Сен-Виктор Поль
Генрих III

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Поль де Сен-Виктор.
Боги и люди

Книга вторая.
XIV.
Генрих III

0x01 graphic

   В длинном ряде цезарей, великих и низких, славных и позорных, но отмеченных римским типом, венчанных лавром и задрапированных в тогу, появляется вдруг юноша с накрашенным лицом, с подведенными глазами, со лбом, увенчанным тиарой; он одевается то священником, то женщиной, принимает титул императрицы, публично вступает в брак с солдатами и гладиаторами, ездит на колеснице, запряженной обнаженными куртизанками, обожает камень Солнца и на глазах у всех справляет на Капитолии свадьбу Луны с этим истуканом. Это Гелиогабал, мальчик из хора финикийской Астарты, посаженный пьяными преторьянцами на трон Траяна и Марка Аврелия. Генрих III, втиснутый в линию королей Франции, кажется среди них столь же странным. Точно так же, как сирийский цезарь пересадил в Рим безумную роскошь, эротический фетишизм и непристойные нравы Востока, так Генрих III перенес во Францию причудливое ханжество и эксцентрические пороки итальянского декаданса. В нем нет ничего французского, ни одной галльской черты, никакой национальной физиономии. Мать сделала его вполне флорентийцем с примесью чего-то азиатского. Его портрет на фреске Вичентино во дворце Дожей, изображающей его въезд в Венецию по возвращении из Польши, намечает уже целый характер, лицо испитое, коварное, с двусмысленным выражением маски: глаза не смотрят прямо, брови очерчены полукругом; фальшивая улыбка кривит его тонкие губы. Плотно затянутый в свой черный казакин, в маленькой шапочке с загнутыми краями, между дожем и патриархом, он имеет вид венецианского арлекина, торжественно открывающего карнавал Республики.
   И действительно он открыл карнавал в своем новом королевстве. Он уехал еще доблестным и мужественным, а вернулся изнеженным, расслабленным, с разжиженным мозгом и испорченным сердцем. Представьте себе молодого итальянского монаха, ставшего, благодаря какому-то заморскому приключению, султаном или калифом: вот его образ.
   Разврат он смешивал с мистицизмом; чувственные наслаждения приправлял самобичеваниями. Религия его была религией гностика или тамплиера; от нее исходил аромат извращенных фимиамов. Несомненно, что в нее входили и магия, и кощунство. Эротизм в соединении с благочестием всегда рождает чудовищ. Говорили, что он велел нарисовать в одном часослове своих миньонов и любовниц в костюмах святых и дев великомучениц и носил с собою в церковь этот кощунственный молитвенник. После его отъезда из Парижа, лигёры нашли в башне Венсенского замка, в котором он жил, все принадлежности колдовства: кабалистические надписи, магические палочки из орехового дерева, зеркала для вызывания духов, подозрительные сосуды, дубленую детскую кожу, покрытую дьявольскими знаками. Самой скандальной находкой было золотое распятие, поддерживаемое двумя непристойными фигурами сатиров, предназначенное, казалось, для алтаря черной мессы на шабаше.
   Его жизнь была двойной оргией, религиозной и языческой. Одевается ли он в длинный мешок с отверстиями для глаз и бичует себя плетьми монахов самоистязателей, или на манер Нерона бегает по улицам Парижа, оскорбляя женщин и избивая прохожих, это продолжение одного и того же фарса: это пресыщенный развратник, который кидается из одной крайности в другую для того, чтобы оживить свои угасшие чувства и оскудевший мозг. Мемуары того времени на одной и той же странице отмечают эти разнообразные выходки. В одном параграфе король появляется в маске, а в следующем в рясе. "В первый день масленичной недели, -- говорит Летуаль, -- король и брат короля отправились вместе со всеми своими миньонами и фаворитами по улицам Парижа верхом и в масках, переодетые в купцов, священников, адвокатов и во всяких других лиц, скакали, отпустив повода, опрокидывая одних, и избивая других палками и жердями, особливо тех, кто были замаскированы, как и они; потому что король в этот день один желал иметь привилегию ездить по улицам в маске".
   Занавес падает и подымается вновь; перемена спектакля достойна изумления. "В воскресенье 5-го апреля король был в процессии первым и держал зажженную свечу в руке во время выноса даров; он пожертвовал двадцать экю, с большим благоговением присутствовал при мессе и все время перебирал свои четки из мертвых голов, которые он с некоторого времени всегда носит на поясе, выслушал всю проповедь до конца и внешне исполнял все, что подобает истово верующему католику". Эти четки из мертвых голов были для него бичем Тартюфа. Однажды, потрясая их с комическим жестом, он обронил такие слова: "Вот бич моих лигёров".
   Маскарад был и сущностью, и формой этой любопытной личности. Он переряживал одновременно и свое тело, и свою душу, и пол, и мысль. Он делал фальшивой свою улыбку, красил лицо, клятвопреступничал и пародировал свой сан. Все двуличие и вся хитрость флорентийской политики были воплощены и выражены в нем. Из года в год природа его становилась более изнеженной, а характер более ребячливым. Он играл в бильбокэ, он вырезывал миниатюры и плакал как ребенок, когда ножницы портили рисунок. Его прогрессирующий гермафродитизм сказывался в превращениях костюма, который постепенно менял пол. Сперва он начал носить серьги, затем ввел в моду пышные короткие панталоны выше колен, напоминавшие фижмы. Наконец, однажды он появился перед ошеломленным двором, одетый в казакин с круглым вырезом на обнаженной груди, с шеей в расшитых брыжжах, с волосами, перевитыми жемчужными нитями, сося конфеты и играя шелковым кружевным веером. Д'Обинье в своих Tragi ques клеймит этот позорный образ. Кажется, что он держит в руках священный нож, свежевавший сатира, и вскрывает им туалет гермафродита.
   ... И на Крещенье это подозрительное животное без мозгов в голове появилось на балу в таком костюме: его шевелюра, перевитая жемчужными нитями, под шапочкой без полей на итальянский манер, ложилась двумя сводчатыми арками; его выщипанный подбородок, его лицо, вымазанное румянами и белилами, его напудренная голова заставляли думать, что видишь не короля, а накрашенную женщину. Подумайте, какое прекрасное зрелище, и как приятно было видеть государя в казакине из черного атласа, испанского покроя, сквозь прорезы которого виднелись позументы и белые подтяжки, и дабы одежда соответствовала его сану, он щеголял еще белыми шелковыми гофрированными манжетами, полуприкрытыми широкими разрезными рукавами, и сверх них еще рукавами, свисавшими до самой земли. Радуясь новому наряду, он весь день не снимал этого чудовищного костюма, настолько соответствовавшего его любовным вкусам, что каждый в первую минуту не мог решить -- видит ли он короля-женщину, или мужчину-королеву.
   Тогда появляются миньоны. "Король-женщина" окружает себя командой молодых икогланов. Собственная инстинктивная слабость заставляла его искать защиты в сильных. Он избирал своих фаворитов среди самых смелых дуэлистов и самых дерзких наемных убийц, его Ганимеды были сложены, как Ахиллы. Круг сверкающих шпаг окружал этот королевский трон, попавший в женские руки, но господин, принуждая этих мужественных людей носить свой позорный костюм, надевал на них ливрею евнухов. "Эти красивые миньоны, -- говорит Летуаль, -- носили длинные волосы, туго и очень искусно завитые, выбивавшиеся из-под маленьких бархатных шапочек, и брыжжи у рубашек из тонкого накрахмаленного батиста шириною в полфута, так что их головы над брыжжами казались головой Иоанна Крестителя на блюде". Летуаль на каждой странице возвращается к этим непристойным нарядам. По этим подчеркиваниям можно угадать негодование галльского духа, возмущенного восточными безумствами. "В воскресенье 29-го октября король приехал в Оленвилль на перекладных с толпой своих молодых миньонов, одетых в брыжжи и завитых, с поднятыми хохолками, с шапочками на головах, с накрашенными лицами и наглым видом; расчесанные, осыпанные фиолетовой пудрой и надушенные ароматными духами, которые наполняют благовониями улицы, площади и дома, где они бывают". Этот двусмысленный генеральный штаб стоил ему не меньше, чем сераль. Миньоны грабили Францию, обирали казну, вымогали доходы с городов и конфисковывали ренты. Король истратил одиннадцать миллионов на свадьбу Жуаёза. Описание ее и теперь ослепляет. Эта мрачная роскошь кажется еще чрезмернее, чем римские оргии. Семнадцатидневный пир, весь двор одетый в золотые и серебряные ткани, груды жемчуга, дождь драгоценных камней, маскарады, кавалькады, турниры и морские бои... Не знаешь, читаешь Светония или Летуаля. Он же ввел при французском дворе византийский этикет, регламентирующий рабью угодливость. Он первый принял титул Величества, для нас после долгого употребления привычный, но возмущавший свободные умы того времени, точно он перерядился богом.
   Сам Ронсар протестовал против этого муже-женского титула, который французских королей, казалось, облекал в длинные платья византийских императоров.
   "Не удивляйся, Бине, если ты видишь, что наша Франция, когда-то увенчанная тысячами зеленых лавров, с тех пор увядших, служит теперь посмешищем для народов и королей.
   При дворе только и разговору, что о Его Величестве: Оно пришло, Оно ушло. Оно было, Оно будет. Не значит ли это, что королевство обабилось?"
   До тех пор короли Франции жили со своими придворными в известного рода феодальном дружестве: Генрих III заменил его идолопоклонническим церемониалом. "Регламенты, данные королем, сохранить кои он настаивает и желает, чтобы они каждым отныне по отношению к нему соблюдались", опубликованные в 1585 году, открывают собой ритуал монархического лицемерия. Почести, воздаваемые королевской салфетке и рубашке, королевскому бульону и вину, там тщательнейшим образом переименованы, В них можно наблюдать, как государь замыкает себя за баллюстрадами, отстраняет от себя дворян и царедворцев, заставляет их держаться на расстоянии и определяет те орбиты, близкие или отдаленные, но которым они должны двигаться вокруг его обожествленной особы. В известных случаях они должны "отступать, прижимаясь к стене". Некоторые из параграфов этого руководства для рабов имеют историческое значение; между прочим этот: "когда его Величество отправляется в церковь или иное публичное место, он желает и требует быть сопровождаемым всеми князьями, кардиналами, вельможами и дворянами до того времени, пока он не сядет за стол, если только они не могут представить законного извинения для отсутствия". Роковой текст, который обратил французскую аристократию в слуг и парализовал все ее живые силы, приковав ее на два века к скамейкам передних.
   Но все же невозможно видеть без жалости этого издерганного государя, созданного для того, чтобы коснеть в глубине гарема или первоприсутствовать на празднествах маленького итальянского двора семнадцатого века, заблудившегося в этом жестоком и яростном столетии. Кругом него повсюду были одни западни, заговоры и предательства. Он был захвачен между двух огней религиозных войн: с одной стороны, феодальное протестантство, соединившееся вокруг короля Наваррского; с другой, народная чернь Лиги, направляемая Гизами и состоящая у них на жалованьи; еще дальше Филипп II, из глубины Эскуриала приводящий в движение всю эту сеть интриг; рядом с ним герцог Анжуйский, брат-ненавистник, готовый на братоубийство; за ним его мать Екатерина, эта старая пряха козней и западней, зловещая и уже древняя, как Парка, которая тайно из глубины своей кельи путает и распутывает свои таинственные нити. Одинокий среди всех этих партий и заговоров Генрих III имел в своих руках только оружие вероломства; но он был слишком слаб, чтобы владеть им как следует. Напрасно предавал он всех, кого мог, его решительный маккиавелизм вызывал лишь всеобщую ненависть к нему. Презрение создавало вокруг него пропасть, которая расширялась с каждым днем. Одна сатира того времени называет его двор Островом гермафродитов. Это настоящее имя для этой развратной камарильи, вымиравшей от ненависти и страстей. Тем не менее он продолжал свои пародии и оргии, фантазии и ребячества. Его двор распевал и дурачился посреди катастроф той эпохи, как галера Клеопатры во время резни при Акциуме.
   Вот он "объезжает в крытом возке вместе с королевой все улицы и дома Парижа, собирая маленьких дамских собачек, которые к нему и к ней идут с удовольствием; точно так же ездит он по всем женским монастырям за тем же сбором собачек, к великому сожалению тех дам, которым они принадлежат". В его псарне насчитывалось не меньше двух тысяч собак всякой породы. Он отправлялся причащаться и исцелять золотушных, держа под мышкой свою болонку. Дальше мы видим его возращающимся из Нормандии с багажем путешествующей султанши. "14 июля король прибыл в Париж, возвращаясь из Нормандии, откуда он привез большое количество обезьянок, попугаев и маленьких собачек, купленных в Диэппе." Он всегда отличался любовью к редким животным, являющейся признаком людей изнеженных. Вы всегда найдете обезьяну, которая прыгает по ступеням восточного трона. Каждому сералю соответствует зверинец. У Генриха III был свой; но однажды ночью ему приснилось, что его пожирают дикие звери. Его обуял страх и на следующий день он велел перестрелять из аркебузов львов и медведей, откармливавшихся в клетках Лувра. Точно так же поступил бы персидский шах, у которого первым министром был бы астролог.
   И никогда, нужно сказать, король-бездельник не получал более суровых встрясок от более грубых рук. Он защищался женскими жалобами и рабьим вероломством. "Я это знаю, господа, -- говорил он государственным депутатам, запретившим все новые налоги, -- я это знаю, peccavi, я оскорбил Бога, я наложу на себя эпитимию и поставлю двор на менее широкую ногу. Там, где у меня было два каплуна, будет лишь один. Но как вы хотите, чтобы я вернулся к покрою платьев старого времени, как же мне тогда жить?" Когда штаты, не довольствуясь отказом ему в милостыне, оспаривали у него даже право продажи своих имуществ: "Вот, -- говорил он, -- страшная жестокость, они не хотят мне помочь своим имуществом и не дают распоряжаться моим собственным", и он расплакался.
   Парижский народ издевался над его монашескими процессиями. Его собственные пажи передразнивали их, прикрывая себе лица носовыми платками с отверстиями на месте глаз". Король был принужден их высечь в количестве восьмидесяти человек во дворе Лувра. В другой раз школьники бегали по Сен-Жермен- ской ярмарке, наряженные в огромные брыжжи из бумаги, в насмешку над теми, которые он ввел в моду и кричали ему почти в уши: "A la fraize on connoist leveau".
   Сами монахи смеялись над своим коронованным собратом. По отношению к нему они усвоили себе дерзость тех мусульманских дервишей, которые останавливают за узду лошадь султана, выезжающего из мечети и швыряют ему в лицо оскорбления. "Я был осведомлен из достоверных источников, -- восклицал с кафедры монах Понсэ, -- что вчера вечером, т. е. в пятницу, в день их процессии, вертела усердно работали для этих добрых кающихся, и, съевши жирного каплуна, они имели еще на постный ужин телячий хрящик, бывший для них на готове. А, нечестивые лицемеры! Вы издеваетесь над Богом под вашими маскарадными платьями, а для приличия носите бич самоистязания у пояса? Не там бы вам следовало его носить, а на спине и на плечах, и тогда это было бы вам по заслугам. Нет ни одного между вами, который бы не заслужил его вполне". Король отомстил ему как добрый государь: он сослал монаха в Меленское аббатство "не причинив ему никакого зла, ежели не считать того страха, когда по дороге туда его бросили в реку". Впрочем этого Понсэ нелегко было сбить с позиции. Герцог д'Эпернон, посетивший его перед отъездом и упрекнувший в том, что он смешил прихожан во время своих проповедей, получил от него в ответ великолепную отповедь, пригвоздившую его к месту: "Милостивый государь, я желал бы чтобы вы запомнили, что я проповедую только слово Божие и что на мои проповеди приходят люди вовсе не для того, чтобы смеяться, если только они не грешники и не безбожники, а так же, что я никогда в своей жизни не насмешил стольких людей, скольких вы заставили плакать". Другому проповеднику, подвергавшему критике его карнавальные выходки, король послал в подарок 400 экю "чтобы купить на них, -- прибавлял он, -- сахару и меду, дабы помочь вам провести ваш пост и смягчить ваши слишком горькие и едкие слова". Монашеские ссоры, "Contesa di frati!", как сказал Лев X о первых диспутах Лютера.
   От слов скоро перешли к шпагам. Дуэли и убийства разредили ряды его миньонов. Квелюс и Можирон погибли первые в яростной стычке с дворянами дома Гизов. Два месяца спустя Сен-Мегрен при выходе из Лувра был убит двадцатью замаскированными людьми. Король опозорил себя, оплакивая их; он устроил для них похороны постыдной пышности. Так в древности оскопленные жрецы Кибелы под звуки кимвалов справляли траур по юному Атису. Церковь св. Павла, в которой он похоронил их, одного рядом с другим, осталась запятнанной как храм Содома, ее не называли иначе как сералем миньонов.
   Все кажется низким и шутовским в этой презренной истории. Позже, когда, выгнав Генриха III из Парижа, Лига, испугавшись собственной победы, пыталась снова войти к нему в милость, она отправила ему в Шартр смехотворное посольство. В город вошел капуцин, переряженный Христом, с картонным крестом на плечах, с лицом, запачканным куриной кровью, увенчанный венцом из искусственных терний. Солдаты, одетые как в мистериях, шли по сторонам и делали вид, что бичуют его. Два монашка, переодетые святыми женами, плакали и падали в обморок, замыкая шествие. Толпа гнусовы- ми криками просила о милости и о прощении "Христовых страстей ради." Ребенок разобиделся; для того чтобы его успокоить, с ним играли в богослужение.
   Даже убивая, Генрих III кажется более подлым, чем страшным. Герцога Гиза он заманивает в ловушку и убивает рукою наемных убийц. История застигла его между двумя створками двери, которую он приоткрыл после того как Balafre [Отмеченный шрамом: прозвище Гиза] был убит, подобно шакалу, который выползает из своей норы на запах крови и еще издали чует добычу, зарезанную тиграми. И он остается там защемленный и пойманный: в этом положении его видит потомство, эта приоткрытая дверь -- его позорный столб.

----------------------------------------------------------------

   Источник текста: М. А. Волошин. Собрание сочинений. Том 4. Переводы. - Москва: Эллис Лак-2000, 2006. -- 990 с.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru