Lib.ru/Классика: Шербюлье Виктор. Мета Гольденис

МЕТА ГОЛЬДЕНИСЪ.

Повѣсть.

Меня предупреждали, милостивая государыня, что Вы имѣете la manie des mariages!

Вы говорите, у меня отличный характеръ, большой талантъ и вы убѣждены, что изъ меня выйдетъ хорошій семьянинъ; дальше, у васъ есть въ виду дѣвушка, пишите вы, которая способна составить счастіе Тони Фламерина, вашего покорнаго слуги, такъ какъ во первыхъ, она нѣмка и такая же хорошая музыкантша, какъ вы; во вторыхъ, она обожаетъ живопись и въ особенности мои картины и въ третьихъ, любитъ поэзію и хозяйство. Портретъ заманчивъ! Я представляю себѣ эту бѣлокурую красавицу въ кухонномъ фартукѣ, правой рукой она размѣшиваетъ соусъ въ блестящей кастрюлѣ, а въ лѣвой -- держитъ 18-й томъ чувствительной поэмы и проливаетъ горькія слезы надъ бѣдствіями какой нибудь Клары или Эгмонта... Благодарю васъ за доброе желаніе, но увѣрены ли вы, что мой выборъ еще не сдѣланъ и что, однимъ словомъ, я свободенъ? А главное: вы пишите, что у вашей молодой пріятельницы голубые глаза! О эти голубые глаза!... Придется разсказать вамъ цѣлую исторію про нихъ. Я знаю, что вы умѣете хранить тайны вашихъ друзей и потому смѣло начинаю.

Мнѣ было 25 лѣтъ и уже въ продолженіи трехъ годовъ я занимался живописью въ мастерской нашего общаго знакомаго художника Н. какъ получилъ письмо отъ отца. Мой отецъ, какъ вамъ извѣстно, простой честный ремесленникъ, нажившій себѣ порядочное состояніе, работая бочки и боченки. Онъ звалъ меня къ себѣ. Признаюсь откровенно, я собирался въ путь съ тревожнымъ чувствомъ: меня страшилъ видъ нахмуренныхъ отцовскихъ бровей, хотя на совѣсти у меня и не лежало никакого тяжкаго преступленія! Я страстно любилъ живопись, мнѣ случалось по три недѣли сряду работать не отрываясь; но иногда, я по недѣлямъ не заглядывалъ въ мастерскую, вознаграждая себя за дни труда и занятій. Я былъ молодъ, вѣтренъ, тщеславенъ, любилъ поражать своихъ скромныхъ товарищей крупной шалостью, дорогимъ кутежомъ.... увы! подобныя выходки стоили не дешево, а мои финансы находились не въ цвѣтущемъ состояніи!...

По пріѣздѣ въ Бонъ, мѣсто моего рожденія, я засталъ отца на дворъ, съ трубкой въ зубахъ. Скрестивъ руки, онъ молча оглядѣлъ меня съ ногъ до головы....

-- Тони Фламеринъ, -- началъ онъ, покачивая лысой головой; -- ты съумасшедшій человѣкъ....

-- Съумашествія бываютъ разнаго рода -- прервалъ я его довольно храбро; и мое...

-- Приведетъ тебя въ домъ умалишенныхъ или въ больницу для бѣдныхъ,-- перебилъ онъ меня;-- ты захотѣлъ, во что бы то ни стало, быть живописцемъ, вообразилъ себя чуть не геніемъ... Правда, тутъ вина твоей матери, царство ей небесное! Добрая женщина забрала себѣ въ голову, что ея мальчикъ съ своими руками и нѣжнымъ лицомъ не можетъ быть такимъ же бондаремъ, какъ его отецъ.... Пусть! Я согласился, скрѣпя сердце, и отправилъ тебя въ контору ліонскаго фабриканта. Тамъ тебя прогнали, такъ какъ оказалось, что вмѣсто цифръ, конторскія книги были наполнены рисунками.... Мать твоя нашла, что эта пачкотня есть несомнѣнный признакъ таланта и ты уѣхалъ въ Парижъ учиться живописи;-- умирая, она оставила тебѣ, своему баловню, 28,500 франк. Тони, сочти сколько у тебя осталось отъ наслѣдства матери?

Я молчалъ.

-- Тони, -- продолжалъ отецъ, -- ты прожилъ въ Парижѣ три года, не заработавъ ни копѣйки, но за то истратилъ 16,000 фр. изъ своего капитала?

Я согласился, что это много и при этомъ не могъ не улыбнуться, вспомнивъ одну маленькую ручку, дѣятельно помогавшую мнѣ тратить эти 16,000 фр....

-- Ты, кажется, намѣренъ шутить со мной! вскричалъ отецъ въ гнѣвѣ, при видѣ моей улыбки.

-- Нисколько, увѣряю тебя,-- отвѣчалъ я, и хотѣлъ поцѣловать его, но онъ съ досадой отвернулся.

-- Слушай, -- началъ онъ успокоиваясь; я хочу тебѣ сдѣлать предложеніе, но знай, что если ты откажешься, то между нами всё кончено и я тебя больше видѣть не хочу!

Предложеніе состояло въ слѣдующемъ; мой дядя, Георгъ Фламеринъ, уѣхавшій въ молодости въ Америку, сообщилъ, послѣ нѣсколькихъ лѣтъ молчанія, о цвѣтущемъ положеніи своихъ дѣлъ и предлагалъ отцу взять меня къ себѣ въ качествѣ сына, помощника и наслѣдника. Старику холостяку должно быть прискучила одинокая жизнь! Условіемъ было, чтобъ я передъ отъѣздомъ въ Америку провелъ нѣсколько мѣсяцевъ въ Гамбургѣ и Лондонѣ для основательнаго изученія англійскаго и нѣмецкаго языковъ. Письмо оканчивалось такъ: "Должно быть мой племянникъ большой вѣтренникъ, но это не бѣда: молодость должна перебѣситься! Мой совѣтъ,-- жени его! Женитьба остепенитъ нашего молодца. Если Тони найдетъ хорошенькую дѣвушку, которая согласится породниться со мной, то я приму ее съ искренней любовью и распростертыми объятіями?"

-- Это уже слишкомъ!-- вскричалъ я, взбѣшенный посягательствомъ на свою свободу; -- не хочу я жениться!... Чертъ возьми! если человѣку предлагаютъ рюмку вина, то по крайней мѣрѣ безъ мухъ....

-- Дядя предлагаетъ тебѣ обезпеченіе на всю жизнь, цѣлое богатство, пойми это!-- кричалъ отецъ;-- пожалуй, принеси его въ жертву своей живописи, предупреждаю тебя только, на меня не разсчитывай: я началъ ни съ чѣмъ и собственнымъ трудомъ пріобрѣлъ себѣ 4,000 фр. дохода. Пока я живъ, ты не получишь ни копѣйки, а я разсчитываю прожить долго еще! Завтра ты получишь твои оставшіеся 12,000 и дѣлай съ ними, что хочешь; я не желаю быть больше твоимъ казначеемъ! Когда тебѣ не останется другого выбора, какъ между Нью-Іоркомъ и больницей, тогда ты протянешь руку и выпьешь вино, которое предлагаетъ тебѣ дядя, вмѣстѣ съ мухой -- это я тебѣ предсказываю.

Отецъ былъ правъ. Здравый смыслъ, котораго не лишена была моя вѣтряная голова, говорилъ мнѣ, что пренебрегать предложеніемъ дяди не слѣдуетъ; моя живопись еще была далека отъ той поры зрѣлости, когда бы она могла доставить мнѣ извѣстность и деньги. И такъ я рѣшился ѣхать въ Гамбургъ для изученія нѣмецкаго языка, утѣшая себя, что никто не помѣшаетъ мнѣ въ то же время заниматься и живописью.

И вотъ, въ одно прекрасное утро я простился съ отцомъ, увозя съ собой его благословеніе и 12,000 фр. въ карманѣ. Въ дорогѣ, между Бономъ и Женевой, я познакомился съ г. Бенедиктомъ Гольденисъ. Это былъ пожилой человѣкъ, пріятной и почтенной наружности. Онъ такъ много распространялся о бѣдности народнаго класса, о воспитаніи дѣтей, о религіи и милосердіи, что я въ начаѣ принялъ его за духовнаго, но онъ оказался негоціантомъ, владѣльцемъ большой торговой фирмы въ Женевѣ. Меня же онъ счелъ, кажется за одного изъ богатыхъ, балованныхъ сынковъ, путешествующихъ для собственнаго удовольствія. Я не разувѣрялъ его, признаюсь, что даже нарочно выставлялъ на видъ мой туго-набитый бумажникъ. Добрякъ, конечно, не подозрѣвалъ, что въ немъ заключалось всё мое богатство. При выходѣ изъ вагона, г. Гольденисъ далъ мнѣ свой адресъ и взялъ съ меня слово навѣстить его, въ случаѣ, если я пробуду нѣсколько дней въ Женевѣ.

Я не хотѣлъ останавливаться въ Швейцаріи, но,-- человѣкъ предполагаетъ, а Богъ располагаетъ! На станціи въ буфетѣ я нечаянно столкнулся съ однимъ изъ моихъ парижскихъ знакомыхъ.

Фамилія его была Гаррисъ, родомъ онъ былъ американецъ. Человѣкъ богатый и праздный, Гаррисъ проводилъ свою жизнь въ путешестіяхъ. Онъ обрадовался нашей встрѣчѣ и уговорилъ меня пробыть нѣсколько дней въ Женевѣ. Мы поселились вмѣстѣ въ одной гостинницѣ и въ продолженіи двухъ недѣль съ ранняго утра до поздняго вечера бродили по окрестностямъ, катались по озеру, а ночи играли, въ пикетъ и пили.

Однажды мы поѣхали кататься верхомъ, и къ вечеру, усталые и измученные остановились у деревенской гостинницы закусить и освѣжиться. Въ сторонѣ, подъ большимъ деревомъ, обѣдала цѣлая семья, пріѣхавшая вѣроятно погулять и подышать свѣжимъ воздухомъ. Противъ меня, молодая дѣвушка, лѣтъ 18-ти разрѣзывала жареную курицу. Я заглядѣлся на свѣжее личико, выглядывавшее изъ подъ бѣлой, небрежно накинутой на голову, косынки. Гаррисъ, смѣясь, спросилъ меня, что я нашелъ замѣчательнаго въ этой дурнушкѣ?

Дурнушка была смугла, маленькаго роста, съ темными каштановыми волосами, съ кроткими голубыми глазами, и родинкой на лѣвой щекѣ. Она казалась далеко не красавицею: носъ ея былъ слишкомъ великъ, подбородокъ очень широкъ, а губы толсты; но всѣ эти недостатки выкупались свѣжестью, видомъ дѣтской невинности, ласковымъ взглядомъ, ангельской улыбкой и пѣвучимъ голосомъ! Хозяйничала она восхитительно. Четыре сестры и два брата, подставляли ей по очереди свои тарелки... Ея отецъ, сидѣвшій ко мнѣ спиной, сказалъ ей ласково:

-- Мета, ты ничего не оставила себѣ!

Голосъ его показался мнѣ знакомымъ. Ея отвѣта я не разслышалъ, такъ какъ въ ту же минуту онъ повернулся въ мою сторону, и я узналъ почтенную наружность моего дорожнаго спутника, г. Гольденисъ. Я подошелъ къ нему; онъ принялъ меня съ распростертыми объятіями и представилъ своей женѣ, толстой некрасивой женщинѣ. Я извинился, что не успѣлъ быть у него и онъ пригласилъ меня къ себѣ обѣдать на ся ѣдующій день.

-- Объясните мнѣ,-- сказалъ мнѣ Гаррисъ, на возвратномъ нуги; -- что вы намѣрены дѣлать у этихъ Гольденисъ?

-- Буду рисовать портретъ ихъ дочери!-- отвѣчалъ я.

-- Это просто глупость!-- возразилъ Гарцисъ съ досадой; согласитесь, что у этой дѣвушки, кромѣ стройной таліи, прекрасной формы руки, ничего больше нѣтъ; лицомъ она положительно дурна!

-- Видно, что вы не артистъ, мой бѣдный другъ, -- сказалъ я; -- иначе вы бы поняли, что красота Меты Гольденисъ выходить изъ ряда обыкновенныхъ красивыхъ лицъ! Со временемъ, эта дурнушка надѣлаетъ больше бѣдъ, чѣмъ любая красавица!

Г. Гольденисъ жилъ на дачѣ, въ разстояніи нѣсколькихъ минутъ ходьбы отъ города. Я явился въ назначенный часъ, несмотря на стараніе Гарриса удержать меня. Хозяинъ дома принялъ меня радушно, представилъ мнѣ всѣхъ своихъ семерыхъ дѣтей, и угостилъ подробнымъ разсказомъ объ ихъ подвигахъ, способностяхъ и остротахъ.... Я притворился восхищеннымъ, Сара Гольденисъ была на седьмомъ небѣ.... Мета, между тѣмъ, приходила и уходила, зажигала лампы, помогала горничной накрывать на столъ, и бѣгала въ кухню присмотрѣть за жаркимъ. Ея отецъ разсказалъ мнѣ. что ее почти всѣ прозывали въ домѣ "мышкой" за тихую неслышную походку и за ея способность поспѣвать всюду въ одно и то же время.

Обѣдъ мнѣ понравился. Кофе мы пили на террассѣ, при свѣтѣ луны, наслаждаясь благоуханіемъ розъ и жасминовъ. Г. Гольденисъ позвалъ дѣтей и заставилъ ихъ пѣть; Мета дирижировала и вела хоръ. Голосъ у ней былъ великолѣпный.

Въ десять часовъ глава семьи подалъ знакъ, пѣніе смолкло; ему подали библію, и послѣ минутнаго торжественнаго молчанія, патріархъ прочелъ главу изъ апокалипсиса. Чтеніе продолжалось съ полчаса.

-- Вотъ наша ежедневная жизнь, -- сказалъ онъ, на прощаніе, пожимая мои обѣ руки; -- вы встрѣтили въ Швейцаріи нѣмецкую семью. Повѣрьте мнѣ, только въ Германіи понимаютъ семейную жизнь, только въ этой странѣ существуетъ соединеніе душъ и чувство идеальной поэзіи; мнѣ кажется, -- прибавилъ онъ любезно, -- вы достойны сдѣлаться нѣмцемъ!

Я согласился съ нимъ, не сводя глазъ съ Меты.

Возвращаясь домой, я рисовалъ себѣ картины тихой семейной жизни Я чувствовалъ желаніе, исправиться, остепениться, голубые глаза Меты сулили мнѣ радость и безмятежный покой. Гаррисъ ждалъ меня съ картами и бутылкой рома передъ собой.

-- Изъ какого это святилища вы явились?-- вскричалъ онъ при моемъ входѣ; отъ васъ такъ и пахнетъ добродѣтелью!-- и взявъ щетку, онъ принялся меня чистить съ головы до ногъ. Всѣми силами старался онъ взять съ меня слово не ходить больше къ Гольденисъ, но ему не удалось. Въ наказаніе, онъ пробовалъ напоить меня, но мои мысли были заняты Метой, и я не хотѣлъ пить.

Я открылся г. Гольденисъ въ своемъ желаніи научиться нѣмецкому языку, и онъ любезно предложилъ мнѣ свои услуги. Преподаваніе, ради скорѣйшаго изученія, происходило каждый день; на мою просьбу написать портретъ его дочери, онъ согласился безъ труда, такимъ образомъ племянникъ дяди Жоржа проводилъ каждый день по нѣскольку часовъ въ жилищѣ добродѣтели. Уроки г. Гольдениса казались мнѣ нестерпимо долгими, тогда какъ сеансы дочери слишкомъ короткими. Она не скучала со мной. То серьезная и строгая, то веселая и шаловливая, Мета все болѣе и болѣе правилась мнѣ. Въ серьезныя минуты, она меня распрашивала о Луврѣ, о живописи; въ часы же дѣтскаго веселья, -- заставляла говорить по нѣмецки, хохоча до слезъ надъ моимъ выговоромъ и ошибками. Я сталъ ее звать, какъ звали домашніе, "мышка". Иногда она мнѣ читала нѣмецкія баллады, одна изъ нихъ и теперь сохранилась въ моей памяти, особенно послѣднія строчки, который она произносила съ трогательнымъ выраженіемъ:

Die Augen thäten ihm sinken

Trank nie kein Tropfen mehr.

Съ каждымъ днемъ уменьшалось мое отвращеніе къ женитьбѣ и въ припискѣ дяди Жоржа я находилъ смыслъ. Торжественному краснорѣчію г. Гольденисъ, о прелестяхъ и наслажденіяхъ семейной жизни, я внималъ всѣмъ сердцемъ! Вотъ въ какомъ состояніи находился вашъ покорный слуга, какъ въ домѣ, гдѣ обитало мое будущее счастіе, появилось новое лицо: нѣкто баронъ Грюнекъ. старый холостякъ лѣтъ 60, худой какъ спичка, съ вѣчнымъ кашлемъ, въ парикѣ, одержимый постоянными ревматическими болями въ ногахъ. Радушіе, съ коимъ принимали эту мумію въ домѣ Гольденисъ, бѣсило меня. Онъ садился всегда рядомъ съ Метой, читалъ ей стихи, возилъ букеты, часто говорилъ съ ней вполголоса на несчастномъ нѣмецкомъ языкѣ, который я все еще плохо понималъ. Однажды, ей захотѣлось пить, онъ принесъ ей стаканъ воды; Мета отпила немного и возвратила ему стаканъ, онъ залпомъ вылилъ себѣ въ ротъ оставшуюся воду, со словами: "настоящій нектаръ!" Я сердился на Мету, что она переносила такъ терпѣливо его любезности, и однажды чуть не сдѣлалъ сцены, увидя, какъ фамиліарно онъ игралъ концами ея пояса.

Я счелъ нужнымъ объяснить свои намѣренія и вывесть изъ заблужденія добраго г. Гольденисъ, на счетъ моего рожденія и состоянія, и при первомъ его посѣщеніи разсказалъ ему мое дѣтство, юность, занятіе, разговоръ съ отцомъ и показалъ письмо дяди. На минуту онъ нахмурился, но потомъ по прежнему, дружески началъ распрашивать о нѣкоторыхъ подробностяхъ, упущенныхъ въ пылу признаній и горячо принялъ сторону отца и дяди. Онъ говорилъ, что карьера артиста не прочна, хотя безспорно, у меня большой талантъ, доказательствомъ -- портретъ его дочери, но деньги не вредятъ таланту, напротивъ, служатъ ему средствомъ свободно развиваться и деньги дяди не помѣшаютъ мнѣ рисовать въ свободное время.

-- Впрочемъ, мы объ этомъ еще поговоримъ, а теперь позвольте вамъ сказать, мой юный другъ, что съ вашей стороны большая неосторожность держать при себѣ 12,000 фр., не говоря о томъ, что глупо проживать свои послѣднія деньги! Оставьте себѣ 2,000 на расходы, а 10,000 отдайте мнѣ... Слава Богу, мои дѣла идутъ хорошо, я могу вамъ дать 10%, такимъ образомъ вы будете имѣть хоть маленькій, но вѣрный доходъ. Надо же когда нибудь начать быть благоразумнымъ... Согласитесь довѣрить мнѣ ваши деньги, и право, раскаяваться вамъ не придется...

Онъ говорилъ ласково, называя меня "мое милое дитя". Я бросился и принесъ ему деньги. Г. Гольденисъ тутъ же написалъ мнѣ росписку въ полученіи 10,000. "Вотъ это хорошо", сказалъ онъ, пряча деньги и смотря на меня съ нѣжностью; "вы теперь, навѣрное, довольны собой... повѣрьте, вы сдѣлали первый шагъ къ исправленію..." -- и онъ обнялъ меня.

Я былъ счастливъ заключеннымъ торгомъ: въ поступкѣ г. Гольденисъ я видѣлъ позволеніе открыть мое сердце его дочери и поощреніе моему сватовству. Въ продолженіи нѣсколькихъ дней я не могъ найти удобнаго случая объясниться съ Метой: несносный баронъ Грюнекъ не оставлялъ ее ни на минуту. Наконецъ, наступилъ день, когда ревматизмъ задержалъ его дома. Въ этотъ, памятный для меня, вечеръ, на милой дѣвушкѣ было бѣлое платье, пунцовыя ленты въ волосахъ и такого же цвѣта поясъ. Ея прекрасныя, изящной формы руки были обнажены, она была серьезна, въ голубыхъ глазахъ таилось что-то, чего я не могъ разгадать.

Послѣ обѣда, она ушла въ садъ, я послѣдовалъ за ней и нашелъ ее сидящею на скамейкѣ въ глубокой задумчивости. Мало по малу она разговорилась, называя мнѣ нѣкоторыя изъ звѣздъ по имени, и разсуждая о будущей жизни, о раѣ...

-- Мой рай здѣсь, на этой скамейкѣ, шепнулъ я ей;-- и въ этихъ голубыхъ глазахъ,-- и съ этими словами я обнялъ и поцѣловалъ ее. Она тихо освободилась изъ моихъ объятій, но рука ее осталась въ моей, горячая и дрожащая... Вдругъ ее позвали, и я принужденъ былъ отложить до другого раза рѣшеніе моей участи.

Спалъ я въ эту ночь сномъ праведника, и проснулся счастливѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ. У Гольденисъ меня ждали послѣ обѣда, но я не могъ выдержать и бросился туда утромъ, такъ хотѣлось мнѣ поскорѣе высказаться и имѣть право назвать Мету своей невѣстой. Въ залѣ я не засталъ никого, но на террассѣ замѣтилъ Мету. Она сидѣла, облокотившись на маленькій столикъ, спиной къ двери. Шумъ небольшого бассейна въ саду заглушалъ мои шаги. Предъ ней лежалъ листъ бумаги, на которомъ было что-то нарисовано. Я тихо приблизился и заглянулъ: рисунокъ, съ котораго она не сводила пристальныхъ глазъ, сосстоялъ изъ вѣнка незабудокъ, а въ срединѣ, его было написано большими буквами "Баронесса Грюнекъ".

Представьте себѣ, милостивая государыня, человѣка, котораго, послѣ теплой ванны, вдругъ окатили бы ледовой водой! Точно такое же ощущеніе испыталъ въ эту минуту вашъ покорный слуга! На цыпочкахъ ушелъ я съ террасы... въ гостиной мнѣ бросился въ глаза ея портретъ, писанный мной. Я подошелъ и карандашомъ написалъ внизу: "она обожала звѣзды и барона Грюнека", послѣ чего убѣжалъ, какъ воръ.

Пять дней я провелъ въ обществѣ Гарриса, путешествуя по горамъ. На другой день нашего возвращенія въ Женеву, онъ вбѣжалъ въ мою комнату, запыхавшись:

-- Знаете-ли вы новость?-- воскликнулъ онъ; добродѣтельный Гольденисъ -- банкротъ, говорятъ, что кредиторы и десяти копѣекъ за рубль не получатъ.

Это извѣстіе поразило меня: вѣрно я поблѣднѣлъ, потому что Гаррисъ вскричалъ смѣясь: "Тони, сынъ мой, неужели этотъ сладкорѣчивый старецъ успѣлъ поживиться на вашъ счетъ? О добродѣтельный патріархъ, обожающій поэзію и деньги, сочувствующій соединенію душъ, сердецъ и -- кармановъ. Преклоняюсь и уважаю васъ, достойный г. Гольденисъ!..."

Я бросился вонъ, и полетѣлъ къ г. Гольденису. Едва переводя духъ отъ усталости, вбѣжалъ я въ кабинетъ хозяина. Онъ сидѣлъ въ креслѣ съ библіей въ рукахъ.

-- Вотъ въ чемъ теперь мое единственное утѣшеніе,-- сказалъ онъ мнѣ, указывая на книгу.

-- Можетъ быть, мошенники находятъ утѣшеніе въ библіи,-- вскричалъ я въ бѣшенствѣ: но гдѣ же искать утѣшеній ихъ жертвамъ?

Онъ не разсердился, а поднялъ глаза къ небу, какъ бы призывая его въ свидѣтели своихъ страданій. На мои упреки, онъ отвѣчалъ текстами священнаго писанія; обвиняя въ своемъ несчастіи своихъ враговъ, и распространяясь въ жалобахъ и сожалѣніяхъ объ участи своей жены, этой святой женщины и своихъ бѣдныхъ дѣтей! Въ слѣдующей комнатѣ слышался плачь, мнѣ казалось, что я узналъ голосъ Меты, дѣвушки, на которую я смотрѣлъ теперь какъ на баронессу Грюнекъ.

Я вынулъ изъ кармана его росписку и разорвавъ ее на четыре части, вышелъ съ твердымъ намѣреніемъ не переступать больше порога этого святилища добродѣтели. Въ этотъ же день я расплатился въ гостинницѣ и уѣхалъ въ Дрезденъ. На платформѣ, мимо меня быстро пробѣжалъ худой старикъ и бросился въ вагонъ. сосѣдній съ моимъ. Я узналъ барона Грюнекъ.

Въ Дрезденъ я пріѣхалъ безъ гроша, такъ что тотчасъ по пріѣздѣ долженъ былъ продать брелоки и часть платья. Судьба послала маѣ добрыхъ людей въ лицѣ хозяевъ, у которыхъ я нанялъ квартиру. За мѣсяцъ я заплатилъ имъ, но за второй,-- не могъ. Они полюбили меня, не требовали денегъ и кормили даромъ. Мнѣ совѣстію было пользоваться ихъ деликатной добротой, и я старался пріучить себя довольствоваться малымъ. Въ продолженіи нѣсколькихъ недѣль, я обѣдалъ разъ въ три дня, а остальное время питался хлѣбомъ и водой. Здоровье мое нисколько не пострадало отъ этой діэты, а веселость возвратилась вмѣстѣ съ надеждой на будущее. Цѣлые дни я проводилъ въ музеѣ, рисуя копію съ картины Рембрандта, твердо увѣренный, что, съ окончаніемъ работы, судьба наконецъ поблагопріятствуетъ мнѣ.

Это время голода и различныхъ лишеній я считаю теперь за самое счастливое въ моей жизни. Работалъ я съ наслажденіемъ, предавъ забвенію дядю Жоржа съ его деньгами и добродѣтельную семью патріарха.

Однажды, возвратясь въ свою каморку, я нашелъ у себя маленькій запечатанный пакетъ и письмо отъ г. Гольденисъ. Онъ узналъ мой адресъ отъ Гарриса, которому я писалъ изъ Дрездена. Торжественно пересыпая свое посланіе выписками и текстами Св. Писанія, достойный отецъ семейства писалъ мнѣ, что онъ, благодаря Бога, вошелъ въ сдѣлку съ своими кредиторами, которые согласились получить 20 коп. за рубль, что, не имѣя возможности расплатиться со мною деньгами, онъ посылаетъ мнѣ вещи своей дочери на сумму 2,000 фр., прося продать ихъ и вырученныя деньги взять въ уплату долга. Эта манера расплачиваться съ долгами заставила меня улыбнуться. Въ письмѣ старика была записка отъ Меты; оыа заключала въ себѣ слѣдующее:

"Милостивый государь.

"Я узнала, что отецъ долженъ вамъ. Онъ увѣрилъ меня, что цѣна браслета, который вы получите вмѣстѣ съ письмомъ, равняется суммѣ долга. На всякій случай, посылаю и всѣ прочія мои вещи, которыми могу располагать; прошу употребить ихъ для погашенія долга моего отца. Желаю вамъ счастія, для насъ же оно потеряно безвозвратно и навсегда".

Эта записочка тронула меня и примирила немного съ Метой. Я тотчасъ же снесъ вещи къ золотыхъ дѣлъ мастеру, которому уже продалъ свои брелоки. Онъ оцѣнилъ браслетъ въ 500 фр., остальныя же вещи, какъ то: медальонъ, ожерелье и кольцо стоили по его словамъ вдвое. Я продалъ ему браслетъ, а прочее все отравилъ обратно Метѣ со словами: "Благодарю, это было лишнее". Отцу же ея я написалъ слѣдующее: "Я велѣлъ оцѣнить присланный вами браслетъ, онъ стоитъ 500 фр., вы больше не должны мнѣ ничего. Честный человѣкъ расквитался съ неблагоразумнымъ, вѣтреннымъ, малымъ". Въ тотъ же день я расплатился съ своими хозяевами и цѣлый день прошатался, стараясь опредѣлить а разгадать характеръ Меты; на слѣдующій же день я больше не думалъ о ней и по прежнему сидѣлъ предъ картиной Рембрандта, съ палитрой въ рукѣ.

Картина моя приближалась къ концу, когда однажды я у видалъ въ галлереѣ мущину высокаго роста, лицо котораго поразило меня своей строгой, мужественной красотой. Ему было лѣтъ 50, но на видъ онъ казался моложе; въ черныхъ густыхъ волосахъ его не было сѣдины; изящная манера, исполненная собственнаго достоинства, проницательный взлядъ, строгое лицо, и обворожительная улыбка... Я долго любовался имъ и потомъ опять принялся за свою работу, какъ вдругъ услышалъ позади себя голоса.:

-- Если эта копія назначается для продажи, то я ее покупаю.

Я поспѣшно обернулся,-- покупатель, котораго посылала мнѣ судьба, былъ мой красивый незнакомецъ. Его фамилія была г. Мозеръ; передо мной стоялъ вельможа Франціи. Онъ проговорилъ со мной съ часъ и пригласилъ на слѣдующій день къ себѣ. Чрезъ недѣлю я началъ писать его портретъ, за которымъ работалъ около двухъ мѣсяцевъ и въ честь котораго онъ далъ обѣдъ всему дипломатическому корпусу.

На слѣдующій годъ я послалъ этотъ портретъ на выставку и онъ положилъ начало моей славѣ.

Я имѣлъ счастіе понравиться г. Мозеру, и вскорѣ удостоился его довѣрія. Онъ всей душей былъ преданъ службѣ и пользовался извѣстностью какъ искусный, тонкій дипломатъ, человѣкъ твердыхъ и честныхъ правилъ. Онъ, кромѣ того, пользовался довѣріемъ и уваженіемъ не только Французскаго двора, но и со стороны прочихъ иностранныхъ державъ.

Г. Мозеръ овдовѣлъ 7 или 8 лѣтъ тому назадъ и тяготился своей одинокой жизнью. Служба и умственныя занятія не изсушили его сердца, не сдѣлали его черствымъ, онъ былъ способенъ къ глубокой и искренней привязанности. Въ продолженіе трехъ мѣсяцевъ я видался съ нимъ каждый день, какъ вдругъ началъ замѣчать нѣкоторую перемѣну въ его всегда ровномъ характерѣ: онъ сдѣлался задумчивъ и разсѣянъ. Я приписывалъ эту озабоченность государственнымъ дѣламъ, но въ одинъ вечеръ онъ вывелъ меня изъ заблужденія, начавъ съ того, что желалъ бы выслушать мое мнѣніе и спросить моего совѣта въ интересующемъ его дѣлѣ. Онъ признался, что всѣмъ сердцемъ привязался къ женщинѣ и, къ несчастью, къ женщинѣ замужней. Увѣренный въ ея взаимной любви и уважая въ ней женщину прямую и честную, неспособную на систематичный преднамѣренный обманъ, онъ рѣшился увезти ее. Къ счастью, говорилъ онъ, что ея мужъ негодяй, а причинъ и доказательствъ къ разводу имѣется много... Но онъ не въ силахъ ждать, пока, разводъ будетъ совершенъ, и намѣренъ увезти ее съ тѣмъ, что бракъ будетъ совершенъ, какъ только она получитъ свободу.

-- Положимъ г. Мозеръ будетъ счастливъ, отвѣчалъ я; но что станется съ государственнымъ человѣкомъ?

Онъ низко опустилъ голову.

-- Государственный человѣкъ долженъ будетъ отказаться на нѣкоторое время отѣслужбы! Я возьму отпускъ: доктора находятъ климатъ Дрездена вреднымъ для моего здоровья. Мнѣ будетъ тяжело оставить любимое занятіе, но -- счастье даромъ не дается!

Онъ распространился въ похвалахъ предмета своей любви,-- хвалилъ ея доброту, душевныя качества,-- какъ юноша описывалъ всю прелесть ея ума, красоту лица... Хотя онъ не называлъ имени, но я догадался по описанію, что женщина, любимая г. Мозеромъ была г-жа N, креолка по рожденію, мужъ которой служилъ въ дипломатическомъ корпусѣ и велъ жизнь холостяка, пренебрегая красавицей-женой. Я видалъ ее въ театрѣ и разъ даже былъ представленъ ей г. Мозеромъ. Всѣ въ Дрезденѣ восхищались и сожалѣли объ участи этой прелестной женщины. Внутренно, я согласился съ министромъ, что красоты она была идеальной, но большого ума я въ ней не замѣтилъ.

Въ этотъ вечеръ моими устами говорилъ одинъ изъ семи мудрецовъ Греціи! Всѣми силами старался я доказать г. Мозеру, что онъ собирается сдѣлать глупость, простительную 20-лѣтнему юношѣ; я предсказывалъ ему, что онъ будетъ счастливъ годъ, два, даже три, но потомъ бездѣйствіе возьметъ свое и онъ горько пожалѣетъ объ испорченной карьерѣ, о невозможности продолжать службу на любимомъ поприщѣ.

-- Я не навсегда прощаюсь съ службой,-- прервалъ онъ меня,-- какъ только она будетъ моей женой, я сдѣлаюсь опять дипломатомъ и министромъ.

-- А если вы ошибетесь въ расчетахъ? если мужъ не согласится на разводъ, или съ своей стороны представить различныя затрудненія, и процессъ о разводѣ, благодаря ему, будетъ длиться нескончаемо...

Онъ долго спорилъ со мной и наконецъ признался, что уже подалъ просьбу объ отпускѣ. Я принужденъ былъ замолчать.

Г-жа N. долго сопротивлялась просьбамъ любимаго человѣка. Эта честная душа не рѣшалась измѣнить своимъ обязанностямъ жены, она не принимала его жертвы, считала себя недостойной его любви... но трудно, невозможно было отказать этому человѣку и въ одинъ вечеръ г. Мозеръ съ радостнымъ лицемъ объявилъ мнѣ о своемъ скоромъ отъѣздѣ. Чрезъ два мѣсяца я получилъ письмо: меня извѣщали, что счастливая чета поселилась въ Неаполѣ, и приглашали написать портретъ обожаемой женщины...

Много шуму надѣлало въ Дрезденѣ; это происшествіе; я думаю, слухи объ этой исторіи дошли и до васъ!

Въ концѣ зимы я покинулъ Дрезденъ, и тотчасъ по возвращеніи въ Парижъ написалъ дядѣ, отказываясь отъ его предложенія и наслѣдства, и уѣхалъ въ Италію. По дорогѣ я заѣхалъ въ Боннъ, гдѣ пробылъ нѣсколько дней съ отцомъ. Онъ назвалъ меня съумасшедшимъ; но видъ моего набитаго кошелька смягчилъ его.

Я нашелъ г. Мозера веселымъ, довольнымъ и счастливымъ, не смотря на то, что мои предсказанія сбылись. Мужъ г-жи N. остался глухъ ко всѣмъ просьбамъ, угрозамъ, проклятьямъ и не соглашался на разводъ. Жену онъ къ себѣ; не требовалъ, его цѣлью было только не допускать ее выйти замужъ за г. Мозера.

-- Богъ съ нимъ, онъ не можетъ намъ запретить чувствовать себя счастливыми!-- говорилъ г. Мозеръ.

Портретъ г-жи N., которую я теперь буду называть г-жею Мозеръ, былъ скоро конченъ и принесъ мнѣ счастіе. Ему я обязанъ славой, заказами, состояніемъ. Онъ былъ на выставкѣ въ 187. году и возбудилъ всеобщій восторгъ; признаюсь, что этимъ успѣхомъ я обязанъ чудесной красотѣ модели.

Я уже говорилъ, что г-жа Мозеръ не обладала ни блестящимъ умомъ, ни образованіемъ. Ея орѳографія хромала; читать она не любила, но эти недостатки выкупались, даже больше, они забывались при видѣ ея сердечной доброты, искренности, правдивости. Въ ея глазахъ можно было читать, какъ въ открытой книгѣ всѣ ея чувства, каждую мысль; откровенная, чистосердечная улыбка придавала ей привлекательное выраженіе. Глядя на нее, казалось, что, даже въ шутку, не могли солгать эти правдивыя губы... Единственнымъ ея недостаткомъ была лѣность: она не могла встать раньше полудня, прогулка была ей въ тягость. Цѣлые дни она просиживала на диванѣ, съ вѣеромъ въ рукѣ молча или разговаривая (это было ей всё равно), никогда не скучая, счастливая и довольная сознаніемъ, что она любима. Но, если надо было оказать кому нибудь услугу, помочь въ несчастіи,-- она сбрасывала съ себя лѣнь и умѣла бѣгать и суетиться, безъ жалобъ и досады. Я съ искреннимъ уваженіемъ привязался къ ней всѣмъ сердцемъ и съ своей стороны успѣлъ заслужить ея дружбу.

Оба они, и мужъ и жена, старались удержать меня во Флоренціи, но меня тянуло въ Парижъ. Я уѣхалъ, обѣщаясь навѣщать ихъ каждый годъ, и сдержалъ слово. Въ слѣдующее посѣщеніе я засталъ ихъ счастливыми выше всякихъ словъ рожденіемъ дочери, которая обѣщала со временемъ сдѣлаться такой же красавицей, какъ ея мать. Мысль, что законъ запрещаетъ ему признать эту дѣвочку дочерью, отравляла радость г. Мозера. Въ концѣ этого года г-жа Мозеръ заболѣла оспой, но судьба осталась милостива къ ней: болѣзнь мало испортила ее; пропала только свѣжесть и нѣжность кожи, но она все-таки осталась одной изъ прелестнѣйшихъ женщинъ въ Европѣ. Не знаю, какъ принялъ эту перемѣну въ ея наружности г. Мозеръ.-- онъ былъ непроницаемъ на этотъ счетъ.

На слѣдующій годъ я былъ уже не такъ доволенъ своимъ посѣщеніемъ Италіи: г. Мозеръ, казалось мнѣ, начиналъ сожалѣть о сдѣланномъ выборѣ, въ Европѣ происходило большое политическое движеніе; -- онъ былъ недоволенъ дѣйствіями французскихъ дипломатовъ. Политика была постоянной темой его разговора и часто онъ восклицалъ съ горечью.

-- Kanne мнѣ, впрочемъ, дѣло, зачѣмъ я критикую ихъ дѣйствія -- я всё забываю, что теперь не имѣю права голоса, что я теперь ничто!

Г-жа Мозеръ не догадывалась о его сожалѣніяхъ: въ ея присутствіи онъ всегда казался веселымъ. Передъ моимъ отъѣздомъ г. Мозеръ высказалъ мнѣ свое желаніе пожить во Франціи, въ своемъ имѣніи, около Кремьё, но предстояло затрудненіе. Отъ перваго брака у него была дочь, замужемъ за графомъ д'Арси, замокъ котораго былъ всего верстахъ въ пяти отъ Шармили (имѣнія Мозера).

-- Мой зять очень хорошій человѣкъ, говорилъ г. Мозеръ, но онъ строгихъ правилъ и, узнавъ о моихъ отношеніяхъ къ г-жѣ N., потребуетъ отъ своей жены прекращенія всякихъ сношеній со мной. Непріятно жить въ такомъ близкомъ сосѣдствѣ съ родными и быть съ ними въ ссорѣ. Нельзя-ли вамъ попробовать поговорить съ графомъ? Можетъ вамъ удастся уговорить его хоть на обмѣнъ визитовъ! Мнѣ не хочется подвергать униженію г-жу Мозеръ -- право, я вамъ буду очень благодаренъ.

Я обѣщалъ приложить всѣ старанія ради спокойствія женщины, которую, какъ вамъ говорилъ уже, я глубоко уважалъ. Въ графинѣ д'Арси я нашелъ женщину добрую, любезную, уговорить которую на знакомство съ г-жею Мозеръ мнѣ не стоило большого труда. Она горячо любила отца и готова была, ради его, полюбить и избранную имъ подругу; но свобода ея дѣйствій зависѣла отъ г. д'Арси, который имѣлъ надъ ней большое вліяніе.

Въ графѣ я нашелъ человѣка прямого, честнаго, но нетерпѣливаго, вспыльчиваго, съ проницательнымъ, насмѣшливымъ взглядомъ ворчуна, а вмѣстѣ съ тѣмъ и добрѣйшее существо въ мірѣ. Онъ началъ съ того, что назвалъ своего свекра съумасшедшимъ, объявилъ, что онъ никогда не согласится на знакомство своей жены съ женщиной, которая не побоялась скандала, не дорожила свовмъ добрымъ именемъ, и кончилъ тѣмъ, что, терпѣливо выслушавъ мою горячую рѣчь въ защиту г-жи Мозеръ, далъ мнѣ слово, что визитъ будетъ сдѣланъ тотчасъ по пріѣздѣ владѣльцевъ Шармили, а потомъ -- "увидимъ", заключилъ онъ. Я былъ вполнѣ доволенъ успѣхомъ своего дипломатическаго порученія: увѣренный, что подобныя двѣ личности, какъ г-жа д'Арси и г-жа Мозеръ, скоро поймутъ одна другую и сойдутся.

Изъ Арси я поѣхалъ въ Боннъ къ больному отцу. Слишкомъ два мѣсяца я провелъ съ нимъ и онъ умеръ на моихъ рукахъ, вполнѣ успокоенный насчетъ моей будущности и не сомнѣваясь въ моемъ талантѣ. Смерть его сильно огорчила меня; всю зиму я работалъ безъ отдыха и къ веснѣ выбился изъ силъ. Въ апрѣлѣ я получилъ письмо отъ г. Мозера. Онъ писалъ мнѣ, что видѣлся съ дочерью и зятемъ, и что примиреніе состоялось полное, такъ что даже графъ д'Арси, по случаю передѣлокъ и поправокъ въ своемъ замкѣ, переселился на всё лѣто въ Шармили. "Пріѣзжайте къ намъ,-- гласило письмо, -- можете работать здѣсь! Хотите пишите ваши картины или портретъ г-жи д'Арси,-- мы васъ стѣснять побудемъ!"

Я принялъ приглашеніе; но передъ отъѣздомъ получилъ еще письмо отъ г. Мозеръ, съ просьбой заѣхать въ Швейцарію съ порученіемъ къ одному женевскому пастору, котораго онъ просилъ рекомендовать гувернантку для его маленькой Лили. Этому ребенку было теперь уже пять лѣтъ и избалованной донельзя дѣвочкѣ нужна была наставница; объ этой-то нужной особѣ меня просили навести справки.

Мое сердце не забилось сильнѣе при въѣздѣ въ Женеву и при видѣ знакомыхъ мѣстъ: 6 лѣтъ сдѣлали меня равнодушнымъ. Пасторъ, къ которому я обратился за отвѣтомъ на мое порученіе, отвѣчалъ мнѣ, въ замѣшательствѣ, что онъ не рѣшается рекомендовать дѣвушку въ домъ, гдѣ ее ждетъ дурной примѣръ, онъ долженъ будетъ дать отчетъ Богу, если по его винѣ въ стадѣ очутится заблудшая овца. Я не сталъ спорить съ благочестивымъ старцемъ и ушелъ ни съ съ чѣмъ. Въ гостинницѣ я неожиданно встрѣтилъ Гарриса, который все еще находился въ Женевѣ, живя изо-дня въ день и въ продолженіи 6-ти лѣтъ нашей разлуки всё собираясь уѣхать. Мы обрадовались другъ другу и, послѣ двухъ бокаловъ, выпитыхъ за мое здоровье, я долженъ былъ разсказать ему, гдѣ былъ, что дѣлалъ, куда ѣду. Я разсказалъ также о своихъ неудачныхъ поискахъ за гувернанткой.

-- Какъ велико жалованье? спросилъ онъ.

-- 4,000 фр. А что, развѣ вы имѣете ві, виду хорошую гувернантку?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ онъ равнодушно, но какъ знать, можетъ быть встрѣчу достойную особу.

На прощаніи я спросилъ его о семействѣ Гольденисъ.

-- Старая лисица все еще старается своими лохмотьями разжалобить кредиторовъ; вы можете его встрѣтить во всякое время дня на улицѣ. А "мышка" неизвѣстно гдѣ, ее что-то не видно;-- да я, признаюсь вамъ, не интересуюсь этой патріархальной семьей...

Черезъ день я былъ въ Шармили, гдѣ засталъ всѣхъ веселыми и счастливыми, даже г. д'Арси не ворчалъ и не сердился. Меня помѣстили въ прекрасной комнатѣ съ прелестнымъ видомъ изъ оконъ; а г. Мозеръ велѣлъ исправить и отдѣлать полуразвалившійся павильонъ въ саду, который превратился въ прелестную мастерскую, гдѣ я и поселился съ своими красками и палитрами.

Между тѣмъ въ домѣ былъ свой маленькій демонъ, сводившій всѣхъ съ ума. Съ прелестными большими глазами, бѣленькая, розовенькая, кудрявая Лили Мозеръ бывала иногда настоящимъ чертёнкомъ. Ее страшно баловали, и при малѣйшемъ противорѣчіи, граціозный ребенокъ превращался въ фурію; стекла бились, дорогой фарфоръ летѣлъ на полъ или въ голову и физіономію присутствующихъ, игрушки ломались, платья рвались и комедія кончалась истерикой, при видѣ которой нѣжные родители приходили въ ужасъ. Г-жа д'Арси, съ свойственнымъ ей тактомъ, не мѣшалась въ дѣло воспитанія; г. Мозеръ часто бранилъ дочь и обѣщалъ наказать своенравную дѣвочку, но такъ какъ угрозы оставались только угрозами, то и не производили ни малѣйшаго впечатлѣнія на Лили. Одинъ г. д'Арси ворчалъ и уговаривалъ г-жу Мозеръ принять болѣе строгія мѣры съ капризной дѣвочкой, г-жа Мозеръ соглашалась съ нимъ, по -- отъ слова до дѣла еще далеко!

Извѣстіе, привезенное мной изъ Женевы, произвело непріятное впечатлѣніе; г. Мозеръ уже хотѣлъ самъ отправиться за гувернанткой въ Парижъ, какъ я получилъ письмо отъ Гарриса. Мой пріятель писалъ, что нашелъ нужную особу и заключилъ съ ней условіе отъ имени г. Мозера. Черезъ день рекомендованная гувернантка выѣзжаетъ и такого-то числа будетъ на станціи въ Лмберье, куда онъ проситъ г. Мозера выслать за ней экипажъ. Затѣмъ, слѣдовали похвалы этой особѣ и твердая увѣренность, что г. и г-жа Мозеръ останутся довольны его рекомендаціей.

Письмо Гарриса непріятно подѣйствовало на меня. Зная хорошо моего пріятеля, я не довѣрялъ его рекомендаціи. Отказать? послать телеграмму?-- но времени оставалось слишкомъ мало: во всякомъ случаѣ, эта особа была уже въ дорогѣ. Что мнѣ было дѣлать? я рѣшился во всемъ признаться г. Мозеру. Онъ весело выслушалъ меня.

-- Посмотримъ,-- сказалъ онъ;-- если вашъ пріятель вздумалъ пошутить надъ нами и прислать какую-нибудь искательницу приключеній, мы съумѣемъ ее принять какъ слѣдуетъ!

-- Можетъ быть она очень честная дѣвушка,-- замѣтила г-жа Мозеръ;-- лучше постараемся принять ее безъ предубѣжденій. Я вѣрю въ инстинктъ дѣтей: пусть Лили первая подастъ намъ свое мнѣніе, мы посмотримъ, какъ она приметъ ее!

Вечеръ прошелъ весело въ разговорахъ, шуткахъ и предположеніяхъ на счетъ ожидаемой гувернантки; а на другой день въ 3 часа карета была отправлена на станцію. Мы всѣ сидѣли въ гостиной въ ожиданіи пріѣзда заинтересовавшей всѣхъ безъ исключенія особы. Наконецъ, послышался стукъ экипажа и черезъ минуту отворилась дверь. Незнакомка была въ шляпкѣ и шали, густой вуаль закрывалъ лицо, но когда она подняла его, я съ удивленіемъ увидалъ знакомое лицо и хорошо-извѣстные глаза, стоившіе мнѣ потери 10,000 фр.

Мета измѣнилась, похудѣла, но худоба шла къ ней больше, чѣмъ прежняя полнота и свѣжесть; глаза остались тѣ же, только взглядъ сталъ глубже и печальнѣе. Меня она не узнала: я сидѣлъ въ тѣни, нагнувшись надъ какимъ то рисункомъ. Смущенная, дрожа какъ въ лихорадкѣ, стояла она съ минуту, я уже хотѣлъ встать и пойти къ ней на помощь, но г-жа Мозеръ предупредила меня.

-- Милости просимъ,-- сказала она, своимъ ласковымъ голосомъ;-- не хотите-ли выпить чашку чаю съ дороги. И обнявъ Мету одной рукой, она хотѣла увести ее въ столовую, но дѣвушка отказалась.

-- Въ такомъ.случаѣ, садитесь и позвольте вамъ представить маленькую дѣвочку, съ которой вамъ придется вооружиться всѣмъ вашимъ терпѣніемъ!

Лили была въ самомъ дурномъ расположеніи духа: ей бы давно слѣдовало спать, но она непремѣнно хотѣла дождаться пріѣзда гувернантки; вы вѣроятно знаете, какъ бываютъ милы дѣти, которыя хотятъ спать и не спятъ! При видѣ пріѣзжей, Лили ушла въ уголъ и ни за что не хотѣла выйти изъ своего убѣжища.

Мета присоединила свои ласковыя убѣжденія къ просьбамъ и увѣщаніямъ г-жи Мозеръ, но всё было напрасно: Лили не трогалась съ мѣста, не отвѣчала и не поднимала своихъ прекрасныхъ глазъ. Мета сняла перчатки, шляпку, шаль, и подошла къ роялю. Не помню, говорилъ ли я вамъ, что она была замѣчательной музыкантшей? Музыка подѣйствовала на Лили. Бѣсенокъ тихо вышелъ изъ угла и какъ кошка подкралась къ роялю.

-- Еще играй! сказала она, когда Мета кончила.

-- Я устала.

-- Завтра будешь играть?

-- Буду, если Лили будетъ хорошо вести себя. И Мета сѣла въ кресло, не обращая больше вниманія на ребенка. Самолюбіе Лили было оскорблено этимъ невниманіемъ и равнодушіемъ, она подошла къ креслу, на которомъ сидѣла гувернантка.

-- Какъ ты думаешь,-- спросила дѣвочка, тронувъ ее за рукавъ -- поцѣлую я тебя или нѣтъ?

-- Кто знаетъ! Иногда странныя вещи случаются на свѣтѣ!

-- Ты моя гувернантка, -- я хочу, чтобъ ты меня не наказывала. Что это у тебя на щекѣ?

Мета нагнулась къ ней и ребенокъ охотно позволилъ себя посадить на колѣни,

-- Это родинка.

-- Ты не такъ хороша, какъ мама,-- лепетала дѣвочка, разсматривая со вниманіемъ лицо Меты -- но ты мнѣ нравишься.

Черезъ 5 минутъ, Лили заснула на рукахъ гувернантки, которая съ улыбкой смотрѣла на нее. Г-жа Мозеръ хотѣла позвать няньку чтобы взять уснувшую дѣвочку.

-- Позвольте мнѣ самой отнести ее, сказала Мета своимъ ласковымъ голосомъ; -- я сама раздѣну и уложу вашу дочь!

-- Она прелестна, сказала мнѣ г-жа Мозеръ тотчасъ по ея уходѣ.-- Поблагодарите вашего друга за сокровище, которое онъ намъ рекомендовалъ.

Г. д'Арси недовѣрчиво улыбался.

--Нѣмка, ворчалъ онъ,-- съ именемъ Меты, воспитанная на Шиллерѣ и идеалахъ!.. Вы напрасно предложили ей чаю, обратился онъ къ г-жѣ Мозеръ;-- она навѣрное питается только воздухомъ и поэзіей.

-- Она прелестна и я уже люблю ее всей душой...

-- Мнѣ нравится, что она не кокетка, замѣтила г-жа д'Арси;-- другая бы сняла свою толстую неуклюжую шаль въ передней.

-- Жаль, что она не хороша собой, сказалъ г. Мозеръ.

-- Увѣрены-ли вы, что она дурна? прервалъ я его,-- не ввѣряйтесь первому взгляду... Я знавалъ людей, которые по пріѣздѣ въ Римъ, находили его отвратительнымъ, а черезъ полгода не могли рѣшиться съ нимъ разстаться.

-- Но мы только еще познакомились съ предмѣстьемъ, -- возразилъ г. д'Арси; увидимъ какое впечатлѣніе произведетъ на насъ Колизей...

-- Безъ шутокъ, прошу васъ, прервала его г-жа Мозеръ; -- или мы попросимъ m-elle Гольденисъ дать вамъ нѣсколько уроковъ нѣмецкой идеальности.

-- Д'Арси правъ, сказалъ г. Мозеръ,-- я думаю, что Тони можетъ дать намъ свѣдѣнія о m-ellé Метѣ Гольденисъ. Не такъ-ли, Тони?

-- Г. Гольденисъ, ея отецъ, находясь однажды въ затруднительныхъ обстоятельствахъ, занялъ у меня небольшую сумму, а дочь продала свой браслетъ, чтобъ расплатиться за отца. Такая хорошая черта достойна награды.

-- А разбогатѣвши, вы, вѣрно, возвратили ей десять браслетовъ за одинъ?

-- Вовсе нѣтъ! Дочерямъ очень полезно научиться платить долги отцовъ...

-- Теперь я успокоился, сказалъ г. Мозеръ смѣясь, влюбленный не отвѣтилъ бы такъ!

-- Бѣдняжка! возразила г-жа Мозеръ, -- въ такіе молодые годы и трудомъ зарабатывать свой хлѣбъ! Какой у ней хорошій взглядъ, право, вся ея чистая душа видна въ ея глазахъ; но, я вспомнила, вѣдь она протестантка, какъ же она будетъ учить Лили религіи?

-- Пусть хоть сдѣлаетъ ее магометанкой, отвѣтилъ смѣясь г. Мозеръ;-- лишь бы дѣвочка не разбивала больше стеколъ въ оранжереѣ и по бросала бы тарелками въ прислугу.

Съ этими словами всѣ разошлись. Проходя по корридору въ свою комнату, я заглянули въ полу отворенную дверь, ведущую въ дѣтскую, и увидалъ Мету, убирающую свои вещи въ комодъ. Я дождался, когда она повернулась въ мою сторону, и отворилъ дверь.

-- Здравствуйте, сказалъ я;-- узнали вы меня?

Она отшатнулась.

-- Вы здѣсь?

-- Развѣ вы не знали, что я гощу въ Шармили?

-- Еслибы я это знала, то, можетъ быть, не приѣхала бы сюда. Жалѣю, что г. Гаррисъ не предупредилъ меня. Грустно, что въ домѣ, гдѣ меня такъ хорошо приняли, я встрѣчаю врага!

-- Врага! воскликнулъ я; -- я ничего не помню и готовъ быть вашимъ другомъ. Будемъ друзьями, хотите?

-- Я ничего не хочу, ничего не желаю, отвѣтила она съ грустью; -- я нашла себѣ обязанность и буду молиться, чтобъ Богъ помогъ мнѣ добросовѣстно исполнить се! Въ этой комнатѣ мнѣ нѣтъ дѣла ни до вашей вражды, ни до вашей дружбы!-- И она захлопнула дверь.

Въ эту ночь собаки не дали мнѣ покоя своимъ лаемъ, а на другое утро я узналъ, что шайка цыганъ поселилась въ сосѣдствѣ съ Шармили. Г-жа Мозеръ обратилась по этому случаю къ Метѣ съ просьбой наблюдать хорошенько за Лили и не заходить далеко въ своихъ прогулкахъ.

Въ слѣдующіе затѣмъ дни я много гулялъ и работалъ и мало видалъ гувернантку. Мета же между тѣмъ побѣждала сердца обитателей Шармили. Съ Лили она скоро справилась Выговоривъ себѣ право распоряжаться ребенкомъ безъ посторонняго вмѣшательства, она, при первомъ бунтѣ своенравной дѣвочки, заперлась съ ней въ просторной комнатѣ, гдѣ нечего было ломать и бросать. Лили плакала и бѣсновалась, гувернантка спокойно работала. Въ продолженіи трехъ часовъ сряду шумъ и крикъ былъ ужасный: Мета шила, не обращая ни на что вниманія, покуда Лили, уставши отъ рева и крика, не заснула на полу. Послѣ двухъ, трехъ сценъ подобнаго рода, дѣвочка покорилась и буянила всё рѣже и рѣже, манеры ея исправились, умъ развивался. Короче, въ непродолжительное время, перемѣна въ ребенкѣ была поразительная! Скоро къ обязанностямъ гувернантки Мета добровольно приняла на себя обязанность домоправительницы. Г-жа Мозеръ, съ своей лѣнью и добротой, не была способна управлять домомъ и хозяйствомъ: люди не слушались ея, грубили, воровали и тащили..Скоро и хозяйство получило такое же преобразованіе, какъ Лили. За всѣмъ и всюду наблюдала Мета, безпрестанно слышалась по лѣстницамъ ея тихая мышиная походка, вездѣ виднѣлось ея сѣрое простенькое платьице, свѣжее и чистое, какъ она сама.

Въ 6 часовъ, "мышка" мѣняла свою сѣрую шкурку на черное шелковое платье, прикалывала пунцовый бантикъ въ свои темные волосы и являлась къ обѣду, за которымъ она разговаривала мало, безпрестанно наблюдая за Лили. Къ девяти часамъ она умывала Лили и сходила въ гостиную, гдѣ уже ее ожидали съ нетерпѣніемъ. Всѣ, въ Шармили, обожали музыку и никто не умѣлъ ни играть, ни пѣть, -- Мета садилась за рояль, пѣла и играла безъ устали, заканчивая свой репертуаръ Моцартомъ, котораго исполняла неподражаемо.

Чрезъ мѣсяцъ она сдѣлалась необходимой въ домѣ, даже г. д'Арси признавался, что начинаетъ мириться съ нѣмецкой идеальностью; г-жа Мозеръ не знала какъ благодарить Гарриса за подарокъ, который онъ имъ сдѣлалъ въ лицѣ Меты. Она называла се не иначе, какъ жемчужиной.

Однажды, она сказала мнѣ, смущаясь и краснѣя, что считаетъ своею обязанностью всё разсказать Метѣ и умоляла меня взять это на себя.

-- Я буду въ отчаяніи, говорила она; -- если m-lle Гольдеяись узнаетъ отъ постороннихъ, какое пятно лежитъ на рожденіи моей дочери. Я надѣюсь, что мы не утратимъ ея привязанности, но, если даже и такъ, нашъ долгъ объяснить ей то, что должно ей быть извѣстно еще до поступленія въ нашъ домъ.

Я вполнѣ былъ согласенъ съ ней и обѣщалъ исполнить ея порученіе при первомъ удобномъ случаѣ.

Этотъ случай скоро представился. Встрѣтивъ какъ-то вскорѣ Мету, гуляющую съ Лили, я предложилъ имъ осмотрѣть приходское кладбище. Онѣ обѣ согласились и пошли со мной. Кладбище было въ нѣсколькихъ шагахъ, Лили тотчасъ же занялась цвѣтами, которыхъ тамъ было множество, а я остался вдвоемъ съ гувернанткой. Не знаю самъ, какъ случилось, что я заговорилъ совсѣмъ не о томъ, о чемъ намѣренъ былъ говорить: я вспомнилъ прежнія прогулки, разговоры, нѣмецкія баллады, вспомнилъ поцѣлуй въ саду и вмѣсто того, чтобъ исполнить порученіе г-жи Мозеръ, я вскричалъ, указывая на бѣгавшую недалеко Лили:

-- Если бы 6 лѣтъ тому назадъ, Тони Фломеринъ женился, то теперь онъ и Мета Гольденисъ любовались бы игрой своей собственной куколки!

Мета вздрогнула и поспѣшно стала звать Лили домой.

-- Я васъ разсердилъ? А кажется я только сказалъ правду!

-- Незачѣмъ говорить о счастьѣ, которое вы сами отвергнули!

-- Позвольте, позвольте, кто изъ насъ двухъ отвергнулъ его, вы, или я?

И концомъ тростя я нарисовалъ на пескѣ вѣнокъ изъ незабудокъ, а въ срединѣ начертилъ "баронесса Грюнекъ".

Она долго безсознательно смотрѣла на рисунокъ, потомъ вдругъ вскрикнула.

-- Теперь я понимаю надпись на моемъ портретѣ: "она обожаетъ звѣзды и барона Грюнекъ!"Этотъ вѣнокъ и эти слова.... Боже мой, развѣ вы не узнали руку моей сестры Теклы? ей было извѣстно мое отвращеніе къ этому старику и вотъ она сдѣлала этотъ рисунокъ, съ цѣлью подразнить меня! И вы могли думать....

Она заплакала.

-- Хотите, я вамъ скажу причину, отчего вы не пожелали жениться на бѣдной "мышкѣ?" Потому, что она была дочерью разорившагося человѣка!

Я подпрыгнулъ.

-- Что г. Гольденисъ теперь разбогатѣлъ?

-- Что за вопросъ! Развѣ безъ крайней необходимости онъ бы отпустилъ меня въ чужой домъ!

-- Очень хорошо. И такъ, Тони Фламеринъ проситъ руки Меты Гольденисъ...

Она встала и перебила меня, громко призывая Лили, но Лили была далеко.

Я заставилъ ее сѣсть.

-- Оставьте въ покоѣ Лили,-- сказалъ я,-- и слушайте, что я вамъ скажу. 6 лѣтъ тому назадъ я любилъ васъ... Увѣренный, что былъ вами обманутъ, я старался заставить себя забыть свою любовь и успѣлъ въ этомъ! Чрезъ 6 лѣтъ я встрѣчаю васъ опять и признаюсь вамъ откровенно, что отъ души проклинаю стараго барона... Не будь его, вы бы были теперь моей женой. Но всё къ лучшему: тогда я былъ влюбленъ, какъ мальчишка, теперь же я васъ любію и уважаю, какъ женщину, качества которой ручаются мнѣ за мое будущее счастіе. Тогда я былъ бѣднякъ, -- а теперь я обезпеченъ и моя жена не узнаетъ нужды...

Она слушала меня, опустивъ голову, руки ея дрожали, при словѣ "обезпеченъ", она сдѣлала жестъ негодованія.

-- Моя милая "мышка", продолжалъ я;-- если вы откажете мнѣ, я завтра же уѣду въ Парижъ и постараюсь никогда больше не видать васъ; скажите да, и я съ радости выучу Лили ходить на головѣ... Можетъ быть вамъ надо дать подумать?... Я буду ждать, только дайте мнѣ надежду...

Она подняла голову.

-- Нѣмцы о серьезномъ всегда говорятъ серіозно... у Француза же трудно различить шутку отъ дѣла... Я не могу сказать ни да, ни нѣтъ: я не довѣряю вамъ.

-- Посмотрите на меня -- видите, я серьезенъ. Вы не уйдете, не отвѣтивъ мнѣ!

Я взялъ ее руку, она старалась вырвать ее, по напрасно: я держалъ крѣпко

-- Отвѣчайте, Мета, я упрямъ, какъ нѣмецъ, предупреждаю васъ...

Она подняла на меня свои невинные глаза и сказала:

-- Вы Французъ и артистъ! въ продолженіи шести лѣтъ вы не вспомнили меня... Мнѣ надо подумать. Если чрезъ два мѣсяца... погодите -- я суевѣрна!.. Сентября 186. г. мы съ вами видѣлись въ послѣдній разъ, у насъ въ саду,-- тогда вы мнѣ говорили почти то же, что ныньче.-- 1-го сентября нынѣшняго года мы придемъ сюда, на это кладбище, и я вамъ скажу отвѣтъ. Согласны?

Я молча пожалъ ей руку.

-- Теперь я позову Лили.

-- Погодите немного,-- я вамъ долженъ разсказать кое-что, что надѣюсь васъ заинтересуетъ и возбудитъ ваше участіе.

Она выслушала мой разсказъ со вниманіемъ, но съ первыхъ словъ ея брови нахмурились, а лицо измѣнилось. По окончаніи моего разсказа, она отвѣтила мнѣ, что будь ей всё это извѣстно раньше, она бы не пріѣхала въ Шармили, а въ заключеніе привела нѣмецкую пословицу (wessen Brod ich esse, dessen Lied ich singe). Теперь же, еслибы я и захотѣла уѣхать, то не могла бы: такъ полюбила я ребенка; мнѣ кажется, что я должна буду дать за него отвѣтъ Богу.

-- Только до 1-го сентября, а тамъ, надѣюсь, у васъ будетъ мужъ, за счастье котораго вы будете отвѣчать передъ Богомъ!-- сказалъ я смѣясь

Она спросила меня, кому изъ двухъ Мозеровъ принадлежитъ состояніе, и чье Шармили? Я сообщилъ ей, что г-жа Мозеръ не имѣетъ ничего, такъ какъ ея собственность осталась въ рукахъ ея перваго мужа, а г. Мозеръ имѣетъ 200,000 ливровъ ежегоднаго дохода.

Она задумалась.

У воротъ замка она обратилась ко мнѣ.

-- Какъ вы думаете, счастливы они, г. и г-жа Мозеръ?

-- Если бы имъ можно было обвѣнчаться, они были бы еще счастливѣе.

-- Человѣкъ рожденъ для порядка, возразила она;-- когда онъ забываетъ его, порядокъ мститъ за себя!

Я улыбнулся ея серьезному тону.

-- Я совершенно покоенъ за этотъ домъ, такъ какъ убѣжденъ, что судьба будетъ къ нему милостива, хоть ради того порядка, который царствуетъ въ вашихъ шкафахъ и комодахъ!

-- Если хотите мнѣ понравиться, отвѣчала она съ досадой, старайтесь быть поменѣе Французомъ и артистомъ... Обѣщайтесь никому не говорить о томъ, что нынче произошло между нами, продолжала она; -- дайте слово, что раньте 1-го сентября вы не заговорите со мной объ...

Я успокоилъ ее.

За столомъ она удвоила вниманіе и предупредительность къ г-жѣ Мозеръ, какъ будто желая этимъ доказать ей, что теперь, когда ей стало всё извѣстно, она не менѣе любитъ и уважаетъ ее. А вечеромъ, прощаясь съ г-жей Мозеръ на сонъ грядущій, Мета взяла ея руку и поднесла къ губамъ.

-- Ахъ, моя милочка, сказала ей г-жа Мозеръ;-- вотъ въ первый разъ, какъ я вами недовольна, я вамъ покажу, какъ цѣлуются пріятельницы!-- и она нѣжно поцѣловала Мету въ обѣ щеки.

Въ продолженіи шести недѣль, Мета не нашла ни одной свободной минуты поговорить со мной: она не избѣгала, да и не искала свиданія. Кромѣ того у ней прибавилось занятій. Г. д'Арси получилъ наслѣдство и уѣхалъ за полученіемъ его, взявъ съ собой и жену. Г. Мозеръ разстался съ дочерью съ сожалѣніемъ: занимаясь составленіемъ исторіи Флоренціи, онъ не могъ писать самъ, страдая глазами, дочь помогала ему въ его трудѣ. Послѣ ея отъѣзда, онъ хотѣлъ взять секретаря, но Мета предложила свои услуги, и г. Мозеръ былъ въ восхищеніи отъ своего новаго помощника. Она писала красивѣе и разборчивѣе г-жи д'Арси, а главное, ей такъ нравилась исторія Флоренціи, что она съ трудомъ могла оторваться отъ этого занятія. Кромѣ этой жизни, m-elle Мета почти что спасла жизнь владѣльцу Шармили. Страдая часто нервами и безсонницей, г. Мозеръ, для облегченія своихъ страданій, употреблялъ верховую ѣзду. Разъ, на одной изъ подобныхъ прогулокъ, онъ сильно простудился и заболѣлъ воспаленіемъ легкихъ. Г-жа Мозеръ, ухаживая за мужемъ, скоро ослабѣла и заболѣла сама. Хотѣли послать за г-жей д'Арси, но Мета увѣрила, что ея силъ достанетъ и на уходъ за больными, и на управленіе домомъ, и на присмотръ за Лили, и сдержала слово! Она такъ умѣла ухаживать за больными, что скоро г. Мозеръ, капризный и нервный, какъ всѣ больные, не хотѣлъ имѣть никакой другой сидѣлки. Она имѣла всѣ необходимыя качества для этой обязанности: кротость, терпѣніе, легкую походку, нѣжное прикосновеніе, ласковую улыбку и неутомимость. Послѣ безсонной ночи, она засыпала на часъ въ креслѣ и просыпалась такой же проворной, свѣжей и сильной, какъ послѣ покойно проведенной ночи въ постелѣ.

Выздоравливая, г. Мозеръ каждый день совершалъ прогулку въ паркъ, опираясь на руку Меты, между тѣмъ какъ Лили бѣжала впереди съ складнымъ табуретомъ... Г-жа Мозеръ не знала какъ отблагодарить свою несравненную жемчужину, и просила г-жу д'Арси привезти изъ Парижа хорошенькіе золотые часы съ брилліантами для подарка неутомимой труженицѣ.

Я уѣхалъ въ самый день пріѣзда г-жи д'Арси. Мета, пожелала мнѣ счастливаго пути, но не нашла нужнымъ спросить, скоро-ли я возвращусь: я-нашелъ, что она уже слишкомъ сдержанна!

Чрезъ недѣлю послѣ моего прибытія въ Парижъ, я получилъ письмо отъ г-жи д'Арси съ просьбой исполнить одно маленькое порученіе. Послѣднія строки ея письма были слѣдующія: "Мой мужъ и я, мы имѣемъ особенныя причины желать вашего немедленнаго возвращенія въ Шармили". Я располагалъ ѣхать въ Шармили въ концѣ мѣсяца, но, вслѣдствіе этого, заинтересовавшаго меня письма, поспѣшилъ отъѣздомъ. Г-жа д'Арси встрѣтила меня на крыльцѣ.

-- Здѣсь происходятъ вещи, которыя намъ не совсѣмъ нравятся, сказала она мнѣ въ полголоса.

-- Что вы хотите сказать?

-- Смотрите и наблюдайте,-- дай Богъ, чтобъ мы ошибались!

Въ Шармили, казалось, было всё по прежнему, но, при внимательномъ наблюденіи, пожалуй, можно было замѣтить, что не всё идетъ, какъ слѣдуетъ. Г. Мозеръ, оправясь послѣ болѣзни, продолжалъ заниматься исторіей Флоренціи, но г-жа д'Арси была удалена отъ должности домашняго секретаря. Я замѣтилъ еще, что г. Мозеръ сохранилъ привычку каждый день, послѣ завтрака, прогуливаться съ Метой и Лили впродолженіи часа, даже двухъ; въ этихъ прогулкахъ никто не смѣлъ участвовать. Кромѣ того, всегда ровный характеръ г. Мозера сдѣлался раздражительнымъ. Мета тоже была не въ своей тарелкѣ: всегда аккуратная, дѣятельная, она теперь, случалось, прислуживала по цѣлымъ часамъ, ничего не дѣлая; иногда же ею овладѣвала какая то лихорадочная суетливость, но надо было быть г. д'Арси, чтобъ вывести заключеніе изъ подобныхъ мелочей; не проще ли было предположить, что безсонныя ночи и хлопоты подѣйствовали на здоровье Меты!

Вечеромъ, въ день моего пріѣзда, она запѣла арію изъ Донъ-Жуана, какъ вдругъ съ ней сдѣлалось дурно. Г. Мозеръ, сидѣвшій около рояля, вскочилъ и отнесъ ее на диванъ. Можетъ быть, онъ продержалъ ее дольше чѣмъ было необходимо, но вѣдь человѣкъ въ 50 лѣтъ не можетъ обладать проворствомъ юноши! На другой день, за обѣдомъ, г. д'Арси позволилъ себѣ пошутить надъ обморокомъ Меты, г. Мозеръ рѣзко заставилъ его замолчать.

Одна г-жа Мозеръ не подозрѣвала ничего дурного: она по прежнему ласково улыбалась, по прежнему сіяла добротой и красотой, вѣруя въ мужа, какъ въ Бога, и считая всѣхъ людей такими же правдивыми, какъ она сама, и неспособными ко лжи и притворству! Да, наконецъ, было ли въ самомъ дѣлѣ, что нибудь такое, чтобы требовалось скрыть отъ нея? Я расположенъ былъ вѣрить, что гжа д'Арси слишкомъ слѣпо соглашалась съ мнѣніемъ своего недовѣрчиваго подозрительнаго мужа. Однажды г. Мозеръ сказалъ ей при мнѣ:

-- О, что касается до тебя, моя милая, то я увѣренъ, скажи твой мужъ, что звѣзды видно въ полдень, и ты, послѣ минутной нерѣшимости, ясно бы разглядѣла весь млечный путь на небѣ.

29-го августа я сидѣлъ въ мастерской, которая, если вы помните, была устроена въ садовомъ павильонѣ. Желая заняться безъ помѣхи, я заперся на ключъ. Знакомые голоса въ саду заставили меня поднять голову и прислушаться. Лили просила няньку покачать ее на качеляхъ, и до меня долетѣлъ вскорѣ ея веселый смѣхъ. Кто-то, между тѣмъ, подошелъ и повернулъ ручку моей двери; я не шевелился и шаги удалились.

Покуда Лили качалась, стучавшіеся ко мнѣ, увѣренные, что мастерская пуста, ходили взадъ и впередъ по дорожкѣ около павильона. До меня долетали отрывки фразъ, изъ которыхъ я сначала ничего не могъ разобрать, но, наконецъ, до слуха моего коснулась фраза, произнесенная пѣвучимъ знакомымъ голосомъ..

-- Никто никогда еще не зналъ такъ хорошо людей!

Голоса приближались; тотъ же нѣжный голосъ продолжалъ.

-- О, отчего я не королева, не императрица, я бы въ Шармили отыскала себѣ министра! Я бы сказала, что подобные ему люди должны жить для блага народнаго, для блага государственнаго, а не зарывать таланты, дарованные имъ Богомъ!..

Г. Мозеръ отвѣчалъ слегка дрожащимъ голосомъ.

-- Вы жестоки. Развѣ вы не видите, что растравляете мою тайную рану!

-- Простите меня, сказала она съ умоляющимъ выраженіемъ;-- я забылась, не подумала....

-- Вы имѣете право заставлять меня страдать, я вамъ обязанъ жизнью.

Голоса удалялись.

-- Я не понималъ всей великости приносимой жертвы -- долетѣло до меня.

-- "Такъ вотъ о чемъ разговариваютъ, прогуливаясь въ паркѣ", подумалъ я, подымая упавшую кисть.

Черезъ нѣсколько минутъ я услыхалъ опять приближающіяся голоса.

-- А сколько же по нашему мнѣнію мнѣ лѣтъ?

-- Право не знаю -- по моему лѣтъ сорокъ...

Онъ засмѣялся веселымъ смѣхомъ, въ которомъ слышалось удовлетворенное самолюбіе.

-- Прибавьте еще двадцать и вы угадаете.

-- Не можетъ быть -- впрочемъ, ваша наружность не обманываетъ; вы моложавы, потому что обладаете молодостью сердца и ума.... Тише, не такъ высоко! крикнула она Лили; послѣ чего голоса опять удалились.

Черезъ нѣсколько минутъ мужской голосъ говорила.!

-- Вы думаете, что и она также страдаетъ?

-- Она такъ добра, отвѣчалъ тоненькій голосокъ;-- она скрываетъ отъ васъ свои сожалѣнія, свою скуку, свою печаль: она вѣдь создана для свѣта... Судя по портрету, она должна была быть чудно-хороша!

Я готовъ былъ закричать, что она и теперь еще одна изъ самыхъ красивыхъ женщинъ Франціи, но, къ счастью, удержался. Мета продолжала.

-- Мнѣ кажется, если бы я имѣла несчастіе стать на дорогѣ любимаго человѣка, то Богъ бы далъ мнѣ столько силы, чтобъ разстаться съ нимъ, пожертвовать собой для него! Я была бы счастлива сознаніемъ, что заслужила его дружбу, его благодарность...

-- Вотъ змѣиный языкъ! вырвалось у меня невольно.

-- Что это? какъ будто кто-то говорилъ.... сказалъ г. Мозеръ;-- Тони, вы здѣсь?-- закричалъ онъ.

Я молчалъ.

-- Вы ошиблись: я ничего не слыхала, сказала Мета. Сядемте здѣсь, прошу васъ, продолжала она;-- я хочу повѣрить вамъ тайну и попросить вашего совѣта, не знаю, достанетъ ли только у меня твердости открыться вамъ...

-- Я ничего не скрываю отъ васъ и буду счастливъ, если вы почтите меня вашимъ довѣріемъ.

Она начала, но такъ тихо, что я ничего не могъ разобрать, къ моему крайнему сожалѣнію. Нѣсколько разъ, мнѣ казалось, какъ будто упоминали мое имя...

-- Возможно ли?-- вскричалъ, г. Мозеръ; -- я никакъ не думалъ.

Она продолжала говорить...

-- Что могу я посовѣтывать вамъ?-- возразилъ онъ рѣзко; -- что говоритъ ваше сердце?

-- Я не понимаю сама себя...

-- Любите вы Тони, или не любите?-- спросилъ онъ голосомъ, въ которомъ слышалось раздраженіе.

Къ моему сожалѣнію, я не могъ разслышать отвѣта.

-- Я затрудняюсь дать вамъ совѣтъ; отвѣчалъ онъ смягчаясь; -- дружба также эгоистична, какъ и любовь. Въ эти три мѣсяца, ваше общество сдѣлалось мнѣ такъ необходимо, что я дрожу при мысли лишиться васъ! Впрочемъ, я буду говорить въ вашемъ интересѣ, забывая о себѣ. Я очень люблю Тони, по сомнѣваюсь будете ли вы счастливы съ нимъ: онъ артистъ въ душѣ, прежде и больше всего онъ любитъ живопись и славу,-- жена займетъ второстепенное мѣсто въ его сердцѣ. Я думаю, что первое время вы будете служить ему игрушкой, а впослѣдствіи -- экономкой. Я желалъ бы вамъ мужа, который имѣлъ бы одинаковые съ вами вкусы, который вполнѣ бы оцѣнилъ васъ, -- человѣка, который бы понялъ вашъ умъ, вашъ характеръ, ваше сердце, который бы избралъ васъ своей любимой подругой, повѣренной всѣхъ своихъ мыслей, сдѣлалъ бы васъ своимъ другомъ въ полномъ смыслѣ этого слова.

-- Значитъ, вы совѣтуете мнѣ отказать ему? Мнѣ остается только три дня на размышленіе.

-- Знаете, сдѣлайте такъ: не ходите на кладбище 1-го сентября, избѣгайте оставаться наединѣ съ Тони, а если онъ будетъ надоѣдать вамъ, поручите мнѣ объясниться съ нимъ.

-- Пусть будетъ такъ, какъ вамъ угодно!-- отвѣчала она съ покорностью.

Любопытство заставило меня подойти къ окну и поднять уголокъ сторы.... Что это?-- не ошибся ли я?-- г. Мозеръ держалъ руку Меты и тихо прижималъ ее къ губамъ!... Лицо ея, полуобращенное въ мою сторону, сіяло радостью, глаза блестѣли, а на губахъ играла торжествующая улыбка?

Черезъ минуту они скрылись.

Я бросился въ кресло, ощупывая себя, какъ человѣкъ, который, упавъ съ балкона, всталъ, неувѣренный -- цѣлы ли у него руки, ноги, голова, послѣ этого осмотра, я вскочилъ и засвисталъ. При этомъ я подумалъ, что выучился свистать въ Дрезденѣ; съ мыслью о Дрезденѣ я вспомнилъ о Рембрандтѣ и картинахъ.

-- Вотъ, кто никогда не обманетъ тебя, сказалъ я громко самъ себѣ и занялся натираніемъ красокъ; впрочемъ, я долженъ признаться, что при этомъ рука у меня дрожала немного.

Черезъ часъ въ мою дверь опять постучались. Я отворилъ и очутился носъ съ носомъ съ смуглой цыганкой, которой я велѣлъ придти, встрѣтивъ ее въ этотъ день утромъ, для модели картины Небо посылало мнѣ необходимое развлеченіе въ моемъ скверномъ настроеніи духа.

До захожденія солнца я прилежно рисовалъ и болталъ съ наивнымъ, безъискуственнымъ созданіемъ. Кончивъ работу, я вышелъ проводить ее отъ собакъ, какъ увидалъ что-то блестящее на травѣ подлѣ капель. Это былъ медальонъ. Лили, потерянный во время утренней прогулки. Я его поднялъ и въ ту же минуту увидалъ Мету. Она шла тихо, смотря пристально подъ ноги. Углубившись въ поиски, прелестная гувернантка замѣтила меня и мою спутницу, когда уже почти сошлась съ нами.

-- До завтра; -- сказалъ я громко цыганкѣ: -- ныньче уже поздно приниматься за работу, да и къ тому же я усталъ.

Смѣтливое дитя природы поняла меня: лукавая улыбка была мнѣ отвѣтомъ.

Мета, казалось, была не очень довольна нашей встрѣчей и хотѣла вернуться назадъ.

-- Лили потеряла медальонъ, -- вотъ онъ!-- закричалъ я ей. Она подошла взять его и поблагодарила меня.

-- Позвольте мнѣ представить вамъ одну изъ дочерей Египта; -- сказалъ я. Не правда ли она прелестна?

Смуглая физіономія цыганки не понравилась Метѣ; она посмотрѣла на нее съ тревогой и безпокойствомъ.

-- Эта дѣвушка, продолжалъ я, обладаетъ всѣми пороками, но у ней есть свое понятіе о чести. Она лгунья, но не лицемѣрка; жадна, влюбчива, какъ кошка, но замѣтьте, что ея сердце не любитъ двоихъ разомъ. Чтобы докончить ея портретъ, скажу вамъ, что она украла нынче три курицы и двѣ утки, но, увѣряю васъ, она никогда не воровала чужого счастья, никогда ни у кого не старалась отнять любимыхъ существъ!

-- Милая моя, -- обратился я къ цыганкѣ -- ты сейчасъ только предсказала мнѣ, что случится со мной послѣ завтра на кладбищѣ, гдѣ такъ много цвѣтовъ,-- будь такъ любезна предскажи и этой особѣ ея судьбу.

Мета бросила на меня взглядъ тигрицы и хотѣла убѣжать, но я схватилъ ее за руку.

-- Иди сюда, дитя мое, и скажи мнѣ тайны этой маленькой ручки.

Цыганка приблизилась и, взглянувъ на линіи Метиной руки, сдѣлала жестъ удивленія. Мета, движимая любопытствомъ, тихо приблизилась и позволила положить свою руку въ руку цыганки.

-- Маленькая красавица!-- начала цыганка на распѣвъ;-- у тебя золотая ручка,-- ты кротка, точно какъ голубка, но иногда бываешь страшна, какъ львица, какъ тигрица! Славный знакъ у тебя на лицѣ... Маленькая красавица!-- Бойся упасть! опасны паденія той, кто хочетъ быть принцессой... Это всё будетъ твое, эти дубы, лѣса, цвѣты, статуи, -- всё твое... Боже мой, сколько у тебя всего будетъ...-- Постой, красавица, не вырывай ручку -- слушай, что я тебѣ скажу: не гоняйся за двумя зайцами, послушайся цыганки!

Я не сводилъ глазъ съ Меты; при первыхъ словахъ цыганки, глаза ея загорѣлись и щеки вспыхнули; чувствуя на себѣ мой взглядъ, она отвернулась, стараясь скрыть краску смущенія. Когда цыганка, смѣясь, убѣжала, Мета молча повернулась и пошла домой, не принявъ моей предложенной руки; я пошелъ рядомъ съ ней.

-- Не правда ли, что цыганка очень мила?

-- Не могу понять,-- отвѣчала она,-- чтобы такой умный человѣкъ, какъ вы, могъ интересоваться гаданьемъ и гадальщицами.

Я ничего не успѣлъ отвѣтить; она ускорила шаги и черезъ секунду, опередивъ меня, въ два прыжка, вбѣжала на балконъ и скрылась въ дверяхъ гостиной.

На другой день къ вечеру меня позвали къ г-жѣ Мозеръ. Я засталъ ее въ слезахъ.

-- Ахъ Тони, Тони, если бы вы знали!... могла она только выговорить и тотчасъ же увела меня въ свою комнату. Тамъ, немного успокоившись, она подала письмо отъ своей матери, которое начиналось слѣдующими словами: Надѣюсь, милая Люси, скоро обрадовать тебя хорошей новостью...

-- Какъ вы думаете, что это значитъ? спросила она, смотря на меня своими заплаканными глазами.

-- Ясно... и я также очень доволенъ; это значитъ...

-- Молчите, Топи;-- прервала она, закрывая мнѣ ротъ рукой;-- да, вы не ошибаетесь, это такъ. Извѣстіе это поразило меня неожиданностью! признаюсь вамъ, я испугалась и обрадовалась...

-- Не дурная ли я женщина, Тони? радуюсь при мысли о смерти человѣка, который былъ мнѣ такъ близокъ, за которымъ я бы теперь должна была ухаживать и заботиться. Три года тому назадъ онъ былъ боленъ, я написала ему письмо, просила его простить меня;-- право, Тони, я писала отъ всего сердца; что же онъ сдѣлалъ? онъ велѣлъ отвѣтить мнѣ одной изъ своихъ любовницъ и отвѣтъ былъ такой дерзкій, оскорбительный, жесткій,-- что я плакала цѣлую недѣлю. Теперь я тоже плачу, но тутъ есть и слезы радости и слезы горя и раскаянія. Право, Тони, я очень виновата!

-- Въ такомъ случаѣ я еще виноватѣе васъ, такъ какъ отъ души радъ, что негодяй наконецъ убрался.

-- Молчите, Тони: есть слова, которыя приносятъ несчастье! Притомъ, имѣю ли я право упрекать его? вся его вина въ томъ, что онъ старался быть счастливымъ по своему; а я? развѣ я не то же сдѣлала? Счастье поманило меня, я и послѣдовала за нимъ, сначала въ Италію, а потомъ въ Шармили! Какъ часто я себя спрашиваю, за что мнѣ Богъ послалъ такое счастіе? И право, боюсь, что недостойна его, что рано или поздно придетъ расплата за это блаженство!

-- Меня безпокоитъ только, чтобъ онъ не воскресъ!

-- Правда, матушка всегда спѣшитъ вывести свое заключеніе. Я лучше не буду говорить объ этомъ письмѣ г. Мозеръ, не такъ ли, Тони? Онъ съ ума сойдетъ отъ радости, а потомъ, если вдругъ надежда обманетъ, что будетъ съ нимъ?-- Надо поберечь его. Да, Тони? Вотъ вы всѣ всегда упрекали меня въ лѣпи, продолжала она, закидывая назадъ свою прелестную голову;-- между тѣмъ сколько я передумала! Не проходило дня, чтобъ я не спрашивала себя, достойна ли я той жертвы, которую онъ принесъ мнѣ, оставивъ службу? Правда, онъ мнѣ клялся, что не чувствуетъ сожалѣній и кажется въ самомъ дѣлѣ онъ не жалѣетъ о своей карьерѣ! Какъ часто мнѣ хотѣлось сказать ему: поѣдемъ въ Парижъ, тамъ вы будете въ кругу общества, которое васъ интересуетъ, но мужества не достало, Тони: мнѣ показалось, что во взглядѣ каждаго человѣка я прочту осужденіе. Ахъ, Тони, если я буду когда нибудь его женой!...

-- Вѣрьте!-- Я вѣрю, что это будетъ!

Она встала и подошла къ зеркалу.

-- О, какъ бы я хотѣла быть красавицей въ тотъ день, когда онъ назоветъ меня своей женой! Какъ я желаю, чтобъ онъ гордился мной... Но, Боже мой! Я съ ума сошла: смотрите, вотъ мой портретъ пять лѣтъ тому назадъ, и вотъ я теперь... Или я подурнѣла, или вы мнѣ страшно польстили?...

-- Вы самая красивая, самая любящая, самая честная изъ женщинъ!-- сказалъ я, цѣлуя ея руку съ чувствомъ, причину котораго она должна была подозрѣвать.

Я только тутъ замѣтилъ, что Мета стояла въ дверяхъ, она вошла своей тихой мышиной походкой и стояла, опустивъ глаза. Въ эту минуту она мнѣ показалась безобразной.

-- Знаете ли вы о чемъ мы говорили?-- обратился я къ ней; -- г-жа Мозеръ утверждаетъ, что на портретѣ она лучше!

-- Тотъ, кто написалъ портретъ -- великій артистъ; а модель -- выше оригинала!-- отвѣчала она.

-- Г-жа Мозеръ, сравнивая себя съ портретомъ, находитъ, что она старуха.

-- О милостивая государыня, мнѣ 24 года, а на лицо я старше васъ!-- вскричала Мета съ выраженіемъ грусти.

-- Вы оба -- льстецы! Мы говорили, милочка, о письмѣ, которое я получила...

-- Лудовикъ XIV,-- перебилъ я ее, съ выразительнымъ взглядомъ, говорилъ всегда, что не надо ни радоваться, ни печалиться заранѣе.

-- Это говорилъ Лудовикъ XIV, перебила Мета; -- а г. Тони Фламеринъ говоритъ, что не надо всѣмъ довѣряться.

-- Что вы это, душа моя, кому же мнѣ и довѣряться, какъ не вамъ! вотъ письмо, возьмите и прочтите, я увѣрена, что вы поймете мою тревогу и мое безпокойство.

Но она не успѣла подать ей письма, вбѣжала Лили звать насъ обѣдать.

Въ тотъ же день вечеромъ, мы всѣ сидѣли въ гостиной, за исключеніемъ Меты, которая ушла укладывать спать Лили, какъ вошелъ лакей и подалъ телеграмму г-жѣ Мозеръ. Прочитавъ ее, она вскрикнула, подошла къ г. Мозеръ, смѣясь и плача бросилась ему на шею и сказала, подавая телеграмму.-- Я свободна, Альфонсъ!

Онъ вздрогнулъ и оттолкнулъ ее; во, прочитавъ депешу, обнялъ жену и проговорилъ цѣлуя ее:-- Долго же онъ заставилъ насъ ждать!

Мета въ это время вошла въ комнату, г-жа Мозеръ бросилась къ ней съ своимъ радостнымъ извѣстіемъ.

Я видѣлъ, какъ Мета поблѣднѣла и зашаталась... г. д'Арси также наблюдалъ за ней съ своей злой улыбкой; но гувернантка нашлась: она бросилась на шею г-жѣ Мозеръ и цѣловала ее такъ долго, что г. д'Арси наконецъ потерялъ терпѣніе:

-- Позвольте, сударыня, можно цѣловать людей, но не душить ихъ!-- сказалъ онъ отводя въ сторону Мету.

-- Примите искреннія поздравленія вашего зятя!-- обратился онъ къ г-жѣ Мозеръ.

-- Благодарю, отвѣчала она; -- но надо еще десять мѣсяцевъ ждать.

-- Таковъ законъ!-- сказалъ г. Мозеръ съ покорностью.

Бѣдная женщина перецѣловала всѣхъ насъ, она радовалась и пугалась своей радости... Г. д'Арси, напротивъ, не скрывалъ своего удовольствія; г. Мозеръ взялся за газеты, а я за карандашъ. Вдругъ какая-то тѣнь заслонила отъ меня свѣтъ лампы, я поднялъ глаза. Мета стояла около меня, съ лихорадочно-оживленнымъ взглядомъ.

-- Нельзя-ли узнать, что вамъ предсказала цыганка?-- спросила она меня тихо.

-- Насчетъ чего?

-- Насчетъ того, что должно произойти послѣ завтра на кладбищѣ.

-- Она мнѣ сказала, что тамъ не произойдетъ ничего.

-- Ничего?

-- Ничего!

-- Почему?

-- Потому что ни вы, ни я, не пойдемъ туда!

-- Цыганка солгала: я пойду и буду васъ ждать тамъ.

Г. Мозеръ всталъ и подошелъ къ намъ, не знаю, слышалъ ли онъ нашъ разговоръ, но только онъ сказалъ совершенно спокойно, обращаясь къ Метѣ:

-- Мы всѣ веселы, надо и Лили доставить маленькое удовольствіе. Ей давно хочется видѣть озеро Паладрю, тамъ, на сколько я помню, прекрасные виды! Я рѣшилъ, что хорошо будетъ поѣхать туда 1-го сентября. Вы поѣдете съ нами Тони?-- обратился онъ развязно ко мнѣ.

-- Непремѣнно!

-- И я также, милый батюшка!-- сказала г-жа д'Арси.

-- Я поѣду безъ приглашенія!-- замѣтилъ г. д'Арси.

Я написалъ большими буквами на бумагѣ: "хиромантія не вретъ!" и молча указалъ на нее Метѣ.

Когда я уходилъ къ себѣ, меня догналъ г. д'Арси.

-- Г. Фламеринъ, -- прошепталъ онъ мнѣ на ухо; -- мнѣ надо завтра поговорить съ вами о серьозномъ дѣлѣ.

На слѣдующій день все утро шелъ дождь; г. Мозеръ и Мета Гольденисъ не гулили въ паркѣ. Я пошелъ въ мастерскую съ цѣлью начать портретъ г-жи д'Арсп. Черезъ полчаса пришла и она съ мужемъ.

-- Г. Фламеринъ,-- вскричалъ онъ, съ силой захлопывая за собой дверь.-- Поклянемся, что мы не разстанемся, не отыскавъ средства удалить отсюда эту интригантку!

Его слова сопровождались такимъ трагическимъ жестомъ, что я невольно спросилъ, не хочетъ ли онъ прибѣгнуть къ кинжалу или яду?

-- Чтобъ отправить на тотъ свѣтъ мышенка, -- отвѣчалъ онъ;-- достаточно маленькой дозы мышьяку. Можетъ быть вы что нибудь придумали? говорите, мы послушаемъ.-- Какъ, однако, она себя выдала, замѣтили вы?

-- Она поблѣднѣла,-- это правда!

-- Во весь вечеръ она не находила себѣ мѣста!-- замѣтила г-жа д'Арси

-- Съ перваго взгляда, мнѣ не понравилась эта невинная мордочка; съ первыхъ дней ея пріѣзда въ Шармили, ея поведеніе казалось мнѣ подозрительнымъ.

-- Вы проницательны, графъ; что касается до меня, то мнѣ ея невинная мордочка всегда нравилась.

-- Я удивляюсь, какъ ей удалось околдовать моего бѣднаго отца!

-- Вы не понимаете, графиня, какое чувство можетъ внушить ухаживающая женщина больному съ нѣжнымъ, чувствительнымъ сердцемъ.

-- Что вы нашли въ ней, она дурна собой!

-- Ахъ, милостивая государыня, вамъ извѣстно, что я съ вами не согласенъ въ этомъ случаѣ.

-- Блестящаго ума въ ней тоже нѣтъ!

-- Она не умѣетъ блеснуть, но умѣетъ услужить, и, можетъ быть, это еще лучше.

-- Она льстива и хитра.

-- Надо смотрѣть на людей, какъ на взрослыхъ дѣтей, сказалъ кто-то изъ великихъ политиковъ міра сего -- и вы видите, что этотъ способъ приводить къ хорошимъ результатамъ.

-- Вы, кажется, хвалите ее!

-- Графиня, искусный полководецъ не долженъ презирать непріятеля!

-- Мы только теряемъ время; -- замѣтилъ нетерпѣливо г. д'Арси; мы сошлись не для того, чтобъ разсуждать о достоинствахъ m-lle Меты Гольденисъ, наше общее желаніе, напротивъ, состоитъ въ томъ, чтобъ ее отправить обратно въ ея скромное и добродѣтельное жилище, къ ея нѣжному отцу, который жалуется, что съ ея отъѣздомъ кухня потеряла свою поэзію; къ ея маленькимъ братьямъ, которые бѣгаютъ въ лохмотьяхъ съ тѣхъ поръ какъ ея идеальныя ручки не могутъ, за дальностью разстоянія, чинить ихъ рубашенки!... Мы не достойны имѣть подъ своей кровлей эту святую голубицу! За чѣмъ она. пріѣхала въ, страну филистимлянъ? Вы когда-то увѣряли меня г. Фламеринъ, что мой тесть образумился и сдѣлался разсудительнымъ человѣкомъ; -- повѣривъ вамъ, я помирился съ нимъ и очень былъ доволенъ, узнавъ, что женщина, ради которой онъ надѣлалъ столько глупостей, достойна уваженія и дружбы честныхъ людей. Отъ души желалъ я, чтобы бракъ еще прочнѣе связалъ ихъ, -- созданныхъ другъ для друга!-- И теперь, когда нѣтъ больше никакого законнаго препятствія къ ихъ соединенію,-- туча нависла на Шармили! Не пожимайте плечами... Вы знаете, что намъ угрожаетъ? Неужели вы останетесь равнодушнымъ зрителемъ, если отецъ моей жены покинетъ достойную женщину и поведетъ къ алтарю гувернантку своей дочери? Ея цѣль очевидна: ей хочется сдѣлаться владѣтельницей Шармили! Не прерывайте меня: изъ пустяковъ я бы не тревожился, вы это знаете! Я васъ увѣряю, что мой тесть совершенно отрезвился отъ своей любви къ г-жѣ Мозеръ; ему даже непріятно теперь видѣть ее, такъ какъ ея красота помѣшала ему сдѣлаться посланникомъ въ Турціи или Лондонѣ... И вотъ, къ несчастью, небо и Тони Фламеринъ вводять въ домъ авантюристку, которая сразу поняла въ чемъ дѣло и принялась ухаживать за нашимъ дипломатомъ: эта прелестная голубица своимъ вниманіемъ, своимъ обожаніемъ, льстивыми рѣчами, сладкими взглядами, своимъ умѣньемъ хозяйничать и ухаживать за больными, свела его съ ума. Она будетъ розыгрывать изъ себя добродѣтельную невинность и заставить его жениться на себѣ: ея планъ ясенъ, какъ Божій день! Имѣть се мачихой,-- благодарю покорно!.. Я предлагаю объясниться съ г. Мозеромъ: пусть онъ выберетъ одно изъ двухъ: или эта барышня завтра же уберется отсюда, или мы съ женой уѣдемъ изъ Шармили...

Г-жа д'Арси печально слушала мужа, по противорѣчить ему не рѣшалась.

-- Дорогой графъ,-- отвѣчалъ я,-- будемъ разсуждать хладнокровно. Г. Мозеръ меланхолическаго темперамента, ему 53 года, ничего нѣтъ удивительнаго, что ему понравилась женщина, которая ему льститъ, жалѣетъ, забавляетъ и утѣшаетъ его... М-lle Гольденисъ очень умная, ловкая особа, которая обладаетъ умѣньемъ играть на слабой стрункѣ великихъ дипломатовъ.-- Я не спорю, что г. Мозеръ можетъ зайти далеко, если онъ дастъ волю своему чувству, но до этого еще не дошло! Скажу откровенно: умри завтра г-жа Мозеръ, вы не помѣшаете ему дениться на гувернанткѣ, онъ либералъ и не имѣетъ предразсудковъ насчетъ рожденія и состоянія; но, къ счастью, г-жа Мозеръ жива, и г. Мозеръ человѣкъ чести, который свято чтитъ данное слово! Я боюсь вашего вмѣшательства, которое можетъ его оскорбить и разсердить, онъ самолюбивъ и не потерпитъ нравоученіи... Въ минуту гнѣва и раздраженія онъ можетъ рѣшиться на поступокъ, на который не рѣшился бы никогда при зрѣломъ разсужденіи... вотъ мое мнѣніе.

-- Мнѣ кажется г. Фламеринъ правъ!-- сказала г-жа д'Арси, посматривая украдкой на мужа;-- можетъ быть опасность не такъ велика, какъ мы ее себѣ представляемъ. Но неужели же ничего нельзя сдѣлать, чтобъ удалить эту компаньонку? Если мы откроемъ глаза г-жѣ Мозеръ? Я увѣрена, что ее послушаютъ: невозможно совсѣмъ разлюбить женщину, которую любили въ продолженіи 6 лѣтъ! Пойдемте къ ней, разскажемъ ей все, ея слѣпое довѣріе увеличиваетъ опасность, и вмѣстѣ съ ней придумаемъ способъ удалить отсюда эти голубые глаза, отъ которыхъ произошла вся наша бѣда!

-- Помилуй Богъ!-- вскрикнулъ я; -- развѣ вы не понимаете, что въ этомъ довѣріи г-жи Мозеръ все наше спасеніе! Честный человѣкъ не рѣшится обмануть женщину, которая вѣритъ въ него, какъ въ Бога! Сказать ей, значитъ потерять все. При первомъ вашемъ словѣ, она съ ума сойдетъ отъ горя и безпокойства... Не ждите отъ нея ни осторожности, ни притворства, ни скрытности.

-- Вы не соглашаетесь съ тѣмъ, что мы вамъ предлагаемъ, возразилъ г. д'Арси недовольнымъ тономъ, такъ найдите какое нибудь средство; иначе я вернусь къ своему прежнему предположенію, т. е., къ мышьяку.

-- Оставьте мнѣ свободу дѣйствовать -- отвѣчалъ я.

-- У васъ есть планъ?

-- Постараюсь, чтобъ непріятель снялъ осаду.

-- Обратившись къ ея чувствительному сердцу и деликатности?

-- Нѣтъ. Не спрашивайте, это моя тайна.

-- И вы надѣетесь имѣть успѣхъ?

-- Постараюсь всѣми силами. Обѣщайте мнѣ съ вашей стороны не говорить ничего г-жѣ Мозеръ и быть вѣжливымъ и даже любезнымъ съ Метой Гольденисъ.

Онъ далъ обѣщаніе неохотно.

Къ вечеру дождь прошелъ и погода прояснилась, а на другой день не было ни облачка на небѣ. Въ 6 часовъ два экипажа ждали у подъѣзда; всѣ были аккуратны, не исключая и г-жи Мозера., которая отъ счастья сбросила свою лѣнь. Она вышла заспанная и закутанная, но веселая и довольная. Г. Мозера, усадилъ ее въ закрытую коляску, подъ предлогомъ защиты отъ утренняго холода и самъ сѣлъ въ легкую телѣжку, запряженную нарой рѣзвыхъ лошадей, которыми онъ самъ правилъ, и пригласилъ сѣсть съ собой Лили съ гувернанткой. Г. д'Арси, бросивъ на меня лукавый взглядъ, незваный и непрошенный присоединился къ нимъ, не обращая вниманія на нахмуренныя брови и недовольный видъ своего тестя. Я сѣлъ въ коляску съ г-жею Мозеръ и г-жею д'Арси, и мы поѣхали.

Всю дорогу я былъ занятъ своими мыслями и мало обращалъ вниманія на великолѣпныя окрестности, потому не ждите отъ меня описаній мѣстоположенія; меня гораздо болѣе занимало выраженіе сіяющаго лица г-жи Мозеръ. Она была воплощенное счастіе; ея взглядъ какъ будто говорилъ: "смотрите на меня, чрезъ десять мѣсяцевъ я буду его женой!" За то г. Мозеръ былъ темнѣе ночи. Въ Кремьё, гдѣ мы остановились завтракать, графъ д'Арси находилъ удовольствіе надоѣдать ему своей внимательностью и предупредительностью. Послѣ завтрака оба они, и тесть и зять, отправились показывать свое искуство въ стрѣльбѣ въ цѣль, которая имѣлась въ саду гостинницы. Г. Мозеръ стрѣлялъ великолѣпно, между тѣмъ какъ г. д'Арси промахнулся нѣсколько разъ. Мы апплодировали, а жемчужина вскричала: "Вы обладаете всевозможными талантами, милостивый государь!" Г. д'Арси, немножко уколотый въ своемъ самолюбіи, захотѣлъ попрактиковаться; г. Мозеръ воспользовался этимъ и когда графъ, утомившись, оглянулся, телѣжка съ его спутниками уѣхала впередъ.

-- Вотъ вы и наказаны,-- сказала ему г-жа Мозеръ; ваши дорожные товарищи уѣхали одни: г. Мозеръ недоволенъ вашей привычкой дразнить m-elle Гольденисъ, онъ говоритъ, что это можетъ ей повредить во мнѣніи Лили... Мы такъ довольны, что она съумѣла покорить нашего маленькаго непокорнаго звѣрька!

Г. д'Арси насмѣшливо улыбнулся, я ущипнулъ его за руку и онъ замолчалъ.

Два часа спустя послѣ прибытія къ цѣли нашей поѣздки, г жа Мозеръ, вдоволь нагулявшись и насладившись видомъ озера и горъ, спала на диванѣ въ одной изъ комнатъ гостинницы; Лили на подушкѣ, спала рядомъ съ ней, г. Мозеръ и г. д'Арси сѣли играть въ шахматы, въ ожиданіи обѣда.

Мета отправилась мечтать на берегъ озера. Я увидалъ ее сидящую въ пустой лодкѣ, причаленной къ берегу. Случай показался мнѣ удобнымъ; я молча сѣлъ рядомъ съ ней и, отвязавъ веревку, взялъ весла и пустилъ лодку по теченію.

Она испугалась и умоляла меня выпустить ее на берегъ,-- но я продолжалъ грести. Мало по малу она успокоилась и покорилась. На срединѣ озера я сложилъ весла; Мета наблюдала пристально за моими движеніями и выраженіемъ лица.

-- Что это, похищеніе? спросила она покойно; -- ахъ! я и забыла, что нынче 1-е сентября; но вѣдь озеро -- не кладбище!

Я, не торопясь вынулъ, обрѣзалъ и закурилъ сигару.

-- Недавно мнѣ разсказывали про одну грѣшницу, которая и согрѣшила всего только одинъ разъ; въ своемъ грѣхѣ она нашла счастье! Одна святая, встрѣтившись съ этой счастливой грѣшницей, вскричала: какой ужасный примѣръ! Весь божественный законъ этого свѣта въ словѣ порядокъ и эта женщина преступила его! Ради ея собственнаго спасеніи и для пользы нравственности надо мнѣ отнять ея счастье: я возьму у ней домъ, мужа, ребенка; возьму у ней ея надежды на будущее, ея воспоминанія, всю ея радость и Богъ скажетъ: это хорошо, однимъ безпорядкомъ менѣе на свѣтѣ!

Щеки Меты вспыхнули.

-- Съ нѣкотораго времени вы говорите загадками! Прошу васъ объяснить мнѣ разъ навсегда, на какого рода подлость вы считаете меня способной?

Ея лицо приняло выраженіе злобы, которое я еще никогда не примѣчалъ въ ней: глаза, свирѣпые и блестящіе, устремились на меня, губы сжались, лобъ былъ нахмуренъ... я ждалъ, чтобъ она заговорила; напрасно -- она молчала, но выраженіе лица мало по малу смягчилось.

Когда мы выѣхали, не было ни малѣйшаго вѣтерка и озеро было гладко и покойно, но въ продолженіи этой маленькой сцены поднялся вѣтеръ. Я взглянулъ на небо; облака сбирались въ тучу и чрезъ нѣсколько минутъ должна была разыграться гроза. На берегу эта гроза не имѣла бы въ себѣ ничего страшнаго, но на водѣ я чувствовалъ себя неспокойнымъ: мнѣ было извѣстно, что грозы на этомъ озерѣ бываютъ опасны.

Къ счастію вѣтеръ былъ попутный, я поднялъ парусъ и, попросивъ Мету наблюдать за рулемъ, направилъ наше маленькое судно къ берегу. Лодка быстро помчалась. Мета, казалось, съ наслажденіемъ вдыхала въ себя рѣзкій вѣтеръ, усиливавшійся съ минуты на минуту...

-- Слушайте, я вамъ скажу еще разъ ту балладу, которую вы, когда-то такъ любили, слушайте же внимательно. И съ той выразительностью, которая когда-то приводила меня въ восхищеніе, она начала пѣть.

Вода озера приняла зеленовато-сѣрый цвѣтъ, волны покрывались пѣной...

-- Будьте внимательны,-- крикнулъ я Метѣ; -- держите руль хорошенько: малѣйшая разсѣянность и мы опрокинемся!

Она въ это время договорила послѣдній куплетъ. Вѣтеръ игралъ ея волосами, щеки раскраснѣлись, глаза смотрѣли на меня съ страшнымъ выраженіемъ.

-- Ваша цыганка лжетъ -- вскричала она; -- она предсказала, что я долго проживу! Ныньче мы должны были рѣшить придется ли намъ провести жизнь вмѣстѣ! но такъ, какъ вы молчите, то я хочу умереть вмѣстѣ съ вами!

Она круто повернула руль и въ ту же секунду лодка плавала верхъ дномъ, и вашъ покорный слуга былъ подъ водой.

Я никогда не думалъ, что уроки моего пріятеля Гарриса пригодились бы мнѣ когда нибудь; но теперь, первой моей мыслью, какъ только я вынырнулъ, было поблагодарить его за то, что, купаясь со мной каждый день въ женевскомъ озерѣ, онъ выучилъ меня хорошо плавать. Я оглянулся: платье Меты зацѣпилось за руль и она тихо плыла за лодкой. Въ эту минуту я ей все простилъ за ея прекрасное намѣреніе утопить меня, за желаніе умереть вмѣстѣ со мной, и изо всѣхъ силъ бросился къ ней на помощь.

Она была безъ чувствъ... Поддерживая ее одной рукой, я поплылъ къ берегу и чрезъ нѣсколько минутъ, которыя мнѣ показались часами, я почувствовалъ подъ ногами твердую землю.

Не выпуская изъ рукъ Меты, я бросился въ гостинницу; на дорогѣ меня остановили лодочники, требуя своей лодки, -- пришлось бросить имъ кошелекъ! Эта остановка привела меня чуть не въ отчаяніе: Мета не приходила въ себя... Между тѣмъ г-жа Мозеръ съ Лили, проснувшись, отправились отъискивать насъ; при видѣ вашего покорнаго слуги съ Метой на рукахъ, мокраго и блѣднаго, онѣ страшно вскрикнули и ихъ крикъ былъ услышанъ г. Мозеромъ. При взглядѣ на него, я подумалъ, что принужденъ буду серьозно поссориться съ нимъ: онъ бросился на меня, какъ звѣрь:

-- Вы больше ничего, какъ съумасшедшій!-- вскричалъ онъ внѣ себя.

-- Вы забываетесь, милостивый государь!-- отвѣтилъ я холодно и, оттолкнувъ его, взошелъ въ гостинницу, гдѣ и положилъ свою ношу на диванъ. Была пора; я совершенно выбился изъ силъ.

Стараніями г-жи Мозеръ и г-жи д'Арси жемчужина была скоро приведена въ чувство; я, въ это время, вошелъ въ кухню, гдѣ снялъ свое мокрое платье, надѣвъ въ замѣнъ его костюмъ крестьянина, служащаго при гостинницѣ. Проходя корридоромъ мнѣ встрѣтился г. Мозеръ.

-- Крикъ Лили испугалъ меня такъ, что я себя не помнилъ. Простите меня и поцѣлуемтесь!-- сказалъ онъ ласково, останавливая меня.

Я разсказалъ ему, что, въ минуту сильнаго порыва вѣтра, m-elle Гольденисъ нечаянно повернула руль и отъ этого произошла вся бѣда.

Онъ былъ недоволенъ моимъ объясненіемъ.

-- Тони, -- сказалъ онъ, не сводя съ меня своихъ пронзительныхъ глазъ; -- вы имѣете серьезные виды на m-elle Гольденисъ?

-- Что это васъ такъ интересуетъ?

-- Я принимаю участіе въ васъ обоихъ, и не думаю, чтобъ вы годились одинъ для другого!

-- Кому же она годится?-- спросилъ я, въ свою очередь пристально смотря на него.

-- Она необходима моей дочери. Будьте откровенны вы ее въ самомъ дѣлѣ любите?

-- Можетъ быть, -- я не обязанъ никому отдавать отчетъ въ своихъ чувствахъ.

Насъ прервали докладомъ объ обѣдѣ, я поспѣшилъ на зовъ, такъ какъ былъ очень голоденъ. Г. Мозеръ почти-что не дотрогивался до кушанья; г-жа Мозеръ не переставала разспрашивать меня и благодарить за спасеніе жизни дорогой ей особы. Г. д'Арси молчалъ, а жена его смотрѣла на меня съ улыбкой, какъ-бы желая сказать: "мой прекрасный рыцарь, тутъ что нибудь да не такъ!"

За десертомъ г-жа Мозеръ пошла навѣстить Мету и скоро возвратилась съ извѣстіемъ, что героиня чувствуетъ себя хорошо и встанетъ, лишь только высохнетъ ея платье. Лили попросилась къ своей гувернанткѣ, но ее не пустили; она принялась плакать и топать ногами, какъ во дни оны, чтобы ее утѣшить, г. д'Арси начиналъ строить ей кораблики изъ бумаги. Всѣ приняли участіе въ этой забавѣ, а я отправился въ садъ выкурить сигару.

Покуривъ, мнѣ пришла мысль повидаться съ Метой: мнѣ казалось, что послѣ сегодняшняго происшествія намъ было о чемъ поговорить съ ней.

Черной лѣстницей пробрался я въ корридоръ и хотѣлъ уже постучать въ дверь ея комнаты, какъ замѣтилъ, что Мета не одна: она говорила кому-то.

-- Скажите мнѣ, какъ чувствуетъ себя мой спаситель?

-- Онъ очень веселъ! отвѣчалъ мрачный голосъ г. Мозера.

Первымъ моимъ движеніемъ было войти; вторымъ -- удержать дыханіе и прислушаться.

-- Не могу-ли я узнать, кому изъ васъ пришла мысль объ этой прогулкѣ? продолжалъ г. Мозеръ сухо, почти повелительно.

-- Право не помню; кажется, лодка сама собою отвязалась.

-- И вы не подумали, что эта прогулка наединѣ съ молодымъ человѣкомъ неприлична? Я люблю и уважаю его, но въ дѣлѣ приличія Тони плохой судья.

-- Я виновата, -- отвѣчала она со смиреніемъ,-- я забыла мое положеніе въ вашемъ домѣ; гувернантка вашей дочери извиняется предъ вами, милостивый государь, въ своей необдуманности!

-- Въ эту минуту я говорю съ вами не какъ отецъ вашей воспитанницы, но какъ человѣкъ, который надѣялся, что имѣетъ право.... Онъ остановился и но договорилъ.

-- Кажется ныньче 1е сентября?-- продолжалъ онъ послѣ минутнаго молчанія, -- ныньче вы должны были сообщить о вашемъ рѣшеніи Тони? Что же вы отвѣчали ему?

-- Онъ меня ни о чемъ не спрашивалъ.

-- Я увѣренъ, -- говорилъ г. Мозеръ горячась,-- что г. Фламеринъ нарочно состроилъ это кораблекрушеніе, чтобъ имѣть удовольствіе васъ спасти! а какъ онъ крѣпко держалъ васъ въ своихъ объятіяхъ! Дѣйствительно-ли вы были въ это время въ обморокѣ?

-- Ну да!-- отвѣчала она громко, какъ-бы забывшись и выведенная изъ себя; -- г. Фламеринъ нынче забылся, но меня утѣшаетъ мысль, что я буду его женой....

-- Этого не будетъ.

-- Кто же можетъ ему помѣшать жениться? Вы забываете, что онъ свободенъ!

Это слово заставило его замолчать; мнѣ послышался глубокой вздохъ.

-- Вы въ правѣ пренебрегать моими совѣтами, но конечно одобреніе вашихъ родныхъ имѣетъ въ глазахъ вашихъ какую нибудь цѣну: увѣряю васъ, что вашъ отецъ никогда не согласится на эту свадьбу.

-- Почему вы знаете? вы ему писали? Значитъ вы злоупотребляете моимъ довѣріемъ!

-- Вашъ отецъ писалъ мнѣ, что г. Фламеринъ очень хорошая партія, но онъ хочетъ видѣть въ своемъ зятѣ твердыя правила и непоколебимую нравственность, а подобныя качества нельзя встрѣтить въ артистѣ. Подобный взглядъ дѣлаетъ ему честь, тѣмъ болѣе, что онъ находится въ затруднительныхъ обстоятельствахъ.

-- Онъ вамъ говорилъ о своихъ дѣлахъ?

-- Я очень ему благодаренъ за довѣріе: онъ писалъ мнѣ, что онъ хотѣлъ бы сдѣлаться компаньономъ въ одномъ выгодномъ предпріятіи, будь у него хоть небольшая сумма для первоначальнаго взноса.

-- Онъ просилъ у васъ взаймы?

-- Я буду очень счастливъ возможностью сдѣлать что нибудь для отца Меты Гольденисъ.

-- Милостивый государь, вы заставляете меня ходатайствовать не въ пользу отца. Мой отецъ честный, благородный человѣкъ, но онъ легко увлекается предположеніями и химерами -- онъ несчастливъ въ дѣлахъ! Вашимъ одолженіемъ вы окажете ему дурную услугу: вашихъ денегъ вы не получите и я буду оскорблена въ моей гордости и въ моемъ самолюбіи. Я готова на колѣняхъ просить васъ отказать ему въ его просьбѣ!

-- Успокойтесь, я откажу! Позвольте только сказать вамъ, что вы благороднѣйшее созданіе въ мірѣ!

-- А вы -- воплощенная доброта, зачѣмъ вы разсердились на меня...

Мнѣ казалось, что онъ всталъ и подошелъ къ ней.

-- Въ послѣдній разъ, любите вы или нѣтъ?

-- Оставимъ этотъ вопросъ...

-- Вы не хотите успокоить меня?-- возразилъ онъ умоляющимъ тономъ.

-- Я не вѣрю вашему безпокойству -- это скорѣе деспотизмъ.

-- И мое тиранство вамъ невыносимо?

-- Напротивъ, я расположена повиноваться вамъ;-- отвѣчала она весело; -- но въ наше время, самые покорные народы требуютъ объясненій у правительства!

-- Вы хотите, чтобъ я объяснился? Хотите знать то, въ чемъ я далъ себѣ слово никогда не говорить вамъ? Да, я деспотъ и тайна этого деспотизма... не заставляйте меня говорить... вы угадали ее!

Долгое молчаніе послѣдовало за этими словами. Г. Мозеръ наконецъ прервалъ его.

-- Не знаю, заговорилъ Мозеръ, -- что вы обо мнѣ думаете? Мое признаніе показалось вамъ смѣшнымъ или достойнымъ презрѣнія?

-- Я точно во снѣ!-- отвѣчала Мета; -- вы вѣрно ошибаетесь... вы не поняли самаго себя. Чѣмъ могла я, бѣдная, некрасивая дѣвушка, заслужить любовь такого человѣка, какъ вы? Я счастлива, я горжусь этимъ, но увы! за то, я теряю и мое спокойствіе: мнѣ было такъ хорошо въ вашемъ домѣ, а вотъ теперь я должна уѣхать... Что вы сдѣлали? Ахъ г. Мозеръ, вы жестоки!

-- Уѣхать!-- вскричалъ онъ; -- я этого не потерплю!

-- Если я буду имѣть слабость остаться, то какая же жизнь предстоитъ мнѣ въ этомъ домѣ, гдѣ я такъ любила ваше общество, и гдѣ теперь мой долгъ будетъ избѣгать васъ!

-- Вы останетесь и не должны избѣгать меня: обѣщаю вамъ никогда не говорить ни одного слова, которое бы могло васъ оскорбить или испугать. Забудемъ нынѣшній день, забудемъ оба о нашемъ пребываніи въ этомъ проклятомъ мѣстѣ, гдѣ чувство ревности заставило меня забыться!

-- Вамъ, -- забыть легко, но я боюсь своихъ воспоминаній!

-- Умоляю васъ, смотрите на меня, какъ на больного, которому многое прощается.-- Если вы мнѣ откажете, я не отвѣчаю за себя, -- поклянитесь мнѣ, что вы не отдадите вашу руку, но посовѣтовавшись со мной, обѣщайте, что не уѣдете изъ Шармили безъ моего согласія...

-- Вы пугаете меня!...

-- Я не выйду, пока вы не дадите мнѣ слова...

-- Я даю слово, милостивый государь, въ надеждѣ, что вы скоро возвратите мнѣ его.

Дверь отворилась и я услыхалъ голосъ г-жи Мозеръ.

-- Ты здѣсь, Альфонсъ! Не правда-ли, она совсѣмъ поправилась?

-- Благодаря вашимъ заботамъ, милостивая государыня, -- отвѣчала Мета; -- я радуюсь опасности, которой подвергалась, такъ, какъ она показала мнѣ, какъ нѣжно вы любите меня!

-- Неужели вы въ этомъ сомнѣвались? какъ вы перепугали меня,-- и г-жа Мозеръ въ пятый разъ начала описывать всё, что она почувствовала при видѣ насъ.

Я тихонько сошелъ въ садъ, гдѣ принялся опять за хожденіе взадъ и впередъ, обдумывая каждое слово только-что слышаннаго разговора. Въ одно и то же время я былъ и судьей, который осуждалъ, и адвокатомъ, горячо защищающимъ свою кліентку... Звуки музыки призвали меня въ общую залу. Мета, закутанная въ тальму г-жи Мозеръ, играла одинъ изъ ноктюрновъ Шопена; я сѣла, поодаль, наблюдая за ней: ея глаза горѣли, лицо имѣло выраженіе усталое и мечтательное; благодаря музыкѣ, мнѣ казалось, что въ этомъ лицѣ я читаю благопріятное для меня рѣшеніе.

Спалъ я очень дурно, во-первыхъ, потому что мои мысли не давали мнѣ покоя, а во-вторыхъ, мой сосѣдъ, г. Мозеръ, всю ночь до разсвѣта, проходилъ по комнатѣ, какъ медвѣдь въ клѣткѣ.

По просьбѣ Лили было рѣшено завтракать въ Паладрю. Къ 11-ти часамъ я зашелъ въ столовую. Г-жа д'Арси смотрѣла въ окно на г-жу Мозеръ, которая тихо ходила взадъ и впередъ по дорожкѣ съ Метой. Она указала мнѣ на обѣихъ женщинъ, говоря:

-- Можно ли желать ту, когда обладаешь этой? Тѣмъ болѣе, что одна изъ нихъ откровенна, справедлива, искренна и честна, а другая скрытна, хитра и лицемѣрна.-- Правду говорятъ, что мущинамъ подобная ловкая женщина всегда нравится!

-- Вы похожи на заговорщиковъ!-- закричала намъ изъ сада г-жа Мозеръ; -- нельзя-ли узнать противъ кого вы составляете заговоръ?

-- Мы сговариваемся, отвѣчала, я, -- привести васъ сюда чрезъ десять мѣсяцевъ и въ честь вашу устроить венеціанской праздникъ!

Она поблагодарила меня взглядовъ, Мета же ни разу не подняла на меня скромно-опущенныхъ глазъ. Чрезъ два часа мы уѣхали. На этотъ разъ г. Мозеръ посадилъ съ собой въ телѣжку свою жену.

По случаю легкаго нездоровья Лили, я нѣсколько дней не видалъ гувернантки: она цѣлые дни проводила съ своей воспитанницей, которой запрещено было выходить. Всѣ эти дни я видѣлъ вреда, собой безпрестанно волнующееся озеро, наклонившуюся лодку и пару голубыхъ глазъ, которые, казалось, говорили мнѣ: "любовь или жизнь!" Всё шло своимъ порядкомъ, такъ что мы съ г. и г-жей д'Арси уже начинали думать, что всѣ страсти улеглись и успокоились; но ловкій врагъ не дремалъ: онъ не былъ доволенъ этимъ наружнымъ покоемъ и рѣшился вызвать кризисъ.

Однажды, передъ обѣдомъ, г-жа Мозеръ сидѣла въ своей маленькой гостиной, какъ взошла М-elle Мета, блѣдная, разстроенная и бросилась, рыдая, къ ея ногамъ.

-- Милочка, что съ вами? вы меня пугаете! сказала г-жа Мозеръ, стараясь поднять жемчужину.-- Вы вѣрно получили... дурное извѣстіе?

Мета покачала головой.

-- Васъ огорчили, обидѣли? вѣрно г. д'Арсп. Разскажите мнѣ ваше горе и я постараюсь утѣшить васъ.

-- Вы очень добры, -- отвѣчала жемчужина, не переставая рыдать; -- прогоните меня, прошу васъ, прогоните, какъ вашего врага: будетъ лучше, какъ для васъ, такъ и для меня, если я не останусь въ вашемъ домѣ ни одного лишняго дня, ни одного часа!...

Г-жа Мозеръ старалась утѣшить дѣвушку, долго допрашивала ее, и, наконецъ, добралась до истины...

-- Боже мой!-- вскричала она; -- г. Мозеръ... онъ васъ любитъ, онъ осмѣлился вамъ это сказать?... Гдѣ? когда? какъ? я хочу всё знать!

-- Пощадите меня: я уже и такъ наговорила много лишняго!-- проговорила Мета, рыдая и склонивъ голову къ колѣнямъ г-жи Мозеръ, которая оттолкнула ее обѣими руками, по тотчасъ же раскаялась въ своей вспыльчивости.

-- Простите меня: я несправедлива къ вамъ, къ моему другу, который съ такимъ мужествомъ пришелъ предупредить меня...

-- О, -- возразила Мета, -- не говорите о моемъ мужествѣ, -- сжальтесь, напротивъ, надъ моей слабостью. Г. Мозеръ взялъ съ меня слово не уѣзжать изъ Шармили безъ его согласія, и я обѣщала.-- Скажите ему, что я выдала его и, въ гнѣвѣ, онъ возвратитъ мнѣ мое необдуманное обѣщаніе...

-- Я не употреблю во зло вашего благороднаго довѣрія, дитя мое, -- отвѣчала г-жа Мозеръ, -- я буду говорить съ нимъ отъ своего имени.

-- Требуйте, прикажите ему согласиться на мой отъѣздъ... Будьте увѣрены, что онъ не могъ привязаться ко мнѣ серьезно, ваши упреки заставятъ его покраснѣть.-- Могу-ли я равняться съ вами въ его глазахъ, съ вами, такой красавицей и такой доброй! Онъ опомнится при первомъ вашемъ словѣ.-- Обвините меня, наконецъ, въ неисполненіи моихъ обязанностей. Чтобы вы не сказали противъ меня, я не буду противорѣчить вамъ: я уѣду съ тяжелой грустью, благословляя руку, которая изгнала меня!

-- Нѣтъ, сказала г-жа Мозеръ; -- я ничего не буду придумывать; я не въ состояніи оклеветать особу, которая была невольной причиной моего горя. Не требуйте отъ меня лжи, во мнѣ нѣтъ этой способности, Я должна буду сказать ему правду... Оставьте меня теперь. Признаюсь вамъ, что, въ эту минуту, я вамъ удивляюсь, люблю и вмѣстѣ съ тѣмъ ненавижу васъ!

И она заплакала; Мета попробовала было утѣшать ее, но г-жа Мозеръ заставила ее замолчать и попросила оставить ее одну.

Обыкновенно насъ садилось семь человѣкъ за столъ, но въ этотъ день мы обѣдали только вдвоемъ. Г. и г-жа д'Арси были въ гостяхъ, г-жа Мозеръ страдала головной болью, Мета обѣдала въ дѣтской съ своей воспитанницей. Обѣдъ прошелъ въ молчаніи, разговоръ между мной и г. Мозеромъ не клеился, не смотря на всѣ наши усилія поддержать его. Послѣ кофё онъ уѣхалъ верхомъ; это было его обыкновеніемъ, когда онъ былъ разстроенъ или озабоченъ.

Спустя часъ послѣ обѣда, меня позвали къ г-жѣ Мозеръ. Она протянула мнѣ руку и попробовала улыбнуться, этой полу-улыбки я никогда не забуду: все страданіе, всё отчаяніе ея разрушеннаго счастія выражалось въ ней.

-- Наказаніе, расплата за мое счастье, чего я такъ боялась, наступило наконецъ!-- сказала она, передавая свой разговоръ съ Метой, взявъ съ меня слово хранить его въ тайнѣ.

Я старался утѣшить, ободрить ее, но -- напрасно: она была неспособна бороться съ несчастіемъ, горе сломило ее!

-- Когда я увидала входящую ко мнѣ m-elle Гольденисъ, я вдругъ почувствовала, что несчастіе посѣтило нашъ домъ. Сначала я подумала, что моя дочь умерла -- и, прости мнѣ Боже, мнѣ кажется я бы менѣе страдала, если-бы умеръ мой ребенокъ.

Я не прерывалъ ее. въ надеждѣ, что высказавшись, она почувствуетъ облегченіе.

-- Только 10 мѣсяцевъ оставалось до нашей свадьбы, Тони... Вы знаете, какъ я любила его, онъ былъ моимъ богомъ и за это Богъ наказалъ меня! И что онъ нашелъ въ ней? Помните, въ день ея пріѣзда, когда онъ сказалъ, что она дурна! но что же я говорю? Она обладаетъ именно тѣми качествами, тѣми способностями, которыхъ у меня нѣтъ: она дѣятельна, она умѣетъ управлялъ домомъ, умѣетъ сладить съ ребенкомъ. Г. Moзеръ можетъ обо всемъ говорить съ ней, она понимаетъ, разсѣеваетъ его, совѣтуетъ ему -- да, именно такая женщина была нужна ему, и притомъ она льститъ ему, именно льститъ, Тони! Я люблю его, преклоняюсь предъ нимъ, но не могу повторять ему каждую минуту, что онъ великій человѣкъ!...

Долго говорила въ этомъ родѣ огорченная женщина, горько плача... Я сердился, уговаривалъ ее, твердилъ ей, что не всё еще потеряно и что она преувеличиваетъ свое горе...

-- Это мы скоро увидимъ, отвѣчала она, сдвигая брови.

-- Какъ? что вы намѣрены дѣлать?

-- Ныньче же объясниться съ г. Мозеромъ.

-- Но, Господи помилуй! вы, значитъ, хотите испортить всё дѣло!

-- Я хочу видѣть ясно свое положеніе: если его чувство къ ней не больше, какъ капризъ, онъ пожертвуетъ имъ мнѣ, въ противномъ случаѣ... Лучше знать всё разомъ, чѣмъ оставаться въ неизвѣстности!

-- Да развѣ вы не понимаете, что достаточно малѣйшаго противорѣчія, чтобъ прихоть превратилась въ желаніе? Споръ раздражаетъ, является упрямство, самолюбіе затронуто, и человѣкъ начинаетъ желать уже открыто, смѣло того, чего прежде боялся желать и мысленно... если бы вы еще умѣли сдержать себя, притвориться, однимъ словомъ, умѣли бы быть дипломаткой, но вы самая неискусная женщина, которую я когда либо встрѣчалъ.

Она отвѣчала, что дѣйствительно она слишкомъ горда, чтобъ прибѣгать къ дипломатіи...

-- Кромѣ того, прибавила она, -- Мета вела себя въ этомъ случаѣ какъ истинный другъ, и просила меня поскорѣе объясниться съ нимъ...

-- Я не сомнѣваюсь въ ея благихъ намѣреніяхъ, но убѣжденъ, что ея преданность къ вамъ не сравнится съ моей, и потому довѣрьтесь мнѣ и слѣдуйте моимъ совѣтамъ.

-- Что же вы мнѣ совѣтуете?

-- Не спѣшить, выждать, притвориться покойной и позволить дѣйствовать вашимъ друзьямъ.

-- Невозможно, Тони, отвѣчала она съ тяжелой грустью;-- я не умѣю притворяться -- предоставьте меня моей участи и будь, что будетъ!

Я продолжалъ поддерживать свое мнѣніе... въ жару разговора мы не слыхали, какъ отворилась дверь и г. Мозеръ взошелъ въ комнату жены; я остановился смутившись и испугавшись....

Онъ удивился нашему tete-à-tete, а еще болѣе нашему смущенію и замѣшательству.

-- Очень радъ видѣть, замѣтилъ онъ, положивъ на столъ шляпу; -- что ваша головная боль прошла! Впрочемъ, Тони хорошій докторъ: онъ разъ вылечилъ меня отъ ревматизма; что онъ вамъ прописалъ?

-- У г-жи Мозеръ лихорадка, сказалъ я;-- ей нуженъ покой -- и я всталъ проститься.

-- Я не хочу спать и такъ рано не лягу! вскричала г-жа Мозеръ, сопровождая свои слова жестомъ, который говорилъ мнѣ: ради Бога, не уходите!

-- Лили лучше? спросилъ г. Мозеръ;-- надѣюсь ваша головная боль не помѣшала вамъ навѣстить ее, и узнать, что съ ней дѣлается.

Она вздрогнула всѣмъ тѣломъ.

-- Я бы пошла, если бы Лили была одна, но особа, которая за ней ходитъ...

Я поспѣшилъ перебить ее.

-- Правда, m-elle Гольденисъ такъ ревнива въ отношеніи своихъ больныхъ, что неохотно позволяетъ даже приближаться къ нимъ.

Нѣсколько минутъ царствовало тяжелое молчаніе...

-- Какая славная погода... началъ г. Мозеръ.

-- Вы чѣмъ нибудь разстроены?-- спросила его г-жа Мозеръ.

-- Ничѣмъ. Изъ чего вы это заключили?

-- Я замѣтила, что въ тревожномъ состояніи духа вы всегда ѣздите верхомъ... О чемъ вы думали во время вашей прогулки?

-- О вашей головной боли, и... ни о чемъ!

-- Альфонсъ, люди, подобные вамъ, всегда думаютъ о чемъ нибудь, или о комъ нибудь.

Онъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ на нее.

-- Ахъ, дорогая г-жа Мозеръ, -- воскликнулъ я,-- умные люди бываютъ иногда также глупы какъ и обыкновенные смертные... А погода въ самомъ дѣлѣ хороша, не хотите ли выкурить со мной сигару на свѣжемъ воздухѣ?-- обратился я къ г. Мозеру.

Онъ согласился и всталъ съ мѣста.

-- Погодите, Альфонсъ, мнѣ надо поговорить съ вами!-- сказала она ему.

Я былъ внутренно взбѣшенъ ея упрямствомъ дѣйствовать по своему, вопреки здравому смыслу, и не останавливаясь, шелъ къ двери...

-- Останьтесь Тони, говорила она, -- ни я, ни г. Мозеръ никогда не имѣли секретовъ отъ васъ.

-- Оставайтесь, Тони, повторилъ онъ съ усмѣшкой, да бросьте эту недовольную мину или я подумаю, что вамъ уже извѣстно, о чемъ г-жа Мозеръ хочетъ говорить со мной.

Я молча сѣлъ въ углу, мысленно желая всѣмъ провалиться.

-- Ну что же, Люси, о чемъ вы хотѣли говорить со мной?-- спросилъ онъ шутливо, но съ оттѣнкомъ внутренняго-безпокойства.

-- У меня есть просьба къ вамъ!-- прошептала она.

-- Просьба? вотъ странное слово! Въ продолженіи 6 лѣтъ я слышу его отъ васъ въ первый разъ!

-- Значитъ вы не откажете мнѣ въ моей первой просьбѣ... Умоляю васъ принести мнѣ жертву... Сдѣлайте милость, откажите m-elle Гольденисъ!-- произнесла она задыхающимся голосомъ.

Онъ вздрогнулъ.

-- Что я слышу?-- вскричалъ онъ; -- отказать той, которую вы постоянно такъ превозносили, такъ хвалили, кого называли своей жемчужиной!... Признаюсь, вы меня поразили. Чѣмъ же m-elle Гольденисъ заслужила вашу немилость?

-- Прошу васъ, какъ одолженія, не разспрашивать меня.

-- Чѣмъ вы недовольны? тѣмъ развѣ, что она полезна и необходима здѣсь? тѣмъ, что она съумѣла сладить съ ребенкомъ, котораго ни вы, ни я не съумѣли воспитывать? Или вы вмѣняете ей въ преступленіе тотъ порядокъ, который она завела въ вашемъ хозяйствѣ, и то вліяніе, которое она пріобрѣла надъ прислугой? Можетъ быть вы сердитесь за всѣ ея заботы обо мнѣ во время моей болѣзни? вамъ не нравится то удовольствіе, которое я нахожу въ разговорѣ съ ней? да говорите же, объяснитесь!...

-- Я обвиняю ее, что она съумѣла заставитъ васъ полюбить себя -- отвѣчала она дрожащимъ, голосомъ.

Онъ покраснѣлъ.

-- Что это за выходки! Кто это внушилъ вамъ эту мысль... не знаете-ли вы того друга, Тони, который оказалъ намъ эту услугу?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ я сухо.

-- Тони старался уничтожить мои подозрѣнія, но безуспѣшно! Боже мой, Альфонсъ, я не обвиняю васъ, я только говорю: m-elle Гольденисъ причиной, что я узнала чувство ревности и, надѣясь на вашу привязанность ко мнѣ, прошу васъ удалить ее, эту невольную причину моихъ страданій!

-- Я слишкомъ уважаю васъ и думаю, что ваши страданія происходятъ отъ сильнаго воображенія... что же касается до вашей просьбы, я не могу отнестись къ ней серьезно.

-- Альфонсъ, продолжала она, возвышая голосъ; дайте мнѣ слово, что m-elle Гольденисъ уѣдетъ!

-- Соглашаюсь въ такомъ случаѣ, если вы найдете на ея мѣсто такую же наставницу, съ такимъ же сердцемъ и умомъ, которая была бы также способна исправить и научить вашу дочь тому, къ чему я не имѣю времени, а вы: ни желанія, ни охоты, ни умѣнья.

Она вспыхнула.

-- Если m-elle Гольденисъ останется въ Шармили, то я уѣду отсюда.

Онъ топнулъ ногой

-- Это уже слишкомъ! Надѣюсь, что вы завтра образумитесь, а теперь, я больше не хочу слушать васъ. Доброй ночи, оставляю васъ съ вашимъ повѣреннымъ!-- прибавилъ онъ, кинувъ на меня далеко не нѣжный взглядъ.

Г-жа Мозеръ встала, какъ онъ только ушелъ. Въ первый разъ я увидалъ ее въ гнѣвѣ, но этотъ припадокъ длился недолго, чрезъ минуту она закрыла лицо руками и горько зарыдала.

-- Вы слышали, вы видѣли, Тони? что вы на это скажете?

-- Видѣлъ и слышалъ, и скажу, что вы дѣйствовали, какъ неразумное дитя, какъ самый злѣйшій врагъ себѣ... вы стоите, чтобъ васъ бросить, предоставить вашей участи, но я васъ спасу противъ вашей воли! Прошу у васъ только три дня сроку, съ условіемъ, что въ эти три дня вы не скажите ни одного слова, которое бы могло обратиться противъ васъ.

-- Три дня -- цѣлый вѣкъ!-- Обѣщаю, постараюсь быть благоразумной -- и тутъ же вскрикнула, давая мнѣ обращикъ своего благоразумія:

-- А если вамъ не удастся, Тони? предупреждаю васъ,-- что если вы меня обманете, я... я убью себя!..

Несмотря, однакоже, на свое обѣщаніе быть мужественной и казаться покойной, г-жа Мозеръ продолжала сказываться больной и сидѣть запершись въ своей комнатѣ. Г-жѣ д'Арси, которая пошла навѣстить ее тотчасъ по возвращеніи въ Шармили, не трудно было узнать всю истину отъ огорченной женщины.

Чрезъ дня два послѣ случившагося, гувернантка сошла съ своей выздоровѣвшей воспитанницей въ садъ и сѣла на скамейку, между тѣмъ какъ Лили, недалеко отъ нея, весело прыгала черезъ веревочку. Г-жа д'Арси, гулявшая въ саду подъ руку съ мужемъ, подошла къ ней.

-- Милое дитя, -- обратилась она къ Лили; -- ступай, побѣгай, мы тебя потомъ позовемъ.

-- Вы не можете приказывать мнѣ... и слушаюсь только ее -- отвѣчала Лили, посматривая на Мету, но, встрѣтивъ взглядъ гувернантки, приказывающій ей повиноваться, она тотчасъ удалилась.

-- Вы имѣете удивительное вліяніе надъ этимъ ребенкомъ, замѣтила г-жа д'Арси по уходѣ Лили.

-- Я очень ее люблю, и въ этомъ весь мой секретъ.

-- Я увѣрена, что вы столько же добры, сколько и умны, и вслѣдствіе этой увѣренности рѣшаюсь коснуться очень деликатнаго вопроса... вы догадываетесь, о чемъ я хочу говорить съ вами?

-- Нѣтъ, милостивая государыня, но и готова выслушать васъ.

-- Здѣсь есть огорченная, страдающая женщина, вы -- невольная причина ея гори и страданій; вниманіе моего отца къ вамъ вселили въ г-жѣ Мозеръ чувство ревности... отъ васъ зависитъ возвратить ей счастье и покой?

-- Что же я могу сдѣлать?

-- Уѣхать какъ можно скорѣе, унося съ собой наши сожалѣнія и наше уваженіе.

-- Если вы говорите отъ имени г. Мозера, я буду повиноваться съ радостью! Повѣрьте, что мнѣ самой хотѣлось бы уѣхать изъ Шармили, я здѣсь очень несчастна.

-- Мой отецъ не давалъ мнѣ никакихъ порученій.

-- Подите къ нему, милостивая государыня, и уговорите его; пусть онъ прикажетъ мнѣ уѣхать -- я буду вамъ очень благодарна...

-- Зачѣмъ же вамъ ждать его приказаній? Развѣ ваше сердце, ваша совѣсть вамъ ничего не говорятъ?

-- Вамъ, конечно, неизвѣстно, что г. Мозеръ взялъ съ меня слово не уѣзжать изъ Шармили безъ его согласія.

-- Вы удивляете меня! Неужели это обѣщаніе можетъ васъ удерживать въ домѣ, гдѣ ваше присутствіе причинило ссору, слезы и горе?

-- Я не могу измѣнить своему слову.

-- А чувство долга, чувство чести не обязываютъ васъ измѣнить этому слову?

-- Я вижу, что мы имѣемъ разныя понятія о долгѣ и чести.

-- Я вижу, что ваша совѣсть велитъ вамъ быть равнодушной къ огорченію г-жи Мозеръ,-- сказала г-жа д'Арси, начиная горячиться.

-- Спросите г-жу Мозеръ, милостивая государыня, она скажетъ равнодушна-ли я къ ея страданіямъ... Я сама просила ее, чтобъ она уговорила г. Мозера, отказать мнѣ.

-- На вашемъ мѣстѣ, m-elle Гольденисъ, я бы ничего не сказала г-жѣ Мозеръ, и уѣхала бы подъ какимъ нибудь выдуманнымъ предлогомъ.

-- Богъ видитъ мое сердце. Онъ будетъ милосерднѣе ко мнѣ, чѣмъ люди...

-- Все это хорошо, прервала ее г-жа д'Арси, выведенная изъ себя; но въ случаѣ, если г-жѣ Мозеръ не удастся уговорить моего отца согласиться на вашъ отъѣздъ?

-- Имѣйте терпѣніе, милостивая государыня,-- отвѣчала Мета съ полуулыбкой,-- она получить это согласіе, и завтра или послѣ-завтра вы будете избавлены отъ моего ненавистнаго присутствія.

-- Но, положимъ, что г-жа Мозеръ получить отказъ -- могу я узнать, какъ вы расчитываете тогда поступить?

-- Я буду молиться и Богъ научитъ меня.

Г. д'Арси, который уже нѣсколько минутъ молча присутствовалъ при разговорѣ жены съ Метой, вдругъ вскричалъ при послѣднихъ словахъ:

-- Вашъ Богъ отвѣтить вамъ, милостивая госу дарыня: "не уходи, малютка, здѣсь вѣдь ты можешь пріобрѣсти 200,000 годоваго дохода, прими ихъ съ плачемъ, рыданіями, у тебя слезы дешевы! тебѣ не трудно будетъ поплакать"... вотъ что отвѣтитъ вамъ вашъ Богъ! Богъ... интригановъ и плутовъ.

-- Мой Богъ велитъ прощать оскорбленія!-- возразила она, вставая; онъ удержалъ ее за руку, съ цѣлью высказать ей все, что накопилось въ его сердцѣ противъ нея, но въ это время послышался крикъ Лили.

-- Змѣя!-- кричала дѣвочка, показывая на ужа.

-- Не пугайся, дитя мое!-- отвѣчала Мета, у змѣй плоская голова... а это животное съ такими ласковыми глазами -- ужъ; онъ никому не дѣлаетъ вреда.

-- Не вѣрь своей гувернанткѣ, Лили,-- вскричалъ г. д'Арси; я тебѣ покажу змѣй съ ласковымъ, кроткимъ взглядомъ и съ круглой головой!

Мета заплакала.

-- Милостивый государь, не оскорбляйте меня по крайней мѣрѣ въ присутствіи ребенка!-- сказала она съ достоинствомъ.

И она отошла, взявъ за руку Лили.

-- Злой!-- закричалъ ребенокъ, при видѣ слезъ Меты и обращаясь къ г. д'Арси;-- она плачетъ... погоди, я пожалуюсь кой-кому.

Въ эти два дня я не видалъ ни г-жи Мозеръ, ни гувернантки. Считая необходимымъ еще разъ переговорить съ Метой, я рѣшился пойти въ дѣтскую послѣ 9 час.; -- часъ, въ который укладывали спать Лили. Чтобъ убить какъ нибудь время до 9 час., я тотчасъ послѣ обѣда пошелъ, бродить по парку. Думая о предстоящемъ свиданіи, я подошелъ незамѣтно къ маленькой калиткѣ въ самой уединенной части парка. Эта калитка запиралась простой задвижкой, отпирать которую г. Мозеръ выучилъ свою верховую лошадь. Калитка была отперта и вдали, но дорогѣ, я увидѣлъ г. Мозера верхомъ: онъ ѣхалъ шагомъ, опустивъ голову.

Я сѣлъ на траву около забора, недалеко отъ калитки. и просидѣлъ незамѣтно до глубокихъ сумерекъ, перебирая и обсуждая въ своемъ умѣ всѣ происшествія послѣднихъ дней, какъ вдругъ услыхалъ легкій шумъ шаговъ и темная тѣнь показалась на тропинкѣ. Вглядѣвшись, я узналъ Мету, которая поспѣшными шагами подходила къ калиткѣ; на ней была темная тальма съ капюшономъ, а въ рукахъ -- маленькій сакъ-вояжъ.

Я всталъ и заступилъ ей дорогу въ ту самую минуту, какъ она дотронулась до калитки. Она вздрогнула, узнавъ меня.

-- Куда вы идете?

-- Куда нибудь, -- все-равно: я бѣгу изъ дома, гдѣ меня ненавидятъ, оскорбляютъ... вы не знаете, что я вытерпѣла сегодня утромъ! Жаль, что васъ не было, вы бы тоже присоединились къ моимъ врагамъ.

-- Я никогда не оскорблялъ васъ,-- возразилъ я,-- бранилъ я васъ, это правда, и имѣю на это право, такъ какъ, вопреки здравому смыслу, не смотря на мои подозрѣнія, на мой справедливый гнѣвъ, я имѣю глупость еще любить васъ.

Она слегка вскрикнула.

-- Не шутите со мной, прошептала она, и пропустите меня.

-- Я хотѣлъ непремѣнно ныньче объясниться съ вами и теперь благодарю случай, которому я обязанъ нашей встрѣчѣ. Отвѣтьте мнѣ только, зачѣмъ вы выбрали эту дорогу, чтобъ уйти изъ дома?

-- Я расчитывала, что здѣсь никого не встрѣчу.

-- Даже и того, кто каждый вечеръ, какъ вамъ извѣстно, ѣздитъ верхомъ по этой дорогѣ?

-- Я съумѣла бы избѣжать этой встрѣчи!

-- Можетъ быть вы искали этой встрѣчи, чтобъ съ тріумфомъ возвратиться въ Шармили?

-- Боже мой, вотъ и вы тоже оскорбляете меня!.. что мнѣ дѣлать, что мнѣ дѣлать!..-- она бросила мѣшокъ на землю и закрыла лицо руками.

Я ласково принудилъ ее сѣсть рядомъ со мной.

-- Я ревную и потому дѣлаюсь подозрительнымъ,-- есть средство все поправить.

-- О говорите,-- вскричала она;-- мнѣ такъ надоѣла жизнь, которую я веду въ продолженіи этихъ дней, что обѣщаю послѣдовать вашему совѣту.

-- Выходите за меня замужъ.

Она пристально посмотрѣла на меня.

-- Дорого бы я дала, прошептала она,-- чтобъ узнать серьезно-ли вы говорите!

-- Вы все еще сомнѣваетесь,-- отвѣчалъ я. тихо обнявъ ее талію;-- я не умѣю быть нѣжнымъ, но я еще никогда, даже въ шутку, никого не обманывалъ. Послѣднее время ваше поведеніе казалось мнѣ подозрительнымъ, но я вамъ прощаю все, ради вашего желанія утопиться вмѣстѣ со мной въ озерѣ. Вамъ не удалось ни меня утопить, ни утонуть самой, значитъ судьба велитъ намъ жить обоимъ. Спрашиваю васъ въ послѣдній разъ, согласны вы быть моей женой? Обѣщаю употребить всѣ усилія быть хорошимъ мужемъ и сдѣлать васъ счастливой. Вы молчите! Молчаніе есть знакъ согласія! Но только я желаю, чтобъ все было рѣшено ныньче. Скажите мнѣ, да, или протяните вашу ручку, и мы дождемся на этомъ мѣстѣ возвращенія кое-кого и объяснимся съ нимъ разомъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ,-- перебила она меня;-- я не хочу его видѣть, не хочу говорить съ нимъ.

-- Въ такомъ случаѣ, я самъ объяснюсь съ нимъ. Возвращайтесь домой, подумайте и напишите мнѣ: -- "я согласна быть вашей женой" -- и съ этимъ доказательствомъ въ рукахъ я пойду къ г. Мозеру и скажу ему:-- m-elle Мета Гольденисъ обѣщала вамъ не уѣзжать изъ Шармили безъ вашего согласія, но теперь она больше не можетъ располагать собой, такъ какъ принадлежитъ мнѣ, своему будущему мужу; она завтра уѣдетъ въ Женеву, гдѣ и будетъ жить до свадьбы.

Вдали раздалось ржаніе лошади.

-- Выбирайте, -- продолжалъ я; -- хотите, такъ объяснимся: онъ возвращается и чрезъ пять минутъ все будетъ кончено!

-- Я лучше напишу!-- вскричала она, поспѣшно вставая,-- объясненіе съ нимъ пугаетъ меня... Господь съ вами!

Она съ лаской наклонилась ко мнѣ и, прикрывъ одной рукой мнѣ глаза, другой, обняла и поцѣловала меня долгимъ крѣпкимъ поцѣлуемъ, отъ котораго у меня закружилась голова. Когда я опомнился, ея тоненькая фигурка мелькала между деревьями... я всталъ и тихо пошелъ вслѣдъ за ней.

Чрезъ нѣсколько минутъ г. Мозеръ верхомъ догналъ меня.

-- Это вы, Тони?-- сказалъ онъ; -- очень радъ, что встрѣтилъ васъ: я хотѣлъ вамъ сказать нѣсколько словъ! Ныньче, особа, принадлежащая къ моему семейству, была оскорблена... Кажется, составленъ планъ дурнымъ обращеніемъ заставить ее рѣшиться на отъѣздъ... но этого не будетъ. Скажите тому, кто составилъ этотъ заговоръ, что я хозяинъ этого дома и съумѣю заставить уважать свои желанія... предупредите его, чтобъ онъ не доводилъ меня до крайности.

И онъ ускакалъ, не дожидаясь моего отвѣта.

Въ этотъ же вечеръ, Мета постучалась въ дверь спальни г-жи Мозеръ, со словами:

-- Отоприте, умоляю васъ, милостивая государыня, я пришла съ хорошей вѣстью.

Дверь полуотворилась.

-- Хорошая вѣсть!-- сказала г-жа Мозеръ;-- вы мнѣ приносите хорошую вѣсть?

-- Какъ вы блѣдны, г-жа Мозеръ, какъ вы измѣнились! Но выслушайте меня и вы улыбнетесь по прежнему. Узнайте... Господи! я такъ взволнована, что не знаю какъ и съ чего начать

Мало-по-малу, однакоже, она сообщила ей о моемъ предложеніи... г-жа Мозеръ радостно обняла ее.

-- Какъ я рада!-- вскричала она; -- вы стоите одинъ другого: онъ такой же честный, добрый, какъ и вы! Вы любите Топи, не правда-ли?

-- Я сама себѣ не вѣрю,-- отвѣчала Мета;-- первый разъ, онъ мнѣ сдѣлалъ предложеніе въ шутливомъ тонѣ, и я тогда сочла всѣ его слова за шутку; въ другой разъ онъ говорилъ со мной такъ рѣзко, что я была увѣрена въ его презрѣніи.... до нынѣшняго вечера, я не вѣрила въ его любовь, по теперь всѣ мои сомнѣнія изчезли! Покойной ночи, милостивая государыня, я хотѣла только успокоить васъ, и, кажется, успѣла.

-- А записка, которую вы хотѣли написать ему?

-- Я никакъ не могу собрать своихъ мыслей: цѣлый часъ я сидѣла у стола и ничего не могла, придумать; кромѣ того, рука такъ дрожитъ, что ни одной буквы ясно не могу написать. Лучше оставлю до завтра: сонъ успокоитъ меня.

-- До завтра?

-- Не боитесь, онъ рано утромъ получитъ мою записку.

-- Нѣтъ, милочка, лучше написать нынче вечеромъ:, завтра не принадлежитъ намъ. Давайте, придумаемъ вмѣстѣ, я вамъ помогу, и буду вашимъ секретаремъ, если у васъ дрожитъ рука... намъ останется только переписать.

И, не смотря на сопротивленіе Меты, она принесла чернильницу, перо, бумагу и листокъ топкой почтовой бумаги.

-- Посмотрите, какая хорошенькая бумажка, она насъ вдохновитъ: надо, конечно, чтобъ записка была нѣжнаго содержанія, не такъ ли?

-- Онъ меня просилъ объ этомъ,-- сказала Мета, улыбаясь;-- но тутъ-то и затрудненіе: я совершенный новичекъ въ литературѣ этого рода.

-- Я вамъ помогу. Начнемъ... какъ начать?... Тони, я васъ обожаю.

-- О прошу васъ, пощадите мое самолюбіе!-- вскричала Мета, удерживая руку г-жи Мозеръ.-- Притомъ я еще никогда не называла его... Тони!

-- Съ нынѣшняго дня надо вамъ привыкнуть къ этому имени.

Послѣ многихъ споровъ, уступокъ и поправокъ, письмо слѣдующаго содержанія было наконецъ написано:

"Чувство радости и удивленія мѣшало мнѣ отвѣтилъ вамъ, Тони! Зачѣмъ вы требуете письма? Мнѣ кажется, что вы должны были понять меня, безъ словъ: не во снѣ ли я видѣла себя рядомъ съ вами, вы ласково обнимали меня... вдругъ ржаніе лошади испугало насъ и прежде чѣмъ я убѣжала... Мой поцѣлуй, Тони, не былъ ли отвѣтомъ на ваши слова? Значитъ, вы не довѣряете мнѣ! Будьте же довольны, изъ этого письма вы узнаете, что я васъ люблю, что мое сердце давно принадлежитъ вамъ. Располагайте мной, Тони, я готова слѣдовать за вами на конецъ свѣта. Не обманывайте меня! Я буду вашей женой, когда вы захотите!"

-- Прекрасно, сказала г-жа Мозеръ;-- теперь перепишите... Скорѣе, дитя мое, вотъ и бумага; что рука еще дрожитъ?

-- Нѣтъ!-- отвѣчала Мета рѣшительно, обмакнувъ перо въ чернила.

-- Постойте; я забыла, что эта бумага съ моимъ вензелемъ. Пожалуй, если замѣтятъ, подумаютъ, что вы дѣйствовали подъ моимъ вліяніемъ... Перепишите у себя. Вы помните хорошо содержаніе записки? Лучше возьмите съ собой черновую.

-- Не надо, милостивая государыня, возразила Мета весело; -- я твердо знаю свою пѣсенку... хотите я вамъ скажу все наизусть слово въ слово?

Съ этими словами, Мета поднесла черновую записку на почтовой бумажкѣ къ свѣчкѣ, г-жа Мозеръ поспѣшно выхватила ее изъ рукъ дѣвушки.

-- Я все боюсь вашей нерѣшительности -- сказала она,-- и сохраню эту записку, чтобъ уличить васъ завтра предъ Тони, если ваша копія будетъ невѣрна. Поклянитесь мнѣ всѣми слезами, которыхъ вы были невольной причиной, что вы слово въ слово все напишите ему!

И крѣпко поцѣловавъ гувернантку, г-жа Мозеръ проводила ее за дверь; со словами:

-- Или я обманывалась, или мой больной скоро выздоровѣетъ и я буду утѣшена!

-----

На другой день я проснулся въ отличномъ расположеніи духа, довольный собой, своей судьбой, и нетерпѣливо, но безъ малѣйшаго безпокойства, дожидался обѣщанной записки.

Пробило 12 час.; а я все еще ничего не получалъ. Нетерпѣніе начало овладѣвать, я не могъ оставаться у себя въ комнатѣ. Проходя мимо кабинета г. Мозера, я увидалъ, въ полуотворенную дверь, чемоданъ, въ который его человѣкъ укладывалъ платье и бѣлье, видъ этого чемодана заставилъ меня призадуматься. Первой моей мыслью было, что г. Мозеръ рѣшился путешествовать, съ цѣлью разсѣяться и забыть Мету. Въ столовой я засталъ г-жу Мозеръ, она была блѣдна и задумчива, но въ глазахъ виднѣлась надежда.

За завтракомъ г. Мозеръ объявилъ, что уѣзжаетъ на нѣсколько дней во Флоренцію порыться въ архивахъ; г. д'Арси съ трудомъ скрылъ свое удовольствіе при этомъ извѣстіи; г-жа Мозеръ хотѣла что-то сказать, во замолчала, встрѣтивъ мой взглядъ; Мета... на лицѣ ея я замѣтилъ усталость, глаза ея избѣгали встрѣчи съ моими глазами, голосъ звучалъ глухо и хрипло. Эта перемѣна въ ней удивила меня, но не внушила никакого безпокойства, я былъ веселъ и ни одна черная мысль не пришла мнѣ въ голову.

Послѣ завтрака я остался одинъ съ г-жею Мозеръ.

-- Надѣюсь, вы теперь довольны? сказалъ я ей.

-- Какъ могу я быть довольной, Тони, значитъ онъ ее очень любитъ, если ему нужно разсѣяніе, чтобъ забыть ее.

-- Вы очень требовательны, отвѣчалъ я смѣясь.-- Отнимите у Лили куклу, и, конечно, она будетъ недовольна и будетъ сердиться, положимъ сутки... А въ нѣкоторыя минуты, и большіе бываютъ похожи на дѣтей!

-- Богъ знаетъ, когда онъ воротится!,

-- Онъ воротится, когда m-elle Меты не будетъ здѣсь.

-- Мнѣ такъ хочется спросить, надолго-ли онъ уѣзжаетъ?

-- Не дѣлайте этого. Проститесь съ нимъ ласково и нѣжно, не высказывая своего безпокойства, послушайтесь меня.

-- Хорошо, Тони, но не скрывайте отъ меня ничего; Мета мнѣ во всемъ призналась, согласитесь

Она не могла продолжать: г. Мозеръ вошелъ въ комнату, окинувъ насъ подозрительнымъ взглядомъ... этотъ взглядъ смутилъ ее и заставилъ убѣжать. Онъ подошелъ ко мнѣ.

-- Очень жалѣю, Тони, что всегда мѣшаю вамъ въ вашихъ таинственныхъ разговорахъ съ г-жею Мозеръ... но я долженъ сообщить вамъ не совсѣмъ любезную вещь и вы видите меня въ большомъ замѣшательствѣ.

Онъ дѣйствительно былъ въ большомъ смущеніи.

-- Въ чемъ дѣло?-- спросилъ я; -- что васъ затрудняетъ? нынче я ни въ чемъ не могу отказать вамъ.

-- Утромъ я зашелъ къ m-elle Гольденисъ, попросить ее не оставлять Лили во время моего отсутствія, т. е., покуда г-жа Мозеръ найдетъ кѣмъ замѣнить ее. Она согласилась изъ любви къ моей дочери, но съ однимъ условіемъ.

-- Съ какимъ?

-- Чтобъ вы нынче же уѣхали въ Парижъ, это ея собственныя слова, ей невозможно остаться хоть одинъ день вмѣстѣ съ вами въ Шармили.

Я былъ ошеломленъ: въ продолженіи двухъ или трехъ минутъ комната кружилась и танцовала предъ, моими глазами.

Г. Мозеръ внутренно наслаждался моимъ положеніемъ.

-- Я думалъ, что вы друзья съ ней?-- сказалъ онъ; -- чѣмъ вы разсердили ее?

-- Я столько же знаю, сколько и вы,-- отвѣчалъ я, -- стараясь скрыть свою досаду и во.шеіне; -- но, все равно, нынче вечеромъ я уѣду.

-- Не сердитесь;-- сказалъ онъ дружески;-- я обращаюсь съ вами, какъ съ старымъ другомъ. Знаете что? Поѣдемте вмѣстѣ со мной во Флоренцію!

-- О нѣтъ, мнѣ нечего дѣлать въ архивахъ, и я съ удовольствіемъ увижу свою парижскую мастерскую.

Какъ только онъ ушелъ, я побѣжалъ въ дѣтскую, но дверь была заперта, на мой стукъ отвѣта не послѣдовало. Я вышелъ на терассу; въ концѣ аллеи Лили гуляла въ сопровожденіи няньки; я опять бросился къ дѣтской и у дверей услышалъ голоса: г. Мозеръ былъ тамъ и они разговаривали съ одушевленіемъ. Черезъ полчаса я возвратился, комната была пуста.-- Дѣлать было нечего, я отправился укладываться; какъ вдругъ въ окно увидалъ свою невидимку: она сошла въ садъ за своей воспитанницей -- я поспѣшно выбѣжалъ и подошелъ къ крыльцу въ то время, какъ Мета всходила на лѣстницу, дѣлая выговоръ одной изъ горничныхъ непривычнымъ ей тономъ высокомѣрія. Манера, жестъ, выраженіе лица поразили меня. На вашего покорнаго слугу она посмотрѣла какъ смотрятъ на незнакомаго человѣка; ея взглядъ ясно говорилъ, что она никогда не видала меня, никогда не говорила со мной и не желала даже знать, кто я! Въ эту минуту, мнѣ легче было бы удавить ее, чѣмъ заговорить съ ней.

Въ корридорѣ меня остановила г-жа д'Арси.

-- Что здѣсь происходитъ?-- спросила она дрожащимъ голосомъ.

-- Я ничего не знаю,-- отвѣчалъ я съ досадой,-- и чортъ возьми, не желаю ничего знать!

-- Выслушайте, ради Бога, -- начала она, удерживая меня.-- Сейчасъ, по совѣту моего мужа, я была у отца, предлагая ему поѣхать съ нимъ во Флоренцію. М-lle Гольденисъ была у него: они весь день нынче вмѣстѣ, то въ ея комнатѣ, то въ его кабинетѣ. Входя къ нему я слышала, какъ онъ говорилъ: "доставьте мнѣ доказательство и я вамъ обѣщаю, что не буду мстить!"... при видѣ меня, онъ остановился и, выслушавъ меня, отвѣтилъ сухо: "я не ѣду!" -- Что вы на это скажете?

-- Скажу, -- возразилъ я разсердись, -- что мнѣ сталъ ненавистенъ этотъ домъ: мнѣ надоѣли женщины, которыя плачутъ и которыхъ надо утѣшать, надоѣли женщины, которыя лгутъ и задаютъ загадки; надоѣло видѣть, какъ двое неглупыхъ мужчинъ позволяютъ дѣвчонкѣ водить себя за носъ; надоѣло, наконецъ, каждый день слышать, какъ спрягаютъ глаголъ уѣхать: она уѣдетъ, я уѣду, мы уѣдемъ, -- и никто не ѣдетъ, исключая меня! Оставайся кто хочетъ въ этомъ проклятомъ замкѣ, я ѣду или окончательно потеряю мою веселость, молодость, да еще, пожалуй, утрачу и свой талантъ!

Я пошелъ къ себѣ докончить свою укладку, пославъ лакея нанять лошадей, рѣшившись уѣхать, не прощаясь ни съ кѣмъ; но, покончивъ съ приготовленіями къ отъѣзду, мнѣ показалось невозможнымъ уѣхать, не узнавъ, какой предлогъ выдумала Мета для моего удаленія, отчего г. Мозеръ отложилъ свой отъѣздъ и что значили его слова: доказательство и я обѣщаю не мстить.-- Я начиналъ подозрѣвать какой-то злой умыселъ и терялся въ предположеніяхъ. Предъ сумерками, я пробрался въ кабинетъ г. Мозеръ; лакей сказалъ мнѣ, что онъ въ комнатѣ своей жены; пошелъ туда,-- и встрѣтилъ неожиданную сцену.

Г-жа Мозеръ только что возвратилась съ прогулки, какъ къ ней вошелъ мужъ.

-- Альфонсъ, сказала она ему;-- вы вѣрно пришли сами сказать мнѣ, что остаетесь?

-- Я пришелъ сказать намъ, что человѣкъ съ самой твердой волей мѣняетъ иногда свои планы нѣсколько разъ въ день: ныньче утромъ, я собирался ѣхать одинъ; въ 2 часа дня хотѣлъ увезти съ собой Лили.

-- И ея гувернантку? перебила она его.

-- Можетъ быть.... но успокойтесь; меня задержало очень важное дѣло.

-- Какое дѣло, Альфонсъ?

-- Нынче утромъ, когда я сообщилъ о своемъ отъѣздѣ m-elle Гольденисъ, она испугалась и дала мнѣ понять, что мнѣ не слѣдовало бы уѣзжать, и на мою просьбу остаться въ Шармили, во время отсутствія, согласилась съ условіемъ, чтобы г. Фламеринъ нынче же вечеромъ уѣхалъ отсюда въ Парижъ. Вы согласитесь, что это загаданное условіе заинтересовало меня. Послѣ обѣда я опять пошелъ къ ней, просилъ, допрашивалъ... цѣлый часъ я подвергалъ ее пыткѣ -- допросу и, наконецъ, добился тайны, обязавшись честнымъ словомъ не мстить, но я не считаю себя связаннымъ этимъ обѣщаніемъ:-- вы меня знаете и, слѣдовательно, вамъ извѣстно, что ожидаетъ г. Фламерина!

-- Какъ мнѣ васъ понять? вы будите мстить г. Фламерину за то, что онъ осмѣлился полюбить m-elle Гольденисъ и сдѣлалъ ей предложеніе?

-- Эта комедія теперь лишняя и ею вы меня больше не обманете: повторяю вамъ я знаю всё, и въ рукахъ моихъ доказательство, что онъ вашъ любовникъ!

Она осталась неподвижная отъ ужаса, не вѣря своимъ ушамъ и спрашивая себя: не во снѣ ли она все это видитъ, повторяя машинально: "доказательство.... Альфонсъ, въ умѣ-ли вы?" Но вдругъ лучъ свѣта блеснулъ въ ея разстроенныхъ мысляхъ, она подбѣжала къ своему письменному столу.

-- Поздно: вотъ то, что вы ищите!-- сказалъ г. Мозеръ, вынимая изъ кармана черновое письмо на розовой бумажкѣ.

Въ одну секунду г-жа Мозеръ прыгнула къ звонку, приказывая изумленной горничной немедленно позвать гувернантку.

Черезъ нѣсколько минутъ явилась Мета, и г-жу Мозеръ, также какъ и меня, поразила перемѣна въ ней: съ высоко поднятой головой, съ сжатыми губами, съ короткими и сухими отвѣтами, съ рѣзкимъ, жесткимъ взглядомъ, она была похожа на человѣка, твердо рѣшившагося по что бы то ни стало выиграть свою партію. Г-жа Мозеръ нѣсколько минутъ молча смотрѣла на нее.

-- Я послала за вами, чтобъ узнать о вашей свадьбѣ!-- сказала она ей.

-- О какой свадьбѣ, милостивая государыня, съ кѣмъ?

-- Съ г. Фламериномъ. Развѣ ваша свадьба разстроилась? вы перемѣняли ваше рѣшеніе?

-- Я ничего не знаю.

-- Вы забыли развѣ, что вчера вечеромъ вы имѣли въ паркѣ задушевный разговоръ съ Тони, что онъ вамъ сдѣлалъ предложеніе. Между вами было условлено, что вы ему напишете, и ваше письмо будетъ показано г. Мозеру?

-- Право, милостивая государыня, вамъ все это приснилось!

-- Боже мой!-- вскричала г-жа Мозеръ, подходя ближе къ Метѣ, и пристально взглянувъ ей въ глаза;-- вы меня пугаете, кто вы, послѣ этого?

-- Вы слишкомъ требовательны, перебилъ ее г. Мозеръ;-- какъ же вы хотите, чтобъ она поддержала васъ въ такой неправдоподобной лжи?-- для этого вамъ бы слѣдовало прежде условиться и сговориться съ ней.

Я вошелъ въ эту самую минуту и остановился въ удивленіи, стараясь отгадать какого рода сцена разыгрывалась между этимъ мущиной, дурно скрывающимъ свое волненіе и гнѣвъ, и между этими двумя женщинами, изъ которыхъ одна была похожа на сумасшедшую, другая,-- блѣднымъ лицомъ и неподвижностью, напоминала статую.

-- Идите скорѣе, Тони -- кричала мнѣ г-жа Мозеръ,-- вообразите себѣ, m-elle Гольденисъ утверждаетъ, что вы мой любовникъ, и г. Мозеръ вѣритъ этой нелѣпой клеветѣ!

Я схватилъ несчастную записку на розовой бумажкѣ и, пробѣжавъ ее, воскликнулъ:-- тотъ, кто можетъ повѣрить, что эта записка написана г-жей Мозеръ ко мнѣ, не больше какъ безумецъ, достойный сожалѣнія!

-- Здѣсь не мѣсто для объясненій, -- сказалъ г. Мрзеръ;-- пойдемте и разъяснимте нашу ссору.

Г-жа Мозеръ бросилась между нами.

-- Вы видите; -- обратилась она къ Метѣ, -- что, благодаря вашей лжи, жизнь двухъ людей въ опасности.-- Неужели вы не признаетесь?

Я подошелъ къ Метѣ и глядѣлъ не сводя съ нея глазъ.... вѣрно она прочла въ нихъ свое осужденіе: смущеніе показалось въ ея лицѣ, которое начало покрываться страшной блѣдностью, я думалъ, что она упадетъ; дѣло, затѣянное ею, было ей не по силамъ, она не выдержала пытки, наложенной ею самой на себя.

-- Не глядите на меня -- обратилась она къ г-жѣ Мозеръ;-- не говорите со мной, или я не признаюсь ни въ чемъ. Я не могла любить васъ: вы были богаты,-- я бѣдна, вы красавица, я -- дурна собой! Мнѣ казалось, что я выбрана орудіемъ, чтобъ наказать васъ за счастіе, которое вы пріобрѣли грѣхомъ и которымъ вы такъ гордились! Вчера вечеромъ ваша радость, при извѣстіи о моемъ замужествѣ съ г. Фламериномъ, не понравилась мнѣ, и я мгновенно составила этотъ планъ... Г. Мозеръ, я вамъ солгала, но вы развѣ не солгали мнѣ тоже, когда говорили, что изъ любви ко мнѣ не будете мстить?!..

И съ этими словами она повернулась и тихо пошла къ двери; проходя мимо меня, она прошептала.

-- О, зачѣмъ я не умерла тогда, въ озерѣ Паладрю!

Послѣ ея ухода, г. Мозеръ остался недвижимъ, безъ кровинки въ лицѣ, безъ словъ, безъ голоса. Былъ ли онъ доволенъ, или нѣтъ? Его глаза были прикованы къ полу въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ, потомъ онъ немедленно поднялъ ихъ, бросилъ быстрый взглядъ на дверь, въ которой изчезла его мечта,-- и подошелъ ко мнѣ.

-- Простите-ли вы меня?-- сказалъ онъ, обнимая и цѣлуя меня.

-- Я предлагаю написать книгу, -- отвѣчалъ я; -- подъ заглавіемъ "о глупостяхъ умныхъ людей", -- но здѣсь есть кто-то, чье прощеніе вамъ нужнѣе моего!-- И я подвелъ его къ г-жѣ Мозеръ; она долго смотрѣла на него и, бросившись ему на шею, проговорила, плача и смѣясь:

-- Надо ему простить, Тони, за то, что онъ ревновалъ меня и хотѣлъ убить васъ!

Г. д'Арси провелъ вечеръ со мной. Ему было все извѣстно и онъ буквально не слышалъ ногъ подъ собой отъ радости.

-- Слава Богу, говорилъ онъ. мы отдѣлались однимъ страхомъ. Какъ это она не поняла, что ревность переживаетъ любовь, а иногда и воскрешаетъ ее? Человѣкъ самый просвѣщенный и тотъ дорожитъ своей собственностью, хоть бы она и надоѣла ему; попробуйте отнять ее у него и онъ закричитъ "караулъ!" -- говорилъ онъ, потирая руки.

Онъ ушелъ отъ меня въ полночь. Все, что я видѣлъ и перечувствовалъ, въ продолженіи послѣднихъ сутокъ, не давало мнѣ спать. Взадъ и впередъ ходилъ я по комнатѣ, разсчитывая, что усталость принесетъ мнѣ желанный сонъ, но напрасно; какъ вдругъ я услыхалъ тихій стукъ въ дверь.

-- Кто тамъ? закричалъ я,-- дверь отворилась и вошла Мета, въ своемъ сѣромъ платьѣ, съ бѣлымъ воротничкомъ и коралловымъ крестикомъ на бѣленькой шейкѣ: это былъ ея обыкновенный утренній туалетъ; но я замѣтилъ, что воротничекъ былъ такъ свѣжъ, какъ будто только что вышелъ изъ рукъ прачки, и сама она, какъ и ея воротничекъ, имѣла видъ какой-то нѣжности и бѣлизны: ея глаза, покраснѣвшіе отъ слезъ, были полны грустнаго и скромнаго выраженія страданія, лицо поблѣднѣло и было похоже на ликъ мученицы. Какъ артистъ я готовъ былъ взять карандашъ и воскликнуть: остановитесь въ этой позѣ, какъ вы стоите на порогѣ двери и не шевелитесь!-- но мои воспоминанія проснулись... Знакома была мнѣ эта стройная талія, которую я обнималъ, и эти губы, которымъ также мало стоилъ поцѣлуй, какъ и обѣщаніе.

Я отвернулся, сдѣлавъ рукой жестъ, выражавшій: уйдите!-- но она была уже на срединѣ комнаты, затворивъ за собой дверь. Часы пробили два!

-- Что вамъ нужно?-- вскричалъ я грубо;-- развѣ вы не видите, что вы мнѣ ненавистны!

-- Сжальтесь надо мной!-- отвѣчала она разбитымъ голосомъ;-- я хочу, предъ отъѣздомъ, высказать вамъ мое раскаяніе и вымолить на колѣняхъ прощеніе себѣ.

И, бросившись на стулъ, она съ горькими слезами начала, какъ она называла свою исповѣдь, т. е. длинную рѣчь, въ которой трудно было отличить истину отъ лжи. Она обвиняла себя и свое поведеніе, не щадя выраженій, потомъ нашла много смягчающихъ обстоятельствъ, извиненій и оправданій своему поведенію;-- она сравнивала то увлеченіе, которому она поддалась, оклеветавъ, для своихъ корыстныхъ видовъ, г-жу Мозеръ, съ галлюцинаціей и тѣмъ ужаснымъ головокруженіемъ, которое испытываетъ несчастный, привлеченный видомъ пропасти; она говорила, что Богъ послалъ ей это искушеніе и позволилъ поддаться ему, съ цѣлью научить ее раскаянію, этой добродѣтели, которая ей была незнакома.

-- Очень хорошо,-- отвѣчалъ я ей; -- значитъ теперь воръ можетъ смѣло оправдаться галлюцинаціей; отцеубійца -- головокруженіемъ; ножъ мыслилъ, рука дѣйствовала, а воля отсутствовала -- и конецъ! Всѣхъ мошенниковъ, воровъ, убійцъ Богъ навелъ на злое дѣло, чтобъ они совершенствовались посредствомъ раскаянія, не такъ-ли? Меня только затрудняетъ одно: вѣдь для оправданія недостаточно собственнаго убѣжденія, надо еще убѣдить и судью въ этой истинѣ?

-- Вотъ, что погубило меня!-- вскричала она, подавая мнѣ вынутое изъ кармана письмо.

Я взялъ пространное посланіе и пробѣжалъ его. Г. Гольденисъ подробно сообщалъ дочери о состояніи голубятника, курятника, о маленькихъ братцахъ и сестрицахъ, увѣряя ее, что Германъ, Текла, Анхенъ, Минхенъ и Ленхенъ съ каждымъ днемъ успѣваютъ въ идеальностяхъ, "представь себѣ", писалъ онъ, "что вчера нашъ милый малютка Никласъ, посмотрѣвъ на небо, такое же чистое, какъ твое сердце, воскликнулъ: добрый день, милосердый Боже! это наивное восклицаніе тронуло насъ до слезъ твою добрую мать и меня". Я пропустилъ интересныя семейныя дѣла, и прочелъ послѣднюю страницу письма. Она гласила слѣдующее:

"Признаніе нашего милаго ангела поставило насъ въ невыразимое затрудненіе: пусть ангелъ подумаетъ хорошенько, прежде чѣмъ откажется отъ блестящей перспективы, которая открывается передъ нимъ! Ты говоришь: твое сердце занято, но не довѣряйся такъ легко своему сердцу! Я не могу предположить, что судьба предназначала въ мужья нашей Метѣ артиста, человѣка, который такъ дурно обошелся съ твоимъ отцемъ, и отъ котораго не будетъ мнѣ помощи. Само провидѣніе познакомило тебя съ г. Мозеромъ и позволило тебѣ твоимъ благоразуміемъ и умомъ пріобрѣсти вліяніе надъ нимъ. Богъ видимо выбралъ тебя орудіемъ очистить его сердце отъ грѣха и научить его благому употребленію его состоянія. Не будешь ли ты виновата предъ Нимъ, если откажешься отъ высокой участи, назначенной тебѣ? Милый ангелъ, разсуди сама и не забудь при этомъ о своемъ бѣдномъ отцѣ, который тебя такъ любитъ и крѣпко цѣлуетъ".

Весь мой гнѣвъ превратился въ веселье отъ чтенія этого посланія: я давно не читалъ прозы г. Гольдеписа, и его теорія, по моему мнѣнію, совершенно согласовалась съ его наружностью патріарха.

-- Неужели это письмо могло имѣть хоть малѣйшее вліяніе на ваше рѣшеніе? отчего вы не сдѣлали такъ, какъ я?-- сказалъ я Метѣ, разрывая на мелкіе кусочки замѣчательное посланіе.

-- Я хотѣла доказать вамъ, что наружность часто бываетъ обманчива...-- и она остановилась запутавшись, но скоро оправилась и продолжала, краснѣя и опуская глаза.

-- Это письмо должно служить вамъ доказательствомъ, что мое сердце всегда принадлежало вамъ...-- и, не допуская меня до отвѣта, она разсказала, что всегда меня любила, какъ не могла утѣшиться послѣ моего отъѣзда изъ Женевы, что она пріѣхала въ Шармили только въ надеждѣ встрѣтить меня, по словамъ Гарриса; потомъ она жаловалась, какъ мучила её неизвѣстность въ моихъ чувствахъ, что, принимая ухаживаніе г. Мозера, она имѣла цѣлью возбудить мою ревность... короче, она меня же обвиняла въ своихъ ошибкахъ, даже послѣ, вчерашняго свиданія въ паркѣ, говорила она, она была увѣрена, что я воспользуюсь первымъ предлогомъ отказаться отъ своихъ словъ.

Я засмѣялся.

-- Право, милая моя,-- вскричалъ я;-- это уже слишкомъ: признайтесь лучше, что вы честолюбивы! вспомните совѣтъ цыганки, не гнаться за двумя зайцами, -- крупная дичь, подъ именами Мозера и барона Грюнекъ, ускользнула, а бѣднаго зайца попробуйте теперь поймать.

Она испустила крикъ ужаса, умоляя меня замолчать, не оскорблять ея любви, увѣряя, что вчера еще въ ней боролись два чувства, но она избирала одно изъ нихъ и теперь у ней только одна душа и одно сердце, полныя безграничной преданности ко мнѣ,-- и прежде, чѣмъ я могъ остановить ее, она стала предо мной на колѣни, сжимая мои руки въ своихъ... Увы, отчего я не могу передать потокъ этого краснорѣчія, этихъ нѣжныхъ пламенныхъ выраженій!.. Искренна ли она была въ эту минуту, -- не знаю, знаю только-то, что она была удивительно хороша, блистая въ одно время ангельской и какой-то демонской красотой. Ея волосы распустились и, въ прелестномъ безпорядкѣ, падали на стройныя плечи, глаза горѣли опаснымъ огнемъ, взглядъ этихъ блестящихъ голубыхъ глазъ говорилъ мнѣ ясно:

-- Развѣ ты не видишь, что я готова всѣмъ пожертвовать тебѣ, дѣлай со мной, что хочешь! но они говорили и другое: если ты не устоишь противъ искушенія, читалъ я въ этихъ опасныхъ глазахъ,-- ты меня оставишь у себя и женишься на мнѣ!...

Это была критическая минута: я былъ взволнованъ, голова моя горѣла, и право по знаю, чѣмъ бы кончилась эта сцена, какъ вдругъ... вдругъ, милостивая государыня, запѣлъ пѣтухъ и мнѣ вспомнился отецъ, честный бондарь, любившій пѣніе пѣтуха лучше всякаго концертнаго пѣнія, вспомнилъ я его твердую вѣру, что съ пѣніемъ пѣтуха прекращается владычество злого духа на землѣ... И тихо вставъ, я оттолкнулъ Мету, заставилъ ее подняться, взялъ за руку и подвелъ къ двери... Она съ отчаяніемъ схватила себя за голову и вскричала тономъ бѣснующейся сивиллы.

-- Да будетъ проклята женщина, которую ты полюбишь!

На другое утро она уѣхала, горько оплакиваемая своей воспитанницей: бѣдная Лили долго и безутѣшно рыдала.

Надо ли прибавлять что г. и г-жа Мозеръ обвѣнчались, что у Лили нѣтъ другой наставницы, кромѣ матери, которая стала, послѣ всего случившагося, менѣе довѣрчива и менѣе лѣнива? Г. Мозеръ опять вступилъ на дипломатическое поприще.

Прошлой зимой, поѣхавъ навѣстить одного пріятеля въ Ліонъ, я сѣлъ въ вагонъ ночью и тотчасъ же крѣпко уснулъ. На станціи въ Teppo, проснувшись отъ шума отворявшихся дверей, я увидалъ трехъ женщинъ, вошедшихъ въ то отдѣленіе вагона, гдѣ сидѣлъ я. По костюму, я призналъ ихъ за протестантскихъ монахинь, а судя по разговору, заключилъ, что онѣ ѣхали въ Италію съ цѣлью основать евангелическую школу. Принимая меня за спящаго, онѣ продолжали свободно говорить между собой на нѣмецкомъ языкѣ.

Одна изъ нихъ казалось играла роль старшей начальницы надъ остальными: въ ея кроткомъ голосѣ слышалось высокомѣріе. Разговаривая о послѣдней войнѣ, она выразилась, что Французы народъ очень любезный, но безнравственный и развращенный и, въ подтвержденіе своихъ словъ, разсказала, какъ она, поступивъ гувернанткой въ Французское семейство, встрѣтила въ этомъ домѣ одного знаменитаго художника, который съ перваго же дня началъ преслѣдовать ее своими объясненіями въ любви, что отецъ ея воспитанницы употребилъ всѣ усилія, чтобъ соблазнить ее, и что эти два влюбленные чуть не перерѣзали себѣ горло и она должна была убѣжать ночью, преодолѣть различныя опасности, чтобъ избавиться отъ своихъ преслѣдователей.

Подъѣзжая къ Валенціи, разговоръ умолкъ; двѣ изъ дочерей Сіона спали сномъ невинности, третья же, съ полузакрытыми глазами, мечтала о своемъ прошедшемъ или о будущемъ. Я подошелъ къ ней, и нагнувшись, къ ея великому изумленію прочелъ ей первые два стиха изъ Roi de Thulé, передѣлавъ ихъ по своему, да проститъ мнѣ безсмертный Гете!

Es war ein Mädchen im Thule

Das log bis an das Grab.

Вы конечно спросите меня, думаю ли я еще объ этой мышкѣ... Угадайте: это мой секретъ! Моя исторія объясняетъ вамъ только, что я не довѣряю дѣвушкамъ съ голубыми глазами. Признаться,-- даже боюсь ихъ!.. Благослови васъ Боже, милостивая государыня, и да спасетъ Онъ всякаго человѣка отъ скользкаго пути, отъ пропастей, безхарактерности, двуличія и нечистой совѣсти!

"Живописное Обозрѣніе", NoNo 45--52, 1875

Оставить комментарий Шербюлье Виктор (перевод: Без указания переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1873 Обновлено: 11/10/2021. 170k. Статистика. Повесть: Проза, Переводы Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Meta Holdenis. Текст издания: "Живописное Обозрѣніе", NoNo 45-52, 1875. Повесть также издавалась под названиями: "Очаровательные глазки" и "За двумя зайцами".

Шербюлье Виктор Мета Гольденис

МЕТА ГОЛЬДЕНИСЪ.

Шербюлье Виктор
Мета Гольденис