Теккерей Уильям Мейкпис
Вороново крыло

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    The Ravenswing
    Текст и здания: "Русскій Вѣстникъ", No 18, 1858.

   

ВОРОНОВО КРЫЛО

ПОВѢСТЬ ТЕККЕРЕЯ

ГЛАВА I.
Содержитъ извѣстія о миссъ Крампъ, о ея семействѣ и обожателяхъ.

   Въ одномъ изъ отдаленныхъ и тихихъ уголковъ Лондона, гдѣ-нибудь около Берклисквера, а можетъ-быть и въ сосѣдствѣ Барлингтонъ-Гардена, еще недавно стояла гостиница, подъ вывѣскою Сапожнаго Крючка, Хозяинъ гостиницы, мистеръ Крампъ, въ юныхъ лѣтахъ чистилъ сапоги въ отелѣ гораздо болѣе модномъ, чѣмъ его собственный; онъ не былъ изъ тѣхъ, которые въ дни успѣха забываютъ скромность своего происхожденія, и торжественно водрузилъ надъ своею гостепріимною дверью этотъ аттрибутъ своихъ прежнихъ занятій.
   Крампъ былъ женатъ на миссъ Баджъ, извѣстной всѣмъ любителямъ балетныхъ танцевъ, по ту сторону рѣки, подъ именемъ миссъ Деленси; и у нихъ была дочь, названная Морджіаною въ памятной знаменитой роли въ Сорока Разбойникахъ, которую миссъ Баджъ, бывало, исполняла съ такимъ неслыханнымъ успѣхомъ, на театральныхъ подмосткахъ Уэлльза. Мистрисъ Крампъ постоянно возсѣдала за небольшою перегородкою, окруженная портретами балетныхъ знаменитостей всѣхъ временъ, начиная отъ Гиллисбергъ, Розы, Паризо, восхищавшихъ публику въ 1805 году, до сильфидъ и грацій нашихъ дней. Въ этой коллекціи красовался между прочимъ ея собственный портретъ, сдѣланный де-Вильдомъ; она была изображена въ роли Морджіаны, въ то мгновеніе, когда, при звукахъ самой нѣжной музыки, она вливаетъ горячее масло въ одинъ изъ сорока кувшиновъ. Въ этомъ святилищѣ возсѣдала она, черноглазая, черноволосая, краснолицая, въ огромномъ тюрбанѣ, и когда бы вы ни пришли въ гостиницу, утромъ, въ обѣдъ, или ночью, вы могли видѣть мистрисъ Крампъ, пьющую чай (и приливающую къ нему что-то), разсматривающую модныя картинки или читающую Англійскій Театръ Кумберланда. Она также получала Воскресныя Извѣстія (Эстафетъ, котораго обыкновенно придерживаются дамы ея званія, она считала листкомъ вульгарнымъ и радикальнымъ), и съ наслажденіемъ поглащала театральныя сплетни, въ изобиліи сообщаемыя этимъ журналомъ.
   Дѣло въ томъ, что "Сапожный Крючокъ" былъ хотя и скромное, но очень благородное заведеніе. Мистеръ Крампъ, грѣясь на солнцѣ у собственной двери, охотно разказывалъ, какъ онъ этимъ самымъ крючкомъ натягивалъ сапоги его высочеству принцу Валисскому, и всѣмъ первымъ джентльменамъ въ Европѣ. По этой самой причинѣ, "Сапожный Крючокъ" не увлекался ложнымъ либерализмомъ, которымъ заразились всѣ окрестныя гостиницы, но твердо держался консервативныхъ началъ, и въ немъ собирались только люди самаго солиднаго образа мыслей. Въ домѣ были двѣ залы, которыя никогда не оставались пустыми, одна для джентльменовъ въ ливреяхъ и эксельбантахъ, другая для болѣе почетныхъ гостей, для коренныхъ посѣтителей заведенія, составлявшихъ въ немъ родъ маленькаго клуба.
   Я забылъ сказать, что въ то время, какъ мистрисъ Крампъ попивала свой вѣчный чай или полоскала свой вѣчный синій фарфоръ, нерѣдко слышался голосъ миссъ Морджіаны, поющей при звукахъ скромнаго фортепіано:

"Приди ко мнѣ подъ тѣнь осины",

   или

"Идетъ мой другъ, сквозь лѣсъ густой",

   или какой-нибудь другой хорошенькій романсъ. И пѣла она на славу, моя голубушка. Голосъ у ней былъ большой, звучный, правда немного фальшивый, но за то неутомимый, и Морджіана не довольствовалась одною мелодіею, но украшала ее всѣми фіоритурами и руладами, которыя она слышала въ театрѣ отъ мистрисъ Гамби, отъ миссъ Уэйлетъ, отъ мадамъ Вестрисъ. У молодой дѣвушки были прекрасные черные глаза, какъ у ея маменьки; она, какъ всѣ дочери актрисъ, бредила театромъ, и, если сказать всю правду, она уже являлась нѣсколько разъ на сценѣ въ театрѣ на Кетринъ-стритѣ, сперва въ незначительныхъ роляхъ, потомъ въ ролѣ Крошки-Пикля, Дездемоны, Розины, и наконецъ въ роли миссъ футъ (забылъ въ какой піесѣ), гдѣ приходится танцовать. Четыре раза въ недѣлю, онѣ съ матерью отправлялись вечеромъ въ какой-нибудь театръ. Мистрисъ Крампъ имѣла таинственныя связи съ персоналомъ всѣхъ возможныхъ театровъ. Не только Уэлльзъ, старинное поприще ея успѣховъ, не только Кобургъ (по знакомству съ мистрисъ Девиджъ), но даже Дрюри-Ленъ, даже Гей-Маркетъ, разверзали свои двери передъ ея магическими формулами, какъ нѣкогда жилище разбойниковъ разверзалось передъ ея товарищемъ Али-Баба (Горнбюклемъ) въ знаменитой мелодрамѣ, доставившей ей такую извѣстность.
   Пиво было любимый напитокъ мистера Крампа, а по вечераигъ, для разнообразія, джинъ. Впрочемъ, объ этомъ джентльменѣ повѣстить особеннаго нечего, кромѣ того, что его личность вполнѣ соотвѣтствовала занимаемому имъ президентскому мѣсту, соотвѣтствовала дотого, что это мѣсто, довольно обширное кресло, оказывалось слишкомъ тѣснымъ для него, когда онъ не снималъ своей верхней одежды. Его жена и дочь, конечно, не были слишкомъ высокаго мнѣнія о немъ: у него не было никакихъ литературныхъ наклонностей, и нога его не была ни въ какомъ театрѣ, съ тѣхъ поръ, какъ онъ взялъ себѣ жену изъ-за кулисъ. Онъ въ то время былъ лакеемъ лорда Слеппера, и всѣмъ извѣстно, что его лордство дало ему средство открыть "Сапожный Крючокъ", и что по этому поводу было много толковъ. Но что намъ съ вами до пустыхъ толковъ? Нечего старую похлебку разогрѣвать; мистрисъ Крампъ была такая же почтенная женщина, какъ и ея сосѣдки, и за ея дочкой считалось пятьсотъ фунтовъ приданаго.
   Тотъ, кто знаетъ нравы англійскаго лавочника, конечно замѣтилъ, что у него такія же общественныя потребности, какъ у любаго лорда; что онъ любитъ веселый разговоръ, что онъ не прочь и выпить; что послѣ дневныхъ трудовъ своихъ, онъ радъ сойдтись съ людьми своего круга; что, не имѣя доступа, по прекрасному устройству нашего общества, къ великолѣпнымъ клубамъ, открытымъ для людей, не имѣющихъ и десятой части его денежныхъ средствъ, онъ сходится съ своими друзьями въ уютной тавернѣ, гдѣ полъ, опрятно усыпанный пескомъ, широкое кресло и стаканъ горячаго грога, вполнѣ замѣняютъ ему всѣ великолѣпія раззолоченныхъ клубныхъ салоновъ.
   Мы уже сказали, что въ "Сапожномъ Крючкѣ" собиралось очень порядочное общество. Оно приняло названіе "Почечнаго клуба" вслѣдствіе установившагося въ немъ обыкновенія съѣдать по субботамъ за ужиномъ прекрасное блюдо жареныхъ почекъ. Суббота была день, въ который непремѣнно собирался клубъ; это впрочемъ не мѣшало ему собираться и въ другіе дни, тѣмъ болѣе, что многіе изъ членовъ не могли являться лѣтомъ на субботнія собранія, имѣя прекрасныя дачи въ предмѣстіяхъ, гдѣ они и проводили тридцать шесть свободныхъ часовъ, украшающихъ конецъ каждой недѣли.
   Тутъ бывалъ мистеръ Балльзъ, торгующій колоніальными товарами въ Саутъ-Одлей-стритѣ, горячій, но отличный человѣкъ, у котораго, какъ говорили, было до 20.000 фунтовъ капитала; Джакъ-Снеффль изъ манежа, что въ переулкѣ, славный малый и запѣвало; Клинкеръ, торгующій желѣзомъ,-- все женатые джентльмены, ведущіе свои дѣла самымъ солиднымъ образомъ; Трестль столяръ, и т. д. Ливреи, какъ можно себѣ представить, не допускались въ этотъ кружокъ. Исключеніе составляли только нѣкоторые избранные буфетчики и дворецкіе, потому что члены кружка очень хорошо знали, какъ необходимо для нихъ оставаться въ хорошихъ отношеніяхъ, съ этими джентльменами; сколько большихъ счетовъ никогда не были бы уплачены милордомъ, сколько большихъ заказовъ никогда не были бы сдѣланы его супругою, еслибы не дружескій разговоръ, происшедшій въ субботу вечеромъ въ "Крючкѣ", еслибы не тѣсная связь всѣхъ членовъ клуба между собою!
   Но львами маленькаго общества были два холостяка, два торговца изъ самыхъ фашёнабельныхъ въ городѣ, мистеръ Вульсей, изъ знаменитаго дома подъ фирмою: Линсей Вульсей и комп., портные, въ Кандоитъ-стритѣ; и мистеръ Эглантинъ, извѣстный парикмахеръ и парфюмеръ изъ Бондъ-стрита, пріобрѣтшій себѣ славу во всей Европѣ своими мылами, бритвами и патентованными париками съ вентилаторами. Линсей, старшій партнеръ въ фирмѣ, выстроилъ себѣ красивую виллу въ Реджентъ-Паркѣ, ѣздилъ себѣ на сѣрыхъ лошадяхъ, и только давалъ свое имя торговому дому. Вульсей жилъ въ заведеніи, былъ главнымъ дѣятелемъ въ немъ, и кроилъ геніальнѣе, чѣмъ какой-либо другой портной въ Лондонѣ. Вульсей и Эглантинъ были соперниками во многихъ отношеніяхъ,-- соперниками по фашёнабельности, соперниками по остроумію, и, прежде всего, соперниками по притязаніямъ на руку и сердце извѣстной намъ любезной дѣвицы, черноглазой пѣвуньи Морджіаны Крампъ. Они оба были влюблены въ нее по уши, и каждый изъ нихъ, въ отсутствіи другаго, порядкомъ отдѣлывалъ своего соперника. Вульсей про парикмахера говорилъ, что онъ вовсе не зовется Эглантиномъ и присвоилъ себѣ это имя по свойственному ему кокетству; что онъ давно опутанъ со всѣхъ сторонъ жидами, что его большой магазинъ и весь его товаръ должны попасть въ руки ростовщикамъ. О Вульсеѣ же Эглантинъ сообщалъ, что его претензіи на происхожденіе отъ кардинала Вольсея лишь пустое хвастовство; что онъ конечно партнеръ почтенной фирмы, но владѣетъ въ ней лишь шестнадцатою долею; что и фирма-то вообще не можетъ справиться съ своими заемщиками, а таки задолжала порядкомъ. Въ этихъ розказняхъ, какъ то всегда бываетъ, была значительная доля правды, была и значительная доля злословія. Какъ бы то ни было, оба джентльмена занимались самою фашёнабельною торговлею, и ихъ намѣреніе жениться на миссъ Морджіанѣ находило опору въ ея родителяхъ. Мистеръ Крампъ стоялъ за портнаго; между тѣмъ какъ мистрисъ Крампъ сильно держала сторону плѣнительнаго парикмахера.
   При этихъ обстоятельствахъ насмѣшливая судьба захотѣла, чтобы каждый изъ двухъ джентльменовъ постоянно нуждался въ помощи другаго. Вульсей страдалъ преждевременною плѣшивостію или какимъ-то другимъ недостаткомъ, ставившимъ его въ необходимость носить парикъ; Эглантинъ былъ дотого тученъ, что требовалось много искусства, чтобы сдѣлать его фигуру сколько-нибудь приличною. Онъ носилъ темный сюртукъ съ брандебурами, и пытался разными уловками скрывать свое дородство; но замѣчаніе Вульсея, что одѣвайся онъ какъ хочетъ, онъ все-таки будетъ смотрѣть снобомъ, и что только одинъ человѣкъ въ Европѣ могъ бы ему придать видъ джентльмена, это замѣчаніе глубоко запало въ душу парикмахера; и если было что-нибудь на свѣтѣ (кромѣ руки миссъ Крампъ), чего онъ желалъ всѣми силами души, то это было платье, сшитое у Линсей и Комп.; въ этомъ платьѣ, по его убѣжденію, онъ будетъ неотразимъ для Морджіаны.
   Если Эглантинъ не могъ справиться съ своимъ костюмомъ, то съ другой стороны онъ немилосердно нападалъ на Вульсея за его парикъ, и дѣйствительно этотъ послѣдній, хотя постоянно обращался къ лучшимъ парикмахерамъ, никакъ не могъ достать парика, который бы сносно сидѣлъ у него на головѣ. Поэтому сарказмы Эглантина возбуждали всеобщій хохотъ въ клубѣ, къ немалому гнѣву портнаго. Каждый изъ двухъ, конечно, давно бы оставилъ Почечниковъ, чтобы только не встрѣчаться съ другимъ, еслибы тутъ не замѣшивалось другее, извѣстное намъ обстоятельство, и еслибы каждый не боялся черезъ это открыть свободное поприще своеы у сопернику.
   Надобно отдать справедливость миссъ Морджіанѣ въ томъ, что она не ободряла ни одного изъ своихъ обожателей болѣе чѣмъ другаго. Конечно, она не отказывалась отъ одеколона и гребеночекъ, которые подносилъ ей парфюмеръ, но зато она съ благодарностію принимала и вниманіе портнаго, какъ-то билеты въ оперу и кусокъ настоящаго венеціянскаго бархата (первоначально назначенный для жилета) на шляпку,-- и сама подарила каждому изъ нихъ по локону своихъ чудныхъ блестящихъ волосъ. Больше у бѣдняжки и не было ничего, что она могла бы подарить, и могла ли она не утѣшить своихъ обожателей этимъ дешевымъ и безыскусственнымъ знакомъ своего вниманія? Недурна впрочемъ была сцена, которая произошла между соперниками, когда они открыли, что каждый изъ нихъ обладаетъ локономъ Морджіаны.
   Таковы, стало-быть, были владѣтели и посѣтители "Сапожнаго Крючка", отъ которыхъ мы позволимъ себѣ на время отвлечь вниманіе нашего читателя и перенести его (пугаться ему нечего) не далѣе какъ въ Бондъ-стритъ, гдѣ онъ будетъ имѣть случай познакомиться съ новыми лицами.
   Не далеко отъ лавки Эглантина, на самомъ Бондъ-стритѣ стоитъ, какъ всѣмъ извѣстно, большое зданіе, знакомое дѣловымъ людямъ подъ именемъ Виндзоръ-Чамберсъ. Вестъ-Дидлесекское (западной вѣтви) товарищество, ведикобританско-континентальная мыльная компанія, знаменитые нотаріусы Кейтъ и Левисонъ помѣстили въ немъ свои конторы; имена же прочихъ жителей дома не только изображены масляными красками на стѣнахъ его, но также отпечатаны въ придворномъ адресъ-календарѣ Бойля, и поэтому я считаю излишнимъ снова приводить ихъ здѣсь. Но въ антресолѣ (между великолѣпными залами перваго этажа, занимаемыми мыльною компаніею, въ которыхъ красуется статуя Великобританіи, протягивающей пачку мыла Европѣ, Азіи, Африкѣ и Америкѣ, съ картою Вестъ-Диддлесекской вѣтви на пьедесталѣ), въ антресолѣ живетъ джентльменъ, по имени мистеръ Гоуардъ Уокеръ, съ которымъ мы должны познакомить нашихъ читателей. На мѣдной дощечкѣ, прибитой къ двери этого джентльмена, изображено подъ его именемъ слово "Агентство", и поэтому мы имѣемъ полное право предполагать, что онъ предавался этому таинственному занятію. На видъ, мистеръ Уокеръ былъ очень благообразенъ; у него были большіе усы, черные глаза (слегка моргающіе), палочка и бархатная жилетка. Онъ былъ членомъ фашёнабельнаго клуба, имѣлъ доступъ за кулисы въ оперѣ и зналъ тамъ всѣхъ и каждаго; онъ имѣлъ привычку вмѣшивать въ свой разговоръ множество французскихъ фразъ, подхваченныхъ имъ во время своихъ путешествій по материку, какъ онъ выражался; и дѣйствительно онъ нѣсколько разъ въ своей жизни счелъ нужнымъ удалиться на время въ Булонь, гдѣ онъ пріобрѣлъ виртуозность въ куреніи сигаръ, въ экарте и билльярдной игрѣ, не разъ пригодившуюся ему въ послѣдствіи. Онъ былъ партнеромъ лучшихъ игроковъ въ городѣ, и маркёръ у Гонта не могъ давать ему впередъ болѣе десяти. У него также были фашёнабельные знакомые, и его нерѣдко встрѣчали гуляющимъ рука объ руку съ такими джентльменами, какъ лордъ Воксаль, маркизъ Биллингсгетъ, или капитанъ Боффъ, и въ то же время дружески кивающаго юному Моисею, франту-прикащику, или Лодеру, содержателю игорнаго дома, или Аминадабу, торговцу сигарами въ пассажѣ. Иногда онъ носилъ усы, и принималъ имя капитана Уокера, на основаніи мѣста, будто бы занимаемаго имъ въ арміи королевы португальской. Не нужно прибавлять, что онъ не разъ былъ объявленъ несостоятельнымъ должникомъ. Но для тѣхъ, которые не знали подробно его исторіи, было довольно трудно догадаться о тождественности капитана съ лицомъ, которое воспользовалось такимъ образомъ снисходительностію закона. Во всѣхъ объявленіяхъ онъ являлся подъ именемъ Гукера Уокера, виннаго торговца, или продавца нотъ, или коммиссіонера и т. д. Дѣло въ томъ, что хотя онъ предпочиталъ, чтобы его называли Говардомъ, но его христіянское имя было Гукеръ и было дано ему его почтеннымъ старикомъ отцомъ, который былъ священникъ, и сына готовилъ также въ духовное званіе. Но такъ какъ старый джентльменъ умеръ въ Йоркской тюрьмѣ, куда онъ былъ посаженъ за долги, то его благочестивыя намѣренія насчетъ сына не пришли въ исполненіе; молодому человѣку (какъ онъ самъ разказывалъ съ присовокупленіемъ разныхъ крупныхъ выраженій) было предоставлено распоряжаться, какъ зналъ, своею судьбою, и онъ съ самыхъ раннихъ лѣтъ сталъ вполнѣ свѣтскимъ человѣкомъ.
   Какихъ лѣтъ былъ мистеръ Уокеръ въ началѣ нашего разказа, да и лѣта его въ предыдущія и послѣдующія эпохи его жизни, опредѣлить невозможно. Если ему было двадцать восемь лѣтъ, какъ онъ самъ утверждалъ, то время поступало съ нимъ жестоко; его волосы были рѣдки, около его глазъ рисовались гусиныя лапки, да и вообще въ его лицѣ можно было найдти много слѣдовъ разрушенія. Напротивъ того, если ему было сорокъ, какъ увѣрялъ Томъ Снеффль, также испытавшій несчастія въ своей молодости и божившійся, что зналъ Уокера въ уаткроссъ-стритской тюрьмѣ въ 1820 году, то онъ былъ чрезвычайно моложавъ. Его талія была тонка и гибка, его движенія быстры, его бакенбарды безъ единаго бѣлаго волоска.
   Надо впрочемъ признаться, что онъ употреблялъ Эглантинову возраждающую помаду, которая любые бакенбарды сдѣлаетъ чернѣе лаковаго сапога; вообще онъ былъ усердный посѣтитель его заведенія и пріобрѣталъ тамъ огромныя количества мыла и духовъ, которые доставались ему неимовѣрно дешево. Дѣло въ томъ, что онъ никогда не платилъ ни шиллинга Эглантину за его товары; и пользуясь ими на такихъ выгодныхъ условіяхъ, не стѣснялся въ ихъ употребленіи. Вслѣдствіе этого мистеръ Уокеръ постоянно былъ пропитанъ благоуханіями, не менѣе самого Эглантина. Его носовой платокъ былъ проникнутъ вербеною, его волоса жасминомъ, между тѣмъ какъ его сюртукъ обыкновенно издавалъ тонкій запахъ гаванскихъ сигаръ, дѣлавшій его присутствіе въ небольшой комнатѣ очень замѣтнымъ. Я описалъ такъ обстоятельно мистера Уокера потому, что этотъ маленькій разказъ имѣетъ предметомъ болѣе развитіе характеровъ, чѣмъ рядъ занимательныхъ событій, а мистеръ Уокеръ одна изъ нашихъ главныхъ dramatis personae.
   Итакъ, познакомивъ читателя съ мистеромъ Уокеромъ, мы отправимся съ нимъ въ лавку мистера Эглантина, гдѣ этотъ джентльменъ ждетъ, чтобы мы списали и его портретъ.
   На окна Эглантиновой лавки пошла почти цѣлая десятина зеркальныхъ стеколъ, и ночью, когда газъ зажженъ, и серебряныя мыльницы сверкаютъ, и своевольное пламя причудливо играетъ на безчисленныхъ склянкахъ съ разноцвѣтными духами, то блеснетъ на бритвенномъ приборѣ, то внезапно озаритъ хрустальную вазу, содержащую сто тысячъ патентованныхъ зубныхъ щетокъ,-- тогда вы можете себѣ представить великолѣпіе общаго эффекта. Вы конечно не думаете, чтобъ изъ его оконъ выглядывали эти отвратительныя, улыбающіяся восковыя фигуры, которыя обезображиваютъ многія, впрочемъ почтенныя заведенія. Эглантинъ выше такихъ недостойныхъ хитростей; я даже думаю, что онъ скорѣе согласился бы, чтобъ у него отрѣзали голову и украсили бы ею его окна, чѣмъ допустить на нихъ презрѣнную куклу. На одномъ изъ стеколъ его двери вы можете прочесть, красивыми золотыми литерами: "Эглантинія" -- это его эссенція для носоваго платка; на другомъ написано "Возраждающая помада" -- это его несравненное средство для волосъ.
   Нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія въ томъ, что Эглантинъ мастеръ своего дѣла. Онъ продаетъ за семь шиллинговъ кусокъ мыла, за который другой бы не могъ получить и шиллинга, и его зубныя щетки раскупаются на расхватъ по полугинеи за штуку. Когда ему приходится снабжать дамъ румянами или жемчужною водою, онъ это дѣлаетъ съ обаятельною таинственностію, которой нельзя противостоять, и дамы убѣждены, что нигдѣ въ мірѣ нельзя найдти ничего подобнаго его притираніямъ. Онъ даетъ своимъ товарамъ неслыханныя имена, и получаетъ за нихъ неслыханныя деньги. Онъ умѣетъ завивать -- это фактъ -- такъ, какъ немногіе изъ его современниковъ; и всѣмъ извѣстно, что ему случалось получать по двадцати фунтовъ въ вечеръ отъ столькихъ же дамъ, въ то время, когда локоны были въ модѣ. Водвореніе бандо, по его собственнымъ словамъ, уменьшило на 2000 фунтовъ его годовой доходъ; и нѣтъ ничего на свѣтѣ, что бы внушало ему такое глубокое отвращеніе и презрѣніе, какъ прическа à la madonne. Я не лавочникъ, говоритъ онъ,-- я артистъ. Да, я артистъ; покажите мнѣ хорошенькую головку съ настоящими волосами, и я завью ее даромъ. Онъ увѣряетъ, что только его способъ взбивать волосы далъ г-жѣ Зонтагъ возможность плѣнить графа Росси. У него хранится въ медальйонѣ прядь ея волосъ, и онъ увѣряетъ, что ни у какой женщины онъ не видалъ подобныхъ кудрей, кромѣ одной, и эта одна -- Морджіана Крампъ.
   Какимъ же образомъ Эглантинъ, въ своемъ положеніи и при своей геніальности, не разбогатѣлъ, подобно многимъ людямъ, менѣе богато одареннымъ природою? Если сказать правду, онъ слишкомъ любилъ удовольствія, и попалъ въ когти жидамъ. Онъ уже двадцать лѣтъ занимался торговлею; лавка и первоначальный запасъ товаровъ были заведены имъ на занятые на этотъ случай тысячу фунтовъ; и онъ разсчитывалъ, что переплатилъ уже двадцать тысячъ фунтовъ за пользованіе этою одною тысячью, которая все еще оставалась неуплаченною. Онъ былъ принужденъ закупать шампанское въ огромномъ количествѣ у одного изъ почтенныхъ джентльменовъ, съ которыми онъ имѣлъ денежныя дѣла. Подобнымъ образомъ были пріобрѣтены картины, покрывавшія всѣ стѣны его студіи. Если онъ продавалъ свои товары по неслыханнымъ цѣнамъ, то и ему они обходились не дешево. Въ его лавкѣ не было предмета, который бы не былъ доставленъ ему его іудейскими благодѣтелями, и у самой конторы его магазина возсѣдалъ джентльменъ, уполномоченный однимъ изъ нихъ, по имени мистеръ Моссрозъ. Онъ находился тутъ, чтобы контролировать приходную книгу и наблюдать за тѣмъ, чтобы мистеръ Эглантинъ въ точности выплачивалъ, по мѣрѣ возможности, проценты по предварительному уговору.
   Имѣя о мистерѣ Моссрозѣ то мнѣніе, которое Дамоклъ могъ имѣть о копьѣ, повѣшенномъ надъ его головою, мистеръ Эглантинъ, разумѣется, глубоко ненавидѣлъ своего прикащика. "Онъ артистъ! восклицалъ Эглантинъ язвительно: этотъ переодѣтый полицейскій! И вѣдь туда же, называетъ себя Моссрозомъ. Моссрозъ, какъ же! Имя этого мерзавца Амосъ, и онъ продавалъ апельсины, когда его помѣстили сюда!" Мистеръ Моссрозъ, съ своей стороны, глубоко презиралъ мистера Эглантина, и съ нетерпѣніемъ ожидалъ того дня, когда лавка будетъ его собственностію, и онъ возьметъ Эглантина къ себѣ въ прикащики, и въ свою очередь будетъ браниться, и насмѣхаться, и говорить свысока.
   Итакъ читатель видитъ, что роскошь и великолѣпіе, окружавшія знаменитаго парикмахера, имѣли свою мрачную сторону, что въ глубинѣ его сердца гнѣздился грызущій червякъ, и что его положеніе, на видъ столь выгодное, въ сущности было незавидное.
   Объ отношеніяхъ между мистеромъ Эглантиномъ и мистеромъ Уокеромъ читатели могутъ судить по слѣдующему разговору, происшедшему между ними въ одинъ прекрасный лѣтній день, часовъ въ пять послѣ обѣда; мистеръ Уокеръ оставилъ свою квартиру, перешелъ черезъ улицу и толкнулся въ лавку парикмахера.
   -- Дома ли Эглантинъ, мистеръ Моссрозъ? спросилъ мистеръ Уокеръ у прикащика, возсѣдавшаго въ первой комнатѣ.
   -- Не знаю, посмотрите сами! отвѣчалъ прикащикъ, голосомъ ясно выражающимъ: чтобы чортъ тебя побралъ! Мистеръ Моссрозъ также ненавидитъ мистера Уокера.
   -- Если вы не будете учтивѣе, я переломаю вамъ ребра, мистеръ Амосъ, говоритъ мистеръ Уокеръ твердымъ голосомъ.
   -- Какъ бы не такъ, мистеръ Гукеръ Уокеръ, возражаетъ безстрашный лавочникъ, и капитанъ, бросивъ на него нѣсколько уничтожающихъ взглядовъ, проходитъ во вторую комнату или студію.
   -- Ну, какъ поживаете, голубчикъ, говоритъ капитанъ.-- Много дѣла?
   -- Нѣтъ ни души въ городѣ. Щипцовъ сегодня и въ руки не бралъ, отвѣчаетъ Эглантинъ мрачно.
   -- Ну такъ разогрѣйте ихъ и подвейте меня. Я сегодня обѣдаю въ Реджентъ-клубѣ съ Биллинсгэтомъ и другими молодцами этого полета, такъ вы, душа моя, постарайтесь.
   -- Не могу, отвѣчаетъ Эглантинъ,-- я жду дамъ, капитанъ, съ минуты на минуту.
   -- Дѣлать нечего, я не хочу мѣшать такому великому художнику, какъ вы, мистеръ Эглантинъ; прощайте. Кстати, не забывайте будущей пятницы. "Будущая пятница" была день, въ который кончался срокъ одному векселю, подписанному Эглантиномъ.
   -- Да куда же вы спѣшите, капитанъ? присядьте. Я васъ мигомъ завью. И скажите пожалуста, нельзя ли бы отсрочить!
   -- Невозможно, и то просрочено.
   -- А я бы далъ за это хорошія денежки, право!
   -- А сколько бы?
   -- А хоть фунтовъ десять.
   -- Какъ? Чтобъ я предложилъ своему принципалу десять фунтовъ! съ ума ли вы сошли, Эглантинъ? Лѣвый-то банкенбардъ завейте покруче.
   -- Да только за хлопоты.
   -- Что же, посмотрю, можно ли уладить это. Вѣдь ему ничего не стоитъ это уладить. Что до меня, то, какъ вы знаете, мнѣ дѣла нѣтъ до всего этого, я только изъ дружбы служу вамъ посредникомъ. Ей Богу, такъ.
   -- Знаю, что такъ, любезный сэръ.
   Послѣднія слова разговаривающихъ были чистѣйшая ложь. Парикмахеръ очень хорошо зналъ, что мистеръ Уокеръ преспокойно возьметъ себѣ эти десять фунтовъ; но эта издержка особенно не обременяла его, и при своей боязливости, онъ не рѣшался напроситься на ссору съ своимъ могучимъ другомъ. Онъ уже три раза платилъ по десяти фунтовъ за отсрочку векселя и зналъ очень хорошо, что всѣми деньгами воспользовался его другъ Уокеръ.
   Изъ предыдущаго читатель отчасти узналъ значеніе слова "агентство", изображеннаго на двери мистера Уокера. Онъ былъ посредствующимъ лицомъ между заимодавцами и заемщиками, и въ теченіи дѣла къ его рукамъ постоянно прилипала часть переходившихъ черезъ нихъ денегъ. Онъ также былъ агентомъ по винной торговлѣ; также агентомъ для доставленія мѣстъ, зависящихъ отъ людей съ вѣсомъ; агентомъ полдюжины театральныхъ артистовъ мужескаго и женскаго пола, и интересы послѣднихъ, какъ увѣряютъ, особенно принимались имъ къ сердцу. Таковы были скромныя средства, которыми этотъ достойный джентльменъ поддерживалъ свое существованіе, и когда, по его пристрастію къ широкой жизни, къ игрѣ и къ другимъ подобнымъ удовольствіямъ, его доходовъ не хватало на его расходы, тогда онъ дѣлалъ долги, и уплачивалъ ихъ трудовыми же деньгами. Впрочемъ, Флитъ былъ ему также извѣстенъ, какъ и Паллъ-Маллъ, и ему почти одинаково нравилось то и другое мѣсто. Вотъ какъ я смотрю на вещи, говаривалъ этотъ философъ: когда у меня есть деньги, я издерживаю; когда есть кредитъ, я занимаю; когда ужь отвертѣться нельзя, расплачиваюсь, и такимъ образомъ держусь. Счастливая гибкость темперамента! Я увѣренъ, что, несмотря на многія несчастныя приключенія, несмотря на шаткость его положенія, не было человѣка въ Англіи, котораго совѣсть была бы покойнѣе, котораго сонъ былъ бы мирнѣе, чѣмъ у капитана Гоуарда Уокера.
   Между тѣмъ, какъ Эглантинъ оканчивалъ его прическу, онъ снова повернулъ разговоръ на дамъ, о которыхъ упомянулъ этотъ послѣдній, назвалъ его бѣдовымъ, счастливымъ псомъ и наконецъ спросилъ, "хорошенькія ли это дамы?"
   Эглантинъ не счелъ грѣхомъ пустить пыль въ глаза джентльмену, съ которымъ онъ имѣлъ денежныя дѣла; и чтобы дать ему блестящее понятіе о своей состоятельности и о великолѣпныхъ видахъ, открывающихся для него въ будущемъ:
   -- Капитанъ! сказалъ онъ ему:-- я занялъ при вашемъ посредствѣ сто восемьдесять фунтовъ; существуютъ, не правда ли, два векселя, подписанные мною, именно въ эту сумму?
   -- Безъ сомнѣнія. Что же изъ этого?
   -- Что изъ этого! Хотите пари: пять фунтовъ противъ одного, что черезъ три мѣсяца эти векселя будутъ уплачены.
   -- Пять фунтовъ противъ одного! идетъ!
   Парикмахеръ былъ нѣсколько сконфуженъ тѣмъ, что капитанъ такъ ухватился за слово, сказанное имъ невзначай. Но вѣдь платить ему приходилось лишь черезъ три мѣсяца, и такъ онъ сказалъ "идетъ!" и прибавилъ: "А что вы скажете черезъ три мѣсяца, если по вашимъ векселямъ все будетъ уплачено?"
   -- Не по моимъ, по Пейковымъ.
   -- По Пейковымъ и по Минореевымъ также; и если всѣ мои обязательства до послѣдней полушки будутъ исполнены: и этотъ Моссрозъ будетъ выброшенъ изъ окна, и я и мое заведеніе будемъ свободны, какъ воздухъ...
   -- Что вы говорите? Королева Анна, что ли, умерла и назначила васъ своимъ наслѣдникомъ?
   -- Лучше чѣмъ королева Анна и чѣмъ наслѣдство. Что вы скажете, когда на томъ мѣстѣ, гдѣ теперь сидитъ Моссрозъ (чтобы чортъ его побралъ), вы увидите женщину, у которой самая великолѣпная коса во всей Европѣ. Такая красавица, я вамъ скажу, что чортъ побери! и скоро, я надѣюсь, она сдѣлается мистрисъ Эглантинъ, и принесетъ мнѣ приданаго пять тысячъ фунтовъ.
   -- Да, это счастье, Тини, можно сказать! Вы тогда подпишете для меня два, три векселя, не такъ ли? не забудете меня, дружище?
   -- Какъ можно! за моимъ столомъ, капитанъ, всегда будетъ мѣсто для васъ; и я надѣюсь, что мы будемъ видѣть васъ часто.
   -- А что скажетъ француженка-то! Она повѣсится съ отчаянія, Эглантинъ.
   -- Стъ! ни слова о ней! Я уже перебѣсился. Эглантинъ теперь уже не прежній веселый повѣса, онъ степенный семьянинъ. Мнѣ нужно сердце, которое бы дѣлило чувства моего сердца. Мнѣ нуженъ покой. О, я уже не такъ молодъ, какъ былъ, я это чувствую.
   -- Ну, вотъ еще что выдумалъ!...
   -- Да, я теперь только желаю домашняго счастія и достигну его.
   -- И бросите клубъ, къ которому принадлежите!
   -- Почечниковъ-то? разумѣется. Развѣ это прилично женатому человѣку? У меня и дома будутъ жареныя почки. Но довольно, капитанъ. Сейчасъ придутъ дамы, которыхъ я жду.
   -- И одна изъ этихъ дамъ она, не такъ ли, злодѣй?
   -- Идите, идите! это она съ маменькою.
   Но мистеръ Уокеръ рѣшилъ, что не пойдетъ, а сперва посмотритъ на дамъ.
   Операція надъ бакенбардами мистера Уокера была кончена, и онъ сидѣлъ передъ зеркаломъ, въ самой граціозной позѣ, вытянувъ шею и поправляя свой туалетъ. Его огромная грудная булавка была помѣщена какъ слѣдуетъ въ его галстукѣ, и онъ самодовольно устремлялъ свои взоры на отраженіе своего любимаго, лѣваго бакенбарда, а между тѣмъ Эглантинъ растянулся на креслѣ въ комфортабельной, но меланхолической позитурѣ. Онъ одною рукой вертѣлъ щипцами, которыми только что завилъ Уокера; другая играла кольцомъ, и онъ думалъ,-- мечталъ о Морджіанѣ; потомъ онъ думалъ о векселѣ, которому срокъ выходилъ шестнадцатаго; потомъ о голубомъ бархатномъ жилетѣ съ золотыми пуговицами, въ которомъ онъ былъ убійственно хорошъ, и вращался такимъ образомъ въ своемъ маленькомъ мірѣ любви, страховъ и тщеславія. "Чортъ побери! думалъ мистеръ Уокеръ, вѣдь я красивый малый, не каждый день встрѣтишь такіе бакенбарды, какъ мои. Если есть возможность догадаться, что они подкрашены, такъ пусть меня..." Въ эту минуту дверь широко распахнулась, и толстая дама съ локономъ на лбу, въ желтой шали, въ зеленой бархатной шляпѣ съ перьями, въ полусапожкахъ и въ платьѣ, испещренномъ тюльпанами и разными экзотическими цвѣтами, однимъ словомъ мистрисъ Крампъ, влетѣла въ комнату, и за нею дочь.
   -- Вотъ мы и пришли, мистеръ Эглантинъ, вскрикнула мистрисъ Крампъ, съ самымъ веселымъ, дѣтски-шаловливымъ видомъ.-- Ай, да въ комнатѣ есть еще джентльменъ!
   -- Не извольте стѣсняться моимъ присутствіемъ, сказалъ упомянутый джентльменъ самымъ обольстительнымъ голосомъ.-- Я другъ Эглантина; не такъ ли, Эггъ? Мы съ нимъ одного поля ягода, вѣдь такъ?
   -- Такъ, такъ! подхватилъ нѣсколько смущенный лавочникъ.
   -- Парикмахеръ? спросила мистрисъ Крампъ.-- Я такъ и думала. Во всѣхъ джентльменахъ вашей профессіи, мистеръ Эглантинъ, есть что-то такое... дистенге!
   -- Сударыня, съ большимъ присутствіемъ духа отвѣчалъ джентльменъ, къ которому относился этотъ комплиментъ,-- вы слишкомъ добры. Позволите ли вы, миссъ, испробовать свое искусство надъ вами, или надъ вашею прелестною дочерью? Я не такъ искусенъ, какъ Эглантинъ, но также не безъ навыка, увѣряю васъ.
   -- Вздоръ, капитанъ! прервалъ парикмахеръ, которому почему-то стало неловко при встрѣчѣ капитана съ его предметомъ.-- Онъ не принадлежитъ къ профессіи, мистрисъ Крампъ. Это мой другъ капитанъ Уокеръ, и я горжусь тѣмъ, что могу назвать его другомъ. Потомъ, обращаясь въ полголоса къ мистрисъ Крампъ,-- одинъ изъ первыхъ львовъ въ городѣ, прибавилъ онъ,-- изъ самаго лучшаго круга.
   Между тѣмъ, игриво пользуясь ошибкою, только что сдѣланною мистрисъ Крампъ, мистеръ Уокеръ вложилъ щипцы въ огонь, и обернулся къ дамамъ съ такою обворожительною граціею, что обѣ, зная теперь его положеніе въ свѣтѣ, покраснѣли и усмѣхнулись, и остались имъ очень довольны. Маменька взглянула на Джину, и Джина на маменьку; потомъ маменька слегка толкнула Джину локтемъ въ бокъ; потомъ обѣ расхохотались во все горло, какъ хохочутъ дамы, и какъ, должно надѣяться, онѣ всегда будутъ хохотать. Развѣ нужна причина, чтобы хохотать? Давайте хохотать, когда хохочется, какъ мы спимъ, когда спится. И такъ мистрисъ Крампъ и ея барышня нахохотались досыта, при чемъ обѣ нѣсколько разъ останавливали на мистерѣ Уокерѣ свои большіе блестящіе глаза.
   -- Теперь ужь я не уйду, сказалъ онъ, ловко выступая впередъ съ горячими щипцами въ рукахъ и охлаждая ихъ о мягкую бумажку со всѣми ухватками опытнаго парикмахера (дѣло въ томъ что онъ каждое утро весьма искусно собственноручно завивалъ свои огромные бакенбарды),-- теперь ужь я не уйду, голубчикъ Эглантинъ. Эти дамы считаютъ меня парикмахеромъ, и такъ, я имѣю право остаться.
   -- Ему нельзя остаться, вскрикнула мистрисъ Крампъ, вдругъ краснѣя, какъ піонъ.
   -- Я буду въ пеньюарѣ, мама, сказала миссъ, взглянула на джентльмена, потомъ опустила глаза и также покраснѣла.
   -- Но ему нельзя остаться, Джина, говорю тебѣ! развѣ я могу при джентльменѣ снять свою...
   -- Мама хочетъ сказать -- свою накладку! вскрикнула миссъ, вскакивая, и принялась хохотать во все горло; причемъ почтенная хозяйка "Сапожнаго Крючка", которая любила шутки, даже на свой собственный счетъ, расхохоталась также и объявила, что никто на свѣтѣ, кромѣ мистера Крампа и мистера Эглантина, не видалъ ея безъ украшенія, на которое намекнула миссъ Джина.
   -- Ну, идите теперь, неотвязчивый человѣкъ, продолжала миссъ Крампъ, обращаясь къ мистеру Уокеру;-- я хочу слышать увертюру, а теперь уже шесть часовъ, а такъ мы пожалуй и въ десять не будемъ готовы.
   Но голосъ, которымъ Морджіана сказала: "идите", очевидно выражалъ: оставайтесь, что не могло ускользнуть отъ проницательности мистера Уокера.
   -- А вѣдь въ самомъ дѣлѣ, лучше бы вамъ уйдти, прибавилъ мистеръ Эглантинъ, замѣтившій также нѣчто подобное, и вообще смущенный эффектомъ, который производилъ его фэшёнабельный другъ.
   -- Хоть вы удавитесь на мѣстѣ, мой голубчикъ, не уйду я прежде, чѣмъ эти дамы будутъ причесаны: развѣ вы не сами мнѣ сказали, что у миссъ Крампъ самая великолѣпная коса въ Европѣ! И вы думаете, что я уйду, не видавши ея? Какъ бы не такъ!
   -- Упрямое, противное, несносное существо! воскликнула миссъ Крампъ. Но въ то же время, она сняла шляпу, и повѣсила ее на одинъ изъ канделабровъ по сторонамъ Эглантинова зеркала (это была черная бархатная шляпка, обшитая фальшивыми кружевами, съ огромною гирляндою изъ капуцинъ, конволвулусовъ и желтыхъ фіолей внутри), и сказала;-- Дайте мнѣ пеньюаръ, мой добрый мистеръ Арчибальдъ, и Эглантинъ, готовый сдѣлать для нея все на свѣтѣ, когда она называла его Арчибальдомъ, тотчасъ досталъ этотъ костюмъ и набросилъ его на нѣжныя плечи молодой дѣвушки; и она, снявши бронзовую ферроньерку, которую она носила на лбу, также двѣ бронзовыя гребенки съ стеклянными рубинами, и наконецъ гребень, который сдерживалъ ея косу, и оборачиваясь при этомъ съ кокетливымъ взглядомъ къ новому знакомому, тряхнула головкою, и разсыпала вокругъ себя такое изобиліе блестящихъ, волнистыхъ, тяжелыхъ, черныхъ какъ смоль, прядей... Разсыпались онѣ по спинѣ миссъ Морджіаны, и разсыпались по ея плечамъ, и разсыпались по креслу, на которомъ она сидѣла, и изъ ихъ середины выглядывало ея веселое, румяное, черноглазое личико, и на немъ свѣтилась торжествующая улыбка, которая говорила: ну, видали ли вы когда-нибудь дѣвушку милѣе меня?
   -- Клянусь небомъ, отроду не видалъ ничего подобнаго! вскрикнулъ Уокеръ, не скрывая своего восторга.
   -- Не правда ли? сказала мистрисъ Крампъ, принимавшая на свой счетъ комплименты, которые дѣлались ея дочери.-- Да, да! Когда я въ 1820 году играла въ театрѣ Уэлльза, у меня были точь-въ-точь такіе волосы, точь-въ-точь, сэръ. Меня за нихъ прозвали Ревенсвингъ {Ревенсвингъ -- значитъ вороново крыло.}. Волосы у меня вылѣзли, когда вотъ эта шалунья произошла на свѣтъ, и я часто говорю ей: это ты у меня украла эту прекрасную косу! Бывали вы у Уэлльза, сэръ, въ 1820 году! Вы можетъ-быть помните миссъ Деленси? Миссъ Деленси -- это я. Вы можетъ-быть помните:
   
   Дингъ-а-дингъ, дингъ-а-дингъ,
   При свѣтѣ луны
   Я слышу бряцанье
   Гитарной струны.
   
   Гитарной струны
   Я слышу бряцанье,
   То милый Селимъ,
   Пришелъ на свиданье!
   
   Помните, въ Багдадскихъ Колоколахъ? Фатима-Деленси; Селимъ-Бепломондъ (его настоящее имя было Бонніонъ; ему, бѣднягѣ, не посчастливилось). Оно пѣлось подъ тамбуринъ, и между каждымъ стихомъ выдѣлывался па.
   
   Дингъ-а-дингъ, дингъ-а-дингъ
   Гитара звучитъ,
   Съ минарета жъ вдали
   Колокольчикъ звенитъ
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   Дингъ-а-дингъ...
   
   -- Ай! вдругъ вскрикнула миссъ Крампъ самымъ страждущимъ голосомъ. (Не сумѣю сказать, дѣйствительно ли мистеръ Эглантинъ неосторожно дернулъ одинъ изъ волосковъ ея прелестной головки.) -- Ай! вы хотите умертвить меня, мистеръ Эглантинъ!
   И при этомъ маменька, которая стала было въ позу Фатимы, и подняла надъ головою кончикъ своего боа вмѣсто тамбурина, и мистеръ Уокеръ, который смотрѣлъ на нее и было забылъ прелести дочери при видѣ этой граціозной выходки матери, оба разомъ обернулись, чтобы выразить свое соболѣзнованіе, между тѣмъ какъ Эглантинъ шепталъ ей съ нѣжнымъ упрекомъ:-- умертвить васъ! я, Морджіана!
   -- Мнѣ теперь лучше, сказала молодая дѣвушка, томно улыбаясь,-- боль проходитъ, мистеръ Арчибальдъ. Чтобы сказать всю правду, во всемъ Майферѣ не было такой кокетки, какъ миссъ Морджіана, даже между фашёнабельными госпожами фашёнабельныхъ лакеевъ, которые собирались въ "Сапожномъ Крючкѣ". Она сама считала себя самымъ очаровательнымъ существомъ въ мірѣ. Она всякій разъ, когда видѣла новое лицо, пробовала надъ нимъ силу своихъ прелестей; и ея прелести были того яркаго и разительнаго сорта, который пользуется особеннымъ успѣхомъ, потому что люди вообще больше всего любуются тѣмъ, что легче замѣтить; и такъ мы часто видимъ, что гордый тюльпанъ привлекаетъ взоры всѣхъ, между тѣмъ какъ рядомъ съ нимъ остаются незамѣченными скромныя маргаритки и душистыя фіалки. Морджіана была тюльпаномъ между женщинами, и къ ней такъ и льнули всѣ охотники до тюльпановъ.
   Словомъ, возгласы "Ай!" и "Мнѣ теперь лучше, мистеръ Арчибальдъ!" совершенно достигли своей цѣли, и обратили вниманіе всѣхъ на ея очаровательную личность. Послѣдній возгласъ въ особенности воспламенилъ мистера Эглантина. Онъ взглянулъ на мистера Уокера и сказалъ:-- Что я вамъ говорилъ, капитанъ! Каковы волосы-то, что за блескъ, что за темнота! Въ этихъ волосахъ пятнадцать фунтовъ вѣсу, и я бы не позволилъ никому изъ моихъ учениковъ, напримѣръ этому дураку Моссрозу, чтобы чортъ его побралъ! я бы за пятьсотъ гиней не позволилъ никому коснуться этихъ волосъ! О! миссъ Морджіана, помните, что Эглантинъ всегда готовъ причесать васъ! Помните это, только объ этомъ прошу васъ. И при этомъ достойный джентльменъ осторожно втиралъ немного энглантина въ эти царственныя кудри, которыя онъ любилъ всею любовью человѣка и артиста.
   Что касается до готовности, съ которою Морджіана выставляла на показъ свои волосы, то надѣюсь, что никто изъ читателей не осудитъ ея за это. Ея кудри были ея гордость; она въ частныхъ театрахъ играла постоянно растрепанныя роли, въ которыхъ она могла показываться съ распущенною косою. И что при этомъ она была очень скромна, видно изъ того, что когда мистеръ Уокеръ, во время рѣчи Эглантина, подошелъ къ ея стулу и нѣжно коснулся рукою одного изъ ея локоновъ, она вскрикнула:-- ахъ! самымъ обиженнымъ голосомъ. При этомъ мистеръ Эглантинъ замѣтилъ съ самымъ важнымъ видомъ:-- Капитанъ! Волосы миссъ Крампъ можно видѣть, но трогать ихъ не позволяется.
   -- Да и видѣли ихъ ужь довольно, прибавила маменька.-- Теперь моя очередь, мистеръ Эглантинъ, и я попрошу этого джентльмена удалиться.
   -- Увы! воскликнулъ мистеръ Уокеръ; и такъ какъ уже было половина седьмаго, и онъ былъ приглашенъ обѣдать въ Реджентъ-клубѣ, и ему не хотѣлось возбуждать ревность Эглантина, которому очевидно надоѣло его присутствіе, онъ взялся за шляпу именно въ ту минуту, когда прическа миссъ Крампъ была окончена, и поклонившись ей и ея маменькѣ, оставилъ комнату.
   -- Левъ перваго разряда, сказалъ Эглантинъ, кивая ему вслѣдъ. Принадлежитъ къ самому высшему кругу. Близокъ съ маркизомъ Биллинсгетомъ, съ лордомъ Воксалемъ, и съ разнымъ такимъ народомъ.
   -- Онъ очень милъ, сказала мистрисъ Крампъ.
   -- А по мнѣ, въ немъ ничего нѣтъ особеннаго, сказала Морджіана.
   И капитанъ Уокеръ направился къ своему клубу, размышляя о прелестяхъ Морджіаны. "Что за волосы, думалъ онъ, что за глаза у этой дѣвочки! словно билльярдные шары; и пять тысячъ фунтовъ! Счастье этому Эглантину! Пять тысячъ фунтовъ! Быть не можетъ, чтобъ у нея было столько денегъ."
   Какъ только накладка мистрисъ Крампъ была приведена въ порядокъ, (во время этой операціи Морджіана съ наслажденіемъ разсматривала въ Courrier des dames послѣднія французскія моды и думала о томъ, какъ, окрасивъ пунцовый шарфъ, можно изъ него сдѣлать точь-въ-точь такую мантилью, какъ на картинкѣ,) какъ только накладка была приведена въ порядокъ, обѣ дамы, простившись съ мистеромъ Эглантиномъ, скорымъ шагомъ вернулись въ недалекій "Сапожный Крючекъ", у двери котораго ожидала ихъ хорошенькая зеленая каретка, нанятая въ сосѣднемъ заведеніи. Джентльменъ, сидящій на ея козлахъ, приложилъ руку къ шляпѣ, когда обѣ дамы вошли въ гостиницу.
   -- Мистеръ Вульсей въ домѣ, сказалъ кучеръ изъ заведенія мистера Снеффля; -- онъ уже нѣсколько разъ выбѣгалъ на улицу смотрѣть, не идете ли вы. И дѣйствительно, въ домѣ былъ мистеръ Вульсей, котораго пригласили провожать дамъ въ театръ въ этотъ вечеръ, и который нанялъ каретку.
   Конечно, грустно думать, что Морджіана, сходивши къ одному обожателю, чтобъ онъ завилъ ее, поѣхала съ другимъ въ театръ. Но такова ужь женщина! Будь у нея дюжина обожателей, она надъ всѣми испробуетъ свою власть. И какъ дама, имѣющая большой гардеробъ и любящая разнообразить свой костюмъ, каждый день является въ новомъ нарядѣ; такъ кокетливая красавица наряжается поочередно своими обожателями, и то поощряетъ черные бакенбарды, то улыбается русымъ, то считаетъ, что ей къ лицу веселая болтовня одного изъ ея почитателей, то полагаетъ, что къ ней еще болѣе идетъ нѣжная меланхолія другаго, смотря по внушеніямъ своей измѣнчивой фантазіи. Не будемъ смотрѣть слишкомъ строго на эти непослѣдовательности и капризы красавицъ; вѣдь тѣ женщины, которыя громче всего возстаютъ противъ непостоянства своихъ сестеръ, противъ ихъ слишкомъ любезнаго обхожденія съ другимъ, третьимъ, десятымъ, вѣдь эти женщины поступали бы точно также, еслибъ имъ къ тому представился случай, и онѣ вѣрны своимъ обожателямъ по тѣмъ же причинамъ, по которымъ я теперь вѣренъ своему черному фраку, не имѣя другаго.
   -- Видѣла ты Вульсея, Джина? сказала маменька, обращаясь къ молодой дѣвушкѣ.-- Онъ въ конторѣ съ твоимъ папенькою; на немъ синій сюртукъ съ королевскими пуговицами, и онъ смотритъ совсѣмъ офицеромъ.
   Таковъ обыкновенно былъ костюмъ мистера Вульсея; его главное желаніе было походить на джентльменовъ изъ арміи, для которыхъ онъ часто имѣлъ случай шить тѣ великолѣпные красные и синіе мундиры, которые служатъ украшеніемъ нашему войску. Что касается до королевскихъ пуговицъ, то развѣ онъ не шивалъ для его величества покойнаго короля Георга IV? Разказывая объ этомъ, онъ всегда прибавлялъ:-- И теперь, сэръ, у насъ въ заведеніи есть мѣрки съ князя Блюхера и съ князя Шварценберга; болѣе того: я краивалъ и на Веллингтона. Его усердіе простиралась до того, что онъ бы поплылъ на островъ св. Елены, чтобы сдѣлать сюртукъ Наполеону. Онъ носилъ черно-синій парикъ, и его бакенбарды были того же цвѣта. Въ разговорѣ онъ былъ отрывистъ и кратокъ; и на маскарадахъ онъ являлся не иначе, какъ одѣтый фельдмаршаломъ.
   -- Онъ сегодня право не дуренъ, продолжала мистрисъ Крампъ.
   -- Да, сказала Джина,-- но на немъ такой противный парикъ, и краска съ его бакенбардъ вѣчно мараетъ его бѣлыя перчатки.
   -- Не у всякаго есть свои волосы, дружокъ, отвѣчала мистрисъ Крампъ со вздохомъ.-- А у Эглантина чудо какіе волосы.
   -- Какъ у всѣхъ парикмахеровъ! отвѣчала Джина нѣсколько презрительно;-- но чего я терпѣть не могу, это его пальцы: вѣчно въ маслѣ да въ помадѣ!
   Очевидно, въ мысляхъ прелестной Морджіаны что-то было не ладно. Почему такая немилость и къ тому и къ другому своему обожателю? Или она замѣтила, что молодой Глауберъ, игравшій Ромео на частныхъ театрахъ, и моложе, и красивѣе ихъ обоихъ? Или увидавши настоящаго джентльмена, каковъ былъ познакомившійся сегодня съ нею мистеръ Уокеръ, она вдругъ почувствовала, сколькихъ тонкостей не достаетъ у ея объявленныхъ обожателей? Дѣло въ томъ, что она весь вечеръ была очень необщительна, не смотря на вниманіе мистера Вульсея; что она безпрестанно оглядывалась на дверь ложи, словно ожидала еще кого-нибудь; что она кушала очень мало устрицъ изъ боченка, который былъ присланъ къ ужину въ "Сапожный Крючекъ" любезнымъ портнымъ.
   -- Что это съ нею? сказалъ Вульсей своему союзнику, мистеру Крампу, когда дамы удалились.-- Она весь вечеръ была не въ духѣ. Она не смѣялась фарсу, не плакала во время трагедіи, а вы знаете какъ она всегда хохочетъ и плачетъ. Она выпила только половину своего пунша, и не болѣе четверти своего пива.
   -- Да, никакъ не болѣе, спокойно отвѣчалъ мистеръ Крампъ.-- Я думаю это проклятый брадобрѣй ей вскружилъ голову. Онъ причесывалъ ее къ театру.
   -- Я его застрѣлю, чортъ побери! Чтобъ это жирное, глупое, изнѣженное животное женилось на миссъ Морджіанѣ? Никогда! Я его застрѣлю! Я вызову его на дуэль въ будущую субботу! Я наступлю ему на ногу! Я расквашу ему носъ!
   -- Ссора въ Почечномъ клубѣ! строго возразилъ Крампъ.-- Ссорѣ въ этой комнатѣ не бывать, пока я занимаю этотъ стулъ!
   -- По крайней мѣрѣ вы не перестанете стоять за меня?
   -- Стоять за васъ я буду, вы это знаете. Вы человѣкъ хорошій, и пришлись мнѣ болѣе по сердцу, чѣмъ этотъ Эглантинъ. Вы мнѣ внушаете болѣе довѣрія, чѣмъ Эглантинъ, сэръ. Вы болѣе мущина, чѣмъ Эглантинъ, хотя вы и портной, сэръ; и я желаю отъ всего сердца, чтобы вамъ досталась Морджіана. Мистрисъ Крампъ другую сторону держитъ, я это знаю; но знаете: женщины всегда все повернутъ по своему; а въ этомъ Морджи и противъ маменьки постоитъ, и кто понравится Морджи, за того она и выйдетъ.
   Мистеръ Вульсей отправился домой, упорствуя въ своемъ намѣреніи застрѣлить Эглантина. Мистеръ Крампъ спокойно легъ въ постель и прохрапѣлъ всю ночь, какъ обыкновенно. Мистеръ Эглантинъ претерпѣлъ нѣсколько припадковъ судорожной ревности, потому что онъ вечеромъ приходилъ въ "Сапожный Крючокъ" и узналъ, что Морджіана отправилась въ театръ съ его соперникомъ. А миссъ Морджіана видѣла во снѣ господина, который, сказать ли по совѣсти? былъ до нельзя похожъ на капитана Говарда Уокера.-- Мистрисъ кэптенъ N. N., мечтала она -- о, что это за прелеоть -- настоящій джентльментъ!
   И въ то же время, мистеръ Уокеръ ѣхалъ домой изъ Реджентъклуба, зѣвая:-- волоса-то какіе! какія брови! какіе глаза! Б..ббб.. билльярдные шары ей-Богу!
   

ГЛАВА II.
Въ которой мистеръ Уокеръ трижды пытается узнать, гдѣ живетъ Морджіана.

   На другой день послѣ обѣда въ Реджентъ-клубѣ, мистеръ Уокеръ снова отправился къ своему другу парикмахеру и въ первой комнатѣ магазина, какъ всегда, встрѣтилъ мистера Моссроза.
   По какой-то особенной причинѣ, капитанъ былъ необыкновенно веселъ въ этотъ день; и какъ бы совершенно забывши разговоръ, происшедшій наканунѣ между нимъ и адъютантомъ Эглантина, онъ обратился къ нему съ самымъ привѣтливымъ видомъ.
   -- Здравствуйте, мистеръ Моссрозъ, сказалъ капитанъ Уокеръ.-- Вы сегодня румяны какъ розанъ, право, мистеръ Моссрозъ.
   -- А вы желты, какъ червонецъ, отвѣчалъ мистеръ Моссрозъ съ кислою гримасою. Онъ думалъ, что капитанъ хочетъ дразнить его.
   -- Это должно быть оттого, что я вчера вечеромъ таки порядкомъ выпилъ; отвѣчалъ тотъ, нисколько не смущаясь.
   -- На то вы только и годны... скотинаі пробормоталъ мистеръ Моссрозъ.
   -- Благодарю за комплиментъ, отвѣчалъ капитанъ,-- и прошу принять его обратно.
   -- Если вы вздумаете называть меня скотиною, я вамъ голову разобью, вскрикнулъ молодой человѣкъ.
   -- Да я и не думалъ, голубчикъ, отвѣчалъ Уокеръ;-- напротивъ того, это вы...
   -- Такъ я лгунъ, что ли? прервалъ его свирѣпый Моссрозъ, который искренно ненавидѣлъ агента,, и нисколько не старался скрыть свою ненависть. Онъ былъ твердо намѣренъ изгнать его навсегда изъ магазина.-- Лгунъ я, что ли, по вашему, мистеръ Гукеръ Уокеръ?
   -- Тише, Амосъ, ради Бога, вскрикнулъ капитанъ, которому имя "Гукеръ" было ножъ въ сердце; но въ эту минуту, въ магазинъ вошелъ покупщикъ; мистеръ Амосъ превратилъ свою свирѣпую физіономію въ любезную улыбку, и мистеръ Уокеръ прошелъ въ "студію".
   Въ присутствіи Эглантина, Уокеръ также принялъ самый улыбающійся видъ, опустился въ кресло, протянулъ руку парикмахеру, и принялся дружелюбно болтать съ нимъ.
   -- Что за обѣдъ, Тини, дружокъ! говорилъ онъ, и что за веселая компанія! Биллинсгеть, Воксаль, Сенъ-Барсъ, Боффъ, и еще полдюжина изъ лучшихъ молодцовъ въ городѣ. И какъ вы думаете, что мы заплатили, съ головы? Бьюсь объ закладъ, что не догадаетесь.
   -- Двѣ гинеи, что ли, съ головой? Разумѣется, безъ вина, спросилъ фашенабельный парикмахеръ.
   -- Не то!
   -- Что же, десять гиней съ головы? Или еще больше? Вѣдь вы, я знаю, кутилы. Когда вы соберетесь, такъ ужь денегъ не считаете. Да и я разъ, въ Ричмондѣ, въ "Звѣздѣ и Подвязкѣ", заплатилъ...
   -- Осьмнадцать пенсовъ?
   -- Осемнадцать пенсовъ, сэръ?-- Я заплатилъ тридцать-пять шиллинговъ за свою персону. Знайте, сэръ, что я при случаѣ также поступаю, какъ джентльменъ, отвѣчалъ парикмахеръ съ большимъ достоинствомъ.
   -- Ну, а мы заплатили по осьмнадцати пенсовъ, и ни полушки болѣе, клянусь честію!
   -- Вздоръ, вы шутите. Чтобы маркизъ Биллинсгетъ отобѣдалъ за осьмнадцать пенсовъ Чортъ побери, еслибъ я былъ маркизъ, я бы платилъ по пяти фунтовъ за завтракъ.
   -- Это вы говорите оттого, Эглантинъ, что не знаете маркиза, да и вообще не знаете, что такое настоящій bon ton. Простота, другъ мой, простота принадлежность всякаго истиннаго джентльмена. Да вотъ я разкажу, что мы вчера ѣли за обѣдомъ.
   -- Конечно супъ изъ черепахи и дичь; безъ этого вашъ братъ не обѣдаетъ.
   -- Фи! Все это намъ до смерти надоѣло! Ѣли мы гороховый супъ и отварные потрохи. Что вы на это скажете? Потомъ подали намъ килекъ и селедки, да баранью лопатку съ картофелемъ, жареную свинину, да ирландскую кашу. Я заказывалъ обѣдъ, сэръ, и онъ имѣлъ болѣе успѣха, чѣмъ всѣ выдумки Юда и Сойе. Маркизъ былъ въ экстазѣ, графъ съѣлъ цѣлое блюдо килекъ, и если вискоунтъ не объѣлся баранины, то мое имя не Говардъ Уокеръ. Билли, какъ я называю его, предсѣдательствовалъ. Онъ провозгласилъ тостъ за мое здоровье, и какъ вы думаете, что этотъ шалунъ предложилъ?
   -- Что предложила его свѣтлость?
   -- Чтобы каждый изъ присутствующихъ подписался на два пенса, чтобы заплатить за меня, ей Богу! И деньги поднесли мнѣ въ жестяной кружкѣ, которую просили меня также принять въ видѣ подарка. Мы потомъ отправились къ Тому Спрингу, отъ Тома къ Финишу, отъ Финиша -- въ полицію, т.-е. они какъ-то попали туда, и прислали за мною, въ то время, какъ я уже ложился спать, чтобы я ихъ выручилъ.
   -- Счастливые люди, эти молодые аристократы, сказалъ мистеръ Эглантинъ.-- Веселятся себѣ съ утра до вечера. Да и что за славные малые! Ни аффектаціи, ни чванства! Какъ есть славные, прямые, благородные ребята!
   -- Хотите, я васъ съ ними познакомлю, голубчикъ? сказалъ капитанъ.
   -- Если я съ ними познакомлюсь, то они увидятъ, что имѣютъ дѣло съ джентльменомъ, сэръ!
   -- И вы съ ними познакомитесь, и леди Биллинсгетъ будетъ брать духи въ вашей лавкѣ; мы будущую недѣлю всѣ обѣдаемъ у Боба, и я васъ беру съ собою, заключилъ капитанъ, хлопая упоеннаго артиста по спинѣ.-- А вы, голубчикъ, гдѣ провели вчерашній вечеръ?
   -- Въ своемъ клубѣ, отвѣчалъ Эглантинъ, немного краснѣя.
   -- Какъ, не въ театрѣ съ прелестною черноглазою миссъ -- какъ бишь ее, Эглантинъ?
   -- Не спрашивайте у меня ея имени, капитанъ! отвѣчалъ Эглантинъ, отчасти изъ стыда, отчасти изъ осторожности. Онъ не рѣшился признаться, что ея имя было Крампъ, и не желалъ, чтобы капитанъ узналъ еще что нибудь о его невѣстѣ.
   -- Ты боишься, чтобы кто-нибудь не отбилъ у тебя пяти тысячи фунтовъ -- а, злодѣй? сказалъ капитанъ самымъ веселымъ голосомъ, хотя въ сущности онъ былъ очень недоволенъ; онъ собственно и всю исторію объ обѣдѣ разказалъ, и обѣщался познакомить Эглантина съ лордами, только для того, чтобъ этотъ послѣдній проболтался ему о красавицѣ съ билльярдными шарами вмѣсто глазъ. Съ подобною цѣлью онъ сдѣлалъ попытку (такъ вполнѣ неудавшуюся) помириться съ Моссрозомъ. И еслибъ читатель зналъ поближе мистера Уокера, то этихъ объясненій не было бы нужно; но вѣдь мы еще находимся въ самомъ началѣ исторіи, и кто угадаетъ тайныя побужденія нашего героя, если мы не возьмемъ на себя труда объяснить ихъ?
   Итакъ, лаконическій отвѣтъ достойнаго торговца духами: "Не спрашивайте у меня ея имени, капитанъ!" таки порядочно осадилъ храбраго капитана; и хотя онъ еще просидѣлъ съ четверть часа, и хотя былъ чрезвычайно любезенъ, и сдѣлалъ еще нѣсколько ловкихъ попытокъ навести разговоръ на занимавшую его тему; но парикмахеръ твердо стоялъ на своемъ, или точнѣе, былъ слишкомъ запуганъ, чтобы проговориться; бѣдный, добродушный толстякъ вѣчно былъ жертвою обманщиковъ, вѣчно бился въ сѣтяхъ какого-нибудь негодяя. Поэтому у него развилась та скрытность, которою нерѣдко отличаются люди боязливые; онъ чуялъ приближеніе притѣснителя, какъ заяцъ чуетъ приближеніе борзой собаки. Поэтому онъ молчалъ, зная, что если онъ постарается обмануть капитана, его дѣло пропало. Онъ чувствовалъ, что за вопросами капитана скрывается какая-нибудь задняя мысль, и приходилъ въ страхъ и недоумѣніе. И какъ онъ благодарилъ небо, когда карета леди Гроггь остановилась у его двери, и сама леди вошла съ своими миссъ и объявила, что она приглашена на завтракъ въ три часа, и желаетъ, чтобъ ее причесали!
   -- Я еще зайду, Тини, сказалъ капитанъ, удаляясь.
   -- Заходите, капитанъ, отвѣчалъ Тини;-- благодарю васъ; и онъ съ тяжелымъ сердцемъ пошелъ въ дамскую комнату.
   -- Прочь съ дороги, каналья! крикнулъ капитанъ большому лакею леди Грогморъ, который стоялъ на порогѣ въ пунцовой ливреѣ и вдыхалъ ароматную атмосферу магазина; перепуганный лакей посторонился, и храбрый агентъ гордо прошелъ мимо него, не обращая ни малѣйшаго вниманія на смѣхъ мистера Моссроза.
   Уокеръ былъ взбѣшенъ этою неудачею, и взбѣшенный пошелъ шагать вдоль Бондъ-стрита.-- Я хочу знать, гдѣ живетъ эта дѣвочка! говорилъ онъ.-- Клянусь Юпитеромъ, я узнаю гдѣ она живетъ, когда бъ это мнѣ стоило пять фунтовъ!
   -- Какъ не дать пяти фунтовъ, сказалъ тихій, низкій голосъ около него.-- Что вамъ въ деньгахъ-то!
   Уокеръ оглянулся, и увидѣлъ Тома Деля.
   Кто въ Лондонѣ не знаетъ маленькаго Тома Деля? Его щеки красны, какъ яблоки, его волосы съ утра завиты, на немъ синее пальто, у него подъ мышкой двѣ книжки какого-нибудь журнала, въ рукахъ у него зонтикъ, и носитъ онъ широкіе сапоги съ тупыми носками, которыми онъ вѣчно стучитъ по мостовой. Онъ вездѣ въ одно время. Всякій встрѣчаетъ его каждый день, и онъ знаетъ все, что дѣлаетъ всякій, хотя никто не. знаетъ, что дѣлаетъ онъ. Ему, какъ говорятъ, лѣтъ сто, и онъ отъ роду не обѣдалъ на собственныя деньги. Онъ похожъ на восковую куклу съ безжизненными стеклянными глазами. Онъ всегда говоритъ съ усмѣшкою; онъ всегда знаетъ, что у васъ было вчера за обѣдомъ, да и вообще, что всякій ѣлъ за обѣдомъ, и это за столѣтіе отъ нашихъ временъ. Онъ вмѣщаетъ въ себѣ всѣ скандалы, происходящіе отъ Бондъ-стрита до Вридъ-стрита; онъ знакомъ со всѣми писателями, со всѣми актерами, со всѣми знаменитостями города, съ ихъ исторіею и тайнами. То-есть онъ въ точности не знаетъ ничего, но дополняетъ неистоищимою, всегда готовою ложью свои отрывочныя свѣдѣнія. Онъ добрѣйшій человѣкъ въ свѣтѣ и никогда не преминетъ разказать вамъ самыя ужасныя вещи про вашего сосѣда, а за тѣмъ вашему сосѣду про васъ.
   -- Что вамъ въ деньгахъ-то? говорилъ маленькій Томъ, который выходилъ въ эту самую минуту изъ музыкальнаго магазина, гдѣ онъ выханжилъ себѣ концертный билетъ. Вѣдь вы въ Сити добываете ихъ тысячами. Вы теперь отъ Эглантина. Славный магазинъ, лучшій въ Лондонѣ. Мыло по пяти шиллинговъ кусокъ. Такимъ мыломъ мнѣ умываться не приходится. А вѣдь получаетъ онъ не одну тысячу въ годъ, а?
   -- Честное слово, Томъ, не знаю, отвѣчалъ капитанъ.
   -- Вамъ, да не знать! Ужь не говорите. Вамъ, агентамъ, все извѣстно. Вы знаете, что онъ зарабатываетъ пять тысячъ фунтовъ въ годъ, и зарабатывалъ бы десять тысячъ, еслибъ не., вы знаете, что.
   -- Право не знаю.
   -- Да полно вамъ издѣваться надъ бѣднымъ старикашкою-то. Жиды -- Амосъ -- пятьдесятъ процентовъ, не такъ ли? Отчего онъ не обращается за деньгами къ христіанамъ?
   -- Я слышалъ кое-что подобное, сказалъ Уокеръ, смѣясь.-- Клянусь Юпитеромъ, Томъ, вы знаете все!
   -- Это вы все знаете, любезнѣйшій. Вы знаете, какую скверную штуку сыграла съ нимъ эта оперная танцовщица. Бѣдняга! Кашмировыя шали -- Сторръ и Мортимеръ -- Звѣзда и Подвязка!-- Гораздо лучше обѣдать потихоньку гороховымъ супомъ и кильками -- не такъ ли? Люди почище его такъ обѣдаютъ -- а?
   -- Гороховый супъ и кильки! Это откуда вы знаете?
   -- А кто выручилъ лорда Биллинсгета, а, дружище? И при этомъ Томъ усмѣхнулся многозначительно, почти демонически.-- Кто не хотѣлъ отправляться къ Финишу? Кому поднесли серебряное блюдо съ соверенами? Впрочемъ вы заслужили этотъ подарокъ, голубчикъ, заслужили. Иные говорятъ, что это все были полу пенсы, но я это знаю лучше. И Томъ многозначительно кашлянулъ.
   -- Послушайте, Томъ! вскрикнулъ Уокеръ, озаренный внезапнымъ вдохновеніемъ.-- Вы знаете все, и къ тому же вы театралъ. Не знавали ли вы въ театрѣ Уэлльза, актрису, по имени миссъ Деленси?
   -- Въ театрѣ Уелльза, въ 1816 году? Какъ не знать! Ея настоящее имя было Баджъ. Лордъ Слепперъ очень восхищался ею. Она вышла замужъ за нѣкоего Крампа, за лакея его свѣтлости, и приданаго за ней было пять тысячъ фунтовъ, и они завели гостинницу "Сапожный Крючокъ" въ Бонкерсъ-Бойльдингѣ, и у нихъ четырнадцать человѣкъ дѣтей. Что, между ними нѣтъ ли какой-нибудь красавицы, а, злодѣй? и не потому ли вы хотѣли дать пять фунтовъ, чтобъ узнать ея адресъ? Желаю вамъ счастія, голубчикъ. Джонсъ, другъ мой, какъ поживаете?
   И оставляя Уокера, Томъ уцѣпился за Джонса, и принялся нашептывать ему разныя подробности о лицѣ, съ которымъ онъ только что говорилъ. Что-де онъ отличнѣйшій малый, какъ Джонсъ знаетъ; что его дѣла идутъ отлично, и что онъ ужь не разъ сиживалъ въ Флитѣ, и что онъ въ настоящее время отыскиваетъ одну молодую дѣвушку, которою одинъ богатый маркизъ (Джонсъ ужь знаетъ кто) сильно заинтересованъ.
   Но капитану Уокеру было не до этихъ сплетень, которыя сочинялись за его спиною. Его глаза блестѣли, онъ весело и быстро шагалъ по улицѣ, и возвращаясь въ свою квартиру, съ торжествующею усмѣшкою взглянулъ на заведеніе Эглантина.-- А, ты не хочешь, чтобъ я узналъ ея имя, ты этого не хочешь! говорилъ мистеръ Уокеръ.-- Теперь, братъ, на нашей улицѣ праздникъ!
   Два дня послѣ того, мистеръ Эглантинъ, въ бѣлыхъ перчаткахъ и съ ящикомъ одеколона подъ мышкою (для подарка), подходилъ къ "Сапожному Крючку", что въ Бонкерсъ-Бойльдингѣ (Беркли Скверъ) (такъ и быть, пусть читатели узнаютъ въ точности, гдѣ находилась гостиница мистера Крампа) и остановился на минуту передъ окнами заведенія, чтобы прислушаться, затаивъ дыханіе, къ очаровательному пѣнію знакомаго ему голоса.
   Луна серебристыми лучами озаряла крыши и водосточныя трубы скромной улицы. Конюхъ, прогуливающій одну изъ лошадей леди Смигсмагъ, пересталъ свистать, чтобы послушать пѣніе. Работникъ мистера Трессля пересталъ стукать молоткомъ по сундуку, который онъ чинилъ. Лавочникъ изъ овощной лавки (таковая всегда бываетъ въ этихъ узкихъ улицахъ, и ея хозяинъ прогуливается въ замшевыхъ перчаткахъ, прикидываясь лакеемъ) стоялъ въ упоеніи у двери своей лавчонки. Сапожникъ (въ этихъ улицахъ всегда бываетъ также сапожникъ) былъ пьянъ, какъ всегда вечеромъ, но съ необыкновенною скромностію подпѣвалъ только тогда, когда возвращался припѣвъ романса, и съ пьяною добросовѣстностію вторилъ ему, и Эглантинъ, прислонясь къ двери подъ написаннымъ на ней именемъ Крампа, смотрѣлъ на освѣщенную красную занавѣску конторы и на рисующуюся на ней величественную тѣнь тюрбана мистрисъ Крампъ. Отъ времени до времени тѣнь руки этой достойной матроны схватывала тѣнь бутылки; и тѣнь чашки поднималась къ тѣни тюрбана, и пѣніе продолжалось. Эглантинъ вытащилъ свой желтый фуляръ, и осушилъ имъ каплю, навернувшуюся на его рѣсницы, и положилъ на сердце содержимое своихъ бѣлыхъ перчатокъ, и вздохнулъ съ восторженною нѣжностію. Начался новый романсъ:
   
   Въ дремучій лѣсъ, сквозь мракъ ночной,
   Туда, гдѣ шепчетъ дубъ густой,
   Туда, мой другъ, бѣги со мной,
             Бѣги со мной, желанный мой, желанный мой!
                       Жела-ааа-а-анный мой!
   
   (Пьяный сапожникъ, на улицѣ:)
   
                                 Жела-ааа-а-анный мой!
   
   -- Скотина! сказалъ Эглантинъ.
   
   На небесахъ луна горитъ,
   На лепесткахъ роса блеститъ,
   И соловей въ лѣса манитъ,
             Бѣги со мной, желанный мой!
             Бѣги со мной, три-ли-та-та,
             Со мной бѣги, тра-ти-ла-ла,
             Бѣги, бѣги, бѣ-ѣ-ѣги со мной
   
   (Сапожникъ на улицѣ:)
   
             Бѣ-ѣ-ѣ-ѣги со мной.
   
   -- Вы здѣсь? сказалъ господинъ, подходившій къ двери звонкимъ шагомъ въ сюртукѣ военнаго покроя, съ пуговицами ярко сверкавшими при лунномъ свѣтѣ. Вы здѣсь? Да вы всегда здѣсь!
   -- Стъ, Вульсей, отвѣчалъ Эглантинъ своему сопернику (онъ то и былъ вновь пришедшій), и Вульсей молча прислонился къ другой дверцѣ входа, такъ что (при дородствѣ бѣднаго Эглантина) въ дверь войдти не было никакой возможности. И влюбленные каріатиды стали прислушиваться къ продолженію пѣсни:
   
   Дремучъ и мраченъ лѣсъ густой,
   Злодѣи ждутъ во тьмѣ ночной,
   Но не боюсь я ихъ съ тобой,
             Я ихъ съ тобой, желанный мой.
   Люблю и лѣсъ, и мракъ густой,
   И листьевъ шумъ во тьмѣ ночной,
   О милый другъ, съ тобой, съ тобой,
             Желанный мо-оо-ой;
             И не боюсь я ихъ съ тобой.
                       Жела-ааа-а-нный мой!
   
   Глаза Эглантина наполнились слезами, когда Морджіана со страстію пропѣла эти послѣдніе прекрасные стихи. Глаза маленькаго Вульсея заблистали, и онъ судорожно стиснулъ кулакъ:
   -- Чортъ побери! вотъ пѣніе-то! Сапожникъ, если ты не замолчишь, я тебѣ шею сверну!
   Но сапожникъ, не обращая вниманія на эту угрозу, продолжалъ выдѣлывать съ ненарушимою аккуратностію: ла-ри-та та, ти-ти-лала, и когда этотъ финалъ былъ оконченъ имъ и Морджіаною, восторженный стукъ стаканами раздался въ залѣ гостиницы, потомъ хлопанье, и наконецъ кто-то крикнулъ: Браво!
   -- Браво!
   При этомъ словѣ, Эглантинъ вздрогнулъ, потомъ поблѣднѣлъ, потомъ такъ быстро бросился въ дверь, что совсѣмъ придавилъ портнаго къ стѣнкѣ, и со всѣхъ ногъ ворвался въ залу.
   -- Какъ поживаешь, помадная банка? привѣтствовалъ его тотъ же голосъ, который крикнулъ браво! Это былъ голосъ капитана Уокера.
   На другой день, въ десять часовъ утра, джентльменъ, въ сюртукѣ военнаго покроя съ гербовыми пуговицами, внезапно вошелъ въ магазинъ къ Эглантину, и обращаясь къ мистеру Моссрозу, сказалъ: -- Скажите вашему хозяину, что я хочу съ нимъ поговорить.
   -- Онъ въ своей студіи, отвѣчалъ Моссрозъ.
   -- Ну такъ подите же за нимъ. Скорѣй.
   И Моссрозъ, убѣжденный въ томъ, что это былъ какой-нибудь каммергеръ ея величества, или по крайней мѣрѣ придворный докторъ, отправился въ студію, гдѣ парикмахеръ сидѣлъ въ лоснящемся старомъ шелковомъ халатѣ. Его прекрасные волосы висѣли на его бѣломъ лицѣ, его двойной подбородокъ лежалъ на измятомъ грязномъ воротничкѣ рубашки, его зеленыя туфли были надѣты на босу ногу, и передъ нимъ, на огнѣ, кипѣлъ шоколатъ, назначенный для его завтрака. Бѣдный Эглантинъ былъ неряха, какихъ мало. Напротивъ того, Вульсей въ семь часовъ утра всегда былъ чистъ и свѣжъ, одѣтъ и причесанъ, и его счеты были провѣрены, уроки розданы работникамъ и позавтракано по военному ветчиною, въ то время когда Эглантинъ только что собирался втереть себѣ въ волосы фунтъ помады (его пальцы вслѣдствіе этой операціи на цѣлый день сохраняли жирный и лоснящійся видъ) и привести свою наружность въ достодолжный порядокъ.
   -- Въ лавку пришелъ джентльменъ, который васъ спрашиваетъ, сказалъ Моссрозъ, широко открывая дверь въ студію.
   -- Скажи ему, что я въ постели, Моссрозъ. Ты выдишь, что я не одѣтъ, и никого не могу принять.
   -- Это должно быть кто-нибудь изъ Виндзора, замѣтилъ Моссрозъ;-- на немъ королевскія пуговицы.
   -- Это я -- Вульсей! крикнулъ маленькій человѣкъ изъ лавки.
   При этомъ мистеръ Эглантинъ вскочилъ и бросился къ двери своей комнаты, за которою онъ мгновенно исчезъ. Но не думайте, чтобъ онъ бѣжалъ, чтобы скрыться отъ Вульсея. Онъ только удалился на минуту, чтобы надѣть свой поясъ, безъ котораго онъ не хотѣлъ явиться передъ своимъ соперникомъ.
   Надѣвши поясъ и наскоро поправивши свой туалетъ, Эглантинъ допустилъ Вульсея въ свои внутреннія комнаты. И Моссрозъ услышалъ бы весь разговоръ обоихъ джентльменовъ, еслибъ Вульсей, открывъ дверь, не схватилъ его внезапно за шиворотъ и не толкнулъ его обратно въ лавку, гдѣ и велѣлъ ему остаться, на что Моссрозъ повиновался, внутренно пылая гнѣвомъ и местію.
   Предметъ, о которомъ Вульсей пришелъ переговорить съ Эглантиномъ, былъ очень важенъ.
   -- Мистеръ Эглантинъ, сказалъ онъ, -- намъ нечего скрывать другъ отъ друга, что мы оба влюблены въ миссъ Морджіану Крампъ, и что до сихъ поръ наши дѣла шли приблизительно ровно. Но введя къ нимъ въ домъ этого капитана, вы доказали, что вы оселъ.
   -- Я -- оселъ, мистеръ Вульсей? Прошу васъ принять къ свѣдѣнію, что я не болѣе оселъ, чѣмъ вы сами; а что касается до капитана, то я и не думалъ вводить его въ домъ.
   -- Ну, положимъ, что онъ втерся какъ-нибудь иначе. Не въ томъ дѣло. Онъ очевидно влюбленъ въ Морджіану и пофашенабельнѣе насъ съ вами. Мы должны выжить его изъ дома, сэръ, мы должны перехитрить его; и тогда, мистеръ Эглантинъ, мы еще успѣемъ съ вами помириться и узнать, я ли достойнѣе ея руки, вы ли.
   "Онъ достойнѣе! подумалъ Эглантинъ. Это маленькое, плѣшивое, мизерное существо! Человѣкъ, въ которомъ нѣтъ болѣе души, чѣмъ въ его утюгѣ!" Но парикмахеръ, какъ можно себѣ представить, не высказалъ вслухъ этихъ своихъ мнѣній, а выразилъ свою готовность вступить съ портнымъ въ дружескій союзъ для уничтоженія новаго кандидата на сердце миссъ Крампъ. Вслѣдствіе этого оба джентльмена согласились дѣйствовать общими силами противъ общаго врага; положили, что они разкажутъ родителямъ кой-какія достовѣрныя исторіи о капитанѣ и такимъ образомъ постараются вселить въ ихъ умахъ, и если возможно, въ умѣ миссъ Крампъ, недовѣріе противъ этого волка въ овечьей одеждѣ; и что, когда они разъ окончательно отдѣлаются отъ него, каждый на свободѣ будетъ хлопотать о себѣ.
   -- Мнѣ пришла въ голову одна вещь, сказалъ маленькій портной, краснѣя до ушей и сильно запинаясь.-- Мнѣ пришло въ голову одно средство, которое при настоящихъ обстоятельствахъ можетъ принести намъ большую пользу, и при которомъ каждому изъ насъ придется помочь другому. Это нѣкотораго рода взаимная услуга, мистеръ Эглантинъ.
   -- Вы хотите сказать взаимное ручательство въ уплатѣ по векселямъ? сказалъ Эглантинъ, у котораго вѣчно были на умѣ такого рода сдѣлки.
   -- И, вздоръ, сэръ. Имя нашей фирмы, сэръ, болѣе вѣрное ручательство чѣмъ другія имена.
   -- Вы, кажется, выражаете неуваженіе къ имени Арчибальда Эглантина, сэръ? Да знаете ли, вы, сэръ...
   -- Вздоръ! повторилъ мистеръ Вульсей, насилу сдерживая свое волненіе; -- тутъ намъ не за чѣмъ ссориться, мистеръ Эглантинъ; мы другъ друга не любимъ, я это знаю. Вы желаете, чтобъ я былъ повѣшенъ, и это я знаю...
   -- Съ чего жь вы взяли...
   -- Да ужь оно такъ, не притворяйтесь. Что жь? и я желаю вамъ того же! но какъ два мореплавателя, когда ихъ лодка тонетъ, какъ бы они ни ненавидѣли другъ друга, дѣйствуютъ за одно, чтобы спасти лодку, такъ, сэръ, поступимъ и мы. Будемъ такими мореплавателями!
   -- Да я ни въ чемъ не могу помочь вамъ, сэръ, отвѣчалъ Эглантинъ, все-таки ничего не понимая.-- Мое правило не вмѣшиваться въ чужія дѣла. Если вы въ затрудненіи, то вамъ бы лучше обратился къ принципалу вашей фирмы, мистеру Линсею. И подлая душонка Эглантина наполнялась злою радостію при мысли, что его врагъ попалъ въ бѣду, и принужденъ обращаться къ нему за помощью.
   -- Да вы святаго изъ терпѣнія выведете, вы толстый, старый дуракъ! крикнулъ взбѣшенный Вульсей.
   Эглантинъ вскочилъ и схватился за колокольчикъ. Храбрый портной засмѣялся.
   -- Тутъ нечего призывать на помощь горничную, сказалъ онъ.-- Я вовсе не намѣренъ васъ зарѣзать. Вы посильнѣе меня, и со мною не долго справиться! А вотъ сядьте-ка лучше на диванъ и выслушайте меня путемъ.
   -- Я васъ слушаю, сказалъ парикмахеръ, едва переводя духъ.
   -- Ну, такъ слушайте же. Что вы желаете теперь болѣе всего на свѣтѣ? Я это знаю, сэръ! Вы говорили объ этомъ съ мистеромъ Тресслемъ и съ другими джентльменами изъ нашего клуба. Болѣе всего на свѣтѣ вы теперь желаете верхнее платье, сшитое въ ателье гг. Линсея, Вульсея и Комп. Вы говорили, что вы дали бы двадцать гиней за сюртукъ изъ нашего магазина. Вы это говорили, не отпирайтесь. Лордъ Больстертонъ потучнѣе васъ, а посмотрите-ка какую мы ему даемъ турнюру. Есть ли въ Англіи, кромѣ насъ, фирма, которая могла бы одѣть лорда Больстертона такъ, чтобы его свѣтлость имѣла приличный видъ? Бьюсь объ закладъ, что такой фирмы нѣтъ!
   -- Если мнѣ нуженъ сюртукъ, сэръ, и я отъ этого не отпираюсь, отвѣчалъ мистеръ Эглантинъ,-- то есть люди, которымъ нуженъ парикъ!
   -- Къ тому-то я и веду рѣчь, сказалъ портной, снова краснѣя также безмѣрно, какъ въ началѣ разговора.-- Такъ давайте же, сговоримся. Сдѣлайте мнѣ парикъ, мистеръ Эглантинъ, и хотя я отродясь не кроилъ иначе, какъ для джентльменовъ, вотъ вамъ мое слово, что я сдѣлаю вамъ сюртукъ.
   -- Честное слово? спросилъ Эглантинъ.
   -- Честное слово, сказалъ портной.-- Взгляните-ка, прибавилъ онъ, и вытащилъ изъ кармана одну изъ тѣхъ пергаментныхъ полосокъ, которыя джентльмены его профессіи всегда носятъ съ собою, и поставивъ Эглантина въ надлежащую позу, принялся за предварительныя измѣренія. Проводя мѣрку по сердцу Эглантина, онъ почувствовалъ радостныя біенія этого нѣжнаго органа.
   Потомъ, опустивъ стору, и убѣдившись въ томъ, что дверь была заперта, и краснѣя болѣе, чѣмъ когда-либо, портной усѣлся на кресло, которое указалъ ему Эглантинъ, и снимая свой черный парикъ, обнажилъ свое плѣшивое чело передъ глазами великаго парикмахера: Эглантинъ посмотрѣлъ, снялъ мѣрку, ощупалъ голову Вульсея со всѣхъ сторонъ, потомъ просидѣлъ три минуты глубокомысленно оперевъ голову на руку и пристально вглядываясь въ черепъ портнаго, раза три прошелся вокругъ него, и наконецъ сказалъ:
   -- Довольно, мистеръ Вульсей, торгъ заключенъ; и теперь, сэръ, прибавилъ онъ, -- выпьемъ вмѣстѣ по рюмочкѣ Кюрасао за удачу нашего предпріятія.
   Но портной отвѣчалъ сухо, что онъ утромъ никогда не пьетъ, и оставилъ комнату, не пожавъ руки Эглантину, потому что онъ отъ глубины души презиралъ этого джентльмена, а отчасти и себя самого, за то, что вступилъ въ союзъ съ нимъ и унизился до того, что снялъ мѣрку съ брадобрѣя.
   Увидѣвъ изъ своихъ оконъ, что портной выходитъ изъ лавки парикмахера, неизбѣжный мистеръ Уокеръ тотчасъ догадался, что недаромъ такіе заклятые враги имѣли свиданіе, и что на этомъ свиданіи произошло нѣчто необыкновенное.
   

ГЛАВА III.
Что произошло отъ появленія мистера Уокера въ "Сапожномъ Крючкѣ."

   Очень легко объяснить, какимъ образомъ капитанъ занялъ въ "Сапожномъ Крючкѣ" возвышенное мѣсто, на которомъ мы видѣли его въ тотъ вечеръ, когда звукъ роковаго "браво" такъ испугалъ мистера Эглантина.
   Получить доступъ въ это заведеніе было, конечно, не трудно: на него имѣлъ право всякій, кто произнесетъ слова: кружку пива, и Говардъ Уокеръ при первомъ своемъ появленіи употребилъ подобную же пароль. Онъ попросилъ, чтобъ ему указали комнату, гдѣ бы онъ могъ немного отдохнуть, и былъ введенъ въ то самое святилище, гдѣ сходились почечники. Потомъ онъ объявилъ, что нигдѣ не пилъ такого отличнаго пива, кромѣ Баваріи и нѣкоторыхъ частей Испаніи, и, говоря, что очень голоденъ, спросилъ, нѣтъ ли чего-нибудь холоднаго, чѣмъ бы онъ могъ пообѣдать.
   -- Я обыкновенно не обѣдаю въ это время, хозяинъ, сказалъ онъ, бросая на столъ полусоверенъ за пиво,-- но ваша комната такъ уютна и кресла такъ покойны, что мнѣ кажется я не отобѣдалъ бы лучше въ первомъ клубѣ Лондона.
   -- Одинъ изъ первыхъ клубовъ Лондона собирается въ этой самой комнатѣ, отвѣчалъ очень обрадованный мистеръ Крампъ,-- и къ этому клубу принадлежатъ нѣкоторые изъ лучшихъ людей въ городѣ. Мы называемъ его клубомъ почечниковъ.
   -- Боже мой! Да это тотъ самый клубъ, о которомъ мой пріятель Эглантинъ такъ часто говорилъ мнѣ, и гдѣ бываютъ нѣкоторые изъ первѣйшихъ купцовъ метрополіи!
   -- Здѣсь бываютъ люди получше мистера Эглантина; хотя снъ хорошій человѣкъ, я не говорю, чтобы онъ былъ дурной человѣкъ, но есть и лучше его. Мистеръ Клинкеръ, сударь, мистеръ Вульсей изъ фирмы Линсей, Вульсей и Комп.
   -- Большіе поставщики сукна на армію? Первый домъ въ городѣ! воскликнулъ Уокеръ и продолжалъ такимъ образомъ разговаривать необыкновенно любезно съ мистеромъ Крампомъ, до тѣхъ поръ, поткуда наконецъ честный трактирщикъ ушелъ въ великомъ удовольствіи, и сказалъ мистрисъ Крампъ въ буфетѣ, что въ залѣ почечниковъ сидитъ знатнѣйшій господинъ, который собирается здѣсь обѣдать.
   Счастье всячески содѣйствовало капитану. Въ этотъ часъ именно обѣдалъ самъ мистеръ Крампъ, и когда мистрисъ Крампъ вошла въ залу спросить гостя, не угоденъ ли ему кусокъ говядины, приготовленный для обѣда семейства, вообразите себѣ какъ она вздрогнула и удивилась, узнавъ шутливаго пріятеля мистера Эглантина, съ которымъ познакомилась наканунѣ. Капитанъ тотчасъ же попросилъ позволенія участвовать въ съѣденіи говядины за семейнымъ столомъ; хозяйка не имѣла основательной причины отказать ему; капитана ввели въ буфетъ, и миссъ Крампъ, всегда сходившая поздно къ обѣду, была удивлена еще болѣе своей матери, когда увидѣла, кто занималъ четвертое мѣсто за столомъ. Надѣялась ли она такъ скоро увидѣть опять привлекательнаго незнакомца? Я думаю, да. Ея большіе глаза сказали это, когда, поднимаясь украдкой на мистера Уокера, они встрѣтились съ его глазами, и быстро опустившись на тарелку, притворились весьма занятыми вареною говядиною и морковью, разложенною тамъ. Она стала гораздо краснѣе этой моркови, но лоснящіяся кудри скрыли ея смущеніе и ея милое лицо.
   Прелестная Марджіана! глаза въ величину билльярднэго шара необыкновенно дѣйствовали на капитана. Они, такъ сказать, падали тяжело въ лузу его сердца, и онъ любезно предложилъ угостить общество бутылкой шампанскаго, что было охотно принято.
   Мистеръ Крампъ, подъ предлогомъ, что идетъ въ погребъ (гдѣ у него будто бы лежитъ нѣсколько ящиковъ самаго лучшаго шампанскаго въ цѣлой Европѣ), позвалъ Дикка, мальчика, и отправилъ его какъ можно скорѣе въ винную лавку, достать двѣ бутылки этого напитка.
   -- Принесите двѣ бутылки, мистеръ Крампъ, сказалъ капитанъ Уокеръ, когда Крампъ вернулся, какъ будто бы изъ погреба, и можно себѣ представить, какъ вся компанія сдѣлалась весела и общительна, когда были выпиты обѣ бутылки (изъ которыхъ мистрисъ Крампъ взяла по крайней мѣрѣ 9 рюмокъ на свою долю), Крампъ разказалъ свою исторію о "Сапожномъ Крючкѣ" и чьи сапоги этотъ крючекъ стаскивалъ; бывшая миссъ Деленси начала распространяться о своей прежней театральной жизни. Миссъ была также разговорчива, и, словомъ, капитанъ до захожденія солнца овладѣлъ всѣми секретами небольшаго семейства. Онъ узналъ, что миссъ была равнодушна къ обоимъ своимъ поклонникамъ, за которыхъ между папенькою и маменькою возникло маленькое несогласіе. Онъ слышалъ, какъ мистрисъ Крампъ говорила о состояніи Морджіаны, и болѣе прежняго влюбился въ нее. Потомъ явился чай, лакомые сухари, спокойная игра въ карты и пѣніе -- пѣніе, которое слышалъ бѣдный Эглантинъ, и которое было причиною гнѣва и отчаянія Вульсея.
   Подъ конецъ вечера портной былъ въ большемъ гнѣвѣ, и парикмахеръ въ большемъ отчаяніи, чѣмъ когда-либо. Онъ поднесъ свой ящикъ съ eau de Cologne.
   -- Фи, сказалъ капитанъ съ грубымъ смѣхомъ, -- это пахнетъ магазиномъ. Онъ подтрунивалъ надъ портнымъ за его парикъ, и добрый малый могъ отвѣчать только бранью. Онъ разказывалъ о своемъ клубѣ и о своихъ знатныхъ знакомыхъ. Могъ ли тотъ или другой соперничать съ блистательнымъ Говардомъ Уокеромъ?
   Старому Крампу, по врожденному чувству хорошаго и дурнаго, сильно не нравился этотъ человѣкъ; миссъ Крампъ смотрѣла на него съ нѣкоторымъ безпокойствомъ, но Морджіанѣ онъ казался самымъ пріятнымъ человѣкомъ въ цѣломъ свѣтѣ.
   Обыкновенный утренній костюмъ Эглантина состоялъ изъ голубаго атласнаго галстука съ вышитыми бабочками, украшеннаго вычурною брошкой, легкаго шалеваго жилета, и сюртука ревеннаго цвѣта въ родѣ тѣхъ, которые, мнѣ кажется, называются Тальйони, у которыхъ нѣтъ пуговицъ на груди и какъ будто бы нѣтъ таліи, но въ сущности толстяки носятъ ихъ, чтобы придать себѣ талію. Нѣтъ ничего легче для толстаго человѣка; ему стоитъ только затянуть себя нѣсколько по серединѣ, и самый жиръ насильственно выдавленный на обѣ стороны образуетъ талію; фигура достойнаго парикмахера изображала собою подушку перерѣзанную почти пополамъ веревкой.
   Уокеръ увидѣлъ его въ этомъ костюмѣ въ дверяхъ магазина: онъ вертѣлъ свои локоны въ своихъ сырыхъ, жирныхъ пальцахъ, свѣтящихся отъ масла и колецъ, и лицо его выражало удовольствіе и счастіе; агентъ тотчасъ же понялъ, что онъ вмѣстѣ съ портнымъ составилъ какой-нибудь весьма удовлетворительный заговоръ. Какъ же было Уокеру узнать, въ чемъ состоялъ ихъ планъ? Увы! самолюбіе и удовольствіе бѣднаго парикмахера были такъ сильны, что онъ не могъ умолчать о причинѣ своей радости и, скорѣе чѣмъ вовсе не говорить объ этомъ, онъ, въ полнотѣ своеги сердца, готовъ былъ разказать секретъ самому мистеру Моссрозу.
   "Когда у меня будетъ мой новый сюртукъ, думалъ Бондъ-стритскій Альнасхаръ, я найму у Снеффля эту покойную чалую лошадку, которую онъ купилъ у Астле, и буду разъѣзжать въ паркѣ, и будтобы ужь я не проѣду мимо Литль Бонкерсъ Бойльдингсъ, а? я надѣну мои сѣрые панталоны съ бархатнымъ лампасомъ и прикажу вычистить мои шпоры, и сапоги мои будутъ лакированы по французски, и если я не заткну за поясъ и капитана и портнаго, пусть меня не зовутъ Арчибальдомъ. И вотъ я еще что сдѣлаю: я найму маленькую коляску и приглашу Крамповъ обѣдать въ Таръ и Стартеръ (такъ онъ для шутки называлъ гостинницу "Старъ и Бартеръ", то-есть "Звѣзда и Подвязка"), и буду ѣхать верхомъ возлѣ экипажа до самаго Ричмонда. Оно, правда, немножко далеко, но я думаю, что на мягкомъ сѣдлѣ Снеффля я доѣду безъ большаго труда." Такъ этотъ добрый малый строилъ одинъ воздушный замокъ за другимъ; послѣднимъ и самымъ прелестнымъ изъ всѣхъ видѣній была миссъ Крампъ -- въ бѣломъ атласѣ съ померанцевыми цвѣтами въ волосахъ, дарующая ему свою прекрасную руку передъ алтаремъ церкви св. Георгія въ Ганноверъ-скверѣ. Что же касается до Вульсея, то Эглантинъ положилъ сдѣлать ему самый лучшій парикъ, какой только могло произвести его искусство, ибо онъ нисколько не боялся этого соперника.
   Порѣшивши все это къ своему удовольствію, бѣдный простякъ тотчасъ же послалъ за полдестью розовой почтовой бумаги и въ узорной оберткѣ отправилъ къ дамамъ въ "Сапожномъ Крючкѣ" слѣдующую пригласительную записку:
   

Источникъ благоуханій, Бондъ-Стритъ.
Четвергъ.

   "Мистеръ Арчибальдъ Эглантинъ кланяется мистрисъ и миссъ Крампъ и проситъ ихъ покорнѣйше сдѣлать ему честь и удовольствіе пожаловать на ранній обѣдъ въ гостиницѣ "Звѣзда и Подвязка" въ Ричмондѣ, въ слѣдующее воскресенье. Если будетъ угодно, карета мистера Эглантина будетъ у вашихъ дверей въ три часа, и я имѣю намѣреніе, если дамы позволять, сопровождать ихъ верхомъ."
   
   Эта записка была запечатана желтымъ сургучомъ и отправлена по назначенію, и мистеръ Эглантинъ, разумѣется, самъ пошелъ за отвѣтомъ вечеромъ, и, разумѣется, сказалъ дамамъ, чтобъ обратили вниманіе на сюртукъ, который онъ намѣренъ обновить въ воскресенье, и разумѣется, что на слѣдующій день случайно зашелъ мистеръ Уокеръ предложить миссъ Крампъ и ея дочери билеты въ театръ, и ему было сообщено, что дамы отправляются въ воскресенье въ Ричмондъ въ каретѣ Снеффля, и что мистеръ Эглантинъ поѣдетъ верхомъ возлѣ экипажа.
   Мистеръ Уокеръ не держалъ своихъ лошадей; ихъ было довольно у его богатыхъ друзей въ Реджентъ-стритъ, и нѣкоторыя изъ этихъ лошадей стояли въ то время у стараго школьнаго товарища капитана, мистера Снеффля. Поэтому капитану было легко возобновить знакомство съ этимъ индивидуумомъ, и на слѣдующій же день капитанъ Уокеръ подъ руку съ Лордомъ Воксалемъ явился въ конюшни Снеффля и сталъ осматривать разныхъ лошадей, продающихся и объѣзжаемыхъ. Скоро ему удалось съ помощію нѣкоторыхъ шуточныхъ вопросовъ относительно клуба почечниковъ стать съ мистеромъ Снеффлемъ на дружескую ногу и узнать отъ него, на какой лошади поѣдетъ мистеръ Эглантинъ въ воскресенье.
   Извергъ Уокеръ твердо рѣшилъ въ своемъ умѣ, что Эглантинъ упадетъ съ этой лошади въ продолженіи своей воскресной прогулки.
   -- Это странное животное, сказалъ Снеффль, тотъ самый знаменитый императоръ, которому всѣ удивлялись у Астле, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, и котораго мистеръ Дюкроу продалъ только потому, что онъ слишкомъ живо напоминалъ ему покойную миссъ Дюкроу, постоянно ѣздившую на немъ. Я купилъ его, думая, что онъ будетъ нравиться дамамъ и лондонскимъ старикашкамъ (рысь у него такая, что сидишь какъ въ креслахъ); но на немъ безопасно ѣздить только въ воскресенье.
   -- Почему же такъ? спросилъ капитанъ Уокеръ, отчего на немъ безопаснѣе ѣздить въ воскресенье, чѣмъ во всякій другой день?
   -- Потому, что въ воскресенье нѣ;тъ музыки на улицахъ. Первому, кто поѣхалъ на немъ, пришлось протанцевать кадриль въ Опперъ-Брукъ-стритѣ подъ музыку шарманки, которая играла "Черри рейнъ". Такая ужь натура у этого животнаго. Если вы помните представленіе "Сраженіе при Аустерлицѣ", въ которомъ миссъ Дюкроу играла роль "женскаго гусара", то вы можетъ-быть не забыли, какъ въ третьемъ дѣйствіи она вмѣстѣ съ своею лошадью умирала подъ му зыку: "Боже храни императора Франца!" Отъ этого лошадь-то и прозвалась императоромъ. Сыграйте вы ей эту музыку, она тотчасъ же встанетъ на дыбы, начнетъ бить тактъ, по воздуху передними ногами и потомъ потихоньку упадетъ, какъ будто убитая пушечнымъ ядромъ. Разъ это случилось съ одною дамой противъ Астлегоузъ, и съ тѣхъ поръ я не даю ее никому изъ моихъ пріятелей иначе какъ въ воскресенье, когда нѣтъ никакой опасности, а Эглантинъ мой пріятель, и само собою разумѣется, что я не посадилъ бы бѣдняжку на лошадь, въ которой я не увѣренъ.
   Поболтавъ еще немного, лордъ и его спутникъ ушли отъ Снеффля, и на дорогѣ въ Реджентъ-клубъ послышался оглушительный хохотъ лорда.-- Превосходно, кричалъ онъ,-- отлично, чортъ возьми! Поѣзжайте въ моемъ экипажѣ! Возьмите Лонгли! Это стоитъ тысячу фунтовъ, ей Богу! и другія подобныя восклицанія, выражающія чрезвычайное.удовольствіе.
   Въ субботу утромъ въ десять часовъ, минута въ минуту, мистеръ Вульсей явился къ мистеру Эглантину съ узломъ въ желтомъ фулярѣ подъ мышкой. Въ этомъ узлѣ былъ самый лучшій и красивый сюртукъ, который когда-либо надѣвалъ джентльменъ. Онъ сидѣлъ на Эглантинѣ удивительно, нисколько не жалъ его и былъ однако такого изящнаго покроя, что парикмахеръ, радостно осматриваясь въ зеркалѣ, увидѣлъ въ себѣ мужественнаго, статнаго, благовоспитаннаго джентльмена -- армейскаго подполковника по меньшей мѣрѣ.
   -- Вы человѣкъ толстый, Эглантинъ, сказалъ портной, также радуясь своему произведенію,-- съ этимъ ужь ничего дѣлать. Но теперь вы похожи скорѣе на Геркулеса, чѣмъ на Фальстафа, и если платье можетъ придать человѣку благородный видъ, то вамъ нечего безпокоиться. Совѣтую вамъ опустить немного голубой галстукъ и снять съ панталонъ штрипки. Одѣвайтесь скромно, не затягивайтесь слишкомъ,-- простой жилетъ, темные панталоны, черный галстукъ, черная шляпа, и если кто-нибудь въ Европѣ одѣтъ лучше, то пусть я завтра сдѣлаюсь Голландцемъ.
   -- Благодарствуйте, Вульсей, благодарствуйте, любезный другъ! говорилъ парикмахеръ въ восторгъ.-- А теперь не угодно ли вамъ примѣрить вотъ эту вещицу?
   Парикъ былъ сдѣланъ съ такимъ же искусствомъ, какъ и сюртукъ. Въ немъ не было той вычурности, которою отличался самъ мистеръ Эглантинъ; это былъ парикъ простой и скромный, какъ выражался парикмахеръ.
   -- Эти волосы какъ будто всю жизнь вашу росли у васъ на головѣ, мистеръ Вульсей. Никто не могъ бы подумать, что у васъ отъ природы не такой цвѣтъ волосъ (мистеръ Вульсей покраснѣлъ). Вы кажетесь теперь десятью годами моложе. А это воронье пугало вы, я думаю, никогда уже не захотите надѣть. Вульсей взглянулъ въ зеркало и былъ въ свою очередь обрадованъ. Соперники пожали другъ другу руки, и тотчасъ же сдѣлались друзьями. Въ полнотѣ сердца парикмахеръ разказалъ портному о прогулкѣ, которую онъ устроилъ на завтрашній день и предложилъ ему мѣсто въ каретѣ и за обѣдомъ въ гостиницѣ "Звѣзда и Подвязка". Не хотите ли вы ѣхать верхомъ? прибавилъ Эглантинъ съ нѣсколько важнымъ видомъ,-- Снеффль дастъ вамъ лошадь, и мы можемъ, если вамъ угодно, ѣхать по обѣимъ сторонамъ экипажа, въ которомъ будутъ дамы.
   Вульсей отвѣчалъ, что онъ къ несчастію плохой наѣздникъ и съ радостью приметъ мѣсто въ экипажѣ только съ условіемъ, что возьметъ на себя половину расходовъ. Мистеръ Эглантинъ согласился на это, и джентльмены разошлись, сговорившись встрѣтиться вечеромъ въ клубѣ почечниковъ. Тамъ всѣ были пріятно поражены ихъ дружественнымъ обращеніемъ другъ съ другомъ. Мистеръ Снеффль въ собраніи клуба повторилъ мистеръ Вульсею то же самое предложеніе, которое было уже сдѣлано ему парикмахеромъ, и сказалъ, что если Эглантинъ садится на императора, то и Вульсею слѣдовало бы тоже ѣхать верхомъ. Но и онъ получилъ скромный отказъ со стороны портнаго, который объявилъ, что никогда въ жизни не садился на лошадь и предпочитаетъ ѣхать въ каретѣ.
   Эглантинъ въ этотъ вечеръ значительно возвысился въ глазахъ клубистовъ въ качествѣ "молодца".
   Настали два часа пополудни въ воскресенье. Оба франта явились аккуратно встрѣчать своихъ двухъ улыбающихся дамъ.
   -- Боже мой! воскликнула удивленная миссъ Крампъ.-- Мистеръ Эглантинъ! я никогда еще не видала васъ такимъ красивымъ! Онъ чуть не обнялъ ее за этотъ комплиментъ.-- А! мистеръ Вульсей! посмотрите, маменька, что это съ нимъ случилось? Не кажется ли онъ десятью годами моложе, чѣмъ вчера? Маменька подтвердила это, и Вульсей учтиво поклонился, и оба джентльмена обмѣнялись взглядами искренней дружбы. День былъ прекрасный. Эглантинъ гордо скакалъ на своемъ движущемся креслѣ, со шляпою на бекрень, бросая взгляды изъ подлобья на Морджіану, когда Императоръ опережалъ карету. Императоръ нѣсколько безпокойно навострилъ уши. проѣзжая мимо Эбенезеровой капеллы, гдѣ прихожане пѣли гимнъ, но кромѣ этого ничего не случилось, и мистеръ Эглантинъ нисколько не былъ утомленъ, достигнувъ Ричмонда, гдѣ успѣлъ поручить лошадь конюху и подать руку дамамъ, когда онѣ выходили изъ кареты.
   Не нужно здѣсь вычислять, что эта веселая компанія кушала за обѣдомъ. Если я не сильно ошибаюсь, то они пили шампанское. Не было въ мірѣ четырехъ человѣкъ болѣе веселыхъ, и между упоительно-любезнымъ парикмахеромъ и мужественно-услужливымъ портнымъ Морджіана, весьма вѣроятно, забыла привлекательнаго капитана, или, по крайней мѣрѣ, была очень счастлива въ его отсутствіи.
   Въ восемь часовъ они отправились въ обратный путь.-- Вы не хотите сѣсть въ карету? сказала Морджіана Эглантину съ однимъ изъ своихъ самыхъ нѣжныхъ взглядовъ.-- Дикъ можетъ ѣхать на вашей лошади. Но Арчибальдъ слишкомъ любилъ верховую ѣзду. Я боюсь позволить кому бы то ни было сѣсть на эту лошадь, сказалъ онъ многозначительно. И такъ онъ продолжалъ скакать возлѣ маленькаго экипажа. Мѣсяцъ свѣтилъ ясно, и съ помощью газа освѣщалъ необыкновенно ярко всю окрестность. Вдругъ вдали послышались нѣжные, заунывные звуки рога, который игралъ очень искусно религіозную пѣсню.
   -- И музыка! божественно! проговорила Морджіана, возводя глаза къ звѣздамъ. Музыка слышалась ближе и ближе, и удовольствіе общества становилось все живѣе. Экипажъ ѣхалъ со скоростью приблизительно четырехъ миль въ часъ и Императоръ началъ скакать съ такою же быстротой.
   -- Это должно быть любезность съ вашей стороны, мистеръ Вульсей, сказала романтическая Морджіана, обращаясь къ нему.-- Мистеръ Эглантинъ угостилъ насъ обѣдомъ, а вы позаботились о музыкѣ.
   Надо сказать, что Вульсей былъ въ продолженіи вечера немного, очень немного недоволенъ тѣмъ, что Эглантинъ, гораздо болѣе разговорчивый нежели самъ онъ, обратилъ на себя слишкомъ большую долю благосклонности дамъ. Такъ какъ Вульсей платилъ половину расходовъ, то ему было крайне непріятно, что все доставленное удовольствіе приписывается любезности одного парикмахера. Поэтому, когда миссъ Крампъ спросила, не онъ ли позаботился о музыкѣ, онъ безразсуднымъ образомъ отвѣчалъ ей уклончиво, желая, чтобъ она приписала ему эту любезность.-- Если эта музыка нравится sots, миссъ Морджіана, сказалъ этотъ хитрый портной, -- о чемъ еще спрашивать? Развѣ я не нанялъ бы весь оркестръ Дрюри-Лена, чтобы доставить вамъ удовольствіе?
   Между тѣмъ рогъ совершенно приблизился къ экипажу, и если бы Морджіана оглянулась, она увидѣла бы, откуда происходила музыка. За ними ѣхала дорожная карета, четверкой. Два грума съ кокардами сидѣли сзади, скрестивъ руки; а на козлахъ правилъ маленькій человѣчекъ въ синемъ галстукѣ и бѣломъ сюртукѣ. Возлѣ него сидѣлъ трубачъ, наигрывающій мелодіи, которыя такъ нравились Морджіанѣ. Онъ игралъ очень тихо и трогательно, и "God save the king" вылетѣло такъ нѣжно изъ мѣднаго устья его трубы, что Крампы, портной и самъ Эглантинъ, ѣхавшій возлѣ кареты, были совершенно очарованы и увлечены.!
   -- Благодарствуйте, милый мистеръ Вульсей, сказала благодарная Морджіана. При этихъ словахъ фигура Эглантина выразила крайнее удивленіе, и Вульсей хотѣлъ уже отвѣчать:-- честное слово я ничего объ этомъ не знаю, когда кучеръ сказалъ трубачу:-- Теперь!
   Трубачь началъ играть;
   
   "Боже храни императора Франца
   Руси туне-ти-туне-ти-титти-ти."
   
   При этихъ звукахъ Императоръ поднялся на дыбы (мистеръ Эглантинъ испустилъ дикій ревъ) и началъ бить по воздуху передними ногами. Эглантинъ схватился обѣими руками за шею лошади, но она продолжала бить въ тактъ передними ногами.
   Лордъ Воксаль (ибо это былъ онъ) и оба его грума разразились громовымъ хохотомъ; Морджіана закричала: "помогите! помогите!" Эглантинъ заревѣлъ: Стой! У! О! и тысяча другихъ междометій отчаяннаго ужаса, и Императоръ упалъ какъ камень по серединѣ дороги, словно пораженный пушечнымъ ядромъ.
   Представьте себѣ, вы, души безчувственныя, смѣющіяся надъ бѣдствіями человѣчества, представьте себѣ положеніе бѣднаго Эглантина, лежащаго подъ Императоромъ. Онъ упалъ очень тихо, лошадь лежала совершенно спокойно, и парикмахеръ казался точно также мертвымъ какъ это животное. Онъ не упалъ въ обморокъ, но оцѣпенѣлъ отъ ужаса. Онъ лежалъ въ лужѣ и ему казалось, что онъ плаваетъ въ своей собственной крови. Онъ лежалъ бы такъ до утра понедѣльника, если бы грумы лорда, сойдя съ своихъ мѣстъ, не вытащили его за шиворотъ изъ-подъ лошади, которая все еще лежала неподвижно. Играйте "Другъ мой Джюди Каллаганъ", сказалъ человѣкъ Снеффля, исполнявшій роль кучера. Трубачь заигралъ эту веселую арію, лошадь вскочила на ноги, и грумы, оттиравшіе мистера Эглантина, пригласили его опять садиться.
   Но у него уже не достало на это духу. Дамы съ радостью дали ему мѣсто въ коляскѣ. Дикъ сѣлъ на Императора и поѣхалъ домой. Дорожная карета также уѣхала наигрывая.

"О Боже! что могло случиться."

   Мистеръ Эглантинъ сидѣлъ глядя на своего соперника съ бѣшеною ненавистью. Его панталоны лопнули, и спина сюртука была разодрана.
   -- Вы не очень ушиблись, милый мистеръ Арчибальдъ?-- спросила Морджіана съ непритворнымъ состраданіемъ.
   -- Н--нѣтъ, не очень, отвѣчалъ несчастный, готовый расплакаться.
   -- О мистеръ Вульсей, продолжала добродушная дѣвушка,-- какъ, могли вы сыграть такую штуку?
   -- Честное слово, началъ было Вульсей, въ намѣреніи объявить, свою невинность, но комизмъ этой сцены опять представился ему такъ живо, что онъ разразился громкимъ хохотомъ.
   -- Ты, презрѣнное животное!-- заревѣлъ Эглантинъ, доведенный до бѣшенства,-- ты смѣешься надо мною! Вотъ же тебѣ!
   И онъ напалъ на портнаго со всею силою, такъ-что чуть не задушилъ его, и наколотивъ ему глаза, носъ и уши съ невѣроятною быстротой, сорвалъ наконецъ парикъ съ его головы и бросилъ на дорогу. Морджіана увидѣла, что у Вульсея были красные волосы! {Французская пословица подала автору мысль о соперничествѣ между цирюльникомъ и портнымъ.}
   

ГЛАВА IV.
Въ которой героиня одерживаетъ новыя побѣды и производитъ не малый эффектъ въ свѣтѣ.

   Прошло два года со времени гулянья въ Ричмондѣ, которое, начавшись такъ мирно, кончилось такимъ всеобщимъ смятеніемъ и раздоромъ. Морджіана никакъ не могла простить Вульсею его красные волосы, или удержаться отъ смѣха, вспоминая о бѣдствіяхъ, постигшихъ Эглантцна. Этимъ двумъ джентльменамъ было также не возможно примириться другъ съ другомъ. Вульсей вызвалъ даже парикмахера на пистолеты, но тотъ отказался, справедливо возражая, что людямъ, занимающимся торговлею, не къ лицу такое оружіе. Тогда портной предложилъ покончить дѣло по молодецки кулачнымъ боемъ въ присутствіи ихъ общихъ знакомыхъ изъ Почечнаго клуба. Парикмахеръ отвѣчалъ, что онъ не намѣренъ участвовать въ такой неприличной продѣлкѣ, вслѣдствіе чего Вульсей, выведенный изъ терпѣнія, клялся во что бы то ни стало оторвать парикмахеру носъ при первой встрѣчѣ въ клубѣ, Такимъ образомъ одинъ изъ членовъ былъ принужденъ оставить пустымъ свое кресло.
   Вульсей напротивъ аккуратно присутствовалъ на каждомъ собраніи, но онъ не обнаруживалъ той веселости и общительности, которыя дѣлаютъ человѣка пріятнымъ собесѣдникомъ въ клубѣ. Приходя онъ приказывалъ мальчику "сказать, когда явится этотъ мошенникъ Эглантинъ", вѣшалъ шляпу на крючекъ, бросалъ вокругъ себя мрачные, сердитые взгляды, засучивалъ рукава и махалъ кулаками, какъ будто приготавливаясь къ обѣщанному покушенію на носъ своего противника. Снарядившись такимъ образомъ, онъ садился, молча курилъ трубку, глядѣлъ неподвижно на всѣхъ, и вскакивалъ и поправлялъ рукава, когда кто-нибудь входилъ въ комнату.
   Такое поведеніе не нравилось почечникамъ. Клинкеръ пересталъ ходить. Бустардъ птичникъ пересталъ ходить. Снеффль также исчезъ, потому что Вульсей хотѣлъ сдѣлать его отвѣтственнымъ за поведеніе Эглантина и предложилъ ему дуэль, отъ которой тотъ отказался. Итакъ Снеффль пересталъ являться. Скоро всѣ перестали являться кромѣ портнаго и Трессля, который жилъ въ той улицѣ. Эти двое сидятъ бывало и дымятъ табакомъ по обѣимъ сторонамъ хозяина, Крампа, также молчаливо, какъ индѣйскіе вожди въ своемъ вигвамѣ. Кресло и платье начали становиться просторнѣе и просторнѣе для бѣднаго стараго Крампа. Почечники разошлись, зачѣмъ же и ему оставаться? Въ одну субботу онъ не сошелъ внизъ предсѣдательствовать въ клубѣ (онъ все еще употреблялъ это любимое выраженіе), а на слѣдующую субботу Трессль изготовилъ ему гробъ и вмѣстѣ съ Вульсеемъ проводилъ въ могилу отца почечниковъ.
   Мистрисъ Крампъ осталась одинокою на свѣтѣ. "Какъ одинокою?" спроситъ невинный и многоуважаемый читатель. Добрый читатель! неужели вы такъ мало знаете людей и не догадались, что черезъ недѣлю послѣ ричмондской исторіи Морджіана вышла замужъ... за капитана Уокера? Это было сдѣлано тайно, разумѣется; послѣ церемоніи она прибѣжала къ своимъ родителямъ, какъ молодые люди въ драмахъ и сказала: "Простите меня, милый папенька и милая маменька, я замужемъ и вотъ мой мужъ, капитанъ". Папенька и маменька простили, ее, да и почему имъ было не простить? И папенька выплатилъ ей принадлежащій ей капиталъ, который она радостно отнесла домой къ капитану. Это случилось за нѣсколько мѣсяцевъ до смерти старика Крампа, и капитанша Уокеръ была вмѣстѣ съ своимъ Говардомъ на континентѣ, когда случилось это печальное событіе; отсюда уединеніе и безпомощное состояніе мистрисъ Крампъ. Морджіана въ послѣднее время рѣдко видала стариковъ; могла ли она, вступившая въ высшую сферу, принимать въ своемъ новомъ, аристократическомъ домѣ въ Эджверъ-родѣ стараго трактирщика и его жену?
   Итакъ, оставшись одинокою на свѣтѣ, мистрисъ Крампъ не имѣла духу, какъ сама она говорила, жить долѣе въ домѣ, гдѣ она была такъ счастлива и уважаема. Поэтому она продала право содержанія трактира "Крючокъ", и составивъ себѣ вырученными такимъ образомъ деньгами вмѣстѣ съ остальнымъ своимъ состояніемъ фунтовъ 60 стерл. годоваго дохода, удалилась въ сосѣдство своего стараго любимаго театра Уэлльза, гдѣ наняла квартиру со столомъ вмѣстѣ съ одною изъ сорока ученицъ мистрисъ Серль. Она говорила, что грусть убиваетъ ее; тѣмъ не менѣе однако мѣсяцевъ черезъ девять по смерти мистера Крампа фіалки, настурціи, поліантусы, и конвольвулусы по прежнему зацвѣли подъ ея шляпкой; черезъ годъ она была одѣта точно также нарядно, какъ въ старину, и съ этого времени не пропускала уже ни одного представленія въ театрѣ, или другаго какого-нибудь публичнаго увеселенія, но являлась каждый вечеръ также аккуратно какъ капельдинеръ.
   Вѣдь она была еще бодрая вдовушка, и старый ея поклонникъ Фискъ, пользовавшійся такою извѣстностью во времена Гримальди въ ролѣ Панталона, а теперь играющій "степенныхъ отцовъ", предложилъ ей принять его имя.
   Но это предложеніе было рѣшительно отвергнуто достойною вдовой. Правду сказать, она чрезвычайно гордилась своею дочерью, капитаншей Уокеръ. Первое время онѣ видались не часто, но отъ времени до времени мистрисъ Крампъ посѣщала жителей Коннонсъ-сквера, а когда "капитанша" заѣзжала въ Сити, то не было ни одного человѣка изъ находящихся при театрѣ, отъ перваго актера до суфлера, который бы не слыхалъ объ этомъ событіи.
   Мы сказали, что Морджіана отнесла домой свое состояніе въ своемъ мѣшечкѣ и улыбаясь положила деньги на колѣни мужу. Читатель, знающій г. Уокера за человѣка крайне эгоистическаго, можетъ представить себѣ, что за этимъ должна была послѣдовать гнѣвная сцена, и что много грубыхъ восклицаній и обидныхъ словъ вырвалось у него, когда онъ увидѣлъ, что у жены его состоянія 500 ф. ст., между тѣмъ какъ онъ думалъ взять за нею 5000. Но, правду сказать, Уокеръ въ это время былъ почти влюбленъ въ свою красивую, свѣжую, веселую, простодушную жену. Они сдѣлали двухъ-недѣльное путешествіе, въ продолженіи котораго были чрезвычайно счастливы, и доброе существо бросило ему на колѣни все, что имѣло, съ такою наивною довѣрчивостію, въ то же время обнимая его и жалѣя, что не можетъ дать въ тысячу милліоновъ разъ болѣе на удовольствіе своему возлюбленному Говарду. Въ этомъ было что-то до такой степени трогательное, что только злодѣй, лишенный всякаго человѣческаго чувства, могъ бы разсердиться на нее. Итакъ онъ поцѣловалъ ее, погладилъ ея лоснящіяся кудри, потомъ счелъ деньги съ нѣсколько унылымъ видомъ, и наконецъ заперъ ихъ въ свой портфель. Въ самомъ дѣлѣ вѣдь она никогда не обманывала его; обманулъ Эглантинъ, но за то онъ въ свою очередь перехитрилъ Эглантина, и онъ въ это время такъ любилъ Морджіану, что я по чести не думаю, чтобы онъ раскаявался въ своемъ поступкѣ. Сверхъ того 500 ф. ст. въ банковыхъ билетахъ были такая сумма, какую капитанъ не всякій день имѣлъ въ своихъ рукахъ. Какъ легкомысленный, сангвиническій человѣкъ, онъ представилъ себѣ, что этимъ деньгамъ не будетъ конца и вымышлялъ уже двадцать средствъ увеличить и умножить ихъ до ста тысячъ. Увы! сколько простодушныхъ смертныхъ смотрятъ такимъ образомъ на сто новенькихъ стофунтовыхъ бумажекъ и разсчитываютъ ихъ способность длиться и умножаться! Однако это мысли такія печальныя, что не должно на нихъ останавливаться. Посмотримъ, что Уокеръ сдѣлалъ съ своими деньгами. Онъ убралъ упомянутый домъ въ Эджверъ-родѣ, заказалъ красивый серебряный сервизъ, нанялъ фаэтонъ и двухъ лошадей, сталъ держать двухъ хорошенькихъ горничныхъ и грума, словомъ устроилъ такое уютное, скромное и приличное хозяйство, какое слѣдуетъ имѣть образованнымъ молодымъ супругамъ, начинающимъ свою жизнь въ порядочномъ обществѣ. "Время увлеченій прошло для меня, говаривалъ онъ своимъ знакомымъ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ мнѣ можетъ-быть хотѣлось бы жизни блестящей, но теперь благоразуміе,-- вотъ мой девизъ, и 15.000 моей жены останутся ей неприкосновенными." Самымъ лучшимъ доказательствомъ того, что общество вѣрило ему, можетъ служить тотъ фактъ, что за посуду, экипажъ и мебель, которые ему принадлежали, онъ не заплатилъ ни одного шиллинга, и онъ былъ до такой степени благоразуменъ, что исключая почтовыя деньги за письма, общественныя пошлины и налоги, ему едва ли когда-нибудь, приходилось размѣнять пятифунтовую бумажку изъ жениныхъ денегъ.
   Правду сказать, мистеръ Уокеръ вознамѣрился составить себѣ состояніе. И что можетъ быть легче въ Лондонѣ? Развѣ биржа не открыта для всѣхъ? развѣ испанскіе и колумбіанскіе фонды не возвышаются и не падаютъ? для чего выдуманы компаніи, если не для того, чтобы помѣстить тысячи въ карманы акціонеровъ и директоровъ? Въ эти коммерческія занятія храбрый капитанъ погрузился со всею своею энергіею, сдѣлалъ съ перваго разу нѣсколько блестящихъ спекуляцій и покупалъ и продавалъ такъ своевременно, что въ Сити начала подниматься его репутація какъ капиталиста, и имя его появилось въ печатныхъ спискахъ директоровъ многихъ прекрасныхъ филантропическихъ обществъ, въ которыхъ никогда нѣтъ недостатка въ Лондонѣ. Въ его агентствѣ дѣлались дѣла на тысячи фунтовъ, акціи великой цѣнности покупались и продавались при его посредничествѣ. Какъ бѣдный Эглантинъ бывало ненавидѣлъ его и завидовалъ ему, когда изъ двери своего магазина (фирма была теперь Эглантинъ и Моссрозъ) онъ ежедневно видѣлъ капитана, пріѣзжавшаго домой въ своемъ фаэтонѣ и слышалъ объ его успѣхахъ!
   Объ одномъ только жалѣла мистрисъ Уокеръ,-- она не довольно пользовалась обществомъ своего мужа. Дѣла цѣлый день мѣшали ему возвратиться домой, дѣла также вынуждали его очень часто оставлять жену одну вечеромъ, между тѣмъ какъ онъ (все ради дѣлъ) обѣдалъ съ своими знатными друзьями въ клубѣ и по той же причинѣ пилъ красное вино и шампанское.
   Она была женщина чрезвычайно добрая и простая и никогда не дѣлала ему ни малѣйшаго упрека. Но она радовалась, когда онъ могъ провести вечеръ съ ней дома, а когда онъ могъ съѣздить съ ней въ паркъ, она была счастлива на цѣлую недѣлю. Въ этихъ случаяхъ она, въ полнотѣ своего сердца, отправлялась къ матери и разказывала ей о свой радости. "Говардъ вчера ѣздилъ со мною въ паркъ, маменька; Говардъ обѣщалъ свозить меня въ оперу" и т. д. И въ тотъ же вечеръ режиссеръ, мистеръ Гоулеръ, первая трагическая актриса мистрисъ Серль и ея сорокъ ученицъ, вся прислуга и всѣ сторожа театра знали, что капитанъ Уокеръ съ супругою были въ кенгсинтонскихъ садахъ, или что маркиза Биллингсгетъ обѣщала имъ свою ложу въ оперѣ. Въ одинъ вечеръ, о радость изъ радостей! капитанша Уокеръ появились въ ложѣ въ театрѣ Уэлльза, да, это была она въ черныхъ кудряхъ и кашмировой шали, съ флакономъ, въ черномъ бархатномъ платьѣ и съ райскою птицей на шляпѣ. Господи! какъ всѣ актеры только для нея играли -- и Гоулеръ и всѣ другіе, и какъ счастлива была мистрисъ Крампъ! Она цѣловала свою дочь во всѣхъ промежуткахъ дѣйствій, она кивала всѣмъ своимъ друзьямъ на сценѣ въ кулисахъ и въ оркестрѣ. Она представила свою дочь, капитаншу Уокеръ, женѣ капельдинера, и Мельвиль Деламеръ (первый комикъ), Кэниффильдъ (тиранъ), и Джонезини (знаменитый въ роли командора) всѣ стояли на крыльцѣ и кричали "экипажъ мистрисъ Уокеръ" и махали шляпами и кланялись, когда маленькій фаэтонъ отъѣзжалъ. Уокеръ съ своими густыми усами явился въ ложѣ подъ конецъ представленія. Почтеніе, оказываемое ему и его супругѣ, доставило ему не малое удовольствіе.
   Между прочими предметами роскоши, которыми капитанъ убралъ свой домъ, мы должны упомянуть о великолѣпномъ фортепіано, занимавшемъ четыре пятыхъ маленькой гостиной мистрисъ Уокеръ, и на которомъ она имѣла привычку безпрестанно упражняться. Весь день и весь вечеръ, когда Уокера не было дома (а его не было дома весь вечеръ и весь день), можно было слышать -- вся улица слышала -- голосъ дамы въ No 23, воркующій, переливающійся и гремящій, какъ всегда бываетъ, когда дамы упражняются въ пѣніи. Улицѣ не нравилась непрерывность этого шума, но сосѣди всегда чѣмъ-нибудь недовольны, и какое занятіе могла найдти себѣ Морджіана, еслибы она перестала пѣть? Трудно помѣшать пѣть птицѣ запертой въ клѣткѣ. Итакъ Уокерова птичка въ уютной клѣткѣ въ Эджверъ-родѣ пѣла и не была несчастна. Черезъ годъ послѣ ихъ свадьбы, омнибусъ, проѣзжающій мимо дома мистрисъ Крампъ и по улицѣ, въ которой жила мистрисъ Уокеръ, почти ежедневно привозилъ первую къ ея дочери. Она пріѣзжала во время отсутствія капитана по дѣламъ; обѣдала съ Морджіаной въ два часа, каталась съ ней въ паркѣ, но никогда не оставалась позже шести часовъ. Вѣдь ей надо было быть въ театрѣ въ семь; и кромѣ того, капитанъ могъ вернуться съ кѣмъ-нибудь изъ своихъ знатныхъ друзей, а онъ всегда очень сердился и ворчалъ, когда заставалъ у себя свою тещу. Морджіана же была одна изъ тѣхъ женщинъ, которыя поощряютъ мужей къ деспотизму. Что мужъ говоритъ, должио-быть справедливо, потому что онъ такъ говоритъ; его приказанія должны быть исполняемы съ трепетною покорностію. Мистрисъ Уокеръ совершенно подчинила свой разсудокъ своему властителю. Отчего это случилось? До своего замужства она была дѣвочкой независимою, она была гораздо умнѣе своего Говарда. Я думаю, его усы пугали ее и были причиною ея безотвѣтной покорности.
   Мужьямъ эгоистамъ выгодно обращаться съ добродушными женами строгой холодно, ибо тогда дамы принимаютъ малѣйшую любезность съ ихъ стороны съ такою восторженною благодарностью, какой никогда не показали бы мужу, привыкшему исполнять всѣ ихъ желанія. Поэтому, когда капитанъ Уокеръ изъявилъ свое согласіе на просьбу своей жены взять ей учителя пѣнія, она сочла его великодушіе почти сверхъестественнымъ, и на другой день когда пріѣхала мать, она бросилась къ ней на шею и начала говорить ей объ ангельской добротѣ своего возлюбленнаго Говарда, и какъ она должна быть благодарна человѣку, который вывелъ ее изъ бѣдности и сдѣлалъ ее тѣмъ, что она теперь. Что она теперь, бѣдная женщина! Она жена parvenu и афериста. У нея бываютъ жены знакомыхъ ея мужа: жены двухъ адвокатовъ, жена его банкира и еще двѣ или три дамы, о которыхъ мы, съ вашего позволенія, не скажемъ ничего. И она считала все это великою честью для себя, какъ будто Уокеръ былъ какой-нибудь лордъ Экзетеръ, женившійся на бѣдной дѣвушкѣ, или знатный принцъ, влюбившійся въ скромную Ченерентолу, или грозный Зевсъ, сошедшій на землю, чтобы плѣнить Семелу. Взгляните вокругъ себя, многоуважаемый читатель, и скажите, не часто ли встрѣчается въ мірѣ да и между вашими почтенными знакомыми эта слѣпая вѣра женщинъ. Онѣ упорно вѣрятъ въ своихъ мужей, что бы тѣ ни дѣлали. Пусть Джонъ будетъ вялъ, и уродливъ, и пошлъ, и глупъ; его Маріанна никогда этого не замѣтитъ; пусть онъ разказываетъ сколько угодно разъ однѣ и тѣ же исторіи, она постоянно готова слушать его съ ласковою улыбкой. Если онъ скупъ, она говоритъ, что онъ благоразуменъ; если онъ ссорится съ своими лучшими друзьями, онъ по ея мнѣнію всегда правъ; если онъ расточителенъ, она хвалитъ его щедрость и говоритъ, что здоровье его требуетъ веселой жизни; если онъ лѣнивъ, ему нуженъ отдыхъ, и она будетъ подвергать себя лишеніямъ и стѣснять свое хозяйство, чтобъ онъ могъ истратить гинею въ клубѣ. Да; и каждое утро, просыпаясь и глядя на его лицо, покуда онъ храпитъ возлѣ нея, каждое утро она благословляетъ это глупое уродливое лицо и глупую и уродливую душу, скрывающуюся за нимъ, и думаетъ, что въ нихъ есть нѣчто высшее, божественное. Я желаю знать, отчего женщины не замѣчаютъ пошлости своихъ мужей? Природа такъ устроила, и спасибо ей! Когда прошлаго году давали въ театрѣ "Сонъ лѣтней ночи", и ложи огласились громкимъ хохотомъ при видѣ Титаніи, ласкающей ослиную голову Боттома, мнѣ пришло въ голову, что въ этой залѣ разсѣяна сотня такихъ же уродовъ, и что ихъ точно также безразсудно ласкаютъ. И у нихъ есть Титаніи, которыя убаюкиваютъ ихъ на своей груди и вызываютъ тысячу нѣжныхъ улыбающихся домашнихъ фей возбуждать ихъ тупой умъ и служить ихъ грубымъ удовольствіямъ. И (такъ какъ предыдущія замѣчанія относятся только къ честнымъ женщинамъ, любящимъ своихъ законныхъ мужей) слава Богу, что не является насмѣшливый Пукъ, чтобъ открыть имъ глаза и обнаружить ихъ безуміе. Cui bono? Пусть онѣ живутъ въ своемъ заблужденіи! Я знаю двухъ прекрасныхъ дамъ, которыя прочтутъ это, и скажутъ, что все это очень справедливо, и ни мало не замѣтятъ, что писавшій имѣлъ въ виду ихъ самихъ.
   Здѣсь представляется еще другой любопытный предметъ размышленія. Не замѣтили ли вы, какіе громадные труды совершаютъ женщины въ различныхъ отрасляхъ искусства? вышитые по канвѣ диваны, вязанныя занавѣски (онѣ встрѣчаются до сихъ поръ въ старомодныхъ деревенскихъ домахъ), эти груды подушекъ, альбомы, которые онѣ наполняютъ съ такимъ стараніемъ, огромныя музыкальныя произведенія, которыя онѣ заучиваютъ, и тысячи другихъ многотрудныхъ пустячковъ, занимающихъ вниманіе этихъ милыхъ существъ. Не видали ли мы ихъ тысячу разъ по вечерамъ, сидящихъ въ кружочкѣ, Луиза, занятая своимъ безконечнымъ вышиваньемъ, Элиза, погруженная въ вязанье крючкомъ, Амеліа, нанизывающая стеклярусъ, а посрединѣ Теодозіа, читающая вслухъ повѣсть? Ахъ! почтенный читатель, у людей должно, быть мало удовольствій въ жизни, повѣрьте, если они собираются, чтобы слушать чтеніе повѣстей! Они это дѣлаютъ только потому, что нечего дѣлать другаго, увѣряю васъ. Это жизнь печальная, это жалкое препровожденіе времени. Мистеръ Диккенсъ въ своей книгѣ объ Америкѣ разказываетъ о сидящихъ въ тюрьмахъ по системѣ уединеннаго заключенія, какъ они убираютъ свои комнаты, и нѣкоторые изъ нихъ съ пугающимъ изяществомъ и тщательностью. Женскія работы въ этомъ же родѣ -- это тюремныя произведенія, онѣ занимаются ими потому, что имъ иначе не надъ чѣмъ упражнять своихъ бѣдныхъ мыслей и пальчиковъ. Вотъ почему вышиваются эти удивительныя подушки, вяжутся эти занавѣски, заучиваются эти сонаты. Клянусь всѣми нѣжными чувствами моего сердца, когда я вижу, какъ двѣ добрыя, невинныя, краснощекія молодыя дѣвушки идутъ къ фортепіано и садятся передъ нимъ на два стула, на которыхъ лежитъ болѣе или менѣе высокая кипа нотъ (смотря потому, какъ имъ удобнѣе) и усѣвшись такимъ образомъ, принимаются разыгрывать цѣлый рядъ двуствольныхъ варіацій на ту или другую тему, Герца или Калькбреннера, когда я смотрю на все это, шумъ, производимый игрою, не только не доставляетъ мнѣ ни малѣйшаго удовольствія, а напротивъ, мое слишкомъ чувствительное сердце обливается кровью за играющихъ. Сколькихъ часовъ, недѣль, сколькихъ лѣтъ приготовительнаго изученія стоило имъ это адское дребезжаніе! Сколько денегъ переплатилъ папенька, сколько разъ маменька бранила ихъ (леди Гоульдлокъ сама не играетъ, говоритъ сэръ Томасъ, но у ней отъ природы необыкновенно музыкальное ухо); словомъ, сколько въ этомъ доказательствъ рабства! Таково существованіе молодой дѣвушки. Она завтракаетъ въ восемь часовъ, занимается съ гувернанткой "Мангналевыми вопросами" до десяти, играетъ до часу, гуляетъ въ скверѣ за оградой до двухъ, потомъ опять играетъ, потомъ шьетъ или вяжетъ, или читаетъ по-французски, или исторію Юма, потомъ сходитъ внизъ играть папенькѣ, потому что онъ любитъ слушать музыку, засыпая послѣ обѣда, а потомъ пора ложиться спать, и на другой день тѣ же такъ-называемыя "обязанности" начинаются сызнова. Одинъ мой пріятель отправился на дняхъ съ визитомъ къ одному лорду, и тамъ въ комнату вошла одна изъ дочерей дома съ какою-то машиной на головѣ. Это для того, чтобы леди Марія пріобрѣла граціозность въ движеніяхъ. Mon Dieu! кто знаетъ, можетъ-быть въ ту же самую минуту леди Белль дѣлала упражненія двумя гирями, а леди Софія лежала на доскѣ!
   Я бы могъ написать цѣлыя статьи на эту тему, но довольно, мы давно уже заставляемъ ждать мистрисъ Уокеръ.
   Итакъ, если вышеизложенныя замѣчанія имѣютъ какое-нибудь отношеніе къ нашей исторіи, въ чемъ не можетъ быть сомнѣнія, читатель, я надѣюсь, пойметъ, что мистрисъ Уокеръ, въ отсутствіи своего мужа, посвящала огромное количество времени и энергіи на развитіе своего музыкальнаго таланта, и имѣя, какъ было сказано выше, прекрасный, звучный голосъ, скоро стала владѣть имъ съ необыкновеннымъ искусствомъ. Сначала она брала уроки у Подмора, маленькаго и толстенькаго капельмейстера при театрѣ Уэлльза, который научилъ ее пѣть пѣсню "Дингъ-а-дингъ", такъ нравившуюся публикѣ во время своего появленія. Онъ далъ ей хорошее основаніе, отучилъ отъ эффектныхъ романсовъ, которые она нѣкогда такъ любила, и доведя ее до извѣстной степени искусства, добрый и простой капельмейстеръ объявилъ, что ей теперь слѣдовало взять лучшаго учителя, и написалъ записку капитану Уокеру (со вложеніемъ своего маленькаго счета), гдѣ хвалилъ въ самыхъ лестныхъ выраженіяхъ успѣхи его жены и совѣтовалъ обратиться за уроками къ знаменитому Бароски.
   Вслѣдствіе этого капитанъ Уокеръ отказалъ Подмору и пригласилъ синьйора Бароски, за весьма дорогую цѣну, о чемъ не преминулъ сказать женѣ. Въ самомъ дѣлѣ онъ оказался должнымъ Бароски не менѣе ста двадцати гиней, когда прекратились его уроки. Но мы заходимъ впередъ. Бароски -- авторъ оперы Eliogabale, ораторіи Purgatorio, безчисленнаго множества романсовъ и балетной музыки. Онъ родомъ Нѣмецъ и показываетъ такое чрезмѣрное пристрастіе къ свининѣ и ходитъ въ церковь такъ аккуратно, что я увѣренъ въ неосновательности слуховъ; будто бы онъ исповѣдаетъ ветхозавѣтную религію. Это маленькій толстенькій человѣкъ съ орлинымъ носомъ, съ черными какъ смоль бакенбардами, съ черными, блестящими глазками, съ множествомъ колецъ и драгоцѣнныхъ камней на пальцахъ и на одеждѣ, заворачивающій весьма значительную часть рукавовъ рубашки посверхъ сертукэ для провѣтриванія. Его большія руки (которыя могутъ растянуться на половину фортеніянъ и производятъ такимъ образомъ эффекты, которыми онъ извѣстенъ), заключены въ перчатки лимоннаго цвѣта, новыя, или ежедневно вычищаемыя. Спросимъ кстати, почему такъ много людей съ толстыми, большими и красными руками упорно держатся бѣлыхъ перчатокъ? Бароски долженъ тратить на однѣ перчатки маленькое состояніе, но когда кто-нибудь заговариваетъ съ нимъ объ этомъ, онъ отвѣчаетъ съ улыбкой: полноте! развѣ вы не знаете, что есть одна перчаточница, которая уступаетъ мнѣ ихъ очень дешево? Онъ ѣздитъ въ паркъ, живетъ въ великолѣпной квартирѣ въ Доверъ-стритѣ, онъ членъ Реджентъ-клуба, гдѣ забавляетъ другихъ членовъ удивительными исторіями о своихъ успѣхахъ съ дамами и постоянно доставляетъ имъ билеты въ театръ. Его глаза блестятъ и его сердечко бьется, когда лордъ говоритъ съ нимъ, и извѣстно, что онъ тратитъ большія суммы на угощенія молодыхъ людей аристократическихъ фамилій въ Ричмондѣ и въ другихъ мѣстахъ. Въ политикѣ, говоритъ онъ, я консерваторъ до мозга костей. Словомъ, онъ человѣкъ пустой и въ то же время не безъ таланта въ своемъ искусствѣ.
   Этотъ-то джентльменъ взялся довершить музыкальное образованіе мистрисъ Уокеръ. Онъ съ перваго же раза изъявилъ удивленіе къ ея способностямъ, нашелъ объемъ ея голоса необыкновеннымъ и поручился за то, что изъ нея выйдетъ первоклассная пѣвица. Ученица была даровита, учитель чрезвычайно искусенъ, и успѣхи мистрисъ Уокеръ были весьма замѣчательны, хотя почтенная мистрисъ Крампъ, которая обыкновенно присутствовала при урокахъ дочери, съ своей стороны не мало ворчала на новую методу и безконечные экзерсисы, которые Бароски задавалъ Морджіанѣ. Въ ея время было совсѣмъ не то, говорила она. Инкльдонъ не зналъ нотъ, а кто теперь поетъ такъ какъ онъ? Для нея хорошая англійская баллада была въ тысячу разъ пріятнѣе всѣхъ этихъ Фигаро и Семирамидъ.
   Несмотря однакоже на эти замѣчанія, мистрисъ Уокеръ съ удивительною настойчивостію и бодростью шла по пути, указанному ея учителемъ. Утромъ, какъ только мужъ отправлялся въ Сити, начинались ея упражненія, и если онъ не возвращался къ обѣду, ея труды продолжались. Впрочемъ я не имѣю надобности подробно излагать ходъ ея занятій, да не имѣю и возможности этого сдѣлать, ибо, между нами, никто изъ мущинъ въ семействѣ Фицъ-Будль никогда не могъ пропѣть ни одной ноты. Но такъ какъ всякій, кто видѣлъ людей занимающихся музыкой, не могъ не замѣтить удивительной энергіи, съ которою они преслѣдуютъ эти занятія, такъ какъ всякій, у кого есть дочери, какъ бы ни былъ онъ несвѣдущъ, не можетъ не обратить вниманія на звуки фортепьянъ и упражненія голоса, раздающіеся въ его донѣ съ утра до вечера, то пусть вообразитъ себѣ, не требуя дальнѣйшихъ подробностей, какъ героиня нашего разказа проводила время въ этотъ періодъ своего существованія.
   Уокеръ радовался ея успѣхамъ и только не платилъ денегъ ея учителю Бароски. Мы знаемъ почему онъ не платилъ: въ его натурѣ было платить долги не иначе, какъ при крайней необходимости. Но почему Бароски не прибѣгалъ къ принудительнымъ мѣрамъ? Потому, что еслибы онъ получилъ деньги, онъ лишился бы своей ученицы, а онъ любилъ свою ученицу болѣе денегъ. Скорѣе чѣмъ отказаться отъ нея, онъ согласился бы самъ платить ей по гинеѣ за урокъ. Ему случалось заставлять важныхъ особъ напрасно ждать себя, но никогда не пропускалъ онъ урока у нея. Нечего дѣлать, надо признаться, что онъ былъ влюбленъ въ нее, какъ нѣкогда Вульсей и Эглантинъ.
   -- Клянусь вамъ, говаривалъ онъ,-- эта дѣвчонка сводитъ меня съ ума своимъ голосомъ; но подождите, въ шесть недѣль какая угодно женщина въ Англіи будетъ на колѣняхъ передо мной, и вы увидите, что я сдѣлаю съ моею Морджіаной. Онъ аккуратно бывалъ у нея въ продолженіи шести недѣль, а между тѣмъ Морджіана и не думала становиться передъ нимъ на колѣни; онъ истощалъ запасъ своихъ лучшихъ комплиментовъ, и они, казалось, возбуждали только смѣхъ съ ея стороны. Разумѣется, онъ все болѣе и болѣе влюблялся въ это милое существо съ его очаровательнымъ добродушіемъ и веселою жестокостью.
   Веньяминъ Бароски былъ однимъ изъ главныхъ украшеній сословія музыкантовъ въ Лондонѣ. Онъ бралъ по гинеѣ за урокъ въ три четверти часа, и кромѣ того у него на квартирѣ была школа, куда и собиралась пестрая толпа учениковъ разныхъ возрастовъ и сословій, знакомая тѣмъ, которые посѣщаютъ такого рода мѣста ученія. Тамъ были невинныя молодыя дѣвушки съ своими папеньками, которые поспѣшно уводили ихъ, дрожащихъ, на другой конецъ комнаты, когда появлялись какія-нибудь сомнительныя личности. Тамъ была миссъ Григъ, которая пѣла въ театрѣ "Фоундлингъ", и мистеръ Джонсонъ, который пѣлъ въ Игель-Тавернъ, и миссъ Фіорованти (весьма сомнительная личность), которая нигдѣ не пѣла, но постоянно готовилась дебютировать въ италіянской оперѣ. Тамъ былъ Ломлей Лимпитеръ (сынъ лорда Твидльделя), одинъ изъ лучшихъ теноровъ въ городѣ, который, какъ мы слышали, поетъ въ очень многихъ публичныхъ концертахъ; съ нимъ былъ капитанъ гвардіи Гузардъ, съ своимъ необыкновеннымъ басомъ, котораго ставили на ряду съ Порто. Онъ считался красою школы Бароски вмѣстѣ съ мистеромъ Гоульджеромъ, зубнымъ врачомъ изъ Саквильстрита, бросившимъ слоновую кость и золотыя пластинки для своего голоса, какъ случается со всѣми несчастными, страдающими музыкальною маніей. Между дамами была дюжина подозрительныхъ, блѣдныхъ гувернантокъ и пѣвицъ въ вывороченныхъ платьяхъ, съ тощими волосами подъ старыми чепчиками; несчастныя существа, тратившія свою послѣднюю полугинею, чтобы получить право называться ученицами синьйора Бароски и посредствомъ этого названія въ свою очередь найдти учениковъ, или мѣсто въ театральныхъ хорахъ. Примадонна этого маленькаго общества была миссъ Амелія Ларкинсъ, привилегированная ученица Бароски, отъ будущаго успѣха которой зависѣла репутація самого maestro, и которая должна была дѣлить съ нимъ свои доходы; съ этою цѣлію онъ нанялъ ее у отца, весьма почтеннаго полицейскаго чиновника, сдѣлавшагося теперь, трудами дочери, значительнымъ капиталистомъ. Амелія -- блондинка съ голубыми глазами, цвѣтъ лица у нея бѣлый какъ снѣгъ, ея кудри соломеннаго цвѣта, ея наружность... но зачѣмъ описывать ея наружность? Не видалъ ли ея весь свѣтъ на королевскихъ театрахъ и въ Америкѣ, подъ именемъ миссъ Лигонье?
   До появленія мистрисъ Уокеръ, миссъ Ларкинсъ первенствовала въ обществѣ Бароски, не встрѣчая соперницъ; она была Семирамида, Розина, Тамина, Донна-Анна. Бароски всюду разглашалъ о ней, какъ о великомъ возникающемъ геніи, совѣтовалъ Каталани опасаться за свои лавры и сомнѣвался въ томъ, чтобы миссъ Стефенсъ такъ могла спѣть романсъ, какъ его ученица. Мистрисъ Говардъ Уокеръ появилась, и съ перваго раза произвела не малое впечатлѣніе. Она все болѣе совершенствовалась, и маленькое общество скоро раздѣлилось на уокеристовъ и ларкинистовъ; великое соперничество возникло между этими двумя дамами (точно такъ же какъ между Гузардомъ и Бульджеромъ, о которыхъ мы упоминали выше, между миссъ Бронкъ и миссъ Гореманъ (двумя контральтами) и между хористками). Ларкинсъ конечно пѣла лучше, но могли ли ея букли соломеннаго цвѣта и неуклюжая фигура выдержать сравненіе съ черными какъ смоль кудрями и статною осанкой Морджіаны? Не пріѣзжала ли, сверхъ того, мистрисъ Уокеръ на урокъ музыки въ своемъ экипажѣ, въ черномъ бархатномъ платьѣ и кашемировой шали, между тѣмъ какъ бѣдная Ларкинсъ скромно приходила пѣшкомъ изъ Белль-Ярдъ, Темпель-Баръ, въ старомъ ситцевомъ платьицѣ и въ калошахъ, которыя оставляла въ передней? "Ларкинсъ вздумала пѣть! говорила мистрисъ Крампъ саркастически, какъ ей не пѣть! ротъ у ней довольно великъ, чтобъ пропѣть дуэтъ." У бѣдной Ларкинсъ не было никого, кто бы дѣлалъ эпиграмы въ ея пользу; мать ея нянчилась дома съ младшими дѣтьми, отецъ былъ занятъ обязанностями службы. У нея былъ, какъ она думала, только одинъ покровитель, и этотъ покровитель былъ Бароски. Мистрисъ Крампъ не преминула разказать Лумлею Лимпитеру про свои прежніе успѣхи и спѣть ему "Дингъ-а-Дингъ", который мы уже слышали, и упомянуть о томъ, что въ былыя времена ее называли вороновымъ-крыломъ. А Лумлей по этому случаи написалъ стихотвореніе, въ которомъ сравнивалъ волосы Морджіаны съ перьями воронова крыла, а волосы Ларкинсъ съ перьями канарейки, и обѣ дамы скоро стали извѣстны въ школѣ подъ этими названіями. Скоро полетъ Воронова крыла сталъ очевидно болѣе могучимъ, между тѣмъ какъ Канарейка очевидно начала опускаться. Когда Морджіана пѣла, вся комната кричала "браво"; когда пѣла Амелія, почти ни одна рука не апплодировала, кромѣ Морджіаниной, а это ларкинисты считали выраженіемъ завистливаго торжества, скорѣе нежели признакомъ сочувствія, ибо миссъ Ларкинсъ сама была склонна къ зависти и не понимала великодушія своей соперницы.
   Наконецъ насталъ день окончательнаго торжества Воронова крыла. Въ тріо изъ собственной оперы Бароски Eliogabalo: "Сладкія губки и сладкія вина", миссъ Ларкинсъ, очевидно нездоровая, взяла роль плѣнной Англичанки, которую пѣла съ значительнымъ успѣхомъ на публичныхъ концертахъ, въ присутствіи королевскихъ герцоговъ, и исполнила ее такъ дурно, что Бароски, взбѣшенный, закричалъ, захлопывая ноты:
   -- Мистрисъ Говардъ Уокеръ! такъ какъ миссъ Ларкинсъ не можетъ нѣтъ сегодня, не сдѣлаете ли вы намъ одолженія взять на себя роль Боадицетты?
   Мистрисъ Уокеръ съ улыбкой встала, чтобы исполнить эту просьбу; нельзя было устоять противъ такого торжества. Когда она подошла къ фортепіано, миссъ Ларкинсъ ядовито взглянула на нее, простояла нѣкоторое время, не говоря ни слова, и наконецъ вскрикнувъ голосомъ глубокаго отчаянія: Веньяминъ! упала безъ чувствъ на полъ. Надо признаться, что Веньяминъ сильно покраснѣлъ, когда миссъ Ларкинсъ назвала его такъ по имени; Лимпитеръ взглянулъ на Гузарда, миссъ Бронкъ толкнула миссъ Гореманъ, и урокъ кончился въ этотъ день раньше обыкновеннаго, ибо миссъ Ларкинсъ унесли въ другую комнату, положили на постель и начали прыскать водой.
   Добродушная Морджіана настояла на томъ, чтобы мать ея отвезла миссъ Ларкинсъ въ Белль-Ярдъ въ ея экипажѣ, а сама пошла пѣшкомъ домой; но я не знаю, помѣшала ли эта черта доброты Ларкинсъ ненавидѣть Морджіану. Я сомнѣваюсь въ этомъ.
   Слыша такъ много объ музыкальномъ талантѣ своей жены, хитрый капитанъ Уокеръ рѣшился воспользоваться имъ, чтобы распространить свои связи. Въ скоромъ времени Лумлей Лимпитеръ сталі бывать у него, что впрочемъ было не великое дѣло, ибо честный Лумлей отправился бы куда угодно для хорошаго обѣда и для того, чтобы имѣть случай послѣ обѣда показать свой голосъ.
   Лумлея попросили привезти нѣкоторыхъ изъ молодыхъ людей своего круга, пригласили капитана Гузарда и дали ему право привезти съ собою кого ему будетъ угодно. Бульджеръ получалъ отъ времени до времени приглашенія, словомъ, въ короткое время музыкальные вечера мистрисъ Говардъ Уокеръ сдѣлались довольно оживленными. Мужъ ея имѣлъ удовольствіе видѣть, что его комнаты наполнены знатными особами, и раза два-три (въ сущности всякій разъ какъ нуждались въ пѣніи и не были въ состояніи нанять первоклассныхъ пѣвицъ) Морджіана въ свою очередь получала приглашенія, и ей оказывали ту убійственную учтивость, съ которою наша англійская аристократія привыкла обращаться съ артистами.
   Я былъ готовъ начать тираду о нашей аристократіи и свирѣпствовать противъ холоднаго превосходства, которое благородные лорды присвоиваютъ себѣ въ обращеніи съ артистами всякаго рода; противъ учтивости, которая, если соглашается допустить артистовъ въ общество, овладѣваетъ ими совершенно, чтобы не могло быть недоразумѣнія относительно ихъ положенія въ свѣтѣ; противъ пышнаго покровительства художникомъ, которое оказываетъ имъ глупыя почести и въ тоже время тщательно исключаетъ ихъ изъ такъ-называемаго хорошаго общества; я готовъ былъ начать тираду противъ аристократіи зато, что она не хочетъ знаться съ артистами, и хотѣлъ направить на нее весьма ѣдкія насмѣшки зато, напримѣръ, что она не принимала къ себѣ мою добрую знакомую Морджіану, какъ вдругъ пришло мнѣ въ голову спросить себя; годилась ли Морджіана для высшаго общества? На этотъ вопросъ я принужденъ отвѣчать; нѣтъ, не годилась. По воспитанію она не совсѣмъ была равна жителямъ Бекеръ-стрита; она была добрая, честная и умная женщина, но, надо признаться, манеры ея были не совсѣмъ хороши. Когда она выѣзжала куда-нибудь, на ней было всегда если не самое красивое, то, во всякомъ случаѣ, самое яркое платье въ комнатѣ; ея серьги и брошки были всегда неслыханной величины, ея шляпка, чепцы, прически, марабу и другіе уборы всегда бросались въ глаза. Она иногда не произносила букву h. Я видѣлъ, какъ она ѣла горошекъ ножомъ (между тѣмъ какъ Уокеръ хмурился на другой сторонѣ стола и напрасно старался привлечь ея вниманіе), и я никогда не забуду ужаса Леди Смигсмагъ, когда она спросила портеру за обѣдомъ въ Ричмондѣ, и принялась пить его изъ кружки! Да, это было красивое зрѣлище! Она подняла кружку прекрасною рукою, покрытою самыми большими браслетами, какіе мнѣ случалось видѣть, и перья райской птицы, украшавшей ея шляпу, обвились какъ вѣнецъ вокругъ кружки, когда она поднесла ее къ губамъ. Эти странности у нея были и есть до сихъ поръ. Ей лучше оставаться вдали отъ свѣтскаго общества, это несомнѣнно. Когда она говоритъ: сегодня такая жара, что совершенно раскиснешь, когда она смѣется, когда-она толкаетъ своего сосѣда въ бокъ (она дѣлаетъ это, если сосѣдъ скажетъ что-нибудь забавное), все это совершенно естественно съ ея стороны, и тутъ нѣтъ ни малѣйшей аффектаціи, но это не принято въ обществѣ людей образованныхъ, которые умѣютъ смѣяться надъ ея странными манерами, но не понимаютъ доброты, которою она отличается. Допустивъ это, разумѣется само собою, что тирада противъ аристократіи была бы теперь неумѣстна, и поэтому мы прибережемъ ее до другаго времени.
   Морджіана была женщина, въ высшей степени одаренная отъ природы способностью быть счастливою. Она была довольна малѣйшимъ вниманіемъ, которое ей оказывали. Она любила быть одною, ей было весело въ толпѣ, шутка, какъ бы ни была стара, радовала ее, она всегда была готова смѣяться, пѣть, танцовать и веселиться, и до такой степени чувствительна, что самая простая баллада могла заставить ее заплакать, вслѣдствіе чего многіе считали ее до крайности аффектированною и почти всѣ большою кокеткой. Явилось много искателей ея расположенія, кромѣ Бароски. Молодые франты разъѣзжали въ паркѣ верхомъ вокругъ ея фаэтона и осаждали по утрамъ двери ея дома. Модный живописецъ того времени нарисовалъ ея портретъ, который былъ гравированъ и продавался во всѣхъ магазинахъ. Тотъ же портретъ былъ приложенъ къ романсу Черноокая дѣва Аравіи, слова Десмондъ Мулигана эскв., музыка посвящена мистрисъ Говардъ Уокеръ ея покорнѣйшимъ слугою Веньяминомъ Бароски. Вечеромъ ея ложа въ оперѣ была наполнена посѣтителями. Ея ложа въ оперѣ? Да, наслѣдница "Сапожнаго Крючка" имѣла дѣйствительно ложу въ оперѣ, и мущины самаго лучшаго общества въ Лондонѣ являлись въ этой ложѣ.
   Теперь она стояла на высшей степени успѣха и счастія. Мистеръ Уокеръ, окруживъ себя такимъ образомъ людьми хорошаго общества, значительно распространилъ свое агентство и началъ благодарить судьбу за то, что женился на женщинѣ, которая стоила имѣнія.
   Однако, распространяя свое агентство, мистеръ Уокеръ увеличилъ соразмѣрно свои расходы и слѣдовательно умножилъ свои долги. Понадобилось больше мебели и посуды, больше винъ и званыхъ обѣдовъ. Маленькій фаэтонъ былъ замѣненъ каретою для вечернихъ выѣздовъ. Можно себѣ представить бѣшенство и негодованіе нашего стараго пріятеля Эглантина, когда онъ въ оперѣ видѣлъ изъ партера мистрисъ Уокеръ, окруженную, какъ онъ выражался, наимоднѣйшими франтами въ Лондонѣ, когда онъ видѣлъ, какъ она кланялась лорду, шутила съ герцогомъ и шла къ своей каретѣ въ сопровожденіи баронета.
   Положеніе Воронова крыла въ это время было довольно исключительное. Она была честная женщина, и въ то же время у нея бывала та часть нашей аристократіи, которая знается обыкновенно съ женщинами нечестными. Она смѣялась со всѣми, но не оказывала никому особенной благосклонности. Старуха Крампъ теперь постоянно сопровождала ее, когда она являлась въ публичныхъ мѣстахъ и была самою бдительною изъ маменекъ: никогда не закрывала глазъ въ оперѣ, хотя казалась постоянно спящею. Ни одинъ развратный денди не могъ ни на минуту избѣгнуть ея зоркаго взгляда, и по этой причинѣ Уокеръ, который не любилъ ея, какъ всякій человѣкъ естественно склоненъ, долженъ и всегда будетъ не любить свою тещу, допускалъ ее къ себѣ въ домъ, чтобъ она исполняла должность chaperon при Морджіанѣ.
   Ни одинъ изъ свѣтскихъ молодыхъ людей ни разу не былъ принятъ утромъ въ домѣ въ Эджверъ-стритѣ; сторы въ этомъ домѣ постоянно были опущены, и хотя голосъ Морджіаны, когда она упражнялась, былъ слышенъ на томъ концѣ улицы, молодому привратнику съ свѣтлыми пуговицами въ видѣ сахарной головы было приказано говорить, что ея нѣтъ дома, и онъ съ удивительнымъ хладнокровіемъ утверждалъ, что барыня уѣхала.
   По прошествіи двухъ лѣтъ такой роскошной жизни, появились, правда, довольно многочисленные утренніе посѣтители, которые извѣщали о своемъ приходѣ однимъ ударомъ и спрашивали капитана Уокера, но и ихъ не принимали, точно также какъ свѣтскихъ молодыхъ людей, а отсылали обыкновенно въ контору капитана, куда они шли, или не шли -- какъ имъ было угодно. Единственный человѣкъ, допускаемый въ домъ, былъ Бароски. Онъ пріѣзжалъ въ Коннотъ-скверъ въ своемъ экипажѣ и всегда имѣлъ свободный доступъ, какъ учитель музыки.
   Но даже и тутъ, къ досадѣ злонамѣреннаго учителя, драконъ Крампъ постоянно сидѣла у фортепіянъ съ своею безконечною работой, или съ неизбѣжными Воскресными извѣстіями, и Бароски могъ только употреблять языкъ глазъ, какъ онъ выражался, съ своею прелестною ученицей, которая послѣ передразнивала его гримасы и представляла мужу и матери влюбленнаго Бароски. Первый имѣлъ свои причины, чтобы смотрѣть сквозь пальцы на демонстраціи маленькаго учителя музыки, а что касается до послѣдней -- не была ли она на сценѣ и не ухаживали ли за ней въ шутку или серіозно сотни человѣкъ? Чего другаго можетъ ожидать хорошенькая женщина, которая часто показывается публично? Итакъ достойная мать совѣтовала своей дочери весело сносить эти демонстраціи и не дѣлать ихъ источникомъ постоянныхъ опасеній и споровъ.
   Бароски, слѣдовательно, могъ продолжать быть влюбленнымъ, сколько ему было угодно; никто не препятствовалъ его страсти, и если онъ не имѣлъ успѣха, то по крайней мѣрѣ этотъ хвастливый человѣчекъ могъ доставить себѣ удовольствіе намекать на успѣхъ, дѣлать особенно выразительную физіономію, когда произносилось имя Воронова-крыла, и увѣрять своихъ друзей въ клубѣ, что -- по чести, этотъ слухъ неоснователенъ.
   Наконецъ, одинъ разъ случилось, что мистрисъ Крампъ не пріѣхала вовремя къ уроку дочери (можетъ-быть шелъ дождь, или въ омнибусѣ не было мѣста;-- еще болѣе ничтожные случаи не разъ производили переворотъ во всей жизни человѣка) -- мистрисъ Крампъ не пріѣхала, а Бароски пріѣхалъ, и Морджіана, не видя въ этомъ большой бѣды, сѣла за фортепіано, по обыкновенію, какъ вдругъ въ серединѣ урока учитель упалъ на колѣни и произнесъ признаніе въ любви, въ самыхъ краснорѣчивыхъ выраженіяхъ, какія пришли ему въ голову.
   -- Не дѣлайте глупостей, Бароски, сказала дама (я не виноватъ въ томъ, что она не употребила болѣе изысканной фразы, не встала съ холоднымъ величіемъ, восклицая: оставьте меня, милостивый государь!), -- не дѣлайте глупостей! сказала мистрисъ Уокеръ, вставайте и давайте кончать урокъ.
   -- Жестокосердое очаровательное созданіе, вы не хотите выслушать меня?
   -- Нѣтъ я нехочу васъ слушать, Веньяминъ, отвѣчала она:-- вставайте, садитесь на стулъ и перестаньте говорить такую безсмыслицу.
   Но Бароски, зная рѣчь наизусть, рѣшился произнести ее стоя на колѣняхъ, и началъ просить Морджіану не отворачивать своего небеснаго лица, услышать голосъ его отчаянія, и такъ далѣе. Онъ схватилъ ея руку и готовился прижать ее къ губамъ.
   -- Оставьте мою руку, или я дамъ вамъ пощечину!-- сказала она, можетъ быть болѣе энергически, чѣмъ изящно.
   Но Бароски не выпускалъ руки и хотѣлъ поцѣловать ее; мистрисъ Крампъ, сѣвши въ омнибусъ не въ 12 часовъ, а въ четверть перваго, только что отворяла дверь гостиной, чтобы войдти въ нее, когда Морджіана, покраснѣвъ какъ піонъ и не въ силахъ высвободить свою лѣвую руку, которую держалъ музыкантъ, подняла правую и изо всей силы ударила своего поклонника въ лицо, такъ что онъ тотчасъ же пустилъ ея руку и упалъ бы на коверъ, еслибы не мистрисъ Крампъ, которая бросилась на него и поддержала его такимъ градомъ ударовъ, какого не приходилось ему ни разу претерпѣть съ тѣхъ поръ, какъ вышелъ изъ школы.
   -- Какая дерзость! говорила эта достойная дама; -- вы налагаете руку на мою дочь! (разъ, два). Вы оскорбляете бѣдную женщину, ничтожный воришка! (разъ, два). Вотъ вамъ, чтобы выучить васъ обращаться съ порядочными людьми, грязный извергъ!
   Бароски вскочилъ въ бѣшенствѣ.-- Это вамъ такъ не пройдетъ, закричалъ онъ,-- вы за это поплатитесь!
   -- Сколько вамъ будетъ угодно, Веньяминушка, кричала вдова.-- Августъ (пажу), не капитанъ ли это? Бароски схватился за шляпу.-- Августъ, выведите этого неуча, и если онъ попробуетъ воротиться, позовите полисмена, слышите ли?
   Учитель музыки исчезъ весьма быстро, и обѣ дамы, вмѣсто того, чтобы обнаружить страхъ и впасть въ истерики, какъ сдѣлали бы дамы высшаго общества, принялись смѣяться надъ несчастіемъ отвратительнаго урода, какъ онѣ выражались.
   -- Такой человѣкъ смѣетъ вступать въ соперничество съ моимъ Говардомъ! сказала Морджіана съ должною гордостью. Онѣ, однако, согласились, что Говарду не должно ничего говорить о случившемся, чтобы избѣгнуть ссоръ и не обезпокоить его. Итакъ, когда онъ пріѣхалъ домой, ему не было сказано ни слова, и вы не отгадали бы, что случилось что-нибудь необыкновенное, развѣ только, что жена встрѣтила его съ большею нѣжностію, чѣмъ обыкновенно. Не моя вина, что моя героиня не была слабонервнѣе, что ей нисколько не понадобилось sal volatile, и что она не обнаружила ни малѣйшей склонности упасть въ обморокъ. Что же дѣлать, такъ было, и мистеръ Говардъ Уокеръ не зналъ ничего о ссорѣ жены съ учителемъ до тѣхъ поръ...
   До тѣхъ поръ, покуда онъ не быль арестованъ на слѣдующій день по иску Веньямина Бароски въ двѣсти двадцать гиней, и за неуплатою былъ отведенъ г-мъ Товіемъ Ларкинсъ въ тюрьму въ Чансери-Лэнъ.
   

V.

   Возлюбленный читатель мой, надѣюсь, не до такой степени простъ, чтобы вообразить себѣ, будто бы мистеръ Уокеръ, когда увидѣлъ себя запертымъ за долги въ Чансери-Лэнъ, имѣлъ глупость обратиться къ кому-нибудь изъ своихъ друзей (тѣхъ знатныхъ особъ, которыя отъ времени до времени являлись въ этой исторіи, и давали ей аристократическій оттѣнокъ). Нѣтъ, нѣтъ; онъ зналъ свѣтъ слишкомъ хорошо. Онъ зналъ, что Биллингсгетъ дастъ ему столько дюжинъ краснаго вина, сколько онъ можетъ, какъ говорится, унести подъ кушакомъ (не моя вина, mesdames, что эта фраза нѣсколько груба), что Воксаль дастъ ему свою карету, будетъ трепать его по спинѣ и обѣдать у него, но что въ то же время эти благородные лорды скорѣе согласились бы видѣть господина Уокера висящимъ на перекладинѣ передъ Ольдъ-Гоэле, чѣмъ дать ему взаймы сто фунтовъ.
   И почему бы, въ самомъ дѣлѣ, намъ ожидать другаго отъ свѣта? Я замѣтилъ, что люди, жалующіеся на его эгоизмъ, сами точно такіе же эгоисты и нисколько не болѣе щедры на деньги, чѣмъ ихъ сосѣди. И, что касается до капитана Уокера, я увѣренъ, что онъ поступилъ бы съ нуждающимся другомъ точно такъ же, какъ поступали съ нимъ самимъ, когда онъ былъ въ нуждѣ. Одна только жена его была хотя сколько-нибудь огорчена его заключеніемъ; что же касается до клуба, то нельзя не признаться, что тамъ все шло точно такъ же, какъ наканунѣ его исчезновенія.
   Кстати о клубахъ. Мы могли бы, еслибы только не боялись надоѣсть прекрасной читательницѣ, пуститься здѣсь въ поучительное разсужденіе о томъ родѣ дружбы, который устанавливается въ этихъ заведеніяхъ, и о благородномъ чувствѣ эгоизма, которое они помогаютъ развить въ мущинахъ. Я оставляю въ сторонѣ старыя жалобы, что клубы отвлекаютъ отъ домашней жизни, развиваютъ обжорство и роскошь и т. д. Но посмотрите на отношенія членовъ клуба между собою; посмотрите какъ всѣ бросаются на вечернюю газету, какъ Шивертонъ приказываетъ затопить каминъ въ каникулы, а Светтенгамъ отворяетъ окна въ февралѣ. Посмотрите какъ Кремлей беретъ на свою тарелку всю грудь индѣйки, и сколько разъ Дженкинсъ отсылаетъ свою скудную полубутылку хересу. Клубство есть организованный эгоизмъ. Клубная интимность тщательно и удивительно отдѣлена отъ дружбы. Вы встрѣчаетесь съ Смитомъ двадцать лѣтъ, разказываете другъ другу новости, смѣетесь съ нимъ надъ шутками Джонса, знакомитесь такъ хорошо, какъ только могутъ быть два человѣка знакомы другъ съ другомъ, и въ одинъ прекрасный день въ концѣ списка членовъ клуба вы читаете въ особенномъ параграфѣ со всѣми почестями:

Скончался членъ
Смитъ Джонъ эскв.

   Или онъ съ своей стороны имѣетъ удовольствіе прочесть ваше имя, удостоившееся такого же типографскаго отличія. Вотъ онъ, этотъ несчастный листъ выбывшихъ членовъ на концѣ всякаго списка, вы не можете избѣгнуть его. Я самъ членъ осьми клубовъ, и знаю, что придетъ время, когда Фицъ-Будль Джорджъ Севеджъ эскв. (если впрочемъ судьбѣ угодно будетъ похитить моего брата и шесть его сыновей, то конечно будетъ Фицъ-Будль сэръ-Джорджъ Севеджъ баронетъ) появится въ этой печальной категоріи. Вотъ этотъ списокъ; я долженъ войдти въ него. Настанетъ день, когда меня не будутъ болѣе видѣть у окна клуба и другой будетъ сидѣть въ опустѣломъ креслѣ; роберъ начнется, какъ обыкновенно, а Фица тамъ не будетъ. "Гдѣ Фицъ?" спрашиваетъ Труппингтонъ, только что пріѣхавшій съ Рейна.-- Вы не знаете? отвѣчаетъ Пунтеръ, и указываетъ пальцемъ въ землю. "Вы, кажется, пошли въ трефы?" говоритъ Рофъ своему партнеру (новому партнеру), и слуга снимаетъ со свѣчки.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Надѣюсь, что каждый, кто принадлежитъ къ какому-нибудь клубу, съ пользою прочтетъ эту маленькую дигрессію. Онъ можетъ, повторяю, быть членомъ осьми клубовъ, и все-таки, когда онъ умретъ, ни одинъ изъ пяти тысячъ членовъ не будетъ жалѣть о его отсутствіи. Миръ ему! Слуги забудутъ его, имя его погибнетъ, и другая шинель будетъ висѣть на крючкѣ, гдѣ висѣла его шинель.
   Очевидно, что въ этомъ-то и заключается прелесть клубныхъ отношеній. Еслибы было иначе, еслибы мы въ самомъ дѣлѣ огорчались смертію нашихъ друзей, или дѣлили съ ними наши кошельки, когда они нуждаются, мы бы разорились, и жизнь была бы невыносима. Предоставимъ себѣ право застегнуть наши карманы и наши сердца, и будемте веселиться; на долю каждаго изъ насъ и такъ приходится довольно заботъ; если бѣдность ловитъ насъ за пятки, или дружба старается насъ схватить за руку, оттолкните и ту и другую, пусть каждый стоитъ за себя -- вотъ правило, котораго слѣдуетъ держаться.
   Мой пріятель, капитанъ Уокеръ, такъ долго и рѣшительно держался этого правила, что очень хорошо понималъ, когда самъ попался въ бѣду, что ни одна душа во всемъ мірѣ не поможетъ ему, и дѣйствовалъ сообразно съ этимъ сознаніемъ.
   Когда его привели въ тюрьму мистера Бендиго, онъ весьма гордо позвалъ къ себѣ этого джентльмена, вынулъ банкирскій бланкъ изъ бумажника и, написавъ на немъ аккуратно взыскиваемую сумму, приказалъ мистеру Бендиго немедленно отворить дверь и выпустить его.
   Мистеръ Бендиго, улыбаясь необыкновенно хитро и прикладывая покрытый брилліантовыми кольцами палецъ къ своему орлиному носу, спросилъ у мистера Уокера, неужто онъ на видъ такой молокососъ?-- давая почувствовать этимъ шутливымъ вопросомъ, что онъ сомнѣвается въ удовлетворительности документа, врученнаго ему мистеромъ Уокеромъ.
   -- Чортъ возьми! восклицаетъ мистеръ Уокеръ -- подите получить деньги, да поскорѣй пошлите вашего человѣка на извощикѣ; вотъ полгинея, чтобъ ему заплатить. Такой самоувѣренный тонъ нѣсколько колеблетъ полицейскаго чиновника: онъ спрашиваетъ, не угодно ли мистеру Уокеру что-нибудь скушать, покуда человѣкъ съѣздитъ за деньгами, и обращается съ своимъ арестантомъ весьма учтиво въ продолженіе отсутствія посланнаго.
   Но такъ какъ у капитана Уокера было капиталу только пять фунтовъ и два пенса (эта сумма была въ послѣдствіи раздѣлена между его кредиторами, за вычетомъ судебныхъ издержекъ), банкиры, разумѣется, отказались платить его вексель, написавъ на немъ слова: нѣтъ фондовъ. Когда Уокеръ получилъ этотъ отвѣтъ, онъ не думалъ впадать въ уныніе, а напротивъ расхохотался очень весело, вынулъ изъ кармана настоящую пятифунтовую бумажку и велѣлъ своему хозяину послать за бутылкой шампанскаго, которую эти два достойные джентльмена осушили вмѣстѣ весьма дружелюбно и весело. Шампанское только что было выпито, и молодой Израильтянинъ, исполняющій должность коммиссіонера въ Курзиторъ-стритѣ, едва лишь успѣлъ унести бутылку и стаканы, какъ бѣдная Морджіана бросилась съ потокомъ слезъ на шею мужу, принялась обнимать его, называя своимъ милымъ, возлюбленнымъ Говардомъ, и упала бы въ обморокъ у его ногъ, еслибъ онъ съ бѣшеными ругательствами не закричалъ на нее, какъ она смѣетъ показываться ему на глаза, втянувши его въ такую бѣду своимъ проклятымъ безразсудствомъ! Этотъ пріемъ такъ испугалъ бѣдную женщину, что она забыла объ обморокѣ. Ничто такъ не помогаетъ отъ женскихъ истерикъ, какъ нѣкоторая строгость и даже жестокость со стороны мужа -- это могутъ засвидѣтельствовать многіе мужья, привыкшіе употреблять такое средство.
   -- Мое безразсудство, Говардъ? сказала она слабымъ голосомъ, совершенно отложивъ намѣреніе упасть въ обморокъ, вслѣдствіе этого неожиданнаго нападенія.-- Мнѣ кажется, мой другъ, что тебѣ нельзя пожаловаться на меня.
   -- Нельзя пожаловаться, сударыня? закричалъ благородный Уокеръ: -- такъ двѣсти гиней учителю музыки ничего, по вашему? Развѣ состояніе, которое я взялъ за вами, давало вамъ право брать уроки въ гинею? Развѣ я васъ не вывелъ изъ бѣдности и не познакомилъ съ лучшими людьми Англіи? Не одѣвалъ ли я васъ, какъ герцогиню? не былъ ли я всегда для васъ такимъ мужемъ, какихъ немного найдется въ свѣтѣ? Отвѣчайте мнѣ!
   -- Да, Говардъ, ты въ самомъ дѣлѣ былъ всегда очень добръ со мною, проговорила она сквозь слезы.
   -- Я трудился и работалъ для васъ! я для васъ не давалъ себѣ цѣлый день отдыха! Я даже допустилъ вашу старую, несносную мать въ вашъ домъ... въ мой домъ то-есть! Правда это, или нѣтъ?
   Она не могла отрицать этого, и раздосадованный Уокеръ (для чего же и создана жена, если не для того, чтобы изливать на нее свою досаду?) продолжалъ говорить въ томъ же тонѣ, и такъ огорчилъ, запугалъ и смутилъ бѣдную Морджіану, что она ушла отъ мужа, считая себя величайшею преступницей и оплакивая двойное несчастіе своего Говарда, который былъ разоренъ, и разоренъ ею.
   Когда она ушла, спокойствіе мистера Уокера возвратилось (ибо онъ не принадлежалъ къ тѣмъ людямъ, которые боятся нѣсколькихъ мѣсяцевъ заключенія за долги), и онъ выпилъ нѣсколько стакановъ пуншу съ своимъ хозяиномъ, толкуя съ нимъ совершенно хладнокровно о своихъ дѣлахъ. Что онъ намѣревался завтра же заплатить свои долги и выйдти изъ тюрьмы, разумѣется само собою: всякій, кто попадаетъ въ тюрьму за долги, клянется честью, что намѣренъ завтра же выйдти изъ нея. Мистеръ Бендиго сказалъ, что будетъ душевно радъ отворить ему дверь и въ то же время послалъ тщательно освѣдомиться у своихъ знакомыхъ, нѣтъ ли у капитана еще другихъ кредиторовъ, а если есть, то пригласить ихъ подать ко взысканію.
   Морджіана, какъ можно себѣ представить, воротилась домой въ глубокомъ горѣ и едва могла удержаться отъ слезъ, когда пажъ съ пуговицами въ видѣ сахарной головы спросилъ ее, рано ли вернется сегодня баринъ, или онъ взялъ ключь съ собою. Всю ночь она не спала и безпокойно вертѣлась въ своей постели. Рано утромъ она встала, одѣлась и вышла изъ дому.
   Еще не было девяти часовъ, какъ она уже явилась въ Курзиторъ-стритъ и опять радостно бросилась на шею мужу, который проснулся, ворча немного, и съ сильною головной болью, причиненною вчерашнею веселою попойкой. Какъ ни странно это покажется, нигдѣ можетъ-быть въ Европѣ такъ не веселятся, какъ въ тюрьмахъ за долги, и я самъ (посѣщая пріятеля, разумѣется) обѣдалъ у мистеръ Аминадаба такъ же роскошно, какъ у Лонго.
   Но нужно объяснить радость Морджіаны, которая можетъ показаться странною при затруднительномъ положеніи мужа и послѣ вчерашнихъ огорченій. Итакъ, когда мистрисъ Уокеръ вышла утромъ изъ дому съ очень большою корзинкой подъ рукою:-- Позвольте! воскликнулъ пажъ:-- я донесу вамъ корзинку! и схватилъ ее очень поспѣшно.
   -- Нѣтъ, благодарю, закричала такъ же поспѣшно его госпожа,-- это....
   -- Конечно-съ, отвѣчалъ мальчикъ съ презрительною улыбкой,-- я знаю, что это такое.
   -- Это стекло, продолжала мистрисъ Уокеръ, сильно краснѣя:-- позовите, пожалуста, карету и не разговаривайте, когда васъ не спрашиваютъ.
   Молодой джентльменъ отправился исполнить это приказаніе; карета пріѣхала. Мистрисъ Уокеръ торопливо сѣла въ нее, а пажъ пошелъ въ кухню къ своимъ товарищамъ.
   -- Начинается потѣха, сказалъ онъ,-- баринъ попался въ просакъ и барыня поѣхала закладывать серебро.
   Въ этотъ день кухарка, отправляясь на рынокъ, какъ-то ошибкой положила въ свою корзинку дюжину столовыхъ ножей и серебряный бокалъ; горничная, идя гулять послѣ обѣда, нашла нелишнимъ запастись осьмью батистовыми носовыми платками (отмѣченными буквами барыни), полдюжиною башмаковъ, перчатками длинными и короткими, нѣсколькими шелковыми чулками и флакономъ для духовъ съ золотою головкой. "Обѣ новыя кашемировыя шали исчезли, сказала она,-- и въ ящикѣ мистрисъ Уокеръ не осталось ничего, кромѣ булавокъ и стараго коралловаго браслета." Что же касается до пажа, то онъ мгновенно бросился въ баринову гардеробную и обыскалъ всѣ карманы его платьевъ; потомъ связалъ эти платья въ узелъ и началъ отворять всѣ ящики, которые Уокеръ оставилъ не запертыми. Онъ нашелъ только три полупенса, печать для векселей и отъ разныхъ торговцевъ около сорока пяти счетовъ, тщательно завернутыхъ въ бумагу съ надписью и связанныхъ красною тесемкой. Эти три почтенныя особы, грумъ, который былъ поклонникомъ горничной Триммеръ, и полисменъ, пріятель кухарки, сѣли за вкусный обѣдъ въ обыкновенный часъ и рѣшили, что гибель Уокера несомнѣнна. Кухарка подарила полисмену китайскую чашу для пуншу, которую дала ей мистрисъ Уокеръ, а горничная вручила своему другу кипсекъ за прошлый годъ и третью часть поэмъ Байрона со стола въ гостиной.
   -- Пусть меня повѣсятъ, если она не взяла и французскіе стѣнные часы! сказалъ пажъ; и дѣйствительно мистрисъ Уокеръ взяла ихъ. Они какъ бы сами собой скользнули въ корзинку, пріютились тамъ подъ одной изъ ея шалей и забили съ страшною, неестественною быстротой, когда Морджіана вытаскивала изъ кареты свои сокровища. Извощикъ грустно покачалъ головою, глядя ей вслѣдъ, какъ она шла торопливо съ своею тяжелою ношей и скрылась за угломъ улицы, гдѣ находится знаменитый магазинъ золотыхъ дѣлъ мастера мистера Больза. Это величественный магазинъ, гдѣ въ окнахъ красуются великолѣпные серебряные кубки, дорогія трости съ золотыми набалдашниками, флейты, часы, брилліантовыя брошки и нѣкоторыя драгоцѣнныя вещи работы старыхъ мастеровъ, а на двери подъ словами; "Бользъ, золотыхъ дѣлъ мастеръ", изображены самымъ мельчайшимъ шрифтомъ слова: "даютъ взаймы деньги". Нечего описывать свиданія Морджіаны съ мистеромъ Бользомъ, но вѣроятно оно было удовлетворительно, ибо, когда черезъ полчаса Морджіана вернулась, глаза ея блестѣли, она прыгнула въ карету и приказала извощику скакать въ Курзиторъ-стритъ. Онъ, улыбаясь, обѣщалъ это сдѣлать и дѣйствительно помчался по направленію туда съ быстротою четырехъ миль въ часъ.
   -- Я зналъ это, разсуждалъ самъ съ собою этотъ мудрый возничій,-- когда мущина попадетъ въ просакъ, женщина не жалѣетъ своихъ серебрянныхъ ложекъ! и поступокъ Морджіаны такъ понравился ему, что когда она расплатилась съ нимъ, онъ забылъ поворчать, хотя она дала ему только вдвое больше, чѣмъ слѣдовало.
   -- Поведите меня къ нему, сказала она молодому Еврею, отворившему дверь.
   -- Къ кому? отвѣчалъ саркастически юноша;-- ихъ здѣсь двадцать. Вы раненько поднялись.
   -- Къ капитану Уокеру, молодой человѣкъ, сказала Морджіана гордо, вслѣдствіе чего юноша отворилъ дверь, и увидѣвъ мистера Бендиго, сходящаго съ лѣстницы въ цвѣтистомъ халатѣ, воскликнулъ:-- Папенька, вотъ дама, которая спрашиваетъ капитана.
   -- Я пришла освободить его, сказала она, подавая ему дрожащею рукой пачку банковыхъ билетовъ.
   -- Вотъ взыскиваемая сумма, двѣсти двадцать фунтовъ, какъ вы говорили мнѣ вчера вечеромъ.
   Жидъ взялъ билеты, взглянулъ на нее и усмѣхнулся, взглянулъ на своего сына и усмѣхнулся еще болѣе, потомъ попросилъ мистрисъ Уокеръ войдти въ его комнату, взять квитанцію. Когда дверь этой комнаты затворилась за дамой и его отцомъ, младшій мистеръ Бендиго залился судорожнымъ смѣхомъ, потомъ тотчасъ же побѣжалъ на дворъ, гдѣ уже гуляли нѣкоторые изъ несчастныхъ жильцовъ этого дома, и сообщилъ имъ что-то, что заставило ихъ смѣяться такъ же неудержимо, какъ онъ.
   Между тѣмъ Морджіана, взявъ радостно квитанцію отъ мистера Бендиго (какъ щеки ея раскраснѣлись и какъ билось сердце ея, когда она засыпала пескомъ чернила!), потомъ опять сильно поблѣднѣвъ, когда услышала, что капитанъ провелъ ночь очень дурно и воскликнувъ: "Какъ же ему бѣдному не проводить дурно ночей!" (причемъ мистеръ Бендиго за неимѣніемъ другаго товарища обратился съ усмѣшкой къ мраморному бюсту Питта, украшающему столъ) -- окончивъ всѣ эти прелиминаріи, говорю я, Морджіана послѣдовала за полицейскимъ чиновникомъ въ комнату мужа, и снова бросилась на шею своему милому Говарду, и сказала ему съ очаровательною улыбкой, чтобы онъ скорѣе вставалъ и ѣхалъ домой, ибо завтракъ ждетъ его и карета у дверей.
   -- Что это значитъ, душа моя? воскликнулъ капитанъ, вскакивая и глядя на нее въ крайнемъ удивленіи.
   -- Это значитъ, что возлюбленный другъ мой свободенъ, что этому гадкому человѣчку заплачено,-- по крайней мѣрѣ деньги у этого ужаснаго чиновника.
   -- Ты была у Бароски? спросилъ Уокеръ, сильно покраснѣвъ.
   -- Говардъ! вскрикнула жена его съ негодованіемъ.
   -- Такъ... такъ мать дала тебѣ эти деньги? спросилъ опять капитанъ.
   -- Нѣтъ; я ихъ сама добыла, отвѣчала мистрисъ Уокеръ съ очень замысловатымъ видомъ.
   Уокеръ былъ удивленъ болѣе прежняго.
   -- У тебя больше нѣтъ денегъ? сказалъ онъ.
   Мистрисъ Уокеръ показала ему свой кошелекъ, въ которомъ были двѣ гинеи.-- Вотъ все, что осталось, другъ мой, сказала она:-- и я бы желала, чтобы ты далъ мнѣ записку на полученіе денегъ у твоего банкира, чтобы заплатить цѣлую кучу маленькихъ счетовъ, которые какъ будто нарочно явились въ послѣдніе дни.
   -- Хорошо, хорошо, сказалъ Уокеръ, и тотчасъ же началъ одѣваться. Окончивъ свой туалетъ, онъ позвонилъ, потребовалъ у мистера Бендиго счетъ и объявилъ ему, что желаетъ сію же минуту отправиться домой.
   Почтенный чиновникъ принесъ счетъ, но что касается до освобожденія, сказалъ, что оно не возможно.
   -- Какъ невозможно? вскричала мистрисъ Уокеръ, сильно краснѣя и потомъ блѣднѣя.-- Развѣ я не заплатила вамъ долгъ нѣсколько минутъ тому назадъ?
   -- Да, вы заплатили, и у васъ росписка, но есть другой кредиторъ, подавшій ко взысканію на капитана вексель въ сто пятьдесятъ фунтовъ. Эглантинъ и Моссрозъ въ Бондъ-стритъ; за поставку въ теченіи пяти лѣтъ благовонныхъ товаровъ.
   -- Не можетъ же быть, чтобы ты имѣла глупость заплатить, не спросивши, нѣтъ ли другихъ взысканій? закричалъ Уокеръ на жену.
   -- Могло таки быть, сказалъ Бендиго смѣясь, -- но ужь другой разъ она будетъ осторожнѣе. Да и что для васъ, капитанъ, полтораста фунтовъ?
   Хотя Уокеръ ничего такъ не желалъ въ эту минуту, какъ приколотить свою жену, однакожь природная осторожность побѣдила въ немъ чувство справедливости, если только можно назвать осторожностью сильное желаніе капитана убѣдить полицейскаго чиновника, что онъ, Уокеръ, крайне почтенный и богатый человѣкъ.
   Многіе достойные люди находятся въ пріятномъ заблужденіи, что надуваютъ свѣтъ: стараются убѣдить себя, напримѣръ, что ихъ банкиры считаютъ ихъ людьми съ состояніемъ, потому что они ведутъ довольно значительный счетъ, платятъ мелкимъ торговцамъ съ хвастливою аккуратностью и такъ далѣе; но мы можемъ быть увѣрены, что у свѣта нѣтъ недостатка въ умѣ, и что онъ угадываетъ наше настоящее положеніе съ удивительною проницательностью, или узнаетъ его съ необыкновеннымъ искусствомъ. Лондонскій купецъ одинъ изъ самыхъ тонкихъ знатоковъ сердца человѣческаго, какіе только есть на свѣтѣ, а если ужь купецъ таковъ, то нечего и говорить о полицейскомъ чиновникѣ.
   Однако на ироническій вопросъ;-- что для васъ полтораста фунтовъ? Уокеръ спохватившись отвѣчалъ:
   -- Это безстыдный обманъ; я столько же долженъ имъ, сколько и вы. Впрочемъ я распоряжусь, чтобъ эти деньги были заплачены сегодня-же утромъ. Съ протестомъ, разумѣется.
   -- Разумѣется, сказалъ мистеръ Бендиго, кланяясь, и вышелъ изъ комнаты, оставляя мистрисъ Уокеръ въ пріятномъ téte-à tête съ ея супругомъ,
   Оставшись наединѣ съ своею дражайшей половиною, этотъ почтенный джентльменъ началъ къ ней рѣчь, которую нельзя передать бумагѣ, потому что свѣтъ крайне щепетиленъ и не любитъ слышать всю правду о негодяяхъ, а также и по тому обстоятельству, что третье слово капитана было такое ругательство, которое оскорбило бы возлюбленнаго читателя, если бы явилось печатно.
   Представьте же себѣ, за неимѣніемъ ихъ разговора, мошенника, обманутаго въ своихъ ожиданіяхъ, вышедшаго изъ себя и изливающаго свою звѣрскую злобу на милую женщину, которая сидитъ дрожащая и блѣдная, не понимая этого внезапнаго проявленія гнѣва. Представьте себѣ какъ онъ стоитъ у самаго лица ея, сжимаетъ кулаки, топаетъ ногами и кричитъ и ругается съ посинѣвшимъ отъ злости лицомъ, все болѣе и болѣе выходя изъ себя; какъ онъ стискиваетъ ей руку, если она хочетъ отвернуться, и только тогда замолкаетъ, когда она въ обморокѣ падаетъ со стула съ такимъ раздирающимъ душу рыданіемъ, что жиденокъ, подслушивавшій ихъ, блѣднѣетъ и отходитъ отъ двери. Да, можетъ-быть дѣйствительно лучше не пересказывать подробно такихъ разговоровъ.
   Когда наконецъ Уокеръ увидѣлъ жену свою, лежащую безъ чувствъ на полу, онъ схватилъ кружку съ водой и вылилъ на нее. Это средство быстро привело ее въ себя. Отряхая свои черныя кудри, она опять робко взглянула ему въ лицо, взяла его руку и заплакала.
   Онъ заговорилъ теперь нѣсколько мягче и позволилъ ей держать свою руку. Нельзя было говорить очень сурово съ этою бѣдною женщиной, испуганною, нѣжною и умоляющею.
   -- Морджіана, сказалъ онъ,-- твоя опрометчивость и неосторожность едва ли не разорили меня. Еслибы ты заблагоразсудила побывать у Бароски, одно твое слово заставило бы его отступиться отъ взысканія, и моя собственность не погибла бы, какъ теперь, понапрасну. Но можетъ-быть и теперь еще не слишкомъ поздно, и намъ есть надежда поправиться. Я знаю навѣрное, что этотъ долгъ Эглантину не что иное, какъ заговоръ между Моссрозъ и Бендиго; ты должна отправиться къ Эглантину, онъ вѣдь одинъ изъ твоихъ старыхъ поклонниковъ.
   Она пустила его руку.
   -- Я не могу быть у Эглантина, послѣ того, что произошло между нами, сказала она.
   Но лицо Уокера тотчасъ же приняло такое выраженіе, что она воскликнула содрогаясь:-- Хорошо, хорошо, я пойду.
   -- Ты пойдешь къ Эглантину и попросишь его принять заемное письмо на сумму этого безстыднаго взысканія, къ какому угодно сроку, это все равно. Но постарайся видѣть его наединѣ и я увѣренъ, что если только захочешь, ты устроишь это дѣло. Торопись; отправляйся сейчасъ же и возвращайся сюда, ибо могутъ явиться другіе кредиторы.
   Дрожащая и въ сильномъ волненіи Морджіана надѣла шляпку и перчатки и пошла къ двери.
   -- Погода прекрасная, сказалъ мистеръ Уокеръ, глядя на дворъ,-- и тебѣ хорошо прогуляться. Да, Морджіана, ты, кажется, говорила, что у тебя въ карманѣ двѣ гинеи?
   -- Вотъ онѣ, сказала она, вдругъ повеселѣвъ и поднимая голову, чтобъ онъ поцѣловалъ ее. Она заплатила двѣ гинеи за поцѣлуй. Не стыдно ли это? Возможно ли любить человѣка, котораго не уважаешь? говоритъ миссъ Примъ, я бы не могла этого.
   Никто и не спрашиваетъ васъ, миссъ Примъ. Но вспомните, что Морджіана не была поставлена отъ рожденія въ такія выгодныя условія воспитанія и образованія, какъ вы. Вспомните, что она была бѣдная женщина низкаго происхожденія, полюбившая мистеръ Уокера не по приказанію маменьки и не потому, чтобъ онъ отличался особенными достоинствами и необыкновенною благовоспитанностью, а потому, что не могла удержаться и не знала ничего лучшаго. Да мистрисъ Уокеръ и не ставится въ образецъ добродѣтели. О нѣтъ! Когда мнѣ понадобится образецъ добродѣтели, я отправлюсь въ Бекеръ-стритъ и попрошу séance у моей милой миссъ Примъ (если мнѣ позволено употребить это слово).
   Мистеръ Говардъ Уокеръ крѣпко запертъ въ заведеніи мистера Бендиго въ Курзиторъ-стритѣ, Ченири-ленъ; и можетъ показаться насмѣшкой надъ достойнымъ героемъ этой исторіи, или лучше сказать надъ мужемъ героини, если мы укажемъ на то, чѣмъ бы онъ могъ быть если бы не несчастная страсть Бароски къ Морджіанѣ.
   Еслибы Бароски не влюбился въ Морджіану, онъ не сталъ бы давать ей уроковъ на сумму двухсотъ гиней и не забылся бы до того, что схватилъ ея руку и попытался поцѣловать ее. Еслибъ онъ не попытался поцѣловать ее, она не дала бы ему пощечины; а въ такомъ случаѣ онъ не подалъ бы ко взысканію на Уокера; Уокеръ остался бы свободнымъ, можетъ-быть разбогатѣлъ бы, и тогда уже, безъ сомнѣнія, пользовался бы всеобщимъ уваженіемъ. Онъ всегда говорилъ, что еще одинъ мѣсяцъ свободы, и онъ сталъ бы выше несчастныхъ случайностей.
   Весьма можетъ быть, что это справедливо, ибо у Уокера былъ быстрый, предпріимчивый умъ, который въ иныхъ случаяхъ ведетъ къ богатству, нерѣдко въ тюрьму за долги, а иногда, увы! въ Вандименову землю.
   Онъ могъ бы разбогатѣть, еслибы былъ въ состояніи поддержать свой кредитъ, и еслибы личныя издержки и безразсудный образъ жизни не погубили его. Онъ искусно умѣлъ употреблять въ дѣло имѣніе жены и никто въ Лондонѣ, какъ самъ онъ говорилъ съ гордостью, не могъ бы столько сдѣлать съ пятью стами фунтами. Онъ, какъ мы видѣли, устроилъ на эти деньги домъ, буфетъ и погребъ; онъ завелъ карету и лошадей, а на остатокъ взялъ акціи въ четырехъ компаніяхъ, изъ которыхъ три были основаны имъ и выбрали его директоромъ. Онъ дѣлалъ безчисленное множество спекуляцій на иностранные фонды, жилъ роскошно и открыто и составилъ себѣ весьма значительный доходъ. Онъ учредилъ компанію для застрахованія жизни, подъ названіемъ Капитолій, открылъ золотые рудники въ Чимборасо, и компанія для покупки и осушенія панамскихъ болотъ, съ капиталомъ въ десять милліоновъ, состоящая подъ покровительствомъ его святости папы, обязана ему же своимъ основаннемъ. Не подлежитъ ни какому сомнѣнію, что въ одномъ вечернемъ журналѣ было извѣстіе о томъ, что его святость папа римскій пожаловалъ Уокера въ рыцари ордена шпоры и предложилъ ему титулъ графа. Онъ организировалъ заемъ для его могущества Касика панамскаго, который прислалъ ему (въ видѣ дивиденда) орденъ замка и сокола первой степени; знаки этого ордена можно было видѣть во всякое время въ конторѣ Уокера, въ Бондъ-Стритъ, вмѣстѣ съ бумагами на право ихъ ношенія, подписанными и запечатанными великимъ маршаломъ и командоромъ соколинаго ордена его могучества. Еще одна недѣля, и Уокеръ заключилъ бы заемъ въ сто тысячъ фуніговъ на имя его могучества, по двадцати процентовъ; онъ получилъ бы пятнадцать тысячъ фунтовъ за труды; кредитъ его компаній удвоился бы; онъ продалъ бы свои акціи, получилъ бы мѣсто въ парламентѣ, былъ бы сдѣланъ баронетомъ, вѣроятно и лордомъ!-- Я опрашиваю васъ, говаривалъ Уокеръ своимъ знакомымъ,-- чѣмъ модно лучше доказать свою любовь къ женѣ, нежели такимъ употребленіемъ ея ничтожнаго капитала? Меня осуждаютъ, потому что претерпѣлъ неудачу; повѣрьте, я всю жизнь приносилъ этой женацинѣ такія жертвы, на которыя не согласился бы никто другой.
   Доказательствомъ ловкости и искусства Уокера въ денежныхъ дѣлахъ можетъ служить то обстоятельство, что ему удалось успокоить и задобрить одного изъ своихъ злѣйшихъ враговъ, нашего пріятеля, Эглантина. Послѣ свадьбы Уокера, Эглантинъ, не находясь болѣе въ торговыхъ сношеніяхъ съ своимъ прежнимъ агентомъ, такъ разсердился на него, что за неимѣніемъ другаго средства къ мщенію, представилъ ему счетъ за поставку товаровъ на цѣнность ста пятидесяти гиней и требовалъ уплаты. Но Уокеръ смѣло отправился на домъ къ своему врагу, и черезъ полчаса они были друзьями.
   Эглантинъ обѣщалъ отказаться отъ взысканія и принялъ въ замѣну тристафунтовыя акціи на панамскіе фонды, дающія по двадцати пяти процентовъ, которые выплачиваются за каждое полугодіе у братьевъ Гокусъ въ Ст. Свитинсъ-Ленъ; и кромѣ того орденъ замка и сокола второй степени съ лентой.
   -- Черезъ четыре года, братъ Эглантинъ, сказалъ Уокеръ, -- я надѣюсь доставить тебѣ знаки первой степени; я надѣюсь видѣть тебя командоромъ, съ правомъ на владѣніе сотней тысячъ десятинъ земли на Истмѣ.
   Правду сказать, бѣдный Эглантинъ не слишкомъ дорожилъ сотней тысячъ десятинъ земли, но звѣзда прельщала его. О! какъ его жирная грудь волновалась, когда онъ пришилъ къ своему сюртуку крестъ и ленту, зажегъ четыре свѣчи и сталъ осматриваться въ зеркалѣ! Съ этого времени онъ завелъ себѣ шинель, чтобы можно было носить подъ нею крестъ. Въ этомъ году онъ отправился погулять въ Булонь. Онъ страшно страдалъ морскою болѣзнью во время плаванія, но когда корабль вошелъ въ пристань, онъ вышелъ изъ каюты, распахнувши шинель, звѣзда блистала на его груди, солдаты отдавали ему честь, когда онъ шелъ по улицамъ, его называли monsieur le chevalier, и воротившись домой, онъ вступилъ съ Уокеромъ въ переговоры о покупкѣ чина въ военной службѣ его могучества. Уокеръ сказалъ, что онъ можетъ получить номинальный чинъ капитана, за что въ панамскомъ военномъ министерствѣ взимается двадцать пять фунтовъ. Добродушный Эглантинъ вручилъ ему эту сумму, получилъ свой чинъ, и завелъ визитныя карточки, на которыхъ было напечатано: капитанъ Арчибальдъ Эглантинъ Р. З. и С. Не разъ посматривалъ онъ на эти карточки, лежавшія на его конторкѣ. Онъ держалъ крестъ въ своемъ туалетѣ, и каждое утро надѣвалъ его, отправляясь брить своихъ посѣтителей.
   Его могучество Касикъ, какъ всѣмъ извѣстно, пріѣзжалъ въ Англію, жилъ на квартирѣ въ Реджентъ-Стритѣ и имѣлъ тамъ пріемъ. Эглантинъ явился въ своемъ панамскомъ мундирѣ и былъ весьма милостиво принятъ своимъ государемъ. Его могучество намѣревалось пожаловать капитана Эглантина въ свои адьютанты съ чиномъ полковника, но капитанова касса была пуста въ эту минуту, а военное министерство никого не увольняло отъ установленныхъ взносовъ. Между тѣмъ его могучество оставило Реджентъ-Стритъ. Нѣкоторые говорили, что онъ воротился въ Панаму, другіе, что онъ находится въ своемъ отечественномъ городѣ, Коркѣ, третьи, что онъ ведетъ уединенную жизнь въ Нью-Конѣ въ Ламбинѣ; какъ бы то ни было, онъ на время скрылся, и такимъ образомъ капитанъ Эглантинъ не былъ произведенъ. Эглантинъ почему-то стыдился сказывать о своемъ военномъ и рыцарскомъ санѣ мистеру Моссрозу, когда этотъ джентльменъ сдѣлался участникомъ въ его торговлѣ. Онъ оставилъ эти обстоятельства въ тайнѣ до тѣхъ поръ, покуда они не были открыты однимъ весьма непріятнымъ случаемъ.
   Въ тотъ же самый день, какъ Уокеръ былъ арестованъ по взысканію Веньямина Бароски, явилось въ газетахъ извѣстіе о томъ, что его могучество принцъ панамскій посаженъ въ тюрьму за долгъ торговцу съѣстными припасами въ Ретклифъ-Гейве. Чиновникъ, къ которому купецъ пришелъ жаловаться, отпускалъ по этому случаю разныя шутки: спрашивалъ, не пьетъ ли его могучество какъ сороковая бочка, не привезъ ли онъ съ собою какихъ-нибудь панамскихъ красавицъ и тому подобное. Все присутственное мѣсто, говоритъ газета, разразилось неудержимымъ хохотомъ, когда купецъ показалъ ленту зеленую съ желтымъ и большую звѣзду ордена замка и сокола, которые его могучество намѣревалось даровать ему, вмѣсто уплаты его небольшаго счета.
   Покуда Эглантинъ читалъ это извѣстіе съ замираніемъ сердца, мистеръ Моссрозъ возвратился съ своей ежедневной прогулки въ Сити.
   -- Ну что, Эглантинъ, сказалъ онъ, -- слышали новость?
   -- О его могучествѣ?
   -- О твоемъ другѣ Уокерѣ; онъ арестованъ за двѣсти фунтовъ.
   Тутъ Эглантинъ не могъ болѣе удержаться, и разказалъ исторію о томъ, какъ его уговорили принять триста фунтовъ панамскихъ акцій, вмѣсто суммы, которую долженъ былъ ему Уокеръ, и началъ проклинать судьбу за свое безразсудство.
   -- Что же, вамъ стоитъ только подать другой счетъ, сказалъ младшій цирюльникъ,-- поклянитесь, что онъ долженъ вамъ полтораста фунтовъ, и мы сегодня же выхлопочемъ приговоръ противъ него.
   Такимъ образомъ второй счетъ былъ поданъ ко взысканію на капитана Уокера.
   -- Вѣроятно жена его явится сюда дня черезъ два, сказалъ Моссрозъ своему товарищу, -- такіе господа всегда посылаютъ своихъ женъ. Я надѣюсь, что вы сумѣете говорить съ ней какъ слѣдуетъ.
   -- Я ни въ грошъ не ставлю ее, отвѣчалъ Эглантинъ, -- она въ моихъ глазахъ все равно, что пыль выметаемая изъ комнаты. Я бы желалъ видѣть, какъ она осмѣлится придти сюда, послѣ своего поступка со мною. Если она это сдѣлаетъ, вы увидите, какъ я ее приму.
   Достойный парикмахеръ дѣйствительно имѣлъ твердое намѣреніе показать себя чрезвычайно жестокосердымъ, относительно предмета своей старой любви, и вечеромъ въ постели сдѣлалъ репетицію сцены, которая должна была произойдти, когда они встрѣтятся.
   -- О! думалъ онъ,-- съ какою гордостью увижу я гордую Морджіану на колѣняхъ передо мной! И я скажу ей, указывая на дверь: сударыня, вы сами закалили противъ себя это сердце; забудьте старыя времена, тѣ времена, когда вы нанесли моему сердцу такую тяжкую рану; но сердца сдѣланы изъ матеріяла болѣе жесткаго чѣмъ предполагаютъ. Я думалъ, что умру, но не умеръ, я вынесъ этотъ ударъ и дожилъ до того, что вижу женщину, которая отвергла меня, у моихъ ногъ, да, да -- у моихъ ногъ.
   Съ такими мыслями мистеръ Эглантинъ заснулъ; но очевидно ожиданіе увидѣть опятъ Морджіану сильно волновало его, иначе зачѣмъ бы ему запасаться такимъ героизмомъ? Сонъ его былъ очень непокоенъ, онъ видѣлъ Морджіану въ тысячѣ различныхъ образовъ. Ему снилось, что онъ причесываетъ ея волосы, что ѣдетъ съ ней въ Ричмондъ; что лошадь его превратилась въ дракона, а Морджіана въ Вульсея, который взялъ его за горло и началъ душить, между тѣмъ какъ драконъ трубилъ въ рогъ. Утромъ, когда Моссрозъ ушелъ по своимъ дѣламъ въ Сити, и онъ былъ занятъ чтеніемъ Морнингъ-Постъ, какъ екнуло сердце его, когда дама его сновидѣній вдругъ дѣйствительно явилась передъ нимъ! Не одна дама, покупавшая щеточки въ магазинѣ Эглантина, дала бы десять гиней за такую краску, какою покрылось его лицо, когда онъ увидѣлъ Морджіану. Его сердце билось сильно, галстукъ душилъ его; онъ былъ приготовленъ къ этому посѣщенію, но когда время настало, рѣшимость оставила его. Они оба молчали нѣсколько минутъ.
   -- Вы знаете, зачѣмъ я пришла, сказала наконецъ Морджіана изъ подъ своего вуаля, но говоря она подняла его.
   -- Я то-есть... да... это печальное дѣло, сударыня, отвѣчалъ онъ, взглянувъ на ея блѣдное лицо и потомъ поспѣшно отворачиваясь:-- Я прошу васъ обратиться къ Бланшъ, Гонъ и Шарнусъ, моимъ дѣловымъ людямъ, сударыня, прибавилъ онъ, собираясь съ духомъ.
   -- Я не ожидала этого отъ васъ, мистеръ Эглантинъ, сказала дама и принялась рыдать.
   -- А я, послѣ того, что случилось между нами, не ожидалъ визита отъ васъ, сударыня. Я думалъ, что капитанша Уокеръ слишкомъ знатная дама, чтобы посѣтить бѣднаго Арчибальда Эглантина (хотя его посѣщаютъ нѣкоторые изъ первыхъ людей въ государствѣ). Могу ли я быть вамъ полезенъ чѣмъ-нибудь, сударыня?
   -- Боже мой! вскрикнула несчастная женщина, -- неужели у меня нѣтъ никого, кто бы сжалился надо мною? Я не думала, что и вы мнѣ измѣните, мистеръ Арчибальдъ.
   Имя "Арчибальдъ", произнесенное по старому, очевидно подѣйствовало на парикмахера.
   Онъ смутился и жадно взглянулъ на нее.
   -- Что могу я сдѣлать для васъ? сказалъ онъ наконецъ.
   -- Что это за долгъ, за который Уокеръ сидитъ теперь въ тюрьмѣ?
   -- Благовонные товары, доставляемые въ теченіи пяти лѣтъ. Этотъ человѣкъ потреблялъ больше щетокъ для волосъ, чѣмъ любой герцогъ, а что касается до Eau de Cologne, то онъ, я думаю, купался въ ней. Онъ помыкалъ мною какъ какой-нибудь лордъ, никогда не платилъ мнѣ ни одного шиллинга; онъ нанесъ мнѣ тяжелую рану... но не будемъ говорить объ этомъ. Я обѣщалъ отмстить, и отомстилъ.
   Говоря такимъ образомъ, парикмахеръ опять пришелъ въ бѣшенство. Онъ отиралъ платкомъ свое жирное лицо и непреклонно глядѣлъ на мистрисъ Уокеръ.
   -- Отомстили кому? Арчибальдъ... Мистеръ Эглантинъ, вы отомстили мнѣ... бѣдной женщинѣ, которую вы сдѣлали несчастною. Вы въ былое время не поступили бы такъ.
   -- А хорошо поступили вы со мною, въ былое время, сказалъ Эглантинъ,-- не говорите мнѣ о быломъ времени! Забудьте о немъ навсегда. Вы нанесли моему сердцу тяжелую рану, но сердца сдѣланы изъ матеріяла болѣе жесткаго, чѣмъ предполагаютъ. Я думалъ, что умру, но не умеръ, я вынесъ этотъ ударъ и дожилъ до того, что вижу женщину, которая отвергла меня, у моихъ ногъ.
   -- О Арчибальдъ! вотъ все, что могла сказать дама, и она опять принялась рыдать.
   Можетъ-быть это было ея лучшимъ аргументомъ передъ парикмахеромъ.
   -- Да, да, Арчибальдъ, продолжалъ парикмахеръ, надуваясь: -- не называйте меня Арчибальдомъ, Морджіана. Подумайте о мѣстѣ, которое вы могли бы занять, еслибы захотѣли; тогда... тогда... вы имѣли бы право называть меня Арчибальдомъ. Теперь это не ведетъ ни къ чему, прибавилъ онъ съ потрясающимъ чувствомъ.-- Но несмотря на нанесенную мнѣ обиду, я не могу видѣть плачущуую женщину... скажите, чего хотите вы отъ меня?
   -- Милый, добрый мистеръ Эглантинъ! пошлите къ своимъ дѣловымъ людямъ, прекратите эти ужасныя преслѣдованія, примитсъаемное письмо Уокера. Если онъ будетъ освобожденъ, онъ навѣрное получитъ чрезъ нѣсколько дней большую сумму и запла итъ вамъ все. Не губите его, не губите меня безпощаднымъ упорствомъ. Будьте прежнимъ добрымъ Эглантиномъ!
   Эглантинъ взялъ ея руку; Морджіана не противилась. Онъ подувалъ о старыхъ временахъ. Онъ зналъ ее почти съ дѣтства. Дѣвочкою онъ нянчилъ ее на своихъ колѣняхъ, женщиною онъ лю нлъ ее. Сердце его смягчилось.
   -- Онъ вѣдь заплатилъ мнѣ въ нѣкоторой степени, разсуждалъ парикмахеръ съ самимъ собою,-- хотя эти акціи не имѣютъ большой цѣнности. Я взялъ ихъ на рискъ. Я не могу видѣть, какъ она плачетъ; я не могу оттолкнуть женщину въ несчастій. Морджіана, продолжалъ онъ громкимъ и веселымъ голосомъ, -- ободритесь, я дамъ вамъ росписку на освобожденіе вашего мужа; я буду добрымъ Эглантиномъ, какимъ былъ прежде.
   -- Будьте добрымъ осломъ, какимъ вы были прежде, раздался вдругъ голосъ, отъ котораго мистеръ Эглантинъ вздрогнулъ.-- Что вы за старый толстый дуракъ, Эглантинъ, что отказываетесь отъ денегъ, которыя вамъ должны, потому что женщина похнычетъ передъ вами, да еще какая женщина! воскликнулъ мистеръ Моссросъ, ибо это былъ его голосъ.
   -- Какая женщина, милостивый государь? закричалъ старшій парикмахеръ.
   -- Да, какая женщина! развѣ она не обманула васъ? Развѣ она не пустилась на такія штуки съ Бароски? Неужели вы еще до такой степени просты, что готовы бросить полтораста гиней, потому что ей вздумалось придти сюда похныкать. Я на это не согласенъ, эти деньги столько же принадлежатъ мнѣ, сколько и вамъ, и я получу ихъ, или не выпущу Уокера. Таково мое твердое намѣреніе.
   Въ присутствіи Моссроза робкій добрый геній Эглантина, внушившій ему мягкость и состраданіе, тотчасъ же распустилъ крылья и улетѣлъ.
   -- Вы видите, мистрисъ Уокеръ, сказалъ онъ, опуская глаза,-- это дѣло денежное; всѣми дѣлами такого рода завѣдуетъ мистеръ Моссрозъ. Не правда ли, мистеръ Моссрозъ?
   -- Хорошо бы было, еслибы я ими не завѣдывалъ, отвѣчалъ мистеръ Моссрозъ сердито.-- Послушайте, сударыня, продолжалъ онъ, -- вотъ я вамъ что скажу: я возьму пятьдесятъ процентовъ, ни на копѣйку меньше. Дайте мнѣ это, и вашъ мужъ свободенъ.
   -- О! повѣрьте, что Говардъ заплатитъ вамъ черезъ недѣлю.
   -- Ну такъ пусть онъ поживетъ недѣлю у дядюшки Бендиго, а тогда и выйдетъ. Ему тамъ очень хорошо, сказалъ съ усмѣшкой бондстритскій Шейлокъ.-- Не лучше ли вамъ пойдти въ магазинъ, мистеръ Эглантинъ, и заняться дѣломъ? Мистрисъ Уокеръ не можетъ требовать, чтобы вы слушали ее цѣлый день.
   Эглантинъ былъ радъ этому предлогу и тихонько вышелъ изъ кабинета, не въ магазинъ, а въ гостиную. Тамъ онъ выпилъ большую рюмку мараскино и сидѣлъ краснѣя и въ сильномъ волненіи, до тѣхъ поръ, покуда Моссрозъ пришелъ сказать ему, что мистрисъ Уокеръ ушла и не будетъ болѣе его безпокоить. Но хотя онъ выпилъ еще нѣсколько рюмокъ мараскино и отправился въ этотъ вечеръ въ театръ, однако ни ликеръ, ни театръ, ни забавныя комическія пѣсни не могли выгнать изъ его головы мистрисъ Уокеръ, и воспоминаніе о старыхъ временахъ, и образъ ея блѣднаго, плачущаго лица. Морджіана вышла, шатаясь, изъ магазина, едва слыша голосъ Моссроза, который сказалъ: "я возьму сорокъ процентовъ" (и потомъ принялся за свое дѣло, проклиная себя за глупое мягкосердечіе, побудившее его такъ много уступить плачущей женщинѣ). Морджіана, говорю я, вышла, шатаясь, изъ магазина и пошла по Кондюитъ-Стритъ, рыдая изо всей мочи. Ничего не ѣвши и не нивши въ это утро, кромѣ стакана воды, который далъ ей хлѣбникъ въ Страндѣ, она совершенно ослабѣла и была принуждена прислониться къ стѣнѣ одного дома, чтобы не упасть, въ ту самую минуту, какъ изъ двери этого дома выходилъ маленькій человѣчекъ съ желтымъ узломъ подъ рукою.
   -- Боже мой! мистрисъ Уокеръ! воскликнулъ этотъ человѣчекъ, который былъ никто иной, какъ мистеръ Вульсей, отправлявшійся примѣривать заказанный сюртукъ; -- вы больны? Что съ вами случилось? Бога ради войдите. Онъ взялъ ее подъ руку, повелъ въ свою гостиную, усадилъ ее и въ одну минуту поставилъ передъ нею вина съ водою. Она не успѣла еще вымолвить слова о себѣ.
   Оправившись немного, бѣдняжка, рыдая, разказала ему свою недлинную исторію. Мистеръ Эглантинъ арестовалъ Уокера; она ходила къ нему попросить отсрочки; Эглантинъ отказалъ:
   -- Жестокосердое, подлое животное! отказать ей! воскликнулъ честный мистеръ Вульсей.
   -- Мой другъ, продолжалъ онъ,-- я не имѣю причины любить вашего мужа и знаю его слишкомъ хорошо, такъ хорошо, что не могу уважать его; но я люблю и уважаю васъ и готовъ истратить послѣдній шиллингъ, чтобъ оказать вамъ услугу. Морджіана могла только взять его руку и расплакалась болѣе прежняго. Она говорила, что мистеръ Уокеръ получитъ черезъ недѣлю большія деньги, что онъ лучшій изъ мужей, что мистеръ Вулсей навѣрное перемѣнитъ о немъ мнѣніе, когда лучше узнаетъ его, что счетъ мистера Эглантина въ полтораста фунтовъ, но что мистеръ Моссрозъ возьметъ сорокъ процентовъ, только она не знаетъ, сколько это составитъ и проситъ мистера Вульсея сказать ей.
   -- Я заплатилъ бы для васъ тысячу фунтовъ, воскликнулъ мистеръ Вульсей съ жаромъ;-- подождите меня здѣсь десять минутъ, и вы увидите, что все устроится. Черезъ десять минутъ онъ воротился, призвалъ колясочку съ ближней биржи (гдѣ всѣ извощики замѣтили безутѣшный видъ мистрисъ Уокеръ и дѣлали на него комментаріи) и въ одну минуту они поскакали къ Курзиторъ-стриту.
   -- Они возьмутъ за весь долгъ двадцать фунтовъ, сказалъ онъ, и показалъ ей записку отъ мистера Моссроза къ мистеру Бендиго, уполномочивающую послѣдняго выпустить Уокера, по полученіи отъ мистера Вульсея заемнаго письма на вышеозначенную сумму.
   -- Не къ чему этого платить, сказалъ мистеръ Уокеръ угрюмо, -- вы бы только истратили деньги по пустому, мистеръ Вульсей. Въ отсутствіи моей жены явилось еще семь кредиторовъ. Теперь мнѣ придется объявить себя несостоятельнымъ.-- Но, прибавилъ онъ на ухо портному,-- долги на честное слово священны для меня, и если вы будете такъ добры, что дадите мнѣ эти двадцать фунтовъ, я обязуюсь по чести возвратить вамъ ихъ, когда выйду изъ тюрьмы.
   Вѣроятно мистеръ Вульсей отказалъ ему, ибо какъ только онъ ушелъ, Уокеръ, въ страшномъ бѣшенствѣ, началъ проклинать свою жену за то, что она промѣшкала.
   -- Отъ чего, чортъ возьми, сударыня? вы не взяли извощика, закричалъ онъ узнавъ, что она ходила пѣшкомъ въ Бондъ-Стритъ.-- Эти заемныя письма явились только полчаса тому назадъ, и если бы не вы, я могъ бы быть свободенъ.
   -- О Говардъ! сказала она,-- не взялъ ли ты у меня... не отдала ли я тебѣ моего послѣдняго шиллинга? и она опять начала плакать горьче прежняго.
   -- Да, правда, милый другъ, сказалъ ея любезный супругъ, нѣсколько покраснѣвъ. Правда, это не твоя вина, стоитъ вѣдь только объявить себя несостоятельнымъ. Бѣда не велика. Я тебѣ прощаю.
   

ГЛАВА VI.
Въ которой затрудненія мистера Уокера продолжаются, но онъ съ покорностію переноситъ гоненія судьбы.

   Почтенный Уокеръ, видя, что уйдти ему отъ преслѣдованій враговъ не было возможности, и сказавъ себѣ, что долгомъ его было показать мужество и прямо взглянуть имъ въ въ глаза, рѣшился оставить роскошную, хотя и тѣсную квартиру, доставленную ему мистеромъ Бендиго и испить горькую чашу заключенія въ Флитѣ. Поэтому онъ перешелъ въ сопровожденіи этого джентльмена въ тюрьму ея величества и предалъ себя въ руки служащихъ въ ней чиновниковъ. Онъ не прибѣгнулъ къ помощи правилъ (по которымъ въ тѣ времена, заключеніе должниковъ могло быть значительно облегчено), потому что былъ вполнѣ увѣренъ, что во всемъ свѣтѣ не нашлось бы человѣка, который согласился бы поручиться за огромныя суммы требуемыя съ него. Какія именно это были суммы, къ дѣлу не относится, и мы не находимъ нужнымъ удовлетворять любопытство читателя на этотъ счетъ. Быть-можетъ, онъ былъ долженъ сотни, тысячи, объ этомъ знаютъ только его кредиторы; онъ же уплатилъ дивидендъ, о которомъ было упомянуто выше, и этимъ доказалъ свое желаніе по возможности всѣхъ удовлетворить.
   Когда же Морджіана, разставшись съ мужемъ, возвратилась въ маленькій домъ въ Конаутстритѣ, пажъ отворилъ ей дверь и первымъ его словомъ было попросить ее заплатить ему жалованье, а въ гостиной на желтомъ атласномъ диванѣ сидѣлъ грязный господинъ и подлѣ него на альбомѣ (чтобы не запятнать стола розоваго дерева) стояла кружка пива; грязный господинъ объявилъ ей, что по взысканію должниковъ положилъ запрещеніе на всю движимость въ домѣ. Въ столовой сидѣлъ другой грязный господинъ, читалъ газеты и запивалъ ихъ джиномъ; онъ объяснилъ мистрисъ Уокеръ, что въ лицѣ своемъ представляетъ другое взысканіе, другое запрещеніе.-- Въ кухнѣ сидятъ еще два такихъ же, сказалъ пажъ, они дѣлаютъ опись всему тому, что есть въ домѣ, и божатся, что подадутъ на васъ жалобу за то, что вы заложили серебро.
   -- Сударь мой, сказалъ Вульсей,-- этотъ почтенный человѣкъ проводилъ Морджіану домой,-- сударь мой, сказалъ онъ, грозя палкой юному пажу, -- если вы не будете держать за зубами вашъ дерзкій языкъ, я сколочу всѣ пуговицы съ вашей куртки, а такъ какъ этихъ украшеній было до четырехъ сотъ, пажъ замолчалъ. Для Морджіаны было большое счастье, что преданный портной проводилъ ее домой. Добрякъ цѣлый часъ терпѣливо дожидался ея въ пріемной или буфетѣ тюремнаго отдѣленія мистера Бендиго, хорошо зная, что ей нуженъ будетъ покровитель на пути домой; и чтобы вполнѣ оцѣнить это одолженіе, нужно замѣтить, что въ продолженіе всего этого времени онъ былъ предметомъ неотвязчивыхъ просьбъ, а наконецъ и дерзостей корнета Фипкина, посаженнаго въ тюрьму, по иску Линсея, Вульсея и комп. Корнетъ (восьмнадцатилѣтній герой, роста въ пять футовъ три пальца на каблукахъ и имѣющій пятнадцать тысячъ фунтовъ долга) пришелъ въ неописанное бѣшенство отъ несговорчивости Вульсея, и объявилъ, что не будь рѣшетокъ у окна, онъ непремѣнно выбросилъ бы его изъ него; и изъявилъ такое сильное желаніе поколотить портнаго, что послѣдній былъ принужденъ наконецъ принять надлежащую позу, и показавъ ему кулаки, сказать, что готовъ и ждетъ его; вслѣдствіе чего корнетъ презрительно назвалъ его снобомъ и возвратился къ своему завтраку.
   Такъ какъ полицейскіе чиновники расположились въ домѣ мистера Уокера, мистрисъ Уокеръ была принуждена пріютиться у матери, а капитанъ остался въ Флитѣ, гдѣ дни его потекли спокойно, и гдѣ благодаря оставшимся у него деньгамъ, онъ могъ устроить себѣ жизнь весьма пріятную и удобную. Онъ проводилъ дни свои въ лучшемъ обществѣ, состоящемъ здѣсь изъ отборнаго цвѣта аристократической молодежи. Утро онъ сиживалъ за картами и куря сигары; вечеръ, -- куря сигары и за вкуснымъ обѣдомъ. Послѣ обѣда опять являлись карты; капитанъ былъ опытный игрокъ, почти двадцатью годами старше большей части своихъ пріятелей, и счастье ему благопріятствовало; въ самомъ дѣлѣ, еслибы онъ получилъ все, что ему были должны, онъ бы могъ выйдти изъ тюрьмы и заплатить своимъ кредиторамъ двадцать шиллинговъ за фунтъ, то-есть еслибы онъ заблагоразсудилъ это сдѣлать. Впрочемъ разсужденія объ этомъ предметѣ ни къ чему не могутъ повести, потому что на дѣлѣ молодой Фипкинъ заплатилъ ему только сорокъ фунтовъ изъ семи сотъ, на которые ему надавалъ росписокъ. Альджернонъ Дьюсизъ не только не заплатилъ ему трехъ сотъ двадцати фунтовъ, проигранныхъ имъ въ карты, но напротивъ того занялъ у самаго Уокера семь фунтовъ шесть пенсовъ и до сего дня не выплатилъ ихъ; что же касается до лорда Дьюбельквита, онъ конечно проигралъ ему въ орла и рѣшетку девятнадцать тысячъ, но не заплатилъ ихъ под тѣмъ предлогомъ, что онъ не совершеннолѣтній, и былъ въ нетрезвомъ положеніи. Читатель быть-можетъ помнитъ параграфъ, перепечатанный во всѣхъ газетахъ подъ заглавіемъ: Поединокъ во Флитѣ. "Вчера утромъ (за колодеземъ на заднемъ дворѣ), лорд Д--бл--кн--гъ и капитанъ Г--в--рдъ У--керъ, (близкій, какъ узнали мы, родственникъ его сіятельства герцога Н--р--ф--скаго встрѣтились съ враждебными намѣреніями, и помѣнялись выстрѣлами. Свидѣтелями этихъ молодыхъ франтовъ-аристократовъ, былъ майоръ Спѣсивый (замѣтимъ, что спѣсь съ него давно сбили) и капитанъ Памъ, бывшій драгунъ. Говорятъ, что ссора завязалась за игорнымъ столомъ, и слухъ идетъ также, что въ этомъ дѣлѣ пострадалъ носъ благороднаго лорда." Когда эти новости достигли до Седирсъ Уэля и до Морджіаны, она отъ испуга чуть не упала въ обморокъ; она поспѣшила въ тюрьму и бросилась нашею своего многоуважаемаго супруга съ обычною горячностью и слезами, что не совсѣмъ было пріятно этому господину, по той причинѣ, что въ эту минуту съ нимъ были Спѣсивый и Памъ, и онъ вовсе не желали, чтобъ его красавица жена сдѣлалась предметомъ разговоровъ обитателей Флита. На столько еще у него оставалось стыда, и не смотря на ея неотступныя просьбы, онъ и слышать не хотѣлъ о томъ, чтобъ она поселилась съ нимъ въ тюрьмѣ.
   -- Довольно того, говорилъ онъ вознося очи къ небу и придавая своему лицу самое безнадежное выраженіе,-- довольно того, Морджіана, что страдаю я, хотя причиной моей гибели была твоя вѣтренность. Но довольно объ этомъ. Я не стану упрекать тебя за вину, въ которой, я увѣренъ, ты раскаиваешься и у меня никогда не станетъ духа обречь тебя на всѣ ужасы жизни, которую я веду здѣсь. Оставайся дома у матери и дай мнѣ здѣсь одному бороться и страдать. Если ты мнѣ достанешь еще сколько-нибудь этого бѣлаго хереса, я тебѣ буду очень обязанъ, душа моя. Мнѣ нужно что-нибудь, что бы меня поддерживало въ моемъ одиночествѣ, и къ тому же я замѣтилъ, что вино это очень облегчаетъ боль мою въ груди. Не забудь также, когда будешь готовить паштетъ для меня, положить въ начинку его побольше яицъ и перцу. Обѣдъ здѣсь такъ нехорошъ, что я въ ротъ взять ничего не могу.
   Уокеръ желалъ, отчего не знаю, но часто замѣчалъ, что это желаніе очень обыкновенное въ этомъ странномъ свѣтѣ, Уокеръ желалъ увѣрить жену, что онъ самый несчастный, жалкій и больной человѣкъ; довѣрчивое существо не думало усомниться въ истинѣ его словъ, и, слушая его, проливало горькія слезы; возвратившись къ мистрисъ Крампъ, она разказывала ей, какъ груститъ ея милый Говардъ, какъ виновата она передъ нимъ, и съ какою ангельскою кротостью онъ переноситъ свое заключеніе. И въ самомъ дѣлѣ онъ переносилъ его съ такою покорностью, что никто, кромѣ, жены не могъ замѣтить, что онъ несчастенъ. Ему не досаждали кредиторы, онъ могъ съ утра до вечера дѣлать, что хотѣлъ; онъ ѣлъ и пилъ хорошо, имѣлъ пріятныхъ знакомыхъ, достаточно денегъ въ кошелькѣ; о чемъ же ему было заботиться?
   Быть-можетъ мистрисъ Крампъ и Вульсей не совсѣмъ довѣрчиво слушали разказы Морджіаны о бѣдственномъ положеніи мужа. Портной сталъ теперь ежедневнымъ посѣтителемъ театра Уэлльза. Любовь его къ Морджіанѣ превратились въ нѣжную отеческую заботливость о ней; вино, облегчавшее грудныя боли мистера Уокера, было взято изъ погреба добродушнаго Вульсея; и онъ всячески старался развеселить и утѣшить Морджіану.
   И въ самомъ дѣлѣ она была несказанно утѣшена, когда, возвратившись однажды изъ Флита, она дома нашла дорогой свой рояль изъ розоваго дерева, и всѣ свои ноты, купленныя мягкосердечнымъ портнымъ на распродажѣ движимости мистера Уокера. И я не краснѣя прибавлю, что радость Морджіаны была такъ велика, что когда по своему обыкновенію мистеръ Вульсей пришелъ вечеромъ къ чаю, она просто на просто его поцѣловала, что очень испугало мистера Вульсея и заставило его покраснѣть до ушей; она сѣла за фортепьяно и весь вечеръ пѣла любимыя его пѣсни,-- старинныя пѣсни -- ни одной новомодной, мудреной, италіянской аріи. Старый учитель музыки Подморъ былъ также тутъ и былъ удивленъ и восхищенъ успѣхами Морджіаны въ пѣніи; и когда маленькое общество стало расходиться, онъ взялъ руку мистера Вульсея и сказалъ, "позвольте мнѣ сказать вамъ, сэръ, что вы молодецъ".
   -- Вы говорите правду, сказалъ первый трагикъ Кентерфильдъ, -- люди какъ вы дѣлаютъ честь человѣческой природѣ. Меня радуетъ видѣть руку, расточающую благодѣяніе, и сердце, всегда готовое сочувствовать страданіямъ женщины.
   -- Полно, полно, все это вздоръ, стоитъ ли говорить о такой бездѣлицѣ? отговаривался портной, но клянусь душой, мистеръ Кентерфильдъ былъ совершенно правъ. Я былъ бы очень радъ, еслибы могъ сказать тоже о старинномъ соперникѣ мистера Вульсея, мистерѣ Эглантинѣ, который также, но съ совершенно иными чувствами, присутствовалъ при распродажѣ; онъ чувствовалъ злобное удовольствіе при мысли, что Уокеръ разорился. Онъ купилъ выше упомянутый атласный желтый диванъ, и перенесъ его въ свою, такъ называемую, пріемную, гдѣ онъ красуется и до сего дня и носитъ на себѣ безчисленные слѣды самого лучшаго медвѣжьяго жира. Вульсей надбавлялъ цѣну за рояль противъ Бароски, и рояль остался за нимъ почти за настоящую его цѣну; услыхавъ, что артистъ посмѣивается надъ разореніемъ мистера Уокера, портной остановилъ его, строго сказавъ: "Что вы, чортъ побери, находите здѣсь смѣшнаго? Вы, сударь, всему виною; и вы сполна получили все, что вы требовали, не такъ ли?" Вслѣдствіе чего Бароски обратился къ миссъ Ларкинсъ и сообщилъ ей, что мистеръ Вульсей "снобъ"; то же самое слово хотя и нѣсколько иначе произнесенное, которое храбрый корнетъ Фипкинъ употребилъ относительно портнаго.
   Согласенъ; онъ былъ снобъ; но несмотря на неизящную его оболочку, я съ своей стороны питаю гораздо больше уваженія къ мистеру Вульсею, нежели къ любому лорду или джентльмену, упомянутому въ этомъ правдивомъ разказѣ.
   Можно заключить по названнымъ нами именамъ мистера Подмора и Кентерфильда, что Морджіана опять попала въ любимое театральное общество мистрисъ Крампъ; и въ самомъ дѣлѣ оно было такъ. Стѣны комнаты вдовы были увѣшаны картинами, красовавшимся въ началѣ этого разказа за прилавкомъ "Сапожнаго Крючка"; нѣсколько разъ въ недѣлю она принимала у себя своихъ друзей изъ Улльза, и поила ихъ чаемъ, кормила пирожками и угощала, на сколько ей это позволяли ея скромныя средства. Посреди этихъ людей, Морджіана жила и пѣла съ такимъ же удовольствіемъ, какъ нѣкогда въ обществѣ друзей ея мужа, франтовъ второй руки, и даже давно не чувствовала себя такъ счастливою, хотя не смѣла сама себѣ признаться въ этомъ. Мистрисъ Уокеръ все еще была знатная дама въ этомъ обществѣ. Несмотря на свое разореніе, Уокеръ, директоръ трехъ компаній и обладатель щегольскаго кабріолета, былъ великимъ человѣкомъ въ глазахъ этихъ простыхъ людей; и когда рѣчь заходила о немъ, они совершенно серіозно говорили о томъ, что онъ въ деревнѣ, и почтительно разспрашивали мистрисъ Уокеръ о его здоровьи. Всѣмъ имъ было извѣстно, что онъ въ Флитѣ; но знали они также, что онъ дрался съ графомъ. Монморенси (изъ Норфольскаго театра) былъ также въ Флитѣ, и указалъ капитана Уокера пришедшему его навѣстить Кентерфильду; капитанъ Уокеръ въ это время игралъ въ воланы, и въ шутку ударилъ лорда Джорджа Теннисона по плечу палкою; вѣсть о чемъ быстро распространилась по всему заведенію. "Они меня заставили, говорилъ Монморенси, пропѣть комическіе куплеты и продекламировать отрывки изъ моихъ ролей." "Угостили меня шампанскимъ, маринованными морскими раками, такая знать!" Прибавлялъ актеръ. Билинсгетъ и Воксаль тоже были тамъ, и оставили насъ въ восемь часовъ вечера.
   Когда мистрисъ Крампъ довела это обстоятельство до свѣденія дочери, Морджіана только порадовалась тому, что ея дорогой Говардъ Провелъ пріятный вечеръ и могъ хотя на время забыть о своихъ заботахъ; и полная этой мысли, она не стыдилась болѣе своей веселости и, безъ угрызеній совѣсти и мученій, предалась своему обычному ясному расположенію духа. Я даже думаю (увы! отчего мы тогда только доходимъ до этого сознанія, когда это время нашей жизни станетъ для насъ дѣломъ давно прошедшимъ), я даже думаю, что это были самые счастливые дни жизни Морджіаны. У нея не было другой заботы кромѣ той, чтобъ ухаживать за мужемъ; небо ее наградило счастливымъ безпечнымъ нравомъ, неспособнымъ заботиться о завтрашнемъ днѣ; прибавимъ къ этому свѣтлую надежду, по поводу одного весьма интереснаго событія, о которомъ я не стану очень распространяться, и скажу только, что мистеръ Скупль, ея докторъ, посовѣтовалъ ей не пѣть болѣе, а вдова Крампъ была совершенно погружена въ производство необыкновеннаго множества крошечныхъ чепчиковъ и миніатюрныхъ рубашечекъ, что, какъ извѣстно, привычка всѣхъ счастливыхъ бабушекъ. Надѣюсь, что невозможно выразиться болѣе тонкимъ образомъ о событіи, ожидающемъ семейство Уокеровъ, и что самая чопорная барышня была бы мною довольна. Мать мистрисъ Уокеръ на дняхъ ожидала внука. Возможно ли выразиться лучше? Самъ Морнингъ Постъ, упрекающій нашу повѣсть въ неизяществѣ, не нашелъ бы къ чему придраться. Я увѣренъ, что во всемъ "придворномъ указателѣ" нельзя встрѣтить болѣе тонкаго намека.
   Итакъ маленькій внучекъ мистрисъ Крампъ явился на свѣтъ, что, прибавимъ, вовсе не обрадовало его отца; когда ребенка принесли къ нему въ Флитъ, первымъ дѣломъ мистера Уокера было приказать, чтобъ его опять завернули въ плащь, изъ котораго его выкопали недовѣрчивые привратники. Почему, спросите вы? Уокеръ поссорился съ однимъ изъ нихъ, и негодяй никакъ не хотѣлъ повѣрить, что одѣялы и плащи, свернутые на рукахъ мистрисъ Крампъ, не скрывали подъ собой контрабанды въ родѣ водки.
   -- Изверги! говорила эта дама;-- и отецъ не лучше ихъ. Онъ на меня обращаетъ столько же вниманія, какъ на грязную кухарку, а на Вульсея, какъ на кусокъ говядины, на моего безцѣннаго и дорогаго херувима.
   Мистрисъ Крампъ была мать Морджіаны, простимъ же ей ея ненависть къ ея мужу.
   Этотъ Вульсей, сравненный выше съ кускомъ говядины и херувимомъ, не былъ многоуважаемый членъ фирмы Вульсей, Линсей и комп., но новорожденное дитя, получившее при крещеніи имя Говарда Вульсея Уокера, съ полнаго согласія отца, объявившаго, что портной чертовски хорошій человѣкъ; онъ былъ въ самомъ дѣлѣ благодаренъ ему за его хересъ, за теплое пальто, доставленное ему въ тюрьму, и за его привязанность къ Морджіанѣ. Портной отъ души любилъ малютку, былъ его крестнымъ отцемъ и въ день крещенія прислалъ два аршина самаго тонкаго кашмира, находящагося въ его лавкѣ, на бурнусъ своему крестнику. Самъ герцогъ носилъ панталоны изъ этого матеріала.
   Мебель для домовъ покупается и опять продается, уроки музыки идутъ своимъ чередомъ, дѣти родятся и ихъ окрещаютъ, время однимъ словомъ бѣжитъ, а капитанъ Уокеръ все еще сидитъ въ тюрьмѣ. Не странно ли, что онъ все еще долженъ прозябать между высокими стѣнами, подлѣ Флитскаго рынка, и что онъ отрѣзанъ отъ шумнаго фашёнабельнаго свѣта, котораго онъ такъ долго былъ украшеніемъ? Дѣло въ томъ, что капитана требовали въ судъ для разсмотрѣнія его долговъ; и что коммиссары, съ непростительною къ человѣку въ такихъ грустныхъ обстоятельствахъ жестокостью, не посовѣстились выразиться очень строго о средствахъ, употребленныхъ имъ, чтобы достать деньги, и на девять мѣсяцевъ опять отослали его въ тюрьму, до тѣхъ поръ, пока дѣла его приведутся въ ясность, однимъ словомъ на неопредѣленный срокъ. Уокеръ философически перенесъ это замедленіе, и не только не впалъ въ уныніе, но продолжалъ быть самымъ веселымъ членомъ общества и душою ночныхъ пирушекъ.
   Нѣтъ нужды выкапывать давно забытыя дѣла и погружаться по уши въ старыя, распространяющія запахъ гнили, газеты, чтобъ узнать, какіе именно были поступки, до такой степени разозлившіе коммиссара на капитана Уокера. Много плутовъ послѣ этого представали передъ лицомъ суда, и грѣхи ихъ имъ отпускались; и я готовъ держать пари, что Говардъ Уокеръ ни чуть не былъ хуже ихъ. Но увы, онъ не былъ лордомъ, не имѣлъ могучихъ друзей, не положилъ въ банкъ денегъ на имя жены, и, признаюсь, имѣлъ очень дурную репутацію, и все это не могло быть забыто и прощено ему свѣтомъ, даже еслибы онъ и получилъ свободу.
   Приведемъ примѣры; когда Добельввитъ вышелъ изъ Флита, онъ былъ принятъ съ восторгомъ въ своемъ семействѣ, и не прошло недѣли, какъ на его конюшнѣ уже стояли тридцать двѣ лошади.
   Памъ, изъ драгуновъ, тотчасъ же по выходѣ получилъ мѣсто курьера правительства, мѣсто, оказавшееся такимъ выгоднымъ съ недавнихъ временъ (и не удивительно: жалованья по этому мѣсту дается больше, нежели по чину полковника), что наши джентльмена усердно добиваются его. Франкъ Юриканъ былъ посланъ регистраторомъ въ Тобаго, или Сого, или Тинкодераго; на дѣлѣ даже выходитъ, что для меньшаго сына богатыхъ родителей очень выгодно задолжать двадцать или тридцать тысячъ фунтовъ; вы можете разсчитывать тогда на хорошее мѣсто въ колоніяхъ. Ваши друзья почувствуютъ такое сильное желаніе сбыть васъ съ рукъ, что не пожалѣютъ хлопотъ, лишь бы только какъ-нибудь пристроить васъ.
   Итакъ, всѣ вышеупомянутые товарищи Уокера въ несчастіи скоро устроили свою жизнь очень пріятно; но у него не было богатыхъ родителей; старый его отецъ умеръ въ Йоркской тюрьмѣ. Какъ и чѣмъ онъ могъ съизнова начать жизнь? Чья бы дружеская рука захотѣла наполнить его карманъ золотомъ, а бокалъ пѣнистымъ шампанскимъ? Нечего сказать, онъ былъ очень жалокъ. Въ самомъ дѣлѣ, можно ли представить себѣ что-нибудь горестнѣе участи джентльмена съ джентльменскими привычками и безъ средствъ къ ихъ удовлетворенію. Онъ долженъ жить хорошо, и не имѣетъ на это средствъ. Не раздирательно ли это? Что же касается до какого-нибудь грязнаго нищаго, работника безъ работы, не станемъ тратить на него свою чувствительность. Эти люди привыкли голодать. Имъ ничего не значитъ спать на доскахъ и ѣсть черствый хлѣбъ; а джентльменъ умеръ бы въ этомъ положеніи. Я полагаю, что такъ разсуждала бѣдная Морджіана.
   Да, денегъ въ карманѣ Уокера оставалось уже очень немного, и хорошо зная, что дорогой его Говардъ не могъ существовать безъ удобствъ жизни, къ которымъ она, привыкъ, жена его стала занимать деньги у матери, до тѣхъ поръ пока бѣдная старушка не осталась совершенно à sec. Она даже со слезами призналась Вульсею, что ей необходимы были двадцать фунтовъ для уплаты бѣдной модисткѣ, и что она никакъ не могла рѣшиться прибавить этотъ расходъ къ долгамъ мужа. И совершенно излишне присовокуплять, что деньги эти она снесла мужу, которому онѣ въ другое время могли бы быть очень полезны, а тутъ на бѣду онъ проигрался въ карты; что станешь съ этимъ дѣлать?
   Вульсей выкупилъ для нея одну изъ ея кашмировыхъ шалей. Она забыла ее однажды въ Флитѣ, и какой-то негодяй укралъ ее, и имѣлъ любезность прислать Вульсею билетъ съ означеніемъ мѣста, гдѣ онъ заложилъ ее. Кто могъ быть этотъ негодяй? Вульсей разсыпался въ брани на него и въ душѣ думалъ, что знаетъ его. Но если въ самомъ дѣлѣ нужда заставила Уокера, какъ предполагалъ, вѣроятно совершенно справедливо, Вульсей, присвоить себѣ шаль, не была ли это несправедливость назвать его негодяемъ, и не должны ли мы были напротивъ похвалить его за его деликатность? Онъ былъ бѣденъ; счастье измѣнчиво за картами; но онъ не желалъ, чтобы жена его знала до какой степени онъ бѣденъ; онъ хотѣлъ скрыть отъ нея, что дошелъ до необходимости заложить шаль.
   Подъ предлогомъ простуды въ головѣ и несмотря на свои прекрасныя густыя косы, она вдругъ стала носить чепчики. Однажды вечеромъ, когда она, и малютка, и мистрисъ Крампъ, и Вульсей (превратившіеся всѣ въ дѣтей для этого случая) смѣялись и наперерывъ придумывали самыя нелѣпыя игры, толстая мистрисъ Крампъ пряталась за диванъ, Вульсей шушукала, хлопалъ въ ладоши, и выдѣлывалъ всѣ эти невыразимыя штуки, которыми чадолюбивые люди имѣютъ привычку утѣшать дѣтей; въ самомъ разгарѣ игры, малютка уцѣпился за чепчикъ матери, и онъ остался въ его рукахъ: волосы ея были коротко острижены!
   Морджіана задрожала и покраснѣла до ушей; мистрисъ Крампъ всплеснула руками: "дитя мое, гдѣ твои волосы?" закричала она; а Вульсей, отпустивъ на счетъ Уокера такое словечко, которое я не повторю здѣсь изъ уваженія къ моимъ слабонервнымъ читательницамъ, закрылъ лицо платкомъ и горько заплакалъ. "Безстыдный мо-ошенникъ", проревѣлъ онъ, грозя кулаками.
   Онъ вспомнилъ, что проходя мимо нѣсколько дней передъ этимъ, онъ увидѣлъ Моссроза, который расчесывалъ какъ смоль черную буклю, и съ странною усмѣшкой приподнялъ ее, какъ бы для того, чтобъ Вульсей могъ ее разсмотрѣть поближе. Портной не понялъ тогда шутки, и только теперь все сообразилъ. Морджіана продала свои волосы за пять гиней; она съ радостью продала бы свою руку, еслибы только мужъ попросилъ ее о томъ. При осмотрѣ ея комодовъ оказалось также, что она продала почти все свое платье; а вещи ребенка всѣ были цѣлы. И она только оттого разсталась съ косами, которыми она гордилась, что мужъ ея сталъ поговаривать о томъ, что не худо бы превратить въ деньги какую-то дорогую игрушку ребенка.
   -- Я готовъ тебѣ дать двадцать гиней за эти волосы, слышишь, толстый безстыдный трусъ! въ тотъ-же вечеръ маленькій портной неистово кричалъ Эглантину.-- Отдай мнѣ ихъ, или я тебя убью.
   -- Мистеръ Моссрозъ! мистеръ Моссрозъ! закричало угрожаемое лицо.
   -- Въ чемъ дѣло, о чемъ вы спорите, господа? Испробуйте-ка свои силы: молодецъ портной, право молодецъ, сказалъ Моссрозъ, съ наслажденіемъ глядя на картину передъ собой (Вульсей, не глядя на него, прошелъ черезъ лавку, ворвался во внутренніе покои и стремительно напалъ на Эглантина).
   -- Я спрашиваю у васъ эти волосы, милостивый государь.
   -- Эти волосы! съ усмѣшкой сказалъ мистеръ Моссрозъ,-- да не извольте же буянить, господинъ портной, меня вы не испугаете. Вы говорите про волосы мистрисъ Уокеръ? Что жь, она мнѣ ихъ продала.
   -- И вы не постыдились ихъ купить? Хотите взять за нихъ двадцать гиней?
   -- Нѣтъ, сказалъ Моссрозъ.
   -- Двадцать пять?
   -- Не могу, отвѣтилъ Моссрозъ.
   -- Чортъ побери, я вамъ дамъ сорокъ, согласны?
   -- Жаль мнѣ съ ними разставаться, сказалъ еврей съ непритворнымъ сожалѣніемъ. Эглантинъ ихъ только что приготовилъ.
   -- Для графини Балдерштейнъ, жены шведскаго посланника, прибавилъ Эглантинъ (еврейскій его партнеръ вовсе не былъ любимцемъ дамъ и завѣдывалъ только матеріальною частію торговли).
   -- На сегодняшній вечеръ, для бала у герцога Девонширскаго, и при этомъ четыре страусовыя пера, ленты и весь приборъ. А теперь мистеръ Вульсей, вамъ не мѣшало бы извиниться. Мистеръ Вульсей не удостоилъ его отвѣта, но подошелъ къ мистеръ Эглантину и щелкнулъ пальцами такъ близко подъ его носомъ, что парикмахеръ отскочилъ на нѣсколько шаговъ, и схватилъ ручку звонка. Моссрозъ расхохотался, а портной, заложивъ руки за спину, торжественно вышелъ изъ лавки.
   -- Другъ мой, сказалъ онъ вскорѣ послѣ этого Морджіанѣ,-- вы не должны поощрять вашего мужа въ его непростительной расточительности и лишать себя послѣдняго, чтобъ онъ могъ кутить и разыгрывать роль богатаго франта, въ тюрьмѣ.
   -- Его здоровье плохо! прервала его мистрисъ Уокеръ.-- Онъ, мой бѣдняжка, вѣчно страдаетъ грудью. Всѣ деньги до послѣдней копѣйки идутъ на доктора.
   -- Выслушайте меня; я богатый человѣкъ (это была чистая ложь, потому что его доходы, какъ младшаго партнера фирмы, были очень незначительны); меня нисколько не стѣснитъ назначить ему содержаніе, пока онъ въ Флитѣ, и я уже написалъ ему объ этомъ. Но если вы хоть копѣйку ему дадите, или продадите что либо изъ вашихъ вещей, даю вамъ честное слово, что не только перестану помогать вашему мужу, но какъ мнѣ самому ни будетъ это горько, никогда больше васъ не увижу. Вы не захотите причинить мнѣ этого огорченія, не такъ ли?
   -- Я рада была бы на колѣняхъ служить вамъ; да благословитъ васъ Богъ! сказала Морджіана.
   -- Хорошо же, вы должны обѣщать мнѣ, что сдержите ваше слово. И она обѣщала.-- А теперь, продолжалъ онъ, скажу вамъ, что я долго толковалъ съ вашею матерью и Подморомъ, и мы рѣшили, что вы сами для себя можете заработать очень порядочныя деньги, хотя, признаться, я былъ бы очень радъ, еслибы можно было дѣло устроить иначе. Но что дѣлать, на нѣтъ, суда нѣтъ. Лучше васъ нѣтъ пѣвицы на свѣтѣ.
   -- Что вы! воскликнула восхищенная Морджіана.
   -- Я конечно плохой судья, но по моему сравнить съ вами никого нельзя. Подморъ не сомнѣвается, что вы будете имѣть успѣхъ, и увѣренъ, что вамъ удастся заключить очень выгодныя условія для концертовъ и для сцены, и какъ отъ супруга своего вы помощи не дождетесь, а вамъ надобно воспитывать своего ребенка, то ничего другаго вамъ и не остается дѣлать.
   -- Ахъ! какъ рада я буду выплатить его долги, и заплатить ему за все то, что онъ сдѣлалъ для меня, воскликнула мистрисъ Уокеръ.-- Вспомните только, что онъ за одни мои уроки заплатилъ мистеру Бароски двѣсти гиней. Не мило ли это было съ его стороны? И вы въ самомъ дѣлѣ думаете, что я буду имѣть успѣхъ?
   -- Имѣла же успѣхъ миссъ Ларкинсъ.
   -- Это маленькое, нескладное, непріятное существо! сказала Морджіана.-- Если по ней судить, я конечно буду имѣть успѣхъ.
   -- Чтобъ она смѣла стать на ряду съ Морджіаной? воскликнула мистрисъ Крампъ...-- Желала бы я на это посмотрѣть! Да она ей въ подметки не годится.
   -- И я такъ думаю, сказалъ портной, -- хотя толка въ этомъ не понимаю; но если Морджіана можетъ составить себѣ состояніе, почему бы ей и не приняться за дѣло?-- Богу извѣстно, какъ намъ теперь деньги нужны, Вульсей! воскликнула вдова,-- а видѣть дочь мою на сценѣ было всегда самымъ горячимъ моимъ желаніемъ, а въ прежнія времена также и желаніемъ Морджіаны; теперь при мысли о мужѣ и ребенкѣ это желаніе превратилось въ долгъ, и она опять стала упражняться съ утра до вечера. Великодушнѣйшій изъ людей и портныхъ обѣщалъ Морджіанѣ дать ей деньги взаймы для заплаты за уроки, если въ нихъ (чего почти не могъ себѣ представить Вульсей) окажется надобность; и вотъ она по совѣту Подмора еще разъ рѣшилась пройдти курсъ пѣнія. Объ академіи Бароски нечего было и говорить послѣ того, что произошло между ними, и она отдала себя въ руки достойнаго англійскаго композитора сэръ-Джорджа Друма, обширная и страхъ внушающая супруга котораго, воплощенная нравственность и приличіе, неусыпно присматривала за учителемъ и ученицами, и строго наблюдала за нравственностью послѣднихъ. Морджіана явилась въ счастливую минуту. Бароски только что пустилъ въ ходъ миссъ Ларкинсъ подъ именемъ Лигонье. Лигонье уже. пріобрѣла значительную извѣстность, и не безъ успѣха пѣла классическую музыку, между тѣмъ какъ миссъ Ботсъ, послѣдняя ученица сэръ-Джорджа, вовсе не удалась, и онъ могъ оказывать своему сопернику только самое слабое сопротивленіе въ лицѣ миссъ Виртеръ, бывшей любимицы публики, но потерявшей теперь верхнія ноты и передніе зубы, однимъ словомъ выслужившей свое.
   Какъ только сэръ-Джорджъ услыхалъ Морджіану, онъ ударилъ сопровождавшаго ее Подмора по животу и сказалъ: "Подди, благогодарю васъ. Мы этимъ голосомъ зарѣжемъ нашего макарони." Великій Бароски былъ извѣстенъ подъ этимъ именемъ между своими противниками.
   -- Мы уничтожимъ его Подморъ, сказала леди Друмъ своимъ гробовымъ голосомъ.-- Останьтесь обѣдать у насъ.
   И Подморъ остался, и ѣлъ холодную баранину, и пилъ марсалу, и былъ проникнутъ самымъ глубокимъ уваженіемъ къ великому англійскому композитору. На другой же день леди Друмъ наняла пару лошадей, и отправилась съ визитомъ въ театръ Уэльза, къ мистрисъ Крампъ и ея дочери.
   Уокеръ же и не подозрѣвалъ всего этого, и очень снисходительно принималъ двѣ гинеи, еженедѣльно присылаемыя ему Вульсеемъ; съ помощію этихъ денегъ и того, что жена могла ему удѣлить, онъ устроилъ свою жизнь какъ могъ. Онъ не прочь былъ и отъ водки, когда средства не позволяли ему пить вина, а этотъ напитокъ всегда можно было достать въ стѣнахъ Флита.
   Морджіана продолжала свои занятія съ Друмомъ, и мы въ слѣдующей главѣ узнаемъ, какъ и когда она перемѣнила свое имя, на имя Воронова Крыла (Ревенсвингъ).
   

ГЛАВА VIII.
Въ которой Морджіана находится на пути къ славъ и почестямъ, и выступаютъ на сцену разныя литературныя знаменитости.

   -- Мы должны начать съ того, любезная мистрисъ Уокеръ, сказалъ Джорджъ Друмъ, чтобы забыть все то, чему вы выучились у Бароски (не въ укоръ ему будь это сказано).
   Морджіана знала, что каждый учитель музыки начинаетъ свои наставленія съ подобнаго совѣта, и поэтому съ полною готовностью согласилась на эту предуготовительную мѣру. Au fond, методы обоихъ артистовъ были совершенно тождественны; но такъ какъ между ними существовало соперничество, и ихъ ученицы безпрестанно переходили изъ одной школы въ другую, то каждому изъ нихъ было выгодно приписывать себѣ возможно большее участіе въ успѣхахъ своихъ ученицъ. Если одной изъ такихъ общихъ ученицъ не счастливилось, то Друмъ объявлялъ, что Бароски испортилъ ее навсегда. Бароски же сожалѣлъ, что эта молодая женщина, у которой голосъ недуренъ, потеряла столько времени съ этимъ старымъ Друмомъ. Когда кто-нибудь изъ этихъ дамъ имѣлъ успѣхъ, то каждый изъ профессоровъ приговаривалъ: Да, да! она моя ученица, мнѣ она обязана своимъ счастіемъ! Каждый изъ нихъ въ послѣдствіи выдавалъ себя за единственнаго учителя знаменитаго Воронова Крыла; и сэръ-Джорджъ Друмъ, хотя онъ и желалъ уничтожитъ г-жу Лигонье, приписывалъ себѣ ея тогдашній успѣхъ, на томъ основаніи, что мистрисъ Ларкинсъ однажды приводила къ нему дочь, чтобъ онъ сказалъ свое мнѣніе объ ея голосѣ.
   Когда оба профессора встрѣчались, они привѣтствовали другъ друга самымъ пріязненнымъ, самымъ радостнымъ образомъ. Mein lieber Herr, говорилъ Друмъ (не безъ внутренней усмѣшки), ваша у-moll-ная соната божественна!-- Chevalier, отвѣчалъ Бароски, это z-dur-ное andante достойно Бетговена, клянусь честью! и т. д. И въ самомъ дѣлѣ, эти господа любили другъ друга, какъ другъ друга всегда любятъ джентльмены ихъ профессіи.
   Знаменитые профессора ведутъ свои академіи въ совершенно-противоположномъ духѣ. Бароски пишетъ балетную музыку; Друмъ напротивъ того говоритъ, что надобно всячески избѣгать опаснаго обаянія танцевъ, и пишетъ музыку для церквей и благочестивыхъ школъ. Между тѣмъ какъ Бароски несется въ коляскѣ по парку съ какою-нибудь подозрительною mademoiselle Léocadie или Aménaide, Друмъ съ своею супругою шествуетъ къ вечерней службѣ, на которой поются гимны его собственнаго сочиненія. Онъ принадлежитъ къ Атенеумъ-клубу, и разъ въ годъ представляется ея королевскому величеству. Словомъ, онъ дѣлаетъ все, что слѣдуетъ дѣлать почтенному джентльмену, и если вслѣдствіе этой его почтенности, его денежныя дѣлишки идутъ недурно, то кто станетъ его обвинять за это?
   Въ самомъ дѣлѣ сэръ-Джорджъ имѣетъ всѣ причины быть почтеннымъ. Онъ былъ въ дѣтствѣ пѣвчимъ въ Виндзорѣ, онъ акомпанировалъ покойному королю, когда тотъ игралъ на віолончелѣ, онъ былъ близокъ съ нимъ нимъ же былъ произведенъ въ баронеты. У него хранится табакерка, пожалованная его величествомъ, и портреты его и королевскихъ принцевъ развѣшаны по всему дому. Онъ также украшенъ иностраннымъ орденомъ (этотъ орденъ не что иное какъ кальбсбратенъ пумперникельскій Слонъ и Замокъ), возложеннымъ на него самимъ герцогомъ, во время пребыванія его въ Лондонѣ въ 1814 году. Въ праздничные дни, старый джентльменъ смотритъ очень величественно, когда, надѣвши ленту сверхъ бѣлаго жилета, онъ шествуетъ по улицѣ въ шелковыхъ чулкахъ и во фракѣ съ королевскими пуговицами. Живетъ онъ въ старомъ, высокомъ, мрачномъ домѣ, убранномъ во времена Джорджа Ш, его возлюбленнаго покровителя, и глядящимъ теперь не многимъ веселѣе, чѣмъ семейный склепъ. Они имѣютъ такой погребальный видъ, эти украшенія прошлаго столѣтія, эти высокіе мрачные стулья, обтянутые волосяною матеріею, эти истертые персидскіе ковры съ дорожками изъ протертой клеенки, эти треснувшія миніатюры надъ неуклюжими каминами, изображающія дамъ въ турахъ и господъ въ косичкахъ, эти двѣ печальныя урны, надъ буфетомъ, и между ними плетеная корзинка, а въ ней износившіеся ножи и вилки съ зелеными ручками.
   Подъ буфетомъ стоитъ погребецъ, въ который не войдетъ болѣе полубутылки вина, и жаровни, на которой никогда не могло согрѣться ни одно блюдо, и глядя на нее, вамъ становится еще холоднѣе. И какая сѣрая мгла стоитъ въ этихъ домахъ надъ высокими лѣстницами, какой безцвѣтный коверъ вьется по ихъ ступенямъ, становясь все истертѣе, все безцвѣтнѣе, все: розрачнѣе по мѣрѣ того, какъ поднимаешься гь спальнямъ! А спальни? Есть что-то страшное въ спальнѣ почтенной шестидесяти-пити-лѣтней четы. Подумайте о старыхъ перьяхъ, тюрбанахъ, бусахъ юпкахъ, помадныхъ банкахъ, спензерахъ, Еѣлыхъ атласныхъ башмакахъ, накладкахъ, о старыхъ измятыхъ корсетахъ, перевязанныхъ полинявшими лентами, о почернѣвшихъ вѣерахъ, о дѣтскомъ бельѣ, сшитомъ сорокъ лѣтъ тому назадъ, о письмахъ сэръ-Джорджа, когда онъ былъ женихомъ, о куклѣ бѣдной Мери, которая умерла въ 1803 году, о первыхъ синихъ панталончикахъ Фредерика, и о нумеръ газеты, въ которомъ описано, какъ онъ отличился при осадѣ Серингапатама. Всеэто лежитъ гдѣ-нибудь, запыленное и натуго сжатое, въ ящикахъ старыхъ комодовъ, въ перегородкахъ старыхъ шифоньерокъ. Передъ этимъ зеркаломъ хозяйка дома одѣвается уже лѣтъ пятьдесятъ. Въ этой старой кровати краснаго дерева родились всѣ ея дѣти. И гдѣ они теперь? Гдѣ храбрый капитанъ Фредъ, гдѣ шалунъ Чарльзъ? Вотъ его портретъ, сдѣланный мистеромъ Бичи, а вотъ тотъ рисунокъ Косвея былъ очень похожъ на Луизу, когда....
   -- Мистеръ Фицъ-Будль! сдѣлайте милость, сойдите! Что вы это забрались въ дамскую спальню?
   -- Дѣло въ томъ, сударыня, что хотя я не имѣю на то никакого права, я, выпивъ вдоволь вина съ сэръ-Джорджемъ, мысленно перенесся въ то святилище, въ которомъ ваша милость отдыхаетъ по нчамъ. А вѣдь вы теперь уже не спите въ немъ такъ крѣпко, какъ въ былые годы, хотя васъ ужь не будитъ бѣготня маленькихъ ножекъ въ комнатѣ надъ вашею головою!
   Эту комнату до сихъ поръ называютъ дѣтскою, и въ ней до сихъ поръ стоятъ маленькіе столы и стулья бывшихъ дѣтей. Боже мой! Не виднѣются ли вамъ призраки ихъ маленькихъ личекъ? Не являются ли они ночью, когда луна свѣтитъ въ опустѣлой комнатѣ; не играютъ ли они тамъ потихоньку съ призрачными лошадками, съ тѣнями своихъ старыхъ куколъ, съ волчками, которые кружатся безъ шума, цѣлую ночь?
   Но пора оставить намъ эти разсужденія, которыя также мало относятся къ дѣлу, какъ сегодняшняя руководящая статья въ Times, и спуститься изъ спальни сэръ-Джорджа Друма въ его гостиную, въ которой я въ первый разъ встрѣтилъ Морджіану. Сэръ-Джорджъ, во время оно, давалъ уроки музыки нѣкоторымъ дамамъ изъ нашего семейства, и я помню, какъ я однажды, ребенкомъ, обрѣзалъ себѣ палецъ однимъ изъ ножей съ зеленою ручкою, хранящихся въ его плетеной корзинкѣ.
   Въ то время, сэръ-Джорджъ Друмъ считался первымъ учителемъ музыки въ Лондонѣ, и покровительство короля привлекало къ нему много фашенабельныхъ ученицъ, въ томъ числѣ и леди Фицъ-Будль. Это было давно, очень давно: вѣдь сэръ-Джорджъ такъ старъ, что помнитъ людей, помнящихъ дебютъ мистера Брума, и что дни его славы совпадаютъ съ цвѣтущими днями Биллнигтона и Инкледона, Каталани и г-жи Сторсъ.
   Онъ авторъ нѣсколькихъ оперъ (Погонщикъ верблюдовъ; Встревоженные Британцы, или осада Бергъ-опъ-Зома и т. д.), также многихъ романсовъ, которыя въ свое время имѣли значительный успѣхъ, но теперь забыты, отцвѣли, и вышли изъ моды, точно также, какъ старые обои въ домѣ профессора, которые, безъ сомнѣнія, въ свое время были прекрасные обои. Но такова печальная участь обоевъ, и цвѣтовъ, и музыки, и людей, и даже самыхъ лучшихъ повѣстей. Вѣдь и эта повѣсть не переживетъ столѣтій! Что же? бороться съ судьбою напрасно.
   Но, хотя его блестящее время прошло, сэръ-Джорджъ еще занималъ почетное мѣсто между музыкантами старинной школы, при случаѣ дирижировалъ концертами филармоническаго общества, и его пѣсни до сихъ поръ поются отъ времени до времени, послѣ большихъ публичныхъ обѣдовъ, и ихъ слушаютъ съ удовольствіемъ. Важные старики, посѣщающіе упомянутые нами меланхолическіе концерты, всегда оказываютъ сэръ-Джорджу большой почетъ. И сэръ-Джорджъ такъ умѣетъ обходиться съ ними, что никому, кромѣ его, не поручается устройства музыкальныхъ вечеровъ въ ихъ важныхъ, старинныхъ домахъ.
   Исполненный вниманій къ высшимъ, онъ съ остальнымъ міромъ держится донельзя величественно, и производитъ немалый эффектъ своею удивительною, неизмѣнною почтенностію. Почтенность всегда была его конькомъ. Дамы могутъ безъ боязни посылать своихъ дочерей въ академію сэръ-Джорджа Друма. "Хорошая музыкантша, сударыня, говоритъ онъ матери каждой новой ученицы,-- хорошая музыкантша не только должна быть одарена тонкимъ слухомъ, хорошимъ голосомъ и неутомимымъ прилежаніемъ; но прежде всего, она должна имѣть безукоризненный характеръ, то-есть безукоризненный, на сколько то допускаетъ слабость человѣческой натуры. И вы можете быть увѣрены, что молодыя дѣвушки, съ которыми миссъ Смитъ, ваша прелестная, дочь, будетъ развивать свой музыкальный талантъ, также безукоризненны въ нравственномъ отношеніи, какъ ваша, очаровательная миссъ. Да развѣ и можетъ быть иначе? Я самъ былъ отцомъ семейства; я былъ осчастливленъ дружбою мудрѣйшаго и лучшаго изъ монарховъ, покойнаго короля Георга III, и съ гордостію могу указать моимъ ученицамъ на мою Софію, какъ на образецъ всѣхъ великихъ добродѣтелей. Мистрисъ Смитъ, имѣю честь представить вамъ леди Друмъ."
   При этомъ, старая леди встаетъ, и присѣдаетъ также глубоко, какъ это дѣлалось, во время оно, въ началѣ менуэта, и познакомившись съ нею, мистрисъ Смитъ уѣзжаетъ, насмотрѣвшись на портреты принцевъ, на табатерку покойнаго короля, и на музыкальную піесу, написанную рукою его величества, мистрисъ Смитъ, говорю я, уѣзжаетъ домой въ Бекеръ-стритъ, совершенно довольная респектабельностью учителя, котораго она достала для своей дочери. Я забылъ сказать, что во время визита мистрисъ Смитъ у сэръ-Джорджа, этотъ послѣдній, вызванный чернымъ лакеемъ, на минуту удалился изъ комнаты, и леди Друмъ воспользовалась его отсутствіемъ, чтобы разказать, когда онъ сдѣланъ баронетомъ, и какъ онъ получилъ свой иностранный орденъ, и чтобы распространиться о печальномъ положеніи другихъ профессоровъ музыки относительно общества, и о скандалахъ, происходящихъ отъ распущенности ихъ нравовъ. Сэръ-Джорджъ почти постоянно приглашенъ на обѣдъ, и если онъ собирается къ какому-нибудь лорду въ тотъ день, когда мистрисъ Смитъ проситъ его къ себѣ, онъ отвѣчаетъ письменно, "что онъ съ особеннымъ удовольствіемъ принялъ бы приглашеніе мистрисъ Смитъ, еслибъ оно не было предупреждено приглашеніемъ лорда такого-то". Эта записка показывается друзьямъ мистрисъ Смитъ, для ихъ же назиданія, и такимъ образомъ, несмотря на свою старость и на распространеніе новомодной музыки, сэръ-Джорджъ еще пользуется довольно громкою репутаціею въ окрестностяхъ Кевендишъ-Сквера. Молодыя ученицы его академіи прозвали его сэръ-Чарльзомъ Грандисономъ, и онъ вполнѣ заслуживаетъ это прозвище по своей безмѣрной почтенности и по всему своему образу жизни.
   Подъ покровительствомъ этого-то джентльмена, Морджіана начала свое публичное поприще. Я не знаю, какого рода условія были заключены между сэръ-Джорджемъ и его ученицею, касательно денежныхъ выгодъ, долженствующихъ проистечь для нея изъ его протекціи; но нѣтъ сомнѣнія, что условія были заключены. Сэръ-Джорджъ, при всей своей почтенности, считается чрезвычайно искуснымъ дѣльцомъ. Да и леди Друмъ, при своихъ высокотрагическихъ пріемахъ, покупаетъ рыбу и выбираетъ бараньи ножки, какъ ни одна хозяйка въ Лондонѣ.
   Около шести мѣсяцевъ послѣ того, какъ Морджіана стала брать у него уроки, онъ почему-то вдругъ сдѣлался чрезвычайно гостепріименъ, и сталъ приглашать своихъ друзей на разные вечеринки и обѣды, и по этому-то случаю, я имѣлъ удовольствіе встрѣтить мистрисъ Уокеръ.
   Обѣды почтеннаго музыканта были довольно плохи, но въ погребѣ баронета хранились хорошія вина, да и гости его заслуживаютъ полнаго вниманія.
   Напримѣръ, онъ встрѣчаетъ въ Палль-Маллѣ меня и Боба Фитца-Орза, также сына одной изъ его ученицъ.-- Любезные джентльмены, скажетъ онъ, не пріѣдете ли вы обѣдать завтра съ бѣднымъ композиторомъ? Я васъ поподчую отличнымъ рейнвейномъ, и что можетъ-быть васъ еще болѣе заинтересуетъ, какъ людей мыслящихъ, вы увидите у меня двухъ или трехъ изъ первыхъ литераторовъ Лондона. Право, стоитъ съ ними познакомиться, мои молодые друзья. И мы принимаемъ приглашеніе.
   Литераторамъ онъ говоритъ: "У меня собирается маленькое тихое общество: лордъ Раундторсъ, достопочтенный Фитцъ-Орзъ, изъ гвардіи ея величества, и еще кое-кто. Не можете ли вы оторваться отъ вашихъ умственныхъ подвиговъ, чтобы мирно пообѣдать съ простыми людьми?"
   Литераторы тотчасъ покупаютъ шелковые чулки и бѣлыя перчатки, и предаются пріятному заблужденію, что и они принадлежатъ къ фашенабельному обществу. Вмѣсто того, чтобы приглашать къ обѣду двѣнадцать членовъ королевской академіи, или дюжину писателей, какъ то дѣлаетъ ежегодно герцогъ ***, и достопочтенный сэръ-Робертъ ***, имъ бы слѣдовало держаться исключительно такой системы смѣшенія, не приглашать исключительно артистовъ, но составлять общества изъ артистовъ и людей свѣтскихъ. Между этими послѣдними есть одинъ, по имени Джорджъ Севеджъ Фитцъ-Будль, который... но вернемся къ сэръ-Джорджу. Друмъ Фитцъ-Орзъ и я пріѣзжаемъ въ мрачный старый домъ. Насъ взводитъ на лѣстницу черный лакей, и кричитъ у двери: Масса Фиссъ-Будль! Достопочтенный масса Фитцъ-Орзъ! (Этому очевидно выучила своего камердинера сама леди Друмъ, потому что въ фигурѣ моего друга рѣшительно ничего нѣтъ достопочтеннаго, развѣ то, что онъ косится самымъ безобразнымъ манеромъ.) Леди Друмъ, напоминающая своею осанкою пороховую башню у Ватероскаго моста, отвѣшиваетъ намъ величественный поклонъ, и выражаетъ краткою рѣчью удовольствіе, съ которымъ она видитъ себя въ домѣ сыновей двухъ изъ талантливѣйшихъ ученицъ сэръ-Джорджа. Около стариннаго камина сидитъ дама въ черномъ бартномъ платьѣ, и съ нею очень живо разговариваетъ высокій джентльменъ въ чрезвычайно-свѣтломъ сюртукѣ и пестрѣйшей жилеткѣ.-- Наше новое свѣтило, шепчетъ нашъ хозяинъ,-- мистрисъ Уокеръ, господа, Вороново Крыло! Она разговариваетъ съ знаменитымъ мистеромъ Слангомъ, изъ N.... театра.
   -- Хорошая она пѣвица? спрашиваетъ Фитцъ-Орзъ.-- Собою она очень хороша.
   -- Вы ее услышите сегодня, мои молодые друзья! Я слышалъ всѣ лучшіе голоса въ Европѣ, и между нами, ручаюсь, что Вороново Крыло не уступитъ ни одному изъ нихъ. Въ ней грація Киприды, сэръ, соединена съ вдохновеніемъ музы. Она сирена, сэръ, безъ зловредныхъ качествъ такого божества. Она освящена, сэръ, своими страданіями и своимъ геніемъ; и я горжусь при мысли, что мои наставленія пробудили и развили дивные таланты, до сихъ поръ дремавшіе въ ней.
   -- Что вы говорите! наивно отвѣчаетъ Фитцъ-Орзъ.
   Просвѣтивши такимъ образомъ мистера Фитцъ-Орза, сэръ Джорджъ подходитъ къ другому гостю, и принимается дѣйствовать на него.-- Мой любезный мистеръ Блодьеръ, какъ вы поживаете? Мистеръ Фитцъ-Будль, мистеръ Блодьеръ, блестящій юмористъ, восхищающій насъ каждую субботу, своими несравненными остротами въ Томагакѣ. Не краснѣйте, любезный сэръ. Вы очень злы; но за то такъ забавны! Да, мистеръ Блодьеръ, я очень радъ видѣть васъ, и надѣюсь, что вы будете выгоднаго мнѣнія о нашемъ новомъ геніи, сэръ. Какъ я уже имѣлъ честь выразить мистеру Фитцъ-Будлю, она соединяетъ грацію Киприды съ вдохновеніемъ музы. Она сирена безъ зловредныхъ качествъ такого божества; и т. д. Эта маленькая рѣчь, въ теченіи вечера, была повторена поодиначкѣ полдюжинѣ изъ присутствующихъ, людямъ болѣе или менѣе принадлежащимъ къ журнальному и театральному міру. Тутъ были мистеръ Скуинни, издатель Цвѣтовъ Моды, мистеръ Дессандъ Муллиганъ, поэтъ и фельетонистъ ежедневнаго журнала; и другіе литераторы того же разряда. Сэръ-Джорджъ, хотя онъ почтеннѣйшій человѣкъ и джентльменъ самыхъ строгихъ правилъ и не лишенный гордости, не пренебрегаетъ маленькими уловками, такъ удобно доставляющими извѣстность, и, когда это нужно, принимаетъ у себя довольно странное общество.
   Такъ, напримѣръ, за обѣдомъ, на которомъ я имѣлъ честь присутствовать, направо отъ леди Друмъ сидѣлъ неизбѣжный лордъ. Друмы были слишкомъ умны, чтобы забыть эту принадлежность хорошаго обѣда; лицезрѣніе лорда благотворно дѣйствуетъ на насъ, простыхъ смертныхъ: еслибы не такъ, отчего бы мы такъ стремились къ такому лицезрѣнію? На второмъ же почетномъ мѣстѣ, налѣво отъ хозяйки дома, сидѣлъ мистеръ Слангъ, антрепренеръ одного изъ лондонскихъ театровъ, джентльменъ, котораго леди Друмъ конечно не пригласила бы къ себѣ обѣдать, еслибы на то не было рѣшительной необходимости. Онъ имѣлъ честь повести къ столу леди Уокеръ, которая великолѣпна въ черномъ бархатѣ и въ богатомъ тюрбанѣ, такъ и блещетъ веселостью и здоровьемъ.
   Лордъ Раундторсъ старый джентльменъ, который въ продолженіе послѣднихъ пятидесяти лѣтъ бывалъ въ театрѣ по пяти разъ въ недѣлю, живой театральный лексиконъ, помнящій всякаго актера и всякую актрису, являвшуюся на подмосткахъ въ послѣднее полстолѣтіе. Онъ очень хорошо помнитъ миссъ Деленси, въ роли Морджіаны; онъ знаетъ, что сталось съ Али-Баба, и почему, Кассимъ оставилъ сцену и сдѣлался трактирщикомъ. Всѣ эти свѣдѣнія онъ держитъ при себѣ, или таинственно сообщаетъ своему ближайшему сосѣду въ промежуткахъ обѣда, которымъ онъ наслаждается самымъ жаднымъ образомъ. Онъ живетъ въ отелѣ. Когда онъ не приглашенъ на обѣдъ, онъ скромно утоляетъ свой голодъ въ клубѣ жареною бараниною, а вечеръ проводитъ въ театрѣ Крокфорда, не для того, чтобы видѣть піесу, но для того, что тамъ всѣмъ зрителямъ подается ужинъ. Придворный указатель къ его имени прибавляетъ: отель Симмера, Раундторсъ, въ графствѣ Коркъ. Говорятъ, что замокъ Раундторсъ дѣйствительно существуетъ. Но благородный лордъ не былъ въ Ирландіи со временъ возмущенія, и его имѣнія до того завалены долгами, гипотеками, и т. д., что его доходовъ едва хватаетъ на упомянутую жареную баранину. Онъ провелъ пятьдесятъ лѣтъ въ самомъ скверномъ, грязномъ обществѣ, какое можно себѣ представить, и при всемъ томъ онъ добрѣйшій, милѣйшій, невиннѣйшій старый джентльменъ, какого я когда-нибудь встрѣчалъ.
   -- Раунди! кричитъ фашенабельный мистеръ Слангъ, черезъ столъ, голосомъ, отъ котораго леди Друмъ содрагается.-- Выпьемъ-ка!
   -- Съ большимъ удовольствіемъ, мистеръ Слангъ, кротко отвѣчаетъ лордъ.-- Чего же мы выпьемъ?
   -- Вотъ около васъ стоитъ мадера, милордъ, говоритъ леди Друмъ, указывая на тонкій, высокій графинъ модной формы.
   -- Мадера! Ваша милость хочетъ сказать марсала! кричитъ мистеръ Слангъ.-- Нѣтъ, стараго воробья на мякинѣ не обманешь! Друмъ, дружище, поподчуйте-ка насъ своимъ старымъ рейнвейномъ!
   -- Леди Друмъ, это дѣйствительно марсала, говоритъ баронетъ, немного краснѣя, въ отвѣтъ на вопросъ своей Софіи.-- Аяксъ, рейнвейну мистеру Слангу.
   -- И мнѣ также, восклицаетъ Блодьеръ съ другаго конца стола.-- Милордъ, я пью съ вами!
   -- Мистеръ... извините меня... я буду очень радъ выпить съ вами, сэръ!
   -- Это мистеръ Блодьеръ, знаменитый журналистъ, шепчетъ леди Друмъ.
   -- Блодьеръ, Блодьеръ? Должно быть очень умный человѣкъ. Какой у него громкій голосъ! Онъ напоминаетъ мнѣ Бретта. Изволите ли вы помнить Бретта, что игралъ "отцовъ" въ Геймаркетѣ, въ 1802 году?
   -- Что за старый дуракъ, этотъ Роундторсъ, шепчетъ Слангъ, шутливо толкая мистрисъ Уокеръ въ бокъ.-- А Уокеръ какъ поживаетъ?
   -- Мой мужъ... въ деревнѣ, отвѣчаетъ мистрисъ Уокеръ, запинаясь.
   -- Какъ бы не такъ! Знаю я эту деревню! Богъ съ вами -- не краснѣйте. Я самъ сидѣлъ тамъ разъ двѣнадцать. Знаете, о чемъ мы говоримъ, леди Друмъ? Бывали вы когда-нибудь въ коллегіи!
   -- Я была въ Оксфордѣ на юбилеѣ въ 1814 году, когда и дворъ былъ тамъ, и въ Кембриджѣ, когда сэръ-Джорджа возводили въ степень доктора музыки.
   -- Ха, ха, ха! Да мы не объ этихъ коллегіяхъ!...
   -- Я знаю также коллегію въ Говеръ-Стритѣ, гдѣ мой внукъ...
   -- Я говорю о коллегіи въ Квиръ-Стритѣ, мемъ, хе, хе, хе! Муллиганъ, чортъ этакой, выпьемъ-ка вмѣстѣ. Ей, лакей, вина! Какъ васъ тамъ зовутъ, черное животное? наливайте живѣе!
   Въ этомъ изящномъ вкусѣ мистеръ Слангъ продолжалъ разговоръ, и быстро совершенно овладѣвъ имъ, сталъ отпускать фамиліарныя любезности всѣмъ присутствующимъ, какъ мущинамъ, такъ и дамамъ.
   Интересно было видѣть, какъ маленькій баронетъ, скромнѣйшій и нравственнѣйшій изъ людей, былъ принужденъ выслушивать исторіи мистера Сланга, и испуганный видъ, съ которымъ онъ въ концѣ одной изъ нихъ рѣшился на одобрительную ускѣшку. Его супруга, съ своей стороны, также была усиленно любезна, и въ тотъ день сигналъ къ удаленію изъ столовой подала мистрисъ Уокеръ, сказавъ:
   -- Я думаю, леди Друмъ, что намъ пора оставить этихъ господъ. Одна изъ милыхъ шутокъ мистера Сланга была причиною такого внезапнаго рѣшенія. Но поднявшись по лѣстницѣ въ гостиную, леди Друмѣсочла долгомъ сказать ей:-- Любезная мистрисъ Уокеръ, въ продолженіе вашей музыкальной карьеры вамъ еще не разъ придется слышать фамиліярности людей дурно воспитанныхъ, каковъ, къ сожалѣнію, мистеръ Слангъ. Но позвольте мнѣ предостеречь васъ противъ такихъ явныхъ выраженій вашего неудовольствія, какъ вашъ сегодняшній поступокъ. Развѣ я давала ему сколько-нибудь замѣтить мое внутреннее негодованіе? Я особенно желаю, чтобы вы были любезны съ нимъ сегодня вечеромъ. Отъ этого зависятъ ваши и наши интересы.
   -- Какіе интересы могутъ заставить меня любезничать съ такою дрянью?
   -- Мистрисъ Уокеръ, вы кажется хотите учить леди Друмъ нравственности и приличіямъ! сказала старая дама, облекаясь въ недосягаемое величіе. Она очевидно очень желала умилостивить мистера Сланга; и изъ этого я заключаю, что сэръ-Джоржъ упрочилъ за собою значительную часть будущихъ заработковъ Морджіаны.
   Мистеръ Блодьеръ, знаменитый издатель Томагака, шутками котораго такъ восхищался сэръ-Джорджъ (сэръ-Джорджъ, который во всю жизнь не позволилъ себѣ ни одной шутки), былъ литературный браво съ значительнымъ талантомъ и безъ всякихъ правилъ, готовый защищать со шпагою или пистолетомъ въ рукахъ, содержаніе своихъ убійственныхъ статеекъ. Онъ былъ непрочь не только писать, но и драться по поводу всякаго вздора, былъ человѣкъ начитанный, даже ученый, но столь же свирѣпый въ частной жизни какъ и въ своихъ литературныхъ подвигахъ. Мистеръ Скуинни журналистъ совершенно противоположной школы. Онъ сладокъ, какъ сахарная водица, мягокъ въ обращеніи, и игралъ бы на флейтѣ, еслибы не препятствовала тому слабая грудь; онъ любитъ вальсировать и вообще танцовать, и въ своемъ журалѣ злобствуетъ не иначе, какъ въ самыхъ изящныхъ формахъ. Онъ никогда не переступаетъ границъ учтивости, но умѣетъ вложить въ рецензію въ двадцать строчекъ всѣ непріятности, которыя только можно сказать автору. Его частная жизнь безупречна, и проводитъ онъ ее въ Бромптонѣ, въ одномъ домѣ съ двумя незамужними тетками. За то никто не знаетъ, гдѣ живетъ мистеръ Блодьеръ. Есть таинственные углы и грязныя таверны, гдѣ можно видѣть его въ извѣстные часы и говорить съ нимъ о дѣлѣ, и гдѣ его ловятъ книгопродавцы и издатели. За бутылку вина и гинею онъ готовъ написать страницу похвалъ или брани на кого бы то ни было, или статейку о чемъ угодно и въ какомъ угодно духѣ.-- Чортъ побери, сэръ! говоритъ онъ, только заплатите мнѣ хорошенько, и я роднаго отца не пожалѣю! Смотря по состоянію своего кредита, онъ ходитъ весь оборванный, или въ изысканно-щеголеватомъ костюмѣ. Вмѣстѣ съ моднымъ платьемъ, онъ всегда принимаетъ высокомѣрныя и аристократическія ухватки, и готовъ всякаго герцога трепать по плечу. Понятно, что такому человѣку опасно отказывать, когда онъ проситъ денегъ взаймы; но еще опаснѣе, можетъ-быть, давать ему деньги; онъ ихъ никогда не отдастъ, и никогда этого не проститъ своему заимодавцу. "Уокеръ отказался подписать вексель за меня, сказалъ онъ кому-то, и чтобъ я сталъ хлопотать о его женѣ, когда она явится на сценѣ! Какъ же!" Мистрисъ Уокеръ и сэръ-Джорджъ Друмъ ужасно боятся Томагака, оттого-то Блодьеръ и получилъ приглашеніе на обѣдъ. Сэръ-Джорджъ боится также Цвѣтовъ моды, поэтому и мистеръ Скуинни приглашенъ на тотъ же обѣдъ. Мистера Скуинни представили лорду Роундторсу и мистеру Фицъ-Орзу какъ одного изъ самыхъ очаровательныхъ писателей новой школы; и Фицъ, который вѣритъ всему, что ему ни скажешь, очень обрадовался тому, что его посадили рядомъ съ настоящимъ издателемъ журнала. Я имѣю причины думать, что мистеръ Скуинни не менѣе его былъ обрадованъ этимъ обстоятельствомъ. Я самъ видѣлъ, какъ послѣ втораго кушанья онъ вручилъ Фицъ-Орзу свою карточку.
   Таково было общество, въ которомъ я имѣлъ честь обѣдать. Кто знаетъ, какіе еще сэръ-Джорджъ давалъ обѣды по тому же поводу, какихъ ученыхъ онъ еще собиралъ, чтобы подвергнуть суду ихъ свое новое чудо, какихъ журналистовъ онъ еще сумѣлъ расположить въ свою пользу! На этотъ разъ, мы не прежде встали изъ-за стола, какъ когда вино порядочно разгорячило антрепренера Сланга, и сверху изъ гостиной послышалась музыка. Общество Друмовъ увеличилось нѣсколькими вновь прибывшими личностями, приглашенными на вечеръ: явились господинъ со скрипкою, чтобъ играть между пѣніемъ, юноша, играющій на фортепьяно, миссъ Горзманъ, чтобы пѣть съ мистрисъ Уокеръ, и другіе представители ученаго и артистическаго міра. Въ углу сидѣла старая дама съ багровымъ лицомъ, на которую хозяйка обращала мало вниманія; возлѣ нея стоялъ джентльменъ въ королевскихъ пуговицахъ, который краснѣлъ и держалъ себя чрезвычайно скромно.
   -- Чортъ побери! говоритъ мистеръ Блодьеръ, который имѣетъ очень основательныя причины, узнать мистера Вульсея, и на этотъ разъ находится въ припадкѣ аристократизма:-- тутъ есть портные! Къ какой это стати меня приглашаютъ вмѣстѣ съ лавочниками?
   -- Деленси, голубушка, восклицаетъ Слангъ, влетая въ комнату и дѣлая антрша,-- какъ ваше драгоцѣнное здоровье? Пожалуйте ручку! Когда же мы пойдемъ замужъ? Да дайте же мнѣ мѣстечко на диванѣ подлѣ себя!
   -- Убирайтесь, Слангъ! отвѣчаетъ мистрисъ Крампъ (къ ней-то Слангъ, по привычкѣ артистовъ, отнесся, называя ее прежнимъ театральнымъ именемъ) -- отстаньте! или я пожалуюсь на васъ мистрисъ Слангъ!
   Смѣлый антрепренеръ отвѣчаетъ на это шутливымъ толчкомъ въ бокъ почтенной матроны, которая добродушно смѣется и грозитъ Слангу выдрать его за уши. Я долженъ сознаться, что Морджіанина мать считала Сланга очень милымъ и любезнымъ собесѣдникомъ, да къ тому же ей очень хотѣлось узнать его мнѣніе о пѣніи мистрисъ Уокеръ.
   Антрепренеръ развалился очень граціозно на диванѣ и протянулъ на стулъ свои жирныя ножки въ лаковыхъ сапогахъ.
   -- Аяксъ, чаю мистеру Слангу! сказала хозяйка, бросая джентльмену любезный взглядъ, въ которомъ впрочемъ было замѣтно нѣкоторое опасеніе.
   -- Вотъ это кстати, мой черный принцъ! воскликнулъ Слангъ, когда негръ поднесъ ему чашку:-- ну а теперь отправляйтесь и занимайте мѣсто въ оркестрѣ. Вѣдь Аяксъ будетъ играть на кимвалахъ, не такъ ли, сэръ-Джорджъ?
   -- Ха, ха, ха! на кимвалахъ! Превосходно! воскликнулъ баронетъ, совершенно перепуганный.-- Но у насъ будетъ музыка не военная. Миссъ Горзманъ, мистеръ Кроу, моя милая мистрисъ Ревенсвингъ, не начать ли намъ съ тріо? Сдѣлайте милость, господа, послушайте, это изъ моей оперы: Невѣста разбойника. Миссъ Горзманъ беретъ на себя партію пажа, мистеръ Кроу -- разбойника Стилетто, моя геніальная ученица -- невѣсты!
   И музыка началась.
   

Невѣста.

             Въ груди, ахъ, сердце бьется,
             Въ очахъ дрожитъ слеза;
   

Пажъ.

             Мнѣ въ сердце радость льется,
             Гляжу ль я ей въ глаза;
   

Разбойникъ.

             Изъ груди сердце рвется
             Въ душѣ кипитъ гроза!
   
   Я, разумѣется, не сумѣю сказать вамъ, дѣйствительно ли были хороши музыка и исполненіе. Леди Друмъ сидѣла передъ чайнымъ приборомъ, и величественно качала въ тактъ головою; лордъ Раундторсъ, сидѣвшій возлѣ нея, также нѣкоторое время качалъ головою, и наконецъ заснулъ. Со мною случилось бы то же самое, еслибы меня не развлекали шутки, которыя выкидывалъ антрепренеръ. Онъ подпѣвалъ всѣмъ тремъ пѣвцамъ, мѣстами громче чѣмъ они сами; онъ безпрестанно кричалъ браво или шикалъ; онъ подробно разбиралъ мистрисъ Уокеръ во всѣхъ отношеніяхъ.-- Изъ нея будетъ прокъ, Крампъ, будетъ прокъ! что за руки! Ея глаза будутъ видны изъ райка! Какого рода у ней нога? Въ ней пять футовъ съ дюймомъ, стало быть можно положить пять футовъ три дюйма! Браво! отлично, первый сортъ, ура! и онъ въ заключеніе объявилъ, что съ помощію Воронова Крыла, онъ сломитъ шею этой мерзавкѣ Лигонье!
   Энтузіазмъ мистера Сланга почти помирилъ леди Друмъ съ его дикимъ поведеніемъ, и даже сэръ-Джоржъ не разсердился за то, что его музыка не разъ была прервана шумными фамиліарностями антрепренера.
   -- Что вы скажете, мистеръ Блодьеръ, сказалъ портной, въ восторгъ оттого, что его protégée такъ восхищала все общество,-- не правда ли, что мистрисъ Уокеръ удивительная пѣвица, не правда ли, сэръ?
   -- По моему, она поетъ прескверно, мистеръ Вульсей, отвѣчалъ знаменитый авторъ, желая тѣмъ прекратить разговоръ съ портнымъ, которому онъ былъ долженъ сорокъ фунтовъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, сэръ, отвѣчалъ мистеръ Вульсей съ достоинствомъ,-- нельзя ли вамъ заплатить извѣстный вамъ должокъ?
   Между пѣніемъ мистрисъ Уокеръ и должкомъ мистера Блодьера конечно не было ни малѣйшей связи, и выходка мистера Вульсея была совершенно не логична, но за то она немало способствовала сценическимъ успѣхамъ мистрисъ Уокеръ. Кто знаетъ, что сталось бы съ ея дебютомъ безъ этого: "Въ такомъ случаѣ, сэръ" и не раздавилъ ли бы ее уничтожающій отзывъ Томагака?
   -- Родня вы, что ли, мистрисъ Уокеръ? сказалъ мистеръ Блодьеръ въ отвѣтъ сердитому портному.
   -- Родня ли, нѣтъ ли, вамъ что за дѣло? возразилъ мистеръ Вульсей.-- Но я другъ мистрисъ Уокеръ, сэръ, и горжусь этимъ, сэръ; и какъ говоритъ великій поэтъ, сэръ, полуученость опасная вещь, сэръ; и мнѣ кажется, что человѣкъ, не платящій своихъ долговъ, по крайней мѣрѣ можетъ держать языкъ за зубами, сэръ, и не глумиться надъ дамою, сэръ, которую весь міръ хвалитъ, сэръ. Вы меня долѣе не проведете, сэръ, вы завтра же будете имѣть дѣло съ полиціею, сэръ.
   -- Тише, любезнѣйшій мистеръ Вульсей. Не говорите такъ громко; отойдемъ-ка къ окну. Такъ вы въ самомъ дѣлѣ другъ мистрисъ Уокеръ?
   -- Какъ я вамъ уже сказалъ.
   -- Ну, въ такомъ случаѣ, я всѣми силами постараюсь быть ей полезнымъ; право! Вотъ что; я обѣщаю вамъ помѣстить въ Томагакѣ какую бы-то ни было статью о ней, присланную вами.
   -- Помѣстите? Ну такъ на счетъ должка вы можете быть покойны.
   -- На этотъ счетъ, отвѣчалъ Блодьеръ гордо,-- вы можете дѣйствовать, какъ вамъ заблагоразсудится. Я не такой человѣкъ, котораго бы можно было пугнуть, знайте это. И знайте также, что я сумѣю написать убійственную статейку лучше, чѣмъ кто бы то ни было въ Англіи: я могу уничтожить ее десятью строчками.
   Роли извратились, и Вульсей въ свою очередь испугался.
   -- Ну да, да, сказалъ онъ,-- я разсердился потому, что вы дурно отозвались о мистрисъ Уокеръ, которая ангелъ во плоти; но я охотно прошу у васъ извиненія. Знаете что... да, я сниму съ васъ мѣрку для новаго платья; а, мистеръ Блодьеръ?
   -- Я къ вамъ зайду, отвѣчалъ литераторъ, совершенно удовлетворенный,-- но, стъ! начинается новая арія.
   Аріи и романсы, которыя я не намѣренъ описывать вамъ (клянусь честью, насколько я знаю толкъ въ этомъ дѣлѣ, мнѣ до сихъ поръ кажется, что мистрисъ Уокеръ была очень дюжинная пѣвица), аріи и романсы продолжались гораздо долѣе, чѣмъ я бы желалъ, но я былъ такъ-сказать прикованъ къ гостиной Друмовъ, потому что обѣщалъ Фицъ-Орзу ужинать съ нимъ въ найтбриджскихъ баракахъ, а онъ велѣлъ своему экипажу пріѣхать въ одиннадцать.
   -- Мой дорогой мистеръ Фицъ-Будль, сказалъ мнѣ нашъ старый амфитріонъ,-- вы можете оказать мнѣ огромную услугу.
   -- Очень радъ, сэръ. Чѣмъ же?
   -- Не можете ли вы попросить вашего достопочтеннаго и любезнаго друга, капитана Фицъ-Орза, чтобъ онъ довезъ мистера Скуинни до Бромптона?
   -- Развѣ мистеръ Скуинни не можетъ взять извощика? Сэръ Джоржъ взглянулъ на меня чрезвычайно плутовато.
   -- Тактика, мой другъ,-- невинная стратегическая мѣра. Мистеру Скуинни мало дѣла до моего мнѣнія о моей ученицѣ, но для него очень важно мнѣніе достопочтеннаго мистера Фицъ-Орза.
   Не былъ ли маленькій баронетъ хитрѣйшій изъ нравственныхъ людей? Онъ подкупилъ Скуинни обѣдомъ въ десять шиллинговъ и прогулкою въ экипажѣ съ сыномъ лорда. Мы довезли Скуинни до Бромптона и высадили его передъ дверью его тетокъ, восхищеннаго своими новыми знакомыми, но немного одурѣвшаго отъ крѣпкой сигары, которою я его угостилъ.
   

ГЛАВА VIII.
Въ которой мистеръ Уокеръ обнаруживаетъ великую осторожность и снисходительность.

   Описаніе всѣхъ этихъ личностей немногимъ подвигаетъ впередъ исторію Морджіаны. Но можетъ-быть, нѣкоторые провинціяльные читатели не знакомы съ классомъ людей, печатными мнѣніями которыхъ они руководятся, и воображаютъ въ своей простотѣ, что достаточно однихъ заслугъ, чтобы составить себѣ репутацію на сценѣ, или гдѣ бы то ни было. Устроить успѣхъ на театрѣ процессъ несравненно болѣе сложный и замысловатый, нежели эти господа думаютъ. Громадныхъ трудовъ стоитъ добиться добраго слова отъ такого-то сотрудника Звѣзды или отъ такого-то сотрудника Курьера, расположить въ свою пользу издателей столичныхъ журналовъ, а главное достигнуть того, чтобъ имя дебютанта постоянно звучало во ушахъ публики. Объ артистахъ нельзя объявлять, какъ о макассаровомъ маслѣ, а они по крайней мѣрѣ столько же нуждаются въ извѣстности; поэтому необходимо безконечное искусство, чтобы постояннно обращать на нихъ вниманіе общества.
   Положимъ, что великій актеръ ѣдетъ изъ Лондона въ Виндзоръ. Газета Брендтфордскій Вѣстникъ должна упомянуть что "вчера мистеръ Блезесъ съ своими спутниками быстро проѣхалъ черезъ нашъ городъ; говорятъ, что этотъ знаменитый артистъ приглашенъ въ Виндзоръ дать нѣсколько изъ своихъ неподражаемыхъ чтеній нашего великаго національнаго барда въ присутсвіи высочайшихъ особъ въ государствѣ." На слѣдующую недѣлю газета Гамерсмитскій Наблюдатель слѣдующими словами выражаетъ свое сомнѣніе въ основательности этого извѣстія: "Брендтфордскій Вѣстникъ говорилъ, что Блезесъ приглашенъ въ Виндзоръ читать Шекспира въ присутствіи высочайшихъ особъ въ государствѣ. Это, кажется, весьма сомнительно. Мы желали бы отъ души, чтобы дѣйствительно было такъ, но высочайшія особы въ государствѣ предпочитаютъ иностранныя мелодіи грубой простотѣ отечественныхъ звуковъ Авонскаго пѣвца. Мистеръ Блезесъ просто отправился въ Итонъ, гдѣ сынъ его, мистеръ Массингеръ Блезесъ, къ сожалѣнію, опасно занемогъ оспой. Эта болѣзнь (свойственная юности) свирѣпствовала, какъ слышно, съ ужасною силой въ итонской школѣ." И если, послѣ вышеприведенныхъ извѣстій, какая-нибудь лондонская газета вздумаетъ насмѣхаться надъ провинціальными листками за то, что они говорятъ о мистерѣ Блезесѣ и записываютъ каждое его движеніе, какъ будто онъ коронованная особа, что за бѣда? Блезесъ можетъ написать отъ своего имени лондонской газетѣ, сказать, что не его вина, если провинціяльные журналы считаютъ нужнымъ слѣдить за всякимъ его движеніемъ, и что самъ онъ нисколько не желаетъ, чтобы страданія людей ему близкихъ были предметомъ общественныхъ толковъ и насмѣшекъ. "Мы не имѣли намѣренія оскорбить достойнаго служителя общества, пишетъ на это издатель; сказанное нами объ оспѣ было сказано вообще, и не имѣло личнаго значенія. Мы отъ души желаемъ, чтобы мистеръ Массингеръ Блезесъ перенесъ корь, коклюшъ, четвертый классъ и другія страданія, которымъ подвержена юность, къ вящему удовольствію и чести своихъ родителей и наставниковъ." При первомъ появленіи мистера Блезеса на сценѣ послѣ этихъ толковъ, англійская публика три раза вызываетъ его по окончаніи представленія, и кто-нибудь непремѣнно бросаетъ изъ боковой ложи лавровый вѣнокъ къ ногамъ вдохновеннаго артиста.
   Не знаю, какъ это случилось, но передъ дебютомъ Морджіаны англійскіе журналы пришли въ судорожное волненіе, которое какъ бы предзнаменовало рожденіе чего-то великаго. Въ одной газетѣ вы читаете напримѣръ:
   Анекдотъ о Карлѣ Марія фонъ Веберъ. "Когда авторъ Оберона находился въ Англіи, онъ получилъ приглашеніе на обѣдъ къ благородному герцогу, у котораго были собраны нѣкоторые изъ нашихъ знаменитѣйшихъ артистовъ. Пришло время сойдти въ столовую, и благородный хозяинъ (человѣкъ холостой) попросилъ нѣмецкаго композитора идти впереди. "Развѣ у васъ нѣтъ обычая, отвѣчалъ Веберъ просто, чтобы первый по достоинству занималъ первое мѣсто? Вотъ человѣкъ, которому геніяльность его дастъ право быть первымъ гдѣ бы то ни было." Съ этими словами онъ указалъ на нашего славнаго англійскаго композитора сэръ-Джорджа Друма. Эти два музыканта были друзьями до конца, и сэръ-Джорджъ до сихъ поръ сохраняетъ кусокъ гуммеластики, подаренный емуавторомъ Волшебнаго Стрѣлка. Мѣсяцъ (утренняя газета) 2 іюня.
   Георгъ III, какъ композиторъ. "У сэръ-Джорджа Друма хранится очеркъ аріи на слова изъ Сампсона Агониста, автографъ въ Бозѣ почившаго монарха. Говорятъ, что этотъ превосходный композиторъ готовитъ намъ не только оперу, но и ученицу, впрочемъ давно извѣстную цвѣту нашей аристократіи по своимъ.необыкновеннымъ талантамъ. [Тамъ же, іюня 3)
   Дѣйствіе музыки во время сраженія. "Маршъ, при звукахъ котораго 49 и 75 полки бросились на брешь при осадѣ Баядоца, ничто иное, какъ знаменитая арія изъ оперы "Встревоженные Британцы, или осада Бергъ-опъ-Цома" нашего извѣстнаго англійскаго композитора, сэръ-Джорджа Друма. Маршалъ Даву говаривалъ, что когда эта арія игралась при схваткѣ на штыкахъ, французское войско всегда было принуждено отступать. Мы слышимъ, что маститый композиторъ готовитъ намъ новую оперу и не сомнѣваемся, что старая Англія теперь какъ и въ былыя времена выкажетъ свое превосходство надъ всѣми иноземными врагами" (Альбіонъ).
   "Насъ обвиняютъ въ томъ, что мы предпочитаемъ produits чужихъ земель самороднымъ перламъ de notre pays natal, немало знаютъ насъ тѣ, которые обвиняютъ насъ въ этомъ. Мы fanatici per la musica, откуда она бы ни взялась, и привѣтствуемъ талантъ dans chaque pays du monde. Что мы говоримъ? Le mérite n'a pas de pays, какъ сказалъ Наполеонъ; и сэръ-Джорджъ Друмъ (chevalier de l'ordre de l'Eléphant et Chateau, de Kalbsbraten-Pumpernickel) маэстро, котораго слава принадлежитъ всей Европѣ.
   "Мы только что слышали его очаровательную élève, рѣдкіе таланты которой cavalière развилъ до совершенства;-- мы слышали Вороново Крыло (pourquoi cacher un nom que demain un inonde va saluer?) и никогда, dans nos climats, не расцвѣтало существа болѣе прелестнаго и геніяльнаго. Она спѣла дивный дуэтъ изъ "Nabucodonosore" съ графомъ Пиццикато, и bellezza, grandezza, raggio ея пѣнія возбудили furore между ея слушателями. Ея scherzando было божественно, но мы сознаемся, что послѣдняя fioritura въ у moll, была чуть чуть не слишкомъ sporzata. Нѣтъ сомнѣнія, что слова
   
   Giorno d'orrore,
   Delirio, dolore,
   Nabucodonosore,
   
   должны быть спѣты andante, а ne con strepito: но это, можно сказать, une faute bien légère среди несравненнаго совершенства ея пѣнія, и мы упомянули о ней только, затѣмъ чтобы показать наше безпристрастіе.
   "Мы слышимъ, что diva ангажирована предпріимчивымъ impresario одного изъ королевскихъ театровъ, и намъ остается только пожалѣть о томъ, что ей прійдется пѣть на нашемъ несчастномъ сѣверномъ нарѣчіи, что bocca пѣвицы не будетъ наполняться сладкими звуками lingua toscana, этой langue par excellence пѣнія.
   "Голосъ "Воронова Крыла" -- великолѣпный contra-basso" о девяти октавахъ... и т. д." (Цвѣты моды, іюня 10).
   "Старикашка Друмъ даритъ насъ оперою и ученицею. Опера хороша, ученица -- прелесть. Опера не пара шарманочнымъ погудкамъ Донидзетти и приторнымъ фабрикаціямъ его подражателей. Она (читатели Томагака знаютъ, ошибались ли мы когда-нибудь?) она вытѣснитъ весь этотъ вздоръ; она хороша, она истинно-англійское произведеніе. Аріи свѣжи и пѣвучи, хоры широки и величественны, инструментація солидна и богата, музыка написана умно и тщательно. Мы желаемъ всякаго счастія старикашкѣ Друму и его оперѣ.
   "Его ученица настоящій козырь -- великолѣпная женщина, и великолѣпная пѣвица. Она такъ хороша собою, что еслибы даже фальшивила такъ же безжалостно, какъ миссъ Лигонье, она все таки восхитила бы публику; она поетъ такъ хорошо, что будь она такъ же безобразна какъ вышереченная Лигонье, публика все таки слушала бы ее съ восторгомъ. Вороново Крыло, таково ея театральное прозвище (настоящее ея имя тождественно съ именемъ извѣстнаго негодяя, сидящаго теперь въ Флитѣ, изобрѣтателя Понтинской компаніи, Панамской компаніи, мыльной компаніи -- гдѣ вы теперь закупаете мыло, мистеръ У.к...ръ!), Вороново Крыло, говоримъ мы, будетъ имѣть успѣхъ, Слангъ ангажировалъ ее за тридцать гиней въ недѣлю, и она явится на сценѣ черезъ мѣсяцъ въ оперѣ Друма, въ которой слова написаны сумасбродомъ, нҐ лишеннымъ таланта, мистеромъ Муллиганомъ. (Томагакъ 17 іюня).
   Первые три анекдота были сообщены Муллиганомъ его журналу, вмѣстѣ съ многими другими, которыхъ не считаю нужнымъ передавать здѣсь; и онъ распространялъ ихъ съ удивительною энергіею. Анекдоты о сэръ-Джорджѣ Друмѣ попадались вамъ въ фельетонахъ всѣхъ провинціальныхъ листковъ, утки о музыкѣ "англійской школы" постоянно появлялись въ "перепискѣ съ подписчиками" въ воскресныхъ журналахъ. Нѣкоторые изъ этихъ пуффовъ были заказаны Слангомъ, другіе изобрѣтены неутомимымъ Муллиганомъ. Этотъ юноша сдѣлался душою маленькаго заговора, составившагося, чтобы прославить Морджіану; и какъ ни скромно его положеніе, и какъ ни великъ и почтененъ сэръ-Джорджъ Друмъ, я убѣжденъ, что Вороново Крыло никогда не сдѣлалось бы знаменитымъ Вороновымъ Крыломъ безъ стараній и энергической дѣятельности честнаго Ирландца.
   Великіе люди, пишущіе руководящія статьи въ журналахъ, ограничиваютъ свою дѣятельность этими образцами краснорѣчія, появляющимися крупнымъ шрифтомъ во главѣ ежедневныхъ листковъ. Остальныя части журнала предоставлены искусству субъ-редактора, должность котораго состоитъ въ выборѣ выписокъ, въ группировкѣ страшныхъ случаевъ, полицейскихъ отчетовъ, и т. д.; словомъ въ мелочахъ, въ которыя не можетъ входить самъ редакторъ, погруженный въ исполненіе своихъ высокихъ обязанностей. Судьбы Европы, война и миръ, дипломатическія тайны, вотъ его забота; скромныя же утки, извѣстія о послѣднемъ смертоубійствѣ, объ урожаяхъ, о ткачахъ въ Ченсри-Лэнѣ, поручены заботливости Суда, и замѣчательно огромное количество Ирландцевъ, исполняющихъ въ Лондонѣ должность субредакторовъ. Когда краснорѣчивый ирландскій ораторъ исчисляетъ заслуги своихъ соотечественниковъ, и упоминаетъ о битвѣ при Фонтенуа, которая не была бы выиграна безъ помощи ирландской бригады, о битвѣ при Ватерлоо, которая была бы потеряна безъ трехъ ирландскихъ полковъ, и о другихъ случаяхъ, при которыхъ насъ вывезло геройство Ирландцевъ, ему не мѣшало бы упомянуть и объ ирландской бригадѣ, оказывающей такія неисчислимыя услуги нашей журналистикѣ.
   Дѣло въ томъ, что ирландскіе журналисты и солдаты отлично исполняютъ свою должность. Это доказалъ и мой другъ Муллиганъ. Принявъ къ сердцу успѣхи новой оперы и Воронова Крыла, и будучи чрезвычайно популяренъ между своими собратами, онъ повелъ дѣла такъ, что не проходило дня безъ появленія въ какомъ-нибудь журналѣ статейки о новой пѣвицѣ, которою, по дружбѣ къ соотечественнику, заинтересовались всѣ субредакторы.
   Эти утки, распускаемыя съ цѣлію огласить на весь міръ совершенства Воронова Крыла, разумѣется остались не безъ дѣйствія на джентльмена, очень близкаго къ этой леди, на почтеннаго затворника, капитана Уокера. Пока онъ получалъ двѣ гинеи въ недѣлю отъ Вульсея, и при случаѣ полфунта отъ ежедневно посѣщавшей его жены, онъ и не думалъ спрашивать у нея, чѣмъ она занимается и позволялъ ей (достойная женщина впрочемъ очень желала проговориться) держать свои намѣренія въ тайнѣ. Онъ былъ далекъ отъ мысли, что жена его окажется такимъ сокровищемъ.
   Но когда голосъ молвы и журнальные столбцы стали ежедневно приносить ему новые толки о достоинствахъ, геніи, красотѣ Воронова Крыла, когда до него дошелъ слухъ, что она любимая ученица сэръ-Джорджа Друма; когда послѣ участія въ филармоническомъ концертѣ, она привезла ему пять гиней (другія пять гиней бѣдняжка издержала на хорошенькую шляпку, рубашечку и шинельку для своего сынка); когда наконецъ онъ услышалъ, что Слангъ предлагаетъ ей тридцать гиней въ недѣлю, мистеръ Уокеръ сталъ сильно интересоваться намѣреніями своей жены, и потребовалъ отъ нея полнаго въ нихъ отчета.
   Пользуясь правомъ мужа, онъ на отрѣзъ запретилъ Морджизнѣ являться на подмосткахъ; онъ написалъ сэръ-Джорджу Друму письмо, въ которомъ выразилъ свое негодованіе за то, что такія важныя негоціаціи были предприняты безъ его согласія; онъ также написалъ своему любезному Слангу (эти джентльмены были близко знакомы, и при своихъ агентскихъ занятіяхъ Уокеръ часто имѣлъ дѣло съ Слангомъ), спрашивая его, неужто онъ считаетъ своего друга Уокера такимъ дуракомъ, чтобы позволить своей женѣ являться на сценѣ, а самому оставаться въ тюрьмѣ со всѣми своими долгами на шеѣ?
   Интересно было смотрѣть, какъ тѣ же заимодавцы, которые за день передъ тѣмъ (совершенно справедливо) называли мистера Уокера обманщикомъ; которые отказывались отъ какихъ бы то ни были сдѣлокъ съ нимъ и клялись никогда не выпустить его изъ тюрьмы; какъ эти господа вдругъ стали сговорчивы, какъ они предлагали ему, да, просили его оставить тюрьму,-- съ тѣмъ только, чтобъ онъ далъ имъ расписку мистрисъ Уокеръ на свой долгъ, съ обѣщаніемъ, что часть заработковъ этой дамы пойдетъ на погашеніе этого долга.
   -- Заработки этой дамы! съ негодованіемъ отвѣчалъ мистеръ Уокеръ.-- Неужто вы думаете, что я позволю мистрисъ Уокеръ являться на сценѣ? Неужто вы думаете, что я буду довольно глупъ, чтобы выдать вамъ векселя на весь мой долгъ, когда черезъ нѣсколько мѣсяцовъ я могу оставить тюрьму, не заплативши шиллинга? Джентльмены, вы принимаете Говарда Уокера за идіота. Флитская тюрьма мнѣ нравится, и я здѣсь останусь десять лѣтъ, скорѣй чѣмъ заплатить вамъ.
   Другими словами, капитанъ желалъ заключить выгодныя для себя условія съ своими заимодавцами и съ джентльменами, которымъ нужно было появленіе мистрисъ Уокеръ на сценѣ. И кто скажетъ, что, дѣйствуя такимъ образомъ, онъ не поступалъ съ похвальною осторожностію и предусмотрительностію?
   -- Вы конечно, не скажете, любезнѣйшій сэръ, чтобы половины заработковъ мистрисъ Уокеръ было слишкомъ много за мои долгіе и тяжкіе труды по ея музыкальному воспитанію? восклицалъ сэръ-Джорджъ Друмъ (нашедшій нужнымъ отвѣчать визитомъ на письмо мистера Уокера). Вспомните, что я первый учитель въ Англіи; что никто въ Англіи не пользуется такою репутаціею, какъ я; что я могу устроить, чтобъ она пѣла во дворцѣ, и на какомъ угодно концертѣ или музыкальномъ празднествѣ въ Англіи; что я принужденъ выучивать ее каждой отдѣльной нотѣ; что безъ меня она не могла бы пропѣть самаго простаго романса, не сумѣла бы ступить на сценѣ.
   -- Я вѣрю, что вы отчасти говорите правду, отвѣчалъ Уокеръ.
   -- Дорогой капитанъ Уокеръ! неужто вы можете сомнѣваться въ моей правдивости? Кто сдѣлалъ счастье мистрисъ Миллингтонъ, знаменитой мистрисъ Миллингтонъ, у которой теперь сто тысячъ фунтовъ? Кто вывелъ въ люди перваго тенора въ Европѣ, Поплетона? Справьтесь съ Музыкальнымъ Міромъ, спросите самихъ этихъ великихъ художниковъ, они вамъ скажутъ, что своею славою, своимъ богатствомъ они обязаны сэръ-Джорджу Друму.
   -- Это очень вѣроятно, сухо отвѣчалъ капитанъ.-- Вы хорошій учитель, сэръ-Джорджъ, въ этомъ нѣтъ сомнѣнія; но я не намѣренъ уступить вамъ мистрисъ Уокеръ на три года, и въ это время сидѣть въ Флитѣ. Мистрисъ Уокеръ не будетъ пѣть публично, пока я не буду освобожденъ, и съ этимъ баста, хотя бы мнѣ пришлось сидѣть здѣсь до вашей смерти.
   -- Господь съ вами, сэръ! воскликнулъ сэръ-Джорджъ.-- Или вы воображаете, что я выплачу ваши долги?
   -- Да, дружище, отвѣчалъ капитанъ,-- и кромѣ того дадите мнѣ приличный могарычъ; и это мое послѣднее слово; итакъ желаю вамъ добраго утра: меня внизу ожидаетъ партія въ пикетъ.
   Этотъ краткій разговоръ очень разстроилъ почтеннаго баронета, и онъ вернулся къ своей леди, сильно встревоженный безстыдствомъ капитана Уокера.
   Свиданіе съ нимъ мистера Сланга имѣло такой же неудовлетворительный результатъ. Капитанъ объявилъ ему, что имѣетъ четыре тысячи фунтовъ долгу, и что его заимодавцы согласятся взять пять шиллинговъ за фунтъ. Далѣе, что онъ не позволитъ своей женѣ заключить какія бы то ни было условія, пока его заимодавцы не будутъ удовлетворены, и у него не будетъ въ рукахъ порядочная сумма, чтобы съ нею сызнова начать жизнь. "Если моя жена не явится на сценѣ, вы сами попадете во всѣ фельетоны, вы это знаете. Итакъ вы можете ангажировать мою жену, или нѣтъ; это зависитъ отъ васъ."
   -- Позвольте ей спѣть хоть одинъ разъ, для пробы, сказалъ мистеръ Слангъ.
   -- Если она разъ споетъ, мои заимодавцы захотятъ, чтобъ я имъ выплатилъ весь свой долгъ, отвѣчалъ капитанъ.-- Я не хочу, чтобъ она, бѣдняжка, трудилась для этихъ мерзавцевъ! прибавилъ съ большимъ чувствомъ затворникъ.
   И Слангъ оставилъ его, проникнутый уваженіемъ къ Уокеру. Онъ былъ пораженъ присутствіемъ духа этого человѣка, который не только спокойно переносилъ несчастія, но еще умѣлъ ими же пользоваться.
   Мистрисъ Уокеръ сейчасъ же получила приказаніе заболѣть сильною горловою простудою. Журналы, заступающіе интересы мистера Сланга, патетически выразили свое сожалѣніе объ этомъ нездоровьи, журналы же, подкупленные враждебнымъ театромъ, говорили о немъ съ злонамѣренною преувеличенностію. "Новая пѣвица, говорилъ одинъ изъ нихъ, чудо, которое обѣщалъ намъ Слангъ, охрипла, какъ ворона!" "Докторъ Тораксъ объявилъ, гласилъ другой листокъ, что горловое воспаленіе, поразившее танъ внезапно Вороново Крыло, даму, пѣвшую съ такимъ успѣхомъ въ филармоническомъ концертѣ и собиравшуюся явиться на сценѣ, навсегда уничтожило ея голосъ. Къ счастію мы не нуждаемся въ новой примадоннѣ; пока это мѣсто занято нашею несравненною миссъ Лигонье." Шпіонъ утверждалъ, "что, хотя нѣкоторые хорошо извѣщенные листки и увѣряютъ, что болѣзнь Воронова Крыла воспаленіе въ горлѣ, однако лица, на которыхъ можно вполнѣ положиться, сообщили намъ, что это чахотка. Во всякомъ случаѣ, она въ сильной опасности, и мы отъ души желаемъ, но не смѣемъ надѣяться, чтобъ она выжила. Мнѣнія раздѣлены насчетъ таланта этой дамы, продолжалъ Шпіонъ; иные говорятъ, что она во всѣхъ отношеніяхъ стоитъ ниже, чѣмъ миссъ Лигонье, другіе, что она гораздо даровитѣе, чѣмъ эта послѣдняя. Этотъ вопросъ теперь уже не возможно рѣшить, развѣ здоровье Воронова Крыла позволитъ ей когда-нибудь дебютировать, что совершенно невѣроятно. Да и въ этомъ случаѣ врядъ ли удастся новой пѣвицѣ показать намъ свой голосъ въ прежней своей силѣ. Эти извѣстія, почерпнутыя нами изъ самыхъ первыхъ источниковъ, заключаетъ Шпіонъ, могутъ считаться достовѣрными."
   Самъ мистеръ Уокеръ, этотъ хитрый и смѣлый затворникъ, сочинялъ эти извѣстія, появлявшіяся въ журналахъ партіи миссъ Лигонье. Читая эти извѣстія, приверженцы этой дамы приходили въ восторгъ, а заимодавцы мистера Уокера въ бѣшенство; даже сэръ-Джорджъ Друмъ былъ принужденъ сдаться, и совершенно растерянный пріѣхалъ въ Флитскую тюрьму.
   -- Очень радъ васъ видѣть, любезный сэръ, сказалъ мистеръ Уокеръ.-- Теперь мы можемъ переговорить съ заимодавцами.
   Итакъ съ ними было переговорено. Нѣтъ нужды разказывать, сколькими шиллингами за фунтъ удовольствовались жадные кредиторы Морджіанина мужа. Дѣло въ томъ, что ея голосъ снова явился, какъ только капитанъ вышелъ изъ тюрьмы; журналы Муллигановой партіи снова принялись превозносить ее до небесъ; условія съ Слангомъ были заключены, дѣла съ великимъ композиторомъ сэръ-Джорджемъ Друмомъ улажены, и о новой оперѣ объявила афишка, напечатанная огромными литерами, и ее стали репетировать и ставить на сцену, не щадя денегъ на декораціи и костюмы.
   Нужно ли намъ прибавить, что первое представленіе Невѣсты Разбойника имѣло громадный успѣхъ? Всѣ ирландскіе субредакторы на другое утро тиснули о ней отчетъ, убійственный для Бароски и миссъ Лигонье. Всѣ фельетонисты, у которыхъ было время, сидѣли въ ложахъ, чтобы поддержать своего собрата и его protégée. Всѣ подмастерья заведенія Линсея, Вульсея и коми, получили билеты въ партеръ, и хлопали изо всей мочи. Всѣ реджентъ-клубскіе знакомые мистера Уокера въ желтыхъ перчаткахъ сидѣли въ литерныхъ ложахъ; а въ маленькой отдѣльной ложѣ сидѣли мистрисъ Крампъ и мистеръ Вульсей, слишкомъ взволнованные, чтобы хлопать, взволнованные дотого, что Вульсей даже забылъ бросить на сцену букетъ, который онъ привезъ для Воронова Крыла.
   Впрочемъ не было недостатка въ этихъ ботаническихъ знакахъ одобренія. Театральные служители свезли со сцены цѣлую тачку цвѣтовъ (что повторилось и во время слѣдующихъ представленій), и первый теноръ мистеръ Поплетонъ вывелъ со сцены раскраснѣвшуюся, запыхавшуюся, взволнованную до слезъ Морджіану, увѣнчавъ ее предварительно самымъ виднымъ изъ поднесенныхъ ей вѣнковъ.
   Тогда она подбѣжала къ мужу и бросилась ему на шею. Онъ, тѣмъ временемъ, за кулисами любезничалъ съ mademoiselle Flicflac, которая участвовала въ дивертисементѣ; и былъ вѣроятно единственный человѣкъ изъ присутствовавшихъ, который остался равнодушенъ при этой сценѣ; даже Слангъ былъ тронутъ и совершенно чистосердечно объявилъ, что желалъ бы быть на мѣстѣ Уокера. Театральный директоръ могъ быть увѣренъ, что по крайней мѣрѣ эту зиму дѣла его пойдутъ отлично. Онъ въ этомъ сознался Уокеру, и тотъ этимъ воспользовался, чтобы взять впередъ жалованье жены за недѣлю.
   По обыкновенію, вечеръ кончился блестящимъ ужиномъ въ залѣ актеровъ. Страшный мистеръ Блодьеръ явился въ новомъ сертукѣ извѣстнаго вульсейскаго покроя, и самъ маленькій портной и мистрисъ Крампъ были невыразимо счастливы въ этотъ вечеръ. Но когда Вороново Крыло взяла Вульсея за руку и сказала, что она своимъ успѣхомъ обязана единственно ему, мистеръ Уокеръ поморщился и намекнулъ ей, что ей, въ ея положеніи, неприлично обходиться такъ фамиліярно съ человѣкомъ, стоящимъ на такой низкой общественной ступени. "Я заплачу ему, гордо сказалъ онъ, все до копѣйки; и впредь буду всегда платье свое заказывать ему. Но вы понимаете, душа моя, что нельзя же своего портнаго сажать за свой столъ."
   Слангъ въ необыкновенно-удачной рѣчи, встрѣченной громкими рукоплесканіями, предложилъ всему обществу выпить за здравіе Морджіаны; онъ заставилъ своихъ слушателей плакать и смѣяться. Извѣстно, что никто не обладаетъ такимъ даромъ, какъ театральные директоры, возбуждать чувствительность актеровъ и актрисъ, имъ подчиненныхъ. Было замѣчено, что въ особенности были тронуты хористы за нижнимъ концомъ стола. На другой же день они сошлись для совѣщанія и, сложившись, поднесли какой-то серебряный сосудъ Адолфусу Слангу эксвайру за его великія заслуги на поприщѣ драматургіи.
   Уокеръ отвѣтилъ за жену, Минута эта, сказалъ онъ, самая торжественная въ его жизни. Онъ гордился мыслію, что способствовалъ развитію ея таланта, радовался мысли, что страданія его не пропали даромъ, что жертвы, принесенныя имъ, получили свою награду. Въ ея и въ свое имя онъ благодарилъ все общество и опять усѣлся на свое мѣсто, и еще пристальнѣе занялся съ mademoiselle Flicflac.
   Затѣмъ сэръ-Джорджъ Друмъ краснорѣчиво и длинно отвѣтилъ на тостъ, предложенный Слангомъ за его здоровье. Сущность его рѣчи была очень сходна съ мыслями, выраженными Уокеромъ, потому что каждый изъ этихъ джентльменовъ приписывалъ себѣ успѣхъ мистрисъ Уокеръ. Онъ заключилъ, сказавъ, что мистрисъ Уокеръ всегда была для него дочь по сердцу, и что онъ будетъ любить ее до послѣдняго своего дыханія. Достовѣрно то, что сэръ-Джорджъ былъ необыкновенно восторженъ въ этотъ вечеръ и непремѣнно бы подвергся болѣе или менѣе строгому замѣчанію отъ жены, еслибы слава этого вечера не заставила все забыть.
   Рѣчь Муллигана, какъ автора Невѣсты Разбойника, была, нужно признаться, необыкновенно скучна. Казалось, что ей не будетъ конца, особенно, когда дѣло дошло до Ирландіи, которая неизвѣстно по какому случаю оказалась въ тѣсной связи съ музыкою и театромъ. Даже хористы насмѣшливо выслушали эту рѣчь, хотя она исходила изъ устъ прославившагося поэта, оперу котораго они только что пропѣли.
   Невѣсту Разбойника давали много разъ. Шарманки, игравшія хоры изъ нея, стали являться на улицахъ. Аріи Морджіаны "Роза на балконѣ" и "Молнія у водопада" (речитативъ и сцена) были на всѣхъ устахъ и принесли сэръ-Джорджу Дрому такъ много гиней, что это поощрило его издать гравированный ея портретъ; его и до сего дня можно найдти въ музыкальныхъ лавкахъ. Не думаю, чтобы много было раскуплено этихъ великолѣпно изданныхъ портретовъ, цѣною въ двѣ гинеи; но я знаю, что въ комнатахъ всѣхъ писарей и университетскихъ франтовъ висѣли болѣе дешевыя изображенія Воронова Крыла въ ея главныхъ роляхъ, какъ то1 Біондетты (въ Невестѣ Разбойника, Зелилы (въ Свадьбѣ въ Бенаресѣ) Барбарески (въ Тобольскихъ рудникахъ), и т. д. Въ послѣдней оперѣ она, чтобы спасти отца, переодѣвается уланомъ, и Вороново Крыло была такъ очаровательна въ этомъ костюмѣ и желтыхъ сапогахъ, что Слангъ непремѣнно захотѣлъ дать ей роль капитана Мекиза, и это было причиной ихъ ссоры. Мѣсто ея въ театрѣ Сланга, занялъ Снуксъ, укротитель риносеросовъ съ своимъ стадомъ дикихъ буйволовъ. Они имѣли огромный успѣхъ. Слангъ далъ ужинъ и до слезъ тронулъ все общество, и на другой же день его подчиненные собрались, сложились и по обыкновенію поднесли ему серебряный сосудъ, въ знакъ благодарности за его заслуги театру.
   Уокеръ желалъ бы, чтобы жена его уступила въ дѣлѣ о капитанѣ Мекизѣ; но здѣсь, и кажется въ первый разъ, она ослушалась мужа и оставила сцену.
   И когда, по своему обыкновенію, Уокеръ сталъ проклинать ея отвратительный эгоизмъ и невниманіе къ его интересамъ, она расплакалась и сказала, что въ продолженіе всего года истратила только двадцать гиней на себя и на малютку, что счеты ея театральной портнихи еще не заплачены, и что она никогда не спрашивала, сколько онъ тратилъ на эту противную французскую фигурантку.
   Всѣ эти замѣчанія были справедливы за исключеніемъ послѣдняго. Всѣ деньги, получаемыя Морджіаной, переходили въ карманъ ея законнаго супруга и властелина, и нужно признаться, что онъ умѣлъ тратить ихъ побарски. Онъ задавалъ отличные обѣды въ одномъ котеджѣ въ Реджентъ-паркѣ (мистеръ и мистрисъ Уокеръ жили на Гринъ-стритѣ, Гросвеноръ-скверѣ) и тамъ же много игралъ; но что касается французской фигурантки, мистрисъ Уокеръ совершенно ошибалась: съ нею капитанъ уже давно разстался, и въ вышеупомянутомъ котеджѣ проживала теперь г-жа Долоресъ де-Трасъ-осъ-Монтесъ. Но если за капитаномъ водились кой-какіе грѣхи этого рода, то съ другой стороны, когда онъ путешествовалъ съ женой, онъ былъ самый внимательный изъ мужей; заключалъ для нея всѣ контракты и всѣ деньги получалъ сполна, прежде нежели позволялъ ей дать малѣйшую росписку. Этимъ онъ ограждалъ ее отъ неминуемыхъ при ея довѣрчивомъ нравѣ, обмановъ жадныхъ театральныхъ директоровъ и концертныхъ распорядителей. Они всегда путешествовали на четырехъ лошадяхъ, и Уокера обожали во всѣхъ главныхъ гостиницахъ Англіи. Слуги со всѣхъ ногъ бросались, когда слышался его звонокъ. Горничныя говорили между собой, что онъ долженъ быть страшный повѣса, а что жена его совсѣмъ не такъ хороша, какъ говорятъ; содержатели гостиницъ предпочитали его всякому герцогу. Онъ никогда не разсматривалъ ихъ счетовъ... Какъ возможно! И въ самомъ дѣлѣ онъ въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ своей жизни получалъ ежегодно по крайней мѣрѣ четыре тысячи фунтовъ.
   Мистеръ Вульсей Уокеръ былъ помѣщенъ въ пансіонъ доктора Ваптота, откуда послѣ долгихъ споровъ доктора о томъ, что ему слѣдуетъ получить годовую плату, и вслѣдствіе горькихъ жалобъ мальчика на дурное съ нимъ обращеніе, его наконецъ взяли и отдали къ мистеру Свисталю въ Турнгемъ, гдѣ за него платилъ его крестный отецъ, теперь глава фирмы Вульсей и Ко.
   Уокеръ, какъ истинный джентльменъ, продолжаетъ не видаться съ нимъ; но, сколько мнѣ извѣстно, онъ не выплатилъ, по обѣщанію, своего долга, и такъ какъ онъ рѣдко бываетъ дома, то почтенный портной можетъ бывать въ Гринъ-Стритѣ сколько ему угодно; и онъ, мистрисъ Крампъ и Морджіана, часто берутъ омнибусъ и съ запасомъ пирожковъ отправляются навѣстить Вульсея. Портной часто говоритъ, что оставитъ свое состояніе этому ребенку.
   У Уокеровъ нѣтъ другихъ дѣтей; но когда Морджіана катается въ паркѣ, она всегда отворачивается при видѣ низкаго фаетона, гдѣ сидитъ наруманеная женщина съ множествомъ разряженныхъ дѣтей и французскою нянькой; имя ея, сказывали мнѣ, г-жа Долоресъ деТрасъ-осъ-Монтесъ. Г-жа де-Трасъ-осъ-Монтесъ всегда наводитъ свой огромный золотой лорнетъ на экипажъ Морджіаны и съ презрительною усмѣшкой смотритъ на нее. Кучера этихъ дамъ при встрѣчѣ мѣнялись обыкновенно многозначительными взглядами, до тѣхъ поръ пока г-жа де Трасъ-осъ-Монтесъ не взяла въ свое услуженіе великолѣпнаго chasseur, съ огромными бакенбардами и зеленою съ золотомъ ливреей: этотъ джентльменъ съ высоты своего величія смотритъ на кучера Морджіаны.
   Жизнь Воронова Крыла постоянное торжество и успѣхъ на сценѣ; и такъ какъ всѣ франты города влюблены въ нее, то вы можете себѣ представить, какою она пользуется репутаціей. Леди Друмъ скорѣе умретъ нежели заговоритъ объ этой несчастной женщинѣ; и, кстати, у Друмовъ новая ученица, сирена, безъ опасныхъ свойствъ такого божества, Киприда по красотѣ, Муза -- по вдохновенію, и должна дебютировать на дняхъ. Бароски говоритъ: "эта маленькая мистрисъ Ревенсвингъ по прежнему любитъ меня!" Въ обществѣ ее принимаютъ не охотно, и когда она участвуетъ въ концертѣ, многія дамы приходятъ въ волненіе и удаляются изъ страха, чтобъ "эта женщина не заговорила съ ними."
   Уокеръ всѣми признанъ за пріятнаго, добродушнаго, веселаго человѣка, джентльмена въ полномъ смыслѣ слова, и неимѣющаго другаго врага, кромѣ самого себя. Жена его, говорятъ, страшно расточительна, и въ самомъ дѣлѣ, несмотря на ея огромные доходы, онъ съ тѣхъ поръ, какъ женатъ, уже нѣсколько разъ сидѣлъ въ тюрьмѣ, но выходя изъ нея опять дѣлается тѣмъ же пріятнымъ любезнымъ весельчакомъ. Онъ уже давно отказался отъ всякихъ торговыхъ спекуляцій, и очень умно сдѣлалъ; по вечерамъ любитъ поиграть въ карты, а за обѣдомъ выпить хорошаго вина. Въ пятницу (день выдачи жалованья) онъ аккуратно бываетъ въ театрѣ, и другихъ дѣлъ никакихъ не имѣетъ. Онъ очень растолстѣлъ, краситъ волосы, и синевато-красный цвѣтъ его щекъ и носа мало напоминаетъ блѣдность, нѣкогда прельстившую сердце Морджіаны.
   Кстати, Эглантинъ былъ изгнанъ изъ "Источника благоуханій", и теперь завелъ лавку у Бурнбриджъ-Уэльза. Находясь въ прошломъ году въ этой сторонѣ и желая обриться, я подошелъ къ жирному неопрятному человѣку въ испачканной одеждѣ, развалившемуся у дверей грязной; цирюльни, и попросилъ его меня выбрить. Онъ мнѣ отвѣтилъ: "Сэръ, я этою отраслью нашего искусства не занимаюсь," всталъ и ушелъ въ лавку. Это былъ Арчибальдъ Эглантинъ. Но несмотря на грустное положеніе его дѣлъ, онъ сохранилъ свой капитанскій мундиръ и большой крестъ Слона и Замка Панамсскаго.

-----

   Д. Фицъ Будль эсквайръ къ О. Йорку эсквайру.

Zum Trierschen Hof, Coblenz luli 10, 1843.

   "Любезный Йоркъ, этотъ разказъ о Вороновомъ Крылѣ, уже давнымъ давно написанъ, и я всегда удивлялся безвкусію издателей журналовъ, отказавшихся помѣстить мою повѣсть. Я не сталъ бы упоминать объ этомъ, еслибы не слѣдующее обстоятельство:
   "Не далѣе какъ вчера, обѣдая въ этой отличной гостиницѣ, я замѣтилъ лысаго господина въ синемъ съ королевскими пуговицами сюртукѣ, съ виду похожаго на полковника въ отставкѣ, а подлѣ него даму и мальчика лѣтъ двѣнадцати, которому онъ безпрестанно на тарелку подкладывалъ вишенъ и пирожковъ. Бодрая старушка въ чепчикѣ съ необыкновенно яркими лентами, сидѣла подлѣ дамы, и тотчасъ можно было замѣтить, что это Англичане; лица ихъ мнѣ показались знакомы.
   Наконецъ дама, которая была помоложе, поклонилась мнѣ и слегка покраснѣла.
   "-- Какъ я радъ васъ встрѣтить, мистрисъ Ревенсвингъ, сказалъ я.
   "-- Мистрисъ Вульсей, сэръ, сказалъ господинъ;-- жена моя уже давно оставила сцену... И тутъ старая дама въ необыкновенномъ чепчикѣ очень больно наступила мнѣ на ногу и таинственно замотала головой и всѣми своими лентами. Скоро потомъ, старушка объявила, что слышитъ крикъ малютки, и обѣ дамы встали изъ-за стола и вышли изъ комнаты.
   "-- Вульсей, душа моя, ступайте ст маменькой, сказалъ мистеръ Вульсей, гладя мальчика по головкѣ; молодой человѣкъ повиновался и унесъ съ собою цѣлую тарелку печеній.
   "-- Вашъ сынъ славный мальчикъ, сказалъ я.
   "-- Пасынокъ, сэръ, отвѣтилъ мистеръ Вульсей; и прибавилъ громче:-- я васъ тотчасъ же узналъ, мистеръ Фицъ Будль, но не назвалъ васъ боясь взволновать жену. Она не любитъ вспоминать о быломъ, сэръ; она была очень несчастна ст первымъ мужемъ, капитаномъ Уокеромъ, вашимъ знакомымъ. Онъ умеръ въ Америкѣ, вслѣдствіе, я боюсь, вотъ чего (онъ указалъ на бутылку), и мистрисъ Вульсей покончила съ театромъ за годъ передъ тѣмъ, какъ я покончилъ съ торговлей, Вы ѣдете тоже въ Висбаденъ?
   "Они въ тотъ же вечеръ уѣхали въ своемъ экипажѣ, мальчикъ сидѣлъ на козлахъ и всячески старался извлечь какой-нибудь звукъ изъ украшенной лентами трубы почталіона.
   "Я очень радъ, что бѣдная Морджіана наконецъ счастлива, и спѣшу увѣдомить васъ о томъ; я же ѣду въ Пумперникель искать воспоминаній о моей молодости.

Прощайте. Вашъ Д. Ф. Б."

"Русскій Вѣстникъ", No 18, 1858

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru