Ремезов Митрофан Нилович
По своим краям

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

По своимъ краямъ *).

*) Русская Мысль, кн. V.

Севастополь, 26 мая 1892 г.

   Былъ я, дорогой В. А., на развалинахъ древняго Херсонеса, въ восторгѣ отъ остатковъ старины, и ужъ право не знаю, быть ли въ негодованіи или же только посмѣяться надъ тѣмъ, что здѣсь вновь настроено и какъ это состроено. "Начну съ конца", какъ говоритъ одинъ мой деревенскій сосѣдъ, т.-е. начну съ современнаго. Теперь на мѣстѣ древняго города Корсуни находится монастырь съ маленькою церковью и съ большимъ соборомъ выстроеннымъ на самомъ возвышенномъ мѣстѣ. Храмъ этотъ очень эффектенъ издали, особенно съ моря; вблизи онъ не стиленъ, а внутри слишкомъ пестръ. Ну, да это -- куда ни шло -- давно извѣстно, что мы не мастера воздвигать храмы, норовимъ все сдѣлать однимъ нашимъ усердствующимъ "нутромъ". Для сооруженія большаго зданія этого, пожалуй, достаточно; для построй же чего-либо величественнаго и красиваго -- этого маловато. Внутри херсонесскаго собора сохранились аршинной вышины остатки стѣнъ какого-то древняго храма. Провожавшій насъ монахъ обязательно объяснилъ, что "на семъ мѣстѣ принялъ святое крещеніе равноапостальный князь Владиміръ". Монахъ указалъ даже мѣсто, гдѣ находилась "купель", въ которой крестили святаго просвѣтителя Руси. "На семъ мѣстѣ", гдѣ купель-то была, красуется большой черный полированный камень, четырехъугольной формы, съ покрышкой изъ бѣлаго мрамора, на которомъ золотыми буквами высѣчена какая-то молитвенная надпись. Если бы дѣйствительно "на семъ мѣстѣ" происходило крещеніе св. Владиміра, то этотъ черный камень не могъ бы служить къ украшенію священнаго мѣста. Но суть дѣла въ томъ, что здѣсь никто и крестился и никакой купели тутъ никогда не было. А была именно на этого мѣстѣ невѣдомо чья могила, которую монахи приняли, быть можетъ, совершенно искренно за "купель", не сообразивши, что въ четырехугольныхъ ямахъ никогда и никого не крестили. Мнѣ припомнилась статья протоіерея П. Л. въ Кіевской Старинѣ {Кіевская Старина 1889 г. апрѣль.}, въ которой авторъ очень основательно всѣ это разъясняетъ и столь же основательно совѣтуетъ убрать изъ храма остатки старыхъ стѣнъ и черный камень надъ безвѣстною могилой. Лѣтописное сказаніе передаетъ, что русскій великій князь принялъ св. крещеніе въ Корсуни, а на какомъ именно мѣстѣ, объ этомъ достовѣрныхъ преданій не сохранилось. Для увѣковѣченія памяти объ этомъ великомъ событіи выстроенъ большой храмъ на самомъ видномъ мѣстѣ древняго Херсона, и прекрасно, выдумывать же купель и тѣмъ паче выдавать за купель завѣдомо не купель, а могилу, дѣло совсѣмъ неподходящее и недостойное, по мнѣнію всѣхъ, кто чтить святую память великаго равноапостольнаго просвѣтителя Россіи. Въ православной церкви, сколько мнѣ извѣстно, такія "konventionelle Lugen" не въ обычаѣ. По себѣ сужу: не будь этого, мое благоговѣйное чувство на мѣстѣ крещенія св. Владиміра ничѣмъ не было бы нарушено. А, вѣдь, не одинъ я грамотный вхожу въ этотъ храмъ съ такимъ чувствомъ, какъ въ памятникъ великаго событія, доподлинно зная, что ни мѣсто, гдѣ купель стояла, ни самая церковь, гдѣ крещеніе происходило, никому неизвѣстны. Остатки же старыхъ церковныхъ стѣнъ только портятъ, безъ всякой надобности затѣсняютъ новый храмъ и какъ бы подчеркиваютъ его раззолоченность. Никакой не будетъ потери, если ихъ примутъ отсюда, такъ какъ тутъ же рядомъ имѣются на просторѣ точно такіе же и даже болѣе обширные остатки древняго храма. Чтобы покончить съ монахами, скажу тебѣ еще, что они показываютъ въ полуподвальномъ чуланѣ кое-какіе обгрызки старины, уцѣлѣвшіе отъ того времени, когда здѣсь хозяйничали и всѣмъ распоряжались однѣ монастырскія власти. Время ихъ миновало, и слава Богу... А слава Богу -- вотъ почему: невдалекѣ отъ морскаго берега были найдены развалины одного храма съ хорошо сохранившимся мозаичнымъ поломъ. Для охраненія этого любопытнаго остатка старины монахи распорядились подложить развалившіяся стѣны до трехъаршинной высоты, навѣсили дверь и заперли ее замкомъ. Каково же было ихъ удивленіе, когда, по прошествіи нѣкотораго времени, они повели какого-то знатнаго путешественника смотрѣть мозаичный полъ, и оказалось, что его и слѣдъ простылъ. Былъ запертъ и -- "тю-тю"... весь растащили добровольцы-антикваріи, перелѣзавшіе черезъ стѣну. Какъ бы не случилось того же съ зарытыми керченскими катакомбами!...
   Теперь тутъ распоряжается завѣдующій раскопками Карлъ Казиміровичъ Косцюшко-Валюжиничъ, любящій, обожающій это дѣло, какъ можетъ только самый нѣжный сынъ боготворить родную мать. Съ этимъ человѣкомъ, на раскопкахъ и у него въ домѣ, я душою отдохнулъ отъ всѣхъ видѣнныхъ мною безобразій здѣсь и въ Керчи. Есть же люди, которые умѣютъ дѣлать настоящее дѣло и съ малыми средствами. А г. Косцюшкѣ отпускается до потѣхи ничтожная сумма. Но, помимо потѣхи, недостаточность выдаваемыхъ ему денегъ ведетъ и къ печальнымъ послѣдствіямъ, такъ какъ не на что огородить мѣста раскопокъ, некуда даже путемъ сложить добытые изъ раскопокъ предметы. Все это помѣщается въ плохомъ сараѣ и у сарая, подъ карауломъ тутъ же живущаго сторожа, надо полагать, хорошаго и честнаго человѣка, такъ какъ во всемъ Севастополѣ ничего нельзя достать изъ херсонесскихъ раскопокъ. Такую коммерцію г. Косцюшко прекратилъ совершенно и, кажется, тѣмъ способомъ, о которомъ я писалъ тебѣ изъ Керчи, т.-е. онъ билъ не по босякамъ-счастливцамъ, а по скупщикамъ-торговцамъ, поддерживающимъ хищничество. Все это прекрасно, но весьма плохо то, что мѣста раскопокъ остаются неогороженными, по нимъ свободно разгуливаетъ скотъ, проходятъ матросы и солдаты, и всякаго званія люди, умышленно и неумышленно,-- но равно безсмысленно,-- разрушающіе остатки старины. И здѣсь пришлось закопать катакомбы и обслѣдованныя криптообразныя могилы. Кое-гдѣ уцѣлѣвшіе мозаичные полы огорожены стѣнами съ крышами и охраняются запертыми дверями и наблюденіемъ двухъ сторожей, изъ которыхъ одного г. Косцюшко нанимаетъ чуть ли не на свой счетъ, такъ какъ нѣтъ возможности управиться съ однимъ сторожемъ.
   Описывать тебѣ Херсонесъ я не стану. Это цѣлая "русская Помпея", раскрытая лишь отчасти, такъ же, какъ и итальянская Помпея. Тутъ видны дома и ихъ расположеніе, улицы и переулки, большіе храмы и маленькіе храмики, храмики-усыпальницы съ подвальными этажами, цистерны и цѣлые водоемы... Не могу не остановиться нѣсколько подробнѣе на одномъ въ высшей степени любопытномъ зданіи, которое г. Косцюшко, а за нимъ и я называемъ "баптистеріемъ", "крестильней". Нѣкоторое разногласіе между нами вышло лишь въ томъ, что г. Косцюшко думаетъ, будто это была церковь съ купелью посрединѣ; я же полагаю, что то былъ отдѣльный баптистерій, безъ алтаря, но съ пристроенною къ нему впослѣдствіи церковью съ правой стороны и жилыми покоями -- съ лѣвой. Впрочемъ, къ моему мнѣнію начинаетъ, повидимому, склоняться и г. Косцюшко послѣ тщательно произведенныхъ измѣреній, по моей просьбѣ. Онъ такъ былъ обязателенъ, что снялъ для меня точный планъ этого сооруженія. Разъ доказано существованіе въ городѣ особаго баптистерія, я не вижу ничего неправдоподобнаго въ предположеніи, что здѣсь именно могло происходить и крещеніе св. князя Владиміра. Во всякомъ случаѣ, сомнѣнія быть не можетъ въ томъ, что находящаяся посерединѣ зданія мраморная купель, въ сажень діаметра, служила для крещенія взрослыхъ, а не младенцевъ только. Все зданіе имѣетъ очертаніе правильнаго креста, состоящаго изъ прямаго основанія и трехъ концовъ въ видѣ полукруговъ, абсидъ. У входа имѣется глубокая цистерна, вѣроятно, для спуска воды, такъ какъ для наполненія купели оказался идущій снаружи каналъ, открытый при мнѣ. Налѣво отъ входа видна въ стѣнѣ довольно просторная ниша, по моему предположенію, мѣсто для епископа, испытующаго въ вѣрѣ приходящаго принять св. крещеніе. Такъ это или не такъ, пусть разсудятъ знатоки дѣла и древне-христіанскихъ обычаевъ. Въ томъ, что это -- ниша, а не заложенное окно, сомнѣнія быть не можетъ, такъ какъ тутъ же видны остатки заложенныхъ оконъ. Какъ бы то ни было, это одно изъ наиболѣе интересныхъ зданій древняго Херсонеса, и хорошо было бы обратить на него серьезное вниманіе археологовъ. Другаго такого зданія нѣтъ нигдѣ, сколько мнѣ извѣстно. Невознаградимою потерей будетъ, если оно разрушится и погибнетъ, что весьма легко можетъ случиться, и даже навѣрное случится, если въ самомъ скоромъ времени не будетъ дано средствъ на устройство ограды, крайне необходимой для охраненія священныхъ остатковъ нашей христіанской старины.
   Не мало есть въ Херсонесѣ любопытныхъ остатковъ до-христіанскихъ временъ. Между ними для исторіи города и всего Крыма важное мѣсто занимаютъ надписи на мраморныхъ плитахъ, таковы: присяга гражданъ на верность городу на греческомъ языкѣ, законодательный актъ на греческомъ и латинскомъ языкахъ, установляющій налогъ на проституцію, греческая надпись на пьедесталѣ для статуи, доказывающая существованіе въ Херсонесѣ храма богини Парѳены, греческія надписи съ именами несомнѣнно древнеславянскими и т. д. Статуй или ихъ обломковъ до сихъ поръ не найдено, хотя существованіе пьедесталовъ и языческихъ храмовъ доказываетъ, что были и статуи. По всей вѣроятности, онѣ безслѣдно уничтожены христіанами, когда къ нимъ перешла власть надъ городомъ. На капителяхъ греческихъ колоннъ превосходнаго стиля видны грубо высѣченные кресты, изъ чего явствуетъ, что христіане для своихъ церквей пользовались остатками зданій языческихъ храмовъ. Найдены здѣсь такія же формы для терракотовыхъ издѣлій, какія я видѣлъ въ Керчи,-- стало быть, и здѣсь были мастерскія этого рода. Но подобныхъ керченскимъ терракотовыхъ статуэтокъ до сихъ поръ не найдено, потому, быть можетъ, что всѣ усилія распорядителей раскопками сосредоточены пока на розыскахъ остатковъ христіанско-византійской старины. Кое-что изъ болѣе ранней эпохи попадается лишь случайно въ древнихъ могилахъ или, какъ камни съ древними надписями, въ развалинахъ христіанскихъ храмовъ, куда эти камни попадали въ видѣ строительнаго матеріала. Интересны въ музеѣ-сараѣ г. Косцюшко многочисленные обломки ручекъ отъ глиняныхъ сосудовъ съ оттиснутыми на нихъ именными надписями, монограммами и разнородными клеймами, быть можетъ, фабричными. А затѣмъ богатѣйшій историческій и археологическій матеріалъ заключается въ записныхъ книгахъ самого г. Косцюшко. Съ настоящею банковою аккуратностью и точностью онъ вноситъ въ эти книги день за днемъ и до послѣдней мелочи все, находимое въ раскопкахъ. Подъ текстомъ онъ помѣщаетъ рисункм любопытныхъ находокъ, въ особую книгу подшиваетъ фотографіи болѣе сложныхъ или художественныхъ предметовъ, эстампажи съ надписей... Еще въ особой разграфленной книгѣ онъ дѣлаетъ общую попредметную сводку ежемѣсячно, съ годовыми итогами. Словомъ, передо мною на столѣ его гостиной была раскрыта подробнѣйшая исторія его работъ, настоящая картина раскопокъ Херсонеса. Повторяю, драгоцѣннѣйшіе это документы, и нахожу, что именно такъ, и только такъ должны бы вестить всѣ археологическіе розыски и раскопки...
   Ну, прости, я увлекся своею антикварною страстишкой, мой конекъ меня подхватилъ и занесъ, кажется, далеко за предѣлы обычныхъ писемъ. О Херсонесѣ не письма надо писать, а статьи, цѣлыя книги. Заберись сюда нѣмецкій "гелертеръ", онъ накатаетъ неподъемный томище... и прекрасно сдѣлаетъ. Будь я свободный человѣкъ, выстроилъ бы я себѣ здѣсь "келью" я... Прости, до свиданія. Надо еще ѣхать въ Ялту.

-----

   

Ялта, 30 мая 92 г.

   Вотъ я и въ Ялтѣ, и пресловутый южный берегъ видѣлъ, "русскую Ривьеру". Ривьера -- это точно, и правильно также, что Ривьера эта "русская". До подлинной Ривьеры ей такъ же далеко, какъ кулику до... Фазана. Для того, кто ничего не видалъ, кромѣ петербургскихъ болотъ съ туманомъ, смоленскихъ лѣсишекъ и воронежскихъ степей, гладкихъ, какъ подносъ, эта "ривьера" и впрямь прелесть несказанная. Такъ вотъ сюда и надо ѣхать прежде, чѣмъ въ иныя мѣста. "Когда-жь постранствуешь" по настоящей Ривьерѣ, по Швейцаріи, Германіи, Кавказу и Закавказью, "воротишься назадъ" и поѣдешь по южному берегу Крыма,-- Боже мой, какъ покажется все это... не приберу даже опредѣленія. Плохо -- нельзя сказать, а мелко какъ-то, незначительно, невнушительно, непрекрасно, за исключеніемъ, впрочемъ, Байдарскихъ воротъ. Но, во-первыхъ, впечатлѣніе, производимое ими, длится всего нѣсколько секундъ, самое большее -- нѣсколько минутъ, до половины спуска внизъ; во-вторыхъ, это просто "штучка", фокусъ-покусъ, сдѣланный очень ловко, правда, какъ устраиваетъ въ театрѣ искусный декораторъ "чистую перемѣну". Здѣсь перемѣна декораціи устроена необыкновенно эффектно, но представляетъ ли эта "штучка" то, что мы называемъ "красотой", истинною красотой? По-моему, нѣтъ. Красота поддается изображенію на картинѣ. Впечатлѣніе, производимое Байдарскими воротами, нельзя передать на картинѣ, ничего изъ такой попытки не выйдетъ: окажутся простыя и совсѣмъ некрасивыя каменныя ворота и въ ихъ пролетѣ голубое небо, ничего больше. Нѣсколькими шагами дальше никакихъ воротъ уже нѣтъ, а есть шоссейный парапетъ, за нимъ обрывъ, внизу море, вверху небо. Такую "красоту" можно видѣть съ любаго приморскаго обрыва... Тутъ все разсчитано на смѣну впечатлѣній, на то, чтобы глазъ, утомленный видомъ унылаго, тѣснаго и мрачнаго ущелья, поразить вдругъ массою свѣта, блеска, необъятнаго простора... Я вспоминаю другія ворота, "Ворота очарованія" въ Абастуманѣ. Тамъ это, на самомъ дѣлѣ, очаровательно, -- смотришь и не насмотришься на красоту маленькой, сравнительно, картинки. И если нарисовать эту картинку, то и она будетъ очаровательна. Вспоминаю я еще дорогу по карнизу изъ Сорренто въ Неаполь. Тамъ съ любаго мѣста можно рисовать картину, и всѣ такія картины очаровательны. Еще очаровательнѣе, хотя и безъ моря, дивная картина, открывающаяся съ Зекарскаго перевала, близъ Абастумана. Гдѣ я ни шлялся, ничего подобнаго не видалъ. Восхитительна картина съ желѣзно-дорожнаго моста на Коринѳскомъ каналѣ, даже двѣ картины, въ обѣ стороны, на два моря, на горы, на зеленѣющую прибрежную полосу сплошнаго сада, тянущагося на двѣ сотни верстъ... Или еще въ Корфу, съ обрыва на заливѣ Lago съ его прелестными островкамй... Да не перечтешь всего, гдѣ я видѣлъ настоящую "красоту". Въ Байдарскихъ воротахъ я испыталъ только поразительное впечатлѣніе, какого, признаюсь, не ожидалъ и нигдѣ не испытывалъ. Благодарю и на томъ и не раскаиваюсь, что поѣхалъ изъ Севастополя въ экипажѣ, усталъ, какъ собака, испекся на солнцѣ, какъ вобла, и проголодался, какъ волкъ. Спасибо толстому, любезному французу-повару, содержателю гостиницы "Франція", накормилъ онъ меня отлично, напоилъ хорошимъ виномъ, далъ прекрасный номеръ и взялъ недорого. Ко всему этому прибавилось большое удовольствіе: въ тотъ же вечеръ получилъ письма отъ тебя и отъ своихъ.
   Я не берусь судить о значеніи Ялты, какъ "курорта", но городокъ этотъ красивый, много зелени, просторно, въ жизненныхъ удобствахъ нѣтъ недостатка, все прилажено для пріѣзда "сезонной публики". Здѣсь, да и по всей дорогѣ отъ Байдаръ, все "отдается внаймы", и что меня удивило -- все "продается". Такъ и мелькаютъ ярлыки, зазывающіе покупателей и сулящіе дешевизну. Какъ понимать, по-здѣшнему, "дешево", я не знаю, не справлялся, видѣлъ только, что весь южный берегъ "продается и внаймы отдается". Въ Ялтѣ есть небольшой садъ съ приличнымъ рестораномъ и плохонькимъ театромъ. Въ саду немилосердно трубитъ и въ литавры бьетъ военная музыка; въ театрѣ недурно играетъ странствующая труппа и, кажется, исправно голодаетъ. Я случайно попалъ на бенефисъ извѣстной артистки В.; валоваго сбора оказалось около 50 руб. Другая артистка была догадливѣе: поставила въ бенефисъ какую-то дурацкую пьесу и напечатала на афишѣ: "дѣйствіе происходитъ въ Ялтѣ", за что и получила чистыхъ больше 300 руб. и вѣнки съ лентами. И тутъ досужество нужно.
   Изъ Ялты я сдѣлалъ двѣ маленькихъ экскурсіи: въ Гурзуфъ на паровомъ катерѣ Айвазовскаго (не-художника) и въ Алупку съ Ореандой въ экипажѣ. Гурзуфъ мнѣ не понравился. Это какой-то огромный отель съ вычурнымъ рестораномъ, съ позолотами и разными цацами, безвкусными и грубыми. Все дорого, даже теперь, не въ "сезонъ", все въ рукахъ одного владѣльца, Губонина, и все ему въ большой убытокъ. Вотъ мѣсто, гдѣ бы я не согласился провести и двѣ недѣли не только даромъ, но и въ томъ случаѣ, если бы мнѣ заплатили. Нѣтъ для меня ничего противнѣе трактирной жизни въ номерахъ и въ ресторанѣ. При такой обстановкѣ курорта, если, благодаря климату, у кого-нибудь облегчится или пройдетъ катарръ легкихъ, за то получится катарръ желудка и отупѣніе мозга отъ корридорной сутолоки. А, вѣдь, на это безобразіе затрачены милліоны. Вотъ ужь поистинѣ: "съ умомъ деньги нажиты, безъ ума деньги прожиты". И Гурзуфъ "продается", вѣроятно, даже "дешево продается", только кто же купитъ эту махинищу, да еще изгаженную милліонными затратами на нее?
   Совсѣмъ иное дѣло Алупка. Хотя и опустошенное старою княгиней, это, все-таки, помѣстье барина, большаго барина, умнаго, образованнаго, знавшаго толкъ во всемъ и даже въ татарахъ, которые и теперь вспоминаютъ о немъ съ настоящимъ благоговѣніемъ. Дворецъ -- чудо вкуса, стиля и роскоши. Паркъ изумительный, его можно сравнивать только съ паркомъ Паллавичини въ Пэлли, близъ Генуи, и я затрудняюсь, которому отдать предпочтеніе. Въ Воронцовскомъ паркѣ нѣтъ такого разнообразія растеній, какъ въ паркѣ виллы Паллавичини, нѣтъ грота съ подземнымъ озеромъ, нѣтъ бѣло-мраморныхъ храмиковъ на островахъ. Но и здѣсь есть необыкновенно красивыя озерца на большой высотѣ, есть восхитительныя, живописныя мѣстечки и суровый горный обвалъ, извѣстный подъ названіемъ "Хаосъ". Въ концѣ-концовъ, придется, должно быть, признать, что "оба лучше". Одно здѣсь много хуже: въ Генуѣ я заплатилъ за дюжину большихъ фотографическихъ видовъ 6 франковъ, въ Ялтѣ это стоитъ 8 рублей, т.-е. вчетверо дороже. Не знаю, самое ли здоровое мѣсто въ Крыму Алупка, но, навѣрное, это самое красивое и удобное для отдыха и леченія. Ѣдущимъ въ Крымъ отдыхать и лечиться, также какъ и отправляющимся на южный берегъ Франціи, не мѣшаетъ имѣть въ виду, что тамъ и тутъ очень здоровыя мѣста могутъ оказаться весьма не безопасными для здоровья. Дѣло въ томъ, что въ оба края прибываетъ слишкомъ много чахоточныхъ, а пропорціонально ихъ числу возростаютъ и для здоровыхъ, и для страдающихъ другими болѣзнями шансы благопріобрѣсти чахотку. На это, хотя не прямо, но достаточно внятно, указываютъ печатныя правила, вывѣшенныя въ номерахъ гостиницъ и обязывающія ихъ содержателей принимать энергичныя и убыточныя мѣры къ обеззараживанію комнатъ, смѣнять обои, обивку мебели, драпировку и т. д. Распространяются ли эти правила на квартиры въ частныхъ домахъ, мнѣ не извѣстно, а, между тѣмъ, добрая половина пріѣзжающихъ въ Крымъ помѣщается въ частныхъ домахъ, такъ какъ это много дешевле и покойнѣе. Относительно же гостиницъ -- не надо быть отчаяннымъ скептикомъ для того, чтобы усомниться въ точномъ исполненія вывѣшенныхъ постановленій: обивку можно перевернуть, мебель перенести изъ одного помѣщенія въ другое и мало ли какъ можно обойти всякія правила, накладныя для кармана. Да, наконецъ, если бы исполнялись всѣ установленныя правила и были бы къ нимъ присоединены еще новыя, не дезинфецируешь ни улицъ, ни гуляній, ни табль-д'отовъ, ни мухъ, этихъ усерднѣйшихъ разнощицъ чахоточныхъ бациллъ. Разъ чахотка признана неизлечимою, или же не найдено вѣрнаго средства къ леченію отъ нея, мнѣ кажется безусловно правильнымъ мнѣніе одного знаменитаго врача, что не слѣдуетъ посылать чахоточныхъ ни въ какіе курорты, ни на какіе кумысы, а всего лучше отправлять ихъ въ деревню, на чистый воздухъ и покой... Ты знаешь, я не изъ мнительныхъ и трусливыхъ, а, признаюсь, въ Ниццѣ и въ Ялтѣ весь воздухъ, вся пыль представлялись мнѣ переполненными туберкулозными палочками. А ну ихъ, впрочемъ,-- Богъ не выдастъ -- микробъ не съѣсть.
   Понравилась мнѣ Ореанда съ ея руиной сгорѣвшаго дворца, съ ея красивыми павильонами и цвѣтниками. Но много большаго я ожидалъ отъ ея "Чернаго моря". Ты знаешь, что это такое? Видишь ли, покойному великому князю Константину Николаевичу пришла фантазія устроить у себя въ паркѣ Черное море въ миніатюрѣ, своего рода ландкарту-бассейнъ съ водою въ каменномъ резервуарѣ, имѣющемъ очертаніе береговъ Чернаго моря. Это оригинально, и такая морская "модель" могла бы выйти очень эффектною, даже занимательною игрушкой. Но выполнено это недостаточно тщательно, такъ сказать, схематически. Не зная о существованіи такого бассейна, не разыскивая его нарочито, мимо него можно пройти нѣсколько разъ и не догадаться, что предназначена изображать эта маленькая лужа. Вообще же восхитительна "нижняя" дорога изъ Ялты въ Алупку. Ѣдешь все время, болѣе часа, сплошнымъ чудеснымъ паркомъ, тѣнистымъ и ароматнымъ. Въ большомъ я остался удовольствіе отъ этой прогулки, розановъ привезъ съ собою цѣлый ворохъ, нѣсколько прелестнѣйшихъ бутоновъ магнолій,-- купилъ по двугривенному въ алупкинскомъ саду. За ночь они распустились въ стаканахъ съ водой и чуть не задушили меня своимъ ароматомъ. На обратномъ пути, по верхнему шоссе, я видѣлъ въ первый разъ удивившее меня явленіе: надъ моремъ, довольно далеко отъ берега, показался большой клубъ тумана и сталъ мало-по-малу разростаться, тянуться къ берегу, потомъ поползъ по землѣ все выше и выше. Впереди насъ, за Ялтой, виднѣлось такое же бѣловатое пятно и продѣлывало то же самое. На мой вопросъ, что это такое, мнѣ объяснили, что это "испарина" моря. Впослѣдствіи я видѣлъ уже эту "испарину" забравшеюся высоко на горы и превратившеюся въ облако. А на слѣдующее утро море такъ "пропотѣло", что эти Божіей не было видно. Отъ моего окна до моря саженей 5--6, а берега отъ воды отличить невозможно, -- все бѣло, и препротивно бѣло. Къ полудню море очистилось, на горахъ залегли густыя массы облаковъ.
   Народъ здѣсь красивый и, что странно, "прекрасною" его половиной слѣдуетъ здѣсь называть мужской полъ, а не женскій, и это не у татаръ только, но и у евреевъ, и у караимовъ. Сначала я думалъ, что такъ это представляется только потому, что молодыхъ и красивыхъ прячутъ, какъ въ Закавказьѣ. Потомъ разубѣдился,-- здѣсь все по иному: женщины, безъ различія возраста, ходятъ свободно, съ открытыми лицами; татары-мужчины одѣты въ обыкновенные европейскіе костюмы, большинство, по крайней мѣрѣ, и, за исключеніемъ чернорабочихъ, да еще "опереточныхъ" татаръ-проводниковъ, спеціально дамскихъ, кажется. Эти обряжаются въ какіе-то фантастическіе наряды, расшитые золотымъ галуномъ и напоминающіе испанскихъ торреадоровъ, съ тою разницей, что на головахъ у нихъ мѣховыя шапки, а не пестрые платки. Франты эти порядочно-таки мерзки своими наглыми мордами и нахальными аллюрами. Всѣ же остальные, не состоящіе въ этомъ особливомъ "цехѣ", держатъ себя очень прилично и вѣжливо. На татаръ казанскихъ и нашихъ касимовскихъ они нисколько не похожи, также и евреи не напоминаютъ Бердичева, Вильны и Варшавы. Ихъ, пожалуй, и не отличишь отъ туземныхъ татаръ. Караимы даже не знаютъ никакого жидовскаго жаргона, считаютъ своимъ татарскій языкъ и, въ отличіе отъ настоящихъ евреевъ, называютъ себя "крымчаками", давая тѣмъ знать, что они исконные жители Крыма, основавшіеся здѣсь чуть ли не съ плѣненія вавилонскаго. Жидовства и евреевъ они всячески чураются, очень хлопочутъ выдѣлить себя въ какую-то отдѣльную національность, особенно теперь, такъ какъ правительство начинаетъ подводить ихъ подъ одну категорію и подъ одинаковыя законоположенія съ нашими обыкновенными евреями. Весьма естественно, что караимамъ это совершенно не по вкусу. Татарскій языкъ здѣсь тоже не похожъ на казанскій говоръ,-- настолько не похожъ, что здѣшніе и наши татары не понимаютъ другъ друга и вынуждены говорить между собою по-русски. Внутри Крыма у татаръ больше сохранились стародавній костюмъ и обычаи предковъ, но нѣтъ и слѣда восточнаго типа съ его скулами и своеобразнымъ очертаніемъ глазъ. Господствуетъ южный типъ и, на мой взглядъ, болѣе красивый и живой, чѣмъ въ нынѣшней Греціи и въ Генуѣ, отъ господства которой сохранились, однако, многія черты. Отъ Греціи, повидимому, ничего не осталось, кромѣ керченскихъ статуэтокъ. Всего удивительнѣе для меня, что въ очень значительной степени стерлись характерныя особенности евреевъ, оказывающіяся въ другихъ странахъ крайне устойчивыми и неподатливыми, даже въ цыганолицей Румыніи.
   Меня взманиваютъ проѣхать отсюда въ Бахчисарай по новому шоссе, оконченному въ прошедшемъ году, черезъ горный хребетъ,-- говорятъ, очень живописная дорога. Интересно, но приходится отказаться, ибо, во-первыхъ, это дорого и, во-вторыхъ, продолжительно. Шоссе есть, а почтоваго тракта на немъ нѣтъ,-- надо, стало быть, ѣхать съ ялтинскимъ фаэтонщикомъ, останавливаться для кормежки лошадей часа на четыре, да тащиться по горамъ 90 верстъ, т.-е. Жариться на этомъ пеклѣ часовъ 12, не считая остановки въ какомъ-нибудь мерзѣйшемъ татарскомъ постояломъ дворѣ. Нѣтъ, ужь Богъ съ ними и съ красотами Яйлы: денегъ жаль, жалко и свои старыя кости трепать, да и времени остается у меня въ распоряженіи немного.

-----

   

Бахчисарай, 3 іюня 1892 г.

   Вотъ онъ гдѣ, настоящій-то татарскій Крымъ. Если бы не извощичьи фаэтоны, не свистки локомотивовъ и полицейскіе мундиры, можно бы вообразить, безъ большихъ усилій фантазіи, что попалъ въ столицу того самаго Гирея, что "сидѣлъ, потупя взоръ". Я бы, пожалуй, и фаэтона не взялъ (и сдѣлалъ бы лучше), отправился бы верхомъ для полноты иллюзіи; во моей фантазіи на каждомъ шагу подбиваютъ крылья экстраординарно многочисленные полицейскіе, торжественно расфрантившіеся и выставившіе на показъ весь свой контингентъ, по случаю ожидаемаго пріѣзда министра финансовъ. Всю декорацію они мнѣ испортили, а городъ отчистить не смогли даже для самого министра. Что за событіе этотъ пріѣздъ, можешь судить вотъ по чему: когда я, окончивъ мои экскурсіи, возвращался на станцію, гдѣ только и можно съѣсть что-нибудь безъ отвращенія, внушаемаго мнѣ татарскою кухней, дорога оказалась перегороженною, сторожа орутъ, не пускаютъ, городовой оретъ, руками машетъ... Что такое?
   -- Нельзя, министръ ѣдетъ.
   -- Гдѣ ѣдетъ?-- оглядываюсь я назадъ.
   -- Неизвѣстно... Поворачивай!-- вопитъ городовой на извощика.
   -- Ну, и пусть ѣдетъ, а мнѣ на станцію нужно.
   Фаэтоищикъ поворачиваетъ, я выскакиваю изъ экипажа. Исторія начинаетъ меня забавлять.
   -- Пѣшкомъ пройти можно?-- обращаюсь я къ городовому.-- Не помѣчаю я г. министру ѣхать?
   -- Пѣшкомъ можно,-- важно разрѣшаетъ городовой.
   Иду по двору, только что усыпанному ракушками,-- трещать и скрніятъ подъ ногами. На станціи всеобщее ошалѣніе. Я голоденъ до изнемокенія, спрашиваю обалдѣлаго буфетчика:
   -- Поѣсть чего-нибудь найдется?
   -- Никакъ нельзя-съ... министръ...
   -- Гдѣ министръ?
   -- Ѣдетъ-съ. Гдѣ, неизвѣстно...-- и буфетчикъ исчезаетъ.
   Дверь въ комнату для пассажировъ I и II класса отворена. Сторожъ клкого туда не пускаетъ: "нельзя... министръ ѣдетъ... неизвѣстно гдѣ..." Выхожу во дворъ, направляюсь къ гаденькому трактирчику на шоссе, тутъ же, около станціи. Сторожа и городовой какъ-то зазѣвались, къ самому подъѣзду станціи подкатила барыня въ фаэтонѣ, нагруженномъ картонками, и лошади, какъ только остановились, такъ и... погибла вся прелесть свѣжихъ ракушекъ. Скандалъ! министръ ѣдетъ, неизвѣстно гдѣ, а невѣжественныя лошади знать ничего не хотятъ... Сторожа, метлы, швабры, мундиры... вопли, татары ругаются по-русски, русскіе -- по-татарски... Въ грязномъ трактирѣ (тутъ помѣщается и кухня станціоннаго буфета) мимо меня мчатся слуги съ разукрашенными блюдами на видъ очень вкусныхъ кушаній. Я зубами щелкаю отъ голода.
   -- Нельзя ли кусочекъ?
   -- Никакъ нельзя-съ... послѣ проѣзда министра,-- утѣшаетъ меня запыхавшійся буфетчикъ.
   -- Да когда же онъ проѣдетъ?
   -- Неизвѣстно-съ... тогда съ удовольствіемъ...-- и нѣтъ буфетчика.
   Такъ я и уѣхалъ, не дождавшись министра и корчась отъ голода до самаго Севастополя.
   Татары-торговцы относятся къ ожидаемому прибытію высокихъ сановниковъ спокойнѣе и разсчетливѣе. Съ разрѣшенія, а, можетъ быть, и по распоряженію начальства, они устроили въ одной изъ залъ ханскаго дворца нѣчто вродѣ выставки произведеній мѣстной промышленности. Осмотрѣлъ я эту не безъинтересную выставку, отобралъ что на ней было получше, купилъ, взялъ въ руки и унесъ, не дожидаясь виновника торжества и суматохи.
   -- И смотритъ не будитъ, и купитъ не будытъ... Зачѣмъ иму?-- говорилъ мнѣ татаринъ, завертывая въ бумагу расшитыя чадры и полотенца.
   Тутъ и я сообразилъ, что, вѣдь, и мнѣ: "зачѣмъ?" -- но деньги отданы, покупки завернуты,-- tu l'a voulu,-- тащи теперь. Ну, все равно, раздарю своимъ, надо же привезти "войяжные сувениры".
   А что же Бахчисарай?-- слышу я твой вопросъ и вижу твое изумленіе. Подожди, Бахчисарай пріѣдетъ къ тебѣ съ слѣдующею почтой изъ Севастополя. Оставаться здѣсь ночевать невозможно безъ риска быть съѣденнымъ насѣкомыми и заполучить какую-нибудь накожную болѣзнь -- тоже въ своемъ родѣ souvenir de Baxtchissaray.

-----

   

Севастополь, 4 іюля 1892 г.

   Теперь, дорогой мой, могу и про Бахчисарай писать. Впечатлѣнія отъ ожиданія г. министра сгладились, восточныя картины выступаютъ ярче. "Гирей сидѣлъ, потупя взоръ", въ довольно мизерномъ помѣщеніи, по нашему времени. Тѣмъ не менѣе, его дворецъ оригиналенъ, восточно-пестръ и, вѣроятно, казался сказочно-великолѣпнымъ лѣтъ 200--300 назадъ. Надо, впрочемъ, и то принять въ соображеніе, что большая половина дворца уничтожена отчасти пожаромъ, отчасти передѣлками на современный ладъ для устройства такъ называемыхъ "царскихъ" комнатъ и квартиръ для служащихъ. Благодаря любезности г. завѣдующаго дворцомъ, въ этихъ помѣщеніяхъ находятъ иногда пріютъ и путешественники. Я не пытался воспользоваться его добрымъ гостепріимствомъ, все по тому же случаю, что "министръ ѣдетъ". Если бы не это обстоятельство, то, конечно, не разстался бы я такъ скоро съ ханскою столицей. Ну, а въ такой день, когда тутъ и министръ, и губернаторъ, и полная мобилизація всякихъ властей,-- не до насъ уже, простыхъ, праздно-шатающихся людей. Того гляди, окажется, что "не во-время гость" подлежитъ вѣжливой выставкѣ: "wird heraus complimentirt aus der Residenz", по выраженію нѣмцевъ о французскомъ посланникѣ, котораго они вытурили изъ Эмса передъ войной 70 года.
   Ты, вѣроятно, слыхалъ, будто бахчисарайскій дворецъ "напоминаетъ" "Альгамбру. Въ Испаніи я не былъ и о дворцѣ калифовъ имѣю такое смутное понятіе, какое до сего времени имѣлъ о жилищѣ крымскихъ хановъ, а потому и сравнивать эти зданія не стану. За одно могу поручиться, что знаменитый бахчирайскій "фонтанъ слезъ" никакъ не приведетъ на намять мавританскаго "фонтана львовъ". "Фонтановъ слезъ" два, совершенно тождественныхъ. Который подлинный и который копія, не знаю. Оба они не на просторѣ, не во дворѣ и не въ саду, а въ какихъ-то грязныхъ сѣняхъ съ чуланомъ, вдѣланы въ стѣнныя ниши у самаго пола и размѣровъ столь не крупныхъ, что мнѣ, по моей близорукости, пришлось очередь нагибаться, дабы разсмотрѣть прославленный Пушкинымъ Бахчисарайскій фонтанъ. Да точно ли этотъ воспѣвалъ нашъ великій поэтъ?-- приходило мнѣ не разъ въ голову,-- такъ онъ малъ, ничтоженъ, настолько это дѣтская игрушка. Въ небольшомъ углубленьицѣ стѣны прилажена мраморная дощечка, аршина въ полтора вышины и съ аршинъ ширины; на ней высѣчены чашечки, вверху по серединѣ одна, подъ нею, отступя къ краямъ, двѣ, ниже опять одна, потомъ опять двѣ и т. д. до полу. Изъ середнихъ чашечекъ въ послѣдующія боковыя бѣгутъ по двѣ струйки воды толщиною въ карандашъ, изъ каждой боковой по одной такой же струйкѣ сливаютъ воду въ слѣдующую середнею чашечку опять съ двумя трубочками для двухъ чашечекъ. Косыя струйки длиною вершка въ два. Вотъ тебѣ и вся прелесть, все великолѣпіе, къ тому же, загрязненное и загаженное до невозможности. Поистинѣ, слезъ достойно. Если же возьмется усердно плакать слезливая баба, то, навѣрное, больше наплачетъ, чѣмъ всѣ эти фонтаны вмѣстѣ.
   -- Здѣсь была казна хана... здѣсь послы ожидали пріема... здѣсь ханъ принималъ пословъ...-- объяснялъ намъ показыватель дворца.
   Все это мало, тѣсно, низко,-- однимъ словомъ, "мизерно". Даже представить себѣ нельзя, гдѣ же тутъ "безмолвно раболѣпный дворъ вкругъ хана грознаго толпился" и что это былъ за "дворъ" такой? Могу тебя завѣрить, что въ такой пріемной залѣ съ трудомъ помѣстилась бы дворня моего покойнаго отца. На стѣнахъ сохранилась живопись, изображающая вазы съ разнообразными фруктами. Въ окнахъ уцѣлѣли рамы со штучными, разноцвѣтными стеклами въ свинцовыхъ причудливыхъ переплетахъ; кое-гдѣ висятъ обветшалыя, очень старыя венеціанскія зеркала въ пестрыхъ стеклянныхъ рамахъ и стеклянныя же лампадки, стащенныя, повидимому, изъ какого-нибудь польскаго костела, такъ какъ на нихъ видны гравированные крестики. Эпитета "великолѣпная" заслуживаетъ, до извѣстной степени, одна только "зала совѣта" съ рѣзнымъ и росписнымъ, очень пестрымъ потолкомъ и соотвѣтствующими стѣнами. Это, пожалуй, напоминаетъ нѣсколько Мавританію, только слишкомъ что-то свѣжо на видъ и отзывается сильною реставраціей, равно какъ и наружная кое-гдѣ роспись стѣнъ и дверей. На всѣхъ фонтанчикахъ и нѣкоторыхъ дверяхъ напыщенныя по-восточному надписи прославляютъ соорудившихъ ихъ хановъ. Былое помѣщеніе ханскаго гарема уничтожено пожаромъ. Но такъ какъ нельзя же дворцу восточнаго владыки, хотя и маленькаго, хотя и давно похереннаго, оставаться безъ гарема,-- пустого, разумѣется,-- то его и выстроили вновь,-- кажется, въ 1830 году,-- въ видѣ двухъ комнатъ, похожихъ на сараи. Отдѣльно показываютъ комнаты Пушкинской героини Маріи (Потоцкой), причемъ вожакъ обязательно поясняетъ, что таковой "никогда не было".
   -- А вотъ отсюда ханъ смотрѣлъ, какъ купаются его жены,-- говоритъ онъ, вводя насъ въ плохонькій чуланчикъ съ окномъ въ садикъ, въ которомъ видѣнъ небольшой четырехъугольный бассейнъ.
   Бассейнъ квадратный, аршинъ пяти по каждой сторонѣ, и глубиною около РА аршина. Въ такой купальнѣ не расплаваешься. Да любующемуся изъ окна хану, вѣроятно, этого и не требовалось. Для такой живой картинки весьма подходитъ рамка изъ трельяжа съ вьющимися растеніями.
   Не велика и совсѣмъ не великолѣпна ханская мечеть и за нею ханское кладбище. Въ общемъ все это оставляетъ такое впечатлѣніе: жилъ-былъ здѣсь богатый татаринъ, собиралъ отъ времени до времени разную голыдьбу, грабилъ съ нею сосѣдей и воображалъ себя невѣсть какимъ важнымъ "владыкой". На такихъ владыкъ полезно посмотрѣть вблизи. Это уничтожаетъ иллюзіи и даетъ болѣе правильныя мѣрки для оцѣнки какъ ихъ могущества, такъ и ихъ сокровищъ, о которыхъ у насъ существуютъ фантастическія представленія. Достаточно взглянуть на чуланъ для "ханской казны", и станетъ яснымъ, что любой теперешній богатый купецъ могъ бы, не разстраивая своего состоянія, купить всю эту "казну" съ ея "сокровищами", съ "великолѣпнымъ" дворцомъ, да, пожалуй, и съ самимъ "владыкой" на придачу.
   Вся столица хановъ, Бахчисарай, состоитъ изъ одной длинной, узкой, кривой и невообразимо грязной улицы, обстроенной съ обѣихъ сторонъ сплошь лавчонками, торгующими всякою снѣдью и самою разнообразною дрянью. Меня удивило сначала, кто же покупаетъ въ этомъ крошечномъ городишкѣ, когда весь онъ переполненъ лавочками? Мнѣ объяснили, что отсюда продовольствуется вся округа, запасающаяся здѣсь всѣмъ, даже бараниной, чуть ли не печенымъ хлѣбомъ. Жители, сколько я могъ видѣть, проѣхавши два раза по этой улицѣ, -- преимущественно, какіе-то восточные оборванцы, къ которымъ прикоснуться противно. Дешевизна мѣстныхъ издѣлій поразительная: чадры, шитыя шелками и золотомъ, можно купить за 1 1/2, 2 рубля, такія же полотенца, начиная отъ 50 коп., есть, конечно, и много дороже, шитыя золотомъ и серебромъ готовыя туфли, начиная отъ 60 коп. пара. Цѣнится, повидимому, только матеріалъ и ни во что ставится работа, такъ какъ вышиваньемъ занимаются татарскія жены, которыхъ "все равно кормить надо", такъ объясняли мнѣ эту дешевизну туземцы.
   Нанятый на станціи фаэтонщикъ взялся свозить меня съ однимъ случайнымъ спутникомъ за 5 руб. въ Чуфуть-Кале, въ Тепе-Кермень и въ Успенскій монастырь. У дворца мы взяли проводника, оборванца-татарина, за 50 коп. и пустились въ путь.
   Очень скоро я раскаялся въ томъ, что не поѣхалъ верхомъ, потомъ чуть не плакалъ объ этомъ. Дорога оказалась ужасающею, почти непроѣздною, сплошь изрытою или засыпанною камнями величиною въ кулакъ, въ два кулака, въ цѣлую голову. Диво, какъ экипажъ цѣлъ остался. До ЧуфутьКале ѣхали больше часа, почти все время шагомъ. Диковинный городъ. Внизу, подъ нимъ, въ ущельѣ, заросшемъ деревьями и зеленью, на большое разстояніе въ Глубину тянется такъ называемая "Іосафатова долина" -- огромное караимское кладбище съ неисчислимымъ множествомъ надгробныхъ камней, изсѣченныхъ древними надписями. Не такими, однако же, древними, какъ всѣхъ увѣрялъ и многихъ увѣрилъ знаменитый караимскій ученый Фирковичъ. Я уже писалъ тебѣ, что караимы претендуютъ на очень большую древность своего водворенія въ Крыму,-- со времени вавилонскаго плѣненія. Это обстоятельство они приводятъ въ основаніе разныхъ правъ и преимуществъ, которыми пользовались караимы еще при господствѣ хановъ. Насколько справедливы увѣренія караимовъ, судить не берусь, но вотъ что мнѣ разсказывали не одни только враждующіе съ "крымчаками"-караимами евреи-талмудисты, а и весьма солидные русскіе старожилы: "Раби" Фирковичъ, большой знатокъ древне-еврейской письменности, жилъ въ опустѣвшемъ Чуфуть-Кале, приспособилъ себѣ въ помощь какого-то караимчика-каменотеса и, при его содѣйствіи, поддѣлалъ многія надгробныя надписи, преимущественно, года, выбитые на нихъ,-- подковырялъ тамъ что-то зубиломъ, и изъ старины вышла древность, изъ древности сдѣлалось нѣчто совсѣмъ удивительное -- "вавилонское"... Правда это или нѣтъ, но себя Фирковичъ (нынѣ уже умершій) съумѣлъ хорошо обезпечить, продавши правительству свои сомнительные антики за двѣсти тысячъ рублей, при "благосклонной" рекомендаціи нѣкоторыхъ "ученыхъ" гебраистовъ. Фирковичъ былъ послѣднимъ обитателемъ диковиннаго города Чуфутъ-Кале. Представь себѣ, на значительной высотѣ, между ущельями, стоитъ хорошо сохранившаяся старинная крѣпость съ башнями, воротами, высокими стѣнами. Отворяются ворота -- и передъ тобою пустой городъ... цѣлы улицы и переулки, дворы и дома, большая часть въ развалинахъ, нѣкоторые же еще съ остатками крышъ, оконъ и дверей, и ни души, ни звука, -- городъ мертвый, "трупъ города", какъ выразился кто-то. Даже жутко становится. Пройдя довольно далеко, добрались мы, наконецъ, до единственнаго жилаго дома; въ немъ помѣщается старикъ-караимъ, сторожъ древней синагоги, сохраняемой въ цѣлости, какъ своего рода реликвія. Остальное все пусто. Старикъ передалъ мнѣ, что онъ родился здѣсь, и тогда было въ городѣ до 300 семействъ, а затѣмъ мало-по-малу жители исчезли. Другаго выраженія не умѣю подобрать. Городъ довольно большой, въ немъ видны остатки двухъэтажныхъ домовъ, не было тутъ ни землетрясенія, ни нашествія иноплеменныхъ, ни мора, -- мѣстность очень здоровая,-- ни иного разгрома... Что же заставило жителей, всѣхъ до единаго, побросать собственность, усадьбы и дома и "исчезнуть" невѣдомо куда? Названіе Чуфуть-Кале въ русскомъ переводѣ значитъ "Жидовскій городъ". Пока тутъ властвовали и разбойничали ханы съ своими татарами, въ городѣ, по сосѣдству съ Бахчисараемъ, жить можно было, даже жить припѣваючи и двухъ-этажные дома строить. Татары дѣлали набѣги на Украину, Волынь, Польшу и даже Москву, грабили, "полонъ" приводили и приносили всякую добычу. Все это надо было сбывать, и вотъ караимы имъ въ этомъ и помогали, скупали награбленное, потомъ сбывали и вели свой гешефтъ. За римскими легіонами всегда и всюду слѣдовала стая жидовъ, скупщиковъ военной добычи; такъ же точно слѣдовали они за всякою ордой. На это есть положительныя указанія. Русскіе прикончили орду, "миновали счастливые дни" (не Аранхуэца) Бахчисарая и наступилъ для Чуфутъ-Кале "гладъ", что и заставило его жителей "брести врознь". Они и исчезли. Таково мое мнѣніе, такъ же точно, я думаю, запустѣлъ постепенно и "славный городъ Корсунь", богатый и блестящій когда-то Херсонесъ. Пошла на убыль торговля, нашла, облюбовала себѣ другое мѣсто, за нею потянулись туда капиталы, за капиталами -- рабочій людъ, за домохозяевами -- ремесленники, за ремесленниками -- кабатчики, за убылью обывателей сокращался штатъ администраціи и т. д. до полнаго запустѣнія, до превращенія цвѣтущаго города въ трупъ...
   Древность заселенія Чуфутъ-Кале, много убѣдительнѣе, чѣмъ надписями Фирковича, доказывается существованіемъ въ немъ пещерныхъ жилищъ. Изъ нихъ показываютъ и навязываютъ на посмотръ путешественниковъ такъ называемое "судное мѣсто", два пещерныхъ сооруженія, соединенныхъ между собою дверью и лѣстницею въ нѣсколько ступеней. Здѣсь,-- говоритъ сторожъ синогоги, караимъ,-- была зала суда... Тутъ привязывали обвиняемаго, -- показываетъ высѣченныя въ цѣльной скалѣ кольца.-- Здѣсь сажали обвиняемаго въ горячую (sic) ванну, здѣсь рубили ему голову...-- показываются рядомъ два четырехъ-угольныхъ ящика, тоже вырубленныхъ въ скалѣ.-- Изъ этого окна выбрасывали отрубленныя головы...-- подъ окномъ отвѣсная скала и ущелье.
   Все это, на мой взглядъ, мало вѣроятно: каменныя кольца есть у столба середи комнаты, такія же есть и въ стѣнахъ на возвышеніи, гдѣ, предположительно, должны были сидѣть судьи. А за тѣмъ для чего эти два ящика, болѣе двухъ аршинъ глубины? Зачѣмъ сажали обвиняемаго въ горячую ванну, зачѣмъ рубили головы надъ другою ванной? Не правдоподобнѣе ли, что это баня, а не "судное мѣсто"? Это ужь пусть рѣшаютъ люди "ученые". Я "пассую". Еще реставрированное "тюрбе" (усыпальница) дочери какого-то хана... Если къ этому добавить крутой спускъ внизъ, тамъ другая башня съ воротами въ ущелье, стѣна и множество пещерныхъ жилищъ съ окнами и безъ оконъ, въ одну комнату и въ двѣ, то Чуфутъ-Кале "отдѣланъ", больше въ немъ смотрѣть нечего. Ископаемаго тутъ пока ничего не найдено.
   Верстахъ въ пяти, по болѣе сносной дорогѣ, находится подножіе горы, вершина которой занята большимъ пещернымъ городомъ Тепе-Кермень. Отъ того мѣста, гдѣ останавливается фаэтонъ и дальше подниматься не можетъ, до пещеръ надо взбираться въ гору по крутому подъему версты въ двѣ. На это я не рѣшился въ виду удручающей жары и восплакалъ объ отсутствіи верховой лошади. Пришлось посмотрѣть на эти человѣческія норы только издали въ бинокль. Утѣшалъ я себя лишь тѣмъ, что уже видѣлъ въ Закавказьѣ два такихъ города: Уплисъ-Цихе, близъ Гори, и Вардзію, въ Ахалкалакскомъ уѣздѣ,-- помнишь, ту Вардзію, о которой я тебѣ разсказывалъ, гдѣ жила не миѳическая, а настоящая Тамара, бывшая замужемъ за сыномъ великаго кн. Андрея Боголюбскаго, и гдѣ въ пещерной церкви понынѣ сохранились фрески XII в. и между ними портреты царицы Тамары и ея втораго мужа Давида.
   На обратномъ пути мы заѣхали въ Успенскій монастырь, почти у самой окраины Бахчисарая. Монастырь эффектно расположенъ въ живописномъ ущельѣ на значительной вышинѣ. Для церкви и нѣсколькихъ келлій монахи воспользовались древними пещерами и приспособили ихъ къ своимъ цѣлямъ. Вѣроятно, такъ же точно поступила и Тамара, найдя пріютъ въ готовой уже Вардзіи, неизвѣстно когда и какимъ народомъ выбитой въ цѣльной горѣ, ибо нельзя предположить, чтобы какой-то пещерный народъ высѣкалъ огромныя залы совѣта и обширные храмы съ высокими сводами на колоннахъ. На это указываетъ, между прочимъ, существованіе въ Вардзіи нижняго этажа башни съ воротами, построенной, несомнѣнно, въ XII в. и заграждающей доступъ къ царской резиденціи. Вѣроятно, и сами первобытные обитатели пещерныхъ городовъ воспользовались вначалѣ естественными пещерами,-- такихъ много въ ущельѣ Успенскаго монастыря,-- потомъ начали ихъ приспособлять къ житью, потомъ, по мѣрѣ разростанія населенія,-- стали выбивать новыя помѣщенія съ готовыхъ уже образцовъ. До какихъ размѣровъ разростались пещерные города, можно судить по тому, что въ Тепе-Керменѣ насчитываютъ до 10,000 комнатъ. Въ жилыхъ помѣщеніяхъ, открытыхъ всякому прохожему, не находится, естественно, никакихъ остатковъ древности, ни посуды, ни домашней утвари, ни орудій. Но сомнѣнія быть не можетъ въ томъ, что при подобныхъ "городахъ" должны быть гдѣ-нибудь по близости и кладбища, и свалки какихъ-нибудь отбросовъ, вродѣ "кухонныхъ кучъ". Я думаю, что тщательное обслѣдованіе окраинъ этихъ жилыхъ когда-то мѣстъ можетъ дать любопытныя указанія на бытъ ихъ обитателей, на смѣну ихъ и на послѣдовательный ростъ ихъ культуры. Не могли же, въ самомъ дѣлѣ, исчезнуть безъ малѣйшаго слѣда обитатели городовъ съ населеніемъ въ нѣсколько десятковъ тысячъ жителей. Въ этой части Крыма есть еще нѣсколько такихъ же городовъ. Пещеры, совершенно тождественныя съ имѣющимися въ Успенскомъ монастырѣ, я видѣлъ въ Инкерманѣ, куда ѣздилъ изъ Севастополя на лодкѣ. Чудесная прогулка съ заѣздомъ на Братское кладбище. Вотъ куда слѣдовало бы водить всякаго, въ комъ начнетъ буйственно проявляться воинственный пылъ. Быть можетъ, сто тысячъ зарытыхъ здѣсь неповинныхъ жертвъ такого буйства охладятъ марціальные порывы и смирять белликозный духъ патріотовъ-шовинистовъ. Хороша и эффектна тутъ церковь, хорошъ и внушителенъ въ Севастополѣ "Соборъ адмираловъ", гдѣ покоятся герои славной обороны. но какъ потускнѣла для меня вся эта слава, когда я стоялъ передъ дорогими намъ могилами и вспоминалъ, цѣною сколькихъ слезъ, какого горя и отчаянія цѣлаго народа пріобрѣтена эта жестокая, мрачная слава!...
   Ну, однако, до свиданія, теперь уже до скораго свиданія. Жара стала здѣсь удручающею, дня черезъ два укладываю свой чемоданчикъ и -- домой. Пора. Жму твою руку.

М. Ремезовъ.

"Русская Мысль", кн.IX, 1892

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru