Шекспир Вильям
Король Иоанн

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

СОЧИНЕНІЯ
ВИЛЬЯМА ШЕКСПИРА

ВЪ ПЕРЕВОДѢ И ОБЪЯСНЕНІИ
А. Л. СОКОЛОВСКАГО

Съ портретомъ Шекспира, вступительной статьей "Шекспиръ и его значеніе въ литературѣ" и съ приложеніемъ къ каждой пьесѣ историко-критическаго о ней очерка и объяснительныхъ примѣчаній.

ИМПЕРАТОРСКОЮ АКАДЕМІЕЮ НАУКЪ
переводъ А. Л. Соколовскаго удостоенъ
ПОЛНОЙ ПУШКИНСКОЙ ПРЕМІИ.

ИЗДАНІЕ ВТОРОЕ,
пересмотрѣнное и дополненное по новѣйшимъ источникамъ.

ВЪ ДВѢНАДЦАТИ ТОМАХЪ

Томъ VII.

ДРАМАТИЧЕСКІЯ ХРОНИКИ.

ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ,
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

   
   Помѣщенныя въ настоящемъ и слѣдующихъ двухъ томахъ десять пьесъ составляютъ въ произведеніяхъ Шекспира совершенно особый, своеобразный отдѣлъ, что можно видѣть уже изъ присвоеннаго этимъ пьесамъ названія. Это не трагедіи, не драмы и не комедіи. Въ подлинныхъ англійскихъ изданіяхъ онѣ обыкновенно называются histories; но буквальный переводъ этого имени (исторіи) не выразилъ бы ихъ характера, какъ поэтическихъ произведеній, а потому принятое для нихъ въ русскихъ переводахъ имя "драматическихъ хроникъ" опредѣляетъ этотъ характеръ гораздо лучше. Кромѣ своеобразнаго значенія по отношенію къ произведеніямъ Шекспира собственно, этотъ родъ сценическихъ произведеній представляетъ не менѣе оригинальное явленіе еще тѣмъ, что чего-либо подобнаго (по крайней мѣрѣ, по широтѣ развитія) мы не находимъ ни въ одной литературѣ. Пьесы эти родились и развились только въ Англіи, при чемъ Шекспиръ не былъ даже ихъ творцомъ. Онѣ отлились въ эту форму и получили этотъ духъ и характеръ подъ вліяніемъ событій, сложившихся особенно благопріятно для ихъ развитія именно въ этомъ видѣ, какъ по содержанію, такъ и по духу, а потому, прежде чѣмъ говорить, что сдѣлалъ на этомъ полѣ Шекспиръ, необходимо сказать нѣсколько словъ о томъ, что онъ нашелъ для своей дѣятельности готовымъ.
   Въ краткомъ анализѣ характера вѣка Елисаветы (т. I, вступ. cт.) было, между прочимъ, сказано, что вѣкъ этотъ отличался необыкновеннымъ подъемомъ національнаго духа, что было послѣдствіемъ счастливо оконченныхъ войнъ, изъ которыхъ одна: война съ Филиппомъ II, ознаменовавшаяся истребленіемъ армады, кончилась въ царствованіе самой Елисаветы; другая же -- война Алой и Бѣлой розы -- происходила въ столь недальнемъ прошломъ, что память о ней сохранилась въ умахъ массъ даже въ подробностяхъ. Если въ вѣкѣ Елисаветы, правда, не было въ живыхъ уже ни Одного изъ участниковъ этой войны, то разсказы о ней, слышанные отъ дѣдовъ и прадѣдовъ, переходили изъ устъ въ уста и тѣмъ въ сильной степени поддерживали и подогрѣвали въ народѣ патріотическій духъ, а равно любовь къ родинѣ и ея славѣ. Такое настроеніе имѣло, конечно, прекрасныя стороны, послуживъ могучимъ двигателемъ для политическаго роста націи; но, съ другой стороны, оно могло способствовать возникновенію шовинизма, который нерѣдко дѣлается тормозомъ для культурно-эстетическаго развитія. Поэзія и искусства худо уживаются но только съ громомъ военной славы и подвиговъ, но даже съ тѣмъ самохвальнымъ настроеніемъ умовъ, которое часто на многіе годы переживаетъ тѣ подвиги и ту славу. Въ Англіи въ описываемую эпоху этого не случилось. Напротивъ, историческія обстоятельства сложились такъ счастливо, что военные подвиги расчистили почву для культурно-эстетическаго развитія, а оно почерпнуло изъ нихъ матеріалъ для поэтическихъ произведеній. Случилось это благодаря тому, что окончаніе воинственнаго періода въ настоящемъ случаѣ совпало съ особенно сильнымъ распространеніемъ въ Англіи идей эпохи Возрожденія, принесшаго одновременно съ смягченіемъ нравовъ любовь къ искусствамъ, поэзіи и вообще къ культурному развитію. Идеи Возрожденія въ прямомъ смыслѣ, т.-е. въ формѣ восхищенія древнимъ міромъ и памятниками его искусства, могли, конечно, коснуться только высшаго, болѣе образованнаго сословія; но толчокъ, данный этому сословію, не могъ остаться безъ отраженія и на массахъ народа, хотя и не въ столь утонченной формѣ. Если народъ не былъ достаточно развитъ, чтобъ восхищаться произведеніями Спенсера и другихъ поэтовъ, то потребность въ умственной пищѣ сказывалась и въ немъ; а потому время должно было выработать форму и матеріалъ, въ какихъ онъ могъ ее получать. Самымъ удобнымъ изъ этихъ видовъ оказались театральныя представленія. Будучи легко доступны всѣмъ, они дѣйствительно сдѣлались самой лучшей забавой и могущественнѣйшимъ проводникомъ культурно-эстетическихъ началъ въ народную толпу. Въ театръ въ то время ходили всѣ, и онъ давно уже пересталъ быть мѣстомъ только праздничной забавы для пустыхъ гулякъ. Но если бъ драматическіе авторы стали писать для народныхъ театровъ точно такія же пьесы, какими развлекалось высшее, образованное сословіе, т.-е. пьесы, сочиненныя по рецепту древнихъ классическихъ трагедій, то народъ ничего бы въ нихъ не понялъ и не сталъ бы ходить въ театръ. Ему нужны были зрѣлища по плечу, которыя его бы поучали и забавляли. Комедіи съ бытовыми сценами, чуждыми всякаго классическаго пошиба, могли прекрасно это исполнить, но комедій было недостаточно. Народъ искалъ на сценѣ не одной только забавы, но желалъ видѣть изображеніе и болѣе благородныхъ чувствъ съ тѣмъ лишь условіемъ, чтобъ преподносимое ему было занимательно, а главное -- понятно. Вотъ тутъ-то картины изъ недавняго славнаго прошлаго его родины и дали самый подходящій, благодарный матеріалъ для сценическихъ представленій, какихъ могъ желать народъ. Сценическія картины, изображающія военные подвиги, смотрятся полуобразованной публикой вообще очень охотно, независимо даже отъ времени и именъ лицъ, которыя изображены; если же на сценѣ изображаются событія всѣмъ памятныя и извѣстныя, а сверхъ того съ именемъ которыхъ соединены народныя слава и гордость, то успѣхъ такихъ представленій несомнѣненъ. Имена Генриха V, покорившаго Францію, Генриха VII, положившаго конецъ пагубной войнѣ, и многія другія были еще въ памяти у всѣхъ. Воспоминаніе о битвахъ при Азинкургѣ, Босвортѣ, Сентъ-Альбанѣ и др. жило не только въ каменныхъ стѣнахъ гордыхъ замковъ, но и подъ крышей убогихъ лачугъ, обитатели которыхъ помнили по преданію разсказы о подвигахъ въ этихъ битвахъ ихъ прадѣдовъ, и потому воспроизведеніе картинъ этихъ битвъ на сценѣ льстило самолюбію толпы и нравилось ей. Къ этому надо прибавить, что удовольствіе это, кромѣ вульгарной публики, раздѣлялось и высшимъ сословіемъ. Гордые бароны готовы были съ неменьшимъ удовольствіемъ смотрѣть на сценическихъ подмосткахъ изображеніе подвиговъ, совершенныхъ ихъ предками, чье прославленное имя они носили сами, и это обстоятельство повело къ улучшенію самихъ произведеній. Авторы описываемыхъ пьесъ понимали, что если балаганная шумиха съ выстрѣлами и картинами битвъ могла приводить въ восторгъ зрителей райка, то для болѣе образованной части публики надо было вводить въ пьесы и болѣе серьезное начало. Вслѣдствіе этого, кромѣ банальныхъ сценъ битвъ, въ пьесы этого рода стали вводиться сцены, въ которыхъ трактовались вопросы болѣе высшаго порядка. Переговоры между королями, пріемы пословъ, придворныя интриги и даже закулисныя тайны политики стали изображаться на сценѣ рядомъ съ картинами битвъ, и это не только не мѣшало успѣху пьесъ, но, напротивъ, поддерживало его именно вслѣдствіе того, что при такой компоновкѣ произведеній они нравились публикѣ всѣхъ слоевъ общества. Несмотря однако на это улучшенное, облагороженное содержаніе пьесъ, онѣ все-таки не могли удовлетворить требованіямъ истиннаго искусства. Содержаніе это было слишкомъ офиціально и холодно по отсутствію въ немъ изображенія оригинальныхъ характеровъ и интимныхъ житейскихъ отношеній, чѣмъ исключительно придается литературнымъ произведеніямъ интересъ и жизнь. Это недостающее начало вторглось само собой, и мы дѣйствительно видимъ, что подъ перомъ уже предшественниковъ Шекспира пьесы такого рода стали оживляться тѣмъ, что авторы начали осмысливать выводимые историческіе факты, намѣчая связь между этими фактами и личнымъ характеромъ дѣйствующихъ лицъ, при чемъ, кромѣ лицъ историческихъ, нерѣдко стали вводиться и вымышленныя личности, чье значеніе связывалось съ общимъ историческимъ сюжетомъ благодаря уже исключительно фантазіи авторовъ. Словомъ, здѣсь произошло то же самое, что было и при распространеніи библейскихъ мистерій, въ которыхъ теперь началъ мало-по-малу вкрадываться свѣтскій матеріалъ, какъ объ этомъ подробно сказано въ вступительномъ этюдѣ I тома.
   Когда явился Шекспиръ, то онъ нашелъ такой обширный циклъ произведеній съ подобнымъ содержаніемъ и разработкой, что могъ почерпнуть изъ нихъ готовый матеріалъ почти для всѣхъ своихъ драматическихъ хроникъ. По характеру Шекспирова таланта надо было, конечно, ожидать, что изъ всѣхъ трехъ элементовъ, составлявшихъ содержаніе этихъ пьесъ (т.-е. вульгарныхъ сценъ для народа, болѣе высокихъ историческихъ картинъ для образованнаго общества и наконецъ художественнаго изображенія характеровъ), онъ обратитъ особенное вниманіе на послѣднее, и мы дѣйствительно видимъ, что онъ поступилъ такимъ образомъ. Сырой, часто очень мало обработанный матеріалъ найденныхъ имъ пьесъ, превратился подъ его рукой въ высокопоэтическія созданія, гдѣ, вмѣсто недоконченныхъ отдѣлкой характеровъ, а иногда и просто шаблонныхъ куколъ, возникли точно такіе же живые люди, со всѣми ихъ страстями, привычками и оригинальными чертами, какія мы находимъ и въ прочихъ его произведеніяхъ. Читая однако Шекспировы хроники, можно замѣтить, что рядомъ съ истинно-геніальными картинами, достойными руки, написавшей "Гамлета" и "Лира", мы нерѣдко встрѣчаемся и съ монотонными разглагольствіями въ родѣ споровъ королей и знатныхъ лордовъ о ихъ правахъ и политическихъ интригахъ, или съ балаганными зрѣлищами сраженій и тому подобныхъ картинъ. Вслѣдствіе этого, должно въ томъ сознаться, Шекспировы хроники читаются въ нѣкоторыхъ своихъ частяхъ съ большимъ трудомъ, чѣмъ прочія его пьесы, и требуютъ отъ читателя нѣкотораго усилія надъ собой. Такого рода скучный балластъ, расхолаживающій иногда впечатлѣніе этихъ произведеній, встрѣчается во всѣхъ хроникахъ, въ однѣхъ больше, въ другихъ меньше; но строго порицать за то Шекспира нельзя ни въ какомъ случаѣ. Онъ писалъ для публики своего времени и долженъ былъ ей угождать. А публика эта была такого рода, что ей въ подобныхъ пьесахъ нравилось именно то, что намъ кажется скучнымъ. Взгляды съ тѣхъ поръ измѣнились. Если даже въ современной намъ Англіи навѣрно нѣтъ болѣе зрителей, которые стали бы ради патріотизма и сочувствія къ судьбамъ родины восхищаться представленіями на сценѣ Азинкуртской побѣды или спорами о династическихъ правахъ того или другого дома на корону Англіи, то тѣмъ болѣе не можетъ интересоваться изображеніемъ на сценѣ подобныхъ вопросовъ публика другихъ національностей. Сверхъ того, этотъ фальшивый историческій элементъ въ Шекспировыхъ хроникахъ объясняется еще другой причиной. Всѣ его хроники (за исключеніемъ "Короля Генриха VIII") написаны въ первый періодъ его дѣятельности, между 1591 и 1600 годами, когда его геній еще не развился совершенно и пробовалъ, такъ сказать, лишь свои силы. Эта сравнительная краткость періода, въ который хроники написаны, и ихъ однообразный характеръ даютъ прекрасное средство серьезнымъ изучателямъ Шекспира прослѣдить по хроникамъ именно это развитіе Шекспирова таланта и прослѣдить даже лучше, чѣмъ по другимъ пьесамъ, гдѣ картина этого развитія можетъ иногда маскироваться разнообразіемъ содержанія и его интересомъ. Но для того, чтобъ подмѣтить эту черту постепеннаго развитія Шекспирова таланта, необходимо изучать хроники не въ томъ историко-хронолотческомъ порядкѣ изображенныхъ въ нихъ событій, въ какомъ онѣ печатаются въ изданіи Шекспировыхъ сочиненій ради историческаго интереса, а, напротивъ, въ той послѣдовательности, въ какой онѣ были написаны Шекспиромъ. Изъ десяти оставленныхъ Шекспиромъ хроникъ особенно замѣчательны въ этомъ отношеніи восемь среднихъ. Онѣ начинаются съ короля Ричарда II и оканчивается королемъ Ричардомъ III, представляя поэтическое изложеніе цѣлаго періода исторіи Англіи съ 1398 по 1485 годъ, при чемъ изображенныя въ нихъ историческія событія изложены въ такой непрерывной послѣдовательности и въ такомъ строгомъ хронологическомъ порядкѣ, что начальныя сцены каждой пьесы почти всегда являются продолженіемъ послѣднихъ сценъ предыдущей. Написаны эти пьесы однако совсѣмъ не въ томъ порядкѣ, въ какомъ печатаются. Четыре послѣднія (три части "Генриха VI" и "Ричардъ III"), представляя событія, случившіяся въ дѣйствительности позднѣе, чѣмъ событія, изображенныя въ четырехъ первыхъ ("Ричардъ II", "Генрихъ IV и V"), написаны Шекспиромъ ранѣе, а потому читатели, интересующіеся въ Шекспировыхъ хроникахъ не столько историческимъ ихъ значеніемъ, сколько поэтическимъ, по отношенію къ развитію Шекспирова творческаго генія, должны начать чтеніе не съ первыхъ хроникъ, какъ онѣ печатаются, а съ трехъ частей "Короля Генриха VI" и уже потомъ перейти къ остальнымъ. Начавъ чтеніе такимъ образомъ, мы найдемъ въ первой части "Генриха VI" еще совершенно слабое, можно сказать, даже неумѣлое отношеніе автора къ своему предмету. Молодой поэтъ явно пробовалъ здѣсь только свои силы. Обрисовки характеровъ, этого краеугольнаго камня Шекспирова творчества, мы почти не находимъ. Изложенныя событія, несмотря на проблески красоты въ нѣкоторыхъ картинахъ, чередуются часто безъ всякой связи и иногда явно обнаруживаютъ стремленіе бить на эффектъ, съ цѣлью подкупить расположеніе публики, угождая ея вульгарнымъ вкусамъ или дешевому патріотизму. (Примѣръ вся роль Іоанны д'Аркъ). Вторая часть той же пьесы уже несравненно выше и глубже, хотя по компоновкѣ фабулы она, пожалуй, еще монотоннѣе и часто грѣшитъ скучными длиннотами. Дѣйствующія лица иногда ведутъ длинные скучные разговоры о предметахъ хотя и историческихъ, но которые не представляютъ никакого интереса. Зато рядомъ съ такими сценами уже проявляются попытки изобразить характеры. Это можно, напримѣръ, замѣтить въ лицѣ короля Генриха, его жены, въ герцогѣ Глостерѣ и другихъ. Сверхъ того, въ этой пьесѣ превосходно изображена народная толпа въ картинѣ бунта извѣстнаго Джака Кэда. Третья часть значительно выше. Здѣсь дѣйствіе идетъ гораздо энергичнѣе, событія сгруппированы интереснѣе, и сами характеры дѣйствующихъ лицъ уже обрисовываются вполнѣ. Ричардъ Іоркскій (впослѣдствіи король Ричардъ Ш) выступаетъ своей зловѣщей фигурой до того рельефно, что дальнѣйшее его изображеніе въ слѣдующей пьесѣ ("Король Ричардъ III") представляетъ лишь дальнѣйшее развитіе этихъ, уже намѣченныхъ, чертъ. Въ общемъ, эта послѣдняя хроника можетъ считаться вполнѣ законченнымъ художественнымъ произведеніемъ. Кромѣ Ричарда, чья личность справедливо причисляется къ лучшимъ созданіямъ Шекспира, въ пьесѣ этой съ неменьшимъ искусствомъ изображены и другія лица, какъ, напримѣръ, королева Маргарита, лэди Анна, герцогъ Букингамъ и другія. Историческія событія выбраны и сгруппированы гораздо лучше и осмотрительнѣй. Если порой попадаются еще кой-какія длинноты и сцены, которыя могли бы быть выпущены безъ ущерба для общей картины, то ихъ гораздо менѣе, чѣмъ въ предыдущихъ пьесахъ. Болѣе полное отрѣшеніе отъ этихъ недостатковъ мы находимъ лишь въ слѣдующей серіи хроникъ, гдѣ, можно сказать, Шекспиръ становится вполнѣ Шекспиромъ. Историческій элементъ отходитъ въ нихъ на второстепенный планъ; на первый же авторъ могучей рукой выдвигаетъ изображеніе характеровъ. Такова личность Ричарда II въ хроникѣ того же имени. Предъ силой, съ какой нарисована и выяснена его личность, блѣднѣетъ даже историческая канва произведенія, такъ что пьесу скорѣе можно назвать трагедіей, чѣмъ хроникой. Въ слѣдующей хроникѣ (двѣ части "Генриха IV") своеобразныя черты Шекспирова генія выступаютъ еще съ большей силой я еще болѣе заставляютъ порой забывать, что мы имѣемъ дѣло съ изображеніемъ на сценѣ историческихъ событій. Король Генрихъ, Генрихъ принцъ Уэльскій, Готспоръ -- все это прежде всего живые люди и уже только отчасти являются какъ историческія лица. Всего же болѣе выказался геній Шекспира, конечно, въ той, можно сказать, интермедіи, которую онъ ввелъ въ общій ходъ разсматриваемой пьесы, создавъ личность Фальстафа,-- личность, въ которой изображена такая глубокая сторона душевныхъ свойствъ и качествъ, присущихъ рѣшительно всѣмъ людямъ, что характеръ этотъ справедливо ставится въ рядъ съ величайшими созданіями Шекспира. Въ послѣдней пьесѣ этой серіи ("Король Генрихъ V") Шекспиръ какъ будто нѣсколько впалъ въ прежній тонъ, нарисовавъ въ угоду публики нѣсколько сценъ, льстившихъ дешевому патріотизму толпы; но это объясняется тѣмъ, что изображенный имъ герой дѣйствительно представлялся тогдашней толпѣ легендарной личностью, а потому для успѣха пьесы необходимо было изобразить его подъ нѣкоторымъ ореоломъ. Это не помѣшало однако Шекспиру нарисовать короля Генриха V такими живыми чертами и связать такой вѣрной психологической связью съ тѣмъ образомъ, въ какомъ то же лицо выведено въ предыдущихъ двухъ хроникахъ ("Король Генрихъ IV"), подъ именемъ принца Уэльскаго, что личность эта, проведенная такимъ образомъ черезъ цѣлыхъ три пьесы, можетъ справедливо назваться по широтѣ и разнообразію изображеннаго однимъ изъ самыхъ полныхъ Шекспировыхъ характеровъ. Вниманіе и утонченная разработка, какія Шекспиръ примѣнилъ при созданіи этого лица, такъ велики, что между критиками установилось даже довольно распространенное мнѣніе считать короля Генриха V излюбленнымъ героемъ Шекспира. "Генрихъ V" по времени своего созданія былъ послѣдней изъ тѣхъ восьми хроникъ, въ которыхъ изображенъ въ непрерывномъ ходѣ цѣлый періодъ исторіи Англіи. Остальныя двѣ хроники -- "Король Іоаннъ" и "Король Генрихъ VIII" -- по времени изображенныхъ въ нихъ событій отдѣляются отъ описанныхъ значительнымъ промежуткомъ времени. Іоаннъ царствовалъ почти за двѣсти лѣтъ до Ричарда II, а Генрихъ VIII нѣсколькими десятками лѣтъ позднѣе Ричарда III. Что касается времени, коіда обѣ эти хроники написаны Шекспиромъ, то "Король Іоаннъ" написанъ одновременно съ послѣдними изъ упомянутыхъ выше пьесъ, т.-е. въ концѣ XVI столѣтія, "Генрихъ же VIII" -- гораздо позднѣе. Многіе комментаторы считаютъ эту пьесу даже послѣднимъ произведеніемъ Шекспира.
   Сюжетъ всѣхъ десяти хроникъ настолько тѣсно связанъ съ исторіей, что при чтеніи ихъ представляется полная необходимость возстановитъ въ памяти, хотя бы въ краткихъ чертахъ, историческія событія изображенной въ нихъ эпохи. Это необходимо для того, во-первыхъ, чтобы видѣть, какіе именно историческіе факты выведены Шекспиромъ и какіе оставлены имъ безъ вниманія, а во-вторыхъ, не меньшій интересъ представляетъ изслѣдованіе, насколько Шекспиръ уклонился, создавая эти пьесы, отъ исторической истины. Такія уклоненія были неизбѣжны потому, что Шекспиръ не имѣлъ подъ руками правильно разработанной исторіи, которая въ то время еще не существовала какъ наука, и вслѣдствіе этого поневолѣ долженъ былъ почерпать свѣдѣнія изъ лѣтописей (Голлиншедовой и другихъ), гдѣ правда часто перемѣшивалась съ баснями. А сверхъ того, нѣкоторое уклоненіе отъ исторической истины въ драматическомъ произведеніи бываетъ необходимо въ силу условій и требованій сцены или даже просто для лучшаго и болѣе рельефнаго поэтическаго изображенія того или другого характера. Чтобы дать возможность судить объ этомъ, въ полныхъ изданіяхъ сочиненій Шекспира обыкновенно прилагается краткій очеркъ общаго историческаго періода, изображеннаго въ хроникахъ; но такъ какъ періодъ этотъ былъ довольно длиненъ, а событія его очень сложны, то я вмѣсто одной общей большой статьи предпочелъ лучше помѣстить краткія историческія свѣдѣнія о событіяхъ отдѣльныхъ пьесъ въ приложенныхъ къ нимъ критическихъ этюдахъ. Этимъ способомъ, я полагаю, читатель удобнѣе получитъ возможность оріентироваться при чтеніи, чтобъ дѣлать желаемыя сравненія и выводы.
   Въ заключеніе общаго взгляда на Шекспировы хроники считаю необходимымъ сказать нѣсколько словъ о системѣ, какой я держался при передачѣ въ текстѣ перевода англійскихъ собственныхъ именъ. Всего раціональнѣе было бы, конечно, писать имена, какъ они произносятся въ подлинникѣ, но извѣстно, что англійское произношеніе часто бываетъ непередаваемо. Напримѣръ, имя Northumberland было бы крайне неловко произнести по-русски Норсомберлендъ. Сверхъ того, многія изъ болѣе извѣстныхъ историческихъ именъ уже давно печатаются въ русскихъ сочиненіяхъ иначе, чѣмъ они произносятся, какъ, напримѣръ, король Іоаннъ, принцъ Генрихъ и другія. Назвать этихъ лицъ король Джонъ или принцъ Генри было бы неловко для русскаго уха, привыкшаго къ иному произношенію этихъ именъ. Но другія имена требуютъ, напротивъ, тоже ради благозвучія, именно точной передачи съ сохраненіемъ звука подлинника. Такъ очень неловко было бы вмѣсто сэръ Джонъ Фальстафъ, написать сэръ Іоаннъ Фальстафъ. Вслѣдствіе этого затрудненія я рѣшился не держаться при переводъ именъ какой-нибудь опредѣленной системы, но передавать каждое, какъ привыкло ихъ слышать русское ухо, или какъ произношеніе оказывалось болѣе красивымъ и удобнымъ для стиха. Потому, сохранивъ имена Іоаннъ, Генрихъ и нѣкоторыя другія, я не задумался замѣнить принятое въ русскихъ сочиненіяхъ имя Эдуарда -- Эдвардомъ, какъ болѣе красивымъ, или Уэрвика -- Варвикомъ. Равно принцъ Уэльскій называется у меня этимъ именемъ; но для имени жителей Уэльса оставлено старое произношеніе валисцы въ виду труднаго произношенія по-русски слова: уэльсцы. Обстоятельство это, конечно, можно считать мелочнымъ, однако оно имѣетъ значеніе, особенно при стихотворной рѣчи, и я упомянулъ о немъ, чтобы меня не обвинили въ непослѣдовательности или небрежности.
   

КОРОЛЬ ІОАННЪ.

   Пьеса "Король Іоаннъ" въ томъ видѣ, какъ мы ее знаемъ, была напечатана въ первый разъ въ полномъ собраніи сочиненій Шекспира in folio 1623 года, слѣдовательно -- уже послѣ смерти поэта. Въ изданіи этомъ пьеса напечатана во второмъ отдѣлѣ книги, заключающемъ драмы изъ исторіи Англіи и озаглавлена: "The life and death of King John", т.-е. "Жизнь и смерть короля Іоанна". Были или нѣтъ болѣе раннія изданія этого текста пьесы, намъ неизвѣстно, а потому и опредѣленіе, когда она была написана, можно сдѣлать только предположительно. Такъ, нѣкоторые комментаторы утверждаютъ, что "Король Іоаннъ" написанъ Шекспиромъ въ 1591 году и, слѣдовательно, принадлежитъ къ самымъ раннимъ произведеніямъ поэта. Мнѣніе это основывается на томъ, что до насъ дошла напечатанная въ этомъ году безъ имени автора пьеса, съ такимъ же содержаніемъ и даже озаглавленная тѣмъ же именемъ, какъ и Шекспировъ "Іоаннъ", при чемъ мы находимъ въ ней совершенно тѣ же характеры и почти тѣ же положенія, какія вывелъ Шекспиръ. Пьеса была перепечатана въ 1611 году съ иниціалами W. S. и затѣмъ, за годъ до выхода изданія in folio, съ полнымъ именемъ Шекспира. Это обстоятельство подало поводъ нѣкоторымъ критикамъ считать пьесу первоначальнымъ текстомъ Шекспировой драмы, которую онъ будто бы исправилъ и совершенно передѣлалъ позднѣе. Но мнѣніе это не выдерживаетъ критики. Литературные подлоги и плагіаты были въ то время въ такомъ ходу, что изданіе пьесы не только съ иниціалами, но даже съ именемъ Шекспира вовсе не доказываетъ, чтобъ онъ былъ дѣйствительно ея авторомъ. Сверхъ того, самая пьеса до того груба и такъ мало похожа по слогу и вообще по всему даже на одновременныя съ нею юношескія произведенія Шекспира, что считать его ея авторомъ можно только при слишкомъ пристрастномъ желаніи. Гораздо вѣрнѣе предположеніе (принятое въ настоящее время почти всѣми), что, не будучи авторомъ этой пьесы, Шекспиръ взялъ ее основаніемъ для своей хроники и переработалъ въ томъ видѣ, въ какомъ "Король Іоаннъ" напечатанъ въ изданіи in folio. Относительно времени, когда эта переработка была сдѣлана, мы не имѣемъ прямыхъ указаній; но мастерство, съ какимъ пьеса скомпонована, глубокій анализъ характеровъ и наконецъ самый слогъ заставляетъ предполагать, что если "Король Іоаннъ" написанъ Шекспиромъ одновременно съ прочими хрониками, т.-е. между 1591 и 1600 годами, то пьеса эта должна быть отнесена къ послѣднимъ годамъ этого періода, когда изъ-подъ пера Шекспира вышли уже болѣе совершенныя произведенія. Это мнѣніе до нѣкоторой степени подтверждается одной замѣткой, помѣщенной въ сочиненіи Миреса: "Сокровищница Паллады", вышедшемъ въ 1598 году. Въ замѣткѣ этой сказано, что "Король Іоаннъ" долженъ быть причисленъ къ лучшимъ произведеніямъ Шекспира". Едва ли можно предположить, чтобъ авторъ замѣтки отозвался такъ о той грубой и изъ ряду вонъ плохой пьесѣ, о которой было говорено выше. Если же онъ имѣлъ въ виду ту Шекспирову пьесу, которая позднѣе напечатана въ изданіи in folio, то, значитъ, "Король Іоаннъ" уже существовалъ въ 1598 году и, вѣроятно, былъ написанъ около этого же времени, т.-е. въ предшествующіе два-три года.
   Іоаннъ (прозванный Безземельнымъ) былъ одинъ изъ самыхъ жалкихъ и недостойныхъ англійскихъ королей. Вступивъ на престолъ въ 1199 году, онъ царствовалъ до 1216. Корона досталась ему по смерти старшаго его брата, Ричарда Львинаго Сердца, погибшаго насильственной смертью въ чужихъ странахъ. Англія владѣла въ это время значительными провинціями во Франціи, при чемъ англійскіе государи считались относительно этихъ земель вассалами французскаго короля. Едва Іоаннъ успѣлъ вступить на престолъ, какъ французскій король Филиппъ, уже давно желавшій вернуть англійскія владѣнія во Франціи подъ полную свою власть, нашелъ случай вмѣшаться въ вопросъ объ англійскомъ престолонаслѣдіи, объявивъ, что королемъ долженъ быть не Іоаннъ, а его племянникъ -- малолѣтній принцъ Артуръ, сынъ старшаго брата Іоанна, Готфрида. Возгорѣвшаяся вслѣдствіе того война между Франціей и Англіей принесла вредъ только одному Артуру. Оба противника, Филиппъ и Іоаннъ, уже готовые сразиться, остановили распрю изъ-за политическихъ осложненій, возникшихъ въ ихъ государствахъ, вслѣдствіе чего между ними былъ заключенъ договоръ, по которому Филиппъ призналъ Іоанна законнымъ государемъ Англіи, а Іоаннъ обязался выдать свою племянницу Бланку за сына Филиппа, Лудовика, назначивъ его вмѣстѣ съ тѣмъ наслѣдникомъ англійскаго престола послѣ своей смерти. Артуръ былъ совершенно устраненъ и получилъ въ вознагражденіе Бретанское герцогство. Но дѣло этимъ не кончилось. Артуръ нашелъ приверженцевъ и, несмотря на свою молодость (ему было около 15-ти лѣтъ) рѣшилъ отстаивать свои права силой. Между тѣмъ Іоаннъ своимъ недостойнымъ поведеніемъ вооружилъ противъ себя своихъ же собственныхъ вліятельныхъ вассаловъ. Влюбившись во время своего путешествія по Аквитаніи въ невѣсту одного изъ нихъ, онъ похитилъ ее и сдѣлалъ своей любовницей. Этотъ поступокъ былъ искрой, отъ которой окончательно вспыхнулъ уже готовый горючій матеріалъ. Французскій король принялъ сторону Артура, и война загорѣлась вновь. Счастье сначала улыбнулось Іоанну. Быстрымъ походомъ во Францію онъ предупредилъ усилія своихъ враговъ и взялъ Артура въ плѣнъ. Несчастный мальчикъ былъ брошенъ въ тюрьму, гдѣ вскорѣ умеръ, вѣроятно, убитый по приказанію Іоанна. Такъ или нѣтъ это было на самомъ дѣлѣ, осталось въ точности неизвѣстнымъ, но общественное мнѣніе единогласно обвинило въ смерти Артура Іоанна, и это имѣло для него самыя пагубныя послѣдствія. Вся Нормандія возстала противъ него. Король Филиппъ прекрасно воспользовался этимъ обстоятельствомъ. Предъявивъ свои сюзеренныя права на англійскія владѣнія во Франціи, онъ потребовалъ Іоанна за убійство Артура къ суду, какъ своего вассала; когда же Іоаннъ отказался явиться, то Филиппъ объявилъ конфискацію его французскихъ земель. Вассалы безпрекословно предались на сторону Франціи, и результатомъ вышло то, что Іоаннъ потерялъ всѣ свои главнѣйшія французскія владѣнія, оставшись королемъ почти одной Англіи.
   Все это случилось между 1202 и 1206 годами. Остальныя десять лѣтъ правленія Іоанна прошли въ такихъ же смутахъ и неудачахъ, вызывавшихся его жалкимъ, ничтожнымъ характеромъ. Потерявъ Францію, Іоаннъ почти въ то же время началъ необдуманную распрю съ папой Иннокентіемъ III, отказавшись принять назначеннаго папой Кэнтерберійскаго архіепископа Стефана Лэнгтона. Папа наложилъ на Англію интердиктъ, вслѣдствіе чего въ странѣ прекратилось отправленіе богослуженія. Іоаннъ сталъ свирѣпо преслѣдовать духовенство. До чего доходила при этомъ его безтактность, можно видѣть изъ случая, когда онъ освободилъ отъ суда и наказанія одного убійцу священника, громко заявивъ, что всякій, сдѣлавшій такое преступленіе, его другъ. Распря съ папой была, конечно, въ то время дѣломъ опаснымъ; но будь Іоаннъ немного умнѣе и дальновиднѣе, онъ могъ бы выйти изъ нея побѣдителемъ, если бъ умѣлъ остаться въ хорошихъ отношеніяхъ съ собственными подданными и особенно съ вліятельными вельможами. Но онъ поступалъ какъ будто бы нарочно, чтобъ сдѣлаться ненавистнымъ и въ ихъ глазахъ. Онъ окружилъ себя гнусными фаворитами, отягчилъ страну невыносимыми налогами, бралъ у вассаловъ въ заложники дѣтей, нарушалъ права бароновъ, словомъ -- велъ себя, какъ самый разнузданный деспотъ. Англійскіе вассалы ожесточились наконецъ до того, что вошли въ сношенія съ французскимъ королемъ. Папа также воспользовался этимъ случаемъ и повторилъ въ 1212 году отлученіе Іоанна отъ церкви, объявивъ его низложеннымъ съ престола, Англію же подарилъ Филиппу французскому. Конечно, подарокъ этотъ былъ только номинальный, и все дальнѣйшее дѣло зависѣло отъ того, какъ отнесется къ нему французскій король. Филиппъ дѣйствительно двинулъ на Іоанна свои войска, а папа между тѣмъ послалъ къ Іоанну для переговоровъ хитраго кардинала, Пандольфа, надѣясь, что онъ заставитъ Іоанна смириться предъ папскимъ престоломъ изъ страха потерять все. Пандольфъ прекрасно исполнилъ порученіе. Наглый въ успѣхѣ и низкій трусъ передъ бѣдой, Іоаннъ подчинился всѣмъ требованіямъ папы, передавъ ему съ самыми унизительными церемоніями корону и признавъ себя ею данникомъ. Умилостивленный папа простилъ раскаявшагося грѣшника и возвратилъ ему вновь престолъ, пославъ французскому королю приказаніе прекратить войну. Но Филиппъ оказался не такъ покоренъ волѣ папы, какъ Іоаннъ. Въ возгорѣвшейся войнѣ французы одержали надъ англичанами блистательную побѣду при Бувинѣ (1214 г.), Іоаннъ, благодаря вмѣшательству папы, правда, успѣлъ заключить съ французами миръ, въ силу котораго удержалъ за собой англійскій престолъ, но зато окончательно потерялъ свой престижъ въ Англіи, какъ король. Вліятельные бароны рѣшили положить предѣлъ деспотизму ничтожнаго короля и потребовали отъ него торжественнаго возстановленія и признанія правъ, данныхъ Англіи Эдуардомъ Исповѣдникомъ и подтвержденныхъ Генрихомъ I. Іоаннъ сначала упорствовалъ, вслѣдствіе чего возгорѣлась въ Англіи междоусобная война. Оставленный почти всѣми, Іоаннъ, несмотря на поддержку папы, долженъ былъ наконецъ уступить "арміи Бога", какъ называли тогда армію взбунтовавшихся бароновъ, и подписалъ въ 1215 году знаменитый актъ, извѣстный подъ именемъ Великой Хартіи, которымъ подтверждались какъ прежнія, неисполнявшіяся деспотическими королями права и привилегіи англійскаго народа, такъ равно учреждались многія новыя. Актъ этотъ, легшій въ основу всего дальнѣйшаго политическаго устройства Англіи, былъ величайшимъ событіемъ царствованія Іоанна, хотя лично ему эта вынужденная уступка не принесла ничего кромѣ стыда. Подписавъ со злобой и ненавистью великій актъ, Іоаннъ питалъ тайную надежду, что Хартія останется одной формой. Въ особенности надѣялся онъ на помощь папы, который со времени изъявленной Іоанномъ покорности сталъ на его сторону. Папа дѣйствительно объявилъ Хартію уничтоженной, а вынудившихъ ея изданіе бароновъ отлучилъ отъ церкви. Но было уже поздно. Вся Англія слишкомъ хорошо поняла, что она получила этимъ актомъ и что потеряетъ, если не успѣетъ его отстоятъ. Тѣмъ не менѣе Іоаннъ нашелъ приверженцевъ, и вслѣдствіе этого междоусобная война не прекратилась, тогда сиротивлявшіеся Іоанну бароны рѣшились обратиться къ французскому королю, предложивъ англійскую корону его сыну, Лудовику. Этотъ оборотъ дѣла поставилъ Іоанна въ отчаянное положеніе. Лудовикъ, вопреки запрещенію папы, высадился въ Сандвичѣ и вскорѣ затѣмъ короновался въ Лондонѣ королемъ Англіи. Іоаннъ, собравъ послѣдніе остатки своихъ силъ, поспѣшилъ противъ врага, но армія его, застигнутая приливомъ, пришла въ совершенное разстройство. Растерявшійся окончательно король внезапно захворалъ и умеръ въ октябрѣ 1216 года по нѣкоторымъ свѣдѣніямъ отъ лихорадки, по другимъ же -- отъ отравы, будто бы поднесенной ему однимъ монахомъ. Смерть его дала всему дѣду совершенно новый, нежданный оборотъ. Сынъ и наслѣдникъ Іоанна, принцъ Генрихъ, имѣлъ въ то время всего девять лѣтъ отъ роду. Нетерпѣвшіе Іоанна бароны поняли, что было бы несправедливо мстить сыну за грѣхи отца, а сверхъ того Генрихъ былъ все-таки англійскимъ принцемъ, а не иноземцемъ, какъ Лудовикъ. Общественное мнѣніе, согрѣтое этимъ патріотическимъ чувствомъ, быстро склонилось въ пользу Генриха. Англійскіе дворяне, сражавшіеся за Лудовика, стали покидать его одинъ за другимъ. Призванныя на помощь войска изъ Франціи были разбиты еще до высадки англійскимъ флотомъ, и въ концѣ концовъ Лудовикъ долженъ былъ удалиться изъ Англіи, гдѣ его малолѣтній соперникъ былъ возведенъ на тронъ подъ именемъ Генриха III.
   Таковы въ общихъ чертахъ истинные факты царствованія Іоанна. Сопоставляя эти факты съ тѣми, которые выведены въ пьесѣ, мы легко замѣтимъ, что Шекспиръ въ значительной степени отклонился отъ исторической истины. Отклоненія эти объясняются частью тѣмъ, что онъ имѣлъ матеріаломъ для своего труда не правильно разработанную исторію, а легендарныя лѣтописи; но еще болѣе важныя уклоненія сдѣланы имъ въ силу сценическихъ требованій. Такъ, мы видимъ, что факты довольно длиннаго, продолжавшагося почти семнадцать лѣтъ, царствованія Іоанна онъ сжалъ въ гораздо меньшій промежутокъ времени и, сверхъ того, соединилъ нѣкоторые вмѣстѣ, тогда какъ въ дѣйствительности они происходили въ разныя эпохи. Такъ, напримѣръ, распря Іоанна съ Филиппомъ французскимъ, возникавшая въ дѣйствительности два раза, представлена въ драмѣ объединенной. Вмѣшательство папы и посольство Пандольфа связано въ драмѣ непосредственно съ этой распрей, по исторіи же мы знаемъ, что эпизодъ отлученія Іоанна отъ церкви случился гораздо позднѣе. О Великой Хартіи, этомъ важнѣйшемъ фактѣ царствованія Іоанна, въ пьесѣ не упомянуто ни однимъ словомъ. Артуръ представленъ въ пьесѣ малолѣтнимъ ребенкомъ, тогда какъ въ дѣйствительности онъ умеръ шестнадцати лѣтъ, т.-е. въ возрастѣ, когда въ средніе вѣка молодые люди считались возмужавшими настолько, что принимали даже участіе въ битвахъ. Наслѣдникъ Іоанна, принцъ Генрихъ, вступившій на престолъ девяти лѣтъ, представленъ, наоборотъ, взрослымъ юношей, уже самостоятельно разсуждающимъ о своихъ правахъ. Всѣ эти невѣрности однако не только не могутъ быть поставлены Шекспиру въ упрекъ, но, при ближайшемъ разсмотрѣніи, напротивъ, онѣ-то и показываютъ то искусство и тактъ Шекспира, съ какими онъ, обрабатывая историческій сюжетъ, часто сухой и монотонный, умѣлъ помощью легкихъ измѣненій, нисколько не искажающихъ духа описываемыхъ событій, превращать его въ художественное произведеніе, полное силы и огня. Такъ, напримѣръ, какъ ни важно было въ представленную эпоху изданіе Великой Хартіи, но событіе это имѣло слишкомъ сухое, болѣе юридическое, чѣмъ житейское значеніе, и потому не представляло достаточно яркихъ фактовъ, чтобы быть выведеннымъ съ интересомъ на сценѣ. Изображеніе Артура ребенкомъ, повидимому, безъ нужды противорѣчитъ исторической истинѣ; но если бъ Шекспиръ представилъ его взрослымъ юношей, то этимъ было бы ослаблено то потрясающее впечатлѣніе, какое производятъ его отношенія къ матери, и трагическая судьба. Если бъ, наоборотъ, былъ представленъ ребенкомъ (какъ это говоритъ исторія) наслѣдный принцъ Генрихъ, то онъ не могъ бы самостоятельно заявить о своихъ правахъ на престолъ, и тогда не было бы выставлено въ пьесѣ то охватившее страну патріотическое одушевленіе, выраженіемъ котораго блестяще заканчивается пьеса.
   Если пьесу разбирать сравнительно съ прочими Шекспировыми хрониками, то по духу и характеру ее слѣдуетъ отнести къ второй серіи этихъ произведеній, въ которыхъ талантъ Шекспира, ставъ вполнѣ самостоятельнымъ, началъ освобождаться отъ тѣхъ слабостей и длиннотъ, какія замѣчаются въ первыхъ пьесахъ этого рода. Нѣкоторыя сцены (особенно въ которыхъ изображены политическія и военныя событія) кажутся, правда, при чтеніи нѣсколько монотонными и риторичными и въ "Королѣ Іоаннѣ", но это обусловливается уже самымъ содержаніемъ этихъ сценъ. Внѣшняя сторона историческихъ событій представляется намъ всегда въ нѣсколько офиціальномъ видѣ вслѣдствіе того, что мы рѣдко можемъ прослѣдить, какими индивидуальными чертами или страстями эти событія вызваны; а между тѣмъ изображеніе этихъ душевныхъ чертъ и страстей и составляетъ всю душу поэтическихъ произведеній. Тѣмъ не менѣе нельзя не замѣтить, съ какимъ умѣньемъ успѣлъ Шекспиръ скомпоновать въ этой пьесѣ даже историческія событія, сжавъ ихъ до того размѣра, при какомъ они все-таки не портятъ общаго впечатлѣнія. Что касается внутренней, интимной, фабулы пьесы, то въ ней мы не находимъ еще того единства въ концепціи сюжета и его развитіи, какъ, напримѣръ, въ "Ричардѣ II" или "Генрихѣ V", гдѣ главныя лица составляютъ дѣйствительно драматическіе центры, около которыхъ группируется и совершается все дѣйствіе. Личность короля Іоанна изображена, правда, прекрасно, но самый яркій драматическій интересъ произведенія сосредоточенъ не столько въ немъ, сколько въ побочныхъ эпизодахъ, имѣющихъ съ главнымъ историческимъ дѣйствіемъ лишь внѣшнюю связь. Таковъ, напримѣръ, подавляющій своимъ трагизмомъ, эпизодъ отношеній Констансы къ своему сыну Артуру, или вся сцена покушенія на его убійство. Даже въ созданіи характеровъ второстепенныхъ дѣйствующихъ лицъ Шекспиръ здѣсь какъ будто отступилъ отъ своего правила выводить только такія лица, которыя необходимы для хода дѣйствія и связаны съ нимъ неразрывно. Такъ, личность незаконнаго Фолькенбриджа, разсматриваемая, какъ отдѣльный характеръ, принадлежитъ къ самымъ яркимъ и самымъ сильнымъ созданіямъ Шекспира. При чтеніи драмы Фолькенбриджъ даже подавляетъ своей рельефностью прочія, болѣе важныя дѣйствующія лица, а между тѣмъ съ общимъ дѣйствіемъ драмы личность его связана чисто внѣшней, эпизодической связью, и вся его роль могла бы быть выпущена безъ нарушенія хода дѣйствія. Такое отсутствіе единства въ общемъ планѣ произведенія, конечно, можетъ быть названо недостаткомъ, но для истинныхъ почитателей Шекспира даже этотъ недостатокъ интересенъ тѣмъ, что по немъ можно прослѣдить послѣдовательное развитіе Шекспирова генія. Драма написана на рубежѣ тѣхъ двухъ періодовъ Шекспировой дѣятельности, когда, написавъ двѣ-три незначительныхъ комедіи и передѣлавъ нѣсколько старыхъ пьесъ, (три части "Генриха VI"), онъ сталъ переходить къ тому самостоятельному творчеству, результатомъ котораго явились "Лиръ", "Гамлетъ" и прочія величайшія его произведенія. А потому нѣтъ ничего удивительнаго, если въ написанныхъ имъ въ этотъ періодъ пьесахъ ("Король Іоаннъ", "Генрихъ IV и V") рядомъ съ геніальными картинами иногда проскальзываютъ и прежніе недостатки, отъ которыхъ поэтъ не успѣлъ еще совершенно отрѣшиться.
   Характеръ Іоанна представленъ Шекспиромъ совершенно согласно съ тѣмъ, что говоритъ объ этомъ правителѣ исторія. Достигнувъ вѣнца неправильнымъ путемъ и закрѣпивъ его на головѣ злодѣйствомъ, король этотъ естественно долженъ былъ стараться поддерживать свою власть внѣшнимъ престижемъ и въ то же время не пренебрегать для той же цѣли никакими, хотя бы даже низкими, преступными средствами. Отсюда должна была развиться въ немъ, съ одной стороны, наглая надменность, а съ другой -- затаенное коварство. Сверхъ того, онъ былъ трусливъ отъ природы, и потому готовъ былъ, въ случаѣ необходимости, перенесть даже униженіе, если только этимъ представлялась возможность спасти себя и свою власть. Пасть предъ напоромъ бѣды гордо, какъ герой, Іоаннъ не былъ способенъ ни въ какомъ случаѣ. Всѣ эти качества прекрасно выражены въ созданномъ Шекспиромъ характерѣ. Говоря съ французскимъ посломъ въ первой сценѣ пьесы, Іоаннъ явно позируетъ, думая устрашить враговъ громкими словами. Точно такъ же ведетъ себя онъ и подъ стѣнами Анжера во время переговоровъ съ осажденными. Но этотъ грозный, чувствующій себя, повидимому, сильнымъ своей правотой, деспотъ хорошо сознаетъ внутренно, что однѣми громкими рѣчами достичь цѣли нельзя. Увидя своего главнаго врага, малолѣтняго племянника, у котораго онъ похитилъ престолъ, Іоаннъ тотчасъ мѣняетъ тонъ и льстиво разыгрываетъ передъ нимъ любящаго дядю, чтобъ тѣмъ легче заманить его въ свою сѣть. Хитрость эта, конечно, была слишкомъ явна и не могла обмануть никого; но характеръ низкихъ душою людей, коіда они, сверхъ того, трусливы отъ природы, именно тѣмъ и выражается, что они не умѣютъ скрывать своихъ презрѣнныхъ замысловъ и ловко хоронить ихъ концы. Трусость и нерѣшительность обнаруживается въ нихъ даже въ тѣ минуты, когда судьба, повидимому, даетъ имъ въ руки всѣ средства достигнуть цѣли. Это свойство характера Іоанна превосходно выражено въ слѣдующей сценѣ (лучшей во всей пьесѣ), когда, захвативъ Артура въ свою власть, Іоаннъ требуетъ его убійства. Дѣло, казалось бы, можно было кончить совершенно просто. Артуръ попалъ въ его руки, и смерть его зависѣла отъ одного мановенія руки Іоанна; но, вѣчно подозрительный и трусливый, онъ хочетъ и здѣсь скрыться за чьей-либо спиной, чтобы имѣть путь къ отступленію въ случаѣ какой-либо неожиданности въ будущемъ. И вотъ онъ начинаетъ свой разговоръ съ убійцей Губертомъ издалека; льстивыми словами увѣряетъ его въ своемъ расположеніи и лишь мало-по-малу заставляетъ понять свою задушевную мысль. Онъ не высказываетъ прямого приказа убить Артура, даже когда Губертъ его вполнѣ понялъ. "Умретъ?" -- вотъ единственное слово, какое онъ произноситъ въ видѣ робкаго вопроса, представляя затѣмъ Губерту дѣйствовать какъ бы по собственному почину. Прямымъ продолженіемъ этой сцены является слѣдующая, когда, испуганный послѣдствіями, какими грозитъ слухъ о смерти Артура, Іоаннъ обращается къ тому же Губерту съ низкими упреками за исполненіе убійства. "Вѣдь Артуръ убитъ твоей рукой!-- Я хоть имѣлъ причины желать его смерти, а у тебя ихъ не было! Я намекнулъ тебѣ слегка лишь только, что мнѣ была бы желательна смерть племянника; а у тебя, чтобъ подло мнѣ угодить, не дрогнула рука исполнить это!" -- И такъ говоритъ король! Этими двумя сценами Шекспиръ нарисовалъ характеръ Іоанна лучше, чѣмъ можно его понять изъ исторіи. Дѣйствительно, могъ ли быть внушающимъ уваженіе правителемъ человѣкъ съ такой низкой, трусливой душой? Презрительное къ нему отношеніе окружающихъ вельможъ становится такимъ образомъ совершенно понятнымъ. Достойно замѣчанія, что обѣ эти сцены нарисованы Шекспиромъ, можетъ-быть, даже въ противорѣчіи съ исторической правдой. Истинный фактъ, кѣмъ и какимъ образомъ былъ умерщвленъ Артуръ, остался въ серьезной исторіи неразъясненнымъ; что же касается легендарныхъ повѣствованій тогдашнихъ лѣтописей, то у Голлиншеда, чьей лѣтописью Шекспиръ пользовался, какъ матеріаломъ для своихъ хроникъ, сказано, будто Іоаннъ далъ приказъ не на прямое убійство Артура, а только на то, чтобъ онъ былъ лишенъ зрѣнія. Неправдоподобность этого разсказа видна при первомъ взглядѣ. Имя Артура было знаменемъ, подъ которымъ сбирались враги Іоанна, а потому ему важнѣе всего было уничтожить этого мальчика совершенно. Лишивъ же его зрѣнія и оставивъ въ живыхъ, Іоаннъ только увеличилъ бы общее сочувствіе къ несчастному и еще болѣе разжегъ преданность его друзей. Лишеніе Артура глазъ было бы совершенно ненужной жестокостью, а Іоаннъ не былъ злодѣемъ только ради желанія дѣлать зло. Онъ, правда, не остановился бы ни предъ какимъ злодѣйствомъ, но лишь въ томъ случаѣ, если бъ это злодѣйство могло принесть ему пользу. Такимъ образомъ мы видимъ, что Шекспиръ не задумался замѣнить вымысломъ фактъ, который, можетъ-быть, считалъ даже исторически вѣрнымъ; но онъ это сдѣлалъ потому, что преслѣдовалъ въ своихъ произведеніяхъ иную правду, болѣе важную, чѣмъ историческая вѣрность мелочныхъ событій. Онъ не обращалъ вниманія даже на то, если впадалъ при этомъ въ мелочныя противорѣчія съ самимъ собой и представлялъ въ послѣдующихъ сценахъ не совсѣмъ то, что говорилъ въ предыдущихъ. Чрезвычайно рельефный тому примѣръ мы находимъ именно въ настоящемъ случаѣ. Губертъ, получивъ ясный приказъ убить Артура, намѣревается затѣмъ именно только лишить его зрѣнія. Сочинивъ эту вторую сцену согласно преданію, заимствованному изъ Голлиншедовой хроники, Шекспиръ явно впалъ въ фактическое противорѣчіе съ тѣмъ, что вывелъ раньше. Но это противорѣчіе мы охотно ему прощаемъ, когда вспомнимъ, во сколько разъ увеличилъ онъ трогательную драматичность этой сцены, заставивъ несчастнаго ребенка молить за спасеніе своихъ глазъ, а не жизни. Предъ угрозой смерти малолѣтній ребенокъ вѣрнѣе только бы испугался и впалъ въ отчаяніе. Между тѣмъ, защищая свое зрѣніе, онъ естественнѣе могъ излить свое горе въ тѣхъ трогательныхъ монологахъ, которые принадлежатъ безспорно къ безцѣннѣйшимъ перламъ не только этой пьесы, но и вообще всего, что Шекспиръ написалъ.
   Личность Іоанна до того хорошо разъясняется вышеупомянутыми двумя сценами, что предъ ними кажутся блѣдными даже прочія, въ которыхъ онъ является, какъ историческое лицо. Всѣ онѣ, впрочемъ, написаны совершенно въ томъ же тонѣ, и выведенныя въ нихъ психологическія черты Іоаннова характера нимало не противорѣчатъ одна другой. Такъ, его наглая надменность прекрасно изображена въ сценахъ переговоровъ и битвъ. Малодушная его трусливость выражается въ отношеніяхъ къ баронамъ, которыхъ онъ боится и потому имъ льститъ. Застигнутый бѣдой, онъ, подобно всѣмъ малодушнымъ людямъ, теряется въ догадкахъ, какъ себѣ помочь, и хватается за первыя пришедшія на умъ средства, не видя ихъ безполезности. Такъ, напримѣръ, онъ выдумываетъ повторить свою коронацію, воображая возвратить этимъ въ глазахъ толпы потерянный престижъ. Унизительное его подчиненіе папѣ продиктовано тѣмъ же чувствомъ. Шекспиръ изобразилъ его такой же ничтожной личностью въ самой смерти. Онъ не находитъ довольно мужества, чтобы, потерявъ все, хоть съ твердостью умереть, какъ это мы видимъ въ Ричардѣ III или Макбетѣ -- злодѣяхъ не менѣе Іоанна, но, по крайней мѣрѣ, мужественныхъ и твердыхъ. Постигнутый болѣзнью, онъ забываетъ даже свое королевское достоинство и умираетъ, не произнося ни слова, когда ему приносятъ послѣднюю страшную вѣсть о гибели его войска. Характеръ Іоанна интересенъ тѣмъ, что онъ былъ позднѣе разработанъ Вальтеромъ Скоттомъ въ романѣ "Айвенго". Въ романѣ этомъ Іоаннъ представленъ не королемъ, но еще только правителемъ Англіи въ отсутствіе короля Ричарда Львинаго Сердца, но характеръ его нарисованъ совершенно такими же чертами, какъ и у Шекспира.
   Изъ прочихъ эпизодовъ пьесы рельефнѣе всѣхъ выдѣляются отношенія Констансы къ Артуру. Шекспиръ нерѣдко изображалъ любовь родителей къ дѣтямъ, но почти во всѣхъ такихъ случаяхъ любовь эта, кромѣ естественной ея причины, мотивируется у него еще какимъ-нибудь побочнымъ обстоятельствомъ, вытекающимъ изъ положенія и индивидуальнаго характера изображаемыхъ лицъ. Такова, напримѣръ, любовь Лира къ Корделіи, усиленная во много разъ угрызеніями совѣсти за ту несправедливость, которую онъ ей сдѣлалъ; или любовь Волюмніи къ Коріолану, гдѣ значительную роль играетъ гордое чувство довольства за славу сына,-- славу, которую Волюмнія цѣнитъ выше всего. Но въ отношеніяхъ Констансы къ Артуру изображена любовь матери къ своему ребенку въ чистѣйшемъ видѣ, безъ всякихъ иныхъ усиливающихъ причинъ. Констанса, правда, тоже приходитъ въ отчаяніе и ярость, когда узнаетъ, что сынъ ея лишенъ престола, но самый престолъ она желаетъ ему не столько ради славы или гордости, сколько потому, что считаетъ его принадлежащимъ Артуру по праву; а сверхъ того, сынъ кажется въ ея глазахъ такимъ совершенствомъ, что только одна корона достойна украшать его голову.-- "Что ты мнѣ говоришь о терпѣньи!-- восклицаетъ она, когда мальчикъ убѣждаетъ ее успокоиться.-- Если бъ ты былъ уродливъ, хромъ, горбатъ, неразвитъ разсудкомъ -- тогда, быть-можетъ, была бы я спокойной, подчинилась всему! Но вѣдь ты прелестенъ! сама судьба, сговорясь со счастьемъ, рѣшила подарить тебѣ величье! вѣдь ты одаренъ природой щедрѣй, чѣмъ лиліи или розы!" -- А когда малютка погибъ, и несчастная мать, по замѣчанію окружающихъ, стала взамѣнъ сына лелѣять свое горе, то вотъ ея отвѣтъ:-- "Да! вы правы! вѣдь горе замѣнило мнѣ Артура! какъ онъ, повсюду ходитъ оно за мной! въ его ложится люльку, лепечетъ звукъ его невинныхъ словъ! глядитъ въ глаза его былой улыбкой, прячется въ его пустое платье! во всемъ напоминаетъ его прелесть! Такъ какъ же не лелѣять мнѣ мое горе!" -- Слушая эти раздирающіе монологи, кажется, видишь предъ собой классическую Ніобею. Но Шекспиръ не ограничился изображеніемъ Констансы въ такомъ одностороннемъ видѣ. Убитая горемъ, какъ Ніобея, она встаетъ, подобная грозной Эвменидѣ, когда судьба сводитъ ее лицомъ къ лицу съ врагами.-- "Я мира не хочу!-- грозно восклицаетъ она на лицемѣрное желаніе австрійскаго герцога, чтобъ небо послало миръ ея душѣ.--
   
   Хочу войны! Смирюсь я только ею!
   Ты, Австріи властитель и Лиможа!
   Коварный трусъ! ничтожный рабъ! великій
   Лишь въ подлостяхъ! всегда вездѣ дружащій
   Съ тѣмъ, кто силенъ! . . . . . . . . . . . . . .
   . . . . . . . . . . . . . . . Не ты ли призывалъ
   Всѣ громы мнѣ въ защиту?.. хладнокровный,
   Презрѣнный рабъ! не звалъ ли положиться
   На счастье, храбрость и твою звѣзду?
   И ты теперь коварно переходишь
   Къ моимъ врагамъ!.. Носить на плечахъ смѣешь
   Ты кожу льва!-- стыдись, стыдись, стыдись!
   Долой ее, и, вмѣсто знака славы,
   Телячью шкуру на спину накинь!"
   
   Если прочесть изъ роли Констансы только приведенныя выдержки, то можно подумать, что такъ говорятъ два совершенно разныя лица; но, прослѣдивъ всю роль, какъ она проходитъ въ драмѣ, мы увидимъ, что Шекспиръ и въ этомъ случаѣ умѣлъ органически связать такія противоположныя душевныя черты, какъ нѣжная любовь и жажда мести, и создалъ въ лицѣ Констансы одинъ изъ самыхъ яркихъ характеровъ, какіе мы находимъ въ его произведеніяхъ..
   Артуръ стоитъ рядомъ съ Констансой, и оба эти лица дополняютъ одно другое. Шекспиръ нѣсколько разъ изображалъ въ своихъ драмахъ дѣтей. Изъ такого слабаго и незрѣлаго психологическаго матеріала, какимъ представляется дѣтская душа, конечно, нельзя было сдѣлать чего-либо глубокаго и серьезнаго, но, изучая Шекспировы дѣтскіе характеры, мы видимъ, что онъ и въ этомъ случаѣ остался такимъ же вѣрнымъ психологомъ, какъ и въ изображеніи прочихъ своихъ лицъ. Артуръ представляетъ въ семьѣ Шекспировыхъ дѣтскихъ характеровъ самое полное созданіе этого рода. Прочія дѣти (маленькій сынъ Макдуфа въ "Макбетѣ", молодые принцы въ "Ричардѣ III", принцъ Мамилій въ "Зимней сказкѣ") нарисованы слабыми, хотя и граціозными штрихами, но въ Артурѣ изображенъ, какъ въ зернѣ, полный характеръ будущаго человѣка. Нѣжная, впечатлительная душа рисуется въ его словахъ:-- "Ахъ, мама, мама! я лучше хотѣлъ бы лежать въ могилѣ, чѣмъ видѣть, что изъ-за меня начинаются такія ссоры и распри".-- Фраза эта замѣчательна своей правдивой наивностью. Ребенокъ явно испуганъ при видѣ двухъ грозныхъ армій, готовыхъ вступить въ бой, но за этимъ испугомъ, столь понятнымъ въ ребенкѣ, видна и его благородная душа: ему больно, что именно онъ причина такихъ несчастій. Не выказывается ли уже въ этой, совершенно по-датски выраженной, мысли зародышъ будущаго человѣка съ чистой, правдивой душой? Сцена съ Губертомъ въ тюрьмѣ рисуетъ Артура еще яснѣй и еще рельефнѣе. Томительная грусть грызетъ сердце мальчика, разлученнаго съ матерью; но вмѣстѣ съ выраженіемъ этой грусти выказываются и зачатки прекрасныхъ душевныхъ его качествъ. Онъ нѣжно привязывается къ своему тюремщику Губерту. Такую черту могъ обнаружить ребенокъ только съ особенно утонченнымъ характеромъ, потому что постигнутыя бѣдой дѣти въ большей части случаевъ только уходятъ въ себя, становятся похожими на дикихъ, запуганныхъ звѣрьковъ и рѣдко выказываютъ нѣжность и привѣтливость къ окружающимъ. Когда же послѣдній другъ Артура, Губертъ, вдругъ оказывается въ глазахъ его самымъ злымъ врагомъ, то ребенокъ и тутъ представленъ сохранившимъ трогательныя качества своей прекрасной души. Онъ не приходитъ въ отчаяніе, не кричитъ, не выходитъ изъ себя отъ ужаса, но приступаетъ къ своему палачу съ мольбою о пощадѣ во имя той же нѣжной къ нему привязанности. Не слѣдуетъ однако думать, что въ душѣ Артура были задатки только одной любви и нѣжности. Напротивъ, въ немъ виднѣлись также начала рѣшительности и твердости. Рѣшась спасти себя во что бы то ни стало, онъ создаетъ для этого обдуманный планъ, сознательно переодѣвается, чтобъ не быть узнаннымъ, и, только не разсчитавъ своихъ дѣтскихъ силъ, гибнетъ, выпрыгивая изъ окна. Этотъ фактъ смерти Артура совершенно противорѣчитъ исторической истинѣ. Артуръ въ дѣйствительности погибъ шестнадцатилѣтнимъ юношей и въ распрѣ съ своимъ дядей принималъ уже самостоятельное участіе, какъ взрослый, а сверхъ того, самый образъ его смерти остался въ точности неизвѣстнымъ. Потому всю его исторію въ томъ видѣ, какъ она изображена въ пьесѣ, слѣдуетъ считать самостоятельнымъ созданіемъ Шекспира. Сдѣлавъ Артура ребенкомъ, поэтъ получилъ возможность особенно нѣжно и трогательно нарисовать этотъ милый, симпатичный образъ. Въ пьесѣ исторія Артура составляетъ совершенно самостоятельный эпизодъ, но настоящая драма именно тѣмъ и отличается, что значеніе отдѣльныхъ эпизодовъ и характеровъ преобладаетъ въ ней надъ общей идеей, которой, можно сказать, почти нѣтъ совсѣмъ.
   Изъ числа прочихъ лицъ особенно рельефно выдѣляется Фолькенбриджъ. Съ общимъ историческимъ ходомъ дѣйствія онъ связанъ еще менѣе, чѣмъ Артуръ. Вся его роль могла бы быть выпущена безъ нарушенія этого хода; но сила и вѣрность, съ какою нарисованъ этотъ характеръ, дѣлаютъ его если не главнымъ, то навѣрно самымъ замѣтнымъ лицомъ въ пьесѣ. Значеніе это усиливается еще болѣе тѣмъ, что изъ числа окружающихъ короля Іоанна сподвижниковъ и придворныхъ Фолькенбриджъ является единственнымъ вполнѣ нарисованнымъ характеромъ. Прочая свита бароновъ составляетъ не болѣе, какъ фонъ картины, и всѣ они выведены почти для однѣхъ репликъ къ поступкамъ Іоанна. Несмотря на такое, повидимому, излишнее введеніе въ историческую драму лица, хотя и оригинальнаго, но совершенно чуждаго ходу дѣйствія, мы, вдумавшись въ этотъ характеръ глубже, увидимъ, что едва ли въ какой-нибудь изъ своихъ историческихъ пьесъ Шекспиръ, изображая единичную личность, успѣлъ очертить такъ вѣрно и полно духъ эпохи, когда происходитъ дѣйствіе, какъ это изображено имъ въ лицѣ Фолькенбриджа. Чтобы убѣдиться въ этомъ, слѣдуетъ взглянуть съ общей точки зрѣнія на Англію въ тотъ историческій періодъ, когда, послѣ завоеванія ея норманами, она сдѣлалась окончательно сформировавшимся государствомъ, и затѣмъ прослѣдить, какой характеръ имѣлъ ея общественный бытъ въ послѣдовавшіе четыре вѣка до воцаренія дома Тюдоровъ. Главной характерной чертой этого періода является постоянная распря королей съ могущественной феодальной аристократіей изъ-за ихъ взаимныхъ правъ и привилегій. Народъ былъ при этомъ совершенно инертной массой и служилъ только орудіемъ въ рукахъ искусныхъ интригановъ для достиженія корыстныхъ цѣлей той или другой стороны. Какія же нравственныя начала могли выработаться при такихъ общественныхъ условіяхъ въ тогдашнихъ дѣятеляхъ, т.-е. въ короляхъ и могущественныхъ баронахъ? Будучи вынуждены ежеминутно стоять на стражѣ своихъ интересовъ и въ то же время стремясь постоянно къ расширенію своихъ правъ, люди эти, съ одной стороны, должны были развить въ себѣ рядомъ съ храбростью и желѣзной волей полнѣйшее равнодушіе къ тому, какими средствами достигалась желанная цѣль, а съ другой -- имъ необходимо было окружать себя нѣкоторымъ напускнымъ ореоломъ для того, чтобъ внушительно дѣйствовать на толпу, чьими трудами они пользовались. И вотъ мы видимъ, что короли той эпохи, совершая самые возмутительные поступки и безпрестанно нарушая чужія права, въ то же время не переставали толковать о своемъ божественномъ правѣ на власть или о благѣ родины, для которой будто бы они были готовы жертвовать всѣмъ, до себя включительно. Съ другой же стороны, и бароны, преслѣдуя свои, не менѣе эгоистическія, дѣли и не брезгая никакими средствами, чтобы ихъ достичь, также старались всѣми силами придать своимъ поступкамъ наружный лоскъ права и благородства. Если было выгоднѣе вѣрно служить королю, то пускались въ ходъ громкія рѣчи о чести и вѣрности; а если оказывалось полезнѣй перейти на другую сторону, то находились тысячи честныхъ съ виду оправданій и для этого. Такого правила держались эти люди во всѣхъ случаяхъ жизни, и слѣдствіемъ вышло то, что постоянная привычка дѣйствовать такимъ образомъ въ концѣ концовъ воспитала въ ихъ умахъ совершенно искреннюю увѣренность, будто они дѣйствовали именно такъ, какъ слѣдовало, и что иначе не могло даже быть. Въ лицѣ Фолькенбриджа изображенъ человѣкъ именно такого закала. Храбрый воинъ, онъ гордо вѣритъ въ свою честь и правоту. Храбростью, надо отдать этимъ людямъ справедливость, они отличались всѣ. Ее за этою храбростью и гордой вѣрой въ себя въ Фолькенбриджѣ исчезалъ всякій нравственный контроль за своими поступками въ тѣхъ даже случаяхъ, когда онъ, какъ умный человѣкъ, все-таки чувствовалъ ихъ несправедливость. Явясь на судъ короля, чтобъ защитить свои права на имя и наслѣдство, онъ горячо заступается за свою мать, обвиняемую въ невѣрности; но когда ему предлагаютъ промѣнять свои законныя права на незаконныя, болѣе блестящія и выгодныя, онъ съ совершенной чистосердечностью мѣняетъ свой взглядъ, не только не видя въ томъ чего-либо дурного, а напротивъ -- высказываетъ полное свое довольство.-- "Лучшаго происхожденія я себѣ не желалъ бы самъ,-- говоритъ онъ, вполнѣ довольный и счастливый, той же самой матери, которую защищалъ:-- и ты, матушка, должна быть довольна тѣмъ сама! Пусть попробуетъ кто-нибудь тебя обвинить! онъ будетъ имѣть дѣло со мною". И надо прибавить, что если бъ это случилось дѣйствительно, то Фолькенбриджъ честно и добросовѣстно исполнилъ бы свое обѣщаніе. Подобныхъ правилъ онъ держится во всѣхъ своихъ поступкахъ. Когда короли, давъ слово защищать Артура, неблагородно его оставляютъ ради своихъ выгодъ, Фолькенбриджъ, какъ слишкомъ умный человѣкъ, чтобъ не видѣть подкладки ихъ поступковъ, не стѣсняется совершенно искренно обвинить ихъ въ подлости. Вотъ его слова по этому поводу:
   
   О, выгода! красивый соблазнитель!
   Ты -- тотъ наклонъ, который заставляетъ
   Катиться міръ, и безъ чего бы могъ онъ
   Итти впередъ спокойно, безъ грѣха!
   Ты, ты одна, подводный, подлый камень,
   Съ пути добра его сбиваешь вкривь!
   Достичь мѣшаешь честной, славной цѣли
   И губишь жаръ намѣреній святыхъ.
   
   Кто можетъ сказать слово противъ благородства и правды такихъ мыслей; но взгляните, что говоритъ вслѣдъ затѣмъ тотъ же Фолькенбриджъ:
   
                       Но что же самъ-то
   Я горячусь? не просто ль потому,
   Что на меня фортуна не успѣла
   Пока еще привѣтливо взглянуть?
   Вѣдь я и самъ передъ дождемъ червонцевъ
   Не сталъ бы прятать пригоршней своихъ!
   Такъ буду жъ я, какъ всѣ, ругать богатство,
   Пока я голъ, а разъ разбогатѣвъ,
   Начну считать порокомъ первымъ бѣдность.
   Ужъ если честь на выгоду мѣняютъ,
   Такъ не стѣсняясь, даже короли,
   То пусть она всесильнымъ богомъ будетъ
   Впередъ и мнѣ: я преклонюсь пледъ ней.
   
   Кто такъ говоритъ? Циникъ или негодяй? И тотъ и другой -- можно, пожалуй, сказать въ отвѣтъ, если смотрѣть на дѣло съ точки зрѣнія безусловной нравственности. Но если вспомнить, что такъ думали и поступали люди, жившіе въ вѣкѣ желѣза и крови, когда самыя обыкновенныя правовыя отношенія были еще только идеаломъ, о которомъ можно было лишь мечтать, то становится понятнымъ какъ начало подобныхъ взглядовъ на нравственную сторону жизни, такъ равно и безцеремонное примѣненіе ихъ къ дѣлу. То былъ вѣкъ, когда стремленія къ анализу своихъ поступковъ и сомнѣнія въ ихъ справедливости почти не существовало, а потому и преобладающей характерной чертой тогдашнихъ людей были откровенная грубость и незастѣнчивость въ выборѣ средствъ для достиженія своихъ цѣлей. Можно не симпатизировать такимъ людямъ, но нельзя дѣлать о нихъ слишкомъ строгихъ приговоровъ. Фолькенбриджъ -- представитель именно такихъ людей, а вмѣстѣ съ тѣмъ и времени, когда они жили. Вѣяніе новыхъ идей, во имя которыхъ люди стали углубляться въ себя для того, чтобъ путемъ сомнѣнія и анализа убѣждаться въ справедливости того, что они дѣлали, въ то время едва начиналось и жило въ умахъ только очень немногихъ. Вѣщій поэтъ, конечно, принадлежалъ къ числу такихъ людей, и мы можемъ это видѣть изъ того, что вскорѣ послѣ личности Фолькенбриджа онъ создалъ Гамлета -- лицо, въ которомъ изображена противоположность именно тѣхъ чувствъ и правилъ, какихъ держались Фодькенбриджъ и подобные ему люди.
   О прочихъ, окружающихъ короля Іоанна, лицахъ уже сказано, что въ пьесѣ они не имѣютъ самостоятельнаго значенія. Исключеніе составляетъ одинъ Пандольфъ. Въ лицѣ этомъ Шекспиръ съ обычнымъ мастерствомъ изобразилъ тѣхъ хитрыхъ дѣятелей католицизма, которые вездѣ умѣли ловко ловить рыбу въ мутной водѣ, постоянно выходя сухи изъ нея сами. Сцена, когда Пандольфъ даетъ политическіе уроки юному принцу Лудовику, принадлежитъ къ числу лучшихъ, написанныхъ Шекспиромъ, вводныхъ картинокъ, иллюстрирующихъ и поясняющихъ общее содержаніе пьесы.
   

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА 1).

   Король Іоаннъ.
   Принцъ Генрихъ, его сынъ.
   Артуръ, сынъ Готфрида бретанскаго, старшаго брата короля.
   Вилліямъ Марешаль, графъ Пемброкъ.
   Джефрей Фицъ Петеръ, графъ
   Эссексъ, верховный судья.
   Вилліямъ Лонгсвордъ, графъ Са          лисбюри.
   Робертъ Биготъ, графъ Норфолькъ.
   Губертъ де-Бургъ, каммергеръ короля.
   Робертъ Фолкенбриджъ,
   Филиппъ Фолькенбриджъ, его братъ по матери, побочный сынъ короля Ричарда Львинаго Сердца.
   Джемсъ Горней, слуга лэди Фолькенбриджъ.
   Питеръ Помфретъ, предвѣщатель.
   Филиппъ, король Франціи.
   Лудовикъ, дофинъ.
   Эрцъ-герцогъ Австрійскій.
   Кардиналъ Пандольфъ, папскій легатъ.
   Мелёнъ, французскій дворянинъ.
   Шатильонъ, французскій посланникъ.
   Элеонора, мать короля Іоанна.
   Констанса, мать Артура.
   Бланка, дочь Альфонса Кастильскаго, племянница короля.
   Лэди Фолькенбриджъ, мать Филиппа Фолькенбриджа и брата его Роберта.

Придворные, граждане Анжера, шерифъ, герольды, офицеры, солдаты, гонцы и слуги.
Дѣйствіе во Франціи и Англіи.

   

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Нортгэмптонъ. Пріемная зала во дворцѣ 2).

(Король Іоаннъ, его матъ Элеонора, Пемброкъ, Эссексъ, Салисбюри и свита входятъ съ Шатильономъ).

   Кор. Іоаннъ. Теперь сказать ты можешь, Шатильонъ,
             Что хочетъ Франція.
   Шатильонъ.           Король французскій,
             Привѣтствуя тебя въ моемъ лицѣ,
             Велѣлъ мнѣ передать тебѣ отъ слова
             До слова такъ: престолъ британскій, взятый
             Тобой взаймы...
   Элеонора.           Престолъ взаймы?-- признаться,
             Начало очень странно.
   Кор. Іоаннъ.                     Не мѣшайте,
             Прошу васъ, матушка: пускай посолъ
             Докончитъ рѣчь.
   Шатильонъ.           Итакъ: король французскій,
             Признавъ права, какими облеченъ
             Племянникъ твой, сынъ герцога Джефрея,
             Артуръ Плантагенетъ -- велѣлъ сказать,
             Чтобъ отказался ты безъ промедленья
             Отъ правъ твоихъ на этотъ славный островъ,
             На Мэнъ, Турень, Анжу и Пуатье
             Съ Ирландіей, и чтобъ, сложивъ съ тѣмъ вмѣстѣ
             Тотъ мечъ, которымъ держишь незаконно
             Въ своей ты власти названныя земли,
             Ты отдалъ ихъ, какъ должно, твоему
             Племяннику, законному монарху
             Всѣхъ этихъ странъ, и самого тебя.
   Кор. Іоаннъ. Что жъ должно ждать, когда тебѣ отвѣчу
             Отказомъ я?
   Шатильонъ. Войны! войны кровавой,
             Въ отместку правъ, поруганныхъ тобой.
   Кор. Іоаннъ. Такъ пусть война войнѣ отвѣтомъ будетъ!
             Поставимъ силу силѣ мы въ отпоръ
             И крови -- кровь. Вотъ что отвѣтить можешь
             Ты Франціи.
   Шатильонъ.           Прими же вызовъ брани
             Изъ устъ моихъ и знай, что этимъ словомъ
             Я кончилъ цѣль посольства моего 3).
   Кор. Іоаннъ. Снеси и ты во Францію мой вызовъ.
             Безъ страха путь ты можешь свой свершить,
             Но долженъ быть при этомъ такъ же скорымъ,
             Какъ молнія, иль иначе рискуешь
             Услышать ты, что грянетъ громъ моихъ
             Орудій тамъ, не выждавши, пока
             Ты явишься... Иди теперь и будь
             Трубою гнѣва нашего! Ужаснымъ
             Пророкомъ бѣдъ, несущихъ зло и гибель
             Твоей странѣ!.. Вели, Пемброкъ, отправить
             Его съ почетной свитой въ путь... Прощай!

(Уходятъ Шатильонъ и Пемброкъ).

   Элеонора. Ну, что, мой сынъ? не правду ль я твердила,
             Что не оставитъ гордая Констанса
             Въ покоѣ насъ, пока не возбудитъ
             И Францію и цѣлый міръ подняться
             На насъ войной въ защиту правъ Артура?
             Могли бы мы легко предотвратить
             Всю эту распрю полюбовной сдѣлкой;
             А вотъ теперь, предавши споръ рѣшенью
             Двухъ королевствъ -- должны его исхода
             Мы ждать въ пылу кровопролитныхъ битвъ.
   Кор. Іоаннъ. За насъ права, а также фактъ владѣнья.
   Элеонора. Владѣнья -- да! Но что до правъ, то имя
             Намъ многаго съ тобой не получить,
             Тебѣ и мнѣ невольно шепчетъ совѣсть
             Про тѣ дѣла, какія вѣдать могутъ
             Лишь мы съ тобой да всемогущій Богъ.

(Входитъ шерифъ и говоритъ тихо съ Эссексомъ).

   Эссексъ (королю). Здѣсь, государь, затѣялся у насъ
             Престранный искъ. Я о такихъ ни разу
             Не слыхивалъ. Просители желаютъ
             Предстать предъ васъ и просятъ правосудья.
             Взести ли ихъ?
   Кор. Іоаннъ. Пускай войдутъ. (Шерифъ уходитъ).-- Издержки
             Войны заплатятъ намъ монастыри
             Съ аббатствами.

(Возвращается шерифъ съ Робертомъ Фолькенбриджемъ и его незаконнымъ братомъ Филиппомъ).

   Кор. Іоаннъ.           Что вы за люди?
   Филиппъ Фольк.                     Я
             Твой вѣрный, честный подданный. Родился
             Въ Нортгэмптонѣ; въ семьѣ я старшій сынъ,
             А былъ моимъ отцомъ, какъ надо думать,
             Сэръ Робертъ Фолькенбриджъ,-- тотъ самый воинъ,
             Что посвященъ былъ въ рыцари монархомъ
             Ричардомъ Львинымъ Сердцемъ, чья рука
             Его почтила этимъ званьемъ въ битвѣ.
   Кор. Іоаннъ (Роберту). А ты? Кто ты такой?
   Робертъ Фольк.                               Сынъ и наслѣдникъ
             Того же Фолькенбриджа.
   Кор. Іоаннъ.                     Ты наслѣдникъ,
             А старшій онъ? Иль родились отъ разныхъ
             Вы матерей?
   Филиппъ Фольк. Нѣтъ, государь, нѣтъ, нѣтъ!
             Была намъ мать одна -- всѣ это знаютъ.
             Равно я долженъ вѣрить, что родились
             И я и онъ отъ одного отца;
             Но разузнать въ вопросѣ этомъ правду
             Вы можете лишь только, разспросивъ
             Иль мать мою, иль небо!-- Я жъ, какъ смертный,
             Могу введенъ въ сомнѣнье быть, какъ всѣ.
   Элеонора. Ты не стыдишься, грубый человѣкъ,
             Позорить мать подобнымъ подозрѣньемъ?
   Филиппъ Фольк. Позорю я?-- нимало: мнѣ на это
             Причины нѣтъ. Придумалъ эту сплетню
             Не я, а братъ, и если онъ докажетъ,
             Что было такъ, то выболтаетъ 4) этимъ
             Себѣ на счетъ мой мало сотенъ пять
             Хорошихъ фунтовъ въ годъ;-- такъ я, напротивъ,
             Молюсь о томъ, чтобъ небо защитило
             Честь матери моей, а вмѣстѣ съ этимъ
             Мое добро.
   Кор. Іоаннъ. Открытый, смѣлый малый!
             Но почему жъ онъ, младшій сынъ въ семьѣ,
             Сталъ требовать наслѣдства?
   Филиппъ Фольк.                     Почему?
             Да просто изъ любви къ моимъ доходамъ...
             Пустилъ онъ сказку въ ходъ, что будто я
             Побочный сынъ! Но на вопросъ вѣдь: вѣрно
             Иль нѣтъ былъ зачатъ я -- отвѣтить можетъ
             Лишь мать моя; а то, что я не скверно 5)
             Рожденъ на свѣтъ (да будетъ миръ костямъ,
             Трудившимся зачать меня) -- то это
             Вы сами видѣть можете:-- сравните
             Лишь лица насъ обоихъ! Если точно
             Сэръ Робертъ былъ отцомъ обоихъ насъ,
             И если онъ (указывая на брата) рожденъ въ отца обличьемъ,
             Такъ я, склонивъ колѣни, приношу
             Сэръ Роберту за то вѣдь благодарность,
             Что онъ меня скроилъ не по себѣ.
   Кор. Іоаннъ. Вотъ чудака пришлось услышать намъ.
   Элеонора (королю). Чѣмъ пристальнѣй смотрю, тѣмъ все сильнѣй
             Я нахожу въ немъ сходство съ Львинымъ Сердцемъ.
             Громадный ростъ, манера говорить --
             Мой сынъ во всемъ... Что скажешь ты на это?
   Кор. Іоаннъ. Замѣтилъ то же самое и я:
             Ричардъ какъ есть. (Роберту) Съ чего же вздумалъ ты
             Присваивать себѣ наслѣдство брата?
   Филиппъ Фольк. Да потому, что выйти удалось
             Ему въ отца:-- такая жъ полурожа!
             И этимъ-то намѣренъ онъ отнять
             Мое добро! Купить пятьсотъ червонцевъ
             За стертый грошъ съ такой же половиной
             Лица, какъ и на немъ 6).
   Робертъ Фольк.           Я, государь,
             Скажу вамъ все: когда былъ живъ отецъ мой --
             Вашъ братъ съ нимъ велъ дѣла...
   Филиппъ Фольк.                     Ну, этой рѣчью
             Моихъ земель себѣ ты не добудешь!
             Твои права вѣдь строишь ты на сплетнѣ
             О тѣхъ дѣлахъ, какія велъ Ричардъ
             Съ твоею матерью.
   Робертъ Фольк. Отецъ былъ посланъ
             Ричардомъ разъ въ Германію для спѣшныхъ
             И важныхъ дѣлъ, которыя тогда
             Велъ съ нами императоръ. Братъ вашъ жилъ,
             Пока онъ былъ въ отлучкѣ, постоянно
             У насъ въ дому, и тутъ-то удалось
             Ему достичь того, о чемъ мнѣ стыдно
             Вамъ говорить... Но правда будетъ правдой!
             Извѣстно всѣмъ, что много странъ и рѣкъ,
             Какъ самъ отецъ сказалъ мнѣ, раздѣляли
             Его и мать, когда былъ зачатъ этотъ
             Здоровый плутъ... Предъ смертью завѣщалъ
             Отецъ свои мнѣ земли и въ могилу
             Унесъ съ собою вѣру, что хотя
             Мой братъ былъ сынъ жены его, но не былъ
             Законный сынъ ему. Пришлось иначе бъ
             Признать такое чудо, что родился
             На цѣлыя четырнадцать недѣль
             Онъ прежде срока;-- потому прошу я
             Васъ, государь, отдать добро отца,
             Съ его согласно волей, мнѣ, какъ сыну.
   Кор. Іоаннъ. Сказалъ ты вздоръ 7): твой братъ узаконенъ
             Ужъ тѣмъ однимъ, что мать была въ замужествѣ,
             Когда родился онъ. Грѣшна иль нѣтъ
             Была она предъ мужемъ -- знать и вѣдать
             Про то лишь ей. На рискъ такой идутъ
             Мужчины всѣ, когда хотятъ жениться.
             Самъ посуди: что, если бъ братъ мой Ричардъ
             Ему отцомъ былъ точно и задумалъ
             Признать его?-- отецъ твой былъ бы въ правѣ
             Безспорно отказать ему, рѣшивъ,
             Что не отдастъ приплодъ своей коровы.
             Такъ или нѣтъ?-- А если братъ не могъ
             Его насильно взять, то и отецъ твой
             Равно не въ правѣ былъ его отвергнуть.
             Отсюда выводъ ясенъ: если братъ мой
             Подбросилъ точно твоему отцу
             Наслѣдника -- то тотъ наслѣдникъ долженъ
             И всѣмъ владѣть, что было у отца.
   Робертъ Фольк. Ужель отецъ не могъ лишить наслѣдства
             Его никакъ, будь хоть чужой онъ сынъ?
   Филиппъ Фольк. Не могъ -- ты видишь самъ: не могъ такъ точно,
             Какъ и родить не могъ меня на свѣтъ.
   Элеонора. Отвѣть, Филиппъ, что предпочелъ бы ты:
             Владѣльцемъ стать наслѣдства Фолькенбриджа
             И зваться имъ, иль, потерявъ наслѣдство,
             Быть признаннымъ за сына короля?
   Филиппъ Фольк. Скажу въ отвѣтъ, что если бъ братъ похожимъ
             Былъ на меня, а я имѣлъ фигуру
             Отца, какъ онъ; что если бъ вмѣсто рукъ
             Болтались на бокахъ моихъ двѣ шкуры
             Сухихъ угрей, а вмѣсто ногъ торчали
             Два хлыстика; что если бъ каждый встрѣчный,
             Увидя розу на моихъ вискахъ,
             Сталъ звать меня, смѣясь, ходячимъ пенсомъ 8),
             И если бъ мнѣ за это дали даромъ
             Его помѣстья всѣ -- то вотъ вамъ клятва,
             Что съ мѣста не сошелъ бы я, покуда
             Не удалось за шагомъ шагъ продать
             Мнѣ земли всѣ, въ надеждѣ этимъ стать,
             Чѣмъ я теперь:-- я не хочу быть Нобомъ 9).
   Элеонора. Ты молодецъ!-- Согласенъ, значитъ, ты
             Отдать ему наслѣдство съ тѣмъ, чтобъ въ свитѣ
             Служить моей? Мы собрались войной
             На Францію.
   Филиппъ Фольк. Бери, братъ, все! Судьбой
             Доволенъ я... Ты добылъ кушъ хорошій;
             Но быть тобой, по мнѣ, не стоитъ гроша!
             (Королевѣ) За вами я отправлюсь хоть на смерть.
   Элеонора. Нѣтъ, не за мной: иди впередъ.
   Филиппъ Фольк.                               Привыкъ я
             Всегда дорогу старшимъ уступать.
   Кор. Іоаннъ. Какъ звать тебя?
   Филиппъ Фольк.                     Филиппомъ, государь.
             Такъ я крещенъ 10). Сэръ Роберта жена
             Была судьбой мнѣ въ матери дана,
             И родился у ней я первымъ сыномъ.
   Кор. Іоаннъ. Носи жъ отнынѣ прозвище того,
             Кѣмъ ты рожденъ... Склонись и встань предъ свѣтомъ
             Знатнѣй, чѣмъ былъ: будь впредь Плантагенетомъ 11).
   Филиппъ Фольк. Дай руку, братъ! мнѣ честь дана отцомъ;
             Тебѣ жъ -- добро. Скажу передъ лицомъ
             Я всѣхъ теперь: хвала, что отлучился
             Сэръ Робертъ въ годъ, когда я въ свѣтъ родился!
   Элеонора. Видна во всемъ въ немъ кровь Плантагенетовъ.
             Тебѣ, Ричардъ, я бабка: можешь звать
             Меня впредь этимъ именемъ.
   Филиппъ Фольк.                     Ну, да!
             Хоть и случайно!-- впрочемъ, что за дѣло!
             Свернуть съ дороги влѣво не грѣшно 12).
             Не все ль равно войти черезъ окно
             Иль чрезъ заборъ? Что не взялъ днемъ -- пытайся
             То ночью взять; а взялъ -- прибытокъ твой!
             Стрѣляя въ цѣль, попасть лишь постарайся!
             Какъ ни родись -- останешься собой.
   Кор. Іоаннъ (Роберту). Ну, Фолькенбриджъ! Сбылись твои моленья:
             Земли лишенный 13) далъ тебѣ владѣнья.
             Теперь пора намъ, матушка, въ походъ!
             Идемъ, Ричардъ,-- насъ Франція зоветъ.
   Филиппъ Фольк. (Роберту). Ну, братъ, прощай! Вѣдь ты рожденъ законно.
             Такъ пусть судьба пошлетъ тебѣ зато
             Премного благъ. (Уходятъ всѣ, кромѣ Филиппа).
                                           Я выросъ на вершокъ,
             А сколько миль потеряно въ помѣстьяхъ!
             Но вѣдь зато могу любую Дженни
             Теперь я сдѣлать барыней!-- "Здоровы ль
             Вы, сэръ Ричардъ?" -- "Такъ, ничего, спасибо!"
             И будь хотя Георгомъ тотъ, кто спроситъ
             Меня о томъ -- я все же назову
             Его небрежно Питеромъ... Нѣтъ дива,
             Что, разъ поднявшись въ почестяхъ, мы станемъ
             Позабывать людскія имена.
             Будь иначе -- найдетъ вѣдь свѣтъ, пожалуй,
             Что мало въ насъ достоинства; что плохо
             Поддерживаемъ мы свой важный санъ.
             Пусть посѣтитъ меня теперь гуляка
             Изъ странъ чужихъ. Пойдетъ со мной къ столу
             Онъ важно, съ зубочисткой!.. Я, насытивъ
             Желудокъ знатный свой и пососавъ
             Затѣмъ въ зубахъ, начну, усѣвшись важно,
             Съ нимъ разговоръ:-- "Прошу, любезный сэръ!" --
             И тутъ небрежно обопрусь на локоть.
             А онъ въ отвѣтъ, заученный, какъ стихъ:
             "О, сэръ, къ услугамъ вашимъ! что угодно
             Вамъ приказать?" А я:-- "Нѣтъ, нѣтъ, напротивъ,
             Вы мнѣ должны приказывать!" -- Ну, словомъ,
             Начнемъ мы тутъ обмѣнъ любезныхъ словъ,
             Еще не зная, что хотимъ и просимъ.
             И пустимся затѣмъ мы въ тары-бары
             Про Альпы, Пиринеи, рѣчку По,
             Такъ вплоть до ужина... Вотъ какъ ведутъ
             Себя въ высокомъ обществѣ, въ какое
             Мнѣ должно влѣзть! Побочнымъ высшій свѣтъ
             (А я побочнымъ былъ всегда и буду)
             Считать привыкъ вѣдь нынче лишь того,
             Въ комъ нѣтъ манеръ, умѣнья одѣваться,
             Держать себя съ достоинствомъ при всѣхъ,
             А главное -- точить, точить, точить
             Тотъ сладкій ядъ фальшивой, грубой лести,
             Какой себя обманываетъ свѣтъ!
             И это все придется непремѣнно
             Мнѣ изучить, хотя не для того,
             Чтобъ лгать другимъ, но чтобъ не очень грубо
             Ужъ лгали мнѣ... Удобнѣе взберусь
             Такимъ путемъ я на ступени счастья,
             Какое мнѣ свалилось вдругъ 11).-- Но кто
             Сюда спѣшитъ въ дорожномъ, женскомъ платьѣ?
             Что за гонецъ? Иль мужа нѣтъ у ней,
             Чтобъ рогомъ возвѣстить ея прибытье?

(Входятъ лэди Фолькенбриджъ и Джемсъ Горней).

             Ба, матушка! Привѣтъ съ пріѣздомъ!-- Что
             Заставило прибыть васъ такъ поспѣшно?
   Лэди Фольк. Гдѣ, гдѣ твой братъ? гдѣ этотъ негодяй,
             Посмѣвшій здѣсь меня такъ опозорить?
   Филиппъ Фольк. Вамъ надо брата Роберта? Кого,
             На свѣтъ родилъ сэръ Робертъ -- славный витязь
             Герой Кольбрандъ 15); могучій богатырь?
             Сэръ Робертъ нуженъ вамъ?
   Лэди Фольк.                     Ну, да,-- онъ самый.
             А ты съ чего, дрянной мальчишка, вздумалъ
             Смѣяться надъ сэръ Робертомъ? Обоимъ
             Онъ вамъ отецъ.
   Филиппъ Фольк. Уйди на время, Горней.
   Горней. Прощай, Филиппъ.
   Филиппъ Фольк.                     Такъ кличутъ воробьевъ 16).
             Поразскажу тебѣ я, Джемсъ, о многомъ,
             Что было здѣсь (Горней уходитъ). А вамъ скажу, милэди,
             Я вотъ про что: сэръ Робертъ старый не былъ
             Моимъ отцомъ! Ту часть, какую далъ
             Сэръ Робертъ мнѣ -- спокойно бъ могъ онъ съѣсть
             Въ Страстную Пятницу, не оскоромясь!
             Какъ ни трудился бъ въ потѣ онъ лица,
             То все равно -- меня бы онъ не сдѣлалъ,
             Сознайтесь въ томъ!-- его произведенья
             Извѣстны намъ; а потому откройте
             По совѣсти, кому обязанъ я
             Всѣмъ тѣмъ, что есть во мнѣ? Вѣдь вашъ сэръ Робертъ
             Не сдѣлалъ бы одной моей ноги.
   Лэди Фольк. И ты туда жъ за братомъ!-- Или смысла
             Нѣтъ у тебя? иль ты понять не можешь,
             Что для своей беречь обязанъ пользы
             Мою ты честь? Мальчишка дерзкій! дрянь!
   Филиппъ Фольк. Не дрянь, а рыцарь, матушка! да -- рыцарь!
             Какъ Базилискъ 17). Тутъ шутокъ нѣтъ: плечо
             Мое болитъ еще отъ посвященья...
             Но, матушка, вѣдь все жъ я не былъ сыномъ
             Сэръ Роберта! Отрекся я съ наслѣдствомъ
             И отъ отца! Рожденье, имя -- все
             Ушло безслѣдно прахомъ... Объявите жъ
             Теперь по чистой совѣсти, кому
             Обязанъ жизнью я? Конечно, не былъ
             Онъ кто-нибудь, а человѣкъ извѣстный.
   Лэди Фольк. Какъ! Фолькенбриджа имя ты отвергъ?
   Филиппъ Фольк. Какъ дьявола.
   Лэди Фольк.                               Ну, если такъ, то знай,
             Что ты рожденъ Ричардомъ Львинымъ Сердцемъ.
             Успѣлъ путемъ онъ долгихъ домогательствъ
             Достичь того, что измѣнила клятвѣ
             Я брачныхъ узъ.-- Да не зачтетъ Господь
             Мнѣ это въ грѣхъ! Изъ всѣхъ я силъ старалась
             Себя сберечь, но былъ мой грѣхъ сильнѣй,
             И сталъ плодомъ ошибки ты моей!
   Филиппъ Фольк. Ну, если такъ, то солнцемъ поклянусь,
             Что если бъ въ свѣтъ родился я вторично,
             То не желалъ бы лучшаго отца!
             Ошибки есть, которыя несутъ
             Въ себѣ прощенье сами. То же было
             И въ этотъ разъ: ты увлеклась не страстью,
             Но уступить должна была невольно
             Предъ натискомъ властительной любви
             Того, предъ кѣмъ смирился даже гордый,
             Свирѣпый левъ, позволивъ вырвать прочь
             Себѣ изъ груди царственное сердце 18)!
             Такъ женская ль душа могла бороться
             Съ тѣмъ, кто взялъ верхъ надъ гордымъ сердцемъ льва?
             Да, матушка! навѣкъ я благодаренъ
             Тебѣ за то, что мнѣ тобою данъ
             Такой отецъ!.. Взгляну я, кто рѣшится
             Тебѣ косой за это бросить взглядъ!
             Онъ будетъ мной отправленъ въ темный адъ!
             Идемъ теперь:-- хочу тебя представить
             Я всѣмъ роднымъ. Вѣрь, всѣ сочтутъ добромъ
             Поступокъ твой! Кто жъ вздумаетъ ославить
             Его, какъ грѣхъ -- то будетъ тотъ лжецомъ! (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Франція. Передъ стѣнами Анжера.

(Входятъ съ одной стороны австрійскій герцогъ съ войскомъ, съ другой -- французскій король Филиппъ, также съ войскомъ, дофинъ Лудовикъ, Констанса, Артуръ и свита).

   Лудовикъ. Прими привѣтъ нашъ предъ Анжерскимъ валомъ,
             Австрійскій храбрый герцогъ!-- (Артуру). Вотъ, Артуръ,
             Тотъ принцъ, кѣмъ былъ сраженъ твой славный дядя,
             Король Ричардъ 19), исторгшій сердце льва
             И ведшій брань святую въ Палестинѣ.
             Онъ хочетъ предъ тобой теперь загладить
             Свою вину и потому явился
             Сюда въ главѣ знаменъ своихъ, чтобъ силой
             Принудить злого дядю твоего
             Отдать тебѣ похищенный неправо
             Британскій тронъ... Привѣтствуй же его
             Сердечнымъ поцѣлуемъ.
   Артуръ.                               Богъ проститъ
             Ричарда смерть вамъ, герцогъ, видя ваше
             Старанье вновь возстановить права
             Его родныхъ, прикрывъ ихъ мощной сѣнью
             Военныхъ вашихъ силъ... Рукой безсильной
             Я васъ благодарю за то, но сердце
             Мое, повѣрьте, полно самой чистой
             Любовью къ вамъ. Прошу васъ предъ Анжеромъ
             Принять привѣтъ мой.
   Лудовикъ. Мальчикъ благородный!
             Кто не вступился бъ за твои права?
   Австр. герц. (Цѣлуя Артура). Пусть поцѣлуй, сердечно мною данный,
             Скрѣпитъ обѣтъ моей къ тебѣ любви.
             Далъ клятву я, что не вернусь въ отчизну,
             Пока Анжеръ, въ главѣ твоихъ владѣній
             Во Франціи, а также бѣлый берегъ,
             Чья твердость отражаетъ рядомъ скалъ
             Напоръ валовъ, храня, какъ за твердыней,
             Жильцовъ своихъ -- возвращены не будутъ
             Тебѣ во власть... Да, да! я обѣщаю,
             Что прежде, чѣмъ не станешь королемъ
             Ты Англіи, земли чудесной этой,
             Закрытой отъ вторженья вражьихъ силъ
             Оградой волнъ, пока весь этотъ дальній
             Конецъ земли на Западѣ не будетъ
             Вполнѣ твоимъ -- до той поры, клянусь,
             Дитя мое, я не сложу оружья
             И не увижу родины моей.
   Констанса. Прими, достойный герцогъ, благодарность
             Вдовы и матери!-- прими, покуда
             Не дастъ твоя могучая рука
             Артуру силъ, чтобъ могъ тебѣ, какъ должно,
             Онъ самъ воздать признательность.
   Австр. герц. Пошлетъ
             Награду Богъ тому, кто обнажаетъ
             Мечъ для войны правдивой и святой.
   Кор. Филиппъ. Итакъ, впередъ!.. На непокорный городъ
             Направимъ жерла пушекъ мы своихъ.
             Пусть позовутъ начальниковъ, чтобъ съ ними
             Избрать могли мы лучшія мѣста
             Для приступа. Свои положимъ здѣсь
             Мы царственныя кости; рѣки крови
             Враговъ прольемъ, лишь только бъ взять намъ городъ
             И, взявъ, ребенку этому отдать.
   Констанса. Нѣтъ, погодите: для чего пятнать
             Мечи напрасно кровью? Пусть вернется
             Посолъ нашъ -- Шатильонъ. Съ собой, быть-можетъ,
             Онъ принесетъ согласье уступить
             Намъ мирно то, что вынудить собрались
             Мы силою. Придется намъ тогда
             Раскаяться за тѣ потоки крови,
             Какіе здѣсь напрасно мы прольемъ. (Входитъ Шатильонъ).
   Кор. Филиппъ. Вотъ чудо, лэди!-- чуть сказали ваше
             Желанье вы -- явился нашъ посолъ.
             Ну, Шатильонъ, передавай короче
             Намъ твой отвѣтъ. Что намъ велѣлъ сказать
             Король британскій? Выслушаемъ мы
             Тебя съ спокойнымъ духомъ.
   Шатильонъ.                               Если такъ,
             То вотъ что вамъ отвѣчу я: оставьте
             Ничтожный этотъ городъ; берегите
             Войска и силу для важнѣйшихъ дѣлъ.
             Король британскій, раздраженный вашимъ,
             Хотя и правымъ, вызовомъ, идетъ
             На васъ войною самъ. Противный вѣтеръ,
             Меня застигшій въ морѣ, далъ возможность
             Ему свободно высадить войска
             Въ одно со мною время. Быстро онъ
             Спѣшитъ сюда. Его солдаты храбры
             И преданны. Съ нимъ мать его -- Геката,
             Свирѣпо подстрекающая сына
             На кровь и распри. Въ свитѣ съ ней идутъ
             Племянница ея, принцесса Бланка,
             Альфонса дочь Кастильскаго, а также
             Побочный сынъ покойнаго Ричарда
             И, сверхъ того, безумная ватага
             Подонковъ всей страны, веселыхъ, дикихъ
             Съ лицомъ дѣвицъ 20), но смѣлыхъ, какъ драконы.
             Проживъ безпутно все свое добро
             Въ отечествѣ, спѣшатъ они въ надеждѣ
             Наживы здѣсь, въ полнѣйшемъ убѣжденьи,
             Что на спинѣ несутъ они съ собой
             Права на все... Короче говоря,
             Ни разу Англія не высылала
             На гребень волнъ еще такой толпы
             Отважныхъ, смѣлыхъ, буйныхъ проходимцевъ
             На зло и смерть достойныхъ христіанъ.

За сценой барабаны).

             Чу! слышите?-- вотъ барабаны ихъ
             Одни прервали рѣчь мою. Готовьтесь
             Итти на бой иль объясняться съ ними.
   Кор. Филиппъ. Не ждали мы такъ скоро ихъ сюда.
   Австр. герц. Чѣмъ врагъ быстрѣй, тѣмъ долженъ быть сильнѣе
             И нашъ отпоръ. Нужда рождаетъ храбрость,--
             Пускай идутъ!-- Мы ихъ готовы встрѣтить.

Входятъ король Іоаннъ, Элеонора, Бланка, Филиппъ Фолькенбриджъ, Пемброкъ и войско).

   Кор. Іоаннъ. Миръ Франціи, когда насъ миромъ встрѣтитъ
             Она въ краю, принадлежащемъ намъ!
             Когда же нѣтъ -- то пусть зардѣетъ кровью
             Ея земля, и улетитъ на небо
             Желанный миръ!.. Орудье Божьей кары,
             Смиримъ ея мы гордость, чье упорство
             Грозитъ изгнать на небо кроткій миръ.
   Кор. Филиппъ. Миръ Англіи, когда ея дружины
             Для мира въ Англію вернутся вновь.
             Вашъ край намъ дорогъ: для его спасенья
             Мы льемъ свой потъ подъ тяжкимъ гнетомъ латъ,
             (Что собственно твоимъ должно быть долгомъ!)
             Но ты далекъ отъ помысловъ о благѣ
             Своей страны: -- законнаго монарха
             Ты низложилъ! преемственности право
             Подсѣкъ въ корню! ты насмѣялся дерзко
             Надъ юной властью! чистоту короны
             Ты осквернилъ! (Указывая на Артура) Покойнаго Джефрея
             Въ его лицѣ ты видишь ли черты?
             Лицо, глаза -- все носитъ въ немъ печать
             Умершаго! Вмѣстилось въ маломъ видѣ
             Въ ребенкѣ то, что видѣли въ отцѣ.
             Но часъ придетъ и разрастется снова
             Въ немъ то, что въ братѣ знали мы твоемъ.
             Его отецъ твоимъ былъ старшимъ братомъ --
             Вотъ сынъ его,-- такъ дай же намъ отвѣтъ,
             Какъ овладѣть смѣлъ дерзко ты престоломъ,
             Пока течетъ еще живая кровь
             Въ томъ, кто по всѣмъ правамъ законнымъ долженъ
             Носить вѣнецъ, похищенный тобой?
   Кор. Іоаннъ. Кто право далъ тебѣ, король французскій,
             Вопросы мнѣ такіе предлагать?
   Кор. Филиппъ. Тотъ, Кто въ сердца властителей законныхъ
             Благую мысль вселяетъ возставать
             Въ защиту правъ, поруганныхъ насильемъ.
             Поставленъ я Судьей великимъ Тѣмъ
             Быть на землѣ защитникомъ Артура!
             И вѣрь, что дастъ Онъ силу мнѣ и мощь
             Тебѣ воздать законнымъ правосудьемъ.
   Кор. Іоаннъ. Превысилъ ты права свои и власть.
   Кор. Филиппъ. Нѣтъ, я возсталъ на тѣхъ, кто ихъ превысилъ!
   Элеонора. Кого жъ ты здѣсь преступникомъ зовешь?
   Констанса. Отвѣчу я: -- твой сынъ преступникъ этотъ.
   Элеонора. Гдѣ стыдъ въ тебѣ? побочному ль мальчишкѣ
             Быть королемъ? Затѣяла вѣдь это
             Все дѣло ты, чтобъ королевой стать
             Себѣ самой, на смѣхъ и горе свѣту.
   Констанса. Была вѣрнѣй я сыну твоему,
             Чѣмъ мужу ты! Ребенокъ этотъ больше
             Съ Джефреемъ схожъ, чѣмъ съ сыномъ Іоанномъ
             Похожи вы. А ты вѣдь схожа съ нимъ,
             Какъ дождь съ водой! какъ бѣсъ съ своей подругой!
             Назвать Артура смѣла ты побочнымъ!
             Его отца скорѣе упрекнуть
             Мы можемъ въ томъ: -- вѣдь былъ твоимъ онъ сыномъ.
   Элеонора (Артуру). И это мать!-- Ты слышишь, какъ безстыдно
             Она позоритъ твоего отца?
   Констанса. И это бабка! Осрамить не стыдно
             И внука ей!
   Австр. герц. Довольно,-- усмиритесь.
   Филиппъ Фольк. Смотрите,-- вотъ глашатай площадной 21).
   Австр. герц. Ты что за дьяволъ?
   Филиппъ Фольк.                     Дьяволъ я, съ которымъ
             Не будетъ прибыли тебѣ сойтись.
             Вѣдь ты изъ зайцевъ тѣхъ, что храбро щиплютъ
             За гриву льва, когда онъ околѣлъ.
             Но я спущу обноски львиной шкуры
             Съ твоей спины! Я выкоптить сумѣю
             Изъ нихъ тебя, какъ моль 22)!.. Ты такъ и знай!
             Что я сказалъ -- то вѣрно.
   Бланка.                               Львиной кожѣ
             Не шло бы плечи украшать того,
             Кто безъ стыда ее у льва похитилъ.
   Филиппъ Фольк. Она ему пристала точно такъ же,
             Какъ епанча Алкидова ослу 23).
             Но знай, оселъ, что я сорвать сумѣю
             Ее съ тебя иль навалю на плечи
             Тебѣ такую ношу, отъ которой
             Ты сломишься.
   Австр. герц.           Что это за ругатель?
             И для чего трещитъ онъ въ уши намъ
             Весь этотъ вздоръ?
   Кор. Филиппъ.           Рѣшай, Лудовикъ, что
             Намъ предпринять?
   Лудовикъ.                     Молчите, болтуны
             И женщины... Къ тебѣ же, Іоаннъ,
             Вотъ рѣчь моя: мы требуемъ, какъ прежде,
             Чтобъ уступилъ во имя правъ Артура
             Ты Англію, Ирландію, Турень,
             Анжу и Мэнъ... Исполнишь ли ты это,
             Сложивъ свой мечъ?
   Кор. Іоаннъ.           Лишусь скорѣе жизни....
             Тебѣ кидаю, Франція, безстрашно
             Я вызовъ мой. Что жъ до тебя, Артуръ,
             То ввѣрься, милый мальчикъ, беззаботно
             И нѣжно мнѣ. Повѣрь, получишь ты
             Гораздо больше, чѣмъ французы-трусы
             Успѣютъ взять насильно у меня.
             Иди жъ ко мнѣ.
   Элеонора.           Къ нему и къ доброй бабкѣ.
   Констанса. Да, да, дитя, иди! Отдай престолъ
             Твой бабушкѣ!.. Она тебѣ за это
             Пожалуетъ игрушку, финикъ, сливу --
             Она вѣдь такъ добра.
   Артуръ.                               Ахъ, мама, мама!
             Лежать въ могилѣ лучше бъ я хотѣлъ!
             Не стою я такихъ вѣдь ссоръ и распрей.
   Элеонора. Смотрите, мальчикъ плачетъ: онъ стыдится
             За мать свою.
   Констанса.           Стыдится или нѣтъ --
             Стыдъ на тебѣ:-- твоя несправедливость,
             А не моя навертываетъ слезы,
             Святые эти перлы, на глаза
             Несчастнаго малютки! Приметъ небо
             Ихъ, какъ залогъ цѣннѣйшій, чѣмъ алмазы,
             И вамъ отмститъ, воздавъ ему добромъ.
   Элеонора. Клевещешь ты на небо и на землю.
   Констанса. Оскорблены и небо и земля
             Тобою лишь! Меня звать клеветницей
             Не смѣешь ты! Тобой и Іоанномъ
             Лишенъ малютка этотъ царской власти
             И правъ ея... Сынъ сына твоего,
             Онъ на себѣ несетъ неправо тяжесть
             Твоихъ грѣховъ! Исполнились надъ нимъ
             Слова писанья: "за нечестье предковъ
             Воздастся внукамъ"... Во второмъ колѣнѣ
             Вѣдь плодъ утробы подлой онъ твоей!
   Кор. Іоаннъ. Безумная! Сдержи языкъ.
   Констанса.                               Нѣтъ, кончить
             Должна я все!.. Не только за нее
             Страдаетъ онъ, но допустило небо,
             Чтобы она жъ была и палачомъ,
             Орудіемъ всѣхъ золъ его и бѣдствій!
             Ея грѣхи -- его бѣды! Проступки,
             Въ какихъ она виновна, тяжкимъ гнетомъ
             Лежатъ на немъ! на немъ одномъ!.. Проклятье
             За это ей!
   Элеонора. Есть ли въ тебѣ разсудокъ?
             Я завѣщанье прочитать могу,
             Которымъ твой Артуръ лишенъ короны.
   Констанса. Да, да,-- кто жъ усомнится въ томъ? Писала
             Его вѣдь ты! Твоею злобной волей
             Обиженъ онъ!.. стараньемъ злобной бабки.
   Кор. Филиппъ. Тсс... полноте, иль вы себя не въ силахъ
             Ужъ сдерживать;-- подобныхъ рѣзкихъ словъ
             Мы допустить не можемъ передъ нами...
             (Свитѣ) Подайте знакъ, чтобъ граждане Анжера
             Явились къ намъ; пускай рѣшаютъ сами
             Они, кто правъ: Артуръ иль Іоаннъ.

(Трубы для переговоровъ. Граждане города появляются на стѣнѣ).

   Гражданинъ. Кто вызвалъ насъ?
   Кор. Филиппъ.                               Король французскій:-- хочетъ
             Переговоры съ вами онъ вести
             За Англію.
   Кор. Іоаннъ. Здѣсь Англія сама;
             И я скажу моимъ анжерцамъ вѣрнымъ...
   Кор. Филиппъ. Къ анжерцамъ вѣрнымъ можетъ обращаться
             Одинъ Артуръ;-- отъ имени, его
             Я васъ зову...
   Кор. Іоаннъ. Зову для нашихъ общихъ
             Васъ выгодъ я -- такъ выслушать должны вы
             Сперва меня. Значки французовъ вѣютъ
             Предъ городомъ;-- сюда они явились
             На горе вамъ! Орудья ихъ готовы
             Изрыгнуть гнѣвъ чугунный свой на васъ.
             Готово все для гибельной осады.
             Французовъ злость пощады вамъ не дастъ.
             Хотятъ они, чтобы ворота ваши
             Смеженныя, какъ вѣки на глазахъ,
             Открылись имъ... Когда бъ не подоспѣли
             Мы во-время -- то были бъ камни стѣнъ,
             Хранящіе, какъ поясомъ, вашъ городъ,
             Ужъ сбиты прочь съ ихъ глиняныхъ основъ!,
             Разгромъ и смерть излились бы потокомъ
             На городъ вашъ, на васъ самихъ!.. Но чуть
             Увидѣлъ врагъ, что вашъ король законный
             Пришелъ сюда, презрѣвъ труды похода;
             Что всталъ врагамъ онъ смѣло на пути;
             Что хочетъ онъ во что бы то ни стало
             Отвесть грозу отъ вашихъ славныхъ стѣнъ 24),--
             Что видимъ мы? французы уступаютъ,
             Спѣша занять васъ льстивой болтовней!
             Взамѣну бомбъ, которыми сбирались
             Они разбить вашъ городъ до основъ,
             Спѣшатъ стрѣлять они лукавой рѣчью;
             Въ туманъ и дымъ стараются облечь
             Свои слова въ надеждѣ, что обманутъ
             Лукаво васъ... Не довѣряйтесь имъ!
             Впустите насъ!.. вамъ это говоритъ
             Вашъ государь! Войска его устали;
             Они для васъ свершили трудный путь
             И ждутъ отъ васъ гостепріимной встрѣчи.
   Кор. Филиппъ. Теперь и я свое скажу вамъ слово --
             А тамъ дадите намъ вы свой отвѣтъ.
             Смотрите всѣ: вотъ объ руку со мной
             Стоитъ дитя!.. въ немъ кровь Плантагенетовъ.
             Ему въ защиту руку поднялъ я,
             Сознавши въ томъ велѣнье высшей власти.
             Его отецъ пришедшему съ войсками
             Былъ старшій братъ!.. Ребенокъ этотъ долженъ
             Быть потому законнымъ королемъ
             Его и васъ. Когда конями топчемъ
             Здѣсь ваши мы зеленыя поля,
             То не вражда подвигнула, повѣрьте,
             На это насъ. Явились мы, чтобъ вновь
             Возстановить растоптанное право!
             Подвигнуть васъ явились мы возстать
             Въ защиту правъ несчастнаго младенца!
             Спѣшите жъ долгъ исполнить вашъ святой!
             Воздайте честь обиженному принцу,
             И я клянусь, что обуздаемъ наше
             Оружье мы. Какъ скованны! медвѣдь,
             Оно ужаснымъ будетъ только съ виду.
             Громъ нашихъ пушекъ грянетъ безобидно
             Лишь въ небеса, и съ радостью вернутся
             Войска домой, не зазубривъ мечей
             И не избивъ въ кровавой сѣчѣ шлемовъ!..
             Въ свои дома уйдемъ мы, не обливъ
             Анжерскихъ стѣнъ горячей нашей кровью,
             И мирно васъ и вашихъ женъ оставимъ
             Въ покоѣ мы... Но если пренебречь
             Рѣшитесь вы безумно предложеньемъ,
             То знайте всѣ, что не укроетъ васъ
             Валъ вашихъ стѣнъ отъ нашей грозной кары!
             Защиты въ немъ не будетъ вамъ, хотя бъ
             За нимъ вы скрыли всѣ полки британцевъ!
             Итакъ, мы ждемъ! Согласны ли признать
             Вы власть того, кого мы защищаемъ,
             Иль дать сигналъ для мести мы должны
             И взять свое въ потокахъ вашей крови?
             Гражданинъ. Отвѣтъ нашъ простъ: британскаго монарха
             Вассалы мы, и въ силу нашихъ правъ
             Свой защищать мы твердо будемъ городъ.
   Кор. Іоаннъ. Вы короля должны признать во мнѣ;
             Откройте жъ намъ безъ дальнихъ словъ ворота.
             Гражданинъ. Откроемъ мы тому ихъ, кто докажетъ,
             Что онъ король;-- а до того мы будемъ
             Ихъ защищать, возстань хоть цѣлый свѣтъ.
   Кор. Іоаннъ. Вамъ доказать вѣнецъ британскій можетъ,
             Кто вашъ король;-- а мало вамъ того,
             То для поддержки правъ моихъ предъ вами
             Я тридцать тысячъ англійскихъ сердецъ
             Привелъ съ собой.
   Филиппъ Фольк. Законныхъ и побочныхъ.
   Кор. Іоаннъ. Они костями лягутъ за меня.
   Кор. Филиппъ. Число такое жъ честныхъ ратоборцевъ
             Стоятъ за мной.
   Филиппъ Фольк. Не безъ побочныхъ тоже.
   Кор. Филиппъ. Его права ничтожны въ ихъ глазахъ.
   Гражданинъ. Покуда вы не разрѣшите точно,
             Кто правъ изъ двухъ -- мы признавать не будемъ
             Ни одного.
   Кор. Іоаннъ. Такъ да проститъ же небо
             Всѣхъ тѣхъ, кто, въ бой вступивъ за короля,
             Умчатся въ рай сегодня жъ, раньше даже,
             Чѣмъ упадетъ вечерняя роса.
   Кор. Филиппъ. Да будетъ такъ!.. На коней, молодцы!
   Филиппъ. Фольк. Святой Георгъ! ты, что сразилъ дракона 25) --
             Сойди съ трактирной вывѣски своей
             И будь за насъ!.. Учи насъ лихо драться.
             (Австр. герц.) Тебѣ же вотъ мой сказъ: будь я въ берлогѣ,
             Гдѣ поселился съ львицей ты своей,
             То я бъ тебѣ на львиный лобъ напялилъ
             Бычачьихъ пару рогъ! Въ потѣху свѣта
             Тебя бы сдѣлалъ чудищемъ.
   Австр. герц.                     Довольно!..
   Филиппъ Фольк. Остерегись!.. Ты слышишь рокотъ льва.
   Кор. Іоаннъ. Впередъ, друзья! Въ долинѣ мы разставимъ
             Свои войска.
   Филиппъ Фольк. Скорѣй!.. Займемте поле.
   Кор. Филиппъ. Такъ рѣшено! (Лудовику) Вели войскамъ спѣшить
             На ближній холмъ: -- за насъ Господь и право!

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 2-я.

Тамъ же.

(За сценой шумъ битвы. Граждане города на стѣнахъ. Входятъ французскій герольдъ съ трубачомъ).

   Фр. герольдъ. Снимайте прочь замки съ воротъ, анжерцы!
             Должны съ почетомъ встрѣтить у себя
             Артура вы. Онъ съ помощью французовъ
             Потоки слезъ сегодня источилъ
             Изъ глазъ британскихъ матерей, чьи дѣти
             Лежатъ въ крови, поверженныя въ прахъ.
             Не мало вдовъ, чьи мертвые мужья
             Теперь простерты на землѣ холодной,
             Вспомянутъ день, когда побѣдой были
             Осѣнены французскіе значки.
             Потеря войскъ ничтожна, и теперь
             Идутъ они занять съ тріумфомъ городъ,
             Чтобъ объявить Артура королемъ.

(Входятъ англійскій герольдъ съ трубачомъ).

   Англ. герольдъ. Звонить велите радостно, анжерцы,
             Въ колокола!.. Король нашъ Іоаннъ
             Идетъ сюда. Британіи властитель
             Успѣлъ взять верхъ сегодня надъ врагомъ.
             Его солдатъ серебряныя латы
             Подъ кровью вражьей золотомъ горятъ.
             Мечи враговъ съ британскихъ гордыхъ шлемовъ
             Сбить не могли ни одного пера.
             Значки остались въ тѣхъ рукахъ, которымъ
             Они предъ битвой были вручены,
             И, какъ ловцы 26), обрызганные кровью,
             Спѣшатъ домой британскія войска.
             Впустите ихъ!.. Достался намъ день славы!
             Гражданинъ. Смотрѣли мы, герольды, съ нашихъ башень
             На ходъ борьбы съ начала до конца.
             Кто побѣдилъ -- рѣшить не могъ бы самый
             Пристрастный глазъ. Была отвѣтомъ крови
             Такая жъ кровь, а натиску -- отпоръ,
             Повсюду сила отражалась силой,
             И были равны обѣ стороны.
             А потому мы судимъ объ обѣихъ
             Попрежнему: пока не одолѣетъ
             Изъ нихъ одна -- нашъ городъ будетъ противъ
             Той и другой; успѣхъ же дастъ имъ все.

(Входятъ съ одной стороны король Іоаннъ, Элеонора, Бланка, Филиппъ Фолькенбриджъ и войско. Съ другой -- король Филиппъ, Лудовикъ и герцогъ Австрійскій, также съ войскомъ).

   Кор. Іоаннъ. Иль накопилось много лишней крови,
             Французы, въ васъ? Иль вы еще хотите
             Препятствовать потоку нашихъ правъ
             Войти въ русло? Остерегитесь! бурно
             Залить онъ можетъ ваши берега,
             Когда его сребристому теченью
             Вы не дадите влиться въ океанъ.
   Кор. Филиппъ. Не удалось сберечь вамъ, англичане,
             Ни капли крови больше противъ насъ.
             Скажу скорѣй, что пострадали въ битвѣ
             Сильнѣе вы... Клянусь моей рукой,
             Чья власть простерлась надъ землею вашей
             Что не сложу оружья я, покуда
             Не покорю принудившаго насъ
             Его поднять, иль не прибавлю къ ряду
             Тѣхъ, кто убитъ, прославленное имя
             Монарха, смерть нашедшаго въ бою.
   Филиппъ Фольк. О, слава, слава! Какъ прекрасна ты,
             Когда на ставкѣ жизнь стоитъ монарховъ!
             Теперь броней несокрушимой стали
             Должна облечь смерть челюсти свои!
             Мечи солдатъ ея зубами будутъ,
             И запируетъ радостно она!..
             Гдѣ короли сошлись въ горячей распрѣ --
             Людского мяса будетъ вдоволь тамъ!..
             Ну, что жъ стоите молча вы, монархи?
             Къ рѣзнѣ зовите вновь свои войска!
             Туда, туда! На прежнюю равнину!
             Вѣдь силой вы и храбростью равны!
             Разгромъ однихъ другимъ дастъ миръ желанный,
             А до того удары, кровь и смерть!
   Кор. Іоаннъ. Чью жъ сторону, анжерцы, вы берете?
   Кор. Филиппъ. Кто вашъ король?-- вотъ Англіи вопросъ.
   Гражданинъ. Король намъ тотъ, кто будетъ королемъ
             И въ Англіи.
   Кор. Филиппъ. Тогда признать должны вы
             Его во мнѣ. Пришелъ я защищать
             Его права.
   Кор. Іоаннъ. А я здѣсь защищаю
             Права свои: я собственный ходатай
             Самъ за себя. Своей особой лично
             Беру во власть я съ Англіей, анжерцы,
             И городъ вашъ.
   Гражданинъ.           Власть высшая рѣшаетъ
             Вопросъ не такъ. Сомнѣнье мы свое
             Держать, какъ прежде, будемъ подъ замками
             Своихъ воротъ, пока оно не будетъ
             Разрѣшено отвѣтомъ несомнѣннымъ,
             Кто нашъ король.
   Филиппъ Фольк. Нѣтъ, эти негодяи
             Въ глаза смѣются, государи, вамъ!
             Со стѣнъ на бой и смерть спокойно смотрятъ,
             Разинувъ рты, они, какъ на спектакль.
             Хотите ль слушать вы меня?-- должны
             Вы взять примѣръ съ іерусалимскихъ гражданъ 27).
             Забыть на время надобно свои
             Раздоры вамъ и вмѣстѣ грозной силой
             На городъ ихъ стремительно напасть.
             Пусть заодно французы и британцы,
             До горла пушки зарядивъ свои,
             Начнутъ стрѣлять съ востока и съ заката,
             Пока не дрогнутъ каменныя ребра
             Ихъ гордыхъ стѣнъ. Пусть негодяи эти,
             Какъ вольный воздухъ, беззащитны станутъ
             Для выстрѣловъ!.. И вотъ тогда свободно
             Развесть свои вы можете войска,
             Развесть затѣмъ, чтобъ, вновь поставя ихъ
             Лицомъ къ лицу, мечи передъ мечами,
             Рѣшить, кого любимцемъ изберетъ
             Своимъ судьба; кому отдастъ и счастье
             И славу дня, почтивши поцѣлуемъ
             Его успѣхъ... Что скажете? По сердцу ль
             Вамъ мой совѣтъ? Отвѣтьте, короли;
             Совѣтъ хоть грубъ, но смѣлъ и политиченъ.
   Кор. Іоаннъ. Клянусь надъ нами распростертымъ небомъ,
             Совѣтъ хорошъ!.. Согласна ли со мной
             Ты, Франція, слить вмѣстѣ наши силы,
             Съ тѣмъ, чтобъ сравнять сперва Анжеръ съ землей,
             А тамъ рѣшить, кому борьба присудитъ
             Быть королемъ.
   Филиппъ Фольк. (Кор. Филиппу). Что долго думать тутъ?
             Вѣдь оскорбленъ ничтожнымъ городишкой
             Ты, какъ и мы. Когда король ты точно,
             Такъ дай приказъ войскамъ твоимъ немедля
             Начать разгромъ проклятыхъ этихъ стѣнъ.
             Когда же ихъ сравняемъ мы съ землею,
             То кто тогда вамъ можетъ помѣшать
             Рѣзню опять между собой начать?
   Кор. Филиппъ. Пусть будетъ такъ!-- гдѣ ты начнешь свой приступъ?
   Кор. Іоаннъ. Я съ запада;-- направлю свой разгромъ
             Я прямо въ сердце города.
   Австр. герцогъ.           Я сѣверъ
             Избралъ себѣ.
   Кор. Филиппъ. Мои жъ орудья съ юга
             Начнутъ огонь.
   Филиппъ Фольк. (тихо) Придумано умно!
             Начнутъ стрѣлять французъ съ австрійцемъ прямо
             Другъ другу въ ротъ... Ихъ надо подзадорить
             Сильнѣй еще... Ну, что жъ! Пора начать.
   Гражданинъ. Монархи, стойте! Преклоните слухъ!
             Я дамъ совѣтъ вамъ, какъ достигнуть мира
             И городъ взять безъ боя и безъ ранъ.
             Дамъ средство я всѣмъ тѣмъ, кому придется
             Безъ пользы здѣсь на полѣ лечь костьми,
             Спокойно смерть найти въ своихъ постеляхъ.
             Смирите жъ гнѣвъ и благосклонно мнѣ
             Позвольте молвить слово.
   Кор. Іоаннъ.                     Говори,--
             Я соглашаюсь выслушать охотно.
   Гражданинъ. Предъ вами здѣсь стоитъ принцесса Бланка.
             Она тебѣ, Британіи король,
             Племянница... Возможно ль пожелать,
             Чтобъ два лица сходились такъ прекрасно
             По возрасту, какъ принцъ Лудовикъ съ ней?
             Когда любовь желаетъ красоты,
             То гдѣ жъ искать, ее какъ не въ принцессѣ?
             Когда нужна для счастья добродѣтель --
             То кто жъ сравнится съ лэди Бланкой въ ней?
             А если ищетъ честолюбье сана,
             То кто жъ по крови выше, чѣмъ она?
             Судьба послала въ даръ дофину тоже
             И красоту, и качества, и санъ.
             Его назвать могли бъ мы совершенствомъ --
             Но онъ одинъ!-- иль, лучше говоря,
             Онъ не она. Такой же недостатокъ.
             Равно есть въ ней: она не онъ!-- въ нихъ, значитъ,
             Двѣ половины, изъ которыхъ могъ бы
             Создаться совершенный человѣкъ.
             Они нашли бъ другъ въ другѣ дополненье
             И красотѣ и качествамъ своимъ.
             Позвольте жъ слиться этимъ двумъ потокамъ
             Сребристыхъ струй! Пускай соединятся
             Они впередъ на радость и на славу
             Ихъ берегамъ;-- а эти берега,
             Монархи, вы!-- вы, отъ кого зависитъ
             Соединить ихъ юныя сердца.
             Такой союзъ, повѣрьте мнѣ, отворитъ
             Скорѣе вамъ ворота нашихъ стѣнъ,
             Чѣмъ выстрѣлы. Предъ нимъ мы распахнемъ
             Ихъ шире, чѣмъ исполнить это можетъ
             Взрывъ пороха. Войдете вы тогда
             Свободно въ нихъ;-- иначе жъ само море
             Не будетъ глухо такъ въ бурливый день;
             Не будутъ львы такъ безпощадны въ злобѣ,
             Иль горы тверды!.. даже смерть сама
             Свирѣпѣй не окажется, чѣмъ будемъ
             Упорны мы въ рѣшимости стоять
             За городъ свой!
   Филиппъ Фольк. Вотъ всталъ кто поперегъ 28)
             Дороги намъ! Чего не наболталъ
             О смерти онъ! Не хочетъ ли онъ кости
             Ей изъ лохмотьевъ вытрясти долой 29)?
             Широкій ротъ!-- плевалъ горами, моремъ,
             А львовъ считалъ чуть-чуть не за щенковъ,
             Пригодныхъ лишь въ забаву глупымъ дѣтямъ.
             Откуда столько въ немъ горячей крови?
             Пушкарь какой-нибудь родилъ навѣрно
             Его на свѣтъ. Стрѣляетъ онъ словами,
             Какъ порохомъ; бьетъ языкомъ, какъ палкой.
             Завянутъ уши, слушая! Французамъ
             Такъ не подраться даже кулакомъ.
             Я не бывалъ такъ одураченъ рѣчью
             Съ тѣхъ давнихъ поръ, какъ началъ называть
             Отца отцомъ.
   Элеонора (Іоанну). Сынъ, согласись;-- дай слово,
             Что наградишь племянницу приличнымъ
             Приданымъ ты. Такой союзъ, повѣрь,
             Намъ выгоденъ... Имъ укрѣпишь вѣрнѣй
             На головѣ ты шаткую корону
             И не допустишь, чтобы сынъ Констансы
             Созрѣлъ подъ солнцемъ въ пышный цвѣтъ и плодъ.
             Въ глазахъ французовъ вижу я готовность
             Намъ уступить:-- вонъ шепчутся они.
             Лови же мигъ, пока ихъ самолюбье
             Возбуждено; не жди, чтобъ рядомъ жалобъ,
             Упрековъ, просьбъ и прочихъ убѣжденій
             Готовая уступчивость ихъ снова
             Не превратилась въ непреклонный ледъ.
             Гражданинъ. Какой же будетъ, короли, отвѣтъ
             Отъ васъ на наше дружеское слово?
   Кор. Филиппъ. Пускай отвѣтитъ Англія сперва:
             Она вступила въ объясненья раньше.
   Кор. Іоаннъ. Когда согласенъ царственный дофинъ
             Прочесть: "люблю" въ прекрасной этой книгѣ

(указывая на Бланкуг),

             То королевскимъ награжу приданымъ
             Принцессу я... Мэнъ, Пуатье съ Туренью,
             Анжу и все, что намъ принадлежитъ
             Во Франціи до самаго пролива
             (Одинъ Анжеръ лишь только исключивъ),
             Въ день свадьбы будетъ ей моимъ подаркомъ.
             Сравню ее я въ почестяхъ, владѣньяхъ
             И въ прочемъ всемъ съ первѣйшими изъ всѣхъ
             Принцессъ, какія въ мірѣ есть, такъ точно,
             Какъ сравнена уже она съ любой
             По красотѣ, достоинствамъ и крови.
   Кор. Филиппъ. Что скажешь, сынъ?-- взгляни въ лицо принцессы.
   Лудовикъ. Смотрю, отецъ, и, глядя, пораженъ
             Я чудомъ дивнымъ: въ этомъ свѣтломъ взорѣ
             Себя я вижу такъ же отраженнымъ,
             Какъ въ зеркалѣ, иль, лучше говоря,
             Какъ тѣнь предъ солнцемъ. Взоръ принцессы -- солнце,
             А сынъ твой -- тѣнь... Не любовался въ жизни
             Собою я, но дорогъ сталъ теперь
             Себѣ я самъ, увидѣвши себя
             Окованнымъ ея прелестнымъ взоромъ. (Шепчется съ Бланкой)
   Филиппъ Фольк. (тихо). Ну, если ты въ глазахъ ея закованъ,
             Такъ будь повѣшенъ въ дивныхъ складкахъ лба,
             Да заодно ужъ въ сердцѣ четвертованъ!
             Завидная бездѣльнику судьба
             Достанется, сказать могу по чести:
             Казненнымъ быть въ такомъ пріятномъ мѣстѣ.
   Бланка (Лудовику). Законъ мнѣ -- воля дяди. Если точно
             Онъ въ васъ находитъ качества, какія
             Ему пришлись по сердцу и душѣ,
             То я могу пересадить такой же
             Взглядъ и въ себя иль, проще говоря...
             Могу васъ полюбить... Вамъ льстить не стану
             Прямымъ признаньемъ я, что все, что вижу
             Я въ васъ -- мнѣ нравится, но ограничусь
             Словами лишь, что если даже строго
             Судитъ я буду васъ, то не найти
             Мнѣ и тогда хоть что-нибудь, что было бъ
             Мнѣ въ васъ антипатично.
   Кор. Іоаннъ.                     Что жъ отвѣтитъ
             Намъ молодежь? Сперва рѣчь за тобой,
             Племянница.
   Бланка.                     Исполнить я готова
             То, что угодно будетъ вамъ признать
             За лучшее.
   Кор. Іоаннъ. А вы, дофинъ? По сердцу ль
             Принцесса вамъ?
   Лудовикъ.           Спросить должны вы лучше,
             Могу ль ее изъ сердца моего
             Я вырвать прочь?-- я полюбилъ безумно!
   Кор. Іоаннъ. Тогда даю въ приданое я ей
             Валькессенъ, Мэнъ, Анжу, Турень, а также
             И Пуатье. Прибавлю, сверхъ того,
             Я тридцать тысячъ англійскихъ червонцевъ.
             Когда король доволенъ, то пускай
             Влюбленные дадутъ другъ другу руки.
   Кор. Филиппъ. Я радъ отъ всей души. Соедините
             Отъ сердца, дѣти, руки.
   Австр. герцогъ.           Губы также,--
             Я сдѣлалъ то же въ день, когда помолвленъ
             Былъ въ первый разъ.
   Кор. Филиппъ. Теперь открыть должны вы,
             Анжерцы, намъ ворота. Пусть войдетъ
             Въ нихъ дружба та, которую успѣли
             Вы завязать... Сегодня жъ съ торжествомъ
             Свершимъ въ часовнѣ Пресвятой Маріи
             Мы этотъ бракъ.-- Но здѣсь не вижу я
             Средь насъ Констансы;-- впрочемъ, слава Богу,
             Что нѣтъ ея. Навѣрно бъ помѣшала
             Она достичь того, къ чему успѣли
             Мы здѣсь прійти... Кто видѣлъ, гдѣ она
             И сынъ ея?
   Лудовикъ.           Въ отчаяньи и горѣ
             Она укрылась въ ставкѣ короля.
   Кор. Филиппъ. Охотно вѣрю:-- нашъ союзъ лѣкарствомъ
             Не будетъ ей... Британскій братъ! нельзя ли
             Намъ чѣмъ-нибудь утѣшить вдовью скорбь?
             Какъ ни судить, но все жъ вѣдь я пришелъ
             Сюда въ защиту правъ ея, и небо
             Одно лишь знаетъ, какъ могло случиться,
             Что увлеклись мы выгодой своей
             Ей на бѣду.
   Кор. Іоаннъ. Мы это все поправимъ.
             Дадимъ Артуру герцогство Бретань
             И графство Ричмондъ; сверхъ того, прибавлю
             Я и Анжеръ... Пусть пригласятъ Констансу
             Почтить своимъ присутствіемъ нашъ брачный,
             Веселый пиръ... Ей угодить вполнѣ,
             Конечно, мы не можемъ, но надѣюсь,
             Что сдѣланнымъ успѣемъ все жъ смирить
             Избытокъ слезъ и жалобъ... Но однако
             Пора итти, чтобы заняться нашимъ
             Негаданнымъ-нежданнымъ торжествомъ.

(Уходятъ всѣ, кромѣ Фолькенбриджа).

   Филиппъ Фольк. Какъ подлъ весь міръ! Какъ подлы короли!
             Какъ подлъ союзъ, сейчасъ скрѣпленный ими!
             Возставъ затѣмъ, чтобъ все сберечь -- подачку
             Теперь даетъ Артуру Іоаннъ!..
             А Франція!-- всѣмъ прокричавши въ уши,
             Что честь одна принудила ее
             Поднять свой мечъ,-- придя сюда, какъ Божій
             Солдатъ на бой -- и та стакнулась низко
             Съ тѣмъ демономъ, чья власть царитъ надъ всѣми:
             Надъ честью, вѣрой, совѣстью! Въ грязь топчетъ
             Огуломъ всѣхъ: отжившихъ, молодыхъ,
             Монарховъ, нищихъ, даже дѣвъ невинныхъ,
             Чье все добро въ невинности лишь ихъ!
             О, выгода -- красивый соблазнитель!
             Ты -- тотъ наклонъ, который заставляете
             Катиться міръ, и безъ чего бы могъ онъ
             Итти впередъ спокойно, безъ грѣха!
             Ты, ты одна, подводный подлый камень,
             Съ пути добра его сбиваешь вкривь!
             Достичь мѣшаешь честной, славной цѣли
             И губишь жаръ намѣреній святыхъ!
             Такъ Франція, поддавшись малодушно
             Тебѣ, какъ своднѣ, полной льстивыхъ словъ,
             Смѣнила цѣль войны, поднятой честно,
             На гнусный миръ, безславный и пустой!..
             Но, впрочемъ, что жъ? Какъ поглядѣть -- я самъ-то
             Что горячусь?-- не просто ль потому,
             Что на меня фортуна не успѣла
             Пока еще привѣтливо взглянуть?
             Вѣдь я и самъ передъ дождемъ червонцевъ
             Не сталъ бы прятать пригоршней своихъ!
             Такъ буду жъ я, какъ всѣ, ругать богатство,
             Пока я голъ, а разъ разбогатѣвъ,
             Считать начну порокомъ первымъ бѣдность!
             Ужъ если честь на выгоду мѣняютъ,
             Такъ не стѣсняясь, даже короли,
             То пусть она всесильнымъ богомъ будетъ
             Впередъ и мнѣ!-- Я преклонюсь предъ ней! (Уходитъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА 1-я.

Тамъ же. Палатка французскаго короля.

(Входятъ Констанса, Артуръ и Салисбюри).

   Констанса. Свершаютъ бракъ! скрѣпляютъ узы мира!
             Хотятъ смѣшать съ безчестной, лживой кровью
             Такую жъ кровь! Друзьями стали всѣ!
             Получитъ Бланка власть, и мужемъ будетъ
             Лудовикъ ей!.. Нѣтъ, нѣтъ -- не можетъ быть!
             Ошибся ты, сказавъ мнѣ эти вѣсти.
             Хочу тебя я выслушать еще.
             Сказалъ ты мнѣ шутя, что будто это
             Случилось все; но я клянусь, что клятвы
             Твои ложны;-- ты человѣкъ, какъ всѣ,
             Не болѣе... Я вѣрю въ то, что вѣрить
             Тебѣ нельзя: вѣдь дали короли
             Торжественную клятву мнѣ въ противномъ!
             А ты!-- достоинъ кары ты за дерзость,
             Что смѣлъ такъ испугать меня: вѣдь вредно
             Пугаться мнѣ!-- вѣдь я больна! Несчастья
             Давно ужъ мнѣ внѣдрили въ сердце страхъ.
             Онъ для вдовы безпомощной ужасенъ,
             И я ему легко такъ поддаюсь,
             Какъ женщина!.. Ты знаешь ли, что если
             Ты даже скажешь мнѣ, что пошутилъ,
             То все жъ смущенный духъ не дастъ покоя
             И послѣ мнѣ: дрожать и плакать буду
             Я цѣлый день!.. Что хочешь ты сказать,
             Качая головой? Зачѣмъ такъ грустно
             Въ глаза ты смотришь сыну? Для чего
             Кладешь на сердце руку?.. Вижу, слезы
             Рѣкой, прорвавшей все, готовы хлынуть
             Изъ глазъ твоихъ... Ужели въ нихъ должна
             Я видѣть знакъ, что точно мнѣ сказалъ
             Ты истину?.. Такъ повтори жъ еще
             Свои слова... не всѣ!-- нѣтъ, нѣтъ! Не нужно
             Подробностей: скажи однимъ мнѣ словомъ,
             Что ты не лгалъ...
   Салисбюри.           Слова моя правдивы
             Настолько же, насколько вамъ должны
             Фальшивыми казаться тѣ, чьей, волей
             Кажусь фальшивымъ я.
   Констанса.                     Ну, если такъ,
             То ты, меня увѣрившій въ несчастьи,
             Устрой теперь и то, чтобъ въ немъ нашла я
             И смерть свою! Пусть жизнь моя, сошедшись
             Съ моей бѣдой, какъ пара злобныхъ фурій,
             Умретъ сама, убивши и ее!..
             Выходитъ Бланка замужъ за дофина!
             (Артуру) Дитя мое! чего же ждать тебѣ?..
             Французы въ дружбѣ съ Англіей!-- что жъ будетъ
             Со мной теперь?-- (Салисбюри) Уйди! уйди! прочь съ глазъ!
             Противенъ мнѣ ты сталъ за эти вѣсти.
             И выносить я не могу тебя!..
   Салисбюри. Что жъ сдѣлалъ я, милэди, вамъ?-- принесъ
             Я только вѣсть о злѣ, но въ немъ виновны
             Не я -- другіе.
   Констанса.           Зло настолько гнусно,
             Что ненавистенъ намъ и тотъ, чье слово
             О немъ мы слышимъ.
   Артуръ.                               Мама, успокойся!
             Прошу тебя.
   Констанса. Ты ль это говоришь?
             Ты ль мнѣ совѣтъ даешь быть терпѣливой?
             Дитя мое!-- да вѣдь когда бъ ты былъ
             Уродливъ, хромъ, горбатъ; когда бъ позорилъ
             Собой ты мать; былъ неразвитъ разсудкомъ;
             Когда бъ глаза взглянувшихъ оскорблялъ
             Наружностью 30),-- тогда еще, быть-можетъ,
             Была бы я спокойной, подчинилась
             Легко всему, затѣмъ, что, если бъ точно
             Ты былъ такимъ -- тебя я не любила бъ!
             Не стоилъ ты дѣйствительно бъ тогда
             Носить корону!-- Но вѣдь ты прелестенъ!
             Сама судьба, со счастьемъ сговорясь,
             Тебя рѣшила подарить величьемъ!
             Ты одаренъ природою щедрѣй,
             Чѣмъ лиліи, чѣмъ почки пышной розы!
             Но счастье!.. О, измѣнчиво оно
             И отъ тебя теперь отворотило
             Свои глаза! Какъ сводня, завело
             Оно игру съ твоимъ безстыднымъ дядей!
             Блескъ золота помогъ ему заставить
             И Францію попрать безчестно долгъ!
             Продать твой тронъ! свое величье сдѣлать
             Развратницей, готовой исполнять
             Все, что захочетъ иль прикажетъ сдѣлать
             Ей Іоаннъ, грабитель злобный твой!
             (Салисбюри) Отвѣть: преступна ль Франція? И если
             Согласенъ ты -- тогда ступай сказать
             Въ лицо ей это отравленнымъ словомъ!
             Иначе прочь уйди! Оставь меня
             Одну терпѣть мою печаль и горе!
   Салисбюри. Прошу простить, милэди; но безъ васъ
             Мнѣ къ королямъ вернуться невозможно.
   Констанса. Вернешься ты: -- я не пойду съ тобой!
             Свою печаль я выучу быть гордой!
             Бѣды вселяютъ мужество въ сердца
             Несчастныхъ жертвъ!.. Пусть сами короли
             Придутъ ко мнѣ, къ моей великой скорби!
             Она вѣдь такъ широко необъятна,
             Что грудь одна незыблемой земли
             Ей можетъ быть достойнымъ царскимъ трономъ!

(Садится на землю).

             Гдѣ короли? Зови ихъ! Пусть придутъ
             И склонятся смиренно передъ нею!..

(Входятъ король Іоаннъ, король Филиппъ, Лудовикъ, Бланка, Элеонора, Филиппъ Фолькенбриджъ, Австрійскій герцогъ и свита).

   Кор. Филиппъ (Бланкѣ). Да, дочь моя,-- вся Франція съ восторгомъ
             Отпразднуетъ великій этотъ день.
             Ему во славу даже солнце съ неба
             Въ торжественномъ теченьи, какъ алхимикъ,
             Льетъ золото сверкающихъ лучей
             На грудь земли, сгоняя мрачный цвѣтъ
             Съ ея лица... Конечно, будутъ всѣ
             И впредь считать день этотъ благодатный
             Днемъ праздника.
   Констанса.           Не праздника,-- нѣтъ, нѣтъ!..
             А днемъ грѣха!-- Что далъ намъ этотъ день?
             За что должны въ календаряхъ отмѣтить
             Его впередъ мы буквой золотой 31)?
             Напротивъ, должно вычеркнуть его
             Изъ ряда прочихъ дней: -- онъ день измѣны,
             Насилія!.. Когда его отмѣтить
             Хотите вы, то пусть молитвы шлютъ
             Всѣ матери, чтобъ имъ не разрѣшаться
             Въ подобный день: родится въ свѣтъ у нихъ
             Чудовище! Пусть въ страхѣ моряки
             Ждутъ въ этотъ день погибельныхъ несчастій!
             Обманъ и ложь найдетъ тотъ въ договорахъ,
             Кто заключитъ ихъ въ этотъ страшный день!
             Онъ приведетъ всѣ добрыя начала
             Къ погибели! Долгъ чести превратитъ
             Въ измѣну онъ!..
   Кор. Филиппъ. Клянусь Творцомъ, милэди,
             Причины нѣтъ такъ строго проклинать
             Вамъ этотъ день. Я словомъ королевскимъ
             Вамъ обѣщалъ..
   Констанса.           И оказалось слово
             Твое пустымъ, поддѣльнымъ, какъ монета!
             Не выдержало слово короля
              Ничтожной первой пробы!.. Клятву, клятву
             Ты преступилъ! Лить кровь моихъ враговъ
             Ты обѣщалъ и кончилъ тѣмъ, что съ кровью
             Ихъ слилъ свою! Войны свирѣпый обликъ
             Растаялъ въ мирѣ лживомъ и пустомъ!
             И этотъ миръ скрѣпленъ моимъ несчастьемъ!
             Ужель, Господь, на королей преступныхъ
             Не грянешь Ты съ высотъ Твоихъ небесъ?..
             Ужели, небо, мстителя-супруга
             Не замѣнишь ты плачущей вдовѣ?
             О, нѣтъ, о нѣтъ! Не допусти, о небо,
             Чтобъ заключенъ былъ миромъ этотъ день!
             Пусть прежде, чѣмъ успѣетъ скрыться солнце.
             Раздоръ поссоритъ лживыхъ королей!
             Услышь меня, услышь!..
   Австр. герцогъ.           Да ниспошлетъ
             Миръ небо вамъ 32)!
   Констанса.           Я мира не хочу!..
             Хочу войны! Смирюсь я только ею!
             Ты, Австріи властитель и Лиможа,
             Безчестишь ты кровавый свой трофей 33)!
             Коварный трусъ! ничтожный рабъ! великій
             Лишь въ подлостяхъ! всегда вездѣ дружащій
             Съ тѣмъ, кто силенъ! готовый выйти въ бой
             Лишь въ часъ, когда развратница-фортуна
             Сулитъ тебя навѣрно защитить!
             Чтобъ льстить властямъ, ты преступилъ всѣ клятвы!
             Не ты ль клялся, безчестный, низкій шутъ,
             Быть за меня? Не ты ли призывалъ
             Всѣ громы мнѣ въ защиту?.. Хладнокровный,
             Презрѣнный рабъ! Не звалъ ли положиться
             На счастье, храбрость, на твою звѣзду?..
             И ты теперь коварно переходишь
             Къ моимъ врагамъ!-- Носить на плечахъ смѣешь
             Ты кожу льва!-- стыдись, стыдись, стыдись!
             Долой ее, и вмѣсто знака славы
             Телячью шкуру на спину накинь 34)!..
   Австр. герцогъ. О, если бъ это смѣлъ сказать мужчина!
   Филиппъ Фольк. Телячью шкуру на спину накинь.
   Австр. герцогъ. Ты этихъ словъ не повторишь, бездѣльникъ!
   Филиппъ Фольк. Телячью шкуру на спину накинь.
   Кор. Іоаннъ. Сдержи языкъ -- намъ дерзость не по нраву.

(Входитъ Пандольфъ).

   Кор. Филиппъ. Святой легатъ, къ намъ присланный отъ папы.
   Пандольфъ. Привѣтъ мой вамъ, помазанники неба!
             Начну съ тебя, державный Іоаннъ,
             Я рѣчь мою. Передъ тобой Пандольфъ,
             Миланскій кардиналъ. Прислалъ меня
             Сюда святѣйшій папа Иннокентій
             Спросить тебя, какой смущенный силой
             Дерзаешь ты противиться тому,
             Что требуетъ святая матерь церковь?
             Какъ смѣешь ты преступно возбранять,
             Чтобъ Стефанъ Лэнгтонъ, избранный отъ папы
             На пастырскій престолъ въ Кентербери,
             Пріялъ бразды священной власти въ руки?
             Отвѣтить ты, во имя паны, долженъ
             На это мнѣ.
   Кор. Іоаннъ. Сперва отвѣть мнѣ самъ:
             Гдѣ смертный тотъ, кто именемъ своимъ
             Къ суду зоветъ помазанниковъ Бога?
             Когда ты имя папы своего
             Почелъ на то способнымъ, то смѣшнѣе
             Произнести ты имени не могъ!
             Скажи ему въ отвѣтъ то, что услышалъ
             Ты отъ меня, прибавивъ, что впередъ
             Пусть не приходитъ итальянской церкви
             И въ мысль сбирать поборы, десятину
             Иль что-нибудь на англійской землѣ.
             Принявши власть, мнѣ данную Творцомъ,
             Сумѣю я, Ему лишь повинуясь,
             Ее сберечь, не требуя ни правъ
             Ни помощи отъ рукъ ничтожныхъ смертныхъ.
             Такъ скажешь ты, откинувъ ложный страхъ
             Предъ папою, съ его неправой властью!
   Кор. Филиппъ. Хулу на Бога возлагаешь ты,
             Британскій братъ.
   Кор. Іоаннъ.           Когда тебѣ охота
             Съ царями прочихъ христіанскихъ странъ
             Плясать по дудкѣ хитраго монаха;
             Бояться клятвъ, которыя за деньги
             Онъ дастъ и сниметъ; если счелъ возможнымъ
             Купить ты милость Бога, получая
             За золото -- за эту пыль и грязь --
             Лишь болтовню лжецовъ, которымъ милость
             Нужнѣй, чѣмъ намъ; когда желаешь ты
             Потворствовать такому шарлатанству 35),
             Давая тѣмъ обманывать себя,--
             То я одинъ возстану противъ папы
             И за враговъ сочту его друзей.
   Пандольфъ. Такъ знай тогда, что властью, мнѣ врученной,
             Тебя отъ церкви отлучаю я
             И вмѣстѣ съ тѣмъ даю благословенье
             Всѣмъ подданнымъ твоимъ возстать на власть
             Еретика! Святой считаться будетъ
             Рука того, кто, явно или тайно,
             Нить гнусной жизни пресѣчетъ твоей.
   Констанса. Проклясть его по праву, вмѣстѣ съ Римомъ,
             Должна и я!-- Владыко кардиналъ!
             Скажи, прошу, аминь къ моимъ проклятьямъ!
             Его никто не проклянетъ, какъ должно,
             Не испытавъ, что вытерпѣла я.
   Пандольфъ. Свое проклятье именемъ закона
             Я произнесъ.
   Констанса.           Равно и я:-- коль скоро
             Законъ не въ силахъ защитить права,
             То власть свою пусть передастъ онъ горю.
             Законъ не можетъ возвратить Артуру
             Вѣдь тронъ его, затѣмъ, что этимъ трономъ
             Владѣетъ тотъ, кто захватилъ и самый
             Законъ во власть,-- такъ кто же въ правѣ мнѣ
             Связать языкъ, чтобъ проклинать неправду?
   Пандольфъ. Тебѣ, Филиппъ французскій, ставлю я
             Въ обязанность, подъ опасеньемъ также
             Быть проклятымъ, немедля разорвать
             Союзъ съ еретикомъ и грянуть силой
             Всей Франціи на власть его, коль скоро
             Предъ властью Рима не смирится онъ!
   Элеонора. Блѣднѣешь ты, монархъ французскій! Руку
             Ты отнимать не долженъ прочь свою.
   Констанса. Отниметъ руку -- опечаленъ будетъ
             Вѣдь этимъ только дьяволъ: потеряетъ
             Ослушника онъ душу 36).
   Австр. герцогъ.           Согласись,
             Король Филиппъ,-- послушай кардинала.
   Филиппъ Фольк. А ты телячью шкуру натяни.
   Австр. герцогъ. Я, грубіянъ, сношу твои насмѣшки
             Лишь потому...
   Филиппъ Фольк. Что спрятать ихъ въ карманъ
             Удобнѣе.
   Кор. Іоаннъ. Что жъ скажетъ кардиналу
             Король Филиппъ?
   Констанса.                     Конечно, повторитъ
             Его слова.
   Лудовикъ. Отецъ, подумай: -- лучше ль
             Навлечь проклятье тягостное Рима,
             Чѣмъ разорвать ничтожный нашъ союзъ
             Съ Британіей? Должны мы предпочесть
             Легчайшее.
   Бланка. Проклятье Рима легче.
   Констанса. Дофинъ, будь твердъ!-- Тебя смущаетъ дьяволъ
             Лицомъ жены, въ которой видѣлъ ты
             Пока одно лишь свадебное платье.
   Бланка. Въ лицѣ жъ Констансы говоритъ нужда,
             Ей приплетать тутъ вѣру неумѣстно.
   Констанса. Да, ты права; но если я въ нуждѣ,
             Такъ потому, что обманула вѣра
             Меня во всемъ 37); но если такъ, то должно
             Тебѣ признать, что вѣру обрѣсти
             Могу я вновь, когда нужда исчезнетъ.
             Возникнетъ вѣра, устранивъ нужду,
             Нужда жъ подавить горькимъ гнетомъ вѣру.
   Кор. Іоаннъ. Король молчитъ: онъ явно возмущенъ.
   Констанса. О, возмутись 38) и отвѣчай, какъ должно.
   Австр. герцогъ. Да, да, король, оставь свои сомнѣнья.
   Филиппъ Фольк. А ты въ телячью шкуру завернись.
   Кор. Филиппъ. Я такъ смущенъ, что не найду отвѣта.
   Пандольфъ. Отвѣтивъ "нѣтъ", рискуешь ты смутиться
             Еще сильнѣй, когда проклятье церкви
             Сразитъ тебя.
   Кор. Филиппъ. Святой отецъ! Что если бъ
             Поставленъ былъ на мѣстѣ ты моемъ?
             Какъ поступить рѣшилъ бы ты при этомъ?
             Вѣдь чуть успѣли царственныя руки
             Подать другъ другу мы! Святымъ союзомъ,
             Поддержаннымъ страшнѣйшею изъ клятвъ,
             Связали наши души и послѣднимъ
             Изъ словъ ея священный былъ обѣтъ
             Жить въ мирѣ, дружбѣ и любви навѣки
             Обоимъ намъ, равно какъ государствамъ,
             Намъ ввѣреннымъ! Вѣдь за одно мгновенье
             Предъ тѣмъ, какъ смыли кровь мы съ нашихъ рукъ,
             Чтобъ заключить союзъ желанный этотъ,
             Они покрыты были кровью мести
             Двухъ раздраженныхъ королей-враговъ!
             И что жъ! Ужели тѣми же руками,
             Едва себя успѣвшими омыть
             И въ братскій миръ сложившимися дружно,
             Должны теперь позорно разорвать
             Мы этотъ миръ? Безстыдно насмѣяться
             Надъ клятвами? Въ глумленье обратить
             Обѣтъ святой предъ небомъ? Стать дѣтьми,
             Ведущими игру въ святыя клятвы
             Съ пожатьемъ рукъ? Ужель на брачномъ ложѣ,
             Гдѣ водворенъ былъ нами кроткій миръ,
             Должны по нашей же винѣ возникнуть
             Вновь бури распрь, глубоко возмутивъ
             Довѣрчивость?.. Нѣтъ, нѣтъ, отецъ святой!
             Не допусти, чтобъ это совершилось!
             Своимъ умомъ и благостью придумай
             Другой исходъ;-- приказывай, рѣшай,
             Что хочешь -- лишь иное. Оба мы,
             Повѣрь, съ полнѣйшей радостью исподнимъ,
             Что ты велишь иль пожелаешь, только бъ
             Не разорвать нашъ дружескій союзъ.
   Пандольфъ. Исходъ одинъ: порвать съ британцемъ дружбу;
             Иное все преступно и мертво...
             Такъ въ руки мечъ! Стань ратоборцемъ церкви,
             Иль будешь ты проклятьемъ пораженъ,--
             Проклятьемъ церкви-матери, какъ грѣшный,
             Преступный сынъ!.. Замѣть, король: змѣю
             Не такъ тебѣ опасно взять за жало,
             За зубы тигра, иль за когти льва,
             Какъ протянуть тому по-братски руку,
             Съ кѣмъ хочешь свесть ты дружбу и любовь.
   Кор. Филиппъ. Могу отнять я руку, но не дружбу.
   Пандольфъ. Иль выше вѣры ты считаешь вѣрность?
             Какъ въ мятежѣ ты мнишь, что новой клятвой
             Мы силу прежней можемъ сокрушить?
             Словами можемъ уничтожить слово?..
             Нѣтъ!.. долгъ святой, предъ небомъ данный, долженъ
             Исполненъ быть сперва! Ты слово далъ
             Бойцомъ быть церкви, значитъ -- все, что позже
             Ты обѣщалъ -- ничто предъ этой клятвой!
             Самъ на себя возстать не можешь ты!
             Не сдѣлать что-нибудь -- хотя бы даже
             Мы это обѣщали -- не грѣшно,
             Когда былъ грѣхъ ужъ въ самомъ обѣщаньи.
             Въ такомъ обманѣ будетъ больше правды,
             Чѣмъ въ исполненьи явнаго грѣха.
             Кто сбился разъ съ прямой дороги -- можетъ
             Нерѣдко выйти вновь на правый путь,
             Пойдя искать его хотя бы даже
             Околицей... Мы въ случаѣ подобномъ
             Неправдой сыщемъ правду точно такъ же,
             Какъ жаръ обжога лѣчится огнемъ 39).
             Конечно, намъ велитъ держать обѣты
             Религія, но ты обѣтъ свой далъ
             Ей вопреки -- далъ клятву, значитъ -- противъ
             Той власти именно, въ которой сила
             Всѣхъ нашихъ клятвъ. Сразить ты хочешь клятву
             Такой же точно клятвой!.. Грѣхъ великій
             Сдержать обѣтъ, когда мы ясно видимъ,
             Что онъ неправъ -- иначе обратимъ
             Въ глумленье всѣ мы клятвы! Ты связалъ
             Себя такимъ обѣтомъ и, сдержавши
             Его, усилишь только тяжкій грѣхъ!..
             Вторичной клятвой, данной противъ первой,
             Возстанешь ты на самого себя;
             А потому не можешь одержать
             Побѣды лучшей ты, какъ всею силой
             Твоихъ честнѣйшихъ помысловъ возстать
             На эту сѣть лукавыхъ обольщеній!
             Молитвы церкви будемъ громогласно
             Мы возсылать за помыслы твои,
             Когда по слову моему ты къ дѣлу
             Примѣнишь ихъ;-- когда же нѣтъ, то знай,
             Что поразитъ тебя проклятье церкви
             И не стряхнешь ты тяжести его
             Съ себя вовѣкъ.
   Австр. герцогъ. Вѣдь это будетъ бунтомъ!
   Филиппъ Фольк. Опять!.. Заткни телячьей шкурой ротъ!
   Лудовикъ. Отецъ, къ оружью!..
   Бланка.                               Какъ!.. въ твой брачный день
             Возстанешь ты на кровь, съ которой связанъ!
             Убитыхъ трупы хочешь пригласить
             На пиръ ты нашей свадьбы? Грубый ревъ
             Военныхъ дикихъ трубъ и барабановъ
             Замѣнитъ звуки музыки?.. О, милый,
             Любимый мужъ! (Какъ ново для меня
             Такъ звать тебя!) -- Молю я въ первый разъ
             Прекраснымъ этимъ именемъ!.. Молю,
             Склонясь передъ тобой: не поднимай
             На дядю мечъ!
   Констанса.           И я, склонивъ мои
             Истертыя отъ частыхъ просьбъ колѣни,
             Молю тебя, дофинъ благочестивый,
             Не преступай того, что рѣшено
             Ужъ въ небесахъ.
   Бланка.                     Я испытанье ставлю
             Твоей любви: взгляну, что выше просьбъ
             Твоей жены.
   Констанса. То, что поддержкой служитъ
             Обоимъ вамъ -- долгъ чести!.. Да, дофинъ!
             Честь, честь!.. не забывай ея!
   Лудовикъ (королю).           Дивлюсь я,
             Какъ, государь, вы можете молчать
             Въ виду такихъ серьезныхъ убѣжденій.
   Пандольфъ. Готовъ сразить тебя проклятьемъ я.
   Кор. Филиппъ. Излишній трудъ (Іоанну). Тебя я покидаю,
             Британія.
   Констанса. Какъ высоко прекрасенъ
             Такой возвратъ къ величью!
   Элеонора.                     Какъ позорно
             Мѣняетъ взгляды Франція!
   Кор. Іоаннъ.                     Оплачешь
             Ты этотъ часъ, французскій государь,
             Еще сегодня.
   Филиппъ Фольк. Да, поблажку бъ дало
             Лишь время намъ -- звонарь могильный этотъ --
             Тогда само собой заплачетъ горько
             Вся Франція.
   Бланка.           Въ крови померкло солнце!
             Прекрасный день, прощай!.. Къ какому жъ я
             Теперь пристану лагерю? Вѣдь оба
             Родные мнѣ! Должна подать я руки
             Обоимъ имъ!.. Въ своей кровавой распрѣ
             Они на части разорвутъ меня!
             Я не могу молиться за супруга!
             Отцу не въ правѣ счастья я желать!
             Должна въ восторгѣ быть отъ горя дяди!
             Однихъ желаній не могу имѣть
             Я съ бабкою!.. Чья ни была бъ побѣда --
             Считать должна проигранной ее
             Ужъ я впередъ!
   Лудовикъ.           Со мной судьбу и счастье
             Должна ты слить.
             Бланка. Найду я въ этомъ счастьѣ
             Лишь смерть мою.
   Кор. Іоаннъ (Фолкенбриджу). Вели, племянникъ, встать
             Войскамъ на мѣсто. (Уходитъ Фолькенбриджъ).
             (Королю Филиппу). Ты же знай, король,
             Что гнѣвъ, какимъ пылаю я, зальется
             Лишь кровью,-- кровью Франціи, чистѣйшей,
             Какая есть въ груди ея!
   Кор. Филиппъ.                     Сожжешь
             Себя своимъ ты гнѣвомъ! Обратишься
             Самъ въ пепелъ раньше, чѣмъ залить успѣешь
             Свой гнѣвъ французской кровью!.. Громъ готовъ
             Тебя сразить.
   Кор. Іоаннъ. Не больше, чѣмъ того,
             Кто мнѣ грозитъ... Впередъ друзья! къ оружью!

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 2-я.

Тамъ же. Долина близъ Анжера.

(Шумъ битвы. Входитъ Филиппъ Фолькенбриджъ съ головой австрійскаго герцога).

   Фил. Фольк. Скажу по чести, жаркій вышелъ день!
             Подумать можно не шутя, что дьяволъ
             Раздоръ и гибель сѣялъ съ облаковъ.
             Пусть голова австрійскаго болвана
             Здѣсь полежитъ, мнѣ жъ надо отдохнуть 40).

(Входитъ Король Іоаннъ, ведя за руку Артура. За нимъ Губертъ).

   Кор. Іоаннъ. Эй, Губертъ, Губертъ!-- стереги ребенка.
             За мной, Филиппъ! Французы прорвались
             До ставки матери; боюсь, не взяли ль
             Ея ужъ въ плѣнъ.
   Фил. Фольк.           Не бойтесь: я успѣлъ
             Отбить ее и скрыть въ надежномъ мѣстѣ.
             Впередъ теперь!-- Ничтожный мигъ труда --
             И славный день наградой будетъ нашей. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Тамъ же.

(Шумъ битвы. Сшибки и отступленіе. Входятъ Король Іоаннъ, Элеонора, Артуръ, Филиппъ Фолькенбриджъ, Губертъ и           свита).

   Кор. Іоаннъ. Да, да, все такъ (Элеонорѣ). Васъ, матушка, прошу я
             Остаться здѣсь въ тылу. Васъ охранятъ
             Надежнѣй здѣсь (Артуру). Не будь печаленъ, мальчикъ41);
             Ты бабушкой любимъ, а дядя, вѣрь мнѣ,
             Тебѣ замѣнитъ нѣжнаго отца.
   Артуръ. Ахъ, мама, мама! Вѣдь она умретъ
             Отъ горести!
   Кор. Іоаннъ (Фолъкенбриджу). Отправишься сейчасъ
             Ты въ Англію. Тамъ постарайся, прежде
             Нѣмъ мы туда вернемся, растрясти
             Мѣшки скупыхъ аббатовъ; дай свободу
             Ихъ свѣтлымъ, новымъ ангеламъ 42). Кому же
             Кормить войну, какъ не утробѣ мира?
             Я полномочье выдаю тебѣ
             На этотъ шагъ.
   Филиппъ Фольк. Колокола и свѣчи
             Помѣхой мнѣ не будутъ, если къ дѣлу
             Зовутъ червонцы (Элеонорѣ). Буду я усердно
             Молиться Богу, бабушка, за васъ,
             Коль скоро искра благодати тлѣетъ
             Еще во мнѣ... Цѣлую, государь,
             Я руку вамъ.
   Элеонора.           Прощай, любезный внукъ.
   Кор. Іоаннъ. Прощай, племянникъ.

(Уходитъ Фолькенбриджъ).

   Элеонора (Артуру).                     Подойди, малютка:
             Поговорить мнѣ надобно съ тобой.

(Отходитъ съ Артуромъ).

   Кор. Іоаннъ. Приблизься, Губертъ... Трудно мнѣ сказать,
             Какъ многимъ, Губертъ, я тебѣ обязанъ!
             Вѣрь, что въ душѣ 43) себя я признаю
             Всегдашнимъ должникомъ твоимъ и вѣчно
             Лелѣю мысль, какъ заплатить съ лихвой
             За всѣ твои услуги!.. Знаю я,
             Что далъ, какъ другъ, ты добровольно клятву
             На службу мнѣ, и я глубоко въ сердцѣ
             Ее цѣню!.. Дай руку мнѣ... сказать я
             Хочу тебѣ... Но нѣтъ... не промолчать ли?..
             Клянусь, мнѣ даже совѣстно сознаться,
             Какъ я люблю и какъ цѣню тебя.
   Губертъ. Благодарю васъ, государь, всѣмъ сердцемъ.
   Кор. Іоаннъ. Нѣтъ, погоди!-- меня благодарить
             Пока еще причинъ ты не имѣешь;
             Но, какъ бы тихо ни тянулось время,
             Вѣрь, часъ придетъ, когда я заплачу
             Тебѣ съ лихвой за всѣ твои услуги.
             А до того хочу тебѣ сказать
             Два слова я... Нѣтъ, впрочемъ... не теперь...
             Стоитъ высоко слишкомъ въ небѣ солнце,
             И ясный день, суля веселье міру,
             Чрезчуръ хорошъ для этакихъ бесѣдъ.
             Вотъ если бъ гулъ полунощнаго звона
             Гудѣлъ теперь; когда бы на кладбищѣ
             Стояли мы, и былъ исполненъ ты
             Сомнѣній злыхъ,-- сомнѣній, отъ которыхъ
             Густѣетъ кровь -- та кровь, что бить ключомъ
             Привыкла въ нашихъ жилахъ, вызывая
             На лицахъ глупый и веселый смѣхъ
             (Чѣмъ забавляться мнѣ теперь не время),
             Иль наконецъ, когда бы могъ ты видѣть
             Меня безъ глазъ и слышать безъ ушей,
             Отвѣтить молча, все понявъ изъ взгляда,
             Безъ чувствъ и словъ!-- О, вотъ тогда бы смѣло
             Сказалъ тебѣ я мысль мою безъ страха
             Предъ этимъ яснымъ, любопытнымъ днемъ!
             Теперь же -- нѣтъ... смолчу!.. А вѣдь всѣмъ сердцемъ
             Тебя люблю я, Губертъ, и увѣренъ,
             Что любишь ты меня не меньше самъ.
   Губертъ. Люблю я васъ такъ горячо, что если бъ
             Велѣли мнѣ вы жизнью заплатить
             За что-нибудь -- безъ разсужденья бъ отдалъ
             Я вамъ и жизнь.
   Кор. Іоаннъ.           Ну, да, конечно!.. знаю
             Я это хорошо... Такъ какъ же, Губертъ,
             Мой вѣрный другъ? Стоитъ предъ тобой,
             Ты видишь, этотъ мальчикъ... Говорить ли?..
             Онъ въ жизни мнѣ опаснѣе змѣи!
             Куда бъ ступить ни вздумалъ я -- онъ вѣчно
             Передо мной... Ты стражъ его... Понятно ль
             Я говорю?...
   Губертъ.           Я охраню его
             Съ такимъ усердьемъ, что грозить онъ больше
             Не будетъ вамъ.
   Кор. Іоаннъ.           Умретъ?..
   Губертъ.                     Милордъ!
   Кор. Іоаннъ.                               Могила!..
   Губертъ. Ему не жить.
   Кор. Іоаннъ.                     Довольно!-- ясный духъ
             Мнѣ возвращенъ... Тебя люблю я, Губертъ!
             Чѣмъ наградить намѣренъ я тебя --
             Пока молчу... Такъ помни жъ!.. (Элеонорѣ). Съ вами мы
             Теперь простимся, матушка;-- пришлю
             Я тотчасъ вамъ обѣщанное войско.
   Элеонора. Господь благослови тебя!
   Кор. Іоаннъ (Артуру).                     Ну, мальчикъ,
             Готовься ѣхать въ Англію... Съ тобой
             Туда поѣдетъ Губертъ и тебя
             Устроитъ тамъ. (Свитѣ) А вы за мной въ Калэ!

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 4-я.

Тамъ же. Палатка французскаго короля.

(Входятъ король Филиппъ, Лудовикъ, Пандольфъ и свита).

   Кор. Филиппъ. Такъ въ бурный день разметанъ по волнамъ
             Былъ грозный флотъ разрозненной армады 44).
   Пандольфъ. Будь только твердъ -- все кончится добромъ.
   Кор. Филиппъ. Чего намъ ждать съ такою неудачей?
             Разбиты мы! Анжеръ потерянъ нами,
             Артуръ въ плѣну, убитымъ нѣтъ числа!
             И, взявши все, покрытый нашей кровью,
             Успѣлъ уйти британскій государь.
   Лудовикъ. И что онъ взялъ -- то прочно взялъ! Я даже
             Примѣра не видалъ, чтобъ можно было
             Въ такомъ горячемъ дѣлѣ такъ разумно
             Все выполнить! Читалъ ли кто-нибудь
             Иль слышалъ о подобномъ?
   Кор. Филиппъ.                     Я готовъ
             Согласье дать на эту похвалу
             Британіи: признавъ врага заслуги 45),
             Намъ перенесть не такъ позорно стыдъ.

(Входитъ Констанса).

             Смотрите, вотъ идетъ души могила,
             Держащая въ темницѣ противъ воли
             Печальный духъ.-- О, дорогая лэди!
             Уѣдемте, прошу, отсюда прочь.
   Констанса. Ну, что жъ! довольны вы исходомъ мира?
   Кор. Филиппъ. Покой и миръ да снизойдутъ на васъ.
   Констанса. Не нужно мнѣ пустыхъ совѣтовъ вашихъ!..
             Покой лишь тотъ теперь мнѣ милъ и дорогъ,
             Чья власть, все кончивъ, точно подаритъ
             Мнѣ вѣчный миръ!-- Смерть, смерть! желанный гость!..
             Мнѣ милъ твой смрадъ! мнѣ гниль твоя -- здоровье!
             Возстань съ твоей постели вѣчной тьмы!
             Приди ко мнѣ!-- Ты ужасъ всѣмъ на свѣтѣ,
             Но поцѣлуемъ встрѣчу я твой страшный,
             Сухой скелетъ! въ твои глазницы вставлю
             Свои глаза! какъ рядомъ цѣнныхъ колецъ,
             Себѣ червями пальцы обовью,
             И пусть въ груди мнѣ пресѣчетъ дыханье
             Твой смрадный прахъ! Чудовищемъ, какъ ты,
             Пусть стану я!.. Скаль зубы, злая смерть!
             Дразни меня:-- сочту улыбкой нѣжной
             Я злость твою! отвѣчу поцѣлуемъ
             Тебѣ на все, какъ вѣрная жена!..
             Приди, приди, любовница несчастья!
             Тебя я жду!..
   Кор. Филиппъ. Смирите ваше горе.
   Констанса. Не быть тому, пока для слезъ и стоновъ
             Въ груди есть духъ!-- О, если бъ голосъ мой
             Раздасться могъ, какъ рокотанье грома,
             Я потрясла бъ моей печалью міръ!.
             Отъ сна бы я заставила проснуться
             Глухую смерть 46), чьи уши не хотятъ
             Теперь внимать слезамъ и жалкимъ стонамъ
             Несчастной, слабой женщины, способной
             Лишь на простой, обыденный призывъ!
   Пандольфъ. Вы до безумья довели печаль.
   Констанса. Грѣшно тебѣ такъ говорить!-- Разсудокъ
             Мой невредимъ! Рву волосы я точно,
             Но рву свои! Зовутъ меня Констансой;
             Артуръ мнѣ сынъ, Джефрей былъ мужемъ мнѣ;
             Но сынъ мой взятъ; онъ для меня потерянъ!..
             Безумна я, ты говоришь -- такъ знай же,
             Что быть безумной счастьемъ было бъ мнѣ!
             Забывъ себя, тогда бы я забыла
             И скорбь мою!-- подумай лишь, какую
             Печаль и скорбь!.. Прошу тебя, лиши
             Меня ума!.. лиши, наговоривъ
             Какихъ-нибудь рѣчей, глубокихъ мыслей 47)!
             Тебя зато признаю я святымъ!
             Вѣдь я въ разсудкѣ здравомъ помню вѣчно
             Мою печаль! Въ умѣ скребу и роюсь
             Я день и ночь, придумывая средства
             Себѣ помочь!.. Что жъ будетъ, если вдругъ
             Я натолкнусь на мысль самоубійства!..
             Но, разъ сойдя съ ума, забуду съ этимъ
             И сына я! Совью изъ тряпокъ куклу!
             Ее баюкать стану, какъ его!..
             Нѣтъ, нѣтъ,-- я не безумна:-- слишкомъ живо,
             До мелочей я чувствую оттѣнки
             Моихъ всѣхъ бѣдъ!..
   Кор. Филиппъ. Свяжите ваши косы.
             Въ сребристыхъ этихъ прядяхъ вижу образъ
             Я вашей скорби,-- скорби и любви!
             Разрознены онѣ, но чуть коснется
             До нихъ слеза -- онѣ другъ къ другу льнутъ,
             Точь-въ-точь друзья, тѣснящіеся съ мыслью
             Помочь тому, кто горемъ удрученъ.
   Констанса. Итакъ, мы ѣдемъ въ Англію...
   Кор. Филиппъ.                                         Сберите,
             Прошу васъ, ваши волосы.
   Констанса.                     Исполню --
             Но почему?-- я, распуская ихъ,
             Себѣ твердила: "ахъ, когда бъ могла я
             Свободу дать и сыну, какъ даю
             Я имъ ее!" -- но вѣдь теперь невольно
             Завидую свободѣ я волосъ!
             Артуръ въ плѣну -- такъ завяжу я крѣпко
             И волосы!-- (Пандолъфу). Отецъ святой! ты часто
             Мнѣ говорилъ, что, встрѣтивъ, мы узнаемъ
             Друзей въ раю. Когда ты правъ, то, значитъ,
             Я тамъ найду малютку моего.
             Вѣдь съ той поры, какъ первенецъ дѣтей
             На свѣтъ родился -- Каинъ, и до часа,
             Когда вздохнулъ сегодня въ первый разъ
             Тотъ, кто рожденъ послѣднимъ -- не бывало
             Созданья въ мірѣ лучше, чѣмъ Артуръ!..
             Но злой червякъ теперь источитъ розу
             Моей любви! убьетъ румянецъ щекъ!
             Исчахнетъ онъ, какъ отъ болѣзни лютой!
             На привидѣнье станетъ онъ похожъ!
             И такъ умретъ, умретъ!.. И если встрѣчу
             Его такимъ въ небесномъ царствѣ я,
             То вѣдь его мнѣ не узнать... мой мальчикъ
             Потерянъ будетъ мною навсегда!..
   Пандольфъ. Вы слишкомъ зло относитесь къ несчастью.
   Констанса. Такъ могъ сказать, кто не имѣлъ дѣтей.
   Кор. Филиппъ. Какъ сына, вы лелѣять стали горе.
   Констанса. Лелѣять?-- да: вѣдь горе замѣнило
             Артура мнѣ! Какъ онъ, повсюду ходитъ
             Оно за мной! въ его ложится люльку!
             Лепечетъ звукъ его невинныхъ словъ!
             Глядитъ въ глаза его былой улыбкой!
             Въ пустое платье прячется его!
             Во всемъ его напоминаетъ прелесть!--
             Такъ горе ль не лелѣять мнѣ мое!..
             Идите прочь!-- Когда бъ вы испытали,
             Что я терплю, сумѣла бъ лучше я
             Утѣшить васъ! (Срываетъ съ себя головной уборъ).
             Прочь съ головы уборы!
             Не нужно ихъ, когда до глубины
             Сраженъ мой умъ!-- О, мой Артуръ! мой милый,
             Безцѣнный сынъ!.. Ты былъ мнѣ всѣмъ на свѣтѣ!
             Блаженствомъ, пищей, радостью, утѣхой
             Моихъ всѣхъ бѣдъ, усладой вдовьихъ дней!..

(Уходитъ Констанса).

   Кор. Филиппъ. Пойду за ней: она меня тревожитъ.

(Уходитъ Король Филиппъ).

   Лудовикъ. Нѣтъ радости мнѣ больше въ этомъ мірѣ!
             Тяжка мнѣ жизнь, какъ новый пересказъ
             Извѣстной, глупой сказки, скучной, вялой
             Равно для всѣхъ. Позоръ и стыдъ внѣдрились
             Такъ въ душу мнѣ, что потерялъ способность
             Я, кажется, и видѣть что-нибудь
             Помимо ихъ!-- сталъ къ впечатлѣньямъ жизни
             Я глухъ и нѣмъ.
   Пандольфъ.           Припадки тяжкой боли
             Всегда сильнѣй насъ мучатъ въ часъ, когда
             Пройти готова боль. Всѣ люди склонны
             Скорбѣть и плакать въ случаѣ такомъ
             Особенно.-- Что потеряли вы,
             Я васъ спрошу, съ потерей битвы нынче?
   Лудовикъ. Безслѣдно все: удачу, счастье, славу.
   Пандольфъ. Такъ знайте жъ, что именно съ побѣдой
             Вы потеряли бъ это все навѣкъ.
             Скажу я вамъ, что счастье посылаетъ
             Невзгоды намъ какъ разъ, когда захочетъ
             Насъ наградить.-- Представить трудно даже,
             Въ какой просакъ попался Іоаннъ,
             Такъ много взявъ!-- Вамъ жаль, что въ плѣнъ попался
             Къ нему Артуръ?
   Лудовикъ.           Настолько жъ жаль, насколько
             Онъ радъ тому.
   Пандольфъ.           Умомъ вы юны такъ же,
             Какъ вашей пылкой кровью! Вамъ пророкомъ
             Хочу я быть. Повѣрьте, что одно
             Дыханье словъ моихъ способно будетъ
             Смести, какъ пыль, какъ листъ иль какъ былинку,
             Препоны всѣ, какія ожидаютъ
             Васъ на пути къ британскому вѣнцу.
             Внимайте жъ мнѣ: Артуръ взятъ Іоанномъ,--
             Отсюда ясно, что, покамѣстъ будетъ
             Въ младенцѣ этомъ течь живая кровь,
             Покойныхъ дней не будетъ похититель
             Знать никогда. Вѣнецъ, неправо взятый,
             Одной неправдой можемъ мы сберечь.
             Такъ Іоаннъ, на скользкомъ мѣстѣ стоя,
             Остановить себя не въ силахъ будетъ
             Уже ничѣмъ. Артуръ умретъ, чтобъ жить
             Могъ Іоаннъ -- и онъ умретъ навѣрно,--
             Иного ждать не можемъ мы никакъ.
   Лудовикъ. Но что мнѣ въ томъ, когда бъ онъ даже умеръ?
   Пандольфъ. Тогда, во имя правъ супруги вашей,
             Права Артура перейдутъ на васъ.
   Лудовикъ. Чтобъ, какъ Артуръ, я потерялъ ихъ съ жизнью?
   Пандольфъ. О, какъ вы юны въ этомъ старомъ мірѣ!
             Ужель не ясно вамъ, что Іоаннъ
             Играетъ вамъ же въ руку? Само время
             Стоитъ за васъ. Тотъ, кто невинной кровью
             Обезопасить думаетъ себя,
             Найдетъ покой лишь ложный и кровавый.
             Злодѣйскій ковъ расхолодитъ сердца
             Его всѣхъ подданныхъ. Они упорно
             Начнутъ искать малѣйшихъ средствъ, чтобъ свергнуть
             Его престолъ; съ привѣтомъ встрѣтятъ все,
             Что можетъ повредить ему. Случится ль
             Въ природѣ что-нибудь: небесъ явленье,
             Внезапный вихрь, дурной иль бурный день --
             Все назовутъ предвѣстьемъ тяжкихъ бѣдствій,
             Сочтутъ нарочнымъ знаменьемъ судьбы,
             Сулящимъ месть и гибель Іоанну.
             Лудовикъ. Но, можетъ-быть, Артуръ убитъ не будетъ:
             Его безвреднымъ сдѣлаютъ тюрьмой.
   Пандольфъ. О, добрый принцъ, повѣрьте мнѣ,-- едва
             Промчится вѣсть, что появились съ войскомъ
             Вы въ Англіи -- Артура смерть не долго
             Себя заставитъ ждать. А чуть о ней
             Пройдетъ молва -- мятежъ начнется скоро.
             Народъ съ восторгомъ бросится навстрѣчу
             Всѣхъ перемѣнъ; самъ Іоаннъ кровавой
             Своей рукой подастъ предлогъ народу
             Для бунта и вражды себѣ на горе.
             Мнѣ кажется, я вижу ужъ, что это
             Случилось все.-- А сколько есть у васъ
             Другихъ задатковъ счастья! Фолькенбриджъ
             Теперь вернулся въ Англію и грабитъ
             Монастыри, вводя тѣмъ всѣхъ въ соблазнъ.
             Когда бъ явилась дюжина французовъ
             Теперь туда, то вѣрьте мнѣ, что стали бъ
             Они ядромъ, къ которому легко
             Примкнули скоро тысячи. Такъ снѣжный
             Катится комъ и вырастаетъ съ гору.--
             А потому, достойный принцъ, идемте
             Сейчасъ же къ королю. Нельзя исчислить
             Тѣ выгоды, какія можемъ мы
             Извлечь изъ дѣла этого, когда лишь
             Умно въ игру мы пустимъ недовольство
             Людской толпы.-- Отправиться должны
             Мы въ Англію. Я подстрекну на это
             И короля.
   Лудовикъ. Да, это правда:-- твердость
             Подчасъ родить способна чудеса.
             На ваше "да" король не станетъ спорить. (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА 1-я.

Норгэмптонъ. Комната въ замкѣ.

(Входятъ Губертъ и два служителя).

   Губертъ. Нагрѣйте до-красна желѣзный прутъ
             И спрячьтесь за обои. Чуть ударю
             Ногой я въ грудь земли -- бросайтесь оба
             На мальчика и привяжите крѣпко
             Его веревкой къ стулу.-- Уходите жъ,
             И не зѣвать.
   1-й служитель. Надѣюсь, есть на это
             У васъ приказъ?
   Губертъ.           Что за пустой вопросъ?
             Не трусь; иди и дѣлай, что велѣли.

(Уходятъ служители. Входитъ Артуръ).

   Губертъ. Ну, мальчикъ мой! поди поближе: надо
             Съ тобой поговорить мнѣ.
   Артуръ.                               Здравствуй, Губертъ.
   Губертъ. Какъ можешь, крошка-принцъ?
   Артуръ.                                         Назвалъ ты вѣрно
             При тѣхъ правахъ, какія я имѣю,
             Чтобъ быть большимъ -- я точно крошка-принцъ.
             Ты мраченъ нынче.
   Губертъ.           Да, смотрѣлъ, бывало,
             Я веселѣй.
   Артуръ.           Прости мнѣ Богъ! а я
             Привыкъ ужъ думать, будто грусть и горе
             Лишь мой удѣлъ. Случалось, впрочемъ, мнѣ
             Во Франціи встрѣчать людей, смотрѣвшихъ
             Мрачнѣй, чѣмъ ночь, но это было только
             Притворствомъ, глупой модой 48). Ахъ, клянусь
             Спасеньемъ я -- когда бы только дали
             Свободу мнѣ! заставили пасти
             Хотя бъ овецъ -- рѣзвился бъ я и прыгалъ
             Весь день съ утра.-- Да что! и здѣсь, въ тюрьмѣ,
             Я былъ бы тоже веселъ, если бъ только
             Не вѣчный страхъ, что дядя затѣваетъ
             . Меня сгубить! Вѣдь онъ меня боится,
             А я его! и все за то, что былъ
             Джефрей моимъ отцомъ! Но чѣмъ же я-то
             Тутъ виноватъ? Ничѣмъ, ничѣмъ вѣдь ровно!
             Ахъ, почему не сдѣлалъ Богъ, чтобъ сыномъ
             Я былъ твоимъ? Какъ ты меня сердечно бъ
             Тогда любилъ!-- Не правда ль, добрый Губертъ?
             Губертъ (въ сторону). Послушавши невинный этотъ лепетъ,
             Что добраго, воскреснетъ жалость вновь
             Въ моей душѣ.-- Покончить надо разомъ.
   Артуръ. Прошу, скажи, не боленъ ли ты, Губертъ?
             Ты блѣденъ сталъ.-- А знаешь что?-- вѣдь я,
             Пожалуй, былъ бы радъ, когда бъ немножко
             Ты похворалъ: я за тобой бы сталъ
             Ухаживать; просиживалъ бы ночи
             Съ тобой безъ сна. Тебя люблю я, право,
             Сильнѣй, чѣмъ ты меня.
   Губертъ (въ сторону). Пронзаетъ душу
             Мнѣ рѣчь его... (Подаетъ ему бумагу).
             Прочти бумагу эту.
             (Въ сторону). Ну что я вдругъ расхныкался! Иль слезы
             За дверь всю твердость выгнали мою?
             Скорѣй, скорѣй!-- иначе вся рѣшимость
             Уйдетъ съ потокомъ бабьихъ слезъ изъ глазъ.
             (Громко). Ну что жъ -- прочелъ? иль писано не ясно?
   Артуръ. Ахъ, Губертъ, нѣтъ!.. чрезчуръ свѣтло и ясно
             Для дѣлъ такой ужасной черноты!..
             Ты долженъ выжечь раскаленной сталью
             Мои глаза...
   Губертъ. Да, долженъ.
   Артуръ.                               И рѣшишься --
             Исполнить?
   Губертъ.           Да.
   Артуръ.                               Гдѣ жъ сердце у тебя?...
             Страдалъ разъ, помнишь, головной ты болью;
             Я повязалъ тебѣ горячій лобъ
             Моимъ платкомъ,-- платкомъ любимымъ, лучшимъ
             (Онъ былъ въ подарокъ вышитъ мнѣ принцессой)!
             И никогда я не просилъ отдать
             Его назадъ.-- Поддерживалъ твою
             Я голову. Тяжелой, длинной ночью,
             Тебя лелѣя, обращалъ часы
             Въ мгновенья; я твердилъ ежеминутно:
             "Ну что? ну какъ? гдѣ больно? какъ себя
             Ты чувствуешь?" Любой сынъ бѣдняка
             Давно заснулъ бы, не промолвя слова
             Тебѣ въ привѣтъ,-- твоимъ же стражемъ былъ
             Въ болѣзни принцъ!.. Иль, можетъ-быть, считаешь
             Ты это все лишь хитростью, притворствомъ?
             Какъ хочешь! Богъ съ тобой!.. Ужъ если свыше
             Такъ рѣшено, что долженъ я погибнуть
             Отъ рукъ твоихъ -- то пусть!.. Но неужели
             Рѣшишься точно выжечь ты жестоко
             Мои глаза,-- глаза, чей добрый взглядъ
             Ни разу въ жизни не взглянулъ сурово
             Тебѣ въ лицо и, вѣрь, не поглядитъ
             Ни разу впредь?..
   Губертъ.           Я клятву далъ исполнить,
             Что говорю. Желѣзомъ долженъ быть
             Ты ослѣпленъ.
   Артуръ.           Ахъ! только въ этотъ страшный,
             Желѣзный вѣкъ сыскаться могутъ люди
             Для дѣлъ такихъ! Вѣдь самого желѣза
             Ужасный жаръ безслѣдно бы погасъ!
             Слезами бъ залился и онъ, приблизясь
             Къ моимъ глазамъ! Смирился бъ предъ моей
             Невинностью... Покрылась бы сама
             Сталь ржавчиной, распавшись со стыдомъ
             Въ ничтожный прахъ за то, что разгорѣлась
             На гибель мнѣ!.. Ужель ты тверже сердцемъ,
             Чѣмъ даже сталь? Вѣдь если бъ съ неба ангелъ,
             Слетѣвъ, сказалъ, что хочетъ Губертъ сдѣлать
             Меня слѣпымъ -- то я бы не повѣрилъ
             И ангелу! Одинъ лишь твой языкъ -- 49)
   Губертъ (топая ногой). Эй, вы! Сюда.

(Входятъ служители съ веревками и желѣзомъ).

                                           За дѣло.
   Артуръ.                                         Губертъ! Губертъ!
             Спаси меня!.. Одинъ ужасный видъ
             Людей кровавыхъ этихъ вырываетъ
             Ужъ мнѣ глаза.. Спаси! спаси!..
   Губертъ.                               Подайте
             Желѣзо мнѣ, его же привязать.
   Артуръ. О, для чего подобное насилье?
             Зачѣмъ, зачѣмъ?.. Не тронусь съ мѣста я!
             Сидѣть я буду неподвижнымъ камнемъ!
             Молю, молю оставь свободу мнѣ!..
             Вели уйти ужаснымъ этимъ людямъ!
             Я буду тихъ и кротокъ, какъ ягненокъ!
             Не шевельнусь, не крикну, не взгляну
             Суровымъ взглядомъ даже на желѣзо!..
             Вели уйти лишь этимъ людямъ прочь,
             И я прощу все зло тебѣ, какое
             Ты хочешь сдѣлать мнѣ!..
   Губертъ (служителямъ). Оставьте насъ
             И ждите тамъ.
   1-й служитель. Я радъ:-- дай Богъ убраться
             Отъ дѣлъ такихъ. (Уходятъ служители).
   Артуръ.                     Увы! Я удалилъ
             Самъ ласковаго друга. Былъ суровъ
             Онъ съ виду лишь, а сердцемъ добръ и нѣженъ,
             Верни его: своимъ ко мнѣ участьемъ
             Онъ пробудитъ, быть-можетъ, и твое.
   Губертъ. Готовься.
   Артуръ.                     Какъ! Надежды, значитъ, нѣтъ?..
   Губертъ. Лишиться глазъ -- вотъ вся твоя надежда.
   Артуръ. О, Господи!.. Что, если бъ въ глазъ тебѣ
             Попала пыль, песчинка, или мошка --
             Подумай, какъ измученъ былъ бы тяжко
             И этимъ ты! Одна ужъ эта мысль
             Должна была бъ тебя повергнуть въ ужасъ
             За то, что ты намѣренъ сдѣлать мнѣ!
   Губертъ. Такъ вотъ какъ обѣщалъ ты быть послушнымъ!
             Сдержи языкъ.
   Артуръ.                     Двухъ мало языковъ
             Въ защиту глазъ, а потому не требуй,
             Чтобъ я молчалъ... Отрѣжь языкъ мнѣ лучше,
             Но только пощади мои глаза!..
             Молю, молю оставь мнѣ ихъ, хотя бы
             Лишь для того, чтобъ могъ я видѣть ими
             Твое лицо!.. Смотри: простыла даже
             И сталь сама, чтобъ мнѣ не повредить.
   Губертъ. Могу разжечь ее легко я снова.
   Артуръ. О, нѣтъ, о, нѣтъ!-- погасъ и самъ огонь!..
             Онъ отъ стыда не могъ вѣдь жить при мысли,
             Что ты его, рожденнаго для пользы,
             Хотѣлъ привлечь незаслуженно къ злу!
             Самъ погляди: въ потухшихъ этихъ угляхъ
             Ты не найдешь свирѣпости слѣда.
             Небесный духъ въ нихъ загасилъ жестокость
             И пепломъ въ знакъ раскаянья покрылъ.
   Губертъ. Я оживлю огонь дыханьемъ снова.
   Артуръ. И вспыхнетъ онъ затѣмъ, чтобъ покраснѣть,
             Стыдясь того, что ты намѣренъ сдѣлать.
             Тебѣ жъ въ глаза онъ брызнетъ роемъ искръ;
             Онъ на тебя же злость свою направитъ,
             Какъ добрый песъ, котораго хозяинъ
             Несправедливо хочетъ натравить.
             Ты видишь сагь: все, чѣмъ ты былъ намѣренъ
             Мнѣ сдѣлать зло -- отказываетъ явно
             Тебѣ служить! Одинъ ты остаешься
             Упорно золъ! Не хочешь милосерднымъ
             Ты быть ко мнѣ, въ чемъ мнѣ не отказали
             И сталь съ огнемъ -- двѣ вещи, чья жестокость
             Извѣстна всѣмъ.
   Губертъ.           Ну, если такъ -- живи!
             Не трону я тебя за всѣ богатства,
             Какія станетъ мнѣ сулить твой дядя!
             Вѣдь клятву далъ ему я въ томъ, что выжгу
             Тебѣ глаза.
   Артуръ.                     О, вотъ теперь ты снова
             Сталъ прежній, добрый Губертъ! А вѣдь прежде
             Ты только притворялся.
   Губертъ.                     Тсс... молчи!
             Прощай теперь. Твой дядя долженъ думать,
             Что ты погибъ. Я ложью обману
             Его шпіоновъ злыхъ, а ты спокойно
             И мирно спи. Вѣрь, что за цѣлый міръ
             Не повредитъ тебѣ твой добрый Губертъ.
   Артуръ. Благодарю, о, Губертъ мой!..
   Губертъ.                               Ни слова!
             Иди за мной:-- тебя спасая, я
             Бѣду могу накликать на себя. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Тамъ же. Комната во дворцѣ.

(Король Іоаннъ въ коронѣ. Пемброкъ, Салисбюри и лорды. Король садится на тронъ).

   Кор. Іоаннъ. Ну, вотъ, теперь я коронованъ снова.
             Надѣюсь всѣ одобрятъ этотъ шагъ.
   Пемброкъ. Властны, конечно, были это сдѣлать
             Вы, государь; но надобности въ томъ
             Я не видалъ:-- лишать короны васъ
             Никто не думалъ; актъ святой вѣнчанья
             Свершенъ ужъ былъ; въ странѣ спокойно все,
             И дерзкій бунтъ не требовалъ насильно
             Ни перемѣнъ ни новыхъ льготъ иль правъ.
   Салисбюри. А потому свершать двойной обрядъ,
             Чтобъ вознести стоявшее высоко
             И безъ того,-- имѣло столько жъ смысла,
             Какъ если бъ кто-нибудь сталъ золотить
             Вновь золото, раскрашивать лилеи,
             Вливать въ цвѣты поддѣльный ароматъ,
             Усиливать искусственной окраской
             Цвѣтъ радуги, лощить поверхность льда
             Иль украшать блескъ лучезарный солнца
             Огнемъ свѣчей... Такой поступокъ былъ бы
             Лишь мотовствомъ, излишнимъ и смѣшнымъ.
             Пемброкъ. И я, при всей готовности послушнымъ
             Быть вамъ во всемъ, все жъ вынужденъ сказать,
             Что былъ похожъ обрядъ, свершенный вами,
             На пересказъ старинной, скучной сказки,
             Разсказанной вдобавокъ невпопадъ.
   Салисбюри. Такъ поступивъ, ослабили значенье
             Обряда вы, завѣщаннаго намъ
             Споконъ вѣковъ. Народную молву
             Заставили летать, порхать безъ толку,
             Какъ паруса, истрепанные вѣтромъ
             Со всѣхъ сторонъ. Болѣзнью удручили
             Вы истину, заставивши одѣться
             Ее въ такой, нейдущій ей, нарядъ.
   Пемброкъ. Когда захочетъ улучшать рабочій
             Сверхъ мѣры трудъ, хорошій безъ того,
             То сгубитъ онъ подобнымъ самолюбьемъ
             И самый трудъ. Излишне извиняясь,
             Наносимъ оскорбленье мы вдвойнѣ.
             А положивъ замѣтную заплатку,
             Гдѣ въ платьѣ былъ ничтожный лишь изъянъ,
             Мы обращаемъ общее вниманье
             На тотъ изъянъ.
   Салисбюри.           Вотъ почему, когда
             Вы повторить, во что бы то ни стало,
             Торжественный задумали обрядъ,
             Дерзнули мы почтительно и скромно
             Вамъ возразить, но вы не захотѣли
             Послушать насъ. Теперь же. безъ сомнѣнья,
             Осталось намъ одно: смирить себя
             Предъ тѣмъ, что вамъ угодно было сдѣлать.
   Кор. Іоаннъ. Я часть причинъ, принудившихъ меня
             Такъ поступить, вамъ сообщилъ ужъ прежде:
             Онѣ сильны. Наступитъ срокъ, когда
             Вамъ сообщу и больше я, лишь только бъ
             Прошла пора теперешнихъ тревогъ.
             А до того займемтесь обсужденьемъ,
             Что мы должны начать и улучшить.
             Увидите, съ какой готовъ охотой
             Я слушать васъ и сдѣлать все, что будетъ
             Угодно вамъ.
   Пемброкъ (указывая на придворныхъ). Ну, если такъ, то пусть
             Въ моихъ словахъ соединится дружно
             Все, что у насъ назрѣло на душѣ.
             Скажу за всѣхъ и, сверхъ того, прибавлю,
             Что мысль одна о васъ и вашемъ благѣ,
             Повѣрьте, руководитъ языкомъ
             Въ моихъ словахъ... Желаемъ мы и просимъ,
             Чтобъ изъ тюрьмы былъ выпущенъ Артуръ.
             Тяжелый плѣнъ, какому онъ подвергнутъ,
             Грозитъ опасный возбудить вопросъ
             О томъ, что если вы тверды во власти,
             То почему жъ какой-то тайный страхъ,
             Всегдашній этотъ спутникъ злой неправды,
             Васъ побуждаетъ содержать Артура
             Въ глухой тюрьмѣ? Зачѣмъ хотите вы
             Лишить его возможности учиться
             И упражнять, какъ юноши должны,
             Себя въ бояхъ 50)У Вамъ надобно заставить
             Навѣки замолчать опасный голосъ
             Враговъ страны и не давать имъ въ руки
             Предлогъ для смутъ; а сдѣлать это можно
             Лишь выполнивъ, что просимъ мы теперь:
             Повѣрьте мнѣ, что не изъ личныхъ выгодъ
             Хлопочемъ мы,-- вѣдь нашимъ счастьемъ слиты
             Мы съ вами же,-- а потому и въ просьбѣ
             Заботимся единственно о васъ.
   Кор. Іоаннъ. Пусть будетъ такъ: ребенка я согласенъ
             Довѣрить вамъ. (Входитъ Губертъ).
                                 Съ чѣмъ ты явился, Губертъ?
   Пемброкъ (тихо Салисбюри). Вотъ тотъ, кому кровавый данъ приказъ.
             Въ его рукахъ бумагу эту видѣлъ
             Мой близкій другъ. Сознанье преступленья
             Сквозитъ въ чертахъ лица его. Взгляните,
             Какъ скрытно смотритъ онъ. Лукавый взглядъ
             Въ немъ -- знакъ нечистой совѣсти. Невольно
             Приходитъ мнѣ на мысль, ужъ не успѣлъ ли
             Исполнить онъ, чего боимся мы.

(Губертъ шепчется съ королемъ).

   Салисбюри. И самъ король мѣняется въ чертахъ.
             То замыселъ, то совѣсть гонятъ краску
             Съ его лица. Такъ переходятъ быстро
             Отъ лагеря къ другому два герольда
             Предъ битвою. Готова страсть его
             Прорваться, какъ нарывъ.
   Пемброкъ.                     И смраднымъ гноемъ!
             Страшусь я предсказать:-- промчится вѣсть,
             Что бѣдный принцъ уже разстался съ жизнью.
   Кор. Іоаннъ (громко). Что дѣлать! Жизнь намъ не дана во власть!
             Мое желанье, доблестные лорды,
             Вамъ угодить живетъ во мнѣ, какъ прежде,
             Но мертвъ, сказать съ прискорбьемъ долженъ я,
             Его предметъ... Сейчасъ сказали мнѣ,
             Что въ эту ночь Артуръ постигнутъ смертью.
   Салюсбюри. Что говорить!.. Онъ былъ и въ нашемъ мнѣньи
             Неизлѣчимъ.
   Пемброкъ. А сверхъ того, вѣдь смерть
             Была къ нему близка и до болѣзни.
             Но что ни будь -- найдетъ виновныхъ Kàpa
             Здѣсь или тамъ.
   Кор. Іоаннъ. Что жъ хмурите вы брови?
             Иль власть судьбы по-вашему лежитъ
             Въ моихъ рукахъ? Иль властенъ я надъ жизнью?..
   Салисбюри. Обманъ чрезчуръ ужъ наглъ и очевиденъ.
             И не стыдится такъ пускать въ игру
             Его монархъ!.. Ищите вашихъ выгодъ,
             Какъ знаете, а я съ минуты этой
             Вамъ не слуга.
   Пемброкъ.           Остановись,-- съ тобой
             Иду и я. Увидѣть я хочу
             Хотя останки 51) бѣднаго ребенка;
             Обломокъ царства, взятый до поры
             Могилою. Весь островъ нашъ ему
             Принадлежалъ -- теперь же трехъ шаговъ
             Земли ему довольно. Дуренъ, дуренъ,
             Какъ вижу, свѣтъ!.. Но продолжаться долго
             Не можетъ такъ. Ударить кары громъ
             Скорѣй, чѣмъ мы гадаемъ или ждемъ. (Уходятъ лорды).
   Кор. Іоаннъ. Пылаетъ гнѣвъ на лицахъ ихъ;-- готовъ
             Я каяться въ поспѣшности поступка.
             Нельзя скрѣплять фундаментъ счастья кровью,
             И смерть другихъ намъ жизни не спасетъ.

(Входитъ гонецъ).

             Въ твоихъ глазахъ сквозитъ смущенный ужасъ,
             И нѣтъ слѣда румянца на щекахъ.
             Сулитъ грозу подобный обликъ неба,
             Греми жъ скорѣй. Съ какой ты прибылъ вѣстью
             Изъ Франціи?
   Гонецъ.                     Вся поднялась она
             На Англію. Ни разу столько войска
             Она не высылала на враговъ.
             Ты самъ своимъ примѣромъ научилъ
             Ихъ, какъ спѣшить. Въ тотъ срокъ, когда едва
             Могла примчаться вѣсть о ихъ походѣ,
             Они стоятъ ужъ на твоей землѣ.
   Кор. Іоаннъ. Иль эта вѣсть заспалась на дорогѣ?
             Была пьяна? Какъ мнѣ не написала
             Объ этомъ мать? Какъ вѣсть о страшномъ сборѣ
             Подобныхъ силъ ей не дошла до слуха?
   Гонецъ. О, государь! Слухъ матери твоей
             Засыпанъ прахомъ: въ первый день апрѣля
             Скончалась мать достойная твоя,
             А за три дня -- въ безумномъ изступленьи
             Констанса также кончила свой вѣкъ.
             Объ этомъ ходятъ, впрочемъ, только слухи,
             Но сколько правды въ нихъ -- сказать навѣрно
             Я не могу.
   Кор. Іоаннъ. Судьбы удары, стойте!..
             Со мной въ союзъ вступите до поры,
             Пока смирю я раздраженныхъ лордовъ.
             Скончалась мать! разбита власть моя
             Во Франціи!.. Кто предводитель войска,
             Успѣвшаго, какъ ты сказалъ, ужъ выйти
             На берегъ нашъ?
   Гонецъ.                     Дофинъ.
   Кор. Іоаннъ.                     Разстроилъ ты
             Меня совсѣмъ тревожной этой вѣстью.

(Входятъ Филиппъ Фолькенбриджъ и Питеръ Помфретъ).

             Ты съ чѣмъ еще? Скорѣй! что говорятъ
             О мѣрахъ, нами принятыхъ? Но смѣй лишь
             Бросать въ лицо мнѣ новостей дурныхъ!..
             И безъ того довольна ими нынче
             Набитъ мой умъ.
   Фолькенбриджъ. Ну, если про дурное
             Вы слушать не хотите -- то ударитъ
             Пусть васъ оно по головѣ врасплохъ.
   Кор. Іоаннъ. Нѣтъ, нѣтъ, прости меня!.. Я былъ сраженъ,
             Затопленъ, какъ приливомъ, но смущенье
             Мое прошло; я вынырнулъ и снова
             Могу судить и слушать обо всемъ,
             Какъ ни была бъ твоя ужасна новость.
   Фолькенбриджъ. О томъ, какъ обработалъ я монаховъ,
             Отвѣтятъ деньги, собранныя мной.
             Но вотъ бѣда: когда я возвращался,
             То показалось мнѣ, что будто что-то
             Неладное прошло въ людской толпѣ.
             Галдятъ, толкуютъ, шепчутся, несутъ
             Нелѣпый вздоръ, и всѣ гуртомъ боятся,
             Не вѣдая, чего и почему.
             Въ Помфретѣ мнѣ на площади попался
             Какой-то волхвъ (указываемъ на Питера).
                                           Его я, захвативши,
             Привелъ сюда.-- Народъ валилъ несмѣтной
             За нимъ толпой, а онъ имъ напѣвалъ
             Въ нескладныхъ, глупыхъ виршахъ предвѣщанье,
             Что въ полдень ровно въ Вознесеньевъ день
             Лишитесь вы вѣнца и королевства.
   Кор. Іоаннъ. Какъ смѣлъ, сновидецъ глупый, распускать
             Ты этотъ вздоръ?
   Питеръ.           Смѣлъ, потому что будетъ,
             Какъ я сказалъ.
   Кор. Іоаннъ.           Эй, Губертъ! взять его
             И свесть въ тюрьму, а въ Вознесенье, въ полдень,
             Какъ разъ, когда, какъ онъ сказалъ, лишусь
             Короны я -- пускай его повѣсятъ.
             Отдай его подъ стражу, самъ же тотчасъ
             Вернись назадъ -- ты мнѣ сегодня нуженъ.

(Губертъ уводитъ Питера).

             Ну, что, племянникъ?-- слышалъ ты, какая
             Пришла къ намъ новость?
   Фолькенбриджъ.           О французахъ, что ли?
             Кричатъ объ этомъ поголовно всѣ.
             Я, сверхъ того, прибавлю, что попались
             Навстрѣчу мнѣ Биготъ и Салисбюри,
             Красны, какъ пламя, оба. Были съ ними
             Другіе лорды также. Всѣ толпой
             Могилу шли искать они, гдѣ будто бъ
             Зарытъ Артуръ, котораго, по слухамъ,
             Вы умертвить велѣли въ эту ночь.
   Кор. Іоаннъ. Поди, прошу, вмѣшайся между ними.
             Ихъ успокоить средство я найду;
             Устрой лишь такъ, чтобы они вернулись.
   Фолькенбриджъ. Иду сейчасъ.
   Кор. Іоаннъ.                               Важнѣй всего -- спѣши.
             Одна нога толкаетъ пусть другую 52).
             О, Господи, избавь хоть отъ домашнихъ
             Меня враговъ, пока намъ угрожаетъ
             Вторженьемъ страшнымъ иноземный врагъ!
             А ты лети на крыльяхъ, привязавъ
             Ихъ къ пяткамъ, какъ Меркурій, и быстрѣе,
             Чѣмъ мысль сама, вернись ко мнѣ назадъ.
   Фолькенбриджъ. Теперь спѣшить насъ учитъ само время.
   Кор. Іоаннъ. Вотъ рыцаря достойныя слова.

(Уходитъ Фолькенбриджъ).

   Кор. Іоаннъ (гонцу). Иди за нимъ: понадобится можетъ
             Ему гонецъ, чтобъ сообщить сейчасъ же
             Отвѣтъ ушедшихъ лордовъ. Эту должность
             Я довѣряю выполнить тебѣ.
   Гонецъ. Все въ точности исполню, повелитель.

(Уходитъ Гонецъ).

   Кор. Іоаннъ. Скончалась мать!.. (Возвращается Губертъ).
   Губертъ.                               Случилось, государь,
             Престранное явленье: нынче въ ночь
             Явились вдругъ пять мѣсяцевъ на небѣ;
             Изъ нихъ четыре были неподвижны,
             А пятый мѣсяцъ дивно обтекалъ
             Кругами ихъ.
   Кор. Іоаннъ.           Пять мѣсяцевъ?
   Губертъ.                               Старухи
             Со стариками мелютъ всякій вздоръ,
             Пророчатъ рядъ напастей; смерть Артура
             У всѣхъ на языкѣ, и чуть заходитъ
             Объ этомъ рѣчь -- сейчасъ всѣ начинаютъ
             Покачивать съ сомнѣньемъ головой,
             Шептаться, пожимать другъ другу руки.--
             Кто говоритъ -- волнуется, а тотъ,
             Кто слушаетъ -- молчитъ и хмуритъ брови.
             Я видѣлъ самъ, какъ простудилъ желѣзо
             Кузнецъ, забывъ работу, и стоялъ,
             Разинувъ ротъ, какъ будто даже имъ онъ
             Хотѣлъ послушать росказни; сосѣдъ же
             Его, портной, держа въ рукахъ аршинъ
             И обуваясь, перепутавъ туфли,
             Кричалъ о томъ, что тысячи французовъ
             Ужъ заняли въ порядкѣ стройномъ Кентъ,
             А тутъ ихъ перервалъ какой-то грязный
             Ремесленникъ и завопилъ обоимъ,
             Что мертвъ Артуръ.
   Кор. Іоаннъ.           Скажи, зачѣмъ пугаешь
             Меня ты имъ? зачѣмъ поешь мнѣ только
             Про смерть его? Артуръ лишенъ вѣдь жизни
             Твоей рукой. Я хоть имѣлъ причины
             Желать, чтобъ умеръ онъ, а у тебя
             Ихъ не было...
   Губертъ.           Какъ?.. да не вы ли сами
             Велѣли мнѣ убить его?
   Кор. Іоаннъ.                     Велѣлъ!..
             Вотъ въ чемъ проклятье королей!-- толпою
             Ихъ окружаютъ подлые рабы,
             Которымъ знакъ ничтожный ихъ каприза
             Достаточенъ, чтобъ вторгнулись они
             Съ ножомъ въ рукахъ въ тайникъ кровавый жизни!
             Читать хотятъ рѣшительный приказъ
             Они въ лицѣ властителя, тогда какъ
             Онъ хмурилъ брови, можетъ-быть, свои
             Изъ пустяковъ, безъ всякой явной цѣли.
   Губертъ. Но вотъ приказъ:-- печать и подпись ваши.
   Кор. Іоаннъ. О, тяжело печать и подпись эта
             Свидѣтельствовать будутъ въ день суда
             На гибель мнѣ!.. Какъ часто видъ одинъ
             Орудій зла приводитъ насъ къ свершенью
             Преступныхъ дѣлъ! Когда бы я не встрѣтилъ
             Тебя, чей видъ одинъ ужъ обличалъ,
             Что ты самой природою намѣченъ
             Злодѣемъ быть -- мнѣ не пришла бы въ умъ
             Убійства мысль! Но чуть успѣлъ взглянуть я
             Тебѣ въ лицо, замѣтилъ твой противный
             И гнусный видъ -- увидѣлъ я, что созданъ
             Ты для преступныхъ и кровавыхъ дѣлъ...
             Я намекнулъ тебѣ слегка лишь только,
             Что мнѣ была желательна бы смерть
             Племянника, а у тебя, чтобъ подло
             Мнѣ угодить, не дрогнула рука
             Его убить..
   Губертъ.           Милордъ!..
   Кор. Іоаннъ.                     Когда бы ты
             Вздрогнулъ при этомъ, замолчалъ внезапно
             Въ отвѣтъ словамъ, въ которыхъ мысль мою
             Я выразилъ темно, полунамекомъ;
             Когда бъ ты въ землю опустилъ глаза,
             Потребовалъ, чтобъ точными словами
             Я выразилъ приказъ -- то отъ стыда бы
             Я онѣмѣлъ!-- твой страхъ вселилъ бы ужасъ
             Вѣдь и въ меня!-- Но мой намекъ ты понялъ
             Безъ лишнихъ словъ и самъ безъ разговоровъ
             Пошелъ на сдѣлку съ совѣстью, свершивши
             Поступокъ твой! Не дрогнувъ, согласился
             Ты сдѣлать то, о чемъ мнѣ страшно было
             И вымолвить!-- Прочь съ глазъ моихъ! тебя
             Я видѣть не хочу!-- врагъ у порога!
             Нѣтъ пэровъ благородныхъ близъ меня;
             А наконецъ вѣдь и во мнѣ самомъ,
             Въ державѣ этой изъ костей и плоти,
             Я чувствую, бушуетъ ярый бунтъ
             Межъ совѣстью и страшнымъ преступленьемъ,
             Свершеннымъ мной.
   Губертъ.                     Такъ вотъ что вамъ скажу я:
             Готовьте мечъ на внѣшнихъ лишь враговъ --
             Самихъ же васъ берусь я успокоить.
             Артуръ спасенъ;-- моя рука невинна
             Въ его крови! убійства мысль чужда
             Моей душѣ. Браня мою наружность,
             Вы на природу лишь взвели поклепъ.
             Я точно грубъ по внѣшности, но это
             Еще не знакъ, чтобъ согласился я
             Быть палачомъ невиннаго ребенка.
   Кор. Іоаннъ. Какъ! живъ Артутъ?.. Бѣги жъ, бѣги скорѣе!
             Верни ушедшихъ лордовъ! потуши
             Ихъ ярый гнѣвъ счастливой этой вѣстью,
             И пусть они мнѣ покорятся вновь.
             Прости за то, что я въ припадкѣ гнѣва
             Наговорилъ тебѣ обидныхъ словъ.
             Вѣдь я былъ слѣпъ: глазамъ, залитымъ кровью,
             Ты показался хуже, чѣмъ ты былъ...
             Ни слова!.. тс... заставь вернуться лордовъ;
             И сдѣлай все поспѣшнѣй, чѣмъ тебя
             Въ моимъ словахъ прошу объ этомъ я!.. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 3-я.

Тамъ же. Передъ замкомъ.

(Артуръ показывается на стѣнѣ).

   Артуръ. О! валъ высокъ,-- но все жъ спрыгнуть я долженъ!
             Умилосердись, добрая земля!
             Не будь тверда, не причини мнѣ боли.
             Спастись легко: меня никто не знаетъ,
             Да и узнать подъ этимъ платьемъ юнги
             Никто бъ не могъ. Рѣшусь!.. О, страшно, страшно!..
             Но все жъ спрыгну;-- лишь не сломать бы членовъ,
             А тамъ найду ужъ тысячу я средствъ,
             Чтобъ спрятаться. Спасаясь, умереть
             Вѣдь лучше все жъ, чѣмъ умереть, оставшись 53).

(Прыгаетъ со стѣны).

             О! дяди духъ въ ужасныхъ этихъ камняхъ!..
             Помилуй душу, Господи, мою,
             А Англія мои пусть приметъ кости!...

(Умираетъ. Входятъ Пемброкъ, Салисбюри и Биготъ).

   Салисбюри. Его найду я въ Сентъ-Эдмондсъ-Бюри 54).
             Пренебрегать любезнымъ предложеньемъ
             Мы не должны затѣмъ, что вѣдь иныхъ
             Надеждъ спастись въ теперешнее время
             Мы не найдемъ.
   Пемброкъ.           А кто привезъ сюда
             Письмо отъ кардинала?
   Салисбюри.                     Графъ Мелёнъ,
             Пэръ Франціи. Онъ изложилъ въ словахъ
             О добромъ къ намъ расположеньи принца
             Гораздо мнѣ подробнѣй, чѣмъ прочли мы
             О томъ въ письмѣ.
   Биготъ.                     Такъ что жъ тутъ думать?-- завтра жъ
             Отправимтесь.
   Салисбюри.           Сегодня было бъ лучше;
             Вѣдь двое сутокъ надо намъ проѣхать,
             Чтобы встрѣтить ихъ. (Входитъ Филиппъ Фолькенбриджъ).
   Фолькенбриджъ.           Привѣтъ сердитымъ лордамъ.
             Привелъ Господь намъ встрѣтиться опять.
             Велѣлъ король просить, чтобъ вы немедля
             Пришли къ нему.
   Салисбюри.           Онъ удалилъ насъ самъ.
             Мы не хотимъ, чтобы порфирѣ грязной
             Была подкладкой чистой наша честь.
             Мы не хотимъ итти кровавымъ слѣдомъ
             Его шаговъ. Скажи ему объ этомъ:
             Мы знаемъ все.
   Фолькенбриджъ. Поговорить добромъ
             Вамъ было бъ съ нимъ приличнѣй.
   Салисбюри.                               О приличьяхъ
             Тутъ рѣчи нѣтъ: въ насъ говоритъ обида.
   Фолькенбриджъ. Пусть будетъ такъ, да только нѣту смысла
             Въ обидѣ той, а потому умнѣе бъ
             Приличье было соблюсти и вамъ.
   Пемброкъ. Свои права имѣетъ вѣдь горячность.
   Фолькенбриджъ. Да, но вредитъ тѣмъ самымъ лишь себѣ.
   Салисбюри. Вотъ здѣсь тюрьма. (Увидя трупъ Артура).
                                                     Но кто лежитъ?-- смотрите!
   Пемброкъ. О, смерть, гордись красой твоей побѣды!
             Сама земля не смѣла скрыть позора
             Подобныхъ дѣлъ!
   Салисбюри.           Убійца точно самъ
             Свой понялъ стыдъ, оставя трупъ открытымъ,
             Чтобъ вызвать месть тѣмъ легче и скорѣй.
   Биготъ. Иль, можетъ-быть, обрекши гробу этотъ
             Безцѣнный перлъ, почувствовалъ и онъ,
             Что былъ тотъ перлъ для гроба слишкомъ дорогъ.
   Салисбюри. Что жъ это все? Что скажете, сэръ Ричардъ?
             Читали ль вы? слыхали ль? приходило ль
             На мысли вамъ?.. Да просто наконецъ,
             Возможно ль намъ усвоить даже мыслью
             То, что теперь мы видимъ предъ собой?
             И видимъ, видимъ точно!.. Это верхъ
             Вѣдь всѣхъ злодѣйствъ! вершина всѣхъ верховъ!
             Кровавый срамъ! гнуснѣйшее убійство!..
             Ударъ, какимъ и злѣйшая рука,
             Увѣренъ я, еще не исторгала
             Горячихъ слезъ изъ совѣсти людской!
   Пемброкъ. Убійства всѣ ничтожны передъ этимъ!
             Предъ нимъ сочтется чистымъ и святымъ
             То даже зло, какое назрѣваетъ
             Лишь въ будущемъ. Ужасный этотъ видъ
             Притупитъ взглядъ на злѣйшія изъ всякихъ
             Кровавыхъ дѣлъ, представитъ ихъ лишь шуткой.
   Фолькенбриджъ. Поступокъ точно скверный и кровавый,
             И дѣломъ былъ злодѣйской онъ руки,
             Когда лишь точно человѣчьи руки
             Виновны въ немъ.
   Салисбюри.           Виновны ль руки?.. Было
             У насъ у всѣхъ предчувствіе того,
             Что должно ждать. Свершилъ убійство Губертъ;
             А былъ ударъ направленъ королемъ --
             Тѣмъ королемъ, которому отнынѣ
             Слугою быть отказываюсь я.
             Здѣсь, предъ святой развалиною этой,
             Предъ бездыханной этой красотой,
             Даю обѣтъ,-- святой обѣтъ отречься
             Отъ всякихъ благъ и радостей земныхъ!
             Даю обѣтъ не знать покоя въ жизни
             И не вкушать ни счастья ни утѣхъ,
             Пока свою я не прославлю руку,
             Ее на месть святую посвятивъ!
   Пемброкъ и Биготъ. Мы отъ души клянемся въ томъ же самомъ. (Входитъ Губертъ).
   Губертъ. Я чуть дышу, милорды, проискавши
             Напрасно васъ. Артуръ вашъ невредимъ;
             Онъ здравъ и живъ, а государь васъ проситъ
             Прійти къ нему.
   Салисбюри.           Нѣтъ, вы взгляните только
             На наглеца! При видѣ трупа даже
             Онъ не смущенъ!.. Прочь съ глазъ, бездѣльникъ гнусный.
   Губертъ. Такъ звать себя я не позволю, сэръ.
   Салисбюри (выхватывая мечъ). Лишу ли я законъ его добычи?..
   Фолькенбриджъ. Оставьте мечъ: онъ слишкомъ благороденъ
             Для дѣлъ такихъ.
   Салисбюри.           Пусти!-- не брошу я
             Меча, пока не искрошу нагрудникъ
             Его въ куски 55).
   Губертъ.           Назадъ, лордъ Салисбюри!
             Назадъ, вамъ говорю! Клянусь спасеньемъ,
             Мой мечъ наточенъ не тупѣй, чѣмъ вашъ,
             Такъ вы меня, забывшись, не заставьте
             Его въ защиту вынуть противъ васъ.
             Могу и я, увлекшись вашимъ пыломъ,
             Забыть, пожалуй, вашъ высокій санъ.
   Биготъ. О, дрянь!-- грозить ты смѣешь дворянину!
   Губертъ. Нѣтъ, не грожу, но буду защищать
             Я жизнь и честь, будь вы хоть императоръ.
   Салисбюри. Убійца ты!
   Губертъ.                     Покамѣстъ не убійца,
             Но берегитесь сдѣлать имъ меня.
             Болтать о томъ, что не было -- неправда,
             А кто сказалъ неправду, тотъ солгалъ.
   Пемброкъ. Въ куски его!..
   Фолькенбриджъ.           Оставьте, успокойтесь.
   Салисбюри. Прочь, Фолькенбриджъ, а то мечомъ задѣну
             Я и тебя.
   Фолькенбриджъ. Ну, дьявола задѣть
             Своимъ мечомъ ты можешь безопаснѣй.
             Нахмурься лишь, попробуй сдѣлать шагъ,
             Задѣнь меня, такъ здѣсь же и найдешь
             Себѣ конецъ. Вложи въ ножны свой вертелъ,--
             Не то, клянусь, покажется тебѣ,
             Что чорта вызвалъ ты на бой изъ ада.
   Биготъ. Ужель злодѣя и убійцу станешь
             Ты защищать?
   Губертъ.           Я не убійца.
   Биготъ.                                         Кѣмъ же
             Погубленъ принцъ?
   Губертъ.                     Не знаю; часъ назадъ
             Его я видѣлъ цѣлымъ и здоровымъ.
             Я чтилъ его, любилъ и буду плакать
             Всю жизнь мою о томъ, что умеръ онъ.
   Салисбюри. Кто вѣру дастъ слезамъ фальшивымъ этимъ?
             Заплакать такъ сумѣетъ и злодѣй,
             А онъ, давно ужъ сжившійся съ измѣной
             Притворныхъ слезъ прольетъ хоть океанъ.
             За мной, кому противны эта бойня
             И гнусный смрадъ коварнѣйшихъ злодѣйствъ!
             Я выносить его не въ силахъ больше.
   Биготъ. Впередъ, въ Бюри:-- тамъ встрѣтимъ мы дофина.
   Пемброкъ. Пусть твой король тамъ справится о насъ!

(Уходятъ лорды).

   Фолькенбриджъ. Вотъ такъ дѣла 56)!-- (Губерту) А ты, признайся, зналъ
             О нихъ иль нѣтъ? Вѣдь какъ ни безконечна
             Святая милость неба -- проклятъ будешь,
             Навѣрно, ты, когда здѣсь точно дѣло
             Твоей руки.
   Губертъ.           Вы выслушайте...
   Фолькенбриджъ.                     Нѣтъ,
             Дай досказать. Какъ чортъ ты будешь проклятъ;
             Страшнѣй, чѣмъ чортъ, ужаснѣй Люцифера!
             Затѣмъ, что нѣтъ и дьявола въ аду
             Сквернѣй, чѣмъ ты, когда ребенокъ этотъ
             Убитъ тобой.
   Губертъ.           Я вамъ клянусь...
   Фолькенбриджъ.                     Пусть даже
             Исполнилъ ты приказъ чужой -- спасенья
             Все жъ нѣтъ тебѣ! Въ веревку для тебя
             Совьется нить тончайшей паутины;
             Тростникъ тебя поддержитъ, чтобъ на немъ
             Повѣситься; глотокъ воды плеснетъ
             Тебѣ въ лицо, разлившись океаномъ,
             Чтобъ могъ ты утопиться въ немъ!.. О, Губертъ!
             Подозрѣваю сильно я тебя.
   Губертъ. Когда согласьемъ, словомъ или дѣломъ
             Виновенъ въ смерти этой горькой я;
             Когда пресѣкъ я сладкое дыханье,
             Живившее прекрасный этотъ трупъ,--
             То пусть весь адъ выдумываетъ муки
             Для кары мнѣ.-- Принцъ былъ здоровъ и живъ,
             Когда его оставилъ я.
   Фолькенбриджъ.           Бери же
             Трупъ на руки.-- Смутился я совсѣмъ,
             Потерянъ путь средь страшныхъ терній жизни.

(Губертъ поднимаетъ тѣло Артура).

             Вотъ какъ легко на плечи ты взвалилъ
             Всю Англію! Отъ этой царской плоти
             Умчались прочь съ душой на небеса
             И жизнь, и честь, и вѣрность всей отчизны!
             Начнетъ она въ предсмертномъ содраганьи
             Теперь терзать непризнанную власть
             Того, кто въ ней безъ права сталъ владыкой;
             Й надъ костями павшаго величья
             Возстанетъ обликъ грозныхъ смутъ и распрь,
             Спугнувши миръ своимъ свирѣпымъ рыкомъ.
             Враги извнѣ, а бунтъ ужасный дома
             Ждать будутъ дня, когда исчезнетъ власть,
             Чтобъ налетѣть, какъ кровожадный воронъ
             На мертвый трупъ!.. И счастливъ будетъ тотъ,
             Кто въ эти дни себя спасетъ отъ бури 57),
             Хорошій плащъ сберегши про запасъ.--
             Бери же трупъ и возвратись немедля;
             Мнѣ жъ повидаться надо съ королемъ.
             Потокъ заботъ на насъ нахлынулъ тьмою,
             И самъ Господь глядитъ съ небесъ грозою! (Уходятъ).
   

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА. 1-я.

Комната во дворцѣ.

(Король Іоаннъ, Пандольфъ съ короной въ рукахъ и придворные).

   Кор. Іоаннъ. Ну, вотъ смотри: знакъ власти и величья
             Я сдалъ тебѣ.
   Пандольфъ (отдавая корону обратно). Прими его обратно
             Изъ рукъ моихъ, какъ даръ святого папы.
   Кор. Іоаннъ. Теперь свое мнѣ долженъ обѣщанье
             Сдержать и ты. Во имя папы тоже
             Остановить ты обязался натискъ
             Французскихъ войскъ, пока пожаръ войны
             Не обнялъ все. Раздоръ царитъ ужъ въ графствахъ;
             Народъ, въ разладѣ съ совѣстью, присягу
             Даетъ служить чужому королю.
             Одинъ лишь ты твоей способенъ властью
             Остановить опасное броженье
             Въ умахъ толпы. Не медли же: болѣзнь
             Чрезчуръ сильна; въ лечѣньи проволочекъ
             Быть не должно -- иначе будетъ поздно.
   Пандольфъ. Мои уста воздвигли эту бурю
             За то, что ты отвѣтить смѣлъ отказомъ
             На папскій гласъ;-- когда жъ ты передъ нимъ
             Себя смирилъ -- языкъ мой вновь утишитъ
             Грозу войны и дастъ твоей отчизнѣ
             Покой и миръ. Сегодня, въ день, когда --
             Замѣтить долженъ ты: въ день Вознесенья,--
             Чуть далъ ты клятву быть покорнымъ папѣ,
             Отправлюсь я къ французамъ и заставлю
             Ихъ бросить мечъ. (Уходитъ Пандольфъ).
   Кор. Іоаннъ.           Какъ! Вознесеньевъ день?
             Тотъ самый день, когда, по предсказанью,
             Я долженъ былъ свой потерять вѣнецъ?
             Такъ, впрочемъ, вѣдь и вышло: угнетала
             Меня лишь мысль, что силой буду я
             Его лишенъ; но онъ, хвала Творцу,
             Былъ отданъ мной на мигъ по доброй водѣ.

(Входитъ Фолькенбриджъ).

   Фолькенбриджъ. Потерянъ Кентъ: онъ сдался; удержать
             Успѣли мы лишь только Дуврскій замокъ.
             Дофинъ вступилъ съ своимъ отрядомъ въ Лондонъ,
             Какъ добрый гость. Вельможи не хотятъ
             О васъ и слышать -- всѣ ушли къ дофину,
             И даже кругъ сомнительныхъ друзей
             Не знаетъ, что придумать имъ отъ страха.
   Кор. Іоаннъ. Ужель вернуться отказались лорды
             Къ намъ и теперь, узнавъ, что живъ Артуръ?
   Фолькенбриджъ. Они нашли на улицѣ разбитый
             Лишь трупъ его; пустой ларецъ, откуда,
             Безвѣстно, чьей злодѣйскою рукой,
             Украденъ былъ безцѣнный яхонтъ жизни.
   Кор. Іоаннъ. Но какъ же мнѣ сказалъ бездѣльникъ Губертъ,
             Что былъ онъ живъ?
   Фолькенбриджъ.           Онъ не солгалъ, клянусь.
             Сказалъ онъ то, что думалъ. Вы жъ не трусьте;
             Зачѣмъ глядѣть такъ кисло и черно?
             Умѣли вы въ мечтахъ вѣдь быть великимъ,--
             Умѣйте жъ быть великимъ и въ дѣлахъ.
             Толпѣ нельзя показывать и вида,
             Чтобъ страхомъ могъ смутиться взглядъ вождя.
             Ловите мигъ; огонь огнемъ встрѣчайте,
             Грозу -- грозой; въ глаза глядите страху,--
             Тогда и тѣ, кто ниже васъ, найдутъ
             Въ себѣ и пылъ, и храбрость, и отвагу.
             Примѣръ главы вселяетъ духъ во всѣхъ.
             Итакъ, впередъ!-- какъ грозный богъ войны,
             Украсить вы должны собою битву.
             Взглянувъ на васъ, пусть видятъ всѣ, что есть
             И смѣлость въ васъ и вѣра въ правду дѣла.
             Отважный левъ не станетъ ждать, чтобъ врагъ
             Спугнулъ его, заставя драться страхомъ --
             Такъ не должны молвѣ подобной поводъ
             Давать и вы. Возстаньте встрѣтить зло,
             Пока оно еще не близко къ двери,
             И въ схватку съ нимъ со всѣхъ бросайтесь ногъ!
   Кор. Іоаннъ. Успѣлъ съ легатомъ я святого папы
             Уладить миръ. Онъ далъ мнѣ обѣщанье,
             Что отзоветъ войска свои дофинъ.
   Фолькенбриджъ. Что за позоръ вступать въ союзъ теперь,
             Когда враги стоятъ на нашей почвѣ!
             Просить, съ улыбкой кланяться, встрѣчать
             Мольбами мира грозное вторженье!
             Покорно ждать, чтобъ безбородый мальчикъ,
             Въ шелка одѣтый щеголь разорялъ
             Поля отчизны нашей, развѣвая
             Знамена въ нашемъ воздухѣ! чтобъ храбрость
             Свою прославилъ онъ на нашей славной
             Воинственной землѣ!-- Нѣтъ, повелитель,
             Берите мечъ! Живу надеждой я,
             Что кардиналъ не сладитъ дѣло мира;
             А если бъ и случилось такъ, то пусть
             Насъ встрѣтитъ врагъ готовыми къ защитѣ.
   Кор. Іоаннъ. Ну, хорошо: тебѣ я поручаю
             Устроить все.
   Фолькенбриджъ. Впередъ, безъ страха! Вѣрьте,
             Что можемъ мы помѣряться мечомъ
             И не съ такимъ воинственнымъ врагомъ! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 2-я.

Равнина близъ Сентъ-Эдмондъ-Бюри.

(Входятъ Дофинъ Лудовикъ, Салисбюри, Мелёнъ, Пемброкъ, Биготъ и войско).

   Дофинъ. Пусть спишутъ списокъ съ этого условья
             И сберегутъ для памяти у насъ;
             А подлинникъ отдать велите лордамъ,
             Чтобъ и они, читая эти строки,
             Могли, какъ мы, почаще вспоминать
             О томъ, какимъ себя обѣтомъ нынче
             Связали мы, скрѣпя святымъ причастьемъ
             Свои слова 38).
   Салисбюри. За вѣрность нашей клятвы
             Ручаюсь я; но все жъ, дофинъ достойный,
             Хоть и клялись служить по доброй волѣ
             Мы вѣрой, правдой вамъ, радѣя честно
             О вашей пользѣ здѣсь -- все жъ, повторю,
             Что больно намъ презрѣннымъ средствомъ бунта
             Лѣчить болѣзнь отчизны! Тяжело
             Сознаться въ томъ, что язвы старой раны
             Должны цѣлить мы рядомъ новыхъ ранъ!
             Болитъ душа при мысли, что обязанъ
             Я вынуть мечъ затѣмъ, чтобъ увеличить
             Число сиротъ, когда, напротивъ, все
             Кругомъ гремитъ призывомъ благороднымъ,
             Чтобъ за отчизну бился я свою!
             Но такова уже, должно-быть, злая
             Зараза дня, что за свои права
             Должны сражаться мы путемъ неправды!
             Не горе ль намъ, друзья мои въ несчастьи,
             Что намъ, питомцамъ родины своей,
             Пришлось дожить до горестнаго часа,
             Когда должны, за чужеземцемъ вслѣдъ,
             Мы попирать поля своей отчизны!
             Поставить въ рядъ враговъ ея себя!
             Я удрученъ... я плачу... встать подъ сѣнью
             Знаменъ чужихъ!.. собой ряды украсить
             Чужихъ вельможъ! и гдѣ же? гдѣ?-- въ своей же
             Родной странѣ!-- О, Англія, пускай бы
             Нептунъ, тебя кольцомъ морей обнявшій,
             Вдругъ перенесъ сыновъ твоихъ отсюда
             Въ тотъ дальній край языческой земли,
             Гдѣ оба здѣсь стоящіе народа,
             Забывъ свою домашнюю вражду,
             Въ святой союзъ могли бъ вступить, чтобъ дружно
             Лить кровь свою подъ знаменемъ креста 59).
   Дофинъ. Твоей души прекрасной благородство
             Ты этой рѣчью выразилъ вполнѣ.
             Наплывомъ чувствъ сраженъ ты, какъ ударомъ
             Подземныхъ силъ.-- Повѣрь, я понимаю,
             Какъ ты боролся долго самъ съ собой,
             Пока успѣлъ смирить предъ неизбѣжнымъ
             То, что тебѣ шепталъ твой честный духъ!
             Дай мнѣ стереть привѣтнымъ поцѣлуемъ
             Съ твоихъ рѣсницъ росу прозрачныхъ слезъ.
             Меня не разъ смущали слезы женщинъ:
             Онѣ -- ручей, готовый течь всегда;
             Но если плачъ туманитъ взоръ мужчины,
             То это знакъ, что накипѣла буря
             Въ его душѣ! Потокъ подобныхъ слезъ
             Меня способенъ взволновать сильнѣе,
             Чѣмъ видъ небесъ, пронизанныхъ огнемъ
             Падучихъ звѣздъ.-- Приди жъ въ себя, разгладь
             Свое чело и выдержи съ величьемъ
             Ударъ судьбы! Пусть слезы льютъ ребята,
             Чей взоръ еще не видѣлъ и не зналъ,
             Что значитъ распря силъ великихъ міра;
             Пусть плачутъ тѣ, чья жизнь прошла въ довольствѣ,
             Среди пировъ, кипя разгаромъ силъ!
             Итакъ, идемъ! Повѣрь, что черпать будешь
             Ты въ чашѣ благъ не менѣе, чѣмъ я!
             И ты и всѣ, рѣшившіеся дружно
             Слить мощь свою со стойкостью моей.

(Входитъ Пандольфъ со свитой).

             Смотрите, вотъ какъ-будто ангелъ съ неба
             Явился намъ.-- Святой посланникъ папы
             Глаголъ небесъ принесъ въ поддержку намъ,
             Чтобъ освятить святымъ признаньемъ свыше
             Правдивость дѣлъ, свершенныхъ нами здѣсь.
   Пандольфъ. Привѣтъ тебѣ, французскій принцъ!-- Явился
             Со словомъ я.-- Британскій государь
             Смирилъ себя предъ Римомъ; духъ гордыни,
             Возставшій въ немъ на власть владыки церкви,
             Склонился вновь къ подножью трона папъ;
             А потому останови дальнѣйшій
             Походъ и ты! Сверни свои знамена
             И укроти кровавый пылъ войны.
             Пускай, какъ левъ, смиренный сильной дланью,
             Враговъ она пугаетъ только видомъ
             И не дерзнетъ смущать покойный миръ.
   Дофинъ. Нѣтъ, кардиналъ, назадъ я не пойду!
             Судьбой поставленъ слишкомъ я высоко,
             Чтобъ кто-нибудь дерзнулъ меня почесть
             За собственность, орудьемъ вздумалъ сдѣлать,
             Или слугой какихъ-либо иныхъ
             Владыкъ земли.-- Войны потухшей пламя
             Раздулъ ты самъ, и ты жъ давалъ поддержку
             Тому огню, который съ грозной силой
             Объялъ страну, караемую мной.
             Такъ не дивись, что прежнимъ ты дыханьемъ
             Такой пожаръ не можешь потушить.
             Мои права растолковалъ понятно
             Вѣдь мнѣ ты самъ; на поискъ ихъ подвигнутъ
             Я былъ тобой, и вдругъ теперь приходишь
             Ты объявить, что подчинился Риму
             Вновь Іоаннъ! Да мнѣ то что же въ томъ?
             Мнѣ въ силу правъ, пріобрѣтенныхъ бракомъ,
             Артура смерть дала британскій тронъ,
             Такъ я ль теперь, когда онъ въ половину
             Ужъ мною взятъ, вдругъ отступлю съ позоромъ
             Лишь потому, что съ Іоанномъ дружбу
             Свелъ снова Римъ?-- Да развѣ Риму я
             Слуга и рабъ? Чѣмъ поступился Римъ,
             Чтобъ мнѣ помочь? прислалъ ли мнѣ онъ войско,
             Оружье, деньги, средства?-- нѣтъ! всю тяжесть
             Войны я вынесъ на своихъ плечахъ;
             Одинъ съ толпой моихъ вассаловъ вѣрныхъ
             Я добылъ все! одинъ лилъ потъ и кровь
             На полѣ битвъ!-- Не слышалъ развѣ я,
             Какъ несся мнѣ навстрѣчу кликъ восторга:
             "Vive le roi!", когда я занималъ
             Здѣсь города?-- такъ мнѣ ль, когда въ игрѣ
             На царскій тронъ всѣ выгодныя карты
             Въ моихъ рукахъ, вдругъ отступить, не взявши
             Того, что я считаю ужъ своимъ?
             Нѣтъ, нѣтъ, клянусь душой моей, на это
             Я не пойду.
   Пандольфъ. На это дѣло смотришь,
             Дофинъ, ты съ внѣшней стороны.
   Дофинъ.                               Пусть съ внѣшней
             Иль съ внутренней -- назадъ я все равно
             Не возвращусь,-- не возвращусь, покуда
             Моихъ надеждъ не увѣнчаю полнымъ
             Успѣхомъ я, какой себѣ намѣтилъ,
             Какъ цѣль, рѣшивъ съ моимъ прекраснымъ войскомъ
             Начать войну!-- не возвращусь, пока
             Не превзойду самой побѣды славу,
             Ее исторгнувъ смѣлою рукой
             Изъ пасти злобной смерти! (Трубы за сценой).
                                           Чу! что значитъ
             Веселый этотъ звукъ?

(Входитъ Фолькенбриджъ со свитой).

   Фолькенбриджъ. Надѣясь встрѣтить,
             Какъ принято, учтивый здѣсь пріемъ,
             Почтительно прошу склонить вниманье
             Къ моимъ словамъ.-- Я присланъ королемъ,
             Чтобъ васъ спросить, святой отецъ Миланскій,
             Чѣмъ удалось вамъ кончить порученье,
             Имъ данное?-- Отвѣтъ послужитъ вашъ
             Мнѣ мѣриломъ, насколько долженъ я
             Сдержать языкъ въ моей дальнѣйшей рѣчи.
   Пандольфъ. Дофинъ отвергъ съ упорствомъ все, что мною
             Предложено. Онъ напрямикъ сказалъ,
             Что, разъ поднявъ свой мечъ, его не сложитъ
             Онъ ни за что.
   Фолькенбриджъ. И юный воинъ правъ!
             Клянусь я въ этомъ всей горячей кровью,
             Когда-либо живившей бранный пылъ.
             Теперь готовьтесь слушать всѣ, что скажетъ
             Вамъ чрезъ меня британскій государь.
             Онъ въ бой готовъ, и вѣскія причины
             Готовымъ быть заставили его.
             Что жъ до вторженья вашихъ безбородыхъ,
             Ребячьихъ войскъ, похожихъ на шутовъ
             Иль обезьянъ, то маскарадный этотъ
             Походъ на насъ въ монархѣ возбуждаетъ
             Лишь только смѣхъ.-- Увидите вы скоро,
             Что сгонимъ мы съ однимъ хлыстомъ въ рукахъ
             Съ своихъ полей дрянную вашу сволочь,
             Весь этотъ сбродъ пигмеевъ, а не войскъ.
             Забыли вы, какъ этими руками
             Мы били васъ на вашей же землѣ
             И гнали такъ, что лѣзли въ подворотни 61)
             Вы, чтобъ спастись, не успѣвая даже
             Открыть дверей. Ныряли, какъ бадьи,
             Въ колодцы вы; въ хлѣвахъ скрывались въ сѣно,
             Въ домахъ -- въ шкапы и подъ замками въ нихъ
             Лежали, какъ закладъ! Обнявшись, спали
             Со свиньями, толпами лѣзли въ тюрьмы
             И погреба!-- Услышавъ даже глупый
             Крикъ пѣтуха, французской вашей галки 61),
             Дрожали вы, принявши и его
             За бранный крикъ британцевъ.-- Такъ ужели
             Могли подумать вы, что эти руки,
             Задавшія такого страху вамъ
             У васъ въ домахъ, теперь вдругъ стали слабы?
             Нѣтъ! бодръ и смѣлъ могучій нашъ король!
             Онъ, какъ орелъ, парящій въ горныхъ высяхъ,
             Готовъ всегда спуститься на защиту
             Своихъ птенцовъ, когда грозятъ враги
             Его гнѣзду!-- (Обращаясь къ англійскимъ лордамъ).
                                 А вы, дрянное племя
             Бунтовщиковъ! кровавые Нероны,
             Позорно разрывающіе грудь
             Родной отчизны-матери!-- краснѣйте!
             Стыдъ вѣчный вамъ!-- Вѣдь даже ваши жены
             И дочери, безсильныя созданья,
             Съ лицомъ лилейно-блѣднымъ 62),-- даже тѣ
             Спѣшатъ на бой, какъ племя амазонокъ,
             Смѣнивъ наперстки съ иглами на копья
             И распаливъ огнемъ негодаванья
             Свои сердца!
   Дофинъ.           Кончай свою хвастню
             И убирайся съ миромъ во-свояси.
             Надъ нами, вижу я, ты можешь точно
             Взять бранью верхъ, но времени терять
             Не станемъ мы съ такими хвастунами.
   Пандольфъ. Я вамъ скажу...
   Фолькенбриджъ.           Нѣтъ, я хочу докончить...
   Дофинъ. Мы не желаемъ слушать никого.
             Пусть бьютъ походъ. Языкъ войны покажетъ,
             Кто правъ изъ насъ, и оправдаетъ наше
             Вторженье къ вамъ.
   Фолькенбриджъ.           Да, бейте въ барабаны!
             Поднимутъ ревъ такой же вѣдь они,
             Какъ вы, когда мы примемся сегодня
             Васъ колотить. Да и въ отвѣтъ на каждый
             Ударъ вашъ въ барабанъ -- отвѣтитъ эхомъ
             Такой же звукъ, и, сколько бъ вы ни били,
             Мы заглушить сумѣемъ, вѣрьте, васъ!
             Такъ заглушить, что передъ нашимъ боемъ
             И громъ небесъ покажется ничѣмъ.
             Узнайте всѣ, что храбрый Іоаннъ
             И ждать не думалъ, будто можетъ съ вами
             Уладить миръ лукавый этотъ попъ.
             Нѣтъ! храбро онъ, со смертью въ грозномъ взорѣ,
             Идетъ на васъ, и тысячамъ французовъ
             Кровавый пиръ устроимъ нынче мы.
   Дофинъ. Впередъ, друзья, опасностямъ навстрѣчу!
   Фолькенбриджъ. Ты встрѣтишь ихъ, ручаюсь въ томъ, дофинъ..

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 3-я.

Тамъ же. Поле битвы.

(За сценой шумъ сраженья. Входятъ Король Іоаннъ и Губертъ).

   Кор. Іоаннъ. Ну, какъ дѣла?-- отвѣть мнѣ безъ утайки.
   Губертъ. Не хороши.-- По крайней мѣрѣ лучше ль
             Сегодня вамъ?
   Кор. Іоаннъ.           О, приступъ лихорадки
             Меня изгрызъ! Усилилась она
             Во много разъ;-- я боленъ, очень боленъ.

(Входитъ Гонецъ).

   Гонецъ. Сюда я присланъ храбрымъ Фолькенбриджемъ.
             Онъ проситъ васъ оставить поле битвы
             И сообщить, куда угодно вамъ
             Отправиться.
   Кор. Іоаннъ. Въ Свинсгедскій монастырь.
   Гонецъ. Я приношу хорошія извѣстья:
             Отряды войскъ, которыхъ ждалъ дофинъ
             Три дня назадъ, разбиты сильной бурей
             На Годвинскихъ пескахъ. Узналъ объ этомъ
             Сэръ Ричардъ нынче въ ночь, французы стихли
             И начинаютъ явно отступъ.
   Кор. Іоаннъ. Увы, моя болѣзнь мѣшаетъ даже
             Мнѣ радоваться счастливымъ вѣстямъ.
             Въ Свинсгедъ, въ Свинсгедъ!-- велите дать носилки;
             Я съ каждымъ часомъ дѣлаюсь слабѣй. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 4-я.

Другая часть поля.

(Входятъ Салисбюри, Пемброкъ, Биготъ и другіе).

   Салисбюри. Не думалъ я, что Іоаннъ найдетъ
             Еще друзей.
   Пемброкъ. Попытку сдѣлать намъ
             Все жъ надобно. Должны мы ободрить
   Французовъ пылъ. Ихъ гибель будетъ нашей.
   Салисбюри. Надѣлалъ этотъ дьяволъ Фолькенбриджъ
             Намъ много бѣдъ. Отстаивалъ все поле
             Онъ противъ насъ почти что вѣдь одинъ.
   Пемброкъ. Разнесся слухъ, что будто Іоаннъ
             Совсѣмъ больной оставилъ поле битвы.

(Солдаты вводятъ раненаго Мелёна).

   Мелёнъ. Увидѣть я хочу мятежныхъ лордовъ.
   Салисбюри. Въ дни счастья насъ не называли такъ.
   Пемброкъ. Вы графъ Мелёнъ?
   Салисбюри.                     И раненый смертельно.
   Мелёнъ. Спасайтесь бѣгствомъ, доблестные лорды,--
             Васъ гибель ждетъ: вы предались врагамъ!
             Оставьте путь неблагородный бунта
             И вѣрность вновь въ свою зовите дверь 63).
             Должны къ стопамъ монарха Іоанна
             Вы снова пасть. Узнайте, что дофинъ,
             Когда одержитъ даже онъ побѣду,
             Велитъ васъ всѣхъ, въ награду за труды,
             Лишить головъ. Да, да!-- онъ въ этомъ клялся,
             А съ нимъ или многіе другіе,
             Предъ алтаремъ въ Сентъ-Эдмондъ-Бюри,-- тамъ же,
             Гдѣ мы клялись вамъ въ нашей вѣчной дружбѣ
             И вѣрности.
   Салисбюри. Ужели это такъ?..
   Мелёнъ. Смотрите: смерть впилась ужъ страшнымъ взглядомъ
             Въ мои глаза. Остатокъ жизни таетъ
             Во мнѣ, какъ воскъ передъ лицомъ огня;
             Такъ для чего жъ я стану лицемѣрить
             И лгать, когда мнѣ пользы въ этомъ нѣтъ?
             Лгать въ часъ, когда я правду вижу въ томъ лишь,
             Что я умру, и что одной лишь правдой
             Могу спасти себя на небесахъ?
             Я повторю: дофинъ нарушитъ клятву,
             Когда онъ дастъ вамъ, одержавъ побѣду,
             Увидѣть день!-- Сегодня жъ въ ночь, чей мракъ
             Уже ползетъ во слѣдъ парамъ зловреднымъ,
             Готовясь скрыть блестящій, ясный гребень
             Свѣтила дня, лишившагося силъ --
             Сегодня жъ въ ночь, едва возьмутъ французы
             Верхъ надъ врагомъ при помощи усердной
             Самихъ же васъ -- погибнете и вы!
             Измѣна вамъ отплатитъ за измѣну!
             Я все сказалъ 64).-- Прошу васъ передать
             Привѣтъ мой добрый Губерту, онъ служитъ
             При королѣ; любовь моя къ нему
             А также то, что прадѣдъ мой былъ родомъ
             Изъ Англіи, заставили меня
             Открыть вамъ все, и за мою услугу
             Я васъ прошу теперь лишь объ одномъ:
             Пускай снесутъ меня туда, гдѣ битвы
             Не слышенъ шумъ. Хочу собраться мирно
             Я съ мыслями, чтобъ встрѣтить смерть въ тиши,
             Среди святыхъ, безгрѣшныхъ помышленій.
   Салисбюри. Ты правъ, ты правъ!-- твоимъ словамъ я вѣрю.
             И пусть сразить Господь меня, коль скоро
             Не радъ душой схватиться я за этотъ
             Прекрасный, вѣрный случай -- бросить путь
             Предательства. Какъ покидаетъ берегъ
             Приливный валъ -- такъ точно, укротивъ
             Свой бурный пылъ, должны покорно влиться
             Мы въ прежній свой великій океанъ,
             Вернувшись вновь къ монарху Іоанну.
             Въ твоихъ глазахъ предсмертная тоска;--
             Позволь же мнѣ унесть тебя отсюда.--
             Идемъ, друзья.-- Бѣжимъ мы вновь, но бѣгство
             Теперь для насъ къ добру вернуться средство.

(Уходятъ).

   

СЦЕНА 5-я.

Другая часть поля.

(Входитъ Дофинъ со свитой).

   Дофинъ. Мнѣ кажется, что нынче даже солнце,
             Остановись, не хочетъ скрыть себя
             На западѣ. Багряный цвѣтъ горитъ
             На облакахъ и озаряетъ бѣгство
             Британскихъ войскъ.-- Какъ хорошо, что мы,
             Пославъ имъ вслѣдъ послѣдній залпъ орудій,
             Остались здѣсь, свернувъ свои знамена
             И удержавъ все поле за собой. (Входитъ гонецъ).
   Гонецъ. Гдѣ принцъ-дофинъ?
   Дофинъ.                     Онъ здѣсь,-- какія вѣсти?
   Гонецъ. Мелёнъ убитъ. Онъ убѣдилъ предъ смертью
             Отпасть отъ насъ и англійскихъ вельможъ;
             Отряды жъ войскъ, которыхъ ожидали
             Такъ долго здѣсь, погибли на мели
             Близь Гудвина.
   Дофинъ.           О, проклятая новость!
             Будь проклятъ самъ за то, что съ нею ты
             Ко мнѣ пришелъ!-- Не ждалъ такого горя
             Я въ эту ночь.-- Кто, помнится, сказалъ мнѣ,
             Что Іоаннъ бѣжалъ за часъ иль два
             Предъ тѣмъ, какъ ночью прекратилась битва?
   Гонецъ. Кто бъ ни сказалъ, но онъ сказалъ вамъ правду.
   Дофинъ. Ну, хорошо; идите по мѣстамъ,
             И чтобъ глядѣла ночью зорко стража.
             Самъ ясный день не встанетъ завтра раньше,
             Чѣмъ ринусь въ бой навстрѣчу счастью я! (Уходятъ).
   

СЦЕНА 6-я.

Равнина близъ Свинсгедскаго аббатства.

(Входятъ съ разныхъ сторонъ Филиппъ Фолькенбриджъ и Губертъ).

   Губертъ. Эй, кто идетъ?-- отвѣть, иль я пущу
             Въ тебя зарядъ.
   Фолькенбриджъ. Свои.-- А за кого
             Стоишь ты самъ?
   Губертъ.           Стою за англичанъ.
   Фолькенбриджъ. Куда идешь?
   Губертъ.                               Тебѣ какое дѣло?
             Спросить тебя о томъ же вѣдь, пожалуй,
             Могу и я.
   Фолькенбриджъ. Я думаю, ты -- Губертъ.
   Губертъ. Мысль хороша 65), когда меня узналъ
             Ты такъ легко по голосу -- ты, значитъ,
             Не врагъ, а другъ. А кто ты самъ?
   Фолькенбриджъ.                     Кто хочешь;
             Но если мнѣ не прочь ты угодить,
             Тогда признай во мнѣ Плантагенета.
   Губертъ. Тьфу! гдѣ жъ мой умъ? Иль я сдурѣлъ въ потемкахъ?
             Простите, храбрый воинъ, что не могъ
             Я васъ узналъ. Вашъ голосъ мнѣ казался
             Совсѣмъ чужимъ.
   Фолькенбриджъ. Ну, ну, безъ церемоній.
             Что новаго?
   Губертъ.           Бродилъ здѣсь ночью я,
             Чтобъ васъ найти.
   Фолькенбриджъ. Скорѣй!-- какія вѣсти?
   Губертъ. Сквернѣй нельзя и выдумать;-- какъ разъ
             Подъ пару этой ночи,-- черной, страшной.
             Безвыходной...
   Фолькенбриджъ. Начни же съ той, какая
             Сквернѣе всѣхъ;-- я въ обморокъ, какъ баба,
             Со страха не свалюсь.
   Губертъ.                     Сдается мнѣ,
             Что государь нашъ отравленъ монахомъ.
             Онъ очень плохъ 66), и я его оставилъ,
             Чтобъ поскорѣй сказать объ этомъ вамъ.
             Узнавши дѣло во время, вы легче
             Найдетесь въ немъ, чѣмъ если бы узнали
             О томъ врасплохъ.
   Фолькенбриджъ. Но что жъ онъ съѣлъ иль выпилъ?
             И пробовалъ ли пищу кто-нибудь
             Заранѣе?
   Губертъ. Монахъ -- вамъ говорю я;
             Отъявленный бездѣльникъ! Выпилъ ядъ
             Сначала онъ, и у него сгорѣла
             Вся внутренность. Король хоть плохъ, но все же
             Покамѣстъ говоритъ, и потому,
             Надежда есть, что, можетъ-быть, болѣзнь
             Его пройдетъ.
   Фолькенбриджъ. Кого ты съ нимъ оставилъ?
   Губертъ. Да развѣ вы не знаете?-- вѣдь лорды
             Вернулись къ намъ, а вмѣстѣ съ ними прибылъ
             Наслѣдникъ трона, Генрихъ.-- Іоаннъ
             Простилъ ихъ всѣхъ, благодаря его
             Ходатайству. Король на попеченьи
             Теперь у нихъ.
   Фолькенбриджъ. О, Господи, смири
             Свой ярый гнѣвъ! Не заставляй терпѣть
             Насъ свыше силъ.-- Скажу тебѣ я, Губертъ,
             Что нынче ночью ровно половина
             Моихъ всѣхъ войскъ потоплена приливомъ
             Близъ Линкольна.-- Я живъ остался чудомъ,
             Благодаря лишь доброму коню.
             Веди меня скорѣе къ государю,
             Боюсь я не застать его въ живыхъ. (Уходятъ).
   

СЦЕНА 7-я.

Садъ Свинсгетскаго аббатства.

(Входятъ Принцъ Генрихъ, Салисбюри и Биготъ).

   Пр. Генрихъ. Пришелъ конецъ,-- зараза охватила
             Всю кровь его. Самъ мозгъ, который служитъ,
             Какъ говорятъ, вмѣстилищемъ души,
             Въ рѣчахъ несвязныхъ явно обличаетъ,
             Что смерть близка. (Входитъ Пемброкъ).
   Пемброкъ.                     Языкъ и рѣчь больного
             Пока еще свободны. Молить онъ
             Снести его на воздухъ, увѣряя,
             Что страшный ядъ, сжигающій ему
             Всю внутренность, ослабнетъ въ свѣжемъ мѣстѣ.
   Пр. Генрихъ. Такъ пусть несутъ сюда его. Все ль бредитъ,
             Какъ прежде, онъ? (Уходитъ Биготъ).
   Пемброкъ.           Нѣтъ,-- бредъ въ сравненьи съ прежнимъ
             Какъ будто стихъ.-- Сейчасъ вдругъ сталъ онъ пѣть.
   Пр. Генрихъ. Не страненъ ли такой самообманъ?
             Упорство боли можетъ притупить
             Въ насъ чувство къ ней.-- Боль, одолѣвши тѣло,
             Невидимо затѣмъ сражаетъ мозгъ
             И, вызвавъ въ немъ рядъ дикихъ, страшныхъ мыслей,
             Крутитъ ихъ вихремъ въ этой оболочкѣ
             Больной души.-- Такъ и теперь: не чудно ль,
             Что смерть поетъ, и я, какъ лебеденокъ 67),
             Стою надъ этимъ лебедемъ, чья пѣснь,
             Какъ слабый звукъ безсильнаго органа,
             Еще звучитъ напутствіемъ душѣ
             Въ моментъ ея разлуки тяжкой съ тѣломъ!
   Салисбюри. Вамъ надо быть спокойнѣй, принцъ: -- судьба
             Судила вамъ исправить смутный хаосъ,
             Который вамъ въ тяжелое наслѣдье
             Невольно оставляетъ вашъ отецъ.

(Короля Іоанна вносятъ больного Биготъ и другіе придворные).

   Кор. Іоаннъ. Ну, вотъ теперь мнѣ все жъ немного легче.
             Дверей и оконъ было мало мнѣ
             Для воздуха!.. палящій, острый зной
             Жжетъ грудь мою! Онъ обращаетъ въ пепелъ
             Всю внутренность! Я корчусь, какъ бумажный
             Паяцъ въ огнѣ!
   Пр. Генрихъ.           Получше ль вамъ теперь?
   Кор. Іоаннъ. Я отравленъ! Я мертвъ и брошенъ всѣми!..
             И друга нѣтъ сердечнаго средь васъ,
             Кто мнѣ принесъ холодную бы зиму,
             Чтобъ ледяными пальцами впилась
             Она мнѣ въ грудь!.. Зачѣмъ, зачѣмъ не могутъ
             Всѣ рѣки государства моего
             Протечь струей живительной и свѣжей
             Чрезъ сердце мнѣ?.. Зачѣмъ морозный вѣтеръ
             Не припадетъ съ привѣтнымъ поцѣлуемъ
             Къ моимъ устамъ -- не прохладитъ ихъ жаръ?..
             Чего прошу? Вѣдь малости -- прохлады!
             А вы, толпа людей неблагодарныхъ,
             Хотите мнѣ и въ этомъ отказать!..
   Пр. Генрихъ. О, если бъ я потокомъ слезъ обильныхъ
             Могъ вамъ помочь!
   Кор. Іоаннъ.           Въ твоихъ слезахъ огонь!
             Ихъ соль горитъ!.. Въ груди моей бушуетъ
             Кромѣшный адъ,-- отрава жъ, точно дьяволъ,
             Терзаетъ кровь проклятую мою!..

(Входитъ Фолькенбриджъ).

   Фолькенбриджъ. Я, чуть дыша, поспѣшно прискакалъ,
             Чтобъ видѣть васъ.
   Кор. Іоаннъ.           Пріѣхалъ ты закрыть
             Мои глаза!.. Порвались снасти сердца
             Въ моей груди! Веревки парусовъ,
             Какими шелъ корабль свободный жизни,
             Истерлись въ нить, въ тончайшій волосокъ!
             На немъ вися, еще трепещетъ сердце,
             Но силы въ немъ нѣтъ больше, чтобъ твою
             Услышать вѣсть! И скоро все, что видишь
             Ты предъ собой -- лишь будетъ жалкій прахъ,
             Пустой сосудъ разбитаго величья...
   Фолькенбриджъ. Дофинъ итти сбирается на насъ;
             Но Богъ знаетъ, имѣемъ ли возможность
             Мы драться съ нимъ. Прошедшей ночью думалъ
             Я отступить, но лучшій мой отрядъ
             Отборныхъ войскъ захваченъ былъ приливомъ
             И потонулъ. (Король умираетъ).
   Салисбюри. Ты смерти вѣсть принесъ
             Умершему.-- Король, мой повелитель!
             Монархомъ былъ еще ты за минуту --
             И вотъ чѣмъ сталъ!
   Пр. Генрихъ.           Чѣмъ долженъ буду стать
             За нимъ и я, пройдя такимъ же точно
             Путемъ свой вѣкъ! Что жъ вѣрно на землѣ?
             И какъ смотрѣть на нашу жизнь безъ страха,
             Когда король сталъ тоже горстью праха?
   Фолькенбриджъ. Ты отошелъ! Въ живыхъ я остаюсь
             Лишь для того, чтобъ долгъ исполнить мести;
             А тамъ помчусь вслѣдъ за тобой на небо
             Служить и тамъ тебѣ, какъ на землѣ.

(Обращаясь къ лордамъ).

             А что до васъ, плеяда звѣздъ, вошедшихъ
             Въ свой прежній кругъ 68),-- то гдѣ же ваша мощь
             И мужество? Вамъ надо доказать
             Возвратъ вашъ къ прежней вѣрности на дѣлѣ.
             Должны вы смыть позоръ и стыдъ измѣны,
             Изгнавъ за дверь расшатанной отчизны
             Ея враговъ!-- Идите жъ вслѣдъ за мной
             Должны мы быть стремительны и скоры,
             Чтобъ не взялъ верхъ надъ нами грозный врагъ,
             А онъ спѣшитъ, не дремля, быстрымъ шагомъ.
   Салисбюри. Мнѣ кажется, что въ этомъ дѣлѣ знаемъ
             Мы больше васъ. Сейчасъ сюда пріѣхалъ
             Легатъ Пандольфъ. Его уполномочилъ
             Дофинъ уладить миръ, при чемъ условья
             Его настолько намъ благопріятны,
             Что мы принять ихъ можемъ безъ стыда.
             Дофинъ рѣшилъ покончить эту распрю.
   Фолькенбриджъ. И кончитъ онъ ее еще охотнѣй,
             Узнавъ, что мы готовы выйти въ бой.
   Салисбюри. Я думаю, считать все дѣло можно
             Ужъ конченнымъ. Дофинъ отправилъ войско
             И весь обозъ свой къ берегу, оставивъ
             Легата здѣсь для обсужденья дѣлъ.
             Когда угодно будемъ вамъ и лордамъ,
             То можемъ мы сойтись сегодня жъ съ нимъ
             И всѣ рѣшить.
   Фолькенбриджъ. Да будетъ такъ. А вы,
             Достойный принцъ и прочіе вельможи,
             Чья помощь намъ сегодня не нужна,
             Займитесь здѣсь, какъ должно, погребеньемъ
             Покойнаго.
   Пр. Генрихъ. Мы погребемъ его
             Въ Ворчестерѣ, какъ завѣщалъ онъ это
             При жизни самъ.
   Фолькенбриджъ. Перенесите жъ съ миромъ
             Его туда.-- Особѣ вашей свѣтлой,
             Достойный принцъ, желаю я вести
             Преемственно дорогой прежней славы
             Родимый край.-- Покорно, на колѣняхъ,
             Даю обѣтъ служить вамъ вѣрой, правдой
             Всю жизнь мою.
   Салисбюри.           Клянемся вмѣстѣ съ нимъ
             И мы вамъ въ томъ же самомъ. Будетъ вѣчна,
             Повѣрьте, наша ревность, безъ порока
             И безъ пятна.
   Пр. Генрихъ.           Я мягокъ серцемъ, лорды
             А потому простите, если васъ
             Благодарить могу я лишь слезами.
   Фолькенбриджъ. Мы не должны печалиться чрезъ мѣру,
             Печаль возьметъ свое и безъ того.--
             Свою главу Британія не склонитъ
             Передъ врагомъ, пока врага не встрѣтитъ
             Въ себѣ самой; -- но, съ возращеньемъ нынче
             Ея вельможъ, причинъ для страха нѣтъ.
             Пусть съ трехъ сторонъ бѣда надъ нами грянетъ,
             Сумѣемъ мы отпоръ ей грозный дать!
             Когда бѣдѣ отпоромъ вѣрность встанетъ,
             То что тогда насъ можетъ испугать! (Уходятъ).
   

ПРИМѢЧАНІЯ.

   1. Имена дѣйствующихъ лицъ этой пьесы напечатаны въ первый разъ въ изданіи Роу 1709 года.
   2. Мѣсто дѣйствія этой сцены не указано въ первыхъ изданіяхъ и опредѣлено позднѣй по хроникамъ, изъ которыхъ извѣстно, что свиданіе Іоанна съ французскимъ посломъ было въ Норгемитонѣ.
   3. Въ подлинникѣ Шатильонъ говоритъ: "я достигъ границъ моего посольства",-- но такой оборотъ не подходитъ къ духу русскаго языка.
   4. Въ подлинникѣ выраженіе: "pops out" -- вымолитъ слово или, вѣрнѣе, выстрѣлитъ словомъ. Грубый въ словахъ Филиппъ намекаетъ этимъ на адвокатское краснорѣчіе, помощью котораго братъ его можетъ выиграть процессъ.
   5. Въ подлинникѣ игра сопоставленіемъ выраженій: "true begot" -- законно рожденъ и: "well-begot" -- хорошо рожденъ.
   6. Въ словахъ Фолькенбриджа, что у его брата полулицо, какъ на стертомъ грошѣ, намекъ на то, что при Генрихѣ VII была введена чеканка на мелкихъ серебряныхъ монетахъ королевскаго лица въ профиль, тогда какъ на золотыхъ оно изображалось en face.
   7. Въ подлинникѣ король, обращаясь къ Роберту, употребляетъ слово -- "sirrah", которое хотя и значитъ буквально мошенникъ, но въ англійскомъ языкѣ употребляется часто въ болѣе мягкомъ значеніи: напр., человѣкъ, недостойный довѣрія или пустой. Потому смыслу перевода приданъ этотъ оттѣнокъ.
   8. Здѣсь Фолькенбриджъ повторяетъ насмѣшку насчетъ худощаваго лица брата (см. пр. 6). На мѣдной монетѣ Шекспирова времени изображался профиль королевы съ бантомъ лентъ за ухомъ въ видѣ розы, при чемъ роза была больше самаго лица. Розы за ухомъ по модѣ тогдашняго времени носили даже мужчины.
   9. Nob -- презрительное сокращеніе имени Робертъ.
   10. Въ подлинникѣ Фолькенбриджъ на вопросъ, какъ его зовутъ, отвѣчаетъ: Филиппомъ и прибавляетъ: "so is my name begun", т.-е. такъ начинается мое имя. Смыслъ тотъ, что въ Западной Европѣ именемъ называется фамилія, а крестное имя зовется prénom. У насъ же именемъ собственно называется только крестное имя, потому буквальный переводъ отвѣта Фолькенбриджа на русскомъ языкѣ не имѣлъ бы смысла.
   11. Здѣсь король, приказавъ Филиппу преклонить колѣни, посвящаетъ его въ рыцари. Плантагенетъ было родовое прозвище Ричарда Львинаго Сердца.
   12. Намекъ на извѣстное выраженіе, что незаконныя дѣти назывались дѣтьми, прижитыми съ лѣвой стороны.
   13. Неизвѣстно, на кого король намекаетъ этимъ словомъ. Деліусъ объясняетъ, что оно относится къ Филиппу, отказавшемуся отъ наслѣдства, а Мэлоне полагаетъ, что король намекаетъ на свое собственное прозвище: Іоаннъ Безземельный. Первое объясненіе вѣроятнѣе, такъ какъ едва ли бы самолюбивый Іоаннъ стадъ называть себя публично насмѣшливымъ прозвищемъ безземельный.
   14. Весь этотъ монологъ Филиппа -- сатира на англійскіе нравы вѣка Елисаветы. Эпизодъ о гулякѣ за столомъ рисуетъ тогдашнее пристрастіе особенно любезно принимать возвратившихся изъ дальнихъ странъ путешественниковъ, которые нерѣдко оказывались обманщиками и злоупотребляли гостепріимствомъ.
   15. Кольбрандъ, датскій великанъ, побѣжденный рыцаремъ Барвикомъ. Исторія эта описана Драйденомъ.
   16. Воробья въ Англіи называли Филиппомъ, потому что звукъ этого имени слышится въ его пискѣ. Своимъ возраженіемъ Фолькенбриджъ намекаетъ на то, что онъ получилъ имя Плантагенета и потому не хочетъ носить прежняго ничтожнаго имени.
   17. Въ отвѣтѣ Фолькенбриджа, называющаго себя Базилискомъ, намекъ на старинную драму: "Солиманъ и Персида", въ которой точно также клоунъ называетъ Базилиска дрянью (knave), а тотъ отвѣчаетъ, что онъ не дрянь, а рыцарь (knight).
   18. Намекъ на легенду (безъ сомнѣнія, вымышленную), будто, когда къ посаженному въ темницу королю Ричарду впустили льва, то онъ, всунувъ ему въ пасть руку, вырвалъ ему сердце. Отсюда его прозвище: Ричардъ Львиное Сердце.
   19. Вся эта сцена вымышлена. Ричардъ Львиное Сердце не былъ убитъ австрійскимъ герцогомъ; да и самъ герцогъ умеръ за нѣсколько лѣтъ до времени, когда происходитъ дѣйствіе драмы.
   20. Странное сравненіе, что солдаты Іоанна имѣли лица дѣвицъ, довольно трудно объяснить. Можетъ-быть, Шекспиръ хотѣлъ выразить этимъ беззаботность юности и происходившее отъ того равнодушіе къ опасностямъ.
   21. Въ подлинникѣ австрійскій герцогъ говоритъ въ предыдущей репликѣ: "реасе", т.-е. смирно или -- успокойтесь. Словомъ этимъ публичные глашатаи (crier) приглашали расшумѣвшуюся толпу утихнуть, вслѣдствіе чего Фолькенбриджъ называетъ герцога въ насмѣшку этимъ именемъ.
   22. Въ подлинникѣ здѣсь короткая и совершенно непонятная безъ объясненія фраза: "I'll smoke your skin-coat", т.-е. буквально: я прокопчу твой кожаный камзолъ.-- По объясненію Деліуса, здѣсь намекъ на то, что австрійскій герцогъ въ знакъ побѣды надъ Ричардомъ носилъ на плечахъ принадлежащую ему шкуру льва, а Фолькенбриджъ объявляетъ, что онъ выгонитъ его изъ этой шкуры такъ же, какъ выгоняютъ изъ мѣховъ дымомъ моль.
   23. Въ подлинникѣ: Alcides shoes", т.-е. башмаки Алкида. Теобальдъ, считая слово shoes за описку, замѣнилъ его выраженіемъ shows, т.-е. внѣшній видъ или платье. Въ переводѣ принята эта редакція.
   24. Въ подлинникѣ здѣсь слишкомъ напыщенная для русскаго языка метафора: "your city's threaten'd cheeks", т.-е. угрожаемыя щеки вашего города.
   25. Намекъ на довольно распространенный въ то время въ Англіи обычай изображать на трактирныхъ вывѣскахъ святого Георгія, поражающаго дракона.
   26. По окончаніи охоты, охотники дорѣзывали раненую дичь, отчего и были покрыты кровью.
   27. Во время осады Іерусалима Титомъ раздѣленные на враждебныя партіи граждане соединились, чтобъ дѣйствовать противъ общаго врага.
   28. Въ подлинникѣ Фолькенбриджъ говоритъ: here's а stay, т.-е. буквально: вотъ остановка.-- Смыслъ тотъ, что онъ досадуетъ на гражданина, противорѣчащаго предложенному рѣшенію дѣла.
   29. Въ этомъ довольно натянутомъ оборотѣ намекъ на извѣстное изображеніе смерти въ видѣ скелета, одѣтаго въ дырявыя лохмотья.
   30. Въ подлинникѣ Констанса перечисляетъ въ цѣлыхъ трехъ строкахъ уродства и болѣзни, которымъ могъ быть подвергнутъ Артуръ, но сохранить это перечисленіе при поэтической передачѣ текста не было никакой возможности. Вотъ буквальный переводъ: "если бъ ты былъ страшенъ, дуренъ собой, наносилъ позоръ утробѣ твоей матери, былъ покрытъ непріятными, не имѣющими вида значками, былъ хромъ, горбатъ, черенъ, уродливъ, покрытъ нечистыми струпьями и оскорбляющими взоръ пятнами -- тогда я была бъ спокойнѣй, и т. д.-- Всякій согласится, что мысль монолога Констансы вполнѣ выражается и безъ этого перечисленія.
   31. Праздничные дни отмѣчались въ календаряхъ золотымъ знакомъ, а остальные -- чернымъ.
   32. Здѣсь игра двойнымъ значеніемъ слова: "реасе". Герцогъ говоритъ его въ значеніи: успокойтесь; а Констанса понимаетъ въ смыслѣ: миръ и возражаетъ, что хочетъ мира, а не войны.
   33. Въ лицѣ австрійскаго герцога Шекспиръ соединилъ двухъ разныхъ лицъ: Леопольда Австрійскаго, заключившаго Ричарда Львиное Сердце въ темницу, и виконта Лиможскаго Видемара, въ чьихъ владѣніяхъ Ричардъ былъ смертельно раненъ. Кровавымъ трофеемъ герцога Констанса называетъ львиную шкуру, которую онъ носилъ изъ хвастовства въ память смерти Ричарда, который также носилъ ее въ знакъ своего прозвища: Львиное Сердце.
   34. Въ кафтанъ изъ телячьей кожи наряжали шутовъ.
   35. Въ подлинникѣ здѣсь выраженіе: "juggling witchcraft", т.-е. буквально: фиглярническое колдовство; но это послѣднее слово употреблено не столько въ прямомъ смыслѣ, сколько для противоположенія истинной святости. Потому употребленное въ переводѣ выраженіе "шарлатанство" ближе къ смыслу текста.
   36. Этими словами Констанса, въ интересахъ которой расторгнутъ союзъ государей, хочетъ сказать, что если король французскій отниметъ руку, т.-е. разорветъ союзъ, то это опечалитъ только дьявола, потому что онъ лишится души Филиппа, которая досталась бы ему въ случаѣ отказа повиноваться словамъ папы. Этотъ натянутый оборотъ выраженъ въ подлинникѣ довольно темно: "будь внимателенъ, дьяволъ, и наблюдай, чтобъ раскаявшаяся Франція, отнявъ руку, не лишила тебя въ аду одной души".
   37. Здѣсь игра значеніемъ слова вѣра (faith). Бланка употребляетъ это слово въ религіозномъ смыслѣ, говоря, что Констанса требуетъ послушанія кардиналу ради своихъ выгодъ, а отнюдь не по вѣрѣ въ справедливость папы. Констанса же возражаетъ, что она потеряла вѣру во всѣхъ своихъ друзей. Послѣдніе два стиха этого монолога -- явный плеоназмъ.
   38. Здѣсь игра словами: "to be moved" -- быть смущеннымъ и -- "be removed" т.-е. удались (въ смыслѣ удались отъ Франціи).
   39. Намекъ на употреблявшійся тогда способъ лѣченья ожоговъ прижиганьемъ.
   40. Въ подлинникѣ Фолькенбриджъ говоритъ: "while Philipp breathe", т.-е., пока Филиппъ дышитъ или отдыхаетъ. Въ текстѣ однако нѣтъ прямого указанія, кого подразумѣваетъ Фолькенбриджъ подъ именемъ Филиппа -- себя или французскаго короля, носившаго то же имя. Въ первомъ случаѣ смыслъ будетъ тотъ, который принятъ для редакціи перевода, во второмъ же слова эти означаютъ, что Фолькенбриджъ, убивъ герцога австрійскаго, намѣревается въ скоромъ времени убить также и французскаго короля Филиппа, который пока еще дышитъ (breathe), т.-е. живъ.
   41. Обращаясь къ Артуру и Фолькенбриджу, Іоаннъ часто зоветъ ихъ "cousin", хотя оба они приходятся ему племянниками. Но дѣло въ томъ, что слово cousin часто употребляется въ англійскомъ языкѣ въ значеніи родственникъ, безъ опредѣленія какой. Слово это съ этимъ значеніемъ часто встрѣчается и въ другихъ пьесахъ.
   42. Ангелъ изображался на тогдашнихъ золотыхъ монетахъ, почему онѣ и назывались въ обыденной рѣчи просто ангелами.
   43. Въ подлинникѣ здѣсь очень натянутое для поэтической передачи выраженіе: "within this wall of flesh there is а soul", т.-е. за стѣнами этой плоти (т.-е. въ этомъ тѣлѣ) живетъ душа и т. д.
   44. Въ словахъ этихъ намекъ на армаду Филиппа Испанскаго, погибшую въ 1588 году, слѣдовательно, гораздо позднѣе царствованья Іоанна. Этотъ слишкомъ явный анахронизмъ лучше всего отвѣчаетъ на мнѣнія нѣкоторыхъ цѣнителей, будто Шекспиръ допускалъ анахронизмы въ своихъ пьесахъ по невѣжеству. Если можно, пожалуй, предположить, что онъ по недостатку образованія дѣлалъ ошибки въ трагедіяхъ изъ древняго міра, то врядъ ли кто-нибудь предположитъ, чтобы онъ не зналъ близкой къ нему исторіи Англіи. Дѣло просто въ томъ, что тогда въ литературныхъ произведеніяхъ вообще не обращали никакого вниманія на историческую и географическую вѣрность.
   45. Буквальный переводъ подлинника здѣсь довольно теменъ. Король говоритъ: "well could I bear that England had his praise, so we could find some pattem to our shame", т.-е. я готовъ перенести эту славу Англіи, потому что въ ней мы находимъ образецъ (въ смыслѣ оправданія) нашего стыда. Настоящій смыслъ тотъ, какой приданъ редакціи перевода.
   46. Обращаясь здѣсь во второй разъ къ смерти, Констанса называетъ ее оригинальнымъ, но безсмысленнымъ для перевода на русскій языкъ выраженіемъ: "anatomy", т.-е. анатомія, въ смыслѣ трупъ.
   47. Въ подлинникѣ стоитъ: "preach me some philosophy", т.-е. буквально: проповѣдуй мнѣ какую-нибудь философію. Смыслъ тотъ, какой выраженъ въ переводѣ.
   48. Въ Шекспирово время былъ въ высшемъ сословіи обычай разыгрывать въ обществѣ разочарованныхъ, скучающихъ людей.
   49. Въ подлинникѣ: "no tongue but Huberts", т.-е. ни одинъ языкъ, кромѣ языка Губерта. Въ прежнихъ изданіяхъ послѣ этихъ словъ стояла точка, вслѣдствіе чего вся эта фраза объяснялась съ нѣкоторой натяжкой, будто Артуръ хочетъ сказать, что онъ вѣритъ словамъ (языку) Губерта болѣе, чѣмъ словамъ ангела. Но для такого объясненія недостаетъ грамматической связи этой фразы съ предыдущей, а потому правдоподобнѣй объясненіе Стивенса, что Артуръ начинаетъ здѣсь новую фразу, но не доканчиваетъ ея, прерванный Губертомъ, который зоветъ служителей. Вслѣдствіе этого въ концѣ фразы вмѣсто точки поставленъ въ переводѣ знакъ перерыва.
   50. Въ подлинникѣ здѣсь выраженіе: "good exercise", т.-е. хорошее упражненіе. Нѣкоторые комментаторы видятъ въ этомъ намекъ на тѣлесныя упражненія въ противоположность умственнымъ занятіямъ; но гораздо вѣрнѣй предположить, что Шекспиръ имѣлъ въ виду именно изученіе военнаго искусства для турнировъ и войнъ, что тогда входило въ непремѣнную программу при воспитаніи дворянъ и принцевъ.
   51. Буквальный смыслъ подлинника здѣсь не совсѣмъ ясенъ. Пемброкъ говорить: "I'll go and find tlie inherithance of this poor child", т.-е., я иду отыскать наслѣдье этого бѣднаго ребенка. Будь эта фраза одна, ее можно было бъ истолковать въ томъ смыслѣ, что Пемброкъ хочеть хлопотать о томъ, чтобъ наслѣдство Артура, т.-е. корона Англіи, досталось въ лучшія руки, но вслѣдъ затѣмъ онъ, продолжая свою рѣчь, называетъ это наслѣдье "маленькимъ царствомъ преждевременнаго гроба" (little kingdom of а forced grave), "для котораго достаточно трехъ футовъ земли". Потому надо предположить, что слово "inheritance" (наслѣдство) употреблено въ смыслѣ: тѣло или останки.
   52. Въ подлинникѣ оригинальное выраженіе: "the better foot before", т.-е. пусть лучшая нога идетъ впередъ.
   53. Какъ умеръ Артуръ -- осталось неизвѣстнымъ. По нѣкоторымъ писателямъ, онъ былъ заколотъ Іоанномъ во время свиданія съ нимъ въ замкѣ, гдѣ несчастный, принцъ содержался.
   54. Здѣсь Салисбюри говоритъ о дофинѣ, съ которымъ покинувшіе Іоанна лорды хотѣли соединиться.
   55. Въ подлинникѣ Салисбюри говоритъ: "not till Isheath it іn the murderer's skin", т.-е. буквально: не оставлю (меча), пока не погружу его въ кожу убійцы. Но skin (кожа) употреблено здѣсь въ смыслѣ кожанаго колета, который въ то время носили подъ латами.
   56. Въ подлинникѣ: "here's a good world", т.-е. буквально: хорошъ здѣсь свѣтъ. Слово "здѣсь" явно показываетъ, что Фолькенбриджъ говоритъ не о свѣтѣ вообще, а о томъ именно, что происходитъ въ настоящую минуту въ Англіи, потому редакція перевода ближе передаетъ мысль подлинника, чѣмъ переводъ буквальный.
   57. Буквальный переводъ подлинника былъ бы здѣсь не совсѣмъ ясенъ. Фолькенбриджъ говоритъ: "now happy he, whose cloak and ceinter can hold oat this tempest", т.-е. теперь счастливъ тотъ, чье платье и поясъ могутъ выдержать эту бурю.
   58. Здѣсь рѣчь идетъ объ обѣщаніи лордовъ предаться на сторону дофина.
   59. Заключительная рѣчь Салисбюри нѣсколько разъяснена. Въ подлинникѣ хотя онъ и говоритъ о своей мечтѣ, чтобъ французы и англичане заключили союзъ въ дальней языческой землѣ, но прямо этого союза крестовымъ походомъ не называетъ. Смыслъ же словъ однако до того ясенъ, что прямое указаніе на знамя креста, которое я позволилъ себѣ прибавить для разъясненія, ровно ничего не искажаетъ противъ истиннаго смысла подлинника.
   60. Въ подлинникѣ здѣсь слово: "hatch" -- полудверь. Смыслъ тотъ, что французы, преслѣдуемые англичанами, не успѣвали отворять въ своихъ домахъ двери, чтобъ скрыться, и лѣзли, куда и какъ попало*
   61. Насмѣшливый намекъ на національнаго гальскаго пѣтуха.
   62. Въ подлинникѣ стоитъ просто "pale-visag'd maids", т.-е. блѣдноликія дѣвушки. Мысль совершенно ясна, что здѣсь слабость блѣдноликихъ женщинъ противополагается силѣ загорѣло-суровыхъ солдатъ, но буквальный переводъ едва ли бы выразилъ эту мысль вполнѣ.
   63. Въ подлинникѣ здѣсь слишкомъ оригинальное для буквальнаго перевода выраженіе: "anthread the rade eye of rebellion" -- буквально: выдерните нитку изъ суроваго ушка (иглы) возмущенья.
   64. Фразы: "я все сказалъ" -- нѣтъ въ текстѣ, но я позволялъ себѣ ее прибавить, потому что иначе рѣчь Мелёна въ этомъ мѣстѣ слишкомъ рѣзко распадается на два совершенно различные по смыслу періода. Такіе перерывы въ Шекспировыхъ монологахъ встрѣчаются нерѣдко, и я ихъ объясняю тѣмъ, что дошедшій до насъ текстъ его произведеній печатался съ театральныхъ списковъ. Актеры же при представленіяхъ имѣли полную возможность замѣнить связующія фразы мимической игрой. Такъ и здѣсь: умершій Мелёнъ могъ смолкнуть, выразить на лицѣ страданіе и затѣмъ продолжать рѣчь въ другомъ смыслѣ. Но при чтеніи такой пробѣлъ показался бы слишкомъ рѣзокъ и шероховатъ.
   65. Въ подлинникѣ здѣсь игра словъ: think -- думать и thought -- мысль. Фолькенбриджъ говоритъ: Hubert I think, т.-е. я думаю, что ты Губертъ, а Губертъ отвѣчаетъ: "thou hast а perfect thought" -- т.-е. у тебя хорошія (въ смыслѣ: вѣрныя) мысли.
   66. Въ подлинникѣ Губертъ говоритъ: I left him speechless, т.-е. я оставилъ его безъ языка. Но это -- явное противорѣчіе съ послѣдующими его словами, когда онъ, напротивъ, говоритъ, что король еще владѣетъ языкомъ. Легенда о томъ, что Іоаннъ былъ отравленъ монахомъ, сообщена Томасомъ Вайксомъ, по словамъ котораго монахъ этотъ, ради мести королю за какое-то оскорбленіе, подалъ ему стаканъ съ отравленнымъ элемъ и, чтобъ отклонить подозрѣніе, отпилъ сначала самъ, вслѣдствіе чего и умеръ. Легенда эта, впрочемъ, не подтверждается другими историками, по словамъ которыхъ Іоаннъ умеръ просто отъ горячки.
   67. Слово cygnet -- лебеденокъ исправлено Попомъ противъ перваго изданія in folio, гдѣ было напечатано безсмысленное выраженіе: symet.
   68. Фолькенбриджъ намекаетъ этими словами, что лорды вновь вернулись къ законному монарху.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru