Шоу Бернард
Пигмалион

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Pygmalion.
    Издание С. Ф. Рассохина, 1914.
    Исполнена в 1-й раз в Москве, на сцене Московского Драматического театра (т.е. Малого театра) 1 ноября 1914 г..

0x01 graphic

К представлению дозволено. Петроград, 28 мая 1914 г. No 7402.

Пигмалион

Пьеса в 5 д. Бернарда Шоу,
авторизованный перевод с английского с рукописи Б. Лебедева.

Исполнена в 1-й раз в Москве, на сцене Московского Драматического театра
1 ноября 1914 г.

   

Издание С. Разсохина
1914 г.

2 р.

К представлению дозволено безусловно.
"Правительственный Вестник" No 284
1914 г.

   

Литография Театральной библиотеки С. Ф. Разсохина.
Москва, Тверская ул., Георгиевский пер., д. No 16.

   

Действующие лица и исполнители.

   Генри Хиггинс профессор фонетики .................... г. Радин.
   Миссис Хиггинс, его мать ................. г-жа Рахманова.
   Полковник Пикеринг ..................... Г. Соколовский.
   Миссис Эйнсфорд-Хилл .............. г-жа Тарина.
   Клара, ее дочь ........................ г-жа Минаева.
   Фредди, ее сын ........................ г. Мозжухин.
   Лиза Дулитль, уличная продавщица цветов ................ г-жа Салин.
   Альфред Дулитль, мусорщик, ее отец .............. г. Борисов.
   Миссис Пирс, экономка Хиггинса ......... г-жа Блюменталь-Тамарина.
   Горничная в доме миссис Хиггинс ......... г-жа Чайка.
   Прохожий, уличный тип ................... г. Васильев.
   Саркастический прохожий .............. г. Яковлев.
   Прохожие.
   
   Действие происходит в Лондоне, в наше время.
   

Действие первое

   Площадь около Ковент-Гарденской оперы в Лондоне. Около 11 ч.15 м. ночи. Льет потоками сильный летний дождь. Отовсюду слышатся отчаянные свистки, призывающие извозчиков. Пешеходы бегут и прячутся от дождя под арками базарных лавок и под портиком церкви Св. Павла, где набралось уже много народу. Между ними виднеется дама с дочерью в открытых вечерних платьях и легких манто. Все мрачно смотрят на дождь, кроме господина сзади, который, обернувшись лицом к церковной двери, записывает что-то в записной книжке, весь углубившись в это занятие.
   Часы на церкви бьют первую четверть.
   
   ДОЧЬ (стоя между центральными колоннами, ближе к той, которая от нее налево). Я прозябла до мозга костей. Куда же пропал Фредди? По крайней мере 20 минут прошло, как он ушел.
   МАТЬ (направо от дочери). Не преувеличивай, -- пожалуйста! Вовсе не так долго. Хотя, конечно, за это время можно было бы достать кэб.
   ПРОХОЖИЙ. Ничего он вам, барыня, не достанет до половины двенадцатого, пока кэбы не развезут публику и не вернутся назад.
   МАТЬ. Но нам нужен кэб сейчас. Не можем же мы ждать здесь до половины двенадцатого. Это ужасно.
   ПРОХОЖИЙ. Мы этому, сударыня, не причинны.
   ДОЧЬ. Если бы Фредди хоть чуточку бал поживей, он достал бы кэб у театра. Нельзя же так...
   МАТЬ. Что он мог сделать, бедный мальчик?
   ДОЧЬ. Другие вон достали. Почему же он не мог! (Вбегает ФРЕДДИ, закрывая мокрый насквозь зонтик, с которого течет вода. Это молодой человек 20 лет во фраке; его брюки очень мокры до щиколотки). Достал кэб?
   ФРЕДДИ. Ни одного нет. Ни за какие деньги!
   МАТЬ. Фредди! Мы должны же ехать. Ты мало искал.
   ДОЧЬ. Что за идиотство! Неужто ты думаешь, что мы сами пойдем за извозчиком.
   ФРЕДДИ. Говорю вам, -- нет нигде. Все разобраны. Дождь так налетел, что никто не ожидал, и все бросились на извозчиков. Я довел до Чаринг-Кросса, нет ни одного. Потом в обратную сторону до Ледгет-Серкус -- тоже нет. Все разобраны.
   МАТЬ.А ты был на Трафальгарской площади?
   ФРЕДДИ. Там тоже нет.
   ДОЧЬ. Ты был или нет?
   ФРЕДДИ. Я говорю тебе, что дошел до Чаринг-Кросса. Не пойду же я на край Лондона.
   ДОЧЬ. Значит, ты не искал вовсе.
   МАТЬ. Фредди, ты правда какой-то беспомощный! Ступай опять и не приходи, пока не найдешь.
   ФРЕДДИ. Да, ведь нет же нигде. Что же вам хочется, чтобы я насквозь промок?
   ДОЧЬ. А что с нами будет, тебе все равно? Благодаря твоей глупости, мы должны стоять здесь всю ночь почти голые на сквозняке? Да? Эгоист!.. Свинья!..
   ФРЕДДИ. Хорошо. Иду, иду... (Открывает зонтик и бросается по направлению к улице Стрэнд, но сталкивается с молодой цветочницей, которая бежит от дождя под портик; он выбивает у ней из рук корзинку с цветами. В этот момент ослепительно сверкает молния и раздается оглушительный удар грома).
   ЦВЕТОЧНИЦА. Гляди под ноги, Фредди. Куда тебя нелегкая несет! Словно с цепи сорвался, миленький!
   ФРЕДДИ (убегая). Виноват!
   ЦВЕТОЧНИЦА (подбирает разбросанные цветы и кладет обратно в корзинку). Виноват! Господин -- тоже называется, -- барин, джентельмен! Разбросал мои цветочки в грязь и был таков -- ищи-свищи! Нет на вас погибели! (Входит под портик, становясь направо от матери и отпихивая назад Прохожего).
   МАТЬ. Откуда вы знаете, что моего сына зовут Фредди?
   ЦВЕТОЧНИЦА. А, так это ваш сын!.. Очень приятно. Вы бы леди, лучше смотрели за ним, да не позволяли бы ему портить цветы у бедной девушки и убегать так, не заплативши ни копейки. Может вы заплатите? А?
   ДОЧЬ. Не давай ничего, мама. Вот нахалка!
   МАТЬ. Пожалуйста, Клара! Я сама знаю, что надо делать. Есть у тебя мелочь? Меди хоть сколько-нибудь?
   КЛАРА. Нет. Только серебро, -- шесть пенсов.
   ЦВЕТОЧНИЦА (обнадеженная). Я могу и сдачу дать, милая барыня.
   МАТЬ (Кларе). Дай мне! (Дочь неохотно дает). Вот (Цветочнице) вам за цветы.
   ЦВЕТОЧНИЦА. Спасибо, милая барыня. Премного вами благодарна.
   КЛАРА. Скажи ей дать сдачу. Эти фиалки стоят по 1 пенсу букет.
   МАТЬ. Замолчи! (Цветочнице). Сдачу можете оставить себе.
   ЦВЕТОЧНИЦА. Спасибо, барыня. Вот спасибо. Дай вам Бог за вашу доброту.
   МАТЬ. Теперь скажите, откуда вы знаете имя моего сына?
   ЦВЕТОЧНИЦА. А я и знать его не знаю.
   МАТЬ. Но как же вы назвали его. Я сама слышала. Не притворяйтесь, пожалуйста, и не пытайтесь обмануть меня.
   ЦВЕТОЧНИЦА (протестуя). Кто вас обманывает? Что вы. барыня, побойтесь Бога! Я назвала его Фредди или там Чарли, все равно как придется, вы сами бы так сказали, если бы говорили с незнакомым человеком и хотели ему приятность сделать, чего тут ещё поклеп на меня взводить. (садится у корзинки на пол).
   КЛАРА. Шесть пенсов выброшены понапрасну. Можно было пощадить Фредди от таких подозрений. Ах, мама! (Отходит с презрением за колонну. Вбегает под портик пожилой джентельмен добродушного военного типа и закрывает мокрый зонтик. Как и Фредди, он весь промок от дождя, -- особенно брюки и щиколотки; он во фраке и легком пальто; он становится на место Клары. ушедшей за колонну).
   ДЖЕНТЕЛЬМЕН (вздыхает). Уф!
   МАТЬ (обращается к нему). Дождь проходит или усиливается?
   ДЖЕНТЕЛЬМЕН. Кажется усиливается. Сейчас еще хуже, чем раньше.
   МАТЬ. О, Боже! (печально отходит в глубь и присоединяется к дочери)
   ЦВЕТОЧНИЦА. Коли хуже, значит скоро пройдет. Веселей, капитанчик, не грустите. Купите цветов у бедной девушки.
   ДЖЕНТЕЛЬМЕН. Мелочи нет.
   ЦВЕТОЧНИЦА. Я могу и разменять.
   ДЖЕНТЕЛЬМЕН. Разменяйте золотой. У меня меньше нет.
   ЦВЕТОЧНИЦА. Ну вот, шутник, какой -- небойсь все врете. Купите, капитан. Я могу полкроны разменять. Один букетик за два пенса. Пожалуйте. Есть на что поглядеть.
   ДЖЕНТЕЛЬМЕН. Будьте приличной девушкой и не приставайте! (Ищет в карманах). У меня нет мелочи совсем...Вот, есть, нате вам полтора пенса и оставьте меня в покое.
   ПРОХОЖИЙ (Цветочнице). Ты, девка, смотри, дай ему цветок за это. А то вон сзади сидит гусь лапчатый и записывает все твои слова. (Все поворачиваются к записывающему).
   ЦВЕТОЧНИЦА (вскакивает в ужасе). Я ничего дурного не говорила. Что же я такое сделала? Разве я не имею право и цветы продавать, раз я не на тротуаре стою? (Истерически). Я -- честная девушка и себя уважаю. Заступитесь, господа, что же я сказала такого! Я только и сказала, что купите мол цветов у меня, вот и все... (К господину). Не позволяйте ему, сэр, обвинять меня понапрасну. Вы не знаете, что это значит. Они запишут мне дурное поведение и выгонят на улицу и все, за то, только, что я с вами говорила. Они...
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ (выходит вперед, все теснятся за ним). Ну, перестаньте, перестаньте. Чего вы? Кто вас обижает, глупая? За кого вы меня принимаете?
   ПРОХОЖИЙ. Верно, братцы, -- он ничего, барин настоящий. Посмотрите, какие сапоги у него (Объясняет Записывающему). Она думала, сэр, что вы того...фараон!
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ (с интересом). То есть как фараон?
   ПРОХОЖИЙ (затрудняясь). Это...то есть как говорится...Так и выходит...Что именно фараон. Не знаю, как сказать, сэр. Вообще-то в некотором роде сыщик.
   ЦВЕТОЧНИЦА (истерически). Вот, как перед Истинным ни одного словечка никогда не говорила, чтобы...
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ (внушительно, но добродушно). Перестаньте, перестаньте! Разве я похож на полицейского?
   ЦВЕТОЧНИЦА (далеко не успокоившись). А кто вас знает! Зачем слова мои записывали? Почём я знаю, правильно они записаны или нет. Покажите, чего написали. (Записывающий открывает книжку и подносит ей под нос). Это чего же? Как-то чудно записано. Я не умею читать.
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ.А я умею. (Читает, передавая точно ее произношение). "Веселей, капитанчик, не грустите. Купите цветов у бедной девушки.
   ЦВЕТОЧНИЦА (очень испугана). Это значит потому, что я его капитаном обозвала, что ли? Я ничего плохого не думала ей Богу! (К Джентельмену). Не давайте ему меня в обиду, сэр. Они рады за одно слово обвинить. Вы сами видели...
   ДЖЕНТЕЛЬМЕН. Обвинить! Но я и не обвиняю вас. (К Записывающему). Если вы в самом деле сыщик, сэр, то нечего вам вмешиваться и охранять меня от якобы пристающей девицы. Вас никто не просил. Всякому ясно, что она не имела в виду ничего дурного.
   ПРОХОЖИЕ (все вместе; враждебно по отношению к сыщику). Конечно. Вмешивается тоже! Ты смотри за собой, дрянь паршивая! Повышения захотел, старается. Слова честных людей записывает, черт! Что она сказала такого? Кому до этого дело? От дождя нельзя спрятаться, чтобы фараона не встретить!
   ПРОХОЖИЙ. Он -- не фараон, братцы! Просто характер такой, сует нос не в свои дела и вот все. Право, -- поглядите на его сапоги!
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ (поворачивается к нему добродушно). А вы не лондонец! Нет, не столичный житель! Вы, из деревни! Как поживают ваши родные в Селси?
   ПРОХОЖИЙ (подозрительно). А вы почем знаете, что я из Селси?
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ. Да, уж знаю. Ничего. не бойтесь. (Цветочнице).А вы что так далеко забрались от ваших краев? Вы родились ведь в рабочем квартале на Лиссон-Гров? Да?
   ЦВЕТОЧНИЦА (испуганно) А вы почем знаете? Кому какое дело, что я ушла из Лиссон-Гров? Там и свиньям-то жить нельзя, в грязи, да в духоте, а дорого, -- и не подступайся. Не жизнь -- а петля (со слезами). Что же это такое, Господи... (Плачет). И это даже не позволяют...И этого нельзя...
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ. Хороша, хорошо, живите, где хотите, только перестаньте хныкать.
   ДЖЕНТЕЛЬМЕН (Цветочнице). Ну, перестаньте, глупая, он не может тронуть вас. Конечно, вы имеете право жить, где хотите.
   САРКАСТИЧЕСКИЙ ПРОХОЖИЙ (протискиваясь между Записывавшим и Джентельменом). Например в квартале в Парк-Лен? Среди миллионеров-богачей! А! Ха! Хотел бы я поговорить с вами, как следует по душам, об этом, -- как это говорится, -- о жилищном вопросе, -- точнее о квартирном вопросе.
   ЦВЕТОЧНИЦА (погружается в мрачную меланхолию нал своей корзинкой и разговаривает сама с собой очень подавленным тоном, садясь на пол). Я -- честная девушка. Да, не какая-нибудь. И себя всегда уважаю. Да! А это что же такое?
   САРКАСТИЧЕСКИЙ ПРОХОЖИЙ (не обращая на нее внимания). А вы можете угадать, откуда я родом?
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ. Из пригорода Лондона -- Хокстон.
   САРКАСТИЧЕСКИЙ ПРОХОЖИЙ (поражен). А ведь верно! Разве я сказал, что нет. А! Черт возьми -- вы все знаете.
   ЦВЕТОЧНИЦА (все еще не придя в себя от обида). Никакого, полного права он не имеет вмешиваться в мои дела. Да-с никакого.
   1-й ПРОХОЖИЙ (к цветочнице). Конечно, не имеет. Ты так ему и скажи, (записывающему), послушайте, господин, вы какое имеете право знать все о честном народе, когда вас не просят? Где ваше удостоверение личности?
   ВСЕ ПРОХОЖИЕ (вместе, ободренные-этим мнимым юридическим приемом). Да, именно, где ваше удостоверение личности?
   ЦВЕТОЧНИЦА. Пусть говорит, что хочет. Не желаю я с ним делов иметь никаких.
   1-й ПРОХОЖИЙ. Вы, что же, считаете нас за мразь какую-нибудь ниже себя? Нечего мол, с ними и стесняться? Так вы лучше подите вон к тому джентельмену, да с ним и попробуйте эти расспросы-допросы.
   САРКАСТИЧЕСКИЙ ПРОХОЖИЙ. Да, да. Вот именно эму и скажите, где он родился, откуда приехал и все такое...по порядку.
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ. Родился в Челтенхоме. Учился в Харроу и Кембридже. Служил в Индии.
   ДЖЕНТЕЛЬМЕН. Совершенно верно! (Общий смех. Слышатся восклицания: "он все знает", -- "сразу угадал" -- "слыхал, как он барина-то раскусил?" и т. д.) Позвольте спросить, это ваша профессия? Вы этим зарабатываете в мьюзик-холлах?
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ. Думал! Был проэкт! Может быть когда-нибудь и поступлю в мьюзик-холл. (Дождь перестает и люди, стоявшие у края толпы, начинают уходить).
   ПВЕТОЧНИИА (подбодренная общими симпатиями). Он -- не барин, не джентельмен, коли пристает к бедной девушке.
   КЛАРА (вне себя от нетерпения, грубо протискивается вперед и толкает Джентельмена, который вежливо переходит по другую сторону колонны). Где же Фредди? Куда он провалился? Я заболею воспалением легких, если останусь еще здесь на сквозняке.
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ.А вы из Бэйзвотера, -- квартал бедных, но благородных фамилий.
   КЛАРА (с яростью). Будьте любезны держать ваши дерзкие замечания про себя.
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ. Разве я сказал это вслух! Виноват, я не хотел. А ваша матушка из Эпсома,
   МАТЬ (продвигаясь между Кларой и Записывающим). Нет, это интересно. Я в самом деле родилась около Эпсома.
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ (громко хохочет). Виноват! (Кларе). Вам нужен кэб?
   КЛАРА. Не смейте разговаривать со мной! (Надменно удаляется в глубь портика).
   МАТЬ. Клара! Клара!.. (Записывающему). Мы были бы очень благодарны вам, сэр, если бы вы нашли нам кэб. (Записывающий достает свисток). Благодарю вас! (отходит к дочери. Записывающий испускает пронзительный свист).
   ОАРКАСТИЧЕСКИЙ ПРОХОЖИЙ. Видите... Я говорил, что это шпик.
   1-й ПРОХОЖИЙ. Да, нет, какой там шпик! Это не полицейский свисток, а спортсменский, господа такие употребляют. Я знаю.
   ЦВЕТОЧНИЦА (все еще занятая своими уязвленными чувствами). Никакого права он не имеет пускать обо мне плохую славу! Для меня мое имя так же важно, как для какой-нибудь барыни, никакой отлички нету.
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ.А вы заметили, господа, что дождик уж две минута как перестал.
   1-й ПРОХОЖИЙ. Верно, чего же вы раньше молчали? 3аставили нас время терять, слушать ваши глупости всякие! (Уходит).
   САРКАСТИЧЕСКИЙ ПРОХОЖИЙ.Я тоже могу сказать вам, господин, откуда вы происходите. Из сумасшедшего дома. Советую вернуться назад. Прощайте. (Быстро уходит).
   ЦВЕТОЧНИЦА. Весь народ распугал. Небойсь не понравилось бы, если бы самого так.
   МАТЬ (выходит из портика наружу, чтобы убедиться, что дождик перестал). Совсем прояснилось, Клара. Пойдем, возьмем автобус! (Подбирает юбки выше щиколотки и быстро уходит).
   КЛАРА. А как же кэб?.. (Мать ушла и не слышит). Ах, какая тоска! (Сердито следует за ней. Все уходят, кроме Записывающего, джентельмена и Цветочницы, которая сидит, убирая свою корзинку и бормоча слова протеста и сожаления над собой).
   ЦВЕТОЧНИЦА. Эх, несчастная, разнесчастная...тяжело тебе на свете жить, а тут ещё заботы да хлопоты!
   ДЖЕНТЕЛЬМЕН (возвращаясь на свое прежнее место). Могу вас спросить, как вы это узнаете?
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ. Простая фонетика! Наука языка. Это моя профессия и мое развлечение в то же время. Счастлив тот, кто может жить работая над любимым делом. А я это люблю. Вы, например, наверно, угадаете ирландца или йоркширца по выговору. А я могу угадать, откуда человек, с точностью до шести миль. А в Лондоне с точностью до двух миль, иногда до двух улиц.
   ЦВЕТОЧНИЦА. Постыдился бы, проходимец, такие штуки то выкидывать...
   ДЖЕНТЕЛЬМЕН. Но неужели на это можно существовать?
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ. О, да! Даже очень хорошо. Мы живем во время общего подъема. Люди начинают свою карьеру, где-нибудь в пригороде с 80 стерлингами жалованья в год, а кончают в самой фешенебельной части -- Парк-Лен с доходами в сотни тысяч. Разумеется, они стараются забыть про свою жизнь на краю города, но -- выдают себя каждый раз, как только открывают рот. Так вот, я и учу их говорить...
   ЦВЕТОЧНИЦА. Знал бы свое дело и не трогал бедную девушку...
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ (вспыхивая). Женщина, прекратите сейчас же свое несносное брюзжание, или ступайте, ищите себе другого места.
   ЦВЕТОЧНИЦА (со слабой настойчивостью). Если хочу, так и буду здесь. Вы какое имеете право гнать меня'
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ. Женщина, которая произносит такие отвратительные звуки, не имеет права быть нигде -- не имеет права существовать. Помните, что вы -- человеческое существо с душою и божественным даром речи, что ваш родной язык Шекспира, Мильтона и Библии. Сидит нахохлилась, как голубь с расстроенной печенью, и стонет. Перестаньте ныть.
   ЦВЕТОЧНИЦА (совершено ошеломленная смотрит на него с удивлением, смешанным с осуждением, но не смеет поднять головы и только восклицает). А-а-о-о-у-у!
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ (выхватывает свою записную книжку). Боже, что за звуки! (Записывает, затем поднимает книгу и читает, воспроизводя точно с произношением) А-а-о-о-у-у!
   ЦВЕТОЧНИЦА (забавляясь, смеется против воли). Ах, ты бесстыдник! Вот бесстыдник-то! И прокурат же!
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ (Джентельмену). Видите вы это существо с ее простонародным уличным языком, -- ведь он удержит на самом дне общества до конца ее дней. Место горничной в хорошем доме для нее так же недостижимо, как для нас с вами корона Австро-Венгрии. И вот, сэр, если я захочу, я могу через три месяца провести эту девицу под видом герцогини на званный прием к любому посланнику. Если я захочу, я могу даже устроить ее на место личной горничной какой-нибудь даме или в хорошем магазине, для чего требуется еще лучшее знание языка. Вот, что я делаю для разбогатевших миллионеров. Своя заработок от этого, я трачу на ведение настоящих научных изысканий по фонетике, а между делом занимаюсь немного поэзией.
   ПГШБМАК. Я сам занимаюсь изучением индийских диалектов и...
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ (быстро). Серьезно? Вы может быть знаете полковника Пикеринга, автора книги "Разговорный Санскрит"?
   ДЖЕНТЕЛЬМЕН. Я и есть полковник Пикеринг. А ваше имя?
   ЗАПИСЫВАЮЩИЙ. Генри Хиггинс, автор: "Всеобщего Алфавита".
   ПИКЕРИНГ (с энтузиазмом). Я приехал из Индии, чтобы встретиться с вами.
   ХИГГИНС. А я собирался в Индию, чтобы видеть Вас.
   ПИКЕРИНГ. Где в ы живете?
   ХИГГИНС. Вимпол-Стрит, Nо 27. Приходите ко мне завтра.
   ПИКЕРИНГ. А я остановился в Карлтон-Отеле. Пойдемте сейчас же ко мне ужинать.
   ХИГГИНС. С удовольствием!
   ЦВЕТОЧНИЦА (Пикерингу, пока они идут вместе). Купите цветов, милый барин. Мне за ночевку платить нечем.
   ХИГГИНС. Врешь! Сама сказала, что можешь разменять и дать сдачу с полкроны.
   ЦВЕТОЧНИЦА (встает разозленная). Провались ты пропадом, шаромыжник проклятый. Чтобы тебя разорвало, черт... (Бросает корзинку). Бери всю корзинку за шесть пенсов, подавись! (Часы на церкви бьют половину двенадцатого. Хиггинс сдерживается, снимает торжественно шляпу и слушает. Пикеринг бросает ей в корзинку полкроны и уходит).
   ХИГГИНС. Глагол времен -- металла звон! (Вынимает горсть монет, бросает ей в корзинку и следует за Пикерингом).
   ЦВЕТОЧНИЦА (подхватывая полкроны) А-о-у! (Подхватывая несколько флоринов) А-а-о-о-у-у! (Подхватывая еще несколько монет). А-а-а-о-о-о-у у-ю! (Подхватывает золотой полсоверен). А-а-а-о-о-о-о-у-у-у!
   ФРЕДДИ (врываясь сбоку). Поймал наконец мотор. Пойдемте. Фью, где же все? (Обращаясь к цветочнице). Где две дамы, которые были здесь?
   ЦВЕТОЧНИЦА. Пошла пешком до первого автобуса.
   ФРЕДДИ. А что же мне делать с автомобилем?
   ЦВЕТОЧНИЦА (величественно). Не беспокойтесь, молодой человек. Я поеду в автомобиле. У меня денег куры не клюют.
   (Важно идет к автомобилю).
   ФРЕДДИ. Черт знает, что!

Занавес

Действия второе

   Около 11 часов следующего дня. Сцена представляет собой лабораторию Хиггинса. Это -- комната в нижнем этаже, выходящая на улицу и предполагавшаяся для устройства в ней гостиной. Посреди задней стена двойная дверь. Входя через нее встречают направо от себя в углу два высоких шкафика с маленькими ящичками, приставленных к стенам и стоящих под прямым углом друг к другу. Тут же стоит большой письменный стол, на котором находятся следующие вещи: фонограф, зеркальца для исследования горла, ряд небольших органных труб в старом ящике с мехами вроде тех, на которых играют ангела на картинах мастеров XIV столетия; также ряд ламповых горелок для получения поющего пламени, соединенных резиновой трубкой с газовой кнопкой в стене; тут же на столе валяются разбросанные камертоны различных размеров, стоит изображение половина человеческой головы в натуральную величину, показывающее в разрезе голосовые органа, и ящик с карточным каталогом.
   Далее по ту же сторону комнаты находится камин, удобное, крытое кожей, кресло, стоящее ближе к двери, и ящик для угля. Огонь в камине горит. На полке над камином стоят часа. Между камином и столом с фонографом стоит подставки для газет.
   По другую сторону, от входной двери налево, от входящего стоит на подвижной подставке спирометр, трубки которого могут быть легко подведены под рост тех учеников Хиггинса, которые хотели бы измерить объем своих легких. Следующий угол и большая часть стены занята большим роялем, клавиатура которого обращена в сторону, противоположную от двери; у рояля скамейка той же длины, что и клавиатура. За скамейкой шкаф с нотами, на рояли лежит коробка с шоколадом. Середина комната пуста. Кроме кресла у камина, скамейки у рояля и двух стульев около стола с фонографом в комнате есть еще только один стул, стоящий у камина. На стенах висят гравюры и эстампы, масляных картин пет.
   ПИКЕРИНГ сидит у стола, положив несколько карточек каталога и камертон, которым он только что пользовался. Хиггинс стоит около него, задвигая выдвинутые им ящички в шкафах.
   
   ХИГГИНС (задвигая последний ящик). Вот, и все, что я имею сказать вам по этому поводу.
   ПИКЕРИНГ. Поразительно, но я не запомнил и половины.
   ХИГГИНС. Хотите, мы опять пройдем все сначала?
   ПИКЕРИНГ (встает и отходит к камину и становится спиной к огню). Нет, merci! Не теперь! На сегодня с меня довольно.
   ХИГГИНС (подходят к нему и становится рядом). Устали от звуков?
   ПИКЕРИНГ. Да. Очень утомительно. Я воображал, что я очень много знаю, потому что мог произнести двадцать четыре различных гласных, но ваши сто тридцать повергают меня положительно в смущение. Между многими из них, я не слышу никакой разница.
   ХИГГИНС (смеется и отходит к роялю). Пустяки! Это зависит от практики. Сначала вы не слышите разницы, но продолжайте упорно и регулярно вслушиваться и в один прекрасный день вы вдруг видите, что между ними такая же большая разница как между а и б. (В дверь заглядывает экономка Хиггинса, миссис Пирс). Что такое?
   М-с ПИРС (колеблется, видимо затрудняясь). Там молодая женщина хочет вас видеть, сэр...
   ХИГГИНС. Молодая женщина? Что ей нужно.
   М-с ПИРС. Она говорит, что вы будете рады видеть ее, что она по делу. Совсем из простонародья, сэр. Самая что ни на есть необтесанная девица. Я бы, конечно, прогнала ее, -- но подумала, что может быть вы хотите, чтобы она вам в машину поговорила. Кто их знает, к вам ведь всякие люди ходят. Извините, если я ошиблась, сэр... Я...
   ХИГГИНС. Хорошо, хорошо. Вы правильно поступили, миссис Пирс. Что у ней интересный акцент?
   М-с ПИРС. Ужасный. Никогда такого не слыхала. Как вы можете пускать к себе таких, сэр.
   ХИГГИНС (Пикерингу). Давайте послушаем. Проведите ее сюда, миссис Пирс.
   М-с ПИРС (неохотно подчиняясь). Слушаю, сэр. Как вам угодно. (Уходит вниз по лестнице).
   ХИГГИНС. Это очень кстати. Я покажу вам, как надо делать записи. Мы заставим ее говорить, а я запишу ее произношение по алфавиту Велля; потом пустим фонограф, так что после, вы можете, когда хотите слушать ее речь, держа перед собой писанную транскрипцию.
   М-с ПИРС (возвращаясь). Вот, молодая женщина, сэре (Входит с величественным видом цветочница, которую мы видели в первом акте. На ней шляпа с тремя страусовыми перьями: оранжевым, голубом и красным, а почти чистый передник. Она носит свою шаль с некоторой претензией на элегантность).
   ХИГГИНС (резко; он узнает ее с нескрываемым разочарованием). Ба! Да это та девица, которую я вчера записал. Нет. Она мне не нужна. Я собрал все оттенки, всё наречие ее квартала и не намерен тратить на нее ни одного валика. (Цветочнице). Можете идти, вы мне не нужны.
   ЦВЕТОЧНИЦА. Легче на поворотах, милый господин. Ослабьте вожжу! Не очень расходитесь. Вы еще не знаете, зачем я пришла. (К м-с Пирс, которая стоит у дверей, ожидая приказаний). Вы сказали ему, что я на автомобиле приехала?
   М-с ПИРС. Ну, вот и глупая. Очень интересно мистеру Хиггинсу знать, на чем ты приехала.
   ЦВЕТОЧНИЦА. Ах, какие мы гордые, скажите пожалуйста. Фу ты, ну ты хвост раздутый. Да, он учителишка или нет? Уроки дает какие-то? Я сама ведь слышала, как он говорил. Значит не велика птица. Вот я и пришла. Не для комплиментов ваших. Если деньги мои не нравятся, так я могу и другого найти. Вашего брата пруд пруди.
   ХИГГИНС. Кому не нравятся деньги?
   ЦВЕТОЧНИЦА. Вам. Поняли, наконец аль нет. Пришла подучиться маленько -- так набустрычиться. Ну? Раскусили аль опять нет? И заплачу сколько нужно. Будьте покойны -- без задержки. У нас хватит.
   ХИГГИНС (ошеломленный). Однако... (сразу оправляется). Что же по-вашему я должен ответить вам?
   ЦВЕТОЧНИЦА. Коли вы настоящий джентельмен, на совесть, -- а не шантрапа, так попросите сначала меня сесть. Вот-с. Потому я к вам по делу.
   ХИГГИНС. Пикеринг, попросить нам эту корову сесть или выбросить вон за окно?
   ЦВЕТОЧНИЦА (пораженная). А-о-о-о-у-у! (Внезапно обижаясь и хныкая). Я не позволю называть себя коровой. Я вам плату предлагаю, по серьезному -- благородно, как настоящая дама. А вы вон как.
   ПИКЕРИНГ (мягко). Чего вы хотите, милая?
   ЦВЕТОЧНИЦА. Я хочу служить на хорошем месте в цветном магазине, а не продавать больше на улицах. А они меня не берут, потому что я разговариваю не по-господски. Уж очень говорят, простецкая. Барин сказал вчера, что может научить меня. Вот, я пришла уму разуму набраться -- хоть немножко чего-нибудь. Мне милости не нужно. А он... такие поступки со мной, все равно как я... рвань коричневая какая.
   М-с Пирс (выступая вперед). Ах, глупая! Разве ты можешь платить мистеру Хиггинсу, сколько нужно?
   ЦВЕТОЧНИЦА: А то нет! Я знаю, сколько учение то стоит. Дорогая штучка с ручкой. Небось заплачу -- говорю без задержки.
   ХИГГИНС. Сколько?
   ЦВЕТОЧНИЦА (торжествуя). А, заговорил, голубчик! Я так и думала. Что захочешь вернуть назад свои денежки. Их на полу то не наскребешь ведь. А то вчера на-ка нашвырял мне в корзинку страсть! На, мол! Выпил вчера должно быть? А? Дернул за галстук-во!
   ХИГГИНС (повелительно). Сядьте.
   ЦВЕТОЧНИЦА. Если вы по-хорошему, по-честному, по-любезному...
   ХИГГИНС (громовым голосом). Сядьте!
   М-с ПИРС (спокойно). Садись, милая, садись. Раз тебе говорят, так слушайся! (Повертывает стул, стоящий у камина, к Хиггинсу и становится за ним, ожидая что цветочница сядет).
   ЦВЕТОЧНИЦА. А-а-о-о-у-у! (Садится наполовину испуганная, наполовину удивленная).
   ХИГГИНС. Как ваше имя?
   ЦВЕТОЧНИЦА. Лиза Дулитль.
   ХИГГИНС (важно декламирует).
   
   Эльза, Элизабет, Бетси и Бесс
   Пошли все вместе в дремучий лес.
   
   ПИКЕРИНГ (подхватывает). Нашли гнездо, в нем три яйца.
   ХИГГИНС (продолжает). Взяли по одному, но осталось два (весело хохочут оба своему остроумию).
   ЛИЗА (ласково улыбаясь). Ах, шут вас задави! Ей Богу!
   М-с ПИРС. Так нельзя говорить джентельмену!
   ЛИЗА. А чего же он дурака-то ломает!
   ХИГГИНС. Теперь к делу. Сколько вы предлагаете платить мне за уроки?
   ЛИЗА. Я знаю цену. Подруга моя вон учится по-французски у француза, у настоявшего, на совесть и платит полтора шиллинга за час. А я хочу учиться на своем родном языке, только чтобы похлеще говорить. Так вот дам вам шиллинг. Кушайте. И то через силу даю. Хотите, берите, а не хотите, не надо.
   ХИГГИНС (ходя взад и вперед по комнате и бренча ключами и деньгами в кармане). Знаете, Пикеринг, если смотреть на этот шиллинг не просто, как на шиллинг, а как на известный процент с дохода этого существа, то он окажется равен 60 или 70 гинеям, которые я получаю с миллионера.
   ПИКЕРИНГ. То есть как это так?
   ХИГГИНС. Сочтите. Миллионер получает около 150 стерлингов в день. А она зарабатывает вряд ли больше двух шиллингов с половиной.
   ЛИЗА (гордо). Кто вам сказал?.. Вы в карман лазили?
   ХИГГИНС (продолжая). Следовательно, она предлагает за уроки две пятых своего дохода в день. А две пятых дневного дохода миллионера равняются приблизительно 60 фунтам стерлингов. Это великолепно! Очень много, черт возьми! Самая высокая плата, какую когда-либо мне предлагали.
   ЛИЗА (встает в страхе). Шестьдесят фунтов стерлингов! Махнули! Да, что вы белены объелись что ли, я никогда не предлагала вам 60 стерлингов. Где же я возьму...
   ХИГГИНС. Молчать!
   ЛИЗА (плача). У меня сроду таких денег и на бывало... А-а... (Плачет).
   М-с ПИРС. Не плачь, глупая. Сядь. Никто не собирается трогать твои деньги.
   ХИГГИНС. А вот кто-то вас тронет розгой, это верно, если не перестанете хныкать. Садитесь.
   ЛИЗА (медленно повинуется). А-а-о-о-у-у! Подумаешь, -- вы мне отец родной.
   ХИГГИНС.Я буду вам хуже, чем два отца, если начну учить вас. На-те, возьмите. (Дает ей свой шелковый носовой платок).
   ЛИЗА. Это чего же?
   ХИГГИНС. Вытрите глаза. И утрите вообще, где мокро на вашем лице. Помните, что это носовой платок, а это -- ваша шаль. Не смешивайте их и не сморкайтесь в шаль, коли хотите служить в магазине. (Лиза, совсем растерянная, смотрит беспомощно на него).
   М-с ПИРС. Мистер Хиггинс, так нельзя! Она ничего не понимает. И потом вы не правы. Она пока вполне прилично обходится с шалью.
   ПИКЕРИНГ. Меня интересует, Хиггинс, то, что вы вчера сказали о званном приеме у посланника. Если вы сумеете это сделать, вы величайший учитель вашего времени. Я готов биться об заклад всю сумму, чего бы это ни стоило, что вам это не удастся. И за уроки заплачу.
   ХИГГИНС (смотрит на Лизу, колеблясь, -- его подмывает). Интересное пари! Меня соблазняет!.. Ведь это почти подонки! Уж очень она на низкой ступени и грязна!
   ЛИЗА (протестуя изо всех сил). А-а-о-о-о-у-у! Я не грязная. И лицо, и руки вымыла перед тем, как сюда итти. Вот, с места не сойти, провалиться на месте.
   ПИКЕРИНГ (смеясь). Вы, однако, не хотите вскружить ей голову лестью,
   М-с ПИРС (тревожно). Не скажите, сэр. Есть много разных способов кружить головы молодым девицам. Мистер Хиггинс знает это очень хорошо. Вы уж пожалуйста не подстрекайте его на такие неразумные дела.
   ХИГГИНС. Что такое воя жизнь, как не смена разных неразумных дел и трудность состоит в том, чтобы найти их и не упустить случая. Это не каждый день повторяется. Я сделаю герцогиню из этой грязной вонючей улитки.
   ЛИЗА (оскорбленная протестует). А-а-а-о-о-о-у-у!
   ХИГГИНС (увлекаясь). Да, герцогиню! В шесть месяцев! В три, если у ней хорошее ухо и быстрый язык! Я возьму ее и приведу куда угодно. Мы начнем сегодня же! Сейчас же! Миссис Пирс, возьмите ее, вымойте хорошенько. Вычистите. Отскребите. Если ничего не поможет, возьмите швабру и шваброй ее... В кухне есть сейчас хороший огонь?
   М-с ПИРС (протестуя). Да, но...
   ХИГГИНС (бурно). Стащите с нее всю одежду и сожгите. Позвоните по телефону к Уайтли или в другой магазин и скажите немедленно прислать белье, платье и все, что нужно, -- целое приданое. А пока заверните эту особу в газетную бумагу, -- пусть сидит и ждет.
   ЛИЗА. Вы значит не джентельмен, не благородный, коли такие слова говорите. Я -- хорошая девушка и себя уважаю и даже очень. Я знаю, чего вы хотите. Не на таковскую нарвались.
   ХИГГИНС. Женщина, мы не позволим вам здесь жеманничать и разыгрывать всякие цирлихи-манирлихи! Вы должны вести себя, как герцогиня! Возьмите ее, миссис Пирс. А если она будет капризничать, выдерите ее розгами.
   ЛИЗА. Я ведь полицию позову.
   М-с ПИРС.У меня места нет. Куда ж ее девать?
   ХИГГИНС. Посадите ее в мусорную яму.
   ЛИЗА. А-а-о-о-у-у!
   ПИКЕРИНГ. Хиггинс, будьте благоразумны.
   М-с ПИРС (решительно). Вы должны быть благоразумны, мистер Хиггинс. Так нельзя. Нельзя всех топтать ногами, как ничтожество.
   ХИГГИНС (забавляясь). Я -- топтать других ногами? Мои милейшие друзья, дорогая миссис Пирс и уважаемый Пикеринг, уверяю вас, что я не имел ни малейшего желания топтать кого бы то ни было. Все, о чем я прошу вас это -- быть добрыми и любезными к сей девице, оказать ей возможное внимание и вообще сделать все, что нужно, чтобы подготовить ее к новому положению в жизни. Если я не выразился на этот счет более ясно, так это потому, что я не желал задеть ее и ваши чувства скромности.
   М-с ПИРС (Пикерингу). Слышали ли вы когда-нибудь что-либо подобное?
   ПИКЕРИНГ (смеясь). Признаюсь, не приходилось.
   ХИГГИНС (терпеливо). В чем дело?
   М-с ПИРС. В том, что нельзя так брать девушку с улицы, словно вы камешек подобрали на берегу моря.
   ХИГГИНС. Почему же это нельзя?
   М-с ПИРС. Почему нельзя!.. Да, вы даже ничего не знаете о ней, кто она, и что она. А что окажут ее родители? Да, может быть, она замужем?
   ЛИЗА. Ну вас к черту -- замужем! Махнули тоже!
   ХИГГИНС. Слышите? Она правильно сказала: "Ну, вас к черту!" Разве вы не видите, что она еще молода и будет совершенно свеженькая, когда вы ее вымоете и отчистите. Женщина ее класса выглядит совершенно измученной старухой пятидесяти лет после того, как она проживет хотя бы один год в замужестве.
   ЛИЗА. Какой же это дурак женится-то на мне!
   ХИГГИНС. Элиза, подсказываю вам, -- еще не успею я закончить ваше воспитание, как улица будут усеяны трупами мужчин, которые перестреляются из-за вас.
   М-с ПИРС. Неправда, сэр. Вы не должны говорить ей таких вещей.
   ЛИЗА (встает и с достоинством натягивает на себя шаль). Уйду домой от греха. Он совсем с ума спятил. Не желаю, чтобы мною командовали сумасшедшие!
   ХИГГИНС (коротко). Я -- сумасшедший! Вот как! Очень хорошо! Миссис Пирс, не заказывайте ей платье у Уайтли. Выгоните ее вон.
   ЛИЗА (хныкает). Не трогайте меня -- Господи, да что же это такое? За что надо мною измываются?
   М-с ПИРС. Видишь, что выходит из твоей глупости'. Ну, (показывая на дверь) пойдем!
   ЛИЗА (встает в слезах). Не хочу я ваших платьев. Не надену. Я сама могу себе платье купить.
   ХИГГИНС. Неблагодарная, дрянная девчонка! Так-то вы мне платите за мою доброту! Я предлагаю вам вытащить вас из грязи, одеть в хорошее платье, сделать из вас настоящую даму, а вы...
   М-с ПИРС. Пожалуйста, мистер Хиггинс! Я этого не позволю. Уж если кто здесь ведет себя плохо, так это вы. (Лизе). Ступай домой, девушка, к своим родителям и скажи им, чтобы они лучше смотрели за тобой.
   ЛИЗА.У меня нет родителев. Они сказали мне, -- "Ты, говорят, большая девка выросла, сама можешь себя прокормить, и выгнали меня на улицу. Разговор короткий.
   М-с ПИРС. Где твоя мать?
   ЛИЗА. Нет, у меня матери. У меня пять мачех переменилось, а шестая прогнала меня. Да, я в них и на нуждаюсь, ну их в омут, сама могу себе на хлеб заработать. Я -- честная девушка, Да. Не какая-нибудь...
   ХИГГИНС. Тем лучше. О чем же мы спорим? Значит, она никому не принадлежит и никому не нужна кроме меня. Миссис Пирс, вы можете как это говорится, усыновить ее. Я уверен, что вам будет приятно иметь дочь. Не возражайте, пожалуйста. Возьмите ее вниз и...
   М-с ПИРС. Но что будет с ней дальше? Хотите ли вы платить ей что-нибудь или как? Подумайте, сэр, -- будьте благоразумны.
   ХИГГИНС. Платите, если хотите, -- мне то что? Отнесите это на расходы по хозяйству. И на кой черт нужны ей деньги? Пища и платья у ней будут в достаточном количестве. Она еще запьет, если ей дать деньги на руки.
   ЛИЗА. Ах, вы нахал! А еще барин называется! Вот, и врете, -- с роду спиртного в рот на брала.
   ПИКЕРИНГ (тоном добродушного увещевания). Приходило вам в голову, Хиггинс, что у ней могут быть свои чувства и желания?
   ХИГГИНС (смотрит критически на нее). Нет, не думаю. По крайней мере, таких чувств, с которыми вам нужно было бы считаться, у ней нет. Есть у вас чувства, Элиза?
   ЛИЗА. Чувствия? Что же, у меня такие же чувствия, еще не хуже, как и других. А может еще и поядовитее.
   ХИГГИНС. Трудно будет научить ее говорить грамматически правильно. А произношение -- пустяки!
   М-с ПИРС. Мы не об этом говорим, мистер Хиггинс! Я хочу знать на каких условиях она будет здесь жить? Будет ли она получать жалованье? И что с ней будет, когда вы закончите ученье. Нужно же об этом подумать хоть немножко.
   ХИГГИНС.А что с ней будет, если мы ее оставим ее теперь на улице, вот как она есть?
   М-с ПИРС. Это уж ее дело, нас не касается.
   ХИГГИНС. Отлично. Так вот, когда я закончу ее учение, мы можем выбросить ее на улицу, и нас это не будет касаться. Так?
   ЛИЗА. Ах, вы бесчувственный! Вот, идол-то! Только о себе и думает! Ну, наслушалась я сегодня -- покорно благодарю, довольно с меня. Пойду домой. А вам стыдно должно быть. Стыдно -- помяните мое слово!
   ХИГГИНС (хватает коробку с шоколадом, лежащую на рояли). Шоколаду хотите?
   ЛИЗА (с жадностью смотрит на шоколад). А почем я знаю. что в него подложено: слыхала я, что господа в роде вас часто девушек так одурманивают и прямо околпачивают. (Хиггинс достает из кармана перочинный ножик, разрезает шоколадинку на две части, -- кладет одну половину себе в рот и проглатывает, а другую предлагает ей).
   ХИГГИНС. Доказательство моей честности, Элиза. Я съел одну половину, а вы другую. (Лиза открывает рот, чтобы возразить, но Хиггинс неожиданно запихивает ей половину шоколадники в рот). У вас будут целая коробки шоколаду, если останетесь. Целые ящики каждый день. Вы будете прямо жить на шоколаде. Оставайтесь. Ну?
   ЛИЗА (проглотила, наконец, шоколад, после того, она чуть-чуть не задохнулась от него). Я не стала бы и есть вашего шоколаду, коли вы так пихаете. Да, только я получила воспитание и знаю, что изо рта неприлично вынимать.
   ХИГГИНС. Слушайте. Вы, кажется, на автомобиле приехали?
   ЛИЗА. Хоть бы и в автомобиле, так что же из этого? Вам-то какое дело? Я могу ездить в автомобилях, как и всякая другая барыня.
   ХИГГИНС. Совершенно верно. Так вот, если вы захотите, вы будете постоянно ездить в автомобилях. Каждый день взад и вперед по городу. Только оставайтесь. Подумайте хорошенько.
   М-с ПИРС. Вы ее соблазняете, мистер Хиггинс. Это не честно! Ей нужно подумать о будущем.
   ХИГГИНС. В ее-то возрасте? Вздор! Думать о будущем нужно тогда, когда впереди уж нет никакого будущего. Нет, Эльза, не слушайте их, думайте о будущем других людей, а о своем не надо думать. Думайте с шоколаде, об автомобилях, о золоте и бриллиантах.
   ЛИЗА. Не хочу я вашего золота и бриллиантов. Я -- честная девушка и не позволю вам (садится с оскорбленным достоинством).
   ХИГГИНС. Вы и останетесь честной девушкой под присмотром, миссис Пирс. Выйдите замуж за гвардейского офицера, сына какого-нибудь маркиза, который сначала лишит его за это наследства, потом смягчится и растает, когда увидит вашу красоту и прекрасные качества.
   ПИКЕРИНГ. Извините, Хиггинс, но право я должен вмешаться. Миссис Пирс совершенно права, -- так нельзя. Если эта молодая особа действительно хочет поручить себя на шесть месяцев вашим заботам, чтобы учиться это превосходно. Но она должна во всяком случае понять, что она делает.
   ХИГГИНС. Как она может понять? Она ничего не понимает. А мы все, -- разве понимаем, что делаем? Если бы понимали, наверно не стали бы делать.
   ПИКЕРИНГ. Сказано очень остроумно, но без здравого смысла. (Обращаясь к Лизе). Многоуважаемая мисс Дулитль...
   ЛИЗА (в крайнем удивлении). А-а-о-о-о-У!
   ХИГГИНС. Слышали? Вот все, чего вы можете от нее добиться, -- а-а-а-о-о-у-у! Объяснять ей бесполезно. Поймите же, как военный человек, что ей нужны приказания и распоряжения, а не объяснения. Элиза, вы останетесь здесь жить на шесть месяцев, чтобы научиться говорить правильно, как подобает продавщице из хорошего цветочного магазина. Если вы будете вести себя хорошо и слушать то, что вам говорят, вы будете спать в настоящей спальне, получать много всякой еды и денег, чтобы, покупать шоколад и кататься в автомобилях. Если же вы будете капризничать и лениться, вы будете спать в задней кухне с черными тараканами и, миссис Пирс будет пороть вас каждый день веником. Поняли? Через шесть месяцев вы поедете в Букингемский Дворец в экипаже и богатом платье. Если король угадает, что вы не леди, то полиция арестует вас и отвезет в Тауэр, где вам отрубят голову для острастки, чтобы другим дерзким цветочницам было не повадно. Если же вас не разгадают, то вы получите подарок в семь шиллингов с половиной, чтобы вам было с чего начать новую жизнь в цветочном магазине. Поняли? Если же теперь вы откажетесь от такого предложения, то будете самая неблагодарная и дрянная девчонка в мире и ангелы станут плакать о вас. (Пикерингу). Удовлетворены? (К миссис Пирс). Разве можно объяснять более просто и ясно?
   М-с ПИРС (терпеливо). Дайте уж лучше я поговорю с ней отдельно, как следует, наедине. Не знаю, возьмусь ли я смотреть за ней и соглашусь ли на всю эту затею. Вы, конечно, ничего плохого не собираетесь делать, я знаю. Но только, когда вы начинаете интересоваться произношением людей, вы уж совсем не думаете и не заботитесь о том, что может случиться с вами или с вашими учениками. Идем, Элиза.
   ХИГГИНС. Прекрасно! Спасибо, миссис Пирс. Сейчас же отправьте ее в ванную.
   ЛИЗА. Вы -- грубиян, -- нот что! И я тут не останусь, коли мне не понравится. И никому не дам своя пороть. Никогда не просила я, чтобы меня во Дворец брали, и не думала. С полицией никаких неприятностев не имела... я -- честная девушка!
   М-с ПИРС. Не спорьте барином, девушка, оставь. Ты не понимаешь. Пойдем. (Идет вперед и открывает перед Лизой дверь).
   ЛИЗА (идя к двери). Я правду говорю. Близко к королю не подойду, коли мне за это голову отрубят. Если бы я знала, чего я здесь наслушаюсь, я не подумала бы приходить. И силком не затащили бы нипочем! Я всегда была честная девушка и слова ему не сказала, чтобы чего-нибудь будь там, аль бы что... Я ему ничем не обязана, и мне наплевать. Меня тоже не проведешь. У меня есть такие же чувства, как и у всякого другого. (Миссис Пирс захлопывает дверь, а жалобы Лизы более не слышны. Пикеринг отходит от камина и садится верхом на стул, заложив руки назад).
   ПИКЕРИНГ. Извините за прямой вопрос. Вы хорошо ведете себя, когда дело касается женщин?
   ХИГГИНС. А вы встречали мужчин, которые хорошо вели бы себя, когда дело касается женщин?
   ПИКЕРИНГ. Очень многих.
   ХИГГИНС. Я не встречал. Но мой опыт каждый раз подтверждал одно и то же, когда я позволял женщине стать моим другом, она сейчас же становилась ревнивой, требовательной, подозрительной, вообще превращалась в ведьму. На себе я замечал тоже самое, -- каждый раз, когда я начинал дружить с женщиной, я становился эгоистом и тираном. Пока люди ухаживают друг за другом и играют в любовь, это неважно, потому что обе стороны стремятся в данный момент к одному и тому же. Но это продолжается лишь момент, а не всю жизнь. А когда любовный угар проходит, оказывается, что женщина стремится к одному, а мужчина к другому.
   ПИКЕРИНГ. Именно?
   ХИГГИНС. Ах, да почем я знаю -- одному рогу известно. Женщина хочет жить своей жизнью, а мужчина своею. И каждый старается перетянуть другого на свою сторону. Один хочет на север, другой на юг, и в результате оба едут на восток, хотя ненавидят восточный ветер!.. По всем этим причинам, -- я холостяк, закоренелый. убежденный холостяк и вероятно останусь таким на всю жизнь.
   ПИКЕРИНГ. Перестаньте, Хиггинс. Я не о том говорю. Если я приму участие в этом пари, то буду считать себя ответственным за все, что случится с нашей девицей. Я надеюсь, -- между нами условлено, что мы не воспользуемся ее положением.
   ХИГГИНС. Что? Этой тварью? Она священна для меня, уверяю вас, священна! Ведь. она будет моей ученицей, а учить чему-нибудь серьезно невозможно, если ученики не будут для вас священными. Я давал уроки десяткам американским миллионершам, -- между прочим, самая красивая женщины в мире -- а все состояло благополучно. Так что я уже привык, застрахован. Они для меня все равно, что деревянные чурбаны. Да, я и сам словно деревянный чурбан. Это... (Миссис Пирс открывает дверь, в руках у нее шляпа Лизы).
   ХИГГИНС. Что, миссис Пирс? Все в порядке?
   М-с ПИРС (в дверях). Могу я сказать вам несколько слов, мистер Хиггинс?
   ХИГГИНС. Пожалуйста! Пожалуйста! (Она входит и становится между ними). Вы не сжигайте эту штуку, миссис Пирс. Я хочу оставить ее себе на память, как курьез (Берет шляпу).
   М-с ПИРС. Осторожнее, сэр, смотрите, -- там может быть... Я обещала Лизе не сжигать ее, но, пожалуй, будет безопасней подержать ее немного в печке.
   ХИГГИНС (поспешно кладет шляпу на рояль). Ах, да... хорошо, что вы сказали; Так что же, миссис Пирс?
   ПИКЕРИНГ. Я мешаю?
   М-с ПИРС. Нисколько сэр. Я попрошу вас, мистер Хиггинс, быть осторожнее с Лизой и придерживать ваш язык.
   ХИГГИНС (хмуро). Конечно, конечно. Я и так всегда сдерживаю. Почему вы это говорите?
   М-с ПИРС (спокойно продолжает). Нет, сэр, совсем не сдерживаете, когда потеряете что-нибудь или когда вам не терпится. Мне-то все равно. Я привыкла, но вы уж в ее присутствии не ругайтесь, пожалуйста.
   ХИГГИНС (негодуя). Ругаться? Я ругаюсь? Да, что вы с ума сошли? Я сам терпеть этого не могу. Что вы хотите, черт возьми, сказать?
   М-с ПИРС (твердо). Вот, это именно я хочу сказать, сэр. Вы ругаетесь слишком много. С меня, как с гуся вода, все эти ваши чертыхания, все эти: "что черт побери!", "где черт побери", куда черт побери", "кто дьявол вас раздери!"...
   ПИКЕРИНГ. Миссис Пирс, такие слова! От вас!..
   М-с ПИРС (не слушаясь продолжает). Но есть одно особое словечко, которое вы тоже часто пускаете в ход, -- его я уж прошу не говорить. Элиза сейчас при мне брякнула его, когда обожглась об горячую воду. Но ей простительно, она лучшего и не знает, -- с детства слышала такие вещи. Но пусть она не славит его от вас.
   ХИГГИНС (гордо). Я не могу допустить подобных обвинений. -- миссис Пирс. Я никогда не говорил никаких таких слов. Разве только в минута крайнего и вполне понятного возбуждения.
   М-с ПИРС. Сегодня утром вы сказали его по крайней мере раз двадцать, -- сказали из-за сапог, потом из-за сливочного масла и еще что-то из-за черного хлеба.
   ХИГГИНС. Ах. это! Ну, это так! Простое созвучие! Так называемая аллитерация, естественная для поэта.
   М-с ПИРС. Хорошо, сэр. Я не спорю, -- называйте это, как хотите. Только, чтобы Элиза не слышала это от вас.
   ХИГГИНС. Прекрасно, прекрасно. Это все?
   М-с ПИРС. Нет, сэр. Еще мы должны быть очень строги с ней насчет чистоты.
   ХИГГИНС. Конечно. Вот это совершенно правильно. Это очень важно.
   М-с ПИРС. Это значит, что она должна быть всегда опрятно одета и не должна разбрасывать всюду свои вещи. Согласны?
   ХИГГИНС. Конечно. Это я и хотел сказать. Именно мелочи играют важную роль, Пикеринг. Заботьтесь о пенсах, а стерлинги сами о себе позаботятся. Это правило так же прилагается к деньгам, как и к привычкам и манерам.
   М-с ПИРС. Так точно, сэр. Поэтому я уж попрошу вас не спускаться к завтраку в халате и не утираться им вместо салфетки, как это вы часто делаете. А также будьте добры не есть все блюда с одной тарелки и постарайтесь не класть ложки с кашей или супом прямо на чистую скатерть. Это будет хорошим примером для Элизы. А то, помните, -- на прошлой наделе вы чуть не подавились рыбною костью, которую сами же положили в банку с вареньем.
   ХИГГИНС. Может быть, я это и делаю иногда по рассеянности, но конечно не всегда. Кстати мой халат чертовски воняет бензином.
   М-с ПИРС. Конечно, воняет. Но если вы будете постоянно вытирать свои пальцы...
   ХИГГИНС. Хорошо, хорошо. В следующий раз я буду вытирать их о свою голову.
   М-с ПИРС. Вы сердитесь, сэр?
   ХИГГИНС. Нисколько, нисколько. Вы совершенно правы. Я буду впредь осторожен перед Элизой. Это все?
   М-с ПИРС. Нет, сэр. Можно ей надеть одно из ваших японских платьев, которые вы привезли из-за границы? А то ее старое, -- просто ужас!
   ХИГГИНС. Конечно, конечно. Все, что хотите. Это все?
   М-с ПИРС. Все. Благодарю вас, сэр. (Уходит).
   ХИГГИНС.У этой женщины самое нелепое представление обо мне. Вот, я весь перед вами, -- робкий, застенчивый, не верящий в себя человек. Я никогда не был в состоянии даже почувствовать себя взрослым и сильным, как все другие люди. А она твердо убеждена, что я капризный самодур, тиран. Не понимаю, откуда это. (Входит миссис Пирс).
   М-с ПИРС. Извините, сэр, -- неприятности уже начинаются. Там внизу пришел мусорник Альфред Дулитль и спрашивает вас. Говорит, что вы его дочь забрали.
   ПИКЕРИНГ (встает). Фью, нечего сказать! (Отходит к камину).
   ХИГГИНС (быстро). Проведите сюда этого шантажиста!
   М-с ПИРС. Слушаю. (Уходит).
   ПИКЕРИНГ. Может быть, он еще не шантажист.
   ХИГГИНС. Вздор! Конечно, шантажист!
   ПИКЕРИНГ. Так или иначе, боюсь, нам придется иметь с ним неприятности.
   ХИГГИНС. Не думаю. Если неприятности будут, то для него, а не для нас. Кроме того, мы наверно извлечем из него кое что интересное.
   ПИКЕРИНГ. Насчет его дочери?
   ХИГГИНС. Нет. Насчет его произношения.
   ПИКЕРИНГ. А! Ну вас!
   М-с ПИРС (в дверях). Дулитль, сэр! (Пропускает Дулитля и уходит. Входит Альфред Дулитль, пожилой, но весьма бодрый мусорник, одетый в костюм его профессии, включая шляпу с широкими полями сзади, закрывающими его шею и плечи. У него резко выраженная и довольно интересная черты лица, а он видимо совершенно свободен от всякого страха и стеснения; голос его очень выразителен -- результат привычки давать выражения чувствам без всякой задержки. Сейчас он являет собой зрелище уязвленной гордости и твердой решительности).
   ХИГГИНС. Здравствуйте. Садитесь.
   ДУЛИТЛЬ. Здравствуйте, барин (величественно садится). Пришел, значит, того... поговорить на счет дельца одного.
   ХИГГИНС. Родился на краю Лондона в Хаунслоу. Мать должно быть из Уэльса. (Дулитль разевает рот от изумления). Это вам нужно, Дулитль?
   ДУЛИТЛЬ (угрожающе). Мне нужно мою дочь. Вот, что мне нужно, поняли?
   ХИГГИНС. Очень хорошо. Вы ее отец? Да? Вы понимаете, конечно, что никому другому она здесь не нужна? Очень рад, что у вас осталась хоть капля отцовского чувства. Дочь ваша у меня наверху. Возьмите ее и сейчас же убирайтесь вон.
   ДУЛИТЛЬ (встает очень испуганный). Чего?
   ХИГГИНС. Берите ее и уходите. Вы, что же полагаете, что я буду содержать здесь вашу дочь для вас?
   ДУЛИТЛЬ (убедительным тоном). Что вы барин? Помилуйте, разве можно так сразу на человека кидаться? Ведь дело какое, -- девка, значит, принадлежит мне. Так ведь? Вы ее взяли себе. Так ведь? Значит, я при каком же интересе?
   ХИГГИНС. Ваша дочь имела дерзость прийти ко мне в дом и просила меня учить ее говорить правильно, чтобы она могла потом получить место в магазине. Этот джентельмен и моя экономка были свидетелями. (Наступая на него). Как вы смеете приходить сюда и шантажировать меня? Вы подослали ее нарочно.
   ДУЛИТЛЬ (протестуя). Ей-Богу нет.
   ХИГГИНС. Нет, да. Как же иначе вы могли узнать, что она здесь у меня? Это заговор, -- вас тут целая шайка для вымогательства денег. Я сейчас буду телефонировать полиции.
   ДУЛИТЛЬ. Да, что вы, барин. Побойтесь Бога. Разве я заикнулся на счет этого? Вот, они -- свидетель (к Пикерингу). Разве я сказал хоть слово о деньгах.
   ХИГГИНС. Зачем же в таком случае вы пришли?
   ДУЛИТЛЬ. Зачем человек ходит? Сами посудите!
   ХИГГИНС. Вы -- отъявленный негодяй и мошенник. Я проучу вас. Покажу, как ко мне дочь подсылать.
   ДУЛИТЛЬ. Вот, разрази меня на этом месте, коли я подсылал. Клятву приму, что два месяца в глаза ее не видал.
   ХИГГИНС. Как же вы узнали, что она здесь?
   ДУЛИТЛЬ (вежливо садится и начинает мягким заискивающим голосом). Все скажу, милый барин. Все как есть. Дайте только рот раскрыть. Хочу рассказать. Того... Желаю рассказать. Значит того... Жду, чтобы рассказать.
   ХИГГИНС. Пикеринг, у этого малого естественная наклонность к риторике, заметьте модуляцию эго гласных, -- "хочу рассказать", желаю рассказать, жду, чтобы рассказать." Сентиментальная риторика"! Это валлийская кровь сказывается. И это же объясняет его лживость и бесчестность.
   ПИКЕРИНГ. Пожалуйста, Хиггинс. Я сам из западных провинций. (К Дулитлю). Как вы узнали, что ваша дочь здесь, если не подсылали ее?
   ДУЛИТЛЬ. Дело такое, барин. Она, значит, взяла с собой сюда мальчонка одного прокатиться в автомобиле, сын ее хозяйки, стало быть. Ну, он и вертелся все тут, думал, что она повезет его назад домой. А она вдруг посылает его за вещами, говорит, что остается тут жить. Я и встретил его на углу тут по близости.
   ХИГГИНС. У кабака, конечно?
   ДУЛИТЛЬ. Кабак для бедного человека -- что все равно что клуб, барин. Почему не зайти?
   ПИКЕРИНГ. Дайте ему досказать, Хиггинс.
   ДУЛИТЛЬ. Да, так он, значит, и рассказал мне. Я вас спрашиваю барин: что я должен почувствовать? А? Долг отца ведь как никак и я говорю малому: поди, принеси мне ее вещи эти самые и...
   ПИКЕРИНГ. Почему же вы сами не пошли за ними?
   ДУЛИТЛЬ. Хозяйка не дала бы, не поверила бы. Такая баба, знаете, страсть! Не приведи Бог! Мне и то пришлось мальчонке дать пенс, а то не верит, свинья этакий. Я притащил теперь все сюда, чтобы и вам одолжение сделать и себе приятность. Вот оно и выходит того... история какая.
   ХИГГИНС. Много вещей?
   ДУЛИТЛЬ. Нет, музыкальный инструмент, там картин штуки три, потом колечки, сережки там всякие, знаете. И клетка птичья. Лизка сказала, что платьев ей не нужно. Что я должен был подумать при таких словах? А? Барин? Как скажете? Я вас спрашиваю, я ей как никак родитель, -- что я должен был подумать?
   ХИГГИНС. Поэтому вы пришли спасать ее от позора, худшего чем смерть?
   ДУЛИТЛЬ (радостно, облегченный тем, что его так хорошо поняли). Вот, вот, действительно, барин. Прямо в точку попали.
   ПИКЕРИНГ. Но если вы хотите взять ее, зачем же вы принесли вещи?
   ДУЛИТЛЬ. Кто сказал, что я хочу взять ее? Разве я говорил?
   ХИГГИНС (звонит). Возьмете и очень скоро.
   ДУЛИТЛЬ (просительным тоном). Да нет же, барин. Ей Богу. я вовсе не... (Миссис ПИРС отворяет дверь и ждет приказаний).
   ХИГГИНС. Миссис ПИРС, это отец Элизы. Он привел взять ее. Отдайте ее ему назад.
   ДУЛИТЛЬ. Да нет же. Нет. Вы не поняли...
   М-с ПИРС. Он не может взять ее сейчас, сэр. Вы приказали ведь сжечь ее платье.
   ДУЛИТЛЬ. Вот правильно! Что ж я поведу девку по улицам голышом как обезьяну какую? Я вас спрашиваю.
   ХИГГИНС. Вы сказали, что вам нужна ваша дочь. Так берите ее. А если она голая, пойдите купите ей платье.
   ДУЛИТЛЬ. А где платье, в котором она пришла? Я, что ли, сжег его или вот хозяюшка ваша?
   М-с ПИРС. Я не хозяюшка, а экономка. За платьем для Эльзы послано. Когда его принесут, можете взять ее! А пока в кухне посидите. Ну!
   (Дулитль очень взволнованный, встает, чтобы итти к двери, но колеблется, потом поворачивается с конфиденционным видом к Хиггинсу)
   ДУЛИТЛЬ. Послушайте, барин. Мы с вами того... люди светские, правильно?
   ХИГГИНС. Ах, вот как! Мы -- светские люди! Миссис ПИРС, вы лучше уйдите пока.
   М-с ПИРС. Слушаю. (Уходит с достоинством).
   ПИКЕРИНГ. Слово за вами, мистер Дулитль.
   ДУЛИТЛЬ (Пикерингу). Покорнейше благодарим. (Хиггинсу). Сказать по правде, барин, вы мне по сердцу пришлись. И если хотите, девку мою заполучить, я вам не помеха. Что мне ее домой брать, когда я расположение имею устроить все по взаимному соглашению. Если так по делу разобрать, то Лизка... того... по женскому положению, она красивая девка, прямо сказать первый сорт. А как дочерь, она мне никуда не пригодна -- я вам прямо говорю. И я прошу только соблюсти того... по закону права мои, как отец я ей. Неужели же вы, барин, полагаете, чтобы я отпустил ее так ни по чем. Я вижу -- вы человек настоящий, правильный. Ну, что значит для вас пять стерлингов? И что значит Лизка для меня?
   ПИКЕРИНГ. Вы должна понять, Дулитль, что намерения мистера Хиггинса самые честная.
   ДУЛИТЛЬ. Конечно, честные. Господи, да разве мы не понимаем? Если бы они были на честные, я запросил бы не пять, а пятьдесят.
   ХИГГИНС (возмущенный). Иначе говоря, негодяй вы этакий, вы продали бы свою дочь за пятьдесят стерлингов?
   ДУЛИТЛЬ. Нет, обыкновенно не продал бы. А чтобы оказать одолжение такому господину, как вы, сделал бы многое, ей Богу.
   ПИКЕРИНГ. Стыдитесь. Где же ваша нравственность?
   ДУЛИТЛЬ. Она мне не по средствам, барин, не по карману. Вы бы то же сказали, если бы не были богаты. Да я ничего плохого и не думаю. Только раз Лизка хороший кус получает, зачем же мне от своего счастья отказываться?
   ХИГГИНС. Я право не знаю, что делать, Пикеринг? Конечно, с точки зрения нравственности дать этому прохвосту хоть одну копейку -- преступление. И все- таки я чувствую в его претензии какую-то грубую справедливость.
   ДУЛИТЛЬ. Правильно, барин. Правильно! Вот это самое я и говорю. Отцовское сердце, знаете...
   ПИКЕРИНГ.Я тоже чувствую. Но вряд ли хорошо...
   ДУЛИТЛЬ. Не говорите, барин. Вы посмотрите того... По другому положению. Ну что я такое, господа милые? Я вас спрашиваю, что я такое? Презренный бедняк и больше ничего. Вы подумайте, что это значит для человека. Это значит, что он -- враг, как говорится, враг того, враг для этих -- как их -- для средних классов, для ихней, как говорится, нравственности... И что бы не слупилось, всегда одно и то же. всегда говорят: "Ты, говорят, презренный бедняк и ничего тебе не полагается, и крышка! Никаких разговоров! Но ведь голод -- не тетка? Но ведь у меня также есть заботы, потребности всякие как у какой-нибудь презренной вдовы, которая получает на одной неделе пособия из шести разных благотворительных обществ. и все за одного и того же покойника-мужа. Мне нужно, поверьте не меньше, чем всякому другому. Мне даже больше нужно. Я ем не меньше других, а пью прямо гораздо больше. Мне нужно того... развлечение, потому я тоже, как говорится могу шевелить мозгами. Мне нужно веселье, пение, и оркестры всякие, когда на душе грустно, обязательно. А платить мне приходится столько же, сколько всякому, почтенному гражданину. Что такое, я вас опрашиваю, как они называют, ихняя нравственность, этих самых средних классов? Просто оттяжка, чтобы мне ничего не давать. Больше ничего. И я вас прошу, господа милые, как настоящих джентельменов, не играйте со мной этой игры. Я вам прямо говорю; знаю, что считается неблагородно -- и пускай, я не гонюсь за этим. Я ничего не заслуживаю и хочу остаться таким до конца моей жизни. Это мне нравится, и все! И неужто вы не дадите человеку попользоваться на счет его дочери, которую он воспитал, кормил и одевал в поте лица, как говорится, пока она не выросла и теперь -- пожалуйте, понравилась вам, двум господам? Неужто пять стерлингов много? Я вас спрашиваю, джентельмены, скажите.
   ХИГГИНС. Пикеринг, если бы мы взяли этого субъекта в свои руки на три месяца, он мог бы потом выбирать себе или место в кабинете министров или кафедру проповедника в Уэльс.
   ПИКЕРИНГ. Что скажите на это, Дулитль?
   ДУЛИТЛЬ. Нет, барин, увольте. Премного благодарен. Я слышал на своем веку всех проповедников и всех премьер-министров, потому и сами можем шевелить мозгами, а игра в политику в эту самую, или вот еще социальные как говорится, реформы всякие для меня то же, что и другие развлечения для разгулки времени. И я скажу вам, джентельмены, что это собачья жизнь, как на нее ни смотреть. А моя линия -- вот эта рвань подзаборная, самая разнесчастная беднота, вот ее я и предпочитаю. Если разобрать, кому живется вольготно, то... как сказать, это только одно в жизни мне я подходит, а все остальное, ну, его к Богу!
   ХИГГИНС. Придется дать эму пять стерлингов?
   ПИКЕРИНГ. Боюсь, он их истратит, черт знает на что.
   ДУЛИТЛЬ. Только не я барин! Уж это на не бойтесь. Я не таковский. Не стану их ни сберегать, ни сохранять, и не буду бездельничать на них. А к понедельнику от них и духу не останется. Вот это верно. Пойду на работу свою, как ни в чем не бывало. Они меня не разорят, не бойтесь. Просто выпьем за ваше здоровье хорошенько и я, и хозяйка моя, -- вот и все, нам будет удовольствие, другим -- работа, и вам будет приятно, что ваши деньги все-таки... не на ветер брошены. Лучше и истратить нельзя.
   ХИГГИНС. Он неотразим! Дадим ему десять стерлингов.
   ДУЛИТЛЬ. Нет, барин, не нужно. Вот этого не полагается. Это много. Хозяйка не захочет столько тратить, да и я не решусь, -- и того... призадумаешься, а уж если... того станете благоразумным, ну значит тогда прощай счастье. Нет, вы мне дайте, сколько я прошу. Ни копейки больше, ни копейки меньше -- аккурат, как сказал.
   ПИКЕРИНГ. А почему вы не женаты на вашей хозяйке? Мне это не нравится.
   ДУЛИТЛЬ. Вы это ей скажите, барин. Пожалуйста. Я готов с нашим удовольствием. А она не хочет. Я же от того страдаю, потому того... не имею на нее никаких прав. Приходится угождать ей, подарки дарить. Я должен ей платья покупать и всякие штуки. Одно слово -- срам, прямо в кабале у этой бабы, ей Богу; а все потому, что я ее не законный -- значит. И она знает это, шельма! Поди поймай ее, чтобы она вышла за меня замуж. Как бы не так -- не хочет! Слушайте мой совет, барин. Женитесь на Лизке, пока она молода и дура. Если не женитесь, сами после пожалеете. А коли женитесь, она после пожалеет. Так уж лучше вы, чем она, потому вы мужчина, а она только баба и ничего не смыслит, какое ей счастье на роду написано.
   ХИГГИНС. Пикеринг, если мы будем слушать этого субъекта еще хоть одну минуту. У нас не останется ни капли совести. (Дулитлю) Так вы говорите, пять стерлингов довольно? (Достает бумажник).
   ДУЛИТЛЬ. Покорнейше благодарим.
   ХИГГИНС. Десять не возьмете?
   ДУЛИТЛЬ. Не теперь. В другой раз, сэр, -- это видно будет.
   ХИГГИНС (дает ему бумажку в 5 стерлингов). Держите.
   ДУЛИТЛЬ. Покорнейше благодарим. До скорого свиданья. (Спешит к двери, желая уйти поскорее со своей добычей. Отворяя дверь, он сталкивается с своей дочерью, одетой в японский костюм, чисто вымятой и причесанной, так, что узнать нельзя. С ней миссис Пирс. Дулитль почтительно отступает и извиняется) Извините, мисс.
   ЛИЗА. Пошел к черту? Свою дочь не узнал?
   ДУЛИТЛЬ. Провалиться на месте! Лизка, ты?..
   ХИГГИНС. Боже мой?
   ПИКЕРИНГ. Что это?
   ЛИЗА. Что, я разве на дуру похожа?
   ХИГГИНС. На дуру?
   М-с ПИРС. Пожалуйста, мистер Хиггинс, без комплиментов, а то она сейчас же нос подымет.
   ХИГГИНС. Не беспокойтесь. (К Элизе). Да, круглая дура-дурища!
   М-с ПИРС. Пожалуйста, сэр.
   ХИГГИНС (поправляясь). Очень глупый вид у вас.
   ЛИЗА. Сейчас будет лучше, как шляпу надену. (Хватает свою шляпу с рояля, надевает, прохаживается по комнате с видом модницы и садится на скамейку у рояля).
   ХИГГИНС. Новая мода! Какое безобразие!
   ДУЛИТЛЬ (с отцовскою гордостью). Я и не знал, что она может так отмыться. Красивая стала девка! Как, барин, по-вашему?
   ЛИЗА. Ну, здесь очень легко мыться. Налево кран с горячей водой, направо кран с холодной водой, -- лей, не хочу! Полотенца толстая, лохматая! Даже вешалка горячая, инда пальни сварила. Мягкие щетки, всякие, чтобы тереться. Мыло пахнет, как цветы какие. Теперь я знаю, почему все барыни такие чистая. Тут мыться -- чистое удовольствие. Посмотрели бы они, как мы живем.
   ХИГГИНС. Очень пал, что ванная вам понравилась.
   ЛИЗА. И вовсе не понравилась. Спросите миссис Пирс. как я ругалась.
   ХИГГИНС. Что такое?
   М-с ПИРС. Ничего, пустяки, сэр.
   ЛИЗА. Я хотела сначала разбить ее в дребезги. Не знала, куда от сраму деваться. А потом завесила полотенцем, чтобы не видно было. Грех один!
   ХИГГИНС. Что завесила?
   М-с ПИРС. Зеркало, сэр.
   ХИГГИНС. Дулитль, вы воспитали свою дочь слишком строго.
   ДУЛИТЛЬ. Да я ее и не воспитывал вовсе, сэр. Так только иногда стегал ремнем для острастки. Уж этому я не причинен. Какая выросла, такая выросла. Она не привычна. Погодите, обойдется и все ваши вольные манеры переймет за милую душу -- первый сорт.
   ЛИЗА. Я -- честная девушка и никаких вольностей учить не буду.
   ХИГГИНС. Элиза, если вы еще раз скажете, что вы -- честная девушка, то отец возьмет вас назад домой.
   ЛИЗА. Не возьмет? Не таковский. Вы его не знаете. Ведь он пришел сюда, чтобы денег с вас стянуть на выпивку.
   ДУЛИТЛЬ. Что ж, если и на выпивку? Зачем же мне эти деньги нужны? Жертвовать что ль кому? Как же! Держи карман! А ты смотри у меня, не смей таких слов говорить. Коли я узнаю, что ты с барином невежливо обходишься, так ты услышишь обо мне. Поняла? Помни!
   ХИГГИНС. Может быть вы дадите дочери какой-нибудь совет на прощание? Благословите хоть ее.
   ДУЛИТЛЬ. Нет, барин! Я не такой дурак, чтобы давать всякие совета детям и говорить им все, что я знаю. Их и так трудно нынче в стоуне держать. Если вы хотите исправить Лизку, так стегайте ее ремнем без разговору. Самое лучшее. Как шелковая будет. До свиданья, господа хорошие!
   ХИГГИНС (внушительно). Стоп! Вы должны аккуратно подходить по временам и наведать ваши дочь. Это ваш долг, -- понимаете? У меня есть брат, пастор, -- он поможет вам и скажет, как нужно говорить с Элизой.
   ДУЛИТЛЬ (уклончиво). С нашим удовольствием. Приду, барин. Не на этой неделе, а на следующей. я работаю далеко отсюда. До скорого свидания. (Уходит в сопровождении миссис Пирс).
   ЛИЗА. Верьте старому дураку. Все врет! Скоро с бульдогом будет говорить, чем с пастором. Только его и видели теперь!
   ХИГГИНС. Тем лучше. А вы хотите эго видеть?
   ЛИЗА. Избави, Господи. Глаза мои не глядели бы на него. Срам один! Ходит, мусор собирает, вместо того, чтобы своим делом заниматься!
   ПИКЕРИНГ. А что он делает?
   ЛИЗА. Деньги у других людей выуживает себе в карман словами да разговорами. А настоящая работа его -- землекоп, Он иногда работает так для развлечения ради и большие деньги зарабатывает. Что же вы не хотите больше меня мисс Дулитль называть?
   ПИКЕРИНГ. Простите, мисс Дулитль! Это я нечаянно.
   ЛИЗА. Мне все равно. Только уж так очень приятно было -- мисс Дулитль! Хотела бы я теперь взять автомобиль и махнуть на ту улицу, где я цветы продавала. Вышла бы и сказала шоферу: "Подожди, мол, голубчик, маленько -- часок, другой, я назад поеду". Все девки подавились бы от злости. Я бы им глотки-то заткнула, поставила бы их на точку, и разговаривать бы не стала с такою дрянью.
   ПИКЕРИНГ. Подождите, пока вам настоящие модные платья привезут. Нельзя же в этом.
   ХИГГИНС. Нехорошо от старых друзей отворачиваться, когда вам повезло. Это глупое чванство.
   ЛИЗА. Пожалуйста! Какие они мне друзья! Сроду не были, и не называйте их друзьями. Они сами надсмешничали надо мной, да еще ехидничали, в издевку меня трепали. Теперь мой черед пришел. Уж утру я им нос. А модных платьев я, конечно, подожду, уж очень хочется мне помодничать -- форсу напустить. Миссис Пирс говорит, что вы дадите мне ночью одно белье надевать, а днем другое. По-моему, это только зря деньги транжирить. Покупать нужно на показ для близкому, а ночью никто не видит. И потом зимой, значит, придется холодное надевать, -- я не люблю.
   М-с ПИРС (появляясь в дверях). Элиза, иди. Платья принесли из магазина. Нужно померить.
   ЛИЗА. А-а-о-о-у-у? (бежит из комната стремглав).
   М-с ПИРС (следует за ней). Не бегай так. Не бегай. Нехорошо. (Захлопывает дверь).
   ХИГГИНС. Пикеринг. Вам предстоит трудная работа!
   ПИКЕРИНГ. Очень трудная'

Занавес

Действие третье

   Приемный день у миссис Хиггинс, матери профессора Хиггинса. Никто из гостей еще не пришел Квартира миссис Хиггинс расположена на набережной Темзы в фешенебельном округе Лондона -- Челси, и гостиная, в которой происходит действие. выходит тремя окнами прямо не реку.
   Потолок в квартире не так высок, как это бывает в старых домах такого типа, окна открыты и через ник можно выйти на балкон, который покрыт полосатым брезентом. Если стать лицом к окнам и спиной к противоположной стене, то по правую руку будет дверь возле дальнего угла.
   Миссис Хиггинс воспитана на Моррисе и Берн-Джонсе, и ее комната, очень непохожая на комнату в квартире ее сына, имеет немного мебели, маленьких столиков и всяких безделушек. Посреди комната стоит большая оттоманка, которая вместе с ковром, с обоями на окнах, с шелковой обивкой мебели и шелковыми наволочками на подушках тоже Моррисовского рисунка составляет убранство комнаты. Все это слишком красиво, чтобы его можно было закрывать и заставлять разными ненужными вещами. По стенам висят несколько недурных картин с выставок, бывших лет тридцать тому назад в Гровенор-Галерее (стиль Берн-Джонса, но не Уистлера). Единственный пейзаж кисти Сесиля Лоусона размером в Рубенсовскую картину. Есть также портрет самой миссис Хиггинс тех времен, когда она" будучи молодой, презирала моду и одевалась в один из тех прелестных костюмов Россетти, которые были окарикатурены не понимавшими их людьми и повели к абсурдам эстетизма 70-х годов.
   В углу, диагонально противоположном двери, сидит за столом и что-то пишет миссис ХИГГИНС, пожилая дама старше 60 лет, давно пережившая те времена, когда она старалась одеваться не по моде. Ее письменный стол элегантно прост, и недалеко от нее тут же на столе виднеется пуговка электрического звонка. Сзади в комнате между хозяйкой и окном, которое к ней ближе, стоит стул работы Чиппендейла [Томас Чиппендейл, знаменитый мебельщик ХVIII века. -- Б. Л.]. Но другую сторону ближе к рампе стоит кресло времен Елизаветы с грубой резьбой в стиле Иниго Джонса [Иниго Джонс знаменитый архитектор XVII века. Б. Л.] на котором нет подушки. В углах комната к окнам стоят два дивана с подушками, покрытые Моррисовским ситцем.
   (Около 4 часов дня.)
   Дверь резко распахивается и входит ХИГГИНС.
   М-с ХИГГИНС (с неудовольствием). Генри, зачем ты пришел? Сегодня мой приемной день. Пойдут мои друзья. Ты обещал мне не показываться. Ступай сейчас же домой.
   ХИГГИНС (целуя мать). Знаю, знаю. Я нарочно пришел.
   М-с ХИГГИНС. Пожалуйста, Генри. Я серьезно говорю -- уходи. Ты оскорбляешь моих друзей. Они перестают ходить ко мне, когда встречают тебя.
   ХИГГИНС. Вздор! Конечно, я не умею болтать приятных глупостей. Но люди не обращают теперь на это внимания. (садится в Елизаветинское кресло)
   М-с ХИГГИНС.В самом деле?.. Приятные глупости! А твои неприятные глупости лучше? Право, милый Генри, ступай домой.
   ХИГГИНС. Не могу. У меня есть дело к тебе. По фонетике.
   М-с ХИГГИНС. Уволь, милый. Я очень жалею, но право не могу разобраться в твоих гласных. И хотя мне всегда бывает приятно получать от тебя открытки на фонетическом языке, но я предпочитаю читать их в переводе, -- тем более, что ты это присоединяешь.
   ХИГГИНС. Эта работа не фонетическая.
   М-с ХИГГИНС. Ты сам оказал, что по фонетике.
   ХИГГИНС. Да, но фонетика тебя не касается. Я тут девицу одну подцепил.
   М-с ХИГГИНС. Может быть, девица подцепила тебя?
   ХИГГИНС. Нет. Ты не думай, это -- не любовная история.
   М-с ХИГГИНС. Жаль.
   ДИГГИНС. Почему?
   М-с ХИГГИНС. Потому что ты не влюбляешься ни в кого моложе 45 лет. Когда ты, наконец, увидишь, что кругом тебя масса красивых молодях женщин?
   ХИГГИНС. Ах, надоели мне эти молодая женщины! Мое представление о женщине, достойной любви неизменно соединяется с представлением о тебе. Чем больше она похожа на тебя, тем лучше. Я никогда не смогу любить молодях женщин. Это уже старая привычка, и мне поздно меняться. Кроме того, они все такие идиотки!
   М-с ХИГГИНС. Включая и ту девицу, которую ты подцепил?
   ХИГГИНС. Включая и ее. Она придет к тебе сегодня.
   ХИГГИНС. Что-то не помню, чтобы я ее приглашала.
   ХИГГИНС. Конечно, нет. Я ее пригласил. Если бы ты ее видела, наверное не пригласила бы.
   М-с ХИГГИНС. Почему?
   ХИГГИНС (встает и ходит по комнате, звеня деньгами и ключами в кармане брюк). Как тебе сказать? Она -- самая простонародная девка, уличная цветочница. Я подобрал ее на мостовой.
   М-с ХИГГИНС. И ты приглашаешь ее ко мне, в мой приемная день?
   ХИГГИНС. Не волнуйся, все будет в порядке. Я научил ее говорить правильно, и строго приказал, как вести себя. Она должна разговаривать о двух вещах, -- о погоде и здоровье: "Прекрасная погода сегодня, не правда ли? или "Здравствуйте, как поживаете? Вот, все, что она будет говорить. Казаться остальных вещей ей запрещено. Так что не бойся.
   М-с ХИГГИНС. Боже мой! Она будет разговаривать о нашем здоровье! О том, что внутри нас! Пожалуй, еще заговорит о том, что у нас снаружи! Генри, можно ли быть таким глупым?
   ХИГГИНС. Нужно же ей о чем-нибудь разговаривать. (Садится опять) Да, ничего, ничего. Всё обойдется прекрасно. Перестань волноваться. Пикеринг тоже в этом принимает участие. Я в некотором роде побился с ним об заклад, что через полгода проведу ее всюду под видом герцогини. Теперь уже несколько месяцев прошло с тех пор, как мы начали работать. И она делает громадные успехи. Прямо поразительные, я уверен, что выиграю пари. У ней очень быстрый слух, т. е. скоро улавливающий, и ее гораздо легче учить, чем всех моих богатых учеников. Может быть потому, что в сущности ей приходится учиться совершенно новому языку. Она теперь говорит почти так же хорошо, как ты по-французски.
   М-с ХИГГИНС. Значит, хорошо?
   ХИГГИНС. И да, и нет.
   М-с ХИГГИНС. Почему?
   ХИГГИНС. Произношение ее я исправил. Это ничего. Но важно не только как она говорит, но и что она говорит. Вот, тут-то... (Их прерывает горничная, которая входит, докладывая о гостях).
   ГОРНИЧНАЯ. Миссис и мисс Эйнсфорд-Хилл (Уходит).
   ХИГГИНС. ПОРТ!.. (Встает очень расстроенный. Входят мать и дочь Эйнсфорд-Хилл. Это те дамы, которые прятались от дождя на Ковент-Гарденской плошади в I акте. Мать -- хорошо воспитанная, спокойная леди; в ней проглядывает обычная боязнь, свойственная людям с ограниченными средствами. Дочь ее, Клара, усвоила развязную веселость, которая бывает у людей, много бывающих в обществе, -- так бравирует миловидная бедность)
   М-с ЭЙНСФОРД (к миссис Хиггинс). Здравствуйте, дорогая. Как поживаете? (Здороваются).
   КЛАРА. Здравствуйте. (Здороваются).
   М-с ХИГГИНС (представляя). Мой сын Генри.
   М-с ЭЙНСФОРД. Ваш знаменитый сын!? Так давно стремилась познакомиться с вами, профессор.
   ХИГГИНС (мрачно, не подвигаясь к ней). Имею честь. (Резко кланяется).
   КЛАРА (идет к нему с доверчивой фамильярностью). Здравствуйте.
   ХИГГИНС (Смотрит на нее в упор, не вынимая рук из карманов). Я где-то вас видел. Не помню, черт возьми, где, а видел. И голос слышал. Впрочем, это не интересно. (Садится с таким видом, словно ждет, чтобы они ушли).
   М-с ХИГГИНС. К сожаленью должна оказать, что у моего знаменитого сына очень плохие манеры. Не обращайте на него внимания.
   КЛАРА (весело). Я и не обращаю. (Садится на оттоманку).
   М-с ЭЙНСФОРД (немного оконфуженная). Что вы, пожалуйста... (Садится на оттоманку между дочерью и миссис Хиггинс, которая повертывает к ним свой стул у письменного стола).
   ХИГГИНС. Я был груб?.. Извините, я не хотел. (Входит горничная, впуская Пикеринга).
   ГОРНИЧНАЯ (докладывает). Полковник Пикеринг! (Ухолит).
   ПИКЕРИНГ. Здравствуйте, миссис Хиггинс. Как поживаете?
   М-с ХИГГИНС. Очень рада вас видеть, полковник. Вы не знакомы? Миссис Эйнсфорд-Хилл. Мисс Эйнсфорд-Хилл. (Взаимные поклоны. Пикеринг приносит Чипендейловский стул, ставит между хозяйкой и матерью Эйнсфорд-Хилл и садится).
   ПИКЕРИНГ. Вам Генри сказал, почему мы пришли?
   ХИГГИНС. Не успел. Нас прервали, черт бы побрал!
   М-с ХИГГИНС. Генри! Генри!
   М-с ЭЙНСИОРЛ (полуподнимаясь). Мы помешали?
   М-с ХИГГИНС (усаживая ее обратно). Нет, нет. Нисколько. Вы пришли в самый удачный момент, потому что мы хотим познакомить вас с одним нашим общим другом.
   ХИГГИНС. Именно. Нам нужно было двух-трех гостей. Вы или кто-нибудь другой, все разно. (Входит горничная, впуская Фредди).
   ГОРНИЧНАЯ (докладывает). Мистер Эйнсфорд-Хилл.
   ФРЕДДИ (здоровается с миссис Хиггинс и говорит с пшютовским акцентом). Здравствуйте. Как поживаете?
   М-с ХИГГИНС. Здравствуйте. Было мило с вашей стороны зайти. (Представляя). Полковник Пикеринг.
   ФРЕДДИ (кланяется). Здравствуйте.
   М-с ХИГГИНС. Вы не знакомы з моим сыном? Профессор Хиггинс.
   ФРЕДДИ (идет к нему). Здравствуйте.
   ХИГГИНС (смотрит на него так подозрительно, словно Фредди -- карманный вор). Готов поклясться, что видел где-то ваз раньше. Но хоть убейте не помню где.
   ФРЕДДИ. Не думаю.
   ХИГГИНС (встает). Да это и не интересно! Садитесь. (Хватает Фредди за руку и почти швыряет его на стул, где он сидел; потом с размаху бросается на оттоманку между матерью и дочерью Эйнсфорд). Ну, вот, мы собрались здесь и сидим. О каких же благоглупостях мы будем болтать теперь, пока Элиза придет?!?
   М-с ХИГГИНГ. Генри, так нельзя. Ты -- душа собраний в вашем ученом Королевском Обществе, но так нельзя вести себя в гостях среди обыкновенных смертных.
   ХИГГИНГ. Да? Виноват! (Внезапно расцветая). Должно быть самом деле я невозможен! (Оглушительно хохочет) Ха-ха-ха1
   КЛАРА (она считает Хиггинса очень подходящим женихом). Вполне вам симпатизирую. Я тоже терпеть не могу говорить о пустяках. Если бы только люди были откровенны и говорили все, что они на самом деле думают...
   ХИГГИНС. Избави Боже!
   М-с ЭЙНСФОРД (подхватывает слова дочери). Но... почему же?
   ХИГГИНС То, что они думают, что они должна думать, уже достаточно мерзко. но что они на самом деле думают, в тысячу раз хуже и отвратительней. Неужели вы полагаете, будет приятно, если я вдруг впаду и начну выкладывать все, что думаю?
   КЛАРА (задорно) Разве это так ужасно цинично?
   ХИГГИНС. Не цинична, а неприлично.
   М-с ЭЙНСФОРД (серьезно). Я убеждена, что это не так, мистер Хиггинс.
   ХИГГИНС. Нет, так. Мы все -- дикари более или менее. Конечно, предполагается, что мы -- цивилизованные и культурные люди, что мы знаем поэзию, философию, искусство, науку и так далее. Но много ли среди нас тех, кто знает хотя бы только значение этих слов? (Кларе). Что вы понимаете, например, в поэзии? (К миссис Эйнсфорд). Что вы понимаете в науке? (показывая на Фредди). А что он знает об искусстве, науке и поэзии. Какого черта я смыслю в философии?
   М-с ХИГГИНС (очень забавляясь). Или в том, как нужно вести себя в обществе, Генри? (Входит горничная, впуская Элизу, которая прекрасно одета по моде и производит впечатление замечательно изящной и изысканной дамы).
   ГОРНИЧНАЯ. Мисс Дулитль. (Уходит). бее мужчина встают. Хозяйка тоже. Хиггинс подходит, берет Элизу под свое покровительство, подводит к матери).
   ХИГГИНС. Вот она, мама. Рекомендую. (Отходит к концу письменного стола, на котором и присаживается, полустоя и наблюдая за Элизой).
   ЛИЗА (говорит с педантичной корректностью произношения и очень красивыми тоном). Здравствуйте, миссис Хиггинс! (Немного спотыкается на имени, но сразу оправляется). Очень рада случаю познакомиться с вами. мистер Хиггинс был так любезен, сказал мне, что я могу прийти.
   М-с ХИГГИНС (сердечно приветствует ее, любуясь ею). И хорошо сделали. Я очень рада вас видеть.
   ПИКЕРИНГ. Здравствуйте, мисс Дулитль. Как поживаете?
   ЛИЗА (здоровается с ним). Полковник Пикеринг, если не ошибаюсь. Очень рада.
   М-с ЭЙНСФОРД Мне кажется, мы встречались где-то с вами, мисс Дулитль. Я помню ваши глаза.
   ЛИЗА. Здравствуйте! (Грациозно садится на оттоманку на место, оставленное Хиггинсом).
   ФРЕДДИ. А я несомненно имел удовольствие видеть вас раньше, мисс Дулитль.
   ХИГГИНС (внезапно вспоминает). Черт, конечно! Теперь я помню. (Все смотрят на него). Вот так чертовщина!
   М-с ХИГГИНС. Генри! Генри! (Он хочет снова присесть на стол). Нет, уж пожалуйста не сиди на моем письменном столе. Сломаешь.
   ХИГГИНС. Виноват. (Идет к дивану и садится там в отдалении от всех, как бы не будучи в состоянии выносить более этого).
   М-с ХИГГИНС (завязывая разговор). Дождя не будет? Как вы думаете?
   ЛИЗА. Небольшое понижение барометра на западе Великобританских Островов вероятно передвинется постепенно к востоку. Но вообще нет признаков к значительной перемене в барометрическом отношений.
   ФРЕДДИ. Ха-ха-ха!
   ЛИЗА. Что вы смеетесь, молодой человек? Разве я сказала что-нибудь неправильно?
   ФРЕДДИ. Уж очень смешно.
   М-с ЭЙНСФОРД. Я надеюсь, что не будет холода. Теперь уже столько больных инфлюенцией. В нашей семье мы каждую весну все болеем.
   ЛИЗА. Моя тетка умерла от инфлюенции. По крайней мере, они так говорят. А я думаю, что они ее пришили.
   М-с ХИГГИНС (пораженная). Пришили?
   ЛИЗА (увлекаясь). Да-а, Господи Боже мой! С чего же ей было умирать от какой-то инфлюенции, когда за год перед этим, она была больна самым настоящим дифтеритом, и ничего себе, как с гуся вода! Я сама собственными глазами видела. Вся посинела даже как синька -- да! Все думали, что она умерла, а отец лил ей с ложки прямо в горло джину, пока она не очнулась, -- да, как! Так что она ложку откусила, ей Богу! И с какой же стати такая здоровенная женщина станет умирать от инфлюенции. А куда пропала ее новая соломенная шляпа, я вас спрашиваю, которая должна была перейти ко мне? Кто-то свиснул ее, и вот, я и говорю, -- кто украл шляпу, тот и тетку мою пришил.
   М-с ЭЙНСФОРД. Что значит пришитый?
   ХИГГИНС (поспешно). Это новое модное выражение. Пришить -- значит убить.
   М-с ЭЙНСФОРД (возбужденно). Неужто вы хотите сказать, что вашу тетку убили?
   ЛИЗА. А то что же еще? Те, с кем она жила, были готовы убить ее за шляпную булавку, а не только что за шляпу.
   М-с ЭЙНСФОРД. Но зачем ваш отец лил ей джин в горло? Это не хорошо. Он мог убить ее.
   ЛИЗА. Нет. Ее этим не убьешь. Не таковская. Джин для нее все равно, что материно молоко для ребенка. Да, и отец сам столько же вливал его себе в горло, -- уж знал, сколько полагается.
   М-с ЭЙНСФОРД. Вы хотите оказать, что он пил?
   ЛИЗА. Пил!.. Господи, да без просыпу лакал!
   М-с ЭЙНСФОРД. Какой это должен быть ужас для вас.
   ЛИЗА. Нет, ничего. По-моему, ему от этого вреда никакого не было. Конечно, он не пил постоянно, а так по временам, как говорится, запоем. И бывало всегда веселее смотрит, когда клюкнет немножко. А как останется без работы, так ему мать, бывало, даст четыре пенса и скажет, чтобы он уходил и не приходил назад, пока не выпьет и не повеселеет. И, знаете, многие женщины так делают, -- заставляют своих мужей пить, чтобы с ними по крайней мере жить было можно. Понимаете, если у человека есть совесть, его всегда разбирает, пока он трезвый, -- на изнанку выворачивает ну, он и спускает голову, расстраивается. А чуть выпьет, сейчас это проходит в момент, и он становится веселым и прямо счастливым. (К Фредди, с которым делаются судороги от подавленного смеха). Послушайте, что вы все хихикаете?
   ФРЕДДИ. Новый модный способ выражаться! Вы так хорошо, его выдерживаете?
   ЛИЗА. Если я говорю все правильно, так чего же вы смеетесь? (Хиггинсу). Или я что-нибудь не так сказала?
   М-с ХИГГИНС (вмешивается). Нисколько, мисс Дулитль.
   ЛИЗА. Ну, и слава Богу. (Увлекаясь опять). Вот, я и говорю...
   ХИГГИНС. (смотрит на свои часы). Гм!
   ЛИЗА (взглядывает на него, понимает намек и встает). Я должна итти к сожалению. (Все мужчина, кроме Хиггинса встают. Фредди подходит к двери). Я так рада была с вами познакомиться, миссис Хиггинс. До свиданья. (Прощается с ней).
   М-с ХИГГИНС. До свидания.
   ЛИЗА. До свидания, полковник.
   ПИКЕРИНГ. До свидания, мисс Дулитль. (прощаются).
   ЛИЗА (кивая остальным). До свидания.
   ФРЕДДИ (открывая перед ней дверь). Может быть, вы идете пешком через парк, мисс Дулитль? Если так, я был бы очень счастлив...
   ЛИЗА. Пешком? Нашли дуру стоеросовую тоже. (Фредди отшатывается, Хиггинс падает на диван). Я в моторе еду. Что вы! (Пикеринг садится).
   М-с ЭЙНСФОРД. Никак не могу привыкнуть к новому способу выражаться.
   КЛАРА. В этом ничего плохого нет. Ах, мама, люди подумают, что мы никуда не ходим, никого не видим, если ты будешь такой старомодницей.
   М-с ЭННСФОРД. Охотно признаюсь, что я отаромодница, но все-таки прошу тебя не говорить по-новому. Мне было трудно привыкнуть к твоим теперешним выражениям, что мужчины-прохвосты, что все свинство и мерзость и так далее. По-моему, это неприлично для барышни. Во эти новые слова уж совсем чересчур. Не правда ли, полковник Пикеринг?
   ПИКЕРИНГ. Меня не спрашивайте. Я много лет был в Индии, и с тех пор манеры так изменились, что иногда я не знаю, где нахожусь, -- в великосветской гостиной или в каюте матросов.
   КЛАРА. Дело привычки. Ничего хорошего или плохого в новых манерах нет. Никто не думает сказать что-нибудь особенное. Но это звучит сильно и придает яркий оттенок словам, которые сами по себе нисколько не остроумна. По-моему, новый способ выражаться восхитителен и вполне невинен.
   М-с ЭЙНОФОРД (встает). После этого нам остается поскорее уходить (Пикеринг и Хиггинс встают. Хиггинс подходит к оттоманке; он так рад отделаться от гостей, что становится почти вежливым).
   КЛАРА. Давно пора. Нам еще в три дома надо зайти. До свиданья, профессор Хиггинс.
   ХИГГИНС (прощаясь через оттоманку). До свидания. Не бойтесь попробовать новый тон во всех трех домах. Не смущайтесь. Пустите посильнее.
   КЛАРА (сияет ему улыбкой). До свидания, миссис Хиггинс. До свидания, полковник. (Поворачивается опять к Хиггинсу, который провожает ее до дверей). Вся эта старая наивность времени виктории такой вздор.
   ХИГГИНС.Я черту ее!
   КЛАРА. К дьяволу в зубы!
   М-с ЭЙНСФОРД (конвульсивно). Клара!
   КЛАРА Ха-ха-ха! (Уходит сияя и думая, что она говорит по-модному).
   ФРЕДДИ (Хиггинсу). Я просил бы вас... (машет рукой и идет к хозяйке, а Хиггинс идет к миссис Эйнсфорд-Хилл) До свидания.
   М-с ХИГГИНС (прощаясь). До свидания. Хотите еще встретить мисс Дулитль?
   ФРЕДДИ. Был бы счастлив.
   М-с ХИГГИНС. Мои приемные дни знаете? Приходите, увидите.
   ФРЕДДИ. Благодарю вас. До свидания. (Уходит).
   М-с ЭЙНСФОРД. До свидания, профессор.
   ХИГГИНС. До свидания, до свидания.
   М-с ЭЙНСФОРД (Пикерингу). Никогда не привыкну к новому тону.
   ПИКЕРИНГ. И не старайтесь. Это не обязательно. Можно обойтись и без него!
   М-с ЭЙНСФОРД. Да, но Клара всегда пристает ко мне, хочет, чтобы я во всем следовала моде. Ужасно! Прощайте, полковник.
   ПИКЕРИНГ. Прощайте. (Прощаются).
   М-с ЭЙНСФОРД (к миссис ХИГГИНС). Вы уж извините Клару пожалуйста. Бедная девочка! Средств у нас нет, и она так мало выезжает, не понимает всего хорошенько. (Миссис Хиггинс, видя, что ее глаза влажнеют, сочувственно берет ее за руку, и они идут к двери). А Фредди мой -- прелестен, -- правда? Вы не находите?
   М-с ХИГГИНС. Очень, очень милый мальчик! Я всегда рада его видеть.
   М-с ЭЙНСФОРД. Благодарю вас, дорогая. Прощайте. (Уходит).
   М-с ХИГГИНС (возвращается к оттоманке). Что за ужасная вещь бедность! Эта несчастная женщина родилась в богатом имении и не может до сих пор понять, почему никто теперь не приглашает ее детей лишенных всякого воспитания и без всяких шансов разбогатеть. И зачем люди, живя на краю города в бедном квартале с одной прислугой и при доходе в 150 стерлингов в год, называют себя Эйнсфорд-Хилл и ведут себя так, будто она получают пять тысяч? (Садится на то место, где сидела Элиза; Пикеринг садится на стул, где раньше сидела хозяйка, а Хиггинс садится на оттоманке рядом с матерью налево от нее).
   ХИГГИНС. Ну? Что же Элиза, прилична?
   М-с ХИГГИНС. Конечно, не прилична, глупый мальчик. Она -- триумф твоего искусства и своей портнихи, но, если ты не видишь, что она выдает себя на каждой фразе, ты должно быть сильно увлечен ею.
   ПИКЕРИНГ. Вы не думаете, что еще можно поправить дело? Устранить существенные недостатки в ее разговоре?
   М-с ХИГГИНС. Пока она в руках Генри, нет.
   ХИГГИНС. Разве мой язык так неприличен?
   М-с ХИГГИНС. Нет, мой взгляд, он был бы совершенно приличен, скажем, для рабочих на барке, но в гостиной, в порядочном доме, он недопустим.
   ХИГГИНС (обиженный). В таком случае...
   ПИКЕРИНГ (перебивая). Перестань, Хиггинс. Пора, наконец, тебе знать себя. Такого языка, как твой, я не слышал, по крайней мере, лет двадцать пять с тех пор, как мы обучали волонтеров в Гайд-Парке.
   ХИГГИНС. Хорошо, Хорошо. Я, конечно, не всегда говорю, как епископ.
   М-с ХИГГИНС. Полковник Пикеринг, будьте добры объяснить мне, что делается у вас в квартире?
   ПИКЕРИНГ (радостно, как будто это меняет разговор). Я поселился теперь вместе с Генри. Мы работаем над моими индийскими диалектами и думаем, что это самое удобное.
   М-с ХИГГИНС. Да, да. Все это я знаю прекрасно. Очень хорошо. Но где живет эта девица?
   ХИГГИНС. Элиза? С нами, конечно. Вот вопрос? Где же ей жить?
   М-с ХИГГИНС. Да, но на каких условиях? Что она прислуга у вас? А если нет, то что она такое?
   ПИКЕРИНГ (медленно). Мне кажется, я начинаю вас понимать.
   ХИГГИНС. Черт меня побери, если я понимаю. Я работаю с Элизой каждый день вот уже в течение нескольких месяцев и достиг колоссальных успехов. Кроме того, она очень полезна мне по дому, знает, где мои вещи лежат, помнит все мои деловые свидания и так далее.
   М-с ХИГГИНС. А как к ней относится твоя экономка?
   ХИГГИНС. Миссис Пирс? Очень рада, что у ней дела убавилось, потому что до прихода Элизы, она должна была знать о моих вещах и моих деловых свиданиях. Но у миссис Пирс, какие-то предвзятые идеи об Элизе, она все повторяет: "Вы, сэр, ничего не видите", -- правда, Пик?
   ПИКЕРИНГ. Да, это мы слышим постоянно. "Вы, сэр, ничего не видите" -- стало формулой нашего теперешнего положения. Этим кончается каждый разговор об Элизе.
   ХИГГИНС. Как будто я когда-нибудь перестаю думать об Элизе, об ее проклятых гласных и согласных. Я устал и измучился, потому что я вечно думаю о ней, наблюдаю ее губа, ее зубы, ее язык. Не говоря о душе, -- это самое странное в ней и интересное.
   М-с ХИГГИНС. Оба вы -- малые дети. Обрадовались случаю поиграть с живой куклой.
   ХИГГИНС. Играть?!.. Как же! Самая трудная работа, какую я когда-либо имел в своей жизни. Не воображай пожалуйста. Но ты не можешь себе представить, как это интересно взять человеческое существо и превратить его в совершенно другого человека, создав для него новую речь. Это значит заполнить самую глубокую пропасть, которая отделяет один общественный класс от другого.
   ПИКЕРИНГ (придвигая свой стул ближе к миссис Хиггинс, и наклоняясь к ней, с увлечением). Да, в высшей степени интересно. Уверяю вас, миссис Хиггинс, что мы относимся к Элизе очень серьезно. Каждую неделю -- почти каждый день в ней видна уже перемена. (Придвигается еще ближе). Мы ведем записи каждой фазы ее развития, -- целые горы, дюжины граммофонных валиков, пластинок, фотографий...
   ХИГГИНС (придвигаясь с противоположной сторона). Да, чертовски интересно! Это самый увлекательный опыт во всей моей работе по фонетике. Элиза в буквальном смысле слова наполняет всю нашу жизнь. Правда Пик?
   ПИКЕРИНГ. Мы всегда говорим теперь об Элизе.
   ХИГГИНС. Учим Элизу.
   ПИКЕРИНГ. Одеваем Элизу.
   М-с ХИГГИНС. Что??
   ХИГГИНС. Открываем и изобретаем новую Элизу.
   (Далее ОБА говорят вместе)
   ХИГГИНС. Знаешь, у ней необычайно острый слух...
   ПИКЕРИНГ. Уверяю вас, дорогая миссис Хиггинс, что Элиза...
   ХИГГИНС. ...как у попугая. Я испытывал ее на всех...
   ПИКЕРИНГ. ...гений. Она очень хорошо играет на рояли...
   ХИГГИНС. ...возможных родах звуков, которые может издавать человеческое существо...
   ПИКЕРИНГ...мы брали ее на классические концерта и в мьюзик...
   ХИГГИНС. ...континентальные диалекты, африканские диалекты, готтентотское...
   ПИКЕРИНГ. ...холлы; для нее все одинаково легко; она играет все...
   ХИГГИНС ...прищелкивание, -- вещи, усвоить которые мне стоило целые года, а...
   ПИКЕРИНГ. ...запоминает все, когда приходит домой, будь это...
   ХИГГИНС. ...она схватывает все моментально сразу, как будто...
   ПИКЕРИНГ. ...Бетховен или Брамс, Легар или Лионель Монктон.
   ХИГГИНС. ...она занималась этим всю свою жизнь
   ПИКЕРИНГ. ...хотя шесть месяцев тому назад, она никогда не касалась клавишей...
   М-с ХИГГИНС (затыкает пальцами уши, так, как они оба к концу стараются перекричать один другого и производят страшный шум). Тише, тише, тише! (Они останавливаются).
   ПИКЕРИНГ. Виноват! (Отодвигает свой стул назад к письменному столу).
   ХИГГИНС. Виноват! Но когда Пикеринг начинает кричать, никому слова нельзя вставить.
   М-с ХИГГИНС. Замолчи. Генри. Полковник Пикеринг, неужели не видите, что, когда Элиза вошла в вашу квартиру, то с ней вместе вошло что-то другое.
   ПИКЕРИНГ. Как-же! Ее отец! Но Генри скоро отделался от него.
   М-с ХИГГИНС. Было бы лучше, если бы с ней пришла ее мать. Но так как мать не пришла, то явилось что-то другое?
   ПИКЕРИНГ. Что именно?
   М-с ХИГГИНС. Проблема.
   ПИКЕРИНГ. Ах, я понимаю. Проблема, как сделать из Элизы настоящую леди.
   ХИГГИНС. Я разрешу эту проблему. Наполовину она ужа разрешена.
   М-с ХИГГИНС. Ах, вы бесконечно глупые мужские существа! Проблема состоит в том, то с Эльзой будет после!
   ХИГГИНС. Какая же эго проблема? Нам-то какое дело! Она пойдет своей дорогой, приобретя все те выгода, которые я дам ей образованием, а мы своей.
   М-с ХИГГИНС. Выгоды бедной женщины в роде той, которая сейчас ушла. Манера и привычки, которые мешают изящной даме зарабатывать себе пропитание и не дают необходимого для дохода. Эти выгоды ты имеешь в виду?
   ПИКЕРИНГ (снисходительно; ему это прискучило). Это все устроится. (Встает, чтобы уходить).
   ХИГГИНС (тоже встает). Мы найдем ей какую-нибудь легкую работу.
   ПИКЕРИНГ. Сейчас она счастлива. Не беспокойтесь о ней. До свидания. (Продается с хозяйкой так, как будто он успокаивает капризного ребенка и идет к двери).
   ХИГГИНС. Во всяком случае теперь беспокоиться поздно. Дело сделано. Прощай, мама. (Целует ее и идет за Пикерингом).
   ПИКЕРИНГ (поворачивается, чтобы еще раз успокоить). Перед ней открывается много путей. Мы сделаем все, что нужно. До свидания.
   ХИГГИНС (Пикерингу, пока они идут вместе). Давай возьмем ее на- Шекспировскую выставку.
   ПИКЕРИНГ. Прекрасная идея! Давай возьмем. Ее замечания будут восхитительна!
   ХИГГИНС. Когда вернемся домой, она будет передразнивать для нас всех, кого мы там встретим.
   ПИКЕРИНГ. Великолепно! (Слышно, как они оба хохочут, спускаясь вниз по лестнице).
   М-с ХИГГИНС. Ах, мужчины! Мужчины! Мужчины!.. (Садится у письменного стола).

Занавес

Действие четвертое

   Лаборатория в квартире Хиггинса на Вимполь-Стрите. Полночь. В комнате никого нет. Часы на полке над камином бьют 12 часов. Огня в камине нет. Летняя ночь.
   В скором времени слышен разговор Хиггинса и Пикеринга, поднимающихся по лестнице.
   
   ХИГГИНС (за сценой кричит Пикерингу, который внизу). Послушай, Пик. Запри, пожалуйста, дверь на ключ и задвинь цепь. Я сегодня больше не выйду.
   ПИКЕРИНГ (также за сценой). Хорошо. Миссис Пирс, я думаю, может итти спать! Нам ведь ничего не нужно.
   ХИГГИНС (за сценой). Конечно. (Элиза открывает дверь, зажигает электрический свет и входит. Она одета в manteau [манто -- фр.] и великолепное вечернее открытое платье, на ней сверкают бриллианты, в руках веер, цветы и остальные нужные в таких случаях вещи. Она утомлена, бледность ее лица резко контрастирует с темными глазами и волосами; выражение ее почти трагическое. Она снимает manteau, кладет веер и цветы на рояль и садится на скамейку мрачная, задумчивая и молчаливая. Хиггинс во фраке, пальто и chapeau claque [шапокляк -- фр., мужской головной убор] входит за ней. Он снимает пальто и шляпу и небрежно бросает их на подставку для газет, и затем бросается сам небрежно на кресло у камина. Пикеринг, одетый тоже во фрак, палью и шляпу, входит последним, снимает пальто и шляпу и собирается бросить их на пальто Хиггинса, когда вдруг останавливается и колеблется).
   ПИКЕРИНГ. Послушай, Генри. Миссис Пирс завтра разозлится и устроит целый скандал, -- Посмотри, как мы разбросали туг наши вещи!
   ХИГГИНС. А, ну ее! Брось их через перила вниз по лестнице! Не всё ли равно! Она завтра зайдёт и уберет. Подумает, что мы были пьяны.
   ПИКЕРИНГ. Мы и то пьяны немножко. Писем не было?
   ХИГГИНС. Не смотрел. (Пикеринг берет оба пальто и уходит вниз. ХИГГИНС наполовину насвистывая, наполовину зевая, начинает исполнят арию из оперы "La Fanciulla dell Golden West" [искаженное "Девушка с Запада", опера Джакомо Пуччини, 1910 -- ред.], внезапно останавливается и восклицает) Где-же, черт возьми, мои туфли? (Элиза мрачно глядит на него, быстро встает и уходит из комнаты. Пикеринг возвращается с письмами).
   ПИКЕРИНГ. Только объявления из магазинов. А тебе billet-doux [нежное письмо -- фр.] с короной. (Подает ему письмо, бросает остальные письма в камин и становится спиной к камину).
   ХИГГИНС (открывая письмо). Предложение от ростовщика занять денег! (Бросает письмо в камин, Элиза возвращается назад с парой больших стоптанных туфель, кладет их на ковер перед Хиггинсом и снова садится как прете, не говоря ни слова. Хиггинс смотрит на туфли, как будто они сами собой явились перед ним). А, вот, они где! И не знал!
   ПИКЕРИНГ (потягиваясь). Устал! Ну и денёк, нечего сказать! Званный прием, обед и опера! Слишком много хороших вещей зараз! Но ты выиграл пари, Хиггинс! Элиза великолепно сыграла роль, даже более, чем великолепно -- а?
   ХИГГИНС (резко). Слава Богу, все кончено! (Элиза резко вздрагивает, но они не обращают на нее никакого внимания; она оправляется и снова сидит окаменелая, как прежде).
   ПИКЕРИНГ. Ты волновался на приеме? Я -- очень. А Элиза, кажется, совсем не испугалась.
   ХИГГИНС. Конечно! Ей-то чего пугаться! Я знал, что все сойдет прекрасно. Это пустяки. А, вот напряжение нескольких месяцев, эти заботы довести дело до конца, -- вот это трудно. А ведь дает знать, я чувствую. Сначала было интересно, пока мы работали над фонетикой. А потом чертовски надоело, до тошноты. Если бы только не мое упрямство, я давно бы бросил все к черту, даже два месяца назад. Это была колоссальная глупость и прескучная история.
   ПИКЕРИНГ. Перестань. На приеме было очень интересно. Мое сердце начало гак биться, -- просто ужас!
   ХИГГИНС. Да, первые три минуты. А когда я увидел, что мы выигрываем с сложенными на груди руками, я почувствовал себя, как медведь в клетке, который мечется совершенно попусту. Обед был еще хуже, -- прямо тошно сидеть больше часу рядом с какой-то разряженной идиоткой, с которой я должен был поневоле разговаривать. Нет, больше меня калачом не заманишь! Довольно с меня поддельных герцогинь! Последние месяцы были для меня нестерпимы -- сущий ад!
   ПИКЕРИНГ. Ну, понятно. Ты никогда не любил подчиняться общественной рутине. А я с удовольствием вхожу в нее вновь. Это напоминает мне мою молодость. Во всяком случае успех, -- большой, огромный успех! Сначала меня страх охватывал, потому что Элиза уже слишком хорошо все делала, ты понимаешь, что настоящим образом воспитанные люди часто не умеют даже делать некоторых вещей; они, дураки, воображают, что, раз они аристократы, то стиль и манеры придут к ним сами собой в их положении, и поэтому не знают в сущности правил хорошего поведения. Всегда есть оттенок профессионализма, когда делаешь что-нибудь очень хорошо.
   ХИГГИНСЕ. Знаю. Вот, это-то и раздражает меня. Глупые люди не знают своего собственного глупого дела. (Встает). Во всяком случае это кончено, и с плеч долой! Теперь я могу, по крайней мере, итти спать, и не бояться завтрашнего дня. (Красота Элизы становится убийственно грозной).
   ПИКЕРИНГ. Кажется, и я тоже пойду завалюсь. Да, это большое событие в полном смысле этого слова. Настояний триумф для тебя! Покойной ночи. (уходит).
   ХИГГИНС (идя за ним). Покойной ночи. (Через плечо в дверях). Потушите свет, Элиза, и скажите завтра миссис Пирс, чтобы кофе мне не давали. Я буду чай пить. (Уходит, оставляя дверь открытой. Элиза смотрит ему вслед некоторое время с необычайным выражением на лице, потом бросается в ярости на пол и колотит его руками; Хиггинс кричит за сценой в гневном отчаянье) Где же, черт подери, мои туфли! (Появляется в дверях).
   ЛИЗА (хватает туфли, которые лежат недалеко от нее бросает их одну за другой ему в лицо со всей силой, на которую она способна). Вот, вам ваши туфли! Вот вам ваши туфли! Берите ваши туфли и подавитесь ими!..
   ХИГГИНС. Что такое?.. Что с вами? Встать! (дергает ее и заставляет встать). Что случилось?
   ЛИЗА. Ничего не случилось, -- с вами! Я вам выиграла пари -- да? Так? Этого довольно с вас. А я сама видно -- ничто, меня вы не считаете ни во что?
   ХИГГИНС. Вы выиграли мое пари? Вы? Дерзкое насекомое!.. Я выиграл его, -- слышите? Я! Как вы смели бросить в меня туфли?
   ЛИЗА. Смела, потому что хотела ударить вас в лицо. С удовольствием убила бы вас, эгоист... грубиян... почему вы не оставили меня в покое там, где подобрали, -- на мостовой?! Вы благодарите Бога, что все кончено, а что теперь вы можете выбросить меня туда обратно, да? (Она в отчаянии ломает руки).
   ХИГГИНС (смотрит на нее с холодным удивлением). Наш зверек в нервном настроении сегодня! (Лиза испускает подавленный крик бешенства и инстинктивно хочет вонзить ему ногти в лицо, но Хиггинс хватает ее за руки). А! Вот, как? Кошка выпустила свои когти! Как вы смеете так бесноваться передо мной?.. Сядьте и успокойтесь. (Грубо бросает ее в кресло).
   ЛИЗА (подавленная превосходством сила и авторитета). Что со мною будет! Что со мною будет?
   ХИГГИНС. Какого черта я знаю, что с вами будет?! И кому это интересно?
   ЛИЗА. Вам не интересно. Я знаю, что вам все равно. Вы не пожалели бы, если бы я даже сдохла, как собака. Я ничто для вас, ничто. Для вас даже энти туфли важнее, чем я.
   ХИГГИНС (громовым голосом). Те туфли, а не энти!
   ЛИЗА (горько подчиняясь). Те туфли. Не все ли равно это теперь? (Пауза. Лиза сидит подавленная и лишенная надежд, Хиггинс чувствует себя несколько неловко).
   ХИГГИНС (надменно). Зачем вы начали всю эту историю? Смею спросить, -- вы недовольны обращением с вами здесь?
   ЛИЗА. Нет.
   ХИГГИНС. Кто-нибудь был груб с вами? Полковник Пикеринг? Миссис Пирс? Или прислуга?
   ЛИЗА. Нет.
   ХИГГИНС. Надеюсь, вы не думаете, что я обращался вами плохо?
   ЛИЗА. Нет.
   ХИГГИНС. Рад слышать. (Другая пауза. Он умеряет свой тон). Может быть вы просто устали от сегодняшнего дня? Хотите немного шампанскаго?
   ЛИЗА. Не хочу! (Еще пауза. Она вспоминает правила любезности и прибавляет). Благодарю вас.
   ХИГГИНС (почти добродушным тоном). Я заметил, что это налетело на вас несколько дней назад и шло crescendo [по нарастающей -- ит.]. Конечно, вполне естественно, что вы волновались и боялись. Но теперь ведь все кончено. (добродушно хлопает ее по плечу, она вздрагивает). Не о чем больше волноваться.
   ЛИЗА. Да. Вам не о чем волноваться. (Внезапно встает и отходит к роялю, где садится на скамейку и закрывает лицо руками). Боже мой! Боже мой! Лучше умереть!
   ХИГГИНС (искренно удивленный). Да в чем дело? Скажите ради Бога, что случилось? (Рассудительным тоном, подойдя к ней). Слушайте, Элиза. Все это раздражение, и только, -- чисто субъективное.
   ЛИЗА. Я не понимаю вас. Я слишком невежественна.
   ХИГГИНС. Одно воображение, плохое настроение духа и больше ничего. Никто вас не обижает. Ничего ужасного, скверного не случилось, будьте хорошей девочкой, подите, лягте в постель и выспитесь. Поплачьте немного, прочтите ваши молитвы, -- это успокоит вас.
   ЛИЗА Я слышала ваши молитвы:" Слава Богу, все кончено"!
   ХРИГГИНО.А вы разве не рады, что все кончено? Ведь теперь вы свободны и можете делать, что хотите.
   ЛИЗА (сдерживая свое отчаяние) К чему я годна? Что вы научили меня делать? Куда мне итти? Что я могу делать? Что будет со мной?
   ХИГГИНС (наконец, понимает, в чем дело, но это не производит на него никакого впечатления). Ах, так вы вот о чем! (Засовывает руки в карманы и расхаживает по комнате, звеня ключами и деньгами в карманах, как бы снисходя из любезности к такому глупому предмету разговора). Я бы не стал даже думать об этом на вашем месте. На мой взгляд, вам будет легко устроиться где-нибудь, хотя собственно я не знал, что вы собираетесь уходить от нас. (Она быстро взглядывает на него; он смотрит критически на нее). Знаете, Элиза, вы можете выйти замуж. Не все мужчины -- такие закоренелые старые холостяки, как я или полковник Пикеринг. Большинство, наоборот, весьма склонны жениться -- несчастные существа. А вы недурны собой, очень недурны; иногда очень приятно смотреть на вас, -- не теперь, конечно; теперь вы плачете и на черта похожи. Но когда вы спокойны и владеете собой, и на мои взгляд вы прямо-таки привлекательны. Я хочу сказать. -- привлекательны т.е. для людей, которые хотят жениться, -- понимаете?.. Теперь ступайте, лягте спать и хорошенько отдохните. а когда завтра встанете, то посмотрите в зеркало, -- увидите. что вам нечего приходить в отчаяние. (ЭЛИЗА опять смотрит на него безмолвно не двигаясь. Взгляд этот пропадает для него бесполезно, ибо он даже не вынимает рук из карманов; вдруг ему приходит в голову гениальная мысль). Знаете, Элиза, может быть моя мать найдет вам какого-нибудь подходящего жениха! А?
   ЛИЗА. Мы были выше этого там на улице, где мы когда-то продавали цветы.
   ХИГГИНС. Что вы хотите сказать?
   ЛИЗА. Я продавала там цветы. Но не продавала себя. Теперь вы сделали из меня леди и мне ничего больше -- только самое себя. Лучше бы вы оставили меня там, где нашли -- на мостовой.
   ХИГГИНС. Вздор, Элиза, глупости! Не оскорбляйте за человеческие отношения этими словами о купле и продаже. никто вас не заставляет выходить замуж, если вам не нравится.
   ЛИЗА. А что же мне остается делать?
   ХИГГИНС. Мало ли чего. Помните, вы хотели служить в цветочном магазине? Чем это плохо? Пикеринг, может, вас устроит. У него пропасть денег. Ему ведь ещё придется платить за все эти тряпки, которые вы носите. Вместе с платой за прокат драгоценностей это ведет ему стерлингов в двести, если не больше. Полгода тому назад вы были бы счастлива иметь свою цветочную лавку. Успокойтесь, всё будет хорошо. Идите спать. Я чертовски устал. Да, я ведь зачем пришел сюда. Забыл. совсем зачем!
   ЛИЗА. За туфлями.
   ХИГГИНС. Ах, да, за туфлями. Вы их швырнули мне в лицо. (подбирает туфли и идет к двери; Лиза встает и говорит эму вслед).
   ЛИЗА. Прежде чем вы уйдете, сэр...
   ХИГГИНС. Я-то?!.. (роняет туфли от удивления).
   ЛИЗА. Кому принадлежит мое платье: мне или полковнику Пикерингу?
   ХИГГИНС (возвращается назад). На кой черт ему нужны ваши платья?
   ЛИЗА. Могут понадобиться для следующей девицы, которую вы подберете на улице для своих опытов. во всяком случае, я хотела бы знать есть ли у меня что-нибудь свое. Мои вещи тогда были сожжены.
   ХИГГИНС. Так что же из этого? К чему вы начинаете эту канитель вдруг, среди ночи?
   ЛИЗА. Я хочу знать, что могу взять с собой? Я не желаю, чтобы меня после обвиняли в воровстве.
   ХИГГИНС (оскорбленный). Как вам не стыдно! Вот это показывает отсутствие хороших чувств в вас.
   ЛИЗА. Извините. Я -- простая, необразованная девушка. Мне приходится быть очень осторожной в моем положении. Какие могут быть чувства между таким джентельменом, как вы, и такою, как я? Никаких. Будьте добры сказать, что здесь мое, и что не мое?
   ХИГГИНС (очень мрачно). Можете забрать себе весь дом со всеми чертями! Только не бриллианты. Они взяты напрокат! Довольно? (Хочет итти).
   ЛИЗА. Стойте! (Снимает с себя драгоценности). Возьмите пожалуйста эти вещи у меня и держите их в своей комнате в сохранности. Я не хочу, чтобы они подвергались риску быть потерянными.
   ХИГГИНС (в бешенстве). Давайте! (Она дает ему их). Если бы они принадлежали не магазинщику. а мне, я с удовольствием запихал бы их вам в глотку, неблагодарная девчонка! (Небрежно сует вещи себе в карман, не замечая, что украшает себя висящими концами цепочек).
   ЛИЗА (снимает с пальца кольцо). Это кольцо не принадлежит магазинщику. Вы купили это мне в Брайтоне. Теперь оно мне не нужно. (Хиггинс хватает кольцо, яростно швыряет его в камин и поворачивается к Элизе с таким угрожающим видом, что она отступает за рояль, защищая лицо руками и восклицая). Не бейте меня!
   ХИГГИНС. Бить вас! Как вы смеете, негодная девчонка, обвинять меня в таких вещах! Когда я бил вас? Это вы сейчас больно ударили меня. Ранили в сердце.
   ЛИЗА (сияя скрытой радостью). Очень рада. Хоть немного отплатила вам
   ХИГГИНС (с достоинством). Вы заставили меня забыться. Это со мной почти никогда не случается. Я предпочитаю больше с вами сегодня не говорить и иду спать.
   ЛИЗА (язвительно). Оставьте записку миссис Пирс относительно кофе. Я, наверное, не успею ей сказать.
   ХИГГИНС (по-прежнему). Черт бы побрал и миссис Пирс и кофе, и меня, туда же дурака в придачу за то, что я расточал понапрасну свои знания, которые добывал в поте липа -- и перед кем?.. Перед неблагодарным существом за то, что подпустил к себе близко, считал почти другом бессердечную дрянную девчонку (Уходит с внушительным достоинством, но портит все впечатление, захлопывая с громом и треском дверь. Элиза в первый раз за все время улыбается и становится на колени перед камином в поисках за кольцом).

Занавес.

Действие пятое.

   Гостиная в квартире миссис Хиггинс. Она сидит по-прежнему за письменным столом. Входит горничная.
   
   ГОРНИЧНАЯ. Там, мистер Генри, пришел, мадам. Они внизу с полковником Пикерингом.
   М-с ХИГГИНС. Хорошо. Попросите их сюда.
   ГОРНИЧНАЯ. Они по телефону говорят, мадам. Кажется, в полицию звонят. Мистер Генри в больших чувствах, мадам. Извините, я обязана сказать, мадам.
   М-с ХИГГИНС. Если бы вы сказали мне, что мистер Генри не в больших чувствах, это меня удивило бы. Скажите, чтобы они пришли сюда, когда они кончат. Мистер Генри, наверное, потерял что-нибудь.
   ГОРНИЧНАЯ. Слушаю, мадам.
   М-с ХИГГИНС. Пойдите наверх и скажите масс Дулитль, что мой сын и полковник здесь. Попросите ее не спускаться вниз, пока я не пришлю за ней.
   ГОРНИЧНАЯ. Слушаю (врывается Хиггинс. Он именно, как говорит горничная, в больших чувствах).
   ХИГГИНС. Мама, знаешь? Черт знает, что!
   М-с ХИГГИНС. Да, милый! Здравствуй, с добрым утром! (Хиггинс подавляет свое нетерпение и целует ее, пока горничная уходит). Что такое?
   ХИГГИНС. Элиза сбежала!
   М-с ХИГГИНС (спокойно усаживаясь за писание). Ты вероятно напугал ее?
   ХИГГИНС. Напугал?.. Вздор! Мы оставили ее вчера одну, как всегда, чтобы она потушила свет и тому подобное. А она вместо того, чтобы итти спать, переоделась и ушла -- ее постель так и осталась нетронутой. Сегодня утром в семь часов она, оказывается, приехала в кэбе за своими вещами. И эта дура миссис Пирс отдала ей, не сказав мне ни слова. Что мне делать теперь?
   М-з ХИГГИНС. Постараться обойтись без Элизы. Вот и все, больше нечего делать. Имеет же она право жить где хочет.
   ХИГГИНС (рассеянно бродит по комнате). Да... но... но... Я ничего не могу найти у себя. Не знаю, где мои вещи. Не знаю, какие у меня деловые свидания назначены, Какие лекции. И вообще я... (входит Пикеринг. Миссис Хиггинс кладет перо и поворачивается от письменного стола).
   ПИКЕРИНГ (здоровается). Здравствуйте, миссис Хиггинс. С добрым утром. Генри сказал вам? (Садится на оттоманку);
   ХИГГИНС. Что говорит этот осел, инспектор полиций? Ты предложил вознаграждение?
   М-с ХИГГИНС. Неужто вы обращались в полицию?
   ХИГГИНС. Конечно обратились. Зачем же полиция существует на свете? Что нам оставалось делать?
   ПИКЕРИНГ. Инспектор отнесся очень неодобрительно. Мне показалось, что он заподозрил нас в каких-то неприличных намерениях.
   М-с ХИГГИНС. Разумеется. Какое вы имеете право итти в полицию и заявлять имя девушки, как будто она воровка или потерянный зонтик или вообще какая-нибудь вещь. Ах, господа!
   ХИГГИНС. Но мы хотим найти ее.
   ПИКЕРИНГ. Не можем же мы позволить ей уйти гакам образом. Согласитесь, миссис Хиггинс. Что же нам делать?
   М-с ХИГГЯНС. Ах, за глупые не рассудительные малые ребята! Оба хороши, один другого лучше... За... (входит горничная, прерывая разговор);
   ГОРНИЧНАЯ. Мистер Генри, там джентельмэн пришел, очень хочет вас видеть. Его послали сюда из вашей квартиры.
   ХИГГИНС. Ну, его к черту! Никого не могу видеть. Кто такой?
   ГОРНИЧНАЯ. Мистер Дулитль, сэр.
   ХИГГИНС. Дулитль?.. Мусорщик?...
   ГОРНИЧНАЯ. Никак нет. Джентельмэн
   ХИГГИНС (в возбуждении). Черт возьми, Пик -- это очевидно родственник, к которому она ушла. Мы не знаем о нем. (Горничной). Просите эго сюда скорее.
   ГОРНИЧНАЯ. Слушаю. (Уходит).
   ХИГГИНС. Благодарные родственники сейчас мы узнаем о ней. (Садится на Чиппендейль-кресло).
   М-р ХИГГИНС. Вы знаете ее родных?'
   ПИКЕРИНГ. Только отца. Помните, мы вам рассказывали.
   ГОРНИЧНАЯ (докладывает). Мистер Дулитль. (Уходит, впуская Альфреда Дулитля. Он великолепно одет в новый модный сюртук, белый жилет и серые брюки. Цветок в петличке, сверкающий цилиндр и лакированные штиблеты дополняют эффект. Он так занят целью своего прихода, что не замечает хозяйки, идет прямо к Хиггинсу и нападает на него с резаками упреками).
   ДУЛИТЛЬ (показывая на себя). Видите? Вы видите?.. Это вы сделали.
   ХИГГИНС. Что я сделал, милейший?
   ДУЛИТЛЬ.А вот это самое. Вы посмотрите. Посмотрите на цилиндр. На сюртук.
   ПИКЕРИНГ. Вам Элиза купила?
   ДУЛИТЛЬ. Элиза? Как бы не так! Куда ей! Почему она должна покупать мне платье?
   М-с ХИГГИНС. Здравствуйте, мистер Дулитль. С добрым утром. Садитесь пожалуйста.
   ДУЛИТЛЬ (оконфуженный тем, что не заметил хозяйки) Прошения прошу, мадам. Извините, что... (Подходит и трясет ее за руку). Благодарю вас. (Садится на оттоманку направо от Пикеринга). Я так расстроен, что ни о чем другом думать не могу...
   ХИГГИНС. Да, что такое случилось?
   ДУЛИТЛЬ. Если бы это только случилось, я бы и внимания не обратил. Не стоящее дело. Все может случиться со всяким, что и говорить, и никто этому не причинен, кроме конечно Всевышнего. Но это вы сделали мне. Да, вы, Генри Хиггинс.
   ХИГГИНС. Вы нашли Элизу или нет? Вот, что интересно!
   ДУЛИНЬ. А вы ее потеряли?
   ХИГГИНС. Да.
   ДУЛИТЛЬ. Благодарите Бога, что отделались дешево. Я не нашел ее, но будьте покойны, она меня найдет зразу после того, как вы мне это все подстроили.
   М-з ХИГГИНС. Что же мой сын сделал вам, мистер Дулитль?
   ЛУЛИТЛЬ. Что сделал? Погубил меня. Разрушил мое счастье -- в отделку. Связал меня по рукам и ногам и подвел... того, под опеку нравственности этих... средних классов, как говорится.
   ХИГГИНС. (встает, раздраженный, и становится над Дулитлем). Вы больны? Вы пьяны? С ума сошли? Я вам дал пять стерлингов, -- помните? Потом помогал еще несколько раз. И больше никогда вас не видел. Что вы несете околесицу?
   ДУЛИТЛЬ. Вы мне вот что скажите. Писали вы иль не писали одному старому идиоту в Америку, который дал пять миллионов на то, чтобы основать повсюду -- как это? Общество этих, как их? Мудрено очень -- Моральных Реформ, и который заказал вам изобрести для наго всемирный язык?
   ХИГГИНС. Что? Эзра Ваннафеллер? Так ведь он умер!
   ДУЛИТЛЬ. Да, он умер, а я погиб из-за него. Писали вы ему или нет, что мол самый, как это говорится, оригинальный моралист Англии по вашему мнению, сейчас, Альфред Дулитль, простой мусорщик?
   ХИГГИНС. После одного вашего визита, кажется, написал что-то в этом роде, -- так глупая шутка.
   ДУЛИТЛЬ. Ага! Вы называете это глупой шуткой. Очень хорошо. Вам шутки, а мне крышка, поняли? Он-то, конечно, был рад случаю показать, что мы мол, Американцы, не так как другие, а признаем и уважаем заслуги в каждом классе, даже в замом низком -- ниже чего быть не может. Так и сказано в его завещании проклятом, чтоб ему пусто было! И вот, благодаря вашим глупым шуткам, он оставил мне наследство несколько паев в его сырном Трасте, которые приносят в год 3000 стерлингов доходу, на условии, однако, что я буду читать для Ваннафеллеровской Всемирной Лиги Моральных Реформ лекции, когда они меня об этом попросят, но не больше шести лекций в год.
   ХИГГИНС. Черт!.. Однако!.. (Отступает к своему стулу).
   ПИКЕРИНГ. Не бойтесь, Дулитль. Прочтите им одну лекцию, -- больше не попросят.
   ДУЛИТЛЬ. Я не лекций боюсь. Я могу им так прочитать, что они у меня посинеют и на месте не ворохнутся. Нет, а вот, что из меня почтенного джентельмэна сделали, вот что мне противно. Кто просил его скажите пожалуйста, делать из меня джентельмэна? С какого бока я джентельмэн? Я был счастлив, свободен. Когда мне нужно было, я у всех и каждого денег себе выуживал по малой толике, вытягивал за крючок как у вас тогда -- изволите помнить? А теперь я весь в заботах, дыхнуть некогда, что, да как, бы ни того! Связан по рукам и ногам. Теперь уж новый оборот, теперь уж у меня люди потягивают денежки, а не я у них, шиворот на выворот пошло. Мой адвокат говорит мне: "Это, говорит, очень хорошо для вас". А я ему говорю: "Хорошо, да только не для вас". Когда я был бедный, я имел раз дело з адвокатом, потому у меня детскую колясочку нашли в мусорном возу, так случайно завязла. Как она туда попала, Бог ее знает. Ну, он вызволил меня тогда из беды, и сейчас же захлопнул дверь у меня перед носом -- оба мы избавились друг от друга как можно скорее и были довольны, дескать, до свидания, до второго пришествия. Тоже и с докторами, -- бывало меня из госпиталя выпроваживают раньше, чем я на ногах стоять могу. Зато ничего платить не надо. А теперь здравствуйте - пожалуйста сразу раскусили, что мол я и больной, я и слабый, все болезни открылись и жить без докторов не могу, коли они не будут приезжать ко мне, да не один, а два раза в день. В своем собственном доме я не могу пальцам пошевелить, -- все для меня другие делают, стараются. Я должен жить для других, а не для себя, -- вот, она мораль-то этих самых средних классов! Год тому назад, у меня ни одного родственника не было, или было там два-три каких-то на перечет завалящих, которые даже и говорить-то со мной не хотели. А теперь у меня их штук пятьдесят объявилось, и ни у кого, конечно, денег нет, ни гроша. Вы говорите, что потеряли Элизу. Не беспокойтесь. Бьюсь об заклад, что она теперь уже у меня порог обивает. А если бы я не разбогател, она могла бы сама себя содержать -- продавала бы цветы и разлюбезное дело. И первым, кто у меня еще будет деньги выуживать, и зацепите форменно -- это вы, Генри Хиггинс. Я должен теперь у вас уроки брать, обязательно. Учиться по-барски лопотать с форсом, с треском вместо того, чтобы говорить по-настоящему. Вот, оно куда пошло. Может, вы для этого всю историю-то и подстроили.
   М-с ХИГГИНС. Но милый мистер Дулитль. Вы вовсе не обязана страдать от этого, если хотите. Никто не может принудить вас принять наследство. Вы всегда можете отказаться. Ведь правда полковник?
   ПИКЕРИНГ. Совершенно верно.
   ДПИТЛБ (смягчая свой тон уважения к даме). В том-то и самая, как говорится трагедия, мадам. Легко сказать, отказаться! У меня духу не хватило. А у кого из нас хватило бы духу? Все мы запуганы, мадам. Запуганы, да -- в отделку. Коли я откажусь, то что для меня остается на старости лет? Работный дом? Дом для призреваемых? А там знаете, не сладко. Я уж и так, когда был мусорщиком, должен был раз волоса себе покрасить, чтобы не потерять работу. Если бы еще я был, что называется заслуживающий помощи бедняк и сумел отложить что-нибудь на черный день, тогда другое дело, -- я бы еще может быть отказался. Но почему, я вас спрашиваю, должен я теперь отказываться? Ведь эти самые заслуживающие подлизалы все равно, что миллионеры, -- они не знают, что такое счастье. Но я ничего не заслуживаю, и для меня не оставалось другого выбора, -- или работный дом или эти проклятая три тысячи в год, из-за которых я попал теперь в эти буржуи. Буржуй-с -- с тем возьмите? Извините за выражение, мадам, но вы бы сами так заговорили, если бы были на моем месте. Куда не повернешься, всюду крышка. Выбирай -- что хочешь или, как говорится по-ученому. Скилла -- работный дом или эта как ее? Харбица эта самая -- буржуй. Ни тпру -- ни ну! Петля! Что ж мне оставалось делать, -- я вас спрашиваю? На работный дом у меня духу не хватило. Я испугался и на попятный. Струсил! Сдался. Продался... Теперь уж другие счастливчики будут заезжать ко мне в дом за мусором и выпрашивать у меня на чаек. А я должен смотреть на них и завидовать -- ей Богу, завидую! Вот, что ваш сын какую механику подстроил мне. (Замолкает взволнованный).
   М-с ХИГГИНС. Я рада во всяком случае, что вы не собираетесь делать неосторожных шагов. Это решает проблему будущего Элизы. Вы можете помогать ей.
   ДУЛИТЛЬ (с меланхолическим подчинением). Могу, мадам. Могу! Я теперь всем должен помогать, всем напролет. Ссудная касса без процентов направо и налево.
   ХИГГИНС (вскакивает). Неправда! Вы не можете помогать Элизе. Она больше вам на принадлежит -- она моя. Я заплатил вам за нее пять стерлингов. Дулитль, или вы честный человек или негодяй.
   ДУЛИТЛЬ (мягко). Немножко то, и немножко другое, так середка на половине Генри, как и все мы грешные.
   ХИГГИНС. Вы взяли деньги и не имеете никаких прав на нее.
   М-с ХИГГИНС. Генри, как тебе не стыдно! Элиза не вещь! Что ты торгуешься из-за язя? Если хочешь знать, она у меня сейчас сидит наверху.
   ХИГГИНС. Здесь?!.. Так я пойду и притащу ее. (Бросается решительно к двери).
   М-с ХИГГИНС. Генри, остановись. Сядь на место.
   ХИГГИНС. Я....
   М-с ХИГГИНС. Сядь сейчас же на место и слушай, что тебе говорят.
   ХИГГИНС. Хорошо, хорошо, хорошо. (Бросается грубо на оттоманку спиной ко всем). Могла бы по крайней мере сказать нам об этом полчаса назад.
   М-с ХИГГИНС. Элиза пришла ко мне сегодня утром. Оказывается, она провела ночь в том, что ходила в каком-то диком настроении по Лондону, хотела броситься в Темзу, но испугалась и в конце концов ночевала Бог знает где. Она рассказала мне, как грубо вы оба вчера отнеслись к ней.
   ХИГГИНС (вскакивая). Что?
   ПИКЕРИНГ. Дорогая миссис Хиггинс, Элиза сказала зам неправду. Мы не обращались с ней грубо, даже слова не сказали ей и расстались в очень хороших отношениях. Генри, может бить, ты был грубым, когда я ушел в свою комнату?
   ХИГГИНС. Наоборот, она бала груба со мной. Бросила мне туфлями в лицо и вообще вела себя возмутительно. Я не подавал ей ни малейшего повода. Вхожу в комнату, вдруг туфли летят мне прямо в нос? Я не успел слова оказать. А она говорила разная ужасные вещи.
   М-с ХИГГИНС. Мне кажется, я понимаю, что произошло. Элиза по натуре -- очень привязчивая девушка. Правда, мистер Дулитль?
   ДУЛИТЛЬ. Мягкая сердцем, мадам, мягкая.
   М-с ХИГГИНС. Вот именно. Она привязалась к вам обоим и очень усердно работала для вас, Генри. Вы очевидно не понимаете, что значит для такой девушки умственная работа. Тогда наступил великий день экзамена, и она выдержала это блестяще без одной ошибки, вы оба сидели рядом и не сказали ей даже ни одного слова, а все разговаривали друг с другом и повторяли, как вы рады, что наконец это кончилось, и как вам обоим надоела вся история. Ведь так, Генри? Так чего же ты удивляешься, что она бросила в тебя туфли? Я бы на ее месте стала бросаться кочергой, щипцами, чем ни попадя.
   ХИГГИНС. Мы ничего не говорили кроме того, что устали и хотим спать. Правда, Пик?
   ПИКЕРИНГ (пожимая плечами). Совершенная правда.
   М-с ХИГГИНС. Одним словом, я думаю, что она к вам больше не вернется на вашу квартиру. Тем более, что мистер Дулитль теперь может помочь ей удержать то положение, которого она достигла благодаря вашему учению. Но она говорила, что готова встретиться с вами на дружеской почве и не вспоминать прошлого.
   ХИГГИНС (в бешенстве). Скажите, какое снисхождение!
   М-с ХИГГИНС. Если ты обещаешь вести себя прилично, Генри, я попрошу ее сейчас сойти вниз. А если нет, то ступай домой, -- ты и так отнял у меня много времени.
   ХИГГИНС. Хорошо. Очень хорошо. Ник, веди себя лучше, слышишь! Постараемся вести себя, как благочестивые христиане в воскресенье, ради этой твари, которую мы же подобрали из грязи. (Бросается в Елизаветинской кресло).
   ДУЛИТЛЬ (увещательным тоном). Легче, легче, Генри Хиггинс! Имейте снисхождение к моим чувствам, как никак, я теперь человек-буржуй!
   М-с ХИГГИНС. Помни свое обещание, Генри. (Нажимает пуговку электрического звонка на письменном столь). Мистер Дулитль, будьте добры, выйдите на балкон на одну минуту. Я не хотела бы, чтобы Элиза бала поражена известиями о вас раньше, чем она покончит с этими господами. Вы не сердитесь?
   ДУЛИТЛЬ. К вашим услугам, леди. С удовольствием. Рад помочь Генри, чтобы только сбыть Элизу с рук. (Уходит на балкон; входит горничная).
   М-с ХИГГИНС. Попросите мисс Дулитль сойти сюда к нам.
   ГОРНИЧНАЯ. Слушаю, мадам. (Уходит).
   М-с ХИГГИНС. Генри, пожалуйста. Прошу тебя.
   ХИГГИНС. Я веду себя безукоризненно.
   ПИКЕРИНГ. Эн постарается, миссис Хиггинс. (Пауза. Хиггинс запрокинув голову назад, вытягивает ноги и начинает свистеть).
   М-с ХИГГИНС. Генри, ты в этой позе очень не красив.
   ХИГГИНС (справляется). Я и не претендовал на красоту.
   М-с ХИГГИНС. Я только хотела заставить тебя говорить.
   ХЙГГИНС. Зачем?
   М-с ХИГГИНС. Затем, что ты не можешь в одно время и говорить и свистеть. (Хиггинс рычит. Другая длинная пауза).
   ХИГГИНС (вскакивает от нетерпения). Где же, черт возьми, эта девица? Что мы тут целый дань будем сидеть ждать ее! (Входит Элиза, вся солнечная, сияющая; она великолепно владеет собой и производит поразительное впечатление своей свободной изысканной манерой держаться. В руках у ней маленькая рабочая корзинка; она видимо чувствует себя прекрасно. Пикеринг настолько поражен ее видом, что забывает встать).
   ЛИЗА. Профессор Хиггинс, здравствуйте. Как поживаете? Хорошо себя чувствуете?
   ХИГГИЙОБ (задыхаясь). Я!... я!... (Ничего не может сказать).
   ЛИЗА. Конечно, хорошо. Вы никогда не бываете больны. Полковник, рада вас видеть. (Он поспешно встает, и они здороваются). Сегодня холодно, вы не находите? (Садится рядом с ним налево).
   ХИГГИНС. Как вы смеете разыгрывать передо мной эту комедию? Я же научил вас. Меня не проведешь. Вставайте сейчас же и поедем домой. Нечего тут дуру из себя ломать. (Элиза берет из корзинки рукоделие и начинает шить, не обращая на него никакого внимания).
   М-с ХИГГИНС. Очень вежливо, сказано, Генри. Ни одна женщина не может устоять против такого милого приглашения.
   ХИГГИНС. Ты ее, мама, оставь. Пусть она сама за себя говорит. Ты увидишь, есть ли у ней хоть одна идея, которую не я вложил ей в голову, или хоть одно слово, которое не я заучил ее говорить. Я заявляю, что я -- я создал это существо, состоящее из раздавленных капустных листьев лондонского рынка. А она тут еще разыгрывает перед мною прекрасную леди.
   М-з ХИГГИНС. (мягко). Очень хорошо, милый. Сядь на свое место. (Хиггинс свирепо садится).
   ЛИЗА (Пикерингу, не обращая никакого внимания на Хиггинса, и продолжая ловко работать). Надеюсь, полковник, что вы не прекратите со мной знакомства теперь, когда учение кончилось? Я так многим вам обязана, и чувствовала бы себя совсем несчастной, если бы вы меня забыли.
   ПИКЕРИНГ. Очень любезно с вашей стороны, мисс Дулитль.
   ЛИЗА. Не потому, что вы платили за мои платья. Нет. Я знаю, что вы готовы помочь всем и каждому своими деньгами. Но я от вас научилась истинно хорошим манерам, а это-то и делает человека благородным, ведь правда? Мне же очень было трудно, когда перед моими глазами стоял всегда пример профессора Хиггинса. Я ведь была воспитана в детстве совершенно так же, как он, -- не умела сдерживать себя, ругалась и говорила скверные слова по малейшему поводу. И я никогда не узнала бы, как ведут себя настоящие леди и джентельмэны, если бы вас не было с вами.
   ХИГГИНС. Скажите!
   ПИКЕРИНГ. Это у него так, чисто внешняя привычка. На самом деле он не хочет быть грубым.
   ЛИЗА. Я тоже не хотела быть грубой, когда продавала цветы на улицах. Это была внешняя привычка. Но факт остается фактом, что я делала и говорила грубости. А к этому ведь и сводится вся разница.
   ПИКЕРИНГ. Совершенно с вами согласен. Но зато Хиггинс научил вас говорить, а я этого не -умею.
   ЛИЗА (равнодушно). Ну, конечно. Это -- его профессия.
   ХИГГИНС. Проклятие!
   ЛИЗА (продолжая). Одни учат танцевать модные танцы, петь или делают гимнастику, другие учат говорить. Это пустяки. знаете, что на самом деле послужило началом моего настоящего воспитания?
   ПИКЕРИНГ. Нет.
   ЛИЗА (оставляя на момент свою работу). То, что вы назвали меня мисс Дулитль, когда я в первый раз попала к вам на квартиру. Это было для меня откровением, в полном смысле этого слова, началом сознания моего достоинства. (Принимается опять за шитье). После того много разных мелочей, совершенно для вас незаметных, потому что для вас они были вполне естественны. тоже поражали меня. Например, как вы вставали передо мной, снимали шляпу, отворяли дверь и так далее. Мелочи, но в них виден весь человек. Все это показывало мне, что вы думали обо мне и чувствовали себя по отношению кс мне так, как будто я была для вас на просто судомойка: ясно ли я выражаюсь? Хотя, конечно вы точно также отнеслись бы и к судомойке, если бы ее пустили в гостиную. Вы никогда, например, не снимали в моем присутствии сапог в столовой.
   ПИКЕРИНГ. Что ж такое? Хиггинс снимает их, где хочет.
   ЛИЗА. Да ничего, ничего. Я знаю и не упрекаю его. Как вы сказали, это у него только привычка. Но для меня важно то, что вы этого не делали. Если разбирать, как следует, полковник, то, оставляя в стороне разные внешние приемы, которым можно легко научиться, -- в одежде, например, в манере говорить и так далее, -- разница между дамой и продавщицей цветов состоит не в том, как они ведут себя, а как с ними обращаются. Для профессора Хиггинса я всегда останусь простой уличной цветочницей, потому что он так со мной обращался и будет обращаться. Для вас же я всегда буду леди, потому что вы относились ко мне, как к леди, и, я надеюсь, это не изменится и в будущем.
   М-с ХИГГИНС. Генри, перестань скрежетать зубами.
   ПИКЕРИНГ. Я очень польщен, мисс Дулитль.
   ЛИЗА. Называйте меня Элизой, если хотите.
   ПИКЕРИНГ. С большим удовольствием, Элиза, благодарю вас.
   ЛИЗА. А профессора я попрошу называть меня мисс Дулитль.
   ХИГГИНС. Убирайтесь вы к дьяволу с вашими манерами.
   М-с ХИГГИНС. Генри! Генри!
   ПИКЕРИНГ (смеется). Ответьте ему хорошенько. Не сносите обиды, его надо проучить.
   ЛИЗА. Не могу. Раньше умела, а теперь не выходит. Вчера пробовала было, когда бродила ночью по Лондону. Какая-то девиц сказала мне что-то. Я хотела ответить по-старому, и не могла. Вы сказали мне однажды, что, когда ребенок приезжает в чужую страну, он быстро научается новому языку -- забывает старый. Вот, и я теперь словно ребенок в вашей стране, -- забыла свой язык; я могу говорить только на вашем. Между мной и той улицей, где я продавала цветы, выросла целая пропасть. А мой уход от вас, из вашей квартира ,лишь довершает разрыв с прежним.
   ПИТЕРИНГ (очень встревоженный). Но вы вернетесь к нам? Да? Простите Хиггинса?
   ХИГГИНС. Что? Она будет прощать?
   ЛИЗА. Нет, благодарствую. Если бы еще вы были одни там, я может быть подумала бы. Но герцогиня не может жить в доме, где с ней обращаются, как с кухаркой.
   М-с ХИГГИНС. И кто? Самый обыкновенный профессионал-учитель!
   ХИГГИНС (сардонически). Ха!
   ПИКЕРИНГ. Но как же, Элиза? Что вы будете делать?
   ЛИЗА. Профессор Хиггинс был очень любезен и дал мне много советов. Он придумал тысячу вещей, которые я могу делать. По его словам я достаточно красива, чтобы поймать себе жениха. Стоит мне только захотеть. Кроме того, остается прежний план -- место приказчицы в цветочном магазине.
   ПИКЕРИНГ (скандализованный). Это невозможно.
   ХИГГИНС (встает и со свирепым видом ходит от своего стула к двери и обратно). Пусть попробует! Увидим, как она обойдется без нас! Я предсказываю, что через три недели, она очутится опять на мостовой, если я не помогу ей и не буду указывать, что надо делать. (С балкона появляется Дулитль и взглядом, полным упрека, смотрит с достоинством на Хиггинса, затем идет к своей дочери, которая, сидя к балкону спиной, не знает о присутствии отца).
   ПИКЕРИНГ. Он неисправим! Не обращайте на наго внимания, Элиза. Скажите, вы не очутитесь на мостовой? Нет?
   ЛИЗА. Нет. Теперь это невозможно. Кончено -- никогда, я не вернусь к прежнему. мне кажется, что я не могу даже произнести ни одного слова по-старому. (Дулитль трогает ее за левое плечо. Она оборачивается и роняет работу теряя свое самообладание при виде разряженного отца). А-а-о-о-у!
   ХИГГИНС (с торжеством). Ага! Вот именно! А-а-о-о-у! А-а-а-о-о-у-у! А-а-о-о-у! Победа! Победа! (Бросается в кресло, складывая руки на груди и надменно вытягиваясь).
   ДУЛИТЛЬ. Чего вы смеетесь над девочкой? Нехорошо. Не смотри на меня так, Элиза. Это не моя вина. Ко мне деньги привалили.
   ЛИЗА. Подцепил миллионера какого-нибудь?
   ДУЛИТЛЬ. Подцепил. Сегодня я приоделся, -- в церковь еду самую аристократическую. Буду венчаться с твоей мачехой.
   ПИКЕРИНГ. Что вы? Она переменила свой взгляд?
   ДУЛИТЛЬ (печально). Переменила. Испугалась, барин. Струсила, ничего не поделаешь. Нравственность. Этих самых, средних классов, как говорится, требует себе жертвы. Лизка, надевай шляпу, пойдем в церковь, -- увидишь, как твоего отца окрутят. Венчается раб божий. Не бойся, -- мачеха теперь уж не ругается. бедняжка, это самое наше буржуйство -- форс этот, весь дух из нее вышибли.
   ЛИЗА. Конечно. пойду. А то она подумает, что я сержусь. Сейчас буду готова. (Уходит).
   ДУЛИТЛЬ (садясь рядом с Пикерингом). Очень волнуюсь, полковник, перед церемонией. Может," вы пойдете в церковь, -- все-таки мне легче будет.
   ПИКЕРИНГ. Чего же вы волнуетесь? Ведь вы были женаты на матери Элизы?
   ДУЛИТЛЬ. Кто вам сказал?
   ПИКЕРИНГ. Никто не говорил, но я полагал -- естественно...
   ДУЛИТЛЬ. Ничего нет естественного, полковник. Естественно для буржуев. А я этих правил почтенного общества не соблюдал. Только вы не говорите Элизе. Она ничего не знает. Я ей не рассказывал.
   ПИКЕРИНГ. Хорошо сделали. Мы тоже с вами к этому возвращаться не будем.
   ДУЛИТЛЬ. А вы пойдете в церковь?
   ПИКЕРИНГ.С удовольствием.
   М-с ХИГГИНС.А мне можно, мистер Дулитль? Мне бы тоже хотелось.
   ДУЛИТЛЬ. Большая честь для меня, мадам. Очень польщен. Старуха моя тоже будет рада! А то она совсем загоревала у меня и притихла. Прошли наши счастливые денечки. Венчается раб Божий -- готово дело, каюк!
   М-с ХИГГИНС (встает). Так я пойду закажу экипаж и оденусь. (Мужчины встают, кроме Хиггинса). Задержу ваз на больше, чем на четверть часа. (Идет к двери, навстречу ей входит Лиза в шляпе, застегивая перчатки). Элиза, я тоже еду в церковь. Подождите меня, мы поедем вместе. А полковник Пикеринг с женихом. (Уходит; Элиза останавливается посреди комнаты между дверью на балкон и оттоманкой).
   ДУЛИТЛЬ. Жених! Вот, оно слово какое! Заставляет человека понять свое положение -- дело серьезное, как ни поверни! (Берет цилиндр и идет к двери).
   ПИКЕРИНГ (следует за ним и подходит к Элизе). Прежде чем уйти, еще раз повторяю просьбу -- простите его и вернитесь к нам домой*
   ЛИЗА. Папа наверно не позволит мне теперь. Папа, что скажешь?
   ДУЛИТЛЬ (с мягкой меланхолией). Они ловко отыгрались от тебя, Элиза, очень ловко. На то они и эти, как их, спортсмэны. Если ба еще один был, ты наверно бы поймала его. А тут их двое -- друг дружке помогают, друг с дружкой сговариваются. (Пикерингу). Ловко объегорили, полковник! Чистая работа! Я на ваз на сержусь. Я бы сам то же на вашем месте сделал. Меня всю жизнь женщины ловили. Я эту игру хорошо знаю и не в претензии, ничего. Мое дело сторона, и я не вмешиваюсь. Пора ехать, полковник, а то опоздаем. До свидания, Генри. С тобой, Лиза, в церкви увидимся. (Уходит).
   ПИКЕРИНГ (увещательным тоном). Элиза, останьтесь с нами! Вернитесь! (Уходит за Дулитлем; Хиггинс встает. Элиза смотрит на него, отворачивается и уходят на балкон. Хиггинс следует за ней. Она сейчас уходит от него, исчезает и появляется в следующей двери, входит обратно в комнату и хочет уйти. Но Хиггинс бросается мимо нее и прислоняется к двери спиной).
   ХИГГИНС. Ну, Элиза, вы отплатили мне сторицей! Довольно с вас! Хотите быть теперь рассудительной или будете еще сердиться?
   ЛИЗА. Зачем я вам нужна? Подавать туфли? Терпеть ваши капризы? Искать и приносить вам всё?
   ХИГГИНС. Я не сказал, что вы мне нужны.
   ЛИЗА. Да? Так о чем же нам разговаривать?
   ХИГГИНС. О вас, а не обо мне. Если вы вернетесь, я буду относиться к вам так же, как всегда. Я не могу изменить себя и не намерен исправлять свои манеры. Мои манера не хуже, чем у полковника Пикеринга.
   ЛИЗА. Неправда. Он обращается с цветочницей, как с герцогиней.
   ХИГГИНС.А я обращаюсь с герцогиней, как с цветочницей. В чем же разница?
   ЛИЗА. Вот как! Со всеми одинаково?
   ХИГГИНС. Именно со всеми одинаково.
   ЛИЗА. Вы, значит, как мой отец. (Спокойно отворачивается и садится на оттоманку).
   ХИГГИНС (следует за ней и понижает немного тон). Хотя я не согласен на такое сравнение во всех пунктах, но должен признать, что ваш отец не сноб, и что он будет чувствовать себя свободно во всяком положении, в какое ба его ни поставила капризная судьба. Величавший секрет в жизни состоит не в том, Элиза, что имеешь хорошие или дурные манеры, а в том что нужно иметь всегда олне и те же ианзоы для всех людей и для всех положений. вообше нужно вести себя так.словно находишься на том свете,где нет пассажиров третьего класса и где все души равна.
   ЛИЗА. Аминь. Вы -- прирожденный проповедник.
   ХИГГИНС (раздраженно). Вопрос не в том,что я обращаюсь с вами грубо,а в том,обращаюсь ди я с кем-либо другим лучше. Слышали ли вы,чтобы я разговаривал с другими иначе"чем с вами?
   ЛИЗА (с внезапной искренностью). Да, мне все равно, как вы со мной разговариваете. Я не сержусь, что вы ругаетесь, что вы можете поставить мне синяк. Это со мной и раньше бывало. Но... (встает и смотрит ему в лицо) Я не могу позволить, чтобы вы переступили через меня и равнодушно прошли мимо.
   ХИГГИНС. Так уйдите прочь с моей дороги. Я все равно не остановлюсь ради вас. Вы говорите обо мне, словно я автобус какой-то, трамвай, автомобиль.
   ЛИЗА. Вы и есть автобюс, -- летите вперед, рветесь, толкаетесь и ни на кого не обращаете внимания; но я могу обойтись и без вас, если захочу. Не воображайте, что вы мне необходима.
   ХИГГИНС. Знаю. Я же вам сказал вчера.
   ЛИЗА. Что же вы сказали? Грубый вы человек! Хотите отделаться от меня?
   ХИГГИНС. Ложь!
   ЛИЗА. Благодарю вас (с достоинством садится).
   ХИГГИНС.В вашем бесконечном узком эгоизме вы даже не подумали спросить меня, могу ли я обойтись без вас.
   ЛИЗА (искренне). Не завлекайте меня. Вам придется привыкнуть обходиться без меня.
   ХИГГИНС (гордо). Мне никого не нужно. У меня есть моя душа, моя собственная искра божественного огня. Но... (с внезапным смирением) мне тяжело будет без вас, Элиза, тоскливо и скучно. Я научился кое- чему из ваших глупых замечаний, -- признаюсь в этом открыто со смирением и благодарностью. Я привык к вашему голосу, к вашему лицу. Я люблю их, честное слово (садится около нее).
   ЛИЗА.У вас остаются мои фотографии и граммофонные пластинки. Когда вам станет скучно, заведите граммофон и услышите мой голос. К тому же у граммофона нет чувств, он обижаться не будет.
   ХИГГИНС. Но я не могу завести на нем пластинку вашей души. Оставьте мне свои чувства, выберите себе голос и красивое личико.
   ЛИЗА. Вы -- хитрый эгоист. Вы можете вертеть сердцем девушки так же легко, как некоторые умеют крутить руки, чтобы сделать больно. Миссис Пирс предупреждала меня. Сколько раз, говорит, она хотела уйти от вас, и каждый раз в самую последнею минуту вы уговаривали ее остаться. И вы совсем ее не любите. И меня не любите!
   ХИГГИНС. Должно быть, нет. -- в том смысл, какой вы имеете в виду. Но это не должно мешать вам любить меня, если вообще хочется любить.
   ЛИЗА. Я не хочу никого любить, если меня не любят.
   ХИГГИНС. Коммерческий принцип, Элиза. Вроде продажи фиалок и вообще цветов.
   ЛИЗА. Не смейтесь надо мной. Это подло!
   ХИГГИНС. Я и не думал смеяться. Насмешки уничтожают человеческое лицо и человеческую душу. Я не смеюсь. Но говорю прямо и откровенно, что не желаю разводить всяких любовных чувств и не буду. Вы назвали меня грубым, потому что не могли подкупить меня тем, что приносили мне туфли и находила очки. Но это глупо. По-моему, женщина, которая приносит мужчине туфли, представляет собою отвратительное зрелище. Разве я когда-нибудь приносил вам туфли? Нет, и не буду. Я теперь гораздо больше уважаю вас за то, что вы бросили в меня туфли. А то вы думали прислуживать мне, а потом жаловаться, что вас не любят? Кто же станет любить прислугу. Если вы вернетесь к нам, то приходите ради товарищеских отношений -- другого все равно вы ничего не получите. Вы и так пользовались мной в тысячу раз больше, чем я вами, но если вы посмеете пускать в ход все ваши кошачьи хитрости. Приносить мне там разные туфли и очки и портить мое создание: герцогиню Элизу, то я захлопну перед вами свою дверь навсегда.
   ЛИЗА. Почему же вы возились так со мною, если не любите меня?
   ХИГГИНС. Моя профессия!
   ЛИЗА. Вы никогда не подумали, сколько это может причинить мне горя?
   ХИГГИНС. Разве мир был бы создан, если бы Творец боялся причинить горе людям? Творить жизнь -- значит, причинять горе. Из этого только один выход -. уничтожить все: тогда не будет ни горя, ничего. Заметьте, трусы всегда кричат о необходимости изъятия неприятных беспокойных людей.
   ЛИЗА. Я не проповедник, а не замечаю таких вещей. Я знаю только, что вы меня не замечаете.
   ХИГГИНС (вскакивает и ходит в нетерпении). Элиза, вы глупы. Я напрасно мечу перед вами сокровище моего ума" Поймите же раз навсегда, что я иду своей дорогой и делаю свою работу, не обращая никакого внимания на то, что случится с нами обоими. Я не запуган, как ваш отец или мачеха. И не могу уж переменить себя. поэтому, или вы возвращайтесь к нам назад или убирайтесь к черту. Выбирайте, что вам нравится?
   ЛИЗА. Зачем мне к вам возвращаться?
   ХИГГИНС (вскакивая на оттоманку на колени и наклоняясь через спинку к Элизе). Да, ведь весело будет. Поэтому я и тогда взял вас.
   ЛИЗА (отвернув лицо). Да, а завтра вы можете выбросить меня вон, если я сделаю что-нибудь, что вам не понравится.
   ХИГГИНС. И вы можете завтра же уйти, если я сделаю что-нибудь, что вам не понравится.
   ЛИЗА. Куда? К моей мачехе?
   ХИГГИНС. Да, или продавать цветы.
   ЛИЗА. Ах, если бы только я могла вернуться к моей корзинке с фиалками! Я была независима от вас, от отца и всего мира! Зачем вы отобрали у меня независимость? Зачем я отдала ее? Теперь я рабыня при всех моих красивых платьях.
   ХИГГИНС. Если хотите, я усыновлю вас в качестве моей дочери? Или может быть вы предпочли бы выйти замуж за Пикеринга?
   ЛИЗА (смотрит на него свирепым взглядам). Я бы не вышла замуж даже за вас, если бы вы сделали мне предложение! Вы ближе мне по возрасту, чем полковник.
   ХЙГГИНС. По возрасту? А еще чем ближе?
   ЛИЗА (теряя самообладание, встает). Ах, не все ли равно! Я буду говорить, как хочу. Вы мне больше не. учитель.
   ХИГГИНС (размышляя). Нет, я думаю, Пикеринг не женился бы на вас. Он такой же закоренелый холостяк, как и я.
   ЛУЗА. Я не этого хочу. Пожалуйста, не воображайте. У меня найдется достаточно молодых людей, которые будут ухаживать за мной. Фредди Хилл, например, пишет мне каждый день по два, по три письма и каждое по нескольку страниц.
   ХИГГИНС (неприятно обеспокоен). Черт бы его побрал! Нахал! (Отступает и садится на оттоманку).
   ЛИЗА. Он имеет право писать мне, если хочет, бедный мальчик. Кроме того, он любят меня.
   ХИГГИНС (отходя от оттоманки). Вы не должны одобрять его на такие штуки.
   ЛИЗА. Каждая девушка имеет право быть любимой. Но мне не это нужно от вас. Девушки вроде меня легко могут завлекать мужчин и заставлять их любить себя. Вы, конечно, задушили бы меня, если бы я стала увлекать вас.
   ХИГГИНС. Во всяком случае -- без малейшего сомнения. Но раз мы оба согласны, о чем же, черт возьми, мы спорим и ссоримся.
   ЛИЗА (в сильном волнении). Мне нужно немного ласки, немного внимания. Я знаю, что я простая, невежественная девушка, а вы -- ученый джентельмэн. Но я не хуже вас и не позволю относиться ко мне свысока с высоты (с высоты) престола. То что я и-сделала (поправляясь) сделала, было не ради платьев и автомобилей. Я сделала это, потому что нам было приятно быть вместе, и я понемногу...полюбила...вас...Я не хочу заставлять, вас влюбляться в меня и не забываю, какая разница между нами, но я хочу быть вашим другом, настоящим, хорошим другом.
   ХИГГИНС. Очень хорошо. И я тоже говорю, и Пикеринг. Так о чем же мы спорим? Какая вы глупая, Элиза.
   ЛИЗА. Это не ответ. (Садится на оттоманку в слезах).
   ХИГГИНС. Это вам мой единственный ответ, пока вы не перестанете говорить глупости. Если вы хотите быть настоящей леди, вы должны перестать обижаться, когда знакомые зам мужчина не проводят все время около вас, то хныкая, то ставя вам синяки под глазами. Если вы не можете перенести холод и неприветливость созданной мной жизни и то напряжение нервов, которое она требует, то ступайте назад на улицу. Там действительно другое дело! Там работай, пока не обратишься из человека в животное, а после целуйся, обнимайся или ругайся и пей, пока не упадешь и не уснешь на месте от усталости славная жизнь -- жизнь улицы! Настоящая, реальная жизнь, -- теплая, жестокая, ее почувствуешь сквозь самую толстую шкуру; ее можно пробовать и наслаждаться без всякого ученья и без всякой подготовки. Это не то, что наука, литература, классические музыка, философия и искусство! Вы находите, что я холодный, бесчувственный эгоист! Да? Хорошо. В таком случае ступайте к людям, которые вам нравятся. Выходите замуж за какую-нибудь сентиментальную свинью с мешком денег и толстыми губами, которыми он будет вас целовать и с толстыми сапогами, которыми он будет вас топтать. Если вы не можете ценить, то, что получили, постарайтесь получить то, что вы можете ценить.
   ЛИЗА. Как жестоко вы говорите! Я не могу совершенно разговаривать с вами. Вы все поворачиваете так, что я всегда неправа. Вы отлично знаете, что издеваетесь надо мной. Я не могу итти назад на улицу. У меня нет никого на свете, кроме вас и полковника. Вы знаете, что я должна вернуться к вам на вашу квартиру, потому что мне некуда больше итти -- разве только к отцу. Но не воображайте, что вы победили меня и можете третировать меня, как какое-нибудь ничтожество. Я выйду замуж за Фредди, -- вот, убейте I Как только он заработает достаточно денег, чтобы содержать меня, мы поженимся.
   ХИГГИНС (садясь рядом с ней). Вздор! Вы выйдете замуж за посланника. Или за генерал-губернатора Индии. Или за лорда-лейтенанта Ирландии. Или еще за кого-нибудь, кому будет нужна королева. Я не позволю, чтобы мой шедевр, мое чудное произведение досталось какому-то Фредди.
   ЛИЗА. Да, вы опять начинаете льстить мне. Знаете, что я люблю, когда вы так говорите. Но я не дам провести себя, нет. Я не ребенок и не кукла. Если я не могу получить ласку и внимание, я предпочитаю в таком случае независимость.
   ХИГГИНС. Независимость? Проклятие буржуазного класса? Да мы все без исключения зависим друг от друга, во всем и всегда.
   ЛИЗА. Я покажу зам, как я завишу от вас. Вы увидите. Вы умеете читать проповеди, а я умею уроки давать. Буду учить, и посмотрим кто сильнее.
   ХИГГИНС. Чему вы будете учить, глупая?
   ЛИЗА. Тому, чему вы меня научили. буду давать уроки по фонетике.
   ХИГГИНС. Ха, ха, ха!
   ЛИЗА. Да, да, да! Предложу свои услуги в качестве помощницы профессору Нэпину, вашему конкуренту...
   ХИГГИНСБ (в бешенстве) Что! Этому шарлатану! Этому негодяю и дураку! Надутому невеже! Его учить моей методе! Моим открытиям! Только посмейте, я сломаю вам шею. (Хватает ее за плечи). Слышите?
   ЛИЗА (борется и выскакивает). Отойдите прочь! Как вы смеете! Я знала, что вы будете бить меня. (Хиггинс отпускает ее и отступает назад так быстро, что спотыкается и падает на свое место на оттоманке) Ага! Теперь я знаю, как с вами надо обращаться! Какая я была дура, что раньше об этом не подумала^ Вы не можете отнять у меня обратно те знания, которые вы мне дали. Не можете! Вы сами признавали, что у меня слух лучше вашего! А я еще могу быть кроме того и любезной и милой с посторонними, на что вы уж совершенно не способны. Ага! Теперь все кончено, господин Генри Хиггинс. Теперь я вот настолько не боюсь (Щелкает пальцами ему в лицо) вашей ругани и ваших авторитетных разговоров. Я помещу объявления в газетах, что ваша герцогиня была простая уличная цветочница, которую вы научили говорить, и что она готова учить кого-угодно быть герцогиней за тысячу гиней в шесть месяцев. Ах, когда я подумаю, как я сейчас ползала у ваших ног и унижалась и, как вы обзывали меня разными именами, и я все это терпела, между тем как стоило мне только поднять палец, чтобы сравняться с вами, я готова от стыда бить себя.
   ХИГГИНС. Дрянная бесстыдная девчонка! Но все таки это лучше, чем хныкать, чем приносить туфли и искать очки -- лучше! А? Черт возьми, Элиза. Я обедал сделать из вас женщину и вижу, что сделал. Я люблю вас такою.
   ЛИЗА. Теперь вы опять льстите и хотите задобрить меня -- увидали, что я не боюсь вас и могу обойтись без зашей помощи.
   ХИГГИНС. Конечно, глупая девчонка! Это другое дело. Пять минут назад были знаете кто? или точнее, что? Жернов у меня на шее, который я не знал, как спихнуть. А теперь -- вы товарищ, силища, дружественный броненосец. Вы, я и Пикеринг будем вместе втроем -- трио закоренелых холостяков, а не только двое мужчин и одна девица. (Входит миссис Хиггинс, готовая ехать на свадьбу, Элиза моментально становится холодной и элегантной).
   М-с ХИГГИНС. Экипаж подан. Вы готовы, Элиза?
   ЛИЗА. Готова. А профессор едет с нами?
   М-с ХИГГИНС. Нет, избави Боже! Он не может вести себя прилично в церкви, -- будет все время критиковать произношение пастора.
   ЛИЗА. Значит, я вас не увижу, профессор. До свидания. (Идет к двери).
   М-с ХИГГИНС (подходит к сыну). Прощай, милый.
   ХИГГИНС. Прощай, мама. (Он готов поцеловать ее, как вдруг вспоминает что-то). Ах, да, Элиза. Кстати, закажите пожалуйста ветчины и стильтонского сыру. И купите мне пару лайковых перчаток, номер восьмой и галстук для моего нового костюма. Я думаю у Бинмана лучше всего купить. Цвет можете выбрать, какой хотите.
   ЛИЗА (пренебрежительно). Покупайте сами, мне некогда. (Быстро уходит из комнаты).
   М-с ХИГГИНС. Боюсь, что избаловал ты девочку, Генри. Не огорчайся. Я куплю тебе и галстук и перчатки.
   ХИГГИНС (весело). Не бойся, мама. Это так. Она все купит отлично. (Они целуются и миссис Хиггинс бежит из комнаты. Оставшись один Хиггинс звенит ключами и деньгами в кармане и тихо смеется).

Занавес.

Конец.

   
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru