Дмитриев, один из преобразователей русского стихотворного языка, поэт примечательный, друг Карамзина, указавший ему поприще словесности (и также Крылову), покровитель Жуковского, Дашкова, Блудова, сердечно преданный князю Вяземскому, провел последние годы своей жизни в Москве. В доме у него собирались все литераторы. Приезжие из Петербурга считали обязанностью засвидетельствовать ему свое почтение. Он был очень гостеприимен. Молодые люди, показавшие расположение к словесности, имели к нему доступ и находили покровительство. Я просил его переслать посвящение первого историко-критического рассуждения моего о происхождении Руси Н. М. Карамзину, и он взялся с удовольствием и недели через две доставил мне одобрительный отзыв знаменитого историографа. Являясь иногда по вечерам в гостиной Дмитриева и слушая его живые, остроумные рассказы, не без примеси желчи, я вздумал их записывать, но перестал вскоре, узнав, что у Дмитриева есть свои записки. Я подумал, что, верно, все рассказы найдутся в его сочинении. После раскаялся, потому что записки Ив<ана> Из<ановича> при всем их достоинстве слишком сжаты, кратки и сдержанны.
В 1828 году я лишился благосклонности Дмитриева за помещение в "Московском вестнике" замечаний Арцыбашева на "Историю" Карамзина. В дом к нему, разумеется, я не смел уже показываться, и только через несколько лет, когда впечатления изгладились, я был принят и в последнее время был даже ласкаем. Он часто говорил мне об обязанности написать похвальное слово Карамзину и взял с меня честное слово, о котором напомнил даже во время внезапной болезни, перед кончиною (1837). В последние дни я был у него беспрестанное. <...>
Печатаю свои заметки, сколько их осталось: может быть, старикам приятно будет встретиться здесь с некоторыми именами или мыслями.
(Для молодых поколений замечу, что И. И. Дмитриев был очень высокого роста, немного кос, осанку и походку имел важную, говорил протяжно и если рассказывал что стоя, то обыкновенно делал перед вами по два или три шага вперед и назад).
1826 года, марта 11-го.
-- Не стыдно ли, что у нас до сих пор так мало переводов,-- из Робертсона, например, мы имеем одно предисловие, и то каким-то попом переведенное. Наши поэты пишут только послания к Алинам, томов боятся, а если и удастся написать страничку прозы, то они сами себе удивляются, как будто на аршин выросли, и радуются, подобно мольерову мещанину во дворянстве, узнавшему, что он говорит прозою. Прежде было в этом отношении лучше: сколько переведено из древних при Екатерине! Был какой-то вкус. Редкую книгу, бывало, не переведут, например, о заговоре Испании против Венецианской республики, и пр. и пр. У нас отговариваются теперь иные тем, что читать некому. Да кто же тогда читал ?
-- Прадедушка мой, дедушка, батюшка, все были охотники до чтения, и от всех остались собрания книг... Любопытно сравнивать их.
-- Я брал читать книги у одного купца Мясникова, тестя моего дяди. Этот купец, разбогатев от заводов, заказал здесь купить себе дом, официантов, дворецких и явился в столице. Он почел нужным завести у себя библиотеку, и ему доставлялись все вновь выходившие книги в Москве и Петербурге. Еще брал я читать книги у купца Седова.
-- Я знал многих купцов,-- и где же? в Симбирске, Сызрани -- у коих были библиотеки. Правду сказать, что это звание было тогда, мне кажется, образованнее. Дворяне были ближе к ним, живя много по деревням, и они перенимали у первых. Многих также видал я и в Сызрани, во французских кафтанах с кошельками.
-- Бывало, придут к батюшке, переоденутся у управителя и явятся... Дети их уже стали хуже, щеголяли чаем и проч., а внутри совсем пропились и ходили уже с козлиными бородками. Правду сказать, дворяне подают им дурной пример своими бакенбардами -- у Глинки, например, из бакенбардов совсем сделалась борода <...>
-- Даже служители уважались гораздо более. Я помню нашего управителя Данилыча. Бывало, в какой-нибудь праздник, пришед поздравлять, наши дядьки при нас закусывали у барина. Приходили, бывало, к нам по утрам с приветствиями, приносили иногда книги.<...>.
Апреля 9.
О Сенате.-- Сколько есть у нас граждан размышляющих? Из размышляющих сколько говорящих? И, наконец, много ли пишущих из говорящих? ("У нас надобно быть литератором, чтоб написать письмо",-- сказал Шаховской, а сам Шаховской не мог двух строк написать правильно, несмотря на то, что оставил томов 20 сочинений, между коими есть прекрасные). Я сам бывал свидетелем, что иные начинали говорить словом "следовательно". Нам недостает учения. Потому-то я всегда с удовольствием слушал Сперанского. Видно было тотчас, что человек учился. Он всегда говорил ясно, внятно. <...>
Александрийские стихи для трагедии нашей почитал Дмитриев приличнее ямбов пятистопных без рифм,-- "хоть я и читал без скуки "Иоанну д'Арк".-- Для Тасса размер Раича лучше александрийских и пр.-- Мне больше всего хочется, чтоб он исправил свои "Георгики".
-- Карамзин начал писать до путешествия белыми стихами; воротясь, войдя в общество, заведя интриги, он начал писать с рифмами, потому что дамы не хотели слушать белых стихов. И вообще, кроме ямба и хорея, публика у нас не знает толка в других размерах,-- не умеют читать, не знают, где остановиться, и проч.
-- Жаль, что наши поэты стали слишком стеснять, ограничивать себя,-- не хотят употреблять усеченных слов.-- А прозаики вводят слова провинциальные <...> -- "нисколько", "нынче".
-- Баратынский пишет стихи хорошо, а читает их дурно, без всякой претензии, не так, как Василий Львович, который хочет выразить всякое слово.-- Державин также читал очень дурно стихи.
-- Сумарокова басни собственные лучше переводных. Я с большим удовольствием перечитывал его, написав свои басни. Хорошо, что я не помнил их, пишучи <...>
Говорили о старости.-- "Горестное чувство испытал я в последний раз,-- сказал князь А. А. Шаховской пред отъездом моим из Петербурга.-- Мне захотелось побывать на Невском кладбище -- там только что поставили памятник над Столыпиным, приезжаю, иду между камнями, читаю надписи, что же? Нахожу всех своих знакомых: с тем я то-то делал, с тем тогда-то жил вместе, и проч. и проч. Отправляюсь домой на другую сторону Петербурга, и что же? Я не встретил ни одного знакомого лица,-- а между тем мне нет еще 50 лет!"
-- Мне кажется, что к старости люди начинают любить уединение, и я сбираюсь ехать в Крым.
-- Нет,-- отвечал Дмитриев,-- для меня дороги и места, напоминающие мне о прежней моей жизни, о прежних моих знакомых. Теперь нам нельзя заводить их вновь. Со старыми знакомыми я молод, как прежде был, и смеюсь, когда хочу, и совру, когда хочется соврать,-- с новыми я соблюдаю какую-то смешную важность, чинюсь. Потому-то я никак не могу оставить Москвы,-- в Петербурге мне всегда скучно.-- Карамзин едет теперь в Италию; на другой день отъезда он для меня уже как бы умрет. <...>
-- Жив или умер N. N.?-- спросил И<ван> И<ванович>.-- Не знаю (он получил в ответ), одни говорят, что жив, другие, что умер.-- Но это все равно: он и жил покойником, -- заметил И<ван> И<ванович> <...>
Кто-то из собеседников употребил выражение: "надо заниматься делом".-- Каким делом?-- заметил Иван Иванович.-- Это слово у разных людей имеет разное значение. Вот, например, Вяземский рассказывал мне на днях, что под делом разумеют официанты Английского клуба. Он объехал по обыкновению все балы и все вечерние собрания в Москве и завернул, наконец, в клуб читать газеты. Сидит он в газетной комнате и читает. Было уже поздно -- час второй или третий. Официант начал около него похаживать и покашливать. Он сначала не обратил внимания, но, наконец, как тот начал приметно выражать свое нетерпение, спросил: "Что с тобою?" -- "Очень поздно, ваше сиятельство".-- "Ну так что же?" -- "Пора спать".--"Да ведь ты видишь, что я не один и вон там играют еще в карты". -- "Да те ведь, ваше сиятельство, дело делают!"
ПРИМЕЧАНИЯ
М. П. Погодин. Вечера у Ивана Ивановича Дмитриева -- "Русский", 1869, No 7--8. Михаил Петрович Погодин (1800--1875) -- историк, писатель, журналист. Текст воспоминаний Погодина печатается с небольшими сокращениями. Я просил его переслать посвящение первого историко-критическою рассуждения моего о происхождении Руси Н. М. Карамзину -- Магистерская диссертация Погодина (М., 1824) защищена в 1825 г.; в том же году состоялось его знакомство с Дмитриевым. В 1828 году я лишился благосклонности Дмитриева -- Погодин опубликовал в "Московском вестнике" "Замечания на "Историю государства Российского" Н. П. Арцыбашева (1828, ч. XI--XII, No 19-- 24) и сам напечатал статью "Нечто против мнения Н. М. Карамзина о начале Российского государства" (там же, 1829, ч. VII, No 4). С. 492. Робертсон У. (1721--1793) -- шотландский историк; предисловие, о котором говорит Дмитриев,-- видимо, "Перечень Истории Америки" ("Академические известия", 1779, ч. 3--4; пер. И. И. Богаевского); впрочем, "История Америки" Робертсона была переведена А. И. Лужковым в 1784 г.; ...о заговоре Испании против Венециянской республики -- труд С. В. Сен-Реаля (см. с. 552); был переведен И. Притчиным (СПб., 1771). Мясников И. С.-- богатый симбирский заводчик, зять И. Б. и Я. Б. Твердышевых (см. комм. к с. 277). Глинка С. Н. (1775 или 1776--1847) -- писатель, журналист, издатель "Русского вестника", брат Ф. Н. Глинки. С. 493. Шаховской А. А. (1777--1846) -- крупнейший русский комедиограф 1800--1810-х гг. "Иоанна" --пер. Жуковского 5-стопным ямбом без рифм драматической поэмы Шиллера "Орлеанская дева" (1821). "Георгики" С. Е. Раича -- см. с. 401. Карамзин начал писать до путешествия белыми стихами -- "Часто здесь в юдоли мрачной..." и др. (см. письма Карамзина к Дмитриеву 1777--1778 гг.).
С. 494. Невское кладбище -- Александро-Невская лавра. Столыпин -- см. комм. к с. 349.