Теперь, къ сожалѣнію, состояніе фермеровъ уже не такое завидное, какъ въ былое время. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, фермеры въ Англіи получали огромнѣйшіе доходы и часто богатѣли скорѣе всякихъ торговцевъ.
Нынче совсѣмъ не то: фермеръ долженъ быть необыкновенно смѣтливъ, разсчетливъ и дѣятеленъ, чтобы не обанкрутиться. Мало этого: даже иногда и при всѣхъ добрыхъ свойствахъ, но при дурной землѣ, у несчастнаго въ перспективѣ -- банкрутство. Точно такъ, есть отрасли торговли, въ которыхъ одинаково не везетъ вѣтряному и положительному, трудолюбивому и Лѣнивому.
За этотъ послѣдній фактъ я ручаюсь: меня очень занимаетъ прогулка по одной изъ главныхъ здѣшнихъ улицъ, въ каждые три мѣсяца разъ, съ цѣлью слѣдить, какъ часто на вывѣскахъ одно имя смѣняется другимъ.
Какъ не пожалѣть однако торговца умнаго, трудолюбиваго, совѣстливаго и, при всемъ томъ, несчастливаго?
При точно такихъ условіяхъ не везло и Джорджу Фильдингу, который обработывалъ, съ помощью роднаго брата, Вилліама, свою "Гровъ" (Grove -- роща); такъ называлась его маленькая, бѣдная ферма.
Хоть онъ и не былъ доволенъ своею землею, однако ему было бы очень обидно слышать дурной отзывъ объ этой фермѣ, потому что, какъ для матроса корабль, такъ и для хозяина ферма, кажется чѣмъ-то священнымъ; хотя, по совѣсти, похвалить то или другое было бы трудно.
У Джорджа было двѣсти десятинъ пахатной земли, но большею частью самой неплодородной.
Не было ни одного деревца, ни даже стараго пня около этой фермы, которое оправдывало бы названіе "Гровъ".
Но въ Англіи всѣ преданія хранятся свято и непоколебимо. Говорятъ, что прежде на этомъ мѣстѣ росли деревья и -- довольно.
Въ то утро, когда начинается нашъ разсказъ, Джорджъ Фильдингъ стоялъ у своего дома и разговаривалъ съ эсквайромъ, Франкомъ Винчестеромъ.
У этого джентльмена былъ такой характеръ, который когда-нибудь вѣроятно сдѣлается частымъ, общимъ, но во времена нашего разсказа, характеръ этотъ былъ совершенно исключительный.
Винчестеръ не имѣлъ необыкновеннаго. ума, но за то у него было много здраваго смысла и притомъ рѣдкая природная веселость; здравый смыслъ былъ, дѣйствительно, въ немъ развитъ до самой блистательной степени, а умъ его былъ до того многосторонній, и здоровый, что я теряюсь въ догадкахъ, чѣмъ можно пріобрѣсти такой умъ.
Онъ былъ страстно влюбленъ въ одну леди, которая ему отвѣчала тѣмъ же; но жениться на ней онъ не могъ и думать, потому что у него не было ни денегъ, ни будущности. Что же сдѣлалъ несчастный влюбленный, какъ вы думаете? Онъ сначала старался придумать какое-нибудь средство добыть много денегъ въ Англіи, но увидѣлъ, что это невозможно; потомъ разсмотрѣлъ земной шаръ и дошелъ до убѣжденія, что непремѣнно слѣдуетъ ему отправиться, въ Австралію. Онъ рѣшилъ, что тамъ самая ничтожная сумма превращается въ огромный капиталъ, не такъ, какъ въ Лондонѣ, гдѣ она таетъ въ рукахъ, какъ мятная лепешка во рту.
И такъ, этотъ молодой человѣкъ принялъ твердое намѣреніе отправиться въ Австралію съ пятью тысячами фунтовъ, съ цѣлью обогатиться разными спекуляціями, а преимущественно торговлею овцами.
Онъ очень усердно старался уговорить Джорджа Фильдинга ѣхать съ нимъ завѣдывать земледѣліемъ -- или занять при немъ должность управляющаго.
Онъ достойна цѣнилъ этого молодого фермера; но нужно отдать водную справедливость Франку Винчестеру: онъ приглашать Джорджа не съ эгоистической цѣлью. Нѣтъ. Онъ зналъ, что ферма даетъ хозяину мало дохода, а кромѣ того хотѣлъ отплатить этимъ доброму Джорджу за важную услугу, которую тотъ оказалъ ему: Джорджъ спасъ Франка, рискуя собственной жизнью, когда съ нимъ, во время купанья, сдѣлались судороги и онъ началъ тонуть. Уже не въ первый разъ старался Франкъ заплатить Джорджу; на этотъ разъ, можетъ быть, ему и удалось бы достигнуть своей цѣли, если бы не встрѣтилось одно препятствіе.
-- Вы знаете меня, а я васъ знаю, говорилъ мистеръ Винчестеръ Джорджу Фильдингу:-- мнѣ нуженъ человѣкъ, который руководилъ бы мною, по земледѣльческой части; останьтесь для этого хоть годъ при мнѣ, и тогда я отблагодарю васъ за то, что вы меня спасли. Вѣдь я это хорошо помню.
-- О, мистеръ Винчестеръ, сказалъ поспѣшно Джорджъ и покраснѣлъ:-- это старая исторія, сэръ; неужели вы до-сихъ-поръ этого не забыли? Однако онъ улыбнулся и, казалось, былъ доволенъ тѣмъ, что этого не забыли.
-- Не совсѣмъ, отвѣчалъ молодой джентльменъ. У васъ будетъ пятьсотъ овецъ, вы будете получать съ нихъ огромный доходъ; мы оба возвратимся домой, будемъ богаты, а слѣдовательно, уважаемы всѣми.
-- Это прекрасное предложеніе, сэръ, такое же великодушное, какъ вы сами; но я никакъ не могу его принять, потому что... потому что.... вы никогда не замѣчали моей кузины Сусанны, сэръ?
-- Не замѣчалъ? Да развѣ вы меня считаете язычникомъ, и думаете, что я никогда не хожу въ приходскую церковь? Миссъ Мертонъ очень миленькая дѣвушка; она всегда сидитъ на скамейкѣ у колонны.
-- Не правда ли, она миленькая, сэръ?
Мистеръ Винчестеръ старался замять этотъ разговоръ и вскользь прибавилъ:
-- Люди не для того ѣздятъ въ Австралію, чтобы умереть, а для того, чтобы тамъ разбогатѣть, потомъ вернуться домой и жениться. Вотъ такъ бы и вы сдѣлали, а то "Гровъ" какъ камень у васъ на шеѣ. Не хотите ли сигарочку, фермеръ?
Джорджъ отвѣчалъ утвердительно. Когда онъ закурилъ сигару, мистеръ Винчестеръ попросилъ показать ему кузницу.
-- Я долженъ научиться подковывать лошадь, сказалъ Франкъ.
-- Вотъ тебѣ и разъ! подумалъ Джорджъ: -- самый важный дворянинъ у насъ, а хочетъ самъ подковывать лошадь. Но онъ былъ такъ деликатенъ, что не сдѣлалъ этого замѣчанія вслухъ, а повелъ мистера Винчестера въ кузницу.
Пока молодой джентльменъ вколачиваетъ гвозди въ лошадиную подкову, а англійскій фермеръ занятъ мыслями объ Австраліи, я долженъ познакомить читателя съ другими лицами.
Сусанна Мертонъ была прекрасна собой и добра. Джорджъ Фильдингъ и она всѣми были признаны за влюбленныхъ, но о свадьбѣ не было помину; въ послѣднее время даже старикъ Мертонъ дѣлался чрезвычайно серьознымъ, когда дочь его произносила имя Джорджа.
Сусанна, дѣйствительно, любила Джорджа, хотя не такъ страстно, какъ онъ ее; однако она не отвѣчала благосклонно ни на чье болѣе ухаживанье, хотя, кромѣ безчисленной толпы обыкновенныхъ обожателей, были и другіе, такъ же сумасшедше въ нее влюбленные, какъ самъ Джорджъ. Странно было вотъ что: Сусанна во многихъ даже совсѣмъ не замѣчала страсти, которую они къ ней питали; странно это потому, что въ этихъ случаяхъ у женщины бываетъ обыкновенно очень зоркій глазъ.
Вилліамъ Фильдингъ, братъ Джорджа, былъ тоже по уши влюбленъ въ эту дѣвушку, и хотя онъ трепеталъ отъ счастья быть возлѣ нея, однако никогда не позволялъ себѣ даже и смотрѣть на нее иначе, какъ украдкой; онъ зналъ, что ему не слѣдовало ея любить.
Утромъ, въ день нашего разсказа, отецъ Сусанны, старикъ Мертонъ, пришелъ на ферму "Гровъ", чтобы осмотрѣть поле, за домомъ Джорджа. Его остановилъ другъ его, мистеръ Медовсъ, который, увидавъ Мертона, далъ подержать свою лошадь мальчику, а самъ перешелъ черезъ ниву, чтобы поговорить съ пріятелемъ.
Мистеръ Медовсъ былъ необыкновенный человѣкъ, и потому заслуживаетъ, нѣсколько, предварительнаго знакомства читателя.
Онъ былъ то, что называютъ счастливцемъ; все, что бы онъ ни начиналъ въ жизни, ему удавалось.
Сосѣди ему удивлялись, уважали его, и нѣкоторые даже ненавидѣли. Зачѣмъ онъ прежде былъ простымъ извощикомъ, а въ сорокъ лѣтъ здѣлался хлѣбнымъ маклеромъ и управляющимъ имѣніями? Можно ли за это не ненавидитъ?
-- Онъ никакъ не могъ честно нажить всего своего состоянія, говорили между собою завистники, а между тѣмъ, какъ на грѣхъ, никто изъ нихъ не могъ указать ни на одинъ его безчестный поступокъ.
У Джона Медовса была хладнокровная голова, желѣзная воля, тѣло и умъ одинаково неутомимые, и глазъ, который ничто не могло отвлечь отъ дѣла. Онъ былъ богатъ, честенъ, наконецъ у него была душа въ дѣлахъ, то есть, метода.
Въ одинъ часъ онъ былъ въ церкви, въ другой -- на рынкѣ, въ третій -- при своей должности; и наконецъ дома, когда слѣдуетъ быть дома.
Такимъ образомъ, кому было угодно видѣть мистера Медовса по дѣлу, тотъ всегда въ извѣстномъ часу заставалъ его дома. И когда его заставали и говорили съ нимъ о дѣлѣ, то сначала находили его чрезвычайно робкимъ, нерѣшительнымъ, недовѣрчивымъ; а кончалось обыкновенно тѣмъ, что онъ никогда не оставался въ накладѣ.
Медовса большею частью всѣ уважали, но никто въ такой степени, какъ старикъ Мертонъ. Особенно въ продолженіе нѣсколькихъ послѣднихъ мѣсяцевъ, эти два человѣка сблизились до того, что сдѣлались друзьями; маклеръ часто пріѣзжалъ на ферму старика Мертона и принималъ живѣйшее участіе во всѣхъ его дѣлахъ.
Таковъ былъ Джонъ Медовсъ.
По наружности, онъ былъ высокій, крѣпкій мужчина, съ сѣдѣющими волосами, съ здоровымъ цвѣтомъ лица и съ широкимъ лбомъ, который ясно выражалъ глубину и силу мужественнаго характера.
-- Что, мистеръ Мертонъ, осматриваете ферму?
-- Да. Я, признаться, никогда и не думалъ, чтобы тутъ было что-нибудь порядочное, сказалъ въ отвѣтъ мистеръ Мертонъ; вотъ тутъ поля еще такъ-себѣ, ничего, а на холмѣ почва такая бѣдная, жалкая, что даже грустно смотрѣть.
Мертонъ, впрочемъ, далъ этотъ отвѣтъ на основаніи того, что онъ слышалъ отъ самого Медовса три недѣли тому назадъ.
-- Фермеръ, сказалъ Медовсъ, понижая голосъ:-- они молотятъ свѣжую пшеницу, чтобы заплатить за аренду.
-- Нѣтъ, вамъ такъ кажется; я не вижу цѣповъ,
-- Да, теперь престали молотить, пошли обѣдать; не говорите, что я вамъ это сказалъ; а Вилліамъ Фильдингъ былъ сегодня утромъ въ банкѣ: я думалъ, что ему выдадутъ по билету деньги, а банкъ сказалъ: Нѣтъ! Не смотря на то, что я за обояхъ братьевъ замолвилъ доброе слово.
Правда, онъ сказалъ доброе слово, да не добрымъ тономъ. Вотъ какъ онъ выразился: "Отецъ-то у нихъ былъ человѣкъ надежный"; но онъ такимъ тонокъ похвалилъ отца, что банкъ заперъ кассу для дѣтей.
-- Мнѣ никогда не нравились отношенія между Сусанной и Джорджемъ, а въ особенности съ нѣкоторыхъ поръ; но конечно, вѣдь они двоюродные братѣ и сестра....
-- Это такъ, они двоюродные, сказалъ Медовсъ; разумѣется, она не безъ ума же его любитъ; вѣдь она послушная дочь, не правда ли?
-- О, да; она еще ни разу ни въ чемъ мнѣ не противорѣчивы. Она довольно вспыльчива и настойчива, но только не со мной; для нея мое слово -- законъ. И вѣдь вы знаете, что Сусанна очень религіозна.
-- Ну, такъ не о чемъ и безпокоиться? одно ваше слово можетъ ее спасти; но, что же я тревожусь? вѣдь это не мое дѣло, а ваше, прибавилъ Медовсъ.
-- Если мое, такъ и ваше, отвѣчалъ Мертонъ. Вѣдь вы мой истинный другъ. Пойду въ ригу и посмотрю, что тамъ дѣлается. Съ этимъ отошелъ отецъ Сусанны, разстроенный и недовольный.
Медовсъ пошелъ въ Блакъ-Горсъ, деревенскій трактиръ, и встрѣтилъ у входа сельскаго констебля и какого-то незнакомца, съ виду очень приличнаго и похожаго на духовное лицо. Во взглядѣ констебля было что-то таинственное; онъ пригласилъ Медовса въ общую комнату трактира.
-- Сэръ, мнѣ нужно поговорить съ вами, сказалъ онъ:-- по-крайней-мѣрѣ мнѣ кажется, что дѣло васъ касается. У васъ недавно украли изъ кармана три банковыхъ билета съ вашей бланковой подписью?
Медовсъ подробно его осмотрѣлъ, сравнилъ нумеръ съ записной книжкой, которая была при немъ, и объявилъ, что билетъ дѣйствительно его.
-- Кто вамъ его передалъ? спросилъ онъ.
-- Тотъ, у кого и остальные билеты, одинъ незнакомецъ Робинзонъ; онъ живетъ на фермѣ Гровъ съ Джорджемъ Фильдингомъ. Да еще зовутъ ли его Робинзономъ? Мнѣ кажется, что это лондонская птичка, которая прилетѣла въ провинцію провѣтриться. Вы понимаете, сэръ.
Глаза Медовса заблистали: странно было видѣть; что богатый человѣкъ до такой степени взволнованъ этимъ обстоятельствомъ.
На вопросъ констеблю, кто его спутникъ, констебль отвѣчалъ тихо:
-- Джентльменъ изъ Бау-стритъ; онъ пріѣхалъ посмотрѣть на Робинзона, не узнаетъ ли его.
Констебль объявилъ Медовсу, что Робинзонъ гдѣ-то въ окрестностяхъ ловитъ рыбу, а то бы они давно его открыли. "Впрочемъ, отъ насъ не уйдетъ; какъ только вернется домой, такъ мы его и схватимъ."
-- Вы лучше бы, для вѣрности, прежде сравнили нумера билетовъ, сказалъ джентльменъ изъ Бау-стритъ, который съ виду былъ похожъ на духовное лицо.
У Медовса было въ пяти миляхъ очень важное дѣло, но онъ его отложилъ. Онъ написалъ строчку карандашемъ, посадилъ мальчика на свою вороную лошадь и велѣлъ ему какъ можно поспѣшнѣе ѣхать, куда было нужно. Самъ онъ остался, и съ какого-то странною радостью принялся за это дѣло.
Констебль и его спутникъ пошли прогуляться по деревнѣ, но не спускали своихъ зоркихъ глазъ съ фермы.
Такимъ образомъ, вокругъ Джорджа Филдинга въ этотъ день завязалось множество неожиданныхъ обстоятельствъ.
Онъ ничего не предчувствовалъ и былъ въ прекрасномъ расположеніи духа. Робинзонъ научилъ его, какъ облегчить то положеніе дѣлъ, которое его тяготило.
-- Напишите билетъ на имя вашего брата, и пусть онъ его предъявивъ въ кредитномъ учрежденій. Фарнборовскій банкъ размѣняетъ вамъ этотъ билетъ на свой; эти банки любятъ всякую бумагу, лишь бы не свою, и они правы.
Джорджъ такъ и сдѣлалъ, и теперь ждалъ въ волненіи Вилліама. Кромѣ того, въ этотъ день Сусанна Мертонъ пришла обѣдать къ нимъ на ферму, и хотя это было уже не въ первый разъ, но для бѣднаго Джорджа такое событіе каждый разъ одинаково казалось эпохой.
Робинзонъ, не подозрѣвая, что его такъ упорно ждутъ и стерегутъ, спокойно удилъ рыбу вплоть до самаго обѣда; однако ни онъ ничего не поймалъ, ни его, пока, не поймали.
Это задержало Медовса долго около фермы, и онъ встрѣтился съ одною, очень странною личностью.
Онъ расхаживалъ между скирдами Джорджа, вдругъ передъ нимъ очутился старикъ, нѣсколько согнувшійся отъ лѣтъ, но очень еще бодрый и сильный съ виду. У него была длинная сѣдая борода, волосы очень густые, но почти совсѣмъ бѣлые, и самъ онъ былъ до того смуглъ, что можно было навѣрное сказать: это не Англичанинъ. Его густыя брови были тоже сѣдыя, и подъ ними чудно блестѣли большіе, выразительные глаза, какъ будто два драгоцѣнныхъ камня. Въ голосѣ его были совершенно восточные переливы и богатства. Этотъ старикъ былъ Исаакъ Леви, восточный еврей, прожившій полжизни подъ солнцемъ юга. Въ Фарнборофѣ слишкомъ уже къ нему привыкли и перестали ему удивляться, но каждаго незнакомца онъ рѣшительно поражалъ съ перваго раза. Онъ былъ какъ-то особенно необыкновененъ; одна романтическая личность въ цѣлой толпѣ людей самыхъ дюжинныхъ; онъ походилъ на яшму, которая вдругъ очутилась между камнями мостовой на рынкѣ, или на чудный кактусъ grandiflora, который вдругъ появился бы между крапивой на лугахъ Беркшайра.
Исаакъ Леви былъ очень свѣдущъ въ еврейскомъ языкѣ; это, и восточные пріемы въ обращеніи, усвоенные имъ съ молодости, придавали особенный колоритъ его рѣчи и мнѣніямъ, въ особенности въ такія минуты, когда онъ былъ взволнованъ. Въ тѣ минуты онъ забывалъ даже главный двигатель,-- деньги, чувствовалъ и думалъ какъ представитель огромной націи, угнетенной, но ожидающей освобожденія. Онъ между своими пользовался уваженіемъ, какъ человѣкъ очень умный и ученый.
При видѣ Исаака Леви, Медовсъ страшно нахмурился, ему сдѣлалось какъ будто очень неловко, и онъ, не давая старику начать говорить, очень грубо сказалъ ему:
-- Если вы пришли говорить со мною о домѣ, то можете отправиться сейчасъ же обратно съ тѣмъ же, съ чѣмъ и пришли. Толку изъ нашего разговора не выйдетъ.
Медовсъ купилъ домъ, въ которомъ Исаакъ нанималъ квартиру, и тотчасъ же далъ ему знать, чтобы онъ выѣхалъ.
Исаакъ, который необыкновенно привязался къ единственному мѣсту въ цѣломъ мірѣ, гдѣ ему пришлось прожить нѣсколько лѣтъ сряду, былъ вполнѣ увѣренъ, что Медовсъ сдѣлалъ такое распоряженіе потому только, что хотѣлъ набавить цѣну на квартиру. Онъ, дѣйствительно, пришелъ теперь съ цѣлью поговорить съ новымъ хозяиномъ дома.
-- Мистеръ Медовсъ, сказалъ онъ убѣдительно, я жилъ въ этомъ домѣ двадцать лѣтъ и платилъ хорошія деньги; но если вы думаете, что вамъ кто нибудь дастъ больше, то за этимъ между нами дѣло не станетъ, мы все-таки не разойдемся,-- набавьте, и я приплачу; а вы знаете, что я плательщикъ вѣрный.
-- Да, я это знаю, отвѣчалъ Медовсъ.
-- Благодарю, сэръ! ну, такъ....
-- Ну, такъ вы завтра же выберетесь изъ моего дома.
-- Нѣтъ, сэръ. Выслушайте меня, потому что вы моложе меня. Мистеръ Медовсъ, когда волоса мои были черны, я путешествовалъ по востоку; я былъ въ Мадрасѣ и Бенаресѣ, въ Багдадѣ и въ Испагани, въ Меккѣ и въ Босфорѣ. Да гдѣ я не былъ? Но я нигдѣ не находилъ себѣ покоя. Когда волосы мои стали сѣдѣть, я торговалъ въ Петербургѣ, въ Римѣ, въ Парижѣ, въ Вѣнѣ, въ Лиссабонѣ и другихъ западныхъ городахъ, и все-таки не находилъ покоя. Потомъ я пріѣхалъ въ этотъ городокъ, гдѣ наконецъ я думалъ раскинуть на всю жизнь свою палатку; здѣсь Богъ далъ мнѣ жену, здѣсь онъ у меня ее и отнялъ.
-- Да мнѣ-то какое дѣло до этого?
-- Конечно, сэръ, и вамъ до этого есть дѣло, если вы таковы, какъ объ васъ разсказываютъ; потому что объ васъ хорошо говорятъ; будьте терпѣливы и выслушайте меня. У меня въ томъ домѣ, который вы купили, родилось два ребенка; изъ этого же дома я отвезъ ихъ на кладбище; и моя Лія тоже здѣсь умерла; иногда, въ часы грусти, мнѣ слышатся ихъ голоса и шаги. Въ другомъ домѣ я никогда не услышу ни того, ни другаго, я буду совершенно одинокъ на свѣтѣ; не разлучайте меня съ тѣнями моихъ покойниковъ. Позвольте мнѣ васъ убѣдить.
-- Нѣтъ! былъ строгій отвѣтъ.
-- Нѣтъ? Вскричалъ Леви, и глаза его вдругъ засверкали, точно молніей; такъ вы хотите быть врагомъ Исаакѣ Леви?
-- Да! былъ мрачный отвѣтъ.
-- А! вскричалъ старый еврей, и въ его голосѣ вдругъ выразилось презрѣніе, которое онъ тотчасъ постарался подавить. Чѣмъ же я заслужилъ вашу вражду, сэръ? сказалъ онъ, стараясь выразить сожалѣніе въ тонѣ.
-- Вы даете въ займы деньги.
-- Немного, сэръ, и то иногда, очень рѣдко, очень мало.
-- Вы лучше скажите, что если приходится давать въ невѣрныя руки, то у васъ нѣтъ денегъ; а если въ вѣрныя, то никто до сихъ поръ не знаетъ, когда можетъ истощиться кошелекъ Исаака Леви.
-- Нашъ народъ, сказалъ Исаакъ, какъ будто извиняясь, не таковъ, какъ вашъ; мы другъ другу вѣримъ. Мы братья, и у насъ другъ для друга всегда есть деньги, когда залогъ вѣрный.
-- Хорошо, сказалъ Медовсъ, что вы, то и я; что вы дѣлаете скрытно, то я дѣлаю явно.
-- Да міръ довольно великъ, достанетъ намъ обоймъ, сэръ.
-- Это правда, онъ великъ, поспѣшно отвѣчалъ Медовсъ. Онъ весь передъ вами, Исаакъ. Идите куда хотите, потому что этотъ маленькій городокъ Фарнборофъ не довольно обширенъ, чтобы содержать, кромѣ меня, еще одного человѣка, который занимался моимъ же дѣломъ, но для своего собственнаго кармана.
-- Но вѣдь это не вражда, сэръ.
Медовсъ грубо расхохотался.-- На васъ очень трудно угодить, воскликнулъ онъ. Если это не вражда, то по вашему, что же?
-- Нѣтъ, сэръ, это только дѣло прибыли и потери. Послушайте, оставьте меня въ вашемъ домѣ, и я обѣщаю, что вы будете постоянно выигрывать, а не терять. Нашъ народъ дѣятеленъ и искусенъ во всѣхъ возможныхъ оборотахъ, но у насъ есть вѣра и завѣтъ. Пусть это будетъ такъ. Будемте друзьями. Я дѣлаю съ вами условіе, и клянусь вамъ скрижалями закона, что вы, при моемъ содѣйствіи, не потеряете ни одного шиллинга въ годъ.
-- Вы мнѣ разсказали свою исторію; слушайте же теперь мою. Я всегда топталъ все и всѣхъ, кто когда нибудь въ моихъ дѣлахъ становился поперегъ дороги. Я былъ бѣденъ, а теперь богатъ: вотъ моя политика.
-- Слабая политика, сказалъ Исаакъ рѣшительно. Рано или поздно кто нибудь и васъ затопчетъ.
-- Какъ? ужь не вздумали ли вы мнѣ угрожать? замѣтилъ Медовсъ,
-- Нѣтъ, сэръ, сказалъ Исаакъ, тихо, но рѣшительно. Я только говорю вамъ то, что видѣли эти старые глаза во всѣхъ націяхъ, и читали въ такихъ книгахъ, которыя никогда не лгутъ. Голіяфъ побѣждалъ цѣлыя воинства и смотрѣлъ на нихъ съ презрѣніемъ, а между тѣмъ палъ какъ голубь, отъ удара пастуха. Самсонъ разрывалъ львовъ на части, а не могъ справиться съ женщиной. Онъ покорился ей какъ ребенокъ. Нѣтъ человѣка, который могъ бы презирать, сэръ! Силачъ можетъ быть увѣренъ, что найдетъ сильнѣе и искуснѣе себя; хитрецъ точно также встрѣтитъ непремѣнно соперника хитрѣе и пронырливѣе. Я васъ предупреждаю, будьте благоразумны. Не вздумайте потоптать кого нибудь изъ нашихъ. Націи и люди, которые насъ угнетаютъ, никогда не уйдутъ далеко; для нихъ не много въ жизни будетъ хорошаго. Лучше я благословлю васъ. Благословеніе старика -- сокровище. Взгляните на эти сѣдые волосы; у меня на вѣку было столько же горестей, сколько волосъ. Значительная доля проклятія всему моему племени пала и на Исаака Леви. Потомъ, протягивая руки, онъ съ легкимъ, но трогательнымъ движеніемъ, сказалъ. Меня какъ листъ носила судьба по свѣту весь мой вѣкъ, и теперь я жажду покоя. Позвольте мнѣ отдыхать въ моей нынѣшней палаткѣ до тѣхъ поръ пока не успокоюсь навсегда. О! дайте мнѣ умереть тамъ, гдѣ всѣ мои умерли, и схороните меня тамъ же.
Лѣта, печаль и краснорѣчіе, все было напрасно въ этомъ случаѣ; все это разсыпалось, какъ волна передъ неподвижной скалой; такая сильная воля и такая черствая душа была у Медовса.
Право, даже совѣстно передавать отвѣтъ почтеннаго западнаго дикаря.
-- Какъ! вы дѣлаете ссылки на священное писаніе, ге, ге? Я думалъ, что вы въ него не вѣруете. Теперь послушайте-ка противную сторону. Авраамъ и Лотъ не могли жить вмѣстѣ, потому что держали оба овецъ, а мы не можемъ потому, что оба ихъ стрижемъ. И тогда Авраамъ отказалъ Лоту, какъ я вамъ теперь отказываю. А что касается до вашего желанія умереть въ моихъ владѣніяхъ, во что бы то ни стало, то я предоставляю вамъ полную свободу повѣситься у меня въ домѣ до завтрашняго дня, но не позже; потому что послѣ ни одна жидовская собака никогда не умретъ въ моемъ домъ и не будетъ похоронена для навоза въ моемъ саду.
Глаза старика-еврея дико и страшно заблистали; гнѣвъ вырвался изъ него, какъ лава изъ огнедышащей горы.
-- Дерзкая собака! ты ругаешься даже надъ святыней? Основатель твоей вѣры сталъ бы гнушаться тобой, потому что, говорятъ, онъ былъ сострадателенъ. Я на тебя плюю и проклинаю тебя. Будь ты проклятъ! И подымая руки, онъ самъ приподнялся, чтобы удвоить свою вышину, и страшно прокричалъ еще разъ надъ своимъ врагомъ: "Будь проклятъ!" Самъ желѣзный Медовсъ содрогнулся при видѣ такого восточнаго бѣшенства. "Каково бы ни было тайное желаніе твоего чернаго сердца, небо смотритъ на мои сѣдые волосы, оно заступится за того, кого ты оскорбилъ, и желаніе твое не исполнится.... Ага! ты дрожишь! У всякаго есть тайныя желанія, но противъ твоего борется само небо. Дай Богъ, чтобы исчезло на этотъ разъ, для исполненія этого желанія, то счастіе, по которому тебѣ до-сихъ-поръ все въ жизни удавалось. Дай Богъ, чтобы ты былъ близокъ къ осуществленію этого желанія, чтобы оно черезъ минуту уже должно было перейти въ дѣйствительность, чтобы ты тосковалъ отъ ожиданія и чтобы, наконецъ, оно не исполнилось."
Злыя, ѣдкія, энергическія слова старика такъ ужасно звучали въ сердцѣ его врага и, вмѣстѣ съ тѣмъ, казались чѣмъ-то такимъ вѣрнымъ, что Медовсъ совершенно вышелъ изъ себя.
То блѣднѣя, то синѣя отъ гнѣва, онъ поднялъ палку, перевернулъ ее нѣсколько разъ на воздухѣ и со всего размаха ударилъ ею по головѣ Исаака.
Къ счастію Исаака, палка встрѣтила кожаную шапку, вмѣсто сѣдыхъ волосъ.
Въ это время на голоса подошелъ Джорджъ, котораго они оба, въ припадкѣ бѣшенства, не замѣтили. У него въ рукахъ былъ ремень, и онъ, съ помощью этого ремня, своей ловкости и силы, отвратилъ ударъ, который, можетъ быть, навсегда бы прекратилъ краснорѣчіе еврея. И такъ, палка маклера только перерѣзала воздухъ, какъ бы бритвой, и произвела самый музыкальный шумъ, всего на полдюйма отъ головы еврея. Выраженіе змѣинаго взгляда Медовса было страшно ядовитое и мстительное.
-- Я не могу этого допустить, кричалъ Джоржъ. Ремень и палка однако продолжали встрѣчаться въ воздухъ; Медовсъ съ гнѣвомъ и удивленіемъ смотрѣлъ на защитника еврея и какъ-будто со страхомъ видѣлъ, что именно этотъ человѣкъ сталъ съ нимъ сражаться и захотѣлъ мѣшать ему.
-- Вы шутите, мистеръ Медовсъ, сказалъ Джорджъ хладнокровно. Этотъ человѣкъ вдвое васъ старѣе, при немъ нѣтъ другаго оружія, кромѣ собственныхъ рукъ. Кто вы такой, старичокъ, и что вамъ нужно?
-- Онъ меня оскорбляетъ, кричалъ Медовсъ, за то, что я не хочу имѣть его жильцомъ въ моемъ домѣ. Развѣ кто-нибудь можетъ у меня жить противъ моей воли? Кто онъ такой? Гнусный старый жидъ.
-- Да, молодой человѣкъ, отвѣчалъ еврей печально, я Исаакъ Леви, еврей. А какой ты вѣры? сказалъ онъ, обращаясь опять къ Медовсу. Ужь не язычникъ ли ты, а? Да и то нѣтъ, собака! у язычниковъ было больше сердца, чѣмъ у тебя; они уважали горе и сѣдые волоса.
-- Тебѣ за это достанется; со мной дешево не раздѣлаешься, я тебѣ покажу, какой я вѣры, отвѣчалъ разъяренный Медовсъ, опять судорожно размахивая палкою.
-- Вы не сердитесь такъ, старичокъ, сказалъ добродушный Джорджъ, а вы, мистеръ Медовсъ, должны бы были знать, какъ принимать слова старика; вѣдь старикъ все равно, что женщина; у нихъ обоихъ нечѣмъ защищаться, кромѣ языка; вотъ они имъ и рѣжутъ, сколько могутъ. Во всякомъ случаѣ, вы не должны подымать на него руку на моей землѣ, я этого не хочу; иначе вамъ придется прежде имѣть дѣло со мной; не думаю, чтобы вамъ это пришлось очень по вкусу.
-- Онъ! вскричалъ Исаакъ, онъ не смѣетъ! смотрите! смотрите! и онъ показалъ рукою на Медовса; -- онъ не смотритъ вамъ прямо въ лицо. Повѣрьте, что тотъ, кому привелось читать во взорахъ людей отъ востока до запада, узнаетъ по вашимъ глазамъ льва, а по его -- трусливаго волка.
-- Завтра же, завтра же, непремѣнно! стоналъ Медовсъ и дрожалъ отъ гнѣва, который хотѣлъ подавить въ себѣ.
-- А! закричалъ Исаакъ, и поблѣднѣлъ и, въ свою очередь, сильно задрожалъ.
-- Завтра? что завтра? безпокойно спросилъ Джорджъ. Ну, будто не все равно, сегодня, завтра или послѣ завтра. Да не смотрите, старичокъ, съ такимъ презрѣніемъ. Боже мой, какъ онъ, несчастный, дрожитъ. Бѣдный старикъ! Джорджъ подошелъ къ дверямъ фермы и, кликнулъ: Сара!
На этотъ зовъ явилась крѣпкая, здоровая дѣвушка.
-- Возьми этого старика и сведи его къ намъ, дай ему, что нужно, покорми, чѣмъ знаешь; можетъ быть, онъ что-нибудь съѣстъ, чтобы подкрѣпиться, оказалъ Джорджъ дѣвушкѣ.
-- Благодарю васъ, молодой человѣкъ, прошепталъ, запинаясь, Исаакъ,-- ѣсть у васъ я не могу, но все-таки пойду, чтобы отдохнуть и укрѣпиться; силы меня оставляютъ, ноги подо мной подкашиваются; я долженъ успокоиться: въ мои годы всякій порывъ опасенъ.
Когда онъ дошелъ до дверей, то вдругъ остановился и, глядя на небо, сказалъ:
-- Да, будетъ миръ подъ этой кровлей, да послѣдуютъ за мной въ это жилище спокойствіе и всѣ блага.
-- Благодарю за, съ искренно, сказалъ молодой Фильдингь, котораго слова старика и удивили и тронули.-- Сколько вамъ лѣтъ, дѣдушка? прибавилъ онъ почтительно.
-- Сынъ мой, мнѣ семдесятъ лѣтъ,-- я человѣкъ старый и довольно погоревалъ на своему вѣку,-- и за себя отчасти, но всего болѣе за всю свою націю и вѣру. Люди,-- люди на самомъ дѣлѣ,-- радѣютъ о насъ, а люди -- собаки оскорбляютъ насъ всѣхъ одинаково, безъ, различая возраста.
-- Это справедливо, сказалъ добрый молодой человѣкъ, успокоивающимъ голосомъ,-- но не тревожите себя прежнимъ. Войдите, и вы забудете, Богъ дастъ, хоть на время, всѣ ваши горести и безпокойства у моего камина, бѣдный старичокъ.
Исаакъ отвернулся; отъ этихъ радушныхъ словъ у него на глазахъ показалась слезы. Онъ особенно былъ чувствителенъ къ привѣтливости молодаго человѣка послѣ ужаснаго оскорбленія, которое ему только что было нанесено. Сначала нѣсколько минутъ, происходила въ немъ внутренняя борьба, но, потомъ природа взяла верхъ надъ предразсудкомъ, и, онъ протянулъ руку, молодому фермеру, съ такимъ значительнымъ и серьознымъ видомъ, какъ-будто онъ былъ царемъ всей Азіи; Джорджъ взялъ эту руку и пожалъ ее, какъ Англичанинъ.
-- Исаакъ Леви вашъ другъ, и выраженіе не только лица, но и всего существа Леви ясно показывало, что онъ этимъ словамъ придаетъ особенное, даже таинственное значеніе.
Онъ вошелъ въ домъ, а Джорджъ Филдингъ все продолжалъ слѣдить за нимъ, съ участіемъ и любопытствомъ.
Исаакъ Леви не имѣлъ понятіе о планахъ маклера. Но, подавая руку Джорджу, онъ послалъ длинный, адски-ненавистный взглядъ Медовсу и не подозрѣвалъ, что соединяетъ въ своей груди, совершенно случайно, два противоположныя чувства.
Понятно, что Медовсу было, непріятно слышать, какъ еврей произносилъ слово: "Я вашъ другъ", обращаясь къ Джорджу.
Но маклеръ призадумался надъ этимъ только одну минуту. Онъ сильно надѣялся на свою хитрость и опытность; и дикое бѣшенство какого-нибудь еврея не могло заставить его разубѣдиться въ этихъ качествахъ.
Онъ ушелъ, оставивъ Джорджа Фильдинга все еще наблюдающимъ за евреемъ.
Джорджъ, не видя, что онъ ушелъ, сказалъ:
-- Странно, слова этого старика какъ-то особенно отзываются въ моей груди, Мистеръ Медовсъ... Ахъ, онъ ушелъ. Вотъ никогда бы не думалъ, разсуждалъ про себя Джорджъ Фильдингъ, чтобы мистеръ Медовсъ, о которомъ всѣ говоритъ хорошо, и пасторъ нашъ, и всѣ, подыметъ руку или, что еще хуже, палку на старика семидесяти лѣтъ. Джорджъ думалъ объ этомъ и съ удивленіемъ, и съ отвращеніемъ.
Его размышленія, были прерваны Вилліамомъ Фильдингомъ, который только что вернулся изъ Фарнборофа.
-- Лучше поздно, чѣмъ никогда, сказалъ нетерпѣливо старшій братъ.
-- Раньше не могъ никакъ отдѣлаться, Джорджъ. Вотъ деньги за овцу, а коровы не продалъ, Джемсъ ведетъ ее домой.
-- Ну, а деньги по билету гдѣ же, Вилліамъ?
Вилліамъ съ грустью опустилъ голову.
-- Не получилъ, Джорджъ!-- вотъ тебѣ назадъ билетъ, банкъ его не принимаетъ.
На лицѣ бѣднаго Джорджа выразилось сильное страданіе.
-- Банкъ не принимаетъ, повторилъ онъ, задыхаясь. Ахъ, Вилліамъ, все кончено, нашъ кредитъ упалъ, цѣлый городъ знаетъ, что мы просрочили плату за аренду. Вѣдь ты знаешь, что намъ необходимо достать денегѣ гдѣ бы то ни было.
-- Лучше попросить въ займы у кого-нибудь изъ сосѣдей, чѣмъ свѣжую пшеницу продавать за безцѣнокъ, сказалъ сердито Вилліамъ.
-- Эхъ, Вилліамъ, вскричалъ Джорджъ, попросить въ займы у сосѣда? а если откажутъ?-- это хуже смерти. Вотъ ты можешь занять, это совсѣмъ другое дѣло.
-- Я! Да развѣ я здѣсь хозяинъ? отвѣчалъ младшій братъ. Ферма не моя; а будь она моя, тогда я съумѣлъ бы выпутаться.
-- Разумѣется, въ этомъ-то я увѣренъ! отвѣчалъ старшій очень рѣзко. Ты бы насадилъ одного картофеля на всей землѣ, да держалъ бы восемьдесятъ свиней, которыя бы хрюкали на дворѣ цѣлый день, а другой бы пользы не приносили. Вотъ какъ бы ты хозяйничалъ. О! я знаю, что тебѣ давно хочется быть старшимъ. Такъ я тебѣ скажу, что для этого нужно сдѣлать: ты прежде меня убей, Вилліамъ Фильдингъ, тогда и будешь старшимъ братомъ, но не прежде.
Это была порядочная вспышка со стороны Джорджа, но у кого же изъ насъ нѣтъ своихъ слабыхъ минутъ?
-- Я съ тобой не стану спорить, отвѣчалъ Вилліамъ. Ты, Джорджъ, утопилъ насъ, такъ ты и вытаскивай изъ тины!
Джорджъ тотчасъ же усмирился и понизилъ голосъ.
-- Да у кого же мнѣ попросить? сказалъ онъ.
-- У дяди Мертона, а не то у мистера Медовса; онъ иногда даетъ друзьямъ въ займы. Даже немного будетъ, если занять и у того, и у другаго.
-- Невозможно; это будетъ напрасно. Я только что его оскорбилъ; къ тому же, этотъ человѣкъ во всю жизнь не зналъ горя, какъ же ему принимать участіе въ другихъ?
-- Если ты съ нимъ въ ссорѣ, такъ мнѣ не мѣшаетъ жить съ нимъ дружно;-- пожалуй, я попрошу у него.
-- Хорошо, очень радъ, сказалъ Джорджъ, дай Богъ, чтобъ все это кончилось хорошо для насъ.
Медовсъ, нужно замѣтить, все это время ожидалъ Робинзона, и между-тѣмъ, какъ братья разсуждали, онъ былъ съ Мертономъ въ ригѣ, гдѣ успѣлъ уговорить старика запретить своей дочери всякія сношенія съ Джорджемъ.
-- Я не зналъ, что вы здѣсь, сэръ, мнѣ нужно переговорить съ вами.
-- Къ вашимъ услугамъ, мастеръ Вилліамъ.
-- Благодарю, сэръ. Вотъ въ чемъ дѣло. Мы съ Джорджемъ стѣснены теперь въ денежномъ отношеніи; конечно, это только на время, и Джорджъ говоритъ, что онъ былъ бы чрезвычайно вамъ обязанъ, еслибъ вы намъ одолжили сотню фунтовъ; мы не замедлимъ расплатиться.
-- Мистеръ Вилліамъ, отвѣчалъ Медовсъ, я былъ бы совершенно счастливъ, если бы могъ услужить вамъ; но скажите, почему не просили вы меня объ этомъ вчера?-- вы знаете мои дѣла: иногда мнѣ нужно употребить пропасть денегъ; вотъ, напримѣръ, вчера я отдалъ все, что у меня было. Прошу васъ только впередъ не стѣсняться, я въ другой разъ съ удовольствіемъ исполню вашу просьбу; до свиданія, мистеръ Вилліамъ.
И Медовсъ ушелъ, оставивъ Вилліама не при чемъ.
Джорджъ выбѣжалъ изъ кухни.
-- Ну, что?
-- Говоритъ, что у него нѣтъ денегъ.
-- Лжетъ; вчера вѣдь при тебѣ онъ внесъ полторы тысячи фунтовъ въ банкъ; зачѣмъ же ты не сказалъ ему, что видѣлъ это?
-- Къ чемужъ бы это послужило? развѣ можно насильно заставитъ человѣка дать въ займы, когда онъ всѣми силами этого избѣгаетъ?
-- Я тебя понимаю, возразилъ Джорджъ. Ты могъ бы выманить эти деньги у Медовса, еслибъ захотѣлъ. Но ни чуть не бывало: ты хочешь заставить твоего брата просить въ займы у отца той, которую онъ любитъ; ты хочешь, чтобы я обнаружилъ передъ нимъ свою бѣдность, вотъ чего ты хочешь. Ты просто кривишь душой.
-- Я отъ тебя отъ перваго это слышу; а тебѣ стыдно было бы это говорить, даже еслибъ ты мнѣ не былъ братъ.
-- Еслибъ я не былъ тебѣ братъ, то сказалъ бы гораздо сильнѣе.
-- Ну, развернись-ка передъ дядей Мертономъ, вотъ онъ. Дядюшка, дядюшка, кричалъ Вилліамъ Мертону, который тотчасъ же обернулся и подошелъ къ нимъ. Джорджу нужно поговорить съ вами. И прокричавъ это, Вилліамъ оставилъ ихъ наединѣ.
-- Это очень кстати, мнѣ самому нужно было съ тобой поговорить, сказалъ Мертонъ.
Пока Джорджъ собирался съ духомъ начать разговоръ, мистеръ Мертонъ его опередилъ, потому что съ своей стороны не чувствовалъ ни какого затрудненія сказать племяннику что было нужно.
-- Вы молотите новую пшеницу? спросилъ Мертонъ съ важностью.
-- Да, отвѣчалъ Джорджъ, потупивъ глаза.
-- Это скверно; фермеръ не рекомендуетъ себя, если прибѣгаетъ къ двери риги для своего дохода.
-- Такъ куда же ему прибѣгать? Хорошо вамъ говорить, дядюшка, у васъ есть и трава и вода.
-- И у тебя бы все это должно быть, если бы ты былъ порядочный фермеръ. Нѣтъ, Джорджъ, я долженъ поговорить съ тобой серьозно (Джорджъ вздрогнулъ). Ты красивый юноша, и я тебя очень люблю, но свою дочь все-таки люблю больше тебя.
-- И я тоже! просто отвѣчалъ Джорджъ.
-- Такъ я долженъ подумать о ней, продолжалъ Мертонъ. Я довольно насмотрѣлся, какъ у васъ идутъ дѣла, и вижу, что, если бы она вышла за тебя замужъ, пришлось бы ей тебя содержать, а не тебѣ ее.
-- Сохрани Боже! У насъ дѣла не до такой степени худо идутъ, дядюшка.
-- Ты, я увѣренъ, на столько мужчина, что не захочешь ѣсть женинъ хлѣбъ, продолжалъ Мертонъ: -- а если ты не таковъ, то я на столько отецъ, что не захочу допустить до этого свою дочь.
-- Ахъ, какъ тяжело выслушивать такія жестокія слова, выговорилъ задыхаясь Джорджъ.
-- Лучше говорить прямо, нежели обиняками, когда уже разъ рѣшился говорить, отвѣчалъ старикъ.
-- Скажите мнѣ, пожалуйста, какъ понимаете вы это? Долженъ я это принимать отъ васъ одного, или и отъ Сусанны тоже? Можетъ быть она просила васъ мнѣ это передать? говорилъ Джорджъ, при чемъ губы его дрожали такъ, что онъ едва могъ выговаривать слова.
-- Сусанна послушная дочь. Что я скажу, то и она скажетъ; ты долженъ знать, что всѣ твои попытки заставить ее выдти у меня изъ повиновенія будутъ напрасны: это тебѣ никогда не удастся.
-- Довольно, довольно, отвѣчалъ Джорджъ сердито:-- довольно вы мнѣ наговорили; я никогда не собирался ни одну дѣвушку учить дурному.
-- Прощай, Джорджъ! и Мертонъ ушелъ.
-- Прощайте, дядюшка! (неблагодарный старый плутъ!)
-- Вилліамъ! крякнулъ онъ своему брату, который тотчасъ же прибѣжалъ разузнавать новость:-- наша матушка не отказалась его выпутать, когда было нужно; если бы не она, у него теперь ничего бы за душой не было. И вотъ, вмѣсто благодарности, онъ мнѣ такъ дурно платитъ. О, Боже мой! о, Вилліамъ!
-- Ну, да что же, дастъ онъ денегъ или нѣтъ?
-- Я его даже и не спрашивалъ.
-- И не спрашивалъ? вскричалъ Вилліамъ.
-- Помилуй, Вилліамъ, онъ мнѣ не далъ и слова выговорить, сказалъ Джорджъ, глядя умоляющимъ взоромъ на брата:-- онъ видитъ, что наши дѣла очень худо идутъ и почти запрещаетъ мнѣ думать о Сусаннѣ.
-- Ну, чтожъ, сказалъ другой братъ, отрывисто: -- ты бы долженъ былъ сказать ему правду, попросить его помочь намъ, вѣдь онъ нашъ родной.
-- Ты непремѣнно хочешь меня унизить, во что бы то ни стало; ты мнѣ не братъ, отвѣчалъ Джорджъ, взбѣшенный и оскорбленный.
-- Считаться, такъ считаться, сказалъ Вилліамъ:-- я просилъ Медовса, и онъ отказалъ мнѣ. Ты хотѣлъ просить дядю, но заговорился о Сусаннѣ и увлекся до того, что даже и не вспомнилъ о деньгахъ; вопросъ -- кто же изъ насъ кривитъ душою?
-- Если ты смѣешь говорить это про меня, такъ я тебѣ сверну голову, негодяй.
-- Ты кривишь душой, а кромѣ того глупъ и нераспорядителенъ въ дѣлахъ.
-- Такъ ты хочешь драться?
-- Да, хочу.
-- Ну, хорошо, пусть будетъ такъ, пусть одинъ изъ насъ управляетъ фермой и будетъ полнымъ хозяиномъ, а другой убирается къ чорту; ужъ мнѣ это надоѣло.
-- И мнѣ тоже, сказалъ Вилліамъ быстро. Довольно мнѣ этихъ двухъ лѣтъ.
Братья засучили рукава, пожали другъ другу руки, оба отступили на шагъ и начали боксировать.
Трудно было рѣшить, что именно заставило братьевъ забыться до драки: ферма ли, деньги ли, характеры ли; спросить бы ихъ,-- и они вѣрно признались бы въ настоящей причинѣ: виновницею всему была Сусанна Мертонъ.
Тайная ревность давно уже скрывалась въ обоихъ братьяхъ, а теперь она выразилась явно.
Ахъ, Вилліамъ Фильдингъ, и всѣ -- берегитесь ревности. Проклятая ревность! Она -- царица всѣхъ страстей и пороковъ; другія страсти изобличаютъ характеръ; эта же измѣняетъ его, а иногда и совершенно разрушаетъ. Она превращаетъ честныхъ людей въ змѣй, а голубей въ коршуновъ!-- Страшная, неестественная смѣсь любви и ненависти, она отравляетъ все нравственное, сковываетъ разсудокъ, подавляетъ чувство справедливости, уничтожаетъ состраданіе, развращаетъ сердце и осуждаетъ на вѣчное проклятіе.
И такъ, оба Фильдинга, механически пожавъ другъ другу руку и отступивъ на шагъ, начали драться на кулакахъ.
Каждый изъ нихъ разсчитывалъ на успѣхъ и вмѣстѣ съ тѣмъ каждый зналъ, что съ противникомъ состязаться не легко.
Нельзя было не удивиться послѣ этого, что Джорджъ вдругъ первый опустилъ руки и обратилъ свои взгляды совсѣмъ въ другую сторону. На его лицѣ выраженіе гнѣва замѣнилось другимъ, нѣжнымъ и отчасти смѣшаннымъ со страхомъ.
Вилліамъ посмотрѣлъ въ ту же сторону, и лицо его приняло такое же выраженіе, какъ у Джорджа; онъ тоже заложилъ руки въ карманы и принялся беззаботно свистать.
Красивая молодая дѣвушка вдругъ бросилась между двухъ братьевъ.
Ея первыя слова еще сильнѣе увеличили ихъ замѣшательство.
-- Что это значитъ? вскричала она гордо, какъ будто королева, осуждающая своихъ подданныхъ.
Джорджъ взглянулъ на Вилліама, тотъ ничего не нашелъ для своего оправданія.
Тогда Джорджъ сказалъ, нѣсколько запинаясь, но чрезвычайно нѣжнымъ голосомъ:
-- Вилліамъ показывалъ мнѣ новый пріемъ въ бокса, которому онъ выучился на ярмаркѣ; вотъ и все, Сусанна.
-- Это ложь, Джорджъ, отвѣчала дѣвушка, и притомъ первая, которую я слышу отъ тебя (Джорджъ покраснѣлъ). Вы дрались,-- я видѣла, какъ ваши глаза блестѣли!
Посмотрѣть, какъ братья при этомъ перемигнулись, можно было бы съ истиннымъ наслажденіемъ.
-- Фи! Фи! какъ это можно, вскричали они единодушно. Родные братья могутъ развѣ драться? по-крайней-мѣрѣ это невозможная вещь на христіанской землѣ, гдѣ даже и ко всякому ближнему проповѣдуется братская любовь. Какъ это вамъ могло придти въ голову?
-- Да, это грѣхъ, Сусанна, сказалъ Вилліамъ.-- Я прошу у васъ прощенія, Сусанна.
-- О, я была увѣрена, что не вы виноваты, это все Джорджъ. Джорджъ, не стыдно ли вамъ быть такимъ разбойникомъ? вамъ ни почемъ проливать братскую кровь!
-- Сусанна, полноте, не сердитесь, я совсѣмъ не хотѣлъ проливать его кровь, а только хотѣлъ проучить его за дерзость.
-- Или чтобы васъ проучили за вашу, отвѣчалъ Вилліамъ хладнокровно.
-- И это вѣроятнѣе, сказала Сусанна:-- Джорджъ, возьмите руку Вилліама; сію же минуту возьмите, я вамъ говорю, вскричала она повелительнымъ и нетерпѣливымъ тономъ.
-- Ну, что же? отчего же и не взять? Пожалуйста, Сусанна, не выходите изъ себя отъ пустяковъ, сказалъ Джорджъ кротко.
Братья подали другъ-другу руки; она заставила ихъ долго оставаться въ этомъ положеніи. Они исполняли ея желаніе оба съ поникшей головой.
-- А я покуда прочту вамъ маленькое наставленіе, сказала Сусанна.-- Вы должны оба стать на колѣни и поблагодарить Провидѣніе, которое послало меня, чтобы спасти васъ отъ ужаснаго грѣха; а что касается до васъ, Джорджъ, то характеръ вамъ необходимо перемѣнить, а то я ни за что не соглашусь соединиться съ вами.
-- Ну, вотъ теперь вдругъ я одинъ сталъ виноватъ, весь стыдъ на меня обрушился. Какая немилость, сказалъ Джорджъ, вынимая свою руку изъ руки Вилліама.
-- Разумѣется, отвѣчала Сусанна. Вилліамъ кроткій молодой человѣкъ, онъ никогда ни съ кѣмъ не ссорится, а вы безпрестанно; еще недавно вы прибили извощика.
-- Онъ говорилъ о васъ грубо.
Сусанна въ душѣ улыбалась, а между тѣмъ старалась дѣлать самый строгій видъ, къ какому только была способна.
Я этому не вѣрю, сказала Сусанна:-- просто вамъ пришла охота быть разбойникомъ, подраться, точно такъ же, какъ и сегодня.
-- О! Отвѣчала дѣвушка, и на устахъ ея блеснула чистая, ангольская улыбка. Я бы могла бранить точно также и Вилліама, если бы принимала столько же участія въ его поведеніи, какъ въ вашемъ; еслибы оно меня такъ же близко касалось.
-- Нѣтъ, нѣтъ! вскричалъ Джорджъ, совершенно осчастливленный и съ прояснившимся лицомъ: -- и не думайте, Сусанна, никого бранить кромѣ меня; Вилліамъ, сказалъ онъ быстро и искренно, извини, прости меня.
-- Довольно объ этомъ, пожалуйста, отвѣчалъ Вилліамъ.
-- Сусанна, сказалъ Джорджъ:-- вы не знаете, сколько я долженъ переносить. Сердце мое сжимается отъ тоски, милая Сусанна. Еще не прошло часу, какъ дядюшка упрекалъ меня въ моихъ неудачахъ, въ томъ, что мнѣ не везетъ въ дѣлахъ, и почти запретилъ мнѣ говорить съ вами. Въ эту самую минуту, когда я былъ такъ оскорбленъ, подошелъ ко мнѣ братъ; какъ на грѣхъ, и началъ тоже не кстати говорить о нашихъ дѣлахъ. Еще, Сусанна, дядюшка сказалъ, что вы во всемъ съ нимъ соглашаетесь, всегда его слушаетесь, и что во всемъ, всегда, возьмете его сторону.
-- Джорджъ, сказала Сусанна, мнѣ очень жаль, что батюшка былъ къ вамъ такой недобрый.
-- Благодарю васъ за участіе, Сусанна; это первое доброе слово, которое я слышу сегодня.