Сологуб Федор Кузьмич
Заложники жизни

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Драма в пяти действиях.

Федор Сологуб
Заложники жизни

Драма в пяти действиях

Посвящается Анастасии Чеботаревской

Действующие лица

   Михаил.
   Катя.
   Лилит (Елена Луногорская).
   Алексей Иванович Чернецов.
   Мария Петровна Чернецова.
   Константин Федорович Рогачев
   Клавдия Григорьевна Рогачева
   Владимир Павлович Сухов.
   Мужик.
   Бонна.
   Дети, мальчик и девочка.

Действие первое

I

Жаркий летний день клонится к вечеру. От речки не веет прохладою, -- она так мелка, что ее можно легко перейти вброд.

   Дворянская усадьба близ деревни. Сразу видно, что ее хозяева -- хозяева плохие и что средств и возможностей у них мало. Сад когда-то был красив, -- красив он и теперь, но запущен. Видны углы оранжереи и парников, -- но все это имеет довольно жалкий вид. В саду малина и крыжовник, яблони и груши. Из-за зеленеющих деревьев виден помещичий дом, в котором живут Катя и ее родители.
   Перед домом -- большая открытая терраса. На террасе сидят подростки -- Катя и Михаил, влюбленные друг в друга. Катя -- девушка лет шестнадцати. Очень милая на вид. Щеки у нее румяные, глаза голубые. Она очень загорелая. Шея, плечи и руки у нее открытые, ноги босые. Платье на ней светлое, легкое, недлинное и простое покроем, но очень красивое, и сидит оно на ней так, словно все складки его расположены мудрым художником, творящим красоту из простой ткани.
   Она здоровая и очень веселая. Любит посмеяться и несложно пошутить, подразнить кого-нибудь. Она любит свой дом, усадьбу, деревню, поля и леса и видимо наслаждается близостью к природе. Движения ее уверенны и легки, -- чувствуется, что она умеет упорствовать и стремится к достижениям и что вместе с тем в ней много приспособляемости и гибкости. В каждом движении ее сказывается, что ее безотчетно радует ощущение жизни, молодости и наивной красоты, разлитое в природе и в ней самой, -- и видно, что все впечатления бытия для нее свежи и первоначальны. Потому вся она производит впечатление чистоты и наивной детской мудрости.
   Михаил -- мальчик лет восемнадцати. Перешел в последний класс гимназии. Учится хорошо. У него ясный и холодный ум и сильная воля. Он упрямо держится раз избранного пути. Случайное в жизни мало его отвлекает, -- он настроен скорее трагически. В отношениях к людям он мягок, уступчив и добр. Манеры у него неловкие, угловатые, как у очень самолюбивого подростка; иногда он кажется грубым и дерзким, но грубость эта только внешняя. В нем еще очень много детской наивности и ребячества, самого зеленого. Он не только прилежно учится, но и сам читает много и выработал себе определенное мировоззрение. Он наклонен к мечтательности и считает это своим недостатком; эта мечтательность и в самом деле стоит в некотором противоречии со свойствами его трезвого ума. Его влюбленность в Катю и радует его, и смущает. Ему досадно и то, что он, плебей, пролетарий, влюбился в эту красивую представительницу иного класса, которому он никак не может симпатизировать. Но он надеется, что из Кати выработается хорошая пролетарка и полезная работница.
   Михаил высок, тонок и строен. Лицо у него худощавое, загорелое и смуглое. Глаза черные, смотрят пристально и упорно, с напряженным выражением. Брови густые, черные, почти сросшиеся. Одет он в светло-серую коломянковую блузу и вообще имеет вид обыкновенного провинциального гимназиста. Теперь он заметно взволнован и нервен.
   Любуясь друг другом с веселою детскою нежностью, сквозь которую просвечивает почему-то грусть, они сидят у стола, покрытого скатертью кустарной работы с наивным, но очень милым рисунком вышивки. На столе перед ними тарелка с малиною, блюдечко с мелким сахаром и два пустых блюдечка, на одном из которых две чайные ложки. Старуха, лица которой не видно, но в которой нет ничего таинственного и символического, потому что это -- только старая ворчунья няня, только что поставила на стол кувшин с молоком и уходит в дверь, ведущую в дом. Катя заглядывает в кувшин, делает недовольную гримасу и говорит:
   -- Ой, как мало молока! Точно кот наплакал.
   Слышен ворчливый голос уходящей:
   -- Будет с тебя, баловница.
   Катя накладывает ягоды на блюдечко Михаилу, потом себе. Наливает молока, и они принимаются есть ягоды, весело разговаривая.
   Катя. Я малину страсть как люблю! Как сестру родную. (Смеется.)
   Михаил. Малина хороша. Но я больше люблю крыжовник.
   Катя. И я люблю крыжовник.
   Катя быстро срывается с места и бежит куда-то через сад. Легкий бег ее, как полет, и песок дорожек весело смеется под ее ногами.
   Михаил. Катя, куда ты помчалась?
   Катя (издали звонко кричит). Сейчас я тебе крыжовнику принесу.
   Михаил, оставшись один, задумчиво помешивает ложечкою в блюдце. Лицо его становится мрачным и решительным. Издали доносится снова Катин голос.
   Катя (за сценою кричит нараспев). Вот и крыжовник, вот и крыжовник, жовник, жовник, жовник!
   Михаил вздрагивает, выпрямляется и принимает беспечный и веселый вид, что ему, однако, плохо удается. Катя бежит обратно. В ее руках деревянная лакированная чашечка с крыжовником. На бегу Катя кладет в рот несколько ягод крыжовника.
   Катя. Вот тебе, ешь, наслаждайся. Великолепный крыжовник. (И она с удовольствием ест крупные ягоды.)
   Михаил (строго). А зачем ты его с кожицей ешь? Это -- гадость.
   Катя. Ничего не гадость. С кожицей гораздо вкуснее.
   Михаил. Этого не может быть.
   Катя. Попробуй, если твои принципы тебе позволяют. Сам увидишь. (Она говорит насмешливые слова необидным тоном и весело смеется. Ее смех звонок, но не громок, и когда слушаешь его, вспоминаются золотые легкие колокольчики.)
   Михаил хочет нахмуриться, но неожиданно для себя смеется. Быстро целует Катю.
   Катя (быстрым полушепотом). А зачем ты меня целуешь?
   Михаил (так же). Вкусно!
   Катя. Еще увидят. (Притворяется испуганною и с комическим ужасом оглядывается, но не выдерживает этой роли и смеется.)
   Михаил (весело). Ну, ты, кажется, не очень-то боишься. (Ест крыжовник, по ее примеру, с кожицею.) А и правда, с кожицею вкуснее. А над принципами смеяться нельзя.
   Катя. О! Нельзя! Вот еще! Смеяться не грешно над тем, что кажется смешно.
   Михаил. Мало ли что кажется!
   Катя (скороговоркою). Хочу и смеюсь. Хочу и смеюсь. Кому какое дело!
   Михаил. Все-таки с кожицею крыжовник есть вредно.
   Катя. А мне полезно. Что в рот полезло, то и полезно.
   Михаил. Кожица ягоды может засесть в червеобразном отростке слепой кишки, и от этого может случиться аппендицит. Болезнь неприятная и опасная.
   Катя. Может, может! Страсти какие! Мало ли что может. Вот пойду в лес, а меня змейка-скоропейка может ужалить.
   Михаил. А зачем ты все лето босиком ходишь?
   Катя. Мне нравится, вот зачем.
   Михаил (смотрит на Катю задумчиво и меланхолически улыбается. Говорит с искусственной веселостью). Это ты у Лилит научилась босиком ходить.
   Катя. О, у Лилит! Нет, у деревенских баб, а не у Лилит. (Лицо ее хмурится на минуту, и эти слова звучат ревниво. Вдруг она обнимает Михаила и говорит страстно.) Я тебя так люблю, как еще никогда нигде никто никого не любил.
   Целуются торопливо.
   Михаил (вздрагивая). Кто-то идет.
   Катя. Папа идет.
   Оба замолкают в чувстве неловкости и отодвигаются друг от друга.

II

Через сад на террасу входит Рогачев. За ним идет Мужик без шапки, очень грязный и лохматый; останавливается в саду перед террасою.

   Рогачев почему-то с первого взгляда производит впечатление прогорающего помещика, каков он и есть. Манеры у него барские и разговор, как у провинциального сеньора, с оттяжкою, а движения суетливые, в глазах беспокойная ласковость, и в мыслях путаница и суета. Он любит приятности жизни и на всякую работу смотрит как на докуку. Он обладает тою степенью приспособляемости, которая помогает людям его типа держаться кое-как на поверхности жизни и при случае играть кое-какую роль в обществе. На свою судьбу и на свои дела он смотрит легкомысленно и всегда находится в обаянии сладких надежд.
   Роста он выше среднего. Тонок, прям и ловок. Борода, полуседая, расчесана надвое. Он одет в светло-серый летний костюм. На голове -- соломенная шляпа, в руке -- тросточка, слишком тонкая для деревни.
   В чертах Катина лица много сходства с отцом, -- но у Кати все живее, сильнее и красивее выражено.
   Михаил (вставая). Здравствуйте, Константин Федорович.
   Рогачев (сухо). Здравствуйте, Миша.
   Мужик. Явите Божескую милость.
   По его тусклым глазам и по унылой фигуре видно, что он уже несчетное число раз повторил эту нудную фразу и готов еще повторять ее без конца. Но лицо его злое, и в тягучем звуке голоса порою прорываются злобные нотки.
   Рогачев (досадливо отмахиваясь от мужика). Ну, подожди до будущей недели. Получу и отдам.
   Мужик. Да я уж сколько раз приходил к вашей милости!
   Рогачев. Ну, иди, иди. Не до тебя.
   Мужик (повторяет тупо и упрямо). Явите Божескую милость.
   Рогачев (ворчит). Какой грязный мужик! (Уходит в дом.)

III

   Мужик (поднимается на нижнюю ступеньку перед входом на террасу и говорит Кате). Барышня, скажите папеньке, что как до зарезу нужно.
   Катя. Хорошо, скажу. Ты бы, голубчик, пришел завтра.
   Мужик. Главная причина, никак не способно. То есть так нужно, такая нужда!
   Катя. Ты бы на кухню пошел.
   Мужик. Может быть, будет милость какая? Уж тут подожду. (Стоит и тупо смотрит на окна помещичьего дома.)
   Михаил (негромко). Он своих денег просит, потому и стоит без шапки.
   Детям обоим неловко. Они едят ягоды и говорят вполголоса.
   Катя. У нас денег мало, а ягод много. Ешь -- не хочу.
   Михаил. Вы можете продавать ягоды.
   Катя. Да неужели?
   Михаил. Правда, можете.
   Катя. Представь себе, мы так и делаем! Мы даже грибы продаем. Да толку мало, и денег мало. Только, по-моему, лучше много ягод, чем много денег.
   Михаил (с улыбкою). Ну, едва ли!
   Катя (убежденно). Правда! Ты сам подумай: если у тебя много ягод, ты их можешь есть, когда хочешь и сколько хочешь.
   Михаил (улыбаясь). Мило!
   Катя. А если у тебя много денег, а хочется просто-напросто ягод, простых, лесных, садовых, так их не всегда и на деньги купишь.
   Оба смеются так, просто, не ее словам, а тому, что весело.
   Мужик (угрюмо и негромко). Смейся, смейся!
   Катя хмурится и смотрит на мужика сердито. Мужик пятится в сад.

IV

Из дома выходит суетливою и взволнованною походкою Рогачев и досадливо говорит мужику:

   -- Ты все еще здесь?
   Мужик. Куда ж мне идти! Я за своими деньгами пришел. Идти мне некуда.
   Рогачев (растерянно повторяет). Он все еще здесь! Нет, вы на него поглядите!
   Мужик. Явите Божескую милость.
   Рогачев. Экземпляр! Чудовище обло, огромно, озорно, стозевно и вояй.
   Мужик. Явите Божескую милость.
   Рогачев. Удивительно бедный лексикон у этих людей! Твердит одно и то же с упорством, достойным лучшего применения.
   Михаил (насмешливо). Элоквенции не обучался. Не пожелал пройти полного курса гуманитарных наук.
   Рогачев (смотрит на Михаила досадливо и говорит). Что-то вы к нам уж очень зачастили, Миша.
   Михаил. Что ж, вам жалко малины? Или крыжовника?
   Катя смотрит на Михаила укоризненно и качает головою.
   Рогачев. Удивительный у вас вкус к резкостям, Миша!
   Михаил (густо краснея). Извините.
   Рогачев. Не можете же вы серьезно думать, что мне жалко какой-то там малины! Какие глупости! А кстати, Миша, не найдется ли у вас три рубля? Сумма, из-за которой меня преследует этот настойчивый гражданин.
   Катя (краснея, с укором). Папа!
   Михаил. Я с удовольствием. (Хочет вытащить кошелек.)

V

В это время из дома стремительно выходит Рогачева. Это -- невысокого роста дама, наклонная к полноте. Чопорная, важная и трогательная. Лучеобразные морщинки в углах ее глаз и весь склад ее лица говорят о доброте бестолковой и бесполезной. А все ее движения, связанно-величественные и совсем не идущие к ее коротенькой и благодушной фигуре, показывают, что она заряжена большим количеством самомнения и что она очень уверена в своем дворянском превосходстве над людьми иных положений. Но так как она одета с большим вкусом, то ее претензии кажутся оправданными, и вся она производит впечатление любезной и серьезной барыни. Она любит и умеет занимать деньги, делает она это с истинно барскою непринужденностью. Вообще, когда она просит чего-нибудь, то кажется вполне естественным и несомненным ее право на то, чтобы все ей помогали и услуживали.

   Михаил (вставая и кланяясь). Здравствуйте, Клавдия Григорьевна.
   Рогачева (очень сухо). Здравствуйте, молодой человек. Давно не видались. (Мужик у.) Ты все еще здесь?
   Мужик. Явите...
   Рогачева. Нахал!
   Мужик. Божескую милость.
   Рогачева (стремительно подходя к Михаилу). Нет ли, Миша, у вас трех рублей, заплатить этому нахалу?
   Михаил (сконфуженно вынимает кошелек и говорит). Да, вот у меня есть как раз одна трехрублевка.
   Рогачева (любезно). Пожалуйста. Ну вот, большое вам спасибо, Миша. Завтра я вам непременно отдам. Константин Федорович, вот возьми, отдай этому субъекту. (Уходит так же стремительно, как и пришла.)

VI

Рогачев рассматривает трехрублевку с некоторым сожалением: надо отдать.

   Катя. Давно ли, папа, ты получил сто двадцать рублей, а уж опять у тебя нет денег.
   Рогачев. Сто рублей не деньги. Это -- маленькие деньги. Вот три рубля, когда их нет, вот это -- большие деньги. Ну, гражданин Аким, получай, твое счастье.
   Мужик (благоговейно принимая деньги негнущимися, корявыми пальцами, бормочет). Спаси тебя Господь! Дай тебе Господи доброго здоровья!
   Рогачев, посвистывая и помахивая тросточкою, уходит в дом.
   Мужик (кланяясь Кате). Спаси тебя Христос, барышня. Дай тебе Господи доброго здоровьица и женишка хорошего. (Неторопливо уходя, бормочет.) Жрет ягоды с лоботрясом.

VII

   Катя (спрашивает Михаила). Ты последние деньги отдал?
   Михаил. Да мне сейчас не нужно.
   Катя (ласкаясь к Михаилу, говорит). Миша, скажи, что ты во мне любишь? Что ты больше всего любишь?
   Михаил. Твой смех. Он точно золотой колокольчик.
   Катя (тихо). А еще что?
   Михаил. Твою радость. Ты рада жизни, и солнцу, и ветру, и дождику рада, ну, всему, всему. И когда ты приходишь, все вокруг звенит и смеется от радости.
   Катя (еще тише). А еще что?
   Михаил. А еще твои босые ножки. Они такие загорелые и такие тонкие, как у лесной царевны, летающей по воздуху на легких, легких крыльях. А когда она идет по земле, былинки и песчинки приникают к ее ногам, и целуют ее босые ноги, и шепчут ей с кроткою, нежною любовью: ты -- наша, ты -- земная, но когда ты с нами, земля наша превращается в земной рай, невинный и счастливый.
   Катя улыбается мечтательно и весело. Михаил тихо привлекает ее к себе. Они целуются долго и нежно.
   Михаил (спрашивает). А ты, Катя, что во мне любишь?
   Катя (отвечает весело). Я? Что люблю? Вот придумал. Да я все люблю.
   Михаил. А что-нибудь особенно любишь?
   Катя (улыбаясь). Люблю.
   Михаил. А что?
   Катя. А вот то. Это самое.
   Михаил. Ну, скажи, не шали.
   Катя (смотрит на Михаила внимательно и говорит серьезно). Я люблю в тебе то, что ты -- такой серьезный. И у тебя этот вихор упрямый такой милый. Ни за что его не пригладишь. Ты -- серьезный и забавный такой.
   Михаил (улыбаясь). Что же тут забавного?
   Катя. Ты иногда вот так нахохлишься и думаешь, как Марий на развалинах Карфагена. (Смеется.)
   Михаил. Вот, вот. Так меня и нарисовала Лилит.
   Михаил вынимает из бокового кармана в блузе записную книжку, достает из нее небольшой рисунок на листке бумаги и показывает его Кате.
   Катя (всматривается, весело смеется и говорит). Похож, похож как две капли воды. (Но вдруг она сердито хмурится и досадливо кричит.) Противная Лилит! Как она смеет! (Плачет.)
   Михаил (лаская и утешая Катю, говорит). Ну, полно, что ты! Что ж тут обидного?
   Катя. Как она смеет! Я никому не позволю тебя обижать. (И вдруг опять смеется.)
   Михаил. Стрекоза!
   Катя. Пожалуйста! Я уж не стрекоза, мне уже шестнадцать лет.
   Михаил (улыбаясь, передразнивает). Шешнадцать лет!
   Катя. Противненький, не смей смеяться надо мною!
   Михаил. Если бы я был поэтом, я написал бы о тебе такую поэму, каких еще никто не писал.
   Катя. О, такую скучную? (Смеется.)
   Михаил. Ах ты, стрекоза!
   Катя (напевает). Стрекоза, стрекоза, коза, коза! Стрекоза, рикоза, коза, аза! (Кружится по террасе, легкая и веселая, и потом садится рядом с Михаилом и обнимает его.)
   Михаил. Как хорошо нам будет вместе с тобою, Катя! Я буду работать. Я буду строить -- мосты, дороги, высокие башни. Из железа, камня и стали я буду строить, как не строили раньше. Новая красота будет в том, что я построю, -- красота линий, таких легких и таких простых. Очарование взоров повиснет на паутине стальных канатов, и люди прославят имя мое, и я приду к тебе увенчанный и славный, -- потому что все это я сделаю для тебя, сильный силою моей любви к тебе. Только моим ремеслом будет все это, что я построю из камня, железа и стали, -- а призванием моим будет вместе с тобою строить жизнь новую, счастливую, свободную, не такую, как эта. Легкую жизнь и простую, как мост, повисший над бездною на паутине стальных канатов.
   Катя (с восторгом). Жизнь новую, счастливую, свободную? О, и я буду строить ее с тобою вместе! Как хорошо ты говоришь, Михаил! Да, это -- правда, жизнь надо строить, как строят дома и храмы.
   Михаил (взволнованно ходит по террасе, потом останавливается перед Катею и говорит). По закону, мы уже могли бы повенчаться.
   Катя (грустно). Они смеются.
   Михаил. Катя, ты еще поговори со своими родителями...
   Катя. Говорила.
   Михаил (продолжает)'. И как только я поступлю в институт, так мы и повенчаемся.
   Катя. Говорила. Они только смеются. Да ведь и твои родители против.
   Они оба грустны. Проходит краткий миг печального молчания.
   Михаил (задумчиво смотрит на аллеи сада и говорит). Сегодня я сам скажу. Будь что будет. А если откажут, мы умрем. Да?
   Катя (отвечает ему тихо). Да. А ты принес яд?
   Михаил. Да, принес.
   Катя (боязливо и задумчиво). Мне кажется, что я никогда не умру.
   Михаил. Нет, уж, верно, придется нам умереть.
   Катя. Скорее умру, чем тебя разлюблю. А он хорошо действует, твой яд?
   Михаил. Действует моментально. Не успеешь проглотить, и уже готово.
   Катя. О! Это нехорошо!
   Михаил. А ты бы хотела долго мучиться?
   Катя. А вдруг они увидят, что мы умираем, и раскаются и согласятся? Тогда можно принять противоядие и живо-живо повенчаться, чтобы они и опомниться не успели. А если моментально, так это неудобно.
   Михаил. Одно из двух -- или умирать, так уж серьезно, или так только, слова говорить.
   Катя молча плачет.
   Михаил. Что же ты плачешь?
   Катя молчит.
   Михаил (ревниво). Тебе жалко расстаться с Суховым?
   Катя. Миша, ты на меня не сердись. Ведь умирать-то всякому страшно, так как же не поплакать!
   Катя плачет. Михаилу жалко ее. Утешает, лаская тихо и молча.

VIII

Внезапно входит Рогачева. Михаил вздрагивает, вскакивает, отходит от Кати, задевает за стул и роняет его.

   Рогачева. Миша, у вас невозможные манеры.
   Михаил. Я не очень об этом сожалею. Я не готовлюсь быть светским шаркуном, как этот развязный и глуповатый Сухов.
   Рогачева (неприязненно). Кем же вы хотите быть? Охотником в американских прериях? Как у Майн-Рида или у Купера?
   Михаил (сухо). Нет, я просто хочу быть полезным и дорогим работником. Я буду инженером.
   Рогачева. Ну, что ж, это выгодно. Только до этого вам еще далеко. Учиться много надо. А Сухов наверное будете предводителем дворянства. Он очень милый, и вам не следует бранить его.

IX

   Входит Рогачев. Он смотрит на Мишу с притворным выражением удивления и говорит:
   -- А я думал, Миша, что уж вы ушли.
   Михаил. Мне надо с вами поговорить.
   Рогачев. Послушаем.
   Садится и закуривает папиросу. Вид у него легкомысленный и веселый.
   Михаил. Я люблю Катю.
   Рогачев. Утешил!
   Катя (решительно). И я люблю Михаила.
   Рогачева (укоризненно). Очень хорошо, нечего сказать! Есть чем похвастаться!
   Рогачев. А сколько вам лет, Миша?
   Михаил. Восемнадцать. Я, правда, еще очень молод. Но это ничего не значит. Я уже и теперь зарабатываю уроками. Через год я буду студентом. Студенты многие женатые. Одним словом, я прошу Катиной руки. Мы подождем год, и когда я буду студентом, мы повенчаемся.
   Рогачева. Восхитительно!
   Рогачев и Рогачева смеются.
   Рогачев. Ромео и Юлия, трогательная драма!
   Рогачева. Вы, Миша, доучитесь сначала, а уж потом думайте о таких глупостях. Вы еще мальчик и ничего не имеете.
   Михаил. Я люблю Катю и не могу без нее жить.
   Рогачева. Она еще совсем девочка, и вам не следует кружить ей голову. А тебе, Катя, стыдно!
   Катя. А тебе, мама, не стыдно было, когда ты полюбила папу?
   Рогачева. Так ведь мне тогда не шестнадцать лет было!
   Михаил. Значит, вы мне отказываете?
   Рогачев. А вы что думали? И вы уж лучше бы к нам не ходили. Хорошего мало.
   Катя. А три рубля у него взяли!
   Рогачева (строго). Катя, не говори глупостей! Его деньги не пропадут. Ну, пойдем, Константин Федорович. С ним нечего разговаривать, надо сказать его родителям.
   Рогачев и Рогачева уходят.

X

Катя и Михаил смущенно смотрят друг на друга. Заря пылает на небе и бросает пламенеющий отсвет на их смущенные лица.

   Катя (растерянно). Ну вот, кончено. Что же нам теперь делать? Да уж, видно, одно остается.
   Из-за сцены слышен голос Чернецова:
   -- Михаил здесь?

XI

Входят Чернецов и Чернецова.

   Чернецов -- земский врач. Ростом мал. Худощавый и весь серенький. Его крылатка слишком широка. В руках у него толстая суковатая палка. Он носит синие очки. Курит очень много. Угрюм, вдумчив и принципиален. Любит играть в шахматы. Веселенькие стишки, которые он любит цитировать, странно противоречат угрюмости его лица. Говорит низким голосом, а стихи читает искусственным басом.
   Чернецова -- тоже, как и муж, мала и суха. Волосы, уже начинающие седеть, у нее острижены довольно коротко и вьются. Она носит светло-синие очки. Курит еще больше, чем муж, и еще принципиальнее его. Одета всегда в черное. На голове -- канотьерка с черною лентою. Смотрит серьезно и вдумчиво, и когда она слушает кого-нибудь молча, то кажется, что она не одобряет того, что слышит. Катя и Михаил смущенно молчат.
   Чернецов. Ну вот и я. Здравствуйте, Катя. Ваш папа дома?
   Катя. Здравствуйте, Алексей Иванович. Папа дома. Здравствуйте, Мария Петровна.
   Чернецова. Мой Алексей Иваныч дня без шахматов прожить не может.
   Чернецов.
   
   Жар свалил, повеяла прохлада.
   Длинный день покончил ряд забот,
   По дворам давно загнали стадо,
   И косцы вернулися с работ.
   
   Чернецова. Я удивляюсь, Алексей Иваныч, что ты так любишь цитировать буржуазные стишонки. Точно ты не знаешь настоящих, хороших стихов.
   Чернецов. Иду я сегодня утром мимо речки и вижу очень живописную картину: Екатерина Константиновна, приподнявши юбочки, переходит речку вброд. Коленки открытые, на лице блаженство, в руке большой букет цветов, и вообще очень живописно.
   Чернецова. Алексей Иванович, ты должен был отвернуться.
   Чернецов. Принципиально ты права. Я и отвернулся. Сначала я думал, что это -- глупенькая Лилит. Гляжу,- а это наша умненькая Катя.
   Катя убегает, смеясь.

XII

   Чернецова. А ты, Михаил, все с Катею?
   Михаил. Я ее люблю.
   Чернецов. Напрасно. Ты -- мальчик умный, а она -- девочка пустенькая, малоразвитая и буржуазная.
   Михаил. Она -- прелесть и один восторг! И какая же она буржуазка! Она не похожа на кисейную барышню, и из нее выйдет хорошая пролетарка.
   Чернецов. Из чего ты это заключаешь?
   Михаил. Да вот, например, она босая все лето ходит.
   Чернецов. Ты, Михаил, очень наивен.
   
   Но бойся, путник смелый,
   В ее попасться сеть
   Иль кончик ножки белой
   Нечаянно узреть.
   
   Михаил. Она посмотрит, -- и все словно радуется. Да нет, вы не можете этого понять.
   Чернецов. Где уж нам!
   
   О мечтатель! Наслаждайся
   Блеском красоты,
   Но остерегайся
   Углекислоты.
   
   Михаил. Почему же углекислота?
   Чернецов. Да уж так написано. Из песни слова не выкинешь.
   Михаил. Я ее люблю.
   Чернецов. Углекислоту? Напрасно.
   Михаил. Я люблю Катю.

XIII

Катя возвращается и несет цветы в двух зеленых вазах из обожженной глины.

   Чернецова. Откуда у вас эти цветы? У вас таких, кажется, не было.
   Катя. Я стащила у Луногорских.
   Чернецова. Стащили! Разве это можно?
   Катя. Ну, они не рассердятся.
   Чернецова. А вы признаете частную собственность на продукты труда?
   Катя. Да ведь и вы, Мария Петровна, против частной собственности. Ведь вы -- марксистка.
   Чернецова. Я отрицаю частную собственность только на орудия производства, а не на продукты труда.
   Катя. Все равно.
   Чернецова. Далеко не все равно.
   Чернецов.
   
   Ходит птичка весело
   По тропинке бедствий,
   Не предвидя от сего
   Никаких последствий.
   
   Чернецова. Меня возмущает эта беспринципность.
   Катя. Луногорские очень богаты. Что им сколько-нибудь цветочков!
   Чернецова. Легкомыслие и полнейшая беспринципность. И зачем вы всегда заставляете Михаила быть с вами?
   Катя. Он сам.
   Михаил. Я сам.
   Чернецова. Видите, как он повторяет ваши слова.
   Катя. У него и своих слов много.
   Чернецова. Он еще совсем мальчик, и вы напрасно кокетничаете с ним.
   Катя (с реверансом). Я еще тоже девочка. Мне где же еще кокетничать! Я едва умею лепетать.
   Чернецова. Вы, Катя, ужасно легкомысленны, и в вашем возрасте это даже странно. Можно не удивляться вашей беспринципности -- это не от вас зависит, -- но такое легкомыслие!
   Катя (делает реверанс и уходит через сад. Проходя за куртинами, говорит, как цыплят скликая). Принцип, цып, цып, цып!
   Михаил. Катя, что ты делаешь?
   Катя. Мои принципы зову, -- может быть, они найдутся. Цып, цып, цып, принцип! Цып, цып, цып! (Приплясывая и напевая эти слова, убегает в глубину сада.)
   Чернецова. Она плохо воспитана.
   Михаил. Мама, я с тобою не согласен. Воспитана-то она неплохо, только совсем не по-нашему.

XIV

Из дому выходят Рогачевы. Здороваются с Чернецовыми. Слышны обычные фразы приветствий:

   -- Здравствуйте, Мария Петровна.
   -- ...Клавдия Григорьевна.
   -- ...Алексей Иваныч.
   -- ...Константин Федорович.
   -- Как поживаете?
   -- Как ваше здоровье?
   -- Благодарю вас, ничего.
   -- Отлично, благодарю вас.
   -- Что новенького?
   -- Ну, что у нас может случится нового?

XV

Возвращается и Катя. Улучив минуту, когда старшие, занятые обрядом приветствий, на них не смотрят, Михаил и Катя торопливо целуются. Эти беглые поцелуи особенно заманчивы для них, потому что в них есть элемент опасности. Теперь, когда родители Михаила и Кати сошлись вместе, ясно выступает разница между этими двумя по-разному интеллигентными семьями -- семьею помещиков и семьею интеллигентных пролетариев. Все легко и даже легкомысленно у Рогачевых, все тяжеловесно, даже веселость, у Чернецовых.

   Рогачева (язвительно). Покорно вас благодарю, Мария Петровна.
   Чернецова. За что же это?
   Рогачева. За сынка.
   Рогачев. Ваш сынок обнаруживает легкомысленные поступки.
   Чернецов. Это прискорбно. А в чем дело?
   Рогачев. Да вот, молодой человек просит руки нашей Кати.
   Чернецовы и Рогачевы смеются и укоризненно смотрят на Михаила и Катю. Говорят все вместе.
   Чернецов. Принципиально я против ранних браков.
   Чернецова. Вы меня простите, Клавдия Григорьевна, я вас уважаю, но я думаю, что моему сыну надо искать невесту из пролетарской семьи.
   Рогачева. Семья тут ни при чем, Мария Петровна.
   Чернецов. Рано, рано, Михаил.
   Рогачев. У него ни кола ни двора, -- вы меня извините, Алексей Иванович, -- а за нею что? Земля заложена и перезаложена.
   Рогачева. Нынче уж нет детей. Такой мальчик -- и вдруг! Извольте радоваться!
   Чернецова. Совсем еще девочка -- и вдруг!
   Рогачев (примирительно). Это -- детское. Не стоит об этом спорить. Сыграемте лучше в шахматы, Алексей Иванович.

XVI

Смеясь и разговаривая все вместе, Рогачевы и Чернецовы уходят в дом. Катя плачет. Михаил что-то шепчет ей.

   По дорожкам сада медленно проходит Лилит, девочка лет пятнадцати, высокая и тонкая. Лицо у нее смуглое, худое, некрасивое. Глаза очень большие, черные, с длинными ресницами; брови черные, лежат красивыми дугами. На голове цветы, белые и желтые, полукругом положенные спереди. Пестрая и странная, но очень красивая одежда, короткая, до колен открывающая стройные, босые, загорелые ноги. Движения у Лилит медленные и странные. Она почти никогда не смеется.
   Лилит (подходит к террасе, всматривается и говорит без выражения). Здесь плачут.
   Катя. Лилит пришла.
   Отирает слезы и сходит в сад. Целуется с Лилит. Они тихо разговаривают.

XVII

На террасу выходит Чернецов и говорит Михаилу:

   -- Нет ли у тебя, Михаил, трех рублей?
   Михаил (в замешательстве). Трех рублей?
   Чернецов (смущенно). Видишь ли, принципиально я, конечно, против того, чтобы брать у тебя деньги, заработанные тобою. Но, видишь ли, вышло так, что мне до зарезу надо где-нибудь достать три рубля. Такой случай. Нет ли у тебя трех рублей?
   
   Пренебрегая капиталом,
   Искал сокровищ для души,
   Всю жизнь стремился к идеалам,
   А увидал одни шиши.
   
   Так-то вот, и не хочешь, да попросишь.
   Михаил (смущенно вынимает кошелек и говорит). Нет ничего. Вот, пусто.
   Чернецов. На нет, конечно, и суда нет. Но только я не понимаю, куда ты тратишь. У тебя вчера еще были деньги.
   Михаил. Папа, ты забываешь, что у меня могут быть свои потребности.
   Чернецов. Потребности! Довольно странно. Тебе еще рано. И ты бы мог со мною посоветоваться, прежде чем иметь потребности. Если не доверяешь мне как отцу, то посоветовался бы со мною как с врачом.
   Михаил (краснеет багряно и говорит звенящим голосом). Папа, ты меня не так понял. Это -- цинично, то, что ты говоришь.
   Чернецов. Ну, ну, не кипятись, пожалуйста. Так нет? Этакая досада! (Идет к двери, бормоча):
   
   Ах, иной у неба
   Просит только хлеба,
   А другому нужен
   И обед и ужин.
   
   (В дверях останавливается и говорит). А там Сухов приехал. Не люблю этого жирного франтика. Зубы скалит, все принципиальное осмеивает, а у самого только два принципа -- не зевай и угождай сильным мира сего. Карман себе набьет и карьеру сделает. Ловкач! (Уходит.)

XVIII

   Катя (проходя с Лилит мимо террасы, услышала эти слова и опечалилась. Говорит тихо). Опять Сухов.
   Михаил на террасе один задумчиво следит за Катею.
   Лилит (спокойно отвечает Кате). Веселый и любезный Сухов.
   Катя. Он веселый и умеет рассмешить, а мне с ним невесело. Он милый, но я его не люблю.
   Лилит. Сухов --милый? Нет, он -- злой хищник. У него уши мохнатые, глаза зеленые, а когти он прячет.
   Катя. И так ты его нарисовала?
   Лилит. Да.
   Катя. Покажи.
   Лилит. Хорошо. У меня дома. Приди. Я покажу.
   Катя. Ты и на меня нарисуешь карикатуру? Я тебя боюсь.
   Лилит. Я не страшная.
   Катя. А зачем ты карикатуры рисуешь на Михаила?
   Лилит (останавливается перед Катею, становится перед нею на колени и говорит просительно). Прости! (Смотрит на Катю снизу вверх пристально и стоит в позе молящей.)
   Катя (испугана; говорит). Что ты делаешь, Лилит? Зачем это? Встань!
   Лилит. Прости.
   Катя (со страхом). А ты не будешь на Михаила карикатур рисовать?
   Лилит. Не буду. Прости.
   Катя (торопливо и с волнением говорит). На меня можно, на всех можно, на него нельзя.
   Лилит. Не буду. Прости.
   Катя. Я тебя прощаю, Лилит.
   Лилит. Благодарю. (Поднимается медленно и целует Катю.)
   Катя. Ты странная. Ты меня испугала. У меня сердце бьется. Зачем ты стала на колени?
   Лилит. Я не знаю. Ты не сердись.

XIX

За дверью на террасу слышен в доме веселый и шумный разговор. Выходят на террасу, продолжая разговаривать, Рогачева и Сухов.

   Сухов -- невысокого роста молодой человек, довольно полный, жизнерадостный. Лицо красивое, веселое и невыразительное. Одет элегантно. У него большое и доходное имение в этой губернии. Где-то служит; служба у него очень необременительная, но видная. Имеет все шансы на то, что на ближайших выборах пройдет в предводители дворянства.
   Сухов (продолжая). Ну и можете себе представить, окатило буквально с головы до ног. (Хохочет.)
   Рогачева (со смехом, ласково). Какой кретин! Боже мой, какая глупость!
   Видно, что она сама влюблена в Сухова, так нежно смотрит на него.
   Михаил, выходя из своей задумчивости, смотрит на Сухова мрачно.
   Сухов (здороваясь с Михаилом). А, строитель Сольнес! Серьезен и строг, как всегда.
   Михаил. Вы, должно быть, любите дразнить глупых птиц. Но я вам не индюк.
   Сухов. Охотно верю вам на слово. Нет людей серьезнее гимназистов. Жаль, жаль, что вы еще не целый инженер.
   Михаил. Почему вы об этом жалеете?
   Сухов. Кое-что строю. Так, пустячок, больше для забавы и для извода денег.
   Рогачева. Ну, это вы так только говорите. Вы хоть и молодой, а отличный хозяин.
   Сухов и за ним Рогачева спускаются с террасы в сад. Лилит отходит в глубину сада и останавливается в тени большого дерева. Катя идет навстречу Сухову.
   Сухов. А вот и Катя. А мы вас ищем, ищем. Ну, дайте ваши лапки. Можно поцеловать?
   Катя. Нельзя.
   Сухов. Нет, мне-то можно. (Целует ее руки.)
   Катя. Вы дерзкий. Я вам говорю, нельзя.
   Сухов. А я говорю, можно. Вы, Катя, моя невеста, а я -- ваш жених. Это решено и подписано, правда?
   Катя. Смотрите, не ошибитесь.
   Сухов. А вы смотрите, не занозите ножки.
   Рогачева. Она у меня еще такой наивный ребенок.
   Сухов (глядя на Лилит). Откуда ты, прелестное дитя?
   Рогачева. Это -- наша соседка, Лилечка Луногорская. Славная девочка, хотя немножко избалованная.
   Сухов. А, Лилит! Да мы с вами знакомы.
   Лилит (стоя в отдалении, говорит очень спокойно). Я вовсе не девочка.
   Сухов (со смехом). Не девочка? А кто же ты? Мальчик в юбочке?
   Лилит. Я -- сказка. Смотри, какие у меня широкие глаза. Я -- сказка лесная, лунная.
   Сухов. Иди к нам.
   Лилит. Нет, я уйду в лес. Я тебя боюсь. (Убегает.)

XX

   Сухов. Очаровательная дикая девочка. Такая некрасивая, но интересная очень! Странная.
   Рогачева. Она очень мило рисует.
   Михаил (говорит с тихим злорадством, притворно-любезным голосом). Лилит и на вас, Владимир Павлович, карикатуру нарисовала: глаза зеленые, уши острые и мохнатые, зубы острые, а когти спрятаны.
   Сухов (хохочет и весело говорит). Вот так красавец!
   Рогачева (досадливо краснея). Какая дерзкая, избалованная девочка! Я бы ее... Да вы, Миша, сочинили?
   Михаил. Нет, я сказал правду. Я -- плебей, я не усвоил благовоспитанной манеры лгать.
   Сухов (наконец почувствовал яд насмешки и рассердился, но не показывает этого и говорит спокойно и любезно). Все это мило в малом количестве и на большом расстоянии. Смотрите, Катя, не подражайте очень этой дикарке. Не стоит, милая Катя.
   Катя (с досадою). О, милая! Я не хочу быть для вас милою.
   Сухов (говорит тоном легкой шутки). Милые бранятся, только тешатся. А не стоит, Катя, потому, что вас-то я не отпущу в лес.
   Михаил. Вы испугали милую сказку Лилит, и жизнь моя, Катя, боится вас, потому что вы -- хищник.
   Рогачева строго смотрит на Михаила.
   Сухов. Какое красноречие! Вы, молодой человек, слишком трагически смотрите на вещи.
   Михаил. А вы, зрелый человек, смотрите на них драматически.
   Сухов. Ого, драматически! Я думал, вы скажете -- комически. Я, мой друг, и драмам, и трагедиям предпочитаю оперетку. Я хочу быть лет через двадцать министром и потому всего усерднее хожу в балет. Д-р-р-раму предоставляю вам, серьезнейший из гимназистов.
   Михаил. Теперь вы ломаете фарс, а драма ваша еще впереди.
   Сухов (притворяясь испуганным). Ой, ой, ой, не пугайте! Какие страсти!
   Рогачева (любуясь Суховым). Вас не испугаешь.
   Сухов. Боюсь очень огорчить вас, Катя, но должен все-таки вам сказать, что сегодня я никак не могу пробыть у вас долго. Лучше и не просите...
   Катя. Да я и не прошу.
   Сухов. ...Сейчас уезжаю.
   Катя. Я очень рада. Приезжайте поскорее туда, куда-нибудь от нас подальше. (Показывает рукою вдаль и смеется.)
   Рогачева. Катя, как это грубо! Как тебе не стыдно!
   Катя (досадливо). Очень стыдно, -- только того, что я никак не могу его отвадить. Он ни на что не обидится. Что ему ни скажи, он притворится, что услышал любезность. Дипломат! Быть ему послом в Париже!
   Сухов хохочет.
   Рогачева (говорит укоризненно и строго). Катя! Ты себе очень много позволяешь.
   Сухов. Не будем ссориться, Катя. Ведь мы друзья. И вы угадали, что меня вам не обидеть. Очаровательные дерзости идут к вашей сельской простоте и к загорелым, как у крестьяночки, ручкам и ножкам. А будет время, и к вам так же пойдут любезные слова, которые будет мило говорить жена предводителя.
   Катя (запальчиво). Мой -- он не будет предводителем!
   Сухов. Или, по крайней мере, недолго останется им. Нет, Катя, будущее мы оставим в покое, а теперь лучше скажите мне, что вы хотите, что бы я вам привез. Ведь и маленькие деревенские девочки с босыми ножками любят маленькие подарочки. Я приеду послезавтра.

XXI

Тихо разговаривая, на террасу выходят Рогачев и Чернецов.

   Катя (смотрит на Сухова, угрюмо хмуря брови, и после недолгого молчания говорит быстро и невесело). Привезите мне какую-нибудь очень веселую книжку. Такую, которую можно дать даже умирающему, чтобы он смеялся.
   Сухов смотрит на нее, не понимая, и не знает, что сказать.
   Рогачева (говорит строго). Катя, не говори глупостей.
   Чернецов (вполголоса).
   
   Вынимает новое
   Он серебрецо,
   Но она суровое
   Делает лицо.
   
   Сухов. Стишки собственного сочинения?
   Чернецов. Нет, я этим не занимаюсь.
   
   Искать по старым книжкам
   Веселеньких стишков,
   Из папки ребятишкам
   Вырезывать коньков,
   Плясать, да так, чтоб скука
   Бежала с чердака,
   Ой ли, вот вся наука
   Бедняги чудака.
   
   Произносят и эти стихи таким унылым басом, что все улыбаются.
   Сухов. Веселенькие стишки, правда! Ну, что ж, Катя, я поищу вам такую книжку. Клавдия Григорьевна, позвольте откланяться. Мне пора.
   Рогачев. Нет, нет, как хотите, без ужина я вас не отпущу. Чем Бог послал.
   Рогачева. Пожалуйста, Владимир Павлович! Когда еще вы домой попадете! У нас уж накрыто. Пожалуйста!
   Чернецов. А мы к домам.
   Рогачев и Рогачева, увиваясь около Сухова и вместе с ним уходя в дом, не замечают Чернецова.

XXII

На террасе остаются Чернецов и Михаил.

   Чернецов. Пора, пора, Михаил, пора домой.
   Михаил. Я ухожу.
   Чернецов (идет к двери в дом и говорит). Попрощаться надо с хозяевами. Видишь, и Катя ушла.
   
   И она, надев мантилью,
   Затворила свой балкон;
   Закурив свою манилью,
   Спать уходит нежный дон.
   
   Так-то, братец, пора.
   Уходит в дом, и за ним уходит туда же Михаил.

XXIII

Холодеющий воздух тих и ясен.

   Через сад медленно проходит Лилит. В догорающих лучах зари лицо ее пламенеет. Капельки росы дрожат на ее ногах. Лилит останавливается у террасы за липою. Из дома выходит Чернецов, Чернецова и Михаил и идут через сад.
   Чернецов (говорит тихо). Не люблю этого франта. Не люблю. И ты его не любишь, Михаил. Ты из ревности, а я принципиально не люблю.
   Чернецова. Принципиально говоря, этот субъект и не может быть иным. Это -- естественный продукт своей среды.
   Чернецов. Ты не совсем права. Из этой среды все ж таки выходили...
   Лилит тихо подходит к Михаилу, -- он идет позади своих родителей; Лилит дотрагивается до его руки. Михаил останавливается. Чернецов и Чернецова уходят; они, увлеченные своим разговором, не заметили, как подошла Лилит, и не видели, как отстал от них Михаил.

XXIV

Тихо спрашивает Лилит:

   -- Михаил, ты ее любишь?
   Михаил (отвечает). Люблю.
   Лилит. Ты ее любишь. Я сегодня стояла перед нею на коленях. Я поцелую, склонясь до земли, ее ноги. Не бойся, Михаил, я не убью ее. Я не ревную. Все, что ты любишь, для меня свято. (Тихо уходит.)
   Михаил (зовет негромко). Лилит!
   Лилит не отвечает и уходит.
   Михаил. Лилит! Какая ты странная!

XXV

Заря догорела. Сумерки сгущаются. Из дому выходит Катя. В прохладе и прозрачности ясного вечера отчетливо слышит Михаил, как скрипнула ступенька террасы, как на дорожке шелестят песчинки под босыми Катиными ногами. Сладостно холодея от восторга и печали, Михаил улыбается Кате.

   Катя (молча обнимает Михаила, плачет и говорит). Я не разлюблю тебя никогда, никогда. На жизнь и на смерть мы с тобою вместе.
   Михаил. Вместе. Умрем вместе. Я не могу жить без тебя. Лучше умереть. Все в этой жизни так противно.
   Катя. Я не хочу умирать, Миша!
   Михаил. Что же нам делать?
   Катя. Я еще так мало жила. Я еще хочу жить. Не надо смерти. Брось тот яд, который ты принес.
   Михаил. Катя, разве страшно умереть вместе? Как умер этот день, и мы умрем. Разве тебе страшно умереть со мною?
   Катя. Я хочу жить. Счастия хочу и победы над жизнью. Мы молоды и сильны, и победим. Разве не мы хозяева жизни? Разве не нам принадлежит завтрашний день, когда мы будем сильны и свободны?
   Михаил. Катя, ты же сама говорила, что нам надо умереть! Соглашалась со мною. А как до дела дошло, так ты и на попятный двор. Трусиха!
   Катя. Я не трусиха. Умереть не страшно. Никакой храбрости не надо. Для жизни больше надо храбрости.
   Видно, что Михаил обиделся. Тяжелая пауза. Катя в замешательстве. Порывается сказать что-то и не знает, как начать.
   Михаил (долго и сурово молчит. Наконец говорит угрюмо). Я могу и один.
   Катя (плача). Глупый, не надо! Не надо умирать. Разве для того пришли мы на эту землю, чтобы умереть так рано? А где же та красота, которую ты должен повесить над безднами на паутине из стальных канатов? А где та жизнь новая, прекрасная, свободная, счастливая, которую мы с тобою должны создать? Михаил, прекрасный мой, мы должны жить.
   Склоняется к его коленям и целует его руки. На сцене совсем стемнело.
   Михаил. Тогда уйдем отсюда вместе.
   Катя. Нам еще учиться надо. Куда же мы пойдем? Я тебе только мешать буду. В годы борьбы и достижений ты должен быть один и работать, а я буду ждать. Тридцать лет готова ждать, как в английском романе. (Плачет и смеется.)
   Михаил. Я поступлю в институт, ты -- на курсы.
   Катя. Я -- маленькая глупая девочка. Книги -- хорошо. Ах, как много в них хорошего! Учиться, узнавать -- какая в этом радость! Но это и такой большой, большой труд. Если я буду сидеть у тебя на коленях, как же ты будешь учиться? Мы будем ждать.
   Михаил. Чего ждать?
   Катя. Пока мы будем сильными.
   За сценою слышен голос Чернецова:
   -- Михаил, где же ты?
   Михаил. Я буду сильным. Я буду сильным. Я вернусь к тебе победителем. Если мы не сумели умереть, мы будем жить, -- и победим. (Порывисто целует ее и убегает.)

XXVI

   Катя (плачет долго и напевает тихо, сидя на ступеньке террасы и покачиваясь).
   
   Если б, сердце, ты лежало
   На руках моих,
   Все качала бы, качала
   Я тебя на них,
   Словно мать дитя родное
   С тихою мольбой,
   И затихло б, ретивое,
   Ты передо мной.
   Но в груди моей сокрыто,
   Заперто в тюрьму,
   Ты доступно, ты открыто
   Одному ему.

XXVII

Входит Лилит. Говорит негромко:

   -- Катя, не плачь. Не стоит плакать. Хочешь, я тебя утешу?
   Поднимается луна. Катя быстро встала со ступеньки и прислушивается. Тихий голос Лилит кажется ей чужим и незнакомым.
   Робко и тихо спрашивает Катя:
   -- Кто это? Кто здесь?
   Лилит. Это я, Лилит.
   Катя. Ах, Лилечка! Я тебя не узнала.
   Лилит. Ты подремли, я тебя утешать буду, песенку спою.
   Катя. Чем ты меня утешишь?
   Лилит. Смотри, какие у меня большие глаза, какие у меня тонкие руки. Смотри, какая сказка я, тихая, лесная. Сядь здесь, на ступени, и дремли. (Усаживает Катю на ступеньки террасы, сама садится у ее ног и нежно гладит ее руки. Напевает тихо.)
   
   Острою секирой ранена береза,
   По коре сребристой покатились слезы.
   Ты не плачь, береза, бедная, не сетуй,
   Рана не смертельна, вылечишься к лету,
   Будешь красоваться, листьями убрана,
   Лишь больное сердце не залечит раны.
   
   Склоняется тихо и целует Катины ноги.
   Катя (сидит неподвижно, как зачарованная, и говорит, -- и страх слышен в ее голосе). Лилит, что ты делаешь? Не пугай меня, сказка моя милая, мечта моя лунная. Зачем ты целуешь мои босые ноги? Они в пыли.
   Лилит. Ведь и я его люблю.
   Катя. Ты? Михаила? (Быстро встает.)
   Лилит (осталась у Катиных ног и отвечает ей). Да. А он на меня и смотреть не хочет. А ведь я же не плачу!
   Катя. О, ты его любишь! Ты смеешь его любить!
   Лилит. Глупая, чего же ты сердишься? Ведь я тебе не мешаю. Люби его, люби моего милого.
   Катя. Ты не смеешь его любить! Он мой.
   Лилит. И пусть будет твой. И возьми его. Я ведь ничего не требую. Я только люблю.
   Катя. Никому его не отдам.

Конец первого действия.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

I

Прошло четыре с половиною года. Конец декабря. Зимний день, морозный, белый, ясный. Рогачевы живут в городе, и Катя еще у родителей, хотя им и хочется поскорее выдать ее замуж.

   Рогачевы влачат странное существование людей, проживающих последнее. Рогачев служит по выборам. Получает жалованье, которое кажется ему ничтожным. К службе он относится небрежно, да и ладить с людьми не умеет. Им недовольны и вторично не выберут.
   Имение, конечно, в упадке, -- обременено долгами, не раз назначалось к продаже, но пока Рогачевым удавалось кое-как спасать имение. Теперь окончательное разорение близко, и Рогачевы мечтают выдать Катю замуж за Сухова, надеясь, что он поможет им освободить имение хоть от части долгов. Городская квартира Рогачевых обставлена старыми вещами, вывезенными из имения, дорогими и интересными. Нет нагромождения вещей, и вся обстановка обличает хороший, строгий вкус.
   Катя выросла, похорошела. Ей уже двадцать лет. Она -- сильная и здоровая девушка. Теперь она обвеяна мечтами и все время находится в мечтательно-эротическом настроении. Она уже не такая смешливая, как прежде, но все еще веселая и жизнерадостная. Ей жалко родителей и хочется спасти имение, но она верит в победу свою над жизнью.
   Михаила она любит по-прежнему нежно. Темная страстность томит ее, но сближения с Михаилом она боится, -- боится помешать ему стать сильным и свободным, истинным господином жизни.
   Посредине комнаты Катя стоит одна. В ее руках красиво переплетенная книга -- собрание стихов Зинаиды Гиппиус. Стоя лицом к только что раздвинувшемуся занавесу, Катя говорит, читая название стихотворения:
   -- "Любовь -- одна".
   Прижимает открытую книгу к груди и смотрит прямо перед собою. Мечтательная и немного испуганная улыбка на ее губах, и кажется, что стена перед нею развеялась и что она глядит в глаза многих, в темноте широкого театра ожидающих ее слов. Потом она опять поднимает раскрытую книгу и медленно, громко читает волнующие ее слова:
   
   Единый раз вскипает пеной
   И рассыпается волна.
   Не может сердце жить изменой,
   Измены нет: любовь -- одна.
   Мы негодуем, иль играем,
   Иль лжем, -- но в сердце тишина,
   Мы никогда не изменяем:
   Душа одна, -- любовь одна.
   Однообразно и пустынно,
   Однообразием сильна,
   Проходит жизнь... И в жизни длинной
   Любовь одна, всегда одна.
   Лишь в неизменном -- бесконечность,
   Лишь в постоянном -- глубина.
   И дальше путь, и ближе вечность,
   И все ясней: любовь -- одна.
   Любви мы платим нашей кровью,
   Но верная душа верна,
   И любим мы одной любовью...
   Любовь одна, как смерть одна.
   

II

   Рогачева (ничуть не изменившаяся за эти годы, выходит и говорит Кате). Я думала, Катя, ты с кем-нибудь разговариваешь. А это ты стенкам стихи читаешь. Нашла занятие!
   Катя (смотрит на мать, словно разбуженная, и говорит). Каким стенкам? Разве там стена?
   Рогачева. А что же там?
   Катя (мимо стен комнаты, всматривается во что-то, чего не видит ее мать, делает широкий жест и говорит). Там люди, там жизнь!
   Рогачева. Ну, пусть там, за стеною, люди, -- нам-то что до них! Много их, всяких людишек.
   Катя рассеянно улыбается и опять стоит молча, не глядя на мать, всматриваясь во что-то далекое, -- и кажется, что раскрываются перед нею неизмеримые дали жизни.
   Рогачева (бестолково и взволнованно мечется вокруг нее, заходит то с одной стороны, то с другой, старается заглянуть в Катино лицо сбоку, но почему-то не решается стать перед нею, между ее неподвижным взором и темными ее видениями. Наконец она говорит досадливо и робко). Катя! Катя! Ну куда ты смотришь? Что ты в стену-то уставилась? Что мать пугаешь?
   Катя (поворачивается к матери и говорит). А здесь мама, папа, милая старушка няня, -- маленький мир. Маленький мир, но липкий. Глупое сердце привязчиво. Свой домик, свои вещицы, старые, милые, своя землица, -- какое глупое сердце! Тропинки, по которым я босиком ходила, земля родная. Ах, маленький мир! Милый, тесный, замкнутый в себе. И для тебя, маленький, я должна что-то сделать, успокоить их, которые ждать не могут. Ты взял меня в плен и не выпускаешь.
   Рогачева. Стихов начиталась. Ах, Катя, Катя!
   Катя. Что, мама?
   Рогачева. Ты, Катя, похорошела, выровнялась. Тебе замуж пора выходить.
   Катя. Скучно, скучно, мама! И ты, мама, и отец, оба вы теперь только об этом со мною и говорите.
   Услышав, что Катя говорит понятными ей словами, Рогачева успокоилась, села и говорит:
   -- Да как же не говорить-то, если это -- правда! Конечно, пора! И есть за кого, слава Богу.
   Катя. Ах, старички мои милые, скучно мне с вами!
   Во все время разговора с матерью Катя беспокойно переходит с места на место, то сядет, то опять встанет. Книгу она положила на стол, но иногда возвращается к ней, рассеянно перелистывает ее и опять оставляет. То вещь какую-нибудь переставит с места на место, то в зеркало посмотрится.
   Рогачева. Что ты, Катя, все твердишь -- скучно да скучно! Почему же тебе, Катенька, милая моя, с нами скучно уж так?
   Катя. Да вот потому, что однообразные вы очень и слабые...
   Рогачева (начиная кипятиться, горячо говорит). Что значит слабые? Чего же ты от нас хочешь? Что нам делать? Горы ворочать? Гор никто не ворочает.
   Катя. Да, гор никто не ворочает. Вы -- милые, но уж очень слабые.
   Рогачева. Заладила одно -- слабые! Вот обвинение странное!
   Катя. Да я, мама, не обвиняю.
   Рогачева. Не может же твой отец омужичиться и гроши из земли выколачивать, точно какой-нибудь кулак деревенский! У него не такой характер. Да он, наконец, не так и воспитан.
   Катя (рассеянно улыбаясь, говорит тихо). Да, совсем не так.
   Рогачева (помолчавши немного и пытливо глядя на Катю, говорит мягким, убеждающим тоном). Выходила бы ты, Катя, за Владимира Павловича. Человек он хороший, добрый, простой, сердечный. Стоит на хорошей дороге. Молод, богат. Тебя он любит.
   Катя. Любит, любит! Ах, мама!
   Рогачева. Всякое твое желание он исполнит. И отцу поможет обернуться. Сама знаешь, какие наши дела плохие. Того и гляди, продадут с молотка наше имение.
   Катя. Захочу -- выйду, захочу -- нет. Зачем мне Сухов? Я Михаила люблю.
   Рогачева (наставительно). А ты и об отце подумай.
   Катя. Папа служит.
   Рогачева. Что его служба! Гроши дает. Имение не сегодня, завтра за долги продадут.
   Катя. Продадут! Милые старички мои, плохие вы хозяева! Что мне делать с вами?
   Рогачева. Из твоего Михаила еще невесть что будет, -- какой-то он, прости Господи, блаженный. А Сухов тут вот весь, перед глазами.
   Катя. Да, на десятки лет заведен прочно.
   Рогачева. И тебе, Катя, над ним смеяться грешно. Он тебя любит.
   Катя. Любит! Мне-то что?
   
   Единый раз вскипает пеной
   И разбивается волна.
   Не может сердце жить изменой,
   Измены нет, - любовь одна.
   
   Стихи приводят Рогачеву в нервное настроение. Она говорит испуганно:
   -- Катя, ты опять видела Михаила?
   Катя. Да, я видела его у Луногорских. Я говорила с ним долго, долго. (Вздыхает счастливо, улыбается и говорит радостно.) Он сегодня обещал прийти к нам.
   Рогачева. Зачем?
   Катя. Такие редкие встречи и такие сладкие!
   Рогачева (сердито). Зачем он придет? По-моему, нечего ему у нас делать.
   Катя (решительно). Я его пригласила.
   Рогачева. Напрасно.
   Катя. Я люблю, я хочу, -- ах, мама, ты этого не понимаешь!
   Рогачева. Ты много понимаешь! Ничего хорошего из этого не выйдет.
   Катя. Мой милый, мой прекрасный Михаил! Он никогда не сделал ничего недолжного. Он -- благородный, чистый. Он слишком благородный. Он лучше меня.
   Рогачева (с досадою). Ну, еще бы!
   Катя. Я люблю, люблю его! Когда он будет сильным, я приду к нему, и ничто меня не удержит. Посадите меня в темницу -- двери железные сломаю. Снимите с меня одежды -- голая пойду к нему по шумным улицам.
   Рогачева (укоризненно). Постыдись, Катя! Что ты говоришь! Какие порочные у тебя мечты!
   Катя. Не называйте нашу любовь порочною. Она чище, чем то, что вы мне готовите с этим Суховым.
   Рогачева. Катя, Катя, ведь только на тебя все наши надежды.
   В ее руках появляется платок, и она делает с его помощью демонстрацию плача.
   Катя. Ах, все то же, то же, то же. Надоело!
   Рогачева. Хорошо тебе так говорить, а нам-то каково! На старости лет своего угла лишиться и остаться без куска хлеба.
   Катя. Но ведь я не люблю Сухова. Я люблю Михаила.
   Рогачева. Любовь до гроба, -- с милым рай и в шалаше, -- ах, все эти глупости давно пора забыть! Какая там любовь! В жизни не о любви думать приходится, а о том, как семью устроить.
   Катя. Какой злой демон придумал семью, это подлое учреждение, где все у всех в рабстве! И не на кого пенять, -- так издавна повелось, все это глупое, но все же трогательное, жестокое, но милое.

III

Входит Рогачев. Он не изменился почти нисколько. Имеет такой же легкомысленно-бодрящийся вид потертого судьбою, но ничему не научившегося человека. Только в бороде прибавилось несколько седых волос, но борода подстрижена и причесана волосок к волоску. Одет очень тщательно и модно.

   Рогачев. Мама с дочкой, а тему разговора угадываю.
   Катя. Да, папа, все о том же.
   Рогачев. И мы все капризничаем.
   Катя молча подходит к окну и останавливается, полуотвернувшись от родителей.
   Рогачев. Делай как знаешь, Катя, но помни, что только на тебя вся наша надежда.
   Катя (улыбаясь). И ты, папа, хочешь, чтобы я сделала хорошую партию.
   Рогачев. Я хочу тебе добра, Катя.
   Катя. А если мне еще с вами хочется жить, дома, с тобою и с мамой?
   Рогачев. Живи, конечно. Разве же мы тебя вынуждаем? Только скоро у нас у самих ничего не останется.
   Катя. Ты так уверен, папа, что на выборах твоя партия провалится?
   Рогачев. Какая там партия! Это мне все равно, я -- не партийный человек. А только второй раз меня не выберут.
   Катя. Зачем же ты, папа, держишься этих людей?
   Рогачев. Не могу же я быть со всякими радикальными болтунами! Мы должны поддерживать добрые дворянские традиции. А не выберут меня потому, что я горяч и ладить со всякою дрянью не умею. Если я вижу, что он -- прохвост, я это ему прямо и говорю. Не выберут, знаю. Да если бы и выбрали, все равно, -- на земле так много долгов, что долго нам ее за собою не удержать.
   Катя. Ты, папочка, слишком барин. В тебе мало делового человека.
   Рогачев (говорит легкомысленным и веселым тоном). Нельзя ли без критики? Молоды еще вы, милая барышня, для того, чтобы делать наставления убеленному сединою отцу!
   Катя (нежно обнимает его и говорит с улыбкою). Извините, не буду! Только я совсем уж не так молода. Я все знаю.
   Рогачева. Катя, можно Бог знает что подумать!
   Рогачев. Что же ты, например, знаешь?
   Катя. Я знаю, что муж, за которого выходят без любви, это ведь то же, что для мужчины, для юноши, -- проституция. Да еще первый муж!
   Рогачев. Что за глупости!
   Рогачева. Катя, как тебе не стыдно говорить такие гадкие слова!
   Катя (танцуя, кружится по комнате и напевает).
   
   Единый раз вскипает пеной
   И разбивается волна.
   
   Убегает.

IV

   Рогачева. Не уговорить мне ее! Уж очень она влюблена в Михаила. Не выйдет она за Сухова.
   Рогачев. Ну, как не выйти! Выйдет, Сухов богат, молод, красив, любезен. Всякая вышла бы за него. Студиозус ему не соперник, хоть его маменька и уверяет, что учащаяся молодежь -- гордость и надежда страны. Ну, Клавдия, я ухожу. Надо у Нелениных побывать.
   Уходит, и за ним идет Рогачева. Комната некоторое время пуста. Доносятся веселые молодые голоса.

V

Входят Катя и Михаил.

   Он в форме студента одного из высших технических учебных заведений. Красивый, стройный молодой человек двадцати двух лет. Держится спокойно и более уверенно, чем в первом действии. На лице, холодном и спокойном, явственно выражение твердой воли. Но видно, что еще он не собрал всех своих сил и не достиг совершенного самообладания. Иногда маска холодного спокойствия спадает с его лица, и под нею открывается лик волнующегося, невинного и страстного юноши.
   На жизнь Михаил смотрит как на борьбу и на подвиг. Катю любит он неизменно; для нее он сберег свою чистоту, и она для него является залогом великих обещаний. Мечта о ней манит его к трудным достижениям, и для нее он хочет строить новую жизнь, как строят мосты и храмы.
   В своей обычной жизни Михаил и Катя далеки один от другого, -- он учится в столице, она живет здесь, в губернском городе. Встречаются они нечасто. Их поцелуи и объятия еще невинны по-детски.
   Катя. Я так редко тебя вижу. Ты уже несколько дней в городе, а встречаться с тобою приходится то в гостях, то в театре. Наконец-то собрался прийти! Отчего ты не приходишь к нам чаще?
   Михаил. Милая моя Катя, твои родители и так смотрят на меня косо. А если я поважусь ходить к вам часто, так они, пожалуй, попросят и совсем не ходить.
   Катя. О, посмели бы они это сделать!
   Михаил и Катя сели рядом, смотрят друг на друга с грустною нежностью и говорят.
   Михаил. Вот, они предсказывали, что наша детская любовь исчезнет. Но проходят годы, и каждый прожитый день расширяет и углубляет мою любовь.
   Катя. Нашу любовь! Наша любовь -- святыня, и мы будем ее хранить всегда.
   Михаил. Я люблю только тебя. Я и весь мир только через тебя понимаю. И что хочу делать, все для тебя. Строить -- легко и дерзко, в простоте соединений и линий открыть высокую красоту, железную сквозную мечту поставить над безднами, мечту о тебе, единственная моя!
   Катя. Ты -- счастливый! Живешь, мечтаешь, а мы... живем, не живем. Как тени на стене... Михаил, а что я спрошу, ты мне скажешь?
   Михаил. Конечно, скажу все, что ты спросишь. Если, конечно, сам знаю.
   Катя. Ты, Миша, не сердись.
   Михаил. Да на что же?
   Катя (волнуясь). Видишь, как бы это тебе сказать... Ну, я знаю, ты меня любишь. Ну, конечно, ты мне не изменишь... Но я же знаю, ну, ведь это у всех бывает, это, это, такое нечистое, грубое. Миша, Миша, скажи...
   Михаил (словно заражаясь ее волнением, говорит страстно). Нет, Катя, нет, нет. Этого не было, не было. Милая Катя, верь мне, этого не было.
   Катя. Михаил, прости. (Плачет.) Я знаю, ты чистый, благородный, а я гадкая. У меня скверные мысли.
   Михаил. Мы должны быть чистыми.
   Катя. Темная сила влечет меня, -- и я, как слепая бабочка. Я не понимаю, что во мне, что со мною.
   Михаил. Милая моя, жизнь моя, Катя!
   Катя. Так люблю! Могу ли быть женою? Смею ли? Твоею женою. Мне кажется иногда, что я не стою тебя. Ты лучше меня, чище меня, ненаглядный мой!
   Михаил. Поверь мне, Катя, обуздывать мою страстность, подавлять в себе все эти дикие желания, -- чего мне это стоит! Иногда я спрашиваю себя, -- да во имя чего я это делаю? Но я гоню от себя эти искусительные мысли. Я хочу быть чистым, я не хочу осквернить моей любви к тебе неистовыми порывами, потому что я так люблю тебя! Все нежнее с каждым днем. И нежность моя к тебе так велика, что она гасит во мне жгучее пламя чувственности.
   Катя (мечтательно смотрит вдаль, опять раскрывшуюся перед нею, и говорит). Да, вот ты опять уедешь, и опять я не увижу тебя долго, долго! И только мечтать о тебе буду, днем и ночью сладко мечтать. И ждать!
   Михаил. Зачем же ты остаешься здесь? Сколько раз я звал тебя с собою.
   Катя. Мои старички с такою надеждою смотрят на меня.
   Михаил. Для отживающих отдавать свои лучшие годы, -- Катя, милая моя Катя, не ошибаешься ли ты?
   Катя. Нет, не только для них. Правда, мне жаль их, и нашего имения жаль, моей земли родной, -- но не то, не то! Не это главное.
   Михаил. А что же?
   Катя. Расточать в серые будни то, что зацветет праздничным цветом? Нет, этого я не хочу. Бегать по грошовым урокам, чтобы кое-как прожить, и из-за этого кое-как учиться, и сделаться заурядным строителем, -- к этому тебя тащить? Нет, этого я не хочу.
   Михаил. Обо мне ты не думай. Я силен, здоров и настойчив. Я многое могу.
   Катя. О тебе не думать? Хорошо, так обо мне подумай. Ты должен вести меня к победе, к жизни свободной, светлой, счастливой, к жизни, которую мы радостно сотворим из грубого материала этого косного бытия, -- так радостно, что она вся засияет и заблещет, преображенная нашею волею.
   Михаил. Так, милая Катя, так, -- не забывай этой нашей задачи.
   Катя. К этому празднику должен ты меня вести. Но куда же ты поведешь меня теперь? На чердак на двадцатой линии Васильевского острова или в жалкую конуру где-нибудь в грязном переулке на Песках?
   Михаил (смотрит, на Катю с удивлением и укоризненно спрашивает). Что ты говоришь, Катя?
   Катя. Милый, я боюсь этой жизни. Я боюсь, что все мечты наши поблекнут под пылью мелких ссор, и смех мой, -- помнишь, золотые колокольчики, ты так называл мой смех, -- мой легкий смех перевьется, спутается хриплым, простуженным кашлем.
   Михаил. Нет, Катя, это не так. Все лишения легко преодолеет гордая, молодая воля.
   Катя (говорит рассеянно). Сначала труд жизни, потом радость ее.
   Михаил. Ах, Катя, радость нельзя отложить до завтра.
   Катя. Милый, милый!
   Подходит к роялю, рассеянно берет несколько аккордов из "Периколы" и поет.
   
   Навеки твоя Перикола,
   Но больше страдать не могу.
   
   Михаил. Какие циничные слова! Певичка бросает своего милого, потому что ее подпоили и обольстили хорошим обедом!
   Катя. А мне, ты думаешь, легко? Но ты, Михаил, должен мне все простить, что бы я ни сделала, потому что я люблю только тебя.
   Михаил. Что ты хочешь сделать, Катя?
   Катя (со слезами на глазах повторяет стихи).
   
   Единый раз вскипает пеной
   И разбивается волна.
   Не может сердце жить изменой,
   Измены нет - любовь одна.
   
   Михаил (тревожно спрашивает). Катя, ты замышляешь что-то?
   Катя. Милый, милый! (Целует и ласкает Михаила. Потом, заслышав шаги в соседней комнате, отходит к окну, задумчиво глядит на улицу и тихо говорит.)
   
   О вещая душа моя!
   О сердце, полное тревоги!
   О как ты бьешься на пороге
   Как бы двойного бытия!
   

VI

   Рогачева (входит с озабоченным видом и говорит). Ищу, ищу... А, здравствуйте, голубчик.
   Михаил подходит к Рогачевой и целует ее руку.
   Рогачева. Не могу найти моего кошелька. Не в твоей ли, Катя, комнате я его оставила? Поищи, милая.
   Катя выходит.

VII

   Рогачева. Сколько расходов в городе, не приведи Бог! Уж я очень экономная хозяйка, а все-таки концы с концами трудно сводить. Сегодня Константин Федорович достанет денег, а пока... Кстати, Миша, если вы при деньгах, не можете ли вы мне дать до завтра десять рублей?
   Михаил. С удовольствием.
   Совершенно так же, как в первом действии, Михаил вынимает из кошелька десятирублевку и подает ее Рогачевой.
   Рогачева (берет ее с такими же, как тогда, словами). Пожалуйста! Ну вот, большое вам спасибо, Миша. Я вам непременно завтра отдам.
   Михаил. Пожалуйста, не беспокойтесь. Мне так скоро эти деньги не понадобятся.
   Рогачева (садится на диван, принимает доверчивый вид и говорит Михаилу). Голубчик, скажу вам откровенно: мы в долгу, как в шелку. Одна надежда на Катю.
   Михаил (садится близ нее и говорит невесело). Вам хочется выдать ее за богатого.
   Рогачева. Владимир Павлович в нее влюблен, и это для нее во всех отношениях превосходная пара. А вы, Миша, никогда богатым не будете.
   Михаил (улыбается и спрашивает). Почему вы так думаете, Клавдия Григорьевна?
   Рогачева. У вас кто ни попроси, вы всем даете. А зачем? Я-то вам отдам, непременно отдам из первых же хозяйских денег, а вот мужу моему вы не давайте. Он ни за что не отдаст. Не любит он платить долги.
   Михаил. Глуп ваш Сухов, и Катя его не любит.
   Рогачева. Она еще так молода. Полюбит, когда привыкнет.
   Михаил. Если захочет привыкать.
   Рогачева. Послушайте, Миша, я так давно вас знаю, я ведь вас еще совсем мальчиком помню, так что я имею право, надеюсь, говорить с вами откровенно.
   Михаил. Конечно. И я это очень ценю.
   Рогачева. Вы милый, хоть и угловатый немного.
   Михаил. Благодарю.
   Рогачева. Не за что. Уж вы меня, старуху, извините. Я, поверьте мне, душевно была бы рада, если бы Катя вышла за вас. Но ведь вы, голубчик, сами понимаете, что это невозможно.
   Михаил (с внезапною, простодушно- юношескою грубоватостью говорит). Ну, все одна и та же песня, которую и слушать досадно!
   Рогачева. Вы, Миша, очень раздражительны, и это, право, нехорошо.
   Михаил. Извините. Но я не понимаю, право...
   Рогачева. Да ведь у вас, голубчик, ни кола ни двора. Родители помогать вам не могут, -- не из чего. Чем же вы жить будете, если повенчаетесь?
   Михаил. Надеюсь, что я способен работать.
   Рогачева. Голубчик, я же в этом не сомневаюсь. Но подумайте о своей будущности. Вам надо курс кончать. А теперь много ли вы уроками достанете! А потом вам надо делать карьеру. И кто знает, какие перед вами откроются возможности! Слишком ранняя женитьба может связать вам руки.
   Михаил. Я не понимаю, на что вы намекаете, Клавдия Григорьевна.
   Рогачева. Да прямо сказать, вам может представиться другая партия. Да и вообще жена вас во всех отношениях свяжет. Вам только лет тридцати пора будет жениться. А ведь вы с Катей почти погодки. Ей тогда уже двадцать восемь лет стукнет. Не может же она до таких лет сидеть в девицах.
   Михаил. И старше выходят замуж.
   Рогачева. Да ей-то какая крайность! У нее хороший жених есть. Неужели вы ей счастия не желаете?
   Михаил. А в чем, по-вашему, счастие?
   Рогачева. Голубчик, не будемте философствовать. Ей пора замуж. Смотрите, она как ошалелая ходит да стихи читает. А если, замуж выйдя, над каждым грошом трястись придется, так уж плохое это счастие!
   Услышав знакомые в соседней комнате голоса, Рогачева суетливо встает с дивана и говорит:
   -- Миша, пройдемте в столовую, там подали чай.
   Уходят.

VIII

Комната несколько времени пуста. Все слышнее за другою дверью голоса, и наконец оттуда выходят Катя и Сухов.

   Сухов почти такой же, как в первом действии, только чуть-чуть пополнел. У Сухова в руках небольшой футляр.
   Катя. Могли бы, Владимир Павлович, и не являться так часто.
   Сухов. Если бы не дела, поверьте, Катя, я бы всю жизнь рад был сидеть у ваших ног.
   Катя. Покорно благодарю! По-моему, это очень скучно.
   Сухов. А главное, невозможно. Дела. Так вот, за невозможностью быть самому всегда с вами, позвольте мне вручить вам этот простенький браслетик.
   Раскрывает футляр. Что-то многоцветное переливается в нем радужными огнями.
   Катя. О! Это очаровательно! Но с чего вы вздумали, что я это возьму? Отдайте это вашей невесте.
   Сухов. Слушаю-с! Ваше желание для меня закон. А так как моя невеста -- вы, Катя, то я и подношу вам эту ничтожную вещицу. Она мала, но да будет она залогом моего большого и искреннего чувства к вам.
   Катя. Какой вы странный, Владимир Павлович! Зачем вы хотите, чтобы я вышла за вас замуж? Ведь вы же знаете, что я вас не люблю!
   Сухов. Я вас люблю, Катя.
   Катя. Этого мало.
   Сухов. Дитя, что вы понимаете в этом? Я вас люблю, а меня вы полюбите.
   Катя (говорит задумчиво). А если никогда не полюблю?
   Сухов. Что ж, сердцу не закажешь! Не полюбите, тогда я силою держать вас около не стану. Вы свободны.
   В голосе Сухова звучит заносчивая самоуверенность.
   Катя (усмехается невесело, смотрит, любуясь, на браслет с какою-то задумчивою грустью, кладет его на стол, оставив футляр открытым, и говорит невесело). Какая же это будет свобода, если я буду вашею женою? Вот, уже и наручник вы для меня принесли, -- цепь золотая, осыпанная драгоценными, сверкающими камнями, но все же цепь.
   Сухов. Такую цепь нетрудно разорвать. Время теремов миновало. Если бы вам вздумалось вернуть себе свободу, я не сделаю вам никаких затруднений, поверьте мне. Я смиренно прошу от вас теперь только того, что вы можете мне дать сейчас: вашей руки. А ваше сердце я сам завоюю, и в этом уж моя ответственность, если все старания мои окажутся неудачными.
   И опять тот же заносчиво-самоуверенный и легкий тон, граничащий с тоном легкой шутки.
   Катя (смотрит мечтательно перед собою, в милые дали былого, и говорит тихо). Земля моя родная, милая, -- мать земля сырая, тропинки, -- по которым я босоногая ходила, -- невинные полевые цветочки, -- портреты дедов и певучий рояль, -- и старички мои усталые... (Вздыхает глубоко и, как разбуженная от милого сна, обращается опять к Сухову). Так вот, как только я захочу от вас уйти, вы меня отпустите, да? Обещаете?
   Сухов. Обещаю. Самое торжественное обещание даю.
   Катя (протягивает руку Сухову и спрашивает). Честное слово?
   Сухов (говорит радостным и уверенным тоном). Честное слово! Оставляю вам все права, а на себя беру только обязанность быть вашим верным и преданным другом и слугою.
   Улыбается, радостно смотрит Кате в глаза и целует ее руку.
   Катя. Смотрите же, вы дали честное слово. Потом не пеняйте на меня, если я воспользуюсь вашим обещанием.
   Сухов (шутливо). Моим торжественным обещанием! Вот, поистине, странный договор!
   Катя. Странный, не странный, но вы дали слово.
   Сухов. И я его сдержу, можете быть уверены.
   Катя задумчиво подходит к окну. Невесело смотрит на улицу.
   Сухов (подходит к Кате, осторожно заглядывает ей в лицо и спрашивает). Милая Катя, что же вы мне скажете?
   Катя. Пока ничего, Владимир Павлович. Вы не должны меня так торопить. Скажу потом. Скоро скажу. Может быть, скажу "да", может быть, -- "нет".

IX

Входят, тихо разговаривая, Рогачева и Михаил. Слышны слова.

   Рогачева. Поверьте моей опытности, Миша.
   Михаил. Опыт, опыт! Недалеко ушли бы мы с опытом прежних поколений. Мы создадим новую жизнь.
   Рогачева. И все это переменим, не так ли? А, Владимир Павлович. Как я вам рада!
   Сухов (целует руку Рогачевой и говорит с притворною скромностью самоуверенности). Если я вам еще не надоел.
   Рогачева. О, что вы говорите! Как вы можете это думать! А это что? Какая прелесть!
   Берет со стола браслет и любуется им. Сухов не может удержать самодовольной улыбки.
   Катя (отвечает невесело). Это подарок Владимира Павловича. Цепочка мне на руку.
   Рогачева. О, какой вы милый, Владимир Павлович! Вы ее балуете. Она, право, не стоит таких дорогих подарков, моя девочка капризная. Она еще молода для такой роскоши.
   Сухов. Молодость и красота не нуждаются в уборах, конечно, и этот маленький подарочек, мне кажется, достаточно скромен.
   Рогачева. Милый Владимир Павлович, право, я не знаю, как и благодарить вас за то внимание, которое вы оказываете моей дочурке.
   Сухов. Это я благодарен Екатерине Константиновне за то, что она была так милостива и не отвергла моего подарка.
   Михаил стоит в стороне и смотрит хмуро. Катя подходит к Рогачевой, говорит с нею тихо, и обе они уходят, меж тем как Сухов подходит к Михаилу поздороваться.

X

   Сухов. Михаил Алексеевич! Какая приятная встреча!
   Михаил молча пожимает ему руку.
   Сухов. Вчера я видел вас в театре, но не удалось подойти. Не правда ли, было очень мило в общем?
   Михаил. Вы сегодня, Владимир Павлович, в очень хорошем настроении.
   Сухов. По обыкновению.
   Михаил. Сегодня вы чему-то особенно радуетесь. Можно полюбопытствовать, чему?
   Сухов. Если хотите, да, я радуюсь.
   Михаил. Чему же?
   Сухов. Моему счастию.
   Михаил. Вас назначили вице-губернатором?
   Сухов. О, да вы -- злой! Нет, до этого еще далеко. Мое счастие ближе.
   Михаил (ревниво). В этом доме?
   Сухов. Да.
   Михаил. Вы уверены?
   Сухов. Екатерина Константиновна почти обещала мне.
   Михаил. Почти! Вот вы чему радуетесь! И вас ничто не останавливает?
   Сухов. Не сердитесь на меня, голубчик. Я вас очень уважаю. Но ее я люблю и уступить не могу.
   Михаил. А я могу вам уступить? Я ее люблю, и она меня любит.
   Сухов. В этом, как и всегда в жизни, кто силен, тот и прав. Да и что такое первая любовь? Она, как первый снег, -- растает, забудется. Впрочем, что же нам спорить? Решение зависит от Екатерины Константиновны.
   Так разговаривая, они отходят в глубину сцены.

XI

В это время, продолжая начатый разговор, выходят Катя и Лилит.

   Лилит еще выросла и потому кажется тоньше, чем прежде. На ее смуглом лице ярок румянец от мороза. Глаза блестят радостно и немного дико. Ее движения, как и прежде, медленны, но теперь они красивы и изысканны. Одета в темное, очень красивое платье, простое покроем, без украшений. Слышны слова.
   Катя. Чтобы не омрачить нашей любви неизбежностью этих прозаических вздоров, я готова принести эту жертву, отдать эти годы.
   Лилит. Эти годы пройдут...
   Сухов (подходит к Лилит и говорит ей). Милая художница, когда же вы нам покажете вашу новую картину?
   Лилит (пожимает руку ему и Михаилу и говорит). Я еще только учусь. Здравствуй, Михаил.
   Сухов. Ученица, подающая большие надежды. Но отчего так непонятно то, что вы рисуете?
   Лилит (спокойно отвечает). Мне самой понятно.
   Сухов. Ну, этого мало.
   Разговаривая, Сухов и Лилит выходят.

XII

Катя медленно подходит к Михаилу. Лицо ее грустно, но спокойно.

   День вечереет. Сумеречные тени возникают в углах и ширятся понемногу.
   Михаил. Ты так решила, Катя? Ты будешь женою Сухова?
   Катя. Да, Михаил.
   Михаил. Разве ты его полюбила?
   Катя. Нет, Михаил. Я люблю только тебя. Любила и буду любить только тебя. Только тебя.
   Михаил. Катя, Катя, подумай, что ты делаешь!
   Катя. Михаил, не осуждай меня. Так надо.
   Михаил. Зачем?
   Катя (говорит волнуясь, почти плача). Мне тяжело, Михаил, но я на верном пути. Я не могу иначе. Верь мне -- я верна только тебе. Иду к другому, но "верная душа верна". "Мы никогда не изменяем". "Душа одна, -- любовь одна". Пламя, горящее в моем теле, тобою зажжено. Что-то темное, чувственное увлекает меня. Я, как слепая бабочка. Но через слабость мою, через падение мое иду к силе, к победе, к тебе! А ты для меня -- единственный. Милый мой, прекрасный мой Михаил, верь мне!
   Михаил. Катя, я тебе верю.
   Катя. Теперь мы расстанемся. Мы сделаем все, чего хотят от нас люди, милые и страшные люди этого дня, наши случайные владыки. Как оброк, как дань, отдадим им эти наши годы, мы, еще слабые, еще пленные, еще бедные заложники жизни. Сегодня мы еще в плену, а завтра, завтра мы победим, мы будем сильны, мы будем господами жизни. И тогда легко, легко я стряхну эти глупые цепи и приду к тебе, мой милый, прекрасный мой Михаил.
   Михаил. Я тебе верю. Хочу верить. В душе моей отчаяние. Но отчаяние мое светлое. Оно светлее радости.
   Катя, обняв Михаила, плачет.
   За окнами сгущаются сумерки.
   Михаил. Жизнь моя, ты отходишь от меня! За темную даль тяжелых лет отходишь ты от меня. Мое отчаяние велико, но и радостно оно, как счастие. Бог срастил вершины счастия и горя, -- вот теперь, в горький час разлуки, я понял это мудрое древнее слово.
   Катя. Михаил, будь сильным! Милый мой, прекрасный Михаил!
   Михаил. Да, Катя, я буду сильным.
   Катя. Мы победим, Михаил. Верь, что мы победим. Будущее -- наше.
   Михаил. Я буду беспощадно сильным.
   Катя. Теперь пора. Расстанемся. Пора, пора.
   Катя обнимает Михаила и, плача, долго целует его. Михаил молча ласкает ее, проводя рукою по ее волосам и спине, и шепчет ей нежные слова утешения. Наконец Катя отрывается от этих горьких лобзаний и быстро идет к двери. Навстречу ей выходит Лилит.
   Катя. Лилит, милая Лилит, утешь его, как меня утешала. (Порывисто обнимает и целует Лилит и уходит.)

XIII

В комнате становится все темнее. За окном на улице зажгли фонарь. Свет от него, слабый и странный, падает в комнату, -- и из открытых направо и налево дверей тянутся полосы света.

   Лилит (подходит к Михаилу и говорит ему тихо и спокойно). Михаил, так надо.
   Михаил. Что тебе, Лилит?
   Лилит. Михаил, глупый, что же ты тоскуешь?
   Михаил. Я не тоскую, Лилит. Во мне радость, потому что я люблю Катю, и она от меня ушла. Но ты этого не поймешь.
   Лилит. О, не пойму! Глупый! Я тебя люблю, сегодня и всегда, когда ты захочешь, а она любит тебя в далеком, в победе над жизнью. А мне и жизни не надо. Так, живу немножко, вечерняя, ночная. Луну люблю, и свет фонарей электрических на улице, и кабачки, где музыка. Рисовать люблю, -- и тебя люблю, потому что ты любишь другую.
   Михаил. Ты -- странная и милая, Лилит.
   Лилит. Я радостная нынче, мечта светлая и тихая.
   Михаил. Отчего же ты не смеешься, не улыбаешься?
   Лилит. Моя радость -- тихая и грустная, как те царевны мечтательного рая, которых я пишу, -- светлые, в черных хитонах.
   Михаил. В твоей радости -- безумие и забвение. И на твоих картинах лунный свет, а не солнечный, -- но картины твои все-таки прекрасны.
   Лилит. Я не люблю солнца, я люблю луну. Я лунная Лилит, как та, которая была создана раньше Евы, та, которая первая любила Адама. И вот теперь...
   Михаил. Ты все мечтаешь, Лилит.
   Лилит (продолжает). ...Опять тихо, опять темно, опять я тебя люблю.
   Михаил. Хочешь, Лилит, я провожу тебя до твоего дома?
   Лилит. Пойдем вместе, Михаил.
   Михаил. Куда?
   Лилит. Сначала пойдем в кабачок. Там весело.
   Михаил. Нет, Лилит, сегодня я не хочу веселья.
   Лилит. Мы сядем в сторонке, пивка немножко выпьем, музыку послушаем, погрустим и посмеемся. А потом пойдем вместе.
   Михаил. Куда?
   Лилит. Михаил, возьми меня с собою.
   Михаил. Милая, добрая Лилит, я не тебя люблю. Бесконечная нежность к тебе в моем сердце, но я не тебя люблю, милая, безумная Лилит!
   Прячась за портьерою, Катя слушает их разговор.
   Лилит. А я люблю тебя, Михаил. Дай мне быть около тебя эти годы. А когда ты скажешь мне -- уйди, Лилит, -- я уйду.
   Михаил. Если ты, Лилит, так хочешь, -- что ж, приди ко мне, живи со мною. Но помни, я ее люблю и всегда буду любить, а тебя не полюблю.
   Лилит. Я буду помнить, Михаил. И в безнадежности есть счастие.
   Михаил. И когда я скажу тебе -- уйди, Лилит, -- ты уйдешь.
   Лилит. Да, я только пока у тебя побуду.
   Михаил. Милая, безумная Лилит, какая печаль тебя ждет!
   Лилит. Печаль -- хорошо.
   Михаил. Ты будешь плакать?
   Лилит. Лилит никогда не плачет. У Лилит нет слез. Ну, что ж, идем в кабачок? Там хорошо, там музыка играет. Или у тебя денежков нет? Ты им последние отдал? Да ведь мы немножко. Я тебе своих дам. (Вынимает маленький кошелечек, высыпает на ладонь несколько серебряных монеток, подает их Михаилу и говорит.) Пойдем в кабачок, пропьем пятачок.
   Михаил (улыбаясь). Немного у тебя денежек, Лилит. Ну, ничего, у меня еще осталось достаточно. Пойдем, Лилит, моя милая лунная мечта. Погрустим, помечтаем с тобою, пока не придет за мною жизнь моя. Пойдем, милая Лилит.
   Лилит. Купи мне розу. За гривенник. Купишь, милый?
   Михаил. Куплю, Лилит.
   Михаил и Лилит уходят.

XIV

Выходит Катя. Тихо идет по комнате. Дойдя до выходной двери, опускается на колени, опирается на стул рукою, плачет и, не отводя глаз от двери, за которою скрылся Михаил, говорит те же стихи:

   
   Единый раз вскипает пеной
   И разбивается волна.
   Не может сердце жить изменой,
   Измены нет, -- любовь одна.
   Склоняется головою на стул и плачет по-детски неудержимо.

Конец второго действия.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

I

Прошло еще восемь лет. Михаил стяжал себе своими постройками известность и состояние. Он много работает.

   Только что кончил постройку своего дома. С Михаилом живет Лилит, доживает последние дни своего грустного счастья, лунного, мечтательного, таинственного.
   Дом Михаила прост и прекрасен, как и все, что он делает. В доме нет лишних вещей, и те, которые есть, производят впечатление мудрой согласованности и красоты.
   Перед зрителями открывается комната, очень высокая. Задняя стена этой комнаты закрыта большим зеленовато-белым занавесом на бронзовом толстом пруте. Занавес слегка просвечивает, словно за ним скрыта широкая арка в ярко освещенный покой; оттуда доносятся легкие звуки грустной музыки, кто-то искусный играет на рояле "Лунную сонату" Бетховена.
   С правой стороны комнаты -- одно, очень широкое, окно, из которого льются потоки ясного лунного света. На левой стороне -- камин, в котором пылают угли. На левой же стороне, у занавеса, стоит высокий бронзовый семисвечник. В комнате трое: Михаил, Чернецов и Лилит. Михаил сидит у камина. Михаилу теперь тридцать лет. Он очень красивый, сильный и спокойный; это его спокойствие даже кажется иногда чрезмерным. У него небольшая борода, черная, подстриженная ровно. На нем домашний красивый и удобный наряд несовременного покроя.
   Рядом с Михаилом сидит Чернецов. Постарел, но не изменился. Курит папиросу за папиросою. В глубине комнаты, направо, у занавеса, там, где он яснее всего освещен смешением лунного света и света просвечивающего, Лилит в черном хитоне, босая. Ее тонкие руки обнажены. Она очень бледна и тонка и в лунном свете кажется неживою. На лице ее лежат тусклые тени утомления и печали. Она пляшет медленно и грустно, -- и когда она пляшет, кажется, что луна светит только на ее пляску, что только для нее певучий плачет рояль. Когда ее пляска уносит ее от окна к мерцанию желтых семи свеч, она останавливается и говорит о том, что мечтается ей. Она говорит тихо, без внешнего пафоса и без замедления слов. И тогда ярко-раскаленные угли камина бросают на ее лицо, и на ее спокойные руки, и на ее легкие ноги, и на длинные складки ее черного хитона красноватый зловещий отблеск. Все ее движения сдержанны и спокойны, и голос ее холоден и тих.
   Во время ее пляски Михаил и Чернецов тихо разговаривают. Только иногда отдельные фразы их разговора слышны.
   Михаил. Так-то, отец, жестокая жизнь!
   Чернецов. Жестокая, Михаил.
   
   Я книгу взял, восстав от сна,
   И прочитал я в ней:
   "Бывали хуже времена,
   А не было подлей".
   Лилит (останавливается перед семисвечником и говорит.) Я -- первозданная Лилит, первая жена человека, та, которую он отверг. (Пляшет.)
   Михаил. Самая большая грусть моей жизни -- то, что я расстаюсь с Лилит.
   Лилит. Я была создана в предрассветных сумерках. Весь день томилась я жаждою встречи. Мечтою и тайною обвитая, под луною тихою и грустною пришла я к моему милому, в его наглядеться глаза, с его душою мою слить душу, лунные рассказать ему сказки, с ним вместе погрузиться в забвение грубого бытия. (Пляшет.)
   Михаил. Лилит -- моя сказка. А от сказки уходят к жизни.
   Лилит. Но восстали на меня буйные земные силы, и возникла иная, и прогнал меня милый мой. (Пляшет.)
   Чернецов. Я отдаю тебе справедливость, Михаил, но принципиально не могу согласиться. Нет, не могу, как хочешь.
   Лилит. Но не забыл он меня и не забудет. В томные часы изнеможения и печали я легкою тенью проходила перед ним, недостижимая и желанная. (Пляшет.)
   Михаил. Я никогда не забуду Лилит.
   Лилит. И когда пришел его смертный час, душу его я вынула и отнесла ее в царство теней. (Пляшет.)
   Михаил. Нет, отец. Катя должна уйти от Сухова. Она -- моя, и теперь уже навсегда.
   Лилит. И вот я живу нескончаемые века и прихожу к нему в часы мечтаний сладостных и лунных и в темные минуты смертной истомы. (Пляшет.)
   Михаил. Так надо, отец.
   Лилит. И когда восходит луна, к ней мои простираю руки и о ней говорю и мечтаю. (Пляшет.)
   Музыка замолкла. Лилит подходит к Михаилу и спокойно смотрит на него.
   Михаил. Милая мечтательница! Как ты хорошо танцуешь! Благодарю тебя за твой радостный труд, за это очарование нашим взорам. Отдохни, посиди здесь, у камина.
   Отходит к окну, стоит задумчивый, освещенный луною, и потом уходит.

II

Лилит садится у камина и молча глядит на пылание его углей. Чернецов тихо берет ее руку. Лилит поднимает на него грустный взгляд.

   Чернецов.
   Я скажу тебе всю правду,
   Дай лишь на руку взглянуть.
   Берегись, тебя твой милый
   Замышляет обмануть.
   
   Лилит. Нет, меня он не обманет.
   Чернецов. Почему ты все про эту древнюю Лилит вспоминаешь?
   Лилит (опять смотрит на огонь и говорит тихо). Я о себе вспоминаю, о своем далеком и вечном. Когда Катя ушла от Михаила и Михаил взял меня к себе, я молилась, чтобы дал мне Бог только хоть семь лет счастия. И он услышал меня и дал мне семь лет и еще один год из милости. И вот прошли все мои сроки, и я должна уйти.
   Чернецов. Зачем же тебе уходить, Лилит?
   Лилит. Зачем? Ах, недаром называют меня безумною! Я только семь лет вымолила. Вот они и прошли, и прошел лишний год, данный мне из милости.
   Чернецов. Что же Михаил тебе сказал?
   Лилит. Он сказал: скоро она, жизнь моя, придет ко мне, и тогда ты, Лилит, уйди. Тогда уйди. Так же это и было решено с самого начала.
   Чернецов. Это нехорошо с его стороны. Очень нехорошо.
   Лилит (с умоляющим жестом обращается к Чернецову и говорит). Нет, не вините его. Не надо. Сердцу не прикажешь. Любовь свободна, как ветер, пустынный и холодный одним и благодатный для других.
   Чернецов. Все-таки Михаил очень виноват перед тобою.
   Лилит. Никто не виноват. Разве есть виноватые?

III

Разговаривая, входят Михаил и Чернецова. Лилит опять молча смотрит на огонь камина. Чернецов так же молча курит.

   Чернецова. Михаил, я тебе удивляюсь.
   Михаил. Напрасно, мама.
   Чернецова. Я не понимаю, Михаил, как можно в наши тяжелые дни тратить время на любовь и на красоту!
   Михаил. А на что же и тратить время? На вражду и на уродство?
   Чернецова. Все время следует целиком посвятить созидательной общественной работе.
   Михаил. Работе время, потехе час.
   Чернецова. И во всяком случае, к чему же эти твои безумные траты на обстановку?
   Михаил. Мама, я люблю вещи. Плохой бы я был строитель, если бы я сам не любил вещей. И я достаточно много работал, так что могу позволить себе это невинное удовольствие -- окружить себя вещами.
   Чернецова. Ты еще не уплатил своего долга народу, -- это раз. А второе, -- на стоимость этих вещей можно было бы основать общеполезное предприятие, причем, конечно, форма и условия этого предприятия могли бы быть определены тобою в соответствии с назревшими потребностями той или другой местности.
   Михаил. Ах, мама, потребности той или другой местности всегда будут назревать, а я владею только немногими годами для личного счастия.
   Чернецова. Как можно думать о личном счастии, когда вокруг так много всякого горя!
   Михаил. Милая мама, первый общественный долг всякого человека -- быть счастливым и сильным. Только сильные и счастливые построят счастливый и разумный мир.
   Чернецова. По моему мнению, ставка на сильных -- не лучший способ выигрывать. А куда же деваться слабым и несчастным?
   Чернецов. Ну, не ворчи, старуха. Пойдем-ка лучше чай пить с сухарями. Это нам по зубам.
   Чернецовы уходят.

IV

   Михаил. Лилит, ты всегда любила черный цвет?
   Лилит. Всегда. (Отходит от камина и останавливается перед Михаилом, спокойная и покорная.)
   Михаил. Он к тебе почему-то идет, этот цвет печали.
   Лилит. Это -- цвет последней свободы.
   Слышен легкий стук в дверь.
   Лилит (вопросительно взглядывает на Михаила и потом говорит). Войдите.

V

Входит Катя в светлом городском платье, красивом, сшитом по моде завтрашнего дня.

   Катя уже восемь лет замужем за Суховым. У них двое детей, мальчик и девочка. Катя прекрасна, весела и сильна. Все в том городе, где живет Михаил и где Сухов занимает видное положение, считают ее примерною женою и нежною матерью. После нескольких лет разлуки встретилась она недавно с Михаилом и отдалась ему спокойно, легко и радостно, как счастью обещанному, хотя еще тайному и потому неполному. И вот ныне достигло своего зенита ее двойное бытие -- бытие жены одного и страстной любовницы другого. Она часто приходит к Михаилу, -- и все сильней томит их обоих то, что еще скрывают они свою любовь. Открыто порвать с мужем она еще колеблется, хотя Михаил настаивает на этом.
   Когда Михаил и Катя вместе, они кажутся достигшими полного возможного на земле совершенства, образцами красоты человеческой в ее наиболее общем выражении.
   Отношения между Катею и Лилит, как и прежде, представляют смешение дружбы и вражды, и обе они, как жизнь и мечта. Теперь, когда одна из них нарядно одета и другая в черном хитоне для танца, эта противоположность между ними совершенно ясна.
   Катя смотрит на Лилит с боязливою злостью и потом принуждает себя к любезной и дружеской улыбке. Лилит идет навстречу Кате и смотрит на нее с обычным простодушным спокойствием. Они целуются.
   Катя. У вас никого нет?
   Михаил. Никого чужих. (Целует Катину руку.)
   Лилит идет к двери.
   Катя. Куда же ты, Лилит?
   Лилит. Там его родители. Я к ним пойду.
   Катя. Когда я прихожу к Михаилу, ты, Лилит, всегда уходишь.
   Лилит. Это тебя и сердит, и радует.
   Катя. Зачем же ты уходишь?
   Лилит. Мы занимаем его по очереди. Когда-нибудь будет иначе. (Уходит.)

VI

Катя и Михаил, оставшись одни, страстно целуются.

   Катя. Мой милый, мой гениальный строитель!
   Михаил. Катя, что же, говорила ты наконец с Владимиром Павловичем?
   Катя. Нет еще.
   Михаил. Почему? Чего ты ждешь?
   Катя. Он так любит своих детей.
   Михаил. Это -- не причина. Пусть они ему остаются. Я не хочу больше скрывать нашу связь.
   Катя. Мне жаль его.
   Михаил. Ты, может быть, успела его полюбить?
   Катя. Нет... (Грусть ложится на Катино лицо, и тихо говорит она.)' Мне почти страшно, когда я думаю, что все эти годы могли бы и не быть и что это мое двойное бытие -- только ошибка. Как будто я поступила по какому-то старому и уже обветшалому обряду. Зачем-то вошла я в царство призраков и вывела оттуда живых детей. Я их люблю, а иногда боюсь их, как чего-то недолжного.
   Михаил (говорит решительно и настойчиво). Я хочу, чтобы все это было кончено.
   Катя. Но ты, Михаил, должен сделать еще один шаг, самый трудный.
   Михаил. Какой?
   Катя. Достроить свой дом. (Эти слова Катя произносит медленно и значительно, словно означает ими что-то большое.)
   Михаил. Мой дом достроен. Для тебя строил я его. Только для тебя. Он светел и прекрасен, и теперь он достроен.
   Катя. Достроен! (Смотрит на Михаила с выражением тревоги и нерешительности и говорит.) Я боюсь, Михаил, что ты слишком привязался к Лилит.
   Михаил. Не будем говорить о ней. Она уйдет.
   Катя. Когда же?
   Михаил. Ты ревнуешь?
   Катя. Да. Отпустил бы ты ее поскорее.
   Михаил. Она сама уйдет. Не заботься об этом, Катя. Я всегда верил твоей любви, -- веришь и ты. Сквозь долгие годы пронесли мы нашу любовь, -- и теперь ничто не омрачит ее.
   Катя. Я не люблю картин, которые пишет Лилит. Такая грусть в них, и так они далеки от жизни! Смотришь на них, и такое ощущение, словно не можешь вздохнуть. Неживая луна и странные, неживые женские фигуры. И земля на этих картинах -- не наша родная земля, не та, которая так нежна и так сурова под ногами, и небо -- не наше небо.
   Михаил. Как знать! Может быть, земля Лилит и небо Лилит лучше нашей земли и нашего неба.
   Катя. Может быть. Но мне никакого нет дела до ее мечтательных стран. Я люблю эту нашу землю, это небо и эту жизнь.
   Михаил. Лилит думает, что недостойна любви эта жизнь.
   Катя. Разве не от нас зависит сделать эту жизнь достойною любви? Послушай, Михаил, я хочу говорить с Лилит. Говорить откровенно.
   Михаил. Зачем? (Не удивление звучит в этом вопросе, а словно какой-то укор. Словно хочет Михаил сказать: не надо.)
   Катя (отвечает ему решительно и настойчиво). Я хочу сказать Лилит, что люблю тебя, всегда люблю, как прежде.
   Михаил (говорит спокойно). Она это знает.
   Катя (с выражением упрямства говорит). И все-таки я хочу сказать ей об этом. Я хочу знать, что она мне скажет.
   Михаил. Хорошо, делай как знаешь.
   Катя. Позови ее, Михаил, и оставь нас одних.
   Михаил. Подожди ее здесь. (Уходит.)

VII

Катя подходит к камину и задумчиво останавливается перед ним. Совсем так же, как незадолго до этого Лилит, она смотрит на угли. Цвет ее лица, рук и платья пламенеет в пылании углей, и глаза ее блестят.

   Катя (говорит тихо). Какая странная жизнь! Какая странная!

VIII

Входит неторопливо Лилит. Тихи шаги ее необутых ног, а складки ее черного хитона колеблются величественно, и вся она похожа на безумную царицу полночной таинственной страны.

   Катя, почувствовав за своею спиною приближение Лилит, быстро идет к ней навстречу. Странно различные, как будто бы ни в чем не похожие одна на другую, они сходятся молча.
   Лилит спокойно ожидает, что скажет ей Катя.
   Катя словно не находит слов, и движение рук ее выдает волнение. Тогда начинает говорить Лилит:
   -- Ты любишь Михаила. Ты опять любишь его.
   Катя (отвечает ей нетерпеливо). Да, люблю, люблю.
   Лилит. Он победил, -- и ты возвращаешься к нему. (Холоден, спокоен, почти безвыразителен тон ее слов, -- и тем больнее жалят они Катю.)
   Катя (говорит быстро и гневно). Он не мог не победить.
   Лилит. Ты уже дала Михаилу минуты счастия.
   Катя. Тебе-то что, безумная Лилит! (Гневом и тоскою дышат быстрые Катины речи, и мрачен блеск ее взоров.)
   Лилит (смотрит на нее пристально и говорит). Поэтому теперь тебе надо уйти от мужа.
   Катя. О Лилит, ты слишком много заботишься обо мне и о Михаиле. Мы сами сумеем устроить свою судьбу. Но ты зачем остаешься здесь? Он тебя не любит.
   Лилит. Я это знаю. Он меня не обманывал никогда. Я никогда не думала, что моя жизнь с Михаилом будет долгою. Я знала, что он меня оставит, когда придешь ты. Оставит для тебя.
   Катя. Тебе разве трудно уйти от Михаила? Детей у тебя нет.
   Лилит. Какие же дети! Я -- не женщина, я -- сказка.
   Катя. Годы прошли, такие длинные для меня, такие ненужные и докучные, -- и каждый прожитый день только распалял мою любовь к Михаилу.
   Лилит. Да, ты любишь Михаила.
   Катя. Я знаю, он любит меня. Но еще не знаю, что для него лучше, остаться ли с тобою или со мною жить. Если так для него и для тебя будет лучше, я готова опять уйти от него.
   Лилит. Михаил всегда и во всем верен. Он любит только тебя.
   Катя. А иногда мне кажется, что ты, Лилит, вредно влияешь на Михаила. Эта мечтательность, эта экзальтация! Хоть бы эта комната! Какой траурный вид! Точно взято с одной из твоих картин. Недостает только гроба и катафалка. Я думаю, для него это вредно.
   Лилит. Все мы в жизни вредны друг для друга. Но ты не бойся, я уйду.
   Катя. Ты говоришь -- уйду. Однако ты не уходишь! Почему же ты не уходишь? Чего же ты ждешь?
   Лилит. Я уйду от Михаила в тот самый день, когда ты уйдешь от своего мужа и вернешься к Михаилу.
   Катя. Ты должна уйти раньше, Лилит.
   Лилит. Зачем? Эти несколько дней отчего не пробыть мне с ним? Я беру только то, что ты бросаешь. Я ничего ни от кого не отнимаю.
   Катя (угрюмо). Какое смирение!
   Лилит. Не сердись, Катя. Не стоит.
   Катя. Ты хочешь показать Михаилу, что приносишь себя в жертву. Но это неправда. Я принесла в жертву эти восемь лет, а не ты. Моя измена Михаилу была только внешняя, и он знает это. Чтобы в тяжелые годы борьбы он был свободен и спокоен, я ушла от него. Но он верил в меня и знал, что я вернусь к нему, как только он позовет меня. Я притворствовала эти годы, чужою жила жизнью, подобием жизни, и была как неживая, ласкала нелюбимого мужа, улыбалась постылым людям, немилому рождала мужу детей и носила личину нежной матери, верной жены, любезной хозяйки, очаровательной дамы. И все это я делала только для Михаила. Только его любя, я совершала этот обряд пустой жизни. В этом был подвиг мой, моя жертва, мое двойное бытие. И оно приходит к концу.
   Лилит. Не надо говорить о жертвах. И ты, Катя, не будь такою гордою. Не стоит.
   Катя (смотрит на Лилит угрюмо, смеется тихо и потом говорит). Я знаю, на что ты надеялась.
   Лилит. Знаешь? Так скажи мне. Я сама не знала этого и не знаю. На что же я надеялась?
   Катя. Ты надеялась, что Михаил привяжется к тебе, что он тебя полюбит и оставит у себя, а меня отвергнет.
   Лилит. Может быть. Мало ли на что мы надеемся! Мало ли о чем мечтаем! Жаждем чуда, -- и нет для нас чуда. Бедные мы!
   Острою жалостью к себе и к Лилит пронизано Катино сердце. И говорит Катя:
   -- Лилит, правда, бедные мы. (Обнимает Лилит и плачет.)
   Лилит. Не плачь, Катя, не надо. Ты придешь к нему, веселая и счастливая, а я уйду. Не плачь, утешься, верь.
   Катя. Будет, будет счастливая жизнь! Конец третьего действия.

Конец третьего действия

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

I

Прошел один день.

   Комната в доме Сухова. Обстановка безукоризненная. Ни один предмет не оскорбляет строгого вкуса, но кажется, что и любимых предметов здесь нет. Ничего индивидуального, особенного, обличающего пристрастие к чему-нибудь. Как будто хозяева этого дома живут здесь только временно, правда, тратя большие деньги на обстановку и на приличный образ жизни, но совсем не заботясь о завтрашнем дне. И потому многие предметы кажутся не употребляемыми, поставленными только потому, что так принято и красиво.
   Катя одна. Стоит посреди комнаты, словно ждет чего-то. Потом медленно и спокойно идет к столу, садится и раскрывает книгу.
   Рогачева (осторожно входит и вкрадчиво говорит). Катя, ты одна?
   Катя. Как видишь, мама, одна. (Закрывает книгу.)
   Рогачева. Ну вот и превосходно. Катя, я должна поговорить с тобою серьезно. Надеюсь, ты выслушаешь меня внимательно.
   Катя. Мама, этот разговор, может быть, не так уж необходим.
   Рогачева. Нет, Катя, это очень важно.
   Катя (говорит со скучающим видом). Я слушаю, мама.
   Рогачева. Катя, опомнись, пожалей себя! Что ты делаешь?
   Катя (принужденно улыбается и говорит). Что же я особенного делаю?
   Рогачева. Твое поведение занимает весь город.
   Катя. Весь город всегда занимается чужими делами.
   Рогачева. Только Владимир Павлович еще ничего не знает. Но каково ему будет узнать это! Ведь это же скандал!
   Катя. Ах, мама! Что ты называешь скандалом?
   Рогачева. Ты каждый день бываешь у Михаила Алексеевича. Наконец, уж ни для кого не секрет, что ты им увлечена. Только бедный Владимир Павлович ни о чем не догадывается. Он так доверчив!
   Катя. Он узнает.
   Рогачева. Подумай, Катя, ведь ты замужем, ты -- мать. Твой муж занимает такое положение в обществе...
   Катя. На что мне это положение?
   Рогачева (не слушая, продолжает.) ...При положении твоего мужа, если ты не порвешь с Михаилом немедленно, ведь это же будет скандал на весь свет!
   Катя (отвечает равнодушно). Пусть говорят, что хотят, мне-то что!
   Рогачева. Катя, неужели тебе не жаль бедного Владимира Павловича?
   Катя. Мама, ведь вы все знали, что я люблю Михаила. Вам захотелось очень, чтобы я вышла за Владимира Павловича. Вот, я сделала по-вашему. Но я и его не обманывала. Я тогда же сказала ему, что уйду от него, когда захочу.
   Рогачева. Но вы с ним так хорошо жили! Все думали, что ты любишь своего мужа.
   Катя. За что ж мне было его ненавидеть? Но любить! Нет, я его не любила, никогда не любила.
   Рогачева. Ты была с ним так ласкова!
   Катя (говорит с досадою и раздражением). Да, да, была. О темная страстность, какою дорогою ценой мы за нее расплачиваемся! Но это наконец пора кончить.
   Рогачева. А твои дети, Катя! Подумай о твоих несчастных детях. Неужели тебе их не жаль?
   Катя. Несчастные! Чем они несчастны, эти маленькие? Вздор какой! Я уйду из этого дома к Михаилу. Уж не могу я больше терпеть этого притворства.
   Рогачева (восклицает с пафосом). Катя, ты этого не сделаешь! Нет, не сделаешь! Я этого не допущу! Пока я жива, ты этого не сделаешь!
   Катя. Милая мама, как можешь ты мне в этом помешать?
   Рогачева (говорит повышенным голосом, делая забавно-торжественные жесты). Я лягу перед тобою на пороге этого дома, и только через мой труп ты уйдешь отсюда!

II

Крадущеюся походкою входит бонна. Она высокая, костлявая, сухая девица лет тридцати, из обруселых немок, "вполне приличная", как говорится в газетных объявлениях. Лицо у бонны длинное, сухое, желтое, постное, но сладкое. Глаза рыбьи, с застывшим выражением тупого любопытства. Уши торчат. Нос длинный и острый. Светлые, жиденькие волосы причесаны гладко. На плоском лбу совершенно явственно написано: сплетница. И даже все боннино платье шумит сплетнею.

   Рогачева вздрагивает и застывает в неловко-торжественной позе.
   Б о н н а (говорит кисло-сладким голосом). Извините, пожалуйста, Екатерина Константиновна.
   Катя (спрашивает досадливо). Что такое? Что вам надо?
   Б о н н а. Простите, Екатерина Константиновна, я думала, вы одни. Я хотела насчет Павлушиных башмаков. Но это не к спеху. Извините. (Уходит.)
   Катя. Эта дура за мною подсматривает и подслушивает.
   Рогачева. Женщина в твоем положении должна вести себя так, чтобы за нею нечего было подсмотреть и подслушать. (Она сбита с высокого тона и переходит на слезливый.) Катя, хоть родителей своих пожалей, меня и своего бедного отца.
   Катя (смеясь и плача, обнимает мать и говорит ей укоризненно и нежно). Милая мама, смешная моя старушка, скучно мне говорить.
   Рогачева (говорит слезливо). Владимир Павлович так много для нас сделал!
   Катя быстро уходит. На пороге встречается с Суховым, но не останавливается.

III

Сухов очень располнел. Имеет вид любезного, деятельного, счастливого и самодовольного человека. Любит выражаться красноречиво и кругло, -- думает, что искусство произносить речи скоро может ему пригодиться. Иногда он даже увлекается своим красноречием. На службе он поставлен очень хорошо, и его всегда имеют в виду, когда думают о замещении какой-нибудь высшей должности. Он по-прежнему совершенно уверен во всем своем -- в своем положении, в своем богатстве, в своей жене. Когда ему осторожно намекают на ухаживания Михаила за Катею, он не обращает на это внимания. И только в последние дни начинает смутно беспокоиться.

   Сухов (говорит, останавливаясь на пороге). Катя, куда ты? У меня Михаил Алексеевич... Ушла. (Входит и спрашивает Рогачеву.) Что это с нею, Клавдия Григорьевна?
   Рогачева (отвечает тихо, с таинственным видом). Владимир Павлович, вы не находите, что Михаил Алексеевич слишком зачастил? (Уходит за Катею.)
   Сухов (говорит, растерянно разводя руками). Да? Вы думаете? Разве...

IV

Входит Михаил.

   Сухов. Михаил Алексеевич, отчего вы не купите автомобиля?
   У Сухова на лице растерянность и недоумение. Но скоро он овладевает собою и опять берет спокойный и любезный тон.
   Михаил. Нет, я не люблю автомобилей. Вообще не люблю ничего автоматического.
   Сухов. А вот граммофон -- очень хорошо.
   Михаил. Нет, не нахожу, Владимир Павлович. Механизм вместо живого голоса -- это очень нехорошо. Мертвое подобие жизни, безжизненное повторение одного и того же.
   Сухов. Я думал, что вы, как инженер, наоборот, все это любите.
   Михаил. Я люблю только рабочие машины.
   Сухов. Я слышал, вас, Михаил Алексеевич, можно поздравить с назначением?
   Михаил. Это еще не совсем решено.
   Сухов. Толкуйте! Напрасно вы так скромничаете. Я очень рад за вас. Разопьем шампанского.
   Михаил. Я хочу сказать, что у меня совсем нет желания взять это место. Вернее, что я откажусь.
   Сухов (спрашивает с легкою насмешкою). По принципу?
   Михаил (отвечает спокойно). У меня так много дела. Не стоит мне брать на себя занятия административные. Мне канцелярская деятельность не по вкусу. Я только люблю строить.
   Сухов (смотрит на него, снисходительно усмехаясь, и говорит). Право, позавидуешь вам, Михаил Алексеевич. Все у вас еще впереди, и в то же время вы на вершине силы. Все возможности открыты перед вами.
   Михаил (рассеянно). А вы, Владимир Павлович?
   Сухов. А я? Что ж, я счастлив. Но моя жизнь уже сделана, уже я собираю осенние плоды, мирно и успокоенно, и почти механически подвигаюсь вперед.
   Михаил. И этим вы счастливы?
   Сухов. Да. Я счастлив так, что даже побаиваться начинаю.
   Михаил. Чего же вам бояться?
   Сухов. Как Поликрат, я бы перстень выбросил судьбе в жадную пасть моря, да боюсь, отдаст, вернет. Но я утешен тем, что со мною рука об руку идет верная подруга жизни. Пора и вам избрать себе жену по сердцу.
   Михаил (отвечает, загадочно улыбаясь). Мой выбор уже сделан.
   Сухов. Лилит? Мы как-то несерьезно смотрим на эту связь. Она к вам не подходит. Вы -- человек живого дела и трезвого ума, она -- экзальтированная мечтательница. Все равно, рано или поздно вам придется с нею расстаться.
   Михаил. Так вы советуете мне теперь же оставить Лилит?
   Сухов. Она слишком странная. Она молчит, когда надо что-нибудь сказать, или говорит что-то непонятное. Когда все вокруг нее смеются, она даже не улыбнется. Это хорошо было в детские годы, а теперь дико очень.
   Михаил. Теперь она не рисует карикатур.
   Сухов. Да, но ведь я не потому.
   Михаил. А если я все еще люблю Екатерину Константиновну?
   Сухов (смеется и говорит). А вы, Михаил Алексеевич, еще не забыли этой юношеской истории?
   Михаил. Иногда мы все возвращаемся к прежним годам и вспоминаем. Верное же сердце и не забывает первой любви. Я не забыл. (Встает, протягивает руку Сухову и говорит.) Теперь мне пора. Прощайте, Владимир Павлович.
   Сухов. Вы очень торопитесь, Михаил Алексеевич. Посидели бы. Катя сейчас выйдет.
   Михаил. Простите, не могу. Мой привет Екатерине Константиновне.
   Сухов. Буду рад навестить вас на днях.
   Михаил уходит. Сухов провожает его.

V

Катя возвращается. Прислушивается к их голосам. Стоит неподвижная посредине комнаты, и опять только бледность лица и движение рук выдают ее волнение.

   Входит Сухов и говорит ей улыбаясь:
   -- Загордился наш строитель Сольнес.
   Катя (вспыхивая, говорит с неожиданною страстностью). Ему есть чем гордиться!
   Сухов (внимательно смотрит на нее и говорит). Я не понимаю, Катя, ты стала какою-то нервною и беспокойною.
   Катя. Да? Ты находишь? (Она говорит это очень рассеянно, и кажется, что она думает о чем-то другом, что не выходит у нее из головы.)
   Сухов. Меня это беспокоит очень, Катя. Может быть, тебе сегодня...
   Он хочет сказать: нездоровится, но Катя нервно перебивает его и говорит быстро и сухо:
   -- Чем же ты недоволен? Чего я не сделала? Я родила тебе мальчика и девочку. Я продолжила твой род.
   Сухов. Катя, отчего ты говоришь со мной так холодно?
   Катя (старается подавить свое волнение и принужденно-спокойным голосом говорит). Так холодно? Нет, я этого не хотела. Я не хотела сказать тебе неприятное.
   Сухов. Не хотела, конечно. Я тебе верю. А остальное, -- я знаю, что моя славная, милая женушка любит пофилософствовать. Но это не мешает ей быть превосходною хозяйкою.
   Катя. Конечно, я это и хотела сказать.
   Сухов. Ты -- моя милая, славная женка. (Он подходит к ней и хочет поцеловать ее руку.)
   Катя (быстро отходит от него и говорит решительно). Все это кончилось, и я напоминаю тебе наш: договор, тогда, перед свадьбою.
   Сухов (останавливается ошеломленный посредине комнаты и говорит). Что ты говоришь, Катя?
   Катя. Я была тебе верною женою. Теперь довольно с меня. Я люблю Михаила и ухожу к нему.
   Сухов. Катя, Катя, что же ты со мною делаешь?
   Катя. Я тебя не люблю. Как же я могу жить с тобою?
   Сухов. А эти восемь лет? Ведь ты же меня любила?
   Катя. Что же я в этом понимаю? Что я могла понять?
   Сухов. Кажется, непонятного мало.
   Катя. Как слепая бабочка... Ах, да я же вам говорила, что не люблю вас.
   Сухов. Катя, мне больно.
   Катя. Зачем же вы меня брали? Я вас не обманывала.
   Сухов. Я думал, что это было только детское увлечение. Я думал, что с годами это пройдет.
   Катя. "Любовь одна, как смерть одна".
   Сухов. Притом же он сошелся с другою.
   Катя. Он любит только меня.
   Сухов (спрашивает гневно). А эта несчастная дурочка Лилит была для вас только ширмою?
   Катя. Удел слабых -- обманывать и таиться. У каждого есть своя пора слабости и своя пора силы.
   Сухов. Так внезапно... Я совсем подавлен всем этим, что ты мне сказала.
   Катя. Ты знал, что я тебя не люблю. Я не скрывала.
   Сухов. Ты -- подлая. Ты ограбила мою душу!
   Катя. Ты сам этого захотел. Я тебе говорила...
   Сухов. Долгие годы ты играла комедию. Подлая, подлая! Ты взяла у меня все, а когда твой любовник разбогател, ты идешь к нему. Подлая, подлая!
   Катя. Ты дал мне слово, что отпустишь меня.
   Сухов. Я так верил в тебя!
   Катя. Вернее, в себя. В свою силу, в свою власть. Верил во власть традиционных слов и понятий.
   Сухов. Я верил в тебя, потому что восемь лет подряд ты обманывала меня. Так искусно ты притворялась любящею женою! Какая низость!
   Катя. Ты прав, я виновата, -- пусть так, но ведь это же ровно ничего не меняет в нашем положении.
   Сухов. Где же у вас правда, где совесть? Где ваши принципы?
   Катя. Не ты ли сам любил повторять: кто силен, тот и прав? О какой же правде теперь ты говоришь? Не ты ли сам смеялся над принципами Чернецовых? О каких же принципах теперь ты заботишься? Ты пожинаешь то, что сеял.
   Сухов. Как злобно, как язвительно говоришь ты со мною!
   Катя. Прости. Нет, я не хочу говорить злые слова. Но я должна от тебя уйти. Прощай. (Уходит.)

Конец четвертого действия.

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ

I

Комната третьего действия. Ясный день. Торжественно и печально.

   Лилит, одетая, как в третьем действии, и Чернецов. Дым его папиросы как-то странно соответствует черному хитону Лилит.
   Чернецов. Куда же ты теперь пойдешь, Лилит?
   Лилит (не слушая его и словно продолжая, говорит). Вот и пришло время, когда мне надо отойти, уйти. Здесь, около человека, я, лунная сказка, веселая немножко, но больше грустная, тихо и редко смеющаяся и вовсе не проливающая слез, я, бедная Лилит, провела мои восемь лет и ухожу в лазурную тишину моей пустыни.
   Чернецов. Куда же ты пойдешь, Лилит?
   Лилит. Куда-нибудь. Что же, мой срок прошел. Ах, опять для меня повторилась моя старая, старая история любви! В раю первозданном к первому человеку, созданному Богом, пришла, из ночных его грез возникшая, прекрасная, тихая Лилит, я. Дни первой, лунной Лилит проходят скоро, -- и приходит вторая, законная, вечная жена Ева к своему Адаму.
   Чернецов. Дал ли он тебе денег, Лилит?
   Лилит. Конечно. Он дал мне много денег. Ему ничего не жаль. Он -- великодушный и сильный. (Обходит комнату и говорит.) Прощайте, прощайте, милые предметы, любимые моим милым! Прощайте, прощайте! Да будет счастие и радость в этом доме! Пусть никто здесь никогда не заплачет, как и я не пролила здесь ни одной слезы.

II

Входят Катя и Михаил.

   Катя озарена радостью освобождения. Ее движения легки и быстры, как движения юной девушки, и кажется, что счастьем сожжены эти восемь лет заложничества. Лицо пылает румянцем, глаза блестят. Ее платье похоже на то, которое было на ней в первом действии, и опять, как тогда, она босая.
   Увидев Лилит, Катя слегка отуманилась. Медленно подходит она к Лилит, становится перед нею на колени, целует ее руки и говорит:
   -- Ты сохранила мне его, милая Лилит! Милая Лилит!
   Лилит. Ты меня благодаришь? За что же? (Поднимает Катю и целует ее.)
   Катя. За эти годы, когда мы были заложниками жизни, и ты, всегда свободная, утешала его.
   Лилит. Я его люблю. А он меня не любит. Так надо. Мы были на верном пути. Прощай, Михаил. Вот, я ухожу.
   Михаил. Милая Лилит, прощай! (Целует ее.)
   Лилит и Катя смотрят одна на другую.
   Лилит. Не жалей меня, Катя. Я жила с тем, кого любила. И сколько раз я готова была тебя жалеть: ведь ты жила с нелюбимым человеком!
   Катя. Готова была меня жалеть?
   Лилит. Да, но не жалела. Зачем жалеть! В свободе всегда есть жестокость. Потому кроткие всегда несут ярмо. Прощай, Катя.
   Катя, плача, обнимает Лилит. Лилит уходит, и, провожая ее, уходит Чернецов.
   Михаил. Она уходит из моей жизни, оставляя в ней незабываемую печаль.
   Катя смотрит на него, улыбаясь, и опять вся сияет радостью.

III

Дверь отворяется, и входят Катины дети: мальчик и девочка. Они румяные, здоровые, спокойные. Одеты нарядно и красиво. Идут и кажутся заведенными куклами.

   За ними идет бонна. На ее лице -- жадное любопытство, от которого нос ее кажется длиннее, острее и желтее обычного; он, точно из крашеного свинца, тяжелый, и тянет ее голову вперед. Глаза моргают часто. В руках, странно сжатых, колышется ридикюльчик, -- и кажется, что там копошится грязненькая сплетнишка.
   Михаил уходит и через несколько времени возвращается с двумя коробками, в которых, по-видимому, положено что-то сладкое. Ставит эти коробки на стол близ Кати.
   Катя. Дети, зачем вы сюда пришли?
   Д е т и (говорят довольно безвыразительно). Мамочка, мамочка, пойдем поскорее домой. Нам без тебя скучно.
   Катя. Милые мои, я здесь останусь навсегда. А вы должны жить с папочкой.
   Д е т и. Мамочка, мамочка, иди к нам. Мы хотим поиграть с тобою, а без тебя мы скучаем.
   Катя (укоризненно смотрит на бонну и говорит). Зачем вы привели сюда детей?
   Б о н н а. Простите, Екатерина Константиновна. Мы гуляли. Дети очень просились. (Видно, что лжет.)
   Катя. Нет, милые дети, я не пойду к вам. Идите скорее, папе скучно вас ждать.
   Д е т и (говорят наивно). Нет, мама, ему не скучно, он сидит в кофейне Жакмино, где такие вкусные пирожные. Нет, ему не скучно.
   Катя. Милые дети, я никогда не вернусь к вам.
   Д е т и. Милая мама, отчего ты не хочешь к нам вернуться?
   Катя. Потом вы узнаете, а теперь вам этого не понять.
   Д е т и. Мы и теперь поймем, скажи нам, милая мама.
   Катя. Милые дети, я нашла моего старого друга, которого я всегда любила. Я буду жить с ним всегда. Что же вы в этом поймете?
   Д е т и. Твой друг -- этот господин с черною бородою?
   Катя. Да, дети, это он. (Берет со стола коробки, на которые дети давно уже поглядывали.)
   Глаза у детей оживились. Дети спрашивают:
   -- У него много сладких конфеток?
   Катя. Вот, он вам дарит это. (Дает детям по коробке.)
   Д е т и (захватив коробки забавно-неловким жестом, поворачиваются к Михаилу и благодарят его: девочка делает реверанс, мальчик шаркает ножкою, и оба говорят вместе). Благодарю вас.
   Катя. Теперь, милые дети, идите. Слушайтесь папочку во всем, будьте добрыми и умными, и да благословит вас Бог. Прощайте, дети. (Целует детей.)
   Дети прощаются и уходят.
   За ними уходит бонна, дрожа от любопытства, повертывая во все стороны остренькую мордочку и порывисто нюхая воздух.

IV

   Катя. Мне кажется, что это были какие-то ненастоящие, стилизованные дети. Что они говорили! Какой вздор! Бедные, глупые! Он их научил этой ерунде, а сам сидит в кофейне Жакмино и ждет.
   Михаил. Я видел его из окна. Он вышел из кофейни и ходил по тротуару, потом быстро перешел на эту сторону. Он ждет своих детей у подъезда.
   Катя. Сейчас он сам придет сюда.

V

Раздается где-то не близко резкий звонок, за ним другой, третий, все яростнее.

   Михаил. Это -- он. Ты бы ушла, Катя.
   Катя. Я не боюсь. Я не хочу прятаться.
   Доносится бешеный крик. Слова не слышны. Катя и Михаил молча прислушиваются.
   Врывается Сухов. Он взбешен. Михаил идет ему навстречу. Вслед за Суховым входит Чернецов.
   Сухов (кричит). А, гениальный строитель! Набили себе карман на постройках, теперь есть на что содержать любовниц!
   Михаил. Успокойтесь, Владимир Павлович.
   Сухов. Влюбленная парочка! Нет, господин инженер, ваш расчет на этот раз неверен. Хапуга, тебе не удастся это воровство! (В руке у Сухова револьвер, которым он бестолково размахивает.)
   Михаил смотрит на Сухова спокойно.
   Чернецов (бросается между ними и кричит). Остановитесь! Принципиально я не могу допустить, чтобы спор между интеллигентными людьми разрешался выстрелами.
   Сухов (говорит злобно). Старый шут! (Бросает револьвер на стол. Садится в кресло у стола, закрывает лицо руками и рыдает.)
   Катя (подходя к нему, говорит тихо). Владимир Павлович, простите меня. К вам я никогда не вернусь.
   Сухов (овладевая собою, быстро встает и говорит). Меня извините, Екатерина Константиновна. Нервы не выдержали. Прощайте. (Идет к выходу. В дверях останавливается и говорит.) Мстить вам я не стану. Я презираю вас обоих. (Уходит.)
   Чернецов. Я провожу его. (Идет за Суховым.)

VI

Катя подходит к Михаилу и целует его.

   Михаил (спрашивает). Катя, мы счастливы?
   Катя. Да, мы счастливы. Бесконечность жизни перед нами, и мы победили.
   Михаил (говорит задумчиво и невесело). Мы счастливы.
   Катя (с удивлением спрашивает). А ты сомневаешься?
   Михаил. Нет, но счастие мое обвеяно грустью.
   Катя. Но мы все-таки победили! К чему же ты поведешь меня теперь?
   Михаил. К жизни свободной и радостной, к творчеству жизни новой и счастливой, такой жизни, какой не было до нас.
   Катя. А был день, ты звал меня к смерти.
   Михаил. Я -- господин жизни. Но мое господство куплено ценою утомления и печали.
   Катя. Как сон, прошли эти годы.
   Михаил. Как сон.
   Катя. Мы снова юны. Мы снова дети.
   Михаил. А Лилит?
   Катя. Лилит? Эта грустная, большеглазая, Мечта ночная, Лилит, ушла. Ушла к тому, кто мечтает.

VII

В комнате темнеет. Отодвигается медленно занавес в глубине комнаты. Открывается залитая ярким светом широкая лестница в семь ступеней, а за нею -- обширный высокий белый зал. Передний план сцены в тени, и лиц Михаила и Кати не видно.

   На верху лестницы стоит Лилит, в черном хитоне. Но теперь голова ее увенчана золотою диадемою и торжественным светом облито ее лицо.
   Лилит. Устала я, устала смертельно. Многие века прошли надо мною, -- ко мне зову я человека, -- и, свершив подвиг мой, ухожу. И все не увенчана Дульцинея, и путь мой далек предо мною.

Конец.

   <Не позднее 1912>
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru