Воспоминанія графа Владиміра Александровича Сологуба (съ портретомъ). Изд. А. С. Суворина. Спб., 1887 г. Цѣна 1 р. 50 к. Объ этихъ въ высшей степени интересныхъ воспоминаніяхъ мы говорили въ февральской книжкѣ Русской Мысли за нынѣшній годъ (Библіогр. отдстр. 131--134), въ обзорѣ журналовъ, такъ какъ Воспоминанія печатались въ Историческомъ Вѣстникѣ 1886 года (январь -- декабрь). Графъ В. А. Сологубъ представляетъ картину "добраго стараго времени" совсѣмъ въ иномъ видѣ, чѣмъ Щедринъ (см. ниже: Вѣстникъ Европы, октябрь). Оно и понятно: графъ Сологубъ, богатый баловень судьбы и всѣхъ своихъ многочисленныхъ родныхъ и знакомыхъ, съ дѣтства видѣлъ "старое время" только съ его "доброй" стороны; злой -- онъ не видѣлъ и не замѣчалъ; а если она, эта злая сторона, назойливо лѣзла на глаза, то Сологубъ отъ нея отвертывался, отдѣлывался шуткой,-- "барскою шуткой" того же "добраго стараго времени", любившаго анекдотическимъ острословіемъ отдѣлываться отъ всего, могущаго омрачить благополучно уравновѣшенное расположеніе духа. Вспоминаетъ, напримѣръ, графъ Сологубъ роговую музыку оберъ-егермейстера Дмитрія Львовича Нарышкина, мужа знаменитой красавицы Марьи Антоновны, -- "оркестръ звучности очаровательной, но мыслимый только при крѣпостномъ правѣ",-- говоритъ авторъ.-- "Такая живая шарманка съ ея эоловыми дуновеніями внушала восторгъ. Но какова же была участь музыканта, умѣвшаго по разсчету свистѣть въ неизмѣнную дудку неизмѣнную нотку? Разсказываютъ, что два члена этого диковиннаго оркестра попались въ полицію. На вопросъ, кто они такіе, одинъ отвѣчалъ: "я нарышкинскій Ц"; другой отвѣчалъ: "я нарышкинскій фисъ..." -- нарышкинскій "фисъ" вызываетъ улыбку, и дѣло кончено. "Какова участь" этихъ сорока людей, утратившихъ за дудкой свои личности и имена, объ этомъ въ "доброе старое время" вспоминали не столько ради человѣческой личности, сколько ради анекдота о "нарышкинскомъ фисѣ". Разсказывая нѣкоторые случаи изъ жизни въ домѣ своей бабки Архаровой, Сологубъ говоритъ: "когда я объ этомъ припоминаю, меня разбираетъ смѣхъ, и, въ то же время, на глаза навертываются слезы. Сколько наивнаго добродушія, сколько трогательной сердечности прошедшаго быта погибло теперь навсегда". И не разъ авторъ приходитъ въ совершенно понятное и законное умиленіе передъ трогательными чертами, характеризующими "доброе старое время", умалчивая о томъ, что могло бы напомнить "прошедшаго житья подлѣйшія черты". Гр. В. А. Сологубъ не потому о нихъ умалчиваетъ, чтобы хотѣлъ что-нибудь скрыть, исказить или прикрасить старину,-- нѣтъ, онъ обо всѣмъ говоритъ правдиво и искренно; но воспитанный и выросшій въ извѣстномъ кругѣ понятій, всю жизнь вращавшійся въ аристократически-чиновномъ и придворномъ обществѣ, онъ самою этою жизнью былъ пріученъ выдвигать на видъ красивое, хорошее и пріятное, только вскользь зятрогивать непріятное, и то лишь тогда, когда нельзя поступить иначе, въ безобразномъ изыскивать комическую сторону и легкою шуткой сглаживать рѣзкость впечатлѣній. По характеру и по всему складу мыслей, онъ всецѣло принадлежитъ "доброму старому времени", когда съ "наивнымъ добродушіемъ" и съ "трогательною сердечностью" дѣлались такія дѣла, разсказамъ про которыя теперь "вѣрится съ трудомъ". Нѣкоторое понятіе о его взглядахъ на прошлое и настоящее могутъ дать слѣдующія выдержки изъ его Воспоминаній: "Жизнь обще-русская не имѣла ничего общаго съ жизнью свѣтскою, петербургскою, гдѣ рѣдко кто бывалъ сыномъ своего номинальнаго отца, а нѣкоторыя дамы даже не говорили вовсе по-русски. Я многихъ такихъ видѣлъ. Онѣ чрезвычайно жеманились и подпрыгивали на стульяхъ, шевеля передъ лицомъ указательнымъ пальцемъ. Такова была мода, вмѣстѣ съ ношеніемъ короткихъ талій и огромныхъ тюрбановъ. Но въ то же время возникли идеологи, мыслители, искатели соціальной правды и даже философскаго камня, что, впрочемъ, одно и то же"... Гр. Сологубъ не зналъ, конечно, что "искатели философскаго камня" нашли больше того, что искали,-- нашли цѣлую науку -- химію, которая даже въ матеріальномъ отношеніи дѣлаетъ нѣчто болѣе цѣнное, чѣмъ золото,-- драгоцѣнные камни. "Послѣ моего тестя,-- продолжаетъ гр. Сологубъ,-- графа Михаила Юрьевича Віельгорскаго, осталось нѣсколько тысячъ книгъ герметическаго содержанія... Нѣкоторую часть я имѣлъ случай отыскать въ анбарѣ курскаго имѣнія... Это собраніе, но возможности, приведенное въ порядокъ, пополняется сочиненіями теологическими и указываетъ на переходъ герметизма къ иллюминизму, къ мистицизму, къ піэтизму, а впослѣдствіи довели къ скептицизму, къ либерализму, къ гегелизму, къ коммунизму и къ нигилизму, уже мечтающему о терроризмѣ. Любопытно было бы прослѣдить, какъ каждый новый токъ мышленія возбуждалъ восторгъ и казался послѣднимъ словомъ отвлеченной мудрости"... Вспоминая о концѣ царствованія Императора Александра I, гр. Сологубъ говоритъ: "вліяніе Аракчеева замѣнило надежды на общее благоденствіе, на дары священнаго союза. Дворъ былъ суровъ"...-- и тотчасъ же, не останавливаясь на "суровой" сторонѣ "стараго времени", переходитъ къ его "игривой" сторонѣ, къ анекдотамъ о проказахъ Дм. Мих. Кологривова, кн. Ѳед. Серг. Голицына, къ анекдотамъ о знаменитомъ силачѣ Лукинѣ... Вслѣдствіе этого вся картина, или, вѣрнѣе сказать, всѣ картины былой жизни, съ начала нынѣшняго вѣка до конца семидесятыхъ годовъ, имѣютъ характеръ большой односторонности, что не мѣшаетъ имъ, однако же, быть и правдивыми, и очень любопытными, благодаря, главнымъ образомъ, богатству анекдотической части Воспоминаній. Картины получились не полныя, но чрезвычайно живыя, написанныя бойкою рукой талантливаго художника-диллетанта, которому не было ни времени, ни нужды сдѣлаться художникомъ-мастеромъ.