Шаликов Петр Иванович
О жалости

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


  

О жалости.

   Какъ богато сердце человѣческое чувствами -- назову божественными; ибо онѣ возносятъ человѣка надъ прочими одушевленными тварями, очевидно ихъ неимѣющими, и приближаютъ его къ Богу, постигаемому разумомъ единственно по ихъ изящности!
   Но изо всѣхъ чувствъ изящныхъ жалость есть самое нѣжное, самое глубокое, самое сильное, -- достойнѣйшее твари самой превосходной, будучи подобно Творцу, источникомъ всѣхъ добродѣтелей, Ему любезнѣйшихъ.
   Великодушіе, сострадательность, милосердіе безъ сомнѣнія обязаны началомъ своимъ жалости, которая несравненно быстрѣе и проницательнѣе ихъ въ своемъ дѣйствіи; которая возбуждается не только видимымъ предметомъ, но и воображаемымъ, и которая къ тому или другому привязывается независимо отъ общаго нашего характера, но особенно по своему свойству, всегда одинакому, всегда ровному, почти безъ малѣйшаго различія въ степеняхъ. Милосердіе, великодушіе и сострадательность могутъ быть оказаны болѣе или менѣе; ибо онѣ состоятъ не столько въ чувствѣ, сколько въ исполненіи. Но жалость чувствуется всегда въ ровной, всегда въ одинакой мѣрѣ; оказывается и исполняется всегда удовлетворительно; ибо замѣтивши ее, несчастный остается утѣшеннымъ, и ничего уже отъ нее не требуетъ: такъ свято, такъ благодѣтельно ея присутствіе! оно есть истинный бальзамъ для ранъ мopальныxъ.
   Подъ ужасными бурями гражданскими и физическими, свирѣпствовавшими въ злополучное время нашей древней Столицы; Провидѣнію угодно было, чтобы я испыталъ чувство жалости не только при всеобщей картинѣ бѣдствія, но и при особенныхъ чертахъ ея, не блистательныхъ въ описаніи, но трогательныхъ въ сущности.
   Таковъ былъ тотъ случай, когда 95-лѣтняя старуха, почтенная сверхъ того именемъ {Княгиня Марья Бежановна Баратова, которая и теперь живетъ въ добромъ здоровьи -- на Прѣснѣ. К. Ш.}, а еще болѣе умомъ и памятью, твердыми и свѣжими, вопреки цѣлому вѣку жизни, просила меня со вздохами и слезами, сидя на тотъ разъ въ чужомъ углу за нищенскою, можно сказать, трапезою, чтобы я выхлопоталъ ей дозволеніе войти въ собственное жилище, изъ котораго въ самую полночь при неожиданномъ ужасномъ шумѣ вбѣжавшихъ неприятелей вышла она слабыми, дрожащими ногами, сама незная куда, и которое вскорѣ наполнилось многолюднымъ постоемъ Французской гвардіи. Таковъ былъ тотъ случай, когда живущій и нынѣ подлѣ меня бѣдный церковнослужитель и жена его пришли кр мнѣ съ горькимъ плачемъ и въ совершенномъ отчаяніи, говоря, что Французы отняли у нихъ и послѣднее средство къ пропитанію -- увели и убили корову, не усыпно ими сберегавшуюся, -- что они будутъ довольны, если дадутъ имъ хотя одну внутренность (отъ цѣлой коровы!), и чтобы я объ етомъ постарался, -- Таковъ былъ тотъ случай, когда двѣ женщины моего сосѣда {Г-на Орлова, который уѣзжалъ изъ Москвы. К. Ш.}, съ младенцами на рукахъ, рыдая и задыхаясь, готовы были броситься къ ногамъ моимъ, чтобы я защитилъ ихъ отъ насилія Польскихъ офицеровъ.
   !!!!!!!!!!!!!!!
   Къ счастію, во всѣхъ сихъ мучительныхъ случаяхъ я имѣлъ утѣшеніе наслаждаться успѣхомъ моего ходатайства.
   Таковъ еще былъ и тотъ случай, когда баба упомянутаго же сосѣда, съ изступленнымъ, видомъ кланяясь передо мною въ землю, просила меня перерывающимся голосомъ, чтобы я велѣлъ людямъ моимъ похоронить умершую дочь ея, для которой они и отправили должность дьячка и гробокопателей.
   Таково еще слѣдствіе сей горестной епохи въ дѣйствіе ея на здоровье, и прежде очень слабое, родной сестры моей, живущей со мною, которая потомъ вовсе его потеряла -- отъ того, что видѣла, что слышала, чего ожидала и чего страшилась, и которая наконецъ стала для меня всегдашнимъ предметомъ; жалости. -- Не могу позабыть и той, которую производили во мнѣ добрые, усердные люди мои {Которымъ именно обязанъ тѣмъ, что я и семейство мое неумерли съ голоду, и изъ которыхъ одному выстрѣлили въ лицо изъ пистолета (можетъ быть заряженнаго безъ пули) за то, что, не указывалъ господскаго имущества. Всѣ сосѣди видѣли обезображеннаго мученика вѣрности своей, a начальники французскіе приступали ко мнѣ съ допросами, не зажигателъ ли онъ! К. Ш.}, когда я видѣлъ ихъ, безполезно обращавшихъ га меня жалостные взоры, въ рукахъ у неприятелей, долго поступавшихъ съ ними какъ хотѣли.
   Чувство жалости до того овладѣло мною, что я не понималъ, какъ можно слышать съ холоднымъ лицемъ или съ веселою улыбкою, которыя видѣлъ я, когда случилось говорить о своихъ или о чужихъ бѣдствіяхъ! не понималъ, какъ можно быть человѣкомъ и не имѣть жалости! Отсутствіе сего простаго чувства человѣческаго представляется мнѣ, послѣ печальныхъ опытовъ, отсутствіемъ всѣхъ чувствъ изящныхъ!
   Я готовъ произнести слово жалость на языкѣ нашемъ отъ жала, уязвляющаго сердце; ибо жалость точно какъ будто уязвляетъ его. -- Сердце неуязвляемое симъ жаломъ -- камень.
   Вопреки характеристическому остроумію Французскихъ журналистовъ, я люблю читать, нынѣ болѣе нежели когда-нибудь, Делилеву Поему Жалость, Поему, о которой сіи безжалостные люди, приступая критиковать ее, сказали въ епиграфѣ: нѣтъ жалости къ жалости, point de pitié pour La Pitié. Варвары земляки ихъ доказали очень ясно, что не имѣютъ ее не въ одной только игръ словъ, но и въ вещахъ самыхъ важныхъ!...

Кн. П. Шаликовъ.

ѣстникъ Европы", No 17, 1813.

  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru