Стэкпул Генри Де-Вер
Остров чаек

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    The Ship of Coral: A Tropical Romance.
    Русский перевод 1927 г. (без указания переводчика).

Девир Стэкпул.
Остров чаек

[]

   Текст печатается по изданию 1927 года, Москва, Библиотека журнала "Всемирный следопыт".

І."Жан Франсуа из Нанта..."

   Мope было синее до самого горизонта. Но это пустые слова всякого, кто не видал того моря, которое разбивает свои волны о берег Вест-Индских островов от мыса Катош до наветренных островов и от пролива Юкатан до Багамских; моря, которое все усеяно подводными камнями и рифами; старого моря буканьеров, над которым когда-то гремела слава о "подвигах" пиратов Кидда, Синглетона и Хорна.
   На пропитанный солью белый песок под ослепительными лучами солнца набегали волны, светло-зеленые, прозрачные, как хрусталь, блестящие, как драгоценные камни. Крик чаек, раздававшийся весь день, умолк с наступлением послеполуденных часов прилива. Ветер утих, как будто сожженный солнцем. В пору высшей точки прилива океан всегда точно прерывает свою вечную работу, биение его сердца останавливается, и хотя волны и продолжают разбиваться о берега, но глубокий покой его слышен и виден во всем.
   Гаспар Кардильяк, бывший кочегар "Роны", прочищал трубку. Несмотря на то, что он весь погрузился в свое занятие, он чувствовал этот покой так же, как чувствовали его чайки.
   Гаспар был типичный южанин, родом из Прованса, смуглый, красивый, сухощавый и живой. Ив, его товарищ, тоже кочегар с "Роны", уцелевший вместе с Гаспаром после крушения этого злополучного судна, был северянин, огромный детина с белокурой бородой. Ив ушел на ту сторону острова промыслить чего-нибудь на обед в трещинах скал и глубоких заливах.
   Прямо перед Гаспаром в воде лежал остов "Роны" с разодранным дном, взорвавшимися котлами и разбитыми лодками.
   Катастрофа произошла почти молниеносно. Удар об острую верхушку рифа, поджидавшую "Рону" в течение многих тысячелетий, свист пара, крик людей, дикий рев сирены, гром взрывающихся котлов, треск ломающейся палубы, -- все эти страшные звуки наполнили воздух. Потом все умолкло, и остался только океан, залитый лунным светом...
   Ив был хороший пловец, но он потерял сознание и его неудержимо засасывала воронка, которую образовало в воде погружающееся судно. Он непременно погиб бы, если бы не Гаспар, который плохо плавал и даже не умел нырять. Сухощавый провансалец, смелый, как крыса, держал голову Ива над водой до тех пор, пока тот не пришел в себя и не увидал на волнах большой деревянный брус. Он почувствовал, что волны обливают его лицо, увидел, что Гаспар поймал брус, и тотчас же понял все. И это заставило его быстро очнуться и начать борьбу за спасение своей жизни.
   Течение принесло бревно к островку, как будто волны решили спасти этих единственных уцелевших от крушения людей...
   К берегу прибивало ящики и корзины, огромное количество провианта и всякого груза, доски, части судна. За несколько дней, прошедших со дня крушения, моряки успели собрать такое количество съестных припасов, которого могло им хватить на долгие месяцы. Под густыми низкорослыми кустарниками, покрывавшими островок от края до края, протекал прозрачный ручей. Островок лежал недалеко от пути торговых судов, и моряки были убеждены, что спасение придет скоро. А все это вместе способствовало поддержанию в них бодрости и отличного настроения.
   Прочистив трубку, Гаспар плотно набил ее табаком и закурил. Он лежал на спине в скудной тени пальм, надвинув фуражку на глаза, и дым из его трубки поднимался прямо вверх в тихом прозрачном воздухе.
   Но тишина длилась недолго. Прилив кончился, и вместе с падением воды в верхушках пальм пронесся точно легкий вздох. Может быть, этот ветерок донес до ушей Гаспара крик чаек, а может быть -- с началом отлива они в самом деле начали кричать громче.
    
   Жан Франсуа из Нанта,
   Жан Франсуа, Жан Франсуа...
    
   Старая бесконечная песня французских моряков звенела в ушах Гаспара. Он лежал в каком-то оцепенении и вспоминал...
   Вот он стоит в машинном отделении "Роны" и засыпает уголь под котел  2; бумажная фуфайка защищает его руки от огня; он слышит шум чугунной решетки и глухой рев волн...
   -- Хи! Хи! Хи! -- кричали чайки, и Гаспару вдруг вспомнилась трехмачтовая "Тамальпаис", на которой он однажды совершил плавание. Голоса чаек напомнили ему голоса людей, кричавших на палубе при уборке парусов. Но "Тамальпаис" расплылась, растаяла точно в тумане, и вот Гаспар очутился на марсельских верфях, в кабачке перед цинковым прилавком, за которым стояла девушка.
   Ага, вот оно что! Вот почему ему все время было как-то не по себе, вот почему смутное чувство тревоги шевелилось в его сердце, несмотря на внешнее спокойствие.
   Ее звали Анизетта: она была маленькая и бледная. Не всякий оглянулся бы на нее дважды, но кто бы это сделал, тот непременно оглянулся бы и в третий раз. Гаспар встретил ее в баре "Рига", где собираются шведы и норвежцы. Они зашли туда вместе с Ивом, и она предпочла Ива.
   Большой белокурый Ив овладел этим маленьким пиратом в юбке, который до той минуты беззаботно плавал по жизненному морю. Гаспар искренно любил своего товарища, но выбор Анизетты оскорбил его, и он не мог простить Иву этой обиды.
   -- Хи! Хи! -- кричали чайки.
   И бар "Рига" исчез, и опять Гаспар очутился в Марселе. "Рона" выходила из гавани. Пассажир дал Иву сигару. Иву всегда везло. Сигара ли, стакан ли вина, -- всегда все доставалось Иву. И все-таки Гаспар спас жизнь Иву!
   На судне за работой эти мысли спали в сердце Гаспара. Здесь в полной праздности они не давали ему покоя.
   Большой краб с шумом упал на песок. Гаспар вскочил, и очутился лицом к лицу с Ивом. Белокурый великан смеялся. Он поймал краба между камнями. У него под мышкой было еще два, с перевязанными веревочкой клешнями. Он нашел парус с одной из лодок "Роны" и небольшой брус, из которых намеревался устроить что-то вроде палатки. Ив бросил находку на песок, сел рядом с товарищем и закурил трубку.
   Гаспар, вскрикнувший от изумления при виде краба, лег опять на песок, и оба курили, не обмениваясь ни словом. Посторонний человек мог бы подумать, что они враги, или что между ними произошла размолвка. Но это было не так: те, кто умеют на море вместе работать, те умеют делиться своими мыслями в молчании.
   -- Хи! Хи! Хи!
   Ветер немного посвежел, и крик чаек стал громче. Гаспар, выкурив свою трубку, сдвинул шляпу на затылок и сел.
   -- Знаешь что, -- сказал Ив, -- там, где я взял вот эти штучки, я нашел кое-что интересное...
   Огромный Ив ухмыльнулся и начал зарывать свои голые ноги в песок.
   -- Говори же!
   -- Интересная штучка, честное слово. Я уверен, что ты удивишься, когда увидишь.
   -- Да что такое?! Говоришь загадками, как старая баба. Если ты нашел что-нибудь чуднее самого себя, -- я удивляюсь.
   -- Лучше всего пойдем и посмотри сам.
   Ив поднялся, разостлал парусину на песке, положил на нее крабов и свернул опять; потом, перевязав сверток веревочкой, положил его в тень.
   -- Тут они останутся целы, пока мы не вернемся, -- сказал он. -- Идем. -- И он пошел вперед, пересекая островок, к северу.
   Островок, длиной не больше четверти мили, был весь покрыт кустарниками, доходившими морякам до колен. Единственными деревьями на нем были те пальмы, под которыми мечтал Гаспар.
   Ветерок, поднявшийся с началом прилива, опять затих. Когда они шагали к месту находки, солнце, перешедшее уже на западную половину неба, так нагревало им левый бок, как будто они проходили мимо открытой печи. Но они привыкли к жаре, и только Гаспар по обыкновению ворчал.
   -- Недурная прогулка! Пошли смотреть на что-то интересное. На мой взгляд, интереснее всего то, что мы оба добровольно жаримся и потеем. Вот если бы ты привел меня в порядочный бар...
   -- Иди, иди, -- уговаривал Ив. -- Ручаюсь, что ты не пожалеешь, когда увидишь...
   Море к востоку от островка было все усеяно рифами; большой риф, который был причиной гибели "Роны", лежал к югу; к северу тоже были рифы. Подход к острову был надежен только с запада.
   -- Ну вот, мы и дошли, -- сказал Ив, выходя к берегу северной бухты.
   Гаспар шел за ним. Миновав бухту, Ив начал взбираться на длинную ось коралловых рифов, шедшую прямо от берега, наподобие природного мола. Чаек здесь не было: их рыбная ловля происходила дальше, к юго-востоку, но островок был так мал, а воздух так тих, что крики их доносились до слуха моряков. Уровень волн опустился уже на два фута, и конец косы начал обнажаться. Ясно было, что риф окаймлял лагуну овальной формы, вытянутую с севера на юг.
   Пройдя шагов тридцать, Ив остановился и молча указал рукой на зеленую гладь воды слева. Вода была прозрачна до самого дна и блестела, подобно огромному изумруду.
   В двадцати шагах от рифа на поверхности воды находился предмет, похожий на плоскую вершину небольшой скалы, покрытую водорослями. Отлив обнажил ее, и водоросли, подобно длинным зеленым лентам, колыхались в воде. Эта вершина скалы увенчивала прямую колонну толще человеческого тела, покрытую разноцветными морскими растениями и опирающуюся на массивное основание. Чтобы лучше рассмотреть, Гаспар лег на скалу и, вглядевшись в глубину прозрачной воды, не мог удержаться от восклицания. Глаз моряка сейчас же разгадал тайну обросшей морскими растениями скалы: колонна была мачтой, а ее основание -- корпусом корабля.
   -- Мачта... толстая, как труба... -- сказал Гаспар и умолк, смотря вглубь.
   Судно, по-видимому, было повреждено только в носовой части, иначе мачта не могла бы устоять. Принесенное когда-то высокими волнами к берегу островка, оно затонуло в тихой воде лагуны. Может быть, давным-давно из лагуны был выход, впоследствии застроенный неутомимыми кораллами. Теперь уж никто не мог сказать, каким образом судно нашло здесь свой покой и каково было его назначение при жизни. Но никакие громогласные трубы не могли возвестить о гибели корабля лучше и красноречивее той глубокой тишины, которая окружала его теперь.
   Футов на восемь от верхушки мачта была покрыта водорослями, и эта отметка указывала на границу отлива. Лагуна казалась замкнутой со всех сторон, но на самом деле она сообщалась с морем посредством десятков отверстий в коралловых рифах и наполнялась, и опорожнялась во время прилива и отлива, подобно огромному решету.
   Насколько некрасива была косматая верхушка мачты, настолько же ослепительно прекрасна была подводная часть, укрытая ковром разноцветных морских растений такой богатой окраски, что старая мачта забытого корабля казалась колонной необычайного дворца.
   -- Смотри-ка, -- сказал Ив, указывая на постепенно вырисовывающуюся корму корабля. -- Видал ты когда-нибудь суда подобной постройки? Этот корабль должно быть времен Ноя...

II. Ночь в бухте

   Скатившееся на запад солнце повисло огненным шаром в золотых облаках. Пена над рифами тоже стала золотая. Ни одно облачко не плавало на золотом небе, ни одна волна не пробегала по золотому морю...
   Корабль в воде по-своему откликнулся на игру красок: мертвенно-бледные известковые наслоения сразу зажглись разноцветными огнями. На мгновение он точно повис в золотистом свете, обнаруживая мельчайшие подробности своего причудливого строения, потом сразу потускнел и погас вместе с угасшим светом. А когда ночь окутала море тенью огромного фиолетового крыла, он как будто исчез, а лагуна погрузилась во мрак, и первые звезды отразились на ее поверхности.
   -- Ну?! -- сказал Ив, поднимаясь на ноги и потягиваясь.
   Гаспар стоял и молча любовался ночью, сменившей мир света. Он много видел на своем веку, но ничто так не поражало его воображения, как то зрелище, которое только что было поглощено тьмой.
   На обратном пути они все время говорили о затонувшем корабле. Ив объяснял необычайную высоту кормы древностью постройки корабля. Возможно также, что на корме его находилась рубка, обросшая теперь кораллами, похожими на деревья, занесенные инеем. Ив, северянин, при этом с наслаждением стал рисовать себе картины зимы в Бретани. Гаспар не мог его понять. По его мнению погибшее судно походило скорее на цветочные корабли, которые участвовали в процессиях во время карнавала.
   Когда моряки дошли до южной бухты, Ив развел костер и занялся приготовлением ужина. Коралловый корабль, остов "Роны", положение, в котором они очутились -- все было забыто за поглотившим его занятием.
   Покончив с ужином, они устроили себе палатку из найденного паруса и нескольких шестов, но было еще так тепло, что они предпочли остаться под открытым небом, сев и прислонившись каждый к своей пальме...
   Красный огонь костра отбрасывал свет на белый песок до самого края воды, где тихо, наводя дремоту, плескались волны. Наверху небо, усеянное звездами, беззвучное и неподвижное, казалось все-таки более живым, чем море внизу. С того места, где сидели наши робинзоны, на темной поверхности его белела полоса пены. Только во время отлива эта белая полоска указывала место рифа, погубившего "Рону".
   -- Знаешь что, -- сказал Гаспар, -- я все думаю о коралловом корабле, который лежит там на дне лагуны.
   -- Ну, и что же?
   -- Может быть, он нагружен чем-нибудь очень интересным; если бы до него можно было добраться...
   Ив засмеялся.
   -- Доберешься! Он оброс кораллами по крайней мере на целый фут в толщину. И если ты пробьешь этот слой -- что ты там найдешь? Скелеты?!
   Он выколотил трубку и пошел к палатке, а Гаспар продолжал курить, не двигаясь с места. Он готов был побить Ива.
   Гаспар был сын купца из Монпелье и получил кое-какое образование, прежде чем бежал из дому, охваченный жаждой к путешествиям и наживе и ненавистью ко всяким преградам. Ив, потомок многих поколений моряков, пошел на море так же просто, как утенок идет в пруд. Гаспар постоянно чувствовал превосходство над Ивом, у которого пальцы были похожи на рыболовные крючки, ухватки медведя и походка тюленя и который всегда почему-то оказывался счастливее Гаспара.
   Докурив свою трубку, Гаспар залез в палатку, где Ив уже храпел, и заснув, увидел во сне верфи Марселя, Анизетту и Ива.

III. Загадка песка

   К востоку от бухты с песчаным берегом риф шел длинной косой в море. Под его защитой глубокая вода была всегда тиха и могла бы служить морякам местом отличной рыбной ловли, если бы у них были удочки и крючки. Дальше, за кольцом коралловых рифов, находился другой островок, служивший убежищем для морских птиц.
   На другой день, к вечеру, Гаспар стоял на самом краю косы и смотрел на спокойное и голубое море. Волны с плеском набегали на скалы, а по другую сторону их с легким вздохом разбегались по песку. У моря много напевов: горе, радость, торжество, строгость, сила, печаль, сожаление, -- оно умеет все это выражать. Но прислушайтесь на одиноком островке под тропиками к голосам, доходящим до вашего слуха через все это богатство света и ярких красок, фиолетового простора воды, ликующего солнца, голубого неба, -- и, как ни странно, вы услышите еще один голос, голос одиночества...
   Гаспар стоял на мысу и слышал этот голос. Мимо него, подобная серебряной стреле, пронеслась и исчезла чайка. И именно в это мгновение Гаспар постиг одиночество...
   Гаспар глубоко задумался и вздрогнул, услышав внезапно за собою голос Ива. Ив стоял далеко от него в кустах и что-то кричал, размахивая руками. Он был похож на сумасшедшего, поэтому Гаспар, не раздумывая, бегом бросился к нему.
   Подбежав поближе, он заметил, что Ив что-то держит в руках.
   -- Скорей иди, лентяй, смотри, что я нашел! -- кричал он. Ив так радостно смеялся, лицо сияло таким торжеством, что можно было подумать, что он нашел клад.
   Так оно и было. Предмет, который Ив держал в руках, был пояс с пряжкой и карманом. В кармане лежало несколько почерневших монет. Он почистил одну из них песком -- блеснуло золото!..
   Гаспар громко крикнул: "Золото!" Резкий возглас его прорезал тишину острова и вызвал в ответ неумолчные птичьи крики. Он взял монету из рук Ива, рассмотрел ее, попробовал на зуб, опять посмотрел. Он был точно ослеплен тем, что видел перед собой, как человек, вышедший на яркий свет после долгого пребывания в темноте.
   Ив взял монету из рук Гаспара, положил ее вместе с другими обратно в карман, застегнул куртку и указал ногой на что-то в кустах.
   -- Смотри!
   Кусты в этом месте росли немного реже, а почва между ними была слегка приподнята. На песке лежали разбросанные кости. Разбросал их Ив. Проходя через кустарник, он наткнулся ногой на что-то твердое и стал раскапывать песок. В песке оказались скелет и пояс, которые, вероятно, пролежали там не одно столетие.
   Череп имел очень странную форму. Он был мал и уродлив, невероятно широк в скулах. Бедра были неравные даже для неопытного глаза моряков. Одно было значительно длиннее другого. Короткая нога была, по-видимому, повреждена или сломана, потому что на ней было утолщение.
   -- Должно быть, был красавец, -- сказал Гаспар, опуская череп на землю. А это что такое, посмотри! -- И он поднял старое дуло ружья, совсем изъеденное ржавчиной. Много лет нужно для того, чтобы ржавчина могла так разрушить металл. Ив равнодушно взглянул на находку товарища и повернулся, чтобы идти.
   Когда они вернулись к южной бухте, Ив уселся под пальмой, высыпал сокровища на песок и начал чистить монеты. Гаспар стоял и молча смотрел на него. Ив пересчитал монеты. Их оказалось двадцать одна. Ив был разочарован: их казалось больше. Когда он снова начал их пересчитывать, Гаспар перебил его.
   -- Знаешь что, -- сказал он, -- половина денег, по справедливости, моя. Ты должен разделить находку.
   Ив перестал считать и посмотрел на товарища. Его удивили не столько слова Гаспара, сколько неприятный, запальчивый тон.
   -- Твои? -- повторил он. -- А кто их нашел?
   -- Это все равно. Это простая случайность. Я также мог найти их, и, если бы нашел, то поделился бы...
   Ив опять стал пересчитывать монеты и заговорил, точно обращаясь к ним:
   -- Это правда, я нашел их случайно. Но интересно знать, нашел ли бы я их, если бы валялся на песке или глазел целый день на море, как некоторые люди. Нет! Я собирал сухой хворост, я работал и, работая, набрел на находку:
   -- Ну, так и береги ее, -- сказал Гаспар и, отвернувшись, пошел к морю. Пройдя несколько шагов вдоль берега, он остановился. Про монеты он сразу забыл, на в нем с новой силой ожила вражда к Иву из-за Ани-зетты. Потом он снова вспомнил про монеты и в душе его постепенно сложился чудовищный образ Ива, врага, которого он ненавидит и который ненавидит его.
   Солнце было уже близко к закату, и чайки, умолкнув на время, снова подняли крик. Гаспару казалось, что они смеются над ним и кричат: "Ив! Ив! Ив!" Он повернулся и пошел в том направлении, где сидел его недавний друг. Стиснув зубы и заложив руки в карманы, Гаспар круто остановился перед счастливым соперником и, продолжая свои мысли вслух, сказал:
   -- Ты -- вор! Дурак я, что связался с такой собакой!
   Ив поднялся. Его трудно было вывести из себя, но в гневе он был страшен. Пояс с монетами лежал у его ног.
   -- Ты что сказал?
   -- Сказал, что сказал, -- ответил Гаспар.
   -- Брось это! -- крикнул Ив, видя, что Гаспар вынул нож из-за пояса.
   Гаспар, казалось, обезумел от гнева и перестал владеть собой. Но это была высшая точка его гнева. Еще минута -- и он спрятал бы нож и все обошлось бы мирно, если бы Ив не произнес в это время одного обидного слова, короткого односложного слова, которое часто говорится в шутку, но, сказанное в гневе, действует хуже удара.
   Гаспар как ужаленный отскочил назад, потом в его руке сверкнул нож, и Ив упал на песок.
   Нож попал прямо в яремную вену на шее. Это был смертельный удар. Обезумевший, ослепленный Гаспар ничего этого не знал и бросился на своего противника со сжатыми кулаками, ожидая, что тот вскочит и будет драться.
   И вдруг он увидел, что Ив умирает. Умирает неизвестно отчего, потому что нож лежал совершенно чистым, а на теле Ива не было никакой раны, если не считать царапины на шее, из которой толчками вытекала на песок кровь.
   Гаспар не видел ничего, кроме лица Ива. Одну минуту он стоял, глядя на умирающего, потом упал на колени и начал трясти его за руку, умоляя проснуться, вернуться к жизни.

IV. Один

   После первого порыва горя, похожего на горе ребенка, Гаспар поднялся на ноги. Солнце давно уже село, и синее небо было усеяно звездами. Волны с тихим плеском набегали на берег, где лежал Ив, как будто слушая говор моря. Могучий правый кулак Ива лежал на груди. На лице было такое выражение, как будто он в последнюю минуту жизни сразу увидел все -- и небо, пылавшее огнями, и безграничное пространство вечно волнующего моря. Казалось, что он ударил себя в грудь, пораженный открывшимся ему великолепием, и неподвижный от удивления лежал, смотрел и слушал.
   Когда первый порыв непосредственного горя прошел, вернулись мысли: "Кто виноват?" Он занес нож без намерения убить -- какое право имел этот богатырь умирать от пустой царапины? А потом -- зачем он сказал это обидное слово -- последнее звено в целой цепи обид?!
   Гаспар постоял задумчиво над распростертым телом, потом подошел к морю и обмыл лицо и руки в набегавших волнах. А потом ему показалось, что все события последних часов произошли когда-то давно, много лет назад. Вид трупа снова вернул его к действительности, и его опять охватило горе, вытеснившее из сердца всю злобу. Он стоял и смотрел на дело рук своих. Это была случайность, он не хотел убивать, он не помнил даже, как поднял нож. Он действовал в каком-то ослеплении, в безумии. И все равно, он убил Ива...
   И он взялся за дело, которое надо было сделать. Поднял тело Ива за плечи и оттащил его в кусты.
   Исполнив свою обязанность, он вернулся к месту несчастья и стал смотреть на море. Бухта была вся белая, и не было никаких следов преступления, кроме ножа, который лежал там, куда он его отбросил. Он поднял нож и вложил обратно в ножны. Пояс с золотыми монетами тоже лежал на песке. Он взял его почти бессознательно и пошел к палатке. Он почувствовал внезапно такую безмерную усталость, что, подойдя к палатке, шатался как пьяный. Через минуту он уже спал тяжелым сном рядом с поясом.
   Когда Гаспар проснулся, было совсем светло. Он сразу все вспомнил. Вероятно, его мозг продолжал работать и во сне, потому что когда он открыл глаза, то сейчас же сказал, как будто продолжая разговор: "Да, и тем более, что я спас ему жизнь!"
   Он выполз из палатки и, постояв несколько минут под сапфировым небом на ослепительно белом песке, пошел собирать сучья для костра, а когда разжег их, вдруг задумался. В повара он не годился. Это было дело Ива, который варил крабов, консервы и еще что-то такое в жестянке. Ив всегда работал за повара, а Гаспар только смотрел. Эта мысль пришла ему в голову впервые.
   Ив спас большую часть пищевых запасов. Ив собирал сучья. Ив ловил крабов. Ив нашел ручей. Ив нашел парус. Ив поставил палатку. Ив нашел коралловый корабль в лагуне. Ив наконец нашел золото. Ив делал все с тех пор, как они очутились на острове, а он, Гаспар, только курил и мечтал.
   Он не был бездельником, но чрезвычайно охотно, предоставлял всю работу белокурому великану, жаждавшему деятельности. Южная лень овладела им. Ив доказал, что он стоил большего, чем Гаспар, и продолжал это доказывать, лежа мертвым в кустарниках.
   Гаспар разбросал костер и засыпал уголья песком, потом позавтракал сухарями и консервами, закурил трубку и пошел к морю. Заслонив глаза рукой от солнца, он окинул взглядом всю обширную гладь моря, -- ни дымка, ни паруса. Ветер, дувший с юго-востока, приносил крики чаек. Он давно слышал их бессознательно, но сейчас чайки заинтересовали его. Он стал наблюдать, как они летают над морем, и внезапно тоска одиночества охватила его сердце.
   Ты один! Один! Один! -- кричали чайки. -- Днем и ночью, ночью и днем, все один, один. С кем ты будешь говорить? Что ты будешь делать? Ты один! Один!...
   Он провел рукой по лбу, чтобы обтереть внезапно выступивший пот, окинул взглядом море и вернулся к палатке. Хотя трубка не была еще докурена, он вытряхнул ее, набил и снова закурил. Чтобы отогнать мысли об Иве, он стал гадать, какое судно придет на остров чаек и спасет его. Потом, просунув руку в палатку, он вытащил пояс с деньгами и принялся его рассматривать. На пряжке было что-то нацарапано. Он почистил ее песком и увидел две буквы: "S. S.". Потом он отстегнул карман и высыпал содержимое на песок. Хотя он знал, сколько было монет, однако все же пересчитал их несколько раз. Затем начал придумывать, на что их истратить.
   На все это он употребил около часа, исключительно с той целью, чтобы как-нибудь отогнать от себя не покидавшую его картину вчерашней трагедии. Потом вдруг очнулся, точно его ударили в сердце. Было все еще утро, время шло нестерпимо медленно. Опять кричали чайки и будили его тоску.
   Он положил монеты обратно в карман пояса, бросил его в палатку и направился к кустарникам. На песке остался след, как будто по нему волочили тяжелый мешок. Гаспар обошел этот страшный след и направился вглубь островка. У него не было никакой цели. Ему хотелось только уйти с того места, где он был, хотелось делать что-нибудь, двигаться...
   Когда он дошел до противоположного края островка, его охватило новое тяжелое чувство. Точно невидимое стальное кольцо окружало его, хотя преград не было никаких -- во все стороны шел безграничный простор. Он прошел по рифу. Верхушка мачты виднелась отчетливо, и даже сам корабль был еще виднее, чем вчера на закате, но был далеко не так красив. Он казался серым и мертвым, а кругом него, -- неслышно и медлительно, -- сновали в тихой воде лагуны разноцветные рыбы.
   Глядя на яркую жизнь лагуны, Гаспар на время забыл свое одиночество. Но одиночество не забыло о нем. Легкий порыв ветра зашевелил волосы на его голове и донес до его слуха голоса чаек: "Хи! Хи! Хи! Ты на рифе! Ты один! Один!"
   Гаспар взглянул по направлению островка, вокруг которого носились птицы. Их печальные голоса казались еще печальнее под этим ясным, синим небом, при ликующих красках тропической природы. Он вернулся к южной бухте не через середину острова, а вдоль восточного берега, где рифы торчали из воды, как ряд острых зубов. Именно сюда принесло течением большую часть груза с "Роны".
   "Рона" лежала уже вся под водой, но от нее все еще откалывались отдельные части, всплывавшие среди пенящихся бурных волн бухты. Среди острых рифов было много всякой всячины, и хотя ничто не казалось Гаспару стоящим труда, он все же вошел в воду и усердно вылавливал все, решительно работая как вол, чтобы заглушить тоску одиночества.,.
   Волны, пенясь, набегали на острые верхушки рифов, зеленые зонты пальм качались под напором ветра, белый песок сверкал под отвесными лучами солнца и обжигал подошвы Гаспара, неутомимо сносившего на берег выловленную добычу...
   Внезапно он остановился и оглянулся на собранную груду предметов. Он вспомнил, как Ив исполнял эту работу, и в первый раз после убийства сердце его наполнилось жалостью к тому, кто теперь лежал мертвый, там в кустах. Порыв горя, который он испытал накануне вечером, был скорее свойством его пылкой натуры. Злоба мгновенно угасла перед лицом смерти и сердце сокрушилось при виде совершенного непоправимого поступка. Чувство жалости к Иву шло от самой глубины его сердца и родилось от жалости к самому себе. Но эта жалость роковым образом открыла дорогу суеверию. Гаспар невольно начал думать о том, как было бы хорошо, вернувшись в палатку, застать там Ива. И тут же он понял, как на самом деле это оказав лось бы страшно. Он громко засмеялся, чтобы отогнать страх, и ему ответил неумолчный плеск моря и крики чаек вдали.
   Он не боялся тела Ива, лежавшего в кустах. Правда, за все богатства "Роны" он не пошел бы посмотреть, что с ним сделало тление, и все же Гаспар не боялся его. Наоборот, чтобы победить страх, он именно думал о том, что Ив лежит там в кустах, лежит и не встанет. И все-таки страх возвращался. Он мог бежать откуда угодно, даже из тюрьмы, но как бежать с острова? Эта невозможность бежать и была основой страха у Гаспара.
   И вдруг ему показалось, что кто-то стоит сзади него. Он обернулся. Никого. Островок, море и небо были совершенно лишены жизни, и все-таки ему казалось, что кто-то стоит совсем близко, кто-то прикасается к нему...
   Окинув еще раз взглядом весь морской простор, как будто ища на нем трубы или паруса, Гаспар повернулся и пошел к пальмам.
   В ту минуту, когда он переходил с рифа на песок, он увидел на песке что-то, что заставило его вздрогнуть и остановиться. Это был отпечаток голой ноги.
   Это был след, оставленный Ивом, и в нем не было ничего сверхестественного. Но Гаспару он показался ужаснее самой смерти. Он отошел от него, прижав руку к сердцу, не смея оглянуться. Он сам не знал куда идет, ноги привели его к пальмам.
   Там он сел, прислонившись спиной к стволу. Дерево стало для него как бы живым существом, он готов был обнять его и прижаться к нему, как к другу, но боялся оглянуться. В это время громкий, резкий, душераздирающий крик раздался над ним. Гаспар вскочил и, прижимаясь к дереву, оглянулся.
   Большой черный альбатрос с блестящими глазами и коралловым клювом пролетал над островом. Резко выделяясь на фоне голубого неба, он летел беззвучнее стрелы на неподвижных крыльях. Миновав остров, он крикнул еще раз, потом еще раз его голос донесся издали, а потом он превратился в точку и исчез в лазури.
   Гаспар тяжело перевел дух, глядя ему вслед. Потрясение подействовало на него лучше всякого лекарства, обнаружив перед ним всю нелепость его тревоги. Остров сразу освободился от мнимых страхов и ужасов.

V. Лодка

   Солнце скрылось за краем моря, залило весь воздух золотым отблеском и погасло. Быстро темнело, небо делалось все синее, все темнее, и в бархатной бездне его зажглись дрожащие огни. Над островом пронесся прохладный ночной ветер.
   Пережитые потрясения измучили Гаспара. Крепкий сон овладел им, и он проспал без сновидений почти до самого рассвета.
   Проснулся от какого-то звука. Как будто кто-то около палатки ударил один единственный раз в огромный барабан. Он приподнялся на локтях, и сон сразу соскочил с него. Прислушался, но все было тихо. И вдруг снова послышался знакомый звук, но уже издалека: "Бум!"
   Жутко было слышать этот звук в таком пустынном месте. Если он был произведен барабаном, то это был барабан великана. Пот струился со лба Гаспара, когда он выбрался из палатки и подошел к пальмам. Ничего и никого! Новый месяц плавал, как серебряная лодочка, среди золотых звезд. Верхушки пальм выделялись на фоне звездного неба -- южная ночь была дивно хороша.
   Если бы Гаспар знал тропическое море, он не испугался бы этого звука. Его производила дьявол-рыба, которая выбрасывается из моря, перевертывается в воздухе и снова шлепается в воду, вздымая пену и производя этот шум. Но Гаспар ничего не знал об этой рыбе и стоял, напряженно вглядываясь в даль моря, над которым на востоке уже появилась светлая полоса.
   И вот зажглась заря, погасила звезды и окрасила небо сначала серым, потом голубым, потом холодным синим светом, быстро перешедшим в нежные теплые тона. Солнце появилось из-за края моря и позолотило вершины гор и верхушки мачт на судах, стоящих в многочисленных гаванях Багамских островов. Ветерок, поднявший волосы на голове Гаспара, пронесся дальше и перелетел на другие острова, где в апельсиновых рощах светящиеся ночные насекомые гасили свои фонарики и отправлялись на покой.
   Гаспар не замечал роскошной картины рассвета, развертывавшейся перед ним. Он не отрываясь смотрел вдаль, где качался на волнах какой-то круглый темный предмет, похожий не то на голову пловца, не то на бакен.
   Предмет подходил все ближе и ближе, и наконец Гаспар отчетливо различил лодку, которая то держала курс прямо на остров, то становилась к нему боком. Лодка! Избавление от одиночества и страха! Крик, который вырвался из груди Гаспара, далеко разнесся кругом, и ему ответили чайки. Он бросился бежать к коралловой косе, не обращая внимания на следы голых ног Ива на песке и остановился на самом краю ее, заслонив глаза рукой от солнца.
   Лодка была теперь видна отлично. Она была пуста, и течение несло ее мимо островка. Гаспар лихорадочно сорвал с себя одежду и башмаки и, не раздумывая, бросился в воду. Ему пришлось плыть против течения, которое несло лодку, но холодная вода вернула ему бодрость. Лодка была уже близко от него, вся белая на изумрудных волнах. Вот ему осталось только полтора метра до нее, -- и вот уже он ухватился за ее борт. Лодка слегка накренилась, когда он забирался в нее; она была пустая, на дне ее лежала пара весел и умирающая летучая рыбка.

VI. Бегство

   Гаспар причалил к берегу под крики чаек, которые, казалось говорили: "Ты думаешь бежать? Хи! Хи! Хи! А волны, ветер, лазурь неба и моря? Они наши, навсегда, навсегда!"
   Выходя на берег, Гаспар чувствовал себя как человек, бежавший из тюрьмы и принужденный вернуться туда. Он торопился, будто спасаясь от погони. Прибежав в палатку, он схватил пояс с деньгами, взял сухарей и несколько жестянок консервов. Но это было далеко не все. Надо было еще запастись пресной водой и взять одежду, оставленную на самом мысу рифа. Он был босой, а почва рифа местами была остра, как нож.
   Наконец, изранив до крови ноги, он добрался до своего платья, дрожащими руками надел башмаки и, забрав под мышки одежду, стал быстро возвращаться по рифу; спрыгнув на песок, он побежал, громко разговаривая и размахивая свободной рукой, к лодке.
   Когда он добежал до нее, все время опасаясь, что ее вот-вот унесет течением, он бросил в нее платье и стал осторожно сдвигать ее в воду. Но лодка крепко засела в песок и никак не поддавалась его усилиям. И Гаспар ни за что не одолел бы, если б был один. Но он был не один -- страх был с ним.
   Медленно, но верно, лодка приближалась к воде и, наконец, закачалась на волнах. Тогда он прыгнул в нее и оттолкнулся веслом.
   Гаспар был свободен. Течение и весла несли его прочь от острова чаек в открытое море, в том направлении, где кричали чайки: "Вернись! Вернись! Где Ив? Ив? Ив?"
   Все дальше и дальше, прочь от островка. Вот уже не слышно голосов чаек. Ничего, кроме шума весел и морского простора.
   Теплый ветер рябил голубую поверхность моря. Весла, погружаясь на полфута в воду, казались голубыми. Плававшие в воде обрывки водорослей отсвечивали густым синим цветом. Гаспар греб все медленнее. Он избавился от своего кошмара, но плыть в бесконечном просторе моря, ему, собственно, было некуда. Единственная надежда на спасение заключалась в том, чтобы увидеть судно. Он был весь во власти случая, и ему совсем не было страшно. В сердце его поселилась бессознательная уверенность в том, что спасение придет скоро.
   Одиночество исчезло. Оно осталось на острове, вместе с Ивом. Все происшедшее казалось теперь Гас-пару тяжелым сном, а самой тяжелой частью сна был Ив.
   Он оделся и сел, сложив руки. Течение несло его, солнце поднималось все выше и выше, ветер по-прежнему дул с юго-востока. Все было тихо, только летучие рыбки изредка выскакивали из воды, сверкали в воздухе и исчезали вновь. Около полудня они появились целой стаей, гонимые каким-то невидимым врагом. Черепаха, плескавшаяся на поверхности воды, при виде лодки ушла в глубину. Большая чайка, точно белое облачко, тихо пролетела над Гаспаром и растаяла в лазури неба.
   Все, казалось, отдыхало и нежилось в море и воздухе. Ничто не делало усилий, и ничего не видно было на голубой глади моря, кроме лодки, которую медленно несло куда-то по течению. За несколько часов до заката Гаспар, поднявшийся в лодке, чтобы лучше осмотреть горизонт, увидел на востоке яркое пятно, горевшее как звезда.

VII. Капитан Сажес

   Гаспар не мог отвести от него глаз. Там, где горело это яркое пятно, была жизнь, движение, суета; здесь, вокруг него, -- тишина и покой. Ветер посвежел. Лодка весело заплясала на волнах, а яркое пятно парусов росло и приближалось.
   По мере того, как Гаспар смотрел, уверенность покидала его. Он верил в возможность счастливого случая, а теперь, когда случай этот принял реальный облик, когда спасение было так близко, он вдруг стал сомневаться. Ему ясно представилась возможность погибнуть, и смерть показалась ему еще невыносимее от того, что он был теперь богат. Двадцать одна золотая монета, из которых каждая весила три двадцатифранковых, -- это была первая крупная сумма, выпавшая на его долю в жизни.
   А парус все увеличивался. Судно должно было находиться уже недалеко, потому что кругозор с лодки был невелик. Оно шло прямо на лодку, в этом не было никакого сомнения, но оно могло не заметить ее и пройти мимо. Гаспар так ясно представил себе это, что сердце его закипело от гнева, и он послал проклятие неизвестному капитану. Через час солнце сядет -- и тогда увидят ли с судна его лодку на волнах?..
   Временами Гаспару казалось, что судно изменило курс, потому что долгое время оно не росло и не становилось яснее. Но вот, как-то внезапно, оно лишилось своей красоты, и Гаспар ясно увидел перед собой небольшое парусное судно тонн на 200, делавшее не больше 8 -- 9 узлов. Гаспар оглянулся на солнце. До заката оставалось уже немного, и пыль золотого тумана осыпала горизонт. Но и судно точно начало торопиться. Его серые паруса были уже отчетливо видны. Солнце окрасило его золотом и снова придало ему сверкающий вид. От лодки до судна было не больше мили. Гаспар встал и начал неистово, в каком-то исступлении, размахивать своей курткой и кричать против ветра. Золотой корабль несся прямо навстречу, но вдруг с какой-то феерической быстротой паруса и корпус его потускнели, потемнели. Гаспар с ужасом оглянулся -- солнце скрылось за горизонтом.
   Судно из золотого превратилось в лиловое расплывчатое пятно. Ветер утих и едва дышал. В то мгновение, когда тьма готова была охватить море, Гаспар совсем потерял судно из виду. Но это длилось всего несколько минут. Он снова увидал его, при свете звезд. Оно двигалось медленно, со слабо надутыми парусами.
   Гаспар стал грести ему наперерез изо всех сил и кричал так громко, как только мог. Но, должно быть, никто не слышал его, потому что Гаспар не увидел огней. Судно было совсем близко. Гаспар отчетливо видел, как режет воду его нос, он слышал треск снастей и шум парусов. Оно шло мимо, серое и молчаливое, убегая от него, как вор. Он в последний раз крикнул во всю силу своих легких, и -- судно откликнулось...
   У правого борта появился фонарь, и резкий голос крикнул что-то. Этот крик разом превратил палубу в растревоженный улей. Забегали люди, послышались голоса, появился второй фонарь. Чье-то черное лицо со сверкающими зубами наклонилось над бортом. В следующее мгновение что-то ударило Гаспара в грудь. Это был канат. Он ухватился за него и подтянулся к судну.
   Когда лодка ударилась о корпус судна, Гаспар привязал канат к передней скамье и спрятал пояс с деньгами под рубашку. Из суетившейся наверху и неумолчно говорившей толпы упал второй конец каната, и через минуту Гаспар очутился на палубе, окруженный шумной толпой негров. Человек в панаме, который помог ему взобраться и который теперь раздавал направо и налево приказания, был, по-видимому, единственным европейцем на судне.
   Покончив с распоряжениями, он взял фонарь из рук негра, стоявшего рядом, и поднес его к лицу Гаспара.
   -- Француз? -- спросил он, устремляя на него пару черных немигающих глаз. Его лицо, освещенное фонарем, было кругло и оказалось добродушным.
   -- Да, француз, потерпевший крушение и плававший в этой проклятой лодке, пока вы чуть не налетели на нее...
   -- С какого судна?
   -- С "Роны", Трансатлантической компании.
   -- "Рона"! Я видел ее в Гаване. Она погибла?
   -- Да. Прорвала дно на рифе и затонула со всем, что на ней было.
   -- Вы -- единственный из ее команды?
   -- Да.
   Человек в панаме выругался.
   -- Ну, ладно! Я вас спас, и лодка моя. Я -- капитан Сажес, а мое судно зовется "Прекрасная Арлезианка". Лодка моя, понимаете?
   -- Ну, конечно, ваша, пожалуйста.
   -- Она стоит франков пятьсот, а кисть белой краски сотрет с нее имя "Рона". Я нашел вас на плоту, понимаете? Нет, на курином ящике, или на бревне. Идем!
   С этими словами он взял Гаспара под руку и повел его в каюту. Посреди нее стоял стол, а над ним висела лампа. Из каюты две двери вели в каюты капитана и помощника, -- крошечные помещения, немногим больше собачьей конуры. Капитан бросил свою панаму на стол, открыл шкаф и достал бутылку рома, несколько стаканов и бисквиты.
   Думая о том, как этот добродушный круглолицый человек начал свое знакомство с того, что предложил ему участвовать в маленькой плутне, Гаспар сказал:
   -- Знаете что, а лодка-то совсем и не принадлежала "Роне".
   -- Но вы говорили...
   -- Да, но вы не дослушали до конца. Я спасся с "Роны", действительно, на бревне, и добрался до острова чаек. А лодку принесло ко мне течением, и я не видел на ней никакого имени. Я поймал ее и ушел на ней с островка. Вот и все.
   Капитан произнес какое-то проклятие и налил два стакана рома, а Гаспар взял бисквит. Маленький человек казался разочарованным. Ему, видимо, очень хотелось поживиться именно на счет Трансатлантической компании. Он сел за стол, закурил сигару и начал расспрашивать спасенного. На некоторые вопросы он не ждал ответа, а отвечал сам.
   -- "Рона" -- да, я видел ее в Гаване. Какой тоннаж? Да, я знаю: семь тысяч. Она и "Роксолана" -- это были две сестры. "Роксолана" регулярно заходила в Сен-Пьер. Я знаю ее, я вижу на Мартинике. Не родился там, нет, я родился в Арле, но я тридцать лет провел в этих морях. Да, здесь можно нажить деньги! А вы, говорите, родились в Монпелье? -- И, размягченный крепким ромом и радостью встречи с земляком, он продолжал расспрашивать Гаспара о подробностях его приключения.

VIII. Ром

   Капитан Сажес преуспел с тех пор, как бежал с французского судна и поселился в Сен-Пьере. Начав с самой тяжелой работы, он постепенно разбогател. Расспрашивая Гаспара, он сообщал отрывки из своей личной бродячей жизни. Собственная особа капитана была для него единственным предметом, достойным внимания. У него была потребность постоянно говорить о себе.
   Ром еще больше развязал ему язык, и он начал рассказывать Гаспару о себе с такой откровенностью, как будто это был друг, с которым он давно не видался. Не было, по-видимому, ни одного скверного дела, в котором капитан Сажес не участвовал бы со своей "Прекрасной Арлезианкой". Во время испано-американской войны они транспортировали оружие и вообще занимались перевозкой контрабанды, участвуя во всяких темных делах. Кроме судна, у него была еще какая-то сомнительная собственность в Сен-Пьере. Обо всем этом капитан говорил с удивительной откровенностью.
   Гаспар слушал его сначала как сквозь сон. Волнения дня утомили его, а ром навевал сладкую дремоту. Под конец он заметил, что смеется над такими вещами, которые трезвого заставили бы его нахмуриться. Гаспар и сам, конечно, не был безгрешен, но всегда честно поступал с товарищами; капитан же, если судить по его рассказам, был порядочный негодяй. Обо всех своих подвигах он говорил очень откровенно, но избегая точных указаний.
   Гаспар был в каком-то тумане. После всего пережитого, двух стаканов рома и крепкой сигары, каюта на "Арлезианке" казалась ему дворцом, Сажес -- великим человеком, а сам он, Гаспар, -- ровней Сажеса. Он подставил капитану свой пустой стакан. Сажес наполнил его, не переставая говорить о том, что никогда не мог простить какой-то Онорине сказанных ею его сопернику слов.
   Это напомнило Гаспару об Анизитте и об Иве. Он ударил кулаком по столу.
   -- Я с ним расправился, -- воскликнул он. -- Вот, послушайте...
   Но капитан Сажес не мог остановиться. Окончив историю Онорины, он перешел к другой, где речь шла о деньгах. Гаспар сидел, положив локти на стол, и ничего не слышал.
   -- Посмотрите, -- сказал он неожиданно. -- Что вы на это скажете? Разве это не стоило одного удара ножа?
   И он бросил на стол пояс со старинными монетами.
   Сажес сразу замолчал. Несморя на свою болтливость, он умел, когда нужно, остановиться. Недаром он из матроса превратился в важную особу, с которой считались на островах Карибского моря.
   -- Один на один, -- продолжал Гаспар, -- победа за тем, кто сильнее.
   Сажес протянул руку, взял одну монету, посмотрел на нее, потом положил на место.
   -- Да, конечно, -- сказал он. -- Так вы убили его? Но где же он достал эти штучки? Монеты ведь очень старые. Он ограбил какой-нибудь музей?
   Гаспар кивнул головой с важностью, присущей пьяному.
   -- Ну да! Он ограбил там одного и не хотел делиться. Это было на острове...
   -- Ага! -- сказал Сажес. -- Вы убили его там, на острове? Вы мне нравитесь. А как его звали, вы говорите?
   -- Ив.
   Гаспар, совершенно опьяневший, навалился всем телом на стол и с трудом поднимал отяжелевшие веки.
   -- А кто же он был?
   -- Кочегар.
   -- Но у него, вероятно, было и другое имя? Не могли же его звать просто Ивом?
   -- Что вы говорите?
   Сажес несколько раз повторил свой вопрос, но Гаспар уже не мог понять его. Он уронил голову на стол, инстинктивно прикрыв правой рукой свое сокровище. Капитан крикнул одного из негров и с помощью его вынес Гаспара в каюту помощника. Там они уложили его на койку, капитан положил рядом с ним пояс с золотом и запер дверь на ключ.
   Вернувшись к себе, капитан Сажес вынул карту и стал отыскивать на ней остров, о котором ему говорил Гаспар. Он знал острова Карибского моря как свои пять пальцев. Описание Гаспара помогло ему. Он отлично помнил остров с семью пальмами и, взяв карандаш, отметил его на карте крестиком.
   Ночь была тиха. Тонкий серп месяца отбрасывал на спокойное море бледный свет. Старый корабль плавно скользил по волнам, и паруса его тихо трепались при легком ветре, как будто он разговаривал сам с собой.
   Гаспар проснулся в шесть часов утра. Во рту у него был вкус рома, и он постепенно припомнил все, что произошло вчера, вплоть до того момента, как бросил свое сокровище на стол. Что было после, он уже не помнил. Пояс с деньгами лежал рядом с ним. Гаспар тщательно пересчитал монеты и опять спрятал свое сокровище под курткой.
   "Прекрасная Арлезианка" шла к юго-востоку, делая по 8 узлов в час. Утреннее солнце превращало каждую волну в зеркало и море блестело как огромный алмаз. Вдали на горизонте виднелся остров Гаити.
   Дверь каюты была уже отперта, и Гаспар вышел на палубу. Капитана не было видно. Негр в коротких панталонах и подтяжках стоял у руля, несколько других что-то делали у фокселя [косой парус передней мачты (фок-мачты)]. Дымок, поднимавшийся из камбуза [корабельная кухня], говорил о том, что готовится завтрак. Палуба была свободна от груза, около большой мачты лежала лодка дном вверх.
   Гаспар стоял и смотрел на далекий берег Гаити, когда капитан подошел к нему и поздоровался. У Саже-са была в руках подзорная труба, и он внимательно смотрел на линию берега. Он ни словом не упомянул о событиях минувшей ночи. Не отнимая трубы от глаз, он последовательно называл то, что различал вдали.
   Слушая его, Гаспар спрашивал себя: "Что он знает? Что я говорил вчера? Я говорил об Иве -- но что? Я высыпал деньги на стол. Он, вероятно, собрал их и положил в карман пояса, а пояс положил рядом со мной... Что я мог такое сказать?"
   Но что бы ни узнал капитан, он ничем этого не обнаружил. Когда подали завтрак, он позвал Гаспара и за чашкой кофе продолжал болтать так же весело и непринужденно, как накануне.
   Гаспар предложил свои услуги, но капитан отказался.
   -- Вы -- мой земляк. Я вас спас, это правда. Но рабочих рук у меня достаточно. Впрочем, в Сен-Пьере мы сочтемся. Вы никогда не были там? Ну, значит, вы ничего хорошего не знаете.
   -- Конечно, я вам заплачу, -- ответил Гаспар, -- если только я буду вообще в состоянии отплатить вам за все...
   Сажес засмеялся. Смех делал его лицо почти отталкивающим.
   Весь день берега Гаити маячили на горизонте. Гаспару, который почти все время простоял у борта, глядя на море, казалось, что оно стало еще синее. Так оно и было: Карибское море -- это большое озеро пылающего индиго.

IX. Договор

   Гаспар был вполне взрослый человек и часто соприкасался с грубой стороной человеческой жизни. Однако в его натуре осталось много детского. Провансалец не стареет: он постепенно высыхает под жаркими лучами солнца и наконец умирает. Но сердце у него остается детским до конца -- богатым воображением, непосредственным, скорым на смех и слезы, любящим яркие краски и склонным к крайностям. Таким провансалец остается всю жизнь.
   Эти качества отличали и капитана Сажеса. Они сквозили в его склонности преувеличивать свои подвиги, в его живости, в цветке, который он всегда носил в петлице, сходя на берег -- только детского в нем было мало. Он отлично умел приказывать. Гаспар не мог надивиться дисциплине, которую он нашел на корабле. Когда капитана не было видно, негры кричали и болтали без умолку, но стоило ему только появиться, как они умолкали, точно стая птиц при появлении ястреба. Приказания его исполнялись мгновенно, хотя никогда он не кричал громче, чем нужно, и не бранился. Вся команда его была с Барбадоса и говорила по-английски. Капитан Сажес владел четырьмя языками: французским, испанским, английским и португальским. Эти знания много способствовали его успехам.
   Однажды ночью Гаспар вошел в каюту и застал капитана сидящим над картой.
   -- Если ветер продержится, -- сказал он, заметив Гаспара, -- мы сегодня на рассвете увидим Мартинику. Что вы намерены делать, когда мы прибудем в порт?
   -- Не знаю, -- ответил Гаспар, садясь против него. -- Начну с того, что сделаю сообщение в Трансатлантическую компанию, получу полагающееся мне жалованье и попытаюсь добиться, чтобы мне уплатили за потерянное имущество.
   -- Ну, на вашем месте я бы этого не делал, -- сказал Сажес.
   -- Почему?
   -- Да так. Явитесь в контору, получите свое жалованье, а насчет вознаграждения за имущество лучше не говорите. Не следует шевелить мутную воду. Придется многое порассказать. Будут выспрашивать и выворачивать наизнанку, а это едва ли выгодно для человека, которому есть что скрывать.
   -- Скрывать? -- удивился Гаспар.
   -- Ну да. Вас будут допрашивать: кто был механиком, да был ли второй кочегар, да как его звали.
   Капитан Сажес, говоря это, устремил свой пристальный взгляд на Гаспара, и видя, как у того пот выступил на лбу, засмеялся и продолжал:
   -- Вам неудобно будет сказать, что товарищ был что он спасся вместе с вами, что его звали Ив, что на нем был пояс с украденным золотом, что вы убили его, а деньги взяли себе. Вы, может быть, этого просто так не скажете, но выражение вашего лица может внушить людям подозрение, а подозрения поведут к розыскам... Вам надо было сжечь его тело. Гаспар, слушая капитана, испытывал такое ощущение, как будто ему в грудь всадили нож. Так, значит, он все рассказал этому человеку? Он не испытывал того, что переживает преступник, когда видит, что его преступление раскрыто. Он чувствовал себя невинным, и не упреки совести покрыли его лоб холодным потом. Его охватил ужас от сознания, что, опьяненный ромом, он неверно представил все происшедшее, и капитан Сажес принял его за убийцу. На минуту он онемел. Потом, протянув руки вперед, как бы отталкивая что-то от себя, он крикнул:
   -- Я убил его не из-за денег -- это ложь. Если я сказал это -- я солгал. Это вышло случайно. Правда, мы поссорились из-за денег, но я не из-за этого убил его. Нож только оцарапал его, и он упал. Я спас ему жизнь. Разве человек станет убивать того, кого он только что спас? Когда я рассказывал вам, я опьянел от вашего проклятого рома. Если бы я хотел убить его, разве я стал бы рассказывать? Я не из-за денег убил его, вы верите мне?
   -- Друг мой, -- сказал Сажес спокойно, -- я вам верю. Но вы ведь сами говорили, что убили его.
   -- Да, случайно.
   -- И взяли деньги?
   -- Это были не его деньги. Он сам только что нашел их в кустарниках -- пояс и деньги. Почему вы качаете головой, вы не верите мне?
   -- Разве это важно, верю я вам или нет! Этот человек нашел деньги, вы -- случайно -- убили его ножом и взяли деньги. Разве ваш рассудок не говорит вам, что этого достаточно для того, чтобы быть повешенным. Послушайтесь моего совета и оставьте все это в покое. Не тревожьте мертвых костей. Забудем это и будем рассуждать, как деловые люди. Если бы я захотел, я мог бы завтра же передать вас властям на Мартинике. Я отметил на карте то место, где я подобрал вас, и тот единственный остров, который находится поблизости. Но я не получу никакой выгоды от того, что сделаю вам эту неприятность. Никакой! Мне, напротив, хочется помочь вам. Поэтому давайте говорить серьезно. Эти деньги будут вам врагом, а не другом, если вы начнете тратить их на берегу. Их сначала надо разменять на настоящие американские доллары. Давайте их сюда, я вам разменяю их.
   -- Клянусь, -- сказал Гаспар, -- что я ничего не предприму прежде, чем вы не поверите, что я взял эти деньги честным путем, что они не в крови, что все это вышло случайно и что я не убийца.
   Сажес, успевший уже отлично изучить своего земляка, встал и ударил рукой по столу ладонью вверх.
   -- Кончено! -- заявил он. -- Я вам верю, и больше не будем говорить об этом. Поверят ли вам другие -- этого я не знаю. Перейдем к делу.
   Он опять сел, а Гаспар вынул пояс из-под куртки и высыпал деньги на стол. Сажес пересчитал их.
   -- Черт побери! -- сказал он, разглядывая одну из монет. -- Попытаться разменять этакую штучку в банке? Да это может замарать самую безгрешную репутацию! Но я сумел бы сплавить их. С трудом, конечно, но сумел бы. Только я не люблю рисковать без пользы для себя. Я дам вам за все это сорок долларов.
   -- Меньше двух долларов за штуку?
   -- Около того.
   -- Тогда я лучше выброшу их за борт, -- запальчиво сказал Гаспар.
   Сажес поставил оба локтя на стол и засмеялся. Началась торговля.
   -- Ну, ладно, шестьдесят долларов, -- сказал капитан полчаса спустя. -- Вы должны согласиться. Я, конечно, наживусь, но какое вам дело до этого? Я человек деловой и дам вам больше, чем шестьдесят долларов, я дам вам добрый совет.
   -- Ну?
   -- Не идите опять в кочегары. С шестьюдесятью долларами на Мартинике можно начать дело. Купите себе долю на рыболовном судне, торгуйте фруктами, вы молоды и проворны. Шестьдесят долларов на Мартинике равны шестистам в Париже. Я вас научу! Пьер Сажес своими советами помог не одному десятку людей на Мартинике стать на ноги.
   Он встал и принялся рыться в шкафу, где лежали карты. Наконец он вытащил оттуда кошелек с деньгами и высыпал его содержимое на стол. Там оказалось ровно 60 долларов золотом и немного серебра.
   Гаспар подивился этому, собирая деньги, и задумчиво вышел на палубу. Он понимал, что если бы капитану это было выгодно, он передал бы его в руки властей. Облокотившись на перила, он смотрел в ту сторону, где остался остров чаек. Он был далеко теперь, но по-прежнему властвовал над сердцем Гаспара.

X. Сказочный город

   На другое утро его разбудил шум якорной цепи. Он поспешно вышел на палубу и увидел вершину Мон-Пеле, увенчанную облаками, розовыми от восходящего солнца. По склону горы к городу спускался потоком зелени лес; город, казалось, вырастал прямо из леса; верхушки пальм виднелись над красными крышами домов; дома, пальмы, сады, лестницы, заросшие мхом, ведущие с нижних улиц к верхним, опять дома, старые, тяжеловесные, окрашенные светлой краской, опускались уступами от края леса до самого края гавани, вода которой лежала еще в ночной тени.
   Несмотря на раннее утро, город уже проснулся, и Гаспар повсюду видел людей, стремившихся к гавани. Он знал много тропических городов, где среди пальм можно было видеть однообразные серые дома европейцев, но такой красоты он еще никогда не встречал.
   Другие суда стояли на якоре рядом с "Прекрасной Арлезианкой". С берега доносились запахи земли, перемешиваясь с запахом моря. Пахло тропическими цветами, жасмином, ванилью и соленой водой.
   Капитан Сажес, одетый в чистый белый китель и празднично настроенный, подошел к Гаспару.
   -- Лучше, чем у котлов? -- сказал он, видя, что Гаспар любуется городом. -- Лучше, чем в машинной, а? Ну, идем! А то мы не успеем позавтракать до прибытия таможенных чиновников.
   Они отправились в каюту, куда повар принес кофе. Завтрак еще не был закончен, когда таможенные чиновники явились. Капитан угостил их вином и папиросами. Они, по-видимому, были с ним на приятельской ноге: груз и здоровье черной команды беспокоили их очень мало. Гаспар оставил каюту и вышел на палубу.
   Сен-Пьер стал совсем другим. Краски сбежали со склонов Мон-Пеле, свет протянул свою руку и нарушил нежную игру красок рассвета. Когда Гаспар вышел из полутемной каюты, яркая лазурь ослепила его. Голубое небо, ликующее, блестящее, пылающее, а посреди этого моря лазури -- Сен-Пьер, как мечтатель, разбуженный солнцем.
   Воздух был так прозрачен, что красные черепицы на крышах точно горели; над каким-то консульством развевался флаг; пальмы качались от ветра, пропитанного пряными ароматами земли и доносившего звуки города, который был скорее похож на ослепительно прекрасную картину, чем на живой город.
   Вокруг "Прекрасной Арлезианки" сновали лодочники -- желтые ребятишки в маленьких челноках. Они кричали что-то черным матросам и, увидя Гаспара, начали предлагать ему бросить монету, чтобы нырнуть за ней. Но не успел он сунуть руку в карман, как капитан и чиновники вышли на палубу. Гости предложили доставить Гаспара и капитана на берег. Сажес, по-видимому, успел им рассказать об участи "Роны", потому что дорогой чиновники засыпали Гаспара вопросами.
   При виде капитана маленькие лодочники рассыпались во все стороны. Гаспар слышал, что они все поют какую-то песенку, но слов он не мог разобрать. Видно было, что капитан не пользовался их любовью.
   Гавань была полна народа: голые дети, полуголые мужчины, черные, бронзовые, всех оттенков люди, болтавшие без умолку на исковерканном французском языке. Среди зевак, лодочников, рыбаков и грузчиков кое-где виднелись женские фигуры, пестрые, как тропические птицы, грациозные в своих полосатых юбках и ярко-желтых тюрбанах. Никогда Гаспар не приставал к более чудесному порту, такому действительно живому, такому своеобразному. Выйдя на берег, он сейчас же испытал то, что испытывает всякий в Сен-Пьере впервые, -- он почувствовал, что город захватил его.
   Сажес, простившись с чиновниками, пошел в город вместе с Гаспаром. На улицах все время слышался шум моря и журчанье потоков, бежавших с гор. Лестницы вели на улицы, ослепительно пестрые, местами затемненные черной тенью домов, наполненные ярко одетыми людьми, подвижными, болтливыми, стройными, как пальмы. Наряду со старыми костюмами туземцев, там можно было видеть женщин, одетых в давно сданные модой в архив платья, отзвук тех мод, которых больше нельзя встретить нигде.
   Они поднялись в гору по улице Виктора Гюго. Гаспар оглянулся и увидел гавань; на темной поверхности воды, точно повиснув в воздухе, виднелась "Прекрасная Арлезианка".
   Это была картинка, помещенная в конце первой главы его жизни. Море, остров, вечно кричащие чайки, убитый Ив, машинное отделение, Марсель -- все лежало за ней. А здесь была новая земля и начиналась новая жизнь. Все прежнее казалось далеким, давно прошедшим, но на самом деле оно было совсем рядом с ним, в образе капитана Сажеса, и могло во всякую минуту протянуть руку и взять его за плечо.
   Белые зонтики, полосатые занавески на верандах, черные тени, смех, движение, краски, пестрые люди, пестрые платья, бледно-желтые дома, синее небо, потоки яркого света под лазурным небом, -- такова улица Виктора Гюго, на которой очутился Гаспар.
   Шагов не было слышно -- все ходили босые. Эти стройные, грациозные люди двигались бесшумно. Звучали лишь постоянные крики продавцов сигар и фруктов, голоса детей и их веселый смех. Вы проходите мимо продавцов и лавок и выходите на небольшую площадку, посреди которой, словно алмазный цветок, вечно бежит и искрится, играя на солнце певучий фонтан. Везде ручейки и фонтаны. Всю эту воду с неусыпной заботливостью посылает в город вулкан Мон-Пеле, восседающий за лесом на своем высоком троне в тюрбане из облаков.
   Сажес купил себе цветок и сунул его в петлицу. Проходя мимо кафе, он взял Гаспара под руку и ввел его в помещение, заставленное мраморными столиками. На каждом столике стояла ваза с яркими цветами. За столиками сидели люди, одетые в белые костюмы и широкие панамы. Все они здоровались с капитаном, но без признака радости, как будто по принуждению.
   Усевшись за столиком в углу, Сажес позвал официанта и один из них торопливо подбежал к нему.
   -- Здравствуй, Жюль.
   -- Здравствуйте, мисси [Искаженное французское "monsieur" - господин].
   -- Как шли дела с тех пор, как я уехал?
   -- Хорошо, мисси. Жюль работал, много работал, целый месяц, а раньше -- не так хорошо.
   Сажес приказал подать вина и, предложив Гаспару сигару, закурил сам. Закинув ногу на ногу, он проговорил совсем другим тоном:
   -- Поговорим о деле!
   -- О деле?
   -- Да! Здесь это называется делами. Вот что! Я хочу знать истинную историю золота в поясе. Я хочу знать побольше об этом острове -- острове чаек -- и корабле с сокровищами.
   Гаспар воображал, что дело об острове кончено между ними на том, что капитан получил свою долю. Он ничего не рассказывал ему о коралловом корабле и не мог понять, о каких сокровищах толкует капитан.
   -- Да это ведь дело конченое, -- сказал он, помолчав. -- Я рассказал вам свою историю, вы получили свою долю... И потом я не понимаю, о каком корабле с сокровищами вы толкуете. Я ничего подобного не говорил.
   -- Друг мой, -- ответил Сажес, -- между капитанской каютой и каютой помощника -- тонкая перегородка, через которую слышно каждое слово. Если обитатель каюты помощника во сне беседует с Ивом о сокровищах, которыми наполнен корабль -- капитан делает свои заключения. Если, кроме того, этот человек явился на судно с какого-то острова и у него в кармане старое испанское золото, если он сознается, что убил какого-то Ива, с которым он во сне беседует о дележе, -- словом, вы понимаете?
   -- Что?
   -- А вот что: или выкладывайте все, что вы знаете об этом деле, или я даю вам честное слово, что сейчас же иду к властям и рассказываю им то, что знаю.
   При этих словах лицо капитана совсем изменилось. Маску добродушия сняло как рукой, и капитан явился таким, каким он был на самом деле, -- не романтическим злодеем, нет, мелочным, расчетливым торгашом.
   Гаспар молчал. Сердце его сжалось -- не от страха перед властями, а от страха перед капитаном и его образом действий. Он чувствовал себя в липких тисках шантажа. Он испытывал это ощущение на "Прекрасной Арлезианке" и думал, что избавится от него, когда сойдет на берег. Теперь он почувствовал, что щупальцы охватили его еще сильнее. Он сознавал, что бороться с капитаном бесполезно, что он окончательно потерял себя, выболтав ему свою тайну за стаканом рома.
   -- Вот что, -- сказал он наконец. -- Прежде чем рассказывать, я хочу знать, почему вы не спросили меня об этом раньше? Зачем вы торговались со мной из-за этих монет? Зачем вы прикинулись другом?
   -- Зачем я торговался? Вот так вопрос! Я хотел получить золото как можно дешевле. Я привел вас сюда, чтобы получить вашу тайну тоже как можно дешевле, имея власти под рукой. Я не хотел делать этого на судне, чтобы не испортить репутацию его тем, что с него уводят человека в кандалах. Я не желаю, чтобы полиция являлась на мое судно. Что же касается дружбы, то я друг вам и поделюсь с вами, Но правду я должен знать. Выкладывайте ее! Гаспар начинал раздражаться.
   -- Я ничего не скрыл от вас, -- сказал он. -- Около острова чаек лежит погибшее судно. Я думал, что на нем есть сокровища, но я забыл об этом. Если я говорил об этом во сне, значит, я продолжал об этом думать. Я расскажу вам все...
   И, облокотившись на стол обеими руками, он рассказал капитану о том, как Ив нашел коралловый корабль, и описал его. Сажес, тоже поставив оба локтя на стол, внимательно слушал его.
   -- Вот и все, -- сказал Гаспар, окончив свой рассказ. -- Возможно, что он до краев полон золота, -- я этого не знаю, да мне и безразлично.
   Сажес откинулся на спинку стула и крутил усы.
   -- Вы были на этом острове, -- сказал он наконец, -- вы видели корабль, вы нашли золото и скелет человека, вы подозревали, что там может быть еще много золота. Если бы я не вытянул из вас эту историю, вы никому ничего не рассказали бы об этом. Я же собираюсь теперь взорвать корпус корабля динамитом и познакомиться хорошенько с его грузом. Как только "Прекрасная Арлезианка" выгрузится, я возьму водолазный аппарат и все необходимое и отправляюсь на этот остров. Вы отправитесь со мной...
   -- Я?
   -- Ну да, вы! Неужели вы думаете, что я хочу посадить себе на шею весь Сен-Пьер? Я заберу с собой свою черную команду, среди них есть хорошие водолазы. Но мне нужен вдобавок еще европеец. Я поделюсь с вами, вы получите пятнадцать процентов найденного. Может быть, это будет много, может быть, ничего. Но вам придется работать, потому что добраться до корабля будет трудно, если он лежит так, как вы говорите. На острове что-то есть, -- прибавил он помолчав, -- я это чую...
   Слушая капитана, Гаспар начал испытывать какое-то воодушевление. Всего полчаса тому назад перспектива вернуться на остров чаек казалась Гаспару тяжелой необходимостью. Теперь он всем сердцем рвался к интересному предприятию. Он знал основные черты характера капитана, по крайней мере, воображал, что знает их. Он казался ему хладнокровным, бессердечным и расчетливым. Но он верил, что капитан сдержит слово и выдаст ему обещанную долю находки. Доля была так мала, что ее легче было отдать, чем не сдержать слова и нажить неприятности.
   -- То, что вы мне предлагаете, -- ответил он наконец, -- может быть и очень хорошо, но одно я должен сказать. Сегодня утром вы обращались со мной, как с другом, вы взяли меня под руку, привели меня сюда, угощали вином, а потом начали угрожать мне. Кто бы вы ни были, я должен сказать, что это мне не нравится.
   Сажес затянулся сигарой, а потом начал объяснять терпеливо, как ребенку.
   -- Сегодня утром вы походили на человека, у которого в пустом черепе скрыт алмаз. Я извлек его оттуда, как хирург. Это было неприятно, но алмаз здесь. И вместо того, чтобы требовать с вас награду за операцию, я предлагаю вам некоторую долю этого алмаза. Не начни я вам угрожать, вы бы не сказали мне ничего. Правда? Ну, что вы на это скажете?
   -- Я скажу только одно: я пойду с вами лишь в том случае, если вы обещаете мне больше не напоминать об этом деле и не угрожать мне. Когда мы отправляемся?
   -- Мне нужно неделю, чтобы разгрузиться и приготовиться, -- сказал Сажес. -- У вас карманы полны долларов, можете пока повеселиться.
   -- Я приду через неделю.
   -- Даете слово?
   -- Даю!
   Гаспар, легко поддававшийся порывам страсти, обладал душевной прямотой. Сажес это понял и оценил. Никто так высоко не ценит честность в человеке, как тот, кто его обманывает.
   -- Идем, -- сказал Сажес, поднимаясь. -- У меня есть дела, да и у вас тоже. Контора нашей компании недалеко, подите и сосчитайтесь. Портовые власти вы там тоже застанете. Я сказал им, что вы придете. Потом вам надо купить себе белый костюм, -- ваш не годится для Мартиники, слишком тяжел. Комнату вы найдете внизу, в гавани.
   С этими словами он вынул из кармана записную книжку, написал на ней имя и адрес, вырвал листок и дал Гаспару.
   -- Идите туда: мадам Фали, улица Горы, номер три. Она вас устроит.
   -- Мы не заплатили за вино, -- сказал Гаспар, опуская руку в карман.
   Сажес засмеялся.
   -- Я здесь никогда не плачу, я здесь хозяин. Жюль -- мой управляющий.
   Гаспар очень скоро узнал, как много несчастливцев относилось в Сен-Пьере к разряду "управляющих".
   В двадцати шагах от ресторана находился магазин, где Гаспар купил себе два белых тиковых костюма, пару белых парусиновых туфель и дешевую панаму. Он надел один из новых костюмов и отослал другой по данному капитаном адресу. Когда он вышел на улицу, он почувствовал себя новым человеком. Прежде, сходя на берег, он никогда не был так хорошо одет. Берег всегда представлялся ему в виде попоек в грязных барах, где-нибудь около доков. Бродя по улочкам сказочно-красивого города, он испытывал всю прелесть новизны своего положения.
   Проходившая мимо девушка бросила на Гаспара смеющийся взгляд, и это переполнило сердце его радостью. Войдя в помещение Трансатлантической компании, он смело и спокойно сделал свое донесение перед агентом и представителем портовых властей, а затем, вопреки совету капитана, потребовал не только свое жалованье, но и вознаграждение за погибший багаж. В первый раз мудрый Сажес оказался неправ, потому что агент, почувствовав, вероятно, уважение к этому нарядно одетому кочегару, без разговоров выписал ему чек на сто франков.
   Прилив счастья, начавшийся с утра, не останавливался, и Гаспар легко и радостно отдавался ему. Он заглядывал в многочисленные магазины без витрин и выставок, проникая взглядом в сгущенный мрак за сводчатыми дверями, где виднелись пестрые товары, и оттуда шел на улицу, навстречу запахам духов, цветов и сочных спелых фруктов. Яркий свет, яркие краски, динамичность и легкомысленная атмосфера веселого города воспламеняли его южную натуру. Он чувствовал себя в родной стихии.
   Он пересекал небольшую площадь, на которой играл алмазный фонтан, когда увидал перед собой девушку. Она шла ему навстречу. Освещенная ярким солнцем, -- ей вряд ли было больше шестнадцати лет, -- она была высока ростом, жива и грациозна. Это была разносчица: на голове у нее был лоток с каким-то товаром, прикрытым пестрым платком. Груз был бы в пору мужчине, но она несла его без признака напряжения. Она была босая, и полосатое платье, перехваченное на поясе, не стесняло ее движений и покрывало ее ноги только до колен. Она была похожа на статуэтку, простоявшую в течение тысячелетий на солнце, которое точно оставило на ней след золотых лучей. Ее сине-черные волосы были едва видны из-под платка. Она шла, держа голову неподвижно, но все время бросая по сторонам взгляды. Когда взгляд ее встретился с взглядом Гаспара, она не отвела от него глаза до тех пор, пока не прошла мимо.
   Гаспар был точно ослеплен. Он оглянулся, но девушка уже исчезла в толпе улицы Виктора Гюго.
   Взгляд -- и только! -- скользнул по нему, но они успели что-то сказать друг другу. Он прочел в ее глазах какую-то мысль, она точно сказала ему. "Я жду тебя..."
   Фонтан продолжал играть на солнце, а сотни мужчин и женщин проходили мимо, но они казались Гаспа-ру лишь пестрыми оживленными манекенами. И вдруг где-то высоко раздался веселый звон. Это были часы на мэрии, которые играли три раза в день, будя серебристое эхо в горах и лесах и разливаясь по голубому морю...

XI. Дождь и радуга

   На западной части острова Мартиники часто идут дожди. День стоит радостный, яркий, блестящий; Мон-Пеле горделиво красуется в своем тюрбане из облаков, -- и вдруг начинается дождь. Облака затягивают небесную лазурь -- шум дождя по крышам спорит с шумом ручьев, сбегающих с гор.
   Так вышло и сегодня. Люди вдруг засуетились, полил дождь. Гаспар, спрятавшийся в какую-то открытую дверь, слышал, как дождь барабанил по крышам выходивших на улицу веранд. Поднялся ветер, и сверху донесся шум деревьев и вздохи папоротников, клонившихся от ветра. С улицы вместе с шумом дождя доносились оживленные голоса и смех спасавшихся от дождя людей.
   И вдруг -- тучи разорвались и проглянула лазурь. Последний удар дождевого барабана по крышам веранд, -- и на голубом небе загорелась арка радуги.
   Гаспар вышел из своего убежища и отправился отыскивать улицу Горы. Он все еще продолжал думать о девушке с хорошеньким личиком и серьезными глазами, но предстоявшее дело скоро вытеснило ее образ из головы.
   -- Послушайте, -- обратился он к старому креолу под белым зонтиком, -- не укажете ли мне, где находится улица Горы?
   Креол охотно указал дорогу, но он объяснялся на совершенно непонятном Гаспару наречии. Моряк понял только, что улица находится где-то внизу и поэтому свернул в ближайший переулок и направился к голубой гавани.
   Ребенок цвета банана и с бананом в руках стоял в открытых дверях какого-то дома. Гаспар снял панаму и, вежливо кланяясь, спросил:
   -- Гражданин, не можете ли вы указать дорогу на улицу Горы, номер три?
   "Гражданин" извлек из своей гортани какой-то хриплый звук и показал толстым пальчиком прямо в небо. Привлеченная разговором, в дверях появилась пожилая креолка. Гаспар повторил ей свой вопрос.
   -- Это и есть улица Горы, номер три, -- ответила она.
   Это была мадам Фали. Она ввела Гаспара в дом, в чистенькую комнату почти без мебели. В углу находился "слон" -- нечто вроде кровати в виде матраца в два фута толщиной. Гаспар дал задаток и опять поднялся на верхние улицы города.
   Вечером, засыпая, Гаспар слушал голоса ночи. Южными ночами леса полны голосов. Днем там царит тишина, а в полдень, когда жара всего сильней, замирает даже ветер, и тишина в лесу делается жуткой. Ночью все меняется. Ночь врывается в лес, как безумный музыкант, дирижирующий таким же безумным оркестром. Эта музыка над Сен-Пьером продолжается до зари. Под звуки ее жители спокойно спят, а когда она умолкает, они просыпаются.
   Когда Гаспар проснулся, утренняя заря начертила на черном полу комнаты сквозь створчатые ставни семь голубовато-серых полос. Гаспар видел во сне девушку, которую он встретил на площади у фонтана. Ему не хотелось просыпаться.
   Постучали в дверь, и в комнату вошла хозяйка. Поставив поднос с кофе рядом с Гаспаром на полу, она отворила ставни, и в комнату ворвался запах моря и леса. Сен-Пьер был уже на ногах. Слышались крики разносчиков на улицах, женские и детские голоса. И все эти незнакомые звуки возбудили любопытство Гаспара. Он оделся и вышел из дому. Улица Горы была еще погружена в полумрак. В конце ее виднелась полоса моря, у берегов темного, а вдали уже освещенного солнцем и лазурного.
   Гаспар дошел до ближайшей лестницы и поднялся на улицу Виктора Гюго, на которой разрасталось утреннее оживление. Огромная феерическая картина, изображавшая ночной город под усеянным звездами небом, исчезла с экрана, и на месте ее появилась другая -- тот же город, освещенный солнцем. Фонтан на площади из танцующей радуги превратился в танцующий цветок из бриллиантов. Гаспар шел по улице, то поднимаясь в гору, то опускаясь с горы, и дошел до реки Рокселаны, все время думая о том, на какой улице и в каком доме скрывается вчерашняя незнакомка.
   Когда он дошел до базарной площади, она была еще вся в тени. Пестрые цветы, плоды, рыба, пестро одетые торговцы и покупатели -- сказочная картина движения и жизни в полумраке и почти без звуков. Мон-Пеле отбрасывал на все свою мрачную тень. И утро, и не утро. Но вот в одно мгновение все изменилось. Золотые лучи солнца брызнули через плечо великана Мон-Пеле, синее море ожило под синим небом, а площадь ярко осветилась и наполнилась звуками, как клетка с птицами.
   Бродя по базару, Гаспар увидел среди толпы вчерашнюю девушку. Она была без лотка. Ее маленькая головка была повязана полосатым платком. В руках была корзина, -- она шла покупать рыбу.
   Когда незнакомка увидела Гаспара, взгляды их встретились, и она тотчас же отвернулась.
   -- Эй, Мари! Мари с Красной Горы! Куда же ты, покупай свежую рыбу! -- окликнул ее один из рыбаков.
   Но Мари прошла мимо, не оглядываясь.
   -- Кто она такая? -- спросил Гаспар.
   -- Разносчица с улицы Пропасти.
   И рыбак занялся своими покупателями, навязывая рыбу всем, кто проходил мимо, и пересыпая речь бесконечными веселыми шутками. Гаспар пошел за Мари следом, но ее нигде не было видно. За что она рассердилась на него?
   Он шел по базару, одурманенный запахом цветов и ослепленный обилием фруктов всех сортов и окрасок. Он остановился перед стойкой с фруктами и цветами и вдруг заметил, что Мари стоит рядом с ним. Она не видела его. Двигаясь вместе с толпой, она очутилась около него нечаянно. Но вот она оглянулась, и взгляды их встретились в третий раз...
   Девушка покраснела, и Гаспар понял, что она узнала его. Он почему-то даже решил, что она думала о нем.
   -- Доброе утро, -- рискнул он поздороваться.
   -- Доброе утро, -- ответила она.
   Гаспар купил ей цветок. Она взяла его, взглянула на матроса с полуулыбкой, потом кивнула ему головой и ушла. Гаспар торжествовал: она не только не сердилась, но даже как будто была довольна.
   Он собирался уже уйти с базара, как вдруг раздался испуганный крик:
   -- Змея! Змея!..
   Стойка сзади него была опрокинута, народ разбегался по всем направлениям. Гаспар остался один лицом к лицу с пожилым человеком под белым зонтиком. Парализованный ужасом, старик стоял, как прикованный. Его глаза были устремлены на землю, где, извиваясь в пыли и поднимая голову, ползла желтая змея, готовая броситься на загипнотизированную жертву.
   Это была ядовитая гадина, которую местные жители называют копьеносцем. Она была не больше метра длиной, но страшна, как сама смерть. Она приехала на базар, притаившись в пучке бананов. Испуганная, разозленная, ненавидящая солнечный свет, змея готова была броситься на первого, кто попадется на ее пути.
   Вид пресмыкающегося совсем не встревожил Гаспара. Он принадлежал к числу тех немногих людей, которые не ощущают инстинктивного страха перед змеями. Правда, он не знал, какая ужасная тварь перед ним.
   Копьеносец, устремивший взгляд на свою жертву, не заметил бесстрашного врага позади себя. Подскочив к змее со свойственным ему проворством, Гаспар ухватил ее голой рукой около самой головы. Потом, сжав тело копьеносца левой рукой пониже, он почти оторвал ему голову, сломав хребет на затылке. Затем он бросил змею на землю и раздавил ей голову каблуком.
   В следующую минуту Гаспару показалось, что люди сошли с ума и собираются задушить его. Старик, которого он спас, бросился ему на шею, громадная толпа окружала его. Мужчины смеялись, женщины плакали.
   Когда он опомнился, старик под зонтиком, которого он так и не успел закрыть, дал ему руку и возбужденно говорил:
   -- Я -- Поль Сеген. Эти люди хорошо знают меня. -- Толпа одобрительно загудела. -- Вы спасли мне жизнь, подвергая опасности свою. Отныне я ваш преданный друг. Просите, чего хотите. Мой дом и все, что я имею, -- ваше. Моя жизнь тоже принадлежит вам, потому что вы спасли меня.
   -- Ничего, ничего, -- твердил Гаспар. -- Право, это пустяки, я не боюсь змей. Они никогда не кусают меня, -- добавил он хвастливым тоном.
   -- Не боится змей! Они не кусают его!.. -- И к полудню почти весь город знал о происшествии, а Гаспара считали героем.
   -- Как бы то ни было, -- не унимался пожилой человек с зонтиком, -- я поблагодарю вас еще раз. Вы завтракали? Нет? Так прошу вас, идемте со мной. -- И сквозь толпу, почтительно расступавшуюся перед триумфатором, он повел Гаспара на улицу Виктора Гюго. Там они позавтракали в кафе.
   За столом старик расспрашивал Гаспара о его прошлом, настоящем и будущем. Он устроил своему благодетелю настоящий допрос как будто нанимал прислугу.
   Гаспар рассказал историю крушения "Роны" и дошел в своем рассказе до знакомства с капитаном Сажесом.
   -- Сажес?... -- воскликнул его собеседник. -- Пьер Сажес?
   -- Да, так его зовут, -- подтвердил Гаспар. Можно было подумать, что в кафе появился второй копьеносец, -- такой ужас и отвращение отразились на лице Сегена.
   -- Берегитесь этого человека, -- сказал он взволнованно. -- Это не человек, а ядовитая змея... копьеносец. Он привез вас сюда, но я надеюсь, что вы не будете больше встречаться с ним.
   Гаспар ответил, что он намерен отправиться с этой "змеей" в плавание, как только судно сдаст груз. Он ничего еще не рассказал о сокровищах, но Сеген и не слушал его.
   -- Вы не поедете с ним, -- сказал он.
   -- Я уже дал слово.
   -- Ах, вы дали слово?! Ну, данному слову нельзя изменять, если даже вы дали его Пьеру Сажесу. Постарайтесь только не связываться с ним. Вот, смотрите! -- и он указал на паука на стене. -- Это -- Пьер Сажес! Это человек-паук, который поступает с людьми так, как пауки поступают с мухами. Овладеет ими, опутает их и высосет дочиста. Это -- мой злейший враг, и я единственный человек, который когда-то одолел его. Он ненавидит меня. Ну, да все равно. Когда вы вернетесь из этого плавания, вы придете ко мне, и я научу вас, как наживать деньги. У меня несколько барок, которые ходят на рыбную ловлю. Я дам вам хороший заработок, вы останетесь у нас и возьмете себе в жены хорошенькую девушку.
   Гаспар улыбнулся: будет чем утешиться, если на корабле не окажется сокровища.
   -- Я очень рад, -- ответил он, -- мне здесь очень нравится, и я с удовольствием останусь в Сен-Пьере, когда вернусь из плавания. И подумать только, что я узнал вас благодаря змее!
   -- Друг мой, -- сказал Сеген. -- У нас на Мартинике говорят: кто убьет змею, тому простится все. Вдобавок, вы приобрели друга на всю жизнь -- не презирайте же змей!
   Гаспар в эту минуту впервые почувствовал радость от сознания, что он спас жизнь человеку. Затем он вспомнил Анизетту, подававшую в баре вино. Неужели он когда-нибудь любил эту глупую девушку?
   Мари с Красной Горы вытеснила из его сердца образ Анизетты, как солнечный луч прогоняет тень...

XII. Мари с Красной Горы

   Улица Пропасти в полном смысле слова висела между морем и небом и была крута, как лестница. Вверху она пряталась в лесу, внизу -- вливалась в гавань, синюю в полдень и изумрудную утром. Ничего не могло быть живописнее этой старой узкой улицы утром, когда сверкающее море и темно-зеленый лес переглядывались через нее.
   На этой улице и жила Мари со своей теткой, старухой Шарль, по профессии разносчицей.
   Трудно описать, как легко эти женщины проходят с тяжелой ношей на голове по пятьдесят миль в день по горам и долинам, под лучами палящего солнца, веселые, как дети, и безвозвратно обреченные на смерть от переутомления. Но они не жалуются: их труд тяжел, но зато они не знают ни давящих стен, ни эксплуататоров-хозяев. На пустынном пути из деревни в деревню у них есть свои друзья -- солнце, ветер и простор.
   После смерти жены отец Мари -- мелкий фермер -- обеднел. Неурожай нарушил его расчеты, и он вынужден был взять денег в долг у Пьера Сажеса, бывшего тогда восходящей звездой Сен-Пьера. Капитану бешено везло. Обстоятельства всегда складывались так, что его должник не мог уплатить денег в срок, и его имущество переходило за бесценок в руки заимодавца. Так случилось и с отцом Мари. Он остался управляющим на той ферме, где он был когда-то хозяином: как назло, на следующий же год урожай превзошел всякие ожидания.
   Бананы гнулись под тяжестью плодов, поля сахарного тростника были так густы, что рабочие с трудом пробирались через них. Но в сердце его не было горечи. Он старался изо всех сил, чтобы заработать на хлеб для себя и для Мари.
   Мари тогда исполнилось пятнадцать лет, и осиротевшая девушка перешла на жительство к своей тетке в Сен-Пьер, на улицу Пропасти, и начала работать в качестве разносчицы у некоего Сартина, имевшего магазин на улице Виктора Гюго. Смерть матери тяжело поразила Мари, которая несмотря на свои пятнадцать лет, была еще совершенным ребенком. Переход из залитой солнечным светом деревушки на мрачную улицу Пропасти она перенесла нелегко, но потом привыкла и полюбила ее тишину, и старые дома, и обросшие мхом ступени, и постоянное журчанье воды в водостоках.
   Три раза в неделю ранним утром, когда Мон-Пеле резко выделялся на фоне зари, Мари отправлялась к Сартину, получала товар и пускалась в свой дальний путь с лотком на голове, так легко и весело, как будто он был не тяжелее шляпы.
   Выйдя за город, она шла, не оглядываясь по сторонам и внимательно смотря на дорогу, из опасения встретить змею-копьеносца. В темных глухих ущельях было немного жутко -- змеи и другие гады могли таиться в густых высоких папоротниках. Но там, где дорога выходила на простор, яркое солнце и утренний ветер живо прогоняли все страхи.
   Через год Мари знали во всех деревнях. Красота и приветливость создали ей обширный круг покупателей, и она выручала для Сартина значительно больше других разносчиц.
   Нечего и говорить, что на Мартинике у Мари было много поклонников, но ни один из них не затронул ее юного сердца.

XIII. Встреча в Большой Бухте

   Однажды Мари предстояло совершить длинное путешествие. Сартин послал ее к Большой Бухте, на восточной стороне острова.
   Она поднялась по крутым улицам вверх и вскоре вышла за город. Несмотря на тяжелую ношу на голове, она остановилась, повернулась и посмотрела вниз на Сен-Пьер: она думала о незнакомце, приехавшем откуда-то из голубой бесконечной дали океана. Вчера, на базаре, она слышала крики женщин и видела его, окруженного толпой. Он убил змею голыми руками, народ говорил, что он не боится змей.
   Когда подул прохладный ветерок рассвета, она присела передохнуть. Картина, расстилавшаяся перед ней, была знакома с детства, но Мари казалось, что она видит ее впервые. Мир со вчерашнего дня уже никогда не будет казаться прежним. В последний раз, когда девушка проходила по этой дороге, она была беспечна, радостна и свободна, как вольная птица. Теперь все было по-другому. Мари сама не знала, что с ней произошло. Она никогда не отождествляла свои переживания с любовью, о которой частенько болтала добрая тетушка Шарль. Она чувствовала только, что родные горы заговорили о чем-то другом, непонятном, но странно притягивающем, а простор впервые напомнил ей об одиночестве.
   Она всегда ходила одна по дорогам, но никогда не задумывалась об этом. Все молчало кругом, но ей казалось, что деревья, папоротники, цветы и раскаленные солнцем камни говорят ей:
   -- Доброе утро, Мари...
   И говорят голосом незнакомца. И она вызывала в своей памяти его образ, и тогда ей уже не казалось, что она одна. Невидимая нить связывала ее с городом, и чем дальше она шла, тем длинней становилась нить и тем сильней она тянула.
   "Вернись! -- шептал ей какой-то внутренний голос. -- Вернись, каждый шаг удаляет тебя от него! Он -- иностранный моряк. Как знать, может быть он сегодня же сядет на стоящий в гавани корабль. Ветер расправит паруса, корабль уйдет далеко за голубую линию на горизонте, и ты потеряешь любимого навсегда..."
   Мари решительно повернулась и пошла мимо молчаливого леса по дороге к Большой Бухте.
   Большая Бухта -- это маленький городок, приходящий в упадок. Он лежит на самом берегу океана, обжигаемый солнцем и южными ветрами.
   В Сен-Пьере, расположенном на западной стороне острова, утро наступает поздно. Горы заслоняют его от солнца, а вечерняя заря широко заливает улицы пылающим огнем. Не то в Большой Бухте -- солнце посылает туда свои первые лучи, которые жадно врываются в город из-за фиолетовой поверхности моря. В Сен-Пьере еще темно, когда Большая Бухта вся залита солнечным светом. Сен-Пьер омывает свое подножье в Карибском море, в то время как Большая Бухта выходит в Атлантический океан. Мощное экваториальное течение и ветер заставляют волны вечно биться о ее берега.
   Еще не видя первых домов тихого городка, Мари уже слышала шум прибоя. Она вышла на главную улицу города, которая была продолжением большой дороги, и зашла в лавочку Карбе, куда послал ее Сар-тин. Лавочник разобрал товары, присланные ему Сартином, нагрузил на лоток другие в обмен и пригласил Мари отдохнуть и закусить.
   Отдохнув немного, за час до отправки в обратный путь Мари вышла на берег и стала смотреть на море. Она делала это всякий раз, когда бывала в Большой Бухте. Она любила смотреть, как изумрудные волны катились в черную как смоль воду залива. Пожалуй, нигде нет такой любопытной игры красок: белая пена, белые чайки, синее море, высокие изумрудные волны и черный песок. И солнечный свет, и шум прибоя.
   Здесь на утесе Мари вдруг увидала у самого края воды две белые фигуры. Она узнала их. Это были Сеген и Гаспар.
   Сеген проводил в Большой Бухте большую часть года, потому что климат там был более здоровый и менее дождливый, чем в Сен-Пьере. Он встретил Гаспара накануне вечером и пригласил его к себе погостить. Вечером Гаспар должен был вернуться в Сен-Пьер.
   Мари вспомнила о том, как, стоя на вершине горы, она боролась с желанием вернуться в город...
   В ту самую минуту, когда она их заметила, они собрались идти назад. Сеген, несмотря на свои старческие глаза, сейчас же узнал Мари. Эта была самая хорошенькая разносчица в Сен-Пьере, а жизнерадостный Сеген был одним из ее поклонников. Он приподнял шляпу в знак приветствия, а девушка помахала в ответ рукой.
   -- Это Мари с Красной Горы, -- объяснил старик Гаспару, -- самая хорошенькая разносчица в Сен-Пьере и самая лучшая девушка. Я хочу, чтобы вы с ней познакомились. Пойдем! Послушай-ка, Мари, -- закричал он, поднимаясь на утес, -- я веду к тебе своего друга! Что ты скажешь о нем? Это победитель змей, человек, который не боится копьеносца. Он спас вчера человека на базаре, а этот человек -- Поль Сеген, который не забывает услуги.
   Мари слушала его с легкой улыбкой. Она встретила Гаспара долгим взглядом, который безмолвно сказал, что она узнала его. Гаспар не сводил с нее глаз.
   -- Да, -- продолжал старик, -- этого нельзя забыть! Копьеносца -- эту живую смерть -- он убил голыми руками. Пожми ему руку, Мари, за то, что он спас Поля Сегена, друга твоего отца.
   Мари подошла и пожала широкую руку Гаспара. С того дня, как он поднес ей цветы она все время думала о нем. С того дня, как он впервые встретил ее у фонтана, он думал о ней.
   Они направились к маленькому дому Сегена, окруженному густой зарослью тамариндов и папоротников. Они росли наклонно к западу, как будто под напором вечно дующего в одну сторону ветра.
   -- Ты идешь обратно в город, Мари? -- спросил старик, когда они дошли до калитки.
   -- Да, мисси.
   -- Всю дорогу пешком?
   -- Да, мисси.
   -- Эх, если бы мне твою молодость и силу!..
   Он взялся за ручку калитки, когда Гаспар, оглянувшись на Мари, сказал:
   -- Я тоже иду в Сен-Пьер. Если вы ничего не имеете против? Дорога долгая и пустынная...
   -- Как? -- изумился старик. -- Неужели вы надеетесь поспеть за носилыцицей?
   Гаспар взглянул на Мари и улыбнулся, показав белые зубы. Вопрос показался ему смешным, когда он сравнил свое сильное тело с ее легкой фигуркой.
   -- Я попробую, -- сказал он Мари, -- если, конечно, вы не откажетесь от такого слабого спутника.
   Был уже третий час, когда они вышли на большую, всю белую дорогу, пробегавшую среди тамариндов и полей сахарного тростника. На вершине Мон-Пеле спокойно лежало облако, единственное на всей небесной лазури. Пока они шли, сорвавшийся ветер нарушил его покой, и облако начало дымиться и подниматься струйками вверх.
   Это дало им повод к разговору. Гаспар с трудом понимал, что говорила Мари на своем языке, и это служило неисчерпаемым источником для веселого смеха. Скоро они стали друзьями, и точно забыли о той притягательной силе, которая влекла их друг к другу.
   На полуденной горе путники остановились, и Гаспар вспомнил слова Сегена: "Неужели вы надеетесь поспеть за носилыцицей?"
   Девушка, несмотря на тяжелую ношу, шла легко и воздушно, как тень облака. Гаспар начинал уставать, но ему не хотелось сознаваться. А солнце уже склонялось к западу, наполняя долины синими тенями, и до города было еще очень далеко.
   "Скорей умру, чем отстану", -- говорил себе Гаспар, стараясь подбодрить себя пением. Голова у него горела, ноги болели, он дорого дал бы за возможность броситься в тень зеленых кустов у дороги. Но Мари была свежа, как в начале пути, слушала его песни, улыбалась, болтала и напевала сама, когда он умолкал.
   По дороге там и сям, из расщелин скал били холодные кристальные ключи. Путники прошли гору Креста, когда решимость "лучше умереть, чем сдаться" покинула Гаспара. Около одного ключа была зеленая скамейка, прятавшаяся в гуще могучих папоротников. Высеченная из камня львиная голова струила жгут прозрачной воды. Гаспар едва держался на ногах. Увидав скамью, он опустился на нее почти без сил. Мари, взглянув на него, поняла, в каком он был состоянии. Она быстро сняла с пояса небольшую бутылочку "ратафии", -- подкрепляющего напитка, который носильщицы всегда берут с собой, -- налила маленький стаканчик и дала его Гаспару.
   Целебная жидкость сразу оживила его. Тогда Мари указала рукой на лоток и попросила снять его. Он встал и помог ей. Девушка поставила лоток на землю и уселась на скамейку, рядом со своим спутником.
   Гаспар сразу забыл всю свою усталость. Он вынул из кармана трубку, ту самую, которую он курил, когда Ив принес и бросил перед ним на песок крабов, набил ее и закурил.
   А Мари сидела, сложив на коленях руки, и задумчиво смотрела на уходившую в даль дорогу. Она, казалось, забыла о существовании Гаспара. Когда через дорогу пробежала полевая крыса, она вздрогнула, оправила платье и спрятала под скамейку голые ноги.
   -- Вот он, капитан Сажес, видели?..
   И повернувшись, она долго смотрела на то место, где скрылось отвратительное животное.
   Гаспар успел за это время забыть о Пьере Сажесе, "Прекрасной Арлезианке" и предстоящем путешествии.
   -- Сажес? -- повторил он. -- Разве вы знаете капитана Сажеса?
   Мари ничего не ответила, но невольное движение ее руки сказало достаточно красноречиво, что она о нем думала. Она поднялась и взглянула на свою тень на белой дороге и на солнце, склонявшееся к западу. Пора было идти. Гаспар с сожалением поднялся и помог ей водрузить на голову лоток.
   Стало прохладней. Яркий послеполуденный свет солнца погас, и отдаленные предметы обозначились яснее.
   -- Вы знаете Сажеса? -- спросил Гаспар, шагая рядом с Мари. -- Я тоже знаю его. Мы с ним скоро отправляемся в плавание.
   Она остановилась и прямо взглянула на него.
   -- Отправляетесь с ним в плавание? -- повторила она.
   -- Недалеко. Я скоро вернусь.
   -- С ним?... Вы едете с ним?
   Тревога, отразившаяся на лице Мари, поразила Гаспара. Он не знал, что капитан разорил ее отца. Он взял девушку за руку.
   -- Я обещал ехать с ним, но я вернусь, -- сказал он.
   -- Ах, вы обещали?!
   Солнце наполовину скрылось за горами. Верхняя половина его казалась ослепительно яркой, и точно дрожала за свою жизнь. Лиловые тени ложились на склоны гор.
   Они больше не говорили, но в этот миг их жизни слились...

XIV. Симон Серпенте

   Гаспара разбудил на другое утро громкий разговор за дверью. Раздался стук, дверь сейчас же бесцеремонно отворили, и в комнату вошел капитан Сажес.
   Было уже достаточно светло, и Гаспар заметил, что лицо капитана было встревожено. Он закрыл за собой дверь и подошел к матрацу, на котором лежал Гаспар.
   -- Отличная история! -- начал он раздраженно. -- Меня предали! Вы рассказали кому-нибудь?
   -- Рассказал -- о чем?
   -- О чем же, как не о нашей экспедиции!
   -- Я никому не говорил ни слова.
   -- Правда?
   -- Конечно! Я сказал одному человеку, что отправляюсь с вами в плавание, но ни слова не упоминал о том, куда и зачем.
   -- А кому вы это сказали?
   -- Полю Сегену.
   -- Проклятие! -- вскричал капитан, вскакивая со стула. -- На острове только один человек носит это имя. Так вот, кто дает деньги...
   Он прикусил язык, бросился на стул и уставился в пол.
   Накануне вечером, Жюль, его боцман, пересказал ему циркулирующие в барах слухи о том, что мисси Сажес открыл местонахождение разбитого, наполненного сокровищами судна и отправляется туда с целью овладеть им. Молва выражала уверенность в провале предприятия, потому что туда же отправляется другая экспедиция, снаряженная гораздо богаче.
   Дело в том, что Жюль был сам виновником возникновения этой сплетни. Он под большим секретом сообщил какой-то метиске о том, что в свою очередь доверил ему капитан, а ненависть к Сажесу дополнила остальное.
   В действительности все существующее осталось в секрете. Но болезненно недоверчивый капитан решил, что Гаспар предал его. Сначала он сомневался в истинности неприятного известия, -- Гаспар не знал в Сен-Пьере ни одного решительного человека, способного снабдить деньгами его конкурентов. Когда же Гаспар сознался, что он говорил о предстоящем плавании Сегену, капитан окончательно утвердился в своих подозрениях.
   Ему оставалось только поспешить с отъездом. Расчеты с Гаспаром за мнимое предательство он отложил до возвращения.
   -- Ну, что же! Положим, что вы ничего не говорили Сегену. Я вам верю. Но он каким-то образом все-таки пронюхал о нашем деле и посылает туда человека!...
   -- Постойте! -- воскликнул Гаспар. -- Куда же он пошлет его, когда кроме нас с вами никто не знает, где находится остров?
   -- Да, -- ответил Сажес. -- Вот в этом-то и загадка. Он знает, и этого с меня достаточно. Я отправляюсь через три дня.
   -- Но груз?
   -- Работая в две смены, я управлюсь с грузом в три дня. Я уже все обдумал. Вставайте, мы позавтракаем где-нибудь вместе и переговорим обо всем.
   Капитану часто приходилось иметь дело с искателями сокровищ. Сажесу не раз указывали местонахождение того или иного погибшего судна, разбитого о бесчисленные подводные рифы Карибского моря, но никогда он не соглашался участвовать в подобного рода предприятиях. Он слишком хорошо знал Карибское море. Изменчивые течения очень быстро заносили песком остатки кораблей и мешали работе водолазов. Более того, он видел однажды конец кабеля, длиною в полмили, завязанный течением в самые причудливые и прихотливые узлы.
   Сообщение Гаспара о коралловом корабле только потому и обрадовало его, что корабль лежал в тихой лагуне, где было легко работать водолазам, а еще потому, что он не был засыпан песком. Если в нем окажется ценный груз, несколько патронов динамита помогут добраться до него.
   Они молча спустились в гавань, и капитан направился к большому зданию, служившему складом товаров. Заглянув в высокую сводчатую дверь, он в сопровождении Гаспара вошел в полумрак амбара. Резкий запах дегтя, парусины и канатов встретил их. Ржавые железные цепи были свалены в кучу, рядом со старыми якорями и всякой корабельной утварью. Посреди всего этого хаоса остатков хозяин предприятия, известный просто под именем Хака всем капитанам от Порт-оф-Спейна до Порт-Рояля, давал указания трем чинившим парус рабочим.
   Сажес взял Хака под руку, отвел в сторону и заговорил о своем деле, а Гаспар сел на конец железного бруса и стал наблюдать за работой матросов.
   -- Мне нужно два водолазных аппарата, -- говорил капитан, -- и насос. И чтобы все это было в порядке. Есть ли у вас эти механизмы и сколько вы возьмете за прокат на два месяца?
   -- Две тысячи долларов залога и пятьсот долларов за прокат, -- ответил Хак, не задумываясь.
   -- Триста долларов, и ни одного цента больше.
   -- Я сказал пятьсот, если вам это не нравится, очень жаль. Меня только что спрашивало об этом другое лицо. Я жду его сюда каждую минуту. Если мы с ним заключим эту сделку, где вы достанете другие аппараты?
   Это была, конечно, уловка, но Сажес увидел в словах Хака подтверждение переданных ему слухов. Хак, наблюдательный, как хищная птица, заметил впечатление, которое произвели его слова.
   -- Кто же это другое лицо? -- спросил капитан. -- Вы можете, по крайней мере, назвать мне его имя?
   -- Я никогда не называю имен в делах, капитан, но так как вы мой давнишний покупатель, я могу сказать вам кое-что по секрету.
   -- Ну?
   -- Это лицо, -- сказал Хак, понижая голос, -- собирается, кажется, взяться за то же дело, что и вы.
   -- Дьявол! -- воскликнул капитан. Потом, спохватившись, рассмеялся. -- Если это так, то он получит немного. Но мне некогда тратить время. Покажите мне насос и аппараты.
   Хак повел своего посетителя в глубину склада, где в особом помещении хранились водолазные принадлежности, почти новые и готовые к немедленному употреблению. Капитан внимательно осмотрел их и, обернувшись к Хаку, спокойно проговорил:
   -- Триста долларов за прокат -- и ни одного цента больше.
   -- Пятьсот -- и ни одного цента меньше, -- ответил Хак.
   -- Ну, хорошо, четыреста, и принимайте залог.
   -- Пятьсот, -- спокойно повторил Хак. -- Зачем, спрашивается, отдавать вещь за четыреста, если я могу получить за нее пятьсот?
   -- Четыреста пятьдесят!
   -- Зачем мне лишать себя пятидесяти долларов?
   -- Ладно, получайте!
   -- Помните, капитан, что вы отвечаете за малейшее повреждение аппаратов.
   -- Никаких повреждений не будет. А теперь, когда дело решено, хотите я вам назову имя лица, приходившего к вам по этому же делу?
   Хак, очень довольный заключенной сделкой, а еще больше тем, что одурачил премудрого капитана, ничего не ответил, а только засмеялся.
   -- Это Поль Сеген -- разве я не прав?
   -- Не могу сказать. Я всегда строго соблюдаю тайну в делах.
   -- Знаете что, -- сказал капитан, -- мы с вами давно знакомы, я ваш всегдашний покупатель. У меня есть основание подозревать, что меня выдали. Если вы шепнете мне имя человека, приходившего к вам, я никому не проболтаюсь, но я буду знать, кого мне опасаться, и буду начеку. За сообщение я вам заплачу пять долларов.
   Хак, в принципе не возражавший против приобретения пяти долларов таким легким способом, нагнулся к уху капитана и тихо прошептал:
   -- Поль Сеген!
   -- Благодарю вас, -- сказал капитан, вручая условленную плату.
   Хак широко улыбнулся. Пять долларов за ложь -- это была очень выгодная сделка. Довольный удачным торгом, он пригласил капитана и его спутника позавтракать. Он ввел их в отдельную комнату и приказал подать кофе, рому и папирос.
   Гаспар даже не слышал, как внесли поднос, уставленный обычными на Мартинике блюдами. Он буквально застыл перед картиной, висевшей на одной из стен в старинной деревянной рамке. На картине был изображен маленький, уродливый человек с огромным мечом в одной руке и хлыстом в другой. Из-за пояса торчал пистолет. Голова его была необыкновенно мала, а лицо поражало отталкивающим безобразием. Ноги были изуродованы и, вообще, весь облик был так отвратителен, что Гаспар не мог отвести от него глаз. Ему казалось, что он где-то видел этого ужасного урода. Мало того, будто это чудовище сыграло какую-то роль в его жизни.
   -- Кофе или рома? -- спросил Хак.
   Гаспар очнулся и отошел от притягивавшей его картины.
   -- Скажите, пожалуйста, -- проговорил он, ответив на вопрос хозяину и усаживаясь за стол, -- кто изображен на этой картине? Мне кажется, что я где-то встречал этого человека.
   Хак засмеялся.
   -- Если вы его видели живым, вы должны быть значительно старше всех нас, вместе взятых. Вы могли видеть только его портреты, да и то не такие хорошие, как мой. Это -- Симон Серпенте.
   -- А кто он был?
   -- Как? Вы не слышали никогда о Симоне Серпенте? Правда, я забываю, что вы впервые в Вест-Индии. Так знайте, что Симон Серпенте был один из последних пиратов, и самый свирепый из них. Кидлу, Горну и Синглетону далеко до него. Не правда ли, капитан?
   -- Очень вероятно, -- ответил Сажес. -- И я думаю, что правительства легко могли бы положить конец его злодействам, если бы они не извлекали из них выгоды.
   -- Верно, -- согласился Хак. -- Серпенте несколько раз был на волосок от виселицы -- и все-таки спасался. Народ в конце концов стал верить, что его нельзя убить, что он умрет только от своей руки. Люди были уверены, что этот дьявол приносит несчастье всем, на чьем пути он окажется.
   -- Бабья болтовня, -- сказал Сажес -- Никакого несчастья и никаких дьяволов не существует.
   -- Пожалуй, -- согласился Хак, -- но если он не приносил несчастья, то и счастья он тоже приносил мало. Он разбойничал в течение многих лет и собрал огромные богатства. Никто не знает, где они спрятаны. Ходила молва, что у него был какой-то остров на Карибском море, но никто не знал, где этот остров находится. Да люди так боялись его, что лежи эти сокровища вот здесь в бухте, -- никто и пальцем не тронул бы их.
   -- Дураки! -- убежденно сказал Сажес.
   -- Может быть, -- уклончиво ответил Хак. -- Но я тоже не согласился бы связаться с ними. Я бы не дотронулся до золота Симона Серпенте. Во всяком случае он уцелел только потому, что бросил пиратство. Конец его деятельности был совсем неожиданный. Вы знаете Ларопе? Это был тоже пират. Его судно называлось "Золотая Раковина", а судно Серпенте -- "Пуэрто Мексика". Однажды они погнались за одной и той же бригантиной. Серпенте сигнализировал своему собрату, чтобы он убирался. Приз, заявил он, принадлежит ему, потому что он первый заметил его. Ларопе ответил отказом, и через несколько минут ядро снесло у него грот-мачту. Забыв о бригантине, оба пирата схватились в жарком бою. Это было недалеко от Матанзаса, и на берегу собралась огромная толпа народа. Ветер был с востока и пушечная пальба была слышна в Гаване. Серпенте подошел вплотную к "Золотой Раковине", перерезал всю ее команду, а Ларопе повесил, как пирата. После этого он бросил морской разбой и принялся за не менее почтенное дело -- стал перевозить невольников-негров. Тут-то припомнили его преступления, и постепенно против него возникло целое движение. Серпенте знал об этом, но не беспокоился до тех пор, пока не пронюхал, что в погоню за ним выслан корвет, и что если он попадет в руки властей, то будет повешен. Бывший пират находился в это время у американских берегов с грузом невольников. И действительно, однажды утром он увидел на горизонте паруса корвета. Серпенте нетрудно было уйти от него, и он так и сделал. Но он понял, что песенка его спета и что плавать в этих водах уже нельзя. Природа наградила его такой внешностью, что спрятаться ему было очень трудно. Вероятно, он тогда уже и укрылся на острове, где были спрятаны его сокровища. Во всяком случае, его с тех пор не видали.
   Выслушав рассказ, Гаспар задумался, и вдруг его точно осенило. Он мгновенно, совершенно отчетливо припомнил, где он встречал эту безобразную фигуру человека с крошечной головой и кривыми ногами. Это был тот самый скелет, который нашел Ив на пустынном острове и на кожаном поясе которого были нацарапаны две буквы: "S. S.".
   Это открытие потрясло Гаспара. Он взглянул еще раз на изображение человека, чьим золотом он замарал себе руки. Стараясь скрыть волнение, он вернулся к столу.
   Капитан поднялся, чтобы проститься с хозяином. Через несколько минут они вышли на залитый солнцем берег.
   -- Я отправляюсь на судно посмотреть, как двигается дело с разгрузкой. Пойдемте со мной -- вы устроите свою каюту.
   Он крикнул мальчишке-лодочнику, и вскоре они очутились на борту "Прекрасной Арлезианки". Разгрузка шла со всей быстротой, какую позволяла работа вручную.
   Обойдя палубу, капитан вошел в каюту и вызвал к себе Гаспара.
   -- Надеюсь, что у вас будет немного багажа, -- сказал он.
   -- Конечно, -- ответил Гаспар. -- Вы сказали, что мы отправляемся через три дня. Но я хочу просить вас об одном...
   -- О чем?
   -- Не освободите ли вы меня от участия в этом деле?
   Сажес резко засмеялся, сел за стол, сложил руки и насмешливо уставился на собеседника. Минуту он молчал, точно стараясь прочесть сокровенные мысли Гаспара.
   -- Нет! -- крикнул он потом, ударив кулаком по столу. -- Тысячу раз нет! Вы дали слово, а теперь почему-то уклоняетесь. Сегодня утром я убедился, что мои планы стали известны Сегену. Я скажу вам одно: вы поедете со мной, или же я отвезу вас туда с помощью полиции. Мы найдем там труп убитого человека, осмотрим его одежду и кости... Мы...
   Сажес неожиданно оборвал свою речь. Гаспар быстро отошел от стены и сел за стол прямо против него.
   -- Вы сделаете очень многое, если я не схвачу вас за глотку, не вытащу на палубу и не выброшу за борт, как падаль, -- произнес он с еле сдерживаемым негодованием. -- Я дал слово сопровождать вас в этой трижды проклятой экспедиции, и я сдержу его. Нечего больше говорить. Вы собираетесь разыскивать там кости -- и найдете их. Этот остров чаек следовало бы назвать островом скелетов, и я не удивлюсь, если и вы оставите там свои кости.
   -- Это угроза? -- воскликнул капитан.
   -- Угроза? Я никогда не угрожаю. Я повторяю только, что вы будете счастливы, если не оставите там своих костей. Слушайте, вы! -- и он наклонился над столом и прямо посмотрел в лицо капитану. -- Слушайте! Я рассказал вам, как я подрался на острове с человеком и нечаянно убил его. Но это не все. После смерти там случилось такое...
   -- Что же именно?
   -- Мне это место не нравилось еще до того, как Ив погиб. Этот корабль на дне лагуны... Я ручаюсь, что никто никогда не видел подобного. Он был похож на самое обыкновенное затонувшее судно, а вечером, на закате, вдруг начинал весь гореть, как будто его увешивали фонарями.
   -- Фосфор, -- заметил Сажес.
   -- Не знаю, -- ответил Гаспар. -- А что случилось на другой день? Я занес нож над своим другом, я убил его. Я не хотел убивать, клянусь! Когда я стоял потом на рифе, высматривая, не покажется ли судно, кто-то подошел ко мне сзади. Никого не было видно, но кто-
   то все-таки стоял за моей спиной. Одни чайки там чего стоят! Они могут оглушить человека. А потом, ночью, кто-то ударил в барабан около моей палатки. Я чуть не потерял рассудка на этом проклятом острове. Но слушайте дальше... Я спасся оттуда, и я сказал самому себе, что никогда больше не вернусь туда. И вот я встретил вас, выпил слишком много рома, проболтался и показал вам погубившее меня золото. И теперь я должен вернуться туда против своей воли.
   -- Чтобы стать богатым против своей воли! -- договорил капитан. -- Не понимаю, о каком несчастье вы говорили?
   -- Богатым?... -- с насмешкой повторил Гаспар. -- Неужели вы рассчитываете вывезти богатство оттуда?
   -- Если оно там есть, я возьму его.
   -- Там есть кто-то, кто помешает.
   -- Кто же?
   -- Симон Серпенте!
   Сажес взглянул на своего собеседника, опасаясь, не сошел ли он с ума. А Гаспар продолжал:
   -- Я понял теперь, чей скелет Ив нашел на острове и кому принадлежат деньги, из-за которых мы поссорились. Я говорил вам, что он нашел деньги около скелета. Там лежал очень маленький, почти детский череп уродливой формы. Я, помню, сказал тогда Иву: "Какой, должно быть, был красавец". И кости у него были не такие, как у всех. Как только я увидел этот портрет у Хака, мне сейчас же пришло в голову, что я уже видел где-то такого урода.
   -- Чепуха! -- возразил Сажес. -- Вы суеверны, как старая баба. Я и вполовину не верю из того, что о нем рассказывают. Если Симон Серпенте жил когда-нибудь, то он умер в кабаке, как все, подобные ему, или ему снесли голову в схватке...
   -- Подождите, -- сказал Гаспар. -- Я показывал вам пояс, в котором лежали деньги. Разве вы не помните, какие буквы там стояли?
   Сажес вздрогнул.
   -- Теперь припоминаю. Странно! Это были две буквы: "S.S.". А вы не сами их нацарапали?
   -- Да я тогда еще ничего и не знал о Серпенте.
   -- Правда!...
   Сажес задумался и сидел молча, барабаня пальцами по столу. Его мысли приняли тревожное направление.
   Потом он вдруг вскочил и ударил кулаком по столу.
   -- Отлично! -- крикнул он. -- Я все понимаю. Он собирался плыть в Европу, но с его судном случилась авария, и оно затонуло. Во всяком случае, кости его не должны лежать далеко от его сокровищ. Вы поняли?
   -- Что?
   -- Золото зарыто там, где он лежит.
   -- Вероятно, так оно и есть, -- согласился Гаспар.
   -- Так чего же вы, черт возьми, раскисли? Глядя на вас, можно подумать, что вы потеряли состояние, а не нашли его.
   -- Может быть, лучше было бы потерять, чем найти таким образом. Пусть будет по-вашему. Но только помните, что я предупредил вас, если что-нибудь случится...

XV. Педро

   Гаспар почти весь день провел на судне, привел в порядок каюту, а вечером, за час до захода солнца, вернулся в город, Он встретил Мари, и они провели вечер в запущенном Ботаническом саду Сен-Пьера.
   Когда они расстались, луна была уже высоко.
   -- Я вернусь, -- говорил Гаспар, -- ничто не сможет мне помешать, ничто...
   -- Ты уезжаешь так далеко, -- печально говорила Мари. -- Я не знаю куда, но я знаю, что это далеко, и это убивает меня.
   -- Я вернусь, -- повторил Гаспар.
   День отъезда настал скоро. В три часа утра мадам Фали разбудила Гаспара и принесла ему завтрак. Многим морякам она давала приют, но только Гаспар завоевал ее настоящие дружеские симпатии. Пока уничтожался принесенный завтрак, она оставалась в комнате.
   -- Может быть, вам и нужно уехать, -- говорила она, -- но всем нам так хочется, чтобы вы не уезжали. Вы ведь вернетесь, правда?
   -- Непременно вернусь, -- отвечал Гаспар. -- Такой хороший город не скоро найдешь... И таких хороших людей... Но... возможны бури, всякие случайности...
   С этими словами он вынул из кармана небольшой пакет. Там находились все оставшиеся от получки деньги, и те доллары, которые Сажес дал ему за золото.
   -- Почем знать, что случится, -- сказал он. -- Здесь в пакете деньги. Если я не вернусь, отдайте их Мари, той, которую вы видели вчера со мной.
   Гаспар в последний раз окинул взглядом комнату, где он был так счастлив, и вышел на улицу.
   В четыре часа Мари, тихонько отперев дверь дома, тоже вышла на улицу и, дойдя до каменной ограды, стала смотреть на море. Перед ней расстилался великолепный пейзаж, но она не видела ничего, кроме силуэта "Прекрасной Арлезианки". Казалось, что старая барка стояла неподвижно. Но расстояние между ней и соседним пароходом неуклонно увеличивалось. Мари смотрела на удаляющееся судно и протягивала руки, точно для того, чтобы удержать кого-то.
   В это утро Мон-Пеле выглядел не совсем обыкновенно. От его огромной шапки из облаков поднимались длинные курящиеся языки светлого пара. Вероятно, это ветер играл ими там, в вышине. Казалось, что громадная гора дымится, как исполинская труба...
   Гаспар, облокотившись о борт, не сводил глаз с острова, пока он не скрылся в туманной дымке за горизонтом. Потом от нечего делать он пересчитал команду "Прекрасной Арлезианки". Она стояла из десяти матросов-негров. Вместе с Жюлем и капитаном это составляло двенадцать. Следя за работой матросов, Гаспар невольно восхищался их энергией и почти кошачьей ловкостью. Исполняя команду боцмана, они двигались по вантам с точностью и уверенностью цирковых артистов...
   Жюль был превосходный боцман, и команда его исполнялась мгновенно и беспрекословно. Один из матросов, худой, небольшого роста, по имени Педро, был родом из Порто-Рико. Он не был так вышколен, как другие, и не спешил исполнять приказания Жюля. Сажес это заметил.
   -- Через несколько дней мы сделаем из него совсем другого человека, -- проговорил он, и злая усмешка искривила его губы.
   Гаспар слышал это, но не обратил внимания. Мысли его были далеко. Он нашел наконец то счастье, о котором мечтал всю жизнь; разлука с Мари наполняла его сердце тоской.
   Сажес подошел к нему.
   Мы не увидим земли до самых островов Виргинии, -- сказал он. -- Оттуда до вашего острова, кум Гаспар, приблизительно шестьсот сорок миль, а отсюда до Виргинии -- пятьсот. Сложите это вместе, и вы узнаете, как велико будет наше плавание.
   -- А наш ход? -- спросил Гаспар.
   -- Восемь узлов.
   -- Когда же мы там будем?
   -- Это зависит от ветра.
   -- Вот что, -- сказал Гаспар, -- предположим, что мы разыщем этот остров и найдем там золото. Что же дальше?
   -- Вы, должно быть, дальновидный человек, мой друг, -- сказал капитан. -- Я уже обдумал этот вопрос. Я намерен отправиться со своей находкой в Америку. Мне вовсе не хочется иметь дело ни с государственными властями, ни с их законами, это мои враги в данном случае.
   В четыре часа, когда Гаспар отдыхал в своей каюте, он вдруг проснулся от ужасного крика. Дверь каюты была полуоткрыта, и в просвете ее он увидел капитана, размахивающего тяжелым металлическим лотом. Перед ним на палубе лежал новый матрос из Порто-Рико с кровавой раной на лбу.
   "Мы скоро сделаем из него совсем другого человека", -- вспомнились Гаспару слова Сажеса.
   Увидя Гаспара, капитан смутился. Он дал матросу пинка ногой, тот поднялся на ноги и, шатаясь, побрел к люку. Гаспар заметил, что на лице капитана появилось жестокое выражение, которого он до сих пор совершенно не замечал. Через минуту, однако, он уже смеялся, точно ничего и не было.
   Вечером, когда Гаспар сидел в капитанской каюте, Жюль подошел к Сажесу и шепнул ему что-то на ухо. Лицо капитана приняло тревожное выражение, и он прервал начатый разговор. На утро раненый матрос бесследно исчез.
   Ветер все время благоприятствовал, и "Прекрасная Арлезианка" вскоре благополучно миновала острова Виргинии.
   Гаспара мучили неразрешимые вопросы. Умер ли раненый матрос на своей койке, или его выбросили за борт, не дожидаясь смерти?
   В тот день, когда они миновали острова Виргинии, возмущение Гаспара дошло до того, что он стал избегать капитана. За завтраком он угрюмо молчал, но Сажес как будто не замечал ничего. Весь день Гаспар старался не встречаться с капитаном. Наконец настал час обеда.
   Сажес был голоден, поэтому ел молча. У Гаспара один вид его отбивал всякий аппетит. Раздражение его было так сильно, что он уже не владел собой. Капитан кончил жаркое и протянул руку за бутылкой, когда Гаспар вдруг наклонился к нему через стол.
   -- Я пересчитал команду, войдя на борт, -- сказал он, -- но мне кажется теперь, что я ошибся.
   -- Как это? -- спросил капитан, спокойно наливая себе вина.
   -- Я насчитал одиннадцать негров; с нами двумя это составляет тринадцать человек. А что случилось с тех пор, как мы вышли в море?
   -- По-моему, ничего.
   -- Подумайте!...
   Волнение быстро охватывало Гаспара. Он забыл свою осторожность, забыл Мари, он не помнил себя от гнева на этого бессовестного негодяя, этого холодного, расчетливого торгаша, этого убийцу с душою скряги.
   -- Припомните! Мы уже потеряли одного человека!
   -- Неужели? -- холодно сказал капитан, отставляя свой стакан и опуская руку в карман кителя.
   -- Он убит, -- проговорил наконец Гаспар, бледный как мел.
   И в следующее мгновение он перекинулся через стол. Он не опоздал ни на секунду. Сажес вынул из кармана револьвер. Это был глупый и совершенно не свойственный ему поступок. Его заразило волнение противника. Он испугался того, что Гаспар предаст его властям, а рабски воспитанная команда, давая сбивчивые и противоречивые показания, подтвердит преступление. Овладевший им страх подсказал ему мысль уничтожить опасного свидетеля.
   Но Гаспар оказался слишком проворным. Он железной хваткой впился в руку капитана и направил револьвер дулом вверх. Все это произошло очень быстро и почти бесшумно, и, если бы их увидели через дверь, то подумали бы, что они дурачатся. Но в левой руке Гаспара уже был нож.
   -- Бросьте это, -- сказал Гаспар, -- или клянусь, я всажу вот это вам в сердце, убийца!...
   Сажес, гнев которого сразу остыл, разжал руку. Револьвер со стуком упал на стол. Гаспар схватил его, спрятал в карман и сел на свое место.
   Овладевший собою Сажес спокойно встал, подошел к полуоткрытой двери и тихо затворил ее.
   -- Мы оба дураки, -- сказал он. -- Успокойтесь, я не подойду к вам. Это глупо -- ссориться.
   -- Может быть, я и дурак, но не убийца, -- сказал Гаспар.
   Сажес указал на стол, где лежал нож Гаспара, и засмеялся.
   -- Может быть и нет, но мне показалось, что минуту тому назад вы держали эту опасную игрушку в руках. Я повторяю еще раз, что мы дураки. Нельзя ссориться, имея за спиной такую команду, а впереди -- возможность найти сокровища. Кто знает, не придется ли нам вдвоем защищать свою жизнь против десяти, если, конечно, нам повезет? Неужели вы не видите, что наше положение более чем опасно? Я сознаюсь, что погорячился, я вовсе не собирался стрелять. Подумайте, что только могло случиться, если бы кто-нибудь из команды увидел, как вы держите меня за руку. Что сталось бы тогда с моим авторитетом? А ведь только при этом условии мы с вами вернемся целы из плавания. Они, как порох, только поднесите искру... Вы говорите, исчез человек? Да! И это мое дело! Лучше пусть исчезнет один из них, чем допускать, чтобы нам с вами перерезали глотку.
   С этими словами он ушел в свою каюту и вскоре вернулся с другим револьвером в руках.
   -- Возьмите этот, -- сказал он, подавая его Гаспару. -- Я захватил его на вашу долю на всякий случай. А мой верните.
   Гаспар взял револьвер и осмотрел его. Он был заряжен. Опустив его в карман, он вернул капитану отнятый.
   -- Ну, а теперь будем друзьями до конца путешествия! -- сказал Сажес и протянул руку. Гаспар взял ее, но пожал далеко не дружески.

XVI. Коралловый корабль

   С этого дня поведение капитана коренным образом изменилось. Благодушие так и разливалось по его круглому лицу. Как ни хорошо знал Гаспар, что капитан умеет притворяться, он поддался обману.
   В последние дни путешествия его гнев прошел совсем. Откровенно и подробно он рассказал капитану о своих тяжелых переживаниях на острове. Хитрая лиса Сажес слушал его с таким сочувственным вниманием, что никто не поверил бы, что, отплывая из Сен-Пьера, он поклялся отомстить Гаспару за мнимое предательство так, как умел мстить только Пьер Сажес...
   -- Земля! Э-гой! Земля! -- раздалось с фор-марса [площадка на фок-мачте, удобная для наблюдения с нее].
   Гаспар вскочил. Сердце его бурно забилось.
   "Прекрасная Арлезианка" держала курс на норд-норд-вест. На горизонте едва заметно выделялись над низкой полоской земли темные верхушки пальм острова чаек. Оживившийся Сажес энергично отдал приказания.
   -- Через час мы бросим якорь, -- сказал он Гаспару. -- "Прекрасная Арлезианка" не опоздала на свидание. Да-с, друг мой, а теперь пойдем позавтракаем. Через час у нас будет по горло работы.
   Сажес обдумал все до мельчайших подробностей. Слушая его объяснения, Гаспар невольно восхищался им.
   -- Вы говорили, что там есть вода?
   -- Да, там ручей.
   -- Вы говорили, что вы оставили там палатку?
   -- Да, парус от лодки, из которого мы сделали палатку.
   -- Этого будет достаточно.
   -- Слушайте! -- воскликнул вдруг Гаспар, порывисто вскочив со стула.
   Через открытую дверь каюты доносился тонкий, слабый, тоскливый писк. Это кричали чайки...
   Искатели сокровищ вышли на палубу. Остров был уже недалеко, белый, с темно-зелеными пальмами на фоне голубой поверхности моря. Уже видно было, как качаются верхушки пальм, белела полоса прибоя и молниями сверкали на солнце белоснежные крылья чаек.
   Как только затих скрип якорной цепи, судно точно ожило. Томительное ожидание сменилось шумом и криком. Голос Жюля неумолчно гремел, отдавая приказания. Матросы спустили две лодки и нагрузили на них провиант и водолазные аппараты.
   Через час работа была окончена, и Сажес с Гаспаром спустились в лодку.
   -- Я перетащу одну лодку через остров, -- объявил капитан. -- Это будет трудновато, но восемь человек справятся с этим делом. Лодка понадобится для водолазных работ. Но какое чертовски пустынное место -- ваш остров. И кто сказал бы, что здесь лежит затонувшее судно, да еще в мелкой воде.
   -- Да, здесь одиноко, -- задумчиво сказал Гаспар, не отрывавший глаз от зеленых верхушек пальм, белой бухты и серовато-зеленых кустарников. Какую щемящую тоску наводил на него этот вид!
   Но как только лодка врезалась носом в песок, он точно переродился. Живо соскочил на землю, помог втащить лодку повыше на берег и принялся было усердно помогать при разгрузке. Но капитан, поручив командование Жюлю, взял Гаспара под руку и отвел его в сторону.
   -- Пойдемте, -- сказал он, -- отлив уже начался. Гаспар повел своего спутника через кустарники,
   тщательно обходя то место, где лежал лицом вниз Ив. Он едва осмелился взглянуть в ту сторону, и облегченно вздохнул, когда они миновали его. Так же тщательно он обошел и то место, где Ив нашел скелет и деньги.
   Через несколько минут они вышли из кустарников и очутились у северной бухты. Вода спала, и коралловое кольцо было обнажено. Гаспар провел своего спутника на самый край рифа, где торчала над водой верхушка мачты, покрытая водорослями.
   -- Вот, смотрите! -- сказал он, указывая на гладь лагуны.
   Сажес, не говоря ни слова, наклонился над водой. Гаспар нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Он весь горел желанием поскорее приступить к работе. Его пылкое воображение рисовало ему самые фантастические картины.
   -- Ну, что? -- сказал он, ожидая встретить на лице своего спутника отпечаток восхищения и нетерпения. Но лицо капитана не выразило ровно ничего. Он задумчиво сплюнул в воду и пошел обратно к берегу.
   -- Ну, что же вы скажете? -- спросил опять Гаспар.
   -- Что я скажу? -- повторил капитан рассеянно. -- Я думаю, что судно было затоплено на якорях.
   -- Вы думаете, что оно не потерпело аварии?
   -- Да. Так лежат только затопленные на якорях суда. Сейчас в лагуну нет входа с моря. Но во времена Серпенте могло быть иначе.
   Вообще, капитан был, по-видимому, разочарован.
   -- Не думаю, чтобы на судне были деньги, -- сказал он. -- Я всегда узнаю это сразу. Серпенте знал, что его преследуют. Вероятно, поэтому он и решил затопить судно, а сам бежал на лодке в Америку или еще куда-нибудь.
   -- А как же скелет?
   -- Скелет? -- повторил капитан. -- Может быть, план не удался и кто-нибудь из команды убил пирата. Такие вещи случаются. Во всяком случае, я убежден, что на корабле золота нет.
   Они вернулись к южной бухте другой дорогой. Там уже сложены были большие запасы провианта. Несколько человек прорубали дорогу через кустарники, чтобы перетаскивать лодку.
   Гаспар и Сажес наблюдали за работой. Капитан задумчиво вынул сигару и закурил. Гаспар достал из кармана трубку, но не успел набить ее, как вдруг...

XVII. "Ив! Ив! Ив!..."

   Один из негров, работавших в кустарниках, вдруг вскрикнул, нагнулся и поднял что-то с земли. Это был череп.
   -- Черт возьми! -- проговорил капитан, взяв за руку Гаспара и подводя его к тому месту, где стоял негр. -- Остров Скелетов... Вы дали ему совершенно правильное название.
   Побледневший Гаспар промолчал. Он шел рядом с капитаном, не смея остановиться и боясь обнаружить свое волнение.
   -- Дай-ка сюда! -- сказал капитан, взяв череп из рук негра. -- Это, надо полагать, и есть тот самый человек, который приплыл сюда с вами и которого вы оставили здесь мертвым? Как его звали? Вы мне, кажется, говорили?
   -- Ив.
   -- Ах да, Ив! А вот его кости. Как быстро он превратился в скелет! Но это не диво. Я знаю случаи, когда в тропиках человек превращается в скелет в течение недели. Крабы, черви и солнце помогают друг
   другу.
   Он наклонился и поднял жестянку с табаком и матросский пояс с ножом.
   -- Что это такое? Он не вынул даже ножа?
   -- Нет, он вынул его. Это я после вложил его обратно.
   Присутствовавшие ничего не знали о происшедшей на острове драме, но и они заметили, что Гаспар мертвенно бледен и весь дрожал.
   -- Ну, хорошо, -- сказал Сажес. -- Пояс и табак мы оставим себе на память об Иве, а кости его надо зарыть.
   С этими словами он передал вещи Жюлю, приказав отвезти их на судно. Негры принялись рыть могилу... Гаспар смотрел и в криках чаек слышал: "Ив!..."
   К полудню работы по выгрузке провианта были закончены. Маленькую лодку втащили на берег, матросы были освобождены на обед. Гаспар и капитан обедали в нарочно раскинутой для них палатке, в которой предполагалось и заночевать. После обеда капитан сказал Гаспару:
   -- Мы забыли одно очень важное дело. Мы прибыли на остров, устраиваемся здесь, и не сделали еще визита хозяину. Вы найдете дорогу туда, где вы видели его кости?
   -- Конечно, -- ответил Гаспар и повел капитана через кустарники. Вскоре он отыскал тот бугор, на котором Ив нашел останки пирата. Череп лежал рядом.
   Капитан поднял его, осмотрел и вдруг с торжествующим смехом подбросил вверх и поймал.
   -- Вы, кажется, довольны? -- удивленно сказал Гаспар.
   -- Да, -- ответил Сажес, продолжая смеяться. -- Эта штука сказала мне: "Ты ошибаешься, сокровища на корабле! Протяни руку и возьми их!"
   С этими словами капитан бросил череп в кусты и пошел прочь.

* * *

   Вечером Гаспар решился наконец заговорить о том, что его так мучило.
   -- У нас все готово, -- начал он, обращаясь к капитану. -- Лодку перетащили через остров и спустили на воду, аппараты в порядке. Можно приступать к работе. Но сначала мне хотелось бы сказать вам кое-то...
   -- А именно?
   -- Я говорю о своей доле участия в находке. Мы сошлись на пятнадцати процентах. Этого мало. Вы тогда запугали меня тем, что донесете насчет Ива. А это справедливо?
   -- Сколько же вы хотите?
   -- Тридцать.
   -- Вы, очевидно, хотите получить, кроме своей доли, еще долю убитого?
   -- Вот именно.
   -- Мне кажется, что это тоже будет несправедливо, -- сухо сказал Сажес.
   -- Если бы это было несправедливо, я не стал бы требовать, -- ответил Гаспар.
   -- Да, но мне кажется, что события, повлекшие за собой смерть Ива, несколько меняют дело. Вы убили этого человека и вы же хотите получить его долю по наследству. Что вы на это скажете?
   -- А что вы скажете о Педро, которого вы убили?
   -- Ах, вот что! Вы думаете, что поймали меня, прижали меня в угол? Ну, а не полагаете ли вы, что это несколько опасно -- вести со мной такую игру?
   Сажес говорил рассчитано спокойно, как будто вел самую обычную беседу.
   Гаспар улыбнулся.
   -- Я вооружен, -- заявил он, ударяя рукой по карману.
   Лицо Сажеса выразило нескрываемое презрение.
   -- Вооружен? Нет, положительно, вы простак, друг мой. За кого вы меня принимаете? Предположите, что я убью вас сегодня ночью. Команда узнает об этом, и я окажусь у нее в руках. Нет, я никогда не убиваю.
   -- Ну, все равно, -- сказал Гаспар, -- убиваете ли вы или нет, я требую свои права.
   -- И вы их получите, -- спокойно сказал Сажес.
   -- Вы дадите мне тридцать процентов? Сажес кивнул головой.
   -- Хорошо! -- сказал Гаспар, протягивая руку. Сажес пожал ее и весело сказал:
   -- А теперь забудем наши споры и выпьем на сон грядущий.
   Он встал, порылся в палатке и вынес стаканы и ром. Капитан пил мало и только усердно подливал в стакан собутыльника.
   Ночью Гаспар долго не мог заснуть, а когда начинал дремать, сновидения его были так ярки, как будто это была действительность. Ему снилось, что мимо палатки без конца ходили и тихо переговаривались люди, переносившие что-то тяжелое на спине, как будто происходила все та же работа по разгрузке, которую он наблюдал днем.

XVIII. Покинут

   Гаспар проснулся и сразу не мог понять, где он находится. Во рту его все распухло, руки были тяжелы и вялы, как подушки. Постепенно соображение вернулось к нему. Он припомнил, что испытал уже однажды подобное ощущение, когда ему прибавили в вино каких-то капель. Кроме того, он вспомнил, что выпил накануне слишком много рома. Он был пьян, и это ухудшало его самочувствие.
   В палатку задувал легкий ветерок, море было гладкое и серое. Давящей тяжестью раскинулось над морем небо -- свинцово-серое, темнее на горизонте, чем в зените.
   Гаспар лежал, ожидая, что его окликнет Сажес. Он и не подозревал, какую гнусную штуку с ним сыграли ночью. Гаспар приписывал свое состояние действию рома, и ему было стыдно за себя.
   Проклиная ром и себя самого, он тяжело поднялся на ноги и, шатаясь, вышел на берег. Первое, что его поразило, было пустое место там, где вчера был сложен провиант. От целой горы, прикрытой брезентом, остался только мешок с сухарями да ящик консервов. Гаспар перевел взгляд на тот уголок бухты, где вчера была привязана лодка, -- ее там не было. Тогда сняв башмаки, он с трудом вскарабкался на несколько ярдов по стволу пальмы и взглянул на море.
   "Прекрасная Арлезианка" исчезла.
   Гаспар, почти теряя сознание от ужаса, опустился на землю. Губы его были болезненно сухи, а с ладоней стекал холодный пот. Он понял: его бросили на острове одного, как котенка. Сажес, очевидно, напоил его чем-то одурманивающим. Но почему с ним поступили так жестоко? Ответ был не труден для того, кто знал Пьера Сажеса...
   Почему капитан решил бежать, оставив коралловый корабль в лагуне? Откуда он узнал, что на нем не было сокровищ и что он бесплодно потратит время на поиски? Стараясь найти ответ на эту загадку, Гаспар бессознательно пошел по пути, который проложили накануне матросы, протаскивая лодку.
   Не успел он дойти до северной бухты, как две вещи бросились ему в глаза. В лагуне стояла привязанная лодка с водолазными аппаратами, а вдали виднелась "Прекрасная Арлезианка", стоявшая на месте с повисшими парусами.
   Гаспару показалось, что она имела какой-то зловещий вид. Совершив свое гнусное дело, она намеревалась улизнуть, но была поймана и прикована к месту. Штиль держал ее в своих железных руках так крепко, как будто она засела во льдах. Течение, очень медленное в этих местах, могло передвигать ее к северу не больше, чем на одну милю в час. Она будет оставаться на виду острова целый день, может быть, дольше.
   Гаспар сжал кулаки и послал "Прекрасной Арлезианке" проклятье. Проклятая барка увезла его с проклятого острова, она же доставила его опять туда. На ее борту он выдал свою тайну Пьеру Сажесу. Она доставила его в Сен-Пьер, дала ему Мари и надежду на счастливое будущее, и она же отняла все это от него. Он беспомощно смотрел ей вслед и посылал бессильные проклятья, не замечая, что кругом в воздухе струилась и осаждалась на землю едва заметная мельчайшая серая пыль.
   Ветер совершенно утих. Гаспар не имел ни малейшего представления о том, какое могло быть время дня. Судить по солнцу было невозможно. Густая свинцовая пелена тумана закрывала небо. Он перевел глаза с судна на оставленную в лагуне лодку. Почему капитан решил бросить ее и дорогие водолазные аппараты? Сажес, который переворачивал дважды каждый пенни, прежде чем его истратить? Гаспар повернулся и пошел обратно.
   На полпути, там, где когда-то Ив нашел череп Симона Серпенте, он вдруг остановился и, подняв руки к небу, отчаянно закричал. Бугра, около которого лежал череп, больше не существовало. Вместо него у ног Гаспара зияла довольно глубокая яма. Он понял: золото пирата было не на корабле. Оно было зарыто в землю, и пират сложил возле него свои кости.
   Гаспар заглянул в яму. На дне виднелась старая, совсем почерневшая монета. Он поднял ее и надкусил. Это было золото.
   Отчаянная мысль пришла ему в голову. Что если он попытается догнать "Арлезианку" на лодке? Безумие! Ему одному никогда не удастся перевести ее через буруны.
   Пока он стоял, глядя на судно, черное, точно уснувшее, море вдруг глубоко вздохнуло. Высокая волна тихо, как вор, подкралась к берегу и разлилась по песку.
   Гаспар отвел взгляд от барки и заметил что-то странное на восточной стороне неба. Он стал напряженно всматриваться. Неясная серая полоска прорезала небо на востоке. Она заметно двигалась. Постепенно она изменила свою форму и сделалась похожей на дымную комету, неудержимо летевшую на остров.
   Это были птицы, огромная стая чаек, разрезавшая воздух своими острыми крыльями и испускавшая один общий печальный крик. Другая стая, населявшая соседний островок, поднялась навстречу и присоединила к общему хору свои тревожные голоса. В одно мгновение воздух наполнился птицами, беспорядочно носившимися над головой Гаспара.
   Через несколько минут огромная стая опять разбилась на две, и точно сметенная ураганом, исчезла на юго-западе. Мгновенно водворилась полная тишина.
   Гаспар вернулся к южной бухте, вошел в палатку и бросился на землю лицом вниз. Обманутый, он вспомнил теперь Мари, которой лишился в погоне за золотом.
   Он потерял все, потерял и любимую. Чтобы найти ее, надо было сначала вернуться на Мартинику. Может случиться, что его заметит и спасет какое-нибудь судно, но это судно должно непременно направляться именно на этот остров. Иначе пройдут годы, прежде чем он вернется в Сен-Пьер. Можно написать Сегену, но где и когда при своей бродячей жизни он получит ответ?
   Внезапно поднялся ветер. Сразу стемнело. Гаспар остановился, и ему показалось, что издалека, с моря, доносится неясный шум, глухой и мощный. Ветер крепчал, налетая порывами. Гаспар посмотрел на небо. Вся северная часть его была, точно бронзовая.
   Опять он вернулся на северный берег и взглянул на судно.
   "Прекрасная Арлезианка" казалась белой на темном фоне неба. Паруса ее наконец надулись. Но какие страшные волны катились по морю! Глухой, все усиливавшийся и становившийся яснее шум шел за ними. Казалось, будто легионы бурь и циклонов бешено рвались в наглухо запертую дверь, чтобы наброситься на притаившийся мир.
   Прямо навстречу этой угрозе неслась "Прекрасная Арлезианка". Сажес убавил парусов, хотя недостаточно, судя по размерам надвигавшейся бури: никто лучше Пьера Сажеса не знал, что море было полно подводных скал и рифов, и он спешил уйти от них.
   Ветер налетал свистящими порывами, а пенящиеся волны, разбиваясь о рифы, бросали соленые брызги в лицо Гаспару. Послышались первые раскаты грома.
   В эту самую минуту заходящее солнце, бледное, как испуганный свидетель, проглянуло между туч, осветило море и надвигающиеся валы, и убегавшую барку.
   Покрыв шум воды и рев ветра, на море и на остров пролился бурными потоками ливень. Он свалил Гаспа-ра с ног и чуть не смыл его в море. Оглушенный и захлебывающийся, он попытался встать. Новый порыв ветра отшвырнул его в кусты, набив рот песком.
   Лежа лицом вниз, Гаспар старался подняться на ноги, но не мог, точно ему навалили на спину железную плиту. Чудовищный удар грома заставил его припасть к земле, и ему казалось, что она расступается под ним.
   Наконец он с трудом приподнялся и ползком добрался до густых зарослей кустарника. Черную тьму то и дело разрезали ослепительные молнии, освещая крутящиеся смерчи и пену, которые сейчас же исчезали в ревущем мраке.
   Гаспар, оглушенный, потерял сознание. Шум вокруг него казался ему гулом человеческих голосов Он не знал, сколько времени пролежал без чувств, но когда очнулся, попробовал подняться на локтях.
   Первоначальная сила урагана уменьшилась. Ветер был все еще силен, но тучи поредели и сквозь них светила луна. Гаспар хотел встать на ноги, но сейчас же опять упал. Он целые сутки не ел, а снадобье, которое ему подлил Сажес, продолжало действовать.
   В ту минуту, когда матрос пытался встать, он увидел ужасное зрелище.
   "Прекрасная Арлезианка" мчалась к берегу, то поднимаясь на гребне волны, то исчезая в бездне. Катастрофический ураган сохранил ей только обломок фок-мачты с обрывком паруса на ней. Ветер нес судно на лагуну, окруженную рифами.
   Настал час расчета. На этот раз Пьеру Сажесу уже не поможет ни хитрость, ни железная воля. Неумолимая стихия несла его навстречу смерти...
   Протекли немногие томительные секунды. Гаспар различал жалобные крики негров. На одно мгновение он еще раз увидел судно, взлетевшее на высоком гребне волны. Потом луна зашла за тучу, и непроглядная тьма вновь окутала его. Через несколько минут луна появилась опять, но судна уже не было видно. Оно покоилось на дне глубокой лагуны, над которой с грохотом перекатывались волны.

XIX. Дары моря

   Когда Гаспар очнулся, было уже светло, а на небе не было ни облачка. Он вспомнил все, что произошло и безоблачное небо наполнило его радостью.
   Он поднялся на ноги. Одежда его заскорузла от соли, свет ослеплял его. Вид острова поразил Гаспара и наполнил его сердце тяжелой грустью. Пальм больше не было, а кустарники и песок -- все было покрыто солью, блестевшей как иней. Островок имел вид пустыни.
   Гаспар пошел к южной бухте в надежде, что буря пощадила его запасы еды. Так оно и было. Ящик с консервами запутался в кустах, и его не унесло волной. Гаспар открыл одну из жестянок и начал жадно утолять свой голод. Он не ел давно и насытиться было не так легко. Продолжая жевать, он отправился к северной бухте, чтобы узнать, какая судьба постигла "Арлезианку". Он прошел по коралловой косе к тому месту, где лежал коралловый корабль пирата Серпенте. Сквозь прозрачную воду лагуны он увидел рядом с его сказочно-красивым корпусом изуродованный корпус барки.
   Вернувшись на берег, он заметил в нескольких шагах от воды мертвое тело. Гаспар быстро направился к нему. Это был капитан Сажес. Никакой страх не удержал Гаспара от желания подойти ближе к своему недавнему врагу. Его тянула к нему какая-то непреодолимая сила.
   Неожиданно Гаспару бросился в глаза огромный бриллиант на пальце Сажеса. Он судорожно наклонился и увидел выглядывавшую из-под шейного платка капитана голову змеи с крупными рубинами вместо глаз. Со всех сторон к трупу подбирались крабы, мелкие и крупные. Гаспар понял, что надо спешить. Он опустился на колени и развязал платок, а потом осторожно снял змею с шеи капитана. Правый карман его кителя оттопыривался -- Гаспар сунул в него руку и вынул узелок с драгоценными украшениями. В левом кармане оказалась записная книжка, которую он тоже переложил в свой карман. Поспешно сдернув кольцо с пальца, он убежал прочь со своей добычей, наступая на крабов, размахивая руками и оглашая пустынный остров бурными криками радости. Добежав до южной бухты, он бросился на песок, рассыпал перед собой сокровища и начал играть ими, как ребенок, приговаривая: "Это все мое, все мое!"
   Теперь ничто не помешает ему вернуться к Мари... Мертвая тишина острова больше не наводила на него тоску, хотя надежды на спасение у Гаспара было немного.
   Гаспар влачил на острове в течение нескольких долгих дней жалкое существование. Главным занятием его было наблюдение за горизонтом, и он предавался ему с понятным усердием и настойчивостью. И усердие увенчалось наградой. Зоркий взгляд его различил наконец едва заметное пятнышко на море.
   Чтобы привлечь на себя внимание судна, Гаспар быстро разложил костер. Началось томительное ожидание. Гаспар тревожно ходил по берегу. Отчаяние сменялось надеждой.
   Вскоре он заметил, как от судна отделилась лодка и направилась к острову. Очевидно, остров чаек был известен капитану, потому что лодка, обогнув остров, подходила к нему с южной стороны.
   Гаспар проворно спрятал драгоценности в карман и помчался к южной бухте. Там в ожидании лодки он испытал волнение актера, которому пришлось выйти на сцену с плохо выученной ролью. Он позаботился о том, чтобы спрятать свои сокровища, но забыл придумать правдоподобное объяснение своего появления на острове.
   Теперь было уже поздно. Лодка подошла к острову, и Гаспар пошел ей навстречу по колени в воде. Матросы перестали грести, а сидевший на носу крикнул ему что-то по-английски, чего он не понял, и ответил по-французски.
   В следующую минуту ему бросили конец, и он благополучно очутился в лодке. Посадив Гаспара рядом с собой, помощник капитана тотчас же отдал приказ матросам, и лодка отошла от берега.
   -- Француз? -- спросил он его дорогой.
   Гаспар кивнул головой и ответил опять по-французски.
   -- Потерпевший крушение, -- добавил он потом по-английски. Это была одна из немногих известных ему английских фраз.
   Гаспар прочел название судна на спасательном круге: "Анна Мартин".
   -- Какой порт? -- спросил он.
   -- Сен-Пьер.
   Гаспар чуть не подскочил на месте. Он не верил своим ушам. Судно, которое могло идти в тридцать, сорок других портов, шло именно на Мартинику, к Мари! Не помня себя от восторга, он начал неистово хлопать ладонями по коленам. Матросы смеялись, только помощник капитана сохранял серьезное выражение лица.
   Покидая остров, Гаспар забыл сделать одно очень важное дело -- снять с пальца старинный перстень с крупным бриллиантом. Помощник капитана, который не мог отвести глаз от блестящего камня, не сказал ни слова. Это был очень замкнутый человек, по имени Скиннер.
   Вскоре лодка подошла к судну, и капитан, наклонившись над перилами, что-то крикнул вниз. В одну минуту команда оказалась на борту, лодку подняли, и "Анна Мартин" продолжала свой путь.
   Только тогда капитан взглянул на Гаспара.
   -- Он француз, потерпевший крушение, -- пояснил помощник. -- Но у него на пальце бриллиант, стоящий не менее десяти тысяч долларов, который требует объяснения.
   Капитан взглянул на бриллиант и послал за матросом, говорившим по-французски. Это был толстый португалец Диего. Только теперь, уловив взгляд капитана, Гаспар заметил, что кольцо осталось у него на руке.
   Капитан начал допрос.
   -- Давно ли потерпели крушение?
   -- Несколько дней назад.
   -- Какая причина?
   -- Буря.
   -- Откуда у вас кольцо?
   -- Нашел.
   -- Где?
   -- На острове.
   -- Оно валялось на земле?
   -- Да.
   -- Где?
   -- Около берега.
   Здесь Гаспар прервал допрос и сказал:
   -- Скажите капитану, что кольцо мое, что я нашел его, продам в Сен-Пьере и щедро заплачу ему за спасение. У меня есть в Сен-Пьере друзья, которые поручатся за меня. Я хочу ехать на пароходе в качестве пассажира.
   -- Кого вы считаете своим другом в Сен-Пьере?
   -- Сегена, Поля Сегена.
   Имя, по-видимому, произвело впечатление на капитана Скотта.
   -- А как называлось ваше судно?
   -- "Прекрасная Арлезианка".
   Длинное лицо капитана при этих словах вытянулось еще больше. Он подошел к Гаспару и схватил его за руку.
   -- "Прекрасная Арлезианка" -- Пьера Сажеса?
   -- Да.
   -- И он был на борту?
   -- Да.
   -- И погиб?
   -- Да.
   -- Это верно?
   -- О, да! Я оставил его, когда крабы принялись за него.
   Скотт был одной из жертв капитана Сажеса. "Анна Мартин" не принадлежала ему, он был на службе у ее хозяина. Когда-то он плавал в Вест-Индии самостоятельно. Потом попал в сети капитана, и это его разорило. Немудрено поэтому, что он реагировал несколько бурным образом, услышав последнюю новость о крабах.
   Он закинул голову назад, закрыл глаза и... захохотал... Потом велел позвать всю команду наверх и поднести каждому по чарке. После этого он схватил под руку Гаспара и потащил его в скромное помещение, носившее название салона. Открыв одну из дверей, выходивших в это помещение, он сказал Гаспару:
   -- Займите эту каюту. Я вас доставлю бесплатно. Будьте как дома, спрашивайте чего хотите. Вино и табак к вашим услугам. Обедаем в четыре часа. Вы за все заплатили мне известием о том, что Пьер Сажес переселился в ад.

ХХ. Сен-Пьер

   Счастье не изменяло Гаспару.
   Свежий ветер вздувал паруса "Анны Мартин", она приближалась к Мартинике. Дни проходили за днями, и Гаспар все чаще думал о Мари. Это заставляло его забывать о богатстве, которым он владел. Если он о нем и думал, то только в связи с Мари.
   Однажды ночью он любовался фосфорической игрой света на воде под небом, усеянным звездами. Капитан Скотт вышел из своей каюты и на минуту присел рядом с Гаспаром.
   -- Завтра! -- сказал он коротко.
   Гаспар вздрогнул.
   -- Мартиника?
   -- Да.
   Гаспар знал, что остров недалеко. И все же сообщение взволновало его... Завтра он увидит Мари, будет гулять с ней по очаровательным улицам Сен-Пьера. Он вспомнил о лавках на улице Виктора Гюго. Завтра он скажет ей: "Весь Сен-Пьер принадлежит тебе. Возьми все, что ты хочешь!"
   Он осчастливит не одну Мари, а всех ее подруг, и многих-многих других. А сколько угнетенных обрадует он вестью о том, что Пьера Сажеса больше нет в живых.
   Гаспар заснул, полный приятных мыслей.
   Когда он проснулся, солнце уже встало, Гаспар вынул узелок с драгоценностями из-под подушки и положил его в карман. Затем он вышел на палубу. На юге шел дождь, непроницаемой пеленой закрывавший горизонт. Через полчаса он увидит Сен-Пьер!
   Он хотел набить трубку, когда вдруг услышал на палубе торопливые шаги. Помощник спустился в каюту и через минуту снова появился с капитаном.
   Оба подошли к носу. Гаспар последовал за ними. Он понял по их движениям, что видно было что-то интересное, и не встревожился. Скиннер посмотрел в бинокль, указал на Мартинику и передал бинокль Скотту.
   В эту минуту ничего нельзя было разглядеть, потому что облака Мон-Пеле раскинулись веером над городом и бухтой, и занавес дождя скрывал порт от глаз. Но скоро дождь прекратился, и яркое солнце осветило остров.
   Солнце было уже высоко и через плечи горы освещало западные склоны острова. На небе не осталось ни облачка, только едва заметный дымок поднимался с Мон-Пеле. Гаспару, который тщетно напрягал зрение, казалось, что густое серое облако спускалось с горы и тянулось до самого ее подножья, скрывая от него и пестрые дома, и красивую дугу бухты, и деревья.
   -- Что такое? -- говорил Скиннер, и его рука, державшая бинокль, дрожала. Лицо его мертвенно побледнело. Капитан, не отрывая бинокля от глаз, что-то быстро говорил про себя. Гаспар, не видевший того, что видели они, и не понимавший, что они говорят, смутно соображал, что перед ними творилось что-то ужасное.
   Сен-Пьер исчез совсем. Мон-Пеле уже не был великолепной зеленой горой, гордо возвышавшейся над цветущим городом. Голый, печальный конус вулкана, посылавшего к небу столб дыма, возвышался над серой грудой пепла, -- это было все, что осталось от былой красоты. И над всем этим, как над древними развалинами, стояла мертвая тишина.
   Скотт, хладнокровный американец, нелегко приходивший в волнение, пошатнулся. Гаспар взял у него бинокль, взглянул и как подкошенный упал на палубу. Его подняли и отнесли в каюту.
   -- Это все проклятая гора натворила, -- сказал Скотт, -- ей разорвало бок. Это случилось, вероятно, после нашего отплытия из Бостона. Иначе мы знали бы что-нибудь.
   Они снова собрались на палубу, и по дороге зашли взглянуть на Гаспара. Он пришел в сознание, но лежал оглушенный, как человек, перенесший тяжелый удар. Моряки пытались заговорить с ним, но Гаспар только махнул рукой.

* * *

    "Анна Мартин" приблизилась к бухте. Несколько военных и спасательных судов стояли у входа в нее. Вся команда была в тревоге, потрясенная страшным зрелищем.
   Пушечный выстрел и сигнал на одном из военных судов заставили "Анну Мартин" остановиться. Бухта была опасна для плавания, так как во время катастрофы в ней затонуло несколько судов, стоящих там в то роковое утро. Уцелел только "Роддам", спасенный благодаря энергии и самоотверженности капитана.
   Прежде чем бросить якорь, помощник капитана еще раз зашел в каюту к Гаспару: Гаспар лежал по-прежнему на койке и упорно смотрел в пространство. Когда он поглядел в бинокль и увидел всю картину разрушения с вершины Мон-Пеле до самой бухты, то понял, что случилось. Место, где он был счастлив, люди, которых полюбил, все, в чем была для него жизнь, погибло.
   И ему стало казаться, что все его воспоминания были миражем, что ничего этого никогда не было, Мари никогда не существовала, он никогда не встречал ее на площади у Фонтана. Пестрые улицы, веселая толпа, цветы -- ничего этого не было никогда. И только сердце говорило о том, что все это было и что Мари погибла. Мари потеряна навсегда...
   Гаспар лежал не двигаясь, почти не дыша. Расширенные зрачки его глаз продолжали упорно смотреть куда-то. Шум якорной цепи вывел его из неподвижности. Он приподнялся и сел, как человек, которого разбудили. Потом встал, встряхнулся, как будто вся прежняя сила вернулась к нему, быстро оделся и вышел на палубу.
   Вся команда собралась на носу. От борта судна отходила лодка с капитаном и помощником, направляясь к одному из военных судов. "Анна Мартин" стояла близко от берега, и бесформенный, сглаженный, серый город бросал печальный, черный отблеск на воду. Валы пепла, нанесенные бежавшими с гор дождевыми потоками, громоздились друг на друга.
   Ничего, кроме пепла, уныния, разрушения.
   Гаспар перелез через перила, бросился в воду и поплыл по направлению к берегу...
   Гаспар плыл легко и почти бессознательно. В том состоянии, в котором он находился, для него не было ничего невозможного, ничего неосуществимого... Доплыв до берега, он вскарабкался на огромную каменную глыбу, составлявшую когда-то часть набережной Сен-Пьера, перебрался на другую и вышел на берег.
   Медленно начал подниматься в гору, припоминая все, что когда-то было под грудами пепла, похожими на песчаные дюны.
   Поднялся по руслу одного из потоков, стремившихся с горы. Здесь когда-то была улица.
   Гаспар забирался все выше и выше. Немногочисленные спасательные отряды не замечали и не останавливали его. Почва местами была так горяча, что он невольно вспоминал то время, когда был кочегаром. Его бессознательно тянуло в горы -- туда, где он был так счастлив с Мари, когда они возвращались домой из Большой Бухты.
   Когда он поднялся над городом, донесся тихий шум океана. Но Гаспар не слышал и не сознавал ничего. Он останавливался только перевести дух и опять шел как одержимый. Он несколько раз падал, по его лицу струился пот, смешанный с пеплом. За несколько часов глаза его ввалились, лицо осунулось.
   Он вышел на ровное пространство, которое было когда-то красивой дорогой, обсаженной пальмами, оглашаемой постоянно веселыми колокольчиками мулов. Гаспар умирал от жажды. Он шел, водя горящими глазами по сторонам в поисках воды.
   Когда он обогнул хребет Мон-Пеле, спускавшийся к дороге, то вдруг увидел, что пепла больше не было. Пройдя несколько сот шагов, заметил, что на дороге лежал довольно тонкий слой серой пыли. Только город Сен-Пьер и западная часть острова подверглись разрушительной силе извержения.
   Здесь все было как прежде, здесь вулканическая пыль лежала только местами на дороге, с деревьев и папоротников она была смыта дождями.
   Он прошел мимо Красной Горы, миновал Апрельскую гору, и вдруг шум воды, звонкий и живой, нарушил тишину. Это был фонтан у дороги. Кристально чистая вода струилась из обросшей мхом пасти льва.
   Это была живая вода, и она воскресила Гаспара. Горы вдали стали опять горами, ветер -- ветром, солнце -- солнцем, мир полумрака и неясных очертаний, через который он шел, исчез. Вода смыла следы усталости Гаспара.
   Наполовину опьяневший, но чувствуя себя все бодрее, Гаспар смотрел перед собой и вдруг его взгляд остановился на какой-то точке на дороге.
   На пыли, в том месте, где дорога была защищена скамьей от ветра, виднелся небольшой след босой ноги.
   Женщина прошла здесь, очевидно, совсем недавно. След был совершенно ясный и живой на мертвом пепле. Гаспар рассматривал его с каким-то восторгом. Пятка обозначалась гораздо слабее, чем передняя часть ступни.
   Он встал и пошел по следу. След то исчезал, то появлялся вновь. Затем след перешел на тропинку. Гаспар пошел по ней. Она привела его в заросли кустарников и громадных пальм. Пока он пробирался по тропинке, раздвигая ветви, его точно окликнул голос веселой птички, которую зовут на Мартинике горным свистуном.
   Гаспар пошел дальше, раздвигая лианы, и вдруг услышал впереди себя знакомый голос...
   В полумраке леса Гаспар увидел в нескольких шагах от себя... Мари!
   Услышав шум шагов за собой, она оглянулась, и когда глаза ее упали на Гаспара, стоявшего на тропинке, она вздрогнула, остановилась и в страхе отпрянула назад...

* * *

   Их ждал в Большой Бухте гостеприимный дом Поля Сегена и новая жизнь, но они не спешили туда. Не замечая ни времени, ни места, они просидели на скамье у фонтана до тех пор, пока длинные тени не потянулись через дорогу. Тогда они встали и пошли...
   Сумерки застали их на разрушенной дороге, с которой открывался вид на исчезнувший под пеплом город.
   Они смотрели на военные суда, стоявшие в темной гавани, когда море вдруг подернулось серебристым блеском и из-за плеча горы поднялась луна, залившая своим голубым светом темную бухту и серый город. Они увидели площадь Бертин и то место, где когда-то была улица Виктора Гюго...
   При луне ландшафт утрачивал свой мрачный характер: она налагала на него отпечаток поэтической грусти...
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru