Теккерей Уильям Мейкпис
История Пенденниса. Часть первая

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
В. ТЕККЕРЕЯ.

ТОМЪ СЕДЬМОЙ.

ИСТОРІЯ ПЕНДЕННИСА.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія бр. Пантелеевыхъ. Верейская, No 16.
94--95.

ИСТОРІЯ ПЕНДЕННИСА
ЕГО УСПѢХОВЪ И НЕУДАЧЪ, ЕГО ДРУЗЕЙ И ЗЛѢЙШАГО ВРАГА.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

Переводъ М. А. Э.[нгельгардта] и В. Л. Р.[анцова]

ПРЕДИСЛОВІЕ.

   Предлагаемое вниманію публики произведеніе печаталось въ теченіе двухъ лѣтъ. При такомъ способѣ писанія оно не можетъ не потерять въ художественномъ отношеніи, но зато выигрываетъ въ правдивости и искренности, которыя болѣе обработанный трудъ рисковалъ бы утратить. Въ постоянной бесѣдѣ съ читателями авторъ привыкаетъ излагать свои мысли и чувства на чистоту. Теперь, перечитывая свой романъ, онъ находитъ въ немъ много обмолвокъ и описокъ, видитъ, что многое сказано на обумъ, и желалъ бы исправить эти промахи. Это, такъ сказать, душевный разговоръ съ читателемъ, разговоръ мѣстами скучноватый и вялый. Въ такой постоянной бесѣдѣ разсказчику гдѣ же отдѣлаться отъ собственныхъ недостатковъ, слабостей, тщеславія, но какъ о характерѣ человѣка вы не станете судить по одному разговору, по единичному мнѣнію или случайному настроенію, а только по общему характеру его рѣчей и дѣйствій послѣ продолжительныхъ сношеніи съ нимъ, такъ судите и объ авторѣ и прежде всего отвѣтьте, честенъ-ли онъ? Говоритъ-ли онъ правду? О ней-ли заботится и хлопочетъ? Или это шарлатанъ, который выдумываетъ ради эффекта ложныя чувства и характеры, не отступаетъ передъ чепухой въ погонѣ за популярностью? Я не могу пожаловаться; читателей у меня оказалось гораздо больше, чѣмъ я ожидалъ. Не скажу имъ: вы не найдете промаховъ въ моей книгѣ и ни разу не задремлете надъ нею; прошу повѣрить одному: писавшій ее стремился къ истинѣ. Если же этого нѣтъ, то книга ничего не стоитъ.
   Любителей "сенсаціоннаго чтенія" не мѣшаетъ, пожалуй, предупредить, что первоначальный планъ этой книги былъ совершенно иной. Леди и джентльмены, для вашего услажденія и для пополненія кармановъ автора и издателя, готовился разсказъ объ ужаснѣйшихъ приключеніяхъ. Что можетъ быть заманчивѣе исторіи коварнаго злодѣя (впрочемъ, со многими доблестями) и молодой леди изъ Бельгрэви? Что увлекательнѣе общественныхъ контрастовъ? смѣси вульгарнаго и фешенебельнаго жаргоновъ, побѣговъ, поединковъ, убійствъ? Да, вплоть до сегодняшняго утра мой бѣдный другъ, полковникъ Альтамонтъ, былъ осужденъ на смерть и авторъ смягчился только въ самую послѣднюю минуту.
   "Сенсаціонный" планъ былъ оставленъ (къ чему издатели отнеслись крайне снисходительно), потому что, взявшись за исполненіе, я убѣдился въ своей неопытности на этотъ счетъ. Не имѣвъ никогда интимныхъ сношеній съ каторжниками, незнакомый съ обычаями злодѣевъ и висѣльниковъ, я долженъ былъ отказаться отъ мысли вступить въ соперничество съ г. Эженомъ Сю. Изобразить настоящаго мерзавца значило бы нарисовать такую отвратительную фигуру, которую страшно и показать публикѣ; а между тѣмъ нужно изобразить вѣрно; иначе не стоитъ и показывать.
   Даже обыкновенныхъ джентльменовъ -- одинъ изъ нихъ, не худшій и не лучшій, чѣмъ всѣ вообще образованные люди, изображенъ въ этой книгѣ -- даже обыкновенныхъ джентльменовъ мы не можемъ выводить на сцену со всѣми ихъ слабостями и недостатками. Съ тѣхъ поръ, какъ умеръ авторъ "Томъ Джонса", ни одинъ писатель не смѣетъ изображать человѣка въ натуральномъ видѣ. Приходится выводить его въ драпировкѣ съ условной улыбкой на устахъ. Общество не терпитъ естественности въ нашемъ искусствѣ. Я потерялъ много подписчиковъ и подвергся упрекамъ со стороны дамъ за то, что вздумалъ описать молодого человѣка, которому приходится бороться съ искушеніями. Онъ не избѣжалъ страстей, но у него хватило мужества и благородства преодолѣть ихъ. Вы увидите то, что происходитъ въ обществѣ, въ клубахъ, школахъ, ресторанахъ -- изъ чего слагается жизнь и дѣятельность вашихъ сыновей. Немного болѣе откровенности, чѣмъ принято, допущено въ этой исторіи; надѣюсь, не съ худой цѣлью со стороны автора, и не ко вреду читателей. Истина не всегда пріятна, но истина лучше всего -- раздается-ли она съ каѳедры проповѣдника или мыслителя, или изъ письменнаго стола, за которымъ беллетристъ оканчиваетъ свой разсказъ, прощаясь съ читателями.
   
   Кенсингтонъ, 26 ноября 1850 г.
   

ГЛАВА I,
изъ которой видно, какъ первая любовь можетъ прервать завтракъ.

   Въ одно прекрасное утро, въ разгарѣ лондонскаго сезона, маіоръ Артуръ Пенденнисъ, по обыкновенію, отправился завтракать въ клубъ на Полъ-Моллѣ, коего былъ онъ лучшимъ украшеніемъ. Въ четверть одиннадцатаго маіоръ неизмѣнно являлся тамъ въ лакированныхъ сапогахъ, лучшихъ во всемъ Лондонѣ, въ тугомъ утреннемъ галстухѣ, остававшемся безъ единой складочки до самаго обѣда, въ жилетѣ, пуговицы котораго были украшены гербомъ владѣльца, и въ такомъ бѣлоснѣжномъ бѣльѣ, что самъ мистеръ Бруммель поинтересовался узнать имя маіоровой прачки и непремѣнно воспользовался бы ея услугами, если бы житейскія неудачи не заставили этого великаго мужа исчезнуть изъ столицы. Сюртукъ Пенденниса, его бѣлыя перчатки, его бакенбарды, даже его трость были совершенствомъ въ своемъ родѣ, какъ образецъ костюма, приличнаго военному человѣку en retraite. На нѣкоторомъ разстояніи, или сзади, вы не дали бы ему болѣе тридцати лѣтъ, и только при ближайшемъ разсмотрѣніи могли бы замѣтить подозрительную природу его роскошныхъ темныхъ волосъ и гусиныя лапки въ уголкахъ нѣсколько поблекшихъ глазъ на его пріятномъ лицѣ. Носъ его напоминалъ Веллингтона. Руки и манжеты были замѣчательно длинны и бѣлы. На манжетахъ носилъ онъ прекрасныя золотыя запонки, подарокъ его королевскаго высочества герцога Іоркскаго; а на рукахъ нѣсколько изящныхъ перстней, изъ коихъ главный и самый крупный былъ украшенъ достославнымъ гербомъ Пенденнисовъ.
   Онъ всегда садился у одного и того же столика въ одномъ и томъ же углу залы, котораго никто ужь и не оспаривалъ у него. Разъ или два какіе-то дерзкіе безумцы пытались овладѣть его мѣстомъ; но въ манерахъ, въ осанкѣ маіора, когда онъ садился за ближайшимъ столикомъ, устремивъ взоръ на узурпаторовъ, было столько холоднаго достоинства, что никто не могъ сидѣть спокойно и ѣсть подъ его взглядомъ; такъ что въ концѣ концовъ этотъ столъ, по близости отъ камина и въ то же время недалеко отъ окна, сдѣлался его собственностью. Тутъ складывались письма, получавшіяся на его имя, и не мало молодыхъ людей поглядывали съ почтительнымъ удивленіемъ на груду конвертовъ съ разнообразными печатями и штемпелями. Если возникалъ какой-нибудь вопросъ касательно этикета, или свѣтскихъ правилъ, или кто на комъ женился, сколько лѣтъ герцогу такому-то,-- обращались къ ису. Маркизы оставляли ему въ клубѣ записочки или вызывали его. Онъ отличался безукоризненною любезностью. Молодые люди любили прогуливаться съ нимъ въ паркѣ или по Полъ-Моллю, потому что онъ раскланивался со всѣми, и чуть не каждый встрѣчный оказывался лордомъ.
   Итакъ, маіоръ усѣлся за своимъ столикомъ и пока человѣкъ подавалъ ему завтракъ и газету, онъ перебиралъ письма, разсматривая ихъ въ золотой лорнетъ и складывая по порядку. Тутъ были большія внушительныя карточки съ приглашеніями на обѣдъ; были и таинственные маленькіе пакетики съ домашними посланіями; была записка на толстой министерской бумагѣ отъ маркиза Стэйна, съ приглашеніемъ въ Ричмондъ, и другая отъ епископа Илинга и мистриссъ Трэль, выражавшихъ надежду, что маіоръ Пенденнисъ сдѣлаетъ имъ честь навѣстить ихъ въ Илинггаузѣ. И всѣ эти посланія маіоръ пробѣгалъ съ тѣмъ большимъ удовольствіемъ, что сидѣвшій противъ него хирургъ шотландецъ Глори посматривалъ на него съ истинной ненавистью, такъ какъ ему, Глори, никто не посылалъ такихъ приглашеній.
   Покончивъ съ письмами, маіоръ взялся за записную книжку, чтобы посмотрѣть, какіе дни у него не заняты и какія изъ этихъ гостепріимныхъ приглашеній можно удостоить вниманіемъ, какія отвергнуть.
   Онъ вычеркнулъ Кутлера, директора Остъ-Индскаго банка, рѣшившись обѣдать съ лордомъ Стэйномъ,-- принялъ приглашеніе епископа, такъ какъ, хотя обѣдъ у него тянулся долго, но маіоръ любилъ обѣдать съ епископами,-- и продолжалъ въ томъ же духѣ, принимая или отвергая, сообразно своей фантазіи или выгодѣ. Затѣмъ онъ взялся за завтракъ, просматривая въ тоже время газету, извѣщенія о родившихся или умершихъ, списки гостей на праздникѣ милорда такого-то, въ которыхъ, съ удовольствіемъ, встрѣчалъ и свое имя, а въ промежуткахъ между этими занятіями весело разговаривалъ съ сосѣдями.
   Въ числѣ писемъ, полученныхъ въ это утро, было одно, оставшееся не прочитаннымъ, и лежавшее отдѣльно отъ фешенебельныхъ Лондонскихъ посланій,-- письмо съ загородной маркой и домодѣльной печатью. На конвертѣ изящнымъ женскимъ почеркомъ было написано "весьма нужное"; но маіоръ, по какимъ-то своимъ собственнымъ резонамъ, до сихъ поръ не собрался прочесть это скромное провинціальное письмецо, которое, конечно, не могло и претендовать на равное вниманіе съ своими важными коллегами. Дѣло въ томъ, что то письмо было отъ одной родственницы Пенденниса, и пока его сановитые знакомцы появлялись, получали аудіенцію и исчезали, терпѣливое провинціальное письмецо скромно дожидалось своей очереди въ передней.
   Наконецъ, наступила и его очередь; маіоръ сломалъ печать, со штемпелемъ "Фэроксъ", и убѣдившись, что письмо двойное, началъ читать первое, служившее въ то же время конвертомъ.
   -- Неужто опять приглашеніе?-- пробурчалъ маіоръ Глори.-- Пенденнисъ не оставилъ бы его на послѣдокъ.
   "Дорогой маіоръ Пенденнисъ,-- гласило письмо,-- прошу и умоляю васъ пріѣхать немедленно" -- дожидайся!-- подумалъ маіоръ, -- а обѣдъ-то у маркиза Стэйна,-- "я въ ужасной тревогѣ и безпокойствѣ. Мой милый мальчикъ, который до сихъ поръ могъ только радовать сердце нѣжнѣйшей матери, огорчилъ меня ужасно. Онъ увлекся -- я не знаю какъ и писать это -- онъ до безумія влюбился" -- маіоръ усмѣхнулся -- "въ актрису, которая здѣсь играла. Она, по крайней мѣрѣ, на двадцать лѣтъ старше Артура, -- которому только въ февралѣ исполнится восемнадцать лѣтъ,-- а несчастный мальчикъ во что бы то ни стало хочетъ жениться на ней".
   -- Ого! Какая его муха укусила?-- подумалъ маіоръ Глори, такъ какъ бѣшенство и изумленіе отпечатлѣлись на лицѣ маіора при этомъ оглушительномъ извѣстіи.
   "Пріѣзжайте, дорогой другъ мой,-- продолжала огорченная леди, -- пріѣзжайте тотчасъ по полученіи этого письма; и, какъ опекунъ Артура, убѣдите, прикажите несчастному ребенку отказаться отъ этого пагубнаго рѣшенія".-- Затѣмъ, послѣ дальнѣйшихъ комментаріевъ на ту же тему, письмо заканчивалось подписью: "несчастной любящей сестры" маіора "Елены Пенденнисъ".
   -- "Фэроксъ, вторникъ",-- заключилъ маіоръ, дочитывая послѣднюю строчку письма,-- чортъ бы побралъ Фэроксъ и вторникъ; посмотримъ, что пишетъ мальчишка; при этомъ онъ взялся за второе письмо, съ надписью, размашистымъ юношескимъ почеркомъ, запечатанное огромной печатью, съ гербомъ Пенденнисовъ, еще большихъ размѣровъ, чѣмъ маіорова, и закапанное воскомъ, очевидно, писавшій находился въ растрепанныхъ чувствахъ.
   Вотъ что прочелъ маіоръ:
   "Фероксъ, понедѣльникъ, полночь.
   "Дорогой дядя, сообщая вамъ о моемъ обрученіи съ миссъ Костиганъ, дочерью Дж. Честерфильда Костигана, эсквайра, изъ Костигантоуна, быть можетъ, болѣе извѣстной вамъ подъ ея профессіональнымъ именемъ миссъ Фотрингэй изъ театровъ Дрюри-Ленъ и Коустритъ,-- я очень хорошо понимаю, что въ виду современныхъ предразсудковъ этотъ бракъ не можетъ быть пріятнымъ для моей семьи. Съ сожалѣніемъ долженъ сказать, что моя милая мама, которой я, видитъ Богъ, не хотѣлъ бы причинить ни малѣйшей непріятности, жестоко взволнована и огорчена моимъ сообщеніемъ, которое я сдѣлалъ ей сегодня. Не откажите, сэръ, пріѣхать поговорить съ ней и утѣшить ее. Вынужденная бѣдностью добывать честный кусокъ хлѣба, съ помощью своего блестящаго таланта, миссъ Костиганъ, тѣмъ не менѣе, принадлежитъ къ семьѣ не менѣе благороднаго и древняго происхожденія чѣмъ наша. Когда нашъ предокъ Ральфъ Пенденнисъ высадился въ Ирландіи съ Ричардомъ II, предки моей Эмиліи были тамъ королями. Я знаю объ этомъ отъ мистера Костигана, который, подобно вамъ, военный.
   "Я тщетно пытался убѣдить мою милую маму, и доказать ей, что молодая леди безупречнаго характера и поведенія, одаренная совершенствомъ красоты и генія, и посвятившая силы одной изъ благороднѣйшихъ профессій, съ цѣлью поддержать свою семью, заслуживаетъ съ нашей стороны всяческой симпатіи и уваженія, а отнюдь не пренебреженія;-- моя бѣдная мама во власти предразсудковъ, передъ которыми моя логика пасуетъ. Она не хочетъ принять въ свои объятія дѣвушку, которая была бы для нея нѣжнѣйшей дочерью.
   "Миссъ Костиганъ нѣсколькими годами старше меня, но это обстоятельство не можетъ служить помѣхой моей любви, ни повліять на ея продолжительность. Я чувствую, сэръ, что любовь, подобная моей, возможна только разъ въ жизни и что любовь эта вѣчная. Увидѣвъ ее, я впервые позналъ любовь, которая прекратится только съ моей смертью. Такъ рѣшила судьба, и, разъ полюбивъ, я былъ бы презреннымъ въ своихъ собственныхъ глазахъ и недостойнымъ имени джентльмена, если бы колебался отдаться моей страсти, пожертвовать всѣмъ моему чувству, и принести въ даръ женщинѣ, которая такъ нѣжно любитъ меня, мое сердце и мое состояніе.
   "Я не хочу откладывать свадьбу съ моей Эмиліей,-- къ чему? Медлить, значило бы давать мѣсто недостойному сомнѣнію. Мое чувство къ Эмиліи неизмѣнно: она и только она всегда будетъ владѣть имъ. Къ чему же ждать? Прошу васъ, дорогой дядя, пріѣзжайте и уговорите мою милую маму; обращаюсь къ вамъ, какъ къ свѣтскому человѣку, qui mores hominum multorum viditet urbes, свободному отъ пустыхъ опасеній и предразсудковъ, которые волнуютъ леди, никогда не покидавшую своей деревни.
   "Прошу васъ, пріѣзжайте немедленно. Я совершенно увѣренъ, что -- независимо отъ денежныхъ соображеній -- вы оцѣпите по достоинству мою Эмилію. Вашъ любящій племянникъ

Артуръ Пенденнисъ".

   Когда маіоръ окончилъ это посланіе, вся его фигура выражала такое бѣшенство и ужасъ, что хирургъ Глори нащупалъ въ карманѣ ланцетъ, который всегда носилъ съ собою, и подумалъ, что съ его уважаемымъ другомъ сейчасъ случится припадокъ. Въ самомъ дѣлѣ извѣстіе было сокрушительное. Глава Пенденнисовъ женится на актрисѣ, которая старше его десятью годами.-- "Мать испортила повѣсу,-- простоналъ маіоръ внутренно,-- своей проклятой сантиментальностью и романтической ерундой. Мой племянникъ женится на театральной королевѣ! Благодарю за угощеніе,-- да мнѣ прохода не будетъ отъ насмѣшекъ!" -- И онъ увидѣлъ, съ невыразимой мукой, что приходится отказаться отъ обѣда у лорда Стэйна въ Ричмондѣ, и провести ночь въ ужасномъ, тѣсномъ дилижансѣ, вмѣсто того чтобы развлекаться въ пріятнѣйшемъ и избранномъ обществѣ.
   Покончивъ съ завтракомъ, онъ съ горестью написалъ отказы маркизу, графу, епископу и всѣмъ остальнымъ, и приказалъ слугѣ занять мѣсто въ дилижансѣ, съ твердымъ намѣреніемъ поставить издержки путешествія въ счетъ вдовы и молодого повѣсы, которому приходился дядей и опекуномъ.
   

ГЛАВА II.
Родословное древо и другія фамильныя дѣла.

   Въ эпоху регентства Георга Великолѣпнаго проживалъ въ западной Англіи, въ мѣстечкѣ Клеврингѣ, джентльменъ по фамиліи Пенденнисъ. Нѣкоторые изъ старожиловъ помнили вывѣску съ этимъ именемъ и изображеніемъ позолоченныхъ ступки и пестика въ городѣ Батѣ, гдѣ мистеръ Пенденнисъ имѣлъ практику въ качествѣ доктора и аптекаря; причемъ не только посѣщалъ больныхъ джентльменовъ и леди въ самые интересные моменты ихъ жизни, но не брезговалъ налѣпить пластырь захворавшей фермершѣ, а также торговать зубными щетками, пудрой и издѣліями лондонской парфюмеріи.
   А между тѣмъ, этотъ скромный аптекарь, продававшій случайному посѣтителю порошки или кусокъ душистаго виндзорскаго мыла, былъ джентльменъ съ хорошимъ образованіемъ, старинной фамиліи, не хуже любой въ Сомерсетѣ. Родословная Пенденнисовъ восходила къ эпохѣ друидовъ и Богъ знаетъ къ какимъ еще болѣе отдаленнымъ временамъ. Позднѣе они породнились съ норманами и со всѣми знатными фамиліями Валлиса и Британіи. Пенденнисъ учился въ университетѣ и могъ бы съ честью окончить курсъ, но на второй годъ его пребыванія въ Оксфордѣ, отецъ его умеръ несостоятельнымъ должникомъ, и бѣдному Пену пришлось взяться за аптекарскую стряпню. Онъ всегда презиралъ это занятіе, и только нужда, да настоянія дяди, брата матери, лондонскаго аптекаря неважной фамиліи, съ которой старикъ Пенденнисъ породнился путемъ неравнаго брака,-- заставили его взяться за ненавистную профессію.
   Мистеръ Пенденнисъ обладалъ такими благородными и изящными манерами, что ея лордство, вдова сэра Пепина Рибстона изъ Кодлингбери, что въ Сомерсетѣ, избрала его домашнимъ врачемъ для своего многочисленнаго семейства. Когда мистеръ Рибстонъ, пріѣхавъ на Рождество домой изъ Итона, занемогалъ, обкушавшись домашними яствами, м-ръ Пенденнисъ лечилъ его весьма искусно и рачительно. Въ результатѣ онъ пріобрѣлъ расположеніе Кодлингберійской фамиліи и съ этого момента началось его благополучіе. Лучшее общество Бата приняло его подъ свое покровительство, въ особенности одобряли его и восхищались имъ дамы. Сначала прифрантилась его мизерная лавочка, потомъ онъ прекратилъ торговлю зубными щетками и парфюмеріей; потомъ и вовсе закрылъ лавку, оставивъ только кабинетъ для пріема больныхъ, и пригласивъ въ помощники очень изящнаго молодого человѣка, далѣе завелъ двухколесный фаэтончикъ, и, наконецъ, его бѣдная старая матушка, сидя у окна своей спальни, къ которому подкатывали ея кресло, имѣла счастіе видѣть своего возлюбленнаго Джона въ собственной каретѣ, правда въ одну лошадь, но настоящей каретѣ съ гербами Пенденнисовъ на дверцахъ.
   -- Что сказалъ бы теперь Артуръ?-- говорила она, вспоминая о своемъ младшемъ сынѣ,-- Артуръ, Который ни разу не удосужился навѣстить моего дорогого Джонни во времена его бѣдности и борьбы.
   -- Капитанъ Пенденнисъ съ своимъ полкомъ въ Индіи,-- замѣчалъ на это мистеръ Пенденнисъ,-- и притомъ мнѣ было бы очень пріятно, если бы вы не называли меня Джонни въ присутствіи молодого человѣка... въ присутствіи мистера Паркинса.
   Наступилъ день, когда она перестала называть его какими бы то ни было ласкательными и нѣжными именами, и домъ его запустѣлъ и пріунылъ, когда умолкъ этотъ нѣжный, хотя по временамъ ворчливый голосъ. Онъ перенесъ свою спальню въ комнату, гдѣ столько лѣтъ копошилась почтенная старушка, и проводилъ ночи въ большой широкой кровати. Ему перевалило за сорокъ, когда это случилось,-- а было это еще до войны, до восшествія на престолъ Георга Великолѣпнаго. Дворянину нельзя же безъ родословной,-- и Пенденнисъ завелъ свою, въ красивой рамкѣ, подъ стекломъ, и повѣсилъ ее въ спальнѣ между двумя картинами, изображавшими: одна Кодлингберійскую усадьбу въ Сомерсетширѣ, другая -- коллегію св. Бонифація въ Оксфордѣ; гдѣ протекли быстролетные и счастливые дни его первой молодости.
   Почти одновременно съ мистриссъ Пенденнисъ скончалась другая паціентка ея сына: добродѣтельная старушка леди Понтипуль, дочь Реджинальда, двѣнадцатаго графа Барикрисъ и, слѣдоватательно, прабабка нынѣшняго графа и вдова Джона, второго лорда Понтипуль, а также достопочтеннаго Іоны Уэльса изъ Армоэддонской капеллы въ Клифтонѣ. Въ послѣднія пять лѣтъ жизни ея милость держала при себѣ въ качествѣ компаньонки миссъ Елену Тистльвудъ, очень отдаленную родственницу вышепоименованнаго благороднаго дома Барикрисъ и дочь поручика Р. Тистльвуда, убитаго въ сраженіи при Копенгагенѣ. Миссъ Тистльвудъ нашла прибѣжище подъ кровомъ леди Понтипуль, а докторъ, посѣщавшій миледи, по крайней мѣрѣ, дважды въ день, не могъ не замѣтить ангельской кротости, съ какою молодая дѣвушка выносила брюзжанье своей старшей родственницы. И вотъ, когда имъ пришлось въ одно прекрасное утро провожать достопочтенные останки ея милости въ Батское Аббатство, гдѣ они и нынѣ покоятся, онъ смотрѣлъ на блѣдное милое личико миссъ Тистльвудъ и утверждался въ рѣшеніи, мысль о которомъ заставляла его пульсъ биться по меньшей мѣрѣ девяносто разъ въ секунду.
   Онъ былъ старше ея на двадцать лѣтъ съ лишнимъ и отнюдь не отличался пламенной натурой. Быть можетъ, въ ранней молодости была и у него какая-нибудь страстишка, первая любовь, которую пришлось подавить,-- быть можетъ, и вообще эти первыя любви нужно давить и топить, какъ поступаютъ съ котятами,-- во всякомъ случаѣ, теперь, въ сорокъ три года, это былъ разсудительный, спокойный и плѣшивый человѣчекъ въ черныхъ чулкахъ. Спустя нѣсколько дней послѣ погребенія онъ явился къ миссъ Тистльвудъ, и пощупавъ ей пульсъ, удержалъ ея руку въ своей и спросилъ, гдѣ она намѣрена жить теперь, когда семья Понтипулей вступила во владѣніе наслѣдствомъ и вещи увернуты въ солому, упакованы въ корзины, заколочены въ ящики, обернуты въ рогожи и отправляются по назначенію подъ присмотромъ миссъ Елены,-- да, такъ что она намѣрена предпринять теперь?
   Глаза ея наполнились слезами, и она отвѣчала, что сама не знаетъ. У нея есть небольшія средства. Старая леди оставила ей тысячу фунтовъ; она хотѣла бы устроиться куда-нибудь въ пансіонѣ или въ школѣ; но вообще она ничего не знаетъ.
   Тогда Пенденнисъ, глядя на ея блѣдное лицо, и не выпуская ея холодной маленькой ручки, спросилъ ее, согласна-ли она пойти за него и жить съ нимъ? Онъ старъ въ сравненіи... въ сравненіи съ такой цвѣтущей молодой леди (Пенденнисъ принадлежалъ къ старой степенной школѣ любезныхъ джентльменовъ и аптекарей), -- но онъ хорошей фамиліи, и, смѣетъ надѣяться, хорошихъ правилъ и характера. Обстоятельства его тоже хороши и улучшаются съ каждымъ днемъ. Онъ одинъ одинешенекъ, нуждается въ кроткой и вѣрной подругѣ, и радъ будетъ посвятить ей жизнь... Словомъ, онъ произнесъ цѣлый маленькій спичъ, который сочинилъ еще утромъ въ постели, а редактировалъ и исправилъ въ каретѣ на пути къ молодой леди.
   Кто знаетъ, если у него была какая-нибудь страстишка во время оно, то можетъ быть и она надѣялась на какую-нибудь другую партію, не на маленькаго человѣчка съ вставными зубами и ласковой улыбкой, который такъ деликатно объяснялся съ привратникомъ, такъ разсыпался въ любезностяхъ передъ горничной, и которымъ ея старая покровительница помыкала точно лакеемъ, -- да, можетъ быть, она избрала бы другого человѣка. Но она знала, что Пенденнисъ достойный, почтенный, разсудительный человѣкъ, зналъ, съ какой нѣжной заботливостью ухаживалъ онъ за своей матерью, -- и разговоръ ихъ кончился тѣмъ, что она, покраснѣвъ до ушей, сдѣлала Пенденнису низкій-пренизкій реверансъ и просила позволенія подумать о его любезномъ предложеніи.
   Они обвѣнчались по окончаніи батскаго сезона и въ самый разгаръ Лондонскаго. Пенденнисъ заблаговременно, при посредствѣ своего пріятеля, тоже доктора, нанялъ квартиру въ Голль-Стритѣ, въ Кавендишъ-Скверѣ и отвезъ туда супругу въ коляскѣ парой; сводилъ ее въ театры, въ паркъ, въ Королевскую капеллу; показать ей важныхъ господъ, собирающихся на пріемѣ во дворцѣ, словомъ, доставилъ ей всевозможныя столичныя развлеченія. Онъ также оставилъ карточки у лорда Понтипуля, у графа Барикриса и у сэра Пепина и леди Рибстонъ, его первыхъ и добрѣйшихъ покровителей. Барикрисъ не обратилъ вниманія на карточку. Понтипуль заглянулъ къ нимъ, пришелъ въ восхищеніе отъ м-риссъ Пенденнисъ, и сказалъ, что леди Понтипуль непремѣнно нанесетъ ей визитъ. Послѣдняя, дѣйствительно, сдѣлала это пять недѣль спустя при посредствѣ Джона, ливрейнаго лакея, который принесъ ея карточку и приглашеніе на концертъ. Въ это время Пенденнисъ уже вернулся домой, и развозилъ микстуры и пилюли въ своей кареткѣ. Зато Рибстоны пригласили его и мистриссъ Пенденнисъ на обѣдъ, о которомъ м-ръ Пенденнисъ вспоминалъ до послѣдняго дня своей жизни.
   Сдѣлаться джентльменомъ всегда было завѣтной мечтой Пенденниса. Для этого требуется немного времени и строгая экономія со стороны провинціальнаго доктора, доходы котораго не велики и сбереженія недостаточны для покупки земли и усадьбы. Но независимо отъ умѣренности и бережливости нашего друга, фортуна помогла ему достигнуть завѣтной цѣли. Ему удалось купить по очень сходной цѣнѣ небольшое имѣньице и домикъ въ упомянутомъ уже мѣстечкѣ Клеврингѣ. Удачная покупка пая въ одномъ предпріятіи, по разработкѣ мѣднаго рудника, увеличила его состояніе, у него хватило благоразумія продать свои акціи, пока рудникъ былъ еще въ полной славѣ. Въ концѣ концовъ онъ продалъ свою профессію въ Батѣ м-ру Паркинсу за кругленькую сумму чистыми денежками и ежегодную уплату въ теченіе извѣстнаго числа лѣтъ, послѣ чего совершенно забросилъ ступку и пестикъ.
   Въ это время его сыну Артуру Пенденнису исполнилось восемь лѣтъ; мудрено-ли, что, оставивъ Ватъ въ такомъ юномъ возрастѣ, онъ почти совершенно забылъ о существованіи аптеки, въ которой его отецъ пачкалъ свои благородныя руки, составляя микстуры и порошки. Старикъ никогда не говорилъ, даже не упоминалъ объ аптекѣ; пользовался услугами мѣстнаго врача, пересталъ носить черные штаны и чулки; посѣщалъ ярмарки и съѣзды и носилъ зеленую куртку съ мѣдными пуговицами и штиблеты, точно и вѣкъ свой былъ англійскимъ помѣщикомъ. Онъ часто стоялъ у воротъ своей усадьбы, глядя на проѣзжающія мимо повозки и кареты и важно кивая кучерамъ и вощикамъ, снимавшимъ передъ нимъ шляпы. Онъ основалъ Клеврингскій клубъ и Общество снабженія бѣдныхъ супомъ и одѣялами. Онъ же добился того, что почтовая карета, ѣздившая прежде черезъ Кекльфильдъ, стала ѣздить на Клеврингъ. Къ церкви онъ также былъ усерденъ въ качествѣ прихожанина и члена приходскаго совѣта. Въ базарные дни, по вторникамъ, онъ переходилъ отъ навѣса къ навѣсу, разсматривалъ образчики овса, пробовалъ на губахъ пшеницу, критиковалъ скотъ и взвѣшивалъ на рукѣ гуся съ видомъ знатока; затѣмъ вершилъ сдѣлки съ фермерами въ "Клеврингскомъ Гербѣ", точно давнишній завсегдатай этого знаменитаго заведенія. Титулъ доктора, которымъ онъ-прежде гордился, теперь конфузилъ его; и тотъ, кто хотѣлъ угодить ему, величалъ его сквайромъ.
   Богъ знаетъ откуда взялись портреты его предковъ, но только цѣлый рядъ ихъ висѣлъ въ отдѣланной дубомъ столовой доктора, который увѣрялъ, что они принадлежатъ кисти Лелисовъ и Ванъ-Дейковъ, а на вопросъ объ ихъ исторіи, отзывался глухо: "мои предки". Сынокъ его свято вѣрилъ въ ихъ существованіе, и Роджеръ Пенденнисъ, герой Азинкура, Артуръ Пенденнисъ, герой Ереси, генералъ Пенденнисъ, герой Бленгейма и Уденарда были въ глазахъ юнаго джентльмена такими же реальными и подлинными лицами, какъ -- кого бы привести въ примѣръ?-- какъ Робинзонъ Крузоэ, или Петеръ Вилькинсъ, или семь христіанскихъ витязей, о которыхъ онъ читалъ въ книжкахъ.
   Доходы Пенденниса, не превышавшіе восьмисотъ фунтовъ въ годъ, не позволяли ему, даже при строжайшей экономіи и бережливости, водиться съ мѣстной знатью; но все же онъ знался съ приличными и порядочными людьми. Не будучи цвѣтомъ общества, они, по крайней мѣрѣ, позаимствовались благоуханіемъ отъ этого цвѣта. Они устраивали вечера раза два въ годъ, съѣзжались на нихъ за двѣнадцать миль; а кромѣ помѣщиковъ, Пенденнисы, сколько угодно и даже больше, чѣмъ угодно, могли пользоваться обществомъ городка Клевринга: такъ мистриссъ Пибусъ постоянно путалась въ кухонныя и хозяйственныя дѣла мистриссъ Пенденнисъ, а капитанъ Гландерсъ (50-го драгунскаго полка) вѣчно бродилъ по усадьбѣ, посвящая сквайра въ свои распри съ викаріемъ, съ почтмейстеромъ, съ достопочтеннымъ Ф. Ваншотомъ, начальникомъ Клеврингскаго училища, если тому случалось слишкомъ жестоко высѣчь сынка капитана Энгльси Гландерса,-- словомъ, со всей деревней. Такъ что Пенденнисъ и его жена частенько поздравляли себя съ тѣмъ, что ихъ усадьба Фэроксъ отстоитъ отъ Клевринга на цѣлую милю, иначе имъ не было бы отбоя отъ посѣтителей мужского и женскаго пола.
   Имѣніе Фэроксъ граничило съ рѣчкой Брауль, по другую сторону которой тянулись поля и лѣса (то есть то, что осталось отъ нихъ) Клеврингъ-Парка, помѣстья сэра Фрэнсисъ Клевринга, баронета. Оно было запущено подъ пастбища, на которыхъ кормились овцы и рогатый скотъ, когда Пенденнисы переселились въ Фэроксъ. Барскій домъ стоялъ съ заколоченными ставнями: великолѣпный дворецъ изъ бѣлаго плитняка, съ огромными лѣстницами, статуями и портикомъ; изображеніе его можно видѣть въ "достопримѣчательностяхъ Англіи и Валлиса". Сэръ Ричардъ Клеврингъ, дѣдъ сэра Фрэнсиса, началъ раззореніе фамиліи постройкой дворца, его сынъ закончилъ раззореніе своей жизнью въ этомъ дворцѣ. Теперешній представитель фамиліи, сэръ Фрэнсисъ, скитался гдѣ-то за-границей. Не нашлось настолько богатаго человѣка, чтобы нанять этотъ домище, съ его пустынными комнатами, заплеснѣвѣлыми залами, мрачными галлереями, наводившими трепетъ на маленькаго Артура, который часто забирался сюда въ дѣтствѣ. Хорошъ былъ этотъ замокъ по вечерамъ, на закатѣ солнца, озаренный золотистымъ свѣтомъ, вмѣстѣ съ прилегающимъ къ нему паркомъ. Верхнія окна пылали такъ, что больно было смотрѣть; рѣчка бурливо струилась въ долинѣ, исчезая въ темномъ лѣсу, изъ-за котораго виднѣлись башни клеврингскаго аббатства, окрашенныя пурпуромъ заката. Фигуры маленькаго Артура и его матери бросали на траву длинныя голубыя тѣни; и ребенокъ, на котораго прекрасныя картины природы всегда производили глубокое впечатлѣніе (такъ какъ онъ унаслѣдовалъ чувствительность матери), тихонько повторялъ первыя строчки гимна: "Славны дѣла Твои, Всеблагій!.." -- къ великому утѣшенію мистриссъ Пенденнисъ. Обыкновенно эти прогулки заканчивались нѣжными поцѣлуями и объятіями, такъ какъ любовь и молитва были главнымъ содержаніемъ жизни этой доброй: женщины, и Пенденнисъ не разъ говаривалъ мнѣ впослѣдствіи, что онъ непремѣнно попадетъ въ рай, такъ какъ матушка будетъ тосковать, если не встрѣтится съ нимъ на томъ свѣтѣ.
   Что касается Джона Пенденниса, отца семейства, то онъ пользовался величайшимъ авторитетомъ и распоряженія его исполнялись также неукоснительно, какъ приказы индійскихъ и персидскихъ царей. Шляпа его была всегда вычищена не хуже чѣмъ у кого бы то ни было въ британской имперіи. Обѣдъ подавался ежедневно въ одно и тоже время, минута въ минуту, и горе тому, кто вздумалъ бы запоздать, какъ это случалось иногда съ неисправимымъ шалунишкой Пеномъ. Для всего были опредѣленные часы: для чтенія молитвы, для писемъ, для посѣщенія скотнаго двора, псарни, птичника и гумна. Послѣ обѣда онъ всегда дремалъ съ газетой "Globe" на колѣняхъ, прикрывъ лицо желтымъ индійскимъ платкомъ (платки присылалъ изъ Индіи маіоръ Пенденнисъ, которому братъ, съ своей стороны, помогъ купить маіорскій чинъ, такъ что теперь они были добрыми друзьями). Изъ этого можно заключить, что онъ не особенно интересовался великолѣпнымъ видомъ, открывавшимся изъ оконъ его дома.
   Вообще, онъ былъ не охотникъ до поэзіи и чувствительности. Мать и сынъ всегда затихали, когда мистеръ Пенденнисъ входилъ въ гостиную, съ газетой подъ мышкой... И пока маленькій Пенъ, свернувшись калачикомъ въ креслѣ, читалъ книги, какія только удавалось ему достать, сквайръ пробѣгалъ свои собственныя статейки въ "газетѣ Садовника" или въ торжественной тишинѣ игралъ въ пикетъ съ мистриссъ Пенденнисъ либо съ какимъ-нибудь сосѣдомъ.
   Пенденнисъ всегда старался устроить такъ, чтобы одинъ изъ его большихъ обѣдовъ совпадалъ съ пріѣздомъ въ Фэроксъ маіора, который, по возвращеніи изъ Индіи и новаго и южнаго Валлиса, продалъ свой патентъ, сохранивъ половинный окладъ жалованья. "Мой братъ, маіоръ Пенденнисъ" былъ постоянной темой докторскихъ разговоровъ. Вся фамилія восхищалась "моимъ братомъ маіоромъ". Онъ являлся связующимъ звеномъ между ней и большимъ свѣтомъ Лондона. Онъ всегда привозилъ послѣднія новости о лондонской знати, отзываясь о ней съ чисто военнымъ почтеніемъ и декорумомъ. Онъ говорилъ: -- Милордъ Барикрисъ былъ такъ любезенъ, что пригласилъ меня на фазанью охоту,-- или:-- Милорду Стэйну угодно было почтить меня приглашеніемъ въ Стилобрунъ на Пасху, -- и вы можете быть увѣрены, что достойный мистеръ Пенденнисъ неукоснительно оповѣщалъ объ этихъ свѣтскихъ успѣхахъ моего братамаіора всѣхъ своихъ друзей и знакомыхъ. Они пріѣзжали за десять миль, засвидѣтельствовать почтеніе маіору, когда онъ навѣщалъ Фэроксъ; вообще его репутація свѣтскаго человѣка утвердилась во всемъ графствѣ. Прошелъ слухъ, будто онъ женился на миссъ Генкль изъ Лилибанка, дочери стараго атторнея Генкля, съ доходомъ, по меньшей мѣрѣ, въ полторы тысячи фунтовъ; но мой братъ-маіоръ опровергалъ это извѣстіе.
   -- Пока я остаюсь холостякомъ, -- говорилъ онъ, -- никто не придаетъ значенія мой бѣдности. Я имѣю счастье жить въ обществѣ лицъ настолько высокопоставленныхъ, что нѣсколько сотъ или тысячъ фунтовъ разницы въ моихъ доходахъ не могутъ повліять на мнѣніе, которое этимъ лицамъ угодно было составить обо мнѣ. Миссъ Генкль, леди, безспорно достойная всяческаго уваженія, не обладаетъ ни фамиліей, ни манерами, которыя могли бы дать ей доступъ въ ту сферу, гдѣ я имѣю честь вращаться. Я умру старымъ холостякомъ, Джонъ; а вашъ, достойный другъ, миссъ Генкль, безъ сомнѣнія, найдетъ болѣе достойный предметъ своей привязанности, чѣмъ старый, никуда негодный солдатъ на половинномъ жалованьѣ.
   Событія оправдали это предсказаніе; миссъ Генкль вышла за молодого французскаго дворянина, и живетъ теперь въ Лилибанкѣ, въ званіи баронессы Карамболь, отдѣлившись отъ своего невозможнаго барона вскорѣ послѣ свадьбы.
   Маіоръ относился съ искренней привязанностью и уваженіемъ къ своей невѣсткѣ, отзываясь о ней, и совершенно справедливо, какъ объ одной изъ достойнѣйшихъ леди въ Англіи. Въ самомъ дѣлѣ, спокойная красота мистриссъ Пенденнисъ, ея природная доброта и кротость, простота и достоинство, свойственныя безусловно чистымъ и цѣломудреннымъ женщинамъ, вполнѣ оправдывали похвалы маіора. Я думаю, что меня не обвинятъ въ національныхъ предразсудкахъ, если я скажу, что благовоспитанная англійская леди -- самое совершенное существо на землѣ. У кого же еще вы найдете столько граціи и добродѣтели; столько вѣры и нѣжности; такую утонченность и цѣломудріе. Но подъ словомъ благовоспитанная леди я не подразумѣваю графинь и герцогинь. Онѣ могутъ быть очень высокаго положенія и оставаться самыми дюжинными леди. Но, я надѣюсь, что всякій, кто вращался въ свѣтѣ, можетъ указать въ числѣ своихъ знакомыхъ леди, чья ангельская натура внушаетъ почтеніе и восторгъ, въ чьемъ присутствіи самый грубый, самый необузданный человѣкъ смиряется и преклоняется, подчиняясь вліянію чистой души, не способной не только къ дурному поступку, но и къ дурному помышленію.
   Счастье послало Артуру Пенденнису именно такую мать. Въ дѣтствѣ и юности мальчикъ считалъ ее почти ангеломъ, -- сверхъестественнымъ существомъ, воплощеніемъ мудрости, любви и красоты. На вечерахъ и концертахъ мистеръ Пенденнисъ являлся подъ ручку съ супругой, поглядывая на мѣстныхъ львовъ съ такимъ видомъ, какъ будто хотѣлъ сказать:-- Взгляните-ка, милордъ, можетъ кто-нибудь изъ васъ указать мнѣ женщину, подобную этой?-- Она выводила изъ себя мѣстныхъ леди, обладавшихъ втрое большими доходами и тѣмъ не менѣе принужденныхъ признать ея превосходство. Миссъ Пибусъ называла ее холодной и высокомѣрной; миссъ Пирсъ говорила, что она горда не въ мѣру; мистриссъ Викторъ, супруга доктора богословія, желала имѣть преимущество надъ нею, женой простого врача. Она же относилась съ полнымъ равнодушіемъ къ похваламъ и порицаніямъ. Повидимому, она вовсе не замѣчала удивленія или зависти, возбуждаемыхъ ея достоинствами, а спокойно дѣлала свое дѣло, молилась, любила семью, помогала сосѣдямъ и исполняла свои долгъ.
   Какъ бы то ни было, даже женщина не можетъ быть безусловно совершенной. Такъ ужь рѣшила природа, посылающая намъ нравственные недостатки вмѣстѣ съ головными болями, болѣзнями и смертью, -- безъ чего устройство вселенной было бы одностороннимъ, и многія изъ лучшихъ качествъ человѣка не могли бы найти примѣненія. Какъ страданія создаютъ или вызываютъ наружу твердость и выносливость; затрудненія -- настойчивость; бѣдность -- энергію и изобрѣтательность; опасность -- мужество, такъ, съ другой стороны, и добродѣтели влекутъ за собой нѣкоторые пороки. мистриссъ Пенденнисъ тоже не была свободна отъ порока, того самаго, который открыли въ ней миссъ Пибусъ и миссъ Пирсъ, -- именно гордости, которая, впрочемъ, имѣла объектомъ не столько ее самое, сколько семью. Она говорила о мистерѣ Пенденнисѣ (безспорно достойномъ джентльменѣ, какихъ много, однако) съ благоговѣйнымъ почтеніемъ, точно онъ былъ папа Римскій, возсѣдающій на престолѣ, а она -- кардиналъ, колѣнопреклоненный передъ его святѣйшествомъ. Маіора она считала Баярдомъ между маіорами, а на сынка своего Артура просто молилась, тогда какъ неблагодарный юнецъ относился къ ея обожанію такъ же холодно, какъ статуя св. Петра къ поклонникамъ, лобызающимъ ея ноги.
   Мы упомянули объ этомъ несчастномъ идолопоклонствѣ, потому что оно въ значительной степени послужило причиной неудачъ, обрушившихся на молодого джентльмена, героя нашего разсказа.
   По словамъ школьныхъ товарищей Артура Пенденниса, онъ не отличался ни лѣностью, ни прилежаніемъ. Онъ учился сколько требовалось, но зато съ жадностью пожиралъ романы, стихи, драмы, какіе только могъ достать. Какимъ-то чудомъ онъ увертывался отъ розогъ: его ни разу не сѣкли. Когда ему случалось быть при деньгахъ, онъ не жалѣлъ ихъ на пирожки, которыми угощался самъ и угощалъ друзей; изъ десяти шиллинговъ, полученныхъ на мелкіе расходы, онъ ухитрялся истратить девять съ половиной въ одинъ день. Оставшись безъ денегъ, пользовался кредитомъ; когда же кредита не было, обходился безъ денегъ и, повидимому, нисколько не огорчался этимъ. Онъ не сморгнувъ, терпѣлъ колотушки за товарища, но самая пустая обида отъ друга выводила его изъ себя. Къ дракѣ онъ чувствовалъ отвращеніе, такъ же какъ къ лекарствамъ, греческой грамматикѣ и другимъ упражненіямъ, за которыя принимался только въ случаѣ крайности. Онъ рѣдко, а можетъ быть и вовсе не лгалъ, и никогда не обижалъ маленькихъ. Тѣхъ изъ учителей или старшихъ, которые относились къ нему хорошо, онъ любилъ съ ребяческимъ пыломъ. Директоръ школы говаривалъ иногда -- въ тѣхъ случаяхъ, когда герой нашъ не зналъ Горація или не умѣлъ справиться съ греческимъ упражненіемъ, -- что Артуръ Пенденнисъ позоръ для училища и каидидатъ на скамью подсудимыхъ, что онъ раззоритъ своего почтеннаго отца и сведетъ въ безвременную могилу свою матушку; но такъ какъ почтенный педагогъ обращался съ подобными же комплиментами ко всѣмъ почти ученикамъ (которые, однако, не сдѣлались мошенниками и ворами), то и маленькій Пенъ, сначала ужасно пугавшійся этихъ предсказаній, помаленько привыкъ къ нимъ. И точно, онъ не сводилъ въ безвременную могилу своихъ родителей и до сихъ поръ не учинилъ ничего, достойнаго ссылки или висѣлицы.
   Старшіе воспитанники школы Цистеріанскихъ братьевъ, гдѣ обучался Пенъ, разрѣшали себѣ пользоваться привиллегіями зрѣлаго возраста, задолго до выхода изъ школы. Напримѣръ, многіе изъ нихъ курили сигары; иные даже начинали заливать за галстухъ. Одинъ изъ нихъ дрался на дуэли съ прапорщикомъ линейнаго полка изъ-за столкновенія въ театрѣ; другой держалъ лошадь и кабріолетъ въ Ковентгарденѣ и каждое воскресенье катался въ Гайдъ-Паркѣ, въ сопровожденіи грума въ ливреѣ съ гербами. Многіе изъ "старшихъ" заводили интрижки и показывали другъ другу стихотворенія въ честь своей возлюбленной или письма и пряди волосъ, полученныя отъ нихъ, но Пенъ, скромный и боязливый юноша, хотя и завидовалъ, но не подражалъ имъ. Онъ еще не заходилъ дальше теоріи, -- практика жизни оставалась ему совершенно незнакомой. Между прочимъ, нѣжныя маменьки и почтенные отцы,-- ужасно рано преподается теорія въ нашихъ общественныхъ школахъ! Четырнадцатилѣтпіе мальчуганы, у которыхъ краска бросается въ лицо въ присутствіи барыни и языкъ прилипаетъ къ гортани въ присутствіи барышень, ведутъ между собой такіе разговоры, что и опытную женщину бросило бы въ краску. Старикашкѣ Пену еще двѣнадцати лѣтъ не исполнилось, а онъ уже былъ просвѣщенъ во всѣхъ статьяхъ насчетъ нѣкоторыхъ вещей,-- и повѣрьте, сударыня, вашъ милый розовый сынишка является изъ школы въ отпускъ съ такими же основательными свѣдѣніями. Я не хочу сказать, что мальчикъ погибъ или утратилъ невинность, я утверждаю только, что недостатки тюремнаго воспитанія прививаются къ нему и мы съ своей стороны дѣлаемъ все для его порчи.
   И вотъ, наконецъ, Пенъ облачился въ фракъ съ длинными фалдами, cauda virilis, и началъ пристально вглядываться въ зеркальце, не ростутъ-ли усы, какъ у его болѣе счастливыхъ товарищей, а его звонкій дискантъ, въ дѣтствѣ онъ очень мило распѣвалъ: "Край родной", "Мой милый пажъ", двѣ-три французскія пѣсенки, которымъ научила его мать и разныя баллады для забавы старшихъ учениковъ,-- превратился въ глубокій басъ, внезапно прорывавшійся визгливыми нотами, смѣшившими учителей и товарищей,-- ему исполнилось уже шестнадцать лѣтъ, когда внезапно его оторвали отъ школьныхъ занятій.
   Это случилось утромъ, до большой перемѣны, всѣ уроки сошли благополучно для Пена, пока не дошло до греческаго перевода. Тутъ оказалось, что онъ ни въ зубъ толкнуть, хотя маленькій Тимминсъ, его протеже, подсказывалъ ему что было силъ. Когда Пенъ проврался разъ или два, грозный педагогъ обрушился на него.
   -- Пенденнисъ, сэръ, -- сказалъ онъ,-- ваша лѣность неисправима и ваша тупость превышаетъ всякое вѣроятіе. Вы позоръ для школы, для вашей семьи и будете позоромъ для вашей родины. Если этотъ порокъ, сэръ, дѣйствительно есть мать всѣхъ пороковъ, какъ утверждаютъ моралисты (а я не сомнѣваюсь въ справедливости ихъ мнѣнія), то какія преступленія, какой развратъ гнѣздятся въ тебѣ, несчастный! Негодный болтунъ! Смѣшивать δε -- и, и δε -- но, въ шестнадцать лѣтъ,-- это не только глупость, невѣжество и несказанное тупоуміе, это -- преступленіе, гнусное преступленіе, сыновняя неблагодарность, которая бросаетъ меня въ дрожь. Мальчикъ, который не учитъ греческой грамматики, обманываетъ отца, тратящаго деньги на его образованіе. Мальчикъ, который обманываетъ отца, скоро начнетъ надувать и обкрадывать сосѣда. Человѣкъ, который обкрадываетъ сосѣда, попадетъ на висѣлицу. Но я не о немъ жалѣю (такъ какъ онъ заслужилъ свою участь); я жалѣю о его несчастныхъ родителяхъ, доведенныхъ до безвременной кончины его преступленіями, или, если они останутся живы, осужденныхъ на безотрадную, безутѣшную старость. Садитесь, сэръ, и помните, что въ слѣдующій разъ вы подвергнетесь серьезному наказанію. Кто тамъ смѣется? Какой негодный мальчишка осмѣливается смѣяться?-- прогремѣлъ въ заключеніе докторъ.
   Дѣйствительно, пока онъ произносилъ эту рѣчь, позади его раздался смѣхъ. Ораторъ стоялъ спиной къ двери, когда въ классъ вошелъ джентльменъ, хорошо знакомый съ мѣстными порядками (маіоръ Артуръ и м-ръ Джонъ Пенденнисъ, оба учились въ этой школѣ) и спросилъ у ближайшаго ученика, гдѣ Пенденнисъ? Когда мальчикъ съ усмѣшкой указалъ на преступника, на котораго докторъ обрушивалъ громы своего справедливаго гнѣва, маіоръ Пенденнисъ не могъ удержаться отъ смѣха. Ему вспомнились старые годы, когда и онъ стоялъ на томъ же самомъ мѣстѣ, гдѣ теперь находился Пенъ-младшій, и выслушивалъ такія же точно рацеи отъ предшественника доктора. Моментально разнеслось извѣстіе, что пріѣхалъ дядя Пенденниса, и сотня молодыхъ лицъ, съ выраженіемъ не то испуга, не то смѣха, устремились на посѣтителя, а потомъ на грознаго доктора.
   Маіоръ попросилъ ученика передать доктору карточку, на которой было написано: "Я долженъ взять А. П. домой; отецъ его опасно боленъ".
   Получивъ карточку, докторъ прервалъ свою филиппику и остановился съ разинутымъ ртомъ. Сдержанный дотолѣ смѣхъ превратился въ общій хохотъ.-- "Молчать!" -- крикнулъ докторъ, топнувъ ногой.-- Пенъ узналъ своего избавителя; маіоръ сдѣлалъ ему знакъ и, собравъ свои книги, Пенъ подошелъ къ нему.
   Докторъ взглянулъ на часы. Было двѣ минуты перваго.-- Мы займемся Ювеналомъ послѣ перемѣны,-- сказалъ онъ, кивая маіору; -- ученики поняли этотъ сигналъ, собрали книги и высыпали изъ класса.
   Юный Пенъ догадался по лицу дяди, что дома случаюсь что-то чрезвычайное.-- Не случилось-ли чего-нибудь съ матушкой?-- спросилъ онъ, едва выговаривая слова отъ волненія и готовый залиться слезами.
   -- Нѣтъ, ничего, -- отвѣчалъ маіоръ, -- но твой отецъ опасно боленъ. Собирайся скорѣй; я нанялъ почтовую карету, она дожидается у подъѣзда.
   Пенъ побѣжалъ укладываться, а докторъ подошелъ къ своему бывшему ученику. Теперь это былъ совсѣмъ другой человѣкъ. Какъ замарашка въ извѣстный часъ превращалась изъ нарядной и пышной принцессы въ обыкновенную дѣвушку въ затрапезѣ, такъ, съ окончаніемъ урока, улетучивались грозное величіе и сокрушительный гнѣвъ почтеннаго педагога.
   -- Надѣюсь, что серьезной опасности нѣтъ,-- сказалъ онъ.-- Жаль отрывать мальчика отъ занятія. Онъ хорошій малый, немножко съ лѣнцой, но благородный, честный юноша, хотя и не такъ силенъ въ синтаксисѣ, какъ бы мнѣ хотѣлось. Не завернете-ли ко мнѣ позавтракать? Жена будетъ очень рада.
   Но маіоръ Пенденнисъ отклонилъ это предложеніе. Онъ сказалъ, что братъ его очень боленъ, что вчера съ нимъ случился ударъ и неизвѣстно, застанутъ-ли они его въ живыхъ.
   -- Онъ вѣдь единственный сынъ, а?-- спросилъ докторъ.
   -- Да,-- отвѣчалъ маіоръ.
   -- А состояніе, кажется... э... кругленькое?-- скороговоркой сказалъ первый.
   -- Гмъ... да, ничего, -- отвѣчалъ маіоръ.
   Этимъ разговоръ и кончился. И Артуръ Пенденнисъ усѣлся съ дядей въ почтовую карету съ тѣмъ, чтобы никогда уже не возвращаться въ школу.
   Когда карета проѣзжала черезъ Клеврингъ, конюхъ, стоявшій въ воротахъ "Клеврингскаго Герба", мигнулъ ямщику такъ значительно, точно хотѣлъ сказать, что все кончено. Жена садовника отворила ворота и пропустила пріѣзжихъ, молча покачивая головой. Всѣ шторы въ домѣ были спущены; старикъ-слуга встрѣтилъ пріѣзжихъ, блѣдный, какъ полотно. Артуръ тоже былъ блѣденъ, больше, впрочемъ, отъ страха, чѣмъ отъ жалости. Сколько бы ни таилось въ покойномъ любви и нѣжности, а онъ обожалъ свою жену, любилъ своего сына и души въ немъ не чаялъ,-- онъ никогда не позволялъ имъ прорываться наружу; а мальчикъ не могъ проникнуть сквозь эту холодную внѣшность. А между тѣмъ Артуръ былъ всегда гордостью и счастьемъ отца; его имя пытался произнести Джонъ Пенденнисъ, когда похолодѣвшая рука его судорожно сжимала руку жены, и слабый духъ прощался съ жизнью и свѣтомъ, готовясь перейти въ мрачную обитель смерти.
   Маленькая дѣвочка, личико которой мелькнуло изъ-за шторы, когда экипажъ подъѣхалъ къ дому, отворила дверь наверху и, схвативъ за руку Артура, который остановился, чтобы поцѣловать ее, повела его къ матери. Старикъ Джонъ распахнулъ передъ маіоромъ дверь въ столовую. Въ комнатѣ было темно, шторы спущены, фамильные портреты Пенденнисовъ смутно выдѣлялись на стѣнахъ. Маіоръ выпилъ стаканъ вина. Бутылка была откупорена для сквайра четыре дня тому назадъ. Его шляпа, недавно вычищенная, лежала на столикѣ; газета, портфель, на мѣдной пластинкѣ котораго было выгравировано: "Джонъ Пенденнисъ, эсквайръ, Фэроксъ,-- дожидались хозяина. Докторъ и стряпчій изъ Клевринга, видѣвшіе какъ подъѣхалъ экипажъ, явились черезъ полчаса по пріѣздѣ маіора, по черной лѣстницѣ. Докторъ подробно описалъ болѣзнь и кончину м-ра Пенденниса, распространившись при этомъ о добродѣтеляхъ покойнаго и объ уваженіи, которымъ онъ пользовался среди сосѣдей, и о томъ, какую потерю понесла магистратура, мѣстный госпиталь и проч. Мистриссъ Пенденнисъ,-- прибавилъ онъ,-- переноситъ свою потерю съ удивительнымъ присутствіемъ духа, въ особенности съ тѣхъ поръ, какъ пріѣхалъ мистеръ Артуръ.-- Стряпчій остался обѣдать; съ маіоромъ Пенденнисомъ и толковалъ съ нимъ о дѣлахъ до самаго вечера. Маіоръ былъ душеприказчикомъ покойнаго и опекуномъ Артура вмѣстѣ съ м-ссъ Пенденнисъ. Все состояніе должно было остаться за ней, пока она не выйдетъ замужъ вторично, -- вещь, вполнѣ возможная для такой молодой и прекрасной леди,-- галантно замѣтилъ сэръ Тэтемъ.-- Предполагалось, что маіоръ сейчасъ же приметъ бразды правленія въ виду такого важнаго и печальнаго событія. Старый Джонъ торжественно проводилъ его въ спальню, а на слѣдующее утро принесъ ему ключъ отъ большихъ часовъ въ залѣ, объявивъ, что сквайръ всегда заводилъ ихъ по четвергамъ. Горничная мистриссъ Пенденнисъ сообщила маіору о здоровьѣ своей госпожи. Она подтвердила сообщеніе доктора о благодѣтельномъ вліяніи пріѣзда Артура на состояніе его матушки.
   Не стоитъ говорить о томъ, что произошло между матерью и сыномъ. Лучше набросимъ покровъ на священныя проявленія материнской любви и нѣжности.
   Въ моихъ глазахъ, материнская любовь святая тайна. Всякій видѣлъ и видитъ въ дѣйствительной жизни (и да возблагодаритъ онъ за это Всемогущаго) то, что въ римскихъ церквахъ является въ символическомъ изображеніи св. Дѣвы, съ грудью, источающей кровь. Не далѣе какъ третьяго дня я видѣлъ еврейку съ младенцемъ на рукахъ; лицо ея, обращенное къ ребенку, дышало такой ангельской нѣжностью, что, казалось, сіяніе окружаетъ ихъ обоихъ. Признаюсь, мнѣ хотѣлось стать передъ ней на колѣни и восхвалить въ ея лицѣ Божеское милосердіе, надѣлившее насъ материнскимъ инстинктомъ, который возникъ вмѣстѣ съ нашей расой и освящаетъ исторію человѣчества.
   Что касается Артура Пенденниса, то онъ былъ потрясенъ зрѣлищемъ мертваго отца и, безъ сомнѣнія, глубоко и искренно сожалѣлъ о покойномъ. Но я не поручусь, что, оправившись отъ перваго впечатлѣнія, обнимая и утѣшая мать, обѣщая вѣчно любить ее,-- я не поручусь, чтобы въ это самое время сердце его не билось отъ тайнаго торжества. Вѣдь онъ теперь становился главой и повелителемъ. Онъ, Пенденнисъ, а окружающіе -- его слуги и служанки.
   -- Вѣдь вы не отошлете меня, сказала маленькая Лаура, подбѣжавъ къ нему и взявъ его за руку,-- вы не отправите меня въ школу, не правда-ли, Артуръ?
   Онъ поцѣловалъ ее и погладилъ по головкѣ. Нѣтъ, ее не отправятъ въ школу. Что до его возвращенія въ училище, то о немъ не могло быть и рѣчи. Онъ рѣшилъ, что этотъ періодъ его жизни законченъ. Среди общей скорби, когда тѣло еще лежало на постели, онъ уже мечталъ о томъ, что теперь для него наступаютъ постоянныя каникулы, что ему не нужно вставать утромъ по звонку, не придется выслушивать воркотню доктора,-- и сотни такихъ мечтаній и проектовъ бродили въ его головѣ. Какъ далеко залетаютъ наши мысли, и какъ быстро онѣ возникаютъ подъ вліяніемъ нашихъ желаній. Когда Артуръ отправился съ Лаурой черезъ кухню посмотрѣть псарню, птичникъ, всѣ слуги, собравшіеся въ кухнѣ съ своими друзьями, работники съ ихъ женами, Салли Поттеръ, привезшій почту въ Клеврингъ, мальчишки булочники, изъ Клевринга,-- всѣ эти почтенные люди, собравшіеся здѣсь по случаю горестнаго событія и утѣшавшіеся пивомъ,-- встали при его появленіи, отвѣшивая поклоны. Этого еще никогда не случалось до нынѣшняго пріѣзда и Пенъ тотчасъ сообразилъ въ чемъ дѣло, къ своему несказанному удовольствію. Кучеръ воскликнулъ: -- Господи!-- и прошепталъ:-- Какъ возмужалъ мистеръ Артуръ.-- Грумъ Томасъ, подносившій кружку къ губамъ, торопливо поставилъ ее на столъ, при появленіи барина. И баринъ оцѣнилъ этотъ знакъ подданства. Пенъ прошелъ черезъ кухню и осмотрѣлъ собакъ. Когда Флора ткнулась носомъ въ его сюртукъ, а Понто съ радостнымъ лаемъ, сталъ рваться съ цѣпи, Пенъ ласково погладилъ собакъ, промолвивъ самымъ снисходительнымъ тономъ:
   -- Бѣдный Понто! бѣдная Флора.-- Затѣмъ онъ осмотрѣлъ Лауриныхъ куръ, свиней, огородъ, молочную, и можетъ быть покраснѣлъ немного, вспомнивъ послѣднія каникулы, когда онъ ограбилъ большую яблоню и былъ обруганъ ключницей за похищеніе сливокъ.
   Джона Пенденниса, эсквайра, "извѣстнаго Батскаго врача, а впослѣдствіи выдающагося дѣятеля, снисходительнаго ландъ-лорда, члена многихъ благотворительныхъ и общественныхъ учрежденій" похоронили въ Клеврингскомъ аббатствѣ св. Маріи; по словамъ причетника, такихъ пышныхъ похоронъ не была видано въ аббатствѣ со времени погребенія сэра Рожера Клевринга. Мраморная плита, съ цитированной выше надписью, красуется въ церкви. На ней и по сейчасъ можно видѣть гербъ Пенденнисовъ: щитъ съ украшеніями, орла, смотрящаго на солнце, и девизъ "nеc tеnuі pennа". Докторъ Портманъ въ своей воскресной проповѣди съ большимъ тактомъ и чувствомъ упомянулъ о покойномъ, какъ о "нашемъ дорогомъ почившемъ другѣ", и Артуръ Пенденнисъ воцарился на его престолѣ.
   

ГЛАВА III,
въ которой Пенденнисъ оказывается очень молодымъ человѣкомъ.

   Какъ мы уже говорили, Артуру исполнилось шестнадцать лѣтъ, когда онъ принялъ бразды правленія. Въ отношеніи внѣшности онъ представлялъ изъ себя здороваго парня, какъ выражались его друзья, и красавчика, по мнѣнію его мамы. Волосы у него были темно-каштановые, отливавшіе золотомъ на солнцѣ; лицо круглое, розовое, съ веснушками, и добродушнымъ выраженіемъ, усы рѣшительно напоминали красноватый пухъ. Вообще, не будучи красавцемъ, онъ обладалъ такой добродушной, открытой физіономіей и такъ весело поглядывалъ на васъ своими смѣющимися глазами, что не мудрено, если мистриссъ Пенденнисъ считала его гордостью страны. Въ періодъ времени отъ шестнадцати до восемнадцати-лѣтняго возраста онъ выросъ отъ пяти футовъ шести дюймовъ до пяти футовъ восьми дюймовъ, и на этомъ остановился. Но его мать изумлялась этому росту. Онъ былъ выше отца на три дюйма. Возможно-ли, чтобы человѣкъ могъ перерости на три дюйма мистера Пенденниса.
   Разумѣется, онъ не вернулся въ училище. Школьная дисциплина была ему вовсе не по нутру и онъ гораздо лучше чувствовалъ себя дома. Вопросъ этотъ обсуждался на семейномъ совѣтѣ, и дядя стоялъ за возвращеніе въ школу. Директоръ писалъ, что, по его мнѣнію, Артуръ долженъ овладѣть греческой грамматикой, ради своей дальнѣйшей карьеры, но Пенъ очень искусно далъ понять матери, какое опасное мѣсто школа Сѣрыхъ Братьевъ, и какіе сорванцы мальчишки тамъ воспитываются, такъ что робкая женщина переполошилась ужасно и согласилась, что ему слѣдуетъ остаться дома.
   Тогда маіоръ предложилъ пустить въ ходъ свое вліяніе у его королевскаго высочества главнокомандующаго, который относится къ нему, маіору, очень милостиво, и навѣрно не откажетъ дать Пену офицерскій патентъ въ гвардейской пѣхотѣ. Сердце Пена дрогнуло отъ радости: онъ бывалъ на ученьяхъ и парадахъ. Онъ видѣлъ Тома Риккетса, четвероклассника, надъ которымъ товарищи потѣшались изъ-за его тѣсной куртки и штановъ,-- онъ видѣлъ этого самого Риккетса въ малиновой курткѣ съ золотыми галунами, въ огромной медвѣжьей шапкѣ съ знаменемъ въ рукахъ. Томъ узналъ Артура и покровительственно кивнулъ ему головой;-- этотъ несчастный Томъ, котораго Артуръ не такъ давно свалилъ съ ногъ ловкимъ ударомъ въ поджилки, -- этотъ несчастный Томъ стоялъ теперь съ знаменемъ, окруженный штыками, трубачами, барабанщиками,-- и фамильярно бесѣдовалъ съ бородатыми воинами, украшенными ватерлооской медалью.
   Но мистриссъ Елена Пенденнисъ, услыхавъ объ этомъ проектѣ, пришла въ несказанное волненіе и ужасъ. Она сказала, что "не желаетъ ссориться съ тѣми, кто придерживается противуположнаго мнѣнія, но, по ея мнѣнію, профессія военнаго -- не христіанская профессія. Мистеръ Пенденнисъ никогда, никогда не позволилъ бы своему сыну сдѣлаться солдатомъ. Онъ сдѣлаетъ ее несчастной, если рѣшится на это". Пенъ скорѣе бы рѣшился отрѣзать себѣ носъ и уши, чѣмъ сознательно сдѣлать свою мать несчастной, и потому немедленно отказался отъ своего проекта, пожертвовавъ матери своими воображаемыми эполетами и красной курткой.
   Она рѣшила, что онъ великодушнѣйшее существо въ свѣтѣ. Но маіоръ Пенденнисъ, получивъ отказъ на свое предложеніе, написалъ вдовѣ коротенькое и довольно рѣзкое письмо, и подумалъ, что его племянникъ изрядный балбесъ.
   Однако, онъ нѣсколько смягчился, когда, по обыкновенію, пріѣхалъ на Рождество въ Фэроксъ. Оказалось, что Пенъ сдѣлалъ большіе успѣхи. Онъ завелъ себѣ отличную кобылу и гарцовалъ на ней очень ловко и граціозно. Фехтовалъ мастерски и съ большимъ хладнокровіемъ, носилъ высокіе сапоги и серьезно подумывалъ о пунцовой курткѣ, которая, и по мнѣнію маменьки, должна была очень идти къ нему; хотя, разумѣется, мистриссъ Пенденнисъ изнывала отъ тоски во время его отлучекъ, и каждый день ожидала, что его принесутъ домой на носилкахъ.
   Впрочемъ, эти развлеченія, хотя онъ и пользовался ими въ полной мѣрѣ, не отбили Пена отъ занятій. Онъ любилъ читать всякія книги, лишь бы онѣ не принадлежали къ числу школьныхъ учебниковъ. Только когда насильно совали головой въ источникъ знанія, онъ отказывалъ пить. Онъ проглотилъ всѣ книги, какія оказались дома, отъ "Театра" Пичбальда до "Коннозаводства" Уайта; обшарилъ всѣ сосѣднія библіотеки. Въ Клеврингѣ онъ нашелъ груду французскихъ романовъ и прочелъ ихъ съ упоеніемъ; по цѣлымъ часамъ онъ просиживалъ на верхней ступенькѣ лѣстницы въ библіотекѣ доктора Портмана, съ фоліантомъ на колѣняхъ, были-ли то Путешествія Гаклюйта, Левіафанъ Гоббса, Творенія Августина или поэмы Чосера. Онъ подружился съ викаріемъ, и отъ его преподобія заимствовалъ невинное пристрастіе къ хорошему портвейну, которое и сохранялъ всю жизнь. Что касается мистриссъ Портманъ, особы вовсе не ревнивой, хотя ея докторъ признавался ей въ любви къ мистриссъ Пенденнисъ, которую называлъ прекраснѣйшей леди во всемъ графствѣ, -- то она, бросая нѣжные взоры на Пена, примостившагося на верхушкѣ лѣстницы, жалѣла только объ одномъ, что ея дочка Минни слишкомъ стара для него,-- какъ оно и было въ дѣйствительности: миссъ Мира Портманъ была только двумя годами моложе матери Пена, а вѣсила столько же, сколько онъ и мистриссъ Пенденнисъ вмѣстѣ.
   Можетъ быть, эти подробности покажутся вамъ пошлыми? Оглянитесь на свою собственную юность, другъ мой, и вспомните, что тогда было. Мнѣ такъ пріятно вспоминать о хорошо упитанномъ маломъ, смѣломъ и добродушномъ, любящемъ и мягкосердечномъ, глядѣвшемъ въ лицо міру добрыми, честными глазами. Какъ онъ былъ свѣтелъ тогда и какъ мы радовались ему. Какъ быстро проходитъ это время. Пока оно длится, мы не замѣчаемъ его, и только много лѣтъ спустя начинаемъ сознавать, какъ счастливо и привольно жилось тогда.
   Мистеръ Смеркъ, помощникъ д-ра Портмана, былъ приглашенъ давать уроки молодому джентльмену. Смеркъ держалъ себя безукоризненно за чайнымъ столомъ, носилъ кокъ на своемъ прекрасномъ лбу и галстухъ, повязанный съ меланхолической граціей. Онъ былъ довольно силенъ въ классикахъ и математикѣ и обучалъ Пена всему, чему тотъ хотѣлъ обучиться,-- то есть очень немногому. Пенъ вскорѣ оцѣнилъ по достоинству своего наставника, который, пріѣзжая въ Фэроксъ верхомъ на пони, такъ нелѣпо выворачивалъ ноги и такъ потѣшно держался на сѣдлѣ, что для юноши, надѣленнаго юмористической жилкой, невозможно было уважать такого наѣздника. Онъ чуть не уморилъ Смерка, посадивъ его на свою кобылу и отправившись съ нимъ въ поле, гдѣ повстрѣчалась имъ охота (травилъ лису старый рьяный охотникъ, м-ръ Гордгедъ, изъ Демилингбира).-- Смеркъ верхомъ на кобылѣ Пена, Ревеккѣ (она была такъ названа по имени любимой героини Пена, дочери Исаака изъ Іорка въ "Айвенго") повергъ въ изумленіе собакъ, въ негодованіе охотника, наѣхавъ на свору и отдавивъ лапу одной изъ гончихъ, за что и выслушалъ отъ стараго спортсмена, краткую, но необычайно выразительную рѣчь, какихъ не приводилось ему слышать съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ онъ упивался премудростью на школьной скамьѣ.
   Смеркъ и его воспитанникъ вмѣстѣ читали древнихъ поэтовъ и справлялись съ ними довольно быстро, совсѣмъ не такъ, какъ въ Цистерціанской школѣ, гдѣ двигались по классической почвѣ шагъ за шагомъ, обнюхивая каждое слово и выкапывая каждый корень. Пенъ не любилъ останавливаться и заставлялъ своего наставника переводить затруднительныя мѣста, такимъ образомъ, они проглотили Иліаду и Одиссею, трагическихъ писателей и очаровательнаго, остроумнаго Аристофана, (котораго Пенъ призналъ величайшимъ изъ поэтовъ). Но онъ, такъ быстро прогалопировалъ по классической почвѣ, что впослѣдствіи забылъ все прочитанное, сохранивъ о классикахъ такое же смутное воспоминаніе, какъ членъ палаты депутатовъ, цитирующій при случаѣ древняго автора, или журналистъ, ссылающійся ради пущей важности на какого-нибудь грека.
   Кромѣ древнихъ поэтовъ Пенъ, разумѣется, читалъ и смаковалъ англійскихъ. Смеркъ вздыхалъ и покачивалъ головой, когда рѣчь заходила о Байронѣ и Мурѣ. Но Пенъ былъ въ восторгѣ отъ огнепоклонниковъ и корсара, онъ выучилъ ихъ наизусть и часто бралъ за руки Лауру, говоря: -- Зюлейка, я не братъ тебѣ!-- такимъ трагическимъ тономъ, что малютка еще шире раскрывала свои и безъ того большіе глаза. Обыкновенно она сидѣла по вечерамъ съ шитьемъ подлѣ мистриссъ Пенденнисъ и слушала чтеніе Пена, не понимая ни словечка.
   Онъ прочелъ матери Шекспира (которымъ она восхищалась врядъ-ли искренно), Байрона, Попа и своего любезнаго Лалла Рукъ -- всѣ они нравились ей одинаково. Но епископъ Геберъ, а въ особенности мистриссъ Гименсъ трогали ее до глубины души и она всегда закрывала лицо платкомъ, когда Пенъ читалъ этихъ авторовъ своимъ звонкимъ юношескимъ голосомъ. Годъ христіанина только что появился въ то время. Мать и сынъ съ благоговѣніемъ шептали другъ другу стихи гимновъ. Рѣдко, очень рѣдко случалось Пену слушать торжественную церковную музыку въ позднѣйшей жизни; но онъ всегда любилъ вспоминать о ней и о томъ времени, когда она поднимала его сердце, когда въ воскресный день онъ шелъ по полямъ, прислушиваясь къ звону церковныхъ колоколовъ, полный надежды и свободный отъ сомнѣній.
   Въ этотъ періодъ своей жизни Пенъ дебютировалъ въ "Хроникѣ Графства" стихотвореніями, которыми былъ очень доволенъ. Стихотворенія, его за подписью "НЕП", носили заглавія: "Къ слезѣ", "Ватерлооская Годовщина", "Госпожѣ Каріадари, пѣвшей въ собраніи", "Варфоломеевская ночь" (грозный вызовъ папству и торжественное предостереженіе англійскому народу противъ эмансипаціи католиковъ) и т. п...-- всѣ эти мастерскія произведенія бѣдная мистриссъ Пенденнисъ хранила вмѣстѣ съ первыми чулками Пена, первымъ локономъ его волосъ и другими интересными реликвіями его дѣтства. Разъѣзжая по полямъ на своей Ревеккѣ или отправляясь въ мѣстный городокъ, который мы назовемъ хотя Четтрисомъ, онъ декламировалъ свои поэмы, одушевляемый чисто Байроновскимъ, какъ ему казалось, вдохновеніемъ.
   Въ то время его геній носилъ характеръ мрачный и патетическій. Онъ преподнесъ матери трагедію, и хотя уже въ первомъ дѣйствіи успѣлъ умертвить шестнадцать человѣкъ, Елена такъ хохотала надъ этимъ превосходнымъ произведеніемъ, что авторъ изорвалъ его въ клочки и побросалъ ихъ въ печь. Тогда онъ принялся за эпическую поэму "Кортесъ, или завоеватель Мексики и дочь царя Инковъ".
   Онъ началъ писать "Сенека или Роковая Ванна" и "Аріадна въ Наксосѣ" -- классическія пьесы съ хорами, строфами и антистрофами,: которыя приводили въ полное недоумѣніе мистриссъ Пенденнисъ, и "Исторію Іезуитовъ", въ которой жестоко доставалось знаменитому ордену. Его благонамѣренность радовала сердце матери. Онъ былъ рьяный, непоколебимый приверженецъ Англиканской церкви и короля; и во время выборовъ, когда сэръ Джимъ Бинфильдъ, представитель синихъ, выступилъ противъ лорда Трегавка, вига и защитника папистовъ, -- Артуръ Пенденнисъ, украшенный огромнымъ бантомъ, произведеніемъ его матери, красовался на Ревеккѣ, убранной голубыми лентами, подлѣ достопочтеннаго доктора Портмана, который, возсѣдая на своей сѣрой кобылкѣ Доли, ѣхалъ во главѣ клеврингскихъ избирателей голосовать за поборника протестантской церкви.
   Въ этотъ день Пенъ произнесъ свою первую рѣчь, и, тоже, кажется, въ первый разъ въ жизни, выпилъ больше чѣмъ нужно было для его благополучія. Боже! какая сцена разыгралась въ Фэроксѣ, когда онъ вернулся поздно ночью. Какая поднялась суматоха, какая бѣготня, какъ засуетились слуги, зажигая фонари, хотя свѣтила полная луна, -- когда Пенъ появился верхомъ на конѣ въ сопровожденіи полдюжины избирателей, горланившихъ гимнъ торіевъ!
   Онъ во что бы то ни стало хотѣлъ удержать ихъ и угостить виномъ -- "старой мадерой!-- самой лучшей мадерой!-- Джонъ, поди принеси мадеры",-- и Богъ знаетъ, что бы тутъ произошло, если бы не явилась мистриссъ Пенденнисъ въ бѣломъ капотѣ, съ свѣчей въ рукѣ. Ея прекрасное блѣдное лицо произвело такое впечатлѣніе на рьяныхъ поборниковъ торизма, что они схватились за шапки и поспѣшили отретироваться.
   Независимо отъ этихъ развлеченій и занятій, была одна вещь, которую поэты называютъ главной усладой и отрадой юности, и которая глубоко волновала Пена; вы догадываетесь, сударыня, что я говорю о любви. Пенъ вздыхалъ тайкомъ и, подобно умирающему отъ любви пастушку Овидія, взывалъ отъ полноты душевной: "Aura, veni". Какой же добропорядочный юноша не изнывалъ въ свое время по такой же воздушной любовницѣ.
   Да, Пенъ ощутилъ потребность первой любви -- жгучей страсти -- объекта, на которомъ бы онъ могъ сосредоточить свои смутныя и сладкія мечты -- молодой леди, которой бы онъ могъ посвящать изліянія своей томной музы, вмѣсто воображаемыхъ Зюлеекъ. Онъ читалъ и перечитывалъ свои любимыя поэмы, взывалъ къ Alma Venus, утѣшительницѣ боговъ и людей, переводилъ Апокреона и соотвѣтственныя своему настроенію мѣста изъ Уоллера, Дройдена, Прайора и тому подобныхъ. Любовь была неистощимой темой разговоровъ между нимъ и Смеркомъ въ часы занятій. Недостойный педагогъ занималъ его сантиментальными бесѣдами вмѣсто лекцій математики и греческаго языка;-- потому что Смеркъ тоже былъ влюбленъ. Могъ-ли онъ избѣжать этого, находясь въ ежедневныхъ сношеніяхъ съ подобной женщиной? Смеркъ влюбился до безумія (если можно назвать безуміемъ нѣжное пламя, согрѣвавшее грудь мистера Смерка) въ мистриссъ Пенденнисъ. Почтенная леди, сидя за фортепьяно съ Лаурой, или сшивая фланелевыя куртки для бѣдныхъ, вообще предаваясь занятіямъ, сообразно спокойной рутинѣ ея благочестивой и безупречно христіанской жизни, не подозрѣвала, какая буря бушуетъ въ груди двухъ молодыхъ людей, занимавшихся на верху, въ библіотекѣ, Пена, сидѣвшаго надъ Гомеромъ, въ охотничьей курткѣ, положивъ локти на письменный столъ и запустивъ пальцы въ свои курчавые волосы, и достойнаго мистера Смерка. Они толковали объ Андромахѣ и Еленѣ. "Андромаха похожа на мою мать,-- говорилъ Пенъ, но Елена... клянусь Юпитеромъ, Смеркъ, я далъ бы отрубить себѣ носъ, лишь бы взглянуть на Елену",-- при этомъ онъ цитировалъ свои любимые стихи, которые читатель можетъ найти въ третьей пѣсни. Онъ рисовалъ ея портреты -- они и теперь еще цѣлы -- съ прямыми носами, огромными глазами и изящной подписью: "Arthur Pendennis delineavit et pinxit".
   Мистеръ Смеркъ, разумѣется, оказывалъ предпочтеніе Андромахѣ. Вслѣдствіе этого онъ былъ необычайно ласковъ къ Пену. Онъ подарилъ ему своего Горація, Эльзевировское изданіе, которымъ восхищался молодой человѣкъ, и маленькую библію на греческомъ языкѣ, которую купила и подарила ему его собственная мама. Онъ купилъ Пену серебряный рейсфедеръ и предъявлялъ минимальныя требованія по части уроковъ. Казалось, онъ всегда былъ готовъ признаться Пену; да и признался однажды, что питаетъ страсть, нѣжную и пламенную страсть... Пенъ пожелалъ узнать подробнѣе о предметѣ этой страсти и сказалъ:-- Скажите же, дружище, хороша она собой? А глаза -- голубые или черные? Но помощникъ доктора Портмана испустилъ легкій вздохъ, закатилъ глаза въ потолокъ, и томнымъ голосомъ умолялъ Пена перемѣнить разговоръ. Бѣдный Смеркъ! Онъ пригласилъ Пена обѣдать къ себѣ на квартиру, которую нанималъ у мадамъ Фрибсби, модистки, въ Клеврингѣ, а когда однажды мистриссъ Пенденнисъ, застигнутая дождемъ во время поѣздки, удостоила его своимъ посѣщеніемъ, онъ тотчасъ же послалъ за сладкими пирожками. Софа, на которой она сидѣла, сдѣлалась священнымъ предметомъ въ его глазахъ, а въ стаканѣ, изъ котораго она пила, онъ держалъ съ этихъ поръ цвѣты.
   Такъ какъ мистриссъ Пенденнисъ никогда не уставала слушать похвалы своему сыну, то, какъ вы можете себѣ представить, лукавый воспитатель не преминулъ воспользоваться этой благодарной темой для разговоровъ съ нею. Можетъ быть и скучновато было ему выслушивать разсказы о великодушіи Пена, о мужествѣ, которое онъ проявилъ въ битвѣ съ однимъ сквернымъ большимъ мальчишкой, о его остроуміи и изобрѣтательности, о его удивительныхъ успѣхахъ въ латинскомъ языкѣ, музыкѣ, верховой ѣздѣ и проч. и проч.-- но чего бы онъ не претерпѣлъ, лишь бы имѣть возможность разговаривать съ нею! а она,-- послѣ такихъ бесѣдъ она находила мистера Смерка очень милымъ и образованнымъ человѣкомъ. Что касается сына, то она еще не рѣшила, сдѣлается-ли онъ архіепископомъ Кантерберійскимъ или лордомъ канцлеромъ. Во всякомъ случаѣ, она не сомнѣвалась, что во всей Англіи не найдется равнаго ему.
   Отличаясь скромными потребностями, она стала прикапливать для него деньги, можетъ быть, даже немножко скаредничать.
   Конечно, во время ея траура не было пріемовъ въ Фэроскѣ. И серебряные колпаки для блюдъ, которыми такъ гордился покойный докторъ, украшенные гербомъ Пенденнисовъ, въ теченіе многихъ-многихъ лѣтъ не показывались на свѣтъ Божій изъ ящиковъ. Домашнее хозяйство сократилось, издержки уменьшились. Когда Пена не было дома, подавался очень скромный обѣдъ; и самъ онъ не разъ удивлялся и негодовалъ, почему испортилось Фэрокское пиво. Она урѣзывала свои расходы ради Пена. Въ самомъ дѣлѣ, кто выдумалъ, что женщины справедливы. Онѣ всегда жертвуютъ своими или чужими интересами ради любимаго человѣка.
   Въ небольшомъ кружкѣ друзей вдовы не было ни одной женщины, которой Пенъ могъ бы подарить сокровища своего сердца. Многіе молодые люди въ его положеніи избираютъ предметомъ своей нѣжной страсти горничную Долли, или дѣлаютъ глазки дочери кузнеца, Полли. По мнѣнію Пена, Пенденнисъ не могъ унизиться до такой страсти. Онъ былъ слишкомъ гордъ для вульгарной интриги, а мысль объ обольщеніи, если бы и мелькнула въ его душѣ, возмутила бы ее, какъ всякое низкое и безчестное дѣло. Миссъ Мира Портманъ была слишкомъ стара, слишкомъ толста, и слишкомъ увлекалась Древней Исторіей Ролленя. Дѣвицы Бордбаксъ, дочери адмирала Бордбакса, надоѣдали Пену Лондонскими аріями. Три дочери капитана Гландерса (H. Р. 50-го драгунскаго) еще носили дѣтскіе переднички и грязные пунцовые бантики на косахъ. Не умѣя танцовать, молодой человѣкъ избѣгалъ вечеровъ въ Четтрисѣ, гдѣ могъ бы познакомиться съ представительницами прекраснаго пола. Словомъ, онъ не влюблялся, потому что не встрѣчалось предмета для любви. И вотъ нашъ юнецъ разъѣзжалъ въ поискахъ Дульцинеи, заглядывалъ въ коляски и кареты, катившіяся по дорогѣ, съ замирающимъ сердцемъ и тайной надеждой, что она окажется въ желтой почтовой каретѣ, грузно взбиравшейся на холмъ или въ числѣ трехъ барышень въ шляпкахъ, сидѣвшихъ на задней скамейкѣ фаэтона, которымъ правилъ толстый господинъ въ черномъ. Но въ почтовой каретѣ оказывалась сморщенная семидесятилѣтняя вдовица съ горничной, своей ровесницей. А три барышни въ шляпкахъ были ничуть не красивѣе придорожныхъ столбовъ. Что бы онъ ни дѣлалъ, куда бы ни мчался, волшебная принцесса, которую онъ долженъ былъ избавить и покорить, не являлась честному Пену.
   Онъ не разговаривалъ съ матерью объ этомъ предметѣ. То былъ его завѣтный внутренній міръ. Чья пылкая, одаренная воображеніемъ душа не создавала для себя тайнаго завѣтнаго уголка. Не будемъ разрушать грезы нашихъ дѣтей своимъ грубымъ вмѣшательствомъ и непрошеннымъ любопытствомъ. Оставьте въ покоѣ вашего сына, сударыня, если судьба надѣлила его поэтической душой. Даже ваши превосходные совѣты могутъ оказаться иной разъ неумѣстными. У этого ребенка могутъ оказаться мысли слишкомъ глубокія даже для вашего возвышеннаго ума, мечты слишкомъ скромныя и стыдливыя, чтобы вынести ваше присутсівіе.
   Елена Пенденнисъ чуткимъ материнскимъ сердцемъ угадывала тайны своего сына. Но она скрывала ихъ въ своемъ сердцѣ (если можно такъ выразиться) и не говорила о нихъ. Къ тому же она рѣшила, что Пенъ женится на маленькой Лаурѣ, которой исполнится восемнадцать лѣтъ, когда Пену будетъ двадцать шесть; къ тому времени онъ окончитъ курсъ наукъ, сдѣлаетъ блестящую карьеру и поселится въ Лондонѣ, удивляя столичное общество своей ученостью и краснорѣчіемъ въ залѣ суда, или, что еще лучше, водворится въ какомъ-нибудь мирномъ сельскомъ приходѣ, среди мальвъ и розъ, подлѣ старинной обвитой плющемъ церкви, въ которой будетъ произносить прекраснѣйшія проповѣди, какія только раздавались когда-нибудь съ церковной каѳедры.
   Въ то время какъ эти смутныя стремленія бушевали въ честной груди Пена, случилось ему отправиться въ Четтрисъ,-- отвезти въ редакцію "Хроники Графства" великолѣпную и пламенную поэму для ближайшаго номера. Въ гостинницѣ Георга, гдѣ онъ, по обыкновенію, оставилъ лошадь, встрѣтился ему старый знакомый. Высокій черный шарабанъ съ красными колесами съ трескомъ въѣхалъ во дворъ гостинницы, гдѣ стоялъ Пенъ, бесѣдуя съ конюхомъ на счетъ Ревекки; и сидѣвшій въ немъ джентльменъ въ широкополой шляпѣ и просторномъ сюртукѣ окрикнулъ Пена покровительственнымъ тономъ:
   -- Галло, Пенденнисъ, вы-ли это?
   Пенъ не сразу узналъ своего бывшаго школьнаго товарища, мистера Фокера.
   За одинъ годъ этотъ джентльменъ измѣнился до неузнаваемости. Юнецъ, котораго недавно еще сѣкли за лѣность и который тратилъ свои карманныя деньги на пирожки и леденцы, явился теперь передъ Пеномъ, что называется, "фертомъ". Въ ногахъ его лежалъ бульдогъ, а пунцовый шарфъ на шеѣ былъ заколотъ булавкой, изображавшей другого бульдога, золотого. На немъ былъ мохнатый жилетъ, увѣшанный золотыми цѣпочками, зеленый фракъ съ плетеными пуговицами и бѣлое пальто съ деревянными рѣзными пуговицами, изображавшими любопытныя охотничьи сцены. Молодой человѣкъ былъ необыкновенно авантаженъ въ этомъ нарядѣ, напоминая не то боксера en gоguette, не то кучера въ парадной ливреѣ.
   -- Совсѣмъ оставилъ школу, Пенденнисъ?-- спросилъ мистеръ Фокеръ, вылѣзая изъ ландо и протягивая Пену палецъ.
   -- Да, больше года,-- отвѣтилъ Пенъ.
   -- Проклятая берлога,-- замѣтилъ мистеръ Фокеръ.-- Ненавижу ее. Ненавижу доктора; ненавижу его помощника Тоузера; ненавижу тамъ все. Неподходящее мѣсто для джентльмена.
   -- Совсѣмъ неподходящее,-- подхватилъ Пенъ, тономъ глубокаго убѣжденія.
   -- Ей Богу, сэръ, мнѣ до сихъ поръ снится иной разъ, что докторъ наступаетъ на меня,-- продолжалъ Фокеръ (Пенъ улыбнулся, вспомнивъ, что и у него бывали подобные сны).-- Чѣмъ насъ кормили... ей Богу, сэръ, не понимаю, какъ я могъ вынести такую мерзость. Паршивая баранина, говядина въ родѣ подошвы, пуддингъ по четвергамъ и воскресеньямъ,-- и какой пуддингъ,-- отрава! Взгляни на моего коренника, -- что, вѣдь шикарная скотинка? Привезъ меня прямо изъ Беймута. Девять миль въ сорокъ двѣ минуты. Не дурная ѣзда, сэръ?
   -- Ты остановился въ Беймутѣ, Фокеръ?-- спросилъ Пенденнисъ.
   -- Meня туда сплавили, -- отвѣчалъ тотъ, кивнувъ головой.
   -- Тебя..., что?-- спросилъ Пенъ съ изумленіемъ. Фокеръ расхохотался, и сказалъ, что такой простофиля какъ Пенъ, разумѣется, не можетъ знать, что значить сплавить.
   -- Я пріѣхалъ туда въ дилижансѣ изъ Оксбриджа. Понимаешь, дружище, репетиторъ сплавилъ меня и другихъ готовиться къ полугодичному экзамену. Этотъ экипажъ я держу пополамъ съ Спевинымъ. Вотъ я и подумалъ съѣздить въ театръ. Видалъ ты, какъ Роукинсъ пляшетъ волынку?-- и мистеръ Фокеръ принялся выдѣлывать на дворѣ пируэты этого популярнаго танца, оглядываясь, любуются-ли на него слуга и конюхъ.
   Пенъ подумалъ, что не дурно бы было и ему сходить въ театръ. Ночи стояли лунныя, такъ что возвращаться домой будетъ свѣтло. И такъ, онъ принялъ приглашеніе Фокера отобѣдать съ нимъ вмѣстѣ, и оба пошли въ гостинницу, гдѣ мистеръ Фокеръ остановившись у буфета, попросилъ миссъ Реммеръ, хорошенькую дочь хозяина, приготовить ему стаканчикъ "его смѣси".
   Пенъ и его семейство были извѣстны въ гостинницѣ Георга со времени своего поселенія въ графствѣ; мистеръ Пенденнисъ всегда останавливался здѣсь, когда ему случалось бывать въ городѣ. Хозяйка очень почтительно присѣла наслѣднику Фэрокса, замѣтила съ любезной улыбкой, что онъ удивительно выросъ и возмужалъ, освѣдомилась о здоровьѣ его родныхъ, о д-рѣ Портманѣ и другихъ Клеврингскихъ обывателяхъ,-- и на всѣ эти вопросы молодой человѣкъ отвѣчалъ очень снисходительно. Но его обращеніе съ мистеромъ и миссъ Реммеръ напомнило благосклонную любезность наслѣдника престола, который говоритъ съ подданными отца, отнюдь не имѣя въ мысляхъ, что эти bonnes gens его ровня.
   Совершенно инымъ обращеніемъ отличался мистеръ Фокеръ. Онъ освѣдомился о насморкѣ мистера Реммера, пошутилъ съ его супругой, спросилъ миссъ Реммеръ, когда она согласится выйти за него замужъ, отпустилъ нѣсколько комплиментовъ миссъ Бреттъ, второй буфетчицѣ,-- и все это въ одну минуту, такъ мило и забавно, что всѣ эти люди покатились со смѣха; затѣмъ онъ проглотилъ стаканъ смѣси, приготовленной миссъ Реммеръ, и крякнулъ въ знакъ своего полнаго удовольствія.
   -- Хлебни-ка и ты,-- сказалъ онъ Пену.-- Благоволите стаканчикъ сему юношѣ, да запишите въ счетъ вашего покорнѣйшаго слуги.
   Бѣдный Пенъ, проглотивъ эту микстуру -- смѣсь джина, горькой и другихъ водокъ, которую его пріятель съ гордостью величалъ "Фокеровской", скорчилъ такую гримасу, что всѣ расхохотались. Глядя, какъ онъ отплевывался и откашливался, мистеръ Фокеръ замѣтилъ, что парнишка-то зеленъ, очень зеленъ, но онъ, Фокеръ, живо его отшлифуетъ. Послѣ этого они занялись обѣдомъ; Фокеръ заказалъ черепаховый супъ и дичь, и приказалъ хорошенько заморозить шампанское.
   Затѣмъ и Фокеръ, и Пенъ направились по Верхней улицѣ; первый съ сигарой въ зубахъ, которую досталъ изъ ящика величиной съ чемоданъ. По дорогѣ онъ завернулъ къ мистеру Люису пополнить запасъ сигаръ, и побесѣдовалъ съ хозяиномъ, усѣвшись на прилавокъ; тамъ завернулъ въ фруктовую лавку полюбоваться на хорошенькую продавщицу; затѣмъ они прошли мимо редакціи "Хроники Графства", для которой у Пена имѣлся пакетъ съ стихами "Къ Тирсѣ"; по бѣдный Пенъ не рѣшился опустить его въ редакторскій ящикъ на глазахъ такого великолѣпнаго джентльмена, какъ мистеръ Фокеръ. Имъ; попадались на встрѣчу офицеры тяжелаго драгунскаго полка, постоянно квартировавшаго въ Четтрисѣ; Фокеръ останавливался и толковалъ съ ними о Беимутскихъ балахъ, и о томъ, какъ мила миссъ Броунъ и какая чертовски славная женщина мистриссъ Джонсъ. Тщетно Пенъ приводилъ себѣ на память, какимъ олухомъ считался Фокеръ; въ училищѣ, какъ онъ скверно читалъ, какъ былъ неопрятенъ, какъ славился своимъ тупоуміемъ и невѣжествомъ. Мистеръ Фокеръ и теперь былъ немного образованнѣе, чѣмъ въ школьные дни; а между тѣмъ Пенъ не безъ тайной гордости прогуливался съ молодымъ человѣкомъ, который держитъ кабріолетъ, болтаетъ съ офицерами и заказываетъ на обѣдъ черепаховый супъ и шампанское. Онъ съ почтительнымъ удивленіемъ слушалъ разсказы Фокера объ университетѣ, украшеніемъ коего былъ мистеръ Фокеръ,-- о гонкахъ, состязаніяхъ, пирушкахъ -- и его самого разбирала охота поступить въ такое веселое и пріятное мѣсто. Фермеръ Гернеттъ, жившій подлѣ Фэрокса, проѣзжалъ мимо нихъ, и поклонился Пену; послѣдній остановилъ его и просилъ передать матушкѣ, что онъ встрѣтилъ стараго товарища и останется обѣдать въ Четтрисѣ.
   Продолжая свою прогулку, молодые люди подошли къ собору, гдѣ могли послушать церковную музыку (которая всегда производила на Пена сильное впечатлѣніе),-- впрочемъ, мистеръ Фокеръ завернулъ сюда не для музыки, а ради хорошенькихъ кормилицъ и нянекъ, гулявшихъ съ дѣтьми въ оградѣ. Тутъ оставались они до конца службы.
   Докторъ Портманъ, оказавшійся въ числѣ небольшой кучки молящихся, вышелъ изъ церкви. Замѣтивъ Пена, онъ подошелъ къ нему, поздоровался и съ удивленіемъ взглянулъ на пріятеля Пена, пускавшаго обильные клубы дыма, которые легкими кольцами вились вокругъ почтенной физіономіи и широкополой шляпы доктора.
   -- Мой школьный товарищъ, мистеръ Фокеръ,-- сказалъ Пенъ. Докторъ отвѣчалъ "гмъ", и покосился на сигару. Онъ былъ непрочь выкурить трубочку у себя въ кабинетѣ, но сигары были предметомъ неумолимой ненависти почтеннаго: джентльмена.
   -- Я былъ здѣсь по дѣлу, по порученію епископа,-- сказалъ докторъ.-- Если хотите, Артуръ, поѣдемте вмѣстѣ домой.
   -- Я... я обѣщалъ обѣдать съ моимъ другомъ,-- отвѣчалъ Пенъ.
   -- Лучше бы вамъ ѣхать домой.
   -- Его матушка знаетъ, что онъ останется,-- замѣтилъ мистеръ Фокеръ,-- не правда-ли, Пенъ?
   -- Но это вовсе не доказываетъ, что ему не лучше вернуться домой,-- проворчать докторъ и съ достоинствомъ отошелъ отъ нихъ.
   -- Старичина-то не долюбливаетъ табачниковъ, а?-- сказалъ Фокеръ.-- Э! кого я вижу? генералъ и Бингли, директоръ. Здорово, Косъ! здорово, Бингли!
   -- Какъ поживаетъ мой достойный и любезный молодой другъ Фокеръ?-- спросилъ джентльменъ, котораго Фокеръ величалъ генераломъ, господинъ въ поношенномъ муидирѣ, съ выцвѣтшимъ воротникомъ и въ шляпѣ на бекрень.
   -- Надѣюсь, что вы въ добромъ здоровьѣ, дорогой сэръ,-- сказалъ другой джентльменъ,-- и что Королевскій театръ будетъ почтенъ вашимъ присутствіемъ сегодня вечеромъ. Мы даемъ "Незнакомца" и я буду играть...
   -- Терпѣть не могу васъ въ лосинахъ и ботфортахъ, Бингли,-- сказалъ юный мистеръ Фокеръ. Но на это генералъ замѣтилъ съ сильнымъ ирландскимъ акцентомъ.-- Но миссъ Фотрингэй понравится вамъ въ роли госпожи Галлеръ, не будь я Джекъ Костиганъ.
   Пенъ съ величайшимъ интересомъ разсматривалъ этихъ субъектовъ. Онъ въ первый разъ въ жизни встрѣтился съ актерами. Оглянувшись, онъ замѣтилъ багровое лицо доктора Портмана, который посматривалъ на него черезъ плечо, очевидно, крайне недовольный новыми знакомцами Пена. Можетъ быть лучше ему было послушаться пастора и вернуться домой. Но кто же изъ насъ знаетъ свою судьбу.
   

ГЛАВА IV.
Мистриссъ Галлеръ.

   Вернувшись въ гостинницу Георга, мистеръ Фокеръ и его гость усѣлись за обѣдъ. Самъ мистеръ Реймеръ принесъ имъ первое блюдо, съ такимъ почтительнымъ поклономъ, точно прислуживалъ лорду намѣстнику графства. Пенъ не могъ не проникнуться уваженіемъ къ гастрономическимъ талантамъ Фокера, когда послѣдній назвалъ шампанское дрянной шипучкой и лукаво подмигнулъ на портвейнъ. Портвейнъ, по его словамъ, былъ отмѣнный; объявивъ это, мистеръ Фокеръ прибавилъ, обращаясь къ слугамъ, что его на мякинѣ не проведутъ. Всѣхъ этихъ господъ онъ называлъ по именамъ и съ большимъ участіемъ освѣдомлялся объ ихъ семействахъ; когда же начали подъѣзжать Лондонскіе дилижансы, останавливавшіеся въ то время въ гостинницѣ Георга, мистеръ Фокеръ распахнулъ окно, окликнулъ кондукторовъ и кучеровъ тоже по именамъ, освѣдомился о здоровьѣ; ихъ родныхъ, и съ большимъ искусствомъ изобразилъ почтовый рожокъ, когда конюхъ Джемъ вытряхнулъ попоны и дилижансы весело покатили со двора.
   -- Бутылочка хереса, бутылочка шипучки, бутылочка портвейна и чашка кофе,-- вѣдь не дурно, пепъ?-- сказалъ мистеръ Фокеръ, и когда всѣ эти прелести были прикончены; съ достаточнымъ количествомъ орѣховъ и фруктовъ, онъ объявилъ, что пора "ползти". Пенъ вскочилъ съ блестящими глазами и разрумянившимся лицомъ, и оба двинулись въ театръ, гдѣ взяли билетъ у старухи, дремавшей въ кассѣ.-- Мистриссъ Дрожикумъ, теща Бинглея, великолѣпна въ леди Макбетъ, -- шепнулъ Фокеръ своему спутнику. Онъ и съ ней былъ знакомъ.
   Они могли бы выбрать какую угодно ложу, такъ какъ театръ оказался почти пустымъ, несмотря на "громадное стеченіе публики и электрическій взрывъ энтузіазма", о которыхъ оповѣщалъ Бингли въ своихъ афишахъ. Человѣкъ двѣнадцать торчали въ партеррѣ, небольшая кучка зрителей посвистывала и шумѣла въ галлереѣ, да съ дюжину посѣтителей, съ даровыми билетами, размѣстились въ ложахъ, гдѣ сидѣли и наши друзья. Поручики Роджерсъ и Поджерсъ и юный корнетъ Тидмусъ занимали отдѣльную ложу. Они переговаривались съ актерами, которые, повидимому, для нихъ только и играли, и которымъ они апплодировали, громко окликая ихъ по именамъ.
   Директоръ Бингли, игравшій всѣ главныя комическія и трагическія роли за исключеніемъ тѣхъ случаевъ, когда скромность заставляла его уступать мѣсто лондонскимъ звѣздамъ, случайно наѣзжавшимъ въ Четтрисъ, былъ великолѣпенъ въ роли "Незнакомца". Онъ явился въ лосинахъ и ботфортахъ, составляющихъ почему-то неизбѣжную принадлежность костюма этого трагическаго лица на театральныхъ подмосткахъ, въ широкомъ плащѣ и касторовой шляпѣ съ чернымъ перомъ, въ родѣ тѣхъ, которыми украшаютъ погребальныя дроги, ниспадавшимъ на его разрумяненное старческое лицо и едва прикрывавшимъ огромный рыжій завитой парикъ. Онъ навьючилъ на себя лучшія драгоцѣнности изъ театральнаго гардероба, самыя крупныя и блестящія кольца, и въ томъ числѣ перстень съ большимъ поддѣльнымъ брилліантомъ, который онъ старательно выставлялъ изъ подъ плаща. Бингли только въ знакъ особой милости позволялъ младшимъ членамъ труппы надѣвать эту драгоцѣнность. Когда они хотѣли польстить ему, то спрашивали объ исторіи перстня. Театръ тоже имѣетъ свои историческіе брилліанты, какъ корона или знатныя фамиліи. Этотъ перстень принадлежалъ знаменитому актеру Джону Фредерику Куку, а ему достался отъ великаго Кина, который, пожалуй, заплатилъ за него шиллингъ. Бингли воображалъ, что блескъ этого клейнода способенъ ослѣпить весь міръ.
   Онъ читалъ театральную книгу -- удивительную театральную книгу, которая и переплетена не такъ какъ всѣ прочія книги, и нарумянена и напудрена подобно герою или героинѣ, которые читаютъ ее,-- и читаютъ не такъ, какъ обыкновенные люди, а указывая пальцемъ на какое-нибудь мѣсто, поводя глазами на публику, затѣмъ устремляя взоръ и палецъ къ потолку, точно ожидаютъ какого-то особеннаго утѣшенія съ этого театральнаго неба, столь сходнаго съ настоящимъ.
   Какъ только незнакомецъ увидѣлъ молодыхъ людей, онъ началъ играть для нихъ, бросая на нихъ торжественные взгляды изъ-за раззолоченнаго переплета, раскинувшись на скамьѣ и показывая свою руку, свой перстень и свои ботфорты. Онъ соображалъ, какое впечатлѣніе должны произвести на его жертвы эти роскошныя украшенія; онъ рѣшился обворожить ихъ, такъ какъ зналъ, что они заплатили за входъ, и уже видѣлъ ихъ семьи въ ложахъ своего театра.
   Пока онъ лежитъ на скамьѣ, его слуга Фрэнсисъ толкуетъ о своемъ баринѣ.
   -- Опять за книгой,-- говоритъ Фрэнсисъ,-- и такъ-то вотъ онъ коротаетъ время съ утра до вечера. Для него не существуетъ красоты въ природѣ,-- нѣтъ прелести въ жизни. Вотъ уже три года я не видалъ улыбки на его лицѣ (и безъ того кислая физіономія Бингли принимаетъ ужасно мрачное выраженіе при этихъ словахъ вѣрнаго слуги). Ничто не веселитъ его. О, если бы могъ онъ привязаться къ какому-нибудь существу, хотя бы къ животному,-- ибо человѣкъ долженъ любить кого-нибудь.
   Тобіасъ (Голлъ) выходитъ изъ хижины.-- О какъ отрадно, послѣ семи безконечныхъ недѣль, вновь почувствовать теплые солнечные лучи. Благодарю, милосердное небо, за наслажденіе, которое ты посылаешь мнѣ!-- Онъ снимаетъ шляпу, обращаетъ взоры горѣ и молится. Незнакомецъ смотритъ на него пристально. Фрэнсисъ незнакомцу.-- Ничтожна доля земного счастья, дарованная этому старцу; а, между тѣмъ, какъ горячо онъ благодаритъ за нее небо.
   Бингли.-- Потому что, не смотря на сѣдины, онъ младенецъ на помочахъ надежды. (Онъ бросаетъ пристальный взглядъ на Фокера, который какъ ни въ чемъ не бывало сосетъ набалдашникъ своей палки).--
   Фрэнсисъ.-- Надежда-кормилица жизни.
   Бингли.-- А колыбель ея -- могила.
   Незнакомецъ произнесъ эти слова съ стономъ, напоминавшимъ хрипъ испорченнаго фагота, и метнулъ такой пронизывающій взглядъ на Пена, что бѣдный малый совсѣмъ сконфузился. Ему казалось, что весь театръ уставился на него, такъ что онъ опустилъ глаза. Всякій разъ, поднимая ихъ, онъ встрѣчался съ глазами Бингли. Въ теченіе всего дѣйствія антрепренеръ игралъ для него. У него камень съ плечъ свалился, когда дѣйствіе кончилось, и Фокеръ, застучавъ палкой, крикнулъ: "Браво, Бингли!"
   -- Похлопай ему, Пенденнисъ, уважь: вѣдь ихняя братія это любитъ,-- сказалъ добродушный Фокеръ. Пенденнисъ засмѣялся и принялся хлопать изо всей мочи, какъ и драгуны, сидѣвшіе въ ложѣ насупротивъ.
   Хижина Тобіаса и незнакомецъ съ его ботфортами смѣнились комнатой въ замкѣ Винтергенъ, гдѣ суетились двое слугъ, разставляя столы и стулья.
   -- Это Гиксъ и миссъ Тэктуайтъ, -- шепнулъ Фокеръ.-- Хорошенькая дѣвочка, не правда-ли, Пенденнисъ? Смотри, смотри... урр... браво! вотъ Фотрингэй!
   Въ партерѣ застучали и замахали зонтиками; залпъ апплодисментовъ раздался съ галлереи; драгунскіе офицеры и Фокеръ захлопали въ ладоши, какъ бѣшеные; можно было подумать, что театръ полонъ, такъ оглушительно гремѣли рукоплесканія. Изъ-за кулисы выглянула красная рожа и взъерошенные усы маіора Костигана. Пенъ широко раскрылъ глаза, когда мистриссъ Галлеръ появилась на сценѣ съ опущенными глазами, но, услыхавъ апилодпементы, обвела взглядомъ театръ и привѣтствовала публику величественнымъ реверансомъ. Еще оглушительнѣе загремѣли апплодисменты, еще сильнѣе замахали зонтики; и на этотъ разъ Пенъ, воспламененный виномъ и энтузіазмомъ, кричалъ "браво" и хлопалъ въ ладоши громче всѣхъ. Мистриссъ Галлеръ увидѣла его, какъ и всѣ остальные, а старичекъ маіоръ Боусъ, первая скрипка оркестра (который въ этотъ вечеръ значительно усилился, благодаря благосклонной снисходительности полковника Сваллотля, приславшаго своихъ музыкантовъ), выглянулъ изъ-за своего пюпитра, подлѣ котораго стоялъ его костыль, и усмѣхнулся восторгу юноши.
   Тѣ, кто видѣлъ миссъ Фотрингэй только позднѣе, послѣ ея замужества и вступленія въ Лондонскій свѣтъ, не въ силахъ себѣ представить, какъ хороша она была въ то время, когда нашъ другъ Пенъ увидѣлъ ее. Высокая, статная, она была въ полномъ расцвѣтѣ красоты въ двадцать шесть лѣтъ, такъ какъ ей было двадцать шесть, а не девятнадцать, какъ она увѣряла. Роскошные черные волосы обрамляли ея прекрасный лобъ и спускались тяжелыми блестящими прядями на шею и плечи, какъ у Луврской Венеры -- утѣхи боговъ и смертныхъ. Глаза ея смотрѣли на васъ изъ подъ чудныхъ рѣсницъ съ выраженіемъ неизъяснимой таинственной нѣги. Казалось, любовь и геній выглядывали изъ нихъ и скромно прятались, стыдясь явиться на показъ. Такое высокое чело могло быть только у женщины изъ ряда вонъ выходящаго ума. Она никогда не смѣялась (губы у нея были не совсѣмъ хороши), но какая нѣжная, сладостная улыбка играла у ея губъ и ямочекъ на щекахъ и подбородкѣ. Носъ ея былъ свыше всякаго описанія. Уши точно перламутровыя раковинки, такъ что серьги (лучшая изъ театральныхъ драгоцѣнностей) только портили ихъ. Она была въ длинномъ черномъ платьѣ со шлейфомъ, которымъ она управляла съ изумительной граціей; изъ подъ его складокъ выглядывала иногда туфля, довольно большая туфля, надо правду сказать, но Пену она показалась очаровательнѣе башмачковъ Золушки. Но всего обворожительнѣе въ этомъ дивномъ созданіи были руки. Руки бросались вамъ въ глаза, съ какой бы стороны вы ни взглянули на нее. Онѣ, если можно такъ выразится, обнимали ее. Когда она съ грустью прижимала ихъ къ сердцу, или ломала въ тоскѣ, или поднимала съ повелительнымъ жестомъ, когда, въ порывѣ веселья, онѣ колебались и рѣяли передъ ея личикомъ, подобно -- съ чѣмъ бы сравнить?-- подобно бѣлоснѣжнымъ голубкамъ передъ колесницей Венеры,-- тогда, казалось, она манила, отталкивала,-- умоляла, обнимала своихъ поклонниковъ,-- не одного какого-нибудь, такъ какъ отъ этого предохраняли ее собственная добродѣтель и храбрость отца, шпага котораго всегда была на готовѣ въ защиту дочери -- но весь театръ; и весь театръ, какъ очарованный, рвался къ ней, когда она обращалась къ зрителямъ.
   Такъ простояла она съ минуту -- въ полномъ блескѣ красоты -- и Пенъ впился въ нее глазами.
   -- Что, братъ, хороша! съ ногъ сшибательная дѣвка!-- спросилъ мистеръ Фокеръ.
   -- Тсс... она говоритъ,-- отвѣчалъ Пенъ.
   Она начала свою рѣчь бархатнымъ голосомъ. Читавшіе "Незнакомца" знаютъ, что рѣчи дѣйствующихъ лицъ въ этой пьесѣ не отличаются ни здравымъ смысломъ, ни оригинальностью наблюденій, ни поэтической прелестью.
   Никто никогда такъ не говоритъ. Приходится сталкиваться съ дураками; но, къ счастью, они не изъясняются такимъ возвышеннымъ слогомъ. Рѣчи Незнакомца такая же фальшъ, какъ книга, которую онъ читаетъ, какъ волосы на его головѣ; какъ скамья, на которой онъ сидитъ; какъ брилліантъ, сверкающій на его мизинцѣ; но подъ этой билибердой пробивается струя истинной любви, материнской нѣжности и всепрощенія, которая всегда найдетъ откликъ въ сердцахъ слушателей. Съ какой подавленной скорбью, съ какимъ страстнымъ пафосомъ исполняла свою роль мистриссъ Галлеръ. Сначала, въ качествѣ ключницы графа Винтергена, она приготовляется къ пріѣзду его сіятельства, и съ холодной агоніей отчаянія отдаетъ распоряженія насчетъ постелей, обѣда и проч. Но когда она отдѣлалась, наконецъ, отъ тупоумныхъ слугъ, и дала волю своимъ чувствамъ передъ партеромъ и театромъ, каждому изъ зрителей казалось, будто она рыдаетъ, и жалуется, и изливаетъ свою скорбь на его груди. Крошка Боусъ, скрипачъ (на котораго она, повидимому, не обращала ни малѣйшаго вниманія, хотя онъ слѣдилъ за ней во всѣ глаза) подпрыгивалъ, ерзалъ, кивалъ, моргалъ, -- когда же она дошла до знаменитаго:-- У меня былъ Вильямъ.. что, если онъ живъ... о, если бы онъ былъ живъ... А его малютка сестра!.. Зачѣмъ, воображеніе, зачѣмъ ты такъ терзаешь меня?.. Зачѣмъ представляешь мнѣ моихъ дѣтей, изнемогающихъ отъ болѣзни и зовущихъ свою ма... ма... машу?...-- когда она дошла до этого мѣста, крошка Боусъ заоралъ "браво" и уткнулся лицомъ въ голубой бумажный платокъ.
   Весь театръ былъ тронутъ. Фокеръ, вытащивъ изъ кармана огромный желтый шелковый платокъ, плакалъ горькими слезами. Пенъ былъ слишкомъ возбужденъ, чтобы плакать. Онъ слѣдилъ за актрисой, какъ очарованный, и когда она вышла за кулисы,-- ему показалось, что въ театрѣ потемнѣло; огни и красные муидиры офицеровъ запрыгали передъ его глазами. Онъ нашелъ ее за боковой кулисой, гдѣ она дожидалась выхода на сцену, отдавъ шаль отцу. Когда совершилось примиреніе, и она бросилась на шею маіора Бингли, а дѣти уцѣпились за ея платье, остальные же -- графиня (мистриссъ Бингли), баронъ Штейнфортъ (эту роль съ большимъ талантомъ и одушевленіемъ исполнилъ мистеръ Гербетсъ) и другія дѣйствующія лица столпились вокругъ нихъ, воспламененные глаза Пена видѣли только Фотрингэй, одну Фотрингэй. Занавѣсъ опустился,-- и точно гробовая доска захлопнулась передъ нимъ. Онъ не слышалъ ни слова изъ рѣчи Бингли, который вышелъ объявить о слѣдующемъ представленіи и по обыкновенію принялъ на свой счетъ бурные апплодисменты. Пенъ даже не разобралъ, что весь театръ вызываетъ миссъ Фотрингэй, какъ и самъ антрепренеръ, повидимому, приписывавшій себѣ весь успѣхъ пьесы. Наконецъ, онъ понялъ, скорчилъ гримасу и исчезъ за кулисой, откуда явился снова, ведя подъ руку мистриссъ Галлеръ. Какъ хороша она была въ эту минуту. Волосы ея распустились по плечамъ, офицеры осыпали ее цвѣтами. Она прижала ихъ къ сердцу, откинула волосы и улыбнулась зрителямъ. Глаза ея встрѣтились съ глазами Пена. Занавѣсъ упалъ и она исчезла. Ни единой нотки не слыхалъ онъ изъ увертюры, исполняемой музыкантами драгунскаго полка, съ милостиваго разрѣшенія полковника Сваллотля.
   -- Съ ногъ сшибательная дѣвка, правда?-- спросилъ мистеръ Фокеръ.
   Пенъ не разобралъ его словъ и отвѣчалъ какую-то ерунду. Онъ не могъ передать другому того, что чувствовалъ; онъ не могъ говорить съ кѣмъ бы то ни было. Впрочемъ, онъ и себѣ самому не могъ бы уяснить своихъ чувствъ; это было что-то ошеломляющее, безумное и сладостное, горячки дикаго восторга и безотчетнаго стремленія.
   Роукинсъ и миссъ Тэктуайтъ пустились отплясывать волынку, и Фокеръ восхищался балетомъ съ такимъ же увлеченіемъ, какъ за минуту передъ тѣмъ разливался въ слезахъ надъ драмой. Пенъ не обращалъ вниманія на танецъ, почти не смотрѣлъ на него, онъ замѣтилъ только, что эта женщина играла съ нею въ первой сценѣ. Туманъ заволакивалъ его глаза. По окончаніи танца, онъ взглянулъ на часы и сказалъ, что ему пора домой.
   -- Постой, подожди, посмотримъ "Разбойника",-- сказалъ Фокеръ,-- Бингли великолѣпенъ въ этой пьесѣ; онъ будетъ въ красныхъ штанахъ и понесетъ мистриссъ Бингли черезъ водопадъ по бревну,-- только она слишкомъ тяжела для него. Увидишь, какая потѣха!
   Пенъ взглянулъ на афишу, въ тайной надеждѣ встрѣтить имя миссъ Фотрингэй въ числѣ актеровъ слѣдующей пьесы, но такого имени не оказалось. Нужно уходить, -- сказалъ онъ, -- до дома не близкій путь; пожалъ руку Фокеру, хотѣлъ еще что-то сказать и не могъ. Онъ вышелъ изъ театра и направился куда глаза глядятъ. Онъ и самъ не зналъ, сколько времени шатался такимъ образомъ. Потомъ вернулся въ гостинницу и поѣхалъ домой. На клеврингской колокольнѣ пробило часъ, когда онъ въѣхалъ во дворъ Фэрокса. Хозяйка дома, кажется, еще не ложилась, но она только слышала изъ своей комнаты, какъ онъ кинулся въ постель, бросивъ платье, куда попало.
   Пенъ еще не страдалъ безсонницей и потому заснулъ какъ убитый, почти мгновенно. Даже въ преклонные годы, когда заботы и тревоги гонятъ сонъ отъ глазъ человѣка, онъ, все-таки, вслѣдствіе-ли привычки, или усталости, или усилія воли, засыпаетъ сначала сномъ праведника, и такимъ образомъ отнимаетъ часокъ-другой у заботы. Но вскорѣ она наклоняется надъ нимъ и трясетъ его за плечо, говоря: "Вставай, любезный, довольно прохлаждаться; проснись-ка, да потолкуемъ". И ему приходится возиться съ ней въ темную ночь. Что бы ни случилось съ бѣднымъ Пеномъ впослѣдствіи, онъ еще не дошелъ до такого состоянія; онъ заснулъ какъ убитый и проснулся утромъ, когда вороны начали каркать въ рощѣ передъ окнами его спальни. И въ ту самую минуту, когда онъ открылъ глаза, образъ возлюбленной возникъ въ его душѣ и чей-то голосъ шепнулъ ему: "Милый, ты крѣпко спалъ и я не хотѣла тревожить твой сонъ; но я стояла все время у твоего изголовья и не хочу разстаться съ тобой. Я -- любовь. Я приношу съ собой горячку и страсть; дикое стремленіе, безумное желаніе; неутомимую тоску и тревогу. Я давно уже слышала, какъ ты зовешь меня,-- и вотъ, явилась".
   Испугался-ли Пенъ этого призыва? Нѣтъ. Онъ не зналъ, что случится, но теперь онъ былъ упоенъ безумнымъ восторгомъ. И какъ три года назадъ, когда онъ перешелъ въ пятый классъ, и отецъ подарилъ ему золотые часы, мальчикъ клалъ ихъ подъ подушку, и чистилъ и вытиралъ ихъ потихонько, и уходилъ въ уголокъ, чтобы послушать ихъ тиканье,-- такъ теперь молодой человѣкъ утѣшался своей новой игрушкой, новой страстью, прислушивался какъ она бьется въ его груди, съ нею ложился въ постель и на нее любовался въ минуту пробужденія.-- Между прочимъ, первые часы Пена оказались совершенной дрянью, красивой только на видъ; шли прескверно и то и дѣло портились. Такъ что въ концѣ концовъ онъ бросилъ ихъ въ комодъ, гдѣ они и валялись, пока онъ не вытащилъ ихъ, чтобы обмѣнять на другіе, получше.
   Пенъ чувствовалъ себя старше на нѣсколько лѣтъ. Теперь не оставалось никакого сомнѣнія, онъ былъ влюбленъ, какъ лучшій герой лучшаго романа, какой ему когда-либо случалось читать. Онъ внушительнымъ тономъ велѣлъ Джону подать воды для бритья; разрядился въ пухъ и прахъ, торжественно сошелъ къ завтраку и очень милостиво поздоровался съ Лаурой, которая уже давно от; бренчала урокъ музыки. Послѣ этого, какъ онъ прочелъ молитву (не понимая въ ней ни словечка),: она подивилась его пышному виду и спросила, что онъ видѣлъ вчера въ театрѣ?
   Пенъ засмѣялся и не захотѣлъ сказать Лаурѣ, что онъ видѣлъ. Да и лучше было ей не знать объ этомъ.
   Тогда она спросила, зачѣмъ онъ надѣлъ свой шикарный новый жилетъ и прикололъ лучшую булавку.
   Пенъ покраснѣлъ и сказалъ матери, что его школьный товарищъ, съ которымъ онъ обѣдалъ вчера, занимается въ Беймутѣ подъ руководствомъ очень ученаго преподавателя; и такъ какъ онъ, Пенъ, тоже собирается поступить въ университетъ, а въ Беймутѣ есть нѣсколько молодыхъ людей, занимающихся науками,-- то онъ намѣренъ съѣздить туда, чтобы... чтобы ознакомиться съ ихъ курсомъ.
   Личико Лауры вытянулось. Елена Пенденнисъ пристально взглянула на сына. Смутное безпокойство и страхъ, мучившіе ее съ того момента, какъ фермеръ Гернетъ привезъ извѣстіе, что Пенъ не будетъ къ обѣду, теперь усилилось. Артуръ выдержалъ ея взглядъ. Она попыталась утѣшиться, отогнать страхъ. Сынъ никогда не обманывалъ ее. Въ теченіе всего завтрака Пенъ держалъ себя необыкновенно величественно; потомъ простился съ матерью и съ Лаурой и вскорѣ онѣ услыхали топотъ его лошади. Сначала онъ ѣхалъ тихонько, но, отъѣхавъ на такое разстояніе, при которомъ топотъ не могъ быть ими услышанъ, помчался сломя голову.
   Смеркъ, погруженный въ размышленія о своихъ собственныхъ дѣлахъ, плелся на своей лошадкѣ въ Фэроксъ на урокъ, какъ вдругъ повстрѣчался съ Пеномъ, который стрѣлой пронесся мимо него. Лошадка Смерка шарахнулась въ сторону и смиренный педагогъ полетѣлъ вверхъ тормашками въ крапиву. Пенъ захохотать, указалъ рукой по направленію къ Беймуту и ускакалъ за полмили, прежде чѣмъ бѣдный Смеркъ успѣлъ придти въ себя.
   Пенъ рѣшилъ, что онъ долженъ видѣть Фокера сегодня же; долженъ слышать о ней; узнать о ней; повидаться съ кѣмъ-нибудь, кто знаетъ ее. Тѣмъ временемъ честный Смеркъ сидѣлъ въ крапивѣ, пока его лошадка спокойно щипала травку, и съ грустью соображалъ, что теперь, пожалуй, ему незачѣмъ ѣхать въ Фэроксъ, такъ какъ ученикъ, очевидно, закатился на весь день. А, впрочемъ, нѣтъ, можно съѣздить, можно. Можно освѣдомиться у мистриссъ Пенденнисъ, когда вернется Пенъ, и спросить урокъ изъ катехизиса у миссъ Лауры. Итакъ, онъ взобрался на пони -- и лошадь, и всадникъ привыкли къ такимъ маленькимъ приключеніямъ -- и потрусилъ къ усадьбѣ, откуда только что умчался его питомецъ.
   Такъ-то любовь дурачитъ насъ всѣхъ, большихъ и малыхъ. Въ погонѣ за нею педагогъ полетѣлъ кубаремъ, а Пенъ еще мчался въ первомъ пылу безумной скачки.
   

ГЛАВА V.
Мистриссъ Галлеръ у себя.

   Пенъ скакалъ во весь опоръ вплоть до Беймута, оставилъ кобылу въ гостинницѣ и отправился къ Фокеру, адресъ котораго узналъ наканунѣ. Квартира его помѣщалась надъ москательной лавкой, выгодно сбывавшей свои запасы сигаръ и содовой воды юнымъ постояльцамъ. Дома оказался только мистеръ Сневинъ, пріятель Фокера и совладѣлецъ кабріолета; онъ курилъ сигару и обучалъ своего другого пріятеля, щенка, разнымъ штукамъ съ кусочкомъ сухаря.
   Румяное, дышавшее здоровьемъ лицо Пена, раскраснѣвшееся отъ быстрой ѣзды, представляло рѣзкій контрастъ съ блѣдной, истощенной физіономіей Фокерова товарища; отъ мистера Спевина не ускользнуло это обстоятельство.-- Кто бы это могъ быть, -- подумалъ онъ,-- онъ, кажется, свѣжъ, какъ бобъ. Держу пять противъ одного, что у этого руки не дрожатъ по утрамъ.
   Фокеръ совсѣмъ не возвращался домой.-- Экая досада, -- подумалъ Пенъ.-- Мистеръ Спевинъ не могъ сказать, когда его другъ вернется. Тому случалось уѣзжать на день, случалось и на недѣлю. Изъ какой коллегіи Пенъ? Не желаетъ-ли онъ закусить? Кружечку эля? Пенъ досталъ карточку (въ то время онъ гордился тѣмъ, что имѣетъ визитныя карточки), изъ которой мистеръ Спевинъ могъ узнать его фамилію; затѣмъ молодые люди разстались.
   Пенъ отправился на взморье и сталъ гулять по песку, о который бились шумныя волны. Передъ нимъ разстилалось безбрежное, свѣтлое море. Голубые валы кипя и бурля катились на берегъ. Пенъ смотрѣлъ на нихъ безучастнымъ взглядомъ и едва замѣчалъ ихъ. У него самого кипѣла буря въ душѣ и гдѣ же ему было управиться съ ней? Онъ сталъ бросать камни въ море, которое продолжало шумѣть. Пенъ бѣсновался, что не засталъ Фокера. Онъ хотѣлъ видѣть Фокера. Онъ долженъ былъ видѣть Фокера.-- Что если я отправлюсь въ Четтрисъ, не встрѣчу-ли его по дорогѣ?-- подумалъ Пень.-- Черезъ полчаса Ревекка была осѣдлана и мчалась по дорогѣ въ Четтрисъ. Въ четырехъ миляхъ отъ Беймута эта дорога, какъ всѣмъ извѣстно, пересѣкается другой, въ Клеврингъ, и Ревекка естественно хотѣла свернуть въ усадьбу, но Пенъ дернулъ поводъ, миновалъ поворотъ и доѣхалъ вплоть до заставы, не замѣтивъ и признаковъ чернаго кабріолета съ красными колесами.
   Разъ доѣхавъ до заставы, онъ ясное дѣло могъ и проѣхать ее. И такъ, Пенъ прискакалъ въ гостинницу Георга, гдѣ узналъ отъ конюха, что мистеръ Фокеръ здѣсь, "у нихъ былъ дымъ коромысломъ въ эту ночь, пили и пѣли, а мистеръ Фокеръ хотѣлъ поколотить Тома почтальона, что ужь совсѣмъ нехорошо", -- прибавилъ конюхъ съ усмѣшкой.-- Носилъ-ли ты своему барину воды для бритья?-- спросилъ онъ очень сатирическимъ тономъ у слуги мистера Фокера, который появился въ эту минуту съ отлично вычищеннымъ платьемъ своего господина.-- Проведи къ нему мистера Пенденниса.
   Пенъ послѣдовалъ за слугой въ комнату, гдѣ мистеръ Фокеръ покоился въ огромной кровати.
   Его блѣдная рожица и красный шелковый колпакъ совершенно исчезали въ подушкахъ и перинѣ.
   -- Галло!-- крикнулъ Пенъ.
   -- Кто тамъ? говори живѣе, братецъ!-- раздался голосъ изъ кровати.-- Какъ? Пенденнисъ? А мама знаетъ о твоемъ отсутствіи? Ты ужиналъ съ нами вчера? Нѣтъ... стой... кто вчера ужиналъ, Ступидъ?
   -- Трое офицеровъ, сэръ, и мистеръ Бингли, сэръ, и мистеръ Костиганъ, сэръ,-- отвѣчалъ слуга, совершенно серьезно слушавшій своего барина.
   -- А, помню, помню... Ничего, было попито. Мы пѣли; да я, помнится, хотѣлъ вздуть почтальона. Вздулъ я его, Ступидъ?
   -- Нѣтъ, сэръ. Драка не состоялась,-- сказалъ Ступидъ, по прежнему серьезнѣйшимъ тономъ. Онъ раскладывалъ несессеръ мистера Фокера, цѣлый сундукъ, подарокъ нѣжной маменьки, безъ котораго молодой человѣкъ никуда не ѣздилъ. Тутъ былъ серебряный рукомойникъ, серебряная чашка, серебряныя коробки и флаконы съ духами и наборъ бритвъ, дожидавшійся того времени, когда у мистера Фокера выростетъ борода.
   -- Ну, такъ вздую когда-нибудь въ другой разъ, -- продолжалъ молодой человѣкъ, зѣвая и вытягивая надъ головой свои тощія рученки.-- Да, драки не было; было пѣніе. Бингли пѣлъ; я пѣлъ, генералъ пѣлъ, то есть Костиганъ. Слыхалъ ты, какъ онъ поетъ "Поросенка подъ кроватью", Пенъ?
   -- Это тотъ господинъ, что мы встрѣтили вчера?-- спросилъ Пенъ трепетнымъ голосомъ,-- отецъ...
   -- Отецъ Фотрингэй, онъ самый. А что, вѣдь просто Венера, Пенъ?
   -- Съ вашего позволенія, сэръ, мистеръ Костиганъ дожидается въ гостиной, сэръ, и говоритъ, сэръ, что вы изволили пригласить его завтракать, сэръ. Спрашивалъ о васъ разъ пять, сэръ, но не хотѣлъ васъ будить ни подъ какимъ видомъ и дожидается уже съ одиннадцати часовъ, сэръ...
   -- А теперь сколько времени?
   -- Часъ, сэръ.
   -- Что бы сказала лучшая изъ матерей, -- воскликнулъ юный лежебокъ,-- увидавъ меня въ постели въ такое время? Вѣдь она отправила меня сюда съ менторомъ. Культивировать мой пренебреженный геній, хе, хе! А вѣдь это не то, что въ школѣ, Пенъ? помнишь, вставанье въ семь часовъ, дружище?-- съ этими словами повѣса расхохотался отъ души. Потомъ онъ прибавилъ: -- Займи, пожалуйста, генерала, пока я одѣнусь. Да, послушай, Пенденнисъ, попроси его спѣть "Поросенка подъ кроватью", божественно!
   Пенъ вышелъ въ величайшемъ смущеніи, а мистеръ Фокеръ принялся за свой туалетъ.
   Изъ двухъ дѣдушекъ мистера Фокера одинъ былъ пивоваръ, оставившій ему состояніе, другой -- графъ, надѣлившій его нѣжнѣйшей маменькой въ свѣтѣ. Фокеры изъ поколѣнія въ поколѣніе обучались въ школѣ Цистерціанскихъ братьевъ, куда поступилъ и нашъ пріятель. Тутъ его жестоко травили, во-первыхъ,-- по поводу профессіи отца (со школьнаго двора виднѣлся трактиръ, вывѣска котораго была украшена изображеніемъ бутылки съ надписью: "Настоящее Фокеровское"), во-вторыхъ,-- за неуклюжія манеры, неспособность къ ученію, неопрятность, обжорство и; другія слабости. Но тѣ, кто знаетъ, какъ съеживается впечатлительная юность подъ гнетомъ школьной тиранніи, не удивятся, что, спустя; нѣсколько мѣсяцевъ по освобожденіи изъ этого училища, молодой человѣкъ развернулся и превратился въ веселаго, насмѣшливаго, блестящаго Фокера, съ которымъ мы познакомились.
   Правда, онъ остался по прежнему невѣждой, такъ какъ знаній у него не прибавилось оттого, что онъ оставилъ школу и обѣдалъ за общимъ столомъ въ коллегіи. За то онъ превратился изъ неряхи въ настоящаго денди (на свой ладъ), и въ настоящую минуту явился въ гостиную раздушенный, въ тонкомъ бѣльѣ, вообще, франтомъ съ головы до ногъ.
   Генералъ Костиганъ -- или капитанъ Костиганъ, какъ онъ самъ себя величалъ -- сидѣлъ на окнѣ, съ газетой, которую держалъ передъ собой на длину руки. Глаза его были немножко мутны и налиты кровью; читая, онъ помогалъ имъ губами, какъ человѣкъ, для котораго чтеніе представляетъ непривычное и трудное занятіе. Шляпа его была сдвинута на ухо; онъ вытянулъ одну ногу на окнѣ и наблюдательный человѣкъ могъ бы заключить по формѣ и изношенному состоянію сапога, что фонды капитана не въ блестящемъ состояніи. Бѣдность не сразу овладѣваетъ человѣкомъ; она начинаетъ съ конечностей; ея добычей прежде всего становятся принадлежности туалета, носимыя на головѣ, рукахъ и ногахъ. Всѣ они были у капитана въ плачевнѣйшемъ состояніи. Увидѣвъ Пена, онъ спустилъ ноги съ окна и привѣтствовалъ вошедшаго по военному, приложивъ два пальца (въ изношенной черной перчаткѣ) къ шляпѣ, а затѣмъ уже сняль это украшеніе. Голова его начинала свѣтиться, но онъ прикрывалъ лысину, зачесывая съ затылка свои длинные гладкіе волосы стального цвѣта; двѣ длинныя пряди въ видѣ пейсовъ спускались съ висковъ. Невозможно было угадать естественный цвѣтъ его когда-то красиваго лица: неумѣренное употребленіе виски придало ему однообразный мѣдный оттѣнокъ. На немъ были высокіе, заплатанные и засаленные брыжжи, и фракъ, тщательно застегнутый на всѣ уцѣлѣвшія пуговицы.
   -- Молодой джентльменъ, съ которымъ я имѣлъ честь познакомиться вчера подлѣ собора,-- сказалъ капитанъ съ величественнымъ поклономъ, взмахнувъ шляпой.-- Надѣюсь, вы въ добромъ здравіи, сэръ. Я видѣлъ васъ вчера въ театрѣ, когда моя дочь играла; но не замѣтилъ, вернувшись въ театръ. Я, видите-ли, провожалъ ее домой, пототу что Джекъ Костиганъ джентльменъ, хотя и бѣденъ; а когда вернулся засвидѣтельствовать почтеніе моему веселому молодому другу, мистеру Фокеру,-- вашъ и слѣдъ простылъ. Мы отличію провели ночьку, сэръ -- мистеръ Фокеръ, трое драгуновъ и вашъ покорнѣйшій слуга. Чортъ побери, сэръ, эта ночь напомнила мнѣ старину, когда я служилъ ея величеству въ стотретьемъ полку.-- Тутъ онъ вытащилъ табакерку и съ важнымъ видомъ протянулъ ее новому знакомцу.
   Артуръ не могъ говорить отъ волненія. Этотъ грязный оборванецъ ея... ея отецъ.
   -- Надѣюсь, миссъ Ф... миссъ Костиганъ здорова, сэръ,-- сказалъ наконецъ Пенъ, краснѣя.-- Ея... ея игра доставила мнѣ такое наслажденіе, какого я... я... я еще не испытывалъ въ театрѣ. По моему, сэръ... по моему, она величайшая актриса въ мірѣ,-- пролепеталъ онъ.
   -- Вашу руку, молодой человѣкъ! Вы говорите отъ чистаго сердца,-- воскликнулъ капитанъ.-- Благодарю васъ; старый солдатъ и любящій отецъ благодаритъ васъ, сэръ. Она величайшая актриса въ мірѣ. Я видѣлъ Сиддонъ, видѣлъ О'Нэль -- онѣ великолѣпны, но что это въ сравненіи съ миссъ Фотрингэй? Я не хотѣлъ, чтобы она выступила на сценѣ подъ своимъ именемъ. Мои родные горды, сэръ; Костиганы изъ Костиганстоуна думаютъ, что честный человѣкъ, служившій ея величеству въ сто третьемъ, унизится, если позволитъ дочери заработывать хлѣбъ насущный для престарѣлаго отца.
   -- Я не знаю болѣе благороднаго дѣла,-- сказалъ Пенъ.
   -- Благороднаго! Чортъ побери, желалъ бы я видѣть человѣка, который скажетъ, что Джекъ Костиганъ способенъ допустить что-нибудь неблагородное. Я бѣденъ, сэръ, да, но я человѣкъ съ душою, и люблю людей съ душою. Вы изъ такихъ людей; вижу это по вашему честному лицу и прямодушному взору.-- Повѣрите-ли, -- продолжалъ онъ, послѣ нѣкотораго молчанія, трагическимъ шопотомъ,-- эта шельма Бингли, нажившій состояніе, благодаря моей дочери, платитъ ей двѣ гинеи въ недѣлю. На эти деньги она должна одѣваться; вмѣстѣ съ моими маленькими средствами, онѣ составляютъ все наше достояніе.
   Маленькія средства капитана дѣйствительно были очень малы, можно сказать, невидимы. Еслибы капитанъ Костиганъ, котораго я имѣлъ честь знать лично, захотѣлъ разсказать свою жизнь, получилась бы очень назидательная исторія. Но онъ никогда бы не захотѣлъ разсказывать, если бы могъ, и не могъ бы, если бы захотѣлъ; такъ какъ совершенно разучился не только что говорить, но и думать правду: до такой степени дѣйствительность и вымыселъ перепутались въ его отуманенномъ, проспиртованномъ мозгу.
   Онъ началъ свою карьеру довольно блистательно съ парой эполетъ, красивой наружностью, стройной фигурой и великолѣпнымъ голосомъ. Даже на старости онъ исполнялъ съ удивительнымъ пафосомъ и юморомъ чудесныя ирландскія баллады, отъ которыхъ вѣетъ такимъ удалымъ разгульемъ и такой безконечной тоской; и первый, бывало, расчувствуется и разрюмится. Бѣдный Косъ: онъ былъ храбръ и слезливъ, остроуменъ и глупъ; всегда въ хорошемъ расположеніи духа и иногда почти честенъ. До послѣдняго дня своего онъ былъ готовъ пить съ кѣмъ угодно и поручиться на векселѣ за кого угодно; и смерть застигла его въ долговомъ отдѣленіи, гдѣ онъ успѣлъ обворожить пристава, которымъ былъ арестованъ.
   Въ цвѣтущую эпоху своей жизни Костиганъ былъ желаннымъ гостемъ за офицерскимъ столомъ и удостоивался распѣвать свои пѣсни, вакхическія и сантиментальныя, у самыхъ блестящихъ генераловъ и главнокомандующихъ. Въ теченіе этого періода, къ несчастью кратковременнаго, онъ выпилъ втрое больше кларета, чѣмъ нужно было для его благополучія, и дочиста спустилъ свое сомнительное состояніе. Чѣмъ онъ занимался по выходѣ въ отставку -- не наше дѣло. Врядъ-ли кто-нибудь, кромѣ ирландца, можетъ уразумѣть, чѣмъ существуетъ ирландскій джентльменъ съ пустымъ карманомъ, какъ ухитряется онъ выплывать на поверхность моря житейскаго, въ какія воздушныя аферы пускается съ такими же злополучными героями, какъ самъ, на какія средства добываетъ ежедневную выпивку; все это непостижимыя тайны для насъ. Скажемъ только, что Джекъ счастливо избѣжалъ гибели среди житейскихъ бурь, и что пламя на его носу никогда не угасало.
   Проговоривъ съ Пеномъ какіе-нибудь полчаса, капитанъ успѣлъ уже вытянуть у него два соверена за билеты на бенефисъ своей дочери, предполагавшійся въ недалекомъ будущемъ, На этотъ разъ бенефисъ устраивался не bona fide, какъ въ прошломъ году, когда бѣдной миссъ Фотрингэй пришлось приплатить пятнадцать шиллинговъ изъ собственнаго кармана; теперь съ антрепренеромъ было заключено условіе, согласно которому актрисѣ предоставлялось продать извѣстное число билетовъ и оставить за собой значительную часть вырученной суммы.
   У Пена случилось въ кошелькѣ только два фунта, которые онъ и вручилъ капитану; онъ и не рѣшился бы предложить больше, изъ опасенія задѣть его щекотливость. Костиганъ подмахнулъ ему билетъ на ложу; небрежно опустилъ соверены въ жилетный карманъ и прихлопнулъ по нимъ рукой. Повидимому, они согрѣвали его старое тѣло.
   -- Сказать правду, сэръ,-- замѣтилъ онъ,-- нынче у меня оскудѣніе по части презрѣннаго металла, не то что въ старину. Что же, это частенько случается съ добрыми людьми. Однажды я выигралъ шестьсотъ такихъ штучекъ за одинъ присѣстъ, сэръ, когда мой милостивый другъ, его королевское высочество, герцогъ Кентскій, быль въ Гибралтарѣ.
   Стоило посмотрѣть на капитана за завтракомъ, когда подали фаршироканную индѣйку и бараньи котлетки. Онъ былъ неистощимъ, исторіи, одна другой забавнѣе, сыпались изъ его устъ. Онъ разсказывалъ о своихъ прежнихъ подвигахъ, о быломъ величіи, о лордахъ, генералахъ и намѣстникахъ, съ которыми водилъ знакомство. Онъ описалъ смерть своей дорогой -- Бесси, покойной мистриссъ Костиганъ; разсказалъ о своемъ столкновеніи съ капитаномъ Иванти Кленси, которому онъ послалъ вызовъ за то, что тотъ дерзко смотрѣлъ на миссъ Фотрингэй, послѣ чего Еленой извинился и задалъ имъ въ Кильдеръ-Стритѣ обѣдъ, на которомъ они выпили въ шестеромъ двадцать одну бутылку клерета и т. д. Онъ заявилъ, что для стараго солдата нѣтъ лучшей утѣхи и отрады въ жизни, какъ роспить бутылку съ благородными молодыми людьми,-- а за второй рюмкой кюрасо даже расплакался отъ умиленія. Строго говоря, капитанъ не отличался высокимъ умомъ и общество его не могло быть полезнымъ для юношества; но это не мѣшало ему быть добрѣе многихъ людей, занимающихъ болѣе высокое положеніе въ обществѣ, и честнѣе многихъ господъ, не совершившихъ и половины его мелкихъ плутней. Когда они вышли изъ трактира, капитанъ, шествовавшій среди двухъ своихъ молодыхъ друзей, поддерживавшихъ его подъ руки, былъ въ блаженномъ состояніи. Онъ подмигнулъ двумъ-тремъ лавочникамъ, быть можетъ, считавшимъ за нимъ долженъ, точно хотѣлъ сказать:-- Видишь, въ какой я компаніи, не сомнѣвайся же насчетъ уплаты, любезный.
   Разставшись съ мистеромъ Фокеромъ, который отправился въ билліардную сыграть партію съ офицерами драгунскаго полка,-- Пенъ прослѣдовалъ дальше съ оборваннымъ капитаномъ, который, съ свойственною ему ловкостью, принялся зоидировать своего новаго знакомца на счетъ состоянія и общественнаго положенія мистера Фокера. Пенъ сказалъ, что отецъ Фокера -- извѣстный пивоваръ, а мать, леди Агнеса Мильтонъ, дочь лорда Рошервилля. Капитанъ разсыпался въ восторженныхъ похвалахъ и комплиментахъ по адресу мистера Фокера, заявивъ, что благородное происхожденіе еще ярче оттѣняетъ его личныя достоинства: острый умъ и великодушное сердце.
   Слушая это вранье, Пенъ не зналъ, удивляться-ли ему, или смѣяться, или конфузиться. Въ сущности, онъ до сихъ поръ оставался наивнымъ и правдивымъ мальчуганомъ, который и самъ еще не научился врать, и принималъ за чистую монету все, что слышалъ отъ другихъ. Костигану еще не случалось имѣть такого скромнаго и внимательнаго слушателя.
   Онъ былъ въ такомъ восторгѣ отъ своего молодого друга, отъ его простодушія, откровенности и веселаго нрава, что рѣшился почтить его приглашеніемъ, которое очень рѣдко доставалось на долю молодымъ людямъ,-- именно зазвалъ его къ себѣ, въ свою скромную хижину, съ тѣмъ, чтобы представить своего молодого друга миссъ Фотрингэй.
   Пенъ былъ такъ пораженъ этимъ неожиданнымъ счастьемъ, что чуть не вырвался отъ капитана, но остановился, опасаясь, что тотъ замѣтитъ его волненіе. Онъ пролепеталъ нѣсколько несвязныхъ словъ, долженствовавшихъ выразить его глубочайшую признательность за честь быть представленнымъ миссъ Фотрингэй, таланты которой возбуждали въ немъ такое изумленіе, такое безграничное изумленіе; и послѣдовалъ за капитаномъ, почти не сознавая, куда его ведутъ. Онъ увидитъ ее! Онъ идетъ къ ней! Въ ней сосредоточилась для него вселенная. Вчерашнее утро, когда онъ еще не видѣлъ ее, отступило куда-то далеко, далеко; съ тѣхъ поръ произошелъ цѣлый переворотъ, началась новая жизнь.
   Капитанъ провелъ своего молодого друга въ Прайорскій переулокъ, глухой, укромный уголокъ Четтриса, по сосѣдству съ домами декана и причта, въ тѣни гигантскихъ башенъ собора. Здѣсь-то и находилась "скромная хижина" капитана, въ первомъ этажѣ низенькаго домика, двери котораго были украшены мѣдной доской, съ надписью: "Кридъ, мужской и дамскій портной". Самого Крида, впрочемъ, давно уже не было въ живыхъ; вдова его исполняла обязанности сторожа при скамьяхъ въ соборѣ; ея старшій сынъ, большой руки повѣса, состоялъ въ хорѣ, игралъ въ орлянку, подбивалъ своихъ младшихъ братьевъ на шалости и обладалъ ангельскимъ голосомъ. Двое младшихъ сидѣли на ступенькахъ, увидѣвъ постояльца, они весело кинулись къ нему на встрѣчу и, къ удивленію Пена, безъ всякихъ церемоній уцѣпились за его фалды. Дѣло въ томъ, что этотъ добродушный джентльменъ, когда ему случалось бывать при деньгахъ, не забывалъ ребятишекъ и всегда приносилъ имъ гостинцевъ: то яблоко, то имбирную коврижку.-- За то и хозяйка не безпокоитъ меня насчетъ платы за квартиру,-- объяснялъ онъ впослѣдствіи Пену, лукаво подмигивая и приложивъ палецъ къ носу.
   Когда Пенъ поднимался по ветхой лѣстницѣ, вслѣдъ за своимъ спутникомъ, у него ноги подкашивались отъ волненія. Войдя въ комнату, въ ея комнату, онъ почти ничего не видѣлъ. Что-то черное поднялось передъ нимъ и присѣло, какъ будто дѣлая реверансъ; въ то же время въ ушахъ его раздавалось какое-то жужжаніе: это Костиганъ, съ обычнымъ многословіемъ, представлялъ "милому дитяти" своего "дорогого друга, мистера Артура Пенденниса, мѣстнаго землевладѣльца, образованнѣйшаго и превосходнѣйшаго молодого че-а-ека, прекрасной души и нѣжнаго сердца, обожающаго искусство и поэзію".
   -- Сегодня прекрасная погода,-- сказала миссъ Фотрингэй своимъ бархатнымъ грустнымъ голосомъ, съ сильнымъ ирландскимъ акцентомъ.
   -- Превосходная,-- отвѣчалъ мистеръ Пенденнисъ.
   Въ такомъ романтическомъ стилѣ завязался разговоръ, и вскорѣ мистеръ Пенденнисъ сидѣлъ въ креслѣ и могъ любоваться на свою богиню, сколько душѣ угодно.
   Теперь она выглядѣла еще краше, чѣмъ на сценѣ, при вечернемъ освѣщеніи. Когда она вставала или ходила по комнатѣ, складки платья ложились вокругъ ея стана, какъ у греческой статуи; линіи ея тѣла сливались въ гармоническое цѣлое, вообще, она походила на Музу, погрузившуюся въ размышленія. Когда она садилась на соломенный стулъ, охвативъ рукой спинку, ей недоставало только скипетра: такъ изящно падали складки ея платья, такъ граціозны и величавы были ея жесты. При дневномъ свѣтѣ нельзя было налюбоваться досыта на ея изсине-черные волосы и бѣлоснѣжное личико, съ легкимъ румянцемъ, пробивавшимся на щекахъ. У нея были сѣрые глаза, съ удивительно длинными рѣсницами и пунцовыя губки, которыя, какъ сообщалъ мнѣ впослѣдствіи мистеръ Пенденнисъ, нельзя было сравнить съ самой яркой геранью, ни съ сургучемъ, ни съ гвардейской курткой.
   -- И ужасно жарко,-- продолжала начатый разговоръ эта Савская царица и владычица сердецъ.
   Пенъ согласился, и такимъ образомъ бесѣда пошла какъ по маслу. Она спросила Костигана, весело-ли онъ провелъ вечеръ, и тотъ разсказалъ объ ужинѣ и о выпивкѣ. Затѣмъ, въ свою очередь, спросилъ, чѣмъ она занималась въ это утро.
   -- Боусъ пришелъ къ десяти часамъ,-- отвѣчала она,-- и мы прошли роль Офаліи. Это для двадцать четвертаго числа, сэръ, и я надѣюсь, что вы удостоите насъ своимъ посѣщеніемъ.
   -- Непремѣнно, непремѣнно, -- воскликнулъ Пенъ, удивляясь, что она произноситъ "Офалія", съ ирландскимъ акцентомъ, котораго вовсе не было замѣтно на сценѣ.
   -- Я уже завербовалъ его на твой бенефисъ, милочка, сказалъ капитанъ, хлопнувъ по карману, гдѣ лежали соверены, и подмигнувъ Пену, который покраснѣлъ, какъ маковъ цвѣтъ.
   -- Мистеръ... твой другъ очень любезенъ,-- сказала мистриссъ Галлеръ.
   -- Моя фамилія Пенденнисъ,-- сказалъ Пенъ, вспыхнувъ еще сильнѣе.-- Я... я... я надѣюсь, что вы... что вы запомните ее.-- Сердце его такъ билось при этой смѣлой деклараціи, что молодой человѣкъ чуть не задохнулся.
   -- Пенденнисъ,-- повторила она, такимъ глубокимъ, нѣжнымъ, бархатнымъ голосомъ, сопровождая эти слова такимъ яснымъ, свѣтлымъ, убійственнымъ взглядомъ, что Пень содрогнулся отъ счастья.
   -- Вотъ ужь никогда не думалъ, что мое имя звучитъ такъ пріятно,-- сказалъ Пенъ.
   -- Очень хорошенькое имя,-- отвѣчала Офалія.-- Вотъ Пентцицль -- смѣшная фамилія. Помнишь, папа, молодого Пентцицля въ Норвичскомъ округѣ; еще онъ игралъ вторыхъ стариковъ и женился на коломбинѣ, миссъ Ренси. Теперь они оба въ Лондонѣ, въ Королевскомъ театрѣ, и получаютъ пять фунтовъ въ недѣлю. Пентцицль не настоящее имя. Это Джедкинъ такъ его назвалъ, не знаю, зачѣмъ. Его фамилія Гаррингтонъ, то есть собственно Поттсъ; отецъ его очень почтенный пасторъ. Гаррингтонъ жилъ въ Лондонѣ и надѣлалъ много долговъ. Помнишь, онъ дебютировалъ въ Фальклендѣ, а мистриссъ Бенсъ играла Джульетту.
   -- Ну ужь и Джульетта,-- подхватилъ капитанъ,-- пятидесятнлѣтняя баба, у которой десять душъ ребятъ. Тебѣ бы слѣдовало дать Джульетту,-- не будь я Джекъ Костиганъ.
   -- Въ то время я еще не играла первыхъ ролей,-- скромно замѣтила миссъ Костиганъ.-- Онѣ были мнѣ не по силамъ, пока Боусъ не взялся меня учить.
   -- Правда твоя, душечка,-- отвѣчалъ капитанъ и прибавилъ, обращаясь къ Пену,-- одно время, находясь въ очень стѣсненныхъ обстоятельствахъ, я былъ фехтовальнымъ учителемъ въ Дублинѣ (только три человѣка въ имперіи могли потягаться со мной на рапирахъ, но съ тѣхъ поръ Джекъ Костиганъ состарился и опустился, сэръ), а моя дочь играла на тамошнемъ театрѣ, и тамъ-то мистеръ Боусъ началъ давать ей уроки и сдѣлалъ изъ нея актрису, которую вы знаете. Что же ты дѣлала съ тѣхъ поръ, какъ Боусъ ушелъ, Эмилія?
   -- Пекла пирогъ,-- отвѣчала Эмилія, совершенно просто.
   -- Если вамъ угодно будетъ попробовать его, сэръ, милости просимъ,-- галантно сказалъ Костиганъ.-- Мы обѣдаемъ въ четыре часа. Сія дѣвица стряпаетъ отмѣннѣйшіе пироги съ телятиной и ветчиной, сверхъ того, я угощу васъ и у шпикомъ перваго сорта.
   Пень обѣщался обѣдать дома въ шесть часовъ; но повѣса тутъ же рѣшилъ, что можно и слово сдержать и удовольствіе себѣ доставить, и съ величайшей охотой принялъ приглашеніе. Съ восторгомъ слѣдилъ онъ за Офеліей, пока она накрывала столъ. Она разставляла приборы, раскладывала салфетки съ такой непринужденной граціей, съ такой добродушной веселостью, что гость таялъ отъ восхищенія. Въ свое время явился пирогъ; его притащилъ изъ пекарни одинъ изъ младшихъ братьевъ юнаго хориста; и въ четыре часа Пень сидѣлъ за обѣдомъ,-- да, за обѣдомъ съ первой красавицей въ мірѣ,-- съ своей первой и единственной любовью, съ дѣвушкой, которую онъ обожалъ со вчерашняго дня... нѣтъ, уже вѣчность. Онъ отвѣдалъ ея стряпни, онъ налилъ ей стаканъ пива, онъ видѣлъ, какъ она хлебнула глоточекъ пунша, -- такъ, маленькую рюмочку. Она была любезна до крайности, собственными ручками приготовила пуншъ для Пена. Пуншъ былъ чудовищно крѣпокъ; Пенъ никогда не пивалъ такого. Но точно-ли напитокъ опьянялъ его, или та, которая приготовила напитокъ.
   Пенъ попытался завязать съ ней разговоръ о поэзіи и драматическомъ искусствѣ. Спросилъ, что она думаетъ о сумасшествіи Офеліи и была-ли она въ связи съ Гамлетомъ?-- Въ связи съ этимъ жалкимъ уродомъ, съ этимъ поганымъ антрепренеришкой Бингли?-- Она вспыхнула отъ негодованія при этомъ вопросѣ. Пенъ поспѣшилъ; объяснить, что онъ говорилъ вовсе не о ней, а объ Офеліи въ пьесѣ. А, да; ну, тогда я не обижаюсь, но Бингли! Онъ не стоитъ вотъ чего... не стоитъ рюмки пунша.-- Пенъ завелъ рѣчь о Коцебу.-- Коцебу? Кто это такой?-- Авторъ пьесы, въ которой вы такъ удивительно играли вчера.-- А я и не знала, въ заголовкѣ книжки поставлено имя Томпсонъ.-- Пенъ улыбнулся такому восхитительному простодушію. Затѣмъ онъ разсказалъ о плачевной судьбѣ автора пьесы и объ убійствѣ его Зандомъ. Въ первый разъ въ жизни миссъ Костиганъ слышала о существованіи мистера Коцебу, но, повидимому, очень заинтересовалась имъ, а этого было совершенію достаточно для простодушнаго Пена.
   Болѣе часа прошло въ такихъ интересныхъ разговорахъ, и бѣдный Пенъ не успѣлъ оглянуться, какъ уже долженъ былъ откланяться и спѣшить домой. Вскорѣ онъ уже мчался на Ревеккѣ. Ей пришлось показать свою прыть, отмахавъ въ одинъ день три конца.
   -- Что такое онъ мололъ насчетъ сумасшествія Гамлета и мнѣнія объ этомъ предметѣ великаго германскаго критика?-- спросила Эмилія отца.
   -- Право, не знаю, милочка,-- отвѣчалъ капитанъ.-- Мы можемъ спросить у Боуса, когда онъ придетъ.
   -- Во всякомъ случаѣ, онъ очень пріятный, милый, разговорчивый молодой человѣкъ,-- сказала Эмилія.-- Сколько онъ взялъ билетовъ?
   -- Да что, взялъ шесть билетовъ, а заплатилъ двѣ гинеи, Милли,-- сказалъ капитанъ.-- Парень-то, видно, не изъ щедрыхъ.
   -- А какой книгоѣдъ,-- продолжала миссъ Фотрингэй.-- Коцебу! Ха, ха, вотъ потѣшное имя и представь себѣ, папа, этотъ бѣдняга убитъ задомъ. Слыханная-ли это вещь? Я спрошу объ этомъ Боуса, папочка.
   -- Курьезная смерть, что и говорить,-- пробормоталъ капитанъ и перевелъ разговоръ на болѣе веселую тему.-- Славная лошадка у этого молодого джентльмена, -- замѣтилъ онъ.-- А какимъ завтракомъ угостилъ насъ мистеръ Фокеръ!
   -- Онъ навѣрно возьметъ двѣ ложи и билетовъ двадцать,-- воскликнула дочь, очень разсудительная особа, прекрасные глазки которой всегда имѣли въ виду существенное.
   -- Я ручаюсь, что возьметъ,-- отвѣчалъ папа; и затѣмъ ихъ разговоръ продолжался въ томъ же духѣ, пока пуншъ былъ приконченъ и наступило время разстаться, такъ какъ въ половинѣ седьмого миссъ Фотрингэй должна была явиться въ театрѣ, куда отецъ всегда сопровождалъ ее, и гдѣ онъ дожидался за кулисой или въ фойе, роспивая грогъ съ пріятелями.
   -- Какъ прекрасна!-- думалъ Пенъ, возвращаясь домой,-- какъ проста! какъ добра! Какъ отрадно видѣть женщину съ ея геніемъ, когда она исполняетъ мелкія домашнія обязанности, готовитъ кушанье старику отцу, приготовляетъ ему пуншъ. Какъ неделикатно было съ моей стороны сразу завести разговоръ о ея профессіональныхъ занятіяхъ, и съ какимъ тактомъ она перемѣнила тему! А потомъ сама заговорила о своей профессіи, и какъ мило, съ какимъ остроуміемъ разсказала объ этомъ, какъ его, Пентцицлѣ. Только у ирландцевъ можетъ быть такая бездна юмора. Отецъ ея довольно таки несносенъ, но славный малый; и благородный въ душѣ человѣкъ: давалъ же онъ уроки фехтованія послѣ того, какъ былъ любимцемъ герцога Кентскаго! Фехтованія! Непремѣнно займусь фехтованіемъ, а то совсѣмъ забуду уроки Анджело. Дядя Артуръ всегда совѣтовалъ мнѣ учиться этому искусству,-- искусству джентльмена, какъ онъ выражается. Чудесно! Стану брать уроки у капитана Костигана. Живо, живо, Ревекка, ну-ка въ горку, старушка! Пенденнисъ, Пенденнисъ, какъ она произнесла это имя! Эмилія! Эмилія! что за чудное, благородное, прекрасное, несравненное существо.
   Читатель, которому извѣстно содержаніе бесѣды Пена съ миссъ Фотрингэй, можетъ самъ судить о ея умѣ, и, пожалуй, не найдетъ въ ея рѣчахъ такого чрезвычайнаго остроумія и ума.
   Но гдѣ же было разсуждать объ этомъ Пену. Онъ увидалъ пару свѣтлыхъ глазокъ и повѣрилъ въ нихъ, увидалъ прекрасный женскій образъ, -- и преклонился передъ нимъ. Онъ придавалъ ея словамъ смыслъ, котораго въ нихъ не было; и создавалъ кумира, котораго обожалъ. Развѣ Титанія первая влюбилась въ осла, а Пигмаліонъ единственный изъ художниковъ увлекся камнемъ? Пенъ нашелъ ее, нашелъ то, чего жаждала его душа. Онъ прильнулъ къ источнику и пилъ изо всей мочи. Тотъ, кому случалось томиться жаждой, знаетъ, какъ сладокъ первый глотокъ. Проѣзжая по аллеѣ къ усадьбѣ, Пенъ расхохотался при видѣ достопочтеннаго мистера Смерка, который смиренно плелся домой изъ Фэрокса на своей лошадкѣ. По дорогѣ въ Фэроксъ, Смеркъ останавливался и зѣвалъ у каждаго коттеджа, потомъ зѣвалъ съ Лаурой надъ урокомъ, потомъ осматривалъ садъ и хозяйство мистриссъ Пенденнисъ, пока не надоѣлъ этой почтенной леди до чертиковъ. За минуту до пріѣзда Пена, онъ уѣхалъ, такъ и не дождавшись приглашенія остаться, котораго алкала его нѣжная душа.
   Пенъ былъ въ самомъ добродушномъ и радужномъ настроеніи.
   -- Что, всѣ кости цѣлы?-- крикнулъ онъ, смѣясь.-- Вернитесь назадъ, дружище, и пообѣдайте за меня: я ужъ обѣдалъ. А тамъ, разопьемъ бутылочку стараго вина за ея здоровье.
   Смеркъ поворотилъ лошадь и потрусилъ за Артуромъ. Мать обрадовалась, увидавъ сына въ такомъ веселомъ настроеніи, и ласково привѣтствовала Смерка, когда Артуръ сказалъ, что вернулъ его обѣдать. Пенъ очень забавно разсказалъ о вчерашнемъ спектаклѣ, объ игрѣ антрепренера Бингли въ громадныхъ ботфортахъ и о грузной мистриссъ Бингли въ роли графини, въ измятомъ зеленомъ шелковомъ платьѣ и польской шапочкѣ. Онъ передразнивалъ ихъ очень потѣшно, къ восторгу матери и маленькой Лауры, которая весело хлопала въ ладоши.
   -- А мистриссъ Галлеръ?-- спросила мистриссъ Пенденнисъ.
   -- Съ ногъ сшибательная актриса,-- смѣясь отвѣчала Пенъ, повторяя изрѣченіе своего достойнаго друга, мистера Фокера.
   -- Съ ногъ... какая, Пенъ?-- изумилась леди.
   -- Что значить съ ногъ сшибательная, Артуръ?-- воскликнула Лаура
   Тогда онъ разсказалъ о мистерѣ Фокерѣ, какъ его величали въ школѣ "пивнымъ чаномъ" и другими насмѣшливыми кличками, и какъ онъ превратился въ богатаго молодого человѣка, студента коллегіи св. Бонифація, но какъ ни былъ онъ веселъ и разговорчивъ, однако, ни единымъ словомъ не обмолвился о своихъ сегодняшнихъ похожденіяхъ въ Четтрисѣ, ни о своихъ новыхъ друзьяхъ.
   Когда дамы ушли изъ столовой, Пенъ налилъ два большіе бокала мадеры, уставился сверкающими глазами на Смерка и воскликнулъ:
   -- Ея здоровье!
   -- Ея здоровье!-- повторилъ педагогъ съ глубокимъ вздохомъ, поднимая бокалъ и опоражнивая его залпомъ, такъ что лицо его приняло видъ маленькой красной гвоздички.
   Въ эту ночь Пенъ спалъ еще меньше, чѣмъ прошлую. Онъ поднялся чуть свѣтъ, самъ осѣдлалъ злополучную Ревекку, и помчался, какъ сумасшедшій. Любовь снова явилась къ нему и сказала:-- вставай, Пенденнисъ, я здѣсь.-- Лихорадка страсти, сладкая истома, огонь, неизвѣстность -- все это было съ нимъ и со всѣмъ этимъ онъ не разстался бы ни за какія сокровища въ мірѣ.
   

ГЛАВА VI,
въ которой говорится о любви и о враждѣ.

   Съ этихъ поръ Цицеронъ и Эврипидъ совсѣмъ ужь перестали занимать мистера Пена, такъ что достойный мистеръ Смеркъ почти не занимался съ своимъ питомцемъ. Больше всего доставалось Ревеккѣ, такъ какъ, кромѣ регулярныхъ поѣздокъ въ Четтрисъ для фехтованія, съ вѣдома и согласія матери -- повѣса нашъ пользовался всякими свободными тремя часами, чтобы слетать въ Четтрисъ, въ Прайорскій переулокъ. Если Ревеккѣ приходилось не въ моготу, онъ бѣсился какъ Ричардъ въ Босвортской битвѣ, когда подъ нимъ убили лошадь, и таки не мало задолжалъ содержателю конюшни въ Четтрисѣ за леченіе своей и наемъ другой лошади.
   Далѣе, по крайней мѣрѣ, разъ въ недѣлю, этотъ коварный молодой человѣкъ, объявлялъ матери, что идетъ къ Смерку читать греческую, драму, поджидалъ на дорогѣ дилижансъ, отправлялся въ Четтрисъ и возвращался съ обратнымъ дилижансомъ, отъѣзжавшимъ въ Лондонъ въ десять часовъ вечера. Однажды его тайна чуть-чуть не разоблачилась, благодаря простодушію Смерка, у котораго мистриссъ Пенденнисъ спросила, много-ли они прочли съ Пеномъ вчера вечеромъ. Смеркъ хотѣлъ было сказать, что Пень и не заглядывалъ къ нему, но каблукъ Артура такъ энергично придавилъ его ногу, что педагогъ догадался въ чемъ дѣло, и прикусилъ языкъ.
   Разумѣется, они говорили объ этомъ деликатномъ предметѣ. Влюбленному нельзя же обойтись безъ повѣреннаго, надо комунибудь изливать свои чувства. Когда Пенъ сообщилъ учителю о своемъ душевномъ состояніи, взявъ съ него торжественную клятву скромности,-- Смеркъ пришелъ въ ужасъ и выразилъ надежду, "что Артуръ не влюбился въ какое-нибудь недостойное существо, не воспылалъ преступной страстью",-- такъ какъ иначе ему, Смерку, придется нарушить клятву и разсказать обо всемъ мистриссъ Пенденнисъ. А изъ этого, безъ сомнѣнія, выйдетъ ссора,-- заключилъ бѣдный педагоги, содрогаясь при мысли, что ему не придется видѣть той, которая была для и его дороже всего на свѣтѣ.
   -- Недостойное! Преступной!..-- разразился Пенъ.-- Она такъ же чиста, какъ и прекрасна, и я бы не подарилъ своего сердца иной женщинѣ. Я скрываю свою любовь отъ семьи, потому что... потому что... словомъ, есть очень основательныя причины, которыхъ я не вправѣ открывать. Но всякій, кто осмѣлится выразить сомнѣніе въ ея чистотѣ, задѣваетъ и ея и мою честь, и... и, чортъ побери, отвѣтитъ мнѣ за это.
   -- Полно, полно, Артуръ,-- пробормоталъ Смеркъ съ слабой улыбкой,-- вы меня не вызовете; вѣдь вы знаете, что я не стану драться.
   Но вслѣдствіе этого снисхожденія недостойный педагогъ еще болѣе попалъ во власть своего питомца; а математика и греческій языкъ въ соотвѣтственной степени пострадали.
   Если бы у этого почтеннаго джентльмена было побольше смекалки и если бы онъ заглядывалъ по средамъ въ "Хронику графства", въ отдѣлъ стихотвореній, -- то нашелъ бы тамъ "Къ мистриссъ Галлеръ", "Страсть и Геніи", къ миссъ Фотрингэй, артисткѣ королевскаго театра и другія стихотворенія въ самомъ уныломъ, пламенномъ и страстномъ тонѣ. Но хитроумный авторъ подписывался не по прежнему NEP, а EPOS, и ни учителю, ни простодушной Еленѣ, которая тщательно вырѣзала стихотворенія своего сына, не приходило въ голову, что Nep и Eros, такъ пламенно воспѣвавшій новую актрису -- одно и тоже лицо.
   -- Какую это леди, -- спросила однажды мистриссъ Пенденнисъ.-- такъ упорно воспѣваетъ твой соперникъ въ "Хроникѣ графства"? У него есть что-то общее съ тобой, милый Пенъ, но твои стихи гораздо лучше. Видалъ ты миссъ Фотрингэй?
   Пенъ отвѣчалъ: да, видалъ, въ "Незнакомцѣ" она исполняла роль мистриссъ Галлеръ. Между прочимъ, скоро будетъ ея бенефисъ, она явится въ роли Офеліи -- не пойти ли намъ, мама -- вѣдь Шекспировская пьеса. Мы можемъ нанять лошадей въ "Клеврингскомъ гербѣ" -- Лаура подпрыгнула отъ восторга при этомъ предложеніи, ей ужасно хотѣлось попасть въ театръ.
   Пенъ ввернулъ "Шекспировскую пьесу", потому что покойный Пенденнисъ, какъ и подобаетъ такому джентльмену, безмѣрно почиталъ Авонскаго барда, справедливо замѣчая, что въ его произведеніяхъ больше поэзіи, чѣмъ во всѣхъ "Джонсоновыхъ поэтахъ", вмѣстѣ взятыхъ. И хотя мистеръ Пенденнисъ отнюдь не былъ усерднымъ чтецомъ Шекспира, но совѣтовалъ Пену читать его, и не разъ говаривалъ, какъ пріятно ему будетъ свезти жену и сына, когда послѣдній подростетъ, на представленіе пьесы безсмертнаго автора.
   Слезы навернулись на глаза вѣрной супруги, когда она вспомнила эти слова покойнаго. Она нѣжно поцѣловала сына и сказала, что охотно поѣдетъ въ театръ. Лаура прыгала отъ радости. Радовался-ли Пенъ? былъ-ли онъ пристыженъ? Обнимаясь съ матерью, онъ хотѣлъ было разсказать ей все; но удержался. Посмотримъ сначала,-- подумалъ онъ,-- понравится-ли ей Эмилія. Театръ послужитъ для меня испытаніемъ, какъ для Гамлета.
   На радостяхъ Елена пригласила въ театръ и мистера Смерка. Послѣдній воспитывался въ Клапгемѣ у нѣжной маменьки, видѣвшей въ драматическихъ представленіяхъ дьявольское навожденіе, и еще ни разу не бывалъ въ театрѣ. Но Шекспиръ!.. Но ѣхать въ одной каретѣ съ мистриссъ Пенденнисъ! провести съ ней цѣлый вечеръ!-- онъ не могъ устоять противъ такого соблазна и, пробормотавъ нѣсколько словъ объ искушеніи и своей благодарности, принялъ любезное приглашеніе мистриссъ Пенденнисъ. При этомъ онъ бросилъ на нее взглядъ, отъ котораго она почувствовала себя очень неловко. Въ послѣднее время онъ не разъ поглядывалъ на нее такими глазами, и становился положительно противенъ вдовѣ.
   Мы не намѣрены разсказывать подробно объ ухаживаніи Пена за миссъ Фотрингэй, такъ какъ читатель уже имѣлъ случай ознакомиться съ характеромъ ихъ бесѣдъ, записывать которыя врядъ-ли стоитъ. Пенъ просиживалъ съ ней по цѣлымъ часамъ, изливая свою честную ребяческую душу. Онъ разсказывалъ ей все, что зналъ, что чувствовалъ, на что надѣялся, о чемъ читалъ или мечталъ. Онъ не уставалъ говорить и вздыхать. Все, что зарождалось въ его разгоряченномъ мозгу, онъ облекалъ въ слова и выкладывалъ передъ ней. Ея роль въ этихъ tête-à-têtе заключалась не въ разговорахъ; ей достаточно было слушать, дѣлать видъ, будто понимаетъ слова Пена, и бросать на него ласловые и сочувственные взгляды. Пока онъ разливался въ своихъ тирадахъ, прекрасная Эмилія, не понимавшая и десятой доли его рѣчей, могла думать о своихъ дѣлахъ, какъ приготовить холодную баранину, какъ вывернуть черное шелковое платье, какъ устроить изъ шарфа шапочку, такую же, какъ у миссъ Тэктуайтъ и т. п. Пенъ цитировалъ Байрона и Мура, распространялся о страсти и поэзіи, а ей достаточно было время отъ времени поднимать глаза; устремлять ихъ на Пена и восклицать:-- Прекрасно! Восхитительно! Повторите эти стихи!-- Пенъ повторялъ, а она возвращалась къ своимъ несложнымъ размышленіямъ о вывороченномъ платьѣ или рубленой баранинѣ.
   Увлеченіе Пена не долго оставалось тайной для прекрасной Эмиліи и ея отца. Уже при второмъ посѣщеніи онъ выказалъ такое обожаніе, что по уходѣ его старикъ замѣтилъ, подмигнувъ дочери:
   -- Ну, милочка, подцѣпила парня?
   -- Да что, папочка, вѣдь совсѣмъ мальчика,-- отвѣчала Эмилія.-- Совсѣмъ ребенокъ.
   -- А все-таки подцѣпила,-- возразилъ капитанъ, -- и знаешь, что я тебѣ скажу: рыбка не дурная. Я разспрашивалъ Тома въ гостинницѣ Джоржа и зеленщика Флинта на счетъ его матери... кругленькое состояніе... ѣздитъ въ собственномъ экипажѣ... великолѣпный паркъ и помѣстье. Фэроксъ-паркъ... единственный сынъ... все его, когда исполнится двадцать одинъ годъ... такого не скоро подцѣпите, миссъ Фотрингэй.
   -- Вѣдь эти мальчики больше на разговорахъ выѣзжаютъ,-- сказала Милли задумчивымъ тономъ.-- Помнишь, въ Дублинѣ мы познакомились съ молодымъ Польдуди; у меня и теперь полный комодъ стиховъ, которые онъ мнѣ написалъ; а затѣмъ укатилъ онъ заграницу и мать женила его на какой-то англичанкѣ.
   -- Лордъ Польдуди аристократъ; а отъ нихъ ничего другого и ожидать нельзя; да и ты, Милли, еще не пользовалась такой репутаціей, какъ теперь. Впрочемъ, ты во всякомъ случаѣ, не позволяй этому молодчику забываться; Джекъ Костиганъ не потерпитъ, чтобы кто-нибудь компрометировалъ его дочь.
   -- Его дочь сама не потерпитъ этого, можешь быть увѣренъ, папа,-- отвѣчала Милли.-- Дай-ка еще глоточекъ пунша,-- прекрасный пуншъ. Да, такъ ты не безпокойся насчетъ этого мальчугана,-- я въ такихъ лѣтахъ, что и сама съ нимъ справлюсь, капитанъ Костиганъ.
   И такъ, Пенъ повадился къ нимъ почти ежедневно, увлекаясь все сильнѣе и сильнѣе. Иногда капитанъ присутствовалъ при этихъ свиданіяхъ; но, полагаясь на благоразуміе дочери, предпочиталъ оставлять ихъ наединѣ, и въ большинствѣ случаевъ уходилъ, заломивъ шляпу на бекрень, когда являлся Пенъ. Какъ восхитительны были эти свиданія. Гостиная капитана была низенькая комнатка, обшитая панелями, съ большимъ окномъ, выходившимъ въ садъ декана.
   У этого окна сиживалъ Пенъ и говорилъ... говорилъ, между тѣмъ, какъ Эмилія,-- прекрасная, спокойная -- занималась своей работой, а солнце обливало ея чудную фигуру потоками золотистаго свѣта. Случалось, среди разговора, загудитъ соборный колоколъ,-- и Пенъ остановится съ улыбкой и ждетъ, пока не замрутъ могучіе звуки, -- или грачи на сосѣднихъ вязахъ подымутъ гвалтъ передъ закатомъ солнца -- или звуки органа и хора раздадутся въ спокойномъ воздухѣ и прервутъ краснорѣчіе Пена.
   Замѣтимъ мимоходомъ, что миссъ Фотрингэй отправлялась въ церковь каждое воскресенье, въ темной шали, закрывъ лицо вуалью въ сопровожденіи своего неутомимаго отца, который подпѣвалъ хору, съ чистѣйшимъ и прекраснѣйшимъ ирландскимъ акцентомъ, и также какъ дочь могъ считаться образчикомъ примѣрнаго благочестія.
   Крошка Боусъ, другъ дома, взбѣсился, узнавъ, что миссъ Фотрингэй выходитъ замужъ за молокососа, семью или восемью годами младше ея самой. Калѣка Боусъ былъ безобразнѣе самого антрепренера Бингли, и не могъ являться на сцену, что не мѣшало ему быть оригинальнымъ и даровитымъ чудакомъ. Увлекшись красотой миссъ Фотрингэй, онъ сталъ обучать ее драматическому искусству. Онъ выкрикивалъ роли, а она заучивала ихъ наизусть и повторяла своимъ полнымъ звучнымъ голосомъ. Онъ указывалъ ей позы, усаживалъ ее, придавалъ правильное положеніе ея прекраснымъ рукамъ. Тѣ, кто помнитъ эту великую актрису, могутъ припомнить, что она всегда употребляла одни и тѣ же жесты, взгляды, тонъ, становилась всегда на томъ же мѣстѣ, въ той же позѣ, всегда одинаково закатывала глаза и проливала слезы съ тѣмъ же пафосомъ на той же самой трогательной тирадѣ. Уходя со сцены въ страшномъ волненіи, потрясенная, рыдающая, такъ что зритель боялся обморока,-- она тутъ же, за кулисой, оправляла волосы, и преспокойно отправлялась домой, гдѣ съѣдала баранью котлетку, запивая ее пивомъ; а затѣмъ, покончивъ съ дневными трудами, укладывалась въ постель и храпѣла такъ же исправно и усердно, какъ любой носильщикъ.
   Итакъ, Боусъ вознегодовалъ, узнавъ, что его ученица бросаетъ артистическую карьеру ради выхода замужъ за мелкаго помѣщика. Какъ только ее увидитъ какой-нибудь лондонскій антрепренеръ,-- увѣрялъ онъ,-- она будетъ ангажирована въ Лондонъ -- и карьера ея сдѣлана. Къ несчастію, лондонскіе антрепренеры уже видали ее. Три года тому назадъ она играла въ Лондонѣ и провалилась позорнѣйшимъ образомъ. Уже послѣ этого Боусъ взялся учить ее.
   Съ какимъ усердіемъ онъ работалъ, надрывался, изъ кожи лѣзъ, и съ какимъ неистощимымъ нетерпѣніемъ и тупостью она заучивала его пріемы. Она знала, что Боусъ дѣлаетъ ее актрисой, и предоставляла ему дѣлать. Она не благодарила его, но и не была неблагодарной, не раздражалась, не злилась. Она была только глупа, а Пенъ безъ памяти влюбился въ нее.
   Почтовыя лошади изъ "Клеврингскаго герба" явились въ свое время, и все семейство отправилось въ Четтрисъ, въ театръ, оказавшійся почти полнымъ, къ удовольствію Пена. Молодые джентльмены изъ Балмута занимали ложу; впереди всѣхъ возсѣдали м-ръ Фокеръ и его другъ м-ръ Спевинъ въ шикарнѣйшихъ вечернихъ костюмахъ. Они дружески привѣтствовали Пена, и, окинувъ критическимъ окомъ его спутницъ, повидимому, остались довольны. Не мудрено: Лаура была хорошенькая розовая дѣвочка, съ густыми темными локонами, а мистриссъ Пенденнисъ, въ черномъ бархатномъ платьѣ, съ брилліантовымъ крестомъ на груди (надѣваемымъ въ торжественныхъ случаяхъ) выглядѣла просто красавицей, и очень величественной. За ними сидѣли Артуръ и Смеркъ, съ кокомъ на лбу и прекрасно заплетенной косичкой. Смеркъ немножко конфузился, но былъ на краю блаженства. Онъ и мистриссъ Пенденнисъ принесли съ собой "Гамлета", чтобы слѣдить за представленіемъ, по обычаю добродушныхъ провинціаловъ.
   Конюхъ Самуилъ -- онъ же кучеръ и садовникъ мистриссъ Пенденнисъ помѣстился въ партерѣ, также какъ и слуга м-ра Фокера. Партеръ былъ набитъ юнкерами драгунскаго полка, а полковые музыканты, по обыкновенію, находились въ оркестрѣ, съ милостиваго разрѣшенія полковника Сваллотля. Этотъ знаменитый и тучный воинъ, украшенный ватерлооскою медалью и окруженный молодыми людьми, возсѣдалъ въ ложѣ.
   -- Кто этотъ странный господинъ, что сейчасъ поклонился тебѣ, Пенъ?-- спросила мистриссъ Пенденнисъ.
   Пенъ вспыхнулъ.
   -- Это капитанъ Костиганъ, матушка,-- отвѣчалъ онъ.-- Служилъ офицеромъ въ испанскую компанію.-- Въ самомъ дѣлѣ, капитанъ Костиганъ въ парадной парѣ, которую онъ называлъ новой, привѣтливо махалъ Пену огромной бѣлой замшевой перчаткой, прижимая другую къ сердцу и пуговицамъ фрака. Пенъ не сказалъ ничего больше. А мистриссъ Пенденнисъ, разумѣется, не могла знать, что капитанъ Костиганъ отецъ миссъ Фотрингэй.
   Мистеръ Горнбуль изъ Лондона игралъ Гамлета, а мистеръ Бингли скромно удовольствовался ролью Гораціо, приберегая свои силы для Вильяма, во второй пьесѣ, "Черноокой Сусаннѣ".
   Мы не будемъ распространяться объ исполненіи пьесы; замѣтимъ только, что Офелія явилась въ полномъ блескѣ красоты и играла съ удивительнымъ, потрясающимъ пафосомъ: смѣялась, рыдала, бросала дикіе взоры, жестикулировала своими чудными бѣлыми руками, разсыпала цвѣты и пѣла обрывки пѣсенъ въ самомъ восхитительномъ безуміи. Какой прекрасный случай представился ей распустить свои пышные черные волосы. Мертвая, она явилась самымъ очаровательнымъ трупомъ, какой только можно себѣ представить, а пока Лаэртъ съ Гамлетомъ дрались въ ея могилѣ, она съ любопытствомъ выглядывала изъ-за кулисы на ложу Пена.
   Восторгъ былъ всеобщій. Мистриссъ Пенденнисъ восхищалась красотой актрисы. Маленькая Лаура была поражена пьесой, -- тѣнью, театромъ въ театрѣ (Пенъ готоъ былъ задушить мистера Горнбуля, когда тотъ лежалъ у ногъ Офеліи), но не могла налюбоваться на красавицу. Пенъ былъ въ восторгѣ отъ впечатлѣнія, которое Офелія произвела на его мать, а мистеръ Смеркъ, съ своей стороны, пришелъ въ экстазъ.
   Когда занавѣсъ упалъ надъ грудой убитыхъ, которые такъ неожиданно отправляются на тотъ свѣтъ въ концѣ пьесы, -- что крайне смутило маленькую Лауру, -- раздался оглушительный взрывъ апплодисментовъ, и неустрашимый Смеркъ, въ упоеніи, хлопалъ и оралъ: "браво! браво"! не хуже любого драгунскаго офицера. Послѣдніе съ своей стороны пришли въ азартъ -- ils s'аgіtaіеnt sur leurs bones -- по выраженію нашихъ сосѣдей. Самъ полковникъ повелъ ихъ въ аттаку, замахавъ своей каской, а юнкера въ партерѣ, какъ слѣдуетъ доблестнымъ воинамъ, бросились за своими вождями. Театръ стоналъ отъ криковъ; Пенъ ревѣлъ: "Фотрингэй! Фотрингэй!", г.г. Спевинъ и Фокеръ кричали ура изъ своей ложи. Даже мистриссъ Пенденнисъ махала носовымъ платкомъ, а маленькая Лаура смѣялась, прыгала, хлопала въ ладоши и удивлялась на Пена.
   Горнбуль вывелъ бенефиціантку среди вызововъ восторга. Она была такъ хороша, такъ ослѣпительна, такъ лучезарна, что Пенъ едва владѣлъ собой: онъ нагнулся надъ стуломъ матери, оралъ, надрывался, размахивалъ шляпой. Онъ готовъ былъ открыть свою тайну и крикнуть: -- Смотрите! Вотъ она. Есть-ли ей равная женщина? И я люблю ее.-- Однако, онъ скрылъ свои чувства, изливъ ихъ въ оглушительныхъ крикахъ и вызовахъ.
   Что касается миссъ Фотрингэй, то читатель уже знаетъ ея манеру держать себя. И въ этотъ разъ она держала себя совершенно такъ же, какъ прежде. Обводила театръ благодарнымъ взглядомъ, дрожала и едва не лишилась чувствъ отъ волненія. Она схватила цвѣты (Фокеръ поднесъ ей чудовищный букетъ, и даже Смеркъ отважился бросить розу, но страшно переконфузился, когда она упала въ партеръ) -- схватила цвѣты и прижала ихъ къ взволнованному сердцу и проч. и проч. Бѣдняжка Пенъ чуть не задохнулся отъ счастья, увидѣвъ на ея груди свой подарокъ, брошку, которую купилъ онъ у ювелира Натана въ Гой-Стритѣ на послѣднія деньги, прихвативъ еще соверенъ у Смерка.
   За Гамлетомъ послѣдовала "Черноокая Сусанна", крайне растрогавшая нашихъ чувствительныхъ друзей. Сусанна, въ палевомъ платьѣ, съ пунцовой лентой на шляпкѣ, была также мила какъ Офелія. Бингли превзошелъ самого себя въ Вильямѣ. Голлъ, въ роли адмирала, напоминалъ деревянную фигуру на носу семидесяти четырехъ пушечнаго корабля; Гарбетсъ былъ очень хорошъ въ роли капитана Болдуотера, злодѣя, который замышляетъ похитить черноокую Сусанну и восклицаетъ, размахивая огромной шляпой:-- Будь что будетъ, а я погублю ее!-- Словомъ, артисты играли съ своимъ обычнымъ талантомъ и наши друзья не безъ сожалѣнія разстались съ этой милой и трогательной пьесой, когда занавѣсъ опустился.
   Останься Пенъ наединѣ съ матерью, онъ разсказалъ бы ей все на обратномъ пути. Но онъ сидѣлъ на козлахъ и курилъ сигару при лунномъ свѣтѣ, а подлѣ него Смеркъ кутался въ теплый шарфъ. Кабріолетъ мистера Фокера, съ зажженными фонарями, прокатилъ мимо старинной скромной Клеврингской колымаги, миляхъ въ двухъ отъ города, а мистеръ Спевинъ привѣтствовалъ экипажъ мистриссъ Пенденнисъ, протрубивъ на рожкѣ "Царствуй, Британія!" съ собственными варіаціями.
   Дня черезъ два послѣ этой семейной поѣздки въ театръ Четтрисскій деканъ пригласилъ на обѣдъ немногихъ избранныхъ друзей. Весьма возможно, что за обѣдомъ они угощались превосходнымъ портвейномъ, а за дессертомъ пробирали епископа, но это не наше дѣло. Во всякомъ случаѣ, въ числѣ гостей былъ и нашъ другъ, д-ръ Портманъ изъ Клевринга. Замѣтивъ, что супруга декана прогуливается по саду, развернувъ надъ прелестной головкой пунцовый зонтикъ и окруженная рѣзвящимися дѣтьми, докторъ, въ качествѣ галантнаго кавалера, поспѣшилъ присоединиться къ ней, предоставивъ своимъ коллегамъ разносить милорда епископа. Онъ предложилъ деканшѣ руку, и повелъ ее но старинной, бархатной лужайкѣ, которая выкашивалась и выравнивалась съ незапамятныхъ временъ для безчисленныхъ декановъ. Такъ прогуливались они, тихонько, не торопясь, съ благодушнымъ спокойствіемъ, которое овладѣваетъ добрыми людьми послѣ сытнаго обѣда, въ тихій лѣтній вечеръ, когда солнце только что скрылось за гигантскими башнями собора, и блѣдный серпъ луны все ярче и ярче выступаетъ на темнѣющемъ небѣ.
   Какъ мы уже говорили, садъ декана примыкалъ къ домику мистера Крида. Окна въ нижнемъ этажѣ домика были открыты ради чистаго лѣтняго воздуха. У одного изъ оконъ сидѣла дѣвушка лѣтъ двадцати шести, съ большими широко открытыми глазами и юноша лѣтъ восемнадцати, упоенный любовью и экстазомъ. Читатель безъ труда узнаетъ своихъ знакомцевъ мистера Артура Пенденниса и миссъ Костиганъ.
   Наконецъ-то бѣднягу прорвало! Замирая отъ страстнаго волненія, тщетно стараясь удержать слезы, задыхаясь, дрожа, бѣдный Пенъ прерывающимся голосомъ произносилъ слова, рвавшіяся съ его устъ, повергая къ ногамъ этой зрѣлой красавицы сокровище своей первой любви, обожанія, страсти. Онъ ли первый поступалъ такимъ образомъ. И до и послѣ него много было людей, отдававшихъ свое лучшее сокровище за пару кукольныхъ глазокъ, какъ дикарь отдаетъ свои земли за глотокъ огненной воды.
   -- Знаетъ-ли объ этомъ ваша матушка, Артуръ?-- спросила миссъ Фотрингэй. Онъ схватилъ ея руку и осыпалъ ее безумными поцѣлуями. Она не отняла руки.-- "Знаетъ-ли объ этомъ старушка?-- повторила миссъ Костиганъ про себя,-- "что же, пожалуй, и знаетъ," -- и вспомнивъ о брилліантовомъ крестѣ, украшавшемъ грудь мистриссъ Пенденнисъ на представленіи Гамлета, подумала:-- "Навѣрно, это фамильная драгоцѣнность".
   -- Успокойтесь, дорогой Артуръ, -- сказала она своимъ звучнымъ бархатнымъ голосомъ и улыбнулась ему серьезной, но ласковой улыбкой. Потомъ свободной рукой откинула волосы съ его пылающаго лба. Онъ былъ въ такомъ вихрѣ страсти и блаженства, что едва могъ говорить. Наконецъ, онъ пролепеталъ:
   -- Моя мать видѣла васъ и восхищается вами. Скоро она полюбитъ васъ: можетъ-ли быть иначе? Она полюбитъ васъ уже потому, что я люблю васъ.
   -- Да, я вѣрю, что вы меня любите, -- сказала миссъ Костиганъ, повидимому, съ нѣкоторымъ даже состраданіемъ къ молодому человѣку.
   Она вѣритъ! Услыхавъ это, Пенъ разразился дифирамбомъ, но такъ какъ мы владѣемъ своими чувствами, то и не считаемъ себя въ правѣ подслушивать его изліянія. Пускай бѣдняга изливаетъ душу у ногъ возлюбленной; отнесемся къ нему снисходительно. Что и говорить, хорошо сохранять благоразуміе въ любви; но любить безумно все же лучше, чѣмъ никого не любить. Есть среди насъ люди, вовсе неспособные къ любви, и, какъ подумаешь, они гордятся своимъ безсиліемъ.
   Кончивъ свою рѣчь, Пенъ, въ новомъ порывѣ экстаза, поцѣловалъ царственную ручку,-- и кажется, въ эту самую минуту, юный мистеръ Ридли Розетъ, сынокъ деканши, дернулъ маменьку за рукавъ ея просторнаго платья и сказалъ, мотая своей невинной головкой:
   -- Мама, а мама! посмотри!..
   Въ самомъ дѣлѣ, изъ деканскаго сада можно было любоваться на зрѣлище, которое рѣдко случается видѣть деканамъ и о которомъ не написано въ ихъ священныхъ книгахъ. Бѣдный Пенъ лобызалъ розовые пальчики своей возлюбленной, которая принимала этотъ знакъ любви совершенно спокойно и весело. Мистеръ Ридли хихикалъ, глядя на эту картину, а маленькая миссъ Роза смотрѣла на брата, разинувъ ротъ отъ удивленія. Негодованіе декапши не поддается описанію, а мистеръ Портманъ окаменѣлъ отъ изумленія и бѣшенства, узнавъ своего любимаго ученика.
   Въ эту самую минуту мистриссъ Галлеръ увидѣла зрителей и съ хохотомъ отшатнулась отъ окна.-- "На насъ смотрятъ изъ деканскаго сада", -- сказала она совершенно спокойно, освобождая руку, а Пенъ отшатнулся, вспыхнувъ какъ маковъ цвѣтъ. Когда онъ рѣшился выглянуть въ садъ, гуляющіе уже ушли домой. Луна ярко сіяла, искрились звѣзды, на соборной башнѣ пробило девять, гости декана (за исключеніемъ одного, который давно уже потребовалъ свою лошадку и укатилъ домой) угощались чаемъ и пирожками,-- когда Пенъ разстался съ миссъ Костиганъ.
   Пенъ прямо отъ миссъ Фотрингэй отправился домой и хотѣлъ улечься спать, такъ какъ чувствовалъ себя разбитымъ и усталымъ, и нервы его расходились до крайности. Но старый Джонъ, лакей, явился къ нему съ торжественнымъ и зловѣщимъ видомъ и объявилъ, что маменька желаютъ его видѣть.
   Пенъ снова повязалъ галстухъ и отправился въ гостиную. Тамъ онъ увидѣлъ не только свою маменьку, но и ея давнишняго друга, доктора Портмана. Лицо ея казалось страшно блѣднымъ при свѣтѣ лампъ, тогда какъ докторъ былъ красенъ, какъ ракъ, и весь дрожалъ отъ гнѣва и негодованія.
   Пенъ сразу понялъ, въ чемъ дѣло.-- Не робѣй,-- подумалъ онъ.
   -- И вамъ не стыдно смотрѣть на эту... эту достойную леди и на служителя церкви, сэръ?-- разразился докторъ, не обращая вниманія на блѣдное лицо и умоляющіе взгляды мистриссъ Пенденнисъ.
   -- Гдѣ онъ былъ? Какъ рѣшился сынъ такой матери явиться въ такое позорное мѣсто. Ваша мать ангелъ, сэръ, ангелъ! И вы осмѣлились осквернить ея домъ, вы дерзнули поразить ея чистую душу мыслью о вашемъ преступленіи.
   -- Сэръ!-- воскликнулъ Пенъ.
   -- Не отпирайтесь, сэръ,-- заревѣлъ докторъ.-- Не прибавляйте лжи къ вашему позору. Я видѣлъ своими глазами, сэръ. Я видѣлъ васъ изъ деканскаго сада, я видѣлъ, какъ вы цѣловали руку этой безстыдной, раскрашенной...
   -- Остановитесь!-- гаркнулъ Пенъ, ударивъ кулакомъ по столу, такъ что лампа заходила ходуномъ, -- Я еще очень молодъ, но я джентльменъ, было бы вамъ извѣстно... и я не позволю оскорблять эту леди,
   -- Эту леди, сэръ?-- оралъ докторъ,-- такъ это леди? вы... вы... вы... осмѣливаетесь въ присутствіи вашей матери называть леди эту женщину?
   -- Въ присутствіи всѣхъ и каждаго,-- гремѣлъ Пенъ.-- Она достойна занять любое мѣсто. Нѣтъ женщины достойнѣе ея. Если бы кто-нибудь другой осмѣлился оскорбить ее, я... я отвѣтилъ бы ему по достоинству; но вы, въ качествѣ нашего давнишняго друга, должно быть, пользуетесь привилегіей оскорблять меня.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, Пенъ, нѣтъ, голубчикъ,-- закричала Елена въ порывѣ радости.-- Я вамъ говорила, я вамъ говорила, докторъ, что онъ вовсе не такой, какъ вы думаете,-- съ этими словами нѣжное созданіе, дрожа всѣмъ тѣломъ, прижалось къ плечу Пена.
   Пенъ чувствовалъ себя героемъ, готовымъ вызвать всѣхъ докторовъ на свѣтѣ. Онъ радовался этому объясненію.-- Вы видѣли, какъ она прекрасна,-- сказалъ онъ матери съ ласковымъ покровительственнымъ видомъ, точно Гамлетъ Гертрудѣ въ пьесѣ.-- Увѣряю васъ, матушка, что она добра также какъ прекрасна. Вы согласитесь со мной, когда узнаете ее поближе. Кромѣ васъ, я не знаю такой простой, кроткой, любящей женщины. Что же дурного, что она играетъ въ театрѣ? Она содержитъ отца своимъ заработкомъ.
   -- Старый пьянчуга, -- проворчалъ докторъ, но Пенъ сдѣлалъ видъ, что не слышитъ.
   -- Если бы вы видѣли, какая она заботливая хозяйка, какъ она чиста и благочестива, вы, подобно мнѣ,-- да, подобно мнѣ (тутъ онъ бросилъ ужасный взглядъ на доктора) -- оттолкнули бы съ презрѣніемъ всякаго клеветника, который осмѣлится чернить ее. Отецъ ея офицеръ, онъ отличался въ Испанскую кампанію. Онъ другъ его королевскаго высочества, герцога Кентскаго, близкій знакомый герцога Веллингтона и лучшихъ офицеровъ арміи. Онъ, кажется, встрѣчался съ дядей Артуромъ у лорда Гиля. Фамилія его одна изъ лучшихъ и древнѣйшихъ въ Ирландіи, и нисколько не уступаетъ нашей. Ко... Костиганы были королями Ирландіи.
   -- Господи, помилуй, -- воскликнулъ докторъ, не зная, бѣситься-ли ему или смѣяться,-- да что же вы хотите? Жениться на ней, что-ли?
   Пенъ окинулъ его величественнымъ взоромъ.
   -- Какое же другое намѣреніе вы мнѣ предписывали, докторъ Портманъ?-- сказалъ онъ.
   Окончательно сбитый съ позиціи, ошеломленный этимъ неожиданнымъ заявленіемъ Пена, докторъ могъ только пролепетать:
   -- Мистриссъ Пенденнисъ, сударыня, пошлите за маіоромъ.
   -- Да, пошлите за маіоромъ, это самое лучшее, подхватилъ Пенъ, принцъ Пенденнисъ, герцогъ Фэрокскій, сопровождая свои слова величавымъ жестомъ. Въ результатѣ, бесѣда завершилась двумя письмами, которыя маіоръ Пенденнисъ получилъ въ Лондонѣ за завтракомъ, если читатель припомнить начало этой правдивой исторіи о приключеніяхъ принца Пена.
   

ГЛАВА VII,
въ которой маіоръ выступаетъ на сцену.

   Нашъ знакомецъ, маіоръ Артуръ Пенденнисъ, въ свое время явился въ Фэроксъ, проведя очень скверную ночь въ дилижансѣ, гдѣ сосѣдъ пассажиръ, точно разбухшій отъ нѣсколькихъ пальто, надѣтыхъ одно на другое, затискалъ его въ уголъ и не давалъ ему спать жестокимъ храпомъ, а сосѣдка, старая вдовица, не только закрыла окно, но и наполнила дилижансъ ароматомъ ямайскаго рома, то и дѣло потягивая его изъ бутылочки, оказавшейся въ ея ридикюлѣ; гдѣ всякій разъ, какъ ему случалось задремать, рожокъ кондуктора, или бредъ сосѣда, давившаго его все сильнѣе и сильнѣе, или ножищи почтенной вдовицы, наступавшія на мозоли маіора, пробуждали его къ страданіямъ и ужасамъ жизни,-- жизни давно минувшей, которая сохранилась нынѣ только въ памяти стариковъ. Двадцать или двадцать пять часовъ ѣзды, по восьми миль въ часъ, въ душной каретѣ, на жесткомъ сидѣньѣ, съ подагрой, которая начинаетъ заигрывать подлѣ вашего большого пальца, съ вѣчно мѣняющимися кучерами, которые ворчатъ что-то нелестное для васъ, если недовольны вашей на-водкой, съ сосѣдомъ, отъ котораго разить водкой, -- кто изъ насъ не испыталъ этихъ прелестей въ доброе старое время? Удивляюсь, какъ могли люди путешествовать, преодолѣвая такія затрудненія. Тѣмъ не менѣе они путешествовали. Прошла ночь, прошло утро, и маіоръ, желтый, небритый, съ распустившимся парикомъ, съ ревматизмомъ во всѣхъ членахъ, вошелъ въ ворота Фэрокскаго парка, гдѣ встрѣтила его дворничиха и жена садовника, отвѣшивая поклоны ему и еще пониже его камердинеру, мистеру Моргану.
   Елена поджидала этого желаннаго гостя и увидѣла его изъ окна, но не вышла къ нему на встрѣчу. Она знала, что маіоръ не любитъ показываться въ растрепанномъ видѣ, и всегда приводитъ себя въ порядокъ прежде чѣмъ явится въ общество. Пенъ, еще ребенкомъ, страшно разозлилъ маіора, утащивъ сафьянный футлярчикъ, гдѣ хранился коренной зубъ маіора. Понятно, что онъ вытащилъ этотъ зубъ, когда трясся въ дилижансѣ, но онъ ни за что не явился бы безъ него въ гостиной. Камердинеръ Морганъ соблюдалъ строжайшую тайну относительно его париковъ, завивалъ ихъ въ укромныхъ мѣстахъ и тайкомъ приносилъ своему господину; и маіоръ ни за какія коврижки не показался бы безъ парика своимъ роднымъ или знакомымъ. Итакъ, онъ прежде всего отправился въ отведенную для него комнату и занялся всѣми этими подробностями своего туалета, причемъ ворчалъ, брюзжалъ, злился и бранился на Моргана, какъ только можетъ браниться старый франтъ, всю ночь промаявшійся съ ревматизмомъ и имѣющій въ виду непріятное хлопотливое дѣло. Наконецъ, когда все было готово, парикъ завитъ, станъ выпрямленъ съ помощью корсета и ваты, онъ спустился въ гостиную съ величественнымъ видомъ дѣлового и въ тоже время свѣтскаго человѣка.
   Пена не было въ гостиной; тамъ сидѣли только Елена и маленькая Лаура съ шитьемъ, которой маіоръ протягивалъ всегда только одинъ палецъ, какъ сдѣлалъ онъ и въ данномъ случаѣ, поздоровавшись съ свояченицей. Лаура робко пожала маіорскій палецъ, и убѣжала изъ гостиной. Маіоръ нисколько этимъ не огорчился, да онъ не огорчился бы, если бы ея и вовсе не было въ домѣ. У него были на этотъ счетъ свои особые резоны, которые мы еще узнаемъ ниже. Во всякомъ случаѣ Лаура удрала къ Пену, который прохаживался по саду, бесѣдуя о чемъ-то съ мистеромъ Смеркомъ. Онъ былъ такъ увлеченъ этой бесѣдой, что не слыхалъ звонкаго голоска Лауры, пока Смеркъ не указалъ на нее, дернувъ за рукавъ своего ученика.
   Она подбѣжала и схватила его за руку: -- Иди въ гостиную, Пенъ, знаешь кто пріѣхалъ? дядя Артуръ пріѣхалъ!
   -- Пріѣхалъ, онъ пріѣхалъ?-- проговорилъ Пенъ, и Лаура почувствовала, какъ его рука сдавила ея маленькую ручку. Онъ метнулъ горделивый взглядъ на Смерка, точно хотѣлъ сказать: я готовъ сразиться съ нимъ и съ кѣмъ угодно. Мистеръ Смеркъ опустилъ очи долу и испустилъ томный вздохъ.
   -- Идемъ, Лаура,-- сказалъ Пенъ съ гордымъ и комическимъ видомъ,-- ступай впередъ; скажи, что я сейчасъ приду.-- Онъ усмѣхнулся, стараясь скрыть свое волненіе, и собралъ все свое мужество, приготовляясь къ жестокому испытанію.
   За эти два дня Пенъ открылъ Смерку всѣ свои тайны и въ теченіе сорока восьми часовъ, истекшихъ послѣ столкновенія съ докторомъ Портманомъ, положительно прожужжалъ уши своему учителю разсказами о миссъ Фотрингэй Смеркъ тѣмъ охотнѣе слушалъ эти разсказы, что самъ былъ влюбленъ и желалъ расположить въ свою пользу Пена; притомъ же миссъ Фотрингэй казалась ему, никогда раньше не бывавшему въ театрѣ, несравненной красавицей. Пылкая страсть Пена, его краснорѣчіе и поэтическія тропы и фигуры, его мужество, нѣжность, вѣрность, преданность, не признававшая никакихъ недостатковъ въ возлюбленной, никакихъ затрудненій въ ихъ общественномъ положеніи, почти убѣдили Смерка. Онъ готовъ былъ вѣрить, что Пенъ задумалъ прекрасное и разумное дѣло, что ему слѣдуетъ жениться въ восемнадцать лѣтъ, сдѣлать Эмилію хозяйкой дома и поселить Костигана въ желтой гостиной.
   Мало того, за эти два дня молодой человѣкъ почти что убѣдилъ свою мать, разбилъ ея возраженія одно за другимъ, съ тѣмъ здравымъ смысломъ негодованія, который подчасъ оказывается верхомъ нелѣпости; почти доказалъ ей, что этотъ бракъ предназначенъ свыше и что если дѣвушка хороша и добра, то ей, матери, нечего больше и требовать; и нужно скорѣй бояться, чѣмъ желать, пріѣзда дяди, который, какъ чувствовалъ нашъ пріятель, безъ сомнѣнія, отнесется къ браку мистера Пена не съ такой романтической, честной, простой и отчаянно нелѣпой точки зрѣнія. Елена Пенденнисъ была провинціалка и книга жизни говорила съ ней другимъ языкомъ, чѣмъ съ столичными жителями. Она съ удовольствіемъ (съ тѣмъ грустнымъ удовольствіемъ, которое испытываютъ нѣкоторыя женщины при мысли о самопожертвованіи) думала о томъ днѣ, когда отдастъ Пену все, и онъ введетъ въ домъ свою жену, которой она передастъ ключи и уступитъ лучшую спальню, а сама будетъ сидѣть подлѣ нихъ за столомъ, и любоваться ихъ счастьемъ. Чего же ей желать еще, разъ ея мальчикъ будетъ счастливъ! Конечно, выборъ Пена сдѣлалъ бы честь любой царицѣ, но если онъ предпочтетъ скромную дѣвушку знатной дамѣ,-- мать готова подчиниться и этому рѣшенію. Пусть бѣдна и незнатна та, которая удостоилась такой высокой чести,-- мистриссъ Пенденнисъ преклонится передъ нею, встрѣтитъ ее привѣтомъ, и уступитъ ей первое мѣсто. Но актриса... Женщина зрѣлыхъ лѣтъ, которая давно уже отвыкла краснѣть иначе, какъ съ помощью румянъ... Женщина, по всей вѣроятности, невѣжественная, невоспитанная, привыкшая къ сомнительному обществу и двусмысленнымъ разговорамъ, -- о, трудно было примириться съ мыслью, что выборъ Пена палъ на такую личность, и что матрона должна будетъ уступить мѣсто султаншѣ.
   Всѣ эти сомнѣнія вдова излагала сыну въ теченіе двухъ дней, истекшихъ до пріѣзда маіора; по Пенъ отвѣчалъ на нихъ съ юношеской прямотой и смѣлостью, и къ своему полному удовольствію побѣдоносно разбилъ ея возраженія. Миссъ Костиганъ воплощеніе скромности и добродѣтели; она деликатна, какъ самая робкая дѣвочка; она чиста, какъ только что выпавшій снѣгъ; у нея прекраснѣйшія манеры, изящнѣйшее остроуміе, обворожительное обращеніе, тонкій вкусъ, чудесный характеръ: а какъ она любитъ своего отца, браваго старика хорошей фамиліи, который, положимъ, раззорился, но когда-то водилъ хлѣбъ соль съ знатнѣйшими людьми Европы. Онъ не торопится, онъ готовъ даже ждать совершеннолѣтія. Но онъ чувствуетъ (при этихъ словахъ лицо его приняло выраженіе мрачной и торжественной рѣшимости), что это его первая и единственная любовь, которой только смерть можетъ положить конецъ.
   Елена съ грустной улыбкой возразила, что люди переживаютъ свою страсть, и что бракъ между молодымъ человѣкомъ и зрѣлой женщиной, какъ она сама имѣла случай убѣдиться -- въ ихъ семьѣ былъ такой примѣръ: отецъ Лауры -- приводитъ къ роковымъ послѣдствіямъ.
   Но мистеръ Пенъ рѣшительно объявилъ, что смерть будетъ его удѣломъ въ случаѣ разочарованія, а этого она не могла допустить, скорѣй согласилась бы стать на колѣни передъ готтентоткой и просить ея руки для своего сына.
   Артуръ чувствовалъ свою власть надъ вдовою, и самъ былъ тронутъ ея покорностью. За эти два дня онъ совсѣмъ поработилъ ее и обращался съ ней крайне снисходительно; первый вечеръ онъ провелъ въ Четтрисѣ у прекрасной пирожницы, хвастаясь своимъ вліяніемъ на мать, а второй -- просидѣлъ дома надъ пламеннымъ и пышнымъ стихотворнымъ посланіемъ къ возлюбленной, въ которомъ клялся подобно Монтрозу прославить ее мечемъ, возвеличить въ пѣсняхъ и принести къ ея ногамъ любовь, какой еще не доставалось на долю женщины.
   Далеко за полночь, Елена, проходя мимо его дверей, увидѣла свѣтъ, проникавшій сквозь щель, и услышала, какъ онъ вертѣлся въ постели, кашлялъ и бормоталъ стихи. Она остановилась и съ безпокойствомъ прислушалась. Сколько разъ, она проводила безсонныя ночи у изголовья больного ребенка. И теперь, она тихонько повернула ручку и вошла на цыпочкахъ, такъ что Пенъ, въ первую минуту, не замѣтилъ ее. Онъ смотрѣлъ въ другую сторону. Бумаги его были въ безпорядкѣ разбросаны на письменномъ столѣ и даже на кровати. Онъ кусалъ карандашъ и придумывалъ рифмы, стараясь излить свою безумную страсть. Онъ былъ Гамлетъ, кидающійся въ могилу Офеліи, назнакомецъ, прижимающій къ груди мистриссъ Галлеръ, прекрасную мистриссъ Галлеръ, съ распущенными по плечамъ черными локонами. Байронъ и отчаяніе, Томасъ Муръ и любовь ангеловъ, Уоллеръ и Геррикъ, Беранже и всѣ любовныя пѣсни, какія только случалось ему читать, кипѣли и клокотали въ душѣ юнаго джентльмена, словомъ, онъ былъ въ пароксизмѣ любовнаго и поэтическаго экстаза.
   -- Артуръ!-- сказала мать своимъ нѣжнымъ, серебристымъ голосомъ. Онъ вздрогнулъ и обернулся, и въ ту же минуту скомкалъ и спряталъ подъ подушку нѣсколько клочковъ бумаги.
   -- Что ты не спишь, голубчикъ?-- сказала она съ нѣжной улыбкой, прилаживаясь рядомъ съ нимъ на кровати и взявъ его горячую руку.
   Съ минуту Пенъ глядѣлъ на нее дикими глазами, потомъ сказалъ:
   -- Не спится что-то... Я... я... я писалъ.-- Потомъ вдругъ обнялъ ее и прижался къ ней:-- Мама, я люблю ее, люблю!
   Могла-ли эта нѣжная душа не пожалѣть его! И она пожалѣла его; и съ грустнымъ удивленіемъ и нѣжностью вспоминала, какъ онъ лежалъ въ этой постели ребенкомъ (ей казалось, что это было не далѣе какъ вчера) и какъ она приходила утромъ и молилась надъ нимъ, пока онъ еще спалъ крѣпкимъ сномъ по воскресеньямъ.
   Стихи его, безъ сомнѣнія, были выше всякой похвалы, хотя миссъ Фотрингэй ничего не поняла въ нихъ. Но старикашка Косъ, приставивъ палецъ къ носу, сказалъ:
   -- Спрячь ихъ вмѣстѣ съ остальными, душечка! Вирши Пальдуда никуда не годились, въ сравненіи съ этимъ.-- Душечка послушалась и спрятала листокъ.
   Когда маіоръ, приведя въ порядокъ свою наружность, явился въ гостиную, онъ, разумѣется, послѣ десятиминутнаго разговора оріентировался въ этомъ щекотливомъ вопросѣ. Онъ понялъ, что маменька не такъ боится брака, какъ огорченія Пену и предстоящей ссоры его съ дядей. Она умоляла маіора Пенденниса отнестись помягче къ Пену.
   -- Онъ въ крайне возбужденномъ состояніи и не вытерпитъ грубыхъ словъ,-- говорила она.-- Докторъ Портманъ выговаривалъ ему очень рѣзко... и несправедливо... потому что мой сынъ благородный мальчикъ, истинное утѣшеніе для матери... Но отвѣтъ Пена, просто испугалъ меня; такъ онъ взбѣсился. Вспомните, что онъ теперь уже взрослый человѣкъ, и будьте... будьте осторожнѣе,-- заклинала вдова, положивъ свою прекрасную ручку на рукавъ маіора.
   Онъ взялъ эту ручку, поцѣловалъ ее и взглянулъ въ смущенное лицо матери, подави въ удивленіе и гнѣвъ.-- Bon Dieu!-- подумалъ старый интриганъ,-- молокососъ, очевидно, доѣхалъ бабенку; она готова сама предоставить ему жену, какъ конфетку, когда бэби раскапризничается. Эхъ, досадно, что у насъ нѣтъ lettres de cachet и Бастиліи для молодыхъ сорванцовъ.-- Простимъ маіору эти мысли; вѣдь онъ вращался среди князей и графовъ. Итакъ, онъ поцѣловалъ ручку вдовицы, пожалъ ее обѣими руками, опустилъ на столъ и, не выпуская изъ своей руки, съ улыбкой взглянулъ на свою собесѣдницу.
   -- Признайтесь,-- сказалъ онъ,-- теперь вы только о томъ и думаете, какъ бы исполнить прихоть мальчугана безъ ущерба для совѣсти.
   Мистриссъ Пенденнисъ вспыхнула и заволновалась чисто по женски.
   -- Онъ такъ несчастенъ... да и я ужасно огорчена...
   -- Тѣмъ, что приходится ему противорѣчить, или тѣмъ, что онъ можетъ исполнить свое нелѣпое желаніе?-- спросилъ маіоръ и прибавилъ самодовольнымъ тономъ:
   -- Будь я проклятъ, если онъ его исполнитъ.
   -- Какъ ужасно, что онъ ослѣпленъ такой безумной, жестокой, роковой страстью,-- сказала вдова.-- Чѣмъ бы она ни кончилась, она принесетъ ему страданія.
   -- Она не кончится свадьбой, сестрица, -- рѣшительно возразилъ маіоръ.-- Мы не допустимъ главу фамиліи Пенденнисовъ обвѣнчаться съ актрисой изъ балагана. Нѣтъ, нѣтъ, мы не породнимся съ скоморохами, сударыня.
   -- Если сразу уничтожить его планы,-- замѣтила вдова, -- то это можетъ кончиться Богъ знаетъ чѣмъ. Я знаю пылкій характеръ Артура, силу его привязанности, его неукротимую страсть, и дрожу при мысли о послѣдствіяхъ... Право, право, не нужно обрывать его слишкомъ круто.
   -- Дорогая моя,-- отвѣчалъ маіоръ съ выраженіемъ искренняго состраданія, -- я не сомнѣваюсь, что для Артура это будетъ сильный ударъ. Но развѣ ему первому приходится страдать отъ несчастной любви?
   -- Нѣтъ, конечно, не первому,-- отвѣчала Елена. Она вспомнила свою молодость, и какой несчастной она была въ семнадцать лѣтъ.
   -- Я самъ, -- продолжалъ маіоръ вполголоса, -- я самъ испыталъ въ молодости разочарованіе. Молоденькая дѣвушка, прелестнѣйшее существо, племянница графа, съ приданымъ въ пятнадцать тысячъ фунтовъ... будь у меня треть этой суммы, я былъ бы подполковникомъ въ тридцать лѣтъ; но пришлось покориться судьбѣ. Я былъ поручикъ, безъ гроша въ карманѣ; ея родители заупрямились; и я отправился -- безъ нея!-- въ Индію, гдѣ имѣлъ честь состоять секретаремъ лорда Беклея, главнокомандующаго. Что же? мы вернули другъ другу письма, волосы, взятые на памятъ (маіоръ запустилъ руку въ свой парикъ), погоревали и... примирились съ судьбой. Теперь она супруга баронета; тринадцать человѣкъ дѣтей -- большія уже дѣти; измѣнилась, конечно, но дочери напоминаютъ мнѣ ее, какой она была въ молодости. Третья дочь надняхъ будетъ представлена ко двору.
   Елена не отвѣчала. Она тоже вспомнила старое время. Я думаю, что доживи человѣкъ до ста лѣтъ,-- и тогда найдутся въ его жизни воспоминанія, которыя всякій разъ вернутъ его къ днямъ юности. Такими-то воспоминаніями была поглощена мистриссъ Пенденнисъ.
   -- Вспомните о моемъ братѣ,-- ласково продолжалъ маіоръ,-- ему тоже пришлось пережить маленькое испытаніе въ началѣ его... ученой карьеры. Миссъ Болльсъ -- такъ, помнится, ее звали -- была дочь апт... врача, пользовавшагося солидной репутаціей; мой братъ имѣлъ успѣхъ. Но возникли различныя затрудненія, дѣло разстроилось и что же?.. я увѣренъ, что впослѣдствіи онъ безъ сожалѣнія вспоминалъ о неудачѣ, благодаря которой получилъ эту ручку,-- заключилъ маіоръ, нѣжно пожимая пальчики Елены.
   -- Браки между людьми неравнаго общественнаго положенія и возраста приводятъ къ печальнымъ послѣдствіямъ,-- подтвердила Елена -- Я знаю, что они бываютъ источникомъ жестокихъ страданій. Отецъ Лауры, мой кузенъ, который... былъ воспитанъ вмѣстѣ со мною, можетъ служить примѣромъ, -- прибавила она почти шопотомъ.
   -- Самая нелѣпая вещь!-- подхватилъ маіоръ.-- Можетъ-ли быть человѣкъ несчастнѣе того, кто женится на особѣ низкаго званія или старшей годами. Представьте себѣ, что вы женились на женщинѣ изъ низкаго сословія и что вашъ домъ наполненъ всевозможной шушерой -- ея родственниками! Представьте себѣ, что ваша свекровь говоритъ "ёнъ" и называетъ Мэри Машкой! Какъ вы покажетесь съ ней въ общество. Дорогая мистриссъ Пенденнисъ, я не хочу вдаваться въ личности, но въ лучшихъ кругахъ лондонскаго общества я встрѣчалъ людей, которые терпѣли неслыханныя страданія, буквально умирали заживо, по милости вульгарныхъ родственниковъ своихъ женъ. Вотъ хоть бы леди Скаппертонъ -- знаете, что она сдѣлала въ прошломъ году, когда давала déjeuner dansant? Она сказала лорду Броункеру, что онъ можетъ привести или прислать съ надежнымъ спутникомъ своихъ дочерей, но что она не желаетъ принимать у себя леди Броункеръ, дочь москательщика, которая, по словамъ Тома Уогга, выражается, какъ кухарка. Боже мой, да что значитъ минутная горесть разлуки, въ сравненіи съ вѣчной ежедневной мукой отъ сознанія неравнаго брака и необходимости водиться съ людьми дурного тона.
   -- Конечно, конечно!-- сказала Елена, съ трудомъ удерживаясь отъ смѣха, такъ какъ, вспомнила, съ какимъ безмѣрнымъ уваженіемъ относился ея покойный мужъ къ маіору и его свѣтскимъ анекдотамъ.
   -- Въ довершеніе всего, эта особа десятью годами старше нашего повѣсы Артура. А знаете-ли вы, что выходитъ изъ такихъ браковъ, дорогая моя? Теперь, когда мы одни, я могу говорить съ вами откровенно: выходитъ несчастіе, только несчастіе. Взгляните на лорда Клодуорти, когда онъ является въ гостиную съ своей женой: вѣдь ее можно принять за мать лорда Клодуорти. Или, возьмемъ, примѣръ, лорда и леди Виллоубанкъ, любовная исторія которыхъ надѣлала столько шума. Вѣдь онъ уже два раза вынималъ ее изъ петли, когда она пыталась удавиться, приревновавъ его къ ростовщицѣ mademoiselle Кунигундѣ, и, повѣрьте моему слову, наступитъ день, когда онъ не вынетъ изъ петли свою старуху. Нѣтъ, дорогая моя, вы не жили въ свѣтѣ, а я таки потерся въ немъ; вы немножко романтичны и сантиментальны (вѣдь, правда? съ такими прелестными глазами нельзя не быть романтичной) и должны положиться на мою опытность. Жениться на этой особѣ! Восемнадцатилѣтнему мальчугану жениться на тридцатилѣтней актрисѣ -- какъ разъ!-- да лучше ужь отправиться въ кухню и жениться на кухаркѣ.
   -- Я знаю, къ какимъ несчастіямъ приводитъ необдуманный бракъ,-- со вздохомъ сказала Елена, и такъ какъ она въ теченіе вышеприведенной бесѣды съ маіоромъ уже въ третій разъ дѣлаетъ этотъ намекъ, и такъ какъ кромѣ того онъ связанъ съ вопросомъ, который, быть можетъ, интересуетъ читателя, а именно -- кто такое маленькая Лаура?-- то мы и посвятимъ разъясненію этого обстоятельства слѣдующую главу.
   

ГЛАВА VIII,
въ которой Пену приходится подождать, пока читатель ознакомится съ біографіей маленькой Лауры.

   Во время оно учился въ Кэмбриджѣ молодой джентльменъ, которому случилось однажды провести вакаціи въ деревнѣ, гдѣ жила Елена Тистльвудъ съ своей матерью, вдовой поручика, убитаго подъ Копенгагеномъ. Молодой джентльменъ, котораго звали Фрэнсисъ Белль, приходился племянникомъ мистриссъ Тистльвудъ и, слѣдовательно, двоюроднымъ братомъ миссъ Еленѣ. Естественно, что онъ нанялъ комнату въ домѣ тетки, которая жила очень скромно; и проводилъ здѣсь вакаціи, давая уроки тремъ-четыремъ ученикамъ, пріѣзжавшимъ къ нему въ деревню. Мистеръ Белль славился въ университетѣ, какъ искусный преподаватель.
   Вскорѣ обѣ женщины узнали, что у мистера Белля есть невѣста и онъ ожидаетъ только хорошаго мѣста, чтобы жениться. Его нарѣченная была дочь пастора, который когда-то давалъ уроки мистеру Беллю, жившему въ его домѣ. Здѣсь-то, подъ кровлей мистера Кочера, юный Белль, которому въ то время было лѣтъ семнадцать-восемнадцать, бросился однажды къ ногамъ миссъ Марты Кочеръ, помогая ей собирать горохъ въ саду. На колѣняхъ, передъ горохомъ и передъ нею онъ изливалъ свою безпредѣльную страсть.
   Миссъ Марта была гораздо старше юнаго студента и сердце ея уже испытало много горькихъ разочарованій по части супружества. Трое учениковъ ея отца объяснились ей въ любви и... надули! Мѣстный аптекарь безжалостно измѣнилъ ей. Драгунскій офицеръ, съ которымъ она не разъ танцовала въ Батѣ въ то счастливое время, когда проводила сезонъ у своей доброй бабушки, въ одно прекрасное утро разорвалъ поводья и удралъ съ тѣмъ, чтобы не возвращаться болѣе. Мудрено-ли, что послѣ такихъ безсовѣстныхъ измѣнъ сердце Марты Кочеръ вѣчно сочилось кровью? Она ласково выслушала безтолковыя изліянія честнаго юноши, и, когда онъ окончилъ, сказала:-- Полно, Белль, вы слишкомъ молоды, чтобы думать о такихъ вещахъ, -- однако, тутъ же объявила, что посовѣтуется съ своимъ дѣвственнымъ сердцемъ. Она не могла направить мистера Белля къ своей маменькѣ, такъ какъ мистеръ Кочеръ былъ вдовецъ, къ тому же слишкомъ поглощенный своими книгами, чтобы руководить такимъ своенравнымъ и нѣжнымъ предметомъ, какъ дѣвическое сердце; поэтому миссъ Марта была предоставлена самой себѣ.
   Локонъ ея волосъ, перевязанный голубой ленточкой, извѣстилъ счастливаго Белля о результатахъ совѣщанія Весталки съ своимъ сердцемъ. Передъ этимъ уже три раза отрѣзала она пряди своихъ каштановыхъ волосъ, съ такой же точно цѣлью. Счастливые обладатели этихъ прядей оказались измѣнниками, но волосы отростали снова; а Марта имѣла полное право замѣтить, отдавая этотъ залогъ любви своему возлюбленному, что всѣ мужчины измѣнники.
   No 6, однако, оказался исключеніемъ: Фрэнсисъ Белль былъ вѣрнѣйшимъ любовникомъ. Когда наступило время отправляться въ коллегію, и пришлось открыть тайну мистеру Кочеру, послѣдній воскликнулъ: -- Господи Боже мой! а я-то ничего не подозрѣвалъ!-- и немудрено: съ нимъ уже три раза случался такой сюрпризъ. Итакъ, Фрэнсисъ уѣхалъ въ Кэмбриджъ, твердо рѣшившись заполучить всѣ ученыя отличія и принести ихъ къ ногамъ своей возлюбленной.
   Ожиданіе лестной награды заставляло его работать съ изумительнымъ рвеніемъ. То и дѣло получались извѣстія о его новыхъ успѣхахъ. Онъ посылалъ книги, полученныя въ награду, мистеру Кочеру, а серебряный кубокъ за декламацію -- миссъ Мартѣ. Въ свое время онъ сдѣлался, Wrangler'омъ", а затѣмъ "Fellow" своей коллегіи; и все это время поддерживалъ постоянную переписку съ миссъ Мартой, которой, не безъ основанія, приписывалъ свои успѣхи.
   Какъ бы тамъ ни было, а время шло своимъ порядкомъ и когда достопочтенному Фрэнсису Беллю, М. А., "fellow" и преподавателю своей коллегіи стукнуло двадцать шесть лѣтъ, миссъ Кочеръ исполнилось тридцать четыре, и ея наружность, манеры, характеръ отнюдь не выирали со времени того яснаго дня, когда она собирала горохъ съ своимъ будущимъ мужемъ. Получивъ степень, онъ охладѣлъ къ наукѣ, да можетъ быть и сердце и пылъ его тоже поохладились. Солнечный свѣтъ, озарявшій миссъ Марту за оборомъ гороха, померкъ, и мистеръ Белль увидѣлъ, какъ нельзя яснѣе, съ кѣмъ онъ обручился, кому клялся въ любви въ безчисленныхъ письмахъ: сварливой, капризной, вульгарной, невоспитанной, пожилой бабѣ.
   Послѣ одной изъ многихъ ссоръ, въ нихъ съ особеннымъ блескомъ проявлялось краснорѣчіе Марты, поэтому она частенько затѣвала ссоры, Фрэнсисъ не захотѣлъ везти своихъ учениковъ въ деревню, гдѣ обиталъ мистеръ Кочеръ и гдѣ обыкновенно мистеръ Белль проводилъ лѣто; а рѣшился провести вакаціи у тетки, которой не видалъ уже много лѣтъ, съ тѣхъ самыхъ поръ, когда Елена была еще маленькой дѣвочкой и сидѣла у него на колѣняхъ. И такъ, онъ пріѣхалъ къ нимъ. Елена превратилась въ прекрасную молодую дѣвушку. Они прожили вмѣстѣ четыре мѣсяца, съ іюня по октябрь. Они гуляли по вечерамъ, встрѣчались рано утромъ; вмѣстѣ читали, пока старушка тетка дремала въ своемъ креслѣ. Франкъ старался пополнить пробѣлы въ образованіи Елены. Она пѣла ему; она отдала ему свое безхитростное сердце. Она знала его исторію. Онъ не таился, показалъ ей портретъ женщины, съ которой связалъ себя словомъ и, съ краскою на лицѣ,-- ея письма, грубыя, сварливыя, злобныя. Дни проходили за днями,-- счастливые дни, полные нѣжности, довѣрія, состраданія. Когда, наконецъ, Фрэнсисъ въ одно октябрьское утро уѣхалъ въ коллегію, бѣдная дѣвушка поняла, что онъ увезъ съ собою ея нѣжное сердце.
   Франкъ тоже очнулся отъ чуднаго сна, вернулся къ ужасной дѣйствительности. Онъ рвалъ и грызъ свои цѣпи, онъ съ отчаяніемъ пытался разбить ихъ и освободиться. Или сознаться во всемъ? откупиться отъ этой женщины, отдавъ ей всѣ свои сбереженія?-- но время еще терпѣло -- онъ рѣшился ждать. Еще, Богъ вѣсть, когда придется ему получить приходъ! Онъ продолжалъ нѣжную и грустную переписку съ кузиной; а ревнивая невѣста, недовольная, озлобленная, горько жаловалась -- и не безъ основанія -- на перемѣну въ тонѣ Фрэнсиса.
   Наконецъ, наступила неизбѣжная развязка; новая привязанность Фрэнсиса открылась. Онъ признался, не утаивъ ничего, упрекалъ Марту за ея сварливый, вздорный, деспотическій характеръ и, что всего хуже, указывалъ ей на разницу лѣтъ.
   Марта объявила, что если онъ не исполнитъ своего обѣщанія, она обобьетъ пороги у всѣхъ судовъ королевства, предъявитъ его письма,-- въ которыхъ онъ тысячу разъ клялся въ любви, и, выставивъ его передъ всѣми измѣнникомъ и обманщикомъ, покончитъ съ собой.
   Послѣ этого Франкъ только разъ еще видѣлся съ Еленой, которая, послѣ смерти матери, жила въ качествѣ компаньонки у старой леди Понтипуль.
   При этомъ свиданіи рѣшено было, что онъ долженъ исполнить свое обязательство, то-есть сдержать слово, которое выманила у мальчишки хитрая баба; то-есть, сдѣлать несчастными двухъ хорошихъ людей. Такъ рѣшили они оба и затѣмъ разстались.
   Мѣсто не заставило себя ждать, но Белль поступилъ на него сѣдымъ и разбитымъ старикомъ. Послѣ его свадьбы, Елена написала ему письмо, начинавшееся словами: "Дорогой братецъ" и кончавшееся "ваша любящая сестра"; отослала его письма и локонъ волосъ,-- оставивъ у себя маленькую прядь. Эта прядь лежала въ ея столѣ, пока она бесѣдовала съ маіоромъ.
   Белль прожилъ въ своемъ приходѣ три или четыре года; къ концу этого времени освободилось мѣсто капеллана въ Ковентри-Айлендъ, онъ сталъ хлопотать о немъ, и, получивъ назначеніе, сообщилъ объ этомъ женѣ. Она, какъ водится, заспорила. Онъ съ горечью замѣтилъ, что она можетъ оставаться; тогда, разумѣется, она поѣхала съ нимъ. Это случилось при губернаторѣ Кроли, съ которымъ Белль близко сошелся впослѣдствіи. Здѣсь, въ Ковентри-Айлендѣ, много лѣтъ спустя послѣ его брака и на шестой годъ послѣ того, какъ онъ узналъ о рожденіи у Елены сына,-- родилась у него дочь.
   Она родилась отъ его второй жены; первая умерла отъ лихорадки, вскорѣ послѣ того, какъ Елена Пенденнисъ и ея мужъ, отъ котораго она ничего не скрыла, увѣдомили Белля о рожденіи у нихъ ребенка.-- Я была старуха, а? старуха?-- сказала мистриссъ Белль передъ кончиной.-- Я была старуха и гораздо хуже ея, а? хуже? А все-таки я женила васъ на себѣ, мистеръ Белль, и не позволила вамъ жениться на ней?-- Это были ея послѣднія слова. Белль женился вторично на дѣвушкѣ, которую нѣжно любилъ. Но видно не суждено ему было семейное счастье. Жена его умерла отъ родовъ, а вскорѣ и онъ послѣдовалъ за ней, приказавъ передъ смертью отвезти дѣвочку къ Еленѣ Пенденнисъ и ея мужу и написавъ имъ трогательное письмо, въ которомъ просилъ пріютить Лауру.
   Малютка пріѣхала въ Фэроксъ изъ Бристоля съ какой-то солдаткой, своей нянькой, и горько плакала, разставаясь съ нею. Но материнская нѣжность Елены скоро осушила ея слезы.
   На ея шеѣ былъ медальонъ съ волосами, которые Елена многомного, много лѣтъ тому назадъ -- дала бѣдному Фрэнсису. Дѣвочка была все, что осталось отъ него, и мистриссъ Пенденнисъ любила и лелѣяла завѣщанный ей залогъ. Въ предсмертномъ письмѣ своемъ Белль сообщалъ, что дѣвочку зовутъ Елена-Лаура. Но Джонъ Пенденнисъ, хотя и принялъ ее въ свой домъ, однако, все-таки немножко ревновалъ къ ней супругу, и сурово приказалъ называть дѣвочку только именемъ ея матери. Она боялась мистера Пенденниса до самой его смерти. Да и Елена не рѣшалась при его жизни открыто выказывать всю свою любовь къ дѣвочкѣ.
   Такъ-то Лаура Белль сдѣлалась дочерью мистриссъ Пенденнисъ. Ни супругъ послѣдней, ни его братъ -- маіоръ не питали къ ней особеннаго расположенія. Первому она напоминала о такихъ событіяхъ въ жизни жены, которыя онъ охотно бы забылъ, а второй,-- за что ему было любить дѣвочку? Она не принадлежала ни къ фамиліи Пенденнисовъ, ни вообще къ какой-нибудь знатной фамиліи, и все ея состояніе ограничивалось двумя тысячами фунтовъ.
   Однако, впустимъ, наконецъ, мистера Пена: мы и безъ того заставили его дожидаться.
   Онъ явился предъ лицо грознаго дяди, приготовившись къ рѣшительному бою и вооружившись геройскимъ духомъ. Онъ говорилъ себѣ, что стычка будетъ жестокая, по рѣшился выдержать ее съ мужествомъ и твердостью, достойными знаменитой фамиліи, коей онъ имѣлъ честь быть представителемъ. И такъ, онъ отворилъ дверь и вошелъ съ суровымъ и воинственнымъ видомъ, вооруженный, такъ сказать, съ головы до ногъ, съ опущеннымъ копьемъ и развѣвающимися перьями на шлемѣ, бросая на противника грозный взглядъ, точно хотѣлъ сказать: "выходи,-- я готовъ!"
   Старый дипломатъ чуть не фыркнулъ отъ смѣха, при видѣ грозной осанки юноши. Маіоръ Пеиденнисъ тоже позондировалъ почву, и убѣдившись, что вдова готова перейти на сторону непріятеля, сообразивъ, что угрозы и трагическія увѣщанія не подѣйствуютъ на мальчугана, очевидно настроеннаго на воинственный ладъ,-- рѣшилъ вовсе оставить повелительный тонъ, съ самой добродушной улыбкой протянулъ Пену руку и, весело пожавъ его пальцы, сказалъ:
   -- Ну-ка, Пенъ, разскажи намъ, что тутъ у васъ за исторіи.
   Елена была въ восторгѣ отъ великодушія и снисходительности маіора. Напротивъ, бѣдняга Пенъ, приготовившійся къ трагедіи, былъ совсѣмъ огорошенъ и сбитъ съ позиціи. Чувствуя, что его торжественное entrée оказывается смѣшнымъ и нелѣпымъ, онъ покраснѣлъ и заморгалъ глазами отъ смущенія и оскорбленнаго самолюбія. Ему ужасно хотѣлось плакать.
   -- Я... я... я.. не зналъ, что вы уже пріѣхали,-- проговорилъ онъ,-- что? мно.. много народа въ городѣ?
   Если Пенъ съ трудомъ удерживалъ слезы, то маіоръ кусалъ губы, чтобы не расхохотаться. Онъ отвернулся и бросилъ комическій взглядъ на мистриссъ Пенденнисъ, которая очень хорошо понимала, что сцена выходитъ смѣшной и чувствительной. Не зная, что сказать, она подошла къ Пену и поцѣловала его: вѣроятно, онъ былъ тронутъ ея нѣжностью и готовностью исполнять его желанія.
   -- Вотъ парочка глупцовъ!-- подумалъ старый опекунъ.-- Если бы я не пріѣхалъ, она, чего добраго, отправилась бы съ визитомъ къ этой бабенкѣ.
   -- Полно, полно, -- сказалъ онъ съ усмѣшкой,-- оставимъ сантименты; разскажи-ка лучше, дружокъ, что у васъ тутъ такое?
   Пенъ снова принялъ трагическій и геройскій видъ.
   -- Я уже писалъ вамъ, сэръ,-- началъ онъ,-- обо всемъ, что здѣсь происходитъ. Я познакомился съ прекраснѣйшей, благороднѣйшей леди, хотя и находящейся въ стѣсненныхъ обстоятельствахъ. Я встрѣтилъ женщину, въ которой все счастье моей жизни; чувствую, что никогда, никогда не полюблю другой женщины. Я знаю разницу вашихъ лѣтъ и другія обстоятельства, препятствующія моимъ намѣреніямъ. Но любовь моя такъ велика, что преодолѣетъ ихъ всѣхъ,-- наша взаимная любовь, такъ какъ она согласилась раздѣлить со мною участь и принять мое сердце и состояніе...
   -- А большое у тебя состояніе, дружокъ?-- перебилъ маіоръ.-- Ты что же, получилъ наслѣдство отъ кого-нибудь? Я, признаться, думалъ, что у тебя нѣтъ ни полушки.
   -- Вы знаете, что все, что у меня есть, его,-- воскликнула мистриссъ Пенденнисъ.
   -- Типунъ вамъ на языкъ, сударыня!-- чуть было не брякнулъ маіоръ, однако, удержался, хотя не безъ труда.-- Разумѣется, разумѣется,-- отвѣчалъ онъ.-- Вы готовы всѣмъ пожертвовать на него. Кто же въ этомъ сомнѣвается. Но все-таки это ваше имѣніе. Пенъ предлагаетъ его молодой леди, и распоряжается имъ, какъ своей собственностью, въ восемнадцать лѣтъ.
   -- Я знаю, что матушка удѣлитъ мнѣ что-нибудь,-- сказалъ Пенъ довольно сконфуженнымъ тономъ.
   -- Конечно, милый мой, но все нужно дѣлать съ толкомъ. Разъ твоя мать хозяйка въ домѣ, имѣетъ же она право выбирать себѣ компанію. Собираясь посадить ей на шею новую хозяйку и перевести ея капиталъ на имя миссъ... какъ ее?.. миссъ Костиганъ, не мѣшало бы посовѣтоваться съ ней, какъ однимъ изъ главныхъ участниковъ сдѣлки? А, какъ ты думаешь на этотъ счетъ? Я говорю съ тобой безъ малѣйшаго раздраженія и отнюдь не претендую на власть, которую законъ и воля твоего отца даютъ мнѣ надъ тобою, -- я обращаюсь къ тебѣ, какъ порядочный человѣкъ къ порядочному человѣку, и спрашиваю: пусть ты имѣешь возможность дѣлать что угодно съ своей матерью, но имѣешь-ли ты право на это? Вѣдь ты разсчитываешь на ея состояніе; если такъ, то, пожалуй, благороднѣе бы было хоть изъ вѣжливости спроситься ея согласія, прежде чѣмъ рѣшаться на такой шагъ.
   Пенъ понурилъ голову и смутно почувствовалъ, что поступокъ, которымъ онъ гордился какъ въ высшей степени романтическимъ и благороднымъ примѣромъ безкорыстной любви, пожалуй, свидѣтельствуетъ скорѣе о его себялюбіи и упрямствѣ.
   -- Я поступилъ такъ въ минуту страсти,-- сказалъ онъ смущенно,-- я не давалъ себѣ яснаго отчета въ томъ, что говорилъ и дѣлалъ (это признаніе было совершенно искреннее). Но что сдѣлано, то сдѣлано. Нѣтъ, я не откажусь отъ своего рѣшенія. Скорѣе умру. И... и я не хочу быть въ тягость моей матери,-- заключилъ онъ, -- я буду жить своимъ трудомъ. Я поступлю на сцену и буду играть съ ней. Она... она говоритъ, что у меня есть талантъ
   -- Но согласится-ли она на такія условія?-- возразилъ маіоръ.-- Пойми меня, я не думаю отрицать, что миссъ Костиганъ безкорыстнѣйшая изъ женщинъ; но, говоря откровенно, ея благосклонное отношеніе къ твоимъ домогательствамъ не объясняется-ли отчасти твоимъ положеніемъ, какъ молодого джентльмена хорошей фамиліи съ приличнымъ состояніемъ?
   -- Я сказалъ, что скорѣе умру, чѣмъ откажусь отъ своего слова,-- воскликнулъ Пенъ, побагровѣвъ и стиснувъ кулаки.
   -- Милый мой, кто же говоритъ объ этомъ?-- отвѣчалъ невозмутимый опекунъ.-- Порядочный человѣкъ не можетъ отречься отъ своего слова,-- конечно, если оно дано совершенно сознательно и свободно. Но вѣдь можно подождать. Въ концѣ концовъ, вѣдь есть же у тебя кое-какія обязанности относительно семьи, матери... относительно меня, наконецъ, какъ представителя твоего отца?
   -- О, конечно, -- отвѣчалъ Пенъ болѣе спокойнымъ тономъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, давши слово ей, дай намъ другое, -- даешь, Артуръ?
   -- Какое же?
   -- Что ты не обвѣнчаешься съ нею тайно,-- не сыграешь съ нами штуку, понялъ?
   -- Это было бы обманомъ. Пенъ никогда не обманывалъ свою мать,-- вмѣшалась Елена.
   Пенъ снова понурилъ голову и слезы стыда выступили на его глазахъ. Да, съ самаго начала своей любовной интриги, что же онъ дѣлалъ, какъ не обманывалъ нѣжное и довѣрчивое существо, готовое всѣмъ пожертвовать ради его счастья? Онъ протянулъ дядѣ руку.
   -- Нѣтъ, сэръ, даю честное слово въ томъ, что не сдѣлаю этого,-- сказалъ онъ.-- Я не женюсь безъ согласія моей матери, -- съ этими словами онъ бросилъ на нее взглядъ, полный безконечной любви и нѣжности, и вышелъ изъ гостиной.
   -- Онъ ангелъ, ангелъ!-- воскликнула мать съ свойственной ей восторженностью.
   -- Хорошей крови, сударыня,-- замѣтилъ маіоръ, хорошей крови по обѣимъ линіямъ.
   Маіоръ былъ очень доволенъ результатомъ своей дипломатіи, такъ доволенъ, что еще разъ приложился къ копчикамъ пальцевъ перчатки мистриссъ Пенденнисъ и, отбросивъ холодный, серьезный и твердый тонъ, сталъ говорить немножко на распѣвъ, какъ всегда въ минуты особеннаго довольства собой и галантности.
   -- Дорогая моя, -- продолжалъ онъ самымъ любезнымъ тономъ,-- я отлично сдѣлалъ, что пріѣхалъ и такъ ловко повелъ дѣло. Знаете, почему я взялъ съ него слово? Мнѣ вспомнилось, какъ три года тому назадъ моя добрая знакомая леди Феррибриджъ прислала за мной въ величайшей тревогѣ за своего сына Гретна,-- вы помните его исторію,-- и умоляла меня образумить молодого человѣка, который завязалъ affaire de coeur съ миссъ Макъ-Тодди, дочерью шотландскаго пастора. Я просилъ не прибѣгать къ крутымъ мѣрамъ. Но лордъ Феррибриджъ. внѣ себя отъ бѣшенства. не хотѣлъ ничего слышать. Гретна былъ мраченъ и молчаливъ, родители думали, что онъ покорился. Что же вышло, однако? Молодые люди обвѣнчались тайкомъ и лордъ Феррибриджъ узналъ объ этомъ только спустя три мѣсяца послѣ свадьбы. Вотъ почему я взялъ обѣщаніе съ мистера Пена.
   -- Артуръ никогда не сдѣлаетъ ничего подобнаго!-- сказала мистриссъ Пенденнисъ.
   -- Не сдѣлалъ, спасибо и за то,-- отвѣчалъ деверь.
   Какъ человѣкъ опытный и терпѣливый, маіоръ Пенденнисъ рѣшилъ не налегать на бѣднаго Пена, а положиться на время, въ надеждѣ, что юноша пойметъ, наконецъ, глупость своихъ затѣй. Замѣтивъ, что молодой человѣкъ крайне щекотливъ насчетъ чести маіоръ принялся очень искусно играть на этой струнѣ, доказывая за стаканомъ вина, послѣ обѣда, что Пенъ долженъ дѣйствовать вполнѣ открыто и смѣло, и если не съ одобренія, то, по крайней мѣрѣ, съ вѣдома матери вести свои сношенія съ интересной юной знакомкой (такъ вѣжливо маіоръ величалъ миссъ Фотрингэй).
   -- Въ концѣ концовъ, Пенъ,-- говорилъ старый дипломатъ съ кажущейся прямотой, которая льстила самолюбію юноши и въ то же время подвигала впередъ планы опекуна, Ты долженъ же понять, что сжигаешь корабли. Твоя мать согласится на этотъ бракъ, какъ согласится на все, что взбредетъ тебѣ въ голову, если только ты начнешь разводить жалкія слова; но повѣрь мнѣ: въ душѣ она не одобритъ твоего рѣшенія. Ты берешь себѣ жену съ подмостокъ провинціальнаго театра, хотя могъ бы добиваться руки любой изъ лучшихъ леди въ Англіи. Твоя мать подчинится этому выбору, но вѣдь ты и самъ не думаешь, что она будетъ рада ему. Entre nous, я всегда подозрѣвалъ, что моя сестра прочитъ тебѣ въ жены эту сиротку... какъ ее? Флора? Лаура?.. Признаюсь, я имѣлъ въ виду помѣшать этому браку. Сколько мнѣ извѣстно, у этой дѣвушки всего двѣ тысячи фунтовъ. Только благодаря строжайшей экономіи и бережливости, моя сестра можетъ поддерживать домъ на приличной ногѣ и доставлять тебѣ образованіе и воспитаніе, приличное джентльмену; но я, признаться, имѣлъ на тебя болѣе высокіе виды. Съ твоимъ происхожденіемъ, сударь, съ твоими способностями, въ которыхъ я не сомнѣваюсь, при поддержкѣ вліятельныхъ лицъ, почтившихъ меня своей дружбой, я могъ бы доставить тебѣ прекрасное положеніе въ обществѣ, положеніе, рѣдко достающееся на долю юноши съ такими скромными средствами. Я надѣялся, что ты возстановишь блескъ нашего имени. Я имѣлъ въ виду военную карьеру, но боязливость и слабость твоей матери разстроили мои планы; если бы не это, ты могъ бы дослужиться до генерала и прославиться, какъ нашъ предокъ, сражавшійся при Рамильи и Мальплаке. Затѣмъ я составилъ другой планъ: мой почтенный и любезный другъ, лордъ Багвигъ, который очень расположенъ ко мнѣ, безъ сомнѣнія, согласился бы принять тебя въ посольство въ Пумперникель, и ты могъ бы отличиться по дипломатической части. Но, виноватъ, я напрасно толкую объ этомъ; какая же карьера возможна для молодого человѣка, который въ восемнадцать лѣтъ женится на ярмарочной... я хочу сказать, на провинціальной актрисѣ. Профессія, о которой я говорилъ, закрыта для тебя. Государственная служба тоже. Общество тоже. Ты самъ знаешь, какой путь остается для тебя. Ты можешь заняться адвокатурой; я слыхалъ, что весьма почтенные представители этой профессіи женятся иногда на своихъ кухаркахъ; но другого поприща для тебя нѣтъ. Или можешь поселиться здѣсь, въ деревнѣ,-- навѣки въ деревнѣ. Mon Dieu!-- (маіоръ даже вздрогнулъ при этихъ словахъ и съ невыразимымъ умиленіемъ подумалъ о Полъ-Моллѣ). Безъ сомнѣнія, твоя матушка любезно приметъ мистриссъ Артуръ Пенденнисъ, но порядочные люди изъ вашихъ сосѣдей перестанутъ къ вамъ ѣздить, да и я врядъ-ли загляну въ Фэроксъ; я человѣкъ прямой и скрывать не стану: люблю общество, джентльменовъ, а ты будешь водиться съ компаніей пропойцъ-фермеровъ, и коротать кое-какъ свой вѣкъ въ качествѣ мужа старухи, которая, если и не поссорится съ твоей матерью, то, во всякомъ случаѣ, лишитъ ее прежняго положенія въ обществѣ и низведетъ до такого же жалкаго существованія, на которое безвозвратно осужденъ ты самъ. Ну, да это уже ваше дѣло, добрѣйшій мой. Мнѣ претендовать не на что. Твое паденіе, конечно, огорчитъ меня, разрушивъ мои надежды на возстановленіе значенія нашей фамиліи. Но вѣдь это касается главнымъ образомъ тебя и твоей матери. Мнѣ, положимъ, жаль васъ... Дай-ка сюда вино, это то самое, что я прислалъ твоему покойному отцу; помню, я купилъ его на распродажѣ имущества бѣдняги лорда Леванта. Ну, какъ бы тамъ ни было, -- продолжалъ маіоръ, смакуя вино,-- а давши слово, нужно его сдержать; исполнить свое обѣщаніе ты обязанъ во всякомъ случаѣ, хотя бы это грозило самыми печальными послѣдствіями. Только помни, дружокъ, свое обѣщаніе: ты не предпримешь ничего потихонько отъ насъ, не бросишь своихъ занятій, будешь посѣщать свою милую въ положенное время Ты, вѣдь, въ перепискѣ съ нею?
   Пенъ вспыхнулъ.
   -- Ну, да, я писалъ:.
   -- Въ стихахъ и прозѣ, а? Стишки-то ужь навѣрно строчилъ? Охъ, я въ свое время былъ дока по части стишковъ. Помню, поступивъ въ полкъ, я сочинялъ ихъ за всѣхъ моихъ товарищей; и ничего, недурно выходило. Я недавно напомнилъ моему старому другу, генералу Гобблеру, о стихахъ, которые сочинилъ для него, когда мы были на Капѣ, и -- представь себѣ -- онъ помнитъ ихъ отъ слова до слова. Онъ, шельмецъ, пускалъ ихъ въ ходъ при всякомъ удобномъ случаѣ, и этими самыми стишками прельстилъ мистриссъ Гобблеръ, которая принесла ему шестьдесятъ тысячъ фунтовъ приданаго, такъ-то-съ, сударь. Признайся, Пенъ, кропалъ стишки.
   Пенъ покраснѣлъ:
   -- Да, я писалъ стихи.
   -- Ну, а красавица какъ отвѣчала, стихами или прозой?-- спросилъ маіоръ, уставившись на юношу съ такимъ насмѣшливо-сострадательнымъ видомъ, точно говорилъ:-- О, Господи, то-то молодо зелено!
   Пенъ снова вспыхнулъ.-- Она отвѣчала, но не стихами, а прозой,-- сознался юный вздыхатель. При этомъ онъ схватился лѣвой рукой за карманъ на груди, гдѣ лежалъ его бумажникъ; маіоръ, съ обычной своей наблюдательностью, замѣтилъ это движеніе.
   -- А. такъ вотъ ты гдѣ хранишь письма?-- замѣтилъ старый служака, подмигивая Пену и указывая на собственную грудь (которой мистеръ Шульцъ, портной, придалъ мужественную выпуклость съ помощью ваты).-- Здѣсь, здѣсь, не отпирайся. Я бы не пожалѣлъ двухъ пенсовъ, чтобы взглянуть на нихъ.
   -- Ну да,-- пробормоталъ Пенъ, пощипывая стебельки земляники,-- я.. я...-- но тутъ онъ оборвался, съ такимъ комическимъ смущеніемъ, что маіоръ, слѣдившій за его лицомъ, не выдержалъ и расхохотался, а Пенъ, послѣ минутнаго колебанія, послѣдовалъ его примѣру и тоже покатился со смѣха.
   Затѣмъ они въ самомъ веселомъ настроеніи духа отправились въ гостиную. Мистриссъ Пенденнисъ очень обрадовалась, услыхавъ ихъ хохотъ.
   -- Ты, я вижу, хитрецъ, -- сказалъ маіоръ, хлопнувъ Пена по плечу и дотрогиваясь до его бокового кармана. При этомъ онъ явственно услышалъ шорохъ бумаги. Молодой человѣкъ былъ польщенъ, восхищенъ, очарованъ,-- словомъ, одураченъ вполнѣ.
   За чайнымъ столомъ время прошло превесело. Маіоръ былъ милъ, какъ никогда: попросилъ мистриссъ Пенденнисъ спѣть романсъ; потомъ заставилъ пѣть Артура и восхищался его голосомъ, просматривалъ его рисунки и нашелъ въ нихъ признаки несомнѣннаго, выдающагося дарованія; похвалилъ французское произношеніе племянника -- словомъ -- любезничалъ съ простодушнымъ юношей, какъ любовникъ съ дамой своего сердца; такъ что, когда пришло время спать, мать и сынъ разошлись по своимъ комнатамъ, совершенно очарованные милѣйшимъ маіоромъ.
   Я полагаю, что Елена, придя въ свою спальню, по обыкновенію, стала на колѣни передъ образомъ, а Пенъ перечиталъ письма своей возлюбленной, точно будто не зналъ ихъ наизусть. Писемъ было всего три штуки, такъ что запомнить ихъ не представляло затрудненія.
   Въ No 1 миссъ Фотрингэй свидѣтельствуетъ свое почтеніе мистеру Пенденнису, и считаетъ пріятнымъ для себя долгомъ поблагодарить его, отъ имени папа и своего собственнаго, за чудесные подарки. Они всегда будутъ храниться, какъ драгоцѣнность; и миссъ Ф., равно какъ капитанъ К., никогда не забудутъ восхитительнаго вечера въ прошлый вторникъ.
   No 2 гласилъ: "Дорогой сэръ! Во вторникъ вечеромъ нѣсколько близкихъ друзей обѣщали посѣтить наше скромное жилище и раздѣлить съ нами нашъ скромны и ужинъ. Я надѣну прекрасный шарфъ, который вѣчно-вѣчно будетъ мнѣ дорогъ, какъ и, присланные вмѣстѣ съ нимъ, восхитительные стихи. Папа проситъ меня передать вамъ, что ваше участіе въ этомъ маленькомъ празникѣ доставитъ ему истинное удовольствіе, которое вполнѣ раздѣлитъ и искренно благоларная вамъ

Эмилія Фотрингэй".

   No 3 былъ нѣсколько задушевнѣе; видно, дѣло подвинулось довольно далеко. "Вчера вечеромъ вы были отвратительны, гласило письмо. Почему вы не встрѣтили меня у подъѣзда? Папа не могъ провожать меня, по милости больного глаза; съ нимъ случилось маленькое несчастіе въ воскресенье вечеромъ: онъ упалъ на лѣстницѣ, запнувшись за порванный коверъ, и ушибся. Я видѣла, что вы весь вечеръ смотрѣли на миссъ Дигль, и были въ такомъ восхищеніи отъ Лидіи Лангвиль, что ни разу не взглянули на Юлію Я такъ сердилась, что готова была убить Бингли. Въ пятницу я играю Эллу Розенбергъ; будете-ли вы въ театрѣ? Миссъ Догль тоже играетъ. Ваша Э. Ф".
   Мистеръ Пенъ перечитывалъ эти письма по нѣсколько разъ въ сутки, днемъ и ночью, съ упоеніемъ и восторгомъ, какого безспорно заслуживали такія прекрасныя произведенія. Разъ тысячу, по меньшей мѣрѣ, расцѣловалъ онъ надушенную, атласную бумагу, къ которой прикасалась ручка Эмиліи Фотрингэй. Эта святыня была единственной наградой за его страсть и пламень, мольбы и обѣты, риѳмы и дифирамбы, безсонныя ночи и безконечныя думы,-- за его любовь, опасенія и сумасбродство. Простодушный малый отдалъ за нее все; подписалъ множество любовныхъ обязательствъ, въ которыхъ предоставлялъ свое сердце и жизнь предъявителю,-- и получилъ за все про все мѣдный грошъ. Миссъ Костиганъ была дѣвица настолько благоразумная и безукоризненная, что никогда бы не дала больше; она приберегала сокровища своей любви для законнаго супруга.
   Какъ бы то ни было, мистеръ Пенъ радовался и этимъ залогамъ ея благосклонности. Прочитавъ ихъ въ новомъ порывѣ восторга, онъ улегся спать, восхищаясь добрымъ старикомъ дядей, который, безъ сомнѣнія, одобритъ со временемъ его намѣренія,-- короче сказать, улегся несказанно довольный самимъ собою и всѣмъ міромъ.
   

ГЛАВА IX,
въ которой маіоръ открываетъ кампанію.

   Всякій, кто имѣетъ счастье быть принятымъ въ избранномъ обществѣ, согласится, что маіоръ Пенденнисъ проявилъ не мало великодушія и самоотверженія, рѣшившись на такую жертву, какъ поѣздка въ Фэроксъ. Онъ уѣхалъ изъ Лондона въ маѣ, отказался отъ газетъ и завтраковъ, отъ разъѣздовъ изъ клуба въ клубъ, отъ пріятныхъ визитовъ къ знатнымъ дамамъ, отъ прогулокъ въ Роттенъ-Роу, отъ кресла въ оперѣ, отъ поѣздокъ въ Фульгэмъ или Ричмондъ по субботамъ и воскресеньямъ, отъ удовольствія раскланяться съ милордомъ-герцогомъ и милордомъ-маркизомъ на званомъ вечерѣ и видѣть свое имя на слѣдующее утро въ "Morning Post", отъ болѣе утонченныхъ, изящныхъ, восхитительныхъ и секретныхъ вечеринокъ, отъ всего этого онъ отказался, всѣ эти прелести онъ промѣнялъ на захолустную усадьбу, на общество простодушной вдовы, ея молокососа сына, тошнотворнаго учителя и двѣнадцатилѣтней дѣвчонки.
   Да, онъ принесъ жертву,-- тѣмъ болѣе тяжкую, что лишь немногіе могли оцѣнить ее. Онъ то и дѣло получалъ письма изъ Лондона и со вздохомъ показывалъ Еленѣ приглашенія отъ своихъ свѣтскихъ знакомыхъ. Видѣть, какъ онъ одно за другимъ отклонялъ эти приглашенія,-- было по истинѣ трагическимъ и возвышеннымъ зрѣлищемъ -- по крайней мѣрѣ, для того, кто могъ (Елена не могла) оцѣнить грустное величіе подобнаго самоотверженія. Елена не могла, она только улыбалась мрачному погрому его рѣчей; но юный Пенъ взиралъ съ великимъ почтеніемъ на громкія фамиліи въ концѣ писемъ, получаемыхъ дядей, и съ неизмѣннымъ интересомъ и участіемъ слушалъ разсказы маіора о фешенебельномъ обществѣ.
   Богатая память старшаго Пенденниса хранила тысячи такихъ восхитительныхъ разсказовъ, и онъ охотно расточалъ ихъ передъ внимательнымъ Пеномъ. Онъ зналъ имя, родословную и родство каждаго пэра.
   -- Милый мой, -- говорилъ онъ внушительнымъ и серьезнымъ тономъ,-- убѣдительно совѣтую тебѣ каждый день читать Дебрета. Не столько историческую часть (такъ какъ, между нами будь сказано, большинство родословныхъ имѣютъ сказочный характеръ, и лишь не многія фамиліи могутъ доказать свое происхожденіе такъ же безспорно, какъ наша), сколько отдѣлъ объ отношеніяхъ и родствѣ различныхъ фамилій. Я видалъ, какъ люди губили свою карьеру вслѣдствіе незнакомства съ этимъ важнѣйшимъ предметомъ. Да вотъ, напримѣръ, не далѣе какъ мѣсяцъ тому назадъ, на обѣдѣ у лорда Гобеноба, одинъ молодой человѣкъ, только что принятый въ наше общество, нѣкто мистеръ Секлингъ (авторъ какой-то книги, если не ошибаюсь) началъ подсмѣиваться надъ попытками адмирала Боузера попасть въ министры, и подсмѣиваться очень дерзко, долженъ тебѣ сказать. Но кто бы ты думалъ, сидѣлъ рядомъ съ мистеромъ Сепкингомъ и противъ него? Рядомъ -- леди Грампоундъ, дочь Боузера, визави -- лордъ Грампоундъ, зять Боузера. Нелѣный молодой человѣкъ, какъ ни въ чемъ не бывало, отпускалъ себѣ шуточки насчетъ адмирала, воображая, что смѣшитъ все общество, но можешь себѣ представить чувства леди Гобенобъ -- Гобенобъ!-- чувства всякаго благовоспитаннаго человѣка, когда этотъ дерзкій выскочка выказывалъ себя.съ такой стороны. Онъ не будетъ больше обѣдать у лорда. За это я ручаюсь.
   Такъ поучалъ маіоръ племянника, во время своихъ ежедневныхъ прогулокъ по террасѣ передъ домомъ, или послѣ обѣда, за стаканомъ вина. Онъ сожалѣлъ, что сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ не поселился послѣ свадьбы въ своемъ помѣстьѣ. Онъ огорчался отсутствіемъ лорда Эри, которому могъ бы представить Пена, если бы лордъ вздумалъ посѣтить свои владѣнія.
   -- У него есть дочери,-- говорилъ маіоръ.-- Кто знаетъ, ты могъ бы, пожалуй, жениться на леди Эмиліи или на леди Барбарѣ Трегавкъ. Впрочемъ, всѣ эти мечты улетучились, ты распорядился за свой страхъ,-- смотри же, не пеняй потомъ на насъ.
   Эти бесѣды имѣли большое вліяніе на Пена. Въ печати онѣ много теряютъ, но въ устной передачѣ анекдоты маіора о великомъ Георгѣ, о принцахъ крови, о государственныхъ людяхъ, о красавицахъ и львицахъ, -- возбуждали удивленіе и смутныя желанія въ душѣ молодого человѣка, такъ что онъ никогда не уставалъ слушать розсказни опекуна, наводившія отчаянную скуку на бѣдную мистриссъ Пенденнисъ.
   Нельзя сказать, чтобы бесѣды новаго руководителя, наставника и друга Артура отличались возвышеннымъ характеромъ и содержаніемъ. Но во всякомъ случаѣ, въ нихъ была своя вполнѣ опредѣленная мораль: не такого свойства, чтобы доставить человѣку царство небесное, но вполнѣ приспособленная къ житейскимъ практическимъ интересамъ. Прибавимъ къ этому, что маіоръ считалъ свои взгляды единственными практическими взглядами, а свой образъ дѣйствій безусловно респектабельнымъ и добродѣтельнымъ. Словомъ, онъ былъ почтенный человѣкъ, и, какъ говорится, смотрѣлъ въ оба.
   Онъ жалѣлъ о своемъ юномъ пижонѣ-племянникѣ, и вознамѣрился открыть ему глаза.
   Между прочимъ, старый холостякъ былъ аккуратнѣйшимъ прихожаниномъ и посѣщалъ церковь, не пропуская ли единаго праздника.
   -- Въ городѣ я этого не дѣлаю, -- говорилъ онъ Пену, -- тамъ ходятъ въ церковь женщины, а отъ мужчинъ этого не требуется. Но когда джентльменъ живетъ sur ses terres, онъ долженъ служить примѣромъ простому народу и если бы я умѣлъ пѣть, то, пожалуй, принялъ бы участіе въ хорѣ. Герцогъ Сентъ-Давидъ, съ которымъ я имѣю честь быть знакомымъ, всегда поетъ въ своей церкви, и, смѣю сказать, это производитъ большой эффектъ. Ты тоже не изъ послѣднихъ въ здѣшнемъ округѣ. Пока Клевринги не живутъ въ своемъ помѣстьи, ты можешь даже считаться первымъ лицомъ въ приходѣ, и ужь во всякомъ случаѣ никому не уступишь. Ты бы могъ сдѣлаться представителемъ города въ парламентѣ, если бы искусно повелъ свои дѣла. Твой покойный отецъ былъ бы членомъ парламента, если бы пожилъ подольше; ты тоже можешь имъ сдѣлаться... если, конечно, не женишься на особѣ, которая, при всѣхъ своихъ достоинствахъ, не будетъ принята въ обществѣ... Ну, ну, это щекотливый предметъ; оставимъ его, дружище.-- Но, оставляя щекотливый предметъ, маіоръ возвращался къ нему разъ двадцать въ сутки, -- и выводъ изъ его развужденій былъ всегда одинаковъ: Пенъ губитъ себя. А долго-ли вскружить голову молодому простецу, внушая ему, будто онъ великій человѣкъ.
   Какъ мы сказали, Пень охотно слушалъ разсказы дяди. Понятно, что, въ сравненіи съ ними, бесѣда капитана Костигана не могла ему нравиться, и мысль о пьяницѣ тестѣ внушала ему ужасъ. Онъ не могъ представить себѣ этого небритаго и разившаго спиртомъ субъекта въ обществѣ своей матери. Безжалостный опекунъ съумѣлъ даже поохладить его восторги передъ Эмиліей.-- Образована-ли она?-- Пенъ долженъ былъ сознаться, что она не образована.-- Умна-ли?-- Пенъ не сомнѣвался въ ея здравомъ смыслѣ, но рѣшительно не могъ признать ее умной.-- Покажи-ка мнѣ ея письма.
   Пенъ долженъ былъ признаться, что писемъ этихъ всего три,-- и что ихъ содержаніе ограничивается очень банальными приглашеніями и отвѣтами.
   -- Она осторожна, -- замѣтилъ маіоръ сухо.-- Она старше тебя, милый мой,-- и тутъ же пустился оправдываться самымъ смиреннымъ тономъ, умоляя Пена отнестись снисходительно къ старику дядѣ, для котораго честь фамиліи дороже всего; такъ какъ Пенъ готовъ былъ закусить удила при малѣйшемъ сомнѣніи въ порядочности миссъ Костиганъ, клялся, что нокому не позволитъ отзываться о ней легкомысленно, и никогда-никогда не разстанется съ нею.
   Онъ повторялъ это дядѣ и всѣмъ своимъ знакомымъ, а также и миссъ Фотрингэй и ея достойному папа, въ обществѣ которыхъ попрежнему проводилъ часть своего времени. Миссъ Эмилія не на шутку взволновалась, узнавъ о пріѣздѣ опекуна, и смекнувъ -- весьма основательно -- что онъ явился съ враждебными намѣреніями на ея счетъ.
   -- Вы навѣрно покинете меня теперь, когда пріѣхалъ вашъ знатный столичный родственникъ. Онъ разлучитъ насъ и вы забудете свою бѣдную Эмилію, мистеръ Артуръ!
   Забыть ее! Призывая въ свидѣтели ее самое, миссъ Роунси, коломбину и лучшую подругу Эмиліи, и самого капитана,-- Пенъ клялся, что никогда не взглянетъ на другую женщину. А капитанъ, посматривая на рапиры, висѣвшія на стѣнѣ, ворчалъ, что: "Онъ никому не посовѣтуетъ шутить съ чувствами его милаго дитяти, и никогда не повѣритъ, чтобы его благородный молодой другъ, котораго онъ любитъ, какъ родного сына, позволилъ себѣ такъ гнусно нарушить долгъ чести и совѣсти".
   Съ этими словами онъ всталъ и обнялъ Пена, утирая слезы своей грязной ручищей, а другой тиская молодого человѣка. Артуръ содрогнулся отъ этого объятія. Его будущій тесть былъ грязенъ и растрепанъ, какъ никогда, несло отъ него, какъ изъ бочки. Какъ представить такого господина мистриссъ Пенденнисъ. Артуръ содрогнулся, вспомнивъ о своемъ письмѣ къ Костигану (съ приложеніемъ гинеи, которую достойный джентльменъ просилъ у него взаймы),-- письмѣ, въ которомъ положительно говорилъ, что съ нетерпѣніемъ ожидаетъ того дня, когда получитъ возможность подписываться "любящимъ сыномъ" капитана. На этотъ разъ онъ радъ былъ уѣхать изъ Четтриса, радъ былъ разстаться съ миссъ Роунси, съ старымъ пьяницей тестемъ, и даже съ божественной Эмиліей.-- О, Эмилія, Эмилія!-- восклицалъ онъ, мысленно, плетясь домой на Ревеккѣ,-- ты не знаешь, какія жертвы приношу я ради тебя! А ты всегда такъ холодна, такъ осторожна, такъ недовѣрчива!
   Пенъ никогда не говорилъ о своихъ поѣздкахъ въ Четтрисъ, тѣмъ не менѣе маіоръ всегда зналъ, куда онъ отправляется. Вѣрный своей тактикѣ, маіоръ Пенденнисъ ничего не запрещалъ и не позволялъ племяннику; но юноша всегда чувствовалъ надъ собой незримый глазъ опекуна, и убѣжденіе, что вечеромъ послѣдній самымъ не принужденнымъ образомъ заставитъ его признаться во всемъ, отразилось на его поѣздкахъ. Теперь онъ уже не такъ часто, какъ прежде, отправлялся изливать свои чувства у ногъ красавицы. Провести дядю не было никакой возможности: придумывать предлоги въ родѣ обѣда у Смерка или чтенія греческой трагедіи съ Фокеромъ было совершенно безполезно; всякій разъ, возвращаясь изъ поѣздки, Пенъ чувствовалъ, что всѣмъ извѣстно, откуда онъ явился, и всякій разъ молодой человѣкъ конфузился, какъ школьникъ, уличенный въ шалости, входя къ матери и опекуну, сидѣвшимъ за книгами или за партіей въ пикетъ.
   Однажды, отправившись къ фэрокской гостинницѣ, съ цѣлью захватить дилижансъ, который мѣнялъ тамъ лошадей, и прокатиться въ Четтрисъ, Пенъ замѣтилъ, что кто-то кланяется ему съ имперіала: это оказался камердинеръ его дяди, мистеръ Морганъ, отправлявшійся въ Четтрисъ по порученію своего барина. Мистеръ Морганъ отправился въ обратный путь съ тѣмъ же дилижансомъ, такъ что Пенъ имѣлъ удовольствіе путешествовать въ его компаніи въ оба конца. Дома никто не заикнулся о его поѣздкѣ. Повидимому, молодой человѣкъ пользовался полной свободой; тѣмъ не менѣе, онъ чувствовалъ, что за нимъ учрежденъ строжайшій надзоръ и чье-то бдительное око не выпускаетъ его изъ вида, даже въ присутствіи его Дульцинеи.
   Подозрѣнія Пена не были лишены основанія, опекунъ, дѣйствительно, собиралъ всевозможныя справки насчетъ юноши и его интересной молодой подруги. Находчивый и скромный мистеръ Морганъ, тертый лондонскій камердинеръ, на вѣрность, котораго можно было положиться, не однажды побывалъ въ Четтрисѣ, собирая всевозможныя данныя о прошлой и настоящей жизни капитана и его дочери. Онъ очень искусно подвергъ перекрестному допросу половыхъ, конюховъ, весь служебный персоналъ гостинницы Георга, и собралъ множество свѣдѣній, не особенно благопріятныхъ для достойнаго капитана. Повидимому, этотъ джентльменъ не пользовался особымъ уваженіемъ въ гостинницѣ. Служители не видали отъ него ни полушки; имъ было запрещено отj пускать бѣднягѣ что бы то ни, было, если только за него не платилъ другой посѣтитель.
   Онъ слонялся по общей залѣ, изводилъ зубочистки и просматривалъ газеты, дожидаясь, не пригласитъ-ли его обѣдать кто-нибудь изъ пріятелей. Отъ офицерскихъ денщиковъ мистеръ Морганъ узналъ, что капитанъ то и дѣло напивается до безобразія, такъ что полковникъ Сваллотль запретилъ приглашать его къ офицерскому столу. Не ограничиваясь этимъ, неутомимый Морганъ познакомился съ мелкими актерами мѣстной труппы, угощалъ ихъ сигарами и пуншемъ, и всѣ они единогласно подтвердили, что капитанъ жалкій оборванецъ, горькій пьяница и по уши въ долгахъ. За то всѣ отзывались съ почтеніемъ о репутаціи миссъ Фотрингэй: ея отецъ не разъ доказалъ свою храбрость, проучивъ нѣсколькихъ человѣкъ, позволившихъ себѣ вольность относительно его дочери. Она всегда являлась въ сопровожденіи отца, который оставался ея вѣрнымъ стражемъ, даже въ самомъ высокомъ градусѣ пьянства. Въ заключеніе мистеръ Морганъ присовокупилъ, уже изъ собственныхъ наблюденій, что миссъ Фотрингэй восхитительно играетъ и очень хороша собой.
   Мистриссъ Кридъ, квартирная хозяйка, подтвердила всѣ эти свѣдѣнія доктору Портману, который, разспрашивалъ ее самолично. Мистриссъ Кридъ не могла сказать ничего дурного о своей жилицѣ. Послѣдняя жила очень скромно и ни съ кѣмъ не видалась, кромѣ двухъ-трехъ товарокъ актрисъ. Капитанъ иногда заливалъ за галстухъ и неаккуратно платилъ за квартиру; но когда у него случались деньги, выплачивалъ сполна, или, лучше сказать, выплачивала миссъ Фотрингэй. Съ тѣхъ поръ, какъ молодой джентльменъ изъ Клевринга началъ брать уроки фехтованія, у Костигановъ прибавилось еще двое знакомыхъ: сэръ Дерби Оксъ, и его молодой другъ мистеръ Фокеръ, который частенько навѣщалъ ихъ, пріѣзжая изъ Беймута въ собственномъ экипажѣ. Но миссъ Фотрингэй рѣдко присутствовала на урокахъ фехтованія и большею частью уходила внизъ, къ хозяйкѣ.
   Обсудивъ эти свѣдѣнія, докторъ и маіоръ остались недовольны ими въ глубинѣ души. Маіоръ даже высказалъ вслухъ свое неудовольствіе; да и служитель церкви, кажется, огорчился тѣмъ, что ему неудалось подорвать репутацію миссъ Фотрингэй.
   Даже ея сношенія съ Пеномъ явились въ отчаянно благопріятномъ свѣтѣ.
   -- Всякій разъ, какъ онъ приходитъ, -- разсказывала мистриссъ Кридъ, -- она приглашаетъ меня и кого-нибудь изъ моихъ дѣтей. Душечка мистриссъ Кридъ,-- говоритъ она,-- посидите со мной и, ради Бога, не уходите изъ комнаты, пока этотъ молодой человѣкъ здѣсь. А я не разъ замѣчала, что бѣдный молодой человѣкъ не прочь былъ бы отдѣлаться отъ меня; онъ даже нарочно приходилъ въ такое время, когда я занята, но она сейчасъ же посылаетъ за кѣмъ-нибудь изъ моихъ ребятишекъ, если только при ней нѣтъ отца, или старичка Боуса, который даетъ ей уроки, или какой-нибудь подруги.
   Все это было совершенно вѣрно. Раньше, когда Пенъ еще не сдѣлалъ предложенія, миссъ Фотрингэй поощряла его страсть, но послѣ его деклараціи вооружилась неумолимымъ благоразуміемъ, которое тѣмъ сильнѣе разжигало его пылъ.
   Маіоръ, съ огорченіемъ, слѣдилъ за этимъ положеніемъ дѣлъ.
   -- Будь это мимолетная интрижка,-- говорилъ почтенный джентльменъ,-- я бы слова не сказалъ. Молодымъ людямъ свойственно расточать безумныя клятвы и продѣлывать глупости. Но постоянная, добродѣтельная страсть,-- это изъ рукъ вонъ. А все проклятое, романтическое, бабье воспитаніе.
   -- Позвольте вамъ замѣтить, маіоръ, что вы судите слишкомъ по свѣтски,-- возразилъ докторъ.-- По моему мнѣнію, чистая привязанность къ дѣвушкѣ своего круга и съ приличнымъ состояніемъ въ высшей степени желательна для Пена. Но, разумѣется, я не могу одобрить этого нелѣпаго увлеченія. Будь я опекунъ, я попросту запретилъ бы ему думать объ этой дѣвушкѣ.
   -- И этимъ самымъ заставили бы его обвѣнчаться съ ней завтра же. Теперь мы, по крайней мѣрѣ, выигрываемъ время и постараемся воспользоваться имъ наилучшимъ образомъ.
   -- Послушайте, маіоръ,-- сказалъ докторъ, въ заключеніе этого разговора,-- я, конечно, не охотникъ до театра, но думаю, что намъ не мѣшало бы посмотрѣть ее.
   Маіоръ засмѣялся: онъ уже двѣ недѣли прожилъ въ Фэроксѣ и, странно сказать, ни разу не подумалъ взглянуть на миссъ Фотрингэй.
   -- Что жь, сказалъ онъ,-- почему нѣтъ? Пока она не моя племянница, а актриса миссъ Фотрингэй и мы, также какъ всякій другой, имѣемъ право посмотрѣть ее за свои деньги.
   И такъ, въ одинъ прекрасный день, когда Пенъ долженъ былъ обѣдать дома и провести вечеръ съ матерью, оба джентльмена отправились въ Четтрисъ въ дорожномъ экипажѣ, гдѣ пообѣдали, какъ два старыхъ холостяка, въ гостинницѣ Георга.
   Кромѣ нихъ въ столовой оказалось только двое посѣтителей: офицеръ драгунскаго полка, квартировавшаго въ Четтрисѣ, и молодой джентльменъ, лицо котораго показалось маіору знакомымъ. Какъ бы то ни было, наши друзья оставили этихъ господъ за столомъ и поспѣшили въ театръ. Давали "Гамлета". Шекспиръ былъ однимъ изъ членовъ символа вѣры для доктора Портмана, который не упускалъ случая публично засвидѣтельствовать свое почтеніе къ великому писателю, по крайней мѣрѣ, однажды въ годъ.
   Мы уже описывали представленіе "Гамлета", и замѣтили при этомъ, что всякій, кому случилось хоть разъ видѣть миссъ Фотрингэй, могъ быть увѣренъ, что и въ слѣдующій разъ увидитъ буквально то же самое. Но оба джентльмена смотрѣли на нее съ величайшимъ любопытствомъ, зная, что она обворожила Пена.
   -- Чортъ побери,-- пробормоталъ маіоръ, когда она явилась на вызовъ и раскланивалась съ малочисленной аудиторіей,-- у нашего сорванца губа не дура.
   Докторъ громко и отъ души апплодировалъ.
   -- По чести, -- сказалъ онъ, -- она очень хорошая актриса; и, признаюсь, маіоръ, весьма и весьма привлекательна.
   -- Вонъ тотъ молодой офицеръ, въ ложѣ, раздѣляетъ ваше мнѣніе, -- отвѣчалъ маіоръ, указывая доктору Портману на молодого драгуна, котораго они уже видѣли въ гостинницѣ, и который теперь апплодировалъ съ величайшимъ энтузіазмомъ.-- Она очень умильно взглянула на этого молодца,-- подумалъ маіоръ,-- впрочемъ, это ея манера.-- Тутъ онъ уложилъ въ футляръ свой бинокль и спряталъ его въ карманъ, какъ будто съ него было довольно. Докторъ тоже не пожелалъ смотрѣть слѣдующую пьесу. И такъ, они встали и вышли изъ театра: докторъ поѣхалъ за своей супругой, которая была въ гостяхъ у декана, а маіоръ, въ глубокой задумчивости, побрелъ въ гостинницу, гдѣ для него былъ приготовленъ номеръ.
   

ГЛАВА X.
Встрѣча съ врагомъ.

   Добравшись помаленьку до гостинницы, маіоръ прослѣдовалъ въ свой номеръ и уже хотѣлъ взять свѣчку и ложиться спать, когда мистеръ Морганъ, поджидавшій его у дверей, заявилъ, свойственнымъ ему, лукаво почтительнымъ тономъ:
   -- Если вы потрудитесь заглянуть въ столовую, сэръ, то найдете тамъ молодого человѣка, котораго вамъ, по всей вѣроятности, будетъ пріятно увидѣть.
   -- Какъ, неужели мистеръ Артуръ здѣсь?-- съ сердцемъ воскликнулъ маіоръ.
   -- Нѣтъ, сэръ, здѣсь его близкій пріятель, мистеръ Фокеръ. Сынъ леди Агнесы, сэръ. Онъ уснулъ въ столовой послѣ обѣда и только сейчасъ проснулся и потребовалъ кофе. Я и подумалъ, сэръ, что вамъ, можетъ быть, интересно будетъ потолковать съ нимъ,-- прибавилъ камердинеръ, отворяя дверь въ столовую.
   Маіоръ вошелъ и дѣйствительно увидѣлъ мистера Фокера, который засѣдалъ въ столовой одинъ-одинешенекъ. Онъ тоже собирался въ театръ, но отяжелѣлъ послѣ сытнаго обѣда и, растянувшись на диванѣ, погрузился въ сонъ. Маіоръ раздумывалъ, какъ бы завязать съ нимъ разговоръ, но мистеръ Фокеръ, любезный и общительный, какъ всегда, предупредилъ его.
   -- Не угодно-ли просмотрѣть вечернюю газету, сэръ?-- спросилъ онъ, протягивая маіору номеръ "Globe".
   -- Очень вамъ благодаренъ,-- отвѣчалъ маіоръ съ улыбкой и вѣжливымъ поклономъ.Если меня не обманываетъ фамильное сходство, я имѣю честь говорить съ мистеромъ Генри Фокеромъ, сыномъ леди Агнесы Фокеръ. Я имѣю счастіе пользоваться знакомствомъ миледи, а вы, сэръ, вылитый портретъ Рошервиллей.
   -- Ба! простите, я принялъ васъ, -- мистеръ Фокеръ хотѣлъ сказать "я принялъ васъ за странствующаго прикащика", но остановился.-- Съ кѣмъ имѣю честь?..-- добавилъ онъ.
   -- Съ родственникомъ вашего друга и школьнаго товарища Артура Пенденниса, моего племянника, который часто говорилъ мнѣ о васъ въ самыхъ лестныхъ выраженіяхъ. Я маіоръ Пенденнисъ, о которомъ вы можетъ быть, слыхали отъ него. Позвольте мнѣ выпить стаканъ содовой воды за вашимъ столомъ. Я не разъ сиживалъ за столомъ вашего дѣдушки.
   -- Сэръ, я буду крайне польщенъ такой честью,-- отвѣчалъ мистеръ Фокеръ, самымъ почтительнымъ тономъ.-- Такъ вы дядя Артура Пенденниса, да?
   -- Дядя и опекунъ,-- подтвердилъ маіоръ.
   -- Чудеснѣйшій малый, отличный товарищъ, сэръ,-- заявилъ мистеръ Фокеръ.
   -- Радъ слышать это.
   -- И умница, да... вотъ я такъ всегда былъ оселъ осломъ, всегда... зато, сэръ, я умѣю цѣнить и уважать умныхъ людей.
   -- Ваши слова свидѣтельствуютъ столько же о вашей проницательности, сэръ, сколько о скромности,-- возразилъ маіоръ.-- Артуръ всегда отзывался съ похвалой о вашихъ способностяхъ.
   -- Ну нѣтъ, книги мнѣ не даются,-- отвѣчалъ мистеръ Фокеръ, мотая головой.-- и никогда не давались; вотъ Пенденнисъ,-- другое дѣло; онъ бывало строчилъ стихи для половины класса... Но вы его опекунъ, сэръ, и, надѣюсь, не обидѣтесь на меня, если я скажу, что при всемъ томъ онъ немножко того... какъ говорится, простецъ,-- заключилъ довольно неожиданно чистосердечный молодой человѣкъ.
   Маіоръ сразу почуялъ, что разговоръ принимаетъ конфиденціальный и интересный характеръ.
   -- Почему жъ такъ Артуръ простецъ?-- спросилъ онъ съ улыбкой.
   -- Вы сами знаете, -- отвѣчалъ Фокеръ, подмигивая маіору (онъ бы подмигнулъ, ничтоже сумняшеся, самому герцогу Веллингтону),-- вы сами знаете, что онъ простъ... насчетъ женскаго пола, я разумѣю.
   -- Не онъ первый ловится на эту удочку, дорогой мистеръ Гарри,-- отвѣчалъ маіоръ.-- Я кое-что слышалъ объ этомъ, -- но, если вы что-нибудь знаете, сдѣлайте одолженіе, разскажите.
   -- Охотно, сэръ, -- тѣмъ болѣе, что тутъ отчасти и я виноватъ. Мы отправились съ нимъ въ театръ, и Пенъ сразу втюрился въ миссъ Фотрингэй, -- ея настоящее имя Костиганъ, отличнѣйшая актриса... а на другой день я познакомилъ его съ генераломъ... такъ мы величаемъ ея отца... старый вояка и лихой питухъ!.. а тамъ и пошло... онъ сблизился съ ними, влюбился еще пуще и я -- не я, если не сдѣлалъ предложенія, -- заключилъ мистеръ Фокеръ, хвативъ кулакомъ по столу такъ, что посуда задребезжала.
   -- Какъ? вы тоже знаете объ этомъ? спросилъ маіоръ.
   -- Знаю-ли? еще бы! да и многіе знаютъ. Мы еще вчера толковали объ этомъ и поддразнивали Дэрби Окса, -- такъ что онъ изъ себя выходилъ. Вы знаете сэра Дэрби Окса? Мы съ нимъ обѣдали сегодня, а потомъ онъ пошелъ въ театръ. Мы стояли у дверей и курили, когда вы вошли въ столовую.
   -- Я зналъ его отца, сэра Томаса Окса, когда онъ еще не былъ ни баронетомъ, ни найтомъ; онъ жилъ въ Кавенднисъ-Скверѣ и состоялъ лейбъ-медикомъ при королевѣ Шарлоттѣ.
   -- Сынокъ-то протретъ глаза родительскимъ денежкамъ, могу васъ увѣрить, сэръ,-- замѣтилъ мистеръ Фокеръ.
   -- А что же сэръ Дэрби Оксъ тоже soupirant?-- спросилъ маіоръ тономъ, въ которомъ проглядывало безпокойство и радость.
   -- Тоже... что?-- переспросилъ мистеръ Фокеръ.
   -- Тоже обожатель миссъ Фотрингэй?
   -- Ну, еще бы! Мы его называемъ понедѣльникъ -- среда -- пятница, а Пена вторникъ -- четвергъ -- суббота. Только вы не думайте, чтобы она... Ни! ни! Миссъ Фотрингэй не оскандалится, слишкомъ себѣ на умѣ для этого. Она подманиваетъ одного, а другого держитъ въ запасѣ. О, запасливая дѣвица!
   -- Да и вы, кажется, себѣ на умѣ, мистеръ Фокеръ?-- засмѣялся маіоръ.
   -- Есть того малость, сэръ, благодарю васъ, а вы какъ?-- отвѣчалъ невозмутимый мистеръ Фокеръ.-- Звѣздъ не хватаю, что и говорить, ну, а въ житейскихъ дѣлахъ ничего, съумѣю извернуться, и знаю, гдѣ раки зимуютъ, какъ говорятъ мои добрые друзья. Могу я быть вамъ полезенъ, сэръ?
   -- По чести,-- радостно отвѣчалъ маіоръ,-- ваши услуги могутъ оказаться драгоцѣнными для меня. Вы свѣтскій человѣкъ, сэръ, а съ такими людьми всегда пріятно имѣть дѣло. Нужно-ли мнѣ говорить вамъ, что семейство Артура не можетъ одобрить эту нелѣпую интригу.
   -- Еще бы,-- подхватилъ мистеръ Фокеръ.-- Родство не ахтительное. Мы и свое пиво заваримъ; на что намъ ирландское? Такъ-ли, сэръ.
   -- Именно такъ,-- отвѣчалъ маіоръ, и принялся зондировать своего новаго знакомца на счетъ достойной семейки, съ которой собирался породниться его племянникъ. Вскорѣ онъ вывѣдалъ отъ этого нелицепріятнаго свидѣтеля кучу подробностей, касательно фамиліи Костигановъ.
   Надо отдать справедливость мистеру Фокеру: онъ очень благосклонно отзывался о моральныхъ достоинствахъ мистера и миссъ Костиганъ.
   -- Изволите видѣть, -- говорила, онъ, -- капитанъ охотникъ до чарки и если бы я хотѣлъ сберечь свои деньги, то не помѣстилъ бы ихъ въ его карманъ,-- но дочь свою онъ любитъ всей душой, и безчестнаго поступка не сдѣлаетъ, какъ и она. Ухаживаніе Пена извѣстно всей труппѣ: я слышалъ объ этоыъ отъ одной молодой особы, миссъ Роунси, семейство которой иногда приглашаетъ меня на чашку чая. Миссъ Роунси подруга миссъ Фотрингэй и говоритъ, что сэръ Дерби Оксъ ухаживаетъ за ней съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ его полкъ расположился здѣсь на квартирахъ, но недавно подъявился Пенъ и отбилъ у него красавицу. Теперь баронетъ распалился до того, что того и гляди самъ предложитъ ей руку. Желалъ бы я, чтобы онъ это сдѣлалъ: любопытно посмотрѣть, которому изъ двухъ миссъ Фотрингэй поднесетъ гарбузъ.
   -- Присоединяюсь къ вашему желанію,-- сказалъ маіоръ.-- Ваша бесѣда доставила мнѣ много удовольствія, мистеръ Фокеръ. Жалѣю, что не познакомился съ вами раньше.
   -- Я не люблю совать свой носъ въ чужія дѣла -- отвѣчалъ молодой человѣкъ.-- Не стану говорить, когда меня не спрашиваютъ, ну, а если спросятъ, скажу откровенно. Я слыхалъ, будто вашъ человѣкъ выспрашивалъ моего слугу, но я и самъ не зналъ хорошенько, какъ обстоитъ дѣло, пока миссъ Роунси и миссъ Фотрингэй не поссорились изъ-за страусоваго пера; тогда миссъ Роунси разсказала мнѣ обо всемъ.
   -- Миссъ Роунси, какъ видно, повѣренная ея тайнъ.
   -- Повѣренная? надо полагать. Она вдвое умнѣе Фотрингэй,-- и образованнѣе, вѣдь миссъ Фотрингэй развѣ что умѣетъ читать.
   -- Ну, и писать умѣетъ, -- сказалъ маіоръ, вспомнивъ о боковомъ карманѣ Пена.
   Фокерѣсардонически усмѣхнулся:
   -- Хе! хе! Роунси пишетъ за нее всѣ письма, и съ тѣхъ поръ, какъ онѣ повздорили, миссъ Фотрингэй не знаетъ, какъ ей быть. У миссъ Роунси прекрасный почеркъ, а та еле выводитъ какія-то каракули, да и читаетъ по складамъ, если Боусъ не помогаетъ ей. Въ послѣднее время Роунси писала за нее всѣ письма, -- славно, славна пишетъ.
   -- Я полагаю, вы имѣли случай убѣдиться въ этомъ, -- вкрадчиво замѣтилъ маіоръ. Мистеръ Фокеръ лукаво подмигнулъ.
   -- Дорого бы я далъ, чтобы имѣть образчикъ ея руки,-- продолжалъ маіоръ Пенденнисъ,-- вотъ если бы раздобыть его черезъ васъ.
   -- Нѣтъ, это было бы слишкомъ некрасиво, -- возразилъ Фокеръ.-- Впрочемъ, я думаю, что письма миссъ Фотрингэй не очень ужь плохи; только она упросила миссъ Роунси написать за нее первое письмо, а тамъ и остальныя... Во всякомъ случаѣ, повѣрьте мнѣ: пока онѣ не помирятся, писемъ не будетъ.
   -- Надѣюсь, что онѣ никогда не помирятся,-- съ чувствомъ сказалъ маіоръ.-- Какъ свѣтскій человѣкъ, вы, безъ сомнѣнія, понимаете, дорогой другъ мой, къ какимъ роковымъ послѣдствіямъ приведетъ моего племянника этотъ необдуманный шагъ. Вы понимаете, что мы сдѣлаемъ все, дабы освободить его отъ этого нелѣпаго обязательства.
   -- А онъ далеко зашелъ, -- сказалъ мистеръ Фокеръ,-- я читалъ его стихи; миссъ Роунси списала ихъ. Прочелъ я ихъ, да и говорю себѣ: нѣтъ, братъ, чортъ меня дери, если я когданибудь вздумаю писать стихи женщинѣ,-- это крышка!
   -- Онъ одурѣлъ отъ любви, какъ и многіе дурѣли до него. Вопросъ въ томъ, какъ бы ему открыть глаза на эту глупость, какъ его вылечить? Я увѣренъ, что вы, съ своей стороны, сдѣлаете все возможное, чтобы избавить вашего друга отъ сѣтей, въ которыя онъ запутался по милости этихъ двухъ интригановъ. По крайней мѣрѣ, и папенька и дочка кажутся мнѣ такими. Вѣдь очевидно,-- эта особа его не любитъ.
   -- Любить-то не любитъ, что и говорить? отвѣчалъ Фокеръ.-- Если бы у Пена не было двухъ тысячъ фунтовъ дохода...
   -- Если бы у Пена не было чего?-- съ изумленіемъ воскликнулъ маіоръ.
   -- Двухъ тысячъ годового дохода; развѣ у него нѣтъ двухъ тысячъ? Генералъ увѣряетъ, что есть.
   -- Другъ мой!-- воскликнулъ маіоръ, въ припадкѣ веселья, какое рѣдко замѣчали у этого степеннаго джентльмена,-- спасибо вамъ! спасибо! А, теперь начинаю понимать, въ чемъ дѣло.
   -- Двѣ тысячи фунтовъ дохода? Да, у его матери наберется фунтовъ пятьсотъ.-- Но она можетъ дожить -- и навѣрно доживетъ, до восьмидесяти лѣтъ, а у Артура нѣтъ ни гроша.
   -- Какъ? развѣ онъ не богатъ?-- спросилъ Фокеръ.
   -- Клянусь честью, у него нѣтъ ничего за душой.
   -- Такъ можетъ быть, вы оставите ему что-нибудь? Маіоръ помѣстилъ всѣ свои деньги въ общество пожизненнаго страхованія за пожизненную пенсію, такъ что ничего не могъ оставить Пену; но не сказалъ объ этомъ Фокеру.-- Много-ли можетъ оставить отставной маіоръ на половинной пенсіи?-- замѣтилъ онъ.-- Если эти господа разсчитывали на его состояніе, они жестоко ошиблись и... и вы меня сдѣлали счастливѣйшимъ человѣкомъ.
   -- Сэръ, все счастье на моей сторонѣ, -- вѣжливо отпарировалъ мистеръ Фокеръ, и затѣмъ они дружески пожали другъ другу руки и разошлись. Молодей человѣкъ обѣщался не уѣзжать изъ Четтриса, не переговоривъ еще разъ съ маіоромъ. И въ то время какъ маіоръ направлялся въ свою комнату, а мистеръ Фокеръ докуривалъ сигару, прислонившись къ дверямъ гостинницы Георга, Пенъ, безъ сомнѣнія, лежалъ въ постели, осыпая поцѣлуями письма своей Эмиліи.
   На слѣдующее утро, вкрадчивый маіоръ успѣлъ-таки выманить у мистера Фокера записочку миссъ Роунси. Урокъ женщинамъ быть осторожными по части писемъ. Затѣмъ маіоръ Пенденнисъ, въ самомъ веселомъ настроеніи духа, отправился къ доктору Портману, ночевавшему у декана, и сообщилъ ему объ открытіяхъ, сдѣланныхъ наканунѣ. Сидя въ дубовой столовой декана, они поглядывали черезъ лужайку на окно Костигановъ, у котораго такъ неосторожно появился бѣдный Пенъ три недѣли тому назадъ. Докторъ ужасно негодовалъ на мистриссъ Кридъ, утаившую частыя посѣщенія сэра Дэрби Окса, и грозился отлучить ее отъ церкви. Но благоразумный маіоръ находилъ, что дѣла идутъ какъ нельзя лучше; и чувствовалъ себя достаточно сильнымъ, чтобы сойтись лицомъ къ лицу съ капитаномъ Костиганомъ.
   -- Я иду биться съ дракономъ,-- сказалъ онъ, смѣясь, доктору Портману.
   -- А я благославляю васъ на битву и отъ души желаю вамъ успѣха,-- отвѣчалъ докторъ. Я думаю, что онъ, и мистриссъ Портманъ, и миссъ Мира, сидя въ гостиной своей доброй знакомой, деканши, не разъ, послѣ ухода маіора, поглядывали на вражеское окно, ожидая увидѣть признаки битвы.
   Маіоръ безъ труда отыскалъ небольшой подъѣздъ мистриссъ Кридъ Онъ вошелъ въ дверь и, поднимаясь въ квартиру капитана Костигана, услыхалъ топотъ и восклицанія: Ги! Ги!
   -- Сэръ Дэрби Оксъ учится фехтованію, -- сказалъ мальчуганъ, указывавшій путь маіору.-- Онъ беретъ уроки по понедѣльникамъ, средамъ и пятницамъ.
   Маіоръ постучалъ въ дверь, и черезъ нѣсколько мгновеніи ему отворилъ рослый мужчина съ рапирой и маской въ одной рукѣ, и фехтовальной перчаткой въ другой.
   Пенденнисъ вѣжливо поклонился.
   -- Если не ошибаюсь, я имѣю честь говорить съ капитаномъ Костиганомъ?-- мое имя маіоръ Пенденнисъ.
   Капитанъ отсалютовалъ рапирой и отвѣчалъ:
   -- Маіоръ, вся честь на моей сторонѣ; душевно радъ васъ видѣть.
   

ГЛАВА XI.
Переговоры.

   Маіоръ и капитанъ Костиганъ были старые солдаты, привыкшіе встрѣчать врага лицомъ къ лицу; мы можемъ быть увѣрены, что оба они сохранили присутствіе духа; но остальная публика, собравшаяся у Коса, была, кажется, немножко не въ своей тарелкѣ. Благоразумное сердечко миссъ Фотрингэй, повидимому, забилось сильнѣе, чѣмъ обыкновенно; такъ какъ личико ея вспыхнуло здоровымъ румянцемъ, когда поручикъ сэръ Дэрби Оксъ сердито насупился и взглянулъ на нее.
   Маленькій хромой старичекъ, сидѣвшій у окна и слѣдившій за состязаніемъ фехтующихъ (повидимому, онъ началъ было переписывать ноты, но топотъ и гвалтъ заставили его прервать это занятіе) съ безпокойствомъ взглянулъ на посѣтителя. Тѣмъ временемъ маіоръ, въ блестящихъ, какъ зеркало, сапогахъ, вошелъ въ комнату, отвѣшивая изящнѣйшіе поклоны всѣмъ присутствующимъ.
   -- Моя дочь., мой другъ, мистеръ Боусъ... мой благородный молодой ученикъ и, смѣю сказать, другъ, сэръ Дэрби Оксъ,-- говорилъ капитанъ, величественно помахивая рукой и указывая маіору каждое изъ перечисленныхъ лицъ.
   -- Сію минуту, маіоръ!-- съ этими словами онъ бросился въ сосѣднюю комнатку, служившую ему спальней, пригладилъ щеткой (замѣчательно древнимъ произведеніемъ искусства) свои рѣдкіе волосы, надѣлъ чистый воротничекъ, повязалъ новый галстухъ, который соорудила ему Эмилія, натянулъ новый сюртукъ, сшитый по случаю бенефиса миссъ Фотрингэй, и снова явился передъ гостемъ, дѣйствительно затративъ на эту сложную операцію не болѣе минуты. За нимъ исчезъ и сэръ Дэрби Оксъ и тоже явился, немного погодя, въ офицерскомъ муидирѣ, плотно охватывавшемъ его солидную особу,-- въ муидирѣ, которымъ восхищались онъ самъ и миссъ Фотрингэй, и даже бѣдняга Пенъ.
   Между тѣмъ гость вступилъ въ разговоръ съ актрисою и успѣлъ уже обмѣняться съ ней обычными замѣчаніями о погодѣ, когда капитанъ появился къ нимъ въ своей парадной "кожурѣ", какъ онъ выражался.
   -- Нужно-ли мнѣ извиняться передъ вами, маіоръ,-- сказалъ онъ тономъ изысканной вѣжливости,-- что я принялъ васъ въ такомъ видѣ?
   -- Для стараго солдата не можетъ быть болѣе благороднаго препровожденія времени, какъ обучать молодыхъ искусству владѣть шпагой,-- отвѣчалъ маіоръ столь же любезно.-- Я слыхалъ въ старину, что вы мастеръ по этой части, капитанъ Костиганъ.
   -- Какъ, неужели вы слышали о Джекѣ Костиганѣ, маіоръ!-- воскликнулъ польщенный капитанъ.
   Маіоръ, дѣйствительно, наслышался о немъ отъ своего племянника; и сказалъ, что очень хорошо помнитъ мистера Костигана, такъ какъ слышалъ его пѣніе за столомъ сэра Ричарда Страчака въ Вальхеренѣ.
   При этомъ заявленіи, высказанномъ съ самой любезной непринужденностью, Боусъ съ изумленіемъ вперился на гостя.
   -- Но мы потолкуемъ объ этомъ послѣ,-- продолжалъ маіоръ, быть можетъ, опасаясь промахнуться,-- цѣль моего настоящаго посѣщенія -- засвидѣтельствовать свое восхищеніе миссъ Фотрингэй,-- тутъ онъ снова поклонился такъ почтительно и любезно, точно стоялъ передъ герцогиней.
   -- Я слыхалъ о вашемъ талантѣ отъ моего племянника, который безъ ума отъ васъ, сударыня, какъ вы вѣроятно и сами замѣтили. Но Артуръ еще мальчишка, и притомъ очень увлекающійся, такъ что его мнѣнія нельзя принимать au pied de la lettre; вотъ я и рѣшился провѣрить ихъ самолично. Позвольте мнѣ заявить, что ваша игра изумила и восхитила меня. Я видѣлъ нашихъ лучшихъ артистокъ и, по чести, вы превосходите ихъ всѣхъ. Вы величественны, какъ мистриссъ Сиддонсъ...
   -- Что! я всегда говорилъ это,-- воскликнулъ Костиганъ, дѣлая знакъ дочери.-- Маіоръ, присядьте пожалуйста.-- Милли сняла съ единственнаго свободнаго стула распоротое шелковое платье, и съ изящнѣйшимъ реверансомъ предложила маіору сѣсть.
   -- Вы трогательны, какъ миссъ -- О'Нейль,-- продолжалъ онъ, кланяясь и усаживаясь,-- тэмбръ вашего голоса напоминаетъ мнѣ мистриссъ Іорданъ въ ея лучшее время, когда мы были молоды, капитанъ Костиганъ, а ваша манера напомнила мнѣ Марсъ. Вы видѣли Марсъ, миссъ Фотрингэй?
   -- Къ Кроу-Стритѣ были двѣ Майерсъ,-- отвѣчала миссъ Эмилія,-- Фанни еще туда сюда, но Бидди дрянцо.
   -- Милли, душечка, маіоръ, вѣроятно, говорилъ о богѣ войны,-- вмѣшался родитель.
   -- Нѣтъ, я говорилъ не объ этомъ Марсѣ, хотя Венерѣ, безъ сомнѣнія, простительно думать о немъ,-- возразилъ маіоръ, улыбаясь сэру Дэрби Оксу, появившемуся въ этотъ моментъ въ полномъ облаченіи. Но дѣвушка не поняла маіора, да и сэръ Дэрби, повидимому, вовсе не былъ польщенъ комплиментомъ или не понялъ его. По крайней мѣрѣ, онъ хмурился и поглядывалъ изъ подлобья на миссъ Фотрингэй, словно хотѣлъ сказать:-- на какого чорта затесался сюда этотъ господинъ?
   Маіоръ Пенденнисъ ничуть не огорчился этимъ обстоятельствомъ. Напротивъ, оно радовало его.-- Да это не на шутку соперникъ,-- думалъ онъ, отъ души желая, чтобы молодой офицеръ оказался не только соперникомъ, но и побѣдителемъ въ любовномъ состязаніи съ Пеномъ.
   -- Я, кажется, помѣшалъ вамъ фехтовать; но мнѣ придется скоро уѣхать изъ Чсттриса, и я боялся упустить случай познакомиться съ моимъ старымъ собратомъ по оружію и лично засвидѣтельствовать свое почтеніе той, которая такъ восхитила меня на сценѣ. Не я одинъ восторгался вами вчера, миссъ Фотрингэй (если позволите такъ называть васъ: мнѣ очень хорошо извѣстно, что вы принадлежите къ старинной и благородной фамиліи). Мой пріятель, очень почтенный человѣкъ, бывшій со мною въ театрѣ, уѣхалъ домой въ восторгѣ отъ Офеліи; я видѣлъ также, что сэръ Дэрби Оксъ поднесъ вамъ букетъ. Знай я, что мнѣ придется увидѣть, я бы и самъ запасся букетомъ. Не онъ-ли это красуется на каминѣ, въ стаканѣ съ водой?
   -- Я обожаю цвѣты,-- сказала Эмилія, бросая томный взглядъ на сэра Дэрби Окса. Но баронетъ только сердито фыркнулъ.
   -- Я вашъ ученикъ, бравый солдатъ,-- сказалъ онъ Костигану.
   -- Украшеніе арміи и всего рода человѣческаго,-- подхватилъ капитанъ.-- Прекрасныя манеры, душевный малый, княжеское состояніе. Какой столь держитъ, какъ его любятъ въ полку! Лихой малый,-- и отличный наѣздникъ.
   -- Рыцарь съ головы до пятъ,-- замѣтилъ маіоръ съ улыбкой.-- Навѣрное дамы безъ ума отъ него.
   -- Онъ слишкомъ толстъ,-- сказала Милли,-- но не дуренъ, пока еще молодъ. Только въ разговорѣ совсѣмъ плохъ.
   -- Да, въ сѣдлѣ лучше,-- замѣтилъ мистеръ Боусъ; а Милли разсказала, что баронетъ взялъ третій призъ на скачкѣ съ препятствіями. Слушая ее, маіоръ убѣждался, что красавица и сама не отличается геніальностью, и недоумѣвалъ, какъ такая дурында можетъ такъ хорошо играть.
   Костиганъ хлѣбосольный, какъ всѣ ирландцы, предложилъ гостямъ закусить. Маіоръ былъ сытехонекъ, но объявилъ, что охотно съѣстъ бисквитъ и выпьетъ рюмку вина, такъ какъ съ утра ничего не ѣлъ. Онъ зналъ, что это льститъ хозяевамъ, которые всегда склонны относиться благодушно къ тѣмъ, кто пользуется ихъ радушіемъ.
   -- Вели подать старой мадеры, милочка,-- сказалъ Костиганъ, мигнувъ дочери. Она отвѣтила ему такимъ же выразительнымъ взглядомъ, вышла изъ комнаты, спустилась съ лѣстницы и, тихонько кликнувъ своего маленькаго разсыльнаго Томми Крида, велѣла ему купить бутылку мадеры въ погребѣ, и на шесть пенсовъ бисквитовъ у булочника, причемъ обѣщала ему два бисквита въ награду, если онъ поторопится.
   Пока Томми Кридъ исполнялъ ея порученіе, миссъ Костиганъ сидѣла внизу у мистриссъ Кридъ, и разсказывала хозяйкѣ, что къ нимъ явился дядя Артура Пенденниса,
   -- "Цвѣтку цвѣты" -- такъ, кажется, говорится въ пьесѣ, спросилъ маіоръ Пенденнисъ, желая во что бы то ни стало быть любезнымъ.
   -- Не знаю... Должно быть такъ. Я не охотникъ до книгъ,-- буркнулъ сэръ Дэрби.
   -- Возможно-ли это?-- подхватилъ маіоръ съ притворнымъ изумленіемъ.-- Значитъ вы не унаслѣдовали литературныхъ вкусовъ вашего батюшки, сэръ Дэрби? Онъ былъ чрезвычайно образованный человѣкъ, я имѣлъ честь пользоваться его расположеніемъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- сказалъ офицеръ, сердито мотнувъ головой.
   -- Онъ спасъ мнѣ жизнь,-- продолжалъ Пенденнисъ.
   -- Неужели?-- воскликнула миссъ Фотрингэй, сдѣлавъ большіе глаза и бросивъ удивленный взглядъ на маіора. Затѣмъ она съ благодарностью взглянула на сэра Дэрби, -- но молодой человѣкъ, повидимому, вовсе не былъ тронутъ, и нисколько не радовался, что его отецъ, лекарь, спасъ жизнь маіору. Напротивъ, онъ, кажется, предпочелъ бы, чтобы покойникъ отправилъ его къ праотцамъ.
   -- Я слыхалъ, что мой отецъ былъ хорошій докторъ,-- сказалъ онъ.-- Но я не интересуюсь медициной. Имѣю честь кланяться, сэръ. У меня есть дѣло... Косъ, прощай... до свиданія, миссъ Фотрингэй.-- Съ этими словами драгунъ сухо поклонился и, несмотря на умоляющіе взгляды и заманчивыя улыбки молодой хозяйки, вышелъ изъ комнаты. Друзья наши слышали, какъ сабля его загремѣла по лѣстницѣ, какъ онъ сердито выбранилъ маленькаго Тома Крида, расположившагося въ самыхъ дверяхъ съ своимъ волчкомъ и, загнувъ крѣпкое словцо, выбрался на улицу.
   Маіоръ сохранилъ невозмутимо-серьезный видъ, хотя ему смертельно хотѣлось смѣяться.
   -- Прекрасный молодой человѣкъ маіоръ, -- милый, учтивый старичекъ, говоритъ, точно бисеръ нижетъ; а сэръ Дэрби ушелъ въ сердцахъ, изъ себя выходя отъ ревности, и она теперь не знаетъ, какъ бы ихъ помирить.
   -- Она у насъ заведуетъ погребомъ, маіоръ,-- сказалъ капитанъ, когда дѣвушка вышла изъ комнаты.
   -- По чести, у васъ прекрасная ключница,-- любезно отвѣчалъ маіоръ,-- и я не удивляюсь, что молодые люди безъ ума отъ нея. Когда мы съ вами были молоды, капитанъ, я думаю и не такія красавицы кружили намъ головы?
   -- Вѣрно, ваша правда, сэръ,-- и счастье тому, кто добьется ея руки. Спросите моего друга Боба Боуса, онъ скажетъ вамъ, что душевныя качества миссъ Фотрингэй не уступаютъ ея внѣшности, что она обладаетъ просвѣщеннымъ умомъ, здравымъ смысломъ и кроткимъ характеромъ.
   -- О, безъ сомнѣнія, -- подтвердилъ мистеръ Боусъ довольно сухо.-- Но вотъ наша стыдливая Геба возвращается изъ погреба. Не пора-ли на репетицію, миссъ Геба? А то вѣдь васъ оштрафуютъ, если опоздаете,-- тутъ онъ значительно поглядѣлъ на дѣвушку, давая ей понять, что пора бы оставить стариковъ наединѣ.
   Миссъ Геба, по прежнему улыбающаяся, веселая и милая, надѣла шляпку и шаль, а Боусъ свернулъ въ трубку свои бумаги и заковылялъ въ уголъ, гдѣ лежали его шайка и костыль.
   -- Вы уходите,-- сказалъ маіоръ.-- Такъ вы не можете подарить намъ еще нѣсколько минутъ? Позвольте же старому холостяку пожать вашу ручку, и повѣрьте, что я считаю за честь знакомство съ вами и отъ души желалъ бы сдѣлаться вашимъ другомъ.
   Миссъ Фотрингэй низко присѣла въ отвѣтъ на эту учтивую рѣчь, а маіоръ проводилъ ее до дверей и съ отеческой нѣжностью пожалъ ея ручку. Боусъ былъ рѣшительно смущенъ этой любезностью.-- Не могутъ же родственники мальчугана сочувствовать этой женитьбѣ,-- думалъ онъ, слѣдуя за Милли.
   -- Теперь къ дѣлу, -- подумалъ маіоръ Пенденнисъ, а мистеръ Костиганъ, не теряя времени, воспользовался отсутствіемъ дочери, чтобы покончить съ виномъ; и трясущимися руками наливалъ рюмку за рюмкой. Маіоръ подошелъ къ столу, попробовалъ вино и причмокнулъ съ видомъ знатока. Если бы это вино было изъ погребовъ самого лорда Стейна, а не дрянное пойло изъ провинціальнаго погребка, -- онъ не могъ бы выказать большаго восхищенія.
   -- Добрая мадера, капитанъ Костиганъ, -- сказалъ онъ.-- Гдѣ вы добыли такую? За здоровье вашей очаровательной дочери! Ей-Богу, капитанъ, я не удивляюсь, что молодые люди сходятъ съума по ней. Я въ жизнь свою не встрѣчалъ такихъ чудныхъ глазъ, такихъ прекрасныхъ манеръ. Не сомнѣваюсь, что она также умна, какъ прекрасна; и также добра, какъ умна.
   -- Добрая дѣвочка, сэръ -- добрая дѣвочка -- отвѣчалъ обрадованный отецъ,-- отъ всей души присоединяюсь къ вашему тосту. Я пошлю за... я прикажу подать еще бутылочку? Это одна минута. Нѣтъ? не хотите? Да, сэръ, будьте увѣрены, что она добрая дѣвочка,-- утѣха и гордость своего отца -- стараго честнаго Джека Костигана. Кто на ней женится -- найдетъ въ ней золото, а не жену; пью за его здоровье -- вы понимаете, на кого я мѣчу, маіоръ?
   -- Я ничуть не удивляюсь, что и старъ и малъ влюбляются въ нее,-- отвѣчалъ маіоръ,-- и скажу вамъ откровенно: я сердился на моего племянника, когда узналъ объ его увлеченіи; но теперь, когда я увидѣлъ предметъ его страсти, прощаю ему отъ всего сердца. Клянусь Георгомъ, не будь я такъ старъ и бѣденъ, я бы и самъ не прочь вступить съ нимъ въ состязаніе.
   -- И съумѣли бы постоять за себя, маіоръ,-- воскликнулъ Джекъ въ полномъ восхищеніи.-- Ваше расположеніе, сэръ, крайне лестно для меня. Вашъ отзывъ о моей дочери вызываетъ слезы на мои глаза -- слезы, сэръ, честныя слезы, и когда она оставитъ мою скромную хижину, чтобы переселиться въ ваши роскошные чертоги, я увѣренъ, что тамъ найдется уголокъ и для ея бѣднаго старикашки отца, для бѣднаго старикашки Джека Костигана.
   Капитанъ не солгалъ; налитые кровью глаза его, дѣйствительно, подернулись слезами.
   -- Ваши чувства дѣлаютъ вамъ честь,-- отвѣчалъ маіоръ.-- Но, капитанъ Костиганъ, одна подробность въ вашихъ словахъ невольно заставляетъ меня улыбнуться.
   -- Что же именно?-- спросилъ капитанъ, съ трудомъ отрѣшаясь отъ наплыва возвышенныхъ чувствъ.
   -- Вы упомянули о роскошныхъ чертогахъ,-- это, вѣроятно, усадьба моей сестры?
   -- Я говорилъ о Фэроксъ-Паркѣ, объ имѣньѣ и усадьбѣ Артура Пенденниса, эсквайра, котораго я надѣюсь видѣть членомъ парламента отъ города Клевринга, когда возрастъ позволитъ ему принять это отвѣтственное званіе, -- съ достоинствомъ возразилъ капитанъ.
   Маіоръ улыбнулся.
   -- Фэроксъ-Паркъ, дорогой другъ мой?-- сказалъ онъ.-- А вы знаете нашу исторію? Мы дѣйствительно принадлежимъ къ древней фамиліи, но я началъ свою карьеру съ такими ничтожными средствами, что едва могъ купить офицерскій патентъ, а мои старшій братъ былъ провинціальнымъ аптекаремъ и пріобрѣлъ все свое состояніе микстурами и пилюлями.
   -- Я согласенъ не обращать вниманія на это обстоятельство,-- величественно объявилъ капитанъ,-- такъ какъ вы принадлежите къ хорошей фамиліи.
   -- Каковъ нахалъ!-- подумалъ маіоръ, однако ничего не сказалъ, а только улыбнулся и поклонился.
   -- Костиганамъ тоже пришлось испытать превратность судьбы; и прежняя слава Костигановъ изъ Костиганъ-Кестля давно померкла. Я знавалъ въ числѣ аптекарей весьма почтенныхъ людей, сэръ, нѣкоторые изъ нихъ, въ Дублинѣ, даже приглашались къ столу лорда намѣстника.
   -- Вы очень снисходительны,-- отвѣчалъ маіоръ, -- но позвольте мнѣ замѣтить, что вопросъ собственно не въ этомъ. Вы сейчасъ говорили о моемъ племянникѣ, какъ о наслѣдникѣ Фэроксъ-Парка и не знаю какихъ еще богатствъ.
   -- Я говорилъ о родовомъ имѣньѣ, маіоръ, хотя не сомнѣваюсь, что и вы оставите ему что-нибудь.
   -- А я повторяю вамъ, добрѣйшій мой, что Пенъ -- сынъ провинціальнаго аптекаря и не получитъ ни гроша, когда достигнетъ совершеннолѣтія.
   -- Та-та-та! шутите, маіоръ!-- возразилъ Костиганъ,-- точно я не знаю, что мой молодой другъ получитъ двѣ тысячи фунтовъ дохода.
   -- Двѣ тысячи палокъ!.. Виноватъ, милѣйшій! но неужто малый нахвасталъ вамъ?-- этого я въ немъ никогда не замѣчалъ. Даю вамъ слово, какъ джентльменъ и душеприкащикъ моего брата, что послѣ него осталось не болѣе пятисотъ фунтовъ.
   -- Что же, и то недурно, сэръ,-- отвѣчалъ капитанъ.-- Я знавалъ въ Ирландіи людей съ пятью стами фунтовъ дохода; у нихъ и винцо водилось, и собственный экипажъ, все честь-честью, сэръ,-- разумѣется, при строгой экономіи. Вотъ увидите, какъ мы лихо заживемъ,-- не будь я Джекъ Костиганъ!
   -- Дорогой мой капитанъ Костиганъ, даю вамъ слово, что мой братъ не оставилъ ни гроша своему сыну Артуру.
   -- Да вы потѣшаетесь надо мною, маіоръ Пенденнисъ?-- воскликнулъ Джекъ Костиганъ.-- Вы смѣетесь надъ чувствами отца и джентльмена.
   -- Я сообщаю вамъ чистѣйшую правду,-- отвѣчалъ маіоръ Пенденнисъ.-- Все состояніе моего брата, до послѣдняго шиллинга принадлежитъ его вдовѣ, правда, съ тѣмъ, что послѣ ея смерти переходитъ къ сыну. Но она еще молода и можетъ выйти замужъ, если поссорится съ сыномъ,-- наконецъ, просто можетъ пережить его: въ ея семействѣ всѣ доживали до глубокой старости. Спрашиваю васъ, какъ человѣка, знающаго жизнь и джентльмена, много-ли она можетъ удѣлить изъ этихъ пятисотъ фунтовъ, которые представляютъ весь ея доходъ,-- своему сыну и хватитъ-ли этой доли, чтобы жить ему съ женой на такой ногѣ, какъ приличествуетъ достоинствамъ такой прекрасной леди.
   -- А я слишкомъ хорошо понимаю, что молодой джентльменъ, вашъ племянникъ, котораго я пригрѣлъ на своей груди и лелѣялъ какъ родного сына, гнусный обманщикъ, посмѣявшійся надъ чувствами моей дочери, -- заоралъ капитанъ внѣ себя отъ бѣшенства.-- Берегитесь, сэръ, берегитесь затронуть честь Джека Костигана.-- Всякій, кто осмѣлится на это, отвѣтитъ мнѣ своей кровью,-- будь онъ молодой или старикъ, все равно.
   -- Мистеръ Костиганъ!-- крикнулъ маіоръ.
   -- Мистеръ Костиганъ съумѣетъ постоять за свою честь и за честь своей дочери, сэръ,-- продолжалъ капитанъ.-- Не угодно-ли заглянуть въ этотъ комодъ; въ немъ хранится груда писемъ отъ этого змѣеныша, къ моему невинному дитяти. Тутъ цѣлый ворохъ обѣщаній, сэръ, и когда я притяну этого негодяя къ суду и изобличу его вѣроломство и безсовѣстность,-- тогда я прибѣгну къ иному средству защиты,-- вотъ онъ въ этомъ ящикѣ краснаго дерева, и съумѣю раздѣлаться со всякимъ -- замѣтьте мои слова, маіоръ Пенденнисъ,-- со всякимъ, кто посовѣтовалъ вашему племяннику оскорбить солдата и джентльмена. Какъ! сынъ какого-нибудь лекаришки осмѣлится оскорбить мою дочь, опозорить мои сѣдые волосы! Чортъ побери! я покажу, какъ задѣвать меня.
   -- Если я правильно понимаю ваши слова, вы грозите: во-первыхъ, опубликовать письма восемнадцатилѣтняго мальчика къ двадцативосьмилѣтней дѣвушкѣ, а во-вторыхъ, сдѣлать мнѣ честь вызвать меня на дуэль?-- совершенно хладнокровно спросилъ маіоръ.
   -- Вы совершенно правильно поняли мои намѣренія, маіоръ Пенденнисъ, отвѣчалъ капитанъ, закручивая внизъ свои взъерошенные усы.
   -- Очень хорошо; мы еще обсудимъ это, но прежде чѣмъ дошло до пистолетовъ, потрудитесь обдумать, милѣйшій, чѣмъ собственно я оскорбилъ васъ. Я вамъ сообщилъ, что мой племянникъ зависитъ отъ своей матери, у которой врядъ-ли наберется пятьсотъ фунтовъ дохода.
   -- Я остаюсь при своемъ мнѣніи на счетъ точности вашего сообщенія,-- сказалъ капитанъ.
   -- Не угодно-ли вамъ отправиться къ повѣренному моей сестры, мистеру Тэтему, и удостовѣриться самолично?
   -- Я знать не хочу никакихъ повѣренныхъ, -- возразилъ капитанъ съ нѣкоторымъ смущеніемъ.-- Если вы сказали правду, значитъ, я безсовѣстно обманутъ, и раздѣлаюсь съ обманщикомъ.
   -- То-есть съ моимъ племянникомъ?-- крикнулъ маіоръ, вставая и нахлобучивая шляпу.-- Да развѣ онъ говорилъ вамъ, что имѣетъ двѣ тысячи фунтовъ дохода. Если говорилъ, то я не узнаю Пена. Въ нашей семьѣ не лгутъ, мистеръ Костиганъ, и сыну моего брата до сихъ поръ негдѣ было научиться лгать. Не сами-ли вы обманулись, повѣривъ нелѣпымъ росказнямъ со стороны. Что касается меня, сэръ, то я, повѣрьте, не испугаюсь всѣхъ Костигановъ въ Ирландіи и съумѣю защититься отъ всякихъ угрозъ. Я явился сюда, какъ опекунъ моего племянника, протестовать противъ нелѣпаго и неравнаго брака, который не можетъ привести ни къ чему, кромѣ несчастія и горя, и препятствуя ему, я дѣйствую столько же въ интересахъ вашей дочери (въ достоинствахъ которой не сомнѣваюсь), сколько въ интересахъ моей семьи. И я разстрою этотъ бракъ, сэръ, воспользовавшись всѣми средствами, какія будутъ въ моемъ распоряженіи. Вотъ все, что я имѣлъ вамъ сказать, сэръ.
   -- А я имѣю еще кое-что, маіоръ Пенденнисъ, -- и вы услышите обо мнѣ,-- свирѣпо объявилъ мистеръ Костиганъ.
   -- Чортъ побери, что вы хотите сказать, сэръ?-- крикнулъ маіоръ, поворачиваясь и устремивъ взглядъ на безстрашнаго Костигана.
   -- Вы, кажется, остановились въ гостинницѣ Георга, сэръ,-- отвѣчалъ капитанъ значительнымъ тономъ.-- Одинъ изъ моихъ друзей будетъ имѣть честь явиться къ вамъ.
   -- Пусть же онъ поторопится, мистеръ Костиганъ, -- крикнулъ маіоръ, тоже потерявшій терпѣніе.-- Счастливо оставаться.-- Капитанъ Костиганъ величественно поклонился и проводилъ гостя до площадки лѣстницы.
   

ГЛАВА XII,
въ которой собираются стрѣляться.

   Мы уже упоминали въ нашемъ разсказѣ о мистерѣ Гарбетсѣ, первомъ трагикѣ, многообѣщающемъ молодомъ актерѣ, съ атлетическими мускулами и развеселыми наклонностями, закадычномъ другѣ мистера Костигана. Оба служили главнымъ украшеніемъ дружескаго кружка собутыльниковъ, собиравшагося въ гостинницѣ "Сороки", помогали другъ другу въ различныхъ сдѣлкахъ по уплатѣ счетовъ и т. п., и обязательно ссужали другъ друга взаимнымъ поручительствомъ на векселяхъ. Словомъ, ихъ соединяла тѣснѣйшая дружба; и потому капитанъ Костиганъ тотчасъ по уходѣ маіора послалъ за мистеромъ Гарбетсомъ, дабы посовѣтоваться съ нимъ о своемъ щекотливомъ дѣлѣ. Мистеръ Гарбетсъ былъ рослый мужчина свирѣпаго вида, съ громоподобнымъ голосомъ и великолѣпнѣйшими икрами, шутя ломавшій кочергу своими желѣзными лапами.
   -- Слетай-ка, Томми,-- сказалъ мистеръ Костиганъ маленькому посланцу,-- за мистеромъ Гарбетсомъ, на квартиру, знаешь, надъ мясной лавкой, да забѣги въ погребокъ и вели прислать два стакана горячаго грога.-- Томми отправился, и вскорѣ мистеръ Гарбетсъ и грогъ явились къ услугамъ капитана.
   Капитанъ Костиганъ не счелъ нужнымъ передавать своему другу во всѣхъ подробностяхъ вышеприведенную бесѣду, а вдохновившись горячимъ грогомъ, настрочилъ маіору грозное посланіе, требуя, чтобы тотъ отказался отъ своего намѣренія помѣшать браку и назначилъ день свадьбы въ самомъ непродолжительномъ времени, или далъ бы ему, капитану, удовлетвореніе, какъ принято между порядочными людьми. Далѣе капитанъ намекалъ, что въ случаѣ отказа, онъ будетъ вынужденъ прибѣгнуть къ хлысту, съ помощью котораго и заставитъ маіора принять вызовъ. Мы не можемъ въ точности передать письма, -- по причинамъ, которыя будутъ сейчасъ объяснены, но можемъ поручиться, что оно было написано самымъ пышнымъ слогомъ, и припечатано серебряной печатью Костигановъ -- единственной фамильной реликвіей, сохранившейся у капитана.
   Съ этимъ письмомъ Гарбетсъ отправился къ маіору, напутствуемый благословеніями и крѣпкимъ рукопожатіемъ "генерала". Оставшись одинъ, послѣдній досталъ свои старые, заслуженные дуэльные пистолеты, проучившіе уже много добрыхъ молодцевъ въ Дублинѣ. Осмотрѣвъ ихъ и убѣдившись, что убійственное оружіе въ полномъ порядкѣ, онъ вытащилъ изъ комода письма и стихи Пена, которые всегда прочитывалъ самъ, прежде чѣмъ дать Эмиліи.
   Минутъ черезъ двадцать Гарбетсъ вернулся, въ разстроенныхъ чувствахъ, съ вытянутой физіономіей.
   -- Видѣлъ маіора?-- спросилъ капитанъ.
   -- Видать-то видѣлъ,-- отвѣчалъ Гарбетсъ.
   -- Когда же?-- сказалъ Костиганъ, пробуя собачку и поднимая пистолетъ на уровень съ своимъ "буркаломъ", какъ величалъ онъ собственныя налитыя кровью очи.
   -- Что когда?
   --Дуэль! Когда дуэль, дружище?
   -- Неужто вы замышляли смертоубійство, капитанъ?-- съ ужасомъ воскликнулъ Гарбетсъ.
   -- За какимъ же чортомъ я посылалъ тебя, Гарбетсъ?-- ну да, я укокошу этого господина, задѣвшаго мою честь, или самъ паду жертвой рока.
   -- Да разрази меня Богъ, если я стану передавать вашъ вызовъ!-- возразилъ мистеръ Гарбетсъ,-- я человѣкъ семейный и не хочу имѣть дѣло съ пистолетами; вотъ ваше письмо,-- и, къ великому негодованію и изумленію капитана, онъ положилъ на столъ конвертъ, украшенный гербовой печать разгонистыми каракулями капитана.
   -- Такъ ты видѣлъ его и все-таки не передалъ письмо?-- яростно завопилъ Костиганъ.
   -- Видѣлъ, но говорить съ нимъ не могъ, капитанъ,-- сказалъ мистеръ Гарбетсъ.
   -- Почему, чортъ тебя дери?
   -- Тамъ былъ господинъ, съ которымъ ни мнѣ, ни вамъ не слѣдуетъ встрѣчаться,-- отвѣчалъ трагикъ гробовымъ голосомъ.-- Кляузникъ Тэтемъ -- вотъ кого я тамъ встрѣтилъ, капитанъ.
   -- Трусливая скотина!-- заревѣлъ капитанъ.-- Струсилъ и затѣваетъ какую-нибудь ябеду противъ меня.
   -- Я не хочу путаться въ вашу грызню, вотъ что я вамъ скажу,-- продолжалъ Гарбетсъ угрюмо.-- Нелегкая нанесла меня на этого Тэтема, да и...
   -- "Прикуси языкъ, Бобъ Экрисъ, ты, кажется, такой же трусъ",-- сказалъ капитанъ, цитируя слова сэра Люціуса О`Триггера, роль котораго съ успѣхомъ исполнялъ на сценѣ. Затѣмъ, поговоривъ еще немного, друзья разстались въ довольно скверномъ настроеніи духа. Мы привели только существенную часть ихъ разговора; но и изъ нея читатель можетъ усмотрѣть, почему мы не могли цитировать слово въ слово письмо капитана къ маіору Пенденнису; дѣдовъ томъ, что оно никогда не было распечатано маіоромъ.
   Вернувшись съ репетиціи, въ сопровожденіи вѣрнаго Боуса, миссъ Костиганъ застала отца въ сильнѣйшей ажитаціи; онъ расхаживалъ большими шагами взадъ и впередъ по комнатѣ, распространяя сильный запахъ грога, какъ видно отнюдь не успокоившаго его расходившіяся страсти.
   На столѣ, среди пустыхъ стакановъ и чайныхъ ложечекъ, служившихъ для размѣшиванія пунша, возвышалась груда писемъ Артура. Когда Эмилія вошла въ комнату, онъ схватилъ ее за руки и воскликнулъ трагическимъ голосомъ, проливая горькія слезы:
   -- Дитя мое, мое дорогое дитя! приготовься къ жестокой вѣсти!
   -- Опять ты нализался, папа,-- сказала Эмилія, отталкивая нѣжнаго родителя.-- А обѣщалъ не пить до обѣда.
   -- Я выпилъ... ну да, выпилъ, чтобы забыть свое горе, бѣдная моя дѣвочка,-- стопалъ сокрушенный отецъ,-- выпилъ, чтобы потопить свою скорбь въ чаркѣ.
   -- Вашу скорбь, однако, не легко утопить, милѣйшій капитанъ,-- сказалъ Боусъ, передразнивая тонъ своего друга.-- Что случилось? Ужь не обидѣлъ-ли васъ тотъ сладкорѣчивый джентльменъ въ парикѣ?
   -- Льстивый лицемѣръ! Я жажду его крови, -- заревѣлъ капитанъ. Тѣмъ временемъ, миссъ Милли, ускользнувъ отъ родительскихъ объятій, прошла въ свою комнату снять шляпку и шаль.
   -- Я такъ и думалъ, что онъ замышляетъ пакость. Слишкомъ ужь онъ любезничалъ, -- замѣтилъ Боусъ.-- Въ чемъ же дѣло?
   -- О, Боусъ! онъ уничтожилъ меня!-- отвѣчалъ капитанъ.-- Адскій заговоръ противъ моей бѣдной дѣвочки... Оба Пенденниса, дядя и племянникъ, адскіе предатели и злодѣи,-- ихъ нужно стереть съ лица земли.
   -- Да что такое? Въ чемъ дѣло?-- повторилъ Боусъ, начиная не въ шутку тревожиться.
   Костиганъ объяснилъ ему, что, по словамъ маіора, у молодого Пенденниса нѣтъ ни двухъ тысячъ, ни двухъ сотъ фунтовъ дохода; и разразился бѣшеными проклятіями себѣ самому, за то, что пригрѣлъ на своей груди змѣеныша, позволилъ предателю увиваться и ухаживать за невинной дѣвушкой.-- Но я отбросилъ отъ себя эту змѣю,-- заключилъ капитанъ -- а его дядя... о, я раздѣлаюсь съ нимъ такъ, что онъ всю жизнь будетъ каяться и сожалѣть о той минутѣ, когда осмѣлился нанести оскорбленіе Костигану.
   -- Что вы хотите сказать, генералъ?-- спросилъ Боусъ.
   -- То, что онъ поплатится жизнью,-- своей презрѣнной, подлой жизнью,-- отвѣчалъ капитанъ, ударивъ кулакомъ по ящику съ пистолетами, съ самымъ кровожаднымъ видомъ. Боусъ уже не первый разъ слышалъ, какъ капитанъ обращался къ смертоносному ящику, угрожая стереть съ лица земли своихъ враговъ; и потому не обратилъ особеннаго вниманія на его слова, тѣмъ болѣе, что капитанъ скрылъ отъ него исторію съ вызовомъ, посланнымъ маіору Пенденнису.
   Въ эту минуту миссъ Фотрингэй вернулась въ гостиную,-- по прежнему цвѣтущая, веселая и невозмутимая, -- представляя разительный и пріятный контрастъ съ обурѣваемымъ скорбью, гнѣвомъ и другими страстями отцомъ. Она держала въ рукахъ пару атласныхъ башмачковъ сомнительной бѣлизны, и намѣревалась вычистить ихъ по возможности хлѣбнымъ мякишемъ, такъ какъ ей предстояло надѣть ихъ въ ближайшую пятинцу, дабы сводить съ ума публику въ роли Офеліи.
   Она взглянула на бумаги, валявшіяся на столѣ, хотѣла что-то сказать, но раздумала и, подойдя къ буфету, достала изъ него ломоть хлѣба для башмаковъ, потомъ вернулась къ столу, усѣлась поудобнѣе и тогда уже сказала отцу:
   -- Зачѣмъ вы достали письма, стихи и всю эту рухлядь, папа? Неужели вы собираетесь перечитывать этотъ вздоръ.
   -- О, Эмилія! этотъ мальчишка, котораго я лелѣялъ, какъ родного сына, оказался негодяемъ и обманщикомъ, моя бѣдная дѣвочка!-- воскликнулъ капитанъ, бросая трагическій взоръ на Боуса, который, съ своей стороны, съ нѣкоторымъ безпокойствомъ взглянулъ на миссъ Костиганъ.
   -- Что за вздоръ! Онъ простъ, какъ школьникъ,-- отвѣчала она.-- Всѣ эти молокососы пишутъ глупые стишки.
   -- Онъ поступилъ, какъ предатель, какъ змѣя, пригрѣтая у моего очага,-- вопилъ капитанъ.-- Говорю тебѣ, онъ просто обманщикъ.
   -- Да что онъ, бѣдняжка, сдѣлалъ?-- спросила Эмилія.
   -- Обманулъ насъ самымъ жестокимъ образомъ, -- отвѣчалъ родитель -- Надругался надъ твоей нѣжностью и оскорбилъ мои завѣтнѣйшія чувства. Онъ выдавалъ себя за богатаго человѣка, а теперь оказалось, что онъ нищій. Я говорилъ тебѣ, что у него двѣ тысячи годового дохода! Теперь же говорю, что онъ нищій, миссъ Костиганъ, что онъ зависитъ отъ своей матери, которая того и гляди снова выйдетъ замужъ, которая живуча какъ Кощей Безсмертный, и у которой всего на всего пятьсотъ фунтовъ дохода. Какъ онъ смѣлъ предложить тебѣ руку, когда у него нѣтъ средствъ, чтобы содержать тебя. Мы безсовѣстно обмануты, Милли, и я увѣренъ, что этотъ старый поганецъ, дядюшка въ парикѣ, участвовалъ въ заговорѣ.
   -- Этотъ учтивый старичекъ? Что же онъ сдѣлалъ, папа?-- продолжала Эмилія самымъ невозмутимымъ тономъ.
   Костиганъ разсказалъ Эмиліи, что послѣ ея ухода маіоръ Пенденнисъ сообщилъ ему своимъ лицемѣрнымъ, сладенькимъ, столичнымъ языкомъ всѣ эти подробности на счетъ Артура и его состоянія и предложилъ отправиться къ стряпчему ("знаетъ, каналья, что на меня поданы векселя ко взысканію и что мнѣ нужно бѣгать отъ судейскихъ крючковъ", -- вставилъ въ скобкахъ капитанъ) посмотрѣть завѣщаніе отца. Въ заключеніе капитанъ прибавилъ, что, по его глубокому убѣжденію, племянникъ и дядюшка сообща сыграли съ нимъ эту адскую штуку, и что онъ заставитъ Пена жениться, или прольетъ кровь ихъ обоихъ.
   Милли призадумалась, не переставая, впрочемъ, чистить башмаки.
   -- Однако же, если у него нѣтъ денегъ, такъ не можетъ быть и рѣчи о женитьбѣ, папа,-- сказала она разсудительнымъ тономъ.
   -- Почему же этотъ негодяй не сказалъ, что онъ бѣденъ?-- возразилъ Костиганъ.
   -- Бѣдный малый всегда говорилъ это,-- отвѣчала дѣвушка.-- Ты самъ произвелъ его въ богачи, папа,-- да и меня увѣрилъ.
   -- Онъ долженъ былъ объясниться и сообщить намъ точную цифру, своихъ доходовъ, Милли, -- возразилъ отецъ.-- Молодой человѣкъ, который ѣздитъ на кровной лошади, даритъ шали и браслеты -- или богачъ, или обманщикъ; -- а его дядюшка... я не я, если не собью съ него парикъ при первой встрѣчѣ. Боусъ передастъ ему мою угрозу. Или свадьба, или честный поединокъ, или я протащу его за носъ по аллеямъ Фэроксъ-Парка, на глазахъ у всего графства.
   -- Ну, нѣтъ ужь, поручите это кому-нибудь другому, -- возразилъ Боусъ, смѣясь.-- Мой инструментъ скрипка, а не пистолетъ, капитанъ.
   -- Эхъ вы, заячья душа,-- прогремѣлъ "генералъ".-- Коли такъ, коли никто не хочетъ помочь мнѣ отплатить за оскорбленіе,-- я самъ буду своимъ секундантомъ. Возьму пистолеты и заставлю его стрѣляться тамъ же, на мѣстѣ, въ гостинницѣ Георга.
   -- Такъ у Артура нѣтъ денегъ,-- вздохнула миссъ Костиганъ.-- Бѣдняжка, онъ хорошій малый,-- нелѣпый; вѣчно вздоръ несетъ и въ разговорѣ, и въ стихахъ,-- но славный, благородный малый; право, я любила его,-- да и онъ меня любитъ,-- прибавила она довольно нѣжнымъ тономъ, продолжая тереть башмаки.
   -- Ну, такъ за чѣмъ же дѣло стало? Коли любите, такъ и выходите за него, -- замѣтилъ Боусъ съ сердцемъ.-- Онъ всего лѣтъ на десять моложе васъ. Маменька его смягчится и вы премило устроитесь въ Фэроксѣ. Сдѣлаетесь леди, а я буду добывать хлѣбъ скрипкой, а капитанъ жить на свою пенсію. Чего же лучше? Выходите за него, благо онъ любитъ васъ.
   -- Найдутся и другіе бѣдняки, постарше его, которые меня любятъ, Боусъ,-- сентенціозно замѣтила миссъ Милли.
   -- Да, чортъ побери,-- съ горечью возразилъ Боусъ,-- на всякую глупость найдется довольно стариковъ, и бѣдняковъ, и дураковъ.
   -- Есть молодые, есть и старые дураки. Вы сами говорили мнѣ это, старый ворчунъ,-- отвѣчала красавица, бросая лукавый взглядъ на старика.-- Ежели Пенденнису не на что содержать семью, то смѣшно и толковать о бракѣ,-- сказано вамъ.
   -- А малый что скажетъ?-- подхватилъ Боусъ.-- Ей Богу, вы бросаете человѣка, какъ старую перчатку, миссъ Костиганъ.
   -- Я не понимаю васъ, Боусъ,-- спокойно отвѣчала миссъ Фотрингэй, принимаясь за другой башмакъ.-- Будь у него хоть половина, хоть четверть тѣхъ доходовъ, что изобрѣлъ для него папа, я бы пошла подъ вѣнецъ. Но что за радость идти за нищаго? Мы и такъ бѣдны. Жить съ старухой, которая, чего добраго, будетъ ворчать, злиться, и попрекать меня каждымъ кускомъ хлѣба. (Что это Сусанна не накрываетъ на столъ? пора ужь обѣдать). Наконецъ, подумайте сами: если пойдутъ дѣти, такъ вѣдь намъ еще тошнѣе придется, чѣмъ теперь,-- правда, папа?
   -- Понятное дѣло, милочка,-- отвѣчалъ отецъ.
   -- Стало быть, прощай мистриссъ Артуръ Пенденнисъ изъ Фэроксъ-Парка, супруга депутата,-- сказала Милли, смѣясь.-- Прощай собственный экипажъ и лошади, о которыхъ мы такъ часто говорили, папа. Да вѣдь это старая исторія. У тебя всегда такъ! кто на меня взглянулъ -- тотъ и влюбленъ, а если онъ въ хорошемъ сюртукѣ,-- такъ значитъ богатъ, какъ Крозъ.
   -- Какъ Крезъ,-- поправилъ м-ръ Боусъ.
   -- Ну, все равно. Во всякомъ случаѣ, за эти восемь лѣтъ папа выдавалъ меня замужъ разъ двадцать. Была я и миледи Польдуди изъ Остерстоунъ-Кестля, потомъ явился флотскій капитанъ изъ Портсмута, тамъ старикъ докторъ изъ Портсмута, тамъ методистскій проповѣдникъ изъ Норвича,-- да всѣхъ и не перечтешь. Бьюсь объ закладъ, что со всѣми твоими сватовствами я останусь попросту Милли Костиганъ. Такъ у Артура ничего нѣтъ? Оставайтесь обѣдать, Боусъ; у насъ отличный пуддингъ съ мясомъ.
   -- Любопытно знать, далеко-ли у нихъ зашло съ сэромъ Дэрби Оксомъ,-- подумалъ Боусъ, все время слѣдившій за ней.-- Это бабье такой лукавый народъ, что всякаго собьетъ съ панталыка. Навѣрно у нея есть что-нибудь въ виду, иначе не выпустила бы изъ рукъ этого молодца.
   Читатель, вѣроятно, замѣтилъ, что миссъ Фотрингэй, вообще молчаливая и отнюдь не блиставшая умомъ, когда разговоръ касался литературы, поэзіи, искусства и тому подобныхъ вещей, могла, однако, разсуждать очень толково и здраво въ своемъ семейномъ кружкѣ. Ее нельзя было назвать романтической особой; она ни разу не развернула Шекспира послѣ того, какъ оставила сцену, да и раньше ничего не понимала въ немъ; но сужденія ея о пуддингѣ, о шитьѣ, о домашнемъ хозяйствѣ, отличаясь здравымъ смысломъ, только выигрывали въ основательности отъ ея неспособности къ увлеченіямъ и фантазіямъ. Когда, во время обѣда, капитанъ пытался убѣдить ее и Боуса, что сообщенія маіора насчетъ финансовыхъ обстоятельствъ Пена не заслуживаютъ довѣрія, что это чистѣйшія штуки стараго плута съ цѣлью заставить ихъ отказаться отъ свадьбы, миссъ Милли ни на минуту не поддалась его увѣреніямъ, и доказала, какъ нельзя яснѣе, что обманывался ея отецъ безъ всякаго участія со стороны Пена. Она отъ всей души жалѣла бѣднаго малаго; впрочемъ, кушала съ отличнымъ аппетитомъ, къ большому удивленію мистера Боуса, питавшаго какую-то странную смѣсь уваженія и презрѣнія къ этой женщинѣ. За обѣдомъ и послѣ него обсуждались средства покончить съ этимъ дѣломъ. Капитанъ Костиганъ, подъ вліяніемъ послѣобѣденнаго грога, отказался отъ своего первоначальнаго плана отрубить носъ маіору, и выразилъ готовность подчиниться дочери и принять ея рѣшеніе.
   Пока капитанъ считалъ себя оскорбленнымъ, онъ жаждалъ встрѣтиться съ маіоромъ и Пеномъ, и уничтожить ихъ обоихъ; но теперь его, повидимому, смущала встрѣча съ послѣднимъ.
   -- Что же мы скажемъ ему,-- замѣтилъ онъ, -- если малый останется вѣренъ своему слову и спроситъ, почему мы отреклись отъ него?
   -- Что скажете?-- подхватилъ Боусъ, -- такъ вы не знаете, какъ выпроводить человѣка за дверь; справьтесь объ этомъ у женщинъ.
   Дѣйствительно, миссъ Фотрингэй сказала, что нѣтъ ничего легче и проще.-- Папа напишетъ Артуру и освѣдомится о его намѣреніяхъ насчетъ предстоящаго брака и о его средствахъ. Артуръ отвѣтитъ, что средства у него такія-то, и я готова биться объ закладъ, что они окажутся такими, какъ говорилъ маіоръ. Тогда папа напишетъ, что средства эти недостаточны и свадьба не можетъ состояться.
   -- А вы, конечно, прибавите къ этому нѣсколько теплыхъ словъ и пообѣщаетесь любить его, какъ брата,-- прибавилъ мистеръ Боусъ съ своей презрительной усмѣшкой.
   -- Конечно, и буду любить,-- отвѣчала миссъ Фотрингэй.-- Я стою за то, что онъ прекрасный молодой человѣкъ. Передайте соль, пожалуйста. Орѣхи очень хороши.
   -- Стало быть мы оставимъ носы въ покоѣ, дружище Косъ? Жалѣю, что ваши планы разстроились,-- сказалъ м-ръ Боусъ.
   -- Стало быть, что оставимъ,-- отвѣчалъ Костиганъ, потирая свой собственный носъ.-- Ну, а какже, душечка, быть со стихами, письмами и поэмами? Придется ихъ вернуть ему.
   -- Парикъ-то не пожалѣлъ бы за нихъ сотни фунтовъ,-- замѣтилъ Боусъ съ усмѣшкой.
   -- А и въ правду не пожалѣлъ бы,-- подхватилъ капитанъ Костиганъ.
   -- Папа!-- сказала миссъ Милли.-- Неужели ты хочешь оставить за собой письма. И письма, и стихи мои. Они очень длинны, и наполнены всякимъ вздоромъ, латыпью; я въ нихъ и половины понять не могла; да, признаться, не всѣ и читала; но мы возвратимъ ихъ ему.
   Съ этими словами миссъ Фотрингэй подошла къ комоду, достала изъ него номеръ "Хроники Графства" и "Четтрисскаго Вѣстника", гдѣ Пенъ напечаталъ пламенное стихотвореніе, восхвалявшее ее въ роли Имогены; и вырѣзавъ его (она, какъ и всѣ представительницы ея профессіи сохраняла благопріятные отзывы), завернула въ остатокъ газеты письма, посланія, изліянія и фантазіи Пена и перевязала ихъ веревочкой, точно фунтъ сахара.
   Она сдѣлала это безъ малѣйшаго волненія. Какіе часы провелъ юноша надъ этими листками! Сколько любви и страсти, сколько благородной вѣры и рыцарской преданности излилось въ нихъ, сколько безсонныхъ, лихорадочныхъ, полныхъ тоски и томленія ночей было проведено за ними! Она завернула эти письма, какъ завертываютъ покупку, и усѣлась наливать чай, съ безмятежнымъ и легкимъ сердцемъ, между тѣмъ какъ Пенъ изнывалъ въ десяти миляхъ отъ нея, обнимая въ мечтахъ ея образъ.
   

ГЛАВА XIII.
Кризисъ.

   Маіоръ Пенденнисъ разстался съ капитаномъ Костиганомъ въ такомъ бѣшенствѣ, что страшно было и подойти къ нему.-- Наглое животное!-- думалъ онъ,-- вздумалъ грозить мнѣ! Позволить этимъ поганымъ Костиганамъ породниться съ Пенденнисами! Пришлетъ мнѣ вызовъ! Да если его секундантъ будетъ сколько-нибудь похожъ на человѣка, я готовъ подстрѣлить эту бестію.. Чортъ побери! что скажутъ мои друзья, узнавъ, что я дрался съ пьянымъ шутомъ изъ-за балаганной актрисы!-- Въ виду этого послѣдняго обстоятельства маіоръ не сказалъ д-ру Портману о вызовѣ капитана, а сообщилъ только, что дѣло очень скверное, непріятное и еще далеко не кончилось.
   Онъ просилъ доктора и мистриссъ Портманъ не говорить объ этомъ происшествіи въ Фэроксѣ, и затѣмъ вернулся въ гостинницу, гдѣ излилъ свой гнѣвъ на мистера Моргана, "изругавъ его на всѣ корки", какъ выразился этотъ джентльменъ въ разговорѣ съ лакеемъ мистера Фокера.
   Слуга мистера Фокера сообщилъ объ этомъ своему господину, и послѣдній, желая узнать о результатѣ бесѣды между своими друзьями, отправился въ номеръ маіора.
   У маіора бы іи какія-то дѣла по имѣнію его невѣстки; въ виду этого онъ пригласилъ къ себѣ старика Тэтема, стряпчаго, который былъ повѣреннымъ его покойнаго брата, имѣлъ отдѣленіе своей конторы въ Четтрисѣ и появлялся въ этомъ городѣ, или присылалъ своего сына раза три-четыре въ недѣлю. Онъ бесѣдовалъ съ маіоромъ въ ту минуту, когда роскошный халатъ и шитая ермолка мистера Фокера появились въ дверяхъ.
   Увидѣвъ маіора, погруженнаго въ бумаги, за письменнымъ столомъ, въ обществѣ какого-то почтеннаго, лысаго джентльмена, скромный юноша попятился и со словами: "О, вы заняты -- я зайду другой разъ", -- хотѣлъ отретироваться, но маіоръ остановилъ его и съ пріятной улыбкой попросилъ войти; въ отвѣтъ на это мистеръ Фокеръ помахалъ своей феской (вышитой руками нѣжнѣйшей изъ матерей) и вошелъ, раскланиваясь и умильно улыбаясь обоимъ джентльменамъ. Мистеръ Тэтемъ въ жизнь свою не видалъ такого великолѣпнаго явленія, какъ этотъ нарядный молодой человѣкъ, который усѣлся въ кресло, расправляя пунцовые отвороты своего облаченія и устремивъ на обоихъ собесѣдниковъ ласковый и открытый взоръ.-- Вамъ, кажется, очень нравится мой халатъ, сэръ?-- спросилъ онъ мистера Тэтемъ.-- Хорошенькая вещица, неправда-ли? Красивъ, но вовсе не рѣжетъ глаза. А вы какъ поживаете, маіоръ Пенденнисъ, и какъ васъ приняли въ Четтрисѣ?
   Манеры и обращеніе мистера Фокера могли бы привести въ благодушное настроеніе инквизитора; немудрено, что они согнали морщины со лба маіора.
   -- Я видѣлся съ этимъ ирландцемъ (вы можете говорить вполнѣ откровенно при мистерѣ Тэтемѣ, онъ знаетъ всѣ наши семейныя дѣла), и, долженъ сознаться, мы не пришли къ удовлетворительному результату. Онъ не хотѣлъ вѣрить, что мой племянникъ бѣденъ; назвалъ насъ обоихъ лжецами, и на прощаніе далъ мнѣ понять, что считаетъ меня подлецомъ. Когда вы постучались, я подумалъ, что это его секундантъ съ вызовомъ,-- вотъ какъ меня приняли въ Четтрисѣ, мистеръ Фокеръ.
   -- Какой ирландецъ? неужели отецъ актрисы?-- воскликнулъ мистеръ Тэтемъ, который въ качествѣ диссентера не долюбливалъ театра.
   -- Онъ самый. Развѣ вы не слыхали, что мой племянникъ съ ума сходитъ по этой дѣвченкѣ?-- отвѣчалъ маіоръ, и тутъ же разсказалъ исторію этой любви. Мистеръ Фокеръ съ своей обычной дружелюбной манерой дополнилъ этотъ разсказъ пояснительными примѣчаніями.
   Тэтемъ былъ крайне изумленъ.-- Вотъ если бы мистриссъ Пенденнисъ вышла вторично замужъ за какого-нибудь степеннаго человѣка,-- подумалъ онъ (мистеръ Тэтемъ былъ вдовецъ), -- то удержала бы несчастнаго юношу отъ гибельныхъ затѣй. Насчетъ миссъ Фотрингэй онъ замѣтилъ, что профессія этой особы достаточно характеризуетъ ее. На это мистеръ Фокеръ возразилъ, что онъ знаетъ прекраснѣйшихъ людей въ числѣ скомороховъ (такъ мистеръ Фокеръ величалъ служителей Мельпомены). Можетъ быть, можетъ быть,-- замѣтилъ мистеръ Тэтемъ,-- но во всякомъ случаѣ ея отецъ -- (котораго мистеръ Тэтемъ зналъ лично) -- субъектъ крайне подозрительный, пьяница, трактирный завсегдатай и извѣстный скандалистъ.
   -- Я понимаю, маіоръ, -- прибавилъ онъ,-- почему этотъ субъектъ не пожелалъ явиться въ мою контору, провѣрить ваше сообщеніе. Намъ предъявленъ счетъ на него и на другого такого же забулдыгу, актера здѣшней труппы,-- отъ имени мистера Скиппера, виноторговца и бакалейщика, весьма почтеннаго джентльмена, члена человѣколюбиваго общества. Этотъ Костиганъ умолялъ мистера Скиппера объ отсрочкѣ -- умолялъ со слезами -- и мы рѣшили повременить со взысканіемъ, потому что съ этихъ субъектовъ все равно ничего не взыщешь.
   Въ то время какъ мистеръ Тэтемъ разсказывалъ эту исторію, въ третій разъ постучались въ дверь и вошелъ господинъ атлетическаго тѣлосложенія, въ венгеркѣ съ потертыми шнурками. Въ рукахъ у него было письмо съ огромной сургучной печатью.-- Могу-ли имѣть честь побесѣдовать съ маіоромъ Пенденнисомъ наединѣ?-- спросилъ онъ,-- мнѣ нужно сказать вамъ нѣсколько словъ, сэръ. Я имѣю къ вамъ порученіе отъ моего друга, капитана Костигана...-- но тутъ густой басъ посѣтителя оборвался; онъ замялся и поблѣднѣлъ, увидѣвъ своего стараго знакомца, мистера Тэтема.
   -- Ну, ну, Гарбетсъ, валяйте дальше!-- весело воскликнулъ мистеръ Фокеръ.
   -- Да вѣдь это поручитель по заемному письму,-- сказалъ мистеръ Тэтемъ.-- Послушайте, сэръ... да постойте же, сэръ!-- Но Гарбетсъ, поблѣднѣвъ какъ Макбетъ при видѣ тѣни Банко, пробормоталъ что-то неясное и опрометью кинулся изъ комнаты.
   Мрачное настроеніе маіора рѣшительно разсѣялось, и онъ отъ души расхохотался. Мистеръ Фокеръ послѣдовалъ его примѣру, промолвивъ:
   -- Славная шутка, ей Богу!-- Самъ стряпчій не выдержалъ и присоединился къ нимъ, несмотря на степенность, неразлучную съ его званіемъ.
   -- Ну, кажется, дуэль-то не состоится, маіоръ,-- сказалъ мистеръ Фокеръ, и продолжалъ, передразнивая трагика.-- А если состоится, то этотъ почтенный джентльменъ... ваша фамилія Тэтемъ?-- очень радъ съ вами познакомиться, мистеръ Тэтемъ... можетъ послать судебнаго пристава разнять противниковъ.
   Мистеръ Тэтемъ сказалъ, что такъ онъ и намѣренъ поступить. Маіоръ вовсе не былъ недоволенъ комическимъ исходомъ столкновенія.
   -- Право, сэръ,-- сказалъ онъ мистеру Фокеру,-- вы, кажется, всегда приносите мнѣ веселое расположеніе духа.
   Этимъ однимъ не ограничились заслуги мистера Фокера передъ семействомъ Пенденнисовъ. Какъ мы уже знаемъ, онъ былъ своимъ человѣкомъ у Костигановъ. Пользуясь этимъ обстоятельствомъ, онъ рѣшился нанести визитъ капитану и разузнать у него самого подробности объясненія съ маіоромъ. Капитана, однако, онъ не засталъ. Дочь разрѣшила ему, даже посовѣтовала отправиться въ гостинницу "Сороки", гдѣ онъ и разглагольствовалъ въ настоящую минуту, похваляясь уничтожить нѣкоего бездѣльника. Капитанъ былъ не только храбръ, но и любилъ при случаѣ выставить свою храбрость на показъ въ компаніи пріятелей.
   И такъ, Костигана не было дома, а миссъ Фотрингэй сидѣла за столомъ, въ обществѣ мистера Боуса, и перемывала посуду.
   -- Мы только что позавтракали,-- а? какъ поживаете?-- сказалъ мистеръ Фокеръ, просунувъ въ дверь свое смѣющееся рыльце.
   -- Убирайтесь, зубоскалъ! карликъ!-- воскликнула миссъ Фотрингэй.
   -- То есть войдите?-- отвѣчалъ гость.-- Вотъ онъ -- я!-- и войдя въ комнату, онъ скрестилъ руки на груди и принялся мотать головой во всѣ стороны съ изумительною быстротою, точно арлекинъ, когда онъ выскакиваетъ изъ своей оболочки. Миссъ Фотрингэй отъ души расхохоталась: самыя пошлыя выходки Фокера возбуждали въ ней смѣхъ, тогда какъ ѣдкія остроты мистера Боуса едва вызывали улыбку на ея уста, а патетическія рѣчи Пена -- чуть не зѣвоту. Окончивъ свою арлекинаду, онъ опустился на колѣни и приложился къ ручкѣ красавицы.
   -- Вы презабавный шутъ,-- сказала она, дружески, но довольно основательно шлепнувъ его по физіономіи. Пенъ дрожалъ, когда цѣловалъ ея руку! Онъ отдалъ бы жизнь, чтобы получить отъ нея такую затрещину.
   Послѣ этихъ взаимныхъ привѣтствій начался разговоръ. Мистеръ Фокеръ очень забавно передалъ сцену съ Гарбетсомъ, изъ которой его собесѣдники впервые узнали, въ какой формѣ "генералъ" излилъ свой гнѣвъ на маіора Пенденниса. Фокеръ горячо стоялъ за маіора, за его безусловную честность и искренность, доказывая, что это въ полномъ смыслѣ слова порядочный человѣкъ, представитель высшаго общества, который никогда не унизится до обмана и тѣмъ болѣе не позволитъ себѣ обмануть такую прекрасную дѣвушку, какъ миссъ Фотрингэй.
   Онъ очень деликатно коснулся деликатнаго вопроса о бракѣ, не скрывая, однако, что считаетъ Пена довольно ничтожнымъ малымъ. Онъ дѣйствительно презиралъ сантиментальные порывы Пена, сознавая, что самъ избавленъ отъ этой слабости.-- Я зналъ, что изъ этого ничего не выйдетъ, миссъ Фотрингэй,-- говорилъ онъ, кивая своей маленькой головкой.-- Не можетъ ничего выйти. Я не хотѣлъ соваться не въ свое дѣло, но зналъ, что оно не выгоритъ. Слишкомъ онъ молодъ для васъ, молодъ -- зеленъ, охъ какъ зеленъ! Да къ тому же еще и бѣденъ, какъ Іовъ. Ну, подъ пару-ли ей этотъ молодецъ, а? мистеръ Боусъ?
   -- А все-таки онъ очень милъ, бѣдняжка!-- сказала миссъ Фотрингэй довольно грустнымъ тономъ.
   -- Жалкій голякъ,-- сказалъ Боусъ, засунувъ руки въ карманы и искоса поглядывая на миссъ Фотрингэй. Можетъ быть онъ размышлялъ о томъ, какъ женщины умѣютъ играть съ мужчинами, какъ онѣ подманиваютъ ихъ, увлекаютъ, а потомъ выбрасываютъ за дверь.
   Впрочемъ, мистеръ Боусъ заявилъ безъ всякихъ колебаній, что миссъ Фотрингэй поступаетъ вполнѣ разумно, давая отставку Пену, и что ему это сватовство всегда казалось нелѣпостью. Миссъ Костиганъ съ своей стороны призналась, что и она думала тоже, но не хватало духа отказаться отъ двухъ тысячъ фунтовъ годового дохода.-- Все это папино легковѣріе,-- прибавила она, -- другой разъ я буду сама выбирать!-- При этомъ ей, вѣроятно, вспомнилась крупная фигура поручика сэра Дэрби Окса.
   Похваливъ маіора Пенденниса, котораго миссъ Фотрингэй признала истиннымъ джентльменомъ, замѣтивъ, что онъ и одѣть съ иголочки и надушенъ лавендой (мистеръ Боусъ тоже отозвался о немъ съ похвалой, но прибавилъ, что онъ слишкомъ смахиваетъ на стараго селадона); похваливъ маіора Пенденниса, мистеръ Фокеръ возымѣлъ блестящую мысль: пригласить своихъ собесѣдниковъ на обѣдъ, въ гостинницу, и сегодня же свести ихъ съ маіоромъ.-- Онъ обѣщалъ обѣдать у меня,-- прибавилъ мистеръ Фокеръ,-- и я думаю, что послѣ этой... послѣ маленькой распри, въ которой, надо сознаться, капитанъ былъ не совсѣмъ правъ, это будетъ очень любезно съ вашей стороны. Къ тому же маіоръ неравнодушенъ къ вамъ, миссъ Фотрингэи; онъ самъ говорилъ.
   -- Такъ что она еще можетъ сдѣлаться мистриссъ Пенденнисъ, -- съ усмѣшкой замѣтилъ Боусъ.-- Нѣтъ, благодарю васъ, мистеръ Фокеръ; я уже обѣдалъ.
   -- Да вѣдь это было въ три часа,-- сказала миссъ Костиганъ, обладавшая завиднымъ аппетитомъ,-- а какъ же я пойду безъ васъ?
   -- У насъ будетъ салатъ изъ омаровъ и шампанское,-- продолжалъ искуситель. Мистеръ Фокеръ не съумѣлъ бы написать строчку по латыни или рѣшить задачу на тройное правило, но, очевидно, зналъ, гдѣ раки зимуютъ. Ради омара и шампанскаго миссъ Костиганъ пошла бы куда угодно,-разумѣется, въ приличную компанію. Въ результатѣ маіоръ Пенденнисъ имѣлъ удовольствіе въ семь часовъ вечера обѣдать въ обществѣ мистера Боуса, скрипача, и миссъ Фотрингэй, отецъ которой нѣсколько часовъ тому назадъ намѣревался укокошить его.
   Въ довершеніи веселья мистеръ Фокеръ, которому хорошо были извѣстны притынныя мѣста, гдѣ околачивался капитанъ, отрядилъ за нимъ Ступида въ гостинницу "Сороки". Посланный засталъ "генерала" за пѣніемъ патетической ирландской баллады и утащилъ его въ гостинницу "Георга". Капитанъ изумился, заставъ свою дочь и маіора Боуса въ обществѣ маіора, который, смѣясь, протянулъ Костигану руку, и тотъ пожалъ ее avec effusion, по французски. Онъ былъ уже сильно на веселѣ и расчувствовался до слезъ надъ собственнымъ пѣніемъ. Въ теченіе послѣдовавшей бесѣды онъ нѣсколько разъ прослезился и назвалъ маіора своимъ лучшимъ другомъ. Ступидъ и мистеръ Фокеръ отвели его домой подъ руки; маіоръ въ качествѣ галантнаго кавалера предложилъ свою руку миссъ Фотрингэй. На слѣдующій день онъ былъ у нихъ съ визитомъ и встрѣтилъ самый радушный пріемъ; оба джентльмена наговорили другъ другу кучу любезностей. Прощаясь, маіоръ выразилъ готовность служить миссъ Фотрингэй, если только можетъ быть ей чѣмъ-нибудь полезенъ, и дружески пожалъ руку мистера Фокера, объявивъ, что этотъ послѣдній оказалъ ему величайшую услугу.
   -- Радъ слышать!-- отвѣчалъ мистеръ Фокеръ, послѣ чего они разстались, вполнѣ довольные другъ другомъ.
   Вернувшись въ Фэроксъ, маіоръ Пенденнисъ ни единымъ словомъ не обмолвился о своихъ новыхъ знакомствахъ и связанныхъ съ ними происшествіяхъ. Но онъ оставилъ мистера Смерка обѣдать и всякій, сколько-нибудь знакомый съ его обычной манерой держать себя, могъ бы замѣтить какое-то напряженіе въ его веселой болтовнѣ и необычайную нѣжность и предупредительность въ обращеніи съ племянникомъ. Онъ почти торжественно пожелалъ Пену покойной ночи, а прощаясь съ мистриссъ Пенденнисъ, повидимому, хотѣлъ сообщить ей что-то особенное, но удержался, не желая разстроивать ихъ.
   На другое утро онъ явился къ завтраку раньше, чѣмъ обыкновенно, и съ особеннымъ чувствомъ поздоровался со всѣми. Къ концу завтрака приносили почту. Когда старый Джонъ вошелъ съ пачкой газетъ и пакетовъ, маіоръ пристально взглянулъ на Пена, который получилъ какое-то письмо. Пень вспыхнулъ и положилъ письмо. Онъ узналъ почеркъ старика Костигана и не хотѣлъ читать его посланіе при свидѣтеляхъ. Маіоръ Пенденнисъ тоже узналъ письмо. Онъ самъ опустилъ его въ ящикъ въ Четтрисѣ.
   Онъ велѣлъ Лаурѣ уйти, что крошка охотно исполнила, такъ какъ очень не долюбливала его. Затѣмъ взялъ Елену подъ руку и значительнымъ взглядомъ указалъ на письмо, прикрытое газетой, которую Пенъ читалъ съ притворнымъ вниманіемъ.
   -- Пойдемте въ гостиную,-- сказалъ онъ.-- Мнѣ нужно поговорить съ вами.
   Она съ безпокойствомъ послѣдовала за нимъ.
   -- Что такое?-- спросила она нервно.
   -- Дѣло кончено, -- отвѣчалъ маіоръ Пенденнисъ.-- Онъ получилъ отставку. Я самъ продиктовалъ письмо вчера, тамъ есть нѣсколько строкъ отъ этой дѣвушки, въ которыхъ она прощается съ нимъ.
   Елена кинулась назадъ въ столовую; маіоръ послѣдовалъ за нею. Пенъ схватился за письмо, лишь только они вышли изъ комнаты. Онъ прочелъ его въ какомъ-то столбнякѣ. Содержаніе было именно таково, какъ говорилъ маіоръ. Мистеръ Костиганъ благодарилъ Пена за честь, оказанную дочери капитана, прибавляя къ этому, что онъ, Костиганъ, только что ознакомился съ его денежными обстоятельствами, и что эти обстоятельства исключаютъ всякую мысль о бракѣ въ настоящее время. А откладывать его на будущее тоже немыслимо, въ виду разности лѣтъ Артура и Эмиліи. Въ виду этого онъ, капитанъ, съ выраженіемъ своего искренняго сожалѣнія и глубочайшаго почтенія, считаетъ долгомъ проститься съ Артуромъ и проситъ его прекратить на время свои посѣщенія.
   Миссъ Костиганъ съ своей стороны прибавила нѣсколько строкъ. Она вполнѣ согласна съ папа. Она на много лѣтъ старше Артура, такъ что объ обрученіи не можетъ быть и рѣчи. Она всегда будетъ благодарна ему и надѣется сохранить его дружбу. Но въ настоящее время имъ лучше не встрѣчаться.
   Пенъ прочелъ письмо Костигана и Эмиліи почти машинально, едва понимая его значеніе. Онъ дико оглянулся: его мать и дядя съ участіемъ смотрѣли на него. Сердце Елены разрывалось отъ жалости.
   -- Что это?.. что это?..-- проговорилъ Пенъ.-- Что за мистификація? Это не ея почеркъ. Это писала какая-нибудь кухарка. Кто сыгралъ со мной такую шутку?
   -- Вѣдь это письмо ея отца,-- замѣтилъ маіоръ.-- Прежнія письма къ тебѣ не она писала; а это ея.
   -- Вы почему знаете?крикнулъ Пенъ.
   -- Я самъ видѣлъ, какъ она писала,-- отвѣчалъ дядя.
   Молодой человѣкъ вскочилъ, мать схватила его за руку. Онъ вырвалъ руку.
   -- Какъ вы могли видѣть? Съ какой стати вы впутались между нами? Что я вамъ сдѣлалъ? О, это неправда! это неправда!-- продолжалъ онъ въ изступленіи.-- Она не могла сдѣлать это добровольно. Она не могла и подумать объ этомъ. Она клялась мнѣ въ любви. Кто ей налгалъ про меня?
   -- Въ нашей семьѣ нѣтъ лгуновъ, Артуръ,-- отвѣчалъ маіоръ Пенденнисъ.-- Я сказалъ ей правду, объяснивъ, что у тебя нѣтъ средствъ содержать семью, такъ какъ ея нелѣпый отецъ наговорилъ ей, Богъ знаетъ, что о твоемъ богатствѣ. И когда она узнала, что ты бѣденъ, то немедленно отказалась отъ тебя, по собственному побужденію, безъ всякаго совѣта съ моей стороны И отлично сдѣлала. Она на десять лѣтъ старше тебя. Она совершенно неподходящая жена для тебя и какъ нельзя лучше сознаетъ это. Взгляни на это письмо и скажи самъ, годится-ли такая особа въ подруги твоей матери?
   -- Я узнаю отъ нея самой, правда-ли это,-- отвѣчать Артуръ, комкая письмо.
   -- Неужели ты не вѣришь моему слову? Ея прежнія письма были написаны ея подругой, -- вотъ посмотри. Вотъ письмо этой подруги къ твоему пріятелю, мистеру Фокеру. Ты видѣлъ ее у миссъ Костиганъ, при которой она исполняла роль секретаря, -- при этихъ словахъ маіоръ, слегка усмѣхнувшись, положилъ на столъ записочку, полученную отъ мистера Фокера.
   -- Не въ томъ дѣло,-- возразилъ Пенъ, сгорая отъ стыда и бѣшенства.-- Я не сомнѣваюсь въ вашихъ словахъ, сэръ, но хочу услышать подтвержденіе отъ нея самой.
   -- Артуръ!-- воскликнула его мать.
   -- Я хочу видѣть eé,-- продолжалъ Артуръ.-- Я спрошу, согласна ли она выйти за меня, спрошу. Никто не остановитъ меня.
   -- Подумай, дѣвушка, которая пишетъ "любофь" вмѣсто любовь. Вздоръ! Полно, будь мужчиной, вспомни, что твоя мать порядочная женщина. Ну, можно-ли ее представить въ обществѣ этого стараго пьянаго проходимца или его дочери? Будь мужчиной, и забудь о ней, какъ она забыла о тебѣ.
   -- Будь мужчиной и утѣшь свою мать, Артуръ,-- сказала Елена, обнимая его. Маіоръ видя, что тотъ и другая крайне взволнованы, поспѣшилъ уйти, не безъ основанія полагая, что наединѣ они лучше столкуются.
   Онъ одержалъ полную побѣду. Онъ привезъ въ своемъ чемоданѣ всѣ письма Пена, которыя передалъ ему мистеръ Костиганъ. За это онъ вручилъ капитану въ знакъ благодарности извѣстный счетецъ, такъ безпокоившій мистера Костигана и его друга мистера Гарбетса, счетъ, по которому маіоръ сполна уплатилъ мистеру Тэтему.
   Пенъ въ тотъ же день полетѣлъ въ Четтрисъ, по безуспѣшно пытался проникнуть къ миссъ Фотрингэй. Онъ оставилъ ей записку, вложенную въ письмо къ ея отцу, но мистеръ Костиганъ возвратилъ ему письмо съ просьбой прекратить дальнѣйшую переписку, а когда Пенъ не унялся и сдѣлалъ еще нѣсколько попытокъ въ томъ же духѣ, капитанъ, встрѣтившись съ нимъ на улицѣ, съ негодованіемъ объявилъ, что считаетъ ихъ знакомство прекратившимся. Однажды, прогуливаясь съ мистеромъ Фокеромъ, Пенъ встрѣтилъ Эмилію. Она шла подъ руку съ отцомъ и прошла мимо Артура, будто и не узнала его. Фокеръ почувствовалъ, какъ задрожала рука его друга.
   Дядя убѣждалъ его покинуть на время Фэроксъ, съѣздить куда-нибудь провѣтриться, мать тоже настаивала на этомъ, видя, что Пенъ жестоко страдаетъ и положительно чахнетъ. Но онъ отказался на отрѣзъ. Онъ не хотѣлъ уѣзжать; а мать его была слишкомъ нѣжна, дядя слишкомъ уменъ, чтобы принуждать его. Онъ не пропускалъ ни одного представленія съ участіемъ миссъ Фотрингэй; въ Четтрисскомъ театрѣ. Однажды публики собралось такъ мало, что директоръ отмѣнилъ представленіе и вернулъ деньги за билеты.
   Пенъ вернулся домой, улегся спать въ восемь часовъ и провелъ ночь въ лихорадкѣ. Если это продолжится,-- съ отчаяніемъ думалъ маіоръ,-- его маменька отправится къ этой дѣвчонкѣ и будетъ просить ее выйти за него замужъ. Самъ же Пенъ былъ увѣренъ, что ему ничего не остается, кромѣ смерти. Мы не намѣрены изображать его чувства или вести журналъ его отчаянія и страсти. Мало-ли порядочныхъ людей, которымъ наклеивали носъ не хуже чѣмъ мистеру Пену? Много, и очень; но немногіе изъ нихъ умерли отъ этого.
   

ГЛАВА XIV,
въ которой миссъ Фотрингэй получаетъ новый ангажементъ.

   Вскорѣ послѣ описанныхъ выше событій, Бингли игралъ "Роллу" въ "Пизарро". Это была его лучшая роль, но четтрисская публика, повидимому, не соглашалась въ этомъ отношеніи съ исполнителемъ, такъ какъ театръ былъ почти пустъ. Бѣдный Пенъ одинъ сидѣлъ въ ложахъ, облокотившись на барьеръ, устремивъ на сцену впалые, налитые кровью глаза. Онъ, впрочемъ, никого и ничего не видѣлъ, кромѣ Коры, когда она появлялась на сценѣ. Испанцы и перуанцы, процессіи и войска, жрецы и жрицы солнца являлись, уходили, говорили, продѣлывали все, что требовалось пьесой; онъ ничего не видалъ, кромѣ Коры, по которой до сихъ поръ томилась его душа. Впослѣдствіи, онъ удивлялся, какъ это емуне пришло въ голову взять пистолетъ и застрѣлить ее: до такой степени терзали его страсть, бѣшенство и отчаяніе. Если бы не мать, молчаливая симпатія и неусыпная нѣжность которой ободряли и утѣшали простодушнаго юношу, хотя онъ и не разговаривалъ съ ней о своемъ отчаяніи, если бы не она, то кто знаетъ, не рѣшился-ли бы онъ на какую-нибудь отчаянную выходку и не нашелъ-ли бы безвременную кончину въ Четтрисской тюрьмѣ.
   Итакъ, онъ сидѣлъ въ безмолвномъ отчаяніи, уставившись на Кору. Она же не обращала на него ни малѣйшаго вниманія, какъ и на остальную публику.
   Миссъ Фотрингэй была невыразимо прекрасна, въ бѣлой туникѣ и леопардовой шкурѣ, съ золотымъ солнцемъ на груди и блестящими браслетами на дивныхъ рукахъ. Она въ совершенствѣ исполняла свою незначительную роль и выглядѣла краше, чѣмъ обыкновенно. Глаза ея, возбуждавшіе такой огонь въ сердцѣ Пена, сіяли ярче, чѣмъ когда-либо; только не на Пена они смотрѣли. Онъ не зналъ на кого именно, такъ какъ не видалъ двухъ джентльменовъ въ сосѣдней ложѣ, на которыхъ устремляла свои взоры миссъ Фотрингэй.
   Пенъ не замѣтилъ также необычайной перемѣны въ настроеніи всего персонала труппы послѣ появленія этихъ двухъ господъ. Публики собралось такъ мало, что первый актъ актеры отломали черезъ пень колоду и зашелъ уже разговоръ о возвращеніи денегъ, какъ въ тотъ злополучный вечерь, когда Пену пришлось убраться домой, не взглянувъ на свою милую. Актеры играли спустя рукава, зѣвали во время представленія, и громко переговаривались въ промежуткахъ между репликами. Самъ Бингли исполнялъ свою роль кое-какъ, а мистриссъ Бингли бормотала себѣ подъ носъ въ роли Эльвиры.
   Почему же мистриссъ Бингли внезапно повысила голосъ и заревѣла, какъ базапскій буйволъ? Почему Бингли очнулся отъ своей апатіи и заметался по сценѣ, зарычавъ не хуже Кина? Почему Гарбетсъ, Роукинсъ, миссъ Роунси, всѣ исполнители, словомъ, встрепенулись, пріосанились, и пошли отламывать свои роли съ небывалымъ усердіемъ, жестикулировать, подвывать, взвизгивать, посматривая на двухъ джентльменовъ въ ложѣ No 3.
   Одинъ изъ нихъ былъ маленькій сѣденькій старичекъ съ веселымъ насмѣшливымъ лицомъ, другой -- мужчина пышный и представительный во всѣхъ отношеніяхъ; высокій, плотный, съ орлинымъ носомъ, съ копной курчавыхъ темныхъ волосъ и великолѣпными усами. На немъ былъ сюртукъ, съ узорчатыми, бархатными отворотами и тому подобными украшеніями, два жилета, множество великолѣпныхъ перстней, булавка съ драгоцѣнными каменьями и нѣсколько золотыхъ цѣпочекъ. Когда онъ досталъ изъ кармана желтый носовой платокъ, по всему театру распространился восхитительный запахъ мускуса и бергамота. Очевидно, это была важная особа, и для нея-то усердствовала маленькая четтриская труппа.
   Въ самомъ дѣлѣ это былъ никто иной, какъ мистеръ Дольфинъ, знаменитый лондонскій импрессаріо, съ своимъ закадычнымъ другомъ и секретаремъ, мистеромъ Вильямомъ Миннсомъ, безъ котораго онъ никуда не ѣздилъ. Не прошло и десяти минутъ послѣ ихъ появленія въ театрѣ, какъ они были замѣчены Бингли и остальными актерами, которые тотчасъ же пустили въ ходъ всѣ свои таланты, стараясь привлечь вниманіе великаго человѣка. Даже спокойное, невозмутимое сердечко миссъ Фотрингэй забилось сильнѣе, чѣмъ обыкновенно, когда она явилась передъ знаменитымъ столичнымъ импрессаріо. Ей почти не приходилось говорить, а только блистать красотой и принимать живописныя позы, обнимая своего ребенка, что она и исполняла въ совершенствѣ. Но тщетно актеры выбивались изъ силъ, стараясь заслужить благосклонность театральнаго падишаха. Даже Пизарро ни разу не удостоился его одобренія. Бингли рычалъ, мистриссъ Бингли ревѣла, а импрессаріо только понюхивалъ табакъ изъ большой золотой табакерки. Только въ послѣдней сценѣ, когда Ролла, пошатываясь, поднесъ ребенка (Бингли далеко не обладалъ силой Роллы, а его четвертый сынокъ, мастеръ Тальма Бингли отличался необычайными размѣрами для своего возраста) -- когда Ролла поднесъ ребенка Корѣ, а она бросилась къ нему съ крикомъ:-- Боже, онъ въ крови!-- Лондонскій директоръ захлопалъ въ ладоши и разразился оглушительнымъ браво.
   Выразивъ такимъ образомъ свой восторгъ, мистеръ Дольфинъ хлопнулъ по плечу секретаря и сказалъ: -- Ей Богу, Билли, изъ нея выйдетъ прокъ.
   -- Кто это выучилъ ее?-- отвѣчалъ Билли, склонный вообще къ скептицизму.-- Я видѣлъ ее въ Олимпійскомъ театрѣ; вѣдь она двухъ словъ связать не умѣла.
   Выучилъ ее мистеръ Боусъ, первая скрипка оркестра. Вся труппа слышала апплодисментъ Дольфина и когда занавѣсъ упалъ, всѣ столпились вокругъ миссъ Фотрингэй, поздравляя се и завидуя ей.
   Появленіе мистера Дольфина въ маленькомъ Четтрисскомъ театрѣ объясняется слѣдующими обстоятельствами. Несмотря на всѣ старанія, постоянные тріумфы, появленіе новыхъ талантовъ и торжество старинной англійской комедіи, о которой возвѣщали афиши, его театръ, (который мы назовемъ, но избѣжаніе всякихъ недоразумѣній, театромъ Музеума) находился далеко не въ цвѣтущемъ состояніи, и знаменитый импрессаріо былъ на краю банкротства. Великій Гоббардъ двадцать вечеровъ подъ рядъ выступалъ въ классической драмѣ, но это принесло пользу только его собственному карману; знаменитые мистеръ и мистриссъ Коудоръ исполняли свои лучшія роли, но публики не привлекли. Львы и тигры герра Гарбаха появились было на театральной аренѣ, но когда одинъ изъ этихъ звѣрей откусилъ часть плеча герру Гарбаху, лордъ-камергеръ счелъ нужнымъ вмѣшаться и запретить подобныя представленія. Опера, поставленная съ необычайной роскошью, съ громаднымъ оркестромъ и мистеромъ Пумонсомъ въ качествѣ перваго тенора, окончательно доѣхала Дольфина, такъ что при всей своей геніальности и изобрѣтательности онъ едва избѣжалъ катастрофы. Съ тѣхъ поръ онъ пробавлялся плохими актерами на половинномъ жалованьи, оперетками, плохенькими старыми комедіями и балетомъ. Всѣ ожидали со дня на день, что имя его появится въ спискѣ неоплатныхъ должниковъ.
   Въ числѣ знатныхъ патроновъ и абонентовъ театра Музеума былъ и упоминавшійся уже въ одномъ изъ нашихъ прежнихъ разсказовъ покровитель искусствъ, просвѣщенный любитель музыки и драмы, сіятельнѣйшій маркизъ Стэйнъ. Важныя государственныя занятія не позволяли его сіятельству часто посѣщать театръ и пріѣзжать къ началу представленія, но время отъ времени онъ удостоивалъ своимъ присутствіемъ балетъ и благосклонно принималъ въ своей ложѣ импрессаріо, который являлся засвидѣтельствовать свое глубочайшее почтеніе вельможному посѣтителю. Ложа маркиза Стэйна сообщалась со сценой, и если случалось что-нибудь по его вкусу, если напр., среди корифеекъ появлялось новое личико или хорошенькая танцовщица съ особенной граціей выдѣлывала какое-нибудь па, мистеръ Уэнгемъ, или мистеръ Вегъ, или кто-нибудь другой изъ свиты маркиза отряжался за кулисы выразить одобреніе со стороны великаго человѣка, или навести какія-нибудь справки, свидѣтельствовавшія о любознательности его сіятельства. Публика не могла видѣть лорда Стэйна, такъ какъ онъ сидѣлъ за занавѣской, но догадывалась о его присутствіи по взглядамъ, которые весь кордебалетъ и всѣ главные танцоры бросали на его ложу. Я самъ видѣлъ, какъ нѣсколько дюжинъ глазъ (въ танцѣ пальмъ въ балетѣ. "Кукъ на островѣ Отаити", гдѣ сто двадцать хорошенькихъ дикарокъ, въ перьяхъ и пальмовыхъ листьяхъ, пляшутъ вокругъ Флоридора въ роли капитана Кука) точно прилипли къ этой ложѣ, и не разъ удивлялся присутствію духа мадемуазель Стрекозы или мадемуазель Боиди (болѣе извѣстной подъ именемъ "la petite Резинка"), которыя, кружась въ воздухѣ на подобіе волана, ухитрялись не спускать умильныхъ взоровъ съ ложи великаго Стэйна.
   Время отъ времени вы могли слышать хриплый голосъ, кричавшій изъ-за занавѣски: "Браво! браво!" или замѣтить пару рукъ въ бѣлыхъ перчаткахъ, которыя высовывались изъ ложи и принимались апплодировать. Бонди, или Стрекоза, опустившись на землю, присѣдали и улыбались бѣлымъ перчаткамъ, задыхаясь отъ напряженія и радости.
   Однажды вечеромъ этотъ властитель сидѣлъ въ ложѣ Музеума окруженный немногими избранными друзьями, которые болтали и смѣялись такъ громко, что привели въ негодованіе партерръ. Послышалось громкое шиканье и негодующія восклицанія, такъ что мистеръ Вегъ даже подивился, какъ это полиція не выведетъ буяновъ. Причиной такого оживленія въ ложѣ было письмо, полученное мистеромъ Уэнгемомъ отъ маіора Пенденниса, отсутствіе котораго было замѣчено въ Лондонѣ и возбуждало сожалѣніе многочисленныхъ друзей маіора.
   -- Вся штука въ томъ,-- сказалъ мистеръ Уэнгемъ,-- что тутъ замѣшана женщина.
   -- Чортъ побери, Уэнгемъ, да вѣдь онъ вамъ ровесникъ, -- сказалъ голосъ за занавѣской.
   -- Pour les âmes bien nées l'amour ne соmpte pаs le nombre des années,-- возразилъ мистеръ Уэнгемъ самымъ любезнымъ тономъ.-- Я съ своей стороны, до самой смерти останусь жертвой амура и каждый годъ его стрѣлы будутъ наносить новыя раны моему сердцу.-- Смыслъ этого замѣчанія былъ таковъ:-- Не вамъ бы говорить, милордъ, я на три года моложе васъ и вдвое лучше сохранился.
   -- Уэнгемъ, я вамъ сочувствую,-- возразилъ великій человѣкъ, по обыкновенію, сопровождая свой отвѣтъ крѣпкимъ словцомъ.-- Ей Богу, сочувствую. Пріятно видѣть человѣка, который въ такомъ преклонномъ возрастѣ сохранилъ юношескій пылъ, благородныя, нѣжныя чувства. Что это за дѣвчонка въ голубыхъ лентахъ, во второмъ ярусѣ, третья ложа отъ сцены,-- славная штучка! Да, да, мы съ вами сохранили нѣжныя чувства. Вотъ Вегъ -- тотъ больше думаетъ о желудкѣ, чѣмъ о сердцѣ; правда, Вегъ?
   -- Я люблю все хорошее,-- отвѣчалъ Вегъ,-- красную дѣвицу и красное вино, розовыя губки и розовое варенье. Не скажу, чтобы я презиралъ голубковъ Венеры потому, что ихъ не жарятъ въ Лондонской Тавернѣ, но... разскажите-ка намъ о старичкѣ Пенденнисѣ, Уэнгемъ,-- заключилъ онъ внезапно, замѣтивъ, что патронъ не слушаетъ его шутливую тираду. Въ самомъ дѣлѣ, лордъ Стэйнъ уставился въ бинокль на сцену.
   -- Я уже слышалъ вашу остроту насчетъ голубковъ Венеры и Лондонской Таверны, вы начинаете повторяться, бѣдный мой Вегъ, -- сказалъ онъ, опуская бинокль.-- Если такъ пойдетъ дальше, мнѣ придется искать другого шута. Но, въ самомъ дѣлѣ, разскажите намъ о маіорѣ, Уэнгемъ.
   -- Вотъ что онъ пишетъ, -- съ этими словами Уэнгемъ началъ читать письмо:
   "Дорогой Уэнгемъ, такъ какъ вы въ теченіе трехъ недѣль имѣли возможность пробирать меня и, безъ сомнѣнія, пробирали съ свойственной вамъ злостью, го, безъ сомнѣнія, не откажетесь для разнообразія оказать мнѣ услугу. Это весьма деликатное дѣло, entre nous, une affaire de coeur. Одинъ изъ моихъ друзей, очень молодой человѣкъ, до безумія влюбился въ актрису здѣшняго театра, нѣкую миссъ Фотрингэй, красавицу и, насколько могу судить, дѣйствительно, превосходную артистку. Она играетъ Офелію, леди Тизль, мистриссъ Галлеръ и тому подобныя роли. Ручаюсь честью, она не хуже Жоржъ и лучше любой изъ нашихъ актрисъ. Я бы желалъ, чтобы она получила ангажементъ въ Лондонъ. Не можете-ли вы убѣдить нашего пріятеля Дольфина съѣздить сюда, взглянуть на нее и ангажировать на свою сцену. Еслибы нашъ общій другъ (вы понимаете, о комъ я говорю) замолвилъ словечко съ своей стороны, дѣло было бы въ шляпѣ, и если вы добьетесь этого словечка, я съ своей стороны, обязуюсь отплатить услугой, какую только могу оказать за вашу любезность, которую сочту величайшимъ одолженіемъ для меня. Исполните мою просьбу; вы добрый малый, и я всегда это говорилъ. А затѣмъ разсчитывайте на преданнаго вамъ

А. Пенденниса".

   -- Дѣло ясно,-- сказалъ Уэнгемъ окончивъ чтеніе,-- старикашка Пенденнисъ влюбленъ.
   -- И хочетъ перетащить въ Лондонъ свой предметъ, это очевидно!-- подхватилъ мистеръ Вегъ.
   -- Хотѣлъ бы я видѣть Пенденниса, съ его ревматизмами, на колѣняхъ,-- продолжалъ мистеръ Уэнгемъ.
   -- Подносящимъ возлюбленной локонъ своихъ роскошныхъ кудрей,-- заключилъ мистеръ Вегъ.
   -- Вздоръ, -- сказалъ великій мужъ.-- У него есть родственники въ деревнѣ. Навѣрное онъ хлопочетъ о своемъ племянникѣ. Мальчишка задурилъ -- вотъ и все. Я самъ, когда еще учился въ Итонѣ, влюбился въ дочь садовника и клялся жениться на ней... Съума сходилъ по ней... бѣдняжка Полли!-- Тутъ онъ остановился на минуту и, можетъ быть, прошлое воскресло передъ нимъ и лордъ Стэйнъ превратился на нѣсколько мгновеній въ простодушнаго юношу Джона Гонта.-- Но она должна быть красавицей, судя по отзыву Пенденниса. Позовите-ка Дольфина, можетъ быть, онъ что-нибудь знаетъ о ней.
   Мистеръ Уэнгемъ выскочилъ изъ ложи, пробѣжалъ мимо служителя, отвѣсившаго ему низкій поклонъ, и какъ человѣкъ, знакомый со всѣми ходами и выходами въ этомъ театрѣ, живо розыскалъ импрессаріо, который въ это время разносилъ на всѣ корки барышень изъ кордебалета за плохое исполненіе обязанностей.
   Ругательства замерли на устахъ мистера Дольфина, когда онъ увидѣлъ мистера Уэнгема, и рука его, остановившись на полдорогѣ къ физіономіи одной изъ провинившихся корифеекъ, протянулась пожать руку посѣтителя.
   -- Какъ поживаете, мистеръ Уэнгемъ? Какъ здоровье его сіятельства? У него такой цвѣтущій видъ сегодня, -- сказалъ импрессаріо, съ пріятной улыбкой, точно и не онъ бѣсновался за минуту передъ тѣмъ. Разумѣется, онъ съ восторгомъ послѣдовалъ за посланнымъ лорда Стэйна, радуясь, что можетъ лично засвидѣтельствовать почтеніе великому человѣку.
   Результатомъ ихъ свиданія была поѣздка мистера Дольфина въ Четтрисъ, откуда онъ написалъ маркизу Стэйпу, что видѣлъ особу, о которой изволилъ упоминать его сіятельство, былъ пораженъ ея наружностью и талантомъ, и ангажировалъ ее. Такъ что въ непродолжительномъ времени миссъ Фотрнигэй будетъ имѣть честь явиться, на лондонской сценѣ передъ столичной публикой и просвѣщеннымъ покровителемъ искусствъ маркизомъ Стайномъ.
   Пенъ прочелъ объ ангажементѣ миссъ Фотрингэй въ Четтрисскомъ Вѣстникѣ, гдѣ столько разъ помѣщалъ хвалебные гимны въ ея честь. Редакторъ очень благосклонно отзывался о ея талантѣ и красотѣ, пророча ей успѣхъ на столичной сценѣ. Антрепренеръ Бингли сталъ печатать въ афишахъ о "послѣднемъ представленіи съ участіемъ миссъ Фотрингэй". Бѣдный Пенъ и сэръ Дэрби Оксъ не пропускали ни одного представленія: Оксъ сидѣлъ обыкновенно въ литерной ложѣ, бросая артисткѣ букеты и получая пріятныя улыбки, а Пенъ, одинокій, мрачный и несчастный, въ пустыхъ ложахъ верхняго яруса. Кромѣ нихъ двоихъ, никто не интересовался участью миссъ Фотрингэй -- никто, за исключеніемъ, быть можетъ, старичка Боуса,-- первой скрипки оркестра.
   Однажды онъ зашелъ послѣ представленія въ ложу Пена и пригласилъ его пройтись. Они направились вдвоемъ по улицѣ, усѣлись на Четтрисскомъ мосту и толковали о ней.
   -- Мы можемъ сидѣть на одной скамейкѣ., -- сказалъ мистеръ Боусъ, -- мы долго плыли въ одной лодкѣ. Не васъ одного свела съ ума эта женщина. А мнѣ это далеко не такъ простительно, потому что я гораздо старше васъ. Въ ея сердцѣ столько же чувства, сколько въ камнѣ, на который я облакачиваюсь: и если бы онъ, или я, или вы упали въ воду и пошли ко дну, ей было бы рѣшительно все равно. Нѣтъ... обо мнѣ-то она скорѣй пожалѣетъ, такъ какъ я нуженъ ей въ качествѣ учителя; и вотъ увидите, -- она не справится безъ меня съ своими ролями и принуждена будетъ выписать меня въ Лондонъ. Но если бы могла обойтись, то и не вспомнила бы обо мнѣ. у ней просто нѣтъ ни сердца, ни мозга, ни ума, ни чувства, ни состраданія, ни стремленій, ничего. Я бы сказалъ, что она не способна чувствовать даже удовольствія, если бы не зналъ, что она любитъ поѣсть и что ей пріятно вниманіе публики.
   -- И вы все-таки не бросите ее?-- спросилъ Пенъ, забывая о своихъ страданіяхъ, при видѣ этого страннаго старичка.
   -- Дурная привычка, въ родѣ запоя или куренья,-- отвѣчалъ Боусъ.-- Я такъ привязался къ ней за послѣднія пять лѣтъ, что не въ силахъ обойтись безъ нея. Вѣдь это я создалъ изъ нея актрису. Если она не пришлетъ за мной, я самъ поѣду къ ней; но она пришлетъ. Я необходимъ ей. Но когда-нибудь она выйдетъ замужъ и броситъ меня, какъ я бросаю этотъ окурокъ.
   Окурокъ сигары зашипѣлъ въ водѣ подъ мостомъ и исчезъ; а Пенъ, возвращаясь въ ту же ночь домой въ первый разъ со времени разрыва съ актрисой, задумался не о своихъ, а о чужихъ страданіяхъ.
   

ГЛАВА XV.
Счастливый уголокъ.

   Маіоръ Пенденнисъ рѣшилъ оставаться въ Фэроксѣ, пока непріятель не очиститъ мѣстности. Онъ не показывалъ вида, что слѣдитъ за племянникомъ и не стѣснялъ его свободы, но постоянно наблюдалъ за нимъ, самъ или черезъ посредство надежныхъ лицъ, такъ что ни одинъ поступокъ, ни одна поѣздка юнаго Артура не ускользнули отъ вниманія бдительнаго опекуна.
   Я полагаю, что врядъ-ли среди читателей этого романа и романовъ вообще, врядъ-ли найдется хоть одинъ человѣкъ, не испытавшій несчастной любви -- въ силу рока и обстоятельствъ или женскаго непостоянства, или собственной ошибки. Пусть же онъ вспомнитъ свое собственное состояніе въ то время и постарается представить себѣ страданія Пена. Ахъ! сколько безсонныхъ лихорадочныхъ ночей! Какъ горько, когда безумныя желанія разбиваются о каменную стѣну равнодушія! Если бы можно было составить списокъ вздоховъ, стоновъ и жалобъ отверженныхъ любовниковъ Лондона за одну только ночь, какой бы длинный перечень получился! Желалъ бы я знать, какой процентъ мужского населенія въ Лондонѣ просыпается въ два или три часа ночи и считаетъ минуты, поворачиваясь съ бока на бокъ, вздыхая, изнывая въ томительной безсонницѣ. Что это за пытка! Правда, я никогда не видалъ, чтобы человѣкъ умеръ отъ любви, но знаю одного господина, вѣсъ котораго уменьшился на 45 фунтовъ, т. е. почти на четверть подъ вліяніемъ несчастной любви; а вѣдь это очень большая пропорція. Потомъ онъ снова нагулялъ себѣ мускулы, пожалуй, даже сталъ здоровѣе, чѣмъ прежде; вѣрно какая-нибудь новая любовь подѣйствовала на него благотворно. Да вѣдь и Пенъ еще утѣшится подобно большинству мужчинъ. Я говорю это на случай, если какая-нибудь читательница вздумаетъ оплакивать его преждевременную кончину или вообще сокрушаться о немъ чрезмѣрно. Его мать такъ и дѣлала; но вѣдь какихъ только страховъ не выдумаетъ материнская любовь.-- Повѣрьте, дорогая моя,-- утѣшалъ ее; маіоръ Пенденнисъ,-- мальчикъ поправится. Какъ только она уѣдетъ, мы увеземъ его куда-нибудь людей посмотрѣть и себя показать. Только не волнуйтесь такъ сильно. Страданія влюбленнаго и отвергнутаго юноши по меньшей мѣрѣ на половину вытекаютъ изъ оскорбленнаго самолюбія. Что и говорить, обидно получить отставку въ любви, но съ другой стороны, вѣдь вы сами знаете, какъ легко мы бросаемъ женщинъ.
   Мистриссъ Пенденнисъ вовсе не знала этого. Вообще она не любила говорить или думать объ этомъ предметѣ; въ свое время и ей пришлось испытать горечь этихъ страданій; она справилась съ своимъ сердцемъ и можетъ быть отнеслась бы теперь равнодушно къ чужой страсти. Но страданія Пена были ея страданіями, а сплошь и рядомъ она даже больше мучилась его огорченіями и болѣзнями, чѣмъ онъ самъ. Теперь она слѣдила за нимъ съ молчаливымъ сочувствіемъ, хотя, какъ мы уже замѣтили, онъ никогда не заговаривалъ съ нею о своей любовной неудачѣ.
   Надо отдать справедливость маіору: онъ проявилъ не мало терпѣнія и родственной любви. Жизнь въ Фэроксѣ казалась нестерпимо скучной человѣку, который былъ знакомъ съ лучшими домами въ Лондонѣ и привыкъ объѣзжать по три, по четыре гостиныя въ вечеръ. Обѣдъ у д-ра Портмана или сосѣдняго сквайра, партія въ триктракъ съ вдовою, которая всѣми силами старалась занимать гостя,-- этимъ исчерпывались всѣ его развлеченія въ Фэроксѣ. Онъ съ нетерпѣніемъ дожидался почты и прочитывалъ газеты отъ доски до доски; усердно пичкалъ себя лекарствами, находя, что деревенская жизнь полезна для его здоровья, послѣ лондонскихъ банкетовъ; убивалъ много времени надъ утреннимъ и вечернимъ туалетомъ, и каждый день прогуливался взадъ и впередъ по террасѣ. Такъ, съ помощью своей трости, туалета, аптечки, триктрака и газеты этотъ достойный свѣтскій философъ боролся со скукой, и если не умѣлъ извлечь пользу изъ каждой минуты, подобно пчеламъ въ саду вдовицы, то по крайней мѣрѣ отбывалъ свой плѣнъ съ достоинствомъ, не изнывая отъ скуки.
   Пень принималъ иногда участіе въ партіи триктрака или слушалъ незатѣйливую игру своей матери; но эти развлеченія не могли развѣять его тоски. Часто онъ поднимался до разсвѣта и уходилъ къ пруду въ Клевринтскомъ паркѣ, гдѣ шумѣли зеленые камыши и развѣсистыя ивы, и, по преданію, до сихъ поръ показывалъ духъ скотницы, утопившейся въ этомъ прудѣ еще при дѣдѣ нынѣшняго владѣльца.
   Пенъ, однако, не утопился, хотя, кажется, маменька его побаивалась этого трагическаго исхода. Онъ сидѣлъ на бережку, удилъ карповъ и предавался своимъ печальнымъ мыслямъ, глядя на свѣтлые кружки, разбѣгавшіеся отъ поплавка. Удачный ловъ нѣсколько оживлялъ его и часто онъ приносилъ домой карповъ, карасей и угрей, которыхъ маіоръ собственноручно жарилъ по французски.
   На берегу этого пруда, подъ своимъ любимымъ деревомъ, Пенъ сложилъ много стихотвореній, соотвѣтствовавшихъ его теперешнему настроенію. Впослѣдствіи онъ самъ конфузился этихъ виршей. Что касается дерева, то въ немъ было дупло, куда онъ складывалъ свои рыболовныя снасти, а впослѣдствіи... впрочемъ, не будемъ забѣгать впередъ. Достаточно сказать, что онъ изливалъ свои чувства въ стихахъ и этимъ самымъ облегчалъ свою душу. Когда скорбь человѣческая начинаетъ выражаться такимъ; образомъ, она можетъ быть очень шумной, но ни въ какомъ случаѣ не слишкомъ жестокой. Ужь если вы изощряете свои мозги, подыскивая рифму на "горе", такъ значитъ конецъ вашему горю гораздо ближе, чѣмъ вы думаете. Такъ было и съ Пеномъ. Онъ пережилъ острый періодъ лихорадки, отчаянія, унынія, мрачной апатіи и черной меланхоліи, припадковъ бѣшенства и отчаянія, когда онъ вскакивалъ на Ревекку и мчался по окрестнымъ полямъ, пугая прохожихъ своими дикими жестами и нелѣпыми восклицаніями.
   Въ теченіе этого періода мистеръ Фокеръ сдѣлался частымъ и желаннымъ гостемъ въ Фэроксѣ; его неизмѣнная веселость и чудачества забавляли маіора и Пена, приводя въ изумленіе Елену и Лауру. Его кабріолетъ произвелъ не малую сенсацію на Клеврингской площади, гдѣ мистеръ Фокеръ опрокинулъ лотокъ, переѣхалъ бритый задъ пуделя мистриссъ Пибусъ и зашелъ въ "Клеврингскій Гербъ" выпить рюмку малиновой наливки. Всѣ обитатели мѣстечка взволновались, узнавъ о его происхожденіи и принялись розыскивать его имя въ спискѣ пэровъ. Онъ былъ такъ молодъ, а ихъ календари такъ стары, что имени его не оказалось въ спискахъ, а его матушка, въ то время уже довольно древняя старуха, значилась еще подъ именемъ леди Агнесы Мильтонъ, въ числѣ потомковъ графа Рошервилля. Но его имя, состояніе, родовитое происхожденіе вскорѣ были извѣстны въ Клеврингѣ, гдѣ, какъ вы и сами можете догадаться, знали также во всѣхъ подробностяхъ исторію Пена и Четтрисской актрисы.
   Глядя на старинный городокъ Четтрисъ Сенъ-Мери съ лондонской дороги, тамъ, гдѣ она огибаетъ усадьбу Фэроксъ; любуясь на быструю, шумную рѣчку, катящую свои волны среди Клеврингскихъ луговъ, на древній соборъ и остроконечныя кровли городскихъ домиковъ, поднимающіяся надъ деревьями и древними стѣнами, на фонѣ высокихъ, позолоченныхъ солнцемъ холмовъ, тянущихся отъ Клевринга къ морю,-- глядя на эту мирную и радостную картину, не одинъ путникъ уносился мечтой въ тихій, мирный городокъ, думая, какъ хорошо было бы провести въ немъ остатокъ дней своихъ. Кучеръ Томъ Смитъ всегда указывалъ пассажирамъ дерево на берегу рѣки, откуда открывается чудесный видъ на церковь и городъ.
   -- Сюда пріѣзжаютъ художники рисовать церковь, вонъ изъ подъ того дерева,-- прибавлялъ онъ.-- Дѣйствительно, видъ очень хорошъ, и я рекомендую его вниманію мистера Робертса или мистера Стэнфильда.
   Подобно Константинополю, когда смотришь на него съ Босфора; подобно свѣтской красавицѣ, когда видишь ее въ ложѣ съ противоположной стороны театра, подобно многимъ вещамъ, которыя издали выглядятъ гораздо красивѣе, чѣмъ вблизи,-- Клеврингъ теряетъ свою прелесть на близкомъ разстояніи. Это угрюмый и грязный городокъ; на улицахъ ни души, за исключеніемъ базарныхъ дней. Тишина нарушается только скрипомъ старой заржавленной вывѣски "Клеврингскато Герба", да шлепаньемъ деревянныхъ башмаковъ по мостовой, раздающимся съ одного конца города до другого. Въ залѣ собранія не давалось ни одного вечера со времени бала, устроеннаго Клеврингскими волонтерами въ честь своего полковника, стараго сэра Фрэнсиса Клевринга; конюшни, занятыя когда-то этимъ знаменитымъ, нынѣ не существующимъ полкомъ, пусты и безмолвны, и оживляются только по четвергамъ, когда окрестные фермеры собираются здѣсь съ своими кибитками и таратайками или во время съѣздовъ, когда администрація засѣдаетъ въ бывшей игорной залѣ собранія.
   На южной сторонѣ площади возвышается церковь, съ своими высокими сѣрыми башнями, очень эффектная, когда солнце озаряетъ тонкую рѣзьбу, выдѣляющуюся надъ темными аркадами, стрѣльчатыя окна горятъ и искрятся, а высокіе шпицы сверкаютъ въ его лучахъ. Статуя святой Дѣвы надъ портикомъ уничтожена въ эпоху реформаціи, у другихъ отбиты головы и руки; уцѣлѣли только тѣ, до которыхъ не могли долетѣть каменья пуританъ. Названія и исторія этихъ статуй извѣстны только доктору Портману, такъ какъ его помощникъ мистеръ Смеркъ не силенъ въ археологіи, а мистеръ Симко (супругъ почтенной мистриссъ Симко), священникъ и строитель часовни въ предмѣстьѣ считаетъ ихъ безобразіемъ.
   Ректорскій домъ -- большое помѣстительное кирпичное зданіе временъ королевы Анны -- сообщается съ церковью и рынкомъ двумя воротами. На бульварѣ, который начинается отъ ректорскаго дома, находятся -- классическая гимназія (директоръ достопочтенный мистеръ Вапшотъ), бойня, старый сарай, бывшая пивоварня временъ аббатства, и училище для молодыхъ дѣвицъ миссъ Финюкенъ. У обѣихъ школъ имѣлись свои мѣста на хорахъ, по сторонамъ органа, но когда церковь опустѣла по милости секты, заведшейся въ предмѣстьѣ и смутившей многихъ прихожанъ, докторъ Портманъ пригласилъ миссъ Финюкенъ переселиться внизъ съ своими дѣвицами, которыя хоть сколько-нибудь оживляли пустынную церковь. Мѣсто, отведенное для фамиліи Клевринговъ, всегда пустуетъ; тамъ виднѣются только статуи покойныхъ баронетовъ и ихъ женъ: сэръ Пойнцъ Клеврингъ, найтъ и баронетъ, съ квадратной бородою, на колѣняхъ противъ своей супруги, леди Ребекки Клеврингъ, очень тучной дамы, уносимой къ небесамъ двумя ангельчиками, которымъ, повидимому, не подъ силу эта задача,-- и другіе представители тои же фамиліи. Какъ живо, даже въ глубокой старости помнилъ Пенъ эти изображенія, какъ часто онъ разсматривалъ ихъ въ дѣтствѣ, пока докторъ бормоталъ съ каѳедры проповѣдь, а завитой кокъ мистера. Смерка покачивался надъ пюпитромъ. Обитатели Фэрокса усердно посѣщали старинную церковь, вмѣстѣ съ своими слугами, для которыхъ были отведены особыя мѣста, также какъ для слугъ доктора, Вапшота и миссъ Финюкенъ, при школѣ которыхъ состояли три дѣвушки и очень приличный молодой человѣкъ въ ливреѣ. Многочисленное семейство Вапшота состояло изъ вѣрныхъ прихожанъ. Глендерсъ и его дѣти тоже регулярно посѣщали церковь, также одинъ изъ аптекарей. Мистриссъ Пибусъ посѣщала поочередно церковь предмѣстья и аббатства; воспитанники благотворительной школы для бѣдныхъ съ своими семействами, разумѣется, оставались вѣрными аббатству. Ученики мистера Вапшота очень оживляли церковь своей топотней и безпрерывнымъ сморканьемъ во время службы. Короче сказать, конгрегація имѣла настолько приличный видъ, насколько это было возможно въ такія печальныя времена. Церковь была украшена многочисленными гробницами съ гербами и геральдическими фигурами. Докторъ тратилъ большую часть своихъ доходовъ на украшеніе храма; онъ устроилъ въ немъ великолѣпное окно съ разрисованными стеклами, выписанными изъ Нидерландовъ, и завелъ большой соборный органъ.
   Но, несмотря на органъ и окно, а можетъ быть и по милости послѣдняго, такъ какъ оно было выписано отъ папистовъ и разукрашено языческими фигурами, новая церковь процвѣтала въ Клеврингѣ въ ущербъ ортодоксальной; и многіе изъ паствы доктора Портмана перешли къ мистеру Симко и его почтенной супругѣ. Ихъ дѣятельность нанесла ущербъ даже сосѣдней эбенезерской молельнѣ, которая до прибытія Симко всегда бывала биткомъ набита. Брошюрки мистера Симко проникали въ домишки бѣдныхъ прихожанъ доктора и поглощались съ большей охотой, чѣмъ супъ почтенной мистриссъ Портманъ, о качествахъ котораго неблагодарный народъ отзывался презрительно. Ленточная фабрика на берегу Брауля, вокругъ которой создалось предмѣстье, совсѣмъ погибла для ортодоксіи. Кроткая миссъ Мира была вытѣснена буйной мистриссъ Симко и ея адъютантами въ юбкахъ. Ахъ, какъ горько было супругѣ доктора видѣть разсѣяніе паствы ея супруга, уступать мѣсто женѣ пастора новой церкви, дочери какого-то ирландскаго пэра, сознавать, что въ Клеврингъ, въ ихъ родномъ Клеврингѣ, на украшеніе котораго докторъ не жалѣлъ собственныхъ до ходовъ, образовалась партія, которая ненавидитъ доктора, за то что онъ не прочь иногда сыграть партію въ вистъ, и считаетъ его погибшимъ человѣкомъ за то, что онъ бываетъ въ театрѣ. Она даже умоляла его оставить театръ и карты,-- тѣмъ болѣе, что ему и трудно было теперь составить партію, такъ какъ общественное мнѣніе возстало противъ этого развлеченія. Но докторъ возразилъ, что онъ всегда будетъ дѣлать то, что считаетъ согласнымъ съ совѣстью и что дѣлалъ добрѣйшій и мудрый король Георгъ III (докторъ былъ его капелланомъ) и скорѣе согласится играть до конца дней своихъ въ дурачки съ женой и, Мирой, чѣмъ откажется отъ картъ въ угоду глупцамъ.
   Изъ двухъ владѣльцевъ фабрики (которая перевела форель въ Браулѣ, и завела всю эту смуту въ городѣ), старшій, мистеръ Ролтъ, посѣщалъ Эбенезерскую молельню, а младшій, мистеръ Баркеръ, Новую Церковь. Словомъ, въ этомъ городишкѣ кипѣли такія распри, какихъ не бываетъ и въ Лондонѣ между сосѣдями. Даже въ читальнѣ, устроенной благоразумнымъ и миролюбивымъ докторомъ Пенденнисомъ, которая должна бы была остаться нейтральнымъ мѣстомъ, враждебныя партіи завели такую смуту, что почти всѣ читатели оставили ее. Неизмѣнными посѣтителями остались только мистеръ Смеркъ, который, несмотря на сочувствіе партіи Симко, сохранилъ пристрастіе къ журналамъ и легкой литературѣ; да старикъ Глендерсъ, сѣдая голова и усы котораго постоянно виднѣлись въ окно читальни; да мистриссъ Пибусъ, просматривавшая газетныя объявленія и адреса на чужихъ письмахъ, получаемыхъ въ читальнѣ.
   Можно себѣ представить, какую сенсацію произвели въ этомъ миломъ патріархальномъ гнѣздышкѣ извѣстія о любовныхъ похожденіяхъ мистера Пена въ Четтрисѣ. Они переходили изъ дома въ домъ и представляли богатѣйшую тему для разговоровъ среди приверженцевъ старой церкви, новой церкви, также какъ и людей, ни къ какой церкви не приверженныхъ; онѣ обсуждались дѣвицами Финюкенъ и учителями ихъ школы, и даже, насколько намъ извѣстно, ученицами въ дортуарахъ; ученики Вапшота по своему обсуждали эти извѣстія и съ любопытствомъ поглядывали на Пена, когда онъ являлся въ церковь, или съ негодованіемъ указывали на него, когда онъ мчался въ Четтрисъ. Они всегда ненавидѣли Пена и величали его лордомъ Пенденнисомъ за то, что онъ не носилъ куртокъ изъ бумажнаго бархата, ѣздилъ верхомъ, и вообще форсилъ, по ихъ выраженію.
   По правдѣ сказать, главнымъ виновникомъ всѣхъ этихъ сплетенъ была сама мистриссъ Портманъ. Когда она узнала въ Четтрисѣ тайну Пенденниса, бѣдный докторъ Портманъ ни минуты не сомнѣвался, что завтра же эта тайна будетъ извѣстна всему приходу. И точно, на другой день объ этомъ толковали повсюду: въ читальнѣ, въ модномъ магазинѣ, у башмачника, въ складѣ, на площади; у мистриссъ Пибусъ, у Глендерса, на soireé мистриссъ Симко, на фабрикѣ; даже на мельницѣ вскорѣ узнали эту новость, такъ что юный Артуръ Пенденнисъ съ его похожденіями сдѣлался притчей во языцѣхъ.
   Когда докторъ Портманъ вышелъ на улицу, знакомые не давали ему прохода съ разспросами. Бѣдный богословъ сразу понялъ, что его Бетси заварила кашу и выбранился въ душѣ. Впрочемъ, не сегодня, такъ завтра, исторія была бы узнана. Врядъ-ли нужно говорить, какъ отнеслись Клеврингскіе обыватели къ мистриссъ Пенденнисъ, избаловавшей своего сына и къ безнравственному повѣсѣ Артуру, задумавшему жениться на актрисѣ. Если спѣсь существуетъ въ нашемъ отечествѣ,-- а. кажется, недостатка въ ней не ощущается,-- то нигдѣ не достигаетъ она такихъ размѣровъ, какъ въ захолустныхъ городкахъ, у мелкихъ провинціальныхъ барынь.
   -- Господи,-- раздавалось на всѣхъ перекресткахъ,-- а вѣдь какъ она чванилась своимъ безпутнымъ головорѣзомъ -- сынкомъ, который теперь женится на раскрашенной актрисѣ изъ балагана, куда, вѣроятно, и самъ намѣренъ поступить. Если бы покойный мистеръ Пенденнисъ былъ живъ, онъ не допустилъ бы такого скандала.
   По всей вѣроятности, не допустилъ бы, такъ что и намъ не пришлось бы разсказывать исторію Пена. Нечего грѣха таить, онъ дѣйствительно фыркалъ на Клеврингскихъ обитателей. Гордый и откровенный по природѣ, онъ презиралъ ихъ болтовню, ихъ мелкіе счеты и дѣлишки, и не скрывалъ своего презрѣнія. Онъ знался только съ докторомъ Портманомъ и его помощникомъ; даже мистриссъ Портманъ не пользовалась его расположеніемъ, ни даже расположеніемъ его матери, вдовы, которая держалась въ сторонѣ отъ мѣстнаго; населенія, точно въ самомъ дѣлѣ знатная леди! Она-то, знатная леди!
   Да, мистриссъ Баркеръ вчетверо больше закупала въ мясной лавкѣ, чѣмъ эти Фэрокскіе гордецы, при всемъ ихъ чванствѣ.
   И т. д., и т. д., и т. д., читатель самъ можетъ дополнить эти пересуды, если только онъ знакомъ съ провинціальными сплетнями. Въ такомъ случаѣ онъ и самъ знаетъ, какимъ образомъ хорошая, добрая женщина, думавшая только объ исполненіи своихъ обязанностей къ сосѣдямъ и къ семьѣ, и честный, добродушный юноша, заносчивый, но искренно расположенный къ людямъ, создаютъ себѣ враговъ и клеветниковъ въ обществѣ, которому они не сдѣлали ничего худого, только потому, что стоятъ выше него. Клеврингскія дворняжки со всѣхъ сторонъ лаяли на Фэроксъ и радовались униженію Пена.
   Докторъ Портманъ и Смеркъ остерегались сообщать вдовѣ о сплетняхъ, преслѣдовавшихъ ея сына, но Глендерсъ, въ качествѣ друга дома, считалъ своимъ долгомъ передавать ихъ во всѣхъ подробностяхъ молодому человѣку. Можно себѣ представить его негодованіе; но кому изъ Клеврингскихъ жителей онъ могъ послать вызовъ? Нашлись нахалы, которые кричали: "да здравствуетъ Фотрингэй!" у воротъ Фэрокса. Кто-то привезъ афишу изъ Четтрисскаго театра и приклеилъ ее ночью въ Фэроксѣ. Другой разъ Пенъ, проѣзжая по предмѣстью, слышалъ насмѣшки мальчишекъ. Наконецъ, когда однажды онъ вошелъ на кладбище, гдѣ собралось нѣсколько учениковъ доктора Портмана, старшій изъ нихъ, здоровый малый лѣтъ двадцати, сынъ мелкаго сосѣдняго сквайра, сталъ въ театральной позѣ надъ свѣже вырытой могилой и принялся читать монологъ Гамлета надъ Офеліей, ехидно усмѣхаясь на Пена.
   Молодой человѣкъ взбѣсился до того, что бросился на Гобнеля съ восклицаніемъ, очень похожимъ на ругательство, свиснулъ его хлыстомъ по физіономіи, и затѣмъ, бросивъ хлыстъ и крикнувъ своему сопернику, чтобы онъ защищался. принялся угощать его тумаками такъ ретиво, что перетрусившій нахалъ мигомъ очутился въ могилѣ, приготовленной вовсе не для него.
   Затѣмъ, стиснувъ кулаки, съ пылающимъ отъ негодованія и гнѣва лицомъ, онъ крикнулъ товарищамъ мистера Гобнеля, что если кто изъ нихъ, негодяевъ, желаетъ съ нимъ развѣдаться, такъ пусть выходитъ? Но они предпочли удалиться, ворча что-то себѣ подъ носъ, и отретировались въ ту самую минуту, когда мистеръ Портманъ явился у калитки, а мистеръ Гобнель, съ расквашеннымъ носомъ и разбитой губой, вылѣзалъ изъ могилы.
   Пенъ, бросивъ презрительный и гнѣвный взглядъ, на отступающихъ враговъ, ушелъ въ калитку, подлѣ которой его остановилъ докторъ Портманъ. Молодой человѣкъ былъ такъ взволнованъ, что едва могъ говорить. Голосъ его прерывался рыданіями.
   -- Этотъ... трусъ оскорбилъ меня, сэръ,-- сказалъ онъ, и докторъ пропустилъ мимо ушей его ругательство, уважая гнѣвъ и волненіе его честной страдающей души.
   Пенденнисъ старшій, который, въ качествѣ истинно свѣтскаго человѣка, придавалъ большое значеніе мнѣнію сосѣдей, былъ крайне шокированъ этой бурей въ стаканѣ воды, раздиравшей на клочки репутацію мистера Пена. Доктору Портману и капитану Глендерсу приходилось защищать юнаго злодѣя отъ всего Клеврингскаго общества, которое считало его чудовищемъ. Пенъ ничего не сказалъ дома о столкновеніи на кладбищѣ, но посовѣтовался съ своимъ пріятелемъ Гарри Фокеромъ, эсквайромъ, который тотчасъ же отправился въ своемъ кабріолетѣ въ гостинницу Клеврнигскаго герба, а отсюда послалъ Ступида къ Томасу Гобнелю, эсквайру, съ запиской и просьбой явиться къ мистеру Фокеру для переговоровъ.
   Ступидъ вернулся и сообщилъ, что мистеръ Гобнель распечаталъ записку и прочелъ ее своимъ товарищамъ, на которыхъ она, повидимому, произвела сильное впечатлѣніе; затѣмъ они долго толковали, смѣялись и, наконецъ, Ступидъ объявилъ, что самъ пришлетъ отвѣть вечеромъ.
   Мистеръ Фокеръ пошелъ осматривать достопримѣчательности Клевринга. Къ архитектурѣ онъ не чувствовалъ никакого пристрастія, такъ что церковь доктора Портмана вызвала съ его стороны только одно замѣчаніе: что она заплѣсневѣла, какъ старый Стильтонскій сыръ.
   Затѣмъ онъ направился по главной улицѣ, глазѣя на лавки, и замѣтивъ въ окнѣ читальни капитана Глендерса, кивнулъ головой въ отвѣтъ на его изумленный взоръ; съ величайшимъ интересомъ освѣдомился о цѣнахъ на говядину у мясника и спросилъ его, когда будутъ бить скотъ; прильнулъ къ окну моднаго магазина мадамъ Фрибсби, въ надеждѣ увидѣть хорошенькое личико, но увидалъ только куклу въ парижской шляпкѣ и манекеновъ, да мадамъ Фрибсби читавшую романъ въ гостиной. Подобное зрѣлище не могло удовлетворить мистера Фокера, такъ что, осмотрѣвши городъ, заглянувъ въ конюшню при гостинницѣ, гдѣ стояли двѣ клячи, развозившія мѣстныхъ обывателей на обѣды къ сосѣднимъ помѣщикамъ, онъ уже не на шутку поддался скукѣ, когда явился посланецъ мистера Гобнеля.
   Это былъ самъ мистеръ Вапшотъ, собственною особой; онъ вошелъ съ негодующимъ видомъ, держа въ рукѣ записку Пена, и спросилъ мистера Фокера:-- Какъ онъ осмѣлился послать такую возмутительную записку, вызовъ къ его ученику?
   Дѣйствительно, Пенъ написалъ своему противнику, что если онъ. получивъ заслуженное возмездіе за свою наглую выходку, потребуетъ удовлетворенія, какъ это принято между порядочными людьми, то; мистеръ Генри Фокеръ, другъ мистера Артура Пенденниса, объяснится съ нимъ насчетъ условій встрѣчи.
   -- Такъ это онъ васъ прислалъ для переговоровъ, сэръ?-- спросилъ мистеръ Фокеръ, осматривая директора съ ногъ до головы.
   -- Если бы онъ принялъ этотъ нечестивый вызовъ, я бы его выпоролъ,-- отвѣчалъ мистеръ Вапшотъ, бросая на мистера Фокера взглядъ, въ которомъ нетрудно было прочесть:-- стоило бы и тебя отодрать.
   -- Вы очень любезны, сэръ,-- отвѣчалъ секундантъ Пена.-- Я скажу моему кліенту, что его противникъ не желаетъ драться,-- прибавилъ онъ съ достоинствомъ.-- Онъ предпочитаетъ порку дуэли. Неугодно-ли вамъ закусить, мистеръ... не имѣю чести знать ваше имя.
   -- Мое имя Вапшотъ, и я директоръ здѣшней гимназіи,-- крикнулъ посѣтитель,-- не желаю вашей закуски, сэръ, очень вамъ благодаренъ, но я не желаю и вашего знакомства, сэръ.
   -- Да вѣдь и я не искалъ вашего, повѣрьте,-- возразилъ мистеръ Фокеръ.-- Ученые мужи вообще мирный народъ, имъ бы не слѣдовало путаться въ такого рода дѣла, впрочемъ, о вкусахъ не спорятъ, сэръ.
   -- Прискорбно слышать, когда молодые люди такъ легкомысленно говорятъ объ убійствѣ, какъ вы, сэръ,-- заоралъ директоръ,-- будь вы въ моей школѣ...
   -- Вы бы дали мнѣ лучшее воспитаніе, сэръ, не сомнѣваюсь въ этомъ,-- съ поклономъ отвѣчалъ мистеръ Фокеръ.-- Благодарю васъ, сэръ. Мое воспитаніе уже окончилось, сэръ, и я не намѣренъ снова поступать въ школу, если вздумаю, непремѣнно вспомню о вашемъ любезномъ приглашеніи. Джонъ, проводи джентльмена... передайте мистеру Гобнелю, сэръ, что если онъ желаетъ быть высѣченнымъ, то мы ничего не имѣемъ противъ, даже готовы доставить ему это удовольствіе при первой встрѣчѣ.
   Говоря это, молодой человѣкъ съ поклономъ выпроводилъ гостя, а затѣмъ усѣлся за столъ и написалъ Пену, что мистеръ Гобнель отказался отъ дуэли.
   

ГЛАВА XVI,
которой заканчивается первая часть этой исторіи.

   Поведеніе Пена въ вышеописанномъ столкновеніи, разумѣется, вскорѣ сдѣлалось предметомъ разговоровъ всего городка, и не мало досадило доктору Портману, но только позабавило маіора Пенденниса. За то добрѣйшая мистриссъ Пенденнисъ пришла въ отчаяніе, узнавъ о нехристіанскомъ поведеніи Пена. Какихъ только бѣдъ, огорченій, проступковъ, непріятностей не породило это несчастное сватовство! Теперь ей сильнѣе чѣмъ когда-либо хотѣлось, чтобы Артуръ уѣхалъ изъ Четтриса, уѣхалъ куда-нибудь подальше отъ женщины, принесшей ему столько горя.
   Въ отвѣтъ на упреки матери и укоризны доктора, который возмущался насильственными поступками и кровожадными намѣреніями Артура, послѣдній, съ чисто юношеской серьезностью и важностью, объявилъ, что онъ никому не позволитъ безнаказанно задѣвать его честь, и спросилъ, могъ-ли онъ, оставаясь порядочнымъ человѣкомъ, поступить иначе, то есть не наказать оскорбителя и не предложить ему удовлетворенія?
   -- Vous allez trop vite, милѣйшій мой, -- замѣтилъ дядя, съ нѣкоторымъ смущеніемъ, такъ какъ узналъ въ рѣчахъ племянника отголосокъ своихъ же понятій о чести -- старосвѣтскихъ понятій, отзывающихся порохомъ и лагеремъ и давно вытѣсненныхъ болѣе трезвыми взглядами -- между свѣтскими людьми, куда ни шло, но между школьниками подобныя столкновенія смѣшны, милый мой, рѣшительно смѣшны.
   -- Это ужасно жестоко и совсѣмъ не похоже на моего сына,-- прибавила мистриссъ Пенденнисъ, огорченная упрямствомъ молодого человѣка.
   Пенъ поцѣловалъ ее и сказалъ съ неподражаемой важностью:-- женщины, милая мама, ничего не понимаютъ въ этихъ дѣлахъ -- я совѣтовался съ мистеромъ Фокеромъ -- невозможно было поступить иначе.
   Маіоръ усмѣхнулся и пожалъ плечами.-- Рѣшительно нынѣшняя молодежь умна не по лѣтамъ,-- подумалъ онъ. Мистриссъ Пенденнисъ объявила, что Фокеръ истинное чудовище и, безъ сомнѣнія, доведетъ до бѣды ея дорогого мальчика, если онъ поступитъ въ ту же коллегію.-- Я бы рада была совсѣмъ не пускать его въ университетъ,-- прибавила она.-- Если бы не воспоминаніе о покойномъ мужѣ, который всегда мечталъ отдать сына въ университетъ, она, вѣроятно, положила бы свое veto на этотъ проектъ.
   Въ концѣ-концовъ, на общемъ совѣтѣ рѣшено было отправить Пена въ Оксбриджъ, въ нынѣшнемъ же октябрѣ. Фокеръ обѣщалъ познакомить его съ хорошими ребятами, а маіоръ Пенденнисъ считалъ весьма полезнымъ для Пена вступить въ университетское общество подъ руководствомъ такого образцоваго молодого джентльмена.-- Мистеръ Фокеръ знакомъ съ лучшими молодыми людьми въ университетѣ,-- говорилъ онъ,-- и Пенъ, можетъ завести тамъ знакомства, которыя очень и очень пригодятся ему въ дальнѣйшей жизни. Тамъ учатся молодой маркизъ Плинклимонъ, старшій сынъ герцога Сенъ-Давида, лордъ Магнусъ Чартерсъ, сынъ лорда Реннимеда и родственникъ мистера Фокера (вы, конечно. знаете, дорогая моя, что леди Реннимедъ урожденная леди Агата Мильтонъ); леди Агнеса безъ сомнѣнія, пригласитъ Пена въ Логвудъ. Вообще я отнюдь не раздѣляю вашихъ опасеній насчетъ ея сына; онъ безспорно оригиналъ и весельчакъ, но въ высшей степени разсудительный и обязательный молодой человѣкъ, оказавшій намъ большія услуги въ дѣлѣ съ Фотрингэй. Я, съ своей стороны, считаю величайшимъ счастьемъ для Пена знакомство съ этимъ забавнымъ и милымъ молодымъ человѣкомъ.
   Елена вздохнула, нехотя соглашаясь съ маіоромъ. Конечно, мистеръ Фокеръ поступилъ очень мило въ исторіи съ миссъ Костиганъ и она была ему очень благодарна. Тѣмъ не менѣе ее томило смутное предчувствіе чего-то недобраго, и всѣ эти споры, ссоры, тщеславные разсчеты внушали ей опасеніе за участь сына.
   Докторъ Портманъ рѣшительно стоялъ за поступленіе Пена въ университетъ. Онъ тоже питалъ пристрастіе къ избранному обществу, и надѣялся, что Пенъ отличится въ наукахъ: Смеркъ отзывался съ большой похвалой о его способностяхъ, да и самъ докторъ, познакомившись съ его переводами, нашелъ ихъ превосходными. Во всякомъ случаѣ, всѣ считали необходимымъ его отъѣздъ изъ Четтриса, и Пенъ, которому надоѣли сплетни и дрязги, возбужденныя его похожденіями, угрюмо подчинился этому рѣшенію.
   Въ августѣ и сентябрѣ въ Четтрисѣ происходили судебныя засѣданія и скачки, вызвавшія большое стеченіе публики. Миссъ Фотрингэй продолжала играть въ Четтрисскомъ театрѣ. Никто не принималъ близко къ сердцу ея присутствія или отъѣзда, за исключенісмъ извѣстныхъ намъ лицъ. Тѣ изъ мѣстныхъ жителей, у которыхъ имѣлись дома въ Лондонѣ, и которые, по всей вѣроятности, восторгались миссъ Фотрингэй впослѣдствіи, когда имя ея прогремѣло въ столицѣ, не находили ничего замѣчательнаго въ актрисѣ мелкаго провинціальнаго театра. Много геніевъ и бездарностей, до и послѣ миссъ Костиганъ, раздѣляли ея судьбу. Но эта достойная дѣвица переносила равнодушіе публики, какъ и всякія другія испытанія и непріятности, съ обычнымъ спокойствіемъ; ѣла, пила, играла, спала такъ исправно, какъ только могутъ люди ея темперамента. Отъ какого множества бѣдъ, огорченій и всяческихъ напастей избавляетъ здоровая ограниченность и счастливая безчувственность Я не хочу сказать, что добродѣтель перестаетъ быть добродѣтелью, если ей не приходится бороться съ искушеніями, я утверждаю, что тупоуміе гораздо болѣе драгоцѣнный даръ, чѣмъ думаютъ обыкновенно, и счастливъ тотъ, кого природа надѣлила значительнымъ запасомъ этого противоядія.
   Пенъ, по прежнему, съ мрачнымъ видомъ являлся въ театръ и съ такимъ же мрачнымъ видомъ возвращался домой. Его поѣздки не мало безпокоили мать, которая навѣрно попыталась бы удерживать его дома, но маіоръ отговаривалъ ее и успокоивалъ: свѣтскій хитрецъ замѣтилъ перемѣну къ лучшему въ недугѣ Пена. Однимъ изъ благопріятныхъ симптомовъ, радовавшихъ заботливаго опекуна, была усилившаяся страсть Артура къ стихотворству. Онъ то и дѣло декламировалъ стихи во время прогулокъ, или бормоталъ ихъ по вечерамъ, за чаемъ. Однажды, въ его отсутствіе, маіоръ бродилъ по дому и между прочимъ заглянулъ въ комнатку молодого человѣка. Тутъ онъ нашелъ толстѣйшую тетрадь, наполненную стихами, англійскими, латинскими, съ цитатами изъ классическихъ авторовъ, которыя съ педантической аккуратностью указывались въ ссылкахъ внизу страницы.-- Ну, значитъ не такъ ужь онъ страждетъ,-- подумалъ Поллъ-Молльскій философъ, и сообщая о своемъ открытіи матери (быть можетъ къ нѣкоторому ея разочарованію, потому что она, какъ женщина чувствительная, не лишена была романтичности) прибавилъ, что Пенъ является къ обѣду голоднымъ, какъ волкъ, да и за завтракомъ обнаруживаетъ изрядный аппетитъ.-- Желалъ бы я обладать такимъ желудкомъ,-- прибавилъ маіоръ, со вздохомъ вспоминая о пилюляхъ, которыя принималъ за обѣдомъ.-- Да и спитъ онъ отлично, а это добрый знакъ.-- Замѣчанія маіора были жестоко прозаичны, но истинны.
   За неимѣніемъ другого повѣреннаго, Пенъ, въ послѣднее время, еще болѣе сблизился съ своимъ учителемъ, или, лучше сказать, еще усерднѣе угощалъ его изліяніями на старую тему. Влюбленному не обойтись безъ конфидента. Смеркъ игралъ такую же роль въ этомъ приключеніи, какъ вязъ, на которомъ Коридонъ вырѣзывалъ имя своей возлюбленной. Онъ былъ эхомъ, повторявшимъ имя прекрасной Амариллисъ. Кончивъ играть, человѣкъ забываетъ о флейтѣ, однако, Пенъ воображалъ, что питаетъ къ Смерку истинную дружбу потому только, что прожужжалъ ему уши своими любовными жалобами и изліяніями; а Смеркъ, съ своей стороны, имѣлъ особенныя причины угождать юношѣ.
   Бѣдный педагогъ былъ жестоко огорченъ предстоящимъ отъѣздомъ ученика. Уѣдетъ Артуръ,-- кончатся занятія Смерка, кончится и его счастіе. Прекратятся ежедневныя поѣздки въ Фэроксъ, а, между тѣмъ, ласковое слово или взглядъ его хозяйки сдѣлались для Смерка такой же необходимостью, какъ скромный обѣдъ, которымъ угощала его мадамъ Фрибсби. Съ отъѣздомъ Артура, придется ограничиться рѣдкими визитами, разъ въ недѣлю являться на урокъ съ Лаурой, а онъ успѣлъ уже сростись съ усадьбой, какъ плющъ, и терзался при мысли о разлукѣ. Ужь не броситься-ли къ ея ногамъ, не открыться-ли ей? Смеркъ постарался припомнить все, что сулило успѣхъ его надеждамъ. Три недѣли тому назадъ она похвалила его проповѣдь. Она благодарила его за дыню, которую Смеркъ преподнесъ ей, по случаю обѣда, устроеннаго м-ромъ Пенденнисомъ; говорила, что всегда: будетъ признательна ему за участіе къ Артуру; когда же онъ объявилъ, что его любовь и привязанность къ этому милому юношѣ не знаютъ границъ, она просто разсыпалась въ благодарностяхъ, увѣряя, что всѣ друзья ея сына пользуются ея полной симпатіей. Признаться?-- или подождать? Смеркъ содрогался при мысли, что въ случаѣ, если она отвергнетъ его любовь, ворота усадьбы навсегда закроются для него.
   Такъ-то, друзья читатели, у каждаго изъ насъ есть свои горести и свои дѣлишки, и каждому они важнѣе и горше тревогъ и печалей ближняго. Пока мистриссъ Пенденнисъ горюетъ о близкой разлукѣ съ сыномъ и терзается тревогой за своего птенца, которому скоро предстоитъ вылетѣть изъ родимаго гнѣздышка на вольный свѣтъ, -- пока возвышенный духъ маіора тоскуетъ о пышныхъ лондонскихъ обѣдахъ, о вечерахъ, гдѣ онъ могъ бы блистать среди герцоговъ и герцогинь, если бы эта проклятая исторія не задерживала его въ жалкой провинціальной дырѣ -- пока Пенъ колеблется между неудовлетворенной любовью и болѣе пріятнымъ, но уже загорѣвшимся безсознательно для него самого, стремленіемъ посмотрѣть свѣтъ -- мистеръ Смеркъ тоже томится заботой; она сидитъ по ночамъ у его постели, взбирается вмѣстѣ съ нимъ на его лошадку,-- и онъ также недоволенъ, какъ всѣ мы, грѣшные. Какъ одиноки мы въ мірѣ! какъ себялюбивы и скрытны! Вы съ вашей супругой, быть можетъ, уже лѣтъ сорокъ покоитесь на одной подушкѣ и воображаете, будто вы и она едино суть! Напрасно, развѣ она стонетъ, когда васъ схватила подагра, или вы томитесь безсонницей, когда у нея болятъ зубы. Ваша наивная дочка, съ вида воплощенная невинность, думающая только о своей мамѣ и объ урокѣ музыки, на самомъ дѣлѣ мечтаетъ о молодомъ поручикѣ, съ которымъ танцовала на послѣднемъ балу; а вашъ правдивый, откровенный мальчуганъ, только что вернувшійся изъ школы, устраивалъ спекуляціи съ карманными деньгами по поводу долга пирожнику. Ваша старушка мать, пріютившаяся въ уголку, которой черезъ нѣсколько мѣсяцевъ предстоитъ переселиться въ лучшій міръ,-и та поглощена своими собственными мыслями и соображеніями: навѣрное, она вспоминаетъ о старыхъ временахъ, о балѣ, состоявшемся пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ, когда она произвела такой фуроръ и танцовала котильонъ съ капитаномъ ***, наканунѣ того дня, въ который вашъ отецъ сдѣлалъ ей предложеніе. Думаетъ она и о вашей супругѣ: какое это несносное созданіе и до какой степени вы ослѣплены ею и преувеличиваете ея достоинства. А насчетъ вашей супруги... о, философическій читатель, отвѣчайте и скажите по совѣсти: говорите-ли вы ей обо всемъ?
   -- Да, сэръ,-- подъ двумя шляпами скрываются два различные міра -- въ природѣ нѣтъ двухъ одинаковыхъ объектовъ -- женщина, на которую вы смотрите, отличается чертами лица отъ другой женщины, и кушанье, которое вы пробуете, отличается вкусомъ отъ другихъ кушаній,-- вы и я -- острова, раздѣленные безбрежнымъ моремъ и окруженные каждый болѣе или менѣе близкими сосѣдними островами.
   Вернемся, однако, къ нашему одинокому Смерку.
   У Смерка не было другого конфидента для изліяній, кромѣ въ высшей степени неразсудительной мадамъ Фрибсби. Какимъ образомъ она сдѣлалась мадамъ Фрибсби,-- одному Богу извѣстно: изъ Клевринга она уѣхала въ Лондонъ, въ модный магазинъ, въ качествѣ миссъ Фрибсби, вернулась въ званіи "мадамъ": по ея словамъ, она пріобрѣла его въ Парижѣ. Но развѣ французскій король, при всемъ своемъ желаніи, могъ даровать ей это званіе? Впрочемъ, не стоитъ углубляться въ эту тайну. Достаточно сказать, что она уѣхала изъ Клевринга юной рѣзвой дѣвицей, а вернулась уже почтенной дамой, съ наружностью мадонны и меланхолическимъ видомъ; купила за безцѣнокъ заведеніе покойной мистриссъ Гарботтлъ, -- взяла къ себѣ старуху мать, много помогала бѣднымъ, усердно посѣщала церковь и отличалась прекраснѣйшимъ характеромъ. Романы она поглощала въ такомъ количествѣ, какъ никто въ Клеврингѣ, не исключая самой мистриссъ Портманъ. Времени у ней было довольно для этого развлеченія, такъ какъ, правду сказать, у ней почти не было заказчиковъ, кромѣ обитателей ректорскаго дома и Фэрокса. Постоянное чтеніе подобныхъ произведеній (отнюдь не отличавшихся въ то время такимъ возвышеннымъ и моральнымъ характеромъ, какъ нынѣшнія) развило въ ней самую нелѣпую сантиментальность, такъ что жизнь въ ея глазахъ являлась огромнѣйшей любовной интригой, и, при видѣ мужчины и женщины, она немедленно рѣшала, что они изнываютъ отъ любви другъ къ другу.
   Послѣ того, какъ мистриссъ Пенденнисъ побывала въ гостяхъ у учителя -- о чемъ мы сообщали выше -- мадамъ Фрибсби немедленно сообразила, что мистеръ Смеркъ и вдовица пылаютъ взаимной страстью, и, съ своей стороны, рѣшилась сдѣлать все, чтобы не дать остыть этой страсти. Правда, ей рѣдко приходилось встрѣчаться съ мистриссъ Пенденнисъ, -- и почти всегда въ обществѣ или въ церкви. Мистриссъ Пенденнисъ мало интересовалась модами и сама шила свои платья и уборы; за то мадамъ Фрибсби неукоснительно пользовалась ея рѣдкими посѣщеніями или своими визитами въ Фэроксъ, чтобы завести рѣчь о Смеркѣ: что за ангельская душа у этого человѣка, и какой онъ милый, прилежный, одинокій, и какъ это странно, что ни одна леди еще не сжалилась надъ нимъ.
   Елена съ улыбкой слушала эти сантиментальныя разглагольствованія и удивлялась, почему мадамъ Фрибсби сама не сжалится надъ своимъ постояльцемъ и не утѣшитъ его. Но мадамъ Фрибсби только покачивала своей ангельской головкой. "Монъ кюръ а боку суфферъ",-- говорила она, приложивъ руку къ той сторонѣ тѣла, гдѣ помѣщалось означенное "кюръ".-- "Иль е мортъ анъ Эспанъ, мадамъ", -- прибавляла она со вздохомъ. Она гордилась своимъ знаніемъ французскаго языка, но при объясненіяхъ на этомъ діалектѣ обнаруживала скорѣе бѣглость, чѣмъ правильное произношеніе. Мистриссъ Пенденнисъ не пыталась проникнуть въ тайны ея истерзаннаго сердца: она была очень сдержанна со всѣми, кромѣ немногихъ близкихъ лицъ, и, пожалуй, очень горда по своему: въ воспитателѣ своего сына она видѣла только гувернера, состоящаго при молодомъ принцѣ; конечно, его духовное званіе требовало почтительнаго отношенія, но съ соблюденіемъ собственнаго достоинства, какъ къ лицу, находившемуся въ услуженіи у фамиліи Пенденнисовъ. Въ виду этого, постоянные намеки мадамъ Фрибсби вовсе не были ей пріятны. Богатая фантазія требовалась, чтобы вообразить, будто вдова влюблена въ мистера Смерка, тѣмъ не менѣе, мадамъ Фрибсби вообразила это.
   Ея постоялецъ охотно бесѣдовалъ объ этомъ предметѣ съ своей сердобольной хозяйкой. Расхваливъ Смерка мистриссъ Пенденнисъ, она всякій разъ возвращалась съ разсказами о томъ, какъ хвалила его вдовица.-- "Этръ суль о мондъ е біенъ аннюанъ",-- говорила она, бросая меланхолическій взглядъ на портретъ французскаго карабинера въ зеленой курткѣ и мѣдной кирасѣ, украшавшій ея комнату.-- Когда мистеръ Пенденнисъ поступитъ въ университетъ, его мама останется совсѣмъ одинокой, -- замѣтьте это. А вѣдь, она еще очень молода. Ей нельзя дать больше двадцати пяти.-- "Мосье ле кюре, сонъ кюръ е туше, и анъ сюи сюръ, же конне села біенъ, алле, мосьн Смеркъ".
   Онъ краснѣлъ, вздыхалъ, надѣялся, боялся, сомнѣвался, лелѣялъ сладкую мечту,-- и постоянно торчалъ у мадамъ Фрибсби, бесѣдуя съ ней объ этомъ предметѣ. Ея старуха мать (когда-то она была замужемъ за дворецкимъ и состояла ключницей въ Фэроксѣ) не разумѣла по французски и къ тому же была туга на ухо, такъ что врядъ-ли понимала хоть словечко въ ихъ разговорѣ.
   Когда маіоръ Пенденнисъ объявилъ наставнику, что Пенъ уѣзжаетъ въ октябрѣ въ коллегію и, слѣдовательно, ему не требуются болѣе цѣнныя услуги мистера Смерка, за которыя маіоръ (высказывавшій все это съ величіемъ истиннаго лорда) считаетъ долгомъ выразить свою искреннюю признательность, -- учитель почувствовалъ, что критическій моментъ наступилъ, и его душевныя терзанія и сомнѣнія еще усилились.
   Теперь въ виду близкаго отъѣзда Артура, Елена почувствовала сожалѣніе къ учителю, тогда какъ раньше относилась къ нему очень сдержанно, быть можетъ, угадывая его намѣренія. Она вспомнила его всегдашнюю вѣжливость, вспомнила, какъ охотно онъ исполнялъ ея порученія, приносилъ книги и переписывалъ ноты, какъ усердно занимался съ Лаурой и какъ часто дѣлалъ ей подарки. Она упрекала себя за неблагодарность; и однажды, когда онъ сошелъ въ залу послѣ урока съ Пеномъ, сама вышла къ нему, слегка покраснѣвъ пожала ему руку и пригласила зайти къ гостиную, говоря, что въ послѣднее время его совсѣмъ не видно. Мало того, она предложила ему остаться обѣдать, и какъ вы можете себѣ представить, онъ съ восторгомъ принялъ это приглашеніе.
   За обѣдомъ она была очень внимательна къ мистеру Смерку, относясь къ нему съ удвоенной любезностью, быть можетъ, потому, что маоръ держалъ себя очень сухо и высокомѣрно съ учителемъ своего племянника. Предлагая Смерку вино, онъ обращался съ нимъ, точно владѣтельная особа съ ничтожнымъ вассаломъ, такъ что даже Пенъ подсмѣивался, хотя и самъ, по юности своей, былъ склоненъ къ фанаберіи.
   Но Смеркъ, восхищенный любезностью хозяйки, даже не замѣтилъ грубости маіора и очень пріятно провелъ время, пустивъ въ ходъ всѣ свои таланты, чтобы угодить ей пріятнымъ разговоромъ. Онъ толковалъ о свѣтскихъ и духовныхъ предметахъ, о модномъ базарѣ и о митингѣ миссіонеровъ, о новомъ романѣ и о превосходной проповѣди епископа, о лондонскихъ балахъ, знакомыхъ ему по газетнымъ отчетамъ, короче сказать, прошелся по всѣмъ томамъ, съ помощью которыхъ молодой богословъ, примѣрнаго поведенія, съ чувствительнымъ сердцемъ, одаренный разнообразными, серьезными и свѣтскими талантами, можетъ плѣнить особу, затронувшую его сердце.
   Маіоръ Пенденнисъ, зѣвая, вышелъ изъ столовой вскорѣ послѣ того, какъ удалились мистриссъ Пенденнисъ и Лаура.
   Артуръ же, гордый своими хозяйскими правами и сознавая, что врядъ-ли ему скоро придется обѣдать съ своимъ милымъ Смеркомъ, велѣлъ подать кларета, и когда старшіе съ Лаурой удалились, друзья усердно налегли на вино.
   Не прошло и получаса, какъ одна бутылка была прикончена, другая опустѣла больше, чѣмъ на половину, Пенъ, съ неестественнымъ смѣхомъ, хлопнулъ залпомъ полный стаканъ, предложивъ, слегка заплетающимся языкомъ, тостъ за женскую измѣнчивость, и прибавивъ сардонически, что вино-то во всякомъ случаѣ такая любовница, которая никогда не измѣнитъ и всегда утѣшитъ человѣка.
   Смеркъ умильно замѣтилъ, что онъ съ своей стороны знаетъ женщинъ, которыхъ можно назвать воплощенной правдивостью и нѣжностью; возвелъ очи горѣ, испустилъ тяжкій вздохъ, какъ бы опасаясь выдать завѣтную тайну, и осушилъ стаканъ, послѣ чего его щеки сразу зарумянились.
   Пенъ продекламировалъ стихи, сочиненные имъ сегодня утромъ, въ которыхъ онъ объявлялъ самому себѣ, что женщина, посмѣявшаяся надъ его страстью, недостойна ея, что онъ очнулся отъ любовной горячки и намѣренъ, въ виду существующихъ обстоятельствъ, забыть о ней и такимъ образомъ расквитаться съ жестокой обманщицей; что фамилія, когда-то славная, можетъ снова прогремѣть, и хотя онъ ужь не тотъ счастливый, беззаботный мальчикъ, какимъ былъ нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ; хотя его сердце не то, чѣмъ оно было раньше, когда любовь не наполняла и скорбь не истерзала его; хотя лично для него смерть желаннѣе жизни, но онъ не наложитъ на себя рукъ ради милаго существа, которое видитъ въ немъ все свое счастье. Но онъ надѣется показать себя достойнымъ своей фамиліи,-- тогда коварная увидитъ, какое сокровище любви, какое благородное сердце она оттолкнула отъ себя.
   Пенъ, малый очень чувствительный, декламировалъ эти стихи своимъ звучнымъ голосомъ, дрожавшимъ отъ волненія. Слегка покраснѣвшее лицо его и большіе сѣрые глаза дышали такимъ глубокимъ, искреннимъ, благороднымъ чувствомъ, что миссъ Костиганъ, будь у нея сердце, не могла бы не сжалиться надъ нимъ; врядъ-ли онъ ошибался, говоря, что она недостойна такой любви.
   Чувствительный Смеркъ не остался равнодушнымъ къ волненію своего друга. Онъ схватилъ его руку и пожалъ ее надъ тарелками съ дессертомъ и стаканами съ виномъ. Онъ прибавилъ, что стихи очень хороши, что Пенъ -- поэтъ, великій поэтъ, и съ Божьей помощью сдѣлаетъ славную карьеру.-- Работайте и преуспѣвайте, дорогой Артуръ,-- воскликнулъ онъ,-- раны ваши закроются и скорбь, подъ гнетомъ которой вы страдаете, укрѣпитъ и очиститъ ваше сердце. Я всегда ожидалъ отъ васъ великихъ и блистательныхъ успѣховъ, лишь бы вы отдѣлались отъ нѣкоторыхъ слабостей, свойственныхъ вашему характеру. Но вы отдѣлаетесь отъ нихъ, дорогой мой, вы отдѣлаетесь отъ нихъ, и когда имя ваше будетъ славно, въ чемъ я не сомнѣваюсь, вспомните-ли вы о своемъ старомъ учителѣ, о счастливыхъ дняхъ своей юности?
   Пенъ клялся, что всегда будетъ помнить, и крѣпко потрясъ его руку надъ абрикосами и стаканами.
   -- Я никогда не забуду вашей доброты, Смеркъ, -- сказалъ онъ.-- Не знаю, что бы я дѣлалъ безъ васъ. Вы мой лучшій другъ.
   -- Правда, Артуръ?-- отвѣчалъ Смеркъ, уставившись на него въ очки, и сердце его забилось такъ сильно, что, какъ ему показалось, Артуръ могъ слышать его удары.
   -- Мой лучшій другъ, мой другъ на вѣкъ,-- подхватилъ Пенъ, -- и выпилъ послѣдній стаканъ изъ второй бутылки знаменитаго вина, которое берегъ его отецъ, купилъ его дядя, привезъ въ Англію лордъ Левантъ, и которое теперь, какъ равнодушный рабъ, угождало новому владѣльцу.
   -- Хватимъ-ка еще бутылочку, дружище,-- сказалъ Пенъ,-- ей-Богу, хватимъ. Урра! кларетъ легкое вино. Дядя видѣлъ, какъ Шериданъ осушилъ пять бутылокъ, да еще кувшинчикъ мараскина на придачу. По его словамъ, это одно изъ лучшихъ винъ въ Англіи. Я ему вѣрю. Ничего лучше быть не можетъ. Nunc vinopellite eu raser as ingens iterabimus aey -- наполните вашъ стаканъ, старина, его можно выпить бочку безъ вреда.-- Тутъ Пенъ затянулъ застольную пѣсню изъ "Фрейшюца". Окна столовой были открыты. Мистриссъ Пенденнисъ прогуливалась на лужайкѣ, съ маленькой Лаурой, которая любовалась на солнечный закатъ. Свѣжій звучный голосъ задѣлъ за живое сердце вдовы; ея нѣжное сердце радовалось, слушая пѣніе сына.
   -- Вы... вы выпили лишнее, Артуръ,-- мягко замѣтилъ Смеркъ, -- вино вамъ вредно.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Пенъ, -- вредны только женщины, а не это. Наливайте, дружище, чокнемся... слышите, Смеркъ, чокнемся за нее... то есть за вашу, а не за мою... о своей я не забочусь... ни на волосъ... ни вотъ на столько... ни на стаканъ вина. Разскажите мнѣ о вашей возлюбленной, Смеркъ; вы частенько вздыхаете о ней.
   -- О!-- произнесъ Смеркъ, и его прекрасная кембриковая манишка, съ блестящими запонками, заходила ходуномъ отъ волненія, обурѣвавшаго его нѣжную и страждущую грудь.
   -- О, что за вздоръ!-- воскликнулъ Пенъ, разсмѣявшись, -- наливайте-ка, да чокнемтесь; вы не моможете отказаться отъ тоста, никакой джентльменъ не откажется отъ такого тоста. За ея здоровье, и за вашъ успѣхъ, пусть она поскорѣе сдѣлается мистриссъ Смеркъ.
   -- Вы этого хотите?-- воскликнулъ Смеркъ, задрожавъ отъ волненія,-- вы этого хотите, Артуръ?
   -- Хочу, разумѣется, хочу. Хлопнемъ же! Здоровье мистриссъ Смеркъ! гипъ, гипъ, урра!
   Смеркъ судорожно схватилъ стаканъ, а Пенъ поднялъ свой надъ головой, восклицая такъ громко, что Елена и Лаура съ удивленіемъ прислушались къ его голосу, а маіоръ, дремавшій надъ газетой въ гостиной, встрепенулся и пробурчалъ: -- малый, кажется, хватилъ лишняго.
   -- Я принимаю ваше пожеланіе,-- пробормоталъ учитель, раскраснѣвшись, какъ макъ.-- О, милый Артуръ, вы... знаете ее...
   -- Кто же это... Мира Портманъ? Желаю вамъ успѣха... она чертовски растолстѣла, но... Желаю вамъ успѣха, дружище.
   -- О, Артуръ!-- простоналъ педагогъ, и безмолвно покачалъ головой.
   -- Простите, я не хотѣлъ васъ обидѣть, но вѣдь вы сами знаете, что она очень толста, чертовски толста,-- продолжалъ Пенъ. Третья бутылка, очевидно, оказала свое дѣйствіе на юнаго джентльмена.
   -- Это не миссъ Портманъ,-- сказалъ его другъ страдальческимъ голосомъ
   -- Такъ она живетъ въ Четтрисѣ или въ Клапгемѣ? да? Неужели старуха Пибусъ,-- не можетъ быть! И не миссъ Ролтъ, съ фабрики,-- ей всего четырнадцать лѣтъ.
   -- Она старше меня, Пенъ,-- воскликнулъ учитель, взглянувъ на друга и виновато опуская глаза въ тарелку.
   Пенъ разразился смѣхомъ.
   -- Такъ это мадамъ Фрибсби, ей-Богу, мадамъ Фрибсби. Мадамъ Фрибъ, клянусь безсмертными богами!
   Учитель не въ силахъ былъ сдерживаться далѣе.
   -- О, Пенъ,-- воскликнулъ онъ, -- какъ вы можете думать, что какое-нибудь изъ этихъ... изъ этихъ дюжинныхъ существъ въ состояніи затронуть это сердце, когда я ежедневно вижу передъ собою воплощенное совершенство. Назовите это сумасбродствомъ, безумнымъ честолюбіемъ, дерзостью, наконецъ, -- по вотъ уже два года въ душѣ моей обитаетъ только одинъ образъ, я поклоняюсь только одному кумиру. Скажите, развѣ я не любилъ васъ, какъ сына, Артуръ? развѣ Чарльзъ Смеркъ не любилъ васъ, какъ сына?
   -- Ну, да, старина, вы всегда были добры ко мнѣ, -- отвѣчалъ Пенъ, отнюдь не питавшій, однако, сыновняго чувства къ Смерку.
   -- Я знаю, -- продолжалъ тотъ, точно закусилъ удила,-- мои средства въ настоящее время очень ограничены и моя матушка не такъ щедра, какъ можно бы было желать; но все, что у нея есть, будетъ моимъ послѣ ея смерти. Когда же она узнаетъ, что я женюсь на богатой и знатной леди,-- она расщедрится, вотъ увидите, расщедрится. Все, что у меня есть и что я получу въ наслѣдство -- по меньшей мѣрѣ, пятьсотъ фунтовъ ежегодно -- все это я завѣщаю ей и... и вамъ, послѣ моей смерти... то-есть...
   -- Что вы мелете? и на что мнѣ ваши деньги?-- воскликнулъ Пенъ, въ изумленіи.
   -- Артуръ, Артуръ, -- отвѣчалъ тотъ, бросая на него отчаянный взглядъ,-- вы назвали меня своимъ лучшимъ другомъ. Позвольте мнѣ сдѣлаться больше чѣмъ другомъ для васъ. О, неужели вы не видите, что ангелъ, котораго я люблю., чистѣйшая. лучшая изъ женщинъ... никто иной, какъ ваша милая, безцѣнная матушка.
   -- Моя мать!-- воскликнулъ Пенъ, вскакивая и мгновенно протрезвляясь.-- Чортъ побери! да вы рехнулись, Смеркъ,-- вѣдь она старше васъ лѣтъ на семь, на восемь...
   -- Развѣ для васъ это служило препятствіемъ?-- жалобно возразилъ Смеркъ, намекая, безъ сомнѣнія, на бывшую возлюбленную Пена.
   Молодой человѣкъ понялъ намекъ и багрово покраснѣлъ.-- То совсѣмъ другое дѣло, Смеркъ, -- сказалъ онъ,-- и вы бы могли обойтись безъ этого намека. Мужчина можетъ забыть свое званіе и возвысить женщину до себя; но позвольте мнѣ, замѣтить, что мы съ вами совсѣмъ не въ одинаковомъ положеніи.
   -- Что вы хотите сказать, милый Артуръ?-- пролепеталъ Смеркъ, съежившись, точно ожидая услышать свой смертный приговоръ.
   -- Что я хочу сказать?-- отвѣчалъ Артуръ.-- Да то самое, что говорю. Мой учитель, замѣтьте, мой учитель не имѣетъ права дѣлать предложеніе леди такого званія, какъ моя мать. Это обманъ довѣрія. Это дерзость, Смеркъ -- слышите, это дерзость съ вашей стороны. Вотъ что я хотѣлъ сказать.
   -- О, Артуръ!-- воскликнулъ учитель, покраснѣвъ и сложивъ руки, -- но Пенъ топнулъ ногой и позвонилъ.-- Не будемъ больше говорить объ этомъ. Угодно вамъ кофе?-- заключилъ онъ съ величественнымъ жестомъ, и приказалъ старику дворецкому, явившемуся на его зовъ, подать кофе.
   Джонъ отвѣчалъ, что кофе поданъ въ гостиную и что дядя уже спрашивалъ о мистерѣ Артурѣ; при этомъ старикъ съ нѣкоторымъ удивленіемъ взглянулъ на пустыя бутылки. Смеркъ замѣтилъ, что ему, пожалуй, лучше... лучше не ходить въ гостиную, а Пенъ отвѣчалъ высокомѣрнымъ тономъ: -- Какъ вамъ угодно,-- и велѣлъ подать лошадь мистеру Смерку.
   Бѣдняга возразилъ, что онъ самъ знаетъ дорогу въ конюшню и осѣдлаетъ лошадь и уныло направился въ прихожую, гдѣ висѣли его пальто и шляпа.
   Пенъ послѣдовалъ за нимъ. Елена еще гуляла на лужайкѣ, учитель снялъ шляпу и раскланялся на ходу, а затѣмъ прошелъ въ конюшню. Дорога туда была ему хорошо извѣстна, какъ онъ и самъ говорилъ. Пенъ помогъ ему затянуть подпруги, затѣмъ онъ вывелъ лошадку на дворъ. Молодой человѣкъ былъ тронутъ грустнымъ выраженіемъ его лица. Онъ протянулъ Смерку руку, которую тотъ молча пожалъ.
   -- Слушайте, Смеркъ, -- сказалъ Пенъ взволнованнымъ голосомъ,-- простите, если я говорилъ съ вами черезчуръ рѣзко, вы всегда были добры ко мнѣ. Но это невозможно, старина, невозможно. Будьте мужчиной. Господь съ вами.
   Смеркъ молча кивнулъ головой и поѣхалъ въ ворота, а Пенъ слѣдилъ за нимъ минуты двѣ пока онъ не исчезъ на поворотѣ дороги и стукъ копытъ пони замеръ вдали. Елена еще гуляла по лужайкѣ, поджидая сына,-- она откинула волосы, падавшіе ему на лобъ и нѣжно поцѣловала его. Она выразила опасеніе, не выпилъ-ли онъ слишкомъ много вина, и спросила, почему мистеръ Смеркъ уѣхалъ, не дождавшись чая.
   Онъ лукаво посмотрѣлъ на нее и разсмѣялся.-- Смеркъ нездоровъ.
   Давно уже Елена не видала своего сына такимъ веселымъ. Онъ обвилъ рукой ея талію и началъ прогуливаться съ ней по лужайкѣ. Лаура вскарабкалась на окно, смѣясь и кивая имъ.
   -- Идите же,-- крикнулъ маіоръ,-- вашъ кофе совсѣмъ простылъ.
   Когда Лаура ушла спать, Пенъ, которому не давала покоя его тайна, описалъ непріятную, но забавную сцену за столомъ. Елена, слушая его, покраснѣла, что очень шло къ ея лицу и смутилась, отчего Пенъ пришелъ въ неистовый восторгъ.
   -- Этакое безстыдство, -- замѣтилъ маіоръ Пенденнисъ, вставая и беря свѣчку, -- до чего дойдетъ наглость этихъ людей?-- Пенъ и его мать долго засидѣлись въ этотъ вечеръ, разговоръ ихъ дышалъ любовью и нѣжностью, и юноша заснулъ въ эту ночь такъ спокойно и крѣпко, какъ давно уже ему не случалось спать.
   Передъ отъѣздомъ изъ Четтриса великій мистеръ Дольфинъ не только заключилъ съ миссъ Фотрингэй выгодное для нея условіе, но и вручилъ ей малую толику денегъ на уплату долговъ, которые, впрочемъ, достигали лишь незначительныхъ размѣровъ, благодаря бережливости и домовитости этой молодой леди. Крупнѣйшимъ изъ долговъ капитана Костигана былъ счетъ виноторговца, оплаченный маіоромъ Пенденнисомъ, и хотя капитанъ не разъ обѣщался возвратить послѣднему все до полушки, но, кажется, такъ и не исполнилъ своей угрозы, тѣмъ болѣе, что и законы чести, которымъ онъ повиновался, не требовали отъ него исполненія подобныхъ угрозъ.
   Уплативъ до послѣдняго шиллинга остальные долги, миссъ Костиганъ передала оставшуюся сумму отцу, который употребилъ ее на угощеніе друзей, и такъ щедро надѣлилъ маленькихъ Кридовъ яблоками и имбирными пряниками, что вдовица Кридъ всегда потомъ вспоминала съ умиленіемъ о своемъ постояльцѣ, а ребятишки ревьмя ревѣли при его отъѣздѣ. Словомъ, онъ распорядился съ деньгами такъ разумно, что черезъ нѣсколько дней ихъ и слѣдъ простылъ, и капитану пришлось занять у мистера Дольфина небольшую сумму на переѣздъ въ Лондонъ.
   Въ одной четтрисской гостинницѣ еженедѣльно собиралась веселая, даже буйная, компанія джентльменовъ, величавшихъ себя Буканьерами. Къ ней принадлежали нѣкоторые изъ избраннѣйшихъ умовъ Четтриса. Аптекарь Гревсъ (достойнѣйшій мужчина, который когда-либо курилъ трубку), талантливый и остроумный портретистъ Смортъ, превосходный аукціонистъ Крокеръ, непримиримый Биксъ, двадцать три года съ успѣхомъ издававшій Хронику Графства и Четтрисскій Вѣстникъ, были членами общества Буканьеровъ, и антрепренеръ Бингли заглядывалъ къ нимъ иногда по субботамъ, съ разрѣшенія своей супруги.
   Костиганъ былъ одно время Буканьеромъ. Но непривычка аккуратно платить по счетамъ удалила его отъ этой компаніи, гдѣ ему приходилось выслушивать неделикатныя замѣчанія со стороны хозяина гостинницы, утверждавшаго, будто Буканьеръ, не платящій свою часть, не достоинъ званія морского разбойника. Но когда Еры (такъ сокращенно называли себя члены кружка) узнали о блестящемъ ангажементѣ миссъ Фотрингэй, въ ихъ отношеніяхъ къ капитану произошла радикальная перемѣна. Солли, хозяинъ гостинницы, произнесъ однажды на собраніи Буканьеровъ цѣлую рѣчь въ защиту капитана, выставляя на видъ его благородную расплату со всѣми кредиторами въ Четтрисѣ,-- и прибавилъ въ заключеніе, что капитанъ лихой питухъ и джентльменъ до мозга костей, что онъ, Солли, всегда утверждалъ это, а теперь предлагаетъ компаніи устроить въ честь Костигана обѣдъ.
   Обѣдъ состоялся наканунѣ отъѣзда Костигана. Мистриссъ Солли изготовила великолѣпнѣйшія блюда въ старинномъ англійскомъ вкусѣ; восемнадцать человѣкъ собрались за столомъ. Мистеръ Джобберъ (извѣстный торговецъ сукнами) предсѣдательствовалъ, направо отъ него сидѣлъ почетный гость. Талантливый и твердый въ убѣжденіяхъ Биксъ исполнялъ обязанности помощника предсѣдателя; большинство членовъ кружка участвовали въ обѣдѣ; въ качествѣ гостей явились и друзья капитана, мистеръ Бенри Фокеръ, эсквайръ, и мистеръ Спевинъ, эсквайръ.
   Когда обѣдъ кончился, предсѣдатель спросилъ:-- Костиганъ, прикажете вина?-- Но капитанъ предпочелъ пуншъ и выборъ его былъ одобренъ большинствомъ голосовъ par acclamation. Бг. Бингли, Биксъ и Булльби (изъ соборнаго хора: болѣе остроумный и веселый парень врядъ-ли когда "прихлебывалъ изъ стакана и опрокидывалъ чарку") превосходно исполнили "Non nobis"; затѣмъ предсѣдатель предложилъ тостъ за здоровье короля, принятый съ патріотическимъ одушевленіемъ, всегда отличавшимъ четтрисекихъ гражданъ; а тамъ безъ долгихъ церемоній провозгласилъ "здоровье своего друга, капитана Костигана".
   Когда утихли восторженные крики, далеко раздавшіеся по улицамъ стараго Четтриса, капитанъ всталъ и произнесъ рѣчь, длившуюся двадцать минутъ и не разъ прерываемую волненіемъ.
   Прежде всего онъ просилъ извинить его, если рѣчь, произносимая имъ отъ избытка сердца, будетъ безсвязна. Онъ покидаетъ городъ, славный своею древностью, своимъ гостепріимствомъ, красотой своихъ женщинъ, мужественной твердостью, щедростью и веселостью своихъ мужчинъ. (Апплодисменты). Онъ уѣзжаетъ изъ знаменитаго и почтеннаго города, о которомъ всегда будетъ вспоминать съ волненіемъ и нѣжностью, въ столицу, гдѣ талантъ его дочери будетъ оцѣненъ по достоинству, и гдѣ онъ, капитанъ, будетъ оберегать ее подобно ангелу-хранителю. Онъ никогда не забудетъ, что здѣсь, въ Четтрисѣ, она усовершенствовалась въ искусствѣ, которымъ будетъ блистать теперь въ другомъ мѣстѣ,-- и, отъ имени ея и своего собственнаго, онъ, Джекъ Костиганъ, благодаритъ и благословляетъ всѣхъ присутствующихъ.
   Эта изящная рѣчь была покрыта оглушительными рукоплесканіями.
   Мистеръ Гиксъ, помощникъ предсѣдателя, предложилъ въ коротенькомъ блестящемъ и энергическомъ спичѣ тостъ за здоровье миссъ Фотрингэй.
   Капитанъ отвѣчалъ на тостъ въ краснорѣчивыхъ и исполненныхъ чувства выраженіяхъ.
   Мистеръ Джобберъ предложилъ тостъ за драму и Четтрисскій театръ. Тутъ поднялся было мистеръ Бингли, но капитанъ предупредилъ его и, въ качествѣ лица, тѣсно связаннаго съ театромъ, поблагодарилъ компанію. При этомъ онъ сообщилъ о своей службѣ на Гибралтарѣ и Мальтѣ и о взятіи Флеминга, гдѣ онъ участвовалъ. Герцогъ Іоркскій покровительствовалъ драмѣ; капитанъ Костиганъ не разъ имѣлъ честь обѣдать съ его королевскимъ высочествомъ и герцогомъ Кентскимъ; и первый по справедливости назывался другомъ солдатъ. (Рукоплесканія).
   Затѣмъ былъ предложенъ тостъ за армію и капитанъ Костиганъ снова благодарилъ компанію. Въ теченіе вечера онъ спѣлъ свои лучшія пѣсни: "Дезертира", "Шанъ Ванъ Фогтъ", "Поросенка подъ кроватью", "Долину Авока". Вообще, этотъ вечеръ былъ истиннымъ тріумфомъ капитана. Но всякіе вечера и всякіе тріумфы кончаются; кончился и этотъ. На слѣдующій день миссъ Костиганъ простилась съ своими товарками, помирилась съ миссъ Роунси, которой подарила на память ожерелье и бѣлое атласное платье,-- а затѣмъ усѣлась съ капитаномъ въ почтовую карету,-- и съ этого дня Пенденнисъ потерялъ ихъ изъ вида.
   Проѣзжая мимо Фэрокса, кучеръ Томъ Смитъ указалъ усадьбу мистеру Костигану, который сидѣлъ на имперьялѣ, издавая сильный запахъ рома. Капитанъ замѣтилъ, что усадьба плохенькая и прибавилъ:-- Посмотрѣли бы вы замокъ Костигановъ въ графствѣ Майо, дружище,-- а Томъ отвѣчалъ, что ему очень бы хотѣлось посмотрѣть.
   Они уѣхали, и Пенъ не видѣлъ ихъ больше. Онъ узналъ объ отъѣздѣ лишь на слѣдующій день изъ газеты и тотчасъ помчался въ Четтрисъ провѣрить это извѣстіе. Оно оказалось вѣрнымъ. Билетикъ, съ надписью:-- квартира отдается -- висѣлъ надъ дорогимъ его сердцу окошечкомъ. Онъ вошелъ, осмотрѣлъ комнату, посидѣлъ у окна, откуда они смотрѣли съ Эмиліей на деканскій садъ, заглянулъ, почти съ чувствомъ ужаса, въ маленькую спальню. Она была пуста и прибрана для будущихъ жильцовъ. Зеркало, отражавшее ея прекрасное лицо, такъ же ярко свѣтилось въ ожиданіи ея преемницы. Онъ бросился на пустую кровать и зарылъ голову въ подушки.
   Сегодня утромъ онъ нашелъ на своемъ столѣ кошелекъ, связанный Лаурой, куда его мать положила нѣсколько золотыхъ монетъ. Одну изъ нихъ онъ подарилъ мальчику, который прислуживалъ Костиганамъ, другую дѣтямъ, потому что они увѣряли, будто очень любятъ ее. Всего нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, онъ впервые вошелъ въ эту квартиру, но ему казалось, что съ тѣхъ поръ прошли уже годы! Онъ чувствовалъ, что теперь все кончено. Самый отъѣздъ ея, о которомъ онъ не зналъ, имѣлъ въ себѣ что-то роковое. Скучно, тяжко, тоскливо, грустно стало бѣдному малому.
   Когда онъ вернулся въ усадьбу, мать догадалась по его глазамъ, что она уѣхала. И самъ онъ радъ былъ теперь уѣхать, какъ и многіе другіе въ Четтрисѣ. Бѣдный Смеркъ хотѣлъ уйти подальше отъ обворожительной вдовы, Фокеръ подумывалъ о Беймутѣ и о вечеринкахъ въ коллегіи Св. Бонифація. Маіоръ тоже съ нетерпѣніемъ ждалъ минуты, когда можно будетъ уѣхать и развязаться съ мелочными хлопотами и tracasseries деревенской жизни. Вдова и Лаура съ волненіемъ снаряжали Пена, укладывали его книги и бѣлье. Елена собственноручно надписала на пришитыхъ къ чемоданамъ билетикахъ имя Артура Пенденниса, эсквайра, на которое ни она, ни Лауране могли смотрѣть безъ слезъ. Только много, много времени спустя Пенъ понялъ, съ какой нѣжностью, съ какимъ постоянствомъ онѣ обѣ ухаживали за нимъ и, какъ эгоистично было его поведеніе.
   Наступаетъ вечеръ, дилижансъ съ сверкающими фонарями и пронзительнымъ рожкомъ останавливается у воротъ усадьбы, чемоданы Артура и маіора привязаны на верху кареты, въ которую они оба садятся. Елена и Лаура стоятъ подлѣ живой изгороди, ихъ фигуры освѣщены фонарями, кондукторъ кричитъ:-- Готово! дилижансъ трогается, огоньки фонарей исчезаютъ вдали, а сердце и благословенія Елены уносятся за ними. Ея святыя молитвы напутствуютъ уѣзжающаго сына Птенецъ вылетѣлъ изъ гнѣзда, гдѣ былъ вскормленъ, куда вернулся окровавленный и израненный послѣ перваго полета, и откуда улетаетъ снова испытать укрѣпившіяся и обновленныя крылья.
   Какъ опустѣлъ домъ послѣ его отъѣзда! Въ его комнатѣ пустые книжные шкафы и обвязанные веревками ящики. Лаура проситъ позволенія спать въ комнатѣ Елены, и говоритъ, что она сама уляжется; тогда мать тихонько направляется въ комнату Пена, опускается на колѣни подлѣ его кровати и молится, какъ могутъ молиться только матери. Она знаетъ, что ея чистая молитва послѣдуетъ за нимъ, хотя бы онъ уѣхалъ за тысячи миль.
   

ГЛАВА XVII.
Alma mater.

   Всякій, кому довелось учиться въ университетѣ, какъ бы ни была кратковременна и безславна его ученая карьера, не можетъ не вспоминать съ умиленіемъ и нѣжностью о своей старой alma mater и о товарищахъ. Въ то время онъ еще не былъ знакомъ съ заботами, разстроеннымъ здоровьемъ, людской безчестностью, нищетой, тревогой о завтрашнемъ днѣ. Игра еще только что началась и не успѣла надоѣсть ему. Въ какомъ веселомъ радужномъ свѣтѣ являются первыя юношескія пирушки,-- теперь утратившія прелесть новизны и сохранившіяся какъ механическая привычка!-- Съ какимъ увлеченіемъ юность набрасывается на стаканы, съ какимъ дикимъ усердіемъ осушаетъ ихъ! Старые эпикурейцы, которымъ пришлось замѣнить роскошныя блюда яйцомъ въ смятку и стаканомъ воды, любятъ смотрѣть на людей съ хорошимъ аппетитомъ; и я надѣюсь, что врядъ-ли найдется возрастъ, когда человѣкъ превратится въ такого угрюмаго философа, что будетъ безъ удовольствія смотрѣть на счастливую юность. Нѣсколько недѣль тому назадъ, возвращаясь домой послѣ поѣздки въ старый Оксфордскій университетъ, гдѣ провелъ часть своей жизни мой другъ мистеръ Артуръ Пенденнисъ, я ѣхалъ по желѣзной дорогѣ въ обществѣ молодого студента коллегіи св. Бонифація. Онъ ухитрился добыть exeat и удралъ въ Лондонъ, и всю-то дорогу болталъ и трещалъ безъ умолка, съ начала до конца поѣздки (которая кончилась слишкомъ скоро для меня, потому что я не уставалъ слушать добродушную болтовню и веселый смѣхъ этого славнаго парня); когда же мы прибыли въ Лондонъ, онъ устремился къ извощикамъ, чтобы поскорѣй попасть въ городъ и насладиться ожидавшими его удовольствіями. Онъ покатилъ на лихачѣ, съ сіяющимъ лицемъ; а вашъ покорнѣйшій слуга, забралъ свой саквояжъ, поплелся къ дилижансу, забрался на имперіалъ и терпѣливо ждалъ отъѣзда, стиснутый между евреемъ-разнощикомъ, курившимъ скверныя сигары и лакеемъ какого-то важнаго барина съ пуделемъ. Мы дожидались, пока не набрался полный комплектъ пассажировъ и багажа; тогда нашъ возница тронулся въ путь. Мы не торопились въ городъ. Никто изъ насъ не стремился особенно въ этотъ дымный Вавилонъ, никто не мечталъ объ ужинѣ въ клубѣ, ни о вечерѣ въ казино. Еще нѣсколько лѣтъ и мой юный спутникъ тоже перестанетъ спѣшить.
   Желѣзныхъ дорогъ еще не было въ то время, когда Артуръ отправлялся въ славный Оксбриджскій университетъ; онъ явился туда въ дилижансѣ, биткомъ набитомъ старыми студентами и новичками, ѣхавшими для поступленія въ университетъ въ сопровожденіи родственниковъ или учителей. Толстый старый джентльменъ въ сѣрыхъ чулкахъ, изъ Сити, сидѣвшій подлѣ маіора Пенденниса противъ блѣднолицаго юноши, своего сына, ужасно перепугался, узнавъ, что дилижансомъ въ теченіе двухъ-трехъ переѣздовъ правилъ мистеръ Фокеръ, изъ коллегіи св. Бонифація. Мистеръ Фокеръ былъ друженъ со всѣми, не исключая кучера, и правилъ какъ самъ Томъ Гиксъ. Пенъ сидѣлъ на имперіалѣ, разсматривая съ величайшимъ любопытствомъ и удовольствіемъ дилижансъ, пассажировъ и мѣстность. Сердце его затрепетало отъ радости, когда передъ нимъ открылся славный университетъ съ своими башнями и шпицами, высокими вязами и сверкающей рѣкой.
   До поѣздки въ Оксбриджъ, Пенъ остановился на нѣсколько дней у маіора въ Лондонѣ. Маіоръ Пенденнисъ находилъ, что гардеробъ юноши не мѣшаетъ пополнить и подновить, а Пенъ, съ своей стороны, ничего не имѣлъ противъ новыхъ сюртуковъ и жилетовъ. Какихъ только жертвъ не приносилъ дядя самоотверженному племяннику. Лондонъ превратился въ мертвую пустыню, Поллъ-Моллъ обезлюдѣлъ, даже офицеры улетучились изъ города. Въ клубахъ ни души. Маіоръ посѣтилъ съ племянникомъ два-три изъ этихъ учрежденій, и въ одномъ изъ нихъ внесъ его имя въ списокъ каидидатовъ. Эта любезность опекуна доставила Артуру непомѣрное удовольствіе; онъ съ чувствомъ истинной признательности читалъ свое имя и титулы:-- Артуръ Пенденнисъ, эквайръ, изъ Фэрокса, въ графствѣ ***, членъ коллегіи св. Бонифація въ Оксбриджѣ. Предлагаютъ маіоръ Пенденнисъ и виконтъ Колчикумъ.
   -- Тебя будутъ баллотировать черезъ три года, когда ты получишь степень,-- сказалъ опекунъ. Пену хотѣлось, чтобы эти три года уже прошли; онъ смотрѣлъ на выштукатуренную залу, на обширныя библіотеки и гостиныя словно на собственныя владѣнія. Маіоръ посмѣивался себѣ подъ носъ, глядя на величественную осанку простодушнаго малаго. Послѣдній съѣздилъ однажды съ Фокеромъ, въ школу Сѣрыхъ Братьевъ, гдѣ они возобновили знакомство кое съ кѣмъ изъ старыхъ товарищей. Ученики сбѣжались къ воротамъ, поглазѣть на кабріолетъ, и съ почтительнымъ удивленіемъ любовались на гнѣдую лошадь, на шнурки и ливрею важнаго выѣздного лакея, Ступида. Пока гости толковали съ своими старыми пріятелями, прозвонилъ колоколъ, возвѣщая о началѣ вечернихъ занятій. Грозный докторъ прослѣдовалъ въ школу, съ латинской грамматикой подъ мышкой. При видѣ его, Фокеръ съежился и отступилъ, но Пенъ, краснѣя, подошелъ къ достойному педагогу и поздоровался съ нимъ. Онъ невольно улыбнулся, взглянувъ на латинскую грамматику, которая такъ часто разгуливала по его головѣ въ старое время. Благодушный отъ природы, онъ не питалъ никакой злобы за старое и былъ очень доволенъ собою и всѣмъ окружающимъ.
   Отсюда они отправились на пивоварню Фокера. Она занимала цѣлую группу зданій, по сосѣдству съ Сѣрыми Братьями, а имя знаменитой фирмы было вытиснено золотыми буквами на вывѣскахъ безчисленныхъ кабаковъ, содержимыхъ ея вассалами въ сосѣднихъ кварталахъ. Юный владыка бочекъ и его пріятель были встрѣчены младшимъ пайщикомъ фирмы, весьма почтеннымъ джентльменомъ, который поставилъ передъ ними кружки съ такимъ забористымъ портеромъ, что не только молодые люди, но и лошадь, которой правилъ мистеръ Гарри Фокеръ, повидимому, поддалась дѣйствію крѣпкаго напитка: по крайней мѣрѣ, она помчалась домой такимъ бѣшенымъ галопомъ, что разнощики и дамы, переходившіе улицу, то и дѣло рисковали попасть подъ колеса; подножка экипажа задѣвала за фонарные столбы, а Ступида такъ встряхивало, что страшно было смотрѣть.
   Маіоръ былъ очень доволенъ сближеніемъ Пена съ своимъ новымъ знакомцемъ; съ величайшимъ интересомъ слушалъ безъискусственные разсказы мистера Фокера, угостилъ молодыхъ людей прекраснымъ обѣдомъ въ Ковентгарденской кофейнѣ, откуда они отправились въ театръ; но въ особенности былъ обрадованъ, когда "мистеръ и леди Агнеса Фокеръ" пригласили маіора Пенденниса и мистера Артура; Пенденниса на обѣдъ въ Гросвеноръ Стритъ.
   -- Получивъ доступъ въ домъ леди Агнесы Фокеръ,-- сказалъ онъ внушительнымъ, почти торжественнымъ тономъ, соотвѣтствовавшимъ важности случая,-- ты долженъ, другъ мой, уцѣпиться за это знакомство. Если тебѣ случится быть въ Лондонѣ, никогда не забывай сдѣлать визитъ въ Гросвеноръ-Стритъ. Совѣтую тебѣ прочесть повнимательнѣе у Дебретта и запомнить генеалогію и родственныя связи Рошервиллей, и при случаѣ, когда будешь у нихъ въ гостяхъ, ввернуть что-нибудь этакое... любезное, какую-нибудь лестную историческую справку или воспоминаніе,-- тебѣ вѣдь это легко, при твоей поэтической фантазіи.-- Самъ мистеръ Фокеръ весьма достойный человѣкъ, хотя не блещетъ утонченностью, и не высокаго образованія. У него есть маленькая слабость: подчивать гостей портеромъ собственной фабрикаціи; не отказывайся ни подъ какимъ видомъ, я самъ его пью, хотя мой желудокъ не выноситъ никакого пива.-- И точно, героизмъ и самоотверженіе маіора были такъ велики, что онъ, не сморгнувъ, пожертвовалъ своимъ желудкомъ за обѣдомъ, когда мистеръ Фокеръ отпустилъ свою обычную шуточку насчетъ "настоящаго фокеровскаго". Надо было видѣть гримасу маіора, когда почтенный старый коммерсантъ повторилъ эту древнюю, извѣстную всему Лондону шутку.
   Леди Агнеса, нѣжнѣйшая изъ матерей, добрѣйшая, хотя отнюдь не умнѣйшая изъ женщинъ, души не чаяла въ своемъ Гарри, обласкала его пріятеля и не мало удивила его разсказомъ объ ужасающихъ трудностяхъ, которыя ея милому мальчику пришлось преодолѣвать въ школѣ. Она выразила опасеніе, что ученіе вредно отозвалось на его драгоцѣнномъ здоровьѣ. Фокеръ старшій захохоталъ, слушая эти рѣчи, а наслѣдникъ фирмы лукаво подмигнулъ своему пріятелю. Затѣмъ леди Агнеса принялась разсказывать исторію своего сына съ первыхъ дней его рожденія, какъ онъ страдалъ отъ кори и коклюша, какъ его тиранили въ этой ужасной школѣ, куда мистеръ Фокеръ помѣстилъ его, потому что самъ въ ней воспитывался, и какъ она зла на этого дрянного доктора, которому никогда, никогда не проститъ. Проведя часа два въ разговорахъ о своемъ сынѣ, леди Агнеса рѣшила, что гг. Пенденнисы очень пріятные люди; когда же маіоръ расхвалилъ жареныхъ фазановъ, миледи сообщила, что они изъ Лонгвудскаго парка (это было очень хорошо извѣстно маіору) и выразила надежду, что ея гости не откажутся посѣтить Лонгвудъ на Рождествѣ или на вакаціяхъ, когда Гарри пріѣдетъ домой.
   -- Молодцомъ, дорогой мой,-- сказалъ Пенденнисъ Артуру вечеромъ, когда они собирались спать.-- Ты очень кстати ввернулъ словечко объ Азинкурѣ, гдѣ отличился одинъ изъ Рошервиллей; положимъ, леди Агнеса ничего не поняла, но для начинающаго это хорошо, очень хорошо,-- хотя, къ слову сказать, тебѣ не слѣдовало бы такъ краснѣть. Помни, Артуръ, что разъ ты: принятъ въ хорошій домъ, тебѣ ничего не стоитъ завести связи съ лучшимъ обществомъ, быть принятымъ въ лучшихъ домахъ, какъ и въ худшихъ, конечно: отъ человѣка зависитъ, что предпочесть. Подумай объ этомъ, когда будешь учиться въ Оксбриджѣ и, ради Бога, будь крайне осмотрителенъ въ выборѣ знакомствъ. Первый Шагъ -- самый важный шагъ въ жизни... кстати, написалъ ты сегодня матери? Нѣтъ?-- Напиши непремѣнно до отъѣзда, да пошли карточку мистеру Фокеру. Покойной ночи.
   Пенъ написалъ забавный отчетъ о своихъ похожденіяхъ въ Лондонѣ, о театрѣ, о посѣщеніи школы, о пивоварнѣ и объ обѣдѣ у мистера Фокера своей дорогой матери, которая молилась за него въ опустѣвшемъ домѣ Фэрокса. Сколько разъ она читала и перечитывала съ Лаурой это и послѣдовавшія за ними письма и какіе безконечные, чисто женскіе разговоры велись надъ ними. Вѣдь это былъ первый шагъ Пена на житейскомъ пути, -- на этомъ опасномъ пути, гдѣ лучшіе люди оступались, сильнѣйшіе падали. Братья путники! пусть любящая рука поддержитъ васъ на этой тропинкѣ! Пусть правда служитъ вамъ путеводителемъ, милосердіе прощаетъ ваши ошибки, и любовь сопровождаетъ васъ! Безъ этого свѣта странникъ движется во тьмѣ, и путь его унылъ и мраченъ.
   Итакъ, дилижансъ остановился у воротъ старинной, уютной гостинницы Тренчера въ Оксбриджѣ и Пенъ любовался величавыми башнями и шпицами, возвышавшимися надъ старинными кровлями города. Докторъ Портманъ заранѣе списался на счетъ Пена съ мистеромъ Бокомъ, туторомъ коллегіи св. Бонифація; и какъ только маіоръ привелъ въ порядокъ свой туалетъ, для внушенія надлежащаго уваженія тутору, они отправились съ Пеномъ по главной улицѣ, миновали высокія ворота коллегіи св. Георга, и направились къ коллегіи св. Бонифація, гдѣ сердце Пена снова забилось при видѣ старинныхъ, обвитыхъ плющемъ воротъ коллегіи. Они увѣнчиваются башней, почти сплошь одѣтой ползучими растеніями, украшенной изображеніемъ святого, именемъ котораго названа коллегія, и многочисленными гербами знатныхъ жертвователей
   Швейцаръ указалъ имъ старинную башню въ углу четырехугольнаго двора, и оба джентльмена направились къ ней. Все окружающее точно отпечаталось въ душѣ Пена. Красивый фонтанъ, бившій среди зеленыхъ лужаекъ; часовня съ высокими окнами налѣво, коллегія съ остроконечнымъ фонаремъ и круглымъ окномъ, направо; подъѣздъ, изъ котораго выходилъ величественный директоръ въ шумящей шелковой мантіи, очертанія окружающихъ построекъ, пріятно разнообразившіяся рѣзными трубами, сѣрыми башенками и причудливыми шпицами,-- все это было схвачено Пеномъ съ быстротою, свойственной первымъ впечатлѣніямъ. Маіоръ же смотрѣлъ на все окружающее равнодушнымъ окомъ опытнаго мужа, котораго не занимаетъ живописность обстановки и чьи глаза потускнѣли отъ блеска Полъ-Молльской мостовой.
   Самая обширная коллегія въ Оксбриджѣ -- коллегія святого Георга, съ ея четырьмя дворами, пышнымъ зданіемъ и садами. Георгійцы, какъ называютъ студентовъ этой коллегіи, носятъ платье особеннаго покроя и относятся къ остальнымъ студентамъ съ немалымъ высокомѣріемъ. Маленькая коллегія св. Бонифація выглядитъ хижиной отшельника въ сравненіи съ своей огромной сосѣдкой. Но, принимая въ разсчетъ ея размѣры, она пользуется исключительной славой въ университетѣ. Въ ней господствуетъ прекрасный тонъ: лучшія фамиліи нѣкоторыхъ графствъ съ незапамятныхъ временъ посылаютъ своихъ юныхъ представителей въ коллегію св. Бонифація: студенты коллегіи Бонифація отличаются по части ученыхъ отличій и наградъ; ихъ лодка третья на рѣкѣ; хоръ не уступаетъ даже хору св. Георга; а пиво лучшее въ Оксбриджѣ. Въ уютной старинной залѣ съ панелями, вокругъ статуи святого Бонифація, работы Рубильяка, развѣшаны портреты знаменитѣйшихъ членовъ коллегіи. Тутъ вы можете видѣть ученаго доктора Гриддля, пострадавшаго при Генрихѣ VIII, и архіепископа Буша, который поджарилъ его на кострѣ; лорда главнаго судью Гикса; герцога Сентъ Давида, канцлера университета и члена коллегіи; поэта Спрота, которымъ, по справедливости, гордится коллегія; доктора Блогга, пріятеля доктора Джонсона, который навѣщалъ его въ коллегіи св. Бонифація, и другихъ законниковъ, ученыхъ, богослововъ, портреты которыхъ красуются на стѣнахъ, а гербы отсвѣчиваютъ изумрудами и рубинами, золотомъ и лазурью подъ лучами солнца, проникающаго сквозь высокія окна столовой. Достойный поваръ коллегіи -- одинъ изъ лучшихъ мастеровъ этого дѣла въ Оксбриджѣ, а погребъ ея славится какъ обиліемъ, такъ и достоинствомъ своихъ винъ.
   Въ это тихое пристанище явился Пенъ, опираясь на руку дяди. Они быстро достигли аппартаментовъ мистера Бока.
   Этотъ учтивый джентльменъ уже получилъ увѣдомленіе насчетъ Пена отъ доктора Портмана, который восторженно отзывался о семьѣ, состояніи и личныхъ достоинствахъ молодого человѣка.
   Портманъ рекомендовалъ тутору Артура, какъ "молодого джентльмена, состоятельнаго землевладѣльца, потомка одной изъ древнѣйшихъ фамилій въ королевствѣ, характеръ и дарованія котораго, при надежномъ руководствѣ, безъ сомнѣнія, принесутъ честь коллегіи и университету". Въ виду такой рекомендаціи туторъ отнесся очень любезно къ новичку и его опекуну,: пригласилъ послѣдняго обѣдать въ общую залу, такъ какъ маіору, безъ сомнѣнія, пріятно будетъ видѣть своего племянника въ студенческомъ костюмѣ, а послѣ обѣда зайти къ нему роспить бутылочку вина. Далѣе, подъ вліяніемъ все того же лестнаго отзыва о мистерѣ Артурѣ Пенденнисѣ, онъ предложилъ ему занять лучше помѣщеніе въ коллегіи, помѣщеніе одного джентльмена-пансіонера, недавно освободившееся. Когда ученые мужи, свѣтила коллегіи, примутся любезничать, такъ ужь ихъ никто не перещеголяетъ. Поглощенные своими книгами, отрѣшившіеся отъ міра въ силу своихъ занятій, они вкладываютъ въ свои комплименты и шутки столько торжественнаго величія, что, кажется, слышишь шелестъ и шорохъ ихъ парадныхъ шелковыхъ мантій. Шелкъ и бархатъ не надѣваются для всякаго встрѣчнаго и поперечнаго.
   Раскланявшись съ туторомъ, маіоръ и его племянникъ вышли въ пріемную мистера Бока, очень элегантную комнату, убранную турецкими коврами, гдѣ уже ожидалъ ихъ человѣкъ съ полнымъ ассортиментомъ студенческихъ шапокъ и сюртуковъ, изъ коихъ Пенъ могъ выбирать любыя, вознаградивъ портного приличной мздой. Онъ даже вздрогнулъ отъ удовольствія, когда суетливый портной, примѣривъ ему студенческое облаченіе объявилъ, что оно сидитъ превосходно. Тутъ же мистеръ Пенъ надѣлъ и шапочку, нѣсколько на бекрень, какъ носилъ ее Фидди Комбъ, младшій учитель въ школѣ Сѣрыхъ Братьевъ. Затѣмъ онъ, съ немалымъ удовольствіемъ, осмотрѣлъ себя въ большое зеркало, въ золоченной рамѣ, украшавшее пріемную мистера Бока. Университетскіе богословы, надо замѣтить, питаютъ пристрастіе къ зеркаламъ, и прихорашиваются передъ ними, въ своихъ мантіяхъ, не хуже любой барыни.
   Затѣмъ Дэвисъ, нѣчто въ родѣ разсыльнаго или служителя, съ ключами въ рукахъ, повелъ маіора и Пена, раскраснѣвшагося отъ удовольствія и смущенія въ своемъ новомъ академическомъ облаченіи, въ помѣщеніе, назначенное для новичка, освободившееся послѣ отъѣзда прежняго жильца, мистера Спайсера. Обстановка его оставалась здѣсь и продавалась по сходной цѣнѣ. Маіоръ Пенденнисъ оставилъ за племянникомъ болѣе цѣнную мебель, но отвергнулъ съ презрѣніемъ (съ согласія Пена, видно чемъ) шесть гравюръ, изображавшихъ охотничьи сцены и четыре снимка оперныхъ танцовщицъ, въ газовыхъ платьицахъ, составлявшіе художественную коллекцію прежняго жильца.
   Затѣмъ они отправились въ столовую, гдѣ Пенъ усѣлся обѣдать съ своими товарищами-новичками, а маіоръ за почетнымъ столомъ съ начальствомъ коллегіи и другими опекунами и родителями, явившимися въ Оксбриджъ помѣщать своихъ сыновей. Послѣ обѣда зашли къ мистеру Боку роспить бутылочку вина, а тамъ въ капеллу, гдѣ маіоръ, сидя на передней скамейкѣ, могъ любоваться профессоромъ, ученѣйшимъ докторомъ Донномъ, который величаво возсѣдалъ на рѣзномъ креслѣ подъ органомъ, съ огромнымъ молитвенникомъ на колѣняхъ: истинное воплощеніе суроваго благочестія. Новички держали себя важно и благопристойно, но Пенъ былъ крайне шокированъ поведеніемъ Фокера, который, явившись очень поздно, шепталъ и пересмѣивался съ полдюжиной джентльменовъ, своихъ пріятелей, словно въ театрѣ.
   Вернувшись въ гостинницу, Пенъ не смыкалъ глазъ почти всю ночь: такъ нетерпѣлось ему начать студенческую жизнь и поселиться въ собственной квартирѣ. О чемъ онъ думалъ, ворочаясь съ бока на бокъ въ постели? О матери, которая осталась дома, но душой уносилась къ ненаглядному сыну? Да, будемъ надѣяться, что онъ вспомнилъ о ней въ эту ночь. О миссъ Фотрингэй и о своей любви, которая доставила ему столько безсонныхъ ночей, столько горя и мукъ? Да, онъ вспомнилъ о ней, и покраснѣлъ, и если бы вы были въ его спальнѣ, и свѣча была бы зажжена, вы увидали бы, какъ вспыхивало его лицо и услыхали бы безсвязныя проклятія, которыя вызывало въ немъ воспоминаніе объ этомъ несчастномъ эпизодѣ. Уроки дяди не прошли даромъ, туманъ, застилавшій его глаза, разсѣялся, и онъ увидѣлъ, что такое его возлюбленная. Подумать, что онъ, Пенденнисъ, былъ рабомъ подобной женщины, ея игрушкой; что онъ упалъ такъ низко, добровольно окунулся въ грязь и не далѣе какъ нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ мечталъ назвать своимъ тестемъ Костигана.
   -- Бѣдный Смеркъ!-- вспомнилъ онъ внезапно, и разсмѣялся,-- я ему напишу и постараюсь утѣшить бѣднягу. Не умретъ отъ любви, ха, ха!...-- Маіоръ, если бы его тоже томила безсонница, услыхалъ бы не мало подобныхъ восклицаній, вырывавшихся у Пена въ эту первую ночь его пребыванія въ Оксбриджѣ.
   Быть можетъ, юношѣ, который собирался начать завтра новую жизнь, лучше бы было провести ночь въ другомъ настроеніи; но житейская опытность явилась передъ нимъ въ образѣ стараго эгоиста-маіора, а Пенъ, какъ, безъ сомнѣнія, замѣтилъ читатель, при всей своей пылкости легко поддавался чужому вліянію; при всемъ своемъ чистосердечіи обладалъ большимъ тщеславіемъ, былъ эгоистиченъ, несмотря на великодушные порывы и довольно легкомысленъ, какъ всѣ люди такого характера.
   Шестимѣсячная страсть оказала на него глубокое вліяніе. Неизмѣримая пропасть отдѣляла теперешняго, разочаровавшагося въ любви Пена отъ восемнадцатилѣтняго влюбленнаго мальчика. Такимъ образомъ Артуръ Пенденнисъ далеко превосходилъ опытностью своихъ товарищей, что въ связи съ высокомѣрнымъ и повелительнымъ характеромъ дало ему возможность взять верхъ надъ ними.
   Утро они провели съ дядей въ украшеніи будущихъ аппартаментовъ Пена. Столовая и чайная посуда мистера Спайсера находилась въ плачевномъ состояніи, лампы были разбиты, а книжные шкафы далеко не такъ объемисты, чтобы помѣстить всю массу книгъ, наполнявшихъ ящики, заготовленные въ Фэроксѣ для отправки Артуру.
   Ящики эти были получены спустя нѣсколько дней. Пенъ расчувствовался при видѣ хорошо знакомаго, милаго почерка на надписяхъ, тщательно уставилъ книги, своихъ старыхъ друзей; уложилъ, куда слѣдуетъ бѣлье, скатерти, салфетки, отобранныя Еленой, баночки съ вареньемъ, увернутыя въ солому Лаурой, и всѣ прочія незатѣйливыя домашнія приношенія.
   

ГЛАВА XVIII.
Пенденнисъ изъ коллегіи Бонифація.

   Нашъ пріятель Пенъ не особенно горевалъ, когда его менторъ простился съ нимъ на второй день ихъ пребыванія въ Оксбриджѣ, а маіоръ, какъ вы сами понимаете, былъ даже очень доволенъ, сваливъ съ своихъ плечъ обузу. Болѣе трехъ мѣсяцевъ своего драгоцѣннаго времени мученикъ-маіоръ посвятилъ племяннику,-- какой же эгоистъ приносилъ когда либо большую жертву? Много-ли найдется людей или маіоровъ, которые сдѣлаютъ тоже самое.
   Человѣкъ, который не пожалѣетъ головы, не задумается рискнуть жизнью ради своей чести,-- ни за что не поступится своими удобствами и прихотями. Многіе-ли изъ насъ способны на такой подвигъ? Отдадимъ же должное маіору, и согласимся, что онъ заслужилъ отдыхъ. Фокеръ и Пенъ усадили его въ дилижансъ; причемъ первый рекомендовалъ кондуктору особенно заботиться объ этомъ пассажирѣ. Послѣдній былъ очень доволенъ, оставляя племянника въ обществѣ молодого человѣка, который могъ познакомить его съ избраннымъ кругомъ въ Оксбриджѣ. Маіоръ вернулся въ Лондонъ, а оттуда отправился въ Чельтенгемъ, гдѣ очень пріятно провелъ сезонъ, посѣщая мѣстную знать, пользуясь пріятнымъ обществомъ и развлекаясь охотой.
   Мы не будемъ подробно описывать академическую карьеру Пена. Увы, въ жизни молодыхъ людей есть немало такихъ вещей, о которыхъ нельзя говорить. Я желалъ бы, чтобы ихъ не было. Случались-ли они въ вашей жизни? Мы оберегаемъ только нашу, такъ называемую честь, и пока она не запятнана, вполнѣ спокойны духомъ. Женщины чисты, мужчины нѣтъ. Женщины не себялюбивы, мужчины проѣдены эгоизмомъ. Я не хочу сказать, что Артуръ Пенденнисъ былъ хуже своихъ ближнихъ, но ближніе-то его были плохи. Сознаемся, по крайней мѣрѣ, въ своихъ порокахъ. Много-ли вы можете насчитать безупречныхъ людей въ числѣ своихъ знакомыхъ? У меня знакомыхъ множество, но я не знаю между ними ни одного праведника.
   Сначала мистеръ Пенъ довольно усердно занялся древними языками и математикой; но вскорѣ убѣдился, что у него нѣтъ охоты или призванія къ точнымъ наукамъ. Кажется, и самолюбіе его было задѣто, когда оказалось, что двое или трое изъ его товарищей, весьма вульгарные молодые люди, не носившіе даже штрипокъ на брюкахъ, чтобы скрыть безобразную, грубую обувь, далеко превосходятъ его по части наукъ. Итакъ, онъ написалъ своей нѣжной матушкѣ, что съ этихъ поръ намѣренъ посвятить себя исключительно латинскимъ и греческимъ классикамъ.
   Мистриссъ Пенденнисъ, съ своей стороны, была очень рада, что ея милый мальчикъ займется предметами, къ которымъ влечетъ его призваніе; и только просила его не губить своего здоровья чрезмѣрнымъ прилежаніемъ, такъ какъ ей приходилось слышать ужасныя исторіи о молодыхъ людяхъ, наживавшихъ себѣ воспаленіе мозга вслѣдствіе переутомленія и погибавшихъ безвременно въ разгарѣ своей университетской карьеры.-- А Пенъ никогда не отличался крѣпкимъ здоровьемъ,-- прибавляла она и совершенно основательно совѣтовала не надрывать своихъ слабыхъ силъ ради пустого честолюбія. Правду сказать, Пенъ отнюдь не испытывалъ упадка силъ, который бы могъ угрожать опасностью его жизни; но тѣмъ не менѣе обѣщалъ своей мамѣ не сидѣть по ночамъ надъ книгами, и сдержалъ это обѣщаніе съ твердостью и постоянствомъ, какихъ не проявлялъ во многихъ другихъ случаяхъ.
   Вскорѣ онъ замѣтилъ, что и въ классикахъ почерпнетъ мало путнаго. Если его товарищи по физико-математическому отдѣленію были слишкомъ ученый народъ для него, то классики казались тупоголовыми. Мистеръ Бокъ, туторъ, былъ немногимъ развитѣе пятиклассника въ школѣ Сѣрыхъ Братьевъ; правда, онъ зналъ гораздо больше всякаго вздора на счетъ метрики или грамматическихъ особенностей Эсхила или Аристофана, но въ поэзіи смыслилъ не болѣе своего камердинера. Пену скучно было слушать педантовъ товарищей и тутора, когда они возились надъ двумя-тремя строчками пьесы, которую онъ могъ прочесть вдесятеро скорѣе, Вообще, онъ пришелъ къ убѣжденію, что только самостоятельное чтеніе можетъ принести учащемуся истинную пользу, и въ этомъ смыслѣ написалъ своей матери, извѣщая, что онъ намѣренъ какъ можно больше читать и какъ можно меньше заниматься лекціями. Эта добрѣйшая женщина такъ же мало смыслила въ Гомерѣ, какъ и въ алгебрѣ, но ничего не имѣла противъ соображеній Пена, увѣренная, что ея милый мальчикъ во всякомъ случаѣ займетъ мѣсто, принадлежащее ему по праву.
   Пенъ не явился домой на Рождество, къ огорченію нѣжной матери и Лауры, разсчитывавшей, что онъ поможетъ ей устроить великолѣпную крѣпость изъ снѣга, какъ они устраивали три года назадъ. Но онъ былъ приглашенъ въ Логвудъ, къ леди Агнесѣ Фокеръ, гдѣ устроился домашній театръ и собралось избранное общество, которымъ, по мнѣнію маіора, Пену отнюдь не слѣдовало пренебрегать. Впрочемъ, онъ пріѣхалъ домой въ концѣ вакацій и удивилъ Лауру своимъ богатымъ запасомъ тонкаго бѣлья, а Елену мужественнымъ видомъ и рѣшительнымъ тономъ.
   На Пасху онъ тоже не явился, зато пріѣхалъ на лѣтнія каникулы съ богатѣйшимъ гардеробомъ. По утрамъ онъ носилъ великолѣпную охотничью куртку, съ приводящими въ изумленіе пуговицами, по вечерамъ щеголялъ въ роскошныхъ бархатныхъ жилетахъ, галстухахъ съ богатымъ шитьемъ, шикарномъ бѣльѣ. Въ его комнатѣ оказался великолѣпный несессеръ въ серебряной оправѣ, содержавшій, въ числѣ прочихъ туалетныхъ принадлежностей, не малое количество дорогихъ перстней, запонокъ и т. п. Онъ завелъ также французскіе часы съ золотой цѣпочкой, вмѣсто стараго массивнаго хронометра съ связкой печатокъ, выглядывавшихъ изъ жилетнаго кармана Джона Пенденниса,-- стараго, почтеннаго хронометра, съ помощью котораго покойный измѣрилъ пульсъ столькимъ паціентамъ. Недавно еще Пенъ мечталъ объ этой вещицѣ, считая ее великолѣпнѣйшимъ хронометромъ въ свѣтѣ; и наканунѣ отъѣзда въ коллегію мистриссъ Пенденнссъ достала часы изъ шкатулки съ фамильными драгоцѣнностями и вручила сыну, съ приличной случаю торжественной рѣчью о добродѣтеляхъ его отца и о разумномъ употребленіи времени. А теперь Пенъ объявилъ, что этотъ солидный почтенный хронометръ никуда не годится, такъ какъ вышелъ изъ моды, и даже сравнивалъ его съ старой кастрюлей, что уже было совсѣмъ непочтительно, по мнѣнію Лауры. Затѣмъ онъ уложилъ его въ комодъ, вмѣстѣ съ старыми перчатками, галстухами и часами, которые подарилъ ему отецъ и о которыхъ уже упоминалось въ этой книгѣ. Нашу старую знакомую Ревекку Пенъ тоже забраковалъ, объявилъ, что онъ теперь слишкомъ тяжелъ для нея, и вымѣнялъ на другую болѣе сильную лошадь, приплативъ порядочную сумму. Мистриссъ Пенденнисъ уплатила деньги, а Лаура плакала, когда уводили Ревекку.
   Пенъ привезъ съ собой порядочный запасъ сигаръ съ странными названіями Colorados, Afrancesados, Telescopios Фудсонъ, Оксфордъ Стритъ, и курилъ ихъ не только въ конюшнѣ и оранжереѣ, предполагая, вѣроятно, что ихъ дымъ очень полезенъ для растеній Елены, но и у себя въ кабинетѣ, чего его матушка никакъ не могла одобрить. Но Пенъ сочинялъ поэму на премію и утверждалъ, что не можетъ писать безъ сигары, причемъ цитировалъ стихи лорда Байрона въ защиту куренья. Въ виду такихъ основательныхъ резоновъ, мать, разумѣется, не могла отказать въ своемъ позволеніи; мало того, зайдя однажды въ его комнату и заставъ его въ разгарѣ работы (онъ читалъ новый романъ, такъ какъ студенту слѣдуетъ поощрять отечественную и иностранную литературу),-- заставъ его за работой на диванѣ, Елена сама принесла ему изъ спальни сигары и спичечницу, сама вложила ему сигару въ ротъ и зажгла спичку. Пенъ засмѣялся и поцѣловалъ ея руку.
   -- Добрая мама,-- сказалъ онъ,-- если бы я попросилъ васъ зажечь домъ, вы бы сдѣлали это для меня.-- И, пожалуй, мистеръ Пенъ былъ правъ; она исполнила бы и такую просьбу.
   Кромѣ произведеній англійской легкой литературы, которыя буквально пожиралъ этотъ усердный студентъ, онъ привезъ съ собой нѣсколько ящиковъ французскихъ произведеній въ томъ же родѣ. Елена только руками разводила отъ изумленія, перелистывая эти книжки. Но Пенъ объяснилъ, что вѣдь не онъ же ихъ сочинялъ, а знакомство съ французскимъ языкомъ, по знаменитѣйшимъ изъ современныхъ авторовъ, для него необходимо, такъ что приходится читать Поль-де-Кока, также, какъ изучать Свифта или Мольера. Мистриссъ Пенденнисъ вздохнула, но согласилась. За то Лаурѣ было запрещено прикасаться къ этимъ книгамъ; объ этомъ позаботились и нѣжная маменька, и строгій моралистъ мистеръ Артуръ Пенденнисъ, который считалъ необходимымъ образовать свой умъ и усовершенствовать слогъ изученіемъ всѣхъ отраслей литературы, но отнюдь не находилъ въ этомъ надобности для молодой дѣвицы, предназначенной къ совершенно иной карьерѣ.
   Въ теченіе этихъ долгихъ вакацій мистеръ Пенъ прикончилъ отцовское вино, которое, по его словамъ (если припомнитъ читатель), можно было пить бочками безъ всякаго вреда, -- и выписалъ новый запасъ отъ "своихъ поставщиковъ", гг. Бинни и Латэмъ, Маркъ Лэнъ, Лондонъ. Дѣйствительно, эти господа были ему рекомендованы д-ромъ Портманомъ въ качествѣ поставщиковъ хереса и портвейна. Въ коллегіи св. Бонифація,-- замѣтилъ при этомъ почтенный ректоръ,-- вамъ, безъ сомнѣнія, придется угощать своихъ товарищей. Такъ, по крайней мѣрѣ, дѣлалось въ мое время; и я совѣтую вамъ выписывать вино отъ какой-нибудь честной и солидной лондонской фирмы, а не отъ мѣстныхъ торговцевъ, которые будутъ поставлять вамъ дрянное вино по невозможной цѣнѣ.-- Послушный юноша исполнилъ совѣтъ доктора и сдѣлался кліентомъ гг. Бинни и Латэмъ, рекомендованныхъ ректоромъ.
   Итакъ, онъ написалъ гг. Б. и Л., чтобы выслали въ Фэроксъ запасъ вина, да кстати и счетъ по университетскимъ заказамъ. Бѣдная вдовица ужаснулась при видѣ счета. Но Пенъ посмѣялся надъ ея старосвѣтскими понятіями, сказалъ, что счетъ очень умѣренный, что всѣ теперь пьютъ кларетъ и шампанское, и въ концѣ-концовъ вдовица заплатила съ смутнымъ сознаніемъ, что расходы по дому чрезвычайно выросли и врядъ-ли покроются доходами нынѣшняго года. Впрочемъ, увеличеніе расходовъ было только временное. Пенъ пріѣхалъ всего на нѣсколько недѣль.-- Послѣ его отъѣзда, она съ Лаурой могутъ навести экономію,-- думала Елена. А теперь, когда онъ пріѣхалъ къ нимъ на короткое время, надо же его побаловать.
   Въ то время Артуръ располагалъ весьма солидными личными средствами, болѣе значительными, чѣмъ у многихъ богатыхъ студентовъ. Много лѣтъ тому назадъ экономный и любящій Джонъ Пенденнисъ, завѣтной мечтой котораго было доставить сыну университетское образованіе и всѣ преимущества, которыхъ самъ онъ лишился по милости отцовской экстравагантности, Джонъ Пенденнисъ началъ откладывать "фондъ на образованіе Артура". Душеприкащики нашли въ его записной книжкѣ особую графу "Ф. на О. А.", въ которую изъ года въ годъ заносилась извѣстная сумма. Въ свою очередь вдова прибавила къ этому запасному капиталу весьма изрядную сумму за время, истекшее между смертью мужа и поступленіемъ Пена въ коллегію.-- Нужно дать щедрое содержаніе молодому человѣку,-- таково было правило маіора Пенденниса. Дайте ему возможность выступить въ свѣтъ джентльменомъ и завести связь съ порядочными людьми; а затѣмъ ужь его дѣло пробиться дальше. Стѣснять же юношу, и доставлять ему меньшія средства сравнительно съ его товарищами, -- плохая педагогія. Артуръ вступаетъ въ свѣтъ и долженъ самъ пробить себѣ дорогу. Мы же доставимъ ему хорошихъ друзей, содержаніе, достойное джентльмена, и всѣ средства для борьбы.
   Маіоръ высказывалъ эти великодушныя мнѣнія потому что они были справедливы и потому, вѣроятно, что они ничего ему не стоили.
   Такимъ образомъ юный Пенъ, единственный сынъ землевладѣльца средней руки, производилъ впечатлѣніе важной птицы, и оксбриджское начальство, торговцы, служащіе считали его настоящимъ аристократомъ. Манеры у него были открытыя, смѣлыя, пожалуй, даже немножко заносчивыя, какъ подобаетъ пылкому юношѣ. Онъ былъ щедръ и сорилъ деньгами, точно и впрямь располагалъ огромными капиталами, любилъ веселую компанію и обладалъ хорошимъ голосомъ. Состязанія въ греблѣ еще не достигли во времена Пена такой популярности, какъ впослѣдствіи; самымъ приличнымъ упражненіемъ для юношества считалась ѣзда верхомъ или въ кабріолетѣ. Пенъ ѣздилъ верхомъ, щеголялъ въ красной курткѣ, и, не обнаруживая чрезвычайныхъ успѣховъ въ какомъ-либо видѣ спорта -- какъ и подобаетъ истинному джентльмену -- имѣлъ порядочный счетъ у Нойля, державшаго верховыхъ лошадей, и у другихъ поставщиковъ. Вообще, этотъ милый молодой человѣкъ интересовался самыми разнообразными предметами. Былъ онъ рьяный библіофилъ: докторъ Портманъ внушалъ ему любовь къ рѣдкимъ изданіямъ, а собственное пристрастіе влекло его къ роскошнымъ переплетамъ. Какими великолѣпными томами, въ раззолоченныхъ, отдѣланныхъ подъ мраморъ, тисненныхъ переплетахъ, снабжали его книготорговцы и переплетчики. Онъ имѣлъ вкусъ къ изящному и увлекался произведеніями искусства,-- не изображеніями французскихъ танцовщицъ или грубо размалеванными охотничьими сценами, которыми такъ простодушно восхищался его предшественикъ, мистеръ Спайсеръ,-- а рисунками Стронджа, гравюрами Рембрандта и Уилькса avant la lettre. Аппартаменты его были разукрашены эстампами и гравюрами, по правиламъ высшаго вкуса, господствовавшимъ въ университетѣ, гдѣ молодой человѣкъ пользовался довольно завидной репутаціей. Мы уже упоминали объ его пристрастіи къ кольцамъ, драгоцѣнностямъ и всякаго рода ювелирнымъ вещицамъ, и должны сознаться, что во время пребыванія въ Оксфордѣ онъ былъ отчаяннымъ франтомъ. Отправляясь на товарищескую пирушку, онъ и его изящные друзья; наряжались, точно великосвѣтскіе; франты, собирающіеся плѣнять дамъ. Говорили, будто онъ носитъ кольца поверхъ перчатокъ, что, впрочемъ, онъ всегда отрицалъ; но мало-ли какія экстравагантности юность продѣлываетъ съ самой простодушной важностью. Что онъ бралъ ароматическія ванны,-- это вѣрно, онъ самъ говорилъ, что беретъ ихъ по возвращеніи изъ аудиторіи, гдѣ приходится сталкиваться со всякимъ сбродомъ.
   На второй годъ его пребыванія въ Оксфордѣ, когда миссъ Фотрингэй уже прогремѣла въ Лондонѣ и портреты ея продавались тысячами, Пенъ повѣсилъ изображеніе красавицы въ своей спальнѣ и разсказалъ избраннымъ друзьямъ, какъ страстно, безумно, пламенно любилъ онъ эту женщину. Онъ прочелъ стихи, написанные въ честь нея, и чело его хмурилось, глаза сверкали, грудь подымалась, когда онъ вспоминалъ объ этомъ роковомъ періодѣ своей жизни и разсказывалъ о своихъ мукахъ и отчаяніи. Стихи разошлись по всему университету въ безчисленныхъ спискахъ, возбуждая насмѣшки и удивленіе. Ничто такъ не возвышаетъ молодого человѣка въ глазахъ его товарищей, какъ пылкая романтическая страсть. Можетъ быть въ ней дѣйствительно есть что-нибудь благородное -- юношеству подобная страсть кажется героической -- во всякомъ случаѣ, Пенъ пріобрѣлъ репутацію трагическаго лица. Говорили что онъ былъ близокъ къ самоубійству; что онъ дрался изъ-за нея на дуэли съ какимъ-то баронетомъ. Новички указывали его другъ другу. Онъ былъ очень эффектенъ, когда выходилъ изъ коллегіи на прогулку, окруженный своими поклонниками. Одѣвался онъ очень изысканно и обсуждалъ красоту и туалеты дамъ, посѣщавшихъ университетъ, авторитетнымъ тономъ знатока. Товарищи гордились имъ и пройтись подъ руку съ Пенденнисомъ считалось такой же завидной честью, какъ для нѣкоторыхъ изъ насъ -- прогуляться по Поллъ-Моллу съ герцогомъ. При встрѣчѣ съ инспекторомъ, они важно обмѣнивались привѣтствіями, точно двѣ державы-соперницы и многіе затруднились бы, кому отдать пальму первенства.
   Словомъ, на второй годъ пребыванія въ коллегіи, Пенъ сдѣлался университетскимъ львомъ. Любопытно видѣть, какъ легко и простодушно увлекается и привязывается юность. Она льнетъ къ вождю, удивляется ему, влюбляется въ него, подражаетъ ему. Врядъ-ли найдется мало-мальски отзывчивый юноша, который бы не сотворилъ себѣ кумира изъ того или другого товарища. Такъ и мистеръ Пенъ пріобрѣлъ въ Оксфордѣ послѣдователей, вѣрныхъ друзей, и соперниковъ. Стоило студентамъ узнать, что мистеръ Пенденнисъ изъ коллегіи св. Бонифація заказалъ себѣ малиновый галстухъ,-- и на главной улицѣ Оксбриджа появлялось дюжины двѣ малиновыхъ галстуховъ. Ювелиръ Симонъ продалъ, по меньшей мѣрѣ, два гросса "Пенденнисовскихъ булавокъ" по образцу облюбованному этимъ молодымъ джентльменомъ въ его лавкѣ.
   Если теперь читатель съ ариѳметической складкой ума потрудится вычислить сумму, потребную для удовлетворенія вышеупомянутыхъ наклонностей, которыми, какъ мы сказали, обладалъ мистеръ Пенъ, то безъ труда сообразитъ, что въ теченіе двухъ-трехъ лѣтъ, молодой человѣкъ съ такими изящными вкусами долженъ былъ ухлопать немалый кушъ. Мы уже говорили, что нашъ другъ Пенъ былъ плохой счетчикъ. Онъ вовсе не отличался чрезмѣрной расточительностью: счетъ Паддингтона у портного, Геттльбери у повара, Дилли Тэиди у гравера Финна за оттиски Рафаэля и Лендсира, Вормэлля у книгопродавца Парктона за альдинскія изданія и раскрашенные служебники XVI вѣка, Снэффля или Фокера у Нойля за лошадей,-- каждый изъ этихъ счетовъ далеко превосходилъ издержки мистера Пена по соотвѣтственнымъ предметамъ. Но Пенденнисъ изъ коллегіи св. Бонифація отличался отъ вышеупомянутыхъ джентльменовъ, своихъ товарищей и пріятелей, универсальностью вкусовъ. Между тѣмъ, какъ юный лордъ Паддингтонъ гроша бы не далъ за превосходнѣйшую гравюру и не подумалъ взглянуть на раззолоченную рамку, если бы въ ней не было зеркала; Геттльбери одѣвался во что попало, а къ верховой ѣздѣ чувствовалъ отвращеніе, если не ужасъ; Снеффль никогда не заглядывалъ въ какую бы то было книгу, кромѣ "Охотничьяго календаря", а изъ рукописей признавалъ только свою засаленную записную книжку, куда записывалъ пари,-- нашъ правовѣрный пріятель отдавалъ должное всѣмъ перечисленнымъ отраслямъ науки и искусства, и во всѣхъ нихъ отличался болѣе или менѣе.
   Такимъ образомъ Пенъ пріобрѣлъ громкую репутацію въ университетѣ. Что касается поэмы, надъ которой Пенъ такъ усердно работалъ въ Фэроксѣ, то премія досталась Джонсу изъ коллегіи Іисуса. Но товарищи отдавали предпочтеніе стихамъ Пена, который напечаталъ свое произведеніе на собственный счетъ и раздавалъ пріятелямъ, въ раззолоченномъ сафьянномъ переплетѣ. Впослѣдствіи я нашелъ запыленный экземпляръ этой поэмы въ одномъ изъ книжныхъ шкафовъ Пена и въ настоящую минуту онъ у меня передъ глазами, вмѣстѣ съ кучей старыхъ Оксбриджскихъ диссертацій, удачныхъ и неудачныхъ поэмъ на премію, университетскихъ статутовъ, проповѣдей, произносившихся въ коллегіальной капеллѣ, рѣчей въ "Соединенномъ Обществѣ Преній", подписанныхъ Пеномъ "Пенденнисъ -- св. Бонифація", или презентованныхъ ему преданнымъ другомъ Томпсономъ или Джаксономъ. Какіе курьезные эпиграфы украшаютъ эти листки, исписанные полудѣтскимъ почеркомъ, и какое странное впечатлѣніе производятъ они, когда взглянешь на нихъ много лѣтъ спустя. Какая судьба разметала ихъ авторовъ по свѣту, забросила въ дальніе края однихъ, истерзала другихъ. Сколько рукъ, писавшихъ эти дружескія посвященія, обмѣнивавшихся съ нами сердечнымъ юношескимъ пожатіемъ, охладѣли навсегда. Какая пламенная дружба связывала насъ въ эти старые дни -- простодушная, безыскусственная. Гдѣ рука, на которую вы опирались, гуляя по тѣнистымъ аллеямъ коллегіи, или на берегу рѣки? Она оторвана отъ васъ съ тѣхъ поръ, какъ вы вступили въ свѣтъ, гдѣ каждый бьется за свой счетъ и страхъ въ житейской свалкѣ. Неужели мы тѣ самые люди, которые писали эти посвященія, читали эти поэмы? произносили или выслушивали эти простодушно-напыщенныя, торжественныя, пышныя рѣчи; наивно передѣлывали изъ книгъ и съ раскраснѣвшимися лицами выпоражнивали эту нахватанную отовсюду премудрость. Вотъ передо мной книга, написанная не болѣе пятнадцати лѣтъ тому назадъ. Въ ней Джекъ надрывается отъ отчаянія и байронической мизантропіи,-- тотъ самый Джекъ, университетская карьера котораго состояла въ истребленіи неразбавленнаго молочнаго пунша. Вотъ смѣлый трактатъ Тома въ защиту самоубійства и республиканскихъ принциповъ, по поводу смерти Роланъ и жирондистовъ,-- Тома, который скорѣе пойдетъ на костеръ, чѣмъ прикоснется къ бифштексу въ постный день. А здѣсь Бобъ, что нажился впослѣдствіи на желѣзнодорожныхъ концессіяхъ,-- восклицаетъ вмѣстѣ съ Танкредомъ и Готфридомъ:-- "Впередъ, о, воины, не отступай! На стѣны лѣзь, а рвы переплывай! Пусть дѣйствуютъ тиранъ и катапультъ, Іерусалимъ, ты нашъ, id Deus vult!"
   Далѣе слѣдуетъ пышное описаніе садовъ Шарона и дѣвушекъ Салема, причемъ авторъ предсказываетъ, что Сирія одѣнется розами и насладится благодатнымъ миромъ -- все это безукоризненными десятисложными стихами, исполненными вкуса, чувства и истинной поэзіи. Есть тутъ среди этихъ важныхъ пародій и юношескихъ упражненій (простодушныхъ и въ тоже время фальшивыхъ, но большею частью носящихъ отпечатокъ какого-то унынія, часто глубокой грусти) -- есть тутъ поэмы и разсужденія, написанныя людьми, которые уже никогда ничего больше не напишутъ. Судьба наложила на нихъ свою тяжелую руку, звонкіе голоса умолкли, пылкія головы перестали работать. У одного знатность соединялась съ талантомъ, сулившимъ ему почести, теперь уже ненужныя для него. Другой обладалъ эрудиціей, геніемъ, нравственными достоинствами,-- всѣмъ, что можетъ обезпечить любовь, уваженіе, мірскую славу. Много радужныхъ надеждъ погребено на заброшенномъ пустынномъ кладбищѣ, и только надгробныя надписи напоминаютъ о нихъ міру. Солнце золотитъ ихъ своими лучами и хоръ деревенскихъ пѣвчихъ оглашаетъ кладбище пѣніемъ антифоновъ. Не все-ли равно, Вестминстеръ или сельское кладбище скрываетъ ваши останки и забудетъ-ли васъ міръ нѣсколькими днями ранѣе или позднѣе.
   Среди этихъ друзей Пенъ провелъ болѣе двухъ лѣтъ -- счастливыхъ и блестящихъ лѣтъ своей жизни. Онъ наслаждался всевозможными удовольствіями и пользовался огромной популярностью. Безъ него не обходилась ни одна пирушка; остроуміе Пена, его пѣсни, его смѣлость, его открытый характеръ привлекали къ нему сердца всѣхъ. Сдѣлавшись любимцемъ и вожакомъ молодыхъ людей, далеко превосходившихъ его богатствомъ и знатностью, онъ никогда не поддѣлывался къ нимъ лестью или заискиваніемъ, никогда не выказалъ пренебреженія къ бѣднѣйшему изъ товарищей въ угоду какому-нибудь богатому университетскому денди. Его до сихъ поръ вспоминаютъ въ "Соединенномъ Обществѣ Преній", какъ одного изъ самыхъ блестящихъ ораторовъ своего времени. Замѣтимъ мимоходомъ, что въ юности онъ былъ пламеннымъ тори, но убѣжденія его измѣнились съ теченіемъ времени и онъ превратился въ отъявленнаго либерала изъ самыхъ красныхъ. Онъ открыто заявлялъ себя сторонникомъ Дантона и утверждалъ, что Людовикъ XVI заслужилъ постигшую его участь. Онъ клялся, что самъ собственной своей рукой отрубилъ бы голову Карлу Первому, если бы тотъ явился въ "Соединенное Общество Преній" и если бы у Кромвеля не случилось подъ рукой другого исполнителя казни. Вообще, Пенъ да еще лордъ Магнусъ Чартерсъ, сынъ маркиза Ренимеда, были въ то время самыми ярыми республиканцами во всемъ университетѣ.
   Въ этой студенческой республикѣ репутаціи создаются независимо отъ коллегіальной іерархіи. Человѣкъ, нахватавшій кучу отличій,-- можетъ оставаться совершенно неизвѣстнымъ студенчеству, которое избираетъ своихъ вождей и повелителей, удивляется и повинуется имъ, какъ негры повинуются своимъ чернымъ вожакамъ, наружно оказывая почтеніе владѣльцамъ и надсмотрщикамъ. Среди молодежи Пенъ пользовался славой и популярностью не потому, что за нимъ числились какія-нибудь крупныя дѣла, а потому, что, по общему убѣжденію, онъ могъ бы надѣлать великихъ дѣлъ, если бы захотѣлъ.-- "Ахъ, если бы Пенденнисъ изъ Св. Бонифація вздумалъ хоть попробовать,-- говорили студенты,-- у него бы пошло"... Премія за греческую оду досталась не ему, а Смиту изъ коллегіи Троицы; тогда всѣ стали говорить, что онъ получитъ награду за латинскіе гекзаметры; но она досталась Броуну изъ коллегіи Св. Іоанна; такимъ образомъ, университетскія почести одна за другой ускользали отъ м-ра Пена, и послѣ двухъ-трехъ неудачъ онъ устранился отъ состязаній. За то въ своей собственной коллегіи онъ получилъ премію за декламацію и привезъ домой нѣсколько наградныхъ книгъ, украшенныхъ гербомъ коллегіи,-- громоздкихъ, пышныхъ, прекрасно переплетенныхъ. Книги привели въ восторгъ Елену и Лауру, которыя были въ полномъ убѣжденіи, что такой великолѣпной награды еще никогда никому не выдавалось до Пена и что Пенъ получилъ высшій знакъ отличія, какимъ только располагаетъ Оксбриджъ.
   По мѣрѣ того, какъ вакаціи проходили за вакаціями, не принося съ собой извѣстій о какихъ-либо отличіяхъ и дипломахъ, полученныхъ Пеномъ, докторъ Портманъ начиналъ все болѣе и болѣе коситься на Артура и относиться къ нему съ мрачнымъ величіемъ, на которое тотъ отвѣчалъ съ такимъ же высокомѣріемъ. Въ одну изъ вакацій онъ даже вовсе не явился съ визитомъ къ доктору, чѣмъ крайне смутилъ свою мать, которая считала знакомство съ ректоромъ привилегіей и всегда почтительно выслушивала его устарѣлые анекдоты и разсказцы, хотя и знала ихъ наизусть.-- Я не въ состояніи выносить покровительственнаго тона доктора,-- сказалъ Пенъ.-- Онъ относятся ко мнѣ слишкомъ по отечески. Я видѣлъ людей почище его, да и надоѣлъ онъ мнѣ своими выдохшимися анекдотами.-- Эта глухая война между Пеномъ и докторомъ разстраивала Елену до того, что она сама начинала избѣгать Портмана и не рѣшалась бывать у него, когда Пенъ пріѣзжалъ на побывку.
   Въ одно воскресенье, ужасный молодой человѣкъ зашелъ въ своемъ мятежномъ направленіи до того, что вовсе не явился въ церковь. Онъ сидѣлъ у воротъ "Клеврингскаго Герба" и покуривалъ сигару, поглядывая на прихожанъ, выходившихъ изъ собора послѣ службы. Это произвело сенсацію въ городкѣ; Портманъ объявилъ, что Пенъ стремится къ гибели и въ душѣ сокрушался о буйномъ и расточительномъ молодомъ человѣкѣ.
   Елена тоже дрожала за него, да и Лаура,-- превратившаяся теперь въ милую дѣвочку-подростка, хорошенькую и граціозную, относившуюся къ Еленѣ съ самымъ страстнымъ обожаніемъ. Обѣ онѣ чуяли перемѣну въ юношѣ. Это ужь не былъ простодушный Пенъ былыхъ временъ,-- откровенный, безыскусственный, вспыльчивый и нѣжный. Лицо его носило слѣды душевной тревоги, въ голосѣ слышались глубокія ноты, рѣчь звучала насмѣшливо. Повидимому какая-то забота преслѣдовала его, но на разспросы матери онъ отвѣчалъ смѣхомъ или отдѣлывался отъ нея полусердито-полушутя. Да онъ почти и не жилъ дома во время вакацій, а разъѣзжалъ по знакомымъ и изумлялъ скромную Фэрокскую парочку разсказами о знатныхъ домахъ, отзываясь запросто о своихъ пріятеляхъ лордахъ.
   Честный Гарри Фокеръ, познакомившій Артура Пенденниса съ кружкомъ избранной молодежи, знакомство съ которой должно было по мнѣнію дяди Артура, принести. юношѣ такую громадную пользу; заставившій его пѣть на первой же дружеской пирушкѣ; и рекомендовавшій его въ Бермсайдскій клубъ, куда принимались только лучшіе люди Оксбриджа (онъ состоялъ во времена Пена изъ шести знатныхъ молодыхъ людей, восьми джентльменовъ пансіонеровъ и двѣнадцати избранныхъ коммонеровъ университета) -- Гарри Фокеръ вскорѣ убѣдился, что юный новичекъ далеко оставилъ его за собой въ фешенебельномъ мірѣ Оксбриджа, но, какъ малый великодушный и благородный, ничуть не позавидовалъ этому; напротивъ, радовался успѣхамъ своего protégé и восхищался Пеномъ наравнѣ съ другими. Теперь онъ таскался за Пеномъ, повторялъ его остроты, заучивалъ его романсы, распѣвалъ ихъ на мелкихъ вечеринкахъ и не уставалъ слушать ихъ изъ собственныхъ устъ даровитаго молодого поэта. Надо замѣтить, что мистеръ Пенъ посвящалъ значительную часть своего времени (вмѣсто того, чтобы съ большею пользою употребить его на пріобрѣтеніе школьныхъ знаній) сочиненію свѣтскихъ балладъ, которыя и распѣвалъ на пирушкахъ, согласно университетскимъ обычаямъ.
   Для Пена было очень полезно, что честный Фокеръ остался на нѣкоторое время въ коллегіи послѣ вступленія въ нее Артура, такъ какъ, при всей своей живости, онъ былъ благоразумный молодой человѣкъ и нерѣдко сдерживалъ экстравагантныя наклонности своего друга. Но его академическая карьера закончилась вскорѣ послѣ вступленія Артура въ коллегію св. Бонифація. Постоянныя недоразумѣнія съ университетскими властями принудили м-ра Фокера оставить Оксбриджъ раньше времени. Онъ усердно посѣщалъ сосѣднія скачки, несмотря на увѣщанія начальства, но упорно отказывался посѣщать церковь, а Alma Mater очень ревниво слѣдила за благочестіемъ своихъ питомцевъ. Ѣзда въ кабріолетѣ,-- занятіе нечестивое въ глазахъ начальства и туторовъ, была любимымъ развлеченіемъ Фокера, и постоянно сопровождалась всевозможными приключеніями. Въ довершеніе всего, пригласивъ однажды на обѣдъ кое-кого изъ своихъ лондонскихъ друзей, онъ забилъ себѣ въ голову окрасить дверь мистера Бока охрой, и въ разгарѣ этого интереснаго занятія былъ захваченъ инспекторомъ. Правда, Черный Ремень, знаменитый кулачный боецъ, одинъ изъ почетнѣйшихъ гостей мистера Фокера, державшій ведерко съ краской въ то время, какъ молодой художникъ трудился надъ дверью, смялъ обоихъ помощниковъ инспектора и проявилъ чудеса храбрости, но его героизмъ скорѣе повредилъ, чѣмъ помогъ Фокеру. Пойманный съ поличнымъ, онъ былъ судимъ и приговоренъ къ изгнанію изъ университета.
   Туторъ написалъ по этому поводу очень любезное и прочувствоваиное письмо леди Агнесѣ, увѣряя, что всѣ восхищаются ея сыномъ, который никогда никому не сдѣлалъ малѣйшей непріятности;. что онъ, туторъ, съ своей стороны, охотно бы извинилъ его маленькую шалость, если бы, къ несчастью, дѣло не получило огласки; въ заключеніе онъ выражалъ самыя горячія пожеланія всяческихъ б.тагополучій молодому человѣку -- пожеланія, безъ сомнѣнія, искреннія,-- такъ какъ Фокеръ былъ знатнаго происхожденія по матери, а отъ отца наслѣдовалъ не одну тысячу фунтовъ годового дохода.
   -- Это пустяки, -- говорилъ Фокеръ, толкуя съ Пеномъ о своемъ исключеніи,-- немного раньше, немного позже, не все ли равно. Я бы во всякомъ случаѣ провалился на экзаменѣ: латынь рѣшительно не лѣзетъ мнѣ въ голову; стало быть, мамѣ предстояло огорченіе рано или поздно. Губернаторъ будетъ рычать,-- ну, да мы обождемъ, пока онъ успокоится. По всей вѣроятности, я отправлюсь за-границу образовать свои умъ путешествіемъ. Поѣду въ Парижъ, научусь танцовать, завершу свое образованіе. Но я не о себѣ забочусь, Пенъ. Пока люди пьютъ пиво, я обезпеченъ. Я безпокоюсь о тебѣ, дружище. Ты слишкомъ зарываешься,-- смотри, прорвешься. Не прими за намекъ на пятьдесятъ фунтовъ, что ты мнѣ долженъ -- объ уплатѣ не безпокойся -- но твои расходы слишкомъ велики, они тебя зарѣжутъ. Ты живешь, словно у васъ дома денегъ куры не клюютъ. Тебѣ не слѣдуетъ давать обѣды, а слѣдуетъ ѣсть ихъ. Вѣдь тебя съ радостью приглашаютъ всѣ. Не зачѣмъ держать лошадей, лучше кататься на чужихъ. Ты столько же смыслишь въ игрѣ, какъ я въ алгебрѣ, а здѣсь найдутся теплые ребята, которые живо очистятъ тебѣ карманы. Вѣдь я знаю, что ты всего попробовалъ. На прошлой недѣлѣ: ты игралъ въ écarté у Трумпингтона, и въ кости, послѣ ужина, у Рингвуда. Они обыграютъ тебя, Пенъ, дружище, если даже будутъ играть чисто (я не говорю, что они играютъ нечисто, но и не утверждаю противнаго). Во всякомъ случаѣ, я не сталъ бы играть съ ними. Гдѣ тебѣ съ ними справиться. Представь себѣ, что Черный Ремень вызоветъ Тома Спринга.-- Черный Ремень хорошій боецъ, но рука у него недостаточно длинна, чтобы треснуть Тома. Вотъ и у тебя руки коротки, чтобы биться съ такими артистами.
   -- Слушай,-- дай мнѣ слово, что не дотронешься больше до костей или картъ, и я буду считать, что мы расквитались съ тобой за обоихъ пони.
   Но Пенъ засмѣялся и сказалъ, что, "хотя въ настоящую минуту для него было затруднительно уплатить за пони, онъ все-таки отнюдь не намѣренъ отказываться отъ своихъ долговъ". Затѣмъ они разстались, не безъ горькихъ предчувствій со стороны Фокера, по мнѣнію котораго Пенъ быстро подвигался по пути къ раззоренію.
   -- Съ волками жить, по волчьи выть,-- небрежно замѣтилъ Пенъ, побрякивая соверенами въ карманѣ.-- Небольшая партія въ écaгté не повредитъ человѣку, который играетъ недурно,-- у Рингвуда я заполучилъ четырнадцать совереновъ, а они были мнѣ кстати,-- охъ, какъ кстати!-- И простившись съ Фокеромъ, который на этотъ разъ выѣхалъ изъ Оксбриджа безъ всякаго шума, онъ ушелъ предсѣдательствовать на обѣдѣ, который давалъ своимъ друзьямъ и для котораго поваръ, питавшій большое почтеніе къ мистеру Пенденнису, особенно постарался.
   

ГЛАВА XIX.
На пути къ гибели.

   На второй годъ пребыванія Пена въ Оксбриджѣ, маіоръ Пенденнисъ навѣстилъ племянника, который познакомилъ его съ своими молодыми друзьями, -- съ любезнымъ и изящнымъ лордомъ Плинлиммономъ, съ галантнымъ и откровеннымъ Магнусомъ Чартерсомъ, съ тонкимъ и остроумнымъ Гарландомъ, съ пылкимъ Рингвудомъ, котораго прозвали въ соединенномъ обществѣ преній Рупертомъ за его рѣзкія мнѣнія и смѣлое вранье; съ Бродбентомъ (получившимъ кличку Скелета Бродбента за республиканскій образъ мыслей); съ Блоундель-Блоунделемъ, тоже присутствовавшимъ на обѣдѣ, гдѣ маіоръ Пенденнисъ былъ почетнымъ гостемъ.
   -- Ну, милый мой, -- говорилъ маіоръ,-- обѣдъ удался à merivelle; ты велъ себя очень мило, рѣзалъ прекрасно; я очень радъ, что ты научился рѣзать -- въ хорошихъ домахъ это дѣлается теперь въ буфетѣ, но все-таки не мѣшаетъ овладѣть этимъ искусствомъ, оно пригодится въ среднемъ кругу. Молодой лордъ Плинлиммонъ очень милый молодой человѣкъ, вылитый портретъ своей матери (я зналъ ее, когда она была еще леди Аквилой Броунбилль); республиканскія воззрѣнія лорда Матуса еще вылиняютъ со временемъ -- подобные взгляды очень идутъ къ молодому нобльмену, но въ людяхъ нашего круга они просто отвратительны;-- мистеръ Бродбентъ, повидимому, очень начитанъ и краснорѣчивъ; твой другъ Фокеръ прелестенъ, какъ всегда; но мистеръ Блоундель, воля твоя, совершенно непозволительный господинъ.
   -- Помилуйте, сэръ! Блоундель-Блондель!-- воскликнулъ Пенъ со смѣхомъ,-- да это самый популярный человѣкъ въ университетѣ. Онъ служилъ въ N драгунскомъ полку, прежде чѣмъ поступилъ сюда. На прошлой недѣлѣ мы выбрали его въ клубъ -- для этого было созвано чрезвычайное собраніе. Онъ прекрасной фамиліи изъ Суффольскихъ Блоунделей, потомокъ Ричардова Блонделя. Оттого у него въ гербѣ арфа и девизъ О Mong Roy.
   -- Можно обладать прекраснѣйшимъ гербомъ и быть тигромъ, мой милый, -- возразилъ маіоръ, разбивая яйцо,-- этотъ человѣкъ тигръ, повѣрь мнѣ; это низкій человѣкъ! Держу пари, что онъ оставилъ полкъ (хорошій полкъ, тамъ служитъ достойнѣйшій человѣкъ, мой другъ лордъ Мартингэль) вслѣдствіе какой-нибудь неблаговидной исторіи. На немъ лежитъ печать вульгарности и дурныхъ привычекъ. Онъ посѣщаетъ игорные дома и билліардныя низшаго разбора, таскается по третьестепеннымъ клубамъ -- это сейчасъ видно. Я вижу съ перваго взгляда. Я никогда не ошибался на этотъ счетъ. Замѣтилъ ты, сколько на немъ перстней и драгоцѣнностей. У этого господина на лбу написано: Негодяй! Замѣть мои слова и избѣгай его. Однако, перемѣнимъ разговоръ. Обѣдъ былъ немножко слишкомъ роскошенъ, но я не упрекаю тебя за это: время отъ времени можно раскошелиться для друзей. Конечно, не слѣдуетъ дѣлать это часто, да и друзей нужно выбирать съ разборомъ. Котлеты были превосходныя, soufflé очень хорошъ и нѣженъ. Можно бы обойтись безъ третьей бутылки шампанскаго; впрочемъ, ты получаешь хорошій доходъ, и, пока остаешься въ его предѣлахъ, я не стану тебя бранить, другъ мой.
   Бѣдный Пенъ! достойный дядя и понятія не имѣлъ, какъ часто даются обѣды этимъ юнымъ Амфитріономъ, любившимъ выказать свое хлѣбосольство и свою gourmandise. Вотъ искусство, которымъ юношество гордится пуще всего. Тонкій вкусъ и знаніе винъ и кушаній кажутся имъ признаками настоящаго roué и джентльмена. Пенъ считалъ необходимымъ быть знатокомъ и мастеромъ по части обѣдовъ; мы уже сообщили, какъ уважалъ его поваръ коллегіи и вскорѣ будемъ имѣть случай пожалѣть о безразсудной довѣрчивости этого достойнаго джентльмена. На третій годъ пребыванія Пена въ Оксбриджѣ уже не лакеи съ блюдами, не служители, откупоривавшіе шампанское, толпились на его лѣстницѣ, а кредиторы и поставщики, съ угрюмыми лицами, поджидавшіе злополучнаго молодого человѣка.
   Совѣтъ опекуна не произвелъ никакого дѣйствія и отнюдь не заставилъ Пена избѣгать общества, недостойнаго мистера Блоунделя.
   Юные магнаты большой сосѣдней коллегіи св. Георга, въ средѣ которыхъ Пенъ пользовался популярностью, не особенно уважали Блоунделя, не смотря на его фатовскія манеры и развязный видъ. Бродбентъ прозвалъ его капитаномъ Мэкгитомъ и увѣрялъ, что онъ кончитъ висѣлицей. Фокеръ, съ своей обычной осторожностью, не рѣшался говорить дурно о капитанѣ, однако, замѣтилъ, что Пену лучше бы было имѣть его партнеромъ, чѣмъ противникомъ въ игрѣ.
   -- Видишь-ли, Пенъ, онъ играетъ лучше тебя,-- говорилъ хитрый молодой джентльменъ,-- онъ играетъ необычайно хорошо, этотъ капитанъ; и на твоемъ мѣстѣ я не сталъ бы состязаться съ нимъ. Думаю также, что у него, у капитана-то, не густо въ карманахъ.
   Но, кромѣ этихъ темныхъ и общихъ намековъ, осторожный Фокеръ ничего не высказалъ.
   Совѣтъ его оказалъ на упрямаго молодого человѣка такое же дѣйствіе, какое можетъ оказать всякій вообще совѣтъ на мальчика, рѣшившагося идти своимъ путемъ. Пена обурѣвала ненасытимая жажда удовольствій, онъ бросался на нихъ съ энергіей, обличавшей крѣпкое сложеніе и юношеское здоровье. Развлекаться значило, по его мнѣнію, "изучать жизнь"; онъ утверждалъ, что безъ этого нельзя сдѣлаться настоящимъ человѣкомъ и въ подтвержденіе своихъ взглядовъ цитировалъ Теренція, Горація, Шекспира. Нѣсколько лѣтъ такой жизни неминуемо превратили бы его въ истаскавшагося roué.
   Однажды, послѣ ужина въ коллегіи, на которомъ присутствовали Пенъ и Мэкгитъ, и за которымъ послѣдовала небольшая партія въ vingt et un, когда молодые люди уже взялись за шапки и собирались расходиться, безъ большого выигрыша или проигрыша съ чьей-либо стороны, мистеръ Блоундель взялъ со стола зеленый стаканчикъ, предназначенный для замороженнаго вина, и положилъ въ него нѣчто гораздо болѣе пагубное, именно пару костей, вынутыхъ этимъ джентльменомъ изъ кармана. Затѣмъ, взмахнувъ стаканчикомъ, съ граціей и ловкостью, обличавшими опытную въ метаніи костей руку, онъ провозгласилъ семь въ рукѣ и выбросилъ изящные, слоновой кости, кубики на столъ; снова смахнулъ ихъ въ стаканчикъ и повторилъ эту штуку два -- три раза. Остальные смотрѣли на него, въ томъ числѣ и Пенъ, которому еще ни разу не случалось играть въ кости.
   Мистеръ Блоундель, обладавшій хорошимъ голосомъ, затянулъ хоровую пѣсню изъ "Роберта Діавола", знаменитой въ то время оперы; многіе изъ присутствующихъ подхватили, и громче всѣхъ Пенъ, чувствовавшій себя въ наилучшемъ расположеніи духа, такъ какъ выигралъ не мало шиллинговъ и полукронъ въ vingt et un. Затѣмъ, вмѣсто того, чтобы разойтись, большинство присутствовавшихъ усѣлись за столъ и стаканчикъ съ костями пошелъ по рукамъ, пока Пенъ не разбилъ его, пройдя шестую руку.
   Съ этого вечера Пенъ предался азартной игрѣ съ тѣмъ же увлеченіемъ, какое онъ влагалъ во всякое новое удовольствіе. Въ кости можно играть по утрамъ съ такимъ же успѣхомъ, какъ и послѣ обѣда или ужина. Блоунделль являлся къ Пену послѣ завтрака, и время бѣжало съ удивительной быстротою за метаньемъ костей. Они затворяли дверь и играли партію за партіей; Блоунделль предложилъ употреблять стаканчикъ, выложенный сукномъ, чтобы бряканье костей не потревожило чуткаго слуха туторовъ. Однажды Пенъ, Рингвудъ и Блоунделль чуть-чуть не попались на мѣстѣ преступленія: мистеръ Бокъ, прогуливаясь по двору, услыхалъ, въ открытое окно, восклицаніе: "Два противъ одного,-- держу!" Но когда туторъ вошелъ въ комнату, молодые люди сидѣли надъ книжками Гомера, и Пенъ объявилъ, что помогаетъ товарищамъ, и очень серьезно спросилъ, въ какомъ состояніи нынѣ рѣка Скамандръ,-- судоходна она или нѣтъ?
   Мистеръ Артуръ Пенденнисъ немного выигралъ денегъ у Блоунделля, да и вообще извлекъ мало пользы изъ этихъ упражненій, если не считать знанія игры.
   Однажды на Пасху мистеръ Пенъ написалъ матери и дядѣ о своемъ рѣшеніи остаться въ коллегіи и приналечь на книги, что, впрочемъ, не помѣшало ему отправиться на короткое время въ Лондонъ, съ своимъ другомъ, мистеромъ Блоунделлемъ. Они остановились въ гостинницѣ въ Ковентъ-Гарденѣ, гдѣ мистеръ Блоунделль пользовался кредитомъ, и предались столичнымъ удовольствіямъ очень усердно, по обычаю университетскихъ молодыхъ людей. Блоунделль до сихъ поръ оставался членомъ военнаго клуба, куда разъ или два пригласилъ обѣдать Пена (молодые люди отправлялись туда въ кэбѣ, ежеминутно опасаясь встрѣтить маіора Пенденниса на Поллъ-Моллѣ). Здѣсь Пенъ познакомился съ галантными молодыми людьми, въ усахъ и при шпорахъ; пилъ съ ними пиво по утрамъ, и таскался по городу вечеромъ. При этомъ онъ дѣйствительно ознакомился съ многими сторонами жизни; но отнюдь не рисковалъ встрѣтить дядю въ театрахъ и трактирахъ, излюбленныхъ буйными молодыми воинами. Однажды, впрочемъ, ему пришлось сидѣть бокъ о бокъ съ маіоромъ; ихъ раздѣляла только тонкая деревянная перегородка. Это было въ театрѣ Музеума; маіоръ сидѣлъ въ ложѣ своего знатнаго друга, лорда Стэйна. Фотрингэй была въ апогеѣ своей славы. Она играла въ лучшихъ театрахъ, предприняла поѣздку по провинціи, сопровождавшуюся блестящимъ успѣхомъ, затѣмъ вернулась въ Лондонъ и продолжала играть съ "возростающимъ успѣхомъ", "къ вящему торжеству старинной англійской драмы", какъ увѣряли афиши, въ театрахъ, гдѣ было достаточно мѣста для всякаго, кому захотѣлось бы ее видѣть.
   Со времени того достопамятнаго дня, когда они оба уѣхали изъ Четтриса, Пенъ видѣлъ ее уже не въ первый разъ. Еще въ прошломъ году, когда публика заговорила о ней и газеты принялись прославлять ея красоту, Пенъ нашелъ предлогъ для поѣздки въ Лондонъ. Тутъ онъ поспѣшилъ въ театръ, посмотрѣть на свою бывшую возлюбленную. Ему живо вспомнилась -- но уже не вспыхнула вновь -- угасшая страсть. Онъ вспомнилъ, какое волненіе овладѣвало имъ передъ выходомъ Офеліи или мистриссъ Галлеръ. И теперь его охватила дрожь, а когда театръ загремѣлъ отъ рукоплесканій и Офелія вышла, съ знакомымъ Пепу поклономъ, онъ покраснѣлъ какъ піонъ; ему показалось, что вся публика смотритъ на него. Онъ почти не слышалъ ея словъ и такое бѣшенство овладѣло имъ при воспоминаніи объ униженіи, доставшемся на его долю, что онъ было вообразилъ себя снова влюбленнымъ. Но эта иллюзія скоро разсѣялась. Онъ побѣжалъ къ подъѣзду, чтобы взглянуть на нее вблизи, но это не удалось. Она прошла съ какой-то особой женскаго пола подъ самымъ его носомъ, но онъ не узналъ ея,-- да и она не замѣтила Пена. На другой день онъ пришелъ въ театръ поздно и очень спокойно слушалъ пьесу, а на третій и послѣдній день его пребыванія въ Лондонѣ Тальони танцовала въ оперѣ,-- Тальони!-- да къ тому же давали "Донъ Жуана", отъ котораго онъ былъ безъ ума. Мистеръ Пенъ пошелъ смотрѣть Тальони и "Донъ Жуана".
   На этотъ разъ иллюзіи разсѣялись безслѣдно. Она была также хороша, какъ и прежде, но уже не та, что прежде. Огонь, сіявшій въ ея глазахъ, угасъ или, по крайней мѣрѣ, пересталъ ослѣплять Пена. Ея звучный голосъ не заставлялъ трепетать его сердце. Ему чудились въ немъ сиплые и фальшивые звуки. Его раздражалъ заученный экстазъ на однихъ и тѣхъ же словахъ; его бѣсила мысль, что онъ могъ восхищаться этой грубой поддѣлкой подъ геній и раскисать отъ этихъ притворныхъ рыданій и вздоховъ. Онъ убѣждался, что теперь наступила другая жизнь, что любилъ ее другой человѣкъ. Онъ чувствовалъ себя пристыженнымъ, жестоко униженнымъ и страшно одинокимъ. Бѣдный Пенъ! иллюзія часто бываетъ лучше самой истины, и прекрасный сонъ лучше тяжелаго пробужденія.
   Въ этотъ вечеръ мистеръ Пенъ жестоко нагрузился за ужиномъ и на утро отправился въ Оксбриджъ съ сильною головною болью, спустивъ въ Лондонѣ всѣ свои наличныя деньги.
   Такъ какъ нашъ разсказъ записанъ нами со словъ самого Пена -- почему читатель можетъ быть увѣренъ въ его безусловной точности, и такъ какъ Пенъ никогда не могъ точно объяснить, куда дѣвались его деньги, то намъ и невозможно дать болѣе подробный отчетъ о его дѣлахъ. Придется ограничиться общимъ очеркомъ его тогдашняго образа жизни, который мы уже дали на предыдущихъ страницахъ. Онъ отнюдь не жаловался на сквалыжничество оксбриджскихъ и лондонскихъ торговцевъ, которыхъ удостоивалъ чести оыть его поставщиками. Даже ростовщикъ Финчъ, съ которымъ познакомилъ его Блоунделль, относился къ нему, по словамъ самого Пена, милостиво и никогда не бралъ болѣе ста на сто. Старый поваръ коллегіи, его горячій почитатель, имѣлъ съ нимъ особый счетъ, предлагалъ снабжать его обѣдами до самаго послѣдняго дня, и никогда не нажималъ съ уплатой. Въ Артурѣ Пенденнисѣ было что-то простодушное и открытое, привлекавшее къ нему сердца всѣхъ, кто сталкивался съ нимъ, и если эти свойства нерѣдко дѣлали его жертвой мошенниковъ, то они же пріобрѣли ему расположеніе честныхъ людей -- гораздо большее, чѣмъ онъ заслуживалъ. Невозможно было устоять противъ его добродушія или окончательно разочароваться въ немъ, даже въ минуты его крайняго паденія.
   Въ разгарѣ своихъ университетскихъ кутежей онъ всегда готовъ былъ оставить самую веселую компанію, чтобы ухаживать за больнымъ товарищемъ. Онъ не дѣлалъ ни малѣйшаго различія между знатными и плебеями, хотя личные вкусы влекли его къ избранному обществу; онъ всегда радовался, если могъ снабдить гинеей товарища, и когда у него заводились деньги, чувствовалъ непреодолимую потребность тратить,-- потребность, которую не могъ осилить всю свою жизнь.
   На третій годъ университетской жизни кредиторы стали положительно осаждать его, и вереница ихъ, безпрерывно поднимавшаяся по лѣстницѣ, была такъ велика, что скандализировала туторовъ и не на шутку устрашила бы болѣе слабодушнаго человѣка. Однихъ онъ гналъ, другимъ заговаривалъ зубы (при поддержкѣ мистера Блоунделля, который былъ великій мастеръ въ этомъ искусствѣ, хотя не отличался ни въ какомъ другомъ), иныхъ упрашивалъ объ отсрочкѣ. Разсказываютъ, однако, что когда къ нему явилась Мэри Фредшемъ, дочь бѣднаго золотильщика и рамочнаго мастера, которому м-ръ Пенъ заказывалъ рамки для своихъ картинъ,-- и со слезами разсказала, что отецъ лежитъ въ лихорадкѣ и на имущество его наложено запрещеніе, Пенъ, терзаясь раскаяніемъ, опрометью бросился въ ссудную кассу, заложилъ часы и всѣ драгоцѣнности, кромѣ двухъ золотыхъ отцовскихъ запонокъ, самъ принесъ вырученную сумму Фредшэму и со слезами на глазахъ просилъ извиненія у злополучнаго мастера.
   Юные читатели, я привожу этотъ случай не въ похвалу добродѣтелямъ Пена, а скорѣе какъ свидѣтельство его слабости. Гораздо добродѣтельнѣе съ его стороны было бы вовсе не заказывать рамокъ. Во всякомъ случаѣ онъ остался долженъ за бездѣлушки, заложенныя для уплаты по счету Фредшэма, и его матери не легко было выкупить ихъ. Въ концѣ концовъ ей пришлось отдуваться за его проказы и прихоти. Мы отнюдь не выставляемъ Пена героемъ или образцомъ для подражанія, мы только видимъ въ немъ юношу, который, въ разгарѣ мелочныхъ и суетныхъ увлеченіи, сохранилъ способность къ благороднымъ порывамъ и не опустился до полнаго безчестія.
   Какъ мы уже упомянули, м-ръ Бокъ, туторъ, былъ скандализированъ приключеніями Пена. Условія его поступленія въ университетъ, компанія, съ которой онъ сошелся, рекомендаціи д-ра Портмана и маіора заставили мистера Бока думать, что Пенъ обладаетъ значительнымъ состояніемъ. Однажды, отправившись въ Лондонъ съ всеподданнѣйшимъ адресомъ отъ Оксбриджскаго университета, Бокъ встрѣтилъ маіора Пенденниса въ Сенъ-Джемскомъ дворцѣ. Маіоръ бесѣдовалъ съ двумя кавалерами Подвязки, а послѣ аудіенціи изумленный туторъ видѣлъ его въ каретѣ одного изъ этихъ вельможъ. Вернувшись, онъ немедленно пригласилъ Пена на бутылку вина, а затѣмъ смотрѣлъ сквозь пальцы на его небрежное отношеніе къ церкви и лекціямъ, пребывая въ полной увѣренности, что Пенъ очень богатый человѣкъ.
   Итакъ, его какъ громомъ поразило, когда онъ узналъ истинныя обстоятельства Пена и услыхалъ плачевное признаніе изъ его собственныхъ устъ.
   Его университетскіе долги достигали значительной суммы, и туторъ не могъ тутъ ничего подѣлать, а Пенъ, разумѣется, не сообщилъ ему о долгахъ въ Лондонѣ. Кто же изъ насъ признается въ полной цифрѣ своихъ долговъ. Во всякомъ случаѣ туторъ убѣдился, что Пенъ вовсе не богатъ, что онъ истратилъ порядочную, даже знатную сумму, и посѣялъ вокругъ себя столько долговъ, что врядъ-ли кто могъ пожать ихъ, такъ какъ эта трава, разъ укоренившись, ростетъ быстрѣе всякой другой.
   Можетъ быть именно доброта и нѣжность его матери заставляли Пена содрогаться при мысли, что она узнаетъ о его грѣхахъ.-- У меня не хватитъ духа признаться ей,-- говорилъ онъ тутору въ припадкѣ унынія. О сэръ, я гнусно поступилъ съ нею. Такъ онъ каялся, и томился безплоднымъ желаніемъ исправить свои ошибки, и спрашивалъ себя:-- Зачѣмъ, зачѣмъ дядя совѣтовалъ мнѣ водиться съ знатью, и какую пользу принесло мнѣ это общество?
   Его знатные пріятели относились къ нему по прежнему, но Пену казалось, что они поглядываютъ на него съ пренебреженіемъ, и онъ сталъ избѣгать общества. Его угрюмый видъ не гармонировалъ съ веселыми пирушками, которыхъ онъ больше не устроивалъ, и на которыя его перестали приглашать.
   Всѣмъ было извѣстно, что Пенденнисъ "попалъ въ петлю". Всѣ называли Блоунделля виновникомъ его раззоренія. Въ уединенныхъ закоулкахъ на заднихъ дворахъ часто замѣчали меланхолическую фигуру Пена, въ старой измятой шляпѣ и поношенномъ платьѣ,-- и тотъ, кто былъ гордостью университета всего годъ тому назадъ, кѣмъ восхищалась молодежь,-- возбуждалъ теперь безконечные разговоры среди новичковъ, толковавшихъ о немъ съ удивленіемъ и страхомъ.
   Наконецъ, наступили экзамены. Многіе молодые люди, наружность и костюмъ которыхъ служили объектомъ остроумія Пена,-- многіе изъ тѣхъ, кого онъ подавлялъ своимъ краснорѣчіемъ въ обществѣ преній -- многіе изъ членовъ его кружка, глупѣе его вдвое, но обладавшіе усидчивостью и прилежаніемъ,-- получили отличія или, по крайней мѣрѣ, съ честью сдали экзаменъ. Но гдѣ же въ этомъ спискѣ былъ Пенъ великолѣпный, Пенъ острякъ и денди, Пенъ поэтъ и ораторъ? Да, гдѣ былъ Пенъ, единственная утѣха и гордость вдовицы? Понуримъ голову и захлопнемъ книгу. Списокъ выдержавшихъ появился и по всему университету разнесся убійственный слухъ: Пенъ изъ св. Бонифація "ощипанъ".
   

ГЛАВА XX.
Бѣгство послѣ пораженія.

   Въ послѣднее время пребыванія Пена въ Оксбриджскомъ университетѣ дядя сталъ относиться къ нему съ особеннымъ участіемъ. Маіоръ гордился Артуромъ, находя, что онъ обладаетъ остроуміемъ, свободными, открытыми манерами, и истинно джентльменскимъ характеромъ. Старому холостяку доставляло немалое удовольствіе видѣть Пена въ обществѣ молодыхъ университетскихъ патриціевъ, и онъ (никогда не угощавшій друзей, такъ что скупость его вошла въ пословицу среди шутниковъ, завидовавшихъ его свѣтскимъ успѣхамъ и не принимавшихъ въ разсчетъ его бѣдности) охотно угощалъ племянника и его знатныхъ друзей небольшими обѣдами, старымъ бордо и своими лучшими bons mots и анекдотами. Послѣдніе, впрочемъ, нѣсколько теряли отъ повторенія, тѣмъ болѣе, что маіоръ всегда соблюдалъ крайнюю точность въ разсказѣ; были и такіе, повтореніе которыхъ врядъ-ли могло принести кому-нибудь пользу. Онъ платилъ дѣтямъ за гостепріимство отцовъ, да и самъ находилъ удовольствіе въ этой молодой компаніи. Время отъ времени онъ навѣщалъ Оксбриджъ, гдѣ молодые люди устраивали въ честь его обѣды, вечерники, и всячески фетировали его частью ради шутки, частью изъ искренняго уваженія. Онъ донималъ ихъ своими анекдотами. Онъ самъ молодѣлъ и оживлялся въ обществѣ юныхъ лордовъ. Однажды онъ зашелъ на собраніе послушать Пена, кричалъ, апплодировалъ и стучалъ палкой вмѣстѣ съ остальной публикой и былъ пораженъ пылкимъ краснорѣчіемъ племянника. Онъ уже видѣлъ въ немъ будущаго Питта и проникся къ нему истинно отеческою нѣжностью, писалъ ему письма, полныя разумныхъ совѣтовъ и столичныхъ новостей, хвастался племянникомъ въ клубахъ и охотно заводилъ рѣчь о немъ и его пріятеляхъ, увѣряя, что молодежь, ей Богу, заткнетъ за поясъ стариковъ, что "молодой лордъ Плинлиммонъ, другъ моего племянника, молодой лордъ Магнусъ Чартерсъ, пріятель моего повѣсы" и пр. далеко превзойдутъ своихъ родителей. Его стараніями Пенъ былъ приглашенъ во дворецъ лорда Стэйна, гдѣ, къ несказанному удовольствію маіора, онъ танцовалъ съ дочерьми упомянутаго вельможи. Не малыхъ хлопотъ стоило ему добывать для Пена приглашенія въ хорошіе дома, но никакія хлопоты не останавливали его, точно онъ былъ маменька, у которой дочка на выданьи, а не отставной офицеръ въ парикѣ, на половинной пенсіи. Онъ расхваливалъ таланты юноши, его ораторскій даръ, и заранѣе хвастался его блестящими успѣхами.-- Лордъ Реннимедъ приметъ его въ посольство, герцогъ не откажется провести его въ парламентъ,-- писалъ маіоръ Еленѣ, которая, съ своей стороны, принимала за чистую монету все, что говорилось въ похвалу ея сыну.
   И вотъ, вся эта гордость и нѣжі ность дяди и матери потерпѣла жестокій ударъ, благодаря бездѣльничеству и лѣности Пена! Я не желалъ бы быть въ его шкурѣ, когда онъ раздумывалъ о своихъ подвигахъ. Онъ спалъ, и другіе обогнали его. Онъ испортилъ въ самомъ началѣ карьеру, которая могла бы быть блестящей. Онъ безсовѣстно; опустошалъ кошелекъ своей великодушной матери; опрометчиво и постыдно расточалъ ея маленькое состояніе. О! какъ низко было съ его стороны грабить и раззорять такое нѣжное существо. И если Пенъ живо чувствовалъ несправедливость, которую ему случалось причинять другимъ, то каково же было ему выносить свой позоръ, при его-то тщеславіи? Нѣтъ болѣе мучительныхъ угрызеній, болѣе тяжкихъ стоповъ, чѣмъ стоны оскорбленнаго самолюбія. Подобно тому господину, который раскланивался въ театрѣ съ публикой, привѣтствовавшей короля, вошедшаго одновременно съ нимъ -- только безъ его самодовольства -- бѣдный Артуръ Пенденнисъ былъ вполнѣ убѣжденъ, что вся Англія замѣтила отсутствіе его имени въ спискѣ выдержавшихъ экзаменъ, и толкуетъ объ его неудачѣ. Могъ-ли онъ смотрѣть въ глаза оскорбленному тутору, кредиторамъ и поставщикамъ, служи телю, который убиралъ его комнату новичкамъ и младшимъ студентамъ къ которымъ онъ относился покровительственно или съ насмѣшкой? Онъ заперся въ своей комнатѣ и написалъ тутору письмо, исполненное благодарности, угрызеній совѣсти, отчаянія, прося вычеркнуть его имя изъ списковъ коллегіи и выражая надежду, что смерть скоро положитъ конецъ страданіямъ несчастнаго Пенденниса.
   Затѣмъ онъ выбрался изъ коллегіи и побрелъ, машинально, самъ не зная куда, по пустырямъ за университетскими зданіями, пока не вышелъ на рѣку, теперь пустынную, но часто пестрѣвшую лодками и оживленную веселыми криками студентовъ. Онъ шелъ по берегу все дальше и дальше, пока не очутился въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Оксбриджа.
   Онъ взбирался на холмъ, холодный январскій дождь хлесталъ ему въ лицо, а истрепанная мантія развѣвалась за его плечами (онъ забылъ даже перемѣнить свое академическое облаченіе), когда его нагнала почтовая карета. На запяткахъ ея сидѣлъ слуга, а внутри или, точнѣе сказать, снаружи, высунувшись по поясъ изъ окна,-- молодой человѣкъ, съ сигарой во рту, поощрявшій кучера громкими криками. То былъ нашъ Беймутскій пріятель, мистеръ Спевинъ, который только что выдержалъ экзаменъ и съ тріумфомъ возвращался домой. Онъ увидѣлъ отчаянно жестикулировавшую фигуру, взбиравшуюся на холмъ и, когда карета поравнялась съ нею, узналъ блѣдное, измученное лицо Пена.
   -- Стой!-- заоралъ мистеръ Спевинъ кучеру, и лошади остановились на всемъ скаку, опередивъ Пена шаговъ на пятьдесятъ. Онъ услышалъ свое имя и увидѣлъ верхнюю половину тѣла мистера Спевина, высунувшуюся изъ окна кареты и размахивавшую руками.
   Пень остановился, подумалъ, тряхнулъ головой и махнулъ кучеру продолжать путь. Онъ не сказалъ ни слова, по его наружность обличала такое отчаяніе, что юный Спевинъ, посмотрѣвъ на него съ тревогой, выскочилъ изъ кареты, подбѣжалъ и, схвативъ Пена за руку, спросилъ:
   -- Что такое, старина, куда ты плетешься?
   -- Туда, куда мнѣ слѣдуетъ идти,-- угрюмо отвѣчалъ Пенъ.
   -- Такъ ты ошибся дорогой,-- усмѣхнулся Спевинъ.-- Это дорога въ Фенбери. Слушай, Пенъ, не огорчайся, что тебя ощипали. Это не бѣда; стоитъ только привыкнуть. Со мной это случалось три раза, и послѣ перваго раза я ужь и въ усъ себѣ недулъ. Теперь, конечно, радъ, что выдержалъ. Въ слѣдующій разъ и тебѣ посчастливится.
   Пенъ взглянулъ на своего стараго знакомаго, который проваливался позорнѣйшимъ образомъ, терпѣлъ неудачу за неудачей, еле выучился правильно читать и писать, и все-таки, несмотря на всѣ эти неудачи, выдержалъ экзаменъ и получилъ степень.
   -- Вотъ онъ выдержалъ, а я провалился, -- подумалъ онъ. Это было уже черезчуръ.
   -- Счастливаго пути, Спевинъ,-- сказалъ онъ,-- я душевно радъ твоему успѣху. Не задерживай меня, я тороплюсь,-- мнѣ нужно сегодня быть въ городѣ.
   -- Вотъ на!-- возразилъ мистеръ Спевинъ.-- Да это дорога не въ городъ, это дорога въ Фенбери, говорю тебѣ.
   -- Я только что хотѣлъ повернуть назадъ,-- сказалъ Пенъ.
   -- Всѣ дилижансы биткомъ набиты отъѣзжающими студентами,-- возразилъ Спевинъ.-- Пенъ поморщился.-- Ты не найдешь мѣста и за десять фунтовъ. Садись въ мою карету, я подвезу тебя до Медфорда, а тамъ ты сядешь въ Фенберійскій дилижансъ. Я одолжу тебѣ сюртукъ и шляпу, у меня съ собой платье. Пойдемъ,-- полѣзай-ка, дружище, вотъ такъ,-- пошелъ, Питерсъ!-- Такимъ-то манеромъ Пенъ очутился въ каретѣ мистера Спевина, который довезъ его до Медфорда, въ пятнадцати миляхъ отъ Оксбриджа. Отсюда Пенъ отправился въ Лондонъ въ Фенберійскомъ дилижансѣ.
   На другой день въ Оксбриджѣ, въ коллегіи св. Бонифація, поднялась суматоха. Къ ужасу тутора и кредиторовъ Пена разнесся слухъ, что Пенденнисъ, въ отчаяніи отъ невыдержаннаго экзамена, покончилъ съ собой. Измятая шляпа, на которой едва можно было разобрать его имя и печать съ гербомъ, изображавшимъ орла, смотрящаго на солнце (нынѣ закатившееся), найденная на берегу рѣки въ трехъ миляхъ отъ Фенберійской дороги, повидимому, подтверждали этотъ слухъ, и въ теченіе трехъ дней всѣ были увѣрены, что бѣдняга утопился, пока не пришло отъ него письмо, съ лондонскимъ штемпелемъ.
   Дилижансъ достигъ Лондона въ шестомъ часу утра и Пенъ отправился въ знакомую гостинницу въ Ковентъ-Гарденѣ, гдѣ его встрѣтилъ прежній половой. Пенъ посмотрѣлъ на него и спросилъ себя, знаетъ-ли этотъ человѣкъ, что его ощипали. Онъ легъ въ постель, но не могъ уснуть, и когда забрезжило тусклое лондонское утро, вскочилъ, какъ съумасшедшій, и отправился къ дядѣ въ Бюри-Стритъ. Дѣвушка, подметавшая лѣстницу, подозрительно взглянула на его небритое лицо и измятые воротнички. Ему показалось, что она тоже знаетъ объ его неудачѣ.
   -- Боже милостивый! Мистеръ Артуръ, что случилось?-- воскликнулъ камердинеръ, мистеръ Морганъ, который только что положилъ у дверей спальни маіора безукоризненно вычищенное платье и сапоги и собирался нести парикъ своему господину.
   -- Мнѣ нужно видѣть дядю,-- отвѣчалъ Пенъ, дикимъ голосомъ, бросаясь въ кресло.
   Морганъ съ изумленіемъ и страхомъ взглянулъ на его отчаянное, блѣдное лицо, и скрылся въ спальнѣ.
   Маіоръ высунулъ голову изъ дверей, какъ только надѣлъ парикъ.
   -- Что? сдалъ экзаменъ? Senior Wrangler? а?-- крикнулъ старикъ.-- Я сейчасъ выйду,-- съ этими словами голова исчезла.
   -- Они еще не знаютъ, что случилось,-- простоналъ Пенъ, -- что же они заговорятъ, когда узнаютъ?
   Пенъ сидѣлъ спиной къ окну, и при тускломъ свѣтѣ туманнаго январьскаго утра маіоръ не замѣтилъ выраженія отчаянія на его лицѣ.
   Но когда маіоръ вышелъ изъ спальни, разряженный и лучезарный, распространяя вокругъ себя тонкій запахъ духовъ, подошелъ къ Пепу и, взявъ его за руку, хотѣлъ обратиться къ нему съ шутливой рѣчью, глаза его встрѣтились съ глазами племянника и онъ воскликнулъ:
   -- Боже мой, Пенъ! что случилось?
   -- Вы узнаете изъ газетъ за завтракомъ,-- сказалъ Пенъ.
   -- Что узнаю?
   -- Моего имени тамъ нѣтъ, сэръ!
   -- Да съ какой стати ему тамъ быть?-- спросилъ маіоръ, въ полномъ недоумѣніи.
   -- Я погибшій человѣкъ, сэръ,-- простоналъ Пенъ,-- я обезчещенъ, я не могу вернуться въ Оксбриджъ.
   -- Обезчещенъ!-- заревѣлъ маіоръ.-- Праведное Небо! Неужели ты струсилъ дуэли?
   Пенъ горько засмѣялся.
   -- Нѣтъ, сэръ, не въ томъ дѣло. Я бы не испугался пули; я былъ бы радъ, если бы кто-нибудь застрѣлилъ меня. Я не получилъ степени, сэръ. Меня... меня ощипали, сэръ.
   Маіоръ слышалъ этотъ студенческій терминъ, но имѣлъ о немъ смутное понятіе; ему вообразилось, что подъ нимъ подразумѣвается нѣкая экзекуція, производимая надъ провинившимися студентами.
   -- Я удивляюсь, какъ у васъ хватаетъ духа смотрѣть мнѣ въ глаза послѣ такого позора, сэръ,-- сказалъ онъ, -- удивляюсь, какъ могъ джентльменъ довести себя до этого.
   -- Что же дѣлать, сэръ. Классики сошли хорошо, но проклятая математика, которой я всегда пренебрегалъ, подрѣзала меня.
   -- Неужели тебя... неужели это произвели публично?-- спросилъ маіоръ.
   -- Что это?
   -- Да... ощипываніе, -- отвѣчалъ опекунъ, съ безпокойствомъ поглядывая на Пена.
   Пенъ замѣтилъ ошибку дяди и, не смотря на свое отчаяніе, не могъ удержаться отъ слабой улыбки. Онъ объяснилъ дядѣ, что быть ощипаннымъ, значитъ провалиться на экзаменѣ.
   На это маіоръ отвѣтилъ, что, хотя онъ ожидалъ лучшихъ успѣховъ отъ своего племянника, однако, не видитъ никакого безчестія въ его неудачѣ и совѣтуетъ Пену еще разъ попытать счастья.
   -- Мнѣ вернуться въ Оксбриджъ, -- подумалъ Пенъ,-- послѣ такого униженія!-- Онъ чувствовалъ, что никогда не ступитъ туда ногой, развѣ для того, чтобы сжечь университетъ.
   Но когда дошло до расходовъ и долговъ Пена,-- тутъ-то дядя разсердился не на шутку и осыпалъ Пена самыми жестокими укоризнами, которыя тотъ, скрѣпя сердце, выслушивалъ безъ возраженій. Онъ рѣшилъ выложить все, на чистоту, и составилъ полный списокъ своихъ оксбриджскихъ и лондонскихъ долговъ. Они раздѣлялись на нѣсколько рубрикъ, а именно:
   Лондонскому портному.
   Оксбриджскому.
   Въ модный магазинъ за рубашки и перчатки.
   Ювелиру.
   Повару Коллегіи.
   За дессерты.
   Сапожнику.
   Виноторговцу въ Лондонѣ.
   Виноторговцу въ Оксбриджѣ.
   За лошадей.
   За картины.
   Въ книжный магазинъ.
   Переплетчику.
   Куафферу.
   Счетъ въ Лондонской гостинницѣ.
   Мелкіе расходы.
   Читатель можетъ по своему соображенію поставить цифры въ этихъ рубрикахъ, знакомыхъ родителямъ многихъ студентовъ,-- а въ общемъ итогѣ долги мистера Пена достигали семисотъ фунтовъ, да вдвое большую сумму онъ ухлопалъ въ Оксбриджѣ чистыми денежками. И что же онъ пріобрѣлъ за эту сумму?
   -- Вамъ незачѣмъ добивать лежачаго, сэръ,-- угрюмо сказалъ онъ дядѣ.-- Я вполнѣ сознаю свое безобразное поведеніе. Моя мать не захочетъ видѣть мое безчестіе,-- продолжалъ онъ уныло,-- и заплатитъ по этимъ счетамъ, но больше я не стану требовать отъ нея денегъ.
   -- Ваше дѣло, сэръ,-- отвѣчалъ маіоръ.-- Ты уже взрослый человѣкъ, и я умываю руки. Но я вижу одно: денегъ у тебя нѣтъ, заработывать ихъ ты не умѣешь, хотя мастеръ тратить; подозрѣваю, что ты будешь продолжать такъ же, какъ началъ и въ нѣсколько лѣтъ раззоришь до тла свою мать. До свиданія, мнѣ пора завтракать. Я слишкомъ занятъ, чтобы часто видѣться съ тобой въ Лондонѣ. Полагаю, что ты сообщишь своей матери новости, съ которыми познакомилъ меня.
   Затѣмъ, надѣвъ шляпу, и слегка вздрагивая, маіоръ Пенденнисъ сердито вышелъ изъ своей квартиры раньше племянника и отправился въ клубъ. Въ утреннихъ газетахъ онъ увидѣлъ Оксбриджскій списокъ и прочелъ его съ угрюмой аккуратностью, не совсѣмъ понимая въ чемъ дѣло. Онъ выспрашивалъ, нѣкоторыхъ изъ своихъ клубныхъ пріятелей: Уэнгема, одного декана, различныхъ юристовъ, -- показывалъ имъ цифру долговъ Пена, которую записалъ на карточкѣ, и спрашивалъ, что тутъ дѣлать, и развѣ эти долги не чудовищны, не возмутительны? Что тутъ дѣлать?-- Платить!-- больше ничего не оставалось. Уэнгемъ и другіе разсказывали маіору о молодыхъ людяхъ, безъ гроша въ карманѣ, задолжавшихъ вдвое, впятеро больше чѣмъ Пенъ. Эти консультаціи, разсчеты, бесѣды нѣсколько утѣшили маіора. Въ концѣ концовъ ему не приходилось платить.
   Но онъ съ горечью думалъ о своихъ планахъ насчетъ племянника, о жертвахъ, принесенныхъ ради него, и приведшихъ къ такому жестокому разочарованію. Онъ написалъ д-ру Портману, увѣдомляя его о прискорбномъ событіи и прося сообщить о немъ Еленѣ. Благоразумный старый джентльменъ придерживался неизмѣнной рутины во всѣхъ своихъ поступкахъ и считалъ болѣе приличнымъ сообщать дурныя новости черезъ посредника (быть можетъ, безтактнаго и равнодушнаго), чѣмъ увѣдомлять о нихъ лично. Итакъ, маіоръ написалъ доктору Портману, а затѣмъ отправился обѣдать, и врядъ-ли въ этотъ день, въ какой-либо столовой Лондона, обѣдалъ человѣкъ въ болѣе мрачномъ настроеніи.
   Пенъ тоже написалъ письмо и весь день бродилъ по Лондонскимъ улицамъ, воображая, что каждый встрѣчный смотритъ на него и шепчетъ сосѣду:-- Это Пенденнисъ, изъ коллегіи св. Бонифація, котораго вчера ощипали.-- Письмо его къ матери было полно нѣжности и раскаянія,-- онъ плакалъ надъ нимъ горькими слезами, и слезы нѣсколько облегчили его.
   Въ ресторанѣ гостинницы, гдѣ онъ остановился, Пенъ замѣтилъ группу Оксбриджскихъ студентовъ, и, избѣгая ихъ общества, ушелъ бродить по улицамъ.
   Разсказывая теперь объ этомъ днѣ, онъ припоминаетъ, что разсматривалъ картины, стоя подъ дождемъ передъ витриной магазина эстамповъ; читалъ какую-то книгу у букиниста близь Темпля, а вечеромъ очутился въ театрѣ и видѣлъ миссъ Фотрингэй, но въ какой пьесѣ,-- не помнитъ.
   На другой день онъ получилъ письмо отъ тутора,-- очень ласковое письмо, съ разумными и серьезными замѣчаніями по поводу всего случившагося. Туторъ убѣждалъ Пена не покидать университета, такъ какъ неудача зависѣла единственно отъ его небрежнаго отношенія къ занятіямъ, и мѣсяцъ работы все исправитъ. Онъ прибавлялъ, что посылаетъ платье Пена, которое дѣйствительно пришло, вмѣстѣ съ новыми копіями его счетовъ.
   На третій день было получено письмо изъ дома. Прочитавъ его въ своей спальнѣ, Пенъ бросился на колѣни, уткнулся головой въ постель и горячо молился и каялся; затѣмъ сошелъ внизъ, уписалъ обильнѣйшій завтракъ и, отправившись къ Пиккадилли, въ контору дилижансовъ, взялъ мѣсто въ Четтрисъ.
   

ГЛАВА XXI.
Возвращеніе блуднаго сына.

   Письмо маіора, разумѣется, заставило доктора Портмана отправиться въ Четтрисъ, отправиться немедленно, съ той поспѣшностью, которую проявляютъ добрые люди, когда нужно сообщить непріятную новость. Они хотятъ поскорѣе покончить съ дѣломъ. Они крайне соболѣзнуютъ... но que voulez vous? больной зубъ нужно выдернуть,-- и вотъ, добрый человѣкъ принимается за дѣло, и можно только подивиться, съ какой неустрашимостью и энергіей онъ орудуетъ клещами. Можетъ быть, онъ не проявилъ бы такой энергіи и мужества, если бы дѣло шло о его зубѣ, но, во всякомъ случаѣ, она, исполняетъ свой долгъ. Итакъ, докторъ прочелъ письмо Мирѣ и мистриссъ Портманъ, съ зловѣщими комментаріями на счетъ юнаго повѣсы, который все глубже и глубже погружался въ бездну погибели, и предоставивъ дамамъ распространять эту новость въ Клеврингскомъ обществѣ (что онѣ и исполнили съ быстротой и аккуратностью, достойными всяческой похвалы), покатилъ въ Фэроксъ сообщить о письмѣ доктора вдовицѣ.
   Она уже знала. Она получила письмо отъ Пена, и это письмо нѣсколько облегчило ее. Уже давно ее томило смутное предчувствіе бѣды. Теперь она узнала худшее, и ея милый мальчикъ возвращается къ ней, раскаивающійся и любящій. Чего же ей больше? Все, что говорилъ ректоръ (а слова его отличались здравымъ смысломъ и, сверхъ того, были освящены традиціей),-- не могло внушить ей негодованія или особеннаго огорченія; она огорчалась лишь тѣмъ, что ея мальчикъ несчастенъ. Къ чему поднимать весь этотъ шумъ, и какую пользу можетъ онъ принести Пену? Зачѣмъ же докторъ Портманъ и дядя старались отправить мальчика въ это мѣсто, гдѣ столько соблазновъ, и такъ мало хорошаго? Почему бы не оставить его дома, у матери. Что до его долговъ, то, разумѣется, ихъ нужно уплатить. Его долги! да развѣ отцовское состояніе не принадлежитъ ему и онъ не въ правѣ его тратить? Такъ приняла вдова сообщеніе доктора, и стрѣлы его негодованія притупились о ея нѣжную грудь.
   Уже довольно давно, братскія отношенія, установившіяся между Пеномъ и Лаурой, по взаимному молчаливому соглашенію ихъ, приняли болѣе церемонный характеръ. Вернувшись изъ коллегіи послѣ отлучки въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ, мистеръ Артуръ встрѣтилъ вмѣсто простодушной дѣвочки высокую стройную хорошенькую барышню, которая сдѣлала ему граціозный реверансъ и протянула руку, причемъ личико ея вспыхнуло румянцемъ именно въ тѣхъ мѣстахъ, которыя цѣловалъ когда-то Пенъ.
   Я не мастеръ описывать женскую красоту; да и не особенно хлопочу объ этомъ (такъ какъ думаю, что кротость и добродѣтель украшаютъ женщину лучше мимолетныхъ прелестей),-- поэтому не стану и пытаться изобразить миссъ Лауру Белль въ шестнадцать лѣтъ. Въ этомъ возрастѣ она имѣла 5 футовъ 4 дюйма роста, такъ что иные называли ее длинновязой и неуклюжей, представительницы ея пола -- майской жердью. Но если она была майской жердью, то жердью, украшенной розами, такъ что не мало парней готовы были танцовать вокругъ нея. Она была довольно блѣдна, съ слабымъ румянцемъ на щекахъ, которыя, впрочемъ, мгновенно вспыхивали при малѣйшемъ волненіи и долго еще алѣли, послѣ того, какъ причина, заставившая эти розы распуститься, исчезала. Мы уже упоминали, что въ дѣтствѣ у ней были большіе глаза; такими они остались на всю жизнь. Добродушные критики (женскаго пола) говорили, будто она играетъ этими глазами, но дѣло въ томъ, что сама природа сдѣлала ихъ блестящими и ясными, такъ что они не могли не блестѣть, и не искриться. Должно быть для того, чтобы смягчить этотъ блескъ, глаза Лауры были прикрыты двумя завѣсами, въ видѣ длиннѣйшихъ и прекраснѣйшихъ черныхъ рѣсницъ, такъ что, когда она потупляла ихъ, тѣ же самыя дамы, которыя порицали ее за игру глазъ, увѣряли, будто она хвастается своими рѣсницами. Дѣйствительно, увидѣвъ ее спящей, можно было залюбоваться.
   Цвѣтъ лица у нея былъ не хуже, чѣмъ у леди Мантранъ, хотя она не прибѣгала къ пудрѣ, которую употребляла ея свѣтлость. Ея носъ предоставляемъ воображенію читателя; ротъ былъ нѣсколько великъ (какъ утверждала миссъ Пимини, о которой, если бы не извѣстный ея аппетитъ, никто бы не подумалъ, что она въ состояніи проглотить что-нибудь крупнѣе пуговицы), но всѣ соглашались, что улыбка ея очаровательна; къ тому же, она обнаруживала два ряда жемчужныхъ зубовъ. Голосъ ея былъ нѣженъ и мелодиченъ, что твоя музыка. Она носила длинныя платья, почему многіе утверждали, что ноги у ней велики; но, можетъ быть, онѣ только соотвѣтствовали ея росту. Къ тому же, если мистриссъ Пинчеръ безпрестанно выставляетъ на показъ свою ножку, то изъ этого вовсе не слѣдуетъ, чтобы и всѣ остальныя должны были подражать ей. Короче сказать, миссъ Лаура Белль въ шестнадцать лѣтъ была хорошенькая дѣвушка. Будемъ надѣяться, что такихъ найдется много въ нашей странѣ, гдѣ нѣтъ недостатка въ добротѣ, скромности, чистотѣ и красотѣ.
   Съ тѣхъ поръ какъ миссъ Лаура начала жить сознательною жизнью (а въ послѣдніе два года она также развилась въ духовномъ, какъ и въ физическомъ отношеніяхъ), ей многое не нравилось въ поведеніи Пена:-- его письма къ матери были рѣдки и кратки. Напрасно вдова доказывала, что онъ заваленъ работой и приглашеніями.
   -- Лучше бы было ему потерять премію, -- говорила Лаура, -- чѣмъ забывать свою мать. Да я и не замѣчаю, мама, чтобы онъ привозилъ домой много премій. Почему онъ проводитъ вакаціи не у васъ, а у своихъ знатныхъ пріятелей. Тамъ никто его не любитъ и въ половину такъ, какъ... какъ вы.
   -- Какъ "я" и только я, Лаура,-- со вздохомъ говорила мистриссъ Пенденнисъ.
   Лаура упрямо объявляла, что она ни крошечки не будетъ любить Пена, пока онъ не исполняетъ свой долгъ относительно матери; на нее вовсе не дѣйствовали аргументы Елены,-- что мальчикъ долженъ проложить себѣ путь въ свѣтѣ, что дядя его считаетъ необходимымъ знакомство съ лицами, которыя могутъ принести большую пользу Пену впослѣдствіи, что мужчина опутанъ множествомъ узъ/ о которыхъ женщины не имѣютъ понятія и т. п. Можетъ быть, Елена и сама также мало придавала значенія этимъ аргументамъ, какъ ея пріемная дочь; но она старалась убѣдить себя въ томъ, что вѣритъ имъ.
   Лаурѣ не правилась также вольность, чтобы не сказать рѣзкость въ манерахъ и разговорѣ Артура. Не то чтобы онъ обращался съ ней грубо или говорилъ такія вещи, которыхъ ей не слѣдовало слышать,-- нѣтъ, мистеръ Пенъ былъ джентльменъ по натурѣ и воспитанію и былъ одинаково вѣжливъ со всѣми женщинами безъ различія ранговъ и состояній; но онъ легкомысленно и презрительно отзывался о женщинахъ, и въ поступкахъ своихъ былъ не такъ вѣжливъ, какъ на словахъ,-- небреженъ и неосмотрителенъ въ разныхъ житейскихъ мелочахъ. Миссъ Лаура негодовала, что онъ куритъ дома свою ужасную трубку, не хочетъ ходить съ матерью въ церковь, или дѣлать съ ней вмѣстѣ визиты, и зѣваетъ надъ романомъ, въ халатѣ, когда кроткая вдова возвращается, исполнивъ эти обязанности. Герой ранняго дѣтства Лауры, о которомъ она толковала ночи напролетъ съ Еленой (разсказывавшей безконечныя исторіи о нѣжности, храбрости и прочихъ добродѣтеляхъ мальчика) былъ вовсе непохожъ на молодого человѣка, котораго она знала теперь; дерзкаго и блестящаго, capкасгическаго и небрежнаго; презиравшаго безхитростныя развлеченія и занятія, даже священныя обязанности женщинъ, съ которыми жилъ и которыхъ готовъ былъ бросить, подъ самымъ пустымъ предлогомъ.
   Происшествіе съ Фотрингэй (о которомъ Лаура узнала кое-что изъ саркастическихъ намековъ маіора Пенденниса, а затѣмъ отъ Клеврингскихъ сосѣдей, сообщившихъ ей дѣло во всѣхъ подробностяхъ) тоже шокировало и оскорбило миссъ Лауру. Пенденнису увлечься подобной женщиной! Сынъ Елены пропадаетъ изъ дома, чтобы преклонять колѣни передъ актрисой и пьянствовать съ ея ужаснымъ отцомъ! Хорошъ сынъ, который можетъ ввести въ свой домъ такую жену и тестя и посадить ихъ на шею матери.
   -- Я бы ушла изъ дома, мама,-- сказала Лаура Еленѣ,-- ушла бы изъ дома, хоть бы мнѣ пришлось идти босой по снѣгу.
   -- И ты рѣшилась бы оставить меня?-- отвѣчала Елена, и тутъ, конечно, Лаура отказалась отъ своего намѣренія, и обѣ женщины бросились другъ другу въ объятія въ порывѣ нѣжности, отличавшей ихъ обѣихъ и присущей многимъ представительницамъ ихъ пола. Почему же м-ссъ Лаура такъ негодовала на любовь Пена? Быть можетъ, она не знала, что если мужчины увлекаются женщинами, то бываетъ и наоборотъ; что любовь также безотчетна, какъ всякая другая симпатія или антипатія: можетъ быть, ей передали эту исторію въ невѣрномъ освѣщеніи Клеврингскіе обыватели, въ особенности мистриссъ Портманъ, крайне негодовавшая на Пена съ тѣхъ поръ, какъ онъ сталъ небрежно относиться къ доктору и курить сигары во время богослуженія; можетъ быть, наконецъ, она ревновала.
   Негодуя на Пена, она не переносила этихъ чувствъ на его мать; напротивъ, привязалась къ ней со всѣмъ пыломъ дѣвической нѣжности,-- той нѣжности, которую способны питать къ подругѣ или матери дѣвушки, чье сердце еще свободно. Это было обожаніе -- страсть -- безумная привязанность, выражавшаяся въ безчисленныхъ ласкахъ, нѣжныхъ эпитетахъ, о которыхъ благоразумному историку лучше умолчатъ. Не будемъ осмѣивать эти чувства только потому, что мы, мужчины, лишены ихъ. Эти женщины созданы для нашего комфорта и услажденія, джентльмены, -- какъ и всѣ низшія животныя.
   Но какъ только миссъ Лаура узнала, что Пенъ несчастенъ и огорченъ, весь ея гнѣвъ моментально испарился, уступивъ мѣсто самому нѣжному неразсудительному состраданію. Передъ ней воскресъ прежній Пенъ, другъ ея дѣтства, чистосердечный и чувствительный, великодушный и нѣжный. Она немедленно приняла сторону Елены, противъ доктора Портмана, когда онъ вздумалъ громить чудовищное поведеніе Пена. Долги? что такое долги? пустякъ: онъ попалъ въ общество расточительныхъ людей, по желанію дяди, и долженъ былъ вести такой же образъ жизни, какъ его товарищи. Не получилъ степени? это очень естественно, онъ былъ разстроенъ денежными затрудненіями и не могъ заниматься; и навѣрно въ числѣ его туторовъ и учителей нашлись такіе, которые завидовали ему, а проводили своихъ любимцевъ. Она увѣрена, что другіе ненавидѣли его, были жестоки и несправедливы къ нему. Такъ разсуждало это юное созданіе, съ раскраснѣвшимися щеками и сверкающими гнѣвомъ глазами. Она подошла къ Еленѣ, схватила ея руку, поцѣловала ее въ присутствіи доктора и измѣрила его вызывающимъ взглядомъ, какъ будто спрашивая: какъ онъ смѣетъ дурно отзываться о Пенѣ, о сынѣ ея мамы?
   Когда докторъ ушелъ, не мало раздосадованный и удивленный упрямствомъ женщинъ, Лаура снова кинулась къ Еленѣ съ объятіями, поцѣлуями и аргументами въ пользу Пена, которые казались той очень убѣдительными. Несомнѣнно въ его неудачѣ сыграла роль зависть. Онъ раздражилъ кого-нибудь изъ экзаменаторовъ, а тотъ отомстилъ ему, вотъ самое вѣроятное объясненіе. Во всякомъ случаѣ, это несчастіе не особенно огорчало ихъ. Пенъ, изнывавшій отъ стыда и отчаянія при мысли о своемъ позорѣ и огорченіи матери, удивился бы, если бы увидалъ, какъ легко она отнеслась къ этому. Въ самомъ дѣлѣ, несчастіе не особенно огорчитъ женщину, если результатомъ его будетъ возвращеніе любимаго существа въ родной домъ.
   Итакъ, докторъ ушелъ, Лаура велѣла протопить комнаты Пена и провѣтрить его спальню; а Елена, тѣмъ временемъ, написала ему нѣжнѣйшее письмо; затѣмъ обѣ онѣ отправились въ его помѣщеніе, гдѣ весело трещалъ огонь въ каминахъ, и, усѣвшись на кровати, стали толковать о пріѣздѣ Пена. Лаура прибавила постскриптумъ къ письму Елены, въ которомъ называла Пена "своимъ милымъ Артуромъ" и наказывала ему ѣхать домой немедленно, подчеркнувъ это слово двумя изящнѣйшими черточками, и отдохнуть въ обществѣ матери и любящей сестры Лауры.
   Посреди ночи, когда обѣ дамы, проведя вечеръ надъ чтеніемъ Библіи и заглянувъ въ послѣдній разъ въ комнату Пена, давно уже улеглись спать -- посреди ночи Лаура, головка которой покоилась на томъ самомъ мѣстѣ, которое занималъ когда-то ночной колпакъ покойнаго Пенденниса, внезапно спросила:
   -- Мама, вы не спите?
   Елена встрепенулась и отвѣчала:-- Нѣтъ, не сплю.-- Дѣло въ томъ, что хотя она и лежала неподвижно, но еще ни на секунду: не смыкала глазъ, а смотрѣла на ночникъ и думала о Пенѣ.
   Тогда миссъ Лаура, которая тоже только притворялась, что спитъ, принялась излагать мистриссъ Пенденнисъ замѣчательный планъ, сформировавшійся въ ея дѣятельной головкѣ, исполненіе котораго должно было разомъ избавить Пена отъ затрудненій, не причинивъ никому ущерба.
   -- Мы знаете, мама, -- сказала она,-- что я жила у васъ десять лѣтъ, причемъ вы ни разу не иритрогивались къ моимъ деньгамъ, точно я была вашъ пріемышъ. Это нѣсколько оскорбляло меня, такъ какъ я горда и не люблю быть обязанной кому бы то ни было. Если бы я поступила въ школу -- но я не хотѣла бы этого -- мнѣ пришлось бы платить, по меньшей мѣрѣ, пятьдесятъ фунтовъ въ годъ: ясно, что я должна вамъ въ пятьдесятъ разъ больше десяти фунтовъ, которые вы положили на мое имя въ Четтрискій банкъ, и на которые я не имѣю ни малѣйшаго права. Итакъ, поѣдемте завтра въ Четтрисъ, повидаемъ того лысаго старичка, мистера Роуди, и возьмемъ у него пятьсотъ фунтовъ; да двѣсти онъ намъ одолжитъ, мы возвратимъ ихъ послѣ. Затѣмъ пошлемъ деньги Пену, который и расквитается съ своими кредиторами, никого не затрудняя, а тамъ вернется домой и мы заживемъ счастливо.
   Не стоитъ передавать отвѣтъ Елены, такъ какъ онъ состоялъ въ безсвязныхъ восклицаніяхъ, безчисленныхъ поцѣлуяхъ и тому подобныхъ нелѣпыхъ дѣйствіяхъ. Но послѣ этого разговора обѣ онѣ заснули крѣпкимъ снамъ; когда же лампадка съ трескомъ угасла и солнце озарило пурпурные холмы и птицы завозились и защебетали въ оголенныхъ деревьяхъ и вѣчно зеленыхъ тиссахъ Фэрокскаго парка, Елена проснулась, и глядя на милое личико дѣвушки, спавшей подлѣ нея, -- глядя на ея раскраснѣвшееся личико, улыбающіяся губы, тихо колыхавшуюся дѣвственную грудь, Елена почувствовала себя счастливой и благодарной свыше всякихъ словъ,-- кромѣ тѣхъ, въ которыхъ благочестивыя женщины изливаютъ свою хвалу Милосердому Подателю любви и счастья.
   Раскаяніе мистера Пена было такъ искренне и его рѣшеніе соблюдать экономію такъ серьезно, что, не смотря на холодную январьскую погоду, онъ не взялъ мѣста внутри дилижанса, а помѣстился снаружи, подлѣ своего стараго пріятеля кондуктора, который снабдилъ его пальто. Не отъ холода-ли дрожали его колѣни, когда онъ въѣзжалъ въ ворота усадьбы, или при мысли о свиданіи съ нѣжнымъ созданіемъ, на любовь котораго онъ отвѣтилъ такъ эгоистически. Старый Джонъ поджидалъ своего господина; на этотъ разъ онъ былъ въ бумазейной курткѣ, а не въ темной ливреѣ, съ голубыми нашивками.-- Я теперь состою при скотѣ и амбарахъ,-- сказалъ этотъ достойный мужъ, ухмыльнувшись Пену въ знакъ привѣтствія и слегка краснѣя. Пенъ не дошелъ еще до дома, какъ появилась Елена; лицо ея свѣтилось любовью и прощеніемъ,-- она была изъ тѣхъ женщинъ, для которыхъ высшее счастье -- прощать.
   Мы можемъ быть увѣрены, что Елена, преслѣдовавшая свои особыя цѣли, не преминула написать Пену о благородномъ, великодушномъ предложеніи Лауры, наполнивъ письмо благословеніями обоимъ дѣтямъ. Вѣроятно, сознаніе этого денежнаго одолженія заставило Пена покраснѣть при встрѣчѣ съ Лаурой, которая дожидалась его въ залѣ и на этотъ разъ -- только на этотъ разъ -- нарушила установившіяся между ними церемонныя отношенія... впрочемъ, въ этой главѣ ужь достаточно говорилось о поцѣлуяхъ.
   Итакъ, блудный сынъ вернулся домой, и упитанный телецъ былъ закланъ для него, и все, что могли сдѣлать для его счастья двѣ простыя женщины, было сдѣлано. Никто не заикнулся объ Оксбриджской неудачѣ, никто не спросилъ о его дальнѣйшихъ планахъ. Но Пенъ тревожно задумывался надъ ними и часто сидѣлъ въ своей комнатѣ, погруженный въ размышленія.
   Черезъ нѣсколько дней послѣ своего возвращенія онъ поѣхалъ въ Четтрисъ верхомъ и вернулся въ дилижансѣ. Онъ объявилъ матери, что рѣшился продать свою лошадь, и когда деньги были получены, вручилъ ихъ Еленѣ. Разумѣется, она, а можетъ быть и онъ самъ, усмотрѣли въ этомъ актъ высокаго самоотверженія, хотя Лаура видѣла въ немъ просто справедливый поступокъ.
   Онъ рѣдко упоминалъ о взятыхъ у нея деньгахъ, только разъ или два съ видимой неохотой и затрудненіемъ намекнулъ на нихъ и благодарилъ ее. Очевидно, его самолюбіе страдало при мысли о помощи, оказанной ему сироткой. Онъ изъ себя выходилъ, стараясь придумать способъ возвратить ей долгъ.
   Онъ бросилъ нить вино и довольствовался виски, въ умѣренномъ количествѣ. Бросилъ сигары; впрочемъ, въ послѣднее время онъ такъ привыкъ къ трубкѣ, что эта жертва не могла считаться особенно крупной.
   Сидя послѣ обѣда въ гостиной съ женщинами, онъ большею частью дремалъ -- и вообще былъ очень угрюмъ и апатиченъ. Съ большимъ интересомъ слѣдилъ за дилижансами, усердно читалъ газеты въ Клеврингскомъ клубѣ, обѣдалъ съ первымъ попавшимся знакомымъ, если тотъ приглашалъ его (вдова радовалась всякому развлеченію, которое онъ могъ найти въ этой однообразной жизни) и постоянно игралъ въ карты съ капитаномъ Глэндерсомъ.
   Онъ избѣгалъ д-ра Портмана, который, въ свою очередь, при встрѣчахъ съ Пеномъ металъ на него сердитые взгляды изъ подъ своей широкополой шляпы. Впрочемъ, онъ аккуратно посѣщалъ церковь вмѣстѣ съ матерью и читалъ за нее молитвы дома. Ихъ небольшое хозяйство еще болѣе сократилось; двѣ служанки исполняли всѣ домашнія работы; серебряный сервизъ совсѣмъ не показывался на свѣтъ Божій. Джонъ надѣвалъ свою ливрею по воскресеньямъ, въ видахъ соблюденія барскаго достоинства, но это дѣлалось только для проформы. Въ сущности онъ былъ не дворецкимъ, а садовникомъ и работникомъ. По вечерамъ кухня освѣщалась единственной свѣчкой, при которой Джонъ и служанки пили свое пиво. Это положеніе вещей, понятно, не располагало къ веселью Пена.
   Сначала онъ думалъ, что никакая сила въ мірѣ не заставитъ его вернуться въ Оксбриджъ послѣ такой неудачи, но однажды Лаура, краснѣя, сказала ему, что, по ея мнѣнію, онъ долженъ бы былъ -- хотя бы въ видѣ наказанія за свою свою лѣность -- вернуться въ университетъ и получить степень; и мистеръ Пенъ вернулся.
   "Ощипанному" студенту не особенно весело жить въ Оксбриджѣ; онъ не принадлежитъ ни къ какому кружку и никто имъ не интересуется. Пенъ чувствовалъ, что перья, украшавшія его въ блестящій періодъ его студенческой жизни, дѣйствительно выщипаны, онъ почти не выходилъ изъ коллегіи, регулярно посѣщалъ богослуженіе, а затѣмъ запирался у себя, подальше отъ шума и пирушекъ младшихъ студентовъ. Кредиторы уже не толпились у его дверей; все, до послѣдняго счета, было оплачено. Его сверстники, выдержавшіе экзаменъ, разъѣхались. Онъ экзаменовался вторично и на этотъ разъ съ полнымъ успѣхомъ. Степень баккалавра, нѣсколько облегчила его душу.
   На обратномъ пути изъ Оксбриджа онъ зашелъ въ Лондонъ къ дядѣ, но маіоръ принялъ его очень сухо и едва протянулъ палецъ въ знакъ привѣтствія. Пенъ зашелъ было вторично, но мистеръ Морганъ, камердинеръ, объявилъ, что барина нѣтъ дома.
   Пенъ вернулся въ Фэроксъ и снова погрузился въ книги, апатію, одиночество и уныніе. Онъ началъ нѣсколько трагедій и написалъ множество стихотвореній въ меланхолическомъ тонѣ; составлялъ планы самообразованія и бросалъ ихъ; думалъ о зачисленіи въ военную службу, о какой-нибудь профессіи. Онъ бѣсился на свой плѣнъ и проклиналъ лѣность, доведшую его до этого. Елена говорила, что его сердце разбито, и очень огорчалась, видя его апатію.-- Какъ-только позволятъ обстоятельства, думала она,-- онъ долженъ уѣхать -- уѣхать въ Лондонъ -- избавиться отъ скучнаго общества двухъ женщинъ. Оно было скучно, -- это несомнѣнно. Меланхолическое настроеніе бѣдной женщины превратилось въ глубокое уныніе; и Лаура съ тревогой видѣла, что ея милая мама съ каждымъ днемъ худѣетъ и блѣднѣетъ.
   

ГЛАВА XXII.
Новыя лица.

   Пока обитатели Фэрокса тоскливо влачили свое однообразное существованіе, огромный домъ на холмѣ, по ту сторону рѣки Брауль очнулся отъ дремоты, одолѣвавшей его въ теченіе жизни двухъ поколѣній владѣльцевъ и сталъ обнаруживать признаки оживленія.
   Какъ разъ въ эпоху маленькаго несчастія, приключившагося съ Пеномъ, когда послѣдній былъ слишкомъ поглощенъ своимъ личнымъ горемъ, чтобы обращать вниманіе на событія, касавшіяся лицъ, для него не столь интересныхъ, какъ Артуръ Пенденнисъ,-- въ мѣстныхъ газетахъ появилось извѣстіе, возбудившее не малую сенсацію во всемъ графствѣ, а особенно въ городахъ, деревняхъ, мызахъ и усадьбахъ, окружавшихъ Клеврингъ. На клевринскомъ рынкѣ, на ярмаркѣ въ Кекльбери, въ Четтрисскихъ собраніяхъ; на дорогахъ, если карета сквайра встрѣчалась съ одноколкой викарія и обладатели обоихъ экипажей останавливались потолковать; на паперти Тинкльтонской церкви, когда колоколъ сзывалъ прихожанъ къ воскресной службѣ; словомъ, всюду толковали о томъ, что въ Клеврингъ-Паркъ скоро пріѣдутъ хозяева.
   Нѣсколько лѣтъ тому назадъ газеты сообщили, что во Флоренціи, въ церкви англійскаго посольства, состоялось бракосочетаніе Фрэнсиса Клевринга, эсквайра, единственнаго сына сэра Фрэнсиса Клевринга, баронета, изъ Клеврингъ-Парка, съ Джемимой-Августой, дочерью Самуэля Спелля изъ Калькутты, эсквайра и вдовой покойнаго Дж. Эмори, эсквайра. Около этого времени въ графствѣ создалась легенда, будто раззорившійся Клеврингъ женился на богатой вдовѣ изъ Индіи. Нѣкоторые изъ мѣстныхъ жителей видѣли новобрачныхъ. Такъ, видѣли ихъ Кикльбери, путешествовавшіе по Италіи. Клеврингъ занималъ палаццо Погги во Флоренціи, давалъ вечера и жилъ богато, -- но не хотѣлъ возвращаться въ Англію. Другой разъ, юный Перегринъ Кекльби, путешествуя во время вакацій, встрѣтилъ Клевринговъ на Муммельскомъ озерѣ, гдѣ они занимали замокъ Шинкенштейнъ. Въ Римѣ, въ Луккѣ, въ Ниццѣ, въ курортахъ и игорныхъ домахъ Бельгіи и Рейнской области туристы встрѣчали иногда эту достойную чету, и слухи о ней, точно волшебствомъ, переносились въ ихъ наслѣдственныя владѣнія.
   Въ послѣдній разъ видѣли ихъ въ Парижѣ, гдѣ жили они на широкую ногу, съ тѣхъ поръ, какъ извѣстіе о смерти Самуэля Спелля, эсквайра, въ Калькуттѣ, достигло его осиротѣвшей дочери въ Европѣ.
   Прошлое сэра Фрэнсиса Клевринга отнюдь не говорило въ пользу почтеннаго баронета. Сынъ эмигранта, выросшій въ плохенькомъ старомъ замкѣ близъ Брюгге, онъ сдѣлалъ слабую попытку проложить себѣ карьеру службой въ драгунскомъ полку, но почти тотчасъ же оставилъ службу. Подвиги за игорнымъ столомъ быстро закончили его раззореніе; прослуживъ два года въ арміи, онъ принужденъ былъ выйти въ отставку, просидѣлъ нѣсколько времени въ Флитской ея величества тюрьмѣ, а затѣмъ уѣхалъ въ Остенде и присоединился къ своему подагрику-эмигранту-отцу. Въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ, этотъ захудалый и выродившійся отпрыскъ появлялся на минеральныхъ водахъ и купаньяхъ Бельгіи, Франціи, Германіи, слонялся по билліарднымъ и игорнымъ домамъ, танцовалъ въ казино, участвовалъ въ скачкахъ, на чужихъ лошадяхъ.
   Въ Лозаннѣ Фрэнсисъ Клеврингъ сдѣлалъ удачный, какъ онъ выражался, coup, женившись на вдовѣ Эмори, недавно вернувшейся изъ Калькутты. Отецъ его умеръ вскорѣ послѣ этого событія, такъ что супруга Фрэнсиса сдѣлалась леди Клеврингъ. Этотъ титулъ привелъ въ такое восхищеніе мистера Спелля изъ Калькутты, что онъ удвоилъ содержаніе дочери и завѣщалъ ей и ея дѣтямъ все свое состояніе, достигавшее, если только молва не преувеличивала его, весьма грандіозныхъ размѣровъ.
   Относительно леди Клеврингъ сложилось мнѣніе, не то, что бы оскорбительное для ея репутаціи, но, во всякомъ случаѣ, неблагопріятное для ея милости. Представители англійской аристократіи, путешествовавшіе за границей, уклонялись отъ знакомства съ нею; манеры ея далеко не отличались утонченностью, происхожденія она была темнаго и подозрительнаго. Богатые индѣйскіе набобы, пользовавшіеся большимъ вѣсомъ въ европейскихъ городахъ, съ презрѣніемъ отзывались объ ея отцѣ, старомъ крючкѣ, разжившемся контрабандной торговлей индиго, и объ ея первомъ мужѣ Дж. Эмори, служившемъ на кораблѣ, который привезъ миссъ Спелль къ ея отцу въ Калькутту. Ни отецъ, ни дочь не были приняты въ лучшемъ обществѣ Калькутты, и никогда не заглядывали во дворецъ намѣстника. Старый сэръ Джэсперъ Роджерсъ, калькуттскій главный судья, замѣтилъ однажды своей женѣ, что онъ могъ бы поразсказать славныя исторійки о первомъ супругѣ леди Клеврингъ; но, къ великому огорченію леди Роджерсъ и ея дочерей, имъ не удалось вытянуть отъ старика эти тайны.
   Но когда леди Клеврингъ поселилась въ отелѣ Бульи, въ улицѣ Гренелль, въ Парижѣ, и выступила въ парижскомъ свѣтѣ зимою 183*, всѣ стали посѣщать ея вечера. Сенъ-Жерменское предмѣстье приняло ее въ свою среду. Нашъ достойный посланникъ, виконтъ Багвигъ, оказывалъ ей особенное вниманіе. Принцы крови посѣщали ея салонъ. Самыя суровыя и неприступныя изъ англійскихъ леди, проживавшихъ въ французской столицѣ, признали ее; добродѣтельная леди Эльдербери, суровая леди Рокминстеръ, почтенная графиня Саутдаунъ, -- дамы, знаменитыя строгостью своихъ правилъ и недосягаемой высотой морали; вотъ какое благотворное вліяніе оказали на характеръ и репутацію леди Клеврингъ десять (иные утверждали -- двадцать) тысячъ фунтовъ годового дохода. Ея же щедрость и великодушіе не знали границъ. Всякій (если только этотъ всякій принадлежалъ къ высшему обществу), носившійся съ какой-нибудь благотворительной затѣей, могъ черпать въ ея кошелькѣ, какъ въ своемъ собственномъ. Французскія благочестивыя дамы получали отъ нея деньги на школы и монастыри; она одинаково щедро жертвовала по подпискѣ въ пользу армянскаго патріарха, аѳонскихъ монастырей, баптистской миссіи въ Квамибу, англиканской миссіи на Фифоуфу, самомъ обширномъ и дикомъ изъ каннибальскихъ острововъ. Въ одинъ и тотъ же день мадамъ де-Крикри получила отъ нея пять наполеондоровъ въ пользу бѣдныхъ, гонимыхъ іезуитовъ, которыхъ въ то время очень не жаловали во Франціи, а леди Бедлайтъ въ пользу достопочтеннаго Дж. Рамсгорна, которому было повелѣніе свыше обратить римскаго папу. Сверхъ того, она давала лучшіе въ этомъ сезонѣ обѣды, вечера и балы, что не мало подняло ея фонды въ свѣтѣ.
   Въ это-то время, по всей вѣроятности, благодушная леди устроилась съ кредиторами своего супруга: по крайней мѣрѣ, сэръ Френсисъ снова появился на родинѣ, не опасаясь ареста за долги. Въ "Morning Post" и мѣстныхъ газетахъ сообщалось, что онъ остановился въ гостинницѣ Миварта; а въ одинъ прекрасный день старая ключница Клеврингъ-Гауза, съ безпокойствомъ, увидѣла коляску четверней, катившую по аллеѣ и остановившуюся передъ заплѣсневѣлыми ступеньками огромнаго мрачнаго подъѣзда.
   Въ коляскѣ оказалось трое джентльменовъ. На заднемъ сидѣньѣ помѣщался нашъ старый знакомый, мистеръ Тэтемъ изъ Четтриса, а на почетныхъ мѣстахъ -- красивый, видный джентльменъ, исчезавшій въ усахъ, бакенбардахъ и мѣховой шубѣ и рядомъ съ нимъ блѣдный, тощій господинъ, съ трудомъ выбравшійся изъ экипажа вслѣдъ за проворно выскочившими мистеромъ Тэтемомъ и джентльменомъ въ шубѣ.
   Они поднялись по большимъ заросшимъ мхомъ ступенямъ, и слуга иностранецъ, съ серьгами въ ушахъ, въ шляпѣ съ золотымъ галуномъ, сильно дернулъ ручку большого колокольчика у растрескавшейся рѣзной двери. Громко зазвенѣлъ колоколъ въ пустынныхъ залахъ; внутри дома послышались шаги по мраморному полу, дверь отворилась, и передъ посѣтителями явились, отвѣшивая низкіе поклоны, ключница мистриссъ Бленкинсонъ, ея помощница Полли и сторожъ Смартъ.
   Смартъ дернулъ хохолъ изжелта-сѣрыхъ волосъ, увѣнчивавшій его обожженное солнцемъ лицо, вывернулъ лѣвую ногу точно собирался ударить собаку, кусавшую его сзади за икры, и отвѣсилъ поклонъ; мистриссъ Бленкинсонъ присѣла; ея помощница Полли тоже присѣла и нѣсколько разъ кивнула головой. Затѣмъ мистриссъ Бленкинсонъ пролепетала дрожащимъ голосомъ:
   -- Добро пожаловать въ Клеврингъ, сэръ Фрэнсисъ. Какъ я рада, что моимъ старымъ глазамъ довелось еще разъ увидѣть представителя фамиліи.
   Эта рѣчь и поклоны были обращены къ джентльмену въ шубѣ, который такъ молодецки надвинулъ шляпу на бекрень и такъ величественно крутилъ усы. Но онъ захохоталъ и отвѣтилъ:
   -- Ошибаетесь, почтенная старица, -- промахнулись! Вотъ сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ, возвратившійся въ усадьбу своихъ предковъ. Друзья и вассалы! привѣтствуйте вашего законнаго лорда.
   При этомъ онъ указывалъ пальцемъ на блѣднаго, тощаго господина, который промямлилъ:
   -- Полно дурачиться, Нэдъ.
   -- Да, мистриссъ Бленкинсонъ, я сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ и очень хорошо помню васъ. Забыли меня, а? Какъ вы поживаете?-- при этомъ онъ пожалъ дрожащую руку старушки и кивнулъ ей довольно привѣтливо.
   Мистриссъ Бленкинсонъ клялась своей душой, что она сейчасъ же бы узнала сэра Фрэнсиса, что онъ вылитый сэръ Фрэнсисъ-отецъ и сэръ Джонъ-дѣдушка.
   -- Да, да... спасибо... конечно... благодарю васъ... хорошо, хорошо...-- говорилъ сэръ Фрэнсисъ, разсѣянно оглядывая залу.-- Довольно поганая старая дыра,-- а, Нэдъ? Разъ только въ жизни видѣлъ ее, въ двадцать второмъ году, когда мой отецъ ссорился съ дѣдомъ.
   -- Поганая!.. Чудо!.. замокъ Отранто! Тайны Удольфо, -- клянусь Юпитеромъ! возразилъ господинъ, котораго называли Нэдомъ.-- Какой каминъ! Тутъ можно слона зажарить! Какая чудная рѣзная галлерея! Иниго Джонсъ, ставлю пять противъ двухъ,-- Иниго Джонсъ.
   -- Верхняя часть Иниго Джонса; а нижнюю передѣлалъ знаменитый голландскій архитекторъ Вандерпутти, въ царствованіе Георга Перваго, при сэрѣ Ричардѣ, четвертомъ баронетѣ,-- сказала ключница.
   -- О, въ самомъ дѣлѣ,-- замѣтилъ баронетъ.-- Чортъ возьми, Нэдъ, вы все на свѣтѣ знаете.
   -- Очень мало, Франкъ,-- отвѣтилъ Нэдъ.-- Знаю, что вонъ тамъ, надъ каминомъ, не настоящій Снайдерсъ,-- ставлю три противъ одного, что это копія. Мы реставрируемъ ее, дружище. Немножко лака -- и она приметъ чудесный видъ. Этотъ старичина въ красной мантіи должно быть сэръ Ричардъ?
   -- Шерифъ графства, членъ парламента въ царствованіе королевы Анны,-- подхватила ключница, удивлявшаяся познаніямъ гостя.-- Направо отъ него Теодосія, супруга Гарботтля, второго баронета, кисти Лели, изображена въ видѣ Венеры, богини красоты, ея сынъ Грегори, третій баронетъ, рядомъ съ нею, въ видѣ Купидона, бога любви, съ лукомъ и стрѣлами; на слѣдующемъ панно сэръ Рупертъ, пожалованъ въ рыцари Карломъ I, имѣніе его было конфисковано Оливеромъ Кромвелемъ.
   -- Спасибо... довольно, мистриссъ Бленкинсонъ,-- перебилъ баронетъ.-- Не безпокойтесь, мы осмотримъ замокъ одни. Фротъ, дайте сигару. Мистеръ Тэтемъ, угодно сигару?
   Маленькій мистеръ Тэтемъ принялъ сигару, которую поднесъ ему слуга баронета, и боязливо вертѣлъ ее въ рукахъ.
   -- Не провожайте насъ, мистриссъ Бленкинсонъ. Вы... какъ васъ тамъ... Смартъ... присмотрите за лошадьми. Мы не надолго. Идемъ, Стронгъ,-- я знаю дорогу, я былъ здѣсь въ двадцать второмъ году, въ послѣдніе годы жизни дѣда.-- Затѣмъ сэръ Фрэнсисъ и капитанъ Стронгъ -- таково было имя и званіе пріятеля сэра Фрэнсиса -- вышли изъ залы во внутреннія комнаты, предоставивъ смущенной мистриссъ Бленкинсонъ исчезнуть черезъ боковую дверь, въ свои аппартаменты -- единственное обитаемое помѣщеніе въ заброшенномъ замкѣ.
   Онъ былъ такъ великъ, что никто не рѣшался взять его въ наймы. Сэръ Фрэнсисъ и его другъ долго переходили изъ комнаты въ комнату, удивляясь ихъ громаднымъ размѣрамъ и холодному, мрачному величію. Направо отъ залы находились салоны и гостиныя, а съ другой стороны, пріемная, огромная столовая, библіотека, куда забирался Пенъ въ старое время. Съ трехъ сторонъ зала была окружена галлереей, соединенной посредствомъ нѣсколькихъ корридоровъ съ спальнями; изъ послѣднихъ многія отличались великолѣпнымъ убранствомъ. Во второмъ этажѣ былъ цѣлый лабиринтъ неуютныхъ каморокъ, предназначавшихся для прислуги великихъ особъ, обитавшихъ въ замкѣ, когда онъ былъ только что выстроенъ. Я не знаю болѣе рѣзкаго признака успѣховъ гуманности въ нашу эпоху, чѣмъ контрастъ между нынѣшними помѣщеніями для прислуги, нынѣшней заботливостью о бѣдныхъ людяхъ и положеніемъ ихъ во времени нашихъ предковъ, когда милордъ или миледи ночевали подъ золотымъ балдахиномъ, а служители помѣщались чуть не въ хлѣвахъ.
   Пріѣзжіе бродили по замку, причемъ владѣлецъ относился къ нему равнодушно и вяло, тогда какъ его другъ капитанъ разсматривалъ все съ такимъ увлеченіемъ и интересомъ, что его можно бы было принять за владѣльца, а его спутника -- за равнодушнаго зрителя.-- Прекрасные задатки... прекраснѣйшіе задатки, сэръ,-- восклицалъ капитанъ -- Право, сэръ, поручите-ка мнѣ привести его въ надлежащій видъ! Я сдѣлаю изъ него гордость страны,-- и не дорого обойдется! Какой театръ выйдетъ изъ этой библіотеки; занавѣсъ повѣсимъ между колоннами. Чудная зала -- тутъ помѣстится все графство. Мы уберемъ эту гостиную коврами изъ вашей второй гостиной въ улицѣ Гренеллъ; а дубовую залу отдѣлаемъ въ средне-вѣковомъ стилѣ. Оружіе, какъ нельзя больше, идетъ къ черному дубу, а на набережной Вольтера есть венеціанское зеркало, какъ разъ для этого простѣнка надъ каминомъ. Длинную гостиную отдѣлаемъ бѣлымъ и малиновымъ, вотъ ту желтымъ атласомъ, а маленькую свѣтло-голубымъ съ кружевной обшивкой,-- а?
   -- Я припоминаю, какъ старикъ угощалъ меня палкой въ этой самой маленькой гостиной, -- замѣтилъ баронетъ,-- онъ всегда ненавидѣлъ меня.
   -- Здѣсь будутъ комнаты миледи, я полагаю,-- тамъ спальня, кабинетъ, уборная. Гдѣ вы помѣститесь?
   -- Устройте меня въ сѣверномъ крылѣ,-- отвѣчалъ баронетъ, зѣвая -- подальше отъ проклятаго фортепьяно миссъ Эмори. Я не выношу его. А она бренчитъ съ утра до вечера.
   Капитанъ расхохотался. Пока они осматривали замокъ, онъ составилъ планъ будущаго устройства; покончивъ съ осмотромъ, они прошли въ помѣщеніе управляющаго, которое занимала теперь мистриссъ Бленкинсонъ. Здѣсь мистеръ Тэтемъ сидѣлъ надъ планомъ имѣнія, а ключница приготовляла угощеніе своему лорду и хозяину.
   Затѣмъ они осмотрѣли кухню и конюшни, къ которымъ и сэръ Фрэнсисъ проявилъ нѣкоторый интересъ. Капитанъ Стронгъ собирался осмотрѣть паркъ, но баронетъ сказалъ: -- къ-чорту паркъ и всю подобную дрянь!-- и оставилъ замокъ также неожиданно, какъ появился въ немъ. Въ тотъ же день всѣ обитатели Клевринга узнали, что сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ навѣстилъ замокъ и намѣренъ поселиться въ немъ.
   Когда объ этомъ узнали въ Четтрисѣ, весь городъ заволновался: высшее и низшее духовенство, отставные военные на половинной пенсіи, старыя дѣвы, вдовицы, мелкіе сосѣдніе дворянчики, фермеры, лавочники, купцы -- словомъ, все населеніе городка и его окрестностей. Новость достигла и Фэрокса, и была принята дамами и мистеромъ Пеномъ съ нѣкоторымъ волненіемъ
   -- Мистриссъ Пибусъ говоритъ, что въ ихъ семьѣ есть очень хорошенькая дѣвушка, Артуръ,-- сказала Лаура, въ качествѣ женщины очень интересовавшаяся этимъ предметомъ,-- миссъ Эмори, дочь леди Клеврингъ отъ перваго брака. Вы, разумѣется, влюбитесь въ нее, какъ только она пріѣдетъ.
   Елена воскликнула:-- Не говори глупостей, Лаура!-- Пенъ засмѣялся и сказалъ:-- Да и для васъ тамъ есть сэръ Фрэнсисъ-младшій -- Ему только четыре года,-- возразила Лаура.
   -- Но меня утѣшитъ красивый офицеръ, другъ сэра Фрэнсиса. Я видѣла его въ церкви, въ воскресенье; великолѣпные усы!
   Число членовъ семьи сэра Фрэнсиса скоро стало извѣстно въ городѣ, какъ и все вообще, касавшееся ихъ домашняго обихода. Теперь, въ лѣтніе вечера, толпы любопытныхъ наполняли аллеи парка, собирались вокругъ замка, критиковали передѣлки и перестройки, производившіяся въ ожиданіи пріѣзда господъ. Возы съ мебелью и утварью всякаго рода тянулись безъ конца изъ Четтриса и Лондона, въ такомъ количествѣ, что только капитанъ Глендерсъ, провожавшій ихъ до усадьбы, могъ перечислить ихъ поклажу.
   Онъ и капитанъ Эдвардъ Стронгъ очень подружились въ послѣднее время. Капитанъ Стронгъ, поселившійся въ томъ самомъ помѣщеніи, которое занималъ когда-то миролюбивый Смеркъ, пользовался полнымъ расположеніемъ мадамъ Фрибсби, да и всего города. Онъ былъ эффектный мужчина: румяный, голубоглазый, черноусый, широкогрудый, широкоплечій -- нѣкоторая наклонность къ полнотѣ не портила его статной фигуры -- болѣе бравый солдатъ никогда не подставлялъ грудь непріятелю. Когда онъ шелъ по Клеврингской улицѣ, заломивъ шляпу на бекрень, постукивая палкой по мостовой, или выдѣлывая ею военные артикулы, и его звонкій смѣхъ далеко разносился по молчаливымъ улицамъ,-- у обывателей просто печенка играла отъ удовольствія.
   Въ первый же базарный день онъ перезнакомился со всѣми хорошенькими дѣвушками на рынкѣ, пошутилъ съ каждой бабой, потолковалъ съ фермерами объ ихъ дѣлахъ и обѣдалъ въ "Клеврингскомъ Гербѣ" въ обществѣ мѣстныхъ землевладѣльцевъ, которыхъ морилъ со смѣха своими шутками и прибаутками. Душа человѣкъ! таково было общее мнѣніе о немъ этихъ господъ. Когда они разъѣзжались изъ гостинницы на своихъ старыхъ лошадкахъ, онъ по пріятельски пожалъ руку десяткамъ двумъ своихъ новыхъ знакомцевъ и напутствовалъ ихъ, покуривая сигару, уворотъ гостинницы, и махая шляпой. Къ вечеру онъ былъ свой человѣкъ въ трактирѣ, зналъ, сколько ренты платитъ хозяинъ, сколько акровъ арендуетъ, сколько солода кладетъ въ пиво.
   Онъ поселился было въ замкѣ, по тамъ ему показалось слишкомъ тоскливо.
   -- Я рожденъ для общества,-- говорилъ онъ капитану Глендерсу.-- Я пріѣхалъ сюда привести въ порядокъ домъ, потому что, между нами будь сказано, у Франка не хватаетъ энергіи, полное отсутствіе энергіи; гдѣ ему, у него и грудь не такая (при этомъ онъ ударялъ по своему собственному могучему бюсту), но я не могу обойтись безъ общества. Старуха мистриссъ Бленкинсонъ ложится спать въ семь часовъ и беретъ съ собой Полли. Такъ что въ первыя двѣ ночи оставались мы одни съ домовымъ, а я люблю компанію. Почти всѣ старые солдаты любятъ компанію.
   Глендерсъ спросилъ Стронга, гдѣ онъ служилъ? Капитанъ Стронгъ закрутилъ усъ и усмѣхнувшись замѣтилъ, что лучше бы спросить, гдѣ онъ не служилъ.
   -- Я началъ службу, сэръ, въ венгерскихъ уланахъ, но оставилъ ее, поссорившись съ отцомъ, когда началась война за независимость Греціи, и былъ въ числѣ семи человѣкъ, уцѣлѣвшихъ въ Миссолонги; семнадцати лѣтъ взлетѣлъ на воздухъ на брандерѣ Боцарнса. Я вамъ покажу крестъ, который получилъ за это дѣло, если вы завернете ко мнѣ, капитанъ; въ моемъ письменномъ столѣ есть нѣсколько такихъ бездѣлушекъ. Есть іюльскій Бѣлый Орелъ; я получилъ его подъ Остроленкой отъ Скржинецкаго (онъ произносилъ это имя чрезвычайно отчетливо и звучно). Я быль поручикомъ въ четвертомъ полку и мы пробились сквозь ряды Дибича,-- пробились въ Пруссію, не сдѣлавъ ни одного выстрѣла. Подъ Опорто я былъ раненъ, сражаясь рядомъ съ королемъ; онъ одержалъ бы побѣду, если бы Бурмонтъ послѣдовалъ моему совѣту; затѣмъ я продолжалъ служить въ Испаніи, пока не умеръ мой другъ Цумалакарегви; тутъ я увидѣлъ, что все кончено и повѣсилъ на стѣну свой мечъ. Алава предлагалъ мнѣ полкъ, но я не согласился -- нѣтъ, чортъ побери, я не согласился. Теперь, сэръ, вы знаете Нэда Стронга -- шевалье Стронга, какъ величаютъ: меня за границей -- такъ же хорошо, какъ онъ самъ себя знаетъ.
   Такимъ образомъ, почти всѣ обитатели Клевринга перезнакомились съ Нэдомъ Стронгомъ. Познакомился онъ съ мадамъ Фрибсби, съ хозяиномъ гостинницы Георга, съ мистриссъ Глендерсъ и ея дѣтками; съ мистеромъ Артуромъ Пенденнисомъ, который засталъ его однажды въ обществѣ капитана Глендерса и былъ очень радъ новому знакомству.
   Вскорѣ капитанъ Стронгъ былъ такимъ же своимъ человѣкомъ въ гостиной Елены, какъ и въ мастерской мадамъ Фрибсби, и вносилъ много веселья въ этотъ унылый домъ своими безконечными разсказами и шутками. Дамы въ первый разъ видѣли такого человѣка. Онъ разсказывалъ презанимательныя исторіи о битвахъ и опасныхъ приключеніяхъ,-- о плѣнныхъ въ Греціи, о красавицахъ-полькахъ, объ испанскихъ монахиняхъ. Онъ зналъ десятки пѣсенъ, на разныхъ языкахъ, и распѣвалъ ихъ звучнымъ голосомъ, аккомпанируя себѣ на фортепьяно. Обѣ дамы нашли его восхитительнымъ человѣкомъ,-- да и были правы; хотя, надо правду сказать, имъ почти не приходилось видѣть мужчинъ, кромѣ старика Портмана, маіора и мистера Пена, который, положимъ, былъ геній; но вѣдь геніи обыкновенно держатъ, себя очень кисло и пасмурно дома.
   Капитанъ Стронгъ познакомилъ своихъ новыхъ друзей не только съ собственной біографіей, но и съ исторіей семьи, переселившейся въ Клеврингъ. Это онъ женилъ своего друга Франка на вдовѣ Эмори. Ей не доставало титула, ему денегъ. Самое подходящее дѣло было обвѣнчаться. Онъ устроилъ этотъ бракъ и сдѣлалъ ихъ обоихъ счастливыми. Конечно, между ними не было романической привязанности; вдова уже не въ такихъ лѣтахъ, чтобы думать о романахъ, а сэръ Френсисъ мало чѣмъ интересуется, кромѣ билліарда и обѣда. Но они нашли возможное счастье. Баронетъ вернется въ свой родовой замокъ; состояніе жены избавитъ его отъ денежныхъ затрудненій, а ихъ сынъ и наслѣдникъ будетъ однимъ изъ первыхъ лицъ въ графствѣ.
   -- А миссъ Эмори?-- спросила Лаура. Лаура чрезвычайно интересовалась миссъ Эмори.
   Стронгъ засмѣялся.-- О, миссъ Эмори -- муза, миссъ Эмори -- тайна, миссъ Эмори -- fеmmе іncоmрrіsе.-- Что это такое?-- спросила простодушная мистриссъ Пенденнисъ, но кавалеръ не отвѣтилъ; быть можетъ, онъ и самъ не зналъ.-- Миссъ Эмори рисуетъ, миссъ Эмори пишетъ стихи, миссъ Эмори сочиняетъ музыку, миссъ Эмори ѣздитъ верхомъ, какъ Діана Вернонъ. Словомъ, миссъ Эмори -- совершенство.
   -- Ненавижу умныхъ женщинъ, -- замѣтилъ Пенъ.
   -- Покорно благодарю,-- сказала Лаура. Она съ своей стороны была увѣрена, что миссъ Эмори очаровательна, и почти жаждала ея дружбы. Говоря это, маленькая плутовка смотрѣла прямо въ глаза Пену, точно ея слова были евангельская истина.
   Такимъ образомъ, почва для сближенія между обитателями Фэрокса и ихъ богатыми сосѣдями была подготовлена заранѣе; и Пенъ съ Лаурой поджидали ихъ пріѣзда съ такимъ же нетерпѣніемъ, какъ самые любопытные изъ клеврингскихъ обитателей. Лондонскій житель, которому каждый день приходится видѣть новыя лица, улыбнется волненію провинціаловъ при появленіи новаго лица. О какомъ-нибудь франтѣ, заглянувшемъ въ деревню, мѣстные жители вспоминаютъ нѣсколько лѣтъ послѣ того, какъ онъ уѣхалъ и, по всей вѣроятности, забылъ о нихъ, затерявшись въ лондонскомъ морѣ. Но островитяне долго вспоминаютъ о морякѣ, завернувшемъ на ихъ островокъ, и много лѣтъ спустя могутъ сообщить вамъ, что онъ говорилъ и какое платье носилъ, какъ смотрѣлъ и какъ смѣялся. Словомъ, появленіе новаго человѣка въ деревнѣ -- событіе, значеніе котораго непонятно для насъ, не знающихъ, кто живетъ бокъ о бокъ съ нами.
   Когда маляры и обойщики кончили свою работу, и замокъ принялъ надлежащій видъ, дѣйствительно дѣлавшій честь вкусу капитана Стронга, руководившаго передѣлками, послѣдній объявилъ, что теперь онъ уѣзжаетъ въ Лондонъ перевозить семейство баронета въ Клеврингъ-паркъ.
   Владѣльцамъ предшествовали цѣлые отряды слугъ. Экипажи были доставлены моремъ въ Баймутъ, гдѣ уже поджидали ихъ лошади подъ присмотромъ конюховъ и грумовъ. Въ одинъ прекрасный день дилижансъ привезъ въ Клеврингъ двухъ рослыхъ и меланхолическихъ джентльменовъ, которые вышли съ своимъ багажомъ у воротъ замка; это были господа Фредерикъ и Джэмсъ, столичные лакеи, согласившіеся переселиться въ провинцію.
   Другой разъ почтовая карета высадила у замка иностраннаго джентльмена, украшеннаго множествомъ цѣпочекъ и колецъ. Онъ поднялъ шумъ и жестоко разнесъ жену сторожа (мѣстную уроженку, которая не понимала ни его англійскую, ни гасконскую рѣчь) за то, что не догадались прислать за нимъ экипажа и заставили его пройти чуть не цѣлую милю пѣшкомъ при его утомленномъ состояніи и въ лакированныхъ сапогахъ. Это былъ мосье Альсидъ Мираболанъ, бывшій chef de cuisine его свѣтлости герцога Бородино и его преосвященства кардинала Беккафико, а нынѣ сэра Фрэнсиса Клевринга, баронета. Библіотека, картины и рояль monsieur Мираболана прибыли раньше, подъ присмотромъ его помощника, смышленнаго молодого англичанина. Кромѣ того, ему помогала ученая кухарка, а у нея подъ командой было еще нѣсколько младшихъ помощницъ. Онъ не обѣдалъ съ прислугой, а кушалъ отдѣльно, въ своихъ аппартаментахъ, гдѣ прислуживала ему спеціально для того приставленная горничная. Надо было видѣть его во всей формѣ при составленіи menu. Передъ этимъ онъ садился за фортепьяно и игралъ для вдохновенія. Если его прерывали, онъ выходилъ изъ себя, утверждая, что великому артисту необходимо уединеніе, дабы въ тишинѣ обдумать свои творенія.
   Но мы упреждаемъ событія, увлекшись нашимъ глубокимъ почтеніемъ къ m-eur Мираболану, и слишкомъ рано выводимъ его на сцену.
   Шевалье Стронгъ самъ нанималъ прислугу въ Лондонѣ и вообще завѣдывалъ всѣмъ домомъ, какъ хозяинъ. Иные говорили, что онъ собственно управляющій, только обѣдаетъ съ господами. Во всякомъ случаѣ, онъ умѣлъ внушить къ себѣ почтеніе, и въ домѣ ему были отведены двѣ комнаты не изъ послѣднихъ
   Онъ прогуливался по террасѣ въ тотъ достопамятный день, когда при оглушительномъ звонѣ колоколовъ клеврингской церкви, украшенной флагомъ, въ ворота замка влетѣли на взмыленныхъ лошадяхъ открытая коляска и одна изъ тѣхъ семейныхъ колымагъ, какія могла изобрѣсти только плодущая англосаксонская раса. Скульптурная дверь распахнулась настежъ. Двое старшихъ служителей, меланхолическіе джентльмены, въ ливреяхъ, съ напудренными головами, и мѣстная челядь, набранная къ нимъ въ помощники, выстроились въ залѣ. Мимо этого фронта, усердно гнувшаго спины, подобно высокимъ вязамъ, сгибающимся подъ напоромъ осенняго вѣтра, прослѣдовали: сэръ Френсисъ Клеврингъ, равнодушный и апатичный какъ всегда; леди Клеврингъ, съ вида очень добродушная дама, съ блестящими черными глазами, привѣтливо кивавшая въ отвѣтъ на поклоны; мастеръ Френсисъ Клеврингъ, державшійся за платье своей мамы (и остановившій всю процессію, чтобы поглядѣть на огромнаго лакея, ростъ котораго, очевидно, поразилъ молодого джентльмена), миссъ Бленди, гувернантка мастера Френсиса, и миссъ Эмори, дочь ея милости, подъ руку съ капитаномъ Стронгомъ. Стояло лѣто, но въ знакъ привѣтствія во всѣхъ каминахъ пылалъ огонь.
   Monsieur Мираболанъ смотрѣлъ на процессію, стоя въ аллеѣ, подъ липой.-- Elie est la, -- сказалъ онъ, прижавъ украшенную перстнями руку къ бархатному вышитому жилету съ стеклянными пуговицами.-- Je t'aі vue; je te bénis, О ma sylphide, O mon ange!-- тутъ онъ углубился въ чащу и пошелъ къ своимъ кастрюлямъ и соусникамъ.
   Въ ближайшее воскресенье семья баронета въ полномъ составѣ явилась въ церковь и заняла давнишнее отдѣленіе Клевринговъ, гдѣ молилось столько предковъ сэра Фрэнсиса. Народа собралось столько, что нижняя церковь была совершенно пуста, къ досадѣ ея пастора, а передъ церковью, вокругъ колясокъ, грумовъ и кучеровъ въ парикахъ, величественныхъ лакеевъ собралось столько публики, сколько давно уже не было видано. Капитанъ Стронгъ, знавшій всѣхъ въ лицо, поздоровался съ компаніей. Мѣстные жители нашли, что миледи нехороша собой, но туалетъ ея великолѣпенъ,-- и, дѣйствительно, ея особу украшали тончайшія шали, драгоцѣннѣйшіе мѣха, кольца, перстни, серьги, камеи, брошки и другія безымянныя побрякушки, ленты широкія и узкія всѣхъ цвѣтовъ радуги. Миссъ Эмори явилась въ скромномъ голубинаго цвѣта платьѣ, подобно дѣвственной весталкѣ, а мастеръ Френсисъ въ модномъ тогда костюмѣ Робъ Роя Макъ-Грегора, знаменитаго шотландскаго разбойника. Баронетъ былъ такъ же мало оживленъ, какъ обыкновенно,-- его точно окружала какая-то атмосфера безразличія, позволявшая ему одинаково равнодушно относиться къ обѣду, смерти, церкви, браку.
   Отдѣленіе для клеврингскихъ слугъ было биткомъ набито, и восхищенная конгрегація видѣла, какъ лондонскіе джентльмены "съ цвѣтами на головахъ" и великолѣпный кучеръ въ парикѣ заняли свои мѣста, какъ только лошади были отведены въ Клеврингскій Гербъ.
   Во время службы мастеръ Френсисъ поднялъ такой отчаянный ревъ, что баронетъ долженъ былъ позвать Фредерика, самаго крупнаго изъ лакеевъ, который и унесъ мастера Френсиса, причемъ послѣдній оралъ и колотилъ слугу по головѣ, распространяя вокругъ цѣлыя облака пудры. Онъ не успокоился до тѣхъ поръ, пока его не посадили на козлы, гдѣ онъ занялся кнутомъ кучера Джона, погоняя воображаемыхъ лошадей.
   -- Видите-ли, мальчуганъ еще никогда не былъ въ церкви, миссъ Белль,-- говорилъ баронетъ молодой леди, бывшей у него въ гостяхъ, -- не мудрено, что онъ поднялъ гвалтъ; я не бываю въ церкви, когда живу въ городѣ, но въ деревнѣ слѣдуетъ подавать хорошій примѣръ... ну, и все прочее.
   Миссъ Белль засмѣялась и сказала:-- Нельзя сказать, чтобы вашъ мальчикъ подавалъ хорошій примѣръ.
   -- Ей Богу, не знаю,-- отвѣчалъ баронетъ.-- Это, знаете, недурной способъ. Когда Франкъ чего-нибудь хочетъ, онъ всегда пищитъ, а когда онъ пищитъ, то получитъ все, что ему требуется.
   Въ эту минуту ребенокъ, о которомъ шла рѣчь, завопилъ, увидавъ конфекты, и, потянувшись черезъ столъ, опрокинулъ бутылку съ виномъ какъ разъ на жилетъ одного изъ гостей, мистера Артура Пенденниса, который былъ крайне раздосадованъ, убѣдившись, что его чистая кембриковая рубашка залита виномъ.
   -- Мы ужасно балуемъ его,-- сказала леди Клеврингъ мистеру Пенденнису, съ нѣжностью поглядывая на херувимчика, руки и лицо котораго были теперь вымазаны пирожнымъ, извѣстнымъ въ кондитерскихъ подъ названіемъ meringues à la crème.
   -- Вы видите, я правъ,-- сказалъ баронетъ.-- Онъ запищалъ и получилъ все, что хотѣлъ. Дѣйствуй, Франкъ, дружище.
   -- Сэръ Френсисъ очень разсудительный родитель, -- шепнула миссъ Эмори.-- Вы не находите этого, миссъ Белль? Я не буду называть васъ миссъ Белль, я буду звать васъ Лаурой. Я такъ любовалась вами въ церкви. Ваше платье не хорошо сшито, и шляпка вышла изъ моды. Но у васъ такіе прекрасные сѣрые глаза и такой чудесный цвѣтъ лица.
   -- Благодарю васъ, -- сказала миссъ Белль съ улыбкой.
   -- Вашъ кузенъ хорошъ собой и знаетъ это. Онъ чувствуетъ себя неловко. Онъ еще не видалъ свѣта. Обладаетъ онъ геніемъ? Страдалъ-ли онъ? Тутъ была какая-то старушка въ старомъ сатиновомъ платьѣ и бархатныхъ башмакахъ -- какая-то миссъ Пибусъ -- она увѣряла, что онъ страдалъ. Я тоже страдала, а вы, Лаура?-- ваше сердце страдало?
   Лаура сказала:-- Нѣтъ!-- но, кажется, слегка покраснѣла при этомъ вопросѣ, такъ что ея собесѣдница продолжала:
   -- Ахъ, Лаура! Я все понимаю. Это beau cousin. Признайтесь мнѣ откровенно. Я уже люблю васъ какъ сестру.
   -- Вы очень любезны,-- сказала миссъ Белль, улыбаясь,-- но... но, признаюсь, это очень внезапная привязанность.
   -- Всѣ привязанности таковы. Это электричество -- непроизвольное чувство. Оно вспыхиваетъ мгновенно. Я чувствую, что полюбила васъ съ перваго взгляда. А вы?
   -- Я еще нѣтъ,-- отвѣчала Лаура,-но можетъ мнѣ это и удастся.
   -- Называйте меня по имени.
   -- Да я его не знаю.
   -- Мое имя Бланшъ,-- неправда-ли, хорошенькое имя. Такъ и зовите меня.
   -- Бланшъ,-- да, это очень хорошенькое имя.
   -- А пока мама разговариваетъ съ этой милой леди,-- какъ она вамъ приходится? Она, должно быть, была хороша собой, но теперь уже довольно passée; она не хорошо gantée, но у ней очень красивая рука,-- пока мама разговариваетъ съ ней, пойдемте въ мою комнату, мою, мою собственную комнату. Хорошенькая комнатка, несмотря на то, что ее убирало это чудовище, капитанъ Стронгъ. Вы не épris въ него? Онъ увѣряетъ, что да, но я знаю, вашъ герой -- beau cоusіn. Да -- іl а de beaux yeux. Jen'aime pas les blonds ordinairement. Car je suis blonde, mоi -- jesuis Blanche et blondе,-- и она съ гримасой взглянула въ зеркало, ни разу не остановившись, чтобы выслушать отвѣтъ Елены на свои вопросы.
   Бланшъ была хороша собой и напоминала русалку. У ней были прекрасные волосы съ зеленоватымъ оттѣнкомъ, темныя брови, длинныя черныя рѣсницы, прекрасные каріе глаза. Она обладала удивительно тонкой таліей и такой крохотной ножкой, что, казалось, подъ ней и трава не погнется. Губки ея напоминали розовый бутонъ, голосокъ звенѣлъ какъ колокольчикъ, а когда она улыбалась, вы могли любоваться двумя рядами очаровательнѣйшихъ жемчужныхъ зубовъ. Она показывала ихъ очень часто, зная, что они очень хороши. Она постоянно улыбалась и эта улыбка какъ нельзя лучше обнаруживала не только зубы, но и двѣ прелестнѣйшія ямочки на щекахъ.
   Она показала Лаурѣ свои рисунки, которые та нашла очаровательными. Сыграла нѣсколько вальсовъ, и съ такимъ блескомъ, что Лаура была еще больше очарована. Прочла нѣсколько стихотвореній, своего собственнаго сочиненія, на англійскомъ и французскомъ языкахъ, которыя переписывала въ особую книгу,-- свою собственную милую маленькую книжку, въ голубомъ бархатномъ переплетѣ, съ золотыми застежками и тисненой золотомъ надписью:-- Mes Larmes.
   -- Mes Larmes!-- неправда-ли, хорошенькое заглавіе?-- спросила она. Она вообще восхищалась всѣмъ, что дѣлала, и все, что дѣлала, дѣлала хорошо. Лаура согласилась, что заглавіе хорошенькое. Никогда еще она не видала ничего подобнаго этому изящному, прелестному, хрупкому существу, такъ мило щебетавшему въ такой милой комнаткѣ, съ такими милыми книжками, картинами, цвѣтами. Честная и великодушная деревенская дѣвушка восхищалась всѣмъ этимъ, безъ малѣйшей примѣси завистливаго чувства.-- Право, Бланшъ, -- сказала она,-- все въ этой комнатѣ прелестно, а вы прелестнѣе всего.-- Бланшъ улыбнулась, взглянула въ зеркало, подбѣжала къ Лаурѣ, схватила ея руки, поцѣловала, а затѣмъ усѣлась за фортепьяно и запѣла.
   Дружба между этими молодыми дѣвушками создалась и укрѣпилась подобно сказочной горошинѣ, выросшей въ одну ночь до неба. Рослые гайдуки то и дѣло отправлялись съ записочками въ Фэроксъ, гдѣ состояла при кухнѣ хорошенькая служанка, быть можетъ, примирявшая этихъ джентльменовъ съ такимъ мизернымъ домомъ. Миссъ Эмори посылала Лаурѣ ноты, или новый романъ, или рисунокъ изъ Journal des Modes; или миледи посылала свой поклонъ, вмѣстѣ съ цвѣтами и фруктами; или миссъ Эмори просила и умоляла миссъ Белль обѣдать у нихъ, а равно и милую мистриссъ Пенденнисъ, если она хорошо себя чувствуетъ; и мистера Артура, если ихъ скромное общество не слишкомъ скучно для него, -- причемъ миссъ Эмори не хотѣла слышать никакихъ отговорокъ, и посылала кабріолетъ для мистриссъ Пенденнисъ.
   Ни Артуръ, ни Лаура не думали отказываться. Елена же, чувствовавшая себя не совсѣмъ хорошо, радовалась, что они пріятно проведутъ время, провожала ихъ нѣжнымъ взглядомъ и про себя молила Бога не отзывать ее къ себѣ, пока эти два существа, которыхъ она любила больше всего на свѣтѣ, не соединятся. Слѣдя за ними глазами, она вспоминала лѣтніе вечера двадцать пять тому лѣтъ назадъ, когда она тоже расцвѣтала, въ короткій періодъ своей любви и счастья. Все это прошло и кончилось. Луна смотрѣла съ пурпурнаго неба и звѣзды мерцали также, какъ въ тѣ вѣчно памятные вечера. Но онъ лежалъ теперь въ сырой землѣ. Боже! какъ врѣзался въ ея память его послѣдній взглядъ при разлукѣ. Теперь, сквозь вереницу лѣтъ, онъ смотрѣлъ на нее съ такой же тоской и отчаяніемъ, какъ тогда.
   Итакъ, мистеръ Пенъ и миссъ Лаура охотно проводили лѣтніе вечера въ обществѣ своихъ знатныхъ сосѣдей. Бланшъ увѣряла, что она безъ ума отъ Лауры; Пену, кажется, правилась Бланшъ. Къ нему вернулась прежняя живость; онъ смѣялся и болталъ, такъ что Лаура только удивлялась на него. Пенъ, въ охотничьей курткѣ, зѣвавшій въ гостиной Фэрокса, и Пенъ остроумный, веселый, улыбающійся и изящно одѣтый, въ салонѣ леди Клеврингъ, были положительно два разныя лица. Иногда устраивалось пѣніе. Лаура обладала хорошимъ контральто, и Бланшъ, учившаяся у лучшихъ континентальныхъ профессоровъ, съ радостью взялась быть учительницей своей подруги. Иногда и Пенъ присоединялся къ нимъ, но чаще умильно смотрѣлъ на поющую Бланшъ. Случалось распѣвать хоровыя пѣсни, причемъ особенно эффектно выдѣлялся громовой басъ капитана Стронга, которымъ онъ очень гордился.
   -- Славный малый, этотъ Стронгъ,
   -- Не правда-ли, миссъ Белль?-- говорилъ сэръ Фрэнсисъ.-- Играетъ въ écarté съ леди Клеврингъ -- играетъ на чемъ и во что угодно. Сколько времени, какъ вы думаете, онъ живетъ у меня? Заѣхалъ какъ-то на недѣлю и остается вотъ уже три года. Славный малый, не правда-ли? Не знаю, откуда онъ достаетъ деньги, ей-Богу не знаю, миссъ Лаура.
   Однако, шевалье всегда платилъ свой проигрышъ леди Клеврингъ, да и за свое трехлѣтнее пребываніе у пріятеля тоже платилъ -- веселымъ расположеніемъ духа, любезностью и живостью, тысячами мелкихъ услугъ. Чего же лучше? пріятель, который всегда веселъ, всегда подъ рукой и никогда не мозолитъ глазъ, и готовъ исполнить любое порученіе своего патрона: спѣть-ли романсъ, или потолковать съ адвокатомъ, подраться на дуэли или разрѣзать каплуна.
   Обыкновенно Лаура и Пенъ вмѣстѣ являлись въ Клеврингъ-Паркъ, но случалось, что Пенъ уходилъ туда одинъ, не сказавши ей. Онъ удилъ рыбу въ Браулѣ, который протекаетъ черезъ паркъ, подлѣ цвѣтника, и, по странной случайности, миссъ Эмори тоже приходила сюда (посмотрѣть свои цвѣты) и всегда удивлялась, встрѣчая мистера Пена.
   Не знаю, какую форель поджидалъ Пенъ при этихъ встрѣчахъ? Не миссъ-ли Бланшъ играла роль хорошенькой рыбки, кружившейся около его крючка, и не ее-ли разсчитывалъ поймать мистеръ Пенъ?
   Что касается миссъ Бланшъ, то она обладала чувствительнымъ сердцемъ, тѣмъ болѣе, что сама уже много "страдала" въ теченіе своей недолгой жизни. Мудрено-ли, что она питала симпатію къ другимъ чувствительнымъ существамъ, въ родѣ Пена, который тоже страдалъ. Любовь ея къ Лаурѣ и милой мистриссъ Пенденнисъ удвоилась; она читала съ Лаурой нѣмецкихъ и французскихъ авторовъ, и мистеръ Пенъ читалъ съ ними нѣмецкихъ и французскихъ авторовъ. Онъ переводилъ для нихъ сантиментальныя баллады Гете и Шиллера на англійскій языкъ, а миссъ Бланшъ открыла для него "Mes larmes" и посвятила его нѣсколько трогательныхъ изліяній своей нѣжной музѣ.
   Судя по этимъ стихотвореніямъ, юное созданіе, дѣйствительно, страдало жестоко. Она сроднилась съ мыслью о самоубійствѣ. Нѣсколько разъ призывала смерть. Поблекшая роза внушала ей такое состраданіе, что, казалось, она умретъ съ горя. Просто удивленіе, какъ могло такъ много страдать такое юное существо, какъ могло оно кинуться въ такой океанъ страданія и страсти, и не захлебнуться. Какой талантъ къ плачу нужно было имѣть, чтобы выплакать столько "Mes larmes!..."
   Правду сказать, слезы миссъ Бланшъ были не особенно солоны; но Пенъ, читавшій ея стихотворенія, нашелъ ихъ очень недурными для женщины, и съ своей стороны, посвятилъ ей нѣсколько штукъ. Его стихи отличались пыломъ, страстью, жаромъ, огнемъ, паѳосомъ; и онъ не только сочинялъ новые стихи, но и передѣлалъ -- злодѣй! измѣнникъ!-- передѣлалъ для миссъ Бланшъ Эмори нѣкоторыя изъ прежнихъ поэмъ, посвященныхъ нѣкоей миссъ Эмиліи Фотрингэй!
   

ГЛАВА XXIII.
Невинный младенецъ.

   -- Ей-Богу, Стронгъ, -- сказалъ однажды баронетъ, когда оба друга развлекались послѣ обѣда билліардомъ и сигарой (этой великой разоблачительницей тайнъ), -- ей-Богу, мнѣ хочется, чтобы ваша жена умерла.
   -- Да и мнѣ хочется. Но она-то не хочетъ; она проживетъ сто лѣтъ,-- вотъ увидите. Но вы-то съ какой стати хотите ее спровадить на тотъ свѣтъ, Франкъ?
   -- Тогда вы бы могли жениться на нашей барышнѣ. Она не дурна собой. Приданое -- десять тысячъ фунтовъ, славный кусъ для стараго бродяги, промямлилъ баронетъ.-- Знаете, Стронгъ, я ненавижу ее съ каждыми днемъ сильнѣе. Просто не выношу, ей-Богу не выношу.
   -- Я бы не взялъ ее и за двадцать тысячъ, -- замѣтилъ Стронгъ, смѣясь.-- Въ жизнь свою не видалъ такого бѣсенка.
   -- Я бы не прочь отравить ее,-- продолжалъ разсудительный баронетъ,-- ей-Богу, не прочь.
   -- Да что она еще выкинула?-- спросилъ капитанъ.
   -- Ничего особеннаго,-- отвѣчалъ сэръ Фрэнсисъ, -- все ея старыя штуки. Эта дѣвченка такая мастерица отравлять жизнь другимъ, что просто удивленіе! На дняхъ она довела до слезъ гувернантку. Потомъ, прохожу я мимо комнаты Франка и слышу -- реветъ, бѣдняга, въ темнотѣ, заливается; что же бы вы думали, это сестрица напугала его до смерти, увѣривъ, что въ замкѣ водится домовой. За завтракомъ она сыграла штуку съ миледи, а вѣдь моя жена, хоть и дура, но добрая душа, право, добрая.
   -- Что же ей сдѣлала барышня?-- спросилъ Стронгъ.
   -- Да что! завела рѣчь о покойномъ Эмори, моемъ предшественникѣ, -- съ гримасой отвѣчалъ баронетъ.-- Отыскала какой-то портретъ въ "кипсекѣ" и стала увѣрять, будто онъ похожъ на ея дорогого отца. Затѣмъ объявила, что ей хочется видѣть могилу отца. Чортъ бы его дралъ, -- ея отца! Стоитъ миссъ Эмори заговорить о немъ, какъ леди Клеврингъ начинаетъ рыдать; проклятая дѣвченка этимъ и пользуется, чтобы мучить мать. Слушая ее сегодня, я взбѣсился, сказалъ, что ея отецъ -- я... ну, и все прочее; и тутъ-то, сэръ, она принялась за меня.
   -- Что же она сказала вамъ, Франкъ?-- продолжалъ допытываться у своего друга и патрона смѣявшійся Стронгъ.
   -- Сказала, чортъ побери, что я вовсе не отецъ ей; что я не понимаю ея; что ея отецъ былъ человѣкъ геніальный, съ возвышенными чувствами, ну, и все прочее... да еще прибавила, будто я женился на ея матери изъ-за денегъ.
   -- Что же, вѣдь это правда,-- замѣтилъ Стронгъ.
   -- Да, но, знаете, слушать это ничуть не пріятнѣе отъ того, что оно правда,-- отвѣчалъ сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ.-- Я не литературный человѣкъ, но и не такой ужь болванъ, какимъ она меня выставляетъ. Не знаю ужь какъ, но она всегда ухитряется сдѣлать меня.. ну, напялить мнѣ дурацкій колпакъ. Она вертитъ всѣмъ домомъ, по своему, незамѣтно, съ своимъ сантиментальнымъ видомъ. Что бы ей умереть, Нэдъ!
   -- Вы только что желали смерти моей женѣ, -- сказалъ Стронгъ, прежнимъ невозмутимо веселымъ тономъ, а баронетъ съ обычнымъ чистосердечіемъ отвѣтилъ:
   -- Ну да, тѣмъ, кто отравляетъ мнѣ жизнь, я желаю смерти. Отъ души желаю барышнѣ поскорѣе умереть.
   Этотъ откровенный разговоръ показываетъ, что идеальное юное созданіе обладало кое-какими особенностями или недостатками характера, подрывавшими ея популярность. Это была избранная натура, одаренная геніемъ, питавшая страсть къ литературѣ, и, какъ водится, непонятая окружающими. Ея мать и вотчимъ были плохи по части литературы. Баронетъ ничего не читалъ, кромѣ жизни Белля и календаря спортсмена, а леди Клеврингъ писала, какъ четырнадцатилѣтняя дѣвочка, съ замѣчательнымъ пренебреженіемъ къ орѳографіи и грамматикѣ. Сознавая себя не понятой, окруженной людьми, далеко уступающими ей по части образованія и остроумія, миссъ Эмори при всякомъ удобномъ случаѣ давала имъ замѣтить свое превосходство, и не только была мученицей, но и старалась доводить до общаго свѣдѣнія, что она мученица. Вѣдь она, по ея собственнымъ словамъ и убѣжденію, такъ жестоко страдала, что же мудренаго, что измученные нервы столь деликатнаго и чувствительнаго существа не выдерживали страданій. Притомъ, если поэтесса не будетъ оплакивать свою судьбу, то на что же ей и лира? Бланшъ извлекала изъ нея только унылые звуки, распѣвая элегіи надъ своими погибшими надеждами, похоронные гимны надъ убитыми въ самомъ расцвѣтѣ привязанностями,-- соотвѣтственно своей печальной судьбѣ и музѣ.
   Собственно, настоящихъ, объективныхъ страданій ей еще почти не приходилось испытывать; ея терзанія, какъ у большинства изъ насъ, таились на днѣ ея души,-- а какъ душа ея была печальна и неудовлетворена, то въ результатѣ и являлись слезы. "Mes larmes" струились изъ ея глазъ, ежедневно; она могла доставить невѣроятное количество слезъ, и эта способность еще усилилась, благодаря практикѣ.
   "Барышня" начала плакать съ очень раннихъ лѣтъ.
   Ламартинъ былъ ея любимый пѣвецъ въ то время, когда она начинала читать, а впослѣдствіи она окончательно образовала свой духъ тщательнымъ изученіемъ великихъ современныхъ французскихъ авторовъ.
   Къ шестнадцати годамъ неутомимое маленькое созданіе проглотило всѣ романы Бальзака и Жоржъ Зандъ, и если она не ладила съ родными и домашними, то пріобрѣла много друзей въ духовномъ мірѣ, какъ выражалась сама, подразумѣвая нѣжную Индіану, страстную и поэтическую Лелію, прекраснаго Трекмора, возвышеннаго каторжника, ангела галеръ, гордаго Стеніо и другихъ безчисленныхъ героевъ французскихъ романовъ.
   Она была влюблена въ принца Родольфа и принца Джальма, когда еще училась въ школѣ, и защищала право развода и эмансипацію женщинъ съ Индіаной, когда еще ходила въ передничкѣ. Пылкое дитя играло въ любовь съ своими воображаемыми героями, какъ раньше играла въ мать и дочь съ своей куклой. Любопытно слѣдить за играми этихъ фантастическихъ существъ. Сегодня фаворитъ голубоглазый красавецъ, а черноглазый заброшенъ за диванъ. Но завтра и голубоглазый подвергнется опалѣ, и его мѣсто заступитъ безобразный уродецъ, съ отбитымъ носомъ, лысой головой и совсѣмъ безъ глазъ, и маленькая миссъ будетъ лелѣять и укачивать его.
   Такъ какъ романисты знаютъ все, даже тайны женскаго сердца, быть можетъ, неизвѣстныя самой его обладательницѣ,-- то мы можемъ сообщить, что на двѣнадцатомъ году mademoiselle Бетси, какъ называли въ то время миссъ Эмори влюбилась въ молоденькаго савояра-шарманщика, увѣривъ себя, что это принцъ, украденный въ дѣтствѣ у родителей; на тринадцатомъ старый и безобразный учитель рисованія (есть-ли возрастъ или тѣлесные недостатки, которые могли бы служить преградой женской любви?) плѣнилъ ея юное сердце, а на пятнадцатомъ, находясь въ школѣ Мадамъ де-Карамель на Елисейскихъ поляхъ, примыкающей, какъ всѣмъ извѣстно, къ пансіону для молодыхъ джентльменовъ monsieur Рогрона (кавалеръ Почетнаго Легіона) séduisante miss Betsi вела переписку съ двумя молодыми джентльменами изъ College de Charlemagne, жившими у Рогрона.
   Мы сейчасъ назвали нашего юнаго друга Бетси. Дѣйствительно, это было ея настоящее имя, по она, по собственной волѣ, переименовала себя въ Бланшъ; и единственное оружіе, которое ея вотчимъ, баронетъ, могъ съ успѣхомъ пускать въ ходъ противъ нея, была угроза, называть ее публично Бетси.
   У Бланшъ было уже много милыхъ, безцѣнныхъ подругъ, и цѣлый музей локоновъ, полученныхъ на память. Нѣкоторыя изъ милыхъ подругъ повыходили замужъ; иныя перешли въ. другія школы; а одну она повстрѣчала во выходѣ изъ пансіона, и -- о, ужасъ! Ея милочка, ея Леонадія занималась веденіемъ конторскихъ книгъ въ лавкѣ отца, бакалейщика въ улицѣ Бакъ. Вообще, ой пришлось испытать не мало разочарованій и потрясеній, какъ называла она эти испытанія,-- словомъ, она слишкомъ много видѣла и страдала для такой молоденькой дѣвушки.
   Но страданіе -- участь чувствительныхъ душъ, разочарованіе -- участь довѣрчивой нѣжности. Миссъ Эмори очень хорошо понимала, что ея душевныя терзанія расплата за геній.
   Пока что, она старалась, насколько возможно было при данныхъ обстоятельствахъ, отравить жизнь почтенной леди, своей матери, и заставляла вотчима желать ея смерти. За исключеніемъ капитана Стронга, съ его неистощимымъ благодушіемъ, котораго не могли одолѣть ея сарказмы, весь домъ боялся язычка барышни. Если леди Клеврингъ, обмолвившись, говорила "вчерась" вмѣсто "вчера", или "намедни" вмѣсто "надняхъ" -- что иногда случалось съ злополучной дамой, Бланшъ спокойно поправляла ее и добродушная маменька, чувствуя на себѣ холодный взглядъ дочери, путалась еще сильнѣй и сбивалась еще чаще.
   Невозможно допустить, чтобы мадамъ Фрибсби осталась равнодушной среди общаго волненія, возбужденнаго пріѣздомъ владѣльцевъ Клеврингъ-Парка. При первомъ же появленіи ихъ въ церкви, она разсмотрѣла и запомнила до послѣднихъ мелочей туалеты дамъ, отъ шляпокъ до ботинокъ включительно; не оставила безъ вниманія и служанокъ, помѣщавшихся въ особой загородкѣ. Мы боимся, что въ этотъ день проповѣдь доктора Портмана произвела весьма слабое впечатлѣніе на мадамъ Фрибсби, хотя это была одна изъ старѣйшихъ и удачнѣйшихъ его проповѣдей. Нѣсколько дней спустя, она добилась свиданія съ любимой горничной леди Клеврингъ, и карточки ея, оповѣщавшія на французскомъ и англійскомъ языкахъ, что она получаетъ новѣйшія моды изъ Парижа, отъ своей корреспондентки madame Victoriae, и шьетъ домашніе и бальные костюмы для знатнѣйшихъ представителей графства, были переданы миледи и миссъ Эмори и, какъ она слышала, приняты благосклонно.
   Мистриссъ Боннеръ, наперсница леди Клеврингъ, вскорѣ сдѣлалась постоянной посѣтительницей гостиной мадамъ Фрибсби. Зеленый чай, мѣстныя сплетни, горячіе пирожки были всегда къ ея услугамъ, какъ только у ней выдавался свободный вечерокъ. А свободныхъ вечеровъ у нея было гораздо больше, чѣмъ у младшей горничной, служанки миссъ Эмори. Та работала, какъ фабричный, даже по воскресеньямъ, разрываясь на части, чтобы исполнить всѣ требованія неумолимой маленькой музы.
   Была еще одна особа, связанная съ Клеврингскимъ домомъ и частенько заглядывавшая къ нашему другу, модисткѣ. Мы говоримъ о m-eur Мираболанѣ, который скоро подружился съ мадамъ Фрибсби.
   Клеврингскіе простолюдины, не привыкшіе къ обществу представителей Франціи, отнеслись къ манерамъ и наружности monsieur Альсидъ не такъ благопріятно, какъ могъ бы пожелать этотъ джентльменъ. Однажды, лѣтнимъ вечеромъ, когда его услуги не требовались болѣе въ домѣ, онъ отправился погулять въ своемъ любимомъ костюмѣ; именно: свѣтлосѣромъ фракѣ, малиновомъ бархатномъ жилетѣ съ голубыми стеклянными пуговицами, широкихъ клѣтчатыхъ pantalon écossais, оранжевомъ шелковомъ галстухѣ и мягкихъ штиблетахъ съ блестящими кожаными носками. Это облаченіе, равно какъ шляпа съ золотыми галунами, тросточка съ вызолоченнымъ набалдашникомъ и другія украшенія въ томъ же родѣ, составляли его обычный воскресный костюмъ, въ которомъ, какъ онъ думалъ, не было ничего бьющаго въ глаза (исключая развѣ его великолѣпную фигуру, которая, конечно, могла привлечь вниманіе публики) и который представлялъ собой образецъ хорошаго парижскаго тона.
   Итакъ, онъ направился по улицѣ, посылая каждой встрѣчной женщинѣ пріятную улыбку, долженствовавшую сразить ее на повалъ, поглядывая на окна, если въ нихъ виднѣлись женщины и наслаждаясь тихимъ лѣтнимъ вечеромъ. Но Бетси, служанка мистриссъ Пибусъ, отскочила отъ него, воскликнувъ:-- Господи помилуй!-- Дѣвицы Бекеръ и ихъ мама съ изумленіемъ уставились на него и вскорѣ вокругъ интереснаго чужеземца собралась цѣлая толпа уличныхъ мальчишекъ, бросившихъ лѣпить пироги изъ грязи, чтобы присоединиться къ процессіи.
   Сначала онъ подумалъ, что всю эту публику собрало восхищеніе его наружностью, и спокойно шелъ впередъ, радуясь, что можетъ доставить людямъ невинное развлеченіе. Но вскорѣ къ ребятишкамъ и кондитерамъ, лѣпившимъ пироги изъ грязи, присоединились болѣе рослые зѣваки, парни и дѣвушки съ фабрики, гдѣ какъ разъ въ это время кончилась работа;-- послышались свистки, остроты, смѣхъ, шутки и оскорбительныя прозвища. Одни кричали: Френчи! другіе:-- лягушки!-- кто-то потребовалъ локонъ его длинныхъ волосъ, завитыхъ въ роскошныя кольца; и вскорѣ бѣдный артистъ догадался, что его особа служитъ скорѣе предметомъ насмѣшки, чѣмъ восхищенія грубой черни.
   Въ эту минуту мадамъ Фрибсби замѣтила злополучнаго джентльмена съ его свитой и услыхала свистки и крики толпы. Она выбѣжала изъ дома, подбѣжала къ преслѣдуемому иностранцу, взяла его за руку и пригласила войти въ домъ; затѣмъ, когда онъ скрылся за ея дверями, храбро обратилась къ толпѣ фабричныхъ и объявила, что только шайка трусовъ можетъ преслѣдовать и оскорблять бѣднаго человѣка, который не знаетъ ихъ языка, одинокъ и беззащитенъ среди чужихъ. Въ толпѣ раздалось нѣсколько ироническихъ восклицаній и свистковъ; тѣмъ не менѣе, она почувствовала справедливость сильной рѣчи мадамъ Фрибсби и вскорѣ разошлась. Мадамъ Фрибсби пользовалась немалымъ уваженіемъ въ мѣстечкѣ, и ея странности и добродушіе пріобрѣли ей много друзей.
   Бѣдный Мираболанъ съ отрадой услышалъ родной языкъ, хотя и изрядно искалѣченный. Французы гораздо благодушнѣе въ этомъ отношеніи, чѣмъ мы, англичане, и безъ улыбки выслушиваютъ грубѣйшія ошибки иностранца. Спасенный артистъ называлъ мадамъ Фрибсби своимъ ангеломъ-хранителемъ и клялся, что ему ни разу не приходилось встрѣчать такую деликатность и вѣжливость среди des Anglaises. Онъ относился къ ней съ такой же рыцарственной любезностью, какъ отнесся бы къ знатнѣйшей и прекраснѣйшей леди: Альсидъ Мираболанъ, какъ истинный французъ, преклонялся передъ всѣмъ прекраснымъ поломъ и не различалъ ранговъ въ царствѣ красоты.
   На слѣдующій день одинъ изъ главныхъ помощниковъ повара явился къ мадамъ Фрибсби съ корзиночкой, въ которой заключались: ананасный кремъ, мойонезъ изъ раковъ -- произведеніе, достойное искусства monsieur Мираболана, достойное и той, которой онъ имѣлъ честь его презентовать -- и ящичекъ засахаренныхъ фруктовъ изъ Прованса. Приношеніе сопровождалось любезной записочкой къ милой мадамъ Фрибсби.-- Ея доброта, -- писалъ онъ,-- явилась цвѣтущимъ оазисомъ въ пустынѣ его существованія; ея деликатность навѣки запечатлѣлась въ его памяти, какъ прекрасный контрастъ grossièreté сельскаго населенія, не достойнаго обладать такимъ алмазомъ. Вскорѣ между модисткой и chef de cuisine установилась нѣжнѣйшая дружба. Не знаю, однако, съ удовольствіемъ или тайной досадой выслушивала мадамъ изліянія пылкаго Альсида, который называлъ ee "Lare spectable Fribsbi", "Lа vertueuse Fribsbi", увѣрялъ, что любитъ ее, какъ мать, и выражалъ надежду, что и она относится къ нему, какъ къ сыну. Ахъ, давно ей высказывали на такомъ же миломъ французскомъ языкѣ совершенно инаго рода чувства,-- думала мадамъ Фрибсби и вздыхая поглядывала на портретъ карабинера. Есть люди, сердца которыхъ остаются юными удивительно долго, когда ихъ волосы уже нуждаются въ краскѣ,-- такъ и мадамъ Фрибсби, бесѣдуя съ юнымъ Альсидомъ, чувствовала себя романтичной, какъ восемнадцатилѣтняя дѣвушка.
   Когда разговоръ переходилъ на эту почву, а въ началѣ знакомства мадамъ Фрибсби охотно придавала ему такой оборотъ, Альсидъ деликатно переходилъ къ какому-нибудь другому предмету. Онъ упорно хотѣлъ относиться къ доброй модисткѣ, какъ къ матери; и въ концѣ концовъ ей пришлось примириться съ этими родственными отношеніями; особенно съ тѣхъ поръ, какъ она узнала, что сердце артиста было уже глубоко уязвлено.
   Онъ скоро разсказалъ ей о предметѣ своей страсти
   -- Я объяснился съ ней, -- говорилъ Альсидъ, прижимая руку къ сердцу, -- прибѣгнувъ къ способу столь же оригинальному, сколько -- смѣю надѣяться -- пріятному. Куда не проникнетъ любовь, почтенная мадамъ Фрибсби! Купидонъ -- отецъ изобрѣтательности!-- Я разузналъ отъ прислуги любимыя блюда, мадамъ Фрибсби; и согласно этому повелъ свою аттаку. Однажды, когда ея родители не обѣдали дома (съ сожалѣніемъ долженъ сказать, что грубый, grossier обѣдъ въ ресторанѣ на Бульварахъ или въ Пале-Роялѣ восхищаетъ этихъ неотесанныхъ людей), очаровательная миссъ принимала нѣсколькихъ пансіонскихъ подругъ. Я приготовилъ маленькій repas, достойный этихъ нѣжныхъ ротиковъ. Ея милое имя -- Бланшъ. Бѣлое покрывало, вѣнокъ изъ бѣлыхъ розъ украшаютъ дѣвушку. Я рѣшилъ, что мой обѣдъ будетъ снѣжной бѣлизны. Въ назначенный часъ, вмѣсто грубаго gigot à l`eau, подаваемаго обыкновенно за ея слишкомъ скромнымъ столомъ, я приготовилъ potage à la Reine -- à la Reine Blanche, какъ я его назвалъ -- бѣлый, какъ ея кожа -- изъ превосходныхъ душистыхъ сливокъ и миндалей. Затѣмъ я возложилъ на ея алтарь filet de merlanà l`Agnès, и деликатное блюдо, которому далъ названіе Eperlan à la Sаіnte Thérèse, очень понравившееся очаровательной миссъ. Затѣмъ послѣдовали два маленькія entrées изъ сладкаго мяса и цыплятъ. Далѣе единственное не бѣлое блюдо, которое я позволилъ себѣ помѣстить въ этомъ обѣдѣ -- жареная телятина, на лужайкѣ изъ шпината, окруженная сухариками въ видѣ овечекъ и украшенная маргаритками и другими дикими цвѣтами. Послѣ этого былъ пуддингъ à la reine Elisabеth (которая, какъ извѣстно мадамъ Фрибсби, была королевой дѣвственницей); блюдо чибисовыхъ яицъ опаловаго цвѣта, которое я назвалъ nid de tour erauxà la Boucoule, помѣстивъ парочку этихъ нѣжныхъ пернатыхъ, изъ сливочнаго масла, цѣлующихся носиками; корзиночка абрикосовыхъ gâteaux, (молодыя дѣвицы обожаютъ!) и мараскинное желе, нѣжное, вкрадчивое, обольстительное, какъ взглядъ красавицы. Когда же былъ поданъ plombiere съ вишнями, -- какъ вы думаете, мадамъ Фрибсби, -- въ какой формѣ онъ явился?-- въ формѣ двухъ сердецъ, соединенныхъ стрѣлою и окруженныхъ вѣнчальнымъ покрываломъ изъ бумаги и дѣвственнымъ вѣнкомъ изъ флеръ д'оранжа. Я стоялъ въ дверяхъ и наблюдалъ за эффектомъ. Раздался общій крикъ восторга. Три дѣвицы наполнили бокалы искрящимся Аи и провозгласили тостъ за мое здоровье. Я слышалъ... да, я слышалъ, какъ миссъ сказала обо мнѣ... слышалъ, какъ она сказала:-- Скажите monsieur Мираболану, что мы благодаримъ его,-- удивляемся ему -- любимъ его!-- Я едва устоялъ на ногахъ.
   -- Послѣ этого, могу-ли я сомнѣваться, что молодой артистъ занялъ мѣстечко въ сердцѣ англійской миссъ. Я скроменъ, но зеркало говоритъ мнѣ, что я не дуренъ собой. Другія побѣды подтверждаютъ это.
   -- Опасный человѣкъ!-- воскликнула модистка.
   -- Бѣлокурыя дочери Альбіона не находятъ въ угрюмыхъ обитателяхъ своей туманной родины даже признаковъ пыла и страсти, свойственныхъ сынамъ юга. Мы приносимъ съ собой наше солнце; мы -- французы и привыкли побѣждать. Неужели вы думаете, что я согласился бы жить въ этой семьѣ, на этомъ островѣ (который, однако, не обвиняю въ неблагодарности съ тѣхъ поръ, какъ нашелъ здѣсь нѣжную мать въ лицѣ достойной Фрибсби), если бы не сердечная привязанность и не рѣшеніе мое жениться на англичанкѣ. Мой геній померкнетъ въ средѣ этихъ мужиковъ, -- поэзія моего искусства непонятна для этихъ плотоядныхъ островитянъ. Да, мужчины здѣсь отвратительны, но женщины, дорогая Фрибсби, женщины обольстительны! Я поклялся жениться на одной изъ нихъ. И такъ какъ я не могу идти на рынокъ и купить себѣ жену, по здѣшнему обычаю, то я рѣшился избрать другой способъ и бѣжать съ избранницей моего сердца въ Гретна-Гринъ. Бѣлокурая миссъ согласится бѣжать со мной. Она очарована мною. Глаза ея сказали мнѣ объ этомъ. Бѣлый голубокъ ждетъ только сигнала, чтобы улетѣть.
   -- Вы переписываетесь съ нею?-- спросила изумленная Фрибсби, не зная, кто тутъ поддался романтическому заблужденію,-- юная леди или пылкій любовникъ.
   -- Я сообщаюсь съ нею при помощи моего искусства. Я приготовляю для нея особыя блюда, и такимъ образомъ, даю ей тысячи намековъ, которые она, при своемъ быстромъ умѣ, прекрасно понимаетъ. Но я желалъ бы найти другой способъ сообщенія.
   -- Можетъ быть, ея горничная, Пинкоттъ,-- сказала мадамъ Фрибсби, повидимому, смыслившая кое-что въ сердечныхъ дѣлахъ; но чело великаго артиста омрачилось при этомъ намекѣ.
   -- Madame,-- сказалъ онъ,-- есть вещи, о которыхъ порядочный человѣкъ не долженъ говорить даже самому себѣ, хотя и можетъ открыть тайну своему лучшему другу,-- своей пріемной матери. Знайте же, что есть причина, заставляющая миссъ Пинкоттъ враждебно относиться ко мнѣ -- причина, не рѣдкая въ средѣ вашего пола -- ревность!
   -- Вѣроломный злодѣй!-- воскликнула конфидентка.
   -- О, нѣтъ,-- возразилъ артистъ гробовымъ голосомъ, съ трагическимъ выраженіемъ, которое сдѣлало бы честь театру Porte St Martin -- не вѣроломный, а роковой. Да, я отмѣченъ перстомъ рока, мадамъ Фрибсби. Внушать безнадежную страсть,-- такова моя участь. Виноватъ-ли я, что эта женщина любитъ меня. Виноватъ-ли я, что эта молодая женщина томится и чахнетъ, пожираемая пламенемъ, на которое я не могу отвѣчать? Слушайте! Есть и другія въ этомъ семействѣ, застигнутыя тѣмъ же рокомъ. Гувернантка юнаго милорда встрѣтилась со мною на дняхъ и бросила на меня взглядъ, въ значеніи котораго нельзя ошибиться. Сама миледи, женщина уже пожилыхъ лѣтъ, но уроженка знойнаго Востока, раза два обращалась къ одинокому артисту съ комплиментами, смыслъ которыхъ слишкомъ ясенъ. Я бѣгу отъ нихъ, я ищу уединенія, я покоряюсь судьбѣ. Я могу жениться только на одной женщинѣ, и эта женщина будетъ леди вашей націи. И я думаю, что самой подходящей леди будетъ миссъ, если только она обладаетъ достаточнымъ состояніемъ. Я хочу только узнать, какъ велико ея состояніе, прежде чѣмъ повезу ее въ Гретна-Гринъ.
   Точно-ли Альсидъ былъ такой неотразимый покоритель сердецъ, или просто завирался,-- предоставляемъ рѣшить читателю. Но если послѣдній жилъ въ средѣ французовъ, то можетъ быть встрѣчалъ среди нихъ людей, столь же увѣренныхъ въ своей неотразимости и производившихъ -- если вѣрить имъ на слово -- такія же опустошенія въ сердцахъ des Anglaises.
   

ГЛАВА XXIV,
которая трактуетъ о любви и ревности.

   Наши читатели уже слышали откровенное мнѣніе сэра Френсиса Клевринга о женщинѣ, которая принесла ему богатство и вернула его къ роднымъ пенатамъ. Должно сознаться, что баронетъ не ошибался въ оцѣнкѣ своей супруги, которая, дѣйствительно, не отличалась высокимъ умомъ и утонченнымъ образованіемъ. Она воспитывалась года два въ Европѣ, въ Лондонскомъ предмѣстьѣ, а на шестнадцатомъ году была вызвана отцомъ въ Калькутту. Во время этого путешествія, на томъ же самомъ кораблѣ, который два года тому назадъ отвозилъ ее въ Европу, познакомилась съ своимъ первымъ мужемъ, мистеромъ Эмори, служившимъ на кораблѣ въ качествѣ матроса.
   Мы не будемъ касаться деталей ея прежней жизни; замѣтимъ, однако, что капитанъ Браггъ, подъ присмотромъ котораго миссъ Спелль отправлялась къ своему отцу, имѣвшему доли во многихъ корабляхъ, распорядился заковать дерзкаго подчиненнаго въ кандалы и высадить его на мысѣ Доброй Надежды; затѣмъ, онъ доставилъ миссъ Спелль въ Калькутту, послѣ продолжительнаго и опаснаго плаванія, въ которомъ и корабль, и грузъ, и пассажиры претерпѣли не мало опасностей и ущерба.
   Спустя нѣсколько мѣсяцевъ Эмори явилась въ Калькутту, успѣвъ; опередить корабль капитана Брагга,-- женился на дочери мистера Спелля, несмотря на сопротивленіе стараго спекулянта, занялся разведеніемъ индиго и прогорѣлъ, занялся коммиссіонерствомъ и прогорѣлъ, началъ издавать газету и опять-таки прогорѣлъ, жестоко ссорился съ женою и тестемъ въ теченіе всѣхъ этихъ коммерческихъ предпріятій и крушеній и, наконецъ, завершилъ свою карьеру скандаломъ, послѣ котораго принужденъ былъ оставить Индію и переселиться въ Новый Южный Валлисъ. Кажется, во время этой злополучной исторіи, мистеръ Эмори имѣлъ случай познакомиться съ упомянутымъ выше сэромъ Джесперомъ Роджерсомъ, уважаемымъ предсѣдателемъ верховнаго суда въ Калькуттѣ. Чтобы уже говорить всю правду,-- неумѣстное употребленіе подписи тестя, который былъ вполнѣ грамотенъ и не нуждался въ томъ, чтобы за него подписывались, окончательно подрѣзало мистера Эмори и побудило его отказаться отъ дальнѣйшей борьбы съ судьбою.
   Европейская публика, далеко не такъ усердно слѣдившая за судебными отчетами Калькуттскаго суда, какъ мѣстные жители, не знала объ этихъ происшествіяхъ, и такъ какъ мистриссъ Эмори и ея отецъ чувствовали себя очень неловко въ Индіи, то первая и вернулась въ Европу съ своей дочкой Бетси или Бланшъ, въ то время еще четырехлѣтней дѣвочкой. Ихъ сопровождала кормилица Бетси, уже извѣстная читателю мистриссъ Боннеръ. Капитанъ Браггъ нанялъ для нихъ домъ въ Поклингтонъ-Стритѣ въ Лондонѣ.
   Стояло мокрое, холодное лѣто, дождь лилъ по цѣлымъ днямъ. Капитанъ Браггь относился къ пріѣзжимъ очень надменно и двусмысленно; можетъ быть, онъ конфузился, или хотѣлъ отдѣлаться отъ индійской леди. Она воображала, что весь Лондонъ толкуетъ о раззореніи ея мужа, что король, королева и всѣ высшіе сановники знаютъ объ этой несчастной исторіи. Получая отъ отца хорошее содержаніе и чувствуя себя неловко въ Англіи, она рѣшилась уѣхать заграницу, и уѣхала; подальше отъ угрюмаго и брюзгливаго капитана Брагга. Въ континентальныхъ городахъ ее охотно принимали въ обществѣ и въ отеляхъ, гдѣ она платила по царски. Правда, мистриссъ Эмори произносила Акней вмѣсто Гакней (вообще въ ея рѣчи слышался иностранный акцентъ, впрочемъ, не непріятный), безвкусно одѣвалась, обнаруживала выдающійся аппетитъ и сама готовила пилавъ съ ѣдкимъ соусомъ, но эти особенности языка и поведенія только придавали ей особый интересъ въ глазахъ знакомыхъ и отнюдь не лишали ее заслуженной популярности. Это была очень добрая, веселая и благодушная женщина. Она охотно принимала участіе во всякомъ развлеченіи, привозила на пикники втрое больше шампанскаго, цыплятъ и ветчины, чѣмъ кто-либо другой; набирала десятками билеты въ маскарадъ или театръ и раздавала ихъ всѣмъ встрѣчнымъ и поперечнымъ; платила въ отеляхъ за мѣсяцъ впередъ; щедро помогала благороднопросящимъ,-- и такъ проводила время, разъѣзжая по Европѣ, появляясь то въ Брюсселѣ, то въ Парижѣ, то въ Миланѣ, то въ Неаполѣ, то въ Римѣ,-- всюду, куда увлекала ее фантазія. Извѣстіе о смерти мужа застало ее въ этомъ послѣднемъ городѣ, гдѣ проживалъ и капитанъ Клеврингъ, съ своимъ пріятелемъ, шевалье Стронгомъ. Оба не знали, чѣмъ заплатить въ гостинницѣ, и добродушная вдова, не имѣвшая особенныхъ причинъ горевать о покойномъ супругѣ, обвѣнчалась съ потомкомъ древняго дома Клевринговъ и превратилась въ леди Клеврингъ въ каковомъ званіи мы ее и застали. Барышня сопровождала свою маму почти во всѣхъ ея странствіяхъ, такъ что имѣла случай ознакомиться съ жизнью. Одно время при ней состояла гувернантка, а послѣ вторичнаго брака матери она была помѣщена въ пансіонъ мадамъ де-Карамель на Елисейскихъ Поляхъ. Когда Клевринги вернулись въ Англію, она, разумѣется, отправилась съ ними. Прошло уже нѣсколько лѣтъ со смерти ея дѣда и рожденія маленькаго братца, когда она начала понимать, что положеніе ея измѣнилось, и что миссъ Эмори, дочь какого-то авантюриста,-- весьма незначительная особа въ сравненіи съ мастеромъ Фрэнсисомъ Клеврингомъ, потомкомъ знатной фамиліи и наслѣдникомъ крупнаго состоянія. Не будь маленькаго Франка, она оказалась бы наслѣдницей, несмотря на свое происхожденіе. Конечно, Бланшъ не заботилась о. деньгахъ, такъ какъ могла тратить ихъ безъ счета, и сверхъ того обладала поэтической натурой, -- тѣмъ не менѣе она не могла чувствовать особой благодарности къ виновникамъ этой перемѣны въ ея положеніи. Вполнѣ осмыслить ее она еще не могла, но одно было ясно: что ея вотчимъ вялый и скучный господинъ, мама обладаетъ вульгарной наружностью и манерами и скверно говоритъ по-англійски, а маленькій Франкъ -- дрянной, капризный медвѣжонокъ, который вѣчно мозолитъ ей глаза, вѣчно становится поперекъ дороги, вѣчно опрокидываетъ кушанья на ея платье, и въ добавокъ ко всему лишилъ ее наслѣдства. Никто изъ нихъ не могъ понять ее; мудрено ли, что одинокое сердечко жаждало иной привязанности и искало, кому бы подарить сокровище своего не раздѣленнаго чувства.
   Такимъ-то образомъ, вслѣдствіе ли недостатка сочувствія со стороны окружающихъ, или по другой причинѣ, милая дѣвица была на ножахъ со всѣми домашними, и такъ доѣхала свою мать и вотчима, что они не на шутку боялись за ея будущее. Отсюда желаніе сэра Фрэнсиса Клевринга, высказанное чмъ въ предыдущей главѣ, чтобы мистриссъ Стронгъ умерла и Бланшъ превратилась во вторую мистриссъ Стронгъ.
   Но такъ какъ на это нельзя было разсчитывать, то семья баронета была бы рада всякому жениху. Молодой человѣкъ, пріятной наружности и съ хорошимъ воспитаніемъ, въ родѣ нашего пріятеля Артура Пенденниса, могъ бы смѣло предложить ей руку и сердце, леди Клеврингъ приняла бы его съ распростертыми объятіями, лишь бы у него хватило смѣлости явиться претендентомъ на руку миссъ Эмори.
   Но мистеръ Пенъ чувствовалъ большое недовѣріе къ самому себѣ.
   Онъ стыдился своихъ неудачъ, своего безцвѣтнаго и незамѣтнаго существованія, убытковъ, которые онъ принесъ матери своимъ безразсуднымъ поведеніемъ; словомъ, его грызли и муки совѣсти, и оскорбленное тщеславіе. Ему-ли разсчитывать на такой призъ, какъ миссъ Эмори, обитавшая въ замкѣ, среди великолѣпнаго парка, тогда какъ у нихъ, въ Фэроксѣ, одна единственная служанка справляла всѣ домашнія дѣла, а его мать ограничивала себя во всемъ, чтобы свести концы съ концами? Препятствія казались ему непреодолимыми, хотя они разсыпались бы въ прахъ, если бы онъ смѣло двинулся впередъ. Но вмѣсто того, чтобы добиваться предмета своихъ желаній, онъ изнывалъ отъ безплодныхъ надеждъ,-- а можетъ быть, даже и не питалъ этихъ надеждъ. Такъ молодые люди упускаютъ изъ рукъ вѣрную добычу изъ-за особаго вида самолюбія, называемаго скромностью.
   Впрочемъ, мы не думаемъ утверждать, что Пенъ строилъ какіе-нибудь опредѣленные планы. Миссъ Эмори была очаровательна и прелестна. Она восхищала его своей граціей, умѣла польстить его самолюбію. Но, независимо отъ скромности и тщеславія, у него являлись кое-какія сомнѣнія на ея счетъ. Его мать разгадала эту дѣвушку и не довѣряла ей, несмотря на ея умъ и очаровательныя качества. Мистриссъ Пенденнисъ очень хорошо видѣла ея легкомысліе, тщеславіе и другіе недостатки, оскорблявшіе эту простую и чистую женщину: неуваженіе къ родителямъ и къ другимъ, еще болѣе священнымъ, по мнѣнію Елены, вещамъ; эгоизмъ и себялюбіе, прикрывавшіеся нѣжными словами и сантиментальными ужимками. Сначала Лаура и Пенъ постоянно спорили съ нею на этотъ счетъ: Лаура еще была въ восторгѣ отъ своей новой подруги, а Пенъ не такъ далеко зашелъ въ любви, чтобы скрывать свои чувства. Онъ засмѣялся на замѣчанія Елены и сказалъ:
   -- Полноте, матушка! вы ревнуете ее къ Еленѣ,-- всѣ женщины ревнивы.
   Но когда, по пстеченіи одного, двухъ мѣсяцевъ, наблюдая за парочкой съ тѣмъ робкимъ безпокойствомъ, которое всегда обнаруживаетъ мать по отношенію къ увлеченіямъ сына, она убѣдилась, что ихъ дружба ростетъ, что они постоянно ищутъ предлога для встрѣчи, что почти ежедневно или миссъ Бланшъ бываетъ въ Фэроксѣ, или мистеръ Пенъ въ Клеврингъ-Паркѣ,-- когда она убѣдилась въ этомъ, сердце бѣдной вдовицы упало. Ея любимый проектъ, повидимому, разлетался въ дребезги, и поддавшись женской слабости, она рѣшилась разсказать Пену о своихъ надеждахъ и стремленіяхъ: что она чувствуетъ себя разбитой, что ей ужь не долго жить и что она надѣется видѣть своихъ милыхъ дѣтей соединившимися еще при ея жизни. Событія послѣдняго времени, похожденія Пена, его прежнее увлеченіе актрисой сбили съ толка нѣжную леди. Она чувствовала, что сынъ ускользаетъ изъ ея рукъ, что онъ уже не въ материнскомъ гнѣздѣ; и тѣмъ сильнѣе привязывалась къ Лаурѣ, -- къ Лаурѣ, которую завѣщалъ ей покойный Фрэнсисъ.
   Пенъ цѣловалъ и утѣшалъ ее очень снисходительно. Онъ уже давно догадывался о проектѣ матери.
   -- Знаетъ-ли о немъ Лаура? (Нѣтъ, -- сказала мистриссъ Пенденнисъ,-- она ни за что на свѣтѣ не сказала бы объ этомъ Лаурѣ).-- Ну, ну, времени еще довольно, и мамѣ незачѣмъ умирать, -- смѣясь замѣтилъ Пенъ, -- онъ и слышать не хочетъ объ этомъ, что же касается музы, то она слишкомъ важная особа, чтобы думать о такомъ бѣднякѣ, какъ я, -- а Лаура? Еще вопросъ, желаетъ-ли она выйти за меня. Положимъ, она сдѣлаетъ все, чего вы хотите. Но достоинъ-ли я ея?
   -- О, Пенъ, ты можешь быть достойнымъ,-- отвѣчала вдовица.
   Мистеръ Пенъ, впрочемъ, и не сомнѣвался въ этомъ. Чувство радости и самодовольства охватило его, когда онъ подумалъ, что Лаура можетъ принадлежать ему, и представилъ ее себѣ такой, какой зналъ съ дѣтства: всегда веселой и чистосердечной, милой и ласковой, нѣжной и правдивой. Онъ смотрѣлъ на нее блестящими глазами, когда, подъ конецъ ихъ бесѣды съ матерью, она явилась изъ сада, съ разрумянившимися щеками, съ яснымъ взглядомъ и улыбкой, съ корзинкой розъ въ рукахъ.
   Она выбрала лучшую изъ нихъ для мистриссъ Пенденнисъ, которая любила розы.
   -- Стоитъ мнѣ захотѣть, и она будетъ моею,-- подумалъ Пенъ, съ чувствомъ тайнаго торжества, глядя на милую дѣвушку.-- Да, она прекрасна и благородна, какъ ея розы.
   Эта сцена навсегда врѣзалась въ его память и когда онъ вспоминалъ о ней, слезы навертывались на его глаза.
   Прошло нѣсколько недѣль и миссъ Лаура должна была присоединиться къ мнѣнію Елены и согласиться, что Муза и недобра, и эгоистична, и непостоянна.
   Маленькій Франкъ, напримѣръ, былъ довольно несносенъ и любимецъ матери, но отсюда вовсе не слѣдовало, чтобы Бланшъ имѣла основаніе драть ему уши за опрокинутый на ея рисунокъ стаканъ воды, или называть его всевозможными оскорбительными именами на англійскомъ и французскомъ языкахъ. Равнымъ образомъ, предпочтеніе, оказываемое Франку, вовсе не оправдывало высокомѣрнаго отношенія Бланшъ къ его гувернанткѣ, которую Муза гоняла по всему дому за платками или книгами. Лаура, которая всегда хорошо относилась къ людямъ и благодарила за малѣйшую услугу, не могла не замѣтить, что маленькая Муза безжалостно теребила всѣхъ окружающихъ и всегда готова была нарушить чужой покой ради своего собственнаго. У Лауры еще не было подругъ, и доброму созданію было очень грустно видѣть, какъ исчезали одно за другимъ блестящія качества, которыми ея воображеніе украсило миссъ Эмори, и очаровательная маленькая фея превращалась въ обыкновенную и притомъ вовсе непріятную смертную. Кому не случалось разочаровываться такимъ же образомъ?-- и, въ свою очередь, разочаровывать другихъ.
   Послѣ сцены съ маленькимъ Франкомъ, когда этотъ непокорный сынъ и наслѣдникъ дома Клевринговъ былъ осыпанъ комплиментами на англійскомъ и французскомъ языкахъ и выдранъ за уши сестрой, Лаура, далеко не лишенная юмора, вспомнила трогательное и нѣжное стихотвореніе въ "Mes Larmes", начинавшееся словами: "Пусть ангелы хранятъ тебя, мой крошка". Далѣе, нѣжная Муза заговорила о его будущемъ положеніи въ свѣтѣ, такъ не похожемъ на ея горькую участь, и клялась, что тѣмъ не менѣе ея ангелъ-братецъ никогда не найдетъ такой нѣжной привязанности, не встрѣтитъ въ фальшивомъ свѣтѣ такого вѣрнаго и преданнаго сердца, какъ сердце его любящей сестры. "Быть можетъ,-- продолжала она,-- ты отвергнешь меня, мой милый крошка, быть можетъ, ты оттолкнешь меня отъ своей груди, тогда я обовьюсь вокругъ твоихъ ногъ. О, позволь, позволь мнѣ любить тебя! Свѣтъ обманетъ тебя, какъ обманываетъ другихъ, но моя вѣрность непоколебима". Нѣчто подобное этой Музѣ, таскающей ребенка за уши, вмѣсто того, чтобы обнимать его ноги, и дающей миссъ Лаурѣ первый урокъ цинической философіи (для самой Музы, впрочемъ, далеко не первый),-- нѣчто подобное этому эгоизму и своенравію, этому контрасту между практикой и поэзіей, между возвышенными стихотворными изліяніями и повседневной жизнью, Лаура уже видѣла дома въ лицѣ нашего молодого друга мистера Пена.
   Но была и разница. Пенъ, какъ мужчина, естественно стремился пробить свою дорогу и жить по своей волѣ. Кромѣ того, подъ его эгоизмомъ и своенравіемъ таилось доброе и великодушное сердце. О, какъ горько было Лаурѣ убѣдиться, что этотъ алмазъ фальшивый. Въ концѣ концовъ она стала тяготиться обществомъ Бланшъ.
   Она испытала ее и нашла фальшивой, такъ что восхищеніе и удивленіе, которыя она выражала съ обычной безъискусственностью, смѣнились не то, чтобы презрѣніемъ, но очень близкимъ къ нему чувствомъ; и Лаура приняла относительно миссъ Эмори тонъ холоднаго и спокойнаго превосходства,, вовсе не нравившійся музѣ. Кому же пріятно сознавать, что его раскусили и низвели съ пьедестала.
   Сознаніе этого факта отнюдь не могло улучшить настроеніе духа миссъ Бланшъ, наоборотъ -- усиливало ея сварливость и недовольство, отчего домашнимъ приходилось еще хуже, чѣмъ обыкновенно. И вотъ, въ одинъ роковой день произошло генеральное сраженіе между милѣйшей Бланшъ и милѣйшей Лayрой, причемъ дружба ихъ моментально куда-то испарилась. Милѣйшая Бланшъ была необычайно капризна и зла въ этотъ день. Обрывала мать; обижала маленькаго Франка; безжалостно травила его гувернантку и тиранила свою горничную Пинкоттъ. Не рѣшаясь нападать на свою подругу (маленькая тиранка была трусливой кошачьей природы и выпускала свои когти только противъ тѣхъ, кто былъ слабѣй ея), она допекала всѣхъ ихъ, а пуще всего бѣдняжку Пинкоттъ, которая была служанкой, повѣренной, компаньонкой (но всегда рабой), смотря по прихоти своей молодой госпожи.
   Когда эта дѣвушка выбѣжала изъ комнаты, въ слезахъ, напутствуемая сарказмами своей госпожи, Лаура не выдержала и разразилась негодующей рѣчью, удивляясь, какъ можетъ такая молодая дѣвушка относиться такъ грубо къ старшимъ и младшимъ, и проявляя столько чувствительности на словахъ, такъ легкомысленно оскорблять чувства другихъ. Лаура сказала своей подругѣ, что поведеніе ея отвратительно и что она должна на колѣняхъ молить небо о прощеніи. Разразившись этой пылкой рѣчью, удивившей ее самое не меньше чѣмъ ея слушательницу, она схватила шляпу и шаль и убѣжала домой въ крайнемъ смущеніи и волненіи, къ удивленію мистриссъ Пенденнисъ, не ожидавшей ее раньше вечера.
   Лаура разсказала Еленѣ о только что происшедшей сценѣ, прибавивъ:
   -- О, мама, вы были правы; Бланшъ, съ вида такая нѣжная и милая, себялюбива и зла. У нея нѣтъ сердца, хотя она вѣчно толкуетъ о чувствѣ. Ни одна порядочная дѣвушка не будетъ такъ мучить родную мать и тиранить служанку. Съ этого дня я отказываюсь отъ нея; кромѣ васъ, у меня нѣтъ друга.
   Послѣ этого онѣ продѣлали обычную церемонію цѣлованья и мистриссъ Пенденнисъ почувствовала себя очень утѣшенной,-- такъ какъ признаніе Лауры какъ будто говорило: -- Эта дѣвушка не можетъ быть женою Пена; она легкомысленна и безсердечна, и недостойна нашего благороднаго героя. Безъ сомнѣнія, онъ самъ увидитъ это и разочаруется въ этомъ легкомысленномъ существѣ.
   Однако, миссъ Лаура не сказала Еленѣ, да можетъ быть не созналась и самой себѣ въ дѣйствительной причинѣ сегодняшней ссоры. Чувствуя себя въ скверномъ настроеніи духа, маленькая муза Бланшъ, и безъ того склонная устраивать пакости всѣмъ окружающимъ, принялась за свои штуки. Ея милочка Лаура пришла къ ней на цѣлый день; и когда онѣ сидѣли въ комнатѣ Бланшъ, зашелъ разговоръ о Пенѣ.
   -- Онъ, кажется, очень вѣтренъ, -- замѣтила миссъ Бланшъ, -- мистриссъ Пибусъ разсказывала его исторію съ актрисой.
   -- Я была ребенкомъ, когда она случилась и ничего не знаю объ этой исторіи,-- отвѣчала Лаура, густо покраснѣвъ.
   -- Онъ поступилъ очень нехорошо,-- сказала Бланшъ, покачивая своей маленькой головкой, -- онъ измѣнилъ ей.
   -- Вовсе нѣтъ!-- воскликнула Лаура,-- онъ велъ себя очень благородно, готовъ былъ всѣмъ пожертвовать для нея. Это она измѣнила ему. Онъ чуть не умеръ съ горя, онъ...
   -- Я думала, что вы ничего не знаете объ этой исторіи, милочка, -- вставила миссъ Бланшъ.
   -- Мама мнѣ говорила.
   -- Онъ очень уменъ,-- продолжала нѣжная подруга -- и какой прекрасный стихотворецъ. Вы читали его стихи?
   -- Только "Рыбака и Водолаза", что онъ перевелъ для насъ, и поэму на премію, за которую, впрочемъ, онъ преміи не получилъ и которая, по моему, очень прозаична и папыщена,-- отвѣчала Лаура со смѣхомъ.
   -- Развѣ онъ не писалъ для васъ стиховъ, милочка?-- спросила миссъ Эмори.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчала миссъ Белль.
   Бланшъ подбѣжала къ подругѣ, нѣжно поцѣловала ее, назвала еще раза три "милочкой", лукаво заглянула ей въ лицо, покачала головкой и сказала:
   -- Обѣщайте, что вы ни-ко-му не скажите и я вамъ покажу кое-что.
   Затѣмъ она порхнула къ перламутровому ящичку, отперла его серебрянымъ ключикомъ, достала какіе-то листки и протянула ихъ своей подругѣ. Лаура пробѣжала листки. Это было любовное стихотвореніе -- что-то такое объ ундинѣ, о наядѣ, о рѣкѣ. Она довольно долго читала ихъ, но, правду сказать, строчки сливались въ ея главахъ.
   -- А вы отвѣчали на нихъ, Бланшъ?-- спросила она, возвращая стихи.
   -- О, ни за что на свѣтѣ!-- отвѣчала Бланшъ, и убѣдившись, что ея милочка Лаура вполнѣ оцѣнила прелесть стиховъ, порхнула обратно и уложила ихъ въ свой хорошенькій ящичекъ.
   Затѣмъ усѣлась за фортепіано, спѣла двѣ-три аріи Россини, роскошные мотивы котораго ея гибкій голосокъ исполнялъ въ совершенствѣ, а Лаура сидѣла и разсѣянно слушала ее. Что думала миссъ Белль въ это время? Она и сама не знала, но сидѣла молчаливая и задумчивая. Послѣ этого концерта ихъ позвали завтракать, и, разумѣется, онѣ явились въ столовую, обнявъ другъ дружку за талію.
   Очевидно, причиной молчанія Лауры не была ревность или досада, потому что, когда онѣ прошли по корридору и спустились съ лѣстницы и подошли къ дверямъ столовой, Лаура остановилась и, ласково взглянувъ въ лицо своей подругѣ, нѣжно поцѣловала ее.
   Послѣ этого что-то такое случилось... поведеніе-ли маленькаго Франка, или ошибка мамы, или сигара сэра Фрэнсиса раздражили миссъ Бланшъ,-- только она разразилась цѣлымъ рядомъ выходокъ, приведшихъ въ концѣ концовъ къ вышеописанной ссорѣ.
   

ГЛАВА XXV.
Домъ, полный посѣтителей.

   Ссора между двумя дѣвушками не долго длилась. Лаура всегда была готова прощать, а миссъ Бланшъ не особенно обидѣлась на ея выходку. Упрекъ въ испорченности никого не обижаетъ, такъ какъ не затрогиваетъ тщеславія. Негодованіе подруги скорѣе доставило удовольствіе Бланшъ; такъ какъ эта вспышка была вызвана причиной, о которой онѣ обѣ знали, хотя обѣ умалчивали.
   Итакъ, Лаура со вздохомъ должна была сознаться, что романтическій періодъ ея первой дружбы кончился и что объектъ той дружбы достоинъ только самыхъ ординарныхъ пріятельскихъ отношеній.
   Что касается Бланшъ, то она немедленно сочинила трогательные стихи насчетъ своего одиночества и разочарованія. Она излагала въ нихъ старую исторію любви, встрѣченной холодностью, и вѣрности, разбившейся о пренебреженіе, и такъ какъ въ это самое время къ нимъ пріѣхали изъ Лондона нѣсколько знакомыхъ дамъ съ дочерьми, то миссъ Эмори могла выбрать новую подругу и повѣдать этой новой сестрѣ свои горести и разочарованія. Теперь рослые гайдуки рѣдко являлись съ записочками къ милой Лаурѣ; кабріолетъ рѣдко посылался въ Фэроксъ къ услугамъ его обитательницъ. Бланшъ принимала томный видъ покорной судьбѣ страдалицы во время посѣщеній Лауры. Послѣдняя подсмѣивалась надъ вздохами своей пріятельницы и относилась къ нимъ съ добродушнымъ, но вовсе не почтительнымъ юморомъ.
   Правдивый историкъ не можетъ утаить, что, независимо отъ новыхъ подругъ, миссъ Бланшъ познакомилась въ это время съ нѣкоторыми представителями другого пола, которые, повидимому, тоже доставляли ей много утѣшенія. Встрѣтившись съ молодымъ человѣкомъ, поговоривъ съ нимъ минутъ десять на прогулкѣ, или въ гостиной, или во время вальса, это наивное юное созданіе уже готово, было довѣриться ему,-- играло своими прекрасными глазками, обнаруживало самое нѣжное участіе и простодушную, трогательную готовность къ дружбѣ -- и, разставшись съ нимъ, продѣлывало тоже самое съ его преемникомъ.
   Когда Клевринги пріѣхали въ усадьбу, у миссъ Бланшъ не было аудиторіи, такъ что Пенъ всецѣло пользовался и нѣжными взглядами, и разговорами у окна въ гостиной, и прогулками по саду. Кромѣ него въ Клеврингѣ не было молодыхъ людей: въ окрестностяхъ тоже никого, кромѣ двухъ-трехъ священниковъ да неуклюжихъ сквайровъ. Драгуновъ, стоявшихъ въ Четтрисѣ, баронетъ не принималъ; къ несчастію, это былъ тотъ самый полкъ, въ которомъ онъ служилъ и изъ котораго вышелъ не безъ недоразумѣніи съ товарищами: что-то такое насчетъ продажи лошади... или карточной игры... или отказа отъ дуэли... не знаемъ навѣрное, да и зачѣмъ намъ знать? мы касаемся прошлой исторіи нашихъ героевъ лишь настолько, насколько она поясняетъ нашъ настоящій разсказъ.
   Осенью, съ окончаніемъ парламентской сессіи и Лондонскаго сезона, двѣ-три мѣстныхъ фамиліи явились въ свои усадьбы, такъ что на Баймутскихъ купальняхъ, въ королевскомъ театрѣ м-ра Бингли въ Четтрисѣ, на скачкахъ и судебныхъ ассизахъ появилась довольно порядочная публика. До этого времени старинныя мѣстныя фамиліи -- Фоджи изъ Друммингтона, Сиверсы изъ Дозлей-Парка, Уэльборы изъ Барро и др.-- сторонились отъ обитателей Клеврингъ-Парка. О семьѣ баронета ходили тысячи разнообразнѣйшихъ истор:й. Въ самомъ дѣлѣ никто не скажетъ, что сельскіе жители страдаютъ недостаткомъ воображенія, если только послушаетъ ихъ отзывы о новыхъ сосѣдяхъ. Безконечныя исторіи, которыя не стоитъ повторять здѣсь, разсказывались насчетъ самого баронета, его супруги, ея происхожденія и родственниковъ, миссъ Эмори, капитана Стронга; и въ теченіе трехъ мѣсяцевъ мѣстные тузы не заглядывали въ Клеврингъ-Паркъ.
   Но въ концѣ сезона, когда графъ Трегавкъ, лордъ намѣстникъ графства и вдовствующая графиня Рокминстеръ, сынъ которой тоже былъ мѣстнымъ магнатомъ,-- когда эти великіе люди, немедленно по пріѣздѣ, публично, открыто нанесли визитъ въ Клеврингъ-Паркъ, экипажи мѣстной знати тотчасъ же устремились по слѣдамъ, проложеннымъ въ аллеѣ усадьбы колесами ихъ сіятельствъ.
   Тутъ представился случай Мираболану показать свое искусство и забыть сердечныя муки въ занятіяхъ любимымъ искусствомъ. Въ это время у рослыхъ гайдуковъ оказалось слишкомъ много работы, чтобы носить записочки или болтать за кружкой простого пива съ скромной деревенской служанкой въ Фэроксѣ. Въ это-то время Бланшъ нашла новыхъ дорогихъ подругъ на мѣсто Лауры и другія мѣста для прогулокъ, кромѣ берега рѣки, гдѣ Пенъ удилъ рыбу. Онъ, по прежнему, являлся съ удочкой, но рыба не ловилась и пери не появлялась. Тутъ мы должны сказать нѣсколько словъ -- хотя подъ строжайшимъ секретомъ -- о весьма деликатномъ обстоятельствѣ, на которое уже намекалось раньше. Въ одной изъ предыдущихъ главъ мы упоминали о деревѣ, подъ которымъ мистеръ Пенъ любилъ проводить время въ эпоху своего увлеченія миссъ Фотрингэй, и въ дуплѣ котораго пряталъ свои удочки, а впослѣдствіи и кое-что другое. Дѣло въ томъ, что онъ превратилъ это дупло въ почтовую контору. Здѣсь онъ пряталъ стишки и записочки, не менѣе поэтическія, чѣмъ стишки, къ нѣкоей ундинѣ или наядѣ, посѣщавшей потокъ и изрѣдка оставлявшей въ замѣнъ его посланія цвѣтокъ или даже два-три словечка на раздушенной розовой бумагѣ. Миссъ Эмори, какъ мы уже упоминали, нерѣдко гуляла по берегу; извѣстно также, что она употребляла розовую раздушенную бумагу для своихъ писемъ. Но когда знатные гости нахлынули въ замокъ, и фамильная карета Клевринговъ чуть не каждый вечеръ увозила своихъ владѣльцевъ въ другіе знатные дома, Наяда перестала являться за письмами Пена; бѣлая бумага не обмѣнивалась больше на розовую, а лежала себѣ, прикрытая мхомъ и камешкомъ, въ дуплѣ дерева. Въ письмахъ, положимъ, не было ничего серьезнаго, а на розовой бумагѣ такъ и совсѣмъ ничего: два-три словечка полушутливыя, полупривѣтственныя, какія и приличествовали молодой леди. Но, простофиля Пенъ, если вы желали большаго, то почему же не добивались? Не потому-ли, что съ обѣихъ сторонъ ничего серьезнаго не было? Вы только играли въ любовь съ бойкой ундиной.
   Какъ бы то ни было, когда мужчина видитъ, что призъ ускользаетъ отъ него, онъ легко способенъ увлечься. Видя, что никто не является за его стихами, Пенъ началъ относиться къ нимъ очень серьезно. Онъ чувствовалъ себя почти въ такомъ же романтическомъ и трагическомъ настроеніи, какъ въ эпоху своей первой любовной исторіи; во всякомъ случаѣ, онъ желалъ добиться объясненія. Однажды онъ явился въ замокъ: тамъ оказалась куча гостей. Другой разъ, ему не удалось видѣть Лауру: она прилегла отдохнуть послѣ ночи, проведенной на балу. Пенъ проклялъ балы, свою бѣдность, свое скромное положеніе, по милости котораго его не приглашали въ знатные дома. Въ третій разъ миссъ Эмори была въ саду, Пенъ бросился въ садъ: оказалось, что она прогуливалась съ самимъ епископомъ Четтрискимъ и его супругой, которые покосились на Пена и величественно выпрямились, когда онъ былъ имъ представленъ. Высокопочтенный прелатъ слышалъ его фамилію и кое-что о происшествіи въ деканскомъ саду.
   -- Епископъ увѣряетъ, что вы испорченный молодой человѣкъ,-- шепнула ему добродушная леди Клеврингъ.-- Что вы надѣлали? Вѣрно, ничего такого, что можетъ огорчить вашу маму. Какъ поживаетъ ваша мама? Что это ее не видать ужь, Богъ знаетъ, сколько времени? Мы теперь все въ разъѣздахъ; совсѣмъ не приходится видѣть сосѣдей. Кланяйтесь ей и Лаурѣ и приходите завтра всѣ обѣдать.
   Мистриссъ Пенденнисъ была нездорова, но Лаура и Пенъ отправились и застали въ замкѣ многочисленное общество, такъ что Пенъ успѣлъ обмѣняться съ миссъ Эмори всего двумя-тремя словами.
   -- Вы совсѣмъ перестали ходить на рѣку,-- сказалъ онъ.
   -- Я не могу,-- отвѣчала Бланшъ, -- у насъ всегда полонъ домъ гостей.
   -- Ундина покинула потокъ, -- продолжалъ Пенъ, рѣшившись быть поэтичнымъ.
   -- Ей не слѣдовало посѣщать его,-- возразила миссъ Эмори.-- Она никогда больше не вернется туда. Это было нелѣпо, безумно, -- простая шутка. Да вѣдь у васъ есть утѣшеніе дома, -- прибавила она, взглянувъ ему прямо въ лицо и опуская глаза.
   Если онъ добивался ея руки, почему бы ему не сказать объ этомъ тутъ же. Быть можетъ, она отвѣтила бы "Да". Но когда она упомянула объ утѣшеніи дома, онъ подумалъ о Лаурѣ, такой чистой и любящей, о матери, которой такъ хотѣлось соединить ихъ.
   -- Бланшъ, -- пробормоталъ онъ, въ смущеніи,-- миссъ Эмори!
   -- Лаура смотритъ на насъ, мистеръ Пенденнисъ, -- сказала Блантъ.-- Я должна вернуться къ гостямъ,-- и убѣжала, оставивъ мистера Пенденниса кусать губы въ смущеніи и любоваться въ окно луннымъ свѣтомъ.
   Въ самомъ дѣлѣ Лаура смотрѣла на Пена. Она дѣлала видъ, что слушаетъ мистера Пинсента, сына лорда Рокминстера и внука вдовствующей леди, который сидѣлъ на почетномъ мѣстѣ, важно слушая неправильную рѣчь леди Клеврингъ и покровительственно посматривая на апатичнаго сэра Фрэнсиса. Пинсентъ и Пенъ были товарищами по Оксбриджскому университету, гдѣ Пенъ относился довольно надменно къ молодому патрицію. Сегодня они встрѣтились за столомъ въ первый разъ по выходѣ изъ университета и привѣтствовали другъ друга тѣмъ небрежнымъ и забавнымъ кивкомъ, который можно замѣтить только въ Англіи, среди студентовъ, и который точно говоритъ: -- чортъ возьми, -- ты какъ сюда попалъ?
   -- Я зналъ этого господина въ Оксбриджѣ,-- сказалъ мистеръ Пинсентъ Лаурѣ, -- мистеръ Пенденнисъ, если не ошибаюсь?
   -- Да,-- отвѣчала Лаура.
   -- Онъ, кажется, ухаживаетъ за миссъ Эмори?-- продолжалъ мистеръ Пинсентъ.
   Лаура взглянула на нихъ и, можетъ быть, подумала тоже самое, однако, ничего не сказала.
   -- Онъ важная особа въ здѣшнемъ графствѣ? Онъ такъ держалъ себя въ университетѣ. Гдѣ его имѣнія?
   Лаура улыбнулась.
   -- По ту сторону рѣки. Онъ мой кузенъ, и я живу у нихъ.
   -- Гдѣ?-- спросилъ мистеръ Пинсентъ.
   -- По ту сторону рѣки, въ Фэроксѣ.
   -- Что, тамъ много фазановъ? Кажется, мѣсто хорошее, -- замѣтилъ простодушный джентльменъ.
   Лаура опять улыбнулась.
   -- У насъ девять куръ, одинъ пѣтухъ, свинья и старый понтеръ.
   -- Такъ онъ не держитъ охоты?-- продолжалъ мистеръ Пинсентъ.
   -- Зайдите къ нему и возобновите знакомство,-- сказала дѣвушка, которую очень забавляла мысль, что ея Пенъ могъ прослыть важной особой и, можетъ быть, выдавалъ себя за таковую.
   -- Да мнѣ бы очень хотѣлось возобновить съ нимъ знакомство,-- любезно отвѣчалъ мистеръ Пинсентъ, бросивъ на нее взглядъ, говорившій, какъ нельзя яснѣе: "то есть, собственно, продолжить знакомство съ вами". Лаура отвѣчала улыбкой и легкимъ поклономъ.
   Тутъ Бланшъ подбѣжала къ ней съ очаровательнѣйшей улыбкой и гримаской и попросила милую Лауру составить съ ней дуэтъ. Лаура охотно согласилась и пошла къ фортепьяно. Мистеръ Пинсентъ тоже подошелъ и прослушалъ дуэтъ но ушелъ, когда миссъ Эмори стала пѣть одна.
   -- Какая славная, милая, простая дѣвушка, Уэггъ,-- сказалъ мистеръ Пинсентъ джентльмену, пріѣхавшему вмѣстѣ съ нимъ изъ Баймута,-- вотъ та, высокая, въ локонахъ и съ пунцовыми губками.
   -- А что вы скажете о миссъ Эмори?-- спросилъ Уэггъ.
   -- Поджарая, тощая кривляка,-- отвѣчалъ мистеръ Пинсентъ вполнѣ откровенно.-- Дергаетъ плечами, дѣлаетъ глазки, вертится и кривляется точно французская горничная.
   -- Осторожнѣе, Пинсентъ, -- перебилъ Уэггъ, -- насъ могутъ услышать.
   -- О, это Пенденнисъ изъ св. Бонифація,-- сказалъ Пинсентъ.-- Здорово, Пенденнисъ; мы только что говорили о вашей очаровательной кузинѣ.
   -- Не родственникъ моего стараго друга, маіора Пенденниса?-- освѣдомился Уэггъ.
   -- Его племянникъ. Имѣлъ удовольствіе видѣть васъ въ Гаунтъ-Гаузѣ,-- отвѣчалъ Пенъ съ любезной улыбкой,-- и вскорѣ они бесѣдовали, какъ старые знакомые.
   На слѣдующій день, подъ вечеръ, мистеръ Пенъ, возвратившись съ рыбной ловли (неудачной), засталъ въ гостиной матери двухъ вчерашнихъ джентльменовъ, въ оживленной беседѣ съ Еленой и Лаурой. Мистеръ Пинсентъ, высокій худощавый дѣтина, съ огромными рыжими усами присоединился къ Лаурѣ. Ей нравился его разговоръ,-- простой, откровенный и не лишенный остроумія; она возражала ему такъ же просто,-- иной сказалъ бы, даже; вульгарно. Ей впервые приходилось видѣть лондонскаго дэнди, такъ какъ она была еще ребенкомъ въ то время, когда мистеръ Фокеръ познакомился съ Фэрокскими обитателями; къ тому же, этотъ остроумный джентльменъ былъ попросту мальчишка и дэнди лишь по студенческимъ понятіямъ.
   Мистеръ Уэггъ, сопровождавшій въ Фэроксъ своего товарища, ничего не упустилъ изъ вида.-- Старый садовникъ,-- сказалъ онъ, увидѣвъ у воротъ мистера Джона,-- старый красный ливрейный жилетъ -- платье повѣшено сушиться на кустъ -- парусиновая куртка -- это должно быть Пенденниса. Довольно жалкое мѣсто, а, Пинсентъ?
   -- Премилый уголокъ,-- отвѣчалъ мистеръ Пинсентъ,-- какая славная лужайка!
   -- Мистеръ Пенденнисъ дома, старина?-- спросилъ мистеръ Уэггъ стараго слугу. Джонъ отвѣчалъ:-- Нѣтъ, мистера Пенденниса нѣтъ дома.
   -- А дамы?-- спросилъ гость помоложе.
   Мистеръ Джонъ отвѣчалъ:
   -- Дома.
   Посѣтители прошли по усыпанной гравіемъ аллеѣ, мимо подстриженныхъ кустарниковъ, и, поднявшись по ступенькамъ, вошли въ переднюю, при чемъ мистеръ Уэггъ замѣтилъ рѣшительно все: ящикъ для писемъ, барометръ, зонтики и галоши дамъ, шляпы и тартановый плэдъ Пена. Уэггъ замѣчалъ эти мелочи инстинктивно, непроизвольно.
   -- Старикашка справляетъ всю работу,-- шепнулъ онъ Пинсенту.-- Калебъ Бальдерстонъ. Не удивляюсь, если онъ исполняетъ обязанности горничной.
   Минуту спустя они раскланивались съ дамами, въ которыхъ мистеръ Пинсентъ не могъ не признать леди безукоризненнаго воспитанія, и передъ которыми мистеръ Уэггъ расшаркался съ самой изысканной вѣжливостью, подмигнувъ при этомъ своему товарищу. Однако, мистеръ Пинсентъ отвѣтилъ на этотъ сигналъ очень холоднымъ взглядомъ и удвоенною любезностью въ отношеніи дамъ. Если было что-нибудь достойное смѣха въ глазахъ мистера Уэгга, такъ это бѣдность. По натурѣ человѣкъ добродушный и веселый, онъ рѣшительно не понималъ, что можно быть джентльменомъ, нося подержанный сюртукъ, оставаться истинной леди, не имѣя собственнаго экипажа и не заказывая платья у парижской модистки.
   -- Очаровательный уголокъ, мэмъ,-- сказалъ онъ, кланяясь вдовѣ,-- прекрасный видъ, -- особенно для насъ, горожанъ, которымъ рѣдко приходится видѣть что-нибудь, кромѣ Полъ-Молля.
   Вдова просто отвѣчала, что ей только разъ случилось быть въ Лондонѣ, еще до рожденія Артура.
   -- Прекрасная деревушка, мэ`мъ, прекрасная,-- продолжалъ мистеръ Уэггъ,-- и ростетъ со дня на день. Скоро превратится въ порядочный городъ.
   -- Мой братъ, маіоръ Пенденнисъ, часто упоминалъ ваше имя,-- замѣтила вдова,-- и мы... мы много смѣялись, читая ваши остроумныя книги,-- прибавила она, съ нѣкоторымъ замѣшательствомъ, такъ какъ терпѣть не могла произведенія мистера Уэгга и находила его манеру невыносимой.
   -- Онъ одинъ изъ лучшихъ моихъ друзей, -- съ поклономъ отвѣчалъ мистеръ Уэггъ, -- одинъ изъ извѣстнѣйшихъ людей въ городѣ. Пользуется общимъ уваженіемъ, мэ`мъ, общимъ уваженіемъ. Теперь онъ отправился съ нашимъ взаимнымъ другомъ, Стэйномъ, въ Ахенъ. Стэйнъ страдаетъ подагрой, какъ и вашъ братъ, между нами будь сказано. Я собираюсь въ Стильбрунъ, на фазанью охоту, а оттуда къ Барнкрисамъ, гдѣ надѣюсь встрѣтиться съ Пенденнисомъ,-- тутъ онъ пустился въ самый фешенебельный разговоръ, не переводя духа назвалъ дюжины двѣ пэровъ, а простодушная вдовица только слушала, да удивлялась. "Вотъ человѣкъ!-- думала она,-- неужто всѣ свѣтскіе люди въ Лондонѣ такіе? Надѣюсь, что Пенъ не будетъ походить на него".
   Тѣмъ временемъ, мистеръ Пинсентъ вступилъ въ разговоръ съ Лаурой. Онъ назвалъ нѣсколько сосѣднихъ имѣній, которыя намѣревался посѣтить, и выразилъ надежду, что встрѣтится тамъ съ миссъ Белль. Онъ надѣялся также, что ея тетка проведетъ съ ней сезонъ въ Лондонѣ. Замѣтилъ, что въ ближайшую парламентскую сессію онъ, по всей вѣроятности, будетъ завѣдывать счетомъ избирательныхъ голосовъ въ графствѣ и похлопочетъ о Пенденнисѣ. Онъ разсказывалъ объ успѣхахъ Пена въ Оксбриджѣ, въ качествѣ оратора, и спрашивалъ, не собирается ли онъ тоже выступить кандидатомъ въ парламентъ. Вообще, держалъ себя очень мило и Лаура съ удовольствіемъ бесѣдовала съ нимъ, пока не явился мистеръ Пенъ.
   Пенъ, польщенный ихъ посѣщеніемъ, отнесся къ обоимъ джентльменамъ очень любезно. Правда, его смущало нѣсколько воспоминаніе объ одной пирушкѣ въ Оксбриджѣ, послѣ оживленнаго собранія въ обществѣ преній, когда, среди всеобщаго возбужденія, порожденнаго ужиномъ и шампанскимъ, онъ вполнѣ опредѣленно обѣщалъ выступить представителемъ графства и въ прекрасной рѣчи отвѣчалъ на поздравленія, какъ будущій членъ парламента. Но открытыя, добродушныя манеры мистера Пинсента заставляли Пена надѣяться, что онъ забылъ эту маленькую фанфароннаду, равно какъ и другія хвастливыя рѣчи и выходки. И такъ, онъ присоединился къ ихъ веселой бесѣдѣ и толковалъ о Плиплиммонѣ, о Магнусѣ Чартерсѣ, объ Оксбриджскомъ кружкѣ съ безпечной фамильярностью и свѣтской непринужденностью, точно вѣкъ свой жилъ за панибрата съ маркизами и герцогами.
   Но въ самомъ разгарѣ бесѣды, въ шесть часовъ вечера, служанка Бетси, ничего не знавшая о гостяхъ, явилась въ гостиную безъ всякихъ прелиминарій и, распахнувъ дверь настежь, предстала передъ присутствующими съ подносомъ, на которомъ красовались три чайныхъ чашки, чайникъ и тарелка съ ломтями хлѣба съ масломъ. Все великолѣпіе Пена мгновенно улетучилось при этомъ зрѣлищѣ; онъ пришелъ въ страшное замѣшательство.
   -- Что скажутъ они о насъ?-- подумалъ онъ.
   И дѣйствительно, мистеръ Уэггъ скорчилъ гримасу, посмотрѣлъ на подносъ съ необыкновеннымъ презрѣніемъ и подмигнулъ мистеру Пинсенту.
   Послѣдній, однако, повидимому, не нашелъ ничего страннаго въ томъ, что люди пьютъ чаи въ шесть часовъ, или въ какое угодно время, когда имъ заблагоразсудится. Возвращаясь изъ Фэрокса, онъ спросилъ мистера Уэгга:-- На какого чорта вы строили мнѣ гримасы и подмигивали, и что васъ такъ забавляло?
   -- Развѣ вы не замѣтили, какъ сконфузился юнецъ, увидѣвъ хлѣбъ съ масломъ. Не пьютъ-ли они чай съ патокой? Я разскажу объ этомъ старому Пенденннсу, когда буду въ городѣ.
   -- Не вижу тутъ ничего смѣшного,-- сказалъ мистеръ Пинсентъ.
   -- Еще бы вамъ видѣть, -- проворчалъ мистеръ Уэггъ и пріятели вернулись въ замокъ въ очень мрачномъ настроеніи духа.
   За обѣдомъ Уэггъ очень ядовито разсказалъ о посѣщеніи Фэрокса, обнаруживъ рѣдкую наблюдательность. Онъ описалъ стараго Джона, платье, сушившееся на кустѣ, калоши въ передней, гостиную, мебель и портреты.-- Бьюсь объ закладъ, что длинноносый старикъ съ лысиной -- fe u Пенденнисъ; портретъ, въ родѣ пластыря, юнца во весь ростъ въ студенческомъ костюмѣ -- нынѣшній маркизъ Фэрокскій; вдовица изображена въ миніатюрѣ, когда была еще молоденькой, но кажется и теперь еще носитъ тоже платье, или сшитое годомъ позже, и перчатки съ обрѣзанными кончиками; она ими штопаетъ галстухи своему сыну. Мы застали ее за этой работой, а потомъ явилась служанка, принесла цѣлую гору хлѣба съ масломъ, и мы оставили графа и графиню уписывать это угощеніе.
   Бланшъ, обожавшая les hommes d`esprit, расхохоталась и назвала его старымъ забавникомъ. Но мистеръ Пинсентъ, съ отвращеніемъ слушавшій Уэгга, вмѣшался въ разговоръ и отрѣзалъ во всеуслышаніе:
   -- Я не знаю, мистеръ Уэггъ, къ какого рода дамамъ вы привыкли въ своей собственной семьѣ, но считаю долгомъ заявить, что, на сколько можно судить по первому посѣщенію, я рѣдко встрѣчалъ такъ прекрасно воспитанныхъ леди. Я надѣюсь, мэ`мъ, что вы пригласите ихъ къ намъ,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ леди Рокминстеръ, сидѣвшей по правую руку отъ сэра Фрэнсиса Клевринга.
   Сэръ Фрэнсисъ наклонился къ гостю, сидѣвшему налѣво, и шепнулъ:
   -- Вотъ, что я называю, отбрили Уэгга.
   А леди Клеврингъ весело ударила молодого человѣка вѣеромъ и, устремивъ на него свои черные глаза, сказала ласковымъ гономъ:
   -- Мистеръ Пинсентъ, вы славный малый.
   Послѣ происшествія съ Бланшъ въ отношеніяхъ Лауры къ кузену можно было замѣтить легкій оттѣнокъ печали, можетъ быть, даже горечи. Она точно разбирала его и находила, что онъ не выдерживаетъ критики: вдова замѣчала, что ясный взглядъ дѣвушки нерѣдко останавливается на молодомъ человѣкѣ и слѣдитъ за нимъ. Не разъ также мелькало на ея лицѣ почти гнѣвное выраженіе, когда Пенъ зѣвалъ въ гостиной съ дамами или лѣниво слонялся по лугу, покуривая сигару, или дремалъ надъ книгой, развалившись подъ деревомъ.
   -- Что-нибудь произошло между вами?-- спрашивала Елена.-- Что-нибудь да было. Не устроила-ли Бланшъ какую-нибудь гадость? Признайся, Лаура.
   -- Ничего не было, рѣшительно ничего,-- отвѣчала Лаура.
   -- Почему же ты такъ странно смотришь на Пена?
   -- Взгляните на него, милая мама,-- сказала дѣвушка.-- Наше общество не удовлетворяетъ его; мы недостаточно умны для такого генія, какъ Пенъ. Онъ даромъ тратитъ жизнь и энергію, привязанный къ нашимъ юбкамъ. Онъ ничѣмъ не интересуется, почти не выходитъ заворота сада. Даже капитанъ Глендерсъ и капитанъ Стронгъ,-- прибавила она, съ горькой усмѣшкой, -- надоѣли ему, а вѣдь они мужчины и, стало быть, высшія существа сравнительно съ нами. Здѣсь онъ не будетъ счастливъ. Ему надо выступить въ свѣтъ, избрать себѣ профессію.
   -- Мы сберегли порядочно, благодаря строгой экономіи,-- сказала вдова, начиная волноваться.-- Пенъ ничего не тратилъ за все это время. Онъ очень добръ. Я увѣрена, что онъ можетъ быть счастливъ съ нами.
   -- Не волнуйтесъ такъ, милая мама,-- сказала дѣвушка.-- Не нужно огорчаться изъ-за того, что Пенъ скучаетъ здѣсь. Всѣ мужчины таковы. Имъ нужно работать. Нужно завоевывать себѣ имя и положеніе въ обществѣ. Посмотрите: оба капитана служили, участвовали въ битвахъ; мистеръ Пинсентъ, что былъ у насъ, общественный дѣятель, усердно работаетъ и добивается извѣстности. Онъ говоритъ, что Пенъ былъ однимъ изъ лучшихъ ораторовъ въ обществѣ и не уступитъ по дарованіямъ любому изъ тамошнихъ джентльменовъ. Пенъ самъ смѣется надъ знаменитостью мистера Уэгга (и дѣйствительно, это непріятный человѣкъ), называетъ его осломъ и говоритъ, что всякій можетъ писать такія книги.
   -- Онѣ отвратительны,-- вставила вдова.
   -- А все-таки онъ пользуется извѣстностью. Вотъ что пишутъ въ "Хроникѣ Графства": Знаменитый мистеръ Уэггъ... Если Пенъ можетъ писать лучше, чѣмъ этотъ господинъ, и говорить; лучше, чѣмъ мистеръ Пинсентъ,-- зачѣмъ же дѣло стало? Мама, вѣдь онъ не можетъ говорить намъ рѣчи, не можетъ отличиться, оставаясь здѣсь. Онъ долженъ уѣхать, долженъ!
   -- Милая Лаура,-- сказала Елена, взявъ ее за руку.-- Хорошо-ли съ твоей стороны торопить его? Я ждала. Я копила деньги, чтобы... чтобы отдать тебѣ долгъ.
   -- Молчите, молю!-- воскликнула Лаура, обнимая ее.-- Это ваши деньги, а не мои. Я не хочу и слышать о нихъ. Сколько вы накопили?
   Елена отвѣчала, что у нея лежитъ въ банкѣ болѣе двухсотъ фунтовъ и что она разсчитывала уплатить Лаурѣ весь долгъ къ концу будущаго года.
   -- Отдайте ему -- отдайте ему эти двѣсти фунтовъ. Пусть онъ ѣдетъ въ Лондонъ и сдѣлается юристомъ, чѣмъ-нибудь, достойнымъ сыномъ своей матери,-- и моей, милая мама.-- Въ отвѣтъ на это Елена, съ обычной нѣжностью и волненіемъ объявила, что Лаура истинное утѣшеніе для нея и лучшая изъ дѣвушекъ,-- и я надѣюсь, что никто не будетъ противорѣчить ей въ данномъ случаѣ.
   Вдова и дочь нѣсколько разъ обсуждали этотъ вопросъ. Старшая уступала аргументамъ честной и серьезной дѣвушки; къ тому же, эта любящая мать всегда была готова жертвовать собой. Но она не отказывалась отъ своего плана и имѣла его въ виду. Однажды она разсказала Пепу о новыхъ проектахъ на его счетъ, причемъ не забыла упомянуть объ ихъ авторѣ: какъ Лаура настаивала, чтобы онъ ѣхалъ въ Лондонъ и занимался, какъ Лаура устроила денежную сторону вопроса, отказавшись отъ уплаты ей долга, и какъ, слѣдовательно, онъ долженъ быть благодаренъ Лаурѣ, если согласится на этотъ проектъ.
   При этомъ сообщеніи Пенъ вспыхнулъ отъ удовольствія и обнялъ мать съ жаромъ, который врядъ-ли порадовалъ ее; впрочемъ, она утѣшилась, когда онъ сказалъ:
   -- Клянусь небомъ, она великодушная дѣвушка; да благословитъ ее Всемогущій! Ахъ, матушка! Я томился безъ дѣла и не зналъ, за что взяться. Я терзался воспоминаніями о моемъ позорѣ, о моихъ долгахъ, о моемъ нелѣпомъ и дурацкомъ поведеніи. Я адски страдалъ и совсѣмъ упалъ духомъ. Я хочу, хочу искупить свое прошлое и исполнить свой долгъ относительно лучшей изъ матерей. Я еще сдѣлаюсь достойнымъ васъ. Да благословитъ васъ Богъ! Да благословитъ онъ Лауру! Какъ жаль, что ея нѣтъ дома, и я не могу поблагодарить ее.-- Произнося эти безсвязныя фразы, онъ бѣгалъ по комнатѣ, пилъ стаканами воду, обнималъ и цѣловалъ мать,-- принимался хохотать -- принимался пѣть словомъ, никогда она не видала его такимъ счастливымъ, даже въ дѣтствѣ, когда онъ еще не вкусилъ плодовъ Древа жизни, соблазняющаго человѣчество съ тѣхъ поръ, какъ оно копошится на землѣ.
   Лауры не было дома. Лаура была въ гостяхъ у великолѣпной леди Рокминстеръ, дочери лорда Барнкдиса, сестры леди Поктипуль и, слѣдовательно, дальней родственницы Елены, какъ любезно заявила сама миледи, досконально изучившая генеалогію. Мистеръ Пенъ былъ очень польщенъ этимъ признаніемъ родства, хотя, кажется, его немножко обидѣло невниманіе леди Рокминстеръ, которая увезла съ собой въ Баймутъ миссъ Белль, не подумавъ пригласить мистера Артура Пенденниса. Лаурѣ предстояло въ первый разъ въ жизни явиться на балу, въ Баймутѣ. Вдовствующая леди прислала за ней коляску, и дѣвушка уѣхала, захвативъ съ собой бѣлое платье, счастливая и цвѣтущая, какъ роза, съ которой сравнилъ ее Пенъ.
   Балъ долженъ былъ состояться въ Баймутскомъ отелѣ вечеромъ того же дня, когда произошло вышеприведенное объясненіе Пена съ матерью.
   -- Клянусь Юпитеромъ, я поѣду въ Баймутъ,-- сказалъ Пенъ,-- или нѣтъ, не поѣду, но во всякомъ случаѣ буду тамъ.
   Его мать была въ восхищеніи отъ этого рѣшенія, и когда онъ обсуждалъ вопросъ, какъ ему отправиться въ Баймутъ, зашелъ капитанъ Стронгъ, сказалъ, что онъ тоже ѣдетъ и предложилъ подвезти Пена на своей лошади "Мясникѣ".
   Когда мѣстные тузы нагрянули въ Клеврингъ-Паркъ, кавалеръ Стронгъ не только не искалъ ихъ общества, но и уходилъ отводить душу къ знакомымъ.-- Я видѣлъ не мало званыхъ обѣдовъ на своемъ вѣку,-- говорилъ онъ,-- обѣдовъ, на которыхъ участвовали король и члены королевской фамиліи, и врядъ-ли у самаго послѣдняго гостя было меньше полдюжины звѣздъ. Но, Глендерсъ, эта пышность не по мнѣ. Англійскія леди, съ ихъ проклятымъ жеманствомъ, сквайры, съ послѣобѣденными разговорами о политикѣ, нагоняютъ на меня дремоту, ей-ей! Я люблю выкурить сигару на свободѣ, разстегнувшись, выпить пива хоть и въ оловянной кружкѣ, да безъ стѣсненій.-- Итакъ, въ торжественные дни въ Клеврингъ-Паркѣ, кавалеръ ограничивался тѣмъ, что присматривалъ за порядкомъ, отдавалъ распоряженія дворецкому и слугамъ, просматривалъ карту обѣда съ monsieur Мираболаномъ, но рѣдко принималъ участіе въ банкетѣ.-- Пришлите ко мнѣ въ комнату котлетку и бутылку бордо,-- говорилъ этотъ философъ и, расположившись у окна, слѣдилъ за подъѣзжавшими экипажами или разсматривалъ туалеты дамъ сквозь оеil-dе-boeuf въ корридорѣ. Когда гости усаживались за обѣдъ, Стронгъ уходилъ черезъ паркъ къ капитану Глендерсу, или къ хозяйкѣ "Клевринскаго герба", или къ мадамъ Фрибсби послушать мѣстныя новости и выпить чашку чая. Куда бы онъ ни ходилъ, -- вездѣ его принимали съ радостью, и откуда бы онъ ни уходилъ, -- всюду оставлялъ за собой запахъ горячаго пунша.
   Лошадь "Мясникъ" -- не изъ худшихъ лошадей сэра Фрэнсиса -- находилась въ распоряженіи капитана Стронга. Старый служака могъ сѣдлать или запрягать ее во всякое время дня и ночи и разъѣзжать по сосѣдямъ сколько душѣ угодно. Врядъ-ли осталась въ окрестностяхъ хоть одна харчевня съ мало-мальски сноснымъ пивомъ, хоть одинъ фермеръ, у котораго имѣлась хорошенькая дочка, игравшая на фортепіано, врядъ-ли состоялась хоть одна ярмарка или скачка, которой не посѣтилъ бы кавалеръ на своей гнѣдой лошадкѣ. Видѣли его и въ Четтрисѣ, въ театрѣ, въ казармахъ, въ Баймутѣ, если тамъ устраивалось какое-нибудь увеселеніе,-- словомъ, онъ вездѣ былъ свой человѣкъ. "Мясникъ" быстро доставилъ Пена и капитана Стронга въ Баймутъ. Въ гостинницѣ, гдѣ Стронгъ тоже оказался своимъ человѣкомъ, они взяли комнату, переодѣлись и отправились на балъ. Капитанъ былъ великолѣпенъ. Его широкая грудь была украшена тремя золотыми крестиками, придававшими ему видъ какого-то иноземнаго фельдмаршала.
   Вечеръ былъ публичный, и народа набралось много, такъ какъ Пинсентъ имѣлъ виды на мѣстное населеніе, а леди Рокминстеръ была патронессой бала. Для публики познатнѣе былъ отведенъ одинъ конецъ залы, куда кавалеръ Стронгъ (не интересовайшійся высокопоставленными особами) почти не заглядывалъ. За то на другомъ концѣ оказались все его пріятели: виноторговцы, трактирщики, лавочники, ходатаи по дѣламъ, дочери фермеровъ, ихъ родители и братцы, -- онъ едва успѣвалъ пожимать имъ руки.
   -- Что это за человѣкъ съ голубой ленточкой и орденомъ фунта въ три вѣсомъ?-- спросилъ Пенъ, указывая на господина въ черномъ фракѣ, завитаго, съ эспаньолкой, который горделиво смотрѣлъ на нихъ, заложивъ одну руку за пуговицу жилета, а другой -- поддерживая шляпу.
   -- Ей Богу, это Мираболанъ!-- съ хохотомъ воскликнулъ Стронгъ.-- Bonjour Chef! Bonjour Chevalier!
   -- De la croix de Juillet, Chevalier!-- отвѣчалъ шефъ, дотрогиваясь рукой до ордена.
   -- Да вотъ и еще какой-то съ ленточкой,-- замѣтилъ Пенъ.
   Господинъ съ удивительно черными, очевидно, крашенными волосами, съ мигающими глазками и выцвѣтшими бровями, съ морщинистымъ лицомъ страннаго бронзоваго цвѣта, въ какомъ-то необычайномъ костюмѣ, въ огромныхъ перчаткахъ, разукрашенный брилліантами и всякими побрякушками, въ высокихъ сапогахъ на тощихъ ногахъ, съ разноцвѣтной ленточкой въ петлицѣ,-- подошелъ къ нимъ и фамильярно кивнулъ Стронгу.
   Шевалье пожалъ ему руку.-- Мой другъ, мистеръ Пенденнисъ... Полковникъ Альтамонтъ, конвоя его высочества набаба Лукновскаго.-- Офицеръ поклонился Пену, который высматривалъ въ эту минуту, не вошла-ли въ залу интересовавшая его особа.
   Ея еще не было. Но вотъ оркестръ грянулъ: "Вотъ, герой -- побѣдитель!" и высокопоставленные гости -- вдовствующая графиня Рокминстеръ, мистеръ Пинсентъ и миссъ Белль, сэръ Френсисъ Клеврингъ, баронетъ, изъ Клеврингъ-Парка, леди Клеврингъ и миссъ Эмори, сэръ Орасъ Фоджи, баронетъ, леди Фоджи, полковникъ Гиггсъ съ супругой, Уэггъ, эсквайръ (такъ описывала эту процессію мѣстная газета) -- вошли въ залу.
   Пенъ, мимо Бланшъ, кинулся къ Лаурѣ и схватилъ ее за руку.
   -- Спасибо вамъ!-- сказалъ онъ,-- мнѣ нужно поговорить съ вами,-- я долженъ поговорить съ вами,-- можно съ вами танцовать?
   -- Только не первые три танца, милый Пенъ, -- сказала она съ улыбкой, и онъ отступилъ, закусивъ губы съ досады и забывъ поздороваться съ Пинсентомъ.
   Леди Клеврингъ слѣдовала за леди Рокминстеръ съ ея гостями. Полковникъ Альтамонтъ пристально смотрѣлъ на нее, закрывъ лицо платкомъ, распространявшимъ сильный запахъ мускуса, и подсмѣиваясь себѣ подъ носъ.
   -- Что это за дѣвченка въ зеленомъ платьѣ, капитанъ?-- спросилъ онъ Стронга.
   -- Это миссъ Эмори, дочь леди Клеврингъ,-- отвѣчалъ шевалье.
   Полковникъ расхохотался.
   

ГЛАВА XXVI.
Бальныя приключенія.

   Пріютившись за коленкоровыми, занавѣсками, въ темной амбразурѣ окна, Артуръ Пенденнисъ, ужасно мрачный и хмурый, слѣдилъ за миссъ Белль, танцовавшей первую кадриль съ мистеромъ Пинсентомъ. Личико миссъ Лауры сіяло весельемъ. Музыка, толпа, яркое освѣщеніе возбуждали ее. Когда, окончивъ свою фигуру, она вернулась на мѣсто, счастливая и улыбающаяся, въ бѣломъ платьѣ, съ разсыпавшимися по плечамъ темными локонами,-- не одинъ джентльменъ въ залѣ залюбовался ею. Леди Фоджи, проживавшая въ Лондонѣ, въ собственномъ домѣ, спросила у леди Рокминстеръ, что это за дѣвушка? прибавивъ, что она напоминаетъ одну извѣстную лондонскую красавицу и, навѣрное, "пойдетъ въ ходъ".
   Леди Рокминстеръ была бы не мало удивлена, если бы ея protégée не "пошла въ ходъ"; и вопросъ леди Фоджи показался ей просто безстыднымъ. Она величественно слѣдила за Лаурой въ лорнетъ. Ей нравились открытая наружность и невинное веселье дѣвушки.-- У нея прекрасныя манеры, -- думала миледи.-- Руки красноваты, но это общій недостатокъ слишкомъ молодыхъ дѣвушекъ. Ея ton гораздо лучше, чѣмъ у дерзкой маленькой миссъ Эмори, танцующей противъ нея.
   Миссъ Бланшъ дѣйствительно танцовала vis-à-vis съ миссъ Лаурой, посылала сладчайшія улыбки своей безцѣнной подругѣ, кивала ей, разговаривала съ нею при встрѣчахъ въ кадрили, и вообще всячески оказывала ей покровительство. Ея плечики были бѣлѣе всѣхъ въ залѣ и ни на минуту не оставались въ покоѣ, также какъ и глаза, и вся ея маленькая фигурка, точно говорившая всѣмъ и каждому:
   -- Любуйтесь на меня, а не на эту краснощекую, здоровую деревенскую дѣвушку, миссъ Белль, которая и танцовать не умѣла, пока я ее не выучила. Вотъ настоящая парижская манера,-- вотъ самая хорошенькая маленькая ножка въ залѣ, и самый хорошенькій маленькій башмачекъ. Смотрите, мистеръ Пинсентъ. Смотрите, мистеръ Пенденнисъ, полно вамъ хмуриться за занавѣской,-- я знаю, что вамъ хочется танцовать со мной.
   Лаура замѣтила Пена въ амбразурѣ окна. Онъ оставался въ этомъ убѣжищѣ въ теченіе первой кадрили, остался и на вторую, пока добродушная леди Клеврингъ не подозвала его къ себѣ, къ почетному мѣсту, гдѣ сидѣли знатныя вдовы. Пенъ подошелъ къ нимъ, краснѣя и чувствуя себя очень неловко, какъ почти всѣ самолюбивые молодые люди. Онъ церемонно поклонился леди Рокминстеръ, которая едва отвѣтила на его поклонъ, а затѣмъ усѣлся подлѣ вдовы покойнаго Эмори, ослѣпительной въ своихъ брилліантахъ, бархатѣ, кружевахъ, перьяхъ и другихъ произведеніяхъ модныхъ и ювелирныхъ магазиновъ.
   Юный мистеръ Фоджи, въ то время обучавшійся въ Итонѣ, въ пятомъ классѣ и съ нетерпѣніемъ поджидавшій бороды и опредѣленія въ драгунскій полкъ, удостоился чести танцовать вторую кадриль съ миссъ Белль. Онъ былъ въ восторгѣ отъ этой дѣвицы. По его словамъ, онъ еще не видывалъ такого очаровательнаго созданія.-- Вы мнѣ нравитесь гораздо больше, чѣмъ та французская барышня (передъ этимъ молодой джентльменъ танцовалъ съ миссъ Эмори) -- объявилъ онъ простодушно. Лаура засмѣялась и еще больше развеселилась, встрѣтилась глазами съ Пеномъ, и продолжала веселиться, такъ же, какъ онъ продолжалъ сохранять нелѣпо мрачный и трагическій видъ. Слѣдующій танецъ былъ вальсъ, и молодой Фоджи со вздохомъ подумалъ, что онъ не умѣетъ танцовать вальсъ и далъ себѣ клятву выучиться къ ближайшимъ вакаціямъ.
   Мистеръ Пинсентъ снова предложилъ руку миссъ Белль, и Пенъ съ бѣшенствомъ смотрѣлъ, какъ они кружились по залѣ. Раньше онъ не сердился, когда бывало лѣтнимъ вечеромъ мебель отодвигалась къ стѣнамъ, гувернантка садилась за фортепьяно, а онъ, шевалье Стронгъ (превосходный танцоръ, плясавшій англійскую волынку, нѣмецкій вальсъ, испанскій фанданго,-- все, что угодно) и двѣ молодыхъ леди, Бланшъ и Лаура, импровизировали маленькіе балы въ Клеврингъ-Паркѣ. Лаура такъ увлекалась вальсомъ, что ея оживленіе передалось даже мистеру Пинсенту. Бланшъ танцовала превосходно, но ей попался неловкій кавалеръ, мистеръ Бродфутъ, капитанъ драгунскаго полка, стоявшаго въ Четтрисѣ. Капитанъ Бродфутъ, хотя и проявлялъ большую энергію въ танцахъ, но вертѣлся очень неуклюже и, отличаясь полнымъ отсутствіемъ слуха, рѣшительно не замѣчалъ, что не попадаетъ въ тактъ.
   Итакъ, въ вальсѣ, какъ и въ кадрили, Лаура первенствовала. Успѣхъ дорогой подруги былъ совсѣмъ не по сердцу Бланшъ, которая, сдѣлавъ одинъ или два тура съ неуклюжимъ драгуномъ, притворилась утомленной и попросила отвести ее къ мамѣ. Съ мамой въ это время бесѣдовалъ мистеръ Пенъ, къ которому Бланшъ и обратилась съ вопросомъ: почему онъ не пригласилъ ее на вальсъ, а предоставилъ въ жертву этому отвратительному дѣтинѣ въ красной курткѣ и при шпорахъ?
   -- Я думалъ, что шпоры и муидиръ самая привлекательная вещь на свѣтѣ для барышень,-- отвѣчалъ Пенъ.-- Никогда бы не осмѣлился приравнять мой черный фракъ къ этой великолѣпной красной курткѣ.
   -- Вы также нелюбезны и жестоки, какъ угрюмы и скучны,-- отвѣчала Бланшъ, вздернувъ плечиками.-- Отчего вы не уйдете? Ваша кузина смотритъ на насъ черезъ плечо мистера Пинсента.
   -- Угодно вамъ танцовать со мной вальсъ?-- спросилъ Пенъ.
   -- Только не этотъ. Я только что отказалась танцовать съ этимъ невозможнымъ капитаномъ Бродфутомъ. Взгляните на мистера Пинсента, видѣли вы когда-нибудь такого субъекта? Но я буду танцовать съ вами слѣдующій вальсъ и кадриль. Я ангажирована, но скажу мистеру Пулю, что вы пригласили меня раньше, да я забыла.
   -- Женщины вообще скоро забываютъ,-- замѣтилъ мистеръ Пенъ.
   -- Но всегда возвращаются съ раскаяніемъ,-- отвѣчала Бланшъ.-- Вотъ идетъ нашъ Ухватъ, а съ нимъ и Лаура. Какъ она мила!
   Лаура подошла къ Пену и протянула ему руку, а мистеръ Пинсентъ поклонился, но такъ, словно онъ и въ самомъ дѣлѣ обладалъ свойствами той домашней утвари, съ которой сравнила его миссъ Эмори.
   За то личико Лауры дышало лаской.-- Я рада васъ видѣть здѣсь, милый Пенъ, -- сказала она.-- Теперь я могу поговорить съ вами. Что мама? Слѣдующій танецъ я могу танцовать съ вами, Пенъ.
   -- Я только что напросился въ кавалеры миссъ Эмори,-- сказалъ Пенъ; а миссъ Эмори кивнула головкой и сдѣлала свой обычный реверансъ.
   -- Я не уступлю его вамъ, милая Лаура,-- сказала она.
   -- Полноте, онъ будетъ танцовать со мной, дорогая Бланшъ,-- отвѣчала Лаура.-- Хотите, Пенъ?
   -- Я обѣщался танцовать съ миссъ Эмори.
   -- Очень жаль,-- отвѣчала Лаура, и въ свою очередь, сдѣлавъ реверансъ, примостилась подъ крылышко леди Рокминстеръ.
   Пенъ былъ въ восторгѣ отъ этого происшествія. Двѣ красивѣйшія дѣвушки въ залѣ ссорились изъ-за него. Онъ былъ очень доволенъ, что наказалъ миссъ Лауру. Небрежно прислонившись къ стѣнѣ, онъ сталъ занимать Бланшъ, безжалостно осмѣивая всѣхъ присутствующихъ: тяжеловѣсныхъ драгуновъ въ красныхъ мундирахъ, неуклюжихъ мѣстныхъ франтовъ, туалеты дамъ. У одной было точно гнѣздо на головѣ, у другой фунтовъ шесть винограда, перевитаго фальшивымъ жемчугомъ.
   -- Куафюра изъ миндаля и винограда, -- замѣтилъ Пенъ,-- годилась бы для дессерта.
   Словомъ, онъ обнаруживалъ чрезвычайно сатирическое направленіе ума.
   Во время кадрили онъ продолжалъ бесѣду въ томъ же духѣ съ необыкновенной живостью и ѣдкостью, заставляя Бланшъ безпрерывно смѣяться частью его остроумнымъ шуткамъ, частью же потому что Лаура опять танцовала vis-à-vіs съ ними, и могла видѣть, какъ имъ весело и пріятно вдвоемъ.
   -- Артуръ очень милъ сегодня,-- шепнула она Лаурѣ черезъ плечо корнета Перча, пока Пенъ, засунувъ руки въ карманы, исполнялъ cavalier seul.
   -- Кто?-- спросила Лаура.
   -- Артуръ, -- отвѣчала Бланшъ по французски.-- Очень хорошенькое имя.-- Тутъ ея кавалеръ снова присоединился къ ней, а корнетъ Перчъ въ свою очередь принялся выдѣлывать pas seul. Но у него не было жилетныхъ кармановъ, такъ что его большія красныя руки, свѣсившіяся вдоль тѣла, очень непрезентабельно выглядывали изъ рукавовъ.
   Въ промежуткѣ, между кадрилью и слѣдовавшимъ за ней вальсомъ, Пенъ почти не занимался Лаурой, спросилъ, интересный-ли у нея кавалеръ и нравится-ли онъ ей также какъ мистеръ Пинсентъ? Вонзивъ эти двѣ стрѣлы въ сердце Лауры, мистеръ Пенденнисъ вернулся къ Бланшъ Эмори и продолжалъ отпускать шуточки, не всегда удачно, но всегда громко. Лаура, не знала, чѣмъ объяснить мрачное настроеніе кузена и чѣмъ она могла оскорбить его; но по своей добротѣ и мягкосердечію не сердилась на Пена; тѣмъ болѣе, что ревность мужчины не всегда бываетъ непріятна для женщины.
   Такъ какъ Пенъ не могъ танцовать съ нею, она охотно приняла приглашеніе шевалье Стронга, который танцовалъ лучше Пена. Какъ всякая живая и невинная дѣвушка, она любила танцы и, пустившись въ вальсъ, веселилась отъ души. Капитанъ Бродфутъ тоже пустился въ плясъ съ дамой немного по меньше размѣрами его самого,-- миссъ Роундль, дородной дѣвицей, въ креповомъ платьѣ цвѣта земляничнаго мороженаго, дочерью дамы съ виноградомъ на головѣ, гроздья котораго такъ удивили Пена.
   Дождавшись своей очереди, мистеръ Артуръ Пенденнисъ пустился въ вальсъ съ своей хорошенькой дамой, нѣжно опиравшейся на его руку. Чувствуя, что они представляютъ блестящую парочку, онъ посматривалъ, слѣдитъ-ли за ними Лаура; но она, повидимому, не замѣчала ихъ, танцуя съ капитаномъ Стронгомъ. Однако, торжество Пена было кратковременно; видно ужь судьба обрекла Бланшъ на огорченія въ эту злосчастную ночь. Пока она кружилась съ Пеномъ, легко и граціозно, не хуже чѣмъ въ любомъ балетѣ, достойный капитанъ Бродфутъ, уцѣпившись за объемистую талію своей дамы, выплясывалъ съ медвѣжьей граціей, мѣшая всѣмъ остальнымъ. Надо же было ему подвернуться на встрѣчу нашей парочкѣ, которая въ самомъ разгарѣ вальса съ размаха налетѣла на тяжеловѣснаго драгуна съ его дамой,-- и такъ сильно, что всѣ четверо потеряли равновѣсіе. Драгунъ и миссъ Роундль покатились на полъ, Пенъ послѣдовалъ за ними; его дамѣ болѣе посчастливилось, она отлетѣла на скамью и шлепнулась спиной о стѣну.
   Неуклюжій, но добродушный капитанъ первый расхохотался надъ этимъ маленькимъ несчастіемъ; но миссъ Эмори разозлилась страшно, миссъ Роундль, усѣвшись на полу, посматривала кругомъ такъ жалобно, что никто не могъ удержаться отъ улыбки, а Пенъ выходилъ изъ себя, услыхавъ шуточки по своему адресу. Онъ былъ изъ тѣхъ насмѣшливыхъ молодыхъ людей, которые не выносятъ насмѣшекъ надъ ними самими, и пуще всего боятся очутиться въ смѣшномъ положеніи.
   Когда онъ всталъ, Лаура и Стронгъ смѣялись, всѣ окружающіе смѣялись, Пинсентъ и его дама смѣялись; а Пенъ бѣсновался и готовъ былъ задушить виновниковъ своего несчастія. Онъ въ бѣшенствѣ отвернулся отъ нихъ и сталъ, путаясь въ словахъ, оправдываться передъ своей дамой. Во всемъ виновата эта пара... эта толстая дама въ розовомъ платьѣ... онъ надѣется, что миссъ Эмори не ушиблась... что она не откажется сдѣлать еще туръ вальса.
   Миссъ Эмори начисто отрѣзала, что она очень ушиблась и не желаетъ сдѣлать еще туръ вальса; и съ благодарностью приняла стаканъ воды отъ какого-то кавалера, съ голубой ленточкой и орденомъ, который бросился къ ней на помощь при этомъ плачевномъ происшествіи. Она выпила воду, улыбнулась своему новому кавалеру и, презрительно повернувшись спиной къ Пену, попросила джентльмена съ орденомъ отвести ее къ мамѣ.
   Джентльменъ съ орденомъ задрожалъ отъ восхищенія, подхватилъ руку миссъ Эмори, страстно прижалъ ее къ своему сюртуку, и бросилъ кругомъ торжествующій взглядъ.
   Счастливецъ, удостоившійся чести попасть въ провожатые къ миссъ Бланшъ, былъ никто иной какъ Мираболанъ. Дѣло въ томъ, что молодая леди до сихъ поръ не обращала вниманія на артиста, не успѣла замѣтить его лица, и теперь приняла его за какого-нибудь знатнаго иностранца. Когда они тронулись въ путь, Пенъ, забывшій свою досаду, отъ удивленія воскликнулъ:
   -- Ей Богу,-- это поваръ!
   Онъ пожалѣлъ объ этомъ восклицаніи, такъ какъ Бланшъ сама попросила Мираболана провожать ее, и стало быть артисту оставалось только исполнить эту просьбу. Бланшъ, въ своемъ волненіи, не разслышала его словъ, но Мираболанъ слышалъ ихъ и метнулъ на него бѣшеный взглядъ, насмѣшившій Пена. При его мрачномъ настроеніи онъ, пожалуй, былъ бы не прочь отъ ссоры, но мысль о томъ, что онъ могъ оскорбить повара или что подобный субъектъ можетъ обладать гоноромъ, и въ голову не приходило этому надменному аристократу, сыну аптекаря.
   Бѣдному артисту тоже въ голову не приходило, что онъ можетъ быть неровня, такимъ же, какъ онъ, смертнымъ, а его профессія слишкомъ унизительна, чтобы позволять ему разгуливать подъ ручку съ леди. На родинѣ ему не разъ случалось видѣть дамъ изъ хорошаго общества, танцующихъ съ какимъ-нибудь Блэзомъ или Пьерромъ на публичныхъ собраніяхъ, правда, дамъ, а не дѣвицъ; но онъ слыхалъ, будто desmoiselles anglaises пользуются гораздо большей свободой, чѣмъ во Франціи. Онъ собирался отвести Бланшъ къ леди Клеврингъ, и можетъ быть пригласить ее на вальсъ, какъ вдругъ услыхалъ восклицаніе Пена, восклицаніе, которое поразило его до глубины души, жестоко оскорбило и унизило. Его дама не поняла, почему онъ вдругъ остановился и проворчалъ сквозь зубы гасконское ругательство.
   Но Стронгъ, слыхавшій отъ мадамъ Фрибсби о душевномъ состояніи бѣдняги, во время подоспѣлъ къ нимъ и, сказавъ повару нѣсколько словъ по испански, спросилъ миссъ Эмори, не угодно-ли ей мороженаго? Злополучный Мираболанъ выпустилъ ея руку и, отвѣсивъ глубокій поклонъ, удалился въ крайнемъ смущеніи.
   -- Развѣ вы не узнали его?-- спросилъ Стронгъ миссъ Эмори, когда онъ отошелъ.-- Это Мираболанъ.
   -- Почему же я знала?-- отвѣчала Бланшъ.-- Онъ кавалеръ ордена и очень distingué; у него прекрасные глаза.
   -- Кажется, бѣдняга сходитъ съ ума по вашимъ beaux yeux,-- сказалъ Стронгъ.-- Онъ отличный поваръ, только немножко не въ своемъ умѣ.
   -- Что вы ему сказали на какомъ-то незнакомомъ мнѣ языкѣ?-- спросила миссъ Бланшъ.
   -- Онъ гасконецъ съ испанской границы. Я сказалъ ему, что онъ потеряетъ мѣсто, если вздумаетъ провожать васъ.
   -- Бѣдный monsieur Мираболанъ!-- замѣтила Бланшъ.
   -- Замѣтили вы, какъ онъ взглянулъ на Пенденниса?-- спросилъ Стронгъ, котораго очень забавляло это приключеніе.-- Ручаюсь, что онъ готовъ проколоть вертеломъ мистера Пена.
   -- Этотъ мистеръ Пенъ отвратительная, самолюбивая, неуклюжая тварь,-- сказала Бланшъ.
   -- Бродфутъ тоже посматривалъ на него очень косо, да и Винсентъ,-- продолжалъ Стронгъ.-- Какого прикажете мороженаго?
   -- Сливочнаго. Что это за странный господинъ, онъ тоже décoré?
   -- Это мой другъ, полковникъ Альтамонтъ, большой чудакъ, служилъ въ конвоѣ набоба Лукновскаго. Э! что тамъ за шумъ? Сейчасъ я вернусь,-- проговорилъ шевалье, и выбѣжалъ изъ комнаты въ залу, гдѣ дѣйствительно поднялся шумъ и крики.
   Комната, въ которой очутилась миссъ Эмори, была предназначена для ужина, въ которомъ участвовали гости, внесшіе по пяти шиллинговъ. Въ ней же былъ устроенъ буфетъ для аристократической части публики. Посѣтителямъ попроще слуга говорилъ, что комната предназначена для леди Рокминстеръ и Клеврингъ съ ихъ знакомыми, а для остальной публики откроется только за ужиномъ, то есть не раньше полночи. Пинсентъ, танцовавшій съ дочерями своихъ избирателей, приглашалъ ихъ сюда освѣжиться. Шевалье Стронгъ, разумѣется, имѣлъ свободный доступъ въ эту комнату, какъ и всюду. Въ настоящую же минуту въ ней находился только джентльменъ въ черномъ парикѣ: офицеръ конвоя его высочества набоба Лукновскаго
   Онъ очень рано забрался сюда, и заявивъ, что ему чертовски хочется пить, приказалъ подать бутылку шампанскаго. Слуга заключилъ изъ этого требованія, чтоимѣетъ дѣло съ важной персоной, и полковникъ принялся ѣсть и пить, снисходительно заговаривая со всякимъ посѣтителемъ.
   Сэръ Фрэнсисъ Клеврингъ и мистеръ Уэггъ, застали его здѣсь. Сэръ Френсисъ очень рано удалился изъ бальной залы, погулять на набережной и выкурить сигару; мистеръ Уэггъ увязался за нимъ, собственно для того, чтобы пройтись подъ руку съ баронетомъ, однимъ изъ первыхъ лицъ въ графствѣ. Полковникъ Альтамонтъ такъ странно посмотрѣлъ на нихъ, что Клеврингъ освѣдомился у хозяина, кто это такой и высказалъ твердое убѣжденіе, что офицеръ конвоя набоба Лукновскаго пьянъ.
   Мистеръ Пинсентъ тоже удостоился чести бесѣдовать съ придворнымъ индійскаго владыки. Пинсентъ, ухаживая за избирателями, бесѣдовалъ со всякимъ (очень любезно, надо ему отдать справедливость) и принялъ джентльмена въ черномъ парикѣ за мѣстнаго жителя, вернувшагося изъ-за границы. Когда онъ вошелъ въ комнату, съ дамой, супругой одного избирателя, полковникъ спросилъ, не угодно-ли ему стаканъ вина? Пинсентъ очень серьезно взялъ стаканъ поклонился, выпилъ вина, нашелъ его превосходнымъ, и очень вѣжливо отошелъ отъ Альтамонта. Его важность и любезность крайне смутили и поразили полковника, повидимому, непривыкшаго къ такому обращенію, онъ безсмысленно посмотрѣлъ на Пинсента, и замѣтилъ буфетчику, что этотъ малый, какъ видно, чудачина. Мистеръ Ринсеръ, буфетчикъ, смутился и не зналъ, что отвѣчать. Пинсентъ былъ внукъ графа, будущій членъ парламента; съ другой стороны, полковникъ Альтамонтъ былъ украшенъ орденами и брилліантами, безпрерывно побрякивалъ соверенами въ карманѣ и платилъ безъ разговоровъ. Итакъ, не зная, что сказать, мистеръ Ринсеръ пробормоталъ:
   -- Да, сэръ... да, мэ`мъ, прикажете чая? Чашку чая мистриссъ Джонсъ, мистриссъ Р.,-- и такимъ образомъ уклонился отъ разговора о качествахъ мистера Пинсента.
   Говоря по правдѣ, мистеръ Альтамонтъ, просидѣлъ цѣлый вечеръ въ буфетѣ, причемъ не терялъ даромъ времени, изрядно нагрузился и продолжалъ въ томъ же духѣ.
   Когда шевалье выбѣжалъ на шумъ, полковникъ всталъ и не совсѣмъ твердою поступью направился къ миссъ Бланшъ, устремивъ на нее свои красные, горѣвшіе, какъ угли, глазки. Она не замѣтила его, занявшись мороженымъ, и не обращая вниманія на шумъ въ сосѣдней залѣ, куда выбѣжали за Стронгомъ всѣ служители, находившіеся въ буфетѣ. Но, поднявъ, наконецъ, глаза, она встрѣтила пристальный взглядъ этого страннаго господина.
   -- Кто это такой?-- подумала она.-- Что за странная личность?
   -- Такъ вы Бетси Эмори?-- сказалъ онъ, наконецъ.-- Ей Богу, Бетси Эмори!
   -- Кто... кто говоритъ со мной?-- воскликнула Бланшъ, alias Бетси.
   Но шумъ въ большой залѣ усилился до такой степени, что намъ нужно поспѣшить въ залу и узнать въ чемъ дѣло.
   

ГЛАВА XXVII,
въ которой задора не меньше, чѣмъ сантиментальности.

   Въ бальной залѣ, подлѣ окна, близъ двери, изъ которой выбѣжалъ шевалье Стронгъ, прокладывая себѣ дорогу плечами и локтями, возгорѣлась междоусобная война, выражаясь высокимъ слогомъ. Публика столпилась у окна съ шумомъ и криками, съ улицы доносились насмѣшливыя восклицанія толпы, привлеченной скандаломъ, въ родѣ:-- "Ну-ка, въ рукопашную!" или "Позовите полицію!" и т. п. Группа посѣтителей, въ числѣ которыхъ выдѣлялась мадамъ Фрибсби, столпилась вокругъ monsieur Мираболана, другая вокругъ нашего пріятеля Пена. Стронгъ пробился въ толпу къ великой радости мадамъ Фрибсби, которая уцѣпилась за него, восклицая отчаяннымъ и патетическимъ голосомъ:
   -- Спасите его! спасите его!
   Виновникомъ междоусобія оказался раздражительный начальникъ кулинарной части сэра Фрэнсиса Клевринга. Послѣ того, какъ Стронгъ оставилъ залу, Пенъ, страшно раздосадованный приключеніемъ въ вальсѣ, которое сдѣлало его посмѣшищемъ въ глазахъ англійской націи, и поведеніемъ миссъ Эмори, еще болѣе унизившимъ его достоинство, подошелъ къ окну и старался успокоить свои взволнованныя чувства и охладить разгоряченное тѣло, глядя на море, съ тихимъ ропотомъ катившее свои волны. Когда онъ стоялъ такимъ образомъ, размышляя о всемъ случившемся и, можетъ быть, находя свое поведеніе нелѣпымъ и ребяческимъ, чья-то рука ударила его но плечу. Обернувшись, онъ убѣдился, къ крайнему своему негодованію и удивленію, что рука принадлежала monsieur Мираболану, глаза котораго такъ и сверкали на блѣдномъ лицѣ, обрамленномъ черными локонами. Отъ такой фамильярности со стороны французскаго повара кровь Пенденнисовъ вскипѣла въ жилахъ ихъ потомка; онъ былъ просто ошеломленъ такой дерзостью.
   -- Вы говорите по французски?-- спросилъ Мираболанъ, на своемъ родномъ языкѣ.
   -- Что вамъ нужно?-- отвѣчалъ Пенъ по англійски.
   -- Во всякомъ случаѣ, вы понимаете меня?-- продолжалъ тотъ съ поклономъ.
   -- Да, сэръ,-- отвѣчалъ Пенъ, топнувъ ногою,-- очень хорошо понимаю.
   -- Vous me comprendrez, alors, monsieur Пенденнисъ, -- отвѣчалъ поваръ, съ раскатомъ выговаривая r.-- quand je vous dis que vous ôtes un lache. Monsieur Pendennis, -- un lâche, entendez-vous.
   -- Что такое?-- проговорилъ Пенъ, внѣ себя отъ изумленія.
   -- Вы понимаете значеніе моихъ словъ и знаете, къ какимъ послѣдствіямъ они приводятъ среди порядочныхъ людей,-- отвѣчалъ артистъ, устремивъ пристальный взоръ на Пена.
   -- Послѣдствія будутъ тѣ, что я выброшу тебя за окно, наглый бездѣльникъ, -- заревѣлъ мистеръ Пенъ, бросаясь на француза, и вѣроятно привелъ бы въ исполненіе свою угрозу; такъ какъ окно было подъ рукою, а артистъ, очевидно, слабѣе Пена. Но капитанъ Бродфутъ и другіе офицеры бросились между ними,-- дамы подняли крикъ -- скрипки умолкли,-- публика столпилась вокругъ ссорящихся -- Лаура въ безпокойствѣ высматривала черезъ головы переднихъ, что такое случилось,-- наконецъ, появился Стронгъ и увидѣлъ Альсида, который, скрежеща зубами, сыпалъ гасконскія ругательства, и Пена, взбѣшеннаго, но старающагося сохранить хладнокровіе.
   -- Что случилось?-- спросилъ Стронгъ у повара по испански.
   -- Я chevalier de Juillet, отвѣчалъ тотъ, ударяя себя въ грудь,-- а онъ оскорбилъ меня.
   -- Да что онъ вамъ сказалъ?-- спросилъ Стронгъ.
   -- Il m'а appelé -- Cuіsіnіег,-- прошипѣлъ французъ. Строить едва удержался отъ смѣха.-- Пойдемте со мной, мой бѣдный шевалье,-- сказалъ онъ.-- Не слѣдуетъ ссориться въ присутствіи дамъ. Идемте, идемте, я переговорю отъ вашего имени съ мистеромъ Пенденнисомъ.-- Бѣдняга немного того, тронувшись...-- шепнулъ онъ окружающимъ, уводя Мираболана. Остальные, и въ томъ числѣ Лаура съ встревоженнымъ лицомъ, столпились вокругъ Пена, спрашивая, изъ-за чего вышла ссора.
   Пенъ и самъ не зналъ.-- Этотъ человѣкъ хотѣлъ проводить одну молодую леди; я сказалъ, что онъ поваръ, а онъ назвалъ меня трусомъ и вызвалъ на дуэль. Признаюсь, я пришелъ въ такое негодованіе, что выбросилъ бы его за окно, если бы вы, господа, не помѣшали.
   -- Да и стоило, подѣломъ ему, этакій нахалъ иностранецъ,-- послышались голоса.
   -- Я... я во всякомъ случаѣ сожалѣю, если обидѣлъ его,-- прибавилъ Пенъ. Лаура очень обрадовалась, услышавъ эти слова, но среди окружающихъ раздались восклицанія: -- Стоитъ жалѣть -- чортъ бы его побралъ, задать бы трепку этому нахалу.
   -- Вы помиритесь съ нимъ, Пенъ? не правда-ли?-- сказала Лаура, подойдя къ нему.-- У иностранцевъ могутъ быть другія понятія, чѣмъ у насъ. Если вы оскорбили этого бѣднягу, то я увѣрена, первый извинитесь передъ нимъ. Правда, милый Пенъ?
   Она казалась воплощенной кротостью и прощеніемъ, и Пенъ взялъ ее за руки, и сказалъ, что онъ такъ и сдѣлаетъ.
   -- Какъ любитъ меня эта дѣвушка,-- подумалъ онъ, глядя на нее.-- Сказать ей?.. Нѣтъ, не теперь. Нужно сначала покончить эту нелѣпую исторію съ французомъ.
   Лаура спросила,-- будетъ-ли онъ танцовать съ нею? Хотите, Пенъ? Я не боюсь вальсировать съ вами.
   Эти ласковыя слова были не совсѣмъ удачны. Пенъ живо представилъ себя на полу барахтающимся въ одной кучѣ съ миссъ Роундль и драгуномъ, миссъ Бланшъ, отлетѣвшую къ стѣнѣ, смѣющуюся толпу зрителей и въ этой толпѣ Лауру съ Пинсентомъ.
   -- Я никогда больше не стану танцовать,-- сказалъ онъ рѣшительнымъ и мрачнымъ тономъ.-- Никогда. Удивляюсь, какъ можете вы приглашать меня.
   -- Потому что Бланшъ не согласилась танцовать съ вами?-- задорно спросила Лаура.
   -- Потому, что я не хочу быть посмѣшищемъ въ глазахъ людей, и въ вашихъ глазахъ, Лаура,-- отвѣчалъ Пенъ.-- Я видѣлъ васъ съ Пинсентомъ. Нѣтъ, больше никто не будетъ смѣяться надо мною.
   -- Пенъ, Пенъ, какъ вамъ не стыдно!-- воскликнула бѣдная дѣвушка, огорченная вздорнымъ тщеславіемъ и мелочностью Пена. Онъ смотрѣлъ на Пинсента съ такимъ выраженіемъ, точно хотѣлъ повторить надъ нимъ ту же самую операцію, которой угрожалъ Мираболану.
   -- Въ чьихъ глазахъ потеряли вы оттого, что шлепнулись во время вальса? Въ глазахъ Бланшъ? Во всякомъ случаѣ, не въ нашихъ. Вы слишкомъ щекотливы и видите во всемъ злой умыселъ.
   Къ несчастью, въ это время подошелъ къ Лаурѣ мистеръ Пинсентъ и сказалъ:-- Леди Рокминстеръ поручила мнѣ пригласить васъ къ ужину.
   -- Я... я пойду съ моимъ кузеномъ,-- отвѣчала Лаура.
   -- О, къ чему же?-- возразилъ Пенъ.-- Вы въ такой хорошей компаніи, что мнѣ лучше уйти; да я и собираюсь домой.
   -- Покойной ночи, мистеръ Пенденнисъ,-- сказалъ Пинсентъ очень сухимъ тономъ (означавшимъ собственно:-- "убирайся къ чорту, нахальный, ревнивый, капризный фатишка; я бы съ наслажденіемъ выдралъ тебя за уши"). Мистеръ Пенденнисъ отвѣчалъ не менѣе сухимъ поклономъ и вышелъ изъ комнаты, не обращая вниманія на умоляющіе взгляды Лауры.
   -- Какая чудная, тихая, свѣтлая ночь!-- сказалъ мистеръ Пинсентъ,-- какъ мелодиченъ плескъ моря. Гораздо пріятнѣе гулять теперь по набережной, чѣмъ въ этой душной залѣ.
   -- Правда,-- сказала Лаура.
   -- Что за странная публика!-- продолжалъ Пинсентъ.-- Я старался любезничать со всѣми: съ дочками стряпчаго -- съ супругой аптекаря -- Богъ знаетъ съ кѣмъ.. Какой-то господинъ въ буфетѣ угощалъ меня шампанскимъ -- что-то въ родѣ моряка -- странно одѣтый и, кажется, пьяный. Выступая на общественное поприще, приходится ладить со всѣмъ этимъ народомъ -- трудная задача, признаюсь -- особливо, когда самому хотѣлось бы быть въ другомъ мѣстѣ,-- прибавилъ онъ, покраснѣвъ.
   -- Простите, сказала Лаура,-- я... я не слушала. Меня очень разстроила ссора моего кузена съ этимъ французомъ.
   -- Вашему кузену не везетъ сегодня,-- замѣтилъ Пинсентъ.-- Онъ успѣлъ возбудить противъ себя трехъ или четырехъ лицъ: того драгуна... какъ его... капитанъ Бродфудъ, кажется? молодую леди въ красномъ платьѣ, что танцовала съ капитаномъ; миссъ Бланшъ; злополучнаго шефа и... кажется, что и я не съумѣлъ заслужить его расположенія...
   -- Однако же, онъ поручилъ меня вамъ, -- сказала Лаура, взглянувъ ему въ лицо и тотчасъ же опуская глаза, точно и впрямь маленькая кокетка.
   -- Да, за это я многое могу простить ему,-- весело воскликнулъ Пинсентъ и повелъ свою добычу въ столовую.
   Она почти ничего не ѣла за ужиномъ, хотя онъ былъ сервированъ Ринсеромъ съ обычнымъ вкусомъ, какъ увѣряли мѣстныя газеты, описывая это празднество. Она была очень distraite и съ горечью думала о Пенѣ. Своенравный и вздорный, ревнивый и себялюбивый, непостоянный, вспыльчивый и несправедливый въ минуту гнѣва... Какъ могла ея мать добиваться, чтобы Лаура отдала свое сердце (дѣйствительно, мистриссъ Пенденнисъ, сотни разъ намекала на это) такому человѣку? И еслибы это случилось, могъ-ли бы онъ быть счастливъ?
   Впрочемъ, у нея отлегло отъ сердца, когда черезъ полчаса -- какъ долго тянулись для нея эти полчаса!-- слуга передалъ ей записочку отъ Пена, набросанную карандашомъ:-- "Я встрѣтилъ повара внизу, готоваго къ дуэли, и извинился передъ нимъ. Очень радъ, что сдѣлалъ это. Я хотѣлъ поговорить съ вами сегодня, но рѣшилъ отложить разговоръ до вашего возвращенія. Прощайте. Танцуйте всю ночь съ Пинсентомъ и веселитесь какъ можно больше. Пенъ". Лаура была очень обрадована этимъ письмомъ, доказывавшимъ, что доброта и великодушіе еще не совсѣмъ оставили Пена.
   Пенъ сошелъ внизъ, упрекая себя за нелѣпое отношеніе къ Лаурѣ, умоляющій взглядъ которой преслѣдовалъ его; выйдя изъ залы, онъ думалъ было вернуться къ ней и просить прощенія, но вспомнилъ, что она осталась съ проклятымъ Пинсентомъ. Онъ не могъ оправдываться передъ нимъ. Итакъ, онъ пошелъ на компромиссъ, рѣшившись забыть свой гнѣвъ и помириться съ французомъ.
   Шевалье расхаживалъ взадъ и впередъ по пріемной; увидѣвъ Пена, онъ быстро подошелъ къ нему. Веселое лицо его свѣтилось лукавствомъ.
   -- Онъ дожидается въ общей комнатѣ,-- сказалъ онъ,-- съ парой пистолетовъ. Или, быть можетъ, вы предпочитаете шпаги? Мираболанъ мастерски фехтуетъ; на іюльскихъ баррикадахъ онъ закололъ четверыхъ gardes du corps.
   -- Чортъ бы его дралъ,-- въ бѣшенствѣ произнесъ Пенъ,-- не могу же я драться съ поваромъ.
   -- Онъ кавалеръ ордена,-- возразилъ Стронгъ,-- на родинѣ ему подаютъ руки вполнѣ порядочные люди.
   -- Такъ вы хотите, чтобы я дрался съ служителемъ?-- надменно сказалъ Пенъ.-- Его я отправлю въ полицію, но... но...
   -- Но вы готовы сразиться со мной,-- подхватилъ Стронгъ со смѣхомъ.-- Полноте, я пошутилъ. Я намѣренъ уладить, а не разжигать ссору. Я увѣрилъ Мираболана, что вы употребили слово "поваръ" вовсе не съ цѣлью оскорбленія, и что по нашимъ англійскимъ обычаямъ лицу, занимающему въ домѣ служебное положеніе, не полагается разгуливать подъ ручку съ дочерью хозяйки.-- Затѣмъ онъ разсказалъ Пену, подъ величайшимъ секретомъ, все, что слышалъ отъ мадамъ Фрибсби насчетъ пламенной страсти злополучнаго артиста.
   Выслушавъ этотъ разсказъ, Пенъ расхохотался, и все его раздраженіе противъ повара разомъ улетучилось. Онъ самъ цѣлый вечеръ ревновалъ такъ же нелѣпо и искалъ предлога къ ссорѣ съ Пинсентомъ. Точно такъ же ревновалъ онъ къ Оксу свою первую возлюбленную. Вспоминая объ этомъ, Пенъ готовъ быль простить всякому, кого обуревала подобная же страсть. Итакъ, онъ подошелъ къ Мираболану съ протянутой рукой и сказалъ по французски, что онъ "Sincèrement lâché (Гамоіг usé une expression, qui avait pu blesser monsieur Mirabolant et qu'il donnait sa parole comme un gentilhomme qu`il ne l'avait jamais, jamais intendé",-- заключилъ Пенъ, передѣлавъ на французскій ладъ англійское "intended", но въ глубинѣ души очень довольный бѣглостью и правильностью своей рѣчи.
   -- Браво, браво!-- воскликнулъ Стронгъ, котораго столько же позабавила рѣчь Пена, сколько образовало его добродушіе.-- А шевалье Мираболанъ, безъ сомнѣнія, беретъ назадъ свое рѣзкое выраженіе.
   -- Monsieur Пенденнисъ самъ опровергъ мои слова,-- сказалъ Альсидъ изысканно вѣжливымъ тономъ, -- показавъ себя истиннымъ galant homme.
   Затѣмъ они пожали другъ другу руки и разстались, но прежде чѣмъ вернуться съ капитаномъ Стронгомъ въ гостинницу, Артуръ написалъ записку Лаурѣ.
   Возвращаясь въ гостинницу, Стронгъ расхвалилъ поведеніе Пена такъ же, какъ и его французское произношеніе.
   -- Вы славный малый, Пенденнисъ, и говорите по французски, какъ самъ Шатобріанъ.
   -- Я привыкъ къ этому языку съ дѣтства, -- отвѣчалъ Пенъ; и мистеръ Стронгъ былъ такъ любезенъ, что цѣлыхъ пять минутъ удерживался отъ смѣха, и только тогда предался порыву неудержимаго веселья, причину котораго Пенъ такъ и не понялъ, можетъ быть, до сего дня.
   Уже свѣтало, когда они достигли рѣчки Врауль, гдѣ и разстались. Къ этому времени балъ тоже кончился. Мадамъ Фрибсби и Мираболанъ вернулись въ Клеврингъ въ кабріолетѣ, Лаура спокойно заснула у леди Рокминстеръ, а Клевринги въ Баймутской гостинницѣ. Вскорѣ послѣ столкновенія между Пеномъ и шефомъ, Бланшъ появилась въ залѣ, блѣдная, какъ лимонное мороженое. За неимѣніемъ другой confidente, она сообщила своей горничной, что съ ней случилось самое романтическое приключеніе, что она встрѣтилась съ очень оригинальнымъ человѣкомъ, который зналъ виновника ея существованія -- ея гонимаго, -- ея несчастнаго,-- ея героическаго, -- ея замученнаго отца -- и тутъ же принялась за составленіе сонета.
   Итакъ, Пенъ вернулся въ Фэроксъ съ своимъ другомъ шевалье, не сказавъ съ Лаурой ни слова о дѣлѣ, ради котораго отправлялся въ Баймутъ. Впрочемъ, онъ могъ подождать до завтра, когда Лаура должна была вернуться домой. Онъ не особенно серьезно ревновалъ къ Пинсенту, чувствуя, что и въ этомъ случаѣ, какъ во всѣхъ остальныхъ, ему стоить захотѣть, -- и Лаура, также, какъ его мать, не откажетъ, ему ни въ чемъ.
   Въ отвѣтъ на безпокойные взгляды Елены, нерѣшавшейся спросить, что случилось въ Баймутѣ и исполнился-ли ея завѣтный проектъ, Пенъ шутливо разсказалъ ей о своей неудачѣ, прибавивъ, что послѣ такого аффронта никакому мужчинѣ не придетъ въ голову дѣлать предложеніе.-- Завтра, милая мама, когда Лаура вернется, еще будетъ время для изліяній,-- заключилъ онъ съ побѣдоноснымъ взглядомъ, а мать пригладила ему волосы, поцѣловала его, подумавъ, безъ сомнѣнія, что врядъ-ли какая-нибудь женщина устоитъ противъ него; и весь тотъ день чувствовала себя вполнѣ счастливой.
   Оставшись одинъ, мистеръ Пенъ принялся за укладку книгъ и платья, просматривалъ и жегъ лишнія бумаги, вычистилъ и уложилъ ружье; словомъ, дѣятельно занялся приготовленіями къ отъѣзду, такъ какъ, не имѣя ничего противъ женитьбы, онъ радовался и поѣздкѣ въ Лондонъ, справедливо думая, что въ двадцать три года пора серьезно взяться за дѣло и добиться успѣха, какъ можно скорѣе.
   Для достиженія этой цѣли онъ уже намѣтилъ себѣ путь.
   -- Я сдѣлаюсь юристомъ -- думалъ онъ.-- Двухсотъ фунтовъ мнѣ хватитъ на годъ, а тамъ я буду заработывать деньги перомъ, какъ многіе изъ бывшихъ оксбриджскихъ студентовъ. У меня трагедія, комедія, повѣсть; навѣрное за нихъ заплатятъ. Такимъ образомъ я могу недурно устроиться и проживу, не обременяя маму, пока не пріобрѣту прочное положеніе въ адвокатурѣ. Затѣмъ вернусь домой и заживу счастливо съ Лаурой. Она добрѣйшая дѣвушка, и къ тому же очень хороша собой; надежда на такую награду будетъ поддерживать меня,-- правда, Понто?-- Такъ строилъ воздушные замки юный мечтатель, прогуливаясь по саду маленькой усадьбы, покуривая сигару и бесѣдуя съ собакой.-- Да, будетъ поддерживать меня,-- правда? А ты будешь скучать по мнѣ, старина?-- говорилъ онъ Понто, который махалъ хвостомъ и тыкался мордой въ его руку. Понто лизалъ ему руки и сапоги, какъ и всѣ въ домѣ, а мистеръ Пенъ принималъ эти знаки подданства также какъ отъ всѣхъ другихъ,-- какъ нѣчто должное.
   Лаура вернулась домой довольно поздно вечеромъ на слѣдующій день; привезъ ее мистеръ Пинсентъ. Бѣдная дѣвушка не могла отказаться отъ этой услуги, но появленіе Пинсента нагнало мрачную тѣнь на чело Артура Пенденниса. Лаура замѣтила это и была очень огорчена; вдова же ничего не замѣтила, и, вѣроятно не желая мѣшать объясненію между молодыми людьми, вскорѣ послѣ пріѣзда Лауры объявила, что ей хочется спать и встала съ дивана, на которомъ часто лежала въ послѣднее время, причемъ Лаура сидѣла подлѣ нея съ работой или книгой. Но когда встала Елена, Лаура, покраснѣвъ, заявила смущеннымъ тономъ, что она тоже очень устала и хочетъ спать. Такимъ образомъ Еленѣ пришлось оставить надежду на исполненіе завѣтнаго плана, по крайней мѣрѣ, на сегодняшній вечерь, а мистеръ Пенъ долженъ былъ подождать рѣшенія своей судьбы до слѣдующаго дня.
   Достоинство его было задѣто. Приходилось нѣкоторымъ образомъ дожидаться въ передней, когда онъ требовать аудіенціи. Такому султану не подобало ждать. Какъ бы то ни было, онъ спалъ довольно крѣпко, несмотря на это разочарованіе, и проснувшись рано утромъ, увидѣлъ свою мать, которая стояла подлѣ кровати и будила его.
   -- Вставай, вставай, милый Пенъ, -- сказала она.-- Не будь лѣнтяемъ. Утро чудесное. Я проснулась съ разсвѣтомъ, а Лаура поднялась въ четыре часа. Она въ саду. Въ такое утро всѣмъ слѣдуетъ быть въ саду.
   Пенъ засмѣялся. Онъ тотчасъ понялъ, какая забота тревожитъ сердце простодушной женщины. Его добродушный смѣхъ обрадовалъ вдову.
   -- О, притворщица!-- сказалъ онъ, цѣлуя мать.-- О, лукавое существо! Такъ ужь нельзя ускользнуть отъ вашихъ сѣтей? вы рѣшились принести въ жертву единственнаго сына?-- Елена тоже засмѣялась, покраснѣла и смутилась. Она волновалась и была счастлива, какъ только можетъ быть счастлива кроткая, нѣжная женщина, завѣтный проектъ которой близокъ къ исполненію.
   Затѣмъ, послѣ нѣсколькихъ многозначительныхъ взглядовъ и отрывочныхъ словъ, Елена оставила Артура, и этотъ юный герой, вставъ съ постели, принялся украшать свою великолѣпную фигуру и брить свои нѣжныя щеки. Черезъ полчаса онъ вышелъ въ садъ къ Лаурѣ. Размышленія его во время туалета были несовсѣмъ пріятны.
   -- Я готовлюсь связать себѣ руки на всю жизнь,-- думалъ онъ,-- чтобы сдѣлать пріятное матери.-- Лаура лучшая изъ женщинъ и... и отдала мнѣ свои деньги.. Желалъ бы я не брать ихъ, не быть ей обязаннымъ именно теперь. Ну, да что толковать, разъ онѣ обѣ хотятъ -- нужно исполнить ихъ желаніе. Въ концѣ концовъ, сдѣлать счастливыми два лучшія существа въ мірѣ -- дѣло, отнюдь не заслуживающее порицанія.
   Додумавшись до этого вывода, Пенъ отнюдь не возгордился, хотя и сознавалъ, что приноситъ великую жертву.
   У миссъ Лауры былъ особый костюмъ для прогулокъ въ саду, очень простой, но, по мнѣнію многихъ, не лишенный изящества. Она надѣвала соломенную шляпу, обвитую широкой лентой, безполезной, по всей вѣроятности, но защищавшей ея хорошенькое личико отъ солнца. Поверхъ платья она надѣвала блузу или передникъ,-- затянутый вокругъ таліи поясомъ, что очень шло къ ней. Для защиты отъ шиповъ руки ея были защищены длинными перчатками, придававшими ей бодрый и воинственный видъ.
   Она встрѣтила Пена съ улыбкой, напомнившей ему ея вчерашнюю улыбку во время приключенія на балу. Воспоминаніе объ этомъ приключеніи было ему отнюдь не по вкусу. Но Лаура, не обращая вниманія на его мрачный и сосредоточенный видъ, подошла къ и ему все съ той же добродушно-лукавой улыбкой, протягивая перчатку, которую мистеръ Пенъ удостоилъ пожатія. Лицо его, однако, не потеряло своего трагическаго, торжественнаго выраженія.
   -- Простите за перчатку,-- сказала Лаура съ улыбкой, ласково пожимая его руку!-- Неужели мы опять сердимся, Пенъ?
   -- Зачѣмъ вы смѣетесь надо мною?-- отвѣчалъ Пенъ.-- Вы и вчера смѣялись, и выставили меня дуракомъ передъ всѣми Баймутцами.
   -- Милый Артуръ, вы неправы, отвѣчала дѣвушка.-- Вы и миссъ Роундль выглядѣли такъ забавно, -- что я не могла отнестись трагически къ этому маленькому приключенію. Вѣдь это не серьезное паденіе, дорогой Пенъ. Притомъ же миссъ Роундль пострадала гораздо больше.
   -- Провались она сквозь землю,-- проворчалъ Пенъ.
   -- Она, кажется, и думала, что проваливается сквозь землю,-- лукаво отвѣчала. Даура.-- Вы встали въ ту же минуту, но эта бѣдная леди, когда она сидѣла на полу, безпомощно озираясь кругомъ...-- и Лаура передразнила отчаянную физіономію миссъ Роундль, но тотчасъ спохватилась и сказала съ раскаяніемъ:-- Не слѣдуетъ смѣяться надъ ней, но надъ вами, Пенъ, стоитъ посмѣяться, если вы способны сердиться изъ-за такихъ пустяковъ.
   -- Вамъ-то не слѣдуетъ смѣяться надо мною, Лаура,-- сказалъ Пенъ съ горечью,-- именно вамъ.
   -- Это почему? Неужели вы такая важная особа?-- спросила Лаура.
   -- Ахъ, нѣтъ, Лаура, я особа очень незначительная, -- отвѣчалъ Пенъ.-- Но развѣ вы не достаточно казнили меня?
   -- Пенъ, дорогой мой, что вы говорите, -- воскликнула Лаура.-- Повѣрьте же, я не хотѣла обидѣть васъ. Я не думала, что такой умный человѣкъ можетъ принять въ серьезъ невинную шутку отъ сестры. Но если я огорчила васъ, -- прибавила она, снова протягивая руку,-- простите меня, милый Пенъ.
   -- Ваша кротость еще болѣе унижаетъ меня, чѣмъ смѣхъ,-- сказалъ Пенъ.-- Вы всегда выше меня.
   -- Какъ, выше великаго Артура Пенденниса? Возможно-ли это?-- возразила миссъ Лаура, не лишенная задора при всей своей добротѣ.-- Неужели вы можете признать какую бы то ни было женщину равной себѣ?
   -- Тому, кто оказываетъ благодѣяніе, не слѣдовало бы смѣяться,-- сказалъ Пенъ.-- Мнѣ тяжело слышать насмѣшки отъ моего благодѣтеля. Обязательство становится слишкомъ тяжелымъ. Вы презираете меня за то, что я взялъ ваши деньги, и конечно, я достоинъ презрѣнія. Но такой ударъ отъ васъ слишкомъ жестокъ.
   -- Деньги! обязательство! Стыдитесь, Пенъ! это неблагородно,-- воскликнула Лаура, вспыхнувъ.-- Неужели наша мать не можетъ распоряжаться всѣмъ, что у насъ есть. Не ей-ли я обязана всѣмъ, Артуръ? Можно-ли говорить о нѣсколькихъ жалкихъ гинеяхъ, когда дѣло идетъ о ея спокойствіи, о ея счастьѣ. Я стала бы пахать землю, нанялась бы служанкой, умерла бы за нее! Вы знаете это, и можете говорить о какомъ-то обязательствѣ. О, Пенъ, это жестоко, это недостойно васъ! Кто же, какъ не братъ, раздѣлитъ со мной мой избытокъ? Мой?-- да говорю же вамъ, что онъ принадлежитъ мамѣ, какъ и все, что у меня есть, какъ и моя жизнь,-- съ этими словами восторженная дѣвушка взглянула на окно въ комнатѣ вдовы, благословляя въ сердцѣ это кроткое существо.
   Елена смотрѣла изъ-за занавѣски въ окно, къ которому устремлялись взоры и сердце Лауры, и слѣдила за дѣтьми съ глубочайшимъ интересомъ и волненіемъ, молясь и надѣясь, что завѣтная мечта ея исполнится наконецъ; и если бы Лаура высказалась въ желанномъ для Елены смыслѣ, кто знаетъ, какихъ испытаній избѣжалъ бы Пенъ въ дальнѣйшей жизни, или какимъ бы другимъ испытаніямъ онъ подвергся. Онъ могъ бы оставаться въ Фэроксѣ до конца дней своихъ и умереть помѣщикомъ. Но ускользнулъ-ли бы онъ отъ соблазновъ? Искушеніе -- усердный служитель, который не боится провинціи, слѣдуетъ за нами въ деревню также охотно какъ въ городъ, сопровождаетъ отшельника въ самую отдаленную пустыню.
   -- Точно-ли ваша жизнь принадлежитъ моей матери?-- сказалъ Пенъ съ волненіемъ и дрожью въ голосѣ.-- Вамъ извѣстно, Лаура, ея завѣтное желаніе?-- прибавилъ онъ, и взялъ ее за руку.
   -- Какое, Артуръ?-- спросила она, освобождая руку, и взглянувъ еще разъ на окно Елены, перевела глаза на Пена, но тотчасъ потупилась. Она тоже дрожала, чувствуя, что критическая минута, къ которой она втайнѣ готовилась, наступила.
   -- У нашей матери есть одно завѣтное желаніе, Лаура,-- сказалъ Пенъ,-- я думаю, вы знаете его. Признаюсь, она говорила мнѣ о немъ, и если вы не имѣете ничего противъ, милая сестра, я готовъ исполнить его. Я еще молодъ годами, но испыталъ столько огорченій и разочарованій, что состарился и усталъ. Въ сущности я никому не могу предложить свое сердце. Едва начавъ жить, я уже усталъ жить. Моя карьера кончилась неудачей; я пользуюсь покровительствомъ тѣхъ, кому долженъ бы былъ самъ покровительствовать. Долженъ сознаться, что ваше благородство и великодушіе, милая Лаура, внушаетъ мнѣ скорѣе стыдъ, чѣмъ благодарность. Когда я услышалъ отъ нашей матери о томъ, что вы сдѣлали для меня... о томъ, что вы вооружили меня на новую борьбу, я хотѣлъ пойти,-- броситься къ вашимъ ногамъ и сказать: -- Лаура, хотите-ли вы бороться вмѣстѣ со мной? Ваша любовь поддержитъ меня. Нѣжнѣйшее и благороднѣйшее существо въ мірѣ будетъ моимъ товарищемъ и помощникомъ.-- Согласны-ли вы взять меня, Лаура, и сдѣлать счастливой нашу мать?
   -- Увѣрены-ли вы, что доставите счастье мамѣ, Артуръ?-- спросила Лаура тихимъ и грустнымъ тономъ.
   -- Почему же нѣтъ,-- живо отвѣчалъ Пенъ,-- съ помощью такого милаго существа. Я не могу подарить вамъ моей первой любви. Но я буду любить васъ нѣжно и вѣрно. Мое сердце разбито. Я отказался отъ многихъ иллюзій, но еще не потерялъ надежды. Я дурно воспользовался своими дарованіями, но не совсѣмъ же лишенъ ихъ; они еще могутъ послужить мнѣ и послужатъ, была бы только побудительная причина къ дѣятельности. Позвольте мнѣ уѣхать и работать въ надеждѣ, что вы раздѣлите мой успѣхъ, когда я добьюсь его Вы дали мнѣ такъ много, дорогая Лаура, неужели вы не возьмете отъ меня ничего?
   -- Что же вы можете дать мнѣ, Артуръ?-- спросила Лаура такъ серьезно и печально, что Пенъ спохватился и понялъ, что его слова оскорбили ее. Въ самомъ дѣлѣ его предложеніе было совсѣмъ не таково, какимъ было бы два дня тому назадъ, когда, полный надежды и благодарности, онъ стремился къ Лаурѣ, своей освободительницѣ, благодарить ее за возвращенную ему свободу. Если бы ему удалось высказаться тогда же, онъ говорилъ бы иначе, и можетъ быть она слушала бы иначе. Передъ ней изливалось бы благодарное сердце, а не усталое и равнодушное къ тому, возьмутъ-ли его или нѣтъ. Лаура была оскорблена его предложеніемъ. Въ сущности онъ говорилъ, что не любить ее, но и не допускаетъ отказа.-- Я отдаю вамъ себя ради моей матери,-- говорилъ онъ,-- возьмите меня, такъ какъ она желаетъ, чтобы я принесъ эту жертву.
   -- Нѣтъ, Артуръ,-- отвѣчала она,-- нашъ бракъ не можетъ доставить мамѣ счастье, о которомъ она мечтаетъ, такъ какъ онъ скоро разочаруетъ васъ. Мнѣ тоже извѣстны ея желанія; она слишкомъ откровенна, чтобы скрывать то, что лежитъ у нея на сердцѣ; и можетъ быть одно время я думала.-- но теперь отказалась отъ этой мысли, что я могу... что ея желаніе можетъ сбыться.
   -- Вы увидѣли кого-то другого -- замѣтилъ Пенъ, раздраженный ея тономъ, и намекая на происшествія послѣднихъ дней.
   -- Вы бы могли избавить меня отъ такихъ намековъ, -- сказала Лаура, поднявъ голову.-- Сердце, которое въ двадцать три года разучилось любить, какъ вы сами говорите, должно бы было разучиться ревновать. Я не считаю нужнымъ снисходить до объясненій, видѣла-ли я кого-нибудь и нахожусь-ли подъ чьимъ-либо вліяніемъ. Не считаю нужнымъ ни признавать, ни отрицать это,-- и васъ прошу больше не дѣлать подобныхъ намековъ.
   -- Простите, Лаура, если я оскорбилъ васъ, но моя ревность развѣ не доказываетъ, что у меня есть сердце?
   -- Только не для меня, Артуръ. Можетъ быть вы искренно думаете, что любите меня въ эту минуту,-- но вѣдь это только на минуту, и то потому, что встрѣтили препятствіе. Не будь препятствія, у васъ не явилось бы и охоты преодолѣть его. Нѣтъ, Артуръ, вы не любите меня. Я наскучу вамъ мѣсяца черезъ три, какъ., какъ и все остальное; и мама, увидѣвъ это, будетъ еще болѣе несчастной, чѣмъ теперь, когда узнаетъ о моемъ отказѣ. Останемся братомъ и сестрой, Артуръ, но -- не болѣе. Вы легко утѣшитесь въ этомъ маленькомъ огорченіи.
   -- Постараюсь,-- сказалъ Артуръ съ негодованіемъ.
   -- Развѣ вы не старались уже,-- отвѣчала Лаура съ нѣкоторымъ гнѣвомъ, такъ какъ давно уже была недовольна Артуромъ и теперь рѣшилась, повидимому, высказать все, что накипѣло на душѣ.-- Вотъ что, Артуръ, въ слѣдующій разъ, когда вы будете дѣлать предложеніе женщинѣ, не говорите ей, какъ вы мнѣ сказали:-- мое сердце разбито,-- я не люблю васъ, но готовъ жениться на васъ, такъ какъ этого желаетъ моя мать.-- Мы требуемъ большаго за свою любовь,-- такъ, по крайней мѣрѣ, я думаю. Я не опытна въ этомъ отношеніи и не имѣю той... той практики, на которую вы намекнули. Развѣ вы говорили своей первой возлюбленной, что ваше сердце не способно къ любви? а второй, что вы ее не любите, но, такъ и быть, примите ея любовь?
   -- О... о комъ вы говорите?-- спросилъ Пенъ, краснѣя и все еще въ сильномъ гнѣвѣ.
   -- Я говорю о Бланшъ Эмори, Артуръ Пенденнисъ, -- надменно отвѣчала Лаура.-- Два мѣсяца подъ рядъ вы вздыхали у ея ногъ, писали ей стихи -- прятали ихъ въ дуплѣ. Я знаю все. Я слѣдила... то есть она показывала ихъ мнѣ. Можетъ быть, съ обѣихъ сторонъ тутъ не было ничего серьезнаго, но вы слишкомъ быстро переходите къ новой привязанности, Артуръ. Переждите хоть первое время вашего... вашего вдовства, пока не кончится трауръ.-- (Тутъ глаза дѣвушки наполнились слезами и она провела но нимъ рукой).-- Я раздражена и рѣзка, и теперь въ свою очередь прошу у васъ прощенія, милый Артуръ. Вы вправѣ любить Бланшъ. Она въ тысячу разъ милѣе и выше чѣмъ... чѣмъ любая дѣвушка изъ окружающихъ васъ; вы могли не знать, что у нея нѣтъ сердца, а теперь вправѣ оставить ее. Я не стану упрекать васъ по поводу Бланшъ Эмори, тѣмъ болѣе, что она обманула васъ. Простите меня, Пенъ, -- тутъ она еще разъ протянула ему руку.
   -- Мы оба ревновали, сказалъ Артуръ,-- милая Лаура простимъ же другъ другу, -- и схвативъ ея руку, онъ попытался привлечь ее къ себѣ. Онъ думалъ, что она сдается и уже принялъ побѣдоносный видъ.
   Но она отшатнулась; и слезы снова покатились по ея щекамъ. Она взглянула на него такъ печально и строго, что молодой человѣкъ отшатнулся въ свою очередь.-- Я боюсь, что вы не такъ меня поняли, Артуръ. Вы сами не знаете, чего требуете. Не сердитесь, если я скажу, что вы не заслужили моего согласія. Что вы предлагаете женщинѣ въ обмѣнъ за ея любовь, честь, покорность?
   -- Если я когда-нибудь произнесу эти слова, Пенъ, то надѣюсь произнести ихъ серіезно, и съ Божьею помощью сдержать мой обѣтъ. Но вы... какія узы удержатъ васъ? Вы относитесь беззаботно ко многимъ вещамъ, которыя священны для для насъ, бѣдныхъ женщинъ. I do not like to thinck or ask how for your incredulity leads you. Вы хотите жениться на мнѣ. чтобы угодить вашей матери и сознаетесь, что ваше сердце свободно. О, Артуръ, подумайте, что вы мнѣ предлагаете? Какое обязательство принимаете вы на себя такъ легкомысленно? Мѣсяцъ тому назадъ вы готовы были обручиться съ другой. Умоляю васъ, не играйте такъ опрометчиво съ своимъ или съ чужими сердцами. Уѣзжайте и работайте; уѣзжайте и исправьтесь, дорогой Артуръ, потому что я вижу ваши недостатки и теперь рѣшаюсь говорить о нихъ; уѣзжайте и добейтесь успѣха, котораго вы, по вашему же мнѣнію, можете достигнуть, а я останусь дома и буду молиться за моего брата и ухаживать за нашей милой мамой.
   -- Это ваше окончательное рѣшеніе, Лаура?-- воскликнулъ Артуръ.
   -- Да, сказала Лаура, наклонивъ голову; и еще разъ пожавъ ему руку, вышла изъ комнаты. Онъ видѣлъ, какъ она вошла въ дверь и скрылась въ домѣ. Въ туже минуту опустилась занавѣсь въ окнѣ его матери, но онъ не замѣтилъ этого и не подозрѣвалъ, что Елена была свидѣтельницей ихъ разговора.
   Былъ-ли онъ доволенъ или раздосадованъ такимъ финаломъ? Онъ сдѣлалъ ей предложеніе и въ тайнѣ радовался, что остался свободнымъ. Она отказала ему, но точно-ли она не любила его? Порывъ ревности доказывалъ противное, что бы ни говорили ея уста.
   Теперь намъ слѣдовало бы, пожалуй, описать другую сцену, происшедшую въ Фэроксѣ, между вдовой и Лаурой, когда послѣдняя сообщила о своемъ отказѣ Артуру Пенденнису. Можетъ быть, это была самая тяжкая задача для Лауры во всемъ вышеописанномъ происшествіи,-- единственная, причинившая ей серьезное горе. Но мы не хотимъ видѣть несправедливость хорошей женщины и потому ничего не скажемъ о ссорѣ между Еленой и ея пріемной дочерью и о горькихъ слезахъ бѣдной дѣвушки. То была первая ссора между ней и вдовою, и прежестокая въ виду ея мотива. Пенъ уѣхалъ, когда она была еще въ полномъ разгарѣ, и Елена, способная простить почти все, не могла простить справедливый поступокъ Лауры.
   

ГЛАВА XXVIII.
Вавилонъ.

   Достопочтеннымъ читателямъ надо теперь разстаться съ лѣсами и зеленѣющимъ морскимъ прибрежьемъ западной Англіи,-- проститься съ провинціальными клеврингскими сплетнями и съ будничной жизнью въ маленькой уютной усадьбѣ Фэроксъ. Имъ предстоитъ перенестись въ экипажѣ одной изъ многочисленныхъ компаній дилижансовъ вмѣстѣ съ Артуромъ Пенденнисомъ въ Лондонъ, куда этотъ молодой человѣкъ теперь окончательно уѣзжаетъ съ твердымъ намѣреніемъ пріобрѣсти надлежащее положеніе въ обществѣ и составить себѣ, какъ говорится, карьеру. Ночью, въ то время, какъ дилижансъ быстро уноситъ молодого человѣка отъ дружескихъ воротъ родного его дома, въ головѣ этого молодого человѣка возникаютъ многочисленные планы, проникнутые замѣчательнымъ благоразуміемъ и предусмотрительностью, а въ окончательномъ результатѣ приводящіе къ жизненному успѣху и славѣ. Онъ сознаетъ у себя значительное превосходство надъ многими, выигравшими крупные призы на аренѣ борьбы за существованіе. Первая неудача на жизненномъ пути вызвала у него угрызенія совѣсти и заставила его сдѣлаться гораздо обдуманнѣе прежняго. Вмѣстѣ съ тѣмъ, однако, она не лишила Артура Пенденниса бодрости духа и, позволимъ себѣ присовокупить, не подорвала хорошаго мнѣнія, которое онъ всегда имѣлъ о самомъ себѣ лично. Сотни оживленныхъ фантастическихъ картинъ и розовыхъ надеждъ не давали ему уснуть. Упомянутая уже неудача и годъ, употребленный на размышленіе и самоизученіе, сдѣлали его въ дѣйствительности много старше, чѣмъ онъ былъ за двѣнадцать мѣсяцевъ тому назадъ, когда проѣзжалъ по этой самой дорогѣ въ Оксфордъ, или же обратно. Мысли Артура обращались во мракѣ ночи, съ невыразимой любовью и нѣжностью къ милой матушкѣ, простившейся съ нимъ напутственнымъ благословеніемъ. Не смотря на прежніе грѣхи и сумасбродства сына, она все-таки любитъ его и вѣритъ ему. Да ниспошлетъ Господь на нее Свое благословеніе, молится Артуръ, обращая взоръ къ звѣздамъ, сіяющимъ у него надъ головою. Онъ молится также о томъ, чтобъ Провидѣніе ниспослало ему самому нравственную силу, необходимую для стойкаго труда,-- молится, чтобы Богъ избавилъ его отъ искушеній и сподобилъ остаться порядочнымъ честнымъ человѣкомъ, достойнымъ нѣжной материнской любви, которая въ немъ души не чаетъ. Весьма вѣроятно, что въ эту минуту его мать тоже не спитъ и возсылаетъ къ Тому же Небесному Отцу еще гораздо болѣе чистыя и святыя молитвы за своего сына. Любовь такой женщины, какъ эта мать, кажется Артуру талисманомъ, съ помощью котораго онъ надѣется благополучно вынести житейскія бури и достигнуть спасительной пристани. Съ какой радостью онъ взялъ бы съ собою въ качествѣ другого талисмана также и любовь Лауры, но дѣвушка прямо и категорически объявила, что его не любитъ, такъ какъ онъ недостоинъ ея любви. Артуръ признается, со стыдомъ и угрызеніями совѣсти, что Лаура въ данномъ случаѣ совершенно права. Онъ понимаетъ, что ея душа гораздо чище и возвышеннѣе его собственной,-- сознаетъ все это, но все-таки чувствуетъ себя довольнымъ при мысли, что остался несвязаннымъ никакими обязательствами.-- Я не гожусь для такого дивнаго существа, -- говоритъ онъ себѣ самому. Непорочная ея красота и невинность заставляютъ Артура Пенденниса невольно отшатнуться. Онъ чувствуетъ себя недостойнымъ такой подруги жизни. Случается, что безшабашный кутила, который въ ранней молодости былъ человѣкомъ набожнымъ и непорочнымъ, не рѣшается заходить въ церковь, которую прежде такъ часто посѣщалъ. Онъ чуждается ея, не питая къ ней враждебнаго чувства и сознавая только, что не имѣетъ права находиться въ такомъ святомъ мѣстѣ.
   Занимаясь такими мыслями, Пенъ заснулъ лишь, когда на имперіалъ дилижанса начала садиться роса октябрьскаго утра, и проснулся, когда экипажъ остановился на станціи въ Б., чтобы дать пассажирамъ возможность позавтракать. Онъ самъ многіе десятки разъ, съ удовольствіемъ закусывалъ на этой станціи еще гимназистомъ и студентомъ. При выѣздѣ изъ Б., солнце появилось уже надъ горизонтомъ,-- погода стояла великолѣпная,-- дилижансъ быстро мчался впередъ, -- верстовые столбы мелькали мимо одинъ за другимъ,-- рожокъ почтальона весело звучалъ,-- Пенъ курилъ сигару и велъ оживленный разговоръ съ попутчиками, обмѣниваясь иногда словцомъ -- другимъ съ шоссейнымъ сторожемъ, или другими старинными знакомцами, съ которыми встрѣчался дорогой. Движеніе на ней становилось съ каждой минутой все оживленнѣе. Перемѣнивъ въ послѣдній разъ лошадей въ Г.... дилижансъ въѣхалъ въ Лондонъ. Какой молодой человѣкъ, не чувствовалъ чего-то вродѣ нервной дрожи при въѣздѣ въ этотъ громадный городъ? Сотни другихъ экипажей, заполненныхъ тысячами пассажировъ, спѣшили въ обширную британскую столицу. "Здѣсь мое мѣсто,-- думалъ Пенъ.-- Здѣсь начинается для меня битва, въ которой я долженъ побѣдить, или умереть! До сихъ поръ я былъ молокососомъ и тунеядцемъ, но теперь намѣренъ показать себя настоящимъ мужчиной. Я твердо рѣшился на это и сдержу слово!-- Энергическій молодой человѣкъ созерцалъ съ высоты своего мѣста, на имперіалѣ дилижанса, Лондонъ, бросая на столицу взгляды, полные такого же страстнаго томленія, какое испытываютъ молодые воины, отправляясь въ походъ.
   Дорогою Пенъ познакомился въ числѣ другихъ попутчиковъ съ веселымъ джентльменомъ въ потертомъ пальто. Этотъ джентльменъ, словоохотливо разсказывавшій о современныхъ литературныхъ дѣятеляхъ, съ которыми, очевидно, былъ коротко знакомъ, оказался репортеромъ одной изъ лондонскихъ газетъ, и возвращался съ комаидировки на западъ Англіи, куда его послали, чтобы присутствовать на публичномъ состязаніи въ борьбѣ между силачами двухъ сосѣднихъ городовъ. Онъ, какъ уже упомянуто, былъ знакомъ со всѣми литературными знаменитостями,-- говорилъ о Томѣ Кемпбеллѣ, Томѣ Гудѣ, Сиднеѣ Смитѣ и другихъ, точно будто былъ съ ними и въ самомъ дѣлѣ за панибрата. Проѣздомъ черезъ Промптонъ, онъ указалъ Пену извѣстнаго журналиста мистера Гуртля, прогуливавшагося подъ зонтикомъ. Пенъ перевѣсился черезъ баллюстраду имперіала, для того чтобы наглядѣться всласть на великаго Гуртля.
   -- Онъ тоже воспитывался въ коллегіи Бонифація, -- замѣтилъ Пенъ.
   Мистеръ Дуланъ, репортеръ газеты "Томъ и Джерри" (какъ это значилось на визитной карточкѣ, которую джентльменъ въ потертомъ пальто передалъ Артуру), подтвердилъ:
   -- Кажется, что такъ,-- и объяснилъ, что состоитъ съ Гуртлемъ въ пріятельскихъ отношеніяхъ.
   Пень считалъ для себя честью и счастьемъ уже самую возможность взглянуть на великаго Гуртля, произведеніями котораго восторгался. Вообще, онъ сохранялъ еще тогда въ глубинѣ души наивную вѣру въ авторовъ, журналистовъ и газетныхъ редакторовъ. Онъ питалъ даже втайнѣ благоговѣйное почтеніе къ Ваггу, какъ писателю, пользовавшемуся успѣхомъ въ обществѣ, хотя произведенія Вагга и не представлялись ему образцовыми. Пенъ какъ-то упомянулъ, что встрѣчался съ Ваггомъ въ провинціи. Дуланъ сообщилъ тогда, что этотъ знаменитый беллетристъ получаетъ по триста фунтовъ стерлинговъ за каждый томъ многочисленныхъ своихъ романовъ. Артуръ Пенденнисъ тотчасъ же принялся разсчитывать, нельзя-ли будетъ и ему самому заработывать романами хотя, напримѣръ, тысячъ по пяти фунтовъ стерлинговъ въ годъ.
   Первый знакомый, съ которымъ пришлось встрѣтиться Артуру въ Лондонѣ, въ то время, когда дилижансъ остановился передъ Глостерскимъ кафе-рестораномъ, оказался давнишній его пріятель Гарри Фокеръ, проѣзжавшій по Арлингтонской улицѣ въ шикарномъ кабріолетѣ, запряженномъ громаднымъ конемъ. Въ бѣлыхъ замшевыхъ своихъ перчаткахъ, Гарри держалъ бѣлыя же возжи. Мать-природа успѣла уже украсить его изряднимъ количествомъ волосъ на подбородкѣ. Грумъ, очень маленькаго роста, съ замѣчательно глупымь выраженіемъ лица, качался въ сидѣньѣ позади кабріолета, выставляя напоказъ свои ноги, затянутыя въ кожанныя гамаши. Фокеръ изумленно взглянулъ на запыленный экипажъ и дымящихся коней дилижанса, въ которомъ ему и самому приходилось не разъ путешествовать въ былыя времена.
   -- Какъ, это ты, Фокеръ?-- вскричалъ Пенденнисъ.
   -- Я самъ, дружище Пенъ!-- отвѣчалъ ему Гарри, энергически махнувъ кнутомъ въ качествѣ дружескаго привѣта Артуру, искренно обрадовавшемуся встрѣчѣ съ своимъ пріятелемъ нѣсколько страннымъ, но несомнѣнно добрымъ малымъ. Мистеръ Дуланъ немедленно же почувствовалъ большое уваженіе къ Пену, знакомые котораго ѣздятъ въ шикарныхъ кабріолетахъ, Пенъ же былъ очень возбужденъ и обрадованъ сознаніемъ, что находится въ Лондонѣ и на правахъ совершенно самостоятельнаго взрослаго мужчины. Онъ пригласилъ Дулана отобѣдать съ нимъ вмѣстѣ въ Ковентгарденскомъ ресторанѣ, гдѣ рѣшился остановиться,-- нанялъ извощика и укатилъ туда въ самомъ оптимистическомъ настроеніи духа. Пенъ, съ искреннимъ удовольствіемъ, увидѣлъ тамъ прежняго дѣятельнаго полового и вѣжливо кланявшагося хозяина, -- освѣдомился о здоровьѣ хозяйки,-- замѣтилъ отсутствіе старика Бутса и охотно обмѣнялся бы рукопожатіями съ каждымъ встрѣчнымъ и поперечнымъ. Дѣло въ томъ, что у него въ карманѣ лежала нетронутая еще сотня фунтовъ стерлинговъ. Одѣвшись въ лучшій свой костюмъ, онъ отобѣдалъ въ ресторанѣ и запилъ этотъ обѣдъ скромнымъ стаканомъ хереса, такъ какъ рѣшилъ соблюдать строжайшую экономію, а затѣмъ отправился въ сосѣдній театръ.
   Яркое освѣщеніе и музыка, а также скопленіе народа, явившагося, чтобы повеселиться, очаровали Пена и привели его въ возбужденное настроеніе, въ которое сплошь и рядомъ впадаютъ провинціалы и молодые люди, только что сошедшіе съ школьной скамьи и не успѣвшіе еще намозолить себѣ глаза театральной обстановкой. Онъ смѣялся всѣмъ шуткамъ и остротамъ и апплодировалъ куплетамъ, приводя въ восторгъ нѣсколькихъ старинныхъ завсегдатаевъ, давно уже утратившихъ возможность восхищаться сценическими представленіями, на которыхъ присутствовали каждый вечеръ въ силу установившейся привычки. Имъ было интересно смотрѣть на новичка, котораго забавляло и восхищало рѣшительно все. Въ антрактѣ послѣ первой пьесы онъ прогуливался по корридорамъ театра съ гордымъ сознаніемъ, что находится въ кругу самаго что ни на есть великосвѣтскаго общества. Впрочемъ, развѣ найдется даже среди самыхъ отжившихъ гранильщиковъ лондонскихъ тротуаровъ кто-нибудь, не предававшійся въ свое время подобнымъ иллюзіямъ и нежелающій вернуть блаженное время, когда такія иллюзіи были для него возможны?
   Пенъ встрѣтился тамъ снова съ юнымъ Фокеромъ, который, ревностно гоняясь за наслажденіями, усердно посѣщалъ театрь. Онъ прогуливался по корридорамъ съ братомъ лорда Типтофа, Гранби Типтофомъ, капитаномъ дворцовой бригады и съ дядюшкой капитана,-- лордомъ Подагринымъ -- достопочтеннымъ британскимъ пэромъ, который со временъ первой французской революціи, жилъ, какъ говорится, въ свое удовольствіе. Обрадовавшись встрѣчѣ съ Пеномъ, Фокеръ пригласилъ его въ свою ложу, гдѣ сидѣла дама съ роскошнѣйшими локонами и прелестнѣйшими бѣлыми плечиками въ мірѣ. Это была дѣвица Бленкинсонъ, извѣстная драматическая актриса, а позади, въ глубинѣ ложи, красовался въ громадномъ парикѣ отецъ ея, старикъ Бленкинсонъ. На театральныхъ афишахъ его называли почтеннымъ ветераномъ Бленкинсономъ,-- опытнымъ полезнымъ артистомъ -- давнишнимъ любимцемъ публики и т. д. Драматическія роли такъ называемыхъ благородныхъ отцовъ обыкновенно поручались этому ветерану, который, въ сущности, исполнялъ ихъ не только на сценѣ, но и въ частной жизни.
   Было уже около одиннадцати часовъ вечера и въ Фэроксѣ г-жа Пенденнисъ, вѣроятно, легла уже въ постель, лаская себя надеждой, что милѣйшій ея сынокъ, утомившись съ дороги, должно быть уже заснулъ. Лаура, разумѣется, еще не спала. Въ это самое время вчера вечеромъ, когда дилижансъ проѣзжалъ по полямъ и весямъ, гдѣ сверкали огни въ окнахъ коттеджей, или же по темнымъ лѣсамъ, надъ которыми сіяли звѣзды съ безоблачнаго неба, Пенъ совершенно искренно давалъ себѣ клятву исправиться и не впадать въ искушеніе. Сердцемъ своимъ онъ былъ тогда дома у любящей матери... Тѣмъ временемъ водевиль на сценѣ шелъ очень успѣшно. Дѣвица Лери въ гусарской курткѣ и брюкахъ съ лампасами очаровывала зрителей своей миловидностью, лукавой усмѣшкой и прелестнымъ пѣніемъ.
   Пенъ, въ качествѣ новичка, охотно сталъ бы слушать эту дѣвицу и глядѣть на нее, но остальное общество въ ложѣ, нимало не интересуясь ея пѣніемъ и брюками, неумолчно болтало о предметахъ, казавшихся молодому человѣку совершенно второстепенными. Типтофъ объявилъ, что икры у дѣвицы Лери накладныя. Подагринъ присутствовалъ на ея дебютѣ лѣтъ тридцать тому назадъ, а именно въ 1814 году. Миссъ Бленкинсонъ объявила, что пѣвица невыносимо фальшивитъ. Всѣ эти отзывы искренно изумляли и огорчали Артура Пенденниса, находившаго, что г-жа Лери прелестна, какъ ангелъ, и поетъ, какъ соловей. Когда затѣмъ вышелъ на сцену Гониусъ въ роли перваго любовника, сэра Гаркорта Перышкина, кавалеры, сидѣвшіе въ ложѣ, объявили, что онъ совсѣмъ уже выдохся. Типтофъ предложилъ швырнуть въ Гоппуса букетомъ дѣвицы Бленкинсонъ.
   -- Ни за что въ свѣтѣ!-- вскричала дщерь ветерана Бленкинсона -- Букетъ этотъ поднесенъ мнѣ лордомъ Подагринымъ.
   Пенъ, вспомнивъ фамилію благороднаго лорда, слегка покраснѣлъ и, съ поклономъ замѣтилъ, что ему, кажется, слѣдуетъ благодарить лорда Подагрина, который, по просьбѣ маіора Пенденниса, предложилъ его въ члены клуба Сложноцвѣтныхъ.
   -- Какъ, вы, значитъ, племянникъ нашего Парикова?-- освѣдомился пэръ и затѣмъ прибавилъ:-- Прошу извинить, но мы всегда называемъ вашего дядюшку Париковымъ.
   Пенъ еще сильнѣе покраснѣлъ, услышавъ, что почтенному маіору давали такое фамильярное прозвище.
   -- Мы дѣйствительно баллотировали васъ на прошлой недѣлѣ, да, именно въ прошлый вторникъ вечеромъ. Вашъ дядюшка не присутствовалъ на баллотировкѣ. Онъ, кажется, уѣхалъ за-границу.
   Извѣстіе это было чрезвычайно пріятно Пену. Онъ призналъ себя до чрезвычайности обязаннымъ лорду Подагрину и высказалъ свою благодарность въ весьма изящномъ маленькомъ спичѣ. Милордъ, слушая этотъ спичъ, пристально глядѣлъ все время въ бинокль, но Пенъ не обратилъ на это обстоятельство особеннаго вниманія, такъ какъ захлебывался отъ восторга при мысли, что состоитъ членомъ такого великосвѣтскаго клуба,
   -- Какъ вамъ не стыдно постоянно глядѣть на эту ложу, противное вы созданіе?-- воскликнула мгссъ Бленкинсонъ.
   -- Надо сознаться, что эта Мирабель чертовски красивая женщина, хотя Мирабель и былъ настоящімъ осломъ, согласившись на ней жениться,-- замѣтилъ Типтофъ.
   -- Разумѣется, онъ показалъ себя старымъ набитымъ дуракомъ, -- подтвердилъ британскій пэръ.
   -- Мирабель?-- съ изумленіемъ воскликнулъ Пенденнисъ.
   -- Ха, ха, ха!..-- расхохотался Гарри Фокеръ.--Мы слыхивали про него раньше! Такъ вѣдь, Пенъ?
   Это была первая любовь Пена, миссъ Фотрингэй. Годъ тому назадъ сочетался съ ней законнымъ бракомъ сэръ Чарльзъ Мирабель, кавалеръ ордена Бани первой степени и бывшій британскій посолъ при пумперниккельскомъ дворѣ, принимавшій такое дѣятельное участіе въ переговорахъ на сваммердамскомъ конгрессѣ и подписавшій отъ имени Великобританіи пултусскій мирный договоръ.
   -- Эмилія была всегда глупа, какъ сова, -- объявила миссъ Бленкинсонъ.
   -- Eh! Eh! Pas si bete!-- возразилъ престарѣлый лордъ.
   -- Замолчите пожалуйста, какъ вамъ не стыдно!-- воскликнула актриса, не понявъ хорошенько, что именно онъ хотѣлъ этимъ сказать.
   Пенъ, въ свою очередь, взглянувъ на ложу, находившуюся прямо напротивъ, увидѣлъ тамъ предметъ первой своей любви и совершенно искренно изумился тому, что вообще могъ когда-либо любить такую женщину.
   Такимъ образомъ, въ первый же вечеръ по своемъ прибытіи въ Лондонъ Артуръ Пенденнисъ оказался членомъ великосвѣтскаго клуба, познакомившимся съ драматическою артисткой, благороднымъ отцомъ и блестящимъ обществомъ молодыхъ и старыхъ прожигателей жизни. Лордъ Подагринъ, не смотря на преклонные свои годы, облысѣвшую голову и разслабленные члены, все еще неутомимо предавался погонѣ за наслажденіемъ. Почтенный виконтъ хвастался, что въ состояніи выпить такое же количество краснаго вина, какъ и самый молодой изъ его собутыльниковъ. Вообще, онъ вращался въ кругу столичной молодежи, угощалъ ее безчисленными обѣдами въ Ричмондѣ и Гринвичѣ, числился просвѣщеннымъ покровителемъ драмы на всѣхъ языкахъ и меценатомъ балета, приглашалъ на свои банкеты драматическихъ артистовъ всѣхъ націй: -- англійскихъ изъ Ковентгардена и Странда, -- итальянскихъ съ Геймаркета, -- французскихъ изъ маленькаго ихъ театра, или же со сцены Большой Оперы, гдѣ они участвовали въ балетѣ. У себя на дачѣ, красовавшейся на берегу Темзы, этотъ столпъ отечества давалъ роскошныя пирушки многимъ десяткамъ молодыхъ аристократовъ, весьма благосклонно и по товарищески бесѣдовавшихъ тамъ съ артистами и артистками, преимущественно же съ этими послѣдними, такъ какъ виконтъ Подагринъ находилъ общество артистокъ болѣе приличнымъ и занимательнымъ, чѣмъ общество ихъ сотоварищей мужского пола.
   Пенъ отправился на слѣдующій же день въ клубъ и внесъ туда вступительную плату, поглотившую ровнехонько третью часть его сотни фунтовъ стерлинговъ. Произведя этотъ платежъ, онъ вступилъ во владѣніе помѣщеніемъ клуба и, пополдничавъ тамъ, ощутилъ неизреченное довольство. Усѣвшись въ великолѣпное мягкое кресло въ клубной библіотекѣ, онъ пересмотрѣлъ всѣ журналы, внутренно задавая себѣ вопросъ, глядятъ-ли на него другіе члены клуба, и вмѣстѣ съ тѣмъ изумляясь, какимъ это образомъ рѣшаются они не снимать съ себя шляпъ въ такихъ щегольски убранныхъ апнартаментахъ. Присѣвъ къ столу, онъ написалъ на почтовой бумагѣ съ клубнымъ штемпелемъ, письмо въ Фэроксъ и утѣшалъ себя мыслью о томъ, какъ ему пріятно будетъ отдыхать въ клубѣ отъ повседневныхъ занятій трудовой жизни, которой намѣревался себя посвятить. Выполняя высказанное матерью желаніе, чтобы онъ немедленно же, по прибытіи въ Лондонъ, навѣстилъ маіора Пенденниса, Артуръ, не безъ нѣкотораго трепета, зашелъ въ Бюристритъ, на квартиру своего дяди и почувствовалъ истинное облегченіе, узнавъ, что маіоръ еще не вернулся въ городъ. Вся мебель у маіора стояла въ чехлахъ и даже письменный столъ былъ покрытъ грубой парусиной. Письма и счета лежали цѣлой грудой на каминной полкѣ, ожидая тамъ, словно въ суровомъ зловѣщемъ молчаніи, прибытія владѣльца. Оказалось, что маіоръ, дѣйствительно, уѣхалъ заграницу. По словамъ хозяйки, онъ находился теперь съ маркизомъ Штейномъ въ Баденъ-Баденѣ. Пенъ оставилъ на каминѣ свою карточку, на которой все еще значился адресъ Фэроксъ.
   Вернувшись въ Лондонъ достаточно своевременно для того, чтобы воспользоваться ноябрьскими туманами, насладившись которыми онъ разсчитывалъ провести Рождество въ провинціи, съ нѣкоторыми изъ своихъ пріятелей, маіоръ нашелъ у себя еще другую карточку Артура, на которой значился адресъ: "Ягнячій дворъ въ Темплѣ". Карточка была приложена къ письму отъ молодого человѣка и его матери, сообщавшему, что Артуръ Пенденнисъ прибылъ въ городъ, записался членомъ Верхне-Темильскаго подворья и усердно готовится къ экзамену на присяжнаго повѣреннаго.
   -- Ягнячій дворъ въ Темплѣ! Гдѣ бы это могло быть?
   Маіоръ Пенденнисъ вспомнилъ что какія-то свѣтскія дамы разсказывали ему, будто имъ случалось обѣдать у адвоката Эйлиффа, вращавшагося въ порядочномъ обществѣ и жившаго въ Темплѣ во флигелѣ Королевской Скамьи. Радо полагать, что въ Темплѣ находилось отдѣленіе тюрьмы этого имени и что Эйлиффъ завѣдывалъ этой тюрьмою. Сынъ лорда Краба, мистеръ Картежниковъ, помнится, жилъ тоже тамъ. Сообразивъ все это, маіоръ отправилъ своего камердинера, Моргана, развѣдать, гдѣ именно находится Ягнячій Дворъ и розыскать тамъ квартиру Артура Пенденниса. Ловкій посланецъ не замедлилъ выполнить данное ему порученіе и найти мѣстожительство Пена. Ему случалось въ былыя времена блистательно выполнять и гораздо болѣе трудныя задачи.
   На слѣдующее утро маіоръ спросилъ изъ-за драпировокъ своей спальни въ Бюристритѣ у камердинера, приводившаго, въ желтомъ полумракѣ лондонскаго тумана, въ порядокъ всѣ принадлежности туалета своего барина:
   -- Что это, собственно говоря, за логовище, Морганъ?
   -- Мнѣ, сударь, оно показалось, признаться, маленько подозрительнымъ. Тамъ, видите-ли-съ, живутъ адвокаты, вывѣшивающіе на дверяхъ доски съ своими фамиліями. Г-нъ Артуръ квартируютъ въ третьемъ этажѣ вмѣстѣ сѣмистеромъ Баррингтономъ, сударь.
   -- Меня это нисколько не удивляетъ. Суффолькскіе Баррингтоны очень хорошей фамиліи,-- мысленно сказалъ себѣ маіоръ.-- Младшіе сыновья лучшихъ аристократическихъ домовъ зачастую выбираютъ себѣ профессіей адвокатуру.-- Ну что же, порядочная у нихъ квартира?-- добавилъ онъ вслухъ.
   -- Я, съ позволенія сказать, только поцѣловалъ тамъ замокъ. На дверяхъ прибита была доска съ фамиліями господъ Баррингтона и Артура, а къ доскѣ прицѣплена бумажка съ надписью: "Вернутся домой въ шесть часовъ". Никакой прислуги у нихъ я не замѣтилъ.
   -- Во всякомъ случаѣ это очень экономно,-- замѣтилъ маіоръ.
   -- Точно такъ, сударь! Квартира въ третьемъ этажѣ-съ, лѣстница самая что ни на есть скверная и грязная. Удивляюсь, какъ могутъ вообще джентльмены жить въ такихъ вертепахъ.
   -- Скажите на милость, Морганъ, кто уполномочилъ васъ разсуждать о томъ, гдѣ именно прилично, или же неприлично жить джентльменамъ? Мистеръ Артуръ, сударь, готовится поступить въ адвокаты!-- съ достоинствомъ объяснилъ маіоръ и, закончивъ такимъ образомъ разговоръ съ своимъ камердинеромъ, молча принялся одѣваться, хотя въ этомъ и не представлялось особенной надобности, такъ какъ онъ и былъ въ достаточной степени окутанъ желтою мглой наполнявшаго комнату тумана.
   "Молодому человѣку необходимо перебѣситься,-- разсуждалъ самъ съ собою смягчившійся дядюшка.-- Кстати же онъ написалъ мнѣ чертовски славное письмо. Подагринъ пригласилъ его къ обѣду и находитъ его очень приличнымъ съ виду молодымъ человѣкомъ; мать же его прекраснѣйшая женщина. Если онъ и въ самомъ дѣлѣ перебѣсился и займется теперь дѣломъ, то онъ можетъ еще составить себѣ карьеру. Скажите, однако, на милость, нашелся же такой старый дуракъ, какъ этотъ Карлуша Мирабель, чтобы жениться на избранницѣ его сердца, дѣвицѣ Фотрингэй! Артуръ считаетъ неудобнымъ заходить сюда, пока я его не приглашу самъ и намекаетъ на это съ большимъ тактомъ и приличіемъ. Дѣйствительно, послѣ оксфордскихъ продѣлокъ племянника я чертовски на него разсердился и выразилъ мое неудовольствіе, когда онъ былъ здѣсь въ послѣдній разъ... Ей, ей, надо будетъ къ нему зайти и съ нимъ повидаться! Пусть меня повѣсятъ, коли я не навѣщу его надняхъ!
   Узнавъ отъ Моргана, что можетъ попасть въ Темпль безъ особенныхъ затрудненій, и что омнибусъ, отправляющійся изъ Сити, довезетъ его до самыхъ воротъ, маіоръ рѣшился однажды выполнить свое намѣреніе. Позавтракавъ въ клубѣ, не у Сложноцвѣтныхъ, выбравшихъ недавно г-на Пена въ свои члены, но въ другомъ клубѣ (маіоръ былъ слишкомъ благоразуменъ, чтобы помѣстить своего племянника въ тотъ самый клубъ, гдѣ имѣлъ привычку проводить время), почтенный джентльменъ сѣлъ однажды въ упомянутый общественный экипажъ и приказалъ кондуктору высадить его у воротъ Верхняго Темпля.
   Приблизительно въ полдень маіоръ Пенденнисъ былъ уже подъ мрачною аркой этихъ воротъ. Стоявшій у нихъ вѣжливый сторожъ съ бляхою и въ бѣломъ передникѣ проводилъ его по мрачнымъ аллеямъ и корридорамъ, производившимъ самое подавляющее впечатлѣніе, черезъ цѣлый рядъ дворовъ, одинъ меланхоличнѣе другого, на такъ называемый Ягнячій дворъ. Если, благодаря туману, даже и на Пелль-Меллѣ дневной свѣтъ оказывался недостаточнымъ, то можно себѣ представить, въ какомъ видѣ достигалъ онъ Ягнячьяго двора. Во многихъ помѣщеніяхъ, выходившихъ на этотъ дворъ, горѣли свѣчи. Такъ, напримѣръ, въ комнатѣ питомцевъ мистера Годжемана, спеціалиста по части защиты тяжебныхъ дѣлъ, шестеро юношей, начинавшихъ адвокатскую карьеру подъ эгидой этого джентльмена, дѣятельно строчили разные отзывы, заявленія и апелляціонныя жалобы при тускломъ свѣтѣ сальныхъ огарковъ. Подобное же роскошное освѣщеніе зажжено было въ комнатѣ секретаря при особѣ сэра Гукея Волькера. Секретарь этотъ, обладавшій гораздо болѣе приличной и симпатичной наружностью, чѣмъ знаменитый юрисконсультъ, его хозяинъ, бесѣдовалъ покровительственнымъ тономъ съ стоявшимъ у дверей дѣлопроизводителемъ одного стряпчаго. Двѣ свѣчи были зажжены также и въ неуютной парикмахерской Подвивальщикова. Тамъ, при слабомъ ихъ мерцаніи, грустно выглядывали изъ окна прямо на фонарный столбъ желтыя полированныя деревяшки, украшенныя громаднѣйшими париками младшихъ и старшихъ судей. При свѣтѣ фонаря, горѣвшаго на дворѣ, два молодыхъ писаря играли въ орлянку. Въ одну изъ дверей входила какъ разъ прачка въ башмакахъ съ деревянными подошвами, а изъ другой выходилъ газетчикъ. По двору прогуливался взадъ и впередъ другой джентльменъ съ бляхою, бѣлый передникъ котораго едва можно было различить въ сумракѣ. Трудно было представить себѣ мѣсто менѣе симпатичное и соблазнительное. По крайней мѣрѣ, маіоръ содрогнулся при мысли о необходимости для кого-либо изъ его близкихъ обитать тамъ.
   -- Боже Праведный!-- вскричалъ онъ.-- Неужели бѣдному мальчику приходится жить здѣсь?
   Само собой разумѣется, что закоптѣвшія масляныя лампы, съ грѣхомъ пополамъ освѣщавшія по вечерамъ лѣстницы въ зданіяхъ Верхняго Темпля, днемъ вовсе не зажигались. Маіоръ Пенденнисъ, прочитавъ съ трудомъ на доскѣ, у дверей флигеля подъ No 6 фамилію своего племянника, помѣченнаго на одной квартирѣ съ мистеромъ Баррингтономъ, нашелъ для себя еще затруднительнѣе взбираться по совершенно темной и отвратительно грязной лѣстницѣ, гдѣ ему пришлось испачкать свои перчатки, придерживаясь за перила, словно вымазанныя липкою грязью. Тѣмъ не менѣе онъ кое-какъ взобрался наконецъ въ третій этажъ. Въ корридорѣ одной изъ квартиръ, выходившихъ на площадку лѣстницы, горѣла свѣча. Двери другой квартиры были заперты и маіоръ могъ ясно различить на дверной доскѣ фамиліи мистера Баррингтона и мистера А. Пенденниса. Чернорабочая ирландка, вооруженная шваброй и ведромъ съ грязной водою, въ отвѣть на звонокъ маіора отперла ему дверь.
   -- Это должно бытъ пиво? Тащи его сюда скорѣе!-- воскликнулъ громкій голосъ изъ внутреннихъ апнартаментовъ.
   Небритый джентльменъ, обладавшій означеннымъ голосомъ, сидѣлъ на столѣ и курилъ коротенькую трубку, носящую мѣткое наименованіе носогрѣики. На стулѣ развалился, придвинувъ ноги къ огню, Пенъ, съ сигарой въ зубахъ. Мальчишка, исполнявшій должность писца въ профессіональной конторѣ обоихъ джентльменовъ, чуть не помиралъ со смѣха, глядя на маіора, котораго его патронъ принялъ за пиво. Въ аппартаментахъ третьяго этажа оказалось нѣсколько свѣтлѣе чѣмъ на дворѣ, такъ что маіоръ былъ въ состояніи разглядѣть какъ самое помѣщеніе, такъ и его обитателей.
   -- Голубчикъ мой, Пенъ, это я, твой дядя!-- сказалъ онъ, чуть не задыхаясь отъ табачнаго дыма.
   Зная, что большинство великосвѣтской молодежи куритъ табакъ, онъ охотно прощалъ употребленіе этого зелья.
   Мистеръ Баррингтонъ всталъ со стола, а Пенъ, пришедшій въ крайнее смущеніе, вскочилъ со стула.
   -- Прошу извинить, что я столь легкомысленно ошибся относительно вашей личности,-- громко сказалъ съ искреннимъ сердечнымъ выраженіемъ въ голосѣ Баррингтонъ.-- Не прикажете-ли сигару, сударь?
   -- Убери все прочь со стула, Пиджонъ, и поверни его къ огню!
   Пенъ бросилъ свою сигару въ каминъ и остался очень доволенъ дружескимъ рукопожатіемъ своего дяди. Какъ только маіору удалось успокоиться отъ одышки, вызванной крутизною. лѣстницы и еще болѣе усилившейся отъ табачнаго дыма, онъ принялся привѣтливо разспрашивать о житьѣ-бытьѣ Артура и состояніи здоровья его матушки. Родственное чувство является все-таки существующимъ фактомъ, и дядюшка былъ на самомъ дѣлѣ радъ встрѣчѣ съ племянникомъ.
   Удовлетворивъ родственную любознательность маіора, Пенъ представилъ ему бывшаго питомца коллегіи Св. Бонифація, мистера Баррингтона, на одной квартирѣ съ которымъ жилъ.
   Маіоръ остался совершенно доволенъ, узнавъ, что этотъ Баррингтонъ младшій сынъ суффолькскаго помѣщика, сэра Мильса Баррингтона. Оказалось, что онъ самъ служилъ въ Индіи и новомъ южномъ Уэльсѣ много лѣтъ уже тому назадъ, съ дядей мистера Баррингтона.
   -- Мой дядюшка, сударь, взялъ себѣ тамъ участокъ земли, занялся овцеводствомъ и разбогатѣлъ. Это не въ примѣръ лучше, чѣмъ заниматься адвокатурой, или военной службой. Ужь не поѣхать-ли и мнѣ къ дядюшкѣ, чтобъ обратиться въ овцевода?-- замѣтилъ Баррингтонъ.
   Тѣмъ временемъ, ожидаемое пиво, наконецъ, явилось въ большой кружкѣ съ стекляннымъ днищемъ. Мистеръ Баррингтонъ, объявивъ, съ усмѣшкою, что маіоръ наврядъ-ли пожелаетъ отвѣдать этого напитка, прильнулъ губами къ кружкѣ и отпилъ разомъ чуть-ли не половину ея, а затѣмъ, съ чрезвычайно-довольнымъ видомъ, обтеръ рукою подбородокъ. Вообще этотъ молодой человѣкъ держалъ себя совершенно естественно и нимало не стѣсняясь, хотя и былъ одѣтъ въ сильно поношенную и разодранную куртку. Подбородокъ его былъ покрытъ густою черной щетиной; онъ пилъ пиво, словно простой угольщикъ, а между тѣмъ каждый все-таки узналъ бы въ немъ настоящаго джентльмена.
   Утоливъ свою жажду, онъ еще минутки двѣ посидѣлъ въ общей комнатѣ, а затѣмъ ушелъ оттуда, предоставивъ ее въ полное распоряженіе Пена и маіора, чтобы дать имъ возможность потолковать о семейныхъ дѣлахъ
   -- Сожитель твой кажется мнѣ славнымъ парнемъ, хотя маленько и необтесаннымъ,-- сказалъ маіоръ.-- Нельзя сказать, чтобъ онъ очень походилъ на великосвѣтскихъ оксфордскихъ твоихъ пріятелей.
   -- Времена перемѣнчивы, а съ ними мѣняются и наши нравы, -- возразилъ, слегка покраснѣвъ, Артуръ.-- Баррингтонъ недавно только сдалъ экзаменъ на присяжнаго повѣреннаго и не успѣлъ еще обзавестись практикой, хотя отлично знаетъ законы. Въ ожиданіи, пока можно будетъ поступить для практическихъ занятій къ какому-нибудь извѣстному юристу, я пользуюсь здѣсь книгами Баррингтона и работаю подъ его руководствомъ.
   -- Это, вѣроятно, одна изъ вашихъ книгъ?-- освѣдомился, съ улыбкой, маіоръ, указывая на французскій романъ, лежавшій на полу возлѣ стула его племянника.
   -- Сегодня, сударь, мы не работаемъ,-- возразилъ Артуръ. Мы засидѣлись вчера вечеромъ поздно въ гостяхъ у лэди Вистона,-- добавилъ молодой человѣкъ, отлично знавшій слабую струнку своего дядюшки.-- тамъ были рѣшительно всѣ, кромѣ васъ, сударь: графы, посланники, турецкіе паши, кавалеры разныхъ орденовъ и т. д. и т. д. Всѣ фамиліи пропечатаны въ газетахъ... и моя въ томъ числѣ,-- объявилъ Пенъ, не скрывая своего удовольствія. Представьте себѣ, что я встрѣтилъ тамъ предметъ прежней моей страсти, присовокупилъ онъ съ усмѣшкой. Вы, разумѣется, догадываетесь, что я говорю о леди Мирабель, которой меня вчера опять представили оффиціальнымъ порядкомъ. Она подала мнѣ свою ручку и вообще была со мною довольно любезна. Можете разсчитывать на вѣчную мою благодарность за то, что высвободили меня изъ этой глупой исторіи. Прелестная леди представила вашего покорнѣйшаго слугу также своему супругу, расфранченному старичку со звѣздою и въ бѣлокуромъ парикѣ. Признаться, онъ не произвелъ на меня впечатлѣнія особенно умнаго человѣка. Она пригласила меня бывать въ ея домѣ и, кажется, что я могу выполнить это желаніе, не подвергая бѣдное мое сердце ни малѣйшей опасности.
   -- Значитъ, мы съ тѣхъ поръ успѣли обзавестись новыми любовишками?-- освѣдомился маіоръ, пришедшій въ превосходнѣйшее настроеніе духа.
   -- Двумя, или можетъ быть, тремя, объяснилъ, разсмѣявшись, мистеръ Пенъ.-- Впрочемъ, сударь, я въ такихъ случаяхъ не разыгрываю уже болѣе серьезныхъ драматическихъ ролей. Онѣ приличествуютъ только дѣвственной, первой любви.
   -- Ты совершенно правъ, голубчикъ. Священное пламя, стрѣлы амура, огонь въ крови и все такое прочее приличествуютъ только мальчшикѣ-молокососу, какимъ ты и былъ во время исторіи съ этой Фотринджилъ или Фотрингэй, какъ ее тамъ бишь... Мужчина, вращающійся въ порядочномъ обществѣ, даже и не думаетъ о подобныхъ глупостяхъ. Для тебя возможенъ еще успѣхъ въ жизни. Правда, что ты потерпѣлъ неудачу, но быль молодцу не укоръ, и отъ тебя зависитъ не спотыкаться болѣе. Тебѣ предстоитъ получить въ наслѣдство маленькое состояньице, способное тебя обезпечить, хотя многіе считаютъ его несравненно болѣе крупнымъ, чѣмъ оно оказывается на самомъ дѣлѣ Ты обладаешь хорошимъ именемъ, умомъ, пріятными манерами и красивой наружностью! При такихъ условіяхъ, я, чортъ возьми, не вижу ни малѣйшей причины, способной помѣшать тебѣ жениться на богатой невѣстѣ,-- сдѣлаться членомъ парламента,-- отличиться тамъ и... т. д. и т. д. Помни, что жениться на богатой также легко, какъ и на бѣдной, а между тѣмъ чертовски пріятнѣе садиться за хорошій обѣдъ въ собственномъ домѣ, чѣмъ за кусокъ холодной баранины, въ плохенькой, дешевой квартиркѣ. Совѣтую тебѣ хорошенько это обдумать. Жизнь съ богатой женой, смѣю тебя увѣрить, окажется, въ смыслѣ профессіональнаго занятія, не въ примѣръ удобнѣе адвокатуры. Знаешь что, я буду высматривать для тебя невѣсту! Право, я умру гораздо спокойнѣе, голубчикъ, зная, что ты обзавелся приличной, хорошо воспитанной женою,-- ѣздишь въ собственной каретѣ, на парѣ собственныхъ лошадей, -- вращаешься въ порядочномъ обществѣ и принимаешь у себя пріятелей, какъ подобаетъ настоящему джентльмену.
   Слушая рѣчь любящаго дядюшки, проникнутую столь безхитростной житейской философіей, Пенъ задавалъ себѣ вопросъ: "Чтобы сказали, однако, на это моя мамаша и Лаура?" Дѣйствительно этическія ихъ воззрѣнія расходились съ воззрѣніями старика Пенденниса, и его мудрость не согласовалась съ ихъ міросозерцаніемъ.
   Едва только закончилась эта конфиденціальная бесѣда между дядей и племянникомъ, какъ появился изъ своей спальни Баррингтонъ уже не въ рваной курткѣ, а въ костюмѣ, приличествующемъ джентльмену. Одѣтый такимъ образомъ, онъ произвелъ на маіора впечатлѣніе весьма приличнаго рослаго молодого человѣка, державшагося молодцомъ и несомнѣнно обладавшаго веселымъ, открытыми характеромъ. Въ своей несчастненькой, обтрепанной гостиной онъ игралъ роль радушнаго хозяина съ такимъ же естественнымъ аппломбомъ, какъ если бы принималъ гостей въ великолѣпнѣйшей квартирѣ во всемъ Лондонѣ. На самомъ дѣлѣ квартира, въ которой маіоръ нашелъ своего племянника, представлялась до чрезвычайности странной, чтобы не сказать болѣе. Коверъ на полу былъ весь въ дырьяхъ, а столъ -- испещренъ множествомъ кружковъ, являвшихся отпечатками выпитыхъ на немъ Баррингтономъ многочисленныхъ кружекъ пива. Стѣна украшена была полками, на которыхъ стояла небольшая библіотека этого джентльмена, содержавшая, кромѣ профессіональныхъ юридическихъ книгь, кое-какія поэтическія произведенія и нѣсколько сочиненій по математикѣ, которую Баррингтонъ очень любилъ. Онъ быль въ свое время однимъ изъ самыкъ прилежныхъ студентовъ въ Оксфордскомъ университетѣ, но вмѣстѣ съ тѣмъ заслужил и себѣ репутацію сорви-головы и буяна. Ему дали кличку "съ ногъ сшибательнаго Баррингтона" и долго по выходѣ его изъ университета разсказывали его подвиги въ дракахъ съ барочниками,-- въ гонкахъ на призы,-- научныхъ трудахъ на преміи и по части выпиванія громадныхъ количествъ пунша. Гравюра, изображавшая коллегію Св. Бонифація, висѣла надъ каминомъ, а на полкахъ съ книгами можно было встрѣтить нѣсколько разрозненныхъ томовъ Платона, переплеты которыхъ украшались гербомъ университетской библіотеки. Въ комнатѣ имѣлось два кресла, конторка, заваленная бумагами, и парочка, весьма неважныхъ на видъ, тяжебныхъ дѣлъ, въ синихъ обложкахъ, брошенныхъ, словно съ пренебреженіемъ, на табуретку съ обломанной ножкой. Впрочемъ, почти и вся остальная мебель производила такое впечатлѣніе, какъ если бы побывала на своемъ вѣку въ нѣсколькихъ походахъ и сраженіяхъ.
   -- Не угодно-ли вамъ, сударь, взглянуть на комнату Пена? Онъ у насъ настоящій щеголь. Смотрите. какими драпировками украсилъ онъ свою кровать и какъ блестятъ у него сапоги! Онъ обзавелся даже серебрянымъ приборомъ для бритья!-- съ легкимъ оттѣнкомъ ироніи замѣтилъ Баррингтонъ.
   Дѣйствительно, комната Пена была убрана не безъ нѣкотораго кокетства. На стѣнахъ висѣли недурненькія гравюры модныхъ балеринъ и писанный акварелью видъ "Фэрокса". Въ комнатѣ Баррингтона не было почти никакой мебели, кромѣ большого переноснаго душа и кровати, возлѣ которой валялась цѣлая груда книгъ. Тамъ онъ лежалъ на соломенномъ матрацѣ, покуривая трубку и читая, далеко за полночь, произведенія любимыхъ своихъ поэтовъ и математиковъ.
   Одѣвшись въ этой спальнѣ, мистеръ Баррингтонъ, какъ уже упомянуто, вышелъ въ общую комнату и направился къ находившемуся тамъ шкафу, чтобы розыскать все необходимое для завтрака.
   -- Можно предложить вамъ, сударь, баранью котлетку? Мы готовимъ здѣсь сами эти котлетки, и я одновременно обучаю Пена основнымъ принципамъ юриспруденціи, повареннаго искусства и нравственности. Онъ, сударь, страшный лѣнтяй и любить разыгрывать изъ себя великосвѣтскаго франта!
   Съ этими словами Баррингтонъ вытеръ лоскуткомъ бумаги сковороду,-- поставилъ ее въ каминъ на раскаленные уголья, -- положилъ на нее двѣ бараньихъ котлетки,-- вынулъ изъ шкафа нѣсколько тарелокъ, парочку серебряныхъ ножей и вилокъ и накрылъ столъ скатертью, обнаруживая такую ловкость, которая несомнѣнно обличала большой практическій навыкъ.
   -- Пожалуйста, не стѣсняйтесь, маіоръ Пенденнисъ, -- сказалъ онъ.-- У насъ въ шкафу имѣется еще и третья котлетка, а то можно командировать Пиджона, и онъ мигомъ принесетъ какую угодно другую закуску.
   Все это до чрезвычайности изумляло и забавляло маіора Пенденниса, но онъ объяснилъ, что только что позавтракалъ и не намѣренъ полдничать. Баррингтонъ занялся тогда поджариваніемъ котлетокъ и снялъ ихъ совсѣмъ горячими на тарелки. Пенъ взглянулъ на дядюшку и, видя, что маіоръ пребываетъ въ прекраснѣйшемъ расположеніи духа, съ величайшимъ аппетитомъ набросился на свою котлетку.
   -- Дѣло въ томъ, сударь, -- объяснилъ Баррингтонъ, -- что г-жа Фланаганъ моетъ у насъ полы, но не обязывалась готовить намъ кушанье, а мальчугану-писцу некогда этимъ заняться, такъ какъ онъ весь день чиститъ Пену сапоги. Теперь я позволю себѣ еще разъ приложиться къ пивной кружкѣ. Пенъ пива не пьетъ. Онъ, словно старая баба, пробавляется чайкомъ.
   -- Вы, значитъ, были вчера вечеромъ у леди Вистонъ?-- освѣдомился маіоръ, не зная хорошенько, о чемъ начать разговор и съ этимъ джентльменомъ, напоминавшимъ необдѣланный алмазъ.
   -- У леди Вистонъ? Не на таковскаго напали, сударь! Нѣтъ, я не интересуюсь женскимъ обществомъ. Оно, признаться, наводить на меня уныніе. Я, какъ подобаетъ философу, провелъ свой вечеръ въ "Людской".
   -- Неужели въ людской?-- воскликнулъ маіоръ.
   -- Вижу, что вы незнакомы съ значеніемъ этого термина. Пень можетъ вамъ его разъяснить. Онъ съ вечера у леди Вистонъ зашелъ тоже въ Людскую. Разскажите же о ней маіору Пенденнису. Не стыдитесь, Пенъ,-- посовѣтовалъ Баррингтонъ.
   Артуръ Пенденнисъ объяснилъ своему дядюшкѣ, что "Людской" назывался у нихъ маленькій эксцентричный кружокъ литераторовъ и свѣтскихъ джентльменовъ, съ которымъ онъ имѣлъ удовольствіе познакомиться. У маіора зародилась тогда въ головѣ мысль, что молодой его племянникъ со времени прибытія своего въ Лондонъ успѣлъ уже, какъ говорится, и себя показать и людей посмотрѣть.
   

ГЛАВА XXIX.
Темпліеры.

   Университеты, равно какъ другія учебныя заведенія, а также англійскія судейскія подворья, проникнуты еще до сихъ поръ нѣкоторымъ уваженіемъ къ древности. Они сохранили у себя многіе такіе обычаи и учрежденія нашихъ предковъ, отъ которыхъ давно уже отреклись люди, не особенно интересующіеся своими предками, а можетъ быть, даже и не вполнѣ, хорошо съ ними знакомые. Во всякомъ случаѣ, порядочный рабочій домъ или новомодная тюрьма гораздо лучше обставлены въ гигіеническомъ отношеніи, равно какъ въ отношеніи чистоты и комфорта, чѣмъ какое-нибудь изъ знаменитыхъ старинныхъ англійскихъ высшихъ учебныхъ заведеній,-- студенческихъ коллегій, или судейскихъ нодворьевь. Обитатели этихъ послѣднихъ чувствуютъ себя, впрочемъ, совершенно довольными возможностью спать въ грязныхъ конурахъ и платить за какихъ-нибудь полторы, или много двѣ комнатки такую цѣну, за которую можно было нанять хорошенькую дачу съ садомъ въ городскихъ предмѣстьяхъ, или же просторный домъ въ менѣе людныхъ столичныхъ кварталахъ. Самый что ни наестьбѣдный рабочій гдѣ-нибудь въ Спитальфильдѣ имѣетъ къ своимъ услугамъ водопроводъ, изъ котораго можетъ пользоваться водою въ неограниченномъ количествѣ, тогда какъ джентльменамъ, обитающимъ въ судейскихъ подворьяхъ и университетскихъ флигеляхъ, это косметическое средство доставляется въ кувшинахъ, въ заранѣе опредѣленномъ и весьма ограниченномъ количествѣ, состоящими при ихъ жилищахъ служителями мужескаго и женскаго пола. Необходимо замѣтить, что жилища эти были воздвигнуты задолго до того времени, когда среди британскихъ гражданъ водворились привычки чистоты и опрятности. Можно встрѣтить тамъ еще и теперь кое-какихъ старожиловъ, относящихся къ такимъ привычкамъ не только съ пренебреженіемъ, но даже отчасти съ негодованіемъ. Съ извѣстной точки зрѣнія они, разумѣется, правы. Не подлежитъ сомнѣнію, милостивѣйшіе государи, что ваши предки были, хотя и великими людьми, но мылись до чрезвычайности рѣдко. Въ самомъ Темплѣ добродѣтель, которую ставили чуть не на одну доску съ чистотою душевной, очевидно, могла практиковаться лишь съ величайшими затрудненіями и ограниченіями.
   Старикъ Трумпъ, судья норфолькскаго округа, жившій въ теченіе болѣе уже тридцати лѣтъ въ аинартамеитахъ, расположенныхъ какъ разъ подъ квартирою Баррингтона и Пенденниса, пробуждался каждый разъ отъ шумнаго плесканья душъ, устроенныхъ этими джентльменами у себя въ спальняхъ и неоднократно изливавшихъ часть своего содержимаго сквозь полъ и потолокъ въ комнату почтеннаго юриста. Естественно, что онъ находилъ обычай ежедневныхъ обливаній совершенно нелѣпой и неумѣстной выдумкой, -- новшествомъ, введеннымъ въ моду безмозглыми франтами и ежедневно проклиналъ "подлую бабу Фланаганъ", обливавшую лѣстницу, по которой ему надо было ходить.
   Самъ Трумпъ, прожившій уже болѣе полустолѣтія, никогда не позволялъ себѣ подобной роскоши. Онъ отлично обходился безъ обмываній, подобно тому, какъ обходились безъ нихъ и наши предки.
   Изъ многочисленныхъ кавалеровъ и баронетовъ,-- лордовъ и благородныхъ джентльменовъ, гербы которыхъ изображены на стѣнахъ знаменитой парадной залы Верхняго Темпля, не нашлось ни единаго филантропа, который оказалъ бы своимъ сотоварищамъ и преемникамъ въ судейскихъ должностяхъ благодѣяніе постройкой бани, или, по крайней мѣрѣ, ванны для обмыванія грѣшныхъ ихъ тѣлесъ. Въ лѣтописяхъ Темпля даже и не упоминается о какомъ-либо подобномъ проектѣ. Существуютъ, правда, дворы "Водокачки" и "Фонтана" съ соотвѣтственными гидравлическими приспособленіями, но никогда не слыхивали, чтобы кто-нибудь изъ профессіональныхъ темпліеровъ добровольно выкупался въ бассейнѣ фонтана и весьма сомнительно, чтобы почтенные юрисконсульты, свѣдущіе по части старинныхъ англійскихъ законовъ и обычаевъ, пользовались услугами водокачки.
   Не смотря на все это, старинныя подворья, съ эмблематическими девизами Ягненка, Знамени и Крылатаго Коня, обладаютъ своеобразной притягательной силой и доставляютъ своимъ обитателямъ извѣстную дозу грубаго комфорта и свободы, о которыхъ потомъ всю жизнь вспоминаешь съ удовольствіемъ. Не знаю, позволяетъ-ли себѣ молодежь, изучающая юридическія науки, освѣжаться отъ времени до времени чувствомъ энтузіазма и увлекается-ли она поэзіей воспоминаній, когда, проходя мимо историческихъ квартиръ, говоритъ: "Здѣсь жилъ Эльдонъ, а тутъ вотъ Кукъ размышлялъ надъ Литльтономъ. Лѣстницей выше работалъ Чейти, а на одной площадкѣ съ нимъ трудились сообща надъ грандіознымъ своимъ сочиненіемъ Барнуель и Эльдерсонъ. Здѣсь Бейльсъ началъ знаменитое свое изслѣдованіе о вексельномъ правѣ, а Смиэсъ составлялъ безсмертный его сборникъ кассаціонныхъ рѣшеній. Тутъ работаетъ до сихъ поръ еще Густавусъ въ сотрудничествѣ съ Соломономъ". Во всякомъ случаѣ сердцу беллетриста будетъ всегда дорого мѣсто, гдѣ жило столько его предшественниковъ,-- мѣсто, населенное созданными ими художественными образами, которые являются намъ теперь въ такой же степени реальными, какъ ихъ творцы. Сэръ Рожеръ-де-Коверлей, прогуливающійся въ темпльскомъ саду, разсуждая съ г-номъ Зрителемъ о прелестяхъ красавицъ въ робронахъ и фижмахъ, разсыпавшихся живописными группами по лужайкѣ, представляется мнѣ въ такой же степени живо, какъ и старикъ Самуэль Джонсонъ, стремительно шествующій въ сопровожденіи "шотландскаго джентльмена" сквозь туманъ, направляясь въ Кирпичный дворъ, въ контору д-ра Гольдсмита, или же какъ Гарри Фильдингъ, когда онъ въ манишкѣ, обрызганной чернилами и съ мокрымъ полотенцемъ на головѣ, строчитъ въ полночь статью для "Ковентгарденскаго журнала", за которой уже пришелъ разсыльный изъ типографіи, дремлющій теперь тутъ же въ корридорѣ.
   Еслибы какой-нибудь изъ темпльскихъ Асмодеевъ вздумалъ раскрыть передъ нами правдивую лѣтопись хотя бы одного только дня жизни въ четырехъ-этажныхъ флигеляхъ мрачнаго двора, гдѣ обитали наши пріятели Пенъ и Баррингтонъ, то эта лѣтопись, безъ сомнѣнія, составила бы увѣсистую и весьма интересную книгу. Въ первомъ этажѣ живетъ, можетъ быть, вліятельный парламентскій юрисконсультъ, уѣзжающій къ обѣду въ Бельгравію. Его секретарь обращается тогда въ свою очередь изъ подначальнаго человѣка въ джентльмена и уходитъ куда-нибудь, гдѣ разсчитываетъ провести пріятно время въ обществѣ веселыхъ товарищей. Между тѣмъ сравнительно лишь недавно самъ юрисконсультъ сидѣлъ впроголодь безъ профессіональныхъ занятій въ какой-нибудь конурѣ подворья, кое-какъ перебиваясь анонимнымъ литературнымъ трудомъ,-- надѣялся, ждалъ и падалъ духомъ, видя, что желанные кліенты къ нему не являются,-- истощилъ въ конецъ собственныя свои средства и великодушіе своихъ пріятелей, -- оказывался вынужденнымъ смиренно выносить дерзости назойливыхъ кредиторовъ и умолять, чтобы бѣдняки, которымъ онъ долженъ былъ какіе-нибудь гроши, потерпѣли еще немного. Онъ I стоялъ, если можно такъ выразиться лицомъ къ лицу съ раззореніемъ, когда неожиданный оборотъ колеса фортуны сдѣлалъ его вдругъ счастливымъ обладателемъ одного изъ немногихъ крупныхъ выигрышей, имѣющихся въ лоттереѣ, именуемой адвокатурою. Теперь многіе юристы, несравненно болѣе талантливые и опытные, чѣмъ онъ самъ, не заработываютъ и нятой части того, что получаетъ его секретарь, который всего лишь нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ съ трудомъ добывалъ въ кредитъ баночку ваксы для сшитыхъ въ кредитъ же сапогъ его хозяина. Въ бель-этажѣ вы встрѣтите почтеннаго законовѣда, составившаго уже себѣ уважаемое имя, человѣка, прожившаго полстолѣтія въ подворьѣ, -- обладающаго громадною библіотекой и въ собственныхъ своихъ мозгахъ и на полкахъ многочисленныхъ шкафовъ, уставленныхъ классическими произведеніями не только по юриспруденціи, но и по самымъ разнообразнымъ другимъ отраслямъ человѣческаго знанія. Въ теченіе всего этого полустолѣтія онъ жилъ одинокимъ и только для себя самого, неустанно накопляя знаніе и богатство. Онъ только что вернулся теперь вечеромъ изъ клуба, гдѣ плотно пообѣдалъ, въ свою холостую профессіональную квартиру, гдѣ онъ ведетъ жизнь стараго атеиста-отшельника. Но смерти этого ученаго мужа имя его будетъ записано въ подворьѣ на мраморной доскѣ, а наслѣдники сожгутъ въ каминѣ часть его библіотеки. Не знаю, удовлетворила-ли бы васъ, любезные читатели, перспектива такой почетной карьеры со всѣми накопленными въ ней знаніями и богатствами. Не станемъ, однако, задерживаться слишкомъ долго у дверей г-на Судьбинскаго. Прямо надъ нимъ живетъ мистеръ Грумпъ, тоже давнишній обитатель подворья. Въ то время, когда Судьбинскій возвращается домой, чтобы въ одиночествѣ читать Катулла, Грумпъ усаживается съ тремя столь же солидными сверстниками за солидный робберъ виста, послѣ обѣда, за которымъ каждый изъ партнеровъ выпилъ по три солидныхъ бутылки портвейна. Этихъ почтенныхъ стариковъ можно видѣть каждое воскресенье спящими на своихъ скамьяхъ въ темпльской церкви. Стряпчіе рѣдко безпокоятъ ихъ порученіями вести тяжебныя дѣла, но каждый изъ старцевъ, къ счастью, располагаетъ своимъ собственнымъ маленькимъ капитальцемъ. Въ квартирѣ третьяго этажа на одной площадкѣ съ жилищемъ Пена и Баррингтона сидитъ долго за полночь мистеръ Зубрилкинъ, кончившій первымъ университетъ и числящійся почетнымъ членомъ своей коллегіи. Изо дня въ день онъ дѣлаетъ выписки изъ тяжебныхъ дѣлъ и перечитываетъ кассаціонныя рѣшенія часовъ до двухъ по полуночи, а встаетъ въ семь часовъ утра и является въ контору юрисконсульта раньше всѣхъ другихъ занимающихся тамъ кандидатовъ на судебныя должности. Работу тамъ онъ прекращаетъ лишь за часъ до своего обѣда. Вернувшись домой изъ темпльской обѣденной залы, онъ опять занимается изученіемъ интересныхъ тяжебныхъ дѣлъ до самаго разсвѣта и ложится спать какъ разъ въ то самое время, когда, быть можетъ, Артуръ Пенденнисъ и его пріятель Баррингтонъ только что возвращаются во свояси послѣ кагого-нибудь кутежа. Зубрилкинъ, надо отдать ему справедливость, совершенно иначе употребилъ свое время. Онъ не разбрасывался, а напротивъ того соблюдалъ строжайшую экономію силъ. Съ величайшимъ стараніемъ и терпѣніемъ онъ приносилъ въ жертву низменнымъ цѣлямъ несомнѣнно крупный умъ и, энергически стремясь къ этимъ цѣлямъ, категорически отрекся отъ всякаго сколько-нибудь возвышеннаго мышленія,-- отъ всего лучшаго въ интеллектуальномъ мірѣ,-- отъ мудрости историковъ и философовъ, -- отъ поэтическихъ грезъ поэтовъ, -- отъ остроумія, фантазіи, размышленія,-- отъ чувства любви,-- отъ наслажденія искусствомъ и даже отъ стремленія къ истинѣ -- только для того, чтобы осилить громадный ворохъ англійскаго законодательства, истолкованіемъ котораго разсчитываетъ современемъ заработывать себѣ большія деньги. Въ былое время Баррингтонъ и Зубрилкинъ соперничали другъ съ другомъ въ соисканіи университетскихъ почестей, теперь же утверждаютъ, будто первый изъ нихъ растрачиваетъ даромъ время и энергію, тогда какъ Зубрилкина всѣ, напротивъ того, хвалятъ за прилежаніе. Не знаю, однако, кто изъ нихъ полезнѣе употребляетъ время. Баррингтонъ устроивается такъ, чтобы сохранить себѣ достаточный досугъ для размышленія, Зубрилкинъ же не можетъ этого сдѣлать. Баррингтонь обезпечилъ себѣ возможность любить своихъ ближнихъ и оказывать имъ услуги, тогда какъ Зубрилкину приходится по неволѣ быть эгоистомъ. Ему некогда поддерживать дружескія отношенія, -- сдѣлать доброе дѣло,-- восхищаться геніальнымъ произведеніемъ искусства,-- пламенѣть при видѣ красоты, или при гармоническихъ звукахъ нѣжной пѣсни. Все свое время и вниманіе онъ сосредоточилъ на юриспруденціи. Помимо пространства, освѣщаемаго лампой, при свѣтѣ которой Зубрилкинъ читаетъ поучительныя кассаціонныя рѣшенія, все для него подернуто мракомъ. Любовь, природа и искусство (являющееся выраженіемъ нашего восторга и пониманія красотъ мірозданія),-- все это для него словно не существуетъ. Гася позднею ночью лампу, Зубрилкинъ думаетъ, что выгодно затратилъ свой день, и ложится спать безъ угрызеній совѣсти, но и безъ благодарственной мольбы къ Всевышнему. При всемъ томъ, встрѣчаясь съ прежнимъ своимъ товарищемъ Баррингтономъ на лѣстницѣ, онъ содрогается и сторонится отъ этого джентльмена, какъ отъ существа, обреченнаго на погибель.
   Очень можетъ быть, что видъ мертвеннаго честолюбія и самодовольной пошлости, написанныхъ на блѣдно-желтомъ лицѣ Зубрилкина и сверкавшихъ въ узенькихъ его глазкахъ, послужилъ мистеру Пену спасительнымъ предостереженіемъ. Возможно, впрочемъ, что прирожденное у нашего героя сильное стремленіе къ наслажденію и веселью удержало этого юношу отъ преслѣдованія своихъ цѣлей по отношенію къ судейской скамьѣ и шерстяному мѣшку съ тою энергіей или, лучше сказать, стойкостью, какія необходимы джентльмену, не шутя намѣревающемуся вскарабкаться на эти почетныя сидѣнія. Пенъ скрашивалъ жизнь свою въ Темплѣ многоразличными удовольствіями, въ то время какъ достопочтенные его родственники полагали, будто онъ занимается исключительно только зубрежомъ. Дядюшка Артура Пенденниса писалъ, напримѣръ, неоднократно въ Фэроксъ, матери этого молодого человѣка, поздравительныя письма, въ которыхъ заявлялъ, что ея сынокъ окончательно уже перебѣсился и сталъ совершенно солиднымъ молодымъ человѣкомъ, помышляющимъ лишь о занятіяхъ юридическими науками. На самомъ дѣлѣ жизнь, которую приходилось теперь вести Пену, вызывала у него своей новизной извѣстнаго рода возбужденіе и даже подъемъ духа. Освободившись отъ нѣкоторыхъ нелѣпыхъ манеръ и притязаній, заимствованныхъ у прежнихъ университетскихъ товарищей-аристократовъ, съ которыми ему случалось теперь видѣться лишь сравнительно рѣдко, Пенъ находилъ для себя новыми и пріятными грубыя удовольствія и забавы, доступныя лондонскому холостяку, и наслаждался ими совершенно искренно. Въ былое время онъ сталъ бы завидовать великосвѣтскимъ щеголямъ, разъѣзжавшимъ на великолѣпныхъ лошадяхъ по главной аллеѣ парка, но теперь довольствовался возможностью любоваться на нихъ во время своихъ тамъ прогулокъ. Не обладая громкимъ именемъ и крупнымъ состояніемъ, онъ при своей молодости не могъ разсчитывать на легкій успѣхъ въ лондонскомъ обществѣ и былъ слишкомъ лѣнивъ, чтобы добиваться успѣха цѣною необходимыхъ для того усилій. Старикъ-маіоръ наивно заключалъ, что его племянникъ занимается юридическими науками, изъ того, что Артуръ пренебрегалъ представлявшимися ему случаями посѣщать высшее столичное общество, Побывавъ на полудюжинѣ баловъ и вечеровъ, онъ нашелъ ихъ до надоѣдливости скучными и однообразными. Разъ, что онъ отказывался отъ великосвѣтскихъ развлеченій, маіоръ считалъ себя въ правѣ отвѣчать на вопросы о племянникѣ: "Молодой повѣса совершенно исправился! Его теперь не оттащить отъ книги!" Между тѣмъ этотъ пожилой джентльменъ навѣрное пришелъ бы почти въ такой же ужасъ и такое же негодованіе, какъ Зубрилкинъ, еслибы ознакомился съ дѣйствительнымъ времяпрепровожденіемъ мистера Пена и узналъ, съ какимъ количествомъ разнообразныхъ удовольствій соединяетъ его племянникъ юридическія свои занятія.
   Серьезно проработавъ цѣлое утро, мистеръ Пенъ прогуливался въ паркѣ или гребъ на лодкѣ, или, наконецъ, отправлялся пѣшкомъ въ Гемпстидъ. Затѣмъ слѣдовалъ скромный трактирный обѣдъ и холостая пирушка, неосложенная, впрочемъ, порокомъ (Артуръ Пенденнисъ такъ искренно восхищался женщинами, что не выносилъ общества особы прекраснаго пола, которую не могъ окружить, по крайней мѣрѣ, въ воображеніи ореоломъ доброты и непорочности), или же спокойный вечеръ, проведенный дома наединѣ съ пріятелемъ и трубкою, или сигарой, къ которымъ присоединялась легонькая выпивка спиртныхъ напитковъ національнаго англійскаго производства. (Прачка и судомойка мистриссъ Фланаганъ считала долгомъ предварительно испытывать качества этихъ напитковъ). Таково было времяпрепровожденіе юнаго нашего героя и надо сознаться, что оно принадлежало къ числу довольно пріятныхъ. Въ установленные обычаемъ сроки Артуръ Пенденнисъ съ похвальнѣйшей аккуратностью выполнялъ студенческія свои обязанности, участвуя на коллегіальныхъ обѣдахъ въ парадной залѣ Верхняго Темпля. Зала эта представляетъ собою во время такихъ обѣдовъ весьма интересное зрѣлище. Если не принять въ разсчетъ нѣкоторыхъ маленькихъ анахронизмовъ, вызванныхъ вторженіями прогресса, можно было бы предположить, что участвуешь на обѣдѣ семнадцатаго столѣтія. У адвокатовъ имѣются свои столы, а у студентовъ свои. Судьи въ свою очередь усаживаются за особый столъ, на высокой эстрадѣ, окруженный портретами юрисконсультовъ и членовъ королевской фамиліи, удостоивавшихъ залу пиршествъ своимъ посѣщеніемъ и покровительствомъ. Явившись туда въ первый разъ, Пенъ очень забавлялся представлявшимся ему зрѣлищемъ. Между его товарищами студентами встрѣчались джентльмены всѣхъ возрастовъ отъ шестидесяти до семнадцати включительно. Тутъ были солидные сѣдовласые судебные стряпчіе, желавшіе держать экзаменъ на присяжнаго повѣреннаго,-- свѣтскіе щеголи и франты, желавшіе ради какихъ-нибудь соображеній получить адвокатскій дипломъ,-- смуглые черноглазые уроженцы колоній, намѣревавшіеся держать экзаменъ, чтобы заняться потомъ адвокатскою практикой у себя на родинѣ, и много джентльменовъ ирландскаго происхожденія, подготовлявшихся въ Среднемъ Темплѣ къ экзамену на судебныя должности съ тѣмъ, чтобы вернуться потомъ во свояси на Зеленый Островъ. Занимающіеся студенты собирались въ группы, бесѣдовавшія за обѣдомъ о спорныхъ юридическихъ вопросахъ. Другіе студенты, принадлежавшіе къ прожигателямъ жизни, говорили о шлюпочныхъ гонкахъ, скачкахъ на призы, о Красномъ Кабачкѣ, Вокзалѣ и Оперѣ. Не было также недостатка въ любителяхъ политики и краснорѣчія, ораторствовавшихъ въ студенческихъ клубахъ. Со всѣми этими категоріями, за исключеніемъ первой, бесѣды которой вовсе не интересовали мистера Пена и казались ему китайской грамотой, нашъ молодой человѣкъ ознакомился и сошелся во многихъ пунктахъ.
   Старинное верхне-темпльское подворье щедро заботится о своей столовой. Посѣщающіе ее адвокаты и студенты получаютъ тамъ; за весьма умѣренную цѣну превосходный здоровый обѣдъ, состоящій изъ супа, жаркого, пирожнаго; и портвейна, или хереса. Обѣдающіе раздѣляются на группы, по четыре человѣка. Каждой группѣ полагается кусокъ ростбифа, или говядины, яблочный пирогъ достаточныхъ размѣровъ и бутылка вина. Обычные посѣтители столовой, принадлежащіе, разумѣется, къ низшей студенческой категоріи, но вмѣстѣ съ тѣмъ охотники выпить и закусить, прибѣгаютъ къ невиннымъ хитростямъ, съ помощью которыхъ улучшаютъ свою пирушку. Имъ извѣстны такіе маневры, при посредствѣ которыхъ удается получить на свою долю кое-что повкуснѣе обычнаго ростбифа, сервируемаго студентамъ.
   -- Обождите немножко,-- сказалъ одинъ изъ этихъ темпльскихъ гастрономовъ, Лоутонъ.-- Обождите немножко,-- повторилъ онъ, дергая Пена за профессіональную его мантію.-- Смотрите, какое обиліе закусокъ выставлено на судейскомъ столѣ, а между тѣмъ за нимъ сидятъ всего двое судей. Если мы обождемъ, намъ перепадетъ, пожалуй, что-нибудь съ ихъ стола.
   Пенъ смотрѣлъ съ интересомъ, а Лоутонъ съ настоящимъ вожделѣніемъ на эстраду съ судейскимъ столомъ, гдѣ трое старыхъ джентльменовъ стояли передъ дюжиною серебряныхъ приборовъ, между тѣмъ какъ секретарь одного изъ судей гнусливо читалъ передобѣденную молитву.
   Лоутонъ обнаруживалъ за обѣдомъ геніальную предусмотрительность. Онъ устраивался такъ, чтобы, быть старшимъ, или капитаномъ въ группѣ и такимъ образомъ обезпечить себѣ самому тринадцатую рюмку изъ бутылки портвейна. На его долю выпадало также разрѣзать жаркое, причемъ онъ искусно предоставлялъ себѣ лучшіе куски и наиболѣе значительную порцію соуса. Все это несказанно забавляло Пена. Бѣдняга Джекъ Лоутонъ! Ты въ своей жизни стремился лишь къ самымъ скромнымъ и невиннымъ наслажденіямъ! Будучи искреннымъ эпикурейцемъ, ты не позволялъ себѣ даже и мысленно наслаждаться обѣдомъ дороже чѣмъ въ семьдесятъ пять копѣекъ!
   Пенъ былъ нѣсколько старше многихъ изъ своихъ товарищей-студентовъ. Кромѣ того въ его манерахъ и способѣ выражаться было что-то такое горделивое и дерзкое, придававшее ему великосвѣтскій отпечатокъ. Онъ не походилъ на блѣднолицыхъ зубрилъ, толковавшихъ другъ съ другимъ объ юридическихъ вопросахъ, или на кровожадныхъ дэиди въ спортсменскихъ рубашкахъ, съ изумительнѣйшими булавками и жилетами, представлявшихъ собою лѣнивую фракцію студенческой общины. Скромный и добродушный Лоутонъ подчинился таинственной силѣ притяженія величественныхъ манеръ Пена и познакомился съ нимъ за обѣдомъ, заговоривъ первый.
   -- Сегодня, если не ошибаюсь, сударь, намъ подадутъ отварную говядину,-- сказала" онъ Пену.
   -- Клянусь честью, сударь, я ничего не знаю на этотъ счетъ,-- возразилъ Пенъ, съ трудомъ лишь удерживаясь отъ смѣха, но присовокупилъ:-- Я еще новичекъ, такъ какъ состою здѣсь лишь на первомъ семестрѣ.
   Тогда Лоутонъ принялся указывать ему наиболѣе выдающихся особъ, которыя явились на общій обѣдъ въ парадной залѣ Темпля.
   -- Вотъ этотъ лысый, что сидитъ на судейской скамьѣ подъ картиной и ѣсть супъ, это Бузи. Супъ ему подали, надо полагать, черепашій. По крайней мѣрѣ, тамъ почти всегда ѣдягъ этотъ супъ. Рядомъ съ Бузи сидятъ: королевскій юрисконсультъ Балльсъ и Суйтенгемъ. Вы знаете, вѣдь, кои тору, юрисконсультовъ Годиса и Суйтенгема? За адвокатскимъ столомъ, на старшемъ мѣстѣ, засѣдаетъ старикъ Груивъ. Говорятъ, что онъ обѣдаетъ здѣсь уже сорокъ лѣтъ. Старѣйшимъ адвокатамъ зачастую подаютъ, замѣтьте, рыбу съ судейскаго стола. А вотъ взгляните-ка на этихъ четырехъ молодцовъ, что сидятъ прямо противъ насъ Это все великосвѣтскіе щеголи и первостатейные франты, смѣю васъ увѣрить. Вотъ мистеръ Трейль, сынъ илингскаго епископа, высокородный Фредъ Рингудъ, двоюродный братецъ лорда Сенбара. По окончаніи курса онъ навѣрное получитъ отличное мѣсто. А это -- неразлучный съ нимъ Бобъ Игрунчиковъ, молодой человѣкъ съ большими средствами. Ха, ха, ха!... неожиданно расхохотался Лоутонъ.
   -- Что съ вами?-- освѣдомился Пенъ, котораго эти разъясненія очень забавляли.
   -- Мнѣ пришло въ голову, что было бы очень недурно столоваться съ этими молодцами,-- замѣтилъ Лоутонъ, лукаво подмигнувъ глазомъ и выпивъ залпомъ рюмку вина.
   -- Почему же?-- спросилъ Пенъ.
   -- По очень простой причинѣ. Они являются, вѣдь, сюда только для вида, а вовсе не для того, чтобы пообѣдать. Станутъ еще они здѣсь обѣдать, Господи прости и помилуй! Они отправятся отсюда въ какой-нибудь изъ аристократическихъ клубовъ, или же на великосвѣтскій званый обѣдъ! Въ репортерскихъ замѣткахъ объ аристократическихъ пирушкахъ постоянно встрѣчаются ихъ фамиліи. Я готовъ поручиться чѣмъ угодно, что вотъ и теперь на углу Эссекской улицы стоитъ кабріолетъ Рингуда и маленькая карета Трепля. Онъ, между нами будь сказано, чертовски мотаетъ деньги своего папаши-епископа. Станутъ они здѣсь обѣдать. Они просидятъ тутъ два часа и все-таки ничего ѣсть не будутъ.
   -- Отчего же вамъ было бы пріятно обѣдать съ ними, разъ что они ничего не ѣдятъ?-- освѣдомился все/еще съ нѣкоторымъ недоумѣніемъ Пенъ.-- Мнѣ кажется, что здѣсь кушанья подаются въ достаточномъ количествѣ, такъ что можетъ хватить на всѣхъ.
   -- Какой вы, однако, еще новичекъ!-- возразилъ Лоутонъ.-- Извините меня пожалуйста, но вы, сударь, непростительно наивны. Развѣ вы не видите, что они не дотрогиваются до вина? Счастливецъ, который обѣдаетъ съ этими тремя молодцами, можетъ поэтому выпить, если ему угодно, цѣлую бутылку одинъ! По этому-то Каркорань къ нимъ и примостился.
   -- Я все болѣе убѣждаюсь, г-нъ Лоутонъ, что вы обладаете необычайной житейской опытностью,-- сказала, Пенъ, очарованный новымъ своимъ знакомымъ.
   Скромно возразивъ на это, что прожил въ Лондонѣ лучшую часть: своей жизни и по необходимости глядѣлъ все время въ оба, Лоутонъ продолжалъ разсказывать Пену про наиболѣе замѣчательныхъ студентовъ и адвокатовъ.
   -- Здѣсь цѣлая масса ирландцевъ,-- сказалъ онъ.-- Напримѣръ, вотъ хоть бы этотъ самый Каркорань, который, кстати, не пользуется особенными моими симпатіями. Взгляните сюда на хорошенькаго молодого человѣка въ синемъ галстухѣ, розовой рубашкѣ и желтомъ жилетѣ -- это тоже ирландецъ, Моллои-Моллоней-Баллималонейскій, племянникъ генералъ-маіора сэра Гектора О`доуда,-- продолжалъ Лоутонъ, стараясь подражать ирландскому выговору.-- Онъ постоянно хвастается своимъ дядей и въ день поступленія сюда явился въ брюкахъ съ серебряными лампасами. Другой, что рядомъ съ нимъ, съ длинными черными волосами, страшный бунтовщикъ и мятежникъ. Клянусь Юпитеромъ, сударь, что когда слушаешь его рѣчи въ клубѣ, вся кровь застываетъ въ жилахъ. Слѣдующій за нимъ тоже ирландецъ, Джонъ Финуканъ, газетный репортеръ. Ирландцы, видите-ли, постоянно держатся вмѣстѣ. Однако же, ваша очередь налить себѣ рюмочку. Какъ, вы не хотите портвейна? Развѣ вы не любите портвейнъ за обѣдомъ? Позвольте въ такомъ случаѣ выпить за ваше здоровье.
   Несомнѣнно, что симпатія Лоутона къ Пенденнису нимало не ослабѣла, вслѣдствіе того, что этому джентльмену не нравилось запивать обѣдъ портвейномъ. Однажды, когда Пенъ участвовалъ въ одномъ изъ такихъ общихъ обѣдовъ въ группѣ, гдѣ его знакомецъ Лоутонъ состоялъ капитаномъ, къ нимъ присоединился джентльменъ въ адвокатской мантіи, которому, очевидно, не удалось пристроиться къ особамъ его ранга за адвокатскимъ столомъ, вслѣдствіе чего онъ перешелъ за студенческій столъ и занялъ мѣсто на скамьѣ рядомъ съ Пеномъ. Адвокатская его мантія была очень потертая, а платье сильно поношено,-- рубашка, хотя и чистая, давно уже заслуживала увольненія въ отставку и совершенно не походила на великолѣпную розовую сорочку мистера Моллоя-Моллонея, занимавшаго постъ старшины въ ближайшей сосѣдней группѣ. Джентльмены, участвующіе въ общихъ обѣдахъ Верхняго Темпля, пишутъ, по заведенному тамъ обычаю, свои фамиліи на листкахъ бумаги, подаваемыхъ каждой группѣ вмѣстѣ съ карандашомъ. Лоутонъ записался первымъ. За нимъ слѣдовалъ Артуръ Пенденнисъ, и на третьемъ мѣстѣ оказался джентльменъ въ поношенной мантіи. Онъ улыбнулся, прочитавъ фамилію Пена и, пристально взглянувъ на него, сказалъ:
   -- Намъ не мѣшало бы познакомиться другъ съ другомъ. Мы оба изъ коллегіи Бонифація. Моя фамилія Баррингтонъ.
   -- Съ ногъ-сшибательный Баррингтонъ?-- переспросилъ Пенъ, восхищенный тѣмъ, что видитъ передъ собою этого легендарнаго героя.
   -- Да, съ ногъ-сшибательный Баррингтонъ,-- подтвердилъ адвокатъ.-- Вы при мнѣ были еще новичкомъ на первомъ курсѣ, но я узналъ васъ сейчасъ же въ лицо. Вы же меня, кажется, совсѣмъ не помните?
   -- Вся наша коллегія до сихъ поръ говоритъ о васъ, -- возразилъ Пенъ, обладавшій способностью восхищаться талантомъ и мужествомъ своего ближняго. Барочникъ Билль Симсъ, котораго вы, помните, тогда еще вздули, очень жалѣетъ, что васъ нѣтъ теперь въ Оксфордѣ, чтобы опять помѣриться силами. Дѣвицы Нотлей, продавщицы...
   -- Тсъ, тише,-- прервалъ его Баррингтонъ -- Очень радъ познакомиться въ вами, Пенденнисъ. Мнѣ доводилось слышать о васъ многое.
   Молодые люди тотчасъ же подружились и вступили въ разговоръ о коллегіи, въ которой воспитывались. Пенъ разыгрывалъ изъ себя шикаря-джентльмена въ предшествовавшій разъ, когда увѣрялъ Лоутона, будто не употребляетъ за обѣдомъ портвейнъ. Теперь, видя, что Баррингтонъ съ удовольствіемъ пьетъ это вино, онъ принялся, къ великому разочарованію Лоутона, тоже не пропускать ни единой рюмки. Когда обѣдъ кончился, Баррингтонъ спросилъ Артура:
   -- Какъ предполагали вы провести сегодня вечеръ?
   -- Думаю зайти домой, переодѣться, а потомъ отправиться въ оперу и послушать Гризи въ "Нормѣ".
   -- Разсчитываете вы кого-нибудь тамъ встрѣтить?
   -- Нѣтъ, я собираюсь только послушать музыку. Я до нея большой охотникъ.
   -- Заверните-ка лучше ко мнѣ и выкурите со мной трубочку. Я живу тутъ же въ Темплѣ, на Ягнячьемъ дворѣ. Заходите на часокъ. Мы потолкуемъ про коллегію Бонифація и прежнее наше житье-бытье.
   Они ушли вмѣстѣ и Лоутонъ, со вздохомъ, поглядѣлъ имъ вслѣдъ. Зная, что Баррингтонъ сынъ баронета, онъ смотрѣлъ на него съ наивнымъ почтеніемъ, съ которымъ относился ко всѣмъ вообще представителямъ британской аристократіи.
   Съ этого самаго вечера Пенъ и Баррингтонъ сдѣлались закадычными друзьями. Веселый, жизнерадостный характеръ Баррингтона,-- его разсудительность, безхитростное радушіе и неизмѣнная трубка табаку очаровали Пена, который вскорѣ нашелъ для себя не въ примѣрь пріятнѣе обѣдать съ молодымъ адвокатомъ за шиллингъ въ какомъ-нибудь ресторанѣ, чѣмъ раздѣлять трапезу "Сложноцвѣтныхъ" и, чувствуя тамъ свое одиночество, молча сидѣть среди молчаливыхъ и утонченно вѣжливыхъ членовъ этого великосвѣтскаго клуба.
   Пенъ не замедлилъ отказаться отъ квартиры въ Сентъ-Джемской улицѣ, куда переѣхалъ прямо изъ гостинницы. Онъ нашелъ для себя въ финансовомъ отношеніи гораздо болѣе выгоднымъ поселиться на Ягнячьемъ дворѣ у Баррингтона, снабдивъ надлежащей мебелью имѣвшуюся тамъ пустую комнату. Надо замѣтить про Пена, что его было очень легко подбить къ чему-нибудь, приходившемуся ему по вкусу, или же имѣвшему за себя прелесть новизны. Такимъ образомъ отрокъ Пиджонъ и прачка (она же судомойка и пр. и пр.). Фланаганъ должны были угождать за разъ и Баррингтону, и Пену.
   

ГЛАВА XXX.
Старые и новые знакомые.

   Восхищаясь мыслью познакомиться съ жизнью, Пенъ перебывалъ въ сотнѣ самыхъ диковинныхъ лондонскихъ притоновъ. Ему было пріятно думать, что сталкивается тамъ съ людьми самыхъ разнообразныхъ профессій и состояній. Онъ наблюдалъ за угольщиками въ посѣщаемыхъ ими кабачкахъ, -- за боксерами въ излюбленныхъ ими трактирахъ,-- за безпритязательными горожанами въ скромныхъ ихъ кутежахъ, гдѣ-нибудь въ городскихъ предмѣстьяхъ, или же на берегахъ Темзы. Онъ съ удовольствіемъ вмѣшался бы въ общество опытныхъ карманныхъ воровъ, или же роспилъ кружку пива въ компаніи убійцъ и грабителей, если бы ему представился случай свести знакомство съ представителями этихъ профессій. Интересно было смотрѣть также, съ какою серьезностью Баррингтонъ слушалъ разсказы "Тютбюрійскаго любимца" и "Брейтонскаго богатыря" въ гостинницѣ подъ вывѣской Храбрыхъ Бойцовъ, или же къ бесѣдамъ угольщиковъ, собравшихся въ Лисьей Норѣ Подъ Холмомъ. Онъ обладалъ необычайно точными свѣдѣніями о всѣхъ трактирахъ и кабакахъ въ британской столицѣ и ея окрестностяхъ, равно какъ и о завсегдатаяхъ этихъ увеселительныхъ заведеній. Состоя всюду въ пріятельскихъ отношеніяхъ съ хозяиномъ и хозяйкой, Баррингтонъ могъ всегда разсчитывать на радушный пріемъ какъ въ буфетной, такъ и въ общей залѣ. Онъ утверждалъ, что чувствуетъ себя тамъ гораздо лучше, чѣмъ въ аристократическихъ салонахъ, гдѣ чопорность манеръ и безсодержательность разговоровъ положительно ему претятъ.
   -- Въ этихъ салонахъ,-- говорилъ онъ,-- всѣ и каждый разыгрываютъ одну и ту же роль,-- носятъ одни и тѣ же костюмы,-- ѣдять, пьютъ и говорятъ одно и то же. Любой молодой щеголь въ клубѣ представляетъ собой точную копію съ каждаго другого щеголя. Каждая барышня на балу держитъ себя точь въ точь, какъ всякая другая барышня. Мнѣ гораздо занятнѣе толковать съ величайшимъ силачемъ въ Англіи, или же съ человѣкомъ, способнымъ выпить наибольшее количество пива, или, наконецъ, съ крайнимъ республиканцемъ, считающимъ коммунара Дистльвуда симпатичнѣйшимъ изо всѣхъ героевъ, упоминаемыхъ въ исторіи. Джинъ, съ небольшимъ количествомъ кипятку нравится мнѣ больше кларета. Полъ, вымытый съ пескомъ, въ трактирѣ на Карнабійскомъ рынкѣ для меня пріятнѣй вылощеннаго паркета великосвѣтскихъ салоповъ. Признаюсь, что предпочитаю снобовъ аристократамъ.
   Джентльменъ этотъ былъ и въ самомъ дѣлѣ убѣжденнымъ республиканцемъ-соціалистомъ. Во время бесѣды съ какими-нибудь Джеками и Томами ему не приходила никогда въ голову мысль считать себя по сравненію съ ними существомъ высшаго разряда, хотя втайнѣ, быть можетъ, онъ и наслаждался уваженіемъ, съ которымъ они къ нему относились. Пенъ чрезвычайно охотно сопровождалъ своего пріятеля во всѣ эти притоны. Будучи значительно моложе Баррингтона, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ обладалъ болѣе щеголеватой внѣшностью и болѣе величественными манерами, такъ что напоминалъ собою юнаго принца, инкогнито посѣщающаго бѣдняковъ, подданныхъ своего родителя. Сынъ простого аптекаря, Артуръ могъ разсчитывать только на грошевое наслѣдство, но, не смотря на все это, держалъ себя ни дать, ни взять, какъ переодѣтый принцъ. Царственная величавость его манеръ и властная непринужденность добродушнаго юмора внушали добросердечнымъ простолюдинамъ благоговѣйное къ нему почтеніе. Вообще говоря, человѣкъ охотно мирится съ положеніемъ божка и соглашается принимать поклоненіе отъ людей, которые въ сущности нисколько не хуже его. Безъ сомнѣнія, любопытно было созерцать снисходительность, съ какою Пенъ принималъ таковое, вовсе не подобавшее ему поклоненіе. Даровитые люди, по выходѣ изъ стадіи ранней молодости, обыкновенно утрачиваютъ прежнюю наглую свою самоувѣренность. Тѣмъ интереснѣе наблюдать за ея проявленіями у неглупаго честнаго юноши. Для меня лично есть что-то трогательное въ этихъ наивныхъ проблескахъ ребяческаго самомнѣнія.
   Посвятивъ цѣлое утро прилежному чтенію, впрочемъ, не однѣхъ только юридическихъ книгъ, но также сочиненій историческаго, политическаго, или даже беллетристическаго характера, столь же необходимыхъ для образованія и развитія молодого человѣка, какъ и сухая юриспруденція, -- усидчиво позанявшись въ теченіе нѣсколькихъ часовъ законовѣдѣніемъ, разсмотрѣніемъ тяжебныхъ дѣлъ, новѣйшихъ журналовъ и преимущественно газетъ,-- молодые люди находили, что пора подумать и объ обѣдѣ. Они отправлялись тогда въ городъ съ наилучшимъ расположеніемъ духа, превосходнѣйшимъ аппетитомъ и твердымъ намѣреніемъ провести вечеръ столь же весело и пріятно, какъ провели передъ тѣмъ утро. Хорошо живется человѣку въ двадцатичетырехлѣтнемъ возрастѣ, когда всѣ фибры души и тѣла работаютъ легко и правильно и когда свѣтъ не утратилъ еще прелесть новизны! Пріятное сознаніе способности наслаждаться порождаетъ тогда само по себѣ уже жизнерадостное настроеніе, составляющее необходимое условіе беззавѣтнаго веселья. Если намъ и случается когда-нибудь впослѣдствіи чувствовать себя снова помолодѣвшими, то единственно лишь въ обществѣ тогдашнихъ своихъ товарищей. Мелодіи, которыя мы насвистываемъ или напѣваемъ сквозь зубы въ старости, врѣзались намъ въ памяти именно въ эти молодые годы. Иногда передъ нами воскресаетъ этотъ жизнерадостный періодъ существованія, но въ какомъ несчастномъ и непривлекательномъ видѣ оказывается тогда нашъ прежній эдемъ, -- какъ помяты и до какой степени завяли роскошныя его гирлянды цвѣтовъ,-- какъ состарѣлись прежніе наши пріятели и сотрапезники, и сколько разныхъ свѣчей и звѣздочекъ успѣло уже угаснуть съ тѣхъ поръ! Кажется, будто мы еще въ предшествовавшій вечеръ чувствовали себя молодыми и полными силы, а къ утру проснулись послѣ пирушки съ сѣдиной и головною болью. Жизнерадостное наше веселье съ разрумяненными щечками уснуло непробуднымъ сномъ. Намъ предстоитъ докончить безъ него дневное странствованіе Будемъ же свершать свой путь съ трезвою покорностью судьбѣ, не сподобившей насъ наслаждаться вѣчною молодостью!
   Не знаю, что бы сказали Лаура и Елена, увидя зрѣлище, которымъ могли бы зачастую пользоваться, если бы проживали не въ Фэроксѣ, а въ самомъ Лондонѣ. Раннимъ утромъ, когда мосты на Темзѣ только что начинали алѣть въ лучахъ восходящаго солнца, и успокоившіяся столичныя улицы сверкали еще алмазной росой, Пенъ и Баррингтонъ спѣшили по звонкимъ плитамъ тротуаровъ къ себѣ домой въ Темпль, послѣ ночи беззавѣтнаго кутежа. Замѣтимъ кстати, что эти ночи, при всей своей сумасбродности, не были такими мерзостными, какъ это могло бы случиться при нѣсколько иныхъ условіяхъ. Дѣйствительно, Баррингтонъ былъ женоненавистникомъ, а Пенъ обладалъ слишкомъ изысканными вкусами для того, чтобы удовлетворяться низменными интрижками. Юный наслѣдный принцъ Фэрокса не могъ говорить съ особами прекраснаго пола иначе, какъ съ изысканнѣйшей вѣжливостью. Инстинктивная деликатность заставляла его воздерживаться отъ всякаго, сколько-нибудь непристойнаго слова или движенія. Мы видѣли, правда, что онъ, подобно многимъ изъ своихъ ближнихъ, влюбился въ дуру, недостойную его привязанности (весьма вѣроятно, что это случалось съ нимъ даже не разъ), но все время, пока длилась для него иллюзія, онъ считалъ царицу своего сердца богиней, вполнѣ заслуживающей поклоненія. "Любя женщину, мужчина преклоняется передъ нею; когда же онъ встаетъ на ноги, то значитъ собирается уже уйти прочь".
   Это именно и говорилъ Пену одинъ изъ старыхъ его знакомыхъ, съ которымъ молодой человѣкъ встрѣтился опять въ Лондонѣ, а именно почтеннѣйшій мистеръ Боусъ изъ труппы Четтрійскаго театра, состоявшій теперь въ должности піаниста, дабы аккомпанировать выдающемуся лирическому артисту пѣніемъ котораго наслаждалась каждый вечеръ публика въ ковентгарденскомъ ресторанѣ "Головы Фильдинга", гдѣ собирался также небольшой клубъ, выбравшій себѣ безпритязательное прозвище "Людской".
   Многіе изъ пріятелей Пена посѣщали это интересное собраніе. "Голова Фильдинга" играла роль увеселительнаго заведенія чуть не съ тѣхъ самыхъ поръ, когда знаменитый авторъ Тома Джонса состоялъ въ должности полицейскаго судьи въ окрестностяхъ Боустрита. Фильдингъ зачастую являлся сюда, и прежнее его кресло по сю пору указываютъ посѣтителямъ Людской. Предсѣдатель ея усаживается обыкновенно въ это кресло. Упомянутый почетный постъ занимаетъ обыкновенно самъ хозяинъ "Головы Фильдинга", достоуважаемый Куттсъ, когда тому не препятствуетъ припадокъ подагры, или иная болѣзнь. Нѣкоторые изъ моихъ читателей мужескаго пола, быть можетъ, помнятъ еще веселую его наружность и прекрасный голосъ. Онъ охотно пѣлъ въ хорѣ и соло въ музыкальныхъ собраніяхъ, причемъ его пѣсни принадлежали къ старинной англійской школѣ вакхическихъ мелодій, восхвалявшихъ по преимуществу ромъ, пуншъ и т. п., возвышающіе душу напитки. Образцами ихъ могутъ служить: "Добрый молодецъ, истинный джентльменъ", "Дружище Томъ, осуши эту кружку" и т. д. пѣсни, въ которыхъ паѳосъ сливался съ гостепріимствомъ, а хвалы доброкачественнымъ питіямъ и альтруистическимъ чувствамъ выводились по преимуществу баритономъ. Прелести англичанокъ, равно какъ геройскіе подвиги англичанъ на сушѣ и на морѣ, зачастую тоже служили темами для балладъ этой категоріи. Въ ранней молодости мнѣ случалось не разъ изумляться тому, какъ пѣвецъ Куттсъ, только что успѣвъ привести насъ въ состояніе патріотическаго восторга гимномъ, трогательно излагавшимъ обстоятельства, при которыхъ былъ смертельно раненъ герой Аберкромби, или же растрогавъ насъ и самого себя до слезъ столь же трогательнымъ мелодичнымъ увѣреніемъ, что листва, падающая осенью съ дерева, предрекаетъ старику неизбѣжную смерть,-- превращался вдругъ изъ Куттса-пѣвца въ Куттса-трактирнаго хозяина. Прежде чѣмъ успѣвали стихнуть апплодисменты, которые мы отбарабанивали кулаками по столу въ честь его пѣсни, растрогавшей наши сердца, онъ, объявлялъ: "Теперь, господа, можете отдавать ваши приказанія; половые всѣ на мѣстахъ! Джонъ, бокалъ шампанскаго мистеру Грину! Кажется, сударь, вы изволили себѣ потребовать сосисекъ съ картофельнымъ пюре?.. Поворачивайся же скорѣе, Джекъ!
   -- Я буду вамъ очень благодаренъ, Джонъ, если вы принесете мнѣ бокалъ пунша, но только самаго что ни на есть горячаго!-- зачастую восклицалъ хорошо знакомый Пену голосъ, заставившій юношу покраснѣть и вздрогнуть, когда онъ услышалъ его впервые. Это былъ голосъ почтеннаго капитана Костигана, поселившагося теперь въ Лондонѣ, гдѣ онъ былъ однимъ изъ столповъ музыкальныхъ собраній въ ресторанѣ подъ вывѣской "Головы Фильдинга".
   Манеры капитана и его разговоръ привлекали въ этотъ ресторанъ большое количество молодежи. Онъ былъ интересной, типичною личностью, и слава о немъ начала распространяться вскорѣ по прибытіи его въ столицу, а въ особенности но выходѣ замужъ его дочери. Капитанъ охотно бесѣдовалъ о своей "дочери" съ близкими друзьями, какими всегда являлись для него въ данную минуту непосредственные сосѣди-собутыльники. Онъ разсказывалъ объ ея свадьбѣ, о событіяхъ, предшествовавшихъ бракосочетанію и послѣдовавшихъ за нимъ,-- о томъ, какъ Мирабель обожаетъ свою жену и тестя,-- о сотняхъ фунтовъ стерлинговъ, которые онъ, капитанъ, могъ бы всегда получить отъ своего зятя, если бы это потребовалось. Изъявляя твердое намѣреніе потребовать отъ зятя денегъ въ будущую же субботу, 14-го числа, и подтверждая заявленіе это клятвеннымъ обѣщаніемъ, что въ субботу деньги ему будутъ переданы тутъ же, у Куттса, въ ту самую минуту, какъ только онъ предъявитъ чекъ, капитанъ нерѣдко обращался къ кому-либо изъ пріятелей съ просьбою одолжить ему полкроны до наступленія греческихъ календъ, когда онъ обязуется честнымъ словимъ офицера и джентльмена выплатить этотъ ничтожный долгъ.
   Сэръ Чарльзъ Мирабель не обнаруживалъ къ своему тестю такой восторженной привязанности, какую этотъ послѣдній приписывалъ ему иногда, изъ желанія прихвастнуть высокороднымъ своимъ зятемъ. Необходимо замѣтить, что, приходя въ пессимистическое настроеніе, капитанъ увлекался подчасъ и въ противуположную сторону. Ему случалось тогда со слезами на глазахъ жаловаться на неблагодарность родной дочери и постыдную скупость женившагося на ней стараго богача. На самомъ дѣлѣ, однако, жалобы эти были лишены основанія. Капитанъ получалъ отъ дочери и зятя, правда, небольшую, но весьма аккуратно выплачивавшуюся пенсію. Бѣдняга Костиганъ еще аккуратнѣе, впрочемъ, расходовалъ за недѣлю впередъ эту пенсію, сроки платежа которой были какъ нельзя лучше извѣстны пріятелямъ капитана въ "Головѣ Фильдинга", куда онъ являлся съ пачкой банковыхъ билетовъ въ рукахъ, нарушая гармоническіе эффекты музыкальнаго собранія громкимъ требованіемъ, чтобы ему размѣняли деньги.
   -- Надѣюсь, дружище Куттсъ, что эти билеты не забракуютъ въ англійскомъ банкѣ!-- заявлялъ торжествующимъ тономъ капитанъ Костиганъ.-- Не хочешь-ли выпить рюмочку чего-нибудь горяченькаго, Боусъ? Совѣтую тебѣ сегодня не скряжничать. Угощенье на мой счетъ! Стаканчикъ добраго пунша заставитъ тебя играть, какъ говорится, con spirito!
   Дѣло въ томъ, что когда у капитана заводились деньжата, онъ тратилъ ихъ не жалѣя и если застегивалъ боковой карманъ, въ которомъ хранились деньги, то единственно лишь въ случаѣ ихъ израсходованія, или (иной разъ) также и приближенія кого-нибудь изъ болѣе крупныхъ кредиторовъ.
   Пенъ встрѣтился съ своимъ старымъ пріятелемъ какъ разъ въ одинъ изъ такихъ восторженныхъ моментовъ, когда капитанъ хвастался своимъ богатствомъ въ Людской "Головы Фильдинга" за пѣвческимъ столомъ и угощалъ пушномъ всѣхъ появлявшихся тамъ своихъ знакомыхъ. Баррингтонъ, поддерживавшій дружескія отношенія съ однимъ изъ артистовъ, пѣвшихъ басомъ, направился какъ разъ къ пѣвческому столу, а Пенъ шелъ по обыкновенію слѣдомъ за своимъ квартирнымъ хозяиномъ и другомъ.
   Увидѣвъ Костигина, Пенъ вздрогнулъ отъ удивленія и покраснѣлъ. Только что передъ тѣмъ на вечерѣ у лэди Вистонъ онъ свидѣлся впервые опять послѣ долгаго, очень долгаго промежутка времени съ дочерью капитана. Искренно и сердечно протянувъ руку, онъ тотчасъ же поздоровался съ старикомъ, какъ нельзя лучше припоминая время, когда дочь этого старика была для него дороже всего на свѣтѣ. Можетъ быть, что молодой нашъ герой былъ до нѣкоторой степени капризенъ въ своихъ привязанностяхъ и, случалось, переносилъ ихъ съ одной особы прекраснаго пола на другую, но онъ всегда уважалъ воспоминаніе о своей прежней любви. Подобно турецкому султану, онъ хотѣлъ, чтобы дамѣ, которой былъ когда-то брошенъ царственный его платокъ, оказывались въ теченіе всей послѣдующей ея жизни почести, подобающія султаншѣ.
   Пьяный капитанъ отвѣтилъ на рукопожатіе Пена со всею силой, сохранившейся въ его десницѣ, которой приходилось такъ часто подымать пуншевую чашу, что она въ значительной степени уже утратила прежнюю вѣрность и правильность движеній. Пристально взглянувъ Пену въ лицо, капитанъ воскликнули:
   -- Праведный Боже, неужели это вы?.. Милый хорошій мой мальчикъ! Дорогой мой!
   Очевидно, однако, что капитану до извѣстной степени измѣняла память. Съ любопытствомъ вглядываясь въ новоприбывшаго, онъ подъ конецъ откровенно сознался:
   -- Лицо ваше, милѣйшій другъ, мнѣ очень знакомо, но, клянусь Богомъ, я забылъ вашу фамилію.
   Со времени послѣдняго предшествовавшаго свиданія между Пеномъ и Костиганомъ дѣйствительно минуло уже пять лѣтъ, въ теченіе которыхъ капитаномъ было выпито несмѣтное количество пунша. Артуръ Пенденнисъ успѣлъ за это время перемѣниться, но даже и не принимая этого въ разсчетъ, молодой человѣкъ имѣлъ законное основаніе извинить своего стараго пріятеля. Человѣкъ, которому въ данную минуту все представляется вдвойнѣ, имѣетъ полное право видѣть прошлое въ туманѣ.
   Убѣдившись, что капитанъ находится уже, какъ говорятъ, на второмъ взводѣ, Пенъ разсмѣялся, хотя и почувствовалъ себя, быть можетъ, слегка обиженнымъ.
   -- Неужели вы меня не помните, капитанъ?-- спросилъ онъ.-- Я Пенденнисъ, Артуръ Пенденнисъ изъ Клеверинга.
   Знакомый дружескій тонъ голоса молодого человѣка воскресилъ и укрѣпилъ опьянѣвшую память капитана. Узнавъ Артура, онъ осыпалъ его цѣлымъ залпомъ самыхъ радушныхъ привѣтствій,-- назвалъ Пена дорогимъ своимъ мальчикомъ, превосходнѣйшимъ молодымъ другомъ, благороднымъ студентомъ, котораго не переставалъ любить всѣмъ сердцемъ во все продолженіе ихъ разлуки, -- освѣдомился, какъ поживаетъ отецъ... нѣтъ, впрочемъ, мать Пена и достопочтенный его опекунъ генералъ, т. е. собственно говоря маіоръ и т. д. и т. д.
   -- Судя по костюму и всему вашему внѣшнему виду, сударь, полагаю, что вы получили уже свое имущество на руки и, клянусь Богомъ, съумѣете распорядиться имъ какъ порядочный человѣкъ, а не какой нибудь подлый скряга. Готовъ поручиться, что у васъ совсѣмъ нѣтъ скряжнической жилки... Какъ, вы еще не получили своего наслѣдства? Что же, и это не бѣда! Если вамъ понадобится когда-нибудь небольшая сумма, не забывайте, что у стараго бѣдняги Джека Костигана можно иногда найти въ карманѣ парочку гиней, въ которыхъ онъ, Артуръ, никогда вамъ не откажетъ! Выкушайте-ка чего-нибудь! Джонъ, поди сюда, да смотри, поворачивайся живѣе! Принеси этому джентельмену стаканъ пунша на мой счетъ! Это, вѣдь, кажется, вашъ пріятель? Я видѣлъ его здѣсь уже не разъ. Позвольте мнѣ имѣть честь съ вами познакомиться, сударь, и попросить васъ выкушать бокалъ пунша.
   -- Не завидую сэру Чарльзу Мирабелю, которому достался на долю такой тесть, -- подумалъ про себя Пенденнисъ, а затѣмъ продолжалъ уже вслухъ:
   -- Какъ поживаетъ, капитанъ, мой старый пріятель Боусъ? Имѣете вы о немъ какія-нибудь свѣдѣнія, или, быть можетъ, видитесь даже съ нимъ лично?
   -- Смѣю увѣрить, что Боусъ пользуется вожделѣннымъ здравіемъ,-- отвѣчалъ капитанъ, побрякивая деньгами въ карманѣ и насвистывая арію "Маленькій Дууденъ", исполненіемъ которой стяжалъ себѣ въ "Головѣ Фильдинга" неувядаемую славу.-- Милѣйшій юноша, извините, я опять позабылъ вашу фамилію, но лично про себя знаю, что я Костиганъ, Джекъ Костиганъ, и что буду душевно радъ, если вы соблаговолите выпить на мой счетъ столько бокаловъ пунша, сколько вамъ заблагоразсудится. Вы меня тоже вѣдь знаете. Я Костиганъ, и ни чуточки не стыжусь быть Костиганомъ.-- Затѣмъ капитанъ пробормоталъ что-то такое совсѣмъ уже непонятное.
   -- Сегодня его превосходительство получилъ жалованье, -- замѣтилъ бесѣдовавшій съ Баррингтономъ мистеръ Годженъ, артистъ, пѣвшій басомъ. Почтеннѣйшій Джекъ Костиганъ перешелъ теперь въ достаточной уже степени за обычную свою норму. Представьте себѣ, что онъ пытался было спѣть "Маленькаго Дуудена", но такъ и не докончилъ этой аріи, значившейся въ программѣ какъ разъ передъ моей аріей "Смерть короля". А слышали вы, кстати, мистеръ Баррингтонъ, новую пѣсню "Похититель труповъ", которую меня заставили повторить на-дняхъ въ театрѣ св. Варѳоломея? Слова и музыка написаны именно для меня. Быть можетъ, вамъ, или же вашему другу желательно было бы получить печатный экземпляръ самой пѣсни и аккомпанимента? Джонъ, сбѣгай-ка, да принеси экземплярчикъ "Похитителя труповъ"! Слышишь? Съ меня, сударь, сняли портретъ въ томъ самомъ видѣ, когда я ною эту пѣсню и, такъ сказать, изображаю изъ себя "воскресителя мертвецовъ". Говорятъ, что я вышелъ на немъ чрезвычайно схожимъ.
   -- Извините, -- возразилъ Баррингтонъ,-- я слышалъ ужь девять разъ вашего "Похитителя труповъ" и знаю его наизусть, Годженъ!
   Какъ разъ въ это время джентльменъ, сидѣвшій за фортепіано, принялся играть на означенномъ инструментѣ, и Пенъ, взглянувъ въ ту сторону, откуда раздавалась музыка, увидѣлъ мистера Боуса, о которомъ только что передъ тѣмъ освѣдомлялся и про существованіе котораго Костиганъ на мгновеніе забылъ. Этотъ маленькій человѣчекъ сидѣлъ передъ страшно разбитымъ фортепіано, совершенно разстроившимъ свой организмъ подъ безжалостными руками таперовъ, стучавшихъ цѣлыя ночи напролетъ по его клавишамъ. Злополучное фортепіано, казалось, охрипло и еле-еле издавало слабые дребезжащіе звуки. Тѣмъ не менѣе, мистеръ Боусъ заставлялъ его аккомпанировать пѣвцамъ, а въ антрактахъ между аріями исполнялъ на этихъ негодныхъ клавикордахъ весьма изящныя и граціозныя вещицы.
   Боусъ увидѣлъ и узналъ Пена тотчасъ же при входѣ его въ залу. Отъ него не укрылась также сердечность, съ которой молодой человѣкъ привѣтствовалъ Костигана. Теперь онъ принялся играть хорошо извѣстный Пену гимнъ, исполнявшійся хоромъ поселянами въ онерѣ "Чужеземецъ" какъ разъ передъ выходомъ на сцену г-жи Галлеръ. Музыка эта потрясла Артура до глубины души. Онъ вспомнилъ, какъ учащенно билось его сердце при звукахъ этого гимна, въ ожиданіи появленія божественной Эмиліи. Никто, кромѣ Артура, не обращалъ вниманія на игру старичка Боуса. Ее съ трудомъ лишь можно было разслышать среди стукотни ножей и вилокъ,-- громи ихъ требованій яичницы, сосисекъ, телячьихъ почекъ и т. п. Бѣготня прислуги и неумолчный гулъ разговоровъ между посѣтителями могли, впрочемъ, и сами по себѣ уже въ достаточной степени маскировать музыку захирѣвшаго фортепіано для тѣхъ, кто не прислушивался къ ней особенно внимательно.
   Выждавъ окончанія музыкальной піесы, Пенъ подошелъ къ піанисту и дружески пожалъ ему руку. Боусъ, въ свою очередь, очень почтительно и сердечно привѣтствовалъ Артура.
   -- Вы, значить, не забыли прошлаго, г-нъ Пенденнисъ?-- сказалъ онъ.-- Я былъ, признаться, увѣренъ, что вы его помните, а потому сыгралъ эту піесу именно для васъ. Если не ошибаюсь, эта мелодія была вообще первою, какую вамъ когда-либо доводилось слышать. Вы сами разсказывали мнѣ это давнымъ давно, когда были еще только подросткомъ. Боюсь, что капитанъ не въ мѣру нагрузитъ себя сегодня вечеромъ. Онъ, всегда, впрочемъ, выпиваетъ лишнее по случаю получки. Сегодня мнѣ будетъ съ нимъ много хлопотъ, чтобы доставить его до дома и уложить въ постель. Мы живемъ съ нимъ вмѣстѣ и состоимъ по прежнему компаньонами, хотя миссъ Эмилія, т. е. леди Мирабель, покинула нашъ артистическій кружокъ... И такъ, вамъ памятны еще прежнія времена? Не правда-ли, какая она была красавица, сударь? Желаю вамъ здравствовать!
   Съ этими словами Боусъ выпилъ изъ стоявшей возлѣ него на маленькомъ столикѣ оловянной кружки изрядное количество портера.
   Впослѣдствіи Пенъ имѣлъ неоднократно случай видѣться съ прежними своими знакомыми и возобновить дружескія свои отношенія къ Костигану и старичку музыканту.
   Въ то время, какъ онъ бесѣдовалъ по душѣ съ давнишними своими пріятелями, въ общую залу увеселительнаго заведенія, носившую прозвище "Людской", во множествѣ приходили и уходили лица разнообразнѣйшихъ профессій и состояній. Пенъ имѣлъ удовольствіе видѣть тамъ такое разнообразіе представителей человѣческой расы, что этимъ разнообразіемъ могъ бы удовлетвориться, повидимому, даже самый требовательный наблюдатель. Дюжіе, краснощекіе провинціалы -- торговцы и фермеры, пріѣхавшіе въ Лондонъ по дѣламъ, наслаждались веселыми пѣснями и сытными ужинами въ "Людской". Туда же собирались, вѣроятно, съ цѣлью подышать свѣжимъ воздухомъ, цѣлыя толпы молодыхъ подмастерьевъ и приказчиковъ, какъ только на аренѣ дневныхъ ихъ. трудовъ окна запирались ставнями.! Молодые студенты-медики,-- шумливые, требовательные и одѣтые съ своеобразнымъ шикомъ, бившимъ, какъ говорится, въ носъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ (надо сознаться) не отличавшіеся чистоилотностью,-- курили, пили и бѣшено аинлодировали пѣвцамъ. Тутъ же встрѣчались и юные университетскіе щеголи съ тою неизреченно милой глуповатой усмѣшкой, какую удается пріобрѣсти лишь на лонѣ британской alma mater. Наконецъ, въ "Людскую" заходили также красивые молодые гвардейцы,-- изящные молодые люди изъ великосвѣтскихъ клубовъ въ Сентъ-Джемстритѣ и т. п. Тамъ бывали даже ирландскіе и англійскіе сенаторы, а также члены палаты пэровъ.
   Артистъ, пѣвшій басомъ, имѣлъ громадный успѣхъ съ своей аріей "Похитителя Труповъ". Весь городъ сбирался ее слушать. Занавѣсъ, скрывавшій эстраду, подымался и г. Годженъ являлся въ роли воскресителя мертвецовъ, сидя на разломанномъ до половины гробу, на крышкѣ котораго стояла бутылка джина. Возлѣ, рядомъ съ заступомъ, валялся черепъ, въ глазную орбиту котораго вставленъ былъ зажженый свѣчной огарокъ. Арія исполнялась и въ самомъ дѣлѣ съ изумительнымъ, ужасающимъ юморомъ. Артистъ бралъ такія низкія ноты, что онѣ отдавались, словно раскаты грома, въ душахъ слушателей, пораженныхъ ужасомъ. Затѣмъ въ припѣвѣ онъ стучалъ заступомъ и заливался такимъ сатанинскимъ хохотомъ, что на столахъ дребезжали и подпрыгивали со страха стаканы. Куттсъ чистосердечно сознавался, что никто изъ другихъ пѣвцовъ, не исключая его самого, не могъ выдержать сравненія съ "IIохитителемъ Труповъ". Поэтому онъ обыкновенно удалялся въ особые аипартаменты г-жи Куттсъ, или же въ буфетную передъ исполненіемъ роковой аріи, неизбѣжно затмѣвавшей собственную его славу. Романсъ бѣдняги Костигана "Маленькій Дууденъ", несмотря на очень милый акомпаниментъ Боуса на фортепьяно, слушался лишь немногими любителями, остававшимися еще въ "Людской" послѣ эффектной пѣсни "Воскресителя". Послѣ этой аріи зала совершенію пустѣла, или же оставлялась въ распоряженіе весьма немногихъ упорныхъ искателей наслажденія.
   Однажды ночью, или лучше сказать уже подъ утро, Пенъ сидѣлъ тамъ съ своимъ пріятелемъ Баррингтономъ, когда въ залу явились почти одновременно двое завсегдатаевъ.
   -- Это господа Гуланъ и Дуланъ, -- шепнулъ Пену, раскланиваясь съ ними, Баррингтонъ.
   Въ мистерѣ Дуланѣ Пенъ узналъ своего попутчика на дилижансѣ. Этотъ джентльменъ былъ, какъ уже упомянуто, приглашенъ Пеномъ на обѣдъ, но не могъ воспользоаться означеннымъ приглашеніемъ, "такъ какъ профессіональныя обязанности препятствовали ему обѣдать по пятницамъ въ гостяхъ", -- объяснилъ онъ, обмѣниваясь рукопожатіемъ съ мистеромъ Пенденнисомъ.
   Газета "Заря", въ которой сотрудничалъ Дуланъ, лежала на столѣ, вся залитая портеромъ и до половины закрытая газетою "Днемъ", въ которой сотрудничалъ Гуланъ. "Заря" держалась либеральнаго направленія, "День" же отличался крайнимъ консерватизмомъ своихъ воззрѣній. Многія англійскія газеты составляются ирландскими джентльменами, отдающими въ наемъ коварному Альбіону храбрыя свои перья, подобно тому, какъ ихъ предки отдавали, бывало, въ наемъ храбрые свои мечи. Сражаясь подъ враждебными знаменами, они, послѣ боя, становились пріятелями, какъ это, впрочемъ, и подобаетъ братьямъ и соотечественникамъ.
   -- Порцію телячьихъ почекъ и стаканъ хорошаго грога, Джонъ!
   -- Какъ поживаете, Морганъ? Какъ здоровье вашей супруги?-- заявилъ Гуланъ.
   -- Слава Богу, благодарю васъ, дружище Макъ. Рожать ей ужь не впервые. Это, съ позволенія сказать, вошло у нея въ привычку. Ну, а ваша супруга, что подѣлываетъ? Быть можетъ я зайду къ вамъ въ воскресенье на пути въ Кильбрукъ и выпью у васъ стаканчикъ пунша.
   -- Не приводите только съ собой Патси, потому что у нашего Жорженьки корь, -- сказалъ Макъ пріятелю своему Моргану и затѣмъ оба они принялись толковать о разныхъ профессіональныхъ вопросахъ,-- вѣстяхъ изъ-за границы, -- о томъ, кто именно состоитъ корреспондентомъ въ Парижѣ, и кто пишетъ изъ Мадрида,-- о страшныхъ издержкахъ, въ которыя входитъ "Утренняя Газета", которой всѣ важныя извѣстія доставляются курьерами,-- о размѣрахъ подписки и розничной продажи "Вечерней Звѣзды" и т. п.
   Баррингтонъ съ усмѣшкою развернулъ лежавшую передъ нимъ "Зарю" и указалъ на одну изъ передовыхъ статей этой газеты, начинавшуюся такъ:
   "Въ прежнія времена, когда негодяямъ надо было учинить какую-либо мерзость, сжить со свѣта врага,-- выпустить большое количество фальшивой монеты,-- подтвердить клятвой завѣдомую ложь, или же совершить убійство, -- они поручали такое дѣло профессіональному клятвопреступнику, или же убійцѣ. Оно и понятно, что крупнымъ негодяямъ, обладающимъ слишкомъ большою извѣстностью въ публикѣ, иной разъ неудобно заниматься подобною черной работой, которая притомъ далеко не во всѣхъ случаяхъ сходитъ съ рукъ даромъ. Поэтому и теперь извѣстная лондонская наша газета "День" нанимаетъ не принадлежащихъ къ постоянному составу редакціи разбойниковъ пера, чтобы клеветать на частныхъ лицъ, заслуживающихъ всякаго уваженія, и обращается къ содѣйствію продажныхъ головорѣзовъ, дабы губить репутацію тѣхъ, кто имѣлъ несчастіе ей не понравиться. Негодяй подъ чернымъ забраломъ (которое мы съ него сорвемъ), подписывающійся лживымъ именемъ Трилистника, является теперь однимъ изъ самыхъ злѣйшихъ кинжальщиковъ и буяновъ въ вертепѣ упомянутой газеты. Онъ служитъ евнухомъ, котораго посылаютъ съ шелковымъ шнуркомъ, чтобы душить людей но указанію и выбору "Дня". Мы можемъ уличить этого подлаго врага и намѣреваемся это сдѣлать. Оттого только, что лордъ Бангбанагеръ принадлежитъ къ числу либеральныхъ ирландскихъ пэровъ, упомянутый бандитъ осмѣлился выступить противъ него и всего попечительства о бѣдныхъ въ бангбанагскомъ округѣ и т. д. и т. д."
   -- Какое впечатлѣніе, Макъ, произвела эта статья у васъ въ pедакціи?-- освѣдомился Морганъ.-- Не правда-ли, что когда Капитанъ принимается кого-нибудь разносить, то ужь охулки на руку не кладетъ? Онъ написалъ эту статью въ продолженіи какихъ-нибудь двухъ часовъ въ по... Вы, разумѣется, знаете гдѣ именно, и тутъ же сдалъ ее разсыльному изъ типографіи.
   -- Нашъ главный редакторъ находитъ, что публика вовсе не интересуется газетной руганью и приказалъ Доктору оставить статью безъ отвѣта. Вопросъ этотъ обсуждался какъ разъ въ моей комнатѣ. Докторъ былъ расположенъ пуститься въ полемику. Онъ находитъ, что ругательныя статьи писать всего легче, такъ какъ онѣ не требуютъ ни малѣйшей подготовки, но главный редакторъ остался при своемъ мнѣніи и приказалъ до поры до времени молчать.
   -- Да, краснорѣчіе приходитъ въ упадокъ, Макъ!-- замѣтилъ со вздохомъ Морганъ.
   -- Что тутъ говорить объ упадкѣ. Оно въ наше время умерло и похоронено, Морганъ!-- возразилъ Макъ.-- Краснорѣчіе процвѣтало сравнительно, впрочемъ, еще недавно, когда Докторъ писалъ въ Фениксѣ и обмѣнивался ежедневно съ Капитаномъ залпами самой гомерической ругани.
   -- Перестрѣлка велась не только на бумагѣ, но и фактически, т. е. порохомъ и пулями. Доктору дважды приходилось стрѣляться на дуэли, а Капитанъ не на шутку ранилъ своего противника.
   -- Они говорятъ про доктора Бейна и капитана Шандона, объяснилъ Пену Баррингтонъ. Эти господа ведутъ другъ съ другомъ безпрерывный бой на столбцахъ "Зари" и "Дня". Докторъ Бейнъ является борцомъ консервативной партіи, а капитанъ Шандонъ -- ораторомъ либеральной. Несмотря на газетную свою вражду, они, сколько мнѣ извѣстно, закадычные друзья. Оба эти почтенные ирландца утверждаютъ, будто англичане мошеннически поступаютъ съ ихъ родиной и обманываютъ ее на чемъ свѣтъ стоитъ, но, клянусь Юпитеромъ, что они уснащаютъ любую свою газетную статью не въ примѣръ большей дозой надувательства, чѣмъ сколько англичане дадутъ себѣ трудъ измыслить въ цѣлой дюжинѣ печатныхъ томовъ. Какъ вы поживаете, Дуланъ?
   -- Къ вашимъ услугамъ, г-нъ Баррингтонъ. Очень радъ, мистеръ Пенденнисъ, что мнѣ удалось съ вами свидѣться. Совмѣстное наше ночное путешествіе на имперіалѣ дилижанса я нахожу однимъ изъ пріятнѣйшихъ въ моей жизни. Привѣтливое ваше обращеніе и веселый характеръ именно и сдѣлали это путешествіе такимъ очаровательнымъ. Я зачастую вспоминалъ эту пріятную ночь и говорилъ о ней съ женою. Мнѣ доводилось, сударь, нерѣдко встрѣчаться съ изящнымъ вашимъ молодымъ другомъ, мистеромъ Фокеромъ. Онъ иногда посѣщаетъ здѣшній ресторанъ, который, сказать къ слову, очень недуренъ. Въ предшествовавшее наше свиданіе, мистеръ Пенденнисъ, я состоялъ репортеромъ еженедѣльной газеты "Томъ и Джерри", а теперь имѣю честь быть помощникомъ редактора "Зари", одной изъ лучшихъ газетъ британской имперіи.
   Баррингтону мистеръ Дуланъ поклонился только слегка. Медоточивая размѣренная рѣчь ирландца-литератора и восточный стиль его вѣжливости, когда онъ обращался къ англичанамъ, представляли рѣзкій контрастъ съ искреннимъ порывистымъ тономъ его разговора съ соотечественниками.
   -- На какого это дьявола отпускаетъ онъ Пену такіе комплименты?-- проворчалъ сквозь зубы Баррингтонъ съ усмѣшкой, которую почти не давалъ себѣ труда скрывать. Впрочемъ, стоитъ-ли ломать голову изъ-за такихъ пустяковъ... Однако же, кого это еще сюда Богъ принесъ? Неужели весь Парнасъ рѣшилъ сегодня здѣсь собраться? Ну такъ и есть: сюда пожаловалъ мистеръ Стрѣлковъ! Онъ насъ навѣрное чѣмъ-нибудь позабавитъ. Ну что, Стрѣлковъ, парламентское засѣданіе кончилось?
   -- Я на немъ, признаться, не присутствовалъ. Я былъ тамъ, гдѣ во мнѣ имѣлась надобность!-- объявилъ, съ таинственнымъ видомъ Стрѣлковъ.-- Дай мнѣ поужинать, Джонъ, да принеси чего-нибудь существеннаго! Терпѣть не могу я этихъ вельможъ, которые способны проморить человѣка цѣлый день голодомъ. Вотъ если бы я былъ въ Эпслигоузѣ, то знаю, что меня тамъ накормили бы досыта. Герцогу извѣстна безыскусственная натура вашего покорнѣйшаго слуги. Онъ, бывало, говоритъ своему камердинеру: "Мартинъ, приготовь-ка у меня въ кабинетѣ малую толику холоднаго ростбифа, не слишкомъ пережареннаго только! да прихвати кувшинчикъ свѣтлаго эля и нѣсколько бутылокъ краснаго хереса. Сегодня будетъ у меня Стрѣлковъ". Самъ герцогъ никогда не ужинаетъ, но любитъ смотрѣть на человѣка, который ѣстъ съ аппетитомъ что-нибудь существенное и знаетъ, что я имѣю привычку рано обѣдать. Нельзя вѣдь, чортъ побери, питаться однимъ только воздухомъ!
   -- Позвольте представить васъ моему пріятелю мистеру Пенденнису, -- сказалъ съ совершенно серьезнымъ видомъ Баррингтонъ.-- Пенъ, вотъ г-нъ Стрѣлковъ, о которомъ я уже не разъ тебѣ говорилъ! Вы, Стрѣлковъ,-- знаете всѣхъ и каждаго, а потому, безъ сомнѣнія, знаете и дядюшку этого молодого человѣка, маіора Пенденниса.
   -- Всего лишь третьяго дня обѣдалъ съ нимъ въ Гаунтгоузѣ,-- объявилъ Стрѣлковъ. Насъ было четверо: французскій посолъ, Штейнъ и двое коммонеровъ.
   -- Да вѣдь мой дядюшка въ Шот... собирался было возразитъ, Пенъ,-- но Баррингтонъ наступилъ ему подъ столомъ на ногу и заставилъ такимъ образомъ замолчатъ.
   -- Я тамъ былъ, собственно говоря, по тому же дѣлу, изъ-за котораго являлся сегодня вечеромъ во дворецъ, -- продолжалъ, ни мало не смущаясь, Стрѣлковъ.-- Во дворцѣ меня продержали битыхъ четыре часа въ пріемной, гдѣ единственнымъ развлеченіемъ могъ служить развѣ лишь вчерашній нумеръ "Times", но, къ сожалѣнію, я зналъ его почти наизусть, такъ какъ самъ написалъ въ немъ три передовыхъ статьи. Лордъ-камергеръ проходилъ четыре раза черезъ пріемную, причемъ однажды пронесъ мимо самаго моего носа королевскую чайную чашку и блюдо съ какими-то вкусными яствами, но ему даже не пришло въ голову сказать мнѣ: "Дружище Стрѣлковъ, не хотите-ли выпить чашку чая?"
   -- Изъ-за чего же, однако, на этотъ разъ весь сыръ боръ загорѣлся?-- спросилъ адвокатъ и, обращаясь къ Пену, присовокупилъ:
   -- Ты знаешь, надѣюсь, что, когда въ высшихъ сферахъ происходитъ что-нибудь не ладное, сейчасъ же требуютъ во дворецъ Стрѣлкова.
   -- Нельзя сказать, чтобы у нихъ все обстояло благополучно и такъ какъ черезъ денекъ, другой, слухи объ этомъ все равно распространятся по городу, то было бы излишнимъ скрывать отъ васъ нынѣшнюю придворную тайну. На послѣднихъ скачкахъ въ Шантильи, гдѣ я взялъ призъ для моего давнишняго пріятеля, герцога Сенъ-Клу (подо мною былъ караковый его жеребецъ, Бріенъ-Бору), старикъ французскій король сказалъ мнѣ: "Стрѣлковъ, меня безпокоитъ поведеніе герцога Сенъ-Клу! Я совсѣмъ уже уладилъ его свадьбу съ принцессой Маріей Кунигундой. Сохраненіе европейскаго мира зависитъ отъ этого брака, такъ какъ если онъ не состоится, то Россія непремѣнно объявитъ войну. Между тѣмъ, юный мой сумасбродъ до такой степени влюбленъ въ супругу маршала Массены, что положительно отказывается отъ женитьбы". При такихъ обстоятельствахъ, сударь вы мой, я взялся переговорить съ герцогомъ Сенъ-Клу, который, кстати, былъ въ прекрасномъ расположеніи духа, благодаря выигранному мною для него призу на скачкахъ, доставившему, кромѣ чести, еще цѣлую уйму денегъ. Принцъ выслушалъ меня благосклонно и объявилъ: "Скажи, Стрѣлковъ, родителю, что я насчетъ этого подумаю!"
   -- А какъ будетъ по французски родитель?-- спросилъ Пенъ, щеголявшій знаніемъ французскаго языка.
   -- Мы говорили съ принцемъ по англійски. Я его выучилъ этому языку еще въ дѣтствѣ, когда, между прочимъ, спасъ ему также и жизнь. Вся Орлеанская фамилія жила тогда въ Туйкенгемѣ и маленькій герцогъ, катаясь на лодкѣ по тамошнему пруду, упалъ въ воду,-- продолжалъ Стрѣлковъ.-- Никогда не забуду благодарности, съ какой глядѣла на меня королева, когда я вытащилъ ея сынка изъ пруда. Она подарила мнѣ этотъ брилліантовый перстень и съ тѣхъ поръ, обращаясь ко мнѣ, называетъ меня всегда Чарльзомъ.
   -- Да вѣдь жена Массены должно быть теперь очень уже пожилая дама, -- замѣтилъ Баррингтонъ.
   -- Какая тутъ пожилая, она стара какъ чортъ и годилась бы влюбленному въ нее принцу въ бабушки!-- подтвердилъ Стрѣлковъ.-- Я уразумѣется, не преминулъ обратить вниманіе герцога Сенъ-Клу на это обстоятельство. Проклятыя старухи умѣютъ, однако, съ позволенія сказать, приколдовывать къ себѣ молодежь. Королевская чета сознаетъ это, какъ нельзя лучше, а потому и приходитъ въ такое отчаяніе. Она выѣхала изъ Парижа въ прошлый вторникъ вечеромъ и проживаетъ теперь въ отелѣ Джоней.
   -- Ужь не развелась-ли г-жа Массена съ мужемъ и не сочиталась-ли по секрету законнымъ бракомъ съ герцогомъ?-- спросилъ Баррингтонъ.
   -- Признаться, это не доходило пока еще до моего свѣдѣнія. Я знаю только, что меня продержали цѣлыхъ четыре часа во дворцѣ, въ пріемной, и что я не видывалъ въ жизнь свою человѣка, взволнованнаго до такой степени, какъ французскій король, когда онъ, наконецъ, вышелъ со мною объясняться. Знаю, впрочемъ, также, что я чертовски голоденъ, и что мнѣ подаютъ, наконецъ, ужинъ!-- объяснилъ Стрѣлковъ.
   Возвращаясь домой, съ своимъ пріятелемъ, Баррингтонъ замѣтилъ ему:
   -- Стрѣлковъ былъ сегодня не дуренъ, но мнѣ случалось видѣть его еще болѣе авантажнымъ. Онъ разсказываетъ иногда такія вещи, что положительно вся зала столбенѣетъ отъ изумленія. Между тѣмъ, помимо страсти стрѣлять утокъ, это очень талантливый и честный малый, искусный дѣлецъ, вѣрный другъ, прекраснѣйшій мужъ, отецъ и сынъ.
   -- Что именно заставляетъ его въ такомъ случаѣ врать столь беззавѣтнымъ образомъ?
   -- У него должно быть такая уже форма умопомѣшательства, совершенно, впрочемъ, безвредная и скорѣе даже забавная. Отъ его болтовни никто не остается въ убыткѣ, тѣмъ болѣе, что онъ никого не злословитъ. Въ политикѣ Стрѣлковъ придерживается вполнѣ опредѣленнаго направленія и ни за что въ свѣтѣ не согласится сказать, сдѣлать, или написать, что-либо не согласующееся съ его воззрѣніями. Многіе изъ нашей братьи не могли бы этимъ похвастаться.
   -- Изъ нашей братьи? Кого же ты причисляешь къ нашимъ братьямъ?-- спросилъ Пенъ.-- Какою именно профессіей занимается г-нъ Стрѣлковъ?
   -- Онъ состоитъ членомъ корпораціи Пера и Чернилъ, или, точнѣе сказать, публицистомъ и, слѣдовательно, принадлежитъ къ четвертому сословію.
   -- Значитъ ты подвизаешься на этомъ поприщѣ?
   -- Мы потолкуемъ объ этомъ когда-нибудь въ другое время,-- возразилъ Баррингтонъ.
   Имъ пришлось идти какъ разъ по Странду, мимо редакціоннаго помѣщенія "Зари", всѣ окна котораго были ярко освѣщены. Репортеры то и дѣло подъѣзжали на извозчикахъ, или же, сдавъ привезенныя извѣстія, выходили изъ редакціонныхъ дверей на улицу. Въ верхнемъ этажѣ, гдѣ работали наборщики, ярко свѣтились газовые рожки, тогда какъ въ самой редакціи горѣли лампы.
   -- Взгляни-ка сюда, Пенъ,-- сказалъ Баррингтонъ,-- здѣсь происходитъ подготовительная работа, необходимая для могучей соціальной машины, какою является въ наше время недремлющая гласность печатнаго слова. Газета разсылаетъ своихъ пословъ во всѣ части свѣта. Ея гонцы и курьеры мчатся по всѣмъ большимъ и проселочнымъ дорогамъ. Корреспонденты ея сопровождаютъ воюющія арміи и открываютъ себѣ доступъ въ кабинеты государственныхъ дѣятелей. Они вездѣсущи. Возьмемъ, напримѣръ, хоть эту самую газету. Въ данную минуту одинъ изъ ея агентовъ подкупаетъ какого-нибудь писаря въ испанскомъ государственномъ совѣтѣ, чтобы вывѣдать тайны мадридскаго двора, а другой справляется о цѣнахъ картофеля на ковентгарденскомъ рынкѣ. Вотъ и теперь курьеръ, доставляющій заграничную почту, сейчасъ только подъѣхалъ на взмыленномъ конѣ къ дверямъ редакціи. Завтра утромъ "Заря", быть можетъ, сообщитъ что-нибудь новенькое нашему министерству иностранныхъ дѣлъ. Благодаря доставленнымъ ею извѣстіямъ, фонды подымутся, или упадутъ. Въ палатѣ пэровъ лордъ Б., видя, что благородный маркизъ находится на своемъ мѣстѣ, встанетъ съ газетой въ рукѣ и произнесетъ громовую рѣчь. Ближайшимъ же послѣдствіемъ прибытія иностранной почты окажется то обстоятельство, что мистеру Дулану не дадутъ спокойно поужинать въ Людской и вызовутъ его оттуда. Въ качествѣ помощника редактора по заграничному отдѣлу, онъ долженъ пересмотрѣть весь этотъ отдѣлъ на газетной простынѣ, прежде чѣмъ ему дозволятъ улечься на свою собственную.
   Бесѣдуя такимъ образомъ пріятели, какъ разъ уже на развѣтѣ, благополучно вернулись во свояси.
   

ГЛАВА XXXI,
въ которой подкрадывается къ дверямъ бѣсенокъ печатнаго станка.

   Не смотря на то, что кутежи и наслажденія, которые доставлялъ себѣ Пенъ, обходились ему во всякомъ случаѣ не дорого, молодой нашъ герой сознавалъ, что надъ головой его виситъ, на тонкомъ волоскѣ, страшный мечъ, долженствующій рано или поздно упасть и положить роковой конецъ всѣмъ веселымъ пиршествамъ. Деньги у Пенденниса оказывались на исходѣ. Вступительный членскій взносъ въ клубъ самъ по себѣ уже унесъ третью часть всѣхъ капиталовъ молодого человѣка. Довольно кругленькую сумму пришлось уплатить также за меблировку спальни. Короче сказать, въ бумажникѣ у него оставался всего только одинъ пятифунтовый банковый билетъ. Пенъ тщетно ворочалъ мозгами, стараясь придумать средство къ тому, чтобы раздобыть этому билету преемника. До послѣдняго времени молодой нашъ пріятель былъ воспитанъ ни дать ни взять какъ маленькій принцъ или грудной ребенокъ, котораго мать спѣшитъ накормить грудью, едва только онъ успѣетъ сдѣлать гримасу, обнаруживающую намѣреніе закричать.
   Баррингтонъ не имѣлъ точныхъ свѣдѣній о финансовомъ положеніи своего товарища. Онъ полагалъ, что Пенъ, въ качествѣ единственнаго сына матери, проживавшей въ провинціи въ собственной своей усадьбѣ, и единственнаго племянника, пожилого великосвѣтскаго джентльмена, ежедневно обѣдавшаго съ кѣмъ-либо изъ представителей высшей британской аристократіи, располагаетъ неопредѣленно большими денежными средствами. Золотые часы съ цѣпочкой, серебряный бритвенный приборъ, шикарныя запонки и булавки Артура Пенденниса были бы несомнѣнно под стать любому лорду. Вообще у него имѣлись аристократическія замашки. Пенъ не то чтобы обнаруживалъ расположеніе къ мотовству, такъ какъ весело и съ аппетитомъ ѣлъ обѣдъ изъ кухмистерской, запивая его дешевымъ портвейномъ и чувствовалъ себя при этомъ совершенно довольнымъ, но онъ никакъ не могъ освоиться съ необходимой для небогатаго люда теоріей грошевыхъ сбереженій. Онъ былъ не въ состояніи дать половому на водку всего лишь какихъ-нибудь два пенса, -- бралъ извозчика каждый разъ, когда шелъ дождь, или когда приходила фантазія прокатиться и всегда давалъ извозчику что-нибудь на чай. Онъ терпѣть не могъ выстиранныхъ перчатокъ и пренебрегалъ бережливостью въ мелочахъ. Артуръ Пенденнисъ наврядъ-ли могъ бы обнаруживать большую щедрость даже и въ томъ случаѣ, если бы ему предстояло располагать въ будущемъ десятью тысячами фунтовъ ежегоднаго дохода. Слушая сѣтованія какого-нибудь нищаго, или же парочки дѣтей съ грустными личиками, онъ непремѣнно опускалъ руку въ карманъ. Дѣло въ томъ, что Пенъ обладалъ отъ природы артистическою натурой, съ которой не могло хорошенько сродниться чувство должнаго уваженія къ деньгамъ. У молодого человѣка соединились съ этой натурой прирожденное великодушіе и доброта, а также, быть можетъ, и маленькая доза тщеславія, которое пріятно щекотали лестныя похвалы хотя бы даже со стороны извозчиковъ и половыхъ. Сомнѣваюсь, знаютъ-ли даже мудрѣйшіе изъ насъ побудительныя причины своихъ дѣяній. Если прослѣдить поступки, которыми мы наиболѣе гордимся, до самыхъ затаенныхъ ихъ источниковъ, какъ это непремѣнно будетъ сдѣлано рано или поздно, то, безъ сомнѣнія, мы и сами изумимся, узнавъ истинныя причины нѣкоторыхъ своихъ рѣшеній,
   И такъ, Баррингтонъ не вѣдалъ финансоваго положенія своего пріятеля, а Пенъ считалъ излишнимъ разсказывать про таковое. Баррингтонъ зналъ, что, въ бытность свою въ университетѣ, молодой Пенденнисъ страшно кутилъ и бросалъ деньги напропалую, но вѣдь совершенно такой же образъ жизни ведетъ громадное большинство студентовъ въ англійскихъ университетахъ. Какъ велики были затраты сына и какими ограниченными оказывались денежныя средства матери, не доходило пока еще до свѣдѣнія мистера Баррингтона. Подъ конецъ, однако, разговоръ завязался и на эту тему.
   Однажды въ трактирѣ Пенъ съ сосредоточенно суровымъ видомъ глядѣлъ на сдачу съ послѣдняго своего пятифунтоваго билета, лежавшую на подносѣ, рядомъ съ кружкою пива, потребованной для Баррингтона.
   -- Это послѣдняя вешняя роза; прочія ея товарки давно уже отцвѣли, а теперь и съ нея осыпаются уже листья,-- объявилъ Пенъ, а затѣмъ разсказалъ Баррингтону извѣстную уже намъ прискорбную повѣсть объ ограниченныхъ финансовыхъ средствахъ своей матери, -- о собственныхъ своихъ юношескихъ сумасбродствахъ и о великодушіи Лауры. Повѣсть эту Баррингтонъ внимательно слушалъ, покуривая трубку.
   -- Безденежье окажется для тебя полезнымъ,-- замѣтилъ онъ Пену, вытряхивая въ концѣ разсказа золу изъ своей трубки.-- Я не знаю ничего пользительнѣе карманной чахотки для человѣка, разумѣется, для честнаго малаго, такъ какъ на мошенника она не производитъ цѣлебнаго дѣйствія. Безденежье является одновременно возбуждающимъ и укрѣпляющимъ средствомъ. Дѣйствительно, оно держитъ нравственнаго человѣка все время въ такомъ же состояніи возбужденія, какое ощущаешь на скачкѣ съ препятствіями, или во время поединка на дубинахъ. Приходится все время не спускать глазъ съ ближайшаго забора или дубинки и принимать энергическія мѣры, чтобы преодолѣть препятствіе и одержать надъ нимъ побѣду. Нужда, какъ говорится, скачетъ, пляшетъ и пѣсенки поетъ. Если у человѣка имѣется нравственное мужество, она его закаляетъ и укрѣпляетъ душевныя силы для борьбы съ судьбой. Ты самъ увидишь, безъ сколькихъ вещей можешь обходиться, разъ что у тебя не на что ихъ купить. Ты освободишься отъ ига новыхъ перчатокъ и лакированныхъ сапогъ, о-де-колона и извозчичьихъ дрожекъ. Тебя, Пенъ, воспитали какъ барченка и страшно избаловали бабы. Одинокій холостякъ, надѣленный хорошимъ здоровьемъ и мозгами, не достоинъ жить на бѣломъ свѣтѣ, если не можетъ прокормить себя честнымъ трудомъ. Для него тогда всего умѣстнѣе затратить послѣдніе свои полпенса на право перейти черезъ Ватерлооскій мостъ и броситься съ середины этого моста въ рѣку. Онъ можетъ, пожалуй, впрочемъ, стащить заднюю часть баранины и угодить, благодаря этому, въ ссылку, такъ какъ на родинѣ для него подходящаго мѣста не оказывается. Dixi! Я кончилъ. Теперь остается еще только допить кружку этого превосходнаго пива.
   -- Ты говорилъ очень убѣдительно, но все-таки я не знаю, какимъ образомъ стану добывать себѣ средства къ жизни. Не подлежитъ сомнѣнію, что у насъ въ Англіи имѣется достаточное количество хлѣба и мяса, но за нихъ приходится платить работой или деньгами. Кому, спрашивается, нужна моя работа и какой, напримѣръ, цѣнный трудъ въ состояніи я производить?
   Баррингтонъ расхохотался.
   -- Кто мѣшаетъ намъ напечатать въ "Times" объявленіе: "Ищетъ мѣсто преподавателя въ классической и коммерческой академіи джентльменъ, каидидатъ коллегіи. св. Бонифація въ Оксфордскомъ университетѣ, блистательно выдержавшій экзаменъ на ученую степень?.." -- сказалъ онъ.
   -- Чортъ бы тебя побралъ съ твоими шутками!-- воскликнулъ Бенъ.
   -- "...Желаетъ давать уроки изъ математики и древнихъ языковъ, а также обучать французскому языку; можетъ стричь волосы, мыть и одѣвать малолѣтнихъ питомцевъ, а также играть въ четыре руки на фортепіано съ дочерьми директора академіи. Съ предложеніями обращаться къ А. П. Ягнячій дворъ, въ Темплѣ".
   -- Ну, что же, продолжай въ томъ же направленіи,-- проворчалъ сквозь зубы Пенъ.
   -- Люди въ крайности хватаются за всевозможныя профессіи. Возьмемъ, напримѣръ, хоть твоего пріятеля Блонделя, онъ -- профессіональный шуллеръ. Онъ путешествуетъ на материкѣ Европы, гдѣ улавливаетъ великосвѣтскихъ юнцовъ и стрижетъ ихъ немилосердно Или вотъ, хоть напримѣръ, Бобъ О'Тулъ, бывшій мой школьный товарищъ. Онъ сидитъ теперь на козлахъ баллинафидской почтовой телѣжки и возитъ корреспонденціи достопочтеннѣйшаго Джона Финукапа. Я зналъ, сударь, одного юношу, не во гнѣвъ будь сказано, тоже докторскаго сына. Онъ слонялся здѣсь по больницамъ и поссорился съ своимъ папашей изъ-за финансоваго вопроса. Представь себѣ, какой фортель пришлось ему выкинуть, разставаясь съ послѣднимъ своимъ пятифунтовымъ билетомъ! Онъ отростилъ себѣ усы и, уѣхавъ въ какой-то провинціальный городишко, объявилъ себя тамъ профессоромъ Спинетто, лейбъ-хироподистомъ его величества мароккскаго султана. Счастливо вырѣзавъ мозоль, мучившую редактора-издателя мѣстной газеты, онъ пріобрѣлъ вскорѣ недурную практику и жилъ себѣ припѣваючи цѣлыхъ три года. Впослѣдствіи ему удалось примириться съ семьей и теперь онъ унаслѣдовалъ отъ отца всю медицинскую практику.
   -- Чортъ бы побралъ и то, и другое!-- воскликнулъ Пенъ.-- Я не возьмусь править почтовой телѣжкой, срѣзывать мозоли и мошенничать въ карты. Не надоумишь-ли меня на что-нибудь болѣе подходящее?
   -- Пожалуй, ты могъ бы попытать счастья въ качествѣ корреспондента какой-нибудь газеты,-- отвѣчалъ Баррингтонъ.-- У меня, братъ, тоже имѣются кое-какія тайны. Прежде чѣмъ ты разсказалъ мнѣ про свои денежныя дѣла, я считалъ тебя богатымъ джентльменомъ, на котораго ты, ей-Богу, очень смахиваешь нахальнымъ видомъ и величественными манерами торжествующей свиньи. Изъ того, что ты разсказалъ мнѣ о капиталахъ твоей мамаши, несомнѣнно вытекаетъ полнѣйшая неумѣстность дальнѣйшаго ихъ расхищенія. Понятное дѣло, что ты не станешь обирать женщинъ! Надлежитъ во что бы ни стало уплатить долгъ этой милѣйшей дѣвицѣ, какъ бишь ее... Лаурѣ, что-ли?-- Пью за ваше здоровье, Лаура! Лучше поступить въ тряпичники и ходить съ корзиной за плечами, чѣмъ взять отъ нея или отъ матери хотя бы одинъ только шиллингъ. Заработай его, дружище, самъ!
   -- Да какъ же за это приняться?-- спросилъ Пенъ.
   -- Ну, а какъ ты думаешь, чѣмъ живу, напримѣръ, я самъ? Ужь не на субсидіи-ли отъ младшихъ моихъ братьевъ? Нѣтъ, душечка, у меня тоже имѣются кое-какіе секреты, добавилъ Баррингтонъ совершенно серьезнымъ и даже отчасти грустнымъ тономъ.-- Я покончилъ уже лѣтъ пять тому назадъ съ законной моей долей наслѣдственныхъ капиталовъ и, если бы за нѣсколько времени передъ темъ покончилъ также съ самимъ собою, то поступилъ бы, кажется, еще благоразумнѣе. Во всякомъ случаѣ, съ тѣхъ поръ я всегда быль собственнымъ своимъ банкиромъ Какъ тебѣ извѣстно, денегъ у меня выходитъ немного. Когда кошелекъ мой пустѣетъ, я принимаюсь за работу, наполняю его, а затѣмъ предаюсь сладостному far niente, словно сытый змѣй, или индѣецъ, пока не переварю всего проглоченнаго. Теперь я начинаю уже ощущать пустоту въ кассѣ,-- объяснилъ Баррингтонъ, показывая Пену длинный тощій кошелекъ, на самомъ днищѣ котораго виднѣлись еще немногіе суверены.
   -- Какимъ путемъ наполняешь ты, однако, этотъ кошелекъ?-- освѣдомился Пенъ.
   -- Я пишу, хотя и не разсказываю про это во всеуслышаніе, краснѣя сознался Баррингтонъ.-- Я умалчиваю о своей литературной дѣятельности, во избѣжаніе лишнихъ толковъ, или, быть можетъ, потому, что я просто на просто оселъ. Дѣйствительно, мнѣ не хотѣлось бы слышать, что Джоржъ Баррингтонъ пишетъ изъ-за куска хлѣба. Я сотрудничаю въ нѣсколькихъ юридическихъ журналахъ. Вотъ взгляни, это все мои статьи.
   Затѣмъ, указавъ на нѣсколько листковъ, испещренныхъ бѣглымъ, мелкимъ почеркомъ, онъ добавилъ:
   -- Отъ времени до времени я пишу также въ газетѣ, которую редактируетъ одинъ изъ моихъ пріятелей.
   Отправившись какъ-то послѣ того съ Пенденнисомъ въ клубъ, Баррингтонъ потребовалъ старые нумера "Зари" и молча указалъ тамъ парочку статей, которыя Пенъ прочелъ съ истиннымъ наслажденіемъ. Впослѣдствіи онъ безъ труда узнавалъ лапидарный стиль своего пріятеля,-- могучую мысль, воплощенную въ лаконическую форму краткихъ періодовъ, блиставшихъ разсудительностью, хлесткимъ юморомъ и глубокой ученостью.
   -- Я былъ бы не въ состояніи этого написать,-- объявилъ Пенъ, чистосердечно восхищаясь талантами своего друга.-- Свѣдѣнія мои по части исторіи и политики очень слабоваты, и я знаю толкъ развѣ лишь маленько въ литературѣ. Я не въ состояніи парить на такихъ могучихъ крыльяхъ, какъ твои, Баррингтонъ.
   -- У тебя, дружище, имѣются собственныя крылья, на которыхъ ты взлетишь, пожалуй, значительно выше моего,-- добродушно возразилъ ему адвокатъ.-- Стишонки и прозаическія вещицы, которыя ты пописывалъ иной разъ для забавы, свидѣтельствуютъ, что ты обладаешь рѣдкостной въ наше время вещью, а именно прирожденнымъ дарованіемъ. Нечего краснѣть! Меня этимъ не проведешь! Я знаю вѣдь, что ты, дружище, тщеславнѣе любой мартышки! Ты самъ навѣрное лѣтъ десять уже считаешь себя геніальнымъ поэтомъ. Въ тебѣ дѣйствительно горитъ священный огонь, или, вѣрнѣе сказать, теплится маленькая искорка истинной поэзіи, а по сравненію съ нею меркнутъ и тускнѣютъ всѣ наши лампы, какъ бы тщательно мы ихъ ни заправляли. Ты поэтъ, дружище мой Пенъ!-- добавилъ Баррингтонъ и, протянувъ могучую свою руку, энергически хлопнулъ ею Пена нѣсколько разъ по плечу.
   Артуръ былъ до такой степени растроганъ, что у него выступили на глазахъ слезы.
   -- Ахъ, Баррингтонъ, какъ ты добръ,-- сказалъ онъ.
   -- Я очень тебя люблю, дружище, -- объявилъ адвокатъ.-- Мнѣ одному было здѣсь въ конторѣ чертовски скучно. Я нуждался въ человѣческомъ обществѣ и тогда одинъ уже видъ честнаго твоего личика доставлялъ мнѣ истинное удовольствіе. Мнѣ нравилась даже твоя манера добродушно высмѣивать этого безобиднаго сноба, бѣднягу Лоутона. Короче сказать, не знаю какъ и за что именно, но ты мнѣ понравился. Безъ сомнѣнія, главную роль играло тутъ чувство одиночества и необходимость раздобыть себѣ человѣка, съ которымъ можно было бы отвести душу.
   При этихъ словахъ въ черныхъ глазахъ Баррингтона блеснуло выраженіе необычайной доброты и грусти.
   Пенъ въ данную минуту слишкомъ увлекался собственными своими мыслями для того, чтобы замѣтить грустное настроеніе пріятеля, наговорившаго ему такихъ комплиментовъ.
   -- Благодарю тебя, Баррингтонъ, благодарю за дружбу ко мнѣ и за лестное обо мнѣ мнѣніе,-- сказалъ онъ.-- Я не разъ думалъ и самъ, что у меня есть поэтическое дарованіе. Мнѣ бы хотѣлось быть поэтомъ. Думаю даже, что я и въ самомъ дѣлѣ поэтъ, какимъ ты меня считаешь, хотя свѣтъ, пожалуй, и не признаетъ меня таковымъ. Что же именно поправилось тебѣ больше всего изъ поэтическихъ моихъ произведеній:-- Аріадна на островѣ Наксосѣ (написанная мною въ восемнадцатилѣтнемъ возрастѣ), или же Экзаменная поэма, удостоенная второй награды?
   Баррингтонъ громко расхохотался.
   -- Ахъ, ты глупенькій мальчикъ,-- проговорилъ онъ, нѣсколько успокоившись.-- Смѣю тебя увѣрить, что во всей нелѣпой дребедени, мозолившей мнѣ когда-либо глаза, я не встрѣчалъ ничего противнѣе и глупѣе злополучной твоей Аріадны. Что касается до Экзаменной твоей поэмы, то она настолько безсодержательна и написана такимъ напыщеннымъ слогомъ, что меня положительно удивляетъ, отчего ее не удостоили первой золотой медали? Надѣюсь, ты не станешь себя воображать серьезнымъ поээтомъ и разыгрывать роль какогоі нибудь Мильтона или Эсхила? Ть, братецъ, не орелъ, а просто напросто маленькая синичка. Не пытайся же воспарять на крылыхъ Пиндара превыше ѳиванскихъ орловъ, властно разсѣкающихъ небесную лазурь заоблачныхъ высей. Нѣтъ, милѣйшій, я считаю тебя въ состояніи писать статейки для журналовъ и кропать отъ времени до времени хорошенькіе стишки. Ничего большаго отъ тебя я и не ожидаю!
   -- Клянусь Юпитеромъ,-- вскричалъ Пенъ, вскочивъ со стула и топнувъ ногой,-- я докажу тебѣ свою пригодность къ чему-нибудь лучшему!
   Баррингтонъ еще пуще расхохотался и, вмѣсто отвѣта Пену, послѣдовательно выпустилъ изъ своей трубки клубовъ двадцать дыма.
   Артуру представился вскорѣ случай показать свое искусство. Извѣстный издатель мистеръ Беконъ (прежде Беконъ и Бунгей) изъ Патерностерскаго переулка, былъ не только собственникомъ "Юридическаго Обозрѣнія" (въ которомъ сотрудничалъ Баррингтонъ) и нѣсколькихъ другихъ серьезныхъ выдающихся журналовъ, но, кромѣ того, ежегодно выпускалъ въ свѣтъ изящную книжку въ великолѣпномъ переплетѣ съ позолоченнымъ обрѣзомъ, озаглавленную "Весенній Ежегодникъ". Книжка эта, выходившая подъ редакціей лэди Віолетты Леба, считала въ рядахъ своихъ сотрудниковъ не только выдающихся, но и самыхъ великосвѣтскихъ современныхъ британскихъ поэтовъ. Стихотворенія юнаго лорда Додо появились впервые въ этомъ альманахѣ. Высокородный Перси Попджой, рыцарскія баллады котораго пріобрѣли своему автору такую лестную репутацію, восточные романсы Бедвина Санда и многія другія поэтическія произведенія молодыхъ британскихъ аристократовъ были обнародованы впервые въ "Весеннемъ Ежегодникѣ", котораго, увы, постигла, съ теченіемъ времени, участь весеннихъ цвѣтовъ, неотличающихся, какъ извѣстно, долговѣчностью. Альманахъ этотъ былъ роскошно иллюстрированъ портретами царственныхъ красавицъ, или же иными гравюрами нѣжнаго и романтическаго характера. На тщательное изготовленіе этихъ гравюръ приходилось тратить много времени, а потому онѣ изготовлялись заранѣе, такъ что выспреннимъ поэтическимъ геніямъ приходилось вдохновляться этими гравюрами для своихъ произведеній. Впрочемъ, публикѣ предоставлялось думать, что художникъ и граверъ вдохновлялись произведеніемъ поэта.
   Однажды, какъ разъ наканунѣ выхода въ свѣтъ этого альманаха, Баррингтону пришлось зайти въ Патерностерскій переулокъ, чтобы потолковать тамъ съ мистеромъ Гакомъ, завѣдывавшимъ литературной частью издательской дѣятельности мистера Бекона. Самъ Беконъ, ничего не смысля въ поэзіи и литературѣ, благоразумно пользовался услугами болѣе компетентнаго лица. Зайдя, но собственной надобности, въ кабинетъ г-на Гака, Баррингтонъ нашелъ этого джентльмена среди цѣлой груды пробныхъ рисунковъ и корректурныхъ оттисковъ "Весенняго Ежегодника". Гакъ, съ раздосадованнымъ, недовольнымъ видомъ, глядѣлъ на одинъ изъ этихъ листовъ.
   Перси Попджой написалъ стишки къ гравюрѣ, подъ которой красовалась надпись "На церковной паперти"; дѣвица, судя по костюму и громадному молитвеннику, испанка спѣшила въ церковь. Тутъ же у самой паперти поджидалъ ее, въ нишѣ, молодой человѣкъ, завернувшійся въ плащъ. Картинка сама по себѣ была очень не дурна, но поэтическій геній на этотъ разъ измѣнилъ Попджою и заставилъ юнаго Перси написать мерзостнѣйшіе стихи, когда-либо лежавшіе на совѣсти молодого представителя британской аристократіи.
   Прочитавъ эту поэму, Баррингтонъ расхохотался. Мистеръ Гакъ тоже не могъ удержаться отъ смѣха, по лицо его сохранило при этомъ самое безотрадное выраженіе.
   -- Стихи эти нельзя употребить въ дѣло. Публика не простила бы намъ этого. Надо принять тоже во вниманіе, что и Бунгей собираются выпустить на-дняхъ въ свѣтъ очень недурненькій альманахъ подъ редакціей миссъ Буньонъ, пользующейся, по меньшей мѣрѣ, такой же извѣстностью, какъ и леди Віолетта. Правда, что у насъ въ числѣ авторовъ больше титулованныхъ особъ, но за то наши стихи изъ рукъ вонъ плохи. Это признаетъ и сама лэди Віолетта. Она отказалась даже ихъ поправлять, ссылаясь на то, что должна заняться отдѣлкой своей собственной поэмы. Положеніе наше оказывается теперь просто-на-просто безвыходнымъ. Стихами Попджоя воспользоваться нельзя, а между тѣмъ не бросить же вѣдь клише! Хозяинъ заплатилъ за него шестьдесятъ фунтовъ стерлинговъ.
   -- Я знаю джентльмена, который могъ бы вывести васъ изъ затрудненія,-- сказалъ Баррнигтонъ.-- Если угодно, я захвачу съ собою оттискъ съ этого клише, а вы пришлите ко мнѣ завтра въ контору за стихами. Вѣдь вы уплатите за нихъ, что слѣдуетъ?
   -- Разумѣется!-- воскликнулъ мистеръ Гакъ.
   Баррингтонъ, уладивъ собственныя свои дѣла, вернулся во свояси къ мистеру Пену и, подавая ему гравюру, сказалъ:
   -- Теперь, мой милѣйшій, выпадаетъ тебѣ случай показать свою прыть. Напиши къ завтрашнему дню стихи на эту тему.
   -- Въ чемъ тутъ дѣло? Такъ... Дѣйствіе происходитъ на церковной паперти. Барышня идетъ въ церковь, а молодой человѣкъ смотритъ на нее должно быть изъ окна сосѣдняго кабачка. Чѣмъ же тутъ вдохновляться, скажи на милость?
   -- Попытайся. Ты давно, вѣдь, ужь хочешь заработывать себѣ кусокъ хлѣба собственнымъ трудомъ!
   -- Ну, чтоже и попытаюсь,-- объявилъ Пенденнисъ.
   -- Ладно, а я пойду обѣдать,-- сказалъ Баррингтонъ, оставивъ Пена одного въ конторѣ.
   Вернувшись домой вечеромъ, Баррингтонъ увидѣлъ, что стихи уже написаны.
   -- Вотъ они,-- сказалъ Пенъ.-- Я подъ конецъ вымучилъ-таки ихъ изъ себя. Надѣюсь, что они окажутся пригодными.
   -- Я тоже думаю, что они сойдутъ,-- подтвердилъ Баррингтонъ, прочитавъ слѣдующіе стихи своего пріятеля:
   
   На церковной паперти.
   Хоть я и не вхожу
   Сюда въ святое мѣсто,
   Но иногда стою
   Не вдалекѣ отъ входа,
   Стою и поджидаю
   Ее, одну ее.
   Колокола звонятъ, сзывая богомольныхъ,
   Но вотъ ужь смолкъ ихъ зовъ,
             Знать служба началась;
   Я слышу уже въ храмѣ
   Органа звуки льются,
   Она придетъ сейчасъ.

* * *

   Наконецъ-то она показалась,
   Робкой поступью спѣшно идетъ
   И потупила нѣжные глазки.
   Да хранить тебя Богъ, дорогая,
   Ты прошла, не замѣтивъ меня,
   И грѣховный нашъ міръ забывая,
   Ужь молитву творила въ душѣ.
   Если мнѣ суждено искупленье,
   Ту молитву услышитъ Господь,
   Я же самъ не рѣшаюсь молиться
   И не смѣю войти въ Его храмъ.

* * *

   И зачѣмъ мнѣ входить?
   Я боялся бъ смутить
   Непорочныя мысли дѣвицы,
   Я остануся здѣсь
   У церковныхъ дверей,
   Словно духъ, не допущенный въ рай,
   Онъ у входа стоитъ
   И сквозь двери глядитъ,
   Чтобъ хоть мелькомъ увидѣть ее.
   
   -- Не найдется-ли у тебя, кстати, и другихъ готовыхъ стишковъ, дружище?-- спросилъ Баррингтонъ.-- Мы заставимъ заплатить за нихъ гонораръ, въ размѣрѣ парочки гиней за каждую страничку, а если твои стихи понравятся, ты начнешь сотрудничать въ беконовскихъ журналахъ и будешь заработывать себѣ тамъ на хлѣбъ, воду и все прочее.
   Разобравшись въ своемъ письменномъ столѣ, Пенъ отыскалъ балладу, способную, по его мнѣнію, служить украшеніемъ "Весенняго Альманаха". Баррингтонъ, забравъ съ собою оба драгоцѣнныхъ поэтическихъ произведенія, направился вмѣстѣ съ Пеномъ изъ Темпля въ Патерностерскій переулокъ,-- знаменитое обиталище музъ и достопочтенныхъ ихъ хозяевъ. Книжный магазинъ Бекона помѣщался въ старинномъ приземистомъ зданіи, въ окнахъ котораго, подъ бюстомъ государственнаго англійскаго канцлера, лорда Бекона Веруламскаго, выставлено было нѣсколько книгъ, изданныхъ фирмой его однофамильца. На дверяхъ параднаго крыльца, которыя вели въ собственные аппартаменты мистера Бекона, красовалась мѣдная доска съ вырѣзанной на ней его фамиліей. Прямо напротивъ этого дома помѣщалась издательская фирма Бунгея. Она заново выштукатурила свой домъ и тщательно разукрасила его во вкусѣ семнадцатаго столѣтія, такъ что можно было, казалось, ожидать встрѣчи тамъ съ мистеромъ Эвелиномъ, или любознательнымъ Пипсомъ, разсматривающимъ выставленныя въ окнѣ книги. Баррингтонъ вошелъ въ магазинъ Бекона, но Пенъ остался ждать въ переулкѣ. Было рѣшено, что посолъ долженъ дѣйствовать по собственному усмотрѣнію, а потому юный питомецъ музъ, нервы котораго находились въ совершенно понятномъ возбужденіи, ходилъ взадъ и впередъ по переулку, съ нетерпѣніемъ ожидая результата переговоровъ, которые приходилось вести его уполномоченному. Многимъ бѣднягамъ доводилось уже ходить взадъ и впередъ по этимъ тротуарамъ, терзаясь подобными же заботами и опасеніями, такъ какъ ихъ кусокъ хлѣба и литературная репутація всецѣло зависѣли отъ приговора властнаго хозяина издательской фирмы. Пенъ останавливался передъ окнами всѣхъ книжныхъ лавокъ Патерностерскаго переулка, изумляясь странному разнообразію выставленныхъ тамъ литературныхъ произведеній. Рядомъ съ книгами, отпечатанными черными какъ смоль литерами, стояли изданія Альдновъ и Эльзивировъ, оттиснутыя изящными, но нѣсколько блѣдными буквами. Рядомъ можно было найти: пятикопѣечный "Списокъ злодѣяній", трехкопеечный "Ежегодникъ преступленій", "Біографію знаменитѣйшихъ убійцъ всѣхъ странъ и народовъ", Журналъ Раффи, "Пѣснь жаворонка" и т. п. дешевыя изданія. Въ сосѣднемъ окнѣ выставлены были портреты знаменитыхъ мошенниковъ, а также факсимиле уважаемыхъ подписей его преподобія Гримса Вапшота и преосвященнаго Эліаса Гуля съ собраніями ихъ сочиненій и проповѣдей, доставляющихъ британскимъ диссентерамъ желаемую духовную пищу. Возлѣ., въ маленькой отдѣльной витринѣ, увѣшанной разными католическими эмблемами, медалями и четками, рядомъ съ плохенькими хромолитографированными и раззолоченными изображеніями святыхъ, красовались богословскія брошюры воинственнаго содержанія, въ которыхъ вѣрующимъ католикамъ указывались вѣрнѣйшія средства сбить протестантовъ со всѣхъ позицій. Брошюры эти продавались по четыре пенса за штуку и по девяти пенсовъ оптомъ, за дюжину. Въ слѣдующемъ затѣмъ окнѣ выставлена была зато проповѣдь, произнесенная Джономъ Томасомъ -- лордомъ епископомъ Илингскимъ, при открытіи коллегіи во имя несгораемой купины и озаглавленная: "Бѣгите изъ подъ пагубной власти Рима". Почти каждый оттѣнокъ религіозныхъ воззрѣній имѣлъ такимъ образомъ своихъ представителей и особое отведенное для него мѣсто въ мирномъ стародавнемъ Патерностерскомъ переулкѣ, подъ сѣнью колокольни собора св. Павла.
   Пенъ глядѣлъ на книги и брошюры, выставленныя въ окнахъ и витринахъ, съ такимъ же лихорадочнымъ интересомъ, съ какимъ джентльменъ, подготовляющійся къ свиданію съ дантистомъ, разсматриваетъ книги, обыкновенно лежащія на столѣ въ пріемной почтеннаго эскулапа. Форматы и заглавія этихъ книгъ и брошюръ глубоко врѣзались ему въ памяти. Молодому человѣку казалось, что Баррингтонъ ужасно долго засидѣлся у издателя. Адвокату пришлось и въ самомъ дѣлѣ долгонько тамъ отстаивать интересы своего пріятеля и кліента.
   Врожденное тщеславіе Пена раздулось бы до неимовѣрныхъ размѣровъ, если бы ему удалось слышать отзывъ, данный о немъ Баррингтономъ. Самому мистеру Бекону понадобилось зачѣмъ-то зайти въ кабинетъ мистера Гака въ то время, какъ Баррингтонъ распинался тамъ за своего пріятеля. Зная слабую струнку издателя, адвокатъ принялся искусно играть на ней въ интересахъ Артура Пенденниса. Прежде всего онъ нахлобучилъ себѣ на голову шляпу, безцеремонно усѣлся на столъ и принялся говорить высокомѣрнымъ тономъ съ почтеннымъ главою издательской фирмы. Беконъ охотно, выносилъ такое грубоватое обращеніе со стороны истиннаго джентльмена, вымещая таковое сторицей на своихъ подчиненныхъ, ни дать ни взять, какъ въ извѣстной у школяровъ игрѣ: "Передавай дальше".
   -- Какъ! Вы до сихъ поръ еще не знаете мистера Пенденниса, г. Беконъ?-- спрашивалъ Баррингтонъ.-- Странно, молоко у васъ на губахъ давненьно уже обсохло, а вы про него такъ-таки и не слыхивали! Онъ принадлежитъ къ одной изъ самыхъ старинныхъ англійскихъ фамилій,-- владѣетъ помѣстьемъ въ западныхъ графствахъ, -- состоитъ въ родствѣ съ доброй половиной британской аристократіи,-- доводится двоюроднымъ братомъ лорду Поптипулю,-- считался въ Оксфордѣ однимъ изъ самыхъ блестящихъ молодыхъ ученыхъ, обѣдаетъ чуть-ли не еженедѣльно въ Гаунтгоузѣ.
   -- Какъ же это могло со мною случиться, прости Господи?.. Впрочемъ, да!.. я какъ будто припомнаю себѣ теперь его фамилію,-- неувѣреннымъ тономъ проговорилъ Беконъ.
   -- Я только что показывалъ г-ну Гаку кое-какіе стихи, написанные Артуромъ Пенденнисомъ вчера вечеромъ по моей просьбѣ. Гакъ хочетъ вмѣсто гонорара презентовать ему экземпляръ альманаха, какъ бишь вы его называете?
   -- Неужели? Отчего же нѣтъ! Альманахъ этотъ хорошая книжка.
   -- Да развѣ можетъ вашъ альманахъ, я вспомнилъ теперь, что онъ зовется "Весеннимъ Ежегодникомъ", служить достаточнымъ гонораромъ за такіе стихи? Неужели вы думаете, что такой человѣкъ, какъ мистеръ Артуръ Пенденнисъ, можетъ даромъ угощать своихъ знакомыхъ обѣдами въ Гаунтгоузѣ? Вамъ лучше, чѣмъ кому-либо извѣстно, что великосвѣтскіе литераторы очень требовательны насчетъ гонорара!
   -- Что правда, то правда, г-нъ Баррингтонъ, -- подтвердилъ издатель.
   -- Говорятъ вамъ, сударь, что Артуръ Пенденнисъ восходящее свѣтило. Онъ не замедлитъ составить себѣ громкое имя.
   -- Это, сударь, говорили мнѣ про многихъ великосвѣтскихъ начинающихъ писателей,-- возразилъ со вздохомъ издатель.-- Возьмемъ, напримѣръ, хоть лорда виконта Додо. Я передавалъ его сіятельству изрядную сумму денегъ за его поэмы, а продалъ ихъ всего только восемьдесятъ экземпляровъ. Точно также и "Битва подъ Аженкуромъ" г. Попджоя такъ-таки совсѣмъ не требуется публикой.
   -- Въ такомъ случаѣ я посовѣтую Пенденнису обратиться къ Бунгею,-- объявилъ Варрнигтонъ, вставая со стола.
   Угроза эта произвела желаемое дѣйствіе на мистера Бекона, который немедленно изъявилъ готовность согласиться на всѣ разсудительныя предложенія мистера Баррингтона и подъ конецъ обратился къ мистеру Гаку съ вопросомъ, въ чемъ, именно, заключаются эти предложенія. Узнавъ, что дѣло идетъ всего только о двухъ балладахъ, предлагаемыхъ мистеромъ Баррингтономъ для "Весенняго Ежегодника", причемъ одна изъ нихъ въ точности подходитъ къ готовому уже клише, для котораго не имѣется въ редакціи соотвѣтственнаго либретто, мистеръ Беконъ объявилъ:
   -- Богъ съ вами! Выдайте ему чекъ!
   Получивъ означенный цѣнный документъ, Баррингтонъ вышелъ на улицу и, усмѣхаясь, передалъ чекъ въ руки юнаго поэта. Пенъ пришелъ въ такой восторгъ, какъ если бы неожиданно получилъ крупное наслѣдство. Онъ тотчасъ же предложилъ Баррингтону отобѣдать вмѣстѣ въ Ричмондѣ. Изъявивъ рѣшимость чѣмъ-нибудь обрадовать Лауру и свою мать, онъ освѣдомился у своего пріятеля:
   -- Что бы такое мнѣ для нихъ купить, скажи на милость?
   -- Больше всего обрадуются они экземпляру "Весенняго Ежегодника", гдѣ подъ стихами будетъ красоваться подпись возлюбленнаго ихъ юноши въ сонмѣ разныхъ иныхъ литературныхъ и великосвѣтскихъ знаменитостей.
   -- Слава Богу! Славу Богу!-- восклицалъ Артуръ.-- Я не буду теперь болѣе въ тягость старухѣ-матери и смогу выплатить долгъ Лаурѣ! Я въ состояніи содержать себя самъ и, со временемъ, проложу себѣ карьеру!..
   -- Женюсь на дочери великаго визиря; -- куплю себѣ роскошный домъ на Бельгравской площади и построю великолѣпный воздушный замокъ!-- добавилъ Баррингтонъ, радуясь восторгу своего пріятеля.-- Во всякомъ случаѣ ты будешь въ состояніи раздобыть себѣ кусокъ хлѣба съ сыромъ. Сознаюсь, что кусокъ хлѣба, заработанный въ потѣ лица, кажется всегда особенно вкуснымъ.
   На этотъ разъ пріятели обѣдали въ клубѣ и Пенъ потребовалъ на свой счетъ добавочную бутылку лафита. Онъ давно уже не позволялъ себѣ подобной роскоши, но Баррингтонъ ему не прекословилъ. Они роспили вмѣстѣ эту бутылку за процвѣтаніе "Весенняго Ежегодника".
   "Если послѣ засухи пойдетъ дождь, то уже ливнемъ",-- говорятъ старожилы. Такъ и теперь не замедлилъ представиться мистеру Пену новый случай обезпечить себя литературнымъ заработкомъ. Однажды Баррингтонъ бросилъ ему; на столъ письмо, принесенное типографскимъ разсыльнымъ.
   -- Отъ капитана Шандона, сударь,-- объявилъ этотъ отрокъ, а затѣмъ ушелъ въ корридоръ и по обыкновенію заснулъ тамъ, сидя на скамьѣ. Впослѣдствіи ему неоднократно случалось хаживать на профессіональную квартиру господъ Пенденниса и Баррингтона, куда онъ зачастую приносилъ Пену корректурные листы. На этотъ разъ письмо оказалось слѣдующаго содержанія:
   "Ф. П. Вторникъ, утромъ.
   Милостивѣйшій Государь!
   Бунгей зайдетъ ко мнѣ сегодня утромъ потолковать о "Пелль-Мелльской Газетѣ". Вы могли бы какъ нельзя лучше поставлять намъ настоящую что ни на есть вестъ-эндскую статью: смѣлую, хлесткую и чертовски аристократическую. Впрочемъ, вы и сами понимаете, въ какомъ родѣ должна быть такая статья. Лэди Гипшау предлагаетъ свои услуги, но отъ нея, разумѣется, ничего путнаго ожидать нельзя. У насъ будутъ кромѣ того сотрудничать двое лордовъ, но чѣмъ меньше мы дадимъ имъ писать, тѣмъ лучше. Короче сказать, намъ очень желательно заручиться вашимъ содѣйствіемъ. Поэтому мы заранѣе соглашаемся на ваши условія и разсчитываемъ, что новая наша газета будетъ имѣть блестящій успѣхъ.
   Прикажете Бунгею навѣстить васъ, или же соблаговолите сами завернуть въ мое обиталище?

Готовый къ услугамъ К. Ш."

   -- Это у нихъ опять проявленіе взаимной вражды,-- объяснилъ Баррингтонъ послѣ того, какъ Пенъ внимательно пробѣжалъ записку капитана Шандона.-- Бунгей и Беконъ теперь, какъ говорится, на ножахъ. Они женаты на родныхъ сестрахъ и были одно время закадычными друзьями и компаньонами. Гакъ утверждаетъ, будто зачинщицей ссоры была г-жа Бунгей, Шандонъ же въ свою очередь (онъ исполняетъ у Бунгея приблизительно тѣ же обязанности, какія выпадаютъ на долю Гака у Бекона) говоритъ, что первый починъ разногласія исходилъ отъ г-жи Беконъ. Кто правъ, кто виноватъ судить не намъ, но только компаніоны разстались и теперь между обѣими издательскими фирмами идетъ ожесточенная борьба. Какъ только одна изъ нихъ выпуститъ "Путешествіе", "Сборникъ стихотвореній", альманахъ, ежемѣсячный или еженедѣльный журналъ, соперничествующая фирма тотчасъ же слѣдуетъ ея примѣру. Шандонъ разсказывалъ мнѣ съ искреннимъ восторгомъ, какъ ему удалось заставить Бунгея дать большой обѣдъ въ Блекъ-Уэллѣ всѣмъ подвизающимся у него литераторамъ, объявивъ, что Беконъ пригласилъ свой литературный штатъ въ Гринвичъ на угощеніе. Какъ только Бунгей поручилъ достославному твоему пріятелю, мистеру Barry, издавать "Лондонскій Магазинъ", Беконъ немедленно же воспрянулъ и поручилъ Гриндлю редактировать "Вестминстерскій Магазинъ". Едва успѣлъ Беконъ выпустить въ свѣтъ забавную ирландскую повѣсть "Барней Браллаганъ", конкуррентъ его Бунгей немедленно же уѣхалъ въ Дублинъ и добылъ себѣ оттуда еще болѣе смѣхотворное ирландское "Повѣствованіе объ одинокомъ Макъ-Твольтерѣ". Докторъ Гиксъ выпустилъ, при содѣйствіи Бекона, свои "Странствованія по Месопотаміи", а Бунгей безотлагательно издалъ ему въ пику "Изысканія въ Сахарѣ." профессора Садимана. Теперь онъ затѣялъ Пелль-Мелльскую газеу въ виду того, что Беконъ издаетъ Уайтгольское Обозрѣніе. Надо будетъ сходить и послушать про эту газету. Тамъ можетъ найтись мѣстечко и для тебя, другъ мой, Пенъ. Навѣстимъ-ка съ тобою Шандона. Мы навѣрное застанемъ его дома.
   -- Гдѣ же онъ живетъ?-- спросилъ Пенъ.
   -- Въ Флитской долговой тюрьмѣ, -- отвѣчалъ Баррингтонъ.-- Тамъ его главная квартира. Онъ состоитъ тамъ непремѣннымъ завсегдатаемъ.
   Пенденнисъ былъ совершенно незнакомъ съ жизнью въ лондонской долговой тюрьмѣ, а потому съ большимъ интересомъ вошелъ въ угрюмыя ворота этой печальной обители. Пройдя черезъ пріемную, гдѣ дежурили тюремные служащіе и смотрителя, пріятели получили для себя пропускъ, съ которымъ и вошли на тюремный дворъ. Шумъ и гамъ дѣятельной жизни, кипѣвшей на этомъ дворѣ, изумилъ Пена и привелъ его въ нѣкоторое возбужденіе. Ему казалось, что заключенные, толпившіеся на дворѣ, безцѣльно мечутся взадъ и впередъ, словно дикіе звѣри, запертые въ клѣтку. На самомъ дѣлѣ далеко не всѣ они слонялись безцѣльно. Нѣкоторые играли другъ съ другомъ въ чехарду, другіе -- прогуливались, бесѣдуя съ какимъ-нибудь адвокатомъ въ грязномъ черномъ плащѣ. Одинъ изъ злополучныхъ должниковъ грустно прохаживался съ женою, держа на рукахъ ребенка. Нѣкоторые изъ джентльменовъ, арестованныхъ за долги, были одѣты по домашнему,-- въ старенькихъ разодранныхъ халатахъ, другіе же, очевидно, старались одѣваться щеголевато. Всѣ были словно чѣмъ-то взбудоражены и озабочены. Пенъ положительно задыхался въ этой шумѣвшей и двигавшейся вокругъ него толпѣ. Онъ чувствовалъ себя такъ, какъ если бы изъ посѣтителя превратился и самъ въ арестанта, котораго ни подъ какимъ видомъ не выпустятъ изъ тюрьмы. Пройдя черезъ дворъ, они поднялись по каменной лѣстницѣ и попали въ цѣлый лабиринтъ корридоровъ, тоже кишѣвшихъ арестованнымъ людомъ. Шумъ, гамъ, хлопанье дверьми и странное освѣщеніе въ этихъ корридорахъ производили на Пена ощущеніе какой-то лихорадочной утренней грезы. Подъ конецъ, тотъ самый мальчишка (разсыльный, который принесъ имъ записку Шандона, шелъ слѣдомъ за ними по Флитской улицѣ, услаждая себя дешевенькимъ яблокомъ, а въ тюрьмѣ принялъ на себя роль провожатаго), указалъ на одну изъ дверей и объявилъ:
   -- Капитанъ здѣсь!
   Раздавшійся иза-за дверей голосъ Шандона пригласилъ ихъ войти.
   Камера оказалсь почти безъ мебели, по тѣмъ не менѣе имѣла сравнительно веселенькій видъ. Солнце свѣтило въ окно, возлѣ котораго сидѣла, за работою, дама, которая въ молодости своей, очевидно, была веселой и жизнерадостной красавицей. Еще и теперь ея поблекшее лицо сіяло добротой и нѣжностью. Она была вѣрной любящей женой и обожала своего мужа. Не смотря на всѣ его пороки и недостатки, портившіе ей жизнь, она считала его лучшимъ и умнѣйшимъ изъ людей. Не подлежало сомнѣнію, впрочемъ, что капитанъ обладалъ и самъ мягкимъ, любящимъ сердцемъ Ничто не могло нарушить добродушнаго его спокойствія. Долги, назойливые кредиторы, бѣдность, опьяненіе, злополучное положеніе жены, невозможность дать дѣтямъ порядочное образованіе, все это было ему, какъ съ гуся вода. Онъ сердечно любилъ, пожалуй, жену и дѣтей, -- всегда держалъ для нихъ про запасъ самыя нѣжныя любящія слова и улыбки, но вмѣстѣ съ тѣмъ раззорялъ свою семью съ невозмутимѣйшимъ спокойствіемъ и хладнокровіемъ. Онъ никогда не отказывалъ себѣ или другому въ удовольствіи, которое можно было купить за деньги, -- всегда готовъ былъ подѣлиться послѣдней гинеей съ каждымъ встрѣчнымъ и поперечнымъ и, само собой разумѣется, былъ всегда окруженъ свитой разныхъ прихвостней. Охотно ставя свой бланкъ на чьихъ угодно векселяхъ, онъ никогда не платилъ собственныхъ своихъ долговъ. На литературномъ поприщѣ онъ обнаруживалъ изумительную гибкость мысли. Для него ничего не составляло писать за и противъ однихъ и тѣхъ же воззрѣній,-- разносить въ пухъ и прахъ кого угодно, не исключая и себя самого. Это былъ одинъ изъ самыхъ остроумнѣйшихъ, милѣйшихъ и неисправимѣйшихъ ирландцевъ. Каждый, кто видѣлся хоть разъ съ Чарли Шандономъ, чувствовалъ къ нему симпатію. Даже и тѣ, кого онъ раззорилъ, были не въ состояніи на него сердиться.
   Шандонъ служилъ когда-то капитаномъ въ ирландской милиціи и сохранилъ за собой этотъ почетный рангъ. При входѣ Пена и Баррингтона, капитанъ сидѣлъ на кровати въ сильно поношенномъ халатѣ, держа на колѣняхъ портфель, по которому его перо бѣгало съ изумительной быстротой. Страница за страницей падали съ портфеля на полъ. Надъ кроватью висѣлъ портретъ дѣтей капитана, а младшая его дочь неувѣренными шажками бродила по комнатѣ.
   Напротивъ капитана сидѣлъ мистеръ Бунгей, дородный мужчина, съ глуповатымъ лицомъ. Маленькая дѣвочка пыталась завязать разговоръ съ этимъ джентльменомъ.
   -- Папа, вѣдь, очень умный? Мнѣ это сказала мама,-- объявила она.
   -- Разумѣется, умный!-- подтвердилъ мистеръ Бунгей.
   -- А вы очень богаты, г-нъ Бунди,-- воскликнула дѣвочка, плохо выговаривавшая еще слова.
   -- Маша!-- замѣтила ей, тономъ предостереженія, мать.
   -- Ничего, -- вскричалъ, громко расхохотавшись, Бунгей.-- Я не сержусь на то, что она называетъ меня богатымъ! Гмъ... Ха, ха, ха! Состояніе у меня и въ самомъ дѣлѣ порядочное... весьма даже порядочное, моя милочка!..
   -- Если вы богаты, отчего зе не белете вы папасу изъ тюльмы?-- освѣдомил ея ребенокъ.
   Мать дѣвочки принялась при этихъ словахъ утирать себѣ глаза рубашкой, которую шила. (Она украсила окно занавѣсами, повѣсила въ комнатѣ портреты дѣтей и вообще старалась придать тюремной камерѣ возможно уютный видъ) а вслѣдъ затѣмъ расплакалась.
   Мистеръ Бунгей покраснѣлъ и принялся сердито сверкать маленькими своими, налитыми кровью, глазками. Перо Шандона продолжало неутомимо бѣгать по бумагѣ. Какъ разъ въ это время постучался въ двери Баррингтонъ, съ пріятелемъ своимъ, Пеномъ.
   Капитанъ Шандонъ на мгновеніе оторвался отъ работы.
   -- Какъ вы поживаете, мистеръ Баррингтонъ? Я сейчасъ буду къ вашимъ услугамъ. Пожалуйста садитесь, господа, если найдете себѣ подходящія мѣста,-- сказалъ онъ и тотчасъ же принялся снова писать съ прежней быстротою.
   Поклонившись г-жѣ Шандонъ и кивнувъ головой Бунгею, Баррингтонъ вытащилъ старый чемоданъ и усѣлся на немъ, какъ на единственномъ предметѣ, сколько-нибудь пригодномъ для такого употребленія. Дѣвочка подошла къ Пену и начала разглядывать его съ самымъ серьезнымъ вниманіемъ. Перо, бѣгавшее съ такой быстротой по бумагѣ, остановилось минуты черезъ двѣ. Швырнувъ портфель на кровать, Шандонъ нагнулся и подобралъ лежавшія на полу странички.
   -- Думаю, что это выйдетъ недурно,-- сказалъ онъ.-- Объявленіе о выходѣ въ свѣтъ Пелль-Мелльской газеты готово!
   -- Получите за него деньги,-- воскликнулъ мистеръ Бунгей, передавая ему пятифунтовый банковый билетъ.-- Я всегда держу обѣщанное слово и, когда обѣщалъ, плачу!
   -- Клянусь Богомъ, мы не всѣ здѣсь можемъ этимъ похвастаться,-- замѣтилъ Шандонъ, поспѣшно пряча банковый билетъ въ карманъ.
   

ГЛАВА XXXII,
дѣйствіе которой происходитъ невдалекѣ отъ Людгетскаго холма.

   Содержавшійся въ тюрьмѣ капитанъ хлесткимъ и величавымъ тономъ возвѣщалъ въ своемъ объявленіи, что настало, наконецъ, для англійскихъ джентльменовъ время собраться подъ однимъ знаменемъ для защиты правъ и преимуществъ, являющихся славнымъ наслѣдіемъ, доставшимся имъ отъ предковъ. Этому великому и почетному наслѣдію угрожаютъ со всѣхъ сторонъ: за-границей революція,-- въ предѣлахъ самой Англіи -- радикализмъ,-- коварныя клеветы фабрикантовъ и хлопчато-бумажныхъ лордовъ, равно какъ тупоумная вражда народныхъ массъ, которыя галдятъ и дѣйствуютъ, какъ имъ приказано. "Старинные монархическіе принципы подвергаются оскорбленіямъ со стороны хищной республиканской черни,-- утверждала, капитанъ.-- Завистливые сектанты покидаютъ церковь, подъ которую подкапывается втайнѣ атеизмъ. Доказавшія на опытѣ свою пригодность, государственныя и общественныя учрежденія, прославившія Англію и высоко поднявшія репутацію англійскаго джентльмена, остаются беззащитными,-- подвергаются нападкамъ и осмѣянію со стороны людей, для которыхъ нѣтъ ничего святого, такъ какъ они ни во что святое не вѣрятъ.
   Эти люди не уважаютъ исторіи, такъ какъ слишкомъ невѣжественны, чтобы съ ней ознакомиться. Они не уважаютъ никакого закона, если чувствуютъ себя достаточно сильными, чтобы его нарушить, когда ихъ вожди подадутъ сигналъ къ грабежу. Монархія св. Людовика пала вслѣдствіе недовѣрія французскихъ королей къ сво ему дворянству. Напротивъ того, благодаря тому, что англійскій народъ все еще вѣритъ въ своихъ джентльменовъ, Великобританія смогла выдержать борьбу съ опаснѣйшимъ изъ враговъ, когда-либо угрожавшихъ великой націи, и одержала надъ этимъ врагомъ побѣду. Благодаря тому, что во главѣ англичанъ стояли джентльмены, французскіе орлы должны были отступать передъ ними съ береговъ Дуэро до Гаронны. Англійскій джентльменъ одержалъ побѣду подъ Трафальгаромъ, онъ же выигралъ и сраженіе при Ватерлоо.
   Бунгей многозначительно кивнулъ головою и замигалъ, когда капитанъ упомянулъ про Ватерлоо, Баррингтонъ же громко расхохотался.
   -- Видите, какъ это растрогало достопочтеннаго нашего пріятеля Бунгея, -- замѣтилъ Шандонъ, лукаво взглянувъ на адвоката.-- Онъ можетъ служить, съ позволенія сказать, пробирнымъ камнемъ воздѣйствія публицистическаго краснорѣчія на читающую публику. Я пускалъ, по меньшей мѣрѣ, сотню разъ въ ходъ герцога Веллингтона и битву подъ Ватерлоо, и этотъ маневръ всегда увѣнчивался успѣхомъ.
   Затѣмъ капитанъ, съ наивной откровенностью, сознался, что до сихъ поръ англійскіе джентльмены, полагаясь на законность своихъ правъ и презирая ихъ противниковъ, предоставляли защиту политическихъ интересовъ своего сословія, равно какъ управленіе помѣстьями и улаженіе юридическихъ дѣлъ различнымъ повѣреннымъ, защиту же своихъ интересовъ въ печати поручали профессіональнымъ прокторамъ и адвокатамъ.
   По словамъ Шандона, эти времена теперь миновали: англійскимъ джентльменамъ приходится стоять за себя самимъ. Открытые враги ихъ сословія храбры, могущественны, многочисленны и непримиримы. Джентльмены должны выступить сами противъ нихъ на арену, а не дозволять, чтобы какіе-нибудь наемные адвокатишки выставляли въ лживомъ и недостойномъ свѣтѣ благородные принципы британской аристократіи. Неужели они потерпятъ, чтобы какіе-нибудь грубстритскіе проходимцы издавали для нихъ "Уайтголльскую газету"?
   -- Здѣсь мы кольнули слегка беконовцевъ, мистеръ Бунгей!-- объявилъ Шандонъ, обращаясь къ издателю.
   Бунгей энергически стукнулъ тростью по полу.
   -- Чортъ бы его побралъ, этого Бекона! Жарьте его хорошенько, капитанъ!-- воскликнулъ онъ съ восторгомъ, а затѣмъ, повернувшись къ Баррингтону, многозначительно покачалъ своею глупою головою и сказалъ:
   -- Замѣтьте себѣ, сударь, ужь если требуется кого разнести, то это лучше всего поручить капитану; онъ, сударь, пишетъ хлестко, -- страсть какъ хлестко!
   Хлесткій публицистъ, продолжая излагать только что составленное имъ объявленіе, сообщилъ, что нѣсколько джентльменовъ, имена которыхъ не оглашаются по весьма понятнымъ причинамъ (при этихъ словахъ Баррингтонъ снова расхохотался), рѣшили издавать газету, руководящуюся нижеслѣдующими принципами: -- Гордясь тѣмъ, что, принадлежа къ аристократіи, они будутъ мужественно отстаивать интересы своего сословія,-- выкрикивалъ капитанъ Шандонъ, съ усмѣшкой потрясая листкомъ бумаги, который держалъ въ рукѣ.-- Они проникнуты чувствомъ вѣрноподданничества, унаслѣдованнымъ отъ предковъ и укрѣпившимся путемъ сознательнаго убѣжденія. Они любятъ и почитаютъ государственную, англиканскую церковь, за которую предки ихъ проливали кровь; имъ бы хотѣлось, чтобы дѣти и правнуки ихъ возносили въ этой церкви молитвы свои къ Всевышнему. Они любятъ свою отчизну и твердо рѣшились сохранить Великобританію такою, какою сдѣлали ее англійскіе джентльмены,-- да, англійскіе джентльмены!-- т. е. величайшей и свободнѣйшей націей въ мірѣ. Фамиліи нѣкоторыхъ изъ этихъ джентльменовъ стоятъ подъ Руннимедской хартіей, обезпечившей свободу англійскаго народа..
   -- Какая это такая хартія?-- освѣдомился Бунгей.
   -- Одинъ изъ моихъ предковъ скрѣпилъ ее, вмѣсто печати, рукоятью своего меча, -- замѣтилъ совершенно серьезнымъ тономъ Пенъ.
   -- Это Habeas-Corpus, мистеръ Бунгей, пояснилъ Баррингтонъ.
   -- Ну, что же! Очень хорошо; продолжайте капитанъ!-- зѣвая сказалъ издатель.
   -- ....англійскаго народа. Они готовы теперь защищать эту свободу мечемъ и перомъ, -- готовы, какъ и тогда, пролить послѣднюю каплю крови подъ знаменемъ старинныхъ англійскихъ правъ и привиллегій.
   -- Браво!-- воскликнулъ Баррингтонъ.
   Маленькая дѣвочка смотрѣла съ недоумѣніемъ на эту сцену; мамаша ея молча занималась своимъ шитьемъ и лишь по временамъ бросала на мужа взгляды полные нѣжной любви и самаго искренняго восхищенія.
   -- Поди-ка сюда, Манечка,-- сказалъ Баррингтонъ, потрепавъ своею ручищею бѣлокурые локоны ребенка. Дѣвочка отнеслась, однако, съ нѣкоторымъ недовѣріемъ къ этой грубой ласкѣ и, отшатнувшись отъ адвоката, предпочла подойти къ Артуру Пенденнису, возлѣ колѣнъ котораго и укрылась. Пену было чрезвычайно пріятно, что малютка къ нему подошла и стала играть хорошенькой его цѣпочкой Это былъ отъ природы очень мягкосердечный и простодушный молодой человѣкъ, хотя онъ и маскировалъ хорошія свои качества (вѣроятно, по застѣнчивости) высокомѣрными манерами. Манеры эти, очевидно, не провели маленькую дѣвочку, такъ какъ она, нисколько не стѣсняясь, взобралась къ молодому человѣку на колѣни. Тѣмъ временемъ ея отецъ, прежде чѣмъ продолжать чтеніе составленной имъ программы, счелъ нужнымъ сдѣлать Баррингтону маленькое замѣчаніе.
   -- Вы, сударь, позволили себѣ смѣяться надъ весьма понятными причинами, о которыхъ было у меня упомянуто, теперь я выясню вамъ,-- о, невѣрный Ѳома!-- въ чемъ именно заключаются эти причины... "Мы уже заявили,-- продолжалъ онъ,-- что не можемъ сообщить фамиліи джентльменовъ, участвующихъ въ этомъ предпріятіи и что существуетъ важная причина, препятствующая оглашенію этихъ фамилій. Обладая вліятельными друзьями въ обѣихъ палатахъ англійскаго парламента, мы обезпечили себя вмѣстѣ съ тѣмъ союзниками во всѣхъ европейскихъ дипломатическихъ сферахъ. Источники, изъ которыхъ мы будемъ почерпать свѣдѣнія, таковы, что о нихъ, очевидно, нельзя сообщать всякому встрѣчному и поперечному, тѣмъ болѣе, что никакая другая англійская или иностранная газета ни подъ какимъ видомъ не можетъ имѣть къ нимъ доступъ. Мы въ правѣ, однако, объявить, что самыя свѣжія новости касательно событій въ англійской и общеевропейской политикѣ почтеннѣйшая публика найдетъ единственно только на столбцахъ Пелльмельской газеты. Государственный дѣятель и кипиталистъ,-- помѣщикъ и особа духовнаго званія,-- будутъ читателями нашей газеты, по той уже причинѣ, что она составляется людьми ихъ же круга. Мы обращаемся къ высшимъ сферамъ общества и вовсе ни намѣрены скрывать, что Пелль-мелльская газета пишется джентльменами для джентльменовъ Руководители этого новаго органа печати обращаются къ аристократіи, въ средѣ которой они родились и выросли. У сектанта имѣется своя газета,-- у свободно-мыслящаго радикала -- своя; съ какой же стати одни только англійскіе джентльмены должны оставаться безъ собственнаго своего органа печати.
   Мистеръ Шандонъ продолжалъ затѣмъ съ подобною же скромностью излагать программу литературной и великосвѣтской хроники, которая будетъ вестись въ Пелль-мелльской газетѣ джентльменами-спеціалистами, снискавшими себѣ уже самую лестную репутацію, -- людьми, имена которыхъ гремятъ въ университетахъ (тутъ мистеръ Пенденнисъ покраснѣлъ и едва удержался отъ смѣха). Эти люди хорошо извѣстны клубамъ и обществу, которое они призваны описывать. Желающимъ помѣщать въ газетахъ публикаціи капитанъ тонко посовѣтовалъ печатать ихъ въ Пелл-мельской газетѣ, читатели которой по преимуществу народъ состоятельный, а въ заключеніе обратился къ англійскому дворянству: къ баронетамъ, баронамъ, графамъ и герцогамъ, досточтимому духовенству, судьямъ и адвокатамъ, англійскимъ матерямъ и дочерямъ, которыми живутъ англійскія семьи и сердца, приглашая ихъ всѣхъ собраться вокругъ благороднаго, стариннаго и аристократическаго, знамени Пелль-мельской газеты.
   Бунгей при этой заключительной тирадѣ проснулся отъ дремоты, въ которую впалъ было вторично, и выразилъ полнѣйшее свое одобреніе программѣ, объявивъ, что она составлена ладно.
   Выслушавъ программу, присутствующіе джентльмены вступили въ обсужденіе подробностей организаціи политическаго и литературнаго отдѣловъ газеты. Господинъ Бунгей тѣмъ временемъ сидѣлъ и слушалъ, кивая иногда головой, совершенно такъ, какъ если бы въ самомъ дѣлѣ понималъ, о чемъ шла рѣчь, и раздѣлялъ высказавшіяся мнѣнія. Въ дѣйствительности у Мармадука Бунгея имѣлось на счетъ веденія газеты свое собственное и притомъ до чрезвычайности простое мнѣніе. Онъ былъ убѣжденъ, что капитанъ способенъ написать хлесткую статью, разносящую въ пухъ и прахъ всякаго супостата, лучше, чѣмъ кто-либо другой во всей Англіи. Онъ хотѣлъ разгромить въ пухъ и прахъ своего конкуррента Бекона и находилъ, что капитанъ съумѣетъ сдѣлать это съ неподражаемымъ искусствомъ. Если бы капитану вздумалось написать на листкѣ бумаги "Отче нашъ" или выдержку изъ свода законовъ, мистеръ Бунгей вполнѣ бы этимъ удовлетворился и нашелъ бы статью капитана составленной очень бойко. Такъ и на этотъ разъ, онъ съ искреннимъ удовольствіемъ положилъ себѣ въ карманъ листки бумаги, исписанные бойкимъ перомъ капитана и не только уплатилъ ему, какъ уже упомянуто, за означенный манускриптъ, но, подозвавъ къ себѣ малютку Мери, далъ ей на прощаніе маленькую серебряную монету.
   По разсмотрѣніи программы, разговоръ принялъ болѣе общее направленіе. Шандонъ счелъ долгомъ сказать кое-какіе комплименты обоимъ явившимся къ нему посѣтителямъ, которые, судя по наружности и манерамъ, казались ему принадлежащими къ великосвѣтскому обществу. Свѣдѣнія его объ этомъ обществѣ были въ дѣйствительности весьма ограничены, но все-таки ему случалось туда заглядывать и онъ старался теперь утилизировать возможно полнѣе немногія, сдѣланныя имъ наблюденія. Онъ говорилъ о наиболѣе выдающихся представителяхъ и представительницахъ высшихъ столичныхъ сферъ и проживавшихъ въ Лондонѣ британскихъ вельможахъ съ такою фамильярностью и такими шутливыми намеками, какъ будто и въ самомъ дѣлѣ вращался въ ихъ кругу. Онъ разсказывалъ анекдоты изъ ихъ частной жизни, -- передавалъ разговоры свои съ ними и сообщалъ разные курьезные факты, яко бы случившіеся на вечерахъ, на которыхъ ему приходилось бывать. Пена забавляло слушать, какъ этотъ несчастненькій арестантъ въ рваномъ халатѣ словоохотливо толковалъ о самыхъ высокопоставленныхъ особахъ лондонскаго большого свѣта. Госпожа Шандонъ всегда восхищалась, когда ея мужъ заводилъ рѣчи на такія темы и считала каждое его слово священнѣйшею истиною. Сама она не охотно посѣщала великосвѣтское общество, не считая себя для этого достаточно умной, но сознавала въ душѣ, что тамъ именно и было какъ разъ надлежащее мѣсто для ея Чарльза. Она была убѣждена, что капитанъ Шандонъ блисталъ въ этомъ обществѣ и пользовался тамъ величайшимъ почетомъ. На самомъ дѣлѣ Шандона какъ-то разъ пригласили на обѣдъ къ графу X. Почтенная капитанша сберегла пригласительную графскую записку и до сихъ поръ хранитъ ее какъ драгоцѣнность въ рабочемъ своемъ несессерѣ.
   Мистеру Бунгею вскорѣ надоѣла эта болтовня и онъ началъ прощаться съ хозяевами, Баррингтонъ и Пенъ тоже поднялись съ чемодана, собираясь уйти вмѣстѣ съ издателемъ. Молодой нашъ герой съ удовольствіемъ остался бы еще на нѣкоторое время, дабы хорошенько ознакомиться съ семьей Шандона, которая его интересовала и вызывала его сочувствіе. Пенъ позволилъ себѣ даже высказать надежду на то, что ему будетъ дозволено повторить визитъ. Шандонъ, страдальчески усмѣхнувшись, отвѣтилъ, что, къ сожалѣнію, долженъ сидѣть дома, и будетъ очень радъ, если г-нъ Пенденнисъ навѣститъ его въ заключеніи.
   -- Я провожу васъ, джентльмены, до воротъ моего парка, -- сказалъ капитанъ Шандонъ, схватившись за шляпу, (несмотря на укоризненный взглядъ своей жены и слабый ея возгласъ: "Чарльзъ!") Капитанъ въ старыхъ потертыхъ туфляхъ бойко шлепалъ ими впереди своихъ посѣтителей, которымъ указывалъ путь сквозь мрачные тюремные корридоры. Когда онъ прощался у калитки съ этими тремя джентльменами, его рука любовно ощупывала уже карманъ жилета, гдѣ лежалъ полученный отъ Бунгея пятифунтовый билетъ. Одинъ изъ упомянутыхъ джентльменовъ, мистеръ Артуръ Пенденнись, почувствовалъ, что у него на сердцѣ стало гораздо легче, когда, наконецъ, онъ вышелъ изъ тюремной ограды и ощутилъ уже у себя подъ ногами вольныя плиты тротуаровъ Фаррингдонской улицы.
   Г-жа Шандонъ вернулась съ своимъ шитьемъ къ окну, выходившему во дворъ. Она увидѣла, какъ ея супругъ съ двумя изъ своихъ приспѣшниковъ шелъ чуть не бѣгомъ по направленію къ тюремному трактиру. Бѣдняжка надѣялась, что мужъ пообѣдаетъ на этотъ разъ съ нею. На выступѣ за окномъ тюремной камеры лежалъ въ соусникѣ кусокъ жаркого и стояла чашечка съ салатомъ. Г-жа Шандонъ разсчитывала пообѣдать этимъ жаркимъ и салатомъ вмѣстѣ съ своей Мери и отцемъ этой малютки. Теперь не оставалось болѣе надежды на возвращеніе мужа къ обѣду. Онъ, безъ сомнѣнія, просидитъ въ трактирѣ до поздняго вечера, когда заведеніе, наконецъ, закроютъ, а потомъ отправится играть въ карты, или же пить въ камеру къ кому-нибудь изъ своихъ пріятелей.
   Домой онъ вернется лишь подъ утро съ безсмысленными, точно стеклянными глазами и сильно пошатываясь, послѣ чего жена будетъ имѣть возможность ухаживать за нимъ, сколько душѣ угодно. Подумаешь, какія разнообразныя пытки приходится выносить женамъ отъ своихъ мужей!
   При такихъ обстоятельствахъ г-жа Шандонъ подошла къ буфету и вмѣсто того, чтобы пообѣдать, заварила себѣ и дочери чай. Съ тѣхъ поръ какъ это благодѣтельное растеніе вошло въ употребленіе у англичанъ, чайнику приходилось быть повѣреннымъ множества разнообразнѣйшихъ женскихъ душевныхъ терзаній. Одному Богу извѣстію, сколько слезъ пролито надъ чайникомъ миріадами женскихъ глазъ. Какія томительныя муки одиночества приходилось ему смягчать парами своего кипятка, -- какія изстрадавшіяся лихорадочныя уста освѣжались настояннымъ на этомъ кипяткѣ напиткомъ. Природа, создавъ чайное дерево, оказала женщинамъ истинное благодѣяніе. Воображеніе можетъ безъ малѣйшаго труда нарисовать безчисленное множество трогательныхъ картинъ и умилительнѣйшихъ группъ съ чайникомъ и чашкою по срединѣ. Кларисса и Сахарисса повѣряютъ имъ тайны нѣжной своей страсти.
   -- На столикѣ у бѣдняжки Полли рядомъ съ чайникомъ и чашкой лежатъ письма ея возлюбленнаго, т. е. вѣрнѣе, человѣка, который былъ вчера ея возлюбленнымъ. Она плакала и раньше надъ этими письмами, но плакала отъ радости, а не съ отчаянія.-- Молодая дѣвушка входитъ безъ шума въ комнату своей матери и подаетъ чашку чая вдовѣ, отказывающейся отъ всякой другой пищи.-- Руѳь старательно завариваетъ чай для мужа, убирающаго въ полѣ хлѣбъ.
   Можно было бы наполнить нѣсколько страницъ сюжетами для подобныхъ же картинокъ. Какъ бы ни было, г-жа Шандонъ и маленькая ея Мери усѣлись вдвоемъ пить чай въ то время, когда капитанъ старался услаждать себя въ трактирѣ всѣми удовольствіями, какія можно только купить за деньги. Что касается его жены, то, въ отсутствіе мужа, ей ничего не было мило.
   Землякъ капитана Шандона, Джонъ Финуканъ, джентльменъ, съ которымъ мы слегка уже познакомились, засталъ какъ разъ за чаемъ капитаншу и маленькую Мери (для которой у него отыскивался всегда въ карманѣ какой-нибудь гостинецъ). Джонъ считалъ Шандона геніальнѣйшимъ изъ смертныхъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, ему случалось разокъ или два выпутываться самому изъ бѣды, благодаря содѣйствію этого добродушнаго мота, у котораго имѣлось всегда для пріятеля въ нуждѣ слово утѣшенія, а иногда и парочка гиней. Въ виду всего этого Джонъ охотно выполнялъ всѣ порученія Шандона, улаживалъ его денежныя дѣла съ издателями газетъ и журналовъ, съ требовательными и уступчивыми кредиторами, съ владѣльцами векселей Шандона и лицами, расположенными спекулировать на таковые,-- однимъ словомъ, вершилъ тысячи аферъ и дѣлишекъ, къ которымъ долженъ невольно прибѣгать каждый ирландскій джентльменъ, находящійся въ стѣсненныхъ обстоятельствахъ. Мнѣ лично не доводилось встрѣчать ни одного ирландскаго джентльмена, находящагося не въ затруднительномъ положеніи, у котораго не имѣлось бы адъютанта изъ единоплеменниковъ, страдающаго тоже разстройствомъ финансовъ. У этого адъютанта оказывались въ свою очередь подручные, располагавшіе еще болѣе раззоренными приспѣшниками. При такихъ обстоятельствахъ нашъ капитанъ въ продолженіи всей своей жизни былъ окруженъ цѣлымъ штабомъ оборванцевъ, въ большей или меньшей степени дѣлившихъ злоключеніе своего вождя.
   -- Готовъ держать пари на цѣлую гинею, что этотъ пятифунтовый билетъ долго у него не продержится,-- сказалъ обоймъ своимъ спутникамъ про капитана мистеръ Бунгей, выйдя изъ тюрьмы. Оказалось, что почтенный издатель былъ совершенно правъ. Дѣйствительно, когда госпожа Шандона, принялась по возвращеніи мужа свидѣтельствовать его карманы, она нашла тамъ всего лишь пару шиллинговъ и нѣсколько полупенсовъ, оставшихся отъ утренней получки. Шандонъ надѣлилъ цѣлымъ фунтомъ стерлинговъ -- одного изъ своихъ приспѣшниковъ,-- послалъ заднюю часть баранины, мѣшокъ картофеля и дюжину бутылокъ пива кому-го изъ своихъ знакомыхъ, обитавшему тутъ же въ тюрьмѣ, въ такъ называемомъ неимущемъ флигелѣ,-- уплатилъ маленькій должокъ въ трактирѣ, гдѣ мѣнялъ пяти фунтовый билетъ,-- пообѣдалъ тамъ съ двумя пріятелями и проигралъ потомъ нѣсколько полукронъ въ карты, такъ что, приблизительно къ полуночи, оказался почти въ томъ самомъ финансовомъ состояніи, въ которомъ былъ передъ тѣмъ утромъ.
   Разставшись съ Шандономъ, издатель и другой джентльменъ, бесѣдовали еще нѣкоторое время между собою. Баррингтонъ повторилъ при этомъ Бунгею тоже самое, что говорилъ передъ тѣмъ его конкурренту Бекону, а именно, что Пенъ человѣкъ въ высшей степени даровитый и геніальный. Важнѣе же всего, по словамъ адвоката, что Артуръ хорошо принятъ въ высшемъ кругу и состоитъ въ родствѣ чуть ли не со всѣми британскими пэрами. Бунгей возразилъ на это, что сочтетъ за счастье вступить въ дѣловыя сношенія съ мистеромъ Пенденнисомъ и надѣется вскорѣ имѣть честь и удовольствіе свидѣться съ обоими джентльменами у себя за обѣденнымъ столомъ. Затѣмъ, послѣ взаимнаго обмѣна вѣжливыхъ увѣреній, они простились другъ съ другомъ и отправились каждый во свояси.
   -- Тяжело видѣть такого человѣка, какъ Шандонъ,-- сказалъ въ тотъ же вечеръ Пенъ, обсуждая съ своимъ пріятелемъ впечатлѣніе, вынесенное изъ тюремной камеры злополучнаго публициста.-- Человѣкъ надѣленъ множествомъ разнообразнѣйшихъ талантовъ,-- обладаетъ блестящими публицистическими способностями и рѣдкимъ умомъ, а между тѣмъ долженъ проводить полжизни въ тюрьмѣ, а другую половину жизни находиться въ рабской зависимости отъ книгопродавцевъ-издателей.
   -- Я самъ, любезнѣйшій, состою отъ нихъ въ такой зависимости, да и ты хлопочешь о томъ, чтобы попасть въ батраки, -- возразилъ Баррингтонъ.-- Всѣмъ намъ приходится возить тачку, нагруженную тѣми или другими каменьями. Какъ бы ни было, я не помѣняюсь своею участью съ нашимъ сосѣдомъ Зубрилкинымъ, на долю котораго выпадаетъ въ жизни столько наслажденій, сколько и кроту. Мнѣ лично кажется, что на такъ называемый "каторжный, литературный трудъ" публика расходуетъ чертовски много совершенно незаслуженнаго состраданія.
   -- Значительное количество табаку и пива, потребленное въ одиночествѣ, сдѣлало изъ тебя, дружище, циника. Ты, Баррингтонъ, уподобляешься Діогену, придерживающемуся пивной бочки. Я не выношу мысли о томъ, что такой геніальный человѣкъ, какъ Шандонъ, состоитъ невольникомъ у столь тупоумнаго рабовладѣльца какъ Бунгей, и что этотъ рабовладѣлецъ живетъ и богатѣетъ на барыши отъ мозговой работы своего невольника. Я прихожу въ негодованіе, видя джентльмена въ крѣпостной зависимости отъ торгаша, неспособнаго говорить какъ слѣдуетъ даже на родномъ своемъ языкѣ и недостойнаго даже чистить сапоги у Шандона!
   -- Вижу, что ты начинаешь уже ратовать противъ издателей и держать сторону нашего брата, писателей. Браво, дружище Пенъ!-- воскликнулъ Баррингтонъ, все еще продолжая смѣяться.-- Что именно имѣешь ты, однако, возразить противъ отношеній, существующихъ между Бунгеемъ и Шандономъ? Ужь не думаешь-ли ты, что издатель засадилъ въ тюрьму публициста. Если Шандонъ и въ самомъ дѣлѣ прокутилъ сегодня пяти-фунтовый билетъ, данный ему Бунгеемъ, то чѣмъ же виноватъ тутъ рабовладѣлецъ?
   -- Судьба заставляетъ человѣка сталкиваться иной разъ съ дурнымъ обществомъ, -- возразилъ Пенъ.-- Легко осуждать бѣднягу, вынужденнаго якшаться съ товарищами по тюремному заключенію и прибѣгать къ бутылкѣ, чтобы найти въ ней, по крайней мѣрѣ, забвенье. Надо снисходить къ странностямъ генія и не забывать, что восторженность и пылкость темперамента, придающія такую прелесть произведеніямъ писателя, зачастую совращаютъ его, какъ человѣка, съ прямого пути.
   -- Полно вздоръ молоть про какихъ-то тамъ геніевъ! вскричалъ Баррингтонъ, державшійся, по крайней мѣрѣ, въ теоріи, по нѣкоторымъ пунктамъ, весьма строгихъ нравственныхъ воззрѣній (съ которыми быть можетъ и не вполнѣ точно сообразовался на практикѣ).-- Я отрицаю, во первыхъ, фактъ существованія такого множества настоящихъ геніевъ, какъ это представляютъ себѣ оплакивающіе бѣдственное будто бы положеніе литературнаго люда. Я убѣжденъ, что, помимо цеховыхъ писателей, найдутся сотни и тысячи кавалеровъ и дамъ, которые могли бы, еслибы пожелали, писать стихи, журнальныя и газетныя статьи,-- читать книги и составлять о нихъ критическія замѣтки, -- нисколько похуже присяжныхъ поэтовъ, беллетристовъ и литературныхъ критиковъ. Смѣю тебя увѣрить, что бесѣда профессіональныхъ рыцарей пера не отличается своей поучительностью, глубиною и блескомъ мысли отъ разговора простыхъ смертныхъ, принадлежащихъ къ такъ называемому образованному кружку. Съ другой стороны, если юристъ, воинъ или же особа духовнаго званія, позволитъ себѣ, какъ говорится, жить выше состоянія и вздумаетъ не платить долговъ, то его, или ее засадятъ въ тюрьму. Полагаю, что если писатель не платитъ долговъ, то и его слѣдуетъ держать въ тюрьмѣ. Если какой-нибудь беллетристъ напивается до пьяна, то у него, какъ и у всякаго смертнаго, болитъ голова. При такихъ обстоятельствахъ я не понимаю дозволительности для него не платить портному, сшившему ему сюртукъ?
   -- Съ своей стороны я желалъ бы принадлежать къ порядочно одѣтой профессіи, а потому стою за уплату беллетристамъ такого вознагражденія, при которомъ они могли бы аккуратно расплачиваться съ своими портными. Тѣмъ болѣе считаю я необходимымъ протестовать противъ торгаша-посредника, стоящаго между геніемъ и его естественнымъ великимъ хозяиномъ,-- публикой. Прими во вниманіе, что этотъ посредникъ захватываетъ въ свою пользу большую половину заработка и славы, причитающихся генію.
   -- Я работаю въ прозаическомъ отдѣлѣ, но ты, дружище, малую толику поэтъ, а потому считаешь себя въ правѣ разсуждать легкомысленно,-- замѣтилъ Баррингтонъ.-- Попробуй-ка раскинуть умомъ и сообразить, чего, ты на самомъ дѣлѣ требуешь? Неужели ты хотѣлъ бы, чтобы организовалось общество капиталистовъ, обязанное покупать произведенія всѣхъ авторовъ, которымъ будетъ благоугодно явиться въ его контору съ своими рукописями? Каждый, кому вздумается написать эпическую поэму,-- каждый грамотный или полуграмотный джентльменъ (не говоря уже о дамахъ) разрѣшившійся отъ бремени прозою или стихами, долженъ, значитъ, по твоему, получать мѣшокъ золота въ обмѣнъ за испорченныя его мараньемъ стопы писчей бумаги? Кто будетъ рѣшать вопросъ о пригодности или непригодности литературныхъ произведеній съ точки зрѣнія возможнаго для нихъ сбыта? Предоставляется-ли въ концѣ концовъ издателю право покупать литературныя произведенія, или отказываться отъ покупки таковыхъ по собственному своему усмотрѣнію? Мнѣ, сударь, кажется, что въ то время, когда Дженсонъ сидѣлъ за ширмами въ трактирѣ у воротъ святого Іоанна и обѣдалъ тамъ особнякомъ (такъ какъ былъ слишкомъ бѣденъ и плохо одѣтъ, чтобы присоединиться къ тогдашнимъ литературнымъ знаменитостямъ, угощавшимся за столомъ, накрытымъ лучшею скатертью мистера Каве), онъ не имѣлъ ни малѣйшаго права жаловаться на этого торгаша. Нельзя требовать, чтобы издатель, сразу же призналъ генія въ явившемся къ нему молодомъ, тощемъ, голодномъ оборванцѣ. Лохмотья сами по себѣ еще не доказываютъ геніальности, тогда какъ капиталъ имѣетъ характеръ существующаго факта и по нашимъ временами владычествуетъ на рынкѣ. Онъ имѣетъ право относиться къ изобрѣтателямъ на литературномъ поприщѣ также какъ и ко всѣмъ остальнымъ изобрѣтателямъ. Создавъ какую-нибудь новинку по книжной части, я, разумѣется, постараюсь выручить за нее возможно больше. Тѣмъ не менѣе я не могу заставить какого-нибудь Муррея купить право изданія моихъ "Путешествій" или "Проповѣдей", точно также какъ не могу требовать, чтобы въ Таттерсалѣ заплатили за мою лошадь сто фунтовъ стерлинговъ. Мнѣ позволительно имѣть собственный взглядъ на цѣнность своего Пегаса и считать его превосходнѣйшимъ въ мірѣ конемъ, но и торговецъ лошадьми можетъ имѣть на этотъ счетъ свой собственный взглядъ. У него, въ данную минуту, существуетъ, пожалуй, потребность въ хорошей и смирной лошадкѣ, объѣзженной подъ дамскимъ сѣдломъ, или же въ здоровенномъ меринѣ, для неумѣлаго, тяжеловѣсного всадника или, наконецъ, въ неособенно бойкомъ, но зато неутомимомъ конѣ для дальней дороги. Въ такомъ случаѣ мой Пегасъ окажется для него вовсе непригоднымъ.
   -- Вообще ты теперь, Баррингтонъ, выражаешься метафорами, но ты совершенно справедливо замѣтилъ крайнюю свою прозаичность. Бѣдняга Шандонъ! Его добродушіе и любящая нѣжность милой его жены глубоко меня растрогали. Очень можетъ быть, что Шандонъ нравится мнѣ гораздо больше, чѣмъ многіе люди, несомнѣнно болѣе достойные любви и уваженія.
   -- Я питаю къ нему подобное же чувство,-- объявилъ Баррингтонъ, -- никто не мѣшаетъ намъ симпатизировать капитану и соболѣзновать объ его слабостяхъ. Правда, что для человѣка съ болѣе возвышеннымъ образомъ мыслей было бы очень непріятно служить предметомъ такихъ симпатій и соболѣзнованій. Что касается до Шандона, то онъ умѣетъ найти себѣ достаточное утѣшеніе въ несчастьѣ. Пожалуй, даже, что само несчастье вызывается у него чрезмѣрнымъ стремленіемъ утѣшаться. Во всякомъ случаѣ, одно уравновѣшивается другимъ, какъ это, впрочемъ, сплошь и рядомъ бываетъ на свѣтѣ. Такъ и теперь Шандонъ хотя и сидитъ въ тюрьмѣ, но все-таки его нельзя назвать несчастнымъ.
   -- Его геній можно уподобить пѣвчей пташкѣ, попавшейся въ неволю. Она поетъ за рѣшеткой своей темницы!
   -- Пожалуй, вы и правы,-- съ горечью подтвердилъ Баррингтонъ.-- Капитанъ довольно охотно мирится со своею клѣткой. Ему бы слѣдовало чувствовать себя несчастнымъ, но онъ находитъ въ тюрьмѣ товарищей, съ которыми можно выпить и это его утѣшаетъ. Ему бы слѣдовало занимать въ обществѣ видное положеніе, но оно оказывается для него недостижимо, быть можетъ, именно потому, что онъ такъ легко утѣшается въ горѣ доброю выпивкою съ пріятелями. Ему легко было бы доставить женѣ и дѣтямъ обезпеченное положеніе, своими заработками, но зачастую, вѣдь, некогда работать именно потому, что товарищи приглашаютъ его роспить съ ними полуштофъ. Онъ могъ бы уплатить своему портному, бѣднягѣ Снипу, двѣсти фунтовъ стерлинговъ, что позволило бы портному расквитаться съ хозяиномъ, но пріятелямъ нужны деньги на выпивку, а потому портной Снипъ, вѣрившій въ долгъ капитану, самъ попалъ за долги въ тюрьму, вслѣдствіе чего его семья раззоряется. Ну, какъ послѣ того не пожалѣть о злоключеніяхъ геніальнаго писателя и не проникнуться справедливымъ негодованіемъ противъ безсовѣстныхъ издателей, такъ притѣсняющихъ этихъ талантливыхъ несчастливцевъ.
   -- Ты, кажется, собираешься выпить еще стаканъ пунша?-- саркастически замѣтилъ Пенъ.-- Необходимо принять во вниманіе, что вышеприведенная философская бесѣда происходила въ "Людской".
   Баррингтонъ, по обыкновенію, разсмѣялся.
   -- Video meliora proboque. Я хочу этимъ сказать, Джонъ, что слѣдуетъ приготовить для меня пуншъ по горячѣе и послаще,-- объяснилъ онъ половому.
   -- Я могъ бы тоже съ удовольствіемъ выпить еще бокалъ, но не хочу баловать себя подобнымъ образомъ. Во всякомъ случаѣ, мнѣ кажется, Баррингтонъ, что мы съ тобой и сами ничуть не лучше нашихъ ближнихъ,-- добавилъ Пенъ.
   Какъ только адвокатъ допилъ свой стаканъ пунша, оба пріятеля вернулись на общую свою профессіональную квартиру. Въ привинченномъ къ дверямъ ящикѣ для писемъ они нашли двѣ записочки, присланныя новымъ ихъ знакомымъ, мистеромъ Бунгеемъ. Этотъ гостепріимный джентльменъ, свидѣтельствуя свое уваженіе гг. Пенденнису и Баррингтону, просилъ ихъ оказать ему честь, отобѣдавъ съ нимъ въ обществѣ нѣсколькихъ достопочтенныхъ литераторовъ.
   -- Тамъ соберется большая компанія, -- сказалъ Баррингтонъ.-- Мы встрѣтимся со всѣмъ литературнымъ штабомъ бунгеевцевъ.
   -- Со всѣми, за исключеніемъ бѣдняги Шандона!-- поправилъ своего товарища Пенъ,-- пожелалъ ему кивкомъ головы доброй ночи и затѣмъ ушелъ въ собственную свою маленькую спаленку. Событія дня и новопріобрѣтенныя знакомства привели его въ нервное возбужденіе, такъ что онъ въ теченіе нѣкотораго времени бодрствовалъ, лежа въ постели, тогда какъ раздавшееся изъ сосѣдней комнаты могучее правильное храпѣніе Баррингтона свидѣтельствовало, что почтенный адвокатъ давно уже почиваетъ крѣпкимъ сномъ.
   Лежа на кровати и глядя на свѣтлую полосу серебристаго мѣсячнаго свѣта, который врывался въ окно спальни, освѣщалъ уголокъ умывальнаго столика и рамку маленькаго наброска Фэрокса, сдѣланнаго Лаурой и висѣвшаго надъ комодомъ, Пенденнисъ думалъ:-- Неужели я буду, наконецъ, дѣйствительно заработывать себѣ пропитаніе собственнымъ трудомъ? Вдругъ я и въ самомъ дѣлѣ, благодаря моему перу, не стану больше обирать милую дорогую мамашу и, вмѣстѣ съ тѣмъ, заслужу себѣ почетное имя,-- составлю себѣ, быть можетъ, блестящую репутацію! Если это мнѣ удастся, я буду очень радъ,-- размышлялъ молодой мечтатель. Онъ усмѣхался и краснѣлъ, несмотря на свое одиночество и глухую ночь, при мысли о томъ, какое высокое наслажденіе доставили бы ему пріобрѣтенныя такимъ путемъ почести и слава.-- Если фортуна будетъ мнѣ благопріятствовать, я воздамъ ей хвалу; а если она вздумаетъ хмуриться,-- я не стану обращать на нее вниманія. Во всякомъ случаѣ, суждено-ли мнѣ имѣть успѣхъ или потерпѣть пораженіе,-- я прошу Всевышняго, чтобы Онъ сподобилъ меня остаться честнымъ человѣкомъ. Пусть мнѣ будетъ дозволено высказывать всегда чистую истину, по сколько она мнѣ извѣстна, не отступая отъ нея ради лести,-- личныхъ интересовъ,-- вражды или же кружковыхъ предразсудковъ. Дорогая моя старушка мать, какъ ты будешь гордиться, если я сдѣлаю что-нибудь, достойное нашего честнаго имени!-- А вы, Лаура, не будете презирать меня, какъ негоднаго тунеядца и мота, когда увидите, что я достигъ... Тьфу ты, Господи, какъ я размечтался изъ-за того только, что мнѣ удалось выручить за свои стихи пять фунтовъ стерлинговъ и получить заказъ на полдюжины газетныхъ статей! Молодой человѣкъ продолжалъ затѣмъ предаваться подобнымъ же размышленіямъ. Онъ чувствовалъ себя счастливѣе, чѣмъ въ теченіе многихъ предшествовавшихъ дней, но, лаская себя надеждами, вмѣстѣ съ тѣмъ не возносился духомъ, а, напротивъ того проникся чрезвычайною скромностью. Артуръ припоминалъ юношескіе свои промахи, лѣность, увлеченія, мотовство и разочарованіе. Всѣ эти воспоминанія произвели на него такое впечатлѣніе, что онъ всталъ съ постели, раскрылъ настежь окно и выглянулъ оттуда на звѣздное небо, потомъ, подчиняясь внезапному и, надо полагать, хорошему импульсу, подошелъ къ комоду, надъ которымъ висѣлъ набросокъ Фэрокса, поцѣловалъ эту картинку и преклонилъ возлѣ своей кровати колѣни. Герой нашей повѣсти оставался нѣсколько времени въ этомъ положеніи, свидѣтельствовавшемъ о надеждѣ и покорности. Когда онъ всталъ, на глазахъ его сверкали слезы. Оказалось, что онъ механически повторялъ слова молитвы, которымъ мать выучила его въ дѣтствѣ. Послѣ этой молитвы она обыкновенно укладывала своего малютку въ постельку и, убаюкавъ его своимъ благословеніемъ, задергивала надъ постелькой пологъ.
   На другой день писарь и фактотумъ профессіальной конторы Баррингтона и Пенденниса принесъ цѣлый тюкъ, завернутый въ сѣрую оберточную бумагу и адресованный г. Баррингтону, эсквайру, съ поклономъ отъ мистера Троттера и запиской, прочитавъ которую, адвокатъ вскричалъ:
   -- Поди-ка сюда, Пенъ, лѣнтяй -- ты этакій!
   Пенъ, находившійся еще въ своей спальнѣ, отозвался оттуда:-- Что тебѣ надо?-- Въ чемъ дѣло?
   -- Иди же скорѣй! ты здѣсь нуженъ!
   -- Зачѣмъ именно?-- освѣдомился Пенъ, входя въ общую комнату, служившею вмѣстѣ съ тѣмъ и конторою.
   -- Лови!-- вскричалъ Баррингтонъ и швырнулъ прямо въ голову Пена тюкъ. Молодой нашъ герой поймалъ этотъ тюкъ на лету и, только благодаря этому обстоятельству, не оказался сшибленнымъ съ ногъ.
   -- Эти книги, присланныя изъ редакціи "Пелль-мелльской газеты", въ качествѣ матеріала для библіографическаго обозрѣнія. Потрудись; ихъ разсмотрѣть и разнести хорошенько!-- саркастически замѣтилъ Баррингтонъ.
   Что касается до Пена то онъ никогда еще въ жизни не ощущалъ такой беззавѣтной радости, какъ въ эту минуту. Дрожащими руками разрѣзалъ онъ бичевку, которою перевязанъ былъ тюкъ и, развернувъ его, увидѣлъ множество хорошенькихъ, новенькихъ, только-что вышедшихъ въ свѣтъ книжекъ, въ свѣжихъ коленкоровыхъ переплетахъ. Это были по преимуществу романы, повѣсти и стихотворенія.
   -- Запри хорошенько дверь, Пиджонъ, и если кто-нибудь вздумаетъ сюда зайти, говори, что меня дома нѣтъ,-- объявилъ Артуръ Пенденнисъ. Бросившись въ большое кресло, онъ съ величайшею поспѣшностью выпилъ стаканъ чая, торопясь приняться за чтеніе и разборъ, присланнаго ему библіографическаго матеріала.
   

ГЛАВА XXXIII,
въ которой повѣствованіе все еще вращается въ окрестностяхъ Флитстрита.

   По настоянію свой супруги, рѣдко вмѣшивавшейся въ дѣловыя отношенія, капитанъ Шандонъ потребовалъ, чтобы Джонъ Финуканъ, эсквайръ, изучавшій въ Верхнемъ Темплѣ законовѣдѣніе, былъ назначенъ помощникомъ редактора будущей "Пелль-мелльской газеты*". Мудрый ея собственникъ счелъ долгомъ согласиться на это назначеніе, благодаря чему мистеръ Финуканъ оказался пристроеннымъ къ мѣсту. Какъ уже упомянуто, онъ питалъ такую нѣжную привязанность къ самому капитану и его семьѣ и такъ старался оказывать Шандонамъ всевозможныя услуги, что положительно стоилъ подобнаго поощренія со стороны капитана. Въ былое время Шандонъ укрывался въ профессіональной квартирѣ Финукана каждый разъ, когда ему грозила опасность и когда судебные пристава принимались гоняться за нимъ по пятамъ, словно ищейки. Подъ конецъ, однако, это убѣжище было выслѣжено, и помощники приставовъ столь же аккуратно являлись поджидать капитана передъ входомъ квартиры Финукана, какъ и у собственныхъ его дверей. Въ квартиру же Финукана зачастую приходила злополучная г-жа Шандонъ подѣлиться съ вѣрнымъ Джономъ своими горестями и печалями и посовѣтоваться съ нимъ о средствахъ выручить изъ бѣды обожаемаго ея капитана. Финуканъ неоднократно кормилъ тамъ ее и ея малютку недорогими, но сытными яствами. Онъ считалъ посѣщеніе такой знатной лэди большою честью для своей маленькой квартирки. Когда бывало г-жа Шандонъ, закрывшись вуалью, спускалась съ лѣстницы, Финъ свѣшивался черезъ перила и глядѣлъ ей вслѣдъ, дабы убѣдиться, что никто изъ темпльскихъ ловеласовъ не посмѣетъ обратиться къ ней съ нескромными предложеніями. Быть можетъ, онъ ласкалъ себя мыслью, что какой-нибудь негодяй все-таки отважится на подобную попытку и дастъ ему такимъ образомъ случай, бросившись на выручку г-жи Шандонъ, переломать кости ея обидчику. При такихъ обстоятельствахъ неудивительно, если госпожа эта до чрезвычайности обрадовалась, узнавъ, что вѣрный и храбрый ея рыцарь назначенъ въ новооткрывшейся газетѣ адъютантомъ къ ея мужу.
   Финуканъ съ удовольствіемъ оставался въ обществѣ г-жи Шандонъ до самаго поздняго часа, дозволеннаго тюремными уставами. Ему не разъ случалось видѣть, какъ укладывали въ постель малютку Мери, для которой устроена была въ тюремной камерѣ маленькая кроватка. Дѣвочка читала передъ отходомъ ко сну молитву о томъ, чтобъ Господь Богъ благословилъ ея папашу. Молитва эта была протестантская, а самъ Финуканъ считался ревностнымъ католикомъ, но тѣмъ не менѣе онъ всегда потъ всего сердца присоединялся къ этой молитвѣ. На этотъ разъ ему нельзя было, однако, засиживаться долго въ тюрьмѣ, такъ какъ онъ получилъ приглашеніе отъ мистера Бунгея явиться въ половинѣ седьмого для переговоровъ о дѣлахъ, касающихся новой газеты. Эти переговоры предполагалось вести съ надлежащимъ комфортомъ во время обѣда. Поэтому Финуканъ ушелъ отъ г-жи Шандонъ въ шесть часовъ вечера, но на другой день утромъ, явившись, по обыкновенію въ Флитскую тюрьму,-- предсталъ передъ капитаншей въ лучшихъ своихъ одеждахъ и украшеніяхъ, недорогихъ по цѣнѣ, но бросавшихся въ глаза блескомъ и яркостью красокъ. Въ карманѣ у него имѣлось четыре фунта и два шиллинга, составлявшіе еженедѣльный его гонораръ въ газетѣ "День", за вычетомъ двухъ шиллинговъ, израсходованныхъ по дорогѣ въ тюрьму на покупку перчатокъ.
   Выражаясь словами мистера Бунгея, онъ раздѣлялъ вчера трапезу съ этимъ джентльменомъ и старшимъ, его спеціалистомъ по литературной части, г-номъ Троттеромъ. Джонъ Финуканъ обстоятельно изложилъ во время трапезы свои виды на управленіе технической частью Пелль-мелльской газеты. Онъ мастерски указалъ на сущность будущихъ своихъ обязанностей помощника редактора въ этой газетѣ,-- объяснилъ, какимъ шрифтомъ надо набирать различные ея от цѣлы, -- какимъ репортерамъ надо поручить доставленіе свѣдѣній о рыночныхъ цѣнахъ и биржевыхъ курсахъ,-- кто можетъ надежнѣе всего сообщать извѣстія о скачкахъ на призы и другихъ отдѣлахъ спорта и какими путями можно получать надежнѣйшія извѣстія о движеніи личнаго состава протестантской и католической церковной іерархіи, а также разузнавать интереснѣйшія великосвѣтскія сплетни. Онъ былъ лично знакомъ съ джентльменами, подвизавшимися на различныхъ отрасляхъ спеціальныхъ знаній, необходимыхъ для того, чтобы сообщать упомянутыя извѣстія публикѣ. Короче сказать, Джонъ Финуканъ оказался, какъ заявлялъ, впрочемъ, о немъ и Шандонъ, и какъ онъ съ гордостью сознавалъ это самъ,-- однимъ изъ лучшихъ помощниковъ редактора для лондонской газеты. Ему былъ въ точности извѣстенъ еженедѣльный литературный заработокъ каждаго лица, прикосновеннаго къ публицистикѣ. Онъ зналъ тысячи ухищреній и хитроумныхъ экономическихъ приспособленій, съ помощью которыхъ мудрые капиталисты, сбиравшіеся основать газету, могли сберечь значительныя суммы денегъ. Быстрота ариѳметическихъ выкладокъ, которыя Финуканъ производилъ на бумагѣ въ отдѣльномъ кабинетѣ трактира, гдѣ онъ обѣдалъ съ издателемъ, приводила одновременно въ изумленіе и недоумѣніе мистера Бунгея, вообще говоря, вялаго на пониманіе. Впослѣдствіи Бунгей даже объявилъ своему подчиненному Троттеру, что рекомендованный Шандономъ ирландецъ, повидимому, очень ловкій парень. Успѣвъ произвести столь выгодное впечатлѣніе на мистера Бунгея, вѣрный рыцарь капитана и капитанши принялся хлопотать о предметѣ, который онъ принималъ до чрезвычайности близко къ сердцу, а именно объ освобожденіи геніальнаго своего пріятеля изъ тюрьмы и начальника, капитана Шандона. Финукану извѣстна была до послѣдняго шиллинга сумма взысканій, предъявленныхъ къ капитану въ канцелярію Флитской тюрьмы. Онъ бралъ даже на себя смѣлость утверждать, будто знаетъ всѣ долги Шандона, хотя это и представлялось до крайности неправдоподобнымъ, такъ какъ никто въ Англіи, не исключая и самого капитана, не имѣлъ о нихъ яснаго представленія. Указавъ сумму настоятельно взыскиваемыхъ долговъ, онъ поставилъ на видъ, что Шандонъ, по освобожденіи изъ тюрьмы, будетъ работать значительно лучше. Мистеръ Бунгей позволилъ себѣ въ этомъ усомниться, пояснивъ, что когда капитанъ сидитъ взаперти, то онъ, по крайней мѣрѣ, всегда дома, тогда какъ на свободѣ его и съ собаками иной разъ не разыщешь. Тѣмъ не менѣе Джонъ Фипуканъ съумѣлъ растрогать мистера Бунгея, описывая ему, какъ чахнутъ и томятся въ тюрьмѣ г-жа Шандонъ съ малолѣтней своей дочерью, и подъ конецъ заставилъ издателя обѣщать, что если г-жа Шандонъ зайдетъ къ нему на другой день утромъ, то онъ посмотритъ, что именно можетъ сдѣлать для ея мужа. Бесѣда эта закончилась одновременно съ второю порціей превосходнаго пунша. Финуканъ, въ карманѣ у котораго имѣлись, какъ уже упомянуто, четыре гинеи, съ величайшимъ удовольствіемъ уплатилъ бы въ трактирѣ за угощенье, но Бунгей объявилъ:
   -- Нѣтъ, сударь, угощаю я! Джемсъ, получи по счету и оставь себѣ восемнадцать пенсовъ на чай,-- добавилъ онъ, передавая половому надлежащіе фонды.
   По этой-то причинѣ Финуканъ, отправившійся, тотчасъ же послѣ обѣда въ ресторанѣ Дика, къ себѣ на квартиру въ Темпль и улегшійся тамъ спать, нашелъ въ субботу утромъ еженедѣльный свой гонораръ впервые еще нетронутымъ.
   Онъ такъ многозначительно и радостно подмигнулъ г-жѣ Шандонъ, что она немедленно догадалась о принесенныхъ хорошихъ вѣстяхъ. Какъ только Финъ освѣдомился: "Нельзя-ли ему имѣть честь прогуляться съ г-жеи Шандонъ, которой не мѣшаетъ подышать свѣжимъ воздухомъ!", означенная дама поспѣшила надѣть на себя шляпку и шаль. Малютка Мери запрыгала при мысли о такомъ праздникѣ. Отправляясь съ ней гулять, Финуканъ всегда дарилъ ей какую-нибудь игрушку,-- водилъ дѣвочку въ балаганы, звѣринцы, театры маріонетокъ и т. п. зрѣлища, безплатными билетами на которыя всегда располагалъ въ качествѣ вліятельнаго газетнаго сотрудника. Онъ и въ самомъ дѣлѣ любилъ всѣмъ сердцемъ Шандоновъ, такъ что съ удовольствіемъ позволилъ бы разможжить безспорно умную свою голову, если бы могъ оказать этой цѣною услугу обожаемому своему капитану, или же его семьѣ.
   -- Пойти мнѣ что-ли прогуляться, Чарли?-- Или лучше остаться съ тобою, такъ какъ ты бѣдняжка чувствуешь себя сегодня утромъ не совсѣмъ хорошо!-- Представьте себѣ, г-нъ Финуканъ, что у него опять болитъ голова! Онъ такъ страдаетъ отъ головной боли, что я уговорила его лежать въ постели,-- объяснила г-жа Шандонъ.
   -- Иди себѣ гулять съ Маничкой, Джонъ, и позаботься о нихъ. Передай мнѣ анатомію Бэртона и оставь меня на жертву глубокомысленнымъ моимъ планамъ и соображеніямъ, -- весело и добродушно сказалъ Шандонъ. Онъ писалъ въ это время какую-то статью и зачастую заимствовалъ свои греческія и латинскія цитаты (впечатлѣніе которыхъ на публику было ему, какъ публицисту, хорошо извѣстно) изъ этой обильной сокровищницы знаній.
   Финъ велъ подъ ручку г-жу Шандонъ, а малютка Мери быстрыми шажками шла передъ ними по корридорамъ тюрьмы до самой калитки, черезъ которую они выбрались на вольный воздухъ. Изъ Флитской улицы, какъ говорится, рукой подать до Патерностерскаго переулка. Дойдя до магазина мистера Бунгея, они встрѣтили его супругу, входившую тоже въ парадную дверь, держа въ рукѣ что-то такое завернутое въ бумагу и маленькую книжечку въ красномъ сафьяномъ переплетѣ, заключавшую обстоятельный рукописный отчетъ ея операцій съ мясникомъ изъ сосѣдняго рынка. Г-жа Бунгей была въ великолѣпномъ свѣтломъ шелковомъ платьѣ, горѣвшемъ пунцовыми и пурпуровыми колерами. Желтая шаль на плечахъ, алые цвѣточки, украшавшіе шляпку и великолѣпный зонтикъ цвѣта небесной лазури дополняли ея нарядъ. На г-жѣ Шандонъ было поношенное уже черное шелковое платье. Ея шляпка, подобно своей владѣлицѣ, никогда не видывала особенно счастливыхъ дней, но при всемъ томъ, глядя на капитаншу, въ какомъ бы костюмѣ она ни была, каждый неминуемо признавалъ ее въ высшей степени порядочной дамой. Издательница и капитанша были уже передъ тѣмъ знакомы, а потому привѣтствовали другъ друга каждая, разумѣется, по своему.
   -- Надѣюсь, вы въ добромъ здоровьѣ, сударыня?-- спросила г-жа Бунгей.
   -- Какая сегодня прекрасная погода,-- замѣтила г-жа Шандонъ.
   -- Не соблаговолите-ли вы зайти, ко мнѣ, сударыня?-- освѣдомилась г-жа Бунгей, взглянувъ такъ свирѣпо на дѣвочку, что чуть не перепугала ребенка.
   -- Я хотѣла переговорить съ г-номъ Бунгеемъ о дѣлахъ... Надѣюсь, что онъ въ добромъ здоровьѣ?-- робко возразила капитанша.
   -- Если вы идете къ нему въ контору, то не могли-ли бы вы... оставить мнѣ вашу дѣвочку?-- освѣдомилась глухимъ басомъ издательница, лицо которой, въ то время, какъ она указывала пальцемъ на ребенка, приняло самое трагическое выраженіе.
   -- Я хочу остаться съ мамой,-- вскричала малютка Мери, уткнувшись лицомъ въ платье мамаши.
   -- Побудь съ этой дамой, милочка; Мери,-- сказала ей мать.
   -- Я, душечка, покажу тебѣ хорошенькія картинки,-- обѣщала голосомъ бабы-яги г-жа Бунгей,-- и кромѣ того угощу тебя вкусными вещицами.-- Вотъ погляди-ка, продолжала она, открывая бумажный свой свертокъ.
   Тамъ оказалось отборное сладкое печенье, которымъ Бунгей любилъ лакомиться, послѣ того какъ выпьетъ бутылочку хорошаго винца. Дѣвочка не могла устоять противъ такихъ соблазнительныхъ предложеній, и все общество вошло въ парадную прихожую собственной квартиры издателя, сообщавшуюся маленькой дверью съ коммерческой его конторой. Ребенку предстояло разстаться тамъ съ матерью, и эта перспектива до такой степени опять напугала малютку, что Мери снова укрылась подъ защитой материнской юбки. Ласковая и добродушная г-жа Шандонъ, видя грустное разочарованіе, отразившееся на лицѣ г-жи Бунгей, поспѣшила сказать:
   -- Если позволите, я зайду къ вамъ и посижу у васъ нѣсколько минутъ?
   Такимъ образомъ всѣ три особы прекраснаго пола поднялись по лѣстницѣ въ дамскіе апнартаменты. Второй сладкій кренделекъ, поднесенный малюткѣ Мери, возбудилъ въ ея наивномъ сердечкѣ полнѣйшее довѣріе, такъ что, черезъ минутку или двѣ послѣ того, она начала уже совершенно непринужденно болтать и бѣгать по комнатѣ.
   Тѣмъ временемъ вѣрный рыцарь Финуканъ отправился къ мистеру Бунгею и нашелъ его въ несравненно болѣе суровомъ расположеніи духа, чѣмъ въ предшествовавшій вечеръ, когда двѣ трети бутылки портвейна и два большихъ бокала пунша согрѣли душу издателя пламенемъ энтузіазма и заставили его надавать великодушныхъ обѣщаній облегчить участь капитана Шандона. Энергическая супруга Бунгея сдѣлала ему строжайшій выговоръ, когда, но возвращеніи домой, онъ сообщилъ ей объ этихъ обѣщаніяхъ. Она запретила оказывать капитану какое-либо содѣйствіе, объявивъ, что онъ пропащій человѣкъ, которому не поможешь никакими деньгами. Самый проектъ издавать Пелль-мелльскую газету встрѣченъ былъ ею весьма неодобрительно. Она объявила, что Бунгей понесетъ на своей газетѣ убытки подобно тому, какъ тѣ, напротивъ (она называла такимъ образомъ издательскую фирму своего зятя) несутъ убытки въ Уайтгальской газетѣ. Пусть Шандонъ сидитъ себѣ въ тюрьмѣ и работаетъ. Тамъ ему настоящее мѣсто. Тщетно Финуканъ отстаивалъ интересы своего друга,-- молилъ за него и давалъ отъ его имени всяческія обѣщанія. Бунгей, которому утромъ пришлось выслушать длившуюся цѣлый часъ проповѣдь супруги, оставался неумолимымъ.
   Цѣль, которой не удалось достигнуть честному Джону въ нижнемъ этажѣ, а именно, въ конторѣ, была тѣмъ временемъ достигнута въ гостиной издательницы, гдѣ хорошенькія личики и привѣтливость матери и ребенка смягчили властную и суровую на видъ, но въ дѣйствительности очень мягкосердечную Флору Бунгей. Въ голосѣ г-жи Шандонъ слышалась такая безыскусственная нѣжность и непорочность, а все ея обращеніе дышало такой подкупающей искренностью, что трудно было не почувствовать къ ней симпатіи и сожалѣнія. Ободренная суровой добротою, съ которой приняла ее хозяйка, капитанша разсказала издательницѣ печальную свою исторію,-- росписала самыми яркими красками сердечную доброту и прочія хорошія качества своего мужа,-- упомянула о дурномъ вліяніи тюрьмы на здоровье ребенка. (Ей пришлось уже разстаться съ двумя дѣтьми и отдать ихъ въ школу, за невозможностью держать въ такомъ ужасномъ мѣстѣ). Госпожа Бунгей, хотя и напоминавшая своимъ суровымъ видомъ леди Макбетъ, растаяла, выслушавъ это простое повѣствованіе. Она объявила, что сойдетъ внизъ и переговоритъ сама съ Бунгеемъ. Необходимо замѣтить, что у нихъ въ домѣ слова г-жи Бунгей были приказаніями, которымъ ея супругъ считалъ неизмѣннымъ своимъ долгомъ повиноваться. Какъ разъ въ то время, когда бѣдняга Финуканъ отчаивался уже въ успѣхѣ переговоровъ, величественная госпожа Бунгей спустилась внизъ къ супругу и вѣжливо попросила мистера Финукана пройти наверхъ въ ея гостиную къ своимъ пріятельницамъ, пока она побесѣдуетъ съ мужемъ; Когда супружеская чета осталась наединѣ, лучшая половина издателя сообщила ему о своихъ намѣреніяхъ относительно капитанши.
   -- Вѣтеръ, значитъ, теперь перемѣнился?-- освѣдомился меценатъ, котораго удивилъ измѣнившійся топъ жены.-- Сегодня утромъ ты не хотѣла и слышать о моихъ намѣреніяхъ сдѣлать что-нибудь для капитана. Удивляюсь, отчего произошла въ тебѣ такая перемѣна?
   -- Капитанъ Шандонъ ирландецъ, а я всегда говорила, что терпѣть не могу ирландцевъ,-- объяснила госпожа Бунгей, а потомъ добавила:-- жена его, однако, настоящая леди, это сразу же бросается въ глаза. Вмѣстѣ съ тѣмъ, она добрая женщина,-- дочь священника и родомъ изъ западныхъ, англійскихъ графствъ, такъ что я по матери прихожусь ей землячка. Кромѣ того, о, Мармадукъ, развѣ ты не обратилъ вниманія на ея маленькую дѣвочку?
   -- Да, госпожа Бунгей, я обратилъ на нее вниманіе.
   -- Развѣ ты не замѣтилъ какъ она похожа на нашего ангельчика Бесси?.. Мысли госпожи Бунгей! вернулись при этихъ словахъ къ временамъ, минувшимъ восемнадцать лѣтъ тому назадъ, когда Беконъ и Бунгей только что открыли сообща маленькую книжную торговлю въ провинціальномъ городѣ и когда у нея имѣлась дочь, Елизавета, немного похожая на малютку Мери. Это-то сходство и вызвало теперь у Флоры Бунгей такое горячее чувство состраданія.
   -- Ну, и прекрасно, моя дорогая, -- объявилъ мистеръ Бунгей, видя, что маленькіе глазки его жены покраснѣли и начинаютъ мигать.-- Капитанъ сидитъ за сравнительно небольшой долгъ. Все дѣло идетъ о какихъ-нибудь ста тридцати фунтахъ! Финуканъ говоритъ, что, за половину этой суммы, Шандона выпустятъ изъ тюрьмы, а мы будемъ выдавать ему половинное жалованье, пока не похеримъ долгъ. Клянусь тебѣ честью Флора, что "когда малютка спросила меня, отчего вы не берете папашу изъ тюрьмы?" мнѣ стало положительно стыдно.
   Супружеская бесѣда кончилась тѣмъ, что мистеръ и мистрисъ Бунгей, оба отправились въ гостиную, гдѣ почтенный Мармадукъ произнесъ довольно неловкую и тяжеловѣсную рѣчь, въ которой изъявилъ госпожѣ Шандонъ свою готовность выдать капитану авансомъ шестьдесятъ пять фунтовъ стерлинговъ, такъ какъ узналъ, что эта сумма достаточна для освобожденія его изъ тюрьмы. Деньги будутъ выданы непосредственно самой госпожѣ Шандонъ съ тѣмъ условіемъ, что она лично передастъ таковыя кредиторамъ, заключивъ съ ними предварительно сдѣлку касательно освобожденія мужа ея изъ тюрьмы. Само собой разумѣется, что шестьдесятъ пять фунтовъ стерлинговъ будутъ удержаны изъ жалованья капитана не сразу, а постепенно.
   Думаю, что госпожа Шандонъ и мистеръ Финуканъ давно уже не переживали такого счастливаго дня.
   -- Клянусь Богомъ, бунгей, вы молодецъ, да и только!-- заревѣлъ Финуканъ, почти не помня себя отъ радости и волненія.-- Позвольте пожать вамъ кулакъ, старый дружище, и если мы не доведемъ розничную продажу "Пелль-мелльской" газеты до десяти тысячъ экземпляровъ въ недѣлю, то можете назвать меня и капитана набитыми дурнями!-- Затѣмъ онъ принялся прыгать по комнатѣ, подбрасывая кверху малютку Мери и выдѣлывая множество другихъ самыхъ разнообразныхъ сумасбродствъ.
   -- Если бы вамъ угодно было прокатиться въ моемъ экипажѣ, г-жа Шандонъ, то я могла бы васъ подвезти,-- сказала Флора Бунгей, увидѣвъ изъ окна, что подали уже запряженную въ одну лошадь, линейку, въ которой почтенная издательница имѣла обыкновеніе кататься по городу.
   Обѣ дамы, помѣстивъ между собою Мери, худенькую ручку которой супруга мецената крѣпко держала въ большущей своей десницѣ и, водворивъ обрадованнаго Финукана на заднемъ сидѣньѣ, выѣхали изъ Патерностерскаго переулка, причемъ владѣлица экипажа не преминула бросить торжествующій взглядъ на окна противуположнаго дома издательской фирмы Бекона.
   -- Лично для самого капитана ничего путнаго изъ этого не выйдетъ, -- разсуждалъ самъ съ собою Бунгей, вернувшись въ контору къ своимъ счетамъ и книгамъ.-- Моя благовѣрная положительно сходитъ, однако, съ ума каждый разъ, когда вспоминаетъ про наше несчастье. Если бы дочурка не умерла, ей исполнился бы вчера двадцать одинъ годъ. Флора разсказала мнѣ это. Удивительно, какъ хорошо запоминаютъ женщины всѣ такія мелочи!
   Мы очень довольны возможностью сообщить, что г-жа Шандонъ весьма успѣшно выполнила представлявшуюся ей задачу. Ей случалось, впрочемъ, не разъ передъ тѣмъ смягчать кредиторовъ даже при несравненно худшихъ условіяхъ, когда она не могла предложить имъ ни гроша денегъ и въ состояніи была дѣйствовать на нихъ лишь слезами и просьбами. На этотъ разъ ей представлялась возможность уплатить долги мужа по разсчету десяти шиллинговъ за фунтъ. Само собой разумѣется, что такая комбинація была съ величайшимъ удовольствіемъ одобрена даже самыми неподатливыми изъ кредиторовъ, и что слѣдующее воскресенье было на нѣкоторое время послѣднимъ изъ проведенныхъ капитаномъ въ тюрьмѣ.
   

ГЛАВА XXXIV.
Обѣдъ въ Патерностерскомъ переулкѣ.

   Въ назначенный день мистеръ Пенденнисъ и его квартирный хозяинъ явились въ Патерностерскій переулокъ къ дверямъ дома мистера Бунгея. Они подошли не къ профессіональному входу, предназначенному для разсыльныхъ изъ книжныхъ лавокъ, выносившихъ оттуда цѣлые тюки различныхъ изданій Бунгея и вокругъ котораго томились, словно грѣшныя души, которымъ хотѣлось бы попасть въ рай, робкіе начинающіе литераторы, стремившіеся продать дѣвственныя свои рукописи самодержавному султану, Бунгею. Молодые люди остановились у парадныхъ дверей собственной квартиры издателя, откуда, бывало, выходила разряженная въ пухъ и прахъ г-жа Бунгей, чтобы сѣсть въ экипажъ и прокатиться по городу, небрежно развалясь на подушкахъ и бросая вызывающіе взгляды на окна находившагося прямо напротивъ дома г-жи Беконъ, остававшейся до сихъ поръ дамой безъ экипажа.
   Въ такихъ случаяхъ, если г-жа Беконъ очень уже гнѣвалась на столь непристойную роскошь своей сестрицы, она открывала настежь окно гостиной и окруженная четырьмя своими дѣтьми, побѣдоносно глядѣла на экипажъ, какъ будто говоря: "Посмотри-ка, Флора Бунгей, на этихъ четырехъ милашекъ. Вѣдь изъ-за нихъ только я не могу кататься въ собственномъ экипажѣ. Я знаю, душечка, что ты сама охотно отказалась бы отъ кареты, запряженной четверикомъ, если бы только могла добыть цѣной такого отказа хотя одного ребенка". Такими, именно, отравленными стрѣлами поражала Эмма Беконъ бездѣтную Флору Бунгей, сидѣвшую одиноко на мягкихъ подушкахъ своего экипажа.
   Въ то время, когда Пенъ и Баррингтонъ подходили къ дверямъ Бунгея, у противуположнаго беконовскаго подъѣзда остановились за-разъ карета и кабріолетъ. Изъ кареты тяжело выбрался престарѣлый докторъ Слокумъ. Экипажъ почтеннаго доктора былъ столь же тяжеловѣсенъ, какъ и его слогъ, но оба они производили звучной своей увѣсистостью большое впечатлѣніе на издателей, обитавшихъ въ Патерностерскомъ переулкѣ. Что касается до кабріолета, то съ него сошли на троттуаръ двое джентльменовъ въ ослѣпительно бѣлыхъ жилетахъ.
   При видѣ подъѣзжавшихъ экипажей, Баррингтонъ усмѣхнулся.
   -- Беконъ тоже угощаетъ сегодня обѣдомъ литературный свой штабъ,-- сказалъ онъ.-- Этотъ пожилой джентльменъ,-- д-ръ Слокумъ, -- авторъ "Мемуаровъ отравителя". Ты, пожалуй, сразу и не узналъ бы нашего пріятеля Гулана въ такомъ изящномъ бѣлоснѣжномъ жилетѣ. Дуланъ, въ свою очередь, бунгеецъ. Да вотъ кстати и онъ легокъ на поминѣ.
   Дѣйствительно, гг. Гуланъ и Дуланъ прибыли со Странда въ одномъ и томъ же кабріолетѣ, оспаривая другъ у друга дорогою честь уплатить извозчику шиллингъ. Мистеръ Дуланъ, весь въ черномъ, за исключеніемъ громадныхъ бѣлыхъ перчатокъ, красовавшихся у него на рукахъ, переходилъ какъ разъ черезъ улицу, съ видимымъ удовольствіемъ посматривая на эти перчатки.
   Швейцаръ въ богатой парадной ливреѣ и джентльменъ въ такихъ же громадныхъ, какъ у Дулана, бѣлыхъ перчаткахъ, но только вязанныхъ, бумажныхъ (такъ называемыхъ берлинскихъ), стояли въ передней г-на Бунгея, чтобы, принявъ отъ гостей шляпы и пальто, докладывать объ ихъ прибытіи, громко и отчетливо выговаривая имена и фамиліи. Трое упомянутыхъ нами посѣтителей застали уже въ гостиной нѣсколькихъ предшественниковъ, но единственной представительницей прекраснаго пола все еще оказывалась г-жа Бунгей, въ красномъ атласномъ платьѣ и высокомъ тюрбанѣ. Она встрѣчала каждаго новоприбывшаго, при входѣ его въ гостиную, книксеномъ, но умъ ея, очевидно, былъ занятъ посторонними мыслями. Дѣйствительно, вниманіе ея развлекалъ званый обѣдъ у г-жи Беконъ. При такихъ обстоятельствахъ, Флора Бунгей, встрѣтивъ, какъ подобаетъ вѣжливой хозяйкѣ, своего собственнаго гостя, каждый разъ подбѣгала къ окну, откуда могла слѣдить за экипажами пріятелей Эммы Беконъ, подъѣзжавшими стуча и громыхая по мостовой Патерлостерскаго переулка. Большая карета д-ра Слокума, запряженная тощими наемными клячами, подѣйствовала все-таки на Флору подавляющимъ образомъ, такъ какъ у собственныхъ ея дверей останавливались до сихъ поръ исключительно лишь извозчичьи дрожки.
   Посѣтители, собравшіеся въ гостиной г-жи Бунгей, оказались всѣ поголовно литераторами, хотя и неизвѣстными до тѣхъ поръ Пену. Тутъ былъ мистеръ Боль, настоящій редакторъ журнала, руководителемъ котораго номинально считался Ваггъ; мистеръ Троттеръ, выступившій сперва было на арену литературной дѣятельности въ качествѣ поэта съ трагическимъ и самоубійственнымъ пошибомъ, но затѣмъ водворившійся въ одномъ изъ кабинетовъ конторы мистера Бунгея въ качествѣ профессіональнаго помощника и совѣтника при этомъ джентльменѣ и, наконецъ, капитанъ Зумфъ, бывшій щеголь, все еще вращавшійся въ великосвѣтскомъ обществѣ и состоявшій въ какихъ-то не вполнѣ выясненныхъ родственныхъ отношеніяхъ съ англійской литературой и знатью, Ходили слухи, будто онъ самъ написалъ какую-то книгу, да къ тому же состоялъ въ пріятельскихъ отношеніяхъ съ лордомъ Байрономъ и доводился родственникомъ лорду Зумфингтону. Дѣйствительно, капитанъ, въ разговорѣ блисталъ, главнымъ образомъ, анекдотами про лорда Байрона. Онъ рѣдко открывалъ ротъ безъ того, чтобы не упомянуть о великомъ поэтѣ, или о комъ-нибудь изъ его современниковъ. Такъ, напримѣръ, онъ разсказывалъ: "Помню, какъ у насъ въ школѣ бѣдняга Шелли получилъ удовлетворительную отмѣтку за стихи, которые, клянусь Юпитеромъ, были написаны мною самимъ", или напримѣръ: "Когда я былъ съ Байрономъ подъ Миссолунги, я бился съ нимъ объ закладъ, что..."
   Пенъ замѣтилъ, что г-жа Бунгей слушала очень внимательно этого джентльмена. Издательшу восхищали его анекдоты объ аристократіи, пожилымъ представителемъ которой онъ самъ здѣсь казался. Флора Бунгей считала его, пожалуй, еще болѣе великимъ человѣкомъ, чѣмъ даже знаменитаго мистера Вагга и, если бы только Зумфъ догадался пріѣхать въ собственной каретѣ, она, безъ сомнѣнія, заставила бы мужа купить какую угодно рукопись, вышедшую изъ подъ пера этого аристократа-литератора.
   Самъ мистеръ Бунгей встрѣтилъ очень радушно своихъ посѣтителей и отъ чистаго сердца выполнилъ обязанности гостепріимнаго хозяина.
   -- Какъ вы поживаете, сударь? Не правда-ли, сегодня славная погода!-- Радъ видѣть васъ здѣсь, сударь. Милочка Флора, позволь мнѣ имѣть честь представить тебѣ мистера Баррингтона! Мистеръ Баррингтонъ -- г-жа Бунгей; мистеръ Пенденнисъ -- г-жа Бунгей. Надѣюсь, что, собираясь сюда, господа, вы запаслись хорошимъ аппетитомъ? Къ вамъ, Дуланъ, я не обращаюсь съ такимъ вопросомъ. Мнѣ извѣстно, что вы кушаете, что называется, въ препорцію!
   -- Помилуй, Бунгей, что ты говоришь?-- остановила его супруга.
   -- Клянусь Богомъ, Бунгей, что на человѣка, который не сталъ бы съ аппетитомъ обѣдать у васъ въ домѣ, было бы трудно угодить,-- возразилъ Дуланъ, подмигнувъ и хлопнувъ большущими бѣлыми своими перчатками по тощимъ собственнымъ бедрамъ.
   Затѣмъ онъ робко обратился къ г-жѣ Бунгей съ дружественными заявленіями, которыя были, однако, встрѣчены со стороны этой чистосердечной дамы холоднымъ презрѣніемъ. Она откровенно разсказывала своимъ пріятелямъ и пріятельницамъ, что терпѣть не можетъ Дулана. Комплименты, которые расточалъ ей галантный ирландецъ, падали поэтому столь же непроизводительно, какъ сѣмя на каменистую почву.
   Тѣмъ временемъ г-жа Бунгей, наблюдая изъ окна все происходившее въ Патерностерскомъ переулкѣ, узрѣла передъ собою величественный образъ громаднаго сѣраго коня, запряженнаго въ великолѣпный кабріолетъ, быстро приближавшійся къ ея подъѣзду. За этимъ конемъ виднѣлись изящныя бѣлыя вожжи въ изящныхъ же миніатюрныхъ бѣлыхъ перчаткахъ,-- блѣдное личико, изящно изукрашенное маленькою бородкой и голова крошечнаго грума, качавшаяся надъ верхомъ кабріолета. Это прелестное зрѣлище, открывшееся восхищеннымъ очамъ г-жи Бунгей, заставило ее воскликнуть:
   -- Высокородный Перси Попджой какъ всегда отличается пунктуальностью!
   Съ этими словами она направилась къ дверямъ, чтобы встрѣтить тамъ высокороднаго гостя.
   -- Это и въ самомъ дѣлѣ Перси Попджой,-- замѣтилъ Пенъ, выглянувъ изъ окна и увидѣвъ господина въ великолѣпныхъ лакированныхъ сапогахъ, слѣзавшаго съ рессорнаго кабріолета. Дѣйствительно, этотъ молодой аристократъ, старшій сынъ лорда Фальконета (какъ это всѣмъ намъ хорошо извѣстно) пріѣхалъ въ Патерностерскій переулокъ на обѣдъ къ издателю, не читавшему собственныя его произведенія.
   -- Онъ былъ въ Итонѣ моимъ рябцомъ,-- замѣтилъ Баррингтонъ.-- Мнѣ слѣдовало бы поэтому питать къ нему нѣкоторую симпатію!
   Пенденнисъ, въ свою очередь былъ оппонентомъ Перси во время преній въ Оксфордскомъ студенческомъ клубѣ, причемъ разбивалъ его каждый разъ, какъ говорится, на голову. Этотъ самый Перси вошелъ теперь въ комнату съ шляпой подъ мышкой и съ выраженіемъ непередаваемаго словами жизнерадостнаго фатовства на кругломъ личикѣ съ ямочками. Природѣ удалось украсить означенное личико бородкой, но, истощившись въ этомъ усиліи, она оказалась уже не въ состояніи произвести на немъ усы, или бакенбарды.
   Наемный джентльменъ, исполнявшій должность камеръ-лакея, заоралъ во все горло:
   "Высокородный Перси Попджой"! чѣмъ не доставилъ ни малѣйшаго удовольствія владѣльцу этихъ титуловъ.
   -- Скажите на милость, Бунгей, чего ради этотъ дѣтина непремѣнно, хотѣлъ отобрать отъ меня шляпу?-- освѣдомился Перси у издателя.-- Я положительно не могу обойтись безъ шляпы уже для того, чтобы съ должнымъ шикомъ поклониться г-жѣ Бунгей!-- А вотъ кстати и она сама.-- Сударыня, вы сегодня особенно интересны. Я что-то не видѣлъ вашего экипажа въ паркѣ! По какой причинѣ вы тамъ не были? Васъ тамъ только и недоставало. По крайней мѣрѣ, я замѣтилъ ваше отсутствіе!
   -- Вы кажетесь мнѣ, сударь, ужаснымъ насмѣшникомъ.
   -- Помилуйте! Да я, помнится, во всю жизнь не позволилъ себѣ ни малѣйшей шутки!-- Ба!.. Кого я вижу?-- Какъ поживаете, Пенденнисъ?-- Какъ ваше здоровье, Баррингтонъ?-- Это давнишніе мои пріятели, г-жа Бунгей.-- На кой прахъ вы-то очутились здѣсь?-- освѣдомился онъ у обоихъ молодыхъ людей, оборачиваясь къ нимъ лицомъ и показывая г-жѣ Бунгей пятки великолѣпно лакированныхъ своихъ сапогъ. Убѣдившись, что молодые джентльмены, приглашенные ея мужемъ, состоятъ въ пріятельскихъ отношеніяхъ съ сыномъ настоящаго лорда, эта дама восчувствовала къ нимъ искреннее уваженіе.
   -- Неужели они съ нимъ знакомы?-- скороговоркой спросила она вполголоса у своего супруга.
   -- Говорятъ же тебѣ, что это молодые джентльмены высшаго полета! Младшій изъ нихъ состоитъ въ родствѣ со всею аристократіей, -- объяснилъ издатель.
   Затѣмъ онъ и его жена разомъ устремились впередъ, кланяясь и улыбаясь, чтобы привѣтствовать почти столь же знатныхъ особъ, какъ и молодой лордъ. Дѣйствительно лакей только что доложилъ о прибытіи двухъ литературныхъ знаменитостей: мистеровъ Венгама и Вагга. Первый изъ нихъ вошелъ съ обычнымъ своимъ скромнымъ разсудительнымъ выраженіемъ на лицѣ и едва замѣтной улыбкой, съ какою обыкновенно созерцалъ носки своихъ хорошенькихъ блестящихъ сапогъ, рѣдко лишь позволяя себѣ поднять глаза на собесѣдника. Напротивъ того, Ваггъ самодовольно выставлялъ напоказъ свой бѣлый жилетъ, украшенный часовою цѣпочкой со множествомъ разныхъ прицѣпокъ. Надъ этимъ жилетомъ лучезарно сіяло задорное красное лицо, свѣтившееся мыслями объ остроумныхъ шуткахъ и надеждами на хорошій обѣдъ. Онъ любилъ со смѣхомъ входить въ гостиную и, уходя оттуда поздно вечеромъ, откалывать такую шутку, которая заставила бы все общество разразиться хохотомъ. Никакія личныя непріятности или бѣдствія (выпадавшія на долю этого юмориста приблизительно въ такомъ же количествѣ, въ какомъ они отпускались и остальнымъ менѣе смѣшливымъ смертнымъ) не могли окончательно подавить въ немъ веселое настроеніе духа. Какое бы горе ни удручало великую его душу, мысль о хорошемъ обѣдѣ заставляла ее воспрянуть. Даже и въ самомъ меланхолическомъ настроеніи мистеръ Ваггъ былъ способенъ развеселить веселою шуткой каждаго представителя британской аристократіи.
   Венгамъ, скромно улыбаясь, подошелъ къ г-жѣ Бунгей, прошепталъ ей какое-то привѣтствіе, бросилъ на нее взглядъ изъ подлобья и снова углубился въ созерцаніе носковъ собственныхъ своихъ сапогъ. Ваггъ, въ свою очередь, объявилъ хозяйкѣ, что она -- "просто очаровательна" и вслѣдъ затѣмъ немедленно устремился къ молодому аристократу, котораго называлъ запросто Попомъ. Разсказавъ этому юнцу забавную исторію, приправленную тѣмъ, что французы называютъ крупной солью, онъ выразилъ величайшее удовольствіе, встрѣтившись также и съ Пеномъ, -- пожалъ ему руку и дружески потрепалъ его по спинѣ, такъ какъ ощущалъ у себя избытокъ веселаго, добродушнаго задора. Завязавъ съ Пенденнисомъ громко разговоръ о послѣдней ихъ встрѣчѣ въ Баймутѣ, Ваггъ спросилъ у него, какъ поживаютъ въ Клеврингскомъ замкѣ общіе ихъ друзья, -- собирается-ли пріѣхать сэръ Френсисъ въ Лондонъ на этотъ сезонъ,-- навѣстилъ-ли Пенъ пріѣхавшую уже въ столицу лэди Рокминстеръ, такую милую пожилую даму? Все эти высказано было Ваггомъ не столько для самого Пена, сколько въ поученіе остальному обществу, которое имѣло такимъ образомъ случай узнать, что помѣщики приглашаютъ г-на Вагга въ свои усадьбы, и что онъ обладаетъ кое-какимъ знакомствомъ въ аристократическихъ кружкахъ.
   Венгамъ тоже обмѣнялся рукопожатіемъ съ нашимъ молодымъ пріятелемъ. Г-жа Бунгей замѣчала все это съ чувствомъ почтительнаго удовольствія и впослѣдствіи сообщила мужу составившіеся у нея путемъ личнаго наблюденія взгляды на важное общественное значеніе и литературныя заслуги мистера Пенденниса. Взгляды эти принесли Пену гораздо больше пользы, чѣмъ онъ когда-либо предполагалъ.
   Артуру Пенденнису случалось съ восхищеніемъ читать нѣкоторыя изъ произведеній миссъ Буньонъ. Онъ разсчитывалъ встрѣтить въ ней особу, обладающую нѣкоторымъ сходствомъ съ портретомъ, написаннымъ ею самой въ "Весеннихъ цвѣтахъ", гдѣ она утверждала:
   
   "Въ молодости я походила на фіалку,
   Которая въ травкѣ стыдливо скрывается
   Отъ дуновенья суроваго вѣтра,
   На стройную лань, что робко озирается,
   Выходя на лужайку изъ чащи лѣсной".
   
   Онъ понималъ, что въ зрѣломъ возрастѣ красота поэтессы должна. была пріобрѣсти нѣсколько иной характеръ, отличающійся отъ наивной прелести перваго расцвѣта, но все-таки былъ убѣжденъ, что эта миссъ должна быть очень хороша собой и привлекательна. При такихъ обстоятельствахъ Артура до чрезвычайности изумило и позабавило, когда онъ увидѣлъ передъ собой дородную костлявую женщину въ помятомъ атласномъ платьѣ, которая вошла въ комнату отчетливой тяжеловѣсной, настоящей гренадерской поступью. Ваггъ тотчасъ же замѣтилъ, что поэтесса принесла на потертомъ подолѣ своей юбки большущую соломину и уже нагнулся, чтобы поднять эту соломину, но миссъ Буньонъ сразу обезоружила угрожавшія насмѣшки, замѣтивъ сама это украшеніе. Придавивъ таковое громадной своею ногой, дѣвица эта отдѣлила отъ платья соломину, а затѣмъ нагнулась и подняла ее, причемъ объяснила г-жѣ Бунгей, что, къ величайшему своему сожалѣнію, немного опоздала, такъ какъ дилижансъ везъ ее не спѣша за шесть пенсовъ отъ самаго Промптона. Она лично очень довольна, что могла прокатиться такъ дешево. Поэтесса высказала все это до того наивно и безхитростно, что никому не пришло даже и въ голову смѣяться.
   На самомъ дѣлѣ почтенная дѣвица даже не воображала, чтобы ей слѣдовало стыдиться какого-либо поступка, обусловленнаго ея бѣдностью.
   -- Неужели это "Весенній цвѣтокъ"?-- спросилъ Пенъ у Венгама, рядомъ съ которымъ стоялъ.-- Но вѣдь она изображаетъ себя въ книжкѣ очень недурненькой моллдою особой.
   -- Весенніе цвѣты, подобно всѣмъ остальнымъ, способны отцвѣтать и старѣться, -- замѣтилъ Венгамъ.-- Портретъ миссъ Буньонъ былъ, вѣроятно, написанъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ.
   -- Во всякомъ случаѣ, мнѣ нравится въ ней то, что она нисколько не стыдится бѣдности.
   -- Я тоже не стыжусь,-- объявилъ мистеръ Венгамъ, который скорѣе умеръ бы съ голода, чѣмъ позволилъ бы себѣ пріѣхать на обѣдъ въ дилижансѣ.
   -- Все-таки я думаю, что ей не къ чему было такъ безцеремонно выставлять на показъ свою соломину. Надѣюсь, г-нъ Пенденнисъ, что и вы согласитесь съ этимъ?-- добавилъ онъ, а затѣмъ продолжалъ: -- Дорогая моя миссъ Буньонъ, какъ вы поживаете? Я былъ сегодня утромъ въ гостяхъ у одной знатной дамы и нашелъ тамъ всѣхъ очарованными послѣдней книжкой, вышедшей подъ вашей редакціей. Собственная ваша "Ода на крестины лэди Фанни Вѣеровой" заставила герцогиню прослезиться. Я сказалъ, что надѣюсь имѣть удовольствіе встрѣтиться съ вами сегодня, а оса просила меня передать вамъ ея благодарность за удовольствіе, которое вы ей доставили.
   Разсказанное съ наивною скромной улыбкой повѣствованіе о герцогинѣ, съ которою Венгамъ видѣлся якобы въ тотъ же день утромъ, разомъ отодвинуло на второй планъ вдовствующую графиню и баронета, о которыхъ говорилъ бѣдняга Ваггъ, такъ что Венгамъ оказался въ качествѣ великосвѣтскаго завсегдатая невпримѣръ выше Вагга. Венгамъ съумѣлъ воспользоваться этимъ неоцѣнимымъ преимуществомъ и, овладѣвъ разговоромъ, принялся угощать публику анекдотами изъ жизни британской аристократіи. Онъ пытался вовлечь въ разговоръ мистера Попджоя, о эращаясь прямо къ нему съ заявленіями приблизительно въ такомъ родѣ: "Я говорилъ сегодня утромъ вашему родителю", или "Вы, кажется, присутствовали въ Вестминстергоузѣ въ тотъ вечеръ, когда герцогъ сказалъ"... но мистеръ Попджой не былъ расположенъ присоединиться къ такой, по его мнѣнію, нелѣпой бесѣдѣ и предпочиталъ стоять вмѣстѣ съ г-жею Бунгей въ оконной нишѣ, глядя на извозчичьи дрожки, останавливавшіяся у крыльца на противуположной сторонѣ переулка. Хозяйка находила, что если благородный Перси Попджой даже и не станетъ принимать участіе въ разговорѣ, то противные Беконы все-таки же увидятъ, что онъ пріѣхалъ къ ней на обѣдъ.
   Часы на колокольнѣ святого Павла пробили уже получасомъ больше момента, къ которому мистеръ Бунгей просилъ почтить его посѣщеніемъ. Все общество оказывалось въ сборѣ, за исключеніемъ двухъ гостей, которые, наконецъ, тоже явились и въ которыхъ Пенъ съ удовольствіемъ узналъ мистриссъ Шандонъ и ея супруга, капитана.
   Послѣ того, какъ новоприбывшіе раскланялись съ хозяиномъ и хозяйкой дома и обмѣнялись съ большинствомъ присутствующихъ привѣтствіями, свидѣтельствовавшими о болѣе или менѣе короткомъ съ ними знакомствѣ, Пенъ и Баррингтонъ подошли къ госпожѣ Шандонъ и горячо пожали ея руку. Встрѣча съ ними, повидимому, сильно взволновала капитаншу, напомнивъ ей предшествующую встрѣчу всего лишь за нѣсколько дней передъ тѣмъ. Шандонъ привелъ себя въ совершенно приличный видъ и казался настоящимъ молодцомъ въ красномъ, бархатномъ своемъ жи летѣ и хорошенькой манишкѣ, воротничекъ которой охватывался изящнымъ галстухомъ, приколотымъ лучшею брошкой капитанши. Несмотря на доброту Флоры Бунгей и, можетъ быть, даже вслѣдствіе этой доброты, госпожа Шапдонъ подходя къ хозяйкѣ, испытывала чувство страха и трепета. И то сказать, издательница, въ красномъ своемъ атласномъ платьѣ съ райской птицей на головѣ, имѣла болѣе, чѣмъ когда-либо, грозный видъ. Лишь послѣ того, какъ она освѣдомилась своимъ густымъ басомъ о здоровьѣ дорогой малютки Мери, госпожа Шандонъ нѣсколько ободрилась и осмѣлилась вступить въ разговоръ.
   -- Это очень милая дама,-- шепнулъ Попджой Баррингтону.-- Познакомьте меня, пожалуйста, съ капитаномъ Шандономъ, говорятъ, будто онъ страсть какой умный малый, а я, чортъ возьми, обожаю умъ,-- именно обожаю, клянусь въ томъ Юпитеру.
   Это была чистая правда. Небо не одарило юнаго мистера Попджоя особенною крупною дозою собственнаго ума, но за то надѣлило его благородною способностью восхищаться умомъ другихъ, хотя онъ, вѣроятно, и не могъ цѣнить этотъ умъ по достоинству.
   -- Познакомьте меня пожалуйста съ миссъ Буньонъ! Говорятъ, будто и у нея ума палата, Положимъ, ее нельзя назвать хорошенькой, но съ лица, какъ говорится, не воду пить. Я, чортъ возьми, считаю себя до нѣкоторой степени литераторомъ и хочу познакомиться съ наиболѣе выдающимися изъ моихъ сотоварищей по перу!
   Такимъ образомъ, господа Попджой и Шандонъ имѣли удовольствіе познакомиться другъ съ другомъ. Вслѣдъ затѣмъ двери въ сосѣднюю столовую внезапно растворились настежъ; все общество вошло туда и размѣстилось за столомъ. Пенъ оказался между дѣвицей Буньонъ и мистеромъ Ваггомъ. На самомъ дѣлѣ, Ваггъ, усмотрѣвъ, что ему придется, чего добраго, занять вакантное мѣсто возлѣ поэтессы, обратился въ позорное бѣгство и предоставилъ это почетное мѣсто Пену.
   Геніальная дѣвица говорила за обѣдомъ очень мало, но за то дала Пену случай убѣдиться, путемъ личнаго наблюденія, что она охотница покушать и выпить. Дѣйствительно, она ни разу не отклонила предложеніе дворецкаго налить ей еще стаканчикъ винца. Необходимо замѣтить, что дѣвица Буньонъ сочла мистера Пенденниса за пустоголоваго хлыща, который, нарядившись по послѣдней модѣ, -- щеголяя роскошной манишкой, драгоцѣнными запонками, булавкой и часовою цѣпочкой, придавалъ себѣ напыщенный, высокомѣрный видъ. Миссъ Буньонъ сочла поэтому, не безъ нѣкотораго, впрочемъ, основанія, Артура Пенденниса фатомъ, на котораго не стоитъ обращать ни малѣйшаго вниманія, и совершенно разумно рѣшила заняться лучше своимъ обѣдомъ. Впослѣдствіи, познакомившись съ Пенденнисомъ ближе, она, съ обычною своею откровенностью, объяснила молодому человѣку:
   -- Вы показались мнѣ просто напросто пустымъ великосвѣтскимъ франтомъ, да, кромѣ того, еще напустили на себя такую, величественную серьезность, какъ если бы состояли распорядителемъ похоронной процессіи! Рядомъ со мною, по другую сторону, сидѣло окончательно противное мнѣ существо. Оттого я и признала за лучшее ѣсть и молчать.
   -- И то, и другое вы, милѣйшая миссъ, исполняли отлично,-- со смѣхомъ замѣтилъ Пенъ.
   -- Надѣюсь, что такъ, но въ слѣдующій разь разсчитываю быть съ вами поразговорчивѣе. Я убѣдилась, что вы вовсе не такъ глупы, пустоголовы и величественно серьезны, какъ кажетесь на первый взглядъ.
   -- Ахъ, миссъ Буньонъ, если бы вы знали, какъ я томлюсь ожиданіемъ этого слѣдующаго раза!-- отвѣтилъ ей Пенъ съ такимъ комическимъ галантнымъ выраженіемъ,: что она и сама невольно расхохоталась. Впрочемъ, не слѣдуетъ забѣгать впередъ. Вернемся лучше къ обѣду въ Патерностерскомъ переулкѣ.
   Обѣдъ этотъ былъ, какъ нельзя болѣе великолѣпнымъ. Сосѣдъ Пена, юмористъ Ваггъ, шепнулъ, коварно подмигнувъ ему глазомъ: "Я называю это обѣдомъ въ цвѣтуще-готическомъ стилѣ". Дѣйствительно, за стульями присутствовало множество оффиціантовъ въ бѣлыхъ, вязаныхъ перчаткахъ, штиблетахъ со множествомъ пуговицъ и башмакахъ со скрипомъ. Джентльмены эти, шествуя взадъ и впередъ съ блюдами и тарелками, не упускали случая обмѣняться другъ съ другомъ позади гостей остроумными привѣтствіями и замѣчаніями. Дуланъ какъ-то крикнулъ одному изъ нихъ: "Половой! Эй, половой"! Разумѣется, онъ страшно сконфузился и покраснѣлъ, сообразивъ всю неловкость, сдѣланную въ промахѣ. Подростокъ, прислуживавшій госпожѣ Бунгей, совершенно терялся въ сонмѣ рослыхъ, наемныхъ оффиціантовъ, облаченныхъ въ черные фраки.
   -- Взгляните-ка на этого достопочтеннаго буфетчика! Съ какою подумаешь, изысканною вѣжливостью, сгибаетъ онъ спину. Онъ ремесломъ гробовщикъ, съ Кладбищенской улицы, и беретъ на себя съ подряда устройство похоронъ и парадныхъ обѣдовъ. Между тѣми и другими несомнѣнно существуетъ нѣкоторая аналогія,-- приблизительно такая же, какъ между холодными и горячими блюдами. Во всякомъ случаѣ, онъ представляетъ собою фальсификацію настоящаго буфетчика. Замѣтьте, что если здѣсь въ Лондонѣ за обѣдомъ фигурируетъ поддѣльный буфетчикъ, то и вина непремѣнно оказываются поддѣльными. Вотъ, напримѣръ, хоть этотъ хересъ... Взгляните только, какая въ немъ муть!
   -- Дружище Бунгей, откуда вы добыли такой превосходный красный хересъ?
   -- Радъ, что онъ вамъ понравился, мистеръ Ваггъ! Позвольте съ вами чокнуться бокаломъ!-- отвѣчалъ обрадованный издатель.-- Мнѣ удалось добыть нѣсколько дюжинъ этого хереса изъ погребовъ Ольдермана Беннинга и я заплатилъ за нихъ, надо признаться, кругленькую сумму. Не присоединитесь-ли и вы къ намъ, господинъ Пенденнисъ? За ваше здоровье, господа!
   -- Ахъ, онъ старый плутъ! Неужели онъ думаетъ, что насъ такъ легко провести? Мы тоже вѣдь знаемъ, гдѣ раки зимуютъ и понимаемъ, что хересъ купленъ имъ въ сосѣднемъ кабачкѣ. Хересъ этотъ такъ безпощадно сдобрили спиртомъ, что такимъ снадобьемъ слѣдовало бы угощать развѣ только извозщиковъ и сапожниковъ. Какъ было бы хорошо, если бы здѣсь нашлась бутылочка вина изъ погребовъ лорда Штейна, -- продолжалъ шепотомъ Ваггъ.-- Да, милѣйшій Пенденнисъ, мы съ вашимъ дядюшкой роспили не одну бутылочку этого вина. Отправляясь куда-нибудь обѣдать, благородный лордъ имѣетъ привычку предварительно посылать хозяину партію собственныхъ своихъ винъ. Какъ теперь припоминаю бѣднягу Раудона Кроулея, родного брата сэра Питта Кроулея, бывшаго губернаторомъ острова Ковентри. Старшій поваръ Штейна являлся всегда къ Кроулею съ утра, а дворецкій пріѣзжалъ какъ разъ передъ обѣдомъ съ замороженнымъ во льду шампанскимъ изъ Гаунтъ-гоуза.
   -- Какъ вкусно приготовлено это блюдо,-- замѣтилъ добродушно Попджой.-- У васъ на кухнѣ, очевидно, имѣется cordon-bleu.
   -- Конечно, имѣется,-- подтвердила госпожа Бунгей, думая, что онъ говоритъ о приспособленіи, которымъ приводятъ вѣдвиженіе вертелъ.
   -- Я имѣлъ въ виду такъ называемаго у французовъ chef, -- вѣжливо пояснилъ гость.
   -- Точно такъ, ваша свѣтлость,-- подтвердила хозяйка дома.
   -- Развѣ кухонный вашъ артистъ, сударыня, называетъ себя французомъ?-- саркастически освѣдомился Ваггъ.
   -- Признаться, это не доходило до моего свѣдѣнія,-- сурово возразила издательница.
   -- Да, вѣдь, если онъ себя такъ называетъ, то онъ "quizziu'yer", (надъ вами подшучиваетъ, вмѣсто cuisinier, т.е. повара),-- воскликнулъ мистеръ Ваггъ.
   Эта игра словъ прошла незамѣченной, что до нѣкоторой степени смутило стыдливаго юмориста.
   -- Бунгей заказываетъ парадные свои обѣды тамъ же, гдѣ и Беконъ, а именно у Григгса, на Соборной площади. Оба они скряжничаютъ и стараются не передать по сравненію другъ съ другомъ лишней полкроны "съ рыла". Каждый изъ нихъ съ удовольствіемъ подсыпалъ бы яда въ пирожныя, заказанныя для другого, если бы только могъ сдѣлать это безнаказанно. Впрочемъ, что касается до пирожныхъ, то они положительно отравлены.-- Это... какъ бишь его?.. Бренборіонъ à la Севинье, сударыня, положительно великолѣпно,-- добавилъ онъ вслухъ, накладывая на свою тарелку пирожное съ блюда, поданнаго гробовщикомъ.
   -- Очень рада, что оно вамъ нравится,-- отвѣчала госпожа Бунгей, покраснѣвъ и не зная хорошенько, дѣйствительно-ли пирожное называется такъ, какъ окрестилъ его Ваггъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ, туманно предполагая, что этотъ джентльменъ позволяетъ себѣ надъ нею издѣваться. Неудивительно, если та кое сознаніе заставляло ее ненавидѣть Вагга всѣми силами пламеннаго ея женскаго сердца. Она давно хотѣла смѣстить его съ должности номинальнаго редактора ежемѣсячнаго журнала, который издавался ея мужемъ. Достопочтенную Флору Бунгей останавливала отъ этого шага только слава, которую снискалъ себѣ мистеръ Ваггъ, но только въ издательскихъ сферахъ, но и среди читающей публики, въ качествѣ талантливаго публициста и умѣлаго редактора.
   Гости размѣстились вокругъ стола такимъ образомъ, что Баррингтонъ оказался по правую руку госпожи Шандонъ, которая, въ простенькомъ своемъ черномъ платьѣ, отдѣланномъ поблекшими лентами, сидѣла рядомъ съ дороднымъ, цвѣтущимъ издателемъ. Грустная ея улыбка возбудила въ его грубоватомъ, но добромъ сердцѣ, чувство состраданія. Никто, повидимому, ею не интересовался. Она глядѣла все время на мужа, а онъ, въ свою очередь, какъ будто стѣснялся присутствіемъ нѣкоторыхъ гостей. Дѣйствительно, Венгамъ и Ваггъ хорошо знали и самого капитана, и его финансовое положеніе. Шандону доводилось работать вмѣстѣ съ Ваггомъ, котораго онъ въ несмѣтное число разъ превосходилъ остроуміемъ, талантомъ и свѣдѣніями. При всемъ томъ звѣзда Вагга ярко блистала на небосклонѣ, а бѣдняга Шандонъ оставался неизвѣстнымъ читающей публикѣ. Шумная хвастливая болтовня тщеславившагося своими удачами Вагга до такой степени претила Шандону, что онъ предпочиталъ не вмѣшиваться въ разговоръ и вмѣсто того пилъ вино въ такомъ количествѣ, въ какомъ благоволили ему наливать. Дѣло въ томъ, что онъ состоялъ, если можно такъ выразиться, "подъ надзоромъ". Бунгей предупредилъ гробовщика не наполнять слишкомъ часто стаканъ капитана и наливать его притомъ не до самыхъ краевъ. Эта прискорбная мѣра предосторожности была еще прискорбнѣе именно потому, что оказывалась необходимой. Госпожа Шандонъ то и дѣло бросала черезъ столъ тревожные взгляды, опасаясь, какъ бы ея мужъ не выпилъ лишняго.
   Мистеръ Ваггъ, не смотря на свое безстыдство, чрезвычайно легко конфузился. Пристыженный неудачею первой своей остроты, онъ разговаривалъ все остальное время преимущественно съ Пеномъ и главнымъ образомъ, разумѣется, про сосѣдей.
   -- Сегодня Бунгей устраиваютъ у себя нѣчто въ родѣ царскаго смотра,-- сказалъ онъ,-- мы всѣ здѣсь бунгейцы! Читали вы кстати повѣсть Попджоя? На самомъ дѣлѣ ее написалъ много лѣтъ тому назадъ покойный Сарычевъ, но она завалялась въ редакціи и про нее уже совсѣмъ забыли. Какъ-то надняхъ мистеръ Троттеръ (вотъ этотъ господинъ съ громадными отложными воротничками) розыскалъ эту повѣсть въ редакціонномъ шкафу и, просмотрѣвъ ее, нашелъ, что она, съ нѣкоторыми передѣлками, можетъ сойти въ журналѣ за ловкій намекъ на самую свѣженькую злобу дня, а именно, на бѣгство герцогини X. отъ своего мужа. Бобъ сдѣлалъ требуемыя передѣлки, Попджой дозволилъ воспользоваться своимъ именемъ. Я самъ приписалъ въ надлежащихъ мѣстахъ парочку -- другую страницъ и, такимъ образомъ, мы общими силами выпустили въ свѣтъ повѣсть, озаглавленную: "Бездна отчаянія или Бѣглая герцогиня". Забавнѣе всего, въ данномъ случаѣ то, что Попджой даже не потрудился прочесть литературное произведеніе, вышедшее подъ его именемъ. Я, признаться, охотно мистифицирую его по этому поводу.-- Не правда-ли, Попджой, какое интересное мѣсто въ третьемъ томѣ вашей повѣсти, гдѣ переодѣтый кардиналъ, убѣжденный проповѣдями лондонскаго епископа, переходитъ въ англиканскую вѣру и сватается за дочерью герцогини?
   -- А вѣдь это мѣсто и мнѣ самому казалось очень интереснымъ, -- совершенно, серьезно отвѣтилъ Попджой.
   -- Во всей книгѣ ничего такого нѣтъ,-- шепнулъ Ваггъ Пенденнису.-- Я сейчасъ только самъ выдумалъ эту комбинацію. Что -- же она, пожалуй, оказалась бы недурной для повѣсти изъ высшихъ церковныхъ сферъ.
   -- Я припоминаю, какъ покойный Байронъ, Гобгоузъ, Трелоней и вашъ покорный слуга обѣдали однажды въ Римѣ съ кардиналомъ Меццокальдо, объявилъ капитанъ Зумфъ.-- За этимъ обѣдомъ насъ угощали еще орвіеттскимъ винцомъ, которое такъ нравилось Байрону. Какъ теперь помню, кардиналъ высказывалъ намъ свое сожалѣніе по поводу того, что ему приходится жить холостякомъ. Два дня спустя, мы уѣхали въ Чивитто-Веккію, гдѣ стояла яхта Байрона, а черезъ какихъ-нибудь три недѣли узнали, что бѣдняга кардиналъ отдалъ свою холостую душу Богу. Байронъ очень жалѣлъ объ его смерти, такъ какъ почтенный прелатъ, клянусь Юпитеромъ, пришелся ему по душѣ.
   -- Чертовски интересная исторія, Зумфъ,-- поощрилъ его Ваггъ.-- Слѣдовало бы напечатать нѣкоторые изъ вашихъ анекдотовъ, капитанъ Зумфъ. Безъ шутокъ, они хорошо могли бы разойтись у нашего пріятеля Бунгея, такъ что, издавъ ихъ, онъ не остался бы въ накладѣ,-- замѣтилъ Шандонъ.
   -- Отчего вы не предложите Зумфу обнародовать ихъ въ вашей новой газетѣ, какъ бишь она прозывается, Шандонъ?-- рявкнулъ Ваггъ.
   -- Отчего вы сами не предлагаете ему печатать эти анекдоты въ вашемъ давнишнемъ журналѣ, котораго не зачѣмъ называть здѣсь по имени?-- возразилъ Шандонъ.
   -- Развѣ собираются издавать новую газету?-- спросилъ Венгамъ, который зналъ очень хорошо въ чемъ дѣло, но стыдился своихъ связей съ литературой.
   -- Какъ, что я слышу?-- Бунгей будетъ издавать газету, -- вскричалъ Попджой, гордившійся напротивъ того литературной своей извѣстностью и знакомствомъ съ писателями.-- Мнѣ непремѣнно надо къ ней пристроиться.-- Обращаюсь къ вашему заступничеству, госпожа Бунгей. Повліяйте на вашего мужа въ должномъ направленіи, и заставьте его дать мнѣ какую-нибудь работу, все равно въ прозѣ или въ стихахъ! Для меня это совершенно безразлично. Я готовъ писать, клянусь Богомъ, все, чего отъ меня потребуютъ, повѣсти, поэмы, путешествія, передовыя статьи и т. д. Пусть только Бунгой заплатитъ, что слѣдуетъ, и я къ его услугамъ! Не забудьте же, милѣйшая госпожа Бунгей, замолвить обо мнѣ словечко!
   -- Газету назовутъ "Вѣстникомъ изъ портерной" и пригласятъ юнца Попджоя сотрудничать въ дѣтскомъ ея отдѣлѣ,-- проворчалъ сквозь зубы Ваггъ.
   -- Ее назовутъ "Пелль-мельской газетой" и съ удовольствіемь пригласятъ васъ самихъ въ сотрудники, -- возразилъ Шандонъ, слышавшій это замѣчаніе.
   -- Пелль-мелльская газета! Почему же именно Пелль-мельская?-- спросилъ Ваггъ.
   -- Хотя бы потому, что редакторъ родился въ Дублинѣ, помощникъ его -- въ Коркѣ,-- издатель живетъ въ Патерностерскомъ переулкѣ, а сама газета будетъ издаваться въ Страндѣ, на Екатерининской улицѣ. Неужели эти причины, Ваггъ, васъ не удовлетворяютъ?-- продолжалъ Шандонъ, начинавшій уже сердиться.-- Каждый предметъ долженъ имѣть какую-нибудь кличку. Мою собаку зовутъ Понго и она знаетъ свое имя. Ваша фамилія Ваггъ, то есть Хвастуновъ и вы въ большей или меньшей степени дѣлаете ей честь. Съ какой же кстати вздумали вы придираться къ названію нашей газеты?
   -- Просто на просто потому, что ей пристало бы точно также и всякое иное имя,-- отвѣтилъ ему Ваггъ.
   -- Я бы желалъ, чтобы вы помнили имя нашей газеты и не позволяли себѣ пренебрежительно говорить "какъ бишь ее"! Вамъ хорошо извѣстно имя этой газеты, да и мое тоже!
   -- Мнѣ извѣстенъ тоже и вашъ адресъ,-- возразилъ Ваггъ, но эти слова были сказаны вполголоса.
   Добродушный ирландецъ, разгорячившійся на мгновенье, тотчасъ же послѣ того преложилъ гнѣвъ на милость и дружескимъ тономъ пригласилъ Вагга выпить съ нимъ стаканчикъ вина. По уходѣ дамъ изъ столовой, разговоръ, разумѣется, сталъ еще болѣе оживленнымъ. Венгамъ произнесъ коротенькую, льстивую рѣчь, заканчивавшуюся предложеніемъ всѣмъ присутствующимъ выпить за процвѣтаніе покои газеты, заручившейся даровитымъ, остроумнымъ и свѣдущимъ редакторомъ въ лицѣ капитана Шандона. Венгамъ ставилъ себѣ за правило жить, по возможности, дружно со всѣми публицистами. Поэтому въ продолженіе вечера, онъ подходилъ послѣдовательно ко всѣмъ присутствующимъ писателямъ, стараясь сказать каждому изъ нихъ пріятное,-- напримѣръ, сообщить, какое глубокое впечатлѣніе произвела въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ передовая статья, или какъ поразила закадычнаго его друга, герцога X, искусно проредактированные послѣдніе номера еженедѣльной газеты: "Досугъ и Дѣло".
   Вечеръ пришелъ къ концу и, не смотря на всѣ мѣры предосторожности, оказалось, что бѣдняга Шандонъ не совсѣмъ уже твердо держался на ногахъ. Его, однако, благополучно усадили на дрожки и отправили подъ любящимъ надзоромъ капитанши домой. Онъ бесѣдовалъ всю дорогу съ своей супругой въ такомъ тонѣ, что извощикъ поминутно оборачивался на козлахъ, поглядывая на выпившаго своего сѣдока. Попджой давао уже отпустилъ свой кабріолетъ и Венгамъ воспользовался этимъ случаемъ, чтобы довезти высокороднаго писателя до дома въ наемной своей коляскѣ. Робкая миссъ Буньонъ, видя, что мистеръ Ваггъ, жившій по сосѣдству съ нею, собирается уѣзжать, потребовала къ великому неудовольствію для этого джентльмена, чтобы онъ подвезъ ее въ своемъ экипажѣ.
   Пенъ и Баррингтонъ возвращались домой пѣшкомъ при свѣтѣ мѣсяца.
   -- Теперь ты имѣлъ счастіе познакомиться съ писателями,-- сказалъ Баррингтонъ.-- Ну какъ, по твоему, былъ я не правъ, говоря, что здѣсь въ Лондонѣ можно встрѣтить многія сотни и тысячи людей, никогда не занимавшихся литературнымъ трудомъ, по нисколько не уступающихъ по уму и развитію записнымъ литераторамъ?
   Пенъ долженъ былъ согласиться, что литературные дѣятели, съ которыми онъ имѣлъ счастіе познакомиться, не сказали во весь вечеръ ничего такого, что стоило бы сохранить въ назиданіи современникамъ или потомству. Въ сущности о литературѣ не было въ этотъ вечеръ даже и рѣчи. Непосвященнымъ людямъ, любопытствующимъ знать нравы и обычаи литературныхъ кружковъ, умѣстно будетъ сообщить по секрету, что нигдѣ во всемъ свѣтѣ не говорятъ такъ мало о книгахъ и не пренебрегаютъ въ такой степени чтеніемъ, какъ именно среди самихъ писателей.
   

ГЛАВА XXXV.
Пелль-мелльская газета.

   Новая газета имѣла сразу громадный успѣхъ. Въ обществѣ распространились слухи, будто ее поддерживаетъ вліятельная политическая партія. Въ числѣ анонимныхъ сотрудниковъ называли громкія имена. Имѣлось-ли для этихъ слуховъ фактическое основаніе? Мы не считаемъ себя вправѣ категорически отвѣтить на этотъ вопросъ, но все-таки позволимъ себѣ маленькую нескромность, объяснивъ, что статья по иностранной политикѣ, которую въ публикѣ, вообще говоря, приписывали благородному лорду, состоящему, какъ извѣстно въ самыхъ близкихъ отношеніяхъ, съ министерствомъ иностранныхъ дѣлъ, вышла на самомъ дѣлѣ изъ подъ пера капитана Шандона. Можно присовокупить даже, что она была написана въ общей залѣ ресторана подъ вывѣской "Медвѣдя и Жезла", (что близъ Дворцовой терассы), гдѣ розыскалъ его мальчишка изъ типографіи и гдѣ имѣлъ временное мѣстопребываніе его союзникъ на литературномъ поприщѣ мистеръ Блюдіеръ. Подобнымъ же образомъ цѣлый рядъ статей по финансовымъ вопросамъ, приписывавшихся великому, государственному дѣятелю, который засѣдалъ въ палатѣ общинъ, вышелъ на самомъ дѣлѣ изъ подъ пера верхне-темпльскаго адвоката, Джоржа Баррингтона.
   Очень можетъ быть, что между "Пелль-мелльской газетой" и вліятельной партіей, органомъ которой она вызвалась служить, и происходили какія-нибудь сдѣлки. Перси Попджой (отецъ котораго, лордъ Фальконетъ, состоялъ членомъ этой! партіи) зачастую взбирался по лѣстницѣ, которая вела въ профессіональную квартиру Баррингтона. Въ газетѣ появлялись неоднократно замѣтки, имѣвшія вполнѣ, опредѣленную политическую окраску и несомнѣнно выходившія изъ весьма компетентнаго источника.
   Нѣсколько поэмъ, слабыхъ по мысли, но изобиловавшихъ звучными, трескучими фразами, появились въ "Пелль-мелльской газетѣ" за подписью "П. П.". Вмѣстѣ съ тѣмъ газета расхваливала, какъ говорится, не на животъ, а на смерть, новую повѣсть того же автора.
   Артуръ Пенденнисъ не принималъ ни малѣйшаго участія въ политическомъ отдѣлѣ "Пелльмелльской газеты", но весьма дѣятельно сотрудничалъ въ литературномъ ея отдѣлѣ. Редакція газеты, какъ уже упомянуто, помѣщалась на Екатерининской улицѣ, въ Страндѣ. Онъ зачастую приходилъ туда съ рукописями въ карманѣ, испытывая неизреченное самодовольство и наслажденіе. Такія чувства, впрочемъ, обыкновенно охватываютъ начинающаго писателя, для котораго еще новинка видѣть себя въ печати, особенно же если онъ носится съ иллюзіями, будто его произведенія вызываютъ въ публикѣ извѣстную сенсацію.
   Тамъ, на Екатерининской улицѣ, помощникъ редактора, Джонъ Финуканъ, составлялъ съ помощью клейстера и ножницъ хронику, находившуюся въ его вѣдѣніи. Орлинымъ взглядомъ пробѣгалъ онъ столбцы всѣхъ газетъ, имѣвшіе какое-либо соотношеніе съ великосвѣтскими сферами, надъ которыми ему была предоставлена безконтрольная власть. Ни одинъ случай смерти или званый вечеръ въ аристократическихъ кружкахъ не пропускался въ "Пелль-мелльской газетѣ". Финуканъ съ изумительною ловкостью выуживалъ интереснѣйшіе анекдоты и сообщенія изъ совершенно невѣдомыхъ простымъ смертнымъ англійскихъ провинціальныхъ, а также ирландскихъ и шотландскихъ газетъ. Джонъ Финуканъ, эсквайръ, закусывая принесенной изъ сосѣдней кухмистерской порціей говядины, которую запивалъ стаканомъ портера, доставленнаго изъ ближайшаго трактира, описывалъ пиршества вельможныхъ богачей столь же наглядно и обстоятельно, какъ если бы самъ на нихъ участвовалъ. Съ чисто философской точки зрѣнія этотъ джентльменъ представлялъ собою трогательное зрѣлище, когда въ помятыхъ, разодранныхъ брюкахъ, безъ сюртука и въ рубашкѣ съ грязными рукавами онъ подготовлялъ живыя картинныя изображенія самыхъ блестящихъ великосвѣтскихъ празднествъ, въ значительной степени дополненныя его собственнымъ воображеніемъ. Рѣзкій диссонансъ между сферой дѣятельности Финукана и собственною его внѣшностью и манерами забавлялъ недавно подружившагося съ нимъ Пена. Съ тѣхъ поръ, какъ почтенный ирландецъ покинулъ родную свою деревню, гдѣ занималъ, должно быть, не особенно высокое положеніе, онъ рѣдко бывалъ въ какихъ-либо обществахъ, за исключеніемъ тѣхъ, которыя собираются въ общихъ залахъ трактировъ и ресторановъ, тогда какъ, судя по замѣткамъ въ "Пелль-мелльской газетѣ", можно было бы придти къ; заключенію, что онъ изо дня въ день обѣдалъ съ послами иностранныхъ державъ и смотритъ на столичную лондонскую жизнь... ну хоть изъ венеціанскаго окна въ аристократическомъ клубѣ Уайта. Случалось, что онъ иногда дѣлалъ при этомъ промахи, но отъ нихъ страдалъ исключительно только "Биллинафидскій Часовой", корреспондентомъ котораго Джонъ состоялъ, а не "Пелль-мелльская газета", гдѣ ему не дозволялось особенно много сочинительствовать. Лондонское начальство Финукана почему-то держалось убѣжденія, будто онъ искуснѣе обращается съ ножницами и клейстеромъ, чѣмъ съ перомъ.
   Пенъ очень тщательно обработывалъ библіографическіе свои очерки.; Онъ обладалъ большой, хотя и безпорядочной начитанностью, пріобрѣтенной еще въ ранніе годы жизни, -- пылкимъ воображеніемъ и оживленнымъ чувствомъ юмора, благодаря которому его статьи нравились и редакціонному начальству, и публикѣ. Такимъ образомъ онъ, дѣйствительно, имѣлъ право сознавать, что добросовѣстно заслуживалъ гонораръ, который ему за нихъ платили. Само собой разумѣется, что "Пелль-мелльская газета" съ величайшей аккуратностью получалась въ Фэроксѣ и съ наслажденіемъ прочитывалась обѣими проживавшими тамъ особами прекраснаго пола. Ее получали также и въ Клеврингскомъ замкѣ, гдѣ, какъ намъ извѣстно, имѣлась барышня,-- большая охотница до чтенія. Даже самъ пожилой докторъ Портманъ, которому вдова посылала газету, предварительно выучивъ наизусть помѣщенныя въ ней статьи своего сына, одобрительно отзывался о произведеніяхъ Пена. Онъ говорилъ, что у этого юнца виденъ умъ, изящный вкусъ и воображеніе, и что мальчикъ пишетъ хотя и не совсѣмъ такъ, какъ подобало бы ученому, но во всякомъ случаѣ -- какъ джентльменъ.
   Можно представить себѣ, каковы были удивленіе и радость нашего пріятеля, маіора Пенденниса, когда, войдя въ одинъ изъ клубовъ, членомъ котораго онъ состоялъ, а именно въ Регентскій клубъ, гдѣ собирались Венгамъ, лордъ Фальконетъ и нѣкоторые другіе великосвѣтскіе джентльмены и лондонскія знаменитости, онъ нашелъ ихъ однажды бесѣдующими объ одномъ изъ нумеровъ "Пелль-мелльской газеты" и объ одной изъ статей, появившейся на ея столбцахъ, гдѣ жестоко осмѣивалась книга, только что выпущенная въ свѣтъ супругой выдающагося политическаго дѣятеля оппозиціонной партіи. Графиня Муффборо, въ описаніи своихъ путешествіи по Испаніи и Италіи, безразлично пользовалась то французскимъ, то англійскимъ языками, которыми владѣла въ одинаковой степени достопримечательно. Критикъ отмѣтилъ съ забавнымъ, по наружности добродушнымъ, но въ сущности очень ядовитымъ лукавствомъ, массу промаховъ, надѣланныхъ ея сіятельствомъ въ попыткахъ выражаться на томъ и на другомъ изъ этихъ языковъ. Этимъ коварнымъ критикомъ былъ никто иной, какъ нашъ Пенъ. Онъ съ величайшимъ остроуміемъ прыгалъ и плясалъ вокругъ злополучной своей жертвы, указывая съ самой комической серьезностью и самой изысканной вѣжливостью ея ошибки и промахи. Во всей статьѣ не было ни одного слова и выраженія, которыя не дышали бы рыцарской вѣжливостью, но вмѣстѣ съ тѣмъ съ злополучной графини сдирали, какъ говорится, живьемъ кожу и безпощадно выставляли ее въ такомъ видѣ на посмѣшище. Эта библіографическая замѣтка пріятно щекотала желчный темпераментъ Венгама и вызывала у него чувство злобнаго удовольствія. Дѣло въ томъ, что графиня Муффборо въ теченіе всего сезона ни разу не пригласила его на свои вечера. Лордъ Фальконетъ тоже подсмѣивался и хохоталъ отъ всего сердца, такъ какъ графъ Муффборо и онъ самъ были съ ранней молодости ожесточенными соперниками вездѣ и во всемъ. Эти джентльмены поздравили маіора съ блестящими успѣхами его племянника на литературномъ поприщѣ. До тѣхъ поръ маіоръ Пенденнисъ не обращалъ ни малѣйшаго вниманія на появлявшіеся въ письмахъ изъ Фэрокса намеки на "постоянные серьезные литературные труды милѣйшаго Артура, которые, чего добраго, подорвутъ еще здоровье бѣднаго мальчика", и полагалъ, что ему лично, въ качествѣ маіора и джентльмена, умѣстнѣе всего дѣлать видъ, будто знать не знаетъ о мистерѣ Пенѣ и его литературныхъ подвигахъ. Теперь, однако, обнаружилось, что Венгамъ, котораго всѣ считаютъ оракуломъ, хвалитъ произведеніе этого юнца; лордъ Фальконетъ, состоявшій черезъ своего сына Перси Попджоя въ сношеніяхъ съ литературными кружками, одобрительно отзывается о литературныхъ талантахъ молодого Пена; даже и самъ вельможный лордъ Штейнъ, которому маіоръ указалъ на статью своего племянника, прочелъ ее съ очевиднымъ удовольствіемъ, -- смѣялся отъ души,-- божился, что она написала превосходно и что графиня Муффборо должна чувствовать себя въ положеніи кита, въ котораго ловко всадили острогу. При такихъ обстоятельствахъ маіоръ, какъ и слѣдовало ожидать, принялся и самъ какъ нельзя болѣе восхищаться своимъ племянникомъ. Объявивъ: "Клянусь Богомъ, у этой молодой протобестіи есть что-то такое, знаете, особенное! Я всегда говорилъ, что онъ даровитый мальчикъ и что изъ него рано или поздно будетъ прокъ"!--престарѣлый джентльменъ, руки котораго дрожали отъ удовольствія, принялся писать въ Фэроксъ вдовушкѣ, о всѣхъ похвалахъ, которыя слышалъ Пену въ высшихъ сферахъ. Онъ послалъ также и молодой протобестіи, т. е. самому Пену записку, въ которой освѣдомлялся, не зайдетъ-ли Артуръ закусить съ старикомъ дядей въ гостинницу, причемъ сообщилъ, что имѣетъ порученіе пригласить своего племянника на обѣдъ въ Гаунтгоузъ. Лордъ Штейнъ старался заводить знакомства со всѣми, кто могъ его позабавить сумасбродствомъ,, остроуміемъ, глупостью, странностями, жеманствомъ, веселостью, или же какими-либо иными качествами. Прочитавъ письмо, Пенъ швырнулъ его черезъ столъ Баррингтону и, надо полагать, почувствовалъ нѣкоторое разочарованіе, убѣдившись, что оно не произвело особеннаго впечатлѣнія на молодого адвоката.
   Юные критики отличаются, какъ извѣстно, необычайнымъ мужествомъ. Взобравшись на судейское кресло, они безъ малѣйшаго колебанія высказываютъ свое мнѣніе о самыхъ многосложныхъ и глубокомысленныхъ произведеніяхъ. Если бы, въ этотъ періодъ дѣятельности Пена, ему прислали для отзыва
   "Исторію" Маколея, или же "Астрономію" Гершеля, онъ бѣгло просмотрѣлъ бы эти многотомные труды серьезныхъ ученыхъ, а затѣмъ, выкуривая сигару, составилъ-бы себѣ о нихъ категорическое мнѣніе и, по всѣмъ вѣроятіямъ, удостоилъ бы обоихъ авторовъ категорическаго своего одобренія, высказаннаго такимъ тономъ, какъ если бы критикъ сознавалъ себя существомъ высшаго порядка, склонномъ снисходительно покровительствовать хлопотливымъ трудамъ достопочтенныхъ ученыхъ. Съ помощью "Всеобщей Біографіи" или "Британскаго Музеума" Пенъ могъ и самъ составить краткій обзоръ историческаго періода, цитируя имена, года и факты съ такою художественной непринужденностью, которая до крайности удивляла родную его мать въ Фэроксѣ, недоумѣвавшую откуда именно взялся у ея сынка такой громадный запасъ свѣдѣній? Необходимо замѣтить, впрочемъ, что и самъ Артуръ испытывалъ совершенно такое же чувство недоумѣнія, перечитывая свои статьи мѣсяца черезъ два или черезъ три спустя, когда онъ успѣвалъ позабыть тему, на которую писалъ и книги, служившія ему для справокъ. Артуръ Пенденнисъ сознается, что въ этотъ періодъ своей жизни не затруднился бы составить себѣ въ суточный срокъ мнѣніе о трудахъ величайшаго изъ ученыхъ, или же написать библіографическую замѣтку о цѣлой энциклопедіи. Счастье еще, что у Пена былъ подъ бокомъ Баррингтонъ, который безпощадно его осмѣивалъ и путемъ частыхъ дозъ спасительнаго сарказма сдерживалъ въ надлежащихъ рамкахъ наглое самомнѣніе юнаго критика. Что касается до Шандона, то ему нравилась беззавѣтная смѣлость и хлесткость молодого его помощника. Оживленныя блестящія выходки Пена приходились редактору невпримѣръ больше но вкусу, чѣмъ благородный, но сравнительно тяжелый металлъ, доставлявшійся ему Баррингтономъ.
   Хотя Артуръ Пенденнисъ и заслуживалъ порицанія за дерзкое самомнѣніе и нѣкоторую скороспѣлость сужденій, онъ былъ тѣмъ не менѣе въ высшей степени честнымъ литературнымъ критикомъ, а потому, разумѣется, оказывался слишкомъ чистосердечнымъ и наивнымъ для тѣхъ цѣлей, какими задавался мистеръ Бунгей, положительно злившійся на безпристрастіе его рецензій. Однажды у Пена завязался по этому поводу диспутъ съ его непосредственнымъ начальникомъ -- капитаномъ.
   -- Позвольте спросить у васъ отъ имени здраваго смысла, Пенденнисъ, съ какой это стати вамъ вздумалось хвалить книжку, изданную Бэкономъ? Сегодня утромъ Бунгей прибѣжалъ ко мнѣ, поположительно не помня себя отъ бѣшенства. Вы не повѣрите, до какой степени разогорчилъ его похвальный вашъ отзывъ объ одной изъ книжекъ ненавистной ему издательской фирмы, что чрезъ улицу!-- объявилъ Шандонъ.
   Глаза Пена широко раскрылись отъ изумленія.
   -- Неужели вы хотите этимъ сказать, что мы не вправѣ хвалить ни одной изъ книжекъ, изданныхъ Бэкономъ? Ужь не прикажете-ли объявлять ихъ негодными даже и въ томъ случаѣ, когда онѣ дѣйствительно хороши?-- освѣдомился онъ.
   -- Позвольте васъ спросить, юный мой другъ, неужели вы предполагаете, что доброжелательный издатель печатаетъ въ своей газетѣ библіографическія замѣтки единственно лишь съ цѣлью выхвалять своего конкуррента и приносить ему такимъ образомъ барыши?-- спросилъ Шандонъ.
   -- Разумѣется, онъ печатаетъ ихъ, чтобы приносить барыши себѣ самому, но во всякомъ случаѣ и для того, чтобы высказывать правду-матку. "Ruat coelum", но все-таки надо говорить правду, -- сентенціозно замѣтилъ Пенъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, что же скажете вы о моей программѣ изданія Пелль-мелльской газеты?-- съ саркастической усмѣшкой спросилъ Шандонъ.-- Надѣюсь, вы не считаете содержащіяся въ ней заявленія математически справедливыми и точными?
   -- Позвольте замѣтить, что это совершенно иной вопросъ, обсужденіе котораго на врядъ-ли можетъ васъ въ данную минуту особенно интересовать. Смѣю увѣрить, однако, что эта программа вызвала въ глубинѣ моей совѣсти нѣкоторыя сомнѣнія, побудившія меня переговорить о ней съ общимъ нашимъ пріятелемъ, Баррингтономъ. Мы пришли съ нимъ на ея счетъ къ слѣдующему соглашенію,-- добавилъ со смѣхомъ Пенъ:-- программа ваша имѣла характеръ художественно составленнаго объявленія, въ которомъ отводится всегда извѣстный просторъ поэтическому вымыслу. Великанъ изображается вѣдь на вывѣскѣ балагана болѣе чѣмъ въ дѣйствительную величину, а потому не стоитъ обращать вниманія на легкія отступленія отъ истины. Ввиду такихъ соображеній мы рѣшили, что можемъ выполнять свою роль въ балаганномъ представленіи, не покрывая себя стыдомъ и не подвергаясь угрызеніямъ совѣсти. Мы, сударь, музыканты и разыгрываемъ свою партію по нотамъ. Что касается до васъ, то вы дирижируете представленіемъ.
   -- И веду передовой отдѣлъ,-- подтвердилъ Шандонъ.-- Все-таки я сердечно радъ, что совѣсть позволила вамъ играть у насъ въ оркестрѣ.
   -- Все это прекрасно,-- замѣтилъ Пенъ, горячо принимавшій къ сердцу достоинство литературнаго критика,-- но позвольте, однако, вамъ замѣтить, что мы въ Англіи держимся всѣ какой-нибудь партіи, и что я намѣренъ отстаивать свои убѣжденія съ упорствомъ истаго британца. Я согласенъ относиться съ какимъ угодно ангельскимъ добродушіемъ къ нашимъ сторонникамъ. Я понимаю все безуміе заводить ссору въ собственномъ домѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ я готовъ разносить враговъ съ какой вамъ угодно безпощадностью, но не иначе, капитанъ, какъ въ честномъ бою. Думаю, что можно иной разъ не высказывать всей правды, но никогда не слѣдуетъ марать себя ложью. Клянусь Юпитеромъ, что я сталъ бы скорѣе голодать и совершенно отказался бы отъ мысли о литературномъ заработкѣ (мистеръ Пенденнисъ жилъ заработкомъ своего пера приблизительно уже шесть недѣль и говорилъ объ этомъ грязномъ оружіи съ величайшимъ энтузіазмомъ и уваженіемъ), чѣмъ нанести моему противнику измѣнническій, нечестный ударъ, или же отозваться объ его произведеніяхъ хуже, чѣмъ они заслуживаютъ того въ дѣйствительности.
   -- Ну что же, мы примемъ ваши чувства во вниманіе, г-нъ Пенденнисъ, и, если намъ понадобится громить Бекона, поручимъ эту работу иному молоту,-- возразилъ самымъ добродушнымъ тономъ Шандонъ, думая при этомъ, надо полагать: "Пройдетъ еще нѣсколько лѣтъ и у этого молодого джентльмена не будетъ больше помина о такой щепетильности". Самъ Шандонъ былъ уже ветераномъ среди газетныхъ кондотьеровъ. Онъ сражался, не щадя своей и чужой жизни подъ столькими уже знаменами и въ продолженіе столькихъ уже лѣтъ, что утратилъ даже воспоминаніе объ угрызеніяхъ совѣсти.
   -- Помилуй Богъ, какая у васъ нѣжная совѣсть, мистеръ Пенденнисъ, -- сказалъ онъ.-- Такую роскошь дозволяютъ себѣ, впрочемъ, всѣ новички. Я и самъ когда-то не отказывалъ себѣ въ ней, но этотъ нѣжный пушокъ скоро изнашивается въ житейской сутолокѣ, а я не расположенъ замѣнять его искусственными притираньями, подобно набожному нашему другу Венгаму, или же образцу всѣхъ добродѣтелей, Ваггу.
   -- Я лично не берусь судить, капитанъ, что лучше въ данномъ случаѣ: лицемѣріе или цинизмъ.
   -- Первое во всякомъ случаѣ выгоднѣе, -- возразилъ капитанъ, кусая ногти.-- Венгамъ глупѣе всякой квакающей лягушки, а между тѣмъ онъ пріѣхалъ къ Бунгею на обѣдъ въ собственномъ экипажѣ. Чего добраго, пройдетъ много времени, прежде чѣмъ г-жа Бандонъ будетъ имѣть возможность обзавестись своей каретой. Смилуйся Боже надъ этой бѣдняжкой!
   Послѣ этого небольшого диспута, Пенъ, простившись съ своимъ редакціоннымъ вождемъ, вывелъ изъ того, что разсказывалъ ему капитанъ, свое собственное нравоученіе. Возвращаясь домой, онъ говорилъ самому себя: "Взгляни на этого человѣка, одареннаго геніемъ, остроуміемъ, глубокими познаніями и несмѣтнымъ множествомъ блестящихъ талантовъ! Посмотри, какъ онъ погубилъ ихъ, поступаясь своею честностью и забывая объ уваженіи, которое долженъ былъ питать къ самому себѣ! Смотри же, о, Пенъ, за собой въ оба. Ты, вѣдь, любезнѣйшій, ужасно самоувѣренъ и зараженъ въ высокой степени самомнѣніемъ! Неужели ты продашь когда-нибудь свою совѣсть за бутылку вина или что-нибудь подобное? Нѣтъ, если сподобитъ насъ Богъ, мы, что бы съ нами ни случилось, останемся все-таки честными! Уста наши будутъ отверзаться не иначе какъ цля того, чтобы говорить правду".
   Судьба готовила, впрочемъ, мистеру Пену легонькую кару, или поменьшей мірѣ испытаніе. Баррингтонъ, разразившись громкимъ хохотомъ, прочелъ въ слѣдующемъ же нумеръ "Пелль-мелльской" газеты статью, показавшуюся вовсе не забавной Артуру Пенденнису, который самъ писалъ въ это время рецензію, предназначавшуюся для будущаго нумера упомянутой газеты. Въ статьѣ, такъ сильно забавлявшей Баррингтона, анонимный критикъ жесточайшимъ образомъ громилъ и разносилъ "Весенній Ежегодникъ". Въ виду отказа мистера Пенденниса написать рецензію на этотъ альманахъ, Шандонъ передалъ его своему пріятелю Блюдіеру съ просьбою отдѣлать на всѣ корки это беконовское изданіе. Блюдіеръ молодецки исполнилъ данное ему порученіе. Этотъ джентльменъ, принадлежавшій къ категоріи писателей, которая, надѣюсь, совершенно отсутствуетъ въ современной печати, обладалъ несомнѣнно крупнымъ талантомъ и пріобрѣлъ себѣ профессіональную извѣстность безпощадною ѣдкостью юмора и готовностью безотлагательно загрызть кого угодно. Онъ измялъ и растопталъ бѣдные Весенніе цвѣточки съ хладнокровіемъ быка, которому удалось забрести въ цвѣтникъ. Разнеся беконовскій альманахъ въ пухъ и прахъ и сдавъ библіографическую свою замѣтку въ типографію, онъ продалъ экземпляръ альманаха букинисту и купилъ на вырученныя деньги полуштофъ водки.
   

ГЛАВА XXXVI,
гдѣ Пену предстоитъ быть и въ городѣ, и въ деревнѣ.

   Пропустимъ нѣсколько мѣсяцевъ въ исторіи времяпрепровожденія мистера Артура Пенденниса. Въ теченіе этихъ мѣсяцевъ случилось много событій, болѣе интересныхъ для него лично, чѣмъ для читателя его мемуаровъ. Въ предшествовавшей главѣ мы оставили нашего героя занявшимся совершенно серьезно профессіональнымъ литературнымъ трудомъ, или обратившимся въ литературнаго батрака, какъ называлъ Баррингтонъ себя самого и своего пріятеля. Всѣмъ намъ извѣстно скучное однообразіе, на которое осуждена жизнь всякаго батрака даже и въ самыхъ либеральныхъ профессіяхъ, какъ, напримѣръ, въ юриспруденціи, литературѣ, музыкѣ и т. п., не говоря уже о канцелярскихъ занятіяхъ и чернорабочемъ трудѣ. Вездѣ и всюду батрака засасываетъ рутина, описаніе которой необходимо должно вызвать жесточайшую скуку. Сегодняшняя работа напоминаетъ, какъ двѣ капли воды, вчерашнюю и позавчерашнюю. Литературному батраку приходится зачастую писать изъ-за куска хлѣба не вовремя, когда ему вовсе не хочется работать вслѣдствіе нездоровья, лѣни или же, наконецъ, отвращенія отъ темы, которую его заставляютъ обработывать. Онъ оказывается поэтому приблизительно въ такомъ же положеніи, какъ и всякій другой поденщикъ. Человѣкъ, которому приходится добывать деньги извознымъ промысломъ на своемъ Пегасѣ (за неимѣніемъ другихъ источниковъ дохода), долженъ проститься съ поэзіей и полетами въ заоблачныя выси. Пегасъ его, подобно воздушному шару, который пускаютъ въ увеселительныхъ садахъ, будетъ подыматься лишь въ опредѣленное заранѣе время и для публики, уплатившей что слѣдуетъ за входъ. Можетъ статься даже, что онъ и совсѣмъ не станетъ летать. На него надѣнутъ хомутъ и заставятъ его бѣгать рысцей по мостовой, или же возить шажкомъ тяжело нагруженную телѣгу. Пегасъ чуть не задыхается въ попыткахъ вытащить возъ изъ какой-нибудь трясины. Колѣни у него подгибаются и его нерѣдко подгоняютъ въ такихъ случаяхъ ударами кнута.
   Не будемъ, однако, слишкомъ щедрыми на состраданіе къ Пегасу. Нѣтъ никакого основанія къ тому, чтобы это животное оказывалось въ большей степени, чѣмъ всѣ другія твари Божіи, свободнымъ отъ трудовъ, болѣзней и старческой немощи. Если Пегаса стегаютъ кнутомъ, то онъ зачастую этого и заслуживаетъ. Я, съ своей стороны, готовъ протестовать, вмѣстѣ съ моимъ другомъ, Джоржемъ Баррингтономъ, противъ теоріи, отстаиваемой нѣкоторыми поэтами, утверждающими, будто писатели и такъ называемые геніи должны быть освобождены отъ прозаическихъ обязанностей будничной жизни, сопряженной съ необходимостью покупать для себя хлѣбъ и мясо, и платить государственные налоги. Я лично полагаю, что геніямъ надлежитъ работать и платить подати совершенно также, какъ всѣмъ остальнымъ смертнымъ.
   Читателямъ достаточно будетъ узнать, что Пелль-мелльская газета оказалась жизнеспособной и что Артура Пенденнса признали хлесткимъ, остроумнымъ и занимательнымъ рецензентомъ. При такихъ обстоятельствахъ онъ старательно работалъ каждую недѣлю, составляя библіографическія замѣтки о книгахъ, которыя присылались для рецензіи. Онъ писалъ эти замѣтки, разумѣется, хлестко, но добросовѣстно и настолько хорошо, насколько это оказывалось для него возможнымъ. Могло случиться, что какой-нибудь престарълый лѣтописецъ, работавшій въ теченіе цѣлаго полувѣка надъ сочиненіемъ, о которомъ нашъ юный джентльменъ постановлялъ категорическій приговоръ послѣ двухдневной подготовки себя чтеніемъ Британскаго Музеума, имѣлъ законное право обижаться на легкомысленное отношеніе къ нему критика. Могло случиться также, что поэтъ, переработывавшій на тысячи ладовъ превыспренніе свои сонеты и оды, пока счелъ себя, наконецъ,, вправѣ предъявить ихъ на судъ публики, и разсчитывавшій, что ему поднесутъ лавровый вѣнокъ, не удовлетворялся двумя или тремя дюжинами дерзкихъ строчекъ, въ которыхъ мистеръ Пенъ, въ качествѣ рецензента, облеченнаго властью верховнаго судьи, опредѣлялъ, по собственному усмотрѣнію, степень законности притязаній автора, оказывавшагося въ положеніи безпомощнаго подсудимаго, не имѣющаго средствъ нанять себѣ порядочнаго адвоката. Драматическіе артисты, вообще говоря, тоже сѣтовали на Пенденниса и очень можетъ быть, что онъ обращался съ ними сурово. Необходимо замѣтить, однако, что онъ не могъ причинить кому-либо особеннаго вреда. Те:перь, разумѣется, все измѣнилось къ лучшему, но во времена Пенденниса, оказывалось на лицо такъ мало великихъ историковъ, великихъ поэтовъ и великихъ артистовъ, что ему наврядъ-ли доводилось когда-либо пробовать критическій свой таланть надъ особенно крупными личностями. Тотъ, кто получалъ отъ него легонькую порку, вообще говоря, заслуживалъ таковую. Отсюда, разумѣется, не слѣдуетъ заключать, чтобы самъ судья былъ лучше, или умнѣе преступниковъ, которыхъ приговаривалъ къ различнымъ карамъ. Онъ и самъ не предавался, впрочемъ такому самообману. Обладая развитымъ чувствомъ юмора и справедливости, Пенъ не питалъ слишкомъ большого уваженія къ своимъ собственнымъ произведеніямъ. Къ тому же у него подъ рукою имѣлся другъ и пріятель Баррингтонъ, принимавшій на себя роль безпощаднаго критика каждый разъ, когда молодой человѣкъ обнаруживалъ расположеніе къ высокомѣрному самодовольству. Въ такихъ случаяхъ онъ разносилъ Пена съ такою суровостью, какую самъ молодой рецензентъ не позволялъ себѣ никогда обнаруживать въ своихъ приговорахъ.
   Этими рецензіями и нѣсколькими передовыми статьями по вопросамъ, въ которыхъ выдающійся публицистъ могъ, не выходя изъ рамокъ программы, добросовѣстно высказать свое мнѣніе, Артуръ Пенденнисъ еженедѣльно заработывалъ себѣ четыре фунта и четыре шиллинга. Надо признаться, что заработывать эту сумму стоило ему большихъ трудовъ и усиліи. При всемъ томъ онъ поставлялъ еще статьи въ разные ежемѣсячные журналы и, по слухамъ, состоялъ лондонскимъ корреспондентомъ газеты "Четерійскій Боецъ", въ которой было тогда помѣщено нѣсколько краснорѣчивыхъ, изящныхъ писемъ изъ столицы (самъ онъ никогда не упоминаетъ о своемъ сутрудничествѣ въ этой газетѣ). Какъ бы ни было, молодой счастливецъ оказался въ состояніи добыть въ теченіе года своимъ перомъ около четырехъ сотъ фунтовъ стерлинговъ и, прибывъ въ Фэроксъ на вторые рождественскіе праздники послѣ своего переселенія въ Лондонъ, привезъ матери сто фунтовъ стерлинговъ въ уплату процентовъ по долгу, числившемуся за нимъ Лаурѣ. Само собой разумѣется, что г-жа Пенденнисъ читала отъ строки до строки все написанное ея сыномъ и признавала его глубочайшимъ мыслителемъ и самымъ изящнымъ писателемъ въ мірѣ. Естественно также, что она считала уплату имъ ста фунтовъ подвигомъ сверхчеловѣческой добродѣтели, -- боялась, что онъ разстроитъ себѣ здоровье чрезмѣрными трудами и съ восхищеніемъ слушала его разсказы о кружкѣ, въ которомъ онъ самъ вращался, -- о выдающихся литераторахъ и знатныхъ особахъ, съ которыми ему доводилось встрѣчаться. Все это могутъ наглядно представить себѣ читатели, знакомые съ материнской способностью обожать своихъ сыновей и съ чарующей нѣжной наивностью, съ которой провинціалки слѣдятъ за карьерой своихъ любимцевъ въ Лондонѣ. Если Джону пришлось защищать такія-то и такія-то дѣла,-- если Томъ былъ приглашенъ на такіе-то и такіе-то балы, а Джоржъ обѣдалъ въ обществѣ такихъ-то и такихъ-то знаменитостей,-- какимъ наслажденіемъ и восторгомъ наполняются сердца ихъ матерей и сестеръ въ Соссекскомъ графствѣ! Какъ внимательно читаются и запоминаются письма этихъ молодыхъ людей! Какой благодарной темой они служатъ для сельскихъ бесѣдъ и дружескихъ поздравленій.
   Въ этотъ разъ Пенъ пріѣхалъ лишь на очень короткое время, но все-таки его пріѣздъ обрадовалъ сердце вдовушки и освѣтилъ словно яркимъ сіяніемъ уединенную ея усадьбу въ Фэроксѣ. Елена сознавала, что ея сынъ принадлежитъ ей всецѣло. Лаура уѣхала навѣстить престарѣлую лэди Рокминстеръ. Въ Клеврингскомъ замкѣ тоже никого не было. Немногіе старинные друзья Пенденнисовъ съ д-ромъ Портманомъ во главѣ, зашли навѣстить мистера Пена и обращались съ нимъ очень почтительно. Взаимныя отношенія между матерью и сыномъ отличались нѣжностью, довѣріемъ и любовью. Двѣ недѣли, проведенныя Артуромъ Пенденнисомъ въ Фэроксѣ, были для вдовушки счастливѣйшими въ мірѣ. Пожалуй, даже ихъ слѣдовало бы признать счастливѣйшими и въ жизни ея сына. Рождественскія вакаціи пролетѣли, какъ сонъ. Артуръ вернулся къ трудовой своей жизни, а любящая его мать осталась опять одна въ Фэроксѣ. Деньги, переданныя ей сыномъ, она отослала Лаурѣ. Не берусь судить, почему именно этой дѣвицѣ вздумалось покинуть усадьбу какъ разъ въ то время, когда Пенъ собирался туда пріѣхать. Не знаю также, чувствовалъ-ли онъ себя болѣе обиженнымъ или обрадованнымъ ея отсутствіемъ.
   Къ тому времени Артуръ Пенденнисъ, благодаря собственнымъ своимъ выдающимся достоинствамъ и стараніямъ дядюшки, сталъ въ лондонскихъ общественныхъ сферахъ, какъ говорится, своимъ человѣкомъ, пользовавшимся извѣстностью, какъ въ литературныхъ, такъ и въ великосвѣтскихъ кружкахъ. Въ первыхъ изъ нихъ онъ занималъ весьма выгодное положеніе, отчасти уже благодаря тому, что былъ хороню принятъ, во-вторыхъ, онъ пользовался репутаціею джентльмена, который, располагая порядочнымъ ежегоднымъ доходомъ, разсчитываетъ получить кругленькое наслѣдство и пишетъ единственно только ради собственнаго удовольствія. Такая репутація являлась какъ нельзя болѣе выгодною для молодого, начинающаго литератора. Беконъ, Бунгей и прочія издательскія фирмы охотно принимали его статьи. Венгамъ приглашалъ его къ обѣду, а Ваггъ смотрѣлъ на него благосклоннымъ окомъ. Оба они разсказывали въ издательскихъ кружкахъ о томъ, что встрѣчаются съ мистеромъ Пенденнисомъ въ аристократическихъ домахъ, гдѣ, разумѣется, не задавали себѣ вопроса о томъ, на какія именно средства въ настоящемъ или будущемъ живетъ молодой Пенденнисъ. Его охотно принимали, такъ какъ отъ прилично одѣвался, обладалъ хорошими манерами и считался весьма не глупымъ человѣкомъ. Уже въ силу того, что онъ бывалъ въ одномъ домѣ, его также приглашали и въ другой. При такихъ обстоятельствахъ молодой человѣкъ имѣлъ полную возможность освоиться съ самыми разнообразными сторонами лондонской жизни. Онъ обзавелся знакомствомъ съ людьми всѣхъ сословій и состояній,-- обитавшими, кто въ Патерностерскомъ переулкѣ, кто въ Пимлико, и чувствовалъ себя одинаково дома за обѣдомъ, какъ въ великосвѣтскихъ столовыхъ, такъ и въ трактирахъ, гдѣ обыкновенно собирались его товарищи по перу.
   Жизнерадостное настроеніе духа и любопытство побуждали Артура Пенденниса быстро приноравливаться къ обществу, въ которомъ онъ находился въ данную минуту. Молодому человѣку нравилось рѣзкое разнообразіе нравовъ и обычаевъ, съ которыми ему приводилось сталкиваться въ посѣщаемыхъ имъ кружкахъ. Вездѣ и всюду онъ держалъ себя такъ, что его присутствіе нравилось и онъ лично могъ чувствовать себя своимъ человѣкомъ. Случалось, напримѣръ, что онъ завтракалъ у мистера Пловера, въ обществѣ британскаго пера, епископа, парламентскаго оратора, двухъ великосвѣтскихъ дамъ-аристократокъ, популярнаго проповѣдника, автора самоновѣйшаго романа и моднаго льва, только что прибывшаго изъ Египта или Америки. Покинувъ это отборное общество, онъ разомъ переносился въ рабочій кабинетъ газетной редакціи, гдѣ его ожидали чернильницы, перья и мокрые еще корректурные листы. Тамъ онъ встрѣчался съ помощникомъ редактора Финуканомъ, изготовлявшимъ самоновѣйшія извѣстія для великосвѣтской хроники.
   Шандонъ войдетъ бывало въ редакцію и, кивнувъ головой Пену, примется съ обычной своей быстротой "катать" передовую статью на другомъ концѣ стола, гдѣ стоитъ большая кружка хереса. Мальчикъ, прислуживавшій въ рабочемъ кабинетѣ редактора, всегда приносилъ эту кружку, безъ всякаго напоминанія со стороны капитана. Иногда въ парадной пріемной, выходившей окнами на улицу, слышался громовой голосъ Блюдіера.
   Этотъ буйный и несговорчивый критикъ схватывалъ съ редакціоннаго стола книги, присланныя для рецензіи и, несмотря на робкія возраженія мистера Миджа, исполнявшаго должность секретаря, просмотрѣвъ эти книги, уносилъ ихъ съ собою, чтобы продать знакомому букинисту. Выпивъ и закусивъ гдѣ-нибудь въ трактирѣ на добытыя такимъ образомъ деньги, онъ требовалъ себѣ нѣсколько листовъ бумаги, перо и чернильницу и принимался безпощадно разносить автора книги, доставившей ему обѣдъ. Къ вечеру мистеръ Пенъ отправлялся пѣшкомъ въ свой клубъ, причемъ зачастую уговаривалъ Баррингтона, прогуляться туда съ нимъ вмѣстѣ. Такая прогулка доставляла надлежащій моціонъ легкимъ и возбуждала аппетитъ къ обѣду, послѣ котораго Пену предоставлялось лестное право побывать въ нѣкоторыхъ, чрезвычайно пріятныхъ аристократическихъ домахъ, радушно отворившихъ ему свои двери. Если почему либо онъ не хотѣлъ пользоваться этимъ правомъ,-- столица открывала передъ нимъ соблазнительную перспективу разнообразнѣйшихъ удовольствій. Онъ могъ по желанію слушать оперу или отправиться въ кафе-шантанъ подъ вывѣской "Орла",-- танцовать на балу въ великосвѣтскомъ обществѣ или же провести вечеръ дома съ сигарою, книгой и долгою бесѣдою съ Баррингтономъ, или же, наконецъ, слушать въ "Людской" какую-нибудь интересную, новую, хлесткую арію. Въ этотъ періодъ своей жизни мистеръ Пенъ посѣщалъ самыя разнообразныя мѣста и самыхъ; разнообразныхъ лицъ. Весьма вѣроятно, что онъ тогда даже и не сознавалъ, въ какой степени все это было ему пріятно. Онъ пріобрѣлъ способность цѣнить свое тогдашнее счастье лишь значительно позднѣе, когда балы перестали доставлять ему удовольствіе, -- водевили утратили возможность его смѣшить, а трактирныя шутки оставляли его совершенно хладнокровнымъ. Увы! наступило время, когда самая хорошенькая балерина, откровенно показывавшая почтеннѣйшей публикѣ стройныя свои ножки выше лодыжекъ, не могла заставить его подняться послѣ обѣда съ кресла. Артуръ Пенденнисъ достигъ теперь зрѣлаго возраста, для котораго эти удовольствія болѣе не существуютъ. Пора ихъ минула безвозвратно. Оглядываясь назадъ, думаешь, что прошло сравнительно лишь немного лѣтъ, но въ дѣйствительности за это время утекло много воды. Блюдіеръ сошелъ уже въ могилу и не станетъ болѣе разносить неповинныхъ авторовъ, или же надувать квартирныхъ хозяевъ, не платя имъ денегъ за комнату. Одаренный громадными свѣдѣніями и необычайнымъ легкомысліемъ, остроумный и безрасудный Шандонъ опочилъ тоже непробуднымъ сломъ. Недавно похоронили на католическомъ кладбищѣ также и Вергана. Онъ не можетъ болѣе подлизываться или льстить, -- изобрѣтать газетныя утки и пить родную, ирландскую водку цѣлыми полуштофами.
   Лондонскій сезонъ былъ въ полномъ разгарѣ. Великосвѣтскія газеты изобиловали извѣстіями о банкетахъ, раутахъ и балахъ, которыми забавляло себя аристократическое общество. Въ Сентджемскомъ дворцѣ у ея величества назначались парадные выходы и придворные балы. Сквозь зеркальныя стекла венеціанскихъ оконъ въ клубахъ виднѣлись цѣлыми массами головы достопочтенныхъ краснолицыхъ джентльменовъ, углубившихся въ чтеніе газетъ. По Змѣиной аллеѣ тянулись нескончаемой вереницей цѣлыя тысячи экипажей, а въ Большой аллеѣ (Rotten Row) разъѣзжали цѣлые эскадроны щеголеватыхъ всадниковъ. Въ столицу съѣхались рѣшительно всѣ и маіоръ Пенденнисъ, разумѣется, былъ тамъ тоже на лицо.
   Однажды утромъ этотъ достойный джентльменъ, перевязавъ себѣ голову хорошенькимъ, пестрымъ, шелковымъ платкомъ и окутавъ худощавое свое туловище турецкимъ дорогимъ халатомъ, сидѣлъ возлѣ камина, держа страдавшія подагрой ноги въ прохлаждающей ваннѣ. Одновременно съ этимъ онъ изволилъ кушать утренній чай и читать "Утреннюю почту". Онъ былъ бы не въ силахъ вынести бремя предстоявшаго дня, если бы не подготовился къ нему съ утра одѣваніемъ, на которое тратилось ровнехонько два часа, включая сюда чаепитіе и чтеніе "Утренней почты". Думаю, что, кромѣ камердинера Моргана, никто въ свѣтѣ, не исключая даже барина, которому прислуживалъ Морганъ, не зналъ, какимъ слабымъ и дряхлымъ старикашкой постепенно становился маіоръ и какое безчисленное множество мелочныхъ удобствъ оказывалось для него уже необходимымъ.
   Нашъ братъ, мужчины, имѣютъ привычку смѣяться надъ искусственными приспособленіями, къ которымъ прибѣгаютъ пожилыя красотки. Мы охотно распространяемся о бѣлилахъ, румянахъ, духахъ, накладныхъ локонахъ и косахъ,-- о безчисленномъ множествѣ невѣдомыхъ намъ въ точности пріемовъ и средствъ, съ помощью которыхъ дамы будто бы маскируютъ опустошенія, произведенныя въ ихъ красотѣ временемъ, и возстановляютъ прелести, похищенныя у нихъ злокозненными годами. Надо полагать, что и дамы, въ свою очередь, не остаются въ наивномъ невѣдѣніи относительно тщеславія, которымъ заражены въ одинаковой съ ними степени также и мужчины. Особы прекраснаго пола знаютъ, что туалетъ пожилого щеголя отличается столь же мудреной многосложностью, какъ ихъ собственный. Старичекъ Румянцовъ не спроста обладаетъ такимъ прелестнымъ, розовымъ цвѣтомъ лица. Его сверстникъ Блондель, въ свою очередь, платитъ своему парикмахеру хорошія деньги за эссенцію, превращающую его сѣдины въ роскошные золотисто-русые волосы. Случалось-ли вамъ видѣть лорда Молодецкаго въ такую минуту, когда онъ не гарцуетъ на бойкомъ: своемъ конѣ и думаетъ, что никто на него не смотритъ. Вынутые изъ стремянъ лакированные сапоги благороднаго лорда съ трудомъ лишь могутъ взобраться на крыльцо дѣдовскаго его дворца. На большой аллеѣ парка Молодецкій, особенно если смотрѣть на него сзали, производитъ впечатлѣніе молодого аристократа, смѣло и бойко ѣздящаго верхомъ, но какъ только онъ слѣзетъ съ лошади, превращается: въ дряхлаго, отжившаго старца. Не знаю, можете-ли вы хоть приблизительно составить себѣ понятіе о Дикѣ Шнуровкиномъ въ естественномъ его видѣ, безъ корсета (замѣтимъ кстати, что Ричардъ Шнуровкинъ въ теченіе, цѣлыхъ уже шестидесяти лѣтъ извѣстенъ лондонскому обществу подъ уменьшительнымъ именемъ Дика). Для наблюдателя нравовъ и обычаевъ человѣческаго муравейника такіе мужчины являются объектами столь же достойными созерцанія, какъ и наиболѣе престарѣлыя Венеры съ Бельгравской площади или самыя закоснѣлыя изъ майфайрскихъ Іезавелей! Возьмемъ, напримѣръ какого: нибудь молодящагося прожигателя жизни, который за послѣднія пяты десять лѣтъ никогда не молился Богу (иначе, какъ только публично),-- стараго щеголя, цѣпляющагося; за привычки молодости, посколько дозволяетъ ему разслабленное здоровье,-- весельчака, отказавшагося отъ бутылки, но продолжающаго. сидѣть за столомъ по уходѣ дамъ, въ обществѣ пьянствующей молодежи, которой онъ разсказываетъ скоромные анекдоты, запивая ихъ чистой водицей. Этотъ джентльменъ давно уже утратилъ способности наслаждаться женщинами, но говоритъ о нихъ такъ же ехидно, какъ самый молодой ловеласъ. Если бы какой-нибудь пасторъ въ Пимлико, или Сентджемскомъ кварталѣ приказалъ церковнымъ сторожамъ привести такого пожилого джентльмена какъ разъ на середину церкви и усадить его въ кресло, а затѣмъ, взявъ его въ качествѣ текста, прочелъ бы о немъ своимъ прихожанамъ проповѣдь, этотъ джентльменъ оказался бы хоть разъ въ жизни полезнымъ своимъ ближнимъ. Весьма вѣроятно, онъ и самъ бы удивился тому, что отъ него можно было почерпнуть кое-какія благія мысли. Мы въ данную минуту уклонились, впрочемъ, отъ нашего предмета, а именно отъ достопочтеннаго маіора, которому пришлось все время сидѣть, держа ноги въ холодной водѣ. Морганъ вынимаетъ ихъ изъ ванны, гдѣ онѣ подвергались процессіи охлажденія и очищенія,-- тщательно обтираетъ ихъ, а затѣмъ начинаетъ приводить пожилого джентльмена въ приличное состояніе, облачая его въ корсетъ и парикъ, накрахмаленный галстухъ, безукоризненно чистые сапоги и перчатки.
   Въ продолженіе этихъ часовъ одѣванія Морганъ и его баринъ конфиденціально бесѣдуютъ другъ съ другомъ. Имъ некогда разговаривать въ другое время дня, такъ какъ маіоръ ненавидитъ общество своихъ собственныхъ столовъ и стульевъ,-- Морганъ же, одѣвъ своего барина и сдавъ на почту его письма, можетъ располагать своимъ временемъ по собственному усмотрѣнію.
   Ловкій и дѣятельный камердинеръ маіора, обладавшій манерами благовоспитаннаго джентльмена, пользовался своими досугами для поддержанія дружескихъ сношеній съ камеръ-лакеями и дворецкими британской аристократіи. Морганъ Пенденнисъ, какъ его называли въ кружкахъ упомянутаго отборнаго общества, былъ частымъ и желаннымъ гостемъ въ нѣкоторыхъ изъ самыхъ аристократическихъ, лондонскихъ кухонь. Онъ состоялъ членомъ двухъ вліятельныхъ клубовъ въ Майфайрѣ и Пимлико, а потому имѣлъ возможность знать всѣ городскія сплетни и доставлять своему барину пріятный и полезный запасъ свѣдѣній въ двухъ часовой бесѣдѣ, происходившей у нихъ во время одѣванья. Морганъ зналъ безчисленное множество дѣйствительныхъ и вымышленныхъ подробностей о людяхъ, принадлежащихъ къ самымъ высшимъ общественнымъ сферамъ, гдѣ прислуга также выдаетъ секреты своихъ господъ, какъ и собственныя наши горничныя и кухарки, сударыня, которыя позволяютъ себѣ обсуждать на кухнѣ наши достоинства и недостатки, скупость или щедрость, денежныя средства и затрудненія, семейныя супружескія ссоры и недоразумѣнія. Стоитъ только оставить мнѣ эту страничку на письменномъ столѣ и я ни мало не сомнѣваюсь, что горничная Бетти прочтетъ ее украдкой и сдѣлаетъ сегодня вечеромъ предметомъ обсужденія на кухнѣ. Это не помѣшаетъ означенной горничной подать мнѣ на другой день завтракъ съ видомъ такой наивной невинности, что никто въ свѣтѣ не могъ бы, кажется, заподозрить ее въ шпіонствѣ. Если у васъ выйдетъ о чемъ-нибудь крупный разговоръ съ капитаномъ (что представляется въ супружеской жизни фактически возможнымъ), то обстоятельства ссоры и характеры васъ обоихъ будутъ обсуждаться съ безпристрастнѣйшимъ краснорѣчіемъ за чаемъ на кухнѣ. Если горничная госпожи Смиэсъ случайно кушаетъ чай въ гостяхъ у вашей прислуги, то ея присутствіе наврядъ-ли остановитъ вышеупомянутыя психологическія изслѣдованія. Напротивъ того, она и сама откровенно выскажетъ свое мнѣніе о вашихъ свойствахъ и качествахъ, а на другой день ея барыня вѣроятно узнаетъ, что между капитаномъ Джонсомъ и его супругой произошла по обыкновенію ссора. Нѣтъ-съ, шила въ мѣшкѣ не утаишь! Moжете быть увѣрены, что прислуга знаетъ всю вашу подноготную! Этотъ соціальный законъ дѣйствуетъ одинаково неумолимо, какъ въ нашихъ низменныхъ сферахъ, такъ и въ недосягаемыхъ для насъ общественныхъ высяхъ. Не только мы съ вами, но даже и свѣтлѣйшіе герцоги далеко не герои для своихъ камердинеровъ. "Человѣкъ" его свѣтлости, въ своемъ клубѣ, гдѣ онъ, безъ сомнѣнія, встрѣчается съ "человѣками" одинаковаго общественнаго съ нимъ ранга, говоритъ о характерѣ и дѣлахъ своего барина съ сердечною искренностью, приличествующей джентльменамъ, связанными другъ съ другомъ узами взаимнаго довѣрія. Господа камердинеры, являющіеся волею судебъ повѣренными нашихъ тайнъ, конфиденціально повѣряютъ эти тайны другъ другу. Поэтому-то, если кто изъ насъ скряжничаетъ и хлопочетъ о приращеніи своихъ капиталовъ процентами,-- или же, напротивъ того, вынужденъ ставить благородное свое имя на векселяхъ, заемныхъ письмахъ и т. п. и такимъ образомъ попадаютъ въ когти ростовщиковъ, если кто ухаживаетъ за чьей-либо женою или хочетъ выдать свою дочь за кого-либо, кто отъ нея открещивается руками и ногами,-- все это будетъ извѣстно и вѣдомо въ самыхъ мелочныхъ подробностяхъ всякому, кто принадлежитъ такъ или иначе къ "порядочному" обществу. Маіоръ Пенденнисъ пользовался репутаціей положительно всевѣдущаго человѣка. Онъ былъ знатокомъ по части великосвѣтской сплетни и скандала, но вмѣстѣ съ тѣмъ отличался изумительнѣйшей способностью держать языкъ за зубами. Чувство справедливости къ Моргану заставляетъ насъ, однако, сознаться, что значительная часть свѣдѣній его барина почерпалась этимъ достойнымъ джентльменомъ отъ своего камердинера, ежедневно отправлявшагося для добыванія ихъ, если можно такъ выразиться, на фуражировку. Желая досконально ознакомиться съ лондонскимъ обществомъ, всего естественнѣе, вѣдь, начинать его изслѣдованіе съ самаго фундамента, то есть съ людскихъ и кухонъ.
   Такимъ образомъ, мистеръ Морганъ и его баринъ бесѣдовали другъ съ другомъ во время одѣванія этого послѣдняго. За день передъ тѣмъ былъ во дворцѣ парадный пріемъ. Маіоръ прочелъ въ спискѣ особъ, удостоившихся счастія представляться ея величеству, фамиліи леди Клеверингъ (которую леди Рокминстеръ представила королевѣ) и миссъ Эмори (представленной ея величеству своею матерью леди Клеврингъ). Въ другомъ отдѣлѣ газеты описаны были костюмы упомянутыхъ особъ съ необычайною точностью и на спеціальномъ жаргонѣ, которая, безъ сомнѣнія, станетъ приводить будущихъ антикваріевъ въ крайнее изумленіе и недоумѣніе. Читая эти знакомыя фамилія, маіоръ Пенденнисъ невольно вернулся къ своимъ воспоминаніямъ въ провинцію, въ окрестности Ферокса.
   -- Давно ужъ переѣхали Клевринги въ Лондонъ?-- спросилъ онъ своего камердинера.-- Не случалось-ли вамъ встрѣчаться, Морганъ, съ кѣмъ-либо изъ ихъ людей?
   -- Сэръ Френсисъ отказалъ своему иностранцу, сударь, и взялъ къ себѣ въ камердинеры одного изъ моихъ пріятелей, который обратился даже ко мнѣ съ просьбой дать ему рекомендательное письмо,-- отвѣчалъ Морганъ.-- Вы, сударь, можетъ быть, помните Тоулера, такой еще высокій, рыжеволосый мужчина, а вѣдь волосы у него на самомъ дѣлѣ крашеные. Былъ камеръ-лакеемъ въ домѣ лорда Леванта, пока его сіятельство не изволили обанкротиться. Положимъ, что для Тоулера до нѣкоторой степени унизительно перейти отъ лорда Леванта къ Клеврингу, но бѣдному человѣку, сударь, особенно разбирать не приходится,-- добавилъ патетическимъ тономъ камердинеръ.
   -- Да, клянусь Богомъ, вся эта исторія вышла очень прискорбной для Тоулера, но не особенно пріятной и лорду Леванту, хе, хе, хе!-- замѣтилъ маіоръ, котораго забавлялъ тонъ искренняго соболѣзнованія, звучавшій въ отзывѣ мистера Моргана о положеніи своего пріятеля.
   -- Я давно уже зналъ, сударь, что дѣло идетъ къ этому и четыре года тому назадъ разсказывалъ вамъ, весною, что лордъ Левантъ изволили очень запутаться, потому, значитъ, что ея сіятельство закладывали тогда свои брилліанты. Тоулеръ именно и отвозилъ ихъ на двухъ извозчикахъ къ закладчику Добри. Туда же отправилось и почти все столовое серебро. Помните, вы еще видѣли его потомъ въ ресторанѣ Блэкуелля съ гербомъ и короной Левантовъ, а лордъ Левантъ сидѣлъ тамъ какъ разъ передъ бывшей собственной своей серебряной суповой миской на обѣдѣ у лорда Штейна. Прошу извиненія, сударь, я, можетъ быть, васъ обрѣзалъ?
   Морганъ производилъ какъ разъ въ это время надъ подбородкомъ маіора деликатную операцію, являющуюся изишней для особъ прекраснаго пола. Продолжая дѣйствовать бритвой съ искусствомъ, которому могъ бы позавидовать опытный спеціалистъ, почтенный камердинеръ продолжалъ разсказывать своему барину:
   -- Клевринги наняли домъ на Гросвенорской площади и начали страсть какъ выѣзжать. Ихъ сіятельства разсчитываютъ дать въ нынѣшній сезонъ три бала, не считая еженедѣльныхъ званыхъ обѣдовъ. Понятное дѣло, что они этого не выдержатъ: капиталовъ у нихъ не хватитъ.
   -- Когда я жилъ въ Фэроксѣ, у нея былъ чертовски хорошій поваръ,-- замѣтилъ маіоръ, очевидно не принимавшій особенно близко къ сердцу печальную участь, которая грозила состоянію вдовы Эмори.
   -- Его звали мосье Мираболанъ, сударь, но только онъ, сударь, отъ нихъ отошелъ,-- объявилъ Морганъ.
   Маіоръ, обнаруживая на этотъ разъ въ свою очередь искреннее сочувствіе, сказалъ:-- Очень жалъ, что пришлось его потерять.
   -- Изъ-за этого мосье Мираболана вышла страшнѣйшая исторія,-- продолжалъ Морганъ.-- На балу въ Баймутѣ, сударь, этотъ безстыдникъ, прости его Господи, вызвалъ мистера Артура на драку, въ которой мистеръ Артуръ здорово его отдубасилъ и собирался уже выбросить изъ окна, если бы не вмѣшался въ дѣло кавалеръ Стронгъ, заставившій отпустить душу проклятаго француза на покаяніе. Извините меня, сударь, за рѣзкое выраженіе, но эти французскіе повара всегда такіе гордецы и нахалы, какъ если бы они были настоящими джентльменами.
   -- Я, помниться, слышалъ мелькомъ объ этой ссорѣ,-- подтвердилъ маіоръ, -- но вѣдь Мираболана изъ-за нея тогда не выгнали!
   -- Нѣтъ, сударь, эту исторію замяли. Господинъ Артуръ надлежаще проучивъ француза, простилъ ему. Повару отказали, сударь, изъ-за миссъ Эмори. Эти французы народъ ужасно самонадѣянный и воображаютъ, что въ нихъ непремѣнно должны всѣ влюбляться. Мосье Мираболанъ, съ помощью, большой виноградной лозы, размѣщенной шпалерами вдоль стѣны замка, вскарабкался на окно барышниной спальни и собирался уже туда взлѣзть, когда его, сударь, изловили. Господинъ Стронгъ приказалъ подвезти пожарный насосъ, которымъ поливаютъ цвѣты, и принялся окачивать француза холодной водой. Тутъ, сударь, поднялся такой скандалъ, что Боже упаси!
   -- Однакоже это и въ самомъ дѣлѣ страшная наглость. Вы, разумѣется, не думаете, что миссъ Эмори его поощряла?-- воскликнулъ маіоръ, съ изумленіемъ подмѣтивъ на лицѣ мистера Моргана своеобразное саркастическое выраженіе.
   Физіономія камердинера немедленно приняла обычный видъ философскаго спокойствія и хладнокровія.-- Я, сударь, на этотъ счетъ положительно ничего не знаю, -- возразилъ онъ.-- Да и можно развѣ нашему брату знать про такія господскія дѣла? Должно быть ничего серьезнаго тутъ не было, а мало-ли сколько брешутъ, съ позволенія сказать, про барскія семейныя приключенія. Извѣстно только, что Мираболанъ выѣхалъ изъ замка со всѣмъ имуществомъ и богатствомъ, -- съ своими соусниками и фортепіаномъ. У этого молодчика, прости Господи, есть фортепіано и онъ сочиняетъ на французскомъ своемъ языкѣ стихи!... Такъ, видите-ли, сударь, онъ нанялъ въ Клеврингѣ квартиру и бродилъ все время по сосѣдству отъ замка. Говорятъ, будто модистка, госпожа Фрибсби, возила отъ него письма дѣвицѣ Эмори, чему я, однако же, не вѣрю, точно также и не вѣрю тому, будто онъ хотѣлъ отравить себя угаромъ. Должно быть все это была мошенническая штука, устроенная имъ сообща съ госпожею Фрибсби. Вѣрно только то, что сторожъ въ паркѣ чуть было не застрѣлилъ проклятаго французика.
   Случилось, что въ тотъ самый день, маіоръ занялъ наблюдательную позицію у большого венеціанскаго окна въ Байскомъ клубѣ на Сентджемской улицѣ. Это, разумѣется, случилось послѣ полудня, въ тотъ часъ, когда штукъ десять или двадцать достопочтенныхъ, великосвѣтскихъ щеголей доставляютъ себѣ подобное же удовольствіе. Необходимо замѣтить, что Бэйскій клубъ теперь уже устарѣлъ и не принаджитъ къ числу самыхъ модныхъ, а потому большинство его членовъ относятся къ категоріи, такъ называемыхъ, пожилыхъ людей. Во времена Принца-регента эти пожилые джентльмены стояли у того же окна и многіе изъ нихъ считались тогда первоклассными, великосвѣтскими львами. И такъ, маіоръ Пенденнисъ смотрѣлъ сквозь зеркальныя стекла большого венеціанскаго окна на улицу, когда увидѣлъ своего племянника Артура, шествовавшаго по ней въ обществѣ своего пріятеля, высокороднаго Перси Попджоя.
   -- Скажите на милость, Пенъ,-- освѣдомился Попджой, когда они поровнялись съ клубомъ,-- доводилось-ли вамъ проходить въ четыре часа пополудни мимо этого окна, безъ того, чтобы тамъ не торчала цѣлая коллекція престарѣлыхъ чучелъ? Это, съ позволенія сказать, настоящій музеумъ! Ихъ слѣдовало бы по настоящему отлить изъ воска и выставить у госпожи Тиссо.
   -- Разумѣется, въ кабинетѣ стародавнихъ ужасовъ!-- замѣтилъ съ усмѣшкою Пенъ.
   -- Да, именно въ кабинетѣ ужасовъ! Клянусь Богомъ, это прекрасная мысль!-- воскликнулъ Попджой.-- Большинство изъ нихъ старыя протобестіи и самаго что ни на есть коварнаго типа. Вотъ, напримѣръ, хоть старикъ Блондель, или мой дядюшка Подагринъ, самый нераскаянный старый грѣшникъ во всей Европѣ, или хоть... Да вотъ кто-то стучитъ тамъ въ окно и киваетъ намъ головой!
   -- Это мой дядюшка, маіоръ. Считаете вы его тоже старымъ грѣшникомъ?-- спросилъ Пенъ.
   -- Да еще какимъ! Самымъ окаяннымъ!-- отвѣчалъ Попъ, многозначительно покачивая головой.-- Это вѣдь грѣшникъ какихъ мало. Онъ приглашаетъ васъ войти и должно быть хочетъ съ вами переговорить.
   -- Заходите и вы за компанію!
   -- Нѣтъ, мнѣ никакъ нельзя,-- возразилъ Попджой.-- Дядюшка Подагринъ все еще на меня дуется за то, что два года тому назадъ, я подтибрилъ у него красоточку, мадемуазель Франжинанъ. Такъ-то-съ, сударь, мнѣ приходится теперь держать съ нимъ ухо востро!
   Съ этими словами юный грѣшникъ покинулъ Пена и клубъ старыхъ протобестій. Пройдя нѣсколько шаговъ дальше, онъ зашелъ въ клубъ Блекуера, посѣщаемаго но преимуществу окаянными грѣшниками одного съ нимъ возраста.
   Подагринъ, Блондель и другіе пожилые, великосвѣтскіе дэиди какъ разъ толковали о семьѣ Клевринговъ, прибытіе которыхъ въ Лондонъ служило для маіора предметомъ утренней бесѣды съ своимъ камердинеромъ. Мистеръ Блондель жилъ на Гросвенорской площади, какъ разъ рядомъ съ сэромъ Френсисомъ Клеврнигомъ. Угощая самъ пріятелей хорошими обѣдами, онъ естественно долженъ былъ обратить вниманіе также и на дѣятельность, которая обнаруживалась на кухнѣ у его сосѣда. Дѣйствительно сэръ Френсисъ обзавелся новымъ поваромъ, который не разъ передъ тѣмъ бывалъ на кухнѣ мистера Блонделя и руководилъ тамъ изготовленіемъ шикарныхъ обѣдовъ. Обыкновенно на этой кухнѣ хозяйничала весьма искусная, впрочемъ, кухарка, вслѣдствіе чего Блондель приглашалъ опытныхъ поваровъ, оказывавшихся временно безъ занятій, лишь когда ему предстояло давать банкеты.
   -- Они входятъ въ чертовски страшные расходы и собираютъ у себя, какъ я слышалъ, чертовски скверное общество,-- говорилъ мистеръ Блондель.-- Они, клянусь Богомъ, хватаютъ людей съ улицы и тащатъ къ себѣ обѣдать. Новый французскій ихъ поваръ, Шампиньонъ (надо отдать ему справедливость, человѣкъ порядочный) разсказываетъ, будто сердце его обливается кровью при мысли о томъ, что онъ долженъ готовить обѣды для разныхъ, съ позволенія сказать, проходимцевъ. Какъ жаль, что у этихъ плебеевъ водятся иногда деньги!-- воскликнулъ мистеръ Блондель, дѣдушка котораго былъ фабрикантомъ патентованныхъ кожаныхъ подтяжекъ, а почтенный родитель ссужалъ деньгами принцевъ королевской крови и былъ за то возведенъ въ баронеты.
   -- Жаль, что я самъ не встрѣтился съ вдовушкой, вмѣсто того, чтобы мучиться въ Ливорно проклятыми припадками подагры. Я самъ женился бы тогда на ней,-- замѣтилъ со вздохомъ лордъ Подагринъ.-- Говорятъ, будто у нея имѣется шестьсотъ тысячъ фунтовъ стерлинговъ въ облигаціяхъ англійскаго государственнаго долга.
   -- Положимъ, что у нея столько и не найдется. Я зналъ ея семью въ Индіи. У Спелля были тамъ громадныя плантаціи иидиго. Я знаю про нее всю подноготную. Помѣстье Клевринговъ какъ разъ смежно съ нашимъ... Однако же... Да! Это мой племянникъ! Онъ идетъ съ вашимъ...
   -- Съ моимъ племянникомъ, этой проклятой молодой бестіей!-- воскликнулъ лордъ Подагринъ, бросивъ на Попджоя сердитый взглядъ изъ подъ своихъ сверкающихъ бровей. Затѣмъ, когда маіоръ Пенденнисъ постучалъ въ окно, благородный лордъ отошелъ въ сторону.
   Маіоръ былъ въ прекраснѣйшемъ настроеніи духа. Солнце ярко свѣтило, но вмѣстѣ съ тѣмъ погода стояла прохладная и освѣжающая. Онъ задумалъ навѣстить именно въ этотъ день лэди Клеврингъ и находилъ для себя пріятнымъ пройтись въ обществѣ Артура черезъ паркъ до дверей ея дома. Пенъ, въ свою очередь, былъ не прочь пройтись съ своимъ именитымъ родственникомъ, указавшимъ ему въ продолженіи краткаго пути по Сентъ-Джемской улицѣ съ дюжину знатныхъ особъ, причемъ этотъ именитый родственникъ удостоивался, въ отвѣтъ на свои поклоны, кивковъ головы отъ герцога, съ которымъ они встрѣтились на перекресткѣ, отъ епископа (верхомъ на жеребчикѣ) и отъ одного изъ министровъ, прогуливавшагося подъ зонтикомъ. Герцогъ подалъ старшему Пенденнису палецъ своей перчатки, цвѣта трубочной глины, и маіоръ пожалъ этотъ палецъ всею своею рукою съ видомъ самаго подобострастнаго уваженія. Пенъ держалъ маіора за лѣвую руку, въ то время какъ другая рука этого джентльмена пожимала одинъ изъ пальцевъ герцогской десницы. Молодой человѣкъ чувствовалъ себя поэтому до извѣстной степени въ соприкосновеніи съ упомянутой знатной особой. Немудрено, что при такихъ обстоятельствахъ кровь бросилась ему въ голову. Онъ совершенно искренно желалъ въ эту минуту, чтобы вся Картезіанская школа, Оксфордскій университетъ, Патерностерскій переулокъ и Темпль въ лицѣ ихъ населенія мужескаго и женскаго пола, а также Лаура и его мамаша изъ Фэрокса,-- стояли бы по обѣ стороны улицы и были бы такимъ образомъ очевидцами свиданія между нимъ, его дядей и знаменитѣйшимъ герцогомъ въ свѣтѣ.
   -- Какъ поживаете, Пенденнисъ? Не правда-ли, прекрасная погода?-- мудро изрекъ сіятельнѣйшій герцогъ и, кивнувъ августѣйшей головою, прошелъ мимо въ синемъ своемъ сюртукѣ и непрочно бѣлыхъ лосиныхъ брюкахъ. Бѣлый набалдашникъ его тросточки украшала болтавшаяся позади блестящая кисть.
   Старикъ Пенденнисъ, у котораго усматривалось яко бы сходство съ свѣтлѣйшимъ герцогомъ, примялся безсознательно подражать великому человѣку, съ которымъ только что разстался и, между прочимъ, началъ выражаться лаконическими тирадами въ веллингтоновскомъ вкусѣ. Безъ сомнѣнія, многимъ изъ насъ случалось встрѣчаться съ офицерами, болѣе или менѣе безсознательно подражавшими величайшему изъ полководцевъ нынѣшняго столѣтія,-- измѣнившими естественный свой характеръ и даже прежнія привычки въ силу того обстоятельства, что судьба одарила ихъ, напримѣръ, орлинымъ носомъ. Подобнымъ же образомъ многіе почтенные джентльмены гордятся высокимъ челомъ, обусловливающимъ извѣстное сходство съ Каннингомъ, другіе же чванятся и тщеславятся по поводу воображаемаго сходства съ великимъ и досточтимымъ Георгомъ IV (мы назвали подобное сходство воображаемымъ, такъ какъ развѣ позволительно на самомъ дѣлѣ для простого смертнаго походить на такого дивно прелестнаго и совершеннѣйшаго во всѣхъ отношеніяхъ человѣка?). Найдутся и до сихъ поръ люди, которые носятъ отложные воротнички, думая, что въ нихъ они смахиваютъ на лорда Байрона. Недавно лишь похоронили бѣднягу Тома Бикерстафа, который, обладая столь же мало развитымъ воображеніемъ, какъ мистеръ Джозефъ Юмъ, постоянно смотрѣлся въ зеркало, пока не нашелъ у себя сходства съ Шекспиромъ. Тогда онъ началъ брить себѣ лобъ и, для дополненія сходства съ безсмертнымъ бардомъ, сталъ неустанно писать трагедіи и умеръ въ состояніи полнѣйшаго умопомѣшательства, погубленный именно легкимъ сходствомъ своего лба съ шекспировскимъ. Такія, или же подобныя имъ проявленія тщеславія доводилось неоднократно замѣчать каждому, кто жилъ не въ четырехъ стѣнахъ отшельнической кельи. Пенъ съ врожденнымъ у него ехидствомъ подсмѣивался надъ тѣмъ, какъ его дядюшка подражалъ великому человѣку, съ которымъ они только что разстались. Съ другой стороны, однако, мистеръ Пенъ былъ въ свою очередь зараженъ тщеславіемъ, быть можетъ, въ неменьшей мѣрѣ, чѣмъ самъ маіоръ, и шествовалъ съ надменнымъ и высокомѣрнымъ видомъ рядомъ съ этимъ джентльменомъ.
   -- Да, мой милѣйшій,-- сказалъ старый холостякъ въ то время, какъ они шли по Зеленому парку, гдѣ весело рѣзвилась толпа ребятишекъ. Мальчики изъ магазиновъ и мастерскихъ, исполнявшіе должность разсыльныхъ, играли тамъ въ орлянку. Нѣсколько овецъ паслись на лужайкѣ, залитой солнечнымъ свѣтомъ, драматическій актеръ зубрилъ вслухъ свою роль на скамейкѣ, нянюшки съ ввѣренными ихъ попеченію питомцами бродили взадъ и впередъ и нѣсколько влюбленныхъ парочекъ прогуливались, не удостоивая ни малѣйшаго вниманія весь внѣшній міръ.-- Да, мой любезнѣйшій,-- продолжалъ маіоръ, -- прими во вниманіе, что для бѣднаго человѣка хорошія знакомства и связи важнѣе всего на свѣтѣ. Кто такіе, спрашивается, были люди, рядомъ съ которыми я стоялъ у окна Бейскаго клуба? Двое изъ нихъ, сударь, британскіе пэры, а третій будетъ пэромъ,: какъ только умретъ двоюродный его дѣдъ, съ которымъ недавно случился въ третій разъ уже ударъ. Изъ остальныхъ четырехъ нѣтъ ни одного, кто получалъ бы менѣе семи тысячъ фунтовъ стерлинговъ въ годъ. Взгляни на этотъ темносиній бругамъ, въ который запряженъ великолѣпный сѣрый рысакъ въ яблокахъ. Онъ стоить какъ разъ у подъѣзда клуба и ты, безъ сомнѣнія, съумѣешь его различить среди полусотни другихъ. Это экипажъ сэра Гюга Трумпингтона, который во всю свою жизнь никогда не ходилъ пѣшкомъ. Если ему надо кого-нибудь навѣстить по сосѣдству, хотя бы даже въ смежномъ домѣ, или черезъ улицу, напримѣръ, родную свою мать, вдовствующую графиню (которой я тебя, разумѣется, представлю, такъ какъ у нея бываютъ самыя что ни на есть сливки лондонскаго общества) онъ, сударь, садится верхомъ на коня у подъѣзда подъ No 23 и снова слѣзаетъ съ лошади у нумера 25. Теперь онъ въ верхнемъ этажѣ Бейскаго клуба играетъ въ пикетъ съ графомъ Нунтеромъ. Трумпингтонь пользуется репутаціей чуть-ли не искуснѣйшаго въ Англіи игрока и репутація эта можетъ быть совершенно заслуженной, такъ какъ онъ играетъ аккуратно каждый день, кромѣ воскресенья (сэръ Гюгъ человѣкъ весьма религіозный), съ половины четвертаго до половины восьмого, когда начинаетъ одѣваться къ обѣду.
   -- Весьма благоговѣйный способъ времяпрепровожденія,-- замѣтилъ съ усмѣшкою Пенъ, полагая, что его дядюшка впадаетъ въ старческую болтливость.
   -- Дѣло это до насъ съ вами, сударь, не касается. Человѣкъ съ его состояніемъ можетъ проводить время какъ ему вздумается. Когда ты будешь баронетомъ,-- членомъ парламента отъ Честерскаго графства, -- владѣльцемъ помѣстья, состоящаго изъ десяти тысячъ акровъ лучшей пахатной земли, не считая другихъ угодій, и занимать такой высокій должностный постъ, какъ Трумпингтонъ (который, впрочемъ, никогда не ходитъ въ свой департаментъ), тебѣ, разумѣется, можно будетъ жить какъ заблагоразсудится.
   -- Вы, дядюшка, начали говорить про бругамъ, да такъ и не закончили,-- возразилъ племянникъ, едва удерживаясь отъ смѣха.
   -- Про его бругамъ... да, я дѣйствительно отклонился отъ первоначальнаго предмета разговора. Ну что же, revenons à nos moutons, какъ сказали бы французы. Да-съ, такъ видишь-ли, я могу всегда разсматривать этотъ бругамъ какъ свой собственный, по крайней мѣрѣ, отъ четырехъ до семи часовъ пополудни. Я могу располагать имъ тогда совершенно въ такой же степени, какъ если бы нанималъ его за тридцать фунтовъ стерлинговъ въ мѣсяцъ изъ заведенія Тюльбюри. Сэръ Гюгъ -- добрѣйшій малый въ свѣтѣ и если бы погода не стояла теперь такая прекрасная, то мы съ тобою отправились бы на Гросвенорскую площадь въ его бругамѣ. Пойми же теперь, какъ выгодно знакомство съ богатыми людьми. Я обѣдаю даромъ,-- пользуюсь дачей и верховыми лошадьми даромъ; богатые мои знакомые держатъ для меня егерей и охотничьихъ собакъ. Sic vos non vobis, какъ говорилось у насъ въ Картезіанской школѣ. Я совершенно согласенъ съ мнѣніемъ стараго моего пріятеля Піявкина, служившаго врачемъ въ сорокъ четвертомъ полку. Подобно большинству шотландцевъ, онъ былъ чертовски хитрый и ловкій малый. Такъ видишь-ли, этотъ самый Піявкинъ говорилъ, будто онъ слишкомъ бѣденъ для того, чтобы знаться съ бѣдными людьми.
   -- У васъ, дядюшка, слово расходится съ дѣломъ!
   -- Слово расходится съ дѣломъ, сударь? Какъ я долженъ это понимать?
   -- Если бы вы на практикѣ не были добрѣе, чѣмъ въ теоріи, то вы не соблаговолили бы обратить на меня ни малѣйшаго вниманія, когда я проходилъ по Сентъ-Джемской улицѣ мимо вашего клуба. Вѣдь, по точному смыслу изложенныхъ вами теоретическихъ принциповъ, вы, будучи знакомы съ герцогами и другими британскими магнатами, не должны были бы даже и замѣчать такую ничтожную личность, какъ вашъ покорный слуга и племянникъ. (Слова эти фактически свидѣтельствовали объ успѣхахъ мистера Пена въ житейской мудрости. Онъ умѣлъ не только подсмѣиваться втихомолку, но также и льстить).
   Маіоръ Пенденнисъ сразу не только успокоился, но вмѣстѣ съ тѣмъ ощутилъ большое удовольствіе. Дружески похлопавъ по плечу племянника, на которое опирался, онъ сказалъ:
   -- Ты, любезнѣйшій, для меня не посторонній, а въ нѣкоторомъ родѣ моя плоть и кровь. Я всегда тобою очень гордился и очень тебя любилъ, пока ты не надѣлалъ массу глупостей и не запутался въ долгахъ. Да, въ твоей пшеницѣ оказалось много плевеловъ, но я надѣюсь, что, по крайней мѣрѣ, теперь ты уже перебѣсился. Я положительно въ этомъ увѣренъ, чортъ возьми! Видишь-ли, Артуръ, я задаюсь цѣлью сдѣлать изъ тебя человѣка. Мнѣ бы хотѣлось, чтобы ты пріобрѣлъ въ обществѣ положеніе, приличествующее твоему имени Вѣдь ты, чортъ возьми, носишь одну фамилію со мною! Ты заручился уже кое-какою репутаціей, благодаря литературному твоему таланту. Я далекъ отъ того, чтобы пренебрегать этимъ талантомъ, хотя въ мое время, чортъ возьми, поэзія, геній и всякая тому подобная дребедень считались адски непристойными. Возьмемъ, напримѣръ, хоть бѣднягу Байрона: онъ раззорился въ конецъ и пріобрѣлъ самыя дурныя привычки оттого, что якшался съ поэтами, публицистами и тому подобнымъ разношерстнымъ людомъ. Теперь, однако, времена перемѣнились. Литература вошла, если можно такъ выразиться, въ моду и ловкачей изъ писателей принимаютъ, прахъ ихъ побери, въ самыхъ порядочныхъ домахъ! Tempora mutantur, сударь, и клянусь Юпитеромъ, что я совершенію согласенъ съ заявленіемъ Шекспира о томъ, что все существующее имѣетъ законное право на существованіе!
   Пенъ счелъ неумѣстнымъ указывать дядюшкѣ на неправильность приведенной цитаты и объяснять, кто именно былъ настоящимъ ея авторомъ. Тѣмъ временемъ, покинувъ Зеленый паркъ, дядюшка съ племянникомъ вошли на Гросвенорскую площадь и очутились у подъѣзда барскаго дома, нанятаго сэромъ Френсисомъ Клеврингомъ и его супругой.
   Ставни въ столовой этого великолѣпнаго дома были заново вызолочены. Великолѣпно отполированная рукоять звонка рѣзко выдѣлялась на заново выкрашенныхъ парадныхъ дверяхъ. Балконъ передъ гостиной изображалъ изъ себя миніатюрный садикъ съ прелестнѣйшими рѣдкими тропическими растеніями, среди которыхъ красовались изящными группами бѣлые, розовые и пунцовые цвѣты. Окна второго этажа (гдѣ находились собственные аппартаменты и уборная миледи) и даже небольшой мезонинъ въ третьемъ этажѣ, гдѣ, по мнѣнію проницательнаго мистера Пена, находилась дѣвственная спальня дѣвицы Бланшъ Эмори, были тоже убраны живыми растеніями и цвѣтами. Вообще, благодаря свѣжей окраскѣ, штукатуркѣ и блестящимъ зеркальнымъ стекламъ, домъ, нанятый Клеврингами, неминуемо долженъ былъ производить своей внѣшностью самое благопріятное впечатлѣніе даже на совершенно посторонняго зрителя.
   Пенъ тотчасъ же узналъ въ этомъ внѣшнемъ великолѣпіи изящный вкусъ и геніальную распорядительность кавалера Стронга.-- Вооброжаю, какъ долженъ былъ радоваться Стронгъ, устраивая здѣсь все такимъ роскошнымъ образомъ, -- мысленно говорилъ онъ себѣ.
   -- Лэди Клеврингъ ѣдетъ кататься, и мы вынуждены будемъ ограничиться тѣмъ, Артуръ, что оставимъ здѣсь свои кусочки картона,-- замѣтилъ маіоръ.
   Онъ употребилъ выраженіе "кусочки картона", слышанное отъ нѣсколькихъ остроумныхъ великосвѣтскихъ джентльменовъ и являвшееся поэтому модною фразой, какъ нельзя болѣе соотвѣтствовавшей молодости и неопытности его собственнаго племянника. Дѣйствительно, какъ разъ въ то время, когда оба мистера Пенденниса начали подыматься на крыльцо роскошнаго барскаго дома, подъѣхало къ этому крыльцу ландо,-- великолѣпный экипажъ, покрытый снаружи желтымъ лакомъ, а внутри отдѣланный тисненнымъ атласомъ, цвѣта кремъ,-- запряженный парою великолѣпныхъ сѣрыхъ лошадей, наборная серебряная сбруя которыхъ украшена была лентами ярко алаго цвѣта. На серебряныхъ бляхахъ сбруи, равно какъ и на панеляхъ кареты, красовались гербы, свидѣтельствовавшіе о древности и величіи аристократическихъ фамилій Клевринговъ и Снеллей. Кучеръ, въ громадномъ серебристо-сѣдомъ парикѣ, сидѣлъ на изящныхъ козлахъ, покрытыхъ бархатнымъ чехломъ, на которыхъ исполнены были золотошвейною работой таковые же гербы. Не смотря на свою молодость, онъ энергически сдерживалъ рьяныхъ коней и, благодаря парику, имѣлъ очень внушительную наружность въ своемъ камзолѣ, обшитомъ позументами, и въ башмакахъ съ маленькими пряжками. Напротивъ у выѣздныхъ лакеевъ Джона и Джемса пряжки на башмакахъ были, по положенію, большія и украшались бантомъ, покрывавшимъ почти всю верхнюю часть ноги.
   Одна изъ половинокъ парадныхъ дверей была раскрыта и Джонъ, принадлежавшій къ самымъ крупнымъ представителямъ своей расы, стоялъ, прислонившись къ косяку, въ живописной позѣ, скрестивъ ногу на ногу. Онъ былъ очень представительнымъ малымъ, или вѣрнѣе сказать гигантомъ, въ своихъ шелковыхъ чулкахъ и раздушеныхъ, напудреныхъ локонахъ. Рука его играла тростью съ золотымъ набалдашникомъ, полагавшейся ему по штату. Джемсъ пребывалъ невидимымъ, но находился по сосѣдству, такъ какъ вмѣстѣ съ джентльменомъ, не носившимъ ливреи, стоялъ въ прихожей, готовясь раскинуть коврикъ, но которому надлежало миледи пройти въ свой экипажъ. Вся эта обстановка съ людьми и вещами, на описаніе которой потребовалось бы затратить много времени, выяснялась сразу же опытному глазу.
   Едва только маіоръ и Пенъ успѣли перейти черезъ улицу, какъ, вторая половинка входныхъ дверей растворилась тоже настежъ. Великолѣпный волосяной коверъ развернулся по ступенькамъ крыльца, до самой подножки экипажа. Джонъ придерживалъ его съ одной стороны дверецъ, украшенныхъ гербами, а Джемсъ -- съ другой. Двѣ лэди, разряженныя но послѣдней модѣ, въ сопровожденіи третьей, которая несла лаявшую во всю мочь собаченку,-- хорошенькаго кингчарльза съ голубой ленточкой вмѣсто ошейника,-- вышли на крыльцо съ очевиднымъ намѣреніемъ сѣсть въ экипажъ.
   Миссъ Эмори сдѣлала это первая съ обычной своей граціозной легкостью и заняла въ ландо мѣсто, приходившееся ей наиболѣе но вкусу. За нею слѣдовала лэди Клеврингъ,-- особа сравнительно болѣе зрѣлыхъ лѣтъ и болѣе тяжелая на подъемъ. Одна изъ ея ножекъ въ зеленомъ атласномъ башмачкѣ и чулкѣ, который былъ несомнѣнно недуренъ, хотя относительно прелестей ладыжки, которую онъ охватывалъ, могло бы, пожалуй, обнаружиться разногласіе, оказывалась выставленной словно на показъ. Записной наблюдатель женскихъ прелестей, которому довелась бы проходить по сосѣдству въ моментъ этого торжественнаго церемоніала, могъ бы увидѣть вышеупомянутую ногу миледи, поднятой уже на подножку экипажа, въ то время, какъ его владѣлица опирала весь грузъ дороднаго своего тѣла на плечо Джемса, стоявшаго непоколебимо, словно каменный столпъ.
   Оба Пенденниса, старшій и младшій, имѣли случай созерцать эти прелести. Маіоръ сохранилъ свое обычное въ такихъ случаяхъ серьезное и вѣжливое выраженіе. Пенъ, въ свою очередь, смотрѣлъ съ нѣкоторой застѣнчивостью на великолѣпный экипажъ и его владѣлицъ, такъ какъ сердце молодого человѣка начало учащенно биться при воспоминаніи о нѣкоторыхъ, въ сущности маловажныхъ, событіяхъ, происходившихъ въ Клеврингскомъ замкѣ.
   Какъ разъ въ эту минуту лэди Клеврингъ обернувшись увидала обоихъ джентльменовъ. Она стояла уже на первой ступенькѣ подножки и въ слѣдующее затѣмъ мгновенье очутилась бы въ экипажѣ, но вмѣсто того отшатнулась назадъ съ такой энергіей, что съ раздушенной головы ея Джемса слетѣло цѣлое облако пудры. Затѣмъ, воскликнувъ: -- "Боже мой, да вѣдь это Артуръ Пенденнисъ и старикъ маіоръ!" она спрыгнула на земь и, протянувъ разомъ двѣ жирныя руки, тѣсно охваченныя перчатками оранжеваго цвѣта, эта добродушная дама горячо привѣтствовала маіора и его племянника.
   -- Войдите, пожалуйста, господа, милости просимъ. Отчего вы не навѣстили насъ раньше?.. Вылѣзай-ка, Бланшъ, изъ ландо! Тебѣ навѣрное будетъ пріятно повидаться съ нашими старинными друзьями. Я лично рада видѣть васъ обоихъ! Мы, признаться, давно уже васъ ожидали. Милости просимъ, полдникъ вѣдь еще у насъ на столѣ,-- восклицала гостепріимная дама, крѣпко сжимая обѣими руками руку Пена. Руку маіора она выпустила послѣ краткаго, но энергическаго пожатія. Бланшъ, возведя глазки къ верхушкамъ дымовыхъ трубъ, вышла тоже изъ ландо, покраснѣла и съ взглядомъ, исполненнымъ словно робкой мольбы, подала маіору Пенденнису крохотную свою ручку.
   Третья особа прекраснаго пола, оставшаяся одна съ собаченкой, пребывала нѣкоторое время въ нерѣшимости: "позволительно-ли будетъ лишить ни въ чемъ неповиннаго Фидо обычной прогулки на свѣжемъ воздухѣ?", но въ концѣ концовъ признала умѣстнымъ послѣдовать за остальнымъ обществомъ и вошла въ барскій домъ за лэди Клеврингъ, ея дочерью и обоими джентльменами. Ландо, запряженное борзыми сѣрыми конями, продолжало стоять у крыльца, незанятое никѣмъ, кромѣ кучера въ громадномъ серебристо-сѣдомъ его парикѣ.
   

ГЛАВА XXXVII,
въ которой снова является сильфида.

   Многія особы, занимавшія болѣе высокое общественное положеніе, чѣмъ камердинеръ Морганъ, не были такъ хорошо освѣдомлены, какъ этотъ джентльменъ, о дѣйствительныхъ размѣрахъ состоянія лэди Клеврингъ. Съ прибытіемъ этой высокородной лэди въ британскую столицу распространилась легенда о томъ, будто она обладаетъ колоссальнымъ богатствомъ. Утверждали, что богатства эти заключались въ плантаціяхъ индиго,-- быстроходныхъ судахъ, торгующихъ опіумомъ,-- вкладахъ въ банки, состоящихъ изъ несмѣтнаго множества мѣшковъ съ рупіями -- сундуковъ съ алмазами и другими драгоцѣнностями, полученными отъ индійскихъ раджей, и громадной ежегодной ренты ввидѣ процентовъ по займамъ, заключенныхъ этими раджами, или ихъ предшественниками у достопочтеннаго родителя лэди Клеврингъ. Суммы, которыя она держала на текущемъ счету у своихъ лондонскихъ банкировъ, были въ точности извѣстны и выражались столькими цифрами, что разсказы о нихъ вызывали возгласы удивленія у изумленыхъ слушателей. Вмѣстѣ съ тѣмъ было фактически извѣстно, что въ настоящее время въ Англіи находился посланецъ одного изъ индійскихъ раджей, полковникъ Альтомонтъ, любимецъ лукновскаго набоба, человѣкъ необычайный, но отличавшійся нѣкоторыми странностями. Говорили, будто онъ принялъ мусульманство и будто его жизнь изобиловала до чрезвычайности интересными и опасными приключеніями. Онъ пріѣхалъ будто бы теперь въ Лондонъ именно для переговоровъ съ бегумъ Клеврингъ относительно продажи знаменитаго алмаза "Свѣточъ Дивана", вправленнаго въ кольцо, которое свѣтлѣйшій набобъ носилъ въ своемъ августѣйшемъ носу.
   Слава лэди Клаверингъ, какъ богатѣйшей индійской бегумъ, распространилась въ Лондонѣ еще до прибытія туда этой почтенной дамы. Делольмъ, Блекстонъ и другіе апологеты британской конституціи единодушно утреждаютъ, что англичане открываютъ рѣшительно всѣмъ достоинствамъ и талантамъ доступъ въ ряды своей аристократіи. Человѣкъ даже самаго низменнаго происхожденія можетъ, если онъ только заслуживаетъ этого, облечься въ мантію пэра и сидѣть рядомъ съ Кавендишемъ и Стэнли. Подобнымъ же образомъ и великосвѣтское общество британской столицы могло бы хвастаться тѣмъ, что, несмотря на свое высокомѣріе, -- естественное тщеславіе своими привиллегіями и осмотрительность въ выборѣ лицъ, удостоивающихся чести быть принятыми въ его среду, оно всегда и во всѣхъ случаяхъ раскрываетъ настежь свои двери передъ богатствомъ. Если только размѣры богатства достаточно велики, передъ его владѣльцемъ или владѣлицей падаютъ сами собой всѣ возраженія и препятствія. Его или ее привѣтствуютъ съ радушнымъ гостепріимствомъ, подобающимъ высокому соціальному значенію денежнаго мѣшка. Фактъ этотъ краснорѣчивѣе всякихъ словъ свидѣтельствуетъ о независимости и честности національнаго нашего британскаго характера. Высшее наше сословіе вовсе не представляетъ собою замкнутаго круга надменныхъ аристократовъ, какимъ изображаютъ его невѣжды. Напротивъ того, аристократы эти охотно обмѣниваются рукопожатіями съ любымъ денежнымъ тузомъ,-- съ аппетитомъ кушаютъ его обѣды,-- танцуютъ на его балахъ,-- женятся на его дочеряхъ, или же выдаютъ собственныхъ своихъ ангело-подобныхъ дѣвицъ за его сыновей,-- столь же радушно и снисходительно, какъ могъ бы это сдѣлать самый послѣдній изъ плебеевъ.
   Пріятель нашъ кавалеръ Стронгъ, наблюдавшій за реставраціей и украшеніемъ замка въ Клеврингскихъ помѣстьяхъ, помогалъ изящнымъ своимъ вкусомъ и совѣтами моднымъ лондонскимъ обойщикамъ и мебельщикамъ, подготовлявшимъ нанятый въ Лондонѣ барскій домъ для пребыванія тамъ высокородной семьи Клевринговъ. Украшая это изящное желище, милѣйшій Стронгъ радовался, по крайней мѣрѣ, въ такой же степени, какъ если бы самъ былъ хозяиномъ этого дома. Онъ развѣшивалъ картины въ комнатахъ на сотни различныхъ способовъ,-- изучалъ наивыгоднѣйшія позиціи для дивановъ и креселъ, -- велъ личные переговоры съ виноторговцами и поставщиками съѣстныхъ припасовъ, долженствовавшими снабжать таковыми будущихъ обитателей барскаго дома. Естественно, что уполномоченный и повѣренный другъ баронета при этомъ же случаѣ меблировалъ свою собственную квартиру и обезпечилъ за одно надлежащими запасами, имѣвшійся при ней маленькій винный погребъ. Пріятели Стронга отзывались съ похвалой о красотѣ и опрятности означенной квартирки, а избранные посѣтители, заходившіе туда, чтобы скушать котлеточку-другую, сознавали, что имъ подаютъ великолѣпный кларетъ, дабы запивать эти котлеты. Кавалеръ, по собственнымъ его словамъ, жилъ теперь роскошно. Дѣйствительно, онъ занималъ уютную квартирку изъ нѣсколькихъ комнатъ на Пастушьемъ подворьѣ. При немъ состоялъ бывшій его сослуживецъ въ испанскомъ легіонѣ, котораго онъ оставилъ замертво на бреши одной изъ испанскихъ крѣпостей и снова нашелъ въ одномъ изъ переулковъ Тоттенгемскаго квартала. Кавалеръ Стронгъ возвысилъ этого господина въ санъ довѣреннаго своего слуги и стараго товарища, раздѣлявшаго съ нимъ квартиру. Этимъ довѣреннымъ лицомъ былъ никто иной какъ любимецъ лукновскаго набоба, храбрый полковникъ Альтамонтъ.
   Недъ Стронгъ отличался полнѣйшимъ отсутствіемъ любопытства, или же, лучше сказать, необыкновенною скромностью. Поэтому онъ считалъ совершенно излишнимъ вникать въ таинственныя сношенія, установившіяся между сэромъ Френсисомъ Клеврингомъ и посланнымъ набоба, вскорѣ послѣ перваго же ихъ свиданія въ Баймутѣ. Очевидно, что посланцу извѣстна была какая-то тайна, такъ или иначе компрометировавшая Клевринга, который оказывался вслѣдствіе этого въ его рукахъ. Кавалеръ Стронгъ, зная, что его патронъ велъ въ молодости нельзя сказать, чтобы очень примѣрную жизнь, и что служебная карьера Клевринга въ индійскомъ полку не принадлежала къ числу блестящихъ, нисколько не удивлялся вліянію, пріобрѣтенному полковникомъ Альтамонтомъ на сэра Френсиса. Полковникъ клялся, что хорошо зналъ Клевринга въ Калькуттѣ, и кавалеръ пришелъ къ заключенію, что это знаніе, въ данномъ случаѣ, именно и представляетъ собою силу, передъ которой вынужденъ уступать сэръ Френсисъ. Давно уже выяснивъ себѣ личность Клевринга, Стронгъ; совершенно правильно считалъ его за человѣка слабохарактернаго, безъ опредѣленныхъ нравственныхъ принциповъ и твердой воли, одаренной весьма недальнимъ умомъ,-- короче сказать, онъ считалъ своего патрона расшатаннымъ нравственно и физически балбесомъ и трусомъ.
   Посланецъ набоба имѣлъ послѣ баймутскаго свиданія одну или двѣ бесѣды съ бѣднягою Клеврингомъ. Баронетъ не сообщалъ: содержанія этихъ бесѣдъ Стронгу, хотя ему и случалось посылать Альтамонту письма черезъ посредство кавалера, служившаго ему повѣреннымъ во всевозможныхъ дѣлахъ. При одномъ изъ такихъ случаевъ посланецъ набоба оказался въ чрезвычайно дурномъ расположеніи духа. Скомкавъ въ рукѣ письмо Клевринга, Альтамонтъ объявилъ своимъ обычнымъ, напыщенно ругательскимъ тономъ:
   -- Пусть онъ проваливается съ своею сотней въ самые что ни на есть тартарары! Я не расположенъ получать отъ него писульки съ маленькими подачками! Скажите Клеврингу, что мнѣ нужна тысяча фунтовъ стерлинговъ, или клянусь Юпитеромъ, я лопну, какъ бомба и разнесу его въ дребезги! Если онъ дастъ мнѣ тысячу фунтовъ, я уѣду за-границу и обязуюсь честнымъ словомъ джентльмена не предъявлять къ нему больше никакихъ требованій въ теченіе цѣлаго года. Передайте это отъ меня, дружище Стронгъ, и скажите, что если въ будущую пятницу, ровно въ полдень, деньги не будутъ доставлены мнѣ сюда на квартиру, то клянусь всѣми чертями и всѣмъ, что есть для меня святого, что въ субботнемъ нумеръ "Утренней газеты" появится замѣтка, отъ которой ему не поздоровится, а на слѣдующей недѣлѣ подведенная подъ него мина будетъ окончательно взорвана!..
   Стронгъ передалъ эти слова своему патрону, на котораго они подѣйствовали такъ, что дѣйствительно въ назначенный день и часъ кавалеру пришлось явиться въ баймутскую квартиру Альтамонта съ требуемой суммой денегъ. Альтамонтъ былъ, по его собственнымъ словамъ, джентльменомъ и поступилъ въ данномъ случаѣ, какъ подобало таковому. Онъ уплатилъ по счету въ гостинницѣ, и баймутская газета сообщила объ отъѣздѣ его за-границу. Стронгъ проводилъ полковника въ Дуврѣ до корабля и рѣшилъ, что дѣло идетъ по меньшей мѣрѣ о подлогѣ, доказательства котораго находятся въ рукахъ Альтамонта; "только такимъ путемъ и можно объяснить себѣ рабское подчиненіе ему Клевринга", размышлялъ кавалеръ Стронгъ.
   Прежде чѣмъ истекъ условный годъ, Великобританія имѣла счастье узрѣть вновь полковника Альтамонта на своихъ берегахъ. Онъ объяснилъ, что проклятая незадача въ баденъ-баденской рулеткѣ положила его, какъ говорится, лоскомъ. Нѣтъ джентльмена, способнаго устоять противъ цвѣта, возвращающагося послѣдовательно четырнадцать разъ. Ему пришлось выдать вексель на сэра Френсиса Клевринга, чтобы добыть себѣ средства къ возвращенію на родину. Клеврингъ, хотя и нуждался въ деньгахъ (ему пришлось сдѣлать кое-какія затраты по выборамъ,-- отдѣлать заново замокъ въ своихъ помѣстьяхъ и домъ, нанятый въ Лондонѣ) -- нашелъ возможнымъ акцептировать вексель полковника Альтамонта, но сдѣлалъ это, безъ сомнѣнія, весьма неохотно. Кавалеръ Стронгъ слышалъ собственными ушами, какъ сэръ Френсисъ, разразившись цѣлымъ градомъ проклятій, пожелалъ, чтобы кредиторы полковника засадили его на всю жизнь въ какую-нибудь германскую долговую тюрьму. Понятно, что если бы это желаніе исполнилось, то Клеврингъ избавился бы навсегда отъ Альтамонта.
   Сэру Френсису приходилось добывать деньги для полковника безъ вѣдома своей жены. Дѣло въ томъ, что, несмотря на отсутствіе всякаго скряжничества, или, выражаясь правильнѣе, необычайную, почти царственную щедрость, эта почтенная дама унаслѣдовала отъ своею отца, мистера Спелля, вмѣстѣ съ большимъ состояніемъ также и прирожденное умѣнье вести денежныя дѣла. Она представила поэтому въ распоряженіе мужа единственно только порядочный годичный доходъ, вполнѣ соотвѣтствовавшій, какъ она полагала, высокому общественному его положенію. Ей случалось отъ времени до времени дѣлать своему супругу денежные подарки, -- платить карточные его долги и т. п., но она всегда требовала отъ мужа обстоятельнаго отчета въ расходованіи такихъ сверхсмѣтныхъ суммъ, а что касается субсидій полковнику Альтамонту, то Клеврингъ откровенно сознался Стронгу въ невозможности заикнуться о нихъ женѣ.
   Къ числу обязанностей, лежавшихъ на кавалерѣ Стронгѣ въ сей земной юдоли, принадлежало также добываніе для своего патрона означенныхъ денегъ и разныхъ иныхъ суммъ. Въ квартирѣ кавалера на Пастушьемъ подворьѣ зачастую велись переговоры между джентльменами денежнаго міра и сэромъ Френсисомъ Клеврингомъ. Переговоры эти сопровождались обмѣномъ цѣнныхъ банковыхъ билетовъ на векселя и заемныя письма. Когда человѣкъ ранней молодости усвоилъ себѣ привычку входить въ долги и выдавать взамѣнъ получаемыхъ наличныхъ денегъ обѣщанія уплатить черезъ двѣнадцать мѣсяцевъ отъ нижеписаннаго числа таковую же сумму съ процентами, то фортуна становится какъ бы безсильной ему помочь. Всѣ ея дары идутъ, съ позволенія сказать, прахомъ. Вскорѣ послѣ того, какъ они свалились съ неба, ростовщикъ снова появляется въ домѣ, а векселя съ подписью баловня фортуны попадаютъ опять на рынокъ. Клеврингъ считалъ умѣстнѣе видѣться съ своими кредиторами не у себя дома, а въ квартирѣ Стронга. Дружба кавалера къ баронету доходила до того, что Стронгъ, у котораго за душой не было ни гроша, писалъ тѣмъ не менѣе почти всѣ векселя, акцептированные сэромъ Френсисомъ Клеврингомъ, на свое имя. Заручившись этимъ акцентомъ, онъ дисконтировалъ ихъ въ Сити. По наступленіи срока векселямъ, онъ велъ переговоры съ векселедержателями, производилъ имъ платежи въ счетъ долга, или получалъ отсрочки въ обмѣнъ на новые векселя. Такъ или иначе, а жить все-таки надо. Джентльмены въ данномъ случаѣ не составляютъ исключенія изъ общаго правила. Извѣстно, напримѣръ, что передъ концомъ венгерскаго возстанія войска коморнскаго гарнизона проводили время чрезвычайно весело и жизнерадостно,-- устраивали драматическія представленія,-- танцовали на балахъ и съ аппетитомъ кушали свои раціоны, хотя непріятель, осаждавшій эту крѣпость, безпрестанно грозилъ имъ штурмомъ, въ случаѣ успѣха котораго для тѣхъ, кто останется въ живыхъ, представлялась неутѣшительная перспектива австрійскихъ висѣлицъ. Подобно этому, и многія сотни лондонскихъ джентльменовъ прогуливаются въ прекраснѣйшемъ расположеніи духа по англійской столицѣ, обѣдаютъ каждый день въ достаточно веселомъ настроеніи духа и съ надлежащимъ аппетитомъ, ложатся вечеромъ въ постель и засыпаютъ спокойнымъ сномъ, несмотря на то, что передъ ними всегда стоитъ грозный призракъ судебнаго пристава и что на шеѣ у нихъ виситъ настоящая петля долговыхъ обязательствъ. Недъ Стронгъ, въ качествѣ стараго воина, относился очень хладнокровно ко всѣмъ этимъ маленькимъ неудобствамъ.
   Впослѣдствіи мы будемъ имѣть случай обстоятельнѣе ознакомиться также и съ нѣкоторыми другими интересными обитателями Пастушескаго подворья. Тѣмъ временемъ мы слишкомъ долго уже задерживаемъ лэди Клеврингъ и ея пріятелей на крыльцѣ барскаго дома, выходящаго, какъ уже упомянуто, на Гросвенорскую площадь.
   Прежде всего они прошли въ великолѣпную столовую, отдѣланную въ средневѣковомъ стилѣ, Богъ вѣсть ради чего, какъ остроумно замѣтила лэди Клеврингъ, добродушію добавивъ съ усмѣшкой: "Ужъ не потому-ли, что мы оба съ Клеврингомъ не первой молодости и не очень стары, а находимся въ среднихъ лѣтахъ?" Тамъ гостей усадили за обильные остатки полдника, который только что изволили откушать лэди Клеврингъ и Бланшъ. Въ отсутствіе постороннихъ миніатюрная наша сильфида, ѣвшая за обѣдомъ немногимъ развѣ больше Амины (питавшейся ночью трупами, а днемъ кушавшей всего лишь шесть зернышекъ риса, какъ утверждаютъ въ сказкахъ Тысячи и одной ночи) исправно работала ножомъ и вилкой и истребляла солидную порцію бараньихъ котлетъ. Впрочемъ, такая лицемѣрная воздержанность въ пищѣ, надо полагать встрѣчается и у большинства другихъ великосвѣтскихъ барышень. Пенъ и его дядюшка отказались отъ угощенія, но выразили соотвѣтственными комплиментами свое восхищеніе убранствомъ столовой, имѣвшимъ, но ихъ словамъ, весьма "цѣломудренный" характеръ. Терминъ этотъ дѣйствительно оказывался какъ нельзя болѣе подходящимъ для характеристики производимаго ею впечатлѣнія. Она была меблирована голландскими стульями съ высокими спинками семнадцатаго столѣтія, великолѣпнымъ рѣзнымъ буфетомъ шестнадцаго вѣка, рѣзнымъ же угловымъ шкафомъ, стоявшимъ, вѣроятно, въ ризницѣ какой-либо изъ нидерландскихъ церквей, и громадной бронзовой лампой, висѣвшей надъ круглымъ дубовымъ столомъ. Стѣны были увѣшаны старинными фамильными портретами, купленными по случаю у антикварія,-- французскими гобеленами, рыцарскимъ вооруженіемъ, -- двоеручными мечами и боевыми сѣкирами, искусно сдѣланными изъ картона,-- зеркалами, статуями святыхъ и фигурками изъ саксонскаго фарфора, однимъ словомъ, нельзя было бы даже и представить себѣ ничего цѣломудреннѣе. За столовой шла библіотека, снабженная бюстамни книгами всевозможныхъ форматовъ, а также великолѣпными мягкими креслами съ торжественными бронзовыми статуями строго классическаго стиля. Въ этой библіотекѣ сэръ Френсисъ курилъ при запертыхъ дверяхъ сигары, читалъ лондонскія похожденія Белля и засыпалъ послѣ обѣда въ тѣ дни, когда не игралъ гдѣ-нибудь въ клубѣ на билліардѣ, или не понтировалъ за зеленымъ столомъ одного изъ многочисленныхъ игорныхъ домовъ на Сентджемской улицѣ.
   Что могло, однако, сравниться съ цѣломудреннымъ великолѣпіемъ гостиныхъ и залъ? Полы тамъ были устланы такими мягкими персидскими коврами, что нога на нихъ не производила ни малѣйшаго шума и можно было подумать, будто вмѣсто живого человѣка движется одна только его тѣнь. На бѣломъ фонѣ этихъ ковровъ цвѣли розы и тюльпаны величиною въ цѣлую лохань. Мебель въ гостиной отличалась остроумнѣйшимъ разнообразіемъ. Тамъ имѣлись высокіе и низенькіе стулья, кресла съ массивными ножками и съ ножками такихъ изящно-утонченныхъ размѣровъ, что развѣ только какой-нибудь эльфъ могъ безнаказанно на него усѣсться. Столы мозаичной работы были заставлены и завалены интереснѣйшими бездѣлушками, фарфоровыми украшеніями всѣхъ странъ и народовъ, бронзовыми фигурками, вызолоченными кинжалами, альбомами красавицъ, ятаганами, турецкими туфлями и парижскими бонбоньерками. Куда бы вы не вздумали сѣсть, возлѣ васъ неизбѣжно бы оказались дрезденскіе пастухи и пастушки. Кромѣ того, вы нашли бы во множествѣ голубыхъ фарфоровыхъ пуделей, а также фарфоровыхъ куръ и пѣтуховъ. На стѣнахъ красовались, разумѣется, весьма цѣломудренныя, изображенія нимфъ Буше и пастушекъ Грёза. На окнахъ, кромѣ кисейныхъ занавѣсей, имѣлись штофныя драпировки. Въ нишахъ стояли вызолоченныя клѣтки съ попугаями и рѣдкими тропическими птицами, въ числѣ которыхъ обращали на себя особенное вниманіе двое чрезвычайно крикливыхъ какаду, надрывавшихся, чтобы перекричать другъ друга. На особой изящной тумбѣ стояли часы съ музыкой, а другіе часы, отбивавшіе время замѣчательно громко, почти на подобіе башенныхъ, красовались на полкѣ камина. Однимъ словомъ, тамъ было все, чего только можетъ пожелать изысканнѣйшій комфортъ и придумать изобрѣтательнѣй шій изящный вкусъ. Лондонская великосвѣтская гостиная, убранная, не принимая въ разсчетъ громадности необходимыхъ для этого затратъ, несомнѣнно представляетъ собою одно изъ благороднѣйшихъ и любопытнѣйшихъ современныхъ зрѣлищъ. Римляне временъ упадка имперіи, очаровательнѣйшія маркизы и графини эпохи Людовика XV, наврядъ-ли могли обладать болѣе изящнымъ вкусомъ, чѣмъ царицы нынѣшнихъ гостиныхъ. Каждый, кому доводилось видѣть парадные аппартаменты лэди Клеврингъ, вынужденъ былъ согласиться, что убранство ихъ отличалось необыкновеннымъ изяществомъ. Прелестнѣйшія гостиныя въ Лондонѣ, какъ, напримѣръ, у лэди Гарлей Квинъ,-- лэди Ганвей Вардуръ и даже у супруги желѣзнодорожнаго креза г-жи Годжъ-Поджсонъ не могли превзойти эти аппартамепты болѣе изысканнымъ "цѣломудріемъ" убранства. Бѣдняжка лэди Клеврингъ, признаться, имѣла довольно смутное понятіе объ этомъ изяществѣ и относилась съ прискорбнымъ неуваженіемъ къ великолѣпію своей обстановки.
   -- Знаю только, маіоръ, что все это обошлось страшно дорого, -- сказала она своему гостю, и что я не совѣтую вамъ сѣсть на какой-либо изъ этихъ нарядныхъ позолоченныхъ стульевъ. Одинъ изъ нихъ подломился подо мною вечеромъ послѣ нашего второго званаго обѣда. Отчего не зашли вы повидаться съ нами раньше? Мы непремѣнно прислали бы и вамъ приглашеніе.
   -- А вѣдь вамъ, господинъ Пенденнисъ, сознайтесь было бы пріятно посмотрѣть, какъ подъ мамашей подломился стулъ?-- насмѣшливо спросила милая Бланшъ.
   Дѣвицу эту сердило то, что Пенъ говорилъ и шутилъ съ ея мамашей. Кромѣ того, ее раздражало множество ошибокъ, надѣланныхъ матерью при описаніи домашняго убранства. Въ довершеніе у нея имѣлась, вѣроятно, цѣлая сотня другихъ основательныхъ поводовъ къ негодованію.
   -- Я, разумѣется, былъ бы радъ случаю предложить лэди Клеврингъ опору моей руки, если бы таковая для нея потребовалась,-- отвѣчалъ Пенъ, покраснѣвъ и кланяясь.
   -- Quel préeux chevalier!-- воскликнула сильфида, встряхнувъ миніатюрной своей головкой.
   -- Вспомните, что у меня имѣется естественное сочувствіе къ тѣмъ, кому приходится падать. Мнѣ самому пришлось, вѣдь, сильно пострадать отъ паденія.
   -- И вы тогда вернулись домой искать утѣшенія у Лауры,-- сказала миссъ Эмори.
   Пена слегка покоробило. Ему не понравилось напоминаніе объ утѣшеніи, которое преподнесла ему Лаура. Точно также ему не доставляло особеннаго удовольствія знать, что неудача, понесенная у Лауры, оказывалась извѣстной въ обществѣ. Не имѣя ничего возразить на ехидное замѣчаніе сильфиды, онъ принялся въ еще большей степени интересоваться убранствомъ гостиной и расхаливать до небесъ вкусъ лэди Клеврингъ.
   -- Извините, я не заслуживаю этихъ похвалъ,-- добросовѣстно созналась эта почтенная дама.-- Вся заслуга принадлежитъ обойщикамъ и капитану Стронгу. Они устроили здѣсь все, пока мы жили въ помѣстьѣ. Впрочемъ, лэди Рокминстеръ сюда заходила и говоритъ, что у насъ здѣсь очень недурно,-- добавила лэди Клеврингъ тономъ, въ которомъ высказывалось величайшее уваженіе къ похвальному отзыву лэди Рокминстеръ.
   -- У нея гостила моя кузина Лаура.-- сказалъ Пенъ.
   -- Рѣчь идетъ не о вдовствующей, а о нынѣшней лэди Рокминстеръ!
   -- Такъ-съ, -- замѣтилъ маіоръ Пенденнисъ, убѣдившись, что рѣчь идетъ объ упомянутой великосвѣтской дамѣ.-- Если вы, лэди Клеврингъ, заручились одобреніемъ ея сіятельства, то можете быть совершенно спокойны.-- Разумѣется, вы можете быть спокойны. Дѣло въ томъ, Артуръ, что леди Рокминстеръ является какъ бы центральнымъ свѣтиломъ въ сферахъ изящнаго вкуса и моды.-- Дѣйствительно, аппартаменты здѣсь убраны великолѣпно,-- добавилъ онъ, понизивъ голосъ, когда упомянулъ про леди Рокминстеръ. Затѣмъ маіоръ осмотрѣлся кругомъ въ гостиной съ, такимъ же почтительнымъ благоговѣніемъ, какъ если бы находился въ храмѣ Божіемъ.
   -- Да, лэди Рокминстеръ отнеслась къ намъ очень, какъ бишь его...
   -- Доброжелательно, мамаша, рѣзкимъ тономъ добавила Бланшъ.
   -- Да, именно доброжелательно,-- подтвердила лэди Клеврингъ.-- Съ ея стороны это, разумѣется, очень мило и когда мы болѣе привыкнемъ къ ея добротѣ, она, безъ сомнѣнія, будетъ намъ нравиться, но пока я, по крайней мѣрѣ, чувствую себя не совсѣмъ ловко. Вообразите только, что лэди Рокминстеръ взялась быть хозяйкой на нашихъ балахъ и званыхъ обѣдахъ. Она хочетъ сама разсылать на нихъ приглашенія. Этого я, однако, не потерплю. Я хочу видѣть у себя старинныхъ моихъ милыхъ пріятелей и не позволю ей разсылать всѣ пригласительные билеты по собственному усмотрѣнію, такъ что мнѣ приходится потомъ сидѣть у себя за столомъ на подобіе безсловеснаго истукана. Вы, Артуръ и маіоръ, непремѣнно должны меня навѣщать. Знаете-ли, заходите сюда четырнадцатаго! Тогда вѣдь у насъ будетъ не то чтобы настоящій званый обѣдъ, Бланшъ!-- сказала она, оборачиваясь къ дочерй, которая хмурила для сильфиды черезчуръ уже сердито брови и кусала губы.
   Маіоръ объяснилъ съ улыбкою и поклономъ, что предпочитаетъ маленькій домашній кружокъ большому званому обѣду. Эти чопорные обѣды страшно ему наскучили и онъ искренно предпочитаетъ имъ скромную домашнюю трапезу.
   Лэди Клеврингъ, сознавая, что сдѣлала промахъ, попыталась его исправить, объяснивъ:
   -- На другой день послѣ званаго обѣда у насъ подаются вѣдь почти тѣ же самыя блюда. Впрочемъ, и четырнадцатаго здѣсь соберется довольно забавный маленькій кружокъ!
   Заявленіе это такъ сильно подѣйствовало на злополучную миссъ Бланшъ, что она въ отчаяньи всплеснула руками и воскликнула: -- О мамаша, вы неисправимы!
   Маіоръ Пенденнисъ поклялся, что болѣе всего на свѣтѣ любитъ обѣдать въ забавномъ обществѣ. Вмѣстѣ съ тѣмъ въ душѣ онъ проклиналъ безстыдство лэди Клеврингъ, осмѣлившейся пригласить такого человѣка, какъ онъ, на подогрѣтый обѣдъ, оставшійся отъ вчерашняго дня. Будучи, однако, человѣкомъ экономнымъ и соображая, что всегда можетъ отказаться отъ обѣда у Клевринговъ, если навернется что-нибудь лучшее, онъ принялъ съ самымъ наивно-кроткимъ видомъ сдѣланное ему приглашеніе. Что касается до Пена, который тогда еще не былъ джентльменомъ, подвизающимся уже тридцать лѣтъ на поприщѣ обѣданія въ гостяхъ, то онъ остался до чрезвычайности доволенъ перспективой прекраснаго обѣда въ великолѣпномъ барскомъ домѣ.
   -- Скажите, изъ-за чего ваша милость ссорилась малую толику съ миссъ Эмори?-- освѣдомился маіоръ у Пена на обратномъ пути.-- Мнѣ казалось, что у васъ съ этой барышней существовали всегда наилучшія отношенія.
   -- Я съ своей стороны считаю рискованнымъ примѣнять такія выраженія, какъ, напримѣръ, "всегда", къ особамъ прекраснаго пола. Между настоящимъ и прошлымъ обнаруживается зачастую большая разница, особенно же когда дѣло идетъ о женскихъ сердцахъ,-- возразилъ Пенъ съ саркастической улыбкой, которая сдѣлала бы честь любому молокососу, разыгрывающему изъ себя сердцеѣда.
   -- Да, чортъ возьми, женщины! перемѣнчивы, какъ ихъ нарядъ!-- воскликнулъ-Пенденнисъ-старшій.-- Какъ теперь помню, что на военномъ транспортѣ, на которомъ мнѣ приходилось обогнуть мысъ Доброй Надежды, была очень миленькая дамочка, собиравшаяся отравиться изъ-за твоего покорнѣйшаго слуги, а между тѣмъ не прошло и трехъ мѣсяцевъ, какъ она убѣжала, послѣ того, отъ мужа съ какимъ-то другимъ джентльменомъ. Смотри только, не спутайся съ миссъ Эмори! Между нами будь сказано, это дерзкая, жеманная и дурно воспитанная дѣвченка. Кромѣ того, нельзя поручиться и за.... ну, все равно! Однимъ словомъ, это до тебя не касается, за что именно нельзя поручиться. Знай только, что я не совѣтую тебѣ помышлять о миссъ Эмори, тѣмъ болѣе, что за ней дадутъ всего лишь десять тысячъ фунтовъ стерлинговъ, а ты не можешь удовлетвориться такимъ ничтожнымъ приданымъ. Ну, что какое это приданое, мой милѣйшій, десять тысячъ фунтовъ стерлинговъ? Процентами съ нихъ нельзя было бы! расплачиваться даже и по счетамъ модистокъ у такой щеголихи, какъ Бланшъ.
   -- Вы, дядюшка, производите на меня впечатлѣніе знатока по части прекраснаго пола и расходовъ, въ которые онъ вводитъ нашего брата, -- мужчинъ,-- коварно замѣтилъ Пенъ.
   -- Все это было, да прошло, мой милѣйшій, но, впрочемъ, ты знаешь, что старый боевой конь, заслышавъ трубный звукъ, начинаетъ бодриться какъ если бы собирался тряхнуть стариною. Гмъ, гмъ!.. Ты, разумѣется, понимаешь въ чемъ дѣло,-- добавиль Пенденнисъ старшій, бросивъ не вполнѣ соотвѣтствовавшій преклоннымъ его лѣтамъ убійственный взглядъ и низкій поклонъ по направленію экипажа, проѣхавшаго мимо нихъ въ паркъ.
   -- Это коляска лэди Екатерины Мартингаль,-- сказалъ онъ.-- Дочери ея страсть какія красавицы, хотя, клянусь Богомъ, ихъ мать была въ тысячу разъ красивѣе. Нѣтъ, милѣйшій Артуръ, съ твоей наружностью и дарованіями ты рано или поздно можешь устроить себѣ великолѣпную партію. Скажу тебѣ по секрету (такъ чтобы объ этомъ не знали въ Фэроксѣ), что репутація маленькаго Донъ-Жуана, въ смыслѣ человѣка, опаснаго для женскихъ сердецъ, вовсе не вредитъ молодому человѣку въ глазахъ дѣвицъ и дамъ. Имъ нравится въ мужчинахъ иниціатива, молокососовъ же онѣ терпѣть не могутъ. Къ тому же онѣ знаютъ, что молодымъ людямъ надо перебѣситься. Что касается до женитьбы, продолжать старый моралистъ, то это вещь очень серьезная, особенно же для человѣка въ твоемъ положеніи. Ты непремѣнно долженъ жениться на богатой. Я говорилъ уже тебѣ, что заручиться богатой женой также легко, какъ жениться на безприданницѣ. Между тѣмъ чертовски удобнѣе садиться за хорошо изготовленный обѣдъ съ прилично сервированными закусками, чѣмъ сообща съ женою утолять свой голодъ какой-нибудь холодной бараниной. У сэра Френсиса Клевринга насъ накормятъ четырнадцатаго числа хотя и не первокласснымъ, но все-таки хорошимъ обѣдомъ. Совѣтую тебѣ, другъ мой, въ твоихъ сношеніяхъ съ Клеврингами всесторонне разсматривать обстоятельства дѣла, какъ говорилъ полковой нашъ аудиторъ. Поддерживай съ ними знакомство, но спеціально ради обѣдовъ. Не увлекайся болѣе сумасбродными ребяческими мечтами о томъ, что съ милой рай и въ шалашѣ.
   -- Отчего-же нѣтъ, если этотъ шалашъ будетъ стоять въ собственномъ паркѣ, принадлежащемъ къ великолѣпному замку, полученному въ приданое за милой?-- освѣдомился Пень и цитируя извѣстную балладу "Чертова Стезя". Дядюшка его не зналъ этой баллады, а потому не понялъ намека своего племянника, хотя, быть можетъ, въ данную минуту и старался направить юнаго Артура на эту самую стезю. Пенденнисъ старшій продолжалъ поэтому излагать философскія свои воззрѣнія и совѣты, сердечно радуясь понятливости юноши, къ которому они обращались. Необходимо замѣтить, что Артуръ Пенденнисъ былъ очень неглупымъ малымъ, легко воспринимавшимъ отъ своихъ сосѣдей требуемый колоритъ и необычайно легко примѣнявшійся къ общему тону окружающей среды.
   Надо полагать, что на Баррингтона угодить было трудно. По крайней мѣрѣ, онъ ворчалъ, что Бенъ положительно становится фатомъ, и что съ нимъ вскорѣ житья не будетъ. На самомъ дѣлѣ, однако, успѣхи и блестящая свѣтскость манеръ молодого нашего героя нравились болѣе пожилому его сожителю. Баррингтону было пріятно видѣть Пена веселымъ и бодрымъ, преисполненнымъ здоровья, энергіи и жизнерадостныхъ надеждъ. Взрослый, котораго давно уже не забавляютъ клоуны и арлекины, можетъ еще съ удовольствіемъ смотрѣть на то, какъ ребенокъ восторгается пантомимой! Угрюмое настроеніе духа, грозившее было охватить мистера Пена, исчезло, какъ только финансовое его положеніе сдѣлалось обезпеченнымъ. Онъ расцвѣлъ, согрѣтый живительными лучами возсіявшаго надъ нимъ солнца благодѣтельной фортуны.

Конецъ первой части.

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru