Аннотация: An der Heilquelle. Перевод Александры Веселовской. Тескт издания: журнал "Русская Мысль", NoNo 11-12, 1885.
У ЦѢЛЕБНАГО ИСТОЧНИКА.
(AN DER HEILQUELLE).
Романъ Фридриха Шпильгагена.
Глава I.
Въ одинъ изъ послѣднихъ дней сентября, вскорѣ послѣ полудня, изъ главныхъ дверей hôtel d'Angleterre въ Баденъ-Баденѣ вышла на свою обычную прогулку молодая дама. Съ минуту постояла она въ нерѣшительности, взглянула на безоблачное небо, застегнула верхнюю пуговицу перчатки и распустила зонтикъ. Старый портье, опиравшійся о притолку, быстро выпрямился, увидавъ молодую даму, и подошелъ къ ней, почтительно кланяясь.
-- Надѣюсь, что вы довольны комнатами, которыя приготовлены для вашихъ гостей?-- спросилъ онъ.
-- Благодарю,-- отвѣчала молодая дама,-- ничего лучшаго мы съ мамашей не могли бы желать.
-- Устроить это было не легко,-- продолжалъ портье,-- мы получили сегодня еще шесть новыхъ требованій; придется отказаться отъ трехъ.
-- Тѣмъ болѣе благодарна я вамъ.
-- Не стоитъ,-- вѣжливо отвѣчалъ старикъ.-- Завтра очистится въ томъ же этажѣ еще одна комната, правда, на дворъ, но все же вамъ не нужно будетъ тогда всходить четыре лѣстницы и...
-- Нѣтъ, нѣтъ;-- поспѣшно отвѣчала молодая дама,-- благодарю; мнѣ нравится наверху, очень нравится... Поѣздъ приходитъ въ пять, не такъ ли?
-- Въ десять минутъ шестаго; теперь половина четвертаго.
-- Въ такомъ случаѣ мнѣ надо спѣшить.
Молодая дама ласково кивнула портье и пошла по направленію къ мосту. Старикъ почесалъ свою сѣдую голову, прежде чѣмъ надѣть фуражку.
-- А вы опять любезничаете?-- сказалъ оберкельнеръ, наблюдавшій изъ сѣней за этой маленькой сценой.
-- Молчите,-- ворчливо отвѣчалъ старикъ.
-- Что-жь, она очень мила, хотя хорошенькою ее не назовешь. Желалъ бы я только знать, почему она во что бы то ни стало хочетъ оставаться подъ чердакомъ, хотя я уже четыре раза предлагалъ ей другую комнату.
Высокій англичанинъ, всходившій по лѣстницѣ, ведя даму подъ руку, внезапно остановился, мигнулъ своей спутницѣ въ сторону молодой дѣвушки и, обратившись къ оберкельнеру, спросилъ по-англійски:
-- Кто эта особа?
Жанъ поторопился разсказать мистеру Дугласу, что это фрейлейнъ Кора фонъ-Рембергъ и что она уже три недѣли живетъ въ гостиницѣ съ своею матерью, генеральшею фонъ-Рембергъ. Онѣ ждутъ черезъ часъ пріѣзда родственниковъ, барона Оссекъ-Оссекена съ супругою, дочерью генеральши.
-- Благодарю,-- отвѣчалъ англичанинъ.
Пока говорилъ Жанъ, онъ не спускалъ глазъ съ удалявшейся дѣвушки, которая, миновавъ мостъ, повернула влѣво къ Про, менадѣ и исчезла въ чащѣ.
-- Well?-- обратился онъ къ своей спутницѣ.
-- Very ladylice,-- отвѣчала она.
-- She is a lady,-- выразительно произнесъ англичанинъ.
Красивое, кроткое лицо дамы на мгновенье затуманилось, но она ничего не отвѣчала и молча шла рядомъ съ своимъ спутникомъ по лѣстницѣ.
Тѣмъ временемъ Кора, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ по Лихтентальской аллеѣ, повернула назадъ и пошла между магазинами кургартена и театромъ. Променада была въ этотъ день еще оживленнѣе обыкновеннаго, а Кора, болѣе чѣмъ когда-либо, нуждалась въ одиночествѣ. Она знала, что найдетъ его въ прекрасной боковой улицѣ, и медленно пошла, между роскошными виллами, съ одной стороны, и грандіозными аллеями Променады -- съ другой. Здѣсь никого не было видно. Теперь она могла бы живо представить себѣ близкую сцену свиданія, подумать 6 томъ, какъ при совмѣстномъ житьѣ сложатся обстоятельства для людей, въ нихъ заинтересованныхъ; но ясные образы, опредѣленныя мысли не давались ей, пока она шла, склонивъ голову; наконецъ, утомленная тщетными усиліями, іона остановила затуманенный взоръ на виллѣ, бѣлѣвшей между мрачными соснами. Внезапно дѣвушка вздрогнула. На балконѣ появилась молодая дама съ крошечнымъ ребенкомъ на рукахъ и принялась медленно ходить взадъ и впередъ. Въ дверяхъ показался мужчина и прислонился къ косяку; дама остановилась передъ нимъ; онъ наклонялся взадъ и впередъ, такъ что ребенокъ, вмѣсто того, чтобы вцѣпиться ему въ бороду, ловилъ ручонками только воздухъ. Веселые возгласы доносились до одинокой зрительницы. Она быстро отвернулась и продолжала путь, досадливо сдерживая слезы.
"Не стыдно ли!-- думала она.-- Такъ вотъ твердость духа, въ которой ты клялась самой себѣ, спокойствіе, столь необходимое для того, чтобы любимые люди не узнали твоей тайны... Но она уже не твоя. Ты подѣлилась ею съ другимъ. Правда, онъ открылъ тебѣ взамѣнъ и свою собственную. Но, что будетъ, если ты увидишь подобное счастье ужь не у чужихъ людей, а у нихъ самихъ, будешь ежедневно имѣть передъ (лазами благополучіе?"
Она дошла до конца улицы. Влѣво каменныя ступени вели въ обширный садъ рядомъ съ Променадою. Здѣсь также бывало оживлено въ этомъ часъ, но не такъ, какъ на самой Променадѣ. Дѣвушка спустилась по лѣстницѣ. Короткая прогулка очень изнурила ее и она охотно присѣла бы на минуту. Но немногія скамейки, попадавшіяся ей, были заняты няньками съ дѣтьми; она надѣялась, что господинъ, который шелъ ей на встрѣчу, пройдетъ мимо единственной, замѣченной ею пустой скамьи. Но вышло не такъ. Пока она была еще далеко, господинъ уже сѣлъ, снялъ шляпу, вытеръ платкомъ лобъ и спокойно глядѣлъ передъ собою, не обращая вниманія на приближавшуюся дѣвушку.
Острое, полу радостное, полуиспуганное чувство заставило Кору вздрогнуть; голова, наклоненная между широкими плечами, густые, блестящіе, темные волосы, большой бѣлый лобъ, короткая бородка,-- это, навѣрное, профессоръ Эшебургъ.
Погруженный въ мысли, онъ, вѣроятно, не поднялъ бы головы; взглянулъ онъ только тогда, когда дѣвушка окликнула его. Онъ вскочилъ, протянулъ ей обѣ руки, изъ которыхъ выпала шляпа и платокъ; радость засіяла въ его черныхъ глазахъ и ласковая улыбка поразительно украсила его неправильныя черты.
-- Вы здѣсь, фрейлейнъ Кора? Вѣрить ли мнѣ своимъ глазамъ? Какъ попали вы сюда?
Онъ схватилъ ея руки и крѣпко сжималъ ихъ. Потомъ выпустилъ ихъ, чтобы поднять шляпу и платокъ, и они усѣлись на скамью. Онъ все еще глядѣлъ на дѣвушку и передъ блескомъ его глазъ она потуплялась, точно виноватая.
-- Скажите же мнѣ, какъ попали вы сюда?-- повторилъ онъ.-- Я полагалъ, что вы уже въ Берлинѣ, или, по крайней, мѣрѣ все еще въ Гаштейнѣ; но здѣсь? Я, вѣдь, говорилъ вамъ, что чѣмъ дольше вы останетесь въ Гаштейнѣ, тѣмъ лучше.
-- Но мы вовсе и не были тамъ.
-- Вотъ какъ!-- воскликнулъ профессоръ.
-- И въ Карлсбадѣ не были.
Съ минуту лицо его было очень серьезно, почти мрачно, но, увидѣвъ замѣшательство дѣвушки, онъ звонко засмѣялся, потомъ тотчасъ же снова сдѣлался серьезнымъ.
-- Ну, фрейлейнъ Кора, не бѣда! Мы, вѣдь, ужь привыкли къ тому, что съ той стороны противодѣйствуютъ нашимъ лучшимъ намѣреніямъ, противъ этого безсильны вы, какъ дочь, а я, какъ другъ и домашній врачъ, Я желалъ бы только, чтобы непослушаніе не имѣло дурныхъ послѣдствій. Вы все время были здѣсь?
-- Нѣтъ, мы провели четыре недѣли въ Киссингенѣ.
-- Ай, ай, ай!
-- Мамашѣ отъ этого сдѣлалось очень дурно.
-- Еще бы!
-- Здѣсь ей стало гораздо лучше.
-- Ну, и отлично. Дай Богъ, чтобы источникъ оказался цѣлебнымъ для вашей матери и для васъ также. Признаюсь, однако, что мнѣ вовсе не нравится ваше лицо.
-- Мнѣ* хорошо,-- нетвердымъ голосомъ отвѣчала Кора.-- Мнѣ всегда хорошо.-- Потомъ, очевидно, съ тѣмъ, чтобы дать разговору другое направленіе, она торопливо продолжала:-- Но я все еще не знаю, какъ вы-то попали въ Баденъ. Вы, вѣдь, хотѣли провести вакаціонное время въ своей милой Швейцаріи, а оттуда ѣхать прямо домой?
-- Холера разстроила мои планы,-- отвѣчалъ профессоръ.-- Когда я былъ въ Женевѣ, я не могъ устоять противъ искушенія посѣтить Марсель и Неаполь. Лавры Коха не давали мнѣ спать. Къ сожалѣнію онъ на нашу долю почти ничего уже не оставилъ.
-- Къ сожалѣнію?
-- Ну, да. Развѣ вы не предполагаете во мнѣ честолюбія? Не думаете, что мнѣ досадно, когда другой человѣкъ гораздо раньше меня и самымъ правильнымъ путемъ достигаетъ той цѣли, къ которой я такъ страстно стремился?
-- Нѣтъ, не думаю; я считаю васъ безкорыстнымъ человѣкомъ.
-- Я испортился отъ разлуки съ вами. Вы должны опять приняться за меня,-- весело отвѣчалъ Эшебургъ.-- Я благословляю случай, направившій меня изъ Страсбурга, гдѣ я былъ въ послѣднее время, сюда, такъ, безъ всякой цѣли. Но, какъ извѣстно, самое лучшее въ жизни всегда добывается именно такимъ образомъ.
Онъ сказалъ это вполнѣ искренно и ожидалъ отъ Коры одобрительной улыбки. Его немного удивило, что дѣвушка не отвѣчала ни слова и полу разсѣянно, полу озабоченно продолжала глядѣть передъ собою, неподвижно держа въ рукахъ зонтикъ, которымъ играла до той поры.
-- Васъ что-то безпокоитъ,-- сказалъ онъ послѣ короткаго молчанія.-- Не подѣлитесь ли вы этимъ со мною? Вѣдь, у насъ прежде не было тайнъ другъ для друга.
Она глубоко вздохнула. Потомъ,-- какъ бы принявъ тяжелое рѣшеніе, обернулась къ нему и, глядя ему прямо въ глаза, чуть слышно и торопливо произнесла:
-- Гильда и Адальбертъ пріѣдутъ съ слѣдующимъ поѣздомъ.
-- А!
Онъ приподнялся со скамьи, но тотчасъ же опять сѣлъ и опустилъ глаза съ напряженнымъ, почти мрачнымъ выраженіемъ.
-- Безъ всякой цѣли...-- повторилъ онъ шепотомъ.-- Этой встрѣчи я, конечно, всего менѣе ожидалъ или желалъ. Слава Богу, никто, кромѣ васъ, еще не видалъ меня, и вы однѣ будете знать, почему я исчезну такъ же безслѣдно, какъ и пріѣхалъ.
-- А я?
Густая краска разлилась по его загорѣлымъ щекамъ.
-- Вы правы,-- сказалъ онъ,-- простите. Я былъ бы трусомъ, еслибъ бѣжалъ, когда вы должны оставаться. Я надѣялся, что пройдутъ годы и рана заживетъ. Только у такихъ людей, какъ мы съ вами, раны туго закиваютъ, быть можетъ, никогда не залечатся. А все же вы оравы; то, что вамъ придется перенести и что вы, какъ я увѣренъ, перенесете терпѣливо, не должно казаться мнѣ слишкомъ труднымъ, если я не хочу лишиться вашего уваженія и дружбы. Этого я не перенесъ бы. И такъ, фрейлейнъ Кора...-- Онъ протянулъ ей руку, она подала ему свою и открыто глядѣла въ его темные глаза, пока онъ продолжалъ слегка дрожащимъ голосомъ:-- И такъ, возобновимте нашъ старый союзъ. Если мы тогда совладали съ своимъ сердцемъ и, по мѣрѣ силъ, помогли устроить счастіе двухъ любимыхъ людей, мы и теперь должны найти силу искренно радоваться ихъ благополучію... Когда пріѣдутъ они?
-- Съ шестичасовымъ поѣздомъ.
-- Теперь уже четыре.
Онъ выпустилъ ея руку, чтобы посмотрѣть на часы, и всталъ вмѣстѣ съ нею. Они пошли къ Променадѣ по узкой тропѣ, извивающейся между клумбами.
-- Мы должны торопиться, если желаемъ встрѣтить ихъ на станціи,-- сказалъ профессоръ.
-- Я остаюсь въ гостиницѣ,-- отвѣчала Кора.-- Мама этого хочетъ.
-- Понимаю,-- улыбаясь, сказалъ онъ.-- Ради самого Бога, никакихъ уступокъ, ни одного лишняго шага! На порогѣ собственнаго салона -- вотъ самое настоящее дѣло! Знаете ли что: тогда и я не пойду. Это походило бы на демонстрацію, а я надѣюсь, что вашимъ родственникамъ будетъ пріятно увидать меня и post testum. Гдѣ вы живете?
Кора сказала. Эшебургь засмѣялся.
-- Отлично; меня тоже приняли сегодня въ отель d'Angleterre, хотя и не очень милостиво. А теперь- разскажите мнѣ, какъ все это случилось? Два мѣсяца тому назадъ Оссекъ и не помышлялъ даже о путешествіи; я никакъ не думалъ, что онъ пустится въ такой далекій путь, да еще, пожалуй, съ ребенкомъ.
-- Мы и сами очень удивились этому внезапному рѣшенію,-- отвѣчала Кора.-- Письмо Гильды пришло третьяго дня, а черезъ часъ была получена и депеша, которою они заказывали себѣ квартиру. Надо думать, что Гильда давно уже чувствовала себя лучше, чѣмъ утверждалъ Адальбертъ.
-- Во всякомъ случаѣ,-- замѣтилъ Эшебургъ,-- порадуемся, что она настолько поправилась. Пролежать безъ движенія шесть мѣсяцевъ послѣ того, какъ уже раньше лежала почти столько же, и все это въ теченіе двухъ лѣтъ, тяжеленько, въ особенности для такого молодаго и живаго существа, какъ Гильда, да, пожалуй, и для Оссека, который тоже не изъ сопливыхъ. Надо надѣяться, что они ѣхали не спѣша, хотя бы ужь ради ребенка. Дайте подумать, вѣдь, ему теперь восемь мѣсяцевъ; ну, въ такомъ возрастѣ многаго не сдѣлаешь.
Кора внутренно забавлялась, несмотря на то, что у нея было не весело на душѣ. Послѣднія слова Эшебургъ произнесъ такимъ тономъ, который ясно показывалъ, что передъ мыслью о скоромъ свиданіи съ страстно любимой женщиной поблѣднѣли въ немъ всѣ другія чувства. На тѣ ощущенія, которыя ему пришлось пережить въ полчаса, на переходъ отъ испуга къ сладкому волненію, она имѣла три дня и три ночи, но результатъ, все-таки, оказался одинъ и тотъ же. Теперь ей чудилось, что и у нея хватитъ мужества бодро идти на встрѣчу предстоявшимъ мучительнымъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, блаженнымъ днямъ. Вѣдь, у нея есть товарищъ, съ которымъ она можетъ дѣлить все, и радость, и горе.
-- Но для этого необходимо, чтобы вы остались здѣсь,-- сказала она, отвѣчая на свои собственныя мысли.
-- Несомнѣнно, пока не кончатся мои вакаціи. Мнѣ надо же искупить мою недавнюю возмутительную трусость. Только признаюсь, безъ вашего примѣра я едва ли нашелъ бы въ себѣ достаточно мужества... Чему вы смѣетесь?
-- Тому, что вы говорите какъ разъ то самое, что и я думала, только въ обратномъ смыслѣ. Развѣ это не странно?
-- Ничуть. Дружба состоитъ именно въ томъ, что люди желаютъ и не желаютъ одного и того же, сказалъ Саллюстій. Онъ могъ бы прибавить: думаютъ и не думаютъ о томъ же самомъ.
Имъ пришлось теперь свернуть на, переполненную гуляющими. Эшебургъ замѣтилъ, что многіе смотрятъ на Кору, потомъ вскользь и на него. Онъ шутливо обратилъ на это вниманіе своей спутницы.
-- Уже три недѣли всѣ привыкли видѣть меня одну,-- отвѣчала Кора,-- и теперь радуются, что одинокая дѣвушка нашла, наконецъ, кавалера.
-- Котораго принижаютъ, конечно, за отца красавицы.
-- Вамъ не слѣдовало бы кокетничать немногими годами, раздѣляющими насъ.
-- Пятнадцать лѣтъ немалый срокъ.
-- Между Адальбертомъ и Тильдою семнадцать.
-- Любовь сглаживаетъ всѣ неровности, даже разницу лѣтъ.
Они стояли уже передъ гостиницею. Профессоръ задумчиво взглянулъ на окна.
-- Ваша мать не особенно обрадуется, когда узнаетъ, что и здѣсь,-- сказалъ онъ.
-- Будемъ храбры.
-- Конечно.
Они поднялись по ступенямъ. Въ сѣняхъ портье подалъ Корѣ депешу. Она вскрыла ее дрожащими руками.
-- Они не пріѣдутъ?-- спросилъ Эшебургъ.
Она подала ему телеграмму, къ большому удивленію стараго портье, въ глазахъ котораго господинъ изъ No 97 получилъ внезапно непредвидѣнное значеніе.
-- Объ этомъ я вовсе и не подумала,-- замѣтила Кора,-- а теперь мнѣ надо спѣшить къ матери.
Она обернулась къ портье.
-- Успѣете вы приготовить цвѣтовъ для комнаты сестры?
-- Конечно.
-- Нѣтъ, нѣтъ,-- вмѣшался профессоръ.-- Я самъ займусь этимъ. Вы мнѣ позволяете, не правда ли? Мнѣ извѣстны любимые цвѣты Тильды и я васъ не посрамлю. До свиданія.
Онъ убѣжалъ, не дождавшись отвѣта.
-- Не прикажете ли распорядиться, чтобы этого господина присоединили къ вашей компаніи за таблъ д'отомъ?-- спросилъ портье.
-- Пожалуйста.
Кора медленно пошла по лѣстницѣ.
-- Онъ все еще ее любитъ,-- говорила она сама себѣ.-- Да и можетъ ли быть иначе? Въ такихъ сердцахъ, какъ наши, сказалъ онъ, туго заживаютъ раны, быть можетъ, никогда.
Она остановилась передъ дверью комнаты матери, еще разъ глубоко вздохнула и отворила ее.
ГЛАВА II.
Эшебургъ передалъ портье чудесный букетъ, составленный подъ его личнымъ руководствомъ, и велѣлъ отнести его въ комнату баронессы. Теперь онъ сидѣлъ въ своей мансардѣ, тяжело дыша послѣ торопливо исполненнаго порученія и четырехъ крутыхъ лѣстницъ. До табль д'ота оставался еще часъ. Профессоръ имѣлъ время отдышаться и обдумать странное положеніе, въ которое поставила его судьба. Но къ физической усталости присоединилась и душевная истома, которая мѣшала ему дать мыслямъ опредѣленное направленіе. Въ то самое время, какъ, откинувшись съ закрытыми глазами въ уголъ жесткаго дивана, онъ старался представить себѣ сцену свиданія, вызвать на своихъ губахъ спокойную улыбку, съ которою онъ хочетъ встрѣтить, размышлялъ о томъ, назоветъ ли онъ ее "gnдdige Frau" или милою Тильдою, воображеніе внезапно переносило его подъ палящій зной узкихъ улицъ Неаполя, гдѣ обезумѣвшая чернь, навѣрное, растерзала бы его и его товарища итальянца, если бы не подоспѣлъ патруль берсальеровъ. Потомъ ему представился утренній полумракъ лазарета въ Pontа Mousson; онъ стоитъ съ Адальбертомъ Оссекъ у смертнаго ложа генерала, который помертвѣвшими губами шепчетъ свои послѣднія наставленія, посылаетъ поклонъ женѣ и двумъ маленькимъ дѣвочкамъ, остающимся безпомощными; пусть Адальбертъ, вернувшись домой, позаботится объ осиротѣлыхъ... Грезится ему вечеръ послѣ отъѣзда новобрачныхъ: онъ сидитъ у постели Коры, слышитъ ея дикій бредъ, открывшій ему тайну, подъ бременемъ которой чуть не изнемогла благородная дѣвушка. Какъ только она поправилась, движимый чувствомъ деликатности, онъ отвѣтилъ на ея невольное признаніе добродѣтельной исповѣдью своей собственной тайны. Чудное созданіе! Жаль, что сердце такое непокорное орудіе! Очень жаль! Если есть на свѣтѣ дѣвушка, созданная для того, чтобы сдѣлать счастливымъ любимаго человѣка, чтобы понимать его лучшія мысли, мало того, чтобы воодушевлять его къ благороднѣйшимъ чувствамъ, то именно она, болѣе всѣхъ женщинъ на свѣтѣ, не исключая даже ея, очаровательницы. "А я?"... Какъ она произнесла эти слова, когда онъ былъ настолько трусливъ, что хотѣлъ бѣжать! Какіе у нея преданные, умные глаза! Однако, какъ это странно! Эшебургъ выпрямился и провелъ рукою по лбу. Напротивъ, въ рамкѣ открытаго окна мансарды, на темномъ фонѣ разстилавшагося за нимъ пространства онъ увидалъ лицо Коры, блѣдное, грустное, съ неподвижнымъ взглядомъ, устремленнымъ впередъ. Не галлюцинація ли это? Эшебургъ ощупалъ свой пульсъ. Никогда еще не испытывалъ онъ. галлюцинацій и скептически относился къ тому, что читалъ о нихъ у психіатровъ. Онъ еще разъ взглянулъ на противуположное открытое окно. Въ темномъ пространствѣ, казавшемся ему теперь менѣе мрачнымъ, двигалась, женская фигура, одѣтая въ черное, какъ и Кора, съ такимъ же стройнымъ, гибкимъ станомъ, какъ у нея; теперь фигура обратилась къ окну, чтобы запереть его. Эшебургъ не могъ долѣе сомнѣваться: это была сама Кора.
Онъ вскочилъ, подошелъ къ окну въ ту минуту, какъ дѣвушка запирала свое. Видѣла ли она его поклонъ?
"Надѣюсь, что нѣтъ,-- подумалъ онъ.-- Ей, пожалуй, было бы непріятно имѣть меня своимъ визави. Но какимъ образомъ попала она на четвертый этажъ? Генеральша живетъ въ первомъ и тамъ же комнаты, приготовленныя для Оссека. Должно быть, и мансарда довольно хороша для Коры? Это совершенно въ духѣ всего обращенія матери съ этимъ благороднымъ существомъ. Ненавижу эту женщину. Какъ могла она только имѣть такихъ дѣтей?"
Онъ закрылъ окно и съ величайшею заботливостью принялся за свой туалетъ.
Тѣмъ временемъ Кора сидѣла съ заплаканными глазами въ своей каморкѣ, склонивъ на руки пылающую голову. Она отлично видѣла Эшебурга, и внезапное появленіе друга, который своими зоркими глазами, навѣрное, подмѣтилъ ея разстройство, только еще болѣе усилило ея горе. Какъ жестоки и несправедливы были укоры матери! Правда, они ей не новость, да и въ присутствію фрау Пультъ во время подобныхъ непріятныхъ сценъ, къ покачиванію ея головы, пожиманію плечъ и возведенію главъ къ небу ей тоже пора бы привыкнуть. Но только бы не сегодня, когда сердце ея переполнено черезъ край, когда матери надо бы, казалось, радоваться при мысли о скоромъ свиданіи съ любимою дочерью! Господи, вѣдь, Кора давно знаетъ, что Гильда избранница изъ цѣлаго милліона. И если въ этомъ милліонѣ есть хоть одна душа, готовая безъ зависти признать это превосходство, то именно она. Такъ было съ дѣтскихъ лѣтъ, когда она давала безжалостной маленькой феѣ рвать свои куклы, вплоть до того дня, когда шестнадцатилѣтняя дѣвушка прямо со школьной скамьи сдѣлалась невѣстою человѣка, котораго она сама безпредѣльно любила. Вплоть до того дня? А развѣ теперь уже не то, развѣ сердце ея уже не такъ горячо предано сестрѣ? Или она теперь менѣе готова радоваться тому счастью, которому сама всѣми силами помогала? Она не требуетъ никакой благодарности или награды. Но если она обуздала свое сердце, отреклась отъ высшаго счастья женщины, неужели она должна ради этого обходиться и безъ любви матери?
Кора вскочила и широко открыла окно, которое притворила подъ вліяніемъ неожиданности. Но противуположное окно было теперь заперто. Она устыдилась своего движенія и подошла къ маленькому зеркалу.
"На что я похожа!-- сказала она сама себѣ.-- Что подумалъ бы онъ, если бы увидалъ меня съ заплаканными глазами, дрожащими губами? Это ли та бодрость духа, за которую онъ меня постоянно прославляетъ? Никто не долженъ знать, что происходитъ въ нашей душѣ* помочь намъ въ нуждѣ люди не хотятъ и не могли бы, если бы даже захотѣли".
Она распустила волосы и снова тщательно причесала ихъ; выбрала изъ своего скромнаго гардероба хорошенькое свѣтлое платье, еще не надѣванное. Теперь не хватало только цвѣтка. Три розана, принесенные ею съ прогулки за нѣсколько дней передъ тѣмъ, уже не годились, но въ комнатѣ Тильды были свѣжіе цвѣты; одинъ изъ нихъ она можетъ уступить ей. Къ тому же, необходимо досмотрѣть, всѣ ли распоряженія въ точности исполнены.
Кора вышла изъ своей каморки, сбѣжала съ лѣстницы и вошла въ гостиную, предназначенную для сестры и смежную съ салономъ матери. Роскошная комната удовлетворитъ требовательному вкусу Тильды; на кругломъ столѣ красовался подъ золоченою люстрою прелестный букетъ Эшебурга,-- громадный букетъ и прекрасный, какъ его любовь. Нѣтъ! Онъ посвятилъ ей каждый цвѣтокъ! Было бы преступно присвоить себѣ даже самую скромную изъ этихъ дивныхъ розъ!
Кора осмотрѣла остальныя двѣ комнаты, спальню, почти такую же большую и пышную, какъ гостиная, и болѣе миніатюрную, скромную комнату для ребенка и няни.
У рѣшетчатой кроватки она остановилась, нѣжно провела рукою по маленькимъ бѣлоснѣжнымъ подушкамъ, и безпредѣльная тоска наполнила ея сердце.
-- Выше этого ничего нѣтъ на свѣтѣ,-- прошептала она.-- Назвать своимъ любимаго человѣка, должно быть, безконечное блаженство. Но ребенокъ въ мягкомъ гнѣздышкѣ,-- ребенокъ, котораго можно беречь, качать на рукахъ, цѣловать, какъ сегодня носила свое дитя дама на балконѣ... Господи, это не зависть, я всей душой радуюсь счастью Гильды. А, все таки, все-таки...
Она опустилась на стулъ у кроватки, прижалась головою къ рѣшеткѣ, но только на мгновенье. Потомъ встала, отерла платкомъ влажные глаза и вернулась въ гостиную. Часы подъ зеркаломъ показывали четверть шестаго; поѣздъ, должно быть, уже пришелъ; ожидаемые гости могли явиться ежеминутно. Кора вышла на балконъ, черезъ садъ и черезъ улицу взглянула вправо на дорогу, по которой катили уже со станціи карета за каретой. А вотъ и открытое ландо; въ немъ сидятъ дама съ мужчиной, а спереди пестро-разряженная няня въ странномъ головномъ уборѣ; за ними тащится багажная фура съ горничною. Кора вмигъ сбѣжала съ лѣстницы, протѣснилась въ сѣняхъ сквозь толпу кельнеровъ и вновь пріѣхавшихъ гостей и сжала въ своихъ объятіяхъ Гильду, вошедшую раньше другихъ.
-- Милая, милая Гильда!
-- Ахъ Кора!
-- А это твое дитя?
Кора взяла на руки ребенка, ласково улыбавшагося ей, несмотря на ея порывистыя движенія.
-- Пожалуйста, отдай его Дореттѣ,-- сказала Гильда.
-- А со мною и поздороваться не надо?
Кора обернулась и въ первый разъ взглянула на красивое лицо Адальберта; ей показалось, что онъ постарѣлъ, несмотря на ласковую улыбку, которою онъ смотрѣлъ на нее, сильно сжимая ея руки.
-- Мнѣ кажется, что мы гораздо удобнѣе могли бы продѣлать все это въ комнатѣ,-- сказала Гильда.
Она такъ поспѣшно пошла по лѣстницѣ, что сопровождавшему ее кельнеру приходилось шагать черезъ двѣ ступени. Кора, Адальбертъ и няня съ ребенкомъ поднимались медленнѣе.
-- Она все еще немного нервна,-- сказалъ Адальбертъ какъ бы въ извиненіе.
-- По она дивно хороша,-- отвѣтила Кора.
-- Да, дивно хороша,-- повторилъ онъ.
Въ тонѣ его голоса, обыкновенно сильнаго, слышалась какая-то подавленность, которая соотвѣтствовала невеселому выраженію лица.
-- Мама едва могла дождаться вашего пріѣзда,-- сказала Кора.
-- Нашего пріѣзда? Скажемъ лучше: пріѣзда Гильды и ребенка, это понятно, но...
Онъ замолкъ, потомъ, остановившись, глубоко вздохнулъ, снова взялъ Кору за руку и, пожимая ее, проговорилъ:
-- Ты не повѣришь, какъ я радъ тебя видѣть!
Кора отвѣтила съ нѣсколько напряженною улыбкой. Эти слова звучали еще неестественнѣе, чѣмъ первыя; не свиданіе же съ генеральшею до такой степени волнуетъ этого человѣка, обыкновенно шутя преодолѣвавшаго всѣ препятствія.
Но Корѣ некогда было размышлять теперь объ этомъ; встрѣча между матерью и Адальбертомъ на порогѣ ея комнаты прервала ихъ разговоръ. Когда зять приложился въ рукѣ генеральши, она слегка поцѣловала его въ лобъ, поблагодарила за то, что онъ такъ неожиданно привезъ въ ней любимую дочь, взяла на руки ребенка и попыталась его поцѣловать, что, впрочемъ, не особенно удавалось, потому что бэби началъ кричать изо всѣхъ силъ и вцѣпился бабушкѣ въ волосы.
Гильда потеряла терпѣніе.
-- Оставь же, мама; ты видишь, она упрямится. Боже мой, Доретта, да возьми же ее у мамаши. А теперь, Кора, покажи, пожалуйста, кормилицѣ дорогу и дайте мнѣ, наконецъ, хоть сколько-нибудь толково поговорить съ мамой.
-- И такъ, до свиданія,-- сказалъ Адальбертъ, еще разъ цѣлуя руку тещи и идя за остальными, уже стоявшими въ дверяхъ.
-- Я сейчасъ приду,-- закричала ему вслѣдъ Гильда.
Глава III.
Дверь захлопнулась за ея высокой фигурой. Генеральша снова обняла дочь.
-- Спасибо, моя дорогая, моя любимица! Теперь я вижу, что ты еще не совсѣмъ забыла свою старую мать, все еще любишь ее хоть немного. Вѣдь, ты любишь меня, не такъ ли?
-- Можешь ли ты въ этомъ сомнѣваться?-- отвѣчала Гильда, освобождаясь, однако, изъ объятій матери.-- Пойдемъ, мама, сядемъ; я немного устала.
-- Бѣдное дитя! И зачѣмъ было ѣхать безостановочно всю дорогу изъ Франкфурта! Вы могли бы остановиться въ Гейдельбергѣ или Карльсруэ. Я нахожу не совсѣмъ деликатнымъ со стороны твоего мука (если ты простишь мнѣ это замѣчаніе) требовать отъ тебя такого напряженія. Однако, ты, все-таки, прелестна, дитя. Ты сдѣлалась, пожалуй, еще красивѣе прежняго.
Она схватила опущенную руку дочери и нѣсколько разъ поцѣловала ее.
Она быстро встала, подошла къ двери гостиной, изъ которой доносился глухой говоръ, прислушалась съ минуту, потомъ вернулась.,
-- Мы можемъ спокойно говорить,-- сказала она.-- Словъ нельзя разобрать. Я уже раньше убѣдилась въ этомъ ради нашихъ взаимныхъ интересовъ. Довольна ли ты, что я выхлопотала вамъ комнаты рядомъ съ собою? Мнѣ хотѣлось имѣть поближе отъ себя мою милую дочку. А теперь, дорогое дитя, позволь мнѣ сдѣлать тебѣ одинъ вопросъ, который я никакъ не рѣшалась предложить письменно, хотя онъ тяжело лежитъ у меня на сердцѣ" счастлива ты?
-- Да это само собой разумѣется,-- отвѣчала Гильда, не открывая глазъ.
-- Ничуть,-- живо возразила генеральша.-- Я знаю сотни людей, женившихся, какъ говорится, по любви, и вовсе не счастливыхъ. Не то, чтобы я сомнѣвалась въ твоемъ блаженствѣ, Боже избави! Я была бы тогда несчастнѣйшею изъ матерей. Нѣтъ, нѣтъ. Но между вами такая разница въ возрастѣ, двадцать лѣтъ...
-- Сдѣлай милость, только семнадцать...
-- Значитъ, около двадцати. Прости заботливость любящей матери, но я и прежде не знала и теперь не вѣдаю, сходятся ли ваши характеры, вкусы...
-- Онъ меня носитъ на рукахъ,-- сказала Гильда.
-- Еще бы!-- горячо продолжала генеральша.-- Да онъ былъ бы извергъ, варваръ, еслибъ этого не дѣлалъ. Твой покойный отецъ тоже носилъ меня на рукахъ, а я все же не была счастлива.
-- Но я счастлива!-- нетерпѣливо повторила Тильда.
-- Да Господи, я вѣрю,-- успокоительно сказала генеральша,-- хотя я не удивилась бы, еслибъ было и не такъ, послѣ всего, что ты вынесла въ свое кратковременное замужство. Всего два года, и изъ нихъ пролежать двѣнадцать мѣсяцевъ! Ужасно!
-- Въ этомъ Адальбертъ не виноватъ,-- прошептала Тильда.
-- Конечно, когда же бывають виноваты мужчины? Они никогда не отвѣчаютъ за то, что переносимъ мы, женщины. Мы жертвуемъ имъ своей свободой, молодостью, красотою, здоровьемъ, а они принимаютъ все это, не говоря намъ даже спасибо.
-- Прошу тебя, мама, перестань!-- воскликнула Тильда.-- И зачѣмъ мучишь ты себя и меня такими мрачными фантазіями? Я пріѣхала сюда, чтобы вознаградить себя за все, что я... ну, да все равно, просто, чтобы повеселиться. Я сейчасъ же уѣду, если ты не сдѣлаешь веселаго лица.,
-- Для этого я должна сначала видѣть тебя веселою!
-- Да можно ли быть веселою, когда*на тебя постоянно обращены испытующіе, меланхолическіе глаза? Этого довольно, чтобы отправить мнѣ всю жизнь. А теперь, мама, мнѣ пора вспомнить и о своихъ.
-- Еще одну минуту,-- сказала генеральша.-- Боже милостивый, я, вѣдь, не видала тебя цѣлыхъ два года, ни съ кѣмъ не говорила въ это время по душѣ, не слыхала ни одного ласковаго слова...
-- Ахъ, мама!
-- Нѣтъ, дитя. Благодарю Бога, что тебѣ но на.что жаловаться; тѣмъ менѣе должна ты удивляться, если жалуюсь я, у которой есть на это причины. Кора...
-- Кора должна бы выйти замужъ,-- быстро сказала Тильда.-- Вы не годитесь другъ для друга.
Генеральша горько улыбнулась.
-- Кора? Выйти замужъ? Да за кого же? За одного изъ обитателей луны?
-- Она такъ добра и мила.
-- Только не со мною. Ты бы послушала сцену, которую я имѣла съ нею четверть часа тому назадъ.
-- Спасибо, я вовсе не охотница до сценъ.
-- Я тоже нѣтъ; онѣ мнѣ ненавистны, но какъ ихъ избѣгнешь, когда тебя вызываютъ, да еще такимъ образомъ?Ты только послушай...
-- Ради самого неба!
-- Ты должна меня выслушать. Я не хочу, чтобы ты или твой мужъ ложно думали обо мнѣ, а Кора только этого и желаетъ. Слушай же.
Генеральша поспѣшно поправила прическу, разгладила на колѣнахъ складки платья и начала говорить, не обращая вниманія на отрицательный жестъ Гильды; блѣдныя щеки ея раскраснѣлись, дрожащій голосъ выдавалъ волненіе.
Дѣло шло о комнатѣ Боры на четвертомъ этажѣ. Генеральша не была тамъ, конечно, но фрау Пультъ говорила ей. что это комната для прислуги, да и назначалась она первоначально для самой фрау Пультъ. Но можно ли требовать, чтобы старая женщина, сдѣлавшаяся въ послѣднее время очень дряхлою, бѣгала постоянно изъ четвертаго этажа въ первый? Генеральша должна была, понятно, дать старухѣ одну изъ двухъ маленькихъ комнатъ рядомъ съ гостиною. Такимъ образомъ, Корѣ пришлось спать въ комнаткѣ наверху, понятно, только первыя ночи, пока не очистилось болѣе приличное помѣщеніе. Его и предлагали ей уже не разъ, хотя, правда, только въ послѣдніе дни, и генеральша убѣдительно просила Кору воспользоваться случаемъ. Она постоянно отказывалась наотрѣзъ, не далѣе, какъ сейчасъ, хотя мать настаивала и, скорѣе, приказывала, чѣмъ просила.
-- Конечно,-- продолжала генеральша, все болѣе и болѣе горячась,-- я понимаю, какъ легко истолковать такую вещь; въ тебѣ я увѣрена, но твой мужъ всегда судилъ обо мнѣ невѣрно. Начнутъ, пожалуй, говорить: безчувственная мать! бѣдная, заброшенная дѣвушка! Кто этого не знаетъ? И Кора это отлично понимаетъ, но этого-то ей и хочется, къ этому она только и стремится; вотъ, что меня бѣситъ. Представь себѣ, въ то самое время, какъ я совершенно онѣмѣла предъ ея упорствомъ, а добрая Пультъ шепчетъ мнѣ на ухо не волноваться, что она все уладитъ, что Кора не имѣетъ дурнаго умысла, Кора объявляетъ мнѣ вдругъ совершенно спокойно, точно самую простую вещь, что профессоръ Эшебургъ пріѣхалъ сегодня утромъ и тоже остановился въ отелѣ d'Angleterre! Онъ надѣется увидать меня за обѣдомъ, такъ какъ боится обезпокоить раньше. Ты смѣешься?
-- Прости, мама! Теперь я понимаю твое дурное расположеніе духа. Подумать только, что ты должна встрѣтиться съ нимъ какъ разъ послѣ того, какъ ты такъ блистательно выразила ему свое недовѣріе. Это ужь, право, черезъ-чуръ!
И Гильда снова расхохоталась.
-- Въ особенности,-- продолжала генеральша, досада которой только усилилась отъ такой, по ея мнѣнію, несвоевременной веселости,-- въ особенности потому, что это было, очевидно, условлено между ними.
-- Это невозможно!-- воскликнула Гильда.-- Кора никогда не лжетъ. Еще въ послѣднемъ письмѣ сообщила она, что не имѣетъ никакихъ свѣдѣній объ Эшебургѣ, что ты запретила съ нимъ переписываться и что она думаетъ, не уѣхалъ ли онъ въ Берлинъ.
-- А еслибъ и такъ!-- вырвалось у Гильды.-- Мнѣ это не вѣрится, потому что, въ такомъ случаѣ, они уже давно бы соединились, но я не видѣла бы въ этомъ никакого несчастій, напротивъ...
-- Я ненавижу этого человѣка,-- дрожащими губами прошептала генеральша.
-- А я такъ думала, что ты оказываешь эту честь только тому, кто отнялъ у тебя твою Гильду,-- отучала молодая женщина такимъ горькимъ тономъ, такъ жестко, даже враждебно взглянувъ, въ лицо матери, что та обомлѣла бы, еслибъ не была всецѣло поглощена своею темой.
Генеральша продолжала, все болѣе и болѣе горячась:
-- Онъ употребилъ всѣ усилія, чтобы это осуществилось.
-- Что именно?
-- Вашъ бракъ.
-- Развѣ для этого надо было избавить сначала Адальберта отъ другихъ связей?
-- Кто знаетъ,-- отвѣчала мать, пожимая плечами.
-- Ты! Ты это знаешь!
Гильда вскочила съ дивана и стояла теперь передъ матерью, съ поблѣднѣвшими щеками и неподвижнымъ взоромъ. Генеральша не ожидала этой вспышки и не на шутку испугалась. Она имѣла твердое намѣреніе дѣйствовать крайне осторожно въ сношеніяхъ съ зятемъ и Тильдою, основательно изучить положеніе дѣлъ и тогда только попытаться возстановить прежнее вліяніе на дочь. Но она увлеклась и вернуться въ нейтральной позиціи было уже поздно. Генеральша знала дочь; материнскимъ авторитетомъ съ нею ничего не сдѣлаешь. Откинувшись на спинку дивана и прижавъ платокъ въ глазамъ, фрау фонъ-Рембергъ прошептала:
-- Этого я не заслужила отъ тебя!
-- Перестань плавать, мама!-- сказала Гильда уже менѣе рѣзво, но, все-таки, весьма опредѣленно.-- Ты сдѣлала намекъ, который я должна и хочу выяснить. На это у меня есть вѣскія причины; ну, словомъ, я хочу все знать.
-- Боже мой!-- начала мать, успѣвшая тѣмъ временемъ опомниться.-- Право, не изъ чего такъ волноваться. Все это, быть можетъ, только пустая болтовня госпожи Реннеръ...
-- Кого?
-- Ипполиты Вольфсбергъ, которая черезъ четыре недѣли послѣ твоей свадьбы вышла замужъ за тайнаго совѣтника Реннера.
Гильда разразилась громкимъ смѣхомъ.
-- Поли?-- воскликнула она,-- красавица Поли? Давнишняя страсть Адальберта? Ты сразу бы такъ и говорила!
Смѣхъ былъ невеселъ; генеральша хорошо подмѣтила это; однако, ясно было, что Гильда ожидала чего-то другаго, еще менѣе пріятнаго. Мать много бы дала, чтобы знать, чего именно.
-- Видишь ли,-- начала она,-- теперь ты уже въ состояніи смѣяться; значитъ, мнѣ и говорить болѣе не о чемъ. Тебѣ все извѣстно.
-- Очень вѣроятно,-- отвѣчала Гильда.-- Однако, я, все-таки, желаю знать, что сказала красавица Поли.
-- И такъ... Но, прежде всего, сдѣлай милость, сядь. Я, право, не могу говорить, нова моя любимая дочка глядитъ на меня такими мрачными глазами. И такъ, вчера...
-- Поли здѣсь?
-- Она пріѣхала нѣсколько дней тому назадъ и живетъ въ hôtel de l'Europe, рядомъ съ нами, съ своимъ братомъ, молодымъ офицеромъ. Мы встрѣтились вчера на, и неудивительно, если разговоръ коснулся васъ, не такъ ли? Фрау Реннеръ, всегда разговорчивая, сдѣлалась вдругъ молчаливою, что, признаюсь, меня очень изумило. Не все ли ей теперь равно, встрѣтится ли она съ вами, то-есть съ твоимъ мужемъ, или нѣтъ? Я позволила себѣ немного пощупать почву; ты можешь, конечно, представить себѣ какъ осторожно. Но сердце красавицы,-- она въ самомъ дѣлѣ очень хороша,-- было переполнено черезъ край. Ты знаешь, я никогда не любила Вольфсберговъ, но, право, мнѣ стало даже жаль Поли. Она очень несчастна съ мужемъ, да и что тутъ удивительнаго! Ему шестьдесятъ лѣтъ и вышла она за него съ отчаянія...
-- И все это она сообщила тебѣ съ первой же минуты?-- насмѣшливо спросила Тильда.
-- Такія вещи прямо не говорятся, ихъ читаешь между строками... Ты меня совершенно сбиваешь съ толку.
-- Объ остальномъ я и сама могу догадаться,-- сказала молодая женщина.-- Поли вышла за старика потому, что тщетно кокетничала съ Адальбертомъ, какъ и съ тысячью другими.
-- Не такъ, какъ съ другими: они были обручены.
-- Это ложь.
-- Конечно, не явно,-- спокойно продолжала мать,-- иначе мы объ этомъ бы знали, но въ тайнѣ, чтобы не оскорбить друга Адальберта, безумно влюбленнаго въ Поли.
-- Какая деликатность! Что же далѣе?
-- Подробности мнѣ тоже неизвѣстны. Насколько я могла понять, какая-то невинная шутка, которую позволила себѣ Поли, чтобъ испытать жениха, была причиною разрыва.
-- Прелестная исторія! А какую роль игралъ при этомъ профессоръ?
-- Повторяю, что я не знаю ничего опредѣленнаго. Я вывожу заключеніе только изъ нѣкоторыхъ словъ, вырвавшихся у взволнованной женщины. Она называла Эшебурга Мефистофелемъ, отлично умѣющимъ запутывать недоразумѣнія, которыя безъ этого разрѣшились бы легко.
-- Что за ангелъ невинности,-- воскликнула Тильда,-- настоящая Гретхенъ! Какъ ты думаешь, мама, были у Гретхенъ рыжіе волосы?
-- Я очень рада, что ты смотришь на эту исторію такъ весело,-- отвѣчала мать, пытаясь улыбнуться, но безуспѣшно.
-- Да какъ же мнѣ иначе смотрѣть на нее?-- сказала Тильда, подходя къ зеркалу и поправляя волосы.-- Веселѣе этого ничего не придумаешь. Эшебургъ въ роли Мефистофеля, рыжая Поли -- Гретхенъ за прялкою, а Адальбертъ -- Фаустъ. Или, быть можетъ, тебѣ хотѣлось, чтобъ я отнеслась къ дѣлу серьезно? Ужь нѣтъ ли у тебя въ запасѣ другой исторіи, въ которой только что разсказанная служитъ прологомъ? Быть можетъ, къ ней я не въ состояніи буду отнестись такъ шутливо?
Она внезапно обернулась къ матери, быстро приподнявшейся съ дивана.
-- Но, милое дитя, какъ можешь ты это спрашивать? Другая исторія? Что хочешь ты этимъ сказать? Никакой другой исторіи я не знаю; по моему, и это довольно непріятно, хотя, быть можетъ, мнѣ такъ кажется только отъ преувеличенной материнской заботливости. Впрочемъ, я очень рада, что ты можешь шутить надъ тѣмъ, что причинило мнѣ столько безпокойныхъ часовъ.
-- Могу ли я шутить!-- смѣясь, сказала Тильда.-- Да я нахожу комедію презабавною. Одно только досадно: для меня не осталось въ ней мѣста послѣ раздачи ролей. Зибеля играетъ, правда, всегда женщина; только на роли томнаго любовника у меня нѣтъ таланта... Боже мой, уже половина шестаго. Я должна еще одѣться. До свиданія, черезъ десять минутъ.
Она выпорхнула изъ комнаты, что-то напѣвая. Генеральша снова опустилась на диванъ и нахмурила брови. Изъ сосѣдней комнаты доносились до нея звуки громкаго разговора, смѣха и веселой пѣсни. Фрау фонъ-Рембергъ не знала, радоваться ли ей веселости Тильды, или сердиться за то, что ея сообщенія произвели такъ мало эффекта. Вѣдь, не хотѣла же она разссорить дочь съ мужемъ, Боже избави! Она желала только сдѣлать ее болѣе осторожною, напомнить ей, что у нея есть еще заботливая мать, къ которой можно прибѣгнуть въ случаѣ нужды; а если она черезъ-чуръ увлеклась, то кто же въ этомъ виноватъ, какъ не Кора и Эшенбургъ? Разъ человѣкъ раздосадованъ... Но что хотѣла Тильда сказать, говоря о второй исторіи? Это надо вывѣдать на всякій случай.
-- Ты, конечно, опять все подслушала,-- сказала она.
-- Вѣдь, вы обыкновенно не имѣете тайнъ отъ меня,-- отвѣчала старуха.
-- Ну, и что же ты на это скажешь?
-- Я скажу, что баронессѣ стыдно ни однимъ словомъ не освѣдомиться о старухѣ Пультъ.
-- О тебѣ? Какое ей теперь дѣло до тебя или до меня? У нея есть мужъ! Мы съ тобой въ отставкѣ.
Генеральша опять, въ упоръ глядѣла Передъ собою.
-- Пультъ,-- начала она,-- что подразумѣвала Тильда подъ второю исторіей, къ которой она не могла бы отнестись шутливо?
Старуха покосилась на барыню и грубо отвѣчала:
-- Не знаю. Спросите ее сами; вѣдь, вы мать. Когда бѣдная прислуга суется въ господскія дѣла, она получаетъ щелчки съ обѣихъ сторонъ.
-- Ты глупа,-- досадливо сказала генеральша.
-- Быть можетъ, но не настолько, чтобы напрасно лѣзть въ огонь.
-- Пультъ!-- воскликнула барыня,-- ты все знаешь. Рѣчь касается чего-то, что случилось, пока ты была въ Оссекенѣ.
-- Очень можетъ быть,-- упрямо повторяла старуха,-- а все же я ничего не знаю... Вижу только, что, если вы не начнете, сейчасъ же одѣваться, вы опоздаете къ столу.
Она вышла въ сосѣднюю комнату. Генеральша постояла нѣсколько минутъ, прислушиваясь въ разговору въ гостиной дочери. Словъ разобрать она не могла, но слышала сперва голосъ Тильды, потомъ голосъ ея мужа. Ясно было, что они одни. Такъ говорятъ супруги лишь тогда, когда остаются между собою. Или, быть можетъ, только двойная дверь придавала голосамъ такой глухой, чисто дѣловой звукъ?
Звонокъ, призывавшій къ обѣду, пробудилъ генеральшу отъ размышленій. Она провела рукою по лбу и медленно пошла въ сосѣднюю комнату, откуда старуха Пультъ хриплымъ и сердитымъ голосомъ звала замѣшкавшуюся барыню.
Глава IV.
Кора, прежде всего, пошла проводить кормилицу въ назначенную для нея комнату. Молодая женщина оказалась весьма услужливою и понятливою. Въ нѣсколько минутъ вынула она самыя необходимыя вещи и взяла ребенка съ рукъ Коры, которая не могла наглядѣться на его голубые глазки.
-- Ну, не прелестная ли крошка?-- сказала Доретта,-- вѣчно прыгаетъ и смѣется. А какъ она понимаетъ людей! Къ вамъ сейчасъ пошла, потому что увидала по вашимъ глазамъ, что вы любите мою малютку. А вотъ у нашей бабушки глаза строгіе, ну, а такихъ мы боимся. Не такъ ли, милка?
Доретта сѣла на скамейку и принялась кормить дѣвочку.
-- А моему ребенку дома у матери живется хорошо,-- продолжала Доретта.-- О насъ заботится баринъ; вы не повѣрите, какой онъ добрый и терпѣливый. Ну, да ему и нужно терпѣніе! А теперь, милка, пора бай-бай...
Доретта кивнула Корѣ уйти. Дѣвушка удалилась на цыпочкахъ, отвѣтивъ улыбкою на кивокъ кормилицы; но не успѣла Кора отвернуться, какъ улыбающееся лицо ея омрачилось. До сихъ поръ все шло такъ мило; что за прелестное дитя, какая славная женщина! Зачѣмъ только сказала она это жестокое слово? Почему бы Адальберту и не нуждаться въ терпѣніи? Развѣ не всѣмъ оно нужно?
Къ своему большому удивленію, Кора застала Оссека все еще одного, хотя прошло уже съ четверть часа. Онъ стоялъ у стола посреди комнаты, быстро обернулся и пошелъ на встрѣчу Корѣ съ протянутою рукою.
-- Спасибо, милая Кора, за прелестный букетъ. Прости, что я телеграфировалъ о немъ. Ты, навѣрное, и сама бы вспомнила. По Тильда привыкла къ этому... и еще разъ спасибо.
Онъ поцѣловалъ ея руку; въ его голосѣ снова слышался прежній свѣтлый, веселый звукъ; въ голубыхъ глазахъ и на полныхъ губахъ мелькала привычная, полу-ласковая, полу-шутлива я улыбка.
"Слава Богу!" -- подумала про себя Кора.
-- Я не могу принять твоей благодарности,-- отвѣчала она.--
О цвѣтахъ я не подумала, да они и не отъ меня. Отгадай, отъ кого? Только безъ нѣкоторой помощи ты не нападешь на слѣдъ.