Сарразен Адриан
Закон чести

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Законъ чести.

(Повѣсть.)

   Молодой Версель досталъ себѣ чинъ поручика и мѣсто въ одномъ конномъ полку, стоявшемъ въ городѣ Мецъ. Версель былъ богатъ, пригожъ, уменъ и отваженъ. Онъ еще не вышелъ изъ того счастливаго возраста жизни, въ которомъ мечты воображенія происходятъ отъ сердца, ему было только двадцать лѣтъ отъ роду. Еполетъ, блестящая шпага, которую онъ почиталъ уже орудіемъ своей славы, прекрасный мундиръ, которой придавалъ новыя приятности внѣшнему его виду, однимъ словомъ всѣ принадлежности военнаго званія заполняли его душу радостію и надеждою.
   Надлежало отправиться въ Мецъ, наступило время, въ которое онъ долженъ былъ явиться къ полковому своему начальнику; весенняя пора года напоминала о приближающемся начатіи военныхъ дѣйствій. Все заставляло Верселя проститься, и можетъ быть въ послѣдній разъ, съ милою, кроткою Ернестиной, которую любилъ онъ болѣе нежели, славу, жизнь, и почти на равнѣ съ честію.
   Ернестина уже нѣсколько мѣсяцевъ жила въ Шалонъ съ г-жею Барвиль, своею матерью. Сіи добродѣтельныя особы находились въ обстоятельствахъ не весьма благоприятныхъ. Только одинъ престарѣлой служитель располагалъ ихъ малымъ хозяйствомъ, и многіе догадывались, что Ернестина втайнѣ работала надъ пяльцами, для того чтобы доставить матери своей нѣкоторыя изъ тѣхъ выгодъ, къ которымъ привыкаемъ, посреди изобилія, и которыя напослѣдокъ становятся необходимою для насъ потребностію въ жизни.
   Версель, увидѣвши Ернестииу, не могъ устоять противъ такой любви, которая предстаавлялась ему подъ наружностію самыхъ любезныхъ, самыхъ привлекательныхъ добродѣтелей. Молодой человѣкъ былъ всѣми любимъ и уважаемъ; сама г-жа Барвяль невидѣла причины отказать ему отъ своего дома, или удерживать въ немъ такую склонность, которая могла рано или поздно содѣлаться законною. Надежда на брачное соединеніе Ернестины съ Верселемъ тѣмъ болѣе казалась основательною, что етотъ молодой человѣкъ былъ независимымъ господиномъ надъ своимъ имѣніемъ, что могъ свободно располагать самимъ собою, и что онъ рѣшительно изъяснился о своихъ намѣреніяхъ, исполненіе моихъ г-жа Барвиль, какъ женщина благоразумная и осторожная, почла за нужное отложить до нѣкотораго времени.
   "Вы еще незнаете свѣта, любезный мой Версель," такъ говорила ему почтенная женщина: "а уже хотите заключить союзъ, на цѣлую жизнь неразрывный! Нѣжное чувство ваше къ моей дочери, безъ сомнѣнія, дѣлаетъ мнѣ много чести; однакожъ, при всей бѣдности своей, я не намѣрена воспользоваться страстію молодаго человѣка, чтобы доставить Ернестинѣ тѣ блистательныя выгоды, на которыя нѣкогда, можетъ статься, вы будете смотрѣть съ досадою и раскаяніемъ. Послужите Королю и отечеству, посмотрите на свѣтъ и постарайтесь приобрѣсти: нѣсколько опытности. Когда будете въ состояніи дать самому себѣ отчетъ въ своихъ чувствахъ и когда они будутъ одобрены вашимъ разумомъ; въ то время, увѣряю васъ, я престану сопротивляться вашей любви, созрѣвшей подъ вліяніемъ разсудка. Путь чести открывается передъ вами: идите по немъ твердою ногою. Во время вашего отсутствія мы будемъ о васъ думать, будемъ часто объ васъ разговаривать. Вамъ дозволяется извѣщать насъ о своихъ обстоятельствахъ; а по окончаніи лѣтняго похода рука моей дочери будетъ наградою за ваше постоянство." Версель бросается къ ногамъ г-жи Барвиль, и клянется Ернестинѣ въ любви, на вѣкъ неизмѣнной.
   Онъ ѣдетъ въ Мецъ, безпрестанно помышляя о своей любезной Ернестинѣ, офицеры полка принимаютъ его наилучшимъ образомъ. Ихъ ласки и уваженіе, приятныя для честолюбія Верселя, возвращаютъ ему нѣсколько той живой и открытой веселости, которую имѣлъ онъ отъ природы, но которую отсутствіе Ернестины помрачило во время дороги. Въ самой день приѣзда, его приглашаютъ въ общество, на вечернюю пирушку. Вкусныя блюда, прекрасныя вина, свобода, обыкновенная въ собраніи военныхъ людей, привыкшихъ жить вмѣстѣ и подвергаться одинакимъ опасностямъ -- все благоприятствовало веселости собранія, и ужинъ былъ довольно шумной. За десертомъ непринужденность гостей мало по малу превращается въ своевольство: умы пирующихъ, разгорячаясь, играютъ какъ вино, которое безпрестанно пѣнится въ ихъ стаканахъ. Офицеры согласились между собою подпоить новаго своего товарища, которой, съ своей стороны почитаетъ за необходимой долгъ обнаружить передъ ними всю свою готовность соотвѣтствовать ихъ желаніямъ.
   По несчастію, Версель еще непривыкъ къ такому образу жизни: прошло немного времени, и онъ лишается значительной части своего разсудка; скоро потомъ, остается въ немъ разума столько, что онъ уже не знаетъ, что говоритъ и что дѣлаетъ. Веселость его, сильно растроганная парами Шампанскаго и шутками новыхъ друзей, наконецъ переходитъ за предѣлы благопристойности.
   За столомъ противъ Верселя сидѣлъ старой офицеръ, которой въ семдесять лѣтъ отъ роду все еще служилъ въ чинѣ поручика. Ето былъ Шевалье Монлювъ, человѣкъ храброй, исполненный воинской чести и прямодушія, но можетъ быть нѣсколько странный въ своей одеждѣ и въ поступкахъ. Въ продолженіе пятидесятилѣтней въ полку службы его всѣ офицеры душевно его любили, всѣ оказывали ему отличное уваженіе, хотя по недостаточному состоянію онъ долженъ былъ навсегда остаться при маломъ своемъ чинѣ. Шевалье Мовлюкъ снисходительно улыбался при каждой шуткѣ молодыхъ людей, и всякой разъ ласково отвѣчалъ на острыя слова ихъ, когда они была неоскорбительны. Непринужденность его тѣлодвиженій, которыя нѣсколько были грубоваты, бросилась въ глаза Верселю, уже помѣшанному въ своемъ воображеніи. Новичокъ нашъ дозволяетъ себѣ безъ всякихъ околичностей забавляться надъ почтеннымъ воиномъ, неуважая преклонныхъ лѣтъ его и еще ничего не зная объ его добродѣтеляхъ. Съ удивленіемъ видя, что молодой человѣкъ, вовсе незнакомой, обходится такъ свободно и даже своевольно, Шевалье Монлюкъ старается удержать его суровымъ взглядомъ и напомнить ему о должномъ уваженіи заслуженному офицеру -- уваженіи, въ которомъ до того времени ни одинъ человѣкъ не смѣлъ ему отказывать. Но Версель уже невладѣетъ собою; важной видъ стараго Монлюка не только не вселяетъ въ немъ уваженія, но еще напротивъ кажется ему смѣшнымъ до крайности; и Версель безразсудно предается всѣмъ рѣзвымъ идеямъ, которыя вобзуждаются въ немъ дѣйствіемъ случая и вина Шампанскаго; онъ дозволяетъ себѣ выпустить одно красное словцо, которое на ту пору весьма его тѣшило, но за которое на другой день онъ долженъ былъ заплатить очень дорогою цѣною.
   Приближилось время разойтися; ударило полночь, и каждой отправился къ себѣ на квартиру. Версель, пришедши домой, бросился на постелю и заснулъ сномъ самымъ приятнымъ и крѣпкимъ, какъ человѣкъ, проведшій день свой съ великимъ удовольствіемъ.
   Поутру проснулся онъ очень рано, только не съ обыкновенными веселыми мыслями. Прежде всего воспоминаетъ онъ о своей любезной Ернестинѣ; и укоряетъ себя, что находясь отъ нее такъ далеко, возмогъ предаться забавамъ. Какое то предчувствіе говорило ему, что онъ можетъ быть уже не увидитъ ее болѣе. Мрачныя мысли, тайное смятеніе, какое то неизъяснимое безпокойство овладѣли его разумомъ и всею душею. Входитъ его слуга, и подаетъ письмо. Версель узнаетъ руку г-жи Барвиль. Съ какой поспѣшностію раскрываетъ онъ драгоцѣнную бумагу! Въ ней говорится объ Ернестинѣ! Можетъ быть сама Ернестина приписала нѣсколько словъ къ строкамъ своей матери. Сердце его развеселилось и облако грусти исчезло въ его воображеніи. Онъ читаетъ слѣдующее:
   "Простите меня, мой любезный Версель, что я до сихъ поръ скрывала отъ васъ мои тайны. Вы достойны всей моей довѣренности; но мои обстоятельства требовали скрытности, въ которой сердце мое само себя упрекаетъ. Вы почитали меня вдовою, оставшеюся послѣ смерти заслуженнаго военнаго человѣка, и были въ заблужденіи. Мой мужъ и теперь еще въ живыхъ; онъ находится отъ васъ очень недалека и служитъ -- въ одномъ полку съ вами, Прощу васъ, Версель, имѣть всевозможное попеченіе о Шевалье Монлюкъ; онъ достоинъ всякаго уваженія: его прямодушіе и откровенность безпримѣрны; онъ для меня всего дороже на свѣтѣ! Если всѣ сіи причины не могутъ заставить васъ любить его и почитать, то по крайней мѣръ вспомните, что онъ отецъ Ернестины, вашей любезной Ернестины"
   "Ета новость конечно васъ удивляетъ и вы можетъ быть сами себя спрашиваете, по чему я неназываюсь именемъ своего мужа. По тому, любезный Версель, что тягостная бѣдность непозволяетъ намъ украшаться симъ почтеннымъ именемъ. Многія несчастныя приключенія лишили насъ и малаго достатка, оставленнаго мнѣ моими родителями; a Шевалье Монлюкъ есть младшій въ своей фамиліи, и почти ничего неимѣетъ: но онъ богатъ благородною гордостію, приличною его породѣ. Бѣдность моя тяготитъ его сердце, по крайней мѣрѣ онъ нехочетъ отъ нее краснѣться, живучи въ легкомысленномъ свѣтѣ, гдѣ бѣдность почитается наровнѣ съ безчестіемъ. Можетъ быть скоро настанетъ время благоприятной для насъ перемѣны: тогда мы опять явимся подъ своимъ именемъ и вступимъ въ права наши. Но теперь я и дочь моя должны жить въ неизвѣстности, приличной несчастному нашему состоянію.
   "И такъ любитѣ г-на Монлюка, почитайте его какъ своего родителя. По лѣтамъ своимъ онъ имѣетъ нужду въ снизхожденіи, а бѣдность можетъ быть сдѣлала его нѣсколько нетерпѣливымъ, склоннымъ къ подозрительности. Болѣе всего старайтесь скрывать отъ него то, что вамъ извѣстна его тайна: онъ во всю жизнь не простилъ бы ни меня, ни своей дочери за нашу нескромность. Я никакъ нехотѣла объявлять вамъ о столь важномъ для насъ дѣлѣ, но по отъѣздѣ вашемъ, не могла отказать Ернестинѣ; которая со слезами просила меня ввѣрить стараго отца ея попеченіямъ наилучшаго нашего друга."
   Внизу письма. Ернесиина приписала отъ себя слѣдующее:
   "О любви Верселя узнаю по вниманію, которое онъ будетъ оказывать моему родителю."
   Трудно описать то впечатлѣніе, которое сіи строки сдѣлали въ сердцѣ юнаго Верселя. Онъ чувствуетъ стыдъ, приходитъ въ смущеніе, мучится отъ угрызеній совѣсти, хотя и не имѣетъ яснаго понятія о причинѣ столь неприятныхъ душевныхъ движеніяхъ. Какъ! думаетъ Версель: етотъ старой офицеръ, съ которымъ я вчера, въ припадкѣ веселаго сумазбродства, обходился такъ неосторожно етотъ почтенной старикъ есть отецъ Ернестины! -- Память его мало по малу пробуждается; онъ припоминаетъ себѣ всѣ шутки свои, и чувствуетъ, сколько онъ были непристойны въ устахъ молодаго человѣка, и притомъ еще направленныя на старика почтеннаго и несчастнаго. Онъ сознаетъ всю вину свою и заботится о средствахъ ее загладить. Въ то самое время послышался стукъ у дверей; вошедшій слуга докладываетъ о Шевалье Монлюкъ.
   При семъ имени, при семъ неожиданномъ посѣщеніи Версель на минуту дѣлается какъ будто окаменѣлымъ. Онъ хочетъ встать, хочетъ подойти къ Монлюку, но сей, недавши ему на то времени, садится безъ околичностей, и угрожающими глазами, съ важнымъ видомъ смотритъ прямо въ лице молодому человѣку. Съ минуту продолжалось выразительное молчаніе; потомъ старый Монлюкъ начинаетъ говорить очень спокойно: "Господинъ Верселъ! я служилъ пятьдесять лѣтъ, сражался за отечество и Государя, и имѣлъ счастіе получить многія почтенныя раны. Хотя фортуна, неотличившая меня отъ толпы, и назначила мнѣ, при старыхъ лѣтахъ, въ удѣлъ чинъ не высокій; однакожъ честь сопутствуетъ мнѣ даже до могилы. Ета честь, г-нъ Версель, всегда предводила меня на долгомъ и многотрудномъ пути жизни. Она одна составляетъ все мое богатство; она вознаграждаетъ меня за обиды, наносимыя мнѣ фортуною. При всемъ етомъ вы, сударь, вмѣсто того чтобы оказать должное бѣлымъ волосамъ моимъ уваженіе, вы, двадцатилѣтній юноша, дерзнули оскорбительными насмѣшками уязвлять человѣка!..." -- Милостивый государь!.... -- "Прошу васъ не перерывать рѣчи моей. Постараюсь сократить ее, чтобы вамъ ненаскучить. Вы оскорбили меня, г-нъ Версель, и я пришелъ требовать отъ васъ удовлетворенія." -- О Боже мюй! вы?..." -- "Я сударь, я самъ;" продолжаетъ старый офицеръ съ тѣмъ же хладнокровіемъ: "не уже ли вы могли думать, что нападаете на старика слабаго, беззащитнаго? Въ такомъ случаѣ вы ошиблись бы весьма страннымъ образомъ. Честь никогда небываетъ слабою; она всегда находитъ средства отразаить обиду и заставить каждаго воздавать себѣ должное уваженіе; она умѣетъ обратить въ ничто всѣ тѣ преимущества, которыми столько гордится молодость. Не со шпагою въ рукѣ приглашаю васъ сразиться со мною; я увѣренъ, что вы сами того бы не захотѣли, незахотѣли бы употребить крѣпость силъ своихъ или проворство и ловкость противъ ослабѣвшей руки старика, у котораго въ добавокъ еще и зрѣніе притуплено годами. Но въ моей власти условія и выборъ оружій. Мы бросимъ жеребей, г-нъ Версель, и потомъ счастливѣйшій изъ насъ размозжитъ другому голову." -- Мнѣ стрѣлять въ васъ, мнѣ? Скорѣе умру самъ! -- восклицаетъ Версель, въ изступленіи ходя по комнатѣ. "Дурно сдѣлаете, если вздумаете пощадить меня," отвѣчаетъ старикъ съ гордостію: "ежели жребій выпадетъ въ мою пользу, будьте увѣрены, что я щадить васъ нестану. Просите, г-нъ Версель! Въ восемь часовъ ввечеру мы увидимся на валу крѣпости. Не забудьте привести съ собою свидѣтеля."
   Сказавши ето, Шевалье Монлюкъ уходитъ, a несчастный Берсель остается въ ужасномъ положеніи. Какое начало службы! Противъ кого идти сражаться? Противъ человѣка, котораго должно уважать и любишь, противъ старца, противъ родителя той, которая всего на свѣтѣ дороже! "Нѣтъ, нѣтъ!" говоритъ Версель: "не приму вызова, я не могу и не долженъ принять его.... Но что обо мнѣ подумаютъ? Что скажутъ обо мнѣ мои товарищи? Что скажетъ господинъ Монлюкъ? Великій Боже! На что рѣшиться?" Неопытность Верселева еще болѣе дѣлала затруднительнымъ его положеніе. То принимаетъ онъ намѣреніе идти къ Монлюку, признаться въ винѣ своей, просить прощенія и согласиться на всякое возмездіе, кромѣ того, которое было предложено; то думаетъ, что ето уже поздно, что Монлюкъ вызвалъ его на такой поединокъ, гдѣ силы съ обѣихъ сторонъ будутъ равныя, и гдѣ случай одержитъ побѣду, -- что извиненія могутъ почтены быть дѣйствіемъ робости, что товарищи признаютъ за труса -- и ета мысль казалась ему всего ужаснѣе" "И такъ дѣло рѣшено" сказалъ онъ, нѣсколько времени подумавши: "дѣло рѣшено, и я принимаю вызовъ со всѣми условіями. Богъ видитъ, что не боязнь смерти причиною мучительнаго моего безпокойства, и я клянусь...." Въ сію минуту онъ принимаетъ великодушное намѣреніе, которое утишило душевныя его движенія.
   Но другія мысли опять возбудили въ немъ новыя безпокойства: "Что скажетъ Ернестина, когда узнаетъ, что любовникъ ея умеръ отъ руки ея родителя? Сколько слезъ прольетъ она! какимъ злодѣемъ покажусь въ ея воображеніи! Возможетъ ли она узнать обо всемъ, что происходитъ во глубинѣ моего сердца? и кто увѣдомитъ ее о непоколебимомъ моемъ намѣреніи? Любовь повелѣваетъ мнѣ имѣть всевозможныя попеченія о Шевалье Монлюкѣ, оказывать ему во всѣхъ случаяхъ уваженіе; вмѣсто того я самъ же осмѣлился оскорблять его и даже въ присутствіи многихъ офицеровъ! Несчастный! погибнувъ, ты понесешь съ собою въ могилу презрѣніе и ненависть Ернестины! Мысль ужасная!" Онъ рѣшается въ ту же минуту писать къ гжѣ Монлюкъ и предувѣдомить ее о всѣхъ подробностяхъ сего несчастнаго приключенія. Когда меня уже не будетъ на свѣтъ, такъ думалъ Версель, она прочтетъ мое письмо Ернестинѣ; Ернестина пожалѣетъ о мнѣ, не станетъ презирать меня.... Но за чѣмъ увѣдомлять о несчастіи, о которомъ и безъ того онѣ очень скоро узнаютъ? за чѣмъ ускорять отчаяніе обожаемаго мною сердца?
   Между тѣмъ онъ садится къ столу и пишетъ свое зявѣщаніе, въ которомъ все имѣніе свое отказываетъ г-жѣ Монлюкъ и Ернестинѣ. Подписавши и запечатавши бумагу, уходитъ изъ квартиры, чтобы сколько нибудь, если ето возможно, разсѣять свое отчаяніе. Версель бродитъ по улицамъ города Меца, самъ незная куда идетъ; онъ чувствуетъ себя тѣмъ болѣе несчастнымъ, что неимѣетъ друга, которому могъ бы ввѣрить свою горесть. Однахожъ ему надобно найти свидѣтеля къ поединку. Кто изъ полковыхъ офицеровъ согласится оказать ему ету услугу? Версель только что вступаетъ въ службу, a Шевалье Монлюкъ давно уже пользуется всеобщимъ уваженіемъ. Бѣдный Версель рѣшается отыскать старшаго поручика, котораго почитаетъ человѣкомъ благоразумнымъ и онъ котораго надѣется получить доброй совѣтъ, въ столь затруднительныхъ обстоятельствахъ.
   Старшій поручикъ принимаетъ его съ холодною осторожностію. "Вы видите передъ собою" говоритъ ему Версель: "самаго несчастнѣйшаго человѣка. Явившись въ полкъ, въ общество незнакомыхъ мнѣ людей, я началъ службу свою безразсуднымъ поступкомъ, которой можетъ подать вамъ поводъ къ весъма дурному мнѣнію о моемъ характерѣ. Вчера ввечеру я до того забылъ себя, что съ непростительнымъ легкомысліемъ дерзнулъ шутить надъ старшимъ изъ всѣхъ въ полку офицеровъ, пренебрегши и его преклонныя лѣта, и его добродѣтели, и то уваженіе которымъ онъ пользуется въ вашемъ обществѣ. Признаю всѣ вины свои, и готовъ пролить кровь мою до послѣдней капли, дабы ихъ загладить." Потомъ разсказываетъ о послѣднемъ свиданіи съ Шевалье Монлюкомъ, о предложенномъ отъ него вызовѣ на поединокъ и продолжаетъ: "я вовсе незналъ Шевалье Монлюка, незналъ, что его долженъ я любить и почитать болѣе всѣхъ людей въ міръ; a теперь, когда его знаю, долгъ велитъ или его умертвить, или самому мнѣ отъ руки его погибнуть!" -- Долгъ велитъ, конечно; -- отвѣчаетъ старшій поручикъ:-- вы оскорбили Шевалье Монлюка, онъ требуетъ удовлетворенія, -- дѣло очень натуральное! Онъ небудетъ доволенъ вашими извиненіями, которыя могутъ еще сверхъ того и очернить васъ въ нашемъ мнѣніи. Скажу вамъ, сударь, что приносить извиненія у насъ имѣетъ право только такой офицеръ, которой уже имѣлъ случай показать на дѣлѣ свою неустрашимость. Нескрою также отъ васъ, что вы вмѣшались въ дѣло весьма неприятное. Если откажетесь отъ поединка, то должны будете оставить полкъ, еслижъ убьете Монлюка, котораго всѣ мы какъ отца любимъ, то и въ етомъ случаѣ вамъ въ полку нашемъ оставаться будетъ не можно.-- "Какъ!" восклицаетъ Версель: "развѣ такіе совѣты получить я отъ васъ надѣялся? О Боже! приближаясь къ Мецу, я питалъ сердце свое приятнѣйшими надеждами; я чаялъ нѣкогда приобрѣсти любовь моихъ товарищей; думалъ, что заслужу ихъ уваженіе, ихъ дружбу: вмѣсто того при первомъ здѣзсь появленіи, подвергаюсь ихъ ненависти, изгнанію..... Если нужна вамъ кровь моя," продолжаетъ онъ почти въ изступленіи "если я непремѣнно долженъ сразиться; выходите противъ меня вы, сударь; пусть вызоветъ меня самой храброй изъ всѣхъ офицеровъ; пусть всѣ противъ меня вооружатся: тогда увидите, овладѣетъ ли мною робость! Но идти противъ Шевалье Монлюка.... Ахъ, еслибъ знали вы, какія узы меня съ нимъ соединяютъ!" По окончаніи сихъ словъ бѣдный Версель залился слезами.
   Старшій поручикъ, бывшій дотолѣ хладнокровнымъ, не могъ нетронуться плачевнымъ положеніемъ молодаго человѣка, умѣя отличать мужество по внѣшнимъ признакамъ, онъ тотчасъ удостовѣрился, что не трусость была причиною горести и слезъ новаго товарища. Онъ беретъ Верселя за руку, и говоритъ ему: "Принимаю участіе въ вашемъ состояніи; положитесь на меня, я буду стараться поправить ето несчастное дѣло, хотя и не отвѣчаю за успѣхъ моего посредничества. Шевалье Монлюкъ есть одинъ изо добрѣйшихъ людей въ свѣтѣ; но во всемъ что касается до чести онъ непреклоненъ, a возрастъ дѣлаетъ его еще болѣе взыскательнымъ въ етомъ щекотливомъ дѣлѣ. Чѣмъ я старѣе, говоритъ онъ, тѣмъ болѣе имѣю правъ на уваженіе. Ступайте, Г. Версель, къ себѣ на квартиру, и сколько можно успокойтесь, a я теперь же пойду искать Монлюка.
   Старшій поручикъ, ни минуты не теряя, идетъ къ Полковнику и находитъ y него всѣхъ офицеровъ. Послѣ жаркихъ споровъ, всѣ согласились въ томъ, что молодой Версель долженъ сдѣлать почтенному Шевалье Монлюку существенное удовлетвореніе, -- долженъ публично испросить у него прощеніе въ тѣхъ нескромныхъ шуткахъ, которыми дерзнулъ оскорбить храбраго и заслуженнаго офицера... Послали за Шевалье Монлюкомъ. Ролковникъ начинаетъ говорить отъ лица всего собранія; представляетъ старику молодость и неопытность Верселя, -- его состояніе, въ которое привели его пирующіе товарищи,-- раскаяніе молодаго человѣка, которой обѣщается загладить вину свою будущимъ осторожнымъ поведеніемъ; говоритъ по томъ о жестокихъ, предложенныхъ Монлюкомъ условіяхъ, о поединкѣ на которомъ одному изъ двухъ должно погибнуть за необдуманную шутку, за безразсудной поступокъ молодаго человѣка. Наконецъ начальникъ отъ имени всего полка проситъ Шевалье Монлюка уважить извиненія Верселя и нетребовать такого жестокаго удовлетворенія за обиду столь маловажную.
   Старый Монлюкъ, хладнокровно выслушавъ Полковника, отвѣчаетъ съ непоколебимымъ спокойствіемъ: "Еслибъ я былъ богатъ и молодъ, господинъ Полковникъ, то охотно согласился бы дать прощеніе. Но я старъ и бѣденъ, слѣдственно болѣе всякаго другаго подверженъ оскорбленіямъ со стороны молодыхъ людей, гордящихся возрастомъ своимъ и богатствомъ. Могу поддержать свое имя только мужествомъ и честію и я употреблю всѣ средства, для сохраненія того, чего Небо нелишило меня и чего никто въ свѣтъ отнять y меня не въ состояніи пока течетъ кровь въ моихъ жилахъ, Молодость господина Верселя не можетъ служить ему извиненіемъ. Еслибъ онъ находился въ одинакомъ возрастѣ со мною, то я не требовалъ бы отъ него особеннаго уваженія, ибо неимѣлъ бы никакого на то права. Неопытность его имѣетъ нужду въ наставленіи, и урокъ, мною ему преподаваемый, можетъ послужить ему на пользу, если сегодня не сдѣлается онъ жертвою своего безразсудства. Признаюсь, что мои условія нѣсколько жестоки; но могъ ли я назначить другой, которыя были бы справедливѣе? Мои условія дѣлаютъ равнымъ оружіе съ обѣихъ сторонъ, какъ въ дрожащей рукъ старца, такъ и въ мѣткой молодаго человѣка. Да и о чѣмъ идетъ дѣло, господинъ Полковникъ? Единственно о томъ, что должно умереть или мнѣ, или г-ну Верселю. Для спасенія чести своей, я недорожу ничьею жизнію, и своей также ни во что ставлю. И такъ, милостивые государи, не принуждайте меня принять извиненія отъ г-на Верселя, вопреки закону чести. Сегодня ввечеру случай рѣшилъ, кому изъ насъ должно погибнуть."
   Сія рѣчь, произнесенная съ твердостію, но безъ малѣйшаго движенія страсти, истребила всю надежду въ офицерахъ расположить Шевалье Монлюка къ примиренію. Опечаленный старшій поручикъ идетъ къ несчастному Верселю, ожидающему его въ мучительномъ безпокойствѣ. Съ перваго взгляда на лицо посредника Версель угадываетъ, что старикъ неотамѣнилъ пагубнаго своего намѣренія. "Вижу, милостивый государь!" сказалъ онъ: "вижу, что нѣтъ никакой надежды къ примиренію!" -- Ни какой! -- отвѣчаетъ старшій поручикъ: -- приготовтесь дать удовлетвореніе Шевалье Монлюку, мнѣ жаль васъ, молодой человѣкъ; ибо, повторяю, вамъ должно будетъ выдти изъ полку, когда противникъ погибнетъ отъ руки вашей. -- "Нечего дѣлать, но прошу васъ, милостивый государь, меня выслушать. Вы человѣкъ исполненный чести, слѣдственно я могу съ полною довѣренностію открыть вамъ та&ну, тѣмъ болѣе для меня важную, что она не мнѣ принадлежитъ. Супруга Шевалье Монлюка съ дочерью своею живетъ въ Шалонѣ, въ тихой неизвѣстности подъ вымышленнымъ именемъ гжи Барвиль. Я страстно люблю юную Ернестину и любимъ взаимно ею. Госпожа Монлюкъ одобряетъ любовь нашу; она изъявила свое согласіе, чтобы по окончаніи лѣтняго похода, въ которомъ я надѣялся показать опыты твоей храбрости, Ернестина дала мнѣ свою руку и содѣлалась бы участницею моего имени и богатства. Шевалье Монлюкъ ничего невѣдаетъ ни о любви моей, ни о моихъ намѣреніяхъ; онъ даже меня незнаетъ, и при всемъ томъ, по чудесному стеченію обстоятельствъ, сего дня же ввечеру можетъ быть онъ умертвитъ человѣка, который жилъ только надеждою нѣкогда называть его сладостнымъ именемъ родителя. Вотъ, милостивый государь, причина моего мученія; вотъ что принудило меня залиться слезами въ вашемъ присутствіи. Ежели случай опредѣлитъ мнѣ смерть, какимъ отчаяніемъ сразится Ернестина! Что подумаетъ она, о своемъ любовникѣ, погибшемъ на поединкѣ отъ руки ея родителя! Изъ человѣколюбія, милостивый государь, обѣщайте мнѣ написать къ ней тотчасъ послѣ моей смерти; объясните ей всѣ подробности сего бѣдственнаго приключенія; изобразите ей меня болѣе несчастнымъ нежели виновнымъ, особенно умоляю васъ сказать ей, что я не переставалъ любить ее до послѣдняго вздоха. При сихъ словахъ вынимаетъ изъ боковаго кармана свое завѣщаніе, въ которомъ все его имѣніе отказано госпожѣ Монлюкъ и ея дочери, и вручаетъ сей священный залогъ растроганному посреднику.
   Старшій поручикъ прижимаетъ Верселя къ своему сердцу и обѣщается во всемъ исполнить его волю. Въ то самое время ударило восемь часовъ; надлежало идти на мѣсто роковаго свиданія. Версель спасенъ; онъ надѣется на обѣщанія поручика. Ернестина обо всемъ узнаетъ! Мысль, что смерть его доставитъ Ернестинѣ всѣ тѣ выгоды, которыхъ лишила ее фортуна, -- мысль о томъ, что умирая, онъ обогатитъ ее, какъ обогатилъ бы, оставшись жить на свѣтѣ, -- нѣсколько облегчила горесть его сердца,
   Версель и новый другъ его идутъ къ мѣсту свиданія. Тамъ были уже всѣ офицеры полка, тщетно употреблявшіе возможныя старанія о смягченіи Шевалье Монлюка. На всѣ представленія своихъ товарищей старикъ отвѣчаелъ одно и то же: законъ чести етаго требуетъ.
   При появленіи Верселя настало унылое молчаніе въ обществѣ; всѣхъ взоры устремились на молодаго человѣка, въ которомъ приятная физіономія и благородная наружность открывали прекрасную душу, и котораго смѣлая поступь показывала, что сердце его чуждо было всякой боязни. Версель подходитъ къ Монлюку и говоритъ ему, улыбаясь: "въ первой разъ въ жизни моей, господинъ Шевалье, пускаюсь въ игру азартную." -- Можетъ быть она вамъ и непонравится -- отвѣчаетъ Шевалье хладнокровно: -- потому что вы слишкомъ помногу ставите. --
   Оба посредника заряжаютъ пистолеты. Свидѣтель Монлюковъ беретъ стаканъ, съ положенными въ него костями, онъ напередъ долженъ бросить ихъ, и на чью сторону выпадетъ болѣе очковъ, тотъ будетъ въ правѣ размозжить черепъ своему противнику.
   Уже свидѣтель Шевалье Монлюка трясетъ роковымъ сосудомъ; долго мѣшаетъ онъ кости, долго недаетъ имъ пагубной свободы; наконецъ стаканъ опрокинутъ и кости покатились по ровному валу. Оба свидѣтеля, всѣ офицеры кинулись смотрѣть на число точенъ, выпадшихъ для Шевалье Монлюка: ихъ было десять! всѣ взглядываютъ другъ на друга съ чувствомъ глубокой печали; всѣхъ взоры обращаются потомъ на молодаго Верселя, спокойно ожидающаго окончанія, тогда какъ можно было ставить десять противъ двухъ, что ему должно будетъ погибнуть.
   Старшій поручикъ, Верселевъ свидѣтель, въ свою очередь беретъ дрожащею рукою стаканъ и кости; трясетъ ихъ неровнымъ, почти судорожнымъ движеніемъ; вдругъ кости покатились; всѣ смотрятъ съ безпокойствомъ и едва духъ переводятъ: и Верселю выпало также десять. Надлежало начать снова; надлежало вынудить отъ упорнаго случая приговоръ и жребій двухъ существъ, равно достойныхъ вниманія -- одного по причинъ старости его и душевныхъ достоинствъ, a другаго по молодости его, по любезной наружности, по пригожству и по той надеждѣ, которую подавалъ онъ о себѣ новымъ своимъ товарищамъ,
   Въ самое то время какъ первый свидѣтель взялъ кости, чтобы возобновить ужасную игру, приносятъ письмо къ Шевалье Монлюку. Онъ смотритъ на надпись, на лицѣ его изображаются признаки сильнаго движенія -- ето почеркъ его супруги. Онъ проситъ у Верселя дозволенія прочитать письмо, любезною рукою написанное. По окончаніи, подходитъ къ Верселю, и бросивъ на него суровый взглядъ, говоритъ: "извольте, господинъ Версель! начнемъ снова."
   Свидѣтель Монлюковъ опять начинаетъ свое дѣло; долго трясетъ кости въ стаканѣ и потомъ бросаетъ ихъ на землю: зрители увидѣли семь точекъ. Новое безпокойство для всѣхъ офицеровъ; они хотѣли бы прекратить борьбу столь продолжительную, столь страшную, причиняющую всѣмъ имъ боль жестокую; но уже было поздно. Верселевъ свидѣтель беретъ въ свою очередь кости: выпало девять. Неизъяснимый ужасъ овладѣлъ всѣми. Свидѣтель Верселевъ подаетъ ему заряженный пистолетъ, a старый Монлюкъ, приближась къ своему противнику, говоритъ спокойно: Г. Версель! пользуйшесь вашими правами.
   "Такъ!" воскликнулъ Версель, бросивъ пистолетъ на другую сторону вала: "такъ точно, господинъ Монлюкъ! я воспользуюсь ими. Приближтесь, милостивые государи, вы, бывшіе свидѣтелями неумышленной обиды, которую нанесъ я етому почтенному мужу въ такое время, когда разсудокъ мой находился въ разстроенномъ состояніи, будьте также свидѣтелями и удовлетворенія: справедливость, честь и всѣ побужденія собственнаго моего сердца требуютъ, чтобы я воздалъ ему должное. Господинъ Монлюкъ!" продолжаетъ онъ, обратясь къ старцу: "побѣда, дарованная мнѣ случаемъ, предоставляетъ мнѣ полное право торжественно признаться въ винѣ своей; и такъ я признаюсь въ ней и прошу у васъ прощенія."
   Старый офицеръ не въ силахъ сопротивляться толикому великодушію; благородная слеза сверкнула на его ресницѣ. Версель, объятый восторгомъ, которому противиться не можетъ, бросается къ нему въ объятія, и восклицаетъ: "Мой отецъ!" Съ минуту продолжается молчаніе; потомъ прибавилъ онъ съ выраженіемъ живѣйшаго чувства: "такъ, вы дозволите мнѣ называть васъ симъ драгоцѣннымъ и священнымъ именемъ. Вы незнаете, господинъ Монлюкъ, какія узы соединяютъ меня съ вами; они могутъ быть расторгнуты неиначе какъ вмѣстѣ съ узами, которыя привязываютъ меня къ жизни. Въ Шадонъ живетъ дочь ваша... Ахъ! нестыдись, мужъ почтеннѣйшій! Нѣтъ, вамъ должно радоваться, когда произносятъ имя Ернестины; никто, какъ вы, неимѣетъ права болѣе гордиться титломъ супруга и родителя. Дозвольте нѣжнѣйшей любви поправить ошибку фортуны вразсужденіи дочери вашей. Я люблю и любимъ ею; увѣнчайте взаимную нашу нѣжность. Я свободенъ, имѣю полное право располагать моимъ значительнымъ достаткомъ и желаю повергнуть его къ стопамъ несчастной добродѣтели."
   Всѣ офицеры чрезвычайно были тронуты столь нечаянною развязкою. Они толпятся около стараго Монлюка, которой колеблется недоумѣніемъ, размышляя о предложеніи Верселя. Наконецъ храбрый и заслуженный офицеръ беретъ за руку молодаго человѣка и говоритъ ему: "господинъ Версель! вы поступили какъ чистосердечный, великодушный, исполненный чести юноша. Теперь вижу, сколь затруднительнымъ было ваше положеніе. Любовь запрещала вамъ посягнуть на жизнь мою; a спокойное и ясное лице, съ какимъ вы явились на мѣстѣ свиданія, служитъ мнѣ доказательствомъ, что вы готовы были благородно пожертвовать вашею жизнію. Искренно раскаеваюсь, что заставилъ васъ перенести столько неприятностей; но законъ чести того требовалъ. Нынѣ я долженъ отдать справедливость величіе души вашей и нѣжной разборчивости. За нѣсколько дней прежде я не могъ бы выдать за васъ моей дочери; я былъ бѣденъ, слѣдственно и самое прощеніе, которое теперь даю вамъ отъ всего сердца, тогда показалось бы слѣдствіемъ корыстолюбія. Но, благодарю Бога, мое состояніе перемѣнилось. Въ ту самую минуту, когда моя жизнь и ваша были въ крайней опасности, я получилъ вѣсть; вы немогли незамѣтить смущенія и блѣдности на лицъ моемъ. Ето было письмо отъ моей жены, которая и съ дочерью сюда приѣхали..." -- O небо! Ернестина?..... --"Мой старшій братъ" продолжаетъ господинъ Монлюкъ: "которой при великомъ богатствѣ не оказывалъ мнѣ никакихъ знаковъ своего вниманія, умеръ бездѣтенъ, и я остаюсь единственнымъ его наслѣдникомъ; слѣдственно и дочь моя сдѣлалась богатою, и вотъ почему, господинъ Версель, я теперь отдаю вамъ ее безъ прекословія. Безъ того Ернестина никогда не была бы вашей женою и законъ чести сопротивлялся бы вашему соединенію. Но поспѣшимъ теперь къ женѣ моей и къ дочери; поспѣшимъ прижать къ сердцу своему тѣхъ, кои намъ всего на свѣтѣ драгоцѣннѣе."
   Оканчивая послѣднія слова, старый Мовлюкъ беретъ Верселя за руку, называетъ его своимъ сыномъ, и оба идутъ, куда зоветъ ихъ голосъ сердца. Послѣ первыхъ изліяній отеческой нѣжности Монлюкъ разсказываетъ женѣ и дочери исторію поединка; слушательницы трепещутъ отъ ужаса. Версель въ свою очередь описываетъ имъ всѣ движенія души своей и исторгаетъ слезы изъ очей ихъ.
   Спустя нѣсколько времени полкъ Верселевъ получилъ приказъ идти въ Германію. Молодой нашъ офицеръ отличился на сраженіяхъ, и по окончаніи лѣтняго похода, сочетался съ Ернестиной. Долго были они счастливы и добродѣтельны, и благодатное единодушіе даже до послѣднихъ минутъ жизни украшало брачный союзъ ихъ, заключенный почти на полѣ сраженія.

Сарразень.

"Вѣстникъ Европы", No 5, 1816

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru