Нордау Макс
Максъ Нордау. Новые парадоксы ... Б. И. Тодоровский. Опыт характеристики Макса Нордау

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Максъ Нордау. Новые парадоксы. Пер. Э. Ф. Зауэръ. Изд. Павленкова. Сиб. 1902.
   Б. И. Тодоровскій. Опытъ характеристики Макса Нордау. Екатеринославъ. 1902.
   Парадоксовъ не слишкомъ много въ книгѣ Нордау: гораздо больше банальностей, которыя по неизвѣстной причинѣ звучать парадоксами для автора, иногда, дѣйствительно, уклоняющагося отъ общепринятыхъ воззрѣній, только не тамъ, гдѣ надо. Въ сущности, даже трудно понять, какъ старый писатель, живущій въ центрѣ умственной жизни, можетъ такъ ошибаться въ оцѣнкѣ новизны и распространенности взглядовъ, которые онъ имѣетъ слабость считать оригинальными. Самыя темы "нравственно-общественныхъ очерковъ" Нордау, при всемъ ихъ интересѣ, дали бы матеріалъ для дѣйствительныхъ парадоксовъ лишь весьма своеобразному мыслителю. Едва ли Нордау представляется таковымъ кому-либо даже изъ тѣхъ, кто охотно признаетъ его литературныя достоинства.
   Критика современныхъ условій брачной жизни, обличеніе золъ парламентаризма -- Боже мой, какъ трудно сказать въ этой области что-либо дѣйствительно новое и смѣлое, и какъ легко, повторивъ въ поверхностной формѣ сказанное другими, назвать это парадоксомъ. Едва ли сугубая ординарность громаднаго большинства разнообразныхъ мыслей Нордау нуждается въ доказательствахъ для того, кто дастъ себѣ трудъ заглянуть въ его книгу. Вотъ, напримѣръ, выводы изъ обширной главы подъ заглавіемъ "Политическая ложь":
   "Резюмирую вкратцѣ все сказанное выше. Современная административная система, съ ея многочисленными инстанціями, безконечными отписками, протоколами, канцелярщиной, запрещеніями и разрѣшеніями, нисколько не увеличиваетъ гарантій личной и имущественной неприкосновенности по сравненію съ обществами, въ которыхъ отсутствуетъ этотъ сложный механизмъ. Взамѣнъ приносимыхъ х гражданиномъ на алтарь отечества жертвъ кровью, деньгами и свободой, онъ едва ли получаетъ отъ него иныя жизненныя удобства, кромѣ правосудія, оказывающагося всюду непропорціонально дорогимъ и медлительнымъ, и образованія, далеко не одинаково доступнаго для всѣхъ гражданъ. Для полученія тѣхъ же выгодъ не потребовалось бы ни одного изъ множества стѣсненій, которымъ подвергнута его независимость"...
   И такъ далѣе. Объ этихъ категорическихъ положеніяхъ можно сказать что угодно -- можно съ ними согласиться, можно ихъ отвергнуть, но считать ихъ хоть въ ничтожной степени оригинальными немыслимо. А Нордау, бойко и шумливо встряхнувъ эти банальности, открыто и искренно называетъ ихъ парадоксами. Парадоксы для провинціальнаго лавочника -- да, но для той среды, въ которой дѣйствуетъ фельетонистъ большой политической газеты Нордау -- несомнѣнные трюизмы. Въ сущности не трудно понять, почему Максу Нордау кажутся столь оригинальными его мысли, въ которыхъ другіе не могутъ не видѣть избитыхъ общихъ мѣстъ, въ лучшемъ случаѣ лишь облеченныхъ въ бойкую и общедоступную форму. Это происходитъ отъ недостаточности знаній. Правда, г. Топоровскій объявляетъ, что Нордау "одинаково свѣдущъ, компетентенъ и продуктивенъ во всѣхъ избранныхъ имъ областяхъ"; но, конечно, это значитъ только, что Нордау болѣе свѣдущъ, компетентенъ и продуктивенъ, чѣмъ г. Топоровскій. Этого, къ сожалѣнію, недостаточно. Продуктивность Нордау, разумѣется, внѣ спора, но относительно его компетентности во всѣхъ избранныхъ имъ областяхъ позволительно быть, иного мнѣнія; не потому, что этихъ областей много, но потому, что нѣкоторыя изъ нихъ безконечно чужды познаніямъ Нордау, и онъ дѣлаетъ въ нихъ открытія, способныя поразить всякаго, кто знакомъ съ ними ближе, чѣмъ г. Топоровскій. Вотъ для примѣра образецъ изъ политической экономіи Нордау:
   
   "политико-экономы изобрѣли для заглушенія мученій совѣсти обладателей богатства фразу, именуемую ими торжественно "желѣзнымъ закономъ заработной платы". Согласно этому закону заработная плата не должна падать ниже стоимости необходимыхъ средствъ пропитанія въ данной мѣстности. Это значило бы, другими словами, что рабочій можетъ быть увѣренъ въ томъ, что заработаетъ, если не избытокъ, то. по крайней мѣрѣ, удовлетвореніе насущныхъ своихъ потребностей".
   
   Вотъ это, дѣйствительно, парадоксъ. Любая популярная книжка по исторіи экономическихъ ученій показала бы Нордау, что желѣзный законъ есть прежде всего законъ колебаній заработной платы, препятствующихъ прочному благосостоянію рабочаго класса; что если экономисты, устанавливавшіе его, и полагали, будто заработная плата въ общемъ покрываетъ минимальныя потребности работника, то они видѣли въ немъ роковое препятствіе къ поднятію этихъ потребностей; что въ политической экономіи давно сдѣланы, и повторяются въ каждомъ учебникѣ, необходимыя критическія оговорки и поправки къ желѣзному закону, по преимуществу опредѣляющему максимумъ, а не минимумъ заработной платы; что, наконецъ, достаточно напомнить имя публициста, давшаго самое названіе желѣзнаго закона, чтобы обвиненія Нордау показались просто забавными. Это Лассаль давалъ формулы "для заглушенія мученій совѣсти обладателей богатства?" Утвержденіе рискованное; но изъ такихъ утвержденій состоитъ вся экономическая теорія Нордау въ той незначительной ея части, которая не исчерпывается трюизмами. Весьма характерно для этого парадоксалиста по ремеслу его отношеніе къ чужимъ парадоксамъ. Онъ говоритъ о преувеличенномъ и потому невѣрномъ изреченіи Прудона: "собственность это воровство". Но если преувеличеніе парадокса считать залогомъ его невѣрности, то какой смыслъ всякаго парадокса? И какъ знаменательно это неодобреніе для этого ума, буржуазно робкаго, филистерски традиціоннаго и лишь кокетничающаго смѣлостью отрицанія и критики.
   Къ слову о нѣкоторыхъ предметахъ этой критики. То, что Нордау говоритъ о недостаткахъ современнаго политическаго, хозяйственнаго и семейнаго уклада, достаточно избито, чтобы не вызывать споровъ. Но не слѣдуетъ забывать, что, напримѣръ, западный парламентаризмъ уже и такъ дискредитированъ, пожалуй, болѣе, чѣмъ по заслугамъ...
   Наше неуважительное отношеніе къ Нордау, быть можетъ, огорчитъ екатеринославскаго панегириста автора "Парадоксовъ". Но и самъ д-ръ Нордау, вѣроятно, огорчитъ его еще больше своей книгой. Относительно глубокихъ познаній Макса Нордау въ политической экономіи и государствовѣдѣніи!". Топоровскій останется, вѣрно, при прежнемъ мнѣніи. Оставаясь въ сторонѣ, онъ скромно и почтительно упоминаетъ о "нѣкоторыхъ", которые признаютъ за Максомъ Нордау "даже геніальность". Быть можетъ, ознакомившись съ "Парадоксами", онъ рѣшится открыто примкнуть къ этимъ "нѣкоторымъ". Для этого нужна, конечно, смѣлость, но вѣдь труденъ только первый шагъ, а онъ сдѣланъ въ рѣшительной брошюрѣ г. Топоровскаго. Но только вотъ горе: г. Топоровскій видитъ всеопредѣляющій центръ личности Нордау въ одной его особенности, которую онъ ставитъ въ связь съ его происхожденіемъ:
   
   "Если бъ я долженъ былъ однимъ словомъ охарактеризовать Нордау. я охарактеризовалъ бы его словомъ еврей. Но онъ еврей въ самомъ лучшемъ, въ самомъ высокомъ смыслѣ этого слова, въ томъ смыслѣ, въ какомъ это понятіе противопоставляютъ понятію эллина. Еврейство, какъ пренебреженіе ко всему низменному, плотскому, чувственному, которое такъ цѣнили древніе греки и которое даже они возвели въ особый культъ".
   
   Гнусный культъ -- не правда-ли?-- и, конечно, безконечно чуждый пожеланіямъ Макса Нордау, который, однако, въ лежащей предъ нами книжкѣ, увы, говоритъ:
   
   "Великія, умственно и нравственно глубокія культуры, каковыми были индійская и греческая, идеальность которыхъ несравненно превышала нашу, занимали въ вопросѣ о половыхъ отношеніяхъ естественную и свободную точку зрѣнія". Онѣ "были еще проникнуты естественнымъ восхищеніемъ и благодарностью передъ процессомъ размноженія, источникомъ всякой жизни на землѣ. Органы, непосредственно участвовавшіе въ этомъ процессѣ, были окружены культомъ; ихъ изображенія въ качествѣ символовъ плодородія ставились въ храмахъ, жилищахъ и поляхъ".
   
   Таково непостоянство своенравнаго генія -- только что его похвалили за аскетическіе идеалы, а онъ взялъ да восхитился культомъ органовъ размноженія. Вѣчно обновляющійся, всегда неожиданный, вчера аскетъ, сегодня адептъ фаллическаго культа, вчера публицистъ, бойко хлещущій всѣхъ политиковъ, сегодня самъ политикъ, онъ, конечно, не поддается точному анализу екатеринославскаго почитателя, который, дойдя до апогея восторга, положилъ перо: "Я пытался въ общихъ чертахъ представить характеристику Нордау. Я не претендую на то, что мною все уже исчерпано. Слишкомъ великъ этотъ человѣкъ, слишкомъ сложна его психологія, и ее не такъ легко отгадать". Бѣдный Нордау -- что если онъ читаетъ по-русски и увидитъ этотъ панегирикъ -- вѣдь это, право, слишкомъ жестокое наказаніе за погрѣшности стараго писателя, нѣсколько легковѣснаго и шумливаго, но въ общемъ интереснаго. Въ одномъ, однако, правъ г. Топоровскій: его увлекаетъ живая искра общественности, вспыхнувшая въ послѣдніе годы въ Нордау, который искренно и горячо увлекся интересами родного народа. Онъ и здѣсь болѣе парадоксаленъ, чѣмъ основателенъ, но въ его увлеченіи сіонизмомъ чувствуется не одна игра ума, а также влеченіе сердца. И все же надо сказать правду: если лучшее въ Нордау есть сіонизмъ,-- тѣмъ хуже для Нордау; и если Нордау принадлежитъ къ лучшему, что есть въ сіонизмѣ,-- тѣмъ хуже для сіонизма.

"Русское Богатство", No 7, 1902

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru