Вайнпер З.
Тридцать лет

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   Шолом-Алейхем -- писатель и человек: Статьи и воспоминания.
   М.: Советский писатель, 1984.
   

З. Вайнпер

ТРИДЦАТЬ ЛЕТ

1

   В своем "Завещании" Шолом-Алейхем просил не плакать, а читать его произведения и смеяться. -- Смейтесь, смейтесь, люди! Врачи советуют смеяться,-- призывал он при жизни.
   К его совету прислушивались и теперь прислушиваются. Читают его произведения и смеются. Правда, иногда "сквозь слезы", но все же смеются.
   Смех этот особый. Читают Шолом-Алейхема и смеются, чтобы вместе с ним освободить свою душу от печали. Это смех наперекор тяжелой судьбе народа, это смех-- пощечина социальному злу.
   Вспоминаю, как впервые я смеялся, читая Шолом-Алейхема.
   Был холодный зимний день в моем родном местечке Триск. Я простудился, в связи с чем меня не отправили в хедер, а оставили дома. Вместо гемары мне разрешили читать светские книги. Вечером этого дня я достал книжечку Шолом-Алейхема. Было мне тогда 12 лет...
   Как попали к нам произведения Шолом-Алейхема, точно объяснить не могу. Думаю, что их принес наш сосед столяр Барух...
   Моя мама читала только благочестивые сочинения, вроде Цеэно-Урено1, Кав-Хаяшар2 и др. Но вот я открыл книжку Шолом-Алейхема и стал ее громко читать. Мать, тихо сидевшая у печки и ощипывавшая гусей, встрепенулась, подняла на меня свои синие глаза и, прежде чем что-либо сказать, громко расхохоталась.
   Рассмеялась и сестричка моя Хана, сидевшая рядом с мамой... И я хохотал.
   Читал я тогда рассказ Шолом-Алейхема "Заколдованный портной".
   Превратности судьбы Шимен-Эли при его странствовании из Злодеевки в Козодоевку и обратно, превращение козы в козла, комизм ситуации, трагический финал -- все это оказало сильное влияние на наш религиозный дом. Даже дядя Ицхак, который уже лежал в постели, неистово смеялся. Но окончании чтения рассказа он появился на пороге комнаты в одних подштанниках, но в ермолке и арбакан-фесе3 и, хохоча так, что ермолка подпрыгивала на голове, спросил меня:
   -- Кто этот шут? Кто этот насмешник? Ну и пишет, ну и пишет!..
   

2

   В нашей классической литературе Шолом-Алейхема именуют "внуком". Это он сам назвал Менделе Мойхер-Сфорима Дедушкой, а себя "внуком".
   И в самом деле Шолом-Алейхем во всем напоминал внука. Как в письме, так и в облике.
   Обаяние и озорство "внука" присутствуют не только в "Мальчике Мотле", но в "Менахем-Мендле", и в "Тевье-молочнике", и даже в реб Иойзефл. Во всем ощущается обаяние и озорство молодости, мальчишества. Даже когда он смеется сквозь слезы. Шолом-Алейхем и теперь "внук". Не только по отношению к Менделе, но и в сравнении с Ашем, Бергельсоном, Опатошу и другими выдающимися писателями, которые пришли в литературу после него.
   И во внешнем его облике было что-то от внука. Когда я впервые увидел его, то вместо чувства почтения, которое, казалось, он должен был вызвать к себе как к великому писателю, он породил во мне чувство любви к милому и нежному ребенку.
   Человек небольшого роста, с мягкой и нежной кожей лица, с любознательными глазами мудрого подростка -- таким я в первый раз увидел Шолом-Алейхема.
   Выделялась его массивная голова, его мягкие и вьющиеся каштанового цвета волосы. Свежестью дышали его бородка и усы. Восстановив теперь по памяти образ Шолом-Алейхема, я вижу его таким, каким я увидел его впервые.
   Иногда смотрю я на снимок, на котором рядом стоят Менделе, Перец и Шолом-Алейхем. Разве он не внук среди них? Озорной внук. И кажется мне, что вот он сойдет с фотографии, протянет руку и, широко улыбаясь, скажет:
   -- Шолом-Алейхем, мир вам! Что слышно? Как евреи поживают на белом свете?
   

3

   Сколько раз мне посчастливилось лично видеть его? Точно не помню. По отчетливо вижу его на сцене "Клинтон-холла", где он читал свою новеллу "Шестьдесят шесть". Зал оглашался смехом, а он, невозмутимый, с тихой и мягкой улыбкой, переводя дыхание, продолжал читать...
   Помню письменный стол, белую бумагу и его самого за столом, болезненного, но сердечного и улыбающегося.
   Видел я его в Йом-кипур4 в синагоге, куда он пришел послушать пение кантора Иоселе Розенблата.
   -- Великолепно поет!-- сказал он мне.
   Только один раз видел я его сокрушенным и печальным. Это было в "Карнеги-холл" на вечере памяти И.-Л. Переца. Шолом-Алейхем сидел в президиуме среди коллег с закрытыми глазами и внимательно слушал замечательный доклад X. Житловского5 о громадном вкладе "тройки" в еврейскую литературу. Разумеется, что речь шла о Менделе, Переце и Шолом-Алейхеме.
   Когда Шолом-Алейхем получил слово, он, сидя, произнес:
   -- Уважаемый Хаим Житловский говорил сегодня о "тройке", а мне больно думать, что в живых осталось только двое.
   И даже в печали он выглядел внуком. В частности, это проявилось в трепетной любви, которой переполненный зал одарил своего писателя.
   Уже тридцать лет!..
   Какие это были годы в жизни народа Шолом-Алейхема! Шесть миллионов были загублены в газовых камерах. Но надо набраться силы и не забывать великих творцов культуры народа. Шолом-Алейхем живет и будет жить...
   -- Не плакать! -- завещал нам Шолом-Алейхем...
   

5*

* 4-я главка опущена.-- Прим. составителя.

   Тридцать лет, как его не стало. Тридцать лет прошло с той минуты, как я стоял у его гроба. На втором этаже в небольшой комнатушке. А на первом этаже было много народу, люди уходили и приходили, убитые горем, они разговаривали шепотом...
   Ночью у его гроба дежурили еврейские писатели. Знаменитый портретист Иоэль Левит снял маску покойного. А мимо его гроба люди шли и шли, ночью и днем.
   Затем похороны. Нью-Йорк таких не знал. Народ, объединенный в скорби, нес гроб с телом усопшего на руках. Похоронная процессия растянулась от улицы Келли до Бродвея. Американские газеты оповещали о смерти "еврейского Марка Твена". Они писали, что в последний путь его провожали сотни тысяч человек.
   Кладбище. Здесь огромная толпа. В синем небе горело солнце, а на глазах тысяч людей блестели слезы.
   Тридцать лет тому назад! Боже мой, как давно это было!
   
   1946
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Статья напечатана в журнале "Идише культур", Нью-Йорк, 1946, No 5, с. 35-38.
   Вайнпер Зиша (1893--1957) -- еврейский поэт, с 1913 года жил в Нью-Йорке, воспевал борьбу против социального зла.
   
   1 Цеэно-Уреио -- произвольное изложение на идиш содержания Пятикнижия с добавлениями из произведений средневековых иудейских богословов.
   2 "Кав-Хаяшар" ("Правильная мера") -- книга иудейского богослова и моралиста XVIII века Кайдановера Цеви Гирша, пропитана мрачным аскетизмом.
   3 Арбаканфес -- четырехугольное полотнище с круглым вырезом в центре и шерстяными кистями (цицес) по углам. Религиозные евреи носят его под верхней одеждой.
   4 Йом-кипур (Судный день -- еврейский религиозный праздник. Согласно иудейскому вероучению, в этот день бог подписывает приговор всему живущему.
   5 Житловский Хаим (1865--1943) -- еврейский философ, публицист, общественный деятель, уроженец Витебска, с 1908 года жил в Америке.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru