У воротъ небольшого дома, окруженнаго большимъ тѣнистымъ садомъ, стояла женщина. Одѣта она была скромно, почти бѣдно. Черные съ просѣдью волосы были небрежно скручены на затылкѣ. Прислонившись головой къ косяку двери, она такъ была погружена въ свои думы, что не замѣтила, какъ къ дому подошелъ странникъ. Одѣтъ онъ былъ бѣдно и видимо усталъ: тяжело опирался на посохъ и шелъ тихо, еле передвигая ноги. Женщина отвѣтила на его привѣтствіе, пригласила его въ свой домъ, помогла снять суму; затѣмъ поставила передъ нимъ плоды, хлѣбъ, сыръ и вино. Но странникъ едва прикоснулся ко всему этому. Онъ пытливо смотрѣлъ на женщину, равнодушно прислуживавшую ему, и наконецъ сказалъ:
-- У тебя большое горе на сердцѣ, душа твоя далеко отсюда. Ты подѣлилась со мной хлѣбомъ и плодами -- подѣлись и горемъ. Я человѣкъ старый, много видѣлъ людского горя; можетъ быть, найду для тебя какое-нибудь утѣшеніе.
-- О! нѣтъ! Тебѣ не сдвинуть камня, который придавилъ мою душу, и утѣшенія мнѣ нѣтъ. Развѣ можно воскресить то, что умерло, вернуть ушедшее время, посадить цвѣты въ замерзшую землю? Нѣтъ, мнѣ осталось одно: ждать смерти и молиться, чтобы мнѣ не ждать ея слишкомъ долго.
-- Сколько у тебя дѣтей?
-- Было два сына и дочь, но я считаю, что осталась только дочь.
-- А гдѣ же сыновья, мужъ?
-- Мужъ и сыновья на войнѣ, и я уже оторвала ихъ отъ своего сердца и, даже если и свершится чудо и они вернутся, они уже не прирастутъ къ нему больше. Слишкомъ много я пережила за это время, слишкомъ много.
-- Не одна ты отпустила на войну сыновей и мужа, но нигдѣ я не слыхалъ такихъ рѣчей.
-- Да, я знаю, что много женщинъ проводили на борьбу съ врагомъ своихъ мужей и сыновей, но не для всѣхъ они были тѣмъ, чѣмъ были для меня. Послушай, и ты поймешь, что творится въ моей душѣ. Я когда-то была молода, хороша; я рано вышла замужъ и сразу забыла веселыя игры и болтовню и ухаживанія молодежи. Я всей душой привязалась къ мужу и ничего не знала, ничего не видала, всецѣло была занята лишь заботами о его благополучіи. Потомъ, когда въ теченіе нѣсколькихъ лѣтъ Богъ послалъ мнѣ двухъ сыновей и дочь, я стала и ихъ любить такъ же сильно, какъ мужа; цѣлые дни я была занята только ими; ночью я вставала, чтобы посмотрѣть, спокоенъ ли сонъ моихъ малютокъ, поцѣловать ихъ, лишній разъ полюбоваться ихъ прелестными личиками. Я была счастлива; сердце мое всегда было полно любовью, такъ полно, что переходило черезъ край и разливалось на всѣхъ, кто въ ту пору окружалъ меня. Когда подруги и мужчины (были и такіе) говорили мнѣ, что я еще молода, красива и глупо губить свою молодость, сидя съ дѣтьми и только съ ними, ничего больше не знать и не видѣть, я улыбалась молча; въ глубинѣ души я жалѣла ихъ и думала, что никакое веселье, ни пѣсни, ни страстныя рѣчи не сравнятся съ блаженствомъ чувствовать милыя дѣтскія ручки, обвившіяся вокругъ шеи, цѣловать ихъ свѣжія губки, изо дня въ день слѣдить за тѣмъ, какъ развивается ихъ умъ, какъ развертывается душа, и сѣять въ этотъ умъ и въ эту душу едва уловимыя крупинки того, что считаешь добромъ. И я пренебрегала своей красотой, не вплетала въ свои косы блестящихъ бусъ, не надѣвала красивой одежды, не разглядывала въ зеркало своего лица, со страхомъ слѣдя за каждой новой морщинкой: некогда было. И время шло, и незамѣтно насталъ день, когда мальчики стали юношами и домашняя жизнь стала тяготить ихъ, какъ молодыхъ орлятъ тѣсная клѣтка. Работа въ саду, рыбная ловля, охота наскучили имъ, и я съ грустью замѣчала, что глаза ихъ блестятъ и сами они такъ и горятъ, когда отецъ вечеромъ, сидя у этого порога, разсказываетъ имъ о своей молодости, о томъ, какъ онъ, командуя въ ту пору добровольнымъ отрядомъ такихъ же молодцовъ, какъ онъ самъ, выслѣдилъ и уничтожилъ цѣлый отрядъ врага, засѣвшаго въ сосѣдней деревнѣ. Нѣсколько дней послѣ такихъ разсказовъ они, бывало, ходятъ какіе-то разсѣянные и разговоры только объ оружіи да о войнѣ. Ну, и вотъ мечта ихъ сбылась. Вы знаете, какъ неожидавно объявили намъ войну, и мой мужъ и сыновья какъ будто лишились разсудка. Вытащили заржавленное оружіе, чистили и приводили его въ порядокъ, купили новыхъ коней и рѣшили идти добровольцами. Съ отцомъ -- какъ братья, не наглядятся на него, не наслушаются; ну, а я въ сторонѣ, какъ будто и нѣтъ меня, какъ будто не я вырастила ихъ такими здоровыми, красивыми и сильными. И взяла меня большая скорбь и къ ней примѣшивалось и немного злобы. Я перестала спать по ночамъ и все думала, думала и никакъ не могла понять одного: зачѣмъ, къ чему отдала я имъ свою молодость, зачѣмъ положила на нихъ все свое здоровье и превратилась въ жалкую старуху? Неужели для того, чтобы шальная пуля скосила ихъ или въ лучшемъ случаѣ искалѣчила и вернула мнѣ ихъ жалкими инвалидами? Я знаю, врагъ силенъ и они должны были идти на защиту родины; но это говоритъ умъ, а сердце не мирится и хочетъ своего... И почему не стало у нихъ жалости, привязанности ко мнѣ, и они такъ легко и просто покинули меня? Мужъ... онъ какъ будто помолодѣлъ! Шутитъ, смѣется и также горитъ весь, и не наговорится со своими молодцами. И стало мнѣ тутъ ясно, что я одна, окружена дѣтьми и одна.
Женщина закрыла руками лицо и долго беззвучно плакала.
-- Ну, а дочь? У тебя есть дочь?-- послѣ продолжительнаго молчанія спросилъ странникъ.
-- Да; ну что же дочь?-- вытирая глаза, сказала женщина.-- Ей всего 15 лѣтъ, и потомъ... у меня что-то оборвалось въ сердцѣ и мнѣ кажется, что я никого не люблю больше.
При послѣднихъ словахъ женщины дверь отворилась, и вошла дѣвушка.
Подобно солнечному лучу озарила она своей необыкновенной красотой и молодостью потемнѣвшую отъ надвигающихся сумерекъ комнату. Увидѣвъ странника, потушила огоньки въ глазахъ, степенно поклонилась и, охвативъ руками шею матери, прижалась головой къ ея плечу.
-- Открой глаза и посмотри,-- проговорилъ странникъ, лицо котораго при видѣ дѣвушки освѣтилось улыбкой и стало какъ будто моложе..-- Ты плачешь, жалѣешь, что ушла молодость, а она здѣсь, возлѣ тебя. Развѣ ты не узнаешь ея? Не видишь себя въ 15 лѣтъ? Мужъ твой вновь переживаетъ свою молодость съ сыновьями, а ты переживай ее съ дочерью.
Женщина посмотрѣла на свою дочь, какъ будто въ первый разъ увидѣла ее. Свѣтлой полосой мелькнуло прошлое: она сама дѣвочкой; дивная пора ясныхъ грезъ, безпричиннаго веселья, безконечнаго смѣха. Что-то вдругъ весеннимъ вѣтеркомъ прошло по сердцу, что-то расцвѣло, затрепетало въ захолодѣвшей душѣ. Она прижала къ себѣ дѣвушку и перестала понимать, гдѣ кончается ея собственная молодость и гдѣ начинается чужая и такая близкая. А странникъ взялъ посохъ и тихонько вышелъ.
А. Сэдъ.
"Женскій сборникъ в пользу ялтинского попечительства о пріѣзжихъ больныхъ...", М., 1915