Шоу Бернард
Пигмалион

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Pygmalion.
    Вариант Московского Театра Сатиры, 1938 (На правах рукописи).

0x01 graphic

Бернард ШОУ.
Пигмалион

(Pygmalion)

На правах рукописи

Вариант Московского Театра Сатиры

Обработка Г. Рыклина

Государственное издательство
Искусство
(Стеклографическое издание)

Москва
1938

Действующие лица:

   Мистрис Хиггинс
   Профессор Генри Хиггинс -- ее сын.
   Альфред Дулитль.
   Элиза -- его дочь.
   Мистрис Эйнсфорд Хилль.
   Клара |
   Фредди | ее дети.
   Полковник Пикеринг.
   Мистрис Пирс.
   Саркастический наблюдатель.
   Горничная.

Первое действие происходит под аркой входа в церковь. Второе -- в лаборатории Генри Хиггинса, третье -- у мистрис Хиггинс. Четвертое опять у Генри и пятое -- снова у мистрис Хиггинс.

Действие I

   Поздний вечер. Сильный летний дождь. Пешеходы ищут защиты в рынке и под арками церкви, где стоит уже много народа, между прочим дама с дочерью в вечерних туалетах. Какой-то человек, стоя в глубине, лицом к церковной двери, делает пометки в запасной книжке. Часы бьют четверть одиннадцатого.
   ДОЧЬ (между средней и левой колоннами). Я промокла до костей. Куда пропал Фредди? Уже двадцать минут, как он ушел.
   МАТЬ (справа от дочери). Ты преувеличиваешь. Но все же он мог бы уже давно достать экипаж.
   КУТИЛА (справа от нее). До половины двенадцатого, мисс, он не найдет экипажа. Пока не окончится театральный разъезд.
   МАТЬ. Но нам необходим сейчас экипаж.
   ДОЧЬ. Я промокла до костей.
   КУТИЛА. Виноват, но ничем помочь не йогу.

(Вбегает ФРЕДДИ и закрывает зонтик. Это молодой человек лет двадцати, во фраке, весь мокрый.)

   ДОЧЬ. Достал экипаж?
   ФРЕДДИ. Ни за какие деньги.
   МАТЬ (строго). О, Фредди, за деньги можно все достать. Верно, ты не старался.
   ДОЧЬ. Я промокла до костей. Это просто несносно.
   ФРЕДДИ. Дождь пошел внезапно. Все стали искать экипажи. Я бегал...
   МАТЬ. О, Фредди! Попробуй еще раз. И не возвращайся без экипажа.
   ФРЕДДИ. Понапрасну буду бегать.
   ДОЧЬ. Я промокла до костей. Я заболею.
   ФРЕДДИ. Ладно. Иду, иду.

(Открывает зонтик и, спеша, вталкивается с продавщицей цветов, которая- вбегает, чтобы укрыться от дождя. От толчка она роняет корзину с цветами. Происшествие прерывает молния и сильный удар грома.)

   ЦВЕТОЧНИЦА. Ну, что это, Фредди? Куда несешься, как угорелый?
   ФРЕДДИ. О, простите! (Убегает.)
   ЭЛИЗА (собирает цветы). Хорош, нечего сказать. Расшвырял все цветы в грязь. (Становится справа от дам, отталкивая Кутилу.)
   МАТЬ. Откуда вам известно имя моего сына?
   ЭЛИЗА. Ах, это ваш сын? Хороша мать! Позволяет сыну разбрасывать чужие цветы и удирать, не заплатив. Не угодно ли расплатиться? Да.
   ДОЧЬ. Какое нахальство!
   МАТЬ (Элизе). Вот вам за ваши цвета.
   ЭЛИЗА. Благодарю вас! Премного благодарна.
   ДОЧЬ. Возьми сдачу. Они стоят всего по одному пенни букетик.
   МАТЬ. Замолчи, Клара. (Элизе.) Вы можете оставить себе остальное.
   ЭЛИЗА. Спасибо, сударыня, спасибо.
   МАТЬ. Теперь скажите, откуда вам известна имя моего сына?
   ЭЛИЗА. Вы хотите узнать, откуда я знаю Фредди?
   МАТЬ. Да. Откуда вам известен этот молодой человек?
   ЭЛИЗА. Я его не знаю.
   МАТЬ. Я слышала, как вы назвали его по имени. Не старайтесь маня обмануть.
   ЭЛИЗА (уверенно). Никто не хочет вас обманывать. Я назвала его Фредди, просто так... Чтобы сделать ему приятное. Фредди -- красивое. (Садится возле корзинки.)
   ДОЧЬ. Выброшенные шесть пенсов. Я промокла до костей. (Отходит за колонну.)

(Немолодой господин, военного типа, входит, закрывая зонтик. Он весь мокрый. На нем фрак и легкий плащ. Становится слева, на место дочери.)

   ГОСПОДИН. Уф!
   МАТЬ (господину). Скоро ли это кончится?
   ГОСПОДИН. Точными сведениями не располагав. Дождь опять усилился.
   МАТЬ. О, господи! (Грустно отходит к дочери.)
   ЭЛИЗА. Раз усилился, значит, к концу, не унывайте, сэр, и купите у бедной девушки цветок.
   ГОСПОДИН. Сожалею, у меня нет мелочи.
   ЭЛИЗА. Я могу разменять, сэр.
   ГОСПОДИН. Не принуждайте меня, пожалуйста. (Осматривает свои карманы.) У йена, действительно, нет мелких. Стой! Нашел два пенса.
   КУТИЛА (Элизе). Будьте осторожна! Позади нас стоит тип, который записывает каждое ваше слово.
   (ЭЛИЗА поворачиваются-к господину, делающему заметки.)
   ЭЛИЗА (выходя из себя). Я имею право продавать цветы. Я порядочная девушка, как бог сват! (Господину). О, сударь, не позволяйте ему записывать. Вы не знаете, как это для меня вредно. Меня запишут и выбросят на мостовую за то, что я заговариваю с мужчинами. Они...
   ХИГГИНС (выходит с левой стороны, остальные тискаются за ним). Ну, ну, ну! Кто это вас так обитает? Глупая девочка, за кого вы меня принимаете?
   КУТИЛА. Не смущайтесь, это джентльмен. Поглядите на его башмаки. Она приняла вас за шпика.
   ХИГГИНС (с внезапным интересом). Что это -- шпик?
   КУТИЛА. Каждый житель Великобритании должен знать, что такое шпик. И помнить об этом он должен в любую погоду.
   ХИГГИНС. А! Понял...
   ЭЛИЗА (все еще истерически). Я под святой присягой повторяю, что не сказала ни одного плохого слова.
   ХИГГИНС. (недовольно, но все же добродушно). Ладно, ладно! Разве я похож на полицейского?
   ЭЛИЗА (не успокаиваясь). Зачем же вы записывали мои слона? Покажите-ка, что вы про меня написали?
   (ХИГГИНС открывает книжку и сует ей под нос.)
   Вот. Так люди не пишут. Что это? Я прочесть не могу,
   ХИГГИНС (читает, передавая с точностью ее выговор). "Не унывайте, полковник, и купите у бедной девушки цветок.
   ЭЛИЗА (взволнованно). Я ничего дурного не сказала. (Полковнику.) О, пожалуйста, не позволяйте, чтобы он меня записывал за такие слова.
   ПОЛКОВНИК (Хиггинсу). Если вы, действительно, сыщик, то прошу избавить меня от вашей защиты. Все видели, что она ничего дурного не сделала,
   КУТИЛА. Да он вовсе не сыщик. Это -- джентльмен. Взгляните на его башмаки, джентльмена от простого смертного можно отличить главным образом по башмакам. Человека уважают не за то, что у него в голове, а за то, что у него на ногах.
   ХИГГИНС. А как поживает ваша родня в Корнвалисе?
   КУТИЛА (резко). Почему вы знаете, что у меня родня в Корнвалисе?
   ХИГГИНС. Это вас не касается... (Элизе.) Почему вы живете на западе? Ведь родились вы в Дувре?
   ЭЛИЗА (побледнев) А это преступление, что я уехала из Дувра? Я должна была платить за эту дыру четыре с половиной шиллинга в неделю за квартиру... (Плачет.) У-у-у...
   ХИГГИНС. Живите, где хотите, но перестаньте реветь.
   ПОЛКОВНИК (Элизе). Успокойтесь, он ничего вам не сделает.
   ЭЛИЗА. Я порядочная девушка, а не бог знает кто.
   САРКАСТИЧЕСКИЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ (не заботясь о девушке). Не знаете ли вы, где моя родина?
   ХИГГИНС. Виндзор!
   НАБЛЮДАТЕЛЬ (изумленно). Честное слово, вы все знаете.
   ЭЛИЗА (все еще чувствуя оскорбление). Нет, он не смеет путаться в мои дела, Ей- богу, нет.
   КУТИЛА (к ней). Конечно, нет. Не позволяйте ему этого. (Хиггинсу.) Послушайте, по какому праву вы вмешиваетесь в дела людей, которые ничего общего не желают с вами иметь? Да, Вы нас, очевидно, принимаете за какой-то сброд? Да. Позволили бы вы себе такие вольности по отношению к джентльмену в таких же прекрасных башмаках, как ваши? Да.
   НАБЛЮДАТЕЛЬ. А ну-ка, скажите вот этому господину, откуда он явился, если уж вы такой ясновидящий?
   ХИГГИНС, Кембридж в Индии.
   ПОЛКОВНИК. Совершенно верно. Он все знает.
   ДОЧЬ. Я промокла до костей. Где застрял Фредди?
   ХИГГИНС. Хемпстед!
   МАТЬ. Это поразительно!
   ДОЧЬ (оскорбленно). Не оставите ли вы про себя ваши дерзкие замечания?
   ХИГГИНС. А ваша матушка из Эпсона, без всякого сомнения.
   МАТЬ (выступая вперед). Нет! Это поразительно! Я воспитывалась неподалеку от Эпсона.
   ХИГГИНС (весело). Ха-ха!.. (Дочери.) Вам нужен экипаж, не правда ли?
   ДОЧЬ. Я с вами не разговариваю. (Гордо отходит назад в арку.)
   ХИГГИНС. Не знаю, заметили ли вы, что дождь перестал.
   КУТИЛА. Верно. Вот об этом вам бы следовало раньше сказать вместо того, чтобы занимать наше время болтовней. (Уходит.)
   НАБЛЮДАТЕЛЬ. А вот я могу сказать, откуда вы. Я не сомневаюсь, что вы из дома умалишенных. Советую вам отправиться туда обратно. Вас там ожидают с нетерпением. Будьте здоровы. (Уходит.)
   ЭЛИЗА. Этак пугать людей.
   МАТЬ (выходит и смотрит, прошел ли дождь). Клара, уже совсем хорошо. Мы можем дойти до автобуса. Пойдем! (Поднимает платье и торопливо идет.)
   ДОЧЬ. А экипаж? (Идя за матерью.) Я промокла до костей.
   (Все разошлись, кроме Хиггинса, полковника и цветочницы, которая, поправляя корзинку, ворчит про себя.)
   ЭЛИЗА. Несчастная я! И без того трудна жить, а тут еще всякий обижает.
   ПОЛКОВНИК (становится слева от Хиггинса). Как вы все узнаете, позвольте вас спросить?
   ХИГГИНС. Фонетически. Наука о выговоре. Это мое признание. Это моя профессия. Вы можете по акценту отличить ирландца от шотландца. Я же могу определить происхождение всякого и каждого человека. Если он из Лондона, то могу сказать место его рождения с точностью до трех километров.
   ЭЛИЗА. Постыдился бы, обманщик негодный! Занимался бы своим делом, а бедную девушку...
   ХИГГИНС (перебивая). Милая, оставьте на время это возмутительное нытье! Или найдите себе убежище в другом месте.
   ЭЛИЗА. Захочу -- могу стоять и здесь, не ваше дело.
   ХИГГИНС. Девчонка с таким отвратительным выговором и тоном не имеет права находиться где бы то ни было. Подумайте о том, что ваш родной язык был языком Шекспира и Мильтона, что библия на нем написана... А вы кричите, как голубь, у которого болит печень.
   ЭЛИЗА. А-а-а-а... ау-ау...
   ХИГГИНС (быстро вынимает записную книжку). Бог мой, что за звуки. (Записывает и читает, подражая ей.) А-а-а... ау-ау...
   ЭЛИЗА (развеселившись, смеется). Экий безобразник!
   ХИГГИНС. Поглядите на это созданье с ее простонародным выговором... выговор, который останется при ней до самой смерти. Даже место горничной в великосветском доме недоступно для нее. Но я бы мог через три месяца выдать ее за герцогиню на приеме у какого-нибудь посланника... Вы хотите знать, чем я занимаюсь? Я исправляв выговор у новоиспеченных миллионеров, я обучаю их благородной английской речи, а на заработок развиваю науку фонетики, кроме того пишу книги, стихи.
   ПОЛКОВНИК. Я сам исследователь индусского языка...
   ХИГГИНС. Неужели! Не знаете ли вы. полковника Пикеринга, автора книги "Санскритский язык"?..
   ПОЛКОВНИК. Я и есть полковник Пикеринг. С кем имею честь?
   ХИГГИНС. Хиггинс, автор "Универсальной азбуки".
   ПОЛКОВНИК (восторженно). Я приехал сюда из Индии, чтобы познакомиться с вами.
   ХИГГИНС. А я собирался ехать в Индию, чтобы повидать вас.
   ПИКЕРИНГ. Где вы живете?
   ХИГГИНС. Уимпольстрит, 27. Навестите меня завтра.
   ПИКЕРИНГ. Я живу в Карльтон-отеле. Проводите мена, вместо поужинаем и поболтаем.
   ХИГГИНС. Великолепно.
   ЭДИЗА (Пикерингу, когда оба собираются уходить). Пожалуйста купите цветок почтенный сэр. Нечем заплатить за квартиру.
   ХИГГИНС. Лгунья.
   ЭЛИЗА (возмущенно поднимаясь). Гвоздей бы вам в брюхо, ей-богу! (Бросает корзину ему под ноги.) Возьмите всю проклятую корзину за шесть пенсов.
   (Церковные часы бьют вторую четверть. ХИГГИНС снимает шляпу и слушает. ПИКЕРИНГ бросает монету в корзину и уходит.)
   ХИГГИНС. На память. (Бросает горсть денег, в корзину и уходит вслед за Пикерингом.)
   ЭЛИЗА (подымая монету). А-а-ах... (Собирает деньги.) А-а-а... полфунта, а-а-ау... А-а-а...
   ФРЕДДИ (врываясь). Я нашел автомобиль. Галло! (Элизе.) Где те две дамы?
   ЭЛИЗА. Они поплыли к автобусу.
   ФРЕДДИ. А меня оставили с такой? Проклятье! Ни пенни, я погиб!
   ЦВЕТОЧНИЦА (величественно). Не беспокойтесь, молодой джетльмен, я поеду в автомобиле домой. Что для меня восемь пенсов? (Спешит к такси.)

Занавес

Действие II

   На следующее утро, часов в одиннадцать. Лаборатория профессора Хиггинса. Комната в первом этаже на улицу, предназначается для гостиной. Большая дверь посредине, справа два больших шкафа, в углу между ними, углом большой письменный стол. На нем фонограф, зеркало для осмотра носоглоточного канала. Дальше, по той же стене -- камин, дальше удобное кожаное кресло и корзина для угля. Камин топится. На камине часы. Угол занят большим роялем, перед ним скамейка во всю клавиатуру. Позади рояля этажерка для нот, на рояле коробка шоколаду. Середина комнаты пуста. Кроме всего остального в комнате -- еще только один стул, недалеко от комода. По стенам офорты и гравюры.
   
   ПИКЕРИНГ, сидя у стола, собирает бумаги и камертоны. ХИГГИНС возле него запирает некоторые ящики.
   ХИГГИНС (запирает последний ящик). Вот и все.
   ПИКЕРИНГ. Это, право, изумительно. Я гордился, умея чётко произносить двадцать четыре гласных. Но ваши сто тридцать побеждают меня!
   (ГОСПОЖА ПИРС, экономка Хиггинса, заглядывает в комнату.)
   ХИГГИНС. Что такое?
   ПИРС (неуверенно). Господин профессор, вас спрашивает молодая девушка.
   ХИГГИНС. Меня? Молодая девушка? Это невозможно. Что ей надо?
   ПИРС. Она говорит, что вы обрадуетесь, когда узнаете зачем она пришла.
   ХИГГИНС. Какой у нее выговор?
   ПИРС. О, нечто ужасное.
   ХИГГИНС. Примем её. Мисс Пирс, тащите ее сюда, наверх.
   ПИРС. Хорошо, господин профессор. (Уходит)
   ХИГГИНС. Счастливая случайность. Вы увидите, как я делаю снимки. Мы заставим гостью говорить, я всё запишу на моем аппарате и затем мы перенесем ее речь в фонограф.
   ПИРС (возвращаясь). Войдите.
   (Входит ЭЛИЗА. На ней шляпа с тремя страусовыми перьями -- оранжевыми и голубым. На ней почти совсем чистый передник, и шаль она закинула так, что в ее фигуре замечается некоторая элегантность.)
   ХИГГИНС (узнав ее, и удивлением). Как, эта девушка, слова которой я вчера записывал? Она мне уже не нужна. Можете удалиться, вы мне не нужны.
   ЭЛИЗА. Не важничайте. Вы еще не знаете, зачем к пришла. (Мистрис Пирс, которая ожидает у двери.) Сказали ли вы ему, что я приехала в такси?
   ПИРС. Неужели ты думаешь, что такому джентльмену, как господин профессор, есть дело до того, каким способом передвижения ты пользуешься?
   ЭЛИЗА. О, как мы горды! Но ведь он не брезгует уроками, это я от него сама слыхала. И если мои деньги вам не нравятся, могу пойти к другому.
   ХИГГИНС (вне себя от изумления) Чего вы от меня хотите?
   ЭЛИЗА. Я думаю, что настоящий джентльмен попросил бы меня сесть.
   ХИГГИНС. Как вы думаете, Пикеринг, предложить ли этому выродку стул, или ее выкинуть вон?
   ЭЛИЗА (в отчаянии). А-а-а-ау-у-у... (внезапно обиженной злобно.) Я не позволю называть себя выродком, раз я предлагаю деньги и плачу, как настоящая дама. Зарубите себе это на носу.
   ХИГГИНС. На моем носу?
   ЭЛИЗА, Да.
   ПИКЕРИНГ (мягко). Чего вы собственно желаете, дитя мое?
   ЭЛИЗА. Я хочу быть продавщицей в цветочном магазине, я больше не могу продавать цветы на улице. Но меня не берут, пока я не буду говорить благородное. Этот вот сказал, что мог бы мена научить. Ладно. Я ведь хочу платить -- я не прошу милостыни -- а он обращается со мной, как с последней дрянью. Я хочу платить...
   ХИГГИНС. Почем?
   ЭЛИЗА (торжествуя). Но так-то лучше. Я так и знала. Он хочет получить обратно хоть часть того, что швырнул мне вчера. Небось, был под хмельком?
   ХИГГИНС (любезно). Садитесь.
   ЭЛИЗА. Если позволите.
   ХИГГИНС (настойчиво). Садитесь.
   ЭЛИЗА. А-а-а-ах.... ау-ау-ау... (Садится, не то конфузясь, не то с апломбом.)
   ХИГГИНС. Как вас зовут?
   ЭЛИЗА. Лизка Дулитль.
   МУЖИНЫ (пародируя). Лизка, Лизка! (Смеются.)
   ЭЛИЗА (обиженно). Нечего так глупо смеяться.
   ПИРС. Нельзя так разговаривать с господином профессором.
   ЭЛИЗА. А почему профессор смеет так разговаривать со мной?
   ХИГГИНС. К делу. Сколько желаете вы мне платить за урок?
   ЭЛИЗА. Моя подруга у настоящего француза учится по восемнадцать пенсов за урок. Не взбредет же вам в голову брать с меня столько же за то, чтобы научить родному языку? Ну, я дам вам по шиллингу за урок. Хотите -- берите, хотите -- нет, как хотите.
   ХИГГИНС. Она ежедневно зарабатывает три-четыре шиллинга... Она предлагает мне две пятых ежедневного заработка за урок, две пятых с ежедневного дохода миллионера составляло бы приблизительно шестьдесят фунтов. Если этот миллионер имеет пай в военном заводе, считайте доход вдвое больше, это отлично! Это колоссально! Это самое щедрое предложение, какое я когда-либо получал.
   ЭЛИЗА (возмущенно подымаясь). Шестьдесят фунтов! О чем вы говорите?
   ХИГГИНС. Замолчите...
   ЭЛИЗА (плача). Но у меня нет таких денег.
   ПИРС. Не плачь, глупая девочка, садись.
   ХИГГИНС. Если она не перестанет реветь, немедленно вышвырнуть ее вон! Садитесь!
   ЭЛИЗА (тихо повинуясь). А-а-ах... Не орите на меня. Можно подумать, что вы мне отец родной.
   ХИГГИНС. Если я решусь вас учить, буду хуже двух родных отцов сразу. Возьмите. (дает ей свой шелковый платок.)
   ЭЛИЗА. Что с ним делать?
   ХИГГИНС. Вытереть глаза и те части лица, которые мокры.
   ПИКЕРИНГ. Хиггинс, меня это интересует. Я буду вас считать величайшим учителем нашего времени, если вы с этим экземпляром добьетесь результатов. Я готов держать пари, что шутка вам не удастся.
   ХИГГИНС (рассматривая ее). Она так очаровательно вульгарна и так невероятно грязна...
   ЭЛИЗА (сильно протестуя). А-а-а...ау- ау-ау... Ей-ей, я мыла лицо и руки перед тем как итти сюда.
   ПИКЕРИНГ (смеясь). Надеюсь, вы не вскружите ей голову вашими комплиментами, Хиггинс?
   ХИГГИНС. Не следует пропускать случая. Он не встречается каждый день. Из этой грязной уличной девушки я сделаю герцогиню.
   ЭЛИЗА (возмущенно). А-а-ах... ау-ау- ау...
   ХИГГИНС (в сторону). Да, через шесть месяцев, или даже три, если у нее хороший слух и гибкий язык, я буду ее повсюду водить о собой и выдавать за кого пожелаю. Пикеринг, наш век прославлен величайшими фальсификациями й дутыми карьерами... Я хочу показать, как делаются аристократки. Научный опыт. Начнем сегодня же, сейчас, в эту самую минут. Возьмите будущую герцогиню, мистрис Пирс, и вымойте ее, если нельзя иначе.
   ЭЛИЗА (протестуя). Да, но...
   ХИГГИНС (неумолимо). Снимите с нее все это тряпье и сожгите. Телефонируйте, чтобы прислали несколько готовых платьев. Пока что заверните ее в оберточную бумагу
   ЭЛИЗА. Вы не настоящий джентльмен. Говорит о таких вещах! Я порядочная девушка! Да!
   ХИГГИНС. Крошка, учитесь быть герцогиней. А герцогиня никогда не скажет -- "я порядочная девушка". Уведите ее, мистрис Пирс. Если она сделает вам маленькую неприятность, вздуйте ее,
   ЭЛИЗА. Ей-богу, я позову полицию.
   ПИРС. Право, не знаю я, куда мне девать девчонку.
   ХИГГИНС. В помойное ведро.
   ЭЛИЗА. А-а-а-х... ау-ау-ау...
   ПИКЕРИНГ. Хиггинс, будьте благоразумны.
   ПИРС (решительно). Право, господин профессор, нельзя же таким образом... Точно обухом по голове.
   ХИГГИНС (удивленно, любезно) Я бью кого-нибудь по голове? Дорогая моя мистрис Пирс, мой милый Пикеринг, у меня никогда не было ни малейшего намерения ударять по чьей-нибудь голове. Но допускаю, что я несколько туманно выразился. Клянусь богом, Элиза, улицы будут полны трупами застрелившихся из-за вас, прежде еще, чем мы покончим с вашим воспитанием.
   ПИРС. Вы не должны с ней так говорить.
   ЭЛИЗА (подымаясь, кутается в платок). Я уйду. Он сошел с ума, а у дурака учиться я не стану.
   ХИГГИНС (кротко). Я дурак? Так. Хорошо. Мистрис Пирс, новых платьев заказывать не надо. Вышвырнуть эту особу вон!
   ЭЛИЗА (с плачем). А-а-а-х! Мне не надо платьев, я бы и не взяла их. Я сама могу покупать себе платья.
   ХИГГИНС. Вы неблагодарная, злая девушка.
   ПИРС. Иди домой, дитя, к твоим родителям и скажи им, чтобы они лучше за тобой следили.
   ЭЛИЗА. У меня нет родных.
   ПИРС. Где твоя мать?
   ЭЛИЗА. У меня нет матери. Моя шестая мачеха выгнала меня из дому. Но я сама с собой справилась. Я порядочная девушка. Да!
   ХИГГИНС. Ну, из-за чего, же тогда весь шум? Девушка никому не принадлежит. А мне она нужна для научного опыта. Итак, бросьте разговоры, ведите ее вниз и...
   ПИРС. Я еще ничего не понимаю. Будет она получать жалованье?
   ХИГГИНС. Платите ей сколько вам заблагорассудится, ткните ее в приходо-расходную книжку! Но что она будет делать с деньгами? Она не будет нуждаться ни в пище, ни в одежде. Если вы дадите ей денег, она станет пить.
   ЭЛИЗА. Ах, вы грубиян! Так врать! Никто не смеет сказать, что я когда-нибудь выпила хоть каплю водки.
   ПИКЕРИНГ (мягко). Не думаете ли вы, Хиггинс, что девушка тоже может кое-что чувствовать?
   ХИГГИНС (критически оглядывая ее). О, нет, не думаю. Но всяком случае она не обладает чувствами, о которых нам стоило бы заботиться...
   ЭЛИЗА. Я тоже могу чувствовать.
   ХИГГИНС. Трудность будет заключаться в грамматике. С выговором будет много легче.
   ПИРС. Господин профессор, а хотела бы знать, какую должность будет занимать здесь эта девушка? Должна ли она получать жалованье, и что с ней станет, когда вы окончите ученье?
   ХИГГИНС. А что с ней было бы, останься она на панели?
   ПИРС. Это ее дело, господин профессор, не наше.
   ХИГГИНС. Когда окончим ученье, мы выбросим ее снова в грязь. Она сама о себе позаботится. Значит, все в порядке.
   ЭЛИЗА. Сердца у вас нет. Злой, скверный! Только о себе и думаете. Довольно с меня, я пойду.
   ХИГГИНС (хватает коробку конфет с рояля). Возьмите конфету.
   ЭЛИЗА (с тоской глядя на конфеты). Кто знает, что в них такое. Я слыхала от подруг, их вот такие, как вы, опаивали.
   (ХИГГИНС режет конфету пополам, съедает одну половину и предлагает ей другую.)
   ХИГГИНС. Поверьте, Элиза, если я съем половину, вы можете съесть вторую.
   (ЭЛИЗА открывает рот, чтобы отвечать, но он сует туда полконфеты.) У вас ежедневно будут коробки, бочки конфет. Хотите, питайтесь одними сластями.
   ЭЛИЗА (съев конфету, которой чуть не подавилась). И не хотела есть, я только слишком хорошо воспитана, чтобы плеваться.
   ХИГГИНС. Слушайте. Элиза, вы кажется, сказали, что приехала в такси?
   ЭЛИЗА. Ну, так что же? Могу и я взять такси, как всякая, другая?
   ХИГГИНС. Конечно. Впоследствии будете ими пользоваться сколько пожелаете Подумайте об этом, Элиза.
   ПИРС. Господин профессор, вы искушаете девушку. Она должна подумать о будущем.
   ХИГГИНС. Нелепость! Какое у нее будущее? Девушкам ее класса вредно думать о будущем, думайте, крошка, о шоколаде, о такси, о золоте, о бриллиантах.
   ЭЛИЗА. Я не хочу ни золота, ни бриллиантов. Я порядочная девушка, да. (Садится и старается держаться с достоинством.)
   ХИГГИНС. И ею останетесь, Элиза, под присмотром мистрис Пирс.
   ПИКЕРИНГ. Простите, Хиггинс, но я должен вмешаться. Мистрис Пирс совершенно права. Если девушка соглашается стать предметом ваших научных опытов, она должна ясно отдать себе отчет в своем поступке.
   ХИГГИНС. Она на это не способна.
   ПИКЕРИНГ. Мисс Дулитль...
   ЭЛИЗА (побеждённо). А-а-а-х... ау-ау...
   ХИГГИНС. Вот, вот оно! Вот все, что можно выжать из нее. Ау-ау-ау... Какие тут могут быть разъяснения? Элиза, в продолжении шести месяцев вы будете здесь жить и учиться говорить. Если обнаружите прилежание, будете спать в хорошенькой спальне, есть сколько пожелаете и получать деньги на покупку конфет и катание на такси. Если будете ленивы, вас положат опять на кухне, среди помоев, и мистрис Пирс станет бить вас метлой. По прошествии шести месяцев, великолепно одетая, вы в экипаже поедете в Букингемский дворец. Если король заметит, что вас не-леди, полиция отправит вас в тюрьму, где для примера остальным цветочницам вам снимут голову. Если нет, напротив, вас не разоблачат, вы получите подарок в семь шиллингов и шесть пенсов, чтобы начать жизнь продавщицы в магазине. Если вы откажитесь от этих предложений, значит, вы в высшей степени неблагоразумная злая девушка и ангелы станут скорбеть о вас. (Пикерингу.) Ну. довольны ли вы, Пикеринг? (Мистрис Пирс.) Мог ли я выразиться честнее и точнее, мистрис Пирс?
   ЭЛИЗА. Только я никому не позволю себя бить метлой.
   ХИГГИНС. Мистрис Пирс, тащите ее в ванную комнату.
   ЭЛИЗА. Вы грубиян! И еще я не поеду в Букингемский дворец, я никогда не хотела в Букингемский дворец, я всегда боялась королевских дворцов, я порядочная девушка.
   ПИРС. Не спорь, дитя мое, ты не понимаешь господина профессора. Пойдем со мной. (Указывает на дверь и держит ее открытой для Элизы.)
   ЭЛИЗА (уходя). Я не позволю надо мной издеваться, и чувства у меня тоже есть, как у всякого другого.
   (МИСТРИС ПИРС закрывает дверь. Элизы больше не слышно. ПИКЕРИНГ от камина идет к столу, заложил руки за спину.)
   ПИКЕРИНГ. Вы слыхали миф о Пигмалионе?
   ХИГГИНС. А при чем здесь Пигмалион?
   ПИКЕРИНГ. Пигмалион, царь острова Кипра, томимый бездельем, сотворил статую девушки. Из всех греческих девушек Пигмалиону больше всего понравилась эта статуя. Он обратился к богине Афродите с просьбой оживить статую. Богини, как известно, ни в чем не отказывают монархам. Она оживила статую, и Пигмалион женился на ней.
   ХИГГИНС. Я старый убежденный холостяк, и таковым, верно, останусь. Видите ли, она будет моей ученицей, а ученики должны быть святы, чтобы ученье было возможным. Я учил говорить по-английски американских миллионерш, и с тех пор я закален.
   (МИСТРИС ПИРС открывает дверь, в руках у нее Элизина шляпа.) Все ли в порядке, мистрис Пирс?
   ПИРС (в дверях). Я просила бы вас, господин профессор, лишь на одно слово. Позволите?
   ПИКЕРИНГ. Не мешаю ли я вам?
   ПИРС. Нисколько, господин полковник. Ах, господин профессор, постараетесь быть осторожнее в выборе слов, когда будете говорить в присутствии этой девушки.
   ХИГГИНС (строго). Разумеется, я всегда осторожен. Почему вы мне это говорите?
   ПИРС. Нет, господин профессор, вы совершенно неосторожны, когда вы увлекаетесь. Что касается меня, то я уже привыкла, но при ней не следовало бы ругаться.
   ХИГГИНС (неудержимо). Я никогда не ругаюсь. Я ненавижу эту привычку. Я люблю изысканную английскую речь. Что вы, черт возьми, хотите этим сказать?
   ПИРС. А вот именно, это самое, господин профессор: вы слишком часто вспоминаете черта.
   ХИГГИНС. Ну, и черт с ним!
   ПИРС. Смею также вас просить не являться к утреннему завтраку в халате и ни в коем случае не пользоваться им вместо салфетки, как часто бывало до сих пор.
   ХИГГИНС. Кстати, мой халат невыносимо воняет бензином.
   ПИРС. Я в этом не сомневаюсь, пахнет, господин профессор. Но если бы вы согласились вытирать свои пальцы...
   ХИГГИНС. Соглашаюсь. Я аккуратно буду вытирать их о свои волосы. Ну, все ли?
   ПИРС. Нет, господин профессор. Можно ли ей дать японский халат, из тех, что вы привезли из вашего путешествия? Нельзя не снова напялить на нее ее прежнее платье.
   ХИГГИНС. Конечно. Поступайте по своему усмотрению. Все ли теперь?
   ПИРС. Благодарю вас. теперь все.
   ХИГГИНС. Эта женщина...
   ПИРС (возвращается). Простите, господин профессор, но неприятности уже начались. Внизу стоит мусорщик Альфред Дулитль. И желает с вами говорить, ссылаясь на то, что его дочь находится у вас з доме.
   ПИКЕРИНГ. (подымаясь). Покорно благодарю.
   ХИГГИНС (быстро). Пошлите негодяя на верх.
   ПИРС. Хорошо, господин профессор, (входит.)
   ПИКЕРИНГ. Может, он и не негодяй.
   ХИГГИНС. Конечно, негодяй.
   ПИКЕРИНГ. Так или иначе, но, кажется, выйдет недоразумение.
   ХИТИНС. О, нет, не думаю. Во всяком случав, мы услышим от него нечто интересное.
   ПИРС (у двери). Дулитль, господин профессор. (Впускает его и скрывается.)
   (АЛЬФРЕД ДУЛИТЛЬ, крепкий мусорщик, в рабочей одежде. Он в шляпе и в шарфе. У него выразительные черты и выразительный голос, говорящий о неумении сдерживать свои чувства. Держится с видом оскорбленного достоинства и решительности.)
   ДУЛИТЛЬ. Здравствуйте, сэр.
   ХИГГИНС. Доброе утро. Садитесь, пожалуйста.
   ДУЛИТЛЬ. Благодарю, сэр.
   ХИГГИНС. Что вам угодно, Дулитль?
   ДУЛИТЛЬ. У меня к вам дельце. Я желаю получить мою дочь. Не менее и не более. Поняли?
   ХИГГИНС. Меня радует, что в вас есть искра семейственности. Ваша дочь наверху. Возьмите ее хоть сейчас.
   ДУЛИТЛЬ (протестуя) Видите ли, уважаемый сэр. Нехорошо так обижать человека. Девчонка, конечно, моя дочь. Но она у Вас.
   ХИГГИНС. Ваша дочь имеет нахальство ввалиться ко мне и требовать, чтобы я научил ее правильно говорить. Она хочет получить место продавщицы в цветочном магазине. Этот господин и моя домоправительница все время присутствовала" (грубо.) Как вы смеете сюда являться, чтобы шантажировать меня? Вы нарочно послали ее сюда?
   ДУЛИТЛЬ (протестуя). Ей-богу, нет.
   ХИГГИНС. Как же вы узнали, что она здесь? Это ловушка, заговор, чтобы получить денег. Я буду телефонировать в полицию.
   ДУЛИТЛЬ. Полиция, конечно, скорей к вашим услугам, чем к моим. Я обращаюсь к свидетельству этого джентльмена: заикался ли я о деньгах? Требовал ли я с вас хоть один грош?
   ХИГГИНС. Зачем же вы еще могли явиться?
   ДУЛИТЛЬ. А и вправду, зачем? Подумайте, уважаемый сэр*
   ХИГГИНС. Вон, негодяй! Я, вам покажу, как навязывать дочерей.
   ДУЛИТЛЬ. Клянусь, что не видал девчонку вот уже два месяца.
   ХИГГИНС. Как же вы узнали, что она здесь?
   ДУЛИТЛЬ (садится и говорит дружелюбно). Я скажу вам, уважаемый сэр, если только вы дадите мне говорить. Я хочу, я жду, когда смогу сказать.
   ХИГГИНС. Пикеринг, у этого человека безусловно природные ораторские способности! Обратите внимание на врожденный ритм, на природную музыкальность его речи.
   ПИКЕРИНГ. Каким же образом вы узнали, что она здесь?
   ДУДИТЛЬ. Девушка взяла с собой в такси мальчишку, чтобы прокатиться с ним. Сынишку ее домохозяйки. А так как вы оставляете ее у себя, она послала мальчишку домой, за своими вещами. Он попался мне навстречу на углу.
   ХИГГИНС. У кабака, не так ли?
   ДУЛИТЛЬ. Кабак -- клуб бедного человека. Отчего бы мне и не зайти?
   ПИКЕРИНГ. Дайте же договорить, Хиггинс.
   ДУЛИТЛ Ь. Мальчишка и рассказал мне. И я спрашиваю вас, что я должен был почувствовать и как поступить? Я принес вещи дочери. Вот и все.
   ХИГГИНС. Сколько багажу?
   ДУЛИТЛЬ. Гармоника, уважаемый сэр, пара картинок, несколько безделушек и птичья клетка. Она сказала, что в платьях не нуждается. Что мог я при этом подумать? Как отец, спрашиваю я вас? Что мог я при этом подумать?
   ХИГГИНС. Итак, вы явились сюда, чтобы оградить ваше дитя от зла? Гм...
   ДУЛИТЛЬ. Точно так, уважаемый господин. Совершенно верно.
   ПИКЕРИНГ. Но зачем же вы захватили ее багаж, если собираетесь увезти девушку?
   ДУЛИТЛЬ. Разве я сказал хоть слово, что хочу увезти девушку? Скажите сами...
   ХИГГИНС (звонит). Но вы возьмете ее и сию же минуту.
   ДУЛИТЛЬ (недовольно). Нет, сударь, не говорите этого.
   (МИСТРИС ПИРС открывает дверь.) Послушайте, сэр, послушайте же.
   ХИГГИНС. Мистрис Пирс, это отец Элизы. Он пришел за дочерью. Отдайте ему девушку.
   ПИРС. Он не может ее взять с собой, господин профессор... Как это можно? Вы же мне приказали сжечь Элизины платья?
   ДУЛИТЛ Ь. Отлично. Не могу же я тащить ее по улицам, голую как обезьяну. Поймите сами.
   ХИГГИНС. Вы мне заявили, что желаете получить свою дочь. Если у нее нет платьев, купите ей все необходимое.
   ДУДИТЛЬ. Где платья, в которых она сюда пришла? Я их сжег, что ли?
   ПИРС. Я заказала пару платьев для вашей дочери. Как только их пришлют, можете взять их с собой. Обождите на кухне.
   (ДУЛИТЛЬ подымается, чтобы следовать за ней, потом обращается к Хиггинсу)
   ДУЛИТЛЬ. Выслушайте меня, сэр. И вы и я, мы люди общества, не так ли?
   ХИГГИНС. Вы думаете? Я думаю, что вам лучше уйти, мистрис Пирс.
   ПИРС. Я так же думаю, господин профессор. (Уходит.)
   ПИКЕРИНГ. Говорите.
   ДУЛИТЛЬ. (Пикерингу). Благодарю вас.
   (Хиггинсу.) Если говорить правду, вы мне очень нравитесь. Я вижу, что вы настоящий джентльмен. Каких-нибудь пять фунтов...не особенно обременили бы ни вас, ни ценя.
   ПИКЕРИНГ. Я думаю, вы могли бы понять, Дулитль, что намерения мистера Хиггинса вполне честны.
   ДУЛИТЛЬ. Я не сомневаюсь в том, сударь. Тем более, что я знаю свою дочь. Вот поэтому я и прошу только пять фунтов.
   ПИКЕРИНГ. Послушайте, человек, у вас нет нравственных устоев.
   ДУЛИТЛЬ. Вы справедливо считаете, что я настолько беден, что не могу позволить себе иметь нравственные устои, добродетель -- это единственное богатство, которое богачи охотно уступают беднякам. Но я готов отказаться от добродетели. Мне кажется, вы поступили б так же, если бы были бедны, как. и я.
   ХИГГИНС. Я, право, не знаю, что делать, Пикеринг. Несомненно, с точки зрения морали, было бы преступлением дать хоть грош этому молодцу. Но я чувствую, что в нем говорит какая-то примитивная. справедливость.
   ДУЛИТЛЬ. Я нуждаюсь, мне необходимы развлечения, потому что я мыслящий человек. У меня есть потребность согреться и послушать песню и музыку. За все это я должен столько же платить, как и достойные люди. Разве много пять фунтов?
   ХИГГИНС. Пикеринг, за три месяца можно сделать из этого человека или министра или популярного проповедника.
   ПИКЕРИНГ. Что вы на это скажете, Дулитль?
   ДУЛИТЛЬ. Это не для меня, сэр. Благодарю вас. Я честный и мыслящий человек, а это помешало бы мне достойно исполнять как должность министра, так и должность проповедника.
   ХИГГИНС. Я думаю, мы долины дать ему пять фунтов.
   ПИКЕРИНГ. Боюсь, что он скверно распорядится ими.
   ДУЛИТЛЬ. О, нет, сэр. Не бойтесь, что я оставлю деньги нетронутыми, начну копить и вести жизнь лентяя. В понедельник от них не останется и пенни. Я снова должен буду работать, Хранить я их не стану. Вот пирушку устроить -- другое дело.
   ХИГГИНС. Мы дадим ему десять фунтов.
   ДУЛИТЛЬ. Дайте мне только то, что я прошу. Ни пенни меньше, ни пенни больше.
   ХИГГИНС. Пикеринг, если мы еще будем слушать этого человека, наша мораль сильно поколеблется. (Дулитлю.) Вы сказали-пять фунтов? (Вынимает бумажник, дает деньги.)
   ДУЛИТЛЬ. Благодарю вас. До свидания.
   (ДУЛИТЛЬ идет к двери, в дверях сталкивается с дочерью в японском кимоно, вымытой и причесанной. Она неузнаваема. С ней ПИРС. ДУЛИТЛЬ ей кланяется)
   ЭЛИЗА. Черт возьми! Ты не узнаешь свою родную дочь?
   ДУЛИТЛЬ. Господи, помилуй! Лизка!
   ХИГГИНС. Двадцать тысяч чертей! Что это?
   ПИКЕРИНГ. Черт возьми!
   ЭЛИЗА. Я не выгляжу дурой?
   ХИГГИНС. Дурой?
   ПИРС (в дверях). Прошу вас, господин профессор, не делать никаких замечаний, которые могли он вскружить голову девушке.
   ХИГГИНС (подмигивая). Совершенно верно, мистрис Пирс. (Элизе.) Что за дура!
   ПИРС. Ах, прошу вас.
   ХИГГИНС (поправляясь). Я хотел сказать...
   ЭЛИЗА. С моей шляпой я буду отлично выглядеть. (Надевши шляпу, прохаживается и садится у рояля.)
   ХИГГИНС. Клянусь, что эта новая мода. Ха-ха! Невероятно!
   ДУЛИТЛЬ (с отцовской гордостью). Ну, я никак не думал, что она так хороша, когда вымыта.
   ЭЛИЗА. В этом доме нетрудно стать чистым. Горячей и холодной воды сколько угодно! Полотенца есть, и грелка такая горячая, что пальцы жжет. Мягкие щетки, чтобы скрестись и деревянная мыльница, которая пахнет подснежниками. Теперь я знаю, почему дамы такие чистые. Мыться, должно быть, для них большое удовольствие. Я хотела бы, чтобы они посмотрели, как моются у нас.
   ХИГГИНС. Дулитль, прежде чем уйти, не желаете ли дать вашей дочери какие-нибудь советы? Или, наконец, ваше благословение?
   ДУЛИТЛЬ. Нет, сэр, я не гожусь для благословений. я сам всю жизнь боюсь, как бы меня кто-нибудь не благословил. До свиданья, добрые господа.
   ХИГГИНС (выразительно). Стойте! Вы будете регулярно посещать дочь. Это ваш долг, поняли?
   ДУЛИТЛЬ. Конечно. Не на этой неделе, потому что занят, но будьте уверены, что я еще приду. Доброго дня, господа. (Уходит.)
   ЭЛИЗА. Я бы хотела сейчас взять такси, доехать до угла нашей улицы, слезть и велеть шоферу обождать, чтобы нашим девушкам нос утереть.
   ПИРС (возвращается). Элиза, пойдем, принесли новые вещи к примерке.
   ЭЛИЗА. А-а-а! Ау-ау-ау! (Убегает.)
   ПИРС. Не так быстро, дитя мое. (Закрывает за собой дверь.)
   ХИГГИНС. Пикеринг, мы приобрели интересный экземпляр.
   ПИКЕРИНГ. О, да, Хиггинс. И все же я держу пари, что этот опыт вам не удастся.
   ХИГГИНС. Принимаю пари и приступа" к работе.

Занавес

Действие III

   Приемный день у мистрис Хиггинс. Никого нет. Гостиная в квартире на набережной, три окна с видом на реку, потолок не слишком высок. Окна открыта и ведут на балкон. Справа в стене не вдалеке от окна находится дверь. Посредине большая оттоманка, покрытая ковром, скатерти из парчи, подушки на оттоманке, все это великолепно, но скрыто множеством лишних, ненужных вещей. Наискось от двери сидит МИСТРИС ХИГГИНС; ей за 60 лет; одета она не по моде, явно нарочно. Она пишет за элегантным простым письменным столом, с левой стороны звонок, дальше кресло, необитое, грубой резьбы. Углы комнаты у окон заняты оттоманками. Около четырех часов дня. Дверь быстро открывается и входит ХИГГИНС.
   МИСТРИС ХИГГИНС (внезапно). Генри, ты здесь? У мена сегодня приемный день. Ты дал слово не приходить. Сию минуту отправляйся домой.
   ХИГГИНС (целуя ее). Ладно, мама. Я нарочно пришел.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Тебе надо уйти. Я серьезно говорю, Генри. Ты оскорбляешь всех моих друзей.
   ХИГГИНС. Пустяки. Я знаю, что не умею вести легких разговоров, но это никому не вредит. (Садится в елизаветинское кресло.)
   МИСТРИС ХИГГИНС. Никому не вредит! Не ведешь легких разговоров! А каковы твои тяжеловесные разговоры? Нет, правда, дорогой, ты не должен оставаться.
   ХИГГИНС. Мне необходимо остаться. У меня есть дело. Я поймал девушку.
   МИСТРИС ХИГГИНС. То есть девушка поймала тебя?
   ХИГГИНС. Ни в коем случае. Это не любовная история.
   МИСТРИС ХИГГИНС. О, как жалко!
   ХИГГИНС. Почему?
   МИСТРИС ХИГГИНС. Ты еще не влюблялся в женщину моложе сорока шести лет. Когда ты сообразишь, что и среди молодых женщин есть две-три недурных?..
   ХИГГИНС. Я действительно, никогда не смогу полюбить молодую женщину. Бывают такие закоренелые привычки. К тому же по большей части -- они глупые гусыни...
   МИСТРИС ХИГГИНС. И девушка, о которой ты говоришь?
   ХИГГИНС. И она. Эта девушка навестит тебя сегодня.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Благодарю. Но я не помню, чтобы приглашала ее.
   ХИГГИНС. Я пригласил ее. Если бы ты ее знала -- не приглашала бы.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Право? Почему?
   ХИГГИНС (ходит, позвякивая ключами). Она простая цветочница. Я взял ее с улицы.
   МИСТРИС ХИГГИНС. И пригласил ее на мой приемный день?
   ХИГГИНС. О, все в порядке. Я научил ее прилично говорить, и она прекрасно усвоила, как себя вести. Она не должка выходить из рамок разговора о погоде и о здоровье. "Погода хороша", "Как ваше здоровье?" Она ничем не будет отличаться от других, дам, которые придут к тебе.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Как мог ты так глупо поступить, Генри?
   ХИГГИНС. Мы занимаемся уже несколько недель, и она делает колоссальные успехи. У нее тонкий слух, и она почти так же хорошо говорит по-английски, как ты... по-французски...
   МИСТРИС ХИГГИНС. Этого недостаточно.
   ХИГГИНС. Знаешь, я исправил ее выговор, но надо ещё поработать над тем, что она говорит. А это...
   (Их перебивает ГОРНИЧНАЯ, докладывая.)
   ГОРНИЧНАЯ. Мистрис Эйнсфорд Хилль с дочерью. (Отходит.)
   ХИГГИНС. О, боже! (Очень небрежно поднимается.)
   (ЭЙНСФОРД, мать и дочь, те же, что прятались от дождя под аркой церкви. Мать хорошо воспитана, величественна и скрывает свою бедность. Дочь старается держаться независимо.)
   МИСТРИС ХИГГИНС (мистрис Эйнсфорд.) Как поживаете?
   (Жмут руки.)
   КЛАРА. Как поживаете? (Жмет руки.)
   МИСТРИС ХИГГИНС (представляя). Мой сын, Генри.
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД. Наш знаменитый сын? Я так желала о вами познакомиться, господин профессор.
   ХИГГИНС (не двигаясь). Очень рад. (Кланяется.)
   КЛАРА (доверчиво идя к нему). Здравствуйте, господин профессор.
   ХИГГИНС (смотрит на нее, держа руки в кармане). Я уже где-то видел вас. Не помну где, но слышал ваш голос. Впрочем, безразлично. (Садится, точно ожидая их ухода).
   МИСТРИС ХИГГИНС. Я должна, к сожалению, заявить, что мой знаменитый сын не умеет себя вести. Не сердитесь за это на него.
   КЛАРА (весело). Конечно, нет. (Садятся на оттоманку)
   ЭЙНСФОРД (немного удивленно). Ни в коем случае. (Садится на оттоманку между дочери и мистрис Хиггинс, повернувшей свои стул.)
   ХИГГИНС. Неужели я был невежлив? Уверяю я не имел намерения.
   (ГОРНИЧНАЯ вводит ПИКЕРИНГА.)
   ГОРНИЧНАЯ. Полковник Пикеринг (Уходит.)
   ПИКЕРИНГ. Добрый день, миссис Хиггинс.
   МИСТРИС ХИГГИНС. О, я рада, что вы пришли. Вы знакомы с мистрис Эйнсфорд Хилль? Ее дочь.
   (Поклоны. ПИКЕРИНГ садится между дамами.)
   ПИКЕРИНГ. Говорил ли вам Генри, зачем мы оба пришли?
   ХИГГИНС. Нас прервали. Черт бы их побрал!
   МИСТРИС ХИГГИНС. О, Генри, Генри!
   ЭЙНСФОРД (подымаясь). Мы мешаем?
   МИСТРИС ХИГГИНС (заставляет ее снова сесть). Нет, нет... Вы не могли притти удачнее. Он хотели бы вас познакомить с нашей общей знакомой.
   ХИГГИНС. Да, да, клянусь богом. Нам нужно несколько человек. Вы годитесь так же, как и другие.
   (ГОРНИЧНАЯ вводит ФРЕДДИ.)
   ГОРНИЧНАЯ. Мистер Эйнсфорд Хилль. (Уходит.)
   ФРЕДДИ (здороваясь). Здравствуйте, уважаемая миссис Хиггинс.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Как мило, что вы пришли. (Представляет.) Полковник Пикеринг.
   ФРЕДДИ (кланяясь). Очень рад.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Я не думаю, чтобы вы знали моего сына. Профессор Хиггинс.
   ФРЕДДИ (подходя). Очень рад.
   ХИГГИНС (осматривает его точно вора). Послушайте, я готов поклясться, что уже встречался с вами. Но только где?
   ФРЕДДИ. Я не могу припомнить.
   ХИГГИНС (подымаясь). Ну, ничего, садитесь. (Пожимает Фредди руку и буквально швыряет его в кресло. Сам он бухается на оттоманку между дамами.) Во всяком случае, мы теперь сидим. Но о чем, черт возьми, будем говорить, пока не пришла Элиза?
   МИСТРИС ХИГГИНС. Генри, ты душа вечеров в Королевском Фонетическом Обществе, но в обыкновенных случаях с тобой трудно справиться.
   ХИГГИНС. В сущности, я и сам так думаю. (Смеется.)
   КЛАРА (глядя на Хиггинса, как на кандидата в женихи). Я согласна с вами. Не люблю легких разговоров. Если бы люди были правдивы и говорили все, что хочется...
   ХИГГИНС. Сохрани бог!
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД (поддерживая дочь). Почему же нет?
   ХИГГИНС. Думаете ли вы, что вам было бы приятно, если бы я разразился сейчас всем тем, что я думаю?
   КЛАРА (весело). Разве это так цинично?
   МИСТРИС ХИГГИНС. Цинично? Это было бы просто неприлично.
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД (серьезно). Не может быть, господин профессор.
   ХИГГИНС. Видите ли, все мы более или менее дикари. Но только делаем вид, что знакомы с поэзией, философией, искусством и наукой. Но многие ли из нас знают, что означают все эта названия? (Дочери.) Что знаете о поэзии? (Мистрис Эйнсфорд) Что знаете вы о науке? (Глядя на Фредди.) Что знает он об искусстве? И что, черт бы меня побрал, я знаю о философии?
   МИСТРИС ХИГГИНС (страшно развеселившись) Или о манерах, Генри?
   (ГОРНИЧНАЯ вводит ЭЛИЗУ. Она восхитительно одета, красива и изящна.)
   ГОРНИЧНАЯ. Мисс Дулитль. (Уходит.)
   (Мужчины подымаются. МИСТРИС ХИГГИНС также. ХИГГИНС подводит ЭЛИЗУ к матери.)
   ХИГГИНС. Вот она, мама. (Помещается у письменного стола и наблюдает Элизу.)
   ЭЛИЗА (говорит педантично, правильно, красивыми, пластическими нотами). Здравствуйте, миссис Хиггинс, профессор Хиггинс желал, чтобы я пришла.
   МИСТРИС ХИГГИНС (любуясь ею). Конечно. И я очень рада вас видеть.
   ПИКЕРИНГ. Как ваше здоровье, мисс Дулитль?
   ЭЛИЗА (пожимая руку). Полковник Пикеринг, если не ошибаюсь?
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД. Я уверена, что мы уже раньше встречались с мисс Дулитль. Я помню ваши глаза.
   ЭЛИЗА. О, я очень рада. (Грациозно садится на оттоманку, где прежде сидел Хиггинс.)
   ФРЕДДИ. Я также имел удовольствие вас видеть.
   ХИГГИНС. Клянусь богом, теперь я всё понял. (ВСЕ смотрят на него.) Что за чертовская история!
   МИСТРИС ХИГГИНС. Прошу тебя, Генри! (ХИГГИНС собирается облокотиться на стол.) Не садись, пожалуйста, на мой письменный стол, ты его сломаешь.
   ХИГГИНС. О, прости! (Садится в стороне от всех, точно не выносит их вида.)
   (ГОРНИЧНАЯ разносит чай.)
   МИСТРИС ХИГГИНС (продолжая разговор). Вы думаете, что будет дождь?
   ЭЛИЗА. Слабое давление с восточной сторона нашего острова должно бы передвинуть по западному направлению. В положении барометра не предвидится больших перемен.
   ФРЕДДИ. Ха-ха! Смешно!
   ЭЛИЗА. Что же в этом смешного, молодой человек? Я готова поспорить, что выучила это правильно.
   ФРЕДДИ. Простите!
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД. Я надеюсь, что не похолодает. Инфлюэнца сильно свирепствует. Каждую весну она совершает набег на нашу семью.
   ЭЛИЗА. Моя тетка умерла от инфлюэнцы, так говорили. Но я уверена, что ее пришили.
   МИСТРИС ХИГГИНС (подавленно). Пришили?
   ЭЛИЗА. Да. Даю слово. Почему моя тетка должна была умереть именно от инфлюэнцы? Год перед тем она отлично вынесла дифтерит. А потом я видела ее собственными глазами. Она была уже совсем синяя. Все думали, что она умерла; Но отец лил ей водку в глотку до тех пор, пока она внезапно не пришла в себя, да так, что чуть не проглотила ложу. Как могла такая, крепкая женщина умереть от инфлюэнцы? Куда девалась ее новая соломенная шляпка, которую я должна была унаследовать? Нет, я так думаю: кто свистнул шляпку, тот пришил и тетку.
   ФРЕДДИ. Что значит "пришить"?
   ХИГГИНС (быстро). О, это модное шуточное выражение. Пришить -- значит убить.
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД (боязливо Элизе). Вы не думаете серьезно, что ее хотели убить?
   ЭЛИЗА. А почему бы нет? Те, кто жил с ней, убили бы ее ради шляпной шпильки, а уж из-за шляпки нечего и говорить.
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД. Но Ваш отец не был прав, вливая ей водку в глотку. Это также могло ее убить.
   ЭЛИЗА. О, нет! Водка была ее любимым напитком с детства. К тому же он сам столько ее влил в себя, что знает ее целительное свойство.
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД. Не значит ли это, что он выпивал?
   ЭЛИЗА. Выпивал? О, боже, да он просто лакал ее бег удержу.
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД. Как это ужасно для вас.
   ЭЛИЗА. Ничуть. Это не вредило. Он пил не постоянно, а так -- от времени до времени -- и чуть выпьет рюмочку, как становится веселым. Это так: если у мужчины есть хоть немножко совести, он начинает грустить без работы, тогда капля вина придает ему бодрость. (К Фредди, который дрожит от внутреннего смеха.) Ну, что вы давитесь?
   ФРЕДДИ. Я дивлюсь вашему шуточному тону. Вы так искусны в нем.
   ЭЛИЗА. Если я верно усвоила его, чему же смеяться? (Хиггинсу.) Разве я сказала что-нибудь, чего не следовало?
   МИСТРИС ХИГГИНС (перебивая). Никоим образом, милая мисс Дулитль.
   ЭЛИЗА. Ну, и отлично. (Возбужденно.) Я всегда говорю, что надо...
   ХИГГИНС (глядя на часы). Гм... гм...
   ЭЛИЗА (глядя на него, понимает и встает.). Ну, мне пора.
   (Мужчины, кроме Хиггинса подымаются. Фредди идет к двери.)
   Мне было очень приятно с вами познакомиться. Прощайте. (Жмет руку мистрис Хиггинс.)
   МИСТРИС ХИГГИНС. До свиданья.
   ЭЛИЗА. Прощайте, полковник Пикеринг.
   ПИКЕРИНГ. Прощайте, мисс Дулитль. (Жмет руку.)
   ЭЛИЗА (кланяется остальным). Прощайте.
   ФРЕДДИ (открывая дверь). Не пройдете ли вы через парк, мисс Дулитль? В таком случае, я бы...
   ЭЛИЗА. Пешком? Подол трепать?
   (Фредди смеется, Хиггинс падает на диван.)
   Я поеду в такси, (Уходит.)
   (Пикеринг садится.)
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД. Нет, право, я как-то не могу привыкнуть к новым выражениям.
   КЛАРА. О, это прелестно, мама, право. Все будут думать, слушая тебя, что мы нигде не бываем и никого у себя не принимаем, что мы отстали от моды.
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД. Я сама думаю, что очень отстала. Все же надеюсь, что ты не будешь перенимать этих манер. То, что мы здесь слыхали, уж чересчур сильно. Не правда ли, полковник Пикеринг?
   ПИКЕРИНГ. Не спрашивайте меня, я много лет был в Индии, и нравы за это время так переменились, что порой я не знаю, сижу ли я за ужином в хорошем доме или в пароходном трюме.
   КЛАРА. Это дело привычки. Тут нет речи о правильности или неправильности. Это делается бессознательно, но это так своеобразно и даже скучным вещам придает шикарный оттенок. Новый, легкий тон я нахожу восхитительным.
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД (подымаясь). Нам пора.
   (ПИКЕРИНГ и ХИГГИНС подымаются. ХИГГИНС идет к оттоманке с видом довольства, что гости уходят.)
   КЛАРА. Нам предстоит мызгаться на трех визитах. Прощайте, профессор Хиггинс.
   ХИГГИНС (пожимая руку через оттоманку). Прощайте! Я убежден, что вы на всех трех визитах будете говорить этим шуточным тоном. Не стесняйтесь. Валяйте ас всю!
   КЛАРА (с улыбкой). Я так и сделаю, буду валять во всю. До свидания, миссис Хиггинс. Прощайте, полковник Пикеринг. (К Хиггинсу, провожающему ее до двери.) Какой вздор, все это старинное жеманство времен королевы Виктории.
   ХИГГИНС. К черту его!
   КЛАРА. К дьяволу!
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД (конвульсивно). Клара!
   КЛАРА. Ха-ха! (Весело идет, убежденная в своей современности.)
   МИСТРИС ХИГГИНС (пожимает руки). До свиданья! (Фредди.) Вам бы хотелось снова встретиться с мисс Дулитль?
   ФРЕДДИ. Еще бы!
   МИСТРИС ХИГГИНС. Ну, так не забывайте мой приемный день.
   ФРЕДДИ. Я бесконечно благодарен вам. До свиданья. (Уходит.)
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД. Прощайте, господин профессор.
   ХИГГИНС. Прощайте, прощайте.
   МИСТРИС ЭЙНСФОРД (Пикерингу). Нет, я никогда не привыкну к этой манере говорить.
   ХИГГИНС. Ну, как? Годится Элиза для общества?
   МИСТРИС ХИГГИНС. Глупый ты мальчик. Понятно, не годится.
   ХИГГИНС. Почему?
   МИСТРИС ХИГГИНС. Она венец твоего искусства и искусства ее портного. Ведь вы играете с живой куклой.
   ХИГГИНС. Играем. Труднейшая работа, какой когда-либо приходилось заниматься.
   ПИКЕРИНГ. Да, это невероятно интересно. Поверьте мне, миссис Хиггинс, мы очень серьезно смотрим на Элизу.
   ХИГГИНС. Ты должен знать -- она обладает тончайшим слухом.
   ПИКЕРИНГ. Я уверяю вас, дорогая миссис Хиггинс, эта девушка...
   ХИГГИНС. Как попугай. Я делаю над нее опыты.
   ПИКЕРИНГ. Это гений. Она удивительно играет на рояле. Мы водили ее на концерты классической музыки и в Варьете.
   ХИГГИНС. Континентальные языки, африканский, готтентотский...
   ПИКЕРИНГ. И повсюду одинаково... Она решительно все схватывает.
   ХИГГИНС. Вещи, над которыми я бился годами, и...
   ПИКЕРИНГ. И, когда она возвращается домой, она вспоминает все.
   ХИГГИНС. Она молниеносно схватывает, как будто бы она всю свою жизнь только этим и занималась.
   МИСТРИС ХИГГИНС (затыкает уши, чтобы не слышать их крика), Ш-ш-ш...
   (Они останавливаются.)
   ПИКЕРИНГ. О, простите! (Отодвигает свой стул к письменному столу.)
   ХИГГИНС. Прости, когда Пикеринг начинает кричать, никто не успевает вставить слово. Во всяком случае, теперь уже нет смысла ломать над этим голову, дело сделано. Прощай, мама. (Целует ее и следует за Пикерингом.)
   ПИКЕРИНГ (поворачивается). Одним словом, мы сделаем все, что в данном случае потребуется. До свиданья.
   ХИГГИНС (к Пикерингу, с которые вместе уходят). Мы продемонстрируем ее на Шекспировской выставке.
   ПИКЕРИНГ. Непременно, непременно. Она там усвоит очень многое, весьма ценное!
   ХИГГИНС. А после этого дома она будет копировать всех, кого видела.
   ПИКЕРИНГ. Прекрасно, прекрасно.
   (Они спускаются по лестнице, а на сцену доносятся их голоса и смех.)
   МИСТРИС ХИГГИНС. Нет, это два бесконечно глупых экземпляра мужского пола. О, мужчины, мужчины!

Занавес

Действие IV

   Лаборатория Хиггинса. Время около полуночи. В комнате нет никого. Каминные чаем бьют двенадцать. Огонь в камине погас. Доносится шум, который производят на лестнице Хиггинс и Пикеринг. ЭЛИЗА открывает дверь. Зажигает свет и входит в театральном манто поверх ослепительного, очаровательного платья. На ней много драгоценностей, цветок. В руках веер. У нее усталый вид. Бледность лица еще больше подчеркивают черные волосы и глаза. Лицо хранит дочти трагическое выражение. Она сбрасываем манто, кладет на пианино веер и цветы. ЭЛИЗА садится на скамью. Входит ХИГГИНС в пальто, фраке и шляпе. Небрежно сбрасывает пальто и разваливается в кресле перед камином. Входит ПИКЕРИНГ, одетый так же, как Хиггинс. Хочет подобно Хиггинсу бросить в сторону пальто и шляпу, но медлит сделать это.
   ПИКЕРИНГ. Послушай, мистрис Пирс устроит скандал, если мы разбросаем здесь в гостиной, вещи.
   ХИГГИНС, Ах. бросай вещи, куда и как хочешь. Мистрис Пирс утром встанет и все приведет в порядок. Она подумает, что мы перепились и домой пришли пьяными.
   ПИКЕРИНГ. Она не будет очень далека от истины. Письма есть?
   ХИГГИНС. Не знаю. Пока что не заметно.
   (ПИКЕРИНГ берет пальто и шляпу и выходит.)
   ХИГГИНС (напевает и насвистывает модную арию. Вдруг умолкает и через мгновение издает восклицание). Черт возьми, где же это мои туфли?
   (ЭЛИЗА мрачно смотрит на него, затем подымается и выхолит. Возвращается ПИКЕРИНГ с газетой в руке.)
   ПИКЕРИНГ. Только газеты, проспекты и вот это письмо с короной на конверте. Для тебя. (Бросает печатный материал в камин к садится на предкаминный ковер, спиной к огню.)
   ХИГГИНС (бросает подозрительный взгляд на письмо). Легкое письмо. Кредитор пишет. (Бросает письмо в камин.)
   (ЭЛИЗА возвращается с парой изношенных туфель. Ставит туфли у ног Хиггинса и молча садится на прежнее место.)
   ХИГГИНС (смотрит на туфли так, точно они сами перенеслись к нему из другой комнаты). А, вот и туфли! Вот так-так!
   ПИКЕРИНГ. Что за утомительный день! Сначала торжественное заседание, Затем обед. Затем опера. Слишком много удовольствия, но ты выиграл пари, Хиггинс! Элиза с честью вышла из положения. Молодцом!
   ХИГГИНС. Слава богу, все это уже прошло. Если бы я не держал пари, то данным давно бросил бы с ней заниматься. Не стоило начинать! Ерунда!
   ПИКЕРИНГ. Во время заседания я так волновался, что я боялся за свое сердце.
   ХИГГИНС. Первые несколько минут и я порядком волновался, но вскоре убедился, что победа за нами. Черт с ним, с этим искусственным воспитанием! Измучился, бог знает как...
   ПИКЕРИНГ. Собственно говоря, я чисто случайно сунулся в эту затею, но нисколько не жалею. Шутка ли сказать! Но Элиза -- просто молодец! Уверяю тебя, что есть множество герцогинь, которые не умеют держать себя так, как сегодня держала себя Элиза! Нет, наука -- великая вещь!
   ХИГГИНС. Но опасная. Помнишь поговорку: "Если моя лошадь будет знать столько же, сколько я, она перестанет меня возить". Впрочем, черт с ними, все сошло как нельзя лучше, и я могу со спокойной совестью итти спать.
   ПИКЕРИНГ. Признаться, и я с удовольствием прилягу. Сегодня -- твой день. Сегодня ты достиг настоящего триумфа. Спокойной ночи!
   ХИГГИНС (идет следом за ним). Спокойной ночи! (Говорит через плечо, стоя на пороге.) Элиза, потушите свет и скажите мистрис Пирс, чтобы она завтра не готовила мне кофе, я буду чай пить. (Выходит, оставляя дверь открытой.)
   (ЭЛИЗА пристально смотрит ему вслед. После этого со стоном падает на оттоманку.)
   ХИГГИНС (голос его доносится из другой комнаты). Черт возьми! Куда я девал туфли? (Появляется в дверях.)
   (ЭЛИЗА схватывает туфли, которые находятся на расстоянии протянутой руки, и одну за другой бросает их в голову Хиггинса.)
   ЭЛИЗА. Вот ваши туфли! Вот, вот! Забирайте ваши туфли и дай вам бог, чтобы вы никогда больше не знавали ни единого счастливого дня.
   ХИГГИНС. Элиза, что с вами? Опомнитесь! Что такое вы говорите? Что случилось? Ничего не понимаю. Встаньте! (Хочет оторвать ее от оттоманки.) Что с вами, Элиза?
   ЭЛИЗА. Ничего! Ничего такого, что имело бы какое-либо отношение к вам! Я помогла вам выиграть пари, а все остальное вас не касается. Какое вам дело до меня? Разве я в ваших глазах -- человек?
   ХИГГИНС. Вы помогли мне выиграть пари? Вы? Червяк нахальный! Я, я лично выиграл пари, и никто мне ничем не помог! Почему вы бросили в меня туфлями?
   ЭЛИЗА. А потопу что ж с удовольствием убила бы вас. Вы эгоист бездушный, которому нет никакого дела до других людей. Конечно, теперь вы благодарите бога, что испытание кончено, и что вы можете без всяких стеснений бросить меня туда, откуда подобрали. Почему вы не оставили меня там, где нашли? Кто вас просил воспитывать меня? (Сжимает кулаки.)
   ХИГГИНС. (смотрят на нее с холодным удивлением). У-у! Зверек начинает нервничать.
   (ЭЛИЗА издает невольный стон, полный тоски и ярости, и, точно кошка, выставляет вперед ногти, готовая вцепиться в Хиггинса.)
   ХИГГИНС (почти налету подхватывает ее). Ах, вот как! Это вполне подходит к вам. Я всегда говорил, что вы похожи на кошку! И вы позволяете себе подобным образом обращаться со мной? Садитесь на место и успокойтесь! Ну, я приказываю! (Бросает ее в кресло.)
   ЭЛИЗА (подавленная его моральной силой и авторитетом). Что же теперь будет со мной? Что будет? Я спрашивая вас: что теперь будет со мной?
   ХИГГИНС. Черт побери, да откуда же мне знать, что с вами будет? Мне-то какое дело до всего этого?
   ЭЛИЗА. О, я прекрасно знаю, что вас это нисколько не интересует. Это я прекрасно знаю. Вас мало интересует и то, жива ли я еще, умерла ли, собираюсь ли умереть. Я для вас -- ничто. Я имею для вас точно такое же значение, как этот туфель! Может быть, еще меньше, чем туфель.
   ХИГГИНС (громовым голосом). Туфель!
   ЭЛИЗА (с горечью). Туфля! Не думаю, чтобы теперь это имело какое-либо существенное значение: туфель или туфля*
   (Пауза. ЭЛИЗА сидит с безнадежным видом. ХИГГИНС несколько удивлен. Ясно, что все это застало его врасплох.)
   ХИГГИНС (с присущей ему манерой). Зачем вы придумали всю эту глупую сцену? Полагаю, вам не на что жаловаться?
   ЭЛИЗА. Нет.
   ХИГГИНС. Может быть, кто-нибудь обидел вас, плохо обошелся с вами? Кто же вас обидел? Пикеринг? Мистрис Пирс? Кто-нибудь из слуг?
   ЭЛИЗА. Нет.
   ХИГГИНС. Надеюсь, что и меня лично вам также не в чем упрекать? Ничего плохого по отношению к вам я никогда не позволил себе.
   ЭЛИЗА. Нет.
   ХИГГИНС. Я очень рад, что вы признаете это. (Пауза. Говорит спокойнее.) Быть может, и вы утомились после всех перипетий сегодняшнего дня? В таком случае, не угодно ли выпить бокал шампанского?
   ЭЛИЗА. Не надо! (Пауза. Вдруг вспоминает про то, что ей вменяется в обязанность быть вежливой и благовоспитанной, и говорит.) Благодарю вас, сэр.
   ХИГГИНС (к нему возвращается хорошее настроение). Теперь вам больше нечего волноваться и тревожиться. Все прошло.
   ЭЛИЗА. Вам теперь больше нечего волноваться. (Вдруг поднимается, направляется к пианино, садится на стул и закрывает лицо руками.) Ах, как бы я хотела умереть сейчас те, вот на этом месте!
   ХИГГИНС (с удивлением смотрит на нее). Но почему? Почему это вдруг умереть? Какие тому причины? (Приближается к ней и говорит вполне спокойно.) Послушайте, Элиза! Согласитесь, что все это крайне субъективно
   ЭЛИЗА. Я не понимаю этих слов. Я слишком необразованна для этого.
   ХИГГИНС. Вы просто не так поняли. Ну, будьте же умницей и не делайте трагедии. Не мешало бы вам помолиться.
   ЭЛИЗА. Вашу молитву я уже слышала: "слава богу, что всё прошло".
   ХИГГИНС. А разве же не стоит поблагодарить господа бога, что все это так благополучно и удачно сошло? Теперь вы совершенно свободны и можете делать все, что вам заблагорассудится.
   ЭЛИЗА (вся съеживается, задумчиво). На что я теперь гожусь? Что мне с собой теперь делать? С чего начать? Куда итти? Что со мной теперь будет?
   ХИГГИНС (наконец, понял положение Элизы, но проявляет слишком мало волнения). Ах, вот что такое волнует вас! (Запускает руки в карманы брюк и начинает позвякивать ключами и денежной мелочью, расхаживает по комнате) На вашем месте я не обратил бы на это никакого внимания. Я полагаю, что вам не потребуется много усилий для того, чтобы где-нибудь устроиться самым приличным образом. Знаете, вы можете выйти замуж! Вы об этом, очевидно, не подумали! Ведь не все мужчины такие заядлые и убежденные холостяки, как мы с полковником. А, знаете, я думаю, что моя матушка сумеет найти для вас подходящего жениха. Она это сделает с удовольствием.
   ЭЛИЗА. Когда-то я продавала цветы на улице. Цветы, а не себя! И этого вы не вытравили из меня.
   ХИГГИНС. Довольно! Никто вас насильно не заставляет выйти замуж. Не понравится нам человек, вы ему откажете -- и баста! О чем тут долго разговаривать? Я устал и иду спать.
   ЭЛИЗА. Но что же мне теперь делать? С чего начать?
   ХИГГИНС. Начните с того, что отправляйтесь спать. Я очень устал. Позвольте, из- за чего я вернулся сюда? Я что-то забыл здесь. Что я забыл?
   ЭЛИЗА. Туфли.
   ХИГГИНС. Ах, да, конечно. Ведь вы бросили ими в мою ни в чем неповинную, голову.
   (ХИГГИНС подымает туфли и хочет итти, но ЭЛИЗА подымается, с места.)
   ЭЛИЗА. Почтенный джентльмен, прежде чем вы уйдете...
   ХИГГИНС (поражен, невольно выпускает туфли из рук). Что такое?
   ЭЛИЗА. Скажите мне, пожалуйста, эти платья принадлежат мне или мистеру Пикерингу?
   ХИГГИНС. А что будет Пикеринг делать с этими тряпками?
   ЭЛИЗА. Он может отдать их той девушке, над которой в ближайшем времени будет произведено подобное же испытание. Во всяком случае, я желала бы знать: принадлежит ли мне что-либо из этих вещей? Ведь мои платья сожжены.
   ХИГГИНС. Ну, что вы пристали ко мне посреди ночи с подобными вопросами?
   ЭЛИЗА. Я хочу знать, на что я имею право, что могу забрать с собой. Вы еще потом станете меня обвинять в воровстве.
   ХИГГИНС. В воровстве? Вот это уже вы напрасно сказали. Это указывает на крайнее несовершенство вашего чутья.
   ЭЛИЗА. Простите, но я самая обыкновенная девушка. Между нами и вами не может быть речи о чутье. Мы люди с разных берегов. Прошу вас указать, что принадлежит и что не принадлежит мне.
   ХИГГИНС (досадует). По мне можете забрать все, что лежит, стоит и даже ходит в моем доме за исключением меня самого и этих драгоценностей, которые взяты на время, напрокат. (Хочет итти.)
   ЭЛИЗА. Не уходите, прошу вас. (Снимает с себя драгоценности.) Пожалуйста, заберите это с собой и хорошенько спрячьте. Если драгоценности пропадут, я снимаю с себя всякую ответственность.
   ХИГГИНС (стонет). Давайте сюда.
   (ЭЛИЗА дает ему драгоценности.) Если бы это принадлежало мне, а не ювелиру, я бы заставил вас проглотить все эти драгоценности. (Небрежно кладет драгоценности в карман.)
   ЭЛИЗА (снимает кольцо). Это кольцо не принадлежит ювелиру. Вы купили его для меня лично. Оно мне больше не нужно.
   (ХИГГИНС торопливо бросает кольцо в камин и так грозно поворачивается к Элизе, что она невольно закрывает лицо, склоняется над пианино и со стоном восклицает.) Не бейте меня!
   ХИГГИНС. Вас бить? Отвратительное, прескверное существо! Как это вы могли подумать, что я стану вас бить? Как вы смеете так оскорблять меня?
   ЭЛИЗА (радостно). Я очень рада. Маленький реванш. Я хотела бы больше оскорбить нас.
   ХИГГИНС. Никогда, ничего подобного не происходило со мной. Вы бог знает до чего доведете меня! Я теряю терпение. Но больше я не желаю говорить об этом. Я иду спать.
   ЭЛИЗА (хочет разозлить его). Насчет кофе оставьте записку мистрис Пирс. Я ей не стану говорить об этом. Не желаю.
   ХИГГИНС (горячо). К черту мистрис Пирс, к черту кофе, к черту вас и меня самого! Я с ума сошел в ту минуту, когда решил пожертвовать ради вас своими знаниями, своим трудом, своими интересами. Вы бессердечное, отвратительное существо! Другая такой ужасной девушки нет на свете. (С грозным видом направляется к двери, сбрасывая и разрушая все на своем пути. Из карманов его торчат драгоценности.)
   ЭЛИЗА (в первый рая за все время смеется). Я счастлива...

Занавес

Действие V

   Декорация третьего действия.
   
   ГОРНИЧНАЯ. Мистер Генри и полковник Пикеринг внизу.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Попросите их наверх.
   ГОРНИЧНАЯ. Они говорят по телефону. Если не ошибаюсь, они говорят с полицией: мистер Генри очень взволнован, и поэтому я сочла нужным предупредить вас.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Милая моя, вы гораздо больше удивили бы меня, если бы сказали, что мистер Генри спокоен. Я уже привыкла к этому. Вероятно, он потерял что-нибудь. Скажите им, что как только они кончат с полицией, пусть подымутся ко мне. Я иду их.
   ГОРНИЧНАЯ. Слушаю.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Да, сходите наверх и скажите мисс Дулитль, что сын мой и мистер Пикеринг здесь. Поэтому я прошу ее не сходить ко мае до тех пор, пока к не позову ее.
   ГОРНИЧНАЯ. Слушаю. (Уходит.)
   (Входит ХИГГИНС, очень взволнован.)
   ХИГГИНС. Мама, произошла очень неприятная история, которая грозит немалыми последствиями.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Что случилось?
   ХИГГИНС. Элиза исчезла.
   МИСТРИС ХИГГИНС (спокойно продолжает свою письменную работу). Вероятно, из страха перед тобой. Она всегда боялась тебя.
   ХИГГИНС. Что за чепуха! Вчера вечером она ушла из дома и пропала. Сегодня рано утром она приехала и забрала все свой вещи. Что мне теперь делать?
   МИСТРИС ХИГГИНС. Девушка имела полное право уйти из твоего дома, раз ей не хотелось больше оставаться там.
   ХИГГИНС (ходит взад и вперед по комнате). Я ничего не понимаю. Но чем я обидел ее? Ведь жила же она у меня до сих пор!
   (Входит ПИКЕРИНГ. МИСТРИС ХИГГИНС откладывает в сторону работу.)
   ПИКЕРИНГ (пожимая ее руку). Здравствуйте, мистрис Хиггинс. Генри уже сообщил вам? (Садится на диван.)
   ХИГГИНС. Что сказал тебе этот осел, полицейский чиновник? Ты обещал ему награду?
   МИСТРИС ХИГГИНС. Уж не вздумали ли вы вмешивать полицию в эту историю?
   ХИГГИНС. Нужна ж для чего-то полиция!
   ПИКЕРИНГ. Полицейский чиновник предупредил меня, что возможны большие осложнения. Если не ошибаюсь, Генри, он в чем-то подозревает нас с тобой.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Он вполне прав. И как это вам пришло в голову обратиться в полицию, точно речь идет о потерянном зонтике. Ах, как глупо!
   ХИГГИНС. Но мы хотели, как можно скорее найти ее.
   ПИКЕРИНГ. Поймите, миссис Хиггинс, в каком положении мы очутились! Что мы могли сделать?
   МИСТРИС ХИГГИНС. Вы оба поступили, как дети. Впрочем, у иных детей больше ума, чем у вас.
   (Входит ГОРНИЧНАЯ.)
   ГОРНИЧНАЯ. Господин профессор, вас хочет видеть какой-то господин.
   ХИГГИНС. Мне некогда. Мне не до этого. Я не могу его принять. Кто он такой?
   ГОРНИЧНАЯ. Мистер Дулитль.
   ХИГГИНС. Ах" бродяга!
   ГОРНИЧНАЯ. Нет, это весьма прилично одетый джентльмен.
   ХИГГИНС. Джентльмен? Позовите его сюда. Живее!
   ГОРНИЧНАЯ. Сейчас. (Уходит.)
   МИСТРИС ХИГГИНС. Вы знаете кого-нибудь из ее родни?
   ПИКЕРИНГ. Только отца, бродягу, про которого мы как-то рассказывали вам. Никого больше.
   ГОРНИЧНАЯ (докладывает). Мистер Дулитль.
   (Отходит на задний план.)
   (Входит ДУЛИТЛЬ. Он прекрасно одет. На нем -- модный сюртук, белый жилет и серые брюки. Блестящий цилиндр. Цветок в петлице. Лакированные ботинки. Направляется прямо к Хиггинсу, не замечая мистрис Хиггинс.)
   ДУЛИТЛЬ (указывая на себя), Видите? Взгляните, пожалуйста! Это дело ваших рук.
   ХИГГИНС. Я еще ничего не понимаю,
   ДУЛИТЛЬ. Нет, вы взгляните на меня! Смей просить обратить ваше внимание на этот сюртук, на эту шляпу...
   ПИКЕРИНГ. Это все на деньги Элизы?
   ДУЛИТЛЬ. На деньги Элизы? Ничего подобного. С какой стати она станет их тратить на меня?
   МИСТРИС ХИГГИНС. Доброе утро, мистер Дулитль. Не угодно ли присесть?
   ДУЛИТЛЬ. Ради бога, простите. (Подходит и пожимает ее руку.) Очень вам благодарен. (Садится на оттоманку, справа от Пикеринга) Я так взволнован...
   ХИГГИНС. Черт возьми, что такое произошло с вами?
   ДУЛИТЛЬ. Что-то необыкновенное, бесподобное и замечательное! И всем этим я обязан только вам, мистер Генри Хиггинс!
   ХИГГИНС. Вы нашли Элизу? Вы про это хотите сказать?
   ДУЛИТЛЬ. А разве вы потеряли ее?
   ХИГГИНС. Да.
   ДУЛИТЛЬ. Ах, милый мой, как вам повезло! Я не ищу Лизы, но будьте уверены, теперь она меня найдет. Как только узнает про то, что вы изволили сделать для меня.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Да скажите же, наконец, что мой сын сделал для вас!
   ДУЛИТЛЬ. Что он сделал для меня? Он меня разорил! Он разбил мое счастье!
   ХИГГИНС (встает и направляется к Дулитлю). Вы говорите глупости, вы пьяны, вы с ума сошли! Я дал вам когда-то пять фунтов. С тех пор я не видел вас,
   ДУЛИТЛЬ. А не писали ли вы обо мне одному старому дураку, проживающему в Америке? Этот божий старичок ассигновал пять миллионов долларов на устройство разных религиозно-нравственных обществ.
   ХИГГИНС. Вы говорите о Ваннфеллере? Он умер.
   ДУЛИТЛЬ. Царство ему небесное. Он умер. А я погиб! Теперь будьте добры сказать, писали ли вы ему о том, что величайший английский моралист нашего времени есть никто иной, как старый мусорщик Альфред Дулитль? Да или нет?
   ХИГГИНС. Припоминаю... Мне взбрела на ум такая смешная мысль. Я, правда, пошутил.
   ДУЛИТЛЬ. Не могу отрицать, глупо пошутили. Мне, как говорится, ваша шутка боком вылезла. Благодаря ей я пожизненно получаю ежегодную ренту в три тысячи фунтов -- при условии, что я шесть раз в году должен публично выступать в религиозно-нравственных обществах имени Ваннфеллера. Понимаете ли, я-долгая читать лекции о нравственной к достойной жизни! Ведь это -- курам на смех!
   ХИГГИНС. Черт возьми! Вот так штука! (Опрокидывается на спинку стула.)
   ПИКЕРИНГ. Почему это так смущает вас, мистер Дулитль? От вас требуют, чтобы вы читали лекции в высокорелигиозном духе -- ну, вы и прочтете. Что вам стоит?
   ДУЛИТЛЬ. Видите ли, против самих лекций я лично ничего ровно не имею. Лекции я могу прочесть. За нравственность и против нее; проповеднику все равно, чем я хуже других проповедников? Я только против того, чтоб из меня делали заправского джентльмена. Вот против чего я восстаю. Раньше общество видело во мне Альфреда Дулитль со всеми его качествами и недостатками. Общество преклоняется перед моим сюртуком и шляпой. Раньше доктора выгоняли меня из больниц до того, как я мог держаться на ногах. А теперь доктора находят -- я долго не протяну, если не буду являться к ним по меньшей мере два раза в неделю. Раньше я не имел родственников. Теперь у меня неожиданно оказалось целых пятьдесят родственников, из коих один беднее другого. Вы говорите, что потеряли Элизу! Напрасно беспокоитесь! Уверяю вас, что в настоящую минуту она стучится в мой дом. Мистер Хиггинс, я должен вам сказать, что с сегодняшнего дня мне, как видно, придется иметь дело с вами. Я хочу научиться светскому языку и изысканным манерам, вот как осложнилась моя жизнь!
   МИСТРИС ХИГГИНС. Мистер Дулитль, я не совсем понимаю вас. Зачем вам добровольно подвергаться таким мучениям? Ведь никто не принуждает вас. Вас беспокоят деньги, откажитесь от них.
   ПИКЕРИНГ. Конечно!
   ДУЛИТЛЬ (начинает манерничать, полагая, что так нужно разговаривать с дамами). В том-то и вся печальная трагедия, миссис! Легко сказать: откажитесь от денег. Но у меня нахватает духу так поступить. Духу нет! Да и у кого из нас он имеется? Все мы -- трусы, страшные трусы! Ну, скажите на милость, что ждет меня в том случае, если я откажусь от денег? Самая жалкая неприкрашенная нищета! А ведь наступает старость! У меня теперь остался выбор: одно из двух -- или ночлежка или собственный дом. О, миссис, я не могу остановить свой выбор на ночлежке. К тому же я еще слишком молод. Быть может, я поступаю трусливо. Быть может, я продаюсь, лишаюсь независимости. И за все это я должен благодарить вашего сына.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Я очень рада, что вы здраво мыслите. Таким образом разрешается вопрос о будущности Элизы. Теперь вы позаботитесь о ней...
   ХИГГИНС (вскакивает с места). Он не может заботиться о ней. Это безумие! Она не принадлежит ему. Он не имеет на нее никаких прав. Я заплатил за нее ему пять фунтов. Послушайте, Дулитль, порядочный вы человек, или подлец?
   ДУЛИТЛЬ (спокойно). Во мне немного и того и другого. (Задумчиво.) И, правду сказать, Генри, в этом отношении мы все одинаковы: и подлецы и порядочные люди!
   ХИГГИНС. Я имею на Элизу больше прав, чем он. Может быть, опять потребуете денег?
   МИСТРИС ХИГГИНС. Не глупи, Генри. Хочешь знать, где Элиза? Она наверху!
   ХИГГИНС. Наверху? Я немедленно приведу ее вниз сюда. (Решительно направляется к двери.)
   МИСТРИС ХИГГИНС. Успокойся, Генри, садись.
   ХИГГИНС. Я...
   МИСТРИС ХИГГИНС. Говорят же тебе, милый, садись и внимательно выслушайте меня.
   ХИГГИНС. Хорошо, хорошо. (Бросается на оттоманку, повернувшись спиной ко всем.) Я думаю, что тебе не мешало бы сказать нам об этом еще полчаса назад.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Элиза пришла ко мне сегодня рано утром. Она рассказала мне про то, как вы оба возмутительно обошлись с ней.
   ХИГГИНС (вскакивая). Что такое?
   ПИКЕРИНГ. Милая мистрис Хиггинс, уверяю вас, что она налгала, я ничего плохого не позволили себе.
   ХИГГИНС. Напротив, мы расстались с ней в мире и согласии. Положим, не совсем так. Дело в том, что она бросила в меня моими же туфлями. Она обошлась со мной недостойным образом.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Тут что-то не так. Насколько мне кажется, Элиза -- очень милая и добрая девушка. Не правда ли, мистер Дулитль?
   ДУЛИТЛЬ. Совершенно верно, мисс!
   МИСТРИС ХИГГИНС. Я все время наблюдала за вами во время испытания. Она страдала, очевидно, очень иного перепивала. Но никто из вас не помог ей ни словом, ни намеком. После испытания вы с громадным облегчением говорили: слава богу, все прошло. Нам, в конце концов, забава приелась. Можно ли после этого удивляться, что она бросила в тебя туфлями? Я лично бросила бы в тебя жаровней, лампой или чем-нибудь потяжелее.
   ХИГГИНС. Мы сказали только, что устали и не мешает хорошенько выспаться после того, как все благополучнейшим образом кончилось. Не так ли, Пикеринг?
   ПИКЕРИНГ (пожимает, плечами). Да, ничего больше не было. Это -- все.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Я боюсь, что теперь она не захочет вернуться в вашу лабораторию. Именно теперь, когда мистер Дулитль в состоянии обеспечить ей тот комфорт, к которому она, благодаря вам, привыкла. Она согласна примириться с вами и забыть обо всем, что произошло, если...
   ХИГГИНС (рычит). Она согласна! Скажите, пожалуйста!
   МИСТРИС ХИГГИНС. Если ты обещаешь вести себя более прилично, я покрошу ее спуститься вниз и поговорить с тобой. Мистер Дулитль, я попрошу вас на некоторое время выйти на балкон... Я не хотела бы, чтобы Элиза видела вас до того, как она придет к какому-нибудь соглашению с этими двумя господами, Вы ничего не имеете против этого?
   ДУЛИТЛЬ. Весь к вашим услугам, миссис!
   МИСТРИС ХИГГИНС. Попросите сюда мисс Дулитль!
   ГОРНИЧНАЯ. Слушаюсь. (Уходит.)
   МИСТРИС ХИГГИНС. Ну, Генри, я надеюсь, ты будешь держать себя вполне прилично.
   ХИГГИНС. О, не беспокойтесь, чувства Герцогини нисколько не будут оскорблены. (Насвистывает.)
   МИСТРИС ХИГГИНС. Но я полагаю, что одновременно свистеть и разговаривать ты не сможешь.
   (ХИГГИНС стонет. Длительная пауза.)
   ХИГГИНС (вскакивает с места, нет больше его терпения). Черт возьми, куда же девалась эта проклятая девушка?
   (Входит ЭЛИЗА. Она выглядит вполне спокойно, держит себя с большим тактом. ПИКЕРИНГ делает попытки подняться с места.)
   ЭЛИЗА. Как поживаете, господин профессор? Надеюсь, вы здоровы?
   ХИГГИНС (бормочет). О, да... Я... Конечно. (Не может продолжать в этом духе.)
   ЭЛИЗА. Что с вами? Надеюсь, ничего плохого не случилось с вами? Я очень рада вас видеть. И вас, полковник Пикеринг, рада видеть.
   (ПИКЕРИНГ живо подымается с места и обменивается рукопожатием с ЭЛИЗОЙ.)
   Сегодня холодно на дворе. Правда? Как вы находите?
   ХИГГИНС. Нечего ломаться и вести подобный разговор. Эти манеры вы усвоили от меня. Пожалуйста, встаньте, отправляйтесь домой и без всяких разговоров и историй! Я ненавижу это.
   ЭЛИЗА. Мистер Пикеринг, надеюсь, когда ваш опыт кончится, вы не раззнакомитесь со мной? Мне бы это было очень неприятно. Я была бы очень и очень несчастна.
   ПИКЕРИНГ. Это очень мило с вашей стороны, что вы заговорили так спокойно. Мисс Дулитль, я всегда верил в ваш здравый смысл. Очень рад, что не ошибся.
   ЭЛИЗА. Поймите же, что именно от вас я научилась хорошим манерам и умению держать себя во всяком обществе. Это вы сделали из меня леди -- не так ли? Пример профессора Хиггинса действовал на меня самым угнетающим образом.
   ХИГГИНС. Ах, черт возьми!
   ЭЛИЗА. Вот!
   ПИКЕРИНГ. Ах, вы не понимаете его. Это просто его манера выражаться.
   ЭЛИЗА (презрительно). Конечно, каждому свое. Это его призвание.
   ХИГГИНС. Проклятая, девчонка.
   ЭЛИЗА. Но известно ли вам, сэр, когда началось мое настоящее воспитание?
   ПИКЕРИНГ. Когда?
   ЭЛИЗА. В тот самый день, когда я впервые пришла в лабораторию, и вы назвали меня ''мисс Дулитль"... С того дня и началась метаморфоза. Я иными глазами стала смотреть на себя! Я прекрасно знала, что, как джентльмен, вы вполне корректно ведете себя по отношению к слуге, и все же я улавливала нечто особенное в вашем обращении со мной, и это очень трогало меня. Так, например, вы в моем присутствии никогда не позволяли себе снимать ботинки в столовой...
   МИСТРИС ХИГГИНС. Генри, прошу тебя, перестань скрежетать зубами.
   ПИКЕРИНГ. Вы, надеюсь, не сердились на Генри, у него такая привычка снимать ботинки, где бы он ни находился.
   ЭЛИЗА. Вы доставили бы мне большое удовольствие, если бы с сегодняшнего дня стали называть меня просто "Элиза" или же "Лиза". Мне было бы это приятно.
   ПИКЕРИНГ. Очень вам благодарен за разрешение. Спасибо, Элиза.
   ЭЛИЗА. Точно так же мне было бы приятно, если бы профессор Хиггинс отныне стал меня величать "мисс Дулитль".
   ХИГГИНС. До этого она не доживет. Какая наглость!
   МИСТРИС ХИГГИНС. Генри! Генри!
   ПИКЕРИНГ (смеется). Почему вы не отвечаете ему на его же языке?
   ЭЛИЗА. К сожалению, не могу. Раньше я так и сделала бы и без вашего предложения - ну, а теперь не хватает ни сил, ни умения. Я отвыкла. Теперь я понимаю, что окончательно порвала с улицей! Если же я теперь порву с вами, мне больше некуда деваться!
   ПИКЕРИНГ. Но что же вы намерены теперь делать, Элиза?
   ЭЛИЗА. Господин профессор находит, что я достаточно недурна собой для того, чтобы достать себе мужа. Кроме того, мне никто не мешает открыть цветочную лавку, воплотить свою старую заветную мечту.
   ПИКЕРИНГ (возмущенно). О, нет, нет! Это невозможно. Но вы еще вернетесь к Хиггинсу, если вы простите его.
   ХИГГИНС. Простить меня, черт возьми! Пускай попробует обойтись без нас, она в течение трех недель опять превратится в прежнюю попрошайку.
   (У среднего окна появляется ДУЛИТЛЬ. Бросая укоризненные взгляды на Хиггинса, он молча и медленно направляется к дочери, которая не замечает его приближения.)
   ПИКЕРИНГ. Он неисправим, Элиза, но ведь вас это не трогает?
   ЭЛИЗА. О, нет! И при том я так хорошо усвоила свои уроки, что если бы захотела, то не могла бы завизжать по-прежнему.
   ДУЛИТЛЬ. Я не позволю обижать мою дочь.
   ЭЛИЗА. А-а-а... Что это? А-а-а...
   ХИГГИНС (с победный криком). Вот вам! А-а-а... а-а... Победа! Победа!
   ДУЛИТЛ Ь. Не смотри на меня так, Элиза... Я нисколько не виноват. Ко мне привалило богатство.
   ЭЛИЗА. Не иначе, как ты стал миллионером!
   ДУЛИТЛЬ. Так оно и есть. Но сегодня я особенно хорошо одет. Я. отправлюсь отсюда в церковь святого Георгия. Твоя мачеха выразила желание выйти за меня замуж.
   ЭЛИЗА. Вот как! Чего она вдруг вздумала?
   ДУЛИТЛЬ (печально). Она -- трусиха! Классовая мораль требует жертв. Что можно было раньше, того нельзя теперь. Но теперь я богач. Не угодно ли, Лиза, надеть шляпу и пожаловать вместе со мной на высокоторжественную церемонию. Не беспокойся, никто не осмелится как-нибудь... этак обращаться со мной. Я в сюртуке и в шляпе.
   ЭЛИЗА. Хорошо. Я пойду с тобой. Сейчас вернусь. (Уходит.)
   ДУЛИТЛЬ (садится около Пикеринга). Знаете, полковник, предстоящая церемония мне действует на нервы. Не угодно ли будет вам, полковник, побыть со мной во время венчания в церкви?
   ПИКЕРИНГ. С большим удовольствием.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Не потребуется ли, мистер Дулитль, и мое присутствие на свадьбе?
   ДУЛИТЛЬ. Вы окажете мне большую честь. И моя старуха будет чрезвычайно рада. Такая честь, подумайте.
   МИСТРИС ХИГГИНС. В таком случае, я оденусь и прикажу подать карету. (Встает.) (Встают ПИКЕРИНГ и ДУЛИТЛЬ.)
   Через десять минут я буду готова.
   (За то время, как МИСТРИС ХИГГИНС выхолит, входит в комнату ЭЛИЗА. Она в шляпе. Застегивает пуговки на перчатках.)
   МИСТРИС ХИГГИНС. Мне очень хочется присутствовать на венчании вашего отца, Элиза. Я еду с вами в церковь. Можете поехать со мной в моей карете. Полковник Пикеринг поедет с женихом. (Уходит.)
   (ЭЛИЗА останавливается посреди комнаты между средним окном и оттоманкой.)
   ДУЛИТЛЬ. Жених! Это красиво звучит! Это сразу определяет в обществе иное положение человека! (Берет шляпу и идет к двери.)
   ПИКЕРИНГ (направляется к двери, говорит Элизе). Я прошу вас, Элиза, простить нас и вернуться к нам.
   ЭЛИЗА. Сомневаюсь, чтобы папа разрешил мне, Не правда ли, папочка?
   ДУЛИТЛЬ. Видишь ли, всю жизнь я был жертвой женщин, и одна за другой они пожирали меня -- вот почему я не буду вмешиваться в это дело... Господа, нам пора, до скорого свиданья, Генри. До свиданья в церкви Святого Георгия. Полковник, за мной. (Уходит.)
   (Пауза.)
   ХИГГИНС. Я спрашиваю вас: вы намерены образумиться или нет? Долго еще будут продолжаться эти глупости, ваши капризы?
   ЭЛИЗА. Насколько я понимаю, вы хотите вернуть меня в ваш дом, чтобы был человек, который подавал бы вам туфли?
   ХИГГИНС. В случав возвращения в мой дом, Вы можете надеяться на такое же обращение, какое было с моей стороны до сих пор. Мои манеры ничем не отличаются от манер полковника Пикеринга.
   ЭЛИЗА. Неправда. Он обходится с цветочницей, как с герцогиней.
   ХИГГИНС. А я обхожусь с герцогиней, как с цветочницей.
   ЭЛИЗА. Впрочем, меня нисколько не волнует и не злит, когда вы ругаете меня. Не впервые меня ругают. (Встает и глядит на него в упор.) Я только не желаю быть ничьей игрушкой. Неужели вы полагаете, что я без вас не обойдусь и не устроюсь в жизни?
   ХИГГИНС. Нет, я знаю, что вы на многое способны. Я неоднократно говорил вам об этом.
   ЭЛИЗА. Вы говорили об этом для того, чтобы избавиться от меня.
   ХИГГИНС. Лгунья!
   ЭЛИЗА. Спасибо. Благодарю вас! (Садится с большим достоинством.)
   (Пауза.)
   ХИГГИНС. Вы ни разу не задались вопросом, как я без вас обойдусь?
   ЭЛИЗА. Оставьте, пожалуйста. На меня такими фразами не подействуете. Тем более, что вам все равно придется обойтись без меня.
   ХИГГИНС (высокомерно). Успокойтесь, пожалуйста. Я ни в ком не нуждаюсь и менее всего в вас! (С неожиданной теплотой.) И все же, Элиза, мне будет недоставать вас. Я кой-чему научился от вас. К тому же я привык к вашему голосу, к вашему присутствию в моем доме. Знаете, Элиза, мне даже нравится ваш голос. В нем есть что-то такое... Да! (Садится рядом о девушкой.) Не скрою от вас и того, что мне и лицо ваше, приятно.
   ЭЛИЗА. Что ж, очень хорошо. Но голос мой можете услышать в вашем граммофоне, а моя фотография имеется в вашем альбоме,
   ХИГГИНС. Вы, Элиза, называете меня грубияном. Почему? Только потому что, принося мне время от времени туфли и подавая очки, которые я вечно теряю, вы тем не менее не приобрели права на меня! Это очень и очень глупо с вашей стороны: мне противна женщина, которая подает мужчине; туфли. Если вы и впредь будете так поступать, то заранее знайте, что я захлопну дверь перед самым вашим глупим носом!
   ЭЛИЗА. О, почему же вы развили во мне то, что зам самому противно?
   ХИГГИНС. Почему? Почему? Элиза, вы глупы, как гусыня! Я напрасно расточал пред вами истины, к которым я пришел путем долгих трудов и испытаний. Я прямо говорю вам: либо вернитесь ко мне, либо убирайтесь ко всем чертям! Поступайте, как знаете.
   ЭЛИЗА. Зачем мне возвращаться к вам?
   ХИГГИНС (вскакивает на колени на оттоманку). Зачем? А зачем я поднял вас со дна?
   ЭЛИЗА. Вот, вот, вы подняли маня со дна. Теперь я раба, служанка ваша, несмотря на все свои прекрасные наряды.
   ХИГГИНС. Если хотите, я могу удочерить вас! Или, может быть, вы предпочитаете выйти замуж за Пикеринга?
   ЭЛИЗА (поворачивает к нему голову и гневно смотрит на него). Я не вышла бы и за вас замуж, а по возрасту вы гораздо более, чем Пикеринг, подходите мне. Как муж вы вообще лучше, чем как он!
   ХИГГИНС. Чем он, а не "чем как он"? Сколько раз я вам говорил?
   ЭЛИЗА (встает, теряет терпение). Буду говорить, как мне нравится, я вас спрашивать не стану. Вы теперь не учитель мой.
   ХИГГИНС. (задумчиво). Не думаю только, чтобы Пикеринг согласился бы на это. Он такой же убежденный и заядлый холостяк, как я сам!
   ЭЛИЗА. Такие люди не в моем вкусе. Я ненавижу таких людей. Я могла бы найти немало молодых людей, которые с радостью и немедленно женились бы на мне. Фредди Хилль пишет мне по два-три длиннейших письма ежедневно.
   ХИГГИНС (неприятно изумлен). Черт возьми! Что за наглость!
   ЭЛИЗА. Он вправе делать так. Он любит меня.
   ХИГГИНС (отойдя от оттоманки). Вы не смеете поддерживать в нем надежду.
   ЭЛИЗА. Каждая девушка имеет право на то, чтобы ее любили. Но от вас я не требую подобных чувств. Я полагаю, что вы предпочли бы видеть меня мертвой, чем влюбленной в вас.
   ХИГГИНЗ. Само собой. Черт возьми, но почему мы так долго и ожесточенно спорим с вами?
   ЭЛИЗА (очень взволнованно). Мне много не нужно. Я знаю, что я самая обыкновенная, необразованная девушка, а вы -- ученый человек. То, что я сделала, я сделала не ради платьев и такси. Я пошла на это только потому, что мы с вами понравились друг другу, как люди. Я всегда понимала разницу между нами и поэтому никогда не надеялась на то, что вы когда-нибудь влюбитесь н меня. Меня руководствовало... (Немедленно поправляется.) Мной руководило более возвышенное и бескорыстное чувство. Чисто дружеское чувство.
   ХИГГИНС. Само собой, что такое соображение и мной руководило! И Пикерингом? Элиза, вы -- большая дура!
   ЭЛИЗА. Это не тот ответ, на который я надеялась. (Заливается слезами и припадает лицом к оттоманке.)
   ХИГГИНС. Это будет единственный ответ до тех самых пор, пока вы не перестанете себя так глупо вести.
   ЭЛИЗА. Я выйду замуж за Фредди.
   ХИГГИНС (садится рядом). Но ведь это безумие. Нет, Элиза, поверьте, я не отдам своего лучшего творения какому-то Фредди...
   ЭЛИЗА. Я сделаю так, как захочу. Я желаю в полностью сохранить свою независимость.
   ХИГГИНС. Независимость! Ах, это мещанское и глупое слово. Независимость! Когда же вы, наконец, поймете, что независимости нет на свете, что все мы так или иначе Зависим друг от друга?
   ЭЛИЗА. Так вот я вам сейчас докажу: завишу я от вас или же нет! Я немедленно же уйду от вас и сделаюсь учительницей.
   ХИГГИНС, Господи боже мой! Чему же вы станете учить?
   ЭЛИЗА. А всему, чему вы научили меня: фонетике!
   ХИГГИНС. О, господи, господи! Что я слышу?
   ЭЛИЗА. Кроме того, я предложу свои услуги в качестве ассистентки профессору фонетики Пепину.
   ХИГГИНС. Что такое? Вы обратитесь к этому неучу, к этому литературному мародеру, к этому мошеннику? Вы откроете ему мои методы, мои теории? Если вы еще раз скажете мне это, клянусь я немедленно сверну вам шею!
   ЭЛИЗА. Вы хотите меня ударить? Садитесь, садитесь! А-а, теперь-то я знаю, что. мне нужно делать. И что я за дура была, что раньше не догадалась! Ведь те знания, которые я усвоила от вас, вы уже никак не можете отобрать от меня. А слух у меня лучше вашего. Вы сами говорили. Кроме того, я умею разговаривать с людьми вежливо, а вы этого не умеете. Ага! Крышка вам, Генри Хиггинс! Теперь я покажу вам, на что я способна. Я дам публикацию в газетах, что я берусь в течение шести месяцев научить самым тонким, деликатным манерам... Ну, одним словом, проделаю над остальными девушками то, что вы проделала надо мной! Вот теперь-то мы с вами сочтемся, профессор Хиггинс. Как я позволила вам издеваться надо мной... топтать меня ногами, как последнюю женщину? А ведь стоило мне только повести пальцем, чтобы избавиться от вашего гнета. Когда я подумала об этом, я готова себя исколотить, избить! Ах, как я была глупа!
   ХИГГИНС. Вы отвратительное, дерзкое существо! Вот кто вы такая! Знаете, Элиза что я вам скажу: вы мне нравитесь. Честное слово, вы мне очень нравитесь.
   ЭЛИЗА, Ага! Теперь вы на попятный двор! Теперь, когда я перестала вас бояться! Ах, если б эту простую истину поняла все там, "на дне", как вы изволите выражаться, многим на вашем берегу не пришлось бы больше жить за счет их слепоты.
   ХИГГИНС. Совершенно верно, дурочка. Теперь вы сильны и тверды, как крепость! Теперь вы противник мой, почти равный по силе.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Элиза, карета ждет вас. Вы готовы?
   ЭЛИЗА. Вполне. А господин профессор едет с нами?
   МИСТРИС ХИГГИНС. Ну, конечно, нет. Он там еще такого наговорит, что придется удирать. Боже сохрани!
   ЭЛИЗА. В таком случае, господин профессор, мы больше не увидимся с вами. До свиданья.
   МИСТРИС ХИГГИНС. До свиданья, Генри.
   ХИГГИНС. До свиданья, мама! (Хочет поцеловать мать, но его вдруг осеняет какая-то мысль.) Ах, да, Элиза, будьте добры, велите прислать немного ветчины и сыру. Да еще и галстук для моего нового сюртука. Цвет по вашему вкусу. Я знаю, у вас - хороший вкус.
   ЭЛИЗА. Нет, господин профессор, теперь уж вам самому придется покупать себе все, что вам нужно.
   МИСТРИС ХИГГИНС. Сам виноват, Генри: вот до чего ты довел девушку. Но так и быть, я сама куплю тебе ветчины и сыру и галстук
   ХИГГИНС. Напрасно беспокоишься, мамочка, я думаю, что Элиза купит все, о чем я просил ее. Ты не знаешь, что это за чудесная девушка. До свиданья, мамочка.
   (Оставшись один, ХИГГИНС засовывает руки в карманы и, глядя на публику, начинает звякать мелочью и ключами.)
   Ау-ау-ау...Сейчас же поеду в церковь Святого Георгия на бракосочетание. Надо посмотреть, как это у них делается там. На всякий случай!

Занавес

Конец

------------------------------------------------------------------------------

   Разр. ГУРК No 571
   =====================
   Редактор Б. Бегак
   Корректор З. Фрумсон
   Подписано к печати 29/X-1938 г.
   Объем 55/8 печ. лист. Формат 22 х 29.
   Тираж 500+50. Нар. 220. ТС-4.
   Уполномочен. Главлита Б-55817
   Стеклография изд-ва "ИСКУССТВО"
   Москва,5-я Тверская-Ямская, 7
   
   Цена 3 р. 50 к.
   
   С заказами на пьесы обращаться по адресу: Москва, 31, Петровка, 10, помещ. 53. Издательство " ИСКУССТВО" -- "Книга-почтой ".
   Пьесы высылаются наложенным платежом. Подробные проспекты -- по требованию бесплатно.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru