Потанин Гавриил Никитич
Из истории провинциальной прессы

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

ИЗЪ ИСТОРІИ ПРОВИНЦІАЛЬНОЙ ПРЕССЫ.

   Въ послѣднія десять лѣтъ сильно сказалась потребность русскаго общества въ развитіи провинціальной прессы, въ особенности на окраинахъ. Понятно, почему на окраинахъ эта потребность пробудилась прежде; всѣ наши окраины стоятъ въ болѣе или менѣе исключительныхъ условіяхъ сравнительно съ центральнымъ тѣломъ имперіи. Нѣкоторыя изъ нихъ поставлены въ особенное положеніе особенностями своей національности, другія особенностями общественныхъ условій. Сибирь принадлежитъ къ разряду послѣднихъ окраинъ. Штрафная колонизація и безграничное развитіе полицейской власти уединяетъ этотъ край изъ среды другихъ областей Россіи, не говоря уже о другихъ менѣе важныхъ особенностяхъ, какъ золотопромышленность, большой процентъ инородческаго населенія, исповѣдующаго шаманство и т. п. Всѣ эти отличія дѣлаютъ сибирскую общественную жизнь значительно не похожею на обыкновенную русскую; поэтому у сибирскаго общества есть свои областные, мѣстные вопросы, подлежащіе разсмотрѣнію текущей прессы, петербургская же журналистика, занимаясь общественными вопросами только въ смыслѣ общей русской жизни, обо всѣхъ этихъ областныхъ вопросахъ говоритъ или для мѣстнаго жителя недостаточно подробно, или совсѣмъ ихъ игнорируетъ. Отсюда истекаетъ необходимость основанія мѣстнаго органа печати, о которомъ и начали подумывать сибиряки, интересующіеся судьбою своего отдаленнаго края.
   Основаніе газетнаго дѣла въ провинціи въ денежномъ отношеніи не представляетъ затрудненія; были примѣры, что изданіе провинціальнаго органа начиналось съ сотней рублей въ карманѣ; у издателя, если онъ первый предприниматель въ краѣ, всегда вѣрный разсчетъ на семьсотъ или тысячу подписчиковъ; нужно найти деньги только на бумагу и типографскій расходъ на первые два, три мѣсяца, а за тѣмъ подписка поддержитъ его. Гонораръ въ провинціальныхъ изданіяхъ при началѣ дѣла обыкновенно не платится, за исключеніемъ особенныхъ случаевъ, въ родѣ того, что сотрудникъ постигнутъ болѣзнью или изгнанъ изъ службы за корреспонденцію и т. п. Потруднѣе дѣло обставить газету хорошими сотрудниками, потому что охотниковъ писать даромъ съ рискомъ пострадать за это не можетъ быть много. Но всего труднѣе бываетъ выхлопотать правительственное разрѣшеніе на изданіе провинціальной газеты; тутъ издатель новой провинціальной газеты встрѣчалъ препятствіе, во-первыхъ, въ господствовавшемъ недавно мнѣніи, что "книгъ уже написано достаточно" и болѣе не нужно. Одному изъ издателей газеты "Сибирь" пришлось выслушать, напримѣръ, такое разсужденіе бывшаго начальника управленія по дѣламъ печати г. Григорьева: "Къ чему мѣстная пресса! Я понимаю еще пользу мѣстнаго русскаго органа на такой окраинѣ, какъ остзейскій край, гдѣ приходится русской національности бороться съ болѣе сильной культурою нѣмецкой націи; но зачѣмъ газета въ Сибири, въ краѣ, чисто русскомъ, гдѣ русская національность не имѣетъ противника?" Во-вторыхъ, издатель долженъ былъ побороть нежеланіе мѣстной администраціи, чтобъ у нея подъ бокомъ возникъ еженедѣльный гласный надзоръ. Предприниматели, не разсчитывавшіе на благопріятный отзывъ о политической благонадежности, который требуется въ этихъ случаяхъ отъ мѣстной власти, прибѣгали къ разнымъ ухищреніямъ, чтобъ обойти эти затрудненія и по большей части обходили ихъ тѣмъ, что покупали уже существующую газету, основанную какимъ-нибудь любимцемъ мѣстной администраціи. Подобнымъ образомъ возникла и газета "Сибирь", поучительную исторію которой мы хотимъ разсказать здѣсь.
   Газета "Сибирь" была основана военнымъ инженеромъ Клиндеромъ, человѣкомъ, какъ показалъ опытъ, не способнымъ вообще къ издательской дѣятельности, и въ частности, совершенно не знакомымъ съ вопросами мѣстной жизни. Убожество внутреннее и внѣшнее -- газета представляла собою листочки въ форматѣ не болѣе, какъ вдвое больше "Отечественныхъ Записокъ", да и тѣхъ, вмѣсто обѣщанныхъ 52 нумеровъ, выходило обыкновенно не болѣе десяти или двадцати въ годъ -- скоро привело газету Клиндера къ банкротству; на второй же годъ своего существованія, она имѣла только девять подписчиковъ. Въ это-то время было предложено Клиндеру продать газету; продать онъ не согласился, а уступивъ въ безплатное пользованіе въ теченіе двухъ лѣтъ съ единственнымъ условіемъ выдать въ теченіи гада хоть нѣсколько нумеровъ, чтобъ не потерять права на изданіе. По истеченіи же двухлѣтняго срока, г. Клнядеръ хотѣлъ самъ продолжать изданіе. Такимъ образомъ, газета перешла въ новыя, болѣе искусныя руки г. Вагина; начавъ изданіе съ іюля 1875 года, новый издатель къ концу года имѣлъ уже около 600 подписчиковъ; внутреннимъ содержаніемъ газета Вагина также оставила позади себя газету Клиндера, въ которой собственно никакого содержанія и не было. Дальнѣйшая исторія газеты показываетъ, къ чему вело существовавшее правило, съуживавшее правй людей быть издателями. Спустя полтора года, когда газета "Сибирь" сдѣлалась замѣтною въ ряду другихъ провинціальныхъ газетъ и пріобрѣла хорошу ю репутацію въ глазахъ петербургскихъ журналистовъ, г. Клипдеръ заявилъ ея временному владѣтелю, что онъ намѣренъ продать ее въ другія руки, и что если настоящая редакція не желаетъ выпускать ее изъ своихъ, то уплатила бы ему три тысячи; дѣло, однако, сладилось на двухъ тысячахъ. Такимъ образомъ, новая редакція должна была купить дѣло, ею же самою приведенное въ порядокъ послѣ бездарнаго завѣдыванія предшественника и, можно сказать, ею самою почти изъ ничего созданное, а г. Клиндеръ ни за что, ни про что положилъ въ карманъ двѣ тысячи.
   Безспорно, что и при новой редакціи г. Вагина, труды которой онъ съ самаго же начала дѣлилъ съ уважаемымъ всѣми сибиряками М. В. Загоскинымъ, общественное значеніе газеты Сибирь", въ смыслѣ разработки мѣстныхъ вопросовъ, было не велико; но въ этомъ не была вина редакціи и сотрудниковъ; край при настоящихъ своихъ умственныхъ средствахъ не могъ дать болѣе того, что дала за эти три года существованія газета при новой редакціи, а если редакція и могла дать больше, да не дала, то виною тому никакъ не она, а тѣ условія, при которыхъ находится печатное слово въ провинціи, въ особенности же въ Сибири. При отсутствіи въ Сибири литературной и ученой дѣятельности и другихъ, кромѣ газеты, органовъ общественной жизни, дѣятельность самой газеты сводится исключительно въ обличеніе безобразій и на критику дѣйствій мелкихъ административныхъ лицъ; что же касается до мѣстныхъ вопросовъ, то но нимъ было возможно разсуждать только въ общихъ фразахъ. Что можно было, напримѣръ, обозрѣвателю мѣстной жизни написать по школьному вопросу, когда школьное дѣло было такъ тщательно отгорожено отъ общества, и когда цифры были для частнаго человѣка недоступны; о состояніи учебнаго дѣла въ Сибири ему приходилось знакомиться по тѣмъ коротенькимъ вставкамъ о немъ, какія онъ могъ найти въ годичномъ отчетѣ министра; мѣстное учебное начальство никогда не печатало своего собственнаго отчета въ видахъ удовлетворенія интереса мѣстнаго общества; оно не хотѣло знать, что мѣстное общество интересуется своимъ мѣстнымъ учебнымъ вѣдомствомъ въ размѣрахъ не много подробнѣе тѣхъ, какіе могъ допустить министръ для Сибири въ общей картинѣ учебнаго дѣла въ Имперіи. Если губернской администраціи предстояло разработать вопросъ о преобразованіи общественнаго управленія у крестьянъ или о пересмотрѣ устарѣлаго инородческаго устава и если она собрала объ этомъ отвѣты и соображенія исправниковъ и засѣдателей, она никогда не дѣлилась собраннымъ ею матеріаломъ съ публикой, а между тѣмъ, можно навѣрняка сказать, что соображенія исправниковъ и засѣдателей должны отличаться односторонностью. Администраціи было бы полезно выслушать и голосъ публики; можетъ быть, тогда оказалось бы, что къ исправникамъ-то было бы лучше вовсе и не обращаться. Подобнымъ образомъ и всѣ другія части сибирской общественной жизни загнаны въ канцелярскія стѣны и изъяты изъ общественнаго обсужденія {Даже и наука, потому что единственное ученое общество въ Восточной Сибири, "Отдѣлъ географическаго общества", не вполнѣ свободно въ своихъ дѣйствіяхъ; выборы въ секретари отдѣла недѣйствительны, если не утверждены генералъ-губернаторомъ. Такое вмѣшательство полиціи въ жизнь учебнаго общества только можетъ мертвить его и класть канцелярскій отпечатокъ на его дѣятельность. Въ доказательство этого можно привести исторію собиранія отдѣломъ свѣдѣній о крестьянской общинѣ; отдѣлъ поступилъ съ этимъ вопросомъ совершенно по канцелярски; онъ снабдилъ своими программами межевыхъ чиновниковъ, людей вовсе съ этимъ вопросомъ не знакомыхъ. Въ результатѣ получились курьезные отвѣты, въ родѣ такихъ, напримѣръ: "въ такой-то волости общины не существуетъ" или (на вопросъ: съ чѣмъ совпадаютъ границы общины?) "границы общины совпадаютъ съ границами Китайской имперія".}. Газетѣ оставалось одно -- знакомиться со всѣми мѣстными вопросами и нуждами изъ корреспонденцій, но и этотъ источникъ былъ изсушенъ дыханіемъ той же тлетворной канцелярщины; содержательную, неголословную критику сельской школы кто могъ доставить, какъ не сельскій учитель? О порядкахъ на сельскихъ сходкахъ, объ участіи засѣдателей въ выборахъ и ихъ давленіи на нихъ, о темныхъ доходахъ и "тунныхъ" сборахъ, о повинностяхъ крестьянъ при облавахъ на зайцевъ, устраиваемыхъ исправниками, о сдѣлкахъ тайшей съ винными заводчиками и о поставкѣ на заводы бурятскаго хлѣба по принудительнымъ цѣпамъ, кто могъ прислать фактическую статью, какъ не волостной писарь? Правду о миссіонерской дѣятельности въ краѣ кто могъ лучше написать, какъ не миссіонеръ? Но ни школьный учитель, ни волостной писарь, ни миссіонеръ въ Сибири не рѣшатся, даже подъ псевдонимомъ, писать, въ особенности въ мѣстную газету. Писалъ въ газету только тотъ, кто былъ лично разобиженъ начальствомъ; поэтому о системѣ школьной, сельскаго управленія и другихъ статей не слали, но обличеній начальства слали много.
   Живѣе становилась газета "Сибирь" по вопросамъ, которые но чему либо интересовали все русское общество, а потому затрогивались и петербургской журналистикой." Таковы: ссыльный вопросъ, вопросъ о сибирскомъ университетѣ, вопросъ о переселеніяхъ крестьянъ. Послѣднимъ вопросомъ подробнѣе стали заниматься только въ послѣднее время; первымъ двумъ газета "Сибирь" посвящала съ самаго начала много мѣста и тутъ нельзя отрицать ея заслугъ краю. По ссыльному вопросу редакція старалась преимущественно разсмотрѣть дѣло съ точки зрѣнія мѣстныхъ интересовъ; и государственный человѣкъ, занимающійся этимъ вопросомъ, пожелавъ узнать мнѣніе страны, обреченной на штрафную колонизацію, можетъ найти его теперь на столбцахъ мѣстной газеты, а криминалистъ-профессоръ, сказавшій десять лѣтъ назадъ, что "Сибирь не протестуетъ противъ ссылки, слѣдовательно, ссылка не доставляетъ ей неудобствъ", долженъ теперь взять свои слова назадъ. О сибирскомъ университетѣ много писалось и въ петербургскихъ газетахъ, но значительная часть вліянія, на рѣшеніе этого вопроса принадлежитъ газетѣ "Сибирь". Она съ первыхъ же нумеровъ новой редакціи поддержала мысль генерала Казнакова объ основаніи въ Сибири университета, а когда рѣшался вопросъ объ избраніи университетскаго города, "Сибирь" первая высказалась за Томскъ и не мало потрудилась, отстаивая свое убѣжденіе, чѣмъ и нажила себѣ сильныхъ враговъ.
   Конечно, не въ этого рода статьяхъ должна была заключаться главная задача мѣстной сибирской газеты. Статьи, написанныя сибиряками по вопросамъ, которые обсуждались и въ петербургской прессѣ, могли разсчитывать на помѣщеніе и въ петербургскихъ газетахъ; но есть масса предметовъ, которые могутъ интересовать только мѣстное общество; вотъ они-то остаются безъ обсужденія и огласки безъ провинціальной печати, но, какъ мы выше сказали, свѣдѣнія объ нихъ въ редакцію притекали съ трудомъ. Поневолѣ, вслѣдствіе этого, газета должна была наполняться исключительно корреспонденціями обличительнаго характера. Отдѣлъ этотъ, хорошо руководимый, можетъ имѣть очень важное значеніе для мѣстной жизни, и какъ при Вагинѣ, который съ самаго начала дѣлилъ труды редакціи съ г. Загоскинымъ, такъ и при Нестеровѣ, когда г. Загоскинъ сталъ единственнымъ редакторомъ газеты, этотъ отдѣлъ велся съ умѣньемъ; всякій, слѣдившій за газетой, согласится съ нами, если мы скажемъ, что редакція при составленіи этой рубрики всегда руководилась интересами крестьянъ, всегда становилась на сторону обиженнаго, защищала карманъ бѣдняка и, вѣроятно, не одно спасибо было сказано редакціи за эти статьи въ разныхъ захолустьяхъ сибирскаго края.
   Однако, именно этотъ-то отдѣлъ и не нравился мѣстной администраціи. За него газету обзывали грязной, наполняемой одними дрязгами, говорили, что "ее нельзя брать въ руки безъ перчатокъ", что въ ней "не встрѣчается ни одной серьёзной статьи, ни одной свѣтлой мысли, ни одного задушевнаго, теплаго мѣста", что это "вонючая клоака", что "вся ея дѣятельность есть ни что иное, какъ размазываніе отвратительной грязи". Всѣ эти эпитеты намъ доводилось не разъ самимъ слышать. Если послушать этихъ обывателей, дѣло выходило похоже на то, какъ будто газета "Сибирь" походила на тѣ дѣйствительно грязненькія провинціальныя изданія, которыя за деньги печатали пасквили.
   Это раздраженіе противъ газеты въ извѣстныхъ кругахъ мѣстнаго общества весьма понятно. Они не привыкли къ гласному обсужденію ихъ общественной дѣятельности; когда кого-нибудь "продернетъ" петербургская журналистика -- еще туда-сюда: тамъ пишутъ генералы. А не унизительно ли, когда тянетъ васъ къ отвѣту: "а подать, говоритъ, сюда Тяпкина-Ляпкина!" не петербургская газета, а мѣстная, издаваемая литераторомъ безъ диплома, при сотрудничествѣ все какихъ-то псевдонимовъ, подъ которыми прячется шушера, въ родѣ сельскихъ учителей, приказчиковъ, конторщиковъ, волостныхъ писарей и т. п. Эти круги не хотятъ знать другого контроля, какъ только сверху; всякій господинъ, принадлежащій къ этимъ кругамъ, считаетъ все мѣстное общество, въ полномъ его составѣ, ниже себя, и потому не считаетъ себя обязаннымъ уважать его. Это раздраженіе противъ газеты передается отъ затронутыхъ ею низшихъ ступеней къ незатронутымъ верхнимъ и, въ концѣ-концовъ, сообщается самому главному начальнику края, который, при сибирской централизаціи управленія, есть отвѣтчикъ за все. Обличили какого-нибудь жалкаго земскаго дѣятеля, а главный начальникъ края боится, чтобъ не вмѣнили это ему, какъ не строгій досмотръ за своими подчиненными, вычеркиваетъ статью. Былъ, напримѣръ, такой случай. Въ газетѣ "Сибирь" набрали три корреспонденціи изъ разныхъ мѣстъ; въ одной разсказана была какая-то неблаговидная продѣлка экс-совѣтника, въ другой объ истязаніяхъ, которымъ подверглись пастухи-буряты отъ какого-то казачьяго станичнаго атамана, а въ третьей о пяти крупныхъ грабежахъ, совершенныхъ въ одномъ селѣ въ теченіи одного мѣсяца; цензоръ понесъ номеръ на цензуру къ генералъ-губернатору и генералъ всѣ три статьи вычеркнулъ; въ то же время распорядился экс-совѣтника отставить отъ службы, исправника того округа, въ которомъ находилось село, такъ какъ онъ случился въ Иркутскѣ, генералъ призвалъ къ себѣ и намылилъ ему шею, а объ истязаніяхъ бурятъ послалъ чиновника произвесть слѣдствіе. Какіе могутъ быть результаты подобнаго поведенія провинціальной цензуры? Корреспондентъ, не видя своей статьи напечатанной, перестанетъ писать въ газету; конечно, редакція можетъ сообщить ему, что его статья все-таки сдѣлалась извѣстна начальству и послѣднимъ приняты мѣры, слѣдовательно, статья свое дѣйствіе возъимѣла, все-таки корреспондентъ писать перестанетъ, потому что писать статьи только для того, чтобъ онѣ передавались въ руки начальства, похоже на доносъ, а доносчикомъ прослыть не всякій хочетъ. Такимъ образомъ, вычеркиваніе статей и въ то же время преслѣдованіе объявленныхъ въ нихъ виновниковъ привело бы только къ тому, что деликатный путь обнаруженія злоупотребленій посредствомъ печати былъ бы пресѣченъ и начальникъ края значительно меньше сталъ бы знать, какъ дѣйствительно идутъ дѣла въ краѣ. Но не такъ разсуждалъ генералъ. Когда ему говорилъ въ этомъ смыслѣ редакторъ, онъ возразилъ ему, что печатаніе подобныхъ корреспонденцій бросаетъ тѣнь на его управленіе краемъ, и высказалъ при этомъ упрекъ редакціи, что она дѣлаетъ это съ умысломъ. Но имѣетъ ли право редакція скрывать факты, о которыхъ ей доносятъ? А вотъ это-то простое исполненіе долга третировали, какъ безсердечность, какъ отсутствіе душевной теплоты.
   Но надо войти въ положеніе и начальника края. Дѣйствительно, положеніе странное. Разсказываютъ, что въ Китаѣ существуетъ обычай, будто, когда бываетъ моръ, засуха или другое народное бѣдствіе, императоръ, приписывая это бѣдствіе своимъ грѣхамъ, издаетъ прокламацію, въ которой кается предъ народомъ и бичуетъ свои противъ него преступленія. Въ этомъ что-то родѣ приходится дѣлать и начальнику края. Онъ принужденъ одобрять къ печати сочиненія, которыя признаетъ за осужденіе своей способности къ управленію. Тутъ много взаимнаго непониманія; администратора обвиняютъ въ суровости и въ ненависти къ печатному слову вообще, противную сторону -- въ томъ, что газета наполняется "личностями". А между тѣмъ, какъ обойтись безъ личностей, когда, при настоящемъ устройствѣ сибирскаго управленія, за что ни тронь -- все выйдутъ личности. Въ Восточной Сибири не осталось ни одной части управленія, которая не была бы подчинена генералъ-губернатору. Только, если не ошибаемся, предсѣдатель отдѣленія государственнаго банка, да архіерей пока остались не подчиненными ему. Въ результатѣ выходитъ, что о чемъ бы ни захотѣли, обо всемъ писать въ газетѣ щекотливо. Отсюда масса предметовъ, которые были изъяты отъ обсужденія газетой "Сибирь". Нельзя было писать о томъ, что письма теряются на почтѣ или выдаются адресатамъ съ сломанными печатями -- потому что почтовое вѣдомство также подвѣдомо генералъ-губернатору, и статья бросаетъ тѣнь на управленіе послѣдняго; о разстроенномъ состояніи московскаго тракта также нельзя, по той же причинѣ; о извѣстномъ большомъ пожарѣ лѣтомъ 1879 года, о высокихъ цѣнахъ на жизненные припасы, о недостаткѣ продовольствія для народа -- все это были вещи, запрещенныя для "Сибири". Такъ, напримѣръ, цензура вычеркнула мѣсто, гдѣ сравнивались цѣпы иркутскія настоящаго времени съ петербургскими, причемъ изъ этого сравненія оказывалось, что въ Иркутскѣ жизнь дороже, чѣмъ въ Петербургѣ. О благотворительномъ обществѣ нельзя было писать потому, что генералъ-губернаторъ его предсѣдатель. Распредѣленіе пособій погорѣльцамъ, которыя производились такъ, что лицамъ, имѣвшимъ каменные дома, выдавались тысячи, въ то время, какъ бѣдняки продолжали жить въ ямахъ и норахъ на старыхъ пепелищахъ, было также запретной областью для газеты. Мудрено ли послѣ этого, что человѣкъ, взявъ въ руки иркутскую газету за время послѣ пожара, не увидитъ въ ней никакихъ статей о послѣдствіяхъ этого громаднаго бѣдствія, какъ будто для газеты они не существовали. А сколько еще было постороннихъ запретныхъ угловъ; нельзя было заикнуться о статистикѣ, потому что цензоръ былъ секретарь статистическаго комитета, нельзя было ничего писать о сомнительной пользѣ отъ сдачи благотворительнымъ обществомъ зданія театра въ аренду сосланному по дѣлу о поддѣлкѣ векселей въ Харьковѣ, г. Беклемишеву, который иногда за одни маскарадные вечера въ святки выручалъ болѣе тысячи рублей, платилъ же въ благотворительное общество арендной платы только 700 рублей; между тѣмъ, онъ имѣлъ въ зданіи театра меблированную на счетъ театра же квартиру, которую въ Иркутскѣ не нанять дешевле 700 рублей. А нельзя было писать о немъ потому, что онъ другъ кому-то но Харькову; попытки же газеты поднять вопросъ о болѣе выгодной для благотворительнаго общества сдачѣ театра называли опять жестокостью, отсутствіемъ сердечной теплоты.
   Но этого мало, что редакція должна была соблюдать осторожность съ щекотливыми вопросами, чтобъ не вынести изъ избы ссору, ей иногда нѣкоторые наивные люди предъявляли претензію, отчего она за все время существованія газеты ни разу не похвалила ни одного генерала, и не означаетъ ли это просто, что она состоитъ изъ людей озлобленныхъ.
   Требуя такого направленія, извѣстные круги сибирскаго общества всегда были рады, если надъ газетой "Сибирь" стрясется какое-нибудь несчастіе. Первое несчастіе случилось при первыхъ же шагахъ новой редакціи. Только было въ Иркутскѣ, въ первыхъ числахъ іюня 1876 года, получено изъ Петербурга разрѣшеніе изданія "Сибири" подъ новой редакціей, какъ въ редакціи и у разныхъ лицъ, болѣе или менѣе соприкосновенныхъ съ нею, были сдѣланы обыски по подозрѣнію въ какомъ-то политическомъ преступленіи. Оказалось впослѣдствіи, что какой-то господинъ изъ сосланныхъ за мошенничество, имѣвшій случай ознакомиться съ первыми приготовленіями къ изданію и узнавшій имена будущихъ сотрудниковъ, сочинилъ ложный доносъ, въ которомъ всю исторію организаціи новой редакціи представилъ въ видѣ основанія какого-то тайнаго противуправительственнаго общества. Обыски сдѣланы, письма отобраны, но въ нихъ ничего предосудительнаго не было найдено. Первый номеръ газеты не замедлилъ выйти, но все-таки эти обыски должны были заставить редакцію поудержаться отъ приглашенія къ началу работъ сотрудниковъ, находившихся вдали отъ Иркутска, и это не осталось, вѣроятно, безъ вліянія на полноту первыхъ номеровъ и на ходъ подписки. Этотъ обыскъ все-таки имѣлъ поводомъ доносъ; обстоятельство, прямо указывавшее на виновность редакціи; но потомъ администрація производила обыски въ редакціи, не имѣя на нее никакихъ указаній; въ городѣ двумъ-тремъ лицамъ подброшены угрожающія письма, у сотрудниковъ газеты, особенно у г. Вагина и у г. Загоскина обыски; бѣгутъ изъ острога политическіе преступники -- опять обыски у г. Вагина и у г. Загоскина и другихъ сотрудниковъ газеты.
   Но самыя крупныя несчастія выпали на долю этой газеты въ концѣ 1879 и началѣ 1880 года. И это случилось какъ разъ въ то время, когда денежныя дѣла газеты стали-было поправляться. До 1879 года, матеріальныя средства газеты были плохи; цѣна въ семь рублей на газету, дававшую одинъ полулистъ печатной бумаги въ недѣлю, была очень велика, почему подписка не могла быть значительна, а о пониженіи подписной цѣны нечего было и думать; главное управленіе по дѣламъ печати неохотно соглашалось на пониженіе цѣнъ на провинціальныя газеты. Плата за печать въ типографію въ Иркутскѣ неимовѣрно высокая, поэтому редакція въ теченіи трехъ лѣтъ существованія газеты въ обновленномъ видѣ не могла сберечь болѣе четырехъ тысячъ рублей; эта сумма была бы нѣсколько болѣе, еслибъ не подрѣзалъ ее г. Клиндеръ, какъ мы выше сказали. А нужно еще замѣтить, что сотрудники, въ большинствѣ случаевъ, не получали никакого вознагражденія за свой трудъ. Всѣ трудились даромъ, разсчитывая на будущее; была мысль завести свою типографію и она сдѣлалась цѣлью, которую редакція постоянно имѣла въ виду. Въ это-то время извѣстный своею любовью къ Сибири А. М. Сибиряковъ предложилъ заимообразно 17 тысячъ рублей на заведеніе типографіи при газетѣ "Сибирь". Сообразно съ обѣщанной суммой была куплена одна старая типографія въ Петербургѣ, пополнена новыми шрифтами и отправлена въ Иркутскъ. Она явилась на мѣсто къ 1-му января 1880 г. Неизвѣстно, почему-то конторою г. Сибирякова были выданы не всѣ обѣщанныя деньги, а только двѣнадцать тысячъ, а между тѣмъ, покупка шрифтовъ и типографскихъ станковъ была сдѣлана въ надеждѣ на полученіе полной суммы; поэтому, по прибытіи типографіи въ Иркутскъ, денегъ не хватило на расплату съ конторами транспортированія и на наемъ квартиры; пришлось затратить на это скопленныя газетою за старые годы четыре тысячи и всю подписку на новый 1880 годъ. Такимъ образомъ, опустошивъ до дна свой кошелекъ, издатель Нестеровъ все-таки поставилъ типографію, и съ 1-го января 1880 года газета начала издаваться въ собственной типографіи. Такъ какъ съ первыхъ же поръ типографія стала получать достаточное количество заказовъ, чтобъ содержаться на свой счетъ, то можно было предвидѣть, что въ слѣдующемъ 1881 году вся подписка останется свободною отъ затратъ на типографію и, такимъ образомъ, отъ тысячи подписчиковъ -- столько ихъ было въ 1880 году -- редакція могла разсчитывать на семь тысячъ; это давало надежду завести выдачу вознагражденія сотрудникамъ, что было необходимо въ видахъ улученія внутренняго содержанія газеты. Однако, этимъ надеждамъ не довелось осуществиться. Типографія сгорѣла въ мартѣ мѣсяцѣ и всѣ надежды редакціи улетѣли съ дымомъ на воздухъ. Исторія пожара, сама по себѣ бѣдствіе большое, осложнилась еще подозрѣніями политическаго свойства, что окончательно разстроило дѣла редакціи и даже надежду на возникновеніе газеты. Эта исторія интересна и потому разскажемъ ее съ самаго начала.
   Еще въ концѣ 1879 года, именно въ декабрѣ, въ газетѣ была напечатана небольшая замѣтка въ пять строкъ, взбудоражившая административные кружки Иркутска. Разнесся слухъ, что, въ виду поднимающихся цѣнъ на хлѣбъ, начальство хочетъ описать хлѣбъ въ деревняхъ у крестьянъ и принудить ихъ къ поставкѣ въ городскіе магазины. По поводу этого-то слуха и была кѣмѣтѣ написана замѣтка, что не съ крестьянъ бы слѣдовало начинать реквизицію, а съ "большихъ сундуковъ". Читатель едва ли въ этой фразѣ усмотритъ другую мысль, кромѣ предложенія полиціймейстеру города отправиться по богатымъ лицамъ и предложить имъ подписаться въ листѣ пожертвованій на покупку хлѣба для бѣдныхъ. Но нѣкоторые обладатели большихъ сундуковъ увидѣли въ статейкѣ чуть ли не призывъ къ раздѣлу имуществъ; они бросились съ доносомъ на газету къ главному начальнику края, генералу Шелашникову {Послѣ большого пожара 1879 г., городу Иркутску было отказано въ прощеніи податной недоимки, хотя эта милость и допущена была по отношенію къ погорѣвшему въ то же лѣто Оренбургу; отказъ Иркутску, какъ говорили, мотивированъ тѣмъ, что у жителей города Иркутска лежатъ большія суммы въ банкахъ; очевидно, предполагалось, что обладатели большихъ суммъ и остальное городское общество, на которомъ числится недоимка, составляютъ такое солидарное общество, въ которомъ одна часть отвѣчаетъ за другую. Но "исторія съ сундуками" показываетъ, какъ обладатели послѣднихъ расположены отвѣчать за недоимки остальныхъ членовъ городского общества. Нераціональность этого мотива была бы, конечно, своевременно разъяснена газетой, еслибъ она пользовалась свободой говорить о положеніи погорѣльцевъ. Предоставить ей это право надо было и въ виду того, что газета могла въ этомъ дѣлѣ разсуждать и говорить свободнѣе, чѣмъ чиновники генералъ-губернатора, которые неохотно возражаютъ противъ мнѣнія министерства и, составляя доклады, желаютъ предугадать послѣднее.}. А Губернаторъ предписалъ произвесть слѣдствіе и, удаливъ стараго цензора, назначилъ на его мѣсто новаго. Какъ слѣдователь, такъ и новый цензоръ предъявили редакціи требованіе выдать автора статьи о. сундукахъ. Отвѣтственный редакторъ, которымъ былъ тогда г. Тюменцевъ, отказался выдать требуемое имя. Тогда цензоръ потребовалъ выдачи именъ авторовъ вообще, угрожая въ противномъ случаѣ не пропустить набраннаго номера. Издатель отвѣчалъ на это требованіе просьбой: благоволите указать статью закона. Цензоръ сначала объявилъ, что онъ дѣйствуетъ на основаніи приказанія генералъ-губернатора; издатель настаивалъ на указаніи закона; тогда цензоръ указалъ на ст. 61; стали искать статью въ новомъ цензурномъ уставѣ, тамъ 61 статья говоритъ совсѣмъ о другомъ; обратились въ старый уставъ, тамъ 61 статья дѣйствительно говоритъ, что имена авторовъ должны быть сообщаемы по требованію цензуры, но старый уставъ отмѣненъ; какія статьи этого устава остались еще въ силѣ, значилось въ особомъ спискѣ, который, однако, никогда не былъ обнародованъ; при изданіи новаго устава было обѣщано издать его особо, а при слѣдующемъ изданіи устава было сказано, что списокъ разосланъ губернаторамъ; такимъ образомъ, статья, на которую ссылался цензоръ, составляла канцелярскую тайну. Отвѣтственный редакторъ Тюменцевъ считалъ для себя нравственно невозможнымъ согласиться на требованіе цензора и совѣтовалъ даже закрыть лучше газету, потому что въ против(немъ случаѣ она превратится только въ ловушку корреспондентовъ. Въ самомъ дѣлѣ, положеніе корреспондентовъ въ Сибири дѣло не легкое; въ своихъ письмахъ въ редакцію всѣ они убѣдительно просили, чтобъ не выставлять ихъ именъ подъ статьями; въ случаѣ раскрытія псевдонима, корреспондента ожидаетъ или изгнаніе изъ службы, или ссылка въ какое-нибудь отдаленное мѣсто, или даже побои. Только за нѣсколько мѣсяцевъ передъ этимъ возвратился изъ ссылки въ Киренскъ одинъ изъ сотрудниковъ "Сибири", г. Шестуновъ, безъ всякой видимой причины отправленный туда генералъ-губернаторомъ Фридериксомъ; это было еще до предоставленія генералъ-губернатору Восточной Сибири права административной ссылки. Сенатомъ лишеніе г. Шестунова свободы было признано незаконнымъ и ему было предоставлено искать вознагражденія за убытки; Шестуновъ возвратился въ Иркутскъ, но все-таки не прежде, какъ совершивъ отдаленное путешествіе, къ которому не имѣлъ никакого расположенія, и проживъ нѣсколько мѣсяцевъ въ бѣдномъ я: совершенно незнакомомъ мѣстишкѣ? Если иркутскія власти допускаютъ подобный произволъ, то что можно ждать отъ Якутска, гдѣ разъ какъ-то три года правилъ краемъ сошедшій съ ума губернаторъ и никто объ этомъ ранѣе не сообщилъ въ газетахъ.
   Въ этихъ пререканіяхъ цензора съ издателемъ прошло двѣ недѣли; за это время было набрано два номера газеты, но оба были не пропущены цензоромъ за невыдачей именъ авторовъ; издатель жаловался въ управленіе по дѣламъ печати къ министру, что терпитъ убытки; наконецъ, изъ Петербурга послѣдовалъ отвѣтъ отъ начальника главнаго управленія по дѣламъ печати: объявить издателю, чтобы руководствовался 61-ю статьей устава, изданія 1857 г. {Ст. 61-я устава изд. 1857 г. обязываетъ редакцію и "непремѣнно цензуру" знать имена авторовъ и объявлять ихъ по требованію высшаго правительства и судебныхъ мѣстъ, потомъ въ 1869 г., 12-го мая, когда еще цензура была въ полной силѣ, текстъ этой статьи былъ существенно измѣненъ а выраженіе "непремѣнно цензуру" выпущенъ, обязанность знать имена авторовъ оставлена только на редакторѣ; онъ же долженъ былъ и сообщать ихъ по требованіямъ судебныхъ мѣстъ и министра внутреннихъ дѣлъ. Едва ли при дальнѣйшемъ развитіи цензурныхъ правилъ, все болѣе и болѣе смягчавшихся, начиная съ 1857 года, эта статья могла уцѣлѣть въ законѣ, хотя и есть какой-то списокъ неотмѣненныхъ статей устава 1857 г., но едва ли въ немъ статья 61-я явилась въ прежнемъ своемъ видѣ.} Наборъ разобранныхъ двухъ номеровъ и телеграммы въ Петербургъ стоили издателю 200 р., за что, спрашивается, заплатилъ онъ такой штрафъ? Только за то, что не хотѣлъ подчиниться статьѣ закона, которая не обнародована и извѣстна только губернаторамъ. Послѣ министерскаго распоряженія, газета подчинилась своей участи; корректурные листы ея стали доставляться въ цензуру съ приложеніемъ списка именъ авторовъ.
   Вслѣдъ за тѣмъ г. Тюменцевъ, отвѣтственный редакторъ, получилъ отъ начальства предложеніе, или оставить службу, если хочетъ быть редакторомъ, или оставить газету, если не хочетъ терять свое служебное положеніе. Г. Тюменцевъ, по своимъ частнымъ обстоятельствамъ, не могъ рѣшиться оставить службу и объявилъ начальству, что онъ оставитъ газету; затѣмъ онъ явился къ издателю, объяснивъ свое положеніе и просилъ подыскать новаго редактора. Начались поиски, но найти новаго редактора было не такъ-то легко, когда на редактора газеты смотрятъ чуть какъ не на предсѣдателя тайнаго общества. Было у издателя въ виду два-три имени между чиновниками, но опытъ съ г. Тюменцевымъ показывалъ, что на нихъ нечего было и думать остановиться, начнутъ тѣснить со службы. Надо было искать въ средѣ купцовъ; но едва издатель намѣтитъ имя, какъ уже идутъ вѣрные слухи: напрасно, дескать, и думаютъ, этого ни подъ какимъ видомъ не утвердятъ. Издатель находился въ такомъ затруднительномъ положеніи, хоть прекращай изданіе; выбирать было почти уже не изъ кого и онъ рѣшился предложить это мѣсто уволенному отъ должности управляющаго иркутской контрольной палатой г. Блокову. Шансовъ, что г. Блокова мѣстное начальство одобритъ, было много, и дѣйствительно начальство снеслось телеграммой съ Петербургомъ и г. Блоковъ былъ утвержденъ въ званіи редактора черезъ пять дней, тогда какъ лица не патентованныя удостоивались утвержденія не раньше двухъ мѣсяцевъ. Но будетъ ли г. Блоковъ хорошимъ редакторомъ, сказать было трудно; ни журналистикой, ни литературой онъ до той поры не занимался; единственное условіе, на которомъ опиралось согласіе издателя пригласить г. Блокова на мѣсто редактора, заключалось только въ предвѣденіи, что г. Блоковъ не откажется отъ предложенія. Хотѣлось хоть при тяжелыхъ условіяхъ, но протащить существованіе газеты до болѣе благопріятнаго времени. Довѣріе между г. Блоковымъ и остальными сотрудниками газеты, конечно, не могло установиться. Съ первыхъ же дней стало обнаруживаться, что г. Блоковъ въ тягость остальной редакціи; онъ сталъ настаивать, чтобы вся корреспонденція иногороднихъ сотрудниковъ газеты была направлена на его имя, вмѣсто того, чтобы она шла въ контору типографіи, какъ это было прежде; разумѣется, остальные члены редакціи, недовѣрявшіе г. Блокову, не могли допустить этого и настояли на сохраненіи стараго порядка. Назначеніе г. Блокова состоялось не задолго до пожара типографіи, до пожара же было изъ Петербурга получено предписаніе произвести въ типографіи газеты "Сибирь" перевѣшиваніе штифтовъ. Распоряженіе это было вызвано обстоятельствомъ, совершившимся еще въ Петербургѣ при покупкѣ типографіи; въ числѣ наборщиковъ, нанятыхъ издателемъ въ Петербургѣ, оказался одинъ заподозрѣнный въ связяхъ съ подпольной политической организаціей, онъ былъ арестованъ; вслѣдъ за тѣмъ типографія была опечатана, но, по освидѣтельствованіи и провѣркѣ шрифтовъ и по сличеніи оттисковъ, типографія г. Нестерова была признана внѣ подозрѣнія и онъ тогда же получилъ отъ жандармскаго начальства листъ на свободный вывозъ типографіи изъ столицы. Тоже самое обстоятельство вызвало, очевидно, и второй актъ перевѣшиванія, но уже. въ Иркутскѣ. Телеграмма, которую по этому поводу получило сибирское начальство и которая потомъ была предъявлена г. Нестерову, оканчивалась разрѣшеніемъ подвергнуть г. Нестерова аресту, если окажется недостатокъ въ шрифтахъ. Перевѣшиваніе было начато подъ начальствомъ жандармскаго офицера въ понедѣльникъ и окончено въ среду; вечеромъ въ среду кассы были распечатаны и жандармы, и полицейскіе солдаты убраны. Все это было сдѣлано, вѣроятно, съ цѣлью, чтобы во второй разъ не совершить превышенія власти задержкой номера за недѣлю. Дѣйствительно, съ четверга начался наборъ и въ субботу недѣльный номеръ былъ оттиснутъ для городскихъ подписчиковъ; не успѣли оттиснуть только для иногородныхъ. На завтра, въ воскресенье, рѣшено было членамъ комиссіи по перевѣшиванію шрифтовъ собраться въ типографіи и свести счеты, но въ ночь, съ субботы на воскресенье пламя уничтожило типографію. Жильцы зданія, разбуженные ночнымъ сторожемъ, который первый замѣтилъ дымъ, повыскакали не одѣтые, нѣкоторые въ одномъ бѣльѣ, прикрывшись шубами. Издатель и его газета были раззорены; въ день же пожара, т. е. въ воскресенье около полудня, г. Нестеровъ былъ отвезенъ въ острогъ, хотя результаты перевѣшиванія еще были неизвѣстны. Повидимому, усмотрѣно было что-то преступное въ причинѣ пожара; на другой же день была назначена другая комиссія подъ начальствомъ квартальнаго надзирателя для изслѣдованія причины пожара. Всѣ наборщики типографіи газеты "Сибирь" были также посажены въ полицейскую часть въ тотъ же день. Жандармскій офицеръ Халтуринъ, бывшій предсѣдателемъ комиссіи по перевѣшиванію шрифтовъ, былъ назначенъ въ комиссію о пожарѣ депутатомъ съ военной стороны, т. е. защитникомъ интересовъ г. Нестерова, какъ казачьяго подполковника. Понятно, какой это могъ быть защитникъ. Рядъ этихъ противозаконностей едва ли допустило бы начальство Восточной Сибири въ другомъ случаѣ. Они показываютъ твердую увѣренность начальства Восточной Сибири, что оно откроетъ, что-то такое важное, что извинитъ всѣ эти нарушенія закона.
   Впечатлѣніе, которое вся эта исторія сдѣлала на общество города Иркутска, было сильное и выразилось рядомъ предположеній и слуховъ, уродливыхъ по отношенію къ дѣйствительности, но логически неизбѣжныхъ и неминуемо вытекавшихъ изъ сопоставленія дѣйствій и мѣропріятій полицейской власти. Говорили, что пожаръ умышленный, что онъ имѣлъ цѣлью уничтожить какіе-то компрометирующіе факты, что у издателя Нестерова найдены документы на полученіе отъ г. Сибирякова не 12,000 р., какъ это было извѣстно, а 40,000 р., что деньги эти предназначались не на изданіе, а на что-то другое; говорили далѣе, что какое-то лицо, близко знакомое съ дѣлами газеты "Сибирь", ждетъ только пріѣзда новаго генералъ-губернатора, чтобы обнаружить существованіе въ Восточной Сибири тайной организаціи, искусно прикрытой внѣшностью, допущенной закономъ. И, въ самомъ дѣлѣ, всѣ дѣйствія полиціи какъ будто оправдывали подобныя предположенія; назначается слѣдствіе о пожарѣ, издателя садятъ въ тюрьму; когда одинъ изъ сотрудниковъ газеты поѣхалъ, по порученію географическаго отдѣла, въ крестьянскія селенія близь московскаго тракта, за нимъ послали чиновника произвести негласное дознаніе, зачѣмъ онъ поѣхалъ, а между тѣмъ, къ г. Сибирякову послали телеграмму, чтобы онъ устранился отъ встрѣчи съ этимъ сотрудникомъ, какъ будто подозрѣвали, что сотрудникъ былъ нарочно посланъ; затѣмъ у самого г. Сибирякова по пріѣздѣ въ Иркутскъ сдѣлали обыскъ. Вѣроятно, не мало питала увѣренность полиціи сдѣлать открытіе и тѣ заботы редакціи, чтобы корреспонденція газеты шла не черезъ г. Блокова, а черезъ контору типографіи, о которыхъ мы говорили выше и которыя весьма легко объясняются простымъ недовѣріемъ къ г. Блокову остальной редакціи газеты, недовѣріемъ, которое было совершенно въ порядкѣ вещей; какая редакція повела бы себя иначе, еслибы ей въ руководители навязали косвеннымъ образомъ какія-нибудь развалины въ родѣ грибоѣдовскаго князя Тугоуховскаго.
   Черезъ два мѣсяца вся эта исторія начала разъясняться и развязываться. Г. Нестеровъ былъ освобожденъ изъ заключенія подъ поручительство, съ залогомъ въ 5,000 р.; первымъ дѣломъ его было обратиться въ штабъ войскъ Восточной Сибири съ просьбой разъяснить, по какому поводу и по чьему распоряженію онъ былъ заключенъ въ тюрьму. Гражданское начальство, спрошенное штабомъ, отвѣчало, что оно тутъ не причемъ, такъ какъ по пожару г. Нестеровъ вовсе не завиняется; жандармское начальство также объявило, что и оно не при чемъ, что и по дѣлу о шрифтахъ онъ не подлежалъ аресту. Вскорѣ затѣмъ кончилось дѣло о пожарѣ, и какъ всѣ дѣла? по которымъ никакихъ обвиненій ни на кого не возникаетъ, было передано губернскимъ судомъ на ревизію губернатору, съ заключеніемъ о преданіи суду слѣдователя за превышеніе власти. Такъ какъ послѣ столь ясно заявленнаго нерасположенія иркутской администраціи къ единственной въ Сибири частной газетѣ, нечего было и думать о продолженіи изданія въ Иркутскѣ въ томъ видѣ, какъ хотѣлось бы, то г. Нестеровъ рѣшился перенести изданіе въ городъ Томскъ; въ этомъ смыслѣ и было сдѣлано нѣсколько сообщеній въ петербургскихъ газетахъ. Еще позже съ г. Нестерова были сняты послѣднія подозрѣнія по дѣлу о шрифтахъ и онъ вновь утвержденъ издателемъ; кромѣ того, мѣстная администрація уже сама обратилась къ нему съ предложеніемъ не переносить газету въ Томскъ, а продолжать изданіе въ Иркутскѣ; наконецъ, г. Загоскинъ, дѣятельнѣйшій сотрудникъ и соредакторъ газеты, былъ признанъ также невиннымъ по дѣлу, по которому былъ подвергнутъ домашнему аресту {Подозрѣнія, по которымъ г. Загоскинъ былъ лишенъ свободы, не имѣли ничего общаго съ газетой, но едва ли бы это лишеніе было доведено до той строгости, еслибы не было извѣстно, что онъ состоитъ дѣятельнѣйшимъ изъ сотрудниковъ и соредакторомъ газеты. Сначала съ нимъ затрудняли свиданія, разрѣшали ихъ только въ присутствіи рядоваго жандарма, потомъ совсѣмъ запретили ихъ. Какъ основаніе этого распоряженія, выдавали нежеланіе администраціи, чтобы г. Загоскинъ продолжалъ свою журнальную дѣятельность.}, онъ получилъ свободу и, кромѣ того, утвержденъ редакторомъ "Сибири", тогда какъ ранѣе онъ не смѣлъ и надѣяться на благопріятный отзывъ иркутской администраціи въ смыслѣ политической благонадежности. Такъ кончилось это дѣло, къ великой досадѣ тѣхъ лицъ, которыя гнушались газетой и не находили въ ней ничего честнаго и теплаго и не мало злорадствовали, когда сгорѣла типографія. Одно изъ значительныхъ лицъ оффиціальнаго сибирскаго міра, вѣроятно, по теплотѣ сердечной, такъ преждевременно обрадовалось несчастіямъ газеты, что отправило въ Томскъ телеграмму о пожарѣ своему пріятелю, наполненную ложными извѣстіями въ такомъ родѣ: "типографія была окружена жандармами и горитъ, газета погибла окончательно".
   Вотъ исторія этой злополучной провинціальной газеты, можетъ быть, не единственная въ этомъ родѣ въ Россіи. Слѣдя за гоненіями, воздвигнутыми на нее мѣстной администраціей, можно подумать, что это была какая-то ужасная карбонарская газета; на самомъ же дѣлѣ это было скромное изданіе, въ которомъ политическое обозрѣніе появилось только за послѣднее время и составлялось, какъ и обозрѣніе общерусской жизни, самымъ невиннымъ образомъ: посредствомъ передачи политическаго и внутренняго обозрѣнія газеты "Молвы". Главное содержаніе газеты составляло обозрѣніе мѣстной сибирской жизни, да и то совершалось подъ тройственнымъ внѣшнимъ надзоромъ цензора, самого начальника края, потому что каждый номеръ, прочитанный сначала цензоромъ, докладывался потомъ генералъ-губернатору и печатался не иначе, какъ съ одобренія послѣдняго и, наконецъ, отвѣтственнаго редактора, котораго, какъ навязаннаго администраціей, скорѣе надо причислить къ надзору, чѣмъ къ надзираемымъ; кромѣ того, всѣ статьи, относящіяся въ Западной Сибири, по распоряженію начальника главнаго управленія по дѣламъ печати г. Григорьева, должны были отсылаться на предварительный просмотръ генералъ-губернатору Западной Сибири, въ Омскъ, т. е. болѣе, чѣмъ за 2,000 верстъ; это при нынѣшнемъ-то состояніи московскаго тракта. При такомъ сложномъ надзорѣ нетолько не могло ничего быть въ газетѣ противоправительственнаго, но и противъ мѣстной администраціи развѣ съ трудомъ могла проскользнуть какая-нибудь незамѣтная фраза. А если и были у редакціи желанія, которыя можно было прочесть на столбцахъ ея газеты между строкъ, то и они были скромны, потому что состояли единственно въ желаніи большей свободы слова въ провинціи. Ея желанія не восходили далѣе нрава предавать огласкѣ случаи произвола и нарушенія закона, совершаемые земскими чиновниками, самоуправства и запрещенной закономъ эксплуатаціи пріисковыхъ рабочихъ, указывать на ложныя воззрѣнія въ такихъ дѣлахъ, какъ миссіонерская дѣятельность и т. п., и самой величайшей дерзостью ея было, можетъ быть, подъ часъ желаніе указать и исправить ошибку, сдѣланную самимъ главнымъ начальникомъ края. При такой программѣ газета могла бы только быть мирной помощницей мѣстной власти, еслибы внѣшнія условія не порождали причинъ взаимнаго раздраженія. Условія эти заключаются, во-первыхъ, въ постоянномъ стремленіи мѣстной администраціи поднять какъ можно выше обаяніе мѣстной власти, стремленіе, неизбѣжно вытекающее изъ той централизаціи управленіи, которая всю жизнь края поставила въ зависимость отъ одного чиновника, во-вторыхъ, въ томъ обстоятельствѣ, что этотъ же чиновникъ становится и цензоромъ мѣстной газеты; при независимой отъ генералъ-губернатора цензурѣ, мнѣніе газеты, несогласное съ мнѣніемъ самого генералъ-губернатора, было бы принято имъ спокойно, какъ мнѣніе посторонняго лица; то же мнѣніе, но высказанное въ цензурируемой имъ самимъ газетѣ, гдѣ онъ можетъ вычеркнуть его, производитъ на него уже другое дѣйствіе. Право цензуры какъ бы подчиняетъ газету генералъ-губернатору, газета становится чѣмъ-то въ родѣ чиновника особыхъ порученій по литературѣ, котораго, за написаніе бумаги не въ томъ смыслѣ, какъ думаетъ генералъ-губернаторъ, можно судить какъ за ослушаніе. Утвержденіе г. Нестерова вновь издателемъ, а г. Загоскина редакторомъ, и продолженіе изданія въ Иркутскѣ газеты "Сибирь", конечно, факты успокоительные, но они не устраняютъ предположенія, что описанныя нами выше прискорбныя недоразумѣнія, чуть не кончившіяся прекращеніемъ изданія, единственнаго для того обширнаго и отдаленнаго края, лишеннаго другихъ органовъ общественнаго контроля, могутъ рано или поздно вновь повториться еще въ болѣе сильной степени.
   Исторія съ газетой "Сибирь" тѣмъ болѣе заслуживаетъ сожалѣнія, что журналистика въ настоящее время въ Сибири представляетъ единственное поле дѣятельности, съ которымъ можетъ примириться честный туземецъ. Это единственное занятіе для мѣстнаго патріота, потому что ни земской, ни школьной дѣятельности для него не существуетъ. Во всемъ остальномъ частное лицо такъ стѣснено обстановкой сибирской жизни, что ни у кого изъ сибирской молодежи, кончающей курсъ въ университетахъ Европейской Россіи, нѣтъ охоты ѣхать на свою родину. Поэтому сибирское общество имѣетъ особенность, которой не замѣчается ни въ какой другой провинціи Россіи; въ немъ нѣтъ молодежи. Это поражаетъ заѣзжихъ наблюдательныхъ людей; въ другихъ областяхъ: въ Малороссіи, на Кавказѣ молодые люди, кончивъ университетское образованіе, возвращаются на родину; въ городахъ и особенно въ центрахъ мѣстной жизни вы видите не однихъ только провинціальныхъ мастодонтовъ, но и много образованной молодежи, которая, можетъ быть, составляетъ нѣкоторое неудобство для полиціи, но скрашиваетъ жизнь провинціальной жизни. Въ Сибири этой молодежи нѣтъ; это какъ бы страна, въ которой вѣчная осень; тутъ только посохшая трава и пожелтѣвшіе листья, а цвѣтовъ никогда не цвѣтетъ. Туда не манитъ молодежь, хотя бы и выросшую на той почвѣ и не могшую не унести съ собой привязанности къ ней, пробуждающейся при дѣтскихъ воспоминаніяхъ. И что можно сказать противъ этого бѣгства лучшихъ силъ съ своей родины, кромѣ фразъ о материнскомъ молокѣ? Юноша, бѣжавшій изъ Сибири, сразу остановитъ васъ словами: "Дайте мнѣ честное дѣло и я сейчасъ поѣду въ Сибирь, но возможно ли при тамошнихъ порядкахъ что-нибудь дѣлать?" Это нормальное положеніе вещей прекратится только тогда, если жизнь сибирскаго общества будетъ основана на новыхъ началахъ, дающихъ большую свободу частной дѣятельности, и если власть генералъ-губернаторовъ, заглушающая всякую жизнь въ краѣ, будетъ уничтожена. Если же старые порядки останутся безъ измѣненія, то и сибирскій университетъ, основываемый въ Томскѣ, не принесетъ той пользы, которую ждалъ отъ него генералъ Казнаковъ, то есть не прекратитъ абсентеизма сибирской интеллигенціи: юноши будутъ обучаться наукамъ и, кончивъ курсъ, уѣзжать на Западъ, гдѣ свободнѣе можно проявить свою общественную дѣятельность и гдѣ далеко привольнѣе живется честному человѣку.

Г. П.

<Потанин Г. Н. Под ред. М. Е. Салтыкова-Щедрина?>

"Отечественныя Записки", No 3, 1881

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru