръ деВандіеръ успѣли спрятаться на заднемъ дворѣ гостиницы. Когда послѣдняя толпа перешла на лѣвый берегъ Эра, Жоэль де-Парфондрюптъ сказалъ Гіацинтѣ:

-- Въ двухъ шагахъ отсюда живетъ мой старый товарищъ де-Бонель, домъ котораго примыкаетъ къ верхнему кварталу... Пойдемте къ нему, можетъ быть, намъ удастся проникнуть отъ него въ самый городъ.

Они съ этими словами отправились къ дому, обитатели котораго уже поднялись въ сильномъ испугѣ. Гостей приняли съ тревогой и сейчасъ же пустились разсказывать о злосчастныхъ приключеніяхъ этой ночи. Друэ сдѣлалъ доносъ относительно королевской семьи, которая была отправлена въ домъ нѣкоего Соса, прокурора общины; гусары измѣнили, напрасно сопротивлялся Гогела, котораго ранили и отнесли на постоялый дворъ...

Гіацинта была убита. Блѣдная, нервная, едва прикоснувшись къ приготовленному для нее кофе, она думала, что въ сосѣдней улицѣ король, королева, дофинъ подвергались оскорбленіямъ мятежной толпы. Издали неслись дикіе вопли. Ею овладѣло страстное желаніе засвидѣтельствовать свою горячую приверженность королевской власти, которая находилась уже въ агоніи... Подъ охраной Жоэля Парфондрюпта она незамѣтно вышла изъ дому, достигла задняго флигеля, который сообщался съ верхнимъ кварталомъ города сводчатымъ коридоромъ, и поднялась по ступенькамъ на чердакъ, служившій сѣноваломъ. Двигаясь на колѣняхъ подъ балками, она выглянула изъ-за сѣна, за нимъ былъ виденъ переулокъ, который выходилъ въ улицу Басъ-куръ, почти противъ дома Соса. Тамъ, гдѣ переулокъ пересѣкается, съ улицей, виднѣлась стоявшая наружи національная гвардія. Время отъ времени къ волновавшейся толпѣ выходилъ гусаръ, который кричалъ: "Да здравствуетъ герцогъ Лозанскій!" Немного спустя при общемъ гулѣ снова послышались радостные крики; по настоянію муниципальныхъ властей, Людовикъ XVI согласился показаться у окна съ королевой.

-- Слышите,-- прошептала Гіацинта:-- они привѣтствуютъ короля... Не все еще погибло, я хочу спуститься, я хочу итти туда!

-- Оставайтесь здѣсь,-- возразилъ Парфондрюптъ.-- Васъ задавятъ или ранятъ... Эти горланы кричатъ: "да здравствуетъ нація", гораздо сильнѣе, чѣмъ "да здравствуетъ король!" Не думаю, чтобы они могли перемѣниться. Будемъ лучше ждать здѣсь.

Не говоря ни слова и вытянувъ шею, они слушали здѣсь болѣе часа, испытывая жгучее нетерпѣніе и жуткое чувство опасности, отъ котораго замирало сердце. Время отъ времени кучки національныхъ гвардейцевъ проходили по переулку.

-- Изъ Вердена пріѣдетъ уполномоченный клуба изъ Бора,-- долетали до нихъ отрывистыя фразы:-- приказано везти короля, который не хочетъ ѣхать въ Монмеди.

-- Онъ пробуетъ привлечь насъ красивыми словами, но какъ только почувствуетъ себя на свободѣ, сейчасъ измѣнитъ.

-- Мы заставимъ его ѣхать силой!

-- Если муниципальныя власти струсятъ, мы поволочемъ его за ноги въ карету!..

Пробило семь часовъ. Въ глубинѣ залитой солнцемъ улицы съ новой силой раздались крики. Они становились болѣе и болѣе грубыми и грозными: "Въ Парижъ! въ Варенъ!" неслись голоса; иногда эти бѣшеныя требованія чередовались съ проклятіями: "Долой австріячку!" Наступила тишина. "Вяжи!" раздалась отрывистая команда. "На караулъ!" Снова молчаніе, продолжительный шумъ двигающейся толпы, гулъ торжествующихъ голосовъ, удары бича вперемежку съ криками "ура", глухой стукъ кареты, и снова подъ горячимъ іюньскимъ солнцемъ общій крикъ, похожій на раскатъ грома: "Да здравствуетъ нація!"

-- Нѣтъ, я не могу больше оставаться здѣсь!-- объявила Гіацинта. Не дожидаясь Парфондрюпта, она спустилась по ступенькамъ, достигла одна переулка и бросилась къ улицѣ Басъ-куръ. Очутившись тамъ, она увидѣла, что шоссе словно по волшебству совершенно опустѣло. Въ концѣ поднимающейся въ гору улицы видны были послѣдніе ряды національной гвардіи, шедшей поспѣшными шагами къ Клермону. Внизу оставались лишь дѣти да женщины. Толпа кумушекъ собралась передъ домомъ съ узкимъ фасадомъ, построеннымъ изъ дерева и изъ глины, смѣшанной съ соломою, который освѣщался въ первомъ этажѣ двумя окнами и большой стеклянной рамой. Снаружи на гвоздяхъ висѣли губки и свѣчи; внутри банки съ бисквитами и сластями указывали на то, что тутъ производилась торговля. Лавка принадлежала нѣкому Сосу, торговцу подсвѣчниками и прокурору общины. Прислонясь къ половинкѣ двери, сухая, худая, съ живыми глазами и увядшимъ лицомъ женщина въ лотаринскомъ чепчикѣ едва успѣвала отвѣчать на вопросы столпившихся кумушекъ. Гіацинта приблизилась къ этой группѣ какъ разъ въ то время, когда торговка кричала протяжнымъ голосомъ:

-- Не говорите мнѣ объ этомъ, невозможно было заснуть ночью. Подумайте только... на нашей лѣстницѣ и въ нашихъ комнатахъ ходили взадъ и впередъ какъ на улицѣ. Цѣлый день уйдетъ только на то, чтобы отмыть полы.

-- Вы, должно быть, очень устали, г-жа Сосъ?

-- Еще бы!... Все тѣло у меня болитъ такъ, какъ будто меня исколотили... Нужно было еще приготовлять кушать всѣмъ.

-- Что же вы подали этимъ придворнымъ?

-- Конечно, я имъ дала то, что имѣла: яйца, колбаса, сыръ и хорошее вино... Королева не прикоснулась почти ни къ чему; она оставалась у кровати, на которой спали ея дѣти. На головѣ у нея былъ надѣтъ чепчикъ, и она смотрѣла на насъ съ досадой и презрѣніемъ, не говоря ни слова. Король держалъ себя просто и ѣлъ, какъ волкъ. Онъ чокался съ хозяиномъ и болталъ съ нимъ, какъ съ равнымъ себѣ.-- "Есть ли у васъ клубъ въ Варенѣ?" вотъ что онъ спросилъ у него.-- "Нѣтъ".-- "Тѣмъ лучше, клубы погубили Францію". Когда мой мужъ хотѣлъ выйти, онъ закричалъ ему: "Возвращайтесь скорѣе, вы мнѣ нужны, ваша бесѣда мнѣ доставляетъ удовольствіе". Онъ ему сказалъ еще; "А есть у васъ здѣсь мостъ?" Да, но онъ запруженъ повозками.

-- Въ такомъ случаѣ я проѣду въ бродъ.

Онъ все время собирался уѣзжать и не хотѣлъ показать, что онъ король... Въ концѣ концовъ пришлось послать за г. Дестазъ, судьей, который жилъ въ Парижѣ... Какъ только г. Дестазъ вошелъ въ комнату, онъ снялъ свою шляпу, вскричавъ: "А! сиръ!.." Тогда Сосъ, видя это, прибавилъ: "Вы король, вы узнаны, признайтесь въ этомъ откровенно!" Вдругъ королева поднялась съ досадой. "Если вы считаете его вашимъ королемъ,-- сказала она высокомѣрно,-- то относитесь къ нему съ большимъ уваженіемъ!" -- Послѣ этого, вы понимаете, нельзя было больше играть комедію. Людовикъ XVI обнялъ моего мужа: "Ну, хорошо! Да, я вашъ король, вотъ королева и королевское семейство... Я не могу больше оставаться въ Парижѣ, я пріѣхалъ къ вамъ съ моими дѣтьми". И увѣряю васъ, у меня разрывалось сердце, когда я слушала этого человѣка!... Я не могла удержаться отъ слезъ. Онъ началъ клясться, что онъ не хотѣлъ бѣжать изъ королевства и обѣщалъ не переѣзжать границу... если ему разрѣшатъ ѣхать дальше. Но всѣ сомнѣвались въ его добрыхъ намѣреніяхъ, и пильщикъ Раде отвѣтилъ ему прямо: "Сиръ, я этому не довѣряю!.." Внизу національная гвардія подняла адскій шумъ и угрожала вышибить двери. Тогда Марія-Антуанетта смягчилась и отбросила свою гордость... Она отвела меня въ уголъ и умоляла меня спасти короля и дофина.-- Боже мой, отвѣчала я, ваше положеніе весьма серьезное. Я очень люблю короля, но я люблю также и своего мужа... Онъ несетъ за все отвѣтственность, и я не хочу, чтобы ему отрубили голову. Наконецъ въ 6 часовъ явился г. де-Рамефъ и вывелъ насъ изъ затрудненія. Онъ прибылъ изъ Парижа съ приказаніемъ отъ національнаго собранія привезти короля... Послѣ раздирающихъ сценъ они рѣшились наконецъ сѣсть въ карету... и уѣхали. Добрый путь!... Мой бѣдный мужъ просто съ ума сходитъ отъ этого.

Гіацинта слушала съ негодованіемъ разсказъ объ этой трагической ночи, переданный въ такихъ вульгарныхъ и непочтительныхъ выраженіяхъ. Ея сердце сильно билось, она уже начинала поддаваться неосторожному раздраженію, какъ вдругъ изъ глубины улицы донесся страшный шумъ. Въ ту же минуту ее схватили за руки: она обернулась и узнала кавалера де-Вандіера и Парфондрюпта.

-- Нужно спасаться скорѣе,-- прошепталъ Жоэль.-- Умы все больше и больше возбуждаются; хотятъ арестовать начальника гусаръ, и если мы останемся здѣсь, намъ придется плохо... Бѣжимъ же скорѣе! Курувру удалось провести лошадей въ верхній городъ окольной дорогой... Онъ ждетъ насъ на площади Вертъ, откуда мы можемъ выѣхать изъ города, пока эти безумцы возятся съ отъѣздомъ короля.

Они потащили канониссу по улицѣ. Подъ липами на площади Вертъ ихъ дѣйствительно ждалъ де-Курувръ съ двумя лошадьми. На площади не было никого, и Гіацинта и де-Вандіеръ могли сѣсть на лошадей, не обращая на себя чьего-либо вниманія; но когда они проѣзжали подъ липами, навстрѣчу имъ попался отрядъ національныхъ гвардейцевъ. Рядомъ съ ними шелъ молодой человѣкъ въ шапкѣ съ трехцвѣтной кокардой, въ синемъ мундирѣ съ красной опушкой и двумя пистолетами за поясомъ изъ красной шерсти. Это была національная верденская гвардія, начальникомъ ея былъ членъ клуба "друзей конституціи", Юліусъ-Юніусъ Ренаръ.

Гіацинта и де-Вандіеръ сначала не замѣтили этого доморощеннаго начальника; но Ренаръ уже узналъ канониссу и ея спутника.

-- Стой!-- закричалъ онъ.

-- Стой!-- повторили за нимъ повелительные голоса.

Не слушая приказанія, всадники поскакали крупной рысью; они исчезли въ боковой улицѣ, которая выходила въ поле. Очутившись на свободѣ, они замедлили ходъ своихъ лошадей. Жоэль и де-Курувръ догнали, ихъ и всѣ четверо поѣхали по дорогѣ черезъ поля. Передъ ними волновалась серебристой струею уже колосившаяся рожь; направо виднѣлись зеленѣющія Аргонскія горы; налѣво Клермонская дорога пересѣкала хлѣбныя поля и луга, засѣянные люцерной. На разстояніи четверти лье показалось свѣтлое облако пыли, которая клубилась надъ толпою, сопровождавшей экипажи короля. Дорога была такъ загромождена, что экипажи должны были ѣхать шагомъ; такимъ образомъ оба всадника очутились очень близко къ королевскому кортежу.

-- Кавалеръ,-- сказала задыхаясь Гіацинта:-- я не могу пропустить короля, королеву и дофина Франціи и дать имъ уѣхать навсегда, не поклонившись имъ въ послѣдній разъ.

Не слушая даже возраженій Даніеля, канонисса пришпорила лошадь и поскакала къ дорогѣ. Въ отчаяніи отъ этой новой неосторожности, но не желая оставлять молодую женщину, кавалеръ храбро поскакалъ рысью, и черезъ нѣсколько минутъ они были уже недалеко отъ многочисленной толпы.

Толпа увеличилась новыми пришельцами изъ сосѣднихъ деревень, и это еще болѣе замедлило движеніе экипажей. Въ эту минуту Гіацинта и Даніель замѣтили направо всадника, который выѣзжалъ съ опушки лѣса и галопомъ скакалъ черезъ хлѣбныя поля. Онъ мчался наперерѣзъ кортежу. Теперь его было видно отчетливо: худой, бородатый, въ охотничьей курткѣ и съ охотничьей сумкой черезъ плечо, онъ казался очень высокимъ.

-- Ба!-- воскликнула Гіацинта:-- это Іеремія.

Дѣйствительно, это былъ стеклозаводчикъ изъ Флорана. Почти стоя на стременахъ, онъ направилъ лошадь къ каретѣ, снялъ свою коричневую войлочную шляпу и крикнулъ: "Да здравствуетъ король!" и поворотилъ назадъ. Но національная гвардія бросилась за нимъ въ погоню. Тогда онъ обернулся лицомъ къ непріятелю и, какъ вепрь, отважно ожидалъ своихъ противниковъ, потомъ выстрѣлилъ изъ пистолета и снова закричалъ: "Да здравствуетъ король!"

Ему отвѣтили залпомъ ружей. Испугавшаяся лошадь поскользнулась и упала. Человѣкъ 20 догнали стеклозаводчика, который старался подняться на землю. Кто-то выстрѣлилъ въ него въ упоръ, остальные добили его ударами штыковъ...

-- Подлецы! подлецы!... прошептала Гіацинта съ поблѣднѣвшими губами и съ гнѣвнымъ выраженіемъ глазъ.

-- Гіацинта,-- энергично сказалъ Даніель де-Вандіеръ, приближаясь къ канониссѣ:-- ради Бога уѣдемъ отсюда!

Онъ схватилъ за поводъ лошадь молодой женщины, пришпорилъ свою и пустилъ ихъ галопомъ прямо къ лѣсу.

Остервенѣніе убійцъ было такъ велико, что на бѣглецовъ не обратили никакого вниманія, и они невредимо достигли лѣса.

VI.
Тревога.

Въ то же утро 22 іюня 1791 года Гертруда де-С.-Андре, которая по своей привычкѣ спала безъ просыпу, поднялась съ разсвѣтомъ; ей нужно было присмотрѣть за косцами въ лугахъ Біэма. Въ Фуръ-о-Муанѣ все было тихо. Одинъ только пѣтухъ нарушалъ тишину, возвѣщая курамъ наступленіе зари. Боясь разбудить гостей, она потихоньку спустилась съ лѣстницы, надѣла башмаки съ подковами, отрѣзала себѣ корку хлѣба и, поглощая на ходу свой скромный завтракъ, пошла по тропинкѣ по лугамъ.

Луга были въ полномъ цвѣту; скошенныя тамъ и сямъ зеленыя мѣста показывали, что сѣнокосъ уже начался. Гертруда нашла своихъ косцовъ. Они ложились спозаранку, какъ и хозяйка, въ эту ночь спали крѣпко и ничего не знали о ночномъ происшествіи. Старой дѣвѣ было не особенно весело присматривать за ними, и, вооружившись косой, она бодро принялась за работу и пошла рядомъ съ рабочими, ловко кося траву; такимъ путемъ она лучше всего могла придать имъ усердія.

Къ 9 часамъ, когда солнце начало уже жечь спину косцовъ, добрая часть луга была скошена. Они прекратили работу, чтобы отдохнуть и позавтракать, а Гертруда отправилась по дорогѣ къ заводу. Подъ ея толстыми башмаками скошенное сѣно распространяло душистый запахъ. Веселая отъ своей утренней работы и отъ мысли, что сѣнокосъ обѣщаетъ быть хорошимъ, Гертруда шла не торопясь, слушая пѣсню малиновки, которой аккомпанировалъ металлическій звонъ натачиваемой косы. По мѣрѣ приближенія къ Фуръ-о-Муану, она съ удовольствіемъ думала о томъ, какъ она застанетъ г-жу де-Ронъ, Гіацинту и кавалера за кофе и присядетъ къ нимъ на своемъ креслѣ съ подушками. Вдругъ шагахъ въ двадцати отъ завода она внезапно остановилась въ изумленіи. Въ ворота она увидѣла на дворѣ толпу національныхъ гвардейцевъ, которые держались въ тѣни, положивъ ружья на землю, а на ступенькахъ крыльца стояли два рослыхъ часовыхъ. Гертруда подумала сначала, что это проходили куда-нибудь войска.

-- Шутъ ихъ возьми!-- бранилась она: -- неужели муници пальныя власти хотятъ помѣстить у меня всѣхъ этихъ людей?

Она ускорила шаги.

-- Гдѣ ваши офицеры?-- спросила она гвардейцевъ, которые смотрѣли на нее насмѣшливо и отвѣчали, что офицеры въ домѣ.

Гертруда какъ ящерица быстро поднялась на крыльцо, прошла сѣни и въ изумленіи остановилась на порогѣ столовой.

-- Ого!-- ворчала она, узнавъ Ренара, который въ своемъ мундирѣ ходилъ по залѣ въ сопровожденіи двухъ другихъ офицеровъ:-- вотъ такъ приключеніе!.. Жозефъ Ренаръ, объясни мнѣ, пожалуйста, почему это ты вздумалъ превратить мой домъ въ казармы?

Когда вѣсть о появленіи короля въ С.-Менехульдѣ дошла, вслѣдствіе депеши почтмейстера Друэ, до Вердена, Ренаръ въ то время находился въ главномъ городѣ округа съ порученіемъ отъ клуба Баръ-сюръ-Орнеръ. Онъ былъ ловокъ, умѣлъ дѣйствовать и не хотѣлъ пропуститъ такого великолѣпнаго случая для того, чтобы выставить на показъ свои гражданскія добродѣтели. Такъ какъ верденская національная гвардія выступила въ Варенъ наспѣхъ, то онъ присоединился къ ея офицерамъ и тотчасъ по прибытіи сталъ добиваться, чтобы король былъ отданъ подъ его надзоръ и отвезенъ въ столицу. Какая была бы слава, если бы онъ могъ возвратиться въ Баръ, везя за собой, какъ тріумфаторъ, плѣннаго короля! Къ несчастью, вмѣшательство де-Ромефъ, члена національнаго собранія, не позволило муниципальнымъ властямъ Варена сдѣлать то, чего требовалъ молодой карьеристъ. Обманувшись въ честолюбивыхъ надеждахъ, раздраженный тѣмъ, что добыча отъ него ускользнула, Юліусъ-Юніусъ рѣшилъ удовольствоваться хотя не столь крупной дичью. Принужденный отказаться отъ захвата короля, онъ хотѣлъ по крайней мѣрѣ испытать удовольствіе мести и съ этою цѣлью явился со своими людьми въ Фуръ-о-Муанъ.

Увидѣвъ Гертруду де-С.-Андре, онъ пересталъ ходить и, поднявъ свою невзрачную голову, посмотрѣлъ на старую дѣву свойственнымъ ему острымъ взглядомъ и отвѣтилъ краемъ губъ:

-- Гражданка О.-Андре, зачѣмъ мѣняться ролями; не мнѣ давать вамъ объясненія... Наоборотъ, я именемъ закона приказываю вамъ отвѣчать на мои вопросы... Гдѣ находится ваша племянница Гіацинта, бывшая канонисса капитула Пуланже?

-- Полагаю, въ своей комнатѣ,-- отвѣтила съ негодованіемъ Гертруда.

-- Весьма сожалѣю, что долженъ васъ разочаровать. Вашей племянницы здѣсь нѣтъ... Безполезно насъ обманывать!.. Капитанъ Майэферъ, поднимитесь наверхъ и приведите гражданку де-Ронъ; мы должны спросить и ее.

Капитанъ вышелъ, а Гертруда въ сильномъ гнѣвѣ остановилась предъ Ренаромъ:

-- А!-- воскликнула она,-- такъ ты насмѣхаться надо мной?.. По какому праву какой-то соплякъ, котораго я знала, когда онъ еще былъ не больше моего башмака, позволяетъ себѣ приказывать здѣсь?

-- Прежде всего,-- отвѣтилъ со злой улыбкой молодой человѣкъ,-- потрудитесь быть сдержаннѣе въ вашихъ выраженіяхъ... вы забываетесь, гражданка; я уже не ребенокъ, котораго вы находили удовольствіе исправлять и безцеремонно выгоняли за дверь... Передъ вами теперь Юліусъ-Юніусъ Ренаръ, секретарь клуба "друзей конституціи", депутатъ отъ верденскаго округа, и я требую, чтобы вы относились съ уваженіемъ къ власти, которую я собой представляю!..

При этихъ словахъ появился Майэферъ, ведя за собой г-жу де-Ронъ.

-- Матерь Божія!-- воскликнула она:-- наконецъ-то ты здѣсь, Гертруда!.. Что такое творится здѣсь? Чего они хотятъ отъ насъ?

-- Почему я знаю?-- отвѣтила въ ярости Гертруда:-- я совершенно не понимаю, что здѣсь происходитъ! Спроси объ этомъ у господина, который называется Юліусомъ-Юніусомъ и которому департаментъ далъ право насъ безпокоить?.. Гдѣ Гіацинта?

-- Не знаю.

-- Постель г-жи Эризель не смята, она, очевидно, провела ночь внѣ дома,-- объявилъ капитанъ Майэферъ.

-- Вы видите, гражданка,-- сказалъ саркастически ЮліусъЮніусъ:-- вы очень плохо освѣдомлены о томъ, что происходитъ у васъ?.. Вы, конечно, тоже не знаете, откуда явились двѣ осѣдланныя лошади, которыхъ нашли въ вашей конюшнѣ и которыя совершенно разбиты отъ ночной скачки?

-- Что такое?.. Въ моей конюшнѣ, кромѣ двухъ лошадей для полевыхъ работъ и двухъ муловъ, ничего никогда не было.

-- Ваше признаніе усиливаетъ наши подозрѣнія и подтверждаетъ обвиненіе противъ вашей племянницы.

-- Въ чемъ же обвиняешь ты Гіацинту, скажи пожалуйста!

-- Я обвиняю ее,-- отвѣтилъ Ренаръ, возвышая голосъ и напирая на каждое слово,-- въ составленіи заговора съ цѣлью способствовать бѣгству Людовика XVI, котораго арестовали въ Варенѣ.

-- Арестовали короля?

-- Господи помилуй!-- прошептала, въ свою очередь, г-жа де-Ронъ, поднявъ глаза къ небу:-- они осмѣлились поднять руку на своего короля!

-- Да,-- возгласилъ Юліусъ-Юніусъ,-- Людовикъ, измѣнивъ своимъ клятвамъ, хотѣлъ достигнуть границы и привести оттуда армію мятежниковъ и заговорщиковъ и возвратиться опять къ деспотизму... но добрые граждане постарались сокрушить гнусныхъ аристократовъ... Вѣроломный король былъ арестованъ патріотами и національное собраніе приговоритъ этого клятвопреступника къ наказанію, котораго онъ заслуживаетъ. Что касается насъ, то нашъ долгъ лишить его соучастниковъ возможности продолжать ихъ пагубныя интриги... вотъ почему мы явилися прежде всего сюда, гдѣ живетъ главная обвиняемая.

-- Моя племянница не вмѣшивается въ политику,-- закричала Гертруда, пожимая плечами:-- и твои обвиненія не имѣютъ здраваго смысла.

-- Это мы еще увидимъ... Тѣмъ временемъ я требую отъ васъ, чтобы вы сказали мнѣ, гдѣ скрывается Гіацинта д'Эризель, бывшая канонисса?..

-- Гіацинта д'Эризель не скрывается!-- отвѣтилъ изъ глубины сѣней высокомѣрный женскій голосъ:-- вотъ я... что вамъ угодно отъ меня?

Въ ту же минуту показалась канонисса, блѣдная еще вслѣдствіе ночной усталости и потрясающихъ сценъ, свидѣтельницей которыхъ она была; волосы ея были распущены, и юбка изорвана кустарниками; но она вошла съ высоко поднятой головой, сверкая глазами. Ноздри ея расширились. Позади нея тащился Даніель де-Вандіеръ. Лицо его осунулось, а всѣ члены были разбиты отъ верховой ѣзды. Измученный, онъ сѣлъ въ кресло, печально вздохнулъ и испуганно смотрѣлъ на офицеровъ національной гвардіи. Что касается Гіацинты, то она тотчасъ же узнала Ренара, несмотря на его мундиръ. Она окинула его гордымъ взглядомъ и сказала:

-- Г-нъ Ренаръ, если я не ошибаюсь?

-- Совершенно вѣрно,-- отвѣтилъ тотъ съ оттѣнкомъ сарказма.

Въ свою очередь, онъ посмотрѣлъ на д'Эризель и убѣдился, что ночныя волненія придали ей еще больше красоты. Въ глазахъ ея сверкалъ все тотъ же огонь. Взглядъ у нея былъ все такой же надменный, какъ и въ тотъ день, когда онъ осмѣлился поцѣловать ее въ бесѣдкѣ. Она вновь представлялась ему въ полумракѣ аллеи изъ грабинъ. Онъ вспомнилъ презрительный жестъ, съ которымъ она оттолкнула его отъ себя, вспомнилъ, какъ оскорбительно выпроваживалъ его кавалеръ, и неумолимая злоба вспыхнула въ немъ теперь болѣе, чѣмъ когда-либо. Наконецъ-то онъ могъ потѣшиться надъ этой аристократкой!.. Не чувствуя уже очаровательной красоты своего врага, онъ рѣшилъ мстить ей безпощадно.

-- Я не ожидала,-- сухо сказала она,-- видѣть васъ въ этомъ домѣ послѣ того, какъ вы были изъ него выведены...

-- Дѣйствительно,-- отвѣтилъ онъ своимъ язвительнымъ тономъ:-- мое присутствіе здѣсь должно застигнуть васъ врасплохъ и встревожить... Будьте увѣрены, гражданка, Юліусъ-Юніусъ Ренаръ не помнитъ оскорбленій, нанесенныхъ племяннику бывшаго священника изъ Шалада!.. Я слушаюсь только голоса самаго чистаго патріотизма, и передъ вами безпристрастный депутатъ, власть, которая будетъ судить васъ только по вашимъ поступкамъ и словамъ... Я хочу васъ допросить и такъ какъ ваша искренность мнѣ извѣстна, то я увѣренъ, что вы будете отвѣчать мнѣ съ полной откровенностью. Гдѣ провели вы ночь и гдѣ вы находились въ это утро?

-- Для чего вамъ это знать?

-- Мнѣ лично не для чего,-- отвѣчалъ онъ: -- но тому, кого это касается, очень нужно... Мы знаемъ навѣрно, что вы не ложились спать; кромѣ того, мы не можемъ приписать ваше ночное отсутствіе ничему другому, какъ только тому, что вы исполняли какое-либо порученіе, касавшееся короля, или же отправлялись на любовное свиданіе...

На минуту онъ остановился, увидя, какъ сверкнули гнѣвомъ ея глаза, а щеки мгновенно покрылись краской.

-- Я спѣшу объявить,-- продолжалъ онъ съ ироніей: -- что больше всего я склоняюсь къ первой гипотезѣ, такъ какъ я встрѣтилъ васъ сегодня утромъ въ обществѣ людей особенно подозрительныхъ... Такимъ образомъ вы обвиняетесь въ томъ, что вмѣстѣ съ врагами націи подготовляли и способствовали побѣгу Людовика XVI... Что можете сказать вы для своего оправданія?

-- Для моего оправданія?-- вскричала стремительно канонисса,-- передъ вами?.. Полноте?.. и при. томъ въ чемъ?.. Въ томъ, что я была вѣрна моему королю и ему служила?.. Я ничего не отвергаю и не оправдываюсь. Король сталъ плѣнникомъ взбунтовавшихся парижанъ; онъ хотѣлъ вырваться изъ-подъ оскорбительнаго надзора, чтобы вернуть себѣ свободу; онъ хотѣлъ созвать къ себѣ всѣхъ подданныхъ ему людей, которые его любятъ. Я оказала ему помощь настолько, насколько я могла, и я готова снова начать.

-- Несчастная, она губитъ себя,-- думала Гертруда, нервно перебирая пальцами по столу, въ то время, какъ г-жа де-Ронъ, скрестивъ руки, слушала свою племянницу съ какимъ-то скорбнымъ восхищеніемъ.

-- Этого признанія намъ совершенно достаточно,-- проговорилъ Юліусъ-Юніусъ, бросая злобныя улыбки своимъ товарищамъ.

-- Я не умѣю лгать,-- продолжала гордо Гіацинта;-- заявляю, что никто изъ присутствующихъ здѣсь не зналъ о моихъ намѣреніяхъ. Я дѣйствовала одна, и я принимаю на себя всю отвѣтственность за мои поступки. Надѣюсь, вы мнѣ повѣрите.

Кавалеръ де-Вандіеръ подпрыгнулъ въ своемъ креслѣ и, поднявъ свою опущенную голову, перебилъ д'Эризель:

-- Эта дѣвочка преувеличиваетъ, господа; все это затѣялъ я.

-- Не слушайте его!-- протестовала канонисса: -- не кто иной, какъ я потащила его за собой. Онъ слѣдовалъ за мной изъ чувства дружбы.

-- Да,-- отвѣтилъ ядовито Ренаръ:-- мы знаемъ, что гражданинъ Вандіеръ всегда является лишь исполнителемъ вашихъ высокихъ замысловъ... Мы захватимъ его съ вами, а разобраться во всемъ этомъ дѣло магистрата.

-- Жозефъ Ренаръ,-- воскликнула Гертруда де-С.-Андре: -- у тебя сердца нѣтъ, если ты рѣшаешься нанести мнѣ такой ударъ... Вспомни о томъ, какъ я опредѣляла тебя въ школу и ходила за тобой, какъ за своимъ роднымъ сыномъ...

-- Гражданка,-- объявилъ наставительно Юліусъ-Юніусъ:-- я помню только одно: что я слуга націи... Законъ, спасеніе народа -- вотъ чѣмъ я руководствуюсь! Я долженъ заглушить въ моемъ сердцѣ голосъ жалости и внимать только стонамъ народа, несущимся къ родинѣ, которую хотятъ погубить. Въ заключеніе я, къ сожалѣнію моему, долженъ объявить, что съ этой минуты гражданка д'Эризель и г-нъ де-Вандіеръ находятся подъ арестомъ... Капитанъ Майэферъ, позовите вашихъ людей!

Капитанъ вышелъ. До слуха присутствовавшихъ донеслась отрывистая команда, потомъ раздались тяжелые шаги въ сѣняхъ, и на порогѣ залы появились шесть вооруженныхъ національныхъ гвардейцевъ.

-- Ты негодяй, Ренаръ! -- воскликнула Гертруда.

-- Прощайте, тетя,-- сказала канонисса: -- простите меня за огорченіе, которое я вамъ причиняю... Сейчасъ, господа, я буду готова.

Она обняла Гертруду де-С.-Андре, потомъ бросилась на шею г-жѣ де-Ронъ, которая была въ глубокомъ горѣ.

Пока канонисса нѣжно старалась ихъ утѣшить, со двора послышался лошадиный топотъ и вслѣдъ за тѣмъ раздались внезапныя восклицанія. Шесть національныхъ гвардейцевъ раздвинулись и пропустили мимо себя человѣка, отъ неожиданнаго появленія котораго передернуло невзрачную фигуру Юліуса-Юніуса. То былъ депутатъ Франсуа Пожаръ. На немъ былъ весь сѣрый отъ дорожной пыли трехцвѣтный шарфъ.

VII.
Порывъ сердца.

Пожаръ кончилъ свое разслѣдованіе въ Арденѣ и собирался уже возвратиться въ Парижъ, когда до него дошла вѣсть объ арестѣ короля. При извѣстіи о событіяхъ, разыгравшихся въ Варенѣ, его первая мысль была о Гіацинтѣ д'Эризель. Онъ вспомнилъ о тайномъ собраніи у Высокой Березы и, зная пылкость канониссы, не сомнѣвался, что и она принимала участіе въ этомъ предпріятіи, которое кончилось такъ неудачно. Онъ дрожалъ за нее. Обратный пріѣздъ Людовика XVI въ Парижъ вызоветъ взрывъ народной злобы, которая роковымъ образомъ падетъ на людей, способствовавшихъ его бѣгству. Ихъ искали между дворянами-стеклозаводчиками, которыхъ народная молва называла уже преступниками. Пожаръ вспомнилъ о доносѣ Ренара и дрожалъ при мысли объ опасностяхъ, которыя угрожали Гіацинтѣ. Онъ велѣлъ осѣдлать какъ можно скорѣе свою лошадь и рѣшилъ прежде, чѣмъ ѣхать въ Варенъ, побывать въ Фуръ-о-Муанѣ. Увидѣвъ, что дворъ завода занятъ національной гвардіей, онъ понялъ, насколько его опасенія были справедливы. Спрыгнувъ съ лошади, онъ подошелъ къ отряду, стоявшему у крыльца, и назвалъ себя:

-- Франсуа Пожаръ, членъ національнаго собранія отъ Маасскаго округа.

Многіе изъ національныхъ гвардейцевъ его знали и привѣтствовали его криками: "Да здравствуетъ нація!" Ему дали пройти, и появленіе его въ столовой Фуръ-о-Муана произвело необычайный эффектъ. Когда онъ внезапно появился среди мундировъ, въ глазахъ канониссы отразилось нѣжное изумленіе, которое не ускользнуло отъ рысьяго взгляда Ренара. Г-жа де-Ронъ вздохнула свободнѣе, а Гертруда стремительно схватила руку бывшаго лейтенанта.

-- А! Божаръ, вы пріѣхали какъ разъ во время для того, чтобы предупредить злое дѣло!

-- Что обозначаетъ это появленіе солдатъ?-- строго спросилъ депутатъ: -- въ чемъ дѣло?

-- Дѣло идетъ о принятіи мѣръ противъ общественной безопасности,-- отвѣтилъ торжественно Юліусъ-Юніусъ: -- вамъ, конечно, извѣстно, гражданинъ-депутатъ, что ночью въ Варенѣ арестовали Людовика XVI. Теперь остается карать соучастниковъ его заговора. Поэтому патріоты Вердена и я явились въ этотъ домъ, въ, которомъ живутъ подозрительные люди.

-- Что вы хотите, милостивый государь, сказать этимъ довольно туманнымъ заявленіемъ?

-- Я подразумѣваю тѣхъ, которые поддерживаютъ тайную переписку съ союзниками или ихъ гнусными агентами. Мы имѣемъ основаніе обвинять здѣсь двухъ лицъ: бывшую канониссу д'Эризель и бывшаго кавалера де-Вандіеръ, которые къ тому же сами сознались въ своемъ соучастіи. Когда вы вошли, мы приказали имъ сопровождать насъ въ округъ.

-- Очень хорошо, но вы, конечно, знаете, господинъ Ренаръ, что французскіе граждане не могутъ быть отведены изъ ихъ жилищъ подъ арестъ безъ предписанія судебной власти. Получили ли вы приказъ произвести этотъ арестъ?

-- Я состою членомъ клуба верденскаго отдѣла друзей конституціи..

-- Позвольте замѣтить вамъ, что этого еще недостаточно... Клубъ, о которомъ вы говорите, не имѣетъ судебной власти.

-- Не хотите ли вы помѣшать мнѣ исполнить патріотическій долгъ?-- ѣдко спросилъ Ренаръ.

-- Я требую, милостивый государь, чтобы въ департаментѣ, который я имѣю честь представлять, къ закону относились съ подобающимъ уваженіемъ... Мой долгъ не допускать превышеній власти...

-- Стало быть, вы предпочитаете лишить судъ двухъ преступниковъ, которые сознаются въ своемъ преступленіи?

-- Я не могу замѣнить собою судебную власть... Я отправляюсь сегодня же въ округъ и доложу дѣло магистрату. Если оба эти лица виновны, то они предстанутъ передъ судьями, и вы можете тогда давать свои показанія передъ судомъ... До тѣхъ же поръ вы должны держаться скромнѣе.

-- Довольно разглагольствовать!-- воскликнулъ Ренаръ, все болѣе и болѣе впадая въ раздраженіе:-- общественная безопасность есть высшій законъ... Граждане, я требую ареста этого мужчины и этой женщины!

-- А я приказываю вамъ не принимать никакого участія въ этомъ противозаконномъ поступкѣ!-- строго сказалъ Божаръ, поворачиваясь къ національнымъ гвардейцамъ.-- Вы, конечно, горячіе патріоты, но вы также и горячіе защитники конституціи, которая гарантируетъ неприкосновенность жилищъ. Народъ, который одобрилъ уничтоженіе тайныхъ приказовъ объ арестѣ, слишкомъ благороденъ, чтобы думать о ихъ возстановленіи, хотя бы это послужило ему на пользу. Что касается меня, вашего депутата, я протестую всѣми силами противъ этого произвольнаго ареста. Вы будете отвѣчать за подобное злоупотребленіе властью.

Внушительный видъ и энергическій тонъ Божара, видимо, произвели свое дѣйствіе на національныхъ гвардейцевъ. Они смутились и внутренно сравнивали съ Ренаромъ этого депутата, бывшаго члена суда, уважаемаго и всѣмъ извѣстнаго. Сравненіе было не въ пользу Ренара.

-- Депутатъ правъ,-- сказалъ капитанъ Майэферъ: -- мы не должны вмѣшиваться въ судебныя дѣла... Съ того момента, какъ г. Божаръ принимаетъ все на себя, намъ остается только возвратиться въ Варенъ... Идемъ, товарищи! полуоборотъ направо, шагомъ маршъ!

-- Постойте одну минуту, Майэферъ,-- рѣзко возразилъ Ренаръ:-- въ силу моей дискреціонной власти я приказываю вашимъ людямъ оказать мнѣ помощь.

-- Гражданинъ-делегатъ, мои люди должны повиноваться только мнѣ.. Слышите вы всѣ? Маршъ!

Гордясь своей независимостью и довольные штукой, которую они сыграли съ этимъ депутатомъ отъ Бара, верденцы повернулись и тронулись подъ предводительствомъ своихъ офицеровъ. Юліусъ-Юніусъ закусилъ губы и, понимая, что дальнѣйшая борьба уже безполезна, покорно выпустилъ свою добычу. Передъ отъѣздомъ онъ бросилъ полный ненависти взглядъ на гостей Фуръ-оМуана и человѣка, который помѣшалъ ему осуществить планъ его мести.

-- Гражданинъ-депутатъ,-- сказалъ онъ съ желчнымъ смѣхомъ:-- мы еще увидимся,-- Въ апрѣлѣ прошлаго года въ клубѣ выигралъя, здѣсь выиграли вы. Когда же рѣшительная партія?

-- Когда вамъ угодно, милостивый государь!-- сухо отвѣчалъ ему Божаръ, поворачиваясь къ нему спиной.

Ренаръ удалился, и нѣсколько минутъ спустя слышно было, какъ отрядъ съ барабанщикомъ впереди вышелъ съ завода. Когда послѣдній гвардеецъ скрылся изъ виду, Гертруда C.-Андре кинулась на шею депутата и расцѣловала его въ обѣ щеки.

-- А! мой добрый другъ,-- говорила она:-- вы нашъ спаситель... Глосинда, и ты, Гіацинта, благодарите милѣйшаго Божара, безъ котораго мы бы попали въ бѣду.

Канонисса молча пожала руку депутата. Г-жа де-Ронъ, нервы которой вслѣдствіе пережитаго волненія были слишкомъ натянуты, молча стала плакать. Кавалеръ де-Вандіеръ поднялся, весь разбитый, понюхалъ табаку и церемонно подошелъ къ Франсуа Божару:

-- Милостивый государь,-- пролепеталъ онъ, протягивая ему руку:-- позвольте пожать вашу руку... Я плохо зналъ васъ и прошу извиненія.

Божаръ поклонился.

-- Милостивыя государыни,-- сказалъ онъ, обращаясь къ женщинамъ,-- не поддавайтесь обману... Опасность все еще существуетъ, и я готовъ поклясться, что въ эту минуту... Г-жа д'Эризель совершила цѣлый рядъ крупныхъ неосторожностей... Ренаръ ушелъ отсюда въ ярости отъ своей неудачи; онъ не преминетъ донести на васъ въ муниципалитетъ, и если онъ вернется съ законнымъ приказомъ, я буду безсиленъ васъ спасти... Намъ не слѣдуетъ терять времени даромъ... Г-жа д'Эризель должна въ этотъ же вечеръ перейти границу, которая, къ счастью, находится недалеко... Тамъ только она будетъ въ безопасности.

-- Моя племянница не поѣдетъ одна,-- объявила г-жа де-Ронъ:-- мы послѣдуемъ за ней... Не правда ли, Даніель?

-- Куда вы, туда пойду и я, мой дорогой другъ,-- лаконически отвѣтилъ Даніель.

-- А вы, тетя Гертруда?-- спросила Гіацинта, пробуждаясь отъ своей задумчивости.

-- Я, мой другъ, не поѣду изъ дому... Пусть лучше смерть застанетъ меня въ моемъ домѣ...

-- Будьте осторожны,-- прибавилъ Божаръ,-- и поѣзжайте всѣ различными дорогами... Сегодня вечеромъ я буду въ Верденѣ и обѣщаю вамъ задержать, если это будетъ возможно, донесеніе этого яраго приверженца своего клуба...

-- Одну минуту,-- перебила Гертруда де-С.-Андре:-- я не позволю вамъ уѣхать отсюда, не ѣвши:-- сначала пообѣдайте съ нами чѣмъ Богъ послалъ...

У Божара не хватило духа отказаться. Сердце его сжималось при мысли о близкой разлукѣ съ той, для которой онъ собственно и пріѣхалъ.

Чрезъ полчаса сѣли за столъ. Обѣдъ прошелъ печально. Напрасно Гертруда всячески старались оживить разговоръ; чувствовалось, что она была сама озабочена и веселье ея было напускное. Г-жа де-Ронъ незамѣтно плакала, разставаясь съ своими милыми привычками, и приходила въ ужасъ при мысли, что ей придется жить за границей. Кавалеръ, который всегда отличался хорошимъ аппетитомъ, на этотъ разъ едва прикасался къ ѣдѣ. Канонисса не двигаясь широко глядѣла своими большими темными глазами и не принимала никакого участія въ разговорѣ... Вожаръ печально смотрѣлъ на нее. Въ зеленыхъ и задумчивыхъ глазахъ молодой женщины виднѣлось горькое разочарованіе и горькое чувство возмущенія противъ непреодолимыхъ обстоятельствъ, и въ то же время расцвѣтъ упорныхъ надеждъ, смѣлый полетъ новой мечты, связанной съ этимъ отъѣздомъ за границу.

"Она даже не хочетъ взглянуть на меня, несмотря на то, что ради нея я рискнулъ своей популярностью", подумалъ депутатъ, уязвленный въ самое сердце.

Послѣ обѣда, прошедшаго очень скоро, Гіацинта спустилась въ садъ и нервно съ разсѣяннымъ видомъ стала ходить по аллеѣ. Вожаръ подъ какимъ-то предлогомъ присоединился къ ней.

-- Позвольте проститься съ вами,-- прошепталъ онъ.

Она подняла голову и протянула ему обѣ руки:

-- Другъ мой,-- сказала она.-- Я могу васъ такъ назвать послѣ всего того, что вы сдѣлали для меня... Я не поблагодарила васъ сегодня утромъ, какъ бы слѣдовало, и вы можете считать меня неблагодарной... Простите меня, я въ отчаяніи... Событія этой ночи такъ потрясли меня, что я потеряла разсудокъ...

-- Я предвидѣлъ эти событія. Было бы нехорошо съ моей стороны торжествовать оттого, что мои предсказанія оправдались. Жаль васъ и самого себя. Вслѣдствіе этого несчастнаго происшествія намъ приходится разстаться.

-- Вамъ нечего жалѣть себя!-- отвѣтила она съ оттѣнкомъ горечи:-- королевская власть посрамлена, ваши идеи одержали верхъ, и ваши друзья въ недалекомъ будущемъ могутъ... Политика заставитъ васъ забыть объ отсутствующихъ.

-- Никогда!-- возразилъ онъ:-- политика не оказываетъ уже на меня такого магическаго вліянія съ тѣхъ поръ, какъ въ моей душѣ ея мѣсто заступила болѣе сильная страсть...

-- Страсть?... перебила Гіацинта, бросивъ на него чарующій, въ одно и то же время лукавый и нѣжный взглядъ.

-- Страсть?...-- повторила она, отвернувшись:-- какая же?

-- Любовь.

-- Вы... вы... влюблены?

-- Да... я люблю васъ! Вѣрьте этому... я далъ себѣ слово молчать объ этомъ... Но теперь, когда мы съ вами разстаемся на долго, я могу сознаться вамъ въ моемъ безуміи.

Помолчавъ съ минуту, она взглянула на него сквозь опущенныя рѣсницы съ неопредѣленной улыбкой и сказала съ большой нѣжностью:

-- Безуміе... Почему же безуміе?

-- Не смотрите на меня такъ, Гіацинта, и не говорите мнѣ словъ, которыя даютъ мнѣ надежду и отъ которыхъ я теряю разсудокъ!..

Эта улыбка сфинкса и гипнотизирующіе зеленые глаза его собесѣдницы сводили Вожара съ ума. Онъ смутно понималъ, что время летѣло и что если онъ упуститъ этотъ случай, то онъ не повторится больше... Въ страстномъ порывѣ онъ вдругъ схватилъ молодую женщину въ свои объятія и, прижимая ее къ своему сердцу, прошепталъ:

-- Я васъ люблю... Но мы не можемъ любить другъ друга!

Очутившись неожиданно въ его объятіяхъ и чувствуя на своей груди біеніе его мужественнаго сердца, Гіацинта сама была захвачена какимъ-то до сихъ поръ незнакомымъ ей чувствомъ смущенія: она вся трепетала, гордость ея исчезла. Одну минуту она думала, что упадетъ въ обморокъ; но мало-по-малу ея героическія стремленія взяли верхъ надъ ея слабостью: ей захотѣлось заставить эту любовь, которая выражалась съ такой непреодолимой силой, служить ея рыцарскимъ планамъ. Нѣжнымъ и вмѣстѣ съ тѣмъ сильнымъ движеніемъ она освободилась изъ объятій Франсуа Вожара, удержавъ въ своей рукѣ руку депутата.

-- Ничего нѣтъ невозможнаго,-- отвѣчала она своимъ чарующимъ голосомъ.-- Я уѣзжаю, но я вернусь. Монархи Европы не позволятъ, чтобы королевская власть подвергалась оскорбленіямъ во Франціи; они прибѣгнутъ къ силѣ, чтобы снова возвести короля на тронъ. Народъ прозрѣетъ -- и мы вернемся побѣдителями... Если вы дѣйствительно меня любите, то почему вы не примкнете къ нашей партіи?...

Божаръ съ отчаяніемъ вырвалъ свою руку.

-- Если я отрекусь отъ моихъ политическихъ взглядовъ, что вы будете думать обо мнѣ?-- отвѣчалъ онъ печально.-- Я потеряю ваше уваженіе, не достигнувъ вашей любви. Нѣтъ, наши дороги различны, и мы должны слѣдовать по нимъ до конца... Прощайте, Гіацинта, я покидаю васъ.

Она поняла, что ея чары не могутъ побѣдить стойкость этого честнаго человѣка, и съ нѣкоторой досадой сказала:

-- Итакъ, прощайте! Гдѣ и когда мы съ вами встрѣтимся?-- прибавила она, вздохнувъ.

-- Богъ вѣсть когда?-- отвѣтилъ онъ, качая головой: -- судя по ходу событій, мы рискуемъ встрѣтиться съ вами при обстоятельствахъ еще болѣе тяжелыхъ, чѣмъ теперь... Я люблю васъ такъ сильно, что не смѣю желать этой встрѣчи... Что бы ни случилось, мыслью я буду съ вами повсюду, и всегда до самой моей смерти вы найдете во мнѣ самаго преданнаго друга.

Красивые зеленые глаза сдѣлались влажными. Гіацинта и Божаръ, чувствуя, что они поддаются слабости, поняли, что одно нѣжное слово заставитъ ихъ броситься въ объятія, и быстро простились. Въ тотъ же вечеръ кавалеръ де-Вандіеръ и г-жа де-Ронъ, скрытые подъ навѣсомъ повозки, покидали Фуръ-о-Муанъ. Въ то же время Гіацинта д'Эризель въ костюмѣ крестьянки, сопровождаемая работникомъ своей тетки, пробиралась верхомъ въ Дэнъ и Марвилль, а на слѣдующій день всѣ трое встрѣтились въ добромъ здоровьѣ и полной безопасности по ту сторону границы, въ одной деревушкѣ бельгійскаго Люксембурга.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

I.
Ужинъ у Жилотъ.

20 августа 1792 года въ кухнѣ маленькаго дома, въ которомъ жили Жилотъ и Брикетъ и въ которомъ помѣщался книжный магазинъ, царила особенная суматоха. Нанина Жилотъ давала ужинъ Юліусу-Юніусу Ренару и его друзьямъ къ ознаменованіе паденія королевской власти. Лишившись престижа и власти, несчастный монархъ съ момента его возвращенія въ Парижъ медленно испытывалъ всѣ горечи, которыя ожидали власть, потерявшую нравственную силу. Онъ то униженно исполнялъ всѣ требованія національнаго собранія, то обнаруживалъ мрачное упорство; опасные друзья скомпрометировали его и пугали его бунтомъ. Принужденный объявить войну Австріи, Людодовикъ XVI тѣмъ не менѣе велъ тайные переговоры съ эмигрантами; терзаемый страхомъ и волнуемый внезапнымъ угрызеніемъ совѣсти, онъ дошелъ до того, что 10 августа бѣжалъ изъ Тюльери съ цѣлью искать со своей семьей защиты у законодательнаго собранія. Сидя въ ложѣ логографа, онъ присутствовалъ при чтеніи декрета о своемъ низложеніи и при созваніи конвента. Онъ находился во власти своихъ подданныхъ, и старая монархія умирала въ агоніи въ четырехъ комнаткахъ клуба феліановъ, превращеннаго въ мѣсто заключенія королевской семьи. 10 августа дало себя знать во всѣхъ департаментахъ. Въ Баръ-Сюръ-Орненъ населеніе было сильно возбуждено. Къ безпокойству, вызванному неизвѣстностью внутренняго положенія, присоединились еще и опасенія скораго вторженія враговъ. Появился манифестъ герцога Брауншвейскаго, грозившій огнемъ и мечомъ городамъ, предмѣстьямъ и деревнямъ, которые посмѣютъ оказать сопротивленіе войскамъ короля прусскаго и императора австрійскаго. Патріоты пришли въ негодованіе, торговцы струсили, администрація пограничныхъ департаментовъ была охвачена ужасомъ.

Среди внезапно разыгравшихся страстей и ложныхъ слуховъ только одинъ человѣкъ сохранялъ свое нравственное равновѣсіе и хладнокровіе -- то былъ Франсуа Божаръ.

Вернувшись въ Баръ по окончаніи срока депутатскихъ полномочій, онъ былъ избранъ прокуроромъ-синдикомъ департамента. Всѣми уважаемый, онъ употреблялъ все свое вліяніе на товарищей по службѣ, успокаивалъ робкихъ, укрѣплялъ мужество слабыхъ и энергично готовился къ защитѣ родины. Несмотря на то, что прежде онъ былъ приверженцемъ конституціи, втайнѣ онъ всегда склонялся къ республиканскимъ идеямъ, и крушеніе монархіи не особенно опечалило его.

Онъ старался склонить своихъ друзей отнестись къ новому порядку съ искреннимъ сочувствіемъ и такимъ образомъ, послѣ избранія конвента, успѣшнѣе бороться противъ партіи неистовствующихъ. Ихъ онъ особенно боялся въ случаѣ войны съ союзниками. Онъ боялся односторонности крайнихъ партій, ихъ узкаго фанатизма и темной дѣятельности демагоговъ, которые присоединились къ клубу парижскихъ якобинцевъ и главнымъ вожакомъ которыхъ былъ Юліусъ-Юніусъ Ренаръ. Со времени паденія монархіи главари выдающихся партій почувствовали почву подъ ногами. Ихъ экзальтація не знала себѣ удержу. Каждый вечеръ въ ихъ клубѣ, который замѣнилъ собою клубъ "друзей конституціи", гремѣли революціонныя воззванія, дѣлались доносы на аристократію и феліановъ, коварные намеки на слишкомъ большую умѣренность правительства.

По случаю побѣды 10 августа и избранія Юліуса-Юніуса въ президенты клуба у Жилотъ жарко топились печи, и ея тетка Манонъ Брикетъ, прозванная поваромъ за свои таланты, стряпала въ задней половинѣ лавки. Въ самой лучшей комнатѣ перваго этажа Нанина Жилотъ дѣлала приготовленія къ ужину. Она постлала на круглый столъ лучшую скатерть и поставила на него пять приборовъ. Посрединѣ красовался въ каменной вазѣ букетъ розъ. На блюдахъ красовались съ одной стороны форель изъ Орнена, а съ другой -- груда раковъ. Тарелки ренклодовъ и сливъ испускали на поставцѣ сладкій ароматъ спѣлыхъ фруктовъ. Бутылки съ винами Бара для охлажденія стояли въ сосудѣ съ водой.

По случаю торжества Нанина надѣла свой наиболѣе кокетливый нарядъ: полосатую юбку съ красными цвѣтами; низко вырѣзанный корсажъ, слегка прикрытый батистовой косынкой, сквозь которую просвѣчивала бѣлая шея; чепчикъ, украшенный трехцвѣтнымъ бантомъ, сдерживалъ темные густые волосы, разсыпавшіеся по спинѣ и перехваченные ярко-красной лентой. Къ довершенію этого туалета Нанина воткнула одну розу въ вырѣзъ корсажа. Вечеромъ она казалась еще очень аппетитной съ своимъ свѣжимъ цвѣтомъ лица, вздернутымъ носикомъ, съ сочными губами и вызывающими глазами.

Когда она заканчивала убранство стола, въ нижнемъ этажѣ раздался звонокъ, и въ лавкѣ послышался шумъ шаговъ, указывавшій на прибытіе гостей. Они являлись прямо изъ клуба и вели оживленный споръ, вытирая платками свою одежду, мокрую отъ начавшагося дождя. Ихъ было трое: прежде всего герой праздника, Ренаръ, за нимъ Генріо Лагекуръ, бывшій президентъ клуба "друзей конституціи", наконецъ, Мемми Юссено, книгопродавецъ-издатель, одинъ изъ самыхъ пылкихъ ораторовъ новаго популярнаго клуба.

-- Да,-- кричалъ своимъ рѣзкимъ голосомъ Юліусъ-Юніусъ:-- я это говорилъ и теперь повторяю, наше общество будетъ якобинскимъ прежде всего потому, что оно будетъ слушаться только клуба якобинцевъ, а еще и потому, что оно будетъ мыслить, итти и энергично дѣйствовать заодно съ якобинцами.

-- Браво!-- сказалъ грубо Мемми Юссено: -- какъ "Общественный договоръ" долженъ быть для насъ Евангеліемъ, точно такъ же Робеспьеръ, въ которомъ воплощается духъ якобинцевъ, долженъ быть для насъ компасомъ.

Генріо-Лагекуръ лишь покачивалъ головой въ знакъ согласія. Увидѣвъ Нанину Жилотъ, на которую падалъ свѣтъ умирающаго дня, онъ галантно поклонился ей и сказалъ:

-- Привѣтъ любезной хозяйкѣ дома. Какъ она прекрасна, мои друзья!.. Глядя на нее, можно подумать, что это богиня Геба, спустившаяся съ Олимпа, чтобы пролить нектаръ патріотамъ.

При видѣ женщины, изъ его устъ полилась миѳологическая фразеологія. Вмѣсто отвѣта Жилотъ, напрасно искавшая въ полутьмѣ четвертаго собесѣдника, вскричала съ удивленіемъ:

-- А развѣ Клодъ Гарніе не пришелъ вмѣстѣ съ вами?

-- Гарніе,-- отвѣчалъ Ренаръ,-- просилъ меня извиниться за него. Онъ на засѣданіи комитета, но пріѣдетъ сюда къ дессерту.

-- Въ такомъ случаѣ, садитесь, господа!-- закричала позади нихъ Манонъ Брикетъ.

Затѣмъ она поднялась по лѣстницѣ, неся жареную баранину, которая благоухала чеснокомъ, и поставила блюдо на столъ, а Нанина зажгла двѣ лампы, такъ какъ въ такую дождливую погоду уже наступала темнота.

Манонъ разрѣзала баранину и стала подавать ее гостямъ, усѣвшимся за столъ.

-- Развѣ вы не будете ужинать съ нами?-- спросилъ Генріо, замѣтивъ, что Манонъ продолжала стоять.

-- Нѣтъ, у меня еще есть дѣла внизу... Я такъ же, какъ и гражданинъ Гарніе, приду къ дессерту.

Сначала четверо собесѣдниковъ въ молчаніи истребили хорошій кусокъ баранины. Юссено протянулъ свой стаканъ Нанинѣ и сталъ маленькими глотками отпивать предложенное ею вино.

-- Гмъ!-- сказалъ онъ тономъ знатока: -- это гормисейское... Юліусъ-Юніусъ, пью за твое президентство, паденіе тирана и воцареніе свободы и равенства...

-- Спасибо,-- отвѣчалъ Ренаръ, чокаясь съ нимъ:-- пью за уничтоженіе феліановъ, аристократовъ и приказныхъ.

-- Граждане, будемъ галантны,-- торжественно предложилъ въ свою очередь Генріо,-- выпьемъ за богиню, даровавшую намъ этотъ нектаръ!

-- За ваше здоровье, господа!-- отвѣтила въ отвѣтъ Нанина.

Она осушила свой стаканъ и сказала, обращаясь къ Юссено:

-- Кстати о чиновникахъ. Прокуроръ-синдикъ Божаръ, повидимому, разбавилъ свое республиканское вино водой умѣренности?.. Послѣ 20 іюня онъ обвинялъ Ренара въ оскорбленіи короля, а теперь перемѣнилъ свой цвѣтъ и ведетъ интригу для избранія его въ конвентъ...

-- До сего времени,-- объявилъ типографщикъ,-- Божаръ велъ себя, какъ настоящій патріотъ... Гарніе увѣряетъ, что онъ только и занимается военными вопросами.

-- Да,-- перебилъ саркастически Юліусъ-Юніусъ,-- знаемъ мы этого лицемѣра. Онъ борется съ внѣшними врагами и пока что -- мирится съ врагами внутренними. Это лжепатріотъ, и я сорву съ него маску... Въ прошломъ году, на зло мнѣ, онъ освободилъ отъ народнаго суда двухъ аристократокъ, замѣшанныхъ въ Варенскомъ дѣлѣ. Благодаря этому, бывшая канонисса д'Эризель и измѣнникъ Вандіеръ плетутъ теперь интриги въ войскахъ Конде.

-- Ты мнѣ никогда не говорилъ объ этомъ,-- замѣтила Нанина.

-- Для чего же говорить? Дѣло кончилось неудачей... Мнѣ удалось проникнуть въ гнѣздо заговорщиковъ, и національная гвардія овладѣла уже канониссой, когда нечаянно подоспѣлъ Божаръ... Кажется, онъ не совсѣмъ-то равнодушенъ къ прекраснымъ глазамъ этой интриганки и потому предпочелъ измѣнить націи, чѣмъ допустить арестъ...

-- Его любовницы... Это ясно, ей-Богу!-- досказала Жилотгъ съ загорѣвшимися глазами. Нь ней шевельнулась ревность къ этой канониссѣ, которая сумѣла привлечь къ себѣ человѣка, отвернувшагося отъ нея. Женщины, даже наиболѣе легкомысленныя, испытываютъ тайную злобу противъ тѣхъ, кто займетъ ихъ мѣсто въ сердцѣ ихъ прежняго любовника.

-- Его любовницы?-- повторилъ Юссено съ грубымъ смѣхомъ:-- онъ, такой суровый человѣкъ, и обольщенъ аристократкой?... Вы меня удивляете!

-- Суровый!..-- вскричала Жилотъ:-- вы шутите, говоря о его суровости. Мы лучше васъ знаемъ его. Онъ лучше другихъ умѣетъ быть скрытнымъ, вотъ и все. Запомните, что я вамъ скажу: это негодяй; если вы не устраните его съ вашего пути, онъ сядетъ вамъ на шею!

-- Ну, нѣтъ!-- возразилъ Юссено:-- я обладаю слишкомъ крѣпкой кожей для того, чтобы можно было меня раздавить, и я сумѣю постоять за себя. Если Вожаръ будетъ мнѣ мѣшать... то я покончу съ нимъ счеты!

-- Нужно постараться объ этомъ -- холодно объявилъ Юліусъ-Юніусъ.

-- Прокуроръ-синдикъ представляетъ собою сухую вѣтку на соціальномъ деревѣ, и остріе топора должно съ нею покончить,-- продекламировалъ Генріо, пришедшій отъ вина въ веселое настроеніе духа.

За бараниной съ чеснокомъ слѣдовали форель и раки, сильно приправленные пряностями. Ихъ запивали большими стаканами легкаго, но хмельнаго вина съ холмовъ Орнена. По мѣрѣ того, какъ собесѣдники поглощали эти лакомыя блюда, ихъ головы начинали горячиться. Они говорили громче и развязнѣе. Двѣ лампы ярко освѣщали ихъ лица, раскраснѣвшіяся отъ споровъ и плотнаго обѣда: Нанину съ блестящими глазами, расширенными ноздрями и вызывающимъ ртомъ; развеселившагося, но важнаго, несмотря на хмель, Генріо; разгорячившагося, съ рыжей бородой Юссено, глаза котораго совсѣмъ скрылись подъ лохматыми бровями; замкнутаго Юліуса-Юніуса, который старался воспользоваться возбужденіемъ своихъ коллегъ и склонить ихъ къ сильнымъ мѣрамъ. По своей молодости онъ не могъ и думать теперь же попасть въ конвентъ, но втайнѣ питалъ надежду замѣнить тамъ въ удобный моментъ какого-нибудь галантнаго депутата, который, на его счастье, выйдетъ въ отставку. Съ этою цѣлью онъ употреблялъ всѣ усилія, чтобы на будущихъ выборахъ провести какого-нибудь ничтожнаго человѣка, который потомъ былъ бы отъ него въ зависимости. Кромѣ того, онъ боялся, какъ бы Франсуа Божаръ не попалъ въ составъ депутатовъ отъ Мааса и горячо настаивалъ на томъ, чтобы выбирались только лица, которыя будутъ указаны клубомъ якобинцевъ.

Только клубы и являются суверенами, объяснялъ онъ, они-то представляютъ собой самую чистую эссенцію гражданскихъ добродѣтелей; ихъ рѣшенія должны исполняться безъ всякихъ возраженій. Граждане, которые подъ предлогомъ соглашенія и личнаго патріотизма послали бы въ конвентъ умѣренныхъ, или феліановъ, совершили бы преступленіе.

При этихъ словахъ на древней колокольнѣ августинцевъ пробило девять часовъ, и въ то же самое время послышался звонокъ и вновь прибывшій вмѣстѣ съ Манонъ поднялся по лѣстницѣ.

-- Наконецъ-то! Это Гарніе,-- воскликнулъ Нанина, поднимаясь съ мѣста навстрѣчу запоздавшему гостю.

Высокаго роста, плотно сложенный, Клодъ Гарніе былъ одѣтъ въ каштановаго цвѣта камзолъ съ широкими отворотами и бѣлый жилетъ, на который спускались концы небрежно повязаннаго галстука. На его бритомъ продолговатомъ лицѣ выдавался длинный носъ, выпуклые глаза и капризный ротъ. На этомъ открытомъ лицѣ лежалъ отпечатокъ честности, но узкій и покатый лобъ указывалъ на экзальтированное выраженіе и твердость, переходящую въ упрямство.

-- Гарніе,-- воскликнулъ классикъ Генріо Лагекуръ,-- tarde venientibus ossa, т. е. тѣмъ, кто опоздалъ, достаются лишь однѣ кости. Нѣтъ ни форели, ни раковъ, но есть еще вино. Давай, чокнемся!

Клодъ Гарніе, повидимому, не былъ расположенъ къ шуткамъ. Онъ отодвинулъ предложенный ему стулъ.

-- Товарищи!-- началъ онъ взволнованно, но важно.-- Теперь не до смѣха. Наступило время принять серьезныя рѣшенія. Вчера пруссаки перешли черезъ границу и стоятъ уже у воротъ Лонгви. Ихъ батальоны жгутъ уже деревни.

-- Канальи!-- пробормоталъ Юссено.

-- Какія же мѣры приняты правительствомъ?-- спросилъ, поблѣднѣвъ, Юліусъ-Юніусъ.

-- Правительство исполнитъ свой долгъ. Оно дѣятельно вербуетъ добровольцевъ...

-- Первой мѣрой, которую слѣдовало бы принять, должно быть, по моему мнѣнію,-- продолжалъ Ренаръ,-- уничтоженіе заговоровъ аристократовъ. Кругомъ насъ кишатъ измѣнники. Въ нѣдрахъ самого правительства есть очень подозрительные субъекты. Въ департаментѣ Мааса одинъ прокуроръ-синдикъ осмѣлился даже потребовать распущенія народныхъ обществъ.

-- Ради Бога,-- пылко воскликнулъ Гарніе,-- довольно внутреннихъ раздоровъ и несвоевременныхъ теперь подозрѣній. Я отвѣчаю за патріотизмъ своихъ товарищей, какъ за свой собственный. Мы готовы отдать свою жизнь за отечество и думаемъ теперь только о томъ, какъ бы отразить враговъ. Всѣ добрые граждане должны подражать намъ. Люди, могущіе носить оружіе, должны вооружиться ружьями. Женщины должны посылать своихъ мужей и жениховъ на границу. Ты самъ, товарищъ, долженъ пролить кровь за отечество, и я надѣюсь, что завтра ты присоединишься къ отряду добровольцевъ которые идутъ на защиту Вердена. Что касается мѣръ для обузданія аристократовъ, то будь покоенъ... Я обѣщаю тебѣ первый расправиться со всякимъ, кто вздумаетъ шевелиться. Жить свободнымъ или умереть -- вотъ нашъ лозунгъ. Пусть каждый французъ храбро подставитъ штыкамъ свою грудь, и отечество будетъ скоро очищено отъ враговъ, которые его оскверняли.

Всѣ молчали, невольно заражаясь энтузіазмомъ этого торговца полотномъ, воодушевленнаго патріотическимъ жаромъ. Гарніе подошелъ къ столу взялъ полный стаканъ и, поднявъ его, воскликнулъ:

-- Да здравствуетъ нація! Теперь,-- продолжалъ онъ, осушивъ стаканъ залпомъ,-- я возвращаюсь къ дѣлу. Засѣданіе правительства будетъ продолжаться сегодня всю ночь. Прощайте и не падайте духомъ.

Новости, которыя принесъ съ собою Гарніе, отбили аппетитъ у гостей Жилотъ. Генріо Лагекуръ и Юссено, отрезвѣвшіе при извѣстіи объ ожидаемомъ вторженіи, думали только о томъ, какъ бы добраться до своихъ жилищъ.

-- Мы пойдемъ съ тобою,-- сказалъ типографщикъ.-- Спокойной ночи, гражданки. Манонъ, будьте добры намъ посвѣтить.

Мрачный и озабоченный Юліусъ-Юніусъ приготовился уже слѣдовать за своими товарищами, какъ вдругъ почувствовалъ, что кто-то дернулъ его за руку.

-- Останься,-- прошептала ему на ухо Нанина.

Онъ уперся на перила лѣстницы, и когда дверь лавки была снова заперта, вернулся къ Нанинъ.

-- Что тебѣ нужно отъ меня?-- нетерпѣливо спросилъ онъ, вытирая свой влажный лобъ.

-- А вотъ что,-- сказала, подбоченясь, Жилотъ:-- твое мѣсто здѣсь, а не на границѣ. Надѣюсь, ты не послѣдуешь совѣтамъ этого хитраго Гарніе?

-- Но,-- возразилъ онъ съ неудовольствіемъ,-- если другіе пойдутъ, мнѣ неудобно будетъ оставаться.

-- Полно, пожалуйста. Ты президентъ народнаго клуба и ты не можешь покинуть свой постъ. Развѣ ты не видишь, что Гарніе старается тебя удалить изъ опасенія, что ты помѣшаешь осуществленію его плановъ? Если тебя не будетъ, то его избраніе обезпечено, точно такъ же, какъ и Божара... Если ты хочешь сыграть въ руку своего врага, то тебѣ надо только взять мушкетъ и итти въ Верденъ и подставлять спину!

-- Но если я не примкну къ добровольцамъ, умѣренные будутъ обвинять меня въ недостаткѣ патріотизма, и Божаръ воспользуется этимъ поводомъ, чтобы погубить мою популярность... Ахъ, эта бестія, какъ я его ненавижу!

-- Не больше, чѣмъ я,-- пробормотала Нанина сквозь зубы.-- Божаръ сталъ намъ поперекъ дороги. Тебѣ не надо ѣхать, а надо удалить и скомпрометировать его самого. Дай мнѣ подумать... Я найду средство. Я вѣдь, кажется, тебѣ всегда давала хорошіе совѣты?

-- Конечно, Нанина, ты умна. Но прокуроръ-синдикъ слыветъ за горячаго патріота, и пока пруссаки угрожаютъ Маасу, его положеніе прекрасно, тѣмъ болѣе, что въ немъ нуждаются.

-- Этимъ-то хваленымъ патріотизмомъ намъ и нужно воспользоваться, чтобы разставить ему ловушку!

-- Ловушку!-- воскликнулъ, Ренаръ, просвѣтлѣвъ.-- У тебя есть какой-нибудь планъ, Нанина?

-- Нѣтъ еще, но будетъ. А пока не уѣзжай. Притворись больнымъ... Если ты согласишься итти, ты погибъ. Или съѣсть, или самому быть съѣденнымъ -- средины тутъ нѣтъ!

Изрекши эту аксіому, которая въ сущности выражаетъ въ грубой формѣ окончательный итогъ всѣхъ революцій, Нанина поцѣловала своего любовника и простилась съ нимъ.

II.
Лагерь эмигрантовъ.

Императорскія и королевскія войска вступили во Францію 19 августа. Но небольшая армія эмигрантовъ, пышно величавшая себя Центральной арніей, еще не переходила границу. Подъ начальствомъ маршаловъ де-Брольи и Кастри она стояла лагеремъ въ Люксембургѣ. Главная квартира принцевъ находилась въ одномъ изъ замковъ. Расположившись въ грязи и подъ проливнымъ дождемъ, линейные полки, королевскіе отряды и батальоны, сформированные изъ провинціальныхъ союзниковъ, бранясь, ожидали приказа выступать. 26 августа всю ночь лилъ дождь. Къ утру онъ пересталъ на короткое время. Сильный западный вѣтеръ гналъ по небу темныя тучи цвѣта сажи. Хотя по временамъ по топкимъ дорогамъ и скользилъ блѣдный лучъ солнца, но видно было, что прояснилось ненадолго и что днемъ опять польетъ дождь.

Тѣмъ не менѣе, пользуясь этимъ проясненіемъ, на маленькой четыреугольной площадкѣ между церковью, гостиницей и зданіемъ почты собирались многочисленныя группы офицеровъ и солдатъ. Покрытые грязью, мокрые, кавалеры ордена св. Людовика сами вели лошадей на водопой или шли обратно въ лагерь, сгибаясь подъ тяжестью сѣна. Одинъ старый нобиль съ высокомѣрнымъ лицомъ, одѣтый въ лохмотья и обутый въ дырявые башмаки, съ трудомъ несъ ведро воды, а въ это время одинъ изъ высшихъ офицеровъ, наклонившись надъ корытомъ, мутная вода котораго служила ему зеркаломъ, брилъ себѣ бороду на открытомъ мѣстѣ. Передъ церковью взводъ молодыхъ солдатъ, почти дѣтей, которые послѣдовали за своими отцами, упражнялся въ ружейныхъ пріемахъ подъ руководствомъ сѣдовласаго дворянина съ отталкивающимъ лицомъ. Во время перерыва эти юнцы вытаскивали изъ кармановъ черный хлѣбъ и ѣли его съ пренебреженіемъ, предварительно выщипавъ весь мякишъ на шарики, которыми бросали другъ другу въ носъ.

Въ противоположность съ этой нищетой, на мокрой равнинѣ, которая тянулась противъ площади, вытянулась цѣлая линія золоченыхъ каретъ съ гербами. То были экипажи женъ или любовницъ важныхъ эмигрантовъ. Убѣжденные, что эта война будетъ не болѣе, какъ тріумфальной прогулкой, они захватили съ собою семьи и любовницъ. Дочери, жены и ребята двигались вслѣдъ за ними, заграждая путь и замедляя движеніе войскъ. Въ деревняхъ не хватало домовъ, чтобы размѣщать всѣхъ женщинъ, и эмигрантки, старыя и молодыя одинаково, ютились по гумнамъ, или же спали въ каретахъ. Тутъ онѣ на виду у всѣхъ и занимались подробностями своего туалета, къ великому изумленію крестьянъ, смущенныхъ такой безцеремонностью. Даже въ такое время фланеры, собиравшіеся около почты, смотрѣли въ лорнетъ, какъ какая-нибудь дама прихорашивалась въ каретѣ. Въ одной короткой юбкѣ и въ корсетѣ, напудривъ въ изобиліи волосы и нисколько не заботясь о нескромныхъ наблюдателяхъ, она румянила свои щеки при помощи кусочка ваты, насаженнаго на палочку.

Дворяне всякаго возраста толкались около почтоваго ящика, куда падалъ цѣлый дождь писемъ.

-- Эге!-- сказалъ какой-то капитанъ въ голубой, подбитой горностаемъ формѣ бретонскаго полка,-- вотъ встаетъ маркиза де-Фрего.

-- У ней еще аппетитныя плечи, несмотря на то, что ей уже за сорокъ,-- замѣтилъ другой офицеръ.

-- А, это вы, Жаржей! Какія новости вы намъ привезли?

-- Превосходныя. Лонгви сдался третьяго дня и крѣпость занята батальономъ австрійцевъ, подъ командою Маттисена; я узналъ это отъ курьера, который привезъ донесеніе принцу Прованскому.

-- Да здравствуетъ король!-- закричалъ бретонскій офицеръ, размахивая своей треуголкой:-- менѣе чѣмъ черезъ три недѣли мы будемъ въ Парижѣ.

-- Вы думаете?-- съ безпокойствомъ спросилъ какой-то кавалеръ св. Людовика, въ рыжемъ парикѣ, тощій и отрепанный; онъ осторожно опускалъ въ почтовый ящикъ большой конвертъ.

-- Конечно,-- подтвердилъ де-Жаржей:-- я въ этомъ такъ увѣренъ, что написалъ уже своему управляющему приготовить для меня къ срединѣ сентября мое помѣщеніе въ улицѣ Бельшассъ.

-- Жаржей правъ!-- прибавила маркиза де-Фрего. Она уже окончила свой туалетъ и явилась, завитая, нарумяненная и наряженная, въ шелковомъ платьѣ и въ башмакахъ съ высокими каблуками: -- я настолько раздѣляю его убѣжденіе, что еще сегодня утромъ я заказала себѣ прекрасной мастерицѣ, у m-lle Тейляръ, новое домашнее платье: я вовсе не желаю при возвращеніи имѣть такой видъ, какъ будто я возвращаюсь отъ Гуроновъ!

-- Но вѣдь если Лонгви взятъ,-- сказалъ мрачно человѣкъ въ желтомъ парикѣ: -- то мы, французскіе дворяне, должны находиться впереди, а не въ хвостѣ иностранныхъ войскъ... Почему, чортъ возьми, насъ заставляютъ околачиваться здѣсь?

-- Почему!.. Спросите объ этомъ у герцога Брауншвейгскаго... Развѣ не онъ отдаетъ приказанія выступать въ походъ? Развѣ не онъ назначаетъ губернаторовъ въ покорившихся провинціяхъ?

-- Какой стыдъ,-- протестовала маркиза де-Фрего:-- неужели и принцы переносятъ эти униженія?

-- Принцы,-- отвѣтилъ съ горечью кавалеръ св. Людовика:-- принцы получили отъ Австріи двѣ сотни тысячъ флориновъ и катаются, какъ сыръ въ маслѣ. У нихъ собственные адъютанты, курьеры и повара... Они веселятся въ то время, когда мы страдаемъ отъ голода, мы, подвергавшіе опасности наше имущество и нашу шкуру для нихъ... Вчера вечеромъ я видѣлъ стараго графа де-Вуаюберъ, который съ большимъ трудомъ догонялъ свою роту, босоногій, увязая въ грязи. Свои сапоги онъ несъ на концахъ штыка для того, чтобы ихъ сберечь. Это ужасно!

-- Принцы смѣются надъ нашей нищетой!

-- Ихъ эгоизмъ безграниченъ!

-- Господа, ради Бога,-- воскликнулъ Жаржей,-- не будьте такъ строги!.. Вспомните о томъ, что нашъ король въ плѣну и что мы должны объединиться для его освобожденія!

Не успѣлъ онъ сказать, какъ въ концѣ деревни раздался барабанный бой, и на дорогѣ, которая шла вдоль луга, появился весь блестящій главный штабъ, сопровождавшій коляску, запряженную четверкою лошадей. Это выѣхалъ изъ главной квартиры графъ Прованскій съ герцогомъ Брольи.

Полный, съ умнымъ лицомъ, братъ короля былъ одѣтъ въ сѣрый камзолъ съ золотыми -эполетами, блестѣвшими на солнцѣ. Онъ казался очень веселымъ и тащилъ за собою маршала Брольи, худощавое лицо котораго представляло полную противоположность съ дородствомъ принца. Почти тотчасъ же между стоявшими на площадкѣ группами пронесся слухъ, что его высочество отправляется въ Лонгви. Эта новость сейчасъ же произвела во всѣхъ замѣтную перемѣну настроенія.

Братъ короля, ѣдущій по французской дорогѣ во главѣ своего главнаго штаба, возбудилъ энтузіазмъ этихъ экзальтированныхъ дворянъ, помѣшанныхъ на парадахъ и торжествахъ. Головы обнажались, шляпы летѣли вверхъ, и радостные крики: "Да здравствуетъ его высочество! Да здравствуетъ король!" долго неслись за коляской.

-- Господа,-- сказалъ Жаржей: -- будемъ надѣяться. У меня есть предчувствіе, что мы здѣсь не заплѣсневѣемъ. Черезъ нѣсколько дней мы побѣдимъ и вернемся въ среду своихъ вассаловъ, униженныхъ и терзаемыхъ раскаяніемъ.

-- Да услышитъ васъ Богъ!-- сказалъ дворянинъ въ желтомъ парикѣ.-- Мнѣ только хочется раздѣлаться съ этими презрѣнными якобинцами.

-- Франціи нуженъ урокъ,-- замѣтилъ аббатъ.

-- Мы прогонимъ всѣхъ священниковъ-интригановъ,-- объявилъ бретонскій офицеръ.

-- Мы посадимъ въ клѣтку республиканскихъ волковъ и волчатъ и накажемъ этотъ непослушный сбродъ,-- воскликнула мадамъ де-Фрего.

-- А пока, маркиза,-- весело возразилъ Жаржей,-- будемъ брать жизнь, какъ она есть. Вы будете сегодня за партіей въ фараонъ у принцессы Монакской?

-- Конечно, я пріѣду. Я совсѣмъ безъ денегъ, и мнѣ очень и очень нужно отыграться.

-- А я,-- прибавилъ капитанъ королевскихъ драгунъ,-- я явлюсь туда ради одной прекрасной особы, въ честь которой я сложилъ сегодня утромъ мадригалъ.

Вдругъ онъ замолчалъ и сталъ смотрѣть въ лорнетъ на молодую женщину, которая выходила изъ гостиницы подъ руку съ пожилымъ широкоплечимъ человѣкомъ.

-- Господа, вотъ новоприбывшая... И какая прелесть. Не знаетъ ли кто-нибудь ее?

-- Ба,-- вскричалъ Жаржей,-- это канонисса д'Эризель со своимъ рыцаремъ, кавалеромъ де-Вандіеромъ. Пойду поцѣловать ей ручку и узнаю всѣ мельчайшія новости, такъ какъ она въ перепискѣ съ прусскимъ королемъ.

Онъ быстро побѣжалъ къ Гіацинтѣ и ея спутнику, которые дружески съ нимъ поздоровались. Черезъ нѣсколько минутъ онъ вернулся обратно къ группѣ, стоявшей около почтоваго ящика, и съ веселымъ лицомъ сказалъ конфиденціальнымъ тономъ:

-- Я имѣлъ основанія надѣяться. Господа, собирайте пожитки. Маркиза, укладывайте ваши туалеты. Въ главной квартирѣ получено приказаніе выступать. Завтра ночью мы будемъ спать во Франціи.

Всѣ вокругъ него закричали "браво!" и разошлись, поздравляя другъ друга.

Эти легкомысленные люди, которые только что негодовали, теперь перешли отъ гнѣва къ надеждѣ. Страданія были забыты. Всѣ мечтали только о томъ, какъ они побѣдоносно вступятъ въ Парижъ.

Канонисса подъ руку съ кавалеромъ Вандіеромъ направилась къ лугу, разыскивая карету, которая доставила ихъ въ лагерь эмигрантовъ. Отыскавъ ее, она поручила кавалеру условиться съ почтальономъ относительно отъѣзда и пошла одна по улицамъ деревни.

Ей также хотѣлось вернуться во Францію. Извѣстіе о первыхъ удачахъ союзныхъ войскъ дало просторъ ея восторженнымъ мечтамъ. Несмотря на дождливое небо и грязныя дороги, въ ней поднималась ясная заря и освѣщала ей будущее. Франція, очищенная отъ загрязнившихъ ее мятежниковъ, освобожденный король, возстановленная во всей своей славѣ монархія, торжества и празднества въ Версали -- весь этотъ миражъ мерещился ей сквозь грозное ближайшее будущее.

Но эти честолюбивыя намѣренія не захватывали ее цѣликомъ. Въ глубинѣ своего сердца она чувствовала иногда большую нѣжность при мысли о свиданіи съ Божаромъ. Съ тѣхъ поръ, какъ подъ вязами Фуръ-о-Муана депутатъ страстно прижалъ ее къ своей груди, въ душѣ ея происходила медленная эволюція. Сильная любовь Божара мало-по-малу сообщилась и молодой женщинѣ и вызывала въ ней новыя, еще не испытанныя ощущенія.

Хотя она жила въ такомъ мѣстѣ, гдѣ галантность, такъ сказать, примѣшивалось даже къ воздуху, канонисса была внѣ всякихъ упрековъ. Она любила, чтобы за нею ухаживали, знала обаяніе своей красоты, она вращалась въ преисполненной чувственности атмосферѣ, гдѣ не признавали ея добродѣтели проходившіе передъ нею. Любовныя интриги въ этомъ обществѣ эмигрантовъ развили въ ней осторожность, не развративъ ея сердца. Она была слишкомъ горда и не могла соблазниться удовольствіями, которымъ предавались вокругъ нея, слишкомъ деликатныя и галантныя предложенія, грубость которыхъ едва прикрывалась сентиментальными и цвѣтистыми фразами, не моглй увлечь ее. Ее волновала только мужественная страсть Божара. Она преклонялась передъ энергической волей этого человѣка, который, несмотря на свою страсть къ ней, настолько владѣлъ собою, что имѣлъ силы уйти отъ нея. Часто она вспоминала это короткое свиданіе подъ вязомъ. Ей представлялось серьезное и выразительное лицо депутата, нѣжно склонившееся къ ней. Иногда ей было досадно, что на прощанье она не дала ему поцѣлуя, котораго, казалось, онъ молча просилъ. Дрожь пробѣгала по ней при этомъ воспоминаніи, и наканунѣ возвращенія во Францію Гіацинта чувствовала странное волненіе при мысли о возможной встрѣчѣ съ Божаромъ. Развѣ не онъ управлялъ департаментомъ, черезъ который раньше другихъ она пройдетъ съ побѣдоносной арміей? Молодая женщина испытывала глухую радость при мысли, что она можетъ утѣшить этого побѣжденнаго республиканца, сознавшись на этотъ разъ въ своей любви къ нему.

Начавшійся дождь принудилъ ее вернуться въ гостиницу, гдѣ она занимала съ г-жею де-Ронъ маленькую комнатку.

Ея тетка сидѣла съ молитвенникомъ на колѣняхъ въ этой плохо меблированной, выбѣленной известью комнатѣ, съ одной кушеткой и двумя стульями. Закутавшись въ плащъ, г-жа де-Ронъ скучала, видя, какъ дождь льетъ до самаго горизонта.

-- Наконецъ-то ты возвращаешься,-- сказала она, вздыхая,-- и очень кстати. Время тянется такъ медленно... Когда я вижу дождь, то у меня не находится ни на грошъ мужества и мнѣ начинаетъ казаться, что мы никогда не вернемся домой!

-- Милая тетя,-- отвѣчала Гіацинта, цѣлуя ее,-- отгоните ваши мрачныя мысли. Мы трогаемся завтра, и кавалеръ де-Вандіеръ пошелъ условиться съ почтальономъ. Мы направляемся прямо на Верденъ, который сдастся, какъ и Лонгви, при первомъ же выстрѣлѣ изъ пушки. Черезъ недѣлю вы будете у себя дома, гдѣ для васъ потечетъ обычная жизнь.

-- Ахъ, если бы это было такъ? Но мы уже четырнадцать мѣсяцевъ таскаемся по дорогамъ, и у меня всякая надежда пропала. Я такъ и жду, что съ нами случится новое какое-нибудь несчастіе.

Какъ и предсказывала канонисса, вышелъ приказъ выступать на другой день. Съ утра двинулся впереди всѣхъ отрядъ эмигрантовъ. Полки, почти сплошь составленные изъ дворянъ, шли по размокшей дорогѣ. Несмотря на не переставшій дождь, шли бодро. Ковыляли и старики-эмигранты, опираясь на палку или поддерживаемые сыновьями. Время отъ времени, какъ бы не обращая вниманія на дождь, пѣли "Pauvre Jacques" или "О Richard, o mon roi!" Длинныя, узкія повозки съ полотняными навѣсами везли больныхъ и набившихъ себѣ ногу. Въ концѣ двигались въ двѣ линіи, ныряя по колеямъ, раззолоченныя кареты съ женщинами и дѣтьми.

Нѣкоторые изъ этихъ экипажей, на верху которыхъ были нагромождены картоны и ящики, подъ дождемъ имѣли довольно печальный видъ и каждую минуту грозили опрокинуться. Иногда загроможденіе было настолько велико, а дорога такъ дурна, что происходили внезапныя остановки, причемъ никто не зналъ, какъ двинуться дальше. Лошади брыкались, кучера бранились и переругивались, женщины стонали. Сквозь шумъ дождя слышались испуганные крики, ржанье, хлопанье бича, отчаянныя ругательства. Все это сливалось въ одинъ хоръ, не очень ободрявшій путешественницъ. Послѣ нѣсколькихъ часовъ томительныхъ ожиданій наконецъ тронулись въ дальнѣйшій путь. Наступило относительное спокойствіе, и когда просвѣчивало солнце, всѣ забывали путевыя непріятности и съ радостью предавались мечтамъ о возвращеніи.

Къ пяти часамъ пополудни достигли границы. Вступленіе на французскую почву было ознаменовано пѣніемъ и криками "ура".

Гіацинта, въ своемъ нетерпѣніи не переносившая медленнаго движенія экипажей съ ихъ частыми остановками, ѣхала верхомъ рядомъ съ Даніелемъ де-Вандіеромъ, скорчившимся подъ проливнымъ дождемъ. То она ѣхала рядомъ съ каретой, гдѣ сидѣла закутавшись отъ холода г-жа де-Ронъ, то, раздражаясь продолжительнымъ топтаніемъ на одномъ мѣстѣ, скакала рысью по лугу, представивъ Даніелю заботиться о ея теткѣ.

Перейдя границу, корпусъ эмигрантовъ направился на Тіонвилль; фургоны, повозки и большая часть экипажей съ гербами слѣдовали за нимъ на нѣкоторомъ отдаленіи. Нѣкоторые, въ томъ числѣ и экипажъ г-жи де-Ронъ, оставивъ Лонгви направо, повернули къ Аранси, гдѣ стояла прусская армія.

По этой дорогѣ, которая была загромождена менѣе, ѣхать было легче, и Гіацинта могла вмѣстѣ съ кавалеромъ ѣхать рысью впереди экипажей. Вѣтеръ стихъ. Послѣ ливня наступилъ мелкій дождь, который покрывалъ непроницаемой сѣрой пеленой поле и придорожныя деревья. Сквозь эту пелену путники на поворотѣ вдругъ замѣтили худого, длиннаго всадника въ нахлобученной войлочной шляпѣ. Новоприбывшій ѣхалъ на длинноногой клячѣ, такой же тощей, какъ онъ самъ, и мало-по-малу приближался къ каретѣ.

-- Странная фигура!-- замѣтилъ де-Вандіеръ.-- Сдается, что я гдѣ-то видѣлъ его!

-- Да,-- отвѣчала канонисса.-- Если бы Данлупа не убили у меня на глазахъ, я готова была бы поклясться, что это онъ.

Всадникъ былъ уже въ десяти шагахъ. Можно было различатъ его лицо съ широкими скулами, испещренное шрамами, на которомъ сіяли два вытаращенные отъ удивленія глаза.

-- Вотъ такъ встрѣча!-- закричалъ онъ охрипшимъ голосомъ.-- Добраго здоровья!

-- Съ нами крестная сила,-- пробормоталъ Вандіеръ.-- Это призракъ Іереміи!

-- Это самъ Іеремія во плоти,-- возразилъ всадникъ,-- или по крайней мѣрѣ то, что отъ него осталось послѣ этихъ каналій-революціонеровъ. Добрый вечеръ, г-жа Гіацинта! у меня просвѣтлѣло на сердцѣ, когда я васъ встрѣтилъ въ добромъ здоровьѣ.

-- Милѣйшій Іеремія,-- сказала канонисса, пожимая ему руку.-- Вы ли это?

-- Я явился съ того свѣта. Негодяи совсѣмъ изрѣшетили меня, и другой такъ бы тамъ и остался. Но у меня здоровый корпусъ и, благодаря моему другу Парфондрюпту, который прискакалъ ко мнѣ на помощь, когда разбойники удалились, я пришелъ въ себя... Только, чортъ возьми, эта исторія не способствовала моему украшенію...

Онъ снялъ шляпу и показалъ свое лицо. Оно было покрыто ужасными рубцами.

-- Видите,-- продолжалъ онъ,-- мое лицо испещрено шрамами; но негодяи мнѣ отвѣтятъ за побои!.. Когда мы узнали, что союзныя войска уже въ Лонгви, то Курувръ, Парфондрюптъ и я отправились туда, чтобы принять участіе въ походѣ съ принцами.. Товарищи остались въ Аранси, а я поскакалъ впередъ наугадъ... Хорошо, что такъ вышло и я встрѣтилъ васъ.

-- Армія принцевъ направляется въ Тіонвилль,-- отвѣтила Гіацинта:-- а мы догоняемъ штабъ герцога Брауншвейгскаго, который идетъ на Варенъ. Поѣдемъ же съ нами, Іеремія; пруссаки -- наши союзники и съ ними такъ же хорошо, какъ и съ принцами. Случай быть полезнымъ королю вамъ еще представится.

Іеремія Данлупъ сдѣлалъ гримасу, которая, благодаря его покрытой рубцами физіономіи, была особенно выразительной.

-- Я не очень люблю этихъ тупицъ,-- проворчалъ онъ: -- но ничего не подѣлаешь!.. Я не хочу покидать ваше общество... Куда пойдете вы, туда пойду и я.

Онъ поѣхалъ рысью рядомъ съ канониссой. Экипажъ г-жи деРонъ свернулъ съ большой дороги и направился по дорогѣ въ Аранси. Три всадника дали ему дорогу. Дождь мало-по-малу переставалъ моросить; на востокѣ позади одной деревушки, затерявшейся между тополями, просвѣчивало небо, и широкая полоса лучей окрашивала въ красный цвѣтъ луга и шоссе, обсаженное вязами.

Вдругъ трое спутниковъ услышали позади себя топотъ многочисленныхъ лошадей. Обернувшись, они замѣтили длинную вереницу всадниковъ. То былъ прусскій король, ѣхавшій съ своимъ штабомъ къ Пильону.

Раззолоченные мундиры блестѣли въ лучахъ заходящаго солнца. Слышался звонъ сабель. Сопровождавшіе короля уланы гарцовали, держа вверхъ сверкавшія копья съ развѣвающимися на нихъ флажками. Блестящій королевскій кортежъ прошелъ, словно ослѣпительный ураганъ, и исчезъ за откосомъ. Въ свою очередь, и солнце зашло за облако, какъ будто оно появилось только для того, чтобы привѣтствовать эту военную кавалькаду.

-- Эти пруссаки,-- пробормоталъ Данлупъ,-- грабятъ вездѣ, гдѣ проходятъ. Я понимаю, что они идутъ на помощь королю и что война есть война... Но все-таки не слѣдовало бы выносить соръ изъ избы и было бы гораздо лучше, если бы мы устроили все сами.

III.
Торжество Ренара.

Управленіе Маасскаго департамента помѣщалось на полдорогѣ изъ нижняго города въ верхній, въ зданіи бывшаго герцогскаго дворца, въ которомъ раньше помѣщалась счетная палата Бара. Съ конца августа мѣстныя власти во главѣ съ президентомъ Терно и съ прокуроромъ-синдикомъ Франсуа Божаромъ находились тамъ безвыходно, такъ какъ событія развивались съ трагической быстротой. Ежечасно курьеръ за курьеромъ въѣзжали на Попову гору и привозили важныя новости: Верденъ 29 августа обложенъ прусскими войсками, послѣ 24-часовой бомбардировки городъ сдался, несмотря на сопротивленіе коменданта Борепера и лейтенанта Марсо. Въ ту же ночь Бореперъ покончилъ съ собой, предпочитая смерть постыдной сдачѣ. Его нашли на полу его комнаты, въ формѣ національнаго гвардейца, съ саблей на боку. На головѣ зіяли двѣ огнестрѣльныя раны.

Слухъ о второй удачѣ вражеской арміи разнесся очень скоро. Населенію мѣстнаго центра, охваченному ужасомъ и вспоминавшему объ угрозахъ герцога Брауншвейгскаго, только и представлялись грабежи и пожары. 4 сентября утромъ передъ зданіемъ бывшаго герцогскаго дворца стали собираться шумныя кучки. Подъ окнами управленія охваченная страхомъ толпа настойчиво требовала извѣстій и, раздосадованная безмолвіемъ властей, кричала уже объ измѣнѣ. Въ залѣ совѣта власти, блѣдныя послѣ безсонно проведенной ночи, нервно читали депеши, доставленныя послѣднимъ курьеромъ. Взволнованные шумомъ на улицѣ, нѣкоторые изъ нихъ прислушивались больше къ крикамъ, долетавшимъ снаружи, чѣмъ къ содержанію депешъ, которыя читалъ мрачнымъ голосомъ президентъ Терно.

Холодный свѣтъ сѣраго дождливаго неба тускло освѣщалъ черезъ окна съ мелкимъ переплетомъ покрытый зеленымъ сукномъ столъ, за которымъ сидѣли члены совѣта. Несмотря на тусклый полусвѣтъ, тѣмъ не менѣе можно было различить на стѣнѣ позади кресла президента бѣлѣвшуюся пятномъ "декларацію правъ человѣка", а сверху ея надпись большими буквами: "Жить свободнымъ или умереть".

-- Граждане!-- говорилъ Терно,-- курьеры привезли сегодня утромъ дурныя вѣсти. Пруссаки начали свою месть. Вечеромъ третьяго дня отправились два отряда, одинъ на Сенъ-Мишель, другой въ Варенъ, чтобы захватить тамъ гражданъ, которые помогали задержать короля. Къ счастью, они не застали уже патріота Соса, но г-жа Сосъ отъ испуга бросилась при видѣ солдатъ въ колодезь, откуда ее извлекли безъ признаковъ жизни. Что касается до достоуважаемаго мэра Варена, доблестнаго Жоржа, то злодѣи заковали его въ кандалы и увели въ Верденъ.

Лица всѣхъ нахмурились. Слушая эти подробности, нѣкоторые чувствовали, какъ дрожь пробѣжала у нихъ по спинѣ. Франсуа Божаръ, замѣтивъ волненіе товарищей, поднялся и сталъ говорить:

-- Господа, населеніе Бара и такъ уже черезчуръ возбуждено и вы, конечно, понимаете не хуже меня, что не слѣдуетъ разглашать эти печальныя вѣсти. Поэтому я требую, чтобы каждый изъ васъ далъ клятву не разглашать ничего, что происходитъ здѣсь.

-- Божаръ правъ,-- сказалъ Гарніе.-- Страхъ не долженъ смущать сердца республиканцевъ. Я знаю Жоржа. Это молодчина... Онъ скорѣе умретъ, чѣмъ согнется передъ угнетателями. Будемъ брать примѣръ съ него, не дадимъ запугать себя подлой местью. Пусть у каждаго изъ насъ въ глубинѣ сердца будетъ девизъ, который написанъ здѣсь на стѣнѣ: "Свобода или смерть!"

Пока онъ говорилъ, въ передней, примыкавшей къ залѣ засѣданій, послышались шумъ и пререканія. Дверь внезапно открылась, и на порогѣ появился привратникъ Юстинъ Кюрель, взволнованный и красный отъ гнѣва.

-- Господинъ президентъ,-- вскричалъ онъ:-- несмотря на ваши приказанія и мое сопротивленіе, въ переднюю проникла депутація отъ народнаго клуба. Делегаты клуба настойчиво требуютъ, чтобы ихъ приняли.

Президентъ Терно, видимо, растерявшійся отъ этого вторженія, сталъ совѣтоваться съ прокуроромъ-синдикомъ.

-- Скажите делегатамъ,-- отвѣчалъ онъ: -- что мы не можемъ принять ихъ въ эту минуту.

-- Скажите имъ,-- прибавилъ Божаръ: -- что защита націи поглощаетъ все наше время. Благо народа прежде всего!..

Но въ эту минуту дверь внезапно открылась и пропустила Юліуса-Юніуса. Сзади него виднѣлись Генріо Лагекуръ, типографщикъ Юссено и нѣкій переплетчикъ, по имени Коко Жано, который ради такого случая счелъ долгомъ напялить на себя красный колпакъ.

-- Граждане!-- дерзко возразилъ Ренаръ:-- народный клубъ потому и послалъ насъ, что этого требуетъ благо народа! Демонъ войны уже сбросилъ съ себя цѣпи и потрясаетъ факеломъ. Прусскихъ уланъ видѣли уже въ разстояніи одного лье отъ города у Нева, гдѣ они разграбили одинъ домъ. Патріоты въ тревогѣ, а аристократы въ ихъ убѣжищѣ предаются радости. Въ такихъ плачевныхъ обстоятельствахъ клубъ желаетъ знать, какія мѣры приняты управленіемъ департамента, съ одной стороны, для огражденія нашихъ согражданъ противъ враговъ и, съ другой стороны, для подавленія заговоровъ бывшихъ дворянъ. Какъ представители народа, мы предлагаемъ вамъ...

-- Мы облечены довѣріемъ департамента,-- сухо прервалъ его Божаръ,-- и мы сумѣемъ его оправдать. Но прежде всего мы требуемъ, чтобы намъ не мѣшали совѣщаться. Моментъ очень важный и намъ некогда терять время въ праздныхъ разговорахъ.

-- Къ тому же,-- отвѣчалъ Терно тономъ совѣта,-- наши сограждане могутъ быть спокойны. Генералъ Келлерманъ, который идетъ на Линьи, отрядилъ для защиты нашего города три полка стрѣлковъ и одинъ батальонъ гренадеровъ. Дюмурье занялъ проходы въ Аргоннѣ и выпустилъ къ населенію Мааса и Арденнъ воззваніе, достойное древнихъ.

-- Прочтите его, гражданинъ-президентъ,-- сказалъ Гарніе.-- Не худо всѣмъ познакомиться съ нимъ.

Терно прочелъ взволнованнымъ голосомъ воззваніе, подписанное въ Гранире, которое оканчивалось такимъ энергичнымъ обращеніемъ: "Если пруссаки и австрійцы приблизятся съ цѣлью занять охраняемые мною проходы, я велю звонить въ набатъ во всѣхъ приходахъ передъ и позади Арденскихъ лѣсовъ. При этомъ зловѣщемъ звукѣ пусть каждый изъ васъ, у котораго есть огнестрѣльное оружіе, выступитъ изъ своего прихода на опушку лѣса; другіе же, вооружившись лопатами и топорами, пусть рубятъ лѣсъ и дѣлаютъ засѣки. Такимъ путемъ вы спасете свою свободу и поможете намъ внести смерть въ ряды тѣхъ, кто хочетъ отнять у васъ эту свободу...

-- Вотъ это называется говорить!-- воскликнулъ Гарнье.-- Излеттъ и Гранире станутъ, какъ предсказываетъ Дюмурье, Ѳермопилами Франціи, а генералъ будетъ счастливѣе Леонида.

-- Нужно,-- строго прибавилъ Пожаръ:-- чтобы каждый гражданинъ, какъ приказываетъ главнокомандующій, брался за оружіе и шелъ впередъ. Населенію Бара нечего бояться, если каждый исполнитъ свою обязанность. Передайте это членамъ вашего общества и посовѣтуйте имъ подать примѣръ!

Юліусъ-Юніусъ закусилъ губы.

-- Довольно,-- грубо сказалъ онъ:-- народный клубъ оцѣнитъ отвѣтъ административныхъ властей.

Въ эту минуту вошелъ Юстинъ Кюрель, ведя за собою человѣка, одѣтаго въ блузу.

-- Вотъ курьеръ изъ Вердена,-- сказалъ онъ,-- съ депешей къ господину президенту.

Члены совѣта подняли голову и съ любопытствомъ глядѣли на этого неожиданнаго вѣстника. По обличью и манерамъ онъ походилъ на одного изъ тѣхъ нѣмецкихъ евреевъ, которые пріѣзжали на ярмарку въ Верденъ съ лошадьми и рогатымъ скотомъ; съ плоскими волосами, косыми глазами, плоскимъ носомъ и толстыми хитрыми губами. Его синяя блуза оставляла открытой грудь. Согнувъ свою гибкую спину, онъ приблизился къ президенту съ низкими поклонами и передалъ ему четыреугольный конвертъ, запечатанный красною печатью.

Терно повертѣлъ въ рукахъ посылку и съ безпокойствомъ показалъ прокурору-синдику на красную печать.

-- Это депеша изъ главной квартиры пруссаковъ,-- замѣтилъ Божаръ.

Всѣ члены совѣта вскочили съ своихъ мѣстъ. Ими овладѣло такое волненіе, что никто и не обратилъ вниманіе на то, что делегаты клуба, вмѣсто того, чтобы удалиться, продолжали оставаться тутъ же въ углу залы.

Президентъ разорвалъ конвертъ. Пробѣжавъ бумагу, онъ поблѣднѣлъ и пробормоталъ:

-- Дѣйствительно, это отъ герцога Брауншвейгскаго.

-- Читайте! Читайте! кричали со всѣхъ сторонъ.

Терно повиновался и въ глубокой тишинѣ сталъ читать не своимъ голосомъ:

"Мы, члены военнаго совѣта его величества короля прусскаго, именемъ его величества и по приказанію главнокомандующаго его войска герцога Брауншвейгскаго повелѣваемъ президенту Маасскаго департамента Терно и прокурору-синдику Божару явиться безъ всякихъ отговорокъ завтра, 4 сентября, ровно въ три часа пополудни, въ Верденъ, по дѣламъ департамента, подъ страхомъ военнаго суда, личнаго наказанія и конфискаціи имущества".

Глухой ропотъ пробѣжалъ вокругъ зеленаго стола, и взоры всѣхъ устремились на обоихъ членовъ совѣта, которые были поименованы въ бумагѣ. Изъ своего темнаго угла Ренаръ пристально смотрѣлъ на физіономію прокурора-синдика, и злобная радость выступила на его невзрачномъ липѣ.

Красный, съ негодующимъ взоромъ поднялся Франсуа Божаръ:

-- Господа!-- закричалъ онъ.-- Я не знаю, какое рѣшеніе приметъ мой товарищъ Терно, но что касается меня, то я отказываюсь повиноваться этому приказанію. Вы знаете чувства, которыми обусловливалось мое поведеніе. Свободный и, смѣю сказать, достойный свободы, могу ли я сдѣлаться орудіемъ врага, возгордившагося нѣкоторымъ случайнымъ успѣхомъ и осмѣливающагося обращаться съ приказаніями къ представителю свободнаго народа? Могу ли я быть слугою деспота, чтобы передавать отъ него приказанія моимъ товарищамъ? Я не могу согласиться на такое униженіе, я хочу уйти прочь и прошу совѣтъ уволить меня отъ должности, которую я не могу уже исполнять съ честью.

-- Я присоединяюсь къ просьбѣ прокурора-синдика,-- заявилъ президентъ Терно.

-- Я раздѣляю справедливое негодованіе обоихъ моихъ товарищей,-- бурно воскликнулъ Гарнье.-- Однако, граждане, продолжалъ онъ, обращаясь къ остальнымъ перепуганнымъ членамъ совѣта, если мы не должны подчиняться приказаніямъ враговъ, то тѣмъ болѣе мы не должны принимать отставки Божара и Терно. Я требую, чтобы совѣтъ въ закрытомъ засѣданіи обсудилъ отвѣтъ на это дерзкое требованіе, и предлагаю постороннимъ удалиться.

По знаку Ренара, делегаты клуба вышли, горя нетерпѣніемъ подѣлиться съ толпившимися на улицѣ гражданами этой крупной новостью. Привратникъ увелъ курьера, и, когда двери закрылись за нимъ, приступили къ обсужденію.

Съ самаго начала рѣчи приняли какое-то двусмысленное направленіе. Ошеломленные сначала неожиданными приказаніями враговъ, члены совѣта сидѣли въ оцѣпенѣніи. Но по мѣрѣ того, какъ къ нимъ возвращалось хладнокровіе, ихъ энергичный патріотизмъ смѣнился малодушіемъ. Каждый изъ нихъ думалъ только о себѣ, понимая, что если бы отставка Терно и Божара была принята, то за нихъ пришлось бы отвѣчать имъ самимъ. Обнаружилось колебаніе; поднялись робкія и лицемѣрныя возраженія; нѣкоторые заговорили о томъ, что Баръ -- совершенно беззащитный городъ и что категорическій отказъ подвергъ бы жителей ужасамъ военной экзекуціи, другіе старались найти какую-нибудь отговорку, которая дала бы удовлетвореніе прусскимъ властямъ и въ то же время спасла бы достоинство совѣта.

Пока обсуждали положеніе, подъ окнами управленія образовалась цѣлая буря. Ренаръ и его друзья разсказали толпѣ о приказаніяхъ герцога Брауншвейгскаго. Юный президентъ клуба очень ловко направилъ эгоистическія страсти невѣжественнаго и обезумѣвшаго населенія противъ обоихъ вышедшихъ въ отставку членовъ. Въ толпѣ тамъ и сямъ появлялась Жилотъ и разбрасывала сѣмена возмущенія. Страхъ придавалъ дерзость даже самымъ робкимъ, и яростные крики становились все громче и громче.

-- Не надо отставки! Въ Верденъ!-- кричали голоса.

-- Слышите,-- сказалъ одинъ членъ совѣта, высказавшійся за изъявленіе покорности:-- народъ волнуется... Подумайте объ отвѣтственности, которую мы беремъ на себя, и о безпорядкахъ, которые могутъ возникнуть изъ-за нашего упрямства.

Въ эту минуту въ передней послышался шумъ, похожій на ревъ прорвавшейся плотины!

Дверь въ залу засѣданій распахнулась настежь, и появился Юліусъ-Юніусъ въ сопровожденіи буйной толпы, которую онъ едва могъ сдержать.

-- Граждане,-- сказалъ онъ рѣзко,-- населеніе Баръ-Сюръ-Орненъ жестоко взволновано рѣшеніемъ, которое приняли президентъ и прокуроръ-синдикъ. Оно видитъ уже гибельныя послѣдствія военной расправы. Отъ его имени я прошу васъ оградить беззащитный городъ отъ грабежа и пожара. Конечно,-- продолжалъ онъ коварно:-- граждане Терно и Божаръ воодушевлены самыми патріотическими чувствами и ихъ отказъ исполнить приказаніе дерзкаго врага дѣлаетъ честь ихъ характеру. Но бываютъ обстоятельства, при которыхъ личное достоинство должно быть принесено въ жертву общественному благу. Принимая должность президента и прокурора-синдика, они заранѣе должны были знать, какія обязанности налагаетъ она на нихъ. Теперь они не имѣютъ права отступать передъ опасностью. Какъ только что сказалъ гражданинъ Божаръ, "нашему городу нечего бояться, если каждый исполнитъ свою обязанность". Настало для нихъ время исполнить свой долгъ. Не надо отставки! Пусть Терно и Божаръ немедленно отправляются въ Верденъ. Подобно Регулу пусть они покажутъ врагу, какъ ведутъ себя свободные граждане. Пусть ихъ мужественное поведеніе и суровость явятся для рабовъ живымъ доказательствомъ республиканской доблести. Она посрамитъ ихъ планы противъ свободы и отвратитъ отъ нашего города непоправимыя бѣды.

-- Да, да, въ Верденъ. Не надо отставки!-- завыла толпа, запрудившая переднюю.

Члены совѣта переглядывались въ страхѣ.

-- Граждане!-- сказалъ вице-президентъ Робино, котораго подталкивали сосѣди:-- я думаю, что поступлю по желанію товарищей и цѣлаго города, если поставлю на голоса такое предложеніе:

"Совѣтъ департамента не принимаетъ отставки Терно и Божара и, обращаясь къ ихъ самоотверженію, проситъ ихъ отправиться въ Верденъ въ качествѣ делегатовъ отъ совѣта". Пусть тѣ, кто согласенъ, поднимутъ руку.

Всѣ члены совѣта, за исключеніемъ Клода Гарніе, подняли руки.

-- Предложеніе принято,-- пробормоталъ вице-президентъ, оборачиваясь къ президенту и прокурору-синдику.

Поблѣднѣвшіе Божаръ и Терно тихо обмѣнялись нѣсколькими словами.

-- Господа, наша честь, также какъ и наша кровь принадлежатъ отечеству,-- заявилъ президентъ рѣшительнымъ голосомъ.-- Вы хотите, чтобы мы отправились въ Верденъ, мы, повинуемся... Закрываю засѣданіе.

Благородная покорность обстоятельствамъ этихъ двухъ людей, которые отдавали себя въ жертву за цѣлый городъ, подѣйствовала даже на наиболѣе озлобленныхъ. Чувствуя безпокойство и неловкость, толпа, наполнявшая переднюю, разошлась молча. Только одинъ Юліусъ-Юніусъ Ренаръ едва скрывалъ свое удовольствіе. Наконецъ-то онъ отомстилъ за себя и, гордясь успѣхомъ своихъ интригъ противъ Божара, онъ мысленно повторялъ: "Онъ не будетъ больше стоять на моей дорогѣ!"

Зала мало-по-малу пустѣла: члены совѣта уходили украдкою, стыдясь въ глубинѣ души той роли, которую они сыграли. Терно прошепталъ прокурору-синдику:

-- Божаръ, я прикажу почтмейстеру приготовить для насъ экипажъ и пару хорошихъ лошадей, а затѣмъ пойду обнять мою жену и дѣтей... Черезъ часъ я буду съ вами.

Не отвѣтивъ, Божаръ нервно пожалъ руку президента и пошелъ въ свой кабинетъ, примыкавшій къ залѣ засѣданій. Оставшись одинъ, онъ съ грустью облокотился на подоконникъ. Толпа, запрудившая площадь, уже разсѣялась. Деревья садовъ нижняго города качались отъ бурныхъ порывовъ вѣтра съ дождемъ. Смѣлыя надежды, честолюбивыя мечты, мужественныя рѣшенія, какъ листья этихъ деревьевъ, разсѣивались одна за другой, уничтоженныя припадкомъ отчаянія. Онъ не обманывалъ себя надеждой, что его роковая миссія, которую на него возложили насильно, окончится благополучно. Какой бы оборотъ ни приняло дѣло, его карьера все равно была кончена. Если союзники, какъ онъ надѣялся, будутъ разбиты, то ему не пройдетъ даромъ, что онъ былъ въ Верденѣ, откуда онъ вернется, погубивъ свою репутацію. Если же побѣдятъ, къ несчастью, пруссаки, то онъ сочтетъ своей обязанностью сопротивляться ихъ приказаніямъ, и побѣдители заставятъ его за это сопротивленіе поплатиться жизнью. Нравственное паденіе или смерть -- вотъ что ждало его. Не лучше ли было покончить съ собой сейчасъ же и, какъ Бореперъ, пустить себѣ пулю въ лобъ?

И вдругъ ему ясно представилась пара пистолетовъ, висѣвшая надъ каминомъ въ его квартирѣ въ верхнемъ городѣ. Блестящіе стальные стволы мелькали у него передъ глазами и гипнотизировали его. Онъ посмотрѣлъ на часы. Со времени отъѣзда Терно прошло уже четверть часа. Время летѣло. Онъ схватилъ свою шляпу и быстро спустился по лѣстницѣ. Въ то время, какъ онъ сходилъ съ крыльца, направляясь къ дому, онъ услыхалъ сзади себя шаги. Оглянувшись инстинктивно, онъ замѣтилъ еврея, который доставилъ пакетъ отъ пруссаковъ.

-- Имѣю честь говорить съ г. Франсуа Божаромъ?-- спросилъ онъ заискивающимъ тономъ.

-- Что вамъ угодно?-- отрывисто спросилъ Божаръ.-- Говорите скорѣе, я тороплюсь.

-- Извините,-- продолжалъ еврей конфиденціальнымъ тономъ.-- У меня есть письмо къ вамъ. Письмо отъ одной дамы, которое я долженъ передать въ собственныя руки.

-- Давайте же!

Сердце прокурора-синдика билось сильно, пока еврей рылся въ своей блузѣ. Онъ вытащилъ грязную сумку, потихоньку развязалъ кожаный шнуръ, которымъ она была завязана, и наконецъ вынулъ изъ нея запечатанное письмо.

-- Благодарю васъ,-- сказалъ Божаръ, отпуская посланца.

Онъ тотчасъ же узналъ почеркъ и нервно сталъ срывать печать. Въ письмѣ было всего двѣ строчки:

"Я въ Верденѣ. Я знаю, что вы должны туда пріѣхать. Тетя и я ждемъ васъ съ нетерпѣніемъ. Гіацинта".

Гіацинта! Послѣ всякаго рода непріятныхъ извѣстій и потрясеній, которыя пришлось испытать, Божаръ совсѣмъ забылъ о канониссѣ. И теперь, въ эту важную минуту между нимъ и его мрачными планами вдругъ сталъ очаровательный образъ Гіацинты. Она въ Верденѣ и ждетъ его. Онъ почувствовалъ, что сердце его смягчается и поднявшаяся въ немъ нѣжность расплавляетъ его героическое рѣшеніе. Нѣсколько словъ этого письма отдались въ немъ, какъ отдаленный призывъ къ жизни. У него не было уже силы умереть, не повидавъ еще разъ женщину, которую онъ такъ горячо любилъ.

Его сограждане гнали его въ Верденъ какъ разъ въ то самое время, когда его звала туда и Гіацинта. Не было ли это дѣломъ неизбѣжной судьбы? Да, онъ хотѣлъ еще разъ видѣть канониссу, еще разъ прижать ее къ своему сердцу. А потомъ онъ покончитъ съ собой безъ всякихъ сожалѣній... Онъ бросился къ себѣ, спѣшно уложилъ все въ чемоданъ, бросилъ туда пистолеты и въ девять часовъ встрѣтился съ Терно на дворѣ почтовой станціи.

IV.
Верденъ.

Послѣ остановки въ Суйлли, чтобы перемѣнить лошадей и закусить, Божаръ и президентъ Терно около 2 часовъ приближались къ Вердену. Такъ какъ они подъѣзжали со стороны Франціи, то имъ пришлось посторониться и пропустить цѣлый рядъ военныхъ обозовъ, которые подъ конвоемъ направлялись къ деревушкѣ Глоріе, гдѣ была главная квартира прусскаго короля.

Дождь пересталъ. Тусклое солнце освѣщало грязную дорогу, луга, обсаженные рядами тополей, и холмы, покрытые виноградниками. Божаръ печально смотрѣлъ на эту цвѣтущую долину Мааса, гдѣ поднимался теперь дымъ отъ прусскихъ бивуаковъ. Онъ вспомнилъ свою юность, когда онъ верхомъ ѣзжалъ по этимъ самымъ долинамъ. Ожили въ памяти тихая лѣсистая мѣстность Фуръ-о-Муана и шаловливая фигура Гіацинты въ дѣтствѣ. Онъ думалъ про себя, что въ этотъ моментъ она живетъ подъ одной изъ этихъ островерхихъ крышъ, которыя тамъ и сямъ выглядывали изъ-за сѣрой городской стѣны. Желаніе увидѣть Гіацинту и предчувствіе грядущихъ опасностей сдавили ему грудь.

-- Вотъ здѣсь дорога почти свободна,-- сказалъ Терно:-- и мы можемъ, наконецъ, въѣхать въ городъ.

Но въ тотъ моментъ, когда коляска только что хотѣла въѣхать на мостъ, въ сводчатыхъ воротахъ стѣны произошло новое загроможденіе. Изъ нихъ показалась длинная телѣга, на которыхъ возятъ сѣно. Четыре лошади волокли ее съ трудомъ. Поперечины телѣги были украшены цвѣтами и гирляндами изъ листьевъ. Между гирляндами стояли, держась за перекладины, чтобы не упасть отъ толчковъ, молодыя женщины и дѣвушки, одѣтыя въ бѣлую кисею. Они оглашали воздухъ громкимъ смѣхомъ. Впереди этой повозки гарцовалъ всадникъ въ формѣ полка Конде. Онъ подъѣхалъ къ коляскѣ и закричалъ кучеру:

-- Посторонись, малый, и дай дорогу дамамъ, которыя везутъ сладости его величеству королю прусскому.

Гнѣвъ овладѣлъ Франсуа Пожаромъ, и онъ готовъ былъ дать рѣзкій отпоръ, какъ вдругъ между молодыми женщинами онъ замѣтилъ тонкій профиль Гіацинты. Широкая соломенная шляпа съ бѣлымъ перомъ скрывала лицо и бѣлокурые кудри канониссы, въ этой полутьмѣ ея зеленые глаза сверкали, какъ два настоящихъ изумруда. Она также узнала Пожара, ея щеки вспыхнули, она слегка поклонилась въ его сторону. Прокурора-синдика била лихорадка, и онъ поблѣднѣлъ, какъ будто кто-нибудь ударилъ его въ грудь.

Повозка была уже шагахъ въ двѣнадцати позади, и коляска членовъ совѣта въѣзжала подъ сводъ, когда къ ней подскочилъ всадникъ, сопровождавшій молодыхъ женщинъ, и загородилъ ей дорогу.

-- Господа,-- спросилъ онъ, нагибаясь къ коляскѣ:-- кто изъ васъ Пожаръ?

-- Я,-- отвѣчалъ прокуроръ-синдикъ.

-- Въ такомъ случаѣ,-- продолжалъ офицеръ, слегка приподнимая свою треуголку,-- позвольте представиться: я капитанъ д'Эспондейланъ и имѣю къ вамъ порученіе отъ одной изъ дамъ. Канонисса д'Эризель просила меня передать вамъ, что она живетъ на улицѣ Пель-Віержъ, въ домѣ де-ла-Гериньеръ и что она будетъ очень рада васъ видѣть около пяти часовъ, когда она вернется.

Пожаръ только молча кивнулъ головой. Д'Эспондейланъ далъ шпоры своей лошади и поскакалъ по дорогѣ въ Глоріе.

Терно съ изумленіемъ посмотрѣлъ на своего товарища.

-- Какъ, вы знакомы съ одной изъ этихъ дамъ, которыя везутъ конфеты прусскому королю?

Пожаръ покраснѣлъ и отвѣчалъ отрывисто:

-- Да, въ такія времена это бываетъ и во враждебныхъ партіяхъ встрѣчаешь лицъ, которыхъ привыкъ съ дѣтства любить и уважать.

Они ѣхали теперь по узкой улицѣ, носившей повсюду слѣды недавней бомбардировки. Мѣстами разрушенная мостовая была покрыта лужами грязи, сквозь разбитыя ядрами окна магазиновъ видны были валявшіеся въ безпорядкѣ товары -- результатъ начавшагося грабежа, вдоль домовъ тяжело ходили кучки прусскихъ солдатъ. На площади Мозель черезъ окна кондитерскихъ виднѣлись группы офицеровъ въ шарфахъ, которые пили ликеръ и начиняли карманы конфетами. Въ нижнемъ этажѣ гостиницы "Трехъ Мавровъ" за сытнымъ обѣдомъ сидѣлъ весь главный штабъ. Запахъ съѣстныхъ припасовъ несся по улицѣ, и слышался громкій смѣхъ высшихъ офицеровъ, чокавшихся между собою. Зрѣлище этого города, отдававшагося врагамъ, какъ продажная женщина, вызвало въ обоихъ патріотахъ отвращеніе и озлобленіе. Городская ратуша была въ двухъ шагахъ отъ гостиницы, и они направились прямо туда.

Черезъ четверть часа, разбитые отъ путешествія, они остановились въ передней передъ залой, гдѣ герцогъ Брауншвейгскій предсѣдательствовалъ на военномъ совѣтѣ. Засѣданіе кончалось. Они видѣли, какъ выходили генералы, волоча свои сабли и тяжело пережевывая свои нѣмецкія фразы. Черезъ нѣсколько минутъ ихъ ввели къ главнокомандующему.

Высокаго роста и крѣпкаго сложенія, герцогъ Брауншвейгскій отличался благороднымъ лицомъ съ голубыми проницательными глазами. Пренебрежительная складка поднимала его смѣющіяся губы и придавала его лицу выраженіе тщеславія, которое портило пріятное выраженіе его открытаго лба и огненнаго взгляда. Онъ сдѣлалъ обоимъ членамъ совѣта знакъ привѣта, посмотрѣлъ имъ прямо въ лицо и остановилъ снисходительный взглядъ на серьезномъ и задумчивомъ лицѣ прокурора-синдика. Терно назвалъ себя и представилъ своего товарища. Герцогъ, въ началѣ старавшійся быть любезнымъ, поблагодарилъ ихъ за то, что они не замедлили послѣдовать его приглашенію, и сказалъ, обращаясь къ Божару:

-- Мы воюемъ, г. прокуроръ-синдикъ, но мы хотимъ воевать, соблюдая гуманность.

-- Долженъ вамъ замѣтить, ваша свѣтлость,-- отвѣчалъ Божаръ:-- что начало не оправдываетъ вашихъ желаній... Деревни разграблены и мирные граждане перебиты.

-- Мирные? Не совсѣмъ. Они осмѣлились стрѣлять въ насъ. Всякій обыватель, который носитъ оружіе, долженъ погибнуть.

-- Всякій французъ солдатъ. Но нужно же щадить женщинъ и дѣтей.

-- Ихъ и будутъ щадить, ручаюсь вамъ! Мы здѣсь для того, чтобы возстановить порядокъ и миръ, вернуть королю свободу и его права. Развѣ это не справедливое дѣло и развѣ вы не должны бы присоединиться къ намъ для его осуществленія?

-- Мы служимъ свободной Франціи.

-- Скажите: Франціи партійной.

-- Хорошій гражданинъ не знаетъ партій. Онъ повинуется только законамъ.

-- Ну! вамъ придется измѣнить эту точку зрѣнія,-- возразилъ герцогъ съ оттѣнкомъ нетерпѣнія.

-- Никогда!

Герцогъ сдѣлалъ жестъ, означавшій нетерпѣніе. Маска учтивости слетѣла съ него. Лицо его приняло болѣе суровое выраженіе, губы сжались. Въ глазахъ мелькнуло раздраженіе. Онъ понялъ, что ему не сломить упорства прокурора-синдика, и напустился на президента Терно, который показался ему не столь твердымъ.

-- Господинъ президентъ,-- сказалъ онъ:-- вы должны посовѣтовать вашему коллегѣ быть поуступчивѣе... даже въ интересахъ подчиненной вамъ мѣстности... Мы готовы обращаться съ вами, какъ съ друзьями, если вы присоединитесь къ намъ, чтобы вырвать вашего короля изъ рукъ его тюремщиковъ. Чего вы достигнете, если будете служить революціи? Ничего... Наоборотъ, если вы поможете возстановить вашего законнаго короля, то мы наградимъ васъ по заслугамъ.

-- Не трудитесь продолжать, ваша свѣтлость,-- мужественно перебилъ Терно:-- я раздѣляю мнѣніе своего товарища.

-- Мы никогда не будемъ измѣнниками!-- гордо прибавилъ Божаръ.

-- Я не настаиваю,-- возразилъ герцогъ рѣзко:-- вы упрямые якобинцы!.. Но берегитесь, господинъ Божаръ, вы можете жестоко поплатиться за ваше сопротивленіе!

-- Мы не обманываемъ себя и не ждемъ ничего хорошаго отъ враговъ родины.

-- Пусть такъ... Не хотите быть друзьями, тогда я буду говорить съ вами, какъ съ врагами. Полковникъ Гравертъ сообщитъ вамъ завтра требованія, которыя мы считаемъ нужнымъ предъявить вашему департаменту. Я надѣюсь, что вы не будете упрямиться и подпишете ихъ. Отказъ съ вашей стороны подвергнетъ вашихъ согражданъ всей строгости военной организаціи. Подумайте же. Утро вечера мудренѣе. До свиданія, господа, не задерживаю васъ болѣе.

Величавымъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ недовольнымъ жестомъ онъ отпустилъ ихъ. Оба члена совѣта печально прошли черезъ переднюю, переполненную нѣмецкими офицерами, которые смотрѣли на нихъ, какъ на дикихъ звѣрей, и эмигрантами, которые бросали по ихъ адресу бранныя слова.

-- Товарищъ,-- сказалъ со вздохомъ Терно, когда они вышли на дворъ:-- попали мы въ бѣду.

Божаръ поднялъ руку и показалъ на окна комнаты въ первомъ этажѣ, которую занималъ комендантъ Бореперъ.

-- Если наше положеніе станетъ слишкомъ плохо,-- отвѣчалъ онъ, глядя ему прямо въ глаза,-- всегда успѣемъ послѣдовать примѣру того, кто умеръ тамъ.

Они остановились въ гостиницѣ, но когда пробило пять часовъ, прокуроръ-синдикъ оставилъ своего товарища сидѣть въ креслѣ и направился прямо на улицу Бель-Вьержъ.

Какой-то мальчишка, игравшій около воротъ, показалъ ему домъ де-ла-Гериньеръ. Божаръ постучалъ желѣзнымъ молоткомъ. Старая служанка отперла дверь и ввела его въ первый этажъ, въ залу, въ которой отъ полуотворенныхъ ставней царилъ полумракъ. Мебель въ комнатѣ была очень простая -- всего нѣсколько креселъ и качалка, обитая зеленымъ бархатомъ. По стѣнамъ висѣли запыленные портреты. Пожаръ, котораго била лихорадка, разсѣянно смотрѣлъ на эту старую мебель и въ волненіи ходилъ по полу, который блестѣлъ, какъ стекло.

Легкій шелестъ юбокъ въ сосѣдней комнатѣ заставилъ его вздрогнуть. Отворилась боковая дверь, и передъ нимъ предстала Гіацинта, все еще въ своемъ бѣломъ платьѣ, стянутая широкимъ зеленымъ поясомъ, къ пряжкѣ котораго была прикрѣплена пышная роза. Видя, что Пожаръ блѣдный и сосредоточенный неподвижно стоитъ посреди комнаты, шаловливая улыбка скользнула по ея губамъ.

-- Я смутила васъ давеча,-- сказала она:-- но прошу васъ не сердиться на меня.

Обворожительная улыбка, какъ солнце, согрѣла душу Пожара. Онъ опять почувствовалъ, что онъ весь въ ея власти. Онъ забылъ непріятность своего ложнаго положенія и печальное зрѣлище взятаго города и видѣлъ только эти прекрасные, свѣтившіеся въ темнотѣ глаза.

Гіацинта открыла окна, распахнула ставни и подошла къ Пожару.

-- Страшно рада васъ видѣть,-- прошептала она, протягивая ему руки.

Онъ крѣпко пожалъ ихъ и продолжалъ молчать.

-- Да, я рада,-- повторила она:-- я вамъ правду предсказала, что мы увидимся въ лучшіе дни.

Пожаръ печально покачалъ головой.

-- Вы называете это лучшими днями, когда Франція наводнена и подавлена иностранными войсками, когда я вижу васъ привѣтствующей главу этихъ войскъ.

-- Васъ непріятно поразила эта встрѣча съ телѣгой. Я догадывалась объ этомъ. Вы забываете, что монархъ, котораго мы привѣтствовали, помогаетъ намъ возстановить тронъ нашего короля. Вудьте, впрочемъ, увѣрены,-- прибавила она смѣясь,-- наше усердіе было награждено плохо. Фридрихъ-Вильгельмъ не пожелалъ даже принять насъ. Пропали даромъ всѣ наши цвѣты и сласти!

Онъ слушалъ ее, удивляясь ея неисправимому легкомыслію. Въ то же время, ослѣпленный ея блестящей красотой, онъ не имѣлъ мужества противорѣчить ей.

-- Оставимъ это,-- сказалъ онъ,-- и поговоримъ лучше о васъ... Какъ поживаетъ ваша тетушка?

-- Прекрасно. Наши успѣхи оживили ее. Она обѣдаетъ у одной своей пріятельницы, но также будетъ рада видѣть завтра васъ, если вы зайдете къ намъ.

Пожаръ посмотрѣлъ на нее своими влюбленными глазами, какъ бы для того, чтобы запечатлѣть навсегда образъ боготворимой имъ молодой женщины.

-- Завтра,-- повторилъ онъ,-- меня, вѣроятно, здѣсь не будетъ.

Гіацинта бросила на него разочарованный взглядъ.

-- Только что пріѣхавъ, вы уже думаете уѣзжать отсюда. Это нехорошо. Я думала, что вы явились, чтобы уладить съ герцогомъ Брауншвейгскимъ дѣла вашего департамента?

-- Я никогда не буду служить врагамъ моего отечества.

-- Не врагамъ вы будете служить, а вашему королю,-- горячо вскричала канонисса.-- Прошу васъ, ради любви ко мнѣ, будьте благоразумны и не защищайте съ упорствомъ проиграннаго дѣла. Вы не хотите уступить очевидности! Вы, у котораго такой широкій взглядъ на вещи и такое благородное сердце, развѣ вы не видите, что Франція начинаетъ понимать, что ее обманули? Крѣпости сдаются, принцевъ вездѣ принимаютъ съ радостью. Меньше чѣмъ черезъ три недѣли наша побѣдоносная армія вступитъ въ Парижъ. Королевская власть будетъ возстановлена. Какъ вы можете обманывать себя относительно исхода этой траги-комедіи?

-- Увы! Обманываютъ себя ваши друзья. Вы ходите, какъ во снѣ, отъ котораго васъ сразу разбудитъ ударъ грома. Франція ненавидитъ старый порядокъ и проклинаетъ иностранцевъ, которые помогаютъ вамъ возстановить его. Ваши эмигранты сначала были опьянены первыми успѣхами, которые уже не повторятся; солдаты французской свободы будутъ такъ же страшны, какъ и свободы американской. Въ этотъ самый часъ весь народъ идетъ на враговъ. Онъ сумѣетъ ихъ побѣдить, будьте увѣрены. А когда онъ побѣдитъ, онъ будетъ страшно мстить. Но,-- воскликнулъ онъ, замѣтивъ, что у Гіацинты готово сорваться рѣзкое возраженіе,-- къ чему омрачать напрасными спорами короткій срокъ, когда мы можемъ возстановить былую дружбу...

Онъ сѣлъ подлѣ нея и взялъ ее за руки.

-- Гіацинта, забудьте политику, какъ я забываю ее, и побесѣдуемъ, какъ друзья, которымъ посчастливилось свидѣться послѣ столькихъ бурь!.. Вообразимъ, что мы еще подъ вязами въ Фуръо-Муанѣ въ тотъ моментъ, когда вы приготовлялись эмигрировать. Я не думалъ васъ увидѣть и потому рѣшился тогда открыть вамъ сердце. Вы сами были въ нетерпѣніи, въ виду предстоявшей неизбѣжной разлуки, не хотѣли лишить меня на прощанье всякой надежды. Сегодня я прошу васъ быть столь же доброй. Вчера я думалъ, что потерялъ васъ навѣки. Въ ураганѣ, въ которомъ мы теперь живемъ, нельзя быть увѣреннымъ, что снова увидишься. Будьте снисходительны къ моему безразсудному чувству. Позвольте мнѣ насладиться очарованіемъ, которое окружаетъ васъ, и повторить вамъ, что я обожаю васъ!..

Эти нѣжныя слова въ устахъ такого суроваго и строгаго патріота тронули Гіацинту. Въ ея глазахъ блеснула нѣжность, и ея грудь волновалась подъ бѣлой накидкой.

-- Другъ мой,-- прошептала она:-- къ чему повторять мнѣ эти слова отчаянія? Къ чему сомнѣваться въ моей всегдашней привязанности къ вамъ. Если бы вы могли раздѣлять мою вѣру! Я больше вѣрю въ судьбу, чѣмъ вы, и надѣюсь, что въ одинъ прекрасный день, когда я буду вполнѣ располагать собою...

Онъ сталъ цѣловать ей руки.

-- Нѣтъ,-- сказалъ онъ:-- не будемъ думать о вчерашнихъ невзгодахъ и о неизвѣстности будущаго. Будемъ вполнѣ наслаждаться настоящими минутами, ходъ которыхъ я хотѣлъ бы остановить навсегда!..

Въ глубинѣ этого холоднаго провинціальнаго салона образовался какъ бы оазисъ нѣжности и забвенія. Они не замѣчали ни бѣдности украшеній, ни холодной симметріи, съ которой была разставлена мебель. Они отдались убаюкивающей сладости первыхъ клятвъ и сладостнаго молчанія. Вокругъ нихъ сгущался мракъ раннихъ сумерекъ. Тишина уединенной улицы навѣвала на нихъ чувство покоя и безопасности. Вожаръ забылъ уже о мрачномъ рѣшеніи, на которомъ онъ остановился, чтобы избавиться отъ исполненія требованій герцога Брауншвейгскаго. Его взгляды тонули въ глубокихъ зеленыхъ глазахъ Гіацинты. Свѣтлый лучъ этихъ магнетизирующихъ зрачковъ казался ему электрической цѣпью, которая привязываетъ его къ жизни. Онъ держалъ молодую женщину за руки и чувствовалъ, что ея пальцы отвѣчаютъ на его пожатіе...

Неожиданно раздавшійся на улицѣ шумъ нарушилъ это нѣжное свиданіе. Подъ окнами появилась кавалькада. Кто-то постучалъ въ дверь салона. Вошла служанка и сказала нѣсколько словъ на ухо Гіацинтѣ, которая быстро встала.

-- Другъ мой,-- сказала она:-- я должна васъ покинуть. Внизу прусскій принцъ. Онъ желаетъ переговорить со мною о чемъ-то важномъ. Извините меня и заходите какъ-нибудь поскорѣе... Завтра, если хотите. Обѣщаете? Итакъ, до завтра!

Не владѣя болѣе собою, Вожаръ былъ возмущенъ этой аристократкой, которая такъ капризно желаетъ распоряжаться его судьбой. Но улыбка канониссы опять вернула его къ подчиненію. Онъ чувствовалъ, что воля его слабѣетъ, и пробормоталъ:

-- Да, да... до завтра.

На лѣстницѣ онъ столкнулся съ высокимъ человѣкомъ въ расшитомъ золотомъ мундирѣ. Бѣлокурый, съ голубыми задумчивыми глазами, этотъ нѣмецкій гость имѣлъ въ себѣ что-то вертеровское. Вожаръ, проходя мимо, задѣлъ его локтемъ. Въ немъ шевельнулась ревность при мысли, что этотъ иностранецъ сейчасъ будетъ имѣть съ Гіацинтой интимный разговоръ. И снова ему стало казаться, что она никогда не будетъ принадлежать ему вполнѣ: ее слишкомъ затянула аристократическая среда, въ которой она жила, слишкомъ она отдалась своимъ мечтамъ о возстановленіи монархіи. И, несмотря на все это, онъ долженъ былъ сознаться, что послѣ каждой встрѣчи онъ все сильнѣе и сильнѣе любитъ Гіацинту. Когда любовь захватываетъ насъ вполнѣ, то даже то, что намъ не нравится, образуетъ узы, которыя крѣпко связываютъ насъ. Несходство характера, разница политическихъ и религіозныхъ взглядовъ, уколы ревности, все это, вмѣсто того, чтобы отдалять насъ, только сильнѣе возбуждаетъ жгучее желаніе овладѣть.

Проклиная тѣхъ, кто заставилъ его разстаться съ Гіацинтой, Божаръ приходилъ въ лихорадочное возбужденіе при мысли, что онъ можетъ еще увидѣть ее завтра.

Тоскливо шелъ онъ по крутымъ улицамъ, которыя вели къ собору. Дойдя до верхняго города, онъ задумчиво сталъ ходить по откосу де-ла Рошъ, который тянется между домомъ епископа и цитаделью.

Солнце погрузилось уже въ темныя облака, грозившія на завтра ненастьемъ. Западный вѣтеръ шкваломъ налеталъ на несчастнаго Божара, отчего лихорадка его усилилась.

Проходя вдоль стѣнъ, онъ увидѣлъ въ одномъ мѣстѣ, гдѣ за рѣшеткой виднѣлся внутренній дворикъ, какую-то тѣнь, которая его окликнула. Подойдя ближе, онъ узналъ своего товарища по учредительному собранію, варенскаго мэра Жоржа, котораго пруссаки арестовали по доносу эмигрантовъ.

-- Это вы, Жоржъ,-- воскликнулъ онъ съ горечью.-- Бѣдный другъ, при какихъ печальныхъ обстоятельствахъ мы встрѣчаемся!

-- Ну,-- отвѣчалъ бодро старый республиканецъ,-- вѣтеръ можетъ еще перемѣниться, и тогда будетъ на нашей улицѣ праздникъ. Они разграбили мой домъ въ Варенѣ и приволокли меня сюда, какъ преступника... Но я исполнилъ только свой долгъ, и совѣсть моя спокойна. А вы какимъ образомъ въ Верденѣ?

Божаръ разсказалъ ему о полученномъ приказаніи.

-- Дѣло ваше плохо,-- покачалъ своей сѣдой головой бывшій депутатъ:-- но держитесь стойко и не уступайте... Въ этомъ мірѣ есть, знаете, только два сорта людей: хорошіе и дрянные. Нужно быть въ числѣ первыхъ и вмѣнить себѣ въ обязанность противиться послѣднимъ. Наши враги, если имъ угодно, могутъ меня казнить. Я ничего не жду отъ нихъ хорошаго, но и они ничего не добьются отъ меня. Да здравствуетъ нація!

V.
Круа-о-Буа.

Когда принцъ прусскій появился на порогѣ салона де-ла Гериньеръ, Гіацинта встрѣтила его церемонно и почтительно. Тотъ, въ свою очередь поклонившись, расшаркался передъ нею и поцѣловалъ ей руку. Усѣвшись затѣмъ въ кресло, онъ съ улыбкой попросилъ сѣсть и ее. Онъ старался придать себѣ беззаботный видъ, но, несмотря на всѣ усилія, на его бѣломъ лбу лежала складка озабоченности. Гіацинта замѣтила это плохо скрываемое безпокойство.

-- Съ вашимъ высочествомъ, повидимому, произошла непріятность,-- сказала она вопросительнымъ тономъ.

-- Совершенно вѣрно. Я только что былъ на военномъ совѣтѣ. Высказанныя тамъ мнѣнія заставляютъ опасаться, что мы пустились въ предпріятіе, которое не принесетъ намъ ни славы, ни выгодъ.

-- О, ваше высочество, какъ можете вы поддаваться подобнымъ страхамъ послѣ побѣдъ, одержанныхъ союзными войсками? Лонгви и Верденъ уже сдались. Развѣ не идетъ все по нашему желанію?

-- Нѣтъ, мы натыкаемся на неожиданныя препятствія. Ваши эмигранты увѣряли насъ, что дѣло гораздо легче. Они утверждали, что населеніе приметъ насъ съ распростертыми объятіями. Если вѣрить имъ, то горожане и крестьяне только и дожидались появленія нашихъ войскъ, чтобы открыто заявить о своихъ монархическихъ чувствахъ. Коменданты крѣпостей должны были отворить передъ нами ворота, войска повернуть фронтъ и перейти подъ наши знамена. Все это оказалось вздоромъ, мыльными пузырями, мечтаніями несвѣдущихъ и легковѣрныхъ людей! Съ тѣхъ поръ, какъ мы перешли границу, ни одно изъ этихъ прекрасныхъ предсказаній не оправдалось. Крестьяне стрѣляютъ по намъ или убѣгаютъ въ лѣса, горожане относятся къ старому порядку съ ненавистью. Ни одинъ полкъ не перешелъ на нашу сторону. А здѣшній комендантъ Бореперъ пустилъ себѣ двѣ пули въ лобъ, чтобы не подписывать условій капитуляцій. Прибавьте еще, что съ тѣхъ поръ, какъ мы во Франціи, дождь льетъ, какъ изъ ведра. Наши солдаты отъ постояннаго пребыванія въ грязи болѣютъ. Дороги становятся непроходимыми... Согласитесь, что есть отъ чего безпокоиться!

-- Возможно ли?-- пробормотала въ страхѣ канонисса:-- неужели король, вашъ отецъ, отличающійся такимъ благороднымъ сердцемъ, остановится на полдорогѣ и откажется итти на Парижъ?

-- Мой отецъ хочетъ только одного: возстановить Людовика XVI на престолѣ. Но главнокомандующій, герцогъ Брауншвейгскій, болѣе осмотрителенъ. Онъ полагаетъ, что прежде, чѣмъ углубляться въ страну, мы должны закрѣпить за собою восточныя ея провинціи, перезимовать на правомъ берегу Мааса, дождаться весны и тогда уже сокрушить Парижъ!

-- А въ это время,-- съ жаромъ возразила Гіацинта,-- якобинцы убьютъ короля и все королевское семейство. Я не обладаю военнымъ образованіемъ и не могу оспаривать плановъ герцога Брауншвейгскаго, но инстинктъ и сердце подсказываютъ мнѣ, что для спасенія монархіи необходимо нанести быстрый и сильный ударъ. Съ каждымъ упущеннымъ днемъ опасность возрастаетъ. Вмѣсто того, чтобы терять въ пререканіяхъ драгоцѣнное время, слѣдовало бы дать сраженіе войскамъ революціонеровъ и одной изъ тѣхъ блестящихъ побѣдъ, которыя сразу мѣняютъ положеніе вещей, нагнать страху на якобинцевъ...

-- Мадамъ,-- галантно возразилъ принцъ:-- вы достойная соотечественница Жанны д'Аркъ и можно справедливо сказать, что въ вашихъ жилахъ течетъ кровь Маріи Стюартъ. Вы обладаете горячей вѣрой первой и,-- прибавилъ онъ съ улыбкой,-- неотразимой прелестью второй... Будьте покойны!.. Мнѣніе главнокомандующаго не одержало верха, и мы идемъ на Парижъ. Но что меня озабочиваетъ, это то, что въ Шампань мы направимся черезъ Арденскій лѣсъ. Вы знаете, что генералъ Дюмурье занимаетъ всѣ проходы до Излеттъ. Придется брать одинъ изъ нихъ и углубиться въ лѣса. Это будетъ большая игра, и есть опасность потерять все... Ахъ! если бы только узнать слабое мѣсто этой стѣны лѣса, которая стоитъ между нами и непріятелемъ!

-- Принцъ,-- сказала канонисса, глаза которой засверкали: -- вѣрите ли вы мнѣ?

-- Я вполнѣ вѣрю въ вашу дружбу и въ ваше желаніе быть намъ полезной.

Гіацинта покраснѣла. Мягкіе упреки Божара звучали еще въ ея ушахъ. Ей казалось, что строгій взглядъ депутата, который только что былъ здѣсь, съ горечью устремился на нее. Она почувствовала себя оскорбленной въ національной гордости неловкимъ отвѣтомъ пруссака и сухо отвѣтила:

-- Я служу только своему королю и стараюсь быть полезной только тѣмъ, кто помогаетъ намъ его спасти... Только любовь къ нему и къ Франціи заставляетъ меня говорить такъ, какъ я это дѣлаю. Выслушайте же меня. Я провела часть своего дѣтства въ Аргонѣ. У меня есть вѣрные друзья среди дворянъ-стеклозаводчиковъ, которые живутъ тамъ уже три вѣка. Родившись среди этихъ лѣсовъ, они знаютъ въ нихъ самыя незамѣтныя тропинки. Одинъ изъ нихъ, который приходится мнѣ сродни и преданъ мнѣ безконечно, живетъ какъ разъ напротивъ. Онъ можетъ дать вашему высочеству драгоцѣнныя свѣдѣнія... Вы позволите мнѣ оставаться при вашемъ разговорѣ?

-- Пожалуйста.

Канонисса вышла. Черезъ нѣсколько минутъ она вернулась въ сопровожденіи Іереміи Данлупа.

Стеклозаводчикъ хмуро и недовѣрчиво оглядывалъ прусскаго офицера, а его взъерошенная, лохматая собака обнюхивала аристократическую ливретку принца, съ лоснящейся шерстью и въ серебряномъ ошейникѣ. Съ своей стороны, принцъ съ любопытствомъ осматривалъ этого страннаго, оборваннаго дворянина, покрытаго рубцами. На своихъ высокихъ ногахъ, затянутыхъ въ гетры, Данлупъ едва сохранялъ равновѣсіе на натертомъ полу: его башмаки съ подковами такъ и скользили.

-- Его высочество, принцъ прусскій,-- сказала Гіацинта Іереміи.-- Мой родственникъ, Іеремія Данлупъ,-- прибавила она, представляя его.

Стеклозаводчикъ неловко поклонился, потомъ бросилъ на канониссу безпокойный взглядъ, какъ бы требуя разъясненія.

-- Іеремія,-- начала Гіацинта,-- вы преданы дѣлу короля. Желаете ли вы, какъ и мы всѣ, видѣть его опять на тронѣ? Войска его величества, короля Фридриха-Вильгельма, идутъ разгромить революціонную армію и освободить королевскую семью. Его высочество желалъ бы теперь воспользоваться вашимъ усердіемъ и опытностью, и я поручилась передъ нимъ, что на васъ можно разсчитывать.

Іеремія въ знакъ согласія наклонилъ голову.

-- Вы хорошо знаете Аргонскій лѣсъ?-- спросилъ принцъ.

-- Какъ свой собственный карманъ,-- фамильярно отвѣчалъ Іеремія.

-- Всѣ проходы заняты?

-- Всѣ.

-- Какой изъ этихъ проходовъ, по вашему мнѣнію, можно было бы атаковать безъ особенной потери людей?

-- Гмъ! О дорогѣ въ Излеттъ нечего и думать. Она защищена пушками и многочисленными войсками. Въ Гранире находится Дюмурье съ главными силами. Шень-Попюле занятъ тремя тысячами. Но между Шень-Попюле и Гранире есть узкій проходъ, такъ называемый Круа-о-Буа. Мой другъ Эли Курувръ, который хитеръ, какъ кошка, пробрался туда черезъ Брикенейскій лѣсъ. Бродя вокругъ ущелья, онъ замѣтилъ, что этотъ проходъ охраняется всего какою-нибудь сотнею добровольцевъ. Эти канальи увѣрены, что они въ полной безопасности, такъ что выставили всего одну пушку. Они воображаютъ, что засѣки сами по себѣ представляютъ достаточную защиту. Но если потихоньку пробраться черезъ Брикенейскій лѣсокъ, то можно было бы поймать въ сѣть всѣхъ этихъ якобинцевъ и меньше чѣмъ черезъ часъ проходъ былъ бы расчищенъ.

Принцъ слушалъ Іеремію внимательно. Подумавъ нѣсколько минутъ, онъ поднялъ голову.

-- Можете ли вы показать дорогу нашимъ войскамъ, если бы мы рѣшились нанести ударъ съ этой стороны?

Іеремія бросилъ на канониссу вопросительный взглядъ.

-- Іеремія,-- отвѣчала та рѣшительно,-- будетъ къ вашимъ услугамъ.

-- Прекрасно, благодарю васъ,-- сказалъ принцъ.-- Будьте къ этому готовы. Черезъ нѣсколько дней васъ увѣдомятъ о рѣшеніи, которое будетъ принято. Какъ бы тамъ ни было, я разсчитываю на вашу преданность, господа.

-- Можете быть покойны,-- гордо отвѣчалъ стеклозаводчикъ.-- Когда Данлупъ даетъ слово, то это все равно, какъ если бы онъ отдалъ свою голову.

Принцъ улыбнулся, снова расшаркался, стукнулъ каблуками и простился съ канониссой, поцѣловавъ ей руку.

Черезъ четыре дня Іереміи было предложено присоединиться къ главнымъ силамъ прусской арміи, выступившимъ Изъ Регре четырьмя колоннами. Погода, которая одно время обѣщала улучшиться, снова испортилась. Утромъ, въ день выступленія, шелъ мелкій дождь, пронизывавшій до костей солдатъ, которые вязли въ глинистой почвѣ.

На соединеніи дорогъ Глоріе и Регре Данлупъ, ѣхавшій въ сопровожденіи Курувра и еще нѣсколькихъ другихъ эмигрантовъ, увидѣлъ короля прусскаго, который выѣхалъ изъ своей главной квартиры въ сопровожденіи огромнаго штаба и графовъ Прованскаго и Артуа. Чтобы ободрить свои войска, Фридрихъ-Вильгельмъ, несмотря на проливной дождь, лихо гарцовалъ въ парадномъ мундирѣ и безъ плаща. Не рѣшаясь показать себя изнѣженнымъ въ сравненіи съ прусскимъ королемъ, графъ Прованскій и его братъ также ѣхали въ однихъ мундирахъ, согнувъ спину и втянувъ голову въ плечи. Графъ Артуа старался придать себѣ бодрый видъ, но будущій Людовикъ XVIII, котораго мучила уже подагра, не очень-то жаловалъ такой способъ путешествія и казался сильно не въ духѣ.

Эмигранты, находившіеся при выступленіи, глухо роптали яри видѣ столь легко одѣтыхъ принцевъ.

-- У меня сердце надрывается,-- бормоталъ капитанъ д'Эспондейланъ:-- суровость прусскаго короля просто возмутительна. Какъ ни мало у меня денегъ, но я все отдалъ бы за то, чтобы принцы, отъ которыхъ зависитъ спасеніе Франціи, ѣхали въ хорошей каретѣ.

-- Капитанъ,-- сурово возразилъ Данлупъ, дуя на свои пальцы,-- у ихъ высочествъ не больше поводовъ жаловаться, чѣмъ у этихъ бѣднягъ, которые шлепаютъ по грязи, ожидая, что вотъ-вотъ имъ переломаютъ кости. На войнѣ, какъ на кладбищѣ, всѣ равны, короли и нищіе...

Къ вечеру всѣ вымокшіе прибыли въ Малонкуръ. При видѣ домовъ солдаты, умиравшіе отъ голода и холода, испускали радостные крики, но ихъ радость была непродолжительна. Деревня была пуста. Ни одного хлѣба въ шкапу, ни одной коровы въ стойлѣ. Житницы и погреба были пусты. Люди впали въ ярость. Чтобы отомстить за свою неудачу, они разложили огромные костры и бросали въ нихъ мебель и двери домовъ. Многіе на другой день проснулись съ пустыми желудками и снова двинулись въ походъ подъ не прекращавшимся ливнемъ.

Армія шла по возвышенностямъ, которыя тянутся между долиною Эра и долиной Мааса. Иногда дорога шла вдоль виноградниковъ и тогда, несмотря на запрещеніе офицеровъ, цѣлыя роты скрывались среди мокрыхъ лозъ и старались обмануть свой голодъ, пожирая еще сырой виноградъ.

Когда въ сумеркахъ достигли наконецъ деревни Ландръ, гдѣ назначенъ былъ привалъ, войска были совершенно истощены. Въ большей части полковъ люди страдали дезинтеріей, которая производила среди союзниковъ большія опустошенія, чѣмъ пули. Къ довершенію несчастья, проводники сбились съ пути, и сталъ ощущаться недостатокъ въ съѣстныхъ припасахъ.

Пока Данлупъ и Курувръ старались отыскать себѣ уголокъ, гдѣ бы обсушиться, изъ штаба имъ прислали приказъ снова сѣсть на лошадей и присоединиться къ отряду гусаръ, который въ ту же ночь долженъ былъ выступить въ Бюзанси, гдѣ австрійскій генералъ Клерфе стоялъ лагеремъ въ разстояніи одного лье отъ Круа-о-Буа.

Часа черезъ два показались огни города, и Іеремія, не сбиваясь съ дороги, достигъ стоявшаго уединеннаго дома, гдѣ помѣщалась главная квартира Клерфе.

Когда поздно ночью вернулся онъ въ сарай, гдѣ помѣстился Клерфе, его товарищъ уже храпѣлъ на кучѣ соломы.

-- Вставай, товарищъ,-- сказалъ Іеремія.-- Вотъ хлѣбъ и бутылка вина. Поѣдимъ, чтобы собраться съ силами. Завтра чуть свѣтъ двигаемся дальше.

И дѣйствительно, въ четыре часа, двигаясь ощупью въ темнотѣ, которая еще болѣе усилилась отъ густого тумана, Данлупъ и Курувръ присоединились на площади къ двумъ отрядамъ гусаръ и стрѣлковъ, которымъ они должны были показывать дорогу къ проходу Круа-о-Буа. Пошли прямо полемъ. Сырая глина заглушала шаги солдатъ и лошадей, черная масса двухъ отрядовъ таинственно погружалась въ мракъ ночи. Молчаніе нарушалось только ругательствами стрѣлковъ, падавшихъ въ скользкой грязи. Когда отрядъ подошелъ къ деревнѣ Брикеней, стало разсвѣтать. Не входя въ деревню, отряды раздѣлились: гусары, которыхъ велъ Курувръ, должны были итти на Бу-о-Буа, а стрѣлки съ Іереміей направились къ Брикенейскому лѣсу.

-- Курувръ,-- посовѣтовалъ Іеремія товарищу:-- веди гусаръ до дороги въ Вузье и, когда услышишь стрѣльбу, скажи капитану, чтобы онъ приказалъ людямъ броситься въ проходъ...

Самъ онъ углубился съ своимъ небольшимъ отрядомъ въ лѣсъ, повелъ его по боковой тропинкѣ, гдѣ люди могли двигаться только гуськомъ, съ трудомъ отстраняя отъ себя мокрыя вѣтви. Черезъ полчаса они достигли рѣдкой дубовой и березовой рощицы, покрывавшей песчаные края оврага, гдѣ шла дорога изъ Круа въ Вузье.

Свѣдѣнія, доставленныя Курувромъ, оказались точными. Проходъ былъ занятъ всего сотнею батальона парижскихъ добровольцевъ. Они питали такую увѣренность въ недоступности оврага, что не принимали никакихъ предосторожностей и не выставили боковыхъ карауловъ. Они только что проснулись и разводили огонь, чтобы приготовить себѣ похлебку. Въ глубинѣ оврага слышались громкіе голоса, сыпавшіе ходячими прибаутками предмѣстій. Одинъ солдатъ пѣлъ во все горло насмѣшливый куплетъ, сложенный батальоннымъ острякомъ по поводу эмигрантовъ.

-- Негодяй,-- пробормоталъ Іеремія про себя, приготовляя свое ружье:-- ты у меня запоешь сейчасъ другое! И съ этими словами онъ выстрѣлилъ въ пѣвца.

Это былъ сигналъ. Австрійскіе стрѣлки, разсыпанные по гребню опушки, открыли по добровольцамъ частый огонь. Тѣ, растерявшись отъ неожиданности и сталкиваясь между собою, только кричали: "къ оружію, къ оружію"! Затѣмъ, послѣ минутной суматохи, они рѣшились храбро защищаться и дорого продать свою шкуру. Укрываясь за бревнами, они въ свою очередь стали стрѣлять въ австрійцевъ. Пули рѣзко жужжали, срывая на своемъ пути вѣтви деревьевъ и взрывая песокъ откоса. Какъ только кто-либо изъ стрѣлковъ осмѣливался показаться изъ-за кустовъ въ своемъ зеленомъ мундирѣ съ желтыми пуговицами, снизу сейчасъ же начиналась стрѣльба по немъ. Не разсчитывавшіе на такое сопротивленіе, стрѣлки не рѣшались выйти изъ-за деревьевъ.

-- Эй, вы, нѣмецкіе чижи,-- неслись изъ глубины ущелья насмѣшливые голоса,-- спускайтесь же сюда! Дайте посмотрѣть на ваши зеленые мундиры.

Вдругъ направо послышался топотъ кавалеріи. То были гусары съ Курувромъ. Съ саблями наголо они бросились на звукъ перестрѣлки, одолѣвъ на дорогѣ нѣсколько засѣкъ.

-- Впередъ!-- закричалъ Іеремія Данлупъ.

Онъ увлекъ за собою волонтеровъ, которые бросились по откосу въ оврагъ и стали стрѣлять въ парижанъ. Атакованные спереди и сзади, тѣ снова пришли въ замѣшательство и кричали объ измѣнѣ. Разстрѣливаемые стрѣлками и тѣснимые гусарами, они отступили въ лѣсъ по направленію къ Гранире. Нѣкоторые, убѣгая, останавливались за деревомъ, прицѣливались и посылали пули въ стрѣлковъ. Одинъ изъ нихъ прицѣлился въ Іеремію Данлупа, который упорно его преслѣдовалъ.

-- А, каналья,-- воскликнулъ Данлупъ:-- ты находишь, что моя физіономія недостаточно еще искалѣчена. Подожди...

Онъ бросился на бѣглеца, чтобы пронзить его штыкомъ. Тотъ отскочилъ въ сторону и спустилъ курокъ. Зарядъ угодилъ Іереміи прямо въ грудь. Онъ упалъ на откосъ. Въ этотъ моментъ онъ увидѣлъ Курувра, который скакалъ съ гусарами.

-- Ко мнѣ, товарищъ!

При тускломъ свѣтѣ ранняго утра тотъ узналъ Іеремію и, остановивъ отрядъ, который доканчивалъ расчистку дороги, опустился на землю возлѣ него.

-- Въ меня всадили пулю, старина,-- прошепталъ онъ.-- Но это все равно, вѣдь проходъ въ нашихъ рукахъ. Когда я закрою глаза, похорони меня подъ деревомъ. Передай Гіацинтѣ, что Іеремія сдѣлалъ все, что могъ.

На губахъ у него показалась кровавая пѣна. Икота прерывала его рѣчь. Его ротъ открывался широко, стараясь забрать въ себя побольше воздуха. Затѣмъ челюсти его стали неподвижны. Онъ упалъ на колѣни. А гусары шумно кричали, что австрійцы вполнѣ овладѣли проходомъ.

VI.
Вальми.

18 сентября, черезъ шесть дней послѣ атаки Круа-о-Буа, около полудня Гіацинта д'Эризель ѣхала верхомъ по дорогѣ изъ Гранире въ Муронъ въ сопровожденіи офицеровъ корпуса эмигрантовъ и прикомандированныхъ къ главному штабу. Пока маленькій отрядъ войскъ двигался вдоль Эра, канониссу догналъ покрытый грязью всадникъ, ѣхавшій на тощей клячѣ.

-- Курувръ!-- воскликнула Гіацинта.-- Вы одинъ? Что случилось съ надшмъ Іереміей?

Эли де-Курувръ снялъ свою шляпу и вздохнулъ:

-- Бѣдняга остался на мѣстѣ съ пулей въ груди.

-- Раненъ! Смертельно?

-- Увы!... Да... на этотъ разъ... я былъ при немъ, и послѣднія его слова были: "Скажи Гіацинтѣ д'Эризель, что Іеремія сдѣлалъ все, что могъ"...

Канонисса отвернулась. При воспоминаніи объ этомъ бѣднягѣ столь жизнерадостномъ, котораго она послала на вѣрную смерть, ея грудь тяжело поднималась. Угрызаемая совѣстью, она вдругъ громко разрыдалась. Офицеры молча смотрѣли на этотъ внезапные взрывъ горя. Черезъ нѣсколько минутъ Жаржей подошелъ къ ней.

-- Что съ вами?-- спросилъ онъ,-- У васъ большое горе?

Гіацинта вытерла свои мокрые глаза и сказала:

-- Я оплакиваю смерть одного стараго друга... бѣднаго Данлупа, который служилъ проводникомъ австрійцамъ и который былъ убитъ при Круа-о-Вуа.

-- Смерть на полѣ брани!-- отвѣчалъ офицеръ тономъ равнодушной вѣжливости.-- У него, по крайней мѣрѣ, будетъ утѣшеніе въ томъ, что онъ оказалъ справедливому дѣлу выдающуюся услугу. Благодаря ему, мы могли, въ свою очередь, пройти Шень-Потоле, а Дюмурье, опасаясь, что его отрѣжутъ, отступилъ. Такимъ образомъ мы на дорогѣ къ Парижу.

-- Это все обошлось не такъ-то легко,-- возразилъ капитанъ д'Эспондейланъ.-- Главнокомандующій сдѣлалъ большую ошибку, оставаясь въ бездѣйствіи цѣлыхъ три дня. Онъ могъ бы преслѣдовать якобинцевъ по пятамъ.

-- Милостивый государь,-- прервалъ его грубымъ тономъ прусскій майоръ Массенбахъ:-- вы разсуждаете о томъ, чего не знаете. Наши войска были утомлены, нужно было дождаться подвоза хлѣба изъ Вердена. Впрочемъ, мы разсчитывали, что Дюмурье будетъ защищать проходъ Гранире. Когда его величество король Фридрихъ-Вильгельмъ узналъ, что французскій генералъ ночью отступилъ, онъ сильно разгнѣвался, и мы получили приказъ выступать.

-- Все хорошо, что хорошо кончается,-- весело сказалъ Жаржей.-- Вотъ мы наконецъ и выбрались изъ этихъ знаменитыхъ Аргонскихъ проходовъ, которые должны были для Дюмурье сыграть роль Ѳермопилъ. Завтра или послѣзавтра мы разгромимъ эту армію мастеровыхъ и парикмахеровъ. Посмотрите, господа, небо проясняется, и само солнце выглядитъ по праздничному.

Дождь пересталъ уже около часу. Въ узкія голубыя полосы сквозь облака пробивались солнечные лучи, освѣщавшіе сырой песокъ, быструю рѣку и мокрый лѣсъ. Впереди на фонѣ зелени и нагроможденныхъ облаковъ вырисовывался замокъ Гранире. По дорогѣ тяжело тянулся цѣлый рядъ экипажей: военныхъ фургоновъ, повозокъ съ мукой, деревенскихъ телѣгъ, колясокъ высшихъ начальствующихъ лицъ. Впереди дорога круто спускалась внизъ. На ней черными пятнами кишѣли полки пѣхоты, эскадроны кавалеріи и артиллерійскія батареи. Отряды уланъ гарцовали по мокрому полю, на которомъ тамъ и сямъ курились выжженныя до тла деревни. Въ промежуткѣ между рядомъ экипажей и главными силами арміи скакали офицеры генеральнаго штаба, оживляя картину своими мундирами разныхъ цвѣтовъ. Лошади ржали и становились на дыбы. Вѣтеръ приносилъ сильный осенній ароматъ лѣса, и повеселѣвшіе всадники полной грудью вдыхали лѣсной ароматъ.

-- Согласитесь, господа,-- продолжалъ Жаржей:-- что мы представляемъ красивое зрѣлище. Недостаетъ только Вандернейлена {Голландскій живописецъ (1634--1690), сопровождавшій въ походахъ Людовика XIV. Прии. перев.}, чтобы увѣковѣчить наше шествіе.

-- Къ несчастью,-- возразила канонисса съ горечью:-- здѣсь умираютъ люди, горятъ деревни, и это уже портитъ вашу живописную картину.

-- Вы находите?-- сказалъ съ легкихъ нѣмецкихъ акцентомъ ѣхавшій рядомъ съ нею всадникъ, весь закутанный въ плащъ.-- Хотя ему было уже за сорокъ, но его мужественная красота обращала на себя общее вниманіе. Широкій лобъ, глубокіе глаза, твердое выраженіе и классическая красота его лица придавали ему видъ древняго бога. Дымъ и огонь,-- продолжалъ онъ съ спокойной улыбкой,-- какъ нельзя болѣе идутъ къ батальной картинѣ

-- Кто этотъ господинъ?-- спросила Гіацинта Жаржея, возмущенная олимпійскимъ спокойствіемъ этого собесѣдника.

-- Это Гёте, совѣтникъ его свѣтлости герцога Веймарскаго. Онъ написалъ романъ, который надѣлалъ шуму въ Германіи, и его соотечественники считаютъ его талантомъ...

Въ это время подскакалъ уланъ и сообщилъ Гіацинтѣ, что съ ней желаетъ говорить принцъ Прусскій. Отдѣлившись отъ спутниковъ, она поскакала по направленію, которое ей указалъ курьеръ.

Время отъ времени ей встрѣчались больные и отставшіе солдаты. Прислонившись къ откосу дороги, они сидѣли согнувшись, держась руками за грудь и опустивъ голову на колѣни. Если съ высоты птичьяго полета армія имѣла живописный видъ, то, наоборотъ, вблизи -- представляла жалкое зрѣлище. Грязные и сгнившіе отъ дождя мундиры висѣли лохмотьями, дизентерія терзала добрую половину дѣйствующей арміи. Осунувшіеся, усталые, съ потухшимъ взоромъ, люди походили на больныхъ чахоткою.

Канонисса все это видѣла, но надежды, возбужденныя въ ней движеніемъ впередъ, такъ ярко горѣли въ ней, что не давали ея вниманію остановиться на этомъ грустномъ зрѣлищѣ. Она отвернулась, не желая поддаваться жалости и такимъ образомъ разрушать блестящіе миражи, представившіеся ей во всемъ блескѣ на равнинахъ Шампани. Она только и думала, что о предстоящей рѣшительной битвѣ, которая должна была обезпечить побѣду союзнымъ войскамъ, открыть дорогу на Парижъ и освободить королевское семейство. Чрезмѣрное возбужденіе, въ которомъ она теперь находилась, заставило ее забыть даже несчастнаго Пожара, котораго она оставила въ Верденѣ и который терзался тамъ отъ неудачъ французской арміи, отъ отъѣзда Гіацинты и наконецъ отъ своихъ собственныхъ невзгодъ.

Нельзя было однако отрицать, что Гіацинта д'Эризель питала къ Божару очень нѣжное чувство. Но въ этой романической душѣ, привыкшей съ дѣтства смотрѣть на героизмъ, какъ на высшую цѣль жизни, это нѣжное чувство временами какъ бы замирало. Словно огонь маяка въ открытомъ морѣ, перемежающаяся любовь Гіацинты то вспыхивала яркимъ пламенемъ, то холодно потухала. Именно эти-то капризныя вспышки и привлекаютъ даже самаго стойкаго мужчину.

Въ это время Гіацинта была совершенно поглощена своими рыцарскими химерами. Зрѣлище этой арміи, надежда на скорый тріумфъ, мечта о возстановленіи королевской власти и освобожденіи Франціи овладѣли всѣмъ ея сердцемъ и не оставляли тамъ мѣста для ослабляющей нѣжности. Ея взгляды устремились на равнины, которымъ скоро предстояло сдѣлаться славнымъ полемъ сраженія. Ей казалось, что она уже слышитъ звонъ колоколовъ и привѣтственные крики толпы, которая привѣтствуетъ короля въ его версальскомъ дворцѣ.

Ея мечты были внезапно прерваны стукомъ лошадиныхъ копытъ. Она увидѣла, что на освѣщенную солнцемъ дорогу выѣхалъ принцъ Прусскій. Молодой человѣкъ самъ былъ полонъ увлеченія и жаждалъ подвиговъ.

-- Извините меня,-- сказалъ онъ съ поклономъ:-- что я заставилъ васъ разстаться съ вашими друзьями. Но мнѣ хотѣлось поговорить съ вами о неотложныхъ дѣлахъ... Вы знаете, какъ я вѣрю въ вашу преданность. Я далъ новое доказательство этому, приглашая васъ къ участію въ предпріятіи, которое было рѣшено сегодня ночью на военномъ совѣтѣ.

Онъ ловко повернулъ свою лошадь и поѣхалъ съ лѣвой стороны Гіацинты.

-- Герцогъ Брауншвейгскій,-- продолжалъ онъ,-- изложилъ намъ свой великолѣпный планъ. Онъ предполагаетъ окружить непріятеля, чтобы лишить его съѣстныхъ припасовъ и отрѣзать ему отступленіе. Для этого онъ рѣшилъ, что авангардъ подъ командой князя Гогенлоэ соединится черезъ Аргонскій лѣсъ съ австрійскими и гессенскими войсками, которыя стоятъ въ Клермонѣ и Варенѣ. Князь долженъ овладѣть Вьенъ-ле-Шато, перейти затѣмъ на старую римскую дорогу и выйти на перекресткѣ около лѣса, который называется Пьеръ-Круазэ.

-- Я знаю эту мѣстность,-- прервала его Гіацинта:-- это недалеко отъ стеклянныхъ заводовъ моей тетки С.-Андре.

-- Какъ только наши войска вступятъ въ лѣсъ, они могутъ сообразовать свои движенія съ австрійскими полками, которые занимаютъ Варенъ, потомъ -- атаковать французскій отрядъ, расположенный въ Шаландѣ, перейти долину Біэма и принудить генерала Дильона покинуть Излеттъ. Затѣмъ мы избѣгнемъ длиннаго обхода на Гранпре, австрійцы, освободивъ себѣ руки, отбросятъ Дюмурье на поля, гдѣ королевская армія, подкрѣпленная корпусомъ Клерфе и эмигрантами, дастъ ему битву...

-- Успѣхъ которой несомнѣненъ!-- воскликнула канонисса, блестя глазами:-- ибо за него ручаются наше право и наша численность. Этотъ планъ достоинъ генія герцога Брауншвейгскаго.

-- Я въ восторгѣ отъ вашего энтузіазма,-- отвѣчалъ принцъ,-- и я надѣюсь, что вы не откажете намъ въ вашемъ содѣйствіи. Вы, кажется, отлично знаете эту лѣсистую мѣстность, и у васъ тутъ есть многочисленные друзья?

-- Моя тетка живетъ на стеклянномъ заводѣ Фуръ-о-Муанъ возлѣ Шалада, и всѣ дворяне этого округа душой и тѣломъ преданы королю. Бѣдный Іеремія Данлупъ доказалъ это при Круа-о-Буа!

-- Намъ нужны будутъ надежные люди, чтобы слѣдить за движеніями непріятеля и поддерживать наши сообщенія съ Вареномъ. Герцогъ Брауншвейгскій поручилъ мнѣ спросить васъ, не согласитесь ли вы воспользоваться вашимъ вліяніемъ на кого-либо изъ вашихъ друзей и уговорить ихъ помочь намъ.

-- Располагайте мною!-- воскликнула она пылко.-- Дайте мнѣ инструкцію, и я ее исполню во всей точности.

-- Итакъ, приготовьтесь итти съ корпусомъ князя Гогенлоэ, который стоитъ въ деревнѣ Сервонъ. Операціи начнутся завтра очень рано. Когда авангардъ займетъ Вьенъ-де-Шато и освободитъ дорогу на Шаладъ, вы поѣдете къ вашей теткѣ и установите сношеніе между нами и вашими друзьями-стеклозаводчиками.

-- Принцъ, можете разсчитывать на меня... Съ сегодняшняго вечера я буду въ Сервонѣ съ моими вѣрными друзьями Даніелемъ де-Вандіеромъ и Эли де-Курувромъ и ужъ не мы будемъ причиной, если главнокомандующій не одержитъ вновь побѣды.

На другой день съ ранняго утра авангардъ началъ движеніе, которое герцогъ Брауншвейгскій считалъ рѣшительнымъ. Одинъ отрядъ подъ командой принца Гогенлоэ шелъ на городъ Бьенъ, перешелъ Біэмъ и занялъ деревню Аразе, лежавшую на опушкѣ лѣса. Гіацинта, Вандіеръ и Курувръ присоединились къ главному штабу князя.

Первые выстрѣлы съ аванпостовъ генерала Дюваля подѣйствовали на канониссу самымъ возбуждающимъ образомъ, она только и ждала приказанія отправиться черезъ Балантскій лѣсъ въ Фуръ-о-Муанъ. Въ то время, какъ пруссаки готовились къ нападенію на французскій отрядъ, стоявшій на другой сторонѣ Біэма, у воротъ гостиницы, гдѣ находилась главная квартира князя Гогенлоэ, остановился всадникъ. Выглянувшіе въ окна офицеры узнали майора Массенбаха.

-- Ваше сіятельство,-- сказалъ онъ, быстро входя къ Гогенлоэ:-- король приказалъ вамъ отступать на Массижъ.

Князь Гогенлоэ былъ сильно удивленъ такимъ противоположнымъ приказаніемъ и просилъ объяснить, въ чемъ дѣло.

-- Что прикажете дѣлать,-- отвѣчалъ Массенбахъ недовольнымъ тономъ.-- Мы мѣняемъ свои планы чаще, чѣмъ сорочки. Часъ тому назадъ, когда его величество садился за столъ, ему доложили, что Дюмурье оставляетъ свои позиціи у С.-Менехульда. При этомъ извѣстіи Фридрихъ-Вильгельмъ такъ и подпрыгнулъ: "Aral -- вскричалъ онъ, ударяя кулакомъ по столу,-- онъ хочетъ ускользнуть, какъ при Гранире. Но я не дамъ ему времени, и на этотъ разъ мы встрѣтимся носъ къ носу". Затѣмъ, не посовѣтовавшись съ герцогомъ и не считаясь съ его планомъ, его величество приказалъ всей арміи итти прямо по Шалонской дорогѣ и загородить путь французамъ. Мнѣ приказано увѣдомить васъ объ этомъ и предложить вамъ безотлагательно присоединиться къ главной арміи.

Ружейные выстрѣлы, доносившіеся съ опушки лѣса, указывали, что генералъ Дюваль самъ имѣлъ намѣреніе занять Аразе. Князь Гогенлоэ сѣлъ верхомъ и противъ своего желанія отдалъ приказаніе прекратить огонь. Вдругъ онъ замѣтилъ перепуганную Гіацинту.

-- Извините меня,-- пробормоталъ онъ: -- это приказаніе мнѣ очень прискорбно, но я надѣюсь, что герцогъ убѣдитъ въ концѣ концовъ его величество. Вы всего въ полумилѣ отъ Шалада, я попросилъ бы васъ пробраться туда лѣсомъ и повидаться съ вашими друзьями. Вы могли бы намъ быть полезными. Тамъ вы въ большей безопасности могли бы ожидать развитія событій. До скораго свиданія.

Войска уже отступали. Разстроенная канонисса обмѣнялась взглядомъ съ Курувромъ и Вандіеромъ.

-- Князь правъ,-- сказалъ послѣдній съ своей обычной осторожностью.-- Если мы послѣдуемъ за Гогенлоэ, то рискуемъ быть захваченными революціонными войсками, тогда какъ, скрываясь въ лѣсъ, мы здравыми и невредимыми достигаемъ Фуръ-о-Муана, гдѣ м-ль Гертруда будетъ очень рада насъ видѣть.

Эли де-Курувръ раздѣлялъ мнѣніе кавалера. Впрочемъ, времени терять было нечего, ибо слышно было, какъ на другой сторонѣ Біэма французскіе батальоны пѣли громовое "Зa ira". Гіацинта и оба ея спутника вскочили на лошадей и исчезли на лѣсной тропинкѣ, по которой приблизились къ Фуръ-о-Муану на разстояніе ружейнаго выстрѣла. Солдаты Гогенлоэ быстрымъ шагомъ догоняли главныя силы дѣйствующей арміи.

Королевскія войска остановились въ Массижѣ, гдѣ назначена была дневка. Только что разставили кавалерійскіе пикеты, а фуражиры разсыпались въ поискахъ воды, дровъ и соломы, какъ вдругъ было приказано снова укладываться. Фургоны, повозки, санитарныя кареты, словомъ, все, что могло замедлять движеніе отряда, было оставлено, и къ тремъ часамъ вся армія тремя колоннами направилась къ долинѣ Турбы.

Для сокращенія пути полки шли прямо полями. Въ прозрачномъ воздухѣ отчетливо было видно, какъ черные ряды двигались по порѣдѣвшему жнивью. Черезъ правильные промежутки люди скрывались въ ложбинахъ и тогда отъ нихъ видны были только одни штыки, какъ будто двигалась какая-нибудь рѣка съ металлическимъ отливомъ. Когда затѣмъ, преодолѣвъ покрытые грязью крутые всходы, солдаты строились въ ряды, то казалось, что эта стальная рѣка какъ будто прыгала съ камня на камень.

Теперь приходилось итти уже настоящей Шампанью, безплодной и обнаженной мѣстностью, гдѣ между чахлыми берегами, пересѣченными мѣловыми трещинами, лѣниво катила свои воды рѣка Турба. Больше не видно было веселой зелени лѣсовъ и виноградниковъ. Только тощій колючій кустарникъ торчалъ, или же тамъ и сямъ разбросанныя группы низкорослыхъ елей нарушали однообразіе желтой плоской равнины. Иногда попадалась покинутая деревушка, въ которой всѣ двери и окна были выбиты. Время отъ времени, когда войска проходили по единственной деревенской улицѣ, какой-нибудь озлобленный крестьянинъ, мстя за разграбленіе, стрѣлялъ изъ окна. Отдѣлялось нѣсколько солдатъ, которые и доканчивали его штыками, сжигали его домъ, и на тускломъ фонѣ сжатаго поля среди нависающихъ сумерекъ загорался пожаръ.

Наступала ночь, и дождь опять принимался хлестать. Онъ лилъ бурными потоками изъ низкаго неба, на которомъ едва можно было различить неясную линію горизонта. Скоро густая тьма спустилась на войска. Они едва шли, скользя въ размокшей глинѣ и попадая въ наполненныя водою рытвины. Такъ какъ разсчитывали захватить армію Дюмурье въ самый разгаръ ея отступленія, то приказано было итти безъ шума. Войска были лишены даже возможности заглушить свою смертельную усталость пѣснями, исполненіе которыхъ облегчаетъ тяжесть ранца и подбадриваетъ даже самыхъ измученныхъ. Эти ряды людей, падавшихъ отъ усталости, промокшихъ до костей и дрожавшихъ въ лихорадкѣ, слышали лишь рѣзкое завываніе вѣтра и шумъ падающаго дождя. То и дѣло передъ колоннами появлялись офицеры, желая побудить ихъ итти скорѣе. Отставшихъ подгоняли саблями. Время отъ времени какой-нибудь бѣдняга, выбившись изъ силъ, падалъ въ грязь и лежалъ недвижимо, тяжело дыша, пока не затихалъ вдали тяжелый шагъ полка.

Къ тремъ часамъ утра войска могли наконецъ перевести духъ въ окрестностяхъ Соммъ-Турбъ, гдѣ остановились главные штабы короля и герцога Брауншвейгскаго. Всѣ снова разсыпались по покинутой деревнѣ, обшаривая и грабя, что можно. Въ поискахъ за съѣстными припасами и въ особенности за дровами, солдаты не брезгали ничѣмъ: стулья, столы, шкапы, бочки, экипажи -- все летѣло въ костеръ. Иногда, чтобы согрѣться хорошенько, зажигали цѣлый сарай или конюшню. Возлѣ составленныхъ въ козлы ружей сидѣли скорчившись передъ огромными кострами люди и молча, удрученные усталостью и отсутствіемъ сна, смотрѣли, какъ пламя прыгало передъ ихъ загипнотизированными глазами.

20 сентября разсвѣтать стало довольно поздно. Стоялъ густой туманъ, сквозь который въ двухъ шагахъ ничего не было видно. Огни погасли, оцѣпенѣвшіе солдаты потягивались. Приказано было строиться въ ряды. Видно было, какъ въ бѣлесоватой мглѣ мелькали силуэты, направлявшіеся къ ружьямъ, слышался звонъ оружія, отрывистая команда.

Авангардъ двинулся двумя колоннами по дорогѣ, которая вела отъ Меца въ Парижъ. Авангардъ подходилъ уже къ фермѣ Менье, какъ вдругъ красноватое пламя прорѣзало туманъ и глухо прозвучалъ пушечный выстрѣлъ, словно утренній салютъ непріятеля. Пруссаки, не отвѣчая, продолжали двигаться дальше черезъ поле, съ намѣреніемъ какъ можно скорѣе занять большую дорогу. Эскадроны герцога Веймарскаго бросились къ дорогѣ и скакали наугадъ между двумя рядами мокрыхъ отъ тумана тополей. Канонада съ французской стороны все усиливалась. Въ густомъ сѣромъ туманѣ вспыхивалъ огонь и раздавались громовые удары въ двухъ мѣстахъ сразу: съ высотъ горы Ивронъ, гдѣ стояла артиллерія Дюпре-Крассіе, и возлѣ гостиницы Луны, гдѣ находились батареи Келлермана.

Сбитый съ толку, напрасно стараясь открыть непріятеля, который, пользуясь туманомъ, вѣроятно, сталъ отступать, прусскій авангардъ началъ атаку и сквозь непроницаемую сѣть тумана, раздѣлявшаго обѣ арміи, сталъ обмѣниваться выстрѣлами.

Мало-по-малу французскія батареи смолкли. Обѣ стороны на нѣкоторое время остановились, какъ будто бы враги, сдѣлавъ попытку найти другъ друга, убѣдились въ невозможности сражаться ощупью. Въ это время главныя силы союзной арміи вышли наконецъ на возвышенность, гдѣ стояла ферма Менье. Король, герцогъ Брауншвейгскій и офицеры генеральнаго штаба выѣхали впередъ и остановились, сердясь на густую пелену, которая скрывала отъ нихъ непріятеля.

Къ полудню дождь пересталъ. Небо стало выше, чаще, показались даже голубыя мѣста. Порывъ вѣтра, неожиданно разогнавшій туманъ, погналъ бѣлыя дымчатыя полосы. По мѣрѣ того, какъ окрестности становились виднѣе, лица королевской свиты вытягивались все болѣе и болѣе. Безпокойное нетерпѣніе перешло въ остолбенѣніе. Всѣ главныя начальствующія лица, вытянувъ шеи, осматривали въ бинокль непріятельскія позиціи.

Французская армія расположилась по обѣимъ сторонамъ возвышенности Вальми, причемъ оба ея крыла были нѣсколько оттянуты назадъ. Впереди, на равнинѣ неподвижно стояла многочисленная кавалерія, а сзади возвышенность была занята пѣхотой въ полномъ боевомъ порядкѣ. Солнце бросало яркіе лучи на развѣвавшіяся отъ западнаго вѣтра трехцвѣтныя знамена, на полки гренадеръ и играло блестками на штыкахъ. Въ сыромъ воздухѣ гремѣла бурная марсельеза. Въ полевые бинокли видно было, какъ двигались офицеры. Они бодро шли передъ своими батальонами, надѣвъ шляпы на кончикъ своихъ сабель. Громкій крикъ: "Да здравствуетъ нація", выходившій изъ десятковъ тысячъ устъ, доносился до ушей остолбенѣвшихъ пруссаковъ. То была армія парикмахеровъ и ремесленниковъ, которая должна была разсѣяться при первомъ же пушечномъ выстрѣлѣ. Эти войска, которыя разсчитывали найти въ безпорядкѣ, бѣжавшими въ ужасѣ, спокойно и неустрашимо ждали удара врага и готовились къ битвѣ съ криками энтузіазма...

VII.
Разочарованіе.

Въ Фуръ-о-Муанѣ, куда канонисса и ея оба спутника прибыли наканунѣ здравыми и невредимыми, первые часы прошли во взаимныхъ вопросахъ и интимныхъ разговорахъ мезиду теткою и племянницей, которыя не видались съ іюня 1791 г. Гертруда де-Сентъ-Андре, выражавшаяся попрежнему свободно и сохранившая свои либеральныя мысли, хмурила брови, слушая полныя энтузіазма рѣчи Гіацинты. И тамъ канониссѣ пришлось убѣдиться, что не всѣ раздѣляютъ ея воззрѣнія. Гертруда, правда, не мирилась съ низложеніемъ Людовика XVI и относилась съ состраданіемъ къ королевскимъ злоключеніямъ, но, съ другой стороны, она проклинала пруссаковъ и желала успѣха французской арміи. Она не скрывала отъ племянницы, что пребываніе ея на стеклянномъ заводѣ сопряжено съ нѣкоторыми опасностями. Войска генерала Дюваля были расположены въ Шаладѣ, и малѣйшее подозрѣніе могло привлечь солдатъ въ Фуръ-о-Муанъ. Поэтому она начала съ того, что запрятала Гіацинту и ея двухъ друзей въ самыя отдаленныя комнаты дома и посовѣтовала имъ не выходить оттуда. Гіацинта всю ночь не спала въ своей тѣсной комнатѣ и заснула только подъ утро. Вдругъ она проснулась отъ глухого гула, похожаго на отдаленный ревъ бури, и стала прислушиваться. Это были пушечные выстрѣлы, которые неслись изъ-за лѣса, со стороны С.-Менехульда. Навѣрно завязалось рѣшительное сраженіе. Она поспѣшно одѣлась, написала въ волненіи записку на клочкѣ бумаги и стала стучать въ дверь комнаты, гдѣ спали Курувръ съ Вацдіеромъ:

-- Вставайте,-- кричала она:-- мнѣ нужно поговорить съ вами.

Когда стеклозаводчикъ съ слипающимися глазами вышелъ къ ней въ коридоръ, она прошептала:

-- Слышите? стрѣляютъ изъ пушекъ. Обѣ арміи встрѣтились. Я не могу оставаться здѣсь въ невѣдѣніи. Окажите мнѣ услугу. Осѣдлайте вашу лошадь и отыщите полкъ принца Прусскаго. Для васъ, которому отлично извѣстны всѣ здѣшнія дороги, это дѣло какихъ-нибудь двухъ часовъ. Повидайтесь съ принцемъ, передайте ему эту записку и скажите, что я жду его приказаній. Потомъ вечеромъ возвращайтесь сообщить мнѣ о результатѣ сегодняшняго дня.

-- Чортъ возьми,-- пробормоталъ Курувръ, почесывая голову:-- если тамъ дерутся, то, можетъ быть, не время теперь ѣхать къ вашему принцу. Но я люблю ѣздить, а при случаѣ могу пустить пулю. Будьте покойны, я привезу вамъ извѣстіе о битвѣ, или самъ останусь тамъ костьми. До свиданія!

Черезъ четверть часа онъ усѣлся на свою клячу и скрылся въ лѣсу.

Гіацинта вернулась къ себѣ въ комнату, терзаемая муками ожиданія. Она задыхалась въ этой герметически закупоренной комнатѣ; не обращая вниманія на предостереженія Гертруды, открыла выходившее въ садъ окно и, облокотившись на подоконникъ, вперила глаза въ сѣрый паръ, поднимавшійся съ полей.

Вдали все еще слышались пушечные выстрѣлы. Звуки долетали до Гіацинты, нѣсколько смягченные, окутанные туманомъ, словно ватой. Все ея вниманіе было приковано къ этимъ звукамъ. Къ десяти часамъ гулъ сталъ затихать, звуки выстрѣловъ доносились рѣже и наконецъ прекратились. Сначала ей показалось, что она ошибается.

-- Какъ, неужели все кончено?

Но вдругъ одна мысль утѣшила ее. Битва, должно быть, кончилась потому, что врагъ бѣжалъ въ безпорядкѣ. Это навѣрно такъ. Развѣ не говорили заранѣе, что якобинская армія пустится бѣжать при первомъ пушечномъ выстрѣлѣ. Прусской пѣхотѣ стоило только показаться и ударить въ штыки, чтобы всѣ эти говоруны бѣжали. Теперь, очевидно, союзники идутъ уже на Шалонъ. Тѣмъ лучше. Курувръ вернется скорѣе въ Фуръ-о-Муанъ и тогда ей, въ свою очередь, можно будетъ присоединиться къ корпусу эмигрантовъ. Она отошла отъ окна въ болѣе спокойномъ настроеніи.

Она стала искать въ комнатѣ какую-нибудь книгу, чтобы обмануть свое нетерпѣніе чтеніемъ. Въ полуоткрытомъ ящикѣ стола ей попалась подъ руку забытая старая газета. Со времени отъѣзда изъ Вердена она не имѣла никакихъ извѣстій изъ Парижа. Она сѣла, чтобы прочитать эту газету отъ 8 сентября. Вдругъ она поблѣднѣла. На первомъ мѣстѣ ей бросилось въ глаза такое сообщеніе:

"Во вчерашнемъ засѣданіи законодательное собраніе, заслушавъ сообщеніе гражданина Токо, рѣшило возбудить судебное преслѣдованіе по обвиненію въ измѣнѣ отечеству противъ членовъ административнаго совѣта департамента Мааса Терно и Боясара, которые вошли въ преступные переговоры съ врагами націи и явились въ Верденъ, чтобы скрѣпить своею подписью требованія герцога Брауншвейгскаго".

Съ сокрушеннымъ сердцемъ Гіацинта бросила газету и снова подошла къ окну. При видѣ мокрыхъ и пожелтѣвшихъ уже вязовъ она еще живѣе вспомнила объ этомъ любящемъ и преданномъ другѣ. Душа ея снова была смущена. Ее охватила нѣжность при мысли, что Божаръ согласился явиться въ Верденъ только для того, чтобы быть къ ней поближе. Теперь вожди его партіи отшатнулись отъ него, обвинили его въ измѣнѣ; они грозятъ даже его жизни и все это ради нея. Уколы совѣсти возбудили въ ней желаніе поправить зло, которое она причинила, и она дала себѣ обѣщаніе послѣ побѣды союзныхъ войскъ посвятить себя счастью Боясара. Онъ отличается возвышеннымъ умомъ и ясно понимаетъ, что его друзья, якобинцы, ведутъ Францію къ гибели. Послѣдняя несправедливость должна его оттолкнуть отъ нихъ окончательно, и тогда онъ станетъ на сторону праваго дѣла.

"Онъ найдетъ во мнѣ,-- думала канонисса,-- утѣшеніе. Я буду ему вѣрной подругой. Мнѣ одной онъ будетъ обязанъ своимъ спасеніемъ и своей политической карьерой. Онъ мечталъ служить мятежному народу. Я сдѣлаю изъ него слугу возстановленной монархіи..."

Эта мысль о своей апостольской миссіи и о нѣжномъ покровительствѣ льстила ея химерической мечтѣ, и она ухватилась за нее съ энтузіазмомъ. Въ полной увѣренности, что вечеромъ она услышитъ о побѣдоносномъ шествіи союзной арміи къ Парижу, она строила честолюбивые воздушные замки.

Появленіе де-Вандіера и Гертруды вернуло ее къ дѣйствительности. Осторожная Гертруда рѣшила подать ужинъ, который она приготовила сама, въ комнатѣ Гіацинты. Въ тотъ самый моментъ, когда оба затворника садились за столъ, туманъ поднялся, и лучъ солнца сквозь деревья упалъ на бѣлую скатерть.

-- Это хорошее предзнаменованіе,-- сказала Гіацинта съ нервической веселостью.

-- Выпьемъ же, другъ мой,-- сказала она Даніелю, наливая ему въ стаканъ вина,-- за успѣхъ нашихъ армій и за возстановленіе короля!

-- Ну,-- воскликнула Гертруда, пожимая плечами:-- выпейте лучше за миръ и за удаленіе этихъ проклятыхъ нѣмцевъ. Возстановленіе короля -- это, конечно, хорошо, но если война будетъ продолжаться мѣсяцъ, другой, то намъ придется пить за здоровье короля только воду.

-- Будьте покойны, тетя,-- воскликнула Гіацинта тономъ пророчицы.-- У васъ въ одно и то же время будутъ и король, и миръ. Прежде, чѣмъ наступитъ вечеръ, якобинцы получатъ урокъ, котораго они давно заслуживаютъ.

-- Ты вѣчно останешься неисправимой. Какъ Донъ-Кихотъ, ты принимаешь свои мечты за дѣйствительность. Вѣчно вѣтряныя мельницы.

Не успѣла она докончить, какъ снова послышались пушечные выстрѣлы со стороны С.-Менехульда.

-- Слышите?-- пробормоталъ кавалеръ:-- опять началось.

Канонада разгоралась съ небывалою яростью.

Канонисса выронила вилку и внезапно подняла голову. Зрачки ея расширились. Она нервно свертывала салфетку, прислушиваясь къ артиллерійскому гулу. Выстрѣлы слѣдовали одинъ за другимъ безпрерывно. Звуки ихъ становились все явственнѣе. Утренняя канонада была ничто въ сравненіи съ этимъ грохотомъ, наполнявшимъ весь лѣсъ. Гіацинта съ тоскою спрашивала себя, не ошиблась ли она въ своихъ расчетахъ. Стало быть, революціонныя войска не разсѣялись, какъ она ожидала, такъ какъ огонь участился. Стало быть, то, что она слышала утромъ, было только схваткой, а настоящая битва началась только теперь.

Аппетитъ у нея пропалъ, и, отодвинувъ стулъ, она вышла изъ-за стола. Сжавъ губы и нахмуривъ брови, она молча расхаживала по тѣсной комнаткѣ, волнуясь все болѣе и болѣе. Канонада лишила аппетита и кавалера. Изъ осторожности онъ закрылъ окно и остановился за занавѣской: заячья натура взяла въ немъ верхъ и лишила его всякаго хладнокровія. При каждомъ выстрѣлѣ онъ содрогался, какъ будто стрѣляли прямо въ него.

Грохотъ батарей становился все сильнѣе и сильнѣе. Когда вѣтеръ дулъ по долинѣ Біэма, въ домѣ дрожали стекла. Можно было подумать, что налетѣвшій ураганъ хотѣлъ вырвать съ корнемъ весь лѣсъ. Въ комнаткѣ всѣ сидѣли безмолвно. Сама Гертруда де-Сентъ-Андре казалась испуганной. Она сидѣла и, вытащивъ изъ кармана вязанье, машинально перебирала спицами. Всѣ трое чувствовали, что этимъ страшнымъ грохотомъ рѣшается что-то страшное. За этими холмами столкнулись и наносили другъ другу страшные удары двѣ расы, два міра. Кто возьметъ верхъ? Кто одержитъ побѣду -- вѣковая монархія, или новый порядокъ?..

Взволнованная Гіацинта приходила въ нетерпѣніе отъ вздоховъ и ужасовъ кавалера. Она принудила его отойти отъ окна и открыла его настежъ. Съ бьющимся сердцемъ наклонилась она въ садъ, какъ бы спрашивая въ тревогѣ глубокую рощу и бѣлесоватыя разорванныя облака, которыя черезъ поле сраженія бѣгали дальше на западъ.

Такъ шли ужасные часы. Небо снова покрылось облаками. Стали спускаться сумерки, и гулъ канонады началъ затихать. Слышны били только глухіе рѣдкіе выстрѣлы, затѣмъ все смокло. Битва кончилась. Аргонскій лѣсъ снова, погрузился въ свое обычное молчаніе. Неподвижно стоя у окна, Гіацинта слышала только шелестъ желтѣющихъ листьевъ. Ближе къ ней въ вязахъ щебетала малиновка, напѣвая свою осеннюю пѣсенку.

Канониссу била лихорадка. Несмотря на предостереженія Гертруды и мольбы кавалера, она упрямо оставалась у окна, надѣясь услышать топотъ лошади Эли Курувра. Ночью разразился страшный ураганъ, какъ будто бы въ потрясенной канонадой атмосферѣ сорвавшіяся съ цѣпи стихіи захотѣли стать эхомъ битвы. Частый дождь принудилъ молодую женщину закрыть окно. Она снова принялась нервно ходить по комнатѣ.

Было около девяти часовъ, когда вниманіе Пацинты было привлечено двумя выстрѣлами, раздавшимися по направленію къ деревнѣ. Черезъ минуту слышно было, какъ кто-то быстро прошелъ по двору. Гертруда де-Сентъ-Андре, спустившаяся внизъ, чтобы узнать о томъ, что тамъ произошло, появилась снова съ фонаремъ въ рукѣ, толкая передъ собою Эли Курувра.

-- Въ васъ стрѣляли!-- воскликнула, задыхаясь, Гіацинта.

-- Канальи подкараулили меня у опушки лѣса,-- отвѣчалъ тотъ запыхавшись:-- досталось моему бѣдному коню... Я бросилъ его подъ деревьями. А я... ничего.

-- Была битва?

-- Да! и стрѣляли изъ пушекъ.

-- Якобинцы разбиты!

-- Нѣтъ... Они стоятъ на двоихъ позиціяхъ... и нѣмцы тоже.

-- Стало быть, битва начнется опять?

-- Не сомнѣваюсь!

Возбужденіе Гіацинты пало. На всей фигурѣ ея отражалось мрачное уныніе.

-- Видѣли вы принца Прусскаго?-- спросила она не своимъ голосомъ.

-- Это было не такъ-то легко... Меня посылали то къ одному, то къ другому. Наконецъ я нашелъ его возлѣ фермы Менье. Онъ не могъ писать вамъ и только поручилъ мнѣ сказать вамъ, что нужно какъ можно скорѣе отправляться въ Верденъ.

-- Въ Верденъ? Почему же? Я приготовилась слѣдовать за главнымъ штабомъ.

Стеклозаводчикъ подмигнулъ съ лукавымъ видомъ.

-- Почему? Потому, что вы будете предшествовать ему, а не слѣдовать за нимъ.

-- Что это значитъ? Королевская армія не пойдетъ на Парижъ?

Курувръ пожалъ плечами.

-- Увы! Они потеряли голову. Солдаты страдаютъ желудками, сами начальники не знаютъ, что дѣлать. Между нами будь сказано, война, кажется, порядочно надоѣла имъ, и они преспокойно вернутся домой.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

I.
Исходъ.

Несмотря на осторожные совѣты принца Прусскаго, канонисса откладывала со дня на день свой отъѣздъ въ Верденъ. Она не рѣшалась покинуть Аріонъ, вадѣясь еще получить извѣстіе о второй битвѣ, болѣе рѣшительной, чѣмъ канонада при Вальми. Ей казалось невозможнымъ, чтобы герцогъ Брауншвейгскій могъ отступить уже послѣ того, какъ онъ прошелъ ущелье и преодолѣлъ самыя трудныя препятствія. Но, вспомнивъ рыцарскія чувства Фридриха-Вильгельма, она успокоилась. Каждую минуту она прислушивалась, не дойдетъ ли до нея грохотъ пушекъ. Перваго октября Курувръ отправился въ лѣсъ, по направленію Вилъ-сюръ Турдъ и, вернувшись въ тотъ же вечеръ, объявилъ, что прусскій авангардъ уже въ Массижѣ и главная часть арміи, несомнѣнно, отступаетъ. Всякая надежда была потеряна и дальнѣйшее пребываніе въ Фуръ-о-Муанѣ становилось опаснымъ. Слѣдовало безъ промедленія пользоваться тѣмъ, что дорога изъ Варена въ Верденъ была еще свободна. 3 октября Гіацинта, простившись съ m-lle де-Сентъ-Андре, въ сопровожденіи Курувра и де-Вандіера, поспѣшно отправилась лѣсомъ въ путь.

Въ Верденѣ партія роялистовъ потерпѣла пораженіе. Стало извѣстно, что союзная армія быстро отступаетъ. Пошли неопредѣленные слухи о тайномъ договорѣ, заключенномъ пруссаками съ Дюмурье, и озлобленные эмигранты стали кричать объ измѣнѣ. Тѣ изъ нихъ, которые оставались еще въ городѣ, убѣдились въ значительной перемѣнѣ въ настроеніи жителей. Дружескія семьи, оказывавшія имъ гостепріимство, начинали опасаться за самихъ себя и принимали все съ большей холодностью этихъ опасныхъ гостей. Патріоты становились смѣлѣе. Въ людныхъ мѣстахъ не боялись уже всячески оскорблять бѣдныхъ дворянъ, которые еще отваживались показываться на улицѣ.

Каждый день новыя и новыя происшествія заставляли прозрѣвать тѣхъ, кто еще упрямо сохранялъ кой-какія надежды. 30 сентября стало извѣстно, что король прусскій издалъ приказъ объ освобожденіи Жоржа, мэра Варена, который былъ арестованъ на другой день послѣ сдачи. Его освобожденіе было выговорено Дюмурье при обмѣнѣ плѣнныхъ. Послѣ освобожденія бывшій членъ учредительнаго собранія бросился въ то же утро къ своему старинному другу Божару.

При его появленіи Божаръ сидѣлъ въ гостиницѣ, облокотившись о рабочій столъ въ своей уэкой комнаткѣ. Черты его лица обострились, а глаза казались унылыми и усталыми.

-- Вотъ я и на свободѣ, милый другъ!-- вскричалъ Жоржъ, кидаясь ему на шею:-- и я думаю, что родная земля будетъ быстро освобождена отъ пруссаковъ!.. Что вы думаете объ этомъ?.. Какія новости изъ арміи?

-- Дюмурье заставилъ врага отступить, и я полагаю, какъ и вы, что республика спасена,-- отвѣтилъ Божаръ мрачнымъ голосомъ.

-- И вы мнѣ это говорите такъ, какъ будто дѣло идетъ о несчастій!-- воскликнулъ старикъ:-- почему вы такъ унылы? Развѣ обстоятельства сложились плохо для васъ?

-- Очень плохо... Одинъ изъ послѣднихъ декретовъ законодательнаго собранія объявляетъ Терно и меня измѣнниками отечества...

-- Чортъ возьми!-- пробормоталъ бывшій членъ учредительнаго собранія, качая головой.-- Однако вы, вѣдь, исполнили приказанія департамента и вамъ не въ чемъ себя упрекнуть, не правда ли?..

-- Конечно... Я, правда, подписалъ нѣсколько заявленій, но для того, чтобы избавить несчастныя деревни отъ военной расправы.

-- Тогда просите надъ собою суда и снимите съ себя скорѣй это несправедливое обвиненіе.

-- Мой товарищъ Терно уже уѣхалъ въ Баръ и тамъ готовится къ защитѣ... я разсчитываю съ нимъ тамъ встрѣтиться, какъ только я окончу нѣкоторыя безотлагательныя дѣла и повидаюсь кое съ кѣмъ,-- отвѣтилъ Божаръ съ оттѣнкомъ замѣшательства.

-- Ну, я бѣгу въ Варенъ обнять жену и дѣтей... Мужайтесь, милый другъ! если я могу вамъ помочь чѣмъ-нибудь, то напишите, и я предоставлю себя въ ваше распоряженіе...

Они разстались, и Божаръ опять впалъ въ состояніе глубокаго нравственнаго унынія. Его несчастіе состояло въ томъ, въ чемъ онъ не рѣшался признаться Жоржу. Онъ оставался въ Верденѣ потому, что никуда не хотѣлъ уѣхать, не повидавъ снова Гіацинты. Со времени отъѣзда канониссы онъ получилъ только два письма отъ нея: одно, написанное подъ впечатлѣніемъ первыхъ успѣховъ Фридриха-Вильгельма, гласило, что она намѣревалась ѣхать въ Парижъ за торжествующими союзниками; другое, помѣченное изъ Фуръ-о-Муана, обнаруживало горькое разочарованіе: Гіацинта писала, что она возвращается въ Верденъ.

Божаръ съ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ ожидалъ этого возвращенія. Каждый день онъ бѣгалъ въ улицу Вель-Віержъ, но г-жа де-Ронъ не имѣла никакихъ извѣстій и говорила съ нимъ только о своихъ хлопотахъ.

Не унывая, онъ приходилъ на слѣдующій день. Берясь съ бьющимся сердцемъ за молотокъ, онъ увѣрялъ себя, что на этотъ разъ его примутъ и ободрятъ нѣжной улыбкой и такъ же, какъ наканунѣ, возвращался, разочаровавшись въ ожиданіяхъ, въ свою комнату постоялаго двора. Въ такія минуты онъ въ отчаяніи бросался въ кресло. Онъ обвинялъ себя въ подлости и горячо осыпалъ себя упреками въ своемъ поведеніи. Нѣтъ, его совѣсть не была такъ спокойна, какъ онъ хвастался передъ Жоржемъ. Его долгъ требовалъ, чтобы съ перваго же дня онъ отказался отъ всякихъ переговоровъ съ прусскими властями, но желаніе остаться близъ Гіацинты ослабило его энергію и поколебало его мужество. Мало-по-малу строгость его убѣжденій ослабѣвала подъ обворожительнымъ взглядомъ канониссы. Его героическое рѣшеніе откладывалось со дня на день. И въ этотъ часъ, когда онъ имѣлъ возможность покинуть Верденъ, онъ продолжалъ оставаться въ немъ, привлекаемый, несомнѣнно, къ двери Гіацинты. Почему не подражалъ онъ своему товарищу Терно и не поспѣшилъ оправдаться передъ комитетомъ общественной безопасности? Онъ проклиналъ свою слабость, онъ обѣщалъ себѣ немедленно покинуть этотъ роковой городъ, гдѣ онъ мало-по-малу терялъ свое достоинство... Но слѣдующій день заставалъ его на томъ же мѣстѣ, окрыленнаго надеждой, что записка отъ канониссы его призоветъ въ улицу Бель-Віержъ.

Гіацинта вернулась въ Верденъ 5 октября вечеромъ. Мечты ея были разбиты. Страдая всѣмъ своимъ существомъ, удрученная физически и нравственно, она безмолвно, неподвижно сидѣла между г-жею де-Ренъ, которая сокрушалась отъ невозможности вернуться домой, въ улицу Бургъ, и кавалеромъ де-Вандіеромъ, который лишился ногъ послѣ похода черезъ Аргонскіе лѣса.

Когда, на слѣдующее утро, она раскрыла окно, чтобы подышать свѣжимъ воздухомъ и освѣжить свою горячую голову, она услышала, какъ подъ навѣсомъ лавочки какой-то рабочій громко говорилъ со своимъ товарищемъ и указалъ на нее пальцемъ:

-- Вотъ еще одна эмигрантка, которая живетъ въ дружбѣ съ пруссаками... Но вѣтеръ подулъ въ другую сторону и ей достанется, если ея голова уцѣлѣетъ на плечахъ.

Она быстро захлопнула окно и заперлась у себя.

У нея не хватало болѣе мужества извѣстить Божара о своемъ возвращеніи. Оскорбленная гордость была въ ней сильнѣе нѣжности. Ей слишкомъ тяжело было выказать теперь свой позоръ и отчаяніе передъ человѣкомъ, который скомпрометировалъ себя ради нея и котораго она не могла вознаградить за его жертву, сдѣлавъ изъ него сообщника своихъ честолюбивыхъ плановъ. Она запиралась въ своемъ уединеніи, стараясь болѣе не думать, не обращая вниманія ни на жалобы тетки, ни на шумъ, доходившій извнѣ...

12 октября глухое броженіе охватило городъ. Утверждали, что было отдано приказаніе очистить больницы и походные госпитали и что Верденъ опять перейдетъ къ французамъ. Внезапная паника охватила эмигрантовъ и ихъ хозяевъ. Въ одно мгновеніе толпы обезумѣвшихъ мужчинъ и женщинъ всѣхъ состояній закопошились на улицахъ. Лица носили слѣды изумленія, они разспрашивали другъ друга со страхомъ и разражались проклятіями на короля прусскаго. Тотъ, котораго недавно называли "новѣйшимъ Агамемнономъ", теперь былъ только "безчестіемъ государей".

Мало-по-малу площадь загромоздилась ящиками, разбросанной мебелью и телѣгами, стоившими теперь на вѣсъ золота. Виднѣлось нѣсколько каретъ съ гербами, которыя везли знатныхъ эмигрантовъ. Большая часть владѣльцевъ этихъ экипажей распродали своихъ лошадей, чтобы вести въ Верденѣ веселую жизнь, и теперь попали въ зависимость отъ лошадиныхъ барышниковъ, которые не преминули воспользоваться случаемъ.

Среди этой неурядицы канониссу увѣдомили, что принцъ Прусскій выразилъ настойчивое желаніе навѣстить ее. Гіацинта отдала приказаніе принять его. Молодой принцъ важно вошелъ въ ея скудно меблированную залу, гдѣ когда-то ему былъ представленъ бѣдный Данлупъ. Гіацинта встрѣтила его бурными восклицаніями:

-- Принцъ! увѣряютъ, что король, вашъ отецъ, намѣренъ оставить Верденъ, и, конечно, эта непріятная новость не соотвѣтствуетъ дѣйствительности?

-- Сударыня,-- отвѣтилъ грустно молодой человѣкъ:-- къ сожалѣнію, я долженъ сказать, что это правда...

-- А,-- вскричала запальчиво Гіацинта:-- такъ вотъ какъ короли держатъ свои обѣщанія?.. Дорога въ Парижъ свободна и въ этотъ моментъ думать объ отступленіи!.. Я почти склонна вѣрить тому, что говорятъ здѣсь о постыдномъ договорѣ, который заключенъ съ республиканцами!

-- Вы ошибаетесь, сударыня, съ болью въ сердцѣ король отказался отъ дорогихъ ему плановъ... Онъ думаетъ, какъ и мы всѣ, конечно, что безполезно больше проливать кровь.

-- Корпусъ эмигрантовъ жаждалъ сражаться, наши принцы испрашивали разрѣшеніе атаковать батареи Келлермана... Почему имъ отказали въ этомъ?

-- Потому, что это ни къ чему бы не привело... Если бы мы рѣшились дать сраженіе, то мы, можетъ быть, его бы и выиграли... А дальше что?.. Несмотря на наши усилія, спасти короля все равно не удалось бы... Французы болѣе не хотятъ его.

-- Какъ же, ваше высочество,-- возразила Гіацинта,-- можете вѣрить такой лжи?

-- Я вѣрю тому, что я видѣлъ, сударыня. Я отправился въ качествѣ парламентера переговорить съ Дюмурье объ обмѣнѣ плѣнныхъ. Я проѣхалъ черезъ его армію. Тамъ болѣе не хотятъ короля: это офицеры, солдаты выражаютъ громкими криками... Мы слишкомъ бережемъ кровь нашихъ людей, чтобы упорствовать въ цѣли, которая для насъ недостижима...

Помолчавъ минуту, Гіацинта, глаза которой затуманились слезами, сказала глухимъ голосомъ:

-- Итакъ, король и его семья приговорены къ смерти, все погибло, и мы должны отправиться въ изгнаніе?

-- Такъ велитъ судьба, сударыня!-- отвѣтилъ принцъ, между тѣмъ какъ его глаза слѣдили съ выраженіемъ вѣжливаго участія за этой прекрасной женщиной, окаменѣвшей, какъ Ніобея, въ своемъ нѣмомъ отчаяніи.-- Тѣмъ не менѣе я думаю принять мѣры, чтобы смягчить трудность этого внезапнаго отъѣзда. Я счастливъ, что могу предоставить въ ваше распоряженіе двухъ своихъ лошадей и эскортъ изъ четырехъ уланъ. Они оградятъ васъ отъ непріятностей, неизбѣжныхъ при отступленіи арміи, и будутъ сопровождать васъ до границы.

Она не могла даже разжать губъ и ограничилась тѣмъ, что наклонила голову въ знакъ благодарности.

-- Постарайтесь,-- продолжалъ принцъ,-- по возможности не отстать отъ нашего штаба, это будетъ вѣрнѣе... А теперь до свиданія, сударыня; не смѣю добавить: счастливый путь! Я сохраню драгоцѣнное воспоминаніе о нашемъ слишкомъ непродолжительномъ знакомствѣ, и если вамъ вздумается доѣхать до Берлина, вы и всѣ ваши друзья найдутъ самый лучшій пріемъ при дворѣ моего отца.

-- До свиданья, принцъ,-- пробормотала она, машинально протягивая ему руку.

Молодой человѣкъ прикоснулся почтительно губами къ этой атласной рукѣ, поклонился второй разъ и вышелъ.

Она осталась одна. Ея слезы, долго сдерживаемыя остаткомъ гордости, могли наконецъ свободно литься. Она бросилась на колѣни подлѣ качалки, зарыла голову въ подушки и дала волю слезамъ.

Въ тотъ же часъ Бокаръ былъ извѣщенъ прусскимъ штабомъ, что на слѣдующій день въ полдень городъ будетъ сданъ. Первая мысль была у него о Гіацинтѣ. Молодая женщина, конечно, постарается вмѣстѣ съ союзными войсками достичь границы и онъ больше ее не увидитъ! Страстное желаніе отправиться на ея поиски заставило его броситься изъ комнаты на улицу, гдѣ толпа въ страхѣ пробивала себѣ съ трудомъ путь среди телѣгъ и фургоновъ.

На первыхъ же шагахъ прокуроръ-синдикъ былъ остановленъ конвоемъ, который загородилъ улицу. Стараясь пробраться между лошадьми, онъ увидѣлъ капитана д'Эспондейлана, который выходилъ изъ сосѣдняго дома въ дорожномъ костюмѣ, въ сопровожденіи слуги, несшаго узелъ на концѣ палки. Капитанъ шелъ, печально опустивъ голову и едва передвигая ноги. Онъ прошелъ мимо Божара, не взглянувъ на него; тотъ собирался было догнать его въ надеждѣ получить онъ него нѣкоторыя свѣдѣнія о канониссѣ, какъ замѣтилъ на противоположномъ углу улицы сгорбленную фигуру кавалера де-Вандіера.

Даніель вышелъ поразузнать новости, а также купить какой-нибудь провизіи: въ этомъ городѣ, переполненномъ войсками, жить съ каждымъ днемъ становилось все труднѣе и труднѣе.

Стоя на углу улицы, онъ осторожно ждалъ, пока проѣдутъ всѣ госпитальныя повозки. Худой кавалеръ въ мѣдной каскѣ и плащѣ орѣховаго цвѣта, который окутывалъ его совсѣмъ, съ хлѣбомъ подъ мышкой и съ бумажнымъ мѣшкомъ съ фруктами въ рукахъ представлялъ зрѣлище и забавное, и въ то же время весьма жалкое.

Божаръ перешелъ улицу и неожиданно подошелъ къ де-Вандіеру. Застигнутый врасплохъ бывшимъ депутатомъ при исполненіи своихъ домашнихъ обязанностей, кавалеръ покраснѣлъ и забормоталъ:

-- Я теперь самъ слуга, господинъ Божаръ...-- Какъ видите, замъ хожу на рынокъ!.. Среди этой сумятицы всѣ служанки потеряли головы и пришлось самому итти за провизіей для этихъ особъ.

-- Г-жа д'Эризель вернулась въ Верденъ? спросилъ нетерпѣливо Божаръ.

-- Да, мы вернулись уже 6 дней тому назадъ.

Этотъ отвѣтъ заставилъ сжаться сердце Божара. Итакъ, канонисса была въ Верденѣ и въ то время, какъ его снѣдало безпокойство, она даже не подумала извѣстить его о своемъ возвращеніи. Онъ стоялъ пораженный, затѣмъ, поднявъ голову, спросилъ:

-- Кавалеръ, мнѣ непремѣнно нужно видѣть г-жу д'Эризель, мнѣ нужно съ ней говорить безотлагательно... Соблаговолите меня проводить къ ней.

Взглянувъ на него боязливо, Даніель повелъ подбородкомъ. Такъ какъ переходъ по улицѣ былъ свободенъ, то онъ сказалъ:

-- Въ такомъ случаѣ идите.

Они молча направились къ переулку, который шелъ подъ гору. Когда подошли къ дому ла-Гериньеръ, кавалеръ ввелъ своего спутника на площадку перваго этажа:

-- Подождите меня здѣсь, я предупрежу Гіацинту.

Черезъ нѣсколько минутъ дверь открылась, и Божаръ вошелъ въ холодную залу съ закрытыми ставнями. Застигнутая Даніелемъ въ слезахъ, вызванныхъ посѣщеніемъ принца, Гіацинта едва успѣла привести въ порядокъ свой туалетъ: она вышла съ влажными глазами, волосы ея были поспѣшно собраны въ узелъ, грудь еще вздрагивала отъ рыданій, но все же она была прекрасна даже въ состояніи отчаянія.

-- Гіацинта,-- вскричалъ Божаръ, который отъ радости забылъ всѣ свои несчастія:-- почему скрыли вы отъ меня свое возвращеніе?

-- Простите меня, мой другъ!.. Я удручена, я въ отчаяніи... Пощадите меня!

-- Какъ вы жестоки,-- возразилъ онъ нѣжно.-- Вамъ было тяжело, и вы не позвали меня!

-- Къ чему?-- возразила она съ оттѣнкомъ жестокости.-- Послѣ столькихъ униженій и пораженій мнѣ стыдно было показаться... особенно вамъ, котораго я такъ сильно скомпрометировала, которому моя привязанность приноситъ всегда только несчастіе.

-- Не будемъ говорить обо мнѣ. Я васъ нашелъ, и это меня вознаграждаетъ за все... Поговоримъ сначала о васъ... Знаете ли вы, что Верденъ будетъ сданъ республиканскимъ войскамъ?

-- Да... завтра мы ѣдемъ, тетка, кавалеръ и я вслѣдъ за нѣмецкими войсками... Принцъ Прусскій даетъ намъ эскортъ изъ уланъ до границы...

Лицо Божара омрачилось. Гіацинта это замѣтила и вспомнила, что прокуроръ-синдикъ былъ въ подозрѣніи у республиканскаго правительства:

-- Но вы, мой другъ,-- вскричала она, занятая своимъ горемъ:-- я забыла, что вы такъ же не въ безопасности, какъ и мы... Васъ обвиняютъ... Что вы будете дѣлать?

-- О, мнѣ не трудно будетъ оправдаться и я безъ колебанія потребую отъ комитета общественной безопасности суда.

-- Вы поѣдете въ Парижъ?

-- Да, но прежде я долженъ увѣриться, что вы въ безопасности. Я поѣду въ Дамвилеръ къ прокурору коммуны Симону Лепажу, одному изъ моихъ старыхъ кліентовъ, которому я оказалъ когда-то услугу... Я буду скрываться тамъ, пока не получу отъ васъ хоть одного слова о томъ, что вы благополучно перебрались черезъ границу.

Канонисса взглянула на него своими прекрасными глазами, которые стали еще прекраснѣе отъ признательности и нѣжности. Позабывъ свою гордость и страхъ, она кинулась на шею Пожара и прижалась къ его груди.

-- Ахъ,-- вздохнула она,-- ваше сердце лучше моего!..

Пожаръ былъ не въ состояніи говорить. Онъ молча, прижималъ

къ себѣ это гибкое и теплое тѣло, впервые отдававшееся ему. Такое счастье его ошеломило, и его трепещущія губы не находили другого отвѣта, какъ медленно цѣловать эти бѣлокурые волосы и мокрыя вѣки молодой женщины. Она же, закрывъ глаза и полуоткрывъ ротъ, незамѣтно дрожала подъ этими любовными ласками и, казалось, потеряла голову отъ слишкомъ новыхъ и слишкомъ сильныхъ ощущеній.

При видѣ этой прекрасной головы, склонившейся на его плечо, чувствуя прикосновеніе этихъ нѣжныхъ рукъ и горячей груди, Пожаръ былъ охваченъ сладостными мечтами. Онъ терялъ ясное представленіе о вещахъ. Ему хотѣлось шептать на ухо Гіацинтѣ: "Уѣдемъ вмѣстѣ за границу и будемъ любить другъ друга. На что намъ правосудіе, свобода и отечество, лишь бы мы были счастливы".

Стукъ фургоновъ, отъ котораго тряслись стѣны и стекла, отдаленный шумъ барабановъ самымъ рѣзкимъ образомъ заставили его вернуться къ дѣйствительности. Въ бреду страсти передъ нимъ предстали, словно при свѣтѣ молніи, усмѣхающіяся лица И, Ж. Ренара и его шайки, когда они узнаютъ, что патріотъ Пожаръ эмигрировалъ вслѣдъ за пруссаками. При мысли, что его имя будетъ на ряду съ именемъ измѣнника Пуйлье, все его существо возмутилось. Шумъ.шаговъ на площадкѣ и осторожный стукъ въ дверь, раздавшійся въ этотъ моментъ, заставили канониссу содрогнуться. Она открыла глаза и пробормотала:

-- Кавалеръ!

Тогда Пожаръ, выпустивъ Гіацинту изъ объятій, усадилъ ее, всю трепещущую, на качалку. Едва она опустилась на нее, какъ дверь отворилась и появился Даніель де-Вандіеръ. Онъ растерянно глядѣлъ то на канониссу, которая не успѣла еще оправиться отъ смущенія, то на Пожара, который поспѣшилъ отойти въ сторону. Нѣдный кавалеръ, повидимому, смутился не менѣе самихъ влюбленныхъ, которыхъ онъ потревожилъ въ ихъ уединеніи. Но если онъ и догадывался о чемъ-нибудь, то онъ былъ слишкомъ деликатенъ и не далъ бы что-нибудь замѣтить. Онъ ограничился тѣмъ, что тихо пробормоталъ:

-- Я пришелъ сообщить нимъ, что все готово... Берлина будетъ у нашихъ воротъ рано утромъ, и унтеръ-офицерѣ, который будетъ сопровождать насъ, спрашиваетъ, въ которомъ часу онъ долженъ привести лошадей и людей.

-- Какъ только разсвѣтетъ,-- отвѣтила слабымъ голосомъ канонисса.

Божаръ приблизился къ ней, нервно пожалъ ея руку и прошепталъ:

-- Прощайте... завтра я буду смотрѣть, какъ поѣдетъ вашъ экипажъ. Затѣмъ онъ отвѣсилъ поклонъ кавалеру де-Вандіеру и вышелъ.

II.
Въ дорогѣ.

На слѣдующій день, 11 октября, утро было туманное. Франсуа Божаръ верхомъ стоялъ у городскихъ воротъ, пропуская мимо себя фургоны и экипажи, съ глухимъ стукомъ проѣзжавшіе подъ сводами. Экипажи тянулись долго. Разыгрывались раздирающія душу сцены. Госпитальныя повозки съ больными, двухколесныя телѣжки съ парусиннымъ навѣсомъ, кареты эмигрантовъ, экипажи военныхъ, все это слѣдовало въ безпорядкѣ. Посреди всей этой суматохи, стараясь пробить себѣ дорогу, подвигались съ трудомъ всадники и пѣшеходы: солдаты съ свирѣпыми лицами, въ грязныхъ мундирахъ, старые дворяне, согнувшись на своихъ худыхъ лошадяхъ, ѣхали верхомъ или шли пѣшкомъ по грязи. Неожиданныя на каждомъ шагу остановки приводили въ безпорядокъ эту подавленную толпу. Лошади пугались и брыкались, пѣшеходы жались вдоль домовъ. Злобныя ругательства, отчаянные призывы, крики напуганныхъ женщинъ смѣшивались со стонами раненыхъ, которые при толчкахъ кричали отъ боли.

Божаръ видѣлъ, какъ проѣхалъ мимо него принцъ Прусскій въ сопровожденіи своего штаба. Позади его ѣхали верхомъ Жаржей и Массенбахъ. Жаржей держалъ себя твердо и галантно раскланивался съ дамами, сидѣвшими въ каретахъ. Сгорбленный Массенбахъ съ недовольнымъ видомъ пожималъ плечами. Особенно волновалась въ своей берлинѣ съ гербами маркиза де-Фрего: она то наклонялась къ дверцамъ, то высовывала свою напудренную голову съ пятнами отъ румянъ, бранила своего кучера, который, впрочемъ, ничего не могъ сдѣлать.

Наконецъ, когда вся эта вереница понемногу проѣхала сводчатыя ворота, показалась берлина, сопровождаемая четырьмя уланами. Изъ-подъ опущенной на половину шторы кто-то махалъ бѣлымъ платкомъ.

Глаза Божара и канониссы встрѣтились, и онъ постарался попасть въ хвостъ экипажей. За воротами происходила еще большая сумятица и смущеніе. Люди, лошади и повозки тѣснились по Этенской дорогѣ, очень узкой, окаймленной канавами, наполненными водой, гдѣ при малѣйшемъ поворотѣ экипажъ могъ опрокинуться. Густой туманъ еще болѣе усиливалъ безпорядокъ. Приподнимаясь на стременахъ, Божаръ старался не упускать изъ виду берлины и ея провожатыхъ, которые значительно его опередили, но въ такой путаницѣ слѣдить за берлиной было чрезвычайно трудно. Одно случайное обстоятельство сдѣлало это еще труднѣе. Госпитальная повозка, въ которой раненые были набиты, какъ сельди въ бочкѣ, ѣхавшая впереди прокурора-синдика, неожиданно загородила ему дорогу. Одна изъ лошадей упала; лежа на боку и ударяя копытами по дорогѣ, напрасно старалась она подняться. Раздались отчаянные вопли; чтобы освободиться отъ этого злополучнаго препятствія, обрѣзали постромки. Но оставшаяся лошадь не могла одна тащить эту тяжелую повозку. Подъ вліяніемъ страха экипажъ безъ всякаго сожалѣнія къ раненымъ былъ сброшенъ въ яму съ водой. На дорогѣ стало опять свободно, экипажи снова тронулись, давя своими колесами несчастное животное, оставшееся на дорогѣ.

Въ этой сумятицѣ Божаръ былъ оттиснутъ назадъ. Когда наконецъ ему удалось выбраться, онъ сталъ искать глазами берлину съ канониссой, но вслѣдствіе тумана различить ее было уже невозможно. Встрѣтивъ на пути деревянный мостъ, перекинутый черезъ канаву, онъ по примѣру нѣкоторыхъ всадниковъ направился въ обходъ къ полянѣ, расположенной ниже, надѣясь, что тамъ можно будетъ ѣхать скорѣй и увидѣть издали берлину, которая увозила въ изгнаніе царицу его сердца. Но и тамъ его ожидали непредвидѣнныя препятствія.

Проливные дожди, лившіе въ теченіе трехъ недѣль, наводнили поляну. Почва сдѣлалась мягкой и крайне вязкой. Неосторожные пѣшеходы вязли по колѣна и, чувствуя, что почва уходитъ у нихъ изъ-подъ ногъ, звали на помощь, испуская пронзительные крики. Но ихъ призывъ оставался безъ отвѣта, Чувство самосохраненія заглушало въ душѣ каждаго жалость, и каждый думалъ только о себѣ. Божаръ, одержимый желаніемъ въ послѣдній разъ увидѣть Гіацинту, оставался, какъ и всѣ, глухъ къ этимъ воплямъ отчаянія. Онъ достигъ подъема, гдѣ почва становилась болѣе твердой и, содрогаясь отъ ужаса, пробилъ себѣ дорогу среди труповъ лошадей, валявшихся тамъ и сямъ и указывавшихъ на расположеніе прусскихъ войскъ послѣ осады. Эти трупы, съ которыхъ голодные солдаты предварительно сняли мясистыя части, ужаснымъ образомъ зіяли своими скелетами, омытыми дождемъ. Сотни воронъ, невидимыхъ въ туманѣ, летали въ воздухѣ съ зловѣщимъ карканьемъ.

Лошадь Божара, настороживъ уши, громко фыркала, становилась на дыбы и не хотѣла итти среди этихъ костей. Пришлось принуждать ее съ помощью хлыста и шпоръ. Наконецъ она ринулась впередъ и понесла своего всадника на другой конецъ поля, которое тянулось вдоль Мааса. Выѣхавъ на дорогу, Божаръ обернулся. Верденъ скрылся въ туманѣ. По направленію къ Этену слышался глухой шумъ отступавшей арміи, которая то показывалась, то скрывалась за возвышенностью почвы. Все было кончено, Гіацинта была теперь ужъ далеко, и одинокому Божару ничего не оставалось болѣе, какъ пуститься въ изгнаніе, которое онъ себѣ подготовилъ.

Тоска охватила его сердце въ то время, какъ онъ медленно поднимался къ де-Бра. Въ Вашеровилѣ онъ взялъ направленіе на Данвилеръ и пустилъ лошадь рысью.

Страна была еще подавлена ужасомъ передъ прусскимъ нашествіемъ. Деревни большею частью казались покинутыми. Лишь изрѣдка по опушкѣ лѣса можно было замѣтить четвероугольники недавно вспаханной земли, гдѣ крестьяне наскоро сѣяли. Радостная вѣсть о внезапномъ отступленіи врага, вѣроятно, уже достигла ихъ, и они съ новой отвагой принялись опять за свою прерванную работу.

Въ Флабасѣ Божаръ долженъ былъ остановиться, чтобы дать отдохнуть лошади и поѣсть чего-нибудь. Только къ вечеру онъ прибылъ въ Данвилеръ. Домъ Симона Лепажа находился при самомъ въѣздѣ на главную улицу. Онъ былъ въ одинъ этажъ и тянулся между ригами и конюшнями. Бывшій депутатъ слѣзъ съ лошади и постучалъ въ дверь, обвитую дикимъ виноградомъ.

Симонъ Лепажъ, бѣлокурый, плотный, съ краснымъ лицомъ, съ голубыми веселыми глазами, самъ открылъ ему дверь. Съ минуту онъ смотрѣлъ на этого неожиданнаго путешественника съ безпокойнымъ любопытствомъ, затѣмъ, узнавъ его, онъ снова вернулся къ веселому расположенію.

-- Это, стало быть, вы, господинъ прокуроръ-синдикъ?

-- Тише, Лепажъ,-- пробормоталъ Божаръ, увлекая его въ глубину передней:-- не слѣдуетъ называть меня этимъ именемъ, на которое я не имѣю болѣе права. Развѣ вы не знаете, мой другъ, того, что случилось?

-- Нѣтъ, сударь, но каждый знаетъ, что вы дѣйствовали по принужденію, и у насъ вамъ нечего бояться.

-- Все равно, я вамъ буду очень благодаренъ, если передъ посторонними мы меня попросту будете называть г-нъ Франсуа... А теперь, можете ли вы меня пріютить на сегодняшній вечеръ и на завтра?

-- На сегодняшній вечеръ и на все время, на которое вы пожелаете. Тутъ только моя жена и свояченица, за скромность которыхъ я ручаюсь.

-- Благодарю, товарищъ. Съ вашего позволенія мы дадимъ сначала овса моей лошади!

Они пошли вмѣстѣ къ конюшнѣ, которая сообщалась съ кухней боковою дверью, затѣмъ прокуроръ коммуны ввелъ своего гостя въ отдаленную комнату, гдѣ находилась его семья.

Кухня, выстланная кирпичомъ и выбѣленная известью, выглядѣла привѣтливо. Мѣдныя кастрюли и чугунные горшки, разставленные на полкахъ, блестѣли на огнѣ, горѣвшемъ въ высокомъ каминѣ. На крючкѣ надъ огнемъ висѣлъ котелокъ, гдѣ варился супъ изъ рѣпы и капусты, распространяя аппетитный запахъ. Подлѣ огня сидѣла молодая дѣвушка и слѣдила за котелкомъ, а двое мальчишекъ, уцѣпившись за ея юбки, вытараща глаза смотрѣли на новоприбывшаго въ то время какъ хозяйка жилища, чистенькая и привѣтливая, шла навстрѣчу, чтобы поздороваться съ гостемъ.

-- Вотъ моя жена и свояченица,-- сказалъ Симонъ Лепажъ...

-- Ментина,-- сказалъ онъ, обращаясь къ своей хозяйкѣ,-- вотъ г-нъ Божаръ, о которомъ ты часто отъ меня слышала. Онъ хочетъ остановиться у насъ на нѣсколько дней, но желаетъ, чтобы здѣсь ничего не знали объ этомъ... Для нашихъ людей и для сосѣдей онъ только г-нъ Франсуа, торговецъ шерстью, пріѣхавшій изъ Стенэ... Понимаешь? Теперь, сударь, садитесь и высушите вашу одежду.

Сдѣлавъ реверансъ и приговоривъ нѣсколько привѣтствій, г-жа Лепажъ вышла приготовить комнату для гостя, а Божаръ сѣлъ къ огню, рядомъ съ прокуроромъ коммуны.

Мало-по-малу дѣти, привыкнувъ къ его обществу, подошли къ отцу и стали весело болтать съ нимъ. Божаръ ихъ приласкалъ, и, когда вернулась хозяйка дома, дружба между этой маленькой публикой и гостемъ уже установилась. Г-жа Лепажъ сняла съ крючка дымящійся котелокъ. Ея молоденькая сестра, поставивъ приборы на массивный буковый столъ, накрошила въ большую фаянсовую суповую миску хлѣба и налила туда супа. Г-жа Лепажъ положила на блюдо сало, овощи и баранью лопатку, затѣмъ пригласила всѣхъ кушать супъ. На ея зовъ явились двѣ служанки и работникъ. Всѣ сѣли за столъ, и сначала ѣли молча, затѣмъ по мѣрѣ того, какъ вино развязывало языки, стали говорить свободнѣе. Конечно, разговоръ вращался на вторженіи пруссаковъ.

-- О, эти гадкія созданія,-- вскричала г-жа Лепажъ,-- причинили намъ много зла, когда они проходили здѣсь въ первый разъ. Богъ дастъ, на возвратномъ пути они будутъ держать себя порядочнѣе.

-- Будь покойна, Ментина,-- возразилъ Симонъ:-- сначала они были горды и воображали себя нашими хозяевами, но сейчасъ они возвращаются, какъ побитыя собаки, поджавъ хвостъ. Все равно, я посовѣтовалъ бы имъ не запаздывать въ дорогѣ, потому что тѣ, что путешествуютъ въ одиночку, могутъ подвергнуться немалымъ непріятностямъ.

-- Пруссаки были очень злы,-- замѣтила молодая дѣвушка:-- но эмигранты еще хуже... Они не довольствовались тѣмъ, что уводили въ плѣнъ людей, они съ ними грубо обращались, заставляя только плакать.

-- Если ихъ словятъ,-- промолвилъ сквозь зубы Симонъ,-- съ ними долго разговаривать не будутъ.

Когда встали изъ-за стола, дѣти пожелали всѣмъ покойной ночи, и обѣ женщины ихъ увели, а прислуга стала убирать посуду и уносить ее въ кухню. Франсуа Пожаръ сѣлъ у камина, въ который Симонъ Лепажъ подбрасывалъ хворостъ. Прыгающее пламя отражалось на обитыхъ мѣдью дверцахъ шкаповъ. Снаружи въ передней жалобно вылъ октябрьскій вѣтеръ, а по стекламъ оконъ струился проливной дождь.

Среди этой деревенской тишины нервы Пожара успокоились. Онъ наслаждался пріятнымъ покоемъ послѣ тяжелыхъ дневныхъ приключеній и безопасностью этого плотно запертаго жилища. Но тоска о берлинѣ, уносящей при вѣтрѣ и дождѣ въ изгнаніе женщину, которую онъ любилъ, продолжала надрывать его сердце. Мало-по-малу тепло очага и усталость произвели свое дѣйствіе. Его глаза уже слипались, а хозяинъ продолжалъ еще говорить. Онъ давалъ неопредѣленные и односложные отвѣты и воспринималъ этотъ разговоръ, какъ какое-то смутное бормотаніе. Онъ пробылъ такъ съ четверть часа въ состояніи полузабытья, какъ вдругъ внезапный стукъ открывшейся двери заставилъ его очнуться. Онъ повернулъ голову. Симонъ всталъ, а г-жа Лепажъ вела за собою молодого человѣка лѣтъ двадцати двухъ.

Его одежда была совершенно мокра отъ дождя. По разговору, Пожаръ понялъ, что новоприбывшій принадлежалъ къ семейству Лепажа. Онъ былъ сильно взволнованъ и бросалъ подозрительные взгляды на незнакомца, сидящаго у окна. Сказавъ что-то на ухо Симону, онъ увелъ его въ смежную комнату. Ихъ бурный разговоръ и громкіе звуки голосовъ, доносившихся до прокурорасиндика, разогнали его дремоту. Минутъ черезъ двадцать молодой человѣкъ вернулся, и Пожару показалось, что подъ его блузой было спрятано ружье. Онъ прошелъ черезъ кухню и вышелъ наружу, несмотря на дождь, который все усиливался. Когда онъ ушелъ, Симонъ подошелъ къ своему гостю и, угадывая въ его глазахъ нѣмой вопросъ, сказалъ:

-- Это мой младшій братъ, простите, что не представилъ его вамъ... но онъ изъ партіи бѣшеныхъ; онъ принадлежитъ къ якобинской партіи, и я думаю, что я хорошо сдѣлалъ, не назвавъ ему васъ.

Божаръ горько усмѣхнулся. Онъ самъ выразилъ желаніе сохранить свое инкогнито, и эта осторожная предусмотрительность Лепажа втайнѣ очень огорчила его. Это впервые показало ему, насколько его ложное положеніе опасно. Онъ сталъ опаснымъ гостемъ для своихъ самыхъ преданныхъ друзей, попалъ въ число подозрительныхъ лицъ и принужденъ былъ скрывать свое имя и скрываться, какъ преступникъ.

Симонъ замѣтилъ печальное выраженіе своего бывшаго начальника и опять началъ говорить о возбужденномъ состояніи своего брата:

-- Что подѣлаешь, въ двадцать два года въ насъ сидитъ дьяволъ... Въ настоящую минуту я увѣренъ, что этотъ молодецъ собирается сдѣлать какую-нибудь глупость, вмѣстѣ съ двумя или тремя вертопрахами въ родѣ его... Я достаточно старался его убѣдить, но эта молодежь очень вспыльчива, и онъ ничего не хотѣлъ слушать.

Эти послѣднія слова не только не успокоили Божара, но, казалось, еще болѣе увеличили его безпокойное настроеніе. Онъ продолжалъ быть мрачнымъ и машинально мѣшалъ уголья въ каминѣ. Лепажъ вообразилъ, что его удручала усталость, и зажегъ свѣчу:

-- Вамъ необходимо отдохнуть, сударь... Я провожу васъ въ вашу комнату.

Онъ отвелъ его въ комнату нижняго этажа, которая выходила въ садъ, и пожелалъ ему спокойной ночи.

Оставшись одинъ, Божаръ открылъ окно и облокотился на подоконникъ. Спать ему не хотѣлось. Онъ выглянулъ наружу. Дождь мало-по-малу переставалъ. Изъ разогнанныхъ тучъ по временамъ выглядывала луна, освѣщая густую листву сада, расположеннаго на мѣстѣ прежняго рва. Отблески голубоватаго свѣта ложились тамъ и сямъ на мокрые кочны капусты, и капли дождя сверкали на фруктовыхъ деревьяхъ. За фруктовымъ садомъ почва шла въ грру, и на фонѣ яснаго неба вырисовывалась высокая церковь, крытая черепицей.

Божаръ думалъ о канониссѣ, и его мысли неслись вслѣдъ за ея берлиной, которую эскортировали уланы, по дорогѣ къ Лонгіону. Въ это мгновеніе она должна проѣзжать черезъ Спинкуръ, если съ ней не случилось какого-нибудь несчастья. И вдругъ его разгоряченному воображенію представилось, что съ нею непремѣнно что-то произойдетъ. Всю ночь его одолѣвали призраки и опасенія. Прокуроръ-синдикъ былъ въ томъ нравственномъ состояніи, когда каждый пустякъ сейчасъ же вызываетъ возбужденіе. Внезапное и таинственное появленіе брата его хозяина засѣло въ его головѣ гвоздемъ. Ему пришло теперь на умъ все, что Лепажъ говорилъ ему объ опасныхъ идеяхъ этого молодого человѣка, и онъ теперь задавалъ себѣ вопросъ, почему Симонъ такъ настойчиво распространялся объ этомъ. Разстроенный этими размышленіями, онъ всматривался въ темноту сада и боязливо прислушивался. Долгое время онъ слышалъ только, какъ дождевыя капли стекали по жолобу крыши; вдругъ отдаленный звукъ выстрѣловъ заставилъ его вздрогнуть. Его сердце сильно забилось, словно предчувствуя какое-то несчастіе. Онъ приникъ къ окну, весь обратившись въ слухъ. Болѣе ничего не было слышно, въ деревнѣ опять наступила тишина. Долго онъ еще прислушивался съ стѣсненнымъ сердцемъ, полный мрачныхъ предчувствій. Затѣмъ, убѣдившись, что все спокойно, онъ рѣшилъ лечь въ постель.

Но только что онъ хотѣлъ закрыть окно, какъ вдругъ послышался какой-то необыкновенный шумъ. Божару показалось, что онъ слышитъ топотъ ногъ и звуки голосовъ снаружи. Скоро шумъ отворяющихся дверей, ходьбы взадъ и впередъ по коридору, неопредѣленныя восклицанія, все это убѣдило его, что въ домѣ происходитъ что-то необыкновенное. Онъ схватилъ свѣчу и открылъ дверь своей комнаты. Первое, что онъ увидѣлъ, войдя въ коридоръ, былъ Симонъ Лепажъ. Прокуроръ коммуны, одѣтый на скорую руку, казался озабоченнымъ и возбужденнымъ.

-- Вы не ложились еще, господинъ Франсуа?

-- Нѣтъ еще... Что случилось?-- спросилъ Божаръ.

-- О, дурацкая штука, отъ которой я бы уклонился съ удовольствіемъ... Какъ я вамъ уже разсказывалъ, мой младшій братъ просто сумасшедшій... Одинъ человѣкъ изъ Билли ему сообщилъ, что черезъ Мангіенскіе лѣса долженъ прослѣдовать экипажъ съ эмигрантами, эскортируемый уланами. И вотъ онъ съ пятью или шестью друзьями засѣлъ въ кустахъ. Они напали на конвой; одинъ изъ улановъ былъ убитъ, остальные ускакали, экипажъ былъ оставленъ на произволъ судьбы среди дороги, и вотъ эти молодцы привели ко мнѣ путниковъ для допроса и оставили ихъ у меня до утра... И вотъ теперь разбирайся въ этомъ глупомъ происшествіи.

По мѣрѣ того, какъ Симонъ говорилъ, Божаръ блѣднѣлъ все болѣе и болѣе.

-- Въ экипажѣ были двѣ дамы, не правда ли?

-- Дѣйствительно, двѣ дамы и старый господинъ... вы ихъ знаете?-- спросилъ удивленный Лепажъ.

-- Да я ихъ знаю; гдѣ они?

-- Въ нашей кухнѣ.

-- Одни?

-- Одни только съ Ментиной, которая разводитъ для нихъ огонь. Обѣ дамы дрожатъ отъ холода и испуга. Прежде всего мы не дикари!.. Я отослалъ этихъ сумасшедшихъ спать, поручившись за цѣлость плѣнниковъ, и послалъ свою хозяйку къ этимъ дамамъ, чтобы она позаботилась о нихъ и сдѣлала все, что только можетъ сдѣлать женщина.

-- Могу я повидаться съ ними?

-- Ничего не имѣю противъ этого, пожалуйста!

Симонъ Лепажъ отворилъ дверь въ кухню, и Франсуа Божаръ почувствовалъ острую боль въ сердцѣ. Передъ огнемъ стояла канонисса между кресломъ, въ которомъ, съежившись, сидѣлъ Даніель, и другимъ кресломъ, на которомъ въ обморокѣ лежала г-жа де-Ронъ.

III.
Каноникъ.

Шумъ отворившейся двери заставилъ канониссу обернуться. Увидѣвъ прокурора-синдика, она испустила громкое восклицаніе.

-- Гіацинта,-- вскричалъ этотъ послѣдній, кидаясь къ ней.

-- А, Божаръ,-- простонала г-жа де-Ронъ:-- само Провидѣніе посылаетъ васъ!

-- Бѣдные мои друзья,-- спросилъ онъ:-- вы, значитъ, слѣдовали за отступающей арміей?

-- Слѣдовали до Этена,-- пробормотала канонисса:-- тамъ мы хотѣли ее обогнать и доѣхать до Лонгви по проселочной дорогѣ...

-- Противъ моего желанія,-- вставилъ кавалеръ.

-- Кучеръ увѣрялъ, что онъ знаетъ дорогу болѣе короткую, черезъ Мангіенъ, но онъ заблудился...

-- Это измѣнникъ, онъ завезъ насъ въ лѣсъ, гдѣ мы попали въ засаду!

Во время этого быстраго обмѣна мыслей Симонъ Лепажъ держался въ сторонѣ. Озабоченнымъ и недовѣрчивымъ взглядомъ обводилъ онъ по очереди трехъ собесѣдниковъ, сгруппировавшихся у очага, и прокурора-синдика, всѣ черты лица котораго носили отпечатокъ необычайнаго волненія.

-- Извините меня, сударыни,-- сказалъ важно Божаръ:-- черезъ минуту я къ вашимъ услугамъ...

Онъ подошелъ къ Лепажу и взялъ его подъ руку:

-- Мой другъ,-- пробормоталъ онъ ему:-- мнѣ необходимо поговорить съ вами наединѣ... Войдемте въ сосѣднюю комнату.

Молча, Симонъ зажегъ свѣчу и повелъ своего гостя въ смежную комнату.

-- Милый мой,-- сказалъ Божаръ, едва они остались одни:-- я близко знаю этихъ трехъ лицъ, которыхъ несчастный случай отдалъ въ ваше распоряженіе. Самая старшая изъ нихъ г-жа де Ронъ, вдова совѣтника изъ Баруа; младшая -- ея племянница г-жа д'Эризель; господинъ, ихъ сопровождающій, ихъ родственникъ. Всѣ трое принадлежатъ не къ нашей партіи, но всѣ трое совершенно безобидны и заслуживаютъ самаго гуманнаго обращенія... Я полагаюсь на ваше сердце, мой другъ, и умоляю васъ оградить ихъ... Если когда-нибудь я былъ вамъ полезенъ, то окажите мнѣ теперь большую услугу... Помогите мнѣ ихъ спасти!

Симонъ Лепажъ стоялъ съ озабоченнымъ видомъ и почесывалъ себѣ затылокъ.

-- Господинъ Божаръ,-- сказалъ наконецъ онъ,-- я вамъ очень обязанъ, и я никогда не забуду, что вы для меня сдѣлали, но то, о чемъ вы просите, сдѣлать трудно... Если завтра у меня не окажется этихъ эмигрантовъ, я рискую своимъ положеніемъ и даже головой... Когда имѣешь дѣтей, нельзя рисковать подобными вещами.

Соображеніе было весьма основательно, и Божаръ сознавалъ всю его правду. Сначала онъ ничего не возражалъ, подыскивая, въ головѣ средства преодолѣть упорство своего хозяина. Наконецъ онъ нашелъ одно, которое ему подсказало его прежнее ремесло юриста.

-- Берегитесь задерживать этихъ трехъ лицъ подъ арестомъ,-- сказалъ онъ:-- такъ какъ вамъ грозитъ болѣе существенная и грозная опасность... По условіямъ капитуляціи, республика обязалась не задерживать отступленіе непріятельской арміи. Кромѣ того, пруссаки еще въ нѣсколькихъ лье отсюда, въ Этенѣ и Манжіенѣ. Если они узнаютъ, что на экипажъ и эскортъ уланъ напали люди изъ Данвилера, они пришлютъ сюда батальонъ и предадутъ васъ военной экзекуціи. Для васъ будетъ лучше раздѣлаться съ этими опасными плѣнниками и избавиться такимъ образомъ отъ непріятнаго дѣла.

По смущенному выраженію лица крестьянина онъ понялъ, что его слова достигли цѣли.

-- Сумасшедшіе,-- продолжалъ онъ,-- впутавшіе васъ въ это приключеніе, вздумаютъ, можетъ быть, обвинять васъ въ недостаточно хорошемъ наблюденіи, но вы имъ заткнете ротъ, объяснивъ имъ ужасныя послѣдствія ихъ глупой выходки.

-- Чортъ возьми!-- воскликнулъ Симонъ Лепажъ,-- въ этомъ есть доля правды... Подождите минутку... наша Ментина хорошій совѣтчикъ, и я хочу узнать ея мнѣніе.

Онъ вышелъ. Г-жа Лепажъ, имѣвшая чувствительное сердце, разжалобившись печальнымъ положеніемъ двухъ дамъ, очевидно, согласилась съ мнѣніемъ Божара, потому что черезъ четверть часа Симонъ явился съ фонаремъ и съ пожитками арестованныхъ.

-- Слушайте, г-нъ Божаръ -- сказалъ онъ:-- меня не поблагодарятъ за это, но я закрываю на все глаза. Мы съ женой уйдемъ въ свою комнату. Вотъ вамъ двѣ блузы, двѣ фуражки и чепцы крестьянокъ, устраивайтесь съ вашими друзьями. Вы найдете на конюшнѣ телѣжку, запрягите тамъ въ нее одну изъ моихъ лошадей, оставьте мнѣ взамѣнъ вашу и уѣзжайте потихоньку черезъ ворота. Выйдетъ, что вы стащите это у меня во время моего сна, и я ничего не видѣлъ. А теперь прощайте и желаю вамъ успѣха!

-- Благодарю, мой другъ, у васъ доброе сердце!

-- Прекрасно, поторопитесь! Ахъ, еще одинъ совѣтъ: нашъ домѣ выходитъ на дорогу въ Верденъ, тамъ вы менѣе всего рискуете наткнуться на непріятность... Прощайте!

Онъ вышелъ, а Божаръ отправился въ кухню.

-- Господа,-- сказалъ онъ, кладя свертокъ на столъ:-- этотъ честный малый предоставилъ мнѣ свободу дѣйствій, чтобы устроить ваше бѣгство.

-- Другъ мой,-- сказала канонисса,-- было предопредѣлено, что еще разъ вы спасете насъ... Я приготовилась мужественно умереть, но я благодарна вамъ за мою тетку.

-- Вы могли бы поблагодарить господина Божара и за меня,-- грустно сказалъ кавалеръ.-- Хотя я и въ рубищѣ, благодаря революціонерамъ, тѣмъ не менѣе рубище это мнѣ дорого, такъ какъ и я, какъ и вы, не желаю еще умереть!

-- Не будемъ терять времени,-- сказалъ Божаръ.-- Вотъ крестьянское платье, надѣвайте его поскорѣе... а тѣмъ временемъ господинъ Вандіеръ поможетъ мнѣ запрячь лошадь.

Онъ отправился съ кавалеромъ въ конюшню и нашелъ тамъ повозку съ парусиннымъ навѣсомъ, въ которыхъ крестьяне возятъ на базаръ съѣстные припасы. Затѣмъ они впрягли въ нее одну изъ лошадей Симона и когда все было готово, вернулись за г-жею де-Ронъ и Гіацинтой. Онѣ уже переодѣлись. Канонисса надѣла чепчикъ, какіе носятъ въ Лотарингіи, и закуталась темной и толстой шерстяной накидкой. Божаръ и кавалеръ, въ свою очередь, нарядились въ блузы, а на голову надѣли пуховыя крестьянскія шапки. Всѣ четверо отправились въ конюшню, затѣмъ осторожно открыли ворота, и прокуроръ-синдикъ велъ шагомъ телѣгу до конца города. Остальные слѣдовали за нимъ въ тишинѣ. Когда послѣдніе дома города остались позади, г-жа де-Ронъ и Вандіеръ усѣлись подъ навѣсъ между снопами соломы, канонисса на переднемъ мѣстѣ, а Божаръ вскочилъ рядомъ съ ней и стегнулъ лошадь, которая пустилась рысью.

Прошло около часа, луна проглядывала еще сквозь тучи, а когда она заволакивалась, грязная дорога освѣщалась фонаремъ, прикрѣпленнымъ къ одной изъ перекладинъ телѣги.

-- Намъ и думать теперь ничего,-- сказалъ Божаръ канониссѣ,-- добраться до границы, мы рискуемъ встрѣчей въ родѣ той, которая насъ чуть было не погубила; насъ могутъ задержать крестьяне, или на насъ нападутъ бродяги, которые по пятамъ слѣдуютъ за отступающей арміей. Самое безопасное -- это, пользуясь ночью, попасть черезъ Консанвуа въ долину Мааса; непріятель оставилъ ее нѣсколько времени тому назадъ, а республиканскія войска еще не успѣли занять ее. Мы перейдемъ рѣку у Шарни и, оставивъ Верденъ налѣво, раннимъ утромъ достигнемъ лѣса Судьи; какъ только мы очутимся въ густомъ лѣсу, мы будемъ спасены. Я васъ поведу на принадлежащую мнѣ ферму, которая находится въ глубинѣ лѣса, ея обитатели преданы мнѣ, и вы можете оставаться тамъ до тѣхъ поръ, пока не явится возможность пройти границу безъ всякаго риска... Годится ли для васъ мой планъ?

-- Другъ мой,-- сказала нѣжно, приближаясь къ нему, Гіацинта:-- я готова слѣдовать за вами съ закрытыми глазами куда угодно... Я счастлива, что могу себя ввѣрить вамъ.

Онъ искалъ ея руки подъ темнымъ плащомъ и, сжавъ ее въ своей, уже не выпускалъ.

Повозка катилась теперь къ Консанвуа, межъ двухъ лѣсныхъ откосовъ. Дорога была пустынна, но на каждомъ шагу встрѣчались печальные слѣды отступающей арміи: пушечные лафеты, увязшіе въ грязи, сломанныя повозки, возбуждавшія отвращеніе лошадиныя туши, блѣдные трупы солдатъ, разлагавшіеся подъ дождемъ. Лошадь становилась на дыбы и артачилась. Божаръ вынужденъ былъ сойти съ повозки и вести ее подъ уздцы. У опушки лѣса лошадь снова рѣзко шарахнулась въ сторону, и Гіацинта увидѣла на краю дороги черную массу фургоновъ и запряженныхъ лошадей. Сначала она подумала, что это засада, и прижалась къ Божару.

-- Мы погибли,-- прошептала она.

Луна, выглянувъ изъ-за тучъ, ярко освѣтила эти странныя повозки, и нашимъ путникамъ представилось потрясающее и мрачное зрѣлище: неподвижно застыли въ оглобляхъ лошади, однѣ стоя, другія на колѣняхъ, уткнувъ морду въ задъ передней повозки. Ничто не шевелилось, но задняя часть лошадей была выклевана воронами и отвратительный запахъ"гнили исходилъ отъ этихъ призраковъ, которыхъ смерть навсегда сдѣлала неподвижными.

-- Это трупы,-- сказалъ Божаръ, хлестнувъ лошадь, которая пустилась крупной рысью.

День начинался пасмурно и дождливо, когда они достигли моста въ Шарни. Вдругъ у въѣзда на мостъ они замѣтили караулъ національной гвардіи.

-- Куда ѣдешь, гражданинъ?-- крикнулъ крестьянинъ въ синей блузѣ съ красными обшлагами и въ фуражкѣ полицейскаго. Въ то же время онъ приставилъ ружье къ головѣ лошади.

-- Это не трудно узнать,-- отвѣтилъ Божаръ на провинціальномъ жаргонѣ:-- мы ѣдемъ съ женой на базаръ въ Верденъ съ провизіей для храбрыхъ патріотовъ, которыхъ эти черти-пруссаки оставили ни съ чѣмъ.

-- Отлично, товарищъ, можешь ѣхать,-- сказалъ крестьянинъ, довѣрившись жаргону кучера и отнимая ружье.

Божаръ не заставилъ повторять себѣ разрѣшеніе и поѣхалъ рысью.

Хотя всѣ эти тревоги и леденили кровь въ его жилахъ, тѣмъ не менѣе даже среди этихъ опасностей онъ испытывалъ неизъяснимое блаженство отъ этого опаснаго путешествія рядомъ съ канониссой. Радостное ощущеніе прикосновенія ея плеча, пожатіе руки украдкою отъ кавалера и г-жи де-Ронъ, которые дремали подъ навѣсомъ, необходимость раздѣлить между собою послѣдній кусокъ хлѣба, стаканъ вина, изъ котораго они оба пили по очереди, всѣ эти мелочи дѣлали ихъ бѣгство по полямъ и лѣсамъ рядомъ блаженныхъ минутъ.

Дождь совсѣмъ прошелъ. Туманъ понемногу поднимался надъ лѣсомъ, на половину уже обнажившимся отъ листьевъ, щебетаніе ласточекъ, едва виднѣвшихся въ облакахъ, неслось сверху, какъ звонкій дождикъ. При слабомъ свѣтѣ окружающая мѣстность сливалась въ одни неясные цвѣта: блѣдно-желтыхъ сжатыхъ полей, зелено-пепельной воды и красно-желтыхъ-буковыхъ рощъ. Эти осеннія краски, нѣжныя и въ то же время грустныя, соотвѣтствовали мыслямъ и чувствамъ обоихъ путниковъ, ихъ тоскливому и тревожному настроенію и кратковременнымъ радостямъ ихъ любви. Они говорили между собою, какъ бы боясь нарушить мимолетное счастье, которое на минуту остановилось надъ ними, какъ мотылекъ съ вѣчно трепещущими крылышками, зато ихъ взоры встрѣчались постоянно, и эти горячія встрѣчи повергали ихъ въ безконечное блаженство.

Когда повозка въѣхала уже въ глубь лѣса и опасность встрѣтить враговъ стала меньше, г-жа де-Ронъ съ кавалеромъ вылѣзли изъ-подъ соломы и подняли навѣсъ, чтобы перевести духъ. Уединеніе влюбленныхъ было нарушено, и разговоръ, сдѣлавшись общимъ, вертѣлся на новомъ убѣжищѣ, куда Божаръ везъ своихъ друзей.

Ферма Шануа, расположенная въ глубинѣ лѣса Сульи, принадлежала съ давнихъ поръ семейству прокурора-синдика. Тамъ онъ и провелъ свое дѣтство. Фермеры прежде были слугами въ семьѣ Божаровъ. Аделина Ролэнъ выкормила Франсуа Божара, мужъ ея Коко Ролэнъ, славный старикъ скромнаго нрава, находившійся въ полномъ подчиненіи у жены, имѣлъ одинъ недостатокъ -- въ базарные дни онъ пилъ больше, чѣмъ надо. Двадцатилѣтняя дочь Зелія и сынъ, малый лѣтъ 35, помогали родителямъ обрабатывать землю. Всѣ четверо благоговѣли передъ прокуроромъ. Ихъ преданность и то обстоятельство, что ферма была спрятана въ самой глубинѣ лѣса, дѣлали изъ Шануа лучшее убѣжище для людей, которымъ нужно было скрыться. Божаръ прибавилъ къ старымъ постройкамъ домикъ, который долженъ былъ служить мѣстомъ сбора во время охоты и имѣлъ сообщеніе съ кухней фермы. Въ этой пристройкѣ было нѣсколько комнатъ и она какъ разъ подходила для трехъ лицъ, желающихъ уйти отъ любопытныхъ взоровъ рѣдкихъ посѣтителей фермы.

Пока Божаръ разсказывалъ о фермѣ, лѣсъ сталъ рѣже и дорога спускалась подъ уклонъ, откуда виднѣлась узкая воронкообразная долина. Мѣста, свободныя отъ деревьевъ, были заняты посадками, въ глубинѣ на лугу извивался ручеекъ, надъ пожелтѣвшими верхушками тополей выглядывали темныя крыши, надъ которыми вился голубоватый дымокъ.

-- Вотъ и Шануа,-- сказалъ канониссѣ прокуроръ-синдикъ.

Вскорѣ громкій лай собакъ возвѣстилъ близость фермы. И дѣйствительно, завернувъ за рядъ тополей, экипажъ черезъ широкія крытыя ворота въѣхалъ во дворъ. Стукъ колесъ и лай собакъ привлекли вниманіе Коко Ролэна, который и появился на кухонной лѣстницѣ съ засученными рукавами.

Это былъ человѣкъ лѣтъ шестидесяти, приземистый, крѣпкій, съ сѣрыми глазами, морщинистыми вѣками, красными губами и приплюснутымъ носомъ. При появленіи экипажа онъ приложилъ руку къ глазамъ, чтобы лучше разглядѣть пріѣзжихъ. Узнавъ прокурора, который сошелъ первымъ, онъ подбѣжалъ, размахивая руками.

-- Боже мой! Васъ ли я вижу, г. Божаръ? Радъ вамъ служить, господа... Эй, Аделина!..

Едва онъ крикнулъ, какъ появилась фермерша и кинулась въ объятія своего питомца.

-- Ахъ,-- вскричала она на своемъ провинціальномъ жаргонѣ,-- наконецъ-то я вижу васъ здѣсь, у себя. Боже мой, какъ долго я васъ не видѣла, дитя мое!.. Къ вашимъ услугамъ, господа. Милости просимъ обогрѣться.

Живая какъ порохъ, худая, такого же маленькаго роста, какъ и ея мужъ, Аделина Ролэнъ отличалась выпуклымъ упрямымъ лбомъ и живыми темными глазами. Губы ея постоянно улыбались изъ-подъ ситцеваго чепчика. Пока мужъ ея уводилъ лошадь въ конюшню, она стала просить гостей войти въ кухню.

Въ комнатѣ съ узкими, завѣшенными краснымъ ситцемъ окнами бросалась въ глаза большая печь, стѣнные часы, полки для посуды, четырехугольный столъ и въ углу кровать съ навѣсомъ, гдѣ спали супруги. Ихъ двое дѣтей, сидѣвшихъ за супомъ, бросили дожки и поднялись навстрѣчу гостямъ. Сынъ Евгеній, или, какъ его звали уменьшенно, "Нашъ Геній", не попалъ въ солдаты благодаря своей хромотѣ. Зелія была похожа на отца, у нея были чудные голубые глаза, толстый ротъ, а лицо ея было покрыто веснушками.

Аделина разставила стулья кругомъ камина, бросила въ него охапку хвороста, взяла съ полки тарелки, разставила ихъ на столѣ и въ радостномъ волненіи сказала скороговоркой:

-- Прошу подвигаться ближе къ огню, вы, навѣрно, порядкомъ намерзли... и ничего, вѣроятно, не ѣли съ утра?.. Зелія, бѣги скорѣе, возьми изъ курятника яицъ.

-- Подождите минутку!-- вставилъ Пожаръ, видя входящаго Коко Ролэна:-- такъ какъ вы всѣ, мои друзья, здѣсь въ сборѣ, то позвольте мнѣ вамъ объяснить причину моего пріѣзда сюда... Эти двѣ дамы и господинъ -- мои родственники... Бѣдствія войны заставляютъ ихъ скрываться, и я желалъ бы скрыть ихъ въ пристройкѣ... Аделина, надо сейчасъ же привести комнаты въ порядокъ... а теперь слушайте меня всѣ хорошенько: что бы ни случилось, никто не долженъ знать о ихъ пребываніи здѣсь, поэтому прошу васъ удалять отсюда всѣхъ любопытныхъ и болтливыхъ. Могу ли я разсчитывать на васъ?

-- Не бойтесь, мой сынокъ,-- вскричала пылко Аделина:-- вы можете на меня разсчитывать, всѣ мы будемъ молчать. Что касается Коко, у котораго иногда языкъ бываетъ длиненъ, если онъ промолвитъ слово лишнее -- въ жизни его больше не увижу! Слышишь ты?-- прибавила она, грозя мужу пальцемъ.

-- Замолчи, Аделина,-- возразилъ Коко, щуря свои маленькіе глазки:-- тебѣ нечего меня учить скромности, хитеръ будетъ тотъ, кто заставитъ меня сказать то, чего я не захочу.

-- Ну, ладно, ладно, доброе предостереженіе чего-нибудь да стоитъ.

Во время завтрака Аделина приготовила комнаты въ пристройкѣ. Черезъ полчаса она пришла сказать, что все готово, и проводила гостей въ ихъ убѣжище.

"Нашъ Геній" ушелъ въ поле, Зелія помогала матери; Пожаръ остался одинъ съ Коко.

Старикъ казался озабоченнымъ и, ворочая угли, задавалъ своему хозяину пытливые вопросы:

-- Итакъ, г. Пожаръ, эти дамы ваши родственницы?

-- Да -- Не со стороны ли покойнаго отца?

-- Нѣтъ.

Тонъ, которымъ прокуроръ-синдикъ ему отвѣчалъ, не поощрялъ къ дальнѣйшимъ разспросамъ, но Коко отъ этого не унимался.

-- Г-нъ Пожаръ,-- сказалъ онъ: -- кажется, конвентъ не шутитъ съ бывшими дворянами, знаете ли вы послѣдній законъ объ эмигрантахъ?

Получивъ отрицательный отвѣтъ, онъ вынулъ изъ кармана газету и продолжалъ:

-- Вы разбираете печатное, такъ взгляните на это... Для меня это тарабарщина, но мнѣ говорили, что этотъ декретъ караетъ смертью эмигрантовъ, которые возвратятся во Францію... Мэръ изъ Е ульи предполагаетъ даже, что и тѣ, кто даетъ имъ пріютъ, рискуютъ своей головой.

Божаръ взялъ въ руки газету и быстро пробѣжалъ ее. Онъ узналъ, что по предложенію Бизо, поддержанному Дантономъ, конвентъ изгонялъ на вѣчныя времена эмигрантовъ изъ предѣловъ республики.

-- Гмъ!..-- продолжалъ Коко, пока прокуроръ-синдикъ оканчивалъ чтеніе.-- Это нагнало на васъ страха, г. Божаръ?

Франсуа понялъ, къ чему клонились намеки фермера, и, смотря ему прямо въ глаза, произнесъ рѣзко:

-- Коко, вы забываете, что домикъ въ Шануа принадлежитъ мнѣ, и если я въ немъ помѣщу моихъ друзей, то отвѣтственность за это падаетъ на меня. При томъ эти дамы, которымъ я его отдаю, не эмигрантки. Будьте покойны и не бойтесь того, чего нѣтъ.

Онъ вынулъ изъ портфеля связку ассигнацій и, протягивая ихъ Коко, сказалъ:

-- Вотъ вамъ на покрытіе расходовъ, которые вызоветъ нашъ пріѣздъ.

Послѣ нѣкотораго сопротивленія фермеръ рѣшился спрятать ассигнаціи въ свой карманъ, отвѣчая хвастливо:

-- Мнѣ бояться?.. Извините, я не боюсь ничего, г. Божаръ... Это я сказала^ для вашей же пользы, но разъ эти лица здѣсь, знайте, что они будутъ въ безопасности.

-- Отлично. Дай Богъ!

Старикъ ушелъ въ конюшню дать корма скотинѣ, а Франсуа, оставшись одинъ, вышелъ, въ свою очередь. Онъ прогуливался около домика, пока дамы и кавалеръ отдыхали отъ усталости и пережитыхъ ночью тревогъ. Декретъ возбудилъ въ немъ новыя опасенія. До сихъ поръ онъ разсчитывалъ поѣхать въ Парижъ и оправдаться тамъ, но теперь, зная, что законъ о смертной казни виситъ каждую минуту надъ головой Гіацинты, онъ не чувствовалъ себя въ силахъ оставить эту мѣстность и разстаться съ канониссой на нѣсколько мѣсяцевъ. Весьма возможно, что комитетъ общественной безопасности лишитъ его свободы, а слѣдствіе будетъ тянуться безконечно. Въ это время могутъ узнать Гіацинту и посадить ее въ тюрьму. И онъ ничего этого не будетъ знать! Нѣтъ, сердце его дрогнуло отъ одной мысли оставить ее. Не лучше ли самому остаться и быть готовымъ защищать ее?

Не переставая обдумывать оба эти предположенія, онъ шелъ тихими шагами по саду, который тянулся сзади домика. Этотъ заборъ доходилъ до самой опушки лѣса и былъ ему знакомъ съ ранняго дѣтства. Эти аллеи съ прямыми углами распланировалъ его отецъ, онъ же насадилъ и эти вязы. Франсуа зналъ всѣ закоулки сада, кусты, фруктовыя деревья, обросшія мхомъ, и солнечные часы посреди сада. Тихая грусть охватила его при мысли, что Гіацинта будетъ каждый день прогуливаться въ этомъ саду, гдѣ онъ такъ много оставилъ своего я, и вдругъ мысль о разлукѣ съ канониссой больно сжала его. сердце. Видъ падающихъ листьевъ, завядшихъ цвѣтовъ, лужковъ, усыпанныхъ остатками сухихъ вѣтокъ, всѣ эти признаки того, что свѣтлые дни уже миновали, усилили тягостное чувство предстоящей разлуки и вызвали слезы на его глаза.

Онъ услышалъ легкіе шаги позади себя и увидѣлъ канониссу. На ней былъ еще крестьянскій чепчикъ, изъ-подъ котораго выбивались ея золотистые кудри. Скабіозы, цвѣты траура и поздняго сезона, красовались у ея пояса. Она сразу замѣтила волненіе Пожара.

-- О чемъ вы думаете, мой другъ?-- спросила она, пожимая ему руку.

-- О васъ,-- отвѣтилъ онъ: -- о вашемъ пребываніи въ этой глуши, гдѣ я выросъ и гдѣ былъ бы счастливъ жить съ вами! Увы! въ то самое время, когда я могъ бы жить около васъ, я долженъ съ вами разстаться.

-- Разстаться?.. Такъ скоро?.. Я понимаю, вы стремились въ Парижъ, чтобы себя оправдать?

-- Нѣтъ, я поѣду туда не раньше, чѣмъ удостовѣрюсь въ вашей безопасности, до тѣхъ поръ я не оставлю этой мѣстности. Я скроюсь въ окрестностяхъ.

-- Почему же не здѣсь... не съ нами?

-- Потому, что я подвергся самъ проскрипціи и, оставаясь здѣсь, я рискую привлечь вниманіе и на это единственное мѣсто, гдѣ вы можете быть въ безопасности. Не надо наводить моихъ враговъ на мысль искать меня здѣсь, и моимъ первымъ дѣломъ послѣ разлуки съ вами будетъ направить ихъ на ложный слѣдъ. Не бойтесь за меня, я найду вблизи васъ пристанище, откуда буду извѣщать васъ о себѣ и буду получать извѣстія о васъ.

-- Увы! сколько несчастья принесла вамъ моя дружба, къ какимъ опасностямъ она приводитъ васъ!

-- Не стоитъ говорить объ этомъ!.. Я перенесу мужественно всѣ испытанія, если буду знать, что вы помните обо мнѣ.

-- Всѣ мои мысли съ этой минуты будутъ о васъ!..

-- Правда?..

-- Клянусь вамъ!..

-- Позвольте же, Гіацинта, просить васъ объ одной милости... Намъ предстоитъ долгая разлука, и, быть можетъ, жестокія испытанія... Позвольте мнѣ по крайней мѣрѣ разстаться съ вами въ увѣренности, что вы моя, такъ же, какъ и я принадлежу вамъ...

Она взглянула на него своими большими удивленными глазами, въ которыхъ выражался вопросъ.

-- Конечно, мы не можемъ дать клятву вѣрности передъ алтаремъ или гражданскою властью, но обручимся духовно передъ лицомъ этого темнаго неба и этихъ лѣсовъ, которые я такъ люблю, Поклянемся въ вѣрности другъ другу до гробовой доски. Дайте мнѣ вашу руку, Гіацинта, и, если вы меня любите, скажите, что отдаете ее безъ сожалѣнія.

-- Вотъ она, другъ мой, я подаю ее вамъ отъ всего сердца.

Въ порывѣ нѣжнаго чувства она прижалась къ его груди.

Онъ обнялъ ее.

-- Гіацинта, я люблю тебя безумно!

-- Что за несчастная у васъ невѣста!.. Но какъ ни бѣдно мое приданое, я его вамъ даю съ радостью и горжусь тѣмъ, что принадлежу вамъ!

Онъ сжалъ ее еще нѣжнѣе въ своихъ объятіяхъ и подъ сѣрымъ небомъ, среди увядшихъ и падающихъ листьевъ, ихъ уста слились въ долгомъ обручальномъ поцѣлуѣ. Легкій шорохъ заставилъ ихъ обернуться, и они увидѣли Аделину Ролэнъ, которая стояла въ нѣсколькихъ шагахъ отъ нихъ въ недоумѣніи и смущеніи. Добрая женщина пришла въ садъ за капустой къ обѣду и, помимо своего желанія, стала свидѣтельницей объясненія своихъ гостей.

-- Извините меня...-- пробормотала она въ смущеніи, стараясь, уйти.

-- Нѣтъ, останься!-- сказалъ внушительно Божаръ:-- ты здѣсь не лишняя. Ты меня вскормила своимъ молокомъ, Аделина, и я до нѣкоторой степени твое дитя!

Онъ схватилъ руку канониссы.

-- Вотъ моя невѣста,-- прибавилъ онъ: -- она моя жена по сердцу, и когда настанутъ времена поспокойнѣе, она будетъ моей женой по закону. Я ее оставляю на твоемъ попеченіи, позаботься о ней, какъ бы обо мнѣ самомъ, ея жизнь дороже моей собственной.

-- Ахъ, дитя мое,-- вскричала Аделина Ролэнъ, утирая передникомъ слезы:-- будьте покойны, скорѣе пройдутъ по моему трупу, чѣмъ упадетъ волосъ съ головы ея. Пресвятая Матерь Божія! какъ она хороша и какъ я буду молиться за ваше счастье!

-- Спасибо, кормилица, а теперь пошлите мнѣ пообѣдать въ домикѣ. Въ послѣдній разъ пообѣдаю съ этими дамами и сегодня же вечеромъ уѣду.

IV.
Зимніе дни.

Несмотря на свое отвращеніе къ военной службѣ, Юліусъ-Юніусъ Ренаръ не могъ избѣжать набора, объявленнаго послѣ прибытія Дюмурье въ Аргонъ. Отправленный съ другими рекрутами Мааса и Ардона въ Шарлевиль, здѣсь онъ провелъ недурно четыре мѣсяца, развлекаясь въ казармахъ писаніемъ писемъ, въ которыхъ изображалъ себя новымъ Овидіемъ въ изгнаніи у сарматовъ.

"Я терплю много горя,-- писалъ онъ Жилотъ: -- испытываю бездну лишеній, мнѣ кажется, что снисхожу въ преисподнюю всякихъ бѣдствій".

Эти малодушныя жалобы тронули Нанину. Она сама не такъ легко падала духомъ, какъ ея любовникъ. Со свойственнымъ ей чутьемъ она угадала, что прежняя департаментская администрація не переживетъ законодательнаго собранія, и приготовилась воспользоваться будущимъ политическимъ движеніемъ, съ цѣлью добиться освобожденія Ренара.

Дѣйствительно, лишь только собрался конвентъ и была провозглашена республика, сейчасъ же приступили къ реформѣ мѣстной администраціи. Нанина дѣйствовала такъ ловко, что 24 сентября 1792 года, съ выборомъ новаго генеральнаго совѣта департамента Мааса, Ренаръ былъ избранъ секретаремъ департамента. Слѣдовательно, этому честному патріоту не было больше повода томиться въ казармахъ Шерлевиля. Дѣла администраціи требовали его присутствія въ Варъ-сюръ-Орненъ. Дюмурье уважилъ просьбу директоріи и вернулъ генеральному совѣту этого солдата, тѣмъ болѣе, что начальство признало его негоднымъ къ военной службѣ.

Очутившись у дѣлъ, Ренаръ ловко провелъ въ совѣтъ своихъ пріятелей и сдѣлался тамъ полнымъ воротилой. Благодаря его апломбу и неистощимому краснорѣчію, онъ рѣшалъ дѣла, какъ ему было угодно. Дѣлами администраціи онъ занимался мало, но зато былъ въ постоянномъ сношеніи съ обществомъ якобинцевъ и съ главными политическими дѣятелями Горы. Его считали личнымъ другомъ Максимиліана Робеспьера и боялись его.

Въ октябрѣ конвентъ прислалъ въ Маасскій округъ делегата Во съ порученіемъ принять энергичныя мѣры для прекращенія всякихъ сношеній между внутренними заговорщиками и внѣшними врагами.

Передъ отъѣздомъ изъ Парижа Во былъ у якобинцевъ, которые ему указали на Ренара, какъ на молодого человѣка, всецѣло преданнаго революціи. Первымъ человѣкомъ, котораго онъ увидѣлъ, слѣзая съ почтовой повозки, былъ Ренаръ, стоявшій у дверецъ экипажа съ подобострастнымъ видомъ. Онъ явился, по его словамъ, отъ имени своихъ коллегъ привѣтствовать пріѣздъ депутата Горы и подкрѣпить себя личными сношеніями съ настоящимъ санкюлотомъ. Бо былъ польщенъ усердіемъ и подобострастіемъ этого яраго якобинца и скоро подпалъ совсѣмъ подъ его вліяніе. Въ этотъ же вечеръ Ренаръ пригласилъ его отужинать у Жилотъ. Свободныя манеры и привлекательная внѣшность Нанины, ея острый умъ и вызывающее лицо окончательно покорили депутата. Возбужденный виномъ и плотнымъ обѣдомъ, онъ увлекся Наниной и даже нашелъ, что она много выше умомъ и красотой, "чѣмъ эта нелѣпая гражданка Роланъ". Однимъ словомъ, къ концу недѣли Ренаръ сдѣлался правой рукой члена конвента Бо; депутатъ исполнялъ его указанія, поручилъ ему редактировать свои донесенія, называлъ его офиціально своимъ делегатомъ, и въ началѣ декабря они вмѣстѣ поѣхали въ Верденъ, гдѣ Бо долженъ былъ познакомиться съ настроеніемъ умовъ и о результатѣ доложить конвенту.

Роль проконсула въ миніатюрѣ льстила тщеславію Ренара. Онъ ликовалъ, когда, во время ихъ проѣзда въ почтовой каретѣ по деревнямъ и городкамъ, національная гвардія выстраивалась шпалерами и провожала ихъ шумными криками. Какъ оселъ, везущій на себѣ мощи, Юліусъ-Юніусъ большую часть этихъ возгласовъ принималъ на свой счетъ. Онъ гордо сидѣлъ рядомъ съ своимъ патрономъ, подражая ему въ костюмѣ и дѣловитой осанкѣ. Онъ носилъ, какъ и тотъ, трехцвѣтный поясъ и саблю черезъ плечо крестообразно и украсилъ шляпу кокардою національныхъ цвѣтовъ.

Въ такомъ видѣ предстали они однажды утромъ передъ Божаромъ, который замѣтилъ ихъ изъ слухового окна въ амбарѣ. Бывшій прокуроръ-синдикъ вздрогнулъ, узнавъ рядомъ съ депутатомъ конвента молодого Ренара, который былъ его заклятымъ врагомъ, и подозрѣвая, что они оба ѣдутъ по направленію къ Сульи. Онъ вспомнилъ, съ какой дикой ненавистью преслѣдовалъ канониссу этотъ племянникъ священника изъ Шалада. Этотъ ярый якобинецъ былъ злопамятенъ, и если бы въ настоящую минуту ему удалось только открыть убѣжище Гіацинты, онъ показалъ бы себя такимъ жестокимъ и мстительнымъ, какъ никогда, и на этотъ разъ Божаръ не имѣлъ бы даже возможности спасти ее.

Покинувъ Шануа, Франсуа сначала отправился въ Верденъ, гдѣ онъ посѣтилъ своего стараго коллегу Жоржа. Этотъ послѣдній принялъ его дружески, но прямо заявилъ ему, что, не будучи увѣренъ въ членахъ своей семьи, онъ не можетъ оказать ему гостепріимство. Вечеромъ Божаръ вновь пустился на поиски себѣ убѣжища. Въ этой части департамента у него было немало друзей, но чувство самосохраненія и страха охладило сердца и ослабило самые нѣжныя узы дружбы.

Тогда-то Божару пришлось узнать непріятности полной треволненій жизни изгнанника, страхъ ночныхъ похожденій въ поискахъ за ненадежнымъ угломъ, пребываніе подъ дождемъ въ ожиданія пріюта, который хозяева даютъ неохотно, а иногда и отказываютъ безжалостно; лихорадочные, безпокойные сны подъ открытымъ небомъ въ какой-нибудь лачугѣ башмачника или подъ сводомъ кирпичныхъ сараевъ, необходимость укрываться по разнымъ угламъ, гдѣ нужно бояться собственныхъ шаговъ и сдерживать желаніе чихнуть, испугъ малодушныхъ друзей, которые предлагаютъ ночью же удалиться отъ нихъ и, отказавъ въ пріютѣ, подло бѣгутъ тутъ же съ доносомъ.

Иногда онъ, измученный, изнуренный, падалъ на краю дороги. Мало-по-малу на той степени изнуренія, когда нѣтъ болѣе силъ двигаться и только неотступно преслѣдуетъ мысль, какъ бы поскорѣе покончить съ собою, у него явилось было намѣреніе пойти къ жандармамъ и выдать себя. Но дорогое воспоминаніе о скрытой въ Шануа Гіацинтѣ, для которой онъ былъ единственной защитой, боготворимый имъ образъ той, которую онъ любилъ, какъ свою жену, удерживали его отъ этого отчаяннаго рѣшенія и придавали ему новую энергію.

Между тѣмъ канонисса на фермѣ Ролэновъ мало-по-малу оправлялась отъ пережитыхъ волненій. Спокойная, правильная деревенская жизнь произвела на ея вѣчно вспугнутое воображеніе успокаивающее дѣйствіе. Только неизвѣстность о судьбѣ Божара нарушала это полное спокойствіе. Посторонніе люди заходили въ Шануа очень рѣдко, въ особенности въ это время года. Если случайно туда заходилъ какой-нибудь крестьянинъ изъ Рекура или Судьи съ провизіей, то Зелія, работавшая въ полѣ, замѣчала его еще на опушкѣ лѣса и предупреждала о его приходѣ пѣсенкой, служившей сигналомъ, чтобы эмигранты скорѣе прятались въ домикъ и закрывались ставнями. Г-жа де-Ронъ, впрочемъ, всегда охотно запиралась въ своей комнатѣ, предпочитая ея уединеніе толкотнѣ въ столовой. "Нашъ Геній", Зелія, Аделина и въ особенности Коко Ролэнъ казались старой дамѣ слишкомъ вульгарнымъ обществомъ, и ихъ разговоры скоро ей надоѣдали. Кавалеръ раздѣлялъ ея отвращеніе, но, не имѣя силъ сидѣть въ одиночествѣ, упорно предпринималъ безконечныя прогулки въ лѣсу. У него была одна опасная страсть. Если онъ шелъ по какой-нибудь тропинкѣ, то, охваченный какимъ-то дѣтскимъ любопытствомъ, онъ непремѣнно доходилъ до ея конца и потому нерѣдко возвращался поздней ночью, когда въ домѣ уже начинали думать, что онъ или упалъ въ какую-нибудь яму, или его схватили жандармы. Гіацинта чаще всего проводила дни съ Аделиной. Ее влекла особенная симпатія къ этой бодрой маленькой женщинѣ, рѣзвой, какъ коза, съ ея золотымъ сердцемъ и прямымъ характеромъ.

Она съ удовольствіемъ слѣдила за ея хлопотами по кухнѣ. Думая всегда только о другихъ, всегда въ движеніи, Аделина бѣгала отъ печки къ спальнѣ, гдѣ за длинными краснаго ситца занавѣсками возвышалась постель супруговъ. Чистя овощи или снимая сливки съ жирнаго молока, она болтала, не скупясь на острыя словечки и съ неутомимымъ жаромъ. Божаръ былъ постояннымъ предметомъ ихъ безконечныхъ разговоровъ.

Гіацинта слушала и разспрашивала ее безъ устали. Картинныя и вдохновенныя описанія бодрой женщины вызвали передъ ея глазами образъ Божара съ задумчиво печальнымъ, серьезнымъ и нѣжнымъ выраженіемъ лица. Иногда въ самый разгаръ воспоминаній вдругъ наступало безмолвіе. Глаза обѣихъ женщинъ наполнялись слезами, страхъ за него сжималъ ихъ сердца, и онѣ тихо спрашивали другъ друга, гдѣ находится и по какой дорогѣ бродитъ теперь тотъ, о комъ постоянно съ такой нѣжной настойчивостью онѣ бесѣдовали.

-- Ахъ, бѣдное дитя мое,-- вздыхала Аделина:-- столько развелось теперь злыхъ людей, какъ бы не случилось съ нимъ какой бѣды!

-- Скоро мѣсяцъ, какъ онъ уѣхалъ отъ насъ,-- продолжала Гіацинта:-- а мы не имѣемъ объ немъ никакихъ вѣстей. Это меня пугаетъ.

Однажды вечеромъ Коко Ролэнъ вернулся съ базара навеселѣ. Глаза его блестѣли, онъ болталъ громко и съ увлеченіемъ.

Аделина безпокойно поглядывала на него, догадавшись по веселымъ шуточкамъ и сдвинутой на бокъ шапкѣ, что его говорливость происходитъ отъ того, что онъ слишкомъ засидѣлся въ кабачкѣ "Coq Hardi".

-- Нечего и спрашивать, откуда ты вернулся,-- сказала она, грозя мужу пальцемъ:-- ты выпилъ больше, чѣмъ это тебѣ полагается.

-- Э... э..-- промычалъ, заикаясь, старикъ,-- ты ошибаешься, Аделина!..

-- Ладно, глаза-то у меня не въ карманѣ вѣдь. Я вижу хорошо и по твоему носу, что ты былъ въ кабакѣ.

-- Какъ можно такъ говорить? Я только присѣлъ тамъ на минуту, чтобы выпить наперстокъ съ Дуду, чтобы согрѣться да узнать новости.

-- И что же вы узнали, Ролэнъ?-- спросила Гіацинта съ сердечнымъ трепетомъ.

-- О!-- отвѣтилъ фермеръ, щуря свои маленькіе глазки,-- вещи, которыя не всѣмъ придутся по вкусу. Во-первыхъ, конвентъ отдалъ годъ судъ Людовика Капета...

-- Что?..-- высокомѣрно вскричала канонисса:-- вы забываетесь, Ролэнъ!

-- Извините,-- пролепеталъ фермеръ:-- я хотѣлъ сказать... Людовика XVI.

-- Надо было,-- пролепетала свирѣпо Аделина,-- напиться какъ губка, чтобы говорить подобнымъ образомъ. Не перекривился бы у тебя ротъ, если бъ ты выражался почтительнѣе о королѣ.

У Гіацинты не было даже силъ негодовать. Она сидѣла неподвижно, блѣдная, опустивъ голову и сложивъ на колѣняхъ руки. Итакъ, народъ дошелъ до крайнихъ предѣловъ безумія; онъ таскалъ по судамъ своего короля, какъ простого преступника. Можетъ быть, былъ уже и эшафотъ, и внукъ Людовика XIV подвергнется участи Карла I, короля англійскаго. Почва уходила изъ-подъ ея ногъ, и она уже предчувствовала свою гибель. Безчувственная, съ омертвѣвшимъ умомъ, она не слушала Коко Ролэна, который продолжалъ болтать о новостяхъ, слышанныхъ въ кабачкѣ "Coq Hardi"...

-- Конвентъ послала, въ Верденъ одного изъ своихъ представителей, гражданина Бо, настоящаго санкюлота. Онъ теперь задаетъ всѣмъ этимъ такъ называемымъ аристократамъ, которые пировали съ пруссаками, и, конечно, аристократамъ теперь надо держать ухо востро...

-- Имъ легче будетъ держать ухо востро, чѣмъ тебѣ, во всякомъ случаѣ,-- отвѣтила съ бѣшенствомъ Аделина:-- убирайся лучше отсюда и проспись... Мнѣ стыдно имѣть мужа, который не умѣетъ себя держать внѣ дома.

Едва онъ ушелъ, она, несмотря на это, постаралась оправдать его передъ канониссой.

-- Онъ недурной человѣкъ,-- сказала она:-- но когда выпьетъ, то не отстаетъ отъ компаніи и языка, его слишкомъ быстро ворочается... вотъ это послѣднее обстоятельство меня очень безпокоитъ.

Вскорѣ послѣ этого случая погода перемѣнилась, дождь смѣнился сильными холодами, затѣмъ выпалъ снѣгъ. Густой слой снѣга покрылъ поля, сравнялъ дороги, засыпалъ деревья и отдѣлила, Шануа отъ окружающихъ деревень.

Въ продолженіе двухъ недѣль, благодаря снѣгу, дѣлающему дороги непроходимыми, гости Аделины жили въ полной безопасности. Потомъ небо прояснилось, морозъ скрѣпилъ дороги, и сообщеніе возстановилось.

Однажды утромъ, въ то время, когда Аделина занималась одна въ кухнѣ, кто-то постучалъ въ дверь, и переда, ней предсталъ въ открытыхъ, дверяхъ незнакомый молодой человѣкъ, одѣтый въ фуфайку и мѣховую шапку. Лицо его внушало довѣріе. Таинственнымъ голосомъ она, спросилъ:

-- Эта ли ферма гражданина Божара?

-- Да,-- отвѣтила осторожно Аделина: -- но самого Божара здѣсь нѣтъ.

-- Я не сомнѣваюсь въ этомъ,-- возразилъ онъ съ довѣрчивой улыбкой:-- такъ какъ я пришелъ отъ него. Вы ли Аделина Ролэнъ, его кормилица?

-- Можетъ быть, но кто мнѣ поручится, что вы приходите отъ него?

-- Вотъ это,-- сказалъ молодой человѣкъ, доставая записку изъ кармана:-- это письмо отъ гражданина Божара, которое я долженъ вручить только Аделинѣ Ролэнъ.

-- Давайте сюда скорѣе!-- вскричала нетерпѣливо Аделина,-- и войдите обогрѣться!

Она взяла письмо, перевернула его съ видомъ человѣка, который не умѣетъ читать, и рѣшилась прибѣгнуть къ помощи Зелій, которая была въ школѣ и умѣла читать.

Надпись гласила: "Аделинѣ Ролэнъ, для передачи моей женѣ". Въ то время, какъ Зелія угощала посланнаго обѣдомъ, Аделина побѣжала въ домикъ и сунула письмо въ руку канониссы. Черезъ часъ она вернулась обратно съ запиской, которая была написана наспѣхъ карандашомъ.

-- Вотъ отвѣтъ, мой милый,-- сказала она шопотомъ:-- спрячьте ее получше въ карманъ и скажите тому, кто васъ прислалъ, что онъ можетъ положиться на Аделину и что здѣсь о немъ думаютъ денно и нощно.

Согрѣвшись отъ хорошаго угощенія, посланный исчезъ такъ же незамѣтно, какъ и явился. А канонисса, вся блѣдная отъ волненія, перечитывала съ трепетомъ письмо Божара.

"Моя обожаемая Гіацинта,-- писалъ онъ,-- наконецъ-то я нашелъ себѣ убѣжище, гдѣ могу безопасно выжидать хода событій. Скитаясь, какъ бродяга, въ теченіе нѣсколькихъ недѣль, я наконецъ нашелъ для себя убѣжище, гдѣ я буду удобно укрываться, такъ такъ никто не догадается искать меня тамъ. Однажды ночью я постучался въ двери главнаго привратника стариннаго замка, гдѣ засѣдаетъ генеральный совѣтъ. Этотъ привратникъ Юліусъ Кюрель, старый слуга моихъ родителей, который благодаря мнѣ и поступилъ въ департаментъ и занимаетъ тамъ съ женой и сыномъ отдѣльныя помѣщенія. Я былъ увѣренъ въ преданности этого честнаго человѣка. Когда я постучалъ въ двери департамента, онъ открылъ мнѣ ее самъ. Въ немногихъ словахъ я ему разсказалъ обо всемъ и спросилъ его, можетъ ли онъ меня укрыть на нѣсколько недѣль. Онъ впустилъ меня къ себѣ и, посовѣтовавшись съ женой, которая меня боготворитъ, устроилъ меня въ комнатѣ, служащей складомъ вещей и смежной съ ихъ комнатой. Дверь, ведущая къ этому убѣжищу, давно уже была заставлена шкапомъ, который былъ отодвинутъ въ одну минуту. Кюрель поставилъ тамъ кровать, и вотъ я почти двѣ недѣли безвыходный гость этого мрачнаго угла, куда входъ на день заставляется дубовымъ шкапомъ.

"Въ этомъ заточеніи, гдѣ ночь царствуетъ 18 часовъ, единственное мое занятіе и счастіе -- думать о тебѣ, моя дорогая. Я мечтаю о пережитыхъ вблизи тебя радостяхъ и о тѣхъ, которыя насъ ждутъ впереди. Совѣтую тебѣ быть чрезвычайно осторожной, такъ какъ самое важное для насъ это -- выиграть время. Я здѣсь хорошо укрытъ и обдумываю, какъ спасти тебя и остальныхъ. У меня здѣсь есть кое-какія связи и я разсчитываю получить для васъ паспортные бланки на выѣздъ за границу. А пока береги себя, думай обо мнѣ и люби меня такъ, какъ я люблю тебя. Отвѣть мнѣ съ этимъ же посланнымъ -- это сынъ моего хозяина, и успокой меня поскорѣе насчетъ своего здоровья и безопасности. Особенно побольше сиди въ пристройкѣ и посовѣтуй кавалеру такъ же, какъ и теткѣ, вести себя съ величайшей осторожностью. Якобинцы всюду выслѣживаютъ эмигрантовъ. Юліусъ-Юніусъ Ренаръ въ настоящее время рыщетъ въ окрестностяхъ Вердена. Отъ этого человѣка съ мстительной низкой душей и инстинктами сыщика можно ожидать всего. Будь увѣрена, дорогая моя, что ты единственная голубая полоса на моемъ бурномъ и грозномъ небѣ и что жизнь безъ тебя для меня немыслима".

V.
Коко Ролэнъ.

Предчувствіе не обмануло Божара. Пребываніе въ Верденѣ вмѣстѣ съ депутатомъ Бо разбудило злобныя воспоминанія въ душѣ Ренара. Съ самаго пріѣзда, доносы мѣстныхъ якобинцевъ указывали делегату на дружбу бывшаго прокурора-синдика съ канониссой и на ея политическую роль при прусскомъ принцѣ. Неизвѣстность мѣста пребыванія этихъ двухъ бѣглецовъ на нѣкоторое время отсрочила его мщеніе. Онъ предполагалъ, что они перешли границу вслѣдъ за союзными войсками, и уже отчаялся ихъ поймать. Но предпринятая имъ поѣздка въ Дамвильеръ разубѣдила его въ этомъ. Президентъ мѣстнаго клуба разсказалъ ему о засадѣ, которая была устроена въ Манджіенскомъ лѣсу, и о задержаніи кареты съ тремя эмигрантами. Далѣе онъ разсказалъ, что арестованные были доставлены прокурору коммуны, но при благосклонномъ участіи Божара исчезли ночью. Описаніе наружности молодой эмигрантки и ея двухъ компаньоновъ не оставляло на этотъ счетъ никакого сомнѣнія. Это была Гіацинта д'Эризель, которая, очевидно, скрылась подъ охраной бывшаго члена учредительнаго собранія.

Ренаръ продолжалъ усердно свои поиски и напалъ на слѣдъ, указывавшій, что канонисса и ея другъ уѣхали въ Шарни. Подстрекаемый этимъ открытіемъ, онъ пошелъ по слѣду дальше и узналъ, что Божаръ перешелъ Варенъ. Доносы ложныхъ друзей, отказавшихъ изгнаннику въ убѣжищѣ, указывали вмѣстѣ съ тѣмъ, что онъ былъ въ Клермонѣ и Бозе. Но онъ туда вернулся одинъ, слѣдовательно, онъ долженъ былъ оставить Гіацинту гдѣ-нибудь въ этой мѣстности. Ренаръ сначала думалъ о Фуръ-о-Муанѣ и, вытребовавъ отрядъ національной гвардіи, тщетно обыскивалъ стеклянный заводъ, не обращая вниманія на протесты Гертруды де-Сентъ-Андре. Взбѣшенный неудачей, онъ вернулся изъ Клермона въ Бозе и однажды явился въ Сульи, гдѣ кто-то видѣлъ бывшаго генеральнаго прокурора. Мэръ и мировой судья, которыхъ онъ къ себѣ потребовалъ, увѣряли всѣмъ святымъ, что гражданинъ Божаръ не ступалъ ногой въ Сульи.

-- Во-первыхъ,-- заявилъ мэръ,-- всѣ бы это знали, такъ какъ онъ былъ бы замѣтенъ здѣсь такъ же, какъ бѣлый волкъ. Онъ здѣсь родился, выросъ въ Шануа, гдѣ у него даже своя ферма.

-- Вотъ какъ! у него невдалекѣ отсюда есть ферма?-- замѣтилъ Ренаръ, для котораго это было цѣлымъ открытіемъ.

-- Да, въ чащѣ лѣса... но искать тамъ значитъ напрасно трудиться... я увѣренъ, что его тамъ нѣтъ,-- подтвердилъ мэръ:-- тѣмъ болѣе, что недѣлю тому назадъ я былъ въ Шануа и видѣлъ только фермера съ семьей.

Ренаръ качалъ головой, думая: "Возможно, что Божара тамъ и нѣтъ,-- онъ слишкомъ ловокъ и не будетъ прятаться въ собственномъ имѣніи, но возлюбленную свою онъ могъ помѣстить туда".

-- Какъ зовутъ фермера изъ Шануа?

-- Коко Ролэнъ. Впрочемъ,-- прибавилъ судья,-- завтра базарный день, и Коко привезетъ на рынокъ деревенскіе продукты; если вы желаете его видѣть, мы его вамъ приведемъ въ кабачокъ "Coq Hardi". Двумя или тремя рюмочками вина вы вытянете у него съ языка все, что вамъ угодно будетъ знать.

Ренаръ велѣлъ имъ держать языкъ за зубами и разстался съ ними.

На слѣдующій день около полудня мэръ ввелъ Коко Ролэна въ отдѣльную комнату кабачка, гдѣ Ренаръ доканчивалъ свой обѣдъ.

-- Вотъ Коко Ролэнъ, гражданинъ делегатъ,-- сказалъ представитель муниципальной власти -- представляю вамъ чистѣйшаго санкюлота, преданнаго вѣрнымъ принципамъ.

-- Что касается этого, то это вѣрно,-- подтвердилъ Коко, снимая шляпу.

Вытаращивъ глаза, онъ смотрѣлъ съ восторгомъ на безбородаго молодого человѣка въ голубомъ фракѣ и офиціальномъ шарфѣ, въ сапогахъ съ отворотами и клѣтчатыхъ трехцвѣтныхъ чулкахъ. Важный видъ и форма делегата внушали Коко Ролэну особенное почтеніе.

-- Хорошо, гражданинъ мэръ,-- отвѣтилъ Ренаръ отрывисто:-- оставь насъ, но не уходи далеко!.. Подойди-ка сюда, мой милый, продолжалъ онъ, обращаясь къ Ролэну сладкимъ голосомъ:-- я слышалъ о тебѣ, какъ о прямомъ патріотѣ, и хотѣлъ съ тобой познакомиться. Не выпьешь ли со мною рюмочку?..

-- Конечно,-- пробормоталъ Коко: -- въ такой волчій холодъ нельзя отказываться.

На столѣ стояли двѣ запыленныя бутылки и тарелки съ бисквитами. Ренаръ налилъ два стаканчика и одинъ изъ нихъ протянулъ крестьянину.

-- Садись и выпьемъ за республику. Какъ тебѣ нравится это вино?

Коко выпилъ, прищелкнувъ языкомъ.

-- Замѣчательное. Ласкаетъ горло точно бархатъ.

-- Въ такомъ случаѣ еще рюмочку... не стѣсняйся, бодрѣе вернешься домой... Далеко отсюда твоя ферма?

-- Самое большое одна миля,-- заявилъ Коко, опоражнивая стаканъ залпомъ. Глаза его блестѣли, а языкъ развязался.-- Впрочемъ, у меня здѣсь бричка, а кобыла летитъ какъ вѣтеръ. Разумѣется, ночевать мнѣ здѣсь не слѣдуетъ, такъ какъ Аделина не стерпитъ этого.

-- Это твоя жена?

-- Да, и самая лучшая изъ всѣхъ въ здѣшней мѣстности. Она работаетъ, какъ волъ.

-- Есть у тебя семья? Много васъ въ Шануа?

-- Достаточно,-- продолжалъ Коко, сдѣлавшись развязнымъ послѣ трехъ стакановъ вина:-- Аделина, во-первыхъ, "Нашъ Геній", мой сынъ, дочь Зелія и еще...

-- И еще кто?

-- Еще,-- пролепеталъ Коко, который понялъ, что сказалъ лишнее: -- да тутъ всѣ.

-- У вѣренъ ли ты въ этомъ?-- спросилъ строго делегатъ, всматриваясь въ него холодно и испытующе.

-- Гм...-- подумалъ Коко:-- этотъ дьяволъ знаетъ, пожалуй, больше моего... Тѣмъ хуже. Не подвергать же мнѣ себя непріятности!

-- Сейчасъ, подождите,-- сказалъ онъ быстро.-- Еще у насъ живетъ кузина жены, вдова, которую разорили пруссаки и которую мы пріютили у себя.

-- Какъ зовутъ твою кузину?

-- Ее зовутъ... Дезире,-- отвѣтилъ Коко послѣ минутнаго колебанія...

-- Этотъ человѣкъ хитрая каналья,-- подумалъ онъ:-- но я еще хитрѣе, онъ меня не поймаетъ...

Отъ тіокурскаго вина, которое Рснаръ усердно ему подливалъ, мысли его стали путаться. Онъ больше не соображалъ того, что говорилъ: почувствовавъ себя въ ударѣ, онъ самъ наслаждался своей смѣлостью.

-- Конечно,-- настаивалъ Ренаръ: -- весь твой домъ преданъ республикѣ?

-- За это я отвѣчаю. Посмотрѣлъ бы я, кто бы у меня позволилъ имѣть противореволюціонные взгляды... всѣ мы стоимъ за равенство и уважаемъ конвентъ. Наша Зелія выйдетъ замужъ только за санкюлота. "Нашъ Геній", если бъ мы его не удерживали, былъ бы каждый вечеръ въ клубѣ Судьи. Что же касается Аделины, то она ненавидитъ аристократовъ стараго режима. Однимъ словомъ,-- продолжалъ онъ, утирая себѣ губы:-- на 10 миль въ окружности нѣтъ семьи болѣе патріотичной, чѣмъ моя!

-- Отлично!-- воскликнулъ Ренаръ, чокаясь съ нимъ вновь,-- я восхищенъ тѣмъ, что ты мнѣ разсказалъ, и очень желалъ бы посѣтить твое жилище, гдѣ воздвигаютъ алтарь свободѣ и революціи. Не запряжешь ли свою повозку?

-- Да, гражданинъ делегатъ,-- отвѣтилъ Коко съ видомъ облегченія. Теперь, когда бутылка была пуста, онъ былъ радъ убраться поскорѣе домой.

-- Итакъ, я ѣду съ тобой. Хочу доставить себѣ удовольствіе посмотрѣть на семью истыхъ патріотовъ, привѣтствовать твою жену и расцѣловать дѣтей. Гражданинъ Ролэнъ, я постараюсь, чтобы конвентъ не забылъ тебя, и онъ уже позаботится о тебѣ. Иди, запрягай лошадь, я сейчасъ къ тебѣ выйду.

-- Но,-- возразилъ Роленъ свирѣпо,-- моя повозка слишкомъ тряска и не во гнѣвъ вамъ будетъ сказано, васъ здорово въ ней растрясетъ, гражданинъ!

-- Настоящій республиканецъ пренебрегаетъ удобствами и чувствуетъ себя хорошо всюду, гдѣ есть люди свободные. Сейчасъ я надѣну свой плащъ и буду къ твоимъ услугамъ.

Ренаръ вышелъ изъ комнаты и, отыскавъ мэра, сказалъ ему строгимъ тономъ:

-- Во имя закона приказываю тебѣ вооружить своихъ національныхъ гвардейцевъ, самыхъ ловкихъ. Когда я выѣду съ этимъ фермеромъ, ты ихъ поведешь самъ, безъ барабана и безъ музыки, къ границѣ Шануа, гдѣ и размѣстишь ихъ въ кустахъ, ожидая моихъ приказаній. Ты понялъ, не такъ ли? А теперь надо дѣйствовать осторожно и быстро: дѣло идетъ о твоей головѣ.

Четверть часа спустя Юліусъ-Юніусъ, закутанный въ свой длинный плащъ, ѣхалъ въ повозкѣ Коко. Тотъ, уже немного вытрезвившійся, стегалъ кобылу, какъ человѣкъ, желающій на другихъ сорвать свое дурное расположеніе духа. Въ величайшемъ смущеніи онъ спрашивалъ себя, какъ понравится сердитой Аделинѣ несвоевременный пріѣздъ делегата. Но отъ одной мысли о гнѣвѣ своей жены у него дѣлались рѣзи. Когда, проѣхавъ лѣсъ, они были уже у долины Шануа, Коко почесалъ затылокъ и пустилъ шагомъ свою клячу.

-- Гражданинъ делегатъ,-- сказалъ онъ,-- меня безпокоитъ одинъ вопросъ.

-- Что такое?

-- Я боюсь, что жена окажетъ вамъ плохой пріемъ.

-- Почему же?.. Ты увѣрилъ меня, что она искренняя республиканка?

-- Конечно, но, между нами говоря, у нея чертовскій характеръ... Она не любитъ, когда къ ней гости падаютъ съ неба, не предупредивъ ее, а когда она сердита, она не смотритъ ни на кого. Не лучше ли намъ вернуться въ Сульи?

-- Что ты, мокрая курица! Развѣ ты не хозяинъ у себя. Хлестни-ка лошадь. Мнѣ любопытно взглянуть на женщину, и я обѣщаю тебѣ, что сумѣю обуздать ее.

Въ отчаяніи Коко со всей силы хлестнулъ лошадь, и бричка катилась въ Шануа...

Въ это самое время Гіацинта сидѣла у печки, а Аделина приготовляла ужинъ. Шелканье бича не потревожило ихъ.

-- Вотъ и мужъ возвращается съ базара,-- сказала Аделина:-- лишь бы только онъ сдержалъ слово и не побывалъ въ кабакѣ.

Когда лошадь показалась на дворѣ, Аделина, бросивъ нечаянно взоръ на повозку, увидѣла Ренара, слѣзающаго съ нея.

-- Господи Боже мой, Коко привезъ сюда какого-то незнакомца, бѣгите скорѣе.

Но было уже поздно. Новоприбывшій уже отворялъ дверь, Гіацинта успѣла только спрятаться за кроватью, задернувъ за собою спускающуюся до полу занавѣску.

Блѣдная, но владѣющая собою, Аделина пошла навстрѣчу незнакомцу.

-- Аделина,-- промычалъ Коко развязно,-- я привезъ сюда гражданина Ренара, департаментскаго делегата, который мнѣ оказалъ массу вниманія и который захотѣлъ посѣтить наше жилище.

-- Да, гражданка,-- сказалъ сладко Ренаръ:-- мужъ твой такъ тебя расхвалилъ, что я пожелалъ съ тобой познакомиться.

Въ отвѣтъ Аделина неуклюже поклонилась и наблюдала за делегатомъ.

Худощавый и невзрачный, этотъ безбородый молодой человѣкъ не понравился ей какъ своими острыми глазами, такъ и своимъ слащавымъ голосомъ. Подъ его накидкой она замѣтила трехцвѣтную перевязь и ей стоило много усилія, чтобы скрыть свой ужасъ.

-- Вы, навѣрно, озябли,-- пробормотала она:-- обогрѣйтесь, пока я приготовлю вамъ покушать и согрѣю вино.

Она усадила его у очага спиной къ кровати. Между тѣмъ Коко, стараясь избѣгнуть свирѣпыхъ взглядовъ жены, поторопился спуститься въ погребъ.

-- Гражданинъ Ролзнъ мнѣ говорилъ о вашихъ дѣтяхъ, гдѣ же они?

-- Они возятъ навозъ,-- отвѣтила Аделина, бросая хворостъ въ очагъ:-- грѣйтесь же, гражданинъ, и будьте какъ дома.

Она раздувала уголья; наблюдая украдкой за занавѣсками алькова, она съ ужасомъ замѣтила, что бѣлые башмаки Гіацинты выглядывали изъ-подъ нихъ. Ренаръ, вполнѣ владѣя собою, подмѣтилъ въ глазахъ Аделины безпокойный огонекъ и рѣшилъ про себя, что она навѣрно кого-то здѣсь спрятала.

Между тѣмъ Коко принесъ бутылку стараго вина. Аделина, съ виду вся поглощенная своимъ дѣломъ, влила вино въ котелокъ, придвинула къ пламени, нарѣзала ломти хлѣба и поставила ихъ на рѣшеткѣ въ печь. Коко съ пристыженнымъ видомъ мылъ кружки и ставилъ ихъ на маленькій столикъ около делегата. Тотъ же съ притворной любезностью продолжалъ свои вопросы:

-- Ваши дѣти, гражданка, вѣроятно, какъ и вы, добрые патріоты?

-- Что касается меня и Зелій, гражданинъ делегатъ, то мы женщины и больше заняты чинкой бѣлья, чѣмъ политикой. Что касается "Нашего Генія", то онъ любитъ свое отечество, какъ и подобаетъ, но желаетъ трудиться въ полѣ.

-- У васъ есть еще родственница, какъ сказалъ мнѣ вашъ мужъ.

Аделину опять всю передернуло. Значитъ, Коко выболталъ.

Этотъ якобинецъ его навѣрно напоилъ и вытянулъ за языкъ... Ахъ, если бъ никого не было, какую пощечину влѣпила бы она ему. Но надо себя не выдавать и, преодолѣвая страхъ, дѣлать видъ, что она весела и любезна.

-- Дѣйствительно,-- пробормотала она, разливая теплое вино въ стаканчики,-- съ нами живетъ родственница, но какъ разъ сегодня, пользуясь хорошей погодой, она ушла въ Бенуатъ-Во. Пейте же, гражданинъ, пока вино не простыло.

-- Очень жаль,-- сказалъ съ невиннымъ видомъ Ренаръ: очень жаль, что ея нѣтъ... Какъ ее зовутъ?

-- Викторія,-- отвѣтила смѣло Аделина:-- Викторія Макаръ.

-- Какъ же это,-- сказалъ Ренаръ, вглядываясь въ пришибленнаго Коко:-- ты мнѣ сказалъ, что ее зовутъ Дезире.

-- Возможно,-- пролепеталъ несчастный Коко:-- Викторія ея крестное имя, а Дезире это обыкновенное прозвище... Вы ничего не пьете, гражданинъ... 3а, ваше здоровье!

-- За республику!-- съ паѳосомъ произнесъ Ренаръ, поднимая свой кубокъ и оглядывая вглядомъ сыщика кухню:-- за конвентъ и предстоящее осужденіе Людовика Капета.

Онъ замѣтилъ, какъ занавѣска незамѣтно задрожала, и, слѣдя за ней сверху донизу, замѣтилъ бѣлые башмаки.

-- Она тамъ,-- подумалъ онъ,-- и въ моихъ рукахъ...

Онъ поставилъ свой стаканъ на столикъ и посмотрѣлъ на часы.

-- Какъ идетъ быстро время,-- воскликнулъ онъ:-- друзья мои, я долженъ васъ оставить... Не причиняй себѣ безпокойства, гражданинъ Ролэнъ, дорога суха, и я ее знаю. Я пойду назадъ пѣшкомъ.

Онъ застегнулъ свой плащъ, съ позволенія Аделины расцѣловалъ ее и, наговоривъ сладкихъ любезностей, вышелъ съ Коко, который рѣшилъ его проводить до конца долины.

Какъ только Аделина увидѣла въ окно взбирающагося на горку Ренара и возвращающагося Коко, она подошла къ алькову и вытащила оттуда блѣдную и безчувственную Гіацинту.

-- Ну, слава Богу, счастливо же мы отдѣлались!..

-- Аделина,-- прошептала Гіацинта:-- мы пропали. Человѣкъ этотъ мой злѣйшій врагъ. Онъ подозрѣваетъ, что я здѣсь, и онъ вернется, будьте увѣрены!..

Фермерша старалась ее подбодрить самыми нѣжными, почти материнскими словами.

-- Во всякомъ случаѣ онъ не вернется сегодня, моя дорогая, а за это время мы найдемъ возможность тебя укрыть въ другомъ мѣстѣ; пока что, подкрѣпитесь и выпейте стаканчикъ теплаго вина. Гіацинта сѣла; волненіе, ее охватившее, было такъ велико, что она лишилась почти сознанія и не имѣла силъ подняться съ мѣста.

Пока она сидѣла убитая въ своемъ креслѣ, а Аделина начала пробирать злодѣя-мужа, дверь съ трескомъ открылась, и Зелія показалась въ ней, блѣдная, взволнованная.

-- Мама, ферма окружена солдатами.-- Скорѣе, сударыня, бѣгите въ пристройку!

Увы, было уже поздно. За Зеліей вслѣдъ бѣжалъ Ренаръ въ сопровожденіи отряда національной гвардіи. Глаза его торжествовали, а злая улыбка играла на устахъ.

-- Гражданка Гіацинта Эризель,-- сказалъ онъ, показывая свой шарфъ: -- именемъ закона я арестую васъ!.. Четыре человѣка останутся здѣсь сторожить арестантку,-- добавилъ онъ, обращаясь къ гвардейцамъ:-- остальные пусть осмотрятъ ферму и пристройку сверху донизу и приведутъ мнѣ всѣхъ, кого отыщутъ.

Аделина, не помня себя, съ волосами, разсыпанными по вѣтру, бросилась между стражей и канониссой.

-- А я,-- вскричала она, грозя кулакомъ,-- думаю, что вы ее не уведете. Вы всѣ изъ Сульи, мои товарищи, вы такіе же крестьяне, какъ и мы, вы не послушаетесь этого измѣнника съ омерзительной физіономіей. Ты меня знаешь, ты, Дуду Жакенъ, и ты тоже, Николай. Вы знаете, что Аделина честная женщина и у которой живутъ только честные люди. Вамъ будетъ стыдно поступить такъ вѣроломно и подчиняться этому негодяю, который Богъ знаетъ откуда явился!

-- Довольно! схватите и эту бѣсноватую!-- вскричалъ ЮніусъЮліусъ въ припадкѣ злости.

Въ это время появились національные гвардейцы, толкая впереди себя г-жу де-Ронъ и Вандіера.

-- Гражданинъ делегатъ,-- сказалъ гвардеецъ въ фуфайкѣ,-- вотъ вся дичь, которую мы поймали...

-- Ха-ха,-- закатился Ренаръ,-- тутъ все знакомые... Не даромъ провелъ я денекъ!...

Въ это время появился Коко Ролэнъ, растерянный и убитый.

-- Негодяй!-- закричала ему Аделина въ отчаяніи:-- подойди и наслаждайся дѣлами твоихъ рукъ.

-- Да,-- отвѣтилъ Коко, плача и подымая руки къ потолку,-- да, я злодѣй и никогда себѣ этого не прощу.

-- Молчи, дуракъ!-- сказалъ Ренаръ:-- во имя закона, требую твоихъ лошадей и повозки для перевозки этихъ аристократовъ въ Баръ... Живо въ конюшню!...

Канонисса отыскала силы утѣшать свою тетку, а кавалеръ, блѣдный и ошеломленный, молитвенно сложилъ свои руки, одна Аделина, зеленая отъ злости, продолжала ругать Коко, а Зелія заливалась слезами.

Эта потрясающая сцена длилась четверть часа, затѣмъ телѣга, запряженная парой лошадей, съ соломой для сидѣнья, остановилась у дверей.

-- Въ дорогу!-- скомандовалъ Ренаръ.

Гвардейцы толкнули трехъ женщинъ и кавалера во дворъ Когда Коко увидѣлъ, что Аделину тоже уводятъ, его отчаянію не было границъ, и онъ разразился отчаянными восклицаніями:

-- Да это же невозможно, Боже мой, вы не отымете у меня жену, повозку, лошадей и все! Лучше убейте меня тутъ же, убійцы, это будетъ лучше!...

-- Заставьте замолчать этого крикуна,-- закричалъ Ренаръ, пока гвардейцы усаживали ихъ на соломѣ.

-- Въ двѣ шеренги, впередъ маршъ!-- скомандовалъ начальникъ отряда.

И между двухъ рядовъ національныхъ гвардейцевъ съ ружьями на плечахъ телѣга тронулась въ путь къ Сульи.

VI.
Тюрьма Soeurs Claires.

Полученный отъ канониссы отвѣтъ влилъ въ душу Божара новую энергію; записка, написанная наскоро карандашомъ, проникнута была теплотой, любящая горячо душа Гіацинты вся вылилась въ ней. Рука Гіацинты прикасалась къ этой сѣроватой бумагѣ, быть можетъ, она ее цѣловала. Ему доставляло облегченіе уже одно то, что онъ держитъ ее въ своихъ рукахъ, и ея нѣжныя и теплыя слова онъ выучилъ наизусть. Въ темнотѣ своей комнаты, гдѣ онъ провелъ въ заточеніи весь день и часть ночи, онъ повторялъ ихъ съ восторгомъ, ему казалось, что онъ слышитъ ихъ изъ устъ Гіацинты и видитъ ея зеленоватые блестящіе глаза, овалъ нѣжнаго и продолговатаго ея личика, съ приподнятыми уголками губъ. Это была галюцинація въ своемъ родѣ; онъ представлялъ себѣ, какъ она сидитъ около высокаго камина въ Шануа и, смотря въ окно на дорогу, которая дѣлаетъ поворотъ у опушки лѣса, бесѣдуетъ съ Аделиной.

При мысли о снѣгѣ, который теперь засыпалъ всѣ дороги, онъ все больше успокаивался насчетъ ея. Снѣгъ этотъ былъ нѣкоторой защитой для гостей фермы, онъ препятствовалъ пока недобрымъ людямъ пробраться въ Шануа, а между тѣмъ онъ придумаетъ способъ облегчить побѣгъ трехъ изгнанниковъ

Благодаря дружескому участію Юстина Кюрель, бывшій прокуроръ-синдикъ добылъ уже паспортный бланкъ, подписанный президентомъ генеральнаго совѣта, и хранилъ его бережно, въ ожиданіи, когда Кюрель добудетъ ему два другихъ для госпожи де-Ронъ и г. Вандіера, которые подъ видомъ купца съ женою и дочерью перебираются въ сосѣднее пограничное село. Подготовить все для побѣга Гіацинты было единственной его заботой и она помогала ему легче переносить томительно долгіе часы заточенія.

Комната, гдѣ онъ жилъ взаперти, выходила узкимъ окномъ на холмъ. Пыль и паутина покрывали стекла точно сѣрой вуалью, вслѣдствіе чего свѣтъ едва проникалъ въ него и читать можно было въ продолженіе какихъ-нибудь часовъ двухъ, такъ какъ въ этой комнатѣ почти сейчасъ же послѣ полудня наступали сумерки. Божаръ изъ предосторожности не зажигалъ лампы и жилъ во тьмѣ, столь же мрачной, какъ и его думы.

Единственнымъ его развлеченіемъ было прислушиваться къ уличному шуму. То слышались крики, привѣтствовавшіе членовъ бюро революціоннаго комитета, которые выходили изъ залы засѣданій, то доносилось пѣніе толпы, которая жгла на площади при подобающей торжественной обстановкѣ портреты Людовиковъ XV и XVI. Три раза въ недѣлю, около 6 часовъ вечера, въ тишинѣ и темнотѣ улицъ раздавался снизу холма протяжный голосъ, монотонно выкрикивавшій новости которыя собирались мѣстной республиканской газетой издававшейся Ренаромъ и его друзьями. Съ чувствомъ страха ожидалъ Божаръ появленія этого глашатая, который для него служилъ связью съ живыми людьми и приносилъ извѣстія, то радостныя, то страшныя, то смѣшныя, которыя давали пищу для его ночныхъ размышленій.

Такимъ образомъ онъ узналъ о завоеваніяхъ въ Бельгіи, о судѣ надъ Людовикомъ XVI, о раздорахъ жирондистовъ съ монтаньярами. Однажды вечеромъ онъ услышалъ даже одну подробность, которая касалась его лично, а именно, что его имя внесено во второй списокъ эмигрантовъ департамента. Рѣшеніе это, давая ему большую безопасность, тѣмъ не менѣе причинило ему горькое разочарованіе. Полагая, что онъ перешелъ границу Франціи, его не станутъ искать въ департаментъ, но, съ другой стороны, его предполагаемое бѣгство усиливало его вину.

Внесеніе его въ списокъ эмигрантовъ лишало его гражданскихъ правъ, и ему казалось, что его насильно отрываютъ отъ родины. Эпитетъ эмигранта налагалъ на него несмываемое пятно. Болѣе, чѣмъ когда-либо, онъ рѣшилъ предать себя судебной власти, какъ только канонисса переступитъ французскую границу.

Увы! Этотъ же глашатай съ визгливымъ голосомъ, появлявшійся въ извѣстное время съ точностью часовъ, отнялъ у осужденнаго и эту послѣднюю надежду.

За нѣсколько дней до Рождества Божару показалась, что въ воздухѣ, гдѣ отъ снѣга звуки раздавались глуше, онъ различилъ въ не совсѣмъ явственныхъ фразахъ глашатая знакомое имя. Онъ сталъ жадно прислушиваться и уловилъ явственно слѣдующія слова, раздавшіяся въ тишинѣ: "Покупайте "Республиканца", настоящую газету санкюлотовъ! Читайте подробности объ измѣнѣ бывшей канониссы Эризель, арестѣ этой брауншвейгской шпіонки и ея отправкѣ въ тюрьму Soeurs Claires.

Пораженный, какъ громомъ, Божаръ упалъ на кровать. Онъ страдалъ немилосердно, какъ будто какое-то остріе пронзило его сердце. Виски его какъ бы сжали клещами. А въ это время въ его ушахъ раздались, какъ погребальный звонъ, слова газетчика: "Величайшая измѣна Эризель... ея арестъ и заключеніе въ тюрьму".

Мало-по-малу выкрики газетчика прекратились, и зловѣщія слова затерялись въ улицахъ верхняго города.

-- "Погибла!.. Она погибла"!.. Эти слова звучали въ немъ съ правильностью маятника, и каждый разъ сердце его готово было разорваться отъ боли.

Ночь провелъ онъ ужасно.

На слѣдующій день Юстинъ, который поспѣшилъ все разузнать, сообщилъ ему ужасную развязку событій. Арестъ былъ дѣломъ рукъ Ренара. Гіацинта съ теткой были заключены въ тюрьму Soeurs Claires, тогда какъ Вандіера посадили въ Кармъ, туда отправляли людей лишь подозрительныхъ.

Бывшій монастырь Soeurs Claires, превращенный теперь въ тюрьму для женщинъ, былъ расположенъ въ концѣ улицы нижняго города, которая съ 1792 года до сего времени носитъ имя Вольтера. Благодаря мстительному характеру и шпіонскимъ наклонностямъ Ренара, который, забравъ депутата Бо въ свои руки, разыгрывалъ изъ себя прокурора, обширныя монастырскія зданія скоро были переполнены арестантками. Онъ отправлялъ въ эту тюрьму цѣлые транспорты подозрительныхъ лицъ подъ эскортомъ жандармовъ. Тутъ были люди всякихъ возрастовъ и положеній: дамы, простолюдинки, бывшія монахини, крестьянки, благородныя родственницы эмигрантовъ и буржуазки, принадлежащія къ республиканскимъ семьямъ, на которыхъ падало обвиненіе въ умѣренности. Бѣдныя арестантки, сбитыя въ кучу въ нижнемъ этажѣ, содержались на счетъ тѣхъ, которыя считались богатыми.

Послѣднія были размѣщены какъ попало въ спальняхъ и кельяхъ второго этажа. Тѣ, кто имѣлъ возможность захватить съ собою матрацы, кое-какъ могли еще спать. Благодаря нѣсколькимъ ассигнаціямъ привратникъ Шанпіонъ, мужъ одной изъ подругъ Жилотъ, добывалъ имъ столы и стулья? Тѣ же, у кого не было денегъ, довольствовались кучкой соломы.

Шанпіонъ продавалъ вино, угли, посуду и давалъ обѣдъ и ужинъ, смотря по тому, сколько ему платили. Гіацинта и г-жа де-Ронъ сохранили, къ счастью, всѣ свои деньги при себѣ, а Аделина унесла съ собой въ тюрьму пачку денегъ, которую ей далъ Божаръ на продовольствіе бѣглецовъ.

Такимъ образомъ на слѣдующій же день послѣ заключенія въ тюрьму онѣ получили матрацы и одѣяла.

Г-жа де-Ронъ, разбитая волненіями и дорогой, схватила лихорадку и на другой же день слегла въ постель. Канонисса, которую поддерживали молодость и нервная сила, тоже начинала падать духомъ. Она отказалась бороться съ жестокой судьбой, которая бросала ее, какъ сухой листъ, въ теченіе двухъ мѣсяцевъ по опаснымъ дорогамъ. Она часами просиживала на одномъ мѣстѣ, униженная и погруженная въ свое горе, почти не чувствуя настоящихъ страданій. Одна Аделина Ролэнъ выказала умѣнье приспособляться ко всякимъ положеніямъ и сохранила свою живость и деревенскую энергію. Она заботилась о матеріальной сторонѣ ихъ жизни, ссорилась съ привратникомъ, покоряя его своимъ увлеченіемъ и колкими шуточками. Ея веселый характеръ и своеобразныя манеры дѣйствовали ободряюще на смѣшанное общество арестантокъ верхняго этажа.

Тамъ были непримиримыя, надменныя аристократки, монахини съ испуганными лицами и опущенными очами, обывательницы съ открытымъ смѣлымъ взглядомъ на вещи, наконецъ какія-то женщины съ вкрадчивыми манерами, относительно которыхъ существовало подозрѣніе, что онѣ посажены сюда для того, чтобы шпіонить за другими арестантками. Мало-по-малу всѣ раздѣлились на кружки, группируясь по своему соціальному положенію и родственнымъ связямъ. Арестованныя сживались съ тюрьмой и начинали заботиться о своемъ туалетѣ. Онѣ дѣлали и отдавали другъ другу визиты и со свѣтскимъ легкомысліемъ начинали устраивать пикники, на которые разсылались церемонныя приглашенія.

Въ буржуазномъ и республиканскомъ лагерѣ двѣ дѣвицы Аугенбергъ, дочери одного патріота изъ Этена, распѣвали куплеты, положенные на мотивы модной комической оперы.

Однажды по полудни, въ то время, какъ кружокъ подслащалъ свой скудный обѣдъ поэзіей и музыкой, послышался стукъ отодвигаемыхъ запоровъ и лязгъ связки ключей. Вошелъ тюремный помощникъ и закричалъ:

-- Гражданинъ Юліусъ-Юніусъ Ренаръ желаетъ провѣдать заключенныхъ.

Вслѣдъ за нимъ явился и секретарь-делегатъ, важно поднявъ свою крошечную головку на слишкомъ высокихъ для нея плечахъ. На ней красовался бѣлый парикъ. Онъ былъ одѣтъ франтомъ и старался придавать себѣ видъ свѣтскаго человѣка, хотя лицо его и сохраняло въ то же время подозрительность и наглость. Онъ быстро прошелъ спальню, ища глазами направо и налѣво.

-- Сколько васъ здѣсь?-- спросилъ онъ сухо.

-- Пятьдесятъ,-- отвѣтила смѣло Аделина Ролэнъ:-- для насъ всѣхъ не хватаетъ воздуха и мы задыхаемся.

-- Еще бы не задыхаться,-- сказалъ саркастически делегатъ, глядя на дѣвицъ Аугенбургъ,-- Если богатыя кутятъ, то онѣ должны содержать бѣдныхъ; и я пришелъ сюда для возстановленія равноправія... Гмъ,-- обратился Онъ къ Аделинѣ, глядя на ея деревенскую прическу:-- если у тебя есть какія-либо жалобы на этихъ аристократокъ, говори, не стѣсняйся.

-- Мнѣ не на кого жаловаться -- возразила Аделина, поднимаясь на цыпочки:-- развѣ только на тѣхъ, кто меня оторвалъ отъ нашей фермы въ Шануа, гдѣ, я увѣрена, теперь идетъ все вкривь да вкось.

Ренаръ пристально посмотрѣлъ на эту маленькую женщину и узналъ въ ней Аделину Ролэнъ.

-- А, ты жена этого болвана изъ Шануа... Гдѣ твоя барыня, бывшая канонисса Эризель?

-- Она тамъ съ своей теткой, я провожу васъ къ ней.

Она повела его къ углу, гдѣ около г-жи де-Ронъ задумчиво сидѣла Гіацинта, сложивъ на колѣняхъ руки.

-- Вотъ онѣ!-- воскликнула Аделина.-- Одна больна, а другая не лучше ея. Вотъ куда привезла ихъ ваша повозка!

-- Мы не тигры,-- сказалъ Юліусъ-Юніусъ, смягчая свой голосъ и поворачиваясь нарочно къ Гіацинтѣ:-- мы не хотимъ быть варварами относительно аристократовъ. Имѣете ли что-нибудь заявить?

Канонисса покачала головой.

-- Ничего,-- сказала она тихо, не глядя на него.

-- Не слушайте ее, гражданинъ делегатъ!-- возразила Аделина.-- Эти дамы очень нуждаются въ болѣе здоровомъ и спокойномъ помѣщеніи... Госпожу де-Ронъ бьетъ лихорадка, я уже заявляла объ этомъ привратницѣ, но она и разговаривать со мной не стала.

-- Гражданка,-- сказалъ сладко Ренаръ, напрасно стараясь уловить взглядъ Гіацинты:-- вы плохо дѣлаете, пренебрегая моимъ заступничествомъ. Я стою за умѣренную строгость правосудія. Завтра я пришлю вамъ тюремнаго доктора, и если его заключеніе будетъ признано уважительнымъ, вамъ дадутъ другое помѣщеніе. До свиданія!

Онъ ушелъ, досадуя, что не произвелъ своимъ появленіемъ большого эффекта. Тѣмъ не менѣе онъ сдержалъ свое слово. Докторъ въ этотъ же вечеръ осмотрѣлъ г-жу де-Ронъ, и на слѣдующій день обѣихъ женщинъ перевели въ двѣ камеры рядомъ.

Черезъ нѣсколько дней Ренаръ снова явился въ тюрьму, какъ будто съ цѣлью убѣдиться, что всѣ его распоряженія исполнены. Въ той камерѣ, которая была побольше, поставлены были кровати госпожи де-Ронъ и Аделины. Канонисса же выбрала для себя другую, поменьше, дверь которой выходила прямо въ коридоръ, гдѣ прогуливались арестованныя. Вотъ въ этой-то комнатѣ секретарь-делегатъ и предсталъ неожиданно передъ Гіацинтой.

Она стояла у окна, выходившаго на югъ. Отсюда видны были дома верхняго города, поднимавшіеся амфитеатромъ, колокольни Сенъ-Пьера, около которыхъ кружились стаи галокъ, башни съ часами и черепичная кровля зданія, гдѣ засѣдалъ генеральный совѣтъ. Гіацинта представляла себѣ, какъ Божаръ живетъ тамъ въ глубинѣ своего скрытаго убѣжица и съ наслажденіемъ смотрѣла на голубоватый дымъ надъ черепичной крышей стараго замка.

Стукъ внезапно открываемой двери заставилъ ее повернуть голову, и она увидѣла передъ собою Ренара. Его щегольской костюмъ былъ наряднѣе, чѣмъ обыкновенно. Здороваясь съ канониссой, онъ старался придать себѣ видъ услужливаго участія.

-- Гражданка,-- сказалъ онъ слащавымъ голосомъ,-- департаментъ снизошелъ къ твоему положенію и устроилъ тебя лучше...

-- По какому праву вы говорите со мною на ты?-- возразила она надменно:-- или это способъ дать мнѣ понять, что я въ рукахъ якобинцевъ, за школьное ученіе которыхъ платила моя тетка Сентъ-Андре.

-- Всѣ граждане равны -- продекламировалъ Юліусъ-Юніусъ,-- и употребленіе въ разговорѣ слова "ты" есть признакъ равенства.

Тѣмъ не менѣе онъ прибавилъ, возвращаясь къ обычаю стараго режима:

-- Вы напрасно напускаете на себя такую надменность, я рекомендовалъ бы вамъ быть болѣе покладистой, даже въ интересахъ людей, вамъ дорогихъ.

Гіацинта подумала, что онъ намекаетъ на Божара, и задрожала.

-- Тѣ, кто мнѣ дорогъ,-- отвѣчала она,-- знаютъ, чего имъ ожидать отъ васъ... ваши полныя ненависти преслѣдованія насъ болѣе не пугаютъ.

Несмотря на этотъ отпоръ, она поблѣднѣла. Ренаръ, обладавшій проницательностью, догадался, что она говорила о бывшемъ прокурорѣ-синдикѣ.

-- Вы, навѣрно, знаете, гдѣ укрывается вашъ другъ Франсуа Божаръ?-- сказалъ онъ саркастически.

-- Неужели вы допускаете, что я вамъ это открою?-- возразила она пренебрежительно:-- это довольно-таки наивно со стороны такого полицейскаго таланта, какъ вы.

-- Правосудіе не нуждается въ вашихъ указаніяхъ,-- отвѣтилъ Ренаръ съ холоднымъ бѣшенствомъ: -- мы напали на его слѣдъ... Прежде, чѣмъ безпокоиться о немъ, подумайте лучше о своей собственной безопасности и не доводите меня до крайности... Судьба ваша въ моихъ рукахъ, не забывайте этого. До свиданія, гражданка!

Такой пріемъ не спугнулъ, однако, делегата, онъ возобновилъ свои посѣщенія, но успѣхъ былъ все тотъ же. Гіацинта отворачивалась отъ него и замыкалась въ высокомѣрномъ молчаніи.

Эти частыя появленія въ тюрьмѣ Soeurs Claires обратили на себя вниманіе жены тюремщика, и она сочла нужнымъ предупредить объ этомъ Нанину Жилотъ. Не питая особаго довѣрія къ Ренару, та взволновалась этими слишкомъ уже частыми визитами. Вспомнивъ какъ много ей говорили о прелестной наружности бывшей канониссы, она захотѣла ее повидать и сама явилась въ Soeurs Claires въ то время, когда арестованные второго этажа гуляли на дворѣ. Глядя украдкой въ окно г-жи Шампіонъ, она могла вполнѣ разсмотрѣть Гіацинту и нашла, что она очень красива. Съ прозорливостью, которая обострялась еще и завистію, она угадала скрытую причину такого поведенія Ренара.

Ея подозрѣнія были основательны. Съ нѣкотораго времени въ мозгу делегата возникла дерзкая мысль. Человѣкъ, болѣе зрѣлый и менѣе тщеславный собственными заслугами, тотчасъ понялъ бы, что его планы неосуществимы, и заглушилъ бы ихъ въ зародышѣ, но Ренаръ былъ интриганомъ довольно наивнымъ, и честолюбивый замыселъ улыбался его низкой натурѣ. Когда онъ кончилъ семинарію, его голова была набита "Новой Элоизой" и "Исповѣдью". И теперь онъ вздумалъ играть около Гіацинты такую же роль, какую игралъ Ж. Ж. Руссо при госпожѣ Варенъ. Извѣстно, какія раны причиняла его самолюбію эта задорная мысль. Когда онъ въ Шануа увидѣлъ Гіацинту, красивую, высокомѣрную и обворожительную, его мечты ожили. Онъ считалъ себя неотразимымъ, тѣмъ болѣе, что теперь Гіацинта была въ полной его власти. Въ эту смутную эпоху у него были передъ глазами примѣры браковъ съ революціонными чиновниками настоящихъ аристократокъ, которыя такою цѣною покупали себѣ свободу. Ренаръ при соединеніи упрямства съ узостью ума и низостью души рѣшилъ воспользоваться своей властью и принудить канониссу выйти за него замужъ.

Однажды послѣ полудня онъ явился вновь въ камеру Гіацинты. Исполненный наглости и желаній, онъ рѣшился на все. Встрѣтивъ обычный молчаливый и презрительный пріемъ, онъ не смутился пренебреженіемъ Гіацинты и съ перваго слова заговорилъ громко и твердо, не подозрѣвая, что одна изъ женщинъ, предназначенныхъ для шпіонства, приложила ухо къ дверямъ и подслушивала, по порученію Жилотъ, его разговоръ.

-- Гражданка!-- началъ онъ рѣзкимъ и властнымъ тономъ:-- слѣдствіе по вашему дѣлу закончено, и членъ конвента Во распорядился перевести васъ въ одну изъ тюремъ Парижа, гдѣ вы будете содержаться, пока не предстанете передъ революціоннымъ трибуналомъ. Я считаю нужнымъ предупредить васъ объ этомъ.

Гіацинта отвернулась и оставалась спокойной.

-- Вашъ переводъ не за горами... и васъ разлучатъ съ теткой и друзьями, можетъ быть, даже завтра.

Отвѣтомъ было прежнее молчаніе.

Юліусъ-Юніусъ замѣтилъ только, какъ слегка дрогнули плечи молодой женщины.

-- Тѣмъ не менѣе знайте, что отъ меня зависитъ отложить вашъ отъѣздъ и даже больше... вернуть вамъ свободу... Во дѣйствуетъ по моимъ указаніямъ... я могу васъ спасти... подъ условіемъ... хотите его знать?

Гіацинта обернулась и, презрительно смѣривъ его съ головы до ногъ взглядомъ, сказала:

-- Вы хотите мнѣ предложить какую-нибудь гадость?

-- Нѣтъ! Этимъ способомъ избавленія безъ всякихъ колебаній уже воспользовались нѣкоторыя дамы вашего круга. Если вы выйдете замужъ за безупречнаго республиканца, то не будете болѣе въ подозрѣніи у республиканцевъ... Если бъ вы согласились, напримѣръ, сдѣлаться женой Ренара, вы были бы завтра же свободны.

Въ глазахъ Гіацинты блеснуло негодованіе.

-- Довольно!-- вскричала она: -- я угадала... Отъ васъ ничего, кромѣ гадости, услышать нельзя.

-- Итакъ, вы отказываетесь?

-- Скорѣе умру!-- прошептала она съ отвращеніемъ и, топнувъ нервно ногой, добавила:-- если бъ вы только знали, до какой степени вы мнѣ гадки, то, конечно, не пришли бы сюда. Уходите отсюда.

Она высокомѣрно подошла къ нему съ угрожающимъ видомъ. Ренаръ отступилъ.

-- Даю вамъ 24 часа на размышленіе,-- сказалъ онъ дерзко:-- утро вечера мудренѣе. До свиданія, гражданка!

Въ тотъ же вечеръ, разстроенный неожиданнымъ сопротивленіемъ аристократки, онъ возымѣлъ несчастную мысль посѣтить Жилотъ. Нанина только что вернулась отъ своей подруги, жены тюремнаго сторожа, и уже знала о неудачной попыткѣ своего коварнаго любовника. Она приняла его холодно, что еще болѣе усилило его дурное расположеніе духа.

-- Что съ тобой? чѣмъ ты недовольна?-- спросилъ онъ ее съ раздраженіемъ.

-- Позволь мнѣ самой знать, чѣмъ,-- отвѣчала Нанина:-- если тебѣ здѣсь не нравится, то отправляйся обратно въ тюрьму Soeurs Claires.

-- Что такое?.. Что это значитъ?

-- Это значитъ, что я не позволю надъ собой надсмѣхаться... Я еще не такъ стара, чтобы меня сдать въ архивъ, а также не желаю служить ширмами для твоей дуры канониссы.

-- Я ничего не понимаю,-- пробормоталъ Ренаръ, кусая себѣ губы.

-- Зато я все понимаю... я выведу тебя на свѣжую воду, лицемѣръ... Теперь, когда ты взобрался на высоту, ты меня хочешь бросить въ уголъ, какъ гнилой апельсинъ. Онъ теперь желаетъ жениться на одной изъ этихъ... Ну, нѣтъ, мой милый, знай сверчокъ свой шестокъ. Если ты и достигъ кое-чего, то еще не поднялся такъ высоко, чтобы Жилотъ не могла тебя достать и столкнуть съ лѣстницы, куда тебя посадила.

-- Ты говоришь глупости, Нанина, опомнись!

-- Нечего лгать, мнѣ все извѣстно!.. Я знаю твои навѣдыванія въ тюрьмѣ, гдѣ, одѣтый щеголемъ, ты ухаживалъ за этой Эризель, она же тебя принимаетъ, какъ собака палку. Я предупреждаю тебя, что если завтра же твоя канонисса не будетъ отправлена въ Парижъ, я пойду въ революціонный клубъ, попрошу слова и разскажу твоимъ друзьямъ, какъ ты обращаешься съ аристократками и предлагаешь имъ выходить за тебя замужъ... Я тебя прямо предупреждаю и посмотримъ, чья возьметъ...

-- Нанина, клянусь тебѣ...

-- Полно врать!.. Канонисса завтра утромъ должна уѣхать, или же завтра вечеромъ я тебя выведу на свѣжую воду передъ цѣлымъ клубомъ. Теперь же,-- добавила она, открывая дверь лавки,-- убирайся прочь, ты мнѣ противенъ...

Очутившись на улицѣ, Ренаръ, взволнованный и злой, сталъ обдумывать непріятное положеніе, въ которое онъ такъ неловко попалъ. Онъ былъ закоренѣлый эгоистъ и не поколебался въ выборѣ рѣшенія. Взбѣшенный, съ одной стороны, презрительнымъ отношеніемъ Гіацинты, а съ другой -- боясь угрозъ Нанины, онъ рѣшилъ пожертвовать своими мечтами.

Подъ вліяніемъ одновременно злобы и боязни онъ бросился къ Во и заставилъ его подписать приказъ о переводѣ канониссы въ Парижъ.

Въ то время, какъ все это происходило, Божаръ не терялъ еще надежды. Благодаря содѣйствію г-жи Кюрель, онъ имѣлъ возможность изъ глубины своего убѣжища сообщаться съ Гіацинтой и съ нетерпѣніемъ ожидалъ свою покровительницу, которая должна была съ вѣрнымъ человѣкомъ доставить Гіацинтѣ его письмо.

Когда наступила ночь, онъ услыхалъ три удара въ дверь своей комнатки. Это былъ условный знакъ. Божаръ поспѣшно открылъ дверь. Въ темнотѣ слышно было усиленное дыханіе запыхавшагося, онъ узналъ г-жу Кюрель и прошепталъ со страхомъ:

-- Передалъ ли вашъ посланный мое письмо?

-- Увы, нѣтъ, господинъ Божаръ.

-- Значитъ, онъ не могъ проникнуть въ тюрьму?

-- Совсѣмъ нѣтъ, но госпожи д'Эризель тамъ уже не было. Ее увезли въ Парижъ на телѣгѣ вмѣстѣ съ другими арестованными.

Извѣстіе это потрясло Божара, и онъ съ минуту стоялъ въ полномъ оцѣпенѣніи.

-- Это вѣрно?-- сказалъ онъ сдавленнымъ голосомъ.

-- Болѣе, чѣмъ вѣрно,-- подтвердила Кюрель:-- пришедшій съ женою слышали, какъ Ренаръ докладывалъ объ этомъ генеральному совѣту.

-- Въ такомъ случаѣ сегодня же ночью я поѣду въ Парижъ.

-- Какъ можно думать объ этомъ, г. Божаръ... вѣдь вы рискуете своей головой.

-- Я хочу ѣхать... Я воспользуюсь паспортомъ, которымъ вы меня снабдили, и внесу туда первое попавшееся имя. Дайте мнѣ только возможность поскорѣе попасть въ столицу.

-- Я знаю только одно средство: переодѣться въ Комблѣ, дождаться экипажа комиссіонера Гароделя, который отправляется въ Парижъ. Вы сядете въ его повозкѣ подъ видомъ крестьянина, отправляющагося по своимъ дѣламъ... Но вы очень рискуете, г. Божаръ!

Но Франсуа не слушалъ уже ея возраженій. Если канонисса отправлена туда, то ничто не задерживало его теперь въ Барѣ. Ему оставалось только передать себя въ комитетъ общественной безопасности. Можетъ быть, ему удастся попасть въ одну съ ней тюрьму. Во время заточенія у него отросла борода, Кюрель надѣлъ на него фуфайку, панталоны съ трехцвѣтными лентами, а на голову нахлобучилъ мѣховую шапку. Въ такомъ нарядѣ Божаръ былъ неузнаваемъ.

Около 10 часовъ вечера онъ вышелъ отъ своихъ покровителей, расцѣловавъ ихъ. Проходя по садику, покрытому снѣгомъ, Кюрель вырвалъ лозу съ грядки и сунулъ ее въ руки Божару.

-- Васъ такимъ образомъ будутъ принимать за винодѣла.

Открывъ калитку, онъ увѣрился, что улица была пуста. Наскоро пожали они другъ другу руки, и Франсуа Божаръ исчезъ въ ночной темнотѣ, направившись по дорогѣ къ Парижу.

VII.
Любовь и смерть.

Комиссіонеръ, которому было поручено доставить Божара въ Парижъ, употребилъ на этотъ переѣздъ цѣлыхъ десять дней, десять тяжкихъ дней, во время которыхъ изгнанника била лихорадка отъ медленности путешествія, отъ страха быть узнаннымъ и арестованнымъ по дорогѣ, отъ неизвѣстности о томъ, что его ждетъ въ будущемъ. Наконецъ 6 февраля утромъ повозка Гароделя въѣхала въ ворота С. Дени и направилась къ гостиницѣ "Моряковъ", гдѣ квартировалъ комиссіонеръ. Стоялъ густой туманъ, который сгущался по мѣрѣ приближенія къ Сенѣ. Божаръ воспользовался этимъ обстоятельствомъ и, разставшись со своимъ спутникомъ недалеко отъ городского рынка, направился сквозь туманъ къ своему земляку Клоду Гарнье, котораго онъ разсчитывалъ застать еще въ постели. Этотъ членъ конвента жилъ въ улицѣ Сентъ-Оноре возлѣ клуба якобинцевъ, и Божаръ съ лихорадочной поспѣшностью прошелъ пространство, отдѣлявшее его отъ квартиры его прежняго друга.

Дверь ему отворилъ самъ Гарнье въ одной рубашкѣ. Онъ собирался было бриться. При видѣ Божара на его длинномъ лицѣ отразилось изумленіе, смѣшанное съ жалостью.

-- Какъ!-- тихо воскликнулъ онъ.-- Это ты, несчастный! Ты хочешь броситься въ волчью пасть?

-- Да,-- отвѣчалъ Божаръ:-- я усталъ скрываться, и я явился на судъ конвента.

-- Ну, это довольно смѣло. Я не сомнѣваюсь въ твоей невинности, я знаю, какъ все произошло. Но твое имя внесено въ проскрипціонный списокъ и здѣсь убѣждены, что ты виновенъ. Почему ты такъ долго замѣшкался?

-- Гарнье, я вѣрю въ твою порядочность и могу объяснить тебѣ причины, по которымъ я тамъ остался.

И затѣмъ въ краткихъ словахъ Божаръ повѣдалъ ему о своей любви къ д'Эризель и своемъ желаніи спасти ее, о своихъ напрасныхъ усиліяхъ скрыть ее отъ якобинскихъ шпіоновъ. Онъ разсказалъ далѣе о томъ, какъ арестовали канониссу и какъ ее перевезли въ Парижъ.

-- Милый другъ,-- продолжалъ онъ:-- я открылъ тебѣ свое сердце. Могу ли я просить тебя оказать мнѣ послѣднюю услугу?

-- Говори.

-- Прежде, чѣмъ попасть въ распоряженіе комитета общественной безопасности, я хотѣлъ бы знать, въ какую тюрьму помѣщена д'Эризель. Какъ милости я прошу, чтобы меня-заключили въ той же тюрьмѣ, гдѣ заключена и она.

Клодъ Гарнье съ недовольнымъ видомъ нахмурилъ свои густыя брови.

-- Да вѣдь ты сильно скомпрометируешь себя!-- возразилъ онъ.-- Согласно донесенію члена конвента Во, эта женщина находилась въ сношеніи съ принцемъ Прусскимъ. Она принадлежала къ числу тѣхъ несчастныхъ, которыя ухаживали за ФридрихомъВильгельмомъ. Юлій Ренаръ донесъ на тебя, что ты также ухаживалъ за этой интриганкой. Требуя, чтобы тебя помѣстили въ одну съ нею тюрьму, ты добьешься только того, что подозрѣнія противъ тебя усилятся. Подумай о томъ, какъ спасти свою голову и предоставь канониссу ея собственной судьбѣ!

-- Ея судьба будетъ и моей! Повторяю тебѣ, я люблю ее, и мы были бы уже мужемъ и женой, если бы не помѣшали событія. Ты великодушный человѣкъ, Гарнье, докажи мнѣ это и помоги мнѣ добиться милости, о которой я прошу...

Клодъ Гарнье продолжалъ качать головой и хмурить брови, но его глаза навыкатѣ стали влажными. Видно было, что онъ тронутъ?

-- Пусть будетъ по-твоему,-- сказалъ онъ, обтирая свой намыленный подбородокъ.-- Но сначала позавтракаемъ, а затѣмъ пойдемъ вмѣстѣ въ комитетъ.

Онъ позвонилъ, и служанка, пока онъ одѣвался, принесла кофе. Завтракъ длился не долго и прошелъ молча. Божаръ, хотя и не ѣлъ со вчерашняго дня, съ трудомъ заставлялъ себя глотать.

-- Идемъ!-- вдругъ сказалъ Гарнье, надѣвая свой широкій рединготъ.

Итти имъ пришлось не долго. Комитетъ общественной безопасности засѣдалъ въ клубѣ фельяновъ, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ собранія.

-- Подожди меня здѣсь,-- сказалъ Гарнье, входя въ обширную переднюю, въ которой стоялъ столъ и скамейки, покрытыя кожей.-- Вооружись терпѣніемъ: Я хочу поговорить о твоемъ дѣлѣ съ членами комитета.

Божаръ, весь дрожа, опустился на скамейку. Но, не имѣя силъ сидѣть на одномъ мѣстѣ, онъ всталъ и подошелъ къ окну, изъ котораго виденъ былъ Тюльерійскій садъ. Сквозь незанавѣшенныя стекла онъ машинально смотрѣлъ на высокія деревья, побѣлѣвшія отъ инея, и затуманившіяся аллеи, по которымъ прохожіе скользили, какъ тѣни. Мало-по-малу гостиная наполнилась просителями всѣхъ возрастовъ и положеній: тутъ были и старики въ напудренныхъ парикахъ, обитатели предмѣстій въ своихъ карманьолахъ, блѣдныя молодыя женщины, дрожавшія въ своихъ мѣховыхъ шубахъ. Безпрестанно раздавались звонки, писцы, заложивъ перо за ухо, пробѣгали черезъ пріемную съ дѣловымъ видомъ. Двери распахивались, и оттуда время отъ времени слышались голоса членовъ комитета, которые сильно спорили между собою.

-- Дѣло идетъ обо мнѣ,-- подумалъ Божаръ, у котораго тяжело сжималось сердце. Минуты казались ему необычайно долгими.

Наконецъ черезъ полчаса вышелъ Клодъ Гарнье съ бумагой въ рукѣ.

-- Все уладилось,-- сказалъ онъ, отводя Божара въ уголъ:-- тебя помѣстятъ въ Люксембургскую тюрьму.

И онъ показалъ ему слѣдующій приказъ объ арестѣ:

"Парижъ, 6 февраля 1793 г.

"Комитетъобщественной безопасности постановляетъ немедленно отправить въ Люксембургскую тюрьму гражданина Франсуа Божара, бывшаго прокурора генеральнаго синдика Маасскаго департамента, и наложить печать на всѣ его бумаги.

"Члены комитета общественной безопасности:

"Базиръ, Тальенъ, Лежандръ, Шабо, Жанъ Дебри".

-- А Гіацинта?-- спросилъ Божаръ, блѣднѣя.

-- Она заключена въ тюрьму Кармъ, гдѣ для тебя не нашлось мѣста.

-- Такъ, значитъ, насъ разлучаютъ!-- воскликнулъ онъ съ огорченіемъ.

-- Не унывай. Это, можетъ быть, къ лучшему. Нужно пройти черезъ множество административныхъ формальностей, противъ которыхъ комитетъ безсиленъ. Но ваша разлука по возможности будетъ сокращена. А пока ты мой плѣнникъ... По моей просьбѣ тебя избавили отъ непріятнаго конвоя изъ жандармовъ. Я самъ поведу тебя въ Люксембургъ.

-- Могу ли я, по крайней мѣрѣ, написать д'Эризель и дать ей надежду на скорое съ ней свиданіе?

-- Это будетъ противъ правилъ, ибо она содержится въ секретномъ отдѣленіи. Но я возьму вину на себя.

Гарнье подвелъ своего земляка къ незанятому столу и сказалъ;

-- Пиши, но будь остороженъ.

Франсуа сѣлъ и на бланкѣ комитета написалъ дрожащимъ почеркомъ нѣсколько строкъ:

"Другъ мой, я въ Парижѣ и меня хотятъ заключить въ Люксембургскую тюрьму. Вскорѣ мы будемъ вмѣстѣ. Не падайте духомъ и не теряйте надежды... Я люблю васъ... Сердцемъ и душой стремлюсь къ вамъ вмѣстѣ съ этимъ письмомъ, которое передастъ вамъ одинъ изъ моихъ друзей! Божаръ".

-- Давай сюда,-- сказалъ Гарнье, когда письмо было запечатано.-- Письмо будетъ у нея сегодня вечеромъ. Будь увѣренъ. А теперь идемъ!

Они сѣли въ карету комитета. Черезъ четверть часа они уже входили въ канцелярію Люксембургской тюрьмы. Когда писецъ внесъ имя Франсуа Божара въ списокъ, Гарнье сталъ горячо рекомендовать своего земляка привратнику.

-- До свиданья, мой другъ,-- прошепталъ онъ:-- не падай духомъ. У тебя есть друзья въ конвентѣ, и тебя не забудутъ.

Они крѣпко обнялись и разстались. На порогѣ Гарнье обернулся и быстро подошелъ къ своему старому пріятелю.

-- Я забылъ спросить,-- прошепталъ онъ:-- есть ли у тебя деньги?

Божаръ сдѣлалъ утвердительный жестъ. Гарнье послѣдній разъ

пожалъ ему руку и удалился съ печалью въ сердцѣ.

Франсуа остался одинъ съ привратникомъ и тюремщикомъ, которые велѣли ему слѣдовать за ними. Рекомендація члена конвента изъ партіи горы возымѣла свое дѣйствіе. Его помѣстили во второмъ этажѣ, въ довольно просторной комнатѣ, въ которой былъ каминъ и окна которой съ рѣшетками выходили въ садъ.

Единственный разъ послѣ водворенія Божаръ почувствовалъ, что на него надвинулась черная тоска. Энергія, поддерживавшая его до сихъ поръ, исчезла. Возбужденіе послѣднихъ дней смѣнилось тяжелымъ уныніемъ. Уныніе вызывала въ немъ не потеря имъ свободы и даже не удручающее впечатлѣніе отъ этой пустой комнаты, въ которую его замуравили. Его строгое уединеніе у Кюреля уже давно пріучило его къ тюремному режиму. Мрачное отчаяніе поддерживалось въ немъ тѣмъ, что рушилась единственная его надежда, которою онъ успокаивалъ свою лихорадку во время пути,-- надежда снова увидѣть канониссу. Въ такомъ состояніи онъ оставался до вечера и едва дотронулся до обѣда, который ему принесли. Только ночью, когда заснувшій Люксембургъ погрузился въ тишину и до него долетѣлъ серебряный звонъ колоколовъ въ Кармѣ, которой находился недалеко отъ дворца, у него блеснулъ лучъ надежды. Онъ сталъ мечтать, что Гіацинта, которая находилась въ сосѣдней тюрьмѣ, въ глубинѣ свой камеры также слышитъ этотъ звонъ часовъ въ Люксембургѣ. Его нервы ослабли, и слезы покатились изъ его глазъ.

"Конечно,-- думалъ юнъ,-- Гарнье меня не забудетъ. Онъ похлопочетъ въ комитетѣ о переводѣ Гіацинты, и черезъ недѣлю другую, а можетъ быть и черезъ нѣсколько дней, она будетъ рядомъ со мною..."

Прошли первые дни, которые смягчались этой надеждой. Послѣ полудня заключеннымъ позволялось гулять внутри двора или же навѣщать другъ друга въ камерахъ. Божаръ не могъ пользоваться этимъ развлеченіемъ. Онъ скоро замѣтилъ, что его сотоварищи по заключенію относятся къ нему подозрительно, какъ къ республиканцу.

Люксембургъ, какъ иронически выразился Гарнье, былъ мѣстомъ заключенія дворянчиковъ.

Въ него отправляли только лицъ извѣстнаго положенія или такихъ, которыя принадлежали къ высшей аристократіи. Заключенные по большей части держались относительно бывшаго республиканскаго прокурора-синдика съ презрительнымъ недовѣріемъ и какъ бы наложили на него карантинъ. Держась во время прогулокъ въ сторонѣ, онъ тѣмъ не менѣе присутствовалъ иногда при удивительныхъ разговорахъ этихъ дворянъ, которыхъ несчастіе ничему не научило. Они страннымъ образомъ были увѣрены въ своей безопасности и предавались химерамъ. Нѣкоторые даже обдумывали планы кампаніи и предсказывали блестящія побѣды надъ республиканцами. Послушать ихъ -- такъ Кобургъ вотъ вотъ вступитъ въ Парижъ, откроетъ передъ ними дверь тюрьмы, и они съ торжествомъ возвратятся въ свои салоны.

Уединеніе способствуетъ усиленію ложныхъ надеждъ и упрямымъ мечтамъ. И Пожаръ сталъ тѣшить себя иллюзіями. Онъ постоянно ждалъ, что вотъ-вотъ войдетъ канонисса. Его сердце начинало биться всякій разъ, какъ раздавался скрипъ двери. Эта надежда, столько разъ его обманывавшая, въ концѣ концовъ стала раздражать его и дѣйствовать ему на нервы. Онъ удивлялся, почему Гарнье не старается сдержать свое обѣщаніе. Время отъ времени кто-нибудь изъ тюремщиковъ приносилъ ему газеты, и онъ съ жадностью читалъ ихъ. Новости, которыя онъ узнавалъ, только усиливали его безпокойство. Страшныя бури въ конвентѣ, первые признаки возстанія въ Вандеѣ, измѣна Дюмурье, учрежденіе революціоннаго суда. Столкновенія между монтаньярами и жирондистами становились съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе ожесточенными и трагическими. Несчастный Пожаръ начиналъ понимать, что среди этой бури разнузданныхъ страстей у членовъ комитета общественной безопасности должны быть дѣла поважнѣе, чѣмъ переводъ канониссы въ Люксембургскую тюрьму, и эта мысль повергала его въ мрачное отчаяніе.

Прошло уже нѣсколько мѣсяцевъ, но никакой перемѣны въ его положеніи не было. Пылъ уже конецъ апрѣля. Весна въ 1793 г. наступила рано. Пожаръ изъ своего окна, выходившаго въ садъ, наблюдалъ за ея раннимъ наступленіемъ. Зазеленѣли каштановыя деревья, стали распускаться лиліи. Въ зелени посвистывали дрозды. Узникъ съ острой тоскою вспоминалъ сады въ Фуръ-о-Муанѣ, гдѣ уже ни ему, ни Гіацинтѣ не придется болѣе гулять.

Однажды утромъ на Пасхѣ, когда онъ бродилъ по коридорамъ второго этажа, одинъ изъ тюремщиковъ, по имени Верне, которому время отъ времени онъ потихоньку давалъ монету въ пять франковъ, подошелъ къ нему и съ таинственнымъ видомъ прошепталъ:

-- Гражданинъ, тебя желаетъ видѣть кое-кто.

Пожаръ остолбенѣлъ. Въ теченіе нѣсколькихъ минутъ его волненіе было такъ сильно, что сердце перестало биться.

Овладѣвъ собою, онъ бросился внизъ.

На этотъ разъ надежда не обманула его. Это былъ его единственный другъ, его Гіацинта, которая поднималась по грязнымъ ступенямъ въ сопровожденіи тюремщика. Она была передъ нимъ, немного похудѣвшая и поблѣднѣвшая отъ всего, что ей пришлось вынести за послѣдніе шесть мѣсяцевъ. Бѣлизна ея лица рѣзко выдѣлялась на фонѣ ея чернаго одѣянія, въ ея впалыхъ глазахъ горѣлъ живой огонекъ.

Увидѣвъ Божара и догадавшись по его измѣнившемуся лицу о его прошлыхъ страданіяхъ, канонисса забыла все, кромѣ голоса своего сердца. Не обращая вниманія на постороннихъ, которые шли по лѣстницѣ вверхъ и внизъ, она бросилась въ его объятія и съ рыданіями прижалась къ его груди. Въ ихъ безмолвныхъ объятіяхъ было столько любви, что даже тюремщики почувствовали себя растроганными.

Нужно было однако подумать о водвореніи Гіацинты. Ее помѣстили надъ Божаромъ на антресоляхъ, которыя сообщались со вторымъ этажомъ внутренней лѣстницей. Бѣдно обставленная камера выходила окномъ также въ садъ. Божаръ хотѣлъ устроить ее самъ. Съ помощію Верне онъ перенесъ къ Гіацинтѣ часть своей собственной обстановки.

Оставшись одни, Гіацинта и Божаръ снова бросились въ объятія.

-- Ахъ,-- вздохнулъ Божаръ, падая духомъ отъ счастья:-- наконецъ-то я снова нашелъ васъ.-- Съ какимъ нетерпѣніемъ ждалъ я этого момента!

-- Я уже не вѣрила, что онъ настанетъ. Я была въ отчаяніи. Когда сегодня утромъ меня позвали въ канцелярію, я подумала, что меня хотятъ вести въ революціонный судъ. Холодъ охватилъ мое сердце при мысли, что я могу умереть, не повидавъ васъ.

-- Умереть!-- воскликнулъ онъ, содрогаясь. Въ порывѣ радости онъ и забылъ, что оба они были на краю гибели. Трагическая развязка неожиданно предстала въ ихъ воображеніи.

-- Умереть,-- сказалъ онъ, сжимая Гіацинту въ своихъ объятіяхъ.-- Къ чему эти мрачныя мысли? То, что васъ перевели въ Люксембургъ, даетъ уже надежду. Не для того же помѣстили насъ вмѣстѣ, чтобы потомъ разлучить навѣки.

Канонисса покачала головой.

-- Я не хочу обманывать себя. Нѣсколько дней тому назадъ революціонный трибуналъ приговорилъ къ смерти молодыхъ женщинъ, которыя сносились съ прусскимъ королемъ. Я дѣлала то же, и потому и участь моя будетъ та же.

Появленіе Верне, который принесъ обѣдъ, прервало ихъ бесѣду. Въ ослѣпленіи первыхъ минутъ счастья Божаръ вздумалъ отпраздновать прибытіе канониссы. По его порученію Верне раздобылъ цвѣтовъ и разложилъ ихъ на столѣ. Кушанья были самыми изысканными изъ всѣхъ, которыя только допускались въ тюрьмѣ. На грубой скатерти красовались лиліи, нарциссы и распространяли по всей камерѣ ароматъ весны. Но зловѣщія ожиданія, ожиданія, о которыхъ говорила Гіацанта, лишили Франсуа радости. Онъ сдѣлался молчаливъ и грустно смотрѣлъ на свою любовь, которую онъ нашелъ только для того, чтобы снова потерять ее навѣки.

Казалось, съ низкаго потолка антресолей спускалось облачко грусти и скрыло отъ нихъ яркое солнце, лучи котораго играли на зелени Люксембургскаго сада. Они едва дотронулись губами до стакановъ, которые Верне наполнялъ съ услужливымъ усердіемъ. Охватившая ихъ тоска отняла у нихъ аппетитъ.

Убравъ со стола и собираясь уходить, Верне мигнулъ Божаро и таинственно позвалъ его въ коридоръ.

-- Гражданинъ,-- прошепталъ онъ,-- депутатъ Гарнье энергична просилъ за тебя. Консьержъ знаетъ, что эта красивая гражданку твоя жена и такъ какъ мы сегодня ночью не ждемъ комиссара, то можно и не запирать васъ по камерамъ. Мы не такъ злы, какъ видишь. Только не злоупотребляй нашей добротой и не подведи насъ!..

-- Будь покоенъ,-- отвѣчалъ Божаръ, краснѣя: -- моя жена устала и мы разстанемся съ нею пораньше. Тѣмъ не менѣе вотъ тебѣ въ знакъ благодарности.

И онъ протянулъ ему стофранковый билетъ, который Верне безъ всякаго смущенія положилъ въ карманъ. Затѣмъ онъ вернулся въ камеру, счастливый и вмѣстѣ съ тѣмъ смущенный отъ догадливой услужливости тюремщика.

Пока его не было, канонисса убрала со стола все, оставивъ только букетъ лилій. Замѣтивъ, что Франсуа озабоченъ, она старалась отогнать отъ него мрачныя предчувствія.

-- Не будемъ предаваться печали,-- воскликнула она весело:-- если наши часы сочтены, то по крайней мѣрѣ портить не будемъ ихъ напрасными сожалѣніями.

-- Садитесь сюда,-- продолжала она, ставя два стула около окна.-- Вообразимъ, что мы еще въ Фуръ-о-Муанѣ. Ну же, улыбайтесь! Если бы вы знали, какъ я счастлива, когда вашъ лобъ разглаживается, а на губахъ появляется улыбка.

-- Гіацинта, милая,-- шепталъ онъ, исполняя ея желаніе:-- если бъ вы знали, какъ я люблю васъ!

-- Я также люблю васъ. Какъ я жалѣю, что не любила васъ раньше. Какъ упрекала я себя во время продолжительнаго моего заключенія! Какъ проклинала я свои химеры и даромъ потерянное время. Если бы можно было начать жить снова, если бы мы опять были въ Фуръ-о-Муанѣ, какое я могла бы испытать счастье, котораго я такъ глупо себя лишила.

-- Испытаемъ же его теперь,-- сказалъ Божаръ.-- Наши часы сочтены. Пускай! Наполнимъ нѣжностью тѣ, которые намъ еще остаются!..

И онъ схватилъ голову Гіацинты и сталъ покрывать ея бѣлокурую головку и зеленоватые глаза, въ которыхъ косой лучъ солнца зажегъ блестящій огонекъ, продолжительными страстными поцѣлуями. Безъ всякаго жеманства и угрызенія совѣсти канонисса отдалась его ласкамъ, которымъ неизвѣстность ближайшаго будущаго сообщала особенную горечь.

Мало-по-малу сумерки окутали Божара и Гіацинту, которые стояли у окна, опершись на подоконникъ. Барабанный бой возвѣстилъ, что время закрывать рѣшетки. Садъ опустѣлъ и, казалось, принадлежалъ только имъ однимъ. Спускалась ночь, насыщенная ароматомъ весны. Дуновеніе вѣтерка, колыхавшаго потемнѣвшіе каштаны, казалось, приносило съ собою любовь. Вверху, среди усѣяннаго звѣздами неба, раскинулся, какъ брачное покрывало, млечный путь. Вдали въ сторонѣ Шартре пѣли соловьи.

-- Я люблю васъ... люблю тебя,-- шептала Гіацинта, ободренная темнотою и опьяненная этой атмосферой нѣжности, опьяняющее дѣйствіе которой она чувствовала здѣсь впервые.

-- Какая чудная ночь!-- влюбленно шепталъ Божаръ, припадая своими устами къ устамъ Гіацинты...

Увы! Повторится ли еще когда-нибудь эта дивная ночь?.. Не кончится ли она роковымъ днемъ, который навсегда прекратитъ между ними связи, завязанныя съ такимъ трудомъ. Это предчувствіе смерти усиливало ихъ страсть и придавала ихъ ласкамъ острое сладострастіе. Приготовившись мысленно исчезнуть, они испивали до дна чашу жизни. Понимая, что на завтра ихъ могутъ разлучить, представляя себѣ весь ужасъ этого, чувствуя, что послѣ всѣхъ этихъ наслажденій тотъ изъ нихъ, кто останется въ живыхъ, не можетъ существовать безъ другого, они желали окончательно погрузиться въ небытіе. Ихъ слабое тѣло изнемогало подъ бременемъ слишкомъ сильныхъ наслажденій и въ порывѣ героическаго опьянѣнія они привѣтствовали смерть, какъ освободительницу.

Они долго не спали и когда глаза ихъ стали слипаться, загоралась уже заря. Они заснули рядомъ. Пѣснь соловья укачивала ихъ и навѣвала на нихъ глубокій сонъ...

Вдругъ они проснулись отъ зловѣщаго стука повозки въ улицѣ Вожираръ. Яркій день ослѣпилъ ихъ. Внизу съ шумомъ отворяли ворота въ оградѣ. На лѣстницахъ послышался шумъ голосовъ и тяжелые шаги. Обезпокоенный Божаръ бросился изъ камеры канониссы и быстро достигъ своей. Коридорная дверь пропустила начальника тюрьмы, за которымъ слѣдовалъ тюремщикъ съ листомъ въ рукахъ. Въ камеру бывшаго генеральнаго синдика вбѣжалъ Верне.

-- Гражданинъ Божаръ,-- вскричалъ онъ,-- тебя требуютъ въ канцелярію.

Божаръ быстро связалъ въ умѣ это требованіе съ необычайнымъ стукомъ телѣгъ и понялъ, что насталъ его послѣдній часъ. Необычайный ужасъ охватилъ его до мозга костей. Приготовившись къ отъѣзду, онъ набросилъ на себя верхнее платье и направился кверху, чтобы попрощаться съ Гіацинтой. Но она сама была уже въ коридорѣ, откуда ее собирались вести въ канцелярію, какъ и его. Они молча взяли друга за руки и обмѣнялись нѣжнымъ взглядомъ. Исполнялось ихъ желаніе явиться на судъ вмѣстѣ.

На дворѣ они нашли уже съ полдюжины заключенныхъ. Приставъ трибунала сдѣлалъ перекличку. Затѣмъ отворились ворота, и жандармы помогли женщинамъ сѣсть въ телѣжку. Божаръ помѣстился подлѣ канониссы и не выпускалъ ея руки. Телѣга, впереди которой ѣхалъ приставъ, рысью направилась по улицѣ Турнонъ и быстро достигла Консьержери...

Франсуа Божаръ и канонисса Эризель предстали передъ судомъ вмѣстѣ. Фукье-Тенвиль соединилъ ихъ дѣло въ одномъ обвинительномъ актѣ, и Гіацинта была переведена въ Люксембургъ не столько вслѣдствіе просьбы Гарнье, сколько для исполненія судебныхъ формальностей. Послѣ прочтенія обвинительнаго акта, который настаивалъ на смертной казни, полагавшейся за всякое сношеніе съ врагами Франціи, клонящееся къ облегченію имъ доступа въ нее и къ пособленію ихъ оружію, приступили къ допросу свидѣтелей. Прежде всего появился Гарнье. Онъ пытался снять обвиненіе съ своего коллеги и ручался за его патріотизмъ. За нимъ выступилъ Юліусъ-Юніусъ Ренаръ. Бросивъ злобный взглядъ на подсудимыхъ, онъ произнесъ цѣлую напыщенную рѣчь, доказывая, что бывшій генеральный прокуроръ-синдикъ выказалъ себя ожесточеннымъ противникомъ всѣхъ революціонныхъ обществъ, что онъ постоянно потворствовалъ проискамъ аристократовъ и что дважды онъ укрывалъ бывшую канониссу отъ поисковъ мѣстныхъ властей. Затѣмъ былъ вызванъ прокуроръ Симонъ Лепажъ съ братомъ, которые подтвердили виновность Божара въ укрывательствѣ гражданки Эризель и ея друзей. Наконецъ жители Вердена показали, что во время своего пребыванія въ улицѣ Belle-Vierge обвиняемая почти каждый день принимала у себя принца прусскаго, что она также поддерживала сношенія съ прокуроромъ-синдикомъ и что они оба дѣйствовали, очевидно, по уговору.

Резюме обвинителя было кратко. Въ немъ онъ требовалъ, чтобы оба обвиняемые, составившіе заговоръ противъ законной власти, были преданы смертной казни.

Предсѣдатель спросилъ Гіацинту, не имѣетъ ли она сдѣлать какихъ-либо заявленій по поводу примѣненія къ ней этого закона. Она гордо и пренебрежительно покачала головой и не проронила ни слова. Спрошенный, въ свою очередь, Божаръ всталъ съ своего мѣста. Онъ понималъ, что канонисса погибла и, не желая пережить ее, рѣшилъ не защищаться. Онъ ограничился только тѣмъ, что защищалъ свою любовь къ свободѣ и отечеству.

-- Я дѣлаю здѣсь признанія для будущихъ гражданъ республики.-- прибавилъ онъ.-- Я посѣщалъ гражданку Эризель вовсе не для того, чтобы входить въ сношенія съ врагами Франціи. Меня влекла къ ней самая пылкая любовь. Я люблю ее. Передъ лицомъ неба это моя жена, и я раздѣлю ея судьбу. Если трибуналъ долженъ осудить насъ, то я заранѣе благодарю его за то, что онъ позволитъ намъ умереть вмѣстѣ.

Послѣ краткаго совѣщанія, предсѣдатель прочелъ приговоръ: Франсуа Пожаръ и Марія-Гіацинта Эризель, бывшая канонисса Пуланже, приговаривались къ смертной казни.

Вмѣстѣ спустились они въ залъ осужденныхъ, гдѣ помощники палача обрѣзали имъ волосы. Тутъ они оставались до страшнаго завтрашняго дня. Гіацинта цѣлый часъ писала прощальныя письма теткамъ, которыя вызвался доставить по адресу депутатъ Гарнье Остатокъ ночи приговоренные провели въ продолжительной послѣдней бесѣдѣ. Вокругъ ихъ волновались товарищи по несчастью. Нѣкоторые изъ нихъ шумно выражали свое отчаяніе, другіе ужинали, распѣвая пѣсни, высмѣивали гильотину. Франсуа и Гіацинта, поглощенные своими нѣжными изліяніями, жалѣли только о томъ, что имъ оставалось такъ мало времени. Они вернулись къ дѣйствительности лишь на другой день послѣ полудни, когда ихъ повели на роковую телѣгу. Ворота отворились. Толпа ожидала ихъ внизу лѣстницы. Улица была запружена любопытными...

Раздалась отрывистая команда, и кортежъ тронулся подъ конвоемъ жандармовъ. Выѣхали на набережную. Божаръ, обнявъ Гіацинту за талію, старался охранить ее отъ толчковъ телѣги. Не отрываясь, глядѣли они другъ на друга. Пробираясь между толпами зрителей, пересѣкли улицу де-ла-Моннэ, улицу С.-Оноре, и затѣмъ улицу Флорентена. Наконецъ на закатѣ достигли площади Республики, гдѣ на пурпуровомъ небосклонѣ виднѣлся зловѣщій силуэтъ гильотины. Ее окружали тысячи головъ въ красныхъ колпакахъ. Крики перемѣшивались съ рокотомъ барабановъ.

Обнявшись въ послѣдній разъ, Гіацинта вырывается отъ Франсуа. Первой сходитъ она съ повозки. Помощники палача толкаютъ ее на подмостки, Божару даруютъ милость взойти непосредственно за ней, и смерть, эта блѣдная сестра любви, почти одновременно уноситъ ихъ на своихъ братскихъ крыльяхъ.

"Историческій Вѣстникъ", тт. 111--113, 1908

Комментарии: 1, последний от 06/04/2018. Терье Андре (перевод: А. М. Белов) (yes@lib.ru) Год: 1874 Обновлено: 06/04/2018. 550k. Статистика. Роман: Проза, Переводы, Историческая проза Романы и повести	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Mademoiselle Guignon (?). Перевод с французского А. М. Белова.

Терье Андре В вихре великой революции

ВЪ ВИХРѢ ВЕЛИКОЙ РЕВОЛЮЦІИ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

I.Голодные желудки.

II.Гордость провинціи.

III.

IV.

V.Фуръ-О-Муанъ,

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.Памятникъ Мирабо.

II.Привидѣнія.

III.Посланецъ королевы.

IV.Къ печамъ!

V.Отъѣздъ изъ Варена.

VI.Тревога.

VII.Порывъ сердца.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

I.Ужинъ у Жилотъ.

II.Лагерь эмигрантовъ.

III.Торжество Ренара.

IV.Верденъ.

V.Круа-о-Буа.

VI.Вальми.

VII.Разочарованіе.