Осоргин Михаил Андреевич
"Настоящий ревизор"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   
   М. А. Осоргин. Заметки старого книгоеда
   

"НАСТОЯЩИЙ РЕВИЗОР"

   Девяносто шесть лет спустя1 случилось со мной то ж, что с Антоном Антоновичем Сквозник-Дмухановским: "Сосульку, тряпку принял за важного человека!"
   Разбирая книжечки в Тургеневской библиотеке2, куда, зная мою страсть, допускают беспрепятственно, усмотрел на корешке переплета: "Гоголь. Ревизор", год же издания 1836-й. Памятуя, что именно в сей год Николай Васильевич впервые поставил на сцене свою пьесу, и как раз в апреле месяце, подумал: пожалуй, первое издание, и выдавать таковое публике на трепку и растерзание не годится! И книжечку извлек и отложил до рассмотрения.
   И что же оказалось? Самозванец! Чистой воды Иван Александрович Хлестаков!
   Другой бы загрустил, а старому книгоеду -- нечаянная радость! Порылся, справился -- нет такой книжки в каталогах; в свое время не сочли нужным, а по прошествии времени, за ее ничтожеством, забыли. И стала самозванная книжка через одно это редкостью, так что теперь, по полному праву, убрана в особый, почетный шкап.
   Издана действительно в 1836 году, и в титуле ловко крупными литерами выделены нужные слова, чтобы привлечь внимание. А называется полностью так:
   "Настоящий РЕВИЗОР, комедия в трех днях или действиях, служащая продолжением комедии "РЕВИЗОР", сочиненной г. ГОГОЛЕМ".
   Автор, имени своего не выставив3, вдохновился чужим произведением, написал свое того же размера и с теми же действующими лицами и пустил гулять: раскупят по случаю всеобщего интереса!
   И хоть таланта не заметно, а разрешите кратко изложить содержание ради простого курьеза.
   Оказалось, видите ли, что настоящий ревизор, по причине которого вышла у Гоголя в конце знаменитая немая сцена, проживал в городе инкогнито целый месяц, прикрывшись именем Рулева, соляного пристава, а подлинное имя -- Алексей Петрович Проводов, действительный статский советник. И такая еще выдумка: будто этот ревизор, под видом соляного пристава, влюбился в городничеву дочку Марью Антоновну, а она в него. Как Рулев, он всюду показывался и бывал, а как Проводов будто бы притворился больным и городничего с другими чиновниками громил при посредстве своего секретаря. Интрижка сложная!
   Иван же Александрович Хлестаков, в Питер вернувшись, наболтал всем про свое приключение, так что дошло и до генерала. Конечно, Хлестакова на цугундер, дали ему встряску и послали его обратно в тот городок, в распоряжение настоящего ревизора, для выяснения дел.
   Вернувшись, застал Хлестаков всеобщий перепуг и смятение. Однако остановился опять у городничего как лицо, близкое к настоящему ревизору, которого сам еще и не видел. И тут разные сценки. Одураченные чиновники требуют с него обратно деньги, которые он у них "занял", а он их застращивает, кого дуэлями и пистолетами, кого иным, и со всех берет расписки, что не только не должен, а еще они ему должны. Узнав же, что дочка городничего выходит замуж за соляного пристава, с этим он соглашается, а сам приухлестывает за маменькой.
   Тут, по его и по Рулева совету, городничий устраивает званый обед, по случаю помолвки Рулева с Марьей Антоновной, а на тот обед зовет и настоящего ревизора, генерала. Генерал ничего, согласен, а сам все не показывается. Пришел день, все собрались на обед, и вот тут-то и оказалось, что Рулев, дочкин жених, и есть не кто иной, как настоящий ревизор, Алексей Петрович Проводов, обо всех делах прекрасно осведомленный (еще бы!) и до чрезвычайности строгий, но благородный. И тут, объявившись, начал он их чесать громовой речью!
   "Господа,-- говорит,-- я тот самый, которому поручено от высшего начальства восстановить в здешнем городе порядок, ниспровергнутый гнусным злоупотреблением власти. Благодаря счастливому случаю, мне удалось сделать то, что не удавалось еще никому: узнать все, не трогаясь с места. Вы,-- говорит,-- заслужили примерное наказание, но, к счастью вашему, я люблю смягчать приговор законов, не ослабляя правосудия".
   И объяснил им обстоятельно, что под суд отдает только одного Землянику, остальных в отставку, а Хлестакова -- в подпрапорщики в дальний армейский полк.
   Однако Марью Антоновну он действительно любил, а она его, и даже еще раньше, до приезда Хлестакова. А потому, как будущий зять городничего, он своего тестя хотя от должности и отрешил, однако всего на пять лет, пока же отправил его вместе с дочкой, а своей женой, в свое имение, в глушь, в Бессарабию (она ведь тогда была нашей)4, "...где -- говорит,-- вам не с кого будет брать взятки, а ей не с кем кокетничать". И так свою речь заключил:
   "Дабы собственным опытом удостовериться в вашем исправлении, я поручаю вам заведывать этим имением. Таким образом, я буду иметь беспрерывное за вами наблюдение. Приготовьтесь,-- говорит,-- к отъезду в Бессарабию на другой день после нашей свадьбы".
   Вот как занятно распорядился! Можно себе представить, что там, в его имении, бывший городничий потом накрутил! Но об этом в пьесе "Настоящий ревизор" ничего не сказано.
   В общем -- пьеса занимательная, на выдумку автор очень горазд. Хоть и не Гоголь-Яновский, а все же вроде как Брешко-Брешковский!5
   Сию курьезную книжечку решаюсь зачислить в книжные редкости, потому что, уж наверное, ее никто по тому времени не хранил, да вряд ли и бойко продавалась. Верно, пошла бабам на обертку селедок. А вот попал-таки экземплярчик, чистый и нетронутый, в секретный шкап Тургеневской общественной библиотеки!
   

ПО ЧАСТИ РОЗОГ

   И в том же шкапчике еще одна книжка, нужно сказать -- редчайшая и как будто никому не известная. На книжке знак: "Из библиотеки С. В. Ешевского". И на пустой страничке пером, весьма каллиграфически, посвятительная надпись подарившего: "Степану. Васильевичу. Ешевскому. На. Память. Безнравственного. Лганья. И. Позорного. С. Моей. Стороны. Несдержанного. Слова. Сию. Библиографическую. Редкость. Усерднейше. Приносит. Н. Буличь. Казань. 31 марта. МДСССLVI.
   С. В. Ешевский был профессором русской истории Московского университета (р. 1829, ум. 1865); в 1854--1858 годах он был в Казани, где, очевидно, и получил книжечку в подарок; а после, по болезни, долго жил за границей; потому, надо полагать, и попала книжка, после разных странствий, в Тургеневскую библиотеку. А Булич, Николай Никитич, был профессором истории русской литературы и ректором Казанского университета (р. 1824, ум. 1895). В словаре Брокгауза он неправильно назван Николаем Николаевичем, а его автобиография, очень любопытная, есть в шестом томе "Словаря" Венгерова. И там он рассказывает, как увлекался книголюбием и покупал редкости на разных толкучках и как были у него шкапы книг, "изъятых цензурой". И уж если он называл книжку редкостью, значит, так и было, а теперь, семьдесят пять лет спустя,-- тем более.
   А написана та книжка некиим Леоном Рогальским, секретарем Совета народного просвещения и, надо полагать, таким зубром, светогасильником и, по выражению славного Шишкова6, задопятом (ретроградом), каких и позже было мало. Титул книжечки таков:
   "Изложение причин, побудивших к дополнению постановлений относительно школьной дисциплины, с присовокуплением наставления для училищного начальства и правил для учеников. Варшава, 1835".
   Издана книжка на двух языках, русском и французском, левая страничка -- русская, правая -- французская. И по стилю видно, что на русский переведена.
   Была ли то записка по начальству или готовый устав к обязательному исполнению -- сказать не могу. Господин Леон Рогальский обращает внимание правительства и начальства на то, что "...отродие детей от 12-ти до 15-летнего возраста, известных во Франции под названием gamins (мальчишки), стало и в нашей земле возмутительным и развращенным" и что поэтому "...не должно колебаться в выборе, обратиться ли к прежним правилам, или оставаться при новых, коль скоро сии последние очевидно обращаются ко вреду и к пагубе юношества". Ибо в последнее время "...вкралось ложное, но для нынешних понятий лакомое мнение, что с детьми надобно обходиться как можно ласковее и что особливо не должно употреблять противу их телесного наказания как средства уничижительного и постыдного".
   Между тем сей секретарь Совета народного просвещения полагает, что "опыты многих веков удостоверяют, что одна только розга, разумеется с рассудком отеческою рукою употребляемая, может содержать детей в спасительном страхе" и что нужно бороться с детской резвостью в невинном возрасте. "Это есть злое семя, заключающее в себе часто зародыш страстей самых гибельных, подобно тому как при первых весенних отпрысках крапива под нежной оболочкою скрывает жгучее свое свойство, на том же стебле впоследствии раскрывающееся".
   Прямо -- поэт! А сверх того, любитель священного писания:
   "Вот что сказано в книге Премудрости Иисуса сына Сирахова, главе 30-й: -- Ласкай чадо и устрашит тя, играй с ним и опечалит тя; любяй сына участит ему раны, да возвеселится в последняя своя. Конь не укрощен, свиреп бывает, и сын самовольный продерз будет. Сляцы выю его в юности и сокруши ребра его дондеже млад есть, да некогда ожестев не покорится".
   Надлежит посему принять меру против "скороспелого отродья" и драть его нещадно, что подробно, в тринадцати пунктах правил, и изложено, как нужно поступать. Особенно же обстоятельно изложен пункт пятый, а именно:
   "Дабы телесное наказание чуждо было всяких мер самопроизвольных и не сопровождалось последствиями вредными для здоровья, не дозволяется употреблять для сего ничего другого, кроме пучка розог из березовых сырых или размоченных в воде прутьев с необрезанными концами. Пучок в связке должен иметь около дюйма толщины и длиною быть от 5 до 6 четвертей локтя. Биение должно производиться по... [тут разрешите воспользоваться текстом французским, где значится: il taut frapper sur le derrière] и не иначе, как по голому телу".
   Дальше описана целая последовательность наказаний, а в приложении помещены "Правила для учеников, Советом народного просвещения утвержденные", каковые хорошо знакомы каждому, кто был в классических гимназиях доброго старого времени, так как выдавали нам, гимназистам, особые книжечки, где все эти правила были пропечатаны,-- даже вспомнить противно!
   Так вот такой был гусь этот секретарь Совета! Вероятно, сделал неплохую карьеру на детских дерриерах!
   А что книжка издана в Варшаве -- тоже понятно. Там особенно старались деятели просвещения, и хуже всего те, которые сами носили польскую фамилию. Старались, старались, да и достарались.
   А все от того, что своевременно не задрали секретарские штанишки и не всыпали ему на французском языке: "Verges de bouleau fraiches ou trempées dans l'eau, les bouts non coupés".

[4 мая 1932 г.]

   

ПРИМЕЧАНИЯ

   ПН, 1932, No 4060, 4 мая.
   
   1 М. А. Осоргин ведет отсчет времени от года издания гоголевской комедии "Ревизор" (1836).
   2 Об этой библиотеке см.: Русская общественная библиотека имени И. С. Тургенева. Сотрудники, друзья, почитатели: Сб. статей (Париж, 1987). Кстати сказать, в этой любовно изданной книге (редакторы Т. Л. Гладкова и Т. А. Осоргина) перепечатано несколько статей М. А. Осоргина.
   3 Автором "Настоящего ревизора" (Спб., 1836) был Д. А. Цицианов (см.: Тихонравов Н. С. Первое представление "Ревизора" на московской сцене // Рус. мысль, 1886, май, отд. XII, с. 97).
   4 В 1918--1940 гг. Бессарабия была оккупирована боярской Румынией.
   5 Брешко-Брешковский H. H. (1874--1933) -- писатель, представитель бульварной литературы. В эмиграции с 1921 г.
   6 М. А. Осоргин иронически упоминает здесь писателя и филолога А. С. Шишкова (1754--1841), известного своими нападками на "новый" и защитой "старого" слога русского языка.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru