Салтыков-Щедрин Михаил Евграфович
"О русской правде и польской кривде..."

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

О РУССКОЙ ПРАВДЕ И ПОЛЬСКОЙ КРИВДЕ. Писано ко всем православным христианам из царствующего града Москвы, в лето от сотворения мира 7371, от рождества же бога слова 1863, иулия в 15 день, на память святаго равноапостольнаго князя Владимира, в святом граде Киеве народ русский святым крещением просветившаго. Москва. 1863.

  
   М. Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в 20 т. М.: Художественная литература, 1966. Т. 5
  
   Брошюрка эта представляет собой одну из бесчисленных, но до сих пор очень редко удававшихся попыток подделаться под русский народный толк и объясняться с народом языком ему доступным. Фактурой своей она напоминает псевдонародные, несколько ухарские рассказы г. Андрея Печерского, в которых всегда нанизано множество народных слов и оборотов речи, но собственно народного все-таки нет ничего. Видимое дело, что автор брошюры человек бывалый, обращался с народом, знаком с его пословицами и прибаутками, но народной мысли, но кровной народной нужде все-таки остался чужд. А потому в книжке его прежде всего неприятно поражает фальшивый тон и желание автора во что бы то ни стало принизить себя до народного понимания; речь несвободна и сплошь испещрена всякого рода присловьями и стереотипными выраженьицами, для более или менее ловкого подбора которых не требуется даже знакомства с народом, а достаточно заглядывать почаще в труды гг. Снегирева, Буслаева и Даля.
   Именно то обстоятельство, что автор, очевидно, приискивал какую-то особенную манеру, чтоб разговаривать с народом, уже изобличает в нем человека, худо понимающего ту личность, к которой он обращается. Он видит в народе или низшую породу людей, или какое-то полудурье и, руководствуясь этим взглядом, измышляет для него низшего сорта мысли и форменно простонародные речи. А между тем это совсем не так; народ и не дурак, и не низшая порода; он страдает только недостатком знаний, а потому и давайте ему знаний, только знаний, а не прикидывайтесь простяками, не обращайтесь к нему с речью и мыслями, с которыми вам было бы совестно обратиться к лицу, стоящему в общественной иерархии на одной ступени с вами.
   Книжка написана с специальною целью: возбудить в русском народе патриотизм, по случаю совершающихся ныне в Польше событий. Само собой разумеется, что такая цель заслуживает всякой похвалы, но при этом не следует забывать, что народ русский и без внушений любит свою родину превыше всего, и что, следовательно, не столько о возбуждении в нем патриотизма надлежит хлопотать, сколько о том, чтобы патриотизм этот не являлся чувством чересчур непосредственным, чтоб он сознал самого себя. Чтоб достигнуть этого, достаточно изложить факты просто, кратко и ясно: они будут говорить сами за себя; народ поймет эти факты и отнесется к ним с тем здоровым смыслом, который составляет его неотъемлемую характеристическую черту, но чувство его положительно будет оскорблено, когда, вместо фактов или рядом с ними, ему навязывают нелепые формальные сентенции, когда к нему обращаются не с обычною речью и когда при этом позволяют себе преднамеренно извращать даже такие факты, которых смысл вполне изведан народом собственным горьким опытом. О, составители народных руководящих книжек! помните, что, прибегая к этим последним приемам, вы подрываете ту самую цель, к которой стремитесь! И потому, если вы, например, думаете сами и желаете передать народу свое убеждение, что смуты, которые в настоящую минуту господствуют в Польше, имеют гнилой и зловредный корень, то и излагайте дело, как вы его понимаете, а не приплетайте же в вашу речь каких-то добродетельных помещиков, потому что, делая это, вы вредите самим себе. "Ну, уж это он, кажется, солгал", -- скажет русский мужичок, читая ваше идиллическое описание русских поместных отношений, да, пожалуй, подумает, что и в остальном вы точно так же солгали. Приятно ли это будет вам, приятно ли будет тем, которые, быть может, слишком понадеялись на вашу бывалость и мнимое знакомство с народной жизнью?
   Чтобы говорить с народом, надобно прежде всего отречься от всяких преувеличений и быть строгим к самому себе; надо спросить себя: достаточно ли обуздана моя мысль для такого дела? Ничто так не противно народу, как мешанье дела с бездельем и переливанье из пустого в порожнее. Он сам никогда не бездельничает, а потому требует и от тех, которые к нему обращаются, чтоб они высказывали ему свое дело прямо и кратко, без подмеси пустых и наносных речей. Людей, которые сами не сознают своей мысли, а говорят, что им на ум взбредет или с чужого шепота, называют в народе пустыми мельницами и на все их речи только машут руками. Поэтому, даже и для того, чтоб пустить в народ даже не совсем чуждую ему мысль, нужна крайняя осторожность; нужно прежде всего соблюсти чувство меры, а не потчевать, по пословице: чем богат, тем и рад, и не выбрасывать зараз весь запас своего скудненького миросозерцания, по пословице: что есть в печи, то и на стол мечи. Таким образом можно напотчеваться и на свою голову, ибо на такое потчеванье народ тоже может ответить пословицей: Еремея потчуют умея, за ворот да в три шеи.
   Мы очень хорошо понимаем, что недостаток талантливых людей, которые могли бы просто и вразумительно говорить с народом, есть недостаток весьма печальный. В особенности должен он быть ощутителен для правительства, которое, по самому существу своему, не может иметь в виду иной цели, кроме народного образования и постановки народа, в делах внутренней и внешней политики, на ту точку зрения, которая согласна и с требованиями разума, и с историческим ходом вещей. На каждом шагу оно осаждается людьми усердными и, по-видимому, доброхотными, которые тем не менее, по ограниченности своих мыслительных способностей, предлагают вместо знания народности какую-то бывалость и прожженность, вместо знания народной речи пошлое балагурство, а вместо справедливости изуверство. После того, какая ужасная ложь может вылиться из этого усердия. А между тем такая ложь сплошь и рядом выдается за истину, и находятся наивные люди, которые верят ей и в простоте сердца воображают, что самое лучшее средство беспечально прожить жизнь заключается в том, чтобы систематически держать народ в неведении и систематически же возбуждать в нем какие-то темные силы, влиянию которых и без того слишком легко поддается человек, лишенный действительного знания.
   Возьмем, для примера, ту же любовь к родине, о которой мы уже сказали вскользь выше. Любовь эта сама по себе так жива и естественна, что не требует никаких подстрекательств, а тем менее обращения к крайним ее проявлениям, доходящим до фанатизма. Человек и без того уже склонен воспитывать в себе чувство национальности более, нежели всякое другое, следовательно, разжигать в нем это чувство выше той меры, которую он признает добровольно, будучи предоставлен самому себе, значит уже действовать не на патриотизм его, а на темное чувство исключительности и особничества. Этим-то именно усилиям и посвящена разбираемая нами брошюра; в ней на каждом шагу говорится о мерзости запустения, о том, что "не сегодня сказано, что у поляка совесть крива", что "поляк такой уж непостоянный человек: с ним дружи, а за пазухой камень держи", что поляки "хвастунишки и подлипалы" и т. д. С трудом верится, что под "мерзостью запустения" автор разумеет римско-католическую веру, которая есть все-таки вера христианская, и что кривою совестью он поголовно укоряет народ, огромное большинство которого, быть может, и совершенно чуждо происходящим ныне смутам. Не ясно ли, что, поступая таким образом, он думает совсем не о том, чтобы пробудить в народе сознание правоты его дела, а о том единственно, чтобы поселить в нем слепую ненависть и презрение и содействовать еще большему распространению того невежества, в силу которого хорошо только наше, а все, что не наше, достойно осмеяния и оплевания.
   Но этого мало: самые драгоценные перлы сумбурного усердия заключаются на стр. 48 -- 49, где говорится о разных "русских ворах и изменниках". Уже само собой разумеется, что им достается как следует, но всего замечательнее, что автор под "ворами и изменниками" разумеет всякого человека, который "начнет сказывать что-нибудь такое, о чем ни начальство не объявляло, ни отец духовный не говорил", и советует такого человека "немедленно задержать". Следовательно, если бы самому автору, еще как человеку бывалому, вздумалось в каком-нибудь селении сказать басню Крылова "Пустынник и медведь", которую, конечно, "ни начальство не объявляло, ни отец духовный не говорил", то и его надо бы "задержать"? Прекрасно. Мы думаем, однако, что подобные слова, обращенные к народу, представляют собой или плод горячечного бреда, или результат сознательного стремления подстрекнуть народ к междоусобию.
   Вновь повторяем: мы совсем не против самой мысли разъяснения народу его прав на участие в таком жизненном вопросе, как тот, который занимает ныне все умы, но думаем, что в таком деле недостаточно одного доброхотства; если же вдобавок к этому чисто отрицательному качеству присовокупляется некоторая ухарская развязность, если автор при этом хранит такое убеждение, что "крестьянское горло, что суконное бердо -- всё мнет", то он может быть уверен, что достигнет цели совсем противоположной, нежели та, которую себе предположил.
  

ПРИМЕЧАНИЯ

   Анонимная брошюра "О русской правде и польской кривде..." вышла в свет в конце июля -- начале августа 1863 г. (дата ценз. разр. 25 июля 1863 г.). А уже в письме от 15 августа Салтыков сообщал А. Н. Пыпину, что наряду с другими книгами "взял для разбора" и эту брошюру и обещал выслать "разборы" не ранее 30 августа ("Литературное наследство", т. 67, М. 1959, стр. 467). Рецензия предназначалась для сентябрьского номера "Современника", но не была опубликована, несомненно, по цензурным причинам, хотя документы о запрещении неизвестны. Сохранилась в автографической рукописи Салтыкова (Гос. библ. СССР имени В. И. Ленина) и в гранках журнала "Современник" (ИРЛИ). На гранках имеется помета: "2 корр(ектура) Сент(ября) 4". Впервые опубликована В. В. Гиппиусом в т. 5 изд. 1933--1941 гг. В настоящем издании печатается по тексту гранок с исправлениями ошибок набора по автографу.
   Поскольку рецензия осталась ненапечатанной, значительную часть материала, касавшуюся вопросов народности литературы и понимания патриотизма, Салтыков использовал в разборе книги В. В. Львова "Сказание о том, что есть и что была Россия, кто в ней царствовал и что она происходила". Этот разбор был помещен в октябрьском номере "Современника" за 1863 г. (см. в наст. томе, стр. 390--395).
   Брошюра "О русской правде и польской кривде" была написана П. И. Мельниковым (А. Печерским) по заказу министра внутренних дел П. А. Валуева, а издана на средства правительства в типографии Московского университета, фактическим хозяином которой был М. Н. Катков. Брошюра называлась первоначально "Письмо к православным христианам". Заглавие "О русской правде и польской кривде" дал брошюре Катков {П. Усов. П. И. Мельников, его жизнь и литературная деятельность. В кн.: Полн. собр. соч. П. И. Мельникова-Печерского, т. I, СПб. 1897, стр. 204--210.}. Написанная в псевдонародном, церковнославянском стиле, брошюра являет собой яркий образчик политической литературы "для народа", создававшейся по заказу властей в целях борьбы с польским восстанием 1863 г. и его защитниками в России и Западной Европе. По своим идеям она непосредственно примыкает к верноподданническим адресам, инспирированным в связи с восстанием министерством внутренних дел. Она стоит в одном ряду с реакционными и воинствующе шовинистическими статьями Каткова, направленными против Польши и восстания 1863 г.
   Авторство Мельникова-Печерского не осталось тайной для Салтыкова. Это видно из замечания рецензента о том, что "фактурой своей" брошюра "напоминает псевдонародные ...рассказы г. Андрея Печерского". В отзыве же на книгу Львова, говоря о том, что "желание понравиться народу и быть в некотором смысле его руководителем соблазняет очень многих", Салтыков прямо отмечал, что Андрей Печерский пишет брошюры для народа.
   Рецензия на брошюру "О русской правде и польской кривде" вместе с рецензией на брошюру С. С. Громеки (1863) "Киевские волнения в 1855 г." и сентябрьской хроникой "Наша общественная жизнь" относятся к важнейшим источникам для определения политических позиций Салтыкова в период польского восстания 1863--1864 гг. и спада революционного движения в России. Отстаивая дело свободы, разоблачая квасной патриотизм, бичуя реакционеров от пера, Салтыков, подобно Герцену и Огареву, понимал, что неудача польского восстания означает для России застой на десятки лет. В сентябрьской хронике "Наша общественная жизнь" за 1863 г., также подвергшейся цензурным гонениям, Салтыков, характеризуя последствия "польской смуты" для России, писал, "что она вновь вызвала наружу те темные силы, на которые мы уже смотрели, как на невозвратное прошлое, что она на время сообщила народной деятельности фальшивое и бесплодное направление, что она почти всю русскую литературу заставила вертеться в каком-то чаду, в котором вдруг потонуло все выработанное ценою многих жертв, завоеванное русскою мыслью и русским словом в течение последних лет...".
   Это положение Салтыкова близко тому, что много лет спустя по поводу этих событий скажет В. И. Ленин: "Несчастье народа, который, порабощая другие народы, укрепляет реакцию во всей России. Воспоминания 1849 и 1863 годов составляют живую политическую традицию, которая, если не произойдут бури очень большого масштаба, еще долгие десятилетия грозит затруднять всякое демократическое и особенно социал-демократическое движение" {В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 25, стр. 317.}.
  
   Стр. 387. ...она напоминает псевдонародные... рассказы г. Андрея Печерского. -- В 50-х годах П. И. Мельников выступил с рядом повестей и рассказов, носивших обличительно-критический характер в отношении крепостных порядков. Отдельные из них получили положительную оценку Чернышевского и Добролюбова ("Поярков", "Старые годы" и др.). Салтыков, по всей вероятности, имел в виду рассказы Мельникова 1859--1862 гг., опубликованные им в газетах "Русский дневник" и "Северная пчела" ("Заузольцы", "У Макария" и др.). В этих рассказах проявились реакционные политические позиции автора, идеализация им устоев старины, выступавших воплощением "русского духа", злоупотребление стилизацией псевдонародного языка.
   Стр. 388. ...не приплетайте же в вашу речь каких-то добродетельных помещиков... -- В брошюре А. Печерского говорится: "Наши помещики сами царя просили об отмене крепостного права, но с тем, чтобы крестьянам был дан надел земли в вечное оброчное пользование, а захотят, так выкупай землю и усадьбы невозбранно. Польские же помещики в Литовских губерниях ...желали ...крестьянам волю дать, а земли не давать... Царь Александр Николаевич, видя русскую правду и польскую кривду, указал делу по всей земле так быть, как русские православные помещики просили... Это стало полякам за великую обиду... Оттого и забунтовали" (стр. 12--13).
   В брошюре рисовалась идиллическая картина отношений между помещиками и крестьянами в русской деревне: "...если в которых вотчинах насчет земли еще что и не покончено, в чем-нибудь еще полюбовно не согласились -- так это дело домашнее: не сегодня, так завтра сладимся -- у бога дней впереди много. А тут дело общее, земское: веру святую, царя православного и землю русскую от врага отстоять надо" (стр. 37).
   Стр. 390. ...говорится о разных "русских ворах и изменниках"... -- В эту категорию автор брошюры зачислял Герцена и Огарева -- "безумных людей в Лондоне, съякшавшихся с поляками". Мельников заявлял, что они зла хотят Руси и православным, царя не хотят, Русь раздробить хотят... (стр. 38).
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru