Макомбер сидел в вертящемся кресле шерифа, засунув ноги в корзину для мусора, потому что толстый живот мешал ему положить их на стол. Он сидел и разглядывал висевшее на стене объявление:
"РАЗЫСКИВАЕТСЯ ПО ОБВИНЕНИЮ В УБИЙСТВЕ УОЛТЕР КУПЕР. ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ЧЕТЫРЕСТА ДОЛЛАРОВ".
Случалось, что он целую неделю подряд просиживал здесь, глядя на слова "Четыреста долларов" и уходил домой только обедать и спать. Спал он не меньше десяти часов в сутки.
Макомбер был третий помощник шерифа и дежурил в конторе потому, что ему не хотелось идти домой к жене. После завтрака пришел и второй помощник, сел, прислонился к стене и тоже уставился на слова: "Четыреста долларов".
-- Я читал в газетах, -- сказал Макомбер, чувствуя, как пот медленно скатывается по его шее за рубашку, -- что в Нью-Мексико самый здоровый климат на свете. Погляди, как я потею. Ты скажешь, это здорово?
-- Ну, при твоей толщине, -- сказал второй помощник шерифа, не отводя взгляда от слов "Четыреста долларов", -- чего же ты хочешь?
-- Хоть яичницу жарь, -- сказал Макомбер, поглядывая на раскаленную улицу за окном. -- Мне нужен отпуск. Тебе тоже. Всем нужен отпуск. -- Он с трудом передвинул револьвер, давивший на складку жира. Почему бы Уолтеру Куперу не войти сюда вот сейчас? Ну, почему?
Зазвонил телефон. Макомбер взял трубку. Он слушал и отвечал:
-- Да, нет, шериф отдыхает. Я ему передам, до свидания.
Он медленно положил трубку на рычаг и задумался.
-- Это из Лос-Анжелеса, -- сказал он. -- Они все-таки поймали Брисбэйна. Он сидит у них в тюрьме.
-- Пятнадцать лет получит, -- сказал второй помощник шерифа. -- Его сообщнику уже дали пятнадцать лет. Могут поздравить друг друга.
-- Это мои крестники, -- с расстановкой сказал Макомбер, надевая шляпу. -- Я ведь первый заметил, что фургон ограблен. -- Он повернулся к двери. -- Кому-нибудь придется съездить в Лос-Анжелес за Брисбэйном. По-моему, мне, как ты скажешь?
-- Ну, конечно, тебе, -- сказал второй помощник. -- Славно прокатишься. Голливуд. Девочки там невредные, в Голливуде. -- Он сонно кивнул головой. -- Я бы и сам не прочь повеселиться в Голливуде.
Макомбер не торопясь шел к дому шерифа и, несмотря на жару, слегка улыбался при мысли о Голливуде. Он даже зашагал быстрей, все его двести сорок фунтов легко и проворно неслись к цели.
-- О, чтоб их! -- сказал шериф, когда Макомбер сообщил ему о Брисбэине. -- Какого чёрта им там не сидится в Голливуде! -- Шериф, заспанный и недовольный, спустил ноги с дивана. Он только что прилег вздремнуть после завтрака, сняв башмаки и расстегнув три верхние пуговицы на брюках. -- Ведь мы уже осудили одного по этому делу.
-- Брисбэйн -- известный преступник, -- сказал Макомбер.-- Он совершил кражу со взломом.
-- Да, со взломом, -- сказал шериф. -- Украл пару носков и два пальто, а я должен посылать за ним человека в Лос-Анжелес. А попроси их препроводить к нам убийцу, так они двадцать лет продержат его в Лос-Анжелесе! Зачем вы меня разбудили? -- спросил он сердито.
-- Просили передать, чтоб вы как можно скорее позвонили в Лос-Анжелес, -- ответил Макомбер ровным голосом. -- Там не знают, что с ним делать. Им хочется от него отвязаться. Говорят, он целыми днями орет не своим голосом. Оглушил всю тюрьму.
-- Только его тут и не хватало, -- сказал шериф. -- Очень он мне нужен.
Однако он надел башмаки, застегнул брюки и пошел с Макомбером в контору.
-- Может быть, вы не откажетесь съездить в Лос-Анжелес? -- спросил он Макомбера.
Макомбер пожал плечами.
-- Кому-нибудь надо же поехать.
-- Макомбер у нас молодчина, -- съязвил шериф. -- Наша опора. Всегда готов пожертвовать собой.
-- Я же знаю это дело, -- сказал Макомбер. -- Вдоль и поперек.
Шериф оглянулся на него через плечо.
-- Я читал, что девушек там очень много, так много, что даже толстяки могут надеяться на успех. И жену возьмете с собой, Макомбер?
-- Кому-нибудь нужно же ехать. Впрочем, я с вами согласен, и Голливуд посмотреть недурно, -- рассудительно сказал Макомбер.-- Кое-что я о нем читал.
Они вошли в контору, второй помощник вылез из-за стола, и шериф уселся на свое место, расстегнув три верхние пуговицы на брюках. Пыхтя от жары, он открыл ящик и достал оттуда конторскую книгу.
-- И зачем только люди живут в таком месте? -- вот что мне хотелось бы знать.-- Шериф заглянул в раскрытую книгу. -- Денег нет ни пенни, -- сказал он с досадой. -- Ни одного паршивого пенни. После поездки в Нидлз за этим Бьюкером касса совсем пустая. А новых поступлений не будет еще два месяца. Замечательный у нас город. Поймаешь одного жулика, а потом сиди сложа руки весь сезон. Ну, чего вы на меня так уставились, Макомбер?
-- Послать человека в Лос-Анжелес обойдется не дороже девяноста долларов. -- Макомбер осторожно присел на низенький стул.
-- У вас есть девяносто долларов? -- спросил шериф.
-- Я тут ни при чем, -- сказал Макомбер. -- Ведь это же известный преступник.
-- Может быть, вы уговорите Лос-Анжелес, чтобы они подержали его у себя два месяца. -- сказал второй помощник.
-- Ну и умники сидят у меня в конторе, -- сказал шериф, -- Прямо-таки профессора. -- Однако он повернулся к телефону и сказал:--Соедините меня с полицейским управлением в Лос-Анжелесе.
-- Того, кто ведет дело, зовут Свенсон, -- сказал Макомбер.-- Он ждет вашего звонка.
-- Попробуйте, попросите их изловить убийцу, увидите, что получится. А вот на таких, которые носки крадут, они прямо орлы.
Пока шериф ждал соединения, Макомбер тяжело повернулся на стуле, с трудом отдирая штаны, прилипшие к желтому лаку сидения, и стал смотреть на пустую улицу, добела раскаленную солнцем, на асфальт шоссе, вскипавший от жары мелкими черными пузырьками. На минуту, где-то глубоко, под слоем жира, в нем шевельнулось отвращение к городу Гэтлину, штат Нью-Мексико. Окраина пустыни, прекрасный климат для больных туберкулезом. Двенадцать лет он живет здесь, ходит в кино два раза в неделю, слушает болтовню жены. Растолстел. Прежде чем умереть в Гэтлине, штат Нью-Мексико, непременно растолстеешь. Двенадцать лет, думал он, глядя на улицу, всегда пустую, кроме субботних вечеров. Он уже видел, как выходит из парикмахерской в Голливуде, гуляет под руку с тоненькой блондинкой, заглядывает в бар, выпивает кружку-другую пива. Болтает и смеется в толпе других людей, которые тоже болтают и смеются. Грета Гарбо ходит там по улицам, и Кэрол Ломбард и Алиса Фэй. "Сара, -- скажет он жене, -- я уезжаю в Лос-Анжелес по служебным делам. Вернусь не раньше, чем через неделю".
-- Да?..-- кричал шериф в телефон. -- Да? Где же Лос-Анжелес?
Девяносто долларов, какие-то паршивые девяносто долларов... Макомбер отвернулся и уже не смотрел на улицу. Он положил руки на колени и сам удивился, что они так дрожат, особенно когда шериф сказал:
--Алло, это Свенсон?
Не в силах сидеть спокойно и слушать, как шериф говорит по телефону, он встал и медленно поплелся через проходную комнату в уборную. Там он запер дверь и стал разглядывать себя в зеркало. Так вот на что стало похоже его лицо -- и все это сделали двенадцать лет жизни в Гэтлине, двенадцать лет жениной болтовни. С ничего не выражающим лицом он вернулся в контору.
-- Да нет, -- говорил шериф,-- вам не придется держать его у себя два месяца. Я знаю, что у вас все полно. Знаю, что это противоречит конституции. Сказал, знаю, чёрт вас возьми! Я же только предложил. Очень жаль, что он орет. А я тут при чем? Может, и вы бы заорали, если б вас засадили на пятнадцать лет. Да будет вам, чёрт вас возьми, этот разговор обойдется округу Гэтлин в миллион долларов. Я вам еще позвоню. Хорошо, в шесть часов. Сказал -- хорошо. Хорошо!
Шериф положил трубку. С минуту он сидел, отдыхая, опустив голову. Потом вздохнул и застегнул брюки.
-- Ну и город, -- сказал он, -- этот Лос-Анжелес. -- Он покачал головой. -- Прямо хочется послать все к чёрту. Что ж мне, в гроб ложиться, что ли, из-за человека, который украл пару носков? Ну, что тут делать?
-- Это известный преступник, -- сказал Макомбер. -- Все его дело у нас. -- Голос его звучал ровно, но где-то внутри все в нем дрожало от нетерпения.-- Закон есть закон.
-- Дайте мне казначейство, -- сказал он. Дожидаясь соединения и прижав трубку к уху, он глядел на Макомбера.
Макомбер подошел к дверям и выглянул на улицу. В доме напротив, под окном сидела его жена, поджав толстые локти и обливаясь потом. Он отвернулся и стал смотреть в другую сторону.
Голос шерифа, говорившего с казначеем, доносился словно откуда-то издалека и очень неясно. Голос казначея сердито верещал в трубке, скрипучий, точно механическая пила.
-- Все только тратят деньги, -- кричал он. -- Поступлений никаких, а все тратят деньги. Я буду счастлив, если в конце месяца получу свое жалованье, а вы просите девяносто долларов на увеселительную поездку в Лос-Анжелес! Как же, очень нужно ехать за жуликом, который украл на девять долларов старья. Да пойдите вы к чёрту! Я сказал, пойдите вы к чёрту!
Трубка звякнула о рычаг на другом конце провода, и Макомбер сунул руки в карман, чтобы никто не заметил, как они дрожат. Он холодно смотрел, как шериф осторожно кладет трубку на место.
-- Макомбер, -- сказал шериф, чувствуя на себе жесткий, осуждающий взгляд помощника, -- пожалуй, Джоан Кроуфорд придется обойтись без вас в этом году.
-- Да, все студии уберут траурным крепом по этому случаю, -- сказал второй помощник.
-- Я о себе не хлопочу, -- сказал Макомбер ровным голосом, -- но ведь всем это покажется очень странно: поймали известного преступника, а шериф его выпустил.
Шериф сразу вскочил.
-- Чего вы ко мне пристали? -- крикнул он, выйдя из себя. -- Ну, скажите, какого чёрта вам от меня надо? Не могу же я родить вам девяносто долларов. Говорите со штатом Нью-Мексико!
Макомбер пожал плечами.
-- Это уж не мое дело, -- сказал он. -- Однако, я думаю, мы не можем! позволить, чтобы преступники издевались над законами штата Нью-Мексико.
-- Ну, хорошо! --закричал шериф. -- Действуйте сами! Идите, действуйте! Я буду им звонить только в шесть. У вас есть еще три часа, вот и старайтесь, чтобы правосудие восторжествовало. Я умываю руки. -- Он сел и, расстегнув три верхние пуговицы на брюках, положил ноги на стол. -- Если это так для вас важно, -- сказал он вдогонку Макомберу, -- хлопочите сами.
Направляясь к прокурору округа, Макомбер прошел мимо своего дома. Его жена все так же сидела под окном и обливалась потом. Она посмотрела на мужа равнодушными глазами, и он тоже, проходя мимо, взглянул на нее. Ни тот, ни другая не улыбнулись, не обменялись хоть словом. Одно мгновение они смотрели друг на друга с выражением привычной двенадцатилетней скуки. И Макомбер решительно зашагал дальше, чувствуя, что жара проникает сквозь подошвы и расслабляющей волной поднимается по ногам кверху.
В Голливуде, где на чисто выметенных тротуарах раздается четкий, дразнящий стук высоких каблучков, он будет ходить не так, как ходят толстяки, а твердым и быстрым шагом. Сделав десять шагов с закрытыми глазами, он свернул на главную улицу города Гэтлина, штат Нью-Мексико.
Он вошел в солидное здание в греческом стиле, выстроенное недавно для округа Гэтлин. Проходя по тихим коридорам, отделанным мрамором и прохладным даже среди дня, он зорко оглядывался по сторонам и твердил: -- Девяносто долларов, какие-то паршивые девяносто долларов.
Он остановился перед дверью, на которой была табличка "Прокурор округа". Он постоял с минуту, и страх волной то приливал, то отливал в нем. Его пальцы, сжимавшие дверную ручку, вспотели, пока он открывал дверь. Он постарался принять независимую позу человека, который пришел по служебному делу и не заинтересован в нем лично.
Дверь в кабинет была слегка приоткрыта, посреди комнаты стояла жена прокурора, и прокурор кричал на нее:
-- Ради бога, Кэрол, надо же иметь совесть! Неужели я похож на миллионера? Ну, скажи, да или нет?
-- Мне только нужно немного отдохнуть, -- упрямо твердила жена прокурора.-- Три недели, только и всего. Я не переношу здешней жары. Я заболею и умру, если мне придется пробыть здесь еще неделю. Значит, ты хочешь, чтобы я заболела и умерла? Ты заставляешь меня жить в этом чудном месте, так что ж мне, и умирать здесь? -- Она заплакала, встряхнув тщательно причесанными светлыми волосами.
-- Ну, хорошо, -- сказал прокурор. -- Хорошо. Хорошо, Кэрол. Пожалуйста. Ступай, укладывайся. И перестань плакать. Ради бога, перестань!
Она подбежала к прокурору, поцеловала его и вышла из кабинета, прикладывая платок к кончику носа. Прокурор проводил ее и открыл ей дверь. Она поцеловала его еще раз и побежала по коридору. Прокурор закрыл за ней дверь и устало прислонился к косяку.
-- Она хочет съездить в Висконсин, -- сказал он Макомберу. -- У нее там знакомые. В Висконсине есть озера. Вы ко мне зачем?
Макомбер рассказал ему про Брисбэйна и Лос-Анжелес, и в каком состоянии касса шерифа, и что сказал казначей округа Гэтлин. Прокурор сел на скамью у стены и слушал, опустив голову.
-- Чего же вы от меня хотите? -- спросил он, выслушав Макомбера до конца.
-- Брисбэйн должен получить пятнадцать лет тюрьмы. Это уж наверняка, лишь бы он попал к нам. Известный преступник. В конце концов, это будет стоить всего девяносто долларов... Если бы вы что-нибудь сказали, заявили бы протест.
Прокурор округа сидел на скамье, опустив голову, свесив руки между колен.
-- Всем нужны деньги, всем хочется уехать куда-нибудь, лишь бы не сидеть в городе Гэтлине, штат Нью-Мексико. Знаете, сколько стоит послать мою жену в Висконсин на три недели? Триста долларов. О, боже мой!
-- Тут совсем другое дело. -- сказал Макомбер очень мягко и рассудительно. -- Ведь это в ваших же интересах. Наверняка вынесут обвинительный приговор.
-- Мне беспокоиться нечего. -- Прокурор встал. -- У меня все в порядке. Одного обвинительного приговора по этому делу я уже добился. Чего вы от меня хотите -- чтобы я всю жизнь возился с делами о краже носков?
-- Если бы вы замолвили словечко казначею...
Макомбер поплелся за прокурором в кабинет.
-- Если казначей экономит деньги, значит, он на своем месте, нам как раз такой человек и нужен. Кому-то надо же экономить деньги. Кому-то надо же заниматься делом, не всем же разъезжать на казенный счет.
-- Это опасный прецедент, когда преступника...-- начал Макомбер гораздо громче, чем хотел.
-- Оставьте меня в покое, -- сказал прокурор. -- Я устал.
Он ушел в кабинет и захлопнул за собой дверь.
-- Сукин сын, мерзавец, -- негромко сказал Макомбер, обращаясь к двери, разделанной под дуб, и вышел в мраморный вестибюль. Он нагнулся и выпил воды из блестящего фарфорового фонтанчика, поставленного в вестибюле. Горло у него пересохло, словно набитое песком, и вкус во рту был затхлый.
Выйдя на улицу, он зашагал по раскаленному тротуару, с трудом волоча ноги. Пояс брюк неприятно резал ему живот, и, вспомнив стряпню своей жены, он подавил отрыжку. В Голливуде, чего бы это ни стоило, он пообедает в каком-нибудь ресторане, куда ходят кинозвезды, и ему подадут легкие французские блюда и вино в замороженной бутылке. Какие-то паршивые девяносто долларов. Он шел в тени брезентовых навесов, обливаясь потом, мучительно ломая голову в поисках выхода.
-- К чёрту, все к чёрту! -- сказал он наконец, не в силах что-нибудь придумать. Никогда уже ему не уйти из Гэтлина, Нью-Мексико, никогда не будет другого случая вырваться на свободу хоть ненадолго... Виски у него ломило от напряжения. Вдруг он вышел из-под навеса и поднялся по лестнице, которая вела в редакцию гэтлинского "Герольда".
Редактор городского отдела сидел за большим столом, покрытым пылью и загроможденным "ворохом рукописей, и с утомленным видом чиркал синим карандашом длинную белую полосу. Он рассеянно выслушал Макомбера, время от времени пуская в ход карандаш.
-- Вот и покажите избирателям города Гэтлина, -- Макомбер говорил, захлебываясь, наклонившись над столом, -- что за народ их обслуживает. Покажите землевладельцам округа Гэтлин, какой защиты они могут ждать от шерифа, прокурора и казначея, которых они сами назначили. Интересная получилась бы статейка: люди, которым место за решеткой, разгуливают у нас на свободе и плевать хотят на "все законы. На вашем месте я такую написал бы передовицу! Из-за каких-то паршивых девяноста долларов! А стоит газете высказаться, и шериф завтра же пошлет человека в Лос-Анжелес. Вы меня слушаете?
-- Да, да, -- сказал редактор, осторожно перечеркивая страницу тремя "прямыми линиями. -- Почему вы не занимаетесь своим делом, Макомбер? Вы же третий помощник шерифа.
-- Ваша газета партийная -- вот что скверно, -- огрызнулся Макомбер. -- Ведь вы демократы, вам хоть всю Главную улицу вывози на грузовике, если это свой человек сделал, вы и слова не скажете. Продажный вы народ, и газета у вас продажная.
-- Вот именно, -- сказал редактор. -- Вы попали в точку. -- Он опять чиркнул карандашом.
-- А ну вас к чёрту! -- сказал Макомбер и отвернулся.
-- Вы мало едите, Макомбер, вот в чем беда, -- сказал редактор. -- Вам нужно усиленное питание.-- Держа карандаш на весу, редактор задумался над какой-то фразой, и Макомбер вышел, хлопнув дверью.
Макомбер в унынии плелся по улице, не обращая внимания на зной, тяжело бивший ему в лицо. По дороге в контору он опять прошел мимо своего дома. Его жена все еще сидела под окном, глядя на улицу, всегда пустую, кроме субботних вечеров.
-- Больше тебе делать нечего, все сидишь под окном? -- крикнул -он ей с той стороны улицы.
Она ничего не ответила, только посмотрела на него и опять перевела равнодушный взгляд на улицу.
Макомбер вошел в контору шерифа и тяжело опустился на скамейку. Шериф сидел еще там, положив ноги на стол.
-- Ну, как? -- спросил шериф.
-- Все к чёрту, -- Макомбер вытер потное лицо пестрым платком. -- Наплевать, проживу и так.
Пока шериф вызывал Лос-Анжелес, он расшнуровал башмаки и уселся на свое место.
-- Свенсон? -- кричал шериф в трубку. -- Это шериф Хэдли из Гэтлина, Нью- Мексико. -- Можете сказать Брисбэйну, чтоб он перестал орать. Выпустите его. Мы за ним не приедем. И без него много хлопот. Спасибо. -- Он повесил трубку и вздохнул, как вздыхает человек после целого дня работы. -- Пойду домой обедать, -- сказал он и вышел.
-- Я посижу здесь, пока ты сходишь домой поесть, -- сказал второй помощник Макомберу.
-- Не стоит, -- сказал Макомбер.-- Я не хочу есть.
-- Ну, ладно, -- сказал второй помощник и, поднявшись с места, пошел к дверям. -- Всего хорошего, Барримор. -- Он вышел, насвистывая.
Макомбер заковылял к креслу шерифа в расшнурованных башмаках. Откинувшись на спинку кресла, он взглянул на объявление: "РАЗЫСКИВАЕТСЯ ПО ОБВИНЕНИЮ В УБИЙСТВЕ... ЧЕТЫРЕСТА ДОЛЛАРОВ", теперь освещенное косыми лучами солнца. Потом -сунул ноги в корзину для мусора и оказал: