Станде Станислав Ришардович
Стихотворения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Плотина (Отрывок из поэмы о Магнитогорске)
    Карл Маркс

   

Ст. Р. Стандт.

Плотина

Отрывок из поэмы о Магнитогорске.

             Магнитострой поднялся над Уралом,-- рекой в овраге.
             Все котловины да ямы, огни и бараки, палатки -- лагерь.
   
             Потаенная, скрытная речка -- Урал. Боевая, кровавая.
             Облака грозовые витают над ней да старинная слава.
   
             Человек раскрывает все тайны, в крови утопая.
             Над Уралом гремел Пугачов, Каширин, Блюхер, Чапаев.
   
             Извивается речка в скалах, сверкает холодной цепью
             и песками скрывается в море, расставшись со степью.
   
             Вьется, хилая, скачет, прячется робкою ланью.
             Этой скудной водою жара утоляет степное желанье.
   
             А зимою -- мороз зажимает ее в ледяную, толстую шубу,
             замирает река и молчит, неподвижны мерзлые губы.
   
             Но весной она вскочит и сбросит кожух,-- и, волнуясь, и споря,
             захватив берега, понесется с грохотом в море.
   
             Кто же этот весенний напор остановит руками,
             и не пустит, и свяжет разлив, и волей своей заарканит?
   
             -- Тот, кто кует коммунизм упорством и страстью,
             кто не боится ничьей руки,
   
             кто в беде не сдает, не слабеет в несчастьи --
             большевики.
   
             Плотина охватит реку. Плотина задержит воду.
             Сожмет ее в пруд глубокий. Не даст ей весною ходу.
   
             Железобетонным змеем, склубившимся в сотню арок,
             длиною в тысячу метров, Урал перережет старый.
   
             Семиметровым гребнем вонзится в грунт каменистый.
             Ну-ка, Урал, прорвись-ка! Двинься весной на приступ!
   
             Ты станешь прудом смиренным -- в 13 километров квадратных,
             в миллионы кубических метров, скованных силой стократной.
   
             Штурмуй же воду, бетонщик, плотники, землекопы!
             Смотрит страна в ожиданьи.
   
             Товарищи, вы -- в окопах!

"Литературная газета", No 3, 1933

   

Ст. Р. Станде

КАРЛ МАРКС

             Мартовский, пасмурный вечер.
             Лондо хмурый стынет
             в тумане печном.
             Дождь. Нищий.
             В призрачном свете синем --
             Хайгейтское кладбище.
             Могила и надпись --
                                           "Карл Маркс".
             Сырость. Дождь. Март.
   
             Жертва насилья
             Германии острожной,
             спит он, изгнанник,
             и в могиле
             тревожно.
             Музыка прошлых дней
             барабанной дробью дождя
             над гробом вождя
             шумит все сильней.
             Всю жизнь прожить
             в войне с этим миром лжи,--
             и не шевельнуть даже пальцем,
             когда мир этот рабский
             валится!
             Тяжело гробовое бремя!..
             Время --
             пять десятков грохочущих лет --
             над его отшагало могилой.
             Сотрется последний след
             того, что в столетьях стояло незыблемой силой,
             но им оставленный след --
             он не исчезнет. Нет!
             Он станет неслыханно мощной силой,
             преображающей свет!
   
             Пятьдесят уже лет подряд --
             (а словно прошло,-- двести!! --
             все ждет он известий
             из Германии, из России.
             Над ним -- восстаний стихии,
             над ими пожары горят.
             Пусть, пусть, хоть в гробу,
             лишь бы знать, что угла на земле нет,
             где не бушевал бы бой,
             что изменит судьбу
             и облик земной!
   
             Что с его партией! Как настроение масс!
             Надежны ль вожди! Ощутим ли напор!
             А от Фридриха -- ни слова
             до сих пор....
             А что если нужен там снова
             критический, острый глаз.
             чтобы партия не обожглась
             на какой-нибудь Готской программе!
   
             А, может быть, бунтарь упрямый,
             ты снова борешься, Париж,
             и, человечества светоч,
             бодрящим пожаром
             над миром горишь!
             И, шеи напружинивая
             клокочущим сгустком речей,
             "Коммунары.
             к оружию!"
             взываешь еще горячей!
             И, гордый и непобедимый ныне,
             штурмуеши земля и небес твердыни!..
   
             Лондонский, пасмурный вечер.
             Город стынет
             в тумане вечном.
             В призрачном свете, синем --
             Хайгейтское кладбище
             Могила и надпись --
                                           "Карл Маркс".
             Сырость. Дождь. Март.
             И бездомный, продрогший нищий --
             безработный.
             Вход на кладбище --
             свободный.
             Тут проведет он ночь.
             Небо ли --
             не крыша?
             Разве не ложе удобное --
             плита надгробная!
             Тут он не услышит!
             "Прочь!"
             вездесущего констебля.
                       Сырость. Туман. Дождь...
   
             "А ведь я тебя знаю,
             вождь!
             Я знаю также, что ты пророчил.
             Ты говорил:
             рабочий станет хозяином мира.
             Но, видишь, я без квартиры,
             и в горле --
             ни крошки уже со вчера.
             И у многих -- такой же непрошенный отдых.
             Вся Англия -- в голодных походах.
             Скоро ли, вождь! Скоро ли!
             Впрочем,
             у нас ведь не тори, не виги,
             а тоже "рабочие"
             в "правительстве"
             наконец.
             Но я не пойму,
             почему
             над нами -- все то же иго,
             почему
             для нас всегда наготове
             вместо хлеба -- свинец!
             Ты думаешь, вождь,
             это шумит дождь?
             Это -- нашей нужды угрожающий топот,
             это -- Индии, залитой кровью,
             шестисотмиллионмый ропот!"
   
             Смолк человек.
             И в ту же минуту
             на пол земли как будто
             чей то сдавленный стон
             и смутный шопот пронесся,
             в слышит он
             незнакомое слово!
                                           "Genosse!"
             И человек потрясен:
             он не спит и не пьян.
             Что ж это было?
             Ах, это, наверно, сирена на Темзе завыла,
             это мартовский шутит туман...
   
             И продолжал человек:
             "Да, вождь, только одна страна --
             Россией зналась она --
             в один октябрьский день знаменитый
             восстала --
             и рушила
             подгнившее дерево капитала,
             и вырвала, и до тла корень
             его ядовитый
             сожгла.
             Вождь, это очень обидно,
             что ты тоже
             до наших дней не дожил,
             что тебе не видно,
             как там
             несокрушимая рабочая мощь
             и какие дела большие
             вершит, засучив рукава,
             социалистическая Россия,
             красная
                                           Москва!
   
             Право, обидно очень,
             Что ты -- в гробу...
             ты даже не знаешь,
             что русский рабочий
             сверг
             буржуазное иго,
             что он совершил все то,
             чему ты учил в своих книгах
   
             Русский рабочий
             свою судьбу
             самолично
             кует и кует отлично.
             И ходит -- голова вверх,
             и нет кандалов на ногах,
             и на врагах,
             об их волчьи шкуры,
             оттачивает он все острей
             разящий меч
             диктатуры
             своей.
   
             И, новую жизнь творя,
             через моря
             и за океан --
             из далекой Москвы --
             он нам говорит, мечом тем указывая:
             "Я -- аванпост.
                  А вот -- план,
                  и вот -- путь,
                  и вот -- мост.
                  по которым и вы
                  перейдете в завтра --
                                           бесклассовое!...
   
             И тут прекращается дождь.
             И словно от чьей то улыбки,
             плотный, промозглый, липкий
             туман над Хайгейтским кладбищем,
             где покоится вождь.
             становится реже и реже.
             И небо -- все чище.
             И, словно ветер свежий
             пронесся.
             и, словно плита раскололась,
             и -- чу! --
             Ликующий голос:
                  "Я слышал, Genosse!
                  Я снова -- живу!
                  Туда хочу -- на родину.
                                                     в Москву!"
             Перев. с польского
             ЛЕВ ПЕНЬКОВСКИЙ

"Литературная газета", No 12, 1933

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru