Шоу Бернард
Ни за что бы вы этого не сказали

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    You Never Can Tell.
    (Пьеса приятная).
    Перевод Л. Экснера (1910).

   

Б. Шоу.

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ.

Томъ V.

Изданіе В. М. Саблина.

   

Ни за что бы вы этого не сказали.

(Пьеса пріятная.)

Переводъ съ англійскаго Л. Экснера.

Москва. -- 1910.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

   Дѣйствіе происходить въ 1896 году. Прекрасное августовское утро. Кабинетъ зубного врача. Не какая-нибудь крохотная каморка, какія обыкновенно встрѣчаются въ Лондонѣ, а лучшая гостиная въ богато убранной квартирѣ съ террасою на море въ модномъ морскомъ курортѣ. Оперативное кресло поставлено на половинѣ разстоянія между центромъ комнаты и однимъ изъ угловъ ея. Около кресла газометръ съ газовымъ насосомъ, Передъ кресломъ въ лѣвой стѣнѣ окно. Посрединѣ правой стѣны каминъ; налъ нимъ въ рамкѣ дипломъ; передъ каминомъ черное кожаное кресло; ближе къ зрителямъ изящный табуретъ и столикъ съ тисками, инструментами, чашечкой съ пестикомъ. Около столика стройная машина, похожая на хлыстъ, снабженный подставкою, педалью и чрезмѣрно большимъ колесомъ. Узнавши, что это боръ-машина, вы содрогаетесь и, отвернувшись налѣво, видите другое окно, подъ которымъ стоитъ письменный столъ съ прессъ-папье и календаремъ-дневникомъ и стулъ. За письменнымъ столомъ, ближе къ двери, обтянутая кожею софа. Проги воположная стѣна, отъ васъ направо, занята почти вся длиннымъ книжнымъ шкапомъ. Оперативное кресло прямо противъ васъ, передъ нимъ немного влѣво столикъ съ инструментами. Бросается въ глаза, что машина, инструменты и всѣ требуемыя профессіей приспособленія новехонькія; обои расписаны въ погребальномъ стилѣ фестонами и урнами; коверъ со своими симметричными узорами въ видѣ пышныхъ букетовъ; хрустальная газовая люстра; красивые, голубые, съ позолотою на ободкахъ и также съ хрустальными подвѣсками подсвѣчники на консолѣ камина и между ними подъ стекляннымъ колпакомъ позолоченные часы. Ихъ безполезность подчеркивается поставленными рядомъ дешевыми американскими часами, показывающими теперь 12. Отъ всего этого вмѣстѣ съ чернымъ мраморомъ, придающимъ камину подобіе фамильнаго склепа въ миніатюрѣ, вѣетъ солидною торговою благопристойностью временъ начала царствованія Викторіи, вѣрою въ деньги, библейскимъ фетишизмомъ, боязнью ада, постоянно борющагося со страхомъ передъ бѣдностью, инстинктивнымъ ужасомъ передъ страстнымъ характеромъ искусства, любви и римско-католической религіи, вѣетъ вообще первыми плодами плутократіи на раннихъ стадіяхъ промышленной революціи.
   Ни тѣни этихъ традицій не замѣтно на двухъ лицахъ, находящихся теперь въ этой комнатѣ. Это, во-первыхъ, очень миленькая женщина въ миньатюрѣ, крохотная фигурка которой одѣта въ изящнѣйшій костюмъ самыхъ веселыхъ цвѣтовъ. Принадлежитъ она къ молодому поколѣнію, ей всего врядъ ли уже восемнадцать лѣтъ. Это маленькое очаровательное созданіе, очевидно, чужое въ этой комнатѣ и и даже въ этой странѣ, потому что ея впрочемъ очень тонкая кожа окрашена въ смуглый цвѣтъ лучами болѣе горячаго чѣмъ въ Англіи солнца. И однакоже для очень тонкаго наблюдателя есть какая-то связь между нею и этой комнатой. Потому что въ рукѣ своей она держить стаканъ съ водою и на углахъ ея крохотнаго рѣзко очерченнаго ротика и причудливо сведенныхъ бровяхъ замѣтно быстро исчезающее облако спартанскаго упорства. Если бы между ея бровями можно было прослѣдить хоть малѣйшую линію сознательности, то послѣдователь евангельскаго христіанства могъ бы льстить себя хоть слабою надеждой найти здѣсь овечку въ волчьемъ одѣяніи,-- а ея костюмъ дѣйствительно легкомысленно милъ и наряденъ -- но когда облако исчезаетъ, то ея лобикъ оказывается такъ же чисть и свободенъ отъ сознанія грѣховности, какъ у какого-нибудь котенка.
   Дантистъ, молодой человѣкъ лѣтъ тридцати или около того, глядитъ на нее, довольный собою, въ виду удачно сошедшей операціи. Онъ не производитъ впечатлѣнія много работавшаго въ своей профессіи человѣка; не видно въ немъ и жадной погони за паціентами, какъ это бываетъ у начинающихъ дантистовъ; беззаботная шутливость его выдаетъ въ немъ молодого человѣка, еще не устроившагося своимъ домомъ и ищущаго развлеченій и приключеній. Наружность его и манеры не лишены серьезности; но его немного приподнятыя ноздри подчеркиваютъ, что это серьезность юмориста. Глаза его ясные, зоркіе, съ умѣренно скептическимъ выраженіемъ, немного черезчуръ подвижные; лобъ превосходный, высокій и широкій; носъ и подбородокъ мужественно прекрасны. Въ общемъ это привлекательный, обращающій на себя вниманіе и довольно много обѣщающій новичокъ, которому дѣловые люди могли бы предсказать довольно благопріятныя перспективы.
   
   Молодая дѣвушка, отдавая ему стаканъ, Спасибо.
   Несмотря на смуглый цвѣтъ кожи, у нея не слышно ни малѣйшаго иностраннаго акцента.
   Дантистъ ставитъ стаканъ на столикъ съ инструментами. Это былъ мой первый зубъ.
   Молодая дѣвушка испуганно. Вашъ первый! Вы хотите сказать, что съ меня вы начали свою практику?
   Дантистъ. Каждому зубному врачу приходится начинать съ кого-нибудь.
   Молодая дѣвушка. Да, съ кого-нибудь въ больницѣ, но не съ людей, которые платятъ.
   Зубной врачъ, смѣясь. О, больница въ счетъ не идетъ! Я хотѣлъ только сказать -- первый зубъ въ моей частной практикѣ. Почему вы не хотѣли, чтобы я выдернулъ вамъ зубъ подъ веселящимъ газомъ?
   Молодая дѣвушка. Потому что вы сказали, что это будетъ стоить еще пять шиллинговъ.
   Зубной врачъ, шокированный. Не говорите этого. У меня при вашихъ словахъ такое чувство, какъ будто я причинилъ вамъ боль изъ-за пяти шиллинговъ.
   Молодая дѣвушка съ холодною дерзостью. Вѣдь это же такъ и есть. Встаетъ. Иначе вамъ и нельзя. Такое ужъ ваше занятіе -- причинять людямъ боль. Его забавляетъ такое отношеніе съ ея стороны: онъ тихонько смѣется, начиная чистить и убирать свои инструменты. Она оправляетъ свой костюмъ; съ любопытствомъ оглядываетъ обстановку; подходитъ къ окну, У васъ прекрасный видъ на море изъ этихъ комнатъ! Что, онѣ дорого обходятся?
   Зубной врачъ. Да.
   Молодая дѣвушка. Но вы снимаете не весь домъ, не правда ли?
   Зубной врачъ. Нѣтъ, не весь.
   Молодая дѣвушка откидываетъ и вертитъ на одной ножкѣ стулъ у письменнаго стола, критически оглядывая его. Мебель-то ваша не совсѣмъ послѣдней моды.
   Зубной врачъ. Это хозяйская.
   Молодая дѣвушка. А это прекрасное удобное кресло тоже хозяйское?
   Зубной врачъ. Нѣтъ. Я взялъ его напрокатъ.
   Молодая дѣвушка пренебрежительно. Я такъ и думала. Оглядывается кругомъ, очевидно ища, нельзя ли сдѣлать еще какихъ-нибудь выводовъ. Вы повидимому здѣсь недавно?
   Зубной врачъ. Всего шесть недѣль. Хотите еще что-нибудь спросить?
   Молодая дѣвушка, совершенно не замѣчая скрытой въ этихъ словахъ насмѣшки. У васъ есть семья?
   Зубной врачъ. Я не женатъ.
   Молодая дѣвушка. Разумѣется, нѣтъ. Это по всему видно. Я хотѣла спросить, есть ли у васъ сестры, мать или кто-нибудь еще?
   Зубной врачъ. Не здѣсь.
   Молодая дѣвушка. Гм!.. Если вы здѣсь уже шесть недѣль и я ваша первая паціентка, то практика у васъ не слишкомъ-то большая. Да?
   Зубной врачъ. Да, покамѣстъ. Перечистивъ и уложивъ всѣ инструменты, закрываетъ ящикъ стола.
   Молодая дѣвушка. Ну, желаю вамъ счастья. Вынимаетъ кошелекъ. Вы сказали, пять шиллинговъ?
   Зубной врачъ. Пять шиллинговъ.
   Молодая дѣвушка, вынимая крону, А вы за все берете по пяти шиллинговъ?
   Зубной врачъ. Да.
   Молодая дѣвушка. Почему?
   Зубной врачъ. Такая моя система. Я -- то, что называется пятишиллинговымъ зубнымъ врачомъ.
   Молодая дѣвушка. Это очень хорошо. Ну, вотъ вамъ, подавая крону, хорошенькая, новенькая пятишиллинговая монета! Вашъ первый заработокъ! Просверлите въ ней дырочку вотъ этой штукой, которою вы сверлите зубы, и носите на цѣпочкѣ вмѣсто брелока.
   Зубной врачъ. Спасибо.
   Горничная бъ дверяхъ. Братъ барышни.
   
   Въ комнату быстро входитъ миніатюрный красивый мужчина, очевидно близнецъ молодой дѣвушки. На немъ кашемировый костюмъ цвѣта терракота, элегантно сшитый сюртукъ на коричневой шелковой подкладкѣ; въ рукахъ у него высокая коричневая шляпа и кожаныя спортсменскія перчатки. У него такая же какъ и у сестры тонкая смуглая кожа и такая же крохотная фигурка; но мускулы у него упругіе и сильные, движенія рѣшительныя, голосъ неожиданно басистый и рѣзкій, манеры безукоризненныя и индивидуальность настолько опредѣлившаяся, что въ этомъ ему могъ бы позавидовать и человѣкъ вдвое старше его. Пунктъ его чести -- сохранять всегда любезность и самообладаніе; и хотя, если разобраться, въ этомъ проявляется -- правда, на современнѣйшій ладъ -- только ребяческое самомнѣніе, однако на старшихъ это производитъ поразительный эффектъ который показался бы невыносимымъ, будь это менѣе располагающій къ себѣ юноша. Онъ быстръ и находчивъ, и вопросъ у него на устахъ чуть только онъ вошелъ въ комнату.
   
   Молодой человѣкъ. Что, я не опоздалъ?
   Молодая дѣвушка. О, все уже кончено!
   Молодой человѣкъ. Ты кричала?
   Молодая дѣвушка. Ужасно. Господинъ Валентинъ,-- это мой братъ Филиппъ. Филь,-- это господинъ Валентинъ, нашъ новый зубной врачъ, Валентинъ и Филиппъ раскланиваются. Она продолжаетъ, не переводя дыханія. Онъ здѣсь всего шесть недѣль; и онъ баккалавръ наукъ. Этотъ домъ не его; и мебель тоже хозяйская; а приспособленія для зубоврачебнаго кабинета взяты напрокатъ. Мой зубъ онъ выдернулъ артистически, единымъ махомъ; и мы съ нимъ большіе друзья.
   Филиппъ. Ты его засыпала массой вопросовъ?
   Молодая дѣвушка съ такимъ видомъ, какъ будто она на такія вещи неспособна. Ахъ, нѣтъ!
   Филиппъ. Радъ слышать. Валентину. Это такъ мило съ вашей стороны, что вы не сердитесь на насъ. Дѣло въ томъ, что до сихъ поръ мы еще не бывали въ Англіи; а мама говоритъ, что здѣшніе люди просто не въ состояніи будутъ выносить насъ. Приходите къ намъ завтракать. Валентинъ въ замѣшательствѣ по поводу той порывистой быстроты, съ которою подвигается впередъ ихъ знакомство, переводитъ дыханіе; но отвѣтить ему не удается, потому что близнецы говорить все время быстро и непрерывно.
   Молодая дѣвушка. Ахъ, пожалуйста, господинъ Валентинъ!
   Филиппъ. Въ Морской отель -- въ половинѣ второго.
   Молодая дѣвушка. Тогда мы объявимъ мамѣ, что одинъ респектабельный англичанинъ обѣщалъ притти завтракать съ нами.
   Филиппъ. Ни слова больше, господинъ Валентинъ! Вы придете.
   Валентинъ. Ни слова больше! Но вѣдь я еще ни слова и не говорилъ. Позвольте спросить, съ кѣмъ я имѣю удовольствіе бесѣдовать? Не могу же я въ самомъ дѣлѣ итти въ Морской отель завтракать съ двумя какими-то незнакомыми чужестранцами.
   Молодая дѣвушка задорно. О-о-о! Скажите пожалуйста! Это при одномъ-то паціентѣ за шесть недѣль! И вѣдь вздоръ какой! Ну, развѣ вамъ не все равно?
   Филиппъ здравомысленно. Нѣтъ, Долли: мое знаніе человѣческой природы подсказываетъ мнѣ, что онъ правъ. Позвольте мнѣ представить вамъ миссъ Доротею Кландонъ, или, какъ мы ее зовемъ попросту, Долли. Валентинъ кланяется. Она киваетъ ему головой. А я Филиппъ Кландонъ. Мы съ острова Мадейры. Но изъ вполнѣ порядочнаго общества.
   Валентинъ. Кландонъ! Вы не родственники ли...
   Долли, неожиданно восклицая съ отчаяніемъ. Да, да, родственники!
   Валентинъ изумленный. Простите!..
   Долли. Родственники, родственники. Все пропало, Филь. Они ту*гъ въ Англіи уже все знаютъ о насъ. Валентину. Ахъ вы не знаете, какъ это непріятно быть въ родствѣ съ какой-нибудь знаменитостью! Никогда съ тобой ради тебя самой никто не считается. Прямо до сумасшествія можно дойти.
   Валентинъ. Извините пожалуйста. Тотъ господинъ, о которомъ я думалъ, совсѣмъ не знаменитость.
   Долли съ изумленіемъ глядитъ на него. Господинъ! Филиппъ также удивленъ.
   Валентинъ. Ну, да, господинъ. Я собирался спросить, не дочь ли вы случайно господина Денсмора Кландона изъ Ньюбери-Голля.
   Долли разсѣянно. Нѣтъ.
   Филиппъ. Стой, Долли! Откуда ты знаешь, что нѣтъ?
   Долли, повеселѣвъ. Ахъ, я и забыла! Разумѣется. Можетъ быть, и да.
   Валентинъ. Какъ? Неужели вы не знаете?
   Филиппъ. Совсѣмъ не знаемъ.
   Долли. Есть такое мудрое...
   Филиппъ, прерывая ее. III-ш-ш!.. Валентинъ нервно вздрагиваетъ, потому что звукъ, произведенный Филиппомъ, хотя и моментальный, но напоминаетъ звукъ разорванной съ быстротою молніи на днѣ части шелковой матеріи. Выработался онъ у Филиппа благодаря долгой практикѣ, такъ какъ ему часто приходилось останавливать нескромности на устахъ Долли. Дѣло въ томъ, господинъ Валентинъ, Ѣто мы дѣти знаменитой госпожи Ланфрей Кландонъ, писательницы съ большимъ именемъ -- на островѣ Мадейрѣ. Тамъ ни одной семьи вы не найдете, гдѣ бы не читались ея произведенія. Отъ нихъ-то мы и сбѣжали сюда въ Англію. Общее ихъ заглавіе: "Трактаты о двадцатомъ вѣкѣ". У нея есть...
   Долли. Кухня двадцатаго вѣка.
   Филиппъ. Вѣрованія двадцатаго вѣка.
   Долли. Одежда двадцатаго вѣка.
   Филиппъ. Взаимныя отношенія людей двадцатаго вѣка.
   Долли. Дѣти двадцатаго вѣка.
   Филиппъ. Родители двадцатаго вѣка.
   Долли. Безъ переплета по полъ-доллара.
   Филиппъ. А въ прочномъ коленкоровомъ переплетѣ для семейнаго чтенія по два доллара. Ни одной семьѣ нельзя обойтись безъ этихъ книгъ. Прочтите ихъ, господинъ Валентинъ. Онѣ усовершенствуютъ вашъ разумъ.
   Долли. Только, пожалуйста, не при насъ.
   Филиппъ. Совершенно вѣрно. Мы предпочитаемъ людей съ неусовершенствованнымъ разумомъ. Наши собственные умы пребываютъ именно въ такомъ свѣжемъ и неиспорченномъ состояніи.
   Валентинъ съ выраженіемъ сомнѣнія. Гм!..
   Долли, повторяя испытующе. Гм?.. Филь, онъ предпочитаетъ людей съ усовершенствованнымъ разумомъ.
   Филиппъ. Въ такомъ случаѣ мы представимъ его другому члену нашей семьи: женщинѣ двадцатаго вѣка -- нашей сестрѣ Глоріи.
   Долли тономъ дифирамба. Это шедевръ природы!
   Филиппъ. Дочь науки!
   Долли. Гордость Мадейры!
   Филиппъ. Классическая красавица!
   Долли, внезапно возвращаясь къ прозѣ. Вздоръ! Стройности не хватаетъ.
   Валентинъ въ отчаяніи. Можно мнѣ попросить слова?
   Филиппъ вѣжливо. Извините насъ. Говорите.
   Долли съ милою деликатностью. Простите пожалуйста.
   Валентинъ, пытаясь взять отцовскій тонъ. Знаете ли, я долженъ дать вамъ совѣтъ, молодые люди.
   Долли, снова вспыхивая. Скажите пожалуйста -- это мнѣ нравится. Сколько вамъ лѣтъ?
   Филиппъ. За тридцать.
   Долли. Нѣтъ меньше.
   Филиппъ увѣренно. Больше.
   Долли запальчиво. Двадцать семь.
   Филиппъ невозмутимо. Тридцать три.
   Долли. Вздоръ!
   Филиппъ Валентину. Я апеллирую къ вамъ, господинъ Валентинъ.
   Валентинъ, протестуя. Ну, знаете ли... Смиряясь. Тридцать одинъ.
   Филиппъ къ Долли. А что! Ты не права.
   Долли. И ты также.
   Филиппъ, спохватившись. Мы забываемъ наши манеры, Долли.
   Долли съ раскаяніемъ. Да, да.
   Филиппъ, извиняясь. Мы васъ перебили, господинъ Валентинъ.
   Долли. Вы собирались усовершенствовать нашъ разумъ.
   Валентинъ. Дѣло въ томъ, что ваша...
   Филиппъ, перебивая. Наша внѣшность?
   Долли. Наши манеры?
   Валентинъ, обращаясь къ ихъ милосердію, Да дайте же мнѣ говорить.
   Долли. Старая исторія. Мы болтаемъ черезчуръ много.
   Филиппъ. Правда, правда. Ну, теперь цыцъ! Садится на ручку оперативнаго кресла.
   Долли. М-м-м! Садится на стулъ у письменнаго стола и закрываетъ губы кончиками пальцевъ.
   Валентинъ. Спасибо. Беретъ у столика въ углу табуретъ, ставитъ его между ними и садится съ видомъ судьи. Они внимаютъ съ величайшей серьезностью его словамъ. Онъ обращается сначала къ Долли. Для начала позвольте васъ спросить, случалось ли вамъ до этого бывать въ мѣстахъ, куда съѣзжается фешенебельная англійская публика на морскія купанья? Она медленно и торжественно качаетъ отрицательно головой. Онъ поворачивается къ Филиппу, который также безмолвно отрицаетъ это, но только качаетъ при этомъ головой быстро и выразительно. Я такъ и думалъ. Ну, господинъ Кландонъ, наше знакомство было непродолжительное, но довольно говорливое, и я наслушался довольно, чтобы убѣдиться, что никто изъ васъ не имѣетъ представленія о томъ, что такое жизнь въ такихъ мѣстахъ. Повѣрьте, дѣло тутъ не въ манерахъ и не во внѣшности. Въ этомъ отношеніи мы пользуемся здѣсь такою свободой, которая даже неизвѣстна на островѣ Мадейрѣ. Долли энергично мотаетъ головой. О, да, увѣряю васъ! Сестра лорда де-Крешчи катается на велосипедѣ въ шароварахъ; а жена ректора сторонница реформированной одежды и носитъ гигіеническія ботинки. Долли тайкомъ быстро взглядываетъ на свои ноги; Валентинъ замѣчаетъ это и быстро прибавляетъ. Ахъ, нѣтъ, я имѣлъ въ виду не такія ботинки! Нога Долли исчезаетъ подъ платьемъ. Мы, въ Англіи, не слишкомъ-то заботимся объ одеждѣ и о манерахъ, потому что вся наша нація вообще одѣвается безвкусно и манеръ у насъ нѣтъ никакихъ. Но... вы извините меня за откровенность? Они киваютъ утвердительно. Спасибо. Ну, такъ если вы желаете, чтобы кто-нибудь знался съ вами въ такихъ мѣстахъ, нужно прежде всего имѣть одну вещь: нужно имѣть отца, живого ли или мертваго, это все равно. Выразительно смотритъ поочереди то на одного, то на другого. Они встрѣчаютъ этотъ взглядъ съ видомъ мучениковъ. Слѣдуетъ ли мнѣ заключить, что у васъ не хватаетъ этой необходимой части вашего соціальнаго снаряженія? Они меланхолически киваютъ въ подтвержденіе его словъ. Въ такомъ случаѣ мнѣ очень жаль, но долженъ сказать вамъ, что если вы собираетесь остаться здѣсь на болѣе продолжительное время, то мнѣ невозможно будетъ принять ваше любезное приглашеніе притти къ вамъ на завтракъ. Встаетъ, всѣмъ видомъ говоря, что разговоры съ ними всѣ кончены, и ставитъ табуретъ на мѣсто.
   Филиппъ встаетъ, серьезно, вѣжливо. Пойдемъ, Долли. Предлагаетъ ей руку.
   Долли. Прощайте, Съ достоинствомъ идутъ къ двери.
   Валентинъ, почувствовавъ угрызенія совѣсти. Постойте, постойте! Они останавливаются и поворачиваются, рука въ руку. Я чувствую себя форменнымъ извергомъ! Бестіей!
   Долли. Это дѣло вашей совѣсти, а не нашей.
   Валентинъ энергично, отказываясь отъ всякихъ претензій разыгрывать роль респектабельнаго дантиста. Моей совѣсти! Моя совѣсть разорила меня. Послушайте. Два раза уже я начиналъ свою карьеру респектабельнымъ врачомъ въ разныхъ концахъ Англіи. Въ обоихъ случаяхъ дѣйствовалъ по совѣсти и говорилъ своимъ паціентамъ голую правду вмѣсто того, что они желали бы слышать. И въ результатѣ было разореніе. И вотъ я устроился теперь зубнымъ врачомъ, пятишиллинговымъ врачомъ. Я съ совѣстью рѣшилъ покончить разъ Навсегда. Это мой послѣдній шансъ. Я затратилъ свой послѣдній золотой на переѣздъ; и до сихъ поръ еще не заплатилъ за квартиру. Ѣмъ и пью я въ кредитъ; хозяинъ мой богатъ какъ еврей и твердъ какъ кремень; а я за шесть недѣль заработалъ всего пять шиллинговъ. Если я хоть на волосокъ уклонюсь съ прямого пути строжайшей респектабельности, я пропалъ. Посудите сами, справедливо ли при такихъ обстоятельствахъ требовать съ меня, чтобы я пошелъ завтракать съ вами, когда вы не знаете, кто былъ вашъ отецъ?
   Долли. Ну, все-таки, нашъ дѣдушка каноникъ Линкольнскаго собора.
   Валентинъ, точно затерянный въ океанѣ морякъ, который видитъ парусъ на горизонтѣ. Что! У васъ есть дѣдушка?
   Долли. Только одинъ.
   Валентинъ. Милые, дорогіе юные друзья мои, почему же ради всего святого не сказали вы мнѣ этого съ самаго начала? Каноникъ въ Линкольнѣ! Въ такомъ случаѣ все дѣло въ шляпѣ. Разумѣется. Извините меня на минуточку, Я только переодѣнусь. Однимъ прыжкомъ достигаетъ двери и исчезаетъ. Долли и Филиппъ смотрятъ ему вслѣдъ и затѣмъ другъ на друга. Съ его уходомъ они какъ-то сразу увядаютъ и становятся банальны.
   Филиппъ, освобождая руку отъ Долли и подходя въ очень дурномъ настроеніи къ оперативному креслу. Этотъ несчастный обанкротившійся авантюристъ полагаетъ, что оказываетъ намъ честь, согласившись пойти завтракать съ нами, хотя навѣрное у насъ онъ наѣстся какъ слѣдуетъ въ первый разъ за нѣсколько мѣсяцевъ. Наноситъ кулакомъ ударъ креслу, какъ будто это и есть Валентинъ.
   Долли. Это безобразіе. Я не хочу больше выносить этого, Филь. Здѣсь въ Англіи каждый первымъ долгомъ спрашиваетъ, кто твой отецъ.
   Филиппъ. Я тоже не хочу выносить этого. Мама должна сказать намъ, что онъ былъ за человѣкъ.
   Долли. Или кто онъ такой. Можетъ быть, онъ еще живъ?
   Филиппъ. Надѣюсь, что нѣтъ. Я не желалъ бы, чтобы кто-нибудь выступалъ передо мною съ отцовскимъ авторитетомъ.
   Долли. А вдругъ у него масса денегъ.
   Филиппъ. Сомнѣваюсь. Мое знаніе человѣческой природы подсказываетъ мнѣ, что если бы у него было масса денегъ, то онъ бы не отдѣлался такъ легко отъ своей нѣжно-любящей семьи. Во всякомъ случаѣ будемъ надѣяться на лучшее и предположимъ, что онъ умеръ. Подходитъ къ камину и становится, потягиваясь, спиною къ огню. Входитъ горничная. Близнецы при постороннемъ человѣкѣ моментально снова начинаютъ сіять прежнимъ блескомъ.
   Горничная. Къ вамъ, барышня, какія-то двѣ дамы. По виду какъ будто ваша мать и сестра.
   Входятъ госпожа Кландонъ и Глорія. Госпожа Кландонъ -- женщина лѣтъ сорока, пятидесяти, съ легкой наклонностью къ полнотѣ и пріятной неподвижности и съ остатками красоты, довольно сохранившейся, очевидно, благодаря тому, что по доброму старомодному обычаю послѣ выхода замужъ она забросила всякія заботы о своей наружности и ее почти можно заподозрить въ томъ, что дома она носитъ чепчикъ. Держится она хорошо, но нѣсколько искусственно, какъ учили когда-то женщинъ учителя танцевъ, когда они еще не были заражены современнымъ артистическимъ культомъ красоты и здоровья. Ея бѣлокурые, орѣховаго цвѣта съ пробивающимися серебряными нитями волосы завиты, раздѣлены проборомъ посерединѣ, на концахъ заплетены въ косы и сложены узломъ. Наблюдательные люди извѣстнаго возраста могли бы по этой прическѣ заключить, что госпожа Кландонъ обладала въ свои дѣвичьи годы достаточно сильной индивидуальностью и хорошимъ вкусомъ, чтобы рѣшительно возстать противъ теперь уже забытыхъ шиньоновъ. Словомъ, старомодность ея сказывается и въ ея одеждѣ и въ ея манерахъ. Но она принадлежитъ къ передовымъ людямъ своего поколѣнія (именно поколѣнія 1860--1880) по своему уму и настойчивому характеру. Вообще это женщина съ преобладаніемъ умственныхъ интересовъ надъ личными привязанностями. Въ голосѣ и манерахъ ея чувствуется ласковость и гуманность; и она сознательно даже вызываетъ иногда и идетъ навстрѣчу тѣмъ проявленіямъ нѣжности, которыми дѣти свидѣтельствуютъ ей свое почтеніе; но втайнѣ проявленіе личнаго чувства приводитъ ее въ замѣшательство; ея страсть болѣе гуманитарнаго, чѣмъ гуманнаго характера; сильныя чувства возбуждаются въ ней соціальными вопросами и принципами, а не людьми. Къ Глоріи и Филиппу она относится почти такъ, какъ если бы это были не ея дѣти, И только въ отношеніяхъ ея къ Долли можно замѣтить, что здѣсь нарушена и ея разсудительность и сильная личная обособленность. Правда, почти каждое слово, съ которымъ она обращается къ своей младшей дочери, неизбѣжно облечено въ форму выговора за какія-нибудь нарушенія приличій; но нѣжность ея голоса при этомъ не допускаетъ толкованій въ другую сторону; поэтому и немудрено, что Долли безнадежно избалована голами такихъ выговоровъ и внушеній.
   Глорія, которой врядъ ли больше двадцати лѣтъ, особа погрознѣе своей матери. Это воплощеніе заносчивой гордости, прорывающейся съ нетерпѣливостью пылкаго властнаго характера, сдерживаемаго только благодаря сознанію молодой неопытности и постоянной боязни насмѣшекъ со стороны болѣе находчивыхъ младшихъ членовъ семьи. Въ противоположность своей матери она сама страстность; и конфликтъ этой страстности съ упрямою гордостью въ связи съ ея сильною разборчивостью порождаетъ леденящую холодность ея манеръ. Въ безобразной женщинѣ все это дѣйствовало бы отталкивающимъ образомъ; но Глорія -- женщина привлекательная. Густые каштановые волосы, оливково-смуглая кожа, длинныя рѣсницы, окаймляющія ея сѣрые, порою сіяющіе какъ звѣзды глаза, нѣжно очерченныя полныя губы и крѣпкая, гибкая, но немного черезчуръ мускулистая фигура, вообще вся наружность откровенно бьетъ на чувства, будитъ воображеніе. Можно было бы сказать, очень опасная дѣвица, если бы на прекрасномъ благородномъ лбу ея не было отпечатка и нравственныхъ страданій. Ея шитый у портного костюмъ шафранно-коричневаго цвѣта нисколько не бросается въ глаза, если глядѣть на него сзади; но спереди изъ-подъ него такъ экстравагантно выглядываетъ въ видѣ жилета шелковая блузка цвѣта зеленой морской воды, что и она такъ же, какъ и близнецы, сразу выдѣляется изо всей фешенебельной публики курорта.
   Госпожа Кландонъ дѣлаетъ нѣсколько шаговъ и оглядывается, чтобы посмотрѣть, кто въ комнатѣ. Глорія, стараясь не доказать близнецамъ, что она интересуется узнать, что съ ними, -- а то еще возмечтаютъ о себѣ!-- проходитъ къ окну и погружается въ созерцаніе, далеко уносясь своими мыслями.
   Горничная, закрывъ дверь, остается ждать въ комнатѣ.
   Госпожа Кландонъ. Ну что, дѣти? Какъ твоя зубная боль, Долли?
   Долли. Слава Богу, теперь уже ничего не болитъ. Я выдернула зубъ. Садится на подножку оперативнаго кресла. Госпожа Кландонъ занимаетъ мѣсто у письменнаго стола.
   Филиппъ, стоя у камина, вмѣшивается въ разговоръ, возвѣщая съ важностью. А зубной врачъ, первоклассный представитель своей профессіи, будетъ сегодня у насъ къ завтраку.
   Госпожа Кландонъ, выразительно оглядываясь на горничную. Филь!
   Горничная. Извините пожалуйста, барыня. Я жду барина. У меня къ нимъ порученіе.
   Долли. Отъ кого?
   Госпожа Кландонъ шокированная. Долли! Долли зажимаетъ кончиками пальцевъ свои губы, подавляя при этомъ легкій взрывъ смѣха.
   Горничная. Ахъ, это всего лишь отъ хозяина, барыня!
   Валентинъ въ синемъ костюмѣ, съ соломенной шляпой въ рукѣ возвращается, очень радостно настроенный и немного запыхавшись оттого, что очень спѣшилъ. Глорія поворачивается отъ окна и изучаетъ его съ ледянымъ вниманіемъ..
   Филиппъ. Позвольте васъ познакомить, господинъ Валентинъ. Это моя мать, госпожа Ланфрей Кландонъ. Госпожа Кландонъ кланяется. Валентинъ кланяется непринужденно и вполнѣ на высотѣ положенія. Моя сестра Глорія. Глорія кланяется съ холоднымъ достоинствомъ и садится на софу. Валентинъ влюбляется съ перваго же взгляда и конфузится самымъ жалкимъ образомъ: нервно мнетъ пальцами поля своей шляпы и отвѣшиваетъ низкій почтительнѣйшій поклонъ.
   Госпожа Кландонъ. Дѣти сказали, что мы будемъ имѣть удовольствіе видѣть васъ сегодня у насъ за завтракомъ, господинъ Валентинъ?
   Валентинъ. Спасибо... э-э... если вы ничего не имѣете противъ -- то-есть я хочу сказать, если вы будете такъ любезны, Горничной, раздраженно. Въ чемъ дѣло?
   Горничная. Хозяинъ просилъ передать вамъ, баринъ, что желалъ бы поговорить съ вами, прежде чѣмъ вы уйдете.
   Валентинъ. Ахъ, скажите ему, что у меня тутъ четыре паціента, Кландоны переглядываются въ изумленіи за исключеніемъ Филиппа, который сохраняетъ свою невозмутимость. Если онъ не захочетъ подождать нѣсколько минутъ, то я... я урвусь на минутку и сбѣгаю поговорить съ нимъ. Конфиденціально, полагаясь на ея сообразительность. Скажите, что Я занятъ, но хочу его видѣть.
   Горничная тономъ, говорящимъ, что на нее можно положиться. Хорошо, баринъ. Уходитъ.
   Госпожа Кландонъ, собираясь встать. Боюсь, мы задерживаемъ васъ.
   Валентинъ. Ни капли, совсѣмъ нѣтъ. Наоборотъ. Ваше присутствіе въ нѣкоторомъ смыслѣ выручаетъ меня изъ бѣды. Дѣло въ томъ, что я не платилъ за квартиру за шесть недѣль; и до сегодняшняго дня у меня не было паціентовъ. Мое свиданіе съ хозяиномъ будетъ значительно смягчено благодаря видимому процвѣтанію моей практики.
   Долли съ досадою. Ахъ, ну зачѣмъ вы выболтали все это! Мы тутъ только что расписали васъ какъ выдающагося зубного врача перваго ранга, вполнѣ респектабельнаго и съ положеніемъ въ обществѣ.
   Госпожа Кландонъ съ ужасомъ. О, Долли, Долли! Милая, ну развѣ можно быть такою грубою? Валентину. Вы извините, пожалуйста, господинъ Валентинъ. Мои дѣти такіе варвары.
   Валентинъ. О, ничего, ничего! Я ужъ къ нимъ привыкъ. Ничего, если я васъ попрошу подождать тутъ минутъ пять? я только спущусь внизъ поговорить съ хозяиномъ.
   Долли. Только недолго. А то мы голодны.
   Госпожа Кландонъ, снова останавливая ее. Долли!
   Валентинъ къ Долли. Ничего, ничего. Госпожѣ Кландонъ. Благодарю. Я не задержусь! Уже поворачиваясь, чтобы уйти, украдкою бросаетъ взглядъ на Глорію. Она серьезно смотритъ на него. Онъ снова смущается. Э-Э... да... благодарю васъ. Ему удается наконецъ кое-какъ выбраться изъ комнаты; но видъ у него при этомъ очень жалкій.
   Филиппъ. замѣтили? Указывая на Глорію. По уши! Съ перваго взгляда! Глорія! Можешь прибавить его скальпъ къ своей коллекціи.
   Госпожа Кландонъ. III-ш!.. Филиппъ, пожалуйста! Онъ можетъ быть слышалъ твои слова.
   Филиппъ. О, нѣтъ! Собираясь съ духомъ. А теперь слушай, мама! Беретъ табуретъ у столика и садится на него величественно посреди комнаты, копируя недавнюю позу Валентина. Долли, чувствуя, что ея мѣсто на ступенькѣ оперативнаго кресла не соотвѣтствуетъ достоинству предмета, встаетъ съ важнымъ и рѣшительнымъ видомъ; подходитъ къ окну и становится, опираясь заложенными за спину руками на письменный столъ. Госпожа Кландонъ смотритъ на нихъ, недоумѣвая, въ чемъ дѣло. Глорія становится внимательною. Филиппъ выпрямляется, кладетъ руки симметрично на колѣни и начинаетъ. Мы съ Долли только что довольно долго обсуждали этотъ вопросъ; и я думаю, судя по моему знанію человѣческой природы... мы думаемъ говорить очень отчетливо, отчеканивая каждое слово, что ты недостаточно оцѣниваешь тотъ фактъ...
   Долли, прыжкомъ усаживаясь на край стола...что мы уже выросли.
   Госпожа Кландонъ. Въ самомъ дѣлѣ? Развѣ я чѣмъ-нибудь дала вамъ поводъ жаловаться?
   Филиппъ. Да, есть нѣкоторыя вещи, относительно которыхъ мы начинаемъ чувствовать, что тебѣ слѣдовало бы оказать намъ немного больше довѣрія.
   Госпожа Кландонъ встаетъ. Все ея мягкое спокойствіе внезапно исчезаетъ, она охвачена сильнымъ возбужденіемъ и выступаетъ съ достоинствомъ, но и съ упорствомъ, безъ грубости, но непреклонно -- въ ней просыпается старый борецъ за права женщинъ. Филиппъ, берегись! Вспомни, чему я всегда учила васъ. Есть два рода семейной жизни, Филь; и твое знаніе человѣческой природы въ этомъ отношеніи простирается только на одинъ родъ ея. Риторически. Извѣстный тебѣ родъ семейной жизни основанъ на взаимномъ уваженіи, на признаніи за каждымъ членомъ семьи права на независимость; каждый членъ такой семьи имѣетъ право быть огражденнымъ отъ ывмѣшательства -- она выразительно подчеркиваетъ эти слова -- другихъ членовъ семьи въ его личныя дѣла, пользуется правомъ имѣть свои личные секреты, свои личныя тайны, И такъ какъ вы всегда пользовались этимъ правомъ, то оно вамъ кажется до такой степени естественнымъ, само-собою разумѣющимся, что вы не цѣните его. Но -- съ ѣдкою язвительностью -- есть и другой сортъ семейной жизни: жизни, когда мужья распечатываютъ письма своихъ женъ и требуютъ отчета въ каждомъ израсходованномъ грошѣ и въ каждомъ проведенномъ гдѣ-либо моментѣ времени; жизни, при которой женщины поступаютъ точно такъ же по отношенію къ дѣтямъ; жизни, при которой нельзя затвориться у себя въ комнатѣ, жизни, когда ни одинъ часъ не принадлежитъ тебѣ и когда долгъ, послушаніе, привязанность, нравственность и религія превращаются въ отвратительную тиранію и вся жизнь является пошлою цѣпью наказаній и лжи, принужденія и возмущенія, ревности и взаимныхъ обвиненій, дрязгъ... О, я не могу описать вамъ такой жизни: счастье ваше, великое счастье, что вы совсѣмъ не испытали ее! Садится, задыхаясь отъ волненія. Глорія слушала ее со сверкающими глазами, раздѣляя все ея негодованіе.
   Долли, не поддаваясь на удочку краснорѣчія. Смотри трактатъ "Родители двадцатаго вѣка", глава "О свободѣ", въ разныхъ мѣстахъ.
   Госпожа Кландонъ нѣжно касается ея плеча, радуясь даже насмѣшкѣ съ ея стороны. Милая Долли, если бы ты только знала, какъ я рада, что для тебя все это только предметъ шутки, хотя для меня это страшно серьезная вещь. Болѣе рѣшительно обращаясь къ Филиппу. Филь, я никогда не спрашиваю тебя о твоихъ личныхъ дѣлахъ. И ты тоже, не правда ли, не собираешься ставить мнѣ вопросовъ? Да?
   Филиппъ. Я думаю, мы обязаны передъ собою сказать тебѣ, что вопросъ, который мы собираемся задать тебѣ, касается насъ въ такой же степени какъ и тебя.
   Долли. Впрочемъ, это ни къ чему и не ведетъ, если человѣкъ закупоритъ въ себѣ массу секретовъ. Ты попробовала сдѣлать это, мама. Ну, и что же вышло? Всѣ эти вопросы теперь и всплыли во мнѣ.
   Госпожа Кландонъ. Я вижу, вы все-таки хотите задать свой вопросъ. Ну что жъ, задавайте.
   Долли и Филлипъ начинаютъ одновременно. Кто... Останавливаются.
   Филиппъ. Такъ нельзя, Долли. Кто изъ насъ выступаетъ отъ имени всѣхъ, ты или я?
   Долли. Ты.
   Филиппъ. Ну, такъ попридержи-ка свой язычокъ. Долли исполняетъ это буквально. Вопросъ простой. Когда этотъ искатель слоновой кости...
   Госпожа Кландонъ, останавливая его. Филь!
   Филиппъ. Зубной врачъ, дантистъ -- звучитъ безобразно. Искатель кости и золота спросилъ насъ, не дѣти ли мы господина Депсмора Кландона изъ Ньюбери-Голля. Слѣдуя правиламъ твоего трактата о поведеніи въ двадцатомъ вѣкѣ и постояннымъ твоимъ личнымъ увѣщаніямъ какъ можно болѣе сокращать количество произносимой нами ненужной лжи, мы откровенно отвѣтили, что сами не знаемъ.
   Долли. Мы вѣдь и въ самомъ дѣлѣ не знаемъ этого.
   Филиппъ. III-ш!.. Въ результатѣ получились серьезныя затрудненія для архитектора временныхъ и постоянныхъ пломбъ принять наше приглашеніе къ завтраку, хотя я сильно сомнѣваюсь, ѣлъ ли онъ за послѣднія двѣ недѣли что-нибудь кромѣ чая и хлѣба съ масломъ. Ну, мое знаніе человѣческой природы заставляетъ меня вѣрить, что отецъ у насъ былъ и что ты, вѣроятно, знаешь, кто онъ такой.
   Госпожа Кландонъ, снова охваченная возбужденіемъ. Остановись, Филиппъ. Вашъ отецъ и для меня и для васъ ничто. Съ силою. И довольно объ этомъ. Близнецы молчать, но не удовлетворены. Ихъ лица вытягиваются. Но тутъ внезапно вмѣшивается Глорія, все время внимательно слѣдившая за препирательствомъ.
   Глорія, приближаясь. Мама! Мы имѣемъ право знать это.
   Госпожа Кландонъ, вставая и глядя ей въ лицо. Глорія! "Мы"! Кто это "мы"?
   Глорія твердо. Мы трое. Въ тонѣ ея ошибиться нельзя: въ немъ слышно, что она въ первый разъ рѣшается противопоставить свою силу силѣ матери. Близнецы моментально переходятъ на сторону врага.
   Госпожа Кландонъ, уязвленная. Въ твоихъ устахъ "мы" обыкновенно обозначало меня съ тобою, Глорія.
   Филиппъ, поднимаясь рѣшительно и ставя на мѣсто табуретку. Мы дѣлаемъ тебѣ больно. Довольно объ этомъ. Мы не думали, что тебѣ это непріятно. Я не желаю знать.
   Долли, вставая со стола. Разумѣется. Я тоже. О, мама, не гляди ты такъ! Враждебно смотритъ на Глорію.
   Глорія неумолимо. Мы имѣемъ право знать это, мама.
   Госпожа Кландонъ съ негодованіемъ. А! Ты настаиваешь?
   Глорія. Ты хочешь сказать, что мы никогда этого не узнаемъ?
   Долли. Глорія, перестань. Это варварство.
   Глорія съ спокойнымъ презрѣніемъ. Къ чему быть слабой? Ты слышала, мама, что было здѣсь у Долли и Филя съ этимъ господиномъ. То же самое недавно пришлось пережить и мнѣ.
   Госпожа Кладонъ { всѣ Что ты хочешь сказать?
   Долли } вмѣ- разскажи намъ!
   Филиппъ } стѣ Что случилось съ тобою?
   Глорія. О, ничего важнаго! Отворачивается отъ нихъ и идетъ къ креслу у камина, гдѣ и садится почти спиною къ нимъ. Когда они всѣ все-таки ждутъ, что она скажетъ, она прибавляетъ черезъ плечо съ дѣланнымъ раздраженіемъ. На пароходѣ старшій офицеръ сдѣлалъ мнѣ честь, предложивъ мнѣ руку и сердце.
   До лли. Не тебѣ, а мнѣ.
   Госпожа Кландонъ. Старшій офицеръ! Ты это серьезно, Глорія? Что же ты ему отвѣтила? Спохватившись. Виновата. Я не имѣю права спрашивать объ этомъ.
   Глорія. Отвѣтъ былъ довольно ясный. Женщина, не знающая, кто ея отецъ, не можетъ принять такого предложенія.
   Госпожа Кландонъ. А ты и дѣйствительно не хотѣла принять его?
   Глорія, немного поворачиваясь и повышая голосъ. Нѣтъ. Но предположимъ, я бы хотѣла.
   Филиппъ. А ты также нашла въ этомъ затрудненіе, Долли?
   Долли. Кто? Я? Нѣтъ. Я приняла его предложеніе.
   Глорія } вскрикива- Ты приняла!
   Госпожа Кландонъ } ютъ всѣ од- Долли!
   Филиппъ } новременно. Вотъ, жъ штука!
   Долли наивно. Онъ выглядѣлъ такимъ глупенькимъ!
   Госпожа Кландонъ. Но почему же ты это сдѣлала Долли?
   Долли. А просто такъ. Чтобы позабавиться. Ему пришлось потомъ снимать мѣрку съ моего пальца для кольца. Ты и сама на моемъ мѣстѣ навѣрное сдѣлала бы то же самое.
   Госпожа Кландонъ. Нѣтъ, Долли, я бы этого не сдѣлала. А старшій офицеръ и въ самомъ дѣлѣ началъ съ того, что сдѣлалъ мнѣ предложеніе; ну, я ему посовѣтовала обращаться съ такого рода вещами къ женщинамъ помоложе, которыхъ это еще забавляетъ. Оказывается, онъ послѣдовалъ моему совѣту. Встаетъ и идетъ къ камину. Мнѣ очень жаль, Глорія, что ты считаешь меня слабою; но я не могу отвѣтить вамъ на вашъ вопросъ. Вы всѣ еще слишкомъ молоды.
   Филиппъ. Это довольно таки поразительное уклоненіе отъ принциповъ двадцатаго вѣка.
   Долли, цитируя. "Отвѣчайте на всѣ вопросы вашихъ дѣтей и отвѣчайте искренно и откровенно, какъ только они окажутся настолько взрослыми, чтобы поставить ихъ". Смотри трактатъ "Материнство двадцатаго вѣка".
   Филиппъ. Страница первая.
   Долли. Глава первая.
   Филиппъ. Сентенція первая.
   Госпожа Кландонъ. Дорогіе мои! Я не говорю, что вы еще слишкомъ молоды для того, чтобы узнать это. Я сказала, что вы слишкомъ молоды для того, чтобы я оказала вамъ свое довѣріе. Всѣ вы очень умныя дѣти; но я рада за васъ, что вы еще очень неопытны. Но именно вслѣдствіе вашей неопытности я могу встрѣтить въ васъ очень мало сочувствія. Я въ моемъ прошломъ есть вещи, о которыхъ я могу говорить только съ тѣми, кто самъ пережилъ что-нибудь подобное. Надѣюсь, что вы никогда не окажетесь удовлетворяющими этому условію. Но я позабочусь о томъ, чтобы вы узнали то, что вамъ интересно знать. Ну, довольны вы?
   Филиппъ. Еще новая жалоба на насъ, Долли.
   Долли. Въ насъ нѣтъ сочувствія.
   Глорія, наклоняясь впередъ въ своемъ креслѣ, серьезно смотритъ на мать. Мама, я совсѣмъ не хотѣла сказать, что во мнѣ не найдется сочувствія.
   Госпожа Кландонъ. Разумѣется, моя милая. Неужели же ты думаешь, я не понимаю.
   Глорія, вставая. Но, мама...
   Госпожа Кландонъ, немного отступая назадъ. Ну что?
   Глорія упрямо. Вѣдь это же нелѣпость говорить намъ, что нашъ отецъ ничто для насъ.
   Госпожа Кландонъ, задѣтая этими словами, принимая внезапно рѣшеніе. Помнишь ли ты своего отца?
   Глорія задумчиво, какъ будто бы ловя смутное воспоминаніе. Я не увѣрена въ этомъ. Мнѣ кажется, что да.
   Госпожа Кландонъ сердито. Не увѣрена?
   Глорія. Нѣтъ.
   Госпожа Кландонъ съ спокойною силою. Глорія! Если бы я тебя когда-нибудь била... Глорія вздрагиваетъ; Филиппъ и Долли непріятно шокированы; всѣ трое смотрятъ на нее съ возмущеніемъ; она продолжаетъ безжалостно. Била хладнокровно, разсчитанно, съ намѣреніемъ причинить тебѣ боль, била нарочно съ этою цѣлью купленнымъ хлыстомъ! Помнила ли бы ты объ этомъ, какъ ты думаешь? Глорія издаетъ восклицаніе негодующаго отвращенія. Это было бы твое послѣднее воспоминаніе о твоемъ отцѣ, Глорія, если бы я не отняла тебя у него. Я избавила твою жизнь отъ него; избавь же теперь и ты въ свою очередь меня отъ напоминанія о немъ. Глорія съ содроганіемъ на мгновеніе закрываетъ лицо руками. Заслышавъ, что кто-то идетъ, она отворачивается и притворяется, будто занята разглядываніемъ книгъ въ книжномъ шкапу. Госпожа Кландонъ садится на софу. Возвращается Валентинъ.
   Валентинъ. Надѣюсь, я не слишкомъ долго заставилъ насъ ждать. Этотъ мой хозяинъ такой дѣйствительно удивительный типъ.
   Долли съ любопытствомъ. Ахъ, разскажите. Что, на много получили отсрочку?
   Госпожа Кландонъ, недовольная ея манерами. Долли, Долли, Долли, ну развѣ такъ можно? Ты не должна задавать вопросовъ.
   Долли. Съ притворной покорностью. Каюсь. Но вы намъ разскажете, господинъ Валентинъ?
   Валентинъ. Онъ совсѣмъ и не спрашивалъ о квартирной платѣ. Онъ хотѣлъ разгрызть бразильскій орѣхъ и сломалъ себѣ зубъ; онъ просилъ посмотрѣть, нельзя ли чѣмъ помочь ему, а затѣмъ пригласилъ меня къ завтраку.
   Долли. Такъ позовите его сюда и сейчасъ же выдерните ему зубъ. И мы тогда захватимъ и его съ собою и позавтракаемъ всѣ вмѣстѣ. Скажите служанкѣ, чтобы она позвала его. Бросается къ звонку и звонитъ долго и сильно. Затѣмъ съ внезапнымъ сомнѣніемъ обращается къ Валентину, прибавляя. Конечно, онъ человѣкъ порядочнаго общества -- не правда ли?
   Валентинъ. О, онъ очень почтенный человѣкъ! Не такой, какъ я.
   Долли. Слава Богу. Госпожа Кландонъ безпомощно вздыхаетъ, израсходовавъ всѣ свои средства обузданія.
   Валентинъ. Да, слава Богу.
   Долли. Ну, тогда сбѣгайте сами и приведите его.
   Валентинъ, съ сомнѣніемъ взглядывая на госпожу Кландонъ. Осмѣлюсь сказать, онъ очень будетъ польщенъ и обрадованъ... если... э-э?
   Госпожа Кландонъ, вставая и взглядывая на часы. Я буду очень рада видѣть вашего пріятеля у насъ, если вы уговорите его притти къ завтраку; но сейчасъ я должна извиниться, мнѣ некогда ждать, потому что я условилась въ четверть перваго встрѣтиться въ отелѣ съ однимъ старымъ другомъ, съ которымъ я не видалась уже восемнадцать лѣтъ,-- съ самаго моего отъѣзда изъ Англіи. Вы извините?
   Валентинъ. О, конечно, госпожа Кландонъ!
   Глорія. Пойти и мнѣ съ тобою, мама?
   Госпожа Кландонъ. Нѣтъ, милая. Мнѣ нужно побыть съ нимъ наединѣ. Уходить, повидимому еще довольно-таки разстроенная. Валентинъ открываетъ передъ ней двери и слѣдуетъ за нею.
   Филиппъ многозначительно Долли, Гм... гм!..
   Долли многозначительно Филиппу. Ага! Горничная является на звонокъ.
   Долли. Приведите сюда стараго господина.
   Горничная въ недоумѣніи. Кого, барыня?
   Долли. Стараго господина съ больнымъ зубомъ.
   Филиппъ. Хозяина.
   Горничная. Господина Крамптона?
   Филиппъ. А его зовутъ Крамптономъ?
   Долли Филиппу. Звучитъ ревматически, не правда ли?
   Филиппъ. Да, можно пожалуй оговориться и назвать его Чокстономъ.
   Долли черезъ плечо, горничной. Позовите сюда господина Крампстона {Непереводимая игра словъ. Слово "крампстонъ" (crainpstones) -- означаетъ отложенія, вызывающія корчу; "чокстонъ" -- (chalkstones) -- твердыя отложенія при подагрѣ.}.
   Горничная поправляетъ ее. Господина Крамптона, барышня. Уходитъ.
   Долли, повторяя точно урокъ. Крамптонъ, Крамптонъ, Крамптонъ, Крамптонъ, Крамптонъ. Садится съ видомъ ученицы за письменный столъ. Я должна правильно заучить его имя, иначе я могу еще Богъ знаетъ какъ обозвать его.
   Глорія. Филь, могъ бы ты повѣрить такой ужасной вещи насчетъ нашего отца -- вотъ, что сейчасъ разсказала мама?
   Филиппъ. На свѣтѣ масса есть людей такого рода. Старый Шамико, напримѣръ, стегалъ свою жену и дочерей прямо кнутомъ.
   Долли презрительно. Но вѣдь онъ португалецъ.
   Филиппъ. Ну, знаешь ли, голубушка, когда люди -- скоты, то разницы большой не замѣтишь между португальской и англійской ихъ разновидностью. Можешь положиться на мое знаніе человѣческой природы. Снова становится на коврикъ у камина съ видомъ человѣка взрослаго и принимающаго на себя отвѣтственность за свои слова.
   Глорія недовольно и съ раскаяніемъ. Думаю, что больше не слѣдуетъ намъ браться за нашу старую игру, когда мы бывало гадали о томъ, кто бы могъ быть нашимъ отцомъ. Что, Долли, жаль тебѣ твоего отца -- отца съ массою денегъ?
   Долли. Нуисъ твоимъ-то отцомъ тоже не совсѣмъ благополучно: куда дѣвался твой одинокій старикъ съ нѣжнымъ тоскующимъ сердцемъ? Тоже вѣдь, кажется, пропалъ безвозвратно.
   Филиппъ. Не подлежитъ сомнѣнію, что всякія суевѣрія насчетъ отца должны теперь разсѣяться. За дверью слышенъ голосъ Валентина, разговаривающаго съ кѣмъ-то. Однако чу! Онъ идетъ.
   Глорія нервно. Кто?
   Долли. Чокстонсъ.
   Филиппъ. III-ш!.. Смирно. Они принимаютъ самый приличный видъ, Филиппъ прибавляетъ вполголоса, обращаясь къ Глоріи. Если онъ окажется достаточно хорошъ для завтрака, то я кивну Долли, а она кивнетъ тебѣ. Тогда приглашай его не смущаясь.
   
   Возвращается Валентинъ со своимъ хозяиномъ. Господинъ Фергюсъ Крамптонъ, человѣкъ лѣтъ шестидесяти, высокій, жилистый, сухой, съ ужасно упрямымъ, недовольнымъ и хищнымъ ртомъ и сварливымъ, нетерпящимъ возраженій голосомъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ чрезвычайно нервенъ и чувствителенъ, судя по тонкимъ подвижнымъ пальцамъ и топкой прозрачной кожѣ. Что онъ глубоко страдаетъ отъ вызываемой его гнѣвнымъ упрямымъ характеромъ отчужденности и нелюбви, видно по его задумчивымъ скорбнымъ глазамъ, по жалобной нотѣ, слышной въ его голосѣ, по его манерѣ кланяться, въ которой чувствуется мучительная жажда произвести пріятное впечатлѣніе, и по постояннымъ, хотя не всегда успѣшнымъ стараніямъ смягчать свою врожденную непривѣтливость и сдерживать свою обидчивость. Брови его недовольно нахмурены.
   По внѣшности производитъ впечатлѣніе человѣка, не стѣсненнаго въ матеріальныхъ средствахъ, и его можно бы принять за образцоваго предпринимателя, хорошо справляющагося со своимъ унаслѣдованнымъ отъ старой родовитой семьи изъ промышленной аристократіи предпріятіемъ. На немъ темносиній пиджакъ не обычнаго покроя: не то чтобы совсѣмъ ужъ матросская куртка, но что-то въ родѣ, съ двойною грудью, большими пуговицами и широкими лацканами,-- словомъ, костюмъ, болѣе подходящій для моряка, чѣмъ для человѣка" занятаго въ конторѣ.
   Къ Валентину онъ чувствуетъ нѣкоторую нѣжность за то, что тотъ не обращаетъ вниманія на его сварливую угрюмость и обходится съ нимъ безъ особыхъ церемоній, но запросто и человѣчно. И старикъ втайнѣ благодаренъ ему за это.
   
   Валентинъ. Позвольте васъ познакомить: это господинъ Крамптонъ -- миссъ Доротея Кландонъ, господинъ Филиппъ Кландонъ, миссъ Кландонъ. Крамптонъ нервно раскланивается. Они всѣ кланяются. Садитесь, господинъ Крамптонъ.
   Долли, указывая на оперативное кресло. Это очень удобное кресло, господинъ Ч... Крамптонъ.
   Крамптонъ. Спасибо; но можетъ быть сначала вы? Обращается къ Глоріи, которая стоитъ у кресла.
   Глорія. Благодарю васъ. Мы уже собирались уходить.
   Валентинъ съ добродушной настойчивостью толкаетъ его къ креслу. Садитесь, садитесь. У васъ вѣдь болитъ.
   Крамптонъ. Ну, я воспользуюсь привилегіей своего возраста. Заканчиваетъ фразу, усаживаясь немного ревматически на кресло. Тѣмъ временемъ Филиппъ, все время критически изучавшій его, киваетъ Долли, а Долли -- Глоріи.
   Глорія. Господинъ Крамптонъ! Мы, оказывается, помѣшали осуществиться вашему намѣренію завтракать съ господиномъ Валентиномъ, такъ какъ мы раньше уже пригласили его къ намъ на завтракъ. Но мама будетъ очень рада, если вы также пожалуете къ намъ.
   Крамптонъ съ благодарностью, серьезно поглядѣвъ на нее нѣсколько времени. Благодарю васъ. Приду съ удовольствіемъ.
   Глорія } вѣжливо Очень вамъ благодарны... э-э.
   Долли } бормо- Я такъ рада... э-э.
   Филиппъ } чутъ Мы такъ польщены... э-э.
   
   Разговоръ обрывается. Глорія и Долли взглядываютъ другъ на друга; затѣмъ на Валентина и Филиппа. Валентинъ и Филиппъ оказываются не на высотѣ положенія и, взглянувъ на нихъ, смотрятъ другъ на друга, при этомъ смущаются, немного отворачиваются и встрѣчаются взглядами съ Глоріей и Долли. Послѣ такого переглядыванія всѣ они совершенно растеряны и стараются не глядѣть ни на кого. Крамптонъ оглядывается, ожидая, что они начнутъ разговоръ. Молчаніе становится невыносимымъ.
   
   Долли внезапно, чтобы сказать хоть что-нибудь для начала.
   Сколько вамъ лѣтъ, господинъ Крамптонъ?
   Глорія поспѣшно. Намъ кажется пора, господинъ Валентинъ. Такъ рѣшено, мы встрѣтимся въ половинѣ второго. Направляется къ двери. Филиппъ идетъ съ нею. Валентинъ подходитъ къ звонку.
   Валентинъ. Въ половинѣ второго. Звонитъ. Очень вамъ благодаренъ. Идетъ за Глоріей и Филиппомъ и уходить вмѣстѣ съ ними.
   Долли тихонько подходитъ къ Крамптону. Вы ему скажите, чтобы онъ вамъ подъ газомъ зубъ дергалъ. Это будетъ на пять шиллинговъ дороже. Но стоитъ.
   Крамптонъ, его это забавляетъ. Хорошо. Глядитъ на нее серьезнѣе. Такъ вы хотите знать, сколько мнѣ лѣтъ? Пятьдесятъ семь.
   Долли убѣжденно. Вы такимъ и выглядите.
   Крамптонъ недовольный. Я думаю, что да.
   Долли. Почему вы на меня такъ смотрите? Что, у меня что-нибудь не въ порядкѣ? Поправляетъ шляпку.
   Крамптонъ. Вы мнѣ напоминаете кого-то.
   Долли. Кого?
   Крамптонъ. Мою мать. У васъ глаза такіе же любопытные.
   Долли недовѣрчиво. Вашу мать! Вы не обмолвились ли? Можетъ быть вы хотѣли сказать: "вашу дочь"?
   Крамптонъ, внезапно исказившись отъ злобы. Нѣтъ. Я увѣренъ, что не хотѣлъ сказать "дочъ".
   Долли сочувственно. Что, у васъ зубъ заболѣлъ?
   Крамптонъ. Нѣтъ, нѣтъ, ничего. Это такъ, воспоминаніе одно мучительное, миссъ Кландонъ, а не зубная боль.
   Долли. А вы забудьте. "Изъ памяти вырвите скорбь застарѣлую" -- подъ веселящимъ газомъ, обойдется на пять шиллинговъ дороже.
   Крамптонъ мстительно. Нѣтъ, это не скорбь. Это обида, нанесенная мнѣ когда-то: только и всего. Я не забываю обиды; и не хочу забывать. Лицо его принимаетъ неумолимое выраженіе.
   Долли, критически оглядывая его. Не думній, чтобы мы полюбили васъ, когда вы такъ заняты своими обидами.
   Филиппъ, незамѣтно возвратившійся въ комнату, тихо подходитъ къ сестрѣ. Сестра моя хорошая, добрая дѣвица, господинъ Крамптонъ, только она болтлива. Ну, Долли, маршъ. Идемъ. Берегъ ее подъ руку и ведетъ къ двери.
   Долли, понизивъ голосъ, но все-таки достаточно громко. Онъ говоритъ, что ему только пятьдесятъ семь лѣтъ; и говоритъ, что я похожа на его мать; и ненавидитъ свою дочь; И... Ее прерываетъ возвращеніе Валентина.
   Валентинъ. Миссъ Кландонъ уже ушла..
   Филиппъ. Такъ не забудьте же: въ половинѣ второго.
   Долли. И оставьте у господина Крамптона достаточно зубовъ во рту, чтобы онъ могъ ѣсть вмѣстѣ съ нами. Уходятъ. Валентинъ подходить къ шкапу съ инструментами и открываетъ его.
   Крамптонъ. Избалованный ребенокъ. Тоже продуктъ вашей хваленой современности. Когда я былъ въ ея возрастѣ, то у меня въ памяти еще свѣжо было, какъ меня сѣкли, чтобы я помнилъ, какъ надо держать себя въ обществѣ.
   Валентинъ, взявъ съ полки шкапа зубное зеркальце и зондъ. А какъ вы находите ея сестру?
   Крамптонъ. Вамъ-то небось она больше понравилась?
   Валентинъ пѣвуче. Она поразила меня какъ... Останавливается, прибавляя прозаически. Это, однако, къ дѣлу не относится. Становится позади праваго плеча Крамптона и принимаетъ свой дѣловой тонъ. Откройте ротъ пожалуйста. Крамптонъ открываетъ. Валентинъ вводитъ туда зеркальце и изслѣдуетъ его зубы, Гм!.. И такой зубъ вы сломали! Какая жалость! Испортить такой блестящій рядъ зубовъ! Ну къ чему вамъ было щелкать ими эти дурацкіе орѣхи? Вынимаетъ зеркальце и становится передъ кресломъ, чтобы поболтать съ Крамптономъ.
   Крамптонъ. А я всегда щелкаю орѣхи зубами: иначе на что же мнѣ зубы? Поучительно. Чтобы зубы были у человѣка въ порядкѣ, надо всегда задавать имъ большую работу, чтобы они упражнялись: грызть кости, щелкать орѣхи. И каждый день мыть ихъ мыломъ -- простымъ желтымъ мыломъ.
   Валентинъ. Какъ? Мыломъ?!
   Крамптонъ. Въ дѣтствѣ меня сначала принуждали, а потомъ я привыкъ. И съ тѣхъ поръ я пестоянно мою зубы мыломъ. И никогда въ жизни у меня не было зубной боли.
   Валентинъ. А не находите ли вы, что это все-таки противно?
   Крамптонъ. Я нахожу, что большая часть полезныхъ для меня вещей противны. Но меня учили терпѣливо переносить ихъ, и я заставилъ себя преодолѣть отвращеніе. А теперь я привыкъ; и мнѣ даже нравится этотъ вкусъ, когда мыло хорошее.
   Валентинъ не можетъ удержаться отъ гримасы. Вы, повидимому, получили очень заботливое воспитаніе, господинъ Крамптонъ.
   Крамптонъ недовольный. Во всякомъ случаѣ я не былъ избалованъ и испорченъ
   Валентинъ, немного улыбаясь про себя. А вы въ этомъ увѣрены?
   Крамптонъ. Что вы этимъ хотите сказать?
   Валентинъ. Да вотъ, я, напримѣръ, согласенъ, что ваши зубы хороши. Но мнѣ приходилось видѣть такіе же хорошіе и въ очень избалованныхъ ртахъ. Подходить къ шкапу и беретъ другой зондъ,
   Крамптонъ. Воспитаніе оказываетъ вліяніе не на зубы, а на характеръ.
   Валентинъ примирительно. Да, на характеръ! Ну, это другое дѣло. Снова берется за работу. Немножко шире, пожалуйста. Гм!.. Ну, этотъ зубъ придется удалить. Его уже не спасешь. Вынимаетъ зондъ и снова становится передъ кресломъ, чтобы немножко поболтать. Вы не пугайтесь. Боли не будетъ никакой. Я вамъ дамъ вдохнуть газу.
   Крамптонъ. Ерунда! Не нужно никакого газу. Дергайте, да и конецъ! Въ мое время люди учились переносить необходимую боль.
   Валентинъ. И, если вамъ нравится переносить страданіе, такъ за мною дѣло не станетъ. Боли я могу причинить сколько угодно, и благодѣтельное воздѣйствіе ея на вашъ характеръ не будетъ вамъ стоить ни гроша лишняго.
   Крамптонъ встаетъ и смотритъ на него. Молодой человѣкъ! Вы мнѣ должны за шесть недѣль квартирную плату.
   Валентинъ. Знаю.
   Крамптонъ. Можете вы заплатить мнѣ?
   Валентинъ. Нѣтъ.
   Крамптонъ, удовлетворенный сознаніемъ своего превосходства, Я такъ и зналъ. Когда же, по-вашему, сумѣете вы заплатить мнѣ свой долгъ, если у васъ такая манера пересмѣивать своихъ паціентовъ. Снова усаживается въ кресло.
   Валентинъ. Милостивый государь, у моихъ паціентовъ не у всѣхъ характеръ сложился на кухонномъ мылѣ.
   Крамптонъ, внезапно хватая его за локоть, когда тотъ поворачиваетъ къ шкапу. Тѣмъ хуже для нихъ! Говорю вамъ, вы не понимаете моего характера. Если бы я могъ обойтись безъ зубовъ, я бы далъ вамъ повырывать ихъ одинъ за другимъ, чтобы показать вамъ, что можетъ вытерпѣть закаленный человѣкъ, если только онъ пожелаетъ заставить себя. Киваетъ Валентину, чтобы подтвердить свое заявленіе, и отпускаетъ его локоть.
   Валентинъ совершенно спокойно, съ безпечною шуткою. А вамъ хочется еще болѣе закалиться, такъ что ли?
   Крамптонъ. Да.
   Валентинъ, отходя къ звонку. Ну, для меня-то выгоднѣе, чтобы вы были помягче.-- вѣдь вы же мой хозяинъ. Крамптонъ встрѣчаетъ эту шутку сердитымъ ворчаніемъ. Валентинъ звонитъ и въ ожиданіи, покуда на звонокъ появится горничная, дѣлаетъ невзначай самымъ безобиднымъ образомъ замѣчаніе. Эхъ, напрасно вы не женились, господинъ Крамптонъ! Жена и дѣти сняли бы съ васъ кое-что изъ вашей жесткости и угрюмости.
   Крамптонъ съ неожиданною свирѣпостью. А какого чорта вы спрашиваете объ этомъ? Въ дверяхъ появляется горничная.
   Валентинъ вѣжливо. Пожалуйста, немного теплой воды. Она уходитъ, а Валентинъ возвращается къ шкапу, и, нисколько не смущаясь грубостью Крамптона, выбирае нужные щипцы, чтобы имѣть ихъ наготовѣ вмѣстѣ съ ватой и стаканомъ. Вы хотите знать, какого чорта я спрашиваю объ этомъ? Ну такъ вотъ какого. У меня идея жениться самому.
   Крамптонъ ворчливо, съ ироніей. Ну, конечно, милостивый государь, это такъ естестественно. Когда молодой человѣкъ израсходовалъ послѣдній грошъ и хозяинъ собирается отнять у него черезъ двадцать четыре часа всю обстановку, тогда онъ рѣшаетъ жениться. Я уже давно замѣтилъ, что это такъ водится. Ну что жъ! Женитесь, женитесь, батенька мой, и бѣдствуйте себѣ на здоровье.
   Валентинъ. Ну, вы-то тутъ, положимъ, не судья. Вы жъ не женаты.
   Крамптонъ. Я не холостякъ.
   Валентинъ. Такъ, значитъ, на свѣтѣ есть и госпожа Крамптонъ?
   Крамптонъ съ лицомъ, искаженнымъ отъ муки вновь переживаемой въ памяти обиды. Да... чортъ бы ее побралъ!
   Валентинъ невозмутимо. Гм!.. У васъ можетъ быть и дѣти есть, господинъ Крамптонъ?
   Крамптонъ. Трое дѣтей.
   Валентинъ вѣжливо. И вы ихъ прокляли? Да?
   Крамптонъ съ ревнивымъ чувствомъ. Нѣтъ, милостивый государь. Дѣти эти мои точно такъ же, какъ и ея. Горничная приносить кружку кипятку.
   Валентинъ. Спасибо. Беретъ у нея кружку и несетъ къ шкапу, продолжая съ тою же непринужденностью свою досужую болтовню. Мнѣ бы очень хотѣлось познакомиться съ вашей семьею, господинъ Крамптонъ. Право! Горничная уходить; онъ наливаетъ немного кипятку въ стаканъ,
   Крамптонъ. Жаль, что не могу васъ познакомить. Я счастливъ, что не знаю, гдѣ они, и мнѣ нужды нѣтъ до нихъ, пока они не показываются мнѣ на глаза. Валентинъ, пожимая плечами и подымая брови, опускаетъ щипцы въ стаканъ съ кипяткомъ. Незачѣмъ вамъ грѣть эту штуку для меня. Я не боюсь холодной стали. Валентинъ нагибается, чтобы установить газовый насосъ и цилиндръ около кресла. Что, это трудная штука?
   Валентинъ. О, совсѣмъ нѣтъ! Мнѣ стоитъ только подавить ногою, чтобы получить предостаточную порцію. Крамптонъ, несмотря на свои усилія сохранить спокойствіе, выглядитъ встревоженно. Валентинъ выпрямляется и ставитъ стаканъ со щипцами такъ, чтобы онъ былъ у него подъ рукою, болтая въ то же время съ вызывающимъ равнодушіемъ. Да-а, такъ вы не совѣтуете мнѣ жениться? Такъ, что ли, господинъ Крамптонъ? Нагибается, чтобы попробовать рукоятку механизма, подымающаго и опускающаго кресло.
   Крамптонъ раздражительно. Я вамъ совѣтую выдернуть мой зубъ и перестать напоминать мнѣ о моей женѣ. Приступайте же наконецъ къ дѣлу. Схватывается за ручки кресла и собирается съ духомъ, приготовляясь перенести операцію.
   Валентинъ съ рукою все еще на рукояткѣ кресла, останавливается, чтобы взглянуть на Крамптона, и говоритъ. Хотите, ударимся объ закладъ, что вы совсѣмъ не почувствуете, какъ я выдерну вамъ его? Что ставите?
   Крамптонъ. Вашу квартирную плату за шесть недѣль, молодой человѣкъ. Не морочьте вы меня.
   Валентинъ радостно выпрямляясь и сильнымъ движеніемъ повернувъ рукоятку, такъ что кресло сразу подымается. Идетъ! Вы готовы? Крамптонъ, выпустившій отъ испуга, при внезапномъ поднятіи, ручки кресла, складываетъ руки, принимаетъ неподвижную позу и приготовляется къ худшему. Валентинъ такъ же внезапно опускаетъ спинку кресла подъ тупымъ угломъ,
   Крамптонъ, схватываясь за ручки кресла, боясь, что падаетъ. П-п! Осторожнѣе! Вы! Я совершенно безпомощенъ въ этомъ...
   Валентинъ, проворно запихивая ему въ ротъ между десной и щекой валики изъ ваты и берясь за наличникъ газовой машины. Сейчасъ вы будете еще болѣе безпомощны. Прижимаетъ наличникъ ко рту и носу Крамптона, наклоняясь надъ нимъ сзади всей грудью, чтобы какъ слѣдуетъ прижать къ креслу его голову и плечи. Крамптонъ произноситъ какіе-то нечленораздѣльные звуки въ наличникъ и пытается схватиться за Валентина, котораго онъ предполагаетъ передъ собою. Нѣсколько мгновеній его протянутыя руки безпомощно ловятъ воздухъ, затѣмъ опускаются и падаютъ. Онъ совершенно потерялъ сознаніе. Валентинъ съ восклицаніемъ предвкушаемаго торжества быстро снимаетъ наличникъ, ловко схватываетъ щипцы изъ стакана, и -- занавѣсъ опускается.
   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

   Терраса Морского отеля. Это квадратная расцвѣченная флагами площадка, вся залитая солнцемъ, обнесенная со стороны моря оградою изъ тяжелыхъ четырехугольныхъ выкрашенныхъ масляною краской колоннъ, поддерживающихъ широкую каменную крышу. Главный офиціантъ накрываетъ столъ къ завтраку. Онъ стоитъ спиною къ морю; направо отъ него знаніе отеля, налѣво въ углу ближе къ морю ступени, спускающіяся ко взморью. Передъ нимъ, немного влѣво, на стулѣ изъ желѣзныхъ планокъ за желѣзнымъ же столикомъ сидитъ господинъ среднихъ лѣтъ и читаетъ "Standard". На столикѣ сахарница, надъ которою кружатся три осы. Господинъ защитился зонтикомъ отъ солнца, которое припекаетъ (августъ и часъ дня!) его протянутыя ноги. Прямо противъ него, ближе къ зданью отеля, садовая скамейка обычнаго эспланаднаго образца. Пара широкихъ каменныхъ ступенекъ ведетъ ко входу въ отель посреди его фасада. Ближе къ оградѣ ходъ на кухню, замаскированный зеленымъ рѣшетчатымъ крылечкомъ. Столъ, накрываемый офиціантомъ, длинный, поставленный поперекъ террасы, съ приборами и стульями на пять персонъ, по два съ каждой стороны, и одинъ приборъ на краю стола, ближе къ отелю. У ограды другой столъ, который долженъ служить буфетомъ.
   Офиціантъ -- замѣчательная въ своемъ родѣ личность. Гибкій старикъ, съ сѣдыми какъ лунь волосами и такой деликатный, такой ласковый и уравновѣшенный, что въ его ободряющемъ присутствіи кажутся совершенно неумѣстными и пошлыми всякіе мелкіе претензіи, счеты, личности, и хочется говорить о дѣйствительно интересномъ и важномъ. У него особое выраженіе, свойственное тѣмъ выдающимся въ своей профессіи людямъ, которые, сознавая тщету успѣховъ, неспособны къ чувству зависти.
   Господинъ за желѣзнымъ столикомъ, очевидно, случайный посѣтитель курорта. На немъ лондонскій сюртукъ и перчатки. На столѣ около сахарницы его шелковый цилиндръ. Богатый костюмъ, золотая оправа очковъ, черезъ которыя онъ читаетъ "Standard", и лежащій у его локтя надъ мѣстной газеткой "Times" -- все свидѣтельствуетъ о его принадлежности къ "порядочному" обществу. Ему около пятидесяти лѣтъ, онъ гладко выбритъ и коротко остриженъ, и углы его рта упрямо опущены; какъ будто подозрѣвая, что они хотятъ подняться, онъ рѣшилъ не допускать ихъ до этого. У него широкія уши, глаза какъ у трески и рѣшительно приподнятыя брови, какъ будто онъ съ юности рѣшилъ быть искреннимъ, великодушнымъ и неподкупнымъ, но не разрѣшилъ задачи превратить эту привычку въ автоматичную и безсознательную. Однакоже онъ отнюдь не производитъ впечатлѣнія человѣка смѣшного. Въ немъ незамѣтно ни слѣда глупости или слабости воли. Наоборотъ, гдѣ угодно онъ можетъ сойти за человѣка съ болѣе чѣмъ средними способностями и притомъ за человѣка, на котораго можно положиться. Въ данную минуту онъ слиткомъ наслаждается погодой и моремъ, чтобы по_ терять терпѣніе, но новости въ газетахъ онъ прочелъ уже всѣ и теперь дошелъ до объявленій, которыя для него недостаточно интересны, чтобы читать еще и ихъ.
   
   Господинъ, зѣвая и складывая надоѣвшую газету. Человѣкъ!
   Офиціантъ. Что прикажете? Подходитъ къ нему.
   Господинъ. Вы увѣрены, что госпожа Кландонъ вернется до завтрака?
   Офиціантъ. Убѣжденъ въ этомъ. Она ждетъ васъ въ безъ четверти часъ. Господинъ, сразу приходя въ хорошее настроеніе подъ впечатлѣніемъ голоса офиціанта, глядитъ на него съ лѣнивой улыбкой. Голосъ, дѣйствительно, спокойный и ласково мелодичный, такъ что у слушателя невольно рождается сочувственный интересъ къ самому обыкновенному замѣчанію, сказанному имъ; и говоритъ онъ съ самой мягкой отчетливостью, не глотая слоговъ, совершенно литературнымъ языкомъ. Онъ вынимаетъ часы, продолжая. Однако уже сорокъ три минуты перваго. Всего двѣ минуты еще подождать. Прекрасное утро сегодня!
   Господинъ. Да, свѣжій чистый воздухъ послѣ Лондона.
   Офциіантъ. Да. Всѣ наши гости говорятъ это, сударь. Милая семья эти Кландоны.
   Господинъ. Вамъ они понравились?
   Офиціантъ. Да, они держатся съ такою подкупающею простотою; особенно младшая барышня и баринъ.
   Господинъ. Это миссъ Доротея и Филиппъ?
   Офиціантъ. Да, сударь. Младшая барышня, когда отдаетъ приказаніе или что-нибудь въ родѣ, непремѣнно скажетъ: "Помните, Вильямъ, мы явились въ этотъ отель только ради васъ, такъ какъ мы слышали, какой вы превосходный офиціантъ". А молодой баринъ говоритъ, что я ему очень напоминаю его отца... Господинъ вздрагивалъ при этихъ словахъ -- и что онъ надѣется, что я такъ къ нему и буду относиться, какъ къ сыну. Со свѣтлою лаской въ голосѣ. Ахъ, они такіе милые, такіе ласковые и милые!
   Господинъ. Вы похожи на его отца! Смѣется такому сопоставленію.
   Офиціантъ. Ахъ, сударь, нельзя же принимать серьезно все, что они говорятъ. Разумѣется, если бы это было вѣрно, то и барышня тоже нашла бы это сходство.
   Господинъ. А она этого не находитъ?
   Офиціантъ. Нѣтъ, сударь. Она говоритъ, что я похожъ на бюстъ Вильяма Шекспира въ Стратфордской церкви. Поэтому она и называетъ меня Вильямомъ. А мое настоящее имя Вальтеръ, Поворачивается, чтобы пойти къ столу, и видитъ госпожу Кландонъ, подымающуюся на террасу по ступенькамъ со взморья. А вотъ и госпожа Кландонъ, сударь. Къ госпожѣ Кландонъ конфиденціальнымъ безъ навязчивости тономъ Тутъ къ вамъ господинъ пришелъ, сударыня.
   Госпожа Кландонъ. Къ завтраку у насъ будутъ еще двое господъ.
   Офиціантъ. И прекрасно, барыня. Спасибо. Уходитъ въ отель. Г-жа Кландонъ идетъ впередъ, оглядываясь и ища своего гостя, но скользитъ взоромъ по сидящему за столикомъ господину, не узнавая его.
   Господинъ, вглядываясь въ нее изъ-подъ зонтика, привѣтливо. Не узнаете меня?
   Г-жа Кландонъ, недовѣрчиво, пристально вглядываясь въ него. Вы -- Финчъ Макъ-Комасъ?
   Господинъ. Не догадываетесь? Складываетъ зонтикъ, ставитъ его въ сторону и, руки къ бедрамъ, шутливо выстраивается, чтобы она осмотрѣла его.
   Г-жа Кландонъ. Вѣрю, что это вы. Протягиваетъ руку. Слѣдуетъ рукопожатіе старыхъ друзей послѣ долгой разлуки А гдѣ же ваша борода?
   Макъ-Комасъ съ юмористическою торжественностью. А развѣ вы обратились бы къ повѣренному по дѣламъ съ бородою?
   Г-жа Кландонъ, указывая на шелковый цилиндръ на столѣ. И это ваша шляпа?
   Макъ-Комасъ. Развѣ вамъ внушилъ бы довѣріе адвокатъ въ сомбреро?
   Г-жа Кландонъ. Всѣ эти восемнадцать лѣтъ я васъ представляла себѣ съ бородою и въ сомбреро. Садится на садовую скамейку. Макъ-Комасъ садится на свой стулъ. Бываете ли вы на митингахъ Діалектическаго общества?
   Макъ-Комасъ важно. Теперь я не посѣщаю митинговъ.
   Г-жа Кландонъ. Финчъ, я вижу, что съ вами произошло. Вы стали респектабельнымъ человѣкомъ.
   Макъ-Комасъ. А вы развѣ нѣтъ?
   Г-жа Кландонъ. Ни капли.
   Макъ-Комасъ. Вы еще держитесь своихъ старыхъ взглядовъ?
   Г-жа Кландонъ. Съ такою же твердостью, какъ и всегда,
   Макъ-Комасъ. Господи благослови! Неужели же вы попрежнему готовы выступать публично съ ораторской трибуны, несмотря на свой полъ, г-жа Кландонъ киваетъ; настаивать на правѣ замужней женщины имѣть свое особое имущество... Она снова киваетъ. Защищать мнѣнія Дарвина о происхожденіи видовъ и Джона Стюарта Милля о свободѣ. Кивокъ. Читать Гексли, Тиндаля и Джорджа Элліота. Три кивка. И добиваться доступа въ университеты, права заниматься либеральными профессіями и избирательнаго права въ парламентъ для женщинъ наравнѣ съ мужчинами?
   Госпожа Кландонъ рѣшительно. Да. Я не отступила назадъ ни на пядь. И я воспитала Глорію себѣ на смѣну. Это-то и привело меня обратно въ Англію. Я почувствовала, что не имѣю права заживо погребать ее на островѣ Мадейрѣ -- на моемъ островѣ святой Елены, Финчъ! Конечно, ее вѣроятно освищутъ, какъ освистали когда-то меня; но она готова и къ этому?
   Макъ-Комасъ. Освищутъ! Милая моя, добрая госпожа Кландонъ. Въ настоящее время въ этихъ взглядахъ уже не находятъ ничего такого, что помѣшало бы ей выйти замужъ хоть за архіепископа. Вы упрекнули меня только что за то, что я сталъ респектабельнымъ. Вы не правы: я точно также ни въ чемъ не поступился нашими старыми взглядами. Я не хожу въ церковь и не притворяюсь, будто посѣщаю ее. Я открыто заявляю себя философскимъ радикаломъ, защитникомъ свободы и правъ личности, какъ училъ этому мой учитель Гербертъ Спенсеръ. И что же, вы думаете, меня освистываютъ? Нѣтъ, ко мнѣ относятся снисходительно какъ къ старому чудаку. Я оказался не у дѣлъ, потому что отказался преклонить колѣни передъ соціализмомъ.
   Госпожа Кландонъ, шокированная. Соціализмомъ!
   Макъ-Комасъ. Да, соціализмомъ. И дайте вы только волю вашей Глоріи, ручаюсь вамъ, и мѣсяца не пройдетъ, какъ она станетъ самой заядлой соціалисткой. Выше ушей преисполнится.
   Госпожа Кландонъ выразительно. Но я могу доказать ей, что соціализмъ -- это ложь и обманъ.
   Макъ-Комасъ трогательно. Вотъ именно я и доказывалъ все время, госпожа Кландонъ, и на этомъ-то именно я и растерялъ всѣхъ своихъ молодыхъ учениковъ. Будьте осторожнѣе въ своихъ дѣйствіяхъ: предоставьте ей итти своею собственной дорогой. Съ нѣкоторою горечью. Мы съ вами устарѣлые люди: міръ думаетъ, что онъ оставилъ насъ позади себя. Во всей Англіи найдется только одно мѣсто, только одно единственное учрежденіе, гдѣ ваши взгляды могутъ еще сойти за передовые.
   Госпожа Кландонъ неубѣжденная, съ презрѣніемъ Вѣроятно, церковь?
   Макъ-Комасъ. Нѣтъ, театръ. Однако мы заболтались. Къ дѣлу! Зачѣмъ вызвали вы меня сюда?
   Госпожа Кландонъ. Ну, отчасти затѣмъ, что.мнѣ хотѣлось повидаться съ вами.
   Макъ-Комасъ съ добродушною ироніей. Спасибо.
   Госпожа Кландонъ. А отчасти потому, что хочу, чтобы вы разъяснили кое-что моимъ дѣтямъ. Они ничего не знаютъ; а теперь, когда мы вернулись въ Англію, невозможно оставлять ихъ долѣе въ невѣдѣніи. Возбужденно. Финчъ! Сама я не въ состояніи разсказать имъ. Я... Не кончаетъ, потому что въ это время показываются близнецы и Глорія. Долли запыхавшись спѣшитъ по ступенямъ вперегонку съ Филемъ, который также торопится изо всѣхъ силъ, стараясь въ то же время сохранить видъ самаго безмятежнаго спокойствія человѣка, никуда не спѣшащаго. Однакоже благодаря этому онъ проигрываетъ состязаніе, такъ какъ Долли первая достигаетъ матери, чуть не опрокинувъ при этомъ въ своей стремительности садовую скамейку.
   Долли, еле переводя дыханіе. Все благополучно, мама. Зубной врачъ придетъ и приведетъ своего старика.
   Госпожа Кландонъ. Долли, милая, развѣ ты не видишь господина Макъ-Комаса. Макъ-Комасъ встаетъ съ улыбкою.
   Долли съ обиднѣйшимъ выраженіемъ самаго очевиднаго разочарованія на лицѣ. Это! А гдѣ же развѣвающіяся кудри?
   Филиппъ, горячо вторя ей. Гдѣ борода? Гдѣ плащъ? Гдѣ поэтическая наружность?
   Долли. О, господинъ Макъ-Комасъ, вы погубили себя! Совсѣмъ испортили свою наружность. Почему же вы не, могли подождать, покуда мы хоть посмотримъ на васъ?
   Макъ-Комасъ, немного смутившись, но сейчасъ же обрѣтая свой юморъ въ такой непредвидѣнной крайности. Потому что восемнадцать лѣтъ не стричь волосъ -- это немножко черезчуръ долго для присяжнаго повѣреннаго.
   Глорія, подходя къ Макъ-Комасу. Какъ поживаете, господинъ Макъ-Комасъ? Онъ поворачивается къ ней; она жметъ его руку съ открытымъ и долгимъ взглядомъ ему прямо въ глаза. Мы рады васъ видѣть, несмотря ни на что.
   Макъ-Комасъ. Правда, миссъ Глорія? Глорія утвердительно улыбается и отпускаетъ его руку, еще разъ пожавъ ее. Затѣмъ отходитъ за садовую скамейку и становится, опираясь на ея спинку, урядомъ съ госпожой Кландонъ, А этотъ молодой человѣкъ?
   Филиппъ. Я былъ окрещенъ довольно прозаическимъ именемъ. Меня зовутъ...
   Долли заканчиваетъ его фразу, декламируя. "Норваль. На Грэмпьенскихъ холмахъ".
   Филиппъ подхватываетъ, декламируя съ важнымъ видомъ. "Отецъ мой пасетъ свое стадо.-- Онъ скромный пастухъ".
   Госпожа Кландонъ, останавливая его. Перестаньте, дѣти, не дурачьтесь. Все для нихъ тутъ такъ ново, Финчъ, что они совсѣмъ взбудоражены и все время шалятъ. Имъ представляется, что каждый англичанинъ, котораго они встрѣчаютъ, только предметъ для шутокъ.
   Долли. Что жъ дѣлать, когда они такіе. Это не наша вина.
   Филиппъ. Мое знаніе человѣческой природы, господинъ Макъ-Комасъ, очень широко; но я нахожу невозможнымъ принимать обитателей этого острова въ серьезъ.
   Макъ-Комасъ. Полагаю, что вы -- маленькій Филиппъ. Протягиваетъ ему руку.
   Филиппъ беретъ руку Макъ-Комаса и торжественно смотритъ на него. Я былъ маленькимъ Филиппомъ -- такъ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, все равно какъ вы когда-то были маленькимъ Финчемъ. Пожимаетъ руку Макъ-Комаса и затѣмъ отворачивается съ задумчивымъ восклицаніемъ. Какъ это странно,-- оглянуться на наше дѣтство? Макъ-Комасъ смотритъ на него, не совсѣмъ довольный.
   Долли къ госпожѣ Кландонъ. А ты угостила чѣмъ-нибудь Финча?
   Госпожа Кландонъ тономъ выговора. Ахъ, Долли, господинъ Макъ-Комасъ будетъ завтракать съ нами.
   Долли. А ты приказала накрыть на семь душъ? Не забудь, вѣдь и старый господинъ придетъ.
   Госпожа Кландонъ. И его не забудемъ. Какъ его зовутъ?
   Долли. Чокстонсъ. Онъ придетъ въ половинѣ второго. Макъ-Комасу. А мы похожи на то, какъ вы себѣ насъ представляли?
   Госпожа Кландонъ серьезно и нѣсколько повелительно. Долли, господинъ Макъ-Комасъ имѣетъ сообщить вамъ кое-что посерьезнѣе. Дѣти! Я просила моего стараго друга отвѣтить вамъ на вопросъ, который вы поставили сегодня утромъ. Онъ другъ вашего отца, точно такъ же какъ и мой; и онъ разскажетъ вамъ исторію моей замужней жизни лучше, чѣмъ сумѣла бы это сдѣлать я. Глорія, ты довольна?
   Глорія серьезно и со вниманіемъ. Господинъ Макъ-Комасъ очень любезенъ.
   Макъ-Комасъ нервно. О, что вы, что вы! И при этомъ это предложеніе застаетъ меня нѣсколько врасплохъ. Я совсѣмъ не подготовился. Э... э...
   Долли подозрительно. О, мы вовсе не желаемъ чего-нибудь подготовленнаго.
   Филиппъ тономъ увѣщанія. Скажите намъ правду!
   Долли выразительно. Голую истину!
   Макъ-Комасъ задѣтый. Я надѣюсь, вы примете мой слова серьезно.
   Филиппъ съ глубочайшею важностью. Надѣюсь, ваши слова окажутся заслуживающими серьезнаго отношенія, господинъ Макъ-Комасъ. Мое знаніе человѣческой природы учитъ меня не разсчитывать на многое.
   Госпожа Кландонъ, останавливая его. Филь!
   Филиппъ. Слушаю, мама. Ничего. Прошу прощенія, господинъ Макъ-Комасъ. Не сердитесь на насъ.
   Долли примирительно. Мы ничего дурного противъ васъ не имѣемъ.
   Филиппъ. Ну, ты замолчи.
   Долли закрываетъ рукою губы. Макъ-Комасъ берегъ стулъ у накрытаго стола; ставитъ его между столикомъ и садовой скамейкой такъ что Долли оказывается отъ него направо, а Филиппъ налѣво, и садится съ видомъ человѣка, собирающагося начать длинное сообщеніе Кландоны устремляютъ на него взоры въ ожиданіи.
   Макъ-Комасъ. А... гм!.. Вашъ отецъ...
   Долли. Сколько ему лѣтъ?
   Филиппъ. Ш-ш...
   Госпожа Кландонъ мягко. Слушай, Долли: не надо перебивать господина Макъ-Комаса.
   Макъ-Комасъ выразительно. Благодарю васъ, госпожа
   Кландонъ, благодарю васъ. Къ Долли. Вашему отцу пятьдесятъ семь лѣтъ.
   Долли пораженная, возбужденно вскакивасъ съ мѣста. Пятьдесятъ семь лѣтъ! А гдѣ онъ живетъ?
   Госпожа Кландонъ, унимая ее. Долли, Долли!
   Макъ-Комасъ, останавливая ее. Позвольте мнѣ отвѣтить на этотъ вопросъ, госпожа Кландонъ. Отвѣтъ чрезвычайно удивитъ васъ. Онъ живетъ въ этомъ городѣ. Госпожа Кландонъ встаетъ, страшно недовольная, затѣмъ садится безмолвно: Глорія съ изумленіемъ глядитъ на нее.
   Долли убѣжденно. Я знаю, Филь: Чокстонсъ нашъ отецъ.
   Макъ-Комасъ. Чокстонсъ!
   Долли. Ну, Крампстонсъ, или какъ его тамъ. Онъ сказалъ, что я похожа на его мать. Я знала, что онъ вѣроятно хотѣлъ сказать: на его дочь.
   Филиппъ очень серьезно. Господинъ Макъ-Комасъ. Я желаю отнестись съ полнымъ уваженіемъ къ вашимъ чувствамъ; по предупреждаю васъ, что если вы станете тутъ распространяться насчетъ различныхъ совпаденій и утверждать, будто господинъ Крамптонъ изъ этого города -- мой отецъ, то я моментально отказываюсь продолжать разговоръ далѣе.
   Макъ-Комасъ. Позвольте узнать, почему?
   Филиппъ. Потому что я видѣлъ этого господина. И онъ совершенно не годится быть моимъ отцомъ, или отцомъ Долли или Глоріи, или мужемъ моей матери,
   Макъ-Комасъ. Ахъ, вотъ какъ! Ну, милостивый государь, позвольте мнѣ сказать вамъ, что нравится ли это вамъ или нѣтъ, а онъ вашъ отецъ и отецъ вашихъ сестеръ и мужъ вашей матери. Ну вотъ. Что вы скажете на это?
   Долли всхлипывая. Вы не должны быть такимъ злымъ. Дѣло идетъ не о вашемъ отцѣ.
   Филиппъ. Господинъ Макъ-Комасъ, ваше поведеніе безсердечно. Передъ вами семья, члены которой наслаждались совершеннѣйшимъ миромъ и полнѣйшей свободой, будучи сиротами. Родственниковъ мы до сихъ поръ и въ глаза не видали -- родственныхъ узъ мы никогда не знали, мы знали только основанную на свободномъ выборѣ дружбу. И вотъ теперь вы желаете навязать намъ съ притязаніями на самыя интимныя чувства человѣка, котораго мы совершенно не знаемъ.
   Долли горячо. Ужаснаго старика! Съ упрекомъ. И вѣдь какъ начали-то! Точно и нивѣсть про какого милаго отца!
   Макъ-Комасъ раздраженно. Откуда вы знаете, что онъ не милый? И какое у васъ право выбирать себѣ отца? Повышая голосъ. Позвольте вамъ сказать, миссъ Кландонъ, что вы слишкомъ молоды, чтобы...
   Долли, внезапно прерывая его, настойчиво. Постойте! Я и забыла! Есть у него деньги?
   Макъ-Комасъ. Онъ очень богатъ.
   Долли въ восхищеніи. А что! Я говорила, Филь!
   Филиппъ. Долли, мы, можетъ быть, черезчуръ поспѣшно осудили старика. Продолжайте, господинъ Макъ-Комасъ.
   Макъ-Комасъ. Отказываюсь, милостивый государь. Я слишкомъ пораженъ, я слишкомъ шокированъ, чтобы продолжать.
   Госпожа Кландонъ, стараясь побороть свое волненіе и раздраженіе. Финчъ! Представляете ли вы себѣ, что случилось? Понимаете ли вы, что дѣти пригласили его къ завтраку и что черезъ нѣсколько минутъ онъ зайдетъ сюда?
   Макъ-Комасъ, совершенно растерявшись. Что! Вы хотите сказать... Вѣрно ли я васъ понялъ... воз...
   Филиппъ, производя впечатлѣніе своимъ хладнокровіемъ. Не волнуйтесь, Финчъ. Обдумайте это спокойно и основательно. Онъ придетъ, явится сюда къ завтраку.
   Глорія. Кто изъ насъ возьмется сообщить ему правду? Подумали ли вы уже объ этомъ?
   Госпожа Кландонъ. Финчъ, вы должны взять это на себя.
   Филиппъ. Нѣ-ѣтъ, Финчу такихъ вещей поручать нельзя. Посмотри, какая путаница получилась изъ его сообщенія намъ.
   Макъ-Комасъ. Я протестую противъ этого. Мнѣ не дали вѣдь говорить.
   Долли ласково беретъ его за локоть. Финчъ, милый, вы не сердитесь.
   Госпожа Кландонъ. Глорія, уйдемъ отсюда. Вѣдь онъ можетъ нагрянуть сюда каждую минуту.
   Глорія гордо. Не волнуйся, мама. Я буду совершенно хладнокровна. Мы не должны уходить отсюда. Это было бы похоже на бѣгство.
   Госпожа Кландонъ тономъ выговора. Милая моя, не можемъ же мы сѣсть за столъ въ такомъ видѣ. Мы вернемся, конечно. Но не нужно никакихъ бравадъ. Глорія хмурится, но идетъ въ отель, не говоря ни слова. Пойдемъ, Долли. Когда она подходить къ двери отеля, оттуда выходитъ офиціантъ съ тарелками и проч. на подносѣ для двухъ добавочныхъ кувертовъ.
   Офиціантъ. Нужно еще приборы накрыть, барыня?
   Госпожа Кландонъ. Да, еще для двухъ, пожалуйста, Они сейчасъ придутъ. Уходитъ въ отель. Офиціантъ ставитъ подносъ на буфетный столъ.
   Филиппъ. А у меня идея. Господинъ Макъ-Комасъ, не правда ли, такую вещь слѣдовало бы поручить человѣку безконечно тактичному.
   Макъ-Кома съ. Разумѣется, тутъ нуженъ тактъ.
   Филиппъ. Прекрасно! Долли! Чей тактъ бросился тебѣ въ глаза сегодня утромъ?
   Долли, съ восторгомъ ухватившись на эту мысль. О, да, да, да! И еще разъ подтверждаю: Вильяма!
   Филиппъ. Самый подходящій человѣкъ! Зоветъ. Вильямъ!
   Офиціантъ. Иду.
   Макъ-Комасъ въ ужасѣ. Поручить офиціанту! Стойте, стойте! Этого я не допущу. Я...
   Офиціантъ, становясь между Филиппомъ и Макъ-Комасомъ, Что прикажете? Лицо Макъ-Комаса окрашивается въ каменистосѣрый цвѣтъ; глаза теряютъ всякое выраженіе, становясь неподвижными. Онъ сидитъ въ полнѣйшемъ оцѣпенѣніи,
   Филиппъ. Вильямъ, помните, я просилъ васъ смотрѣть на меня какъ на своего сына?
   Офиціантъ съ почтительнымъ снисхожденіемъ. Да, баринъ. Вы говорили какъ-то въ шутку.
   Филиппъ. Ну, Вильямъ, въ самомъ началѣ вашей новой карьеры у васъ появился соперникъ.
   Офиціантъ. Вашъ настоящій отецъ? Ну, этого такъ и слѣдовало ожидать, не правда лиг Оборачивается съ радостной улыбкой къ Макъ-Комасу. Это вы, сударь?
   Макъ-Комасъ, обрѣтая свою энергію въ негодованіи. Ну, конечно, нѣтъ. Мои дѣти умѣли бы вести себя.
   Филиппъ, Нѣтъ, Вильямъ. Этотъ господинъ былъ только близокъ къ тому, чтобы стать моимъ отцомъ: онъ сватался къ моей матери, но неудачно.
   Макъ-Комасъ, оскорбленный. Ну, знаете ли, изо всѣхъ...
   Филиппъ. III-ш!.. Онъ сталъ только нашимъ повѣреннымъ по дѣламъ. Знаете ли вы нѣкоего Крамптона въ этомъ городѣ?
   Офиціантъ. Пучеглазаго Крамптона, содержателя заѣзжаго двора?
   Филиппъ. Не знаю, Финчъ, содержитъ ли онъ заѣзжій дворъ?
   Макъ-Комасъ, вставая, скандализованный. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ. Вашъ отецъ извѣстный судостроитель, одинъ изъ почтеннѣйшихъ гражданъ здѣшняго города.
   Офиціантъ, на котораго это произвело впечатлѣніе. Ахъ, простите, сударь! Такъ вы сынъ Крамптона! Да, это важная персона!
   Филиппъ. Господинъ Крамптонъ придетъ завтракать съ нами.
   Офиціантъ, сбитый съ толку. Да, сударь... Дипломатически. Обыкновенно онъ вѣроятно завтракаетъ не съ семьей?
   Филиппъ выразительно. Вильямъ! Онъ не знаетъ, что мы его семья. Онъ не видалъ насъ восемнадцать лѣтъ. Онъ не хотѣлъ знать насъ. Чтобы усилить впечатлѣніе своихъ словъ, однимъ прыжкомъ усаживается на желѣзный столикъ и глядитъ на офиціанта, сжавъ губы и болтая ногами.
   Долли. Мы хотимъ, чтобы вы сообщили ему эту новость, Вильямъ.
   Офиціантъ. Но я думаю, барышня, онъ самъ догадается объ этомъ, когда увидитъ вашу мать. Ноги Филиппа останавливаются. Онъ смотритъ на офиціанта съ восхищеніемъ,
   Долли, пораженная. Мнѣ это совсѣмъ не пришло въ голову.
   Филиппъ. И мнѣ тоже. Подходитъ къ столу и оборачивается съ упрекомъ къ Макъ-Комасу. И вамъ тоже.
   Долли. Какой же вы присяжный повѣренный!
   Филиппъ. Финчъ, ваша недогадливость поразительна при вашей профессіи. Вильямъ, вы пристыдили насъ всѣхъ своею сообразительностью.
   Долли. Вы-таки дѣйствительно похожи на Шекспира, Вильямъ.
   Офиціантъ. Что вы, что вы, сударь. Полноте, барышня. Не стоитъ объ этомъ говорить. Скромно возвращается къ столу и ставить два добавочныхъ прибора, одинъ на концѣ стола, обращенномъ къ ступенямъ, а другой по длинѣ стола третьимъ, въ ряду, обращенномъ ближе къ зрителямъ.
   Филиппъ, безъ дальнѣйшихъ словъ подхватывая Макъ-Комаса подъ руку и ведя его къ отелю. Финчъ, пойдемте, вымоемъ руки.
   Макъ-Комасъ. Господинъ Кландонъ, я оскорбленъ и обиженъ.
   Филиппъ, прерывая его. Вы привыкнете къ намъ. Пойдемъ, Долли. Макъ-Комасъ стряхиваетъ его руку и идетъ въ отель. Филиппъ слѣдуетъ за нимъ, нисколько не смущаясь.
   Долли, слѣдуя за ними, останавливается на мгновенье на ступенькахъ. Вильямъ, вы будьте на-сторожѣ. Потому что тутъ будутъ эффекты со вспышками.
   Офиціантъ. Слушаю, барышня. Можете положиться на меня. Она уходитъ въ отель.
   Со взморья легко вбѣгаетъ по ступенямъ Валентинъ, за нимъ тяжело подымается Крамптонъ, У Валентина въ рукахъ тросточка, Крамптонъ, по своей ли стариковской зябкости или, можетъ быть желая нѣсколько ослабить впечатлѣніе своей невеликосвѣтской мичманской куртки, одѣть въ легкое пальто. Онъ останавливается у стула, оставленнаго Макъ-Комасомъ по срединѣ террасы, и отдыхаетъ нѣсколько мгновеній, опираясь рукою на его спинку.
   Крамптонъ. Отъ этихъ ступеней у меня даже голова закружилась. Проводить рукою по лбу. Я до сихъ поръ еще не продышался отъ этого дьявольскаго газа. Подходитъ къ желѣзному стулу и садится, положивъ локти на столь и опирая голову на руки. Отдохнувъ немного, начинаетъ разстегивать пальто. Тѣмъ временемъ Валентинъ заводить разговоръ съ офиціантомъ.
   Валентинъ. Человѣкъ!
   Офиціантъ подходитъ и становится между ними. Что прикажете?
   Валентинъ. Здѣсь госпожа Ланфрей Кландонъ?
   Офиціантъ съ пріятной улыбкой привѣтствія. Здѣсь, здѣсь, сударь. Мы васъ ждали. Столъ уже накрытъ. Госпожа Кландонъ сейчасъ выйдетъ. Барышня и молодой баринъ только что вотъ сейчасъ говорили о вашемъ другѣ, сударь,
   Валентинъ. Въ самомъ дѣлѣ?
   Офиціантъ ласково и мелодично. Да, сударь. Въ нихъ много экзальтаціи, сударь. Есть и шутливая жилка, тоже можно сказать. Быстро Крамптону, который поднялся, чтобы снять пальто. Простите, сударь, но вы позволите... Помогаетъ ему снять пальто и беретъ его у него. Спасибо, сударь. Крамптонъ снова садится; офиціантъ продолжаетъ прерванную мелодію. Послѣдняя новость у молодого барина это -- что вы его отецъ, сударь!
   Крамптонъ. Что!
   Офиціантъ. Это только шутка, сударь, его любимая шутка. Вчера онъ настаивалъ, что его отцомъ долженъ быть я. А сегодня, какъ только онъ узналъ, что вы придете, онъ сталъ увѣрять меня, что вы его отецъ -- его давно потерянный отецъ! Отецъ, который, по его словамъ, восемнадцать лѣтъ уже не видалъ ихъ.
   Крамптонъ, пораженный. Восемнадцать лѣтъ!
   Офиціантъ. Да, сударь. Съ милой, лукавой улыбкой. Но меня онъ не проведетъ, сударь. Я видѣлъ, какъ эта мысль зародилась въ его головѣ, когда онъ стоялъ здѣсь, размышляя, какую бы новую шутку выдумать ему для меня. Да, сударь, такой ужъ онъ по природѣ: очень веселый, оч-чень находчивый и чрезвычайно ласковый юноша. Снова мѣняя темпъ своей рѣчи, чтобы сказать Валентину, который прислоняетъ свою тросточку къ углу садовой скамейки. Вы позволите, сударь? Беретъ тросточку. Спасибо, сударь. Валентинъ подходитъ къ столу и разсматриваетъ меню. Офиціантъ возвращается къ Крамптону и продолжаетъ свой мелодично льющійся разсказъ. И даже повѣренный поддержалъ его шутку, хотя, вообще говоря, онъ человѣкъ серьезный. Да, да, увѣряю васъ, сударь. Вы и представить себѣ не можете, на что способенъ бываетъ солидный дѣловой лондонецъ, когда онъ выѣзжаетъ на прогулку и его опьянитъ морской воздухъ, сударь.
   Крамптонъ. А, такъ съ ними и присяжный повѣренный?
   Офиціантъ. Повѣренный по дѣламъ ихъ семьи, сударь. Да, сударь. Его фамилія Макъ-Комасъ. Направляется къ двери отеля съ пальто и палкою въ рукахъ, въ блаженнѣйшемъ невѣдѣніи того эффекта, который какъ взорвавшаяся бомба производитъ это имя на Крамптона.
   Крамптонъ, вставая, взволнованный, въ гнѣвѣ и тревогѣ. Макъ-Комасъ! Зоветъ Валентина, Валентинъ! Снова, уже свирѣпо. Валентинъ!! Валентинъ оборачивается. Вѣдь это обдуманный планъ, это заговоръ! Это вѣдь моя семья... мои дѣти... моя инфернальная жена!
   Валентинъ хладнокровно. Въ самомъ дѣлѣ? Интересная встрѣча! Снова углубляется въ изученіе меню.
   Крамптонъ. Встрѣча! Не для меня. Я ухожу. Кричитъ офиціанту. Подайте мнѣ пальто!
   Офиціантъ. Сію минуту, сударь. Возвращается, осторожно прислоняетъ тросточку Валентина къ накрытому столу и, слегка отряхнувъ пальто, становится позади Крамптона, готовый помочь ему надѣть его. Мнѣ кажется, я тутъ наболталъ что-то неладное насчетъ молодого барина?
   Крамптонъ. Р-р-р-р! Останавливается, уже готовый просунуть руки въ рукава пальто, и поворачивается къ Валентину съ внезапнымъ подозрѣніемъ. Валентинъ, вы также въ заговорѣ. Вы подстроили всю эту исторію. Вы...
   Валентинъ рѣшительно. Вздоръ? Положивъ меню на мѣсто, проходитъ вокругъ стола къ оградѣ и глядитъ за нее съ самымъ безпечнымъ видомъ.
   Крамптонъ сердито. Что вы при... Входитъ Макъ-Комасъ, за нимъ Филиппъ и Долли. Увидавъ Крамптона, Макъ-Комасъ колеблется нѣсколько мгновеній.
   Офиціантъ ласково прерываетъ Крамптона. Успокойтесь, сударь. Они уже здѣсь, сударь. Беретъ тросточку Валентина и направляется къ отелю, перекинувъ на руку пальто Крамптона, Макъ Комасъ, рѣшительно опустивъ углы своего рта, приближается къ Крамптону, который пятится назадъ, сверкая глазами и спрятавъ руки за спину. Макъ-Комасъ, раздвинувъ брови еще шире обыкновеннаго, смѣло наступаетъ на него съ величіемъ ничѣмъ незапятнанной совѣсти.
   Офиціантъ, проходя мимо Филиппа, тихо. Я сообщилъ ему это.
   Филиппъ. Безцѣнный Вильямъ! Подходитъ къ столу.
   Долли тихо офиціанту. А какъ онъ это принялъ?
   Офиціантъ тихо. Сначала былъ пораженъ, барышня по затѣмъ успокоился, барышня, право, совсѣмъ успокоился. Уносить палку и пальто въ отель.
   Макъ-Комасъ, приведя своимъ пристальнымъ взоромъ Крамптона въ замѣшательство. Итакъ, вы здѣсь, господинъ Крамптонъ.
   Крамптонъ. Да, здѣсь... поймался въ ловушку... въ подлую западню. Это мои дѣти?
   Филиппъ съ убійственной вѣжливостью. Это нашъ отецъ, господинъ Макъ-Комасъ?
   Макъ-Комасъ, самъ приходя въ замѣшательство. Да... э-э...
   Долли вѣжливо. Мы рады вашему приходу. Безцѣльно идетъ вокругъ стола, обмѣниваясь по дорогѣ улыбкой и словами привѣта съ Валентиномъ.
   Филиппъ. Позвольте мнѣ какъ хозяину исполнить свой долгъ, прежде всего заказавши для васъ вино. Беретъ со стола карту винъ. Его вѣжливое вниманіе и безпечное равнодушіе Долли оставляютъ Крамптона на почвѣ случайнаго знакомства, завязаннаго утромъ у зубного врача. Это задѣваетъ сердце отца такою мучительною болью, что его бросаетъ въ дрожь и трепетъ отъ сознанія такой отчужденности; глаза его становятся влажны, и онъ безмолвно глядитъ на сына, который въ данный моментъ настолько далекъ отъ всякой мысли о сыновнихъ чувствахъ, что, ничуть не теряя своего юмора и ловкости, шутливо продолжаетъ. Финчъ, для васъ какъ для солиднаго фамильнаго повѣреннаго по дѣламъ засмоленную бутылочку стараго портвейна, хорошо?
   Макъ-Комасъ твердо. Нѣтъ, мнѣ только Аполлинарисъ. Я предпочитаю не употреблять ничего горячительнаго. Отходитъ въ сторону съ видомъ человѣка, поборовшаго искушеніе.
   Филиппъ. А вамъ, Валентинъ?..
   Валентинъ. Пиво стараго розлива не покажется ли черезчуръ вульгарнымъ за вашимъ столомъ?
   Филиппъ. Конечно, нѣтъ. Долли также пьетъ его. Такъ значитъ пива. Обращаясь къ Крамптону съ ласковой вѣжливостью. Ну-те, а вамъ, господинъ Крамптонъ, что вы позволите предложить?
   Крамптонъ. Что вы хотите сказать, молодой человѣкъ?
   Филиппъ. Молодой человѣкъ! Очень торжественно. Чья же вина, что я молодой человѣкъ?
   Крамптонъ рѣзкимъ движеніемъ выхватываетъ у него изъ рукъ карту винъ и нерѣшительно притворяется, будто читаетъ ее. Филиппъ съ совершеннѣйшею учтивостью предоставляетъ карту въ его распоряженіе.
   Долли, заглядывая въ карту черезъ правое плечо Крамптона.
   Виски только одинъ сортъ, на послѣдней страницѣ.
   Крамптонъ. Оставьте меня, дитя.
   Долли. Дитя! Нѣтъ, нѣтъ. Можете назвать меня, если угодно, Долли. Но только не дитя. Беретъ Филиппа подъ руку и оба смотрятъ на Крамптона, какъ на какого-нибудь эксцентричнаго чужеземца.
   Крамптонъ, нахмуриваясь въ бѣшенствѣ и въ.мучительномъ замѣшательствѣ и однакоже чувствуя нѣкоторое удовлетвореніе даже при надъ нимъ. Макъ-Комасъ, насъ тутъ ждетъ повидимому... ха! ха!.. много удовольствія за завтракомъ.
   Макъ-Комасъ малодушно. Не вижу, почему бы и не Такъ. Выглядитъ отчаянію мрачно и уныло.
   Филиппъ. Одно лицо Финча -- цѣлое удовольствіе.
   Изъ отеля появляются госпожа Кландонъ и Глорія. Г-жа Кландонъ выступаетъ съ мужественнымъ самообладаніемъ и съ большимъ достоинствомъ. Она останавливается на ступенькахъ у порога двери, чтобы привѣтствовать Валентина. Глорія также останавливается и съ нѣкоторымъ враждебнымъ чувствомъ глядитъ на Валентина.
   Г-жа Кландонъ. Рада васъ видѣть, господинъ Валентинъ. Онъ улыбается. Она направляется къ Крамптону, собираясь обратиться къ нему съ холодною вѣжливостью. Но внѣшній видъ его потрясаетъ ее. Она останавливается внезапно и говоритъ встревоженная, съ нѣкоторымъ угрызеніемъ совѣсти. Фергюсъ! Вы сильно измѣнились.
   Крамптонъ сердито. Нше бы! За восемнадцать лѣтъ человѣкъ можетъ сильно измѣниться.
   Г-жа Кландонъ, смутившись. Я... я не это хотѣла сказать. Надѣюсь, вы здоровы?
   Крамптонъ. Спасибо. Нѣтъ, тутъ здоровье ни при чемъ. Тутъ о счастіи спросить надо. Мнѣ кажется, вы въ такомъ смыслѣ говорили О перемѣнѣ. Внезапно прорываясь. Посмотрите на нее, Макъ-Комасъ! Взгляните на нее и... Наполовину со смѣхомъ, наполовину съ рыданіемъ, И взгляните на меня!
   Филиппъ. III-ш!.. Указываетъ на дверь отеля, въ которой только что показался офиціантъ. Подавайте къ завтраку, Вильямъ!
   Долли касается локтя Крамптона, предостерегая. А-хм!
   
   Офиціантъ идетъ къ буфетному столу и даетъ знакъ въ кухню откуда выходятъ младшій офиціантъ съ супными тарелками и поваръ въ бѣломъ передникѣ и колпакѣ съ супною мискою. Младшій офиціантъ остается и прислуживаетъ при столѣ; поваръ уходитъ и отъ времени до времени появляется затѣмъ то съ тѣмъ, то съ другимъ блюдомъ. Онъ разливаетъ супъ по тарелкамъ и разрѣзаетъ мясо, но самъ къ столу не подаетъ. Старшій офиціантъ становится у края стола, обращеннаго къ ведущимъ на взморье ступенямъ.
   
   Г-жа Кландонъ, когда всѣ собираются къ столу. Мнѣ кажется, вы, господа, уже всѣ встрѣчались сегодня утромъ, такъ что знакомить нѣтъ надобности. Ахъ, нѣтъ, виновата. Представляя, Господинъ Валентинъ, господинъ Макъ-Комасъ. Занимаетъ мѣсто на концѣ стола, обращенномъ къ отелю. Фергюсъ, пожалуйста садитесь на почетное мѣсто.
   Крамптонъ. Ха-ха! Съ горечью. На почетное мѣсто...
   Офиціантъ, подставляя ему стулъ, съ необиднымъ поощреніемъ. Вотъ здѣсь, сударь. Крамптонъ покоряется и садится.
   Г-жа Кландонъ. Господинъ Валентинъ, вы сядете съ этой стороны... Указываетъ налѣво Рядомъ съ Глоріей. Валентинъ и Глорія усаживаются, Глорія ближе къ Крамптону, а Валентинъ къ г-жѣ Кландонъ. Финчъ, я посажу васъ съ этой стороны, между Долли и Филиппомъ. Вы ужъ защищайтесь отъ нихъ какъ умѣете. Долли садится ближе къ матери, Филиппъ къ отцу, Макъ-Комасъ между ними. Подается супъ.
   Офиціантъ Крамптону. Вамъ пожиже или погуще сударь?
   Крамптонъ къ г-жѣ Кландонъ. Въ этой семьѣ никто не читаетъ молитвы передъ обѣдомъ?
   Филиппъ, искусно вставляя свою фразу. Прежде всего нужно установить, что для кого заказать. Вильямъ!
   Офиціантъ. Что прикажете? проворно скользитъ вокругъ стола и становится у лѣваго локтя Филиппа. По дорогѣ шепчетъ младшему офиціанту. Погуще.
   Филиппъ. Двѣ маленькихъ кружки пива стараго розлива для насъ съ Долли какъ обыкновенно; и одну большую для этого господина. Указываетъ на Валентина. Большую бутылку Аполлинарисъ для господина Макъ-Комаса.
   Офиціантъ. Слушаю, сударь.
   Долли. Не желаете ли кромѣ того рюмочку ирландской водки, Финчъ?
   Финчъ скандализованный. Нѣтъ... нѣтъ, благодарю васъ.
   Филиппъ. Номеръ 413 для мамы и для Глоріи какъ обыкновенно, И -- поворачиваясь вопросительно къ Крамптону -- ну-те?
   Крамптонъ, нахмурившись и собираясь отвѣтить рѣзкостью. Я...
   Офиціантъ, вмѣшиваясь, сладкозвучно. Не нужно и спрашивать. Мы тутъ и безъ того знаемъ, что употребляетъ обыкновенно господинъ Крамптонъ. Уходитъ въ отель.
   Филиппъ смотритъ серьезно на отца. Вы посѣщаете рестораны. Дурная привычка! Поваръ въ сопровожденіи младшаго офиціанта, который несетъ нагрѣтыя тарелки, выносить изъ кухни блюдо съ рыбой, ставитъ на буфетный столъ и начинаетъ разрѣзывать ее широкимъ ножомъ.
   Крамптонъ. Я вижу, вы научились у вашей матери.
   Госпожа Кландонъ. Филь, не забывай пожалуйста, что твои шутки могутъ показаться обидными для людей, не привыкшихъ къ намъ, и что твой отецъ сегодня нашъ гость.
   Крамптонъ съ горечью. Да, гость въ своей собственной семьѣ, на почетномъ мѣстѣ за столомъ. Младшій офиціантъ убираетъ су иныя тарелки.
   Долли сочувственно. Да, какое-то странное положеніе, не правда ли? Неловко какъ-то. Знаете, мы также чувствуемъ это и стѣсняемся.
   Филиппъ. III-ш!.. Долли, у насъ у обоихъ не хватаетъ такта. Крамптону. Мы очень расположены къ вамъ; но по части родственныхъ чувствъ мы совсѣмъ швахъ. Изъ отеля возвращается офиціантъ съ бутылками, стаканами и проч. Вильямъ, иди, возстанови добрыя чувства.
   Офиціантъ ласково. Слушаю, баринъ. Сейчасъ. Маленькая кружка Lager для васъ, сударь. Крамптону. Сельтерская съ ирландской водкой, это для васъ, сударь. Макъ-Комасу. Вамъ Аполлинарисъ, сударь. Долли. Вамъ, барышня, маленькая кружка Lager. Госпожѣ Кландонъ, наливая вино. Вамъ, сударыня, 413. Валентину. Вамъ, сударь, большая кружка Lager. Глоріи. 413, барышня.
   Долли пьетъ. За семью!
   Филиппъ пьетъ. За домашній очагъ. Подается рыба.
   Макъ-Комасъ съ бросающимся въ глаза усиліемъ показать что онъ чувствуетъ себя непринужденно, совсѣмъ какъ въ домашнемъ кругу. Въ концѣ концовъ у насъ тутъ очень мило. Компанія дружная.
   Долли критически. Въ концѣ концовъ! Въ концѣ чего, Финчъ?
   Крамптонъ саркастически. Онъ хочетъ сказать, что у васъ тутъ очень мило, несмотря на присутствіе вашего отца. Вѣрно ли я уловилъ вашу мысль, господинъ Макъ-Комасъ?
   Макъ-Комасъ, растерявшись. Нѣтъ, нѣтъ. Я сказалъ "въ концѣ концовъ" только для закругленія фразы. Я... ээ-ээ...
   Офиціантъ, тактично выручая его. Не угодно ли тюрбо, сударь?
   Макъ-Комасъ, чрезвычайно благодарный за то, что тотъ прервалъ его. Спасибо, спасибо.
   Офиціантъ тихо. Не стоитъ говорить объ этомъ. Возвращается къ буфетному столу.
   Крамптонъ Филиппу. Вы уже думали о выборѣ профессіи?
   Филиппъ. На этотъ счетъ у меня еще вопросъ открытый. Вильямъ!
   Офиціантъ. Что, сударь?
   Филиппъ. Какъ по-вашему, долго ли мнѣ понадоби, лось бы учиться, чтобы стать хорошимъ офиціантомъ.
   Офиціантъ, Этому не научишься, сударь. Тутъ требуется подходящій характеръ, сударь. Вполголоса Валентину, который что-то ищетъ. Хлѣба для барышни? Сію минуту, сударь. Подаетъ Глоріи хлѣбъ и продолжаетъ прежнимъ тономъ. Немногіе рождаются съ такимъ характеромъ, сударь.
   Филиппъ. У васъ случайно можетъ быть есть сынъ?
   Офиціантъ. Да, сударь. О, да. Глоріи, снова понижая олосъ. Еще кусочекъ рыбы, барышня? Вѣдь въ полдень вы отказались закусить.
   Глорія. Нѣтъ, спасибо. Прибираются тарелки отъ рыбы.
   Долли. Вашъ сынъ также служитъ въ офиціантахъ. Вильямъ?
   Офиціантъ, подавая Глоріи дичь. О, нѣтъ, барышня! Для этого у него былъ черезчуръ безпокойный нравъ.
   Макъ-Комасъ покровительственно. Онъ вѣроятно сталъ трактирщикомъ? А?
   Офиціантъ съ оттѣнкомъ грусти въ голосѣ, какъ будто вспоминая какое-то разочарованіе, потерявшее съ теченіемъ времена свою остроту. Нѣтъ, сударь, онъ избралъ вашу профессію. Онъ тоже адвокатъ.
   Макъ-Комасъ, смутившись. Ахъ, простите пожалуйста!
   Офиціантъ. О, что вы, что вы, сударь! Вѣдь это очень естественно было ошибиться. Я часто желалъ прежде, чтобы онъ сталъ трактирщикомъ, сударь. Тогда бы онъ гораздо раньше сталъ самостоятельнымъ человѣкомъ, не нуждающимся въ моей поддержкѣ. Тихо Валентину, который снова чего-то ищетъ. Солонка вотъ здѣсь. Продолжаетъ. Да, сударь, пришлось мнѣ его поддерживать до тридцати семи лѣтъ. Но теперь его дѣла прекрасны: право, очень удовлетворительно устроился. Не меньше пятидесяти гиней, сударь, за каждое дѣло.
   Макъ-Комасъ. Вотъ что значитъ демократія, Крамптонъ! Современная демократія!
   Офиціантъ спокойно. Нѣтъ, сударь, не демократія, а только воспитаніе. Знаніе, ученіе. Курсъ въ Кембриджѣ. И затѣмъ въ Сиднеевскомъ колледжѣ въ Суссексѣ, сударь. Долли дергаетъ его за рукавъ и шепчетъ ему, когда онъ наклоняется, Имбирнаго пива, барышня? Сію минуту. Макъ-Комасу. Это очень хорошо для него, сударь, что такъ вышло: онъ никогда не чувствовалъ склонности къ физическому труду. Уходить въ отель, оставляя компанію немного подавленною выдающимися качествами его сына.
   Валентинъ. У кого изъ насъ теперь повернется языкъ отдавать приказанія этому человѣку!
   Долли. Надѣюсь, онъ не разсердится, что я послала его за имбирнымъ пивомъ.
   Крамптонъ недовольный. Онъ офиціантъ, и его дѣло прислуживать. Если бы вы обращались съ нимъ какъ подобаетъ вести себя съ офиціантомъ, то онъ зналъ бы свое мѣсто и держалъ бы языкъ за зубами.
   Долли. Ну и вышло бы только для насъ же хуже! Можетъ быть, онъ дастъ намъ рекомендацію къ своему сыну, и тотъ введетъ насъ въ лондонское общество. Офиціантъ возвращается съ имбирнымъ пивомъ.
   Крамптонъ презрительно ворчитъ. Лондонское общество, лондонское общество! Вы не годитесь для общества, дитя!
   Долли, теряя терпѣніе. Ну, знаете ли, господинъ Крамптонъ... Если вы думаете...
   Офиціантъ ласково, наклоняясь надъ ея локтемъ. Имбирное пиво въ каменной кружкѣ, барышня.
   Долли, опѣшивъ, глубоко переводитъ дыханіе и приходитъ снова въ хорошее настроеніе. Ласково обращается къ офиціанту. Спасибо, милый Вильямъ. Вы принесли какъ разъ вовремя. Пьетъ.
   Макъ-Комасъ, дѣлая новое усиліе перевести разговоръ въ область незатрогивающихъ страстей темъ. Извините, что я мѣняю предметъ разговора. Позвольте васъ спросить, миссъ Кландонъ, какая государственная религія на островѣ Мадейрѣ?
   Глорія. Думаю, что португальская. Я никогда не справлялась объ этомъ.
   Долли. Наканунѣ великаго поста слуги обыкновенію приходили къ намъ и становились на колѣни, исповѣдуясь во всѣхъ своихъ прегрѣшеніяхъ; а мы должны были сдѣлать видъ, что прощаемъ ихъ. Существуетъ ли и въ Англіи такой же обычай, Вильямъ?
   Офиціантъ. Нѣтъ, барышня. Можетъ быть, въ какихъ-нибудь захолустьяхъ и бываетъ такъ, но мнѣ не приходилось слышать. Замѣтивъ выраженіе лица госпожи Кландонъ, съ которымъ она смотритъ на младшаго офиціанта, когда тотъ подаетъ ей салатъ. Вы любите безъ луку, сударыня? Сію минуту, у меня для васъ приготовлено особо. Своему младшему товарищу, указывая ему, что нужно подойти съ салатникомъ къ Глоріи. Съ этой стороны, Джозефъ. Берсть съ буфетнаго стола блюдце со спеціальною порціей салата и ставитъ около тарелки г-жи Кландонъ. При этомъ замѣчаетъ гримасу на лицѣ Долли. Вамъ по ошибкѣ положили немного крессу. Убираетъ блюдце у ея тарелки, Сію минуту, барышня. Младшему офиціанту, указывая, чтобы тотъ подалъ Долли свѣжаго салату. Джозефъ! Продолжая. У насъ вѣдь большинство населенія принадлежитъ къ Англиканской церкви, барышня.
   Долли. Англиканской церкви! Это что же за секта такая?
   Крамптонъ, шумно подымаясь, среди всеобщаго изумленія Вы видите, какъ воспитаны мои дѣти, господинъ Макъ-Комасъ! Вы видите! Вы слышите! Призываю васъ всѣхъ во свидѣтели. Рѣчь его становится нечленораздѣльна, и онъ готовъ, не взирая ни на что, ударить кулакомъ по столу, когда офиціантъ намѣренно убираетъ его тарелку.
   Госпожа Кландонъ твердо. Садитесь, Фергюсъ. И нечего вамъ тутъ такъ выходить изъ себя. Не забывайте, что Долли тутъ на правахъ иностранки. Пожалуйста, садитесь.
   Крамптонъ недовольный садится. Не знаю, слѣдуетъ ли мнѣ и вообще-то оставаться здѣсь и созерцать все это. Право, не знаю.
   Офиціантъ. Сыру не угодно ли, сударь? Или хотите пирожное?
   Крамптонъ, не ожидавшій вопроса. Что? Ахъ, да! Сыру, сыру.
   Долли. Вильямъ! Принесите коробку папиросъ.
   Офиціантъ. Сію минуту, барышня. Беретъ съ буфетнаго стола коробку съ папиросами и ставитъ ее передъ Долли. Та выбираетъ папироску и собирается закурить, а онъ возвращается къ буфетному столу, чтобы взять спичечницу.
   Крамптонъ смотритъ на Долли съ ужасомъ. Она куритъ!
   Долли, потерявъ терпѣніе. Ну, знаете ли, господинъ Крамптонъ, я боюсь, что порчу вамъ завтракъ. Я пойду и выкурю свою папироску на взморьи. Встаетъ изъ-за стола съ шумной внезапностью и быстро спускается по ступенямъ ко взморью. Офиціантъ пытается подать ей спички, но не успѣваетъ догнать.
   Крамптонъ бѣшено. Маргарита, позови ее назадъ. Позови ее назадъ, говорю я тебѣ!
   Макъ-Комасъ, пытаясь умиротворить его. Э, Крамптонъ, не стоитъ обращать вниманія. Она попросту дочь своего отца: вотъ и все тутъ.
   Госпожа Кландонъ съ глубокой обидой. Надѣюсь, нѣтъ, Финчъ. Встаетъ; всѣ немного приподнимаются. Господинъ Валентинъ, вы меня извините: боюсь, что Долли чувствуетъ себя совсѣмъ изобиженной. Я должна пойти къ ней.
   Крамптонъ. Чтобы стать на ея сторону противъ меня, хотите вы сказать.
   Госпожа Кландонъ, не обращая на него вниманія. Глорія, ты займешь мое мѣсто, покамѣстъ я не вернусь. Направляется къ ступенямъ. Крамптонъ провожаетъ ее взглядомъ, полнымъ жгучей ненависти. Остальные смотрятъ на нее съ молчаливымъ замѣшательствомъ, чувствуя всю мучительность инцидента.
   Офиціантъ перехватываетъ ее еще на террасѣ, подавая ей коробочку спичекъ. Барышня забыла захватить спички, сударыня. Вы можетъ быть передадите, будьте такъ добры, сударыня.
   Госпожа Кландонъ, поддаваясь очарованію его ласковаго и пріятнаго голоса, съ благодарной вѣжливостью. Очень вамъ благодарна. Берегъ спички и спускается ко взморью. Офиціантъ уводитъ своего помощника черезъ кухонный входъ въ отель, предоставляя завтракающихъ самимъ себѣ.
   Крамптонъ. Вотъ она маменька въ вашемъ вкусѣ, Макъ-Комасъ! Восхищайтесь! Въ вашемъ вкусѣ!
   Глорія твердо. Да, прекрасная мать.
   Крамптонъ. А отецъ дурной? Вы это хотѣли сказать? А?
   Валентинъ, вставая съ негодованіемъ и обращаясь къ Глоріи Миссъ Кландонъ, я...
   Крамптонъ, обращаясь къ нему. Имя этой дѣвицы Крамптонъ, господинъ Валентинъ, а не Кландонъ. Вы что же, желаете присоединиться къ нимъ, чтобы оскорблять меня заодно со всею компаніей?
   Валентинъ, не обращая на него вниманія. Я ошеломленъ, миссъ Кландонъ. Во всемъ этомъ виноватъ я: я привелъ его сюда, отвѣтственность падаетъ на меня. И я стыжусь его.
   Крамптонъ. Что вы хотите сказать?
   Глорія, вставая, холодно. Вреда отъ этого не произошло, господинъ Валентинъ. Боюсь, что всѣ мы вели себя немного по-дѣтски. Вся наша затѣя съ этимъ завтракомъ была ошибкой. Намъ нужно покончить съ этимъ. Отодвигаетъ свой стулъ и направляется къ ступенямъ. Проходя мимо Крамптона, она прибавляетъ съ пренебрежительнымъ спокойствіемъ. Прощайте, отецъ. Спускается по ступенькамъ съ видомъ холоднаго равнодушія. Всѣ смотрятъ ей вслѣдъ, не замѣчая возвращающагося изъ отеля офиціанта съ цѣлымъ грузомъ на рукахъ: онъ несетъ пальто Крамптона, палку Валентина, шали и зонтики, въ томъ числѣ одинъ бѣлый кружевной, и нѣсколько складныхъ табуретокъ.
   Крамптонъ про себя, глядя вслѣдъ Глоріи съ ужаснымъ выраженіемъ. Отецъ! Отецъ!! Съ силою ударяетъ по столу кулакомъ. Ну...
   Офиціантъ, предлагая ему пальто. Это, кажется, ваше, сударь? Крамптонъ сверкаетъ на него глазами, затѣмъ рѣзкимъ движеніемъ схватываетъ пальто и отходитъ по террасѣ къ садовой скамейкѣ, сердито стараясь надѣть его. Макъ-Комасъ встаетъ и идетъ къ нему на помощь; затѣмъ беретъ свою шляпу и зонтъ съ желѣзнаго столика и поворачиваетъ къ ступенямъ. Тѣмъ временемъ офиціантъ, поблагодаривъ съ невозмутимою, ласковостью Крамптона за то, что тотъ взялъ у него изъ рукъ пальто, предлагаетъ часть своего груза Филиппу. Вы понесите, пожалуй ста, дамамъ зонтики, сударь. А то сегодня море такъ сверкаетъ, даже глазамъ больно. А я понесу складные стулья, сударь.
   Филиппъ. Вы старикъ, отецъ Вильямъ; но вы замѣчательно много вниманія проявляете къ людямъ. Нѣтъ, вы понесете зонтики, а я стулья. Беретъ ихъ.
   Офиціантъ съ благодарностью. Спасибо, сударь.
   Филиппъ. Финчъ, давайте подѣлимся. Даетъ ему пару стульевъ. Идемте, Спускаются вмѣстѣ ко взморью.
   Валентинъ офиціанту. Дайте и мнѣ что-нибудь нести, дайте одинъ изъ зонтиковъ.
   Офиціантъ скромно. Это младшей барышни, сударь.
   Валентинъ беретъ. Спасибо, сударь. Если позволите, сударь, мнѣ кажется лучше вамъ взять вотъ что. Кладетъ зонтики на стулъ Крамптона и вынимаетъ изъ бокового кармана своего фрака книжку съ женскимъ платкомъ вмѣсто закладки. Это старшая барышня читаетъ. Валентинъ съ оживленіемъ схватываетъ книжку. Спасибо, сударь. Какъ видите, Шопенгауеръ. Снова беретъ зонтики. Очень интересный писатель. Особенно насчетъ женщинъ, сударь. Спускается по ступенькамъ. Валентинъ собирается послѣдовать за нимъ, но вспоминаетъ о Крамптонѣ и измѣняетъ намѣреніе.
   Валентинъ, нѣсколько возбужденно подходя къ Крамптону. Послушайте, Крамптонъ, вы теперь вѣроятно сами стыдитесь себя?
   Крамптонъ враждебно. Стыжусь самого себя! Чего это ради?
   Валентинъ. А того ради, что вели вы себя какъ медвѣдь. И я привелъ васъ сюда. Что подумаетъ обо мнѣ ваша дочь?
   Крамптонъ. Я не думалъ о томъ, что о васъ подумаетъ моя дочь.
   Валентинъ. Еще бы! Вы думали только о себѣ. Вы эгоистъ, настоящій эгоманьякъ.
   Крамптонъ съ сердцемъ, раздираемымъ скорбью. Она сказала вамъ, что такое я -- я, отецъ,-- отецъ, у котораго отняли его дѣтей. Что за сердца у этого поколѣнія? Что же вы требуете отъ меня, чтобы я, придя сюда черезъ столько лѣтъ, въ первый разъ увидавъ, что такое мои дѣти! услыхавъ ихъ голоса!-- что же вы требуете, чтобы я велъ себя при этомъ какъ великосвѣтскій посѣтитель?! Случайно быть приглашеннымъ къ завтраку и быть господиномъ Крамптономъ... господиномъ Крамптономъ! Какое право имѣютъ они обращаться ко мнѣ такимъ образомъ? Я ихъ отецъ! Не отрицаютъ же они этого! Я человѣкъ со всѣми чувствами обыкновеннаго средняго человѣка. Такъ, что же, у меня развѣ нѣтъ правъ? Развѣ я не могу заявлять требованій? Кто былъ около меня въ теченіе всѣхъ этихъ долгихъ лѣтъ? Горничныя, лакеи, служащіе, дѣловые знакомые. И они относились ко мнѣ съ уваженіемъ и даже съ расположеніемъ. Развѣ кто-нибудь изъ нихъ, изъ этихъ чужихъ людей, заговорилъ бы со мною такъ, какъ эта дѣвчонка? Развѣ кто-нибудь изъ нихъ сталъ бы насмѣхаться надо мною такъ, какъ этотъ мальчуганъ? Бѣшено. Мои собственныя дѣти -- и господинъ Крамптонъ! Мои...
   Валентинъ. Ну, полноте, вѣдь они же только дѣти. И единственное, изъ нихъ, которая заслуживаетъ вниманія, названа васъ отцомъ.
   Крамптонъ. Да: "прощайте, отецъ!" Прощайте! О, да, она затронула мое чувство -- точно палкой ударила!
   Валентинъ, обнаруживая очень мяло сочувствія. Ну, что вы, Крамптонъ. Она обошлась съ вами очень хорошо. Мнѣ за завтракомъ было гораздо хуже, чѣмъ вамъ.
   Крамптонъ. Вамъ!
   Валентинъ съ возрастающимъ пыломъ. Да, мнѣ. Я сидѣлъ рядомъ съ нею; и за все время я не сказалъ ей ни слова... не могъ придумать ни одного умнаго, блестящаго, красиваго выраженія. И она тоже не сказала мнѣ ни слова.
   Крамптонъ. Ну-те?
   Валентинъ. Ну-те, ну-те??? Схватываетъ его довольно крѣпко на руки и говоритъ все быстрѣе и быстрѣе, Крамптонъ, знаете ли, что случилось со мной сегодня? Вы вѣдь не думаете, разумѣется, что у меня такая привычка шутить со своими паціентами, какъ я шутилъ съ вами?
   Крамптонъ. Надѣюсь, что нѣтъ.
   Валентинъ. Дѣло въ томъ, что я совсѣмъ съ ума сошелъ. Или, вѣрнѣе сказать, никогда раньше я не чувствовалъ себя въ такомъ полномъ обладаніи всѣми своими силами и всѣми своими чувствами. Я способенъ на что угодно; я выросъ; наконецъ-то я чувствую себя взрослымъ; и все это сдѣлала со мною ваша дочь.
   Крамптонъ недовѣрчиво. Вы влюбились въ мою дочь
   Валентинъ, его слова теперь мчатся какъ потокъ. Влюбился! Любовь! Вздоръ! Это выше, это больше любви! Это жизнь, это вѣра, это сила, это увѣренность въ себѣ, это блаженство.
   Крамптонъ, прерывая его съ ѣдкимъ презрѣніемъ. Ерунду вы порете! Развѣ вы можете содержать жену? Вы не можете жениться на ней.
   Валентинъ. Кто говоритъ о женитьбѣ? Я хочу руки ея цѣловать; стоять на колѣняхъ у ея ногъ; жить для нея; умереть за нее. Съ меня этого довольно. Посмотрите, это ея книга! Видите! Цѣлуетъ платокъ. Если бы вы предложили мнѣ всѣ свои деньги за одинъ этотъ предлогъ спуститься на взморье и снова заговорить съ нею, я бы только посмѣялся надъ вами. Стремительно бросается внизъ по ступенькамъ, гдѣ попадаетъ прямо въ обнятія офиціанта, который какъ разъ подымается по лѣстницѣ. Чтобы не упасть, они крѣпко обнимаютъ другъ друга, совершая при этомъ быстрое вращательное движеніе,
   Офиціантъ деликатно. Осторожнѣе, сударь, осторожнѣе.
   Валентинъ, стыдясь своей стремительности. Извините пожалуйста.
   Офиціантъ. Что вы, что вы! Это очень естественно сударь. Разумѣется, въ вашемъ возрастѣ. Барышня послала меня за книгой. Можно васъ попросить передать ей ее немедленно, сударь?
   Валентинъ. Съ удовольствіемъ. И если вы позволите предложить вамъ шестинедѣльный заработокъ зубного врача. Даетъ ему крону, полученную отъ Долли.
   Офиціантъ, какъ будто эта сумма превышаетъ его самыя радужныя ожиданія. Благодарю васъ, сударь, премного вамъ благодаренъ. Валентинъ стремительно спускается внизъ по ступенькамъ. Очень жизнерадостный молодой человѣкъ, сударь; очень мужественный и очень прямодушный.
   Крамптонъ ворчитъ презрительно. И безъ сомнѣнія, скоро составитъ себѣ состояніе. Знаю я его шестинедѣльный заработокъ. Подходитъ къ желѣзному столику и садится.
   Офиціантъ философски. Ну, сударь, напередъ вы никогда ничего не предскажете. Это мой жизненный принципъ, сударь, если вы извините, что у меня есть вообще Принципы. На мгновеніе деликатно превращаясь изъ философа въ офиціанта. Вы можетъ быть, сударь, не обратили вниманія, что вы встали изъ-за стола, не притронувшись къ сельтерской съ ирландской водкой? Беретъ со стола, гдѣ завтракали, большой стаканъ съ напиткомъ и ставитъ передъ Крамптономъ. Да, сударь, никогда вы впередъ не предскажете. Взять напримѣръ хотя бы моего сына. Ну кто бы могъ подумать, что онъ когда-нибудь будетъ носить одежду на шелковой подкладкѣ? И однакоже теперь, сударь, онъ зарабатываетъ не меньше пятидесяти гиней за каждое выступленіе на судѣ. Какой это урокъ, сударь!
   Крамптонъ. Надѣюсь, онъ чувствуетъ благодарность и признаетъ, чѣмъ онъ обязанъ вамъ.
   Офиціантъ. Уживаемся мы очень хорошо, право, очень хорошо, сударь, принимая во вниманіе различіе общественнаго положенія. Снова съ однимъ изъ своихъ неуловимыхъ и милыхъ переходовъ. Маленькій кусочекъ сахару, сударь, отниметъ прѣсный вкусъ у сельтерской, а сладости чувствительной отъ этого не будетъ. Вы позволите, сударь? Кладетъ въ стаканъ кусочекъ сахару. Но, какъ я ему говорю, въ чемъ въ концѣ концовъ все различіе? Если я долженъ надѣвать фракъ, чтобы было видно, кто я такой, такъ вѣдь и ему приходится тоже обязательно облачаться въ свой костюмъ, надѣвать парикъ и мантію, чтобы показать, кто онъ. Если мои доходы состоятъ большею частью изъ денегъ, полученныхъ на-чай, и отъ меня какъ будто требуется, чтобы я сдѣлалъ видъ, точно и не получалъ ихъ, такъ вѣдь и его доходъ большею частью состоитъ изъ судебныхъ пошлинъ; и я-понимаю, что и у него требуется видимость, будто онъ не получалъ ихъ! И если благодаря своей профессіи онъ сталкивается съ людьми всѣхъ слоевъ и ранговъ, то вѣдь и моя профессія отличается такимъ же свойствомъ, сударь. И если адвоката немного компрометируетъ то, что его отецъ офиціантъ, такъ вѣдь и офиціанту тоже немного неловко, что у него сынъ адвокатъ. Многіе считаютъ это большою дерзостью, сударь, увѣряю васъ. Не хотите ли еще чего-нибудь, сударь?
   Крамптонъ. Нѣтъ, благодарю васъ. Съ горькимъ смиреніемъ. Мнѣ кажется, это не можетъ вызвать, никакихъ возраженій, если я посижу здѣсь немного. Компаніи на взморьи я вѣдь отсюда не мѣшаю.
   Офиціантъ съ чувствомъ. Это очень любезно съ вашей стороны, сударь, представить дѣло такъ, какъ будто ваше присутствіе уже само по себѣ не является большою честью для насъ. Право, это очень любезно, сударь. Чѣмъ болѣе вы себя чувствуете здѣсь какъ дома, тѣмъ больше чести для насъ.
   Крамптонъ съ убійственной ироніей. Какъ дома!
   Офиціантъ задумчиво. Да, сударь. Можно смотрѣть на это и такимъ образомъ. Я постоянно говорилъ, что великое преимущество отеля заключается въ томъ, что онъ является убѣжищемъ отъ домашней жизни, сударь.
   Крамптонъ. Сегодня, мнѣ кажется, этого преимущества нельзя было замѣтить.
   Офиціантъ. Да, да, сударь. Въ томъ-то и дѣло, что всегда случается неожиданное, не правда ли? Качаетъ головою Предсказать ничего нельзя, ничего нельзя. И никогда не предскажете. Уходитъ въ отель.
   Крамптонъ, глаза его горятъ жестокимъ огнемъ, когда онъ опираетъ на руки свое усталое, жалкое лицо. Семья! Семья!! Опускаетъ руки на столъ и склоняетъ на нихъ свою голову, по сейчасъ же поспѣшно выпрямляется, заслышавъ чьи то шаги. Это Глорія поднимается по лѣстницѣ съ зонтикомъ и съ книгою въ рукѣ. Онъ выпывающе глядитъ на нее съ выраженіемъ грубаго упрямства въ очертаніяхъ рта и трогательно противоречащей ему скорбью во взорѣ. Она подходитъ къ краю садовой скамейки и становится къ ней спиною, опираясь на ея спинку, удивленная его слабостью, слишкомъ заинтересованная имъ, чтобы остаться хо, одною, но не чувствуя въ себѣ ни искорки родственнаго чувства. Ну?
   Глорія. Я хочу поговорить съ вами нѣсколько минутъ.
   Крамптонъ, твердо глядя на нее. Въ самомъ дѣлѣ? Это поразительно. Встрѣтилась черезъ восемнадцать лѣтъ со своимъ отцомъ и дѣйствительно желаетъ поговорить съ нимъ нѣсколько минутъ! Это трогательно. Не правда ли? Опираетъ голову на руку и глядитъ внизъ и въ сторону въ мрачномъ раздумьѣ.
   Глорія. Все это кажется мнѣ безсмысленнымъ, ничѣмъ не вызваннымъ. Какихъ чувствъ ожидаете вы отъ насъ къ себѣ -- какихъ поступковъ? Чего вы хотите? Почему вы менѣе учтивы, чѣмъ другіе люди? Очевидно, вы насъ не особенно-то любите, -- да и развѣ можно ожидать, чтобы это было иначе? Но вѣдь можемъ же мы встрѣчаться безъ ссоры.
   Крамптонъ, ужасная сѣрая тѣнь проходитъ по его липу. Ты себѣ ясно представляешь, что я твой отецъ?
   Глорія. Совершенно ясно.
   Крамптонъ. А знаешь ли ты, какія это налагаетъ на тебя обязанности по отношенію ко мнѣ?
   Глорія. Напримѣръ?
   Крамптонъ, вставая, какъ бы для того, чтобы сразить чудовище. Напримѣръ! Напримѣръ!! Напримѣръ почтительность, нѣжность, уваженіе, послушаніе.
   Глорія, оставляя свою беззаботно прислоненную лозу и быстро подступая къ нему съ гордымъ видомъ. Я повинуюсь только голосу совѣсти, я уважаю только то, что благородно. Въ этомъ я вижу свой долгъ. Прибавляетъ съ меньшею твердостью. Что касается чувства нѣжности, то оно не подчиняется моему контролю. Я не увѣрена, что понимаю, что такое нѣжное чувство. Отворачивается съ очевиднымъ неодобреніемъ къ этой части предмета разговора и подходитъ къ столу за стуломъ. Книгу и зонтикъ она кладетъ на другой стулъ.
   Крамптонъ, провожая ее глазами. Ты дѣйствительно думаешь то, что говоришь?
   Глорія, быстро оборачивается, строго. Извините меня; это невѣжливый вопросъ. Я разговариваю съ вами серьезно и отъ васъ ожидаю серьезнаго отношенія къ моимъ словамъ. Беретъ одинъ изъ стульевъ; поворачиваетъ его отъ стола и садится съ нѣкоторымъ раздраженіемъ, со словами. Неужели же вы не въ состояніи обсудить этотъ вопросъ разсудительно и хладнокровно?
   Крамптонъ, Разсудительно и хладнокровно? Нѣтъ, я не могу. Понимаешь ты это? Не могу.
   Глорія выразительно. Нѣтъ, Этого я понять не могу. Я не сочувствую.
   Крамптонъ, нервна содрогаясь. Стой! Не говори больше ни слова: ты не понимаешь, что ты дѣлаешь. Ты меня до сумасшествія хочешь довести? Она хмурится, находя такіе къ призы невыносимыми. Онъ поспѣшно прибавляетъ. Нѣтъ, я не сержусь. Серьезно, я не сержусь. Подожди, подожди. Дай мнѣ только немножко подумать. Встаетъ и нѣсколько мгновеній стоитъ, растерянно наморщивая брови и сжимая руки; затѣмъ беретъ крайній стулъ у накрытаго стола и садится рядомъ съ нею, говоря съ трогательнымъ усиліемъ быть ласковымъ и терпѣливымъ. Ну, теперь мнѣ кажется, да, я могу. По крайней мѣрѣ попытаюсь.
   Глорія твердо. Вотъ видите! Все можетъ быть улажено, если только продумать рѣшительно до конца.
   Крамптонъ, съ внезапнымъ страхомъ. Нѣтъ, нѣтъ, не думай, Я хочу, чтобы ты почувствовала. Это единственная вещь, которая можетъ намъ помочь. Послушай! Ты, -- но сначала -- постой, я забылъ. Какъ тебя зовутъ? То-есть я спрашиваю, какъ твое ласкательное имя. Не можетъ же быть, чтобы они тебя звали Софроніей.
   Глорія съ недовольствомъ и изумленіемъ, Софронія! Мое имя Глорія. И меня такъ всегда и зовутъ.
   Крамптонъ со снова вспыхивающимъ гнѣвомъ. Твое имя Софронія, дѣвочка. Тебя окрестили въ честь твоей тетки Софроніи, моей сестры: она подарила тебѣ твою первую библію, и тамъ написано твое имя.
   Глорія. Ну, тогда мама дала мнѣ новое имя.
   Крамптонъ сердито. Она не имѣла на это права. Я этого не допущу.
   Глорія. Вы также не имѣли права давать мнѣ имя своей сестры. Я ея не знаю.
   Крамптонъ. Ты говоришь вздоръ. Есть предѣлы и моему терпѣнію. Этого я не хочу. Слышишь ты?
   Глорія, вставая, предостерегающе. Вы рѣшили поссориться со мною?
   Крамптонъ, испуганный, извиняясь. Нѣтъ, нѣтъ, садись. Садись, пожалуйста. Не хочешь? Она смотритъ на него, держа его въ ожиданіи. Онъ пересиливаетъ себя и произноситъ непріятное имя. Глорія. Она отмѣчаетъ удовлетвореніе легкимъ сжатіемъ губъ и садится. Вотъ такъ! Видишь ли, я хочу только показать, что я твой отецъ, мое... мое милое дитя. Слово ласки такъ жалобно и безпомощно неумѣло, что она невольно улыбается и рѣшаетъ отнестись къ нему немного снисходительнѣе. Ну, слушай. Я хочу спросить тебя вотъ что. Ты совсѣмъ не помнишь меня? Ты была совсѣмъ маленькая, когда тебя увезли отъ меня. Но ты была очень развитымъ ребенкомъ. Ты не можешь вспомнить кого-то, кого ты любила, или -- робко -- кто тебѣ былъ милъ, по крайней мѣрѣ, какъ ребенку, кто нравился тебѣ? Ну, кого-то, кто пускалъ тебя въ свой кабинетъ и давалъ смотрѣть свои, какъ тебѣ казалось, игрушечные корабли и пароходы? Нѣсколько мгновеній трепетно вглядывается въ ея лицо, ожидая какого нибудь отклика, и продолжаетъ съ сильно упавшей надеждой и болѣе настойчиво. Кого-то, кто позволялъ тебѣ дѣлать все и никогда не ругалъ тебя, а только просилъ, чтобы ты сидѣла смирно и не болтала? Кто-то, кто былъ для тебя чѣмъ-то, чѣмъ никто другой не можетъ быть -- кто былъ твоимъ отцомъ?
   Глорія, не тронутая этимъ. Когда вы описываете мнѣ эти вещи, то несомнѣнно, что я сейчасъ же начинаю себѣ представлять, будто я помню это. Но бъ сущности я ничего не помню.
   Крамптонъ, съ жаднымъ любопытствомъ. А твоя мать никогда тебѣ ничего не разсказывала обо мнѣ?
   Глорія. Она никогда не упоминала мнѣ вашего имени. Изъ груди у него вырывается невольный стонъ. Она смотритъ на него съ нѣкоторымъ презрѣніемъ и продолжаетъ. Исключая одного раза. И тогда она напомнила мнѣ объ одной вещи, о которой я забыла.
   Крамптонъ, съ надеждою поднимая на нее глаза. О чемъ же это?
   Глорія безпощадно. О хлыстѣ, который вы купили, чтобы бить меня.
   Крамптонъ скрежещетъ зубами. О! Выдвинуть противъ меня такую вещь! Это чтобы отвратить тебя отъ меня! Когда тебѣ никогда не нужно было знать объ этомъ! Со скрежетомъ, задыхаясь, Проклятая!
   Глорія, вскакивая. Ахъ вы, несчастный! Съ выразительнымъ удареніемъ. Несчастный!! Вы осмѣливаетесь проклинать мою мать!
   Крамптонъ. Замолчи! Или ты раскаешься потомъ. Я твой отецъ!
   Глорія. Какъ ненавистно мнѣ это имя! Какъ люблю я имя матери! Лучше вамъ уйти отсюда.
   Крамптонъ. Я... я задыхаюсь. Ты хочешь убить меня. Во... я... Голосъ его прерывается; съ нимъ что-то въ родѣ припадка удушья.
   Глорія быстро и не теряясь подходитъ къ балюстрадѣ и зоветъ оттуда внизъ на взморье, Господинъ Валентинъ!
   Валентинъ отвѣчаетъ снизу. Что такое?
   Глорія. Идите сюда. Пожалуйста на минуту. Вы тутъ нужны господину Крамптону. Возвращается къ столу и наливаетъ стаканъ воды.
   Крамптонъ, снова обрѣтая способность рѣчи. Нѣтъ, оставьте меня одного. Я не хочу его видѣть. Я уже справился съ собою, говорю тебѣ. И не нуждаюсь ни въ его помощи ни въ твоей. Встаетъ и собирается съ силами. Такъ ты говоришь, мнѣ лучше уйти. Надѣваетъ шляпу. Это твое послѣднее слово?
   Глорія. Надѣюсь, что да. Нѣсколько мгновеній онъ смотритъ на нее упрямымъ взглядомъ; яростно киваетъ, какъ будто онъ очень радъ, и уходитъ въ отель. Она смотритъ на него съ такимъ же упрямствомъ и, когда онъ исчезаетъ за дверью, вздыхаетъ съ облегченіемъ. Затѣмъ поворачивается, чтобы заговорить съ Валентиномъ, который быстро взбѣгаетъ по лѣстницѣ.
   Валентинъ, запыхавшись. Въ чемъ дѣло? Оглядывается. А гдѣ же Крамптонъ?
   Глорія. Ушелъ. Лицо Валентина озаряется радостью, сквозь которую просвѣчиваетъ робость и лукавство. Онъ сразу соображаетъ, что онъ наединѣ съ Глоріей. Она продолжаетъ равнодушно. Я думала, что ему дурно; но онъ оправился и не захотѣлъ ждать васъ. Мнѣ очень жаль. Идетъ за книгой и зонтикомъ.
   Валентинъ. Тѣмъ лучше. А то онъ дѣйствуетъ на нервы, когда съ нимъ побудешь долго. Притворяется, будто забылся. И какъ такой человѣкъ можетъ быть отцомъ такой чудно-прекрасной дочери!
   Глорія, на мгновеніе смутившись, но затѣмъ, отвѣчая ему съ вѣжливымъ, но подчеркнутымъ презрѣніемъ, это, повидимому, попытка сказать, что называется, комплиментъ. Позвольте же сразу заявить вамъ, господинъ Валентинъ, что комплименты производятъ на меня тошнотворное дѣйствіе. Пожалуйста, если хотите, чтобы мы были друзьями, то помните, что отношенія у насъ должны быть простыя и разумныя. Выходить замужъ я не намѣрена; и если вы не согласны считаться съ этимъ, то лучше намъ не продолжать нашего знакомства.
   Валентинъ осторожно. Понимаю. Но позвольте задать вамъ только одинъ вопросъ. Являетесь ли вы противницей брака вообще, отрицаете ли вы его какъ институтъ, или же ваше возраженіе относится только ко мнѣ лично?
   Глорія. Я слишкомъ малознакома съ вами, господинъ Валентинъ, чтобы составить себѣ мнѣніе относительно вашихъ личныхъ качествъ и заслугъ. Отворачивается отъ него съ безконечнымъ равнодушіемъ и садится со своей книгой на садовую скамейку. Я полагаю, что въ настоящее время условія брачной жизни таковы, что ни одна уважающая себя женщина не можетъ согласиться принять ихъ.
   Валентинъ, моментально мѣняя свой тонъ и обращаясь къ ней съ нотою сердечной искренности въ голосѣ, какъ будто онъ отъ всей души принимаетъ ея условія и въ восхищеніи отъ ея принциповъ. О, въ такомъ случаѣ у насъ есть уже одинъ пунктъ симпатіи съ вами! Я совершенно согласенъ съ вами: условія эти въ большинствѣ случаевъ безобразныя. Снимаетъ шляпу и весело бросаетъ ее на желѣзный столикъ. Нѣтъ, чего я хочу, такъ это избавиться отъ всего этого хлама. Садится рядомъ съ нею такъ естественно, что ей и въ голову не приходитъ возражать противъ этого, и продолжаетъ съ энтузіазмомъ. Не кажется ли вамъ это ужаснымъ, что мужчина и женщина не могутъ и встрѣтиться другъ съ другомъ безъ того, чтобы ихъ сейчасъ же не заподозрили въ намѣреніяхъ такого рода? Какъ будто бы не существуетъ другихъ интересовъ -- какъ будто бы нѣтъ другихъ предметовъ для разговора -- какъ будто бы женщины не способны ни на что лучшее!
   Глорія заинтересованная. Ахъ, ну вотъ теперь вы начинаете говорить по-человѣчески и разумно, господинъ Валентинъ.
   Валентинъ съ глазами, заискрившимися отъ радости, что его охотничья хитрость удалась. Разумѣется! Два интеллигентныхъ человѣка какъ мы съ вами! Развѣ это не радость встрѣтиться въ этомъ глупомъ, связанномъ тысячами условностей мірѣ съ кѣмъ-нибудь, кто раздѣляетъ наши взгляды -- встрѣтить человѣка съ просвѣщеннымъ умомъ, безъ предразсудковъ?
   Глорія серьезно. Я надѣюсь встрѣтить еще много такихъ людей въ Англіи.
   Валентинъ тономъ сомнѣнія. Г м!.. Здѣсь довольно много народу -- почти сорокъ милліоновъ. Но процентъ дѣйствительно образованныхъ людей здѣсь можетъ быть ниже, чѣмъ на Мадейрѣ.
   Глорія, попавши на своего конька. О, тамъ всѣ такіе глупые, такіе ограниченные, набитые всевозможными предразсудками! Слабыя сантиментальныя созданія! Я ненавижу слабость и ненавижу сантиментальность.
   Валентинъ. Вотъ это и дѣлаетъ васъ такой вдохновляющей.
   Глорія съ легкимъ смѣхомъ. Развѣ я вдохновляющая?
   Валентинъ. Да. Вы заражаете силою.
   Глорія. А сама я слабая, я знаю.
   Валентинъ съ убѣжденіемъ, Вы сильная. Знаете ли вы, что сегодня утромъ вы измѣнили для меня весь міръ? Меня грызли заботы, я думалъ о томъ, что нечѣмъ заплатить за квартиру, меня страшило будущее. Когда вы вошли, меня точно ослѣпило. Ея брови немного нахмуриваются. Онъ быстро продолжаетъ. Разумѣется, это было глупо. Но въ сущности со мною и въ самомъ дѣлѣ что-то произошло. Объясняйте это какъ хотите, но моя кровь... Останавливается, пытаясь подыскать какое-нибудь въ достаточной мѣрѣ безстрастное слово -- стала богаче кислородомъ: мои мускулы окрѣпли; мой умъ прояснился, и мужество мое возросло. Не правда ли, это странно? Особенно принимая во вниманіе, что я человѣкъ совсѣмъ не сантиментальный.
   Глорія съ нѣкоторымъ безпокойствомъ, вставая. Пойдемте назадъ, на взморье.
   Валентинъ загадочно, взглядывая на нее. Какъ! Неужели вы чувствуете то же самое?
   Глорія. Чувствую что?
   Валентинъ. Страхъ.
   Глорія. Страхъ?
   Валентинъ. Да. Такое чувство, точно что-то должно произойти. Оно внезапно охватило меня какъ разъ передъ тѣмъ, какъ вы предложили бѣжать къ остальной компаніи.
   Глорія пораженная. Это странно... очень странно! У меня было такое же предчувствіе.
   Валентинъ. Какъ это необычайно! Вставая. Ну, что же, надо бѣжать?
   Глорія. Бѣжать! О нѣтъ, это было бы по-дѣтски. Садится. Онъ снова садится рядомъ съ нею и слѣдитъ за нею съ серьезнымъ и сочувственнымъ видомъ. Она задумчива и немного смущена, когда прибавляетъ. Хотѣлось бы мнѣ знать научное объясненіе этихъ фантазій, которыя иногда приходятъ намъ въ голову!
   Валентинъ. Да, это удивительная вещь! Курьезное чувство какой-то безпомощности, не правда ли?
   Глорія, возставая противъ слова. Безпомощности?
   Валентинъ. Да. Какъ будто природа, позволивъ намъ въ теченіе цѣлаго ряда лѣтъ принадлежать себѣ самимъ и дѣлать то, что мы. считали правильнымъ и разумнымъ, вдругъ протягиваетъ свою громадную руку, чтобы схватить за шиворотъ насъ -- ея двухъ маленькихъ дѣтей -- съ такими слабенькими шейками -- и воспользоваться нами, вопреки нашей волѣ для своихъ цѣлей такъ, какъ она сама хочетъ.
   Глорія. Не фантастично ли это немножко?
   Валентинъ съ поразительнымъ переходомъ къ новому тону крайняго равнодушія. Не знаю. Да и знать не хочу. Вдругъ разражаясь упреками. Ахъ, миссъ Кландонъ, миссъ Кландонъ, какъ могли вы, какъ могли вы сдѣлать это?
   Глорія. А что такое я сдѣлала?
   Валентинъ. Вы очаровали меня. Я честно стараюсь быть разсудительнымъ, научнымъ -- всѣмъ, чѣмъ только вы пожелаете. Но... но развѣ же вы не видите, какъ вы подѣйствовали на мое воображеніе?
   Глорія съ негодующей, презрительной суровостью. Надѣюсь, вы не собираетесь стать такимъ глупымъ... такимъ пошлымъ, чтобы начать объясняться въ любви.
   Валентинъ, съ ироническою торопливостью отрекаясь отъ такой слабости. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ. Это не любовь. Это что-то высшее. Назовемъ это химическимъ сродствомъ. Вы не станете отрицать такихъ вещей, какъ химическая реакція, химическое сродство, химическія соединенія -- это самая непреодолимая изо всѣхъ природныхъ силъ. Ну такъ вотъ, вы непреодолимо привлекаете меня -- химически.
   Глорія презрительно. Это вздоръ!
   Валентинъ. Разумѣется, вздоръ, глупая вы дѣвушка. Не ожидавшая такого оскорбленія, Глорія отступаетъ пораженная. Да, глупая дѣвушка, однакоже это научный фактъ. А вы гордячка, надутая спесью гордячка... вотъ что вы такое. Вставая. Ну теперь вы вѣроятно окончательно порвете со мною. Подходитъ къ желѣзному столику и надѣваетъ шляпу.
   Глорія съ выработаннымъ спокойствіемъ, сидя съ величіемъ позирующей для фотографа директрисы высшей женской школы. Это только доказываетъ, какъ мало вы въ сущности понимаете мой настоящій характеръ. Я совсѣмъ не оскорблена. Онъ медлить и снимаетъ шляпу. Я всегда рада, господинъ Валентинъ, когда мои друзья указываютъ мнѣ мои недостатки, даже когда они сами до такой степени нелѣпо заблуждаются насчетъ меня. У меня много недостатковъ... и притомъ очень серьезныхъ недостатковъ... и характера и темперамента; но въ одномъ меня нельзя упрекнуть -- я не гордячка. Красиво сжимаетъ губы и глядитъ на него твердо и вызывающе. Видъ у нея при этомъ болѣе сосредоточенно-хладнокровный, чѣмъ когда-либо.
   Валентинъ возвращается къ краю садовой скамейки, чтобы выразительнѣе смѣрить се взглядомъ. Нѣтъ, да. Вы -- гордячка. Это говоритъ мнѣ мой разумъ, мои знанія и моя опытность.
   Глорія. Извините, я напомню вамъ, что и разумъ вашъ и знанія и опытность не отличаются непогрѣшимостью. По крайней мѣрѣ я такъ надѣюсь.
   Валентинъ. Я долженъ имъ вѣрить. Не хотите же вы въ самомъ дѣлѣ, чтобы я вѣрилъ своимъ глазамъ, своему сердцу, своимъ инстинктамъ и своему воображенью, которые всѣ говорятъ мнѣ самую чудовищную ложь насчетъ васъ.
   Глорія, ея сосредоточенное хладнокровіе начинаетъ ослабѣвать. Ложь!
   Валентинъ упрямо. Да, ложь. Садится снова рядомъ съ нею. Вы думаете, я вѣрю тому, что вы красивѣйшая женщина въ свѣтѣ?
   Глорія. Это смѣшно и притомъ вашъ вопросъ нѣсколько личнаго характера.
   Валентинъ. Разумѣется, смѣшно. Ну, это говорятъ мнѣ мои глаза. Глорія дѣлаетъ движеніе презрительнаго протеста. Нѣтъ, я не льщу. Говорю вамъ, я не вѣрю этому. Она со стыдомъ находить, что это тоже ей совсѣмъ не нравится. Вы думаете, что если вы отвернетесь съ отвращеніемъ къ моей слабости, такъ я буду сидѣть здѣсь и плакать какъ ребенокъ?
   Глорія, начиная находить, что ей нужно говорить кратко и колко, для того чтобы слова ея сохраняли увѣренный тонъ. Почему это, скажите на милость?
   Валентинъ разсчитай но дрожащимъ будто бы отъ избытка чувства голосомъ. Разумѣется, нѣтъ. Я вовсе не такой дуракъ. Правда, сердце говоритъ мнѣ, чтобы я поступилъ именно такимъ образомъ -- мое глупое сердце! Но я съ сердцемъ буду спорить и урезоню его. И если бы я тысячу разъ любилъ васъ, я сумѣю заставить себя твердо посмотрѣть правдѣ въ глаза. Въ концѣ концовъ легко быть разсудительнымъ. Факты остаются фактами. Гдѣ я сейчасъ? Въ раю? Нѣтъ, въ морскомъ отелѣ. Или, вопросъ о времени: Что это, вѣчность протекаетъ? Нѣтъ сейчасъ около двухъ часовъ пополудни. А что такое я?-- Дантистъ, пятишиллинговый дантистъ.
   Глорія. А я -- надутая спесью феминистка и гордячка.
   Валентинъ страстно. Нѣтъ, нѣтъ, этого я не могу вынести. Одну иллюзію я себѣ долженъ оставить -- иллюзію насчетъ васъ, я люблю васъ. Поворачивается къ ней какъ будто подъ давленіемъ непреодолимаго импульса, заставляющаго его искать прикосновенія къ ней. Она гнѣвно встаетъ и становится на-сторожѣ. Онъ нетерпѣливо вскакиваетъ и отступаетъ на одинъ шагъ. О, какой же я дуракъ! Идіотъ! Вы не поняли: я. могъ бы съ такимъ же успѣхомъ обращаться къ камнямъ на взморья. Отворачивается обезкураженный,
   Глорія, успокоенная его отступленіемъ и чувствуя даже маленькое раскаяніе. Мнѣ очень жаль. Я не хочу, чтобы вы думали, что я не сочувствую вамъ, господинъ Валентинъ. Но что же могу я сказать?
   Валентинъ возвращается къ ней, безпечный видъ его исчезъ, во всѣхъ чертахъ его любезность и рыцарское уваженіе къ ней. Вы не можете ничего сказать, миссъ Кландонъ. Прошу прощенія. Виноватъ тутъ я или, вѣрнѣе, моя горькая судьба. Вотъ видите ли, все зависѣло тутъ отъ того, нравлюсь ли я вамъ, чувствуете ли вы ко мнѣ естественное влеченіе. Она собирается отвѣчать, онъ останавливаетъ ее съ умоляющимъ видомъ. О, я знаю, вамъ нельзя сказать мнѣ, нравлюсь ли я вамъ или нѣтъ; но...
   Глорія, сразу вооружаясь всѣми своими принципами. Нельзя! Почему нельзя? Я свободная женщина, почему мнѣ и не сказать вамъ.
   Валентинъ, представляясь, будто онъ въ ужасѣ, и отступая. Нѣтъ, не говорите. Я боюсь услышать то, что вы скажете.
   Глорія уже безъ презрительной насмѣшки. Вамъ нечего бояться, я считаю васъ сантиментальнымъ и немного чудакомъ, но вы мнѣ нравитесь.
   Валентинъ, опускаясь на желѣзный стулъ, какъ будто сокрушенный тяжестью ея словъ. Въ такомъ случаѣ все пропало. Изображаетъ изъ себя воплощенное отчаяніе.
   Глорія въ недоумѣніи, приближаясь къ нему. Но почему же?
   Валентинъ. Потому что нравиться -- этого еще недостаточно. Теперь, когда я вдумываюсь въ это серьезно, я не знаю, нравитесь ли вы мнѣ или нѣтъ.
   Глорія. Ну что жъ дѣлать? Съ удивленіемъ и огорченіемъ.
   Валентинъ въ мукахъ сдерживаемой страсти. О, не жалѣйте меня! Вашъ голосъ разрываетъ мое сердце на части. Оставьте меня, Глорія. До самой глубины души моей смущаете вы и волнуете меня... Я не могу выдержать этой борьбы... я не могу сказать вамъ.
   Глорія, внезапно переставая сдерживаться. Ахъ, перестаньте вы разсказывать мнѣ о томъ, что вы чувствуете! Я не могу этого вынести.
   Валентинъ вскакиваетъ съ торжествомъ, и голосъ его уже не звучитъ страданіемъ, а крѣпнетъ и становится звонкимъ, ликующимъ. Наконецъ-то онъ пришелъ... насталъ мигъ моего мужества! Схватываетъ ее за руки; она съ ужасомъ смотритъ на него. Нашъ моментъ мужества! Привлекаетъ ее къ себѣ и горячо и страстно цѣлуетъ, а затѣмъ смѣется какъ мальчуганъ. Ну, теперь вы пропали, Глорія. Все кончено: мы. влюблены другъ въ друга. Она въ состояніи только раскрыть ротъ, чтобы перевести дыханіе. Но какой же ужасный драконъ вы были! И какъ я ужасно боялся!
   Голосъ Филиппа зоветъ со взморья, Валентинъ!
   Голосъ Долли. Господинъ Валентинъ!
   Валентинъ. Прощайте... и простите. Быстро цѣлуетъ ея руки и сбѣгаетъ внизъ по ступенькамъ, гдѣ встрѣчаетъ подымающуюся на террасу госпожу Кландонъ. Глорія, совсѣмъ растерявшись, въ состояніи только глядѣть ему вслѣдъ.
   Госпожа Кландонъ. Дѣти зовутъ васъ къ себѣ, господинъ Валентинъ. Боязливо оглядывается кругомъ. Что онъ, ушелъ?
   Валентинъ въ недоумѣніи. Онъ? Вспоминая, Ахъ, Крамптонъ! Давно уже. Шумно сбѣгаетъ по ступенямъ.
   Глорія, въ изможеніи опускаясь на скамейку. Мама!
   Госпожа Кландонъ встревоженная спѣшитъ къ ней. Что такое, моя милая?
   Глорія съ упрекомъ, взывая къ ней изъ глубины сердца. О мама, почему ты не воспитала меня какъ слѣдуетъ?
   Госпожа Кландонъ съ изумленіемъ. Дитя, я сдѣлала все, что могла.
   Глорія. Ты ничему не научила меня... ничему.
   Госпожа Кландонъ. Но что съ тобой? Что случилось?
   Глорія съ самымъ отчаяннымъ выраженіемъ. Только стыдъ... стыдъ... стыдъ... Невыносимо краснѣя, закрываетъ лицо руками и отворачивается отъ матери.
   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

   Гостиная Кландоновъ въ отелѣ. Обширная комната въ нижнемъ этажѣ съ французскимъ окномъ до полу, ведущимъ въ садъ, Посрединѣ комнаты массивный столъ, окруженный стульями и накрытый коричневой скатертью. На немъ раскрытые путеводители по желѣзнымъ дорогамъ и отелямъ, въ богатыхъ переплетахъ. Войдя изъ сада и пройдя до стола, посѣтитель увидѣлъ бы налѣво отъ себя каминъ, а направо у стѣны письменный столъ и рядомъ съ нимъ, поближе къ зрителямъ, дверь. Если это въ его вкусѣ, то онъ обратилъ бы вниманіе на декоративно расписанныя Линкруста Вольтовомъ стѣны, цвѣта сливы, съ бронзовымъ лакомъ -- съ карнизомъ и фундаментальными камнями; на позолоченные консоли по угламъ; на вазы по обѣимъ сторонамъ окна на колонкахъ изъ мрамора съ прожилками, установленныхъ на подставкахъ изъ чернаго дерева; на изукрашенный шкапъ, стоящій около вазы по направленію къ камину: центральная часть этого шкапа закрывается инкрустированной дверцей, а на округленныхъ углахъ сквозь выпуклыя стеклянныя стѣнки видны полки дешевой голубой и бѣлой гончарной работы; по другую сторону окна бамбуковый чайный столъ со складывающимися сторонами; картины изображающія океаническіе пароходы и ландсирскихъ собакъ; на одной линіи съ дверью, но по другую сторону комнаты отоманка; двѣ удобныхъ скамейки такого же образца на коврикѣ передъ каминомъ; и, наконецъ, надъ окномъ массивная мѣдная перекладина, поддерживающая пару коричневыхъ репсовыхъ портьеръ, съ каймою, солиднаго зеленаго цвѣта. Вообще убранство комнаты можетъ польстить самомнѣнію занимающихъ ее лицъ и примирить ихъ съ платою въ фунтъ стерлинговъ за день.
   Госпожа Кландонъ сидитъ за письменнымъ столомъ и читаетъ корректурные оттиски. Глорія стоить у окна и глядитъ въ садъ въ мучительномъ раздумья.
   Часы на консолѣ бьютъ пять. Звонъ слабый, такъ какъ колокольчикъ вдѣланный въ черную мраморную кенотафію, не имѣетъ резонанса.
   
   Госпожа Кландонъ. Пять! Я думаю, дѣтей не стоитъ уже ждать. Они, навѣрное, остались гдѣ-нибудь на чай.
   Глорія усталымъ голосомъ. Позвонить?
   Госпожа Кландонъ. Позвони пожалуйста. Глорія подходитъ къ камину и звонитъ. Слава Богу, кончила я, наконецъ, эту корректуру!
   Глорія разсѣянно, проходя по комнатѣ и останавливаясь за стуломъ матери. Какую корректуру?
   Госпожа Кландонъ. Новое изданіе трактата о женщинахъ двадцатаго вѣка.
   Глорія съ горькою улыбкой. Тамъ не хватаетъ одной главы.
   Госпожа Кландонъ, начиная перелистывать оттиски.
   Развѣ? Мнѣ кажется, всѣ.
   Глорія. Я хотѣла сказать: ненаписанной. Можетъ быть я напишу эту главу для тебя... когда я буду знать, чѣмъ она кончится. Идетъ обратно къ окну.
   Госпожа Кландонъ. Глорія! Опять загадки! Новыя!
   Глорія. О, нѣтъ. Загадка та же самая.
   Госпожа Кландонъ въ недоумѣніи и немного смущенная, нѣсколько мгновеній наблюдаетъ ее. Милая?
   Глорія, обернувшись. Что?
   Госпожа Кландонъ. Ты знаешь, я никогда не ставлю вопросовъ.
   Глорія, становясь на колѣни рядомъ съ ея стуломъ. Знаю, знаю, Внезапно обнимаетъ мать и страстно цѣлуетъ.
   Госпожа Кландонъ, ласково улыбаясь, но растерявшись. Милая моя, ты становишься совсѣмъ сантиментальною.
   Глорія. Ахъ, нѣтъ, нѣтъ. О, не говори этого. Ахъ! Встаетъ и отворачивается съ жестомъ, свидѣтельствующимъ, что она страдаетъ.
   Госпожа Кландонъ мягко. Милая, въ чемъ дѣло?.. Что... Входитъ офиціантъ съ подносомъ со всѣми принадлежностями для чая.
   Офиціантъ ласково и пріятно. Вы за чаемъ звонили, сударыня?
   Госпожа Кландонъ. Спасибо, да. Поворачиваете свой стулъ въ сторону отъ письменнаго стола и снова садится. Глорія идетъ къ камину и садится, отвернувъ лицо, на полу.
   Офиціантъ, временно поставивъ свой подносъ на столъ посреди комнаты. Я такъ и думалъ, сударыня. Удивительно право, какъ нервамъ какъ будто чего-то не хватаетъ, если нѣтъ послѣобѣденнаго чая. Подхватываетъ чайный столъ и ставитъ его передъ госпожою Кландонъ, разговаривая въ то же время. Барышня и молодой баринъ только что вернулись, сударыня; они катались на лодкѣ. Очень пріятное развлеченіе въ такой чудный денекъ послѣ обѣда... и пріятное и укрѣпляющее. Беретъ подносъ съ центральнаго стола и ставитъ на чай, ный. А господинъ Макъ-Комасъ къ чаю не придетъ, сударыня. Онъ ушелъ по приглашенію господина Крамптона Беретъ пару стульевъ и ставитъ по одному съ каждой стороны,
   Глорія, оглядываясь, побуждаемая страхомъ. А другой господинъ?
   Офиціантъ успокоительно, на мгновеніе безсознательно впадая въ ритмъ старой пѣсенки "Я ходилъ, я бродилъ", которую онъ пѣвалъ когда-то еще мальчикомъ. Онъ придетъ, онъ придетъ, барышня. Онъ гребъ все время, барышня, а теперь забѣжалъ по дорогѣ къ аптекарю за пластыремъ на свои волдыри. Но онъ явится сюда, барышня, сію минуту явится. Глорія въ безотчетномъ страхѣ встаетъ и спѣшитъ къ дверямъ.
   Госпожа Кландонъ, привставая. Гло... Глорія уходитъ. Госпожа Кландонъ въ замѣшательствѣ смотритъ на офиціанта, который сохраняетъ свой невозмутимый видъ.
   Офиціантъ ласково. Вы что-нибудь еще прикажете сударыня?
   Госпожа Кландонъ. Нѣтъ, ничего, спасибо.
   Офиціантъ. Будьте здоровы, сударыня. Направляется къ двери. Въ это время въ комнату врываются въ самомъ жизнерадостномъ настроеніи Филиппъ и Долли. Офиціантъ придерживаетъ для нихъ дверь; затѣмъ уходитъ, закрывая ее за собою.
   Долли съ жадностью. О, дай мнѣ чашку чаю! Госпожа Кландонъ наливаетъ ей чашку. Мы выѣзжали въ море. Валентинъ сейчасъ придетъ.
   Филиппъ. Онъ не умѣетъ грести. А гдѣ Глорія?
   Госпожа Кландонъ, наливая ему чаю, встревоженно. Филь, съ Глоріей что-то случилось. Ты не знаешь? Филиппъ и Долли переглядываются, стараясь подавить взрывъ смѣха. Что такое?
   Филиппъ, садясь съ лѣвой стороны, Ромео...
   Долли, садясь съ правой. ...Джульета.
   Филиппъ беретъ чашку чаю изъ рукъ госпожи Кландонъ.
   Да, милая мама, это старая, престарая исторія. Долли, не выливай всего молока. Проворно отнимаетъ у нея молочникъ, Да, -- весною...
   Долли...воображеніе молодого человѣка...
   Филиппъ...легко обращается... спасибо... Госпожѣ Кландонъ, передающей ему бисквитъ... къ мыслямъ о любви. Это случается также и осенью. Молодой человѣкъ въ этомъ случаѣ...
   Долли. ...есть Валентинъ.
   Филиппъ. И его мечты обратились къ Глоріи, и онъ...
   Долли. ...поцѣловалъ ее...
   Филиппъ. ...на террасѣ...
   Долли. ...прямо въ губы.
   Госпожа Кландонъ недовѣрчиво. Филь! Долли! Вы шутите. Они отрицательно качаютъ головами. И она позволила?
   Филиппъ. Мы ожидали, что дерзновенный будетъ повергнутъ во прахъ молніей ея презрѣнія.
   Долли. Но этого не случилось.
   Филиппъ. Ей, повидимому, это понравилось...
   Долли. Насколько мы могли судить объ этомъ. Останавливая Филиппа, который хочетъ налить себѣ еще чашку. Филь, нельзя: ты вѣдь обѣщалъ не больше двухъ.
   Госпожа Кландонъ, очень взволнованная. Дѣти, вы должны уйти, когда придетъ господинъ Валентинъ. Мнѣ нужно серьезно поговорить съ нимъ насчетъ этого.
   Филиппъ. Ты спросишь его относительно его намѣренія? Какое грубое нарушеніе принциповъ двадцатаго вѣка!
   Долли. Ничего, мама; ты его отчитай какъ слѣдуетъ. Можешь при этомъ воспользоваться принципами девятнадцатаго.
   Филиппъ. Ш-ш!.. Онъ идетъ. Входить Валентинѣ.
   Валентинъ. Простите, что опоздалъ къ чаю, госпожа Кландонъ. Она берется за чайникъ. Нѣтъ, спасибо, я въ это время не пью. Миссъ Долли и Филиппъ, конечно, уже разсказали вамъ о томъ, что случилось со мною.
   Филиппъ важно, вставая. Да, Валентинъ, мы разсказали.
   Долли многозначительно, также вставая изъ-за стола. Разсказали со всѣми подробностями.
   Филиппъ. Это былъ нашъ долгъ. Очень серьезно. Пойдемъ, Долли. Предлагаетъ Долли руку, она беретъ. Они задумчиво смотрятъ на него и торжественно уходятъ рука въ руку. Валентинъ въ недоумѣніи глядитъ имъ вслѣдъ; затѣмъ переводитъ свой взоръ на госпожу Кландонъ, ожидая разъясненій.
   Господа Кландонъ, вставая изъ-за чайнаго стола. Не присядете ли, господинъ Валентинъ? Мнѣ нужно перемолвить съ вами нѣсколько словъ, если позволите. Валентинъ садится не спѣша на отоманку. Совѣсть подсказываетъ ему, что ему придется провести дурную четверть часа. Госпожа Кландонъ беретъ стулъ Филиппа и намѣренно садится на почтительномъ разстояніи. Мнѣ приходится начать съ маленькаго извиненія. Я собираюсь говорить о предметѣ, о которомъ я знаю очень мало, и можетъ быть даже ничего. Словомъ, хочу поговорить съ вами о любви.
   Валентинъ. О любви!
   Госпожа Кландонъ. Да, о любви. О, вамъ незачѣмъ глядѣть такимъ испуганнымъ, господинъ Валентинъ: я въ васъ не влюблена.
   Валентинъ подавленный. О, госпожа... Придя въ себя, Я бы только сталъ гордиться, если бы это случилось.
   Госпожа Кландонъ. Спасибо, господинъ Валетинъ. Но я слишкомъ стара, чтобы начинать.
   Валентинъ. Начинать! Развѣ вы никогда?..
   Госпожа Кландонъ. Никогда. Моя судьба довольно обыкновенная, господинъ Валентинъ. Замужъ я вышла такою молодою, что не понимала еще, что я дѣлаю. Въ результатѣ, какъ вы сами видѣли, получилось горькое разочарованіе для обоихъ, и для мужа моего и для меня самой. Такимъ образомъ и вышло, что я никогда не была влюблена, хотя я и замужняя женщина, и никогда у меня не было любовныхъ увлеченій. Да, правду сказать, господинъ Валентинъ, то, что мнѣ пришлось наблюдать въ этомъ смыслѣ у другихъ людей, не заставило меня жалѣть объ этомъ пробѣлѣ въ моемъ опытѣ. Валентинъ, глядящій очень удрученнымъ, вскидываетъ при этомъ на нее скептически свой взоръ взоръ и ничего не говоритъ. Она немного краснѣетъ и прибавляетъ со сдержанной досадой. Вы мнѣ не вѣрите?
   Валентинъ, смутившись, что она прочла его мысли. О, что вы? Почему же нѣтъ?
   Госпожа Кландонъ. Позвольте вамъ сказать, господинъ Валентинъ, что жизнь, посвященная дѣлу человѣчества, полна своего воодушевленія и своихъ страстей, далеко превосходящихъ себялюбивыя личныя радости сантиментальныхъ романовъ. Ваши восторги и ваша страсть очевидно не таковы? Валентинъ, которому совершенно ясно, что она презираетъ его за это, отвѣчаетъ отрицательно меланхолическимъ качаньемъ головы. Я такъ и думала. Какъ видите, я совсѣмъ плохо вооружена для разговора о такъ называемыхъ сердечныхъ дѣлахъ, тогда какъ вы повидимому знатокъ по этой части.
   Валентинъ безпокойно. На что это вы намекаете, госпожа Кландонъ?
   Госпожа Кландонъ. Будто бы вы ужъ не догадываетесь?
   Валентинъ. Это насчетъ Глоріи?
   Госпожа Кландонъ. Да, насчетъ Глоріи.
   Валентинъ, сдаваясь. Ну что жъ. Я люблю Глорію. Вставляя, когда она собирается начать говорить. Я знаю, вы хотите сказать, что у меня нѣтъ средствъ.
   Госпожа Кландонъ. Деньги меня интересуютъ очень мало, господинъ Валентинъ.
   Валентинъ. Въ такомъ случаѣ вы совсѣмъ непохожи на всѣхъ другихъ матерей, съ которыми мнѣ приходилось имѣть дѣло.
   Госпожа Кландонъ. А-а, ну вотъ теперь мы и подошли вплотную къ самому вопросу, господинъ Валентинъ. У васъ оказывается есть уже богатый опытъ на этотъ счетъ. Онъ открываетъ ротъ, чтобы протестовать, но она прерываетъ его съ нѣкоторымъ негодованіемъ. Неужели же вы думаете, что при всей моей неопытности въ такого рода дѣлахъ у меня не хватитъ простого здраваго смысла, чтобы понять, что врядъ ли можетъ быть признанъ новичкомъ въ этомъ искусствѣ человѣкъ, который сумѣлъ въ одно свиданіе добиться столь многаго у такой дѣвушки, какъ моя дочь?
   Валентинъ. Увѣряю васъ...
   Госпожа Кландонъ, останавливая его. Я не осуждаю васъ, господинъ Валентинъ. Глорія, конечно, должна сама заботиться о себѣ, и вы имѣете право забавляться какъ вамъ угодно. Но...
   Валентинъ, протестуя. Забавляться! О, госпожа Кландонъ!
   Госпожа Кландонъ, не смягчаясь. Скажите по совѣсти, господинъ Валентинъ, у васъ это серьезное чувство?
   Валентинъ отчаянно. Клянусь честью, серьезное! Она испытующе глядитъ на него. Его чувство юмора беретъ въ немъ перевѣсъ, и онъ прибавляетъ чистосердечно, Только мнѣ и всегда казалось всякій разъ тоже самое; и однакоже -- я здѣсь, какъ видите!
   Госпожа Кландонъ. Я именно это и подозрѣвала. Сурово. Господинъ Валентинъ, вы одинъ изъ тѣхъ людей, которые играютъ женскою любовью.
   Валентинъ. А почему же бы мнѣ и не играть этимъ, если единственно серьезное дѣло -- это дѣло человѣчества? Однакоже Я понимаю... Встаетъ и съ формальною вѣжливостью беретъ свою шляпу. Вы желаете, чтобы я прекратилъ свои посѣщенія?
   Госпожа Кландонъ. Нѣтъ, я достаточно умна, чтобы понять, что для Глоріи лучшее лекарство отъ своего увлеченія вами заключается въ лучшемъ знакомствѣ съ вами.
   Валентинъ, немного обезпокоившись, но непринужденно. О, не скажите этого, госпожа Кландонъ! Вы этого не думаете, не правда ли?
   Госпожа Кландонъ. Я полагаюсь, господинъ Валентинъ, на здоровый дисциплинированный умъ Глоріи, которымъ она отличалась съ дѣтства.
   Валентинъ, поразительно успокоившись. А-а! Ну, тогда все Прекрасно. Снова усаживается и проворно скидаетъ свою шляпу съ видомъ человѣки, которому больше нечего бояться.
   Госпожа Кландонъ, негодуя по поводу такой самоувѣренности. Что вы этимъ хотите сказать?
   Валентинъ, поворачиваясь къ ней, конфиденціально. Научить васъ кое-чему, госпожа Кландонъ?
   Госпожа Кландонъ натянуто. Я всегда рада поучиться.
   Валентинъ. Не случалось ли вамъ какъ-нибудь познакомиться съ оружейнымъ дѣломъ, съ артиллеріей, пушками и броненосцами и т. п.?
   Госпожа Кландонъ. Какое это имѣетъ отношеніе къ Глоріи?
   Валентинъ. Большое -- для иллюстраціи примѣромъ. Въ теченіе всего послѣдняго вѣка прогрессъ артиллеріи заключался въ состязаніи, такъ сказать, дуэли между заводчиками, изготовляющими пушки, и заводчиками, изготовляющими броню, выдерживающую пушечныя ядра. Вы строите военное судно, отъ брони котораго отскакиваютъ ядра любого изъ извѣстныхъ орудій; а кто-нибудь отливаетъ пушку посильнѣе прежнихъ и топитъ вашъ броненосецъ. Вы строите болѣе тяжелое судно съ бронею непробиваемой и изъ этого орудія, а кто-то отливаетъ болѣе тяжелое орудіе, которое топитъ ваше новое судно. И такъ далѣе. Ну, дуэль между мужчиной и женщиной совершенно подобна этой.
   Госпожа Кландонъ. Дуэль между мужчиной и женщиной!
   Валентинъ. Ну да, дуэль двухъ половъ. Вы развѣ не слыхали этого выраженія? Ахъ, да, я и забылъ: вы были на островѣ Мадейрѣ. А это выраженіе вошло въ моду за время вашего отсутствія. Нужно ли объяснить его?
   Госпожа Кландонъ презрительно. Нѣтъ.
   Валентинъ. Разумѣется. Оно и безъ того ясно. Ну, такъ что же происходить въ дуэли двухъ половъ? Старомодная женщина получала старомодное воспитаніе, которое должно было защитить ее отъ коварства мужчины. Ну, результаты вамъ извѣстны: старомодный мужчина побѣждалъ ее. Старомодная женщина рѣшилась защитить свою дочь болѣе дѣйствительнымъ способомъ -- изобрѣсти такъ сказать броню, достаточно сильную, чтобы выдержать нападеніе старомоднаго мужчины. И вотъ она дала своей дочери научное образованіе -- таковъ былъ и вашъ планъ, это давало защиту противъ старомоднаго мужчины: онъ протестовалъ, говорилъ, что это не женственно и т. д. Ко это ему не помогло. Ему пришлось въ виду этого отказаться отъ своего старомоднаго плана атаки -- ну, знаете, когда онъ падалъ на колѣни и клялся въ любви, вѣрности, послушаніи и т. д.
   Госпожа Кландонъ. Извините, въ этомъ клялась женщина.
   Валентинъ. Развѣ? Ахъ, да! Можетъ быть вы и правы. Ну разумѣется. А что же сдѣлалъ мужчина? А то же самое, что и въ артиллеріи: превзошелъ женщину. Онъ самъ усвоилъ научное образованіе и побѣдилъ ее и въ этой игрѣ, какъ побѣдилъ въ старой. Я научился, какъ нужно обращаться съ защитницами правъ женщины еще раньше, чѣмъ мнѣ исполнилось двадцать три года: всѣ эти открытія были сдѣланы мною уже давнымъ давно. Какъ видите, въ моемъ распоряженіи самые современнѣйшіе методы.
   Госпожа Кландонъ, съ спокойнымъ отвращеніемъ. Безъ сомнѣнія.
   Валентинъ. Но именно въ виду всего этого есть одна категорія дѣвушекъ, противъ которыхъ они безсильны.
   Госпожа Кландонъ. Что же это за категорія?
   Валентинъ. Дѣвушки совсѣмъ старомодныя. Если бы вы воспитали Глорію по старинному, то мнѣ пришлось бы затратить мѣсяцевъ восемнадцать, чтобы достичь того пункта, котораго я достигъ сегодня послѣ обѣда въ какихъ-нибудь восемнадцать минутъ. Да, госпожа Кландонъ, высшее женское образованіе предало Глорію въ мои руки. А вѣрить въ высшее женское образованіе научили ее вы.
   Госпожа Кландонъ вставая. Господинъ Валентинъ, вы очень умны.
   Валентинъ, также вставая. О, госпожа Кландонъ!
   Госпожа Кландонъ. И вы не научили меня ничему. Прощайте.
   Валентинъ, испугавшись. Прощайте! А нельзя ли передъ уходомъ мнѣ повидаться съ нею?
   Госпожа Кландонъ. Боюсь, что она не захочетъ вернуться, покуда вы здѣсь, господинъ Валентинъ. Она ушла изъ комнаты спеціально, чтобы не встрѣтиться съ вами.
   Валентинъ задумчиво. Это хорошій знакъ. До свиданья. Раскланивается и направляется къ двери, видимо довольный.
   Госпожа Кландонъ, встревоженная. Почему выдумаете, что это хорошій признакъ?
   Валентинъ, поворачиваясь у двери. Потому что я смертельно боюсь встрѣтиться съ нею; а это означаетъ, что и она смертельно боится встрѣтиться со мною. Поворачивается, чтобы уйти, и оказывается лицомъ къ лицу съ Глоріей, которая какъ разъ въ эту минуту появляется въ дверяхъ. Она съ твердостью смотритъ на него. А онъ, совершенно растерявшись, безпомощно глядитъ сначала на нее, потомъ на госпожу Кландонъ и затѣмъ опять на нее
   Глорія блѣдная, съ трудомъ владѣя собою. Мама, правда ли то, что сказала мнѣ Долли?
   Госпожа Кландонъ. А что она тебѣ сказала, моя милая?
   Глорія. Что ты говорила обо мнѣ съ этимъ господиномъ?
   Валентинъ бормочетъ. Съ этимъ господиномъ! О!
   Госпожа Кландонъ рѣзко. Господинъ Валентинъ! Не можете ли вы помолчать минуту? Онъ смотритъ на нихъ, жалкій и растерянный, затѣмъ, съ отчаяніемъ пожимая плечами, возвращается къ отоманкѣ и бросаетъ на нее свою шляпу.
   Глорія, подступая къ матеря, съ глубокимъ упрекомъ. Мама! Какое право имѣла ты сдѣлать это?
   Госпожа Кландонъ. Я не думаю, чтобы я сказала что-нибудь, чего бы я не имѣла права сказать, Глорія.
   Валентинъ заискивающе, подтверждая ея слова. Ничего. Рѣшительно ничего. Глорія смотритъ на него съ невыразимымъ негодованіемъ. Виноватъ. Садится на отоманку, чувствуя себя окончательно оскандалившимся.
   Глорія. Я не думаю, чтобы кто-нибудь имѣлъ право даже думать о вещахъ, которыя касаются только меня лично. Отворачивается отъ нихъ чтобы скрыть мучительную борьбу съ овладѣвшимъ ею волненіемъ.
   Госпожа Кландонъ. Дорогая моя, я задѣла твою гордость.
   Глорія, моментально поворачиваясь къ нимъ. Мою гордость! Мою гордость! О, она исчезла! Теперь я узнала, что у меня нѣтъ силы быть гордой. Снова отворачивается. Но если женщина не можетъ сама защитить себя, то никто не можетъ помочь ей. Не имѣетъ права и пытаться, никто,-- даже мать. Я знаю, что потеряла твое довѣріе, такъ же какъ потеряла уваженіе этого человѣка... Останавливается, чтобы подавить рыданье.
   Валентинъ съ прерывающимся дыханіемъ. Этого человѣка! Бормочетъ. О!
   Госпожа Кландонъ вполголоса. Прошу молчать, милостивый государь.
   Глорія, продолжая. Но у меня есть по крайней мѣрѣ право самой переживать свое несчастіе, не допуская ничьего вмѣшательства въ мои дѣла. Я одно изъ тѣхъ слабыхъ созданій, которыя рождены подчиняться первому встрѣчному мужчинѣ, которому они понравятся. И я полагаю, мнѣ придется покориться своей судьбѣ. Избавьте же меня по крайней мѣрѣ отъ униженія видѣть ваши попытки спасти меня. Садится у стола, подальше отъ нихъ, прижимая платокъ къ глазамъ.
   Валентинъ, вскакивая. Послушайте...
   Госпожа Кландонъ. Господинъ Ва...
   Валентинъ, не обращая вниманія. Нѣтъ, я хочу говорить, я молчалъ почти тридцать секундъ. Подходитъ къ Глоріи. Миссъ Кландонъ...
   Глорія съ горечью. О, нѣтъ, не миссъ Кландонъ: вы вѣдь нашли, что меня можно безнаказанно называть Глоріей.
   Валентинъ. Нѣтъ, не хочу, а то вы потомъ еще поставите мнѣ это въ строку и станете обвинять меня въ неуваженіи. Я утверждаю, что это сердце раздирающая ложь, будто я не уважаю васъ. Правда, я не питалъ уваженія къ вашей прежней гордости. Но почему? Потому что въ ней не было ничего кромѣ трусости. Я относился безъ достаточнаго почтенія къ вашему уму: это мужская спеціальность, и себя я считаю умнѣе васъ. Но когда вы взволновали меня до самой глубины моей души, -- когда насталъ мой моментъ!-- когда вы сдѣлали меня храбрымъ!-- о, тогда, тогда, тогда!..
   Глорія. Тогда вы уважали меня, скажете вы?
   Валентинъ. Нѣтъ, не уважалъ: я обожалъ васъ. Она быстро подымается и поворачивается къ нему спиною. И этого момента вы у меня никогда не сможете отнять. Такъ что теперь я ничего не боюсь. Проходитъ по комнатѣ, весело, не обращаясь ни къ кому въ частности. Я вполнѣ сознаю, что говорю вздоръ. Но что дѣлать? Иначе я не могу. Къ госпожѣ Кландонъ. Я люблю Глорію. Вотъ и все.
   Госпожа Кландонъ выразительно. Господинъ Валентинъ. Вы очень опасный человѣкъ. Глорія, пойди сюда Глорія, немного изумленная такимъ приказаніемъ, повинуется и становится, опустивъ голову, рядомъ съ матерью по правую руку. А Валентинъ стоитъ на противоположной сторонѣ комнаты. Госпожа Кландонъ говоритъ съ выразительнымъ презрѣніемъ. Спроси у этого человѣка, котораго ты вдохновила и сдѣлала храбрымъ, сколько женщинъ уже вдохновляло его до тебя. Глорія изумленно глядитъ на него въ порывѣ внезапной ревнивой злобы. Спроси-ка его, сколько разъ онъ уже ставилъ ту самую западню, въ которую поймалъ тебя; сколько разъ уже говорилъ для приманки тѣ же самыя рѣчи; и сколько понадобилось ему практики для того, чтобы достичь такого совершенства въ выбранной имъ самимъ роли постояннаго участника въ дуэли двухъ половъ.
   Валентинъ. Это нехорошо. Вы употребили во зло мое довѣріе, госпожа Кландонъ.
   Глорія въ бѣшенствѣ, подходя къ нему со сжатыми кулаками. Правда ли это?
   Валентинъ. Не сердитесь...
   Глорія, прерывая его, неумолимо. Правда ли эте? Говорили ли вы это когда-нибудь раньше? Чувствовали ли вы это когда-нибудь раньше -- къ какой-нибудь другой женщинѣ?
   Валентинъ напрямикъ. Да. Глорія подымаетъ свои сжатые кулаки.
   Госпожа Кландонъ въ ужасѣ подбѣгаетъ къ ней и схватываетъ за поднятую руку. Глорія!! Милая! Ты забываешься! Глорія, глубоко выдыхая воздухъ, медленно мѣняетъ свою угрожающую позу.
   Валентинъ. Вспомните: способность любви у человѣка подобна всѣмъ другимъ его способностямъ. Ему нужно много разъ пускать ее въ ходъ, прежде чѣмъ онъ узнаетъ, что дѣйствительно достойно ея.
   Госпожа Кландонъ. Еще одна изъ его старыхъ рѣчей. Берегись, Глорія!
   Валентинъ, протестуя. О!
   Глорія къ госпожѣ Кландонъ съ презрительнымъ самообладаніемъ. Ты думаешь, что меня еще нужно теперь предупреждать? Валентину. Вы пытались заставить меня полюбить васъ.
   Валентинъ. Да.
   Глорія. Ну, вы достигли того, что я васъ... страшно ненавижу.
   Валентинъ философски. Удивительно, какъ мало различія между этими двумя чувствами. Глорія съ негодованіемъ отворачивается отъ него, Онъ продолжаетъ, обращаясь къ госпожѣ
   Кландонъ. У меня есть Знакомые, которыхъ любятъ ихъ жены. И выходитъ похоже на это какъ двѣ капли воды. Госпожа Кландонъ. Извините меня, господинъ
   Валентинъ; но не лучше ли вамъ уйти?
   Глорія. Тебѣ незачѣмъ, мама, прогонять его изъ-за меня. Для меня онъ теперь ничто. А онъ можетъ забавлять Долли и Филя. Съ презрительнымъ равнодушіемъ садится у стола, ближе къ окну.
   Валентинъ весело. Конечно. Вотъ это разумное отношеніе. А то, что это вы, госпожа Кландонъ? Неужто же вы станете ссориться съ такимъ мотылькомъ, какъ я?
   Госпожа Кландонъ. Я питаю къ вамъ очень сильное недовѣріе, господинъ Валентинъ. Но мнѣ не хотѣлось бы думать, что ваше жалкое легкомысліе въ данную минуту объясняется безстыдствомъ и низостью...
   Глорія сама съ собою, но громко. Оно безстыдно и низко.
   Госпожа Кландонъ. ...такъ что можетъ быть, дѣйствительно, лучше позвать сюда Филя и Долли и позволить вамъ закончить свой визитъ, какъ будто ничего и не произошло.
   Валентинъ съ такимъ видомъ, точно онъ выслушалъ самый любезный комплиментъ. Вы поражаете меня, госпожа Кландонъ. Спасибо. Входитъ офиціантъ.
   Офиціантъ. Васъ спрашиваетъ господинъ Макъ-Комасъ, сударыня.
   Госпожа Кландонъ. Хорошо. Пригласите его сюда.
   Офиціантъ. Онъ желалъ бы видѣть васъ въ пріемной, сударыня.
   Господа Кландонъ. Почему же не здѣсь?
   Офиціантъ. Вы извините, сударыня, что я говорю объ этомъ, но мнѣ кажется, что господинъ Макъ-Комасъ чувствуетъ, что онъ можетъ лучше разсказать то, что хочетъ, въ отсутствіи младшихъ членовъ семьи.
   Госпожа Кландонъ. Скажите ему, что ихъ здѣсь нѣтъ.
   Офиціантъ. Они недалеко отъ дверей, сударыня, и, повидимому, чего-то ожидаютъ.
   Госпожа Кландонъ. Ну, хорошо, я пойду къ нему.
   Офиціантъ раскрываетъ передъ ней дверь; она уходитъ; онъ заходитъ въ комнату и встрѣчаетъ направленный на него взглядъ Валентина, выражающій желаніе, чтобы онъ ушелъ. Я только взять посуду, сударь, я сейчасъ. Беретъ подносъ. Извините, сударь. Уходитъ.
   Валентинъ Глоріи. Послушайте. Вѣдь раньше или позже, но простите же вы меня. Такъ простите же сейчасъ.
   Глорія, вставая, чтобы усилить выразительность своихъ словъ. Никогда! Покуда трава растетъ или вода течетъ, никогда, никогда, никогда!!!
   Валентинъ, не смущаясь. Ну, ладно. Меня это не тревожитъ. Я ничѣмъ не могу огорчаться. Несчастнымъ я больше не буду, никогда, никогда, никогда, пока трава растетъ или вода течетъ. Мысль о васъ всегда будетъ наполнять меня самою дикою радостью. Губы ея змѣятся насмѣшкой; онъ быстро вставляетъ. Нѣтъ, этого я раньше никогда не говорилъ. Это -- ново.
   Глорія. Оно перестанетъ быть ново, когда вы повторите это слѣдующей.
   Валентинъ. Глорія, перестаньте, не надо. Становится на колѣни у ея ногъ.
   Глорія. Встаньте. Встаньте! Какъ вы смѣете? Филиппъ и Долли, по обыкновенію состязаясь, кто скорѣе, врываются въ комнату; при видѣ происходящаго, они останавливаются; Валентинъ вскакиваетъ на ноги.
   Филиппъ скромно. Прошу прощенія. Пойдемъ, Долли. Поворачивается, чтобы уйти.
   Глорія, раздосадованная. Мама сію минуту вернется, Филь. Строго. Пожалуйста подождите ее здѣсь. Идетъ къ окну и становится тамъ къ нимъ спиною, глядя въ садъ.
   Филиппъ многозначительно. Ахъ, вотъ какъ. Гм... гм!..
   Долли. Ага!
   Филиппъ. Вы, повидимому, въ прекраснѣйшемъ настроеніи, господинъ Валентинъ.
   Валентинъ. Да. Становится между ними. Ну, слушайте. Вы оба, конечно знаете, что тутъ у насъ происходить. Не правда ли? Глорія быстро поворачивается, предполагая какую-нибудь новую обиду.
   Долли. Да, знаемъ.
   Валентинъ. Ну, такъ знайте, все кончено. Я получилъ отказъ,-- я отвергнутъ съ презрѣніемъ. И здѣсь меня только терпятъ. Понимаете, все кончено. Ваша сестра не обнадеживаетъ меня нисколько и даже не снисходитъ до того, чтобы вообще интересоваться мною. Глорія, удовлетворенная, снова презрительно отворачивается къ окну. Поняли?
   Долли. И подѣломъ васъ. А то вы больно торопитесь.
   Филиппъ, хлопая его по плечу. Не кручиньтесь: если бы она вышла за васъ замужъ, то вамъ бы уже никогда не пришлось назвать свою душу своею: она бы васъ измучила. А теперь вы можете начать новую главу своей жизни.
   Долли. Главу семнадцатую или въ родѣ этого. Я ужъ представляю себѣ.
   Валентинъ, смутившись при этой шуткѣ. Не говорите такихъ вещей. Такого рода безобидное замѣчаніе можетъ породить массу непріятностей.
   Долли. Неужто! Гм... гм!
   Филиппъ. Ага-а! Идетъ къ камину и становится тамъ съ своей самой солидной позѣ -- позѣ главы семейства.
   Макъ-Комасъ съ очень серьезнымъ видомъ быстро входитъ въ комнату. За мимъ госпожа Кландонъ, прежде всего торопящаяся узнать, что съ Глоріей. Еще въ дверяхъ она ищетъ ее глазами и направляется къ окну, чтобы стать рядомъ съ нею. Глорія идетъ ей навстрѣчу съ видимыми знаками довѣрія и привязанности. Госпожа Кландонъ занимаетъ, наконецъ, свое прежнее мѣсто, а Глорія становится за ея стуломъ. Макъ-Комасъ направляется къ отоманкѣ. Долли привѣтствуетъ его.
   Долли. Что хорошаго, Финчъ?
   Макъ-Комасъ мрачно. Серьезнѣйшія новости отъ вашего отца, миссъ Кландонъ. Чрезвычайнѣйшія, серьезно говорю. Подходитъ къ отоманкѣ и садится. Долли, на которую его слова произвели глубокое впечатлѣніе, идетъ за нимъ и садится съ нимъ рядомъ, отъ него по правую руку.
   Валентинъ. Можетъ быть мнѣ лучше уйти?
   Макъ-Комасъ. Нѣтъ, нѣтъ, господинъ Валентинъ, оставайтесь. Вы тутъ глубоко замѣшаны въ эту исторію. Валентинъ беретъ стулъ у стола, придвигаетъ его къ отоманкѣ и садится на него верхомъ, опираясь руками на спинку. Госпожа Кландонъ, вашъ супругъ требуетъ, чтобы ему было предоставлено право надзора надъ его двумя младшими, еще несовершеннолѣтними дѣтьми. Госпожа Кландонъ въ сильной тревогѣ инстинктивно оглядывается на Долли посмотрѣть, не случилось ли съ ней чего.
   Долли, тронутая. Ахъ, какъ это мило съ его стороны! Мы, значитъ, поправились ему, мама.
   Макъ-Комасъ. Мнѣ очень жаль, но я долженъ разочаровать васъ въ такой идеѣ, миссъ Доротея.
   Долли въ экстазѣ. Дороте-е-е-я! Въ полнѣйшемъ восторгѣ, прижимаясь къ его плечу. О, Финчъ!
   Макъ-Комасъ, нервно отодвигаясь. Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!
   Госпожа Кландонъ тономъ выговора. Долли! Дорогая! Макъ-Комасу. Условія, на которыхъ мы разошлись, предоставляютъ мнѣ право попеченія и надзора за дѣтьми.
   Макъ-Комасъ. Да, но тамъ есть также оговорка, что вы не должны дѣлать попытокъ новаго сближенія съ нимъ и вообще не должны докучать ему.
   Госпожа Кландонъ. А развѣ съ моей стороны было сдѣлано что-нибудь подобное?
   Макъ-Комасъ. Можно ли поведеніе вашихъ младшихъ дѣтей юридически истолковать въ томъ смыслѣ, что они докучали ему, это такой вопросъ, о которомъ слѣдуетъ выслушать мнѣніе адвоката. Во всякомъ случаѣ, господинъ Крамптонъ жалуется не только на то, что ему докучали; онъ полагаетъ, что его завлекли сюда обманомъ, при чемъ господинъ Валентинъ дѣйствовалъ въ роли вашего агента.
   Валентинъ. Что такое? Да ну-те!
   Макъ-Комасъ. Онъ утверждаетъ, что вы одурманили его какимъ-то одуряющимъ газомъ.
   Валентинъ. Это правда. Всѣ изумлены.
   Макъ-Комасъ. Но чего ради вамъ это понадобилось?
   Долли. Ради пяти лишнихъ шиллинговъ.
   Макъ-Комасъ, вспыливъ. Я принужденъ настоятельнѣйшимъ образомъ попросить васъ, миссъ Кландонъ, не прерывать этого чрезвычайно серьезнаго разговора не относящимися къ дѣлу замѣчаніями. Громко и сердито. Я настаиваю, чтобы серьезные предметы обсуждались серьезно и съ должнымъ вниманіемъ. Эта вспышка вызываетъ у присутствующихъ виноватое молчаніе и смущаетъ и самого Макъ-Комаса; онъ откашливается и начинаетъ снова, обращаясь къ Глоріи. Миссъ Кландонъ, на мнѣ лежитъ также обязанность сообщить вамъ, что вашъ отецъ убѣжденъ, что господинъ Валентинъ хочетъ жениться на васъ...
   Валентинъ, быстро вставая. Да, хочу.
   Макъ-Комасъ оскорбленный. Въ такомъ случаѣ, милостивый государь, васъ не должно поразить то обстоятельство, что отецъ молодой дѣвицы считаетъ васъ искателемъ приданаго.
   Валентинъ. Я этого не отрицаю. Неужели же вы полагаете, что моя жена можетъ прожить на мой заработокъ? На десять пенсовъ въ недѣлю!
   Макъ-Комасъ возмущенный. Мнѣ больше нечего сказать, милостивый государь. Я вернусь и сообщу господину Крамптону, что эта семья -- не подходящее мѣсто для отца. Направляется къ двери.
   Госпожа Кландонъ съ спокойнымъ авторитетомъ. Финчъ! Онъ останавливается. Если господинъ Валентинъ не можетъ быть серьезнымъ, то это не должно мѣшать вамъ самимъ. Садитесь. Макъ-Комасъ послѣ недолгой борьбы между чувствомъ собственнаго достоинства и дружбой уступаетъ и садится посрединѣ между Долли и госпожей Кландонъ. Вы знаете, что все это выдумка и что самъ Фергюсъ вѣритъ этому не больше, чѣмъ вы. Такъ вотъ, дайте мнѣ положительный совѣтъ, какъ мнѣ быть. Вотъ искренній дружескій совѣтъ. Вы знаете, я всегда полагалась на ваше сужденіе. Обѣщаю вамъ, что дѣти будутъ спокойны.
   Макъ-Комасъ, покоряясь. Ну, хорошо, хорошо! Я хочу указать вамъ вотъ на такое обстоятельство. Въ прошлый разъ, когда вы устанавливали условія съ вашимъ супругомъ, госпожа Кландонъ, онъ былъ въ страшно невыгодномъ положеніи по сравненію съ вами.
   Госпожа Кландонъ, Какъ такъ, позвольте васъ спросить?
   Макъ-Комасъ. Ну, да. Вѣдь вы были передовая женщина, привыкшая не считаться съ общественнымъ мнѣніемъ, не обращающая вниманія на то, что о васъ станутъ говорить.
   Госпожа Кландонъ, гордясь этимъ. Да, это правда. Глорія, стоящая за ея стуломъ, нагибается и цѣлуетъ ея волосы, чѣмъ повергаетъ ее въ немалое смущеніе.
   Макъ-Комасъ, Съ другой стороны, вашъ супругъ, госпожа Кландонъ, страшно боялся, чтобы его какъ-нибудь не пропечатали въ газетахъ. Тутъ, конечно, играли роль отчасти интересы его фирмы, отчасти же предразсудки старосвѣтскихъ родственниковъ.
   Госпожа Кландонъ. Не говоря уже о его собственныхъ.
   Макъ-Комасъ. Безъ сомнѣнія онъ велъ себя очень дурно, госпожа Кландонъ...
   Госпожа Кландонъ презрительно. Безъ сомнѣнія.
   Макъ-Комасъ. Но развѣ вся вина была на его сторонѣ?
   Госпожа Кландонъ. А развѣ на моей?
   Макъ-Комасъ поспѣшно. Нѣтъ. Разумѣется, нѣтъ.
   Глорія, внимательно наблюдая его. Господинъ Макъ-Комасъ, вы говорите не то, что думаете.
   Макъ-Комасъ. Милая барышня, вы очень рѣзки. Но позвольте разсказать вамъ, въ чемъ дѣло. Когда человѣкъ вступаетъ въ неподходящій бракъ -- тутъ никто не виноватъ, понимаете ли, тутъ чисто случайное несоотвѣтствіе вкусовъ; когда, благодаря такому несчастью, человѣкъ лишенъ сочувственной домашней среды -- а ради нея только, по-моему, человѣкъ и женится; словомъ, когда съ женою ему хуже, чѣмъ безъ жены -- она тутъ, разумѣется, совсѣмъ не виновата, -- то удивительно ли, что онъ еще болѣе ухудшаетъ положеніе, во-первыхъ, сваливая вину на нее и даже иногда начиная съ горя пьянствовать или искать сочувствія гдѣ-нибудь на сторонѣ?
   Госпожа Кландонъ. Я не осуждала его: я просто забрала своихъ дѣтей и ушла.
   Макъ-Комасъ. Да. Но вы выговорили жестокія условія, госпожа Кландонъ. Онъ былъ совершенно въ вашихъ рукахъ. Вы довели его до того, что онъ на колѣняхъ ползалъ передъ вами, когда вы грозили вынести скандалъ на улицу, обратившись въ судъ по бракоразводнымъ дѣламъ. Предположите, что у него была бы такая власть надъ вами и что онъ воспользовался бы ею, чтобы отнять у васъ вашихъ дѣтей. Каковы были бы ваши чувства? Что бы и и тогда дѣлали?.. Ну, такъ неужели же вы не хотите отнестись съ нѣкоторымъ снисхожденіемъ къ его чувствамъ? Сдѣлайте хоть какую-нибудь уступку -- но имя простой гуманности.
   Госпожа Кландонъ. Я никогда не замѣчала въ немъ чувства, я видѣла только его гнѣвъ и... содрогается остальныя проявленія его характера.
   Макъ-Комасъ задумчиво. Женщины иногда могутъ быть очень жестоки, госпожа Кландонъ.
   Валентинъ. Это вѣрно.
   Глорія сердито. Молчите. Онъ подчиняется.
   Макъ-Комасъ, собирая всѣ свои силы, Позвольте мнѣ сдѣлать послѣднюю попытку убѣдить васъ! Госпожа Кландонъ, повѣрьте, есть люди съ большимъ запасомъ добрыхъ чувствъ, которыхъ они однакоже не умѣютъ выразить. То, что вамъ рѣжетъ глаза въ Крамптонѣ, вѣдь это всего лишь отсутствіе у него внѣшняго лоска цивилизаціи, его неумѣнье проявлять пустое вниманіе, говорить ласковые, чарующіе, но неискренніе комплименты. Пожили бы вы въ Лондонѣ, такъ открылись бы ваши глаза и узнали бы вы, какая цѣна всей этой системѣ фальшивыхъ пріятельскихъ отношеній, когда можно двадцать лѣтъ вести знакомство съ человѣкомъ, не замѣчая, что онъ питаетъ къ вамъ самую ядовитую ненависть. Мы тутъ совершаемъ возмутительныя подлости самымъ любезныхъ манеромъ: говоримъ обиднѣйшія колкости самымъ пріятнымъ голосомъ и даемъ друзьямъ своимъ хлороформъ, когда разрываемъ ихъ на части. Но не забывайте, что бываетъ и наоборотъ! Бываютъ люди, которые съ самымъ грубымъ видомъ совершаютъ благія дѣла -- люди, которыхъ прикосновеніе оскорбляетъ, голосъ рѣжетъ ухо, люди, о которыхъ получаешь самое ложное представленіе благодаря ихъ несуразному бѣшеному нраву, люди, которые мучаютъ и терзаютъ любимыхъ людей даже тогда, когда собираются примириться съ ними, и которые однакоже точно такъ же нуждаются въ нѣжной любви и привязанности, какъ и всѣ мы. У Крамптона, я допускаю это, ужасный характеръ. Манеры его возмутительны, такта никакого, граціи ни капли. Онъ положительно не сумѣетъ снискать ни чьей любви, если не повѣрить ему напередъ, что онъ желаетъ добиться ея. Неужели же для него не найдется хоть капли любви или хотя бы даже состраданія -- у его собственныхъ дѣтей?
   Долли, совсѣмъ растаявъ. О, Финчъ! Какъ это мило съ вашей стороны! Ахъ, какъ прекрасно!
   Филиппъ убѣжденно. Финчъ! Это краснорѣчіе! Это настоящее краснорѣчіе!
   Долли. Мама! Дадимъ ему еще одинъ случай попробовать сговориться съ нами. Пригласимъ его къ обѣду.
   Госпожа Кландонъ, не тронувшись рѣчью Макъ-Комаса. Нѣтъ, Долли. Я и завтракъ не въ состояніи была вынести. Дорогой Финчъ, не говорите со мною насчетъ Фергюса -- это совершенно безполезная вещь. Вы никогда не жили съ нимъ, а я была за нимъ замужемъ.
   Макъ-Комасъ къ Глоріи. Миссъ Кландонъ, я до сихъ поръ не обращался къ вамъ, потому что, если вѣрно то, что разсказалъ мнѣ господинъ Крамптонъ, вы еще безпощаднѣе своей матери.
   Глорія вызывающе. Вы апеллируете отъ ея силы къ моей слабости!
   Макъ-Комасъ. Не къ слабости вашей, миссъ Кландонъ. Я апеллирую отъ ея разсудка къ вашему сердцу.
   Глорія. Я научилась недовѣрять своему сердцу. Съ сердитымъ взглядомъ на Валентина. Если бы я могла, я бы вырѣзала и выбросила бы свое сердце. Мой отвѣтъ такой же, какъ и мамы. Подходитъ къ госпожѣ Кландонъ и становится, обнимая ея станъ рукою; но госпожа Кландонъ, неспособная выносить такого рода демонстративныхъ нѣжностей, освобождается отъ нея помедливъ нѣсколько времени, чтобы не задѣть ея чувства.
   Макъ-Комасъ, измѣнившись въ лицѣ. Жаль, жаль, очень жаль. Ну, что жъ, я сдѣлалъ все, что могъ. Встаетъ и собирается уйти, страшно недовольный.
   Госпожа Кландонъ. Но чего же вы ждали, Финчъ? Чего вы хотите?
   Макъ-Комасъ. Первое, что нужно и для васъ и для Крамптона, это узнать мнѣніе адвоката насчетъ того, связанъ ли онъ или нѣтъ фактомъ раздѣленія. Ну такъ вотъ я бы и предложилъ выслушать адвоката теперь же, устроить дружеское совѣщаніе -- лицо госпожи Кландонъ принимаетъ жесткое выраженіе -- или скажемъ нейтральное, для того, чтобы уладить это затрудненіе, здѣсь, въ этомъ отелѣ, сегодня же вечеромъ. Что скажете вы на это?
   Госпожа Кландонъ. Но гдѣ же взять адвоката?
   Макъ-Комасъ. На этотъ счетъ не безпокойтесь. Адвокатъ для насъ какъ будто съ неба свалился. Возвращаясь сюда отъ Крамптона, я встрѣтилъ одного выдающагося адвоката; я имѣлъ дѣло съ нимъ по одному громкому процессу, на которомъ онъ составилъ себѣ имя. Онъ прибылъ сюда, чтобы подышать морскимъ воздухомъ отъ субботы до понедѣльника и навѣстить заодно какого-то родственника, живущаго въ этомъ городкѣ. Ну, онъ былъ такъ любезенъ, что обѣщалъ притти и помочь своимъ совѣтомъ, если бы мнѣ удалось уговорить стороны сойтись для переговоровъ. Вотъ я и предлагаю воспользоваться этимъ шансомъ для мирнаго семейнаго полюбовнаго соглашенія. Позвольте мнѣ привести сюда своего пріятеля и попытаться уговорить и Крамптона притти сюда для переговоровъ. Ну же, соглашайтесь.
   Госпожа Кландонъ, подумавъ, нѣсколько зловѣще. Финчъ, я не желаю выслушивать мнѣніе адвоката, я намѣрена руководиться своимъ собственнымъ мнѣніемъ. И не хочу больше встрѣчаться съ Фергюсомъ, потому что не выношу его и не думаю, чтобы изъ этихъ переговоровъ вышло что доброе. Впрочемъ -- вставая -- вы убѣдили дѣтей, что онъ не окончательно безнадеженъ. Дѣлайте, какъ знаете.
   Макъ-Комасъ беретъ ея руку и пожимаетъ. Спасибо, госпожа Кландонъ. Ничего, если въ девять часовъ?
   Госпожа Кландонъ. Превосходно. Филь, позвони пожалуйста. Филь звонить. Но если противъ меня выдвигается обвиненіе, будто я въ заговорѣ съ господиномъ Валентиномъ, то, по моему, нужно, чтобы и онъ присутствовалъ при нашихъ переговорахъ.
   Валентинъ, вставая. Вполнѣ присоединяюсь къ вашему мнѣнію. Полагаю, что это чрезвычайно важно.
   Макъ-Комасъ. Я думаю, противъ этого не можетъ быть возраженій. Я сильно надѣюсь, что все уладится благополучно. Ну, до свиданья покамѣстъ. Уходитъ, встрѣчая офиціанта, который придерживаетъ для него дверь.
   Госпожа Кландонъ. Къ девяти мы ждемъ нѣсколькихъ посѣтителей, Вильямъ. Нельзя ли приготовить для насъ обѣдъ къ семи вмѣсто половины восьмого.
   Офиціантъ въ дверяхъ. Къ семи, сударыня? Разумѣется, можно. И даже для насъ это будетъ удобнѣе, такъ какъ сегодня вечеромъ у насъ масса дѣла, сударыня. Будутъ музыканты и бенгальскіе огни и еще разныя вещи, сударыня.
   Долли. Бенгальскіе огни!
   Филиппъ. Музыканты! По какому случаѣ, Вильямъ?
   Офиціантъ. Будетъ костюмированный балъ, барышня.
   Долли и Филиппъ, одновременно бросаясь къ нему. Костюмированный балъ!
   Офиціантъ. О, да, сударь. Устраиваемый комитетомъ регатты въ пользу общества спасанія на водахъ, сударь. Къ госпожѣ Кландонъ. У насъ это часто бываетъ, мадамъ. Въ саду будутъ китайскіе фонарики: свѣтло и мило, весело и невинно. Право, мадамъ. Филиппу. Билеты, сударь, у подъѣзда въ кассѣ. По пяти шиллинговъ. Для дамъ половинная плата, если онѣ въ сопровожденіи кавалера.
   Филиппъ, схватывая его подъ руку, тащитъ. Къ кассѣ, Вильямъ! Идемъ!
   Долли, задыхаясь отъ волненія, схватываетъ его подъ другую руку. Скорѣе, а то еще не достанемъ! Увлекаютъ его изъ комнаты.
   Госпожа Кландонъ. Что это они съ ума сходятъ! Уходя. Надо пойти и остановить ихъ. Слѣдуетъ за ними все время, говоря что-то. Глорія холодно смотритъ на Валентина, затѣмъ намѣренно и демонстративно на часы.
   Валентинъ. Понимаю. Я слишкомъ долго оставался тутъ. Я ухожу.
   Глорія съ пренебрежительной щепетильностью. Я должна извиниться передъ вами, господинъ Валентинъ. Я сознаю, я говорила нѣсколько рѣзко -- можетъ быть грубо.
   Валентинъ. Совсѣмъ нѣтъ.
   Глорія. Мое единственное оправданье въ томъ, что очень трудно относиться къ человѣку съ уваженіемъ, когда онъ не проявляетъ достоинства.
   Валентинъ прозаически. Откуда же у человѣка взяться достоинству, когда онъ совсѣмъ съ ума сходитъ.
   Глорія дѣйствительно безъ реторики. Не говорите мнѣ такихъ вещей. Я запрещаю это. Это оскорбленіе.
   Валентинъ. Нѣтъ, это только безуміе. Тутъ я безсиленъ.
   Глорія. Если бы вы дѣйствительно любили, то не сходили бы съ ума,-- любовь придала бы вамъ достоинство, серьезность и даже красоту.
   Валентинъ. Вы серьезно полагаете, что любовь сдѣлала бы меня красавцемъ? Она поворачивается къ нему спиною съ самымъ холоднымъ презрѣніемъ. Ну вотъ, видите, вы это не серьезно говорите. Любовь не можетъ придать человѣку новыхъ качествъ. Она можетъ только усилить тѣ дары, съ которыми онъ родился,
   Глорія снова оглядываетъ его. А съ какими дарами родились вы, позвольте спросить?
   Валентинъ. Съ легкимъ сердцемъ.
   Глорія. И съ легкою головою. И вообще у васъ все легкое, такъ что на васъ положиться нельзя.
   Валентинъ. Да, теперь весь міръ для меня какъ пушинка, танцующая въ лучѣ свѣта; а солнце -- это Глорія. Она сердито закидываетъ голову. Прошу прощенія. Я ухожу. Обратно буду въ девять. До свиданья. Весело убѣгаетъ, оставляя ее посреди комнаты со взглядомъ, устремленнымъ ему вслѣдъ.
   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

   Та же самая гостиная. Девять часовъ. Никого нѣтъ, лампы зажжены; но занавѣси не спущены. Окно раскрыто настежь; видно звѣздное небо и гирлянды зажженныхъ китайскихъ фонариковъ между деревьями. Въ саду, заглушая шумъ моря, оркестръ играетъ бальную музыку.
   Входитъ офиціантъ, указывая дорогу Крамптону и Макъ-Комасу. Крамптонъ выглядитъ подавленнымъ и встревоженнымъ. Съ усталымъ видомъ онъ робко садится на отоманку.
   
   Офиціантъ. Дамы пошли пройтись по саду, посмотрѣть костюмы. Садитесь пожалуйста, я сейчасъ доложу имъ. Собирается выйти въ садъ. Макъ-Комасъ останавливаетъ его.
   Макъ-Комасъ. Подождите минутку. Если насъ спроситъ еще одинъ господинъ, проведите его безотлагательно сюда къ намъ. Мы его ждемъ.
   Офиціантъ. Слушаю, сударь. Какъ его фамилія?
   Макъ-Комасъ. Боунъ. Господинъ Боунъ. Съ госпожою Кландонъ онъ незнакомъ; поэтому онъ, можетъ быть, передастъ свою визитную карточку. Не забудете фамиліи?
   Офиціантъ улыбаясь. Можете положиться на меня, сударь. Этого-то я не забуду, потому что моя фамилія тоже Боунъ; хотя здѣсь меня больше знаютъ подъ кличкою Вальтеръ Отрадный... Однакоже я задерживаю васъ, сударь. Извините пожалуйста, сударь, это я невольно, потому что вы такъ привѣтливы. Сію минуту скажу барынѣ, что вы пришли, сударь. Уходитъ въ садъ.
   Макъ-Комасъ. Крамптонъ, могу я положиться на васъ?
   Крамптонъ. Да, да, Я буду спокоенъ. Буду терпѣливъ. Сдѣлаю все, что въ силахъ.
   Макъ-Комасъ. Помните: я стоялъ за васъ. Я имъ сказалъ, что это они во всемъ виноваты.
   Крамптонъ. А мнѣ вы сказали, что вина вся на моей сторонѣ.
   Макъ-Комасъ. Я сказалъ вамъ правду.
   Крамптонъ. Если бы они отнеслись ко мнѣ только какъ слѣдуетъ, по справедливости! Жалобно.
   Макъ-Комасъ. Дорогой мой, этого нельзя требовать отъ ихъ возраста. Не могутъ они быть справедливыми. Если вы собираетесь предъявлять такого рода не выполнимыя претензіи, то лучше намъ сразу уйти отсюда
   Крамптонъ. Но вѣдь имѣю же я право.
   Макъ-Комасъ нетерпимо. Не добьетесь вы никакихъ правъ. Слушайте, Крамптонъ. Разъ навсегда: вы что же, своими обѣщаніями вести себя тутъ хорошо и сдержанно, вы хотѣли только сказать, что не будете жаловаться тамъ гдѣ и безъ того не на что жаловаться? Такъ, что ли? Потому что, если такъ... Поворачивается, какъ будто собираясь уйти
   Крамптонъ жалкимъ голосомъ. Нѣтъ, нѣтъ -- перестаньте. Достаточно я уже измученъ, достаточно настрадался. Говорю вамъ, я сдѣлаю все, что могу. Но если эта дѣвочка снова начнетъ такъ разговарить со мною и смотрѣть на меня, какъ будто... Прерываетъ свою рѣчь и закрываетъ лицо руками.
   Макъ-Комасъ, смягчаясь. Ну, ничего, ничего, все устроится и уладится, если только вы будете терпѣли вы и осторожны. Ободритесь же. Кто-то идетъ. Крамптонъ въ слишкомъ угнетенномъ состояніи, чтобы заботиться еще и о церемоніяхъ, еле мѣняетъ позу. Изъ сада входитъ Глорія. Макъ-Комасъ идетъ къ окну ей навстрѣчу, такъ что онъ можетъ говорить съ нею неслышно для Крамптона. Вотъ онъ здѣсь, миссъ Кландонъ. Будьте съ нимъ поласковѣе. Я васъ оставлю однихъ на нѣсколько времени. Уходитъ въ садъ. Глорія равнодушно проходитъ до середины комнаты,
   Крамптонъ, оглядываясь въ тревогѣ. А гдѣ же Макъ-Комасъ?
   Глорія разсѣянно, но не безъ сочувствія. Ушелъ -- чтобы оставить насъ однихъ. По-моему это деликатность съ его стороны. Останавливается передъ нимъ и ласково глядитъ на него. Ну, отецъ?
   Крамптонъ, несмотря на свое отчаяніе, съ ласковою шутливостью. Ну, дочка? Смотрятъ нѣсколько мгновеній другъ на друга съ меланхолическимъ юморомъ.
   Глорія. Пожмемъ другъ другу руки. Обмѣниваются рукопожатіемъ.
   Крамптонъ, задерживая ея руку въ своей. Милая моя, боюсь, я слишкомъ грубо отозвался сегодня о твоей матери.
   Глорія. Не извиняйтесь. Я сама была очень надменна и заносчива; но съ тѣхъ поръ у меня сильно поубавилось спеси. О, да, теперь я совсѣмъ принижена. Садится на полъ у его кресла.
   Крамптонъ. Что съ тобой случилось, дитя мое?
   Глорія. Ахъ, это неважно. Я выступала въ роли дочери моей матери, а роль оказывается не по мнѣ: я дочь своего отца. Смотритъ на него съ комическимъ видомъ. Не правда ли, въ этомъ есть пониженіе?
   Крамптонъ съ раздраженіемъ. Что! Она не измѣняетъ своего причудливаго выраженія. Онъ дѣлаетъ усиліе и соглашается. Ну, да, моя милая, пожалуй, что и такъ; полагаю, что такъ. Она киваетъ сочувственно. Боюсь, что иногда я слишкомъ раздражителенъ; но я всегда сознаю, что правильно и что разумно, даже когда я поступаю неправильно и неразумно. Можешь ты этому повѣрить?
   Глорія. Повѣрить! Когда я сама такая же, совсѣмъ такая же... Я знаю, что правильно, достойно, красиво и благородно поступаютъ такъ, какъ поступаетъ она. Но, Боже мой, какія вещи я дѣлаю! Какія вещи! И какія вещи я позволяю продѣлывать со мною!
   Крамптонъ помимо своей воли съ нѣкоторымъ неудовольствіемъ. Какъ поступаетъ она! Ты это про свою мать?
   Глорія быстро. Да, про нее. Поворачивается къ нему на колѣняхъ и схватываетъ его за руки. Послушайте. Тутъ измѣны я не допускаю: ни слова, ни мысли противъ нея. Она выше насъ, васъ со мною -- выше на цѣлое небо. Согласны?
   Крамптонъ. Да, да, соглашаюсь со всѣмъ, что ты ни скажешь.
   Глорія, не удовлетворенная, оставляя его руки и отодвигаясь отъ него. Вамъ она не нравится?
   Крамптонъ. Дитя, ты не была въ бракѣ съ нею, а Я былъ. Она медленно поднимается на ноги, глядя на него съ возрастающей холодностью. Она причинила мнѣ много страданій, выйдя замужъ за меня, когда не чувствовала ко мнѣ настоящей любви. Но въ концѣ концовъ, виноватъ во всемъ, вѣроятно, былъ я. Снова протягиваетъ ей руку.
   Глорія крѣпко пожимаетъ ее, предостерегающе. Смотрите! Это опасная тема со мною. Мое чувство, -- мое жалкое, трусливое, женское чувство можетъ быть на вашей сторонѣ; но сознаніе мое -- на ея.
   Крамптонъ. Я чрезвычайно доволенъ такимъ раздѣломъ, моя дорогая. Благодарю тебя. Входитъ Валентинъ. Глорія сейчасъ же принимаетъ разсчитанно надменный видъ.
   Валентинъ. Извините пожалуйста, что я безъ доклада. Но невозможно было найти ни одного офиціанта. Даже Вильямъ и тотъ, повидимому, на балу, Я бы и самъ пошелъ туда, да у меня нѣтъ пяти шиллинговъ, чтобы купить билетъ. Ну, какъ поживаете, Крамптонъ? Лучше, небось?
   Крамптонъ. Дурманъ разсѣялся, господинъ Валентинъ, я снова чувствую себя самимъ собою, но это не благодаря вамъ.
   Валентинъ. Вотъ посмотрите-ка на своего неблагодарнаго родителя, миссъ Кландонъ! Я избавилъ его отъ мучительной боли, а онъ еще бранитъ и обвиняетъ меня!
   Глорія холодно. Къ сожалѣнію здѣсь нѣтъ мамы, чтобы принять и занять васъ, господинъ Валентинъ. Девяти еще нѣтъ; и адвокатъ, о которомъ говорилъ господинъ Макъ-Комасъ, еще не пришелъ.
   Валентинъ. Нѣтъ, пришелъ. Я его встрѣтилъ и уже говорилъ съ нимъ, Съ веселою колкостью. Вамъ онъ понравится, миссъ Кландонъ: это чистѣйшее воплощеніе разсудочности. Прямо слышно, какъ работаетъ его мозгъ.
   Глорія, не обращая вниманія на его намекъ. А гдѣ онъ?
   Валентинъ. Купилъ себѣ фальшивый носъ и пошелъ на балъ.
   Крамптонъ, строптиво глядя на свои часы. Кажется, всѣ ушли на этотъ костюмированный вечеръ вмѣсто того, чтобы явиться на совѣщаніе.
   Валентинъ. О, это было полчаса тому назадъ; онъ еще явится во-время. Мнѣ не хотѣлось занять у него пять шиллинговъ и пойти вмѣстѣ съ нимъ. Поэтому я присоединился къ толпѣ зрителей изъ простого народа и смотрѣлъ черезъ рѣшетку, покамѣстъ миссъ не вошла сюда.
   Глорія. Такъ значитъ дѣло дошло до того, что вы преслѣдуете меня своими взорами на глазахъ у всей публики.
   Валентинъ. Да, что-то, очевидно, приковываетъ меня. Глорія поворачивается къ нему спиною и идетъ къ камину. Валентинъ принимаетъ эту выходку очень философски и отходитъ на противоположный конецъ комнаты; офиціантъ раскрываетъ садовую дверь, чтобы пропустить госпожу Кландонъ и Макъ-Комаса.
   Госпожа Кландонъ торопливо. Простите, что я заставила всѣхъ васъ дожидаться.
   Изъ сада появляется забавно-величественный гость въ домино и, съ фальшивымъ носомъ и громадными очками.
   Офиціантъ гостю. Простите, сударь, это частное помѣщеніе. Если позволите, я покажу вамъ, сударь, какъ пройти въ американскій буфетъ и въ столовыя. Вотъ дорога, я пойду впереди.
   Уходитъ въ садъ, указывая дорогу и полагая, что гость идетъ за нимъ. Величественная фигура, однакоже, проходитъ въ комнату, прямо къ концу стола, гдѣ съ выразительною разсчитанностью снимаетъ фальшивый носъ и затѣмъ домино, завертывая носъ въ домино и бросая узелъ на столъ, точно борецъ перчатку. Теперь видно, что это здоровый высокій человѣкъ, лѣтъ сорока-пятидесяти, гладко выбритъ, съ оттѣненнымъ густыми, черными, коротко остриженными и примасленными волосами, блѣднымъ лицомъ, на которомъ видны слѣды ночныхъ занятій, и съ бровями точно изъ остриженнаго конскаго волоса. Грубый, закаленный физически и духовно человѣкъ, безпощадно изощренный во всѣхъ хитростяхъ логики. Одна осанка его, съ которою онъ входитъ, дѣйствуетъ импонирующимъ" даже нѣсколько подавляющимъ образомъ; когда же онъ начинаетъ говорить, то его могучій угрожающій голосъ, его выразительная, ясная рѣчь, строгія неумолимыя манеры и терроризирующая способность слушать страшно внимательно и страшно критически, производятъ безусловно потрясающее впечатлѣніе.
   Гость. Моя фамилія Боунъ. Общее почтеніе. Я имѣю честь говорить съ госпожой Кландонъ? Госпожа Кландонъ кланяется. Боунъ кланяется. Миссъ Кландонъ? Глорія кланяется. Боунъ кланяется. Господинъ Кландонъ?
   Крамптонъ, отстаивая свое настоящее имя съ такою мѣрою раздраженія, на которую онъ осмѣливается. Мое имя Крамптонъ, милостивый государь.
   Боунъ. Ахъ, такъ! Не обращая на него дальнѣйшаго вниманія и обращаясь къ Валентину. Вы господинъ Кландонъ?
   Валентинъ, во что бы то ни стало не желая поддаваться впечатлѣнію личности Боуна. Развѣ я такъ выгляжу? Меня зовутъ Валентинъ. Я давалъ снадобье.
   Боунъ. Ахъ да, совершенно вѣрно! Такъ значитъ господинъ Кландонъ еще не пришелъ?
   Офиціантъ, обезпокоенный, входить изъ сада. Извините сударыня, но не можете ли вы сказать, что сталось съ... Узнаетъ Боуна и теряетъ всякое самообладаніе. Боунъ съ непреклоннымъ видомъ ждетъ, пока тотъ оправится. Послѣ патетическаго и всѣмъ бросающагося въ глаза замѣшательства офиціантъ наконецъ настолько овладѣваетъ собою, что произноситъ слабымъ голосомъ, но связно. Прошу прощенія, сударь. Такъ это были...
   Боунъ жестко. Это былъ я.
   Офиціантъ разбитымъ голосомъ. Да, сударь. Не въ силахъ сдержать своихъ слезъ. Но, Вальтеръ, ты -- и съ фальшивымъ носомъ! Слабо опускается на стулъ за столомъ. Прошу прошенія, сударыня, -- маленькое головокруженіе.
   Боунъ командующимъ тономъ. Вы извините его, госпожа Кландонъ, когда я скажу вамъ, что это мой отецъ.
   Офиціантъ, съ надрывающимся сердцемъ. Ахъ, нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ, Вальтеръ! Отецъ офиціантъ, а самъ ходитъ съ фальшивымъ носомъ! Что о тебѣ подумаютъ?
   Госпожа Кландонъ подходитъ къ стулу офиціанта съ самымъ ласковымъ видомъ. Я очень рада слышать это, господинъ Боунъ. Вашъ отецъ былъ намъ превосходнѣйшимъ другомъ съ самаго нашего пріѣзда. Боунъ важно киваетъ.
   Офиціантъ, качая головою. Ахъ, нѣтъ, сударыня, что вы! Вы очень любезны и ласковы со мною, сударыня, вотъ и все. Но я ни на минуту не забываюсь, и вы, сударыня не стѣсняйтесь тѣмъ, что я отецъ человѣка изъ общества. Въ концѣ концовъ, сударыня, это вѣдь не больше, какъ простая случайность рожденія. Съ трудомъ поднимается со стула. Вы извините меня, пожалуйста, что я прервалъ ваши занятія. Начинаетъ пробираться вдоль стола, придерживаясь за спинки стульевъ, съ глазами, устремленными на дверь.
   Боунъ. Одну минуту. Офиціантъ останавливается съ замирающимъ сердцемъ. Госпожа Кландонъ, былъ ли мой отецъ свидѣтелемъ всего происходившаго здѣсь сегодня?
   Госпожа Кландонъ. Да, кажется, большая часть разговоровъ велась при немъ.
   Боунъ. Въ такомъ случаѣ намъ нужно, чтобы онъ остался.
   Офиціантъ, извиняясь. Нельзя ли вамъ обойтись безъ меня. У меня сегодня такая масса работы съ этимъ баломъ... я страшно занятъ сегодня весь вечеръ.
   Боунъ, неумолимо. Вы намъ нужны.
   Госпожа Кландонъ вѣжливо. Садитесь пожалуйста, Вильямъ.
   Офиціантъ серьезно. Сударыня, извините пожалуйста, я не могу. Я вамъ очень благодаренъ за ваше приглашеніе, но я не могу... это значило бы забыться до такой степени... я не могу... Переводитъ свой взоръ съ одного лица на другое съ такимъ измученнымъ выраженіемъ, отъ котораго тронулось бы даже каменное сердце.
   Глорія. Господа, не будемъ тратить времени. Вильямъ желаетъ только уйти, чтобы позаботиться о томъ, что намъ нужно. Я бы попросила чашку кофе.
   Офиціантъ, замѣтно оживляясь и просвѣтлѣвъ. Чашку кофе, барышня? Съ надеждою пореводитъ дыханіе. Сію минуту. Тихо. Спасибо вамъ, барышня, выручили старика. Къ госпожѣ Кландонъ робко, но съ надеждою. А вы не прикажете ли чего, сударыня?
   Госпожа Кландонъ. Э-э... о, да: теперь такъ жарко, знаете, принесите мнѣ краснаго вина во льду.
   Офиціантъ, сіяя. Кларету во льду, сударыня. Сію минуту.
   Глорія. Да, да, я тоже хочу кларета вмѣсто кофе.
   Офиціантъ Въ восторгѣ. Стаканъ кларету, барышня. Слушаю. Боуну. А вамъ что прикажете, сударь?
   Боунъ. Съ разрѣшенія госпожи Кландонъ я попрошу сифонъ содовой съ шотландской водкой.
   Офиціантъ. Слушаю, сударь. Крамптону. Для васъ ирландской, не правда ли, сударь? Крамптонъ соглашается съ ворчаніемъ. Офиціантъ вопросительно смотритъ на Валентина.
   Валентинъ. Мнѣ также кларету.
   Офиціантъ. Хорошо, сударь. Подсчитывая. Кларетъ, сифонъ, шотландской и ирландской.
   Госпожа Кландонъ. Кажется, такъ.
   Офиціантъ, снова чувствуя себя самимъ собою. Такъ, сударыня. Сію минуту, сударыня. Спасибо. Сѣменитъ къ выходу въ садъ, переживъ въ двѣ съ небольшимъ минуты снизу до верху всю гамму человѣческихъ ощущеній.
   Макъ-Комасъ. Ну, мнѣ кажется, намъ можно начать.
   Боунъ. Лучше подождать, пока придетъ мужъ госпожи Кландонъ.
   Крамптонъ. Что вы хотите сказать? Я ея мужъ.
   Боунъ, моментально устанавливая противорѣчіе съ предыдущимъ показаніемъ. Вы только что вѣдь сказали, что ваша фамилія Крамптонъ.
   Крамптонъ. Это такъ и есть.
   Госпожа Кландонъ, } всѣ четверо Я...
   Глорія, } говорятъ Моя...
   Макъ-Комасъ, } одновременно. Госпожа...
   Валентинъ, } Вы...
   Боунъ, останавливая ихъ двумя громовыми словами. Одинъ моментъ. Гробовое молчаніе. Позвольте мнѣ пожалуйста. Садитесь всѣ. Они смиренно повинуются. Глорія садится у камина. Валентинъ переходить на ея сторону и садится на отоманкѣ противъ окна, такъ что можетъ смотрѣть на нее. Крамптонъ садится на отоманкѣ спиною къ Валентину. Госпожа Кландонъ, все время державшаяся подальше отъ Крамптона, на противоположномъ концѣ комнаты, садится у двери рядомъ съ Макъ-Комасомъ такъ, что онъ оказывается слѣва отъ нея. Боунъ важно усаживается въ центрѣ группы у края стола ближе къ госпожѣ Кландонъ. Когда всѣ разсѣлись, онъ фиксируетъ взглядомъ Крамптона и начинаетъ. Оказывается, что въ этой семьѣ мужъ носитъ фамилію Крамптонъ, а жена Кландонъ. Такимъ образомъ уже на самомъ порогѣ нашего разсмотрѣнія этого дѣла мы натыкаемся на элементъ путаницы.
   Валентинъ, подымается и, опираясь однимъ колѣномъ на отоманку, обращается къ нему. Но это совершенно просто.
   Боунъ, уничтожая его молніеноснымъ словомъ. Совсѣмъ не просто. Госпожа Кландонъ приняла другое имя. Таково простое объясненіе этого факта, и вы боялись, что я самъ не сумѣю найти его. Вы не довѣряете моей сообразительности, господинъ Валентинъ. Останавливая, когда тотъ собирается возражать. Нѣтъ, я не желаю, чтобы вы возражали на это; я хочу, чтобы вы подумали надъ этимъ, когда вы въ слѣдующій разъ почувствуете импульсъ прервать мою рѣчь.
   Валентинъ, задѣтый. Это называется стрѣлять по воробьямъ изъ пушекъ. Развѣ это такъ важно?
   Боунъ. Я покажу вамъ, какъ это важно. Это важно въ томъ смыслѣ, что если этой семейной распрѣ суждено уладиться, какъ мы всѣ надѣемся, то госпожѣ Кландонъ придется во имя требованій общественнаго приличія снова принять имя своего супруга. На лицѣ госпожи Кландонъ появляется выраженіе самаго категорическаго упорства. Въ противномъ случаѣ принужденъ будетъ господинъ Крамптонъ перемѣнить свое имя и начать называться Кландономъ. Одного взгляда на Крамптона достаточно, чтобы увидать, что онъ твердо рѣшился не дѣлать ничего подобнаго. Для васъ, господинъ Валентинъ, это представляется безъ сомнѣнія чрезвычайно легкимъ дѣломъ. Смотритъ проницательнымъ взглядомъ на госпожу Кландонъ, затѣмъ на Крамптона. Я же держусь другого мнѣнія. Откидывается на спинку своего стула, строго нахмурившись.
   Макъ-Комасъ робко. Мнѣ кажется, Боунъ, намъ слѣдовало бы сначала рѣшить самые важные вопросы.
   Боунъ, Макъ-Комасъ, съ важными вопросами порѣшить будетъ нетрудно. Съ ними никогда затрудненій не бываетъ. А вотъ на пустякѣ какомъ-нибудь, на мелочи вы и потерпите крушеніе при самомъ входѣ въ желанную пристань. Макъ-Комасъ по всей видимости считаетъ это парадоксомъ. Вы не согласны? А?
   Макъ-Комасъ льстиво. Если бы я согласился, то...
   Боунъ, прерывая его. То были бы мною, а не тѣмъ, что вы есть.
   Макъ-Комасъ, преклоняясь передъ его авторитетомъ. Разумѣется, Боунъ, ваша спеціальность...
   Боунъ, снова прерывая его. Моя спеціальность въ томъ, чтобы быть правымъ тамъ, гдѣ другіе ошибаются. Если бы вы были согласны со мною, то мое присутствіе здѣсь было бы излишне. Киваетъ ему, чтобы подчеркнуть самую суть своей мысли; затѣмъ внезапно поворачивается и набрасывается на Крамптона. Ну-те, вы, господинъ Крамптонъ: что задѣваетъ васъ всего больше во всей этой исторіи и чего вы хотите добиться?
   Крамптонъ начинаетъ медленно. Я желаю устранить всякіе личные счеты и соображенія въ этомъ вопросѣ...
   Боунъ, прерывая его. Всѣ мы желаемъ того же, господинъ Крамптонъ. Къ госпожѣ Кландонъ. Вы желаете устранить личные счеты, госпожа Кландонъ?
   Госпожа Кландонъ. Да; тутъ я не считаюсь со своими личными чувствами.
   Боунъ. А вы, миссъ Кландонъ?
   Глорія. Я тоже.
   Боунъ. Я такъ и думалъ. И всѣ мы желаемъ того же.
   Валентинъ. За исключеніемъ меня. Мои желанія эгоистичны.
   Боунъ. Это потому, что вы полагаете, что аффектація искренности произведетъ лучшее впечатлѣніе на миссъ Кландонъ, чѣмъ аффектація безкорыстія. Въ конецъ разоблаченный и уничтоженный этимъ справедливымъ замѣчаніемъ, Валентинъ прибѣгаетъ къ слабой безмолвной улыбкѣ. Боунъ, удовлетворенный тѣмъ, что теперь окончательно раздавлены всякія попытки къ возмущенію, откидывается на спинку стула, принимая видъ, что теперь онъ готовъ терпѣливо выслушать ихъ жалобы, Ну-те, господинъ Крамптонъ, продолжайте. Предполагается, что личные счеты устранены. Человѣческая природа всегда начинаетѣ съ такого заявленія.
   Крамптонъ. Но я серьезно не хочу примѣшивать личныхъ соображеній, милостивый государь.
   Боунъ. Совершенно вѣрно. Ну-те, какой же пунктъ выставляете вы въ первую очередь?
   Крамптонъ. Всякій разумный человѣкъ признаетъ, что тутъ нѣтъ эгоизма. Это насчетъ дѣтей.
   Боунъ. Ну-те? Что же насчетъ дѣтей?
   Крамптонъ, взволнованный. Они...
   Боунъ, снова наклоняясь впередъ. Постойте. Вы, господинъ Крамптонъ, собираетесь разсказывать мнѣ тутъ о вашихъ чувствахъ. Этого не нужно. Я имъ сочувствую, но они не относятся къ моему дѣлу. Скажите намъ точно, чего вы хотите. Это единственное, чего мы сейчасъ отъ васъ добиваемся.
   Крамптонъ, чувствуя себя не совсѣмъ по себѣ. Это очень трудный вопросъ, господинъ Боунъ. Отвѣтить на него не легко.
   Боунъ. Ну хорошо, я вамъ помогу. Что вы имѣете возразить противъ теперешнихъ условій, въ которыхъ растутъ ваши дѣти?
   Крамптонъ. Я недоволенъ тѣмъ, какъ они воспитываются.
   Брови госпожи Кландонъ зловѣще сдвигаются.
   Боунъ. Какъ же вы предлагаете измѣнить ихъ воспитаніе?
   Крамптонъ. Я полагаю, что они должны... одѣваться болѣе скромно.
   Валентинъ. Вздоръ!
   Боунъ, моментально откидываясь назадъ, оскорбленный такимъ вмѣшательствомъ. Когда же вы угомонитесь, господинъ Валентинъ, -- когда же вы наконецъ успокоитесь.
   Валентинъ. Но что же можно возразить противъ костюма миссъ Кландонъ.
   Крамптонъ горячо Валентину. У меня на этотъ счетъ можетъ быть свое мнѣніе, не хуже вашего.
   Глорія предостерегающе. Отецъ!
   Крамптонъ съ жалкимъ видомъ, утихая. Дорогая моя, я это не про тебя. Настаиваетъ, обращаясь къ Боуну. Но двое младшихъ! Вы ихъ еще не видѣли, господинъ Боунъ. Но я убѣжденъ, что вы согласились бы со мною, что въ покроѣ ихъ костюмовъ есть что-то очень бросающееся въ глаза, что-то черезчуръ яркое и даже фривольное.
   Госпожа Кландонъ нетерпѣливо. Вы что же думаете, что фасонъ ихъ костюмовъ выбираю я? Серьезно, вѣдь это чистое ребячество.
   Крамптонъ въ бѣшенствѣ, вставая. Ребячество! Госпожа Кландонъ поднимается въ негодованіи.
   Макъ-Комасъ } встаютъ и, Крамптонъ, вы обѣщали...
   Валентинъ } говорятъ Смѣшно. Они одѣты восхитительно.
   Глорія } всѣ cразу. Господа, будемте разсудительны.
   Смятеніе; внезапно они слышатъ за собою предостерегающій звонъ стакановъ; съ виноватымъ видомъ оглядываются и видятъ офиціанта, который только что вернулся изъ садоваго буфета и тихо проходитъ къ столу, гремя своимъ подносомъ; гробовое молчаніе.
   Офиціантъ Крамптону, ставя на столъ особо большой стаканъ. Для васъ, сударь, ирландской. Крамптонъ садится, немного застыдившись; офиціантъ ставитъ другой большой стаканъ и сифонъ, обращаясь къ Боуну. Шотландской и сифонъ для васъ, сударь. Боунъ нетерпѣливо машетъ рукою; офиціантъ ставитъ кларетъ посрединѣ. И кларетъ во льду. Всѣ садятся на мѣста; воцаряются миръ и тишина.
   Госпожа Кландонъ смиренно Боуну. Боюсь, мы перебили васъ, господинъ Боунъ.
   Боунъ спокойно. Да. Офиціанту, который хочетъ уйти. Подождите минуточку.
   Офиціантъ. Слушаю, сударь. Становится за стуломъ Боуна.
   Госпожа Кландонъ офиціанту. Надѣюсь, вы не думаете, что это мы васъ удерживаемъ. Это только господинъ Боунъ желаетъ, чтобы вы остались.
   Офиціантъ теперь совершенно спокойный, Ахъ, нѣтъ, сударыня, совсѣмъ нѣтъ. Мнѣ доставляетъ большое удовольствіе наблюдать работу его могучаго и дисциплинированнаго ума -- это очень занимательно и поучительно, право сударыня, очень занимательно,
   Боунъ, снова принимая бразды правленія въ свои руки. Ну-те, господинъ Крамптонъ, мы ждемъ. Отказываетесь ли вы отъ вашего возраженія насчетъ одежды или настаиваете на немъ?
   Крамптонъ, представляя доводы. Господинъ Боунъ, войдите на минуту и въ мое положеніе. Мнѣ приходится считаться не только со своими личными вкусами и взглядами. У меня -- сестра Софронія и зять, и весь кругъ ихъ знакомыхъ. У нихъ большое отвращеніе ко всему вообще... вообще... ну...
   Боунъ. Да говорите же. Ну, черезчуръ развязному? черезчуръ кричащему? черезчуръ шумному?
   Крамптонъ. То-есть, конечно, не въ какомъ-нибудь безнравственномъ смыслѣ. Но... но... Выпаливая въ отчаяніи. Эти двое дѣтей будутъ шокировать ихъ. Они какъ-то не подходятъ для этого общества. Вотъ это-то и огорчаетъ меня.
   Госпожа Кландонъ съ сдержаннымъ раздраженіемъ. Господинъ Валентинъ, какъ по-вашему, есть что-нибудь черезчуръ кричащее или развязное въ костюмѣ Филиппа или Долли?
   Валентинъ. Разумѣется нѣтъ. Это просто ерунда. Вѣдь ничего не можетъ быть милѣе.
   Крамптонъ. Ну да. Вы-то, разумѣется, такъ скажете.
   Госпожа Кландонъ. Вильямъ, вы видите очень много людей изъ хорошаго англійскаго общества. Что, мои дѣти одѣты неприлично?
   Офиціантъ успокаивающе. О, что вы, сударыня. Убѣдительно. Нѣтъ, сударь, совсѣмъ нѣтъ. Несомнѣнно, они немного слишкомъ нарядны и изысканно изящны; но костюмы выбраны съ большимъ вкусомъ и, право, очень милы. И они могли бы быть дѣтьми соборнаго настоятеля, увѣряю васъ, сударь. Вы только взгляните на нихъ, сударь... Въ эту минуту въ комнату вмѣстѣ со звуками вальса изъ сада врываются кружащіеся въ танцѣ Арлекинъ и Коломбина; костюмъ Арлекина сшитъ изъ маленькихъ чередующихся голубыхъ турецкаго шелка и золотыхъ парчевыхъ квадратиковъ; въ рукѣ у него позолоченный жезлъ; маска его поднята; юбка Коломбины представляетъ въ миніатюрѣ поле, готовое для жатвы, съ золотыми апельсинами и пурпурнокрасными маками; крохотная бархатная жакетка изукрашена маковыми головками; изящная пара проносится ослѣпительнымъ видѣніемъ между Макъ-Комасомъ и Боуномъ и затѣмъ кругомъ стола обратно; въ это время оркестръ играетъ заключительный аккордъ вальса, Арлекинъ становится на лѣвое колѣно, а Коломбина становится ему на правое, заложивъ руки за голову; однакоже, если ихъ танецъ отличался чарующей граціей, поза эта имъ не удается и грозитъ катастрофой.
   Коломбина взвизгиваетъ. Снимите меня кто-нибудь. Я сейчасъ упаду. Папа, снимите меня.
   Крамптонъ встревоженный бросается къ ней и хватаетъ ее за руки. Дитя мое!
   Долли, соскакивая съ его помощью. Спасибо, это такъ мило съ вашей стороны. Филиппъ, засовывая свой жезлъ за поясъ, садится у стола и наливаетъ себѣ немного краснаго вина. Крамптонъ въ большомъ замѣшательствѣ возвращается къ отоманкѣ. Ахъ, вотъ весело! Запыхавшись, однимъ прыжкомъ усаживается на передній край стола. О, стаканъ кларету! Пьетъ.
   Боунъ могучимъ раскатомъ. Это младшая дочь, не правда ли?
   Долли, соскальзывая со стола, испугавшись его ужаснаго голоса и манеръ. Да, милостивый государь! А, позвольте узнать, кто вы?
   Госпожа Кландонъ. Это господинъ Боунъ, Долли; онъ былъ такъ любезенъ, что пришелъ помочь намъ сегодня вечеромъ.
   Долли. О тогда онъ для насъ какъ подарокъ съ небесъ {Игра словъ: boon -- значитъ подарокъ.}.
   Филиппъ. Ш-ш!..
   Крамптонъ. Господинъ Боунъ -- Макъ-Комасъ: я аппелирую къ вамъ. Хорошо это по-вашему? И стали бы вы порицать семью моей сестры за то, что она не одобряетъ такихъ манеръ?
   Долли, зловѣще краснѣя. Вы опять начинаете!
   Крамптонъ, умилостивляя ее. Нѣтъ, нѣтъ. Можетъ быть это естественно въ твоемъ возрастѣ.
   Долли упрямо. Оставьте въ покоѣ мой возрастъ. Повашему это дурно?
   Крамптонъ. Нѣтъ, нѣтъ, это очень мило, моя дорогая! Садится въ знакъ того, что онъ больше не будетъ.
   Долли настойчиво. Такъ вамъ это нравится?
   Крамптонъ. Дитя мое, развѣ можно ожидать, чтобы мнѣ это нравилось или чтобы я одобрялъ это?
   Долли, рѣшившись не отставать отъ него, покуда не добьется своего. но какъ же можетъ это не нравиться вамъ, когда по-вашему это мило?
   Макъ-Комасъ скандализованный, вставая, съ раздраженіемъ. Ну, знаете ли, я долженъ сказать... Боунъ, слушавшій Долли съ величайшимъ одобреніемъ, моментально обрушивается на него.
   Боунъ. Нѣтъ, не прерывайте, Макъ-Комасъ. Методъ молодой барышни правильный. Къ Долли, громоподобно, со страшною выразительностью. Продолжайте, продолжайте, миссъ Кландонъ!
   Долли, поворачиваясь къ Боуну. Вы-таки прямо испугать можете. Вы что же, всегда это такъ?
   Боунъ, вставая. Да. И не пытайтесь смутить меня, барышня, для этого вы еще слишкомъ молоды. Беретъ стулъ Макъ-Комаса и ставить рядомъ со своимъ. Садитесь. Долли, поддаваясь обаянію силы, повинуется; Боунъ тоже садится. Макъ-Комасъ оставшись безъ стула, беретъ себѣ другой и садится между столомъ и отоманкой. Ну-те, господинъ Крамптонъ, факты передъ вами -- два ряда фактовъ. Вы полагаете, что были бы довольны, если бы ваши младшія дѣти жили съ вами. Но -- это вѣрно -- довольны бы вы не остались. Крамптонъ пытается протестовать; но Боунъ ни за что не согласенъ дать ему слово. Нѣтъ, нѣтъ, не остались бы. Вы думаете, что да; но я знаю лучше. Вы бы желали, чтобы эта дѣвица отказалась отъ костюма театральной Коломбины вечеромъ и великосвѣтской Коломбины утромъ. Ну, а она на это никогда не согласится. Ей кажется, что да; но...
   Долли, прерывая его. Нѣтъ, я не соглашусь! Ни и когда не соглашусь отказаться отъ изящныхъ нарядовъ. Никогда. Какъ Глорія сказала тому господину на Мадейрѣ: никогда, никогда, никогда! Пока трава растетъ и вода течетъ, никогда!
   Валентинъ, подымаясь въ самомъ дикомъ возбужденіи. Что! Что! Начинаетъ говорить страшно быстро. Когда она это сказала? Кому это она сказала?
   Боунъ, откидываясь назадъ, съ протестомъ, солидно и тономъ сожалѣнія. Господинъ Валентинъ!
   Валентинъ, вспыливъ. Пожалуйста не перебивайте меня, милостивый государь! Это очень серьезный вопросъ. Я настаиваю на немъ. Я хочу знать, кому сказала это миссъ Кландонъ.
   Долли. Можетъ быть, Филь вспомнитъ. Филь, который это былъ номеръ? Третій или пятый?
   Валентинъ. Номеръ пятый!!!
   Филлиппъ. Мужайтесь, Валентинъ! Это былъ совсѣмъ не пятый номеръ, а просто морской лейтенантъ -- терпѣливѣйшій и безобиднѣйшій изъ смертныхъ, совсѣмъ ручной, постоянно бывшій на посылкахъ.
   Глорія холодно. Скажите пожалуйста, зачѣмъ мы сюда собрались?
   Валентинъ весь красный. Извините! Мнѣ очень жаль, что я перебилъ. Больше этого со мной не случится, госпожа Кландонъ! Кланяется госпожѣ Кландонъ и уходитъ въ садъ, весь кипя отъ сдерживаемаго бѣшенства.
   Долли! Гм-м!..
   Филиппъ. Ага!
   Глорія. Пожалуйста, продолжайте, господинъ Боунъ!
   Долли, перебивая Боуна, когда тотъ, страшно нахмурившись, собирается снова приступить къ дѣлу. Вы собираетесь побить насъ, господинъ Боунъ!
   Боунъ. Я...
   Долли, прерывая его. О, да, вы собираетесь; вы полагаете, что нѣтъ, но вы собираетесь. Я это вижу по вашимъ бровямъ!
   Боунъ, сдаваясь. Госпожа Кландонъ: это славныя дѣти -- очень умныя и очень хорошо воспитанныя дѣти. Я соглашаюсь, я допускаю это. Но съ расчетомъ. Не можете ли вы въ обмѣнъ указать мнѣ способъ заставить ихъ замолчать?
   Госпожа Кландонъ. Долли! Милая!
   Филиппъ. Нашъ старый грѣхъ, Долли. Молчаніе! Долли закрываетъ рукою свой ротъ.
   Госпожа Кландонъ. Господинъ Боунъ, прежде чѣмъ они снова начнутъ...
   Офиціантъ мягко. Быстрѣе, сударь, быстрѣе.
   Долли, вся просіявъ. Милый Вильямъ!
   Филиппъ. Ш-ш!..
   Боунъ неожиданно начинаетъ, ставя вопросъ Долли прямо въ упоръ. Собираетесь ли вы выйти замужъ?
   Долли. Я! Конечно. Разъ Финчъ называетъ меня моимъ христіанскимъ именемъ.
   Макъ-Комасъ. Я не допускаю такихъ шутокъ. Господинъ Боунъ, я зову эту дѣвицу по имени, естественно какъ старый другъ ея матери.
   Долли. Ну да, въ качествѣ стараго друга моей матери вы называете меня уменьшительнымъ именемъ, Долли. Но что вы скажете насчетъ Дороте-е-е-и? Макъ-Комасъ встаетъ въ негодованіи.
   Крамптонъ встревоженный, подымаясь, чтобы унять его. Макъ-Комасъ, успокойтесь. Не надо ссориться. Будьте терпѣливѣе.
   Макъ-Комасъ. Я не хочу выносить такихъ вещей. Вы обнаруживаете самую жалкую слабохарактерность, Крамптонъ. Говорю вамъ, это возмутительно.
   Долли. Господинъ Боунъ, пожалуйста, укротите вмѣсто насъ Финча.
   Боунъ. Сейчасъ. Макъ-Комасъ, вы ставите себя въ смѣшное положеніе. Садитесь.
   Макъ-Комасъ. Я...
   Боунъ машетъ на него повелительно. Нѣтъ, нѣтъ, садитесь, садитесь. Макъ-Комасъ угрюмо садится; Крамптонъ съ облегченіемъ слѣдуетъ его примѣру.
   Долли Боуну мягко. Благодарю васъ.
   Боунъ. Ну, теперь слушайте меня всѣ. Я не высказываю своего сужденія, Макъ-Комасъ, о томъ, насколько вы себя скомпрометировали или не скомпрометировали въ смыслѣ, указанномъ этою молодою дѣвицей. Макъ-Комасъ собирается протестовать. Нѣтъ, нѣтъ, не прерывайте меня; если не за васъ, такъ за кого-нибудь другого, но замужъ-то она выйдетъ во всякомъ случаѣ. Этимъ и разрѣшается затрудненіе относительно того, что она носитъ не отцовскую фамилію. А старшая барышня вѣдь выйдетъ замужъ въ самомъ ближайшемъ будущемъ.
   Глорія зардѣвшись. Господинъ Боунъ!
   Боунъ. Да, да, выйдете. Вы этого не знаете, а я знаю.
   Глорія вставая. Довольно. Господинъ Боунъ, я васъ попрошу предоставить мнѣ самой рѣшать вопросы о моихъ намѣреніяхъ и планахъ.
   Боунъ вставая. Э, миссъ Кландонъ, говорите не говорите, а меня вы не собьете и не смутите. Говорю вамъ, что скоро-скоро ваша фамилія будетъ уже не Кландонъ и не Крамптонъ. И если бы я захотѣлъ, такъ я бы сказалъ вамъ и какая она будетъ. Идетъ къ другому концу стола гдѣ развертываетъ свое домино и вынимаетъ свой фальшивый носъ. Всѣ встаютъ. Филиппъ подходитъ къ окну. Боунъ жестомъ проситъ офиціанта помочь ему одѣться. Господинъ Крамптонъ, ваша затѣя обратиться къ суду нелѣпа: ваши дѣти станутъ совѣршеннолѣтними раньше, чѣмъ спорный вопросъ будетъ разсмотрѣнъ всѣми судебными инстанціями. Офиціантъ накидываетъ ему домино на плечи. Вамъ здѣсь не остается ничего другого, какъ вступить въ полюбовное соглашеніе. Если вы больше нуждаетесь въ своей семьѣ, чѣмъ они въ васъ, то соглашеніе состоится на менѣе, если же наоборотъ, то на болѣе выгодныхъ для васъ условіяхъ. Встряхиваетъ на себѣ домино такъ, чтобы оно легло складками, и беретъ фальшивый носъ. Долли глядитъ на него съ изумленіемъ и восхищеніемъ. Ихъ сила въ томъ, что они лично очень милые люди. Ваша сила въ томъ, что вы богатый человѣкъ. Прикрѣпляетъ фальшивый носъ и снова преображается въ забавно-фантастическую фигуру,
   Долли, подбѣгая къ нему. Ну вотъ, Теперь вы по крайней мѣрѣ похожи на человѣка. Не хотите ли протанцовать со мною? Вы умѣете? Филиппъ, возвращаясь къ своей роли Арлекина, трясетъ надъ ними жезломъ, словно производя надъ ними колдовскія заклинанія.
   Боунъ громовымъ голосомъ. Да. Вы думаете, что нѣтъ. Но Я умѣю. Идемте. Схватываетъ ее за талію и съ своеобразною граціей уносится съ нею въ танцѣ стремительнымъ темпомъ въ сада. Офиціантъ тѣмъ временемъ разставляетъ стулья на ихъ обычныя мѣста.
   Филиппъ. "Давайте танцовать, друзья,-- пусть радость будетъ безпредѣльна". Вильямъ!
   Офиціантъ. Что. угодно, сударь?
   Филиппъ, Нельзя ли раздобыть пару домино и фальшивыхъ носовъ для моего отца и для господина Макъ-Комаса?
   Макъ-Комасъ. Нѣтъ, самымъ категорическимъ образомъ, нѣтъ -- я протестую.
   Крамптонъ. Ну, что вы? Какъ будто это можетъ чему-нибудь повредить, Макъ-Комасъ? Вѣдь всего только разъ. Рѣшайтесь же, -- не будемте портить веселья.
   Макъ-Комасъ. Крамптонъ, вы не тотъ человѣкъ, за котораго я принималъ васъ. Колко. Задиры всегда оказываются Трусами. Отходитъ недовольно къ окну.
   Крамптонъ идетъ за нимъ. Ну, вотъ пустяки. Нужно же кое въ чемъ и поблажку имъ дать. Вильямъ, можете вы раздобыть для насъ костюмы?
   Офиціантъ. Разумѣется, сударь. Идетъ впереди ихъ къ садовой двери и останавливается, чтобы пропустить ихъ. Вотъ по этой дорожкѣ, сударь. Тамъ два домино и два носа.
   Макъ-Комасъ сердито, уже уходя. Я обойдусь и своимъ собственнымъ.
   Офиціантъ, мягко. О, фальшивый васъ не стѣснитъ, сударь. Онъ очень помѣстительный, сударь, очень просторный. Уходитъ за Макъ-Комасомъ.
   Крамптонъ въ дверяхъ, поворачиваясь къ Филиппу, въ порывѣ искренняго отцовскаго чувства. Идемъ, что-ли, мой мальчикъ? Идемъ. Выходитъ.
   Филиппъ радостно, слѣдуя за нимъ. Иду, папочка, иду. На порогѣ садовой двери останавливается, глядитъ вслѣдъ Крамптону и, сгибая фантастически свой жезлъ въ сіяніе вокругъ голгівы, обращается пониженнымъ тономъ къ госпожѣ Кландонъ и Глоріи. Чувствуете ли вы весь паоосъ этого? Исчезаетъ.
   Госпожа Кландонъ, оставшись одна съ Глоріей. Желала бы я знать, отчего это господинъ Валентинъ ушелъ такъ внезапно?
   Глорія сердито. Не знаю. Или да, я знаю. Пойдемъ посмотримъ танцы. Направляются къ двери и встрѣчаютъ Валентина, который быстрыми шагами возвращается изъ сада съ печальнымъ и хмурымъ лицомъ.
   Валентинъ натянуто. Извините. Я думалъ, что всѣ уже разошлись.
   Глорія придирчиво. Тогда зачѣмъ же ни возвращаетесь?
   Валентинъ. Я вернулся потому, что у меня ни гроша въ карманѣ. А этой дорогой я не могу пройти безъ пятишиллинговаго билета.
   Госпожа Кландонъ. Вы чѣмъ-то огорчены и разсержены, господинъ Валентинъ?
   Глорія. Не обращай на него вниманія, мама. Это новое оскорбленіе, которое онъ хотѣлъ нанести мнѣ, -- вотъ и все.
   Госпожа Кландонъ, не понимая, что Глорія нарочно хочетъ вызвать его на спорь. Глорія!
   Валентинъ. Госпожа Кландонъ, развѣ я сказалъ что-нибудь оскорбительное? Развѣ я сдѣлалъ что-нибудь оскорбительное?
   Глорія. Вы намекнули, что мое прошлое подобно вашему. Это самое худшее изъ оскорбленій.
   Валентинъ. Ни на что подобное я не намекалъ. Я заявляю, что мое прошлое безупречно по сравненію съ вашимъ.
   Госпожа Кландонъ въ сильнѣйшемъ негодованіи.
   Господинъ Валентинъ!
   Валентинъ. Ну да. А что же вы мнѣ прикажете думать, когда я узнаю, что миссъ Кландонъ говорила другимъ мужчинамъ точь-въ-точь тѣ же самыя слова, которыя она сказала сегодня мнѣ,-- или когда я слышу, по крайней мѣрѣ, о пяти прежнихъ обожателяхъ, считая въ томъ числѣ и ручного морского лейтенанта. О, это слишкомъ дурно.
   Госпожа Кландонъ. Но вѣдь не считаете же вы въ самомъ дѣлѣ серьезными всѣ эти дѣтскія шутки, господинъ Валентинъ?
   Валентинъ. Для васъ, конечно, это было не серьезно и для нея тоже, можетъ быть, это были шутки. Но я знаю, что чувствовали эти люди. Съ забавною въ своей неподдѣльности серьезностью. Но подумали ли вы о разбитыхъ существованіяхъ, о бракахъ, заключенныхъ съ отчаянія, о самоубійствахъ, о... о...
   Глорія, презрительно перебивая его. Мама, этотъ человѣкъ -- сантиментальный идіотъ. Проходитъ къ камину.
   Госпожа Кландонъ, шокированная. Милая Глорія! Господинъ Валентинъ найдетъ это очень грубымъ.
   Валентинъ. Я не сантиментальный идіотъ. Я навсегда исцѣлился отъ своего чувства. Садится въ ярости.
   Госпожа Кландонъ. Господинъ Валентинъ, вы должны извинить насъ всѣхъ. Женщинамъ приходится сначала отказаться отъ ложныхъ приличій и манеръ, сложившихся у нихъ во время ихъ рабства, прежде чѣмъ онѣ могутъ выработать простыя, свободныя человѣческія отношенія. Не сочтите Глорію грубой, Глорія поворачивается къ ней въ изумленіи. Она въ дѣйствительности не такова.
   Глорія. Мама! Ты извиняешься за меня передъ нимъ!
   Госпожа Кландонъ. Дорогая моя! У тебя есть нѣкоторые недостатки, такъ же какъ и достоинства, вытекающія изъ твоей молодости. А господинъ Валентинъ повидимому человѣкъ довольно отсталый по своимъ взглядамъ, и врядъ ли ему можетъ поправиться, когда его называютъ идіотомъ. А теперь, господа, отправимся-ка лучше посмотрѣть, что дѣлаетъ Долли. Идетъ къ садовой двери. Валентинъ встаетъ.
   Глорія. Иди ты сама. А я хочу поговорить съ господиномъ Валентиномъ наединѣ.
   Госпожа Кландонъ поражена до того, что протестуетъ. Дорогая моя! Спохватившись. Прости, пожалуйста.
   Глорія. Разумѣется поговори, если хочешь. Кланяется Валентину и уходитъ,
   Валентинъ. Ахъ, если бы ваша мама была вдовою! Она стоитъ полдюжины такихъ какъ вы.
   Глорія. Это первое разумное слово, которое я слышу изъ вашихъ устъ.
   Валентинъ. Ерунда. Ну-те, говорите, что вы хотѣли сказать, и отпустите меня.
   Глорія. Я хотѣла поговорить съ вами только вотъ о чемъ. Сегодня вы заставили меня на минуту опуститься до своего уровня. но какъ по-вашему, если бы это было со мною не въ первый разъ, вы думаете, я не была бы уже насторожѣ, сознавая свою жалкую слабость и зная, что должно послѣдовать за этимъ?
   Валентинъ, обрушиваясь на нее, страстно. Не говорите такъ. Вы думаете, мнѣ что-нибудь въ васъ мило, кромѣ этой, какъ вы ее называете, вашей слабости? Не правда ли, вы считали себя въ безопасности подъ защитою вашихъ передовыхъ идей? А меня забавляло, съ какою легкостью мнѣ удалось опрокинуть ихъ.
   Глорія дерзко, чувствуя, что теперь она въ состояніи сдѣлать съ нимъ все, что угодно. Въ самомъ дѣлѣ?
   Валентинъ. Но почему сдѣлалъ я это? Потому что я пытался разбудить ваше сердце, всколыхнуть самую глубину вашей души. Зачѣмъ было нужно мнѣ это? Потому что природа совсѣмъ не шутила со мною, когда я шутилъ съ нею. Наоборотъ, она обошлась со мною съ убійственною серьезностью. И когда насталъ великій моментъ, чье сердце оказалось разбуженнымъ? Чья душа оказалась взволнованной до глубочайшихъ глубинъ своихъ? Мое сердце, моя душа. Я былъ въ восторгѣ, я былъ въ восхищеніи. А вы? Вы были только оскорблены и шокированы. Вы самая обыкновенная свѣтская барышня, слишкомъ заурядная, чтобы позволить ручнымъ лейтенантамъ зайти такъ же далеко, какъ я зашелъ. Вотъ и все. Не буду безпокоить васъ условными извиненіями. Прощайте! Съ рѣшительнымъ видомъ направляется къ двери.
   Глорія. Постойте. Онъ медлитъ. Я скажу вамъ правду, только вы не истолкуйте этого #въ томъ смыслѣ, будто я дѣлаю первый шагъ,
   Валентинъ. Э, что тамъ говорить! Знаю я, что вы собираетесь сказать. Что вы себя не такою заурядною чувствуете; что я былъ правъ; что эти глубины дѣйствительно есть въ вашей душѣ. Вы сами хотите вѣрить этому, вамъ это льститъ. Она пятится назадъ. Ну да, я признаю, что въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ вы не такой ужъ заурядный человѣкъ. Вы дѣвушка умная, славная. Глорія съ подавленнымъ восклицаніемъ бѣшенства дѣлаетъ шагъ впередъ съ угрожающимъ видомъ. Но сердце ваше мнѣ не удалось разбудить. Вы остались безчувственны; вы и сейчасъ ничего не чувствуете. Въ этомъ моя трагедія, а не ваша. Прощайте! Поворачивается къ дверямъ. Она слѣдитъ за нимъ, испугавшись, что онъ ускользнетъ изъ-подъ ея власти. Уже взявшись за ручку двери, онъ медлитъ; затѣмъ возвращается, протягивая ей руку. Давайте разстанемся друзьями.
   Глорія съ облегченной душою моментально нарочно поворачивается къ нему спиною. Прощайте. Надѣюсь, ваша рана скоро заживетъ.
   Валентинъ, просвѣтлѣвъ, такъ какъ сейчасъ же соображаетъ, что въ концѣ концовъ онъ -- господинъ положенія. Выздоровѣю я скоро: такія раны больше укрѣпляютъ, чѣмъ вредъ наносятъ. Въ концѣ концовъ у меня есть еще моя Глорія.
   Глорія быстро поворачивается къ нему лицомъ. Что вы хотите этимъ сказать?
   Валентинъ, Глорія моего воображенія.
   Глорія гордо. Можете сохранить себѣ свою Глорію -- Глорію своего воображенія. Съ начинающимъ прорываться сквозь ея гордость чувствомъ. А настоящая Глорія -- Глорія, которая была шокирована, которая оскорбилась и пришла въ ужасъ! О, да, совершенно вѣрно, -- которая чуть съ ума не сошла отъ стыда при сознаніи, что вся ея сила сломилась при первой реальной встрѣчѣ съ... съ... Краска снова заливаетъ ея лицо. Она закрываетъ его лѣвою рукою, поддерживая локоть ея правою.
   Валентинъ, Берегитесь, я снова перестаю владѣть собою! Собравъ все свое мужество, она отнимаетъ руку съ лица и кладетъ ее ему на правое плечо, поворачиваясь къ нему и глядя ему прямо въ глаза. Онъ начинаетъ живо протестовать. Глорія, не нужно. Будьте разсудительны. Вѣдь у меня нѣтъ ни гроша денегъ.
   Глорія. А развѣ вы не можете заработать? Другіе вѣдь зарабатываютъ.
   Валентинъ наполовину съ восторгомъ, наполовину въ страхѣ. Я никогда бы... Вы были бы несчастны... Милая, дорогая... Я оказался бы простымъ авантюристомъ, гоняющимся за деньгами, если бы... Ея рука сильнѣе прижимается къ его плечу; она цѣлуетъ его. Господи! У него дыханіе останавливается въ горлѣ. Охъ, я... Переводитъ дыханіе. Я ничего не понимаю въ женщинахъ: двѣнадцати лѣтъ опыта тутъ еще недовольно. Въ припадкѣ ревности она отталкиваешь его отъ себя; онъ падаетъ, точно листъ полъ дуновеніемъ вѣтра, въ кресло. Въ это время дверь распахивается и, вертясь въ вальсѣ съ офиціантомъ, появляется Долли; за ними, также танцуя, -- г-жа Кландонъ и Финчъ и наконецъ Филиппъ, выдѣлывающій пируэты соло.
   Долли, въ изнеможеньи падая на стулъ у письменнаго стола. Охъ, у меня не хватаетъ дыханія! Какъ чудно вы вальсируете, Вильямъ!
   Г-жа Кландонъ, опускаясь на табуретъ у камина. Охъ, ну какъ можно заставлять меня продѣлывать такія глупости, Финчъ! Я уже двадцать лѣтъ не танцовала.
   Глорія повелительно Валентину. Встаньте! Валентинъ удрученно подымается. Ну, мы не должны подчиняться ложному стыду. Скажите мамѣ, что мы рѣшили пожениться. Молчанье. Всѣ поражены. Валентинъ, онѣмѣвъ отъ ужаса, глядитъ на всѣхъ съ сильнѣйшимъ желаніемъ провалиться сквозь землю или сбѣжать куда-нибудь.
   Долли, нарушая молчаніе. Номеръ шестой!
   Филиппъ. Ш-ш!..
   Долли шумно. О, мои чувства! Я хочу поцѣловать кого-нибудь. Гдѣ Финчъ?
   Макъ-Комасъ, энергично протестуя. Нѣтъ, положительно... Въ дверяхъ появляется Крамптонъ.
   Долли, подбѣгая къ Крамптону. Вотъ какъ разъ во-время подошли. Цѣлуетъ его. А теперь -- ведетъ его -- благословите ихъ...
   Глорія. Нѣтъ, Не хочу даже въ шутку. Если я нуждаюсь въ благословеніи, такъ только въ маминомъ.
   Крамптонъ Глоріи съ глубокимъ разочарованіемъ. Ты значитъ, невѣста этого молодого человѣка?
   Глорія рѣшительно. Да. Намѣрены ли вы быть нашимъ другомъ или...
   Долли, вставляя свое слово. Или отцомъ?
   Крамптонъ. Мнѣ хотѣлось бы быть и тѣмъ и другимъ, милое дитя мое. Но... Господинъ Валентинъ, я апеллирую къ вашему чувству чести.
   Валентинъ. Вы совершенно правы. Это положительно безуміе. Если бы я захотѣлъ пойти танцовать съ нею, то мнѣ пришлось бы занять у нея пять шиллинговъ на билетъ. Глорія, не будьте опрометчивы; вѣдь вы тутъ себя на карту ставите. Я бы предпочелъ уйти и никогда болѣе не встрѣчаться съ вами. Самоубійства я не совершу и даже несчастнымъ себя чувствовать не буду. Для меня это будетъ облегченіемъ: я... я страшусь... положительно меня страшитъ наше будущее. Чистую правду говорю вамъ.
   Глорія рѣшительно. Вы не уйдете.
   Валентинъ, слабѣя и уступая. Нѣтъ, моя хорошая, разумѣется, нѣтъ. Но неужели же не найдется тутъ разумнаго человѣка, который бы разобрался въ этомъ и образумилъ бы насъ всѣхъ! Самъ я не въ состояніи этого сдѣлать. Гдѣ же Боунъ? Боунъ -- какъ разъ подходящій для этого человѣкъ. Филь, пойдите и достаньте намъ Боуна...
   Филиппъ. Хоть со дна морского! Иду. Приводитъ свой жезлъ въ колебательное движеніе и убѣгаетъ.
   Офціантъ мелодично Валентину. Вы извините, сударь, что я тутъ вмѣшиваюсь, но пусть эти пять шиллинговъ не стоятъ между вами и вашимъ счастьемъ, сударь. Мы съ величайшимъ удовольствіемъ раздобудемъ для васъ билетъ, а заплатите вы ужъ потомъ, когда будете при деньгахъ. Право, сударь, я буду очень радъ и очень счастливъ, если бы мнѣ удалось чѣмъ-нибудь помочь вамъ.
   Филиппъ, возвращаясь. Онъ идетъ. Машетъ жезломъ надъ дверью. Входитъ Боунъ и снимаетъ свой фальшивый носъ, бросая его на столъ и проходя между Глоріей и Валентиномъ.
   Валентинъ. Дѣло въ томъ, господинъ Боунъ...
   Макъ-Комасъ на коврикѣ передъ каминомъ, прерывая его. Извините, милостивый государь, слово объ этомъ вы должны предоставить повѣренному по дѣламъ этой семьи. Вопросъ тутъ относительно обрученія этой молодой дѣвицы съ этимъ господиномъ. Невѣста располагаетъ нѣкоторыми средствами и, взглядываетъ на Крамптона, вѣроятно будетъ располагать еще значительно большими.
   Крамптонъ. Возможно. Надѣюсь, что это будетъ такъ.
   Валентинъ. А у жениха нѣтъ ни гроша.
   Боунъ Валентину, сразу рѣшая вопросъ. Тогда настаивайте на томъ, чтобы бракъ состоялся. Это шокируетъ вашу деликатность. Но вы спрашиваете моего совѣта. Я и даю вамъ его. Вступайте въ бракъ.
   Глорія гордо. Это онъ и сдѣлаетъ.
   Валентинъ. Милый другъ, я спрашиваю совѣта не для себя. Вы ей дайте совѣтъ.
   Боунъ. Она не послушается. Когда вы поженитесь, она вашихъ совѣтовъ не будетъ принимать Внезапно поворачиваясь къ Глоріи. Нѣтъ, нѣтъ; вамъ кажется, что будете; но на самомъ дѣлѣ не будете. Онъ будетъ работать и зарабатывать себѣ на жизнь. Поворачиваясь внезапно къ Валентину. О да, будете; вамъ кажется, что нѣтъ; а на самомъ дѣлѣ будете. Она васъ заставитъ.
   Крамптонъ, убѣжденный только наполовину. Такъ, значитъ, господинъ Боунъ, вы не считаете этотъ бракъ неразумнымъ?
   Боунъ. Нѣтъ, считаю: всѣ браки неразумны. Неразумно родиться; неразумно жениться; неразумно жить и мудро только умереть.
   Офиціантъ, становясь между Крамптономъ и Валентиномъ. Въ такомъ случаѣ, сударь, если позволите мнѣ вставить и свое почтительное словцо, тѣмъ хуже для мудрости. Валентину ласково. Дерзайте, сударь, смѣлѣе. Каждый человѣкъ боится жениться, когда ему приходится рѣшать этотъ вопросъ; но часто бываетъ, что бракъ оказывается и очень удобнымъ, и очень радостнымъ, и очень счастливымъ; право, сударь -- отъ времени до времени это бываетъ. Я никогда не былъ господиномъ въ моемъ домѣ, сударь: моя жена была похожа на вашу невѣсту, сударь: нравъ у нея былъ властный, повелительный. Отъ нея и унаслѣдовалъ сынъ мой свой характеръ. Но если бы мнѣ пришлось во второй разъ начинать свою жизнь, я бы сдѣлалъ то же самое, то же самое, увѣряю васъ. Вотъ, никогда бы вы этого, сударь, не сказали, никогда бы не сказали.
   Филиппъ. Позвольте замѣтить, что если Глорія рѣшила...
   Долли....то вопросъ уже рѣшенъ и Валентинъ погибъ. А мы пропустимъ всѣ танцы.
   Валентинъ Глоріи, галантно ангажируя ее. Позвольте пригласить васъ на одинъ туръ.
   Боунъ, перебивая его самымъ громовымъ діапазономъ своего голоса. Виноватъ, я требую этой привилегіи, какъ своего адвокатскаго гонорара. Имѣю честь -- благодарю васъ. Уносится съ Глоріей въ стремительномъ вальсѣ и исчезаетъ между фонарями, оставляя Валентина съ разинутымъ ртомъ.
   Валентинъ, переводя дыханіе. Долли, можно васъ просить на... Предлагая ей танцевать съ нимъ.
   Долли. Вотъ еще! Увертываясь отъ него, бѣжитъ вокругъ стола къ камину. Финчъ -- мой Финчъ! Схватываетъ Макъ-Комаса и заставляетъ его танцовать.
   Финчъ, протестуя. Пожалуйста перестаньте -- серьезно. Она увлекаетъ его въ танцѣ за двери въ садъ.
   Валентинъ, дѣлая послѣднюю попытку. Госпожа Кландонъ, можно?
   Филиппъ, перехватывая ее у него. Ну, мама. Танцуетъ съ нею, увлекая ее въ садъ.
   Госпожа Кландонъ, протестуя. Филь! Филь! Ее постигаетъ та же участь, что и Макъ-Комаса.
   Крамптонъ, слѣдуя за ними со стариковской радостью. Хо! хо! хе! хе! хе! Уходить въ садъ, смѣясь забавамъ молодежи.
   Валентинъ, въ изнеможеніи опускаясь на отоманку, смотритъ на офиціанта. Желалъ бы я уже быть женатымъ человѣкомъ. Офиціантъ, медленно качая головою, съ нѣжнымъ состраданіемъ взираетъ на попавшагося въ плѣнъ дуэлиста двухъ половъ.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru