Аннотация: Текст издания: журнал "Вѣстникъ Иностранной Литературы", No 1, 1915.
Въ благоуханіи мертвыхъ розъ. I. Регисъ
(со шведскаго О. Грантъ).
Медленно тянутся тревожные дни ожиданія, а между тѣмъ предназначенный для дѣйствія часъ, ближе, чѣмъ это подозрѣваешь, и наступаетъ внезапно...
Я остановился, какъ окаменѣлый... Раскаленный тротуаръ, деревья, прохожіе, экипажи, взметавшіе колесами клубы уличной пыли -- все поплыло мимо меня въ какомъ то волнистомъ туманѣ.
Стало быть онъ дѣйствительно осмѣлился! У него хватило дерзости тронуть меня за плечо и заговорить со мной!
Мы долго неподвижно стояли другъ противъ друга; потомъ онъ крѣпко сжалъ мою руку и сказалъ:
-- Вы слышали? Мари умерла.
Я невольно схватился другой рукой за горло -- воротникъ душилъ меня; на солнцѣ было такъ нестерпимо жарко, губы мои пересохли и, когда я закрылъ глаза, передъ ними поплыли красныя пятна.
-- Да, -- отвѣтилъ я,-- море унесло ихъ обоихъ, ее и ребенка.-- И я пристально посмотрѣлъ ему въ глаза. Неопредѣленная улыбка исчезла съ его лица.
-- Красота погубила ее, бѣдняжку,-- пробормоталъ онъ.-- Не увлекались ли ею немножко и вы?
-- А кто вообще могъ не любить ея?
-- Хе-хе! Да, она была недурна. Я очень привязался къ ней, очень, хе-хе! Но такой конецъ... Полагаю, что это просто судьба.
-- Вотъ какъ вы думаете? Подобный ужасъ предопредѣленъ ей? А какая участь, по вашему, ждетъ того, кто привелъ ее къ этому?
Его взглядъ забѣгалъ по сторонамъ.
-- Да кто же велъ ее?-- цинично сказалъ онъ.-- Она шла сама.
Руки мои похолодѣли. Еще немного и я ударилъ бы его по лицу. Что то мучительное и острое кольнуло меня въ затылокъ и я почувствовалъ, какъ блѣднѣю.
-- Сегодня жарко,-- молвилъ я наудачу.
-- Да, этотъ зной дѣйствительно можетъ убить всякаго, особенно при больномъ сердцѣ, какъ у меня, напримѣръ.
-- Недурно было бы чего-нибудь выпить,-- продолжалъ я небрежнымъ тономъ.-- Да вотъ недалеко тутъ и мой домъ, зайдемъ ко мнѣ безъ церемоній.
Невѣроятная, дикая мысль: онъ останется наединѣ со мной -- наединѣ и въ этой комнатѣ! Онъ поколебался мгновеніе прежде, чѣмъ войти впереди меня въ лифтъ, и при видѣ этого колебанія мнѣ стало весело. Желѣзная дверь съ грохотомъ захлопнулась за нами; во время подъема онъ прислонился къ стѣнѣ, полузакрывъ глаза, словно отъ легкой дурноты, и я замѣтилъ, что шея у него была толстая и красная.
Когда я распахнулъ дверь въ комнату наверху, алый свѣтъ заходящаго солнца ярко блеснулъ изъ окна намъ навстрѣчу. Здѣсь царила полная тишина и все кругомъ выглядѣло пустыннымъ и заброшеннымъ. Никто, кромѣ меня, не заглядывалъ сюда съ тѣхъ поръ, какъ мѣсяцъ тому назадъ въ одинъ изъ лѣтнихъ вечеровъ Мари спрятала тутъ свое нѣжное личико въ букетѣ красныхъ розъ, увядшіе, почернѣлые лепестки которыхъ лежали теперь осыпавшись на голубой скатерти.
-- Поцѣлуй меня еще разъ, любимый!-- шептала она.-- Прощай, дорогой мой!
-- Не уходи!-- молилъ я.-- Твои руки такъ странно холодны! Останься еще! Она посмотрѣла на меня съ улыбкой въ прекрасныхъ глазахъ.
-- Ты знаешь, ненаглядный, что мы когда нибудь встрѣтимся съ тобой... "Въ царствѣ розъ, тобою любимыхъ"...-- тихо шепнула она и ушла -- къ поглотившему ее морю...
Я очнулся отъ грезъ. Такъ властно овладѣла мною память прошлаго, что я въ знойномъ, душномъ воздухѣ ясно почувствовалъ запахъ свѣжихъ розъ! Зачѣмъ былъ здѣсь этотъ человѣкъ? Я двигался, какъ во снѣ, когда все смутно и ни въ чемъ нѣтъ опредѣленной увѣренности.
Мой собесѣдникъ, вытирая лицо шелковымъ платкомъ, приблизился къ окну.
-- У васъ отсюда прелестный видъ,-- молвилъ онъ.
-- Да,-- отвѣтилъ я,-- внизу вѣдь протекаетъ рѣка... много, много воды.-- Онъ поспѣшно повернулся къ окну спиной и пошатываясь направился къ столу.-- Не туда!-- почти грубо вскричалъ я, видя, что онъ собирается сѣсть въ кресло подъ пальмами.-- Здѣсь поближе -- лучше,-- поспѣшилъ я прибавить въ извиненіе;-- присаживайтесь и возьмите папироску.
Солнечные лучи, пробиваясь сквозь причудливые листья пальмъ, лили на насъ свой тусклый свѣтъ -- совершенно какъ и тогда, когда она, печальная и блѣдная, сидѣла тутъ въ послѣдній разъ. И снова, перебирая на столѣ сухіе лепестки, слабо шелестѣвшіе подъ моими пальцами, я ощутилъ слабое благоуханіе розы.
-- Странное дѣло, сегодня вечеркомъ мнѣ все вспоминается Мари,-- вдругъ началъ онъ.-- Можетъ быть, это отъ запаха этихъ увядшихъ цвѣтовъ. Вѣдь она, какъ вамъ извѣстно, просто безъ ума любила розы.
-- Вотъ какъ?
-- Да, и -- тысяча чертей!-- эта фантазія таки дорого влетала ея знакомымъ. Гмъ! Особенно нравились ей темно-алыя, почти черныя, какъ эти вотъ? Скажите, изъ какого это сорта?
-- Темно-алыя, почти черныя,-- машинально прошепталъ я.
Онъ захохоталъ, но сразу замолкъ, какъ бы испугавшись своего смѣха.
-- Я хотѣлъ сказать, что этотъ сортъ,-- тяжело переводя духъ, прибавилъ онъ,-- очень дорогой, повидимому.
Я повернулся къ нему.
-- Самый дорогой, какой я когда либо покупалъ. Но извините: вы интересуетесь цѣной? Ее я забылъ.
Онъ взглянулъ недовѣрчиво: какъ это можно позабыть о цѣнѣ, особенно разъ она высока? "Если такъ будетъ продолжаться, подумалъ я,-- мнѣ не удастся расшевелить его. Надо взять себя въ руки и стряхнуть забытье".
На мгновеніе у меня отъ невыносимой жары закружилась голова. Воздухъ въ комнатѣ былъ тяжелый и душный, безъ малѣйшаго освѣжающаго дуновенія. Послѣдніе багровые отблески солнца заливали небо пламенемъ, похожимъ на далекое зарево пожара. Я распахнулъ окно и сѣлъ поближе къ столу съ прохладительными напитками.
Нѣкоторое время мы пили молча. Съ большимъ усиліемъ я попробовалъ было завязать снова ничего незначущую бесѣду, но онъ возражалъ мнѣ неохотно, а скоро и совсѣмъ пересталъ отвѣчать.
-- Гроза!-- проворчалъ мой собесѣдникъ.-- Будетъ ужасная ночь и сердцу моему придется худо.
-- Ночная гроза освѣжаетъ воздухъ,-- возразилъ я,-- Она прекрасна. Она походитъ на первые раскаты небесныхъ трубъ въ день Страшнаго Суда.
-- Вотъ именно,-- отвѣтилъ онъ, отводя глаза въ сторону.-- Для меня она и есть почти что Страшный Судъ.
-- Неужели? А я и не думалъ, что вы страдаете отъ этого...
-- Отъ чего именно?
-- Отъ плохого... сердца!
-- Я уже, кажется, говорилъ вамъ, что это случается со мной...
Онъ оборвалъ разговоръ и припалъ къ своему стакану, изъ котораго пилъ долго, большими глотками, а потомъ откинулся на спинку кресла, прислушиваясь къ отдаленному рокоту грома, предвѣщавшему грозу. Я смотрѣлъ на его красное, разгоряченное лицо, элегантный лѣтній костюмъ, мѣшковато сидѣвшій на грузной фигурѣ, золотую цѣпочку поверхъ жилета. Онъ сидѣлъ въ усталой позѣ изнеможденнаго человѣка; глаза его смотрѣли на меня тускло и равнодушно, но по временамъ въ нихъ мелькали безпокойныя искорки. Я читалъ въ этихъ глазахъ: побѣда была пока на его сторонѣ! О только бы мнѣ удалось вызвать его на разговоръ.
Наконецъ онъ самъ прервалъ молчаніе. Его рука сжала горсть лепестковъ, разсыпанныхъ по скатерти, и всѣ мои нервы содрогнулись.
-- Что касается до этой бѣдной дѣвушки, т. е. Мари...-- медленно началъ онъ и снова замолкъ.
-- Ну?-- не выдержалъ я.
Въ эту минуту погасли послѣдніе красные лучи солнца. Онъ выпрямился и вытеръ себѣ лобъ платкомъ.
-- Слышите вы,-- быстро молвилъ онъ,-- какъ сильно пахнутъ эти засохшія розы?
-- Еще бы! Вѣдь это тѣ самыя, которыя напоминаютъ намъ о Мари!
Онъ поспѣшно допилъ свой стаканъ и собрался встать.
-- Сидите, прошу васъ,-- сказалъ я.-- Просто у васъ передъ грозой разгулялись нервы, больше ничего. Успокойтесь и наливайте себѣ еще.
Онъ неохотно сѣлъ, и мы опять надолго замолчали. Кровавый закатъ смѣнили густыя сумерки и синюю тучу, расползшуюся по всему небу, то и дѣло прорѣзывали яркія молніи. Надвигалась буря, готовая разразиться каждую минуту.
-- Очаровательное путешествіе! И что же: вы ѣдете ради своего испорченнаго сердца?
-- Нѣтъ, не столько изъ-за этого...
-- Сколько для того, чтобы убѣжать отъ воспоминаній, которыя преслѣдуютъ васъ по ночамъ кошмарами, такими же навязчивыми, какъ запахъ мертвыхъ розъ?-- Его лицо посѣрѣло. Я разсмѣялся.-- Вы думаете, что Парижъ вамъ поможетъ и вы отдѣлаетесь такъ легко?
Онъ медленно приподнялся.
-- Что вы хотите этимъ сказать?
Теперь все стало яснымъ для меня. Уйти ему не удастся. Объясненіе между нами было неизбѣжно; безъ него и, можетъ быть, чего либо еще большаго, мы не могли упустить другъ друга изъ виду.
-- Къ чему торопиться?-- сказалъ я спокойно.-- Поболтаемъ. Не угодно ли еще чего нибудь выпить?
-- Нѣтъ, благодарю, къ сожалѣнію, я долженъ...
-- Ради Бога сядьте, сядьте же! Времени у васъ достаточно, спѣшить вамъ больше некуда. Поговоримъ о томъ, о семъ. Вотъ, напримѣръ, не кажется ли вамъ, что эти розы стали пахнуть еще сильнѣе, пріобрѣли запахъ совсѣмъ свѣжихъ, только что сорванныхъ цвѣтовъ?-- Онъ сидѣлъ молча, пристально глядя передъ собой.-- Итакъ, вы ѣдете въ Парижъ? И одни? Впрочемъ, извиняюсь за нескромный вопросъ.
-- Ничего. Я ѣду одинъ.
-- Вотъ какъ. Это бывало не всегда. Помните ту маленькую блондинку, когда мы съ вами встрѣтились за-границей...
-- Вы говорите о Сузи,-- тихо промолвилъ онъ и посмотрѣлъ на свои пальцы, какъ будто желая остановить ихъ непрерывную дрожь.-- Она умерла.
-- Какъ! И Сузи тоже умерла! Не той же ли смертью, какъ и маленькая Майа изъ Краснаго кабарэ, въ которомъ мы съ вами когда то часто бывали?
-- Я не помню никакой Майи!-- рѣзко отвѣтилъ онъ.
-- Ну вотъ! А помните ея письмо къ матери передъ смертью, жалкое письмо, гдѣ она говорила, что умираетъ отъ стыда?
-- Вздоръ! Отъ этого онѣ не умираютъ!
-- Какъ когда! Однѣ умираютъ, другія продолжаютъ жить и гибнутъ.
-- А между тѣмъ, гдѣ то написано, что легче соблазнителю, если ему привяжутъ мельничный жерновъ на шею...-- Сверкнула яркая, продолжительная молнія и мы молча переждали, пока не замерли вдали раскаты грома. Потомъ я снова продолжалъ:-- Ваше лицо такъ красно, что вамъ навѣрное очень не по себѣ. Не душитъ ли васъ галстукъ?
-- Съ удовольствіемъ!-- сказалъ я тихо и разсмѣялся про себя.
Сумерки постепенно сгущались и комната погружалась во мракъ, освѣщаемый только вспышками молній. Рѣдкія капли дождя громко застучали о подоконникъ и внезапный порывъ вѣтра всколыхнулъ темныя портьеры такъ, что дверь заскрипѣла.
-- Замѣтили ли вы,-- началъ я опять,-- какъ хорошо думается въ грозу? Мысли бѣгутъ такъ легко и быстро, что едва успѣваешь слѣдить за ними. Вотъ и сейчасъ у меня снова явились тѣ идеи, которыя часто преслѣдуютъ меня. Какъ вы думаете, можемъ ли мы получать вѣсти отъ тѣхъ, кто умретъ прежде насъ?
Неожиданность вопроса сильно поразила его: мнѣ показалось даже, что ему стало не хорошо.
-- Кто я такой?-- прошепталъ онъ.-- И что намъ извѣстно? Ничего!
-- Именно!-- отвѣтилъ я.-- Но мы знали бы больше, если бы не были такъ презрѣнно трусливы и слабы.
Мои глаза упорно смотрѣли въ темноту поверхъ его головы. Онъ безпокойно оглянулся. Благоуханіе розовыхъ лепестковъ еще сильнѣе въ освѣщенномъ воздухѣ.
-- Я все думаю о Мари,-- продолжалъ я.-- Какъ давно это стало случилось?
Онъ отвѣтилъ не сразу и не охотно!
-- Три недѣли тому назадъ!
Три недѣли! А между тѣмъ всего двѣ ночи тому назадъ я слышалъ ея голосъ!-- Кресло затрещало подъ нимъ, такъ быстро онъ приподнялся.-- Да!-- задумчиво молвилъ я.-- Ея собственный голосъ и здѣсь, въ этой комнатѣ.
Эффектъ этихъ словъ превзошелъ всѣ мои ожиданія. Багровая жила вздулась на его лбу и онъ всталъ съ усиліемъ, которое вызвало бы во мнѣ состраданіе, если бы дѣло шло о комъ-либо другомъ.
-- Что вы говорите, послушайте?-- закричалъ онъ.-- Съ ума сошли вы, что ли?
Молнія снова освѣтила небо и ударъ грома потрясъ домъ до основанія.
-- Я пойду...-- страннымъ, визгливымъ голосомъ выкрикнулъ человѣкъ напротивъ меня, но я продолжалъ пристально глядѣть въ его тусклые, неподвижные глаза.
-- Вы не уйдете,-- сказалъ я.-- Вы не можете уйти, потому что сгораете отъ желанія узнать дальнѣйшее.
-- Ужъ не дьяволъ ли вы, чего добраго?-- вскричалъ онъ, съ хриплымъ смѣхомъ падая обратно на стулъ.
-- Нѣтъ, оба мы только жалкія маріонетки, но жизнь полна неожиданностей. Пришло намъ время сбросить маски. Вы здѣсь наединѣ со мной,-- вы, доведшій Мари до смерти, и я -- единственный, кого она любила и съ кѣмъ говорила въ послѣдній разъ на землѣ.
Не странно ли, что именно отсюда она пошла навстрѣчу своему концу.
Теперь онъ былъ въ моей власти, теперь мои слова наконецъ затронули его. Онъ, тяжело дыша, молча смотрѣлъ на меня, и въ этомъ взглядѣ я прочелъ его тайную мысль.
-- Мнѣ ясно, что пришло вамъ въ голову,-- сказалъ я.-- Но вы ошибаетесь: Мари никогда не была моей въ томъ смыслѣ, какъ вы это понимаете. Точно также не принадлежала она и вамъ, нужды нѣтъ, что вы были отцомъ ея ребенка. Ея истинное "я" никогда не открылось вамъ, вы знали только внѣшнюю оболочку, хотя и этого еще тысячу разъ слишкомъ много для такого негодяя, какъ вы!-- Сердце мое обливалось кровью отъ горькихъ воспоминаній и я закрылъ глаза въ волненіи, откинувшись на спинку стула.
Черезъ долгое время мнѣ послышался стонъ и, взглянувъ на моего противника, я увидалъ, что глаза его не отрывались отъ моихъ.
-- Она сидѣла тамъ, подъ пальмами,-- продолжалъ я.-- Я поцѣловалъ ея нѣжныя, холодныя губки, похожія на цвѣтокъ, и она ушла -- понимаете ли вы, ушла навѣки, такъ что никогда болѣе не увидать мнѣ ее живой и теплой, какъ вижу васъ!
-- "Убить его!-- мелькнула у меня мысль:-- Нѣтъ! Не такъ должно это случиться!" На одно мгновеніе взоръ мой увидѣлъ Мари въ царствѣ безконечнаго свѣта и я ощутилъ присутствіе невѣдомаго около насъ. Но онъ сидѣлъ еще здѣсь... Дѣло мое было недокончено и я снова сказалъ:
-- Какъ долженъ чувствовать себя убійца? Возможно ли убить, а самому оставаться въ живыхъ? Случалось ли вамъ слышать крикъ отчаянія и страданія, крикъ предсмертнаго ужаса и знать, что вы собственной рукой указываете дорогу смерти?-- Его глаза отвѣтили мнѣ и съ меня этого было довольно.-- Отъ меня вѣдь ничто не оставалось скрытымъ,-- продолжалъ я.-- Однажды ночью, когда стояла такая тишина, что шумъ рѣки отчетливо доносился сюда, думалъ я о ней, какъ о тѣни, и не горевалъ, потому что теперь она принадлежитъ только мнѣ и больше никому на свѣтѣ... Но впрочемъ, все это не для васъ; вамъ не понять этого. Вы жаждете услышать о чемъ то другомъ...-- Онъ вздохнулъ, но ничего не отвѣтилъ,-- и я глубоко убѣжденъ, что онъ просто не могъ произнести ни единаго слова.
-- Вы услышите, какъ однажды она вернулась -- Мари и въ то же время не Мари. Я сидѣлъ здѣсь у открытаго окна; рѣка шумѣла и мысль о Мари не отвязно преслѣдовала меня, словно я долженъ былъ думать о ней, словно не могъ иначе. И лепестки розъ уже увяли, изсохлись, и все ушло, оставался лишь одинъ я. Что-то сжало мнѣ горло, не давая издать ни звука, и вдругъ -- мое сердце начало сильно биться и какъ будто расти. Я лежалъ, откинувшись въ креслѣ, не въ силахъ шевельнуться, но я зналъ, зналъ, кто былъ позади меня. Тамъ находилась комната съ ея темными углами и тяжелыми портьерами, и тамъ-то, во тьмѣ, стояла она. Замѣтьте: ни капли страха не чувствовалъ я, лишь какую то страннную, радостную дрожь, какъ бы въ присутствіи великой силы, дающей и отнимающей жизнь въ одно время. Слухъ мой напрягался до крайности, ожидая -- услышать нѣчто... вы понимаете. Но все было тихо и недвижно кругомъ, шумѣла только рѣка. И вдругъ -- слушайте, слушайте меня!-- вдругъ среди этой тишины...-- Я взглянулъ на него. Когда я такъ внезапно замолкъ, по тѣлу его пробѣжала судорога, ротъ открылся и взглядъ сталъ тяжелъ и мутенъ.-- Среди тишины я ощутилъ на своемъ лбу легкое дуновеніе и маленькая холодная рука погладила меня по щекѣ.
-- Со мной случилось то же, что сейчасъ съ вами: я задрожалъ, но только не отъ ужаса, а отъ восторга, такого головокружительнаго, что онъ походилъ на предсмертный трепетъ. Тогда надъ самымъ моимъ ухомъ раздался ея шепотъ.-- Я опять замолчалъ на мгновеніе. Слабо звенѣли кольца драпировокъ, колеблемыхъ порывами сквозного вѣтра.-- Но того, что она прошептала, вамъ никогда не узнать, хотя ваши глаза и спрашиваютъ меня объ этомъ. Я зналъ, что она стоитъ тутъ, рядомъ со мной, и вотъ -- почувствовалъ мимолетное прикосновеніе ея губъ, холодныхъ, печальныхъ, но все же ласкающихъ. Я громко назвалъ ея по имени и протянулъ руки, но онѣ схватили только пустоту. Она ускользнула, какъ сонъ, снова оставивъ меня одинокимъ. Только на одно мгновеніе въ складкахъ занавѣсей блеснули мнѣ на прощаніе ея грустные темные глаза и все исчезло.
Человѣкъ, сидѣвшій противъ меня, поблѣднѣлъ, какъ бумага, и когда надъ нами, на подобіе пушечнаго выстрѣла, разразился ударъ грома, онъ подскочилъ въ безумной тревогѣ и снова упалъ на стулъ.
Мы глядѣли другъ другу прямо въ глаза.
Я весь дрожалъ. Оба мы искали словъ, но я нашелъ ихъ первый.
-- Клянусь вамъ Богомъ,-- вскричалъ я,-- что все, сказанное мною,-- истина и только!
Онъ повѣрилъ мнѣ. Съ несказаннымъ усиліемъ онъ поднялся на ноги.
-- Вамъ не удастся запугать меня!-- дикимъ голосомъ прохрипѣлъ онъ, стараясь перекричать непрерывные раскаты грома.-- Море взяло ее и не отдастъ обратно! Никогда, никогда, никогда не вернуться ей сюда больше!
-- Безумецъ!-- крикнулъ я.-- Она сейчасъ здѣсь!
Малѣйшія детали комнаты отчетливо выступили при синемъ блескѣ молніи, змѣей скользнувшей внизъ противъ самаго окна. Странное дуновеніе, которое не было порывомъ вѣтра, всколебало вокругъ насъ воздухъ. Отъ страшнаго удара задрожали стѣны и среди этого грохота послышался жалкій голосъ:
-- Не трогай меня!-- кричалъ онъ.-- Не прикасайся ко мнѣ!
-- Вѣрите ли вы теперь?-- спросилъ я.
-- Нѣтъ! Самъ дьяволъ не убѣдитъ меня въ этомъ!
На губахъ у него выступила пѣна.
Темнота, молнія, громъ, снова яркая вспышка... И вотъ на столъ между нами упала роза, темно-пунцовая, почти черная, свѣжіе лепестки которой блестѣли отъ росы, и тяжелыя волны чуднаго благоуханія, словно отъ ударовъ огромнаго колокола, поплыли по комнатѣ. Мы оба въ одно и то же мгновеніе хотѣли схватить ее, но наши руки встрѣтили только скатерть...
А затѣмъ -- затѣмъ я хорошенько не помню. Свѣтъ сталъ ослѣпительнымъ, ливень за окномъ полилъ, потоками и вся комната, какъ въ лихорадочномъ бреду, наполнилась призраками розъ, дождемъ красныхъ, благоухающихъ розъ, распространявшихъ прохладную свѣжесть.
При блескѣ молніи мелькнуло мнѣ лицо человѣка. Оно было ужасно. Его глаза видѣли въ комнатѣ нѣчто, чего я не видѣлъ: съ воплемъ безграничнаго ужаса поднесъ онъ дрожащія руки къ горлу, но онѣ только безпомощно замахали по воздуху и онъ грузно упалъ навзничь въ ту минуту, какъ потухло небо и грянулъ оглушительный ударъ, казалось, разверзшій самыя нѣдра земли...