Lib.ru/Классика: Олкотт Луиза. Юность Розы

Луиза Олкотт

Юность Розы

Глава I
Возвращение домой

Однажды в ясный октябрьский день трое молодых людей стояли на набережной и с нетерпением ожидали прибытия парохода. Чтобы скрасить время, они оживленно возились с мальчишкой, который, словно блуждающий огонек, мелькал среди встречающих.

-- Это Кэмпбеллы, дожидаются двоюродную сестру, которая вот уж несколько лет путешествует со своим дядей, доктором, -- шепнула одна леди другой, когда мимо, приподняв шляпу и поклонившись, проходил самый красивый из молодых людей. Он тащил за собой мальчишку, которого только что спас от падения с причала.

-- А это кто? -- поинтересовалась ее собеседница.

-- Это Чарли, его называют Принц. Красивый малый, на него в семье возлагают самые большие надежды. Правда, говорят, он несколько легкомыслен, -- ответила первая, покачав головой.

-- А остальные -- его братья?

-- Двоюродные. Старший -- Арчи, достойный молодой человек! Он недавно начал заниматься торговыми делами со своим дядей и обещает сделать честь своей семье. Тот, что в очках и без перчаток -- Мэк. Он какой-то чудак, недавно кончил курс в колледже.

-- А мальчик?

-- О, это Джеми, младший брат Арчи, баловень всей семьи. Помилуй Бог, вот уж за кем нужен глаз да глаз!

На этом разговор дам внезапно оборвался, поскольку к тому моменту, как Джеми выловили из бочки, в гавань вошел пароход и все прочее было забыто. Когда он медленно разворачивался у причала, с берега раздался мальчишеский голос:

-- Вон она! Я вижу дядю, ее и Фиби! Ура! Кузина Роза!

Джеми трижды прокричал свое приветствие, стоя прямо на парапете и размахивая руками, как ветряная мельница, между тем как брат придерживал его за куртку.

Да, действительно, дядя Алек с воодушевлением размахивал шляпой, с одной стороны улыбалась и кивала Фиби, а с другой -- Роза без конца посылала воздушные поцелуи, услышав родной голос и увидев знакомые лица, приветствовавшие ее возвращение на родину.

-- Ах, дорогая!.. Она стала еще милее, чем раньше! Посмотрите, она настоящая Мадонна -- в голубом плаще, с развевающимися по ветру белокурыми волосами! -- восторженно кричал Чарли, жадно вглядываясь в стоящих на палубе.

-- Ну, Мадонны таких шляп не носят. Роза мало переменилась; а вот Фиби стала настоящей красавицей! -- Арчи всматривался в черноокую молодую девушку с прекрасным цветом лица и блестящими черными косами, сияющими на солнце.

-- Дядюшка! Неплохо, что он вернулся, правда? -- говоря эти горячие слова, Мэк на дядюшку и не смотрел. Он видел перед собой лишь тоненькую белокурую девушку и даже протянул к ней навстречу руки, забыв, что между ними все еще плещутся зеленоватые волны.

Во время суматохи, которая царила кругом, пока пароход причаливал к пристани, Роза смотрела вниз, на обращенные к ней лица четырех братьев, и как будто читала в них нечто и обрадовавшее, и опечалившее ее. Хотя глаза девушки были подернуты радостными слезами, ей хватило лишь одного взгляда, чтобы понять, что Арчи почти не изменился, Мэк положительно стал лучше, а с Чарли произошло что-то недоброе.

Впрочем, ей некогда было разбираться в своих впечатлениях. Не успела она подхватить дорожную сумку, как пассажиры начали торопливо покидать пароход. Маленький Джеми с восторженным ревом вцепился в нее, словно медвежонок; с трудом освободившись, она перешла в более мягкие объятия старших братьев, которые одинаково ласково приветствовали обеих молодых девушек.

Затем наша триумфальная процессия двинулась на берег, перед ней, рискуя свалиться со сходней, Джеми отплясывал самую отчаянную джигу.

Арчи остался помочь дяде получить через таможню багаж, а остальные отправились провожать юных леди домой. Едва захлопнулась за ними дверца кареты, как новое, не испытанное еще чувство скованности овладело молодыми людьми; они все одновременно поняли, что прежние товарищи по детским играм стали теперь взрослыми людьми. К счастью, Джеми не сознавал еще этой неловкости; сидя между молодыми леди, он совершенно свободно обращался как с ними, так и с их вещами.

-- Ну, человечек, что ты о нас думаешь? -- спросила Роза, чтобы прервать затянувшееся молчание.

-- Вы обе так похорошели, что я никак не могу решить, которая из вас краше. Фиби такая полненькая и румяная, я всегда очень любил ее, но ты такая милая, дорогая, что мне просто необходимо снова обнять тебя! -- и мальчик с жаром осуществил свое намерение.

-- Раз ты меня сильнее любишь, тогда не стану переживать, что Фиби кажется тебе красивее. Ведь она действительно красивее, не правда ли, друзья мои? -- и Роза лукаво оглядела джентльменов, сидевших напротив. Ее ужасно забавляло почтительное восхищение, застывшее на их лицах.

-- Я до такой степени ослеплен вашим блеском и красотой, что решительно не нахожу слов выразить мои ощущения, -- Чарли галантно уклонился от щекотливого вопроса.

-- Я не могу пока ничего сказать, потому что не успел рассмотреть вас как следует. И, если вы не возражаете, займусь этим сейчас, -- к величайшей потехе прочей компании Мэк поправил очки и принялся серьезно рассматривать своих спутниц.

-- Ну, что же? -- Фиби улыбалась и краснела под его честным взглядом, но безо всякой обиды. Зато девушке совсем не понравилось хозяйское одобрение, скользнувшее в дерзком взгляде Чарли, когда его голубые глаза на миг скрестились с ее черными.

-- Я думаю, Фиби, если б вы были моей сестрой, я бы очень гордился вами. В вашем лице есть то, чем я восхищаюсь больше, чем красотой, -- честность и мужество, -- легкий поклон Мэка был преисполнен таким неподдельным уважением, что изумление и радость сразу погасили огонь, чуть было не разгоревшийся в глазах Фиби и в гордом девичьем сердце.

Роза по своему обыкновению восхищенно захлопала в ладоши и, одобрительно кивнув головой Мэку, сказала:

-- Вот прекрасная оценка, и мы вам очень благодарны. Я не сомневалась, что вы сразу заметите внешность моей Фиби, но не предполагала, что у вас хватит мудрости, чтобы сразу разглядеть ее и оценить по достоинству. Право, вы сильно поднялись в моих глазах.

-- Я всегда любил минералогию, если вы помните, а в последнее время так много занимался ею, что научился распознавать драгоценные камни с первого взгляда, -- откликнулся Мэк, проницательно улыбаясь.

-- Значит, вы теперь всерьез увлеклись минералогией? Ваши письма нас очень забавляли: в каждом излагалась какая-нибудь новая теория или исследование, но последнее было лучше всех. Я думала, что дядя умрет со смеху, читая о вашем пристрастии к вегетарианству. Мы представляли, как вы сидите на хлебе, молоке, печеных яблоках и картофеле, который сами же и печете, -- со смехом продолжала Роза, снова меняя тему разговора.

-- Да уж, наш старичок был посмешищем всего класса. Его прозвали Дон Кихотом, и стоило посмотреть, как он сражается со всевозможными ветряными мельницами, -- вмешался Чарли, потрепав Мэка по голове так, как будто похвалил его.

-- Но, несмотря на это, наш Дон Кихот со славой вышел из колледжа. Ах, как я радовалась, когда тетя Джейн сообщила нам об этом! Воображаю, как она гордилась, когда ее мальчик оказался первым в классе и получил медаль! -- Роза ласково пожала руки Мэка, и Чарли тут же пожалел, что "старичок" не остался на пристани с дядей Алеком.

-- Да полноте, матери вообще склонны все преувеличивать. Просто я начал учиться раньше и, может быть, охотнее, чем мои одноклассники, поэтому не заслуживаю никакой похвалы. Принц прав, надо мной в классе постоянно потешались, хотя вообще-то я бил баклуши ничуть не меньше своих товарищей, и тут тоже хвастаться нечем, -- мирно проговорил Мэк.

-- А я знаю, что значит бить баклуши! Дядя Мэк говорил, что Чарли бьет их слишком часто. Я спросил маму, что это значит, и она мне объяснила. Я знаю, что он разорился или прокутился, точно не помню, но там было что-то плохое, и тетя Клара плакала, -- выпалил Джеми одним духом. Он обладал несчастной способностью делать замечания невпопад, чем приводил в ужас всю семью.

-- Хочешь пересесть на козлы? -- угрожающе нахмурился Чарли.

-- Нет, не хочу.

-- Так придержи язык!

-- Мэк, нечего толкать меня ногой, я ведь только... -- начал было оплошавший Джеми, окончательно испортив все дело своей наивностью.

-- Да замолчишь ты наконец? -- строго прервал его Чарли.

Джеми присмирел и с преувеличенным интересом занялся новыми часами Розы, переживая про себя унижение от "стариков", как он мстительно называл своих старших братьев.

Мэк и Чарли тотчас же принялись усердно болтать о всяких милых пустяках с таким остроумием, что взрывы хохота заставляли прохожих с улыбкой оборачиваться им вслед.

Тетки лавиной обрушились на Розу, как только она переступила порог, и весь день старый дом гудел как улей. Вечером весь клан собрался в гостиной, только место тетушки Спокойствие теперь пустовало.

Естественно, вскоре старшие образовали отдельную группу, а молодые люди теснились вокруг девушек, словно мотыльки вокруг соблазнительных цветов. Доктор Алек был центром в одной комнате, а Роза -- в другой. Маленькая девочка, которую все любили и баловали, превратилась теперь во взрослую девушку. Двухлетнее отсутствие произвело любопытную перемену в ее отношениях с двоюродными братьями, в особенности с тремя старшими, которые следили за ней со смесью детской привязанности и мужского восхищения, что было и ново, и приятно.

В ней было какое-то сочетание мягкости и остроумия, которое очаровывало их и возбуждало любопытство. Она была совсем не такая, как другие девушки, и временами поражала их независимым суждением или жестом, от чего братья переглядывались с лукавой улыбкой, как бы говоря друг другу: "Ну конечно, она же дядина девочка".

Послушаем сначала, о чем беседуют старшие, ибо они уже строят воздушные замки и заселяют их своими детьми.

-- Дорогое дитя! Как отрадно видеть, что она благополучно возвратилась домой, и такая хорошенькая, и счастливая, -- тетушка Изобилие прижала руки к груди, будто благодаря Бога за такое великое счастье.

-- Сдается мне, что ты привез в семью яблоко раздора, Алек, и даже два яблока, потому что Фиби стала необыкновенной красавицей, а мальчики уже заметили это, если не ошибаюсь, -- и дядя Мэк кивнул головой в сторону соседней комнаты.

Туда же обратились взоры всех присутствующих -- отцам и матерям представилась очаровательная картина.

Роза и Фиби заняли на диване те места, которые считали принадлежащими им по праву женственности, молодости и красоты. Фиби давно уже перестала быть служанкой, превратившись в подругу, и Роза сразу хотела подчеркнуть этот факт.

Джеми сидел на ковре, а рядом с ним вытянулись Уилл и Джорджи, всеми силами стараясь продемонстрировать свои новенькие мундиры. Они учились в высшей школе, и военная подготовка приводила в восторг их юные души. Стив занял элегантную позу в кресле, а на его спинку небрежно облокотился Мэк. Арчи стоял, прислонившись к камину, и любовался Фиби, глядя, как она улыбается в ответ на его болтовню. На щеках девушки играл яркий румянец, соперничая с алыми гвоздиками, украшавшими поясок ее платья.

Но Чарли выглядел эффектнее всех, хотя и сидел на маленьком табурете от рояля -- положение весьма невыгодное для человека, не одаренного особой грацией. По счастью, Принц был щедро наделен ею и принял непринужденную позу, облокотившись одной рукой на спинку дивана. Его красивая голова несколько склонялась набок, когда он с покорным видом и сияющим от удовольствия лицом обращался к Розе.

Тетя Клара довольно улыбалась; тетя Джесси погрузилась в размышления; острый взгляд тети Джейн озабоченно переходил от хрупкого Стива к широкоплечему Мэку; тетя Майра что-то тихонько шептала о своей "благословенной Каролине", а тетушка Изобилие с жаром говорила:

-- Пусть Господь благословит вас, мои дорогие! Любой бы гордился такими славными ребятами, как эти.

-- Я готова вывозить ее в свет, когда пожелаешь, Алек. Уж теперь-то эта милая девочка не будет сидеть взаперти, как до вашего отъезда. Правда, недолго ей придется пользоваться моими услугами: при такой красоте ее, наверное, похитят у нас в первый же сезон, -- промолвила миссис Клара, улыбаясь и царственно кивая головой.

-- С этими вопросами вам лучше обращаться сразу к Розе. На ее корабле я больше не капитан, а всего лишь первый помощник, -- доктор посерьезнел и добавил, обращаясь частью к самому себе, частью к брату: -- Я удивляюсь людям, которые спешат, как говорится, вывозить в свет дочерей. Ведь юная девушка так трогательно невинна, полна надежд и зачастую не имеет никакого представления о превратностях реальной жизни. Мы стараемся как можно лучше подготовить к ним молодых людей, а бедных будущих женщин оставляем безоружными, хотя рано или поздно им также предстоит сразиться с неумолимой судьбой, и чтобы победить, нужно обладать силой и смелостью.

-- Тебя нельзя упрекнуть в подобной небрежности, Алек. Ты безупречно исполняешь свой долг в отношении дочери Джорджа, и я тебе немножко завидую: большое счастье иметь такую дочь, гордиться ею. Ты в полном смысле слова имеешь право называться ее отцом, -- в старшем Мэке неожиданно проявилась суровая нежность, которую мужчины так редко выказывают.

-- Я очень старался, Мэк, и в самом деле горжусь и счастлив. Но беспокойство мое растет с каждым годом. Я старался подготовить Розу ко всем жизненным невзгодам, которые только мог предвидеть. Но теперь настало время предоставить ей свободу. Мои заботы не смогут сохранить ее сердце от скорби и страданий, не смогут оградить от собственных ошибок и чужих промахов. Мне остается лишь делить с ней радость и горе и наблюдать, как складывается ее жизнь.

-- Боже мой! Алек, что же такое собирается делать наша девочка, если ты говоришь все это так торжественно? -- воскликнула миссис Клара, как бы заявляя свои права на Розу.

-- А ты послушай! Пускай она сама тебе это скажет, -- ответил Алек, когда раздался голос Розы, говорившей очень серьезно:

-- Теперь, когда вы все рассказали о своих планах на будущее, отчего же не спросите о наших?

-- Потому что мы знаем, что единственное назначение хорошенькой девушки -- покорить с дюжину сердец и отыскать среди них достойное, чтобы выйти замуж и устроиться, -- тон Чарли не допускал возражений.

-- Возможно, это справедливо в отношении других девушек, но не касается нас с Фиби. Мы считаем, что женщины, так же как мужчины, имеют право и обязаны употребить свою жизнь на что-то полезное, мы отнюдь не удовлетворимся такой пустой долей, какую вы нам предоставляете, -- глаза Розы заблестели. -- Я говорю, что думаю, и вы не имеете права надо мной смеяться. Могли бы вы относиться к себе с уважением, если б вам предложили повеселиться немного, затем жениться и больше ничего не делать до самой смерти? -- прибавила она, обратившись к Арчи.

-- Конечно, нет. Женитьба -- это только часть жизни мужчины, -- ответил он решительно.

-- Приятная и прекрасная часть, но это не все, -- продолжала Роза. -- Точно так же и мы, женщины. Кроме красоты и грации у нас есть еще ум, сердце, честолюбие и таланты. Кроме желания любить и быть любимыми, мы чувствуем потребность жить и учиться. Меня бесит, когда мне говорят, что женщина способна только любить. Я не позволю себе влюбиться, пока не докажу, что могу быть не только образцовой хозяйкой и нянькой, но и кем-то другим.

-- Помилуй Бог! Здесь отстаивают женские права нам в отместку! -- притворно ужаснулся Чарли. Остальные смотрели на девушку со смешанным выражением удивления и насмешки, очевидно, принимая ее слова за ребяческую вспышку.

-- Ах, нечего прикидываться испуганными! Вам придется отнестись к моим словам всерьез, потому что мои убеждения непоколебимы, -- продолжала Роза, нимало не смущаясь недоверчивыми или насмешливыми улыбками двоюродных братьев. -- Я совершенствовалась и училась не для того, чтобы потом уклониться от настоящего дела, которое может принести пользу и счастье окружающим. Что же, только потому что я богата, сидеть сложа руки и плыть по течению, как многие другие? Я не напрасно столько лет жила с Фиби и знаю, чего можно достичь твердостью и уверенностью в своих силах. Иногда мне хотелось бы не иметь ни копейки, тогда бы я могла, как она, зарабатывать хлеб насущный собственным трудом и быть такой же мужественной и независимой, какой станет она в скором времени.

Теперь стало ясно, что Роза не шутит. Произнося свой монолог, она смотрела на подругу с таким выражением уважения и любви, что взгляд лучше всяких слов высказал, как искренне богатая наследница ценила достоинства, доставшиеся бедной девушке горьким опытом, и как горячо желала приобрести то, чего не могла купить всем своим состоянием.

Во взглядах, которыми обменялись подруги, было нечто такое, что произвело глубокое впечатление на мальчиков, несмотря на их предубеждения, и Арчи произнес совершенно серьезным тоном:

-- Я думаю, у вас найдется много дел, кузина, если вы только пожелаете трудиться. Говорят, что у богатых свои тревоги и испытания, так же, как и у бедных.

-- Да, я знаю это, и хочу как можно лучше выполнять свои обязанности. Я набросала себе план и изучаю одну профессию, -- энергично тряхнула головой Роза.

-- Смею спросить, какую? -- осведомился Чарли почтительным тоном.

-- Отгадайте! -- и Роза взглянула на него полушутя, полусерьезно.

-- Я бы сказал, что вы созданы пленять своей красотой и прелестью, но поскольку это вам не по вкусу, боюсь, не намерены ли вы изучать медицину и сделаться доктором? Как счастливы будут ваши пациенты! Я охотно умер бы от руки такого ангела.

-- Чарли, вы смеетесь, хотя прекрасно знаете, каких успехов добиваются женщины на этом поприще. Вспомните, каким утешением была доктор Мэри Кирк для нашей бедной тетушки Спокойствие. Я действительно собиралась изучать медицину, но дядя отговорил меня, потому что у нас в семье и так слишком много докторов -- Мэк ведь тоже собирается стать врачом. Да и, кроме того, есть другое дело, к которому я, кажется, больше способна.

-- Вы способны на все доброе и хорошее, и я обещаю поддерживать вас во всем, что бы вы для себя ни избрали, -- в восхищении воскликнул Мэк, он еще никогда не слыхивал подобных речей из уст девушки.

-- Благотворительность -- вот прекрасное, высокое занятие. Я избрала его, потому что могу многое дать. Я лишь распоряжаюсь богатством, которое мне оставил отец. Оно принесет мне гораздо больше счастья, если я смогу с его помощью принести благо другим людям, а не хранить только для себя.

Роза высказала все это мило и просто, тем любопытнее было наблюдать, какое впечатление произвели на слушателей ее слова.

Чарли бросил быстрый взгляд на свою мать, закричавшую вне себя от возмущения:

-- Неужели, Алек, ты позволишь этой девочке разбазарить свое прекрасное состояние на всевозможные благотворительные безумства и дикие проекты по предупреждению нищеты и преступности?

-- "Подавший милостыню бедняку, подает ее Богу". Любовь к ближнему -- наивысшая христианская добродетель, -- такой ответ доктора Алека поверг теток в глубокое молчание. Даже расчетливый дядя Мэк с удовольствием припомнил некоторые свои тайные расходы, которые не сулили ему никакой выгоды, кроме благодарности бедняков.

Арчи и Мэк были очень довольны и с великодушием молодости предложили свои советы и содействие. Стив вскинул голову, но ни слова не произнес; трое младших сразу предложили основать госпиталь для больных собак и лошадей, а также белых мышей и раненых героев.

-- А вам, Чарли, разве не кажется, что такая жизнь гораздо лучше для женщины, чем наряды, танцы и охота на женихов? -- спросила Роза, заметив молчание кузена и с беспокойством ожидая ответа.

-- Что ж, замечательное и весьма полезное занятие, если, конечно, будет занимать не много времени. Что может быть очаровательнее молодой девушки в простенькой шляпке, посещающей бедных и озаряющей их лачуги своей красотой и добродетельностью? К счастью, добрые девичьи души быстро утомляются.

В тоне Чарли чувствовалась смесь презрения и восхищения, он улыбался какой-то самодовольной улыбкой, как будто познал все наивные заблуждения, все ловкие хитрости женщин и не ждал от них ничего нового. Его слова удивили и огорчили Розу, в них не было ничего похожего на того Чарли, которого она оставила два года тому назад. Роза бросила на Принца укоризненный взгляд и, сделав надменный жест головой и рукой, как бы закончила обсуждение этого вопроса, поскольку к нему отнеслись без должного уважения.

-- Мне очень жаль, что у вас такое жалкое мнение о женщинах. Было время, когда вы искренне в них верили.

-- Я и до сих пор верю, клянусь вам. У женщин нет более преданного поклонника и более верного раба, чем я. Испытайте меня и убедитесь, -- и Чарли послал Розе воздушный поцелуй, а в ее лице -- всему женскому полу.

Роза не угомонилась и, пожав плечами, ответила с таким выражением во взгляде, которое Принцу не понравилось:

-- Благодарю вас, я не нуждаюсь ни в поклонниках, ни в рабах -- мне нужны друзья и единомышленники. Я так долго жила рядом с умным и достойным человеком, что теперь мне будет трудно угодить. Однако я не намерена опускать эту высокую планку, пусть тот, кто захочет привлечь мое внимание, поднимается до нее.

-- Вы подумайте, как распушилась наша голубка! Мэк, поди-ка пригладь ей перышки, а я пока удалюсь, чтобы не накликать на себя еще большей беды! -- и Чарли выскочил в другую комнату, сокрушаясь про себя, что дядя Алек испортил девочку, внушив ей излишнее свободомыслие.

Но минут через пять ему захотелось вернуться обратно, потому что Мэк сказал что-то, вызвавшее взрыв хохота, и когда он взглянул через плечо, то увидел, что "распушившаяся голубка" воркует мирно и весело. Он боролся с искушением вернуться и принять участие в веселье. Однако, чересчур избалованный, он был не в состоянии признать себя виноватым, даже если в душе сознавал это. Чарли всегда рано или поздно получал то, что хотел, и давно решил, что Роза и ее состояние должны принадлежать ему, поэтому был крайне недоволен новыми планами и идеями молодой девушки. Правда, он утешал себя надеждой, что кузина скоро переменит их, как только увидит, что они не в моде и неприличны.

Мечтая об упоительном будущем, он устроился поудобнее в углу дивана подле своей матери и оставался там до тех пор, пока приглашение на закуску не соединило обе группы в одну.

Тетушка Изобилие придавала большое значение угощению и всегда с удовольствием устраивала праздники. В этот день, по случаю радостного события, она превзошла самое себя.

В течение этого семейного пиршества Роза, переходившая от одного к другому, добралась, наконец, до трех младших мальчиков, которые потихоньку затеяли драку в дальнем уголке.

-- Ну-ка, выходите оттуда, дайте мне взглянуть на вас, -- позвала она, пригрозив сначала, что если тотчас не восстановится мир, они навлекут на себя всеобщую немилость.

Три юных джентльмена поспешно прекратили борьбу и вышли вперед, очень гордые оказанным вниманием.

-- Господи! Как вы выросли, какими высокими стали! Как вы посмели перерасти меня на целую голову? -- ей пришлось подняться на цыпочки, чтобы погладить их по макушкам.

Уилл и Джорджи вытянулись в струнку и самодовольно улыбались, когда Роза осматривала их с комическим испугом.

-- Все Кэмпбеллы красивы и высоки ростом. Нисколько не удивлюсь, если мы будем шести футов [28] ростом, как дедушка, -- напыщенно заметил Уилл, точь-в-точь шанхайский петух с длинными ногами и малюсенькой головой.

Роза с трудом удерживалась от смеха.

-- Перестав расти, мы начнем раздаваться вширь. Мы уже сейчас на полголовы выше Стива, -- задирая нос, прибавил Джорджи.

Роза обернулась в ту сторону, где был Стив, и вдруг, улыбнувшись, направилась к нему. Он бросил свою салфетку и поспешно пошел к ней навстречу. Роза была царицей дня, и Стив открыто объявлял себя ее покорным слугой.

-- Велите и прочим мальчикам прийти сюда. Мне пришла фантазия, чтобы вы все выстроились тут передо мной, а я буду осматривать вас, как вы осматривали меня в тот ужасный день, когда напугали до полусмерти, -- сказала она, смеясь при воспоминании о знакомстве с братьями.

Они тотчас выстроились в шеренгу, образовав такой воинственный строй, что юная командирша слегка смутилась. Но за последнее время она так много всякого повидала, что решила все равно довести задуманное до конца. Собравшись с духом, она повернулась лицом к улыбающимся двоюродным братьям:

-- Настала моя очередь вас рассматривать. Это будет моей маленькой местью семерым мальчишкам за то, что они когда-то мучили бедную девочку и смеялись над ее испугом. Теперь уж я нисколько не боюсь -- ваша очередь трепетать и остерегаться.

Говоря это, Роза посмотрела в глаза Арчи и одобрительно кивнула головой, потому что серьезные серые глаза без смущения выдержали ее испытующий взгляд. Выражение их слегка смягчилось при этом, -- перемена естественная, потому что обыкновенно они были скорее проницательны, чем ласковы.

-- Настоящий Кэмпбелл, -- кузина крепко пожала ему руку, проходя мимо.

За ним шел Чарли, и увиденное понравилось ей гораздо меньше. Взглянув на него, Роза безотчетно поймала какой-то вызывающий взор, неуловимо перешедший в нечто более теплое и серьезное, слегка поморщилась и поспешно проговорила:

-- Я не нахожу того Чарли, которого оставила, уезжая, но Принц тут -- я это вижу.

С облегчением перейдя к Мэку, она осторожно сняла с него "наглазники", как Джеми называл очки, и прямо взглянула в честные голубые глаза. Ответное выражение искренней дружеской привязанности согрело девушке душу. Глаза ее заблестели, когда, возвращая очки на место, она сказала с радостным удовольствием:

-- Вы нисколько не изменились, мой дорогой старый Мэк, и я чрезвычайно этому рада.

-- Теперь вы должны сказать мне что-нибудь особенно любезное, потому что я цвет семьи, -- Стив покрутил свои белокурые усики, которыми он, по-видимому, очень гордился.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что теперь Франт еще больше заслуживал данное ему в детстве прозвище. Чтобы не разжигать его тщеславия, Роза ответила с вызывающим смехом:

-- Значит, цвет семьи -- петушиный гребешок!

-- Ага, как она его! -- расхохотался Уилл.

-- Будьте к нам снисходительны, -- шепнул озабоченно Джорджи, когда кузина приблизилась к нему.

-- Вы, молодцы, вытянулись, как молодые дубки! Я горжусь вами, но вот вам совет: не вырастайте до неба и никогда не стыдитесь смотреть женщине в лицо, -- сказала Роза, ласково потрепав по щеке юных застенчивых великанов, которые покраснели, как маков цвет, но юношеские глаза их оставались чистыми и спокойными, как поверхность озера в ясную погоду.

-- Ну, теперь моя очередь! -- и Джеми старался принять взрослый вид, чувствуя, что совсем затерялся между высокими братьями. Но он напрасно волновался -- Роза обняла его:

-- Теперь ты будешь моим мальчиком, потому что все остальные уже слишком велики, а мне нужен верный маленький паж, который исполнял бы мои поручения.

-- О да! О да! И я женюсь на вас, когда вырасту! Если только вы не выйдете замуж до тех пор... -- Джеми совсем потерял голову от неожиданного повышения в звании.

-- Бог с тобой, дитя мое, что ты говоришь? -- рассмеялась Роза, с удивлением глядя на своего маленького рыцаря, который прижимался к ней с чувством глубокой благодарности.

-- О! Я слышал, как тети говорили, что вам лучше всего выйти за кого-нибудь из нас, чтобы состояние осталось в семье. Так вот, я первый говорю вам об этом, потому что вы меня любите, а мне очень нравятся ваши локоны.

Увы, Джеми! Едва эта ужасная речь вырвалась из его невинных уст, как Уилл и Джорджи стремительно вытолкали его вон, и жалобные крики долго еще раздавались из комнаты пыток, где он был заключен в сундук, в котором когда-то хранился скелет, -- одно из самых мягких наказаний, которым его подвергали братья.

Все прочие выглядели немного сконфуженными, но смущение скоро прошло, потому что Роза, со странным выражением на лице, которого кузены никогда прежде не видели, распустила их короткой командой: "Вольно! Смотр кончен", -- и пошла к Фиби.

-- Проклятый мальчишка! Вы должны запирать его или заклепать ему рот, -- горячился Чарли.

-- За ним надо смотреть, -- ответил бедный Арчи, который заботился о воспитании младшего брата так же, как всякий добрый родитель или воспитатель.

-- Все это очень неприятно, -- бормотал Стив, чувствуя, что и он сегодня был не на высоте.

-- Правда всегда выходит наружу, -- резко и со странной улыбкой заметил Мэк.

Почувствовав какое-то напряжение, дядя Алек предложил заняться музыкой, и молодежь охотно поддержала его идею.

-- Мне хотелось, чтобы вы послушали обеих моих птичек, потому что они обе сильно продвинулись в музыке, и я горжусь ими, -- с этими словами доктор повернул стул и вытащил старую нотную тетрадь.

-- Я буду петь первая, потому что после соловья вы, наверное, не захотите слушать кукушку, -- сказала Роза, желая приободрить Фиби. Бедная девушка чувствовала себя в старом доме довольно скованно и по большей части молчала, вспоминая те дни, когда ее место было на кухне.

-- Я спою одну из тех старинных баллад, которые вам так нравились. Кажется, эта была любимая.

Роза спела очень недурно, но до совершенства ей было далеко. По случайности это были "Березы Эберфельди". Это живо напомнило девушке то время, когда Мэк был болен, а она ухаживала за ним. Воспоминание это было очень отрадно, и Роза невольно обвела глазами комнату, ища его. Мэк сидел неподалеку в хорошо знакомой позе: верхом на стуле, оперев голову на руки. Так он сидел, бывало, когда кузина старалась рассеять его меланхолию. Теперь же грусть навеяла ему песня. Девичье сердце смягчилось от этой картины, и она решила простить хотя бы его, если не остальных: она не сомневалась, что Мэк уж точно не строил никаких корыстных планов относительно ее состояния.

Чарли скорчил задумчивую физиономию и с трогательным восторгом устремил на кузину свои прекрасные глаза. При виде этого Роза едва не засмеялась, хотя изо всех сил старалась не замечать усилий Принца. Ее и забавляло, и сердило его очевидное желание напомнить о некоторых сентиментальных эпизодах последнего года их детства. Юноша явно пытался превратить детские шутки, как она их называла, в нечто романтическое и серьезное. Роза была еще очень молода, однако к любви относилась серьезно и вовсе не собиралась даже кокетничать со своим красивым двоюродным братцем.

Итак, старания Чарли пропали даром, отчего он был несколько не в духе. Однако и он забыл обо всем на свете и загляделся на Фиби, когда та начала петь.

Все были поражены. Два года заграничной жизни, употребленные на усовершенствование таланта, сотворили чудо. Прекрасный голос, прежде весело раздававшийся над кастрюлями и горшками, теперь разнесся по комнате нежной мелодичной волной и произвел чрезвычайно сильное впечатление на слушателей. Роза сияла от гордости, аккомпанируя подруге. Фиби же оказалась в своем собственном мире, где нет места для грустных мыслей о приюте или кухне, о ее невежестве или одиночестве, в том мире, где она могла быть сама собой и властвовать над другими, благодаря волшебной силе таланта.

Да, Фиби была теперь сама собой, и эта перемена обнаружилась при первой же взятой ею ноте. Исчезла застенчивая и молчаливая хорошенькая девушка. Вместо нее у рояля стояла блестящая женщина, полная жизни и неповторимо талантливая. Сложив руки, она устремила взор вдаль, а песня лилась из нее так легко и свободно, словно к солнцу воспарил жаворонок.

-- Право, Алек, вот голос, который способен покорить не одно мужское сердце, -- проговорил дядя Мэк, вытирая слезы, выступившие на глазах во время пения трогательной баллады, которая никогда не состарится.

-- Так оно и будет, -- ответил доктор Алек с восторгом.

-- Так оно и есть, -- прибавил Арчи про себя, и был прав, ибо в эту минуту он полюбил Фиби. В четверть десятого он считал ее прелестной молодой особой; через пять минут она была для него самой очаровательной женщиной, которую он когда-либо видел; еще пять минут -- и она превратилась в ангела, пение которого пленило его душу. В половине десятого он был уже погибшим человеком, плывущим по прекрасному морю к тому божественному острову Любви, куда обыкновенно пристают влюбленные.

Серьезный и деловой Арчи внезапно обнаружил столько романтики в глубине своего сердца, прежде всегда послушного и трезвого, что сам был поражен. Он еще не мог осознать, что случилось, и сидел в каком-то оцепенении, не видя и не слыша ничего, кроме Фиби.

Между тем ничего не подозревавший предмет его обожания скромно принимал восторженные похвалы, считая их неполными, потому что мистер Арчи так и не произнес ни слова.

Такова была одна неожиданность этого вечера. Другая же заключалась в том, что Мэк сказал Розе комплимент, до такой степени странный, что произвел ошеломляющее впечатление, хотя и был услышан только ею.

Все разошлись, только в кабинете дядя Мэк-старший обсуждал с доктором Алеком какие-то дела. Тетушка Изобилие пересчитывала чайные ложки в столовой, Фиби, как раньше, помогала ей. Мэк и Роза остались в гостиной одни. Он в задумчивости стоял, опершись о камин, а Роза сидела, откинувшись в низком кресле, и в молчании смотрела на огонь. Она устала и наслаждалась тишиной, Мэк тоже не хотел ее нарушать.

Вскоре Роза почувствовала, что кузен пристально смотрит на нее сквозь очки, и, не меняя позы, обратилась к нему с улыбкой:

-- Вы смотрите так глубокомысленно, как филин. Хотела бы я знать, о чем это вы думаете?

-- О вас, кузина.

-- Надеюсь, что-нибудь хорошее?

-- Я думаю о том, что Ли Хант [29] был прав, сказав, что "девушка есть самое прелестное существо, какое только создал Бог".

-- Почему, Мэк? -- Роза выпрямилась от изумления -- так неожиданно было услышать это замечание от философа.

Очевидно, заинтересованный своим новым открытием, Мэк безмятежно продолжал:

-- Знаете, мне кажется, что я никогда до сих пор не видел настоящей девушки или не имел понятия о том, какие они милые создания. И я думаю, Роза, что вы самый прекрасный экземпляр.

-- О нет, только не я! Я всего лишь здорова и счастлива. Может быть, благополучное возвращение домой делает меня привлекательней, чем обычно, но красавицей я кажусь только дяде Алеку.

-- Здорова и счастлива, -- повторил Мэк, как будто пробуя слова на вкус. -- Большинство девушек болезненны или глупы, насколько мне известно, поэтому я так поражен вами.

-- Из всех чудаков вы самый большой чудак! Вы и в самом деле не любите и не замечаете девушек? -- Розу явно забавляла новая странность ученого кузена.

-- Я наблюдал только два сорта девиц: шумных и тихих. Я предпочитаю последних, но, в общем, обращаю на них столько же внимания, сколько на мух, если они мне не докучают, иначе все время хочется их смахнуть. Но поскольку сделать этого нельзя, я от них просто прячусь.

Роза откинулась на спинку кресла и хохотала до слез -- так забавно было слушать Мэка, который при последних словах понизил голос до доверительного шепота, и видеть его улыбку, представляя, как он отделывался от своих мучительниц.

-- Чему же вы смеетесь? Это факт, уверяю вас. Например, Чарли любит этих существ, и они портят его; Стив, конечно, во всем ему подражает. Арчи им терпеливо потакает, когда не может отделаться. Что же до меня, я стараюсь не попадаться им на глаза, а если уж попался -- завожу разговор о науках или о древних языках, тогда они сами разбегаются. А вот сегодня, похоже, мне встретилась умная девушка, значит, все пойдет отлично.

-- Грустная перспектива для нас с Фиби, -- сказала Роза со вздохом, едва удерживаясь от смеха.

-- Фиби, кажется, принадлежит к разряду тихих. Мне кажется, она неглупа, иначе вы не любили бы ее. Она радует глаз, а потому я буду любить ее. Что же касается вас, я видел, как вы росли, и мне было интересно, что из вас вышло. Я боялся, что заграничный лоск испортит вас, но вижу, что опасения были напрасны. Одним словом, я нахожу вас вполне удовлетворительной, хотя мое мнение вам и неинтересно. Я не знаю, в чем именно заключается ваша прелесть, -- вероятно, это внутренняя красота, раз вы отрицаете свою внешнюю привлекательность.

-- Очень рада, что заслужила ваше одобрение, и благодарю за заботы о моем воспитании. Надеюсь оправдать ваше доверие, если вы будете относиться ко мне построже. Боюсь, в кругу родных легко избаловаться.

-- Я буду следить за вами при одном условии, -- возразил юный ментор.

-- А именно?

-- Если у вас будет целая толпа поклонников -- я умываю руки; если нет -- я ваш покорный слуга.

-- В таком случае, возложите на себя обязанности собаки при стаде и отгоняйте их; по крайней мере, на некоторое время. Впрочем, едва ли они у меня будут -- я слишком самостоятельна, а это непременно будет отвращать мужчин.

Благодаря воспитанию доктора Алека она не тратила на безумное кокетство ни своего сердца, ни времени, как это делают другие молодые девушки.

-- Гм! Я сомневаюсь в этом, -- пробормотал Мэк, глядя на молодую особу, сидящую перед ним.

Ее внешность, конечно, не была неприятной. Напротив, Роза была прекрасна, хотя скромно отрицала это. Ее прелесть была неподдельной, потому что в лице отражалось благородство души, цветущее здоровье, блеск юности и целомудрия. Мэк чувствовал это, но не мог передать.

-- Поживем -- увидим, -- прислушавшись к голосу дяди, Роза протянула руку своему собеседнику и ласково добавила: -- Приходите к нам почаще, как в доброе старое время, рассказывайте обо всех своих занятиях и помогайте мне добрыми советами, как бывало прежде.

-- Вы, правда, желаете этого? -- обрадовался Мэк.

-- Да, правда. Вы так мало изменились, разве только выросли, что я не чувствую с вами никакого стеснения и хочу общаться по-прежнему.

-- Это будет отлично! Спокойной ночи, -- и, к крайнему изумлению девушки, кузен крепко расцеловал ее.

-- О! Уж это совсем не по-старому, -- воскликнула Роза, в замешательстве отступив назад, между тем как дерзкий юноша посмотрел на нее с удивлением и спросил совершенно наивно:

-- Разве мы прежде не так желали друг другу спокойной ночи? По-моему, так. Ведь это вы предложили общаться по-прежнему.

-- Конечно, нет! В то время никакая сила не смогла бы заставить вас так поступить. Я не говорю о первом вечере, но мы уже слишком выросли для подобных вещей.

-- Ладно, я запомню. Я поступил так по привычке, мне это показалось совершенно естественным. Пойдем, папа! -- и Мэк удалился, совершенно убежденный в своей правоте.

"Милый старый дружище! Он все такой же мальчишка, и это утешительно. Зато другие слишком быстро повзрослели за это время", -- подумала Роза, припоминая сентиментальные ужимки Чарли и блаженное выражение лица Арчи, когда тот слушал пение Фиби.

Глава II
Новые лица старых друзей

-- Как хорошо опять быть дома! Удивляюсь, с чего это нам взбрело в голову уехать отсюда? -- на следующий день Роза с радостным удовлетворением бродила по старому дому. Такое чувство всегда возникает у человека, когда после долгого отсутствия он обходит знакомые уголки и видит, что все осталось по-прежнему.

-- Чтобы иметь удовольствие вернуться назад, -- ответила такая же радостная Фиби, следуя по залу за своей госпожой.

-- Все так, как ты оставила перед отъездом, все, даже розовые лепестки. Ты обычно клала их сюда, -- продолжала младшая из девушек, заглядывая в высокие индийские кувшины, стоявшие посреди зала.

-- Помните, как Джеми и Поуки играли тут в "сорок разбойников"? Вы забрались в этот кувшин и застряли там, а мальчики явились прежде, чем я успела вас вытащить! -- засмеялась Фиби.

-- Да, конечно. А вот и они, легки на помине! -- чуткий слух Розы уловил свист бича и топот лошадей на улице.

-- О! Кажется, это наш цирк! -- весело предположила Фиби.

"Цирком" они между собой называли красную карету, нагруженную кланом Кэмпбеллов.

Увы! Приехал только один мальчик, хотя шуму наделал за семерых. Не успела Роза подойти к двери, как Джеми влетел в комнату с сияющим лицом, с битой на плече и в красно-белой кепке жокея. Из одного кармана у него выпирал мяч, другой был набит печеньем. Он второпях дожевывал большое сочное яблоко.

-- Доброе утро! Я приехал узнать, не почудилось ли мне вчера, что вы вернулись домой, и справиться о здоровье, -- сказал он, кланяясь и поспешно снимая свою нарядную кепку.

-- Доброе утро! Тебе не почудилось, мой милый. Мы действительно вернулись домой, и все совершенно здоровы. А почему ты такой нарядный, Джеми? Ты вступил в общество пожарных или в жокейский клуб? -- Роза повернула к себе круглое загорелое лицо кузена, ухватив его за подбородок.

-- Нет, сударыня! Разве вы не знаете, что я капитан бейсбольного клуба "Звезда"? Взгляните сюда, пожалуйста! -- Джеми с важностью распахнул куртку.

На широкой груди мальчика красовался щит в виде сердца из красной фланели. На нем была вышита белая звезда размером с блюдце.

-- Отлично! Меня так долго здесь не было, что я совсем забыла об этой игре. Итак, вы капитан? -- Роза с неподдельным уважением взглянула на самого младшего из братьев.

-- Да, и уж поверьте, бейсбол -- дело нешуточное. Мы вышибаем себе зубы, выкалываем глаза и ломаем пальцы, совершенно как взрослые. Приходите-ка между часом и двумя в наш клуб, посмотрите, как мы играем, и тогда вы поймете, как это трудно. Я научу вас владеть битой, если вы выйдете со мною на луг, -- прибавил Джеми, сгорая от желания продемонстрировать свою ловкость.

-- Нет, благодарю вас, капитан, на лугу сырая трава. Боюсь, если вы останетесь тут ради нас, то опоздаете в школу.

-- Ничего страшного. Девушки, конечно, мало на что годятся, но прежде вы ведь не боялись немного промочить ноги и охотно играли в крокет. Разве вы больше не можете заниматься этим? -- мальчик с жалостью смотрел на беспомощное создание, лишенное возможности испытывать наслаждения и опасности мужских игр.

-- Нет, я все еще могу бегать, и скорей тебя добегу до калитки. Вот смотри! -- и Роза пустилась бегом, прежде чем опешивший Джеми успел вскочить и броситься вдогонку.

Он несся со всех ног, но кузина уже опередила его и первой достигла цели. Запыхавшаяся и разрумянившаяся от свежего октябрьского воздуха, она беззаботно хохотала -- преприятная картина для джентльменов, проезжавших в эту минуту мимо.

-- Здравствуйте, Роза!

Арчи выскочил пожать ей руку, из экипажа кланялись Джорджи и Уилл, дядя Мэк посмеивался над потерпевшим поражение Джеми, который немножко изменил мнение о девушках.

-- Хорошо, что это вы, а не кто-нибудь чужой! Я была так рада вернуться домой, что забыла: я уже не маленькая Роза, -- сказала девушка, приглаживая рукой растрепанные волосы.

-- Вы на нее очень похожи, с распущенными волосами, как в прежнее время. Вчера их так недоставало, и я удивлялся, куда вы их припрятали. Как поживают дядя и Фиби? -- спросил Арчи, заглядывая через голову Розы на террасу, где за желтеющими ветвями жимолости виднелась женская фигура.

-- Благодарю вас, они здоровы. Не хотите ли войти и лично удостовериться в этом?

-- Нет, моя дорогая, -- вмешался дядя Мэк, поглядывая на часы, -- это невозможно. Дела, знаешь, все дела. А этот малый -- моя правая рука, я не могу без него обойтись ни минуты. Давай, Арчи, нам пора, иначе эти молодцы не попадут на поезд.

Взглянув со вздохом на белокурую девушку у калитки и на брюнетку вдалеке, Арчи вернулся в экипаж. Джеми поскакал за ними следом -- он уже забыл о своем поражении, утешившись парой яблок.

Минуту спустя, настроенная еще немного погулять на свежем воздухе, Роза собралась было сейчас же обойти всех теток, одну за другой, но вспомнила, что на ней нет шляпы. Она хотела вернуться домой, как вдруг услышала веселое "Ау! Ау!", осмотрелась вокруг и увидела Мэка, который приближался быстрыми шагами и махал шляпой.

-- Чем дальше, тем веселее! Кэмпбеллы сегодня слетаются со всех сторон! -- воскликнула Роза и побежала к навстречу кузену. -- Вы похожи на примерного мальчика, который идет в школу и дорогой повторяет уроки.

Девушка засмеялась, увидев, как Мэк вынул палец из книги и сунул ее под мышку, точь-в-точь как делал это в прежнее время.

-- "Примерный ученик, идущий в школу..." Неплохо сказано, -- одобрил Мэк.

Намокшая астра в его руках была похожа на пучок тонких перьев, напоминая о наступившей осени, о ее блестящих красках, свежем воздухе и прозрачном солнечном свете.

-- Кстати, вчера я ничего не услышала о ваших планах. Другие мальчики много говорили, а вы только время от времени вставляли слово. Кем вы решили стать, Мэк? -- спросила Роза, когда они пошли вместе по аллее.

-- Прежде всего человеком, и хорошим человеком, если возможно. А там уж как Бог даст.

В его тоне и словах было нечто такое, что заставило Розу быстро взглянуть ему в лицо и заметить совершенно небывалое выражение, которое невозможно описать. Ей показалось, что внезапно рассеялся туман и величественно выступили вершины гор, резко очерченные в ясной лазури неба.

-- Я думаю, что вы будете выдающимся человеком. Вы выглядите так значительно, проходя под сводом этих желтых листьев, с солнечным сиянием на лице, -- воскликнула она, охваченная каким-то внезапным восторгом, которого никогда не испытывала; прежде Мэк казался ей самым обыкновенным из всех двоюродных братьев.

-- Этого я не знаю, но у меня есть мечты и стремления. Некоторые из них довольно возвышенны. Стремитесь к лучшему и продолжайте совершенствоваться, если хотите преуспеть, -- сказал он, глядя на астру с какой-то таинственной улыбкой, как будто между цветком и человеком была какая-то тайна.

-- Вы сегодня еще более странный, чем обычно. Мне нравится ваше честолюбие, надеюсь, что вы добьетесь успеха. Надо только, чтобы вы поскорее избрали что-то для себя. Я думала, вы начнете изучать медицину под руководством дяди. Насколько мне помнится, таков был наш план?

-- Да, я начну сегодня же, потому что полностью согласен с вами -- нужно где-то бросить якорь, а не блуждать в море пустых фантазий. Вчера мы уже обговорили это с дядей, и я возьмусь за дело как можно быстрее. Довольно предаваться мечтам, -- с этими словами Мэк бросил астру и прибавил вполголоса:

Трудовая рука, не брани меня ты,

Что могу тебе дать лишь цветы.

Астры в слабой ладони моей

Веют свежестью новых идей [30] .

Роза вслушалась в слова и улыбнулась, подумав про себя: "Так вот в чем дело: он становится сентиментальным, а тетя Джейн журила его за это. Боже мой! Как мы все выросли!"

-- Кажется, вас не слишком радует эта перспектива? -- сказала она громко, так как Мэк засунул том сочинений Шелли [31] в карман, и просветленное выражение исчезло с его лица. Розе даже показалось, что она зря сравнила его с выступающей из тумана вершиной.

-- Нет, она меня радует. Я всегда считал эту профессию очень важной; да и где я найду лучшего учителя, чем дядя? Я немного разленился в последнее время, и мне давно пора заняться чем-нибудь полезным, ведь я за этим и пришел.

С этими словами Мэк исчез в кабинете дяди Алека. Роза отправилась к Фиби в комнату тетушки Изобилие.

Добрая старушка после долгих и серьезных обсуждений наконец выбрала, какой из шести любимых пудингов приготовить к обеду, и поэтому у нее появилось время, чтобы предаться сердечным излияниям. Когда вошла Роза, тетушка раскрыла объятия и ласково заговорила:

-- Я не могу прийти в себя, что моя девочка возвратилась, и не приду до тех пор, пока не подержу ее у себя на коленях хоть минуту. Нет, ты не слишком тяжелая. Мой ревматизм начнется только в ноябре, а потому сядь сюда, дорогая, и обними меня покрепче.

Роза повиновалась, и старушка без слов крепко прижала к груди молодую девушку, стараясь изгладить двухлетнюю разлуку ласками, которые женщины всегда расточают любимым существам. Но посреди поцелуя она вдруг остановилась и, высвободив одну руку, протянула ее Фиби, которая пыталась ускользнуть незамеченной.

-- Не уходи, в моем сердце есть место для вас обеих, хоть на коленях его и недостаточно. Я не могу опомниться от счастья, что мои девочки благополучно вернулись домой, -- и тетушка Изобилие так сердечно обняла Фиби, что та не могла оставаться равнодушной, и в черных глазах заблестели слезы счастья. -- Теперь, от души приласкав вас, я чувствую, что опять пришла в себя. Роза, почини-ка мне чепчик. Я в такой суете ложилась спать, что оборвала ленту. Фиби, милая, а ты оботри-ка пыль со всех мелких вещиц в комнате. С тех пор как вы уехали, ни у кого не получалось это как следует. Когда все безделушки будут начисто вытерты, мое сердце успокоится, -- пожилая леди поднялась с бодрым выражением на розовом лице.

-- Прикажете стереть пыль и там? -- Фиби указала на соседнюю комнату, которую раньше тоже поручали ее заботам.

-- Нет, милая, там я, пожалуй, сама приберу. Войди, если хочешь, в ней ничего не изменилось. Мне надо пойти проследить за пудингом, -- голос тетушки задрожал, что придало словам еще большую трогательность, и она поспешно удалилась.

Застыв на пороге, как будто это было священное место, девушки заглянули в комнату, и глаза их наполнились слезами. Казалось, будто ее дорогая обитательница была еще там. Солнце освещало старые герани на окне. Мягкое кресло стояло на своем обычном месте, сверху было наброшено белое одеяло, а из-под него выглядывали полинялые туфли. Книга, корзинка, вязанье и очки -- все оставалось там, где она их оставила. Мирная атмосфера, как и прежде, царила в этой комнате, и обе посетительницы невольно повернули головы к кровати, будто ожидая увидеть тетушку Спокойствие с кроткой улыбкой на устах. Милого лица больше не было на подушке, но девушки горевали не о той, что ушла навсегда, а о той, что осталась в этой комнате. Здесь красноречиво жила любовь, пережившая смерть, именно любовь превратила самые обыкновенные вещи в нечто возвышенное и бесценное.

У кровати стояла старая скамейка. На высоко взбитых подушках пустого ложа осталось небольшое углубление, где седая голова покоилась в течение многих лет. Здесь каждый вечер тетушка Изобилие читала молитвы, которым семьдесят лет тому назад научила ее мать.

Не произнеся ни слова, девушки осторожно притворили дверь. Пока Фиби старательно наводила порядок в комнате, Роза чинила чепчик. Девушки гордились возложенными на них поручениями, а еще более своим знанием о том, какой верной любовью и благочестием была наполнена светлая жизнь тетушки Спокойствие.

-- Ах, дорогая моя, я так рада, что вы вернулись! Я понимаю, что стыдно являться так рано, но я положительно не могла больше ждать ни минуты. Позвольте мне помочь вам! Я умираю от нетерпения видеть все ваши роскошные вещи. Я видела, как провезли сундуки, и знаю, что в них множество сокровищ, -- на одном дыхании затараторила Ариадна Блиш, явившись час спустя.

Она обнимала Розу и одновременно стреляла глазами по комнате, в которой лежало немало дорогих вещей.

-- Как вы похорошели! Садитесь, я покажу вам наши фотографии. Дядя выбрал самые лучшие, рассматривать их -- просто наслаждение, -- предложила Роза, кладя на стол целую кипу карточек и оглядываясь кругом в поисках остальных.

-- Нет, благодарю! Мне сейчас некогда, на это уйдет целый час. Покажите лучше ваши парижские платья, я сгораю от нетерпения оценить последнюю моду! -- Ариадна бросала жадные взоры на большие сундуки, в каких обычно перевозили французские наряды.

-- Я не привезла никаких платьев, -- Роза с удовольствием рассматривала фотографии, прежде чем убрать их.

-- Роза Кэмпбелл! Неужели вы не привезли из Парижа ни одного платья? -- воскликнула Ариадна, возмущенная такой крайней небрежностью.

-- Для себя -- ни одного, а вот тетя Клара выписала несколько нарядов и, верно, с удовольствием покажет вам, когда ее сундук прибудет.

-- Иметь такую возможность... И денег у вас полно! Как вы можете любить такого жестокого человека, как ваш дядя? -- и Ариадна участливо вздохнула.

Роза смутилась на минуту, но потом засмеялась и, открывая коробку с кружевами, простодушно сказала:

-- Дядя не запрещает мне приобретать наряды, и денег у меня было довольно. Просто я не хотела тратить их на подобные пустяки.

-- Не хотела? Не могу поверить! -- совершенно подавленная, Ариадна без сил опустилась в кресло.

-- Сначала я собиралась купить себе одно платье -- так, ради шутки, и пошла посмотреть их. Но они оказались совсем не в моем вкусе, так что я решила отказаться от покупки и сохранить то, что мне дороже всех платьев на свете.

-- И что же это такое? -- Ариадна, конечно, надеялась, что приятельница имеет в виду бриллианты.

-- Хорошее мнение дяди, -- ответила Роза, задумчиво глядя в глубину сундука, где лежала прелестная картина, которая всегда будет напоминать ей о победе над женским тщеславием, благодаря которой она сохранила и увеличила уважение к ней дяди.

-- А, ну да... -- без воодушевления согласилась Ариадна и принялась рассматривать кружева тетушки Изобилие.

Между тем Роза со счастливой улыбкой в глазах заглянула в другой сундук.

-- Дядя считает, что никто не имеет права тратить деньги на пустяки, но ему очень нравится делать полезные, красивые и оригинальные подарки. Посмотрите, все эти милые вещицы -- гостинцы для близких и знакомых. Выберите себе, что понравится.

-- Какой он прекрасный человек! -- Ариадна с восхищением принялась рассматривать разложенные перед ней хрустальные, филигранные и коралловые украшения. Роза подогрела ее восторги, прибавив ко всему этому еще несколько изящных безделушек из Парижа.

-- Теперь отвечайте, когда вы собираетесь устроить свой первый выход в свет? -- поинтересовалась Ариадна несколько минут спустя, колеблясь между комплектом из пунцового коралла и из синего стекла. -- Я спрашиваю, потому что у меня еще ничего не готово, а для этого нужно столько времени! Я думаю, это будет событие сезона.

-- Первый выход уже состоялся -- еще когда мы путешествовали по Европе. Впрочем, тетушка Изобилие, наверное, придумает что-нибудь веселое, чтобы отпраздновать наше возвращение. Я собираюсь и впредь устраивать простые, нецеремонные вечера и приглашать всех, кого люблю, не обращая внимания, к какому кругу кто принадлежит. Никто никогда не скажет, что я аристократка и стремлюсь только к престижу. Так что приготовьтесь к шоку: ко мне на праздники будут приглашены все мои старые и новые друзья, богатые и бедные.

-- Боже мой! Вы действительно стали чудачкой, как и предсказывала мама! -- со вздохом произнесла Ариадна. Она горестно всплеснула руками, одновременно любуясь эффектом, который производили три браслета на ее пухленькой ручке.

-- В своем доме я поступаю так, как мне нравится. И пусть меня будут считать эксцентричной, не страшно. Я, конечно, постараюсь не сделать ничего ужасного. Должно быть, любовь к разным экспериментам я унаследовала от дяди и теперь хочу все испробовать. Очень может быть, мои попытки будут неудачными и надо мной будут смеяться, но я все-таки не оставлю своего намерения. Потому, если вам это не понравится, нам лучше сразу разойтись, прежде чем я начну свои чудачества, -- решительно проговорила Роза.

-- А как вы будете одеты на этих новомодных вечерах? -- Ариадна ловко уклонилась от щекотливого предмета разговора, сосредоточившись на том, что было близко ее сердцу.

-- В этом белом платье. Оно свежо и мило, и у Фиби есть точно такое же. Я никогда не буду одеваться наряднее ее. Кроме того, такие платья лучше всего подходят для девушек нашего возраста.

-- Фиби! Уж не хотите ли вы сделать из нее леди? -- произнесла Ариадна, выпуская из рук свои сокровища и так повернувшись в кресле, что оно затрещало (мисс Блиш была толстенькой, как откормленная куропатка).

-- Она и так леди. Тот, кто презирает ее, -- презирает и меня, потому что она лучшая из всех девушек, и я люблю ее больше всех, -- с жаром воскликнула Роза.

-- Да, конечно... Я просто так заметила. Вы совершенно правы, возможно, из нее выйдет что-нибудь путное, и тогда вам будет приятно сознавать, что вы были к ней добры, -- Ариадна моментально, словно флюгер, поменяла направление своих мыслей.

Прежде чем Роза успела ответить, из зала раздался веселый голос:

-- Хозяюшка, где вы?

-- В своей комнате, милая Фиби.

В эту минуту вошла девушка, которую Роза "хотела сделать леди". Она до такой степени походила на леди, что Ариадна широко раскрыла маленькие голубые глазки и принужденно улыбнулась, когда Фиби, игриво присев в реверансе, подошла и поздоровалась с ней:

-- Как поживаете, мисс Блиш?

-- Очень рада вас видеть, мисс Мур, -- Ариадна пожала руку бывшей служанке и тем самым навсегда закрепила за той ее новое положение.

Пышнотелая девица, хотя и не отличалась большим умом, имела доброе сердце и действительно очень любила Розу, а мисс Кэмпбелл ясно дала понять: "Кто любит меня, тот полюбит и мою Фиби". И тогда Ариадна Блиш в своем воображении приписала Фиби романтическое происхождение.

Она изумлялась, наблюдая, как подруги вместе разбирали сундук Розы, и слушая их веселые рассказы о всякой появляющейся на свет вещице. Каждый их взгляд, каждое слово показывали, как они сблизились. Роза непременно хотела брать на себя все самое трудное, а Фиби старалась опередить ее: развязывала толстые узлы, разворачивала жесткую бумагу, сильными руками поднимала увесистые коробки. Наконец, усаживая Розу в кресло, она сказала покровительственным тоном:

-- Теперь, дорогая моя, садитесь и отдыхайте. Скорее всего, у вас целый день будут посетители, и я не могу допустить, чтобы вы утомились еще с утра.

-- Разве это причина, чтобы заставлять утомляться тебя? Позови Дженни, пусть она поможет тебе, иначе я опять подскочу прямо сейчас! -- Роза была настроена очень решительно.

-- Дженни может занять мое место внизу, но никто не будет ухаживать за вами, пока я тут, -- Фиби нагнулась и положила подушку под ноги Розы.

"Все это замечательно, но, право, не знаю, что скажут, когда она появится в обществе вместе с нами. Будем надеяться, что Роза не станет выставлять себя на посмешище", -- удаляясь, думала про себя Ариадна. Ей предстояло объявить знакомым грустную новость о том, что большого бала не будет. Еще более мисс Блиш была разочарована тем, что Роза не привезла из Парижа ни одного наряда, которым можно было бы пустить пыль в глаза и возбудить зависть приятельниц.

"Ну вот, сегодня я повидалась со всеми братьями, кроме Чарли. Наверное, он очень занят, только не понимаю, чем", -- размышляла Роза, любезно провожая свою гостью до дверей.

Желание ее, однако, исполнилось несколько минут спустя. Отправившись в гостиную, чтобы подобрать подходящие места для привезенных картин, она обнаружила там Чарли лежащим без дела на диване.

-- Голос мисс Блиш заставил меня задержаться в этой комнате, пока она не уйдет, чтобы засвидетельствовать почтение замечательной путешественнице леди Эстер Стенгоп [32] , -- сказал он, поспешно вскочив и шутливо раскланиваясь.

-- "Голос лени", я думаю, тут более уместное слово. А что, Ариадна все еще неравнодушна к вам? -- полюбопытствовала Роза, вспоминая, сколько было отпущено шуток по поводу неразделенной любви мисс Блиш.

-- Нисколько. Фун обошел меня, и, если не ошибаюсь, к весне прекрасная Ариадна станет миссис Токио.

-- Как, маленький Фун Си? Даже странно себе представить, что он вырос и собирается жениться на Ариадне! Она о нем ни слова не сказала. Но теперь понятно, почему она так восхищалась моими китайскими вещицами и так интересовалась Кантоном [33] .

-- Маленький Фун теперь уж взрослый господин, до безумия влюбленный в толстушку Блиш. Пока он изливает ей душу, она без устали работает палочками для еды. Ну, а вас нечего спрашивать, как вы поживаете, кузина, -- цветом лица вы посрамили бы саму Аврору. Я собирался прийти раньше, но подумал, что вам надо хорошенько отдохнуть после дороги.

-- Я уже в девятом часу бегала по саду с Джеми. А что делали вы, молодой человек?

-- "В сновиденьях своих все мечтал и мечтал о тебе", -- начал было Чарли, но Роза поспешно с укором перебила его, в то время как кузен стоял и безмятежно улыбался:

-- Вы должны бы давно заниматься делом, как другие мальчики. Право, я почувствовала себя трутнем в улье трудолюбивых пчел, когда увидела, как все они торопились по своим делам.

-- Но, моя дорогая, у меня нет дела. Я занимаюсь самосовершенствованием. В каждой семье дол жен быть хоть один джентльмен, и, похоже, это мой крест, -- ответил Чарли с напускным смирением, которое могло бы произвести должный эффект, если бы не блестящие глаза, выдававшие его истинные помыслы.

-- Мне кажется, в нашей семье все джентльмены, -- Роза гордо выпрямилась: она всегда становилась высокомерной, если в ее присутствии с пренебрежением говорили о фамилии Кэмпбелл.

-- О, конечно, конечно. Я хотел сказать свободный джентльмен. Закабалять себя, как Арчи, против моих принципов. К чему это? Мне не надо денег, у меня их достаточно. Так отчего же мне не наслаждаться жизнью и не веселиться, пока это возможно? Я убежден, что в этом скорбном мире веселые люди просто благодетели человечества.

Нелегко возражать против подобных заявлений, если они исходят из уст красивого молодого человека, олицетворявшего собой здоровье и счастье. Чарли сидел на ручке дивана и улыбался кузине самым обаятельным образом. Роза понимала, что с эпикурейской философии не следует начинать жизнь, но было трудно спорить с Чарли -- он всегда уклонялся от серьезных вопросов с таким остроумием, что его действительно можно было счесть за благодетеля человечества.

-- Вы так ловко умеете говорить, что я не знаю, как возразить вам, хотя убеждена в своей правоте, -- сказала она серьезно. -- Мэк не меньше вас любит бездельничать, однако не позволяет себе впустую растрачивать время. Он благоразумно занялся изучением медицины, хотя ему, конечно, приятнее было бы жить со своими книгами и увлечениями.

-- Ему это подходит. Он не любит общества, и ему все равно -- изучать медицину или блуждать по лесам, набив карманы заплесневелыми философами и старомодными поэтами, -- Чарли пожал плечами, ясно выразив, какого он мнения о Мэке.

-- Вы называете заплесневелыми философами Сократа и Аристотеля, а старомодными поэтами Шекспира и Мильтона? Мне кажется, это общество более надежно, нежели многие ваши современные друзья, -- Роза прозрачно намекнула на баклуши, о которых вчера толковал Джеми. Иногда она была резка в выражениях, а теперь, поскольку давно не читала мальчикам нотаций, это доставляло ей особое удовлетворение.

Чарли, как всегда, ловко сменил предмет разговора, испуганно воскликнув:

-- Боже, вы становитесь точной копией тети Джейн! Она точно так же нападает на меня при всяком удобном случае. Прошу вас, не берите ее за образец. Она очень хорошая женщина, но, смею заметить, невыносимо скучная.

Этот хитрец очень хорошо знал, что для девушки нет ничего страшнее, чем быть невыносимо скучной. Роза попалась в эту ловушку, тем более что тетя Джейн далеко не была ее идеалом, хотя девушка и уважала ее.

-- Вы забросили живопись? -- вдруг спросила она, обратившись к изображению златокудрого ангела работы Фра Анджелико [34] , стоявшему в углу дивана.

-- Самое прелестное лицо, какое я когда-либо видел. Посмотрите, как его глаза похожи на ваши, не правда ли? -- Чарли, по-видимому, вполне владел американской манерой отвечать вопросом на вопрос.

-- Я желаю ответа, а не комплимента, -- Роза постаралась принять строгий вид и побыстрее отвернулась от картины.

-- Вы спрашиваете, бросил ли я живопись? О нет, чуть-чуть малюю маслом, чуть-чуть пачкаю акварелью, а по временам делаю эскизы карандашом, но все это тогда, когда на меня находит вдохновение.

-- А как ваша музыка?

-- Получше, чем живопись. Не скажу, чтобы я много упражнялся, но довольно часто пою в компании. Прошлым летом я завел гитару и ходил по окрестностям как трубадур. Девушкам это нравится, да и друзей развлекает.

-- Вы чему-нибудь учитесь?

-- Ну, у меня на столе полно красивых, толстых, солидных юридических книг. Я раскрываю их, когда удовольствия надоедают мне или когда родня бранится. Но думаю, в нынешнем году я как следует выучу только понятие "алиби", -- плутовская улыбка в глазах Чарли ясно показывала, что он не прочь иногда воспользоваться этой частью своих юридических знаний.

-- В таком случае, что же вы делаете?

-- Я наслаждаюсь жизнью, мой прекрасный проповедник! Вот, например, недавно я сыграл в домашнем спектакле с таким оглушительным успехом, что всерьез подумываю избрать своей профессией сцену.

-- В самом деле? -- воскликнула Роза с испугом.

-- Отчего же нет? Если я должен трудиться, чем же этот труд хуже любого другого?

-- Для этого необходим большой талант, которым вы не обладаете. С талантом можно чего-то добиться, а без него лучше и не думать о театре.

-- Вот так просто взяли и погасили восходящую звезду сцены! У Мэка нет и проблеска таланта, между тем вы восхищаетесь его стараниями стать доктором медицины, -- Чарли был явно задет словами кузины.

-- Во всяком случае, эта профессия достойна уважения. Уж лучше быть второразрядным врачом, чем второразрядным актером. Впрочем, я убеждена, что вы о театре заговорили только для того, чтобы подразнить меня.

-- Точно. Я всегда прибегаю к этому чудодейственному средству, когда мне начинают читать нотации. Дядя Мэк бледнеет, тетки в ужасе вздымают руки к небу -- словом, всеми овладевает паника. После этого я великодушно обещаю не позорить семью, и в порыве благодарности эти простые души исполняют любое мое желание. Мир восстанавливается, и я продолжаю делать все, что мне заблагорассудится.

-- Когда-то вы точно так же пугали мать, что уйдете в море, если она противилась вашим желаниям. В этом отношении вы остались тем же, а в других очень изменились. Прежде у вас были грандиозные планы и проекты, Чарли, а теперь вы, как говорится, "мастер на все руки -- невежда во всем".

-- Ребяческий вздор! Я уже поумнел, поэтому считаю бессмысленным уткнуться в одно дело и годами над ним корпеть. Люди, поглощенные одной идеей, двигаются вперед черепашьим шагом, у меня на это не хватает терпения. Это как в сельском хозяйстве: чем больше поле, тем легче его обработать (к тому же и выгоднее). Во всяком случае, таковы мои убеждения, и впредь я намерен руководствоваться только ими.

С этим заявлением Чарли беспечно закинул руки за голову, откинулся назад и начал напевать себе под нос школьную песенку, выражая с ее помощью собственные взгляды на жизнь:

Покуда вьются кудри

И молодость пьянит,

Испить из чаши счастья

Юноша спешит [35] .

Роза тем временем перебирала стопку фотографий и как раз в эту минуту нашла образ ее любимого святого Франциска.

-- Многие святые были людьми одной идеи. При жизни, с мирской точки зрения, они не добились успеха, зато после смерти были канонизированы, -- она вгляделась в лицо святого и отложила карточку в сторону.

-- Мне нравится вот этот. Замученные, мертвенные лица наводят на меня тоску. А это достойный святой. Он смотрел на вещи просто и легко совершал добро, не стеная о своих грехах и не тыкая людей носом в их пороки, -- и Чарли положил красивого святого Мартина рядом с мрачным монахом.

Роза посмотрела на того и на другого и поняла, почему ее двоюродному брату больше понравилась фигура воина с мечом, нежели монаха с распятием. Один отважно ехал по жизни на своей лошади, сопровождаемый верными оруженосцами, облаченный в пурпурный плащ; другой провел свои лучшие дни в лепрозории, ухаживая за прокаженными, молясь за покойников и умирающих. Контраст был велик. Пристально глядя на рыцаря, девушка задумчиво промолвила:

-- Ваш, конечно, красивее. Но все его добрые дела заключались лишь в том, что он однажды отдал половину своего плаща нищему. Святой Франциск посвятил себя благотворительности именно тогда, когда жизнь его была полна искушений. Он служил Богу в страшном месте, не требуя награды за свои труды. Пусть он выглядит изможденным и старым, я его ни на кого не променяю! А вы можете забрать себе вашего веселого святого Мартина, если хотите.

-- Нет, благодарю вас, святые не по моей части. Лучше подарите мне этого златокудрого ангела в голубом одеянии. Она будет моей Мадонной, и я буду молиться ей, как добрый христианин, -- Чарли рассматривал прелестное лицо с печальными глазами и лилией в руках.

-- Конечно, с большим удовольствием. Выбирайте, что вам понравится. Передайте что-нибудь и вашей матери с приветом от меня.

Так, сидя рядом с Розой, Чарли приятно провел целый час, рассматривая фотографии и рассуждая о них. Но когда они пошли завтракать, внимательный наблюдатель заметил бы простую, но очень знаменательную вещь: суровый святой Франциск лежал лицом вниз позади дивана, а элегантный святой Мартин стоял на камине.

Глава III
Мисс Кэмпбелл

Пока путешественники разбирают свои сундуки, мы восполним, возможно кратко, некоторые пробелы в маленьком романе, который пишем.

Роза вела размеренную и тихую жизнь в течение всех четырех лет после того памятного майского дня, когда она окончательно выбрала себе опекуна. Обучение, занятия по хозяйству и многие полезные удовольствия сформировали из нее счастливое и любящее создание. Год от года становясь все более женственной, она не утрачивала невинной свежести, как другие девушки, которые слишком рано вышли на подмостки жизни.

Она не выделялась особыми талантами и была далека от совершенства, полна юношеских капризов и прихотей, слегка избалована всеобщей любовью. Ей казалось, что все на свете живут так же безопасно и счастливо, поэтому когда она впервые столкнулась с чужой болью и нуждой, ее сострадательное сердце едва не разорвалось от угрызений совести, ей безрассудно захотелось отдать несчастным все, что она имела. Несмотря на все свои недостатки, правдивая натура девушки стремилась ко всему чистому и справедливому, как растение тянется к солнцу. Нежный бутон женской души обещал превратиться в прекрасный цветок, но все же под его зелеными листочками прятались маленькие шипы.

Когда Розе минуло семнадцать лет, доктор Алек объявил, что ей пора предпринять путешествие, которое завершит ее образование лучше, чем любая школа. Но именно в это время тетушка Спокойствие начала быстро угасать и скоро заснула вечным сном, тихо перейдя в лучший мир и соединившись там со своим возлюбленным. Юность словно вернулась к умершей и таинственным образом осенила угасшее чело прежней красотой, осветила романтическим ореолом память о ее прошлом. Как-то вышло, что среди друзей тетушки было больше молодежи, чем людей ее возраста, поэтому на похоронах седые леди уступили место молодым девушкам, которые ее одели, проводили к месту последнего упокоения и усыпали могилу милой старой девы белыми цветами.

Когда все это окончилось, тетушка Изобилие, лишившись всего, что составляло ее жизнь, была такой потерянной, что доктор Алек не решался ее оставить. Роза охотно согласилась с этим, чтобы хоть чем-нибудь отплатить тетушке за ласку и заботу. Но тетушка Изобилие привыкла жить для других и вскоре восстала против этой жертвы. Она обрела силы в искреннем благочестии, утешение -- в добрых делах, развлечения -- в уходе за тетей Майрой, которая была отличной пациенткой: она не умирала, но никогда и не выздоравливала окончательно.

Наконец настала минута, когда наши путешественники со спокойной душой могли отправиться в путь. Когда Розе минуло восемнадцать лет, она уехала с дядей Алеком и с преданной Фиби, чтобы повидать огромный прекрасный мир, который всегда раскрыт перед нами, если только мы умеем пользоваться и наслаждаться им.

Фиби была помещена в одну из лучших музыкальных школ, и пока она занималась развитием своего прекрасного голоса, Роза и дядя Алек путешествовали. Два года пролетели, как чудесный сон, пока не пришло время возвращаться домой.

Итак, они вернулись, и теперь богатой наследнице полагалось занять надлежащее место. В двадцать один год она должна была вступить в права владения своим состоянием, которым так долго училась управлять. В голове девушки бурлили грандиозные планы, сердце было все таким же сострадательным, но время научило ее благоразумию, а опыт указал, что мудрее всего так помогать бедному, чтобы он сам смог заботиться о себе.

Доктору Алеку было довольно трудно остудить пыл юной благотворительницы, которая хотела сейчас же устраивать больницы, строить приюты, усыновлять детей и осчастливливать все человечество.

-- Подожди немного, осмотрись, испробуй свои силы, дитя мое. Мир, в котором ты жила до сих пор, проще и честнее, чем тот, в который ты вступаешь. Испытай себя немного и посмотри, может быть, тебе лучше не менять своего образа жизни. Ты взрослая, умная девочка, тебе и решать, что для тебя полезнее, -- дядя Алек пытался настроиться, что его птичка скоро выпорхнет из гнезда, расправит крылья и попробует силы в свободном полете.

-- Дядя, я боюсь разочаровать вас, -- начала Роза с необычным смущением, между тем как глаза ее горели. -- Вы всегда хотели, чтобы я была правдива, и я привыкла высказывать вам все свои глупые фантазии, поэтому выскажусь и сейчас. Если мое желание покажется вам пустым и вредным, то сразу скажите об этом. Я, конечно, взрослая, но не хочу, чтобы вы полностью предоставили меня самой себе. Вы говорите: подожди немного, испытай себя и попробуй, не лучше ли жить, как жила до сих пор. Хорошо, я последую вашему совету, только мне хотелось бы сначала попробовать пожить по-другому, как живут другие девушки. Хотя бы недолго, -- прибавила она, увидев, что лицо дяди посерьезнело.

Он немного расстроился, однако признал это желание естественным и в ту же минуту осознал всю пользу, которую можно извлечь из такого опыта. Тем не менее он страшился его. Как многие заботливые родители и воспитатели, он намеревался тщательно выбирать для нее общество и уберегать от вредного влияния света как можно дольше. Но дух Евы живет во всех ее дочерях: запретный плод всегда кажется слаще того, что растет в собственном саду, и соблазн непреодолим даже для самых благоразумных. Роза, приглядываясь к царству взрослых женщин из своей девической оранжереи, чувствовала сильное желание испытать удовольствия этого мира прежде, чем принять за них ответственность, и была слишком чистосердечна, чтобы скрывать это желание.

-- Хорошо, моя дорогая, попробуй, если хочешь, только береги свое здоровье; будь умеренна в своей веселости и старайся, если возможно, не потерять больше, чем приобретешь, -- подавляя вздох, он старался говорить весело и спокойно.

-- Я знаю, что это глупо, но мне хочется побыть настоящей бабочкой и посмотреть, хорошо ли это. Вы помните, за границей время от времени нам приходилось посещать светское общество, хотя мы избегали его. Здесь же молодые девушки то и дело рассказывают мне об разных удовольствиях, намеченных на нынешнюю зиму. Так что, если вы не будете презирать меня, я хотела бы участвовать в них.

-- Как долго?

-- Три месяца не будет слишком долго? Новый год -- самое время начать новую жизнь. Знакомые будут приезжать к нам с поздравлениями, так что я поневоле должна быть любезной, если не хочу показаться угрюмой и неблагодарной, -- сказала Роза, очень довольная тем, что представила такой благовидный предлог для своего нового эксперимента.

-- Может быть, тебе это так понравится, что три месяца обратятся в годы. Удовольствия имеют необыкновенную прелесть, когда мы молоды.

-- Вы думаете, что они опьянят меня?

-- Посмотрим, моя дорогая.

-- Посмотрим! -- сказала Роза и вышла с таким видом, как будто она принимала какой-нибудь залог, который обязывалась сохранить.

В обществе вздохнули с облегчением, когда стало известно, что мисс Кэмпбелл наконец появится в свете, и благосклонно приняли приглашение на вечер в доме тетушки Изобилие. Правда, тетя Клара огорчилась, что не состоится большой прием, о котором она мечтала, но Роза твердо стояла на своем, и леди вынуждена была уступить.

Вследствие этого состоялась веселая неофициальная встреча друзей, празднующих возвращение путешественников. Это был добрый, старомодный, гостеприимный пир, настолько простой и радушный, что даже завзятые критики остались в таком восторге, что признали его очаровательным и неподражаемым.

Фиби возбуждала всеобщее любопытство. Многие кумушки разглядывали ее из-за своих вееров. Все, кто видел ее несколько лет назад, едва узнавали прежнюю горничную в красивой молодой девушке, которая держала себя с замечательным достоинством и очаровывала всех прекрасным голосом. Общее мнение было таково: "Золушка превратилась в принцессу". Роза от души радовалась успеху подруги. Она верила в свою Фиби, выдержала немало битв за нее, и теперь ее вера оправдала себя.

Мисс Кэмпбелл тоже имела большой успех и так хорошо исполняла роль хозяйки, что даже мисс Блиш простила ей равнодушие к нарядам, хотя и покачивала головой, глядя на Розу и Фиби в одинаковых белых платьях, которые различались только цветом отделки (у одной подруги -- пунцовая, у другой -- голубая).

Молодые девушки весело кружились вокруг их возвратившейся приятельницы -- Роза всегда была всеобщей любимицей и, возвратившись, заняла свой пустующий трон. Молодые люди единогласно решили, что Фиби красивее, но так как у нее не было ни имени, ни состояния, ее лишь признавали прекрасным украшением дома и почтительно отходили прочь. Что же касается веселой Розы, то молодые люди находили ее безукоризненной. Немало тоскливых глаз следило за порхавшей по комнате светлой головкой, без всякой надежды заполучить это сокровище. Роза, словно золотое руно, бдительно охранялась дюжими братьями и частоколом из многочисленных теток.

Стоит ли удивляться, что новая жизнь пришлась Розе весьма по вкусу и что первый прием вскружил ей голову? Все вокруг улыбались, льстили, хвалили, нашептывали в уши разные приятные вещи; а те, кто не смел высказываться, выражали взглядами все то, что просилось на язык. Постепенно Роза стала склоняться к мысли, что прежняя девочка осталась где-то в чужих краях, а здесь внезапно явилось совсем новое, богато одаренное создание.

-- Мне так хорошо, дядя, что я, наверное, попрошу отсрочки еще на три месяца, когда пройдут эти три, -- шепнула она доктору Алеку, направляясь танцевать с Чарли в большую гостиную.

-- Продолжай, моя девочка, продолжай! Но помни, что ты не настоящая бабочка, а смертная девушка, у которой завтра будет болеть голова, -- ответил он, глядя на цветущее и улыбающееся личико.

-- Я почти хочу, чтобы завтра не наступало и чтобы сегодняшний вечер длился бесконечно. Мне так весело, и все так добры ко мне, -- проговорила она со вздохом счастья, расправляя платье, как птичка расправляет крылышки перед полетом.

-- Вернемся к этому часа в два пополуночи, -- и дядя предостерегающе кивнул.

-- И я скажу вам всю правду, -- только и успела проговорить Роза, перед тем как Чарли закружил ее в разноцветном облаке танцующих.

-- Все бесполезно, Алек. Как серьезно ни воспитывай девушку, она все-таки вырвется на волю, когда придет время, и предастся удовольствиям с такой же страстью, как самая ветреная из них. Так уж они устроены, -- сказал дядя Мэк, отбивая такт, как будто сам был не прочь пуститься в пляс.

-- Моя девочка только попробует и, если не ошибаюсь, скоро пресытится. Мне очень хочется увидеть, выдержит ли она это испытание. Если нет, то все мои труды пропали даром. Мне необходимо убедиться в этом, -- отозвался доктор с улыбкой надежды на устах, но с беспокойством во взоре.

-- Она не собьется с пути, да сохранит ее Бог! Дай ей насладиться этими невинными удовольствиями, пока она сама не откажется от них. Хотел бы я, чтобы вся наша молодежь получила такой же короткий срок испытания и прошла через него так же хорошо, как Роза, -- дядя Мэк покачивал головой, поглядывая на кружившиеся перед ним пары.

-- А как дела у ваших мальчиков?

-- Слава Богу, все хорошо! До сих нор они не доставляли мне хлопот, хотя Мэк большой чудак, а Стив -- щеголь. Но я на них не жалуюсь, со временем они все это перерастут -- оба добрые, сердечные мальчики, благодаря матери. Вот сын Клары действительно идет по кривой дорожке. Она избаловала его с самого детства, и испортит окончательно, если не вмешается отец.

-- Я говорил о Чарли со Стивеном в прошлом году, когда заезжал в Калькутту, и он написал сыну. Он приказал ему немедленно ехать в Индию, но у Клары свои планы, и она настояла, чтобы Чарли еще год пробыл дома, -- посетовал доктор, выходя из зала.

-- Слишком поздно теперь приказывать: Чарли уже взрослый. Стивен слишком мягко его воспитывал. Бедняга, ему не позавидуешь, а дальше, я думаю, будет еще хуже, если он не приедет и не попытается что-то исправить.

-- Боюсь, он уже не сможет ни на что повлиять, даже если захочет. Он совсем ослабел от жизни в нездоровом климате и ненавидит волнения более, чем когда-либо. А ты представляешь, сколько нужно сил, чтобы управлять глупой женщиной и избалованным юнцом? Мэк, мы должны помочь бедному Стивену и сделать для него все, что возможно.

-- Самое лучшее, что мы можем сделать для юноши, это женить его и как можно скорее пристроить к месту.

-- Друг мой, ведь ему только двадцать три года, -- начал было доктор, находя эту мысль нелепой, и вдруг изменил тон, промолвив с грустной улыбкой: -- Я и забыл, что можно страдать и утратить надежды даже и в двадцать три года.

-- Но зато и вырасти над многими, если мужественно все преодолеешь, -- дядя Мэк одобрительно и ласково ударил брата по плечу. Затем, возвращаясь к младшему поколению, он спросил: -- Ты, надеюсь, не разделяешь намерений Клары в отношении Розы?

-- Решительно нет! Моя девочка достойна самого лучшего, а Клара испортит и ангела!

-- Не могу не согласиться с тобой. Хотя, конечно, всем нам будет очень тяжело позволить Розе выйти из семьи. Что ты думаешь об Арчи? Он хорошо воспитан и в самом деле прекрасный малый.

Братья сидели в это время в кабинете и были совершенно одни, тем не менее доктор Алек озабоченно понизил голос:

-- Ты знаешь, я не одобряю браков между двоюродными братьями и сестрами и пребываю в большом затруднении. Я люблю эту девочку как собственную дочь, и чувствую, что никогда не решусь отдать ее малознакомому человеку, если не буду в нем вполне уверен. Но к чему строить планы, она должна сама сделать свой выбор. Конечно, я тоже хочу, чтобы она осталась с нами, пусть кто-то из наших мальчиков обретет достойную жену.

-- Отбрось в сторону свои сомнения и приглядись к старшим. Вдруг ты найдешь возможным сделать одного из них счастливым. Все они хорошие ребята. Правда, они еще слишком молоды, чтобы думать о браке, но нам следует исподволь готовить их к этому. Никто не знает, как скоро наступит подходящий момент. Иногда мне кажется, с этой современной молодежью мы живем как на пороховой бочке. Все выглядит таким тихим и спокойным, но малейшая искра может привести к взрыву, и тогда один Бог знает, где мы очутимся.

Так дядя Мэк, удобно устроившись в кресле, решал судьбу Розы, а доктор ходил взад и вперед по комнате, пощипывая бороду и хмуря брови, как будто ему трудно было найти выход.

-- Да, Арчи хороший малый, -- ответил он на вопрос, который прежде оставил без внимания. -- Честный, целеустремленный, умный, и станет прекрасным мужем, если когда-нибудь обнаружит у себя сердце. Назови меня старым дураком, но в молодом человеке должно быть больше пылкости, теплоты, страсти. Такое впечатление, что Арчи не двадцать три или двадцать четыре года, а лет сорок. Он такой рассудительный, трезвый, холодный. Я, в мои годы, больше похож на молодого человека и, если бы мог предложить свое сердце женщине, любил бы со страстью Ромео.

Доктор казался несколько смущенным, говоря это, а брат его разразился смехом.

-- Как жаль, мой милый Алек, что в тебе пропадает даром столько поэзии и прекрасных качеств! Отчего бы тебе не показать пример нашей молодежи и не начать самому ухаживать? Джесси и то удивлялась, как ты мог устоять и не влюбиться в Фиби, а Клара совершенно уверена, что ты ждал только удобного момента, когда она будет под крылышком тетушки Изобилие, чтобы по старому обычаю сделать ей предложение.

-- Я?! -- и доктор остановился, пораженный этой простой мыслью, затем вздохнул и прибавил с видом мученика: -- Если бы наши милые женщины оставили меня в покое, я был бы им вечно признателен. Ради Бога, Мэк, выбей у них эту мысль из головы, или мне придется удалить из дома бедную девушку и тем разрушить ее благополучие. Она прекрасное создание, и я горжусь ею; но она достойна лучшей участи, чем связать свою жизнь с таким стариком, как я, единственное достоинство которого -- надежность.

-- Успокойся, пожалуйста, я пошутил, -- дядя Мэк остался очень доволен ловкостью, с которой прояснил щекотливый вопрос.

Этот прекрасный человек всегда заботился о добром имени семьи и был сильно встревожен намеками дам. После минутного молчания он снова вернулся к своей излюбленной теме:

-- И все-таки ты заблуждаешься относительно Арчи, Алек. Ты не знаешь его так хорошо, как я, иначе под невозмутимой, холодной оболочкой увидел бы горячее сердце. Я самого высокого мнения о нем. Поверь, самое лучшее, что мы могли бы сделать для Розы, -- выдать ее замуж за Арчи.

-- Если она пожелает, -- доктор улыбнулся тому, с каким деловым тоном брат распоряжался судьбой молодых людей.

-- Она сделает все, чтобы угодить тебе, -- уверенно заявил дядя Мэк. Двадцать пять лет в обществе крайне прозаичной жены остудили в нем всякую романтичность.

-- Не стоит строить планы. Я никогда не вмешаюсь в это дело иначе, чем советом. Но если б мне было предоставлено выбирать между мальчиками, я выбрал бы моего крестника, -- ответил доктор серьезно.

-- Как, моего гадкого утенка? -- крайне изумился дядя Мэк.

-- Из гадкого утенка, если помнишь, вышел лебедь. Я всегда любил мальчика за его ум и оригинальность. Сейчас он похож на незрелое яблоко, но со здоровой сердцевиной, и ему надо только созреть. Я уверен: из него выйдет образцовый представитель семейства Кэмпбелл.

-- Очень тебе благодарен, Алек, но этого никогда не будет. Он хороший малый, и, может быть, со временем мы действительно будем гордиться им, но он вовсе не пара нашей Розе. Ей нужен такой человек, который сможет управлять ее состоянием, когда нас не станет. Арчи -- такой человек, на которого можно в этом положиться.

-- При чем тут состояние! -- с жаром воскликнул дядя Алек. -- Я хочу, чтобы она была счастлива. Пусть ее деньги лучше пропадут, чем будут висеть на шее мельничным жерновом. Уверяю тебя, я страшился момента, когда Роза выйдет в свет, старался как можно строже держать ее и трепетал во время путешествия за границей, если какой-нибудь молодой человек приближался к нам. Раз или два мне удалось вывернуться, но теперь, судя по сегодняшнему "успеху", как сказала бы Клара, я попался. Слава Богу, что у меня больше нет дочерей, за которыми нужно смотреть.

-- Полно, выбери Арчи, и все разрешится мирно и счастливо. Прислушайся к моему совету, -- заключил старый заговорщик на правах более опытного брата.

-- Я подумаю, но только помни, Мэк, ни слова сестрам. Мы, два старых дурака, обсуждаем сватовство слишком рано, но я очень рад, что мог с кем-то поделиться своими тревогами.

-- Ладно, положись на меня. Ни полслова даже Джейн, -- ответил Мэк-старший, от души пожав руку брату.

-- Это что, гнездо заговорщиков? Вы что, вступили в масонскую ложу и обмениваетесь тайными жестами? -- в дверях неожиданно раздался веселый голос.

Роза улыбалась и с удивлением рассматривала своих дядюшек, которые, держась за руки, перешептывались и покачивали головами с самым таинственным видом. Оба вздрогнули, как школьники, застигнутые врасплох за какой-то шалостью. Они выглядели такими виноватыми, что девушке стало их жалко. В своей невинности она вообразила, что братья, уединившись по случаю, ударились в сентиментальные воспоминания, и поспешно прибавила, не переступая порога:

-- Женщины, конечно, сюда не допускаются, но вас обоих требуют к нам. Тетушка Изобилие желает, чтобы мы устроили старинный контрданс, и я приглашаю на него дядю Мэка. Я избрала вас, сэр, потому, что вы умеете его танцевать по всем правилам. Пожалуйста, пойдемте, а Фиби ждет вас, дядя Алек. Вы знаете, она несколько застенчива, но с вами будет чувствовать себя уверенней.

-- С превеликим удовольствием! -- оба джентльмена последовали за ней с большой готовностью.

Роза была в восторге, потому что действительно все фигуры удались отлично, и кавалер ее исполнил все тонкости контрданса без малейшей ошибки. По окончании каждой фигуры она приостанавливалась, чтобы дать ему перевести дух, потому что упитанный дядя Мэк, взявшись за дело, готов был довести его до конца или умереть и безропотно оттанцевал бы себе ноги, если бы она этого пожелала.

Прислонясь к стене, со спустившимися на глаза волосами, Мэк-младший с каким-то почтительным удивлением глядел на гимнастические упражнения своего родителя.

-- Ну-ка, мальчуган, иди теперь ты станцуй. Роза свежа, как маргаритка; нас, стариков, хватает ненадолго, занимай мое место! -- сказал ему отец, отдуваясь и вытирая раскрасневшееся, как пион, лицо.

-- Нет, благодарю вас, я не выношу подобных вещей. Я с удовольствием побегаю с вами взапуски вокруг галереи, кузина, но эта духота и толкотня выше моих сил, -- грубо ответил Мэк и отвернулся к открытому окну, будто собираясь совершить побег.

-- Вы не производите впечатления хрупкого создания. Что же мне, оставить гостей и носиться с вами при лунном свете? К тому же сегодня ночь слишком холодна, чтобы бегать в этом легком платье! -- Роза обмахивалась веером, совершенно не сердясь на отказ Мэка, она привыкла к его манерам, и они забавляли ее.

-- Это вполовину менее вредно, чем вся эта пыль, газ, жар и шум. Из чего, вы полагаете, состоят наши легкие? -- спросил Мэк, готовый начать научную дискуссию.

-- Я знала это, но забыла. Теперь я так занята другими вещами, что совсем забросила занятия, которыми увлекалась лет пять-шесть тому назад, -- засмеялась она.

-- А это было славное время! Долго вы будете заниматься всеми этими глупостями, Роза? -- поинтересовался кузен, неодобрительно глядя на танцующих.

-- Думаю, месяца три.

-- Тогда прощайте до Нового года, -- и Мэк исчез за портьерой.

-- Роза, друг мой! Ты непременно должна взять в руки этого малого, пока он не сделался совсем медведем. С тех пор как вы уехали, он жил только своими книгами, так что мы совсем рукой на нег о мах нули. Только мать ворча ла по повод у его манер. Пообтеши его немного, прошу тебя. Ему давно пора оставить свои глупые замашки и обнаружить все то хорошее, что скрывается за его угловатостью, -- дядя Мэк постарался сгладить грубость сына.

-- Я знаю, какая у этого каштана сердцевина, поэтому мне нет дела до его колючек, а вот другие могут не знать. Я возьму его в руки и превращу в гордость семьи, -- охотно ответила Роза.

-- Возьми за образец Арчи. Он редкий молодой человек, и будет счастлива та девушка, которой он достанется, уверяю тебя, -- дядя Мэк не оставлял мечты об этом сватовстве и полагал, что сделал очень тонкое замечание.

-- О боже мой, как я устала! -- воскликнула Роза, опускаясь в кресло, когда последняя карета отъехала от подъезда около двух часов пополуночи.

-- Каково теперь ваше мнение обо всем этом, мисс Кэмпбелл? -- спросил доктор, в первый раз называя ее тем именем, которое в сегодняшний вечер так часто звучало.

-- Мнение мое таково, что мисс Кэмпбелл способна вести веселую жизнь, особенно если она будет продолжаться так, как началась; в таком виде она находит ее прелестной, -- девушка улыбалась, все еще чувствуя на губах вкус того, что в обществе называется удовольствиями.

Глава IV
Шипы и розы

Некоторое время все шло хорошо, и Роза была счастлива. Свет казался ей прекрасным, дружелюбным местом, где исполняются самые светлые мечты. Конечно, это не могло длиться вечно, неизбежно должно было последовать разочарование. Молодость ищет рая на земле и горько плачет, когда находит вместо него будничный мир, преисполненный забот и тревог. Плачет, пока не научится радоваться и прославлять его возвышенными чувствами и добродетельной жизнью.

Все любившие Розу с беспокойством ждали, когда настанет крушение иллюзий, от которого не может оградить никакая забота. До сих пор Роза была так занята своими науками, путешествиями и домашним хозяйством, что не имела ни малейшего понятия об успехах, испытаниях и соблазнах большого света. Благодаря своему происхождению и состоянию она должна была рано или поздно столкнуться с разочарованиями. Доктор Алек, зная, что опыт -- лучший учитель, благоразумно предоставил ей самостоятельно выучить этот урок, моля Бога, чтобы испытание не было слишком тяжким.

Октябрь и ноябрь пролетели быстро, уже приближалось Рождество с его весельем и светлыми надеждами на чудо. Роза сидела в своей маленькой комнатке подле гостиной и занималась приготовлением подарков для бесчисленного множества друзей, которые становились все нежнее и нежнее по мере приближения праздника. Из открытых ящиков комода она доставала всевозможные изящные мелочи и перевязывала широкими лентами.

В такие минуты лицо девушки обычно сияет от счастья, но Роза была серьезна. Время от времени она деловито и небрежно бросала в ящик очередной приготовленный пакет. Она не вкладывала в подарки особой любви.

Доктор Алек вошел в комнату и, увидев необычное выражение на лице племянницы, забеспокоился. Любое омрачавшее девушку облачко сразу бросало тень на лицо ее опекуна.

-- Не можешь ли ты на минуту отвлечься от приятного занятия и зашить мне перчатку? -- спросил он, подходя к столу, усыпанному лентами, кружевами и цветной бумагой.

-- Конечно, дядя, с радостью.

Лицо ее вдруг просияло, обе руки протянулись за старой, изношенной перчаткой, а в голосе послышалась такая душевная радость, которая делает приятной самую ничтожную услугу.

-- Леди Щедрость, кажется, страшно занята. Может, ей нужна помощь? -- доктор бросил взгляд на разложенные перед ним сокровища.

-- Нет, благодарю вас. Разве только вы вернете мне утраченный интерес к этому делу. Как скучно готовить подарки, если ты не собираешься дарить их любимым людям! -- последние слова девушка произнесла с легкой дрожью в голосе.

-- Я никогда ничего не дарю тем, кого не люблю. Почему бы и тебе не поступать так же? Ведь накануне Рождества все делается по доброй воле. Сколько у тебя должно быть друзей, если им предназначаются все эти штучки!

-- Я думала, что они мои друзья, но оказалось, что далеко не все. Это-то меня и тревожит.

-- Ну-ка, отложи мою перчатку, дорогая, и расскажи, что у тебя на сердце, -- дядя Алек уселся напротив Розы с самым ласковым выражением лица.

Но та, крепко сжав вещицу, проговорила с жаром:

-- Нет, нет, сначала зашью! К тому же я не смогу смотреть вам в глаза, пока не расскажу, какая я дрянная, подозрительная девушка, -- и принялась орудовать иголкой, не поднимая глаз от работы.

-- Хорошо, я с радостью выслушаю твою исповедь. В последнее время я замечал озабоченность на лице моей девочки. Неужели кто-то подмешал горечи в чашу со сладким нектаром?

-- Да, дядя, я не хотела этого замечать, но это так. Мне стыдно, но я должна поделиться с вами. Научите, как вернуть чаше сладость, или заставьте выпить ее как лекарство.

Она помолчала минуту, затем девичьи печали полились из нее сплошным потоком:

-- Дядя, большинству людей, которые так добры ко мне, я совершенно не нужна. Их не я интересую, а мои деньги. Эта мысль гложет меня, ведь я так радовалась и гордилась всеобщей любовью. Лучше бы у меня не было ни пенни, тогда бы я знала, кто мои настоящие друзья.

"Бедняжка! Она уже поняла, что блестит не только золото, и разочарования уже начались", -- сказал доктор про себя, и заметил громко, с утешительной улыбкой:

-- Поэтому пропало Рождество и исчезло удовольствие готовить подарки?

-- О нет! Только не для тех, в ком я уверена. Для них я стараюсь больше, чем всегда. Я вкладываю всю душу в каждый стежок. Ведь тетушке Изобилие, тете Джесси, Фиби и мальчикам совсем неважно, сколько стоят мои подарки, они одинаково будут радоваться любой безделице.

С этими словами Роза открыла ящик комода, где лежали подарки, изготовленные ее собственными руками. Она любовно перебирала их, с улыбкой трогала голубую ленту на большом пакете, перевязанном морским узлом, словно вспоминая о том человеке, кому он предназначался.

-- А вот эти, -- она выдвинула другой ящик и полупечально-полупрезрительно подбросила его содержимое в воздух, -- эти я купила и подарю, потому что на них рассчитывают. Эти люди озабочены лишь ценой подарка, им безразличен даритель. Не удивлюсь, если мне не удастся им угодить, кое-кто меня еще и осудит. Ну разве может радовать такое занятие?

-- Конечно, нет. Но, может быть, ты чересчур несправедлива к ним, моя дорогая? Не позволяй зависти или эгоизму нескольких людей отравить твою веру во всех остальных. Почему ты считаешь, что никто из этих девушек тебя не любит? -- спросил он, читая фамилии на разбросанных свертках.

-- Боюсь, что это так. На вечере у Ариадны я случайно услышала разговор своих приятельниц, который меня глубоко огорчил. Почти каждая толковала лишь о том, что я подарю ей, и надеялась, что это будет что-нибудь дорогое. "Она так богата, что не должна быть скупой", -- надеялась одна. "Я несколько недель ей угождала, неужели она это позабудет", -- говорила другая. "Она должна подарить мне хоть несколько пар своих перчаток. У нее их целая куча. Я как-то примеряла (они мне совершенно впору) и дала ей понять, что они мне нравятся", -- прибавила третья. Как видите, я заметила ее намеки, -- и Роза открыла изящную коробку, в которой лежало несколько пар ее лучших перчаток, украшенных множеством пуговиц.

-- Что ж, сюда вложили много фольги и духов, но ни капли любви, -- сказал дядя Алек и улыбнулся, заметив презрительный жест, с которым Роза оттолкнула от себя коробку.

-- Вы правы, любви здесь ни капли. Я подарю им подарки, но отниму мое доверие и уважение, которые им все равно не нужны. Может быть, это неправильно, но мне непереносима мысль о том, что их хорошее отношение ко мне -- не более чем лицемерие, преследующее корыстные цели. Сама я совсем не так отношусь к людям!

-- Я не сомневаюсь в этом, моя девочка. Принимай вещи такими, как они есть, и научись отделять зерна от плевел. На самом деле зерен гораздо больше, просто надо уметь их искать. Это все твои горести?

-- Нет, дядя, это еще мелочи. Боюсь, что когда я привыкну не доверять этим девушкам и научусь, по вашему совету, принимать их такими, какие они есть, то разуверюсь во всех остальных людях. А перестав верить в людей, мне придется жить в полном одиночестве. Я ненавижу интриги и притворство!

Роза говорила все это с нарастающим раздражением и так дергала нитку, что та в конце концов оборвалась.

-- Очевидно, тебя колют и другие шипы? Давай их тоже выдернем, а потом поскорее залечим больное место. Помнишь, сколько раз в детстве мне приходилось вынимать занозы из твоих пальчиков? -- доктор стремился как можно скорее помочь любимой пациентке.

Роза рассмеялась, но румянец на ее щеках разгорелся еще ярче, когда она призналась со смесью девической стыдливости и природного чистосердечия:

-- Тетя Клара надоедает мне предостережениями против молодых людей, которых я встречаю. Она говорит, что они ищут лишь моего состояния. Это ужасно, и я не хочу слышать этого. Однако все время ловлю себя на этой мысли, когда они вьются вокруг меня. Я не настолько тщеславна, чтобы приписывать мой успех красоте. Может быть, это глупость, но мне кажется, что я и без денег чего-нибудь стою.

Голос Розы слегка задрожал при последних словах. Доктор Алек вздохнул, глядя на печальное личико, утратившее простодушную веселость. Впервые поколебалась неизменная детская вера Розы в людей. Он ожидал этого: девушка начинала понимать и пыталась скромно высказать то, что давно уже было ясно для светских глаз. Богатая наследница привлекала множество молодых людей. Нельзя было всех их назвать плохими людьми, ведь большинство юношей с детства воспитываются в убеждении, что молодые девушки стремятся повыгоднее продать или свою красоту, или богатство.

Обладая тем и другим, Роза оказалась весьма выгодной партией. Многочисленные поклонники наперебой пытались выхватить друг у друга завидный приз. Роза не считала удачное замужество единственным исходом и целью жизни женщины, как многие ее приятельницы. Когда прошло первое упоение успехом, она вдруг поняла, что для поклонников главную прелесть составляло ее приданое. Об этом красноречиво говорили многозначительные взгляды, вскользь брошенные слова и легкие намеки. Чуткий женский инстинкт подсказывал девушке, что причиной всеобщей благосклонности к ней был исключительно деловой интерес.

Роза была глубоко разочарована и возмущена. Она относилась к любви как к священному дару, который невозможно познать, пока не почувствуешь сердцем, который нужно принять с благоговением и бережно хранить до самой смерти. Стоит ли удивляться, что ее шокировало легкомысленное отношение к любви и рассуждение о браке как о торговой сделке, без малейшей мысли о его высоком назначении, громадной ответственности и мирных радостях. Девушка была совершенно сбита с толку: пошатнулось все, во что она прежде верила, порой ей казалось, что она без компаса плывет по открытому морю. Новая жизнь разительно отличалась от ее прежнего уклада, и то, что вначале очаровывало Розу, теперь приводило в недоумение.

Настроение воспитанницы было хорошо знакомо доктору Алеку, и он постарался предостеречь ее без излишней назидательности.

-- Любящим и знающим тебя людям безразлично, сколько у тебя денег. Будь благоразумна, моя девочка, и береги веру, которая живет в тебе. Это испытание -- всего лишь пробный камень. Даже если все вокруг выглядит истинным, сомнений не избежать. Значит, следует быть осторожной, тщательно проверять и женщин, и мужчин, с которыми сходишься. Я верю, что твой ум, интуиция и опыт предохранят тебя от грубых ошибок, -- он положил ей руку на плечо и ободряюще заглянул в глаза.

Доверие дяди чрезвычайно утешило Розу. После минутного молчания она вновь заговорила, смущенно улыбаясь и прикрывая перчаткой покрасневшие щеки:

-- Дядя, если уж мне суждено иметь поклонников, хотелось бы, чтоб они были хотя бы интересными людьми. Как я могу любить или уважать мужчин, которые так странно ведут себя и притом воображают, что женщина должна считать за честь, если они предложат ей свою руку? Сердце теперь не в моде, а потому они и не вспоминают о нем.

-- Ага! Вот в чем горе-то! У нас, оказывается, появились сердечные страдания? -- доктор Алек обрадовался тому, что Розу развеселила и заинтересовала новая тема разговора. В душе он был старым романтиком, в чем честно себе признавался.

Роза отложила в сторону перчатку и глядела на нее с забавной смесью веселости и отвращения.

-- Дядя, это ужасно стыдно! Я давно хотела с вами поделиться, но не решалась. Хвастаться такими вещами я не привыкла, к тому же все это так глупо, что не стоит и обсуждать. Но, может быть, все-таки нужно рассказать вам: вы имеете право выбрать для меня будущего мужа, и я должна вас послушаться, -- прибавила она, стараясь принять покорный вид.

-- Расскажи, во всяком случае. Разве я не сохранял твои тайны и не давал хороших советов, как образцовый опекун? У тебя должен быть наперсник, а где же ты найдешь лучшего, чем я? -- спросил он, указывая на свое сердце.

-- Конечно, нигде. Я вам все расскажу, но не называя имен. Я боюсь, что вы рассердитесь. Вы всегда сердились, если кто-нибудь мне досаждал, -- начала Роза, радуясь возможности посекретничать с дядей, который в последнее время больше держался в отдалении. -- Вы прививали мне несколько старомодные понятия, а потому я была совсем не подготовлена к тому, что молодые люди станут выражать свои чувства без малейшего стеснения, где угодно, с помощью ужимок, улыбочек и сладких речей. Я считала, что признание в любви -- это красиво и трогательно, но этого вовсе нет. Они смешат меня, вместо того чтобы трогать, бесят, вместо того чтобы радовать, и я сейчас же все забываю. Представьте, дядя: один глупый малый сделал мне предложение после того, как мы виделись друг с другом не более шести раз. Он весь в долгах, и этим объясняется его поспешность, -- говоря это, Роза отряхивала свои пальцы, как будто запачкала их.

-- Я знаю, о ком ты говоришь, и ожидал, что он так поступит, -- заметил дядя Алек, пожав плечами.

-- Вы все видите и знаете, значит, не стоит и продолжать.

-- Нет, нет, пожалуйста! Я больше не буду угадывать.

-- Хорошо. Другой стал передо мной на колени в оранжерее миссис Ван, мужественно доказывая свою страсть, потому что огромный кактус колол его во все время признания. Китти застала его в этой позе, и я не смогла удержаться от смеха. С тех пор он возненавидел меня.

Доктор не смог сдержать громкого хохота, и Роза тотчас к нему присоединилась. К этому эпизоду нельзя было отнестись серьезно, даже сильное чувство не оправдывало его нелепости.

-- Третий прислал мне стихи собственного сочинения, от которых так разило Байроном, что мне сразу захотелось покрасить волосы в рыжий цвет и поменять имя [36] . Не рассчитывайте прочесть -- я их сожгла, а бедный парень скоро утешился Эммой. Но хуже всех был один джентльмен, который начал объясняться в любви публично и сделал мне предложение во время танцев. Обычно я танцую вальс только с нашими мальчиками, но в тот вечер изменила своему правилу, потому что девицы стали смеяться и называть меня ханжой. Теперь мне безразличны их насмешки, я не стану больше слушать их, потому что считаю себя правой. Но я чувствую, что заслужила неуважительное отношение к себе этого господина.

-- Это все? -- спросил дядя, начиная понемногу свирепеть при мысли о том, что его дорогая девочка была вынуждена выслушивать наглые признания поклонника прямо во время танца.

-- Был еще один, но о нем я не буду рассказывать, потому что он действительно очень страдал и испытывал ко мне серьезные чувства. Я старалась быть с ним любезна, насколько могла. Я еще очень неопытна в подобных вещах, поэтому огорчилась и отнеслась к его любви с большим уважением.

Голос Розы мало-помалу понижался и под конец перешел в шепот. Доктор сочувственно склонил голову, а затем подошел к Розе, приподнял ее лицо за подбородок и, внимательно вглядываясь в глаза племянницы, спросил:

-- Хочешь жить так еще три месяца?

-- Я отвечу вам на этот вопрос в Новый год, дядя.

-- Хорошо. Старайся вести свой корабль прямым курсом, мой маленький капитан. Если же впереди покажутся рифы, зови на мостик своего первого помощника.

-- Есть, сэр! Я буду помнить об этом.

Глава V
Прекрасный принц

Старая перчатка была забыта и валялась на полу, а Роза сидела в глубокой задумчивости, когда в зале послышались быстрые шаги и чей-то звучный голос запел:

По нашей улице он шел

Близ дома моего,

А из окна красотка Мэг

Глазела на него [37] ...

Роза тут же подхватила песню:

Взлетел он по ступенькам

И позвонил в звонок.

Она, чтоб дверь ему открыть,

Бежала со всех ног!

Послышался стук в дверь, и в комнату вошел Чарли, веселый и добродушный, как всегда:

-- Доброе утро, Роза! Вот ваши письма и ваш покорный слуга, готовый исполнять все ваши поручения.

-- Благодарю, у меня нет никаких поручений, разве только вы отправите мои письма, если мне потребуется ответить. С вашего позволения, Принц, я посмотрю, -- и Роза принялась распечатывать письма, которые кузен положил ей на колени.

-- О Боже, лучше бы глаза мои ослепли! -- трагически произнес Чарли, театрально закрывая лицо одной рукой, а другой указывая на перчатку. Как и многим талантливым актерам, ему нравилось лицедейство в обыкновенных разговорах.

-- Это дядя забыл свою перчатку.

-- А я уж решил, что здесь был соперник, -- подняв перчатку, Чарли начал натягивать ее на голову маленькой фигурки Психеи [38] , которая украшала камин, и затянул третий куплет старой песни:

Наряд шотландский был на нем,

А значит, в тот же миг

Он на колени нашу Мэг

Сажает, озорник.

Роза просматривала письма, не переставая размышлять о своем разговоре с дядей и кое о чем другом, связанном с Принцем и его песней.

Все эти три месяца с момента возвращения Роза чаще других видела этого двоюродного брата, потому что только он располагал неограниченным свободным временем "играть с Розой", как они говорили несколько лет тому назад. Все остальные были заняты. Маленький Джеми и тот вместо отдыха усердно боролся с латинской грамматикой -- вечным камнем преткновения всех школьников. Доктор Алек приводил в порядок дела после долгого отсутствия. Фиби много занималась музыкой, а тетушка Изобилие по-прежнему развивала бурную деятельность в области домашнего хозяйства.

Итак, естественным образом Чарли завел привычку являться к Розе во всякое время то с письмами, то с какими-нибудь новостями, то с приятными идеями провести досуг. Он помогал ей в рисовании, катался с ней верхом, пел вместе с ней и всюду оказывался рядом. В свою очередь, и тетя Клара, любившая развлечения больше всех сестер, часто сопровождала племянницу в качестве компаньонки.

Какое-то время все это доставляло Розе удовольствие, но мало-помалу ей захотелось, чтобы Чарли взялся за какое-нибудь дело и прекратил всюду за ней следовать. Вся семья относилась к нему с крайним снисхождением; братья считали, что он имеет право на все самое лучшее -- ведь он все еще был Принцем, представителем золотой молодежи. До сих пор среди младших членов семьи не развеялось убеждение, что Чарли станет гордостью семьи, хотя он не имел ни одного особого дарования или склонности. Правда, старшие уже покачивали головами -- блестящие перспективы и проекты все никак не воплощались в жизнь.

Роза думала обо всем этом и жаждала вдохновить своего двоюродного брата на какой-нибудь труд, чтобы он добился успеха и настоящего уважения. Но это оказалось нелегко. Чарли выслушивал советы с непоколебимым добродушием, откровенно сознавался в своих недостатках и тут же приводил множество возражений и оправданий своего безделья.

Наконец девушка начала замечать, что кузен превратно понял ее дружеское участие и всякий раз возмущается при появлении поблизости от нее поклонника. Он решил, что ему принадлежит какое-то особое место в ее жизни. Роза боялась, что вскоре придет время и другим требованиям. Это возмущало девушку, она догадывалась, что эти мысли внушены ему матерью. Тетя Клара при всяком удобном случае повторяла, как благотворно Роза влияет на Чарли, и при этом выражала явное неодобрение, если возле Розы оказывался какой-нибудь другой юноша.

Девушке не хотелось угодить в эту хорошо спланированную западню: хотя Чарли был самым привлекательным из ее двоюродных братьев, она вовсе не желала связывать с ним свою жизнь, тем более что ее расположения добивались гораздо более достойные молодые люди.

Когда Роза сидела на диване и просматривала письма, все эти мысли смутно бродили в ее голове и бессознательно повлияли на следующий разговор.

-- Все это одни приглашения. Я не могу сейчас отвечать на них, иначе никогда не закончу с подарками!

-- Я вам помогу, буду надписывать адреса. Вот что значит иметь хорошего секретаря! -- заключил Чарли, который в комнате Розы чувствовал себя как дома.

-- Нет, я сама это сделаю, а вы отвечайте на письма, если хотите. Нужно отказаться от всех визитов, кроме двух-трех. Читайте имена, а я скажу вам, кому что писать.

-- Слушаю и повинуюсь. Ну, кто скажет, что я лентяй? -- и Чарли весело уселся за письменный стол, искренне считая часы, проводимые им в этой комнатке, самыми лучшими и счастливыми в жизни.

-- "Порядок во всем -- непреложный закон", я полностью согласен с этим мнением. Только я не вижу здесь почтовой бумаги, -- прибавил он, открывая бюро и с любопытством оглядывая его содержимое.

-- В ящике справа лиловая бумага с вензелями для записок, а гладкая -- для деловых писем, -- ответила Роза, раздумывая, кому лучше подарить платок с кружевами -- Ариадне или Эмме.

-- Наивное создание! А что если я отворю не тот ящик и открою ваши сокровенные тайны? -- продолжал новый секретарь, роясь в изящных бумажках с мужскою неаккуратностью.

-- У меня их нет, -- скромно пожала плечами Роза.

-- Как? Неужели ни одной заветной записочки, ни одного дорогого портретика, засохшего цветочка и еще чего-нибудь? Не могу этому поверить, кузина, -- Принц недоверчиво покачал головой.

-- Если б у меня были подобные вещи, конечно, я бы их вам не показала, бессовестный вы человек! Тут есть несколько маленьких сувениров, но ничего особенно сентиментального и интересного.

-- Как бы я желал их видеть! Но никогда не осмелюсь просить об этом, -- заметил Чарли, с жадностью глядя на полуоткрытый ящичек.

-- Можете посмотреть, если хотите, но, право, вы разочаруетесь. Там налево, в нижнем ящике, в котором ключ.

-- "Ангел доброты! Чем я отплачу тебе за это? О сладкий миг, с каким трепетом я приступаю к этому заветному вместилищу!" -- процитировал он "Тайны Удольфа" [39] , повернул ключ и открыл ящик с трагическим жестом. -- Вот тут в коробочке семь локонов всех цветов: есть светлые, как у вас, темно-каштановые, золотистые, черные, как вороново крыло, и ядовито-рыжие. Все они кажутся мне очень знакомыми. Мне кажется, я знаю, с чьих они голов.

-- Если помните, все вы дали мне по локону перед моим отъездом, и я возила их вокруг света в этой самой коробочке.

-- Я бы желал, чтобы и головы ездили вместе с ними. Вот тут янтарный флакончик с золотым колечком и душистым ароматом, -- продолжал Чарли, с удовольствием принюхиваясь к склянке.

-- Дядя подарил мне этот флакон уже давно, и я очень люблю его.

-- А вот что-то подозрительное: мужское кольцо с лотосом, вырезанным на камне, и при нем записочка. Кровь бросилась мне в голову! Кто, когда и где?

-- Один джентльмен, в день моего рождения, в Калькутте.

-- Я могу вздохнуть свободно! Это, вероятно, мой отец?

-- Не говорите глупостей. Конечно, он. Ваш отец сделал все, чтобы мое пребывание у него было приятным. И вам следовало бы, как послушному сыну, поехать к нему вместо того, чтобы лентяйничать здесь.

-- Дядя Мэк все уши мне прожужжал об этом. Но к чему пустые наставления, я сам выберу путь, по которому идти, -- проворчал Чарли с досадой.

-- Но если вы выберете неправильный путь, вам будет трудно вернуться назад, -- заметила Роза серьезно.

-- Все будет хорошо, если вы будете приглядывать за мной, как обещали, судя по благодарностям, полученным вами в этом письме. Бедный старый родитель! Я бы желал его видеть. Прошло четыре года с тех пор, как он был здесь в последний раз, -- наверное, он сильно постарел с тех пор.

Чарли был единственным из мальчиков, который всегда называл своего отца "родителем". Другие знали и любили своих отцов, а он так редко виделся со своим, что язык не поворачивался выговорить более теплое слово. С тех пор как отец уехал, их общение в основном сводилось к письменным указаниям и требованиям, которыми сын с легкостью пренебрегал. Когда-то Роза слышала о том, что дядя Стивен был не в силах терпеть страсть своей жены к выездам в свет и предпочел покинуть родину, оправдывая делами свое продолжительное отсутствие.

Все эти мысли промелькнули в голове девушки, пока она наблюдала за тем, как двоюродный брат вертит в руках кольцо, внезапно сделавшись чрезвычайно задумчивым. Найдя этот момент благоприятным, она сказала очень серьезно:

-- Да, он постарел. Дорогой Чарли, думайте больше о вашем долге, чем об удовольствиях, и я уверена, что вы не раскаетесь в этом.

-- Вы хотите, чтобы я уехал? -- спросил Принц поспешно.

-- Я думаю, что вы должны это сделать.

-- А я думаю, что вы были бы гораздо милее, если бы не рассуждали поминутно о том, что хорошо и что плохо. В этом, как и во многих ваших странных воззрениях, чувствуется влияние дяди Алека.

-- Я очень рада, что он научил меня этому, -- сказала Роза несколько раздраженно, но тотчас же успокоилась и прибавила со вздохом: -- Вы знаете, женщины всегда желают, чтобы любимые люди были хороши, а потому и стараются сделать их лучше.

-- Да, еще как стараются: мы уже должны бы превратиться в ангелов! Но я твердо убежден, что если бы мы сделались ангелами, то вы, прекрасные создания, любили бы нас вполовину меньше. Не правда ли? -- спросил Чарли с вкрадчивой улыбкой.

-- Может быть, и нет, но мы удаляемся от вопроса. Так вы поедете? -- настаивала Роза.

-- Нет, не поеду!

Слова эти были сказаны очень решительно, и затем последовало неловкое молчание. Роза машинально затягивала узел одного из пакетов, а Чарли рылся в ящике -- и скорее с волнением, чем с любопытством.

-- А вот вещичка, которую я подарил вам давным-давно! -- вдруг воскликнул он весело, вынимая маленькое агатовое сердечко на голубой полинявшей ленточке. -- Позвольте забрать это каменное сердце и предложить вам настоящее? -- проговорил он полушутя-полусерьезно, растроганный воспоминаниями, пробужденными найденной безделушкой.

-- Нет, не позволю! -- ответила Роза резко, рассердившись на вызывающе смелый вопрос.

С минуту Чарли казался сконфуженным, но его природная веселость всегда брала верх и приводила в хорошее расположение духа и его самого, и окружающих.

-- Теперь мы квиты. Оставим это и начнем сначала, -- сказал он чрезвычайно приветливо, хладнокровно опустив сердечко себе в карман и собираясь закрыть ящик. Но вдруг что-то поразило его, и он воскликнул: -- А это что такое?

И он вытащил фотографию, которая лежала под грудой писем с иностранными марками.

-- Ах, я и забыла, что она тут, -- торопливо сказала Роза.

-- Кто этот господин? -- Чарли рассматривал красивого мужчину и хмурил брови.

-- Это почтенный Гилберт Мюррей, который вместе с нами путешествовал по Нилу и стрелял крокодилов и разных мелких зверей. Он отличный охотник, я писала вам о нем в письмах, -- ответила Роза весело, хотя была недовольна таким поворотом разговора. Это был один из промахов, о которых предупреждал ее дядя.

-- А что, дикие звери еще не съели его? Может, я узнаю об этом, прочтя вот эту кучу писем? -- ревниво спросил Чарли.

-- Надеюсь, что нет. По крайней мере, ничего такого не было в последнем письме от сестры господина Мюррея.

-- А, так это она с вами переписывается? Сестры иногда бывают опасными особами, -- Принц подозрительно поглядывал на пачку писем.

-- О, в таком случае она очень безобидная особа, поскольку взяла на себя нелегкий труд в подробностях описать свадьбу брата.

-- А, так он женился? Тогда мне нет до него никакого дела. Я уж было подумал, что нашел причину вашего жестокосердия. Но если это не ваш тайный кумир, то я снова теряюсь в догадках, -- и Чарли бросил фотографию в ящик, потеряв к ней всякий интерес.

-- Я жестокосердна, потому что разборчива, и до сих пор не нашла никого себе по вкусу.

-- Никого? -- переспросил он с нежным взглядом.

-- Никого! -- невольно покраснела Роза и прибавила откровенно: -- Одними людьми я восхищаюсь, в других вижу много хорошего и достойного похвалы, но пока не нашла человека, которого бы полюбила. Вы же знаете, мои герои старомодны.

-- Зануды, вроде графа Альтенбурга и Джона Галифакса [40] ? Я знаю типажи, которые нравятся красивым девушкам, -- проворчал Чарли, предпочитавший Ливингстонов и Боклерков [41] .

-- Ну, так значит я -- девушка некрасивая, потому что педантов не люблю. Мне нужен джентльмен в лучшем смысле этого слова, и я подожду, потому что уже встретила одного такого и точно знаю, что на свете они есть.

-- Одного вы уже встретили! Я его знаю? -- встревожился Чарли.

-- Думаю, да, -- и глаза кузины хитро сверкнули.

-- Если это не Пэм, то я отказываюсь угадывать. Он самый благовоспитанный малый, какого я только знаю.

-- О, нет! Тот, о ком я говорю, несравненно лучше мистера Пэмбертона и существенно старше его, -- проговорила Роза с чувством такого искреннего уважения, что Чарли был смущен и встревожен.

-- Может, кто-нибудь из духовных лиц? Вы, набожные создания, часто поклоняетесь пасторам. Ради сострадания, скажите мне его имя! Я страшно мучаюсь в неведении! -- умолял Принц.

-- Александр Кэмпбелл.

-- Дядя? Ну, это уже легче, хотя ужасно нелепо. Так значит, если вы встретите святошу, только помоложе, выйдете за него замуж? -- спросил Чарли, несколько повеселевший, но вместе с тем и разочарованный.

-- Если я встречу человека вполовину столь честного, благородного и доброго, как дядя, то буду счастлива выйти за него, если он попросит моей руки, -- прозвучало в ответ.

-- Какие странные вкусы бывают у женщин... -- и Принц задумался о слепоте женщин, которые восхищаются добрым старым дядей, пренебрегая блестящим молодым кузеном.

Роза между тем усердно перевязывала свои пакеты и надеялась, что была не слишком строга с Чарли. Читать ему нотации было очень непросто, хотя, казалось, он был не против, а иногда даже каялся добровольно. Он отлично знал, что тогда женщины охотно прощают все грехи.

-- Я думаю, почта уйдет прежде, чем вы закончите, -- проговорила Роза, так как молчание было менее приятно, чем болтовня.

Чарли принялся за дело и написал несколько записок наилучшим образом. Дойдя до делового письма, он посмотрел на него и спросил с изумлением:

-- Что это такое? Стоимость ремонта от господина по имени Бюффом...

-- Оставьте это, я сама посмотрю позднее.

-- Но я хочу знать, в чем дело! Меня интересуют все ваши дела. Хотя вы и полагаете, что я не способен заниматься делом, но вы убедитесь в обратном, если испытаете меня.

-- Это по поводу двух моих старых домов в городе, которые требуют ремонта и переделки, чтобы все комнаты стали отдельными.

-- А, вы хотите сделать в них ночлежные дома? Это недурная мысль, я слышал, что такие дома очень выгодны.

-- Вот именно этого я и не хочу. Ни за какие миллионы не возьму я себе на душу такого греха, как ночлежный дом, -- сказала Роза решительно.

-- А что вы о них знаете, кроме того, что в них живут бедняки и что они приносят хороший доход владельцам?

-- Я много знаю о них, потому что видела несколько подобных домов и здесь, и за границей. Право же, я путешествовала не для одного удовольствия! Дядя интересовался и госпиталями, и тюрьмами, и я часто ходила с ним, хотя это было и тяжело для меня. Именно он предложил мне заняться благотворительностью иного рода, когда мы вернемся домой. Я посещала школы для детей, женские рабочие дома, приюты для сирот и тому подобные места. Вы не можете себе представить, как много пользы принесло мне это, и как я счастлива, что имею средства хоть немного облегчить страдания нашего мира.

-- Но вы ведь не станете, дорогая кузина, транжирить свое состояние направо и налево, чтобы кормить, одевать и лечить всех бедных, которых встретите? Помогайте бедным; это должен делать всякий, и я, как никто, этому сочувствую. Но, ради Бога, не уподобляйтесь некоторым безумным женщинам, которые неистово ударяются в благотворительность. С ними невозможно даже рядом находиться, -- взмолился Чарли.

-- И не нужно находиться. Поступайте, как вам угодно, а я буду заниматься благотворительностью, прося совета и следуя примеру самых серьезных, практичных и добродетельных людей, которых знаю. И если вы не одобряете меня, давайте прекратим знакомство, -- Роза сделала особое ударение на последней фразе, как всегда, когда отстаивала свое мнение.

-- Над вами будут смеяться!

-- Я привыкла к этому.

-- Вас будут критиковать и избегать!

-- Не те, чьим мнением я дорожу.

-- Женщины вообще не должны соваться в подобные места!

-- И тем не менее некоторые из них это делают.

-- Вы можете заразиться какой-нибудь ужасной болезнью и потерять свою красоту!

Если Чарли надеялся этим аргументом запугать молодую филантропку, то ошибся -- глаза девушки внезапно заблестели, поскольку ей на память пришел недавний разговор с дядей Алеком.

-- Это нисколько не огорчит меня. Скорее обрадует: ведь если я потеряю красоту и растрачу состояние, то узнаю, по крайней мере, кто меня искренне любит.

С минуту Чарли молча грыз перо, но затем мягко спросил:

-- Могу я почтительнейше спросить, какие великие преобразования будут произведены в старых домах их прелестной владетельницей?

-- Я хочу превратить их в удобные помещения для бедных, но почтенных женщин. Это именно тот класс людей, которые не могут много платить и страдают от того, что им приходится жить в шумных, грязных, густозаселенных местах, наподобие ночлежных домов и дешевых квартир. Я смогу помочь хоть некоторым из них.

-- Осмелюсь поинтересоваться: эти почтенные, но неимущие личности будут жить в этих роскошных помещениях даром?

-- Таков был мой первоначальный план; но дядя доказал, что благоразумнее не принимать их за нищих и брать небольшую плату, тогда они будут чувствовать себя более независимыми. Конечно, эти деньги я употреблю на содержание дома или на помощь другим беднякам, -- Роза не замечала, что двоюродный братец исподтишка смеется над ней.

-- Не ждите от них благодарности! Да и хлопот с такой толпой несчастных будет немало. Я уверен, что рано или поздно вам надоест возиться со всем этим.

-- Благодарю за ваши добрые предсказания, но я все-таки рискну!

Она имела такой неустрашимый вид, что Чарли разгорячился и необдуманно выпустил последний выстрел.

-- Хорошо, но знайте, что вы никогда не выйдете замуж, если будете действовать так бездумно! А вам следовало бы позаботиться о себе и сберечь свое состояние.

Роза была вспыльчива от природы, но редко выходила из себя. На этот раз, однако, чаша ее терпения переполнилась. Особенно возмутили девушку последние слова кузена, потому что она услышала в них отголоски речей тети Клары, которая не раз предостерегала девушку от корыстолюбивых искателей и благочестивых замыслов. В эту минуту Роза разочаровалась в своем двоюродном братце и досадовала на то, что позволила ему смеяться над своими планами.

-- Я никогда не выйду замуж, если придется лишиться права поступать так, как нахожу справедливым. Лучше я завтра же пойду в богадельню, чем буду думать только о том, как сохранить свое состояние.

Чарли понял, что зашел слишком далеко. Он поспешил заключить мир, для чего, обернувшись к пианино, запел приятным голосом трогательный старинный романс:

Когда поднялся вихрь,

Я накинул плед ей на плечи.

Лучший бриллиант

в моей короне --

Это моя королева,

моя королева! [42]

Очевидно, прекрасный Принц не напрасно играл роль трубадура. Сам Орфей не мог бы петь сладостней. Музыкальное извинение было принято со всепрощающей улыбкой и с откровенным восклицанием:

-- Мне жаль, что я вспылила, но вы не разучились провоцировать меня. Тем более, что я сегодня не в духе: на меня дурно действует, когда я поздно ложусь спать.

-- Значит, вы завтра не поедете на вечер к мисс Хоуп? -- спросил Чарли с искренним сожалением, которое немного польстило Розе.

-- Я должна там быть, потому что вечер этот устраивается ради меня, но уеду раньше, чтобы хорошенько выспаться. Ненавижу себя в таком раздраженном состоянии, -- Роза потирала себе лоб, ее голова горела от множества впечатлений.

-- Но ведь танцы начинаются поздно, а я дирижирую ими! Останьтесь подольше ради меня, -- умолял Чарли, которому очень хотелось блеснуть перед кузиной.

-- Нет, я обещала дяде быть умеренной в удовольствиях и сдержу слово. Сейчас я совершенно здорова, и было бы глупо с моей стороны заболеть и доставить ему беспокойство. Вдруг я заболею какой-нибудь ужасной болезнью и потеряю свою красоту? -- подразнила она Принца, процитировав его недавнее высказывание.

-- Но ведь настоящее веселье начинается обыкновенно после ужина. Там будет очень весело, уверяю вас, и мы проведем вечер так же приятно, как на прошлой неделе у Эммы.

-- О нет, конечно, этого не будет. Мне так стыдно, когда я вспоминаю, что это было за безумие, и как дядя был серьезен, когда впустил меня домой в три часа утра совершенно измученную. Платье мое было разорвано, голова горела, ноги до того устали, что я едва стояла! Никакой пользы от этой пятичасовой трудной работы, кроме полного кармана конфет, искусственных цветов и дурацких колпаков из шелковой бумаги. Дядя сказал, что можно было бы просто надеть такой колпак на голову и лечь в нем спать, тогда можно было бы воображать, что я была на французском маскараде. Я никогда больше не хочу слышать от него ничего подобного и ставить себя в глупое положение.

-- Но ведь это была не ваша вина. Мама не настаивала на отъезде, и я доставил вас обеих домой до рассвета. Дядя слишком строг, и я с ним не согласен -- мы весело провели время, и никому от этого не было вреда.

-- Как не было? Все мы пострадали. Тетя Клара простудилась, я спала весь следующий день, а вы так вовсе стали похожи на привидение. Вы, кажется, всю неделю не спали толком ни одной ночи.

-- О, это пустяки! Всем приходится утомляться во время сезона, и вы скоро привыкнете к этому, -- продолжал уговаривать ее Чарли. Бальный зал был его стихией. Он чувствовал себя совершенно счастливым, когда вел под руку свою хорошенькую кузину.

-- Да я вовсе не хочу к этому привыкать! В конце концов, это слишком дорого обходится: обращать день в ночь, терять время, которому можно найти лучшее применение, ради того чтобы тобой вертели в душном зале кавалеры, от которых пахнет вином, и чтобы прослыть светской девушкой, которая не может ни дня прожить без развлечений. Я не отрицаю, многое из этого очень приятно, но не хочу слишком пристраститься к удовольствиям. Помогите мне воздержаться от того, что я считаю вредным, и не смейтесь над хорошими привычками, которые дядя с таким трудом старался мне привить.

Роза говорила совершенно искренне, и Чарли сознавал, что она права. Однако ему всегда было трудно отказаться от всего этого, каким бы вредным оно ни было.

Сначала мать во всем потворствовала ему, избаловав еще мальчишкой, затем он сам начал потакать себе, а это гибельный путь для любого человека. Вот почему, когда Роза призвала его вырваться из безумного водоворота, который беспощадно втянул в себя столь многих молодых людей, Принц лишь пожал плечами и ответил коротко:

-- Как вам угодно. Я провожу вас домой так рано, как вы пожелаете, а Эффи Уаринг может занять ваше место в танцах. Каких вам прислать цветов?

Это был ловкий маневр со стороны Чарли, потому что мисс Уаринг, легкомысленная светская девушка, открыто восхищалась им, называла "прекрасным Принцем", и это прозвище утвердилось в свете. Роза не любила ее, считая, что та дурно влияет на Чарли. Юности простительно тщеславие, остроумие требует изящества, а красота в глазах мужчин всегда покрывает множество грехов. При имени Эффи Роза почему-то вспомнила последние слова своего "первого помощника" и решилась не сходить с прямого курса, хотя течение сильно увлекало ее в противоположную сторону. Надписывая имя Ариадны на свертке с парой просторных туфель, предназначенных дяде Мэку, она твердо произнесла:

-- Не беспокойтесь обо мне, я ускользну с дядей, никого не тревожа.

-- Я думаю, у вас не хватит на это духу, -- сказал Чарли недоверчиво, заклеивая последнее письмо.

-- Посмотрим.

-- Я все-таки буду надеяться, что вы останетесь, -- Принц коснулся губами руки кузины и понес письма на почту, убежденный, что мисс Уаринг не будет с ним заправлять танцами.

Роза чуть было не кинулась за ним к двери со словами "хорошо, я останусь до конца вечера", но не сделала этого. Постояв с минуту, она взглянула на старую дядину перчатку, надетую на голову Психеи, затем, как бы озаренная какой-то внезапной мыслью, решительно кивнула головой и медленно вышла из комнаты.

Глава VI
Роза обтесывает Мэка

-- Позвольте мне сказать вам одно слово? -- этот вопрос был произнесен трижды, прежде чем из-за груды книг возникла всклокоченная голова Мэка.

-- Кажется, кто-то что-то сказал? -- спросил он, прищуриваясь от солнечного света, проникшего в комнату вместе с Розой.

-- Ничего страшного, я повторилась всего-то три раза. Не беспокойтесь, пожалуйста, я пришла сказать вам только пару слов, -- Роза замахала рукой, чтобы избавить юношу от необходимости подниматься из кресла, в котором тот сидел.

-- Я так углубился в сложные переломы, что ничего не слышал. Чем могу быть полезен, кузина? -- Мэк гостеприимно смахнул стопку брошюрок с соседнего стула, так что они разлетелись в разные стороны.

Роза присела, но, кажется, не могла подобрать слова, чтобы высказаться, и вертела в руках носовой платок в каком-то молчаливом смущении. Наконец, Мэк надел очки и, буравя ее взглядом, спросил:

-- В чем дело, сударыня? Заноза, порез или воспаление костей?

-- Ни то, ни другое, ни третье. Забудьте, пожалуйста, на минуту вашу хирургию, -- немного резко начала Роза, но закончила с самой любезной улыбкой: -- и побудьте моим добрым братом.

-- Не могу обещать, не зная в чем дело, -- последовал осторожный ответ.

-- Я прошу вас об одолжении, большом одолжении. Я не решилась бы просить о нем других братьев, -- ответила хитрая кузина.

Мэк, казалось, был польщен и любезно поклонился:

-- Скажите, в чем дело, и будьте уверены, что я сделаю все, что могу.

-- Поедемте со мною завтра на вечер к мисс Хоуп.

-- Что?! -- Мэк вскочил, как будто она приставила ему ко лбу заряженный пистолет.

-- Я долго не беспокоила вас, но теперь пришла ваша очередь, и вы должны исполнить свой долг, как мужчина и кузен.

-- Но я никогда не езжу на вечера! -- воскликнул несчастный в отчаянии.

-- Пора начать.

-- Я не умею танцевать!

-- Я научу вас.

-- У меня нет подходящего костюма для вечера.

-- Арчи одолжит вам свой, он не поедет.

-- Но завтра лекция, которую я никак не могу пропустить.

-- Нет, ее не будет, я узнавала у дяди.

-- Но я всегда так устаю к вечеру!

-- Это послужит вам отдыхом и освежит голову.

Мэк тяжело вздохнул и опустился в кресло, чувствуя себя побежденным, потому что отступать было некуда.

-- Что внушило вам такую дикую фантазию? -- резко спросил он. До сих пор его оставляли в покое, и эта неожиданная атака изумила его.

-- Настоятельная необходимость. Впрочем, вы можете не ехать, если вам это невыносимо. Мне необходимо присутствовать еще на нескольких вечерах, потому что их устраивают в мою честь, а затем буду отказываться, и никому не придется беспокоиться ради меня.

В голосе Розы послышалось что-то такое, что заставило Мэка смягчить тон, хотя брови его были нахмурены:

-- Я не хотел грубить. Если я действительно нужен, то готов идти. Но я не могу понять, что за странная необходимость во мне? В вашем распоряжении трое молодых людей гораздо красивее меня, к тому же гораздо лучших танцоров.

-- Мне нужны вы, а не они. Мне совестно все время таскать с собой дядю. Вы же знаете, что я выезжаю только со своими.

-- Послушайте, Роза, если Стив чем-нибудь рассердил вас, скажите мне, я ему задам, -- воскликнул Мэк, решив, что Франт в чем-то провинился, потому что прошлым вечером именно он был спутником Розы.

-- Нет, Стива не в чем упрекнуть. Я просто не хочу ему мешать. Ему хочется сопровождать Китти Ван, хотя он ни разу не дал мне почувствовать это.

-- Что за болван этот мальчишка! Ну, так возьмите Арчи: он тверд, как скала, и ни в кого не влюблен. Ему ничто не будет мешать исполнять свои обязанности, -- продолжал Мэк, стараясь выведать причину и отчасти подозревая ее.

-- Тетя Джесси желает, чтобы хотя бы вечерами он бывал дома, потому что целыми днями работает. К тому же он не охотник танцевать, ему приятнее проводить время с книгой.

"И слушать пение Фиби", -- могла бы прибавить Роза. Фиби чаще оставалась дома, а тетя Джесси по вечерам приходила посидеть с тетушкой Изобилие, когда молодежь уезжала. Арчи, как покорный сын, конечно, сопровождал ее (надо признать, с большой охотой).

-- А что же случилось с Чарли? Я думал, что он лучший из кавалеров. Ариадна говорит, что он танцует, как бог. Уж его-то целая дюжина матерей не удержала бы дома ни на один вечер. Верно, вы поссорились с Адонисом, а потому обратились ко мне, убогому? -- спросил Мэк, добравшись наконец до Принца, о котором он подумал с самого начала. Мэк посчитал неловким поднимать вопрос, который часто обсуждался за спиной Розы.

-- Да, поссорились. И я не намерена выезжать с ним, по крайней мере, некоторое время. Мы не сходимся во взглядах, и я не хочу, чтобы мне навязывали свое мнение. Вы можете помочь мне, если захотите, -- сказала Роза, нервно вращая большой глобус, стоявший перед ней.

Мэк тихонько присвистнул и сказал, проводя рукой по лицу, словно сметая паутину:

-- Теперь понятно, в чем дело, кузина. Но я совсем не гожусь для интриг и непременно все испорчу, если вы не посвятите меня в ваши тайные игры. Скажите прямо, что вам от меня нужно, и я сделаю все, что смогу. Представьте себе, что я дядя, и со всей откровенностью расскажите все, что у вас на душе.

Он говорил так ласково, и в его честных глазах проявлялась такая доброжелательность, что Роза успокоилась и поняла, что может на него положиться. Она ответила ему так откровенно, как он и желал:

-- Вы правы, Мэк, и я ничего от вас не скрою. Вы вполне достойны доверия и не сочтете меня глупой, если я буду вести себя так, как нахожу правильным. А Чарли не хочет поддержать меня в моих намерениях. Я хочу рано возвращаться, одеваться просто и вести себя достойно, не оглядываясь на мнение светского общества. Я уверена, что вы меня одобрите и поддержите, потому что это правильно.

-- Охотно. Кажется, я понял, чего вы хотите. Неудивительно, что вам не нравится самонадеянность Чарли. Надо, чтобы кто-нибудь помог вам сбить с него спесь. Не так ли, кузина?

-- Но как это сделать? -- Роза невольно засмеялась и прибавила с довольным видом: -- Да, мне нужно, чтобы вы помогли мне донести до его сознания, что я вовсе не желаю ему подчиняться. Он ведет себя так, как будто имеет на меня какие-то особые права. О нас уже начинают говорить, а Чарли безразлично, что мне это неприятно.

-- Объясните ему это, -- посоветовал Мэк.

-- Я пыталась, но он только отшучивается, обещает исправиться, но ничего не меняет. Он ставит меня в такое положение, что я не могу ему возразить. Не могу объяснить, как у него это получается: какой-то взгляд, или слово, или пустяк. Но я точно знаю, что мне этого не нужно. Мне кажется, лучший способ излечить его -- это лишить возможности мне надоедать.

-- Он просто умеет виртуозно флиртовать и учит вас кокетству. Я поговорю с ним, если хотите, и скажу, что вы вовсе не желаете учиться. Хотите? -- спросил Мэк, заинтересовавшись этим делом.

-- Нет, благодарю вас, это может привести к неприятностям. Если вы согласитесь хотя бы несколько раз сопровождать меня, это докажет Чарли, что я совершенно серьезна, и всякие сплетни прекратятся, -- Роза вспыхнула, как маков цвет, вспомнив слова, которые один молодой человек шепнул на ухо другому, когда Чарли вел ее по столовой с видом поклонника: "Счастливчик! Подцепил богатую наследницу, а мы останемся с носом".

-- Положим, нам нечего опасаться людских сплетен, -- Мэк посмотрел на Розу как-то особенно странно.

-- Конечно, нет, ведь вы еще мальчик.

-- Благодарю вас, мне уже двадцать один год, и Принц всего двумя годами меня старше, -- Мэк обиделся, что его не признавали за взрослого.

-- Да, но он такой же, как остальные молодые люди, а вы старый добрый книжный червь. Я могу выезжать с вами хоть каждый вечер -- никому не придет в голову обсуждать нас, и никто не скажет ни слова. А даже если скажут, мне все равно, раз это касается "чудака Мэка", -- ответила Роза с улыбкой, назвав кузена семейным прозвищем, оправдывающим все его странности.

-- Значит, я никто? -- спросил он, хмуря брови, как будто это открытие удивило и огорчило его.

-- Для светского общества пока еще никто, но для меня вы лучший из братьев. Разве я недостаточно выразила вам доверие, сделав своим поверенным и выбрав в кавалеры? -- Роза поспешила изгладить дурное впечатление, которое, по-видимому, произвели ее необдуманные слова.

-- Да уж, ваше доверие, конечно, принесет мне много пользы, -- проворчал Мэк.

-- Ах вы, неблагодарный! Вы не цените ту честь, которую я вам оказываю! Да мне известна дюжина молодых людей, которые были бы счастливы оказаться на вашем месте. Вам же есть дело только до ваших сложных переломов. Я не стану вас больше задерживать, скажите только: могу я рассчитывать на вас завтра вечером? -- Роза не привык ла к отказам и была несколько оскорблена равнодушием кузена.

-- Почту за честь! -- встав с кресла, Мэк отвесил ей поклон, виртуозно подражая изысканной манере Принца.

-- Как, Мэк! Я и не подозревала, что вы можете быть таким изящным! -- воскликнула Роза с забавным удивлением и сейчас же все ему простила.

-- Человек всегда может стать тем, кем захочет. Нужно только приложить к этому усилия, -- ответил юноша, выпрямившись, отчего казался выше ростом и смотрел с таким достоинством, что ошеломленная Роза только и смогла грациозно поклониться и промолвить:

-- С благодарностью принимаю ваше согласие. Прощайте, доктор Александр Маккензи Кэмпбелл.

В пятницу вечером Розе доложили о приезде ее кавалера. Она поспешно сбежала вниз, со страхом ожидая, что он явится в каком-нибудь чудовищном бархатном жакете, толстых сапогах и черных перчатках или будет выглядеть смешно и нелепо. Войдя в зал, она увидела молодого человека, поправлявшего прическу перед большим зеркалом, и внезапно остановилась. Взгляд ее переходил от безукоризненного фрака к белоснежным перчаткам, которыми молодой человек приглаживал неподатливый вихор.

-- Как, Чарли... -- начала было она с удивлением, но голос ее оборвался, потому что в эту минуту джентльмен обернулся. Перед ней стоял Мэк в великолепно сидящем вечернем костюме, с тщательно причесанными волосами, с изящным букетиком в петлице и с мученическим выражением лица.

-- А вы бы хотели видеть его на моем месте? Увы, я -- не он. Как я выгляжу? Меня одевал Франт, а он должен знать в этом толк, -- Мэк сложил руки и вытянулся в струнку.

-- Вы до такой степени элегантны, что я не узнала вас.

-- Я и сам себя не узнаю.

-- Право, я и не представляла, чтобы вы можете выглядеть таким джентльменом, -- Роза оглядывала его с большим одобрением.

-- А я и не представлял, что буду чувствовать себя таким дураком.

-- Бедный мальчик! Он кажется таким несчастным. Чем мне отплатить ему за такую жертву?

-- Перестаньте называть меня мальчиком. Этим вы значительно облегчите мои страдания и придадите мужества явиться на люди в дурацком костюме и с завитыми локонами. Я не привык к подобной элегантности и нахожу это чистой пыткой.

Мэк произнес это жалким тоном и так безнадежно взглянул на свои локоны, что Роза рассмеялась ему в лицо и добавила горя, подав ему в руки свое манто. С минуту он смотрел на него очень серьезно, затем осторожно вывернул изнанкой кверху и накинул на голову Розы капюшон, обшитый лебяжьим пухом, да так неловко, что растрепал ей прическу.

Роза вскрикнула и сбросила манто, потребовав, чтобы он поучился подавать его как следует. Мэк послушно совершил более удачную попытку и повел свою даму к выходу, всего три раза наступив ей на юбки. Подойдя к дверям, она вспомнила, что забыла надеть теплые ботинки, и попросила Мэка принести их.

-- Ничего, там не сыро, -- он нахлобучил на глаза шляпу и закутался в пальто, совершенно забыв о своей элегантности, которая так стесняла его.

-- Не могу же я идти по холодным камням в бальных туфлях, -- заметила Роза, показывая свою маленькую ножку.

-- Вам не придется, вы же моя дама, -- и прежде, чем кузина успела опомниться, Мэк бесцеремонно подхватил ее на руки и усадил в карету.

-- Ну и кавалер! -- воскликнула она с комическим отчаянием, расправляя легкое платье, которое он порядочно помял, схватив ее, как куклу.

-- Стоит ли обращать внимание на "чудака Мэка", -- с этими словами он забился в противоположный угол и принял вид мученика, готового к тяжким трудам, но твердо решившего или справиться с ними, или умереть.

-- Джентльмены не хватают дам, как мешки с мукой, и не вталкивают их таким образом в кареты. Заметно, что вы никогда не интересовались тем, как следует вести себя в обществе. Теперь настала пора поучить вас светским манерам. Пожалуйста, думайте, прежде чем совершить что-нибудь, иначе мы с вами попадем впросак, -- предупреждала Роза, опасаясь за своего кавалера.

-- Я буду вести себя безукоризненно, вот увидите.

Безукоризненность Мэка была, однако, весьма оригинальна. Протанцевав с кузиной один танец, он предоставил ее самой себе и скоро совсем забыл о ней, увлекшись продолжительным разговором с профессором и ученым геологом Стумпом. Роза, впрочем, не возражала, потому что один танец показал ей: в этой области Мэк полный невежда. Она охотно вальсировала со Стивом, хотя он был выше ее всего на один-два дюйма. В кавалерах и покровителях у нее не было недостатка: все молодые люди ухаживали за ней, а пожилые дамы относились к ней с материнскою нежностью.

Чарли не приехал на вечер. Узнав, что Роза твердо стояла на своем и сделала Мэка постоянным кавалером, он ушел от нее в страшной обиде и отправился на поиски гораздо более опасных развлечений. Девушка очень беспокоилась о нем. Тревожные мысли приходили ей в голову в самом разгаре окружавшего веселья и омрачали удовольствие. Она знала свою власть над Принцем и старалась мудро ее использовать, однако не представляла, как сохранить с Чарли добрые отношения, не изменяя себе и не давая ему напрасных надежд.

"Как бы я хотела, чтобы мы опять стали детьми, чтобы никакие сердечные тревоги и искушения не волновали нас", -- сказала она сама себе, оставшись в одиночестве, пока ее кавалер пошел за стаканом воды для нее.

Как раз в эту минуту полугрустных-полусентиментальных размышлений она услышала позади серьезный знакомый голос:

-- А аллофит есть новооткрытое соединение алюминия и магнезии, очень похожее на псевдофит, который Вебски нашел в Силезии.

"О чем это толкует Мэк?" -- подумала она и, выглянув из-за пышно цветущей азалии, увидела своего двоюродного брата, погруженного в ученый разговор с профессором. Жалкое выражение совершенно исчезло с его лица, он оживился, между тем как профессор с интересом слушал его замечания, очевидно, находя их дельными.

-- Что с вами? -- спросил Стив, вернувшись со стаканом воды и видя улыбку на лице Розы. Она указала ему на ученый совет за азалией. Стив сначала усмехнулся, взглянув на них, а затем с досадой произнес:

-- Если б вы знали, сколько мороки было с этим молодцом! Сколько надо было терпения, чтобы расчесать его волосы, сколько времени, чтобы убедить надеть тонкие сапоги, сколько труда, чтобы заставить его надеть это платье! Тогда вы бы поняли, что я чувствую, когда вижу его теперь.

-- А что с ним такое? -- спросила Роза.

-- Взгляните, что он с собой сделал! Надо отправить его домой, а то он опозорит всех нас. Посмотрите, он точно дрался с кем-то!

В голосе Стива было столько отчаяния, что Роза взглянула еще раз на своего кавалера и вполне согласилась с ним. Куда девалась элегантность Мэка? Он снял перчатки и бессознательно комкал их во время разговора, галстук у него съехал в сторону, букетик беспомощно свисал из петлицы, а волосы приняли обычное положение, встав дыбом. Вместе с тем он казался таким счастливым и оживленным, несмотря на весь этот беспорядок в костюме, что Роза одобрительно кивнула головой и сказала, закрываясь веером:

-- Да, это тяжелое зрелище. Но, надо признать, обычный оригинальный вид Мэку более к лицу. Мы должны им гордиться, ведь он знает больше, чем мы все вместе взятые. Вот послушайте... -- и Роза притихла, вслушиваясь в красноречивые рассуждения Мэка.

-- Как вам известно, Френцель доказал, что шаровидная форма кремнекислой соли бисмута в Шнесбурге и в Иоганджорженштадте...

-- Какой ужас! Пойдемте отсюда, пока не полился новый поток слов, а то мы сами, пожалуй, превратимся в шаровидные соли или кристаллы, -- панически прошептал Стив. Они потихоньку удалились, преследуемые потоком ученых слов, и предоставили Мэку развлекаться по-своему.

Когда Роза собралась домой и стала искать своего спутника, его нигде не было. Выяснилось, что профессор уже уехал, а с ним и Мэк -- до такой степени околдованный чарами геологии, что совершенно забыл о кузине и преспокойно вернулся домой, все еще погруженный в предмет недавней беседы.

Роза не знала, плакать ей или смеяться. Это было так похоже на Мэка -- уйти и оставить ее на произвол судьбы. Стив уехал с Китти раньше, чем стало известно об исчезновении Мэка, поэтому всеми покинутую девицу взяла под свое покровительство миссис Блиш и благополучно доставила ее домой.

Роза у себя комнате отогревала ноги и пила шоколад, который Фиби всегда готовила для нее вместо ужина, когда раздался торопливый стук в окно и послышался голос Мэка, который смиренно просил впустить его на одну минуту. Фиби отворила дверь -- обеим девушкам не терпелось услышать объяснения.

Виноватый кавалер едва переводил дух, он был испуган и еще более растрепан, чем когда-либо, потому что забыл надеть пальто. Галстук его совсем перевернулся назад, а волосы были до того всклокочены, будто юношу за них кто-то таскал. Видимо, он беспощадно теребил их последние полчаса, придумывая, чем бы загладить ужасный проступок, который совершил по собственной рассеянности.

-- Не обращайте на меня внимания, я не стою этого. Я пришел только удостовериться, что вы, кузина, живы и здоровы. А потом пойду и повешусь, как посоветовал мне Стив, -- начал Мэк тоном, в котором слышались угрызения совести и который звучал бы еще эффектнее, если бы незадачливому кавалеру не приходилось беспрестанно переводить дух.

-- Я никак не ожидала, что вы меня бросите, -- Роза смотрела на него с укором, собираясь немного помучить, прежде чем простить. Конечно, его искреннее раскаяние сразу погасило обиду в ее душе.

-- И все этот проклятый профессор! Он настоящая ходячая энциклопедия. Я хотел узнать у него некоторые сведения, успеть поучиться хоть чему-то, ведь времени было немного. Вы же знаете: я всегда забываю обо всем, когда сталкиваюсь с подобными людьми.

-- Да уж. Я даже удивляюсь, как вы сейчас обо мне вспомнили, -- усмехнулась Роза.

-- Я бы и не вспомнил, если бы не Стив! Я только тогда очнулся, как громом пораженный: ведь я ушел, оставил вас одну, и вы ищете меня, -- Мэк не пытался уменьшить своей вины.

-- Что же вы тогда сделали?

-- Что я сделал? Я вылетел из дому, как стрела, и остановился только у дома Хоупов.

-- Как! Вы отправились к ним пешком? -- воскликнула Роза.

-- Я бежал бегом. Но вы уже уехали с миссис Блиш; и я побежал назад, чтобы убедиться собственными глазами, благополучно ли вы добрались до дому, -- Мэк вытер мокрый лоб со вздохом облегчения.

-- Но ведь это три мили туда и обратно; а уж полночь, темно и холодно. Ах, Мэк! Как можно! -- Роза оценила его состояние: тяжелое дыхание, тонкие сапоги и отсутствие пальто.

-- Что же мне оставалось? -- Мэк направился к двери, все еще стараясь отдышаться.

-- Стоило ли так убивать себя из-за таких пустяков! Вы могли догадаться, что я сама о себе позабочусь, тем более что вокруг было множество друзей. Присядьте же на минуту. Фиби, принеси, пожалуйста, еще чашку, -- попросила Роза. -- Я не пущу его домой, пока он не отдохнет и не подкрепится после такой пробежки.

-- Не нужно быть ко мне такой доброй! Я заслуживаю выволочки, а не заботы, полыни вместо шоколада! -- Мэк был растроган и смиренно уселся на диван с чашкой, которую принесла Фиби.

-- Вдруг у вас больное сердце? Такая беготня убьет вас! Не нужно больше так делать, я вам строго запрещаю это, -- Роза протянула ему свой веер, чтобы освежиться.

-- У меня совсем нет сердца.

-- Нет, есть. Я отсюда слышу, как оно стучит молотком, и все по моей вине. Я должна была заранее подойти к вам и договориться об отъезде домой.

-- Меня убьют угрызения совести, а не эти три мили. Я легко пробегаю такое расстояние для моциона, но сегодня летел как сумасшедший и, наверное, показал рекордное время. Так что, раз вы больше не сердитесь, успокойтесь и "хлебайте ваш чай", как говорит Эвелина [43] , -- и Мэк ловко перевел тему.

-- Что вы знаете об Эвелине? -- спросила Роза с удивлением.

-- Я знаю о ней все. Вы думаете, что я никогда не читал романов?

-- Я думала, что вы не читаете ничего, кроме латинских и греческих авторов, кроме тех случаев, когда интересуетесь "псевдофитами Вебски" или "кремнекислой солью бисмута в Иоганджорженштадте".

Мэк широко раскрыл глаза при этом намеке, затем, по-видимому, понял шутку и так громко захохотал, что послышался голос тетушки Изобилие, которая в тревоге спрашивала:

-- Что это? Что случилось? Пожар?

-- Нет, тетушка, все благополучно. Я пришел пожелать кузине спокойной ночи, -- громко отозвался Мэк, поспешно допивая свою чашку.

-- Ну, так уходи и дай девочке отдохнуть, -- проворчала старая леди, возвращаясь в постель.

Роза между тем побежала в прихожую и, сняв с вешалки теплое пальто дяди, пошла навстречу Мэку, который в рассеянности искал свое.

-- Вы же прибежали без пальто, полуночник! Возьмите это и в следующий раз будьте внимательнее, иначе так легко не отделаетесь, -- со смехом сказала Роза, подавая ему пальто и глядя на него без малейшей тени неудовольствия.

-- В другой раз! Значит, вы меня правда простили? Вы дадите мне еще один шанс доказать, что я не полный болван? -- воскликнул Мэк, с сердечной благодарностью закутываясь в толстое пальто.

-- Вообще-то, я далека от мысли, что вы болван. Напротив, вы сегодня произвели на меня неизгладимое впечатление своей ученостью. Я сказала Стиву, что мы можем гордиться нашим философом.

-- Прочь ученость! Я докажу вам, что не книжный червь, а живой человек, как все. А там уж гордитесь или нет, как вам будет угодно! -- Мэк с вызовом кивнул головой, так что очки съехали на самый кончик носа, нахлобучил шляпу и гордо удалился.

Дня через два Роза отправилась навестить тетю Джейн, что свято исполняла каждую неделю. Поднимаясь по лестнице, она услышала странный звук и невольно остановилась, чтобы прислушаться.

-- Раз, два, три, ногу назад! Раз, два, три, поворот! Ну, начинай! -- говорил нетерпеливый голос.

-- Легко сказать, начинай! Куда мне девать левую ногу, когда правую я поворачиваю, да еще и завожу назад? -- с трудом переводя дыхание, безнадежно спрашивал другой.

Девушка с любопытством двинулась дальше по лестнице. Насвистывание и отбивание такта послышались четче, и Роза узнала голоса. Полуотворенная дверь представила ее глазам такую картину, что девушка едва удержалась от смеха. Стив с красной скатертью, намотанной вокруг талии, опираясь рукой на плечо Мэка, насвистывал мотив вальса -- он был отличный танцор и гордился своим искусством. Мэк с раскрасневшимся лицом и сумасшедшими глазами вцепился за талию брата. Он пытался выполнить неразрешимую задачу: провести "партнершу" по длинному залу, не запутавшись в скатерти, не наступив на ногу даме и не перевернув мебель.

Роза наслаждалась зрелищем, пока Мэк, в неистовой попытке сделать поворот, не впечатался в стену и не увлек Стива за собой на пол. Тут уж она не могла более сдерживаться и вошла в комнату, весело воскликнув:

-- Это великолепно! Продолжайте, я буду вам аккомпанировать.

Стив быстро вскочил с пола и в большом смущении сдернул с себя скатерть. Мэк, потирая ушибленное место, опустился в кресло и проговорил, стараясь казаться веселым и непринужденным:

-- Как поживаете, кузина? Когда вы пришли? Как же это Джон не доложил нам?

-- Я рада, что не доложил, а то бы мне никогда не увидеть этого трогательного зрелища преданности кузине и братской любви. Вы, как я вижу, уже вполне готовы к следующему вечеру.

-- Стараюсь подготовиться; но тут столько вещей, о которых надо помнить одновременно: движения, темп, направление -- все это очень сложно. Да еще надо не наступить на платье, не сбиться с ноги, -- Мэк утер мокрый лоб со вздохом изнеможения.

-- Это самый тяжкий труд, который я когда-либо взваливал на свои плечи. Я не кукла, чтобы меня валяли по полу, -- проворчал Стив, с тяжелым сердцем отряхивая от пыли щегольские сапоги и брюки, и горестно осматривая оттоптанные до боли ноги.

-- Я тебе крайне обязан. Я понял, в чем суть, и могу теперь упражняться со стулом, -- сказал Мэк с комической смесью благодарности и обреченности. Роза не смогла удержаться и хохотала так заразительно, что оба брата от души вторили ей.

-- Раз вы оба приносите себя в жертву мне, как мученики, я обязана помочь вам. Сыграйте нам, Стив, а я дам урок Мэку, если только он не предпочитает танцевать со стулом.

Быстро сбросив пальто и шляпу, Роза любезным жестом пригласила своего кавалера. Ей не смог бы отказать даже отшельник.

-- Благодарю вас, но я боюсь ушибить вас, -- Мэк был тронут ее предложением, но опасался своей неловкости.

-- Я не боюсь. Откуда же Стиву научиться ловко подбирать шлейф? Между тем это не составляет труда для танцующей девушки. Тем более сегодня я совсем без шлейфа, значит одной помехой меньше. Музыка поможет нам лучше держать темп. Слушайтесь меня, и после нескольких туров у нас все пойдет отлично.

-- Хорошо, хорошо! Начинай, Стив. Ну, Роза! -- откинув волосы, падавшие на глаза, Мэк с твердой решимостью взял Розу за талию и принялся за дело, стараясь отличиться во что бы то ни стало.

Второй урок прошел удачнее: Стив отчетливо отбивал такт, а Мэк исполнял все приказания так быстро, как будто от этого зависела его жизнь. Миновав несколько опасных тесных проходов, Роза провальсировала вокруг комнаты безо всяких приключений, и кавалер посадил ее на место с грациозным пируэтом. Стив начал аплодировать, а Мэк воскликнул с безыскусной искренностью:

-- Право, Роза, у вас необыкновенная способность вдохновлять. Я прежде терпеть не мог танцев, а теперь, поверите ли, они мне понравились.

-- Я уверена, вы их полюбите. Теперь вы должны сесть рядом и обмахивать даму веером, если она этого пожелает, -- Роза изо всех сил старалась помочь своему ученику достичь совершенства в новой науке.

-- Да, я видел, как это делают, -- сложив газету в виде веера, Мэк принялся обмахивать свою кузину с таким усердием, что у Розы не хватило духу остановить его.

-- Отлично, брат! Ты, похоже, становишься человеком. Пожалуй, я закажу тебе новое платье, раз ты и в самом деле начинаешь держать себя прилично, -- одобрительно сказал Стив, как компетентный знаток в этом деле. -- А теперь, Роза, научите Мэка вести разговор, чтобы он не был посмешищем, как в тот вечер. Я не имею в виду его пассажи о геологии, хоть это тоже было довольно глупо. Слышали бы вы его болтовню с Эммой Куртис! Расскажи ей, Мэк! Бедная Эмма по праву сочла его за крайне скучного человека.

-- Я, право, не понимаю, что я такого сказал. Я просто пытался вести светский разговор, -- неохотно пробурчал Мэк, потому что двоюродные братья, которым Стив передал эту замечательную беседу, вдоволь потешались над ним.

-- Что же вы говорили? Я не буду смеяться. Если только смогу, -- Роза горела нетерпением узнать, в чем дело, так как в глазах Стива искрился смех.

-- Пожалуйста, я расскажу. Я знал, что она очень любит театр, и начал с него. Все шло очень хорошо до тех пор, пока я не стал рассказывать ей о древнегреческом театре. Вы же знаете, это очень интересный предмет.

-- Очень. И вы, наверное, пропели ей один из хоров или продекламировали монолог Агамемнона [44] ? Мне вы его декламировали, когда рассказывали об этом, -- Роза с трудом удерживалась от смеха при воспоминании об этой комической сцене.

-- Конечно, нет; но я посоветовал ей прочесть Прометея [45] . Она почему-то засмеялась, закрываясь веером, и начала говорить о Фиби: какое она прелестное создание, как хорошо себя держит, что одевается в соответствии со своим положением, и тому подобные пустяки. Наверное, это было несколько грубо, но я разозлился и стал говорить то, что приходило в голову, нисколько не стесняясь: что, по моему мнению, Фиби одета лучше всех на вечере, потому что она не обвешана таким количеством украшений, как другие девицы.

-- Мэк! Как можно было сказать такое Эмме? Для нее смысл жизни -- быть изящно одетой, а в тот вечер она выглядела просто сногсшибательно. Что же она ответила? -- спросила Роза, сочувствуя и той, и другой стороне.

-- Она вспыхнула и одарила меня свирепым взглядом.

-- А что вы?

-- Я прикусил язык, но попал, как говорится, из огня да в полымя. Следуя ее примеру, я переменил тему и заговорил о благотворительном концерте в пользу сирот. А когда она стала жалеть бедных малюток, я предложил ей усыновить одного из них и посетовал, что молодые леди вместо этого нянчатся с кошками или собаками.

-- Несчастный! Она обожает свою собачку и ненавидит детей, -- воскликнула Роза.

-- Значит, она просто дура! По крайней мере, теперь ей известно мое мнение по этому вопросу, и, кстати, она вполне его одобрила. Я прибавил, что усыновление могло бы принести много пользы молодым девушкам, научив их обращаться с младенцами прежде, чем появятся их собственные дети. Столько бедных малюток погибает по вине невежественных матерей, -- Мэк говорил так серьезно, что Роза не посмела улыбнуться.

-- Воображаю себе Эмму с бедным сиротой на руках, вместо своего ненаглядного Тото, -- воскликнул Стив, быстро повернувшись на стуле.

-- Ну и что, понравился ей ваш совет, "господин Впросак"? -- спросила Роза.

-- Нет, она как-то передернула плечом, а потом сказала: "Боже мой, господин Кэмпбелл, какой вы смешной! Проводите меня, пожалуйста, к maman". Что я и исполнил с большим удовольствием. Ну, теперь она меня днем с огнем не найдет, -- закончил Мэк, сурово покачав головой.

-- Вам не повезло со слушательницей, вот и все. Нельзя считать всех девушек такими же глупыми. Я могу назвать целую дюжину умных, которые с радостью обсуждали бы с вами и преимущества простых нарядов, и благотворительность, и греческие трагедии (особенно если бы вы представили им хоры, как мне), -- Роза старалась утешить его, между тем как Стив вовсю потешался.

-- Составьте мне список, пожалуйста. Я с удовольствием познакомлюсь с ними. Надо же человеку чем-то вознаградить себя за то, что он добровольно крутится весь вечер, как волчок.

-- Обязательно составлю. Если вы выучитесь хорошо танцевать, вам, наверное, будет очень весело, и вы сами полюбите званые вечера.

-- Я вряд ли стану таким образцовым светским человеком, как наш Франт, но употреблю все свое старание. Конечно, если бы мне пришлось выбирать, я охотнее стал бы ходить по улице с шарманкой и обезьяной, -- печально вздохнул Мэк.

-- Благодарю за любезность, -- усмехнулась Роза, делая реверанс, а Стив укоризненно воскликнул:

-- Ну, что вы будете с ним делать? -- возмущенный тон Стива недвусмысленно намекнул преступнику, что сопровождать на вечера тому придется не обезьянку, а кузину.

-- Боже мой! Что я наделал! -- Мэк со смешной досадой бросил газету и удалился из комнаты, произнося трагическим тоном слова Кассандры:

Молю лишь об одном: чтоб метко пал удар,

Чтоб сразу же, как хлынет кровь, без судорог,

Смогла навеки я закрыть глаза свои [46] .

Глава VII
Фиби

Пока Роза открывала для себя новую, взрослую жизнь, Фиби занималась тем же самым, только в более скромном масштабе. По вечерам перед сном молодые девушки сходились вместе и обменивались впечатлениями дня, однако некоторые темы никогда затрагивали. В душе у каждой из них был свой "заветный уголок", куда не заглядывал даже дружеский глаз.

Жизнь у Розы была веселее, зато у Фиби -- счастливее. Они обе много выезжали. За прекрасный голос Фиби повсюду привечали, многие были готовы покровительствовать певице, но совсем не желали видеть в ней женщину. Фиби понимала это и не совершала никаких попыток заявить о себе в обществе. Она довольствовалась любовью и уважением немногих людей, ценила их веру в нее и терпеливо дожидалась того времени, когда сможет занять место, на которое рассчитывала.

Иногда Фиби становилась гордой, как принцесса, но чаще была застенчива, как ребенок. Перестав быть служанкой, она все же пользовалась щедростью своей доброй хозяйки. Если бы подобная благотворительность исходила из другого источника, гордая Фиби никогда бы не приняла ее. Однако зависимость становилась для девушки тяжелым бременем, которое не могла облегчить даже самая искренняя признательность. В детстве для их дружбы с Розой не было никаких препятствий, девочки шли по жизни рука об руку, живя в маленьком, замкнутом мирке. Но теперь они выросли, их жизненные пути неизбежно должны были разойтись, и подруги с прискорбием осознавали, что скоро им придется расстаться.

Когда они путешествовали за границей, было решено, что Фиби, вернувшись домой, попытает счастья с помощью своего таланта. Только на этом условии она решилась принять предлагаемое ей образование, которое могло подарить столь желанную независимость. Фиби без устали совершенствовала дарование, которым наделила ее природа, и теперь доказала, что старания не пропали даром. Ободренная первым успехом в небольших салонах и гостиных, искренними похвалами друзей, она почувствовала себя готовой вступить на более широкое поприще и начать карьеру певицы, что было пределом ее мечтаний.

Именно в это время внимание общества было привлечено к новому приюту для девочек-сироток, который не смогли достроить из-за недостатка средств. Семейство Кэмпбеллов уже внесло туда солидную лепту и теперь трудилось над завершением этого предприятия. В поддержку приюта были устроены несколько благотворительных базаров и дан ряд концертов. Роза горячо взялась за дело и предложила Фиби дебютировать в последнем из них, который обещал быть особенно интересным: в нем должны были принять участие сами сироты, чтобы спеть для богатой публики простые песенки. Их плачевное положение никого не могло бы оставить равнодушным. Некоторые члены семьи полагали, что Фиби, пожалуй, не захочет участвовать в таком жалком зрелище, но Роза хорошо знала свою подругу.

-- Где я могу найти более подходящий случай и место выступить перед широкой публикой, как не среди моих сестер по несчастью? Я спою для них от всего сердца, но только вместе с ними. Я не хочу никакой шумихи вокруг себя, -- таков был ответ Фиби.

-- Делай, как хочешь. Кроме тебя и детей на концерте не будет других исполнителей, так что можешь все устроить по своему желанию, -- ободрила ее Роза.

Чтобы исполнить обещание, ей пришлось выдержать сопротивление родни. Вся семья, взбудораженная предстоящим выступлением Фиби, хотела создать подобающую дебюту обстановку. Тетя Клара была в отчаянии от ее костюма: Фиби решила надеть простое коричневое кашемировое платье с оборками на вороте и на рукавах, чтобы слиться с шерстяными платьями и белыми передниками остальных сирот. Тетушка Изобилие по этому случаю хотела было устроить торжественный ужин после концерта, но Фиби упросила ее вместо этого приготовить рождественский обед для бедных детей. Мальчики предполагали забросать ее цветами, Чарли просил позволения вывести певицу на эстраду. Фиби со слезами на глазах отклонила их любезные предложения:

-- Мне лучше начать свою самостоятельную жизнь, рассчитывая только на себя, ибо так это и будет впредь. Право, мистер Чарли, я лучше выйду одна. Вы будете там совсем не к месту и испортите трогательный эффект, который мы хотим произвести, -- она улыбнулась сквозь слезы, взглянув на свой элегантный костюм и представив сиротские коричневые платья с передниками.

Итак, после долгих прений все отступились, предоставив Фиби сделать все по своему вкусу. В задачу семейства Кэмпбеллов входили только аплодисменты.

-- Мы, мужчины, отобьем себе все руки и привезем вас домой в коляске, запряженной четырьмя лошадьми, неподкупная вы наша примадонна! -- угрожал Стив, очень расстроенный отсутствием всякого блеска.

-- В обычной коляске, и я буду очень благодарна. Я должна сохранять силы, пока не окончу петь, а потом, скорее всего, буду очень утомлена и охотно уеду раньше. Я не хочу показаться упрямой. Вы все так добры ко мне, что сердце мое разрывается, но когда я буду петь, я должна держать себя в руках, -- сказала Фиби, роняя слезу на оборку, которую пришивала.

"Ни один бриллиант не мог бы украсить ее лучше этого", -- подумал Арчи, пристально глядя на блеск этих слез. Его всего покоробило, когда Стив осмелился погладить темную головку и с покровительственным видом заявил:

-- Все будет хорошо. Я буду под рукой и выведу вас, пока другие будут отбивать себе ладони. Не бойтесь почувствовать упадок сил. Если доброе отношение так выбивает вас из колеи, положитесь на меня: я постараюсь выглядеть как можно более злобным и могу, если хотите, даже погрозить вам кулаком.

-- Прошу вас, сделайте это. Одна из моих баллад очень трогательна, мне всегда хочется плакать, когда я пою ее. Но, глядя на вас, мне, наверное, захочется смеяться, и это придаст мне твердости. Сядьте, пожалуйста, впереди, чтобы мне ускользнуть поскорее, когда я закончу.

-- Положитесь на меня! -- и юноша самоуверенно удалился, очень довольный своим влиянием на взрослую и красивую Фиби. Если б Стив знал, что происходило в это время в голове молчаливого джентльмена, закрывшегося газетой, то он был бы крайне изумлен.

Арчи, на первый взгляд целиком поглощенный делами, на самом деле был по уши влюблен. Никто не подозревал этого, кроме Розы, потому что его чувства выдавали только глаза. Он давно уже осознал, что с ним происходит, и изо всех сил старался заглушить свои чувства. Однако вскоре признал свои старания безуспешными, отказался от борьбы и дал полную волю своей любви.

Юноша знал, что семья не одобрит его выбор, но это только усиливало его любовь. Его деловая хватка и недюжинная энергия проявлялись во всем: раз он решил жениться на Фиби, ничто не могло поколебать его намерения, кроме отказа с ее стороны. Арчи наблюдал и выжидал около трех месяцев, так что его нельзя было обвинить в поспешности, хотя быстро понял, что именно эта женщина способна сделать его счастливым. Ее сильная натура, всегда спокойный, глубокий взгляд на жизнь, сдержанная сила и страсть, которую лишь иногда выдавали блеск черных глаз и легкое движение сжатых губ, -- все это нравилось Арчи, который сам обладал частью этих качеств. Скромность происхождения Фиби и отсутствие популярности в свете отпугивали от нее других поклонников, но только не Арчи. В его добром сердце пробудилась романическая струна, и трезвый, холодный юноша превратился в поэта, когда влюбился.

Знал бы дядя Мэк, какие мечты и фантазии бродят в голове, склоненной над бухгалтерскими счетами, и какая борьба происходит в груди человека, которого он с гордостью называл своей правой рукой, -- он бы ужаснулся и отправил его в сумасшедший дом. Мальчики считали, что Арчи слишком рано остепенился. Мать даже начала опасаться, что ему вреден конторский воздух, а доктор Алек решил, что Арчи серьезно ухаживает за Розой. Он часто приходил к ней вечером и казался совершенно счастливым, когда сидел у ее рабочего стола, разрезал ленты или рисовал выкройки, болтая с нею.

Никто не обращал внимания, что в эти моменты он говорил с Розой, а смотрел на Фиби, которая сидела рядом на своем низеньком стуле и молча работала. Девушка всегда старалась держаться в тени Розы и втайне сожалела, что слишком высока, чтобы оставаться незаметной. О чем бы ни говорил Арчи, он видел по ту сторону стола только блестящие черные косы, розовые щеки, белую шею и опущенные черные ресницы, которые иногда поднимались и открывали такие мягкие и глубокие глаза, что он не смел в них долго смотреть. Его восхищало, как ловко девушка обращается с иглой, как от ровного дыхания мерно поднимается и опускается на груди маленькая брошка, как аккуратно она собирает обрывки нитей в маленький мешочек. Молодой человек редко говорил с Фиби, никогда не дотрагивался до ее вещей, хотя в рабочей корзинке Розы рылся со всей бесцеремонностью, когда искал ножницы или шнурок. Крайне редко он осмеливался подарить возлюбленной какую-нибудь милую занимательную вещицу, привезенную на кораблях из Китая.

Арчи говорил с Розой, а в это время представлял, что он у себя в гостиной, что это рабочий столик его жены и что они сидят вдвоем с Фиби как счастливые супруги. В этом акте маленькой вечерней драмы он чувствовал себя особенно возбужденным и часто, чтобы выплеснуть собственное напряжение, ни с того ни с сего предлагал девушкам заняться музыкой, прерывая Розу посреди начатой фразы. Кузина сначала смотрела на него с изумлением, обнаруживая в его холодных стальных глазах необычайное оживление.

Фиби тотчас же складывала свою работу и спешила к фортепиано, находя в пении обычный выход для своих эмоций, которые она не умела выразить иначе. Роза аккомпанировала подруге, а Арчи забивался в темный угол, откуда мог безбоязненно смотреть в лицо поющей Фиби, и безмятежно наслаждался в течение получаса. Никогда Фиби не пела проникновеннее, чем в такие часы. Дружеская атмосфера действовала на нее, как луч солнца на птицу. Если ее критиковали, то мало и деликатно, а если хвалили, то от всего сердца. Девушка свободно изливала душу -- так из берегов выходит весенний поток.

Всегда грациозная, в эти минуты Фиби была особенно хороша. Ее красота зажигала огонь восторга в глазах мужчин и наполняла сердца сознанием женского благородства и прелести. Нечего удивляться, что главный зритель этой прекрасной картины влюблялся все сильней и сильней. Пока старшие были погружены в вист [47] , молодежь увлекалась совсем другой игрой, в которой роль козырей исполняли сердца.

Роза, будучи поддельным предметом интереса Арчи, скоро обо всем догадалась и почувствовала себя ненадежной плотиной между полноводным Пирамом и прозрачной Фисбой [48] , ожидая, что вода вот-вот просочится сквозь щели и сметет ее. Сначала она была шокирована, затем развлекалась, затем встревожилась и наконец увлеклась этой драмой, как всякая женщина. Роза охотно продолжала играть роль посредницы, хотя время от времени воздух вокруг так сгущался, что явственно ощущалось потрескивание электрических разрядов. Она не пыталась первой начать разговор с подругой, а Фиби молчала, боясь поверить очевидному, пока не осталось никаких сомнений. Тогда, испугавшись этого внезапного сознания, она начала использовать любой предлог, чтобы удалиться из "девичьего уголка", как подруги называли это уютное местечко.

Подготовка к концерту служила хорошим предлогом для бегства, и почти каждый вечер она ускользала наверх, чтобы практиковаться в пении. Арчи сидел возле Розы, безрадостно глядя на покинутую рабочую корзинку и на безмолвное фортепиано. Роза жалела брата, ей хотелось сказать ему хоть слово утешения, но она стеснялась (Арчи был таким сдержанным) и предоставила ему ухаживать по-своему, опасаясь, что скоро последует взрыв.

Она убедилась в своих опасениях, когда сидела возле него в вечер концерта. Перед началом остальные члены семьи улыбались, кивали знакомым, оживленно болтали и хохотали -- Арчи был нем как рыба и сидел с крепко сжатыми руками, будто удерживая ими глубоко спрятанное чувство. Он вовсе не смотрел на программу, но Роза узнала, что наступила очередь Фиби, по его ускоренному дыханию и горящим глазам, до этого безжизненным. Правда, ее собственное волнение было чуть ли не сильнее: ее охватывала то надежда, то страх, когда она думала, как выступит Фиби.

Публика была довольно многочисленной и разношерстной, поэтому можно было ожидать беспристрастной оценки. Сцена, наполненная маленькими сиротками с сияющими личиками, служила трогательным напоминанием цели концерта.

"Бедные малютки, какие они миленькие!"; "Бедняжки, такие юные -- и без отца, без матери"; "Это будет возмутительно, если город не позаботится об них!"; "Я слышал эту Фиби Мур, у нее действительно бесподобный голос. Жаль, что она не хочет поступить в оперу"; "Она споет всего три пьесы, -- это мало, ведь она является гвоздем программы. Мы должны вызвать ее на бис после итальянской арии".

Подобные разговоры слышались по всему залу, пока шуршали афиши, волновались веера и в толпе сновали распорядители. Наконец появился джентльмен, поклонился, встал на возвышение и, по мановению его палочки, все обладательницы беленьких передничков мгновенно поднялись, и девочки слабенькими голосками, хорошо выдерживая такт, запели объявленную в афише мелодию "Америка". Сочувствие к певицам и патриотизм вызвали единодушные аплодисменты, и девочки, окончив петь, уселись на свои места с сияющими лицами.

Затем следовала музыкальная пьеса, и на эстраду поднялся молодой джентльмен с длинными растрепанными волосами, со свертком нот, зажатых в руке, и запел сиплым тенором: "Это была прелестная фиалка!" Он закончил романс продолжительной руладой, после которой едва переводя дух, раскланялся с публикой.

-- Теперь ее очередь! О дядя! Сердце у меня бьется так, как будто бы мне самой предстоит петь! -- шепнула Роза, сжимая руку дяди Алека с легкой дрожью, когда выдвинули вперед фортепиано и глаза всех присутствующих устремились на входную дверь.

Она позабыла взглянуть на Арчи, но, может быть, это было и хорошо: сердце бедного влюбленного и без того едва билось, когда он ожидал появления своей Фиби. Стройная девушка, одетая в темное скромное платье, появилась не из входной двери, а из толпы детей, между которыми сидела незамеченной, скрываясь за органом. Украшением ей служили лишь роскошные волосы да белый цветок на груди. Бледная, но спокойная, медленно продвигалась она к толпе обращенных на нее лиц, поддерживая шлейф, чтобы не споткнуться. Выступив вперед, она поспешно поклонилась и, сделав знак аккомпаниатору, ожидала окончания проигрыша.

Ее взгляд был устремлен на большие золотые часы, висевшие на другом конце зала, и во время пения она смотрела лишь в эту точку. Когда стихла последняя нота, Фиби перевела взгляд на молодую девушку в первом ряду, на лице которой отражалось глубокое сопереживание. Быстро поклонившись, певица повернулась назад и ушла на свое прежнее место между девочками. Сиротки кивали ей головами и аплодировали изо всех сил: так им понравилась спетая баллада.

Публика последовала их примеру, но без особого энтузиазма. Было очевидно, что Фиби не произвела сильного впечатления на слушателей.

-- Никогда не пела она так дурно, как сегодня, -- проворчал Чарли с досадой.

-- Она переволновалась, бедняжка! Дайте ей опомниться, -- ободряюще сказал дядя Мэк.

-- Я хотел это исправить, уставился на нее, но она на меня и не взглянула, -- прибавил Стив, поправляя перчатки и одновременно хмуря брови.

-- Первый романс самый трудный, и она спела его лучше, чем я ожидал, -- проговорил доктор Алек, стараясь скрыть разочарование.

-- Не беспокоитесь, она храбрая, сильная девушка, и еще удивит нас под конец вечера, -- предсказывал Мэк с непоколебимою уверенностью, как будто знал нечто такое, чего другие не знали.

Роза не произнесла ни слова, но незаметно пожала руку Арчи в знак сочувствия. В эту минуту его руки разжались -- одна из них осталась лежать на коленях, а другой он нервно вытер разгоряченный лоб.

Друзья, окружавшие Кэмпбеллов, льстиво нашептывали комплименты и прикидывались восхищенными волшебным пением мисс Мур, ее изящной простотой и несомненным талантом. Зато посторонние открыто высказывали критические замечания, чем крайне возмущали Розу, тем более что они мешали ей наблюдать происходящее на сцене. А там играли очень милую увертюру, затем один господин замечательным басом заревел свою партию, а сиротки подпевали ему "тра-ла-ла" с оживленным удовольствием, потому что долгое молчание вредно маленьким девочкам.

-- Я часто слышал, что у женщин язык закреплен посредине и оба его конца свободно болтаются. Теперь вижу это воочию, -- прошептал Чарли, стараясь развеселить Розу и указывая, как смешно открываются семьдесят пять ртов, а внутри них одновременно двигаются бойкие язычки.

Роза рассмеялась и подала ему свой веер. Он покорно принялся обмахивать ее, наклонившись вперед, потому что сидел позади, во втором ряду. Однако разочарование девушки не сглаживалось, она все еще хмурила брови, глядя на высокого господина слева, который осмелился покачать головой и, найдя в афише следующую арию Фиби, произнес:

-- Ну, этой молодой особе будет трудно пропеть итальянскую арию, ей легче научиться летать. Не стоит и пробовать.

Но Фиби вновь вышла к зрителям и спела. Мнение высокого господина внезапно изменилось, потому что исполнение было превосходным. Первая неудача только подзадорила Фиби, уязвив самолюбие девушки. Она взяла себя в руки, отбросив всякий страх, и с твердой решимостью превратила неудачу в успех. Теперь она легко переводила взгляд от Розы к Арчи и вкладывала в пение всю душу. Звучный голос разливался серебром, заполняя весь огромный зал и околдовывая слушателей.

Исполнение арии решило судьбу Фиби как певицы: бурные аплодисменты долго не смолкали, словно зрители пытались искупить прежнюю холодность. Но на бис она не вышла, тень большого органа словно поглотила девушку, ни один лестный выкрик не мог вернуть ее на сцену.

-- Теперь я умру спокойно, -- кричала Роза в совершенном восторге, между тем как Арчи бездумно смотрел в афишу, пытаясь сохранить спокойное выражение лица. Остальные члены семьи приняли торжествующий вид, как будто они никогда не сомневались в успехе Фиби.

-- Право, очень хорошо, -- сказал высокий господин, одобрительно качая головой. -- Весьма хорошо для начинающей. Не удивлюсь, если со временем из нее выйдет новая Келлог [49] .

-- Теперь вы прощаете этого ворчуна, не правда ли? -- шепнул Чарли на ухо кузине.

-- Да, но впредь пусть поостережется судить по первому впечатлению, -- ответила так же тихо Роза, готовая теперь помириться со всем человечеством.

В своем третьем выходе Фиби должна была исполнить еще одну балладу, она вообще собиралась посвятить свое творчество этому полузабытому, но притягательному жанру. Поэтому для всех в зале, за исключением лишь одной особы, было большим сюрпризом, когда, вместо "Старого Робина Грея", она вдруг, сама сев за фортепиано и улыбаясь через плечо детям, запела соловьиную песенку, которой когда-то пленила Розу. Очень похожая имитация трелей, чирикания и воркования птиц служила припевом к трем куплетам милой песенки о весне. Превосходный аккомпанемент весело струился через всю песню, а взрыв детского хохота, раздавшийся после первого куплета, прозвучал как ответ на щебет птиц в пробудившемся лесу.

Все получилось чрезвычайно эффектно. Слияние природы и искусства сотворили чудо, виртуозное подражание голосам птиц произвело сильное впечатление на искушенную публику переполненного концертного зала. Фиби снова была сама собой. Румянец играл на ее щеках, глаза смеялись, она пела весело и куда более искусно, чем когда-то на кухне за мытьем посуды. Эту песенку создали для забавы детей, и малыши по достоинству оценили ее: когда Фиби вернулась к ним, они в полном восторге хлопали, махали передниками, хватали ее за подол и умоляли повторить.

Но Фиби покачала головой и исчезла -- было уже поздно для таких малюток. Некоторые из них уже потихоньку дремали, пробуждаясь лишь от внезапного шума вокруг. Взрослые, однако, не отступали и продолжали аплодировать, а в особенности тетушка Изобилие, которая схватила трость дяди Мэка и стучала ею в пол изо всех сил.

-- Не заботься о перчатках, Стив, и аплодируй, пока она не вернется, -- крикнул Чарли, радуясь, как ребенок.

Джеми совсем потерял голову от восторга и кричал во все горло: "Фиби! Фиби!", несмотря на все старания матери заставить его молчать. Аплодировал с азартом даже высокий господин, а Роза весело смеялась, глядя на Арчи, который наконец дал себе волю и так энергично топал ногами, что не смеяться было невозможно.

Фиби не могла не выйти. Она подошла к краю сцены, скромно поклонилась, и на ее оживленном лице отразились счастье и благодарность. Внезапно все смолкло. Тогда, в одно мгновение вспомнив всю свою жизнь, она взглянула на улыбающиеся лица друзей и без малейшего смущения запела колыбельную -- песню, которая не состарится никогда.

Она глубоко проникла в сердца всех слушателей -- было что-то невыразимо трогательное в нежном голосе молодой девушки, бывшей воспитанницы приюта, которая пела в пользу своих сестер по несчастью. Фиби к тому же возбудила еще большее сочувствие, когда при последних словах с мольбой протянула руки к зрителям.

Это движение было так естественно и трогательно, что произвело чудо. Одни слушатели мгновенно почувствовали, как кошельки оттягивают им карманы; другие, даже не очень сентиментальные, украдкой отирали слезы; родители, оставившие дочерей спокойно спать в своих постельках, с болью смотрели на стайку девочек в бедных коричневых платьицах. Когда Фиби закончила петь, в зале еще минуту держалась полная тишина. Певица готова была снова исчезнуть, пока публика прятала носовые платки, но внезапно по лесенке на сцену начала пробираться крошечная девочка в переднике, едва видневшаяся из-за огромного букета.

Малютка храбро выполняла поручение, за которое ей обещали много сладостей, добралась до сцены и подала Фиби букет со словами: "Это вам, мисс". От взрыва аплодисментов она вздрогнула и громко зарыдала, спрятав личико в складках платья Фиби.

Это была затруднительная минута для бедной Фиби, но девушка с честью вышла из положения: подхватив малютку на руки, она легко сбежала со сцены, с улыбкой глядя в зал поверх букета. Эта прекрасная картина так и запечатлелась в памяти зрителей -- самая старшая из сирот с самой маленькой на руках.

После этого выступления зрители стали расходиться; заспанных девочек уводили; шепот перешел в мерное жужжание. В этой суматохе Роза поискала глазами Стива -- помнил ли он свое обещание довезти Фиби домой. Нет, он подавал плащ Китти и совершенно забыл о других обязанностях. Затем, обернувшись в другую сторону, чтобы поторопить Арчи, она обнаружила, что он также исчез, на кресле лежали только его забытые перчатки.

-- Ты потеряла что-нибудь? -- спросил дядя Алек, заметив ее движение.

-- Напротив, дядя, я кое-что нашла, -- шепнула она в ответ, подала ему перчатки вместе с веером и биноклем и прибавила поспешно:

-- Дядя, попросите всех, чтобы они сегодня к нам не заходили: Фиби сильно переволновалась, ей надо отдохнуть.

Во всем, что касалось Фиби, слова Розы были законом. Итак, решено было поздравить дебютантку завтра, и доктор Алек отказался от приема гостей. Весь обратный путь они с тетушкой Изобилие предсказывали блестящую карьеру певице -- и Роза молча радовалась счастью, которое ожидало подругу. Она была уверена, что Арчи объяснится с Фиби в этот вечер, и с женским восторгом представляла себе всю сцену. Вот он нежно задал главный вопрос, вот Фиби с благодарностью дала желанный ответ... Дальше ей представлялось, как они оба переживают этот восхитительный момент, возможный лишь однажды в жизни. Ей так не хотелось потревожить влюбленных слишком рано, что она упросила дядю ехать дальней дорогой -- насладиться прохладной ночью, светом полной луны и чистым воздухом после волнений этого вечера.

-- Я думала, ты мечтаешь поздравить Фиби, -- наивно удивилась тетушка Изобилие.

-- Мне действительно не терпится обнять подругу, но Фиби хотела побыть одна, и я лишь исполняю это желание, -- ответила Роза, пытаясь найти хорошее оправдание.

"А моя девочка, похоже, немного завидует успеху Фиби", -- доктор воображал, что понимает, в чем дело.

Однако длинной прогулки не получилось -- старая леди боялась простудиться, и Розе казалось, что они возвратились слишком рано. Едва войдя в дом, она поспешила опередить родных, чтобы предостеречь влюбленных. Но рабочий кабинет, зал и будуар были пусты, и Джейн, явившись с вином и закуской, доложила, что мисс Фиби прошла наверх и просит извинить ее, так как она очень устала.

-- Это совсем не похоже на Фиби. Надеюсь, что она не больна, -- тетушка Изобилие уселась у камина, чтобы согреть себе ноги.

-- Она, наверное, плачет. Гордость не позволяет ей свободно выражать свои чувства на людях. Я поднимусь и посмотрю, не надо ли ей дать успокоительного, -- сказал доктор Алек, снимая пальто.

-- Нет-нет, думаю, она просто устала. Я сама сбегаю к ней, и если что-нибудь понадобится, приду к вам за помощью.

Роза нерешительно поднялась наверх, но дверь Фиби была заперта, ни света, ни звука не проникало из-за дверей ее комнаты. На стук никто не ответил, и девушка задумчиво пошла к себе. "Говорят, любовь заставляет людей совершать странные поступки. Верно, они объяснились в карете, и Фиби поспешила к себе, чтобы наедине помечтать о счастье. Что ж, не буду мешать", -- подумала она.

-- Как, это ты, Фиби! -- воскликнула Роза, войдя в свою комнату и увидев там певицу, расстилающую постель для своей маленькой хозяйки, как та обыкновенно делала.

-- Я жду вас, моя дорогая. Где вы были так долго? -- спросила Фиби, поправляя огонь в камине, словно пытаясь вернуть румянец на свои щеки, которые были необыкновенно бледны.

Роза сразу поняла, что случилось что-то недоброе, а взглянув на Фиби, убедилась в своей догадке. Ее словно окатило холодной водой. Счастливые фантазии мгновенно улетучились из ее головы, но, будучи от природы тактичной, Роза с уважением отнеслась к состоянию Фиби -- не задала ни одного вопроса, не сделала ни одного предположения -- просто предоставила подруге право молчать или говорить.

-- Я так переволновалась! Мне нужно было немного побыть на свежем воздухе, чтобы успокоить нервы. О, моя дорогая Фиби, я так счастлива, так горжусь, так изумляюсь твоему мужеству и искусству! И так люблю тебя! -- Роза со слезами целовала бледные щеки подруги. Фиби прижала к себе свою маленькую хозяйку, убежденная, что ничто на свете не сможет разрушить их дружбы.

-- Это ваша заслуга, моя дорогая, без вас я до сих пор мыла бы полы, не смея мечтать ни о чем другом! -- в теплом голосе Фиби слышалось нечто более глубокое, чем благодарность, с последними словами она с таким достоинством вскинула голову, как будто на нее только что возложили венок.

Ничто не укрылось от внимания Розы: этот тон и жест явственно говорили, что нынешним вечером Фиби заслужила лавровый венок -- как певица, и миртовый -- как невеста. Но маленькая хозяйка лишь задумчиво оглядела подругу своего детства и спросила:

-- Значит, сегодняшний вечер был счастливым для тебя, так же как для всех нас?

-- Да, самый счастливый и самый тяжкий в моей жизни, -- ответила Фиби коротко, стараясь избежать вопросительного взгляда Розы.

-- Почему ты отказалась принять нашу помощь? Ты слишком горда, моя Дженни Линд [50] !

-- Я не могла по-другому. Иногда я так остро чувствую, что у меня никого, кроме вас, нет, -- она вдруг смолкла, пытаясь справиться с предательской дрожью в голосе. Через минуту она спросила ровным, безжизненным тоном: -- Так вы находите, что я хорошо пела сегодня?

-- И не я одна. Все хотели поздравить тебя, но я отправила их домой. Я так и думала, что ты переутомишься. Но, может быть, мне не следовало делать этого, может, тебе приятнее было бы собрать вокруг себя всех наших, а не только меня одну?

-- Это самое лучшее, что вы могли сделать. И что может быть лучше, чем быть с вами, мой дружочек?

Фиби редко так называла подругу, но когда называла, то вкладывала в эти слова всю свою душу. Слышать их Розе было так же отрадно, как обращение "моя девочка" -- от дяди Алека. Сейчас Фиби произнесла их с какой-то страстью, тень ужасной катастрофы легла на ее лицо. Невозможно было дальше притворяться непонимающей, и Роза погладила Фиби по щеке, вновь разгоревшейся лихорадочным румянцем:

-- Не скрывай того, что тебя тревожит, поделись со мной, как я во всем делюсь с тобой.

-- Хорошо, маленькая хозяйка! Дело в том, что я должна уехать раньше, чем мы предполагали.

-- Почему, Фиби?

-- Потому что Арчи любит меня.

-- Наоборот! Это причина, по которой ты должна остаться и сделать его счастливым!

-- Нет, это невозможно. Это вызовет неудовольствие всей семьи. Вы сами знаете, что так и будет.

Роза открыла было рот, чтобы горячо опровергнуть это предположение, но, покачав головой, ответила чистосердечно:

-- Дядя и я будем от души рады. И я уверена, что тетя Джесси не станет возражать, если ты любишь Арчи, как он тебя.

-- А я думаю, что она надеется совсем на другое. Добрая женщина будет разочарована, если он женится на мне. И она права, и все будут правы! Это я во всем виновата; давно следовало уехать, но мне было так хорошо, что я не смогла найти в себе сил.

-- Значит, я тоже виновата, ведь это я тебя удерживала. Но, право, Фиби, что тебе за дело до ворчания тети Майры, или воплей тети Клары, или язвительных уколов тети Джейн? Будь счастлива и не обращай на них внимания, -- Роза была так взволнована, что в нее вселился дух противоречия и она была готова бросить вызов собственной семье из любви к подруге.

Но Фиби с печальной улыбкой покачала головой и ответила все тем же безжизненным тоном, словно похоронив в душе все чувства, кроме одного -- чувства долга:

-- Вы могли бы это сделать, но я -- никогда. Ответьте, Роза, на мой вопрос. Только искренне и правдиво. Если бы вас, бедную, одинокую, покинутую девочку, взяли в дом и в течение нескольких лет любили, заботились, учили -- словом, делали счастливой -- и еще какой счастливой! -- решились бы вы похитить у этих добрых людей то, что для них чрезвычайно дорого? И этим доказать всем, что вы неблагодарны, что вы обманули их, что вовсе не заслуживали того высокого доверия, которое вам оказывали. Теперь повторите мне то, что вы только что сказали: "Будь счастлива и не обращай на них внимания".

Говоря все это, Фиби до боли сжимала плечо подруги и так пронзительно смотрела ей в лицо, что Роза вздрогнула. Черные глаза были полны огня, и было что-то величественное в этой девушке, которая внезапно стала взрослой женщиной. Нечего было и отвечать на этот вопрос. Роза поставила себя на место Фиби, и гордость ответила за нее:

-- Нет, я бы не смогла!

-- Я знала, что вы так ответите и поможете исполнить мой долг, -- вся холодность в голосе Фиби мгновенно исчезла, когда она крепко прижала к себе маленькую хозяйку, радуясь связывающей их дружбе.

-- Если бы я только знала, как тебе помочь! Сядь и расскажи мне обо всем, -- усевшись в большое кресло, в котором подруги часто сиживали вместе, Роза протянула вперед руки, готовая на всякую помощь.

Но Фиби не заняла свое место, а, как на исповеди, опустилась рядом на колени и, держась за подлокотник, рассказала историю своей любви в самых простых словах:

-- Я долго не догадывалась, что он любит меня. Мне казалось, что он приходит к нам ради вас. Я думала, что он слушает мое пение, потому что вы мне аккомпанируете. Я так радовалась вашему счастью. Но когда его глаза выдали истину, я испугалась. Он молчал, и я считала это естественным: я ему не пара, невозможно рассчитывать, что он попросит моей руки. Это правильно. И я молча гордилась оказанной мне честью. Мне лишь хотелось, чтобы он знал: во мне есть чувство собственного достоинства, я помню свой долг. Я начала избегать его, собиралась уехать как можно скорее, но напоследок решила спеть в этом концерте так, чтобы ему не пришлось стыдиться бедной Фиби.

-- Так вот почему ты отказалась от всякой помощи с нашей стороны? -- спросила Роза, понимая теперь состояние Фиби.

-- Да, я хотела сделать все сама и не быть обязанной даже самым близким друзьям. Это было дурно и глупо, и я была наказана за это первой неудачей. Я так испугалась, Роза! У меня захватило дух, в глазах потемнело, и все эти люди казались так близко от меня, что я боялась упасть на них. Если бы не часы передо мной, наверное, я не смогла бы петь. Когда я кое-как закончила, один взгляд на ваше расстроенное лицо показал мне, что я потерпела фиаско.

-- Но я пыталась ободрить тебя, Фиби, я улыбалась настолько весело, насколько могла. Ведь это было не что иное, как смущение, -- горячо протестовала Роза.

-- Да, вы улыбались, но в улыбке была жалость, а не гордость, как мне хотелось. Я забилась в темный угол за органом, готовая умереть. О, как я была зла и несчастна! Я стиснула зубы, сжала кулаки и поклялась спеть следующую вещь как можно лучше или никогда более не петь. Я была просто в отчаянии, когда пришла моя очередь; мне казалось, что я не в состоянии взять ни одной ноты. А потом вспомнила, что он здесь. Не знаю, как это случилось, но я как будто вся превратилась в голос, потому что в зале было двое людей, которые не должны разочароваться во мне. Я пела так, будто мне предстояло умереть после этого.

-- О, Фиби! Ты пела восхитительно, я едва удержалась от слез! И так гордилась, что тебя наконец оценили.

-- А он? -- прошептала Фиби, пряча лицо за ручку кресла.

-- Арчи не сказал ни слова, но губы его дрожали и глаза горели. Он был счастливейшим человеком в мире. Я поняла, что мой брат надеется назвать тебя женой и намерен сегодня же объясниться.

Фиби помолчала. Как померк успех сегодняшнего концерта при мысли о несравненно большем!

-- Он прислал цветов, вызвался проводить и по дороге домой доказал мне, как я была неправа, сомневаясь в нем. Не просите меня пересказывать вам эту часть моего романа, но будьте уверены, что я была счастливейшей женщиной в мире.

И Фиби снова спрятала лицо, по которому ручьем катились слезы. Роза не мешала подруге плакать. Она лишь молча гладила поникшую голову, задумчиво устремив в пространство мокрые от слез глаза, и удивлялась, что это за таинственная страсть, которая может изменить, облагородить и украсить всякого человека, которого коснется.

Каминные часы, бесцеремонно нарушив тишину, пробили одиннадцать, и Фиби очнулась от своих грез. Она поспешно встала, отерла слезы и сказала решительно:

-- Довольно на нынешний вечер. Идите спать и отложите все тревоги до завтра.

-- Но, Фиби, ведь я должна знать, что ты ему ответила? -- воскликнула Роза, как ребенок, которому велят идти спать на середине сказки.

-- Я сказала: "Нет".

-- "Нет" рано или поздно превратится в "да", я уверена. Итак, я оставляю тебя мечтать о нем. Кэмпбеллы, правда, гордятся своим происхождением от Роберта Брюса [51] , но в них есть здравый смысл и они тебя нежно любят. Завтра ты убедишься в этом.

-- Может быть.

Крепко поцеловав Розу, бедная Фиби пошла к себе, но не смогла заснуть до рассвета.

Глава VIII
На краю пропасти

На следующий день утром Роза, озабоченная судьбой Фиби, пробралась в комнату тетушки Изобилие, пока старая леди завершала свой туалет.

-- Тетя, я хочу рассказать вам нечто приятное. Давайте, я буду рассказывать и расчесывать вас, как вы любите, -- Роза знала, что такое предложение будет старушке по душе.

-- Хорошо, моя дорогая, только поторопись: я сегодня немного проспала, нужно поторопиться, иначе Джейн все испортит. Я терпеть не могу, когда солонки стоят криво, чайное ситечко не подано и с бумаг твоего дяди не стерта пыль, -- тетушка Изобилие поспешно распускала два седых локона, которые всегда укладывала на висках.

Осторожно расчесывая волосы тети, Роза искусно подводила ее к кульминации рассказа, описывая страх, который охватил Фиби, и то, с каким мужеством она взяла себя в руки. Затем рассказала о цветах, присланных ей Арчи, о том, как Стив уехал, о том, как Арчи пришлось занять его место. Пока все шло гладко, тетушка Изобилие слушала ее с большим интересом, сочувствием и одобрением. Но когда Роза естественным тоном прибавила: "И по дороге домой он признался ей в любви", -- старая леди так резко дернула головой, что на гребне остался клок волос, а локоны встали дыбом. Тетушка с ужасом воскликнула:

-- Не серьезно, надеюсь, Роза?

-- Нет, тетя, совершенно серьезно. Он никогда не шутит подобными вещами.

-- Спаси Господи! Что нам теперь делать с этим?

-- Ничего. Радоваться и поздравить Арчи, когда Фиби ответит ему "да".

-- Ты говоришь, что она еще не приняла его предложения?

-- Она его никогда и не примет, если мы не отнесемся к ней как к девушке из лучшей семьи нашего круга, -- и я не виню ее за это.

-- Как я рада, что у этой девушки так много здравого смысла! Конечно, мы не можем этого сделать. Я удивляюсь, почему Арчи не подумал о своем долге в отношении семьи и поступил так опрометчиво. Подай-ка мне чепчик, дитя мое, мне надо поговорить об этом с Алеком.

Тетушка Изобилие поспешно подобрала волосы и закрепила их шпильками на затылке.

-- Тетя, будьте снисходительны в разговоре с дядей. Помните, что Фиби ни в чем не виновата, -- умоляюще просила Роза. -- У нее и в мыслях не было причинить неприятности нашей семье! Она собирается немедленно уехать...

-- Да, ей давно следовало это сделать. Я говорила Майре, что с Фиби будет много хлопот, ведь она стала такой красавицей. И вот теперь случилось самое худшее, что только могло. Ах, Боже мой! Как молодые люди неосторожны!

-- Я не понимаю, что в этом такого, если дядя Джем и тетя Джесси одобрят этот брак? Жестоко винить бедную Фиби за то, что она хороша собой, образованна и добра, если мы сами приложили к этому все усилия.

-- Дитя, ты пока не понимаешь этих вещей, но должна чувствовать ответственность в отношении семьи и беречь наше доброе имя. Ты представляешь, что сказала бы наша благословенная прабабушка леди Марджет, если бы старший из наших мальчиков женился на девушке из приюта?

С этими словами тетушка Изобилие боязливо покосилась на один из старых портретов, которыми была увешана ее комната. С него мрачно и строго смотрела старуха в огромной шляпе, напоминающей опрокинутое блюдо.

-- Леди Марджет умерла двести лет тому назад. Какая разница, что бы она сказала, тем более что у нее вид ограниченной и высокомерной особы. Гораздо важнее, что скажет мисс Изобилие Кэмпбелл, потому что она добра, великодушна и кротка. Эта старушка и мухи не обидит, не то что славную девушку, которая была для меня сестрой. Что она скажет? -- продолжала Роза, зная, что тетушка Изобилие в той или иной степени заправляла всеми делами в семье.

Между тем мисс Изобилие надела чепчик и почувствовала себя настоящей леди. Расправив его как следует, она приобрела какой-то воинственный вид и выпрямилась, готовая к бою.

-- Я исполню мой долг, Роза, и надеюсь, что другие сделают то же самое. Довольно слов. Я должна все обдумать. Все произошло так неожиданно, что требует серьезного размышления.

С необычной для нее важностью мисс Изобилие взяла ключи и вышла из комнаты, оставив внучку мучиться в неизвестности -- чем кончится ходатайство о близком ее сердцу деле.

Она немного приободрилась, услышав голос Фиби из рабочего кабинета. Если дядя Алек примет их сторону, то все пойдет хорошо. Но надежда Розы угасла, когда та вышла к завтраку. Распухшие от слез глаза и бледные щеки Фиби не предвещали ничего хорошего. Доктор Алек между тем был беспристрастен, как судья, и бросал на Розу вопросительные взгляды, как бы желая угадать, как племянница смотрит на это дело.

Атмосфера за трапезой была тяжелой, хотя все старались вести себя как обычно и пытались говорить о вчерашнем концерте. Но хрупкий мир мог быть нарушен единственным словом, -- так расходятся круги от маленького камешка, брошенного в стоячую воду пруда. Тетушка Изобилие от рассеянности будто нарочно опрокидывала все, за что бралась, и вдвое уменьшила количество предметов в любимом чайном сервизе. Доктор Алек нелюбезно уткнулся в газету. Роза вместо сахара положила соли в овсянку и, не чувствуя вкуса, продолжала есть, полагая, что даже сладость утратила свой вкус. Фиби с трудом проглотила чашку чая, раскрошила булочку, потом извинилась и ушла, твердо решив не быть яблоком раздора для семьи, которую так любила.

Едва дверь за ней затворилась, как Роза отодвинула тарелку, подошла к дяде Алеку и взглянула на него с такой мольбой, что он поспешил отложить газету в сторону.

-- Дядя, это очень серьезное дело, и мы должны принять в нем участие. Вы как опекун Фиби, я как ее сестра, -- торжественно начала Роза. -- Вам часто приходилось разочаровываться во мне, но я в вас не разочаруюсь никогда. Вы слишком умны и добры, чтобы из-за светской гордости или расчета лишить вашего расположения Арчи и Фиби. Ведь вы не оставите их?

-- Никогда! -- твердо сказал дядя Алек.

-- Благодарю вас! Благодарю! -- воскликнула Роза. -- Раз вы и бабушка на нашей стороне, нечего бояться!

-- Тише, тише, дитя мое. Я не намерен покидать наших влюбленных, но им необходимо все хорошенько обдумать. Конечно, я расстроен: Арчи слишком молод, чтобы распоряжаться своей жизнью, да и Фиби готовилась к другой судьбе. Но ты же знаешь, пожилых людей всегда расстраивает, когда ломаются их планы, -- прибавил он уже веселее, потому что Роза помрачнела от его слов.

-- Тогда зачем пожилые люди строят планы за молодых, а потом сами расстраиваются? Мы вам очень благодарны, но в юности нельзя все время быть трезвыми, осторожными и благоразумными. Лучше уж вообще ничего не планировать, -- Роза рассуждала об этом, не сомневаясь, что даже у "самого лучшего на свете дяди" есть планы на ее счет.

-- Ты совершенно права, мы не должны этого делать, но удержаться трудно, -- искренне сознался доктор Алек и поспешно прибавил, снова возвращаясь к молодым людям. -- Я рад, что Фиби прямо обратилась ко мне сегодня утром и рассказала все, как на духу. Она не говорила, но я и так понял, что она любит Арчи всем сердцем. Однако она готова отказаться от своей любви, потому что встретит сопротивление родни. Она намерена тотчас уехать и тем кончить все дело. Как будто можно что-то исправить, бедное дитя!

Мягкосердечный дядя глубоко вздохнул, отчего негодование Розы, вызванное дикой фантазией Фиби так бессмысленно уничтожить свою любовь, как-то ослабло.

-- Вы-то не считаете, что ей нужно уехать?

-- Думаю, что она все равно уедет.

-- Мы не должны отпускать ее.

-- Мы не имеем права ее удерживать.

-- Дядя! Ну, как же! Фиби наша, мы все так ее любим!

-- Она взрослая, мы не имеем над ней никакой власти. Мы помогали Фиби в течение нескольких лет, но это не дает нам права обременять ее нашим благодеянием. Мы должны предоставить ей полную свободу. Если она уедет, несмотря на любовь Арчи, мы должны отпустить ее с божьим благословением.

Тут внезапно вмешалась тетушка Изобилие. Она заговорила как человек, пользующийся авторитетом. Верная старым традициям, она искренне полагала, что даже любовь следует им подчинять.

-- Семейство должно собраться и решить, что лучше для детей. А они, конечно, обязаны будут покориться голосу разума и не совершать необдуманных поступков. Что касается меня, я так поражена этим известием, что ничего не могу сказать, пока не увижу Джесси с сыном. Джейн, убирай со стола и подай мне горячей воды!

На этом утреннее собрание окончилось, и старая леди могла теперь собраться с духом за мытьем чашек. Роза ушла к Фиби, а доктор Алек к себе, смеясь в душе над крушением брачных планов дяди Мэка.

Кэмпбеллы никогда не рассказывали о своих делах посторонним, но, будучи очень дружной семьей, обсуждали сообща всякое событие, касающееся членов семьи. Каждый высказывал свое мнение или чистосердечно давал совет. Поступок Арчи шокировал родню, в особенности теток; они гомонили, как стая птиц, когда птенцы впервые вылетают из гнезда. Добрейшие женщины с утра до вечера усиленно кивали чепцами, обсуждая дело со всех сторон, но все-таки не могли прийти к какому-то одному решению.

Мальчики приняли известие гораздо спокойнее. Мэк единственный открыто высказывался в пользу Арчи. Чарли считал, что предводителю следовало быть умнее, а Фиби назвал "сиреной, околдовавшей благоразумного юношу". Стив был возмущен и долго разглагольствовал о долге, о чести семьи, об опасности неравных браков. Правда, его возмущение было не вполне искренним: в душе он сочувствовал Арчи, потому что сам был влюблен в Китти Ван. Уилл и Джоржи, которые, к несчастью, оказались дома на каникулах, называли это славной штукой, а маленький Джеми страшно досаждал старшему брату, допрашивая его, что чувствуют люди, когда они влюблены.

Отчаяние дяди Мэка было до того комично, что даже привело дядю Алека в веселое расположение духа: он один знал, как глубоко огорчился старик оттого, что не состоялось сватовство, о котором он так долго мечтал.

-- Я никогда больше не стану предаваться глупым мечтам, пускай эти юные бездельники женятся, на ком хотят. Теперь я ко всему готов. Если Стив приведет в дом дочь прачки, а Мэк убежит с нашей хорошенькой горничной, я скажу: "Да благословит вас Бог, дети мои!" Это все, что остается делать современным родителям, -- произнес он с грустной покорностью. После этих трагических слов дядя Мэк умыл руки и заперся в своей конторе, чтобы переждать бурю.

Бедняга Арчи в это время втайне разделял детское желание Розы -- чтобы теток было не так много. Каждое слово заинтересованных в этом деле родственниц все дальше и дальше отдаляло его от возможности счастливого исхода дела. Он с радостью поселился бы на необитаемом острове, чтобы спокойно наслаждаться своей любовью.

Все, что говорилось в доме, подкрепляло решение Фиби уехать и доказывало Розе, как она жестоко ошибалась, надеясь склонить членов семьи на свою сторону. У добрых теток, как у большинства женщин, предрассудков было предостаточно. Вскоре Розе стало совершенно ясно: доказывать им, что любовь Арчи к Фиби не преступление, так же бессмысленно, как биться лбом об стену.

Мать Арчи в душе надеялась назвать дочерью Розу -- не ради состояния, а потому что по-настоящему любила племянницу. Теперь ей пришлось расстаться со своей мечтой, и она достойно скрыла разочарование. Из любви к сыну она старалась быть приветливой с Фиби. Однако девушка сразу почувствовала, что ей не очень рады, и окончательно утвердилась в своем решении уехать.

Тетя Джейн называла все это романическими бреднями и советовала тете Джесси быть "мягкой, но непреклонной". Тетя Клара была ужасно озабочена, "что скажут люди, когда наш мальчик женится неизвестно на чьей дочери". Тетя Майра в самых мрачных красках изображала неизвестных родственников Фиби как людей дурной репутации. Она предрекала, что они явятся, откуда ни возьмись, как только прознают, что влюбленные поженились.

Эти предсказания так напугали тетушку Изобилие, что она сделалась глуха к добрым побуждениям своего сердца и, прикрываясь достопочтенной прабабушкой леди Марджет, как щитом, твердо отказалась дать согласие на брак, компрометирующий фамильное имя Кэмпбеллов.

Арчи не было дела до мнения родни, он не хотел слушать никого, кроме Фиби, а она снова и снова повторяла жестокое "нет". Она бессознательно утешала себя надеждой, что когда станет знаменитой певицей, судьба смилостивится над ней. Пока в семье шли бесконечные пересуды, она принялась за сборы, с каждым часом убеждаясь, что инстинкт не обманул ее. Любовь молила остаться, но гордость гнала прочь.

Итак, когда окончилось невеселое Рождество, Фиби уложила сундуки, упаковала подарки от Кэмпбеллов, готовых отдать девушке все, кроме того единственного, в чем она больше всего нуждалась, и с полными карманами рекомендательных писем отправилась искать счастья -- с бодрым видом, но с тяжелым сердцем.

-- Пиши мне чаще обо всех своих делах, дорогая, и помни, что мое сердце успокоится, только когда ты вернешься, -- шептала Роза, обнимая подругу на прощанье.

-- Она вернется, потому что через год, если только Богу будет угодно, я сам привезу ее домой, -- побелевшими губами, но с твердой решимостью промолвил Арчи.

-- Я постараюсь заслужить их сердечный прием. Тогда, быть может, все будет иначе, -- ответила Фиби, бросив взгляд на целый букет разноцветных чепцов в зале, спускаясь по лестнице под руку с доктором Алеком.

-- Вы уже давно его заслужили, и он всегда будет ожидать вас, пока я здесь. Помните это, и да благословит вас Бог, моя дорогая, -- сказал доктор с отеческим поцелуем, который согрел девушке сердце.

-- Я никогда этого не забуду! -- и Фиби действительно не забыла.

Глава IX
Новогодние визиты

-- Теперь я начну жизнь с чистого листа, как вам и обещала. Знать бы только, что ждет меня на следующей странице? -- утром накануне Нового года Роза сошла вниз с очень серьезным выражением лица и толстым письмом в руках.

-- Ты утомилась от всей этой суеты, моя дорогая? -- поинтересовался дядя, останавливаясь и бросая на нее быстрый мудрый взгляд.

-- Нет, дядя, и это самое печальное. Я решила остановиться, пока могу, потому что все это вредит мне. С отъезда Фиби у меня как-то сердце не лежит к веселью, поэтому я о многом размышляла и убедилась, что настало время одуматься, -- ответила Роза, взяв доктора Алека под руку и прохаживаясь вместе с ним.

-- Прекрасное время! Но чем ты заполнишь скучную пустоту? -- спросил он, очень довольный.

-- Постараюсь быть не эгоисткой, а мужественной и доброй, как Фиби. -- Роза с нежностью прижала письмо к сердцу, именно твердость подруги внушила ей желание стать самостоятельной. -- Я начну с того, что научусь жить так же серьезно. Конечно, мне это будет труднее, чем ей, ведь она одинока и стремится достичь успеха лишь силой своего таланта. А я самая обыкновенная девушка с многочисленной родней, у которой надо спрашивать совета на каждом шагу. К тому же на моей шее висит огромное состояние, которое мешает свободно расправить крылья. Это очень трудное положение, дядя. Я кажусь себе такой ничтожной, когда думаю об этом, -- вздохнула Роза.

-- Бедное дитя! Чем я могу помочь тебе? -- доктор Алек любовно похлопал племянницу по маленькой ручке.

-- Пожалуйста, не смейтесь! Я и в самом деле хочу стать лучше. Помогите мне, во-первых, отказаться от глупых развлечений, а во-вторых, найти занятие, чтобы не предаваться праздности и мечтаниям, вместо того чтобы делать что-нибудь путное.

-- Хорошо! Начнем прямо сейчас. Поедем в город и осмотрим твои дома. Они готовы, и миссис Гарднер уже нашла шесть несчастных женщин, которые вселятся туда по первому твоему слову, -- поспешно предложил доктор, радуясь, что не ошибся в своей девочке. Он не сомневался, впрочем, что время от времени она будет сожалеть, что покинула светскую ярмарку тщеславия, которая в молодости кажется такой привлекательной.

-- Я распоряжусь сегодня же. Пусть Новый год станет счастливым для этих бедняков. Но не могу поехать с вами, потому что должна помочь тетушке Изобилие принимать гостей. Она решила устроить сегодня большой прием, и мне хочется угодить ей. В последнее время я была с ней не слишком ласкова, никак не могла простить, что она выступила против Фиби.

-- Нельзя осуждать ее за это. Тетушка поступила так, как считала справедливым. Я поеду с визитами к друзьям. Может быть, заехать к миссис Гарднер за списком твоих пансионерок, передать им привет от мисс Кэмпбелл и обрадовать, что новый дом готов?

-- Конечно, дядя! Но вся честь принадлежит вам, я бы никогда не придумала такой проект.

-- Бог с тобой! Я просто помогаю тебе, иногда кое-что подсказываю. Мне нечего предложить, кроме добрых советов, но уж их-то я раздаю при всяком удобном случае.

-- Вам нечего предложить, потому что свое имущество вы раздаете так же щедро, как советы. Не беспокойтесь, вы никогда не будете ни в чем нуждаться, пока я жива. Я сохраню достаточно для нас обоих, хотя и "транжирю свое состояние направо и налево".

Доктор Алек засмеялся, глядя, как упрямо она тряхнула головой, повторяя обидные слова Чарли, а потом предложил отнести письмо на почту:

-- Давай, я отправлю твое письмо с утренней почтой. Заодно пройдусь перед завтраком.

Но Роза крепко держала письмо с полувеселой-полугрустной улыбкой:

-- Нет, благодарю вас, дядя! Это поручение любит исполнять Арчи. Он никогда не забывает заходить за всеми моими письмами. А я за это сообщаю ему новости о Фиби, чтобы немного утешить. Он молчит, но очень тоскует по ней, бедняжка.

-- А сколько писем пришло от нее за пять дней?

-- Четыре. И все ко мне. Ему она не пишет, дядя!

-- Понятно, но ты показываешь ему письма, так что нет никакой разницы. Какие вы сентиментальные! -- И доктор Алек ушел, явно разделяя такой поход к жизни.

Старую мисс Кэмпбелл все любили не меньше, чем молодую, а потому весь день в этом гостеприимном доме не иссякал ручей из черных фраков и белых перчаток. Весь клан по очереди явился засвидетельствовать почтение тетушке Изобилие и приветствовать "нашу кузину". Первым на пороге возник хмурый, но решительный Арчи. Через некоторое время, унося в левом кармане письмо к Фиби, он уже находил свою жизнь почти сносной, потому что Роза передала ему несколько утешительных слов и прочла пару отрывков из переписки.

Едва он ушел, как явились Уилл и Джорджи в новых мундирах, серых с красным кантом. В этом году они впервые самостоятельно наносили визиты и ужасно важничали. Вскоре они отправились дальше, чтобы обойти всех своих друзей. Роза не могла сдержать смех, наблюдая, как они усаживаются в экипаж, сохраняя одинаковые позы: выпрямленные спины, сложенные руки, шляпы, надетые набекрень. Они представляли собой уморительное смешение мужественного достоинства и мальчишеского тщеславия.

-- А вот новая пара: Стив в полном параде, с букетом для Китти и Мэк -- джентльмен снаружи, мученик внутри, -- Роза наблюдала, как разъезжались два экипажа у ворот, увитых в честь праздника плющом, остролистом и бессмертником.

-- Вот! Я его тащил на аркане. Его необходимо похвалить, ведь он совершил подвиг: согласился идти сюда, хотя собирался куда-то укатить вместе с дядей, -- воскликнул Стив, пропуская вперед брата в щегольском праздничном наряде и с осанкой светского господина. Уроки Стива все же не пропали даром.

-- С Новым годом, тетя, и вас, кузина! Примите мои самые искренние пожелания всего лучшего, -- Мэк, не обращая на Стива никакого внимания, крепко поцеловал старую леди и подал Розе прелестный маленький букетик из анютиных глазок.

-- Эти цветы означают душевный покой. Вы думаете, я в нем нуждаюсь? -- спросила она, вдруг сделавшись серьезной.

-- Мы все в нем нуждаемся. И что же мог я выбрать лучше для такого дня, как сегодня?

-- Действительно так. Благодарю вас, -- в глазах Розы внезапно блеснули слезы. Зачастую не меняя своей резковатой манеры, Мэк умел находить такие слова, которые брали Розу за душу. Казалось, он тонко чувствовал малейшие перемены ее настроения.

-- Был у вас Арчи? Он сказал, что ни к кому больше не пойдет, но я надеюсь, что вы выбили эту глупость из его головы, -- сказал Стив, поправляя перед зеркалом галстук.

-- Был, но в таком мрачном настроении, что я даже почувствовала угрызения совести. Роза немного утешила его, но думаю, что он все-таки не поехал делать визиты -- у него на лице написаны все его страдания, -- заметила тетушка Изобилие, суетившаяся вокруг обильно накрытого стола в роскошном черном шелковом платье, отделанном старинными кружевами.

-- Ничего, он утешится через месяц-два, а Фиби найдет себе другого поклонника. Не беспокойтесь о нем, тетя, -- у Стива был тон человека, опытного в подобных вещах.

-- Если Арчи забудет Фиби, я буду презирать его! И точно знаю: Фиби не отдаст предпочтения другому, хотя поклонников, наверное, у нее будет немало, ведь она так мила и добра! -- воскликнула Роза с негодованием. Взяв несчастных влюбленных под свое покровительство, она отважно их защищала.

-- Значит, по-вашему, Арчи должен надеяться и не отступать? -- Мэк надел очки и занялся осмотром своих тонких сапог, которые были ему особенно ненавистны.

-- Да, конечно! Нет ничего хуже, чем неверный поклонник.

-- Понятно. Значит, ваш поклонник должен ждать и добиваться вашей любви, пока вы не сжалитесь или не покажете ясно, что это бесполезно?

-- Если он постоянен и к тому же обладает другими достоинствами, то я, наверное, со временем сдамся.

-- Я передам это Пэмбертону. Он, бедняга, совсем впал в уныние, так что луч надежды его оживит. А ждать он готов хоть десять лет, -- прервал ее Стив, который любил дразнить Розу, упоминая о ее поклонниках.

-- Я никогда не прощу вам, если вы передадите хоть одно мое слово! Мэк любит задавать подобные вопросы, и мне не следовало отвечать. Конечно, запретить вам говорить об этом я не могу, но знайте: мне это крайне неприятно, -- сказала Роза с досадой.

-- Мы все сбиты с толку случаем с Арчи. Видите, даже наш ученый филин пробудился и до сих пор не может успокоиться. У него, у бедного, нет опыта, и он не знает, как себя держать, -- заметил Стив, с большим вниманием рассматривая свой букет.

-- Это точно. Поэтому я понемногу собираю сведения. Ведь в один прекрасный день я тоже могу влюбиться, вот тогда и воспользуюсь ими, -- невозмутимо подтвердил Мэк.

-- Ты? Влюбиться? -- Стив не мог удержаться от смеха при мысли, что книжный червь способен на нежные чувства.

А Мэк как ни в чем не бывало продолжал в своей обычной чудаковатой манере:

-- Почему бы и нет? Я изучаю медицину, а любовь -- одна из самых таинственных и интересных болезней рода человеческого. Самый лучший способ понять ее -- это испытать самому. Если в один прекрасный день я заболею, то буду знать, как ее лечить.

-- Если ты будешь относиться к ней как к оспе или коклюшу, то тебе будет нелегко, старина, -- Стива забавлял весь этот разговор.

-- Так и должно быть. Никакой серьезный опыт не достается легко, а этот мне кажется самым важным. Важнее его, может быть, только смерть.

Невозмутимый тон и серьезное выражение лица Мэка заставили Розу взглянуть на кузена с изумлением. До сих пор она не слышала, чтобы он так говорил. Стив тоже был изумлен, тем не менее притворно забеспокоился:

-- Он заразился чем-то в больнице, вероятно, тифом, и начинает бредить. Я уведу его поскорее, пока он еще не совсем рехнулся. Ну, пойдем, старый сумасброд, нам пора убираться.

-- Не беспокойся, я совершенно здоров и благодарю за совет. Я обязательно когда-нибудь отчаянно влюблюсь. Вы считаете, что это невозможно? -- Мэк задал этот вопрос так серьезно, что вызвал улыбку кузины.

-- Конечно, нет; вы будете отличным поклонником, нежным и верным, -- Роза с удивлением ожидала других оригинальных вопросов.

-- Благодарю вас. Я все время был с Арчи, принимал участие в его волнениях и, естественно, принялся изучать этот предмет. Так должен поступать всякий благоразумный человек. Пойдем, Стив, я готов, -- сказал Мэк, как будто оканчивая урок.

-- Этот мальчик или дурак, или гений. Хотелось бы мне знать, кто именно, -- сказала тетушка Изобилие, приводя в порядок стол и покачивая в недоумении своим лучшим чепцом.

-- Время покажет. Но он ни в коем случае не дурак, -- ответила девушка, прикалывая к платью анютины глазки, хотя они не совсем шли к голубому шелку.

В это время явилась тетя Джесси, чтобы помочь принимать гостей, и привела с собою Джеми. Он то вился вокруг стола, словно муха, то высовывался в окно и объявлял с восторгом: "Вот подъезжает еще какой-то господин".

Вскоре появился Чарли, в самом лучшем расположении духа. Выезды или празднества были для него истинным наслаждением, и Принц был очарователен. Он привез Розе чудесный браслет и получил благосклонное разрешение надеть его кузине на руку, пока та журила его за расточительность.

-- Я только следую вашему примеру. Вы сами говорили, что любимым людям отдают все самое драгоценное, находя в этом наивысшее удовольствие, -- ответил Чарли, возвращая сестре ее собственные слова.

-- Хотелось бы мне, чтобы вы брали с меня пример и в других вещах, -- заметила Роза серьезно, когда тетушка Изобилие позвала Принца посмотреть, не готов ли пунш.

-- Нужно следовать правилам, установленным в обществе. Вот сейчас, по старому обычаю, мы должны выпить за тетушкино здоровье, иначе мы разобьем ей сердце. Хорошо еще, что у меня крепкая голова, потому что сегодня я буду вынужден исполнять этот обычай многократно, -- Чарли, смеясь, показал длинный список визитов и отправился поздравить старую леди. Чокаясь с ней, он наговорил кучу остроумных и лестных комплиментов.

Роза немного встревожилась: если Чарли будет пить за здоровье всех стоящих в списке, ему действительно понадобится очень крепкая голова. В этот момент ей неловко было читать кузену нотации, -- это было бы неуважением к тетушке Изобилие. Она сама никогда не пила вина, и ей хотелось напомнить об этом Принцу. Она задумчиво крутила бирюзовый браслет с изображением незабудок, когда кузен подошел к ней, все так же оживленно болтая.

-- О святая Роза! Вы бы с удовольствием разбили все бокалы в городе, лишь бы спасти нас, праздную молодежь, от завтрашней головной боли.

-- Да, это правда, головная боль кончается иногда сердечной. Не обижайтесь, мой милый Чарли, но подобная жизнь опасна для таких людей, как вы. Прошу вас, будьте осторожны ради меня, -- прибавила она с невольной нежностью в голосе. Глядя на его стройную фигуру, хотелось, чтобы он никогда не менялся, оставаясь таким же обворожительным.

Чарли, заметив эту небывалую нежность в глазах, которые и без того всегда смотрели на него ласково, нафантазировал себе больше, чем было на самом деле, и с внезапной страстью ответил:

-- Я исполню ваше желание, дорогая моя!

Румянец на его лице передался и Розе. В эту минуту ей показалось возможным полюбить этого двоюродного брата, который так охотно позволял руководить собой и так нуждался в хорошем влиянии, чтобы оставаться порядочным человеком. Эта мысль промелькнула в ее голове, как молния, сердце сильно забилось, будто детская привязанность превращалась в более теплое чувство и возбудила в ней ответственность, которой она прежде никогда не испытывала. Покоряясь внутреннему побуждению, она сказала полушутя-полусерьезно:

-- Если я буду носить браслет как воспоминание о вас, то вы должны носить это, чтобы помнить ваше обещание.

-- И вас, -- шепнул Чарли, с поклоном целуя руку, вставляющую ему в петлицу белую розу.

Как раз в этот волнующий момент они услышали, как стукнула входная дверь и кто-то вошел в первую гостиную. Роза в душе обрадовалась, что их прервали. Она не была вполне уверена в своих чувствах и боялась, что первое побуждение может завести ее слишком далеко. Чарли был раздосадован, что потерял такой благоприятный момент. Он злобно посмотрел на вновь прибывшего и со словами: "Прощайте, моя милая Роза, я заеду вечерком проведать вас после этого утомительного дня", -- одарил бедного Фун Си ледяным кивком и удалился. Всегда приветливый азиат решил было, что чем-то смертельно оскорбил ушедшего.

У Розы не было времени разобраться в своих новых ощущениях, потому что пришлось принимать поздравления мистера Токио, расточаемые со смесью китайской любезности и американской неловкости. Прежде чем новый гость взялся за шляпу, Джеми проорал с восторгом:

-- Еще гости! О, какая толпа!

Тут посетители начали являться один за другим, и дамы мужественно оставались на своем посту до позднего вечера. Наконец тетя Джесси и засыпающий на ходу Джеми отбыли домой, а тетушка Изобилие отправилась в постель в урочный час. Доктор Алек возвратился довольно рано -- его приятели не были светскими людьми, -- но тут же уехал к тете Майре. Он привык к ее вызовам. Миссис Майра подозревала у себя множество смертельных болезней и наконец остановилась на болезни сердца. Время от времени она присылала сообщить, что умирает. Все уже привыкли к этому, поэтому доктор никогда не тревожился, хотя являлся к ней незамедлительно и прописывал какое-нибудь невинное лекарство с большой готовностью и терпением.

Роза была очень утомлена, но спать ей не хотелось. Она уселась перед камином в учебном кабинете в ожидании дяди или, может быть, Чарли, хотя не рассчитывала, что он придет так поздно. Вероятно, тете Майре действительно было нехорошо, потому что часы уже пробили полночь, а доктор Алек все не возвращался. Роза собиралась уже идти спать, когда легкий стук в дверь зала заставил ее вскочить.

"Бедный! Руки у него так озябли, что он не может попасть ключом в замочную скважину! -- подумала она и выбежала навстречу, так как прислуга уже спала.

-- Это вы, дядя?

Голос ответил "да", а когда дверь отворилась, вошел не доктор Алек, а Чарли. Он сразу, не снимая шляпы, упал на первый попавшийся стул, потер руки, щурясь, как будто свет ослеплял его, и проговорил резко и отрывисто:

-- Я сказал, что приду... Я оставил товарищей, весело провожающих старый год. Но я обещал... А я всегда держу слово. И вот я явился! Ангел вы мой! Что, избавились наконец от посетителей?

-- Тише! Прислуга спит. Пойдемте в кабинет, погрейтесь у огня, вы, кажется, очень озябли, -- Роза двинулась вперед, чтобы подвинуть удобное кресло.

-- Я мог бы и здесь посидеть. Где дядя? -- Чарли шел за ней прямо в шляпе, засунув руки в карманы и неотрывно следя взглядом за белокурой головкой.

-- Тетя Майра прислала за ним, он уехал довольно давно, -- ответила Роза, добавляя в камин дров.

Чарли засмеялся и уселся на угол учебного стола.

-- Бедная старуха! Чего бы ей не умереть, в самом деле? Она его совсем измучила. Дать ей вдохнуть немножко больше эфира, и она мирно отправится к праотцам.

-- Не говорите так. Дядя говорит, что воображаемые болезни иногда труднее переносить, чем настоящие, -- Роза с неудовольствием отвернулась.

До сих пор она не взглянула ему в лицо. После утренней сцены ей было чуть-чуть неловко. Но вдруг поза и внешний вид кузена поразили девушку так же, как и его речи. Роза переменилась в лице, что напомнило Чарли о неприличии его поведения. Он вскочил с места, поспешно сдернул шляпу и уставился на сестру каким-то пристальным, но в то же время рассеянным взглядом. Слова вылетали из него отрывисто и торопливо, словно Принцу трудно было остановиться.

-- Извините... Я пошутил... Очень глупо, я знаю, и впредь не буду. Жар этой комнаты немного отуманил меня. Мне кажется, я немного простудился... Холодно... Я озяб, хотя ехал чертовски быстро...

-- Надеюсь, не на вашей злобной лошади? На ней опасно ездить так поздно и одному, -- Роза плавно отодвинулась к большому креслу, потому что Чарли нетвердо двинулся к камину, и предусмотрительно убрала с его дороги маленькую скамейку для ног.

-- Опасность возбуждает, вот отчего я люблю ее. Ни один человек не посмеет назвать меня трусом... Только попробуй! Я ничего не боюсь, и лошади не покорить меня. Я сверну ей шею, если она заставит меня отказаться от моих убеждений. Нет... Я не то думаю... Не беспокойтесь... Все это справедливо, -- и Чарли рассмеялся без тени веселости, чем окончательно смутил Розу.

-- Приятно вы провели сегодняшний день? -- Роза наблюдала, как он вытащил сигару и спичку и с трудом соображал, что именно нужно зажечь, а что раскурить.

-- Сегодняшний день? О, великолепно! Я сделал сто тысяч визитов и отлично поужинал в клубе. Рэндал больше не мог петь, но я вылил на него стакан шампанского и заставил спеть мою любимую старинную песню: "Лучше смеяться, чем вздыхать..."

Чарли запел эту застольную песню, размахивая спичкой, словно это был стакан вина над головой Рэндала.

-- Тише! Вы разбудите тетю, -- воскликнула Роза таким повелительным тоном, что он запнулся и смущенно попытался оправдаться:

-- Я хотел показать, как это надо петь. Не сердитесь, дорогая... Посмотрите на меня, как сегодня утром, и я больше не спою ни единой ноты! Просто я сегодня весел... Мы выпили за ваше здоровье, а они все меня поздравляли. Я, конечно, им говорил, что еще ничего не решено... Ах, как это я проболтался. Ну, ничего... Я часто попадаю впросак, а вы всегда меня прощаете. Простите же и теперь, не сердитесь, дорогая!.. -- уронив вазу, он пылко рванулся к Розе, так что та вынуждена была спрятаться за кресло.

Злости не было, девушка была лишь крайне оскорблена и напугана, потому что поняла наконец, в чем дело. Ее лицо мертвенно побледнело, и Чарли, осознав свою оплошность, начал просить прощения.

-- Мы поговорим об этом завтра; теперь слишком поздно. Уходите, пожалуйста, пока дядя не вернулся, -- она старалась говорить спокойно, но дрожащий голос и горечь в глазах выдавали ее.

-- Да, да, я уйду... Вы устали... Завтра я все приведу в порядок, -- имя дяди на минуту отрезвило Принца и он неровной походкой направился к двери. Внезапно с улицы донесся звук копыт, Чарли остановился, оперся о стену и проговорил:

-- Это Брут отвязался! А пешком я домой не дойду, у меня страшно кружится голова. Это все от холода, Роза, а не то, что вы подумали! Да, я еще и простужен, это все простуда. Пусть кто-нибудь из слуг меня проводит, лошадь теперь не догнать. Боюсь, меня хватится мама, когда вернется домой, -- и он со смехом схватился за ручку двери.

-- Нет, нет, никому не показывайтесь! Пусть никто ничего не знает! Останьтесь здесь до возвращения дяди, он вам поможет. О Чарли! Как вы могли! Вы ведь обещали мне! -- с мучительным стыдом Роза подбежала к нему, оторвала его руку от ручки двери и повернула ключ, а затем, в ужасе от его бессмысленной улыбки, упала в кресло и закрыла лицо руками. Эти слезы могли бы отрезвить Чарли, если б не было слишком поздно. Юноша оглядел комнату блуждающими, стеклянными глазами, стараясь вернуть себе рассудок. Жар, холод, возбуждение и бесчисленные тосты сделали свое дело, сопротивляться стало невозможно, и, признав свое поражение, Принц с невнятным бормотанием качнулся к дивану и упал на него ничком. Так Чарли вступил в Новый год.

Роза безутешно плакала оттого, что нечто дорогое умерло для нее навсегда. Женщины часто мечтают об идеале и возвышают своей любовью самого обыкновенного, недостойного смертного. Разочарование тяжко отзывается в сердце молодой девушки, особенно разочарование в первой любви. Еще утром девушке казалось, что, исправив свои недостатки, именно этот кузен станет ее героем. Она с удовольствием представляла себе, как будет постепенно воспитывать в Чарли благородные качества. Увы! Сладкие грезы бесследно исчезли, а пробуждение оказалось тяжким. Сопящее на диване существо при всем желании Роза никогда бы не смогла окружить ореолом романтических мечтаний или одарить свойствами идеальной натуры.

Чарли тяжело дышал во сне, всклокоченный, с открытым ртом и покрасневшим лицом. Рядом валялась маленькая растоптанная роза. Какой жалкий контраст с тем блестящим молодым человеком сегодняшнего утра!

Многие девушки легко простили бы Прекрасному Принцу этот проступок, который в свете не считается преступлением, но только не Роза. Она со стыдом прикрыла глаза, чтобы не видеть, как человек превратился в животное. Девушка всегда презирала эту слабость в чужих людях, что уж говорить о близком человеке? Сердце ее наполнилось горечью, ум -- мрачными предчувствиями. Итак, она плакала о Чарли, каким он мог бы быть, и оберегала Чарли, какой он был на самом деле. Не в силах справиться с собой, Роза прижала руки в груди и дотронулась до анютиных глазок. Цветы уже завяли, но сердцевина темных лепестков еще золотилась. Девушка тяжело вздохнула и подняла голову:

-- Душевный мир понадобился мне скорее, чем я думала!

Послышались шаги дяди, Роза бросилась отворить дверь. Глазам опекуна предстало настолько расстроенное лицо, что он остановился и с беспокойством спросил:

-- Боже, дитя мое! Что случилось? -- а когда Роза молча указала на диван, прибавил: -- Он ушибся? Болен? Умер?

-- Нет, дядя, он... -- Она не могла произнести ужасного слова и лишь прошептала: -- Будьте снисходительны к нему! -- и убежала в свою комнату, рыдая так, словно над их домом разразилось ужасное несчастье.

Глава X
Грустная и трезвая глава

-- Как он будет смотреть мне в глаза, что скажет? Забуду ли я это когда-нибудь и смогу ли снова стать счастливой? -- Роза без конца задавала себе эти вопросы, проснувшись после короткого сна, последовавшего за долгой бессонницей.

Ей казалось, что весь мир изменился, стал бесцветным, заразившись печалью ее души. Откуда было знать молодой девушке, что на свете прощаются гораздо большие грехи, забываются более тяжкие разочарования, утрачиваются более возвышенные надежды и разбивается такая любовь, по сравнению с которой ее невинное увлечение -- всего лишь девичий каприз. Ее удивляло, что солнце светит все так же ярко, что ее канарейка радостно поет, встречая новый день, что огонь в камине все так же весело трещит на поленьях. Роза не стала украшать прическу лентами, лишь подошла к зеркалу и сказала своему печальному отражению:

-- Бедняжка! Ты думала, что на новой странице тебя ждет что-нибудь приятное? До сих пор твой роман было легко и отрадно читать, но, похоже, теперь начинается грустная и трезвая глава.

В дверь постучали, приглашая к завтраку. Вдруг она подумала, что Чарли, наверное, еще в доме, и поспешно открыла дверь, за которой стоял доктор Алек с приветливой улыбкой на лице. Тревожным шепотом, как будто о смертельно больном, она спросила:

-- Ему лучше, дядя? Не скрывайте от меня ничего, я все выдержу.

У многих мужчин наивное отчаяние и эта фраза вызвали бы невольную улыбку. Но доктор Алек бережно относился к душевной чистоте своей воспитанницы, считая ее главной прелестью юности, и надеялся, что его девочка никогда не будет равнодушной и безучастной к человеческому пороку, каким бы безобидным он ни казался. Итак, он ответил серьезно, хотя и бодрым голосом:

-- Я думаю, все обстоит благополучно. В таких случаях сон -- лучшее лекарство. Я проводил его домой. О том, что он вчера приходил, неизвестно никому, кроме нас с тобой.

-- И никто никогда не узнает? Как вам это удалось, дядя?

-- Для начала я вылил ему на голову кувшин холодной воды. Потом через большое окно кабинета вытащил на улицу. Воздух и движение освежили его, и мы благополучно добрались до его дома. У него комната внизу, потому мы никого не побеспокоили, и я оставил его спокойно спящим.

-- О, благодарю вас, -- произнесла Роза со вздохом. -- А Брут? Вдруг конь напугает кого-нибудь, вернувшись домой без седока?

-- Нет, он, умница, отправился сразу в конюшню. Чарли часто отсылал Брута домой одного, если где-нибудь задерживался, конюх к этому привык. Успокойся, моя дорогая, состояния Чарли никто, кроме нас, не видел, а мы его простим из любви к нему.

-- Простим, но не забудем. Ему больше никогда не стать для меня тем Чарли, которым я гордилась и которого любила. Ах, дядя, как жаль! Как жаль!

-- Не надрывай так свое бедное сердечко, дитя мое. Это зло вполне можно победить с Божьей помощью! Конечно, не могу сказать наверняка, но мне кажется, Чарли еще не безнадежен. При благотворном влиянии он может исправиться. Он добрый, хороший молодой человек. То, что мы вчера наблюдали, его единственный порок. У меня не хватает духу бранить его, потому что во многом виновата его мать. Я все время борюсь с искушением пойти и втолковать ей, что она губит бессмертную душу сына, за которую будет отвечать перед Богом.

От добродушного доктора Алека слышать такие речи было страшновато. Зато, когда он начинал метать громы и молнии, многие дремлющие души проникались его справедливым негодованием; просыпались даже те, кого был бессилен пробудить солнечный свет его доброты. Розе искренне захотелось, чтобы дядя сумел повлиять на тетю Клару и раскрыть ей глаза.

-- Так скажите ей все это и спасите Чарли, пока еще не поздно! -- она с мольбой следила, как дядя взволнованно, с горящими глазами ходил по комнате взад и вперед, заложив руки за спину. По-видимому, он готов был сейчас же привести свое намерение в исполнение.

-- Хочешь помочь мне? -- он внезапно остановился перед племянницей с таким видом, что та быстро вскочила со своего места и ответила с жаром:

-- Хочу!

-- Так не люби его пока.

Она вздрогнула, моментально покраснев, и с бьющимся сердцем спросила:

-- Почему?

-- Во-первых, потому что ни одна женщина не должна вручать свою судьбу мужчине без царя в голове. Во-вторых, потому что надежда стать достойным тебя поможет ему больше, чем все мои мольбы и проповеди. В-третьих, потому что тебе придется запастись терпением и разумом, чтобы выкорчевать то, что насаждалось двадцать четыре года. Ты понимаешь, о чем я говорю?

-- Да, сэр.

-- Сможешь ли ты сказать ему "нет", когда он будет просить "да", и немного потерпеть ради вашего счастья?

-- Могу.

-- И сделаешь это?

-- Да.

-- Теперь я доволен. Большая тяжесть спала с моей души. Я дрожал при мысли, что ты пустишься в море жизни с таким плохим кормчим, как бедный Чарли. Но твой ответ оправдал все мои ожидания, я горжусь моей девочкой.

Во время этого разговора они стояли в разных концах широкой комнаты. Доктор Алек был похож на командира, отдающего приказания, а Роза -- на хорошо обученного солдата, запоминающего их. Они оба в этот момент ощущали себя воинами, которые готовятся к сражению: чувствовали, как натянуты все нервы, как кипит в жилах кровь, как холодит руку сталь оружия. С последними словами доктор подошел к Розе, пригладил волосы и поцеловал в лоб с такой торжественностью, будто наградил медалью за храбрость.

Больше дядя не произнес ни слова. Вскоре тетушка Изобилие позвала их к завтраку, и начались дневные заботы. Однако этот короткий разговор объяснил Розе, что ей делать дальше, направил разбегающиеся мысли в нужное русло, придал мужества, чтобы до конца исполнить долг перед самой собой и другими родственниками.

Времени на размышления у нее было вдоволь: все отдыхали после вчерашнего торжества, поэтому она заперлась у себя в комнате и благими намерениями мостила планы на начавшийся год. В этих планах было столько блестящих надежд, благородных порывов, красивых поступков, что если бы хоть часть из них осуществилась, на земле настало бы Царство Божие.

Мечтания были большим утешением для Розы, они облегчили нескончаемое ожидание Чарли и страх перед новой встречей с ним. Девушка представляла себе, как Принц явится с повинной головой, униженный, полный раскаяния, как она выскажет ему свое разочарование и неодобрение, как он будет просить прощения за свой постыдный поступок. Она решила, что будет с ним откровенной, но мягкой, что сначала отчитает, а затем утешит его, найдет благоприятный момент и внушит ему добрые побуждения, присущие хорошему человеку. Так Роза сидела у окна, мечтала, любовалась отблесками заходящего солнца на отдаленных холмах, рельефно вычерченных на светлом небосклоне. Стук в дверь заставил ее вздрогнуть.

-- Это он! -- прошептала она, чувствуя гулкие удары сердца. -- Я должна помнить, что обещала дяде, и быть твердой.

Обычно Чарли входил с каким-нибудь мотивчиком, однако в этот раз не было слышно ни свиста, ни пения, поэтому Роза решила, что он боится встречи так же, как и она. Разделяя его естественное смущение, девушка не поднимала глаз, пока шаги не затихли возле нее. Она ожидала, что Чарли, скорее всего, упадет к ее ногам, как всегда после какой-нибудь мальчишеской выходки, и в то же время не хотела, чтобы он слишком унижался. Но Чарли изумил ее: картинно бросив ей на колени роскошный букет цветов, он произнес веселым, беззаботным тоном:

-- Вот она, прекрасна и задумчива, как всегда. Что, мир оказался пустышкой, кукла набита опилками, а потому вы подумываете об уходе в монастырь, кузина?

Роза была так ошеломлена его хладнокровным бесстыдством, что не обратила никакого внимания на цветы. В ее взгляде смешались стыд, удивление, горечь и досада. Чарли покраснел, опустил глаза и торопливо заговорил, стараясь держаться своего шутливого тона:

-- Простите меня великодушно за вчерашнее. Право, не гневайтесь, кузина! Всем известно, что в Америке каждый человек в Новый год должен исполнить свой долг.

-- Я устала прощать! Вы взрослый, Чарли, а нарушаете свои клятвы, точно как в детстве. Я больше никогда не стану требовать у вас обещаний, раз вы все равно их не выполняете, -- с этими словами Роза отложила в сторону букет. Принесенные извинения не удовлетворили ее, а цветы не заставили смолчать.

-- Как мне, бедному, вам угодить, если вы так требовательны, так принципиальны, так сердитесь из-за всяких пустяков, -- ему было неловко, но из гордости Принц не мог показать своего раскаяния, тем более что раскаивался он не столько в том, что был виноват, сколько в том, что его вину вчера обнаружили.

-- Да разве я рассержена? Я всего лишь огорчена и разочарована. Мне казалось, что если человек дал обещание, то должен держать его. По крайней мере, я всегда так поступаю. Если мои старомодные требования кажутся вам завышенными, что ж, не смею вас дольше задерживать.

-- Боже мой, ну не делайте из мухи слона! Да, я забыл свое обещание, да, поступил как полный осел и прошу за это прощения. Что еще мне сделать?

-- Вести себя как мужчина, чтобы мне больше не было так мучительно стыдно, как вчера вечером, -- и Роза слегка содрогнулась при воспоминании об этом.

Это невольное движение задело Чарли сильнее, чем слова. Теперь ему стало "мучительно стыдно". События вчерашнего вечера он плохо помнил, и теперь от стыда преувеличивал случившееся. Он замолчал и отошел к камину, соображая, как им теперь помириться, потому что Роза была на себя не похожа. Обычно хватало одного слова оправдания, и девушка охотно прощала его. Но сегодня что-то суровое и непреклонное появилось в ее манере, -- это изумило и испугало Чарли. Откуда ему было знать, что холодная, строгая Роза изо всех сил борется со своей жалостью и любовью, и все ее усилия направлены на его спасение.

В замешательстве перебирал он каминные безделушки, вдруг глаза его победно блеснули: он увидел свой подарок, бирюзовый браслет с незабудками. Тихо подойдя к ней сзади, он вновь заговорил, но теперь в голосе слышалось раскаяние и кротость:

-- Я буду вести себя как настоящий мужчина, вам никогда больше не придется стыдиться меня. Только прошу вас, будьте снисходительны, позвольте, я надену этот браслет вам на руку и дам последнее обещание? Клянусь, на этот раз я сдержу его. Вы мне верите, Роза?

Как трудно было сопротивляться вкрадчивому, опасному голосу и умоляющему взгляду! Если бы в эту минуту ее взгляд не упал на незабудку, Роза не вспомнила бы о своем обещании дяде Алеку и сдалась. Ради будущего счастья она с трудом сдержалась и не произнесла "да". Слегка отодвинув от себя браслет, не поднимая глаз на Принца, она твердо произнесла:

-- Нет, Чарли, я не буду его носить. Мои руки должны быть свободны, только тогда я смогу помочь вам. Я прощаю вас, и клятвы ваши мне ни к чему, но, пожалуйста, боритесь со своими искушениями. Мы все вас поддержим.

Чарли ожидал иного ответа. Разозлившись, он изменил тон и заносчиво произнес:

-- Мне не нужна ничья поддержка, кроме вашей. Я должен быть уверен, что вы не отвернетесь от меня. Не то, пожалуй, пока я буду умерщвлять плоть ради вашей прихоти, какой-нибудь проходимец похитит у меня ваше сердце. Я вас предупреждаю, что в этом случае нарушу свое обещание и уберусь прямо к черту!

Дерзкие, вызывающие слова переполнили чашу терпения. Дух Кэмпбеллов взял верх в мягкосердечной, кроткой девушке и проявился во всей пугающей полноте. Свободой Роза дорожила гораздо сильнее, чем призрачной, едва зарождающейся любовью, а Принц покушался именно на свободу. Она пыталась возродить душу своего героя, а он оказался неблагодарным, порочным человеком. В бешенстве вскочив с места, гордая, надменная женщина из рода Кэмпбеллов процедила жесткие слова:

-- Сердце мое принадлежит только мне одной, и я буду распоряжаться им по собственному усмотрению. Не смейте выдвигать мне требований! Вы не имеете на меня никаких прав и никогда не получите их, пока не заслужите. Помните это и никогда не угрожайте мне, никогда не бросайте мне вызов!

Последовала минутная пауза. Было непонятно, как на этот пассаж отреагирует Чарли -- взорвется в ответ или благоразумно погасит вспышку. Он, конечно, выбрал последнее и очень эффектно бросился к ногам своей оскорбленной богини. Падать к ее ногам ему доводилось и раньше, но в этот раз он был совершенно серьезен. Обхватив обеими руками платье Розы, он воскликнул с глубокой страстью:

-- Нет-нет! Не закрывайте свое сердце, или я совсем пропал! Я не достоин вашего мизинца, но вы можете делать со мной все, что хотите. Мне нужен серьезный повод, чтобы стать лучше. И для меня нет ничего важнее, чем вернуть вашу любовь!

-- Любви пока еще нет, -- начала Роза. Она была очень взволнована, но все время чувствовала себя актрисой, играющей роль в спектакле. Чарли так привык ломать комедию, что уже не мог держаться просто, даже когда испытывал искренние чувства.

-- Так позвольте мне заслужить ее! Только прикажите, я все сделаю! Вы мой добрый ангел, если вы меня бросите, мне останется только дожидаться смерти! -- в голосе Чарли зазвучали трагические ноты, он сжал ее колени, как будто боясь оторваться.

Эта впечатляющая сцена, однако, не произвела никакого впечатления на единственную зрительницу. Пылкие слова звучали не совсем правдиво, в коленопреклоненной позе было что-то жалкое и недостойное мужчины, а нежный порыв не встретил в ней сочувствия. Она инстинктивно отшатнулась от такого проявления чувств и бестрепетно произнесла с удивительным спокойствием:

-- Пожалуйста, не нужно. Я ничего вам не обещаю, потому что хочу уважать человека, которого полюблю.

Бледный, как полотно, Чарли вскочил с колен. Эта невозмутимость в голосе девушки ясно показывала, что со вчерашнего дня многое изменилось. От счастливой минуты вчерашнего утра, когда со стыдливой улыбкой ему протягивали розу, Принца отделяла пропасть. В памяти промелькнуло, как мягко говорила она "ради меня", с какой нежностью в глазах. Сейчас перед ним была совершенно другая картина: от него отворачивались, его отталкивали, его не впускали в сердце.

Только тут бедный Чарли понял, чего лишился! Когда распускается благоуханный бутон девичьей любви, он бывает таким же хрупким, как любой другой цветок, его может сломить малейшее дуновение ветра. Тончайший налет зла, минутное пренебрежение, случайно замеченная грубость или пошлость, -- и невинное сердце, раскрытое для любви, захлопнется, как чуткое растение, и, быть может, навсегда.

Страх, что уже ничего не исправишь, полоснул Чарли по сердцу. Его любовь пустила корни гораздо глубже, чем думала Роза. Она догадалась об этом, лишь когда он, отбросив браваду, с болью, тронувшей ее до глубины души, произнес:

-- Я заставлю вас уважать себя, а когда заслужу уважение, могу я надеяться на что-нибудь большее?

Она вгляделась в него и обнаружила то, чего добивалась, -- чистосердечное раскаяние и решимость стать другим человеком, поэтому сердечно ответила:

-- Можете.

-- Да благословит вас Бог! Я больше не стану давать никаких обещаний, ни о чем не попрошу. Только, пожалуйста, верьте в меня, Роза. Пока вы будете видеть во мне только брата, помните, что ни один из ваших поклонников не сможет любить вас сильнее, чем я.

Голос его предательски оборвался, Чарли повернулся и, не попрощавшись, вышел из комнаты. Оставшись одна, Роза наполнила водой вазу и с любовью расправила в ней букет. Минуту подумав, она спрятала браслет в шкатулку, пообещав себе:

-- Не буду носить его, пока не почувствую того, что чувствовала раньше. Тогда позволю Чарли надеть мне на руку браслет и скажу "да".

Глава XI
День легких искушений

-- Роза, я хочу сообщить тебе нечто очень важное! -- воскликнула Китти Ван Тэссел, усаживаясь утром следующего дня в карету своей приятельницы, чтобы вместе отправиться по магазинам.

Китти всегда говорила, что собирается "сообщить нечто очень важное", и Роза привыкла относиться к этому равнодушно. Однако на этот раз в ее интонациях просквозило нечто особенное. Не обращая внимания на любопытных прохожих и на опасность примять шляпку, Китти обняла Розу за шею и прошептала в совершенном упоении:

-- Дорогая моя, я обручена!

-- Ах, как я рада! Конечно, со Стивом?

-- Да, вчера вечером он так мило сделал мне предложение, -- мама в восторге! Скажи, в чем же мне венчаться? -- и физиономия Китти приняла выражение глубокой озабоченности.

-- Как можно думать об этом в такую минуту? Китти, ты такая неромантичная! Сейчас нужно мечтать о своем женихе, а не о платьях! -- Розу и веселила, и возмущала такая прагматичность невесты.

-- Так я именно о нем и думаю! Он сказал, что не хочет надолго откладывать свадьбу, потому надо позаботиться о самых важных вещах.

-- А, понятно, он хочет успеть жениться, пока ты не сбежала. Ты же, как вода, уходишь сквозь пальцы. Вдруг передумаешь и бросишь его, как бедного Джексона и многих других, -- Роза со смехом погрозила пальчиком будущей кузине, которая уже дважды была помолвлена и, кажется, гордилась этим.

-- Нечего смеяться! Если бы ты столько вращалась в свете, тоже бы так поступала. Единственный способ узнать человека -- это стать его невестой. Пока он ухаживает за тобой -- он воплощенная преданность и благородство, но только решит, что ты уже ему принадлежишь, -- тут-то и выйдет наружу все его гнилое нутро, -- житейская мудрость Китти резко противоречила наивному личику и легкомысленным манерам.

-- Да уж, невеселая перспектива для бедного Стива. Но я предупрежу его, чтобы держал ухо востро.

-- Девочка моя, в нем я уверена. Проницательность приходит с опытом, и я убеждена, что у нас все сладится. Мы столько лет знакомы и всегда были друзьями. (Многоопытной Китти исполнилось девятнадцать лет, а Стиву -- двадцать.) К тому же он мой идеал. Я просто не переношу мужчин с большими руками и ногами, а он такой утонченный, восхитительный. Никто не танцует лучше его, а уж об умении со вкусом одеться в обществе ходят легенды. Право, мне кажется, что я сначала влюбилась в его носовой платок. Он так прелестен, -- не удержавшись, Китти вытащила из кармана большой платок и уткнулась в него маленьким носиком. По карете немедленно распространилось дивное благоухание.

-- Ну что ж, звучит многообещающе, пожалуй, я перестану считать тебя бесчувственной, -- развеселилась Роза.

Живые карие глаза Китти внезапно смягчились, а на лице вспыхнул румянец, когда она, все еще уткнувшись в платок, ответила:

-- Конечно, я очень сентиментальна, но мне совестно проявлять чувства при посторонних. Это теперь не модно -- в обществе следует вести себя с холодным равнодушием. Ах, если бы ты видела, что вчера происходило в нашей зале, Роза! Когда Стив сделал мне предложение, я так плакала, а он расстроился, потому что сначала я сказала, что не люблю его. Зато потом, когда я призналась в обратном, он стал таким милым и ласковым. Прямо не знаю, что на него нашло: он подошел ко мне и даже не обратил внимания, что я закапала слезами его свежайшую накрахмаленную рубашку. Правда, мило с его стороны? Ты ведь знаешь, что он терпеть не может, когда пачкают его вещи.

-- Он настоящий Кэмпбелл. Под тонкой рубашкой у него бьется доброе, любящее сердце. Тетя Джейн ни в грош не ставит чувства, поэтому Стив привык их скрывать. Но они в нем есть, нужно лишь научить его выпускать их наружу. Конечно, без глупостей, а чтобы сделать его более мужественным и серьезным.

-- Я постараюсь, если смогу. Я никому не сознаюсь, но я так люблю Стива! Надеюсь, что мы с ним будем счастливы. Вот мы и приехали, -- деловито прибавила Китти, спрятав платок, когда карета подъехала к одному из модных магазинов. -- Только, пожалуйста, никому ни слова, если мы с кем-нибудь встретимся. Я хочу сохранить это в тайне хотя бы на неделю.

Роза обещала молчать, посмеиваясь про себя: личико Китти сияло счастьем и выдавало ее секрет яснее всяких слов.

-- Давай сначала посмотрим шелк. Ты как будто бы спросишь у меня мнения о белых тканях, пока я буду рассматривать цветные. Мама говорит, что надо взять сатин, но он нынче не в моде. Еще я хочу купить темную, самую плотную ткань, какую только найду, -- шептала Китти, пока они шли по длинному залу, наполненному всем тем, от чего разбегаются женские глаза и пустеют кошельки.

-- Как тебе нравится эта ткань опалового цвета? Какая прелесть, ничего изящнее не видела! Но мне кажется, я слишком смуглая, чтобы носить этот цвет. Вот тебе она очень бы пошла. Тебе нужно много нарядов, -- прибавила Китти многозначительно.

Пока Роза равнодушно смотрела на изобилие белых материй, ее подруга с горячим интересом рассматривала изящные ткани, разложенные перед ней на прилавке.

-- У меня их много. Мне пока не нужно новых.

-- Как это так? Ты уже по нескольку раз надевала все твои платья. Ты должна купить себе что-то еще, нужно оно или не нужно. Боже мой! Да если бы у меня было столько денег, я бы каждый вечер надевала новые туалеты, -- Китти поедала глазами груды разноцветных тканей.

Сметливый продавец сразу понял, что дело пахнет свадьбой. По какой еще причине две хорошенькие девушки будут шептаться, хихикать и краснеть у прилавка? У хорошего торговца наметан глаз на подобные вещи. Почуяв свадебные приготовления, его всегда невозмутимая физиономия озаряется азартным блеском, а ленивый голос сменяется живыми интонациями. Продавец умело собрал в складки шелковые ткани -- и с первого взгляда определил, кто здесь невеста, а кто подружка. Ошибка исключалась, потому что Китти моментально погрузилась в созерцание серебристого шелка, а Роза задумчиво разглядывала опаловую материю, едва различая за шелестом ткани слова, ласкающие женский слух:

-- Прекрасная вещь, только что из Парижа, леди совершенно правильно заметила: в особенности идет блондинкам.

Роза пропустила все мимо ушей. Она вспоминала о том, что ей высказала недавно тетя Клара. Хотя девушка не приняла ее слова всерьез, но с тех пор то и дело возвращалась к ним:

-- Я не могу больше слышать недоуменные вопросы со всех сторон: "Отчего мисс Кэмпбелл не одевается наряднее?" Простота хороша для школьниц и для женщин, которые не могут позволить себе ничего лучшего, но ты можешь и должна хорошо одеваться. У тебя отличный вкус, мне даже нравится, что ты одеваешься оригинально. Но другим это кажется странным, тебя будут считать скупой, если ты продолжишь в том же духе. К тому же ты совершенно не уделяешь внимания своей внешности. Если ты будешь одеваться получше, твоя красота от этого только выиграет.

Тетя долго развивала эту тему, чем искусно бередила некоторые тайные слабости Розы: во-первых, ей действительно нравились изысканные вещи и дорогие украшения; во-вторых, ей было приятно нравиться окружающим, даже в мелочах; а в-третьих, ей, конечно, хотелось придать себе чуть больше красоты, чем досталось от природы. Она давно обнаружила, что женская прелесть привлекает восхищенные мужские взгляды и высоко возносит девушку над сверстницами.

Так она стояла у прилавка и подумывала, не явиться ли ей в обществе в таком вот роскошном платье? Всегда скромная, она с удовольствием восхищалась другими девушками, -- пусть бы теперь они отдали должное ее красоте. Она представляла их восторженные лица и комплименты "шикарному платью". Осуществить эту мечту ей не составляло никакого труда -- стоило лишь опустить руку в туго набитый кошелек. Она представляла себе наряд из блестящей светлой ткани, украшенный тончайшим ручным кружевом, со всеми аксессуарами по последней моде, какие только можно купить за деньги.

Она не сомневалась, что ей будет к лицу любой фасон, потому что обладала прекрасной фигурой благодаря здоровому воспитанию дяди Алека. А потому неудивительно, что ей захотелось в полной мере воспользоваться этими дарами природы, -- не для того чтобы выставить себя напоказ, а чтобы совершенно покорить человека, который и без того редко смотрел на нее без восхищения.

Пока перед ней расстилали все новые прекрасные шелковые ткани, она отвлеченно представляла, что сказал бы Чарли, если бы в один прекрасный вечер она явилась перед ним Авророй в светло-розовых облаках. Она не сомневалась, что он был бы в восторге. Роза испытывала угрызения совести, вспоминая о своей жестокости прошлым вечером. Ей захотелось как-то вознаградить юношу за суровое наказание. Каждое слово, сказанное ею, было тщательно обдумано и взвешено, отказаться от них -- значит проиграть сражение. Однако ей казалось, что теперь пора проявить милосердие и поманить его надеждой: пригласить в качестве кавалера на бал к Китти и потешить изысканный вкус кузена роскошным туалетом.

Это была очень детская, невинная затея, тем более что бал у Китти станет заключительным аккордом ее светской жизни. Роза хотела провести его особенно весело, а их примирение с Принцем добавляло удовольствия. Она уже было протянула руку к блестящей материи и хотела купить ее, когда незнакомый голос произнес позади нее:

-- Будьте так добры, сэр, скажите, где я могу купить фланели?

Обернувшись, Роза увидела бедно одетую ирландку, чувствующую себя не в своей тарелке среди всей этой роскоши.

-- Внизу, налево, -- продавец торопливо и небрежно махнул рукой, окончательно смутив бедняжку.

Увидев замешательство этой женщины, Роза ласково сказала:

-- Я покажу вам, куда идти.

-- Мне совестно беспокоить вас, мисс. Тут совсем не место таким, как я, но мне сказали, будто в большом магазине кусочек фланели обойдется дешевле, чем в маленьком, -- объяснила покупательница.

Проходя сквозь толпу нарядно одетых посетителей магазина, Роза еще раз взглянула на эту женщину. Сколько беспокойства было на измученном лице, выглядывавшем из старенького шерстяного капюшона. Худые натруженные руки крепко сжимали тощий кошелек и маленький клочок выцветшей фланели, из какой шьют детские платья. У Розы защемило сердце, она не могла видеть чужое горе, чтобы не попытаться чем-то помочь. Провожая ирландку, Роза невольно вслушивалась в ее невнятные сетования о том, как трудно собирать деньги на одежду детей, которые быстро растут, о том, что мужа уволили с работы, о том, какие трудные настали времена. По мере того, как они спускались на нижний темный этаж магазина, Роза будто погружалась из своего светлого, благополучного мира в беспросветное царство нужды и неведомых тягот.

Благодаря щедрой спутнице миссис Салливан вместо маленького кусочка получила несколько ярдов различных цветов фланели, при этом ни пенни не заплатив из своего кошелька. Она вышла из магазина, утирая слезы. Свидетелем происшедшего стал лишь безмолвный продавец с равнодушным лицом.

Эта встреча принесла Розе много пользы. Возвращаясь наверх, к блестящим витринам и расфуфыренным покупателям, Роза мучилась угрызениями совести:

-- Какое я имею право носить дорогие платья, когда бедные дети раздеты, или вообще думать о нарядах, когда на свете так много горькой нужды?

Но шелка были так же соблазнительны, как прежде. Она не могла избавиться от желания купить опаловую ткань. Так, борясь с искушением, она вернулась к Китти, которая все еще рассматривала белоснежные материи. В этот момент рядом оказался добрый ангел, который принял образ высокой леди с серебристыми локонами вокруг добродушного лица.

-- Я так рада, что встретила вас здесь, моя дорогая! Это избавило меня от долгой поездки к вам, а дело не терпит отлагательств, -- мягко промолвила пожилая леди, в то время как Роза почтительно и приветливо пожимала ей руку. -- Вы знаете, что дня два тому назад сгорела бумажно-картонная фабрика и около ста девушек остались без работы? Некоторые из них пострадали и находятся в больнице, иные остались без крова, и почти все нуждаются хоть в какой-то материальной поддержке. Этой зимой мы уже неоднократно собирали пожертвования, так что я теперь не знаю, что делать. Помощь нужна немедленно, но я уже столько раз запускала руку в чужие кошельки, что мне совестно снова обращаться к вам. Помогите, сколько можете! О, благодарю вас, я знала, что вы не откажете, мое доброе дитя! -- проговорила миссис Гарднер, благодарно пожимая руку, которая быстро вытащила деньги из маленького портмоне.

-- Скажите, чем я могу еще помочь? Благодарю вас, что могу поучаствовать в вашем добром деле! -- Мечты о шелковых платьях полностью выветрились из белокурой головки. Роза с уважением смотрела вслед пожилой даме, уходящей из магазина с одобрительной улыбкой на лице.

-- Ах ты, сумасбродка! Ну зачем ты так много дала? -- Китти едва не ахнула, увидев как три банковских билета быстро перешли из одних рук в другие.

-- Если бы миссис Гарднер попросила отдать ей мою голову, я бы и ту отдала, -- засмеялась Роза и, повернувшись к прилавку, спросила: -- Какую же ты решила взять: желтую, белую, голубую? Гладкую или в рубчик?

-- Я еще ни на чем не остановилась. Зато я точно уверена, что тебе нужно купить эту розовую прелесть. Как раз успеешь сшить до моей... гм! до моего бала, -- Китти уже выбрала ткань для себя, но собиралась сначала посоветоваться с матерью.

-- Нет, я не буду ее покупать. Я никогда не трачу больше запланированного, а теперь пришлось бы потратить -- это ведь очень недешево. Пойдем отсюда, зачем терять время, если ты себе все уже выбрала? -- Роза безмятежно двинулась к выходу, радуясь, что не нарушила двух своих принципов, которым твердо следовала до сих пор: во-первых, одеваться просто, а во-вторых, быть экономной, чтобы иметь возможность помогать бедным.

В новом году Розе довелось пережить сначала день разочарований, а теперь -- день легких искушений. Проводив Китти домой, она отправилась посмотреть свои дома для бедных и исполнить кое-какие поручения теток. Пока она сидела в карете, дожидаясь, когда исполнят ее распоряжение, мимо проходил молодой Пэмбертон.

Это он, по словам Стива, "впал в уныние", отчаявшись добиться взаимности у нашего белокурого ангела, но все еще порхал мотыльком вокруг опаляющего света. Молодой человек единодушно признавался в обществе лучшей партией этого сезона, многие девицы стремились привлечь его внимание. Даже тетя Клара сделала Розе выговор за то, что та отказала ему. Это о нем девушка с таким уважением говорила дяде Алеку, потому что он не нуждался в богатстве невесты, его любовь была искренней. На какое-то время он исчез, и Роза надеялась, что его горе прошло, потому что сердце мужчины способно утешиться довольно быстро. Однако как только юноша увидел ее, он бросился к карете, с надеждой услышать хоть одно слово из ее уст. Розе стало понятно, что он не забыл ее. Конечно, девушка была слишком добра, чтобы встретить его неприветливо.

Пэмбертон был красивым молодым человеком. Из путешествия в Канаду он привез себе пальто, обшитое соболем, -- предмет зависти всех его знакомых мужчин и восхищения женщин. Пока он ловил каждое движение глаз Розы, прохожие то и дело оглядывались на эту роскошную одежду и ее красивого обладателя. Как нарочно, в их направлении шел целый поток покупателей, среди которых попадались знакомые лица, они разглядывали эту сцену с многозначительными улыбками и понимающе кивали головами.

Роза была довольна, доставляя молодому человеку невинную радость общения, больше она ничем не могла его утешить. Впрочем, надо признать, что ее милосердие было не вполне бескорыстно; иначе зачем бы ей делать вид, что не заметила, как посыльный из магазина положил белый сверток на переднее сиденье. В глубине души ей хотелось подольше насладиться своим маленьким триумфом, ради которого многие девушки, не раздумывая, согласились бы пострадать от насморка. Но вскоре снежинки на плечах собеседника и быстро разгорающаяся надежда в глазах Пэмбертона напомнили Розе, что уже давно пора домой.

-- Не хочу задерживать вас, начинается снег, -- сказала она, надевая муфту, к величайшему удовольствию старого Джейкоба: долгий разговор, приятный юной деве, утомил голодного, продрогшего кучера.

-- Разве идет снег? А мне казалось, светит солнце! -- и увлеченный юноша, забывший обо всем на свете, нехотя возвратился к реальности.

-- Мудрые люди говорят, что свет надо носить в себе, -- ответила Роза, отделываясь общими фразами.

Лицо Пэмбертона слегка помрачнело, и он тяжело вздохнул:

-- Если бы я мог... -- и с признательной улыбкой прибавил: -- Благодарю вас, что подарили мне немного своего времени.

-- Я всегда рада вам, -- Роза протянула руку, безмолвно прося прощения за то, что так долго его задерживала.

Молодой человек молча пожал протянутую руку и отошел, так и не раскрыв свой зонт. На лице его блуждало присущее всем влюбленным выражение, так что не одна пара женских глаз провожала его с сочувствием.

-- Как я могла столько его задерживать! Ведь все это не из жалости к нему, а из-за глупого тщеславия. Получается, мне хотелось себя показать перед знакомыми. Вот и вознаградила себя за то, что не купила это дорогущее платье. Ах, Господи! Какая я бесхарактерная и глупая, несмотря на все старания! -- мисс Кэмпбелл не переставала упрекать себя до самого дома.

-- Вы зачем явились в такую ужасную погоду, молодой человек? -- спросила Роза, стряхивая снег с Джеми, пришедшего к ним вечером.

-- Мама послала вам новую книгу, помните, вы хотели прочесть? А на погоду я никогда не обращаю внимания! -- заявил мальчик, снимая пальто и озаряя прихожую улыбкой на круглом и румяном, как красное яблоко, лице.

-- Как замечательно! Книга сегодня очень кстати. Я все ломала голову, чем бы заняться, -- сказала Роза, когда Джеми уселся на нижнюю ступеньку лестницы, безуспешно пытаясь стащить с ног резиновые калоши.

-- Вот возьмите... Нет... Да... Кажется, я забыл ее, -- Джеми шарил по карманам с выражением совершенного отчаяния. -- Я мигом сбегаю домой, хотите? Мне так досадно!

-- Ну ладно, не огорчайся! Придумаю что-нибудь другое. Как у тебя озябли руки! -- Роза добродушно стаскивала с мальчишки калоши, а Джеми сжимал кулаки и что-то с досадой бормотал себе под нос.

-- Вы, право, слишком добры. Я забыл книгу, пока натягивал эти противные калоши. Маме нужно, чтобы я носил их, ей бесполезно говорить, что они прилипают к туфлям, как смола!

-- Чем бы нам заняться? -- спросила Роза, когда он окончательно разделся. -- Читать мне нечего, зато я могу с тобой поиграть.

-- Хотите, я научу вас играть в мяч? Вы ловите очень хорошо для девушки, а вот бросаете плохо, -- и Джеми, пошарив в своем бездонном кармане, неожиданно вытащил оттуда мяч и ловко погнал его по зале.

Конечно, Роза согласилась. Они весело носились по гостиной, пока у нее не потемнело в глазах и страшно не устали пальцы. Заметив это, ее маленький наставник остановил игру:

-- Что за удовольствие играть, если вы все смотрите в окно и поминутно промахиваетесь. Я уж лучше почитаю про капитана Немо.

Получив позволение, он забрался на диван, скрестил ноги и, не сказав больше ни слова, погрузился в "Двадцать тысяч лье под водой" [52] .

От нечего делать Роза взяла в руки французский роман, который Китти забыла в карете среди свертков. Усевшись в свое любимое кресло, она принялась читать так же увлеченно, как и Джеми. За окнами тем временем выл ветер и стеной падал снег.

Целый час ничто не нарушало тишины в доме. Тетушка Изобилие дремала наверху, а доктор Алек работал у себя в кабинете, -- по крайней мере, так думала Роза. Вдруг приближающиеся шаги заставили ее поспешно бросить книгу и вскочить с перепуганным лицом -- точно как в детстве, когда ее заставали за шалостью.

-- Я испугал тебя? Что же ты сидишь так близко к открытому огню? Так можно обжечь лицо, -- и доктор Алек выставил перед камином огнеупорный экран.

-- Благодарю вас, дядя, я не заметила, что тут жарко.

Она беспокойно кинула быстрый взгляд на книгу, брошенную в кресло, и покраснела еще сильнее.

-- А, пришел ежегодник? Дай-ка взглянуть на минутку, там обещали напечатать одну статью, -- он наклонился к креслу за книгой.

-- Нет дядя, я читала... -- и, не называя заглавия, Роза подала ему книгу.

При взгляде на обложку доктору сразу стал понятен виноватый вид и пылающие щеки племянницы. Он слегка поморщился, но не смог сдержать улыбки, наблюдая детское замешательство на лице двадцатилетней девушки.

-- И как тебе это? Интересно?

-- О да! Я как будто оказалась совсем в другом мире и забыла обо всем.

-- Думаю, мир этот все же был не слишком хорош, раз ты так смутилась, когда тебя в нем застали. Откуда она у тебя? -- с неодобрением косясь на книгу, спросил дядя Алек.

-- Мне так хотелось ее прочесть. Помните, еще в Риме о ней много говорили, вы ее читали. И я подумала, что тоже могу...

-- Я прочел ее, чтобы знать, годится ли она для тебя.

-- И решили, что не годится, раз не дали мне?

-- Да.

-- Тогда я не буду ее дочитывать. Но, дядя, я не понимаю, что в ней такого плохого? -- разочарованно сказала Роза. Она успела дочитать до середины, с головой погрузившись в бурные страсти. Роман казался ей необыкновенно увлекательным.

-- Ты можешь не понимать, но разве ты не почувствовала, что ее не стоит читать? -- серьезно спросил доктор Алек.

Роза поднесла ладони к пылающему лицу, задумалась на минуту, затем подняла глаза и сказала чистосердечно:

-- Я не знаю, не могу объяснить. Но, наверное, что-то в ней есть дурное, потому что я покраснела и вздрогнула, когда вы вошли.

-- Именно, -- доктор был очень доволен ответом воспитанницы.

-- Но, право, я не нахожу в ней ничего предосудительного. Она написана замечательным слогом, знаменитым автором, а герои до того естественны, как будто я в действительности их встречала.

-- Надеюсь, что нет! -- произнес доктор, поспешно захлопнув книгу, словно боясь, как бы оттуда не выскочили сомнительные личности.

Роза засмеялась, но продолжала оправдываться: ей ужасно хотелось узнать, чем кончится эта захватывающая история, но она ни за что не стала бы читать без разрешения.

-- Я и прежде читала французские романы, вы мне их сами давали. Правда, немного, но самые лучшие. Значит, я могу судить, что хорошо, а что плохо. Если бы этот был плохим, он бы мне не понравился.

Вместо ответа дядя снова взял книгу, перелистал несколько страниц, подал ее Розе раскрытой и предложил:

-- Прочти страницу или две громко и переведи их. Тебе же это понравилось, попробуй снова.

Роза повиновалась и бойко перевела страницу, стараясь точнее передать все выражения на хорошем английском языке, затем продолжала читать медленнее, затем стала пропускать некоторые фразы. Наконец она совсем смолкла и покраснела до корней волос.

-- В чем дело? -- спросил дядя, который все время серьезно наблюдал за ней.

-- Некоторые фразы не поддаются переводу, в английском языке они сильно искажаются. По-французски они звучат неплохо, а вот по-английски -- резко и неблагозвучно, -- Розе было обидно, что она не смогла доказать свою правоту.

-- А, моя дорогая! Если красивые фразы нельзя перевести на честный английский язык, то мысли, которые они несут, не должны попадать в твою невинную головку. Это ключевая глава всей книги, -- если ты дочитала до нее и не нашла ничего предосудительного, значит, автор слишком хорошо владеет пером. Талантливому человеку непростительно заворачивать зло в разноцветные фантики и тем самым делать его привлекательным для неискушенных душ.

Он умолк на минуту, затем прибавил, с беспокойством глядя на Розу, все еще склонившуюся над книгой:

-- Дочитывай, если хочешь, но помни, моя девочка: то, что можно читать в сорок лет, вредно в двадцать. Нужно быть крайне осторожной в выборе пищи для воображения, иначе можно смертельно отравиться.

Разобрав почту на журнальном столике, он забрал Ежегодник, чтобы почитать научную статью, и отправился к себе. Впрочем, доктор с большим интересом прочел бы мысли, которые наполняли юную головку в соседней комнате.

В доме вновь воцарилась тишина, которую время от времени прерывал Джеми, азартно прыгая по дивану, когда у Жюля Верна в иллюминатор заглядывала не в меру любопытная каракатица или знаменитая подводная лодка капитана Немо выходила победительницей из невероятной схватки сразу с двумя судами. Немного спустя раздался звонок, и доктор вышел узнать, кто пришел, -- это оказался посыльный к тетушке Изобилие. Возвращаясь к себе через гостиную, дядя Алек заметил на камине четырехугольный пакет.

-- Что это такое? -- спросил он, взяв пакет в руки.

-- Роза просила занести это к Китти Ван, когда я пойду домой. Я сегодня забыл принести ей роман от мамы, ну уж это поручение я исполню немедленно, -- ответил Джеми, не отрываясь от книги.

Мальчик прочитал всего треть объемистой истории о капитане Немо, поэтому доктор Алек сильно сомневался, что Джеми в ближайшее время сумеет "немедленно" исполнить поручение Розы. Он взял пакет, положил его в карман и вышел из комнаты, довольно сказав самому себе:

-- Добродетель, конечно, иногда остается без вознаграждения, но только не в этот раз. Я уж постараюсь!

Роза тем временем, пытаясь как-то развлечься, задремала над своей читаной-перечитаной старой книжкой. Через полчаса она встрепенулась и вдруг обнаружила рядом с собой новый роман, который ей обещала тетя Джесси.

-- Милый мальчик! Пойду поблагодарю его, -- проговорила она вполголоса, совершенно пробудившись и вскочив с места в веселом настроении.

Но не успела, потому что в эту минуту заметила дядю, стоящего перед камином и греющего руки. Видно было, что он только что пришел с улицы.

-- Как эта книга здесь очутилась? -- спросила она подозрительно.

-- Кто-то ее принес.

-- Кто-то? Ах, дядя, зачем вы так беспокоились, чтобы исполнить мое желание? -- она схватила его озябшие руки в свои и нежно, и с упреком перевела взгляд от лица дяди на снежные вихри за окном.

-- Я забрал у тебя отравленные французские конфетки, но взамен принес кое-что получше. Вот здесь все чистый сахар: услаждает сердце, равно как и язык, не оставляя дурного привкуса.

-- Как вы добры! Я этого не заслуживаю. Я стараюсь, но не могу устоять перед соблазном. Дядя, я положила книгу на камин, а сама все время думала: "Взгляну одним глазком, чем она закончится". Боюсь, в конце концов я бы не устояла, если бы вы ее не унесли, -- Роза подняла дядины руки и кротко спрятала в них лицо, словно кающееся дитя.

Но дядя Алек поднял опущенную головку за подбородок и, заглянув в открытые, наполненные слезами глаза, сказал с такой любовью, что его слова навсегда запечатлелись в памяти девушки:

-- Милая моя девочка, я готов вынести вьюгу пострашней, лишь бы сохранить твою душу чистой, как снег. Эти мелкие искушения исподволь точат нашу душу, если не следить за собой, не молиться и не противостоять соблазнам, какими бы ничтожными они ни казались.

Кому-то доктор Алек мог показаться чересчур придирчивым, но Роза чувствовала его правоту. В этот вечер, молясь перед сном, она прибавила еще одну короткую молитву, прося защиты от трех тяжких искушений для богатой, хорошенькой, романтичной девушки: от расточительности, кокетства и чтения романов.

Глава XII
На балу у Китти

Роза надела на праздник свое старое светло-голубое шелковое платье, несколько освеженное облаком тонкого кружева, и тихонько вздохнула с сожалением, оглядывая себя в зеркале. Радостная улыбка вернулась к ней, когда она приколола к груди букет незабудок, присланный ей Чарли через одного старого немца-садовника. Итак, Принц приглашен сопровождать ее -- часть желаний исполнялась. Все это время Чарли благоразумно не возвращался к состоявшемуся между ними разговору, не пытался давать новых клятв и обещаний, вообще держал себя, как образцовый джентльмен. Розе нравилось его теперешнее состояние, тем более что, стараясь исправиться и загладить свою вину, он был задумчив, молчалив, исполнен чувства собственного достоинства -- все вместе делало его неотразимым.

Тетя Клара не могла поехать на бал, потому что за пару часов до выезда нанесла на лицо модный крем, чтобы освежить лицо, -- и вдруг покрылась ужасной сыпью. Конечно, после этого ей осталось коротать время в одиночестве да любоваться роскошным бархатным платьем, разложенным на постели.

К величайшему удовольствию Розы, сопровождать ее на бал вызвалась тетя Джесси. Мать четверых мальчишек в светлосером платье, с убором из дорогого кружева на все еще роскошных волосах выглядела, по словам Арчи "прелестной гвоздикой". Арчи гордился матерью и был предан ей, как возлюбленный.

-- Ты намерен ухаживать за мной, пока не вернется Фиби? -- сказала она смеясь, когда он принес букет пунцовых роз, чтобы оживить ее скромный наряд.

Не было матери счастливее миссис Джесси, когда она сидела рядом с миссис Джейн. Последняя соблаговолила явиться на вечер в строгом черном платье, с пунцовыми астрами в прическе, и наблюдала за пестрым весельем с непроницаемым лицом. Обе женщины следили глазами за своими сыновьями с материнской гордостью -- и не без оснований: мало кто из присутствующих мог похвастаться такими замечательными детьми. У каждой были свои представления о воспитании, и вот годы терпеливых трудов принесли свои первые плоды: их сыновья обещали стать честными людьми, на радость и утешение добрых матерей.

Миссис Джесси смотрела на трех своих старших сыновей с любовью и одобрением. Высокий, статный Арчи был довольно сдержанным юношей, но в каждом его движении ощущалось сердечное внимание и уважение к людям, что редко встречается в нынешних молодых людях и служит верным доказательством хорошего воспитания. "Кадеты", как называли себя Уилл и Джорджи, тоже блистали здесь во всем великолепии, но при этом испытывали жесточайшие мучения от узких сапог и стоячих воротников. Жаловаться они могли только друг другу, перебрасываясь словами между танцами, когда можно было стоять неподвижно, вытянув головы из накрахмаленных удавок, которые подпирали уши и докрасна растирали лица. Быстро истекали минуты отдыха, и два спартанца вновь бросались танцевать, перенося свои муки с непринужденными улыбками.

Парочка сыновей миссис Джейн являла собой настолько странный контраст, что даже суровая мать не могла удержаться от улыбки, глядя на них.

Стив был неотразим, хоть сейчас под венец: элегантный костюм, безукоризненно белая рубашка, безупречные перчатки. Его переполняли гордость и счастье; в танцах он мог выразить всю глубину своих чувств и с упоением кружил свою партнершу в вихре вальса.

Китти, похожая на счастливую маленькую цыганочку, не сдерживала своих чувств. Ее ровная смуглая кожа эффектно оттенялась ультрамодным ярко-красным туалетом, а черные волосы отчаянно завивались в мелкие кудри. Главным ее достоинством была молодость, и девушка очень гордилась тем, что в свои девятнадцать лет уже трижды получала предложения руки и сердца.

Китти и Стив, проносясь по залу, вызывали теплые улыбки даже на лицах чопорных холостяков и угрюмых старых дев. Что может быть прекрасней счастливых жениха и невесты, особенно таких молодых и веселых!

Второй сын миссис Джейн, Мэк, со спущенными на нос очками, снисходительно смотрел на счастливого Франта: так старый ньюфаундленд наблюдает за прыжками щенка терьера. Стив, проходя мимо, шепотом давал брату короткие наставления. Мэк терпеливо выслушивал их и забывал через минуту. Он стоял у стены, засунув руки в карманы, оживленная толпа вызывала в нем желание философствовать. Иногда он улыбался про себя собственным странным фантазиям, иногда хмурился, услышав неприятный разговор, иногда с удовольствием провожал глазами чье-то милое личико.

-- Надеюсь, эта девушка понимает, какое сокровище попало ей в руки. Но вряд ли она в состоянии вполне оценить его, -- тем временем миссис Джейн в лорнет рассматривала пролетающую мимо Китти.

-- Перестань, Джейн, конечно, она оценит его! Стив прекрасно воспитан, нельзя не почувствовать это. Она так молода, и может многому у него научиться, -- мягко ответила миссис Джесси, вспомнив то время, когда она танцевала со своим Джемом, будучи только что помолвлена.

-- Что ж, я исполнила свой долг по отношению к сыновьям, и исполнила добросовестно. Иначе их отец наверняка избаловал бы их, он не имеет ни малейшего понятия о том, как воспитывать детей, -- слово "добросовестно" тетя Джейн произнесла с особенным ударением.

-- Мне часто хотелось иметь твою твердость, Джейн, но все-таки мои методы мне нравятся больше. Что касается моих мальчиков, то бесконечная любовь и терпение дали, кажется, хорошие результаты, -- и миссис Джесси поднесла к лицу букет, подаренный ей сыном. Любовь и терпение украшали светлую душу этой женщины, так же как прекрасные розы -- ее скромный наряд.

-- Я не отрицаю, что у тебя все получилось, Джесси, но ты воспитывала их одна -- никто не хватал тебя за руки и не мешал в этом. Если бы Мэк ушел в море, как твой Джем, я бы обращалась с детьми мягче. Мужчины так слабы и близоруки. Они совершенно не заботятся о будущем, пока в настоящем все хорошо, -- миссис Джейн упускала из виду, как часто сама бывала недальновидной.

-- О да! Мы, матери, любим распланировать будущее наших детей чуть ли не с рождения и очень огорчаемся, если они ломают наши планы. Кому как не мне это знать, хотя, конечно, жаловаться не на что. Я поняла, что наш долг -- воспитать детей хорошими людьми, дать им наилучшее образование, а затем отпустить на свободу. Они должны сами достроить то, что мы в них закладывали, -- глаза миссис Джесси следили за Арчи, который танцевал с Розой, даже не подозревая, какие воздушные замки он разрушил, когда влюбился в Фиби.

-- Совершенно с тобой согласна! Я не щадила сил, чтобы внушить моим мальчикам хорошие манеры, и теперь спокойна за них. Девять раз мне пришлось высечь Стива, чтобы излечить его от лжи. А сколько раз Мэк оставался без обеда, когда забывал вымыть руки! Мне удалось научить сыновей послушанию, и теперь остается лишь радоваться этому, -- заключила "железная мать", гордо обмахиваясь веером, таким же большим и неудобным, как пучок розог.

Миссис Джесси мягко согласилась, однако не могла не улыбнуться про себя. Грехи, которые мать выбивала из сыновей с раннего детства, в итоге причудливо перемешались в них: отпетый враль Стив стал аккуратным до педантичности, а неряха Мэк превратился в известного правдолюбца. Правда, такие противоречия часто встречаются в самых добропорядочных семьях, и родителям остается лишь надеяться, что их труды не пропадут напрасно.

-- Как бы они не уморили до смерти нашу бедную девочку! Всем хочется потанцевать с ней, даже твоему серьезному Мэку, -- сказала миссис Джесси несколько минут спустя, увидев, что Арчи передал Розу своему двоюродному брату. Мэк пустился с ней в вальс с торжествующим видом, вызывая зависть у других желающих.

-- Роза очень добра к нему, и ее влияние прекрасно. У Мэка такой возраст, что мнение молодой девушки ему гораздо важнее, чем мнение старухи. Правда, он и со мной всегда очень почтителен, вот кто утешит меня в старости. Он из тех мужчин, что никогда не женятся, предпочитая семье уединенную жизнь и книги, -- миссис Джейн вспомнила, как часто ее сын рассуждал, что философы не должны жениться. В качестве примера он приводил Платона, холостяка, достигшего совершенной мудрости. Что касается мужа тети Джейн, то он в тайне от жены сочувствовал неудачному браку Сократа [53] , хотя никогда бы открыто не признался в этом.

-- Ну, я не знаю. С тех пор как Арчи поразил всех своей внезапной любовью, я готова ко всему, и тебе советую настроиться так же. Я не удивлюсь, если Мэк сделает что-нибудь в том же роде, хотя, признаюсь, сейчас нет никаких поводов предположить такое, -- смеясь, ответила миссис Джесси.

-- Ты уж мне поверь, от него сюрпризов можно не ожидать, его судьба решена. А как печально видеть благовоспитанную девушку, которая бросается на шею смазливому повесе. Я не называю имен, но ты меня понимаешь, -- миссис Джейн покачала головой, как будто указывала на такую девушку.

-- Меня это очень беспокоит, так же как и Алека. Хотя, возможно, это будет спасением для одной стороны и счастьем для другой. Некоторые женщины находят удовольствие в том, чтобы отдавать больше, чем получать, -- сказала миссис Джесси, в сотый раз удивляясь про себя, как это старший Мэк умудрился жениться на женщине с таким жестким характером.

-- Вот увидишь, тут счастья не будет! Меня никто не переубедит в том, что жена не может исправить того, что сделано матерью. Розе придется совершить титанический труд, чтобы перевоспитать любимчика Клары, -- угрюмо ответила тетя Джейн, энергично размахивая веером. Разговор тетушек был прерван хозяйкой дома, которая подошла поболтать с ними о "милой молодежи".

В этот вечер и Роза, и Мэк были очень веселы, они начали перебрасываться шутками, как только начали танец:

-- Мэк! Ариадна только что призналась мне, что она невеста Фун Си! Представляете, как в один прекрасный день она станет хозяйничать в Кантоне и заказывать к обеду крыс и щенят, варить суп из птичьих гнезд? -- шепнула ему Роза, не в силах держать при себе эту новость.

-- Клянусь Конфуцием! Разве это не блестящая перспектива? -- Мэк разразился хохотом, к крайнему удивлению других танцующих, которые не могли понять, чем так смешон китайский мудрец. -- Зачем детям позволяют так рано жениться и выходить замуж? Посмотрите на щеки Ариадны и на платье Китти -- можно подумать, что у них краснуха, -- в глазах Мэка плясали веселые огоньки.

-- Лучше бы вы последовали их примеру, свадьбы нынче в моде. Я слышала, как миссис Ван говорила старой миссис Джой, что нынешний год -- год свадеб. Вдруг вы тоже заразитесь этой болезнью, -- ответила Роза, подбирая юбки, потому что, несмотря на усердные тренировки, Мэк своими длинными ногами все еще путался в них.

-- Ничего страшного, говорят, это не смертельное заболевание. Но я постараюсь быть осторожным, потому что мне некогда болеть. А каковы симптомы? -- Мэк всегда старался соединять приятное с полезным, и был готов поглощать знания прямо во время вальса.

-- Если вы сумеете исправить положение, я вам их опишу, -- засмеялась Роза, указывая своему кавалеру на то, что они кружатся навстречу танцующим и стали натыкаться на другие пары. Мэк, совершенно не смущаясь, снова поймал ритм и начал двигаться в обратную сторону.

-- Ну, какие же? Расскажите, -- попросил он, улучив минуту, когда Роза в танце остановилась напротив него.

-- Вы встречаете молодую девушку. Она кажется вам особенно привлекательной -- действительно ли она привлекательна или нет, не имеет никакого значения. Вы начинаете думать о ней, мечтаете о ней и вообще становитесь сентиментальным и сумасбродным... -- излагать симптомы самой таинственной из всех существующих болезней оказалось непросто.

-- Нет, это все мне не нравится. Может, нужно запасаться противоядием? Если в нынешнем году любовь витает в воздухе, я ею точно заражусь, а это для меня фатально, -- Мэк был в прекрасном расположении духа и с удовольствием веселил Розу. По намекам дяди Алека он догадался, что у нее есть на душе какие-то горести.

-- Я надеюсь, что вы заразитесь и тогда станете еще смешнее, чем сейчас.

-- А у вас найдется время, чтобы ухаживать за мной, как прежде? Или у вас и без меня забот по горло?

-- Даже не знаю. На самом деле мне довольно возни с Арчи, Стивом и Чарли. Так что вы уж лучше болейте в легкой форме, тогда особый уход не понадобится.

-- Отлично. Так с чего мне начать? Просветите мое невежество и укажите нужное направление, прошу вас!

-- Значит так. Вам следует как можно чаще бывать в обществе, учиться быть любезным, а не сидеть в углу, разглядывая людей, словно марионеток, которые пляшут перед вами ради вашей забавы. Я слышала, что миссис Ван говорила однажды, что совместные занятия творят чудеса. Кому, как не ей, разбираться в этом: она выдала замуж двух дочерей и недавно сосватала третью за самого обворожительного в мире молодого человека!

-- Ну ничего себе! Лечение, выходит, хуже болезни. Совместные занятия! Может быть, в этот самый момент моя жизнь находится в смертельной опасности! -- Мэк деликатно обнял ее за талию, чтобы присоединиться к общему вальсу.

-- Не отвлекайтесь, лучше следите за тактом. На нас смотрит Чарли, и я хочу, чтобы он, глядя, как вы танцуете, умер от зависти. Отлично! Вы прекрасно ведете. Мне так нравится вальсировать, но редко удается натанцеваться всласть, разве только с братьями, -- Роза одобрительно улыбалась Мэку: его сильные руки твердо вели ее между кружащихся пар, а ноги ни разу не сбились с такта.

-- О, я значительно увеличил доходы мебельных компаний, посвятив этому занятию все свои силы! Пока учился танцевать, разбил пару спинок у стульев и отломал подлокотник у старого кресла. Я нарочно выбирал себе неповоротливых партнеров, на случай если придется танцевать с полными леди, -- и Мэк кивнул головой в сторону Ариадны, которая колыхалась в танце с мистером Токио. Его желтая физиономия сияла, а узкие глазки не видели никого вокруг, кроме своей внушительных размеров невесты.

Роза долго не могла успокоиться от смеха, вообразив, как Мэк пытается танцевать со старым креслом, а когда отсмеялась, сказала ему с укором:

-- Вот Фун -- китаец, а может пристыдить вас: он не задавал дурацких вопросов, а просто влюбился, как человек с сердцем. Я не сомневаюсь, что Ариадна будет с ним счастлива.

-- Выберите мне подходящее божество, а я попробую ему поклоняться. Что еще мне сделать, чтобы исправить свой характер? -- Мэк ловко посадил свою даму на стул и усердно обмахивал ее веером, как его учили.

-- Может, выберете Эмму? -- поинтересовалась Роза, она всегда была не прочь посмеяться, а в этот раз не могла удержаться от искушения подразнить Мэка.

-- Ни за что! Сегодня вечером один взгляд на нее вызывает у меня оскомину. Я ничего не понимаю в женских туалетах, может, она и прелестно одета, но, по-моему, она похожа на арлекина, -- Мэк с содроганием повернулся к Эмме спиной: дисгармония в любых проявлениях оскорбляла его чувство прекрасного.

-- Да, пожалуй, немножко смахивает. Это сочетание шоколадного, ярко-зеленого и розового цветов просто ужасно, хотя многие находят в нем "шик", по ее собственному любимому выражению. Но вы свою жену будете одевать, как спартанскую матрону во времена Ликурга [54] , -- прибавила Роза, очень довольная его мнением о наряде Эммы.

-- Сначала я попробую обзавестись женой, а потом уж решу. В одном я уверен точно: она никогда не будет одеваться, как греческие танцовщицы времен Перикла [55] , -- Мэк с большим неодобрением глядел на молодую леди, которая умудрилась испортить свою прекрасную фигуру слишком открытым платьем.

-- Ну, раз вам не нравятся мои кандидатуры, не стану больше никого предлагать. Лучше сами оглянитесь вокруг и выберите себе подходящий объект. Право, Мэк, вот вам мой рецепт: побольше веселья, поменьше ученья. Вы состаритесь раньше времени, если будете столько времени корпеть над книгами.

-- Ни за что не поверю, что в этой комнате найдется юноша веселее меня, хотя я и не веду себя как пляшущий дервиш. Но вы, пожалуй, правы насчет книг. Существует много разных видов зависимости, и библиотека влечет меня, как трактир пьяницу. Я должен дать обещание закупорить единственную бутылку, которая соблазняет меня, -- мою чернильницу.

-- Я научу вас, как избавиться от зависимости. Нужно прекратить занятия и засесть за написание романа. Изложите в нем все свои мудрые взгляды, и понемногу в голове освободится место, чтобы начать новую жизнь. Напишите! Мне так хотелось бы прочесть его! -- новая идея воодушевила Розу, а в том, что Мэк сумеет ее осуществить, девушка нисколько не сомневалась.

-- Сначала надо пожить, а потом писать. Как я могу написать роман, когда не знаю, что такое роман? -- Мэк трезво судил о себе, понимая, что до сих пор очень мало знал о жизни.

-- Ну, так узнайте! Для этого нужно просто влюбиться в кого-нибудь. Последуйте моему совету и станьте современным Диогеном, пусть у вас вместо фонаря будут очки, только ищите не честного человека, а идеальную женщину [56] . Я надеюсь, что вам это удастся.

-- Я не ищу совершенства, но мне хотелось бы встретить по-настоящему хорошую женщину, насколько это возможно в наше время. А если вы ищете честного человека, то я, в свою очередь, желаю успеха вам, -- Мэк подал веер с такой искренней симпатией, что на щеках девушки невольно вспыхнул румянец, и она ответила вполголоса:

-- Если бы я искала в мужчине только честность, то моим избранником стали бы вы.

Затем она удалилась танцевать с Чарли, который ждал своей очереди, а Мэк пошел бродить но комнатам, сильно сомневаясь, что в этой давке можно отыскать будущую жену. Он всматривался в юные девичьи лица, и ни одно из них ему не нравилось.

Перед самым ужином несколько молодых девушек сошлись в уборной, чтобы привести в порядок свои туалеты. Все они были хорошо знакомы друг с другом и без умолку болтали, поправляя перед зеркалом прически, пока прислуга проворно пришивала им оборванные юбки. Как водится, каждая задала подружкам один и тот же вопрос: "Как я сегодня выгляжу?" и получила одинаково восторженный ответ: "Ты прелесть, дорогая моя!"

Китти спросила у Розы, которая помогала ей привести в порядок сильно растрепавшиеся кудри:

-- Кстати, молодой Рэндал сгорает от желания познакомиться с тобой. Представить вас после ужина?

-- Нет, благодарю, -- ответила Роза очень решительно.

-- Ладно, но я не понимаю, почему ты не хочешь, -- сказала Китти с неудовольствием, но без удивления.

-- А мне кажется, что понимаешь, иначе бы представила меня сразу, когда он попросил. Ты редко соблюдаешь церемонии, так почему на этот раз решила сделать исключение?

-- Я хотела сначала спросить у тебя, ты ведь у нас особенная, вдруг возьмешь и откажешься знакомиться. Не могла же я поставить себя в такое положение, -- с запинкой ответила Китти, уже сожалея о том, что задала вопрос.

"Особенная" Роза имела все основания не любить этого человека. У него была репутация распущенного негодяя, который к тому же частенько увлекал на скользкую дорожку и других молодых людей.

-- Не хочу показаться грубой, дорогая, но вынуждена решительно отказаться. Я не могу иметь ничего общего с такими людьми, хотя и встречаю их здесь, -- сказала Роза, вспомнив откровения Чарли в новогоднюю ночь и чувствуя глубокую антипатию к человеку, который весьма дурно влиял на кузена.

-- Что я могла поделать! Старый мистер Рэндал и папа большие друзья. Когда я заикнулась об этом, мой брат Альф и слышать не хотел о том, чтобы не пригласить этого дрянного господина, -- воскликнула Китти с досадой.

-- Тем не менее Альф запрещает тебе кататься с ним верхом или на коньках. Он-то знает лучше нас, что этот господин не достоин приличного общества.

-- Будь моя воля, я бы выгнала его завтра же, но я должна соблюдать приличия у себя дома. Он приехал сюда с матерью и не посмеет у нас вести себя, как в своей холостой компании.

-- Не стоило ей привозить его, пока он не исправится. Конечно, это не мое дело, но родители не должны поступать так безрассудно: сначала распускают своих детей и доводят этим до погибели, а потом надеются, что девушки примут их, как порядочных людей.

Хотя Роза проговорила все это шепотом, но так сердито, что Ариадна, обернувшись к подругам с пудреницей в руке, спросила:

-- О Боже, Роза! Кто дошел до погибели?

-- Она такая оригиналка! Но в этом случае я не могу осуждать ее, хотя это ставит меня в крайне затруднительное положение, -- Китти пыталась успокоиться при помощи нюхательной соли.

-- Кроме нас здесь никого нет, вы услышали наш разговор, и я хочу спросить у вас: считаете ли вы молодого Рэндала подходящим для знакомства человеком? -- обратилась Роза к Ариадне и Эмме. Она не считала возможным выражать свои взгляды, если они стесняли ее подруг.

-- О, конечно, нет! Он просто отвратителен! Папа говорит, что он и Горхэм -- самые беспутные люди, каких он только знает, и способны испортить весь свет. Я так рада, что у меня нет братьев! -- и Ариадна принялась деловито пудрить свои красные руки, совершенно не заботясь о том, что будет оставлять белые следы на чужих костюмах.

Эмма оправила свое пестрое платье и изрекла с видом умудренной женщины:

-- Ты меня, конечно, извини, Роза, но, по-моему, быть такой щепетильной просто невоспитанно. Мы должны делать вид, что ничего не знаем об их кутежах и тому подобных вещах. Со всеми молодыми людьми нужно обращаться одинаково, а не быть брезгливой ханжой.

-- Но мы же знаем об их кутежах! Если на них не действует наше молчание и любезность, значит, нужно попробовать что-то другое. Во всяком случае, нельзя поощрять их гадкие выходки. Незачем бранить их или читать нотации, достаточно не водить с ними знакомства, тогда они задумаются. Кому захочется быть изгоем в приличном обществе? Дядя Алек запретил мне знакомиться с этим человеком, и я не буду, -- запальчиво говорила Роза, позабыв, что не собиралась выдавать приятельницам истинную причину своего предубеждения против "этого человека".

-- Ну и на здоровье. А я с ним знакома, с ним всегда весело, и он пригласил меня на танец после ужина. Он танцует ничуть не хуже вашего кузена Чарли, и многие считают его не менее обворожительным, -- возразила Эмма, надменно тряхнув головой. До сих пор Прекрасный Принц не обращал на нее никакого внимания, и это задевало ее самолюбие.

Несмотря на неловкость, Роза не удержалась от улыбки. Очень уж точно Мэк сравнил Эмму с арлекином, -- а теперь она так сильно покраснела от досады, что добавила ярко-земляничный оттенок к своему и без того пестрому клоунскому наряду.

-- Пусть каждый судит по себе. А я последую совету тети Джесси и постараюсь сохранить чистоту своего окружения. Тетя считает, что всякая женщина может распространять вокруг себя доброе влияние, если захочет. А я очень хочу этого и докажу, что не горда и не брезглива. Я готова к знакомству с любым достойным человеком, пусть даже он будет беден или ничем не примечателен.

На этом она закончила свое торжественное заявление, и четыре девицы отправились вниз по лестнице, переливаясь всеми цветами радуги. Слова Розы запали в душу Китти; Ариадна тоже полностью разделяла ее мнение; а Эмма, отправившись танцевать с Рэндалом, все время ощущала, что ее окружение "не вполне чисто". Итак, Розе удалось распространить вокруг себя доброе влияние, хотя она об этом никогда не узнала.

Чарли не отходил от нее во время ужина, и она была очень довольна. Он пил только кофе и мотал головой в ответ на приглашения молодого Вана перейти в другую комнату, где то и дело хлопали пробки от бутылок, раздавался звон бокалов и громкие мужские голоса.

"Как он старается!" -- с нежностью думала Роза. Ей хотелось как-нибудь поощрить самоотречение кузена. Выходя из столовой вслед за тетками, которые уже собирались домой, она обернулась к Чарли и сказала:

-- Если бы я не обещала дяде вернуться домой до полуночи, то осталась бы танцевать с вами после ужина. Сегодня вы заслуживаете награды!

-- Тысячу раз благодарю вас! Но я уеду вместе с вами, -- признательно ответил Чарли, поняв ее взгляд и слова.

-- В самом деле? -- обрадовалась Роза.

-- В самом деле. Я буду ждать вас в холле.

И Чарли подумал, что тот ангел с картины Фра Анджелико и вполовину не так светел и прекрасен, как эта девушка, окутанная светло-голубым кружевом. Она легко сбегала по лестнице, как будто поднималась на крыльях.

Но когда Роза вышла в холл, Чарли там не было. Мэк предложил кузине помощь в поисках Принца, пока тетя Джейн ищет свою пропавшую калошу.

-- Скажите, что я готова, но он пусть остается, если не хочет ехать с нами, -- Роза не требовала от раскаявшегося грешника слишком многого.

-- Если он ушел туда, где попойка, я все равно вытащу его оттуда! -- пробормотал про себя Мэк, направляясь к маленькой комнате, где обычно собирались мужчины, чтобы несколько "освежиться".

Дверь была приотворена, и Чарли, по-видимому, только что вошел, потому что Мэк услышал знакомые голоса:

-- Милости просим, Принц! Вы как раз вовремя! Давайте выпьем за здоровье Стива!

-- Нет, я пришел, чтобы проститься с вами, Ван. Желаю вам хорошо повеселиться, а у меня есть дело, и я должен уехать.

-- Пустое, выпейте один бокал и скорее возвращайтесь к нам, когда проводите своих дам. Тогда уж мы повеселимся на славу! -- и молодой хозяин достал из ведерка со льдом новую бутылку вина.

-- Из Чарли святоши не выйдет, как он ни старайся! -- рассмеялся один из юных джентльменов. Он положил ноги на соседний стул, давая им отдых после танцев.

-- А что, нынче модно держаться за женскую юбку, Принц? -- прибавил другой остряк.

-- Почему бы вам самому не отправиться пораньше в постель, Барроу, не то язык доведет вас до беды, -- Чарли сознавал, что нужно последовать собственному совету, но мешкал, нервно натягивая перчатки, между тем как бокалы наполнялись вином.

-- Ну, наконец-то ты приходишь в себя! -- воскликнул хозяин дома.

Повинуясь приказанию молодого Вана, Стив через стол передал бокал с вином для Чарли. В этот вечер у Франта было столько волнений, и он совсем позабыл, что следует удерживать Чарли от его слабости, а не потакать ей.

Прежде чем Чарли коснулся бокала, в комнату ворвался Мэк и безапелляционно заявил:

-- Поторапливайся, Чарли, тебя Роза ждет!

-- Я готов. Прощайте, друзья! -- Чарли поспешно вышел. Произнесенное имя имело на него такое сильное влияние, что остановило, когда юноша готов был нарушить данное самому себе обещание.

-- Иди сюда, Солон [57] , хлебни из круговой чаши и продекламируй нам свадебную песнь на чистейшем греческом. Держи! -- Стив хотел было передать бокал, но Мэк выбил его из рук младшего брата с таким ожесточением, что тот уставился на старшего с разинутым ртом. Бессмысленное выражение на лице Стива еще сильнее подстегнуло Мэка. Обернувшись к Вану, он тихо прошипел, одарив присутствующих таким взглядом, что один из них моментально убрал ноги со стула:

-- Прошу извинить меня, Ван, за учиненный беспорядок, но я не мог видеть, как мой родной брат подбивает другого человека на дурное дело, да еще и сам превращается в животное. Я уверен, что никто из вас не хотел специально навредить Чарли, но зачем вы уговаривали его участвовать в попойке?

-- Что вы на меня набросились? Я ничего не сделал. Обязанность хозяина -- угощать гостей в своем доме, разве не так? -- Ван со штопором в руке добродушно глядел на Мэка.

-- Нельзя настаивать, когда гость отказывается пить, тем более вы знаете, как это ему вредно. Для вас это просто бокал вина, а для Чарли -- гибель. Если бы Стив понимал, что он делает, то скорее отрубил бы себе правую руку, чем предложил Принцу вина.

-- То есть ты хочешь сказать, что я пьян? -- Стив взъерошился, как индейский петух. Он уже устыдился своего поступка, но не переносил, когда Мэк читал ему нотации, особенно при посторонних.

-- Ты перевозбужден, но, думаю, не от шампанского, иначе я вообще не стал бы говорить с тобой, -- негодование бурлило в Мэке, как молодое вино; больше всего его возмущало, что все эти люди считали себя друзьями Стива и Чарли. -- Послушайте, господа, я не должен был выражаться так резко, но, право же, не мог удержаться, когда услышал ваши речи и увидел действия Стива. А что касается Принца, то я скажу вам прямо: дальше так продолжаться не может. Он пытается справиться с собой, а тот, кто вводит его в соблазн, поступает низко и скверно. Потерять уважение к самому себе -- гнусно, я уж не говорю, что можно вовсе лишиться смысла существования. Не нужно передавать ему мои слова, попробуйте вместо того, чтобы топить человека, подать ему руку помощи. Пусть никто из вас не сможет упрекнуть себя в том, что вы погубили человека физически и нравственно.

Крестовый поход Мэка увенчался успехом благодаря тому, что слушатели были трезвыми и порядочными людьми, поэтому выслушали его речь в молчании, без смеха и шиканья. Первоначальное изумление сменилось раскаянием и уважением к оратору. Твердые принципы всегда производят впечатление, особенно если сердца слушателей еще не испорчены. Когда Мэк сделал паузу, чтобы перевести дух, Ван плотно закупорил бутылку пробкой и бросил штопор на стол.

-- Да, разделал ты нас, старина! Что ж, заявляю при всех: я постараюсь помочь Чарли. Он отличный товарищ, один из лучших моих друзей. Я сделаю все что смогу, чтобы он не уподобился бедняге Рэндалу, -- и молодой Ван первым протянул руку Мэку.

-- Вы можете взамен рассчитывать на любую помощь с моей стороны, Ван.

Тишину в комнате прервал одобрительный шепот. Все пожимали Мэку руку в знак того, что его энергичная речь вызвала всеобщее сочувствие. Взбудораженный оратор, впервые выступавший в роли общественного обличителя, попрощался со всеми и пошел к двери. Взявшись за ручку, он обернулся:

-- Мне жаль, что я так разгорячился. Когда я уйду, вы можете смеяться надо мной, сколько угодно. Я отличная мишень для насмешек, а Стив -- первоклассный стрелок по мишеням.

Проговорив эти слова, Мэк исчез так же внезапно, как и появился. Он корил себя за вспышку гнева, утешаясь мыслью, что, может быть, оказал этим помощь Чарли. Вернувшись к матери, он уже совсем успокоился и с улыбкой думал про себя: "Неплохое начало романа: я присматриваю за женихами, вместо того чтобы искать себе невесту. Жаль, что всего этого нельзя рассказать Розе, -- вот уж кто посмеялся бы надо мной".

Глава XIII
Обе стороны

Помолвка Стива произвела новый переполох в семействе, на этот раз приятный. Поскольку не было никаких препятствий для этого союза, все складывалось благополучно. Молодая чета ускоренным темпом прослушала курс лекций о настоящей любви, так что вскоре жених и невеста были до отказа напичканы житейской мудростью всех сортов. Стив был неподдельно счастлив, и потому совершенно непереносим: он начал покровительственно относиться ко всему человечеству в целом, и в особенности надоедал родному брату и кузенам.

-- Вот так нужно вести дела, -- разглагольствовал он, стоя у огня в бильярдной комнате тети Клары дня через два после бала. -- Никакого сумасбродства, никакой волокиты, никаких домашних скандалов и сцен. Просто нужно выбирать с чувством и с толком, любыми способами добиться симпатии, и когда убедишься, что прелестное создание тебя обожает, объясниться, как настоящий мужчина. Все! Дело в шляпе!

-- Да, все это очень просто с такой девушкой, как Китти. У нее в голове не бродят безумные идеи, она не станет ставить вам подножку, если вы не подчиняетесь ее правилам, -- Чарли с досадой бил по шарам, как будто находя в этом облегчение.

В этот вечер Принц был в очень скверном расположении духа. Время тянулось для него невыносимо тяжело с тех пор, как он оставил дурное общество.

-- Относись к этому с юмором. У любой женщины полно сумасбродных идей, и Китти тут не исключение. Научись ловко обходить подводные рифы, главное -- девушке ни в коем случае нельзя противоречить. Можешь настоять на своем -- настаивай, не можешь -- отступай. Вот почему мы с Китти -- пара...

-- ...ложек, -- брюзгливо закончил Чарли. Ему было досадно: свое любовное судно он вел в сплошном тумане, потому и потерпел крушение у самого берега.

Стив хотел сказать, как "пара голубков", но удачная насмешка Чарли вынудила его закончить со спокойным достоинством: "...благоразумных людей", после этого он удачно толкнул шар и выиграл партию.

-- Ты всегда был счастливчиком, Стив. Не то чтобы я завидовал вашему счастью, но иногда мне кажется, что на свете не существует справедливости, -- сказал Арчи, подавляя тяжелый вздох. Он редко жаловался, но контраст между сватовством Стива и его собственным был слишком велик.

Мэк отозвался с дивана, процитировав Еврипида [58] :

Надежду сохраняет лишь достойный,

Отчаянье -- удел ничтожных душ...

-- Благодарю тебя, -- Арчи немного повеселел, потому что слово надежды всегда ободряет человека.

-- Неглупый старичок, этот твой Еврипид, но ты мог бы поискать мудрого совета у кого-нибудь помоложе, -- вставил Стив, который сейчас вполне мог бы снисходительно похлопать по плечу самого Платона. Он ни на минуту не забывал, что, по его собственному выражению, "первым из всех вытянул свой жребий".

-- Ладно, не свисти, пока из лесу не вышел! Китти уже оставила в дураках двоих претендентов, ты вполне можешь стать третьим, Франт, -- мрачный Чарли спустил жениха на землю.

-- Нет, Стив, она этого не сделает. Если ты будешь относиться к ней порядочно, она будет тебе прекрасной женой. Не зря же она ради тебя отвергла других кандидатов. Ты, конечно, не Соломон [59] , но зато человек неиспорченный. Она достаточно умна, чтобы оценить это, -- ободряюще проговорил Мэк из своего угла. Они очень сблизились с братом после маленькой сцены на балу у Ван Тэсселов.

-- Вот! Слышали? -- ликовал Стив. Он стоял у камина, заложив руки за жилет, и перекатывался с пятки на носок в своих красивых узких сапогах, словно молодой задиристый петух, который вот-вот начнет кукарекать.

-- Отлично, ты погладил их обоих по головке, может, теперь и меня чем-нибудь утешишь? Я в этом нуждаюсь больше, чем они, потому что Чарли Кэмпбелл -- самый несчастный человек на свете, родившийся под несчастливой звездой, -- воскликнул Чарли, опираясь подбородком на кий с самым унылым видом. Первые шаги на пути исправления давались ему очень непросто.

-- О да! Мне есть чем тебя утешить, -- и, подумав немного, Мэк, все еще продолжая лежать на диване, продекламировал один из любимых своих отрывков из Бомона и Флетчера [60] . У него была замечательная память, он мог часами декламировать стихи.

Лишь душа человека выводит из тьмы,

Возжигая огонь совершенной любви.

Гонит страх, не боится судьбы роковой,

Человека душа возвращает домой.

В книгах ангелов света и слуг сатаны

Наших дел отпечатаны твердо следы.

-- Да будут прокляты эти злые духи! -- Чарли тяжко вздохнул, сразу припомнив демона, который мучил и преследовал его.

Никто не знал точно, что случилось в Новый год, но братья подозревали что-то неладное, потому что с тех пор Чарли стал сам не свой, а Роза, казалось, совсем не беспокоилась, что он перестал часто приходить к ней. При этом ее ласковое отношение к Принцу не изменилось. Каждый из братьев держал свои подозрения при себе, но все они были весьма озадачены. Услышав мрачную фразу, Стив, как самый любопытный из братьев, воспользовался случаем и дружески спросил:

-- Что тебя тревожит, Принц? Ты так редко бываешь в дурном расположении духа, что мы, право, не знаем, что и делать, видя тебя таким угрюмым. Ты что, поссорился с Розой?

-- С чего вы взяли? Мы не ссорились, только я не могу понять: почему лучшие из женщин такие разборчивые и требовательные? Они хотят из нас, простых смертных, воспитать честнейших и совершеннейших людей. Слава Богу, хотя бы не ожидают, чтобы мы стали такими же святыми, как они. Понимают, что в нашем греховном мире этого добиться невозможно, -- Чарли был доволен тем, что ему сочувствуют, но не собирался каяться в своих грехах.

-- Ты неправ, -- сказал Мэк решительно.

-- Много ты знаешь, -- недовольно буркнул Чарли, он вообще не любил, чтобы ему противоречили.

-- Да, много! -- Мэк вдруг вскочил и сел на диване со страшно встрепанными волосами. -- Почему же тогда мы требуем от наших женщин, чтобы они были святыми? Получается, что мы предлагаем им свои уже далеко не чистые сердца, да еще и ожидаем, чтобы они сочли за честь такое предложение. Это просто счастье, что они бывают ослеплены любовью, иначе поняли бы, насколько стоят выше нас, и не заключали бы столь невыгодных для себя сделок.

-- Вот это да! Наш философ начал всерьез углубляться в предмет! Того и гляди, скоро начнет читать проповеди на тему "О правах женщин", -- Стив был изумлен страстным монологом брата.

-- Я уже начал, и надеюсь, что это пойдет вам на пользу! -- ответил Мэк, опять укладываясь на диване.

-- И все-таки, дружище, ты не совсем прав, -- вставил Арчи, который в душе соглашался с Мэком, но из мужской солидарности чувствовал необходимость выступить на противоположной стороне.

-- Спорить я не собираюсь, вы все равно меня не переубедите. Ну что ты таращишься на меня, Стив? Я же говорил, что собираюсь всерьез изучить этот предмет, и действительно занимаюсь этим. Вам кажется, что я зарылся в книги и ничего не вижу дальше своего носа, а я замечаю все, что делается вокруг меня, больше, чем вы воображаете. Уверяю вас, я далеко продвинулся в этом направлении.

-- И собираешься достичь совершенства в науке любви? -- спросил Чарли, которого очень забавлял и интересовал этот разговор. Его уважение к Мэку было глубже, чем он сам осознавал это. Несмотря на то, что Принц никогда не следовал советам книжного червя, он всегда их помнил.

-- Да, собираюсь.

-- С чего же ты начнешь?

-- Я постараюсь чаще появляться в хорошем обществе, читать хорошие книги и совершенствовать тело и душу настолько твердо и разумно, насколько смогу.

-- И ты думаешь, что достигнешь цели?

-- С Божьей помощью, да.

Твердая уверенность, с какой Мэк произнес последние слова, заставила всех мгновенно смолкнуть. Чарли стал внимательно изучать орнамент на ковре; Арчи, рассеянно ворошивший угли в камине, взглянул на Мэка с дружеским одобрением и признательностью, а Стив, забыв о своем самодовольстве, призадумался, что ему самому не мешает усовершенствоваться ради любви к Китти. Тишина продержалась не дольше минуты -- молодые люди не любят подолгу предаваться подобным мыслям, даже если любовь пробуждает в них самые благородные чувства. Для них гораздо естественнее проявлять себя в поступках, чем рассуждать, и следующая реплика Чарли это ясно доказала. Конечно, он постарался скрыть серьезность вопроса, посмеиваясь и покручивая кий:

-- Так ты сначала станешь совершенным или все-таки прежде попросишь у какой-нибудь святой ее руку и сердце?

-- Мне потребуется целая жизнь на то, чтобы достичь своей мечты. Когда я почувствую себя достойным предложить руку и сердце какой-нибудь женщине, то обязательно это сделаю. Я сам не святой, поэтому буду искать не святую, а просто добрую девушку, чтобы идти с ней рука об руку, помогать друг другу на нашем пути и окончить наше дело в будущей жизни, если не успеем в этой.

Мэк не был влюблен, поэтому рассуждал о предмете так обстоятельно. Только свободное сердце может с такой откровенностью и простотой рассуждать о сокровенных чувствах. Однако его советы оказались весьма полезными трем влюбленным сердцам, потому что братья привыкли доверять практическим знаниям Мэка.

-- Надеюсь, что ты такую найдешь, -- дружески сказал Чарли и вернулся к бильярду.

-- Думаю, да.

И пока другие играли, Мэк лежал, отрешенно уставившись на портьеру, словно воочию видел там вереницу женских образов, из которых ему предстоит выбрать себе жену.

Через несколько дней после этого разговора в бильярдной к Розе пришла Китти. Девушка всерьез готовилась вступить в новую семью и считала своим долгом хорошо узнать всех ее членов. Особенно тщательно она подбирала ключи к Розе, потому что считала ее самой умной, милой и доброй девушкой на свете. Роза, в свою очередь, с удовольствием поддерживала эту зарождающуюся дружбу, потому что видела в Китти доброту и сердечность, несмотря на всю ее взбалмошность и некоторое легкомыслие. Теперь в невесте Стива стали прорастать все лучшие качества, отогретые искренней первой любовью, которую та испытывала.

-- Дорогая моя, мне надо кое о чем серьезно поговорить с тобой. Я впервые в жизни этим заинтересовалась, -- начала Китти, усаживаясь и снимая перчатки, как будто твердо решила выяснить для себя что-то раз и навсегда.

-- Я тебя внимательно слушаю. Только одновременно буду работать -- мне нужно сегодня закончить это дело, -- ответила Роза. В одной руке она держала кисть, в другой -- ножницы.

-- Ты, как обычно, вся в делах! Что это такое? Давай, помогу тебе. У меня быстрее получится говорить, если я займу чем-нибудь руки, -- язык у Китти и без того работал, как ветряная мельница.

-- Я склеиваю книжку с картинками. Это для детей, которые лежат в больнице. Хорошенькая штучка, правда? Ты вырезай, а я буду наклеивать картинки на квадраты из белой ткани. Затем мы перевяжем по нескольку листочков вместе ленточкой, -- и книжка готова, красивая и прочная. Бедные дети будут рассматривать ее, лежа в своих постельках.

-- Отличная мысль! А ты часто ездишь туда? Откуда у тебя столько времени? -- Китти усердно вырезала трогательную картинку. На ней птичка с красной головкой и голубым хвостиком кормила червяком упитанного неоперившегося птенца с зеленой головкой, желтой спинкой и совсем без хвоста.

-- У меня много времени с тех пор, как я не выезжаю. Ты же знаешь, всякое появление в свете отнимает два дня: один на приготовления, а другой -- на сам выезд.

-- Многие судачат, почему это ты вдруг перестала показываться в обществе. Полагают, что ты "ударилась в благочестие" и что во всем виновато твое оригинальное воспитание. Я всегда за тебя заступаюсь и говорю: "Жаль, что не всех так разумно воспитывали". Ты самая достойная девушка из всех, кого я знаю.

-- Спасибо, Китти. При случае можешь еще сказать, что я дорожу своим здоровьем, потому и отказалась от выездов. Но это вовсе не значит, что я отказалась от всех удовольствий, Китти. Я езжу на концерты, на интересные лекции, если они не поздно кончаются, кроме того, мне всегда есть чем заняться дома. Я люблю развлечения, но ограничиваю себя. Необходимо приучать себя к серьезной жизни, ведь никто не знает, когда она наступит, -- задумчиво сказала Роза, наклеивая изображение белки на листочек бумажной ткани.

-- Вот! Я об этом и хотела поговорить с тобой! Представляешь, Стиву пришла в голову та же идея. Интересно, ты или Мэк так на него подействовали? -- спросила Китти, быстро работая ножницами.

-- Я тут ни при чем. Не хочу надоедать мальчикам нотациями, они уже взрослые и не любят этого.

-- Ну, значит, он тоже "ударился в благочестие". Но самое странное, что мне это нравится. Правда-правда, только не смейся! Я тоже хочу приготовиться к серьезной жизни, как ты выражаешься. Мне нужно стать лучше как можно скорее, потому что Стив считает, что он для меня недостаточно хорош. Представляешь?

Но у Розы не было никакого желания смеяться над этой внезапной фантазией: Китти выглядела сбитой с толку, но ужасно счастливой и довольной.

-- Я очень рада. Это значит, что его любовь к тебе разумна, -- ласково сказала мисс Кэмпбелл.

-- В каком смысле? Значит, он меня сильно любит?

-- Думаю, да. Ты никогда не замечала: некоторые люди становятся лучше, когда полюбят, а другие нет?

-- Нет, я как-то не приучена наблюдать. Конечно, я замечала, что некоторые браки бывают счастливыми, а другие нет, но никогда над этим не задумывалась.

-- А я в последнее время много об этом думала. Даже говорила об этом с тетей Джесси и дядей.

-- Бог с тобой! Неужели ты говоришь с ними о подобных вещах?

-- Конечно. Я сразу же иду к ним, если есть вопрос, который меня заботит, и всегда получаю исчерпывающий ответ. Это самый простой и надежный способ получить знания, Китти. Мне не нужно рыться для этого в книгах, достаточно спросить у тех, чьему опыту я доверяю, и запомнить их ответ. Потом я обдумываю его наедине с собой и начинаю понемногу разбираться в этом, -- объяснила Роза.

-- Да, это, наверное, хороший способ, только вот я не могу им воспользоваться. Папа слишком занят, а если я о чем-нибудь спрашиваю у мамы, она всегда отвечает: "Не обременяй свою головку такими вещами, дитя мое!" Я и не обременяю. Так что ты узнала о счастливых браках? Мне это очень важно, ведь я хочу, чтобы мое замужество было образцовым во всех отношениях!

-- Обдумав хорошенько этот вопрос, я пришла к заключению, что дядя прав: нельзя выходить замуж за человека только потому, что ты его любишь, -- начала Роза, стараясь просветить Китти, не выдавая себя.

-- Конечно, если у него нет состояния, например, или он урод. Иначе я не знаю, что же еще нужно? -- спросила Китти с недоумением.

-- Надо остановиться и посмотреть: насколько разумна эта любовь с обеих сторон. Ведь люди соединяются на всю жизнь, а вдруг они не подходят друг другу?

-- Право, мне страшно об этом думать. До сих пор я только и мечтала о свадьбе. Впрочем, когда я была помолвлена в первый раз (ты его не знаешь, это было сразу после твоего отъезда, мне было всего шестнадцать лет), я случайно услышала чьи-то злые слова: "Замужество не напасть, как бы замужем не пропасть". И тогда я задумалась: как я буду жить с Густавом, у которого такой ужасный характер? Эта мысль до того измучила меня, что в конце концов помолвка разладилась, и слава Богу!

-- Ты благоразумная девушка. Если увидишь, что между тобой и Стивом недостаточно уважения, доверия и любви, то будешь вправе снова расторгнуть помолвку. Зачем мучиться и чувствовать себя несчастной, когда уже будет поздно? Это бывает с теми, кто спешит со свадьбой, а потом всю жизнь раскаивается... Так тетя Джесси говорит, а уж кому, как не ей, это знать.

-- Не пугай меня, Роза. Когда я начинаю думать о таких сложных вещах, мне становится страшно. Я в этом вообще не разбираюсь и не привыкла об этом думать.

-- Но ты должна! Вскоре тебе предстоит взять на себя ответственность, от твоей серьезности будет зависеть твоя жизнь. Ты должна быть уверена, что сможешь принять на себя трудные обязанности жены.

-- А ты размышляешь обо всем этом? -- спросила Китти, передернув плечами, как будто стряхивая с них тяжелое бремя ответственности.

-- Конечно. Так ты об этом хотела со мной поговорить? -- прибавила Роза, боясь выдать себя в разговоре.

-- О нет, моя дорогая! Самое главное вот в чем. Стив сказал, что собирается самосовершенствоваться, и я также хочу принять в этом участие. Только мне нужно начать как можно скорее, пока я опять не погрузилась в наряды и тому подобные пустые вещи, которые я так люблю. Мне хочется, чтобы ты научила меня, с чего начать. Может, мне почитать какие-нибудь серьезные книги? -- и Китти взглянула на книжный шкаф, выбирая серьезную книгу по наибольшей толщине и красоте переплета.

-- Это прекрасное намерение, и мы сейчас поищем что-нибудь. Что, по-твоему, тебе больше всего нужно?

-- Ой, я не знаю, всего понемногу. Когда я собираюсь о чем-нибудь подумать -- оказывается, в голове у меня совершенная пустота, а между тем я уверена, что читала гораздо больше, чем многие другие девушки. Правда, романы, наверное, не считаются, в них герои и события выдуманные.

-- Почему же? Дядя считает, что есть романы, в которых можно встретить очень дельные мысли. Там все правдиво, к тому же написаны они так интересно, что читаешь их с удовольствием, -- Розе было хорошо известно, какого сорта книги читала Китти. Руководствуясь их зыбкими указаниями, бедняжка никак не могла почувствовать под собой твердую почву.

-- Выбери мне что-нибудь подходящее, и я постараюсь сосредоточить на этом мои мысли. Потом мне необходимо иметь "серьезные взгляды", "методы" и "принципы". Стив говорит, что надо иметь твердые принципы... -- и Китти подергала разрезанный кусочек ткани, как хорошие хозяйки пробуют сукно на прочность.

Тут уж Роза была не в силах удержаться от смеха, хотя и радовалась за Китти. Было смешно и трогательно наблюдать, как она решительно взялась за самоусовершенствование, как чистосердечно и наивно ее искреннее стремление к лучшему.

-- Серьезные взгляды тебе, конечно, обязательно понадобятся, но в этом случае тебе нужно обратиться к тете Джесси. А еще лучше -- сразу к тете Джейн, у нее очень твердые принципы, уверяю тебя, -- сказала Роза, стараясь как можно скорее принять серьезный вид.

-- Боже сохрани! Да разве я посмею заговорить об этом с мамой Стива? Я ее ужасно боюсь, она такая строгая! И потом, как я могу обратиться к ней с этим, она же моя будущая свекровь! -- воскликнула Китти, в отчаянии всплеснув руками.

-- Она совсем не такая строгая, как кажется. Если ты без всякого страха обратишься к ней, то увидишь, как она доброжелательна. Я раньше тоже боялась ее, но теперь -- нисколько. Мы отлично ладим, я ее очень люблю, она такая разумная и справедливая во всем.

-- Да уж, она самая строгая и педантичная женщина, какую я только знаю. Я никогда не забуду, как Стив в первый раз повез меня к ней. Я смертельно боялась, надела самое простое платье, волосы зачесала как можно глаже и старалась казаться серьезной, солидной девушкой. Стив всю дорогу смеялся надо мной и говорил, что я похожа на хорошенькую монашку. А у меня тряслись колени от страха. Конечно, миссис Джейн была очень любезна со мной, но она сверлила меня таким резким взглядом, как будто видела насквозь. Мне казалось, что она знает даже то, что резинка у моей шляпы пришпилена булавкой, что у меня оторвана пуговка на ботинке и что я не расчесываю волосы по десять минут каждый вечер, -- сказала Китти возбужденным тоном.

-- Она любит тебя, так же как и дядя, которому очень хочется, чтобы вы жили вместе с ними. Встречай ее взгляд прямо и смело, и увидишь, каким он станет мягким.

-- Меня радует, что меня также любит Мэк, тем более что он вообще не особенно жалует девушек. Он сказал Стиву, что из меня выйдет славная жена. Ну, разве это не мило с его стороны? Стив так гордится этим, хотя он иногда и посмеивается над Мэком.

-- Так не разочаруй же их, моя дорогая. Поддерживай Стива во всем хорошем, будь другом Мэку и дочерью для дяди, люби тетю Джейн, и ты будешь счастлива.

-- Спасибо, Роза, что ты не смеешься надо мной. Я постараюсь последовать твоему совету и чувствую, что мне необходима поддержка. Завтра утром я отправлюсь к тете Джесси -- ее я нисколько не боюсь, -- а потом, если ты попросишь доктора Алека подобрать мне хорошие книги, я буду трудиться со всевозможным усердием. Только, пожалуйста, не говори никому об этом. Я не переживу, если меня будут считать смешной или странной.

Роза обещала исполнить ее желание, и в течение нескольких минут обе они работали молча, но затем Китти спросила с некоторой робостью:

-- Кажется, вы с Чарли тоже решили самосовершенствоваться? С тех пор как ты перестала выезжать, он тоже никуда не показывается, мы уж не знаем, что и подумать.

-- На него нашло, как он говорит, художественное вдохновение. Он устроил себе мастерскую и теперь рисует карандашом наши портреты. Если он когда-нибудь закончит их, это будет очень красиво, но он слишком любит разнообразие. Сходим к нему как-нибудь, может быть, он напишет твой портрет для Стива. Ему удаются женские лица, получается очень похоже.

-- Ходят слухи, что вы помолвлены, но я думаю, это чепуха. Если бы это была правда, я бы знала.

-- Нет, это неправда.

-- Я очень рада. Знаешь, Роза, мне кажется, что у Чарли нет "твердых принципов". Хотя он, конечно, привлекательный юноша, никто о нем не скажет худого слова. Тебе неприятно, что я так говорю, дорогая моя? -- прибавила Китти, так как Роза молчала.

-- Нет, потому что теперь ты часть нашей семьи, и я могу быть с тобой откровенна. Ты совершенно права и насчет принципов Чарли, и насчет его обаяния. И тут ты можешь помочь Стиву, который ужасно восхищается Принцем и немножко подражает его привычкам. Некоторые из них безвредны и могут принести пользу Стиву, но другие нет. Я не буду говорить об них, но ты должна показать своему жениху, что не станешь мириться с тем, что идет ему во вред.

-- Хорошо, хорошо. Быть может, когда Стив станет образцовым молодым человеком, Чарли будет подражать ему. Да, мне есть чем заняться, -- с удовлетворением произнесла Китти.

-- У всех нас множество дел, которые не терпят отлагательства. Чем скорее мы примемся за них, тем лучше будет для нас и для тех, кого мы любим. Знаешь, как много Фиби делает для Арчи? Ее прекрасные письма так благотворно действуют на него, что мы все еще сильнее любим ее и восхищаемся ею.

-- А как она поживает? -- Китти хотя и была немного простовата, прекрасно поняла, что Розе не хотелось поддерживать разговор о Чарли.

-- Очень хорошо. Ей помогли рекомендации от регента нашего хора. Она получила хорошее место в новой церкви в Л. и получает хорошее жалованье, даже немного откладывает. Она всегда была очень бережлива, тщательно сохраняла свои сбережения, а дядя помещал их в банк. Теперь она может чувствовать себя более или менее независимой. За нее нечего опасаться: Фиби сильная и здравомыслящая девушка. Иногда мне хотелось бы убежать отсюда и работать вместе с ней.

-- Ах, моя дорогая! У нас, богатых девушек, тоже есть трудности, как и у бедных, вот только нас никто не жалеет, -- сказала Китти со вздохом. -- Что толку жаловаться на свои горести? Все думают, раз я живу в большом доме, ношу дорогие платья и имею толпу поклонников, значит, мне не о чем печалиться. Ариадна раньше говорила, что завидует мне. Правда, уже не говорит, она совершенно поглощена своим маленьким китайцем. Не понимаю, что она в нем нашла?

И девушки принялись перемывать косточки всем своим подругам и их поклонникам, закончив на этом серьезный разговор, из которого Китти вынесла много пользы. Когда она уходила, в ее муфте лежала маленькая серьезная книжка, а в голове теснилось такое множество прекрасных проектов самосовершенствования, что они со Стивом непременно должны были превратиться в идеальную пару.

Глава XIV
План тети Клары

Страх потерять Розу заставил Чарли всерьез взять себя в руки. Он принялся за дело с твердой решимостью и, как многие юноши, хватил через край. Вместе с вредными соблазнами он лишил себя даже невинных развлечений. Он заперся у себя в мастерской, полагая, что рисование будет для него наилучшим способом загладить свои прегрешения. Целыми днями он водил карандашом по бумаге или красками по холсту, отводя душу только во время бешеной скачки верхом на своем Бруте, -- в эти тягостные дни верховая езда стала единственным занятием, приносящим ему радость.

Так продолжалось неделя за неделей, новой прихоти взбалмошного Принца никто уже не удивлялся. Наконец, веселые товарищи оставили его в покое, совершив несколько безуспешных попыток вытащить его куда-нибудь, а домашние одобрительно говорили: "Теперь он в самом деле принялся за дело".

К счастью, мать не мешала ему. Серьезный разговор с доктором Алеком сначала рассердил ее, затем напугал и в конце концов усмирил. Миссис Клара хотела во что бы то ни стало женить своего сына на Розе, ради своей цели она готова была надеть на Чарли власяницу и посыпать пеплом собственную голову. Она была недовольна Розой и считала ее слишком сумасбродной и взыскательной, полагая, что у всех молодых людей есть маленькие слабости, которые с годами проходят. Но, не теряя надежды назвать Розу своей невесткой, тетя Клара безропотно терпела новые фантазии Чарли, так же как все предыдущие его выходки. Она вдруг заметила, что ее мальчик действительно дурно воспитан, но уже ничем не могла помочь сыну. Бедная женщина начала мало-помалу сознавать свои промахи и горько раскаиваться в них, когда уже было поздно.

Роза старалась разными способами помочь своему двоюродному брату. Как многие женщины, она пребывала в заблуждении, что истинная любовь сильнее дурного воспитания, и не осознавала, насколько трудная, если не непосильная задача -- изменить взрослого человека. Все это было очень тяжело, потому что при малейшем одобрении или поощрении он моментально воодушевлялся, а она пугалась, не слишком ли много обещала ему; меньше всего ей хотелось кокетничать с ним.

Для них обоих жизнь шла не особенно приятно. Пока Чарли ради нее "умерщвлял свой дух и плоть", Роза старалась придумать, как ему помочь, находя поддержку и добрый совет у тети Джесси. Часто девушка бродила по холмам с озабоченным лицом, и никто даже представить не мог, какими тягостными мыслями занята ее хорошенькая головка. Людям, которые встречали ее, казалось, что мисс Кэмпбелл всего лишь прогуливается на свежем воздухе, чтобы сохранить здоровый цвет лица.

Так продолжалось до тех пор, пока в один прекрасный день Роза не получила следующую записку от тети Клары:

...

"Дорогое мое дитя!

Сжалься над моим бедным мальчиком! Позволь ему встретиться с тобой: он весь извелся, так что у меня сердце разрывается. У него есть новый план, который мне кажется очень хорошим, если только ты одобришь его. Сегодня такой славный день, пусть он приедет за тобой, прокатитесь и переговорите обо всем во время прогулки. Это принесет ему много пользы и очень обяжет искренне любящую тебя тетю Клару".

Роза дважды перечитала записку и задумалась на минуту, глядя в окно на маленький залив. Там проворно скользили по замерзшей глади несколько темных фигур, и ей пришла в голову идея, как можно избежать опасной и ненужной верховой прогулки. "Так будет гораздо лучше", -- решила она и, подойдя к письменному столу, написала ответ:

...

"Дорогая тетя!

Я боюсь Брута, но если Чарли захочет покататься со мной на коньках, я буду очень рада, это будет полезно для нас обоих. Причем я выслушаю его новый план с полным вниманием. Итак, передайте ему, пожалуйста, мой привет и скажите, что я жду его в три часа.

Любящая вас Роза".

В назначенное время Чарли явился с коньками в руках и с довольным выражением лица. Когда Роза сошла вниз в темном костюме с красной опушкой, точь-в-точь таком же, как она носила в детстве, его лицо просияло еще больше. Он восторженно воскликнул, забирая у нее коньки:

-- Вы так похожи на прежнюю маленькую Розу, что я едва узнал вас. Как будто настали старые времена, и мне только шестнадцать лет.

-- Вот и вспомним прежние времена. Пойдемте скорее, покатаемся, пока еще немного народу. Сейчас там только дети, но сегодня суббота, и скоро на катке будет много публики, -- ответила Роза, натягивая перчатки.

На сердце у девушки было далеко не так легко и беззаботно, как бывало у маленькой Розы, а шестнадцатилетний мальчик никогда не смотрел на нее с такой страстью, какая читалась в глазах взрослого человека, стоявшего перед ней.

Они отправились на каток, и вскоре стали такими же веселыми и оживленными, как дети вокруг. Дул теплый ветер, светило яркое февральское солнце, и каток был гладким, как зеркало.

-- Так что это за план, о котором писала ваша мама? -- начала Роза, когда они быстро заскользили по льду. Чарли, казалось, забыл обо всем, кроме удовольствия провести с любимой несколько часов.

-- План? Ах да! Он очень прост. В будущем месяце я поеду к отцу.

-- В самом деле? -- Роза взглянула на него с недоверием, потому что слишком часто слышала эту фразу.

-- В самом деле. Вы не верите, но я еду; и мама собирается ехать со мной. Мы получили письмо от отца. Он пишет, что если она не может расстаться со своим "большим ребенком", то пусть тоже приезжает, и мы будем счастливы все вместе. Что вы об этом думаете? -- в этот момент они держались за руки, он ехал спиной вперед и тревожно заглядывал ей в глаза.

-- Ваш план мне очень нравится. Я верю вам, но меня крайне изумляет, что тетя тоже собирается поехать. Она об этом и слышать не хотела.

-- Она и сейчас не в восторге, и поедет только с одним условием.

-- А именно? -- спросила Роза, пытаясь высвободить свои руки. Она начала догадываться, что услышит дальше, по умоляющему взгляду Чарли, который не отпускал ее рук.

-- Чтобы вы поехали с нами. Дайте мне закончить прежде, чем ответите! Вы все равно не примете решение, пока не будете готовы, но если вы согласитесь поехать, мне будет гораздо легче изменить свою жизнь. Рядом с вами я смогу жить где угодно и сколько угодно. Почему бы вам не пробыть с нами год или два? Отец будет в восторге, мама будет довольна, а я буду счастливейшим человеком на свете.

-- Чья это идея? -- Роза едва смогла перевести дух, пораженная новой и отнюдь не привлекательной для нее перспективой.

-- Мамина. Я о таком не смел и мечтать. Я хотел ехать один, и когда сообщил об этом маме, она пришла в отчаяние. Я настаивал на своем решении, и ей пришла в голову эта счастливая мысль.

-- Почему же вы решили ехать, Чарли? -- Роза прямо взглянула в лицо кузена.

Тот поколебался, но, собрав свою волю, честно ответил на ее взгляд и тихо промолвил:

-- Потому что я не смею остаться.

-- Вам так тяжело? -- спросила она с жалостью.

-- Очень тяжело. У меня не хватает смелости устоять перед насмешками, и приходится прятаться. Это слишком унизительно. Но на этот раз я сдержу свое слово, Роза, хотя бы мне пришлось для этого уехать на край света.

-- Нет ничего унизительного в том, чтобы бороться с искушениями. Никто из тех, чьим мнением можно дорожить, не станет смеяться над вашими попытками овладеть собой. Прошу вас, Чарли, не сдавайтесь. Я уверена: вы справитесь!

-- Нет, вы не понимаете, что это такое, а я не могу объяснить вам. Пока я не начал ограничивать себя, я не думал, что так сильно завишу от своих привычек. Мне казалось, от них будет легко избавиться, стоит только захотеть, но они сильнее меня. Я как будто одержим злым духом, который терзает и мучает меня.

Чарли неожиданно выпустил руку Розы и отъехал в сторону, будто испугался своих слов, будто в самом деле хотел улететь на край света, бежать от самого себя.

Только сейчас Роза осознала, насколько глубоко порок укоренился в Чарли, какую непосильную задачу поставила она перед собой и перед ним. Это осознание поразило ее. Что ей было делать? Поехать со своим двоюродным братом, пожертвовать собой и стать спутницей в длинном путешествии, к которому он был совершенно не готов? Перед ней как будто разверзлась бездна. Жалость и чувство самопожертвования, которое часто заставляет любящих женщин давать больше, чем они получают, толкали ее к пропасти. Сердце и совесть протестовали против этого. От ее решения зависело, как сложится вся дальнейшая судьба Принца и ее собственная. Могла ли она при таких обстоятельствах не изменить ни себе, ни ему?

Пока она лихорадочно искала верный выход, Чарли вернулся назад, успокоившийся и беззаботный на вид. Вообще его настроение менялось, как ветер. Роза, неподвижная, с поникшей головой, была так не похожа на веселую девушку, которая встретила его час тому назад, что Чарли почувствовал угрызения совести. Он взял руку кузины, которая невольно следовала за ним, и сказал:

-- Прошу вас, не молчите. Забудьте все, что я натворил в ту новогоднюю ночь, и ответьте на вопрос: вы поедете с нами, Роза?

-- Нет. Вы требуете слишком многого. Как я могу что-то обещать вам, если ни в чем не уверена? -- в ее голосе была такая твердость, что Чарли понял: упрашивать бесполезно.

-- Значит, я должен уехать один и бросить все, что мне дорого?

-- Нет, уговорите вашу маму ехать с вами и сделайте все возможное, чтобы соединить ваших родителей. Это самое лучшее, что вы можете сделать.

-- Она не поедет без вас.

-- А я думаю, поедет, если вы будете твердо стоять на своем. Ведь вы не измените своего решения?

-- Нет, мне все равно нужно бежать отсюда куда угодно. Так почему бы не поехать в Индию, тем более что этого желает отец.

-- Вы не представляете, как он ждет этого. Расскажите ему обо всем честно, и он с радостью поможет вам. Вы заслужите этим его уважение.

-- Главное, чтобы вы уважали меня, мнение других мне безразлично, -- ответил Чарли, снова хватаясь за призрачную надежду с настойчивостью влюбленного.

-- Я буду уважать вас, если вы уедете и исполните свой долг по отношению к отцу и к самому себе.

-- Если я уеду, могу я рассчитывать на награду, когда вернусь? -- Чарли страстно схватил Розу за руку, как будто она уже принадлежала ему.

-- Мне хотелось бы сказать вам "да". Но как я могу обещать? Я не настолько люблю вас, возможно, никогда не полюблю. Будьте великодушны, Чарли, не связывайте меня и не просите, -- умоляла Роза, очень огорченная его настойчивостью.

-- Я думал, вы любите меня, по крайней мере, мне так казалось всего месяц тому назад, если только это было не простое кокетство, но я не могу в это поверить, -- в голосе Принца звучала горечь.

-- Моя любовь только затеплилась, но вы напугали меня, и я погасила свое чувство, -- прошептала Роза, стараясь высказать правду по возможности мягко.

-- Проклятый обычай! Что же делать мужчине, когда хозяйка приглашает его выпить вместе с ней вина? -- Чарли готов был проклясть самого себя.

-- Он может отказаться.

-- Я не могу.

-- Вот в том-то и беда! Вы ни в чем не привыкли себе отказывать. Поэтому вам приходится обращаться за помощью ко мне.

-- А вы не хотите помочь?

-- Нет, хочу, потому и удерживаю свои чувства из любви к вам, -- в лице девушки было столько нежной грусти, что нельзя было сомневаться в истине слов, которые служили и укором, и утешением.

-- Дорогая моя! Вы просто святая. Я не заслуживаю вашей доброты ко мне и уеду без малейшей жалобы. Я сделаю все, что только могу, потому что люблю вас, -- он был глубоко тронут грустью Розы и хотел стать достойным ее.

В эту минуту к ним подбежали Стив и Китти. Юность быстро забывает свои заботы и тревоги, и вскоре Роза с Чарли присоединились к другим беззаботным парам. Залив превратился в бальный зал, а блеск заходящего зимнего солнца заставил их забыть о расставании и Калькутте.

Глава XV
Увы, Чарли!

Тетя Клара использовала все средства -- нюхательные соли, обмороки и слезы, -- чтобы отговорить сына ехать к отцу. Однако Чарли был неумолим; в конце концов мать сдалась и начала готовиться к отъезду вместе с сыном, негодуя на всех вообще и на Розу в особенности.

Это было тяжелое время для бедной девушки, но еще тяжелее пришлось доктору Алеку. Он был щитом, о который ударялись все жалобы, упреки и раздраженные взгляды миссис Клары, он твердо защищал от ран то сердце, против которого они были направлены.

До отъезда оставалось две недели. Поспешно делались все приготовления; большой дом убрали перед тем, как запереть его на год или больше; отдали все прощальные визиты. Все уже, казалось, с нетерпением ждали, когда Чарли с матерью уедут. Всеобщая суматоха не позволяла Чарли вести прежнюю жизнь художника-отшельника, поэтому он бездельничал. Роза, видя это, не могла дождаться, чтобы он уехал. Она боялась, что прощальные празднества будут слишком соблазнительными для бедного Чарли.

"Две недели прошли благополучно. Если и остальные пройдут так же хорошо, то большая тяжесть упадет с моей души", -- думала Роза, спускаясь вниз серым холодным утром в конце февраля.

Отворив дверь кабинета, чтобы поздороваться с дядей, она воскликнула:

-- Арчи! Почему вы здесь? -- и остановилась на пороге в предчувствии беды. По бледному лицу двоюродного брата она поняла, что не ошиблась.

-- Тише, не пугайтесь. Войдите сюда, я вам расскажу, -- шепнул он, ставя на стол склянку, которую только что вынул из аптечного шкафа.

Роза повиновалась, тихонько затворив за собой дверь. В это время года тетушка Изобилие сильно страдала ревматизмом, и состояние ее здоровья зависело от утреннего покоя.

-- Что случилось? -- спросила девушка, с содроганием оглядывая комнату. В глубине души она боялась увидеть здесь повторение ужасной новогодней ночи. Но Арчи был один. Он подвел ее к шкафу, пытаясь справиться с собой:

-- С Чарли несчастье! Дяде нужен эфир и широкие бинты в каком-то из этих ящиков. Он мне говорил, но я забыл. Вы приведите тут все в порядок и отыщите их поскорее, -- прежде чем он успел договорить, Роза открыла ящик и дрожащими руками начала перебирать бинты.

-- Все узкие! Я сделаю новые. Вы подождать можете? -- Она нашла целый лоскут и стала рвать его на полосы и скатывать. -- Теперь расскажите мне, что случилось.

-- Время терпит, сейчас они еще не нужны. Я надеялся, что никто не узнает об этом, особенно вы, -- начал Арчи, трогая полосы, лежащие на столе, и удивляясь нервам и ловкости девушки.

-- Говорите же! Я могу все выслушать. Сильно он пострадал?

-- Боюсь, что да. Бедняге очень худо, а дядя Алек серьезен как никогда, -- ответил Арчи побелевшими губами. -- Вчера вечером Чарли отправился в город, чтобы повидаться с тем человеком, который хотел купить у него Брута...

-- Брут зашиб его? Я знала, что так и будет! -- Роза всплеснула руками. Конец истории был очевиден.

-- Да! Я бы сам пристрелил этого жеребца, но меня опередили, -- пробормотал Арчи мрачно, затем тяжело вздохнул и прибавил: -- Впрочем, нельзя винить животное, им должна была управлять твердая рука, а... -- он замолчал, но Роза проговорила поспешно:

-- Продолжайте, я должна все знать.

-- В городе Принц случайно встретил своих старых приятелей. Они решили устроить прощальный обед и уговорили Чарли пойти с ними. Он не смог отказаться, и этого было достаточно... Домой он поехал один, в страшную непогоду, хотя его пытались удержать, видя, в каком он состоянии. На новом мосту -- помните, там такие высокие перила -- ветер задул фонари. Я не знаю, как это вышло, но он слетел под мост прямо верхом на Бруте.

Арчи говорил торопливо, голос его прерывался, но Роза как будто все увидела воочию, закрыла лицо руками и застонала.

-- Вот, выпейте, успокойтесь, -- Арчи поспешно сбегал в соседнюю комнату и принес стакан воды. Он оставил Чарли в ужасных мучениях, но сейчас больше всего мечтал поскорее вернуться обратно, чтобы не видеть горя девушки.

Роза выпила воды и, крепко схватив руку брата, потребовала таким твердым тоном, что он не посмел ослушаться:

-- Я вижу, что вы рассказали не все. Не скрывайте ничего от меня!

-- Мы не знали, где он. Тетя Клара думала, что он ночует у нас, и до утра его никто не искал. Мимо проходил один рабочий и обнаружил его там. Чарли принесли домой, думая, что он мертв. Я приезжал за дядей с час тому назад. Принц в сознании, но его раны опасны, судя по тому, как тревожно дядя и Мэк смотрят друг на друга... О Роза, подумайте только... Он пролежал всю ночь на холоде, без всякой помощи, а я в это время преспокойно спал в своей постели!

Тут Арчи опустился в кресло, положил голову на стол и разрыдался. До сих пор Розе не приходилось видеть плачущего мужчину, в слезах Арчи было столько безнадежной горечи, что это не могло не вызвать сочувствия. В такие минуты женщины бывают сильнее. Она подошла к кузену, подняла его голову и прижала к себе. Бедному Арчи казалось, что злой рок преследует его. Увидев в Розе сострадание, он высказал то, что лежало на душе:

-- Фиби уехала. Я не знаю, как жить дальше, если Чарли не станет.

-- Фиби вернется, мой милый, а Чарли, будем надеяться, выживет. Когда случаются такие несчастья, самое трудное -- свыкнуться с мыслью, что ничего уже не исправить. Не нужно рвать себе сердце, давайте надеяться на лучшее, -- Роза старалась найти слова утешения, но не могла.

Однако Арчи скоро взял себя в руки, отер слезы, поднялся и глубоко вздохнул:

-- Да, вы правы, благодарю вас. Я не мог удержаться, простите. Сначала меня внезапно разбудили страшной новостью, потом увидел брата в таком ужасном виде... Мне пора. Готовы бинты?

-- Одну секунду. Скажите дяде, пусть пришлет за мной, если понадобится моя помощь. Ах, бедная тетя Клара! Как она перенесет это?

-- Она почти как помешанная. С ней сейчас мама. Один Бог знает, что будет делать тетя, если...

-- Один лишь Бог может помочь ей, -- прошептала Роза, когда Арчи запнулся, не в силах произнести рокового слова. -- Теперь возьмите бинты и, пожалуйста, как можно чаще давайте мне знать, что у вас делается.

-- Конечно, дорогая! -- и Арчи вышел из дома с тяжелым сердцем, изумляясь, как Роза может оставаться спокойной, когда Принц при смерти.

Потянулся бесконечный, мрачный день. Ничто не нарушало его тяжелого однообразия. Каждый час Розе присылали записки о здоровье Чарли, его состояние то немного улучшалось, то ухудшалось. Девушка осторожно рассказала о произошедшем тетушке Изобилие, и до самого вечера пыталась отвлечь ее от тяжелых мыслей. В сумерках старушка заснула, а Роза сошла вниз, чтобы зажечь лампы, развести огонь в зале и приготовить чай. Она была уверена, что кто-нибудь из мужчин придет, и знала, что на них лучше подействует спокойный прием и комфорт, чем слезы, темнота и пустота в доме.

И действительно, скоро явился Мэк и, едва войдя в комнату, сказал:

-- Ему лучше, кузина.

-- Слава Богу! -- воскликнула Роза, всплеснув руками. Она следила глазами, как промокший и уставший Мэк подошел к огню, и дружески добавила: -- Бедный, как вы устали! Садитесь сюда и отдохните.

-- Мне нужно попасть домой, чтобы немного освежиться. Через час я должен вернуться к Чарли. Мама заняла мое место, потому я и смог уйти, а дядя остается там бессменно.

-- Не нужно ходить домой. Без тети Джейн вам будет очень тоскливо. Лучше пойдите в комнату дяди и отдохните там, а я пока приготовлю чай. Позвольте мне поухаживать за вами! Мне нужно чем-то заняться, это ожидание так мучительно!

Последние слова выдали, сколько душевных сил тратила Роза, чтобы сохранять спокойствие. Мэк с удовольствием уступил ее заботе, радуясь надежной домашней атмосфере, созданной девушкой. Он отправился отдохнуть, а когда вернулся, у камина его уже ждал маленький уютный столик с чайным прибором. Роза пошла ему навстречу нетвердыми шагами и обильно обрызгала духами из флакона:

-- Я не могу выносить запаха эфира; он напоминает мне о страшных вещах.

-- Что за странные создания женщины! Арчи рассказал, что вы стойко выслушали известие о трагедии с Чарли, а теперь бледнеете от дурного запаха. Я не могу объяснить себе этого, -- проговорил Мэк, смиренно принимая ароматный душ.

-- Я тоже не могу, но весь день я без конца представляла себе разные ужасы и совсем расстроилась. Не будем говорить об этом, садитесь и пейте чай.

-- Вот еще одна странность. Чай -- женское лекарство от всех болезней и людских немощей, но в нем нет ни малейшей питательности. Я бы охотнее выпил стакан молока, -- Мэк уселся в кресло и протянул ноги к огню.

Она принесла ему молока и заставила что-то съесть. Затем пошла за фортепьяно и стала наигрывать тихую мелодию, у нее не было сил петь в такой момент. Мэк устало прикрыл глаза и задремал, но когда пробило шесть часов, вскочил, собираясь уйти.

-- Вот, смочите ему волосы. Это Чарли подарил мне. Ему нравился запах этих духов, а мне так хочется хоть чем-нибудь помочь ему, -- с этими словами она очень серьезно сунула в карман кузену маленький флакон. Мэк не посмел смеяться над этим чисто женским поручением.

-- Хорошо, я передам. Может, я могу еще что-нибудь сделать для вас, кузина? -- спросил он, пожимая холодную руку, которая с такой готовностью служила ему.

-- Нет, больше ничего не нужно. Но если внезапно ему станет совсем плохо, обещайте прислать за мной тотчас же, даже если это случится ночью. Я должна проститься с ним.

-- Я приду за вами. Но эту ночь, Роза, вы можете спать спокойно. Завтра утром, надеюсь, я принесу вам хорошие вести.

-- Да благословит вас Бог! Приходите пораньше. Я очень хочу увидеть его. Вы не беспокойтесь, я буду осторожна и постараюсь не повредить.

-- Об этом я не беспокоюсь. Когда он пришел в себя, его первыми словами были: "Не пугайте Розу". Он догадался, что я иду сюда, и попытался, как всегда, передать вам воздушный поцелуй.

Мэк думал порадовать ее тем, что Чарли вспоминал о ней. Однако мысль, что она может больше никогда не увидеть этот изящный, давно знакомый жест Принца, переполнила чашу терпения девушки. Она опустилась прямо на пол у ног Мэка и безудержно разрыдалась. Растерянный молодой человек подхватил ее и отнес на диван. Он забегал вокруг, пытаясь как-то утешить кузину, но она подняла лицо, по которому текли крупные слезы, и прошептала:

-- Дайте мне поплакать, сейчас мне нужно именно это, -- теперь будет легче. Ступайте к Чарли и передайте ему, что я от всего сердца желаю ему спокойной ночи.

-- Хорошо! -- Мэк ушел, изумляясь про себя, как удивительно в женщинах сочетается сила со слабостью.

Потянулась самая длинная ночь в жизни Розы. Утром ей передали радостное известие: "Ему лучше. Он начинает понемногу поправляться". Тетушка Изобилие забыла даже о ломоте в костях и поднялась с постели, а тетя Майра, которая, как водится, приехала пожаловаться на судьбу, сняла свой неуместный черный чепчик. Роза готовилась пойти к Чарли с радостным "выздоравливай скорее", а не горестным "прощай". Тягостно тянулось ожидание. До самого вечера не было больше никаких новостей, пока не приехал дядя.

-- Я приехал за тобой, моя девочка. Мы должны ехать сейчас же, -- жестко сказал он, когда племянница подбежала к нему.

-- Я готова, дядя.

Руки Розы так дрожали, что она едва могла завязать ленты шляпы, а глаза не отрывались от дядиного лица, преисполненного глубокого сочувствия к воспитаннице.

Доктор помог ей усесться в экипаж и, когда он тронулся, произнес своим откровенным и спокойным тоном, всегда действовавшим на девушку более успокоительно, чем всякая ласка:

-- Чарли хуже. Больше всего я опасался именно внезапного прекращения боли. Сегодня утром это произошло. Никто не может сказать, что будет дальше. У Чарли серьезные внутренние повреждения. Он думает, что ему лучше, но скоро начнется ухудшение, затем беспамятство, и он заснет навеки. Теперь ему уже ничто не сможет повредить. Настало время проститься с ним, тем более что он жаждет этого. Это очень тяжело, моя девочка, но мы должны поддерживать друг друга в несчастье.

Роза пыталась твердо сказать "да, дядя", но слова застряли в горле. С безмолвной покорностью она взглянула в лицо опекуна и вложила свою руку в его ладонь. Он нежно прижал ее голову к своему плечу и продолжал говорить безо всяких эмоций. Тот, кто не понимал, каким постаревшим и изможденным стал доктор Алек за эти напряженные дни и ночи, мог посчитать его бездушным человеком.

-- Джесси поехала домой отдохнуть, а Джейн осталась с бедной Кларой, которая, наконец, заснула. Я послал за Стивом и другими мальчиками. Они приедут туда чуть позже нас. Чарли так хотел видеть тебя, и пусть увидит, пока у него еще есть силы. Я честно описал ему дальнейшее течение болезни, но он не поверил мне. Если Чарли спросит тебя, отвечай откровенно и постарайся хоть немного подготовить его к утрате всех надежд.

-- Как скоро может это случиться, дядя?

-- Вероятно, через несколько часов. Эти спокойные минуты принадлежат тебе, постарайся воспользоваться ими. Мы ничего не можем больше сделать для него, только поддержать.

В зале их ждал Мэк, но Роза ничего перед собой не видела, сосредоточенно готовясь к предстоящей встрече. Дядя довел воспитанницу до двери, и она твердо сказала:

-- Позвольте мне войти к нему одной.

Арчи, стоявший у кровати, ускользнул в соседнюю комнату, как только девушка показалась в дверях. Перед Розой лежал Чарли, с таким счастливым выражением лица, что она усомнилась в дядиных прогнозах и без особых усилий над собой весело сказала, взяв его горячую руку в свои:

-- Дорогой Чарли! Я так рада, что вы прислали за мной. Мне очень хотелось прийти, но я ждала, когда мне разрешат. Вам в самом деле лучше? -- когда девушка во второй раз взглянула в лицо Принца, она поразилась невообразимой перемене, происшедшей в нем, и тому, что не заметила ее сразу.

-- Дядя говорит, что мне хуже, но думаю, он ошибается. Боль совсем прошла. Вот только временами эта странная слабость... А вообще я чувствую себя совсем недурно, -- голос был слабым, но по обыкновению веселым.

-- Теперь вы едва ли сможете уехать в Индию. Придется подождать, пока вас вылечат, -- бедная Роза старалась говорить спокойно, а на сердце у нее становилось все тяжелее и тяжелее.

-- Я все же уеду, пусть меня только дотащат туда как-нибудь. Я исполню свое обещание, если даже оно будет стоить мне жизни. О Роза! Вы знаете? Они сказали вам? -- и вдруг вспомнив, что привело его к беде, он спрятал лицо в подушки.

-- Чарли, вы не нарушили обещания, помните, ведь я не позволила вам дать мне его. Бросьте, лучше поговорим о том, то ждет вас.

-- Доброта и великодушие! -- пробормотал Чарли, прижав руку любимой к своей пылающей щеке. Затем, глядя в девичье лицо, он продолжал с таким смирением, что горячие слезы выступили у нее на глазах: -- Я старался избежать соблазна, старался сказать "нет", но я так бесхарактерен, что не смог. Вы должны презирать меня. Но только не прогоняйте совсем. Если я останусь жив, то непременно исправлюсь. Я уеду к отцу и начну новую жизнь.

Роза изо всех сил старалась скрыть навернувшиеся слезы, но они выкатились -- так много надежды звучало в его голосе, когда надеяться было уже не на что. Эти слезы и безмолвная грусть на лице кузины сообщили ему то, о чем она молчала. Он как-то сразу изменился в лице, крепко сжав руку Розы, и проговорил резким шепотом:

-- Я в самом деле умру?

Вместо ответа она опустилась перед ним на колени и обняла, словно пытаясь на какое-то время отдалить смерть. Раненый сразу поверил ей и затих, так что Роза, взглянув на него, испугалась, сама не зная чего.

Чарли твердо перенес это известие, потому что мог мужественно встретить любую внешнюю опасность лицом к лицу. Ему не удавалось бороться лишь со своим внутренним врагом, он не научился побеждать самого себя. Взгляд юноши стал неподвижным, как будто он заглядывал в неведомый мир, прежде чем отправиться туда. Он сжал губы, не издав ни единой жалобы, и доказал тем самым, что если не умел жить, то сумеет умереть. Роза с горечью подумала в эту минуту, что если бы он с ранних лет научился владеть собой, из него получился бы очень хороший человек. Первые же слова, которые он произнес с тяжелым вздохом, показали, что он сознавал свои недостатки:

-- Может быть, так лучше: умереть до того, как я причиню вам еще больше горя, а себя опозорю... Мне хотелось бы пожить еще немного, чтоб искупить прошлое. Оно мне кажется теперь таким неприглядным... Но если этого не случится, то не огорчайтесь, Роза. Это будет небольшая потеря, да и поздно думать об этом.

-- О, не говорите так! Никто вас не заменит. Мы так любим вас! Вы должны верить, что мы с чистым сердцем прощаем вас, и надеемся, что вы простите нас, -- воскликнула Роза, испуганная бледностью на лице Чарли, когда он говорил эти горькие слова.

-- "И остави нам долги наши!" Должен признаться, Роза, я совсем не готов... Это так неожиданно... Что же мне делать? -- шептал он, цепляясь за девушку, как будто любовь к ней была его единственным спасением.

-- Дядя вам скажет. Я же могу только молиться за вас, -- девушка хотела позвать кого-нибудь, потому что помощь действительно сейчас была необходима.

-- Нет, нет, постойте! Останьтесь здесь, дорогая. Вот тут лежит старый дедушкин молитвенник, прочтите оттуда что-нибудь. Ваш голос принесет мне больше пользы, чем священник.

Она взяла книгу, доставшуюся Чарли в наследство от деда вместе с именем, открыла напутственные молитвы и стала читать. Ее прерывающемуся голосу вторил голос умирающего, словно эхо произнося за ней слова укора и утешения. Остановившись на минуту, Роза увидела, что Принц ужасно бледен, и спросила тихонько:

-- Может быть, позвать дядю?

-- Как хотите; но прежде... Только не смейтесь надо мной, дорогая моя... Верните мне мое маленькое агатовое сердечко. Они сняли его с меня, когда привезли. Верните его. Наденьте его мне на шею и никому не позволяйте снимать. Пусть оно навсегда останется со мной.

В нем все еще говорила любовь, не гаснущая вместе с жизнью, любовь, которую он так просто высказывал этой просьбой. Роза нашла и надела на него детскую безделушку на полинявшей ленточке, и он сжал камень слабеющими пальцами.

-- Что еще мне сделать для вас? -- глотая соленый комок в горле, едва слышно спросила она, и ответом был взгляд, моливший о невозможном.

Она нежно поцеловала Принца в губы и в лоб и направилась к двери, так и не сумев сказать: "Прощайте!". Когда она обернулась к нему в последний раз, Чарли вдруг собрал все силы и попытался весело помахать любимой на прощанье. Тень прежней улыбки пробежала по его губам, когда он произнес:

-- До завтра, Роза!

Увы, Чарли! Завтра никогда для него не наступило. Когда Роза увидела его еще раз, он лежал с умиротворенным и благородным выражением лица, упокоившись навеки. Страдания, искушения, сомнения, надежды, любовь -- ничто более не тревожило его сердца. Чарли и в самом деле отправился к Отцу, чтобы начать новую жизнь.

Глава XVI
Добрые дела

Отплытие парохода задержалось. Когда же он наконец отбыл в Калькутту, на палубе стояла миссис Клара. После смерти Чарли ей стало безразлично, как жить дальше. Все было готово к отъезду, родные решили, что ей лучше поехать и самой утешить мужа. В дальний путь тетю Клару провожали близкие и друзья. Итак, она отбыла с тяжелым сердцем, но не в полном отчаянии: ей очень шел траур, кроме того, она с гордостью думала, как удивится Стефан, увидев ее нисколько не постаревшей.

В пустом доме поселилось безмолвие, которое больше не нарушалось звуками человеческих голосов. От веселой прошлой жизни остались лишь картины Чарли, многообещающие, но неоконченные, как и жизнь их творца. Смерть жизнелюбивого Принца глубоко опечалила многих, но нас интересует только то, как она подействовала на Розу, ведь именно она героиня нашей повести.

Когда прошло первое потрясение от неожиданной потери, девушка с удивлением стала замечать, как выветриваются из памяти нелицеприятные обстоятельства его короткой жизни и печальной кончины, изглаживаются воспоминания о его недостатках и дурных поступках. Идеальный образ прекрасного, мужественного Принца, которого она любила, стал вытеснять настоящего человека -- своенравного, ветреного, который любил ее.

В этой странной метаморфозе она находила утешение. Ни одно горькое воспоминание о потерянной любви не омрачало памяти, потому что все нежные чувства, бродившие в ее сердце, умерли вместе с Чарли и покоились в его холодной могиле. Когда с души спало тяжкое бремя ответственности за будущее кузена, Роза, терзаемая угрызениями совести, призналась самой себе, что может жить и без Чарли. Сердце Розы еще не проснулось, она не познала любви, поэтому невинно радовалась, что вновь обрела свободу.

Вот каким было ее душевное состояние. Розе немного досаждало, что окружающие видели в ней глубоко скорбящую невесту, утратившую жениха. Конечно, она не могла каждому объяснять свои ощущения и вскоре перестала обращать внимание на сочувственные взгляды. Все свои силы она направила на добрые дела, благо что вокруг множество людей нуждались в помощи. Ее мечта о благотворительности, которая откладывалась по разным причинам, наконец начала обретать реальные черты.

Путь от блестящих проектов до их воплощения оказался длинным и тернистым. Розе приходилось иметь дело с людьми, а не с неодушевленными предметами, поэтому постоянно появлялись неожиданные препятствия. Два вновь отделанных дома, отданных ею под "Приют для бедных благородных женщин" (название придумали братья Розы), процветали. Удобные комнаты заселились пожилыми порядочными женщинами, каждая из них обрела здесь более сносную жизнь и занималась своим делом, окруженная теплом и комфортом.

Однако вскоре оказалось, что старушки требуют от попечительницы больше забот, чем она предполагала. Буффом, агент Розы, беспрестанно сообщал ей все новые жалобы и требования. Много хлопот было с хозяйством: водяные трубы замерзали и лопались, канавы для стока нечистот засорялись, двор убирался недостаточно чисто, ко всему прочему плату постоялицы вносили не в срок. Хуже всего было то, что никто не пытался помочь Розе, зато многие посмеивались: "А мы вам говорили!" Такое замечание может обескуражить и более опытных людей.

Розу, как всегда, поддерживал дядя Алек, облегчая заботы девушки добрыми советами. В один прекрасный день он поехал в "Приют" и произвел сильное впечатление на обитательниц, пригрозив, что если они не будут вовремя вносить плату, их просто выгонят.

-- Я знала, что мне предстоят хлопоты, но, по крайней мере, надеялась на благодарность, -- пожаловалась Роза, получив в очередной раз пачку жалоб и узнав от Буффома о неаккуратности платежей.

-- Если ты совершаешь доброе дело, чтобы получить благодарность, то никогда не достигнешь цели. Мотивом твоих забот должна стать любовь к ближнему и желание помочь, вот тогда тебя ждет успех. Сколько бы они ни жаловались, каждая из этих женщин осознает, какими выгодами пользуется, и высоко ценит их, -- сказал доктор Алек, когда они однажды возвращались домой после одной из таких неприятных поездок.

-- Все-таки они могли хотя бы сказать мне спасибо. Вы правы, дядя, я действительно больше думала о благодарности, чем о помощи ближнему. Но теперь буду привыкать обходиться без нее, -- ответила Роза, обиженная и изрядно охладевшая к своему начинанию.

-- Видишь ли, девочка моя, одолжения часто разъединяют людей, а не сближают. На моих глазах друзья расходились оттого, что один был слишком обязан другому. Не знаю, почему это так, но, мне кажется, одинаково трудно и оказывать милости, и принимать их. Как только ты научишься делать добро ради самого добра, эта сложность исчезнет.

-- Что ж, есть и такие люди, которым известно чувство признательности, и я буду заботиться о них. Помогать им -- одно удовольствие, а не мука, и они находят множество способов выразить свою благодарность. Давайте съездим в больницу к детям или в детский приют и отвезем апельсинов сироткам Фиби. Вот они никогда не жалуются и никому не докучают. Да сохранит их Бог! -- внезапная мысль осветила пасмурное личико Розы.

После этого она предоставила Буффому самому управлять "Приютом" и полностью посвятила себя детям, их радость была неподдельной, они всегда благодарно принимали самый ничтожный дар. На этом поприще дела Розы пошли гораздо успешней. У нее было множество дел, но она работала с таким азартом, что добилась всего, чего хотела. Маленькие сердечки трепетали от восторга, получая в подарок прекрасных кукол, книжки с картинками, живые комнатные цветы, не говоря уже о пище и одежде.

С приходом весны новые идеи у Розы прорастали, как одуванчики. Она решила, что бедным детям необходим свежий деревенский воздух. Если зеленые поля не могли прийти к детям, значит, нужно отвезти детей в зеленые поля. На побережье у Кэмпбеллов была старая ферма, там молодое поколение семейства обычно проводило летние каникулы. Этой весной ее привели в порядок раньше обыкновенного, пригласили на работу нескольких женщин -- экономку, кухарку и нянек. С наступлением теплых майских дней на ферму привезли большую группу бледных малышей -- валяться на травке, бегать по пригоркам и строить песочные замки на берегу. Такое времяпрепровождение лучше любых лекарств восстанавливало их здоровье.

Мэк назвал это предприятие "Садом Розы", и множество людей поспешили поддержать благое начинание. На ферму с подарками для детей часто приезжали многие благородные дамы. Тетушка Изобилие возила малышам пряники, тетя Джесси шила дюжины передников, тетя Джейн с пристрастием следила за няньками, а тетя Майра уморила бы несчастных горой лекарств, если бы дядя Алек не взял их под свое покровительство. Он больше всех полюбил это место, часто приезжал туда, и дети всегда встречали его с шумной радостью: отовсюду наперегонки мчался к нему маленький народец, чтобы только посидеть на коленях у "дяди доктора", как они его называли.

Окруженный детьми, доктор Алек резвился с ними на равных и казался таким же юным, как они, хотя в его кудрях давно проглядывала седина. Смех и веселые шалости всегда сопровождали его появление и лучше всякого лекарства помогали сиротам, которым раньше было не с кем поиграть. Друзья доктора Алека постоянно подтрунивали над ним: "Старый холостяк обзавелся многочисленным семейством и из четырех братьев Кэмпбеллов стал самым лучшим семьянином!"

Дядя Мэк, в свою очередь, нашел безотказное средство воздействия на свою женушку: время от времени он совершенно серьезно предлагал ей усыновить самого умного мальчика и самую красивую девочку, чтобы было чем заняться на досуге. Тетя Джейн пугалась и теряла свою железную неукротимость, чем дядя Мэк был несказанно доволен.

В конце концов бедную тетю Джейн все-таки загнали в угол. Правда, ребенка для усыновления ей привел не муж, а сын, поэтому она посчитала себя вправе отказаться, а заодно отвела душу грандиозным нагоняем Мэку.

Однажды в ясный июльский день Роза возвращалась с фермы домой на своем гнедом пони. Невдалеке от дороги она увидела человека, сидящего на упавшем дереве, его поникший вид привлек ее внимание. Когда девушка подъехала ближе, странник повернул голову, и она остановилась, воскликнув в изумлении:

-- Мэк! Что вы тут делаете?

-- Пытаюсь разрешить возникшую проблему, -- смущенно ответил он с робкой улыбкой. Роза не могла не улыбнуться в ответ, но, услышав следующую фразу, мгновенно сделалась серьезна: -- Я тайно похитил одну молодую леди и теперь не знаю, что мне с ней делать. Конечно, я привез ее домой, но мама нас выгнала -- и я в большом затруднении.

-- Это ее багаж? -- спросила Роза, указывая хлыстом на большой сверток, лежавший у него на коленях. В ее голове мелькнула дикая мысль, что кузен, может быть, действительно сделал что-то опрометчивое и скомпрометировал какую-то девицу.

-- Нет, это и есть молодая леди, -- отвернув угол темного платка, Мэк показал ей девочку лет трех, такую бледную, худую и тщедушную, что она была больше похожа на маленького птенчика, выпавшего из гнезда. Щуря большие испуганные глаза, она цеплялась одной рукой за пуговицу сюртука Мэка.

-- Бедное дитя! Откуда вы ее взяли? -- спросила Роза, нагибаясь, чтобы рассмотреть малышку.

-- Я все расскажу, а вы посоветуйте, как быть. К нам в больницу привезли одну бедную женщину, которая попала под лошадь и сильно расшиблась. Два дня тому назад она умерла. Я ничем не мог ей помочь, только раз или два принес немного фруктов. Меня поразили ее огромные печальные глаза. Я остановился около ее кровати на минуту, и тут сиделка сказала, что женщина хочет что-то передать мне, но не смеет. Я наклонился к изголовью и спросил, что я могу для нее сделать. Она подняла на меня угасающие глаза и, едва шевеля губами, прошептала, что у нее остался ребенок, умоляя позаботиться о нем. Казалось, она не могла умереть спокойно, не услышав от меня обещания исполнить ее просьбу. Я никогда не забуду этот взгляд, когда я взял ее руку и сказал: "О вашем ребенке будут заботиться". Она попыталась промолвить "спасибо", но не окончила слова -- душа ее тихо отлетела. Сегодня я отправился и разыскал это маленькое создание. Я нашел девочку в ужасной лачуге, на попечении старой ведьмы, которая заперла ее совершенно одну, чтобы не путалась под ногами. Крошка сидела, забившись в угол, и жалобно кричала: "Мама! Мама!" Ее крики тронули бы даже каменное сердце. Я оттолкнул старуху и подхватил ребенка на руки. С ней так дурно обращались, страшно представить, что я мог не успеть вовремя прийти за ней.

Мэк взял маленькую, худую ручку и повернул ее. Увидев страшный багровый синяк, Роза бросила поводья и всплеснула руками с крайним негодованием:

-- Как они смели! Дайте мне девочку!

Мэк переложил сверток в руки Розы, которая сразу начала ласкать и гладить ребенка, утешительно воркуя над ним, как умеют только женщины. Девочка сразу почувствовала теплоту, которая исходила от незнакомой, хорошо пахнущей, прекрасной, как фея, женщины. Нежная рука приглаживала растрепанные волосы, склоняясь и целуя ее с такой любовью, которую малышка видела только от своей матери. Девочка с робкой надеждой заглянула в глаза волшебному существу и, увидев там защиту и утешение, сразу успокоилась. Худые руки крепко обвили шею незнакомки, маленькое тельце доверчиво прижалось к ней, и дитя со вздохом зашептало: "Мама! Мама!". Это действительно тронуло бы и каменное сердце.

-- Ну, двигайтесь дальше! Нет, не ты, Крепыш, -- сказала Роза, осаживая своего пони, который прежде чем послушаться приказания хозяйки, обернулся, как будто уточняя, правильно ли он понял ее слова. -- Мэк, продолжайте же!

-- Я привез ребенка к нам домой, но мама категорически отказалась оставить его даже на одну ночь. Вы же знаете, она не любит детей, кроме того, в последнее время отец часто подначивал ее, что возьмет ребенка с фермы. В результате она просто вышла из себя при мысли, что девочка может жить у нас. Выпустив пар, мама велела отнести малышку в "Сад Розы". Но я уже побывал там -- на ферме нет свободного уголка даже для такой крошки, как эта. "Тогда неси в больницу!" -- сказала мама. -- "Ребенок не болен", -- возразил я. "Ну так в приют для сирот". -- "Она не сирота, у нее есть отец, но он не может взять ее на свое попечение". "Неси, куда хочешь: в воспитательный дом, к миссис Гарднер, к кому-нибудь, кто этим занимается. Мне не нужен больной, слабый и беспокойный младенец в доме. Пойди и спроси у Розы, что с ней делать". Так моя жестокая мать прогнала нас, но когда мы уходили, она смягчилась и дала мне свою шаль, чтобы завернуть девочку, и денег, чтобы заплатить за нее в каком-нибудь хорошем месте. Моя мать облачена в твердую броню, ее ничем не проймешь, вы же знаете.

-- Значит, вы сидели тут и старались придумать это "хорошее место"? -- спросила Роза, глядя на него с одобрением. Он рассказывал о своих мытарствах и смущенно похлопывал пони по бархатному боку.

-- Да. Я не хотел беспокоить вас, у вас и так полон дом детворы, а между тем, право, я не знаю ни одной доброй души, которой бы мог навязать это несчастное существо. Кому нужен этот цыпленок? Вы же видите: она дурнушка, слабенькая и робкая, с ней будет много хлопот.

Роза инстинктивно открыла было рот, но снова закрыла, не произнеся ни слова. С минуту она сидела, глядя в пространство и тщательно обдумывая то, что собиралась сказать. Мэк наблюдал за ней и затем продолжил задумчиво, укутывая шалью маленькие ножки:

-- Это такая обуза, что не каждый на себя возьмет. Мое обещание умирающей обязывает меня сделать для этой девочки больше, чем просто отдать ее какой-нибудь занятой матери семейства или беззаботной няньке в одном из наших переполненных приютов. Она такое тщедушное существо, что, вероятно, недолго задержится на этой земле. Потому-то я и хотел дать ей покоя и любви, пока она не соединится со своей мамой.

-- Вперед, Крепыш! Я возьму малышку к себе. Если дядя не воспротивится, я удочерю ее, и она будет счастлива, -- твердо проговорила Роза и, прижав к себе бедного ребенка, тронула пони и продолжила свой путь. Мэк пошел рядом с ней.

Пони ступал шагом по гладкой дороге, и Мэку подумалось, что их трио напоминает собой "Бегство в Египет" [61] , однако он промолчал, будучи благочестивым юношей. Он только несколько раз оборачивался назад и смотрел на всадницу. Роза сняла шляпу, чтобы защитить глаза ребенка от света, и яркое солнце обливало золотистыми лучами ее непокрытую голову. Она кротко склонялась над маленьким созданием, сидевшим перед ней в седле, и напоминала тихую мадонну Корреджо [62] . Это зрелище, скрытое от чужих глаз, Мэк долго не мог забыть. К искренней привязанности, которую он питал к своей кузине, присоединилось еще глубокое уважение.

-- Как ее зовут? -- вдруг спросила Роза, прервав продолжительное молчание, нарушавшееся лишь стуком копыт, шелестом ветвей над их головами и радостным щебетаньем птиц.

-- Право, не знаю, -- ответил Мэк, вдруг оказавшийся в новом затруднительном положении.

-- И вы не спросили?

-- Нет. Мать называла ее "дитя мое", а старуха -- "девчонкой". Я знаю только, что ее фамилия Кеннеди. Называйте ее, как хотите.

-- Тогда я буду звать ее Дульсинея, раз вы ее рыцарь, а сокращенно -- Дульче. Славное имя, правда? -- рассмеялась Роза, забавляясь своей выдумкой.

Дон Кихот обрадовался, готовый служить своей маленькой даме. Он приступил к подвигам немедленно -- нарвал большой букет полевых цветов и отдал его девочке. На бледном личике вдруг затеплилась улыбка.

Тетушка Изобилие встретила новую гостью с обычным радушием. Выслушав всю историю, она приняла ее близко к сердцу и с усердием принялась устраивать ребенка в доме. Эта почтенная старушка по духу была настоящей всеобщей бабушкой. Всего через полчаса с той минуты, как тетушка Изобилие развернула свою кипучую деятельность, девочка уже спускалась вниз, держась за руку Розы, вымытая, причесанная, в розовом платьице, правда, чуть великоватом, и в белом переднике, чуть маловатом. Больная рука была перевязана чистой повязкой, а в здоровой малышка держала целую связку катушек для забавы. Печаль жила в ее личике, но глаза были уже не такие испуганные, а только несколько смущенные, и бедное сердечко, видимо, успокоилось.

-- Ну, как вам теперь нравится ваша Дульче? -- с гордостью спросила Роза, демонстрируя плоды своих усилий. Она принесла в комнату чашку молока и хлеб.

Мэк опустился на колено, взял маленькую, слабую ручку и поцеловал ее с благоговением истинного рыцаря, торжественно процитировав бессмертное творение Сервантеса: "Высокая и могущественная повелительница! Твой до гроба -- Рыцарь печального образа".

Но девочка, кажется, не бы ла расположена забавляться и, подняв пальчик, указала на чашку, проговорив:

-- Дай, дай!

Роза начала кормить девочку, а Дон Кихот стоял рядом и с удовольствием наблюдал за обеими.

-- Она стала очень милой! Вы считаете, что ей вредно ходить в обуви? -- Мэк обратил внимание на то, что его Дульсинея была в одних носочках.

-- Нет, но у нее мокрые башмаки. Вы, верно, вели ее по грязи?

-- Она плакала у меня на руках, я поставил ее на землю. А она возьми и вступи в лужу! Я куплю ей новые, и платьице тоже. Где все это можно купить? Как объяснить продавцу, что мне нужно и сколько? -- спросил он, вынимая записную книжку с полным сознанием своего невежества в этом деле.

-- Я позабочусь обо всем. У нас всегда есть под рукой разные вещи для наших питомиц, так что мы можем одеть и Дульче. Лучше узнайте все о ее отце. Я не хочу, чтобы девочку отняли у меня, когда я к ней привыкну. Кто он такой?

-- Я знаю только, что он в тюрьме, ему предстоит отбывать наказание еще двадцать один год. Конечно, он никогда не потревожит вас.

-- Это ужасно! Хорошо, что у Фиби совсем нет родных! Что ж, я сейчас же примусь за дело и постараюсь воспитать маленькую дочь преступника хорошей женщиной, чтобы она сама себе заслужила честное имя. Жаль, что ее отец ничего не может ей дать, кроме бесчестья.

-- Тут вы можете обращаться за помощью к дяде. Его первый опыт воспитания оказался весьма удачен! -- Мэк говорил с Розой и между тем терпеливо, в шестой раз нанизывал катушки на нить.

-- Конечно, я буду советоваться с дядей. Ведь это большая ответственность, и нельзя относиться к ней легкомысленно, -- ответила Роза серьезно, хотя ей очень понравился этот безыскусный комплимент.

-- Я уверен, что из Фиби выйдет нечто замечательное, а ведь вы первая начали заниматься с ней.

-- Да, и это обнадеживает... Моя Фиби! Все это я очень хорошо помню. Дядя тогда только приехал и осыпал меня множеством подарков. Я сразу помчалась с ними к Фиби, которая мыла в это время посуду. Как она смутилась, когда я предложила взять ее к себе. Мне и в голову тогда не приходило, что из этого может выйти! -- и Роза задумалась со счастливой улыбкой на лице, а девочка тем временем опускала хлеб в молоко и с аппетитом ела.

Из детского предложения Розы вышло много хорошего. Теперь Фиби не только получила прекрасное место певицы в хоре, но еще и обзавелась несколькими учениками и отличными перспективами на будущую зиму.

-- Примите благословение бедного юноши. Я рад, что счастливая звезда привела меня к вашему порогу. Позвольте и дальше помогать вам, насколько смогу, -- высокопарно простился с кузиной Мэк. -- До свидания, моя Дульсинея! -- погладив девочку на прощанье по головке, он ушел домой, чтобы рассказать матери, как он устроил сироту. Несмотря на свою кажущуюся суровость, тетя Джейн мучилась угрызениями совести и уже жалела, что прогнала из дому обездоленного ребенка.

Глава XVII
Между копнами сена

Конечно, дядя Алек не возражал против девочки. Узнав, что никто не будет претендовать на нее, он позволил Розе оставить ребенка у себя на какое-то время. Так маленькая Дульче оказалась в их доме и начала понемногу развиваться. Ее нельзя было назвать ни хорошенькой, ни веселой, ни привлекательной. Это понятно, ведь она родилась в безрадостной обстановке и росла в беспросветной нищете. Тихое маленькое созданье, она всегда пряталась в уголок, принимая заботу о себе с застенчивой благодарностью, как будто прося разрешения жить на свете. Когда ей давали игрушки, она относилась к ним со смиренным удивлением, на которое больно было смотреть.

Роза скоро совсем заполнила ее сердце. Девушка иногда даже жалела, что так привязала к себе ребенка. Теперь, если волшебная фея долго отсутствовала, девочка плакала о тете Розе так же, как прежде плакала о матери. Тем не менее в заботе об этой сиротке Роза находила много полезного для себя. Девочка сдерживала ее порывистую натуру и заставляла ко всему относиться ответственнее.

Китти Ван, которая во всем подражала Розе, внезапно тоже решила усыновить сироту, к большой потехе знакомых и неудовольствию семьи. Она выбрала самого хорошенького и живого ребенка из приюта и забрала его домой -- "на пробу". В начале недели он был "настоящим херувимом", а в конце ее стал "маленьким негодником". Этот тиран буянил днем, не давал спать ночью и перевернул вверх дном весь дом. Его няньки находились в постоянном страхе, как бы он не свернул себе шею. А потому в субботу, рано утром, бедная измученная Китти облегченно вздохнула, вернув "херувима" обратно, и решила повременить с усыновлением, пока не наберется опыта в воспитании детей.

Когда наступила летняя жара, Роза объявила, что Дульче нужен горный воздух. Вспомнив, как много пользы принес "Уютный уголок" несколько лет тому назад, она решила испытать методы доктора Алека на своей маленькой воспитаннице. С ней поехали тетя Джесси и Джеми. Миссис Аткинсон приняла их по-прежнему радушно, за эти годы ее хорошенькие дочки успели выйти замуж и разъехаться. С матерью осталась лишь одна пышнотелая старая дева. Все было как прежде, разве что старые головы еще больше поседели, а молодые стали выше, чем шесть лет назад.

Джеми сразу подружился с соседскими мальчишками и предался рыбной ловле с таким увлечением, что достиг в этом деле больших успехов. Тетя Джесси занялась чтением, на которое дома у нее никогда не хватало времени. Лежа в своем гамаке, она чувствовала себя самой счастливой женщиной: никакой штопки, шитья, готовки, никаких домашних хлопот, порядком ей поднадоевших.

Роза носилась со своей Дульче, как наседка с цыпленком. Она всей душой желала, чтобы свежий воздух и деревенская пища принесли пользу девочке, и искренне радовалась, наблюдая, как малышка действительно набирается сил и здоровья. Доктор Алек приехал к ним на несколько дней, осмотрел девочку и с удовольствием заявил, что та находится в очень хорошем состоянии.

Самым главным событием сезона стал неожиданный приезд Фиби. Она путешествовала в горах с двумя своими ученицами и на несколько дней вырвалась в "Уютный уголок", чтобы сделать сюрприз своей маленькой хозяйке. Она казалась такой довольной и счастливой, что Роза решительно перестала беспокоиться о ней.

Они неразлучно провели вместе три дня в веселых прогулках, радостной девичьей болтовне, наслаждаясь каждой минутой общения после долгой разлуки и любуясь друг другом. По счастливому стечению обстоятельств Арчи приехал к ним на воскресенье, и это был потрясающий сюрприз для Фиби. Тетя Джесси и местный телеграфист хранили торжественное молчание, поэтому никто не узнал обо всех материнских хлопотах ради устройства этой "случайности".

Роза наблюдала за развитием их прекрасного романа. И долго еще, после того как Фиби и Арчи вновь разъехались, их чувство трепетало в воздухе, и раздавалось эхо нежных слов, и тени влюбленных будто мелькали между деревьями. Даже большой кофейник напоминал Розе о романическом эпизоде: его блестящие стенки отражали взгляды влюбленных, когда они наливали друг другу кофе в день отъезда.

Эти воспоминания были гораздо интереснее любых написанных книг о любви. Жаркими днями в минуты отдыха, в часы занятий с маленькой Дольче Роза с упоением мечтала о счастливом будущем своей Фиби.

В один из таких дней она сидела за домом под большой яблоней. Перед ней на роскошном лугу крестьяне косили траву, а она любовалась этой живописной картиной. Слева грациозно извивалась в зелени небольшая речка, справа возвышался холм, озаренный лучами солнца, а над головой простирался лазоревый свод небес. Маленькая Дульче, утомленная игрой, заснула поблизости в копне сена, устроив в ней уютное гнездышко. Роза, прислонясь к старому дереву, погрузилась в мечты, отложив шитье. Мечты эти, вероятно, были приятны, потому что лицо девушки стало необыкновенно спокойным.

Она так ушла в себя, что не обратила ни малейшего внимания на летевший по долине экипаж, за которым клубилось облако пыли. Стук колес заглушил приближающиеся шаги. Она всматривалась в отдаленный холм, когда совсем рядом возник загорелый улыбающийся молодой человек, заставивший ее вскочить и весело воскликнуть:

-- Мэк? Откуда? Вы что, с неба свалились?

-- Нет, с вершины горы Вашингтон. Как вы поживаете?

-- Прекрасно. Может, пройдете в дом? Сваливаться с гор довольно утомительное занятие.

-- Нет, благодарю вас, я уже повидался с миссис Аткинсон. Она сказала мне, что тетя Джесси с сынишкой поехала в город, а вы сидите на старом месте. Я и пришел прямо сюда, и буду отдыхать тут, если позволите, -- сказал Мэк, кладя сумку и устраивая себе сиденье из сена.

Роза с удовольствием наблюдала за его действиями:

-- Это уже третий сюрприз с тех пор, как я здесь. Сначала к нам неожиданно приехал дядя, потом Фиби с Арчи и, наконец, вы. Как прошло ваше путешествие? Я слышала от дяди, что вы уезжали.

-- Отлично! Я целых три недели провел под самыми небесами, но все-таки спустился на землю и заехал сюда по дороге домой.

-- Что ж, судя по вашему виду, пребывание на небесах пошло вам на пользу. Вы загорели, но выглядите бодрым и веселым. Вот уж не думала, что вы станете лазить по горам, -- Роза с удивлением вглядывалась в двоюродного брата и не могла понять, отчего он выглядит таким красивым, несмотря на синюю фланелевую куртку и пыльные сапоги. Он, казалось, напитался силой гор, на которые восходил, и дышал свежестью лесов -- так на нем отразились дни, проведенные без забот на воздухе, под теплыми лучами солнца.

-- Скалолазание полезно для меня. По дороге сюда я выкупался в речке и одевался в таком местечке, где могла бы жить нимфа Сабрина, воспетая Мильтоном, -- сказал он, откидывая назад мокрые волосы и вправляя в петлицу букетик пунцовых цветов.

-- Вы случайно там с ней не встретились? -- сострила Роза, зная, как кузен любит пошутить.

-- Я нашел ее здесь, -- и он слегка поклонился.

-- Это очень мило, и я верну вам комплимент. Вы с каждым днем становитесь все более и более похожи на дядю Алека, так что я стану называть вас Алек Младший.

-- Не думаю, что Алек Старший этому обрадуется, -- Мэк, вопреки ожиданиям, вовсе не выглядел польщенным.

-- Но вы в самом деле очень на него похожи. Только у него лоб широкий и покатый, а у вас высокий и округлый. А вот если бы вы сбрили бороду и отпустили длинные волосы, то были бы вылитый Мильтон, -- прибавила Роза, уверенная, что уж это ему точно понравится.

При этих словах Мэк расхохотался от души. От его смеха метнулась в сторону испуганная белка и проснулась Дульче.

-- Ах вы, неблагодарный! Ничем вам не угодишь! Когда я говорю, что вы похожи на самого лучшего человека на свете, вы пожимаете плечами, а когда сравниваю с великим поэтом -- смеетесь. Как видно, вы стали слишком самолюбивы, Мэк, -- и Роза рассмеялась, довольная веселым настроением кузена.

-- Если это так, то в этом виноваты вы. Могу ли я стать похожим на Мильтона? Разве только ослепну в один прекрасный день, -- он немножко посерьезнел при этой мысли.

-- Однажды вы сказали, что человек способен стать всем, чем захочет, если только приложит старания. Так почему бы вам не сделаться поэтом? -- спросила Роза, радуясь, что может поймать брата на слове.

-- Я собираюсь стать доктором медицины.

-- Но вы можете быть и тем и другим. Вы же знаете, что были доктора -- поэты.

-- Вам бы этого хотелось? -- спросил Мэк, серьезно ожидая от нее ответа.

-- Нет, я бы желала, чтобы вы выбрали что-то одно. Мне все равно, что именно; но вы должны стать знаменитым в той области, которую изберете. В отношении вас я крайне честолюбива, а потому настаиваю: станьте гением! Мне кажется, что ваша уникальность уже начинает проявляться, и мне любопытно, что из этого выйдет.

Глаза Мэка заблестели от ее слов, но он не успел ответить. Тоненький голосок вмешался в их беседу: "Тетя Роза!" Он обернулся и увидел Дульче, которая сидела в своем гнездышке и, вытаращив глаза, разглядывала его синий костюм.

-- Ты не узнаешь своего рыцаря? -- он ласково протянул ей руку, потому что девочка сомневалась: друг это или посторонний.

-- Это Мэк, -- успокоила ребенка Роза, и девочка сразу потянулась к нему и поцеловала, как всегда.

-- Я привез ей игрушек, и она получит их сейчас в благодарность за поцелуй. Я не ожидал такого милостивого приема от нашего робкого мышонка, -- Мэк был тронут, поскольку знал, как Дульче скупа на ласки.

-- Она вас прекрасно помнит. Я всегда ношу с собой альбом с фотографиями. Когда очередь доходит до вашего портрета, она всегда целует его. Я не хочу, чтобы она когда-нибудь забыла своего первого друга, -- пояснила Роза, очень довольная своей воспитанницей.

-- Первого, но не лучшего, -- Мэк доставал из сумки обещанные игрушки и выкладывал их на сено перед зачарованной девочкой.

Это были не книжки с картинками и не сладости, а причудливые семена, нанизанные на длинные ветки, желуди, еловые шишки, блестящие камушки, голубые птичьи перышки, гнездышко из мха с белыми камушками вместо яичек.

-- Добрая мать-природа знает, что любят дети, и везде у нее много таких игрушек наготове, нужно лишь научиться их замечать.

Предоставив девочке забавляться своими новыми сокровищами, Мэк принялся дальше рыться в своей сумке. Он выложил оттуда две или три книги. Роза подняла одну из них и открыла в том месте, где была вложена маленькая бумажная закладка.

-- Что это, Китс [63] ? Я не знала, что вы снисходите до чтения таких современных поэтов, -- она передвинула закладку, чтобы дочитать стихотворение на странице.

Мэк взглянул, потом поспешно отнял у нее книгу, вынул оттуда несколько бумажек. С несколько сконфуженным видом он быстро спрятал их в карман и вернул томик обратно:

-- Извините, там столько всякой чепухи. О да! Я люблю Китса. А вы знакомы с его творчеством?

-- Одно время я много читала его, но как-то дядя застал меня плачущей над поэмой "Изабелла, или Горшок с базиликом". Он посоветовал мне хотя бы какое-то время не читать стихов, чтобы не стать слишком сентиментальной, -- ответила Роза, машинально переворачивая листы. В эту минуту новая идея зародилась в ее голове.

-- "Канун святой Агнессы" -- лучшая повесть о любви, какую я только знаю, -- сказал Мэк с жаром.

-- Прочтите ее мне. Мне хотелось бы сейчас послушать стихи, а вы, наверное, отлично прочтете, раз так восхищаетесь ими, -- Роза подала ему книгу с самым наивным видом.

-- Действительно, это одна из его лучших поэм, но она слишком длинна.

-- Я прерву вас, если устану слушать. Дульче нам не помешает. Она теперь целый час будет заниматься вашими игрушками.

Польщенный просьбой, Мэк удобно улегся в траве и, облокотившись на руку, начал так читать эту чудесную поэму любви, как будто пропускал сквозь себя каждую строчку. В его лице и голосе отражались тончайшие оттенки смыслов, поэтические описания влекли за собой, и чистая музыка стиха плавно лилась из его уст. Роза читала в глазах двоюродного брата не просто восхищение, когда он иногда взглядывал на нее, чтобы разделить со слушательницей восторг от бессмертных слов поэта.

В ее воображении оживали герои поэмы и их прекрасные чувства, но, слушая, она думала не о Джоне Китсе, а о чудаке Мэке. Она изумлялась той музыке, которую извлекал из книги ее двоюродный брат, будто заставляя неуловимо вибрировать пространство. Из гадкой гусеницы выросла прелестная бабочка -- всем на удивление.

Погруженная в эти мысли, она даже не поблагодарила его, когда он закончил. Но внезапно прервала паузу, нагнувшись вперед и заглянув ему в глаза:

-- Мэк, вы писали когда-нибудь стихи?

От ее вкрадчивого тона он вздрогнул, как будто упал с небес:

-- Никогда.

-- А кто тогда написал песню из птичьих трелей, которую пела Фиби?

-- А, ну... это был просто пустяк, пока она не положила его на музыку. Фиби обещала мне никому не говорить об этом.

-- Она и не говорила, но я подозревала это давно, а теперь убедилась, -- Роза была очень довольна, что поймала его.

Сконфуженный Мэк швырнул в сторону бедного Китса и, опершись на оба локтя, закрыл лицо руками, потому что покраснел, как молодая девушка при упоминании о женихе.

-- Почему вы так смутились? Разве писать стихи -- грех? -- Розу ужасно забавляла ситуация.

-- Грех называть стихами подобные пустяки.

-- Грех врать, что вы никогда их не писали!

-- Когда читаешь много стихов, они невольно приходят в голову. Каждый юноша подбирает рифмы, когда бездельничает или влюблен, вы же знаете, -- виновато ответил Мэк.

Когда он проговорил последние слова, Роза внезапно начала подозревать, что именно послужило причиной перемен в ее кузене. Она знала, что эта причина часто служит вдохновением для молодых людей. Снова наклонившись вперед, она спросила серьезно, хотя в глазах ее искрился смех:

-- А вы разве влюблены, Мэк?

-- Я что, похож на влюбленного? -- он привстал с таким оскорбленным и негодующим видом, что Роза готова была извиниться за ошибку. В эту минуту он действительно не был похож на влюбленного: в волосах у него торчало сено, по спине весело скакали сверчки и длинноногие кузнечики.

-- Простите, Мэк. Конечно, вы совершенно не похожи на влюбленного. Я смиренно признаю свое заблуждение. Просто мне пришло в голову, что ваше вдохновенное настроение можно приписать любви, а не поэзии.

-- В последнее время мне посчастливилось бывать в хорошем обществе. Можно ли провести неделю с Торо [64] и не сделаться лучше? Да один час, проведенный с такой чистой, простой и разум ной душой, способен принести человеку пользу, -- с этими словами Мэк вытащил из кармана потрепанную книжку, как будто собирался представить дорогого и глубоко уважаемого друга.

Роза разглядывала зачитанную книгу и улыбалась, глядя, какие естественные и неизгладимые следы одобрения оставил на ней Мэк. Часть страниц была, очевидно, вымочена дождем, часть перепачкана раздавленными ягодами, часть изгрызена по углам полевыми мышами или белками, а обложка вылиняла от солнечного света, который, казалось, проник и в само содержание книги.

-- Я читала некоторые отрывки, и они мне очень понравились: в них много оригинальности, они живые, а вместе с тем и забавные.

-- Вот это, например: "Я лучше буду сидеть на тыкве, но один, чем на бархатной софе, где кроме меня теснятся и другие. Лучше ездить беспрепятственно по земле в тележке, запряженной волами, нежели носиться в облаках в фантастической колеснице и все время дышать зараженным воздухом". Я испытал и то, и другое, и вполне согласен с ним, -- Мэк со смехом перелистывал страницы.

Он с упоением зачитывал Розе то один, то другой абзац: "Читайте сначала самые лучшие книги, не то может случиться, что вы не прочтете их вообще". "Мы учимся не столько по учебникам, сколько по настоящим человеческим историям". "Давайте создавать живые книги. Пусть поэты наполнятся живой силой, подобно виноградной лозе, пусть обрастают живой зеленью. Зачем обрезать их, словно лозу по весне? Когда наступает время собирать урожай, их отрубленные ветви лишь кровоточат, не принося живого плода".

-- Это написано как будто специально для вас, -- заметила Роза, вновь возвращаясь к своим подозрениям, которые радовали ее своей невероятностью.

Мэк украдкой взглянул на девушку и закрыл книгу. Глаза его блестели, а в уголках губ притаилась улыбка, когда он процитировал Торо:

Когда б ни отправились к Богу,

Он ждет нас с благословеньем;

Какой бы труд ни избрали,

Бог ему не помеха.

Роза слушала молча. Мэк наконец остановился и закрыл книгу.

-- Ну, довольно. Вы меня допросили с пристрастием, теперь моя очередь. Скажите, отчего это вы в таком приподнятом настроении? Как вам удается так сильно походить на свою цветочную тезку? -- своим внезапным вопросом Мэк развернул войска в сторону неприятельского лагеря.

-- Вот уж не знаю. Я просто живу и наслаждаюсь жизнью. Я провожу тут день за днем, счастливая и довольная, с моей Дульче, и чувствую себя таким же ребенком, как она, -- девушка почувствовала, как в эту самую минуту происходят какие-то удивительные изменения в отношениях с кузеном, но не смогла бы выразить их в словах.

-- "Как будто роза вновь бутоном стала, а после сжалась в почку", -- пробормотал Мэк слова Китса.

-- Ах, я не могу этого сделать! Я должна цвести, нравится мне это или нет. Тут единственная трудность -- определить, когда нужно выпускать следующий лепесток, -- Роза со смехом расправила свое простое белое платье, прелестная, как полевая ромашка среди травы.

-- И когда вы собираетесь это сделать? -- Мэк продолжал свои расспросы с видимым удовольствием.

-- А вот посмотрим. Когда я приехала домой в прошлом году, я была сначала весела, потом грустна, потом занялась делом, а теперь просто счастлива. Не знаю почему, но мне кажется, что скоро все изменится. Я готовлюсь к этому, хотя, может быть, и бессознательно, -- она перевела задумчивый взгляд на горы, как будто оттуда ждала перемен.

Мэк внимательно смотрел на нее, размышляя, сколько еще лепестков должно развернуться, чтобы на свет Божий явилась золотистая сердцевина этого человеческого цветка. Ему вдруг захотелось, чтобы она поскорее раскрылась. Он не нашел ничего лучшего, как предложить то, что принесло пользу ему самому. Взяв в руки другую книгу, он открыл ее на странице, заложенной дубовым листом, и сказал, торжественно передавая ей в руки, словно редчайшую драгоценность:

-- Если вы хотите с мужеством и твердостью принять все, что уготовано судьбой, прочтите это и вон там, где загнута страница.

Роза взяла книгу и прочла слово: "Самообладание". Переворачивая страницы, она натыкалась на помеченные места: "Живи для самого себя, а не напоказ"; "Доходи до всего своим умом и никогда не подражай. То, что мы умеем делать лучше всего, и есть дар Создателя"; "Исполняй то, что тебе предназначено, и никогда не рассчитывай на большее".

Наконец она расправила загнутую страницу, озаглавленную "Героизм", и лицо ее просияло: "Молодая девушка с твердыми принципами не станет добиваться внимания к себе любой ценой, но, оставаясь всегда искренней и благородной, сумеет вдохнуть благородство в окружающих ее людей. Ее сердце подскажет ей верный путь и наполнит чистотой и свежестью все ее существо. Итак, друзья! Не бойтесь опасного плаванья, смело идите к своей гавани или носитесь по морям, полагаясь на Божью волю".

-- Вам это близко, не правда ли? -- спросил Мэк, когда она взглянула на него с таким видом, как будто нашла для себя нечто своевременное и нужное.

-- Да, но я никогда прежде не осмеливалась читать "Опыты", считая, что это слишком сложно для меня.

-- По-моему, самые мудрые вещи всегда просты. Никто не может обойтись без солнца и воздуха, но мало кто может объяснить, что это такое. Я не прошу вас прочитать всю эту книгу и понять ее -- я и сам не все понимаю. Прочтите две главы, я их отметил: "Любовь" и "Дружба". А когда прочтете, скажите, как они вам понравились. Я оставлю книгу.

-- Благодарю вас. Мне так хотелось прочесть что-нибудь хорошее, а судя по тому, что я уже прочла, это именно то, что нужно. Только тетя Джесси может подумать, что я задираю нос, когда увидит, что я читаю Эмерсона [65] .

-- Но почему? Эмерсон заставил задуматься многих мужчин и женщин нынешнего века. Не сомневайтесь, берите книгу и следуйте его совету:

Трудись без устали; твоя награда --

Все возрастать от блага к совершенству.

-- Я попробую, -- ответила Роза ласково, чувствуя, что Мэк сам очень быстро продвигался по этому пути.

В эту минуту раздался чей-то возглас: "Привет!", и, оглянувшись, они увидели Джеми, одетого в полотняный костюм, с кульком конфет в одной руке, с крючками для удочки -- в другой. Шляпа у него была лихо заломлена на затылок, глаза лукаво блестели, а весь нос был усыпан бесчисленными веснушками.

-- Как поживаешь, дружище? -- спросил Мэк, кивая ему.

-- Помаленьку. Хорошо, что это ты, а не Арчи. Он в последнее время стал ужасным занудой. Откуда ты взялся? Зачем к нам? Надолго? Хочешь конфету? Очень вкусная!

Джеми сыпал вопросами, подходя к Мэку, протянул руку, как взрослый, и уселся подле своего долговязого двоюродного братца, добродушно предлагая всем свои сладости.

-- Пришли письма? -- спросила Роза, отказываясь от угощения.

-- Множество; но я забыл принести, мне было некогда. Миссис Аткинсон сказала, что кто-то приехал, вот я и побежал сразу сюда, -- с набитым ртом пояснял Джеми, растянувшись на земле и положив голову на ноги Мэка.

-- Я схожу за письмами, почитаем вместе свежие новости, -- и Роза направилась в сторону дома.

-- Из девушек она больше всех на что-то годится, -- заметил Джеми, думая, что Мэку будет приятно это услышать.

-- Я бы тоже так думал, если бы она бегала по моим поручениям, лентяй ты эдакий, -- ответил Мэк, глядя, как кузина уходит по зеленому склону. Было что-то притягательное в ее стройной фигуре, в простом белом платье с черным пояском, в волнистых волосах, собранных высоко на затылке, и даже в небольшом черном банте.

"Она была бы прекрасной моделью для прерафаэлитов [66] . Такая свежая, особенно после всех этих безвкусных созданий в гостиницах", -- думал он, когда она скрылась за калиткой сада.

-- Да, Роза меня очень любит, да и я бываю к ней добр, если у меня есть время, -- продолжал тем временем Джеми. -- Один раз я всадил в ногу рыболовный крючок и позволил ей вытащить его перочинным ножичком, представляешь, какая это была боль? Но я не пикнул, и Роза сказала, что я храбрый мальчик. Потом я заплыл на необитаемый остров, знаешь, посреди пруда, а лодка сама отошла от берега. Я там пробыл больше часа, и никто меня не хватился. Одна Роза догадалась, где я, и стала звать с берега, чтобы я переплыл обратно. Конечно, это недалеко, но там вода ужас до чего холодная, я этого терпеть не могу. Но я все-таки поплыл, правда, у меня ногу судорогой свело, так что Роза вытаскивала меня из воды на берег. Мы промокли до нитки, так что не могли без смеха смотреть друг на друга, и судорога сама прошла. А правильно я сделал, что послушался ее?

-- Она еще и ныряла за таким шалопаем? Я смотрю, ты совсем сел ей на голову! Завтра же заберу тебя домой, -- Мэк повалил мальчишку и начал катать его по сену, чем привел Дульче в совершенный восторг.

Когда Роза вернулась, неся холодное молоко, хлеб и письма, поклонник Эмерсона сидел на дереве и бросал в Джеми зелеными яблоками. Мальчишка бегал под яблоней, тщетно пытаясь отстреливаться. Веселая возня окончилась лишь с приходом тети Джесси, и остаток дня прошел в болтовне о семейных делах.

На другой день рано утром Мэк собрался уходить, и Роза вышла проводить его до старой церкви.

-- Неужели вы всю дорогу пройдете пешком? -- спросила она, когда они шли по свежей утренней росе.

-- Да ведь тут всего двадцать миль, а затем я найму повозку и понесусь к своим занятиям, -- ответил он, сорвав для нее лист папоротника.

-- Вы никогда не чувствуете себя одиноким?

-- Никогда. Вы же помните, со мной всегда мои лучшие друзья, -- и он хлопнул себя по карману, из которого торчал том Торо.

-- Боюсь, что лучшего из них вы оставили здесь, -- Роза намекала на книгу, которую кузен одолжил ей накануне.

-- Я очень рад, что могу с вами поделиться. У меня здесь многое из него осталось, вы скоро это увидите, -- ответил он, ударив себя по лбу.

-- Надеюсь, что это чтение будет мне так же полезно, как и вам. Я пока всего лишь счастлива, а вы так умны и добры, что мне хочется стать такой же.

-- Читайте, вникайте, а потом обязательно напишите, что вы об этом думаете, хорошо? -- сказал Мэк, когда они остановились на перекрестке.

-- Хорошо, только вы отвечайте мне. Будет ли у вас на это время, при ваших серьезных занятиях? Поэзия, то есть я хотела сказать медицина, так увлекательна, -- ответила Роза лукаво. В эту минуту, когда тень от листьев падала на его красивый лоб, она вспомнила их болтовню у старой яблони и подумала, что он совсем не похож на доктора медицины.

-- Я найду время.

-- Прощайте, Мильтон!

-- Прощайте, Сабрина!

Глава XVIII
Что бы это значило?

Роза читала и вникала -- весь месяц, проведенный в такой хорошей компании, стал незабываемым; книга щедро делилась с девушкой своей мудростью, красотой и правдой. Вполне естественно, что молодого человека больше привлекали главы "Героизм" и "Самообладание", а девушка предпочитала "Любовь" и "Дружбу". В уединении, наслаждаясь солнечным светом и тишиной, она перечитывала по нескольку раз эти стихи в прозе и изливала свои впечатления в письмах, которые летали между адресатами с завидной регулярностью.

Роза так наслаждалась перепиской с Мэком, что очень сожалела, когда в сентябре, после возвращения домой, она прекратилась. Мэк писал лучше, чем говорил, хотя и говорил замечательно хорошо, если хотел. Но она не успела выразить ни удовольствия, ни сожаления, потому что большая перемена во внешности Мэка заставила ее забыть обо всем остальном. По какой-то неведомой прихоти кузен постригся и сбрил бороду, и когда явился поздравить Розу с приездом, она едва узнала его. Густые волосы были аккуратно расчесаны, правильный рот и красивый подбородок открыты, это придало его лицу совершенно новое выражение.

-- Вы решили подражать Китсу? -- она не могла разобраться, нравится ли ей перемена в кузене или нет.

-- Я стараюсь быть непохожим на дядю, -- холодно ответил Мэк.

-- А почему, желала бы я знать? -- изумилась девушка.

-- Я предпочитаю быть самим собой, а не слепком другого человека, как бы он ни был хорош.

-- Ну, так вы не достигли своей цели, ибо теперь вы походите на молодого Августа [67] , -- возразила Роза, в целом удовлетворенная, что вместо копны растрепанных волос видит перед собой тщательную прическу.

-- Женщины во всем найдут сходство, -- засмеялся Мэк, не совсем довольный последним сравнением. -- И все-таки, что вы вообще обо мне думаете?

Роза продолжала внимательно разглядывать его с задумчивым видом.

-- Я пока не знаю, вы очень изменились. Я совсем не узнаю вас и хочу познакомиться заново. Конечно, вы выглядите куда лучше, чем раньше. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к новому образу старого друга, -- ответила Роза, отклонив голову в сторону, чтобы разглядеть кузена в профиль.

-- Пожалуйста, только не говорите дяде, почему я постригся. Я ему сказал, что мне было жарко со старой прической, и он одобрил меня. Пусть он остается в этом убеждении. Все уже привыкли ко мне, -- говорил Мэк, расхаживая по комнате с чуть смущенным видом.

-- Хорошо, я ему не скажу. Но не обижайтесь, если я не смогу обращаться с вами по-приятельски. С посторонними мне трудно вести себя свободно, а вы кажетесь совсем чужим. Вот вам и наказание за вашу любовь к оригинальности, -- Роза решила слегка уколоть его, чтобы отомстить за обожаемого дядю.

-- Как угодно! Да я и не собираюсь докучать вам, потому что очень занят. Скорей всего этой зимой уеду в Л., если дядя одобрит. Моя оригинальность не будет надоедать вам.

-- Надеюсь, что вы не уедете! Я только начала узнавать вас, сошлась с вами и мечтала, что мы отлично проведем зиму, читая что-нибудь вместе! Неужели вы должны уехать? -- девушка сразу забыла, что собиралась относиться к Мэку как к постороннему. Говоря все это, она держала его за пуговицу.

-- Это было бы отлично. Но я должен ехать. Я составил себе план и твердо решил привести его в исполнение, -- в голосе молодого человека звучала такая убежденность, что рука Розы разжалась сама собой:

-- Конечно, путешествие всегда приятно, но мне так тяжело провожать то одного, то другого из вас и оставаться здесь одной. Чарли нет более, Арчи и Стив заняты лишь своими сердечными делами, мальчики уехали. Остался один Джеми, чтобы "играть с Розой".

-- Но ведь я вернусь. Вы будете довольны, что я поехал, если я принесу вам мой... -- проговорил Мэк с необычайным оживлением, но вдруг запнулся и закусил губу, как будто сказал слишком много.

-- Ваш что?

-- Я забыл, как много надо времени, чтобы получить диплом, -- он снова начал ходить по комнате взад и вперед.

-- Что ж, мне остается утешаться лишь тем, что в Л. вы встретитесь с Фиби и потом расскажете мне, как у нее дела. Она такая скромная, что не рассказывает и половины. Как она поживает? Приглашают ли ее выступать в концертах этой зимой? Вы напишете мне обо всем этом, не правда ли?

-- О да! Без сомнения, -- Мэк тихо засмеялся, остановившись перед маленькой Психеей, стоявшей на камине. -- Какая хорошенькая вещица, -- прибавил он серьезно, взяв ее в руки.

-- Осторожнее! Дядя подарил мне ее к прошлому Новому году, и я очень люблю ее. Она только что зажгла лампаду, чтобы разглядеть Амура, -- до сих пор он не показывался ей на глаза, -- сказала Роза, приводя в порядок свой рабочий столик.

-- Так ей в пару нужно приобрести и Амура, чтобы она на него смотрела. Она и так терпеливо ждала целый год, -- сказал Мэк в своей новой, не то смущенной, не то дерзкой манере.

-- Вы же знаете, что Амур проснулся и улетел, как только на него попала капля горячего масла. Сколько ей, бедной, пришлось пройти испытаний, чтобы вернуть его обратно!

-- Знаете, она похожа на вас. И прическа, и умный взгляд. Вам так не кажется? -- спросил Мэк, поворачивая к кузине грациозную фигурку.

-- Нисколько. С кем меня только не сравнивали! И с ангелом, и со святой Агнессой, а теперь и с Психеей.

-- Если бы вы могли взглянуть на себя со стороны, когда слушаете музыку, или говорите о чем-то, или взволнованы, вы бы со мной согласились. У вас вся душа отражается в глазах, и вы становитесь совершенной Психеей.

-- Как только заметите такое, скажите, и я посмотрюсь в зеркало. Мне хочется проверить, действительно ли это так, -- развеселилась Роза, разбирая разноцветную шерсть.

Легко ступали вы по летним травам,

В движенье вашем свежее дыханье ветра.

Исчезли быстро, как апрель проходит,

Лишь розы аромат со мной остался... [68]

Бормоча вполголоса стихи, Мэк вспоминал белую фигуру на зеленом склоне, залитую солнечным светом, и негодовал на себя за эту сентиментальность.

Юноша очень осторожно поставил Психею на место и заговорил о серьезных книгах.

После этого несколько недель Роза его почти не видела. Казалось, он наверстывал упущенное время, а когда появлялся, был как-то особенно рассеян и странен. Когда она привыкла к перемене его внешности, то обнаружила, что он сильно изменился и в других отношениях: стал порывистым и иногда сентиментальным. "Что ж, гений начинает понемногу проявляться, как я и предсказывала", -- подумала она про себя.

День рождения Розы, когда ей исполнился двадцать один год, почти не отмечали, так как в семействе продолжался траур. Все особенно нежно обращались с девушкой в этот день, вспоминая, как бедный Чарли любил ее. Ей подарили множество подарков и засыпали добрыми пожеланиями. Маленький кабинет был убран осенними листьями, а на столе красовалось такое множество редких и милых вещиц, что она позабыла о своем богатстве, чувствуя себя щедро одаренной любящими друзьями.

Увидев один из подарков, она не могла не улыбнуться: Мэк прислал ей Амура, но не толстощекого ребенка, а прекрасного стройного юношу с крылышками и с переломленной стрелой у ног. К нему была приложена поэма "К Психее". Роза была поражена красотой стиха, тем более что вместо остроумия, комплиментов или игривости поэт вложил в них нечто возвышенное. Трогательная легенда о Психее и Амуре стала для него предлогом рассказать о девичьей душе, ищущей и тоскующей о любви.

Роза много раз перечитывала поэму, устроившись среди разноцветных осенних листьев, которые украшали комнату, и каждый раз находила в ней новую глубину и прелесть. Вещь была изящной и совершенной в своем роде; дивной музыкой лились слова; перед глазами, словно живые, вырастали поэтические образы. Роза давно уже не придавала значения дорогим подношениям, но в этот подарок Мэк вложил свой вкус и талант, а главное, желание ей понравиться. Весь день родственники приходили поздравить ее, Мэк явился последним.

Когда он пришел, Роза вместе с Дульче любовались прелестным закатом солнца из западного окна. Этот октябрьский вечер выдался замечательно красивым. Роза обернулась на звук шагов и, спустив девочку на пол, пошла навстречу кузену. Красноватый отблеск заходящего солнца озарял ее счастливое лицо.

-- Дорогой Мэк, как хорош ваш подарок! Я не могу иначе отблагодарить вас за него, -- наклонив голову кузена, она поцеловала его в лоб, как целовала всех других в день рождения.

Но этот поцелуй произвел странное действие: сначала Мэк покраснел, потом побледнел. Роза прибавила шутливо, думая приободрить скромного поэта:

-- Никогда больше не говорите, что вы не пишете стихов, и не называйте их дрянью. Я знала, что в вас есть искра гения, а теперь убедилась в этом!

Тут Мэк не выдержал и как бы против своей воли воскликнул:

-- Это не гений, это -- любовь!

Роза вздрогнула, испуганная необычным состоянием кузена, а он с усилием, странным голосом прибавил:

-- Я не собирался говорить об этом, но не могу больше терпеть. Я должен сказать вам всю правду. Не нужно больше целовать меня как двоюродного брата, потому что я люблю вас, люблю всей душой!

-- О Мэк, не шутите! -- Роза не могла поверить своим ушам.

-- Я совершенно серьезен, -- твердо ответил он. Если бы не бледное, взволнованное лицо, можно было бы усомниться в его словах. -- Сердитесь, если хотите, я знал, что вы рассердитесь, потому что еще слишком рано об этом говорить. Быть может, мне следовало ждать еще годы, -- но вы казались такой счастливой, и у меня явилась надежда, что вы забыли...

-- Забыла что?

-- Чарли.

-- Как вы все ошибаетесь! На самом деле моя любовь к нему была не настолько сильной! -- с досадой воскликнула она, уставшая от утвердившегося заблуждения родни на этот счет.

-- Но можно ли было думать иначе? В нем было все, чем восхищаются женщины! -- в словах Мэка звучала не горечь, а искреннее изумление.

-- Слабость в людях никогда меня не восхищала. Я не смогу любить человека, не доверяя ему и не уважая его. Поверьте мне! Мне так наскучило, что все меня жалеют.

Признание Мэка взволновало девушку гораздо сильнее, чем многословные излияния Чарли, хотя она сама не сознавала, почему.

-- Но он так любил вас! -- Мэк чувствовал себя так, как будто перед ним внезапно рухнула несокрушимая крепость, но не смел переступить через руины.

-- В том-то все и дело! Именно поэтому я старалась полюбить его. Я надеялась, что он сможет справиться со своими пороками хотя бы ради меня. Но спасти его было не в моих силах. Вот почему я так часто была молчалива и задумчива: я не могла справиться с презрением к его слабости. Я не знаю, как это бывает у других, но я должна тянуться за любимым человеком, а не снисходить к нему. Одной любви мне слишком мало. Он должен стать моей опорой и защитой, чтобы я могла положиться на него, доверять и уважать его. Чарли был совсем не таким, а я знала, что не смогу жить без этого.

-- Ваш идеал слишком высок. Вы надеетесь найти его, Роза? -- Мэк со скромностью искренней любви считал, что не сумеет соответствовать ее требованиям.

-- Да, -- ответила она со свойственной юности верой в добродетель, которую многие из нас с возрастом утрачивают, а затем вновь стремятся обрести, получив от жизни немало жестоких уроков. -- Я надеюсь найти его, потому что не ищу совершенства и не капризничаю. Смейтесь, если хотите, но я не откажусь от своей мечты, -- она пыталась говорить шутя, надеясь отвести его от опасной темы.

-- Я боюсь, что вам долго придется искать его, -- весь румянец исчез с лица Мэка, потому что он понял желание кузины и знал, какой ответ может получить.

-- Дядя мне поможет, и я думаю, что мой идеал -- не пустые мечтания. Я с детства видела его перед собой и точно знаю, что такие люди существуют на самом деле.

-- Нет смысла продолжать этот разговор, потому что мне еще нечего предложить вам. Я не должен был начинать его, пока не заслужу права рассчитывать на что-то взамен. Правда, я уже не могу взять свои слова обратно. Что ж, Роза, я желаю вам успеха, вы заслуживаете самого лучшего, -- и Mэк сделал движение, будто хотел уйти, приняв неизбежное со всем мужеством.

-- Спасибо, что заставили меня почувствовать, какая я злая и неблагодарная. Но на самом деле я могу сказать вам в ответ, что по-своему люблю вас, -- и Роза посмотрела на Мэка с таким нежным сочувствием и симпатией, что в сердце бедняги заблестел луч надежды. В своей обыкновенной чудаковатой манере он сказал:

-- Возьмите меня на пробу, пока не нашелся настоящий герой! Могут пройти годы, прежде чем вы его найдете, а пока можете практиковаться на мне, это вам потом пригодится.

-- О Мэк! Что мне с вами делать! -- Роза не знала, смеяться ли ей или плакать. Это было самое странное предложение руки и сердца, но в глазах молодого человека ясно читалось искреннее чувство.

-- Продолжайте любить меня по-своему, а я буду любить вас по-своему. Я постараюсь удовлетвориться этим, -- Мэк взял обе ее руки с таким умоляющим видом, что она чувствовала себя более неблагодарной, чем когда-либо.

-- Нет, это нехорошо. Вы будете любить сильнее. А вдруг явится мой герой, что тогда станется с вами?

-- В одном я буду похож на дядю Алека -- в верности, потому что моя первая любовь будет и последней.

Эти слова глубоко тронули Розу. Она молча смотрела на сильные руки, державшие ее крепко и нежно. В ее голове промелькнуло: "Неужели он будет одинок всю свою жизнь? Моя мать встретилась с отцом, а у меня нет любимого человека. Почему бы мне не сделать его счастливым, забыв о себе?"

Роза отдавала себе отчет, что сострадание не заменит любви, но такая участь не казалась ей тяжелой. Она могла бы сделать Мэка счастливым, не любя его, и эта мысль казалась все более заманчивой, но все же девушка решила от нее отказаться.

-- Я надеюсь, что в этом вы будете счастливее дяди. Наверняка у вас тоже есть свой идеал, вы найдете его и будете счастливы, -- она отогнала от себя минутную слабость, оставшись верной голосу совести.

-- Я нашел свой идеал, но не вижу ни малейшей надежды на счастье. А вы? -- спросил он с сожалением.

-- Мэк! Я не могу дать вам той любви, какой вы желаете, но я доверяю вам и уважаю вас от всего сердца. Пусть это послужит вам утешением... -- сокрушенно начала Роза, зная, какую боль причинит ее ответ.

Но неожиданно Мэк прервал ее. Он отошел на шаг, выпрямился и, вдохновленный надеждой, весь просиял.

-- Да, большим утешением! -- сказал он с такой благодарностью, что глубоко тронул ее. -- Вы сказали, что ваша любовь должна основываться на уважении и что вы меня уважаете. Значит, есть надежда заслужить и большее! Сейчас я ничто, но все возможно для того, кто любит всем сердцем. Роза, я сделаюсь вашим героем! Пусть это будет трудно, пусть на это уйдут целые годы, но я заставлю вас полюбить меня. Не бойтесь, я не лишился рассудка. Напротив, я только что приобрел его. Я больше не стану говорить вам о своих надеждах, но ничто не заставит меня потерять их. Я должен попробовать и уверен в успехе!

С последними словами, одержимый этой идеей, с блестящими глазами и горящим лицом, Мэк неожиданно покинул комнату, с твердым намерением немедленно взяться за дело.

Роза была настолько поражена всем этим, что присела на стул с дрожью в коленях, не от страха или гнева, а от какого-то болезненного и вместе с тем приятного чувства. Она ощутила новый терпкий и сладкий вкус силы, вошедшей в ее жизнь. Казалось, вместо давно знакомого Мэка тут был какой-то другой человек, готовый на все, чтобы воплотить свою безумную надежду на чудо. Если надежда так разительно изменила его на минуту, то не может ли счастье изменить и на всю жизнь?

"Это будет захватывающий эксперимент, и он стоит того, чтобы рискнуть", -- подумала девушка, вспоминая, как преобразилось знакомое ей лицо, каким оно стало удивительным и прекрасным. У нее никогда не было подобного поклонника. Это было лестно и трогательно, Роза гордилась такой великодушной любовью, потому что только любовь могла укрепить Мэка, дать ему мужество, чтобы не впасть в отчаяние, и надежду заслужить взаимность, не считаясь со временем.

Была какая-то особенная прелесть в таком ухаживании. Роза старалась угадать, как Мэк будет вести себя при следующей встрече, и почти сердилась на себя, не зная, как ей держать себя. В конце концов, она окончательно запуталась. Твердо убежденная в гениальности двоюродного брата, она не могла представить его влюбленным, да еще так страстно. Устав строить пустые предположения, Роза отнесла Дульче в кроватку, жалея, что нельзя так же просто освободиться от сердечных тревог, как от этой приятной, засыпающей у нее на руках ноши.

Мэк снова удивил кузину, буквально сдерживая свое обещание. Он вел себя просто и по-дружески, как будто ничего не случилось. Впрочем, временами девушка нечаянно ловила на его лице неописуемое выражение, а случайный взгляд обдавал ее солнечным светом. Тогда она невольно прятала глаза, краска бросалась в лицо, а сердце билось быстрее. Мэк ничего не говорил, но вокруг все как-то менялось в его присутствии. Он не прибегал ни к каким уловкам влюбленных, чтобы поддержать зарождающуюся искру, но Роза всегда помнила, что под невозмутимой наружностью скрывается огонь, готовый выйти наружу от одного ее прикосновения или слова.

Это опасное знание было сильным искушением для Розы. Сознавая свое могущество, она ежедневно боролась с соблазном испытать его. Прежде ей не приходилось чувствовать ничего подобного. С Чарли все было иначе: он постоянно требовал от нее слишком многого или стеснял слишком щедрыми предложениями.

Мэк любил ее -- молча, терпеливо, с надеждой, -- и это было красноречивее всего для такой чуткой натуры, как Роза. Ей не приходилось ни отказывать, ни негодовать, потому что ее ни о чем не просили; не нужно было выказывать холодности, потому что он ничего себе не позволял; не было причин для сожаления, потому что он ни на что не жаловался. Оставалось быть такой же справедливой и верной, как он, и терпеливо ждать, чем все закончится.

Сначала девушку развлекала новизна их отношений, она не поддерживала огня, ожидая, что любовь умрет, если не питать ее. Однако чувство Мэка как будто набирало силы из воздуха. Наконец, и Роза ощутила в себе властную нежную силу. Если бы Мэк не сказал ей, что заставит полюбить себя, она бы уже сдалась. Теперь же девушке казалось, что в ней говорит сострадание, и она сопротивлялась этому изо всех сил.

В последнее время ею овладела непонятная тревога. Настроение менялось как апрельская погода. Доктор Алек был бы крайне изумлен, если бы узнал о новых прихотях своей воспитанницы. Конечно, он догадывался, в чем дело, но ни о чем не расспрашивал. Ему было хорошо известно, что это лихорадочное состояние не требует вмешательств извне, а лекарства могут принести больному вред. Все остальные занимались своими делами. Тетушка Изобилие вновь мучилась ревматизмом, ей было не до любви. В этом году рано наступили холода, и старая леди не выходила из своей комнаты целыми днями, за ней ухаживала Роза.

Мэк собирался уехать в ноябре, и Роза была этому рада. Она решила, что молчаливое обожание вредит ей, отвлекая от намеченных на этот год планов. Что за польза читать серьезные книги, если мысли постоянно возвращались к эссе о "Дружбе" и "Любви"? Зачем рисовать античные статуи, если все мужские головы походили на Амура, а женские -- на Психею, стоящих на камине? К чему играть на фортепиано, если все упражнения оканчивались любимой весенней песенкой, хотя и без птичьих трелей Фиби. Больше всего теперь ей нравилось общество Дульче, потому что девочка редко говорила и не мешала размышлениям. Любому общению Роза предпочитала возню с красной фланелью [69] , камфарой и экстрактом для тетушки Изобилие. Приступы тревоги утихали лишь во время долгих уединенных прогулок на маленьком пони.

Наконец Роза решилась поговорить обо всем с доктором Алеком. Она выбрала момент, когда Мэк обычно отсутствовал, и отправилась в кабинет к дяде, вооружившись неочиненным пером.

-- Дядя, не могли бы вы очинить мне перо [70] ? -- спросила она, заглядывая в дверь, чтобы убедиться, что опекун один.

-- Да, дорогая, -- ответил голос, до такой степени похожий на голос доктора, что она немедленно вошла.

Девушка прошла несколько шагов и остановилась: голова, торчащая из-за высокой конторки, была не кудрявой и седой, а темноволосой и гладко причесанной. Мэк! Роза вовсе не боялась встречаться с ним наедине, но искренне огорчилась, потому что с трудом настроилась на серьезный разговор, которому уже не суждено было состояться.

-- О, не прерывайте занятий, мне не к спеху, -- она не знала, остаться ли ей или уйти.

Мэк взял у нее из рук перо, улыбнулся и спросил:

-- Потверже или помягче?

Роза рассеянно ответила:

-- Потверже, пожалуйста. Я рада, что вы это делаете, -- прибавила она, заражаясь спокойствием и с неженской точностью улавливая суть его занятий.

-- Я рад, что могу это сделать.

-- Я говорю не о пере, а о романе, который советовала написать, -- Роза показала глазами на лежащий на конторке исписанный лист.

-- Это конспект лекции о кровообращении, -- ответил он, пряча написанное от ее взгляда. -- Я не пишу роман, но переживаю его, -- сказал Мэк с таким счастьем и надеждой, что в груди девушки мгновенно вспыхнул пожар.

-- Прошу вас, не смотрите на меня так, это меня нервирует, -- Роза недавно вернулась с верховой прогулки и ее беспокоило, не сильно ли нос и щеки покраснели от холодного воздуха.

-- Постараюсь. Может, так будет лучше? -- Мэк с серьезным видом нацепил на нос синие очки, которые иногда носил в ветреную погоду.

Роза не смогла удержаться от смеха, но еще больше разозлилась от такой покорности. Ей было отлично известно, что сквозь синие стекла кузен мог так же безнаказанно наблюдать за ней.

-- Нет, не нужно. Они не идут вам, да и я не хочу казаться синей, когда я вовсе не такая!

-- О нет, мне сейчас все представляется в розовом свете, -- Мэк снял очки и положил в карман, исполняя капризы своего кумира.

-- Довольно, мне надоели эти глупости. Они сердят меня, а вы из-за них теряете время.

-- Да я никогда не занимался с большим усердием. Неужели вас в самом деле тревожит, что я люблю вас? -- в голосе кузена слышалось беспокойство.

-- Разве вы не видите, какой я сделалась раздражительной? -- девушка направилась к двери, чувствуя, что разговор идет не так, как ей хотелось бы.

-- Если хочешь сорвать розу, будь готов пораниться о шипы. Я буду ждать и десять лет -- казалось, такой срок ничуть не смущал настойчивого поклонника.

-- Мне совсем не нравится чувствовать себя любимой, -- протестовала Роза, не в силах справиться с этой непобедимой надеждой.

-- Ни вы, ни я не можем тут ничего сделать. Так будет продолжаться, пока вы не выйдете замуж, а потом... Потом, думаю, я возненавижу весь мир, -- и перо нечаянно раскололось в руках Мэка.

-- Пожалуйста, не делайте этого!

-- Не делать чего -- не любить или не ненавидеть?

-- Ни того, ни другого. Вам нужно увлечься кем-нибудь другим. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек, готовых сделать вас счастливым, -- Роза пыталась как-нибудь закончить этот разговор.

-- Это слишком легко. Ради своего благополучия я готов потрудиться. Чем тяжелее труд, тем более ценны его плоды.

-- А если я стану к вам благосклонной, вы перестанете добиваться меня? -- спросила Роза, ища лекарства от страсти, которая и трогала, и мучила ее.

-- Попробуйте и увидите, -- предательский взгляд Мэка ясно показывал, что она ошибается в расчетах.

-- Нет, я лучше займусь чем-нибудь и так углублюсь в занятия, что совсем забуду об вас.

-- Не думайте обо мне, если это тревожит вас.

-- Но я не могу удержаться... -- Роза очень желала вернуть назад эти слова, но было поздно, и она поспешно прибавила: -- То есть я не могу перестать желать, чтобы вы забыли обо мне. Меня очень огорчает то, что я в вас ошибалась.

-- Да, поэзию вы принимали за любовь, а теперь хотите поэзии, когда у меня нет ничего, кроме любви. Вас обрадует, если будет и то и другое вместе?

-- Попробуйте и увидите.

-- Я сделаю все, что в моих силах. Нужно вам что-нибудь еще? -- готовый ради нее на любые подвиги, он совсем позабыл о ее ничтожном поручении.

-- Раз вы заговорили об этом, мне очень хочется знать: прошлым летом, когда читали мне поэму Китса, вы были влюблены в меня?

-- Нет.

-- Когда же вы... -- Роза невольно улыбнулась такому нелестному чистосердечию.

-- Разве я могу точно сказать? Может быть, именно тогда это и началось. Ведь чтение привело к тому, что мы стали переписываться, и ваши письма показали мне, какая у вас прекрасная душа. Я был так счастлив, когда узнал эту душу! Я мечтал, чтобы вы скорее вернулись домой, и старался, чтобы вы увидели, что я изменился к лучшему, так же как и вы. Когда я увидел вас осенью, для меня все было решено: я любил вас всей душой и высказал это. Вот и все, Роза.

История была короткая, но голос Мэка звучал так просто и правдиво, что Розе страстно захотелось сказать те слова, которых он ждал. Она опустила голову, не в силах выносить взгляд его больших темных глаз. В ту минуту, когда она собралась с духом, чтобы сказать "да", ее взор упал на старую маленькую скамейку. Такие мелочи иногда странно действуют на женщин, особенно когда они взволнованы. Скамейка живо напомнила ей Чарли, и в голову хлынул поток воспоминаний о той новогодней ночи, которую ей никогда не хотелось вспоминать.

"Мне тогда казалось, что я люблю Чарли, и я дала ему это понять, но обманывала себя. Сколько раз он упрекал меня за один-единственный нескромный взгляд? Сейчас я нахожусь под властью совсем другого чувства, слишком нового и внезапного, чтобы доверять ему. Я должна сначала проверить себя, потому что любовь Мэка глубже любви бедного Чарли, и я должна быть предельно честной".

Она мгновенно покорилась этому побуждению, уверенная, что оно правильно. Пауза вслед все тянулась, Роза стояла с пылающими щеками, опустив глаза. Глупое положение, но Мэк сразу заметил ее колебания и начал надеяться, что достиг своей цели. Однако Роза словно окатила холодной водой пылающий в нем огонь, укротив, но не потушив его. Она подняла глаза и решительно заявила:

-- Я пришла сюда, чтобы попросить дядю посоветовать вам уехать поскорее. Вы очень терпеливы и покорны. Но нельзя ставить свое счастье в зависимость от другого человека, а для меня вредно сознание, что я имею столько власти над вами. Уезжайте, Мэк, проверьте, не ошибаетесь ли вы сами. Пусть ваши занятия не зависят от ваших чувств ко мне. Все может кончиться так же внезапно, как началось, и тогда не избежать охлаждения нашей дружбы и взаимных упреков. Пожалуйста, уезжайте! Я так люблю и уважаю вас, что не могу быть счастливой, взяв все и ничего не давая. Мне нужно подумать... Узнать...

Роза начала бойко, но закончила с некоторым смущением и пошла к двери, потому что лицо Мэка вдруг просияло. Когда девушка пробормотала последние слова, он в душе засмеялся, с восторгом принимая приказание уехать.

-- Не говорите, что вы ничего не даете. Вы только что доказали, что заботитесь обо мне. Я уеду, и уеду скоро. Посмотрим, не поможет ли вам разлука "подумать, узнать и убедиться", так же как и мне. Как я хотел бы сделать для вас еще больше, если бы мог. Прощайте!

-- Вы сейчас уходите? -- Роза остановилась и оглянулась с изумлением, когда он подал ей поломанное перо и отворил дверь, как всегда делал доктор Алек, потому что, вопреки своему желанию, Мэк очень походил на "лучшего дядю на свете".

-- Нет еще, но, кажется, вы собирались выйти.

Роза покраснела, как маков цвет, и, схватив перо, побежала наверх, где в лихорадке перепортила все новые носовые платки тетушки Изобилие, по рассеянности наметив на них инициалы Мэка -- А. М. К.

Через три дня Мэк объявил о своем отъезде. Никто не удивился, что он собрался так поспешно, это было в его манере. Лекции знаменитого профессора стали хорошим предлогом для поездки в Л. Дядя Алек скромно исчез в последнюю минуту и велел передать, что приедет проводить отъезжающего прямо на станцию. С тетушкой Изобилие Мэк попрощался у нее в комнате. Роза встретила его в зале, всем видом показывая, что не хочет его задерживать. Она немного боялась нового свиданья, потому что глупо вела себя в прошлый раз, и напустила на себя спокойный и ласковый вид, надеясь, что выглядит вполне убедительно. Мэк опять удивил ее, сказав весело:

-- Прощайте, кузина; пишите, когда вам вздумается, -- пожал ей руку и вышел из дома так беззаботно, как будто они расставались на один день, а не на три месяца.

Роза точно получила удар в самое сердце. Стараясь оставаться небрежной, она сказала себе: "Это вовсе не любовь, а всего лишь причуды гения!"

В этот момент она обернулась, почувствовав порыв холодного воздуха. Кто-то в теплом пальто обнял ее и крепко прижал к себе, а потом исчез так же быстро, как появился. Девушка поспешно скрылась в своей комнате и торжествующим, дрожащим голосом поделилась с Психей:

-- Нет, дело не в гении. Это, должно быть, любовь!

Глава XIX
У фонтана

Дня через два после Рождества молодой человек серьезной наружности входил в одну из больших церквей города Л. Сев на указанное ему место, он слушал богослужение с благочестием, достойным похвалы, и в особенности музыку, которая, по-видимому, доставляла ему большое удовольствие. Джентльмен, сидевший подле него, заметив это, решил побеседовать с незнакомцем по окончании службы.

-- Прекрасная проповедь! Вам прежде доводилось слушать нашего пастора, сэр? -- начал он, когда они выходили вместе с другими. Молодой человек как будто медлил, осматривая старинное здание.

-- Очень хорошая. Нет, сэр, не имел удовольствия. Я много слышал об этом старинном здании и очень рад, что попал сюда. У вас здесь замечательный хор, -- продолжал приезжий, поглядывая на дамские шляпки за полуоткрытой портьерой.

-- Лучший во всем городе! Мы гордимся нашей музыкой и всегда стараемся подбирать лучших исполнителей. Многие приезжают сюда, только чтобы послушать их, -- вид старого джентльмена показывал, что у них на хорах поют исключительно херувимы и серафимы.

-- Кто здесь контральто? Соло было восхитительным, -- молодой человек остановился прочесть вывешенное на стене объявление.

-- Мисс Мур. Она приехала к нам около года назад и с тех пор всех приводит в восхищение своим талантом. Прелестная молодая леди. Не знаю, как мы без нее раньше обходились. Она превосходно поет в ораториях [71] . Вам никогда не приходилось ее слышать?

-- Никогда. Она, кажется, приехала из X.?

-- Да, и с очень хорошими рекомендациями. Она была воспитанницей в одной из самых почтенных тамошних семей, по фамилии Кэмпбелл. Если вы приехали из X., должны знать их.

В этот момент молодой человек заметил высокую леди, сходящую по ступеням церкви со смиренным выражением красивых глаз, в руках она несла молитвенник.

-- Да, мне приходилось встречаться с ними. Всего хорошего! -- молодой человек торопливо раскланялся и поспешил за леди. Он едва успел окликнуть девушку, когда она поворачивала в боковую улицу:

-- Фиби!

Одним словом он произвел чудесное превращение: мгновенно исчезло отрешенное выражение, девичье лицо внезапно потеплело и расцвело ярким румянцем, в нем зажегся какой-то волшебный свет. Она обернулась и счастливо воскликнула:

-- Арчи!

-- Сегодня истек ровно год. Я говорил, что приеду. Вы забыли?

-- Нет. Я знала, что вы приедете.

-- Пойдемте в сквер, там и поговорим.

Старый сквер был довольно мрачным и запущенным. В центре его находился заколоченный квадратный фонтан, в блеклой траве желтели пятна опавшей листвы, с которой играл холодный осенний ветер. Но для наших влюбленных это был земной рай. Взявшись за руки, они бродили по аллеям, освещенные призрачным осенним светом, и были так поглощены друг другом, что совершенно не замечали, с каким любопытством смотрят на них скучающие горожане.

-- Фиби, готовы вы теперь вернуться домой? -- спросил Арчи, нежно глядя на печальное личико и удивляясь, почему не все женщины носят маленькие черные бархатные шляпки с темно-красным цветком.

-- Нет. Я еще мало сделала, -- Фиби чувствовала, как трудно ей держаться принятого год назад решения.

-- Вы доказали, что можете сами содержать себя, приобрести друзей и заслужить уважение. Никто не может отрицать этого, и мы все гордимся вами. Чего же вам еще нужно, дорогая?

-- Я сама не знаю, но я очень честолюбива. Я хочу стать знаменитой, сделать что-то очень важное для вас всех, чем-то пожертвовать ради Розы... Дайте мне еще потрудиться. Я чувствую, что пока не заслужила приема, которого жду, -- Фиби была так серьезна, что Арчи не стал уговаривать ее, это было бы бесполезно. Пока он благоразумно удовлетворялся крупицей счастья, поскольку не мог получить всего.

-- Вы гордая девушка! Но за это я люблю вас еще больше и понимаю ваши чувства. Роза заставила меня взглянуть на вещи вашими глазами. Неудивительно, что вы не можете забыть колючих взглядов наших теток и оброненных ими обидных слов. Я буду терпелив, но с одним условием, Фиби.

-- С каким?

-- Вы должны позволить мне иногда приезжать сюда и носить вот это, чтобы не забыть меня, -- он вынул из кармана кольцо.

-- Хорошо, Арчи, но только не здесь... Не теперь! -- Фиби взволнованно осмотрелась вокруг, вдруг вспомнив, что они не одни.

-- Никто нас здесь не увидит. Я подумал об этом. Подарите мне хотя бы одну счастливую минуту после долгого года ожидания, -- Арчи остановился как раз в том месте, где фонтан скрывал их от посторонних глаз. За ним высились лишь стены домов.

Фиби покорилась, и он поспешно надел ей на палец гладкое золотое кольцо. Затем одна ее ручка скрылась в муфте, а другая доверчиво вернулась на свое прежнее место, в сильную мужскую ладонь. У этой трогательной сцены не было свидетелей, влюбленные вышли из-за фонтана и продолжили свою прогулку.

-- Теперь я спокоен, -- проговорил Арчи. -- Мэк писал мне, что вы приводите в восторг всех, кто слышит ваше пение, и что к вам начал свататься некий богатый холостяк. Признаться, я ужасно ревновал, но теперь успокоился.

Фиби улыбнулась с неповторимой смесью гордости и смирения:

-- Вам нечего бояться! Даже король не заставил бы меня забыть о вас, приехали бы вы или нет. Но Мэку не следовало писать вам всякие сплетни!

-- Теперь вы можете ему отомстить. Раз он вас выдал, я расскажу его тайну. Он влюблен в Розу! -- Арчи взглянул на любимую, ожидая произвести фурор этой новостью.

-- Я знала это, -- улыбнулась Фиби.

-- Так она рассказала вам об этом? -- Арчи был несколько разочарован.

-- Она не говорила ни слова. Я сама догадалась. Последнее время она ничего не писала о Мэке, а раньше то и дело упоминала о нем. Я сразу поняла, что значит это молчание, и ни о чем не расспрашивала.

-- Какая вы умница! А как вам кажется, она не совсем равнодушна к этому славному малому?

-- Конечно. Разве он вам не говорил?

-- Нет. Перед отъездом он сказал: "Береги мою Розу, а я буду беречь твою Фиби", -- и больше я ничего не смог от него добиться, хотя и допрашивал. Он непоколебимо держался и успевал еще ограждать меня от тети Джейн, которая сводила с ума своими советами. Я хотел предложить ему помощь в сватовстве, но он просил меня не вмешиваться и предоставить ему самому вести свои дела. Должен признать, он знает, что делает, -- Арчи с удовольствием сплетничал со своей возлюбленной.

-- Дорогая моя хозяюшка! Как она себя держит? -- Фиби очень хотела все знать о Розе, но не смела задавать ей вопросов. Она с благодарностью вспоминала, как в прошлом году Роза молча наблюдала за развитием их отношений с Арчи и ни о чем не спрашивала, -- а это величайшая жертва, какую может принести женщина.

-- Очень мило, застенчиво и очаровательно. Я старался не замечать, но, право, ничего не мог с собой поделать -- иногда она так трогательно по-девичьи лукавила. Когда я приносил ей письмо от Мэка, она изо всех сил прятала свою радость. Глядя на это, мне хотелось засмеяться и признаться, что я все знаю. Но я напускал на себя глупый вид, будто ничего не вижу, как сова днем. Я еле сдерживал улыбку, наблюдая, как она мирно наслаждалась своим письмом и думала, что я так поглощен своей собственной страстью, что совсем не замечаю, что с ней происходит.

-- Но почему Мэк уехал? Он говорит, что из-за лекций, но я уверена, что тут какая-то другая причина -- он выглядит таким счастливым. Я редко вижу его, но когда мы встречаемся, я все не могу отделаться от ощущения, что это совсем не тот Мэк, которого я оставила год тому назад, -- сказала Фиби, уводя Арчи из сквера. Оставаться там дольше не позволяли приличия, кроме того, было очень холодно, да и послеобеденная служба в церкви должна была начаться через час.

-- Вы же знаете, что наш Мэк всегда был особенным. Он и рос не таким, как другие. Он для меня до сих пор загадка. Я уверен, что он вынашивает какой-то план, о котором никто не подозревает, разве что дядя Алек. Мы все становимся чудаками, когда влюбляемся, а наш Дон Кихот наверняка отличится чем-нибудь особенным. Будьте готовы поддержать его, что бы он ни придумал. Так же, как он когда-то поддержал нас.

-- Конечно. Если Роза когда-нибудь решится заговорить с вами о своих чувствах, передайте ей, что я буду приглядывать за ее Мэком, а она пусть позаботится о моем Арчи.

Необычное проявление нежности со стороны столь сдержанной Фиби естественным образом перевело беседу на более личные темы. Арчи принялся строить воздушные замки с таким увлечением, что они прошли мимо земного жилища Фиби, не заметив этого.

-- Хотите войти? -- спросила Фиби, когда они вернулись к ее порогу. Он скромно выпустил ее руку, потому что когда она позвонила в дверь, из окон сразу высунулись любопытные соседи.

-- Нет, благодарю вас. После обеда я вернусь в церковь. Я должен завтра уехать рано утром, поэтому, чтобы не терять драгоценного времени, прошу позволения снова проводить вас сегодня вечером домой, -- раскланивался Арчи, вполне уверенный в согласии.

-- Хорошо, -- и Фиби исчезла, нехотя затворяя дверь, как будто ей приходилось запираться от целого потока любви и счастья, переполняющего сердце ее возлюбленного.

Молодой человек весело шагал вдоль улицы, напевая себе под нос старинную песенку:

Пусть чистая песня летит к небесам,

Пусть дарит им благословенье.

Оттуда все блага спускаются к нам,

И радость, и свет вдохновенья.

Пусть ангелы вместе с сынами Земли

Возносят Творцу песнь великой любви.

В этот день мисс Мур пела в церкви как никогда, она поразила своих слушателей небесной высотой исполнения "Inflammatus" [72] в оратории.

-- Если это не гений, то что тогда? -- сказал один молодой джентльмен другому, когда они выходили после службы.

-- Отчасти гений, но главным образом -- любовь. Это великая сила, она способна творить чудеса, если только научишься управлять ею! -- в глазах его собеседника читалась жажда попробовать свои силы, чтобы укротить эту бессмертную силу.

-- Ты совершенно прав. Я не могу сейчас остаться с тобой, она ждет меня. Прощай, Мэк!

-- Господь с тобой, Арчи!

И двоюродные братья расстались. Один -- чтобы писать до полуночи, а другой -- чтобы проститься со своей Фиби, которой и в голову не приходило, что очень скоро она заслужит такой прием в семье Арчи, о котором не могла даже мечтать.

Глава XX
Что сделал Мэк

Между тем Роза старалась разобраться в своих чувствах к Мэку. Она никак не могла соединить его новый образ со старым. Мысль любить чудаковатого и рассеянного Мэка прежних лет казалась ей невозможной и абсурдной. Новый Мэк -- живой, талантливый, страстный -- приводил ее в изумление. Казалось, какой-то незнакомец пришел и покорил ее сердце, но прежде чем признать свое поражение, она должна была его получше узнать.

Роза с детства хорошо относилась к Мэку и была к нему привязана. Дружеская симпатия перешла в глубокое уважение к уму молодого человека, а теперь в ее душе зародилось нечто более теплое. Роза все сомневалась: было ли это преклонение перед талантом или любовь, возникшая в ответ на любовь.

К Новому году, словно разрешая все сомнения, Мэк прислал маленькую книжку в роскошном переплете, но со скромным заглавием "Песни и сонеты". Роза читала ее с возрастающим удивлением и восторгом. Тот, кто написал ее, был настоящим поэтом, вне всякого сомнения. Девушка не была компетентным критиком, но неплохо разбиралась в поэзии и могла отличить подделку. Стихи были действительно благозвучны, а их кажущаяся простота указывала на мастерство автора и безупречное владение словом.

В сборнике не было набивших оскомину обращений "К моей даме" или многословных фраз, которые теперь в моде. "Моя книга должна пахнуть хвоей и гудеть, как рой пчел" [73] , -- эти слова как будто стали девизом творчества Мэка. Все оно было проникнуто свежестью, словно автору открылись сокровенные тайны природы и он сумел облечь их в стихи. Долго еще звучали в памяти девушки изящные и удивительно мудрые сонеты, доказывающие, что "гений божественен, когда молод" [74] .

Книга была небезупречной, но в то же время многообещающей. Было очевидно, что Мэк не зря общался с замечательными людьми, читал хорошие книги, ценил прекрасное и упорно занимался самосовершенствованием. Все это вошло в его характер и расцвело в поэзии правдой и добродетелью, а без них стихи мертвы, как цветок без аромата. Критики более искушенные, чем Роза, чувствовали это и восхищались; самые пристрастные из них не отказывали в похвале поэтическому дебюту. Не то чтобы Мэк стал знаменитостью, но о нем много говорили. Кто-то хвалил, кто-то ругал, однако никто не мог оставаться равнодушным к молодому оригинальному поэту. Маленькую книгу зачитывали до дыр -- эти потертости лучше всего доказывали, что она была написана не напрасно.

Все это время Роза довольствовалась тем, что читала отзывы в журналах и с нетерпением ждала писем от Фиби. Мэк теперь писал редко и почти ничего не рассказывал о себе. Все, что Фиби могла выведать у него при случайных встречах, она добросовестно передавала в письмах Розе.

Примечательно, что обе стороны в переписке тщательно избегали нескромных вопросов. Письма были заполнены сведениями о возлюбленных друг друга. Фиби писала о Мэке, Роза передавала в ответ мельчайшие подробности об Арчи. Обе вскользь сообщали о своих собственных делах как о чем-то несущественном.

Фиби с нетерпением ждала писем от своей маленькой хозяюшки, получая от них особенное удовольствие. Сама того не желая, Роза все время себя выдавала. После выхода в свет "Песен и сонетов" в ее письмах стало проскальзывать нетерпеливое желание, чтобы Мэк поскорее вернулся домой, и некоторая ревность к занятиям и обязанностям, которые отдаляют его приезд.

Она чрезвычайно гордилась своим поэтом и радовалась, что ее пророчество исполнилось. Даже тетушка Изобилие вынуждена была признать, что мальчик неглуп. Счастливая Роза во всеуслышание зачитывала любую похвалу в его адрес и с горячностью защищала от всех критиков. Вся родня с приятным волнением наблюдала за первым полетом своего гадкого утенка, который, по общему мнению, стал самым многообещающим лебедем в стае.

Тетя Джейн была особенно забавна в роли матери неоперившегося поэта. В ней было что-то от наседки, один из цыплят которой неожиданно поплыл по воде. Она добросовестно перечитывала его стихи, напрасно пытаясь понять и оценить их. Вся ее жизнь была совершеннейшей прозой, и она все недоумевала, откуда у Мэка взялся такой талант. С каким трепетом она стирала пыль с его старых книг, как бережно прибирала обрывки его бумаг, чтобы не пропала ни одна строка бессмертных стихотворений, с какою любовью чистила старую изношенную бархатную жакетку, -- в такие моменты ее сердце было полно материнской гордости, а суровое лицо светилось непривычным добросердечием.

Дядя Мэк произносил "мой сын" с плохо скрываемым удовольствием и, видимо, начал думать, что его мальчик принесет новую славу всему роду Кэмпбеллов, в котором уже был один поэт. Стив ликовал и без конца цитировал "Песни и сонеты", в конце концов он ужасно надоел всем товарищам своими братскими восторгами.

Арчи воспринимал все гораздо спокойнее, и даже считал, что радоваться рано, потому что первая вспышка может стать и последней. Никто не мог предсказать, как дальше будет складываться творческая судьба Мэка. Возможно, доказав себе, что может писать стихи, он забросит перо и устремится завоевывать другие лавры. По крайней мере, так поступил его любимец Торо, который был отличным живописцем и, бросив живопись, принялся писать книги вечными чернилами, которые со временем выцветают.

У теток на этот счет было особое мнение. Они с удовольствием пророчествовали, покачивая чепцами за чайным столом. Младшие мальчики считали, что это "очень весело", и надеялись, что Дон Кихот скоро завоюет себе славу. Для них поэзия никогда не была страстью.

Доктор Алек большей частью сохранял довольное молчание. И может быть, никто, кроме Розы, не догадывался, как гордился первым успехом своего крестника этот добрый человек. Он всегда возлагал большие надежды на мальчика, который, несмотря на свои странности, обладал прямотой, честностью, настойчивостью и твердым характером. В сердце доктора дрогнули романтические струны, когда Мэк доверил ему свои сердечные тайны. Молодой человек находил большое утешение и поддержку в добрых советах своего старшего друга. Доктор Алек ни во что не вмешивался, благоразумно считая, что молодые люди сами должны постигать великую тайну любви. Он дал лишь один совет: Мэку трудиться, а Розе ждать до тех пор, пока оба не убедятся, что их чувство не простое увлечение или юношеская романтика.

Сам же, между тем, носил в кармане маленькую книжку, бормоча сонеты и повторяя с большим жаром некоторые отрывки, которые казались ему не хуже шекспировских. Иногда они собирались вместе с Розой, чтобы "читать и напевать", по их выражению. Им обоим пришла в голову одна и та же мысль: устроить Мэку какой-нибудь сюрприз по возвращении домой.

Но молодой поэт не спешил возвращаться и продолжал изумлять семейство. Он стал посещать светское общество и превратился в блестящего джентльмена. Он вовсе не стремился быть светским львом, которым может стать самая ничтожная личность. Зачастую общество сквозь пальцы смотрит на дурные манеры и пошлость своих любимцев. Мэк относился к этому с презрением, чем еще более привлек к себе внимание. Ему хотелось отличаться в лучшем смысле этого слова, обрести светский лоск. Он вспоминал, какие усилия прикладывала Роза, чтобы обтесать его. Наконец, ради любви к ней, он выбрался из своей раковины и начал изучать людей всякого сорта. Проницательные глаза юноши видели многое, несмотря на близорукость. Никто не мог понять, как Мэк собирается использовать свои новые знания, потому что письма его были короткими. Когда его расспрашивали, отвечал с невозмутимым терпением:

-- Подождите, когда закончу, тогда приеду домой и все расскажу.

Так что все ждали поэта, когда в семье случился неожиданный переполох. Если бы вдруг младшие Кэмпбеллы начали рифмовать, это не произвело такого эффекта.

Доктор Алек, потеряв терпение, объявил, что едет в Л. посмотреть на молодежь. Фиби быстро приобретала известность пением старинных баллад. Ее исполнение было таким изящным, трогательным и мелодичным, что популярность певицы росла с каждым месяцем.

-- Поедем со мной, Роза. Давай удивим эту честолюбивую парочку. Они так быстро входят в моду, что скоро позабудут старых друзей. Нужно напоминать о себе время от времени, -- сказал он племяннице в одно прекрасное мартовское утро.

-- Нет, благодарю вас. Я останусь с тетушкой. Мне не место среди этих знаменитостей, -- ответила Роза, подрезая комнатные цветы.

Дядя заметил некоторую горечь в ее словах и мрачность в лице. Он, конечно, подозревал, в чем дело, и хотел во что бы то ни стало узнать истину.

-- Думаешь, Фиби и Мэк не будут рады тебя видеть? -- он подал племяннице письмо, в котором Мэк подробно описывал головокружительный успех Фиби на одном из концертов.

-- Они, наверное, очень заняты, -- Роза хотела избежать лишних слов.

-- Так в чем же дело? -- настаивал доктор Алек.

Роза резкими движениями обрезала прекрасную герань и молчала. Наконец она отбросила ножницы и, словно вопреки своей воле, воскликнула с досадой:

-- Дело в том, что я завидую им обоим!

-- Боже мой! Что такое? -- удивленно воскликнул доктор.

Роза бросила свое занятие и подошла к дяде, нервно сжав руки. Она всегда так делала в детстве, когда сознавалась ему в каком-нибудь дурном поступке.

-- Дядя, должна сказать вам, что в последнее время я стала ужасно завистлива и раздражительна. Нет, не надо меня утешать, вы не знаете, как я мало этого заслуживаю. Мне сейчас нужен от вас хороший выговор.

-- Хорошо, я обещаю бранить тебя, когда узнаю за что. Выскажись, дитя мое, и объясни, что у тебя на душе. Если ты завидуешь Фиби и Мэку, то я готов ко всему, -- доктор Алек уселся в кресло с таким видом, как будто ничто не сможет удивить его.

-- Но я завидую им совсем не в том смысле, дядя. Мне просто тоже хотелось бы обладать талантом. Я не могу сочинять стихов или петь, как соловей, но мне казалось, что нужно попытать себя в чем-то другом. Я стала рисовать картины, но оказалось, что не способна ничего создать сама, а могу только копировать. Это меня совсем расстроило, потому что больше я ничего не умею. Как вы думаете, есть у меня какой-нибудь талант, чтобы развить его и приобрести известность, как они? -- с волнением спросила она.

Дядя подумал, что никогда не простит феям, одаряющим детей талантами в колыбели, за то, что они были так скупы к его девочке. Однако взглянув в ее взволнованное, открытое лицо, он понял, что, напротив, добрые феи одарили ее с лихвой.

-- Да у тебя есть самый лучший, благороднейший дар, каким только может обладать женщина! Музыка и поэзия -- интересные занятия. Я не удивляюсь, что ты желала бы обладать этими талантами и завидуешь наслаждению, которое они доставляют. Я тоже испытывал это чувство и тоже думал, почему небо так несправедливо к некоторым... Так что тебе нечего стыдиться говорить со мной об этом.

-- Я не могу пожаловаться на судьбу, но я недовольна. Моя жизнь полна удобств и до того спокойна и безмятежна, что томит меня. Я тоже, как другие, хотела бы пуститься в житейское море и делать что-нибудь или, по крайней мере, попытаться. Хорошо, что вы не осуждаете меня, но я очень хочу знать, какой у меня дар, -- сказала Роза уже не так уныло.

-- Твой дар -- терпеливо и великодушно жить для других. Мы все воспринимаем его как должное, словно воздух или солнечный свет.

-- Очень великодушно с вашей стороны говорить так, но от такого таланта ни славы, ни удовольствия, -- Роза, казалось, была разочарована словами дяди.

-- Не забывай, что слава и удовольствия быстро забываются, а память о действительной помощи остается после того, как поэзия забыта, а музыка смолкла. Поверь, моя девочка, это так.

-- Я не чувствую себя полезной, никому не нужны ни моя помощь, ни старания, -- вздохнула Роза, вспоминая о долгой, скучной зиме, полной бесплодных усилий.

-- Иди ко мне, и давай посмотрим, мало ли ты делаешь, -- усадив племянницу на колени, совсем как в детстве, доктор Алек взял ее тонкую руку и стал по очереди загибать пальчики.

-- Во-первых, больная старая тетушка находится на заботливом, самоотверженном попечении ни к чему не годной внучки и при этом чувствует себя счастливой. Во-вторых, она читает, пишет, шьет и охотно исполняет разные поручения своего требовательного дяди, который решительно не может обойтись без нее. В-третьих, она безропотно помогает всем родственникам в их делах. В-четвертых, поддерживает одну близкую подругу и вдохновляет на новые свершения двоюродного братца. Ее одобрение для них дороже всякой славы. В-пятых, несколько молодых девушек изо всех сил подражают ей в добрых делах. В-шестых, она с сестринской заботой печется о маленькой сиротке. В-седьмых, благодаря ей полдюжины бедных женщин благоденствуют, а множество бедных сирот, желающих учиться, живут в хороших условиях. У них есть все для учебы: и учебные пособия, и игрушки. Кстати, та же самая никчемная девушка, не считаясь со своим временем, дает им уроки. Вот теперь она сидит у меня на коленях и наконец должна сознаться, что ее дарования чего-нибудь стоят.

-- Да, я согласна! Я не представляла, чтобы кто-нибудь замечал, как я стараюсь быть полезной. Я научилась делать добро, не ожидая благодарности, осталось научиться не ждать за это похвалы и довольствоваться сознанием исполненного долга, о котором знает один Бог.

-- Он знает и наградит тебя в свое время. Я думаю, в такой тихой жизни много радости и счастья. О многих благородных людях никто не знает, но когда они уходят, по ним скорбит немало сердец. Ты одна из них; если будешь продолжать жить так и дальше, я буду больше всех гордиться тобой, за исключением разве что Мэка.

Тучи совершенно рассеялись. Роза слушала дядю со счастливым выражением. Его последние слова вызвали яркий румянец, и глаза девушки на мгновение заблестели. Потом она решительно взглянула на него и сказала:

-- И мой труд будет ему наградой! -- затем встала, готовая взяться за дело с новыми силами.

Но дядя удержал ее и серьезно спросил, в глазах бегали веселые огоньки:

-- Могу я передать ему это?

-- Нет, пожалуйста, не говорите, дядя! Пусть он сначала устанет от похвал и вернется домой, тогда... Я посмотрю, что могу для него сделать, -- ответила Роза, выскользнув из рук дяди и вернувшись к своей работе со скромным и счастливым видом, придававшим такую прелесть ее лицу.

-- У него очень цельная натура, он никогда не перескакивает с одного дела на другое. Прекрасная привычка, но для таких нетерпеливых людей, как я, это просто мучение, -- доктор поднял на руки Дульче, игравшую на ковре со своей куклой, и начал с ней весело возиться. Оба получали от этого несказанное удовольствие.

Роза в душе согласилась с последним замечанием, но промолчала. Она усердно помогала дяде в приготовлениях к отъезду, а когда он уехал, стала считать дни до его возвращения.

Он часто писал, представляя самые подробные отчеты о "великих людях", как Стив называл Фиби и Мэка. Когда вторая неделя была на исходе, он назначил день возвращения, обещая изумить всех рассказами о своих приключениях.

Роза ждала чего-то необыкновенно хорошего и приводила в порядок все свои дела. Теперь она отбросила в сторону все сомнения и страхи и готовилась встретить своего двоюродного брата, которого -- она была уверена -- дядя непременно привезет с собой.

Она была занята этими мыслями, когда доставала бумагу, чтобы написать длинное письмо тете Кларе, жаждавшей новостей в далекой Калькутте. Садясь за письменный стол, девушка вспомнила о другом своем поклоннике, чье ухаживание оборвалось так трагически. Роза вынула бирюзовый браслет из маленького ящичка стола, чтобы хоть на минуту вспомнить о Чарли посреди своего нового счастья. В последнее время она совсем забыла о нем.

Долго после его смерти Роза прятала этот браслет под черным рукавом и носила его постоянно в память о кузене. Но камешки один за другим выпали, замочек сломался. Осенью она сняла украшение, сожалея, что подарок пропал, как пропало и само чувство. Она молча посмотрела на него с минуту, потом положила назад в ящик и заперла его. Затем взяла со стола маленькую серую книжку "Песни и сонеты", сравнивая про себя этих двух людей и их влияние на ее жизнь. Один недовольный и беспокойный, другой нежный и полный вдохновения. Чарли был страстью, Мэк -- любовью.

-- Роза! Роза! -- раздался вдруг резкий голос, нарушивший ее грезы. Невольно вздрогнув, она поспешно поднялась и бросилась к дверям, воскликнув с надеждой:

-- Они приехали! Приехали!

Глава XXI
Как Фиби заслужила желанный прием

Доктор Алек, однако, не приехал, и вести были недобрые. Роза сразу это поняла, когда увидела спускающуюся с лестницы тетушку Изобилие -- в съехавшем на сторону чепчике, бледную, с письмом в дрожащей руке, -- она бессмысленно кричала:

-- О, мой дорогой! Он болен, а меня нет с ним рядом! Тиф, а он так далеко! Что могут сделать эти дети? Зачем я отпустила моего Алека?

Роза усадила ее на диван в зале и, пока тетушка Изобилие горько рыдала, прочла письмо, в котором Фиби просила старушку "осторожно сообщить известие Розе".

...

"Дорогая мисс Изобилие! Пожалуйста, прочтите это письмо про себя и потом осторожно сообщите его содержание моей дорогой хозяюшке. Наш дорогой доктор очень болен, но я с ним и не оставлю его ни днем, ни ночью, пока он не выздоровеет. Доверьтесь мне и не тревожьтесь: я позабочусь о нем со всем умением и преданностью. Сначала он не хотел, чтобы я вам писала. Он боялся, что вы вздумаете приехать, а это повредило бы вашему здоровью. К тому же это совершенно бесполезно: здесь нужна только одна сиделка, а я оказалась первой. Прошу вас, не отнимайте у меня права исполнить мой долг.

Мэк все же решился написать своему отцу, потому что сейчас доктор Алек уже не может запретить этого -- он слишком болен. Поэтому я тоже пишу вам. Он заразился сыпным тифом, скорее всего от несчастных эмигрантов, которые повстречались ему в городе. Они не понимали по-английски и заблудились. Доктор заговорил с ними по-португальски, проводил их куда нужно и выслушал их историю. Думаю, что теперь он страдает за свою доброту -- после этого у него внезапно начался тиф. Прежде чем он понял, в чем дело, я была рядом, и было поздно отсылать меня назад.

Теперь я могу доказать вам свою преданность и, если придется, отдать за доктора свою жизнь. Я сделаю это с восторгом, ведь он был для меня истинным отцом. Скажите Розе, что его последнее сознательное слово и мысли были о ней. "Не позволяйте ей приезжать; берегите мое сокровище", -- сказал он. О, послушайтесь его! Оставайтесь дома, и с Божией помощью я благополучно привезу к вам дядю Алека. Мэк делает все, что я ему позволяю. У нас лучшие доктора, и все идет хорошо, насколько это возможно. Мы ждем, когда наступит кризис.

Дорогая мисс Изобилие, помолитесь за него и за меня. Пусть Бог поможет мне хоть как-то отблагодарить тех, кто так много сделал для преданной и любящей вас Фиби".

Когда Роза подняла глаза от письма, пораженная этим внезапным известием и серьезной опасностью, старушка перестала плакать и набожно молилась, хорошо зная, в чем можно найти утешение. Роза опустилась перед ней на колени, положила голову на ее сложенные руки и на минуту замерла без слез и без слов. Затем из груди девушки вырвались рыдания. Тетушка Изобилие нежно сжала юную головку и, не обращая внимания на слезы, которые обильно текли по старческому лицу, проговорила:

-- Будь тверда, моя душенька, будь тверда! Господь Бог не возьмет его от нас, я уверена, а это мужественное дитя отплатит свой долг, я чувствую это.

-- Я тоже хочу помочь ему. Я должна быть с ним рядом и не боюсь никакой заразы! -- в эту минуту Роза искренне позавидовала Фиби, потому что доктор Алек был отцом для них обеих, но лишь одна из подруг подвергалась опасности ради него.

-- Нет, ты не должна ехать, моя дорогая. Это бесполезно, Фиби права. Я знаю, что такое тиф, часто сиделки таких больных сами заражаются и умирают. Бог благословит ее за мужество, за то, что она не позволяет Мэку приближаться к больному. Лучшей сиделки Алеку не найти. Конечно, она не оставит его, пока он не выздоровеет, -- взволнованно сказала мисс Изобилие.

-- Вот, только теперь вы начинаете ценить ее, как она того заслуживает! Мало кто решился бы пойти на такую жертву. Если она заболеет и умрет, в этом отчасти будет и наша вина. Она готова пройти огонь и воду, чтобы мы с любовью приняли ее в нашу семью, -- гордясь подругой и мечтая оказаться на ее месте, воскликнула Роза.

-- Если она привезет моего дорогого Алека домой, я больше никогда не скажу ни слова против нее. Пусть она выходит замуж за любого из моих внуков, я дам ей мое благословение, -- тетушка Изобилие чувствовала, что никакая награда не будет чрезмерной за такой подвиг.

Роза готова была захлопать в ладоши, но снова сжала руки, вдруг вспомнив, что сражение еще не выиграно и что праздновать победу слишком рано.

Она не успела ответить, потому что в комнату вошли дядя Мэк и тетя Джейн. Письмо Мэка пришло к ним одновременно с письмом Фиби, и тревога за жизнь дяди Алека овладела всем семейством. Брат хотел сейчас же ехать к больному, а тетя Джейн собиралась непременно его сопровождать. Однако все соглашались с тем, что ему никто не поможет, кроме Фиби. Мэк писал, что она отлично справляется со своим делом, поэтому оставалось только молить Бога, чтобы девушка сама не заболела.

Суета улеглась лишь после того, как спасательный отряд отправился в путь. Тетушка Изобилие горевала, что не может поехать с ними, но, будучи разумным человеком, сознавала, что станет родным лишь дополнительной обузой и вряд ли сумеет чем-то помочь. Она осталась хлопотать дома, подготавливая всевозможные удобства для приезда своего дорогого больного. У Розы благоразумия было меньше, ей пришла в голову дикая мысль ехать одной туда, куда стремилась ее душа. Она не успела осуществить свое безумное намерение, потому что у тети Майры внезапно участились припадки. Девушка осталась с несчастной больной, чтобы скрасить ее последние минуты. Сначала не было никакой надежды на выздоровление, но затем страдалица вдруг попросила чаю и хлеба, и смерть вновь отступила.

Весть о болезни доктора разнеслась по округе со скоростью лесного пожара. Тетушка Изобилие без конца отвечала на вопросы о состоянии племянника встревоженным посетителям. В течение нескольких дней дверной звонок не умолкал ни на минуту. Являлись разные люди: богатые и бедные, дети и старики. Молодые девушки заливались горючими слезами, а юноши проклинали всех эмигрантов вообще и португальских в особенности.

Так открылось, как много людей любили этого человека, щедрого на добрые дела, который теперь страдал вдалеке, даже не подозревая, сколько его тайных благодеяний вышло наружу.

Раньше Роза думала, что жить для других -- пустой, никому не заметный труд, теперь она убедилась в обратном. Она воочию увидела, как обильна награда такого труда, сколько благодарности он вызывает в людях, какая это драгоценная сила, гораздо ценнее обаяния славы или блестящего таланта, который светит, но не согревает. Девушка не раз думала над справедливостью дядиных слов. Похвалы, расточаемые знаменитостям, трогали ее гораздо меньше, чем вид доброго человека, который неутомимо трудится на благо своего ближнего. Ее героями сделались люд и, подобные Гаррисону [75] , сражавшемуся за свой народ, Хоу [76] , старавшемуся облегчить страдания глухих, немых и слепых, неподкупному Самнеру [77] . Она восхищалась незаметным подвигом добродетельных женщин, таких, как монахиня Гиббонс [78] , которая в течение тридцати лет в Рождество творила сказку для двухсот бедных детей в городской богадельне, спасала от гибели заблудших Магдалин и обращала на путь истинный закоренелых преступников.

Роза получила урок, который показал ей, как прекрасна избранная ею стезя милосердия. Эта благородная деятельность помогла ей наполнить свою жизнь полезными деяниями, подарить помощь ближним, не ожидая никаких наград и довольствуясь лишь тем, что этот незаметный труд видит Бог.

Прошло несколько тревожных недель между страхом и надеждой. Жизнь и смерть боролись между собой, и не раз казалось, что смерть одолеет. Фиби твердо стояла на своем посту, побеждая опасность и саму смерть с мужеством и преданностью, на которую способны только женщины. Все силы ее души были приложены к делу, а когда положение казалось безнадежным, она со страстной энергией взывала к небесам, и слова ее, казалось, долетали до них.

-- Молю тебя о милосердии, всемогущий Господь, и я никогда ничего не буду просить у Тебя для себя!

Искренние молитвы и самоотверженность творят чудеса там, где другая помощь бессильна. Подвиг Фиби был вознагражден счастливым исходом. Доктор Алек говорил впоследствии, что она спасла ему жизнь единственно своей силой воли. Даже в беспамятстве он чувствовал, что сильная теплая ладонь не отпускает его руку, и даже смерть оказалась не в силах разорвать это рукопожатие. Самым счастливым в жизни Фиби был миг, когда доктор очнулся, открыл глаза и слабо проговорил:

-- Скажите Розе, что я легко отделался благодаря вам, дитя мое.

Девушка улыбнулась ему, поправила подушки, а когда он снова уснул, вышла в соседнюю комнату, собираясь сообщить близким радостную весть, но могла лишь броситься в кресло и дать волю слезам, впервые пролившимся в течение нескольких недель. Мэк застал ее в этот момент и утешал как мог, пока она не вернулась к своему посту -- теперь уже только почетному. Сам он побежал послать домой телеграмму, которая заставила трепетать от радости многие сердца. Джеми в порыве восторга предлагал звонить по городу во все колокола и стрелять из пушек.

"Спасен, благодаря Богу и Фиби!" -- вот все, что было в телеграмме, но все проливали слезы облегчения и радости. Слезы, однако, скоро высохли, все пожимали друг другу руки и обнимались, говоря: "Ему лучше; он вне опасности!" Затем всю семью охватило желание немедленно ехать и самим убедиться в том, что все действительно обстоит благополучно. Только угрозы Мэка, строгие предписания доктора и просьбы Фиби дать ей окончить свое дело удержали мисс Изобилие, Розу и тетю Джесси дома.

Чтобы сократить время ожидания, они затеяли в доме генеральную уборку, принялись чистить и скоблить все с таким усердием, что разогнали всех пауков и свели с ума женскую прислугу. Даже если бы старый дом был заражен оспой, то и тогда невозможно было бы лучше вычистить, проветрить и освежить его. Дело было ранней весной, но все ковры и гардины были сняты, подушки выколачивались, чтобы нигде не оставалось ни пылинки. Наконец жилище стало безукоризненно-чистым, и теперь все боялись пошевелиться, чтобы не нарушить порядка, который царил повсюду. Карантин окончился только в конце апреля, и доктора разрешили перевезти больного домой. Рано наступили теплые дни, как будто специально для того, чтобы доктор Алек мог благополучно вернуться из путешествия, едва не оказавшегося последним.

Все члены семьи собрались, чтобы присутствовать при этом важном событии. Бесполезными оказались строгие запреты врачей, увещевания, что больной еще очень слаб и ему следует избегать всякого волнения. Видимо, ветер отнес за море эту радостную весть, потому что в порт накануне вечером вошел корабль дяди Джема. Уилл и Джорджи самовольно отправились в отпуск. Стив готов был вступить в бой со всем факультетом, если бы это потребовалось, а дядя Мэк и Арчи одновременно сказали друг другу: "Дела на сегодня можно оставить".

Конечно, собрались все тетки, хотя каждая старалась удержать других, и все щебетали без умолку. Джеми целый день боролся с собой, чтобы не скакать, не прыгать, не орать -- словом, не перевернуть все вверх дном, в своей обычной манере. Стараясь справиться со своим буйным темпераментом, он улизнул на конюшню и отвел там душу в неистовой джиге, под испуганными взглядами старой толстой лошади.

Но сильнее всех билось сердце Розы, когда она ходила взад и вперед, расставляя повсюду весенние цветы. Она сияла таким счастьем, что тетки наблюдали за нею и тихонько говорили друг другу: "Может ли ангел быть милее?"

Если ангелы носят светло-зеленые платья и подснежники в волосах, если они преисполнены спокойной радости, если их большие глаза горят необычайным блеском, то Роза действительно была похожа на ангела. Но она чувствовала себя живой женщиной и с трепетом ждала одновременного возвращения дяди, подруги и возлюбленного.

Среди портретов, висевших в зале, был портрет доктора Алека, сделанный Чарли в один из коротких моментов вдохновения. Это был законченный, в отличие от многих других его рисунков, карандашный набросок, чрезвычайно похожий на оригинал. Портрет вставили в красивую раму и повесили на почетное место, украсив гирляндой из зелени. Под ним стояла большая индийская ваза с букетом оранжерейных цветов, присланных Китти. Дульче стояла у окна с большим букетом нарциссов.

Наконец на улице раздался стук колес. Роза бросилась к дверям, мечтая первой встретить и обнять своих родных, но когда увидела в карете изнуренного, едва двигающегося человека, которого мальчики высаживали из кареты, -- остановилась без движения. Фиби бросилась к ней в объятия и зашептала, смеясь и плача: "Я сделала все это для вас, моя дорогая!"

-- О Фиби! Никогда больше не говори, что ты чем-нибудь мне обязана! Мне никогда не отплатить тебе за это!

Тетушка Изобилие тоже услышала стук колес и вскочила со своего места. Она дрожащими руками пыталась водрузить на нос падающие очки и, схватив кружева вместо носового платка, со всей возможной твердостью произнесла:

-- Стойте! Стойте здесь и дайте мне принять Алека. Помните о его слабости и будьте спокойны, так же спокойны, как я.

-- Конечно, тетя, -- последовал общий ответ.

Однако покориться приказанию было так же невозможно, как запретить перьям лететь от дуновения ветра, и неудержимый порыв увлек всю толпу в зал. Тетушка Изобилие сама первая и нарушила спокойствие, стремительно бросившись в объятия доктора Алека, истерически смеясь и плача, так что ей могла бы позавидовать даже тетя Майра.

Вскоре радостные слезы высохли. Дядя Алек, высвободившись из объятий, как всегда, думал о счастье других, забывая о себе. Привлекая к себе Фиби, он сказал серьезно, хотя бледное лицо его сияло:

-- Тетя Изобилие! Если бы не моя дочь, вам никогда не пришлось бы так встречать меня. Полюбите ее ради меня!

Тут старая леди выказала все благородство своей души: она обернулась к Фиби и поклонилась ей, как равной. В ее дрожащем голосе слышалось и раскаяние, и радость, и нежность:

-- Я горжусь, что могу исполнить это ради нее самой. Прости, дитя мое, мои глупые предрассудки, я докажу свою искренность... Где же мальчик?

Здесь стояли все шесть мальчиков, и справа был тот, кого она искала. Взяв руку Арчи, тетушка Изобилие соединила ее с рукой Фиби. Силясь сказать что-нибудь торжественное, приличествующее случаю, она снова разрыдалась, просто обняла их и проговорила:

-- Если бы у меня была дюжина внуков, я всех охотно отдала бы вам, моя дорогая. Я буду танцевать на вашей свадьбе, несмотря на свой ревматизм.

Эти слова были лучше всякой официальной речи, потому что рассмешили всех, и доктора Алека усадили на диван под общий хохот. После этого Мэк, который теперь превратился из поэта во врача, приказал удалиться всем, кроме тетушки Изобилие и Розы.

-- В доме нужна тишина. Ему следует уснуть как можно скорее после такого путешествия, а потому прощайтесь с ним до завтра, -- сказал он, с беспокойством наблюдая, как четыре женщины снимали с дяди Алека теплое платье, три мальчика стаскивали теплые сапоги, два брата пожимали ему руки, а тетя Майра держала перед его носом флакон с нюхательной солью.

С большим трудом удалось освободить дом от переизбытка родственников. Тетушка Изобилие уселась сторожить любимого племянника, а Роза тихонько вышла из комнаты, посмотреть, не ушел ли Мэк вместе со всеми. Во всей этой суматохе они едва перекинулись несколькими словами, хотя их глаза и руки встречались не раз.

Глава XXII
Коротко и нежно

В зале она нашла Стива и Китти. Он спрятал свою возлюбленную за большую кушетку, считая, что она также имела право тут присутствовать, потому что все это тяжелое время мужественно поддерживала в женихе бодрость духа. Они были заняты друг другом, воркуя в уютном уголке за этажеркой. Роза надеялась проскользнуть незаметно, но это ей не удалось.

-- Он не ушел. Вы, наверное, найдете его в гостиной, -- сказал Стив, инстинктом влюбленного угадав значение быстрого взгляда, который Роза бросила на вешалку со шляпами, притворяя за собой дверь кабинета.

-- Да нет, в гостиной Арчи и Фиби, а он скорее всего ждет в твоей комнате. Хочешь, я схожу за ним и приведу сюда? -- спросила Китти, приглаживая растрепавшиеся волосы Розы и прикалывая ей к груди цветок.

-- Нет, благодарю, я сама пойду к нему, но сначала повидаюсь с моей Фиби, -- ответила Роза, направляясь к двери.

-- Послушайте, -- сказал Стив, -- скажите им, пусть они обвенчаются в одно время с нами. Мы и так отложили свадьбу из-за болезни дяди и не можем ждать ни одного дня после первого мая.

-- Это слишком быстро, -- засмеялась Роза, берясь за дверную ручку.

-- Мы все сделаем очень просто, без всякой пышности. И ты тоже можешь к нам присоединиться. Подумай, как весело: три свадьбы в один день! Ну, отправляйся скорей и все улаживай, -- умоляла Китти, от этой романтической идеи у нее разыгралось воображение.

-- У меня еще и жениха нет, -- начала Роза, при этом ее правдивое личико зарумянилось.

-- Ну до чего лукавое создание! Вам стоит только сказать слово, и у вас будет отличный жених! -- воскликнул Стив, стараясь поспособствовать брату, который, по его мнению, слишком мешкал и все делал неправильно.

-- Он не торопился возвращаться, а я не спешу покинуть свой дом. Можете не ждать меня. Быть может, пройдет еще год, прежде чем я на что-то решусь. Устраивайте свою свадьбу так роскошно, как хотите, а я потом воспользуюсь вашим опытом.

Когда Роза исчезла в гостиной, Стив пробубнил что-то об испорченности самых лучших женщин, а Китти утешила его обещанием обвенчаться первого мая во что бы то ни стало.

Пара, сидевшая в гостиной, была совсем другой, но еще более счастливой. Они испытали всю горечь разлуки и теперь наслаждались долгожданным воссоединением.

Фиби сидела в кресле, бледная, исхудалая и измученная своими трудами, но Арчи она казалась прекраснее, чем когда-либо. Он поклонялся своему божеству. Подставляя ей под ноги скамейку, он остался на коленях, опершись локтем на ручку кресла. Он смотрел на любимую, как умирающий от жажды человек, который нашел родник с чистейшей водой.

-- Я вам не помешаю, если пройду мимо? -- спросила Роза, сожалея, что нарушила эту прекрасную картину.

-- Нет, если вы на минуту остановитесь, чтобы поздравить меня, кузина! Она сжалилась надо мной и сказала "да", -- Арчи вскочил, чтобы Роза могла подойти к Фиби.

-- Я знала, что она в конце концов наградит вас за терпение и отбросит в сторону гордость. Вы оба достаточно испытали себя, -- Роза обняла подругу с такой нежностью и уважением, что на глазах Фиби снова выступили слезы.

-- Как могла я поступить иначе, если все были так добры ко мне. Никакая гордость не устояла бы от таких похвал, благодарностей и добрых пожеланий. Все приветливо встретили меня, и все просили вступить в семью. Когда отец и мать Арчи подошли ко мне и назвали "своею дочерью", я готова была на все, чтобы доказать мою любовь к ним.

Арчи поцеловал руку, которую держал с таким триумфом, как будто это была рука принцессы, и с гордостью сказал:

-- Подумайте только, от чего она отказывается ради меня: от славы, состояния и поклонения множества людей! Ее ждало будущее знаменитой певицы, всеобщая любовь и уважение, а она все это оставила, довольствуясь тем, что будет петь для меня одного, не получая никакой другой награды, кроме любви.

-- Я никогда не буду жалеть, что принесла ничтожную жертву за такое большое счастье. Я наполню музыкой свой дом, что может быть прекрасней? Птицы лучше всего поют в своем гнезде, -- и Фиби склонилась к Арчи, готовая без сожалений расстаться со всеми честолюбивыми мечтами ради своей любви.

Они, казалось, забыли, что не одни, и Роза, повинуясь внезапному импульсу, направилась к своей комнате, как будто южный ветер гнал ее маленькое судно к острову Любви, у которого другие благополучно бросили свой якорь.

Все в комнате было залито солнечным светом, весенней свежестью и ароматами цветов. Роза как будто стремилась рассказать на языке растений все, что чувствует, о чем мечтает. Мэк без труда прочел этот символический язык и понял, отчего маленький портрет Чарли был обрамлен белыми розами, отчего анютины глазки висели вокруг его портрета, отчего Психея наполовину скрыта "венериным волосом", а пунцовый страстоцвет лежит у ног Амура. Эта последняя фантазия, видимо, понравилась ему, он улыбнулся и пробормотал про себя слова песенки, которую Роза часто ему напевала:

Не пойдешь ли, милый друг,

К березам Эберфельди? [79]

-- Да, Мэк, куда угодно!

Он не слышал, как она вошла, и, оглянувшись, сказал с глубоким вздохом:

-- Наконец-то! Вы были так заняты нашим дорогим больным, что я не успел сказать вам ни слова. Но я умею ждать: я привык к этому.

Роза молча оглядела его с каким-то новым сердечным чувством.

-- Вы забываете, что вы не тот Мэк, который уехал. Я спешила навстречу к двоюродному брату, но не посмела быть фамильярной с поэтом, который у всех на слуху, -- она так торжественно произнесла эти слова, что Мэк засмеялся и покраснел: ему была отрадна похвала из ее уст.

-- Но ведь вам нравится все смешивать? Помните, я обещал предложить вам и любовь, и поэзию.

-- Да, нравится! И я не нахожу слов, чтобы выразить мое удивление и восторг. Как вам это удалось, Мэк?

-- Это получалось само собой -- и среди холмов, и рядом с вами, и на морском берегу. Я прямо сейчас мог бы написать дивную поэму и воспеть в ней вас, как весну. Вы и есть весна, в этом зеленом платье, с подснежником в чудесных волосах! Роза, преуспел ли я хоть немного? Слава, которую я приобрел, продвинула ли она меня к той награде, ради которой я трудился? Доступнее ли теперь ваше сердце?

Мэк не сделал ни шага, но его взор неудержимо притягивал к себе. Роза подошла к нему, протянув обе руки, как будто отдавая ему все свое существо, и сказала с откровенной простотой:

-- Право же, оно не стоит таких усилий. Но если вам все-таки нужна столь ничтожная вещь, то она ваша.

Юноша схватил ее за руки, не веря такому счастью.

-- Уверены ли вы в ваших чувствах, Роза, вполне ли уверены? Не позволяйте минутному увлечению ослепить вас. Я пока еще не настоящий поэт, да и самые лучшие из них -- простые смертные.

-- Это не увлечение, Мэк.

-- Но вдруг это лишь благодарность за малую долю участия, которую я принял в спасении дяди? Я лишь уплатил ему мой долг, так же как и Фиби, и готов был рисковать своей жизнью.

-- Нет, это не благодарность.

-- А может быть, это сострадание к моему терпению? Но я так мало сделал и так далек от вашего идеала. Я могу трудиться и ждать, если вы не уверены, потому что хочу иметь все, или ничего.

-- О Мэк! Почему вы так недоверчивы? Вы сказали, что заставите меня полюбить вас, и достигли этого. Верите вы мне теперь? -- с каким-то отчаянным порывом девушка сама бросилась в объятия Мэка. Он крепко сжал ее, чувствуя с каким-то торжеством, что маленькая Роза стала любящей женщиной.

-- Теперь я поверил, -- он с любовью приподнял ее покрасневшее и застыдившееся личико. -- Нет, не ускользайте от меня слишком быстро, дайте насладиться еще минуту. Неужели я действительно нашел свою Психею!

-- А я Амура, -- смущенно засмеялась Роза от этой сентиментальной мысли Мэка.

Счастливый жених тоже засмеялся, но затем вдруг очень серьезно сказал ей:

-- Милое создание! Зажгите лампаду и посмотрите как следует, пока не поздно: я отнюдь не ангел, а просто грешный человек.

-- Хорошо, дорогой мой! Я боюсь одного: вы подниметесь так высоко, что я не в силах буду следовать за вами, ведь у меня нет крыльев.

-- Мой маленький талант будет прославлять ваши большие дарования.

-- Нет, пусть вся слава достанется вам, а я буду просто женой поэта.

-- Я знаю, что лучшими минутами вдохновения я буду обязан моей счастливой жизни и любимой женщине.

-- О, Мэк! Мы будем трудиться, украшая этот мир любовью и музыкой. Это то, что останется после нас.

-- Дай Бог, чтобы это было так!

Он смотрел на свою невесту, озаренную весенним солнцем, сияющую от счастья, больших надежд и добрых целей, и вдруг подумал: "Последний лепесток развернулся, открылась золотая серединка, моя Роза расцвела!"

Примечания

Фут -- мера длины, равная 30,48 см.

Джеймс Генри Ли Хант (1784--1859) -- английский публицист и поэт, восторженный поклонник поэзии Китса и Шелли.

Отрывок из стихотворения "Апология" Ральфа Эмерсона (1803--1882) -- американского писателя и философа, одного из самых видных романтиков XIX века.

Перси Биши Шелли (1792--1822) -- один из ведущих английских поэтов-романтиков.

Леди Эстер Стенгоп (1776--1839) -- дочь английского государственного деятеля, знаменитая путешественница.

Кантон -- так в XIX веке называли Гуанчжоу, город в южном Китае, знаменитый древними историческими памятниками.

Фра Беато Анджелико (1400--1455) -- итальянский художник эпохи Раннего Возрождения.

Отрывок из стихотворения ирландского поэта Томаса Мура (1779--1852).

Намек на рыжеволосую Каролину Лэм, одно из романтических увлечений великого английского поэта-романтика Джорджа Гордона Байрона (1788--1824).

Песня на стихи Роберта Бернса (перевод Марка Фрейдкина).

Психея -- в древнегреческой мифологии олицетворение души, дыхания; представлялась в образе бабочки или молодой девушки с крыльями бабочки.

Популярный готический роман английской писательницы Анны Рэдклифф (1764--1823).

Граф Альтенбург -- герой романа ирландской писательницы Марии Эджуорт (1767--1849); Джон Галифакс -- герой романа английской писательницы Дины-Марии Мелок , урожденной Крейк (1826--1887).

Боклерк -- прозвище Генриха I (1068--1135), младшего сына Вильгельма Завоевателя, короля Англии.

Стихи Роберта Бернса.

Эвелина -- героиня сентиментального романа "Эвелина, или Выход молодой девушки в свет" английской писательницы Фанни Берни (1752--1840). Романы Берни читала и ценила Джейн Остин (название ее главного романа "Гордость и предубеждение" -- цитата из романа "Эвелина").

"Агамемнон" -- трагедия древнегреческого драматурга Эсхила (525--456 гг. до н. э.).

Имеется в виду трагедия Эсхила "Прикованный Прометей".

Отрывок из трагедии Эсхила "Агамемнон".

Вист -- одна из старых карточных игр, давшая начало преферансу и винту.

Пирам и Фисба -- легендарная вавилонская пара возлюбленных, их история похожа на трагедию Ромео и Джульетты. В поэме древнегреческого поэта Нонна они превратились в две реки, вечно стремящиеся друг к другу.

Клара Луиза Келлог (1842--1916) -- знаменитая американская оперная певица.

Дженни Линд (1820--1887) -- знаменитая оперная певица, родом из Швеции.

Роберт I (1274--1329), более известный как Роберт Брюс -- король Шотландии.

Роман французского писателя Жюля Верна (1828--1905), одного из родоначальников жанра научной фантастики.

Платон (427--347 гг. до н. э.), Сократ (469--399 гг. до н. э.) -- древнегреческие философы.

Ликург -- полулегендарный деятель Древней Спарты. Ввел суровую дисциплину в воспитании юношей и девушек, ему же приписывались различные меры против роскоши.

Перикл (490--429 гг. до н. э.) -- афинский государственный деятель, создатель афинской демократии, во время его правления нравы греков сильно смягчились.

Древнегреческий философ Диоген (ок. 412--323 гг. до н. э.) среди бела дня зажег фонарь и принялся с озабоченным видом что-то разыскивать на многолюдной улице. На участливые вопросы сограждан о предмете его поисков философ отвечал: "Ищу человека!"

Солон (между 640 и 635 гг. -- около 559 г. до н. э.) -- один из "семи мудрецов" Древней Греции.

Еврипид (480--408 гг. до н. э.) -- древнегреческий драматург.

Соломон -- царь Израильско-Иудейского царства (965--928 гг. до н. э.), прославился своей необычайной мудростью.

Фрэнсис Бомонт (1584--1616) и Джон Флетчер (1579--1625) -- английские драматурги и поэты, писали в соавторстве.

"Бегство в Египет" -- бегство семьи Иисуса Христа в Египет, чтобы избежать произведенного по указанию царя Ирода избиения младенцев; популярный библейский сюжет в живописи. Младенец Иисус изображается в объятиях восседающей на ослике Матери и под охраной Иосифа.

Корреджо (1489--1534) -- итальянский живописец эпохи Высокого Возрождения.

Джон Китс (1795--1821) -- английский поэт-романтик.

Генри Дэвид Торо (1817--1862) -- американский писатель и философ.

Ралф Уолдо Эмерсон (1803--1882) -- американский философ, эссеист, поэт. Родоначальник трансцендентализма, развивал идеи романтиков о нравственном самосовершенствовании.

Прерафаэлиты (дословно "до Рафаэля") -- направление в английской поэзии и живописи второй половины XIX века. Их художественным идеалом стали мастера Раннего Возрождения -- Перуджино, Фра Анджелико, Джованни Беллини.

Октавиан Август (63 г. до н. э. --14 г. н. э.) -- римский император с 27 г. до н. э.

Цитата из стихотворения Мортимера Коллинза (1827--1876) -- английского лирика и новеллиста.

Считалось, что красная фланель оказывает лечебное воздействие при целом ряде заболеваний: ревматизме, ангине, скарлатине и др.

Для писания чернилами гусиные перья специально подготавливались: твердый стержень срезался под углом, заострялся и расщеплялся на конце.

Оратория -- крупное музыкальное произведение для хора, солистов и оркестра по сюжетам из Священного Писания. Отличается от оперы отсутствием сценического действия.

"Inflammatus et accensus" -- классическое произведение церковной музыки, ария сопрано и хор.

Цитата из стихотворения Ральфа Эмерсона.

Фраза принадлежит Бенджамину Дизраэли (1804--1881) -- английскому государственному деятелю, премьер-министру Англии и писателю.

Уильям Генри Гаррисон (1773--1841) -- американский политический деятель, 9-й президент США, генерал, отдавший всю жизнь служению американскому народу.

Илайес Хоу (1819--1867) -- американский изобретатель.

Уильям Грэм Самнер (1840--1910) -- американский социолог, экономист и публицист.

Эбигейл Хоппер Гиббонс (1801--1893) -- была активисткой и медсестрой во время американской Гражданской войны.

Слова из стихотворения Роберта Бернса "Березы Эберфельди".

Содержание:

Глава I Возвращение домой

Глава II Новые лица старых друзей

Глава III Мисс Кэмпбелл

Глава IV Шипы и розы

Глава V Прекрасный принц

Глава VI Роза обтесывает Мэка

Глава VII Фиби

Глава VIII На краю пропасти

Глава IX Новогодние визиты

Глава X Грустная и трезвая глава

Глава XI День легких искушений

Глава XII На балу у Китти

Глава XIII Обе стороны

Глава XIV План тети Клары

Глава XV Увы, Чарли!

Глава XVI Добрые дела

Глава XVII Между копнами сена

Глава XVIII Что бы это значило?

Глава XIX У фонтана

Глава XX Что сделал Мэк

Глава XXI Как Фиби заслужила желанный прием

Глава XXII Коротко и нежно

Примечания

------------------------------------------------------------------------------

Первое издание перевода: Юность Розы (Продолжение "Семи братьев и сестры") / Сочинение Луизы Олькот; Пер. с англ. О.Н. Бутеневой. -- Санкт-Петербург: тип. Р. Голике, 1878.

Оставить комментарий Олкотт Луиза (перевод: О. Н. Бутенева) (yes@lib.ru) Год: 1876 Обновлено: 25/10/2014. 527k. Статистика. Повесть: Проза, Переводы, Детская Повести	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Rose in Bloom. Перевод О. Н. Бутеневой (1878).

Олкотт Луиза Юность Розы

Луиза Олкотт

Юность Розы

Глава I Возвращение домой

Глава II Новые лица старых друзей

Глава III Мисс Кэмпбелл

Глава IV Шипы и розы

Глава V Прекрасный принц

Глава VI Роза обтесывает Мэка

Глава VII Фиби

Глава VIII На краю пропасти

Глава IX Новогодние визиты

Глава X Грустная и трезвая глава

Глава XI День легких искушений

Глава XII На балу у Китти

Глава XIII Обе стороны

Глава XIV План тети Клары

Глава XV Увы, Чарли!

Глава XVI Добрые дела

Глава XVII Между копнами сена

Глава XVIII Что бы это значило?

Глава XIX У фонтана

Глава XX Что сделал Мэк

Глава XXI Как Фиби заслужила желанный прием

Глава XXII Коротко и нежно

Примечания

Содержание:

Олкотт Луиза
Юность Розы

Глава I
Возвращение домой

Глава II
Новые лица старых друзей

Глава III
Мисс Кэмпбелл

Глава IV
Шипы и розы

Глава V
Прекрасный принц

Глава VI
Роза обтесывает Мэка

Глава VII
Фиби

Глава VIII
На краю пропасти

Глава IX
Новогодние визиты

Глава X
Грустная и трезвая глава

Глава XI
День легких искушений

Глава XII
На балу у Китти

Глава XIII
Обе стороны

Глава XIV
План тети Клары

Глава XV
Увы, Чарли!

Глава XVI
Добрые дела

Глава XVII
Между копнами сена

Глава XVIII
Что бы это значило?

Глава XIX
У фонтана

Глава XX
Что сделал Мэк

Глава XXI
Как Фиби заслужила желанный прием

Глава XXII
Коротко и нежно