Въ одинъ изъ томительныхъ жаркихъ лѣтнихъ дней, въ чащѣ огромнаго лѣса южной губерніи, на свѣже сломанномъ бурею деревѣ, отдыхали два охотника; у ногъ ихъ лежала красивая лягавая собака; она тяжело дышала, высунувъ свой красный, сухой языкъ. Несмотря на то, что время клонилось къ вечеру, жаръ не спадалъ. Такъ было тихо кругомъ ихъ, какъ-будто все замерло въ лѣсу. Ни травка, ни одинъ листикъ не шелохнулись. Лѣсъ такъ былъ густъ, что охотниковъ окружала со всѣхъ сторонъ плотная, высокая стѣна зелени, отнимавшая всякую возможность прохлады.
-- А все по твоей милости, я умираю отъ жажды и задыхаюсь отъ усталости. Я говорилъ, взять провожатаго! Нѣтъ, не согласился! Вотъ теперь и блуждай по лѣсу.
И, взглянувъ на часы, онъ еще раздражительнѣе продолжалъ:
-- Скоро солнце сядетъ, а ужь ночью трудно по этому глухому лѣсу пробираться; я и такъ себѣ ноги всѣ разбилъ и все лицо перецарапалъ.
-- Останемся ночевать, равнодушно замѣтилъ его товарищъ въ картузѣ съ козырькомъ, походившимъ на бекасиный носъ.
-- Ночевать! что ты, съ ума сошелъ! Не ты ли мнѣ разсказывалъ, что здѣсь бездна медвѣдей и волковъ? въ негодованіи воскликнулъ охотникъ въ бархатной фуражкѣ.
-- Экой трусъ! насмѣшливо замѣтилъ его товарищъ.-- Сейчасъ видно, что недавно изъ столицы. Деревенскому жителю тутъ только и раздолье, какъ дѣло дойдетъ до звѣря.
-- Ну, запѣлъ свою старую пѣсню. Но я сегодня не намѣренъ спорить съ тобой о преимуществахъ столичной жизни. Да и чѣмъ тугъ хвалиться, что ты не боишься дурацкой смерти отъ звѣря?
-- Ну, а чѣмъ же умнѣе смерть:-- застрѣлиться, напримѣръ, отъ любви, какъ ты хотѣлъ-было годъ тому назадъ? а?
И охотникъ въ картузѣ съ бекасинымъ носомъ тихо засмѣялся.
Веселость его еще больше раздражила охотника въ бархатной фуражкѣ, и онъ спросилъ грубо:
-- Ну, чему тутъ смѣяться?
-- Да какже не смѣяться: у васъ тамъ влюбятся, и если женщина разлюбила или не полюбила -- бацъ! и ноги протянулъ... ха, ха, ха.... А знаешь, все это отчего происходитъ?
-- Отъ душнаго воздуха и сидячей жизни мозгъ приходитъ въ болѣзненное состояніе, вслѣдствіе чего вы готовы изъ всякой глупости лишить себя жизни. Живи въ деревнѣ, ты бы въ два дни выздоровѣлъ отъ всякой такого рода болѣзни.
-- Да ты былъ ли боленъ отъ любви, что такъ смѣло ручаешься за цѣлебность вашего деревенскаго воздуха? перебилъ его охотникъ въ бархатной фуражкѣ.
Товарищъ его призадумался на минуту и потомъ отвѣчалъ:
-- Все равно, хоть и не былъ влюбленъ до такой глупой степени, а навѣрное знаю, что и не влюблюсь. Ну, а еслибъ такое дурачество и нашло на меня, то ручаюсь тебѣ, что молодцомъ показалъ бы себя.
-- Не горячись, мнѣ одна старуха говаривала, что есть добрые и недобрые часы: въ послѣдніе очень опасно за что-нибудь ручаться; ужь дѣдушка непремѣнно подшутитъ, смѣясь сказалъ охотникъ въ бархатной фуражкѣ.
Но вдругъ смѣхъ его замеръ, и онъ, вздрогнувъ, сталъ прислушиваться.
-- Что съ тобой, Камышовъ? быстро спросилъ его товарищъ и тоже сталъ прислушиваться.
-- Мнѣ.. послы....шалось, протяжно началъ охотникъ, но вдругъ смолкнулъ и указалъ на собаку, которая насторожила уши и тихо завизжала.
-- Шершъ! крикнулъ охотникъ въ картузѣ.
Собака съ лаемъ кинулась между деревьями, охотникъ въ картузѣ за ней, а въ бархатной фуражкѣ тревожно закричалъ вслѣдъ:
-- Ну, куда кинулся: можетъ быть, медвѣдь близко!
Взведя курки, охотники осторожно стали раздвигать вѣтви деревъ и красться. Лай собаки пронесся по лѣсу и нарушилъ его величественную тишину. Около огромнаго дуба была небольшая площадка. Собака, закинувъ голову на дерево, заливалась лаемъ. На верхушкѣ дуба слышенъ былъ шелестъ, и она слегка покачивалась.
При видѣ вооруженныхъ охотниковъ, собака какъ бы одушевилась; она царапалась на дерево, но лапы ея скользили, и она дико продолжала лаять.
-- Что это за неслыханный звѣрь, что по деревьямъ лазитъ? съ удивленіемъ замѣтилъ охотникъ въ картузѣ.
И, привставъ на цыпочки, онъ старался разсмотрѣть, что производило шелестъ въ листахъ.
-- Смотри! крикнулъ весело охотникъ въ бархатной фуражкѣ и указалъ туда, гдѣ мелькнуло что-то бѣлое.
-- Подстрѣлить, а? что ли? Ну, что это можетъ быть? Гусь или лебедь; впрочемъ тутъ воды верстъ на двадцать нѣтъ.
-- Что за странная птица! замѣтилъ охотникъ въ картузѣ и сталъ обходить около дуба въ сопровожденіи своей собаки, которая, уставъ лаять, выла на дерево.
Вдругъ., на страшной высотѣ, широкіе листья дуба раздвинулись -- выставилось дѣтское личико и съ любопытствомъ смотрѣло на охотника въ бархатной фуражкѣ.
-- Сюда! сюда! радостно закричалъ онъ.
Товарищъ его кинулся къ нему съ поднятымъ ружьемъ и, готовый выстрѣлить, спросилъ:
-- А что, птица?
-- Да, птица! смѣясь отвѣчалъ Камышовъ и отвелъ его ружье. Указавъ на-верхъ, онъ прибавилъ: исчезла!
-- Что? поспѣшно спросилъ его товарищъ.
-- Какой-то ребенокъ. Я видѣлъ одно лицо.
-- Ну, что ты городишь! съ сердцемъ перебилъ его товарищъ.-- И какому ребенку взлѣзть на такое толстое дерево и такъ высоко!
И онъ сталъ пробовать обнять дубъ.
-- Божусь, я видѣлъ! горячась сказалъ Камышовъ.
-- Полно, тебѣ показалось, замѣтилъ его товарищъ.
-- Позовемъ его.
Охотникъ въ картузѣ, закинувъ голову, закричалъ:
-- Эй! кто тамъ? слѣзь!
Охотники съ напряженнымъ вниманіемъ смотрѣли на дубъ, листья котораго зашумѣли: кто-то ползъ все выше и выше.
-- А что? самодовольно замѣтилъ Камышовъ.
Товарищъ его грозно крикнулъ:
-- Эй, кто тамъ? слѣзай, не то убью!
Ни одинъ листокъ не шелохнулся.
Это разсердило охотника въ картузѣ, онъ началъ кричать и грозить.
-- Это скучно, оставь его, замѣтилъ Камышовъ.
-- Да помилуй, что за дуракъ, сидитъ какъ звѣрь и не откликается! Къ тому же я навѣрно знаю, что на нѣсколько верстъ здѣсь и жилья нѣтъ. Если это точно ребенокъ, его надо спасти: скоро ночь, онъ заблудится, да еще на нору медвѣдя набредетъ.
-- Спрячемся! можетъ, онъ отъ испугу не откликается, сказалъ Камышовъ.
Они отошли въ сторону за деревья и легли на траву, придерживая собаку, которая все еще рвалась къ дубу.
Долго они лежали, не сводя глазъ съ дерева; вдругъ листья зашумѣли, и на большомъ сучкѣ, отдѣлившемся немного отъ другихъ, показалась дѣвочка и, покачиваясь на немъ, стала робко озираться во всѣ стороны. Черезъ минуту она начала спускаться, ловко цѣпляясь за сучки. Члены ея невѣроятно выгибались; дикое дитя природы не уступало въ гибкости звѣрю. Голова ея была иногда внизу, а ногами она держалась вверху за сучокъ и раскачиваясь ловила другой сучокъ; поймавъ его, она вдругъ быстро спускалась внизъ.
Въ первую минуту охотники не могли опредѣлить, точно ли это человѣкъ, или какой-нибудь невиданный звѣрь. Дѣвочка поминутно скрывалась вся въ зелени, а если и показывалась, то такъ изогнувшись, что охотники совершенно терялись.
Не переводя духу, слѣдили они за движеніями страннаго ребенка. Наконецъ Камышовъ спросилъ:
-- Что это за звѣри у васъ?
Но онъ не получилъ отвѣта отъ своего товарища, который продолжалъ съ изумленіемъ глядѣть на дерево; при каждомъ опасномъ скачкѣ дѣвочки, черты его изображали ужасъ.
Въ зубахъ у дѣвочки появилась плетеная изъ прутьевъ корзинка съ грибами, что придавало странный видъ ея маленькому лицу. Она уже опустилась на послѣдній сучокъ и, измѣряя вышину, хотѣла спрыгнуть на землю, какъ вдругъ охотникъ въ картузѣ вскочилъ и, кинувшись къ дубу, съ испугомъ сказалъ:
-- Упадетъ, надо ее снять!
Завидѣвъ охотниковъ, дѣвочка съ крикомъ кинулась снова цѣпляться за сучки и въ одну секунду исчезла въ густотѣ листьевъ.
Охотники въ недоумѣніи переглянулись.
-- Слѣзь, пожалуйста слѣзь; мы тебѣ ничего не сдѣлаемъ, крикнулъ охотникъ въ картузѣ.
Въ эту самую минуту другой охотникъ вскрикнулъ и схватилъ себя за носъ; затѣмъ онъ поднялъ грибъ, упавшій у его ногъ, и, показавъ его своему товарищу, сказалъ:
-- Да она славное оружіе изобрѣла!
Товарищъ же его, весь въ поту, силился взлѣзть на дубъ; руки и ноги его скользили, и онъ только царапалъ себѣ ихъ, не достигая цѣли.
-- Ну, какъ не стыдно тебѣ... и стоитъ ли она, чтобъ ты себѣ всѣ руки перецарапалъ... смотри, всѣ въ крови; оставь ее, видишь, что она изъ смѣлыхъ, замѣтилъ Камышевъ, чистя свою бархатную фуражку.
-- Тьфу пропасть! Ужь не русалка ли это? воскликнулъ измученный охотникъ, въ картузѣ съ бекасинымъ носомъ.
-- Да, это чистая бѣлка, въ видѣ дѣвочки, замѣтилъ его товарищъ.
При этомъ словѣ, листья раздвинулись, и дѣвочка, вы ставивъ свое личико, вопросительно смотрѣла на охотниковъ, которые, обрадовавшись, спросили въ одинъ голосъ:
И дѣвочка, спрыгнувъ на нижній сучокъ, устремила на охотниковъ свои большіе и совершенно темно-зеленые глаза, выраженіе которыхъ не согласовалось съ ея миньятюрнымъ и дѣтскимъ личикомъ.
Камышовъ попятился назадъ, а его товарищъ покойно отвѣчалъ, глядя пристально на дѣвочку:
-- Мы кутуловскіе!
-- А, а, а! весело воскликнула дѣвочка: -- идите все прямо, все прямо.
И дѣвочка протянула свою руку, необыкновенной бѣлизны, съ маленькой кистью, и указала влѣво.
-- Проводи насъ, сказалъ охотникъ въ картузѣ, стараясь унять кровь, которая текла изъ его руки.
Дѣвочка сдѣлала большіе глаза и съ испугомъ спрашивала у другого охотника, указывая на раненую руку его товарища:
-- Руку убилъ?
И, цѣпляясь съ сучка на сучокъ, она вдругъ спрыгнула съ страшной высоты на землю и какъ вкопаная стала противъ охотника въ картузѣ, который отъ такого неожиданнаго и смѣлаго скачка отступилъ на нѣсколько шаговъ.
Дѣвочка ростомъ была довольно велика для ея миньятюрнаго личика. Станъ ея былъ пропорціонально тонокъ, но худобы въ ней не было видно, потому-что открытыя руки и плечи были круглы; особенно поражала ихъ бѣлизна. Нарядъ ея былъ несложенъ: довольно толстая рубашка съ открытымъ воротомъ и широкими коротенькими рукавами, коротенькая затрапезная полинялая юбочка. Длинныя, совершенно золотистыя косы ложились на ея грудь и, обхватывая талію, завязаны были назади какой-то травой. Вообще, эта бѣлизна, эта стройность стана и эти глаза, то свѣтло-зеленые, то темные, мѣнявшіеся поминутно отъ густыхъ темныхъ рѣсницъ, до такой степени поразили охотниковъ, что они молча глядѣли на дѣвочку.
-- Чья ты? откуда? быстро спросилъ ее охотникъ въ картузѣ.
Дѣвочка, поглядывая робко на собаку, отвѣчала:
-- Я.... здѣшняя, изъ пасѣки.
-- Не бойся ея! замѣтилъ охотникъ въ картузѣ, взявъ собаку за ошейникъ.
Дѣвочка улыбнулась, выказала рядъ маленькихъ, но необыкновенно бѣлыхъ и граціозныхъ зубовъ и, вытащивъ изъ-за пазухи корку хлѣба, смѣло протянула руку проголодавшейся собакѣ, которая радостно кинулась къ ней. Охотники думали, что дѣвочка испугается, но она, преспокойно давъ собакѣ кусокъ хлѣба, стала ее гладить по головѣ и заглядывать ей въ глаза.
-- Ты знаешь дорогу домой?... къ себѣ?... спросилъ охотникъ въ картузѣ.
-- Знаю.
-- Ну такъ провели и насъ.
-- Мы устали, подхватилъ другой.
-- Къ дѣдушкѣ? спросила дѣвочка.
-- Къ какому дѣдушкѣ? спросили охотники.
Дѣвочка съ удивленіемъ посмотрѣла на нихъ и опять повторила:
-- Къ дѣдушкѣ?
-- Къ кому хочешь, сказалъ охотникъ въ картузѣ.
Дѣвочка молча пошла впередъ, собака побѣжала за ней: вѣрно, думала еще получить что-нибудь. Охотники тоже послѣдовали за ними. Но, пройдя нѣсколько шаговъ, охотникъ въ картузѣ спросилъ дѣвочку:
-- А какъ тебя зовутъ?
-- Бѣлка! не поворачиваясь отвѣчала дѣвочка, занятая подразниваыіемъ собаки: собака припрыгивала, стараясь достать корзинку съ грибами, которую дѣвочка держала высоко.
-- Какъ? спросили охотники.
-- Бѣл-ка! протяжно выговорила дѣвочка.
Охотники вопросительно переглянулись между собою; замѣтивъ это, дѣвочка повторила: Бѣлка, Бѣлка!
-- Ну, Бѣлка, а далеко ли твой дѣдушка? спросилъ охотникъ въ картузѣ.
-- Недалече: только пройдемъ дубы; будутъ липы,-- вотъ и дѣдушка.
-- А есть ли здѣсь вода? я пить хочу.
-- Вода? воскликнула дѣвочка.
Она остановилась будто что-то припоминая и вдругъ, быстро повернувшись назадъ, повелительно сказала охотникамъ:
-- Пойдемъ сюда.
-- Вѣдь ужь близко, подожди, замѣтилъ Камышовъ.
-- Воображаешь! у лѣсныхъ жителей все близко, если они въ своемъ лѣсу, а мнѣ пить страшно хочется, отвѣчалъ охотникъ въ картузѣ.
Охотники послѣдовали за дѣвочкой. Лѣсъ былъ густъ, но пни и сухіе сучья ни на минуту не пріостановили дѣвочку; она шла какъ-будто по гладкому полу.
-- Какъ это она себѣ ногъ не переломаетъ! замѣтилъ Камышовъ, споткнувшись объ пень и съ гримасами потирая ногу.
Бѣлка точно летѣла, а не шла; ея зоркіе зеленые глаза быстро бѣгали по сторонамъ; она успѣвала собирать грибы въ корзинку, а въ ротъ ягоды, и между тѣмъ усталые охотники не могли за ней поспѣвать. Она скрылась у нихъ изъ виду съ собакой, которая, забывъ своихъ хозяевъ, бѣжала возлѣ нея.
Но звонкое а-ууу! раздалось въ лѣсу, и онъ улыбнулся. Его товарищъ сказалъ;
-- Знаешь, что? ужь не сыграли бы съ нами шутки эти зеленые глаза: они что-то странны; да и голосъ-то у неі? не дѣтскій.... слышишь!
Дѣвочка продолжала кричать: ау, ау!
-- Полно, куда нашимъ дуракамъ хитрить; она вѣдь не въ столицѣ воспитывалась, а въ лѣсу, отвѣчалъ охотникъ въ картузѣ.
И они пошли на голосъ дѣвочки. Большія кочки -- признакъ болотистой почвы, замедляли путь, и охотникъ въ бархатной фуражкѣ замѣтилъ:
-- Смотри, скоро болото, чтобъ она не утопила насъ.
-- Утопить, не утопитъ, а защекочетъ, смѣясь отвѣчалъ его товарищъ и прибавилъ шагу.
Охотники завидѣли дѣвочку, манившую ихъ къ себѣ. Подойдя къ ней, они были поражены хитростью обитательницы лѣсовъ. Дѣвочка стояла плотно обѣими своими бѣлыми маленькими ножками въ тонкой изумрудной зелени, по которой тихо струилась узенькой, едва замѣтной полоской чистая вода: отъ давленія ея ногъ въ нѣсколькихъ мѣстахъ сдѣлались углубленія, и въ нихъ набѣгала чистая вода.
Приподнявъ юбочку; съ раскраснѣвшимися слегка щеками, дѣвочка своими зелеными глазами лукаво глядѣла на собаку, которая съ жадностью хлѣбала воду у ея ногъ.
-- Пей скорѣе, а то убѣжитъ, сказала дѣвочка, и присѣвъ начала черпать горстью воду и пить ее.
Охотники послѣдовали ея примѣру и, утоливъ жажду, поблагодарили ее. Дѣвочка самодовольно улыбнулась и гордо приняла благодарность. Она повелительно указала охотникамъ итти назадъ, а сама осталась на томъ же мѣстѣ. Утоливъ жажду, охотники пошли бодрѣе. Дѣвочка между тѣмъ вымыла себѣ лицо и руки, и принялась вытирать своею юбочкой.
Камышовъ оглянулся и сказалъ своему товарищу, указывая на дѣвочку:
-- Смотри-ка, чего добраго, она собирается кокетничать передъ нами.
Въ эту минуту дѣвочка, какъ нарочно, развязавъ свои косы у пояса, откинула ихъ назадъ и стала мочить ихъ водой и гладить.
-- Какія длинныя косы! воскликнулъ съ изумленіемъ охотникъ въ картузѣ: -- я думаю, ее всю можно запутать въ нихъ!
Дѣвочка, занятая своимъ туалетомъ, и не замѣтила, что охотники смотрятъ на нее. Смочивъ волосы водой, она снова обвила ими свою талію и завязала ихъ назади, потомъ взяла корзину съ грибами и, припрыгивая, побѣжала къ охотникамъ.
-- Сколько тебѣ лѣтъ? такимъ вопросомъ встрѣтилъ ее Камышовъ.
Дѣвочка странно посмотрѣла на него.
-- Ты большая! за-мужъ хочешь? перебилъ его товарищъ.
-- За-мужъ! радостно воскликнула дѣвочка, и прибавила: -- хочу, хочу.
-- А женихъ есть?
-- Женихъ?... нѣтъ, у меня нѣтъ еще жениха! съ тяжелымъ вздохомъ отвѣчала дѣвочка.
-- Почему?
-- Дѣдушка сказалъ, что мнѣ нужно такой, такой вырости.
И дѣвочка вытянула руку кверху и привстала на цыпочки.
Охотники улыбнулись, и одинъ изъ нихъ замѣтилъ:
-- Долго же ей ждать жениха.
Дѣвочка продолжала:
-- Мнѣ дѣдушка пообѣщалъ подарить три улья: они ужь мои будутъ.
Черезъ минуту между двумя липами растворилась плетеная небольшая калитка; дѣвочка, впустивъ охотниковъ, проворно захлопнула ее, звонко засмѣялась и пустилась бѣжать впередъ.
-- Чему она такъ смѣется? вздрогнувъ спросилъ Камышовъ.
-- Отъ радости, что дома, отвѣчалъ покойно его товарищъ, осматриваясь кругомъ.
Довольно большое пространство, окруженное плетнемъ, по которому росли кругомъ липы; по плетню внутри вился душистый горохъ; клеверъ покрывалъ всю траву. Уродливые ульи были разбросаны между огромными липами. Дѣвочка мелькала между ними, дико крича:
Охотники увидѣли дѣвочку, тащившую за руку какую-то уродливую старческую фигуру. Овчинный тулупъ былъ надѣтъ на старикѣ шерстью вверхъ. Вѣроятно, отъ сильнаго жара, лицо покрыто было сѣткой, изъ-подъ которой виднѣлась желтовато-сѣдая длинная борода. На рукахъ были рукавицы. Въ этомъ-то нарядѣ притащила его дѣвочка къ охотникамъ, при видѣ которыхъ старикъ снялъ рукавицы и сѣтку, открылъ лысую голову съ небольшимъ ободочкомъ сѣдыхъ волосъ и, низко кланяясь, спросилъ: "чего ихъ милости угодно?" Охотники отвѣчали, что они сбились съ дороги и, встрѣтивъ дѣвочку, просили ее провести ихъ къ нему отдохнуть.
-- Милости просимъ, милости просимъ, радушно сказалъ старикъ и въ тоже время бросилъ грозный взглядъ на дѣвушку, которая, прислонясь небрежно къ липѣ, насмѣшливо поглядывала на него.
-- Это твоя внучка, дѣдушка? спросилъ охотникъ въ картузѣ, указывая на дѣвочку, которая, срывая листы, громко щелкала.
-- А сколько ей лѣтъ? перебилъ его щеголеватый охотникъ.
Старикъ тревожно поглядѣлъ на внучку, потомъ на охотниковъ и, принявъ глупое выраженіе, съ поклономъ отвѣчалъ:
-- А Господь знаетъ, кажись, не то 10, не то 12.... память плоха, все забывать сталъ.
-- Мать и отецъ живы у ней? спросили старика, который пугливо отвѣчалъ:
-- Нѣту, батюшка, нѣтъ,-- сиротка круглая,-- и быстро прибавилъ: -- а чай отдохнуть желательно вашей милости?
Дѣвочка ни минуты не стояла: она вертѣлась, выгибалась, будто нарочно стараясь изумить охотниковъ своей гибкостью и ловкостью.
Охотники отвѣчали, что давно того желаютъ. Тогда старикъ повелъ ихъ въ шалашъ, сдѣланный изъ свѣжихъ дубовыхъ сучьевъ. Откинувъ рогожу, охотники вошли въ тѣнистый и прохладный шалашъ, полъ котораго былъ устланъ дубовыми листьями. Тѣнь и мягкость шалаша плѣнили охотниковъ, но голодъ не далъ имъ долго наслаждаться отдыхомъ, и они попросили у старика чего-нибудь поѣсть.
-- Бѣлушка! а Бѣлушка! крикнулъ старикъ:-- сбѣгай-ка къ теткѣ Настасьѣ да спроси молока.
-- Да такъ... знать ее... она, видите, съизмала больно прыткая была: ее вотъ и зовутъ Бѣлкой; да и съ лица бѣла, такъ оно....
-- Ну, хорошо, а настоящее ей имя-то какое?
Старикъ, не отвѣчая на этотъ вопросъ, сердито крикнулъ на Бѣлку:
-- Ну,что же, иди, коль говорятъ; господа кушать хотятъ.
Надъ головами охотниковъ послышались шаги и мурлыканье нѣжнаго голоса.
-- Экъ, куда забралась! замѣтилъ щеголеватый охотникъ, высунувъ голову изъ шалаша и заглядывая на крышу.
-- Рѣзвушка! еще молода! Эй, Бѣлка! я те говорю, иди на гору за молокомъ!
-- Сейчасъ! капризнымъ голосомъ отвѣчала Бѣлка и вдругъ спрыгнула на землю. На головѣ ея красовался вѣнокъ, сдѣланный изъ дубовыхъ листьевъ, перемѣшанныхъ съ душистымъ горошкомъ.
-- Одинъ или два горшка, дѣдушка? лукаво улыбаясь, спросила Бѣлка, и, замѣтивъ, что охотники глядѣли на нее, она покраснѣла и быстро сорвала съ головы вѣнокъ.
-- Иди, ужь тетка знаетъ.
Бѣлка пустилась бѣжать, замелькала между ульями и липами и скрылась.
Охотники, снявъ съ себя всѣ принадлежности охоты, сѣли у входа шалаша. Старикъ, оставивъ охотниковъ на нѣсколько времени, вернулся вскорѣ, неся на широкомъ листѣ папоротника кусокъ меду.
-- Прошу на здоровье! сказалъ онъ кланяясь.
-- Спасибо, старинушка, спасибо! отвѣчалъ охотникъ въ картузѣ: -- а сколько у тебя ульевъ?
-- Да что, батюшка, весной пять пропало, да вотъ, если Богъ дастъ теплыхъ деньковъ, какъ сегодня, то можетъ статься и поверстается изъянъ-то.
-- Давно ты въ пасѣкѣ живешь?
Старикъ призадумался.и медленно отвѣчалъ:
-- Годовъ чай съ двадцать будетъ.
-- А тебѣ-то самому сколько?
-- Да Богъ знаетъ: кажись, за девятый десятокъ перевалило.
-- Зимой гдѣ живешь?
-- На горѣ, батюшка.
-- Съ внучкой?
-- А какже! съ ней.
-- Отъ дочери, что ли, она?
-- Да, отъ дочери, батюшка!-- Да не хотите ли испить чего? спросилъ старикъ и пошелъ отъ охотниковъ.
-- Нѣтъ, спасибо.
-- Сейчасъ, сейчасъ! пробормоталъ старикъ и поплелся далѣе, какъ-будто не разслышавъ охотниковъ.
Бѣлка показалась между ульями, неся бережно горшокъ молока, прикрытый деревяннымъ кружкомъ, на которомъ лежали два толстыхъ ломтя хлѣба. Поставивъ кринку передъ охотниками, она вынула изъ-за пояса воткнутыя двѣ деревянныя ложки, тщательно вытерла ихъ своей юбкой и, давъ каждому охотнику въ руку по ложкѣ и по ломтю хлѣба, сняла деревянный кружокъ и пригласила охотниковъ ѣсть, а сама отошла и, ставъ поодаль, обмахивала вѣнкомъ своимъ мухъ отъ меду. Проголодавшіеся охотники съ большимъ апетитомъ принялись ѣсть.
Утоливъ голодъ, они вспомнили о своей собакѣ, которая пристально смотрѣла имъ въ глаза, облизываясь за каждымъ ихъ глоткомъ, и обратились къ Бѣлкѣ съ вопросомъ, какъ бы накормить ее. Бѣлка кивнула головой; въ одну минуту вырыла яму поодаль шалаша, обложила ее листьями, покрошила туда хлѣба, налила молока и пригласила ѣсть собаку, которая не заставила долго себя просить.
-- Ай да умница! воскликнулъ охотникъ въ картузѣ и, съ гордостію обращаясь къ своему товарищу, прибавилъ: -- что, каковы наши дикарки?
Пришелъ старикъ и, поворчавъ на внучку, сталъ поодаль отъ шалаша и принялся доѣдать молоко, оставшееся послѣ охотничковъ.
Солнце сѣло; охотники легли спать. Стемнѣло вдругъ. Воздухъ, пропитанный запахомъ душистаго гороху и липъ, былъ густъ и ароматенъ.
Охотники начинали уже дремать, какъ вдругъ услышали легкіе шаги надъ головой. Охотникъ въ картузѣ быстро вскочилъ и проговорилъ:
-- Это она, бѣсенокъ, ходитъ по крышѣ.
-- Да, чего добраго, еще провалится намъ на голову! недовольнымъ голосомъ замѣтилъ Камышовъ.
-- Тс! произнесъ охотникъ въ картузѣ и сильно сжалъ руку своему товарищу.
-- Слѣзь добромъ, эй, слѣзь! послышался шопотъ старика у шалаша.
-- Не хочу! рѣшительно отвѣчала Бѣлка.
-- Дура! слѣзь и иди спать на гору!
-- Не хочу, не пойду! настойчиво и довольно громко сказала внучка.
-- Ну, погоди, ужь я тебя отучу бѣгать по лѣсамъ да заводить чужихъ въ пасѣку! не знаешь, что ли, дороги въ избу?
-- Я ихъ не заводила, я собирала грибы, заслышала шорохъ, испугалась, думала, что волкъ аль медвѣдь и взлѣзла на дерево да вонъ они убить меня хотѣли.
-- Ну, смотри, ужь я тебя! такая стала озорница, что удержу нѣтъ!
Сказавъ это, старикъ отошелъ, а ему вслѣдъ раздался тихій смѣхъ.
-- Кажется, дѣдъ-то начинаетъ побаиваться за свою внучку, замѣтилъ Камышовъ.
-- Немудрено; онъ, кажется, поубавилъ ей года, ворочаясь съ боку на бокъ, отвѣчалъ его товарищъ.
Какъ они ни устали, но все-таки не могли заснуть. Густой и влажно-ароматическій воздухъ волновалъ ихъ кровь.
-- Уфъ, какъ жарко и душно здѣсь! надо улечься подальше отъ цвѣтовъ, наконецъ сказалъ охотникъ въ картузѣ.
-- Да куда итти! вишь, какъ темно! возразилъ другой охотникъ, отдергивая рогожу и всматриваясь въ черную даль.
-- А Бѣлка? ее разбудить можно! радостно сказалъ охотникъ въ картузѣ.
И, выгнувшись изъ шалаша, онъ крикнулъ:
-- Бѣлка, а Бѣлка!
-- А? раздался нѣжный голосокъ сверху.
-- Здѣсь душно; нельзя ли положить насъ въ другое мѣсто?
-- На гору? хочешь?
И Бѣлка спрыгнула на землю и, наказавъ охотникамъ итти осторожнѣе, чтобъ не разбудить дѣдушку, повела ихъ. Охотники ощупью побрели за ней. Ночь была мрачная: охотники поминутно спотыкались на деревья и стукались лбами. Наконецъ они уперлись въ крутую гору, на которую Бѣлка приказала имъ лѣзть, помогая то одному, то другому карабкаться. Охотники долго бились, наконецъ взлѣзли на какую-то площадку, гдѣ свѣжій воздухъ пахнулъ имъ въ лицо. Бѣлка сказала:
-- Здѣсь можно спать. Только не вертись, а то упадешь.
И она хотѣла итти, но охотникъ въ картузѣ удержалъ ее за руку, сказавъ:
-- Останься съ нами, я боюсь.
Бѣлка засмѣялась и спросила:
-- А чего ты боишься?
-- Дѣдушки.
-- Онъ здѣсь тебя не найдетъ; я только одна знаю это мѣсто.
-- Кажется, гора высока?
-- Нѣтъ.
Камышовъ почувствовалъ непреодолимое желаніе спать и задремалъ подъ говоръ своего товарища съ Бѣлкой. Въ ночномъ воздухѣ голосъ Бѣлки какъ-то особенно былъ звученъ, и она долго болтала....
Ночь стала рѣдѣть, воздухъ все болѣе и болѣе дѣлался прохладнымъ. Вѣтерокъ слегка перебиралъ листьями, производя какіе-то убаюкивающіе звуки.
Камышовъ пугливо проснулся и, привставъ на своемъ мѣстѣ, съ удивленіемъ сталъ озираться кругомъ.