Нѣкоторые писатели хотѣли доказывать, что человѣкъ имѣетъ совершенно физическую натуру. Они старались всѣми способностями и знаніями своими утвердить сію пагубную и чудовищную систему. По мнѣнію ихъ, дѣйствія разума и воли должно смѣшивать съ прочими жизненными движеніями; нравственныя начала должно относить къ физическимъ и сливать оныя вмѣстѣ. И такъ однѣ нервы наши чувствуютъ; онѣ заключаютъ въ себѣ начало всѣхъ разумныхъ способностей и душевныхъ дѣйствій; все, что ни подлежитъ нашимъ чувствамъ, не существуетъ; а иначе не льзя ничего изъяснить судомъ здраваго разума. Труды ума, подобно трудамъ тѣла, суть слѣдствіе извѣстныхъ органическихъ дѣйствій. Особенно же внутреннія части желудка способствуютъ образованію мыслей.
Вотъ ученіе, которое растолковать трудно. Впрочемъ сіи писатели выдаютъ его не только за справедливое, но и весьма полезное для щастія людей, для успѣховъ добродѣтели и нравственности. И та, и другая, по словамъ ихъ, не могутъ имѣть лучшаго основанія. Такимъ-то образомъ сіи учители лишаютъ насъ подпоры Религіи, которую представляютъ въ видѣ фанатизма, суевѣрья, притворства.
Но я бы желалъ спросить ихъ, въ самомъ ли дѣлѣ вѣрятъ они по чувству сердца своего, что ученіе о матеріализмѣ способствуетъ щастію людей, успѣхамъ добродѣтели и нравственности? -- Щастію людей!.. Ахъ! вопросите сихъ страдальцевъ, которые лишены всѣхъ пріятностей жизни, всѣхъ даровъ природы и фортуны -- которые влачатъ дни свои въ горести и мукѣ, или на одрѣ болѣзни, вопросите сего невиннаго человѣка, несправедливо осужденнаго, злобно обманутаго, поверженнаго въ темницу, влекомаго на мѣсто казни (и вы знаете, буйные мудрователи! что ciи примѣры не рѣдки; они будутъ тѣмъ болѣе обыкновенны, чѣмъ болѣе ваше ученіе будетъ разпространяться повсемѣстно): вопросите сіи ненастныя жертвы, находятъ ли онѣ среди толикихъ золѣ и бѣдствій утѣшеніе въ созерцаніи сего вѣчнаго покоя, который посылаетъПрирода всѣмъ существамъ, какъ тихую ночь послѣ дневной бури?--
Жестокіе мудрецы! оставьте имъ въ утѣшеніе надежду пережить столь болѣзненное существованіе; оставьте имъ созерцаніе лучшаго бытія и вѣчной правоты, которая не учинитъ столь неравнаго и слѣпаго раздѣла добра и зла. Вы, пользуясь всѣми наслажденіями, всѣми утѣхами жизни, устремляйте къ системѣ вашей, естьли хотите, всѣ желанія свои, ограничивайте ею всѣ надежды свои; но, безразсудные, для собственной же пользы, для прочности удовольствіи своихъ, не разпространяйте пагубнаго ученія вашего! Какъ заставите вы несчастнаго, живущаго только для лишеніи, какъ заставите его всѣми убѣжденіями своими смотрѣть равнодушно на ваше щастіе и не покушаться оное у васъ похитить? Напрасно будете говорить ему обѣ утвержденномъ порядкѣ, о благѣ общества и каждаго члена, обществу принадлежащаго; ваши умствованія покажутся ему весьма подозрительными и пристрастными. Онѣ увидитъ въ нихъ одни софизмы, и, можетъ статься, онъ будетъ часто правъ; ибо безъ помощи Религіи одними софизмами доказывать можно, что польза каждаго человѣка требуетъ, лучше влачишь нещастную долю, чѣмъ низпровергнуть безнаказанно законы суровой добродѣтели; что собственная польза каждаго заставляетъ пожертвовать своимъ благополучіемъ, жизнію, а иногда и добрымъ именемъ безразсудному неимѣющему побудительныхъ причинъ уваженія въ правиламъ строгой честности. Нѣтъ, одинъ глупецъ можетъ такъ мыслить и дѣйствовать. Справедливо говоритъ Pуcco: въ системѣ матеріализма одинъ злой разсуждаетъ здраво, а доброй безумствуетъ.
Весьма извѣстно уже, что сіе ученіе не можетъ способствовать ни благу каждаго человѣка, ни успѣхамъ нравственности и добродѣтели. Мы имѣемъ въ доказательство сего свѣтъ разума и мнѣніе великихъ Философовъ, древнихъ и нонѣшнихъ, которые полагаютъ другое основаніе щастію добродѣтели и нравственности безсмертіе. Пусть ложные мудрецы для важности системы своей приводятъ въ свидѣтельство нѣкоторыхъ древнихъ софистовъ; но что значатъ Демокритъ, Епикуръ и нѣкоторые другіе, мнѣнія коихъ извѣстны намъ только въ темныхъ отрывкахъ, или въ преданіяхъ еще болѣе темныхъ, предъ Сократомъ, Платономъ, Цицерономъ, Маркомъ-Авреліемъ? что значатъ Гельвецій, Кондорсетъ и еще нѣкоторые другіе предъ Малебраншемъ, Невтономъ?--
И какими нелѣпыми системами хотятъ заглушить въ насъ чувство, внушенное разумомъ, утвержденное великими числомъ великихъ мужей? -- Какъ? человѣкъ ничто другое, какъ матерія? Мы имѣемъ началомъ разумныхъ способностей и моральныхъ дѣйствій одну какую-то физическую чувственность? одни нервы наши чувствуютъ?-- Но кто сравниваетъ ихъ чувствованія? кто разбираетъ оныхъ отношенія? отъ какого образа или движенія раждается мысль и умозаключеніе? какое органическое движеніе даетъ намъ волю, свободу?-- Высокопарные безумцы! ваши горны, плавильные сосуды и кубы являли ли когда нибудь въ мозгу элементы идей нашихъ?-- Нѣтъ! я никогда не повѣрю, чтобы мысль, сей даръ небесный, сей лучь Божества, образовалась во внутренности нашего чрева!