Случевский Константин Константинович
Чудесная гитара

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Константин Константинович Случевский

Чудесная гитара

   Как-то летом, в июле месяце, сидел я, часу в десятом утра, у моего хорошего приятеля Богуславского, на даче на Чёрной речке. Дача была маленькая, домик с двумя комнатами внизу и одною, с балкончиком, под крышею; дача стояла внутри двора другой, большой дачи, нанятой одною из очень известных балерин. Небольшой садик, огороженный дрянною решёткою в аршин вышины, принадлежал собственно Богуславскому; решётка эта существовала больше для виду, потому что не было курицы, кошки или собаки, которая, при малейшем желании, не могла бы перескочить её, и поэтому цветы в садике: настурции, горошек, флоксы и вербены оказывались помятыми чуть ли не каждое утро.
   Сам Богуславский, человек лет сорока, холостой, болезненный, скромный, относился к великим неудачникам и, со всею энергиею оставшихся в нём сил, ухватился за исполнение должности начальника отделения в одном из министерств. До того был он и художником, и музыкантом, участвовал в рухнувшем театральном предприятии, и даже торговал одно время лесом, причем одною из побудительных причин торговли именно лесом, а не чем другим, должно признать причину вполне поэтическую: буду, думал Богуславский, торговать, деньгу добывать, а в то же время буду близок и к жизни природы, к лесу, зимою и летом, осенью и весною; я люблю лес. В доказательство этой любви он безжалостно изводил его. На лесное дело ушли у него последние отцовские денежки, и он принялся за должность начальника отделения со всею остававшеюся в нём невеликою силою жизни.
   Погода стояла довольно пасмурная, накрапывал дождь и мы сидели не на балкончике, выходившем в сад, всего в два аршина длиною, а в одной из комнат. Звуки жизни: свистки невских пароходов, звонки конок, грохот экипажей, катившихся по новодеревенскому мосту, -- всё это доносилось до нас с чрезвычайною ясностью. На даче, занимаемой балериною, по утрам, т. е. часов до двух, царило обыкновенно совершенное молчание, а шум, беготня и смех поднимались только с вечера, но зато длились до утра.
   Мы сидели за кофеем, покуривали и болтали о пустяках. На одной из стен висела гитара, неразлучная, мне знакомая, спутница Богуславского, когда-то очень порядочно певшего под её аккомпанемент. Я знавал эту гитару и раньше, но именно теперь обратил внимание на её совершенно исключительную отзывчивость. Залает собака, простучит конка -- на все эти звуки гитара отвечала немедленно, с замечательною впечатлительностью.
   -- Где вы приобрели её? -- спросил я Богуславского.
   -- О! это удивительная гитара, -- сказал он, встав с места и оправившись с тем, чтобы снять её со стены. -- Я купил её в Италии, лет двадцать тому назад; я был тогда счастливым юношей и всё весёлое нравилось мне.
   Хозяин снял гитару со стены и поднёс её ко мне. Она была шестиструнная. Пока я рассматривал её, он сообщил мне, что покупка сделана им в Неаполе, в рухлядной лавке, на торговой площади.
   -- Помню, -- говорил Богуславский, -- день стоял ясный, жаркий, базарный, и я пошёл на торговую площадь совершенно случайно, от нечего делать. Иду-бреду, вижу лавчонка с инструментами: скрипки, мандолины, трубы, гитары. Хозяйка, пожилая женщина, сидит, что-то пожёвывает, а на коленях у неё гитара лежит и она её струны пальцами перебирает; я заговорил с нею.
   -- А вы по-итальянски говорите? -- спросил я хозяина.
   -- Si, signore, говорю, и даже очень хорошо. Обращаюсь я к ней с вопросом: что её гитара стоит? -- "Четыре скуди, -- отвечает она, -- возьмите, -- говорит, -- посмотрите гитару". Я взял гитару. Говор по рынку шёл самый трескучий и струны гитары, так казалось мне, точно живые, вторили ему. Я поднёс её к уху и внимательно слушал. Мне казалось, будто, в самом деле, как солнце в малой капле воды, отражались в гитаре -- одновременно -- все бесчисленные звуки торговой, болтливой площади и она отвечала им. Поднесите-ка её к уху, послушайте, -- сказал Богуславский, приглашая меня поднять гитару.
   Я исполнил желаемое им. К моему величайшему изумлению, гитара воспроизвела с точностью удивительною, как бы слабенькое, еле слышное эхо, неожиданно раздавшуюся со стороны Чёрной речки песню:
  
   Гоп, гоп, гопака
   На четыре пятака!
   Така усь! яка усь!
   Полюбил меня Петрусь.
  
   -- Должно быть, -- заметил хозяин, -- какой-нибудь рьяный посетитель театра малороссов поёт! Но что вы скажете про гитару. Она ответила?
   Я осторожно положил гитару на стол.
   -- Удивительно отзывчива!
   -- Так вот, видите ли, я в этой отзывчивости убедился ещё на площади, в Неаполе. Пока я, думая купить её, держал струны подле уха и прислушивался к отражению всяких звуков торговой площади, к хозяйке рухлядной лавки, продолжавшей по-прежнему сидеть передо мною и пережёвывать, подошёл, ковыляя, какой-то нищий и грустнейшим голосом напевал, протягивая к нам руку за подаянием, какую-то не то молитву, не то просительный стих и, можете вы себе представить, гитара, над которою, рядышком с нею, раздавалась унылая песня, не отвечала на неё вовсе! Я тотчас же обратил на это внимание.
   -- Но чем же вы объясняете это?
   -- Как нарочно, -- продолжал Богуславский, как бы не замечая моего вопроса, -- старуха-итальянка, заметив, пока я вертел гитару, скорченную, плаксивую физиономию нищего, подошедшего к ней, неожиданно залилась гомерическим, серебряным смехом.
   -- Ага, Беппо! ты, брат, сегодня под левую ногу костыль подвязал! Забыл, что ли?
   -- Могучий, здоровый смех итальянки словно пробудил гитару: струны её зарокотали будто живые, отвечая на этот весёлый смех, и отвечали они так громко, так чётко, что я, более чем удивлённый, отодвинул гитару от уха и молча взглянул на нищего и на хозяйку. Я поторговался и купил гитару за три скуди, -- добавил Богуславский, -- и вот уже двадцать лет, что у меня, и я не отдам её за сто рублей и больше. Она нисколько не изменяет своего удивительного свойства: отзывается немедленно на всё весёлое и весьма решительно не признаёт грустного.
   Я недоверчиво посмотрел на хозяина и на гитару.
   -- Да вы шутите? -- спросил я его.
   -- Ни малейше. Да вот, послушайте. Хотя у меня голоса и нет, и я давно уже не перебирал струн, но понятие о гитаре всё-таки дам.
   Богуславский встал с места, затворил двери в сад, перекинул ленту гитары через плечо и затянул разбитым голосом:
  
   "Среди долины ровные..."
  
   Гитара упорно молчала. Богуславский запел другую мелодию:
  
   "Выхожу один я на дорогу..."
   То же невозмутимое молчание.
   -- Ну, а теперь, -- продолжал он, -- посмотрите-ка, что будет с гитарою:
  
   "Уж мы ели, ели, ели,
   Уж мы пили, пили, пили..."
  
   И действительно, гитара словно встрепенулась; откуда только взялась в ней отзывчивость? Струны гудели весело, игриво, а деревянная доска, будто живая грудь, отвечала на их дружное рокотанье, вторила им и удваивала.
   Я покачал головой.
   -- Ну, а насчёт любовных песен как? -- спросил я хозяина.
   -- О! она тоже очень, очень отзывчива; итальянская уроженка! -- ответил Богуславский и запел:
  
   "В крови горит огонь желанья..."
  
   И действительно, гитара запела как живая; сам певец словно повеселел и, спев песню, даже закашлял. Гитара сразу замолчала.
   -- Видите, мне петь не годится, -- сказал он и, встав с места, направился к стене и повесил гитару.
   -- Однако, чем же объясняете вы это? -- спросил я его.
   -- Естественным приспособлением, -- ответил он, не обинуясь, -- приспособлением, дарвиновским приспособлением. Сколько ей лет, этой гитаре, Бог её знает, но вероятно, что она находилась долго и постоянно в весёлых руках счастливых людей и приспособилась именно только к весёлым звукам.
   Тем временем погода разъяснилась и глянуло солнце. Не успел Богуславский отворить двери в сад, как влетела пчела и стала быстро жужжать по комнате.
   -- Слушайте, слушайте! -- сказал он, обращаясь ко мне, -- подойдите поскорее к гитаре.
   Я встал, подошёл и стал прислушиваться. Тонким-тонким, но очень ясным звуком отвечала она всеми струнами песне летавшей по комнате пчелы. Но когда, недовольная случайным заточением в комнате, отыскивая выход на волю, к солнцу, в жизнь, пчела, со всего разлёта, хлопнулась в оконное стекло и, повалившись на подоконник, завертелась, лёжа на спинке, и громко, но жалобно зажужжала -- гитара мгновенно смолкла, словно замерла, и не хотела, не могла воспроизвести плакавших звуков. Она не отвечала также на кашель хозяина.
   -- Позвольте заключить с вами условие, -- сказал я Богуславскому, -- я не знаю, кто из нас раньше умрёт: вы или я, но если умрёте вы раньше меня, то завещайте мне вашу гитару!
   -- С удовольствием! -- сказал он.
   До сих пор чудесной гитары у меня ещё нет, и когда будет она моею -- не знаю.
  

----------------------------------------------------------

   Источник: Сочинения К. К. Случевского в шести томах. -- 1-e изд. -- СПб., 1898. -- Т. 4. -- С. 313--318.
   Оригинал здесь: Викитека.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru