Аннотация: Текст издания: журнал "Охотничий Вестник", 1913.
Охотничьи разсказы и стихотворенія
Изданіе журнала "ОХОТНИЧІЙ ВѢСТНИКЪ" МОСКВА, 1913 г.
НОВЫЙ СЕТТЕРЪ.
(РАЗСКАЗЪ А. ЭРВЕ).
Оверонъ, бывшій виноторговецъ, а теперь -- гражданинъ, спокойно живущій на проценты съ своего капитала, считалъ себя лучшимъ охотникомъ въ городѣ. И всѣ знали, что онъ купилъ новую собаку.
Когда про человѣка говорятъ, что онъ пріобрѣлъ новую собаку, можно съ извѣстной долей вѣроятія предположить, что у него раньше уже была собака, а разъ это такъ, то, какъ логическое слѣдствіе такой догадки, возникаетъ вопросъ, что случилось со старой собакой?
Впрочемъ, самъ Оверонъ не любитъ упоминать объ этой непріятной исторіи и лишь изрѣдка, за доброй бутылкой вина, въ приливѣ откровенности, сознается, что смерть четвероногаго друга несмываемымъ пятномъ лежитъ на его совѣсти. Но Боже упаси, если объ этомъ узнаетъ когда-нибудь почтенная супруга лучшаго охотника! Она въ городѣ стяжала себѣ славу самой энергичной дамы, при случаѣ не стѣсняющейся въ выраженіяхъ, и объясненіе съ ней не обѣщаетъ ничего пріятнаго, особенно при открытыхъ окнахъ...
Между тѣмъ, все случилось очень просто.
Осенью была назначена большая охота на лисицъ. Конечно, съ гончими, но Оверонъ отправился съ своимъ неразлучнымъ сеттеромъ. Въ качествѣ лучшаго охотника онъ зналъ, что добрый сеттеръ можетъ пригодиться въ лѣсу во всякое время.
Еще въ пути появилися кое-какія зловѣщія предзнаменованія, но на нихъ Оверонъ не обратилъ должнаго вниманія. Прежде всего, сеттеръ вышелъ изъ дома, поджавъ хвостъ, чего онъ обыкновенно не дѣлалъ. Затѣмъ, въ вагонѣ кондукторъ, захлопывая дверцу купэ, едва не отдавилъ ему хвостъ. Если бы песъ не успѣлъ во время подвинуться, катастрофа была бы неизбѣжна.
Когда прибыли на станцію назначенія, какая-то бродячая дворняга укусила сеттера за заднюю ногу, и Оверонъ съ большимъ трудомъ рознялъ сцѣпившихся косматыхъ противниковъ.
Словомъ, всякій другой непремѣнно вернулся бы домой, но Оверонъ всегда стоялъ выше всякихъ предразсудковъ, и жестоко поплатился за это.
Какъ и слѣдовало ожидать, онъ вытащилъ самый неудачный номеръ: ему пришлось стоять среди молодой заросли, гдѣ въ пяти шагахъ можно было не замѣтить цѣлаго волка. Однако, пришлось помириться и съ этимъ.
Понятно, что, лишь только въ лѣсу раздались голоса гончихъ, Оверона охватила такъ называемая "охотничья лихорадка" и у него передъ глазами поплыла легкая полоска тумана. Именно этой полоской онъ особенно гордился, потому что знаменитый Ливингстонъ, совершавшій чудеса храбрости и находчивости въ дебряхъ Африки, въ минуты наибольшаго душевнаго подъема тоже видѣлъ все какъ бы въ туманѣ. По крайней мѣрѣ, объ этомъ одно время писали въ охотничьемъ журналѣ, а печать, какъ извѣстно, никогда не вретъ.
И вотъ, какъ только появилась желанная синяя дымка, Оверонъ увидѣлъ среди золотыхъ листьевъ осиновой молоди рыжую спину и длинный, пушистый хвостъ.
-- Лисица!-- молніей сверкнуло у него въ мозгу. Черезъ мгновеніе прогремѣлъ выстрѣлъ... Лисица дико взвизгнула, метнулась въ сторону, покатилась кубаремъ, и охотникъ, несмотря на застилавшій его глаза туманъ, поразился размѣрами звѣря... Забывъ о томъ, что надо стоять на "номерѣ" до сигнала, Оверонъ бросился къ своей добычѣ, раздвинулъ кустарникъ, куда забилась лисица, и... замеръ отъ ужаса: передъ нимъ, въ предсмертной агоніи, лежалъ любимый сеттеръ.
Всѣ семь картечинъ добросовѣстно продырявили шкуру бѣднаго пса и приготовили его къ скорому переходу въ лучшій міръ...
Сеттеръ посмотрѣлъ на своего хозяина потухающими глазами. Если бы онъ могъ говорить, онъ, навѣрное, сказалъ бы:
-- Видишь, какъ опасно стрѣлять во все, что движется передъ глазами. Забудь о Ливингстонѣ и купи себѣ хорошіе очки.
Но сеттеръ не умѣлъ говорить, а потому околѣлъ молча, какъ подобаетъ хорошей собакѣ, пристрѣлянной лучшимъ охотникомъ.
Оверонъ вернулся домой въ самомъ грустномъ настроеніи. Нужно было врать, потому что правда произвела бы на нервную супругу слишкомъ сильное впечатлѣніе, а врать въ данномъ случаѣ было трудно. Наконецъ, его осѣнила геніальная мысль и онъ съ честью вышелъ изъ труднаго положенія. Случилось даже такъ, что во всемъ виноватой оказалась жена!
Дѣло въ томъ, что госпожа Оверонъ, ничего не смыслящая въ охотѣ, обладала чувствительнымъ сердцемъ и кормила собаку будто на убой. За послѣднее время сеттеръ даже ходилъ, переваливаясь съ бока на бокъ, какъ хорошій боровъ передъ Рождествомъ.
Оверонъ пространно разсказалъ женѣ, какъ удачно началась охота, какъ сеттеръ бросился за лисицей, оставилъ далеко за собой всѣхъ гончихъ, какъ онъ уже настигалъ звѣря и какъ, въ послѣднее мгновеніе, ожирѣлое сердце не выдержало, разорвалось, и вѣрный песъ палъ жертвой своего долга.
Вышло очень трогательно, и въ послѣднихъ словахъ:
-- Ты, одна ты виновата, потому что ты погубила несчастную собаку неразумнымъ закармливаніемъ!-- даже послышались слезы.
Словомъ, все кончилось благополучно, и черезъ недѣлю въ домѣ Оверона появился новый сеттеръ, носившій красивое имя "Пріамъ".
Его появленіе совпало съ радостнымъ для каждаго охотника событіемъ: первымъ осеннимъ снѣжкомъ, и Оверонъ рѣшилъ испытать новаго друга по порошѣ.
Выражаясь языкомъ Гомера, "юнорожденная, златокудрая утренняя заря едва коснулась розовыми перстами горизонта", когда Оверонъ вышелъ изъ дома съ новымъ сеттеромъ.
Уже съ первыхъ шаговъ "Пріамъ" повелъ себя совсѣмъ иначе, чѣмъ его трагически погибшій предшественникъ, что сразу огорчило Оверона.
Прежде всего, "Пріамъ" обладалъ удивительной способностью останавливаться буквально на каждомъ второмъ шагу, Онъ начиналъ обнюхивать тротуаръ, жался къ стѣнамъ, бросался подъ ноги къ прохожимъ и, вообще, причинялъ хозяину кучу непріятностей. При этомъ его даже нельзя было одернуть, какъ то принято дѣлать съ порядочными собаками. Оверонъ нѣсколько разъ пытался натягивать цѣпь, но тогда сеттеръ бросался впередъ, будто за нимъ гнались черти, и толстый отставной виноторговецъ мчался за нимъ въ припрыжку, къ великой радости уличныхъ мальчишекъ.
На подоконникѣ булочной сидѣла кошка. Богъ знаетъ за кого ее принялъ Пріамъ, но только онъ рванулся къ ней, какъ бѣшеный, и въ результатѣ посыпались осколки стекла, въ которое угодило ружье, неловко повернувшагося Оверона. Послѣдовало продолжительное объясненіе съ булочникомъ, которое закончилось тѣмъ, что бумажникъ охотника лишился нѣсколькихъ кредитныхъ билетовъ.
Въ вагонѣ тоже произошелъ инцидентъ. Пріамъ, обличавшійся, очевидно, вулканическимъ темпераментомъ, воспылалъ страстью къ бѣленькой болонкѣ, сидѣвшей на колѣняхъ довольно подозрительной дамы. Онъ пошелъ къ цѣли слишкомъ прямо, перепугалъ даму, уронилъ болонку, и съ добрые полчаса Оверонъ бесѣдовалъ съ кавалеромъ подозрительной дамы, причемъ они обмѣнивались любезностями вродѣ "болванъ", "идіотъ" и т. п.
Но самое горькое разочарованіе ждало охотника впереди. "Пріамъ" оказался одареннымъ какимъ-то сверхъ-естественнымъ чутьемъ. Онъ безошибочно выводилъ своего повелителя на поляны, гдѣ паслись коровы или овцы, и немедленно начиналъ гонять рогатыхъ скотовъ изъ стороны въ сторону. Куръ онъ вообще не могъ видѣть равнодушно, и когда Оверонъ, по обыкновенію, сдѣлалъ привалъ у знакомаго лѣсника, тотъ черезъ какія-нибудь десять минутъ предъявилъ къ оплатѣ шесть хохлатыхъ труповъ.
Зато, къ зайцамъ и прочей лѣсной твари "Пріамъ" питалъ чисто родственныя чувства. Его заботливость о нихъ доходила нерѣдко положительно до невѣроятныхъ предѣловъ. Онъ считалъ своей священной обязанностью громко лаять при видѣ свѣжаго слѣда, очевидно, съ цѣлью предупредить зайца о грозящей опасности. Однажды, когда онъ случайно, чуть ли не наткнулся на упитаннаго бѣляка, сеттеръ напрягъ всю свою изворотливость, чтобы отвлечь вниманіе охотника въ сторону, и это ему блестяще удалось. Лишь случайно обернувшись, Оверонъ увидѣлъ спокойно трусившаго по опушкѣ зайца, но въ этомъ уже былъ виноватъ самъ заяцъ, не принявшій сразу нужныхъ мѣръ предосторожности. Впрочемъ, для него все кончилось благополучно, потому что Оверонъ, обманутый немедленно поднявшимся ливингстонскимъ туманомъ, влѣпилъ весь зарядъ дроби въ стволъ Коренастаго дуба, а заяцъ отправился домой.
Только однимъ качествомъ новый сеттеръ выгодно отличался отъ стараго: несмотря на всѣ старанія, госпожѣ Оверонъ не удавалось раскормить его до ожирѣнія, такъ что ему разрывъ сердца не грозилъ.
Тѣмъ не менѣе, и ему было суждено погибнуть при исполненіи своихъ обязанностей, причемъ смерть подстерегла его какъ-разъ въ тотъ рѣдкій моментъ, когда онъ измѣнилъ своимъ принципамъ. Очевидно, и для собакъ существуетъ нѣчто вродѣ высшей справедливости.
Однажды Оверонъ отправился на охоту въ арендованный имъ, для этой забавы, лѣсъ. А надо сказать, что этотъ лѣсъ примыкалъ къ огромной сѣчи одного помѣщика, который терпѣть не могъ охотниковъ и старался всячески имъ досаждать.
Бывало, Оверонъ и его пріятели стараются даже близко не подходятъ къ проклятой сѣчѣ, гдѣ ихъ всегда ждала какая-нибудь гадость.
На этотъ разъ охотникъ тоже направился въ противоположную сторону. Все шло, какъ всегда за послѣднее время, то-есть -- отвратительно. "Пріамъ" безтолково лаялъ, три раза водилъ хозяина къ крестьянскому стаду, дѣлалъ стойки надъ лягушками, прыгалъ на деревья за мухами.
Проплутавъ по лѣсу до вечера, охотникъ, скрѣпя сердце, отправился въ городъ. Къ его удивленію, жена приняла вѣсть о пропажѣ дорогой собаки совершенно равнодушно. Очевидно, сердце женщины не простило Пріаму его упорнаго нежеланія потолстѣть на привольныхъ хлѣбахъ.
Черезъ два дня Оверону прислали корзину съ трупомъ сеттера, къ которому былъ еще добавленъ растерзанный тощій заяцъ.
Свирѣпый помѣщикъ снабдилъ посылку и пояснительной запиской:
"Вашъ песъ ворвался въ мои владѣнія и поплатился за это, кстати, получите и зайца, котораго онъ затравилъ у меня на сѣчѣ".
Такъ дорого обошлась новому сеттеру мимолетная ссора съ зайчугой.
Оверонъ разсердился и съ тѣхъ поръ перешелъ къ пойнтерамъ.