Сетон-Томпсон Эрнест
Крэг, Гэндер-Пикский герой

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Krag, The Kootenay Ram.
    Перевод с английского Ад. Острогорской.
    Текст издания: журнал "Юный Читатель", NoNo 4, 6, 1906.

   

Крэгъ, Гэндеръ-Пикскій герой.

Разсказъ Э. Сетонъ-Томсона.

I.

   Далеко на сѣверо-западѣ я вижу высокое, изрѣзанное плоскогоріе. Его мѣстами сѣдые, мѣстами красноватые утесы пестрѣютъ молодыми красками вновь зарождающейся горной весны, самой пышной и прекрасной въ мірѣ; ибо гдѣ нѣтъ зимы, тамъ не можетъ быть и весны. Количествомъ тѣни измѣряется и количество свѣта. Въ этой странѣ, гдѣ царитъ долгая, долгая зимняя ночь, гдѣ на шесть суровыхъ мѣсяцевъ природа перестаетъ расточать свои радости для того, чтобы потомъ сразу уплатить всѣ свои долги -- тамъ весна является блестящей наградой за мрачное, суровое прошлое. Одинъ щедрый мигъ заставляетъ забыть шесть долгихъ безрадостныхъ мѣсяцевъ. И крайній срокъ этой богатой расплаты приходится на мѣсяцъ май. Тогда на каждой вершинѣ, на каждомъ утесѣ весна, полная красоты, жизни и блеска, справляетъ свой веселый праздникъ.
   Даже угрюмая сумрачная верхушка Гэндеръ-Пика, возвышающаяся на сѣверномъ концѣ горнаго хребта, и то немного проясняется подъ мягкимъ дыханіемъ весны. Все плоскогорье пестрѣетъ разнообразными цвѣтами, выросшими въ тиши подъ снѣгомъ; но наше вниманіе обращаетъ на себя одинъ цвѣтокъ. У самыхъ нашихъ ногъ, и направо, и налѣво, и далеко впереди, выдѣляясь среди общей массы, сверкаетъ яркимъ пурпуромъ своего вѣнчика волчій бобъ. Небольшіе кустики его, разбросанные то здѣсь, то тамъ вокругъ насъ, по мѣрѣ отдаленія какъ бы все разростаются, становятся все шире, все гуще; извиваясь по плоскогорью широкимъ поясомъ, они мѣстами, далеко на горизонтѣ, имѣютъ видъ пурпуровыхъ облачковъ, пріютившихся на отдаленныхъ склонахъ.
   Но хотя май давно наступилъ, въ воздухѣ еще нѣтъ тепла; тонкій слой льда, видный по утрамъ на лужицахъ, говоритъ о ночныхъ морозахъ. Съ запада дуетъ холодный вѣтеръ. Густыя тучи надвигаются и разражаются хлопьями снѣга, ложащагося бѣлымъ покровомъ на верхушки горъ, на плоскогорье, на едва распустившіеся цвѣты. Пейзажъ изъ пестраго постепенно становится сначала сѣрымъ, потомъ бѣлымъ; одинъ за другимъ исчезаютъ цвѣточки, точно сметенные чьей-то невидимой рукой. Одинъ только волчій бобъ на своихъ длинныхъ, крѣпкихъ стебелькахъ можетъ дольше другихъ выдержать напоръ снѣга; подъ тяжестью его онъ склоняетъ свои побѣлѣвшія головки; но затѣмъ, отчасти отъ дѣйствія того-же вѣтра, встряхивается и снова стоитъ, гордо выпрямившись и высоко поднявъ свою царственную головку. Потомъ снѣжная буря прекращается такъ-же внезапно, какъ началась, тучи разсѣиваются и съ высоты голубого неба солнце освѣщаетъ сверкающую бѣлизной равнину плоскогорья съ рѣзко выдѣляющимся на бѣломъ фонѣ пятнами чудесныхъ красныхъ цвѣтовъ.
   И извиваясь между ними, тянутся два длинныхъ, узкихъ слѣда.
   

II.

   По свѣже выпавшему снѣгу легко слѣдить звѣря; Скотти Макъ-Дугалль снялъ свою винтовку и сталъ взбираться по открытымъ холмамъ, подымавшимся позади его хижины на берегу Табэкко-Крика. Онъ направился туда, гдѣ зналъ, что водятся горныя овцы. Обширное бѣлое плоскогорье съ пятнами и полосами краснаго волчьяго боба ничѣмъ не привлекало его вниманія; интересъ его былъ возбужденъ лишь съ той минуты, когда онъ добрался до двойного слѣда въ свѣже выпавшемъ снѣгу. Первый же взглядъ сказалъ ему, что двѣ взрослыя горныя овцы прошли по этой мѣстности. Въ теченіе нѣсколькихъ минутъ Скотти внимательно осматривалъ слѣды и вывелъ заключеніе, что проходившія здѣсь овцы, если и не были въ тревожномъ состояніи, то во всякомъ случаѣ шли не вполнѣ увѣренно, и что его раздѣляетъ отъ нихъ менѣе часа разстоянія. Онѣ, повидимому, перекочевывали изъ своего прежняго убѣжища на другое мѣсто, разъ или два онѣ ложились на землю не надолго, но голодны онѣ, очевидно, не были, потому что обильная пища, разбросанная по пути ихъ, была нетронута.
   Скотти сталъ осторожно подвигаться впередъ, зорко осматривая мѣстность и стараясь держаться направленія оставленныхъ слѣдовъ, какъ вдругъ съ вершины одного утеса взорамъ его открылась небольшая ложбина, густо поросшая волчьимъ бобомъ, и изъ середины ея выскочили двѣ овцы.
   Въ ту же минуту Скотти прицѣлился и черезъ мгновеніе одна изъ овецъ упала бы мертвой; но раньше, чѣмъ онъ успѣлъ спустить курокъ, взглядъ его упалъ на двухъ крохотныхъ новорожденныхъ ягнятъ, которые, поднявшись на свои длинныя, слабыя ножки, стояли, очевидно, сомнѣваясь, направиться ли имъ къ новопришедшему, или послѣдовать за своими матерями.
   Увидя человѣка, старыя овцы издали громкое тревожное блеяніе и сейчасъ же отскочили назадъ. Моментъ нерѣшительности у ягнятъ миновалъ; они почувствовали, что ихъ мѣсто было рядомъ съ существами, которыя видомъ и запахомъ походили на нихъ, и спокойно повернули свои робкіе и неувѣренные шаги къ матерямъ.
   Конечно, Скотти могъ бы застрѣлить одну или даже всѣхъ овецъ, потому что до нихъ было не болѣе десяти сажень, но имъ вдругъ овладѣло какое-то безразсудное желаніе поймать ихъ непремѣнно живыми; не думая о томъ, что онъ станетъ дѣлать съ ними потомъ. Скотти, видя, что они въ его власти, прислонилъ свое ружье къ выступу скалы и бросился за ягнятами. Между тѣмъ встревоженныя матери успѣли передать дѣтямъ часть своей тревоги; ягнята болѣе не сомнѣвались, что имъ слѣдуетъ избѣгать незнакомца, а когда онъ устремился впередъ по направленію къ нимъ, послѣднія ихъ колебанія исчезли. Въ эту минуту они, въ первый разъ въ теченіе своей короткой жизни, испытали страхъ опасности и инстинктивно стали искать спасенія. Имъ не было еще и часу отъ роду, но природа надѣлила ихъ спасительнымъ инстинктомъ, и хотя они еще не твердо держались на ногахъ и были очень слабы по сравненію съ человѣкомъ, но тутъ они вдругъ проявили такую ловкость и проворство, увертываясь отъ преслѣдованія, что Скотти, совершенно противъ его ожиданій, не удалось ихъ поймать.
   Подзадоренный неудачей, онъ съ удвоенной рѣшительностью возобновилъ преслѣдованіе. Обѣ старыя овцы засуетились около своихъ дѣтей, громкимъ, жалобнымъ блеяніемъ побуждая ихъ къ бѣгству. Перепуганныя, встревоженныя бѣдняжки послѣдовали за матерями, всѣмъ напряженіемъ своихъ неокрѣпшихъ еще членовъ стараясь поспѣть за ними. Сзади, скользя, карабкаясь и прыгая, ихъ настигалъ ужасный преслѣдователь; однако, онъ не могъ поймать ни одной, хотя не разъ рука его чуть не касалась ихъ. Овцы между тѣмъ выбрались изъ заросшаго кустами пространства на болѣе свободное мѣсто, гдѣ утомленные ягнята почувствовали нѣкоторое облегченіе. Скотти, прыгая за ними, бросаясь то въ одну, то въ другую сторону, не обратилъ вниманія, что бѣглянки искусно направили бѣгъ на неровное, скалистое пространство, изрѣзанное по всѣмъ направленіямъ острыми выступами скалъ. Достигнувъ одного изъ такихъ выступовъ, круто обрывавшимся надъ пропастью, обѣ матери съ большой легкостью перепрыгнули черезъ нее. При видѣ этого молодые ягнята почувствовали внезапно новый приливъ силъ, радость и бодрость, какъ молодые утята, впервые попавшіе въ воду. Упираясь своими маленькими черными копытцами въ скользкую неровную почву съ увѣренностью, совершенно невозможною для человѣческой ноги, они прыгнули вслѣдъ за матерями и быстрѣе прежняго помчались впередъ, покуда не исчезли изъ виду.
   Большимъ счастьемъ было для нихъ, что Скотти не имѣлъ при себѣ ружья, потому что разстояніе въ пятьдесятъ сажень не могло спасти овцы отъ его выстрѣла. Увидя, что ему не догнать бѣглецовъ, онъ побѣжалъ обратно за своей винтовкой, но раньше, чѣмъ онъ успѣлъ схватить ее и прицѣлиться, густое облако тумана, спустившееся съ вершины Гэндеръ-Пика, скрыло отъ него горныхъ овецъ. Тотъ же самый западный вѣтеръ, который принесъ предательскій снѣгъ, сохранившій ихъ слѣды, и выдалъ ихъ такимъ образомъ ихъ злѣйшему врагу, тотъ же вѣтеръ теперь принесъ туманъ, который ихъ спасъ.
   Взглянувъ на скалу, за которой скрылись проворныя животныя, Скотти съ полу-досадой и полу-восхищеніемъ пробормоталъ:
   -- Что за маленькіе бѣсенята -- они оказались проворнѣе меня, а между тѣмъ имъ и часу нѣтъ еще отъ роду!
   Остатокъ дня онъ пробродилъ съ ружьемъ, не застрѣливъ ничего, и, вернувшись домой къ ночи усталый и голодный, пообѣдалъ кускомъ жирной ветчины.
   

III.

   Неровныя скалистыя вершины горъ не составляютъ любимаго мѣстопребыванія горныхъ овецъ, онѣ служатъ имъ скорѣе убѣжищемъ въ случаяхъ нужды. Разъ добравшись до нихъ, наши овцы почувствовали себя въ безопасности; въ теченіе послѣдующихъ недѣль онѣ только старались избѣгать открытыхъ, ровныхъ пространствъ и не уходить далеко отъ пріютившихъ ихъ скалъ.
   Молодые ягнята принадлежали къ крѣпкой, здоровой породѣ; они росли чрезвычайно быстро и уже черезъ недѣлю окрѣпли настолько, что безъ труда могли слѣдовать за своими матерями, когда внезапное появленіе горнаго льва заставляло ихъ всѣхъ искать спасенія въ бѣгствѣ.

0x01 graphic

   Одинъ изъ малышей, отличительный признакъ котораго составлялъ необыкновенно бѣлый носъ, былъ небольшого роста коренастый ягненокъ, товарищъ его былъ нѣсколько больше и граціознѣе его и отличался тѣмъ, что уже черезъ нѣсколько дней послѣ рожденія на лбу у него появились небольшія, но крѣпкія шишки, обозначавшія будущіе рога.
   Они очень подходили другъ къ другу, цѣлый день бѣгали въ запуски, прыгали и рѣзвились около своихъ матерей или боролись другъ съ другомъ. Въ то время, какъ одинъ выдѣлывалъ самые небывалые прыжки, другой сзади старался толкнуть его и сбить съ ногъ; а если имъ случалось находить подходящій маленькій пригорокъ, тогда между ними начиналась старая какъ міръ и распространенная по всему свѣту игра въ крѣпость. Одинъ изъ ягнятъ взбирался наверхъ и, топая ножками и тряся своей маленькой круглой головкой, старался нагнать страху на товарища, давая ему понять такимъ образомъ, что онъ хозяинъ крѣпости; послѣ чего хорошенькія розовыя ушки, отодвигались назадъ, круглыя пушистыя головки приближались одна къ другой; свирѣпо вращая своими невинными темными глазами, соперники наскакивали другъ на друга, и тогда начиналась борьба. Побѣжденный противникъ, котораго болѣе ловкому борцу удавалось повалить, обыкновенно, вскакивая, начиналъ брыкать ногами, какъ бы говоря этимъ: "очень мнѣ нужна твоя крѣпость, и безъ нея обойдусь;" но онъ тутъ же самъ опровергалъ искренность своихъ словъ, стараясь отыскать въ свою очередь какой нибудь холмикъ; найдя таковой, онъ взбирался на верхушку его и съ самымъ свирѣпымъ видомъ начиналъ топать ногами и трясти головой, что на ихъ языкѣ означало то-же, что на нашемъ вызовъ на поединокъ: и вся предыдущая сцена повторялась.
   Въ подобныхъ схваткахъ обыкновенно побѣду одерживалъ Бѣлоносикъ, благодаря тому, что онъ былъ сильнѣе; но въ бѣганіи взапуски пальма первенства безъ всякаго труда доставалась Шишколобику. Онъ былъ неутомимъ; съ утра до вечера онъ могъ прыгать и скакать, не чувствуя усталости.
   Ночью они обыкновенно спали, тѣсно прижавшись къ своимъ матерямъ, въ какомъ-нибудь укромномъ уголкѣ, откуда они могли бы видѣть, или еще лучше, чувствовать восходъ солнца, что было гораздо важнѣе; Шишколобикъ, всегда живой и дѣятельный, неизмѣнно вставалъ первый. Бѣлоносикъ былъ нѣсколько склоненъ къ лѣни и любилъ поспать, свернувшись въ клубокъ; изъ всѣхъ членовъ семьи онъ позже другихъ начиналъ свой день. На самой серединѣ его носа выдѣлялось сердцевидное бѣлое пятно, какъ у всѣхъ толсторогихъ, только больше и бѣлѣе, нежели обыкновенно. Оно такъ соблазнительно бѣлѣло на его маленькомъ носу, что Шишколобикъ часто не могъ удержаться отъ искушенія ткнуть его шишками своихъ будущихъ роговъ. Онъ приходилъ въ неистовый восторгъ всякій разъ, когда ему удавалось утромъ разбудить своего пріятеля мелкой дробью по его хорошенькому, бѣленькому носику.
   Горныя овцы обыкновенно ходятъ стадами; чѣмъ многочисленнѣе стадо, тѣмъ больше глазъ, чтобы во время замѣтить опасность. Но охотники въ Кутнеѣ были чрезвычайно дѣятельны; Скотти болѣе другихъ отличался безжалостностью. Кровля его хижины была украшена рогами отборнѣйшихъ барановъ, а внутри жилище его было наполовину завалено грудами овечьихъ шкуръ, ожидающихъ базарнаго дня. Такимъ образомъ отъ многочисленныхъ стадъ толсторогихъ осталось немного; разсѣянныя по разнымъ мѣстамъ, самыя большія изъ нихъ насчитывали менѣе тридцати штукъ, а въ нѣкоторыхъ было не болѣе трехъ или четырехъ членовъ.
   Въ теченіе первой половины іюня Скотти съ ружьемъ за плечами -- ибо онъ былъ готовъ охотиться во всякое время -- разъ или два встрѣчался на пути нашего маленькаго овечьяго стада; но всякій разъ та или другая изъ бдительныхъ матерей замѣчала его издали и съ быстротой вѣтра увлекала своихъ спутниковъ прочь отъ опаснаго мѣста, или же короткимъ, своеобразнымъ фырканіемъ предупреждала остальныхъ, чтобы они не двигались; тогда вся группа замирала на мѣстѣ, какъ окаменѣлая, и такимъ образомъ избѣгала опасности въ то время, какъ малѣйшее движеніе могло принести вѣрную смерть. Когда врагъ исчезалъ изъ виду, маленькое общество быстро удалялось въ какое-нибудь болѣе безопасное мѣсто.
   Однажды, огибая опушку сосноваго лѣса, они вдругъ почуяли незнакомый запахъ. Не успѣли они разобрать въ чемъ дѣло, какъ какое-то огромное темное животное въ мгновеніе ока повалило мать Бѣлоносика на землю.
   Шишколобикъ съ матерью въ ужасѣ пустились бѣжать, россомаха же -- страшный врагъ былъ никто иной, какъ хищная россомаха -- однимъ ударомъ убивъ бѣдную овцу, бросилась на оцѣпенѣвшаго отъ ужаса Бѣлоносика и съ немилосердною жестокостью уложила и его рядомъ съ матерью.
   

IV.

   Мать Шишколобика была средняго роста, хорошо сложенная овца. Рога ея были длиннѣе и круче, нежели бываютъ обыкновенно у овецъ, и отличались чрезвычайно острыми концами; она обладала также въ полной степени овечьимъ здравымъ смысломъ. Мѣстность вокругъ Тобэкко-Крика съ каждымъ мѣсяцемъ становилась все менѣе безопасной, главнымъ образомъ, благодаря Скотти, и осторожная овечка уже давно подумывала о томъ, чтобы переселиться въ другую мѣстность. Разыгравшаяся въ это утро только что описанная трагедія побудила ее немедленно исполнить это намѣреніе.
   Она понеслась во всю прыть по склону Гэндеръ-Пика, но передъ каждымъ поворотомъ, передъ каждымъ возвышеніемъ, встрѣчавшимся на ея пути, она останавливалась и устремляла пристальный взглядъ впередъ, назадъ, во всѣ стороны, сохраняя во все время этого напряженнаго изученія мѣстности неподвижность окружавшихъ ее, покрытыхъ лишаями, скалъ.
   Разъ, оглянувшись, она замѣтила вдали какую-то темную, движущуюся фигуру. То былъ старый Скотти. Она сейчасъ же застыла на мѣстѣ и только благодаря этому Скотти не замѣтилъ ея, хотя она стояла у него на виду. Но едва только человѣкъ скрылся за скалами, она пустилась бѣжать быстрѣе прежняго, заставляя маленькаго бѣднаго Шишколобика выбиваться изъ силъ чтобы не отстать отъ нея. Съ каждой вершины она внимательно осматривала мѣстность; впрочемъ, больше она не встрѣчала на пути ни враговъ, ни друзей и спокойно пропутешествовала остатокъ дня, замедляя свой бѣгъ по мѣрѣ того, какъ опасныя мѣста оставались позади ея.

0x01 graphic

   Подъ вечеръ, взбираясь по склону Якъ-инъ-и-Кака, она замѣтила высоко надъ своей головой, на самой вершинѣ, какія-то движущіяся фигуры. Она долго приглядывалась къ нимъ, пока не узнала по очертаніямъ, что это овцы -- сѣрыя, съ бѣлыми полосами на ногахъ и бѣлыми пятнами на лбу и на задней части туловища. Онѣ шли по направленію вѣтра. Стараясь остаться незамѣченной, она отыскала ихъ слѣдъ, зайдя имъ въ тылъ, и убѣдилась, что догадка ея была вѣрна: передъ нею были слѣды двухъ крупныхъ толсторогихъ; но то были слѣды не овецъ, а барановъ. Согласно обычаямъ, принятымъ у горныхъ овецъ, бараны составляютъ особыя общества, а овцы и ягнята особыя. Эти общества никогда не смѣшиваются, за исключеніемъ первыхъ зимнихъ мѣсяцевъ, поры радости и веселья.
   Мать Шишколобика или Остророжка, какъ мы будемъ ее называть, вернулась на прежнее мѣсто, чрезвычайно довольная тѣмъ, что попала, повидимому, въ область, населенную горными овцами. Ночь она провела въ углубленіи скалы, а на утро пустилась снова въ путь, по дорогѣ отыскивая пищу. Довольно скоро она почуяла запахъ, заставившій ее остановиться. Она насторожилась. Запахъ все усиливался, и черезъ нѣсколько минутъ Остророжка убѣдилась, что она напала на слѣдъ стада овецъ и ягнятъ. Она увѣренно пошла по запаху въ сопровожденіи не перестававшаго прыгать и скакать Шишколобика. Бѣдняга очень скучалъ по товарищѣ первыхъ дней своей жизни и, чтобы вознаградить себя за его потерю, рѣзвился и прыгалъ съ удвоенной энергіей.
   Скоро Остророжка, дѣйствительно, увидала передъ собою стадо, состоявшее изъ двѣнадцати членовъ -- все родственныхъ ей существъ. Съ верхушки утеса, на которомъ она какъ разъ стояла, она первая замѣтила ихъ; когда же Шишколобикъ вытянулъ свою круглую головку, желая тоже поглядѣть на стадо, это легкое движеніе было замѣчено одной изъ бдительныхъ матерей въ стадѣ. Она сейчасъ же подала сигналъ, по которому все стадо мгновенно обратилось въ каменныя изваянія. Теперь пора было дѣйствовать Остророжкѣ. Она смѣло выступила впередъ. Въ то же мгновеніе все стадо пустилось галопомъ по холму, огибая его съ лѣвой стороны въ то время, какъ Шишколобикъ и мать его появились съ правой стороны.
   Такимъ образомъ ихъ взаимное положеніе относительно вѣтра теперь измѣнилось. Раньше она почуяла ихъ носомъ; теперь онѣ могли почуять ее. Раньше, когда они только издали видѣли очертанія ея тѣла, они не были увѣрены, кого имѣютъ передъ собою; теперь для нихъ больше не оставалось сомнѣній. Остророжка осторожно спустилась къ нимъ. На встрѣчу ей изъ стада выдѣлилась овца, очевидно, предводительствовавшая стадомъ. Сопя и фыркая, онѣ стали обнюхивать другъ дружку. Предводительница стада топнула копытомъ, и Оетророжка приняла воинственный видъ. Онѣ стали приближаться; наклонивъ и устремивъ впередъ головы, онѣ столкнулись лбами съ такой силой, что острый конецъ одного изъ роговъ Остророжки застрялъ въ ухѣ ея противницы. Столкновеніе было не изъ пріятныхъ. Врагъ почувствовалъ себя побѣжденнымъ, фыркнулъ, повернулся и, покачивая головой, присоединился къ стаду. Остророжка, гордая одержанной побѣдой, пошла вслѣдъ за своей противницей. Маленькій Шишколобикъ, совершенно смущенный происшедшей сценой, не отставалъ отъ матери. Все стадо повернулось и пустилось бѣжать, но сейчасъ же вернулось обратно и, видя, что Остророжка твердо и увѣренно стоитъ на мѣстѣ, образовало около нея тѣсный кругъ и такимъ образомъ приняло ее въ свою среду. Вся эта церемонія принятія въ стадо относилась только къ ней одной. Шишколобику предстояло еще самому завоевать себѣ положеніе. Въ стадѣ было семь или восемь ягнятъ. Большинство изъ нихъ были старше и больше его, и, подобно многимъ другимъ животнымъ, они были готовы преслѣдовать чужестранца только потому, что онъ былъ чужестранецъ.
   Первымъ привѣтствіемъ чужестранцу былъ изрядный тумакъ, неожиданно полученный Шишколобикомъ сзади. Ему всегда казалось чрезвычайно забавнымъ угощать Бѣлоносика подобными неожиданностями; но тутъ это ему показалось совсѣмъ не забавнымъ; это было прямо-таки обидно. Когда онъ повернулся, чтобы встрѣтиться лицомъ къ лицу съ непріятелемъ, его угостили такимъ же тумакомъ съ другой стороны; и въ какую бы сторону онъ ни поворачивался, всюду былъ ягненокъ, готовый ударить его, такъ что въ концѣ концовъ бѣдный Шишколобикъ былъ вынужденъ искать защиты у своей матери. Она, конечно, была въ состояніи защитить его, но онъ не могъ постоянно оставаться около нея. Такимъ образомъ первый день, проведенный въ стадѣ, былъ чрезвычайно неудачный для бѣднаго Шишколобика, но за то очень веселый для остальныхъ. Онъ былъ такъ подавленъ и численностью враговъ и внезапностью всего, что обрушилось на него, такъ оробѣлъ, что совершенно не зналъ, что дѣлать. Даже обычная его энергія и подвижность мало помогали ему. На слѣдующее утро съ первой же минуты выяснилось, что шутники намѣреваются снова позабавиться на его счетъ. Одинъ изъ нихъ, больше прочихъ, былъ коренастый маленькій барашекъ. У него еще не было роговъ, но уже можно было предвидѣть, что, когда они выростутъ, они будутъ такіе же толстые и крѣпкіе, какъ онъ самъ, и будутъ имѣть много завитковъ. Поэтому, мы заранѣе можемъ назвать его Завитымъ Рогомъ. Онъ подошелъ и въ ту минуту, какъ Шишколобикъ подымался, становясь сначала на заднія ноги, какъ дѣлаютъ обыкновенно овцы, онъ далъ ему сильный пинокъ. Шишколобикъ покатился, но сейчасъ же снова вскочилъ и съ гнѣвомъ устремился на забіяку. Ихъ маленькія головки столкнулись и отпрянули, какъ два мячика; перевѣса не было ни на той, ни на другой сторонѣ. Но Шишколобикъ пришелъ уже въ возбужденіе и снова бросился на своего врага. На этотъ разъ головы ихъ скользнули одна мимо другой, и ударъ пришелся головой въ плечо. Въ первую минуту Шишколобикъ былъ оттиснутъ назадъ; впрочемъ, скоро побѣда стала клониться на его сторону. Необыкновенные отростки его роговъ впервые, оказалось, сослужили ему важную службу: одинъ или два удара, направленныхъ въ ребра противника, обратили послѣдняго въ бѣгство. Остальные ягнята, наблюдавшіе за борьбой, рѣшили теперь, что новопришедшій достоинъ быть принятымъ въ ихъ среду. Такимъ образомъ Шишколобикъ былъ признавъ членомъ стада, и съ этой минуты преслѣдованія прекратились.
   

V.

   Когда въ птичникѣ появляется новая курица или на скотномъ дворѣ новая корова, онѣ должны завоевать себѣ положеніе среди прочихъ обитателей птичника или скотнаго двора; онѣ должны занять какое нибудь мѣсто въ новомъ обществѣ, всѣ члены котораго, соотвѣтственно своимъ силамъ и способностямъ, уже раньше заняли въ немъ опредѣленное положеніе; никто не можетъ стать въ ихъ ряды, не побѣдивъ всѣхъ тѣхъ, кто будетъ стоять ниже его. Конечно, для всякаго новаго члена общества должно найтись мѣсто, но до тѣхъ поръ, пока оно не опредѣлится, жизнь его будетъ непрерывной борьбой.
   Безъ сомнѣнія, сила, мужество и энергія въ большинствѣ случаевъ завоевываютъ положеніе, но умъ и проницательность иногда имѣютъ большее значеніе. Кто становится вожакомъ въ стадѣ дикихъ животныхъ? Далеко не всегда самый сильный и самый отважный. Такой вожакъ можетъ внушитъ къ себѣ страхъ и повиновеніе, но онъ не въ состояніи руководитъ стадомъ. Вожакъ не назначается особыми выборами, какъ у людей; скорѣе, онъ постепенно опредѣляется самъ собой, т.-е. тотъ членъ стада, который сумѣетъ внушить другимъ убѣжденіе, что для нихъ полезнѣе всего повиноваться ему и слѣдовать за нимъ, и будетъ вожакомъ. Такой выборъ вполнѣ единогласенъ, ибо, если есть въ стадѣ животныя, которыя не желаютъ слѣдовать за вожакомъ, то они вполнѣ свободны отдѣлиться отъ стада и итти своей дорогой. У многихъ животныхъ, ходящихъ стадомъ, вожаками, мужество и храбрость которыхъ выдержали всѣ испытанія и которые сумѣли внушить всѣмъ остальнымъ полную вѣру въ свое благоразуміе и проницательность, бываютъ обыкновенно не самые сильные самцы, а самыя старыя самки. Это замѣчается преимущественно у лосей, буйволовъ и среди лѣтнихъ стадъ горныхъ овецъ.
   Овечье стадо, бродившее по Гэндеръ-Пикскому хребту, состояло изъ шести или семи овецъ съ ихъ дѣтенышами; среди послѣднихъ было три или четыре годовалыхъ ягненка и одинъ многообѣщающій двухгодовалый барашекъ, начинающій уже чрезвычайно гордиться своими рогами, превосходившими по величинѣ рога другихъ ягнятъ. Онъ былъ самымъ крупнымъ, но отнюдь не самымъ важнымъ членомъ стада. Вожакомъ стада была проницательная старая самка; не та, которая попробовала сразиться съ Остророжкой, а другая, нѣсколько меньшая ростомъ, съ короткими, крѣпкими рогами, мать маленькаго забіяки, Завитого Рога.
   Овцы смотрятъ на своего вожака не какъ на существо, которому надо повиноваться, а какъ на существо, за которымъ для нихъ полезно слѣдовать, существо всегда предусмотрительное и разумное. И хотя онѣ не даютъ другъ другу именъ, но если мы назовемъ ихъ предводительницу "Мудрой", то это будетъ вполнѣ отвѣчать ихъ представленію о ней.
   Остророжка была чрезвычайно дѣятельная овца, еще въ ранней молодости выказывавшая много хладнокровія и проницательности, обладавшая острымъ зрѣніемъ, тонкимъ обоняніемъ и слухомъ, и бывшая всегда на сторожѣ. Черезъ каждые два-три шага она подымала голову, внимательно оглядывалась кругомъ и, если замѣчала что-нибудь необычное, она не отводила взгляда, покуда не удостовѣрялась, что это такое, послѣ чего продолжала щипать траву или же подавала условный сигналъ, обращавшій мгновенно всѣхъ въ каменныя изваянія. Конечно, она дѣлала только то, что онѣ всѣ дѣлали, но она дѣлала это лучше прочихъ. Правда, что Мудрая большей частью не уступала ей во всемъ этомъ, иногда даже оказывалась прозорливѣе ея; во всякомъ случаѣ она имѣла то преимущество, что была лучше знакома съ мѣстностью. Но въ общемъ онѣ были почти одинаково одарены способностями, и Мудрая очень скоро почувствовала, что въ лицѣ Остророжки она имѣетъ опасную соперницу.
   Въ семьѣ не безъ урода. Въ стадѣ, находилась одна молодая овечка, имѣвшая дурную привычку, щипля траву, становиться на переднія колѣни. Другія овцы не подражали ей въ этомъ; онѣ смутно чувствовали, что это не хорошо. Результатомъ этого оригинальнаго способа щипать траву было то, что на каждомъ колѣнѣ, у нея образовались большія мозолистыя затвердѣнія. Эти увеличивавшіеся наросты мѣшали ей свободно двигать передними ногами и лишали ее свойственной горнымъ овцамъ гибкости и подвижности. Она не могла, какъ другія овцы, дѣлать быстрыхъ скачковъ въ сторону и назадъ. Въ обычное время это, конечно, не имѣетъ особеннаго значенія, но бываютъ случаи,-- когда такое умѣнье прямо необходимо. Всѣ животныя, которымъ приходится спасаться бѣгствомъ отъ непріятеля, развиваютъ въ себѣ это искусство боковыхъ прыжковъ. Для зайца это лучшее средство увернуться отъ лисы или гончей; это единственное средство спасенія для кролика, во время сна застигнутого врасплохъ дикой кошкой; этимъ только лань спасается отъ нападенія волка; и только такимъ способомъ, описывая зигзаги надъ болотомъ, бекасъ можетъ уйти отъ выстрѣла охотника, или когтей ястреба, покуда ему не удастся скрыться.
   

VI.

   Прошло нѣсколько недѣль, въ теченіе которыхъ не мало было пережито страховъ и тревогъ. Но стадо было всегда насторожѣ и все сходило хорошо. По мѣрѣ того, какъ лѣто приближалось, какое-то странное лихорадочное безпокойство стало овладѣвать овцами. Онѣ иногда вдругъ останавливались и стояли неподвижно въ теченіе нѣсколькихъ минутъ, не щипля травы и не жуя жвачки. У нихъ появились признаки дурного пищеваренія; онѣ бродили цѣлыми днями, ища чего-то, но чего -- онѣ и сами не знали. Какъ только Мудрая замѣтила на себѣ самой признаки апатіи и потерю аппетита, она сейчасъ же снялась съ мѣста. Она повела стадо въ болѣе низменныя мѣстности, въ полосу лѣсовъ и даже еще ниже. Куда она шла? Большинству изъ нихъ путь этотъ былъ незнакомъ. Остророжка была полна недовѣрія; она поминутно останавливалась; она не любила этихъ мрачныхъ, таящихъ въ себѣ столько опасностей, низменныхъ лѣсистыхъ мѣстностей. Но предводительница стада спокойно шла впередъ. Если бы кто-нибудь въ стадѣ выказалъ готовность остановиться и уйти съ ней обратно, Остророжка безъ всякихъ колебаній отдѣлилась бы отъ стада. Но всѣ безъ исключенія равнодушно и апатично слѣдовали за Мудрой, хладнокровная увѣренность которой, дѣйствительно, внушала довѣріе. Уйдя далеко внизъ отъ тѣхъ высотъ, на. которыхъ стадо пользовалось наибольшей безопасностью, Мудрая вдругъ остановилась, навостривъ уши и устремивъ впередъ внимательный взглядъ. Находившіяся ближе къ ней овцы тоже остановились; въ ихъ фигурахъ появилось нѣкоторое оживленіе. Ихъ не мучилъ ни голодъ, ни жажда, но вмѣстѣ съ тѣмъ желудки ихъ жаждали чего-то, что было теперь уже недалеко отъ нихъ. Передъ ними тянулась обширная покатость, и у подошвы ея виднѣлась какая-то бѣлая полоса. Мудрая повела свое стадо прямо къ этой бѣлой полосѣ. Имъ нечего было объяснять: все пространство кругомъ было покрыто чѣмъ-то бѣлымъ, что овцы стали съ жадностью лизать. О, это было лучше всего, что имъ когда либо приходилось ѣсть! Казалось, что онѣ не налижутся досыта; и по мѣрѣ того, какъ онѣ лизали это бѣлое вещество, онѣ переставали ощущать нестерпимую сухость въ горлѣ и жаръ въ глазахъ и ушахъ, головная боль переставала мучить ихъ бѣдные мозги, лихорадочный зудъ исчезалъ и кожа становилась влажной и прохладной, въ желудкѣ распространялось необыкновенно пріятное ощущеніе, апатія исчезала и по всему тѣлу разливалась какая-то свѣжесть и бодрость. Казалось, будто живительная чудодѣйственная влага разлилась по ихъ жиламъ, а между тѣмъ это была самая обыкновенная соль.
   Это было все, въ чемъ онѣ такъ нуждались -- и то былъ цѣлительный Соляной источникъ, къ которому привелъ ихъ мудрый инстинктъ предводительницы стада.
   

VII.

   Послѣ того, какъ они пробродили такимъ образомъ часъ или два и вдоволь нализались соли, Мудрая рѣшила вернуться наверхъ, въ горы. Трава въ долинѣ была необыкновенно хороша, сочна и густа; ягнятамъ никогда раньше не приходилось встрѣчать такого удивительнаго пастбища; но это пастбище находилось внизу, въ полосѣ лѣсовъ, гдѣ на каждомъ шагу таились опасности. Мудрая, такъ же, какъ и Остророжка, хотѣла непремѣнно вернуться наверхъ, на свои, родныя пастбища, гдѣ онѣ были въ сравнительной безопасности. Она и пустилась было въ дорогу, и все стадо, хотя и противъ воли, послѣдовало за ней. Одинъ только маленькій Завитой Рогъ не захотѣлъ итти; онъ такъ наѣлся вкусной травы, что совершенно отяжелѣлъ; и ему не захотѣлось опять пускаться въ длинное путешествіе. Мать скоро замѣтила его отсутствіе, и когда онъ заблеялъ, она вернулась къ нему. Собственно нельзя сказать, чтобы онъ положительно отказывался итти, но онъ такъ лѣниво передвигалъ ноги, все продолжая щипать траву, что задерживалъ мать, а вмѣстѣ съ нею и всѣхъ остальныхъ. Такимъ образомъ, когда наступила ночь, стадо все еще находилось въ полосѣ лѣсовъ и было вынуждено расположиться спать среди деревьевъ.
   Горный левъ, прокрадываясь въ тиши ночи къ своей добычѣ, производитъ не много шума; онъ крадется неслышно какъ тѣнь. Такъ-же неслышно пробирался въ эту ночь между деревьями большой голодный левъ; ни одинъ звукъ не выдавалъ его присутствія; только разъ маленькій камешекъ, случайно затронутый его бархатной лапой, покатился внизъ по откосу. Это былъ еле слышный шорохъ, но Остророжка все-таки уловила его; испустивъ протяжное фырканье, она позвала маленькаго Шишколобика и, несмотря на темноту ночи, съ быстротой молніи выбралась на верхушку утеса и пустилась по направленію къ роднымъ мѣстамъ. Всѣ другія тоже вскочили на ноги, но левъ былъ уже среди нихъ. Мудрая, приказавъ Завитому Рогу слѣдовать за ней, пустилась вверхъ; ей тоже удалось ускользнуть -- она была спасена. Но ея упрямый, своенравный ягненокъ, думая, что онъ найдетъ лучшій путь къ спасенію, не послѣдовалъ за ней; однако, черезъ минуту, увидя себя покинутымъ, онъ пугливо заблеялъ. Забывъ угрожающую, ей опасность, Мудрая тотчасъ же пустилась обратно внизъ, но въ ту же минуту левъ уложилъ ее на мѣстѣ. Полныя смятенія и страха овцы обратились въ бѣгство; одна или двѣ изъ нихъ едва не попались въ когти хищника, но ихъ спасло искусство прыгать: ловкимъ прыжкомъ въ сторону онѣ уклонились отъ смертельнаго удара и черезъ минуту скрылись изъ виду. Только бѣдная неразумная овечка, нажившая себѣ мозоли на колѣняхъ и давно разучившаяся пользоваться тѣмъ средствомъ, которое только одно и могло спасти ее теперь, оставшись послѣдней, пала подъ ударомъ львиной лапы.
   Высоко надъ мѣстомъ ужасной катастрофы овцы неслись впередъ галопомъ, догоняя ту, которая указывала имъ путь. Наконецъ она замедлила быстроту своего бѣга, и когда не пришедшія еще въ себя отъ перепуга овечки собрались около нея, онѣ увидали, что теперь ихъ предводительницей была Остророжка.
   Переводя духъ, онѣ оглянулись раньше, чѣмъ продолжать свое бѣгство.Въ эту минутудо нихъ донеслось отдаленное бэ-э; это былъ несомнѣнно голосъ ягненка. Всѣ насторожили уши и стали ждать. Неблагоразумно было бы слишкомъ поспѣшно отвѣтить на голосъ: вѣдь это могла быть хитрая уловка какого нибудь врага. Но звукъ повторился -- знакомое бэ-э, принадлежавшее очевидно одному изъ недостающихъ членовъ ихъ маленькаго общества. Остророжка рѣшилась отвѣтить.
   Послышался шумъ покатившихся камней, кто-то взбирался наверхъ по скалѣ, раздалось снова тоже бэ-э, на этотъ разъ совсѣмъ близко, и передъ ними появился маленькій Завитой Рогъ -- отнынѣ сирота.
   Конечно онъ пока еще не зналъ этого. Но по мѣрѣ того, какъ клонился къ концу день и мать не являлась на его жалобный зовъ, его маленькій желудокъ, не удовлетворяясь травой и водой, сталъ требовать другой пищи и не получалъ ея; бѣдняжкой стало овладѣвать, отчаяніе и его бэ-э, становилось все жалобнѣе и жалобнѣе. Когда ніступила ночь, его мучилъ холодъ и голодъ; ему надо было прижаться къ кому нибудь -- или же мерзнуть. Никто не обращалъ на него вниманія; только Остророжка, ставшая, очевидно, предводительницей стада, разъ или два отозвалась на его зовъ. Почти случайно онъ примостился около нея, когда она улеглась, грѣясь рядомъ со своимъ давнишнимъ противникомъ, маленькимъ Шишколобикомъ.
   На слѣдующее утро Остророжкѣ казалось уже, что онъ до нѣкоторой степени ея собственный сынъ. И дѣйствительно, протершись всю ночь около Шишколобика, онъ заимствовалъ отъ него его запахъ. И когда Шишколобикъ, проснувшись, сталъ потягивать теплое материнское молоко, бѣдный голодный Завитой Рогъ не могъ удержаться, чтобы не присоединиться къ нему съ другой стороны. Такимъ образомъ Шишколобикъ очутился носомъ къ носу со своимъ прежнимъ врагомъ, раздѣляя съ нимъ свои сыновнія права. Но ни онъ, ни мать его не протествовали противъ этого. Такъ Завитой Рогъ былъ усыновленъ соперницей его матери.
   

VIII.

   Теперь въ стадѣ не было никого, кто бы могъ сравняться съ Остророжкой въ проницательности. Она уже прекрасно знала горы, и скоро всѣми было признано, что она будетъ вожакомъ. Было признано также, что Завитой Рогъ отнынѣ ея сынъ наряду съ Шишколобикомъ. Оба ягненка во многихъ отношеніяхъ походили на братьевъ. Но Завитой Рогъ не чувствовалъ никакой благодарности къ своей пріемной матери и попрежнему питалъ вражду къ Шишколобику. Съ тѣхъ поръ, какъ они оба получали пищу изъ одного источника, онъ смотрѣлъ на него, какъ на своего соперника и скоро сталъ проявлять свои чувства въ новыхъ попыткахъ покорить его себѣ. Но Шишколобикъ теперь былъ болѣе способенъ постоять за себя, чѣмъ раньше. Завитой Рогъ ничего не добился, кромѣ нѣсколькихъ здоровыхъ тумаковъ и былъ принужденъ отказаться отъ своихъ воинственныхъ намѣреній. Такимъ образомъ отношенія между ними были установлены.
   Такъ оба ягненка продолжали рости бокъ-о-бокъ; Завитой Рогъ становился съ каждымъ днемъ все крупнѣе и сильнѣе, но вмѣстѣ съ тѣмъ сварливѣе и угрюмѣе; рога у него росли чрезвычайно быстро, становясь все крѣпче и извилистѣе; Шишколобикъ-же -- впрочемъ пора перестать звать его Шишколобикомъ, такъ какъ и у него теперь были длинные и крѣпкіе рога; поэтому отнынѣ мы будемъ его звать Крэгъ, именемъ, которое было ему дано годъ спустя въ мѣстности около Гэндеръ-Пика и подъ которымъ онъ извѣстенъ въ исторіи.
   Въ теченіе всего лѣта Крэгъ и Завитой Рогъ прекрасно развивались, какъ физически, такъ и умственно. Они изучили всѣ жизненныя правила, принятыя у толсторогихъ. Они научились издавать короткое предостерегающее фырканіе, когда замѣчали что нибудь подозрительное, и протяжный сигналъ, извѣщающій о дѣйствительной опасности. Они ознакомились со всѣми тропинками въ горахъ и умѣли сами находить соляные источники, когда чувствовали въ нихъ потребность.
   Они научились труднымъ боковымъ скачкамъ, сбивающимъ съ толку нападающаго непріятеля, они прекрасно умѣли прыгать, не сгибая колѣнъ -- искусство чрезвычайно важное для того, чтобы удержаться на гладкихъ, скользкихъ скатахъ горъ. Крэгъ даже превосходилъ теперь свою мать во всѣхъ этихъ талантахъ. Они были уже въ состояніи начать самостоятельную жизнь, могли ѣсть траву, и Остророжка подумывала о томъ, чтобы перестать кормить ихъ своимъ молокомъ, въ виду того, что ей надо было позаботиться о себѣ и сдѣлать нѣкоторый запасъ жира для предстоящихъ зимнихъ холодовъ. Малыши сами не обнаруживали никакого желанія отказаться отъ своего теплаго вкуснаго завтрака; но съ одной стороны количество молока у Остророжки все уменьшалось, съ другой стороны быстро растущіе рога ягнятъ причиняли ей слишкомъ большое безпокойство; поэтому она рѣшительно и окончательно перестала ихъ кормить, несмотря на ихъ протестъ. Когда первая снѣжная буря набросила бѣлый покровъ на плоскогорье, Крэгъ и Завитой Рогъ были уже въ состояніи независимо отъ матери заботиться о своемъ пропитаніи.
   

IX.

   Въ числѣ членовъ маленькаго общества, которыхъ судьба свела этимъ лѣтомъ, былъ двухгодовалый барашекъ. У него не было въ стадѣ товарищей одного съ нимъ возраста и пола, и чувство собственнаго превосходства надъ другими развило въ немъ большую самоувѣренность. Печальнымъ резулѣтатомъ этой самоувѣренности было то, что его шкура въ скоромъ времени присоединилась къ грудѣ шкуръ, сложенныхъ въ углу хижины Скотти. Когда выпалъ первый зимній снѣгъ, ни одинъ ягненокъ не питался больше молокомъ матери, всѣ они были уже самостоятельны и заботились сами о себѣ; овцы же, освобожденныя отъ материнскихъ обязанностей и заботъ, сильно пополнѣли. Съ наступленіемъ первыхъ морозовъ, онѣ спустились внизъ, въ менѣе обнаженныя и менѣе холодныя области.
   Въ теченіе лѣта имъ нѣсколько разъ приходилось видѣть издали одного или двухъ большихъ барановъ, но, согласно обычаю, запрещавшему лѣтомъ овцамъ соединяться съ баранами въ одно стадо, они избѣгали другъ друга. Въ одинъ изъ первыхъ зимнихъ дней, онѣ опять увидали вдали двухъ большихъ толсторогихъ; когда они приблизились нѣсколько, ихъ крупный ростъ, величественный видъ и огромные завитые рога не оставили никакого сомнѣнія въ томъ, что то были бараны. Съ важнымъ и гордымъ видомъ они стали подходить къ овцамъ. Обычная увѣренность Остророжки и ея спутницъ уступила вдругъ мѣсто нерѣшительности и робости. Онѣ повернулись, выказывая явное намѣреніе избѣгнуть новаго знакомства. Прошло не мало времени, покуда оба барана были, наконецъ, приняты въ стадо. Но тогда начались неизбѣжныя ссоры. Каждый изъ барановъ, бывшихъ до того добрыми товарищами и друзьями, хотѣлъ быть полнымъ властелиномъ стада и не желалъ раздѣлить свою власть съ другимъ. Отсюда ревность, зависть, мелкія придирки по самому ничтожному поводу и, наконецъ, поединокъ. Но не всѣ поединки оканчиваются смертью. Противники устремились другъ на друга; рога ихъ столкнулись съ такой силой, что осколки полетѣли въ стороны; послѣ нѣсколькихъ такихъ столкновеній одинъ изъ барановъ, конечно, слабѣйшій, былъ отброшенъ назадъ, послѣ чего онъ, вскочивъ на ноги, обратился въ бѣгство. Бывшій другъ, теперь врагъ пустился за нимъ; но, пробѣжавъ съ четверть мили, онъ рѣшилъ прекратить преслѣдованіе. Гордымъ побѣдителемъ онъ вернулся къ стаду, въ которомъ отнынѣ остался неограниченнымъ властелиномъ и правителемъ.
   Всю первую половину зимы стадо находилось подъ управленіемъ и надзоромъ барана. Онъ былъ настолько же силенъ, насколько крупенъ ростомъ и весьма преданъ интересамъ своей свиты; но въ немъ была изрядная доля свойственнаго его полу эгоизма, побуждавшаго его съ одной стороны смотрѣть во всѣ глаза во избѣжаніи опасности, но съ другой стороны брать всегда для себя все лучшее. Пищи у нихъ вообще было всегда достаточно; ихъ предводитель былъ достаточно опытенъ, чтобы водить ихъ не въ укромные овраги и скрытые, уголки, гдѣ слой снѣга всегда гораздо толще, а на высокія открытыя плоскогорья, гдѣ ледяной вѣтеръ сметаетъ снѣгъ, обнажая прошлогоднюю траву, и гдѣ, кромѣ того., никакой врагъ не можетъ приблизиться къ стаду незамѣченнымъ. Такимъ образомъ все шло хорошо.
   

X.

   Пришла весна; природа вновь пробзгждалась къ жизни, поражая слухъ и зрѣніе богатствомъ новыхъ звуковъ и новыхъ красокъ. Наше стадо разсталось съ бараномъ еще въ серединѣ зимы. Постепенно овцы стали выказывать все меньше желанія слѣдовать за нимъ, и онъ иногда часами бродилъ вдали отъ нихъ. Однажды онъ ушелъ и больше не вернулся къ нимъ, и съ тѣхъ поръ онѣ попрежнему слѣдовали за Остророжкой, которая по молчаливому соглашенію была избрана вожакомъ.
   Въ началѣ іюня у овецъ появились ягнята. У большинства матерей было по два ягненка, но у Остророжки опять, какъ и годъ тому назадъ, родился только одинъ, и этотъ одинъ окончательно вытѣснилъ Крэга, всецѣло завладѣвъ вниманіемъ матери. Онъ даже отвлекалъ ее отъ обязанностей предводительницы стада; такъ что однажды, въ то время, какъ она кормила его, любуясь довольными движеніями его хвоста, другая овца подала сигнальный знакъ. Всѣ мгновенно застыли на мѣстѣ. Раздался отдаленный сухой трескъ, и Остророжка съ глухимъ стономъ упала на землю, но сейчасъ же вскочила на ноги; забывая собственныя страданія и, тревожно оглядываясь на своего ягненка, она пустилась по горѣ вслѣдъ за остальными. Пафъ! раздался второй выстрѣлъ, и старая овца увидала непріятеля. Это былъ тотъ самый человѣкъ, который однажды едва не поймалъ двухъ только что родившихся ягнятъ. Онъ былъ далеко, но пуля просвистала около самого носа Остророжки. Она отскочила назадъ и перемѣнила направленіе, отдѣлившись при этомъ отъ остальныхъ. Она стала спускаться внизъ, прыгая съ утеса на утесъ, то оглядываясь на своего ягненка и подбадривая его нѣжнымъ блеяніемъ, то жалобно блея отъ боли, потому что пуля сильно задѣла ее. Переходя со скалы на скалу, перепрыгивая черезъ рытвины, она все время избѣгала открытыхъ мѣстъ, гдѣ скорѣе могла попасться непріятелю на глаза. Дѣйствительно, Скотти, послѣ второго выстрѣла пустившійся бѣжать со всѣхъ ногъ туда, гдѣ онъ увидѣлъ овцу съ ягненкомъ, вдругъ потерялъ ее изъ виду. Замѣтивъ слѣды крови, онъ обрадовался было, но и эти слѣды скоро исчезли, и сколько онъ ни бродилъ во всѣ стороны, его поиски были тщетны: овца точно сквозь землю провалилась. Проклиная свою неудачу, онъ отказался отъ дальнѣйшихъ поисковъ и вернулся туда, гдѣ его ждала убитая имъ наповалъ, вѣрная добыча.
   Между тѣмъ Остророжка я ея ягненокъ все подвигались впередъ. Инстинктъ подсказывалъ овцѣ, что для нея безопаснѣе всего вернуться въ верхнія области. Она должна взобраться на Гэндеръ-Пикъ, но надо пустить въ ходъ всю осторожность, чтобы остаться незамѣченной. Несмотря на то, что рана жгла ее и мучила, она пустилась наверхъ, стараясь держаться по возможности ближе къ выступамъ скалъ. У ближайшаго поворота она остановилась и стала оглядываться. Никого не было видно, ни враговъ, ни друзей. Она чувствовала, что рана ея смертельна. Она должна добраться до безопаснаго мѣста раньше, чѣмъ силы покинутъ ее. Она снова пустилась бѣжать со своимъ ягненкомъ, который то слѣдовалъ за нею, то забѣгалъ впередъ. Скоро они достигли полосы лѣсовъ, но она все останавливалась. Все выше и выше шелъ ихъ путь, туда, куда звалъ ее ея инстинктъ.
   Поднявшись на значительную высоту, она увидала длинную бѣлую полосу. Это былъ снѣгъ, залежавшійся въ небольшой ложбинѣ. Она жадно стремилась туда. Въ боку у нея горѣла мучительная рана и съ обѣихъ сторонъ на шкурѣ виднѣлось темное пятно. Она жаждала чего-нибудь охлаждающаго и, добравшись до бѣлой полосы, упала на землю, прижавшись раной къ холодному снѣгу.
   Съ такой раной въ тѣлѣ ее могъ ожидать только одинъ конецъ: еще два-три часа, а за тѣмъ -- не все ли равно?..
   А малютка ягненокъ? Онъ стоялъ молча надъ матерью и смотрѣлъ на нее. Онъ не понималъ ничего. Онъ зналъ только, что ему было холодно, что онъ былъ голоденъ, а его мать, къ которой онъ привыкъ обращаться за всѣми своими нуждами -- за пищею, тепломъ, защитой и лаской -- его мать лежала теперь безъ звука и безъ движенія!
   Онъ не понималъ этого. Онъ не зналъ, что будетъ дальше. Но мы знаемъ, что ждетъ Остророжку -- мучительныя страданія и неизбѣжный конецъ -- раньше или позже, въ зависимости отъ того, сколько силъ еще осталось въ организмѣ; и пернатый хищникъ горъ тоже зналъ это, онъ зналъ и ждалъ. Бѣдный ягненокъ! судьба была бы милосерднѣе къ нему, еслибы та-же пуля, которая свалила съ ногъ его мать, покончила и съ нимъ.

0x01 graphic

XI.

   Крэгъ былъ теперь очень красивый молодой баранъ, больше всѣхъ овецъ въ стадѣ, съ длинными, красиво загнутыми рогами. Завитой Рогъ тоже развился недурно и былъ такъ же тяжелъ, какъ Крэгъ, хотя меньше его ростомъ; только рога его выглядѣли не особенно красиво, они были коротки, толсты и неуклюжи.
   Опять настала осень, опять овцы приняли въ свое стадо барана, но вмѣстѣ съ тѣмъ въ жизни Крэга произошла перемѣна, которой онъ не предвидѣлъ. Онъ только что началъ сознавать, что онъ уже вполнѣ взрослый баранъ, и сталъ смотрѣть на себя, какъ на властелина стада, какъ вдругъ появился въ стадѣ большой баранъ съ огромными завитыми рогами и толстой, крѣпкой шеей, который первымъ дѣломъ постарался вытѣснить Крэга изъ стада, тогда Крэгъ, Завитой Рогъ и еще три или четыре сверстника отдѣлились отъ стала. Согласно обычаю горныхъ барановъ, какъ только молодые самцы достигаютъ совершеннолѣтія, они начинаютъ вести совершенно самостоятельное существованіе для того, чтобы узнать жизнь. Въ теченіе послѣдующихъ лѣтъ Крэгъ съ полудюжиной товарищей велъ свободную бродячую жизнь. Унаслѣдовавъ отъ матери ея таланты, онъ сдѣлался вожакомъ своего стала, и подъ его предводительствомъ молодые бараны ознакомились съ новыми далекими странами, узнали новыя пастбища, новые пути и пріобрѣли богатый жизненный опытъ.
   Съ каждымъ годомъ молодые бараны развивались все лучше и становились все красивѣе. Даже угрюмый Завитой Рогъ превратился въ большого и крѣпкаго, если и не особенно красиваго барана. Онъ все не могъ преодолѣть своей прежней непріязни къ Крэгу. Разъ или два онъ попробовалъ пустить въ ходъ противъ него физическую силу и даже попытался сбросить его со скалы; но онъ былъ такъ жестоко наказанъ, что съ тѣхъ поръ всегда старался держаться всторонѣ отъ своего молочнаго брата. На Крэга же было пріятно смотрѣть. Когда онъ весело прыгалъ съ утеса на утесъ, едва касаясь своими легкими, крѣпкими копытцами ихъ острыхъ выступовъ, когда онъ, подобно птицѣ, переносился черезъ пропасти, какъ бы смѣясь надъ преслѣдованіями своихъ пѣшихъ враговъ, и солнечные лучи падали на его молодое, крѣпкое тѣло, освѣщая живую игру его упругихъ мускуловъ -- онъ скорѣе казался какимъ то невѣсомымъ горнымъ духомъ, нежели большимъ бараномъ нѣсколькихъ пудовъ вѣсу, съ пятью, соотвѣтственно числу лѣтъ, кольцами роговъ.
   Что это были за рога! Молодые бараны, бродившіе по горамъ подъ предводительствомъ Крэга, обладали самыми разнообразными рогами, въ зависимости отъ образа жизни и свойствъ организма каждаго изъ нихъ: были рога въ видѣ неровнаго полумѣсяца, были рога толстые и тонкіе, длинные и короткіе. У Крэга-же рога загибались одной большой дугой, въ три четверти круга; ихъ пять годичныхъ колѣнъ говорили о пяти прожитыхъ имъ годахъ: первое колѣно, отъ самой оконечности роговъ, напоминало первый годъ жизни Крэга, когда онъ былъ еще маленькимъ ягненкомъ и его маленькіе рожки росли прямыми, длинными, заостренными на концахъ клиньями, столько разъ выручавшими его въ первыхъ жизненныхъ столкновеніяхъ; кольцо второго рога было гораздо толще и еще длиннѣе; слѣдующіе два года обнаруживали значительную толщину и крѣпость при меньшемъ ростѣ въ длину, наконецъ, послѣднее кольцо свидѣтельствовало о прекрасномъ питаніи, великолѣпномъ здоровыя и безпримѣрномъ ростѣ; это колѣно по своей длинѣ, толщинѣ и чистотѣ не имѣло себѣ подобныхъ.
   Осѣняемые этими огромными рогами, точно двѣ рѣдкія драгоцѣнности, сіяли его прекрасные глаза. Темнокоричневые при рожденіи, желтовато-коричневые въ возрастѣ одного года, они теперь поражали своей величиной и блескомъ, напоминающимъ яркій блескъ золота или янтаря; на этомъ золотистомъ фонѣ выдѣлялись продолговатые, темные зрачки, въ глубинѣ которыхъ отражался весь прекрасный Божій міръ.
   Нѣтъ для живого существа большей радости, какъ сознавать, что живешь, чувствовать всѣми фибрами своего организма свою силу и молодость. Крэгу теперь доставляло удовольствіе разминать свои стройные сильные члены въ шутливомъ столкновеніи съ друзьями. Ему доставляло огромное наслажденіе, упершись своими крѣпкими копытами въ острый выступъ скалы и измѣривъ вѣрнымъ глазомъ разстояніе, ловкимъ скачкомъ переноситься на противоположный выступъ надъ ужасной пропастью, описавъ въ воздухѣ изумительную дугу. Онъ испытывалъ какую-то шаловливую радость всякій разъ, когда ускользалъ изъ подъ самого носа горнаго льва, котораго онъ ставилъ въ тупикъ неожиданнымъ скачкомъ въ сторону или своими быстрыми и ловкими прыжками съ утеса на утесъ. Всякое движеніе было для него источникомъ радости, и сознаніе собственной силы, ловкости и отваги наполняло его сердце гордостью и блаженствомъ.
   

XII.

   Въ 1887 году Скотти покинулъ свое жилище въ Тобэкко-Крикѣ. Охота больше не давала ему здѣсь столько, сколько давала раньше, овцы попадались все рѣже и рѣже. Дошедшіе до него между тѣмъ слухи о новыхъ золотыхъ пріискахъ въ Колорадо возбудили въ немъ желаніе отправиться на югъ, и старая хижина въ горахъ опустѣла. Прошло пять лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ Крэгъ впервые сталъ вожакомъ стада, пять лѣтъ благоденствія для толсторогихъ, съ тѣхъ поръ, какъ ихъ злой геній покинулъ эту мѣстность.
   Крэгъ усердно распространялъ свѣдѣнія и опытъ, унаслѣдованные имъ отъ матери, среди молодого поколѣнія овецъ и барановъ. Онъ научилъ ихъ совершенно избѣгать низменностей, чарующихъ глазъ своею зеленью. Чащи лѣсовъ таятъ въ себѣ безчисленное множество опасностей, и для овецъ единственное безопасное мѣсто представляютъ открытыя высоты, по которымъ свободно гуляетъ вѣтеръ и гдѣ ни горный левъ, ни охотникъ не могутъ приблизиться къ стаду незамѣченными. Онъ нашелъ довольно много горныхъ соленыхъ источниковъ, у которыхъ они могли удовлетворять свою естественную потребность, не предпринимая опасныхъ путешествій внизъ, казавшихся имъ когда-то необходимыми. Онъ училъ свои стада никогда не оставаться на гребнѣ горы, а бродить по одному или другому склону ея, чтобы меньше бросаться въ глаза. Ко всѣмъ этимъ мѣрамъ предосторожности онъ прибавилъ одинъ, имъ самимъ изобрѣтенный пріемъ. Если охотнику случалось подходить близко къ стаду овецъ, не будучи ими замѣченнымъ, то старинный обычай предписывалъ въ такихъ случаяхъ искать спасенія въ бѣгствѣ; эта мѣра была хороша въ тѣ дни, когда еще были въ ходу лукъ и стрѣлы, или даже прежнія простыя ружья, но отъ ружей новѣйшей системы и бѣгство не спасаетъ. Крэгъ научился сначала самъ, а потомъ научилъ и другихъ барановъ въ такихъ случаяхъ припадать къ землѣ и лежать неподвижно. Въ девяти случаяхъ изъ десяти это вводило въ заблужденіе охотника, въ чемъ Крэгъ не разъ имѣлъ возможность убѣдиться.
   Крэгъ, благодаря своему здоровью, силѣ и высо: кимъ умственнымъ качествамъ значительно способствовалъ усовершенствованію племени толсторогихъ. Его потомство распространилось по всему Якь-инъ-изКаку кругомъ Гэндоръ-Пика, и еще дальше на востокъ до самаго озера Кинтла. Оно отличалось отъ прежнихъ поколѣній толсторогихъ болѣе крѣпкимъ здоровьемъ и болѣе высокимъ умственнымъ развитіемъ, и вслѣдствіе этого число толсторогихъ все увеличивалось.
   За пять лѣтъ во внѣшности Крэга произошли нѣкоторыя перемѣны, но тѣло его было такое-же крѣпкое, плотное и мускулистое, какъ и прежде; его великолѣпныя ноги не подверглись никакой перемѣнѣ, ни въ своей формѣ, ни въ силѣ; голова его была такаяже, какъ и прежде, съ тѣмъ же сердцевиднымъ бѣлымъ пятномъ на носу; его блестящіе глаза сверкали, какъ и прежде. Но рога его, какъ они измѣнились! Раньше уже это были необыкновенные рога; теперь они стали единственными въ своемъ родѣ. Огромныя ихъ дуги -- такъ ясно свидѣтельствовавшія о томъ, какъ протекала его жизнь -- теперь представляли полный кругъ съ четвертью; кольца ихъ говорили о годахъ, полныхъ радости, и годахъ, полныхъ борьбы; одно кольцо, маленькое, темное и сморщенное, напоминало о той зимѣ, когда въ горахъ свирѣпствовалъ страшный бичъ -- жестокая эпидемія, поглотившая не мало жертвъ, множество маленькихъ ягнятъ съ ихъ матерями, истребившая не одного сильнаго барана и свалившая самого Крэга. Но здоровый организмъ взялъ свое, Крэгъ выздоровѣлъ, мѣсяцы бѣдствія и страданія прошли, не оставивъ въ организмѣ молодого барана никакихъ слѣдовъ. Только кольца его роговъ, выросшіе въ тотъ ужасный годъ едва лишь на одинъ дюймъ, говорили тому, кто умѣлъ читать по такимъ признакамъ, о пережитомъ бѣдствіи.
   

XIII.

   Въ концѣ концовъ Скотти снова появился на горизонтѣ. Подобно всѣмъ горнымъ жителямъ, онъ любилъ бродить, ему не сидѣлось долго на одномъ мѣстѣ, и въ одинъ прекрасный день онъ вернулся въ свою хижину Тобэкко-Крика. Оказалось, что ея покрытая дерномъ крыша совершенно развалилась. Но онъ еще колебался чинить ее. Во всякомъ случаѣ онъ хотѣлъ еще подождать съ этимъ и сначала изслѣдовать мѣстность. Взваливъ ружье на плечи, онъ отправился на знакомое плоскогорье. Въ тотъ день онъ издали увидалъ два большихъ стада горныхъ овецъ. Это заставило его рѣшиться. Нѣсколько дней онъ потратилъ на починку своей хижины, и злой геній Якъ-инъ-и-Кака снова водворился въ ней.
   Скотти былъ человѣкъ среднихъ лѣтъ. У него была сильная и увѣренная рука, но зрѣніе его отчасти уже потеряло свою остроту. Юношей онъ пренебрегалъ всякими зрительными инструментами, прекрасно обходясь безъ нихъ; но теперь онъ пользовался подзорной трубой. Въ теченіе послѣдующихъ недѣль онъ внимательно изучалъ сквозь свою подзорную трубу тропинки и вершины Гэндеръ-Пика, и не разъ глаза его останавливались на стройныхъ, мускулистыхъ членахъ Крэга. Увидя его въ первый разъ, онъ воскликнулъ: "о, Боже, что за рога!" и вслѣдъ затѣмъ прибавилъ пророчески: "они будутъ моими"! Горя нетерпѣніемъ, чтобы это пророчество сбылось какъ можно скорѣе, онъ приступилъ къ дѣлу. Но очевидно, во времена его ранней молодости толсторогіе были глупѣе и менѣе опытны, потому что мѣсяцъ за мѣсяцемъ проходилъ, а ему все еще не удавалось хотя бы разсмотрѣть поближе огромнаго барана. Его самого Крэгъ въ теченіе этихъ мѣсяцевъ видѣлъ не одинъ разъ на до вольно близкомъ разстояніи, по Скотти объ этомъ не зналъ.
   Не разъ, сквозь подзорную трубу отъ замѣчалъ Крэга на отдѣльной площадкѣ; часами онъ пробирался тогда кругомъ къ этому мѣсту для того, чтобы убѣдиться, что Крэгъ ушелъ. Иногда онъ, дѣйствительно, уходилъ, но нерѣдко случалось, что онъ лежалъ, притаившись гдѣ нибудь совсѣмъ близко, и наблюдалъ своего врага.
   Однажды въ хижинѣ Скотти появился гость -- молодой человѣкъ, по имени Ли, охотникъ въ душѣ, и большой любитель собакъ и лошадей. Лошади его, конечно, не могли быть особенно полезны для охоты въ горахъ; за то его охотничьи собаки, три прекрасныхъ русскихъ борзыхъ, всюду сопровождали его, и онъ сталъ убѣждать Скотти попробовать охотиться съ собаками на толсторогихъ.
   Скотти разсмѣялся.
   -- Держу пари, что вы житель равнинъ. Сначала познакомьтесь съ тѣми мѣстами, гдѣ старина Крэгъ любитъ разгуливать.

0x01 graphic

XIV.

   Въ томъ мѣстѣ, гдѣ рѣка Якъ-инъ-и-Какъ покидаетъ свои родныя горы, къ югу отъ Гэндеръ-Пика, она изливается изъ узкаго, чрезвычайно глубокаго ущелья, называемаго Пастью Ящерицы. Это простая разсѣлина въ огромномъ гранитномъ утесѣ, имѣющая въ глубину по крайней мѣрѣ пятьсотъ футовъ. Къ югу отъ Гэндеръ-Пикскаго хребта находится чрезвычайно изрѣзанное плоскогорье, которое тянется до самаго ущелья и заканчивается длиннымъ узкимъ мысомъ, далеко выдвигающимся своей скалистой оконечностью надъ бурнымъ потокомъ.
   Это плоскогорье служитъ любимымъ мѣстопребываніемъ горныхъ овецъ. Случилось такъ, что Скотти, бродившій по плоскогорью вмѣстѣ съ Ли и тремя охотничьими собаками, увидалъ издали Крэга. Оба охотника, стараясь какъ можно меньше быть на виду, стали торопливо пробираться вдоль обрывовъ къ тому мѣсту, гдѣ показалась ихъ добыча. Но тутъ повторилась старая исторія: придя туда, они не нашли никого. Слѣды крупныхъ копытъ виднѣлись какъ разъ на томъ мѣстѣ, гдѣ они раньше увидали барана: слѣдовательно, это не былъ обманъ зрѣнія. Но крутые утесы, подымавшіеся кругомъ, ничего не выдавали, и Скотти готовился уже прибавить къ цѣлой массѣ таинственныхъ исчезновеній, которыя ему приходилось отмѣчать, еще одно, какъ вдругъ собаки, все время обнюхивавшія ближайшіе утесы и чащи кустовъ, разразились громкимъ лаемъ. Въ ту же минуту откуда-то выскочило огромное, сѣрое животное съ бѣлымъ лбомъ -- это былъ баранъ, удивительный Гэндеръ-Пикскій баранъ. Съ изумительной гибкостью и увѣренностью онъ то перескакивалъ черезъ низкіе кусты, то перепрыгивалъ съ утеса на утесъ, то, казалось, леталъ въ воздухѣ, неся свои чудесные огромные завитки на головѣ такъ-же легко, какъ женщина носитъ серьги. Изъ разныхъ разщелинъ, изъ за кустовъ, изъ за выступовъ скалъ вдругъ показалось все его стадо и послѣдовало за нимъ. Охотники мгновенно вскинули свои винтовки; но какъ разъ въ эту минуту три огромныя собаки, прижавшись другъ къ другу, образовали, сами того не зная спасительную стѣну между ими и той желанной добычей, на которую уже столько времени были направлены всѣ мысли Скотти. Выстрѣла не послѣдовало. Стадо, какъ вѣтеръ, неслось впередъ, Крэгъ, какъ вожакъ, впереди, остальные за нимъ. На ровной плоскости собаки, вѣроятно, скоро настигли бы крайнихъ овецъ изъ бѣгущаго стада, а можетъ быть даже и благороднаго вожака; но въ этой неровной, гористой мѣстности преимущество было несомнѣнно на сторонѣ овецъ. Охотники изо всѣхъ силъ бѣжали вслѣдъ за ними, одинъ справа, другой слѣва, стараясь только не терять ихъ изъ виду. Скоро острые выступы скалъ смѣнились ровной поверхностью; для Крэга, гонимаго со всѣхъ сторонъ, выбора не было: онъ пустился впередъ по равнинѣ. Передъ нимъ лежалъ прямой путь. Какъ стрѣла онъ мчался все впередъ, да впередъ, за нымъ его стадо. Но теперь перевѣсъ былъ на сторонѣ собакъ; онѣ стали настигать свою добычу. Еще немного, и онѣ поймаютъ самыхъ послѣднихъ. Опасность съ каждой минутой увеличивалась. Крайнимъ напряженіемъ всѣхъ силъ, Крэгъ ускорилъ бѣгъ; разстояніе между овцами и собаками снова стало увеличиваться. Такъ они пролетѣли милю, двѣ, три; теперь они находились на узкомъ мысѣ, круто обрывающемся надъ Пастью Ящерицы. Еще минута, и все стадо столпилось на краю мыса, въ ужасѣ тѣснясь другъ около друга, не видя спасенія: впереди пропасть глубиною въ пятьсотъ футовъ, сзади три свирѣпыя собаки и два еще болѣе свирѣпыхъ человѣка. Но колебаніе продолжалось не болѣе нѣсколькихъ секундъ. Прежняя рѣшимость вернулась къ Крэгу. Доведенный до послѣдней крайности, онъ рѣшилъ идти на проломъ,-- дикія животныя не сдаются.
   Разстояніе между овцами и собаками было теперь настолько велико, что охотники могли смѣло стрѣлять, не рискуя попасть въ послѣднихъ. Вотъ уже двѣ пули просвистѣли совсѣмъ близко. Собакъ Крэгъ не боялся -- съ ними онъ могъ бороться; но пули -- это другое дѣло, это вѣрная смерть. Ему оставалось только одно. Вѣдь гранитныя стѣны Якъ-инъ-и-Кака не могутъ встрѣтить его болѣе сурово, нежели его врагъ -- человѣкъ. Собаки находились теперь отъ него на разстояніи нѣсколькихъ сотъ футовъ -- прекрасныя, смѣлыя животныя, отважныя въ борьбѣ, не знающія страха; а за ними безжалостные и заранѣе торжествующіе охотники. Позади его ждала вѣрная смерть, впереди, въ пропасти, можетъ быть, еще было спасеніе. Времени для колебаній не было, онъ вожакъ, онъ долженъ дѣйствовать. Онъ устремился къ краю утеса и прыгнулъ -- внизъ, да, внизъ, но не на самое дно пропасти, онъ не бросился слѣпо съ бездну. На разстояніи тридцати футовъ, въ глубинѣ бездны, виднѣлся крохотный выступъ скалы, не больше его собственнаго носа -- единственный выступъ, замѣтный сверху; все остальное представляло гладкую, отвѣстную стѣну. Крэгъ ловкимъ прыжкомъ достигъ этого выступа. Но онъ остановился на немъ не дольше, какъ на одну секунду. Быстрымъ, какъ молнія, взглядомъ онъ уловилъ другую выдающуюся точку, его единственную надежду, на противоположной стѣнѣ, скрывавшуюся раньше отъ его взоровъ подъ нависшимъ утесомъ, съ котораго онъ бросился внизъ. Его упругіе мускулы напряглись, стройныя, сильныя ноги вытянулись, и гибкимъ движеніемъ онъ перенеся на противоположную сторону, оттуда все дальше и дальше на новые уступы, постепенно открывавшіеся его взорамъ. Временами это была не болѣе какъ простая шероховатость стѣны, о которую не дольше секунды упирались его упругія крѣпкія копыта для того, чтобы въ слѣдующую секунду уцѣпиться уже за другой выступъ. Такъ онъ перескакивалъ съ уступа на уступъ, пока наконецъ, сдѣлавъ прыжокъ въ двадцать футовъ, онъ достигъ далеко внизу безопасной площадки, на которой можно было остановиться.
   Ободренныя его примѣромъ, остальныя овцы послѣдовали за нимъ, образуя длинный рядъ стремительно несущихся внизъ животныхъ. Стоило ему оступиться въ одномъ мѣстѣ -- и всѣ полетѣли бы за нимъ. Но онѣ смѣло, безстрашно бросаются головой внизъ. Что за великолѣпное зрѣлище, какая смѣлость, какая ловкость! Прыгъ, скокъ! одна за другой перескакиваютъ овцы съ уступа на уступъ, обнаруживая удивительное умѣніе сохранять равновѣсіе, проявляя изумительную увѣренность.
   Но въ ту минуту, какъ послѣдняя овца достигла второго выступа скалы, три большихъ существа, бѣлыхъ съ желтыми полосами, промелькнули мимо нея въ воздухѣ и, хрипя отъ ужаса, исчезли въ ужасной глубинѣ. Собаки, храбро и стремительно преслѣдовавшія врага, смѣло послѣдовали за нимъ внизъ и только тогда узнали, насколько этотъ врагъ былъ одаренъ лучше ихъ, когда уже было поздно.
   Далеко внизу, почти у самой поверхности воды, Крэгъ остановился. Высоко надъ головой онъ слышалъ громкіе крики и свистъ охотниковъ; а подъ нимъ бурныя волны Якъ-инъ-и-Кака поглотили изувѣченныя бѣлыя съ желтыми полосами тѣла и умчали ихъ въ открытое море.
   Ли и Скотти блѣднѣе смерти стояли надъ обрывомъ. Овцы и собаки -- всѣ исчезли; ни для тѣхъ, ни для другихъ не было спасенія. Скотти извергалъ потоки словъ, которыя не могли, конечно, измѣнить случившагося; онъ разразился градомъ ругательствъ и проклятій, въ которыхъ давалъ исходъ обуревавшимъ его чувствамъ. Его товарищу спазмы сжимали горло. Того, что онъ чувствовалъ въ эту минуту, не пойметъ человѣкъ, которому не приходилось никогда терять великолѣпной собаки такимъ неожиданнымъ, трагическимъ образомъ.
   -- Брэнъ! Ралло! Ида!-- кричалъ онъ съ остаткомъ надежды въ сердцѣ; но ему отвѣчалъ лишь западный вѣтеръ, который съ такимъ свистомъ и воемъ носился вокругъ Пасти Ящерицы, какъ будто хотѣлъ ее смести съ лица земли.

0x01 graphic

XV.

   Ли былъ молодой, горячій и впечатлительный человѣкъ. День или два послѣ случившагося онъ не выходилъ изъ хижины. Потеря его трехъ друзей была для него жестокимъ ударомъ; жизнь въ горахъ сразу опротивѣла ему. Но прошло нѣсколько дней, и укрѣпляющій горный вѣтеръ вернулъ ему до нѣкоторой степени душевное равновѣсіе, и когда Скотти предложилъ ему пойти на охоту, онъ согласился. Они достигли уже изрядной высоты, когда Скотти, отъ времени до времени обозрѣвавшій склоны горъ сквозь подзорную трубу, внезапно воскликнулъ:
   -- Чортъ меня побери, если это не тотъ старый Гэндеръ-Пикскій баранъ! А вѣдь я былъ увѣренъ, что онъ размозжилъ себѣ голову въ Пасти Ящерицы!
   Внѣ себя отъ изумленія онъ сталъ спускаться. Ли приставилъ къ глазамъ подзорную трубу. Да, это былъ дѣйствительно тотъ самый удивительный баранъ, онъ узналъ его по великолѣпнымъ рогамъ. Кровь бросилась въ лицо молодому человѣку:
   "Вотъ случай въ одно и то же время пріобрѣсти славу и отомстить за гибель своихъ вѣрныхъ друзей! Бѣдный старый Брэнъ! добрый вѣрный Ралло и славная Ида!"
   Не много найдется животныхъ настолько ловкихъ и хитрыхъ, чтобы быть въ состояніи уйти отъ двойного преслѣдованія. Скотти былъ хорошо знакомъ съ мѣстностью и зналъ уже довольно близко привычки и пріемы Крэга.
   -- Онъ не покинетъ теперь горъ,-- сказалъ онъ своему спутнику.-- Несомнѣнно, что онъ перейдетъ черезъ Гэндеръ-Пикъ, если только вообще тронется съ мѣста; въ такомъ случаѣ онъ непремѣнно долженъ пройти съ одной или другой стороны. Онъ не пойдетъ по западной сторонѣ, если я самъ хоть разъ покажусь на ней. Поэтому отправляйтесь-ка вы на восточную сторону. Даю вамъ два часа сроку, чтобы пріискать себѣ укромное мѣстечко. У меня какое-то предчувствіе, что онъ пройдетъ съ той стороны.
   Ли засѣлъ въ засаду. Скотти, прождавъ два часа, взобрался на высокую вершину и, размахивая своимъ ружьемъ, сталъ ходить взадъ и впередъ, рѣзко выдѣляясь на ясномъ фонѣ неба. Барана не было видно, но Скотти не сомнѣвался, что Крэгъ замѣтилъ его.
   Затѣмъ онъ повернулъ на югъ и, все время стараясь оставаться на виду, направился въ ту сторону, гдѣ раньше видѣлъ барана. Онъ не разсчитывалъ снова увидать Крэга, но надѣялся, что баранъ увидитъ его.
   Ли, между тѣмъ, сидѣлъ терпѣливо въ засадѣ. Черезъ нѣкоторое время онъ вдругъ увидѣлъ на разстояніи мили отъ себя огромнаго барана, легко спускающагося по склону горы; за нимъ слѣдовали три овцы. Они скоро скрылись въ поросшемъ соснякомъ оврагѣ; а когда черезъ нѣсколько минутъ они снова показались на противоположной сторонѣ оврага, то прежняго спокойствія уже не было и слѣда. Закинувъ уши назадъ, они бѣжали во весь опоръ, но видно въ большой тревогѣ; а имъ въ догонку изъ глубины ущелья послышался не звукъ выстрѣла изъ ружья Скотти, какъ ожидалъ Ли, или его неистовый крикъ, а вой цѣлаго хора лѣсныхъ волковъ. Среди скалъ и утесовъ овцамъ не трудно было бы спастись отъ непріятеля; но въ лѣсу или на равнинѣ, какая теперь тянулась передъ ними, преимущество было на сторонѣ волковъ. Еще минута, и волки показались изъ-за кустовъ. Ихъ было пять -- пять огромныхъ мохнатыхъ звѣрей. Преслѣдуемые и преслѣдователи неслись съ головокружительной быстротою по открытой равнинѣ. Овцы, жизнь которыхъ теперь зависѣла отъ быстроты ихъ ногъ, растянулись въ одну линію: далеко впереди всѣхъ бѣжалъ огромный баранъ, за нимъ, отставъ отъ исто на пять сажень, одна за другой три овечки, а на разстояніи двадцати сажень отъ нихъ пять свирѣпыхъ хищниковъ, каждый прыжокъ которыхъ уменьшалъ разстояніе между ними и ихъ добычей. Впереди виднѣлась группа утесовъ, равнина съуживалась тамъ въ горное ущелье. Опытъ долгихъ лѣтъ и безчисленныхъ опасностей научилъ овецъ, что такія ущелья представляютъ для нихъ наибольшую безопасность; и туда баранъ повелъ свое стадо. Но кусты, густо покрывавшіе всю равнину до самыхъ скалъ, значительно затрудняли движенія овецъ; особенно плохо приходилось послѣдней изъ нихъ, наиболѣе слабой. Споткнувшись объ одинъ изъ многочисленныхъ торчавшихъ изъ земли корней, она еще больше отстала. Въ страхѣ она испустила короткое тревожное блеяніе. Въ ту минуту, когда Крэгъ достигъ входа въ ущелье, волки были уже всего на разстояніи нѣсколькихъ прыжковъ отъ своей добычи. Но гдѣ есть отвѣсныя скалы, тамъ несомнѣнно должны быть и пропасти. Услышавъ призывъ о помощи, Крэгъ мгновенно остановился на узкомъ выступѣ утеса и, повернувшись лицомъ къ приближающемуся врагу, сталъ его ждать. Онъ пропустилъ мимо себя всѣхъ трехъ овецъ, сразу почувствовавшихъ приливъ силъ и бодрости, какъ только онѣ увидѣли передъ собою спасительныя скалы. Волки съ каждой секундой все болѣе приближались; вотъ они уже совсѣмъ близко. Какъ страшно отдается въ скалахъ ихъ торжествующій вой! Не одну овцу они уже пожрали на своемъ вѣку. Предвкушая заранѣе вкусную и богатую добычу, они прямо бросаются въ зіяющую пасть ущелья. Но выступъ скалы, по которому лежитъ ихъ путь такъ узокъ, что имъ приходится итти по одиночкѣ. Прежде всѣхъ бросается передній волкъ; но его острые, уже готовые схватить добычу зубы встрѣчаютъ лишь плотную, крѣпкую массу роговъ, которые даютъ имъ неожиданный отпоръ. За этой массой роговъ таилась такая сила, что волкъ, получивъ ударъ, едва не размозжившій ему головы, отлетѣлъ назадъ прямо на поспѣвшаго въ эту минуту второго хищника, и оба звѣря, не удержавшись на узкомъ краю утеса, полетѣли внизъ, ударяясь на лету объ острые выступы скалъ. Оставались еще остальные. Крэгъ не успѣлъ отскочить назадъ, чтобы разбѣжаться, но одного удара этой могучей головы было достаточно. Острые, выступающіе впередъ концы его роговъ, выручавшіе его изъ опасности еще тогда, когда онъ былъ маленькимъ ягненкомъ, пронзивъ голову, свергли внизъ третьяго, а за нимъ и четвертаго хищника. Послѣ этой побѣды Крэгъ, улучивъ минуту, отскочилъ назадъ и собрался съ силами. Только разсвирѣпѣвшаго до крайней степени волка гибель товарищей могла теперь не остановить отъ нападенія; онъ ринулся на барана. Крэгъ, разгоряченный борьбой и ободренный успѣхомъ ея, выставилъ на встрѣчу разъяренному врагу свое смертельное оружіе; ударъ былъ такъ силенъ, что тѣло волка, отброшенное на стѣну скалы, сплюснулось; поднявъ его да рога, какъ тряпку, баранъ сбросилъ его внизъ и, стоя на краю утеса, слѣдилъ глазами, какъ оно падало, пока не исчезло въ безднѣ.
   Баранъ поднялъ свою великолѣпную голову, широко раздулъ ноздри, какъ боевой конь, и съ минуту посмотрѣлъ впередъ, не покажется ли еще какой ни будь врагъ; видя, что никого больше нѣтъ, онъ повернулся и легкими прыжками пустился догонять свое стадо, которое онъ съ такимъ мужествомъ, съ такой неустрашимостью спасъ отъ гибели.
   Весь дрожа отъ волненія, съ сверкающими глазами, молодой Ли наблюдалъ изъ своей засады только что описанную сцену. Только двадцать пять сажень отдѣляли его отъ мѣста, гдѣ она происходила.
   Двадцать пять сажень -- это былъ такой удобный случай овладѣть давно желанной добычей; это былъ рѣдкій случай. Но Ли былъ въ этотъ день свидѣтелемъ подвига, который взволновалъ его до глубины души. У него не было больше желанія уничтожить это удивительное животное; сидя съ блестящими глазами въ своей засадѣ, онъ повторялъ съ восторгомъ:
   -- О, славный, доблестный воинъ! Мнѣ теперь все равно, что ты убилъ моихъ собакъ. Ты сдѣлалъ это геройски. Я никогда не стану тебѣ вредить. Что касается меня, то ты отнынѣ можешь быть спокоенъ!
   Но баранъ не зналъ, какія мысли пробѣгали въ головѣ Ли; а Скотти -- Скотти не понималъ ихъ.
   

XVI.

   Былъ нѣкогда жалкій человѣкъ, который, не имѣя возможности прославиться инымъ способомъ, задумалъ увѣковѣчить свое имя, уничтоживъ самое прекрасное зданіе на землѣ. Подобное же стремленіе руководитъ и человѣкомъ, страстно предавшимся охотѣ. Чѣмъ благороднѣе существо, которое онъ уничтожаетъ, тѣмъ значительнѣе кажется ему его подвигъ, тѣмъ больше онъ испытываетъ удовольствія, тѣмъ больше признаетъ за собою правъ на славу.
   Въ теченіе послѣдующихъ лѣтъ не одному охотнику случалось видѣть въ горахъ огромнаго барана и издали бросать жадные взоры на его безподобные рога. Слава Крэга распространилась далеко, проникнувъ даже въ города. Торговцы рѣдкостями назначали баснословныя цѣны за голову, которую украшали эти удивительные рога; многіе сами отправлялись въ горы попытать счастья, но всѣ ихъ попытки оставались безуспѣшными. Въ концѣ концовъ Скотти, всегда нуждавшійся въ деньгахъ, рѣшилъ во что бы то ни стало заработать крупную сумму и съ помощью одного товарища пустился на поиски барана. Дѣйствительно, имъ удалось увидать издали Крэга съ его маленькимъ стадомъ. Но затѣмъ онъ опять исчезъ безслѣдно Безуспѣшно пробродивъ въ горахъ три дня, товарищъ Скотти рѣшилъ, что легче заработать деньги инымъ путемъ, и возвратился домой.
   Но въ сѣрыхъ глазахъ Скотти выражалось врожденное упорство и настойчивость, не отступающія отъ разъ намѣченной цѣли. Онъ вернулся со своимъ товарищемъ въ хижину, но только для того, чтобы приготовиться къ долгому и упорному преслѣдованію. Ружье, одѣяло, трубка съ огнивомъ, табакъ, котелокъ, небольшой запасъ сушеной дичи и три или четыре фунта шоколада -- это было все, что ему надо было взять съ собою. На слѣдующій день онъ одинъ отправился снова къ тому мѣсту, гдѣ виднѣлись глубоко въ снѣгу слѣды барана, и сталъ внимательно изучать ихъ направленіе. Слѣды эти поворачивали то въ одну, то въ другую сторону, по временамъ совершенно скрываясь подъ слѣдами овецъ, но внимательный глазъ Скотти узнавалъ ихъ по величинѣ. Разъ или два Скотти набрелъ на мѣста, гдѣ стадо очевидно располагалось отдыхать; но сколько онъ ни осматривалъ окрестности въ подзорную трубу, никого не было видно. На ночь, боясь потерять слѣдъ, онъ расположился въ одномъ изъ такихъ мѣстъ, гдѣ проходило стадо, и на слѣдующее утро снова принялся за поиски. Пробродивъ нѣсколько часовъ, онъ добрался до мѣста, гдѣ баранъ очевидно останавливался, издали наблюдая за охотникомъ; слѣдовательно, онъ зналъ, что Скотти гнался за нимъ. Отсюда слѣды стада тянулись по одной прямой линіи; по всей вѣроятности, стадо ушло на болѣе отдаленныя пастбища.
   Скотти настойчиво и терпѣливо продолжалъ подвигаться по слѣду. Такъ прошелъ весь день; на ночь онъ примостился въ углубленіи скалы, точно звѣрь въ берлогѣ; и только дымъ костра и трубка, торчавшая у него изо рта, говорили о томъ, что здѣсь притаился не звѣрь, а человѣкъ. На утро онъ снова пустился въ путь. Разъ или два на далекомъ разстояніи онъ видѣлъ стадо овецъ, неуклонно идущихъ по направленію къ югу. Прошелъ еще одинъ день. Овцы достигли оконечности хребта Якъ-инъ-и-Какъ, находящейся къ сѣверу отъ озера Уайтфимъ.
   Къ югу отъ нихъ тянулась обширная равнина, къ востоку находилась гористая мѣстность, простиравшаяся до рѣки Плоскоголовыхъ, а къ сѣверу -- ихъ смертельный врагъ, съ рѣдкимъ терпѣніемъ подстерегающій свою добычу. Овцы казались теперь нѣсколько встревоженными и въ ту минуту, какъ Крэгъ собирался повернуть на востокъ, раздалось рѣзкое "пафъ!", что-то острое задѣло одинъ изъ его роговъ и обожгло шерсть у него на плечѣ.
   Прикосновеніе ружейной пули къ рогу барана производитъ болѣе или менѣе ошеломляющее дѣйствіе. Крэгъ, въ первую минуту точно оглушенный происшедшимъ, подалъ сигналъ, означающій на нашемъ языкѣ: "спасайся, кто можетъ"; и стадо мгновенно разсѣялось. Однѣ изъ овецъ побѣжали въ одну сторону, другія въ другую, оставаясь болѣе или менѣе на виду.
   Но Скотти не обращалъ на нихъ никакого вниманія; мысли его были всецѣло поглощены Крэгомъ, и когда баранъ сталъ спускаться съ холма, направляясь на востокъ, Скотти, вздыхая и бормоча проклятія, отправился за нимъ.
   Рѣка Плоскоголовыхъ находилась на разстояніи всего нѣсколькихъ миль. Баранъ перешелъ по льду; держась все время наиболѣе гористыхъ мѣстъ и поворачиваясь, какъ только вѣтеръ мѣнялъ направленіе, онъ весь день безостановочно шелъ къ сѣверовостоку; Скотти слѣдовалъ за нимъ. Такъ прошло еще нѣсколько дней. На пятый день они проходили въ окрестностяхъ озера Терри. Скотти хорошо зналъ эту мѣстность. Баранъ шелъ на востокъ; но впереди была непроходимая чаща: дойдя до нея, онъ долженъ будетъ повернуть; оттуда есть только одинъ выходъ. Скотти повернулъ на сѣверъ и пробрался къ тому проходу, черезъ который баранъ долженъ былъ пройти; тамъ онъ сталъ ждать.
   Съ часъ или больше уже дулъ Чинукъ, Западный вѣтеръ, приносящій влагу, снѣжный вѣтеръ горъ. Какъ только онъ подулъ, крупныя хлопья снѣга стали падать съ неба. Не прошло и получаса, какъ разыгралась снѣжная метель. На разстояніи десяти сажень ничего не было видно. Но метель не долго продолжалась; черезъ нѣсколько минуть снѣжный вихрь прекратился, а черезъ два часа небо было снова совершенно ясно. Скотти подождалъ еще часъ, но, не видя никого, вышелъ изъ своей засады и снова принялся искать слѣдовъ барана. Не долго ему пришлось искать -- они были здѣсь, близко, полузаметенные выпавшимъ снѣгомъ, но ясно видные въ одномъ мѣстѣ, подъ выступомъ скалы. Баранъ прошелъ мимо него незамѣченнымъ, онъ еще разъ улизнулъ изъ подъ его рукъ, подъ покровомъ снѣжной бури.
   О, спасительный Чинукъ! благодатный Западный вѣтеръ! ты приносишь весенніе ливни и зимніе снѣга; ты вызываешь ростъ травы, покрывающей своей зеленью эти огромныя скалистыя плоскогорья; ты приносишь питаніе этой травѣ и всѣмъ живымъ тварямъ, въ свою очередь питающимся ею; ты способствуешь образованію самыхъ этихъ плоскогорій и всего, что живетъ на нихъ; что же ты такое -- простое ли дуновеніе воздуха, или, какъ учили греки и индусы, нѣчто большее, высшее, живое, мыслящее и творящее существо, любящее и охраняющее свои творенія? Для чего ты явился въ этотъ день и накинулъ пелену на глаза человѣка-звѣря, какъ не для того, чтобы скрыть отъ него и уберечь одно изъ твоихъ великолѣпныхъ созданій!
   И была ли это простая случайность, что ты и теперь снова всталъ между этими двумя существами, какъ много лѣтъ тому назадъ, въ тотъ день, когда баранъ впервые увидалъ свѣтъ Божій?
   

XVII.

   Теперь Скотти рѣшилъ, что баранъ несомнѣнно преслѣдуетъ опредѣленную цѣль, держась такъ упорно восточнаго направленія, и что цѣль эта заключается, по всей вѣроятности, въ томъ, чтобы добраться до холмовъ, окружающихъ озеро Кинтла, которые онъ хорошо зналъ и гдѣ его не разъ видѣли. Онъ можетъ еще цѣлый день итти на западъ, покуда дуетъ западный вѣтеръ, но если ночью вѣтеръ измѣнитъ направленіе, баранъ несомнѣнно повернетъ опять на востокъ. Поэтому Скотти оставилъ свое намѣреніе итти за бараномъ по слѣду и отправился прямымъ путемъ къ озеру. Ночью вѣтеръ, дѣйствительно, перемѣнился. На слѣдующій день, обозрѣвая огромное пространство, лежавшее между нимъ и озеромъ, Скотти замѣтилъ вдали какую то движущуюся точку. Первымъ его движеніемъ было проворно скрыться, чтобы не быть замѣченнымъ; потомъ онъ пустился бѣжать, чтобы перерѣзать путь своей добычѣ. Когда онъ добѣжалъ до намѣченнаго мѣста и осторожно выглянулъ изъ за скалы, онъ увидалъ на вершинѣ противоположной горы, на разстояніи двухсотъ сажень съ лишнимъ, великолѣпнаго барана. Они стояли на виду другъ у друга.
   Съ минуту Скотти молча созерцалъ прекрасное животное. Затѣмъ онъ проговорилъ про себя:
   -- Ладно, старина Крэкъ, любуйся-ка пока моей винтовкой. Я, какъ смерть, буду ходить за тобой по пятамъ, и ты отъ меня не уйдешь. Чего бы мнѣ это ни стоило, но эти рога будутъ моими. Дай-ка я попытаю счастья сейчасъ.
   Онъ поднялъ винтовку и выстрѣлилъ. Но разстояніе было слишкомъ велико. Баранъ, застывшій, казалось, на мѣлѣ, проворно отскочилъ въ сторону, какъ только показался дымъ. Пуля взрыла снѣгъ недалеко отъ того мѣста, гдѣ Крэгъ стоялъ раньше.
   Баранъ повернулся и побѣжалъ по направленію къ востоку, вдоль южнаго возвышеннаго берега озера, Скотти, отставъ отъ него теперь на большое разстояніе, послѣдовалъ за нимъ, съ прежней настойчивостью и терпѣніемъ отыскивая его слѣды въ снѣгу. Отличаясь неутомимой силой, этотъ человѣкъ обладалъ еще значительной грубостью сердца, безчувственностью, настойчивостью и непреклонностью -- тѣмъ упрямствомъ, которое не отступаетъ отъ своего первоначальнаго намѣренія даже тогда, когда чувство, здравый смыслъ и честь говорятъ противъ него; которое ослѣпляетъ человѣка до такой степени, что онъ не видитъ собственной гибели; которое побуждаетъ его не сдаваться и послѣ пораженія и тратитъ послѣдній остатокъ силъ на безплодное и безполезное сопротивленіе побѣдителю, даже если онъ знаетъ, что отвѣтомъ ему будетъ лишь вѣрная смерть.
   Цѣлый день продолжалось это странствованіе, прерванное лишь наступившей ночью; но на слѣдующій день съ утра началось опять то же. Иногда слѣды преслѣдуемаго животнаго были ясно видны, иногда же свѣже выпавшій снѣгъ заметалъ ихъ. Но день за днемъ охотникъ и баранъ шли все впередъ. Отъ времени до времени Скотти случалось увидать добычу, которую онъ преслѣдовалъ съ такимъ упорствомъ, но всякій разъ большое разстояніе отдѣляло его отъ нея. Баранъ, очевидно, понялъ, что дальше полумили пуля не догонитъ его, и не подпускалъ къ себѣ человѣка ближе, всегда сохраняя между собою и имъ это разстояніе. Черезъ нѣкоторое время онъ даже, казалось, сталъ предпочитать не удаляться отъ него дальше, потому что такъ онъ, по крайней мѣрѣ, точно зналъ, гдѣ находится его врагъ. Разъ Скотти удалось подойти къ Крэгу на разстояніе выстрѣла, но ненавистный западный вѣтеръ и на этотъ разъ спасъ барана отъ вѣрной гибели. Это было еще въ теченіе перваго мѣсяца этого страшнаго, упорнаго преслѣдованія. Съ тѣхъ поръ баранъ всегда оставался на виду у охотника.
   Но отчего онъ не убѣгалъ далеко отъ своего преслѣдователя, отчего не спасался отъ него быстротой своихъ ногъ? Потому что онъ нуждался въ пищѣ. Человѣкъ имѣлъ при себѣ запасъ сушеной дичи и шоколаду, котораго могло ему хватить на много дней; а если бы этотъ запасъ истощился, онъ могъ застрѣлить зайца или тетерева и наскоро зажарить ихъ; этого было бы достаточно для него на цѣлый день. Барану же требовалось нѣсколько часовъ, чтобы отыскать подъ снѣгомъ скудную траву. Долгое преслѣдованіе отозвалось на немъ. Глаза его сверкали попрежнему, его стройныя, мускулистыя ноги обладали прежней увѣренностью и быстротой; но желудокъ его сжимался отъ голода; голодъ, мучительный, разслабляющій голодъ явился союзникомъ его врага.
   Долгихъ пять недѣль продолжалась уже эта травля Гэндеръ-Пикскаго барана, пользовавшагося короткой передышкой только тогда, когда съ запада дулъ вѣтеръ и приносилъ снѣжную бурю.
   Затѣмъ настали двѣ недѣли, въ теченіе которыхъ они ежедневно видѣли другъ друга. По утрамъ Скотти, вылѣзая, точно хищный волкъ, изъ своей холодной берлоги, говорилъ:-- ну-ка, Крэгъ, выходи, пора намъ двинуться! А баранъ, стоя на отдаленной вершинѣ, подозрительно топалъ ногами, затѣмъ, поведя носомъ по вѣтру, пускался въ путь, то скоро, то медленно, но всегда сохраняя между собою и своимъ мучителемъ разстояніе не менѣе полумили. Когда Скотти садился отдыхать, Крэгъ принимался щипать траву. Если Скотти вдругъ исчезалъ, баранъ приходилъ въ тревожное состояніе и сейчасъ же отыскивалъ себѣ такое мѣсто, гдѣ человѣку было совершенно невозможно приблизиться къ нему незамѣченнымъ. Если Скотти нѣкоторое время оставался въ неподвижномъ положеніи, баранъ напряженно наблюдалъ за, нимъ, сохраняя такую же неподвижность. Такъ протянулось десять недѣль, не принеся никакой перемѣны. Странное чувство возникло между этими двумя существами. Баранъ такъ привыкъ чувствовать за собою погоню, что сталъ смотрѣть на нее, какъ на неизбѣжное, почти необходимое зло. Однажды утромъ, когда Скотти, вставъ, сталъ искать барана въ обычномъ направленіи, онъ вдругъ услыхалъ далеко позади себя протяжное фырканье; обернувшись, онъ увидалъ Крэга, съ видимымъ нетерпѣніемъ ждавшаго его. Вѣтеръ за ночь измѣнилъ направленіе, а вмѣстѣ съ нимъ и Крэгъ повернулъ въ другую сторону. Въ другой разъ Скотти пришлось потратить цѣлыхъ два часа, для того чтобы перебраться черезъ бурный потокъ, черезъ который перескочилъ Крэгъ. Достигнувъ, наконецъ, противоположнаго берега, онъ услыхалъ то-же знакомое фырканье; оглядѣвшись кругомъ, онъ увидалъ, что баранъ, встревоженный его долгимъ отсутствіемъ, вернулся посмотрѣть, что его задержало.
   О, Крэгъ! о Гэндеръ-Пикскій баранъ! Отчего ты не стараешься отдѣлаться, отъ такого неумолимаго врага? Зачѣмъ играть со смертью? Неужели всѣ предостереженія благодатнаго вѣтра пропадутъ даромъ? Помни о нихъ, помни о нихъ, постарайся воспользоваться ими; но не теряй времени. Помни, что снѣгъ, спасшій тебя уже нѣсколько разъ, можетъ и измѣнить.
   

XVIII.

   Въ теченіе зимы они такимъ образомъ перерѣзали всѣ горы славнаго хребта. День за днемъ повторялось все то-же, картина не мѣнялась -- все тѣ-же два темныхъ движущихся пятна на обширномъ снѣжномъ фонѣ. По временамъ ихъ путь пересѣкали группы овецъ, и людей. Разъ они встрѣтили партію рудокоповъ, прослышавшихъ о Скотти и объ его охотѣ за бараномъ., Градъ насмѣшекъ посыпался на Скотти; но онъ ничего не отвѣтилъ имъ и, не обращая на нихъ вниманія пошелъ далыве. Не разъ баранъ пытался скрыть роковые слѣды своихъ ногъ въ слѣдахъ проходившихъ стадъ. Но Скотти не легко было провести: желаніе завладѣть бараномъ стало цѣлью его жизни и онъ преодолѣвалъ всѣ встрѣчавшіяся ему затрудненія. Теперь перерывы въ погонѣ за добычей наступали гораздо рѣже: снѣжныя бури, повидимому, совсѣмъ прекратились, западный вѣтеръ пересталъ дуть и вся природа, казалось, способствовала Скотти въ его жестокомъ намѣреніи.
   Человѣкъ и животное продолжали двигаться; все впередъ да впередъ; все дальше и дальше; и все тоже разстояніе въ полъ-мили между ними. Но на обоихъ Время и Смерть, казалось, уже наложили свою руку. Оба съ каждымъ днемъ становились все худѣе и худѣе. Волосы человѣка посѣдѣли съ тѣхъ поръ, какъ онъ затѣялъ эту безумную травлю, -- и голова и шея барана приняли сѣрый цвѣтъ; только его янтарные глаза и великолѣпные загнутые рога оставались тѣ-же и столько-же гордости выражалось въ нихъ, какъ въ тотъ день, когда началось ужасное преслѣдованіе.
   Каждое утро человѣкъ, полузастывъ отъ холода, одеревенѣвъ отъ неудобнаго положенія, подымался со своего жесткаго, холоднаго ложа и все съ тѣмъ-же упорствомъ гончей собаки пытался незамѣтно приблизиться къ барану на разстояніе выстрѣла. Но Крэгъ былъ всегда настороясъ; при первомъ-же движеніи человѣка онъ вскакивалъ, и снова начиналось безпокойное странствованіе, во время котораго человѣкъ и животное не переставали слѣдить другъ за другомъ. Такъ въ концѣ третьяго мѣсяца они снова вернулись къ Гэндеръ-Пикскому хребту -- впереди баранъ, на нѣкоторомъ разстояніи отъ него по его слѣдамъ -- его непреклонный: мучитель. Здѣсь, на родинѣ Крэга, они остановились для отдыха -- баранъ на одной вершинѣ, Скотти на другой, на разстояніи трехъ сотъ сажень. Долгихъ двѣнадцать недѣль баранъ водилъ его по снѣгамъ, десять длинныхъ горныхъ хребтовъ было пройдено за это время -- пятьсотъ миль по гористой мѣстности.
   Теперь они очутились снова на томъ мѣстѣ, откуда началось ихъ странствованіе, но въ этотъ короткій промежутокъ времени жизнь каждаго изъ нихъ укоротилась на половину. Скотти усѣлся и закурилъ трубку. Баранъ сталъ торопливо щипать траву. Онъ не двинется съ этой вершины, покуда человѣкъ будетъ сидѣть на своемъ мѣстѣ, у него на виду. Скотти хорошо зналъ это; тысячу разъ онъ имѣлъ случай убѣдиться въ этомъ. Покуда онъ сидѣлъ и курилъ, злой духъ вселился въ него и внушилъ ему адскій замыселъ. Онъ докурилъ свою трубку, спряталъ ее и принялся обламывать вѣтви съ стоявшей около него низкорослой березы; выбравъ нѣсколько толстыхъ вѣтвей, онъ сталъ собирать камни. Огромный баранъ слѣдилъ за нимъ издали. Человѣкъ подвинулся, къ краю вершины и при помощи вѣтвей, камней и кой-чего изъ платья, снятаго съ себя, сдѣлалъ человѣческое чучело. Затѣмъ, старательно прячась за него, онъ ползкомъ добрался до противоположнаго края вершины и скрылся. Цѣлый часъ онъ ползъ и карабкался, пока не добрался до горы, на которой попрежнему щипалъ траву баранъ.
   Вотъ онъ стоитъ, большой и величавый, какъ быкъ, граціозный, какъ лань, съ рогами, подымающимися надъ его лбомъ, точно громовая туча надъ вершиной горы. Онъ напряженно смотритъ на чучело, видимо удивляясь,отчего его преслѣдователь уже столько времени не двигается съ мѣста. Скотти теперь отдѣляло отъ него разстояніе не больше полутораста сажень. Позади барана было нѣсколько небольшихъ утесовъ, за которыми легко можно было укрыться, но дальше за ними тянулась ровная снѣжная поверхность.
   Скотти легъ на землю и сталъ валяться въ снѣгу, покуда спина его не побѣлѣла, послѣ чего онъ продолжалъ ползти, не сводя глазъ съ огромной головы барана. Онъ приблизился еще на сто саженъ. Крэгъ все стоялъ на томъ-же мѣстѣ, устремивъ глаза на чучело и отъ времени до времени нетерпѣливо топая ногой. Одинъ разъ онъ быстро оглянулся назадъ и навѣрное замѣтилъ бы крадущуюся по снѣгу фигуру, если бы его собственный рогъ, его большой, широкій правый рогъ не заслонилъ отъ него врага. Послѣдняя возможность спасенія была потеряна. Злодѣй между тѣмъ подходилъ все ближе и ближе. Достигнувъ благополучно отдѣлявшихъ его отъ Крэга утесовъ, онъ остановился. Теперь между нимъ и желанной добычей было не болѣе двадцати пяти сажень. Въ первый разъ въ жизни онъ видѣлъ знаменитаго барана такъ близко. Онъ видѣлъ это большое, гибкое туловище съ красиво изогнутой шеей, въ которомъ все еще чувствовалась сила, хотя голодъ уже наложилъ на него свою печать; онъ видѣлъ паръ отъ дыханія, выходившій изъ ноздрей великолѣпнаго животнаго; одинъ разъ на него даже сверкнули удивительные, полные жизни, блестящіе янтарные глаза барана. Онъ тихонько поднялъ ружье.
   О, благодатный Западный вѣтеръ, дуй-же, дуй! Не дай свершиться ужасному злодѣйству! Гдѣ-же ты, гдѣ? Или ты не властенъ помѣшать этому? А между тѣмъ такъ мало нужно, чтобы спасти его: на каждой вершинѣ тысячи и тысячи неподвижныхъ снѣжныхъ хлопьевъ ждутъ одного твоего дуновенія, чтобы подняться и закружиться вихремъ. Неужели-же благороднѣйшее изъ существъ, населяющихъ эти горы, должно погибнуть для того, чтобы удовлетворить самой низкой страсти человѣка? Неужели оно обречено на гибель только потому, что одинъ разъ поддалось обману?
   Но никогда воздухъ не былъ спокойнѣе, чѣмъ въ этотъ день. Иногда горныя сороки предупреждаютъ своихъ друзей объ опасности, но на этотъ разъ ни одной птицы не видно было на обширномъ горизонтѣ; и только Гэндеръ-Пикскій баранъ стоялъ, какъ заколдованный, наблюдая сквозь разстояніе за своимъ неподвижнымъ непріятелемъ.
   Глазъ, не знавшій промаха, направилъ винтовку, никогда не дававшую осѣчки; но рука спокойно и увѣренно лишавшая жизни десятки лживыхъ существъ, теперь дрогнула, словно отъ страха.
   Не была-ли эта борьба противоположныхъ чувствъ? Да.
   Но черезъ минуту рука охотника уже сжимала ружье попрежнему твердо и увѣренно; лицо его было спокойно и жестко. Раздался выстрѣлъ, и Скотти... упалъ лицемъ на землю, столь знакомое ему "крахъ"! прозвучало въ его ушахъ, какъ никогда раньше. До него донесся отдаленный шумъ катящихся камней и затѣмъ долгое, протяжное фырканье. Но онъ продолжалъ лежать неподвижно, боясь открыть глаза. Прошло двѣ минуты, все было тихо, кругомъ. Человѣкъ робко поднялъ голову. Онъ ушелъ? или?...
   Тамъ, на снѣгу, виднѣлось большое, темно-сѣрое пятно, и на одномъ концѣ его, извиваясь, словно двуглавая гидра, выдѣлялись рога, эти удивительные рога, служившіе памятникомъ геройской жизни геройскаго существа, живой лѣтописью цѣлыхъ пятнадцати лѣтъ. Вотъ оконечности ихъ, теперь уже нѣсколько стершійся, но нѣкогда рѣшившія его побѣду въ его первомъ столкновеніи. Вотъ годы быстраго роста и усиленнаго развитія; здѣсь каждое кольцо по длинѣ соотвѣтствуетъ быстротѣ развитія. Далѣе тяжелый годъ болѣзни; а вотъ и рубцы на кольцѣ пятаго года жизни -- память о первыхъ шагахъ самостоятельной жизни. Далѣе концы роговъ загибаются и на нихъ, невидимо для нашего глаза, была начертана судьба не одного волка, покушавшагося на его жизнь. И все дальше кольца роговъ продолжаютъ разсказывать о доблестной жизни, самая красота которой послужила причиной ея внезапнаго и преждевременнаго конца.
   Скотти подошелъ ближе и въ угрюмомъ молчаніи сталъ смотрѣть -- не на драгоцѣнные, такъ страстно желанные рога, а на спокойные янтарные глаза, и послѣ смерти еще не утратившіе своей ясности и блеска. Какое-то холодное окаменѣніе нашло на него. Онъ самъ себя не понималъ. Онъ не зналъ, что это было лишь дѣйствіе внезапнаго конца, наступившаго сразу послѣ безконечно долгаго ожиданія, на которое онъ самъ себя осудилъ. Онъ усѣлся на разстояніи десяти сажень, повернувшись спиной къ мертвому. Онъ набилъ ротъ табакомъ, но сейчасъ же выплюнулъ его: во рту у него было сухо. Онъ не могъ разобраться въ своихъ чувствахъ. Слова играли незначительную роль въ его жизни, и его губы раскрывались только для того, чтобы извергать потоки ужасныхъ проклятій и ругательствъ -- единственное проявленіе его чувствъ.
   Послѣ долгаго молчанія онъ проговорилъ:
   -- Я вернулъ бы ему ее, если бы могъ.
   Онъ посмотрѣлъ вдаль. Взглядъ его упалъ на чучело, стоявшее на противоположной вершинѣ и одѣтое въ его платье. Тутъ онъ почувствовалъ, что ему холодно, и отправился за своей одеждой. Вернувшись, онъ развелъ огонь, содралъ шкуру съ шеи барана и запустилъ въ нее ножъ. Это было для него привычнымъ дѣломъ, которое онъ и совершилъ машинально, отрѣзавъ себѣ лишь столько мяса, сколько ему было нужно, чтобы утолить голодъ. Затѣмъ, взваливъ свою добычу на плечи, которыя согнулись подъ ея тяжестью -- хотя три мѣсяца тому назадъ онъ едва чувствовалъ бы эту тяжесть -- онъ, послѣ долгаго странствованія, постарѣвшій, похудѣвшій и посѣдѣвшій, едва передвигая ноги, направился домой, къ своей хижинѣ, которую онъ покинулъ двѣнадцать недѣль тому назадъ.
   

XIX.

   -- Нѣтъ! за деньги ихъ не купишь!-- и Скотти угрюмо отвернулся отъ набивателя чучелъ, показывая этимъ, что онъ желаетъ прекратить переговоры. Подождавъ еще нѣсколько минутъ, онъ пустился обратно въ горы къ своему уединенному жилищу. Онъ снялъ чехолъ и повѣсилъ голову такъ, чтобы свѣтъ падалъ на нее. Да, дѣло было сдѣлано хорошо: рога остались нетронутыми; чудные, золотистые глаза были на своемъ мѣстѣ, и когда на нихъ падалъ лучъ свѣта, придавая имъ живое выраженіе, въ сердцѣ горнаго охотника шевелилось что-то, напоминавшее тѣ чувства, которыя онъ испыталъ въ тотъ памятный день на вершинѣ горы. Онъ снова закрылъ голову.
   Люди, близко знавшіе его, увѣряли, что онъ всегда держитъ ее закрытой и никогда не говоритъ о ней. Но одинъ человѣкъ сказалъ; "я видѣлъ разъ, какъ онъ ее открылъ и посмотрѣлъ на нее страннымъ, ласковымъ взглядомъ".-- Единственное замѣчаніе, которое онъ сдѣлалъ разъ относительно ея, было: "Это мои рога и я съ ними не разстанусь; но они погубятъ меня".
   Прошло четыре года. Скотти, извѣстный теперь подъ именемъ старика Скотти, никогда больше не выходилъ на охоту съ тѣхъ поръ какъ убилъ барана. Продолжительная, безумная травля совершенно подорвала его силы. Онъ жилъ въ полномъ одиночествѣ, и люди говорили, что у него въ головѣ не ладно.
   Однажды, поздней зимою, одинъ изъ старыхъ товарищей Скотти остановился у его хижины. Нѣсколько часовъ продолжался ихъ разговоръ, суть котораго заключалась въ слѣдующемъ:
   -- Я слышалъ, что ты убилъ Гэндеръ-Пикскаго барана?
   Скотти кивнулъ головой.
   -- Покажи мнѣ его, Скотти.
   -- Посмотри самъ,-- и старикъ кивнулъ головой въ сторону завѣшаннаго предмета на стѣнѣ. Гость снялъ чехолъ и разразился цѣлымъ градомъ возгласовъ восхищенія. Скотти слушалъ молча; только взглядъ его повернулся въ сторону висѣвшей на стѣнѣ головы. Пламя очага, отражаясь въ стеклянныхъ глазахъ, придавало имъ возбужденный и гнѣвный блескъ.
   -- Закрой его, когда кончишь,--проговорилъ Скотти и, отвернувшись, продолжалъ курить свою трубку.
   -- Скажи-ка, Скотти, отчего ты его не продаешь, если онъ тебѣ такъ непріятель? Дѣло въ томъ, что Нью-Іоркскій торговецъ велѣлъ мнѣ передать тебѣ, что онъ далъ бы...
   -- Къ чорту Нью-Іоркскаго торговца! Я никогда его не продамъ -- я никогда съ нимъ не разстанусь. Я не отставалъ отъ него, покуда онъ не сталъ моимъ, и онъ не оставитъ меня, пока не разсчитается со мною. Онъ сталъ моимъ палачемъ за эти четыре года. Онъ извелъ меня тогда, во время нашего трехмѣсячнаго странствованія. Онъ сдѣлалъ изъ меня старика. Онъ едва не свелъ меня съ ума. Онъ и теперь высасываетъ изъ меня всѣ соки и все еще не покончилъ своихъ счетовъ со мною. Здѣсь, около меня, не одна только его голова, здѣсь гораздо больше. Я говорю тебѣ, когда западный вѣтеръ подуетъ съ горъ, я слышу звуки, которые происходятъ не отъ вѣтра. Я слышу тотъ же самый звукъ, какъ тогда, когда я лежалъ лицомъ къ землѣ, и изъ его ноздрей вырвалось послѣднее его дыханіе... И я снова подхожу къ нему... и смотрю на него...
   Западный вѣтеръ дико ревѣлъ въ этотъ вечеръ, со свистомъ и воемъ носясь вокругъ хижины Скотти. Въ другое время гость, можетъ быть, не обратилъ бы на него вниманія; но теперь разъ или два сквозь ревъ бури ему почудилось ясное протяжное фырканье, отъ котораго задрожала дверь хижины и заколебалось покрывало на головѣ барана. Скотти посмотрѣлъ на своего друга дикимъ, испуганнымъ взглядомъ: лицо гостя было блѣдно, какъ смерть.
   Съ утра пошелъ крупный снѣгъ, но, несмотря на это, гость Скотти пустился въ обратный путь. Весь день буря завывала и снѣгъ падалъ все гуще и гуще. Все выше и выше онъ засыпалъ землю. Онъ закруглилъ всѣ острыя верхушки горъ и сравнялъ овраги и углубленія почвы; мягкимъ, по тяжелымъ и плотнымъ покрываломъ онъ неслышно ложился на землю -- чѣмъ дальше, тѣмъ тяжелѣе, плотнѣе и гуще. Съ наступленіемъ ночи вѣтеръ еще усилился. Онъ перескакивалъ съ вершины на вершину, какъ живое существо -- не простое дуновеніе воздуха, а, какъ учили греки и индусы, живое творящее существо, любящее и сохраняющее свои творенія. Словно могучее божество или разгнѣванный ангелъ, онъ надвигался съ странной вѣстью отъ далекаго западнаго моря -- вѣстью о войнѣ. Онъ пѣлъ дикую, торжествующую боевую пѣснь. И послушные этому воинственному кличу, ожили горы и ущелья. Казалось, тысячи незримыхъ силъ зашевелились среди нихъ. Тамъ однимъ порывомъ воздвигаются новые холмы; здѣсь появляются и исчезаютъ озера; вѣстники жизни и смерти носятся съ мѣста на мѣсто. Съ высоты Пэрчеллъ-Пика спускается снѣжная лавина, образуя по склонамъ горъ глубокія трещины и обнажая золотыя жилы; другая, гонимая западнымъ вѣтромъ, стремительно несется прямо въ горный потокъ, отводя его взволнованныя волны и погоняя ихъ въ другую, безводную страну вѣстникомъ милосердія и жизни. Но вотъ съ вершины Гэндеръ-Пика огромное бѣлое чудовище бѣшенымъ вихремъ устремляется внизъ -- грозный вѣстникъ мести и разрушенія. Все быстрѣе и быстрѣе спускается оно съ воемъ и ревомъ, прерываемымъ по временамъ громкимъ, протяжнымъ фырканьемъ; скользя по утесамъ и скатамъ, оно однимъ дуновеніемъ сметаетъ цѣлый лѣсъ, преградившій ему путь, и катится дальше, прыгая со скалы на скалу, переносясь черезъ пропасти и стремнины. Все ниже и ниже, все бѣшеннѣе и стремительнѣе, оно несется впередъ и, вдругъ, съ грохотомъ и трескомъ обрушивается на маленькую, одиноко стоящую на его пути хижину. Одинъ мигъ -- и хижина Скотти разрушена со всѣмъ, что въ ней находилось. Горный охотникъ вѣрно предчувствовалъ свой конецъ. Западный вѣтеръ, покровитель барана, явился съ далекаго западнаго моря, чтобы отмстить за него -- онъ долго медлилъ, но все-таки явился.

-----

   На обширномъ, скалистомъ плоскогоріи зарождается весна. Все чаще и чаще появляются ея вѣстники на склонахъ горъ и въ ущельяхъ, появляются и на низменной равнинѣ Тобэкко-Крикъ. Съ запада плывутъ тучи и разражаются весенними дождями, которые медленно, но упорно смываютъ огромный снѣжный покровъ. Изъ подъ снѣга постепенно показывается разрушенная хижина горнаго охотника; и въ самой серединѣ ея среди, обломковъ, на полуразрушенной стѣнѣ виднѣется нетронутая, уцѣлѣвшая голова Гэндеръ-Пикскаго барана. Его янтарные глаза блестятъ, какъ нѣкогда, осѣняемые огромными великолѣпными рогами. А внизу на землѣ изъ подъ груды лохмотьевъ выглядываютъ человѣческія кости съ остатками рѣдкихъ, сѣдыхъ волосъ.
   Старый Скотти забытъ, но голова барана хранится и по сей день въ стѣнахъ замка среди королевскихъ сокровищъ; и люди, удивленные рогами, передаютъ другъ другу преданіе о славномъ Гэндеръ-Пикскомъ героѣ, жившемъ на высотахъ Кутнея.

Пер. съ англ. Ад. Острогорской.

"Юный Читатель", NoNo 4, 6, 1906

0x01 graphic

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru