Статья из Монитера о вступлении англичан в Копенгаген
Еще повторим: Статья из Монитера. Она помещена здесь только для того, чтоб читателям показать, как думают в Париже об английской высадке.
Копенгаген во власти англичан. Он сдался спустя двадцать один день после высадки их на острове Зееланд! Европа изумится, узнавши, что сия крепость досталась им в руки до открытия траншей, единственно по причине страха, бросанием бомб напущенного. Правда что первые выстрелы нанесли великий вред; часть города сожжена, множество женщин и детей погибло, и датский генерал почел для себя долгом подписать договор, который мы видели.
Все заставляет думать, что договор сей не будет одобрен королем датским. Наследный принц королевский изъявил живейшее негодование против уступок, сделанных генералом, который в сем случае выступил за пределы вверенной ему военной власти. Он уже отказался принять деньги от Джексона, английского поверенного в делах, который приезжал к городу Килю; он объявил, что будет вести войну с Англией, и что силой оружия получит обратно то, что отнято у него нечаянным нападением и изменой.
Замечают, что в VII статье англичане упомянули о дружестве и согласии между обоими государствами. Так они могут еще предполагать, что датчане любят их? В самом деле, без всякой причины, не объявляя войны, и даже не нарушая обыкновенных обрядов дружелюбия в сношениях с датским посланником в Лондоне пребывающим, они не сделали ничего более, как только взяли к себе корабли и военные припасы их, сожгли дома их, принесли ужас и смерть в мирные их семейства!
После такой обиды ежели Дания не начнет непримиримой войны против Англии; ежели чувство стыда и мщения не воспламенит всех, от старика до младенца, от адмирала до последнего матроса, то датский народ погибнет невозвратно. Он лишится бытия своего; ибо стерпит такое оскорбление, которому нет примера в истории света. В языке человеческом нет слов для точного выражения сего поступка.
Дания дозволяла играть собою, и в сем отношении она походила на многие государства европейские, которые всегда не доверяли Франции, и совершенно полагались на обещания и уверения великодушного лондонского кабинета. Так подлинно! если б датское войско не выходило на твердую землю; если б оно находилось на острове Зееланд в то время, как англичане сделали высадку: то неприятель не имел бы причины хвалиться такими успехами. Впрочем, английские министры не должны предаваться излишней радости. Сей поход особливо странен, что он в самом существе дела убыточен для Англии; чем бы ни окончился он, но в истории будет наименован не иначе, как глупою жестокостью. Для чего он предпринят?
Не для того ли чтобы не дать случая французам овладеть датским флотом? Но могли ль они сделать это, когда флот находился в пристани безопасного острова? Если они и овладели им, то возможно ли было бы вооружить его и отвести в пристани французские?
Хотели ль англичане прибавить к своему флоту пятнадцать или двадцать кораблей, стоявших при Копенгагене? Но они в кораблях не имеют недостатка.
Надеялись ли англичане овладеть Зундом, как овладели Гибралтаром? Но генерал английский по договору обязался вы вести войска с острова Зееланда; притом же он оставил в покое Фионию.
Боялись ли, чтобы Франция не увеличила своего могущества, присоединив к себе все датские силы? Но препятствовать этому было бы неблагоразумно. Чему-нибудь одному надлежало случиться: или датчане, побоявшись угроз Англии, взяли бы ее сторону, -- тогда Франция овладела бы Голштинией, Ютландией, островом Фионией, пристанями Геннингенскими, Килем, короче сказать, тремя частями Датского королевства; или с негодованием отвергли бы такое оскорбительное требование, в чем нельзя и сомневаться, судя по благородному характеру наследного принца и по мужеству народа, -- тогда они были бы принуждены с оружием в руках противиться обидчикам и присягать к стороне Франции. Таким образом в обоих случаях сим нападением Англия приобретает себе новых неприятелей, и совет к тому подан ей не иным кем, как безумными политиками, или тайными врагами ее могущества. Вот доказательство истины, утешительной для человеческого рода, что неправедный поступок никогда не бывает полезным!
Соблазнительная несправедливость сия такого рода, что английский кабинет не мог бы выдумать ничего вреднее для себя, ничего удобнее возбудить негодовать в целой Европе. Не думает ли он, что сим принужденным договором, заключенным по слабости, а может быть еще и по глупости, избавил себя от опасности? Он навсегда потерял дружбу Дании и уважение всех народов. Ему нельзя ни употребить в дело взятых кораблей, ни удержать за собою Зееланд. Недалеко та пора года, в которую можно будет напасть на Индию восточную и западную, на Ирландию, на саму даже Англию, тем как большая половина войск великобританских по пустому будет терпеть стужу среди льдов Балтийского моря. Ежели англичане останутся на острове Зееланд, то их оттуда выгонят зимой, сколь ни было бы многочисленно их войско, если же по содержанию договора, они оставят остров, то навсегда проститься должны с Зундом. Посредством измены и вероломства успеть можно один только раз, не более.
Дания имеет столько сил сухопутных, что может отразить нападение англичан; и если б с одной стороны не уверили ее о мнимой безопасности, с другой не поселили бы недоверчивости к намерениям Франции; то Копенгаген был бы защищаем сорокатысячным войском: тогда лорд Каткарт под стенами сей столицы был бы встречен с такою же почестью, какая оказана герцогу Йоркскому в Дюнкерке, в Голландии, и какая оказывается англичанам везде на твердой земле, где только они дерзают появляться.
Неужели английское министерство или генералы ее думают, что Дания останется нейтральною и тогда, когда отнимают у нее флот, зажигают столичный ее город, нападают на ее независимость, уничтожают ее нейтралитет? В таком случае была бы причина столь же невыгодно заключать о благоразумии англичан, как и об их справедливости. Если они хотят удержаться на острове Зееланде, то непременно должно собрать там 80 тысяч своего войска, но и этого было бы все еще немного.
Сие нападение покажется очень глупым и самым несправедливым, если только рассмотреть, какие действия произведет оно в правительствах государств европейских, какую родит в них ненависть, и какие средства подаст им к отмщению.
Император Александр предложил Англии свое посредство. Вместо признательности за такое благодеяние, Англия берет под власть свою моря, свободу коих защищать монарх сей обещался; она отнимает флот и ждет столичный город такого государства, с которым соединяли ее узы политики, дружбы и соседства. Вот как англичане платят за одолжения, которые Россия всегда ей оказывала -- за предпочтение, которое Россия дала их торговле, -- за великие пожертвования, которые сделаны, чтоб угодить их честолюбию! В то самое время, когда остаток прежнего союза можно бы употребить в свою пользу, они небрегут о чести, оскорбляют своих союзников, нападают на драгоценные их выгоды, и, вызываясь на ссору, подвергают опасности почтенный дом датский, союзом крови сопряженный с королем английским, сделаться жертвой сего пагубного злодеяния.
Тщетно стали бы, для извинения сего жестокого поступка, предполагать, будто Франция умышляет что-нибудь вредное против Дании. Очень некстати было бесчестным нападением предупреждать намерения Франции. Попечение о славе ее не дозволило бы императору французов решиться на такое нарушение права народного и законов справедливости, -- нарушение, которое опять воспламенило бы войну, раздражило бы Россию, распространило бы на твердой земле новые бедствия. Как бы то ни было, Англия поступила бы гораздо умнее, не предупреждая таким образом, как теперь сделала; она всегда могла бы выслать флоты свои для защиты Зееланда, и в сем случае имела бы на своей стороне Россию, Швецию, Данию и -- правое дело.
Итак, рассмотревши конечную причину сего похода, исполнение его и следствия, всякий увидит слепую и жестокую боязнь, увидит политику, которая ничего не рассчитывает, ничего не знает, и ничего не уважает. После этого очень мудрено почитать премудрым уложение государства, допускающее такие соображения; мудрено удивляться суетному многоречию парламента, который дозволяет подобные несправедливости, или скажем лучше, подобные злодейства!
(С франц.)
-----
Статья из Монитера о вступлении англичан в Копенгаген: (С франц.) // Вестн. Европы. -- 1807. -- Ч.36, N 21. -- С.53-60.