Историческое Похвальное Слово Карамзину, произнесенное,при открытіи ему памятника, въ Симбирскѣ, А(а)вгуста 23, 1845 года, въ собраніи симбирскаго дворянства, А(а)кадемикомъ М. Погодинымъ. Москва. Въ тип. Августа Семена. 1845. Въ 8 ю д. л. 66 стр.
Похвальное слово, или панегирикъ, есть такой родъ реторическихъ сочиненій, въ которомъ знаменитое или извѣстное лицо не оцѣняется по его заслугамъ, а безусловно восхваляется. Г. Погодинъ, будучи приглашенъ симбирскимъ дворянствомъ, для произнесенія "похвальнаго слова" Карамзину, по случаю открытія памятника въ Симбирскѣ, удивительно-хорошо исполнилъ предоставленное ему дѣло. Забывъ совершенно о критическомъ духѣ нашего времени и его требованіяхъ, онъ не счелъ за нужное смотрѣть на Карамзина, какъ на человѣка, принадлежавшаго къ извѣстной эпохѣ, оказавшаго русской литературѣ заслуги великія; но котораго труды теперь имѣютъ значеніе болѣе относительное, историческое, нежели безусловное. Нѣтъ! г. Погодинъ, одушевившись своимъ положеніемъ панегириста, только хвалилъ, хвалилъ и хвалилъ. Такъ-какъ похвалы его относились къ лицу, дѣйствительно замѣчательному и дѣйствительно оказавшему великія услуги русской литературѣ, слѣдовательно, и русскому просвѣщенію и образованію, -- то въ неумѣренныхъ и преувеличенныхь похвалахъ оратора есть своя сторона истины. Эти похвалы ложны тѣмъ только, что односторонни. Надобно прибавить еще, что, не смотря на ихъ одностороннюю преувеличенность, онѣ ужасно-холодны, ледяны, и въ нихъ ни одного живаго слова, ни одного теплаго, изъ души вырвавшагося выраженія; все мертво и сухо, какъ и слѣдуетъ быть въ реторическомъ произведенія... Идеи Карамзина, принадлежавшія даже не XVIII, а скорѣе XVII вѣку, слѣдовательно, давно отжившія, кажутся панегиристу безусловно-истинными и непреложными. Въ этомъ сказался издатель "Москвитянина" и славянофилъ: извѣстно, что зерно славянофильскаго направленія заключается въ "Исторіи Государства Россійскаго". Ссылаясь на извѣстную многимъ рукопись Карамзина, Записка о древней и новой Россіи, г. Погодинъ съ особеннымъ торжествомъ выписываетъ изъ нея сужденіе Карамзина о Петрѣ-Великомъ. Мы выпишемъ вполнѣ это мѣсто изъ "слова" г. Погодина.
"Съ чувствами вѣрноподданническаго благоговѣнія къ Государю, Карамзинъ, послѣ прекраснаго обозрѣнія Древней Исторіи, начинаетъ политическое разсужденіе съ царствованія Императора Остра 1-го (составляющаго ключъ и замокъ къ настоящему и будущему положенію Россіи), гдѣ и является глубокомысленнымъ Политикомъ.
Представивъ въ обшей картинѣ великіе подвиги Петровы, омъ съ удивительною проницательностію разбираетъ вредныя по послѣдствіямъ его дѣянія, коими по его мнѣнію должно почесть слѣдующія:
"Страсть къ новымъ для насъ обычаямъ, преступившая въ немъ границы благоразумія: Петръ не хотѣлъ вникнуть въ истину", говоритъ онъ, "что духъ народный составляетъ нравственное могущество государствъ, которое подобно физическому, нужно для ихъ твердости... Государь Россіи унижалъ въ собственномъ ихъ сердцѣ. Презрѣніе къ самому себѣ располагаетъ ли человѣка и гражданина къ великимъ дѣламъ?.. Предписывать уставы обычаямъ есть насиліе беззаконное и для Монарха Самодержавнаго... Честію и достоинствомъ Россіянъ сдѣлалось подражаніе."
Второе вредное дѣйствіе Петрово состояло въ отдѣленіи высшаго сословія отъ низшихъ одеждою и наружностію: "Русскіе земледѣльцы, мѣщане, купцы увидѣли Нѣмцевъ въ Русскихъ дворянахъ, ко вреду братскаго народнаго единодушія государственныхъ состояній..."
Третіе -- ослабленіе связей родственныхъ, пріобрѣтеніе добродѣтелей человѣческихъ на счетъ гражданскихъ: "Имя Русскаго," спрашиваетъ онъ, "имѣетъ ли для насъ ту же силу неисповѣдимую, какую оно имѣло прежде?"
Наконецъ, блестящею ошибкою Петра Карамзинъ называетъ основаніе столицы въ Петербургѣ."
А въ этомъ ограниченномъ сужденіи г. Погодинъ слышитъ голосъ "глубокомысленнаго политика"!.. Уважаемъ память Карамзина не меньше всякаго другаго, но ни минуты не поколеблемся между имъ и Петромъ-Великимъ, и не обинуясь скажемъ, что сужденіе даровитаго, во отнюдь не геніяльнаго писателя о творцѣ Россійской Имперіи, Великомъ между Великими, и ограниченно и недальновидно... Всѣ крайности реформы Петра-Великаго были необходимы, и если изъ нихъ вышло какое-нибудь зло, оно было временное, переходное. Еслибъ онъ приступилъ къ реформѣ осторожно, благоразумно, исподоволъ,-- онъ ни въ чемъ не успѣлъ бы. Какъ геній, онъ, можетъ-быть, и самъ не сознавалъ этого, но чувствовалъ, -- я его геніальный инстинктъ не обманулъ его. Маленькимъ-великимъ людямъ легко разсуждать о большихъ, о настоящихъ великихъ людяхъ; сдѣланное дѣло имъ кажется легко сдѣлать иначе, но это въ области фантазія и резонёрства, а въ дѣйствительности, они не съумѣютъ даже поставить на столъ куриное яйцо: и для этого нуженъ будетъ Коломбъ!