Аннотация: Текст издания: журнал "Вѣстникъ Иностранной Литературы", NoNo 2-6, 1896.
Самосудъ.
Романъ Ф. Шпильгагена.
Съ полчаса она усердно шила, потомъ вдругъ опустила работу на колѣни и глубоко вздохнула; ея вздохъ окончился улыбкой.
-- Боже мой, Кэте,-- мысленно сказала она себѣ, -- какъ ты глупа! у него, просто, много дѣла. Что за бѣда, что мы въ послѣдній вечеръ немножко поссорились; неужели же можно сомнѣваться въ томъ, что онъ...
Кэте не кончила мысленно начатой фразы; ея лицо стало очень серьезно; она взяла книгу, лежавшую подлѣ рабочей корзины, и начала читать, однако, черезъ нѣсколько минутъ замѣтила, что ничего не поняла изъ прочитаннаго и, захлопнувъ книгу, съ досадой пробормотала:
-- Я и дѣйствительно слишкомъ глупа.
Кэте задумалась, опершись подбородкомъ на руку; потомъ подняла глаза на небо. На западѣ стояло нѣсколько красныхъ облаковъ. Кэте положила книгу въ рабочую корзину и вышла изъ бесѣдки на длинную широкую дорожку, которая вела къ дому, ее встрѣтила Мале.
-- Я хотѣла спросить, фрейлейнъ, когда вашъ батюшка вернется домой?
-- Не знаю, онъ сказалъ, что пріѣдетъ довольно поздно.
-- Будемъ ждать его?
-- Г-нъ Брунновъ дома?
-- Онъ у лѣсничаго Любенова. Это тоже далеко.
-- Тогда, во всякомъ случаѣ, подождемъ. Возьми это, Мале, и поставь ко мнѣ въ комнату или въ гостиную.
-- Что же мы будемъ кушать, фрейлейнъ?
-- Все равно.
Мале повернулась и подумала: "Когда въ головѣ любовь, остальное все равно".
Кэте снова углубилась въ садъ. Она прошла до его конца, миновала длинный узкій питомникъ, прилегавшій къ лѣсу, отъ котораго его отдѣляли заборъ и ровъ. Кэте вынула изъ кармана ключъ, отперла калитку, снова старательно заперла ее за собою, перешла по мостику черезъ ровъ и очутилась на проѣзжей дорогѣ. Молодая дѣвушка взглянула налѣво, увидѣла, что на дорогѣ по обыкновенію никого нѣтъ, и пошла въ правую сторону.
-- Сюда лучше,-- прошептала она и тихо, весело засмѣялась.
Кого хотѣла она обмануть? Себя? Но это вѣдь было бы слишкомъ нелѣпо!
Дорога была здѣсь не хуже и не лучше чѣмъ проложенная въ другую сторону, только именно въ этомъ направленіи стоялъ большой дубъ, отъ котораго открывается видъ на все пространство до Мелленгофа.
-- Дальше не зачѣмъ видѣть,-- вскрикнула она громко и весело и вдругъ испугалась; вправо отъ дороги что-то сильно зашумѣло въ вѣтвяхъ и захлопало крыльями; съ ели поднялась большая птица и улетѣла въ лѣсъ. Вѣрно это была сова или ворона.
Вчера вечеромъ отецъ сказалъ г-ну Бруннову: "Хищники снова появились".
Она стала думать о кандидатѣ въ лѣсничіе.
Сперва она такъ хорошо ладила съ нимъ; даже Гансъ говорилъ: Это дѣйствительно славный малый, и онъ былъ правъ; Брунновъ вѣжливъ, услужливъ, каждую минуту аккомпанировать готовъ ей на фортепіано или идти съ Гансомъ на охоту.
-- Папа говоритъ: онъ не свѣтило, но до этого мнѣ дѣла нѣтъ; да я и не думаю объ этомъ. Вотъ только его глупая влюбленность! Что ему не скажешь, самые пустяки, онъ сейчасъ или покраснѣетъ или поблѣднѣетъ. А этотъ ужасный cornet-à piston! Правда, онъ трубитъ только въ лѣсу мотивъ пѣсни "Храни тебя Боже! Это было бы слишкомъ хорошо!" Но вѣдь онъ играетъ этотъ мотивъ двѣ недѣли каждый вечеръ! Слава Богу, хоть Гансъ-то не смотритъ серьезно на его ухаживаніе. Вотъ дѣвушки въ кухнѣ -- онѣ ужасны! Вчера вечеромъ онѣ положительно визжали отъ смѣха. Какъ ему не стыдно такъ выдавать себя! Относительно насъ съ Гансомъ, конечно, еще никто ничего не замѣтилъ; какъ удивится папа. Вѣдь ему не придется все-таки узнать, то-есть...
Она остановилась и задумчиво опустила глаза на дорогу, большой зеленый жукъ пробирался между травой.
-- Можетъ быть, папа уже замѣтилъ? Все послѣднее время онъ былъ очень молчаливъ и не такъ ласковъ съ Гансомъ. Нѣтъ, конечно, я опять выдумываю новыя тревоги. Можетъ-ли онъ сердиться за что-либо на Ганса!
Зеленый жукъ убѣжалъ. Послышалось легкое цоконье; бѣлка, собиравшаяся взобраться на вершину елки, повисла на тонкой вѣткѣ и смотрѣла на дѣвушку, нагнувъ голову.
Кэте улыбнулась ей.-- Это хорошій признакъ! Вѣдь бѣлки -- ея любимицы, которыхъ папа щадитъ только ради нея!
-- Боже мой, онъ такъ добръ ко мнѣ, онъ дѣлаетъ все, чего я ни захочу. Неужели же мой Гансъ не выпроситъ меня у него? Нѣтъ, это невозможно!
Она снова взглянула вверхъ; звѣрька уже не было въ вѣтвяхъ; красный свѣтъ заката обливалъ вершину ели; внизу уже сильно стемнѣло. "Пора идти домой".
Однако, выходъ изъ лѣса былъ такъ близко, а изъ-за деревьевъ, стоявшихъ точно ворота, прорывался такой яркій свѣтъ, что дѣвушка пошла не назадъ, а впередъ и черезъ нѣсколько минутъ лѣсъ окончился. Кэте миновала поляну и взбѣжала на довольно крутой обнаженный холмъ, на вершинѣ котораго стоялъ старый дубъ, а подлѣ него скамейка, бывшая любимымъ мѣстомъ отдыха молодой дѣвушки.
Прежде всего Кэте отыскала глазами замокъ, свой замокъ. Онъ бѣлѣлъ среди моря зелени, окружавшаго его парка. Кэте прикрыла глаза рукой, чтобы защитить ихъ отъ солнца, которое висѣло совсѣмъ низко надъ горизонтомъ. Косые лучи ложились на дальнюю равнину и Кэте почти ничего не могла различить на ней. Но вскорѣ сіяніе и блескъ померкли на лугу, подъ холмомъ остался только розовый отсвѣтъ; взглядъ Кэте скользнулъ по равнинѣ, по длинному, еще не сжатому, овсянному полю, и остановился на огромномъ пространствѣ пшеницы, доходившей до бѣлой стѣны мелленгофскаго парка. Своими зоркими глазами Кэте различила сложенные снопы, телѣги и рабочихъ. Гансъ побился объ закладѣ съ папа, что къ его возвращенію все будетъ сжато и свезено.-- Папа говорилъ, что это невозможно и, конечно, выиграетъ пари: вонъ еще сколько на полѣ сноповъ, несмотря на то, что главный управляющій Венгакъ, очевидно, прислалъ всѣ телѣги и всѣхъ людей и самъ пріѣхалъ верхомъ надсматривать за работами.
Вдругъ Кэте приподнялась со скамейки, пристально всматриваясь вдаль напряженнымъ взглядомъ. Вмѣсто одного наѣздника она увидѣла двухъ; до сихъ поръ одного изъ нихъ скрывала телѣга. Ея сердце забилось. Смѣшно! Когда идетъ такая жаркая работа, да еще въ отсутствіи хозяина, понятно, что вмѣсто одного управляющаго, пріѣдутъ два. Можетъ быть, кто-либо изъ сосѣдей захотѣлъ посмотрѣть на жатву? Право, смѣшно!
Но она не смѣялась и встала совсѣмъ. Ея сердце забилось еще сильнѣе, когда она увидѣла, что одинъ изъ всадниковъ пустилъ лошадь въ галопъ (она рѣшила, что онъ ѣдетъ въ галопъ, потому что лошадь двигалась страшно быстро).
Наѣздникъ приближался къ ней; вотъ онъ уже выѣхалъ изъ сноповъ и скачетъ по направленію къ дорогѣ, которая идетъ изъ Мёлленгофа къ лѣсу, а черезъ лѣсъ къ ней. Онъ свернулъ на дорогу въ лѣсъ... скачетъ по прежнему скоро, за нимъ поднимается цѣлый столбъ пыли.
Это навѣрно Гансъ!
Она сбѣжала съ холма на мостикъ, который связывалъ полевую дорогу съ лѣсной, переходя черезъ широкую пограничную канаву. Только добѣжала она до мостика, какъ и всадникъ подъѣхалъ совсѣмъ близко. Черезъ нѣсколько мгновеній онъ остановилъ вороного, соскочилъ съ сѣдла, перебросилъ поводки черезъ голову лошади, продѣлъ руку въ нихъ и подошелъ къ Кэте съ протянутыми руками.
-- Кэте, милая!
-- Безумный Гансъ! Можно-ли такъ скакать!
-- Да вѣдь я увидалъ тебя.
-- И узналъ?
-- Я увидалъ свѣтлую точку, ктоже могъ быть здѣсь, кромѣ тебя?
-- Я и, правда, только точка въ сравненіи съ тобой.
Она счастливо улыбалась и ласково смотрѣла на высокую фигуру. Тоже улыбаясь, онъ нагнулся близко къ ея лицу. Съ какимъ удовольствіемъ поцѣловалъ бы Гансъ ея красныя губки, но онъ не смѣлъ и только упивался блескомъ улыбающихся темныхъ глазъ.
-- Ты для меня все на свѣтѣ, Кэте!
-- Какъ это ты опять здѣсь?
-- Мнѣ такъ хотѣлось видѣть тебя.
-- А мнѣ тебя. Ахъ, Гансъ, эти два дня мнѣ приходили въ голову такія мрачныя мысли. Мнѣ казалось, что ты меня больше не любишь.
-- Дорогая, позволь сказать тебѣ, что это безуміе.
-- Конечно, но папа! Мнѣ не нравится его лицо съ нѣкоторыхъ поръ. Мнѣ кажется, онъ знаетъ или подозрѣваетъ, что происходитъ между нами.
-- Я тоже это думаю.
-- И говоришь такъ спокойно?
-- Да, дорогая, надо же ему узнать, т. е. отъ насъ самихъ. И... и... я ему написалъ.
-- Что ты сдѣлалъ?
-- Написалъ ему изъ дому и отправилъ письмо съ Павломъ.
-- Папа въ Грюнвальдѣ.
-- Значитъ, онъ получитъ письмо, когда вернется домой. Ты разсердилась, моя дорогая?
-- Нѣтъ, Гансъ, но я всегда думала, что ты...
-- Лично переговоришь съ папа; и ты права: это слѣдовало бы сдѣлать и я такъ и хотѣлъ поступить, но, дорогая, я буду говорить откровенно: ты знаешь, какъ я люблю твоего отца, какъ безгранично уважаю его. Это само собой разумѣется. Онъ замѣнилъ мнѣ отца, онъ мнѣ другъ, всегда былъ моимъ образцомъ, идеаломъ, я безгранично уважаю его... это, конечно, не могло бы помѣшать мнѣ. Только видишь-ли, дитя, я и такъ обязанъ ему почти всѣмъ, а теперь мнѣ пришлось бы сказать ему: отдай мнѣ еще послѣднее, самое лучшее, единственное, къ чему привязано твое одинокое сердце -- твою Кэте. Сказать это ему прямо, глядя въ его печальные глаза! Видишь, Кэте, мнѣ было легче ему написать и завтра, когда я пріѣду за его согласіемъ, не придется слишкомъ долго разсказывать ему обо всемъ.
Молодой человѣкъ говорилъ живо, убѣдительно; Кэте слушала молча и только нѣсколько разъ задумчиво взглянула на него. Онъ замолчалъ; она глубоко вздохнула и проговорила:
-- Мнѣ все равно, Гансъ. Ну, а теперь прощай, давно пора.
-- Я не пущу тебя одну, ночью, черезъ темный лѣсъ.
-- Что со мной сдѣлается! Тутъ такъ близко.
-- Все равно. Я провожу тебя, по крайней мѣрѣ, до питомника. Ты прошла черезъ него?
-- Конечно. Но куда же ты дѣнешь Плутона?
-- Если ты позволишь, онъ пойдетъ за нами и будетъ вести себя очень разумно. Не правда-ли, Плутонъ?
-- Мнѣ кажется, -- сказала она, -- по лѣсу неудобно идти подъ руку?
-- Какъ хочешь.
На небо взошелъ мѣсяцъ, а потому въ лѣсу было не очень темно, только за поворотомъ дороги, когда деревья заслоняли луну, темный густой мракъ обступилъ Кэте и Ганса. Онъ снова подалъ руку молодой дѣвушкѣ и она не отнѣкивалась больше и даже, выйдя на свѣтлое мѣсто, продолжала идти съ нимъ подъ руку. Плутонъ, оправдывая надежды хозяина, велъ себя "разумно". Онъ шелъ сзади молодого человѣка шагъ за шагомъ; когда сухая вѣтка хрустѣла подъ копытами или маленькое ночное животное шелестѣло въ травѣ, лошадь слегка вздрагивала и начинала ржать боязливымъ короткимъ ржаніемъ. Только голосъ Плутона, да легкій шепотъ вершинъ деревьевъ прерывали тишину лѣса. Гансъ и Кэте въ полголоса перебрасывались словами.
Вотъ и мостикъ черезъ ровъ, вотъ калитка въ питомникъ. По дорогѣ Кэте убѣдилась въ томъ, что Гансъ поступилъ вполнѣ благоразумно, написавъ ея отцу письмо; теперь она понимала, что такимъ образомъ Гансъ значительно упростилъ дѣло; но все же рѣшила немного наказать его за самовольный поступокъ.
-- Боже! Я потеряла ключъ,-- сказала она.
-- Посмотрите еще разъ, хорошенько.
Она сдѣлала видъ, что очень тревожно ищетъ ключъ.
-- Нѣтъ его у меня. Что намъ дѣлать?
-- Пойдемъ до слѣдующей дороги, потомъ до Шнейзе, потомъ...
-- Вѣдь это кругъ! И мы такимъ образомъ потеряемъ, по крайней мѣрѣ, полчаса! А дома обо мнѣ безпокоятся!
-- Но что же намъ дѣлать?
-- Возьми меня къ себѣ на лошадь, тогда черезъ десять минутъ мы будемъ дома; я буду крѣпко держаться за тебя.
-- Отличная мысль; хотя я еще никогда не пробовалъ ѣздить такимъ образомъ, но дѣло пойдетъ на ладъ. Погоди, я подтяну подиругу.
-- Глупый Гансъ, значитъ ты всегда вѣришь всему, что я говорю?
-- Жаль! Это было бы отлично.
-- Тебѣ кажется?
-- А тебѣ нѣтъ?
-- Не знаю, я не думала объ этомъ.
-- Итакъ, ты меня одурачила, tout simplement. Знаете, фрейлейнъ, это...
-- Что?
Гансъ забросилъ поводья на плечо.
-- Кэте, въ наказаніе, ты должна меня поцѣловать.
-- Нѣтъ, пока мы не будемъ помолвлены какъ слѣдуетъ, ты мнѣ обѣщалъ...
-- Не цѣловать тебя насильно, но если ты меня поцѣлуешь по доброй волѣ?
И у Ганса, и у Кэте сильно билось сердце; они говорили едва внятнымъ шепотомъ; любимыя ручки дрожали въ его рукахъ. Онъ нагнулся такъ близко къ ней, что его горячее дыханіе обдавало ея щеку.
-- Кэте?
Пальцы разогнулись, руки сплелись въ объятіе.-- Губы прижались къ губамъ.
Кэте выскользнула изъ рукъ молодого человѣка, перебѣжала черезъ мостикъ, ключъ повернулся въ замкѣ и тонкая фигурка исчезла за затворившейся калиткой.
Нѣсколько минутъ Гансъ простоялъ неподвижно, прижавшись головой къ лошади. Счастье отуманило его, онъ не могъ думать ни о чемъ.
Легкое ржаніе пробудило его отъ сладкой грезы. Гансъ нѣжно погладилъ стройную загнутую къ нему шею животнаго, вскочилъ въ сѣдло и медленно поѣхалъ по той же дорогѣ, по которой они только что шли съ любимой дѣвушкой.
Кэте почти бѣжала; она миновала питомникъ и садъ и шла теперь по прямой широкой дорожкѣ къ дому. Странныя тѣни шпалерника или высокихъ группъ растеній вырисовывались по временамъ на свѣтломъ песочномъ фонѣ. Въ домѣ изъ двухъ оконъ справа сверкалъ огонь плиты. Если даже папа пріѣхалъ позже обыкновеннаго, вѣрная Мале все же замѣтила ея долгое отсутствіе и навѣрное безпокоится! А потомъ -- нечистая совѣсть! О, не изъ-за того, что ей встрѣтился Гансъ; она вѣдь тутъ не виновата, такъ какъ даже не думала, что увидитъ его; а разъ она его встрѣтила, все стало неизбѣжно, даже поцѣлуй. Блаженный, блаженный поцѣлуй! Она такъ давно ждала его и удивлялась, какъ это Гансъ могъ дать глупое обѣщаніе довольствоваться лишь цѣлованіемъ руки, когда она сама нѣсколько разъ чуть было не бросилась ему на шею! Если бы она знала, какъ это хорошо! Слава Богу, что она этого не знала и ей не въ чемъ больше признаваться папѣ, предположимъ, она признается только если онъ спроситъ, иначе ни за что. Боже сохрани! Цѣловалъ-ли онъ кого-нибудь до нея? Когда былъ студентомъ? Офицеромъ? Прости меня, милый, любимый Гансъ. Все это отъ глупыхъ романовъ, въ которыхъ всѣ влюблены, ведутъ себя не такъ, какъ должны себя вести хорошіе молодые люди и молодыя дѣвушки.
Она вошла въ домъ и изъ сѣней проскользнула въ кухню. Тамъ Мале хлопотала передъ плитой; когда служанка услыхала скрипъ двери, она, полуобернувъ свое красное лицо черезъ широкое плечо, сказала вошедшей:
-- Фрейлейнъ Кэте, гдѣ вы такъ долго пропадали? Вашъ батюшка вернулся полчаса тому назадъ.
-- Гдѣ онъ?
-- Прошелъ къ себѣ.
-- А г-нъ Брунновъ?
-- Тоже въ кабинетѣ.
-- Никого больше не было?
-- Ни души; приходилъ только Павелъ отъ г-на барона и принесъ барину письмо. Мина сейчасъ же отнесла его въ кабинетъ.
Мале сняла съ сковороды яичницу, хотя она была еще не совсѣмъ готова и выложила ее на блюдо, потомъ повернулась, чтобы посмотрѣть, какое дѣйствіе произвели ея слова на Кэте, но опоздала: Кэте уже не было въ кухнѣ.
-- Черезъ два мѣсяца у насъ будетъ свадьба,-- прошептала Мале, начиная мѣшать новыя яйца.
-- Что скажетъ папа,-- мысленно говорила себѣ Кэте, вбѣгая наверхъ въ свою комнату, чтобы приготовиться къ ужину.
Ей не нужно было зажигать свѣчей, такъ какъ въ открытое окно мѣсяцъ свѣтилъ ослѣпительно ярко. Молодая дѣвушка подошла къ зеркалу, оттуда на нее глянуло лицо, показавшееся ей смертельно блѣднымъ.
-- Вѣдь отъ луннаго свѣта каждое лицо кажется блѣднымъ,-- проговорила Кэте вполголоса.-- Вообще, глупо бояться. Неужели же мы съ Гансомъ совершаемъ преступленіе тѣмъ, что онъ любитъ меня, а я его? Навѣрное папа сейчасъ же прочиталъ письмо. Вотъ и онъ!
Но вошелъ не отецъ Кэте, а Мина.
-- Баринъ велѣлъ сказать вамъ, что ему еще нужно заняться; онъ проситъ васъ, фрейлейнъ Кэте, и г-на Бруннова садиться за столъ.
-- Ты позвала г-на Бруннова?
-- Онъ уже въ столовой.
-- Я сейчасъ тоже приду.
Дѣвушка ушла, Кэте стояла посреди комнаты точно пораженная громомъ.
Что же это? Отецъ, безъ сомнѣнья, прочиталъ письмо Ганса, а между тѣмъ не идетъ къ ней, не позвалъ и ее, велѣлъ ей садиться за столъ съ Брунновымъ! Можетъ быть, она спитъ и видитъ тяжелый сонъ? или отецъ наказываетъ ее за то, что она позволила Гансу поцѣловать себя?
-- Но развѣ это было такъ дурно? И кромѣ того папа еще не знаетъ о поцѣлуѣ. Ну, что бы тамъ ни было, она пойдетъ къ нему!
Кэте сбѣжала съ лѣстницы и постучалась къ отцу въ дверь.
-- Кто тамъ?
-- Я хочу поздороваться съ тобой, папа. Можно войти?
-- Я занятъ. Садись за столъ.
-- Но ты придешь?
-- Садитесь за столъ.
Кэте едва повѣрила своимъ ушамъ.-- Значитъ, правда. Значитъ, отецъ дѣйствительно не хочетъ ее видѣть, не хочетъ говорить съ нею, несмотря на то, что знаетъ, какъ страстно желаетъ она выслушать его отвѣтъ; онъ знаетъ, что она стоитъ за стѣной съ бьющимся сердцемъ и не открылъ передъ ней двери! Это нехорошо со стороны папы. Этого она не ожидала отъ него!
-- Не понимаю, не понимаю,-- шептала молодая дѣвушка, проходя черезъ сѣни въ столовую, бывшую напротивъ. Она остановилась подлѣ двери и нѣсколько разъ прижала платокъ къ глазамъ: г-ну Бруннову не зачѣмъ видѣть, что она плакала. Кэте вошла въ столовую, Брунновъ стоялъ подлѣ открытаго окна; онъ повернулся къ молодой дѣвушкѣ и поклонился ей. Сама удивляясь своему спокойствію, Кэте сказала ему, что отецъ еще занятъ и прибавила:
-- Онъ проситъ насъ сѣсть за столъ безъ него, но мнѣ кажется, не подождать-ли намъ еще немного?
Брунновъ поклонился еще разъ.
-- Что вы дѣлали сегодня послѣ обѣда?-- спросила Кэте, чтобы только сказать что нибудь.
-- Вашъ отецъ послалъ меня съ порученіемъ къ лѣсничему и часъ тому назадъ заѣхалъ за мной.
-- У папы не было какой-нибудь непріятности?
-- Непріятности? Не знаю; почему вы думаете, фрейлейнъ?
-- Я нахожу, что всѣ послѣдніе дни папа очень молчаливъ,-- уклончиво отвѣтила Кэте.
-- Меня это не поражаетъ. Вѣдь вашъ батюшка вообще очень неразговорчивъ. Не подумайте, фрейлейнъ, что я хочу упрекнуть его за это -- сохрани Боже! Напротивъ: "Бѣдный домъ открытъ, богатый замкнутъ", говорится въ сагѣ о Фритіофѣ Тегнера. Это и моя поговорка.
-- Поздравляю.
-- Съ чѣмъ, фрейлейнъ?
-- Съ богатымъ домомъ.
-- Ахъ, фрейлейнъ, за что вы всегда такъ жестоки ко мнѣ?
Вошла Мина съ запеченной яичницей и избавила Кэте отъ необходимости отвѣчать. Мина поставила блюдо на покрытый столъ и сказала:
-- Баринъ не можетъ придти къ столу; онъ велѣлъ мнѣ пожелать вамъ доброй ночи, фрейлейнъ, а также и г-ну Бруннову.
-- Мнѣ очень жаль,-- сказала Кэте,-- но я извиняюсь и тоже уйду.-- Цѣлый день у меня страшно болѣла голова.
-- Боже мой,-- вскрикнулъ Брунновъ,-- я это сейчасъ же замѣтилъ, когда вы вошли въ комнату.
-- Значитъ, вы не обидитесь на меня?
-- Развѣ это возможно, фрейлейнъ?
-- Итакъ, спокойной ночи. Смотри, Мина, хорошенько угощай г. Бруннова.
-- Не безпокойтесь, не безпокойтесь, фрейлейнъ.
Брунновъ закрылъ дверь за Кэте и сталъ ходить взадъ и впередъ по комнатѣ, запуская руки въ густые, короткіе волосы. Мина нѣсколько минутъ, молча, стояла у буфета, смотря на молодого человѣка, потомъ сказала:
-- Не угодно-ли вамъ сѣсть, г. кандидатъ; не то яичница совсѣмъ остынетъ!
Брунновъ вздрогнулъ, точно его только что разбудили.
-- Что вы говорите? Да, да!.. У меня нѣтъ аппетита, совсѣмъ нѣтъ. У меня голова болитъ, очень болитъ. Соберите со стола, Стина, т. е. Мина, простите. Да, что я еще хотѣлъ сказать? Мнѣ хочется выйти на воздухъ. Будьте добры, не запирайте задней двери, можетъ быть, я долго пробуду на воздухѣ.
Молодой человѣкъ бросился изъ комнаты.
-- Точно домъ горитъ,-- подумала Мина и начала убирать со стола.-- Не удалось, значитъ. Вотъ такъ-то!
Наверху въ своей комнатѣ Кэте лежала на диванѣ и плакала. Теперь все ясно, какъ день. Папа не хочетъ, чтсбы она любила Ганса, а Гансъ ее; папа не хочетъ, чтобы она была счастлива съ Гансомъ; онъ желаетъ, чтобы его Кэте, его бѣлочка, его любимица, умерла отъ слезъ. Невозможно повѣрить этому, но это такъ. О, она плачетъ не о себѣ, а только о Гансѣ, о ея миломъ, любимомъ Гансѣ. Бѣдный Гансъ! Что будетъ, когда завтра онъ услышитъ все? Не отъ нея, пусть папа самъ ужь говоритъ съ нимъ. Она останется вѣрна Гансу до смерти и смерть скоро придетъ, конечно. Какъ будетъ она жить безъ него, а Гансъ безъ нея? Еще вчера, сегодня утромъ, пожалуй, она могла бы отказаться отъ него, но съ сегодняшняго вечера, послѣ того, какъ они поцѣловались, это невозможно, невозможно! Она приподнялась; въ открытое окно изъ лѣсу неслись тихіе мелодическіе звуки, точно тоны эоловой арфы. Cornet-à-piston игралъ напѣвъ: "Храни тебя Богъ; это было слишкомъ хорошо!" Еще вчера Кэте смѣялась, когда Брунновъ давалъ ей серенаду. Иногда она, бывало, сердилась на него за это. Сегодня дѣвушка не могла ни смѣяться, ни сердиться на глупаго молодого человѣка, такъ какъ сегодня узнала, какъ страдаютъ отъ несчастной любви. И она такъ жестоко посмѣялась надъ нимъ сейчасъ! Завтра она попроситъ у него извиненія. Завтра! Какъ хороша ночь: на темносинемъ небѣ нѣтъ ни облачка, золотой мѣсяцъ плаваетъ въ воздухѣ; а завтра взойдетъ блестящее солнце и мой бѣдный любимый Гансъ...
Кэте лихорадочно-поспѣшно закрыла окно, не раздѣваясь бросилась на постель и спрятала голову въ подушку, чтобы ничего, больше не видѣть и не слышать.
* * *
Когда Кэте постучала въ дверь кабинета главнаго лѣсничаго, онъ большими шагами ходилъ взадъ и впередъ по комнатѣ, заложивъ руки за спину, точно пойманный преступникъ. Онъ не думалъ, что Кэте еще до ужина можетъ придти къ нему, а полагалъ, что они поговорятъ съ нею наединѣ послѣ ужина, такъ какъ г. Брунновъ всегда уходилъ сейчасъ же къ себѣ въ спальню, чтобы не мѣшать имъ. Тогда онъ спросилъ бы свою семнадцатилѣтнюю дочку, хорошо-ли она обдумала все, спросилъ бы ее еще о многомъ, многомъ, что самому ему слѣдовало обдумать раньше, нежели идти въ столовую. Но вотъ она пришла и онъ отослалъ ее назадъ. Это трусость; трусость и ребячество! Что значатъ нѣсколько минутъ, когда у него былъ цѣлый годъ, чтобы думать и рѣшать? Вѣдь еще годъ тому назадъ онъ предвидѣлъ то, что должно было случиться! Лѣсничій положилъ руку на ручку двери и только въ эту минуту замѣтилъ, что онъ не переодѣвался: на немъ было дорожное платье, покрытое страшной пылью, даже охотничьяго ножа онъ не успѣлъ снять, потому что слишкомъ спѣшилъ подойти къ письменному столу, на которомъ лежало письмо.
Главный лѣсничій взялъ лампу и прошелъ въ спальню, бывшую рядомъ съ его кабинетомъ, чтобы переодѣться. Переодѣванье шло медленно; это сердило его. Вдругъ ему пришлось опуститься на стулъ; все потемнѣло въ его глазахъ, еще минута и онъ бы упалъ. Такое состояніе длилось всего нѣсколько секундъ, потомъ онъ снова всталъ, подошелъ къ умывальнику, выпилъ стаканъ холодной воды и это его подкрѣпило. Странно; только разъ въ жизни случился съ нимъ такой же припадокъ, въ кампаніи семидесятаго года, послѣ страшно утомительнаго перехода. Сегодня, конечно, не отъ усталости ему сдѣлалось дурно. Сегодня его сломилъ страхъ при мысли, что сію минуту, сейчасъ онъ замѣтитъ ошибку въ вычисленіи, которое онъ старательно просматривалъ. Это было невѣроятно, почти невозможно; тѣмъ не менѣе онъ не могъ сегодня вечеромъ дать согласіе, въ которомъ завтра горько каялся бы.
Его бѣдная дѣвочка, конечно, проведетъ всю ночь въ слезахъ, а Господь видитъ, какъ онъ хотѣлъ бы избавить ее отъ горя; пусть это будутъ первыя и послѣднія слезы, которыми она заплатитъ за свою молодую любовь. Вычисленіе сойдется съ выводомъ, должно сойтись! Природа вымещаетъ на дѣтяхъ грѣхи родителей, но въ нравственномъ мірѣ этого закона не существуетъ, а тутъ нѣтъ и рѣчи о грѣхѣ, о преступленіи, а только...
Главный лѣсничій открылъ дверь, такъ какъ услышалъ, что Мина шла черезъ сѣни изъ кухни въ столовую, и поручилъ дѣвушкѣ сказать, что онъ не выйдетъ къ ужину, потомъ заперъ дверь на задвижку, спустилъ занавѣси на окнахъ и пошелъ опять въ спальню. Тамъ въ ногахъ постели стояла большая желѣзная шкатулка. Главный лѣсничій открылъ ее; изъ особаго потайнаго отдѣленія вынулъ объемистую тетрадь, осмотрѣлъ, въ порядкѣ-ли лампа, и сѣлъ за столъ.
Долго сидѣлъ главный лѣсничій не двигаясь, опустивъ голову, сложивъ руки на тетради, точно исповѣдывающійся; только не на ухо священнику шепталъ онъ признанія въ своихъ прегрѣшеніяхъ, а открывалъ самому Богу все, что у него было въ умѣ и на совѣсти.
Еще никогда не перечитывалъ онъ по порядку своихъ воспоминаній, а потому ему не приходилось провѣрять, сходилась-ли одна часть его жизни съ другой, а слѣдовательно, могли смѣшиваться въ одно гармоническое цѣлое или нѣтъ.
Въ рѣшительный часъ, ему слѣдовало прочитать весь дневникъ. Пусть это будетъ провѣркой длиннаго, запутаннаго вычисленія.
2 апрѣля 1874 года.
Вотъ мы и пріѣхали: Monsieur, Madame et Bébé! Мнѣ гозо рили, что мой предшественникъ, выходя изъ дому, прокля тѣ того,
кто послѣ него переступитъ черезъ этотъ порогъ. Я не вѣрю въ то, что проклятія могутъ принести несчастіе, особенно же, если ихъ произноситъ человѣкъ, которому приходится уйти съ мѣста, изъ-за того, что онъ simplement спился съ кругу и моральное, физическое, да и экономическое положеніе располагаетъ его произносить проклятія. За то главный оберъ-форстмейстеръ благословилъ насъ, когда я явился къ нему въ Сундинъ. Правда, въ благословеніи его тоже звучало что-то зловѣщее: "Я,-- сказалъ онъ, -- желаю вамъ всего хорошаго и надѣюсь, милый коллега, что съ Божіей помощью вы еще долгіе годы останетесь на этомъ мѣстѣ, принося пользу отечеству и будете жить здѣсь долго, долго въ мирѣ, радости и покоѣ". Въ мирѣ и радости -- à la bonne heure. Но прожить здѣсь долгіе годы въ спокойствіи... вѣдь это все-равно, что сказать, что считаешь шагъ отъ должности помощника лѣсничаго къ мѣсту главнаго лѣсничаго не только хорошимъ движеніемъ впередъ (что я вполнѣ съ благодарностью признаю), но и конечной цѣлью всей карьеры,-- а это мнѣ не совсѣмъ пріятно, не ради себя; я лично скроменъ -- (nota bene -- лично), однако, разъ мнѣ приходится служить государству, мнѣ кажется, я могъ бы ему приносить пользу и на другомъ мѣстѣ. Ну, что Богъ дастъ; я молчу, ужъ по одному тому, что вѣдь крикомъ дѣлу не поможешь.
А пока мнѣ не изъ-за чего и жаловаться. Вчера и третьяго дня я осматривалъ мой округъ въ экипажѣ, верхомъ и пѣшкомъ; осмотрѣлъ тридцать тысячъ померанскихъ морговъ, включая луга, болота и пустыри; два озера, большее и меньшее. Легко сказать и написать такую цифру, но въ дѣйствительности это чудовищно большое пространство. Оно придаетъ много прелести моей жизни, если прелесть, дѣйствительно, заключается въ усталости и работѣ. Да, милѣйшій предшественникъ, при всемъ моемъ уваженіи къ вашимъ школьническимъ наклонностямъ, замѣчу, что вамъ не слѣдовало бы такъ запускать лѣсъ, а вамъ, многочтимый г-нъ начальникъ, при всемъ моемъ почтеніи, скажу, что, мнѣ кажется, государству бы не повредило, если бы вы потеряли часть вашей учености и вашего добродушія. Я далъ себѣ слово не злоупотреблять вашей милой слабостью и вы можете положиться, что я сдержу его.
* * *
Только бы погода стала получше; конечно, она не хуже обыкновенной погоды въ началѣ апрѣля: часто идетъ холодный дождь; рѣдко проглядываетъ не очень-то теплое солнце; но когда человѣку приходится съ утра до вечера быть на воздухѣ, тогда холодъ и дождь оказываются непривлекательными и окрестности не представляются отъ этого красивѣе. Эльфрида спрашивала меня -- можетъ-ли вообще здѣшняя мѣстность быть когда-нибудь красивой? Бѣдная Эльфрида! Она изо всѣхъ силъ старается быть, по обыкновенію, веселой, но я вижу, что бѣдняжка часто еще сдерживаетъ слезы и думаю, что она плачетъ, когда меня нѣтъ дома. Ее неудержимо тянетъ въ ея синія Тюрингенскія горы; но онѣ далеко, далеко. Напрасно старался я ее утѣшать, говоря, что наше жилище будетъ имѣть совсѣмъ другой видъ, когда мы приведемъ въ порядокъ большой одичавшій садъ за домомъ, когда въ маѣ все зацвѣтетъ, распустится и молодые листья украсятъ развѣсистые буки въ лѣсу. "А хвойные-то лѣса,-- соблазнялъ я ее,-- составляющіе главную часть моего округа; они вѣдь, какъ извѣстно, зеленѣютъ зимой, когда идетъ снѣгъ". Потомъ я принялся ей описывать прелесть померанскихъ пейзажей въ серединѣ лѣта; я говорилъ ей, что здѣсь безконечныя волнующіяся поля хлѣба красиво тянутся вдаль; надъ ними взвиваются жаворонки и со звонкими пѣснями летятъ къ синему небу.
Тучные луга разстилаются и зеленѣютъ, а на нихъ пасутся неисчислимыя стада рогатаго скота. Я занялъ описаніе изъ одного романа, который только что прочиталъ ad hoc. Можетъ быть, именно поэтому Эльфрида съ сомнѣніемъ покачивала своей красивой головкой и сказала въ припадкѣ сатирическаго настроенія, рѣдко охватывающаго ее: "Можетъ быть, все-это хорошо для скота, но для людей мало. Впрочемъ, кажется, здѣсь и людей-то нѣтъ; по крайней мѣрѣ, я что-то не видала ни одного человѣка".
Эльфрида преувеличиваетъ, хотя я долженъ согласиться съ тѣмъ, что людей видѣли мы немного, не считая нашей прислуги и моихъ лѣсниковъ. Лѣсники же совершенно чуждые намъ, по наружности, непривлекательные люди, хотя, повидимому, хорошіе малые. А ихъ нижне-нѣмецкое нарѣчіе! Я люблю слушать его и изо всѣхъ силъ стараюсь понимать то, что говорится на немъ, даже самъ могу кое-что пробормотать по нижне-нѣмецки, но моя упрямая женушка находитъ ужаснымъ этотъ языкъ и говоритъ, что не хочетъ и не будетъ учиться ему.
Боюсь, что она приведетъ въ исполненіе свою угрозу. Языки вообще плохо даются ей. Между тѣмъ я готовъ побиться объ закладъ, что не пройдетъ и мѣсяца, какъ она сойдется съ этими людьми, будетъ знать всю ихъ жизнь до мелочей, всѣ ихъ горя и печали и вскорѣ скажетъ мнѣ: "Послушай, Раймундъ, ты долженъ похлопотать, чтобы лѣсничему Айсбергу увеличили жалованье... Вотъ что я хотѣла сказать тебѣ, Раймундъ: сегодня я была у шоссейнаго мастера; его семья не очень подходитъ къ намъ, но..."
Милая, добрая, пусть бы всѣ пили такую ненависть къ людямъ изъ чаши любви!
* * *
Я отыскалъ такое красивое мѣсто, что даже Эльфридѣ придется согласиться, что о немъ "стоитъ поговорить"; вдобавокъ оно близко отъ нашего дома. Нужно миновать нашъ длинный садъ, тогда дойдешь до большого пространства, которое имѣетъ притязаніе называться питомникомъ деревьевъ и плодовыхъ растеній, хотя до сихъ поръ оно могло лишь приносить нѣкоторыя выгоды зайцамъ зимой. За питомникомъ пересохшая канава; черезъ нее лежитъ полуистлѣвшая кладка безъ перилъ, за канавой начинается лѣсъ (исключительно хвойный). Заросшая лѣсная дорога прямой линіей перерѣзываетъ лѣсъ отъ востока къ западу. До восточной опушки далеко, но если идти на западъ, то черезъ десять минутъ выходишь изъ лѣса и видишь крутой холмъ, вышиной съ большой домъ; это странная игра природы, если допустить, что холмъ не насыпной. Мнѣ же кажется, что онъ сдѣланъ человѣческими руками и представляетъ собою гигантскую древнюю могилу (такихъ могилъ много въ здѣшней мѣстности), однако, кругомъ холма нѣтъ камней, которыми обыкновенно окружались такіе монументы, впрочемъ, камни могли войти въ мягкую землю; очень вѣроятно и то, что кто-либо свезъ ихъ къ себѣ для построекъ, такъ какъ въ здѣшней мѣстности очень мало камней. Какъ попалъ на вершину холма гигантскій дубъ, этого я не могу разгадать, можетъ быть, мое предположеніе справедливо и онъ остался отъ дубоваго лѣса, которые въ древнія времена покрывали эту мѣстность, но впослѣдствіи были вытѣснены хвойными деревьями. Во всякомъ случаѣ онъ не стоитъ здѣсь съ того времени, какъ насыпали могилу, по моему разсчету, дубу не болѣе пятисотъ лѣтъ.
Это мѣсто рѣзко отличается отъ общаго характера здѣшней немилосердно-плоской мѣстности. Съ вершины холма открывается видъ въ даль; однако, видимый горизонтъ не составляетъ круга, потому что сзади холма прямой линіей тянется громадный лѣсъ. Замѣчательнаго въ видѣ съ холма мало, вѣдь нельзя же причислить къ достопримѣчательностямъ обнаженное тополями шоссе, которое проходитъ мимо моего дома, и, по выходѣ изъ лѣсу, на разстояніи ружейнаго выстрѣла отъ холма, большой дугой поворачиваетъ къ сѣверу; ничего нѣтъ особеннаго и въ полдюжинѣ большихъ и маленькихъ имѣній, которыя, точно острова, выдѣляются изъ общаго сѣраго тона болотистой долины, перерѣзываемой тамъ и сямъ зелеными полосами. Конечно, pièce de résistance всего вида красивый, похожій на замокъ господскій домъ; его фронтонъ виднѣется на разстояніи около трехъ тысячъ шаговъ отъ холма. Лѣтомъ, вѣроятно, запахъ на половину тонетъ въ кустахъ и деревьяхъ парка, кругомъ котораго идетъ бѣлая стѣна, убранная вазами или какими-то другими украшеніями; она отдѣляетъ помѣщичій садъ отъ остального свѣта. Имѣніе называется Мелленгофъ и принадлежитъ барону фонъ-Кардовъ; баронъ богатъ и у него много другихъ земель въ окрестностяхъ. Всѣ эти свѣдѣнія сообщилъ мнѣ Айсбергъ. Хотѣлось бы знать, не родственникъ-ли баронъ тому фонъ-Кардову, съ которымъ мы служили на форпостѣ подъ Парижемъ? Насколько мнѣ помнится, Тотъ Кардовъ былъ поразительно красивый элегантный человѣкъ, нѣсколькими годами моложе меня. Не смотря на близкія служебныя отношенія и общую смертельную опасность погибнуть подъ ядрами Tort Valerian, я не сошелся съ нимъ. Онъ сердилъ меня своими безумно-смѣлыми выходками, несогласными съ дисциплиной; я видѣлъ въ нихъ лишь заносчивость и нахальство дворянчика. Правда, разъ мнѣ пришло въ голову, что ему хочется умереть, но я сейчасъ же рѣшилъ, что если онъ и идетъ на встрѣчу смерти, то только потому, что, не смотря на свою молодость, уже пресытился жизнью. Потомъ я потерялъ барона изъ виду, очень можетъ быть, что я узнаю что-нибудь о немъ, когда мы поѣдемъ въ Мелленгофъ съ визитомъ. Давно пора намъ познакомиться съ сосѣдями; слѣдуетъ это сдѣлать хотя бы для того, чтобы развлечь Эльфриду, пока она не совсѣмъ впала въ меланхолію.
Ну вотъ у Эльфриды явилось разнообразіе въ жизни, хотя я, конечно, не желалъ для нея такого разнообразія. Нашъ маленькій Бернгардъ былъ сильно боленъ нѣсколько дней; настоящей опасности не предвидѣлось, какъ увѣрялъ меня сегодня молодой врачъ, котораго я пригласилъ на удачу. Своимъ спокойнымъ, яснымъ обращеніемъ, докторъ произвелъ на меня самое хорошее впечатлѣніе. По его словамъ, внезапная перемѣна климата, а быть можетъ, и образъ жизни, всегда дѣйствуетъ на слабые, нѣжные организмы дѣтей. Повидимому, доктора поразило умственное развитіе нашего четырехлѣтняго сына; по крайней мѣрѣ, онъ посовѣтовалъ мнѣ не развивать искусственно его природной чувствительности и живости. Трудно будетъ объяснить это Эльфридѣ, такъ какъ у нея нѣтъ никакого таланта къ педагогикѣ и она видитъ въ нашемъ (пока единственномъ) сынѣ -- чудо ребенка.
Точно каждый ребенокъ не чудо, не небесный сосудъ, наполненный множествомъ драгоцѣнныхъ даровъ, которые составляютъ безчисленные задатки для будущаго. А какъ мало этихъ задатковъ дѣлается дѣйствительностью! Вѣдь люди слишкомъ заботятся о томъ, чтобы деревья не доросли до небесъ. Слѣдовало бы это говорить не съ насмѣшливымъ пожиманіемъ плечъ, а со слезами на глазахъ.
* * *
Сегодня "пришельцы" въ первый разъ попытались познакомиться съ сосѣдями. Будемъ откровенны:-- попытка не дала блестящихъ результатовъ; я сожалѣю объ этомъ только изъ-за Эльфриды. Пріятнѣе всего было ѣхать въ теплую мягкую погоду въ моей новой охотничьей повозкѣ. Ее и пару лошадей я купилъ у моего предшественника по очень дешевой цѣнѣ, какъ мнѣ кажется, хотя г-нъ Шпехтъ изъ Кацнова увѣрялъ меня, что я страшно переплатилъ. По моему, это было не очень любезно и не очень честно съ его стороны; по крайней мѣрѣ, мнѣ показалось, что его гнѣдые, которыхъ онъ мнѣ предложилъ въ промѣнъ (съ доплатой двухсотъ марокъ), нисколько не лучше моихъ рыжихъ. Зато Шпехтъ нѣсколько разъ выпилъ за мое здоровье крѣпкаго краснаго вина и предложилъ обратиться къ нему, если мнѣ понадобится какая-либо судебная справка. Надѣюсь, мнѣ не придется пользоваться его любезностью.
Мы отправились дальше по полевой дорогѣ, пересѣкли шоссе, и снова свернули на полевую дорогу, мы ѣхали въ имѣніе Уигнеръ, принадлежащее г-ну Лахмунду; {Lachmund -- (Лахмундъ) въ переводѣ значитъ смѣющійся ротъ.} кажется, нѣтъ въ мірѣ человка, къ которому бы такъ мало подходила его фамилія. Г-нъ Лахмундъ -- воплощенная угрюмая молчаливость; его длинная худая жена еще мрачнѣе его. Впрочемъ, Шпехтъ (онъ холостякъ, но мы не знали этого) предупредилъ насъ, что у Лахмундовъ царитъ молчаніе. Конечно, имъ трудно и быть веселыми. У нихъ много дѣтей, а въ имѣніи дурная земля, дающая жалкій доходъ. Бѣдная Эльфрида! Жесткіе глаза суровой женщины строго смотрѣли на нее, моя жена сидѣла на жесткомъ диванѣ, точно птичка, парализованная взглядомъ змѣи. Я постарался какъ можно скорѣе уѣхать.
Мы вздохнули свободнѣе, когда сѣли въ экипажъ. Теперь опять по полевой дорогѣ мы отправились въ Грибеницъ, главное имѣніе графа Грабена; но высокоблагородныхъ птицъ не было въ гнѣздѣ; графъ уѣхалъ въ Берлинъ на важный сельскохозяйственный съѣздъ. Графиня была у замужней дочери, зато мы раскланялись съ двумя молоденькими графинями, красивыми, важными, стройными дѣвушками, которыхъ мы встрѣтили въ паркѣ; онѣ ѣхали верхомъ съ грумомъ и съ какимъ-то кавалеромъ.
Тутъ кончились наши похожденія по сосѣднимъ имѣніямъ, лежащимъ въ восточной части моего округа. Эльфридѣ хотѣлось домой, но у насъ оставалось еще много послѣобѣденнаго времени и погода стояла прекрасная; всѣ предыдущіе визиты не обрадовали насъ; однако, слѣдовало продолжать разъ начатое дѣло; къ тому же мы могли на западѣ найти то счастье, котораго напрасно искали на востокѣ. Изъ Гребеница мы могли бы направиться по грюнвальдскому шоссе и доѣхать до того мѣста, гдѣ отъ него идетъ наша вѣтвь (т. е. направляющаяся въ Сундинъ), въ этомъ случаѣ намъ пришлось бы проѣхать мимо нашего дома, а мнѣ казалось, что разъ мы подъѣдемъ къ нему, то и останемся въ немъ, поэтому я велѣлъ кучеру свернуть въ лѣсъ на дорогу, которая шла почти параллельно шоссе. Дорога эта была не особенно удобна, настоящій лѣсной проселокъ во вкусѣ моего предшественника; колеса на цѣлый футъ уходили въ колеи, тонули въ страшныхъ выбоинахъ, тѣмъ не менѣе ѣхать было чудно хорошо. Коричневатыя большія деревья еще не одѣлись зеленью, но молодыя повсюду распускались; послѣдніе теплые дожди оживили ихъ. Въ низинкахъ, не покрытыхъ старой листвой, пробивалась свѣжая трава и растенія. Птицы пѣли, особенно звонко раздавался голосъ зяблика. Эльфрида еще не знала этой части лѣса и пришла положительно въ поэтическое настроеніе, особенно, когда мы проѣзжали по сѣверному берегу озера, которое съ одного мѣста открылось передъ нами во всю свою величину. Дѣйствительно, сказачно прелестную картину увидали мы: даже при солнечномъ сіяніи, почти черная вода стояла неподвижно, прибрежье, тростники и камыши, не двигаясь, отражались въ зеркальной поверхности ясно до мелочей.
Но вотъ мы и выѣхали изъ лѣсу и наша повозка покатилась по направленію къ нарядной помѣщичьей усадьбѣ имѣнія Брапдсгагенъ. Мы приблизились къ цѣли нашего теперешняго странствія. Г-нъ Моенъ, услыхавъ стукъ колесъ по неровной мостовой двора, встрѣтилъ насъ внизу, двойной лѣстницы, которая вела на маленькое крыльцо передъ входной дверью. Костюмъ Моена не отличался особенной изысканностью, но вся его полная, довольно неуклюжая фигура дышала привѣтливостью и гостепріимствомъ. Онъ нѣсколько разъ озабоченно и очень громко позвалъ "Эмилія!" Вскорѣ къ намъ вышла высокая, бѣлокурая женщина, лѣтъ двадцати пяти, не старше. Ея лицо было довольно красиво и несомнѣнно крайне симпатично; щеки фрау Эмиліи часто вспыхивали яркимъ румянцемъ; большіе синіе глаза смотрѣли умнымъ и добрымъ взглядомъ. Насъ провели въ простенькую, уютную гостиную слѣва отъ сѣней. Дамы сѣли на диванъ, мы, мужчины -- на стулья подлѣ круглаго стола; черезъ нѣсколько минутъ на немъ очутились двѣ бутылки краснаго вина; Моенъ вынулъ изъ кармана пробочникъ, откупорилъ бутылки, наполнилъ стаканы и предложилъ выпить съ нами за добрыя сосѣдскія отношенія. Мы вѣжливо отвѣтили на его тостъ; при этомъ Моенъ заставилъ меня выпить стаканъ до дна. Къ несчастію, фрау Моенъ увела отъ насъ Эльфриду, чтобы показать ей свое хозяйство и я остался наединѣ съ Моеномъ; вскорѣ мнѣ пришлось понять, почему онъ откупорилъ обѣ бутылки сразу. Мнѣ не хотѣлось больше пить, тѣмъ не менѣе первая бутылка опустѣла почти мгновенно, а вскорѣе и вторую постигла та же участь; конечно, за ними послѣдовала бы третья и четвертая (Моенъ уже велѣлъ ихъ принести), но я рѣшительно протестовалъ; къ моему удовольствію, наши дамы вернулись. Мы съ Эльфридой простились съ радушными хозяевами и условились видаться съ ними какъ можно чаще.
Едва нашъ экипажъ выѣхалъ съ ихъ двора, какъ Эльфрида сообщила мнѣ двѣ новости: во-первыхъ, что она совсѣмъ влюбилась въ фрау Моенъ, а во-вторыхъ, что баронъ Кардовъ изъ Мёлленгофа, дѣйствительно, былъ моимъ товарищемъ во время осады Парижа въ семидесятомъ году. Баронъ самъ сказалъ объ этомъ фрау Моенъ, когда она вчера встрѣтилась съ нимъ на рынкѣ въ Гримѣ и прибавилъ при этомъ, что баронесса удивляется, почему мы ихъ до сихъ поръ обходимъ визитомъ.
-- Это мило,-- замѣтила Эльфрида,-- но прошу тебя, отложимъ визитъ въ Мёлленгофъ до другого дня; я сегодня очень устала.
Я приказалъ Карлу ѣхать домой.
* * *
Прошло три дня, а мы все еще не сдѣлали визита Кардовымъ. Эльфридѣ перестало хотѣться ѣхать въ Мёлленгофъ съ тѣхъ поръ какъ фрау Моенъ сказала ей, что баронесса, урожденная графиня Древеницъ фонъ-Рюгенъ -- "ужасная гордячка", что она старательно избѣгаетъ всякихъ сношеній съ незнакомыми землевладѣльцами и арендаторами. Не съѣзжу-ли я одинъ? На это предложеніе я замѣтилъ женѣ, что мы уже оставили наши карточки въ замкѣ Грибенъ и теперь намъ нельзя не сдѣлать визита въ Мёлленгофъ, такъ какъ это походило бы на демонстрацію, вдвойнѣ странную послѣ приглашенія барона, хотя и непрямого. Но я не могъ уговорить обыкновенно покорную женщину. Откровенно говоря, я самъ не съ особеннымъ удовольствіемъ думалъ о возобновленіи знакомства съ Кардовомъ. Чѣмъ яснѣе стараюсь я вспомнить его, тѣмъ менѣе хочется мнѣ встрѣчаться съ нимъ. Что у насъ съ нимъ общаго? Вѣдь обыкновенно опасность, которую люди переживаютъ вмѣстѣ, сближаетъ ихъ. Насъ съ нимъ она не сблизила.
И кромѣ того, противъ этого знакомства во мнѣ возстаетъ что-то, какое-то смутное чувство, которое нельзя объяснить обыкновенной застѣнчивостью; вообще я не могу придумать ему названія или долженъ буду сказать, что это "что-то" суевѣрный страхъ, который говоритъ мнѣ, что нашъ визитъ въ Мёлленгофъ поведетъ за собой большое несчастье. Вообще, я не суевѣренъ; я называю это предчувствіе нелѣпымъ, но отдѣлаться отъ него не могу. Конечно, мнѣ и въ голову не придетъ сказать о моемъ страхѣ Эльфридѣ, такъ какъ это заставитъ ее еще сильнѣе противиться нашему знакомству съ барономъ и баронессой. Въ сущности я считаю даже необходимымъ ѣхать въ Мёлленгофъ. Я не могу терпѣть въ моей жизни призраковъ!
* * *
Узелъ развязанъ; баронъ предупредилъ насъ; сегодня послѣ обѣда (нашего) къ нашему дому подъѣхалъ экипажъ, въ немъ сидѣлъ господинъ и чудно красивый мальчикъ; я стоялъ у окна кабинета; пріѣзжій увидѣлъ меня, раскланялся, махнулъ мнѣ рукой, однимъ прыжкомъ выскочилъ изъ экипажа и такъ быстро прошелъ черезъ палисадникъ, что я едва успѣлъ встрѣтить его у входа въ домъ.
-- Вы, конечно, не узнаете меня? Я баронъ Фрицъ фонъ-Кардовъ,-- сказалъ гость.
Онъ говорилъ такъ привѣтливо, что если бы я неохотно взялъ его протянутую руку, то самому себѣ показался бы варваромъ. Эльфрида была въ саду; я хотѣлъ велѣть позвать ее, но баронъ воспротивился, предложивъ намъ самимъ пойти за моей женой. Съ моего позволенія онъ сейчасъ же сходитъ за своимъ сыномъ! Кардовъ ушелъ и вернулся съ красивымъ мальчикомъ, котораго называлъ Гансомъ. Мы отправились въ садъ и не скоро отыскали Эльфриду, такъ какъ она была въ дальней его части и разговаривала съ столяромъ о постройкѣ бесѣдки; пока мы ходили по саду, отыскивая мою жену, баронъ вспоминалъ нашу совмѣстную службу на форпостѣ; онъ помнилъ все, даже мелочи. При этомъ Кардовъ сдѣлалъ странное замѣчаніе о томъ, что моя гордость и сдержанность помѣшали намъ тогда же сойтись поближе. Вѣдь я, по его мнѣнію, какъ старшій и, кромѣ того, тогдашній его начальникъ, долженъ былъ сдѣлать первый шагъ, но не сдѣлалъ его!
Неужели я въ отвѣтъ на такую привѣтливость могъ сказать ему, что въ то время онъ мнѣ казался своевольнымъ дворянчикомъ, изъ тѣхъ, отъ которыхъ я всегда, по возможности, сторонился?
Ну, повидимому, у него и теперь не было недостатка въ своеволіи, можетъ быть, онъ оставался и прежнимъ гордымъ дворянчикомъ, но сегодня, по крайней мѣрѣ, этого не было въ немъ видно. Помимо этого -- съ барономъ былъ адвокатъ, говорившій за него еще краснорѣчивѣе его милой привѣтливости. Для меня въ красивыхъ дѣтяхъ есть что-то неотразимое; я готовъ просто обожать каждое хорошенькое дитя, а мальчика красивѣе Ганса я едва-ли когда-либо видѣлъ. Это былъ прелестный, стройный какъ лозинка, высокій шестилѣтній ребенокъ съ большими блестящими свѣтло-карими глазами, съ граціей въ каждомъ быстромъ движеніи, я не могъ дождаться минуты, когда приведу къ Эльфридѣ "мое новое пріобрѣтеніе", и подразумѣвалъ подъ этимъ словомъ не барона, а его сына.
Наконецъ, мы нашли Эльфриду; тутъ мнѣ приходится сознаться въ одной слабости, которой я положительно стыжусь. Когда мы недавно дѣлали визиты, мнѣ и въ голову не приходило задавать себѣ вопросъ: какой-то Эльфрида покажется всѣмъ нашимъ сосѣдямъ? Сегодня же, представляя ей изящнаго барона, я испытующимъ взглядомъ смотрѣлъ ему въ глаза, чтобы подмѣтить, какое впечатлѣніе произвела она на него. Я могъ остаться доволенъ; баронъ былъ пораженъ. Очевидно, фонъ Кардовъ не думалъ, чтобы у простого главнаго лѣсничаго могла быть такая жена; надо сказать, что и Эльфрида сегодня казалась особенно хороша собой; ее можно было принять не за двадцатитрехлѣтнюю женщину, а за семнадцатилѣтнюю дѣвушку. Баронъ говорилъ, что не повѣритъ тому, что у насъ есть четырехлѣтній сынъ, пока не увидитъ его собственными глазами. Когда пришелъ маленькій Бернгардъ съ своей нянюшкой, я обрадовался (второй припадокъ слабости), видя, что сынъ лѣсничаго не теряетъ, стоя рядомъ съ сыномъ барона. Стали сравнивать дѣтей; констатировали разницу лѣтъ, говорили и о томъ, что Гансъ заимствовалъ коричневые глаза отъ матери, а нашъ Бернгардъ -- синіе глаза отъ отца.
Солнце свѣтило ярко, но по временамъ налетали свѣжіе порывы вѣтра и я нашелъ, что для дѣтей слишкомъ холодно на воздухѣ и посовѣтовалъ пройти въ домъ. Эльфрида предложила гостю выпить чашку кофе или чего онъ пожелаетъ. Баронъ поблагодарилъ и отказался отъ всего, кромѣ стакана холодной воды для Ганса, сказавъ, что они еще не обѣдали и въ это время не привыкли пить или ѣсть что-либо. Вскорѣ Кардовъ замѣтилъ, что ему пора домой, не то онъ заслужитъ выговоръ. На прощаніе фонъ-Кардовъ, по порученію баронессы, попросилъ насъ пріѣхать къ нимъ обѣдать завтра въ пять часовъ совсѣмъ "sans gêne" и "en famille". Онъ прибавилъ, что пригласилъ бы и нашего юнаго Бернгарда, но боится возраженій мамы, которая, пожалуй, не согласится везти его вечеромъ.
Всѣ подобные свѣтскіе вопросы -- дѣло женское; Эльфрида прежде такъ рѣшительно отказывалась ѣхать въ Мёлленгофъ, что теперь сама должна была рѣшить, принять-ли намъ приглашеніе или нѣтъ. Съ нѣкоторымъ злорадствомъ услыхалъ я, что она очень но, даже съ удовольствіемъ сказала "да". Баронъ поцѣловалъ ея руку, повторилъ мнѣ, что ему было необыкновенно пріятно возобновить знакомство съ товарищемъ по войнѣ, выразилъ надежду, что и наши дѣти будутъ тоже товарищами, потомъ усадилъ Ганса въ экипажъ, покрылъ его ножки шелковымъ одѣяломъ, сѣлъ рядомъ съ нимъ и они уѣхали.
Итакъ, завтра мы ѣдемъ въ Мёлленгофъ. Мы съ Эльфридой рѣшили, что баронъ очаровательный человѣкъ и что мы не станемъ бояться баронессы, "ужасной гордячки", урожденной графини Древеницъ фонъ-Рюгенъ.
Написавъ это, я остановился среди комнаты; я торжественно прогналъ тотъ призракъ, то предчувствіе бѣды, которою грозило намъ это знакомство. Положа руку на сердце, говорю, что призракъ не вернулся больше, не смотря на то, что настала ночь, время самое благопріятное для привидѣній.
* * *
Я веду мой дневникъ со времени студенчества, но еще никогда мнѣ не доставляло такого удовольствія записывать все, что я дѣлаю, какъ теперь, хотя другія части моей записной книги, напримѣръ, разсказъ о времени войны и объ эпохѣ послѣ войны, были интереснѣе. Повидимому, теперь я менѣе требую отъ жизни. Я иногда упрекаю себя за то, что теряю слишкомъ много времени на просмотръ этихъ листковъ. Но вѣдь безсонница, перешедшая ко мнѣ по наслѣдству отъ матери, съ юныхъ лѣтъ мучаетъ меня и именно безсонница-то заставила меня начать писать дневникъ въ мучительныя ночи; теперь я сплю еще хуже прежняго и мои записки ни у кого не отнимаютъ времени. Кромѣ того, когда-то мнѣ хотѣлось-быть великимъ писателемъ; въ дѣтствѣ и юности я мечталъ сіять въ мірѣ, однако, къ счастью, достаточно рано созналъ истину и сказалъ себѣ: то, что ты считалъ пламенемъ титана -- скромный огонь, предназначенный горѣть не снаружи, а только внутри тебя,-- при тихомъ его сіяніи ты можешь лишь узнать самого себя, всю свою душу, сознаніе и совѣсть.
Смѣю сказать, что я изъ всѣхъ силъ старался выполнить эту задачу и изъ страха самообольщенія цѣнилъ себя, быть можетъ, менѣе, нежели слѣдовало, хотя и то и другое одинаково опасно. Оцѣнить себя по достоинству очень трудно. А между тѣмъ, о чемъ же можно судить правильнѣе, нежели о самомъ себѣ? Я живу собственной жизнью, а не жизнью другого. Я не могу знать внутренней жизни другого; онъ не можетъ видѣть того, что происходитъ во мнѣ. Очень вѣроятно, что я осуждаю себя за то, что онъ прощаетъ мнѣ; прощаю себя тамъ, гдѣ онъ произноситъ надо мной приговоръ, и наоборотъ. Конечно, общество судитъ людей по своему опредѣленному закону, да это и быть не можетъ иначе. Общество называетъ хорошимъ то, что приноситъ ему пользу, осуждаетъ то, что вредитъ ему. Единичныя личности еще борятся противъ его постановленій, но большинство подчиняется имъ. Постановленія же эти вытекаютъ изъ основнаго положенія христіанства: "Не дѣлай другому того, чего не хочешь, чтобы дѣлали тебѣ другіе". Поэтому разумному человѣку не трудно быть правымъ передъ свѣтомъ и большинство оказывается негрѣшнымъ передъ нимъ.
Гораздо труднѣе судить себя, быть справедливымъ къ себѣ. Въ сущности никто не можетъ сказать, что онъ вполнѣ справедливъ относительно себя; однако, каждый долженъ быть своимъ собственнымъ судьей.
Такъ, или почти такъ, выразилъ я свое основное убѣжденіе, говоря съ баронессой; я защищалъ свое мнѣніе, объяснялъ ей всю его справедливость. Сначала она и слушать меня не хотѣла, по ея мнѣнію...
Но, право, мнѣ слѣдуетъ описать по порядку нашъ достопамятвый визитъ въ Мёлленгофъ, вѣдь онъ положительно свѣтлый бликъ въ моей жизни, не слишкомъ-то богатой блескомъ.
Я сказалъ женѣ, что мы должны одѣться какъ на вечеръ, хотя баронъ и приглашалъ насъ отобѣдать запросто "en famille" -- Какъ потомъ оказалось, я былъ правъ и Эльфрида почти съ энтузіазмомъ благодарила меня за мою предусмотрительность; но это не важно.
Когда пробило пять часовъ, мы въѣхали во дворъ замка, обогнули газонную площадку, украшенную довольно высокими пилястрами съ вазами, поднялись на дугообразный, огражденный перилами въѣздъ къ крыльцу и остановились у наряднаго входа въ домъ. Къ намъ вышли слуги въ ливреяхъ, туфляхъ, бѣлыхъ чулкахъ, черныхъ бархатныхъ панталонахъ, желтозеленыхъ жилетахъ и темнокрасныхъ фракахъ.-- Они сняли съ насъ верхнее платье и провели черезъ высокую переднюю, уложенную бархатной дорожкой, въ свѣтлую красивую комнату. Тамъ насъ встрѣтили баронъ и баронесса.
Въ эту-то минуту Эльфрида поняла, что я былъ правъ относительно туалета, а я понялъ нѣчто другое болѣе интересное, а именно: что никогда не видалъ женщины красивѣе баронессы. Не стоитъ даже и стараться описать ея красоту. Большіе, темные, блестящіе глаза миндальной формы, изъ-синя черные, слегка волнующіеся волосы, чистыя классически-прекрасныя черты привѣтливаго лица, стройная фигура, грація каждаго движенія -- вѣдь это только слова, слова, дѣтскій лепетъ о чемъ-то, чего высказать нельзя. Даже кистью и красками нельзя воспроизвести подобной красоты, только одна музыка могла бы выразить ее. А звукъ всякаго низкаго голоса баронессы -- это тоже дивная музыка!
Мой восторгъ можетъ показаться подозрительнымъ, но только показаться. Я спокоенъ: къ моему восхищенію прелестной женщиной не примѣшивается и тѣни того, что называется влюбленностью. Хотя во мнѣ живетъ потребность любить, но я не могу влюбиться въ нее, такъ какъ не способенъ чувствовать любовь безъ отвѣта, любовь, девизомъ которой служитъ: что тебѣ въ томъ, что я тебя люблю? и признаю только чувство, основанное на сердечной гармоніи, на духовномъ сродствѣ. Между мной же и баронессой рѣшительно нѣтъ ничего общаго, насъ могла бы тянуть другъ къ другу одна сила противуположности. Мнѣ представляется, что баронесса и я дѣйствительно двѣ полныя противоположности: она -- аристократка отъ завитка ея темныхъ волосъ до подошвы узенькой, хорошенькой ножки; въ императорѣ баронесса можетъ видѣть равнаго себѣ! Я же отдаю Кесарю Кесарево -- и въ моихъ жилахъ нѣтъ ни одной капли недемократической крови. Мы такъ далеки другъ отъ друга, такъ чужды одинъ другому, что я могу ее изучать вполнѣ объективно и спокойно, какъ чудесное произведеніе природы, къ которому у меня нѣтъ никакого отношенія. Ее изучать тѣмъ легче, что она откровенна, я сказалъ бы, какъ дитя, если бы не зналъ, что эта откровенность вытекаетъ изъ одного ея твердаго убѣжденія, а именно: она убѣждена, что аристократы (баронесса далеко не причисляетъ къ ихъ классу всѣхъ людей, которые ставятъ передъ своимъ именемъ фонъ) -- отдѣльная раса, которая такъ же сильно отличается отъ людей незнатныхъ, какъ вообще одна порода отличается отъ другой. Она не считаетъ это несправедливостью природы или исторіи, а просто смотритъ на такое различіе, какъ на существующій фактъ естественной исторіи. Много подобныхъ вещей -- говорила она; я не могу ихъ назвать прямо умными, но онѣ доказываютъ, что эта женщина думаетъ независимо и самостоятельно.
Только въ одномъ пунктѣ я заставилъ ее согласиться со мною, хотя и то условно, а именно: когда я доказывалъ, что въ высшемъ смыслѣ человѣкъ можетъ признать своимъ судьей только себя самого, она согласилась со мной, но прибавила, что умѣть судить себя справедливо -- таинственная наука, постигнутая очень немногими избранными.
-- Да, баронесса,-- сказалъ я,-- немногими, и они-то составляютъ аристократію болѣе избранную, нежели та, о которой мы говорили недавно.
Это было смѣло; она посмотрѣла на меня точно королева на своего вассала, позволившаго себѣ дерзость, но ничего не отвѣтила.
* * *
Мой начальникъ, оберфорстмейстеръ, два дня прожилъ у насъ въ домѣ. Какъ я и ожидалъ послѣ нашей первой встрѣчи съ нимъ, онъ оказался человѣкомъ, достойнымъ глубокаго уваженія. Не знаю, часто-ли онъ бываетъ въ церкви, во всякомъ случаѣ, лучшаго христіанина, я думаю, трудно найти. Ему уже около шестидесяти лѣтъ, но у него простая, честная, дѣтски-добрая душа и въ то же время онъ такъ ученъ, что могъ бы поспорить съ цѣлой академіей. Онъ не практикъ. Занимая высокое мѣсто и говоря съ подчиненнымъ, форстмейстеръ, конечно, не можетъ откровенно высказать этого; однако, онъ съ прелестнымъ юморомъ при случаѣ даетъ понять, что хорошо знаетъ свою слабость. У него есть и другая слабость; онъ ее тоже отлично знаетъ и трогательно жалуется на нее, видя ея дурныя послѣдствія. Напримѣръ: мы ѣхали по лѣсу, въ которомъ повсюду остались ясные слѣды долгаго, дурного управленія моего предшественника. Славный старикъ часто качалъ своей сѣдѣющей головой, вздыхалъ и вслухъ шепталъ: "Да, да, все оттого!" и т. д., наконецъ, при видѣ ужь черезчуръ очевиднаго опустошенія, онъ повернулся ко мнѣ на сидѣнье и сказалъ дрожащимъ голосомъ: "Это возмутительно! Мнѣ слѣдовало давно, давно удалить его. Я долженъ, обязанъ былъ сдѣлать это. Но, милый Бушъ, поставьте себя на мое мѣсто. Я зналъ, что если онъ потеряетъ это мѣсто, то погибнетъ вмѣстѣ съ своей семьей. Его мнѣ не было жаль, онъ страшно пилъ и былъ тѣмъ -- чѣмъ не всегда бываютъ пьяницы -- прямо дурнымъ человѣкомъ; отличался грубостью, упрямствомъ, мстительностью, но его бѣдная, добрая жена? Она чуть не до смерти тосковала и разучившимися плакать глазами смотрѣла въ темное будущее; а шестеро несчастныхъ, невинныхъ дѣтей, изъ которыхъ старшей маленькой бѣлокурой дѣвочкѣ было четырнадцать лѣтъ! Молите Бога, другъ мой, чтобы Онъ никогда не поставилъ васъ въ ужасное положеніе приносить состраданіе въ жертву долгу".
И у добряка слезы выступили на глазахъ. Я, молча, пожалъ ему руку и охотно поцѣловалъ бы ее.
Конечно, я не могъ поцѣловать его руки; но я могу сдѣлать другое: я могу употребить всѣ силы и снова поставить на мѣсто повозку, выбитую изъ колеи, и доказать доброму старику, что его доброта не причинила непоправимаго вреда. Это я могу сдѣлать и сдѣлаю.
* * *
Баронъ и баронесса оффиціально отдали намъ нашъ визитъ и пріѣхали посмотрѣть на нашъ скромный домъ, составляющій такой странный контрастъ съ ихъ замкомъ. У нихъ вестибюль, вымощенный мраморомъ, раззолоченныя комнаты, портретный залъ, на стѣнахъ котораго можно видѣть всѣ костюмы, носившіеся въ Германіи въ теченіе четырехъ столѣтій; бальная зала размѣрами въ цѣлую церковь, библіотека, въ которой могли бы работать двадцать ученыхъ, не мѣшая другъ другу; конечно, у насъ никогда не будетъ и тѣни подобной роскоши, однако, еще до конца лѣта, благодаря добротѣ нашего милаго оберъ-форстмейстера, я надѣюсь, наша хижина станетъ болѣе достойна принимать такихъ важныхъ гостей.
Мы снова были въ Мёлленгофѣ, на этотъ разъ до обѣда и съ нашимъ Бернгардомъ; онъ велъ себя прелестно и не терялъ рядомъ съ молодымъ барономъ, а это кое-что значитъ. Жалко, что между дѣтьми такая большая разница лѣтъ -- два года. Они могли бы стать товарищами.
Лучшими товарищами, чѣмъ мы съ барономъ, хотя фонъ-Кардовъ осыпаетъ меня любезностями; я даже иногда желаю, чтобы онъ былъ не такъ любезенъ. Я не могу играть комедіи и выражать чувства, которыхъ нѣтъ въ моемъ сердцѣ. А въ сердцѣ у меня нѣтъ дружескаго расположенія къ человѣку, отъ котораго что-то заставляетъ меня сторониться. Мнѣ стыдно назвать инстинктомъ это нерасположеніе къ нему, между тѣмъ объяснить его разумной причиной я не могу. Если подумать хорошенько, не зависть, а сожалѣніе должно просыпаться въ умѣ при взглядѣ на тѣхъ несчастныхъ, которыхъ съ дѣтства балуетъ судьба, которые считаютъ весь міръ цвѣтущимъ лугомъ, предназначеннымъ для того, чтобы они порхали по немъ какъ бабочки. Бабочкамъ и пристало порхать; только вѣдь онѣ совсѣмъ не такъ безвредны, какъ кажется съ виду. Мы, лѣсничіе, это хорошо знаемъ.
Какъ бы тамъ ни было, я не вѣрю спокойствію этой водяной поверхности; въ ней много такихъ мѣстъ, въ которыхъ можно видѣть вплоть до самаго дна; но нѣтъ-ли между свѣтлыми мѣстами или позади нихъ глубокихъ, темныхъ омутовъ, въ которыхъ гнѣздятся чудовища?
Одно, по моему, вѣрно: этотъ легкомысленный человѣкъ, стремящійся къ наслажденію (если онъ даже не хуже этого опредѣленія) не достоинъ такой жены, такого сына и это несоотвѣтствіе оскорбляетъ мое нравственное чувство и чувство прекраснаго. Храмъ Венеры Ураніи -- который сторожитъ женщина.
* * *
Опять мы съ Эльфридой долго спорили объ обитателяхъ Мёлленгофа. Мы никакъ не можемъ поладить съ нею въ этомъ отношеніи и съ каждымъ днемъ наши мнѣнія расходятся все больше и больше. Что она не находитъ баронессу Елену (какъ идетъ къ ней это имя!) такой красивой, "далеко, далеко не такой красавицей", какъ я нахожу ее, это еще понятно; мы, мужчины, ищемъ и видимъ въ женщинахъ совсѣмъ иное, чѣмъ сами онѣ другъ въ другѣ и vice versa; но моя жена называетъ баронессу холодной, высокомѣрной, скупой, словомъ, очень непріятной особой. Пусть я не думаю, чтобы она сошлась съ баронессой, какъ, повидимому, мнѣ этого хочется! Ужь одна разница въ общественномъ и денежномъ положеніи помѣшаетъ имъ подружиться! Всегда тяжело пользоваться гостепріимствомъ, на которое не можешь отвѣтить; можетъ быть, мужчины не чувствуютъ этого, но женщинамъ это крайне непріятно. Впрочемъ, баронесса, вѣроятно, сама считаетъ, что равный долженъ водиться съ равнымъ, иначе Эльфрида не понимаетъ почему, по увѣренію фрау Моенъ, фрау Кардовъ никогда не переступаетъ порога недворянскихъ домовъ.
-- Однако, она вошла въ нашъ домъ; а, несмотря на мсе званіе и желѣзный крестъ первой степени, я -- vilain et très vilain".
-- Пожалуйста! ты, слава Богу, изъ очень уважаемаго семейства.
-- А ты -- дочь совѣтника юстиціи.
-- Удивительно много это въ глазахъ баронессы!
-- Во всякомъ случаѣ, она очень лестно отзывалась о тебѣ.
-- Чтобы польстить тебѣ.
-- Это на нее не похоже; и потомъ изъ-за чего ей мнѣ льстить?
-- Чтобы услыхать и отъ тебя любезность.
-- Относительно логики барона?
-- Ты очень несправедливъ къ нему.
-- А ты къ ней.
Когда обмѣнъ мнѣній доходитъ до такой точки, мудрая Аѳина шепчетъ разумному человѣку: "отступи, старина". Я дѣйствительно отступилъ, замѣтивъ, что не очень охотно возобновилъ знакомство съ барономъ, но изъ всѣхъ силъ постараюсь справедливо отнестись къ его хорошимъ сторонамъ, такъ какъ онѣ, конечно, есть у него.
* * *
Безъ сомнѣнія, у барона есть хорошія качества. Міръ кишитъ калибанами и клоунами, а потому всегда пріятно видѣть человѣка, который все дѣлаетъ такъ граціозно, точно Аріель помогаетъ ему.
Фрицъ Кардовъ можетъ быть очарователенъ, когда захочетъ, а очевидно, ему хочется нравиться намъ. Онъ осыпаетъ насъ любезностями. Со мной онъ сталъ на такую товарищескую ногу, точно мы не восемь дней, а восемь лѣтъ сражались съ нимъ рука объ руку, спали въ одной палаткѣ и пили изъ одной кружки. Услыхавъ, что Эльфрида любитъ цвѣты, баронъ теперь каждый день присылаетъ ей чудные букеты изъ своихъ оранжерей. Въ понедѣльникъ онъ встрѣтилъ у насъ доктора Барта и услыхалъ отъ него, что Бернгарда все еще необходимо очень беречь, что ему нужно быть какъ можно больше на свѣжемъ воздухѣ, но не утомляться. Сегодня баронъ прислалъ намъ прелестную колясочку, запряженную послушнымъ козликомъ. У здороваго Ганса есть экипажъ и пони, необходимо, чтобы и у Бернгарда была колясочка, такъ какъ носить его нельзя, онъ ужь великъ, а долго бѣгать ему вредно.
"Кто тутъ могъ бы устоять?" какъ поется въ домъ-Жуанѣ.
Я не могъ устоять, такое вниманіе просто обезоружило меня. Какъ бы ни была малопримѣрна жизнь этого человѣка, въ немъ сохранилось много природной теплоты. И, Боже Ты мой, вѣдь мы всѣ грѣшимъ! Кто посмѣетъ бросить первый камень въ своего брата. Нѣтъ, нѣтъ! Онъ такъ ласково отнесся ко мнѣ, что и я отвѣчу ему тѣмъ же. Конечно, я никогда не буду въ состояніи отплатить ему за его царскую щедрость, но вѣдь когда мощный левъ запутался въ сѣтяхъ, его освободилъ не другой левъ, а бѣдная маленькая мышка. Конечно, я соглашусь скорѣе остаться его должникомъ, нежели видѣть, что онъ попалъ въ непріятное положеніе льва этой басни.
* * *
Теперь всѣ сосѣди отдали намъ визиты. Графъ и графиня Грибенъ тоже завезли намъ свои карточки; конечно, этимъ обмѣномъ вѣжливости и кончится; по крайней мѣрѣ, продолженія знакомства съ ними не предвидится. Вообще, дѣлая визиты, я надѣялся на лучшіе результаты: г-нъ Шпехтъ изъ Кацнова, съ своимъ лисьимъ лицомъ и навязчивой болтливостью страшно не нравится мнѣ; мрачные Лахмунды проигрываютъ при ближайшемъ знакомствѣ; остальные визиты, напримѣръ, къ пастору Шмиту, тоже не очень обрадовали насъ. Г-нъ Моенъ изъ Брандсгагена, добрый малый, но вѣдь Лессингъ говоритъ: "можно придти въ отчаяніе, если, кромѣ этого, нечего больше сказать о человѣкѣ". Потомъ его вѣчный припѣвъ: "выпейте, г-нъ главный лѣсничій" c'est plus fort que moi. Не хочу я казаться черезчуръ щепетильнымъ человѣкомъ, не хочу и отнимать у Эльфриды удовольствія видаться съ фрау Моенъ (она, дѣйствительно, во всѣхъ отношеніяхъ превосходная женщина и я ее очень уважаю), а потому мы будемъ видаться съ Моенами. Моя жена въ короткое время подружилась съ фрау Моенъ и это меня очень утѣшаетъ, такъ какъ теперь нечего мнѣ бояться грозившаго намъ одиночества, которое было бы вдвойнѣ опасно для спокойствія нашей жизни.
У меня есть еще сосѣдъ. Лѣсникъ Айсбергъ обратилъ мое вниманіе на него, но не по очень-то пріятному поводу. Я говорю о Стефанѣ Рикѣ, который владѣетъ харчевней по названію "Лѣсная Лавочка". Она стоитъ на перекресткѣ лѣсной дороги, проходящей черезъ мой округъ съ запада на востокъ -- и шоссе, ведущаго въ Гримъ и соединяющагося съ большимъ сундинскимъ шоссе. Мой лѣсъ прежде былъ леннымъ имѣніемъ одного шведскаго графскаго рода Бранеръ; но въ концѣ прошедшаго столѣтія, какъ выморочное имущество, отошелъ въ казну; когда провинція стала владѣніемъ Пруссіи, лѣсъ причислили къ нашему фиску. Кажется, Рики владѣли "Лѣсной Лавочкой" на основаніи чего-то вродѣ наслѣдственно передававшейся аренды, съ очень выгодными для нихъ привиллегіями. Владѣльцы "Лѣсной Лавочки" потеряли возможность пользоваться этими преимуществами съ тѣхъ поръ, какъ отецъ теперешняго Рика проигралъ процессъ съ нашимъ вѣдомствомъ. Между прочимъ, въ силу прежнихъ привиллегій они имѣли право ежегодно убивать въ лѣсу у каждаго хозяина дюжину сернъ.
Какъ говоритъ Айсбергъ, эта кошка и теперь не хочетъ отказаться отъ мышей и множество дичи, не занесенной въ наши списки, ежегодно исчезаетъ въ кухнѣ Рика. Не смотря на всѣ старанія, сторожамъ не удалось поймать кошку in flagranti, но, къ сожалѣнію, сомнѣваться въ его поступкахъ трудно.
Домъ Рика стоитъ очень удобно для этой цѣли. Его фасадъ выходитъ на шоссе; изъ верхняго этажа дома можно видѣть очень далеко; дворъ же, садъ и службы глубоко вдаются въ лѣсъ, такъ что болѣе удобнаго мѣстоположеніи для браконьеровъ и желать нельзя.
По словамъ Айсберга о "Лѣсной Лавочкѣ" и ея хозяинѣ ходятъ дурные слухи. Лѣсникъ разсказалъ мнѣ, что Рикъ ловкій парень, который привлекаетъ къ себѣ посѣтителей веселымъ нравомъ и смѣшными выходками, что среди завсегдатаевъ харчевни Рика есть много людей довольно значительныхъ; что зажиточные купцы изъ сосѣднихъ городовъ, арендаторы и окрестные землевладѣльцы, словомъ, всѣ, кто любитъ хорошее вино и карточную игру, частенько заглядываютъ въ "Лѣсную Лавочку". По словамъ Айсберга, игра ведется въ отдѣльной задней комнатѣ, въ которую постороннимъ нѣтъ доступа; вмѣстѣ съ Рикомъ въ "Лѣсной Лавочкѣ" хозяйничаетъ его единственная дочь, извѣстная въ округѣ подъ именемъ рыжей Маріи (и если я понялъ топкій намекъ моего лѣсника), пользующаяся далеко не доброй славой.
Изъ всего этого меня, конечно, интересуютъ только наслѣдственныя отношенія Рика къ дачѣ государственнаго лѣса. Конечно, не нужда выгоняетъ его изъ дому рано утромъ съ ружьемъ на плечѣ, какъ другихъ бѣдняковъ. Тѣмъ меньше у меня причины щадить его. Во всякомъ случаѣ придется отправиться на развѣдки. Послѣ завтра мнѣ представляется случай познакомиться съ "Лѣсной Лавочкой" и ея хозяиномъ. Г-нъ Рикъ ежегодно созываетъ всѣхъ сосѣдей на весеннюю стрѣльбу въ цѣль. Я тоже получилъ отъ него приглашеніе. Стрѣльбище будетъ устроено подлѣ его усадьбы, близь опушки лѣса, на его землѣ. Поѣду, посмотрю, не позабылъ-ли я свое прежнее искусство.
Сегодня опять мы были приглашены на обѣдъ въ Мёлленгофъ, на этотъ разъ не такой парадный, меня настойчиво просили явиться въ сюртукѣ.
Мнѣ кажется, я сдѣлалъ сегодня одно очень печальное открытіе, если оно, какъ я боюсь, дѣйствительно подтвердится, я объясню себѣ многое изъ того, что уже раньше подмѣтилъ: напримѣръ, слѣды меланхоліи въ свѣтломъ здоровомъ существѣ баронессы,-- непріятное безпокойство и нервность барона. Ихъ бракъ -- несчастный бракъ. Еще прежде нѣсколько разъ Кардовъ при мнѣ говорилъ о супружеской жизни съ легкомысліемъ, доходившимъ до цинизма, однако, тогда я не обращалъ особеннаго вниманія на его слова, такъ какъ считалъ ихъ просто шутками дурного тона, слѣдствіемъ воспоминаній о безпорядочно проведенной молодости. Помнится, еще на форпостахъ передъ Парижемъ онъ угощалъ меня разговорами подобнаго рода.
Сегодня же меня поразило, какъ холодно вѣжливо Кардовы говорятъ другъ съ другомъ. Такое ледяное обращеніе невозможно принять за обыкновенную аристократическую сдержанность въ присутствіи чужихъ. Нѣтъ, въ баронѣ и баронессѣ проглядываетъ взаимное нерасположеніе, доходящее до ненависти и мнѣ кажется, что они съ трудомъ скрываютъ свои чувства. Я видѣлъ очень отчетливо, какъ при одномъ замѣчаніи жены все закипѣло въ фонъ-Кардовѣ и онъ едва удержалъ рѣзкость, которая готова была сорваться съ его губъ, замѣтилъ я не менѣе ясно, что, слушая необдуманныя мнѣнія барона, фрау фонъ-Кардовъ усмѣхнулась очень презрительно и насмѣшливое выраженіе страннымъ образомъ измѣнило всѣ ея черты.
Только почему это случилось? Фрау Моенъ сказала Эльфридѣ, что графиня Елена Дренвицъ была страшно бѣдна, но такія гордыя, благородныя существа, какъ баронесса, не продаютъ себя за золото и богатство. Значитъ, она его любила, конечно, онъ былъ человѣкомъ въ высшей степени опаснымъ для дѣвическаго сердца. У супруговъ родился прелестный ребенокъ, мальчикъ. Значитъ, по человѣческимъ понятіямъ все хорошо, даже владѣніе майоратомъ обезпечено. Что же случилось? Что разорвало связь, которую, казалось, всѣ боги и всѣ богини должны были благословить.
Несходство мыслей хуже всего, сказалъ Акимъ Арнимскій, и я согласенъ съ нимъ и увѣренъ, что мысли барона и баронессы расходится далеко, далеко. Она идеалистка даже въ своемъ чрезмѣрномъ поклоненіи благородству происхожденія и въ другихъ вопросахъ, непонятныхъ для свободомыслящаго человѣка, да, она не могла бы такъ крѣпко держаться за своего конька, если бы не была идеалисткой. Баронъ, хотя и скрываетъ это, тоже очень гордится аристократизмомъ, но его гордость обыкновенное высокомѣріе, къ которому не примѣшивается благородныхъ стремленій и сознанія обязанностей, возлагаемыхъ на человѣка высокаго званія. Она-бы только презрительно улыбалась въ отвѣтъ на вопросы своего судьи, можетъ быть, и онъ не молилъ бы о помилованіи, за то, съ цѣлью сократить скуку послѣднихъ часовъ, сѣлъ бы играть въ пикетъ съ своимъ палачемъ.
Вижу, что такимъ путемъ мнѣ не разрѣшить загадки.-- Когда мысли и чувства людей расходятся, то люди эти становятся равнодушны другъ къ другу, а не начинаютъ ненавидѣть другъ друга. Дальнѣйшія свѣдѣнія о баронѣ (конечно, фрау Моенъ по секрету сообщила ихъ моей женѣ) не помогли мнѣ напасть на нить къ разгадкѣ. Не смотря на большое состояніе, у барона такіе большіе долги, что кредиторы наложили запрещеніе на доходы съ майората; впрочемъ, часть долговъ передалъ ему его буйный отецъ; главное же ихъ количество надѣлалъ самъ Фрицъ Кардовъ, благодаря своей страсти къ игрѣ. Вообще въ округѣ много завзятыхъ игроковъ,
Я вспомнилъ при этомъ то, что Айсбергъ говорилъ про "Лѣсную Лавочку" и мнѣ стало тяжело слушать Эльфриду; я перевелъ разговоръ на другую тему.
Свѣдѣнія, данныя фрау Эмиліей, ничего не доказываютъ, конечно, самыя большія состоянія таютъ, наконецъ, попавъ въ когти демона игры, но я никогда не повѣрю, чтобы знатный человѣкъ разстроилъ свое состояніе, играя съ здѣшними мелкими людишками. Вѣдь въ Берлинъ, даже въ Парижъ недолго съѣздить, а какъ слышно, баронъ путешествуетъ каждый годъ.
Предположимъ худшее: онъ игрокъ и разстроилъ свое большое состояніе. Вслѣдствіе этого разстроилось и его семейное счастье.
Однако, послѣднее предположеніе нельзя считать вѣрнымъ, во всякомъ случаѣ, оно не составляетъ необходимаго слѣдствія двухъ первыхъ. Можетъ быть, я слишкомъ высоко ставлю баронессу, но пока мнѣ не представятъ непреложныхъ доказательствъ, я никогда не повѣрю, чтобы сердце этой женщины могло измѣниться изъ-за страха потерять состояніе, впасть въ денежныя затрудненія, словомъ, изъ-за какой-нибудь матеріальной причины. Если она отвернулась отъ своего мужа, то сдѣлано это по иному поводу.
Въ этомъ я увѣренъ.
А между тѣмъ я бы много далъ, чтобы ошибиться и принять за тяжелое грозовое облако легкій паръ, поднявшійся послѣ знойнаго дня, и паръ, ставшій облакомъ, которое къ вечеру обратится въ тихій дождь. Если бы на утро вышло, яркое солнце!