Л. Л.
Шекспир, русские переводчики и русская критика

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ШЕКСПИРЪ, РУССКІЕ ПЕРЕВОДЧИКИ И РУССКАЯ КРИТИКА.

   Шекспиръ, несмотря на трехъ-вѣковую почти давность свою, несмотря на то, что нѣсколько разъ переведенъ на нѣмецкій и на французскій языки, въ нашей литературѣ, а въ особенности на нашей сценѣ, есть еще гость новый, не оглядѣвшійся, а тѣмъ менѣе приглядѣвшійся. Самая старинная попытка перевода Шекспировой піесы на русскій языкъ относится къ 1787-му году. Я разумѣю переводъ его трагедіи "Юлій Цесарь," бѣлыми стихами. {Напечатана въ Москвѣ, въ Типографической Компаніи 1787 года.}, переводъ этотъ сдѣланъ Карамзинымъ. Объ этомъ надѣюсь поговорить болѣе въ другое время.
   Правда, годомъ ранѣе явилась на русской сценѣ (въ Петербургѣ и Москвѣ) комедія Шекспира: "Виндзорскія проказницы," но это былъ не переводъ, а передѣлка, или, по тогдашнему Названію, вольное преложеніе изъ Шакеспира. Комедія эта послѣ представленія была напечатана подъ заглавіемъ: Вотъ каково имѣть корзину и бѣлье! {Напечатана въ С. И. б. 1786 года, въ тип. Импер. Академіи Наукъ.}
   Съ того времени и, если не ошибаюсь, до 1898 года, Шекспиръ ни разу не являлся въ нашей литературѣ: на сценѣ же мы видѣли лишь Дюсисовскія передѣлки Гамлета, Отелло, Короля Леара, и почти только.
   Въ 1828-мъ году вышелъ переводъ Гамлета, сдѣланный г-мъ Вронченкой. Этотъ переводъ былъ совѣстливый, вѣрный, но тяжелый и для сценическаго представленія рѣшительно-невозможный. Журналы, радуясь такой новинкѣ, отзывались объ ней благосклонно; публика приняла ее холодно.
   Въ 1830-мъ году, или около того времени, явилась на русской сценѣ первая піеса Шекспира непередѣланная, хотя порядочно искаженная: это былъ Ричардъ III-й, переведенный стихами (!) г-мъ Брянскимъ (?!) съ англійскаго (!?!). Стихи были такъ скрыпучи и дубовы, что актеры чуть не переломали объ нихъ языки свои. Невидалъ я этой трагедіи на петербургской сценѣ; но на московской, не смотря на превосходную: игру П. С. Мочалова въ роли Ричарда ІІІ-го, она удержалась не долго.
   Въ 1837-мъ году на московской сценѣ явилась комедія Шекспира: Венеціанскій купецъ, перев. въ прозѣ Н. Ф. Павловымъ. Она была переведена съ грѣхомъ пополамъ т. е. при помощи французскаго перевода; но все-таки переведена литераторомъ, который хорошо владѣетъ русскимъ языкомъ. Больше трехъ представленій комедія эта на сценѣ не выдержала.
   Въ 1857-мъ году явился переводъ Отелло г-на И. П-на. На аффишѣ и на заглавномъ листѣ книги поставлены были слова: переводъ съ англійскаго. Публика повѣрила переводчику на слово, такъ, какъ она вѣритъ русскимъ фабрикантамъ, которые, поставивъ на своихъ произведеніяхъ клеймо: "London", продаютъ ихъ за неподдѣльныя англійскія. Но эта продѣлка русскаго переводчика все-таки лучше, нежели старая передѣлка Дюсиса; піеса, благодаря нѣкоторымъ обстоятельствамъ и игрѣ нѣкоторыхъ артистовъ, имѣла посредственны А успѣхъ на сценѣ, хотя переведена была тяжелымъ, неправильнымъ, часто варварскимъ языкомъ.
   До сихъ поръ Шекспиръ все еще не возбуждалъ живаго участія русской публики, которая уважала имя Шекспира, но не ломилась толпою въ театръ, когда давали его піесы..
   Вдругъ, неожиданно, почтенный Н. А. Полевой подарилъ русской сценѣ, въ 1837-мъ году, свой переводъ Гамлета.
   Нельзя описать того восторга, съ какимъ принятъ былъ Гамлетъ на московской сценѣ! Первое представленіе этой драмы должно составить эпоху, не только въ лѣтописяхъ московскаго, но вообще -- русскаго театра: до той поры никто не сомнѣвался въ огромномъ дарованіи Мочалова, но такъ какъ дарованіе это растрачивалось большею частію на роляхъ мелкихъ, ничтожныхъ, то Мочаловъ приглядѣлся, и многіе уже думали, что онъ далѣе не пойдетъ. Шекспиръ спрыснулъ это дарованіе живой водою,-- и артистъ нашъ сдѣлалъ исполинскій шагъ впередъ. Съ той поры имя Шекспира на аффишѣ, соединенное съ именемъ Мочалова, сдѣлалось магическимъ талисманомъ для московской публики, которая съ верху до низу наполняетъ театръ всякой разъ, когда на сценѣ даютъ драму Шекспира. Я говорю о дѣйствіи Гамлета и вліяніи его только на московской сценѣ, потому что самъ былъ свидѣтелемъ всего этого. По отзывамъ петербургскихъ журналовъ того времени, подобное же явленіе повторилось и здѣсь: представленіе Шекспировскаго Гамлета составляетъ эпоху въ сценическомъ поприщѣ В. А. Каратыгина. "Послѣ Гамлета мы видѣли на сценѣ только Короля Лира и, въ послѣднее время, Коріолана: обѣ піесы возбудили сильное участіе публики. Разъ была проложена дорога -- теперь можно идти по ней смѣлѣе" {Я не упоминаю здѣсь о нѣкоторыхъ переводахъ. Шекспира напечатанныхъ, но неигранныхъ на сценѣ, каковы: Король Лиръ и Венеціанскій купецъ перев. г-мъ Якимовымъ, Макбетъ пер. г. Вроченкой, и нѣкоторыхъ другихъ, явившихся въ послѣдніе годы.}.
   Послѣ всего этого, скажите, не заслуга ли со стороны г-на Полеваго этотъ переводъ Гамлета? Какъ бы ни были велики его недостатки, во заставить публику полюбить Шекспира, о которомъ до того времени многіе знали только по-слуху, оживить дремлющую сцену свѣжимъ и могучимъ явленіемъ, дать возможность двумъ первымъ артистамъ выказать новую силу, новую сторону своихъ прекрасныхъ дарованій, заставить ихъ сдѣлать великій шагъ на поприщѣ сценическаго искусства -- скажите, не заслуга ли это, достойная глубокой благодарности и литераторовъ, и артистовъ, и публики?
   И мы помнимъ, какъ, въ единственномъ въ то время журналѣ, въ Москвѣ -- "Московскомъ Наблюдателѣ" нѣкто г-нъ Бѣлинскій чуть ли не цѣлое полгода толковалъ о "Гамлетѣ", разсматривая его содержаніе, характеры дѣйствующихъ лицъ, игру Мочалова, наконецъ переводъ г-на Полеваго. Вотъ что, между прочимъ, говорилъ онъ о семъ послѣднемъ:
   "Переводъ г-на Полеваго -- прекрасный поэтическій переводъ; а это уже большая похвала для него и большое право съ его стороны на благодарность публики. есть еще нетолько поэтическіе но и художественные переводы, и переводъ г-на Полеваго не принадлежитъ къ числу такихъ. Повторяемъ, это переводъ поэтическій, но не художественный, съ большими достоинствами, но и съ большими недостатками. Но даже и не въ этомъ заслуга г-на Полеваго: его переводъ имѣлъ полный успѣхъ, далъ Мочалову возможность выказать всю силу своего гигантскаго дарованія, утвердилъ "Гамлета" на русской сценѣ. Вотъ въ чемъ его заслуга, и мы заранѣе отказываемся отъ всякаго спора съ тѣми людьми, которые не захотѣли бы видѣть въ этомъ великой заслуги, и литературѣ, и сценѣ, и дѣлу собственнаго образованія. Не будь переводъ г-на Полеваго даже поэтическимъ, но имѣй такой же успѣхъ -- мы и тогда смотрѣли бы на него, какъ на дѣло великой важности. Можетъ быть, намъ возразятъ, что безъ поэтическаго достоинства, переводъ и не могъ бы имѣть никакого успѣха,-- съ этимъ мы согласны.
   "Утвердить въ Россіи славу имени Шекспира, утвердить и распространить ее не въ одномъ литературномъ кругу, но во всемъ читающемъ и посѣщающемъ театръ обществѣ; опровергнуть ложную мысль, что Шекспиръ не существуетъ для новѣйшей сцены, и доказать, напротивъ, что онъ-то преимущественно и существуетъ для нея: -- согласитесь, что это заслуга и заслуга" великая."
   Въ концѣ статьи своей г-нъ Бѣлинскій говоритъ:
   "Заключаемъ: переводъ "Гамлета" есть одна изъ самыхъ блестящихъ заслугъ г-на, Полеваго русской литературѣ. Дѣло сдѣлано -- дорога арены открыта, борцы не замедлятъ. Что нужды, что онъ въ нихъ найдетъ, можетъ быть, опасныхъ соперниковъ, кипящихъ свѣжею силой юности, не гостей, но уже хозяевъ, на свѣтломъ пиру современности (?!). Мы увѣрены, что, онъ первый, и отъ всего сердца, пожелаетъ имъ побѣды!" (Моск. Набл. 1838 г. кн. 5-я, стр. 83 и 90.)
   Вотъ голосъ чистой, нравственной критики, выраженіе благороднаго сердца, нерастлѣннаго ни мелочными разсчетами корысти, ни отвратительнымъ духомъ партій, только по злоупотребленію слова называемыхъ литературными. Во всей длинной статьѣ, или, лучше сказать, статьяхъ, напечатанныхъ въ "Московскомъ Наблюдателѣ," видимъ мы человѣка, который, хотя многословно, хотя нерѣдко вкривь и вкось, разсуждаетъ о предметѣ, очень занявшемъ и увлекшемъ его, но разсуждаетъ добросовѣстно, такъ что вы, прощая нѣкоторыя неправильныя сужденія, съ удовольствіемъ прочитываете эту критику, одушевленную чувствомъ, писанную отъ полноты чистосердечнаго убѣжденія.
   Переводъ г-на Полеваго напечатанъ первымъ изданіемъ въ 1857-мъ году: это первое изданіе разошлось все. По желанію многихъ, Гамлетъ былъ снова перепечатанъ въ "Репертуарѣ" прошлаго 1840 года. Тутъ явились объ немъ новые толки...
   Но къ общему удивленію, русская критика въ этотъ разъ заговорила совсѣмъ другимъ голосомъ; впрочемъ, нѣтъ, виноваты: не русская критика, а критика "Отечественныхъ Записокъ," поглотившихъ въ своихъ необъятныхъ книжкахъ весь "Московскій Наблюдатель" за два года, всю дѣятельность г-на Бѣлинскаго и Ко. И духъ, и языкъ, и дѣйствователи "Московскаго Наблюдателя" перешли въ "Отечественныя Записки", а между тѣмъ, при этой удивительной гармоніи душъ обоихъ журналовъ, вдругъ въ критику "Отечественныхъ Записокъ" вкралась какая-то, еще болѣе удивительная, разорванность То же направленіе критики, тѣ же пріемы, та же манера въ общемъ -- а въ частностяхъ странныя противорѣчія съ "Московскимъ Наблюдателемъ".
   Что до насъ касается, храня еще живо въ памяти критическія похожденія "Московскаго Наблюдателя", и сравнивая ихъ съ критическими приключеніями "Отечественныхъ Записокъ", мы убѣдились, что отвага перваго во вторыхъ превратилась въ увѣренность, простодушное ребяческое незнаніе -- въ дерзкое невѣжество. Вотъ тому доказательства, имѣющія отношенія именно къ вашему предмету.
   Въ 4-й кн. "Отечественныхъ Записокъ" на 1840 г. въ отдѣленіи библіографической хроники (стр. 64 и пр.) напечатана, обличающая заносчивость и не знаніе дѣла статья, въ которой переводъ "Гамлета", сдѣланный 11. А. Полевымъ, разруганъ, какъ нельзя хуже! То, что въ "Московскомъ Наблюдателѣ" названо было великой заслугой Полеваго, то въ "Отечественныхъ Запискахъ" провозглашается четвертымъ страданіемъ Гамлета (послѣ первыхъ трехъ Сумарокова и Висковатпова) и водевильною передѣлкою. Послѣ разныхъ остроумныхъ выходокъ противъ г-на Полеваго, критикъ, не оставляя тона благородной сатиры, учитъ наконецъ, какъ бы должно было перевести нѣкоторыя мѣста "Гамлета". Впрочемъ, онъ не самъ достигъ до этой премудрости, а поетъ съ голоса покойнаго харьковскаго профессора, И. И. Кронеберга, котораго замѣчанія, на переводъ "Гамлета" г-мъ Полевымъ, были напечатаны въ 10-мъ "Литературныхъ Прибавленій къ Русскому, Инвалиду, второй половины 1839 года. Критикъ нашъ до такой степени близко придерживался статьи Кронеберга, что перенесъ изъ нея въ свою собственную всѣ опечатки, вкравшіяся, по недосмотру корректора, въ статью "Литературныхъ Прибавленій". Такимъ образомъ, въ 1-й выпискѣ на стр. 65 "Отечественныхъ Записокъ:" "You cannot, sir, take from me any thing" вмѣсто that (что, который) напечатано straty какъ я въ Литературныхъ Прибавленіяхъ (10 No втораго полугодія, стр. 195), отчего въ выпискѣ вовсе нѣтъ смысла; въ другой выпискѣ (стр. 66 От. Зап.) "I have not art" вмѣсто "to reckon" напеч. "fo reckon", какъ въ Лит. Приб. на стр. 195, и пр.
   Но это -- простодушное, ребяческое незнаніе, очень-забавное, не болѣе. Критикъ однако жъ этимъ не удовольствовался. Олова Гамлета: You connot, sir, take from me any thing, that I will most willingly part withal, except my life, except toy life, except my life, у г. Полеваго переведены такъ: Изъ всего, что вы можете ваять у меня, ничего не уступлю я вамъ такъ охотно, какъ жизнь мою, жизнь мою, жизнь мою." Обрадовавшись тому, что въ немногихъ строкахъ англійскаго текста, попалось ему одно слово знакомое except (excepté), онъ чрезвычайно обидѣлся, зачѣмъ этого единственнаго знакомца его нѣтъ въ русскомъ переводѣ, и грозно возсталъ противъ г-на Полеваго за то, что онъ осмѣлился пренебречь этимъ словомъ, и не вставилъ его въ свой переводъ Критикъ Отечественныхъ Записокъ увѣряетъ, что эту фразу надобно перевесть такъ: "Вы ничего не можете взять (?!!,); все уступаю охотно,(!!!) кромѣ жизни моей, и пр. Здѣсь уже не простодушное ребяческое незнаніе, а дерзкое невѣжество и самоувѣренность. И какъ назвать впаче то, когда наглый писака, съ видомъ знатока, толкуетъ о такихъ вещахъ, которыхъ онъ рѣшительно не понимаетъ, и въ доказательство своей справедливости, приводитъ "акты, которые именно говорятъ противъ него? Скажите, какъ этакихъ людей учтивѣе зовутъ?
   Вникнемъ въ дѣло.
   Полоній, оставляя Гамлета, говоритъ: Му honourable lord, J will most humbly take my leave of you. (Достопочтенный принцъ! Я хочу всепокорнѣйше взятъ у васъ мое прощеніе).
   Гамлетъ отвѣчаетъ ему (перевожу слово въ слово). Вы не можете, м. г., взятъ у меня ничего (ни какой вещи), что бы я уступилъ вамъ охотнѣе, кромѣ моей жизни, и пр.
   Явно, что въ отвѣтѣ Гамлета скрывается нѣкоторая игра словъ, именно опирающаяся на слово взятъ. Отвѣтъ его нѣсколько теменъ и двусмысленъ, какъ и всѣ почти разговоры его съ Полоніемъ; но все-таки до смысла добраться не трудно: Вы не можете ничего взять у меня, что бы я уступилъ вамъ охотнѣе (этого прощанія), кромѣ моей жизни (которую вы также можете взятъ у меня и которую я уступлю еще охотнѣе).,
   Другаго значенія въ этихъ словахъ и быть не можетъ, иначе они противорѣчили, бы цѣлому характеру Гамлета, который, въ теченіе піесы, не одинъ разъ какъ бы тяготится жизнію; этому служатъ доказательствомъ почти всѣ его монологи съ самимъ собою отъ перваго. "О that this too too solid flesh would melt" до знаменитаго "To be or not. to be".
   Но, если нашему критику недосугъ подумать объ этомъ, мы представимъ ему, въ подтвержденіе нашего мнѣнія, авторитеты извѣстнѣйшихъ переводчиковъ Гамлета:
   Vous ne pouvez, monsieur, rien prendre de-moi, que je vous donne plus volontiers, si ce n'est pas ma vie, etc. (Ouevres complètes de Sbakespear, trad, de l'anglais par Letourneur, nouvelle édition, revue et corrigée par Guizot et, А. p. T. i, p. 240).
   Въ другомъ французскомъ изданіи перевода Шекспира (1836): Monsieur, vous ne pouvez me rien prendre que j'abondonne plus volontiers, si ce n'est ma vie.
   У Тика и Шлегеля: Ihr könnt nichts oon mir nehmen,Herr, das ich lieber fahren Hesse, bis auf mein Leben etc.
   Наконецъ у г-на Вронченки, котораго переводы Шекспира критикъ "Отечественныхъ Записокъ" самъ превозносилъ нѣсколько разъ, это мѣсто переведено слѣдующимъ образомъ:
   Полоній. Простите, принцъ! Я долженъ идти.
   Гамлетъ. Нѣтъ ничего, что бы я простилъ тебѣ охотнѣе, кромѣ смерти моей, кромѣ смерти, кромѣ смерти! (Гамлетъ стр. 60.)
   Не то ли же самое, что у Полеваго: "Изъ всего, что вы можете взять у меня, ничего не уступлю я вамъ такъ охотно, какъ жизнь мою, жизнь мою, жизнь мою!" Довольно ли этихъ доказательствъ?
   Кажется, ясно?!
   Въ другой выпискѣ своей, критикъ "Отечественныхъ Записокъ," съ важностію знатока увѣряетъ, что англійское слово numbers значитъ стихи (между тѣмъ какъ это слово значитъ мѣра стиха, число стопъ) и что выраженіе whilst this machine is to hem должно перевести: "пока эта машина принадлежитъ мнѣ", между тѣмъ какъ всякой школникъ, едва цачавщій учиться англійскому языку, знаетъ, что to him есть дательный падежъ мѣстоименія he и значитъ не болѣе, не менѣе, какъ ему.
   За исключеніемъ брани, въ означенной критикѣ Отечественныхъ Записокъ нѣтъ болѣе ни какихъ замѣчаній. Итакъ въ трехъ четырехъ маленькихъ выпискахъ -- столько грубыхъ ошибокъ, столько невѣжества, столько дерзкаго шарлатанства! Добродушные читатели, незнакомые съ англійскимъ языкомъ, чего добраго, повѣрили на слово критику "Отечественныхъ Записокъ." Мы сочли обязанностію своею обличить нахальное невѣжество критика, который можетъ ввести въ заблужденіе многихъ и очень многихъ...

Л. Л.

"Репертуаръ и Пантеонъ", кн.1, 1841

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru