Реклю Эли
Политическая и общественная хроника

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Италия страдает серьезною болезнию.- Итальянский католицизм.- Выражение итальянской религиозности в живописи и скульптуре.- Влияние духовенства на первоначальное образование и средние учебные заведения в Италии.- Невежество профессоров и учителей в школах, содержимых духовенством.- Статистика школ в Италии.- Схоластическое и классическое направление в итальянских гимназиях и лицеях.- Частные заведения этого рода не далеко ушли от казенных.- Их сравнительные выгоды.- Печальное состояние университетского преподавания.- Падение искусства и литературы.- Ненависть итальянца к труду.- Заметный недостаток честности.- Сами итальянцы виноваты в бедствиях, терзавших их отечество.- Мечты о преобладании Италии, лелеемые ее мыслителями и государственными людьми.- Вредные последствия этого учения для развития Италии.- Несостоятельность политических партий в Италии.- Отсутствие политического такта и талантов итальянского парламента.- Продажничество депутатов.- Взятки и казнокрадство.- Дело Лоббиа.- Рабская внешняя политика Италии.- Ошибочные шага нового Французского министерства.- Оно мало-помалу теряет популярность в самой буржуазии.


   

ПОЛИТИЧЕСКАЯ И ОБЩЕСТВЕННАЯ ХРОНИКА.

Италія страдаетъ серьезною болѣзнію.-- Итальянскій католицизмъ.-- Выраженіе итальянской религіозности въ живописи и скульптурѣ.-- Вліяніе духовенства на первоначальное образованіе и среднія учебныя заведенія въ Италіи.-- Невѣжество профессоровъ и учителей въ школахъ, содержимыхъ духовенствомъ.-- Статистика школъ въ Италіи.-- Схоластическое и классическое направленіе въ итальянскихъ гимназіяхъ и лицеяхъ.-- Частныя заведенія этого рода не далеко ушли отъ казенныхъ.-- Ихъ сравнительныя выгоды.-- Печальное состояніе университетскаго преподаванія.-- Паденіе искуства и литературы.-- Ненависть итальянца къ труду.-- Замѣтный недостатокъ честности.-- Сами итальянцы виноваты въ бѣдствіяхъ, терзавшихъ ихъ отечество.-- Мечты о преобладаніи Италіи, лелѣемыя ея мыслителями и государственными людьми.-- Вредныя послѣдствія этого ученія для развитія Италіи.-- Несостоятельность политическихъ партій въ Италіи.-- Отсутствіе политическаго такта и талантовъ итальянскаго парламента.-- Продажничество депутатовъ.-- Взятки и казнокрадство.-- Дѣло Лоббіа.-- Рабская внѣшняя политика Италіи.-- Ошибочные шага новаго Французскаго министерства.-- Оно мало-по-малу теряетъ популярность въ самой буржуазіи.

   Я теперь въ Италіи, разгуливаю по санъ-миніатской долинѣ, любуюсь прелестными пейзажами въ горахъ Валомброза и долинахъ фьезольской и пистойской; останавливаюсь передъ массивными укрѣпленіями палаццо Веккіо, гдѣ возвышается легкая, красивая башня Сеньоріи; разсматриваю массивный тяжелый Дуомо, фланкированный граціозной Кампанила, игрушкой въ 250 футовъ вышиной. Въ моихъ воспоминаніяхъ послѣдовательно проходятъ римскій Колизей, Ватиканъ и Сенъ-Сіере; роскошный неаполитанскій заливъ съ пылающимъ Везувіемъ, италіянскія поля и сады съ богатой растительностію, бѣлые города Италіи, ея туманныя съ фіолетовымъ оттѣнкомъ горы, поднимающія свои вершины выше облаковъ. Я безпрестанно встрѣчаю безцѣльно-снующихъ по всѣмъ направленіямъ лаццарони, я подвергаюсь опасности быть раздавленнымъ несущимися во всю прыть экипажами кардиналовъ; меня забрызгиваютъ грязью, меня обдаютъ цѣлыми тучами пыли; я брожу среди транстеверницевъ и транстеверинокъ; я смѣюсь надъ шутками пульчинелло, я танцую тарантелу. Давно уже, съ той поры, какъ я помню себя, я мечталъ объ Италіи, я горѣлъ желаніемъ поскорѣе увидѣть эту чудную страну; Италія была моимъ идоломъ, мое воображеніе рисовало самыя плѣнительныя картины ея быта, ея роскошной природы. И вотъ наконецъ сбылись мои мечты, я увидѣлъ красавицу своими собственными глазами, я ощупалъ ее своими руками, для меня она уже перестала быть простой абстракціей, она преобразилась въ живое существо. Я любилъ ее страстно, я удивлялся ей до энтузіазма. Во имя моей любви къ ней я ненавидѣлъ Радецкаго и тэдесковъ, я негодовалъ на автора кампо-формійскаго трактата, я виталъ искреннюю злобу къ тѣмъ господамъ, у которыхъ хватило рѣшимости подписать цюрихскій и виллафранкскій договоры. Мое сердце билось учащенными ударами, когда до моего слуха доходили имена Кайроли, Бандіэри, Пизакане, Гарибальди. Я вѣрилъ, что Италіи суждена великая будущность, что скоро, очень скоро она достигнетъ своей высокой цѣли. И что же сталось съ этими великими надеждами, которыя электризовали всю Италію съ одного конца до другого? Что вышло изъ ея героическихъ усилій? Каково теперешнее ея положеніе? Увы,приходится сознаться, что положеніе ея самое плачевное, что иллюзія уступила мѣсто горькому разочарованію. Италія переноситъ тяжкую болѣзнь, лихорадочные принадки которой постоянно усиливаются и уже приближается время перелома. Противъ этой серьезной болѣзни, конечно, существуютъ подходящія лекарства, но ихъ почему-то въ дѣло не употребляютъ. Нѣтъ сомнѣнія, Италія оправится отъ своего недуга, она опять озаритъ улыбкой своихъ прекрасныхъ глазъ восхищенный міръ, улыбкой, похожей на прелестное весеннее утро; но теперь еще ее донимаетъ сильный внутренній жаръ, ей дышется тяжело, голова горитъ, пульсъ бьется неровно, и лихорадочное состояніе съ каждымъ днемъ сопровождается болѣе и болѣе опасными симптомами...
   Но что же это за болѣзнь, такъ сильно разъѣдающая организмъ бѣдной Италіи?
   Эта ужасная болѣзнь носитъ названіе католицизмъ. Да, именно итальянскій католицизмъ,-- утверждаемъ это смѣло, такъ какъ насъ нисколько не убѣждаютъ съ разныхъ сторонъ раздающіеся возгласы, доказывающіе, что въ итальянскомъ народѣ вовсе нѣтъ ханжества, что Италія далеко не такъ клерикальна, какъ думаютъ, что, напротивъ, въ религіозныхъ вопросахъ она индиферентна едва ли не болѣе всѣхъ другихъ европейскихъ странъ. но какъ бы тамъ ни было: ханжество ли тутъ причиной, наклонность ли итальянцевъ ко всему традиціонному, или суевѣріе, но только вотъ различные факты, извѣстные всему міру, которые достаточно ярко опредѣляютъ характеръ итальянскаго католицизма:
   Когда торжествующій Гарибальди послѣ своихъ побѣдъ, при громкихъ восторженныхъ кликахъ ликующаго народа, вошелъ въ Неаполь, неаполитанское населеніе смотрѣло на него, какъ на существо сверхестественное, которое ни въ водѣ не тонетъ, ни въ огнѣ не горитъ, котораго не смѣетъ тронуть пуля или ядро, и однакожъ при всемъ этомъ Гарибальди долженъ былъ принять участіе въ знаменитой процессіи "піедигротта", такъ какъ въ Неаполѣ человѣкъ, осмѣлившійся усумниться въ чудесахъ св. Януарія, можетъ подвергнуться большимъ непріятностямъ и утратить всякую популярность.
   Кому неизвѣстенъ тотъ фактъ, что италіянскіе воры, пускаясь на промыселъ, всегда обращаются съ молитвами къ своимъ патронамъ, прося ихъ помощи. Разбойникъ на большой дорогѣ, направляя сйое ружье въ грудь путешественника, предварительно набожно перекрестится. Если совершается убійство изъ мести, то убійца старается подкараулить свою жертву именно въ тотъ моментъ, когда та совершаетъ грѣхъ, считающійся, въ мнѣніи убійцы, смертнымъ. Лоттерейный билетъ въ Италіи берутъ не иначе, какъ на счастіе какого нибудь святого. Въ лавкахъ, занимающихся продажею лоттерейныхъ билетовъ, ящики съ ними всегда ставятъ подъ образами, передъ которыми и день, и ночь горятъ неугасимыя лампады. Между многими сосѣдними деревнями существуютъ давнишнія соперничества по поводу того, что каждая изъ нихъ желаетъ, чтобы икону въ ея часовнѣ или церкви считали болѣе чудотворной; эти соперничества иногда розыгрываются весьма трагически: спорящіе выходятъ другъ противъ друга съ ножами въ рукахъ и кровавымъ боемъ рѣшаютъ свой споръ. Назовете ли вы эти черты народнаго міровоззрѣнія религіей, или первобытными вѣрованіями, или, наконецъ, суевѣріемъ, -- сущность дѣла отъ этого нисколько не измѣнится.
   Но, говорятъ, итальянская жизнь представляетъ также факты совсѣмъ иного рода, ясно доказывающіе, что пресловутая религіозность итальянцевъ не болѣе, какъ выдумка завзятыхъ клерикаловъ. Года два или три тому назадъ неаполитанскимъ префектомъ былъ назначенъ одинъ изъ свободныхъ мыслителей. По неаполитанскому обычаю, на наружныхъ фасадахъ публичныхъ зданій и многихъ частныхъ домовъ висѣли иконы разныхъ святыхъ, убранныя самымъ католическимъ образомъ, и передъ ними горѣли лампады. Префектъ распорядился, чтобы всѣ эти иконы были сняты и полиція въ одну ночь исполнила приказаніе. Къ удивленію всѣхъ, народъ отнесся совершенно безразлично къ этой мѣрѣ, которая, повидимому, должна была сильно оскорбить его религіозное чувство.
   Однако что же доказываетъ этотъ фактъ? Не болѣе, какъ противорѣчіе. Характеръ цѣлаго народа, также какъ и индивидуальный характеръ, полонъ противорѣчій, и также, какъ и онъ, подчиняется закону дуализма; строгое единство существуетъ лишь въ абстрактныхъ теоріяхъ.
   Нѣсколько дней тому назадъ, въ бытность мою въ Неаполѣ, я посѣтилъ одинъ изъ трехсотъ его храмовъ, ничѣмъ, впрочемъ, отъ другихъ не отличающуюся приходскую церковь Санъ-Джіакомо делла Марко. День былъ воскресный и въ церкви шла обѣдня. Публики въ ней было не мало, по крайней мѣрѣ, человѣкъ 200 мужчинъ и 250 женщинъ. Характеръ живописи и скульптурныхъ изображеній много помогаютъ уясненію характера религіозности страны. Вотъ почему прежде всего я занялся разсматриваніемъ того и другого, а также различныхъ символическихъ надписей на стѣнахъ церкви.
   Вотъ рождество Іисуса Христа. Младенецъ лежитъ на соломѣ; подлѣ него Мадонна, совершенный типъ прелестной абруцской пастушки; она съ любовью разсматриваетъ свое дитя; тутъ же стоящіе пастухи въ бараньихъ или козлиныхъ шкурахъ проникнуты тѣмъ же чувствомъ нѣжности къ ребенку; картина дополняется быкомъ и осломъ, помѣщенными на заднемъ планѣ, сбоку. Фигуры сдѣланы почти въ натуральную величину, рисунокъ граціозный, запечатлѣнный наивностью. Еслибъ не изображенія ангеловъ, эту картину можно бы было принять за воспроизведеніе обыкновенной житейской сцены. Вѣрность натурѣ здѣсь поразительна, исполненіе артистическое, но спрашивается: въ какой степени эта картина религіозна? Понятіе о религіозности вообще чрезвычайно, условное. Имъ въ извѣстныхъ видахъ и съ извѣстною цѣлію можно объяснить многое. Фанатическая преданность патеру у католиковъ называется религіозностію; нападеніе на развратъ католическаго духовенства, этими достопочтенными господами разсматривается какъ безбожіе, святотатство. Многія церемоніи, рѣшительно неимѣющія въ себѣ ничего религіознаго, римская курія ради своихъ выгодъ выдаетъ за священныя и неисполненіе ихъ караетъ отлученіемъ отъ церкви. Гдѣ же искать мѣрило религіозности? Вопросъ чрезвычайно затруднительный для разрѣшенія.
   Но пойдемъ далѣе. Передъ нами другая картина: ев. Семейство: Мадонна учитъ читать своего сына. Вверху картины изображены Богъ Отецъ, ободряющій младенца, Духъ Святой, льющій ему свѣтъ на голову, и херувимы, на лицахъ которыхъ выражена высочайшая степень изумленія. Старикъ Іосифъ нарисованъ на заднемъ планѣ картины; какъ и обыкновенно, на лицѣ его выраженіе глубокаго размышленія; вся фигура его говоритъ, что онъ ничего не понимаетъ изъ того, что происходитъ у него на глазахъ. Кромѣ живописца надъ созданіемъ этой картины работали и другіе мастера: сандаліи не нарисованы, а сдѣланы изъ настоящей кожи, фонарь изъ жести, суповая чаша изъ олова, сіяніе вокругъ лицъ изъ позолоченнаго серебра. Реальность поразительная! Или, вотъ статуя св. Сиро, медика, пустынника и мученика. Прикосновеніе къ его одеждѣ до сей поры исцѣляетъ больныхъ. Статуя св. Сиро, элегантнаго, красиваго, здороваго молодого человѣка, одѣта въ настоящее бархатное платье, обшитое галунами и вышитое золотомъ; на ея рукахъ и шеѣ надѣты, а на платьѣ приколоты кольца, серьги, цѣпи, булавки, по большей части золотыя съ драгоцѣнными камнями. Статуя заперта въ стекляномъ ящикѣ, гдѣ вмѣстѣ съ нею заключены металлическія ноги, руки, бедра, груди, головы и другія части человѣческаго тѣла (всѣ безъ исключенія), пожертвованныя выздоровѣвшими. Въ виду такого обилія золотыхъ и серебряныхъ приношеній, выставленныхъ всѣмъ на показъ, жжетъ ли кто относиться скептическикъ разсказамъ патеровъ о безчисленныхъ исцѣленіяхъ, полученныхъ отъ платья святой статуя. Самый закоренѣлый долженъ повѣрить и невольно внесетъ въ пользу патеровъ и свою лепту.
   Еще далѣе св. Варвара съ пальмовой вѣтвію въ рукахъ; ее окружаютъ свинцовые солдаты; вооруженные деревянными ружьями.
   Тутъ же недалеко плачущая св. Матерь передъ крестомъ. Она одѣта въ настоящее богатое бархатное платье съ настоящимъ батистовымъ платкомъ въ одной рукѣ и съ огромнымъ букетомъ въ другой. На нее навѣшано множество гирляндъ изъ голубыхъ и розовыхъ лентъ.
   Нагота здѣсь въ большомъ ходу; на картинахъ безпрестанно встрѣчаются какъ мужскія, такъ я женскія фигуры, почти совершенно Лишенныя одеждъ. Стендгаль совершенно вѣрно замѣтилъ, что католическая религія никогда бы не утвердилась въ Италіи, еслибъ она возстала противъ наготы въ изображеніяхъ.
   Самая месса въ Италіи скорѣе похожа на концертъ или театральное представленіе, чѣмъ на церковную службу. Все общество делламиркскаго квартала собралось въ церковь, какъ на какой отбудь балъ; дамы въ перьяхъ и въ шелковыхъ платьяхъ, взрослыя дочки въ своихъ лучшихъ нарядахъ, голубыхъ, красныхъ, зеленыхъ, въ браслетахъ" брошкахъ, бусахъ и проч.; кавалеры, также разряженные, пожираютъ главами своихъ возлюбленныхъ и стараются занять мѣсто на скамьѣ подлѣ предмета своей страсти. Во время службы красивые мальчики изъ хора поютъ соло теноровыя партіи, сопровождая пѣніе театральными жестами; музыка органа часто переходить въ балетный тонъ,
   Неознакомившись подробно съ дѣйствительнымъ положеніемъ вещей, въ самомъ дѣлѣ, рѣшительно невозможно придавать серьезнаго значенія итальянской религіи. Въ Италіи церкви имѣютъ очень веселую внѣшность; множество оконъ изъ безцвѣтныхъ стеколъ пропускаютъ много свѣта внутрь церквей. Ихъ стѣны горятъ блескомъ золота и драгоцѣнныхъ камней, а въ эти драгоцѣнныя рамы вставлены картины, на которыхъ нарисованы прелестныя, молодыя, свѣжія женскія фигуры; однѣ изъ нихъ полуобнаженныя, другія разодѣты въ роскошные костюмы свѣтскихъ барынь. Всѣ эти Магдалины, Агнесы, Цециліи, Розы, Бланшъ отличаются самой земной красотою лицъ, стройностію стана и граціозностію позы. Во всѣхъ этихъ изображеніяхъ на первый планъ поставлена чувственность. Этому-то особенному складу итальянской религіозности іезуиты обязаны своимъ торжествомъ въ XVII вѣкѣ; но-за то какъ бы въ благодарность за полученную помощь какія тяжелыя цѣпи наложили они на весь міръ и въ особенности на пріютившую ихъ Италію, гдѣ имъ жилось такъ хорошо. Подобно тому, какъ Діоклетіанъ душилъ своихъ гостей дождемъ изъ розъ,-- Италія отравила свою душу, упиваясь сладкими рѣчами своихъ коварныхъ патеровъ іезуитскаго закала. Какъ ловко и умно эти господа съумѣли примѣниться къ характеру итальянцевъ и, воспользовавшись ихъ наивнымъ добродушіемъ, создали для нихъ такую религію, которая не требовала никакого труда для выполненія ея предписаній и уставовъ. Эта итальянская католико-іезуитская религія, съ перваго взгляда не имѣетъ ничего серьезнаго, она такъ легка на видъ, но между тѣшь она овладѣла душами людей и полонила цѣлую націю. "Рыболовъ людей", сидящій въ Ватиканѣ, закидываетъ свою сѣть въ мутныя воды человѣчества. Его сѣть шелковая, нѣжная, розовая, эластичная. Она стягиваетъ такъ легко, что почти незамѣтны ея путы, она не безпокоитъ ни одинъ членъ отдѣльно, но держитъ въ плѣну все тѣло. Ни одна религія не представляетъ такой легкости для перехода въ нее, какъ католическая. "Если переходъ въ католицизмъ не влечетъ за собой особенныхъ благъ, говоритъ толпа дурачковъ и огромное большинство невѣрующихъ, -- то, вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ не причиняетъ никакого зла";-- и идетъ она послушно за ловкимъ патеромъ. Въ самомъ дѣлѣ, чего требуетъ католическая церковь отъ своихъ членовъ? Бормотать молитвы на латинскомъ языкѣ съ правомъ не понимать ихъ; наружно исповѣдываться и причащаться -- и болѣе ничего. Состоятельныхъ людей она избавляетъ даже и отъ этихъ формальностей: они цѣною денегъ могутъ выкупать обязанность молиться, исповѣдаться и причащаться: церковь исполнитъ за нихъ всѣ эти трудныя обязанности. Даже воры, грабители и разбойники могутъ откупиться отъ своихъ грѣховъ: исповѣдь и извѣстная сумма денегъ даютъ имъ отпущеніе и мирятъ ихъ съ собственною совѣстію. Итальянскому католику все дозволяется, лишь бы онъ жилъ въ мирѣ съ своимъ патеромъ.
   Этотъ недугъ итальянскаго католицизма терзаетъ Италію и ослабляетъ всѣ ея жизненныя отправленія. Впрочемъ всѣ католическія страны тоже страдаютъ болѣзнію своего католицизма, и чѣмъ страна католичнѣе, тѣмъ недугъ ея сильнѣе. Іезуитизмъ уничтожилъ у нихъ любовь къ правдѣ и ненависть ко лжи. Католицизмъ сталъ раздаватемъ добродѣтели, обративъ эту функцію въ свою исключительную монополію. Въ Италіи нравственныя правила стоятъ ниже не только странъ протестантскихъ, но даже мусульманскихъ и поклонниковъ Брамы, Буды и Маниту. А извѣстно, что сколько честности въ сношеніяхъ гражданъ между собою, столько же правосудія въ отношеніяхъ правительства къ гражданамъ, ни болѣе, ни менѣе. Публичная честность и политика весьма точно соразмѣряются съ нравственностію, проявляющеюся въ сношеніяхъ между частными людьми. Италія находится въ самомъ безотрадномъ положеніи въ отношеніи нравственности. Публичная честность въ ней -- добродѣтель весьма исключительная, а правосудіе -- самаго сомнительнаго свойства. Съ грустью произносимъ мы это суровое осужденіе, но правда прежде всего; тяжело намъ выговаривать эти обвинительныя рѣчи, съ которыми такъ часто выступали враги Италіи, бывшіе въ то же время и врагами свободы; но мы такъ горячо любимъ отечество Гарибальди, что считаемъ долгомъ говорить его соотечественникамъ горькую правду и вполнѣ убѣждены, что насъ никто не рѣшится смѣшивать съ ихъ врагами и друзьями папства и порабощенія Италіи. Мы любимъ Италію, какъ часто любятъ свою любовницу, прекрасную, вѣроломную и даже не совсѣмъ честную; мы любимъ её, не питая къ ней особеннаго уваженія. Кто изъ людей нашей генераціи, которые при Марсалѣ, Аспромонте, Ментанѣ, охотно отдали бы за Италію свою жизнь, съ горестію не повторитъ этой печальной, но, тѣмъ не менѣе, вѣрной фразы: "патеры обезобразили Италію, іезуиты ее развратили?"

-----

   Первоначальное образованіе и даже среднія учебныя заведенія находятся въ рукахъ патеровъ не только въ Римѣ, не только въ бывшей Церковной области и Неаполѣ, но даже и во Флоренціи, главной квартирѣ итальянскаго либерализма. Въ самой столицѣ, въ центрѣ итальянской цивилизаціи, просвѣщенные, буржуа отдаютъ своихъ дѣтей не въ правительственные лицеи и гимназіи, или подобныя же заведенія, находящіяся въ частныхъ рукахъ, а въ школы, содержимыя достопочтенными патерами; на одного ученика, слушающаго курсъ у свѣтскихъ профессоровъ, приходится десять юношей, почерпающихъ мудрость изъ устъ наставниковъ, носящихъ сутану. Либералы находятъ подобное положеніе вещей весьма натуральнымъ. Потому, видите ли, что воспитаніе у духовенства обходится несравненно дешевле, чѣмъ въ свѣтскихъ учебныхъ заведеніяхъ, хотя учатъ они несравненно хуже, чѣмъ свѣтскіе учителя. "Къ тому же, прибавляютъ эти наивные люди, -- наши патеры народъ весьма разумный, они вмѣстѣ съ нами подсмѣиваются надъ Силлабусомъ, и если, преподавая римскій катехизисъ, толкуютъ своимъ ученикамъ о непогрѣшимости папы, то дѣлаютъ это для одной формы; они сами плохо вѣрятъ тому, что заставляютъ заучивать, и наши сыновья конечно идутъ по ихъ стопамъ. Что же касается нашихъ женъ и дочерей -- это другое дѣло: онѣ должны вѣрить всему, вѣра составляетъ для нихъ существенную необходимость, и эту истину прекрасно понимаютъ патеры и прилагаютъ всѣ старанія точно и неупустительно примѣнять ее на практикѣ."
   Эти профессора Силлабуса отличаются такимъ непроходимымъ невѣжествомъ въ самыхъ обыденныхъ вещахъ и азбучныхъ понятіяхъ, что оно привело бы въ ужасъ всякаго честнаго нѣмца; профессора философія въ итальянскихъ семинаріяхъ знаютъ въ десять раю менѣе любого деревенскаго школьнаго учителя въ Пруссіи. Они невѣжественны въ области научныхъ званій, повторяемъ мы, но есть спеціальности, въ которыхъ они весьма свѣдущи. Во всемъ, что только имѣетъ связь съ "дѣлами плоти", они знатоки, и охотно передаютъ пріобрѣтенный опытомъ незнанія своимъ маленькимъ ученикамъ и ученицамъ. И доминиканцы, и іезуиты одинаково любятъ толковать о скоромныхъ предметахъ съ своими питомцами, будто бы въ видать ихъ моральнаго исправленія. Они до того привержены къ этой наукѣ, что, боясь отставать отъ времени, собираются вмѣстѣ и совѣщаются общими силами на счетъ новѣйшихъ скандалезныхъ происшествій клубничнаго свойства.
   Замѣчательно, что въ Болоніи, въ Эмиліи и вообще въ провинціяхъ, которыя нѣкогда несли на себѣ прямое иго питерскаго владычества, гораздо ярче, нѣмъ въ другихъ мѣстахъ Италія, проявилась антипатія къ клерикальному обученію. Муниципалитеты этихъ городовъ высказались противъ допущенія патеровъ въ школы и въ этихъ видахъ даже запретили религіозное обученіе въ первоначальныхъ учебныхъ заведеніяхъ. Однакожъ, по этимъ изолированнымъ манифестаціямъ, вовсе не слѣдуетъ заключать о проявленіи серьезной оппозиціи противъ клерикальнаго обученія во всемъ итальянскомъ королевствѣ; здѣсь клерикалы господствуютъ еще по прежнему, и икъ господство едва ли сколько нибудь ослабѣло противъ того времени, когда Италія была раздѣлена на много мелкихъ государствъ.
   Изъ оффиціальныхъ документовъ, опубликованныхъ министромъ народнаго просвѣщенія видно, что въ концѣ 1868 года Италія имѣла всѣхъ родовъ первоначальныхъ школъ -- правительственныхъ, частныхъ и находящихся въ завѣдываніи духовенства -- около 37 тысячъ, т. е. одну школу на 670 человѣкъ населенія. Такую пропорцію нельзя назвать ничтожной, но необходимо при этомъ также пришить въ разсчетъ среднее число учениковъ въ каждой школѣ и имѣть домтіе о-качествѣ школьнаго образованія. Скажемъ, между прочимъ, что эта пропорція измѣняется въ разныхъ частяхъ итальянскаго королевства; такъ, въ Піемонтѣ одна школа приходится на 384 человѣка населенія, въ Ломбардіи на 436, въ Тосканѣ и Мархіяхъ на 670, въ Эмиліи на 718, въ Абруццѣ и Калабріи на 1,000, въ Базиликатѣ и Сициліи на 1,660; на сѣверѣ въ четыре раза благопріятнѣе, чѣмъ на мнѣ. Въ этихъ 37 тысячахъ школъ числится 38,500 наставниковъ и наставницъ; послѣднія составляютъ менѣе третьей части всего числа учащихъ.
   Всѣ эти школы посѣщаются полутора милліонами дѣтей, что составляетъ 6 учащихся на 100 человѣкъ всего населенія; но какъ въ Италіи дѣтей школьнаго возраста 15% общаго числа жителей, то выходитъ, что изъ нихъ 9% вовсе не посѣщаютъ школъ. Такимъ образомъ три пятыхъ дѣтскаго населенія Италіи лишены всякаго образованія. Разница между сѣверомъ и югомъ Италіи въ числѣ учащался еще разительнѣе, чѣмъ въ численности школъ. Въ то время, какъ въ туринскомъ округѣ обучается 15,40% населенія, въ сицилійскомъ только 1,7%, т. а. въ девять разъ менѣе.
   Такъ какъ учительская должность вознаграждается весьма скудно, то нечего и говорить, что большинство наставниковъ состоитъ изъ людей неприготовленныхъ къ своему дѣду и взявшихся за него только истому, что. они не могли отыскать себѣ, по своей бездарности или невѣжеству, другого, болѣе благодарнаго занятія. Горбатые, хромые, люди слишкомъ слабые для кузнечной или плотничьей работы, портные" которые не могутъ уже вдѣть нитку въ иглу, до того у нихъ ослабѣли глаза, военные унтеръ-офицеры, подучившіе чистую отставку -- вотъ преимущественный контингентъ учителей первоначальныхъ школъ. Такіе господа, разумѣется, не смѣютъ розинуть рта передъ приходскимъ патеромъ, ихъ естественнымъ врагомъ, передъ мэромъ, синдикомъ и ихъ помощниками.
   Самая первая красавица въ свѣтѣ не можетъ дать болѣе того, что она имѣетъ, точно также невѣжественный наставникъ можетъ передать своимъ ученикамъ лишь то, что онъ знаетъ. Онъ обучаетъ ихъ катехизису и тѣмъ ревностнѣе повторяетъ его съ ними, чѣмъ менѣе самъ понимаетъ его. Затѣмъ обучаютъ дѣтей чтенію письму и немножко арифметикѣ. Для юныхъ честолюбцевъ, на полѣ науки къ этому иногда прибавляютъ священную исторію, краткое начертаніе римской исторіи, краткіе разсказы изъ жизни Савойскаго дома к наконецъ начатки географіи и грамматики. Такъ что даже самые привилегированные изъ учениковъ итальянскихъ первоначальныхъ школъ выходятъ оттуда едва ли не съ единственнымъ познаніемъ, что римскій папа есть владыка королей и императоровъ, народовъ и націй, идей и знаній, неба, земли и ада; -- далѣе этого они почти ничего не выносятъ; они не знаютъ даже, что земля вертится вокругъ солнца. Къ тому же итальянская школа узаконяетъ и развиваетъ въ ребенкѣ всѣ тѣ суевѣрія и предразсудки, которые онъ всосалъ съ молокомъ матери. Такое-то образованіе получаютъ дѣти народа, лучше сказать, дѣти земледѣльческой аристократіи и пролетаріата. Плебсъ этихъ сословій не пользуется даже и этими крупицами образованія, и его дѣти на всю жизнь остаются безграмотными.
   Дѣти буржуазіи получаютъ образованіе въ среднихъ школахъ. Они могутъ оканчивать курсъ въ техническихъ заведеніяхъ, гдѣ пробывъ нѣсколько лѣтъ выходятъ съ познаніями, нужными для купеческой конторы или промышленнаго заведенія; а если такое образованіе сочтутъ недостаточнымъ, то для нихъ открыты двери университетовъ. Будущіе адвокаты и медики проходятъ сначала курсъ гимназіи, потомъ лицея и въ заключеніе университетскій.
   Итальянскія гимназіи и лицеи очень мало отличаются отъ такихъ же французскихъ заведеній; они, впрочемъ, еще хуже своихъ Образцовъ. И тѣ и другія придерживаются системы воспитанія и методамъ обученія, полученнымъ въ наслѣдство отъ іезуитовъ и семинарій. Гимназіи, втеченіи пяти лѣтъ, набиваютъ головы учениковъ латынью и греческимъ языкомъ, чему юноши учатся очень плохо и сейчасъ же забываютъ по выходѣ изъ заведенія Имъ преподаютъ самымъ нелѣпымъ образомъ географію и исторію, заставляя заучивать одни имена и числа, даютъ кое-какія познанія изъ геометріи, и тѣмъ заканчиваютъ воспитаніе. Потомъ юношу перетаскиваютъ въ лицей и тамъ три года къ ряду изощряютъ его умъ надъ реторикой и такъ называемой философіей, которая въ сущности есть ничто иное, какъ католическая софистика и схоластика, а не даютъ никакого понятія, Хоть бы, напримѣръ, объ исторіи иностранныхъ литературъ. Частныя среднія заведенія недалеко ушли отъ казенныхъ; одни изъ нихъ ничто иное, какъ печальныя торгашескія спекуляціи; другія просто рабская копія съ казенныхъ; наконецъ, третьи отличаются тѣмъ, что проходятъ весь курсъ не въ 8 лѣтъ, какъ въ казенныхъ, а въ 6, и такимъ экономизированіемъ времени оказываютъ большую услугу своимъ питомцамъ, не такъ болѣзненно развивая ихъ память и не такъ забивая ихъ умъ; въ нѣкоторыхъ изъ нихъ самый курсъ преподаванія нѣсколько лучше: обращается болѣе вниманія на математическія науки и схоластика пользуется далеко не такимъ уваженіемъ, какъ въ казенныхъ заведеніяхъ; къ чести ихъ, они мало хлопочатъ о формалистикѣ и даютъ большую свободу своимъ ученикамъ, что дѣйствуетъ благотворно на здоровье юношей.
   Что мы сказали о гимназіяхъ и лицеяхъ, тоже можно повторить и объ университетахъ: итальянскіе университеты хуже французскихъ. Это чисто эклектическій пандемоніумъ. Здѣсь представляются всѣ мнѣнія, но урѣзанныя, приглаженныя, подведенныя подъ одну мѣрку, согласно съ программою. Сократъ, Платонъ и Аристотель; Лукрецій, Плотинъ, Филонъ, Абеляръ и Сен-Бернардъ; Гильомъ де-Шамперо, Ансельмъ, Огюстинъ, Кантъ, Гегель, Юмъ, Гольбахъ, Фихте, Вико, Джіордано Бруно, -- всѣ эти мыслители и писатели одѣты въ новое платье университетскимъ портнымъ, и носятъ всѣ, болѣе или менѣе неловко, оффиціальную форму. Профессора дружелюбно согласились раздѣлить между собою роли: тѣ, которые умѣютъ только думать -- молчатъ; тѣ же, которые не умѣютъ думать, ораторствуютъ; но всѣ они одинаково питаются неблаговоинымъ рагу, составленнымъ изъ всѣхъ системъ и всѣхъ мнѣній, бывшихъ нѣкогда въ обращеніи; всѣ они пьютъ изъ одного и того же кувшина, наполненнаго слитками изъ разныхъ стакановъ, стклянокъ и бутылокъ съ виномъ, пивомъ, ликеромъ и прованскимъ масломъ, оставшихся послѣ баловъ въ семейныхъ домахъ, въ трактирахъ и портерныхъ. Искренности, свѣжести, ясности, молодости не ищите во всей этой смѣшанной массѣ. Можно ли создать какую нибудь здравую систему, кидая безпорядочно въ кучу отрывки всевозможныхъ системъ. И выходитъ изъ всего этого ни философія, ни религія, а что-то такое неимѣющее ни имени, ни прозванія -- теизмъ, проповѣдываемый атеистами, практическій матеріялизмъ и теоретическій супернатурализмъ, -- наука, приноровляемая ко вкусу глупцовъ, проще сказать, никакой науки.

-----

   Буржуазизмъ, ослабленный нѣсколько лѣтъ тому назадъ во Франціи, Германіи, Бельгіи, Швейцаріи и Англіи, до сей поры господствуетъ съ несокрушимой силой и въ своемъ первобытномъ видѣ въ Италіи. То, что нѣкогда, при Луи-Филиппѣ, совершалось во Франціи, теперь повторяется въ Италіи, гдѣ Ратацци олицетворяетъ собою Тьера, а Риказоли -- Гизо.
   Невѣжество народа и университетскій буржуазизмъ -- невѣжество въ иной, болѣе красивой по внѣшности, формѣ -- имѣютъ своимъ результатомъ паденіе въ Италіи искуства, поэзіи и литературы. Съ давнихъ поръ Италія пробавляется задами и не даетъ міру никакой новой мысли. Стихи, распѣваемые подъ акомпаниментъ органа или гитары, неаполитанскія и венеціанскія импровизаціи, которыми такъ тщеславятся на Апенинскомъ полуостровѣ,-- невозможны для чтенія; музыку, къ нимъ подобранную, еще можно слушать съ удовольствіемъ, но надо имѣть нечеловѣческое терпѣніе, чтобы прочитать ихъ нелѣпый текстъ; эти стихи имѣютъ характеръ религіозно-феодальный, плаксивый, сентиментальный, почти всегда, впрочемъ, лишенный всякаго смысла. Недалеко ушли отъ этихъ романсовъ италіянскіе романы и театральныя пьесы, надутыя, неестественныя, съ самыми глупыми претензіями,-- это воспроизведеніе въ разныхъ видахъ Рокамболей, обезображенное подражаніе Поль-де-Коку, Закконе и Понсонъ дю-Терайлю, подражаніе, выкапывающее самыя дурныя стороны этихъ авторовъ и преувеличивающее ихъ до послѣдней крайности.
   Другой отзывъ о современной итальянской литературѣ сдѣлать едва ли возможно. Что же касается искуства, то, несмотря на то, что въ Италіи собраны образцовыя произведенія знаменитыхъ художниковъ, новѣйшія ея картины ниже всякой посредственности. Въ скульптурѣ, впрочемъ, Италія можетъ съ честію соперничать съ Франціей и Германіей; въ музыкѣ она имѣетъ Россини и Верди. Италія хвалится также своими архитекторами; итальянцы говорятъ, что въ ихъ архитектурѣ несравненно болѣе вкуса, чѣмъ въ архитектурахъ другихъ европейскихъ націй, и что еслибъ ихъ архитекторамъ дали большія матеріяльныя средства, то онѣ навѣрное произвели бы что нибудь грандіозное. Это возможно, но тоже самое, кажется, имѣли бы право утверждать и архитекторы другихъ націй, хотя, по правдѣ сказать, итальянская архитектура отличается многими своеобразными достоинствами. Музыкальныя и архитектурныя способности итальянцевъ показываютъ, что еще не всѣ отрасли искуства дошли въ Италіи до окончательнаго упадка. И нѣтъ никакого сомнѣнія, что введеніе дарового и обязательнаго обученія и отстраненіе католическаго духовенства отъ главнаго завѣдыванія первоначальными школами быстро двинетъ страну по пути прогрессивнаго развитія и поставитъ итальянскую націю опять во главѣ новой эпохи возрожденія. Потому что едва ли какой народъ въ мірѣ болѣе итальянскаго одаренъ такой громадной чуткостью во всемъ, что касается искуства вообще. Итальянецъ -- артистъ по натурѣ. Это-то качество, по мнѣнію многихъ, и служитъ облегчающимъ обстоятельствомъ при обсужденіи темныхъ сторонъ итальянской жизни. Для иностранца итальянецъ часто бываетъ невыносимъ, но болѣе близкое съ нимъ знакомство вскорѣ уничтожаетъ первое непріятное впечатлѣніе. Вы видите, что итальянецъ не можетъ обойтись безъ того, чтобы по временамъ не напускать на себя роли непризнаннаго поэта, художника или героя, но пройдетъ его блажь, и передъ вами опять прежній, немного наивный, но милый собесѣдникъ. Итальянецъ похожъ на эолійскую арфу, которая издаетъ звукъ при малѣйшемъ дуновеніи вѣтерка, но за то она и можетъ издавать его только при помощи одного вѣтра. Южное вдохновеніе, подъ наитіемъ котораго дѣйствуетъ итальянецъ, иногда производитъ чудеса. Это вдохновеніе великолѣпно характеризовано Виргиліемъ въ типѣ Сивиллы, которая, подъ вліяніемъ его, чувствуя въ себѣ изумительную перемѣну, стремительно всходитъ на свой жреческій треножникъ, вся дрожитъ, глаза ея блуждаютъ, а уста произносятъ необычайныя рѣчи, потрясающія слушателей; но проходитъ вдохновеніе, профэтесса успокоивается и становится опять обыкновенной женщиной.
   Въ этихъ артистическихъ качествахъ характера итальянскаго народа лежитъ главнѣйшая причина его невѣжества, потому что послѣднее всегда пропорціонально способностямъ. Это опредѣленіе только съ перваго взгляда кажется парадоксальнымъ. Въ самомъ дѣлѣ, легкость познавательныхъ способностей влечетъ за собою лѣность ума, а послѣдняя всегда сопровождается невѣжествомъ. Пьемонтцы, отличающіеся сравнительно съ другими своими братьями итальянцами болѣе тупыми способностями, неутомимы въ наукѣ и съ особеннымъ стараніемъ пріобрѣтаютъ знанія; они самые образованные во всей Италіи. Но по мѣрѣ приближенія къ югу, невѣжество и суевѣріе возростаютъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ, возвышаются способности. Подобное явленіе замѣчается и во Франціи; такіе же выводы какъ въ Италіи, можно сдѣлать, сравнивая другъ съ другомъ эльзасцевъ и гасконцевъ. Тоже при сравненіи прусаковъ съ австрійцами. Къ одинаковымъ же результатамъ приводитъ изученіе британскихъ острововъ, гдѣ не особенно далекіе англичанинъ и шотландецъ, благодаря сильно развитой въ нихъ волѣ и съ пособіемъ высшаго образованія, господствуютъ надъ ирландцемъ, отличающимся несравненно высшими способностями и большимъ великодушіемъ, чѣмъ его завоеватели и эксплуататоры.
   Подобно ирландцу, который подъ вліяніемъ безконечно развитаго у него воображенія и легкости соображенія, лжетъ на каждомъ шагу,-- также неотличающійся особенной любовью къ истинѣ, итальянецъ презираетъ простую и честную работу. Ничего онъ не можетъ сдѣлать просто, вездѣ ему нужны разныя хитросплетенія и запутанныя комбинаціи. Всякое дѣло для итальянца служитъ предлогомъ къ спекуляціямъ, которыя, цѣпляясь одна за другую, мѣшаютъ другъ другу и, разумѣется, кончаются неминуемымъ раззореніемъ спекулатора. Отсюда вся эта скандалезная грязь въ управленіи государственными финансовыми дѣлами въ Италіи, которая бросаетъ такую тѣнь на репутацію итальянскаго народа. Итальянскій финансистъ считаетъ недостойнымъ своихъ пылкихъ способностей прибѣгать къ обыкновеннымъ разумнымъ мѣрамъ, ему подавай что нибудь по-забористѣе. Въ управленіи денежными дѣлами онъ подобенъ своей женѣ, которая ни за что не станетъ покупать товаръ въ магазинъ, гдѣ онъ продается дешево и безъ торга, а отправится туда, гдѣ ей можно вдоволь поторговаться и заплатить въ три дорога. Господинъ, имѣющій надобность въ тысячѣ рубляхъ для своихъ торговыхъ операцій, ни за что не займетъ ихъ на обыкновенныхъ условіяхъ, а вымыслитъ такія махинаціи, которыя непремѣнно будутъ сопровождаться потерями какъ для него, такъ и для лицъ, ведущихъ съ нимъ дѣла. Природа сдѣлала все, что было можно для итальянца; она дала ему лучшую въ мірѣ страну, самымъ благопріятнымъ образомъ расположенную для сношеній съ цѣлымъ міромъ; въ ней есть все: и приморскіе порты, и горы, и плодородныя равнины и долины. Итальянскій народъ отъ природы одаренъ блистательными способностями. Но самъ же итальянецъ сдѣлался самымъ опаснымъ врагомъ своего отечества. До послѣдняго времени итальянцы еще могли съ кажущимся правдоподобіемъ сваливать всѣ несчастія своей страны на пришельцевъ-иностранцевъ, на ненавистныхъ имъ forestière. Теперь же, когда въ Италіи -- кромѣ Рима, гдѣ бонапартовскіе солдаты защищаютъ папу -- вездѣ дѣйствуютъ сами итальянцы, сдѣлалось для всѣхъ очевиднымъ, что причина долговременныхъ несчастій, раздирающихъ Италію, есть причина внутренняя, а вовсе не внѣшняя. Втеченіе многихъ вѣковъ итальянцы обвиняли въ своихъ несчастіяхъ то французовъ, то норманновъ и сарациновъ, то турокъ и французовъ, то австрійцевъ и германскихъ императоровъ. Нѣтъ спору, всѣ эти похитители итальянской свободы виновны въ бѣдствіяхъ Италіи, но въ нихъ еще болѣе виновны сами итальянцы. Можно ли сомнѣваться въ томъ, что народъ, имѣвшій силу покорить всѣ извѣстныя націи древняго міра, въ состояніи защитить себя отъ нападеній своихъ сосѣдей? И онъ бы защитилъ, но каждый муниципалитетъ желалъ господствовать надъ всѣми прочими и для того призывалъ къ себѣ на помощь то папу противъ императора, то наоборотъ -- императора противъ папы; французовъ противъ испанцевъ, турокъ противъ нѣмцевъ и пр.; такимъ образомъ итальянецъ всегда былъ сообщникомъ или подстрекателемъ злоумышленія, результатомъ которыхъ было раззореніе и упадокъ его отечества.

-----

   Какъ ни бѣдственно прошедшее Италіи, тѣмъ не менѣе въ немъ было много славнаго, но это-то и худо. Изъ всѣхъ націй, изнемогающихъ подъ тяжестью традицій, итальянская несетъ на себѣ самое тяжелое бремя. Уже одного того было бы достаточно, что она два раза владычествовала надъ цѣлымъ міромъ -- въ первый разъ, фактически, при императорахъ, второй, теоретически, религіознымъ главенствомъ папъ. Однакожъ это не все. Впродолженіи длинной ночи среднихъ вѣковъ Италія, сохранившая нѣсколько горящихъ подъ пепломъ угольевъ изъ очага античной цивилизаціи, имѣла завидную честь зажечь ими факелъ новѣйшей цивилизаціи. Ей обязанъ міръ эпохой Возрожденія; ея сыны, Галилей и Колумбъ, отворили двери новаго міра. Ни одна изъ новѣйшихъ націй не можетъ цитировать столько великихъ именъ какъ Италія; нигдѣ не найдется столько поэтовъ, артистовъ, злодѣевъ, благодѣтелей человѣчества. Никакая память не въ состояніи сохранить этотъ длинный перечень знаменитыхъ именъ, въ которомъ, между прочимъ, фигурируютъ Гильдебрандъ, Ріэнци, Мазаньело, Арнольдъ бресчіанскій, Савонарола, Аріосто, Тассо, Бокачіо, Винчи, Рафаэль, Браманте, Микель Анджело, Тиціанъ, Америко Веспучи, Вико, Джіордано Бруно, Ванини, Беккаріа, Филанджіери, Мацини, Гарибальди, а также и Наполеонъ I, ибо и онъ, этотъ великій поработитель народовъ, былъ родомъ итальянецъ. Какой же огромный контрастъ между этимъ историческимъ величіемъ, которымъ такъ тщеславятся итальянцы, и плачевной нищетой какъ въ людяхъ, дѣйствіяхъ, такъ и въ идеяхъ въ современной Италіи! Какой контрастъ между робкой политикой нынѣшняго итальянскаго правительства и владычествомъ надъ міромъ, которымъ Италія пользовалась втеченіи нѣсколькихъ вѣковъ, о которомъ она мечтаетъ и теперь, и нѣкоторый надѣется еще осуществить!
   Первенство Италіи въ ряду другихъ націй -- таковъ идеалъ всѣхъ замѣчательныхъ, вліятельныхъ итальянцевъ, начиная съ Ріэнци, Данте и Макіавели и кончая Джоберти и Мацини; всѣ они одинаково возмущались рабскимъ, зависимымъ положеніемъ Италіи, которая, по ихъ мнѣнію, по всѣмъ правамъ должна быть царицей міра.
   Правда, этой идеей первенства почти столько же, сколько и итальянцы, заражены и другія европейскія націи, желающія воскресить римскую имперію: французы ссылаются на Карла Великаго и франковъ, испанцы прикрываются именемъ Карла V, австрійцы ратуютъ во имя Габсбурговъ и гогенштауфеновъ, носившихъ корону священной римской имперіи; даже прусаки, послѣ побѣды подъ Садовой, готовы доказывать свое легитимное родство съ этой имперіей. Итальянецъ Бонапартъ всю жизнь носился съ химерой возстановленія имперіи Августа, но только еще въ большихъ размѣрахъ. Этому идеалу, который онъ думалъ осуществить грубой силой, посредствомъ завоеваній, онъ пожертвовалъ жизнью пяти милліоновъ людей. Какъ похожъ этотъ его идеалъ на тѣ завоевательные проэкты римлянъ, которые они приводили въ исполненіе двадцать вѣковъ тому назадъ и какъ далекъ онъ отъ идеала мыслителей, мечтающихъ о всеобщемъ братствѣ всѣхъ людей. Какая пропасть лежитъ между этими двумя противоположными воззрѣніями древняго и новаго міра. Мы, люди новаго времени, мы любимъ свое отечество также, какъ любимъ каждую отдѣльную личность, любимъ семейство, союзъ отдѣльныхъ личностей, и общину, союзъ семействъ. Отечество для насъ распространенная община. Его мѣстныя дѣла насъ интересуютъ и затрогиваютъ очень близко. Но мы не позволимъ себѣ преувеличивать ихъ важность и общіе интересы подчинять частнымъ. Если мы швейцарцы, мы станемъ негодовать въ томъ случаѣ, когда кантонъ Аппенцель ставитъ свои личные интересы выше интересовъ цѣлаго Союза. Американцы -- мы не подчинимъ выгодъ союзнаго конгресса соображеніямъ нью-юркскаго мѣстнаго собранія. Французы -- мы не станемъ тянуть въ одну ноту вмѣстѣ съ Тьеромъ: я французъ, моя страна прежде всего. "Нѣтъ, мы скажемъ, прежде всего выгоды всей соединенной Европы, выгоды всего человѣчества."

-----

   Конечно идеалъ преобладанія Италіи, который лелѣетъ итальянская партія дѣйствія, руководимая Гарибальди, Мацини и другими демократическими вождями, во многомъ отличается отъ бонапартовскаго идеала всемірной имперіи, но все-таки люди этой партіи понимаютъ патріотизмъ въ слишкомъ узкомъ, исключительномъ смыслѣ; они доводятъ его до предразсудка, до фанатизма; они искренно убѣждены, что итальянецъ, выше, способнѣе, чѣмъ люди другихъ націй, а это ихъ убѣжденіе въ переводѣ на простой языкъ означаетъ, что итальянецъ существо высшее, чѣмъ обыкновенный человѣкъ; Римъ они называютъ вѣчнымъ городомъ и не хотятъ допустить мысли, что онъ не можетъ снова стать всемірной столицей, центромъ цивилизаціи всего человѣчества.
   "Исторія римской республики и имперіи оправдываетъ наши мечты, говорятъ они,-- ихъ поддерживаютъ воспоминанія о преобладаніи папъ надъ всѣми католическомъ міромъ; ихъ какъ бы узаконяетъ эпоха Возрожденія, когда мы давали иниціативу всякому передовому движенію и своими успѣхами будили заснувшее человѣчество; наконецъ, въ будущемъ мы видимъ наше артистическое превосходство, уже и теперь съ каждымъ днемъ возростающее. Артистическая способность есть самая благородная способность человѣческой натуры. Поэтому понятно, что самый артистическій народъ вмѣстѣ съ тѣмъ и самый благородный въ средѣ человѣчества. А такимъ народомъ, по всей справедливости, долженъ считаться итальянскій..."
   Нечего, кажется, и доказывать несостоятельность подобныхъ умозаключеній. Не говоря уже про то, что артистическія способности вовсе не составляютъ исключительнаго качества итальянскаго народа, новый міръ, признавшій равенство способностей мужчины и женщины, можетъ только съ снисходительной улыбкой относиться къ ученію о высшихъ способностяхъ итальянцевъ сравнительно съ другими народами. Для насъ нѣтъ болѣе избранныхъ народовъ, нѣтъ націй, которымъ слѣдуетъ давать предпочтеніе предъ другими. Конечно мы допускаемъ неравенство образованія, но считаемъ его фактомъ случайнымъ, а никакъ не приписываемъ его неспособности цѣлаго народа къ образованію. А итальянскій народъ въ этомъ отношеніи, какъ извѣстно, занимаетъ не высокое мѣсто. По понятіямъ нашего времени наука стоитъ выше искуства, а ремесло все болѣе пріобрѣтаетъ права на уваженіе. Теперь всѣ согласны, что каждый человѣкъ, обладай онъ ученостью или артистическими способностями, или знаніями ремесла, прежде всего долженъ быть работникъ, только трудъ и даетъ ему право на разумное существованіе. Итальянецъ же всѣхъ менѣе способенъ трудиться; онъ питаетъ къ труду какое-то необъяснимое отвращеніе.
   Эти общеизвѣстныя истины, однакожъ, совершенно незнакомы итальянцамъ, которые, выслушивая ихъ, пожимаютъ плечами и не придаютъ имъ никакой вѣры. Даже тѣ изъ нихъ, которые провозглашаютъ эти истины во всеуслышаніе, съ высоты кафедръ или въ своихъ сочиненіяхъ, даже и они въ глубинѣ своего сознанія протестуютъ противъ нихъ и всегда стараются оставить лазейку, никогда не договариваютъ до конца, чтобы при случаѣ можно было оговориться и перейти на сторону противоположныхъ убѣжденій, и безъ всякаго зазрѣнія совѣсти доказывать непримѣнимость этихъ идей въ ихъ отечествѣ. Въ этомъ-то убѣжденіи въ превосходствѣ Италіи и кроется причина, почему итальянская партія дѣйствій никакъ не можетъ сойдтись съ демократическими партіями другихъ европейскихъ націй, принявшихъ своимъ девизомъ абсолютное равенство способностей всѣхъ народовъ.
   Но мы не обратили бы особеннаго вниманія на это тщеславное убѣжденіе въ превосходствѣ итальянцевъ, которое партія дѣйствія сдѣлала главнымъ догматомъ своей политической вѣры, еслибъ оно было только простой вспышкой національнаго шовинизма,-- мы знаемъ, что тщеславіе составляетъ одинъ изъ любимѣйшихъ пороковъ какъ народовъ, такъ и отдѣльныхъ личностей. Подъ маской тщеславія мы охотно скрываемъ свои слабыя стороны. Женщина украшаетъ лентами и бархатомъ свое поношенное платье, желая скрыть, что оно давно уже въ употребленіи; мужчина прикрываетъ красной ленточкой почетнаго легіона пятна на своемъ пальто. Такимъ же образомъ фанатическую пропаганду идеи о превосходствѣ италіянцевъ и признаніе ея догматомъ политической вѣры безъ всякой натяжки можно уподобить пурпуровой мантіи, накинутой на грязную рубашку. посмотримъ теперь, какой вредъ для самой Италіи причиняетъ неразумная ревность и тщеславіе ея сыновъ.
   Вопросъ о превосходствѣ Италіи, можетъ быть, даже помимо желанія его авторовъ, сводится просто на просто на феодальный аристократизмъ, а знаменитая формула: Богъ и народъ, составляющая девизъ партіи дѣйствія, имѣетъ въ конечномъ результатѣ главенство папы. Конечно, Мацини и его адепты, надо признаться, люди развитые, въ нѣкоторомъ смыслѣ преданные своему отечеству -- протестуютъ противъ такого вывода, но, къ. сожалѣнію, ничѣмъ не могутъ доказать справедливость своего протеста. Достаточно вспомнить необычайную кротость въ отношеніи католицизма, выказанную Мацини въ то время, какъ онъ былъ тріумвиромъ Рима въ 1848 году, и сравнить съ нею ненависть, которую онъ обнаружилъ въ спорахъ съ французскими демократами, съ Луи-Бланомъ и другими. "Очистить папу отъ средневѣковой ржавчины" -- вотъ все, чего желаетъ партія дѣйствія, отчасти руководящая общественнымъ мнѣніемъ всей Италіи. Когда Пій IX хотѣлъ встать во главѣ либерализма, мацинисты думали, что насталъ золотой вѣкъ. Даже Силлабусъ ихъ не образумилъ, и они все еще вѣрятъ въ необходимость исключительнаго преобладанія папы въ католическомъ мірѣ, и въ то, что резиденція его должна быть непремѣнно въ Римѣ. Линь бы конклавъ состоялъ изъ Лакордэровъ и Грэтри, папа получилъ бы дипломъ инженера, кардиналы проходили бы двухгодичный курсъ политехнической школы -- и эти рьяные защитники и пропагандисты идеи единой, независимой Италіи будутъ считать себя вполнѣ удовлетворенными. При этомъ не надо забывать, что мацинистская партія самая положительная изъ многочисленныхъ итальянскихъ "партій; мацинисты, по крайней мѣрѣ, знаютъ, чего они хотятъ; о прочихъ партіяхъ нельзя сказать даже и этого.
   Гарибальдійская партія вышла изъ среды мацинистовъ, но расходится съ нею въ нѣкоторыхъ подробностяхъ. Мацинисты -- это якобинцы по образцу Робеспьера, которые заключили компромисъ съ теизмомъ; гарибальдійцы -- республиканцы, согласившіеся на подобную же сдѣлку съ монархіей. Они вступили на этотъ путь честно, подъ вліяніемъ самыхъ честнѣйшихъ людей, Манини и другихъ. Гарибальди -- этотъ типъ простодушнаго героизма, шелъ на сдѣлку безъ всякихъ заднихъ мыслей, единственно потому, что считалъ ее необходимой для блага Италіи. Даже самого Мацини онъ убѣдилъ пойти на уступки. Такимъ образомъ Мацини уступилъ Гарибальди, Гарибальди уступилъ Кавуру, а Кавуръ Наполеону III. Десять лѣтъ прошло съ той поры, а единой Италіи все еще нѣтъ, и италіянцы никакъ не могутъ добыть свою настоящую столицу Римъ. Втёченіи этого времени они, можетъ быть, достигли только одного конечнаго результата: въ Италіи все перемѣшалось до такой степени, что ни въ чемъ нельзя добиться никакого смысла: слова потеряли свое истинное значеніе, а люди свое достоинство; между самыми сомнительными политическими дѣятелями фигурируютъ теперь имена двухъ помощниковъ Гарибальди, нѣкогда считавшихся людьми крѣпкихъ убѣжденій. Самъ онъ остался чистъ отъ всякихъ интригъ, имя его осталось по прежнему незапятнаннымъ, но онъ уже не можетъ быть главой движенія и не ему, вѣроятно, придется ввести итальянцевъ въ Римъ. Его партія потеряла теперь всякій смыслъ для своего существованія, она разлагается и должна будетъ войти въ составъ новой партіи, которая станетъ лучше представлять дѣйствительные интересы Италіи.

-----

   Итакъ мацинизмъ соединился съ гарибальдизмомъ, а послѣдній съ королевскимъ парламентаризмомъ. Скажемъ нѣсколько словъ и о послѣднемъ; онъ въ настоящее время даетъ направленіе италіянской внутренней политикѣ и вполнѣ отвѣтственъ за положеніе, принятое страною послѣ того, какъ его усиліями ослаблены партіи мацинистская и гарибальдійская.
   Начнемъ съ лѣвой стороны палаты. Выйдя изъ остатковъ партій республиканской и демократической, она, подъ предлогомъ выступленія на практическую почву, отреклась отъ своихъ собственныхъ принциповъ и пытается примирить непримиримое: демократическія тенденціи съ аристократическимъ абсолютизмомъ. Подъ предводительствомъ двухъ своихъ вождей, Криспи и Ратацци, лѣвая сторона переходитъ отъ абсолютизма къ либерализму, отъ прогресса къ реакціи. "Установимъ монархію въ государствѣ и республику въ общинахъ" -- такова программа, съ высокомѣріемъ заявленная этой партіей, программа, приводящая въ бѣшеный восторгъ разныхъ простаковъ и довѣрчивыхъ людей. Но развѣ это не та же программа, съ которой выступили въ 1830 году Тьеръ, Гизо и Одилонъ Барро. 1848 годъ доказалъ, какой практическій смыслъ заключался въ этой программѣ, заявляющей громадныя претензіи. Прошло болѣе 20 лѣтъ послѣ признанія несостоятельности этой теоріи и она опять выступаетъ на сцену въ Италіи, гдѣ ей придаютъ серьезное значеніе и по поводу ея идутъ безконечные споры. Къ чему же тогда, служитъ опытъ!
   Если лѣвая сторона палаты руководится такими призрачными принципами, то что же можно сказать о правой сторонѣ, о которой ни одинъ италіянецъ, привязанный къ своему отечеству, не можетъ говорить безъ раздраженія? Довольно сказать, что большинство палаты составляетъ консортерію депутатовъ, торгующихъ своими голосами и поддерживающихъ правительство за деньги, мѣста, пенсіи и разныя концессіи на промышленныя предпріятія. Страна, разсматриваемая въ массѣ, обѣднѣла, а толстые буржуа, всѣмъ заправляющіе, быстро обогащаются. Сельское населеніе едва сводитъ концы съ концами, живя изо дня въ день, рабочіе и ремесленники терпятъ нужду; а на мѣсто прежней родовой аристократіи, постоянно уменьшающейся въ числѣ, возникаетъ новая денежная аристократія -- аристократія пятака и аршина. Если сравнить теперешнюю Италію съ той, какой она была двѣнадцать лѣтъ тому назадъ, когда въ одинъ и тотъ же день можно было проѣхать четыре или пять различныхъ государствъ, и четыре или пять разъ заплатить заставныя пошлины въ доходъ четырехъ или пяти государей; когда страна почти вовсе не имѣла обыкновенныхъ и желѣзныхъ дорогъ, телеграфовъ, портовъ; если сравнить тогдашнюю торговлю и промышленность съ нынѣшнимъ ихъ состояніемъ, то слѣдовало бы полагать, что прежняя нищета и бѣдствія смѣнились теперь благосостояніемъ и довольствомъ, но безчисленныя жалобы, въ искренности которыхъ по очевидности фактовъ нѣтъ причины сомнѣваться, говорятъ совершенно противное. Неаполь 1870 г. значительно улучшился въ сравненіи съ Неаполемъ 1860 года, и однакожъ я встрѣтилъ много людей, которые жалѣютъ о паденіи бурбонской системы и желаютъ возвращенія Франческо II. И эти люди вовсе не изъ лагеря клерикаловъ и реакціонеровъ. Такое явленіе могло бы казаться непонятнымъ и доказывать или глупость или неблагодарность, еслибъ въ оправданіе его не говорили поступки управляющей партіи, которая одна исключительно воспользовалась всѣми выгодами новаго порядка вещей, и ничего не предоставила другимъ. Монополіи, привиллегіи, концессіи обогащаютъ этихъ господъ, а рабочіе классы, ничего не выигрывая отъ перемѣны, принуждены работать еще болѣе, чѣмъ работали прежде, чтобы только удовлетворить свои неприхотливыя требованія, а также безпрестанно возростающія требованія фиска, что не совсѣмъ легко сдѣлать при сильной дороговизнѣ на всѣ необходимые предметы потребленія. Есть ли возможность при такихъ условіяхъ думать о сбереженіяхъ и улучшеніи своего быта? Современное экономическое положеніе Италіи вызываетъ на грустныя размышленія и италіянская буржуазія сильно ошибается, считая его вполнѣ нормальнымъ; въ своемъ ослѣпленіи она не замѣчаетъ, что горизонтъ омрачился тучами и готовится гроза. Съумѣетъ ли она во время понять истинное положеніе дѣлъ и отвратить грозящую ей опасность. Сомнительно.
   Кавуръ, великій Кавуръ, какъ его называютъ итальянцы, для осуществленія своей великой политики, ввелъ въ употребленіе сильныя средства, къ числу которыхъ, между прочимъ, принадлежала система подкупа депутатовъ. Его маленькіе наслѣдники считали своимъ долгомъ рабски подражать ему, преимущественно въ послѣднемъ, а потому вскорѣ вся страна была отдана на жертву взяточниковъ и казнокрадовъ. Менабреа, Ламармора, Камбрэ-Диньи, Селла и Ко, принявъ за образецъ парижскую финансовую школу Фульда, Маня и Морни, чрезмѣрными, непроизводительными затратами вскорѣ превзошли своихъ учителей. Они растратили милліарды, добывъ ихъ займомъ и продажей имуществъ церковныхъ и благотворительныхъ, а также желѣзныхъ дорогъ. Въ нынѣшнемъ году они предложили конфисковать 200 милліоновъ франковъ, принадлежащихъ католическимъ приходамъ. Конечно мы не станемъ порицать эту мѣру, но считаемъ необходимымъ замѣтить, что сами теперешніе министры очень недавно распинались, утверждая, что вовсе не намѣрены трогать эти имущества. Эти 200 милліоновъ предназначены для покрытія дефицита текущаго года и другихъ источниковъ покрыть его не оказывается. Послѣднее великое дѣло -- табачное -- провалилось со скандаломъ и, по своимъ моральнымъ слѣдствіямъ, причинило странѣ бѣдствій гораздо болѣе, чѣмъ пораженія при Кустоцѣ и Диссѣ. Правительство передало свою табачную монополію на такихъ условіяхъ, къ которымъ прибѣгаетъ развѣ несостоятельный должникъ, занимающій деньги у выжиги-ростовщика. Депутатъ, маіоръ Лоббіа, заявилъ въ палатѣ, что у него есть доказательство, что не правительство обмануто въ этомъ дѣлѣ, а напротивъ оно совершило неблаговидную сдѣлку; онъ утверждалъ, что чиновники, въ чьихъ рукахъ было это дѣло, вошли въ условія съ разными темными личностями и вмѣстѣ съ ними грабительскимъ образомъ поступили съ государственной собственностью. Дѣло это настолько сдѣлалось извѣстно въ публикѣ, что гласно и громко повторялись имена заподозрѣнныхъ въ мошенничествѣ личностей. Разумѣется, правительству не могло нравиться заявленіе депутата Лоббіа и онъ былъ обвиненъ передъ судебной властью, какъ клеветникъ. Вскорѣ распространился слухъ, что въ одну темную ночь, въ глухой улицѣ, на Лоббіа напали вооруженные кинжалами убійцы, съ цѣлію отнять у него жизнь и, главное, компрометирующія бумаги. Между тѣмъ судъ надъ Лоббіа продолжался и, къ стыду итальянской юриспруденціи, позволившей себѣ всякія неправды и отступленія отъ узаконенныхъ правилъ веденія уголовнаго процесса, Лоббіа былъ обвиненъ какъ за ложный извѣтъ, такъ и за распространеніе ложнаго разсказа о нападеніи на него убійцъ. Самое печальное въ этой грязной исторіи то, что никто не знаетъ истины, что ни публика, ни одна изъ партій не раскрыли тайнъ, лежащихъ въ основаніи этого темнаго процесса, и никто даже и теперь не можетъ утвердительно сказать дѣйствительно ли было покушеніе на убійство или вся исторія выдумана для какихъ нибудь постороннихъ цѣлей. И въ самомъ дѣлѣ, доказательства, представляемыя и той и другой стороной, такъ странны и чудовищны, что съ одинакой степенью достовѣрности могутъ служить и за и противъ. но какъ бы тамъ ни было, обвиненный осужденъ безъ всякаго законнаго основанія, и было ли покушеніе на убійство или нѣтъ, въ тотъ и другомъ случаѣ парламентъ оскорбленъ въ лицѣ своего члена. Приговоръ, произнесенный надъ Лоббіа, или несправедливъ, или слишкомъ снисходителенъ, средины быть не можетъ. Судья, его измыслившій, экс-либералъ, содержащійся на галерахъ во время Фердинанда неаполитанскаго, извѣстный Пиронти, поступилъ очень неловко въ этомъ скандальномъ дѣлѣ и новое министерство поспѣшило высказать ему свое неудовольствіе. Публика же, съ своей стороны, немедленно заявила свое сочувствіе обиженному депутату, прислала ему множество торжественныхъ адресовъ и выбила въ его честь медали.
   Этотъ случай съ Лоббіа лучше всякихъ разсужденій освѣщаетъ истинное положеніе Италіи. Народъ, партіи, парламентъ всѣ страдаютъ однимъ и тѣмъ же недугомъ: непониманіемъ настоящаго положенія дѣлъ и путаницей убѣжденій и отношеній партій между собою.

-----

   Но вся эта расточительность, всѣ эти безпорядки внутренняго управленія, быть можетъ, отчасти выкупаются смѣлой внѣшней политикой, преслѣдующей великіе національные интересы, осуществленіе которыхъ будетъ способствовать къ уничтоженію внутренней неурядицы? Ничуть не бывало.
   Нѣсколько лѣтъ къ ряду внѣшняя политика Италіи совершенно подчинялась приказамъ, исходящимъ отъ тюльерійскаго кабинета. Нынче это подчиненіе нѣсколько умѣряется трусливымъ и коварнымъ кокетничаньемъ съ Пруссіей и даже съ Австріей. Что же касается Рима, то, повидимому, Флоренція вѣчно находитъ случай возражать въ чемъ нибудь своему сосѣду, но это только такъ кажется. Простаки увѣрены, что папа и итальянскій король великіе враги между собою, но въ сущности правительство Виктора-Эмануила относится къ папскому съ величайшимъ смиреніемъ и предупредительностію. Флорентинскіе министры, правда, желаютъ переѣхать на жительство въ Римъ, но ни въ какомъ случаѣ не думаютъ потревожить св. отца въ его убѣжищѣ. Они лелѣютъ планъ, по которому Ватиканъ и соборъ св. Петра должны быть признаны нейтральными и составлять престолъ и резиденцію государя-папы, непогрѣшимаго и неприкосновеннаго; а подлѣ, въ замкѣ св. Ангела или, лучше, въ Капитоліѣ, будетъ поставленъ тронъ свѣтскаго государя Италіи. Кардиналы, сдѣлаются сенаторами и не потеряютъ ни сантима изъ своего жалованья, е Пусть бы только Бонапартъ вывелъ свои войска, пусть бы онъ пересталъ тяжко давить насъ, постоянно твердятъ итальянскіе государственные люди, -- тогда мы, посредствомъ нѣжнаго надавливанія на папскій престолъ, съумѣемъ скоро сговориться другъ съ другомъ. Въ этомъ дѣлѣ встрѣчаются такія тонкости, которыя понятны только итальянцамъ, и они, а никакъ не иностранцы, могутъ только разрѣшить ихъ".
   Союзъ свѣтской власти съ духовною, даже болѣе, quasi-подчиненіе патера солдату -- такую-то политическую проблемму, равносильную математической объ отысканіи квадратуры круга,-- проблемму, надъ разрѣшеніемъ которой безуспѣшно трудились втеченіи 15 вѣковъ, -- флорентинскій кабинетъ считаетъ себя способнымъ разрѣшить безъ всякаго затрудненія. "Дайте намъ свободу дѣйствовать, это вовсе не такъ трудно, какъ вы думаете", говорятъ эти практическіе, положительные люди, презирающіе утопіи и даже исторію.
   Но давно, слишкомъ давно они дѣйствуютъ совершенно свободно, и однакожъ ведутъ Италію къ банкротству. Финансовое банкротство почти уже наступило, но не оно насъ смущаетъ. Гораздо важнѣе готовящееся политическое и моральное разложеніе, слабыми предвѣстниками котораго были смѣшныя и нелѣпыя пораженія при Лиссѣ и Кустоцѣ. Всюду жалуются на разладъ между партіями, между людьми и идеями, вездѣ идетъ неутомимая борьба. Въ одной Италіи ничего этого нѣтъ; въ ней, напротивъ, подъ кажущимися шумными спорами за идеи, кроется совершеннѣйшее единообразіе, полнѣйшій индеферентизмъ. Во имя географическаго единства, но имя чисто-политическаго могущества, но имя призрачной идеи преобладанія Италіи надъ всѣмъ міромъ, по крайней мѣрѣ въ интеллектуальномъ отношеніи, партіи пошли на уступки, и идя этимъ скользкимъ путемъ дошли, наконецъ, до признанія папскихъ притязаній на непогрѣшимость и господство. И какъ всѣ партіи одинаково страдаютъ непониманіемъ истинныхъ нуждъ страны, не знаютъ, поэтому, какія экономическія и моральныя реформы для нея необходимы, то они мало-по-малу теряютъ и даже совсѣмъ почти потеряли симпатіи новѣйшихъ генерацій. Воспитанные въ школѣ своего великаго Макіавеля, они не могутъ понять правильно, гдѣ начинается плутъ и кончается патріотъ; они увлекаютъ васъ своимъ блестящимъ героизмомъ и отталкиваютъ вѣроломствомъ; но увлекаетесь ли вы ими, или презираете ихъ, они почти всегда кажутся совсѣмъ не тѣми, чѣмъ они есть на самомъ дѣлѣ. Глупѣйшій изъ нихъ легко васъ обманетъ; искуснѣйшій, выказавъ чудеса лукавства, предусмотрительности и хитрости, проваливается съ полнѣйшимъ скандаломъ. Послѣднее теперь испытываетъ на себѣ вся нація. Слишкомъ большая изворотливость ее губитъ, чрезмѣрная ловкость ее раззоряетъ! Италія, бѣдная Италія! когда же узнаешь ты, наконецъ, цѣну скромной трудовой жизни, когда поймешь, что не одинъ героизмъ даетъ право на уваженіе, и когда съумѣешь отличить истинную честность отъ внѣшней морали!

----

   Во Франціи парламентаризмъ дѣлаетъ успѣхи, и большіе успѣхи. Министерство управляетъ, удовлетворяя всѣхъ разомъ. Оно удовлетворяетъ прежде всего самого Эмиля Оливье; потомъ удовлетворяетъ Руэра и Форкада, которые, впрочемъ, съ большимъ бы удовольствіемъ утопили своего соперника и наслѣдника; оно удовлетворяетъ орлеанистовъ, имѣющихъ своихъ представителей въ его средѣ; удовлетворяетъ императора Наполеона, питающаго ненависть къ орлеанистамъ; наконецъ, даже удовлетворяетъ республиканскую оппозицію, относящуюся съ одинаковымъ неудовольствіемъ къ Эмилю Оливье, Ру эру, Форкаду, второй имперіи и къ орлеанистамъ. Нравиться всѣмъ разомъ -- это несовсѣмъ выгодно; глава французскаго кабинета не замедлитъ испытать на себѣ справедливость этой аксіомы. Если Оливье въ одно и тоже время очаровываетъ Тьера и Кассаньяка, Рошфора и президента сената, то это значитъ, что мировая сдѣлка между личнымъ и конституціоннымъ правленіемъ по меньшей мѣрѣ неудобна и мало состоятельна.
   Нашимъ читателямъ достаточно извѣстны причины, побудившія императора Наполеона отказаться отъ системы, которую онъ поддерживалъ 18 лѣтъ, вступить на путь парламентаризма и назначить Оливье своимъ первымъ министромъ, поэтому мы считаемъ излишнимъ возвращаться къ этимъ событіямъ.
   Какъ извѣстно, Оливье дебютировалъ очень недурно; онъ произнесъ нѣсколько весьма краснорѣчивыхъ либеральныхъ рѣчей, которыми желалъ убѣдить, что требованія, нѣкогда заявленныя оппозиціоннымъ депутатомъ, будутъ неминуемо осуществлены министромъ. Онъ насказалъ много хорошихъ рѣчей насчетъ свободы торговли, права сходокъ; онъ ораторствовалъ о полной свободѣ прессы, которая, по его мнѣнію, должна контролироваться однимъ общественнымъ мнѣніемъ и не подвергаться давленію администраціи; наконецъ, не менѣе краснорѣчиво онъ далъ понять, что главнѣйшее его желаніе состоитъ теперь въ томъ, чтобы сдѣлать выборы совершенно свободными отъ вмѣшательства правительственныхъ властей и водворить, такимъ образомъ, настоящее народное представительство. Все это прекрасно, и даже величественно, но, спрашивается, можетъ ли министръ второй французской имперіи ручаться за исполненіе такой широкой программы? Едва ли.
   Кажется, не нужно обладать даромъ прорицанія, чтобы предсказать результаты нынѣшняго положенія вещей во Франціи. Въ то время, какъ партія дѣйствительной и сильной оппозиціи помалчиваетъ, ожидая конца опыта, неумѣренныя похвалы и радостныя восклицанія и пожеланія, съ которыми встрѣтили новое министерство, произвели свое дѣйствіе: буржуазія, напуганная парижскими избирательными сходками и многочисленными стачками, заявленными въ разныхъ мѣстахъ Франціи, и по этой причинѣ раскрывшая свои объятія Оливье -- эта самая буржуазія начинаетъ уже недовѣрчиво покачивать головой; и несмотря на то, что, повидимому, состоялся тѣсный союзъ между бонапартистами и клерикальными представителями орлеанской и легитимистской партій; что недавніе враги открыли другъ другу объятія и произошли тѣ лицемѣрныя сближенія между представителями враждебныхъ партій и убѣжденій, о которыхъ мы уже дали отчетъ читателямъ въ одной изъ предъидущихъ нашихъ хроникъ;-- несмотря на всѣ эти признаки наступленія господства буржуазіи, она начинаетъ роптать и сомнѣваться въ прочности министерства.
   Гдѣ же искать причину этого недовѣрія? Почему такъ быстро явилось разочарованіе? Отвѣтъ на эти вопросы даетъ само Министерство, несъумѣвшее и, правда, едва ли имѣвшее возможность, воздержаться отъ неумѣреннаго пользованія властію, и потому надѣлавшее не мало важныхъ ошибокъ.
   Орлеанисты, получившіе власть въ свои руки, по иниціативѣ своего вождя Тьера, собственника копей въ Анженѣ, поспѣшили заявить свой протекціонистскія тенденціи, нападая на торговый трактатъ, заключенный съ Англіей. Главнымъ мотивомъ своихъ нападокъ, какъ мы уже упоминали, они выставили то обстоятельство, что авторы трактата заключили его не посовѣтовавшись съ націей. Замѣтимъ кстати, что ратуя за права націи, эти господа на первыхъ же порахъ, безъ всякаго совѣта той же націи, издали декретъ въ смыслѣ протекціонизма, не подвергая этого декрета предварительному обсужденію законодательнаго собранія.
   Вопросъ объ уничтоженіи трактата съ Англіей былъ представленъ палатамъ. При обсужденіи его произошла интересная битва между сегодняшними министрами и вчерашними, и правительство вынуждено было вести борьбу съ оффиціальными кандидатами. Большинство палаты перешло на сторону Ру эра, заключившаго трактатъ, и министерство не посмѣло прямо потребовать уничтоженія ненавистнаго ему трактата. Тогда зачѣмъ же оно начинало дѣло, результатъ котораго оно должно было предвидѣть? Но оно слишкомъ ослѣплено властію и только потому рѣшилось на ложный шагъ, не разсчитавъ, что онъ будетъ имѣть для него весьма неблагопріятныя послѣдствія. Руэръ встрѣтилъ сильную защиту даже въ средѣ своихъ ожесточенныхъ враговъ, въ лицѣ депутата лѣвой стороны, Жюля Симона. За то нѣкоторыя революціонныя газеты, какъ, напр., "Марсельеза", приняли сторону протекціонистовъ, подъ нелѣпымъ предлогомъ, что систему свободнаго обмѣна желала водворить имперія, которую "Марсельеза" не любитъ, а такое великое по его послѣдствіямъ дѣло, по ея мнѣнію, можетъ совершить только одна республика. Въ ожиданіи такого вожделѣннаго событія, "Марсельеза" примкнула къ Тьеру и пошла въ хвостѣ 10 тысячъ буржуа-производителей противъ 10 милліоновъ потребителей. Можно питать нерасположеніе къ существующему порядку, но зачѣмъ же ради своего личнаго эгоистическаго чувства забывать общее благо, -- это ужь вовсе нелогично и непослѣдовательно.
   Вторымъ замѣтнымъ дѣломъ министерства Оливье было преслѣдованіе Рошфора. Этимъ актомъ оно полагало тѣснѣе укрѣпить союзъ партій бонапартистской и буржуазной, заставивъ ихъ дружно дѣйствовать на одномъ и томъ же полѣ общей ненависти къ революціонной партіи. Самъ хранитель государственной печати и министръ юстиціи Оливье придавалъ такую важность преслѣдованію Рошфора, что изъ предложенія объ этомъ сдѣлалъ вопросъ о существованіи кабинета, заявивъ палатѣ, что онъ и его товарищи выйдутъ въ отставку, если она не разрѣшитъ преслѣдовать судебнымъ порядкомъ Рошфора, одного изъ ея членовъ. Послѣ похоронъ Виктора Нуара популярность Рошфора сильно возросла и министерство стало опасаться его, какъ самаго серьезнаго изъ своихъ враговъ. Палатѣ очень не хотѣлось согласиться на преслѣдованіе, но вмѣстѣ съ тѣмъ не хотѣлось также и разставаться съ министерствомъ. Послѣ недолгаго колебанія она пожертвовала своими привилегіями въ пользу министерства. Рошфоръ былъ призванъ къ суду, но онъ, объявивъ некомпетентность судей, не явился въ судъ и былъ осужденъ заочно.
   Тогда правительство потребовало у палаты разрѣшенія привести тотчасъ же въ исполненіе произнесенный приговоръ и арестовать Рошфора. На сдѣланныя замѣчанія, что этотъ приговоръ можетъ быть исполненъ по окончаніи сессіи, т. е. кдгда депутатъ на время будетъ свободенъ отъ своихъ полномочій, министръ юстиціи Оливье объявилъ, что правосудіе ждать не можетъ. Палата уступила, она боялась возмущенія, но возмущеніе не страшило министерство, которое, повидимому, даже не прочь было сдѣлать вызовъ общественному мнѣнію. Оно ожидало нѣсколько дней и, имѣя множество случаевъ арестовать Рошфора безъ большого скандала, рѣшилось взять его съ народной сходки, на которую Рошфоръ пріѣхалъ, чтобы отдать отчетъ въ своемъ поведеніи четыремъ или пяти тысячамъ своихъ вѣрителей. Когда онъ подъѣхалъ къ мѣсту собранія, полицейскіе, переодѣтые въ партикулярное платье, съ криками: "да здравствуетъ Рошфоръ!" подошли къ его каретѣ, отворили дверцы, вынесли его на рукахъ, съ тріумфомъ пронесли его въ глухую улицу и тамъ передали своимъ товарищамъ, которые отвезли его въ тюрьму. Едва распространилась эта новость на сходкѣ, произошелъ страшный шумъ; Флурансъ, тутъ присутствовавшій, объявилъ, что открываетъ возстаніе, схватилъ полицейскаго, бывшаго на сходкѣ, и объявилъ его арестованнымъ. Потомъ, въ сопровожденіи своихъ товарищей, вышелъ на улицу, призывая народъ къ оружію. Тотчасъ же кое-гдѣ воздвигли баррикады, но пока не было еще ничего важнаго. Новость объ арестѣ не успѣла вездѣ распространиться. На другой же день тысячи любопытныхъ сошлись въ томъ кварталѣ, гдѣ наканунѣ былъ произведенъ арестъ Рошфора. Туда же направились отряды полицейскихъ и въ разныхъ мѣстахъ были разставлены солдаты. Нѣсколько молодыхъ людей изъ числа сторонниковъ Флуранса попытались опять воздвигнуть баррикады; работа шла очень медленно; вскорѣ къ нимъ на помощь явились "бѣлыя блузы", такъ отличавшіяся въ прошлое возстаніе, и остановили омнибусъ, изъ котораго отпрягли лошадей. Пустили въ дѣло кавалерію, она проскакала по улицамъ, разрушила баррикады, многихъ ранила и предполагаемое возстаніе было усмирено. До 500 человѣкъ арестовали, изъ которыхъ большинство тотчасъ же выпустили, однакожъ до сихъ поръ остается въ тюрьмахъ до 100 человѣкъ. Потомъ арестовали всѣхъ редакторовъ газеты "Марсельеза". Но тѣмъ не менѣе никто серьезно не думалъ о возстаніи, и оно было скорѣе результатомъ пылкаго воображенія префекта Пьетри и министра Оливье, которые съ двумя стами тысячъ войскъ одержали славную побѣду надъдвумя стами тысячъ безоружнаго народа, вовсе недумавшаго ни нападать, ни защищаться. Министерскія газеты громко кричали о подавленномъ возстаніи, которому придавали огромные размѣры, тогда какъ это была просто вспышка небольшой кучки взволнованныхъ людей, которая, по всей вѣроятности, и окончилась бы безъ всякихъ послѣдствій. Все это происшествіе дало только случай первому министру сказать нѣсколько краснорѣчивыхъ рѣчей, въ которыхъ онъ, съ подобающею скромностью, выставлялъ свои заслуги въ качествѣ охранителя порядка и раздавателя свободы.
   Такъ окончилось это новое знаменитое возстаніе. Поведеніе министерства во всемъ этомъ дѣлѣ не могло увеличить падающей его популярности; даже многіе изъ его друзей усомнились въ его способности исполнить самую небольшую часть той хвастливой программы, съ которою оно торжественно выступило полтора мѣсяца тому назадъ. Про враговъ же его нечего и говорить: они очень довольны, ихъ предсказанія сбываются на каждомъ шагу, а съ тѣмъ вмѣстѣ увеличиваются и шансы ихъ будущей побѣды.

Жакъ Лефрень.

ѣло", No2, 1871

   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru