Нечаск Фр.
Милица

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст издания: журнал "Русскій Вѣстникъ", NoNo 10-11, 1872.

   

МИЛИЦА

ПОВѢСТЬ ФР. НЕЧАСКА

ПЕРЕВОДЪ СЪ ЧЕШСКАГО.

I.

   Настала весна. Всё оживаетъ, все распускается и благоухаетъ. Дроздъ-пѣвунъ уже весело насвистываетъ свою однообразную лѣсенку; соловей заливается трелями, высоко въ облакахъ вторитъ ему жаворонокъ; а за ними и ворона каркаетъ: "яро! яро!" {По-чешски: весна! весна!} Фіалка, пробужденная отъ долгаго сна зефиромъ, встрепенулась, застыдилась что еще не одѣта и быстро начала надѣвать на себя сине-лиловое платьице; маргаритка позавидовала ей и тоже поскорѣе нарядилась въ яркіе цвѣта и гордо подняла голову. Солнце ласково окинуло теплымъ окомъ землю, и вся живописная Грубоскальская окрестность возродилась къ новой жизни.
   Въ ближней рощѣ послышался легкій топотъ бѣгущей серны, которая, почуя весну, рѣзво прыгала съ камня на камень, и крутя головою, выдѣлывала прихотливые круги; неподалеку отъ нея стояла молодая поселянка, опершись на сукъ буковаго дерева, и съ дѣтскою радостью смотрѣла на свою шаловливую питомицу. Черные глаза красавицы живо слѣдили за всѣми ея прыжкахи и затѣями; рѣзкій весенній вѣтеръ румянилъ смуглыя щеки дѣвушки и заигрывалъ съ ея глянцовитыми черными волосами, которые слегка прикрывалъ красненькій платочекъ. Но вдругъ набѣжало облако, и весеннее солнышко мигомъ спряталось; потянулъ холодный вѣтеръ; Милица осмотрѣлась кругомъ и начала звать свою серну: "Пора домой, Минка! Напрыгалась затѣйница! Пора на мѣсто!"
   Серна подбѣжала къ ней, дѣвушка одною рукой обняла ее за шею, а другою гладила ея по головѣ, приговаривая: "Видишь какой вѣтеръ дуетъ! Пожалуй снѣгу дождемся, коли не дождя. Вотъ и солнышко спряталось!" Милица поспѣшила домой, за нею побѣжала и серна. Вскорѣ полилъ сильный дождь, и дорога въ минуту разгрязнидась. Изъ рощи выбѣжали ребятишки, и подпрыгивая, шалуны кричали ей вслѣдъ: "Эй, Милица! Цыганка! Р-р-р-ръ.... Цыганка! Р-р-р-ръ!"
   Они дразнили ее такъ потому что ока рѣзко выговаривала букву р. Милица погрозилась на нихъ пальцемъ и молча озиралась, боясь чтобъ они не бросили въ ея серну камнемъ. Дождь сталъ проходить; она пошла тише. На дворѣ куковала кукушка; Милица пріостановилась и начала спрашивать:
   -- Кукушка, кукушка, много ли мнѣ лѣтъ жить? Разъ, два, три.... ну, ужь за двадцать пошла куковать! Это ужь слишкомъ много! Теперь скажи долго ли проживетъ моя серночка? Чу! пять дѣть. Ну, будетъ съ тебя, Минка! Три года прожила на свѣтѣ, да еще пять проживешь! А дѣдушка мой сколько проживетъ? Что жь ты молчишь? Да прокукуй же! Чу, одинъ -- и только? Это ужасно! Неужели дѣдушка проживетъ только одинъ годъ! Ну, вотъ опять закуковала! Разъ, два, три, десять, пятнадцать.... О! да какъ мы всѣ долго будемъ жить.
   И Милица, весело напѣвая пѣсню и прыгая съ кочки на кочку, побѣжала домой. Узенькая тропинка извивалась между скалами; она бережно приподняла свою синюю юпочку, чтобъ не изорвать и не испачкать грязью, сняла съ ногъ башмаки и чулки и такъ дошла до своей деревни, называемой Буковиною. Солнышко опять проглянуло; Милица спустилась къ пруду, на берегу котораго стоялъ большой домъ богатаго крестьянина Драгоневскаго, и присѣла на камешекъ. Ей стало жарко, быстрымъ движеніемъ она сорвала съ головы платокъ, бросила на траву и принялась мыть ноги. Густые волосы ея распустились по плечамъ, и такъ были они длинны что покрывали весь ея станъ, и концы ихъ окунались въ воду. Черезъ минуту ей послышались чьи-то шаги, и она живо вскочила на ноги, чтобы скорѣе уйти, но увидя предъ собою Драгоневскихъ бабушку, осталась за мѣстѣ.
   -- Что ты это, неразумное дитя? жизнь что ль тебѣ надоѣла? Въ такой холодной водѣ полощешь ноги. Такая ломота сдѣлается что мѣста не найдешь. Подожди до лѣта, тогда и купайся, какъ утка, только не здѣсь у дороги, подъ самыми вашими окнами. Да скажи за милость, зачѣмъ тебѣ вздумалось въ воду-то лѣзть? Иль хочешь какую комедію разыграть? Распустила черныя космы, какъ русалка, да засучила рукава по локоть, чтобъ выставить полныя ручки... А Витъ небось изъ окна выглядываетъ.... да вздыхаетъ.... Знаю я васъ несмышленокъ!
   -- Что это вы говорите, бабушка? застыдилась молодая дѣвушка и съ недоумѣніемъ глядѣла на старуху.-- Мнѣ и въ голову не приходило.... Право....
   -- Ну, ну! знаю я васъ.... Сама была молода.... лукаво улыбаясь продолжала бабушка, видя что слова ея сконфузили Милицу.-- Ужь не даромъ ты сѣла тутъ.... Еще станешь тонуть.... за мелкомъ мѣстѣ, а нашъ добрякъ Вить бросится вытаскивать тебя изъ воды.... А ты бы очнувшись вонзила въ него черные, угольные глаза свои, и чего добраго! ранила бы его сердечко.
   -- Бабушка, что вы говорите? Чѣмъ я заслужила это? краснѣя отъ негодованія вскрикнула дѣвушка, и глаза ея дѣйствительно засверкали.
   Старуха любила подтрунить надъ молодежью, притворилась что не замѣтила огненнаго взгляда Милицы и продолжала прежнимъ суровымъ тономъ:
   -- Стыдись! Ты уже не маленькая! Красива уродилась, а ума мало набралась.
   У Милицы навернулись слезы; тутъ бабушка перемѣнила тонъ, и гладя ея по лицу, приговаривала:-- Сейчасъ и въ слезы, глупая какая! Я съ тобой пошутила. Знаю что ты дѣвка славная.... За дѣдушкой слѣпымъ хорошо ходишь. А теперь ноги застудишь, захвораешь, умрешь, Боже сохрани, а старика на кого покинешь? Ты у него одна, какъ порохъ въ глазу. Ему придется тогда съ тобой въ моголу ложиться.
   У Милицы сквозь слезы мелькнула улыбка.
   -- Жаль мнѣ тебя, бѣдная сиротка! покачала головой бабушка.-- Жаль, какъ родное дитя! Да вѣдь и дѣвка ты у насъ славная. Только смотри, не вскружи голову нашему парню. Тогда я знаешь что съ тобою сдѣлаю? Я твои черные глаза выцарапаю. Право слово выцарапаю. Да что ты тутъ босая на камнѣ стоишь, словно вкопаная? На, вытри ноги-то себѣ!
   Съ этими словами старуха сняла съ себѣ фартукъ и какъ бы въ сердцахъ бросила ей, прибавя, сквозь зубы:
   -- А то и вправду захвораешь.
   Милица невольно повиновалась этому настойчивому голосу.
   -- Ну, теперь скорѣй бѣги домой! прибавила грозная старуха, толкнувъ въ спину озадаченную дѣвушку.-- Чай дѣдушка заждался тебя. Да платкомъ увяжись хорошенько! Зазябнешь, волосы мокрые.
   Во все это время серна стояла терпѣливо подлѣ своей молодой хозяйки и вмѣстѣ съ нею побѣжала домой.
   

II.

   Идти было имъ не далеко. Мимо дома Драгоневскихъ дорога вела къ двумъ хижинамъ съ досчатыми крышами. Заходящее солнце красиво освѣщало эти бѣдныя жилища, живописно прижавшіяся, какъ гнѣздышко, къ сѣрымъ скаламъ, поросшимъ богатою растительностію. Въ одной изъ этихъ хижинокъ жила Милица, тутъ провела она счастливое время своего дѣтства. Позади этихъ хижинъ высидись грозные утесы, испещренные узкими дорожками, изстари протоптанными пѣшеходами, и всѣ эти тропинки вели къ мѣстечку называемому Грубая Скала, откуда слышался звонъ колокола предъ вечернею молитвой. Жилище дѣдушки Илека было нѣсколько больше сосѣдняго; изъ оконъ его видны были поляны обработанной земли и большое строеніе надъ прудомъ, принадлежавшее Драгоневскимъ.
   Первою заботой Милицы, очутившись дома, была серна; отворивъ хлѣвъ, она впустила туда свою любимицу, потомъ достала охапку свѣжаго заготовленнаго моха и разостлала его на доскахъ и положила въ ясли зеленой травы, приговаривая:-- Будетъ съ тебя -- довольно! Поужинай, да ложись спать, набѣгалась сегодня! Серна по обыкновенію протянула къ ней свою мордочку, и дѣвушка, почесавъ ей подъ шеей, сказала:-- Вижу, вижу что ты благодаришь меня! и погладивъ ее, затворила хлѣвъ и вошла въ комнату.
   У дубоваго стола сидѣлъ слѣпой старецъ, подпершись правою рукой и держа въ лѣвой палку, неизмѣнную спутницу его, съ которой не разставался ни за минуту. Рѣдкія морщины на лбу его свидѣтельствовали о многихъ заботахъ и думахъ. Одежда на немъ была бѣдная, состоящая изъ темно-синяго камзола и короткихъ, по колѣна, брюкъ, черные чулки и башмаки съ пряжками довершали его вседневный костюмъ. На передней стѣнѣ висѣли образа святыхъ и четки, немного поодаль прибита была большая полка, на которой лежало много книгъ въ изветшалыхъ переплетахъ, почему можно было судить что онѣ были часто въ употребленіи. На противоположной стѣнѣ висѣла желтая лакированная арфа, а у двери много мѣста занимала огромная изразцовая печка, съ каминомъ и плитой. Слѣпой по походкѣ узналъ внучку и сказалъ ей:
   -- Милица, ты что-то долго не возвращалась.-- Впрочемъ, знаю что ты бѣгала по рощѣ съ Минкой, ей должно-быть тамъ понравилось.... а ты и рада этому.
   -- Да, дѣдушка, тамъ сегодня было хорошо.... отвѣчала молодая дѣвушка разсѣянно.
   По звуку ея голоса слѣпой сейчасъ понялъ что внучка чѣмъ-нибудь встревожена; Милица, не дожидаясь разспросовъ дѣда, сама заговорила о своей бѣдѣ.
   -- Дѣдушка, мнѣ хочется разказать вамъ что-то. Долго таиться не могу. Тяжело на сердцѣ.
   -- Что случилось? Разказывай скорѣй! Что за несчастте? И онъ въ нетерпѣніи привсталъ съ мѣста.
   -- Да, дѣдушка, именно несчастіе, большое несчастіе. Боюсь вамъ разказывать -- будете бранить меня. Да надо облегчить душу.
   -- Ну, ну, не томи, разказывай скорѣй.
   -- Драгоневскихъ бабушка сказала мнѣ чтобъ я.... что я.... что она....
   -- Что сказала бабушка? Эта разумная женщина по пустякамъ словъ тратить не станетъ. Вѣрно не безъ причины.... съ нѣкоторою строгостью прибавилъ старикъ.
   -- Она сказала.... да право мнѣ стыдно повторять, она сказала чтобъ я стыдилась.
   -- Чего бы ты стыдилась? Говори!
   -- Она говорила: стыдись! ты такъ красива. Мнѣ и вправду стадо стыдно.
   -- Глупенькая! разсмѣялся дѣдушка, -- ты вѣрно не поняла что она тебѣ хотѣла сказать. Ну это еще не велика бѣда! А какъ ты меня напугала! Поди, принеси книгу, которую вчера читала мнѣ. Найди тамъ страницу 51. Нашла что ли?
   -- Нашла.
   -- Ну, такъ читай.
   Она начала: "Что есть наипрекраснѣйшаго въ природѣ? Посмотри на ясное человѣческое око, въ которомъ душа отражается, какъ въ зеркалѣ, за бѣлоснѣжное чело, обитель мыслей, на прелестныя, выгнутыя брови, пурпуровыя уста и стройное сложеніе, а если въ этомъ существѣ обитаетъ благородная душа, то прекраснѣе этого ничего нѣтъ въ природѣ. Въ прекрасномъ тѣлѣ прекрасная душа. Это верхъ совершенства, вѣнецъ созданія, это воплощенное божество."
   -- Хорошо ли ты поняла смыслъ этихъ словъ? опросилъ старецъ.-- Такъ видишь, должна ли ты была стыдиться.... Ну, теперь поди -- приготовь поуживать.
   Лицо Милицы прояснилось, она успокоилась и проворно начала готовитъ ужинъ. Во время ужина между прочимъ разговоромъ она разказала дѣдушкѣ что когда выпускали изъ хлѣва серну, на скалу взбирался какой-то незнакомый путешественникъ, остановился у ихъ садика и глядѣлъ на ихъ жилище, печально качая головой.
   -- Бѣдная хижина! говорилъ онъ: -- Тебя какъ будто бурей вырвало изъ какой-нибудь деревни и занесло сюда въ это захолустье! Какъ мало удобной земли въ этихъ скалахъ и стремнинахъ! Чѣмъ питаются бѣдные люди? Конечно здѣсь живописная мѣстность, но все-таки природа слишкомъ скупа, не плодотворна...
   -- Меня это очень удивило, дѣдушка, сказала въ заключеніе молодая дѣвушка: -- Что это онъ объ насъ такъ тужитъ? Чего намъ недостаетъ? Неправда ли, дѣдушка? Въ садикѣ у насъ довольно грушъ и черешни; въ грядкахъ моихъ родится картофель, морковь и другой овощъ.... Правда что огородъ лежитъ на косогорѣ, да что за бѣда? У меня ноги молодыя... Вѣдь мы ни въ чемъ не нуждаемся.
   -- Разумѣется, дитя мое! подтвердилъ старикъ спокойнымъ голосомъ:-- Овощей у насъ довольно; а для козы и для серны трава есть. Чего немножко недостанетъ, арфа поможетъ намъ заработать. Вотъ и живемъ, слава Богу!
   

III.

   Послѣ ужина, Милица пошла въ рощу, наломать хворосту для топлива на завтра; солнце уже сѣло за горами, но послѣдніе лучи его еще освѣщали вершины сосенъ за высотахъ. Съ сѣвера подулъ сильный вѣтеръ; деревья зашумѣли и закачались надъ ея головой; какой-то зловѣщій свистъ пронесся по лѣсу; Милица поспѣшила домой и пришедши затопила печку, чтобы дѣдушка не озябъ ночью. Но вѣтеръ завылъ въ трубѣ и погналъ дымъ въ комнату.
   -- Оставь, не топи! Авось не замерзаемъ, сказалъ старикъ, собираясь ложитѣся въ постель.
   Имѣя привычку окончивать день молитвой, Милица предложила прочесть страницу изъ книги духовнаго содержанія.
   -- Сегодня читать не станемъ. Вѣтеръ такъ воетъ и свиститъ что заглушаетъ твой голосъ. Я же сталъ тугъ за ухо. Авось Господь милосердый сохранитъ нашу хижину -- она стоитъ подъ навѣсомъ скалы.
   Говоря это, дѣдушка Илекъ ощупью добрался до стѣнныхъ часовъ и заводя ихъ разговаривалъ самъ съ собою:
   -- Вотъ натянулъ пруживу, далъ вамъ силы за цѣлый день, и пошли чокать. Такъ и человѣкъ -- поѣстъ, отдохнетъ, освѣжится за воздухѣ и еще потянетъ за нѣсколько времени. Вотъ и буду заводить васъ каждый день, пока случай не попортитъ вашихъ пружинъ.... такъ и я буду маяться пока не подойдетъ мой часъ. Кто-то васъ будетъ заводить безъ меня? Милица, не спишь? Слышишь какъ буря стучитъ и бьется въ окно? Пожалуй всю ночь не дастъ глазъ сомкнутъ.
   Милица вскочила съ постели и, завернувшись въ одѣяло, сѣла на кровать къ дѣдушкѣ. Вихрь крутилъ деревья, ломалъ сучья съ воемъ и трескомъ, несся по долинѣ и казалось хотѣлъ разрушить это убогое жилище, потрясая его до основанія. Утихнетъ, утихнетъ немножко.... только-что старикъ скажетъ: "Благодаря Бога, проходитъ!" какъ вѣтеръ опять со страшнымъ шумомъ и трескомъ начнетъ все ломать на пути.
   -- Ну, кажется и скала не спасетъ нашу хижину! грустно прошепталъ дѣдушка Юрій, склонивъ голову.-- Удары грома все чаще и чаще.... Какъ окна-то стучатъ!
   Милица крѣпко держала руку дѣда, а другою гладила его сѣдые волосы. Вдругъ что-то грохнулось со скалы на крышу хижины....
   -- Большая сосна упала надъ нами, должно-быть, вздрогнувъ промолвилъ старикъ.-- Помилосердуй Господь, помоги намъ!
   -- Такой бури я еще не помню во всю мою жизнь! говорила испуганная дѣвочка.
   Въ эту минуту быстро распахнулась наружная дверь -- ее сорвало съ петель сильнымъ ударомъ вѣтра; вихрь закружился по избѣ; часы остановились.
   -- Послѣдній день насталъ! завопилъ слѣпой старикъ, привставъ на постели.
   -- Дѣдушка, теперь пожалуй всѣ гнѣзда разметало, каково молодымъ птичкамъ? Гдѣ имъ укрыться? Господи! Спаси птичекъ и серну мою! Ухъ! какой вѣтеръ!
   -- Милица! заложи окно периной, стекло вылетѣло! сказалъ дѣдушка, и вставъ, побрелъ ощупью къ двери; съ немалымъ усиліемъ онъ надѣлъ ее на петли; да мимоходомъ пустилъ маятникъ часовъ, и они опять застукали.
   -- Слава Богу, часы не испортились отъ вѣтра. Тронулъ маятникъ, и опять зачокали. Такъ и жизнь человѣческая. Сломаетъ его бѣда, кажется совсѣмъ погибаетъ, ни откуда никакого спасенья, а тамъ смотришь -- малѣйшая помощь, онъ опять сталъ на ноги и пошелъ жить покойно.
   Буря между тѣмъ все разражалась сильнѣе и порывистѣе, и надъ головой ихъ снова раздалось: трахъ! трахъ!
   -- Еще дерево упало. Боже ты мой!
   Вслѣдъ за этимъ послышался ужасный трескъ: переднюю часть крыши раскрыло вѣтромъ и доски съ грохотомъ попадали подъ скалу.
   -- Это ужасно, милый дѣдушка! Что это такое! вскрикнула въ испугѣ Милица.-- Какая страшная буря! Уйдемъ, дѣдушка, отсюда! Укроемся гдѣ-нибудь въ пещерѣ подъ скалой. Хижина упадетъ и насъ задавитъ.
   -- Въ ночную пору, въ лѣсу, въ ущельѣ скалъ, буря еще сильнѣе свирѣпствуетъ, отвѣчалъ старикъ, мысленно призывая имя Божіе.-- Но потерпи немного, дитя мое. Что сильно, то не продолжительно, подождемъ съ часокъ, и ты увидишь, все пройдетъ.
   И въ самомъ дѣлѣ буря мало-по-малу стала стихать, и къ разсвѣту все совершенно успокоилось въ природѣ.
   -- Вотъ и ураганъ прошелъ! разсуждалъ дѣдушка, -- и опять настала тишина, какъ будто ничего не бывало. Но что, я думаю, начудила эта буря! О-о-охъ!
   -- Ужь совсѣмъ свѣтло, дѣдушка, птички зачирикали. Вы бы отдохнули, родной.
   -- И такъ хочу прилечь.
   И пошелъ къ своей постели, опираясь на руку внучки. А Милица, посидѣвъ немного у окна, подумала: "что-то съ моей серночкой?" и побѣжала къ хлѣву. "Натерпѣлись чай съ козой-то, бѣдняги". Но только лишь вышла за порогъ хижины, какъ увидѣла что Витъ Драгоневскій съ своимъ дворникомъ Мартыномъ привезли возъ тесу и принялись чинить ихъ крышу.
   -- Дѣдушка, дѣдушка! закричала она, снова вбѣгая въ избушку.-- Погляди-ка? Витъ съ Мартыномъ кроютъ вашу крышу.
   -- Вознагради Господь Богъ этихъ добрыхъ людей! воскликнулъ слѣпой, набожно скрестивъ руки на груди и поднявъ къ небу свой угасшій взоръ.
   Хижина была скоро готова и поправлена.
   -- Позови ко мнѣ, внучка, добрѣйшаго Вита, чтобъ я его поблагодарилъ, съ чувствомъ произнесъ старикъ.
   Милица, взглянувъ въ окно, увидѣла что Витъ скорыми шагами удаляется.
   -- Дѣдушка, да онъ ушелъ! отвѣчала она.-- Остался только Мартынекъ съ возомъ.
   -- Экой какой! съ умиленіемъ прошепталъ старецъ.-- Ну, да благословитъ его Матерь Божія!
   Мартынекъ между тѣмъ подбѣжалъ къ воламъ, на которыхъ привезены были доски, и началъ жарить ихъ бичомъ, потому что они стояли не покойно, трогались съ мѣста, отмахиваясь хвостами отъ оводовъ. Услышавъ визгъ кнута, старикъ встревожился.
   -- Что это за привычка у этихъ людей постоянно битъ бѣдное безсловесное животное! съ неудовольствіемъ ворчалъ старикъ, и обратясь ко внучкѣ, велѣлъ позвать къ себѣ Мартынка.
   Мартынъ вошелъ въ избу съ бичомъ въ рукѣ и громкимъ голосомъ развязно привѣтствовалъ старика:
   -- Здорово, дѣдушка Илекъ! Какъ поживаете?
   -- Спасибо тебѣ, родимый мой, помаленьку! Большую вы мнѣ съ хозяиномъ оказали услугу; благодарю отъ души. И вотъ теперь вмѣсто угощенья, я дамъ тебѣ хорошее нравоученіе, оно тебѣ пригодится. Иногда это имѣетъ больше цѣны нежели грошъ за водку, а у меня теперь кстати нѣтъ его. У тебя, Мартынекъ, не пустая голова, ты хитрецъ и кажется умѣешь грамотѣ -- не такъ ли?
   -- Извѣстно дѣло, умѣемъ. На вашей избѣ виситъ доска, за ней написано ваше имя и тысяча восемьсотъ тринадцатый годъ.
   -- Молодецъ! Фундаментально умѣешь читать. Я ужь тебѣ сказалъ что ты хитрецъ. Послушай меня и смотри, не пророни словечка. Былъ одинъ французскій философъ -- знаешь ли ты что такое философъ?
   -- Ну, разумѣется.... Это, какъ говорится, фокусникъ.... или фигляръ.
   Старикъ улыбнулся и прибавилъ:
   -- Ну, оно хоть и не совсѣмъ такъ....
   -- А, а! теперь знаю, знаю! Постойте -- это книжный человѣкъ.
   -- Да, въ родѣ того, положимъ. Вотъ этотъ философъ сидѣлъ однажды и писалъ свое сочиненіе. Безотвязная муха безпрестанно садилась ему на носъ и мѣшала заниматься. Шъ!... шъ!... отгонялъ, отгонялъ ее, ничего не беретъ. Опять прилетѣла, сѣда на лобъ и лѣзетъ въ глаза. Разсерженный философъ не сталъ однако убивать муху, а поймалъ и отнесъ ее къ окну, выпустилъ на волю и сказалъ: "Летай тамъ себѣ на просторѣ. Міръ великъ, обоимъ намъ съ тобою будетъ мѣсто." Ну, что теперь скажешь на это, Мартынекъ? Коли тотъ муху пожалѣлъ, какъ же ты воловъ не жалѣешь?
   Мартынекъ стоитъ, молча вертя шляпу въ рукахъ; слѣпой думаетъ: "Ну, не напрасно упало доброе сѣмя, парень исправится", и говоритъ ему:
   -- Теперь поди съ Богомъ, голубчикъ! Надѣюсь что съ этихъ поръ ты будешь щадить бѣдное животное.
   Дворникъ не заставилъ повторить приглашеніе выдти изъ комнаты, но на порогѣ обернулся и, ухмыляясь, проворчалъ:
   -- Еслибы мы, въ нашемъ Драгоневскомъ домѣ, должны были ловить всѣхъ мухъ, да каждую особенно подносить къ окну, да еще поговорить съ нею, тогда бы намъ ничего другаго не пришлось дѣлать цѣлый Божій день.
   Сказавъ это, онъ самодовольно улыбнулся и важно вышелъ изъ избы. Сѣвъ на возъ, онъ громче прежняго свистнулъ бичомъ по воламъ.
   "Вотъ тебѣ и мой философъ!" подумалъ старикъ и грустно улыбнулся.
   Въ эту минуту вбѣжала Милица и со слезами объявила дѣдушкѣ что не знаетъ куда дѣлась ея серночка.
   -- Погибла гдѣ-нибудь, бѣдняжка, во время бури. У хлѣвушка дверь сорвало вѣтромъ, говорила молодая дѣвушка.
   И старикъ не успѣлъ еще сказать ей утѣшительнаго слова, какъ она схватила съ веревочки шейный платокъ и быстро бросилась вонъ изъ комнаты. Пошла по дорогѣ къ Троскамъ. "Серна не побѣжитъ противъ вѣтра", думала она, "а верхушки деревьевъ, вырванныхъ съ корнемъ, всѣ лежать по этому направленію". И съ ужасомъ останавливалась по дорогѣ, при видѣ всѣхъ опустошеній которыя надѣлала буря въ эту ночь. Около Грубоскальскаго кладбища сломало бурей нѣсколько кудрявыхъ сосенъ и многіе кресты съ могилъ были сорваны. "Но гдѣ моя Минко?" съ сокрушеніемъ повторяла она, "если забѣжала въ большой лѣсъ, тогда и искать нечего! Одичаетъ въ лѣсу и присоединится къ другимъ сернамъ". И призадумалась тутъ Милица: "Если такъ, то Богъ бы съ ней, по крайней мѣрѣ будетъ жить на свободѣ. Лишь бы только не попалась подъ ружье охотника."
   Черезъ минуту опять принялась кликать: "Минко? Гдѣ ты? Зачѣмъ ты меня такъ пугаешь? Минко, куда ты убѣжала?" и голосъ ея далеко раздавался по лѣсу.
   Утомленная Милица сѣла на пень чтобъ отдохнуть, не переставая громко кликать серну; вдругъ послышался легкій трескъ между сучьями, и выставилась мордочка бѣглянки. Милица вскрикнула отъ радости и протянула къ ней обѣ руки. Серва выскочила изъ-за кустовъ и начала къ ней ласкаться. Возвращаясь домой, въ сторонѣ около тропинки, по которой шла молодая дѣвушка, она увидѣла Вита, но онъ сейчасъ скрылся за деревьями. "Чудакъ какой! Опять спрятался!" подумала Милица и отвернувшись продолжала разговаривать съ своею любимицей.
   

IV.

   Послѣ грозы небо выяснилось; полевыя работы закипѣли; полуразвернувшіяся почки на деревьяхъ изливали смолистый, пріятный залахъ. Дѣдушка Илекъ сѣдъ у окна и, съ наслажденіемъ вдыхая душистый воздухъ, прислушивался къ пѣнію птицъ и забавлялся какъ ребенокъ, заставляя скворку, клѣтка котораго висѣла на ближайшемъ суку, выговаривать имя Милицы. Вблизи слѣпому послышались чьи-то шаги; подошелъ фабрикантъ Веверка, дядя Вита, и спросилъ: каково поживаетъ дѣдушка Илекъ?
   -- Ночь была бурная, продолжалъ онъ, опершись на подоконникъ, -- у васъ, на Буковинѣ, я слышалъ, буря не мало набѣдокурила.
   -- Крышу у насъ снесло, да благодаря вашему племяннику Виту, отвѣчалъ растроганнымъ голосомъ старикъ, -- мы съ Милицей опять подъ кровомъ живемъ.
   -- Какъ не помочь? Дѣло сосѣдское, оказалъ Веверка съ важною осанкой.-- Вѣдь тутъ старъ да малъ живетъ. Ну, а гдѣ внучка-то твоя, черноглазая красавица?
   -- Побѣжала въ лѣсъ серну ловить. Бѣдное животное испугалось бури и выбѣжало изъ хлѣва. Дѣвочка ударилась въ слезы. Привыкла къ этому животному. Какъ быть?
   -- Понятное дѣло. Я шелъ мимо и вздумалъ васъ тутъ провѣдать -- живы ли?
   -- Благодаря Бога, ничего! живемъ.
   -- Ну, такъ прощайте. Счастливо оставаться.
   -- Спасибо за вниманіе, оказалъ дѣдушка и подумалъ: "да свѣтѣ не безъ добрыхъ людей".
   Веверка пошелъ далѣе по дорогѣ къ Троскамъ, а на встрѣчу ему идётъ Милица съ серной. Лицо ея сіяетъ удовольствіемъ. Веверка улыбаясь поздравилъ ее съ радостью.
   Она скорыми шагами вошла къ дѣдушкѣ и съ торжествомъ объявила что нашла свою бѣглянку.
   -- Эта Минка-плутовка, говорила она, садясь подлѣ дѣда,-- забрела такъ далеко, чуть не до Обровскаго холма. Мнѣ не мало было хлопотъ съ ней. Но все-таки я рада.
   -- Ты чай устала, гоняясь за нею, глупенькая?
   -- Немножко, дѣдушка, да это ничего. Однако надо идти въ огородъ и подумать о садикѣ.
   И вотъ она съ заступомъ въ рукѣ проворно работаетъ около яблонь, сливъ и черешенъ; окопала розовый кустъ, привязала его къ колышку, насажала подсолночниковъ, потомъ отправилась въ поле на полосу, готовить гряды подъ картофель, зелень и другія овощи. Не успѣла окончить работы, какъ увидѣла что къ ихъ жилищу подходитъ молотильщикъ Окринекъ, изъ Киселёвска. Онъ присланъ былъ отъ управляющаго имѣніемъ, барона Классодольскаго, звать на вечеринку, которую онъ обыкновенно давалъ крестьянамъ въ началѣ весны. Само собою разумѣется что дѣдушку Илека приглашали съ арфой.
   -- Пообѣдаемъ, Милица, да и собирайся! сказалъ слѣпецъ, настраивая свой инструментъ.
   И она скоро отправилась въ Киселевскъ. Милица по обыкновенію несла арфу.
   -- Весною рѣчка Либунька широко разливается по полямъ, сказалъ дѣдушка при поворотѣ дороги.-- Пойдемъ вѣрнѣе на Пелешаны, тамъ есть лавы. Въ бродъ объ эту пору потокъ не перейдешь ни какимъ образомъ.
   -- Конечно, дѣдушка, лучше! Мы сейчасъ повернемъ налѣво, къ Чортовой Рукѣ.
   Такъ издревле называлась скала, о которой шла въ народѣ какая-то страшная, средневѣковая легенда, о какомъ-то забулдыгѣ, запродавшемъ, какъ водится, душу чорту. Но вернемся къ слѣпому старику и его граціозной внучкѣ. Они пошли по узкой тропинкѣ, которая лежала около этой грозной скалы.
   -- Усталъ я, сяду отдохнуть у кленоваго моста! сказалъ утомившійся старикъ.-- А ты взойди-ка на горку, полюбуйся на видъ, который оттуда открывается.-- Любилъ я очень бывало эту мѣстность.
   Молодая дѣвушка, поставивъ арфу около него, пошла къ церкви которая стояла неподалеку отъ Вальштейнова замка, осмотрѣлась съ восхищеньемъ кругомъ, и глаза ея остановились на Корконошской горѣ, гдѣ еще лежалъ снѣгъ, а тутъ представился ей во всемъ величіи своемъ и Ештеть, вершина котораго покрыта темнымъ лѣсомъ; она взглянула внизъ, и огромныя сосны показались ей мелкимъ кустарникомъ.
   -- Что, хорошо? спросилъ дѣдушка, когда заслышалъ что Милица вернулась.
   -- Ахъ! какъ хорошо, дѣдушка! воскликнула она, -- пожить бы около этой церкви!
   -- Однако пойдемъ дальше. Нечего время терять.
   И они снова отправились въ путь. Дорога шла окраиной молодаго лѣсочка, въ которомъ жило несмѣтное множество птицъ; пѣніе ихъ сливалось съ журчаніемъ потока, серебрившагося посреди густой зелени. Въ воздухѣ стояла пріятая свѣжесть и благоуханіе.
   -- Я полагаю, внучка, что Либунька разлилась. Посмотри-ка можно ли пройти, спросилъ дѣдушка Илекъ, когда они подошли къ берегу рѣки.
   -- Вода велика, но все-таки, я думаю, можно будетъ по лавамъ перебраться довольно безопасно.
   Милица положила арфу на берегъ, взяла слѣпаго старика за руку и бережно перевела на ту сторону. Послѣ того вернулась за арфой. Когда они подходили къ Киселевскому двору, солнце уже было близко къ закату, послѣдніе лучи его падали на верхушки стройныхъ тополей, которые вели къ ратейнѣ. {Большая горница, въ которой обѣдаютъ рабочіе въ лѣтнюю пору.} Стемнѣло. У деревьевъ засвѣтили фонари. Поселяне сходились со всѣхъ окрестныхъ деревень въ ратейну, которую освѣтили и по стѣнамъ уставили лавками и столами. Средина была оставлена для танцевъ.
   

V.

   Гости собрались. Ратейна наполнилась народомъ. Пришелъ старшій молотильщикъ Окринекъ, и увидѣвъ дѣдушку Илека, сталъ надъ нимъ подтрунивать.
   -- Мое вамъ нижайшее почтеніе! говорилъ онъ съ нѣкоторою ироніей.-- Ахъ! какъ ты сегодня вырядился: Ботинки съ старомодными пряжками, долгополый синій кафтанъ и гладкопричесанные сѣдые волосы. Гляньте-ка, братцы! и на арфѣ новая лента. Кто это тебѣ ее повязалъ? Навѣрное Милица. А калачей съ козьимъ сыромъ хочешь? Я могу ихъ достать сколько душѣ угодно. Разставляй карманъ шире!
   -- Да оставь ты его въ покоѣ! прикрикнулъ Недолилъ за своего товарища Окринька.-- Разсердишь старика, онъ и играть вамъ не станетъ. Разъ ужь онъ откинулъ такую штуку.
   Тутъ въ разговоръ впутался румяный парень съ кудрявою головой и напустился съ своей стороны за Окринька, который стоялъ храбро подбоченясь и не спуская глазъ съ Милицы.
   -- Ну, что ты выпятилъ на нее свои кошачьи глаза.... и лукаво улыбаясь, прибавилъ:-- Придираешься, знаемъ за что. Что Милица съ тобой танцоватъ не пошла прошлое воскресенье. И старику не даешь покоя....
   Милица, скромно прижавшись къ плечу слѣпца, робкимъ голосомъ сказала имъ, не давъ закончить рѣчи:
   -- Мы лучше уйдемъ съ дѣдушкой, если вамъ помѣшали....
   -- Какъ можно! закричало нѣсколько голосовъ:-- Будьте покойны! Мы этого шалопая въ бараній рогъ скрутимъ.
   -- Досталось вамъ скрутить меня! хорохорился парень: -- Еще не доросли до того, подождите!... и съ легкою, хвастливою улыбкой прибавивъ:-- Ужь коли первыя очи меня не скрутили.... такъ вамъ до меня не добраться.
   Милица съ досадой отвернулась отъ него. Дѣдушка притворяется будто не слышитъ что болтаетъ молодежь.
   Вошелъ управляющій и важнымъ тономъ сказалъ:
   -- Ну, теперь начинайте, братцы!
   Дѣдушка Илекъ заигралъ вальсъ; честная компанія пустилась въ плясъ, и ссора была забыта.
   -- Что это за дерзость! снова раздался голосъ Окринька:-- Я старшій молотильщикъ и мнѣ первому начинать танцы; а тутъ какой-то шаршавый недоросль вздумалъ мою честь оскорбить.
   -- Тише, тише! сказалъ наконецъ слѣпой музыкантъ,-- не то я сейчасъ перестану играть.
   Задорный Окринекъ замолчалъ, и балъ продолжался. Посѣтителей все прибывало: изъ Пелешанъ, съ Грубой Скалы, изъ Вискры; пришли и сынки зажиточныхъ крестьянъ-собственниковъ, въ числѣ ихъ и Витъ Драгоневскій изъ Буковины. Только было всѣ растанцовались, какъ снова отворилась дверь и появились еще болѣе важные гости: лѣсничій барона, въ праздничномъ одѣяніи, съ бѣлымъ перомъ на шляпѣ. Вмѣстѣ съ нимъ вошелъ грубоскадьскій управляющій, разодѣтый въ пухъ и прахъ, припомаженъ и надушенъ. А тутъ показался и косой письмоводитель барона съ лорнеткой за носу. Они усѣлись отдѣльно, всѣ вмѣстѣ, на самомъ видномъ мѣстѣ, и подбоченясь свысока глядѣли на деревенскую публику. Поселяне, не слишкомъ довольные ихъ присутствіемъ, начали перешептыааться между собою: "Что за чудо, дескать, бывало и не замѣчали что мы здѣсь веселимся, а теперь расфранченные сами сюда пожаловали..." Окринекъ бойко подскочилъ къ этимъ великолѣпнымъ гостямъ и какъ лиса сталъ осматривать ихъ съ ногъ до головы и прислушиваться къ разговору который они вели между собою. Повертѣлся около нихъ и подбѣжалъ къ Млеку сообщить что изъ рѣчей ихъ онъ понялъ что самъ баронъ будетъ сюда.
   Въ самомъ дѣлѣ вскорѣ послышался стукъ подъѣзжающей къ крыльцу кареты, и баронъ показался въ дверяхъ. При его появленіи всѣ гордыя лица нашихъ именитыхъ посѣтителей мгновенно преобразились; они быстро вскочили съ своихъ мѣстъ и униженно начали кланяться предъ барономъ, и все время держали себя на вытяжкѣ, съ робкимъ подобострастіемь. Баронъ томными, полузакрытыми глазами окинулъ нее собраніе и привѣтливо раскланялся съ поселянами. Это былъ мущина среднихъ лѣтъ, блѣдный, худощавый, но красивый и съ благородною осанкой. Взглядъ его остановился на слѣпомъ старикѣ игравшемъ на арфѣ. Замѣтивъ этотъ взглядъ, управляющій какъ стрѣла подлетѣлъ къ дѣдушкѣ Илеку и строгимъ голосомъ закричалъ:
   -- Что жь ты не кланяешься его сіятельству, старый медвѣдь! Старикъ кротко и вѣжливо отвѣчалъ:
   -- Васъ, господинъ управляющій, я узнаю по вашему благородному обращенію и умнымъ словамъ, но какимъ образомъ, не имѣя зрѣнія, я могу видѣть въ какой сторонѣ находится баронъ. Вмѣсто него я поклонился бы пожалуй кому-нибудь изъ его слугъ.
   -- Грѣха бы не было, еслибъ и слугѣ его поклонился, заносчиво произнесъ управляющій.-- А ты чего тутъ глядишь, дерзко обратился онъ къ Милицѣ.-- Ты имѣешь быстрые глаза и сверкаешь ими какъ угольями? Ты должна всѣмъ кланяться, коли хочешь съ дѣдушкой заработать копѣйку.
   Милица чрезвычайно сконфузилась, изъ-подлобья бросила за него жгучій взглядъ, полный презрительнаго негодованія, и потупясь, сѣла такъ что изъ-за дѣдушки почти ея не было видно публикѣ.
   -- Не велика птица.... неотесанная крестьянка... продолжалъ озлобленно управляющій.
   -- Какъ! Моя внучка Милица неотесанная крестьянка? вскрикнулъ старикъ, закипѣвъ гнѣвомъ.-- Развѣ она не достаточно учтива съ кѣмъ-нибудь? Если она не дворянка по роду, то надѣюсь что благородна въ чувствахъ и поступкахъ.
   -- Благородная, высокородная! засмѣялся управляющій:-- дворянка изъ буковинской избушки, которая ждетъ чтобъ ей изъ милости бросили двадцать крейцеровъ.
   Дѣдушка Илекъ, блѣдный какъ смерть, весь дрожалъ, потупя голову. Расходившійся управитель не замѣтилъ что баронъ давно стоитъ позади него и видитъ его обращеніе съ слѣпымъ старикомъ и его беззащитною внучкой.
   -- Съ какой стати ты обижаешь этихъ людей? остановилъ сто баронъ.
   Услыша голосъ своего господина, управляющій задрожалъ какъ осиновый листъ и въ одно мгновеніе спрятался въ толпу. Желая доказать свое вниманіе бѣдной дѣвушкѣ, лицо которой выражало чувство оскорбленнаго самолюбія, баронъ пригласилъ ее на танецъ. Увидя что онъ вальсируетъ съ Милицей, управляющій и косой письмоводитель начали перешептываться между собой: "Это ужь слишкомъ демократично... танцоватъ съ нищенкой!.. Онъ себя срамитъ нашъ-то..." прибавилъ конторщикъ. Но простой народъ остался очень доволенъ поступкомъ барона; крестьяне, искренно любуясь Милицей, говорили, переглядываясь между собой: "Словно графиня какая танцуетъ! Да и красива-то какъ, въ этомъ красномъ платочкѣ на шеѣ!"
   Витъ глядѣлъ на нее и краснѣлъ отъ восторга. Баронъ побылъ за этомъ крестьянскомъ балѣ еще съ полчаса, посмотрѣлъ какъ веселятся простолюдины, и уѣзжая, распорядился чтобъ было сдѣлано народу хорошее угощеніе, чтобы всѣ были довольны. "Многія лѣта барону!" грянуло нѣсколько голосовъ вдругъ; дѣдушка ударилъ въ струны, и цѣлый хоръ подхватилъ: "Многія лѣта!" Старикъ до того оживился что, передавъ арфу Милицѣ, пустился пѣть, подплясывая:
   
   Ужь какъ будетъ у Лимбурка
   Суха липа зеленѣть!...
   
   За нимъ и другіе; пѣли, плясали, прищелкивая пальцами, и веселью не было конца.
   -- Страшакъ! Сыграй, дѣдушка, страшакъ! упрашивали его "дивчата".
   И дѣдушка заигралъ любимый, національный танецъ "страшакъ". Всѣ попарно пустились кружиться, и останавливаясь, постукивали въ тактъ ногою и грозили другъ другу пальцами, потомъ опять, схватившись за руки, кружились и вертѣлись до упада. Таковъ страшакъ у деревенскихъ. Витъ рѣшился наконецъ подойти къ Милицѣ и робко пригласилъ ее на этотъ танецъ. Но едва протанцовалъ съ ней первую фигуру страшака, какъ бабушка Драгоневская сдѣлала ему знакъ рукой, и онъ, поклонившись Милицѣ, подошелъ къ старухѣ; та пошептала ему что-то и сейчасъ же увела его изъ ратейны. Милица поглядѣла ему вслѣдъ, ей показалось странно и какъ-то обидно что не дали Виту кончить съ нею танецъ. Она пошла и сѣла опять около дѣдушки и все время отказывалась отъ танцевъ.
   Было уже три часа утра, когда окончился деревенскій балъ и всѣ разошлись. Но Милицѣ съ слѣпымъ дѣдушкой было не удобно идти ночью домой, и потому они остались ночевать въ. Киселевскѣ.
   

VI.

   Утромъ дѣдушка Илекъ почувствовалъ что кто-то его тормошитъ за рукавъ.
   -- Кто это? спрашиваетъ старикъ съ просонья, и не получивъ никакого отвѣта, повернулся на другую сторону и хотѣлъ опять уснуть, какъ почувствовалъ что маленькая дѣтская ручка теребитъ его за волосы.
   -- Да кто же это? снова спросилъ старикъ, приподнимаясь на постель.
   -- Это я, отвѣтила тоненькимъ голоскомъ маленькая Розарка.-- Здѣсь Маринька и Тоничекъ.
   -- Ахъ! вы милыя дѣтушки! ласково заговорилъ старикъ.
   -- Вижу что вамъ хочется послушать какую-нибудь сказочку. Ну, дѣлать нечего -- садитесь.
   Самъ между тѣмъ надѣть свой синій кафтанъ и собрался разказывать сказку. Въ одну минуту блѣдненькая Маринька и толстякъ Тоничекъ оба очутились у него на колѣняхъ, а маленькая Розарка до тѣхъ поръ карабкалась къ нему на плечо, пока онъ не ухитрился и ее усадить къ себѣ на руки.
   -- Ну, какую же вамъ разказать сказку, про мышей, либо про кошекъ?
   -- Про мышей! про мышей! закричали дѣти въ одинъ голосъ.
   И дѣдушка, подумавъ съ минуту началъ:-- Жила была мышка, по бабушкѣ называлась она Морщинкой... Кто-же это, дѣти, къ двери-то подошелъ?
   -- Это нашъ дворникъ! позволь и ему послушать сказку, просили дѣти.-- Мы ходили съ нимъ недавно за ягодами и онъ намъ разказывалъ сказку про пѣтушка... такую хорошую.
   -- По мнѣ пускай слушаетъ. Ну, такъ вотъ -- у мышки Морщинки была тетка, которая постоянно жила у ней, конечно, въ мышиной норѣ. И такъ у Морщинки съ теткой была прехорошенькая коморка. Наносили онѣ туда моху, соломки, и постлали себѣ постельку. Снѣгъ не заходилъ туда и дождь не проливалъ. Эта коморка была глубоко въ скалѣ; лѣтомъ было тамъ прохладно, а зимою тепло, особенно когда мышки покрывались мягкими шубками изъ гусинаго пуха, который онѣ набирали около пруда. Весною мышки выходили изъ норки и питались въ рощѣ корешками, а лѣтомъ запасали себѣ на зиму кормъ; собирали по полю колосья, горохъ, чечевицу. И такъ жили долго и спокойно. Однажды мышка-тетушка послала свою племянницу на добычу; ждетъ-пождеть свою Морщинку, а Морщинка не возвращается ни вечеромъ, ни на другой день; совсемъ пропала, да только! "Эта бѣдокурка, эта шалунья, думаетъ тетушка, вѣрно забѣжала въ замокъ, а тамъ котъ Замарашка поймаетъ ее и скушаете. Сколько разъ я говорила Морщинкѣ берегись ты этого злаго Замарашки, а она неразумная не послушалась меня и теперь ужь ея нѣтъ на свѣтѣ." Тетушка побѣжала искать ее по рощѣ, по дугамъ, по канавкамъ. Нигдѣ не было Морщинки; сердечко у тетушки такъ билось, что даже зубки стучали. Прошелъ день, другой, третій. Мышка-тетушка плачетъ, горюетъ каждую минуту что осталась на бѣломъ свѣтѣ одинешенька и начала было уже обдумывать чтобъ ей, за старости дѣть, идти въ какую-нибудь другую семью,-- одной жить тошно... какъ вдругъ слышитъ около норы что-то зашустѣло на сухихъ листьяхъ, глядь! анъ Морщинка предъ ней! и торопится разказывать: "Ну, тетушка, то-то я всего напилась, наѣлась самыхъ дорогихъ печеній. Пойдемте со мною, тетушка, я отведу васъ туда, бросимъ мы вашу противную нору и будемъ тамъ бѣгать по чистой кухнѣ и всего имѣть вдоволь. Не будемъ больше таскаться по полю, собирать колосья изъ рощѣ выкапывать корешки." Тетушка сѣда на заднія лапки, вертитъ ушами и сначала она сердито посмотрѣла на вертушку-племянницу; но та ужь очень прельстила ее сладкими печеньями... и кончилось тѣмъ что мордочка у тетушки прояснилась и глаза заблестѣли радостью. "Пожалуй, говорить, попробуемъ, какой вкусъ въ этихъ печеньяхъ", а сама ужь облизывается. "Ну такъ пойдемте скорѣй". И тетушка надѣла свой новый чепчикъ съ кружевцомъ.
   -- Дѣдушка! прервала разказчика бѣлокурая Маринька: -- у мышки развѣ есть чепчикъ?
   -- Не прерывай дѣдушку? закричалъ на нея толстый Тоничекъ, слушавшій, не переводя дыханія, сказку о Морщинкѣ.
   И дѣдушка продолжалъ.
   -- Чепчечикъ съ кружевцами и чисто вымытое платьице; а на шею надѣла красненькую ленточку и пошла. Дорогой Морщинка уговариваетъ свою робкую и довѣрчивую тетушку: "вотъ наступятъ для насъ счастливые годы, и умирать не захочется". И обѣ онѣ тихонько проскользнули въ Грубоскальскій замокъ. Бѣжали тихо и осторожно около стѣнки и прокрались въ кухню, и тетушка увидала тутъ чего только душа желаетъ, вытаращила глаза, поводить носикомъ и такъ ужь всѣмъ довольна, что у нихъ даже голова закружилась. "Что жъ вы, тетушка, не кушаете? Смотрите, вотъ тутъ курникъ, а тутъ сдобный пирогъ посыпанный сахаромъ". И тетушка принялась ѣсть пироги, а Морщинка не даетъ ей покоя, схватила за лапочку и тащитъ къ миндальному печенью; только тетушка успѣла лизнуть печенья, какъ та соблазняетъ ее саломъ и сливочнымъ масломъ. Мышка-тетушка и говоритъ: "Ты хитрячка, Морщинка, мы тутъ хорошо поживемъ, надо думать". А Морщинка улыбается и такъ-то оплетаетъ сливочное масло, что только чепчикъ на головѣ трясется, и говоритъ: "Теперь, тетушка, зови не зови отсюда, ужь я ни за что не пойду въ нашу несчастную нору. Что мы глупыя прежде не догадались найти дорожку къ замку. По зернышку въ полѣ собирали и кормились тѣмъ. Сколько нужды натерпѣлись! сколько лишеній! А здѣсь жили бы какъ господа." Не успѣла она это выговорить, какъ вдругъ за стѣной раздалось Гамъ! гамъ! гамъ! Мышки переполошились и попрятались кто куда лопало -- одна вскочила въ банку, другая юркнула подъ миску. Гамъ! гамъ! гамъ! опять залаялъ Султанъ. Кухарка прибѣжала въ кухню и стучитъ половою щеткой. "Навѣрное тутъ были мыши! Султанъ, ищи ихъ! поймай и раздави хорошенько лапой!" А мышки притаились и дышать не смѣютъ. Долго осматривала кухню кухарка, а Султанъ совался носомъ по угламъ. "Вѣрно убѣжали подъ полъ, проклятыя! Пойдемъ, Султанъ!"И вышли изъ кухни. Лишь только они ушли, Морщинка выглянула изъ-подъ миски еле жива. "Тетушка, шепчетъ она, не будемъ больше трогать сала, уйдемъ скорѣй!" Тетушка вылѣзаетъ изъ банки, вся вымазанная масломъ и безъ чепчика; лапки у нея дрожатъ и голова отъ страха трясется. А Султанъ за стѣной опять: Гамъ! гамъ! гамъ! "Пойдемъ, Морщинка, побѣжимъ проворно домой. Кабы мнѣ сахарныя горы сулили, я бы ни за что въ замкѣ не осталась!" говоритъ тетушка, едва переводя дыханье. И вотъ онѣ осторожно выбрались изъ кухни и безъ оглядки помчались домой. Какъ пришли въ свою норку, говорятъ: "Слава Тебѣ, Господи! Мы въ безопасности! Здѣсь насъ никто не тронетъ. Нѣтъ, я вижу, гораздо лучше сидѣть въ вашей простой комнаткѣ около гороху, чѣмъ въ замкѣ около сдобныхъ пироговъ и печенья, да слышать какъ подлѣ тебя рявкаетъ это чудовище Султанъ: гамъ! гамъ! гамъ! Нѣтъ ужь меня теперь въ тотъ замокъ и калачомъ не заманишь!" размышляетъ вслухъ тетушка, а племянница сидитъ пристыженаая и чуть не плачетъ. Вотъ и сказкѣ конецъ.
   -- Какъ же, дѣдушка, спрашиваютъ дѣти, а за чепчикомъ-то пошла мышка въ замокъ?
   -- Нѣтъ, она ужь туда и не заглянетъ больше, отвѣчалъ дѣдушка, улыбаясь.
   Въ это время проснулась Милица, одѣлась и стала собирать дѣдушку въ путь. Вышли за ворота, а имъ за встрѣчу Окринекъ.
   -- Ну, дѣдушка Илекъ, какъ-то вы перейдете по лавамъ, сказалъ онъ, ловко подступая бочкомъ къ Милицѣ:-- такой дождикъ лилъ всю ночь что Либунька разлилась бѣда какъ!
   -- Дѣлать нечего! Какъ-нибудь побредемъ.
   -- Не проводить ли васъ? вызвался Окринекъ, какъ ловкій малый.
   Милица толкнула подъ бокъ дѣдушку, шепнувъ:-- Не нужно, одни пойдемъ.
   И дѣдушка Илекъ отвѣчалъ:
   -- Благодарю. Мы и одни дойдемъ. Богъ милостивъ.
   Окринекъ злобно проворчалъ что-то и, нахлабучивъ шапку на глаза, отошелъ прочь, а дѣдушка со внучкой пошли въ свою деревеньку Буковину. Въ самомъ дѣлѣ Либунька такъ разлилась что клокотанье ея волнъ слышалось уже издалека вашимъ путникамъ. Когда подошли они къ лавамъ, то старикъ спросилъ не снесло ли ихъ и какъ высоко поднялась вода.
   -- Лавы еще не затоплены, отвѣчала Милица, вода не достала до нихъ на четверть локтя.
   -- Такъ поспѣшимъ скорѣй, тутъ только двѣ дощечки. Правда, онѣ довольно широки. Я бы ни мало не боялся, еслибъ тутъ были жордочки чтобъ ухватиться. Смотри, внучка, будь осторожна, въ полую воду какъ разъ поскользнемся оба.
   Положивъ арфу на берегъ, молодая дѣвушка съ замираніемъ сердца взяла дѣда за руку, и превозмогая свой страхъ, старалась твердымъ голосомъ доказать ему что она вовсе не боится, но бѣдный слѣпецъ чувствовалъ какъ тряслись ея руки. Они однако прошли благополучно.
   -- Теперь побѣгу за арфой! сказала Милица. Но дѣдушка сталъ убѣдительно упрашивать ее не ходить за ту сторону:
   -- Подойдемъ! кричалъ онъ:-- Авось кто-нибудь пойдетъ и захватить арфу.
   -- Нѣтъ, дѣдушка, долго бы намъ пришлось ждать. Вода все прибываетъ. Лучше поспѣшу.
   Съ этими словами Милица побѣжала по лавамъ. Дѣдушка кричитъ ей вслѣдъ:
   -- Неравно голова закружится, брось арфу въ воду и спасай себя!
   Милица успѣла перейти на ту сторону и схватить арфу; не медля ни минуты пошла назадъ, и достигла уже до половины, какъ взглянула невольно на клокотавшія у ногъ ея волны и почувствовала что голова начинаетъ кружиться, но стараясь сохранить равновѣсіе, шла мѣрнымъ шагомъ далѣе. Около берега лавы уже были покрыты пѣной, ноги ея скользили, арфа перетягивала и до ея слуха долетаетъ голосъ дѣдушки: "Брось арфу и спасай себя". У Милицы потемнѣло въ глазахъ и лавы начали кружиться. Она сдѣлала нѣсколько отчаянныхъ шаговъ, поскользнулась и упада. Старикъ вскрикнулъ, но къ счастію, нашелъ въ себѣ довольно силы чтобъ ощупью спуститься подъ лавы, гдѣ Милица лежала безъ чувствъ подлѣ воды на пескѣ. Съ невыразимымъ страхомъ, онъ началъ брызгать ей въ лицо водою, растирая ей пульсъ и виски, и съ большимъ трудомъ привелъ ее въ чувство: она очнулась и хотѣла привстать, но руки ея замерли за арфѣ, которую она крѣпко держала, чтобы не уронить въ воду. Не сообразя въ первую минуту что съ нею произошло, она говорила:
   -- Дѣдушка, что это у меня руки-то закостенѣли? Не могу шевельнуться съ мѣста.
   Старикъ съ безпокойствомъ началѣ растирать ей руки и согрѣвать дыханьемъ. А Милица, мало-по-малу пришедши въ себя и видя тревожное состояніе дѣдушки, постаралась ободрить его и съ улыбкой сказала:
   -- Не бойтесь, дѣдушка, руки-то не бѣда, имъ ничего не сдѣлается, а вотъ спасибо что арфа не разбилась. Этому надо порадоваться.
   -- Что мнѣ арфа? Была бы ты здорова, моя пташка!
   -- Ужь мнѣ лучше стало, дѣдушка, пойдемте домой скорѣй! торопила его Милица, и отдохнувъ нѣсколько минутъ, они встали, и чтобъ избѣжать гористой дороги, повернули за Пелешаны. На этотъ разъ старикъ не далъ нести ей арфу. Дорожка шла низиной, вся окаймленная незабудками; Милица нарвала ихъ въ фартукъ и идучи сплела два вѣнка; одинъ положила за арфу другимъ украсила шляпу дѣдушки. Всю дорогу смѣялась и шутила.
   Старикъ былъ счастливъ что внучка опять весело защебетала. Пришелъ онъ въ свою хижину, усѣлся въ свое старческое кресло съ кожаною подушкой и отворилъ окно; а скворка съ яблони кричитъ: "Здравствуй, дѣдушка!" Хорошо показалось ему дома, особенно когда Милица запѣла своимъ звучнымъ голоскомъ веселую народную лѣсенку, которая живо напоминала ему его молодость. Онъ внутренно поблагодарилъ Бога. Свѣтлы были его думы въ эту минуту, онъ не замѣтилъ какъ подошелъ часъ обѣда. Милица между тѣмъ проворно все изготовила.
   -- Дѣдушка, похлебка на столѣ! сказала она, выводя старику изъ тихой, пріятной задумчивости.
   -- Такъ скоро? удивился онъ.-- Ну, давай обѣдать, внучка!
   

VII.

   Первою заботой Милицы послѣ обѣда было досмотрѣть что дѣлаютъ ея серночка и говорунъ скворецъ, не терпѣли ли они голода безъ нея? Не случилось ли съ ними какой бѣды? Отворила хлѣвъ и всплеснула руками отъ удивленія: у серны лежало много свѣжей травы и нарѣзаннаго ломтиками картофеля; побѣжала въ садикъ, сняла клѣтку скворушки, глядитъ -- и у него также пропасть червячковъ и насыпано сѣмачко.
   -- Ой, ай, ай! да у васъ тутъ всего вдоволь! А я было собиралась прощенья просить что такъ надолго васъ бросила -- болтала молодая дѣвушка съ своими питомцами:-- Кто же это однако объ васъ позаботился? Добрый тотъ человѣкъ."
   И ей за память пришелъ Витъ. Она задумалась и вспомнила что на вечеринкѣ въ Киселевскѣ онъ спрашивалъ у дѣдушки когда тотъ думаетъ вернуться домой. Дѣдушка отвѣчалъ: да ужь думаю ночевать здѣсь... Куда мнѣ, слѣпому, ночью, да въ дождикъ плестись полмили?.. Милица, услыша это, жалобно сказала: "а моя бѣдная серна останется безъ свѣжаго корма!" Витъ не пропустилъ этихъ словъ мимо ушей. Не забылъ навѣстить ея любимцевъ. Такое вниманіе со стороны Вита очень тронуло Милицу. Она отворила клѣтку, выпустила скворушку полетать за водѣ, и серну побѣгать за свободѣ. Серва запрыгала и начала весело кружиться, поматывая своею складною головкой, а скворка сѣлъ за вѣтку, да и кричитъ во всеуслышаніе: Скворушка панъ! Скворушка панъ!
   -- Сюда, сюда! манитъ его Милица, подставляя руку; онъ прилетѣлъ къ ней и давай щипать ей пальцы:-- Вижу что ты наказываешь меня, плутишко, за то что я такъ долго не выпускала тебя на волю... Совсѣмъ забыла своего милаго скворушку... да!-- да!.. толковала она съ нимъ; вдругъ птица вспорхнула и сѣла на верхушку молодой яблонки, да сидя тамъ и кричитъ: Милица, гдѣ ты? Милица, гдѣ ты? Она въ отвѣть подняла головку, улыбается и щелкаетъ пальцами, приговаривая: -- Скворушка умникъ! Скворушка умникъ! Да вдругъ и вспомнила что ей много еще работы въ полѣ. "Хороша я хозяйка! укоряетъ она себя:-- съ козой прыгаю, со скворцомъ разговоръ веду, а грядки стоятъ, да дожидаются меня!" И она, схвативъ заступъ, проворно побѣжала въ огородъ.
   Послѣ работы въ грядахъ, она крѣпко уснула ночью; рано утромъ разбудилъ ее стонъ дѣдушки. Милица тревожно вскочила съ постели, подбѣжала къ старику и нагнувшись надъ нимъ спрашивала: не заболѣлъ ли онъ? Не дать ли ему капель?
   -- Нѣтъ, моя пташка, я, слава Богу, здоровехонекъ, только мнѣ сейчасъ приснилась твоя покойная мать, моя бѣдная дочь Волнека. И грустно мнѣ стало что она въ такой красѣ и молодости покинула Божій свѣтъ...
   -- Дѣдушка -- голубчикъ! Хочешь я тебѣ напеку твоихъ любимыхъ лепешекъ съ макомъ? перебила его внучка, придумывая чѣмъ бы разсѣять печальныя мысли разгрустившагося старика.
   Онъ понялъ ея намѣреніе, подозвалъ ее поближе и поцѣловалъ въ голову.
   -- Поди напеки, моя умница! Ты давно не угощала своего дѣдушки лепешками съ макомъ.
   И стараясь улыбнуться внучкѣ, шепталъ про себя: "Какъ человѣкъ-то слабъ! Сейчасъ и ропотъ!"
   Лепешки какъ и всегда удались какъ нельзя лучше; дѣдушка ѣлъ да похваливалъ.
   -- Да что я въ самомъ дѣлѣ выдумалъ горевать? тихо говорилъ дѣдушка, какъ бы про себя:-- Не оставилъ меня Господь до конца! Далъ мнѣ тебя, мое дитя, въ утѣшеніе.
   -- Дѣдушка, за дворѣ такъ хорошо послѣ грозы, солнышко свѣтитъ такъ привѣтливо и ласточки опять прилетѣли вить гнѣздышко. Это тѣ которыя жили у васъ подъ стрехой; ихъ гнѣзда была разорены тою страшною бурей. Право, дѣдушка, пойдемте на воздухъ, хотя къ Орлиной Скалѣ
   -- Что жъ пожалуй, пойдемъ! Я сяду плесть корзинку, а ты нарѣжешь мнѣ тамъ хорошихъ прутиковъ.
   -- Вчера я много ихъ заготовила; вамъ въ недѣлю не сплесть. Я лучше возьму что-нибудь шить; бѣльемъ мы пообносилась.
   -- Ну, какъ знаешь, внучка.
   И не долго сбираясь, они отправились рощей по направленію къ Орлиной Скалѣ. Усѣлись тамъ около песчаной дорожки, на травѣ. Милица сняла съ головы платокъ, и двѣ черныя косы упали ей на плеча. На ней была бѣлая какъ снѣгъ сорочка, застегнутая на груди запонкой, съ пышными на локоть приподнятыми рукавами, коротенькая синяя юпочка и черный корсетикъ выложенный краснымъ шнуркомъ; кромѣ того бѣлые чулки и маленькія "черевички" обхватывала ея стройную ножку. Росту она была немного больше средняго, сложенія очень правильнаго; при малѣйшей улыбкѣ блестѣли бѣленькія зубы ея и не рѣдко яркій румянецъ загорался на нѣсколько смугломъ лицѣ ея. Выраженіе лица ея было по большей части серіозное, даже какъ будто суровое, а иногда и гордое; рѣчь отрывиста и своеобразна; но когда улыбка озаряла эти строгія черты, то эта дѣвушка становилась необыкновенно привлекательна.
   -- Дѣдушка, спросила она, поднявъ вверхъ свою хорошенькую головку и устремивъ глаза въ мрачное ущелье, у подножія котораго они мирно пріютились:-- Отчего это скала носитъ названіе Орлиной? я никогда не видала здѣсь никакихъ гнѣздъ.
   -- Это названіе ей дано въ глубокую старину, дитя мое. Если хочешь, я тебѣ разкажу это преданіе. Нѣкогда въ этомъ ущельѣ свили гнѣзда орлы... Да кто это подходитъ къ намъ? погляди, я слышу чьи-то шаги на лескѣ.
   Милица обернулась и шепчетъ дѣдушкѣ:
   -- Это Витъ Драгоневскій.
   -- Будь благословенно имя Господа Іисуса Христа! сказалъ Витъ, поровнявшись съ ними.
   -- Во вѣки аминь, отвѣчалъ дѣдушка Илекъ, и прибавилъ:-- Куда это ты пробираешься, мой другъ! На вечеринку что ли?
   -- Я былъ на мельницѣ и теперь иду домой.
   -- Коли не очень спѣшишь, присядь къ намъ, поговоримъ на досугѣ.
   Витъ втайнѣ былъ очень доволенъ этимъ приглашеніемъ и не заставилъ себя долго упрашивать. Не смѣя взглянуть на Милицу, онъ сѣлъ подлѣ нея, какъ будто случайно. Широкая грудь его высоко поднималась, быть-можетъ отъ усталости, но вѣрнѣе, отъ душевнаго волненія; онъ снялъ шляпу, и тряхнувъ свѣтлорусыми кудрями, вытеръ платкомъ бѣлый лобъ, рѣзко отличавшійся отъ загорѣлыхъ щекъ. Бросая украдкой восторженные взгляды на Малицу, онъ робко потуплялъ глаза, всякій разъ какъ встрѣчалъ ея холодно искрившійся взглядъ.
   -- Вотъ я было сталъ разказывать внучкѣ легенду объ этой скалѣ, началъ старикъ.-- Слыхалъ-ли ты ее, Витъ?
   -- Не помню, дѣдушка, можетъ-быть и слыхалъ. Да все равно разкажите. Я радъ слушать.
   -- Ну, такъ вотъ слушайте оба теперь. Во времена оны завелось тутъ орлиное гнѣздо и столько ихъ разродилось что сосѣднимъ деревнямъ не было отъ нихъ покоя. Эти страшныя птицы спускались какъ стрѣлы на землю и похищали ягнятъ, козлятъ и даже дѣтей и наводили ужасъ на жителей. Начали они придумывать какъ бы извести этихъ кровожадныхъ птицъ и усовѣтовались такъ: если выищится такой отважный человѣкъ, который бы полѣзъ въ эти гнѣзда на неприступной высотѣ и истребилъ бы птицъ, то дать ему большую награду. Смотрите въ эту разщелину, гдѣ сходятся двѣ скалы -- видите тамъ едва замѣтную для простаго глаза перекладинку? Такъ слушайте дальше. Долго никто не находилъ средства подступиться къ орламъ. Въ это время въ тюрьмѣ Грубоскальскаго заика содержался преступникъ, и когда дошелъ до него слухъ объ этомъ происшествіи, то онъ объявилъ что берется разорить гнѣзда, съ условіемъ чтобы выпустить его на свободу. Привели преступника; народъ былъ убѣжденъ что это невозможная вещь: если онъ вскарабкается какимъ-нибудь образомъ, то птицы исщиплютъ его, и онъ долженъ будетъ свалиться мертвымъ за землю. Преступникъ началъ готовиться къ дѣлу; велѣлъ натесать кольевъ и набить на нихъ желѣзные оконечники. Когда они были сдѣланы, онъ сталъ выжидать удобной минуты, когда орлы вылетятъ на добычу, чтобы достигнуть до вершины. Онъ проворно взобрался по кольямъ, какъ по лѣстницѣ, упирая ихъ остріемъ въ скалы, которыя тутъ, какъ видите, сходятся очень близко. Вкарабкавшись такимъ образомъ до самой вершины, онъ проворно повыкидалъ изъ гнѣздъ только-что высиженныхъ дѣтенышей, не теряя времени, спустился внизъ живъ и здоровъ. Народъ, который толпился тутъ чтобы посмотрѣть на это чудное зрѣлище, тотчасъ же убилъ орлятъ и побросалъ ихъ въ воду. Прилетѣли орлы, а не найдя дѣтенышей, цѣлыхъ трое сутокъ увивалась около пустыхъ гнѣздъ, испуская жалобный пискъ; наконецъ вся стая взвилась а улетѣла съ страшными, неистовыми криками. Съ тѣхъ поръ этихъ хищниковъ не видали въ нашей сторонѣ; а преступникъ не только получилъ свободу, но и большое награжденіе отъ народа.
   Въ то время какъ старикъ разказывалъ легенду, Витъ чертилъ что-то тросточкой на пескѣ. Милицу взяло любопытство посмотрѣть что онъ чертить и она увидѣла -- два сердца и надпись: одно страдаетъ, другое не знаетъ. Милица, увидя это, вся вспыхнула, въ глазахъ ея мелькнулъ грустный упрекъ, съ оттѣнкомъ гордаго негодованья. Ей въ эту минуту живо представилось какъ на послѣдней вечеринкѣ Драгоневская бабушка схватила его за рукавъ и потащили домой, когда онъ началъ танцоватъ съ нею:
   -- Дѣдушка, не пора ли вамъ? сказала Милица, выразительно сдвинувъ свои черныя брови:-- Мнѣ еще надо хлѣбы растворитъ, а ужь вечерѣетъ.
   -- Ну что жь, пойдемъ, Милица!
   Она живо встала и помогла дѣдушкѣ приподняться. Витъ то же всталъ, поклонился ей; она сухо отвѣчала ему за поклонъ и уходя энергически затоптала ногой нарисованныя сердца.
   Молодаго человѣка какъ льдомъ охватило; онъ напряженно смотрѣлъ имъ вслѣдъ и долго стоялъ потупя голову, не трогаясь съ мѣста, съ болью въ душѣ, когда они уже скрылись изъ глазъ.
   Злой и разстроенный вернулся Витъ домой. Сѣлъ къ окну подпершись рукой и не отвѣчалъ ни на какіе вопросы семейныхъ. Накрыли столъ; Витъ отказался отъ ужина и грустно насвистывая пошелъ на верхъ въ свою комнату. Мать и бабушка многозначительно переглянулись между собой.
   -- Я говорила вамъ, матушка, что не даромъ онъ тамъ прилѣпился около этого слѣпаго старика.
   -- Разумѣется, дѣло ясно какъ день. Вскружила ему голову, размышляла бабушка.-- Она, правду сказать, дѣвушка хорошая, да ужь больно бѣдна.
   -- Да и всѣ называютъ ее Цыганкой, какъ хотите, это непріятно.
   -- Бросьте вы бабьи сплетни! крикнулъ на нихъ самъ Драгоневскій, отецъ Вита:-- Что вамъ помѣшала сирота? Какой дѣвкѣ слово промолвилъ, такъ думаете что сейчасъ и свататься хочетъ. Извѣстно, человѣкъ молодой, ему съ черноглазою красавицей поболтать пріятно..
   -- Да она не больно говорлива, замѣтила бабушка.-- Видала я какъ она молодцовъ-то отлуживаетъ. А все-таки Виту не пара.
   А Витъ между тѣмъ, не раздѣваясь, прилегъ на кровать и думалъ крѣпкую думушку. Больно ему было холодное обращеніе Милицы, перекидывалъ онъ и такъ и сякъ: можетъ отъ робости дѣвичей, стыдится; а можетъ и кто другой ей болѣе по-сердцу пришелся. "Нѣтъ, ужь надо мнѣ добиться толку, рѣшаетъ онъ, завтра же скажу ей что у меня на душѣ. Откажетъ, такъ и буду знать что несчастнымъ человѣкомъ родился на свѣтъ. А коли пойдетъ за меня? Да что напрасно тѣшить себя пустою надеждой."
   Не смыкалъ онъ глазъ во всю эту ночь: какъ ни старался помириться съ мыслію что Милица будетъ принадлежать другому, потому что его не любитъ -- не могъ. Онъ чувствовалъ что пережить того не въ состояніи. Однако во что бы ни стало надо узнать истину, такъ или иначе, думаетъ влюбленный юноша и съ самаго утра подстерегаетъ Милицу чтобы поговорить съ нею наединѣ.
   

VIII.

   Чтобы не подать повода къ разнымъ толкамъ между сосѣдями, Витъ уже не посѣщалъ болѣе дѣдушку Илека съ тѣхъ поръ какъ подросла его внучка. Теперь когда онъ положилъ себѣ узнать отъ нея окончательно рѣшеніе своей участи, какъ мы уже сказали выше, онъ съ самаго утра бродилъ по Грубоскальской рощѣ, въ надеждѣ съ нею встрѣтиться. Прошли два мучительные часа, которые показались Виту за нескончаемыя сутки, наконецъ вдали мелькнула ея красненькая косыночка, съ замираніемъ сердца онъ прижался къ дереву и ждалъ чтобъ она подошла поближе. Не испугать же ее въ самомъ дѣлѣ выскочивъ изъ-за кустовъ, разсуждалъ онъ, глядя какъ она собираетъ сухіе сучья для топлива.... Подходить или нѣтъ? гадаетъ онъ, и видя наконецъ что она связала вязанку и собралась идти домой, онъ рѣшился показаться ей.
   -- Не помочь ли вамъ донести вязанку? предложилъ онъ, раскланиваясь съ Милицей.
   -- Нѣтъ, зачѣмъ? Я сама донесу, отвѣчала она съ легкимъ наклоненіемъ головы, направляясь въ другую сторону.
   Тяжко и больно стало ея поклоннику. Сердце его переполнилось горечью.
   -- Вотъ вы какія гордыя! Не хотите принять отъ меня ни малѣйшей услуги, задушевнымъ голосомъ проговорилъ Витъ.-- За что я вамъ такъ противенъ? Не грѣхъ вамъ было вчера растоптать мое сердце!
   Она улыбнулась, и на лицѣ ея выступилъ яркій румянецъ но вскорѣ оно опять приняло строгое выраженіе, и почти отвернувшись отъ него она проговорила:
   -- Никогда и рѣчи не заводи объ этомъ со мною! И такъ твоя бабушка грозитъ выцарапать мнѣ за тебя глаза. Вѣрно ей кажется что я добиваюсь твоего расположенія... Да и ты самъ можетъ полагаешь что меня легко зальстить? Много о себѣ думаешь.... Гордиться что твои голубые глаза такъ прекрасны. Небо еще прекраснѣе, незабудки еще синѣе. Ты думаешь что ты такой высокій, стройный, живой; моя серна еще стройнѣе тебя и проворнѣе. Не воображай что я лучше тебя никого не видала.
   Глаза ея то потуплялись, то загарались и смотрѣли въ сторону; лицо блѣднѣло. Витъ былъ такъ озадаченъ этою выходкой что не нашелся возражать ей. Ему почти былъ непонятенъ смыслъ ея упрековъ.
   -- Чтобъ я никогда ничего не слыхала о твоемъ сердцѣ! вскрикнула чуть не со слезами Милица, и бросивъ вязанку дровъ, какъ стрѣла исчезла въ чащѣ кустарниковъ.
   "Опять все тѣ же рѣчи! Опять остался не при чемъ!" думалъ молодой человѣкъ, и сѣвъ на пенекъ, горестно охватилъ руками голову. "Нѣтъ, не родился я для счастья!" Не зналъ онъ какъ убить время, чѣмъ размыкать жгучее горе... Сидѣть въ бездѣйствіи было ему невыносимо. Онъ пришелъ домой, взялъ ружье и отправился на охоту. Домашніе ждутъ его день, ждутъ другой, и начали уже не на шутку безпокоиться о немъ.
   Когда Малица бѣжала домой, то издали, на поворотѣ тропинки, видѣла какъ Витъ сидѣлъ закрывъ лицо руками, погрузившись въ тяжелую думу. Ей стало смертельно досадно на самое себя. "Зачѣмъ я его такъ оскорбляю? упрекала она себя, онъ всегда добръ и внимателенъ къ дѣдушкѣ и ко мнѣ. На меня никогда не сердится, прощаетъ всѣ мои дерзкія выходки." Но она вдругъ одумалась и начала припоминать колкія слова его бабушки. "Если буду ласкова съ Витомъ, вспало ей на мысль, она подумаетъ что я льщусь на его богатство. Нѣтъ, Господь съ ними, съ Драгоневскими! Не стану больше думать о нихъ...."
   Но съ той поры Милица во многомъ измѣнилась. Какъ ни старалась она быть попрежнему веселою и безпечною, какъ ни суетилась около хозяйства и въ огородѣ, и даже пѣла дѣдушкѣ его любимыя пѣсни, но все какія-то безотчетно тревожныя мысли тѣснились въ ея сердцѣ, оно не рѣдко сжималось доселѣ невѣданною грустью, предъ нею мелькало задумчивое лицо Вита и слышались его слова: "За что вы меня такъ ненавидите?"
   Прошло еще нѣсколько однообразныхъ дней. Витъ ей больше не встрѣчался нигдѣ. Милица какъ ни усиливалась, никакъ не могла отогнать отъ себя внезапно ожившія въ ея памяти воспоминанія дѣтства, когда она ходила въ школу вмѣстѣ съ Витомъ. Обижалъ ли кто маленькую дѣвочку, Витъ являлся ей на помощь и такъ горячо защищалъ ее что никто и пикнутъ не смѣлъ послѣ того. Въ особенности онъ ужасно сердился когда кто-либо смѣлъ называть ее Цыганкой. Серна ея весела и прыгаетъ попрежнему; скворка выучилъ еще новыя слова. "Будь уменъ! Поцѣлуй меня!" кричитъ онъ всякому встрѣчному-поперечному, сидя у ней на плечѣ; но ничто не радуетъ, не утѣшаетъ какъ въ былое время. Она часто отвѣчаетъ не впопадъ на слова дѣдушки и разъ какъ-то вмѣсто табатерки подала ему тыкву. Старикъ разсмѣялся, покачивая головой, а Милицѣ стало ужасно совѣстно.
   

IX.

   День стоялъ жаркій, душный, ни одинъ листокъ не шевелился на деревьяхъ, вся природа въ мертвой тишинѣ ожидала чего-то грознаго. Милицѣ случилась крайняя необходимость побывать въ ближайшемъ мѣстечкѣ Троскахъ, чтобы запастись струнами для арфы, которыя продавалъ органистъ тамошней церкви Св. Іосифа. Дѣдушкѣ предстояло играть на другой день въ Палешанахъ. Скоро подулъ вѣтеръ. Дорогой ей встрѣтился почтенный священникъ отецъ Арнольдъ, изъ Грубоскальска, съ требникомъ въ рукѣ. Онъ опирался на большую трость съ бѣлыми набалдашникомъ. Шляпа его съ широкими полями, по случаю сильнаго вѣтра, была привязана червою тесьмой подъ бороду; длинные сѣдые волосы его развѣвались по воздуху; онъ шелъ крупными шагами, постукивая въ каменистую дорогу мѣднымъ наконечникомъ своей толстой трости. Поровнявшись съ Милицей онъ ласково сказалъ ей:
   -- Куда ты, дитя мое, идешь? Видишь какія тучи сбираются кругомъ; будетъ ужасная буря.... Вернись-ка домой! Еслибы не призывала меня обязанность, я бы не шевельнулся изъ дому въ такую сомнительную погоду. Барометръ очень упалъ, стоить на бурѣ.
   -- Нѣтъ, батюшка, не безпокойтесь. У меня ноги молодыя, я живо сбѣгаю въ Троски. Надо струнъ купить для арфы.
   -- Если такъ, да благословитъ тебя Богъ.
   Милица благополучно добѣжала до мѣстечка, запаслась струнами и собралась въ обратный путь. Жена органиста уговаривала ее переждать грозу, но Милица знала что дѣдушка будетъ очень тревожиться, да притомъ она опоздала бы готовить ужинъ. Итакъ она рѣшилась идти домой, тѣмъ болѣе что дождь еще не накрапывалъ. "Я могу пройти пѣшкомъ, мимо Рараховой скалы, это будетъ вдвое ближе", думала она, удваивая шаги; но вѣтеръ повернулся и сильно подулъ съ той стороны откуда шла грозная туча; тотчасъ же начали падать крупныя капли дождя. Сверкнула яркая молнія и загремѣлъ ударъ грома; а Милицѣ остается еще болѣе версты до дому. Удары повторялись чаще одинъ за другимъ и раскаты ихъ разносило по воздуху горное эхо, потрясая громадныя скалы. Дождь полилъ какъ изъ ведра. Она чувствуетъ что промокаетъ до костей, и какъ шла по косогору почти непроходимыми мѣстами, кочками поросшими мохомъ и перерѣзанными тихо журчащимъ ручейкомъ, то незамѣтно зашла въ трясину, въ которой вязли ея ноги. Ей вдругъ вспомнилось что неподалеку оттуда подъ грудой камней есть пещера, гдѣ можно укрыться отъ дождя и вѣтра, противъ котораго ей трудно было бороться; она сдѣлала еще нѣсколько шаговъ; порывъ вѣтра сорвалъ съ головы ея платокъ и унесъ въ углубленіе утесовъ. Милицѣ стало жаль новенькаго платочка. Къ счастію она увидѣла что онъ застрялъ на вѣткѣ чернобыльника, выросшаго въ трещинѣ утеса; она потянулась за платкомъ, поскользнулась и упала въ такую глубину, изъ которой ей не было никакой возможности вылѣзти. Страшный крикъ вырвался изъ груди ея, она въ отчаяніи начала звать на помощь, но голосъ ея терялся въ глубинѣ пропасти; юная жертва должна была умереть съ голоду. Описывать ли ужасъ которой овладѣлъ молодою дѣвушкой?
   Собиравшіе землянику ребятишки, застигнутые дождемъ, пустились со всѣхъ ногъ бѣжать домой, какъ вдругъ услышали отчаянный крикъ и въ ту же минуту на высотѣ мелькнула женская фигура и исчезла.
   -- Знать свалилась въ "Мышиную дыру", сердечная! пожалѣлъ старшій мальчикъ.
   -- Скажемъ на деревнѣ, можетъ и спасутъ, рѣшили между собою дѣти и удвоили свой бѣгъ. Лишь вбѣжали на горку къ дому Драгоневскихъ, который былъ крайній, какъ всѣ въ одинъ голосъ закричали: "женщина провалилась между скалъ, въ "Мышиную дыру". Бабушка сидѣла въ это время у окошка, и узнавъ о случившемся несчастій, засуетилась. "На бѣду Мартына нѣтъ дома!" заговорила добрая старуха и бросилась наверхъ звать внука. Витъ, въ ту же минуту набросивъ на плечи камзолъ, захватилъ веревочную лѣстницу и побѣжалъ къ тому мѣсту на которое указали ребятишки. Дорогой ему невольно пришло на мысль: "ужь не она ли это погибаетъ тамъ? Не мудрено! Милица такая отважная, карабкается по горамъ какъ дикая серна". Пришедши скорыми шагами къ такъ-называемой въ народной легендѣ "Мышиной дырѣ", Витъ началъ сильнымъ голосомъ окликать, и вдругъ послышался тихій стонъ въ скалахъ; еще съ большею энергіей бросился молодой человѣкъ въ ту сторону откуда исходилъ голосъ. Наконецъ достигъ до ущелья и заглянулъ въ глубину его, опираясь на палку набитую желѣзнымъ оконечникомъ. Каковъ былъ его ужасъ, когда онъ увидалъ Милицу! При видѣ Вита она такъ радостно вскрикнула что у молодаго человѣка невольно дрогнуло сердце отъ невыразимаго счастія что онъ можетъ ее спасти. Мигомъ бросилъ ей веревочную лѣстницу, по которой она живо вскарабкалась наверхъ. Бѣдная дѣвушка была вся въ слезахъ; почувствовавъ себя внѣ опасности, дрожащимъ голосомъ воскликнула:
   -- Только Богъ одинъ можетъ вознаградить тебя за то что ты спасъ мнѣ жизнь.
   И взглядъ полный восторженной благодарности, горячій и яркій какъ вечерняя звѣзда, глубоко проникъ въ его душу; онъ былъ самъ не свой, хотѣлъ говорить, но она въ одно мгновеніе помертвѣла, зашаталась и лишилась чувствъ. Витъ схватилъ ее на руки и съ этою драгоцѣнною ношей направился къ ручью, струившемуся по долинѣ. Прыскалъ ей водою въ лицо и былъ такъ счастливъ, когда она раскрыла глаза и свободно вздохнула. Онъ поднялъ ее и тихо повелъ за руку домой. Молчанье между ними длилось довольно долго, наконецъ Милица едва слышнымъ голосомъ проговорила:
   -- Я знаю, Витъ, что ты добрый, честный человѣкъ и любишь меня.... Если ты думаешь что будешь счастливъ со мною, такъ иди къ дѣдушкѣ -- сватайся!
   -- Ты не шутишь, Милица? Мнѣ не вѣрится что-то.
   -- Нѣтъ, не шучу. Если тебѣ не запретятъ родные, то я согласна, сказала дѣвушка, остановивъ на немъ спокойно довѣрчивый взглядъ.
   -- Такъ это правда? Ты согласна? Неужто это не сонъ? И молодой человѣкъ съ восторгомъ обнялъ ее. Но черезъ минуту взволнованнымъ голосомъ произнесъ:-- Теперь прощай, моя радость! Я не хочу чтобъ насъ видѣли вмѣстѣ. И опрометью побѣжалъ домой, напѣвая веселую пѣсню. Голосъ его долго раздавался какъ флейта по воздуху и замиралъ мало-по-малу въ отдаленіи. Когда онъ умолкъ, Милица вздохнула и, какъ бы пробудясь отъ сна, начала соображать все что случилось съ нею. Жгучія мысли не давали ей покоя. "Я сама не узнаю себя, мучительно думала она, какъ это я рѣшилась сказать ему: приходи свататься за меня!... О, Господи! Что это со мною? Какая порядочная дѣвушка скажетъ мущинѣ: иди, сватайся за меня!" Ей было страшно за свои слова; она потупила голову и съ минуту простояла въ раздумьи. "Но что я! вдругъ одумалась она.-- Чего я опасаюсь? Развѣ я не знаю Вита? Еслибъ я сказала какому-нибудь другому парню, тогда могла бы отдать себя на посмѣшище. Но Витъ такой добрый и благородный и.... прибавила она краснѣя, и кажется любитъ меня всею душой." При этой мысли она нѣсколько успокоилась и поспѣшила домой. Проходя мимо Драгоневскихъ, она увидѣла у воротъ Мартына, который чинилъ телѣгу; онъ слышалъ объ ея несчастіи, оскалилъ свои длинные клыки и подсмѣиваясь надъ ней спрашивалъ:
   -- Что, Цыганка, каково въ "Мышиной дырѣ"? Чѣмъ тебя мыши подчивали? Небось у нихъ обѣдъ-то лучше чѣмъ у васъ? Милица прошла мимо не говоря ни слова, ей было не до того! Вся мысль ея была поглощена: что-то скажетъ дѣдушка за новость которую она имѣла сообщить ему. Съ сильнымъ замираніемъ сердца она отворила дверь; старикъ вскрикнулъ отъ радости, узнавъ ее по походкѣ, и съ безпокойствомъ сталъ разспрашивать гдѣ она находилась въ бурю. Милица разсѣянно и нескоро отвѣчала за его вопросы, все придумывая какъ бы объявить дѣдушкѣ. Онъ уже нѣсколько дней замѣчалъ что Милица что-то вдругъ измѣнилась. Сначала ему приходило на мысль не больна ли она, но видя что его дѣвочка ни на что не жалуется и домашнія работы исполняетъ попрежнему, нѣсколько разъ подзывалъ къ себѣ, ощупывалъ голову и руки и удостовѣрясь, что она совершенно здорова, терялся въ догадкахъ, не зная чему приписать такую перемѣну въ ней. "Да что я не разспрошу ее хорошенько! упрекаетъ онъ себя.-- Вѣдь она ни въ чемъ отъ меня не таится."
   -- Внучка, да что съ тобой? началъ онъ нерѣшительно.-- Съ нѣкоторыхъ поръ ты право сама за себя не походишь. Бывало съ утра до ночи щебечешь и распѣваешь, какъ пташка, а нынѣ отъ тебя путемъ и слова не добьешься. Христосъ надъ тобой! Ужь нѣтъ ли у тебя какой кручины?
   -- Замужъ выхожу, дѣдушка! вдругъ объявила Милица безъ всякаго предисловія.
   -- Замужъ? испуганно вскрикнулъ слѣпой старикъ.-- Такъ вдругъ? Неожиданно? Это ужасно! А меня слѣпаго дѣдушку хочешь покинуть? Заживо въ гробъ положить?
   Съ этими словами онъ печально опустилъ голову на грудь, потомъ поднялъ кверху свои потухшіе глаза и дрожащимъ голосомъ продолжалъ:
   -- Впрочемъ отчего же и не такъ? Лишь бы за добраго человѣка, я препятствовать не намѣренъ. О, никогда, никогда Я помню что случилось съ твоею матерью. Благословлю тебя и на свадьбѣ твоей заиграю на арфѣ и пропою, и будетъ это моя послѣдняя пѣсня.... погребальная.
   У Милицы ручьями катились по лицу слезы и, сдерживая рыданья, она тихо проговорила:
   -- Зачѣмъ же, дѣдушка? Я не пойду замужъ, если вы не захотите того... Распоряжайтесь мною такъ какъ для васъ лучше. Мнѣ съ вами такъ хорошо! И мнѣ ничего не надо. Я хочу чтобы только вы были покойны. Я потому согласилась идти за Вита что и вы это любите. Онъ завтра придетъ свататься.
   -- Какъ, за Вита! прервавъ ее старикъ.-- За Вита Драгоневскаго? воскликнулъ онъ, не вѣря своимъ ушамъ.-- Поди, поди сюда, моя дорогая внучка! Дай мнѣ обнять тебя. Знаешь ли ты какое счастіе посылаетъ тебѣ Господь?
   -- Такъ ты доволенъ, дѣдушка, мой милый? говорила дѣвушка, цѣлуя его руку.
   -- Такъ доволенъ что не знаю какъ Бога благодарить.... Теперь вотъ что сдѣлай! продолжалъ старикъ, отирая ея слезы:-- Найми поскорѣй вымыть полъ и вычисти мой камзолъ съ желтыми пуговицами; да приготовь башмаки съ пряжками. А сернѣ ловяжешь на шею ленту красную съ бѣлымъ,-- вѣдь это наши чешскіе цвѣта. А я настрою арфу и встрѣчу Вита самымъ торжественнымъ маршемъ.
   Сказавъ это, старикъ, съ легкостію юноши, побѣжалъ въ другую комнату и вынесъ оттуда тщательно завернутую въ ветошь маленькую шкатулочку и торопливо открылъ ее; вынулъ изъ нея серьги съ крупными брилліантами и золотой браслетъ, и съ сіяющимъ лицомъ подалъ ихъ внучкѣ, говоря:
   -- Вотъ тебѣ память послѣ твоей покойной матери. Эти драгоцѣнныя вещи были ея собственностью, теперь онѣ принадлежатъ тебѣ. Я сберегъ ихъ для самаго торжественнаго дня твоей жизни, именно когда ты будешь вѣнчаться.
   Потомъ вынулъ медальйонъ осыпанный дорогими каменьями на золотой цѣпочкѣ и, показывая его Милицѣ, сказалъ:
   -- Это портретъ твоего отца....
   Милица дрожащими руками взяла портретъ, подняла его къ губамъ и потомъ долго всматривалась въ незнакомыя ей черты. А дѣдушка, прохаживаясь до комнатѣ, весело пѣлъ:
   
   Вотъ какъ будетъ у Лимбурка
   Суха липа зеленѣть....
   

X.

   Скоро начались приготовленія къ сговору. Подоконники, скамейки и полъ мыли дресвой; со стѣнъ, образовъ и книгъ тщательно сметали пыль; даже, клѣтку скворца и хлѣвъ серны вычистили какъ къ Свѣтлому празднику. Пока происходятъ здѣсь всевозможныя приготовленія, заглянемъ къ Драгоневскимъ.
   Какъ только Молица дала свое согласіе Виту, онъ сейчасъ прибѣгалъ домой и объявилъ что желаетъ жениться ни Милицѣ и проситъ благословенія у родителей и другихъ членовъ семейства, именно: у бабушки и дяди Веверка, который былъ его крестный отецъ. Родители Вита хотя и колебались нѣсколько въ первую минуту, но готовы были согласиться; но дядя и бабушка такъ и бросились на Вита.
   -- Вотъ новость какую выдумалъ! заговорили они въ одинъ голосъ:-- за тебя и не такая невѣста пойдетъ.
   -- Дѣвушку эту упрекнуть не въ чемъ, тихо возразила мать Вита:-- и умомъ и красотой взяла, смирная, благочестивая...
   -- А все-така ему не пара! запальчиво доказывалъ Веверка.-- Ты знаешь, сестра, что вашъ родъ изстари въ почетѣ у добрыхъ людей....
   -- Достаточкомъ тоже Господь благословилъ, вставалъ свое словцо отецъ Вита, такъ если думаешь жениться....
   -- Мы тебѣ и не такую невѣсту найдемъ, бойко прибавилъ дядя, расхорохорившись,-- а первую во всемъ околоткѣ. А эта, Господь ее вѣдаетъ, можетъ и вправду цыганскаго происхожденія. Еще пожалуй и незаконная. Отца ея никто у васъ въ глаза не видалъ. Такъ какъ знать!
   -- Нѣтъ, дитятко, не дѣло ты вздумалъ, вступились отецъ съ матерью, убѣжденные повидимому доводами Веверка:-- дядя и бабушка говорятъ сущую правду, вѣдь ты у насъ одинъ, какъ порохъ въ главу, да и у крестнаго тоже нѣтъ дѣтей; хоть онъ и дядя приходится, а любитъ тебя какъ сына роднаго.... Подумай хорошенько, послушайся добраго совѣта.... Мы тебя неволить не станемъ.... а все-таки разсуди самъ....
   -- Разумѣется.... Коди люди прозвали ее Цыганкой!... Что жъ она тебѣ за жена?....
   Вовсе это время Витъ сидѣлъ, повѣся голову, и когда всѣ окончили, онъ всталъ, тряхнулъ русыми кудрями и выпрямясь началъ не спѣша:
   -- Конечно воля родительская.... противъ вашего желанія я никогда не смѣлъ поступать.... Не желаете? И не надо! Только одно скажу вамъ, батюшка съ матушкой, и вамъ бабушка и крестный мой, что невѣсты искать мнѣ не трудитесь и даже никогда и рѣчи объ этомъ не заводите. Если ужь судьбѣ не угодно было чтобъ я женился на той которая мнѣ мила съ дѣтскихъ лѣтъ, послѣ этого о женитьбѣ мнѣ и не поминайте.
   Сказавъ это, молодой человѣкъ поклонился всѣмъ и скорыми шагами ушелъ къ себѣ на верхъ. Старики въ недоумѣніи глядѣли другъ на друга и молчали. У каждаго было тяжело на сердцѣ, наконецъ не выдержалъ этой пытки отецъ жениха и заговорилъ тихо-сдержаннымъ голосомъ:
   -- По мнѣ такъ лучше бы благословить Положимъ, дѣвушка бѣдная, безъ приданаго.... да я и самъ за женою ни крейцера не взялъ, да слава Богу, отъ этого нашъ домъ не оскудѣлъ; напротивъ -- достатокъ умножился.
   -- Правда, правда, поддакивала мать: -- пожалуй и богачку возьмешь и роду почетнаго, да ему будетъ не къ сердцу. Кто ихъ узнаетъ нынѣшнихъ дѣвицъ! Пожалуй и намъ будетъ не въ радость.... А эту дѣвушку мы знаемъ сызмала, какъ свои пять пальцевъ.
   Дядя Веверка молча барабанилъ пальцами по столу, а бабушка проворно вскочила и на цыпочкахъ побѣжала вверхъ по лѣстницѣ, которая вела въ комнату ея балованнаго внука. Черезъ пять минутъ старушка вернулась, утирая глаза фартукомъ и взволнованнымъ голосомъ проговорила:
   -- Онъ ужь съ роду такой!... Коли задумалъ что... грубить не станетъ, будетъ молчать.... а ужь доведетъ тебя до того что сдѣлаешь по немъ....
   Присутствующіе грустно переглянулись между собою.
   -- Ну, что жъ вы всѣ молчите? продолжала бабушка настойчивымъ тономъ.-- Мнѣ внукъ, а вамъ сынъ.. какъ вы хотите такъ и будетъ.
   -- Да вотъ теперь что братецъ скажетъ?... обратилась къ Веверкѣ мать жениха.
   Въ это время отецъ вскочилъ со студа и съ безпокойствомъ началъ ходить по комнатѣ, задоживъ руки за спину и опустивъ голову на грудь.... Веверка же прикидывался человѣкомъ упрямымъ и съ сильнымъ характеромъ и потому, махнувъ рукою, какъ бы нехотя прогремѣлъ своимъ басомъ:
   -- Эхъ! съ вами пиво не сваришь! Какъ хотите такъ и ладьте. Ваше дѣтище.... Если невѣста вамъ мила.... такъ хотъ сейчасъ пойдемте сватать.
   -- Разумѣется надо кончить поскорѣй это дѣло, живо засуетилась бабушка:-- что парня-то надрывать? На него поглядѣть жалко. Я въ щелку посмотрѣла -- сидитъ, охватя голову руками, словно къ смерти приговоренный.
   -- Нечего тутъ разсуждать! съ твердою рѣшимостью сказалъ наконецъ хозяинъ дома.-- Помолимся, да и начнемъ дѣло. Позовите Вита. Я его благословлю.
   Мать побѣжала и привела своего милаго сынка. Витъ бросился отцу въ ноги и всѣхъ поочередно началъ обнимать со слезами благодарности. Тутъ же было рѣшено идти на другой день сватать Милицу.
   Вечеромъ явился къ дѣдушкѣ Илеку слуга Драгоневскихъ Мартынекъ съ извѣстіемъ что его хозяева придутъ завтрашній день на сговоръ; увидя Милицу, онъ низко ей поклонился и чуть-чуть руки не поцѣловалъ; переминаясь съ ноги на ногу и съ заиканьемъ онъ сталъ просить у будущей своей хозяйки прощенія что самъ-дескать не знаетъ какъ у него сорвалось съ языка грубое слово и униженно просилъ ее не попомнить прошлаго.
   Милица, улыбаясь, снисходительно кивнула ему годовою и вышла вонъ изъ избы. Когда ушелъ Мартынекъ, дѣдушка бодро всталъ, опираясь на палку, и попросилъ Милицу подать ему шляпу.
   -- Куда вы, дѣдушка, хотите идти? спросила его съ удивленіемъ внучка: -- Ужь смеркается, отъ Тросекъ показывается мѣсяцъ. Куда намъ идти?
   -- А вотъ увидишь какъ придемъ. Что тутъ разспрашивать? живо вернемся назадъ.
   Милица, не смѣя противорѣчивъ дѣдушкѣ, накинула на плеча платокъ и подала ему руку. Они вышли изъ дому. Старикъ повернулъ по дорогѣ къ Грубой Скалѣ. "Куда это такъ поздно мы бредемъ?" думаетъ въ недоумѣніи Милица, и за Мышиною дырой повернула-было машинально къ Грубоскальскому замку, но старикъ замѣтилъ это, съ свойственною слѣпымъ догадливостію, и поспѣшилъ остановитъ дѣвушку, говоря:
   -- Нѣтъ, дитя мое, пойдемъ дальше.... Туда за Троски.
   -- Да тамъ ужь нѣтъ никакого строенія, возразила Милица -- за сосновою рощей кладбище.
   -- Вотъ туда-то мнѣ и надо, отвѣчалъ старикъ грустнымъ голосомъ.
   Тропинка повернула направо, прямо къ сельскому кладбищу, и Милица отворила деревянныя скрипучія ворота. Мѣсяцъ блѣдно озарялъ это тихое пристанище мертвыхъ, фантастическій свѣтъ его ярко отражался за бронзовыхъ крестахъ могилъ. Подулъ вѣтерокъ, деревья закачались, листья начали таинственно перешептываться, какъ бы повѣдая другъ другу о чемъ говорятъ между собою цвѣты выросшіе на могилахъ. Невольный трепетъ пробѣжалъ по жиламъ у Милицы, она плотно прижалась къ дѣдушкѣ, который ощупью брелъ къ дорогимъ ему могилкамъ. Они остановились. Милица со слезами припала къ праху матери, чтобъ излить чувства охватившія ея душу. Мѣсяцъ скрылся за облака, какъ бы не желая бытъ свидѣтелемъ этой печальной картины. Деревья сильно зашумѣли. Дѣдушка, услыша молитвенный шепотъ Милицы, молча остановился неподалеку отъ нея и тоже началъ молиться про себя. У Милицы душа была такъ переполнена разнообразными ощущеніями что она проливала горячія слезы надъ могилою матери и сама не замѣчала того какъ тихій шепотъ ея становился все громче и громче, и наконецъ дрожащимъ голосомъ она воскликнула: "Матушка! дорогая матушка! Не суждено мнѣ было увидѣть тебя и услышать слова материнской ласки; но я знаю что ты любишь меня и тамъ, надъ звѣздами, въ предѣлахъ Всемогущаго, по мановенію котораго трепещетъ вселенная! Упроси Верховнаго Судію живыхъ и мертвыхъ, чтобъ Онъ далъ намъ съ дѣдушкой благой успѣхъ въ нашемъ дѣлѣ, чтобы все устроилось къ лучшему!"
   -- Да, дитя мое, съ жаромъ сказалъ старикъ, -- важная, рѣшительная минута настаетъ для тебя. Если Господь благословить тебя счастливымъ бракомъ, то будь всю жизнь благодарна этимъ добрымъ людямъ, которые предпочли тебя богатымъ невѣстамъ. Мужу будь во всемъ вѣрною помощницей; а дѣти будутъ -- воспитай ихъ въ страхѣ Божіемъ и внушай любовь къ отечеству. Пусть въ семьѣ твоей изъ рода въ родъ не замолкнетъ чешскій языкъ. Много пострадала твоя мать что покинула родину. Да, не привелъ меня Господь порадоваться на нее. Тебѣ отчасти извѣстна печальная судьба ея краткой жизни. Пусть она послужить тебѣ вѣчнымъ урокомъ. Я привелъ тебя сюда нарочно чтобы въ виду этихъ дорогихъ могилъ ты дала обѣщаніе ни въ чемъ не отступать отъ моихъ совѣтовъ. Путь жизни моей можетъ-быть уже коротокъ.
   Тутъ Милица опустилась на колѣни, и набожно скрестивъ на груди руки, склонила голову къ дѣдушкѣ, тихо промолвивъ:
   -- Благословите меня, дѣдушка!
   Старецъ положилъ руки на голову и началъ громко читать молитву, призывая благодать Божію на Милицу и на весь ея родъ.
   Въ эту минуту мѣсяцъ блеснулъ изъ-за облака и озарилъ эту трогательную картину.
   

XI.

   На другой день Милица встала до восхода солнца, ей худо слалось въ эту ночь. Мысль что нынѣ должна рѣшиться ея участь, ожиданіе чего-то неизвѣстнаго въ будущемъ невольно волновало ея душу. До сихъ поръ жизнь ея текла безпечно, однообразно и тихо подъ крылышкомъ добраго дѣдушки, которому она она въ свою очередь служила опорой и покровительницей. Она чувствовала съ малыхъ лѣтъ какъ ея жизнь дорога слѣпому старцу, и это сознаніе давало ей бодрость и обязывала къ нравственному совершенствованію. Дѣдушка Илекъ своими разказами и примѣрами незамѣтнымъ образомъ развивалъ лучшія силы ея чуткой впечатлительной натуры и воспитывалъ въ тѣхъ понятіяхъ подъ которыми слагаются твердыя правила. Съ тѣхъ поръ какъ старикъ лишился зрѣнія, къ нимъ переселилась родственница-вдова, лѣтъ около пятидесяти, которая помогала имъ въ хозяйствѣ и выучила Милицу женскимъ рукодѣльямъ. Милицѣ уже было четырнадцать лѣтъ, когда добрая старушка отдала Богу душу. Искренно пожалѣвъ и поплакавъ надъ ея прахомъ, стали жить одни, слѣпой старикъ и юная смышленая дѣвочка, не хуже прежняго, за нею не стояла работа, да и онъ не бросалъ своей арфы, а еще какъ будто все совершенствовался. При потерѣ зрѣнія удивительно утончается слухъ и развиваются музыкальныя способности.
   Изъ истеріи своей матери, покрытой нѣкоторою таинственностію, она знала только то что ея мать не размысливъ о послѣдствіяхъ покинула отца и мать и родную сторону, увлеклась иностранцемъ и не долго жила съ нимъ въ чужомъ, далекомъ краѣ. По смерти мужа, отецъ привезъ ее сюда въ Буковину, и вскорѣ она сама съ горя умерла, давъ жизнь Милицѣ.
   Со смерти матери дѣдушка замѣнилъ ребенку нѣжнѣйшую мать и заботливаго отца; и такъ они жили мирно и счастливо подъ кровомъ этой бѣдной хижины; рѣзвая серна и говорунъ скворка дополняли ихъ семейную обстановку.
   "Что-то нынѣшній день составить для меня въ будущемъ? думала про себя невѣста Вита, -- что бы я дала за то чтобы мнѣ сказалъ кто-нибудь что меня ожидаетъ?
   Проходя случайно мимо зеркала, она остановилась, и ей мелькнула мысль что еслибы въ зеркалѣ представилось ей какъ въ картинѣ что будетъ съ нею черезъ годъ и что черезъ десять лѣтъ! "Вѣроятно увидѣла бы я что сижу возлѣ дѣдушки, мечтала она, то задумываясь, то усмѣхаясь, и за стѣнѣ попрежнему виситъ арфа, у окна клѣтка скворушки, и серна въ своемъ хлѣвушкѣ стоитъ. Или пожалуй -- вижу я себя за Драгоневскомъ дворѣ, я кормлю изъ рукъ своихъ цыплятъ и утятъ или въ полѣ убираю пшеницу вмѣстѣ съ рабочими. Вдругъ очутилась бы я въ какомъ-нибудь великолѣпномъ замкѣ, окруженная роскошью, какъ баронесса Класодольская."
   При этой мечтѣ Милица чуть не расхохоталась и прошептала: "Эге! Куда я забралась? А всего скорѣе то что лѣтъ черезъ десять я пойду съ дѣдушкой изъ корчмы въ корчму собирать милостыню." И опять взглянувъ въ зеркало прошептала: "Что же я тамъ вижу? Простую деревенскую дѣвушку, съ загорѣлымъ лицомъ, эту бѣдняжку изъ буковинской избушки, которая носить за дѣдушкой арфу, чтобы заработать нѣсколько крейцеровъ. Да, хорошо что человѣкъ не можетъ заглянуть впередъ въ свое будущее! вздохнула она. Если увидишь себя счастливымъ, то привыкнешь къ этому и будешь неблагодаренъ, а если наоборотъ, то прежде времени будешь сокрушаться. Да Господь все такъ устроитъ что лучше ничего нельзя придумать для человѣка!"
   Дѣдушка Илекъ еще спалъ. Милица вышла на воздухъ чтобъ освѣжить голову и на порогѣ остановилась въ изумленіи. Подъ окномъ стояли двѣ стройныя очищенныя елки, раэукрашенныя лентами и увѣшанныя духами, помадою и другими принадлежностями женскаго туалета. "Кто это поставилъ мнѣ эти два мая!" {По народному обычаю крестьянскій парень избравшій дѣвушку ставитъ въ маѣ мѣсяцѣ подъ ея окнами украшенную елку. Такля елка называется маемъ.} воскликнула молодая дѣвушка и не безъ удовольствія тихо промолвила: "это навѣрное Витъ!" И снявъ подарки съ елки, положила ихъ на подоконникѣ и сама побѣжала на верхъ скалы чтобы видѣть восхожденіе солнца. Едва первые лучи его блеснули на горизонтѣ, какъ вся природа торжественно встрепенулась. Въ кустарникѣ, поднявъ головку, запѣла малиновка; къ ея нѣжной, меланхолической пѣснѣ скоро присоединились звонкіе голоса другихъ пернатыхъ жителей лѣсовъ; и быстро составился полный хоръ, и воздухъ огласился восхитительною гармоніей. Облитая лучами утренняго солнца, Милица стояла на вершинѣ Обровскаго утеса; вѣтеръ игралъ ея черными волосами, и задумчивый взглядъ былъ обращенъ на востокъ; созерцая сводъ небесный, она думала: "Солнце взошло ясно и весело и на небѣ ни одной тучки. Дай Богъ чтобъ и этотъ день такъ же свѣтло для меня кончился!" Въ эту минуту на ея лѣвый рукавъ сѣла Божія коровка: Милица поймала ее осторожно, и посадивъ на лѣвый мизинецъ, приговаривала.
   
   Божія коровка,
   Красненька головка,
   Полети въ ту сторону,
   Гдѣ я вѣкъ жить буду.
   
   Коровка полетѣла прямо къ дому Драгоневскихъ. Милица улыбнулась ей вслѣдъ.
   Полагая что дѣдушка проснулся, она поспѣшила домой, по дорогѣ зашла въ часовню, и упавъ на колѣни, долго и горячо молилась. Дѣдушка между тѣмъ всталъ въ самомъ веселомъ расположеніи духа, шутилъ и улыбался, а у Милицы стало какъ-то легче на сердцѣ.
   Приготовленія къ сговору была кончены, накрыли столъ бѣлою скатертью, положили на него хлѣбъ-соль, по старинному обычаю, и принарядившись, начали ожидать почетныхъ гостей.
   -- Дѣдушка! Я завѣшу арфу и уберу книги.... Что ихъ выставлять какъ будто напоказъ? Для Драгоневскихъ они не имѣютъ никакой важности, не правда ли?
   -- Вотъ еще прятать! Зачѣмъ это? Моя единственная утѣха поиграть на арфѣ, да послушать твоего чтенія изъ этихъ дорогихъ для меня книгъ. Съ какой стати я сталъ бы прятать ихъ?
   Милица по обыкновенію не противорѣчила ему. Итакъ все было приправлено, приготовлено, и дѣдушка со внучкою сидѣли молча въ ожиданіи Драгоневскихъ. Въ комнатѣ царствовала полная тишина, только котъ грѣясь на солнышкѣ, отражавшемъ рамы оконъ на бѣломъ полу, потягивался и мурлыкалъ.
   -- Что ты тутъ развалился? сказала молодая дѣвушка, нѣжно толкнувъ его ногой.-- Сейчасъ гости придутъ. Тебѣ тутъ не мѣсто. Говорятъ, кошки коварны и при нихъ сватовства не начинаютъ.
   Котъ, нехотя переваливаясь, убрался подъ кровать, а Милица взглянувъ въ окно закричала:
   -- Идутъ! идутъ! Цѣлая процессія! Бабушка разрядилась какъ на Свѣтлый праздникъ! Въ шелковомъ платкѣ, затканномъ золотыми мушками, сорочка съ кружевомъ и красные чулки. Отецъ Вита въ долгомъ сѣромъ сюртукѣ и высокихъ сапогахъ. А мать Вита -- вотъ такъ ужь разфрантиласъ! Въ парчевомъ чепчикѣ.... бархатный корсетикъ, вышитъ золотымъ шнуромъ, коротенькая зеленая юпка, съ черною отдѣлкой на подолѣ. А Витъ съ огромнымъ букетомъ въ рукахъ: Съ ними и дядя Веверка!
   Тутъ Милица засмѣялась и сказала:
   -- Еслибы вы видѣли, дѣдушка, какъ они важно выступаютъ, заложа руки за спину, съ озабоченнымъ лицомъ, какъ будто готовятся сейчасъ говорить проповѣдь.
   Милица перебирая всѣ эти подробности какъ бы хотѣла тѣмъ затушить тревожное чувство, которое овладѣло ею. Чувство понятное каждому въ подобную роковую минуту.
   Дѣдушка Илекъ пробрался ощупью къ столу и тамъ чинно усѣлся. Черезъ минуту за дверью послышались голоса: сваты перекорялись кому прежде войти и что говорить. Отворяется дверь, и бабушка Драгоневскихъ съ поклономъ вошла въ хижину, а за нею и всѣ остальные. Послѣ обычнаго привѣтствія, она обратилась къ дѣдушкѣ съ слѣдующими словами:
   -- Знаешь ли, панъ Илекъ, кого я къ тебѣ привела?
   -- Васъ я узнаю по голосу, но кто съ вами остальные, того не могу знать, потому что не вижу, съ улыбкою отвѣчалъ старикъ, приглашая дорогихъ гостей садиться.
   Тутъ бабушка назвала всѣхъ по имени и послѣ прибавила съ разстановкой.
   -- А это вотъ мой любезный внукъ Витъ, котораго я за своихъ рукахъ вынянчила, и онъ, могу сказать, исправный молодой человѣкъ, будущій владѣлецъ и единственный наслѣдникъ всего нашего имѣнія.... и женихъ.... Витъ, да промолви дѣдушкѣ что-нибудь, чтобъ онъ зналъ что ты здѣсь.
   -- Мое вамъ нижайшее почтеніе! сказалъ Витъ, учтиво кланяясь старику.
   -- Очень радъ! очень радъ! прошу покорно садиться! радушно приглашалъ Илекъ, подавая ему руку:-- А ты, Милица, давай хлѣбъ-соль на столъ, да принеси-ка намъ пивца прохладиться.
   -- Не далеко прошли, не проголодались, замѣтилъ отецъ жениха.
   -- Для препровожденія времени не мѣшаетъ чѣмъ-нибудь заняться, возразилъ дѣдушка, обращаясь къ гостямъ съ привѣтливою улыбкой.
   И опять водворилось молчаніе. Разговорчивый дядя Веверка, чтобы какъ-нибудь занять общество, началъ:
   -- Погодка установилась прекрасная.
   -- И яровое поле зазеленѣло отлично, прибавилъ за нимъ самъ Драгоневскій,-- конечно не мѣшало бы немножко и дождичка.... да авось Богъ дастъ соберется.
   -- Для землевладѣльца, разумѣется, и маленькій дождикъ много значитъ, сказалъ на это дѣдушка Илекъ:-- лѣтомъ хозяину не мало заботы и хлопотъ; но за то Богъ дастъ по осени у него сердце радуется -- куда ни оглянется, все свое на цѣлую зиму; да еще копѣйку хорошую выручитъ.
   -- Нечего сказать! Благодаримъ Господа! вступилась въ свою очередь бабушка:-- Однѣ курочки нынѣшнюю весну двѣ кадушки яицъ нанесли....
   Затѣмъ старуха какъ бы сконфузилась что похвасталась, и понизивъ голосъ, продолжала:
   -- Разумѣется мы люди простые, деревенскіе, и невѣсту ищемъ по себѣ тоже изъ простаго званія, какъ и сами.
   -- Не знаю что вы разумѣете подъ словомъ простое званіе! вступился горячо Илекъ, котораго затронули слабую струну.-- По-моему доля земледѣльца наипрекраснѣйшая. Первое то, что земледѣлецъ, изучая природу, всегда мыслію своею ближе къ Богу и онъ болѣе чѣмъ кто-либо видитъ неизчислимые дары Творца и дивится премудрости всего созданнаго. Весною око его радуется на всходы полей и цвѣты; лѣтомъ на плоды и тучные колосья; осенью, благословляя Бога, онъ нагружаетъ свои житницы и живетъ цѣлую зиму во всемъ довольствѣ у семейнаго очага, самъ себѣ паномъ, и жизнь его такимъ образомъ постоянно обновляется временами года. Работая въ полѣ съ восходомъ солнца, онъ слушаетъ пѣніе птицъ, а вечеромъ, созерцая сводъ небесный, наблюдаетъ теченіе свѣтилъ...
   Много бы еще распространился старикъ на эту тему, еслибы не прервалъ его панъ Веверкъ, который поскорѣй желалъ приступить къ дѣду. Философскія размышленія старика всѣ слушали съ глубокимъ вниманіемъ и только повременамъ молча изъявляли ему сочувствіе легкимъ наклоненіемъ головы.
   -- Разумна и правдива ваша рѣчь, говорить нечего, вы у насъ человѣкъ ученый, сказалъ Веверка, взъерошивая кверху густые волосы, которые постоянно нависали ему за лобъ:-- Я съ вами согласенъ: земледѣлецъ дѣйствительно важенъ въ своемъ назначеніи.... Я самъ хоть и фабрикантъ, но всякому положенію отдаю справедливость... Но что касается нашего посѣщенія.... какъ бы это вамъ покороче объяснитъ?.. Мы пришли, такъ-сказать, по старинному обычаю что называется на сговоры. Итакъ, почтеннѣйшій панъ Илекъ, позвольте узнать, будете ли вы согласны отдать вашу прекрасную внучку за моего достойнаго племянника Вита Драгоневскаго?
   При этихъ словахъ, Милица схватила кружку со стола и убѣжала въ другую комнату; а Витъ, робко склонивъ свою кудрявую голову, безъ милосердія мялъ въ рукахъ великолѣпный букетъ, приготовленный для невѣсты. Милица вернулась, но начатый разговоръ еще не кончился. Ярко пылали щеки молодой дѣвушки и черные глаза блестѣли какъ звѣздочки; едва переводя дыханіе, она тихо присѣла подлѣ матери Вита, не смѣя поднять глазъ.
   -- Считаю за большую честь и даю мое согласіе! произнесъ торжественно дѣдушка Илекъ.
   -- Ну, вы, бабушка, что скажете? обратился къ ней Веверка.
   -- Я тоже согласна, отвѣчала бабушка:-- звать Господь судилъ этимъ дѣтямъ принадлежать другъ другу.
   -- А вы? обратился Веверка къ отцу жениха:-- Вашъ голосъ долженъ быть первымъ.
   -- Я соглашусь съ тѣмъ за чемъ рѣшитъ моя супруга, мать жениха.
   -- Я тоже согласна, отвѣчала мать жениха:-- Коли невѣста мила моему сыну, а мнѣ еще милѣй.
   Послѣ этихъ словъ слѣпецъ всталъ и съ важностію, которую требовала торжественная минута, началъ:
   -- Такимъ образомъ, значитъ -- всѣ согласны; невѣсту и жениха спрашивать нечего; ихъ взаимныя чувства намъ извѣстны. Теперь помолимся и благословимъ ихъ.
   -- Позвольте! дѣло не къ спѣху! прервалъ дядя Веверка:-- Позвольте имѣть честь и мнѣ высказать мое мнѣніе.
   -- Сдѣлайте одолженіе, поклонился старикъ и опять полѣзъ за свое прежнее мѣсто.
   Дядя жениха началъ такъ:
   -- Намъ извѣстно что невѣста небогата, это еще не бѣда; благосостояніе человѣческое въ рукахъ Божіихъ; гордиться имѣніемъ мы не должны. Мы знаемъ что Милица дѣвушка скромная и прекрасная, набожна и прилежна къ работѣ; а ужь эти черные очи -- едва ли что можетъ сравняться съ ними? Но видите ль, господа, когда и корову покупаютъ, то спрашиваютъ какой она породы. Теперь остается еще одинъ, очень важный вопросъ: кто былъ отецъ невѣсты? Здѣсь ее всѣ называютъ Неуторка, Цыганка. Что это значитъ? Скажите истинную правду: какого она происхожденія и законная ли она дочь вашей Божены? Если же нѣтъ, то признаюсь....
   При этомъ Веверка, по обыкновенію, взъерошивъ волосы, продолжалъ, сдвинувъ брови:
   -- Если вы ставите во что-нибудь мое слово, то я сказалъ бы что крестнику и племяннику согласія не даю на такой бракъ, за который бы пришлось стыдиться вашему роду, который много лѣтъ въ почетѣ у добрыхъ людей.
   Окончивъ свою рѣчь, Веверка тяжело вздохнулъ, и вытирая платкомъ лобъ, многозначительно поглядѣлъ на своихъ, которые подтвердили въ одинъ голосъ:
   -- Мы также одного мнѣнія съ братцемъ.
   А женихъ, сидя молча, поблѣднѣлъ какъ полотно, и букетъ сильно затрясся въ рукѣ его.
   -- Я понимаю васъ, отвѣчалъ спокойно старикъ,-- и уважая вашу осторожность, сейчасъ готовъ повѣдать вамъ безъ утайки все что касается рожденія моей внучки, и началъ слѣдующій разказъ.
   

XII.

   -- Здѣсь на Грубоскальскѣ всѣ вообще называютъ меня дѣдушкой изъ Буковинъ; настоящая же моя родина въ Ильмѣ, въ Корконошскихъ горахъ, близь Высокаго. Когда я былъ еще малымъ ребенкомъ, отецъ мой говаривалъ съ грустнымъ упрекомъ: "Я вижу, парень, изъ тебя толку не выйдете, врядъ ли выйдетъ изъ тебя порядочный работникъ". И у совѣтовались съ матерью посылать меня въ шкоду въ Высокое. "Тамъ, говорила покойница матушка, такой строгій учитель, и такъ сѣчетъ дѣтей что только брызги летятъ!" Вотъ я началъ ходить въ школу; учитель музыки полюбилъ меня и сказалъ чтобъ я заходилъ къ нему на квартиру, чтобъ я могъ послѣ классовъ играть на его инструментѣ. Помню, одинъ разъ я пришелъ къ нему, его не было дома; добрая жена его позволила мнѣ одному побренчать на фортепьянахѣ и попѣть; и я до того заигрался что и не замѣтилъ какъ промелькнулъ маленькій осенній день и настали сумерки. Увидя что за дворѣ темнѣетъ, я опрометью побѣжалъ домой; снѣгъ валилъ хлопьями, и я въ потьмахъ сбился съ дороги; кружусь по мелколѣсью, а никакъ не нахожу пути въ нашу деревню; а у самого руки коченѣютъ; роняю изъ рукъ книги и гитару -- которую мнѣ купилъ отецъ на ярмаркѣ за прилежаніе къ наукамъ. Я до того передрогъ, что началъ уже поглядывать гдѣ бы мнѣ сѣсть въ затишьѣ, чтобъ защититься отъ морознаго вѣтра, и залѣзъ подъ кустъ. Уже меня началъ клонить сонъ, и я бы вѣроятно замерзъ, еслибы не услышалъ отцовскаго голоса и воплей матери. Они пошли искать меня по мелколѣсью, видя что я не возвращаюсь домой. Я вылѣзъ изъ-за куста и бросился на шею плачущей матери. "Охъ, ты, глупый мальчишка!" бранила меня матушка, нѣжно укутывая въ свою куцавѣйку.-- Извините меня, господа! кажется я слишкомъ увлекаюсь подробностями. Итакъ, послѣ того я началъ учиться еще съ большимъ прилежаніемъ; такъ что родители отдали меня въ Прагу, и тамъ окончивъ гимназическій курсъ, получилъ мѣсто учителя въ Марквэтицахъ и Собатаи. Но не судилъ мнѣ Господь быть долго при этомъ дѣлѣ; зрѣніе мое, слабое отъ рожденія, было такъ плохо, что будучи еще молодымъ человѣкомъ я съ трудомъ разбиралъ ученическія тетрадки; наконецъ совершенно былъ не въ состояніи занимать учительскую должность. Я оставилъ школу и женился на Богумилѣ, которую вы всѣ хорошо знали. Въ приданое я получилъ этотъ домикъ, садикъ и небольшую полоску земли. Но все это однако не могло обезпечить нашего существованія, и мы съ женою завели скотинку, то-есть лошадь и корову, и начали торговать молокомъ. Это предпріятіе удалось намъ какъ нельзя лучше. Тутъ обрадовалъ насъ Господь дѣтищемъ: родилась у насъ дочь Божена. И такъ мы жили, какъ говорится, припѣваючи. Каждый день съ разсвѣтомъ я отправлялся съ молокомъ черезъ Нелешаны въ Typновъ; выручка была хорошая.... Такъ незамѣтно прошло осьмнадцать лѣтъ. На бѣду у меня снова разболѣлись глаза, и покойная Богумила сама начала ѣздить въ городъ продавать молоко. Глаза заживали медленно, этимъ временемъ моя бѣдная жена сама расхворалась, простудилась, схватила лихорадку и слегла въ постель. Тутъ мы принуждены были посылать съ продажею наше единственное дѣтище Божену. Въ городѣ она, вмѣстѣ съ сосѣдними поселянками, садилась на каменныхъ ступенькахъ, противъ Францисканскаго монастыря, и ожидала покупателей. Надо вамъ сказать что Божева была жива, какъ порохъ, ловка и на все способна, ну, хоть въ ушко вдѣнь. Лучше ужь никто бывало не сумѣетъ распѣнить молока. Что ни привезетъ, мигомъ распродастъ и прежде всѣхъ вернется домой. Но однажды.... это было въ понедѣльникъ, въ самый Духовъ день... Божена изъ Турнова не воротилась. Ужь и обѣденное время прошло -- ея нѣтъ! Ждемъ-пождемъ -- глядимъ свечерѣло. Вышли мы ей навстрѣчу въ Пелешаны, а ея все нѣтъ и не бывало. Цѣлую ночь мы съ покойницей не сомкнули глазъ. На утро, чѣмъ свѣтъ, я отправился въ Турновъ отыскивать мою заблудшую овцу. Тамъ встрѣтился мнѣ кумъ Верихъ и грустно покачавъ годовою сказалъ: "Жаль мнѣ васъ, Илекъ! Помоги вамъ Господь перенести это горе!" Отъ него я узналъ что моя дочь Божена убѣжала съ какимъ-то военнымъ, который, говорятъ, давно уже переглядывался съ нею изъ перваго этажа. Какъ она появится бывало на каменныхъ ступеняхъ, онъ сейчасъ "высунется изъ окна и начнетъ съ нею балясы точитъ, да и не удивительно -- ваша дочь такая красавица что здѣсь во всемъ околоткѣ ей нѣтъ ровной! Вчера, говорятъ, она сама понесла къ нему молоко, да такъ тамъ и осталась. Сколько ни кричали ей въ окно товарки, что покупатели торгуютъ у ея воза молоко, она какъ будто оглохла и онѣмѣла. Вчера подъ вечеръ мы видѣли какъ она уѣхала изъ Турнова съ этимъ самымъ военнымъ. Лошадку вашу и посуду съ молокомъ дворникъ поставилъ вонъ тамъ подъ навѣсъ, и вы отъ него можетъ-быть подучите еще какія-нибудь подробности объ этомъ злодѣѣ." Я бросился туда и тамъ только могъ добиться что этотъ военный былъ чужестранецъ, и больше ничего я не провѣдалъ. Тутъ меня взяла такая злоба, что я самъ не понималъ что дѣлаю, началъ какъ безумный бѣгать по Турнову. Тамъ опять остановилъ знакомый мясникъ, Свобода, спрашивая: "гдѣ находится ваша дочка Божена?" Я съ досадою отвѣчалъ: "Не знаю!" -- "Здѣсь всѣ говорятъ что она убѣжала съ какимъ-то военнымъ, который увезъ ее Богъ вѣсть куда." Я мрачно потупилъ голову, не смѣя поднять глазъ на добрыхъ людей, и стыдился долѣе оставаться въ Турновѣ, бросился скорѣе домой. За-городомъ догналъ меня столяръ Тома, остановилъ свою лошадь и закричалъ мнѣ: "Правда что ваша дочь убѣжала съ военнымъ?" Я не отвѣчалъ ни слова, надвинулъ на глаза шапку и бѣгу безъ оглядки что было мочи. Мнѣ казалось что лѣсъ насмѣшливо шумѣлъ надъ моею головой; Либунька тоже какъ будто журчала съ упрекомъ, воронья каркали, какъ бы поддразнивая меня, вѣтеръ по скаламъ шумѣлъ завывая, все окружающее казалось мнѣ сливается въ одинъ страшный гудъ, изъ котораго мнѣ ясно выдѣлялось только одно: убѣжала съ военнымъ. Вхожу въ свою хиживу, а жена съ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ спрашиваетъ: "гдѣ Божена? что случилось съ нашею Боженой? Не заболѣла ли она вдругъ?" Я не имѣлъ силы утаить отъ нея истину и съ болью, съ отчаяньемъ вскрикнулъ: Убѣжала съ военнымъ! Моя жена схватила себя за волосы и бросилась вонъ. Я опомнился, и опасаясь новаго несчастія, бросился вслѣдъ за нею. Она, точно злымъ духомъ гонима, ухватясь за голову, бѣжала съ неимовѣрною быстротою, по рощѣ, и по горамъ. Я насилу нашелъ ее: сидитъ несчастная между скалъ въ ущельѣ, съ мутнымъ безсмысленнымъ взглядомъ и хохочетъ. Я зову ее домой, а она одно мнѣ твердитъ: убѣжала съ военнымъ! Я взялъ ее на руки и насильно потащилъ домой. Дорогой попробовалъ убѣждать ее, говорилъ все что въ голову приходило: "Не убивайся! опомнись! Кто потерялъ имущество, тотъ ничего не потерялъ, кто потерялъ честь, тотъ много потерялъ: кто потерялъ силу воли, для того все потеряно..." Она нѣсколько утихла. Слава Богу, есть надежда -- авось опомнится, думаю себѣ, входя съ нею въ избушку. А она моя голубушка тихо сѣла въ уголокъ и въ самомъ дѣлѣ послѣ обильныхъ слезъ пришла мало-по-малу въ себя и начала въ голосъ причитать. "Дорогое ты мое дитятко, красота моя ненаглядная! Для того-ль я его возростила, взлелѣяла? Думала я что ты по красотѣ своей и разуму попадешь замужъ за богатаго крестьянина, а ты, безстыдница, безбожная, убѣжала съ солдатомъ!" Послѣ этихъ воплей она опять нѣсколько поутихла и кинулась въ постель. Но это успокоеніе было обманчиво, какъ тишина предъ бурей. Моя Богумила снова начала бредить и впала въ безпамятство. Видно ей бѣдняжкѣ все представлялась Божена; больная протягивала обѣ руки и съ радостною улыбкой повторяла: "Подойди ко мнѣ, моя милая дочка! подойди мое безцѣнное сокровище!" и схвативъ подушку, принимала къ сердцу и твердила: "Вѣдь ты у меня добрая, послушная; я всегда знала что ты не сдѣлаешь никакой глупости. Бѣдненькая, заблудилась въ лѣсу, а мнѣ со страху Богъ знаетъ что пришло на умъ. Подойди ко мнѣ! Что, глупенькая стоишь у дверей? Боишься? думаешь что я буду бранить тебя! Подойди! и пощупай мою голову.... она вся въ горячихъ угольяхъ!" И вслѣдъ за тѣмъ больная начала метаться по постели. А у меня, глядя на нее, сердце разрывалось. Въ умѣ у меня постоянно было то что я долженъ опять отправиться въ Турновъ и хорошенько развѣдать слѣды моей бѣглянки, но какъ я могъ оставить больную жену, за которою я принужденъ былъ ежеминутно смотрѣть? Она не приходила въ себя и все бредила дочерью. Еслибъ я зналъ хоть имя этого обольстителя, кажется бросился бы за нимъ въ глубину морскую и живаго бы не выпустилъ изъ рукъ. Но вопросъ: Гдѣ онъ? Гдѣ моя дочь? и я становился въ тупикъ. Трудно передать словами что я пережилъ въ тѣ минуты. Напрасно я ждалъ что моя бѣдная Богумила придетъ въ себя; прострадавъ восемь дней, она скончалась, и послѣднія слова ея были: "убѣжала съ солдатомъ". Послѣ погребенія вступилъ я одинъ въ хижину.... До сихъ поръ дрожь пробѣгаетъ по жиламъ моимъ, когда я вспоминаю то чувство которое тогда овладѣло мною. Оглянулся -- кругомъ все пусто, все осиротѣло; ринулся ничкомъ на лавку и не знаю сколько времени я пролежалъ въ этомъ положеніи, только помню что сосѣдъ Черногусъ теребитъ меня за плечо и подаетъ мнѣ письмо изъ Бѣлграда. Открылъ, гляжу на подпись: ваша покорная дочь Божена.
   

XIII.

   Старикъ продолжалъ разказъ.
   -- Да, письмо было отъ дочери. Читаю:
   
   "Наконецъ мы достигли опредѣленнаго мѣста, пріѣзжайте, мои дорогіе родители. Вамъ будетъ хорошо жить у насъ въ Бѣлградѣ. Итакъ, не теряйте времени, поспѣшайте къ намъ; я распорядилась чтобы содержатель гостиницы "Чернаго Лебедя" въ Бѣлградѣ, Иванъ Петровичъ, далъ вамъ проводника, который отвезетъ васъ до мѣста."
   
   -- Что мнѣ дѣлать? подумалъ я. Покинуть родное гнѣздо, или дочь? Что-нибудь одно изъ двухъ. Подумалъ, подумалъ, да взялъ продалъ свою лошадку съ упряжью и корову, заперъ хижину и отправился въ путь къ Бѣлграду, куда наконецъ и достигъ послѣ долгой, мучительной дороги. Я пріѣхалъ въ сумерки. Сильный дождь заливалъ дорогу, и я бродилъ по Бѣлграду, по колѣно въ грязи, отыскивая гостиницу Ивана Петровича. Наконецъ нашелъ; время уже было позднее, я хотѣлъ у него переночевать, но Иванъ Петровичъ мнѣ сказалъ: "Меня просили васъ безотлагательно препроводить куда слѣдуетъ, лишь только вы пріѣдете." Ну, дѣлать нечего! Сажусь въ телѣжку, и пара коней мчитъ меня по болотистой дорогѣ. Скоро дорога пошла по косогору, около шумящей рѣки, потомъ мы повернули налѣво и полѣзли въ гору, точно на копну, такъ что я долженъ былъ держаться за передокъ чтобъ не опрокинуться назадъ. Поднялъ голову, гляжу -- на высокой горѣ рядъ освѣщенныхъ комнатъ, и мой кучеръ сказалъ; теперь мы мигомъ будемъ тамъ на мѣстѣ; ну, думаю, опять увижу эту неблагодарную, которая убѣжала Богъ вѣсть какъ далеко, покинула родину, гдѣ ей было такъ хорошо, уморила мать.... А теперь небось тамъ на горѣ сидитъ въ землянкѣ да плачетъ что бросила отцовскій домъ и горько вспоминаетъ про то время когда она жила въ Буковинахъ, какъ у Христа за пазушкой.... Чай бросилъ ее обольститель-то!... Ну да подѣломъ! Неразумная любовь ослѣпила тебя, затуманила глаза и разсудокъ, и вотъ теперь караетъ судьба за легкомысліе.... Думаю я себѣ: какъ-то переступлю за ея порогъ, и какъ буду обращаться съ тѣмъ злодѣемъ который поразилъ нашу семью такимъ страшнымъ горемъ.... Если и онъ тутъ!... Какъ? Разумѣется не иначе какъ строгій отецъ. Готовьтесь, голубчики, оба на судъ. Размышляю себѣ такимъ образомъ; вдругъ наша телѣга наѣхала въ потьмахъ на камень, покачнулась, ось не выдержала, лопнула, и мы повалились на земь. Что было дѣлать? Я вылѣзъ изъ телѣги, говорю ямщику: тутъ, братецъ, близко -- пѣшкомъ добѣгу, а ты ступай себѣ домой. Иду въ потьмахъ, чуть не ощупью, подхожу къ огромному строенію, окна котораго всѣ горѣли какъ въ огнѣ; я постучался въ ворота; сторожъ спросилъ меня: что вамъ нужно? Когда я ему сказалъ что ищу тутъ свою дочь Божену, которая недавно пріѣхала сюда изъ Чехіи, онъ повелъ меня въ этотъ большой освѣщенный домъ. Я иду-себѣ и думаю: знать она бѣжала съ какимъ-нибудь курьеромъ, или лакеемъ этого замка, а я терпѣть не могу этотъ холопскій людъ. Разсуждаю такимъ образомъ, а проводникъ все ведетъ меня дальше; гляжу, входимъ на парадную лѣстницу, устланную дорогими коврами, отворяется дверь, и я очутился въ великолѣпныхъ, освѣщенныхъ люстрами комнатахъ, въ моемъ дорожномъ истертомъ сюртукѣ съ грязными сапогами, весь промокшій, измученный душой и тѣломъ.
   Судите, каково же было мое удивленіе, когда ввели меня въ гостиную, гдѣ посреди наряднаго общества, вдругъ вижу на роскошномъ диванѣ, разодѣтая въ шелкъ, сидитъ моя дочь Божена. На ней блестятъ золото и дорогіе каменья. Гости ея начали на меня какъ-то странно и насмѣшливо озираться. Такъ вотъ за что она продала свою честь и любовь родителей! закипѣло у меня въ душѣ. И тутъ меня взяла такая злоба что я не могъ совладѣть съ собою... Еслибъ я нашелъ ее въ бѣдности, тогда мое сердце можетъ-быть скорѣе тронулось бы жалостью, а тутъ, глядя на окружающую ея роскошь, гнѣву моему не было конца. Не обращая ни на кого вниманія, иду прямо къ Боженѣ и говорю: "Несчастная, неблагодарная дочь! Куда ты забѣжала, въ какой вертепъ? Ты не пощадила свою мать, убила ее и мои сѣдины покрыла позоромъ!... Покажи мнѣ того злодѣя который совратилъ тебя съ истиннаго пути, гдѣ онъ?" свирѣпѣлъ я, все болѣе и болѣе возвышая свой голосъ. А Божена только привстала, вскрикнула: "батюшка!" и безъ чувствъ повадилась на земь. Слышу позади меня раздался сильный мужской голосъ, повелительно приказывая: "Выведите сейчасъ вонъ этого сумашедшаго человѣка." Тутъ схватили меня два лакея подъ ручки, и я не успѣлъ опомниться, какъ очутился во флигелѣ черезъ дворъ, въ богато убранной комнатѣ. Принесли мнѣ туда ужинъ, на серебряныхъ приборахъ, поставили на столъ дорогія вина; и черезъ минуту лакей вошелъ ко мнѣ съ цѣлою охапкой платья изъ дорогаго тонкаго сукна и голландскаго полотна; принесъ также халатъ, туфли. Мнѣ, разумѣется, было не до ужина. Не раздѣваясь я бросился въ постель и началъ перебиралъ въ головѣ все что случилось, и никакъ не могъ разъяснить себѣ что бы значила эта роскошь окружающая Божену? на какихъ правахъ она живетъ здѣсь.... и почему всѣ обращаются съ ней съ такимъ уваженіемъ? Но какъ мнѣ истолковать этотъ поступокъ со мной, съ ея отцомъ? Неужели она законная жена владѣтеля этихъ палатъ? Нѣтъ, возможно ли? Навѣрное весь этотъ блескъ на короткое время, по прихоти какого-нибудь повѣсы богатаго барина. А впрочемъ Богу извѣстно.... Голова моя горѣла и кружились отъ этихъ мыслей, и не помню какъ меня, усталаго, захватилъ тяжелый сонъ. Утромъ проснулся и опрашиваю себя: гдѣ я и что со мной? На дворѣ загремѣлъ экипажъ, я вскочилъ съ постели, смотрю въ окно и вижу, моя Божена садится, вмѣстѣ съ красивымъ высокимъ господиномъ, въ богатую коляску. Такъ вотъ онъ, мнимый солдатъ-то, о которомъ прожужжали мнѣ всѣ уши въ Турновѣ! Тутъ вошелъ ко мнѣ слуга.
   -- Кто этотъ господинъ который сейчасъ поѣхалъ съ моею дочерью? спрашиваю у лакея.
   -- Это нашъ баринъ, владѣлецъ этого помѣстья, воевода Несторъ Несторовичъ.
   Больше ни о чемъ я не сталъ его разспрашивать, только написалъ было нѣсколько строкъ Боженѣ, но слуга не взялъ отъ меня, говоря что ему запрещено передавать письма къ его госпожѣ. Такимъ образомъ я прожилъ нѣсколько дней и никакъ не нашелъ случая увидѣться и поговорить съ моею Боженой. Къ ней рѣшительно не было доступа для меня. Сколько разъ я ни подходилъ къ крыльцу, мнѣ отвѣчали одно: "мы не смѣемъ пускать васъ въ домъ, намъ не приказано". Несторъ, вижу, самъ избѣгаетъ со мною встрѣчи. Такъ я и жилъ изо дня въ день. Говорить нечего, всего у меня вдоволь, платье носилъ такое дорогое какое видалъ только въ Грубоскальскомъ замкѣ. Къ обѣду мнѣ приносили фазановъ и другую рѣдкую дичь и дорогія вина, но ничто мнѣ не было мило и не радовало. Каждую минуту только и думалъ о томъ какъ бы увидѣться съ дочерью, но не удавалось. Занятій у меня никакихъ не было, что чрезвычайно меня тяготило. На досугѣ я нерѣдко ходилъ въ ближайшую рощу, садился тамъ на скалу, единственную скалу въ цѣломъ околоткѣ, и вспоминалъ что у насъ на Грубоскальскѣ имъ и счету нѣтъ. Часто приходилъ мнѣ на умъ вопросъ: Что я здѣсь живу? Зачѣмъ? Не лучше ли ужь опять возвратиться мнѣ въ свои Буковины? Но мысль что я совершенно потеряю изъ виду мое единственное дитя останавливала меня: здѣсь я хоть издали, хоть изъ окна погляжу на нея, все какъ-то сердцу легче. И какъ бы я сталъ жить въ моей хижинѣ совершеннымъ бобылемъ? Одно, хотѣлось иногда на могилку къ женѣ сходить, подѣлиться съ нею моимъ горемъ и наплакаться вдоволь. Но далеко отъ Бѣлграда до Буковинскаго кладбища.
   Каждый день я открывалъ глаза съ надеждой авось сегодня не придется ли мнѣ увидѣться и поговорить съ моею дочерью! Наконецъ я дожилъ до желанной минуты. Однажды Несторъ рано выѣхалъ на охоту, а Божена послѣ полудня вышла прогуливаться по саду. Я съ радостью бросился къ ней, но лакей стоявшій у входа въ садъ остановилъ меня, говоря что пока прогуливается его госпожа, никого нельзя пускать. Скрѣпя сердце, я зашелъ съ другой стороны и сталъ возлѣ рѣшетки сада въ ожиданіи -- не замѣтить ли меня Божена? Увидя меня издали, она съ радостью бросилась ко мнѣ, закричавъ: "Батюшка! милый батюшка!" Въ эту минуту мнѣ пришло въ голову что она вѣрно хочетъ просить у меня прощенія; и снова мрачныя мысли прострѣлили мое сердце, и на ея радостный возгласъ я сурово отвѣчаю:
   -- Что погибшая овца! позоръ моего имени! продала свою честь!...
   -- Нѣтъ, батюшка, не называйте меня такъ!... мирно и съ достоинствомъ возразила она, и лицо ея зардѣлось стыдливостью; потомъ прямо и спокойно взглянувъ мнѣ въ очи, сказала: -- Я не была безчестна, я законная жена Нестора. Но гдѣ же моя родная?... Гдѣ моя мать? Отчего ея нѣтъ здѣсь съ вами? дрожащимъ голосомъ спрашивала она. Я не имѣлъ силы отвѣчать ей, только рукой показалъ на небо. Божена поняла все и залилась горькими слезами.
   Въ это время на дворѣ загремѣлъ экипажъ. Устрашенная Божена наскоро отёрла глаза и, съ любовью поклонившись мнѣ, опрометью бросилась на встрѣчу мужу.
   Послѣ разговора съ нею, у меня словно камень съ души свалился, и съ этихъ поръ я пересталъ помышлять объ отъѣздѣ, радуясь на ея счастье, я не терялъ надежды что со временемъ авось-либо и Несторъ смягчится и позволитъ ей видѣться со мною. Такимъ образомъ прошли цѣлые мѣсяцы, и я лишь изрѣдка и то мелькомъ видалъ свою дочь. И довольствовался тѣмъ что каждый день справлялся у слуги о ея здоровьѣ.
   Однажды прихожу въ церковь и вижу тамъ свою Божену, стоитъ она въ черномъ платьѣ, съ блѣднымъ и грустнымъ лицомъ. Я прижался къ колоннѣ неподалеку отъ нея, такъ чтобъ ей было меня видно, но она усердно молилась и долго не замѣчала меня. Наконецъ взглянула въ мою сторону и поклонившись поспѣшно отерла слезы. "Вѣрно по матери тоскуетъ", подумалъ я. И часто во время службы она съ любовью останавливала на мнѣ грустный взглядъ и потомъ устремляла его на распятаго Спасителя, какъ бы давая тѣмъ знать что она покоряется Его воли святой. Сложивъ руки на груди моей, я кивнулъ ей головой въ знакъ того что понимаю что происходитъ у ней въ душѣ. Въ эту минуту изъ-за плеча ея выставился Несторъ и окинулъ меня строгимъ, ледянымъ взглядомъ. Я отодвинулся за колонну, чтобы не причинить еще больше горя дочери.
   Вскорѣ послѣ этого въ Бѣлградѣ устроился конскій бѣгъ, я отправился туда, вижу моя Божена сидитъ между зрителями, а Несторовичъ разъѣзжаетъ на ворономъ конѣ, и на чепракѣ его красуется шитый золотомъ гербъ. Я протолкался сквозь толпу къ Боженѣ; она радостно взглянула на меня, и пользуясь тѣмъ что мужъ далеко, крѣпко поцѣловала мою руку и облила ее слезами.
   И такъ я прожилъ въ Бѣлградѣ болѣе восьми мѣсяцевъ. Наконецъ въ замкѣ настала большая перемѣна, и съ тѣхъ поръ въ судьбѣ моей дочери совершился крутой поворотъ. Однажды утромъ входитъ ко мнѣ слуга и объявляетъ что господинъ его, воевода Несторовичъ, при смерти боленъ и едва ли выздоровѣетъ. Послѣ этого печальнаго извѣстія, я нѣсколько дней не видалъ Божены, она ни на минуту не оставляла больнаго. Потомъ вдругъ вижу что въ домѣ всѣ суетились, люди бѣгаютъ, повѣся головы; и Божена моя, противъ всякаго ожиданія, вошла ко мнѣ въ комнату и съ плачемъ бросилась на шею, объявляя что мужъ ея умеръ.
   Во время погребальной церемоніи, я шелъ съ Боженой за гробомъ покойнаго; бѣдняжка дочь моя терзалась въ отчаяніи. По другую сторону гроба шелъ двоюродный братъ покойнаго Нестора и вся знать изъ города участвовала въ этой печальной процессіи. Родные и знакомые Нестора всѣ искоса и безучастно поглядывали на насъ съ Боженой; никто не подошелъ къ убитой горемъ вдовѣ и не показалъ малѣйшаго сочувствія; какъ ни горька была моя Божена, но все-таки не могла не замѣтить этого отчужденія и пренебреженія къ себѣ.
   Послѣ погребенія я привелъ ее въ свою комнату; она судорожно обвилась руками около моей шеи и съ воплемъ проговорила:
   -- Не успѣла я оплакать одного горя, потери моей матушки, какъ постигло меня другое.... ужасное! Лишилась я моего друга, моего благодѣтеля и покровителя!... Только въ память его остаюсь мнѣ одно сокровище, которое лежитъ подъ моимъ сердцемъ. Не совсѣмъ еще прогнѣвался на меня Господь, Онъ сохранилъ мнѣ васъ, дорогой батюшка!
   Долго плакала и горевала несчастная, крѣпко прижимаясь къ груди моей, какъ бы желала укрыться отъ терзавшаго ее горя. Рыданія ея мало-по-малу начали умолкать, измученная, истомленная, она тихо заснула на рукахъ моихъ; я бережно отнесъ ее на свою постель; и глядя на это блѣдное, исхудалое лицо, невольно вспоминалъ что еще такъ недавно она цвѣла какъ пышная роза, а теперь лежитъ печально склонивъ голову, какъ лилія сорванная бурей. Проснувшись и выплакавъ всѣ слезы, она пошла въ свои комнаты, но у входа остановилъ ее швейцаръ, тотъ самый который всегда съ великимъ уваженіемъ отворялъ двери предъ своею госпожей, а тутъ грубо остановилъ ее рукой, говоря что ее не велѣно пускать въ домъ. Пораженная этимъ обращеніемъ, Божена спросила:
   -- Развѣ ты меня не узнаешь? Я хочу идти въ свои комнаты, я здѣсь госпожа и приказываю чтобы ты сейчасъ меня пустилъ.
   -- Госпожа! госпожа! засмѣялся швейцаръ,-- было время, да прошло. Теперь вы больше здѣсь не госпожа. Отыскивайте свое барство въ Чехіи. Теперешній владѣлецъ этого имѣнія Дмитрій Несторовичъ. И онъ распорядился чтобы ваша нога не была въ домѣ.
   Божена въ ужасѣ отступила, и возвратясь въ ужасѣ ко мнѣ въ комнату, ломала себѣ руки, разказывая мнѣ что ее изъ дому выгнали. Вслѣдъ за нею пришелъ старый слуга покойнаго Нестора и съ большимъ состраданіемъ и со всею учтивостію доложилъ что ему приказано сказать намъ что болѣе трехъ дней мы не можемъ оставаться въ этомъ домѣ. Божена бросилась было къ брату покойнаго, чтобъ испросить у него позволеніе взять по крайней мѣрѣ принадлежащія ей вещи, платье, бѣлье и драгоцѣнные подарки мужа, но несчастную вдову никакъ не допустили. Ея слезныя просьбы тронули камердинера, онъ пробовалъ просить своего господина чтобъ онъ позволилъ Боженѣ сказать ему два-три слова, но возвратясь оттуда, грустно пожимая плечами, отвѣчалъ что тотъ ни въ какомъ случаѣ не желаетъ видѣться съ нею. "И какимъ именемъ онъ назвалъ васъ! прибавилъ добрый старикъ -- я не хочу вамъ передавать, чтобы не умножить вашего огорченія."
   Подумали мы, подумали.... что намъ дѣлать? Я отправился въ судъ и прошу чтобы вступились въ положеніе вдовы Несторовича, которая осталась беременна, и отдали бы ей законную часть изъ имѣнія. Но отъ меня просьбы не приняли и слушать ничего не хотѣли, и такъ на меня закричали что я не зналъ какъ ноги унести. Говорятъ: "какой тамъ вдовы! Она никогда не была обвѣнчана съ покойнымъ и не имѣетъ" ни малѣйшаго права на его состояніе." Тогда мнѣ стало ясно почему на похоронахъ всѣ вдругъ, отвернулись отъ Божены; со стороны Несторовичей были приняты для этого всевозможныя мѣры, и они задумали выгнать Божену безо всего. Нечего было покушаться искать правды, уговариваю Божену поскорѣй отправиться домой и говорю что мы оттуда будемъ исподволь отыскивать свои права на наслѣдство.
   На третій день приходитъ къ вамъ опять тотъ же добрый слуга, а за нимъ экономка. Поцѣловала она руку у Божены и со слезами благословила ее за дорогу, сунувъ ей въ руки узелокъ съ бѣльемъ. Слуга объявилъ что подвода для насъ готова. И мы увидѣли изъ окна простую досчатую телѣгу, запряженную въ одну лошадь. И въ этомъ экипажѣ должна была трястись бывшая владѣтельница всего этого богатства.
   Отъѣхали мы нѣсколько миль, и старый камердинеръ, который съ истиннымъ человѣколюбіемъ входилъ въ положеніе своей бывшей госпожи, со слезами на глазахъ, началъ съ нами прощаться, говоря что далѣе сопровождать насъ онъ не смѣетъ; при этомъ сунулъ мнѣ въ руку десять дукатовъ и поѣхалъ назадъ, а мы побрели съ Боженой пѣшкомъ. Дорогой она купила себѣ простую тепленькую одежду и тщательно спрятала нѣкоторыя сокровища что случайно были на ней во время кончины ея мужа, именно: брилліантовыя серьги, золотой браслетъ и медальйонъ, осыпанный драгоцѣнными камнями, на золотой цѣпочкѣ, съ портретомъ покойнаго Нестора.
   Такъ какъ желѣзныхъ дорогъ тогда еще не было, то мы принуждены были нерѣдко по нѣскольку миль сряду идти пѣшкомъ, и кое-гдѣ только принанимали, когда Божена была не въ силамъ продолжить свой путь пѣшкомъ. Наконецъ она, бѣдняжка, разнемоглась отъ горя и усталости, и мы принуждены были остановиться въ селеніи и проживать послѣднія деньги. Такимъ образомъ, несмотря на всѣ лишенія и невзгоды, мы достигли Моравіи.
   Пока еще тянулись наши дукаты, мы все-таки могли кое-какъ ѣхать на подводѣ; но скоро они поистощились. Къ тому же время настало зимнее, холодное, то снѣгъ, то дождикъ шелъ, и нашъ путь сдѣлался невыносимъ, особенно для моей больной дочери, за положеніе которой я началъ сильно опасаться. Шагъ за шагомъ, она двигалась до тѣхъ поръ пока совершенно не обезсилила. Что тутъ было дѣлать? Нанимать лошадей уже было не на что.... Давай, говорю, продадимъ что-нибудь изъ золотыхъ вещей! Подошли мы къ одной лавочкѣ и предлагаемъ купить у насъ золотой браслетъ. Тотъ повертѣлъ его, повертѣлъ въ рукахъ, окинулъ насъ недовѣрчивымъ взглядомъ и говоритъ: "Вѣрно это мѣдный и только позолоченый, или можетъ краденый какой.... Здѣсь наврядъ ли кто купитъ у васъ. Совѣтую вамъ не показывать эту вещь, а то неравно полиція можетъ задержать васъ", прибавилъ онъ съ участіемъ, глядя за слезы Божены, которая едва имѣла силы держаться на ногахъ.
   Дѣлать было нечего, оставалось одно: пойти попросить, Христа ради, помощи у добрыхъ людей.
   Никогда не забуду какъ мы вошли въ одинъ богатый домъ за милостыней; тамъ на насъ холодно и презрительно посмотрѣли, говоря мнѣ: "шелъ бы лучше камень пилить съ молодою женой, а милостыни здѣсь бродягамъ не подаютъ". Божена зарыдала и присѣла на ступеньку крыльца, будучи не въ силахъ идти далѣе. Тутъ у меня вся кровь бросилась въ голову, и лицо загорѣлось стыдомъ и гнѣвомъ. Мимо насъ въ это время шла старушка съ большимъ кузовомъ за плечами; она поставила свою ношу на земь, и съ участіемъ подошла къ моей дочери, спрашивая: не можетъ ли она чѣмъ-нибудь послужить намъ?
   -- Пустите насъ, ради Господа, хоть нѣсколько обогрѣться съ больной! отвѣчаю я сквозь слезы.
   Добрая женщина съ радостью пригласила насъ идти за ней, и вскорѣ мы вошли въ бѣдную, но теплую хижину. Радушная хозяйка поставила на столъ кринку молока, нарѣзала хлѣба, и ласковымъ голосомъ просила принять домашнее угощенье. Божена сняла съ себя мокрую куцавейку, сѣла къ столу, а добрѣйшая старушка нагрѣла на печкѣ льну, и снявъ съ Божены мокрые чулки, положила ихъ просушить, и обернула окоченѣвшія ноги ея горячимъ льномъ. Тутъ мы обогрѣлись и переночевали. На другой день ранехонько старушка наварила намъ яицъ и дала нѣсколько горстей льну, говоря что въ дальней дорогѣ пригодится все; жалѣла что кромѣ этого она больше ничего не имѣетъ чѣмъ бы намъ помочь. Надѣляя благословеніями эту благодѣтельную женщину, мы отправились дальше. Когда приходилось прибѣгать къ милостынѣ, то мы обращались къ бѣднымъ, потому что въ богатыхъ домахъ намъ всегда отказывали; и въ этомъ бѣдственномъ положеніи мы достигли наконецъ нашей родины. Тутъ намъ стало совѣстно просить милостыню, боясь нечаянно встрѣтиться съ кѣмъ-нибудь изъ знакомыхъ.
   Послѣ страшной мятелицы въ полѣ столько нанесло снѣгу что моя Божена насилу могла вытаскивать ноги; наконецъ тяжело вздохнувъ, сказала: "Нѣтъ, батюшка, дальше не могу!" и сѣла тутъ на дорогѣ. На дворѣ уже смеркалось, и намъ до Пелешанъ оставалось еще съ полмили. Я было хотѣлъ сбѣгать туда и выпросить у кого-нибудь изъ знакомыхъ лошадь, но боялся оставить больную одну на снѣгу среди темной ночи. Гляжу: моя Божена напрягаетъ послѣднія силы и идетъ еще нѣсколько шаговъ, но на бѣду съ ноги ея свалился башмакъ и зарылся въ снѣгу; въ потьмахъ я никакъ не могъ отыскать его. Тутъ мнѣ ничего болѣе не оставалось, какъ взять ее на руки. Не знаю откуда взялось у меня столько силъ; несмотря на то что самъ былъ изнуренъ усталостью, голодомъ и стужею, скорехонько добрелъ съ нею до Пелешанъ. Тамъ постучался у моего стараго пріятеля Кратохвиля; тотъ ночью не вдругъ было меня узналъ. Я кричу ему: "Пусти, братъ, переночевать, ради Бога!... Я Илекъ, изъ Буковины, иду съ больною дочерью!" Пріятель мой сейчасъ озаботился, крикнулъ чтобы намъ посвѣтили. Жена его какъ взглянула на Божену, покачала головой и всплеснула руками, воскликнувъ:
   -- Это ты, сударыня! что съ солдатомъ-то убѣжала?... о-охъ! молодость неразумная! Кабы дядя Илекъ не сказалъ что идетъ съ дочерью, я, хоть убей, не узнала бы тебя. Заморенная, оборванная и босая!... А у насъ уже здѣсь шли слухи что ты сдѣлалась богатою барыней; я, разумѣется, не совсѣмъ тому вѣрила.... Вотъ и вышла правда: "что посѣешь, то и пожнешь".
   Божена зашаталась и опустилась на первую скамью. Кратохвилева, посмотрѣвъ на нее пристально, испугалась своихъ собственныхъ словъ, и сейчасъ же заговорила сострадательнымъ языкомъ.
   -- Царица Небесная! что я вижу!... въ какомъ ты, бѣдняжка, положеніи находишься. Сейчасъ, сейчасъ, моя голубушка, уложу тебя въ постель; и не безпокойся ни о чемъ, я отъ всего сердца готова послужить тебѣ. Съ этими словами она проворно уложила мою больную на свою постель и укрыла ее пуховиками; измученная, прозябшая Божена скоро заснула.
   На утро, чуть забрезжился свѣтъ, я вскочилъ и побѣжалъ въ Буковины, чтобы вытопить хижину, поприбрать ее, поразчистять, и поскорѣе перевезти свое дѣтище въ родное гнѣздо.
   Прихожу въ Буковины и не могу вамъ передать что я почувствовалъ, когда, послѣ долгихъ мѣсяцевъ, опять увидѣлъ мою хижину. Мала и убога она показалась мнѣ, занесенная снѣгомъ, но тѣмъ не менѣе дорога моему сердцу; никогда не промѣнялъ бы я ее на бѣлградскія палаты. Вхожу одинъ, куда ни оглянусь, вездѣ пусто и мертво, все занесено снѣгомъ и человѣческой стопы не видно.
   Позабывъ свою усталость, я схватилъ лопату и живо бросился разгребать снѣгъ, потомъ наломалъ сучьевъ и затопилъ печку; какъ только все прибралъ и привелъ въ порядокъ, сейчасъ же отправился за дочкой въ Пелешаны.
   Дорогой иду и радуюсь: опять приведу свое дорогое дитя въ родную хижину, куплю козу, а потомъ, Богъ дастъ, заведу и коровку, и будемъ съ Боженой вдвоемъ поживать попрежнему. Въ садикѣ моемъ разведу больше розановъ и устрою тамъ для Божены бесѣдку, и тутъ въ тишинѣ, она мало-по-малу позабудетъ свою кручину, поправится, повеселѣетъ, Богъ дастъ, и будетъ утѣшаться своимъ младенцемъ. Убаюкивая себя этими мечтами, я и не замѣтилъ какъ дошелъ до Пелешанъ. Подхожу къ дому Кратохвиля и вижу что тамъ горятъ свѣчи. Что это значитъ?... Среди бѣлаго дня?... и сердце мое сжалось страшнымъ предчувствіемъ.... Заглянулъ въ окно, на полу лежитъ что-то бѣлое и кругомъ стоятъ свѣчи.... Не помню какъ я вбѣжалъ въ комнату, гляжу, моя Божена мертвая лежитъ на доскахъ на полу.... у меня потемнѣло въ глазахъ, ноги подкосились, и я какъ снопъ повадился къ покойницѣ.
   -- Такъ-то ты порадовала меня, моя горлица?!.. и столько-то погостила на своей сторонѣ? По крайней мѣрѣ положишь свои косточки въ родную Чешскую землю, на вѣчный покой.
   Глядя на меня, Кратохвиль утиралъ слезы, а жена его принесла что-то увернутое въ перинкахъ, и бережно подавая мнѣ, сказала:
   -- Вотъ вамъ покойная Божена оставила на утѣшеніе. Давъ жизнь этому младенцу, она тихо скончалась.
   -- Дитя!... вскричалъ я при видѣ этого живаго существа.-- Слава Тебѣ, Господи!... благодарю Тебя за этотъ даръ, въ которомъ будетъ жить для меня образъ усопшей.
   Провелъ я тутъ ночь около покойницы, на другой же день утромъ, какъ меня ни уговаривали Кратохвилевы, не глядя ни на что, я положилъ свою Божену на салазки; завернулъ новорожденнаго въ ея куцавейку и отправился въ Буковины. Правою рукой везу санки съ Боженой, а въ лѣвой осторожно несу ея младенца. Встрѣчавшіеся на дорогѣ люди низко кланялись усопшей. Сосны шумѣли, и мнѣ чудилось что онѣ плакали вмѣстѣ со мной. Снѣгъ летѣлъ большими хлопьями на мою мертвую красавицу, и мнѣ все казалось что ей холодно, прикрытой однимъ коленкоромъ. И такъ я доплелся до Буковинъ. Покойницу прямо съ санками ввезъ въ свою хижину, ребенка положилъ на полъ и сѣлъ между ними; тутъ трупъ моей дочери, а здѣсь плачущее новорожденное дитя; гляжу на нихъ и не знаю что мнѣ съ ними дѣлать.... Голова моя закружилась, и я вдругъ обезсилѣлъ, и дальше уже не помню что происходило вокругъ меня и много ли прошло времени въ этомъ безчувственномъ состояніи. Когда очнулся, вижу что лежу на постелѣ и Кратохвиль держитъ меня за руку и смачиваетъ мнѣ голову уксусомъ. Мой добрый пріятель, видя что я былъ внѣ себя, когда отправился изъ Пелешанъ съ покойницей и младенцемъ, все шелъ по слѣдамъ за мной.
   -- А дальше уже вы все знаете, обратился Илекъ къ Драгоневской бабушкѣ. Та со слезами кивала ему головой.-- Я помню (продолжалъ старикъ, обратясь къ ней) какъ вы принесли для малютки корзинку, ветоши на пеленки и крынку молока, чтобы дитя не умерло съ голоду. Помню какъ живо вы всѣмъ распорядились; покойницу положили на столъ, а младенца въ колыбельку, сани живо вытащили изъ горницы, позаботились о гробѣ и обо всемъ что касалось до похоронъ. Что бы я сталъ дѣлать тогда, еслибы не добрые сосѣди? Божену похоронили. Послѣ погребенія жутко и больно было войти мнѣ, опять одинокому, въ пустое жилище, тѣсно было подъ кровлей терзавшемуся сердцу; въ тяжеломъ раздумьи сѣлъ я на скалу, надъ моею хижиной; вѣтеръ шумѣлъ, качая сосны, и со свистомъ гнался по ущельямъ. Теперь все кончено, все отнесено на кладбище. Я одинъ! раздавалось въ моей душѣ. Только зимній вѣтеръ жалобно завываетъ вокругъ меня, какъ погребальная пѣснь. Шуми сильнѣй буйный вѣтеръ, думаю я, и заглуши мою душевную бурю.... И не знаю сколько бы я еще просидѣлъ тутъ съ моею кручиной, еслибы не вы, бабушка, пробудили меня изъ этого положенія, говоря:
   -- Что вы тутъ дѣлаете?!.. хотите замерзнуть?... Вы тутъ сидите, повѣся голову, а тамъ младенецъ плачетъ одинъ и нуждается въ вашемъ попеченіи.
   Я встрепенулся и вспомнилъ что у меня есть крошечная внучка, о которой я долженъ заботиться. Всталъ, подхожу къ хижинѣ, отворяю дверь и слышу плачъ малютки, иду къ ней, а она уставила на меня свои черные глазочки.... И вотъ изъ того дитяти выросла совершеннолѣтняя дѣвушка, которую вы теперь видите предъ собою. Имя это я далъ ей по желанію покойной Божены; она еще до рожденія младенца говорила что свое дитя назоветъ сербскимъ именемъ.
   Старикъ кончилъ свой разказъ, и всѣ окружавшіе его сидѣли молча и плакали.
   -- Теперь вы узнали кто Милица, и какого она рода, обратился слѣпецъ къ Веверкѣ. Что скажете?... и даете ли ваше согласіе на бракъ ея съ Витомъ Драгоневскимъ?...
   -- Согласны! согласны!-- отъ всего сердца!... воскликнули въ одинъ голосъ родные жениха.
   Вслѣдъ за этими восклицаніями у хижины раздался стукъ подъѣхавшей кареты, изъ которой вышелъ грубоскальскій священникъ Арнольдъ, съ какимъ-то незнакомцемъ, очень красивой наружности; по одеждѣ и пріемамъ былъ видѣнъ въ немъ человѣкъ высшаго званія. Отворяется дверь, входитъ священникъ, а за нимъ высокій, стройный молодой человѣкъ, смуглый, широкоплечій, съ черными огненными глазами, на пальцѣ у него блеститъ перстень съ крупнымъ брилліантомъ и массивная золотая цѣпочка извивается на щегольскомъ жилетѣ. Драгоневскіе, при появленіи такого важнаго гостя, переполошились какъ стая воробьевъ отъ ружейнаго выстрѣла.
   -- Кто къ намъ пожаловалъ? спросилъ слѣпой дѣдушка.
   -- Это я! мое почтеніе пану Идеку!
   -- Ахъ! отецъ Арнольдъ! милости просимъ! Чѣмъ могу вамъ служить?
   -- Я къ вамъ съ гостемъ изъ Бѣлграда, имя котораго вамъ не безызвѣстно: Несторъ Несторовичъ -- здѣсь!
   При этомъ имени старикъ вздрогнулъ, на лбу его набѣжали морщины; онъ медленно поднялъ голову, и какъ бы не довѣряя своему слуху, въ изумленіи повторилъ:
   -- Здѣсь Несторъ?!
   -- Да, почтеннѣйшій панъ Илекъ, я племянникъ и наслѣдникъ того Нестора котораго вы знали въ Бѣлградѣ.
   Глубокій вздохъ вырвался изъ груди старика и онъ въ молчаніи снова опустилъ голову на грудь.
   -- Вотъ та которую вы такъ желали видѣть, это дочь умершей Божены, сказалъ священникъ, показывая на Милицу.
   Несторъ съ восторгомъ подошелъ къ ней, и протянувъ ей руку, сказалъ:
   -- Какъ я счастливъ что нашелъ наконецъ мою милую родственницу!
   Въ это время Драгоневскіе выразительно переглянулись между собой, бабушка подергала за рукавъ Веверку, а тотъ толкнулъ ногой Вита, и всѣ они, одинъ за другимъ, съ поклономъ вышли изъ комнаты. Милица стояла какъ громомъ пораженная. Неожиданное появленіе этого незнакомаго родственника, его бойкая рѣчь, его жгучіе взгляды произвели на нее съ перваго раза какое-то необъяснимое какъ сонъ впечатлѣніе, что-то неиспытанное ею до сихъ поръ шевельнулось въ душѣ ея. Но голосъ дѣдушки пробудилъ ее отъ этого страннаго сна.
   -- Что вамъ угодно отъ насъ? сказалъ онъ, недовѣрчиво обращаясь къ чужестранцу и внутренно помышляя: не со штуками ли какими подъѣзжаетъ? Не дожить бы до новой бѣды!
   -- Не подумайте чтобъ я съ дурнымъ намѣреніемъ пріѣхалъ къ вамъ, почтенный старецъ, началъ Несторъ, тономъ образованнаго человѣка.-- Я чту васъ и понимаю, хотя былъ осьмилѣтнимъ ребенкомъ, когда вы жили въ имѣніи моего дяди, гдѣ съ вами поступили жестоко и несправедливо.
   -- Я тоже могу васъ увѣрить, какъ посторонній свидѣтель, вступался въ разговоръ священникъ Арнольдъ,-- что господинъ Несторовичъ съ большимъ участіемъ разыскивалъ васъ. Онъ остановился въ замкѣ барона Класодольскаго, въ Грубоскальскѣ.
   Тутъ молодой человѣкъ подробно разказалъ какъ онъ познакомился въ Вѣнѣ съ барономъ, отъ котораго узналъ что панъ Илекъ еще живъ и воспитываетъ свою внучку. Счастливый случай сблизилъ ихъ съ барономъ, и этотъ, узнавъ цѣль поѣздки Несторовича въ Чехію, съ большимъ удовольствіемъ предложилъ ему остановиться у него въ замкѣ. Слушая этотъ правдивый разказъ, дѣдушка нѣсколько ободрился и уже не такъ враждебно относился къ непрошенному посѣтителю.
   -- Я имѣю многое сообщить вамъ наединѣ, сказалъ молодой человѣкъ, прощаясь; поэтому я прошу у васъ позволенія еще разъ побывать здѣсь. Мы можетъ быть вмѣстѣ что-нибудь рѣшимъ касательно Милицы.
   Старикъ съ достоинствомъ поклонился ему и, боясь навязчивости, прибавилъ:
   -- Какъ вы заблагоразсудите.
   Выходя изъ хижины дѣдушки Илека, Несторовичъ сказалъ священнику что этотъ слѣпой старецъ показался ему очень почтеннымъ человѣкомъ.
   -- Да, онъ несомнѣнно честнѣйшій и благороднѣйшій изъ всѣхъ моихъ прихожанъ; а внучка его скромная, прекрасная дѣвушка. У насъ немного такихъ какъ она. Я это могу смѣло сказать.
   -- Съ такою замѣчательною красотой! прибавилъ съ жаромъ Несторъ.-- Ея физіономія мнѣ напомнила покойнаго дядю, котораго я такъ любилъ въ дѣтствѣ.
   Возвратясь въ замокъ, Несторъ, подъ живымъ впечатлѣніемъ этого свиданія, писалъ отцу:
   
   "Я видѣлъ ее. Какое прелестное созданіе, съ черными блестящими глазами, которые мнѣ такъ живо напомнили покойнаго дядю Нестора. Божена умерла на дорогѣ, давъ жизнь этой дѣвочкѣ, которую назвали Милицей. Я нашелъ ихъ въ бѣдной хижинѣ; старикъ ослѣпъ и добываетъ себѣ кусокъ хлѣба игрою на арфѣ, которую наша Милица носитъ за нимъ; приходскій священникъ отзывается о нихъ какъ о самыхъ честнѣйшихъ людяхъ. Все это меня глубоко тронуло, и я убѣдился на мѣстѣ какъ необходимо обезпечить существованіе этихъ людей. Милица, какъ замѣтно, чрезвычайно привязана къ своему слѣпому дѣдушкѣ.
   "Я намѣренъ погостить еще нѣсколько времена въ этой прекрасной природѣ у барона Класодольскаго, съ которымъ я близко сошелся. Они очень милые люди. Баронесса добрѣйшая и самая гостепріимная хозяйка.

"Вашъ покорный сынъ, Несторъ."

   

XIV.

   Въ сумерки прибѣжалъ Веверка и съ нетерпѣливымъ любопытствомъ сталъ разспрашивать дѣдушку о пріѣзжемъ чужестранцѣ. Дѣдушка Илекъ отвѣчалъ что тотъ еще не вполнѣ высказался касательно Милицы, обѣщался побывать въ другой разъ, поэтому сговоръ надо отложить на нѣкоторое время. Веверка такъ въ огнѣ и горѣлъ, ему мелькнула счастливая мысль что Милица имѣетъ больше этого господина правъ на отцовское наслѣдство, и вслѣдствіе этого размышленія просилъ дѣдушку сообщить ему всѣ мельчайшія подробности, какія ему только извѣстны, о бракѣ его дочери Божены съ Несторомъ Несторовичемъ, сербскимъ воеводою. Старикъ началъ все припоминать, а дядя Веверка вынулъ изъ кармана книжечку чтобы записывать его слова.
   -- У меня есть въ Прагѣ хорошій пріятель адвокатъ, говорилъ онъ, вникая все болѣе и болѣе въ сущность дѣдушкина разказа:-- и я полагаю, онъ это дѣло можетъ выхлопотать.
   -- Что жь, хлопочите, панъ Веверка, отъ этого хуже не будетъ, порѣшилъ дѣдушка, но сомнительно качая головою прибавилъ:-- только врядъ ли выйдетъ какой толкъ. Я плохо надѣюсь, признаться.
   -- Ну, тамъ что будетъ, то будетъ! Смѣлымъ Богъ владѣетъ, бодро возразилъ Веверка, ероша свой хохолъ... Но увидя вошедшую Милицу, отбросилъ свою важную роль, привѣтливо улыбнулся ей, потрепалъ по плечу и назвалъ своею нареченною племянницей.
   -- Можетъ-статься я ей и приданое отхлопочу! сказалъ онъ съ гордымъ сознаніемъ своего дѣловаго ума:-- О! черноглазая плутовка! Ты счастлива! Съ ума свела нашего Вита, а сама будто ничего.
   И Веверка дружески погрозился на нея пальцемъ.
   Было воскресенье. Милица, одѣтая по праздничному, сидѣла на порогѣ хижины, кормила изъ своихъ рукъ молодымъ дятельникомъ серну, а дѣдушка, неподалеку отъ нея, подъ тѣнью стараго буковаго дерева, наигрывалъ на арфѣ новую церковную мелодію, которую слышалъ утромъ за обѣдней.
   -- Кто къ вамъ подходитъ? спросилъ онъ у внучки, заслышавъ чьи-то шаги.
   Милица оглянулась и расхохоталась.
   -- Дѣдушка, я бы желала чтобъ вы могли въ эту минуту видѣть кто идетъ къ намъ!
   И отъ смѣха едва могла выговорить имя Мартына. А тотъ между тѣмъ стоялъ предъ ней въ величественной позѣ, съ чувствомъ собственнаго достоинства, въ щегольской ливреѣ съ краснымъ воротникомъ и золотыми выпушками. Бѣлый жилетъ, штиблеты, бѣлый галстукъ, шляпа съ золотою кокардой довершали этотъ нарядъ. Да, мы забыли еще сказать что бѣлыя перчатки, которыя онъ безпрестанно натягивалъ, придавали ему окончательно видъ самаго образованнаго лакея.
   Милица описала его костюмъ слѣпому и съ лукавою усмѣшкой прибавила что Мартынекъ сталъ совсѣмъ другой человѣкъ, вовсе не похожъ на того что кормилъ поросятъ у Драгоневскихъ.
   -- Чего смѣетесь? прервалъ ее съ важностію поднявъ голову Мартынекъ: -- Смѣшнаго кажется ничего нѣтъ: -- Вамъ въ удивленіе, потому что вы, живя въ этомъ захолустьѣ, ничего не знаете что дѣлается на свѣтѣ... Сидите въ своей избушкѣ, а тутъ во всей Чехіи толкуютъ....
   -- О чемъ это, Мартынекъ? вмѣшался дѣдушка.
   -- Вотъ какъ узнаете все, куда вашъ смѣхъ дѣнется. Вы думаете что я у Драгоневскихъ? Такъ нѣтъ, ошибаетесь. Я нынче въ замкѣ у барона пребываю. Что теперь на это скажете?
   -- Значитъ ты попалъ въ услуженіе въ Грубоскальскій замокъ?
   -- Что вы подъ этимъ разумѣете? Въ услуженіе! вопросилъ Мартынекъ, одергивая закругленныя полы своей ливреи, и вынувъ изъ кармана платокъ, вытеръ имъ скамью и тогда уже сѣлъ подлѣ старика.-- Я тамъ... какъ вамъ сказать?.. продолжалъ онъ, охорашиваясь:-- у этого пріѣзжаго графа изъ Бѣлграда.... То же что и всѣ остальные паны въ замкѣ.... разумѣется.
   Дѣдушка улыбнулся; Милица не переставала хохотать.
   -- Фи! фи! началъ брезгливо крутить головой Мартынекъ.-- Что это у васъ какъ лукомъ пахнетъ? У насъ въ замкѣ никогда луку не ѣдятъ господа.
   -- Вотъ какъ! нашъ Мартынекъ ужь пріобрѣлъ дворянскія привычки.
   -- Да, дѣдушка! подтвердилъ Мартынекъ, самодовольно улыбаясь.-- Не даромъ ты меня хитрецомъ называлъ. Вотъ я и на дѣлѣ это доказалъ.
   -- Спасибо что насъ простячковъ не забылъ -- не погордился въ своемъ величіи, иронически сказалъ дѣдушка Илекъ.
   -- Какъ это можно! Нашъ баронъ всегда говоритъ своему сыну: мы должны быть привѣтливы съ простымъ народомъ.
   -- Какой ты сталъ добрый! замѣтила Милица, съ насмѣшливо-простодушною улыбкой.
   Мартынекъ вынулъ изъ кармана новую табатерку и величественно понюхавъ табаку, отвѣчалъ на ея слова со скромностью великаго человѣка.
   -- Я, разумѣется, не запираюсь что я тоже простаго рода и никогда не позабуду чѣмъ я былъ прежде... Поэтому если вы будете нуждаться въ чемъ-нибудь, такъ приходите и спросите въ замкѣ пана Мартына. Я благосклонно выслушаю васъ, и вы получите все что хотите. Я вынесу вамъ крылышко отъ куропатки, или задокъ отъ зайца. Вѣрьте мнѣ, вѣдь я добрякъ! и высказавъ это, онъ многозначительно моргнулъ глазами.
   -- Я въ этомъ никогда не сомнѣвался, отрывисто отвѣтилъ дѣдушка, которому уже начала надоѣдать болтовня новаго любимца счастія:-- Только скажи, за какимъ дѣломъ ты пришелъ къ намъ?
   -- Я пришелъ.... заикался Мартынекъ, ища приличныхъ словъ:-- вопервыхъ -- навѣстить васъ; а потомъ -- позвать васъ къ намъ въ замокъ. Тамъ будетъ вдоволь пива и печенья. Баронъ пожелалъ чтобы вы пришли поиграть на арфѣ у него -- и разумѣется со внучкою. Такимъ образомъ я васъ приглашаю. Извольте собираться.
   -- По твоему приглашенію мы не намѣрены идти! сказала запальчиво Милица, переставъ уже смѣяться.
   -- Еслибы баронъ захотѣлъ пригласить насъ, поддержалъ ее дѣдушка, такъ онъ прислалъ бы кого-нибудь изъ своихъ слугъ. Итакъ, любезный другъ, спасибо что насъ навѣстилъ, а теперь прощай! Мнѣ пора отдохнуть.
   Мартынекъ ловко повернулся на каблукахъ и не поклонившись вышелъ, проворчавъ что-то дерзкое себѣ подъ носъ.
   

XV.

   Не прошло и двухъ часовъ, какъ къ хижинѣ дѣдушки Илека подъѣхала каляска, изъ которой вышелъ камердинеръ барона Класодольскаго, съ приглашеніемъ отъ баронессы на сегодняшній вечеръ. Старикъ отвѣчалъ что они будутъ сейчасъ готовы; получивъ этотъ отвѣтъ, камердинеръ пошелъ ждать ихъ у каляски. Милицѣ очень не хотѣлось ѣхать въ замокъ, она собиралась вяло и лѣниво: дѣдушка торопилъ ее, требуя настойчиво чтобъ она надѣла брилліантовыя серьги, запонки и медальйонъ на золотой цѣпочкѣ съ портретомъ отца. Милица конфузилась, говорила что эти драгоцѣнныя вещи не идутъ къ ея бѣдному деревенскому наряду; но старикъ непремѣнно желалъ чтобъ она ихъ надѣла, и молодая дѣвушка не посмѣла противорѣчить фантазіи дѣдушки, которому очень хотѣлось какъ можно лучше нарядить свою ненаглядную внучку. Онъ ощупалъ ея голову, чтобъ удостовѣриться есть ли въ волосахъ ея лента и спросилъ какого она цвѣта.
   -- Розовая, дѣдушка.
   -- Прекрасно! А платье?
   -- Бѣлое съ розовыми цвѣточками; черный корсетикъ тоже съ розовыми бантами.
   -- Не дурно. Итакъ поѣдемъ.
   Они взяли съ собой арфу, сѣли въ каляску и поѣхали въ Грубоскальскій замокъ. На пути имъ встрѣтился работникъ Драгоневскихъ; онъ побѣжалъ скорѣе домой и разказалъ что слѣпаго дѣдушку съ арфой везутъ въ коляскѣ барона.
   -- А внучка была съ нимъ? спросилъ торопливо Витъ.
   -- Была, какъ же! Вся въ алыхъ лентахъ.
   И Драгоневскіе значительно переглянулись между собою.
   Камердинеръ провелъ дѣдушку Илека съ Милицей въ садъ, куда выходила боковая терраса дома, и указалъ рукою на бесѣдку, гдѣ сидѣла баронесса съ мужемъ, Несторъ Несторовичъ, священникъ Арнольдъ, домашній медикъ, учитель дѣтей и двѣ кузины баронессы, которыя гостили у нея лѣто. Баронесса очень обласкала Милицу и пригласила дѣдушку сѣсть къ ближайшему столику. Подали мороженое и десертъ.
   Баронъ подошелъ къ столику положилъ одну руку ему на плечо, а другою сжалъ ему руку, сказавъ:
   -- Извините что я позвалъ васъ къ себѣ съ арфою. Я такъ много слышалъ о васъ, достойнѣйшій старецъ, и потому когда узналъ васъ, то одно могу сказать -- вашъ умъ и ваше благородное сердце заслуживали бы лучшей участи. Мнѣ пріятно быть вашимъ покровителемъ. Приглашаю васъ, какъ друга, принять участіе въ нашемъ семейномъ кружкѣ и доставить намъ удовольствіе послушать вашу игру.
   Слова барона такъ глубоко тронули старика что онъ не нашелся отвѣчать ему, но только слезы побѣжали по его морщинистымъ щекамъ, и съ жаромъ схвативъ арфу, ударилъ по струнамъ. Глядя на увлеченіе съ которымъ онъ игралъ, можно было подумать что не старецъ, но юноша извлекаетъ эти звуки изъ инструмента. То торжественные аккорды, то меланхолическіе переливы, какъ перлы разсыпались подъ его искусными перстами, и всѣ слушали, словно очарованные. Когда онъ кончилъ, баронесса воскликнула: выборне! {То-есть отлично. Это выраженіе замѣняетъ у Чеховъ италіянское браво въ театрахъ и концертахъ.} Вслѣдъ за нею всѣ стали аплодировать. Милица подошла къ дѣдушкѣ и тихонько стерла слезы на щекахъ его. Лицо ея выражало такое восторженное чувство, такъ блестѣли глаза ея, такъ мила была она своею скромностью что Несторовичъ не могъ оторвать отъ нея своего взгляда. Вся занятая торжествомъ своего обожаемаго дѣдушки, Милица не замѣчала этихъ пламенныхъ взглядовъ и была проста и естественна какъ въ своей хижинѣ.
   Баронессѣ стало сыро въ саду, послѣ захожденія солнца, и она пригласила всѣхъ войти въ домъ; но Несторовичъ просилъ позволенія остаться въ бесѣдкѣ съ дѣдушкой и Милицей, такъ какъ онъ желаетъ съ ними переговорить о своихъ семейныхъ дѣлахъ. Когда они остались одни, молодой Несторовичъ началъ:
   -- Я долженъ вамъ признаться что собственно для васъ, моя милая кузина, я предпринялъ это дальнее путешествіе. Когда ваша матушка оставила имѣніе моего дяди, близь Бѣлграда....
   -- То-есть была оттуда выгнана, вы хотите сказать.... перебилъ его старикъ, тяжко вздохнувъ.
   -- Положимъ такъ, печально подтвердилъ молодой человѣкъ.-- Но какъ она не была обвѣнчана съ моимъ дядей, то и не имѣла никакого права на наслѣдство.
   -- Это не правда! энергически возразилъ старикъ.-- Я вполнѣ убѣжденъ и достовѣрно знаю что она была законною женой Нестора. Но это давно минувшее горе; и рана моего сердца уже начала заживать -- зачѣмъ ее вновь растрогивать?
   -- Можете ли вы доказать законность этого брака? съ жаромъ допрашивалъ молодой Несторовичъ.
   -- Я навѣрное знаю что дочь моя, на смертномъ одрѣ, не обманывала меня.
   -- Пусть такъ! Не будемъ спорить. Я хорошо помню вашу дочь, хотя мнѣ было тогда только восемь лѣтъ. Много разказовъ слышалъ я въ дѣтствѣ объ этомъ печальномъ происшествіи отъ стараго дворецкаго, отъ экономки; она со слезами вспоминаетъ до сихъ поръ обо всемъ этомъ, и мнѣ давно запала въ душу мысль во что бы ни стало отыскать Божену и ея ребенка. Много разъ я пытался разспрашивать отца объ этоіъ дѣлѣ, но онъ всегда уклонялся отъ подобнаго разговора. Здоровье его стало разстраиваться, и мнѣ часто казалось что онъ испытываетъ угрызеніе совѣсти. Въ началѣ нынѣшняго года отецъ такъ сильно расхворался что казалось не возвратится болѣе къ жизни. Онъ сдѣлалъ нѣкоторыя семейныя распоряженія, призвалъ меня къ себѣ и сказалъ что приготовляясь къ смерти, онъ желалъ бы вознаградить чѣмъ-нибудь Божену, если она жива, и ея ребенка. Тогда мы рѣшили что я весной поѣду въ Богемію. Къ счастію отцу моему сдѣлалось лучше, онъ остался живъ; но намѣренія своего онъ уже не захотѣлъ измѣнить. Вашъ отецъ, Милица, былъ двоюродный братъ моему отцу и они съ молодыхъ лѣтъ были очень дружны, даже имя мнѣ дано въ честь моего дяди. Я уже писалъ моему отцу что нашелъ дочь умершей Божены и васъ, мой почтенный старецъ. Теперь буду ожидать отъ отца отвѣта и сумму которую онъ вамъ назначилъ.
   Старикъ поблагодарилъ его, сказавъ что судьбы Божіи неисповѣдимы.
   Въ это время лакей доложилъ что баронесса приказала просить ихъ въ домъ, къ ужину. Лишь только дѣдушка Илекъ, опираясь на руку внучки, вошелъ въ столовую, какъ гостепріимная хозяйка усадила ихъ къ столу, сказавъ:
   -- А мы сейчасъ толковали съ докторомъ о вашемъ зрѣніи, почтенный панъ Илекъ! Докторъ хорошій операторъ, онъ хочетъ посмотрѣть ваши глаза. Если это катаракты, то ихъ можно снять.
   При этихъ словахъ старикъ вздрогнулъ и съ непритворнымъ смиреніемъ воскликнулъ:
   -- Достоинъ ли я того чтобы Господь послалъ мнѣ такую радость! Но какія имѣю я средства чтобы прибѣгнуть къ операціи?
   -- Мы все возьмемъ на себя! возразила растроганная баронесса.-- Вы останетесь у насъ, вамъ отведутъ комнаты во флигелѣ; и завтра же нашъ добрый докторъ осмотритъ ваши глаза.
   Во время этого разговора докторъ подошелъ и, всматриваясь въ глаза старика, сказалъ что онъ надѣется что съ помощію Божію операція удастся.
   -- Благослови васъ заступница Матерь Божія! произнесъ сквозь слезы старикъ и искалъ руку баронессы.
   Милица, угадавъ намѣреніе дѣда, подошла къ баронессѣ и почтительно поцѣловала у нея руку. Баронесса потрепала ее по щекѣ, и видя что дѣвушка вся дрожитъ отъ испытанныхъ ею въ тотъ вечеръ разнообразныхъ впечатлѣній, поцѣловала ее въ лобъ, говоря съ неописанною добротой:
   -- Успокойтесь, душенька! Богъ дастъ, все устроится къ лучшему.
   

XVI.

   Во флигелѣ, въ чистой, просторной комнатѣ съ закрытыми ставнями, на покойной, роскошной постели, лежалъ дѣдушка Илекъ съ перевязкою на глазахъ, и уста его тихо шептали молитву. Милица проливала слезы радости и благодарила всемогущаго Господа. Операція кончилась счастливо. Докторъ осмотрѣлъ глаза и объявилъ что старикъ будетъ видѣть. Говорить ли о томъ что пережила Милица за все это время? Сколько душевнаго волненія испытано ею, сколько горячихъ молитвъ вознесено къ престолу Всевышняго! Двѣ недѣли длилось это мучительное состояніе неизвѣстности. Наконецъ всѣ вздохнули свободно -- Господь возвратилъ зрѣніе почтенному старцу Илеку.
   Осторожно отворивъ дверь вошелъ докторъ и ввелъ къ своему паціенту баронессу и Нестора.
   -- Поздравляю тебя, мое дитя! сказала баронесса, обнимая Милицу, и обращаясь къ дѣдушкѣ, прибавила:-- Вотъ видите! Богъ не оставилъ васъ Своею милостію. Зрѣніе вамъ возвращено.
   Дѣдушка хотѣлъ было излить предъ нею въ горячихъ выраженіяхъ всѣ чувства благодарности, которыми была прелолнена его душа; но докторъ деспотически положилъ ему руку на ротъ и запретилъ говорить.
   -- Подождите, будетъ время! говорилъ онъ, радуясь успѣху своей операціи.-- Скоро карантинъ кончится, я надѣюсь, и вы опять взглянете на свѣтъ Божій.
   Несторъ въ болѣзнь дѣдушки не рѣдко имѣлъ случай видѣться съ Милицей, правда на короткое время, но этого достаточно было для того чтобы молодой человѣкъ съ пылкою душой искренно привязался къ ней. Онъ видѣлъ ея непринужденную грацію, ея душевную чистоту, въ соединеніи съ цѣльностію глубокой натуры; этотъ почти дѣтскій, хотя и серіозный взглядъ производилъ на него чарующее впечатлѣніе. Но ему вдругъ мелькнула мысль: къ чему приведетъ эта страсть? Надо побѣдить себя: и произнеся этотъ приговоръ своей неразумной любви, началъ избѣгать встрѣчи съ Милицей, даже ѣздилъ съ барономъ въ Прагу чтобъ развлечься, но возвратился въ замокъ опять съ тѣмъ же чувствомъ. Стало-быть заключилъ онъ, борьба безполезна и напрасна. Вскорѣ послѣ того онъ пришелъ навѣстить больнаго. Милицы не было около дѣдушки.
   -- Внучка такъ измучилась уходомъ за мною, сказалъ онъ слабымъ голосомъ.-- Выбѣжала въ садъ подышать чистымъ воздухомъ.
   Черезъ минуту Несторъ бросился туда; вечернее солнце багровою полосой уходило за горы, воздухъ свѣжѣлъ, въ саду уже никого не было изъ семейства барона. Тѣмъ лучше! Несторъ обѣжалъ всѣ дорожки, заглянулъ въ бесѣдку -- нигдѣ не нашелъ Милицы. "Что я ее здѣсь ищу! думаетъ онъ. Она по своей застѣнчивости не пойдетъ туда гдѣ можетъ встрѣтить гостей баронессы... Пойду къ обрыву! Тамъ уединенное мѣсто. Она тамъ скорѣе будетъ!" И онъ не ошибся. Издали мелькнули бѣлые рукава ея кисейной сорочки и красный платочекъ, накинутый на черные волосы. Онъ поспѣшно кинула впередъ. Къ свѣтской дѣвушкѣ, къ равной себѣ, онъ подошелъ бы можетъ-быть смѣлѣе; но тутъ, какъ будто скованный чѣмъ-то, остановился, притаясь за деревомъ -- и все замерло въ немъ" Она стояла близко, ухватясь за сукъ явора, нѣсколько перевѣсившись внизъ своимъ гибкимъ станомъ и внимательно всматриваясь въ долину. Вдали слышалось пѣніе. Несгоръ сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ, подошелъ ближе, и все еще незамѣченный ею, сталъ прислушиваться. Пріятный мужской голосъ пѣлъ простонародную чешскую пѣсню, и какъ Несторъ зналъ этотъ языкъ, то хорошо понялъ ея смыслъ.
   
   Ты гора, гора высокая!
   Гдѣ дѣвалась черноокая?
   За горами тамъ сокрылася,
   Словно зоренька затьмилася.
   
   Безъ нея увяли радости,
   И теперь ужь въ моей младости
   Нѣтъ другаго утѣшенія,
   Кромѣ слезъ да сокрушенія.... *
   * Это одна изъ самыхъ популярныхъ народныхъ лѣсенъ въ Чехіи.
   
   Голосъ умолкъ. Милица вздрогнула и отшатнулась назадъ. Сквозь кустарникъ подъ горою мелькнула кудрявая голова Вита и скрылась на поворотъ дороги. Несторъ, жадно слѣдившій за всѣми ея движеніями, подошелъ къ обрыву и узналъ того молодаго бѣлокураго крестьянина который сидѣлъ съ букетомъ въ рукѣ въ хижинѣ дѣдушки Илека. "Это ея поклонникъ!" рѣшилъ онъ про себя со жгучею болью въ сердцѣ и повернувшись увидѣлъ предъ собою Милицу. Ее смутила нечаянность встрѣчи, она хотѣла тотчасъ же уйти, но Несторъ быстро схватилъ ея руку и удержалъ.
   -- Побудьте здѣсь немного! Куда вы торопитесь? говорилъ онъ, самъ не зная что говоритъ.-- Что вашъ дѣдушка? Лучше ли ему? Хорошо ли онъ провелъ ночь?
   -- Ему, слава Богу, лучше, отвѣчала Милица, робко потупясь предъ знойнымъ взглядомъ Нестора, котораго восхищало и бѣсило ея дѣвственное спокойствіе и гордое движеніе, съ которымъ она высвободила свою руку. "Нѣтъ, подумалъ онъ, простой крестьянинъ не можетъ быть моимъ соперникомъ!.. Она сама инстинктивно сознаетъ свое высокое рожденіе!" И тутъ онъ со всею живостью южной натуры, которую препятствія могутъ только раздражить, высказалъ ей многое, изъ чего она, несмотря на свою неопытность, заключила что онъ далеко не равнодушенъ къ ней. "Эта ли сфера предназначена ей судьбой, говорилъ Несторъ въ пылу своей любви, по ея красотѣ и по крови которая течетъ въ ея жилахъ? Здѣсь, томиться въ этой глуши, въ этой бѣдной лачужкѣ, среди необразованныхъ крестьянъ... На то ли она рождена?" Несторъ горячо, страстно доказывалъ ей что съ ея умомъ, ей легко дополнить дары природы образованіемъ, которое дастъ ей возможность сразу занять высокое положеніе въ свѣтѣ. Что онъ, движимый родственными чувствами, давно отыскиваетъ ее чтобы подать ей руку и поднять на ту ступень для которой она рождена.
   Эти слова, звучавшія такою страстностію, отуманили голову Милицы; она не вдругъ сообразила что ей отвѣчать и куда клонитъ онъ весь этотъ разговоръ. Она ясно поняла одно въ эту минуту, что онъ хочетъ доказать ей какъ печальна обстановка посреди которой она живетъ. И Милица, поднявъ на него строгій взглядъ, съ свойственнымъ ей достоинствомъ отвѣчала:
   -- Я не знаю почему вамъ кажется что я такая несчастная, такая жалкая? Дѣдушка меня такъ лелѣетъ и любитъ! И всѣ сосѣди со мной ласковы. Чего мнѣ недостаетъ?
   Несторъ не успѣлъ еще опомниться отъ ея простыхъ искреннихъ словъ, какъ Милица рванулась отъ него и ушла такъ быстро, что молодой Сербъ едва успѣлъ поцѣловать ея руку. Яркій румянецъ выступилъ на ея лицѣ; она опрометью побѣжала въ замокъ по едва замѣтной тропинкѣ, съ трудомъ побѣждая свое смущеніе и трепетъ, какъ вдругъ слухъ ея поразилъ какой-то злобный хохотъ; она въ страхѣ обернулась и увидѣла что изъ-за кустовъ выставилась осклабленная рожа косаго писаря, который показывалъ на нее пальцемъ управляющему, и оба безпощадно насмѣхались надъ нею. "Ай да Цыганка! раздалось въ ушахъ ея, какъ крикъ зловѣщей птицы -- вишь куда метитъ!..." Что хотятъ она сказать? смутно твердила она, ускоривъ шаги и едва переводя дыханіе; а вслѣдъ ей долго еще разсыпался по вечернему воздуху ихъ необузданный хохотъ. Она прибѣжала домой совершенно измученная. Дѣдушка встрѣтилъ ее словами:
   -- Гдѣ ты такъ долго пропадала?
   -- Съ Несторомъ говорила, отвѣчала она тихимъ голосомъ, не желая обнаружить своего смущенія.
   -- Ну чтожь онъ сказалъ тебѣ?
   -- Послѣ все разкажу вамъ, дѣдушка, когда совсѣмъ выздоровѣете, теперь докторъ запрещаетъ съ вами разговаривать.
   И дѣдушка, нечего дѣлать, удовлетворился этимъ отвѣтомъ, боясь преступить предписаніе доктора; а Милица между тѣмъ чувствовала лихорадочную дрожь, перебирая въ головѣ своей слова Нестора и вспоминая его взглядъ, полный любви и нѣжности.
   

XVII.

   Спустя три дня дѣдушкѣ стало настолько лучше что онъ могъ уже сидѣть съ зеленымъ зонтикомъ на глазахъ, и въ комнатѣ былъ полусвѣтъ. Радость его была невыразима, когда онъ увидѣлъ черты лица своей обожаемой внучки, которая въ его воображеніи все представлялась восьмилѣтнею дѣвочкой. Любуясь ея красотой и высокимъ прекраснымъ ставомъ, онъ не зналъ какъ благодарить Бога и едва могъ одерживать свой восторгъ.
   -- Теперь бы небо... небо хотѣлось мнѣ видѣть поскорѣе! Наши тѣнистыя Буковины и скалы наши, и сосѣдей и друзей.
   Во время взрыва этого почти юношескаго восторга, Милица стояла подлѣ него, не замѣчая какъ по лицу ея струились крупныя слезы; она внутренно благословляла Господа, и боясь за дѣдушку, уговаривала его быть спокойнѣе.
   -- Докторъ сказалъ, чѣмъ вы менѣе будете волноваться, тѣмъ скорѣй онъ насъ отпуститъ домой, говорила Милица съ оттѣнкомъ какой-то меланхоліи.-- Я соскучилась по нашей хижинѣ. Изъ замка уйти хочется скорѣе.
   Едва проговорила она эти слова, какъ тихо отворилась дверь и бабушка Драгоневскихъ осторожно вошла въ комнату.
   -- Подойдите-ка, подойдите поближе! Вѣдь я вижу васъ теперь! воскликнулъ съ увлеченіемъ радостный старикъ.
   -- Господи! Царь Ты мой Небесный! Неужто это правда! всплеснула руками бабушка.-- Мнѣ все не вѣрилось... Ну, поздравляю!
   И она съ самымъ искреннимъ удовольствіемъ подошла поближе и заглянула ему подъ зонтикъ.
   -- А вы мало перемѣнились, бабушка, замѣтилъ прозрѣвшій старикъ съ обычною своею веселостью.-- Не то что моя внучка. Ее я бы ни за что не узналъ, кабы гдѣ встрѣтилъ.
   -- Какъ мнѣ не перемѣниться! У меня столько горя, возразила, вздыхая, старуха.
   -- Ужь и горя! Что же это такое? спросилъ Илекъ, недоумѣвая.-- Кажется васъ всѣмъ Богъ благословилъ.
   -- Да вотъ все со внукомъ плачу. Ходитъ какъ туча черная, не пьетъ не ѣстъ. Боюсь, кинетъ насъ всѣхъ, да въ монастырь уйдетъ, и останемся мы одни старика горе мыкать. А ужь за твоею серной, Милица, да за скворкой онъ такъ ухаживаетъ, какъ добрая нянька. Кажется, ему только и радости что съ ними. А скворка плутъ, какъ нарочно, все кричитъ: Милица, гдѣ ты? Милица, гдѣ ты?
   Малицѣ и отраденъ и тяжелъ былъ этотъ разговоръ, она постаралась поскорѣе прервать его, сказавъ:
   -- Я такъ вамъ благодарна что навѣстили насъ, бабушка, только, извините пожалуста, докторъ запрещаетъ долго оставаться въ комнатѣ больнаго. Скажите Виту спасибо что онъ ходитъ за моими питомцами. Я постараюсь вамъ сама чѣмъ-нибудь послужить.
   Бабушка тотчасъ встала и, прощаясь съ дѣдушкой, извинилась что долго засидѣлась у больнаго, потому что очень обрадовалась его видѣть зрящимъ. Милица вышла ее провожать, а бабушка шепнула ей на прощаньѣ:
   -- Скоро ли вы отсюда? У насъ ужь тамъ Богъ вѣсть что толкуютъ. Витъ съума сходитъ.
   Милица блѣднѣла и краснѣла, опустивъ глаза въ землю, и не знала что ей отвѣчать. Старуха выразительно глядѣла на нее, качая головой, и молча вышла изъ корридора. На дворѣ встрѣтилась бабушкѣ знакомая прачка Анна, и долго онѣ толковали о чемъ-то и обѣ размахивали руками и горячились; наконецъ старуха, печально опустивъ голову на грудь, побрела домой. Дорогой ее разобрала злость. "Изъ-за чего, право не знаю, ворчала она сердито, мы такъ ухаживаемъ за этою дѣвчонкой?... Да Богъ съ ней совсѣмъ!... Лучше бросилъ бы онъ о ней думать!..."
   Вся семья Драгоневскихъ собралась обѣдать, ждали только бабушку. Наконецъ, сильно хлопнувъ дверью, взошла она, нетерпѣливо сбросила съ головы платокъ и не долго думая разразилась упреками.
   -- Говорила что другую невѣсту найдемъ -- такъ нѣтъ! Поставилъ на своемъ! Вотъ и не вышло ничего путнаго. Уши вянутъ, чего я тамъ наслушалась въ замкѣ! А стала ей говорить, она какъ маковъ цвѣтъ вся зардѣлась отъ стыда, ни слова мнѣ не молвила, только глаза потупила въ землю. Вотъ кабы Витъ послушался насъ, да посваталъ бы Лидушку, мельникову дочь, такъ не ходилъ бы теперь какъ къ смерти приговоренъ...
   У Вита ложка задрожала въ рукѣ, онъ весь измѣнился въ лицѣ, положилъ салфетку, вылѣзъ изъ-за стола и молча, съ поникшею головой, вышелъ изъ комнаты.
   -- Охота вамъ была, матушка, рубить съ плеча, проговорила чуть не со слезами нѣжная мать Вита.-- Парень и такъ самъ не свой, того и гляди умретъ съ тоски. Что мы тогда? Надо бы исподволь приготовить его... да поосторожнѣе.
   -- Нечего бабьи сплетни слушать! вступился въ рѣчь отецъ нашего молодаго человѣка.-- Не вѣрю я никакимъ этимъ глупостямъ. Вотъ дайте срокъ: выздоровѣетъ Илекъ, спросимъ у него у самого, тогда всю правду узнаемъ. Онъ не покривитъ душою.
   Долго бабушка не могла однако успокоиться и не лереставала ворчать про себя: "На бѣду нашу залетѣлъ сюда этотъ окаянный Несторъ. Господи прости! Вотъ теперь сиди да мучайся!"
   Насталъ наконецъ желанный день, свѣтлый и радостный. Милица, проснувшись, вскрикнула:
   -- Дѣдушка, родимый! Неужели правда что намъ можно идти домой сегодня?
   -- Докторъ отпустилъ, такъ стало-бытъ можно, отозвался старикъ не безъ живѣйшаго удовольствія;-- только обѣщался синія очки принести, дай Богъ ему здоровья!
   -- А къ баронессѣ пойдемъ прощаться?
   -- Еще бы не идти къ такимъ благодѣтелямъ. Пойдемъ оба съ тобою и припадемъ къ ихъ ногамъ. Но что имъ наша благодарность? Самъ Господь Всемогущій вознаградитъ ихъ за ихъ великое благодѣяніе.
   Одѣлись и пошли вверхъ, въ комнаты баронессы; тамъ нашли они и барона. У Милицы страшно билось сердце при мысли что она можетъ встрѣтить тамъ Нестора; ей казалось что она уже чувствуетъ силу взгляда его на себѣ и теряетъ всякую бодрость духа. Она между тѣмъ считала себя связанною словомъ, которое дала Виту. Нестора къ счастію тамъ не было, когда они пришли благодарить барона и баронессу, и тѣ, надѣливъ ихъ подарками, ласково отпустили домой.
   Описывать ли восторгъ съ которымъ старикъ увидѣлъ, послѣ долгихъ лѣтъ мрака, голубое, безоблачное небо, цвѣтущіе луга, любимые его красновато-сѣрые утесы, косматыя сосны и всю эту живую, блестящую яркими красками природу, и подлѣ себя ненаглядную красавицу-ввучку? Какія минуты можетъ человѣкъ переживать въ своей жизни! А Милицу между тѣмъ всѣ эти разнообразныя ощущенія сильно потрясали, она то плакала, то смѣялась, то начинала пѣть свои любимыя пѣсни, то молитвенно устремляла глаза на небо, и умолкала, то съ боязнію и трепетомъ слѣдила за каждымъ шагомъ дѣдушки, забывая что онъ уже самъ видитъ дорогу, то рѣзво заглядывала ему подъ зеленый зонтикъ и съ любовію улыбалась въ отвѣтъ на его ласковый взглядъ.
   -- Какъ счастливы мы! воскликнула она, окинувъ восторженнымъ взоромъ эту красивую мѣстность, которую она какъ будто видѣла въ первый разъ, но вдругъ какое-то томительное чувство подавило эту радость, камнемъ легло на душу и исторгнуло вздохъ изъ груди ея. Ей стало страшно, точно она предвидѣла что-то роковое въ судьбѣ своей.
   -- Теперь знаешь ли, Милица, кого мнѣ прежде всѣхъ хочется видѣть?
   -- Кого, дѣдушка? разсѣянно откликнулась она.
   -- Кого же какъ не жениха твоего, Вита Драгоневскаго?
   При этомъ имени лицо Милицы омрачилось.
   -- Дѣдушка, сказала она запинаясь.-- Можетъ-быть онъ теперь уже отдумалъ.
   -- Вотъ еще! Да съ какой же стати?
   Тутъ она краснѣя разказала весь свой разговоръ съ Несторомъ и безпокойство бабушки и ея суровыя слова. Дѣдушка все выслушалъ молча, наконецъ тяжко вздохнулъ и промолвилъ:
   -- На все воля Господня.
   И скоро они подошли къ хижинѣ. Радость старика возобновилась при видѣ своего жилища, которое пробуждало въ душѣ его столько воспоминаній грустныхъ и радостныхъ, и все прошлое живо воскресло въ его памяти, когда онъ переступилъ порогъ своей избушки. Присѣвъ на скамью у входа, онъ задумался.
   -- Здѣсь въ этомъ уголку играла въ куклы моя Боженка, когда была малюткой, говорилъ онъ въ полголоса, какъ бы самъ съ собою.-- Какъ вижу ея бѣлокурую головку и эти синіе, какъ бирюза, глазки. А вотъ тамъ, на этомъ пригоркѣ, я хотѣлъ устроить для нея бесѣдку, когда шелъ за нею въ Пелешаны и не засталъ уже ее въ живыхъ.
   -- Дѣдушка милый! зачѣмъ эти печальныя грёзы? А я такъ чувствую такую радость и счастіе, что у меня духъ захватываетъ. Мнѣ бы хотѣлось громко закричать всѣмъ скаламъ и деревьямъ: дѣдушка видитъ васъ!... видитъ все твореніе Божіе!
   -- Точно, дитя мое, правда твоя. Намъ нужно прежде всего благодарить Бога за всѣ Его щедроты. Ты разумнѣе меня, моя горлица! Смѣйся, радуйся! Чистая душа не знаетъ мрачной задумчивости. Веселость -- неоцѣненный даръ Божьяго милосердія.
   Говоря это, набожный старикъ приблизился къ окну и искалъ глазами твердь небесную. Съ невыразимою любовью глядѣлъ онъ на чистѣйшую лазурь, которая виднѣлась изъ-за вѣтвей явора, и птичка порхая и чирикая садилась на зелень, точно поздравляли его съ возвращеніемъ зрѣнія. Теперь онъ вздохнулъ полною грудью и съ благоговѣніемъ помыслилъ: "О Боже! какъ прекрасно все созданное Тобою!"
   Милица въ это время топила печь, прибирала комнату и, заглядывая въ пустой хлѣвушокъ, горѣла нетерпѣніемъ поскорѣй увидѣть свою серну и скворку, которыхъ ей недоставало.
   

XVIII.

   Часу въ десятомъ утра, на слѣдующій день, бабушка Драгоневскихъ принесла клѣтку со скворцомъ, а служанка ея вела за нею серну. Въ эту самую минуту судьба, какъ бы играя человѣческими сердцами, ставила имъ все на перекоръ: въ глаза старухи мелькнулъ изящный букетъ изъ оранжерейныхъ растеній, въ серебряной оправѣ, перевязанный широкими алыми лентами, а изъ-за букета выставилось весноватое лицо Мартына, съ торжествующею улыбкой.
   Онъ былъ облеченъ въ богатую ливрею и на шляпѣ его красовалась золотая кокарда. Бабушка съ своею служанкой вытаращила глаза и молча стали ожидать что будетъ дальше. Милица переконфузилась и отвернувшись уткнулась въ клѣтку скворца, но отъ волненія не знала что сказать боязливой птицѣ, которая на бѣду тоже молчала въ эту критическую минуту. Мартынекъ между тѣмъ назвалъ нашу молодую дѣвушку "слечною {Слечна, (slecna) по-чешски барышня. Шлехтичь (slechtic) -- дворянинъ, а изъ этого слова образовалось сокращенное slecna, т.-е шлехтична (slechticna).} Милицей" и, торжественно подавая ей букетъ, сказалъ:
   -- Вотъ вамъ! Это навѣрное васъ потѣшитъ! Мой знаменитый баринъ графъ Несторъ Несторовичъ посылаетъ вамъ это, и самъ пріѣдетъ сегодня къ вамъ въ гости.
   Бабушка крѣпко закусила нижнюю губу и вышла вонъ, ни съ кѣмъ не простясь; а служанка ея, лукаво улыбнувшись, взглянула изъ-подлобья на Милицу и поклонившись пошла за бабушкой. Сильно забилось сердце у Милицы. Холодность бабушки очень смутила ее. Съ нѣкоторыхъ поръ бѣдная дѣвушка встрѣчала повсюду двусмысленныя улыбки, насмѣшливые взгляды, колкія слова. Ей все еще слышался хохотъ, который раздался въ кустахъ у обрыва, и предъ нею словно мелькнула злобная рожа косаго писаря. А тутъ этотъ подарокъ отъ Нестора! Она не знала что ей дѣлать и робко взглянула на дѣдушку, не протягивая руки за букетомъ. Дѣдушка понялъ ее и выручилъ изъ бѣды.
   -- Мартынекъ! сказалъ онъ:-- дай-ка мнѣ сюда букетъ-то! Моя внучка не приметъ букета. Дѣвушкамъ это щекотливо, особенно отъ такого важнаго барина.
   Мартынекъ сконфузился, однако ловко повернулся на коблукахъ, подпрыгнулъ, подавая букетъ старику и съ низкими поклонами вышелъ изъ горницы. "Что я за дуракъ! ворчалъ онъ про себя дорогою, такъ и скажу ему что она не приняла букета. Какъ бы не такъ! Не приняла! Ишь какая принцесса -- Цыганка! Нѣтъ, Мартынекъ знаетъ свое дѣло хорошо. Мы, разумѣется, скажемъ что дескать ужасно обрадовалась и прочее такое..."
   Послѣ того какъ вышелъ изъ комнаты Мартынекъ, Милица долго сидѣла словно ошеломленная, и дѣдушка, понимая ея чувства, не сдѣлалъ ей ни одного вопроса, и въ хижинѣ водворилась мертвая тишина. Какъ вдругъ загремѣли колеса щегольскаго кабріолета, и Несторъ ловко соскочилъ съ подножки, и передавъ вожжи жокею, поправилъ свои густые какъ смоль черные волосы и отворилъ дверь. Вошелъ блестящій молодой человѣкъ съ мужественною красотою и съ живыми пріемами южной натуры. Милица робко прижалась къ плечу дѣдушки. Никто не начиналъ рѣчи, чувствуя какую-то неловкость, только скворка, прыгая по клѣткѣ, нисколько не конфузясь, кричалъ: Скворушка панъ! Милица меня не любитъ! Дѣдушка первый началъ.
   -- Позвольте узнать чему я обязанъ честью видѣть васъ у себя?
   -- Я пришелъ къ вамъ съ намѣреніемъ равно важнымъ для меня, а можетъ-быть и для васъ, отвѣчалъ Несторъ, бросивъ на Милицу пристальный взглядъ, который еще болѣе смутилъ молодую дѣвушку:-- Такъ какъ мой отецъ глубоко оскорбилъ васъ, то я хочу поправить его ошибку, предложить руку и сердце вашей внучкѣ и сдѣлать ее госпожей всего нашего имѣнія.
   У дѣдушки сдвинулись сѣдыя брови и онъ молча, но вопросительно посмотрѣлъ на Милицу, въ то время какъ Несторъ продолжалъ съ нѣкоторымъ волненіемъ въ голосѣ:
   -- Я долго отыскивалъ ее, и полюбилъ съ первой минуты, теперь отъ васъ обоихъ зависитъ счастіе всей моей жизни.
   Старикъ откашлялся и окидывая быстрымъ взглядомъ красивую наружность молодаго Серба съ трудомъ могъ выговорить:
   -- Я до тѣхъ поръ не скажу вамъ ни слова въ отвѣтъ, пока не услышу отъ самой внучки моей согласна она или нѣтъ быть вашею женой. Съ ея сердца я воли не снимаю.
   Сказавъ это, дѣдушка печально поникнулъ головой и задумался.
   -- Дѣдушка! я никогда васъ не оставлю! вскрикнула Милица со слезами на глазахъ.
   -- Я не разлучу васъ съ почтеннымъ дѣдушкой, прервалъ ее горячо Несторъ:-- я знаю какъ вы къ нему привязаны. Напротивъ, если ты, Милица, осчастливишь меня своимъ согласіемъ, то дѣдушка конечно поѣдетъ съ нами, и мы вмѣстѣ съ тобою будемъ его успокоивать и любить.
   -- О нѣтъ! нѣтъ! я не поѣду! вырвалось невольно изъ груди старика, какъ болѣзненный стонъ.
   Несторъ понялъ какъ тяжело этому человѣку всякое воспоминаніе о Бѣлградѣ и поспѣшилъ сказать:
   -- Зачѣмъ же впрочемъ вамъ оставлять эти прекрасныя мѣста? Я выстрою здѣсь домикъ въ швейцарскомъ вкусѣ, и мы будемъ жить на вашихъ скалахъ, не лишая васъ роднаго гнѣзда, но предоставивъ вамъ, на старости лѣтъ, всѣ удобства жизни и окруживъ васъ всевозможными попеченіями и любовью.
   На это старикъ опять не могъ ничего отвѣтить, и снова бросивъ взглядъ на внучку, сказалъ:
   -- Ты одна можешь рѣшить вашу общую судьбу.
   Милица зарыдала и бросилась дѣдушкѣ за шею; сквозь слезы ея слышались слова: "Въ эту минуту я не могу дать отвѣта... Дайте мнѣ нѣсколько дней... подумать..."
   При этихъ словахъ Несторъ гордо всталъ и простился съ нѣкоторою холодностію, однако говоря что не теряетъ надежды. Оставшись наединѣ дѣдушка и внучка молчали, какъ бы щадя другъ друга. Милица сѣла за работу; иголка мелькала въ рукѣ ея; дума сжимала сердце, наконецъ она подняла глаза.
   -- Дѣдушка! воскликнула она со стѣсненнымъ дыханьемъ, что мнѣ дѣлать? научите!.. Вы знаете что я во всемъ на васъ полагаюсь. Что вы скажете, такъ и будетъ.
   -- Я не могу ничего рѣшить, потому что не знаю который тебѣ больше по душѣ.
   -- Лучше не спрашивайте объ этомъ, дѣдушка! съ болью вскрикнула молодая дѣвушка и побѣлѣла какъ полотно. Руки ея затряслись и иголка упала на подъ: "Ну, подумалъ дѣдушка, глядя на хорошенькую головку внучки, снова нагнувшейся прилежно надъ шитьемъ,-- этотъ Сербъ ей, кажется, больше нравится... да и не мудрено." И какъ ни грустно стало старику при этой мысли, онъ покорился, предоставивъ все водѣ Провидѣнія.
   Насталъ вечеръ. Милица ранѣе обыкновеннаго простилась съ дѣдушкой и улеглась въ постель; но не имѣя силъ отстранить отъ себя мучительныхъ думъ, она никакъ не могла заснуть. Ей было душно въ комнатѣ, и раскрывъ глаза она увидѣла лунный свѣтъ: встала, сѣла къ окну и отворила его, чтобъ подышать чистымъ воздухомъ. Дѣдушка услышалъ что она скрыпнула задвижкой, окликнулъ, но не подучивъ отвѣта, подошедъ къ ея кровати.
   -- Ты не спишь, дитя мое? Христосъ съ тобою! Ужь первый часъ.
   Говоря это старикъ пощупалъ ея голову.
   -- Ничего, дѣдушка, я здорова! не безпокойтесь!.. Только скучно... что-то не спится. Дѣдушка, мнѣ кажется что Драгоневскіе совсѣмъ уже оставили это дѣло. Видѣли, какъ давича бабушка была неласкова съ нами. Ушла, даже и не простилась.
   -- О!.. охъ! дитя мое! сказалъ въ отвѣтъ старикъ, ловимая куда клонятъ слова внучки:-- Бабушка-то положимъ -- посердится и ничего; а вотъ Витъ-то, бѣдняга.. Тотъ пожалуй не перенесетъ. Помнишь, что бабушка говорила, какъ приходила навѣщать меня въ замкѣ, что онъ ходитъ какъ туча черная.
   -- Не будемъ, дѣдушка, больше объ этомъ говорить! воскликнула Милица съ какимъ-то болѣзненнымъ чувствомъ.
   -- Хорошо, хорошо, моя голубка! Только ложись и усни покойно. Ты вся дрожишь и руки похолодѣли. Утро вечера мудренѣе. Завтра обо всемъ перетолкуемъ.
   Милица поцѣловала руку у дѣдушки и сейчасъ легла въ постель, чтобъ его успокоить; но когда убѣдилась что онъ крѣпко уснулъ, она опять заглянула въ окно на тихую, лунную ночь, и ей опять стадо тѣсно подъ кровлей ихъ маленькаго жилища; она наскоро одѣлась, осторожно отворила дверь и вышла вонъ изъ хижины. Ночь была обворожительна. Ни одинъ листокъ не шелохнулся. Она взобралась на ближайшую скалу. На востокѣ уже отдѣлилась прозрачная полоса воздуха и начало свѣтать. Глаза Милицы задумчиво остановились на домѣ Драгоневскихъ и она увидѣла что какая-то человѣческая фигура ходитъ взадъ и впередъ отъ ихъ дома до хижины сосѣда Чернотуса. Ей сердце защемило, и что-то отдалось въ немъ въ родѣ упрека. Въ полусвѣтѣ она узнала Вита. "И онъ не спитъ! шептала она, тревожно. Стало-бытъ ему не легко!" Силы ей начали измѣнять, она прилегла на камень, облитый утреннею росой, и все въ ней какъ будто стали замирать, тишина воздуха проникала въ ея жилы, синее небо съ любовью заглядывало ей въ очи; послѣдняя звѣздочка скатилась и померкла, точно къ ней летѣла на встрѣчу. Милица всѣмъ существомъ своимъ потонула въ лазури небесной, которая притягивала ее къ себѣ обаятельною силой, и вдругъ она ощутила что все окружающее начало мало-по-малу исчезать -- и скала на которой она дежала, и деревья которыя склонялись надъ нею своими зелеными вѣтвями, и хижины; а глаза все больше и больше стремились въ глубь этихъ далекихъ синихъ небесъ, и гдѣ-то раздалось тихое пѣніе. Мужественный голосъ нѣжно шепчетъ ей слова любви, онъ зоветъ ее по имени, онъ умоляетъ ее дать себѣ отдыхъ. Она оглянулась, и яркіе черные глаза, какъ горячіе угли, лрожгли ея душу. Его рука обнимаетъ ея станъ. "Не бойся! ты моя жена!" шепчетъ влюбленный голосъ.-- Жена? спрашиваетъ она. "Да, мы обвѣнчаны! Мы ѣдемъ въ Бѣлградъ". "О! мой милый!" шепчетъ она и ищетъ его руку. Его рука холодна какъ мраморъ, и лицо страшно блѣдно. Она простираетъ къ нему объятія, но огромный утесъ спускается и заслоняетъ все. Она зоветъ: Несторъ! Въ эту минуту ударъ грома потрясаетъ воздухъ, потомъ все стихаетъ, настаетъ невозмутимое спокойствіе. Вдругъ раздается страшный, необузданный хохотъ, повторяемый эхомъ горъ, и слышатся слова: Витъ умеръ! "Витъ умеръ!" воскликнула она и вскочила на ноги; утро обдало ее ароматною свѣжестью, лихорадочная дрожь пробѣжаіа по всѣмъ ея членамъ, рукой она провела по глазамъ, и едва переводя дыханіе, невольно прислушивалась къ отдаленному отголоску: Витъ умеръ! Съ глухимъ рыданьемъ Милица побѣжала домой и бросилась на постель.
   

XIX.

   Солнышко давно уже привѣтливо освѣщало маленькое жилище дѣдушки Илека, время подходило къ полдню, а внучка его все еще не просыпалась. Съ безпокойствомъ ходилъ старикъ по комнатѣ, заложивъ руки за спину, и неоднократно на цыпочкахъ подходилъ къ спящей Милицѣ, но не рѣшался будить ее, вспомнивъ что она почти всю ночь провела безъ сна. "Господь съ нею! Пусть себѣ отоспится!" успокаиваетъ себя дѣдушка, глядя на разгорѣвшееся лицо, полуоткрытыя уста милой внучки; но прислушиваясь къ ея тяжелому неровному дыханью, онъ содрогнулся, смутное предчувствіе сжало его сердце и въ умѣ его мелькнула страшная мысль: ужь не разнемоглась ли она? Наконецъ она быстро открыла глаза, горѣвшіе лихорадочнымъ огнемъ, привстала на постели и дико озираясь кругомъ вскрикнула, съ ужасомъ указывая въ пустое пространство:
   -- Вы слышали? Витъ умеръ!
   -- Какъ умеръ! Когда? Кто тебѣ сказалъ?
   -- Развѣ вы никого не видите, дѣдушка?
   -- Никого не вижу, мой голубчикъ!
   -- Вонъ стоитъ Мартынекъ.
   И она указывала на печку, которую въ это время освѣщалъ лучъ солнца. Илекъ содрогнулся и старался ее образумить, но она еще громче закричала:
   -- Нѣтъ, умеръ! умеръ! Я увидѣла его... ночью. Не перенесъ! Обратился въ камень. Въ огромный камень!
   И она тоскливо заметалась на постели; черные волосы ея густою волной разсыпались по подушкѣ, глаза сверкали ужасомъ, а у испуганнаго старика ручьемъ катились слезы. "Она въ бреду!" шепталъ онъ. "Боже мой! Что же мнѣ дѣлать?"
   Бѣдный Илекъ совершенно растерялся въ первую минуту. А Милица между тѣмъ, безсмысленно и боязливо устремивъ глаза на дверь и укутываясь въ одѣяло, твердила:
   -- Вонъ они! Вонъ стоятъ и хохочутъ! Какъ хохочутъ! Какъ хохочутъ! Заприте дверь, дѣдушка! Мнѣ страшно! Какой хохотъ! Слышите?
   -- Успокойся, дитя мое! Никого нѣтъ здѣсь! Кому же хохотать?
   -- Косой писарь грубоскальскій... Видите онъ выглядываетъ изъ-за кустовъ. Матерь Божія! защити меня!
   И Милица принялась рыдать и молиться, набожно скрестя руки на груди. Потомъ опять забредила Витомъ:
   -- Витъ умеръ! бѣдняжка! толковала она.
   "Какъ я могу оставить ее? думалъ несчастный старикъ тяжко вздыхая:-- Какъ бѣжать за докторомъ? Да она Богъ знаетъ что сдѣлаетъ надъ собою!" Въ безпокойствѣ и въ отчаяніи онъ заглянулъ въ окно, не идетъ ли кто мимо? Въ самомъ дѣлѣ увидѣлъ сосѣда Черногуса, который шелъ неподалеку. Онъ началъ ему махать рукой, и когда тотъ узналъ въ чемъ дѣло, то успокоилъ его, обѣщая послать свою дочь Аненьку, которая, говорилъ онъ, съ удовольствіемъ походитъ за вашею больною.
   -- А вы сами, прибавилъ сосѣдъ, -- поспѣшите за докторомъ. Горячку запускать не надо.
   Илекъ наскоро одѣлся и побрелъ въ Грубоскальскій замокъ къ своему благодѣтелю доктору. Описывать ли какъ ныло сердце у старика! Какъ онъ горячо молился Господу и Пресвятой Дѣвѣ. Вѣсть о болѣзни Милицы какъ громомъ поразила сердце влюбленнаго Нестора. Онъ хотѣлъ тотчасъ же броситься къ больной, но докторъ его остановилъ; приказалъ Илеку никого не впускать къ ней изъ постороннихъ; а Несторовичу далъ обѣщаніе каждый день извѣщать его о состояніи больной. На возвратномъ пути, проходя мимо Драгоневскихъ, Илекъ встрѣтилъ бабушку и со слезами сообщилъ ей что внучка его при смерти, лежитъ безъ памяти какъ пластъ. Бабушкѣ стало жаль этотъ едва распустившійся цвѣтокъ; а главное, ее озаботила мысль -- какъ объявить объ этомъ Виту?
   Забывъ всѣ непріятныя отношенія которыя водворились между ними въ послѣднее время, мать и бабушка Вита по нѣскольку разъ въ день навѣщали больную, приносили кушанье старику, и узнавъ что Милица все бредитъ Витомъ, были очень тронуты этимъ и толковали между собою: "Вѣрно она любила вашего парня! Пустыя сплетни все были: говорила ненависть людская!"
   На девятый день, въ самую полночь, докторъ сказалъ что надо ждать кризиса. Больная дежала въ безпамятствѣ, ея дыханіе повременамъ совершенно прекращалось, синеватость лица и судорожныя движенія губъ, мутный, устремленный въ пустоту взглядъ, все заставляло опасаться за ея жизнь. Докторъ стоялъ у постели больной и, щупая пульсъ, смотрѣлъ на часы. Онъ внимательно слѣдилъ за малѣйшимъ измѣненіемъ въ лицѣ ея, не замѣчая хорошихъ признаковъ, грустно покачивалъ головою. У изголовья сидѣлъ дѣдушка, убитый горемъ, склонивъ свою сѣдую голову на руку. Онъ уже много ночей не ложился въ постель. "Можетъ-быть это послѣдняя ночь!" думалъ онъ, призывая на помощь Всемогущаго Бога. Всѣ нервы его были напряжены и вопросительный взглядъ его не покидалъ доктора. Больная простонала, сдѣлала быстрое движеніе и вся вытянулась, обливаясь холоднымъ потомъ. Докторъ въ ту же минуту далъ ей сильный пріему мускуса, ѣдкій запахъ котораго распространился по всей хижинѣ. На порогѣ у двери сидѣла притаясь мать Вита и про себя читала молитву Пресвятой Богородицѣ. Настала страшная минута, въ которую Провидѣніе рѣшало судьбу этого юнаго созданья: еще одинъ вздохъ -- и все кончено для нея на землѣ. У дѣдушки сперлось дыханье въ груди, докторъ бросилъ на него тревожный взглядъ, полный живаго участія, не выпуская между тѣмъ изъ руки своей пульса страдалицы. Тишина была невозмутимая; вдругъ докторъ почти вскрикнулъ: "Она спасена! Теплая испарина, спокойный сонъ!" Дѣдушка вскочилъ и заглянулъ на свое милое дитя: Милица спала спокойно, дыханье ея было ровно, въ лицѣ показалась жизнь. Старецъ тихо опустился на колѣна предъ Распятіемъ, которое висѣло надъ изголовьемъ больной, и радостныя слезы струились по исхудалому лицу его. Докторъ поднялъ его и уговорилъ лечь въ постель, успокоивая его, что внучка уже внѣ опасности. Тутъ неслышными шагами подошла мать Вита и голосомъ полнымъ участія сказала:
   -- Подите, прилягте, дѣдушка, я посижу надъ нашею больной. И Аненька пусть ложится, она тоже измучилась.
   -- Ахъ, вы здѣсь! обрадовался дѣдушка Илекъ, схвативъ ее за руку.-- Спасибо вамъ! Ей полегче! Не совсѣмъ еще прогнѣвался на меня Господь.
   -- Тише! тише! остановилъ его докторъ и, сдѣлавъ свои распоряженія, удалился.
   Мать Вита сѣла у изголовья больной, а старикъ улегся въ постель и крѣпко заснулъ.
   На другой день Милица совсѣмъ пришла въ себя. Первыя слова ея были: "живъ ли Витъ? И что съ нимъ?" Бабушка Драгоневскихъ, которая утромъ смѣнила невѣстку, успокоила Милицу, говоря что онъ живъ и здоровъ, только тоскуетъ по ней и съ нетерпѣніемъ ждетъ чтобъ она оправилась. Въ первое мгновеніе она обрадовалась, но вдругъ взяла себя за голову и начала тосклво метаться по постели. Докторъ вошелъ и, пощупавъ ея пульсъ, просилъ не безпокоить больную никакимъ разговоромъ, чтобы не помѣшать выздоровленію.
   Веверка пришелъ навѣстить дѣдушку Илека, радуясь выздоровленію его внучки, и между прочимъ разговоромъ повѣдалъ ему что бѣлградское дѣло идетъ добрымъ порядкомъ.
   -- Я уже получилъ извѣстіе изъ Пардубицъ, сказалъ онъ подмигивая,-- гдѣ совершалось бракосочетаніе вашей Божены.
   Дѣдушка поблагодарилъ Веверку за участіе, но прибавилъ что плохо надѣется на успѣхъ, потому что отъ Несторовичей вездѣ задарено... Аненька вошла и позвала дѣдушку къ больной, говоря что она уходитъ часа на два домой. Веверка всталъ, пожалъ руку старика и ушелъ.
   

XX.

   Описывать ли чувства которыя испытали въ продолженіи болѣзни Милицы Витъ и Несторъ? Послѣдній съ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ ожидалъ каждый разъ возвращенія доктора и съ какимъ восторгомъ узналъ наконецъ что опасность миновалась. Съ свойственною ему живостію онъ хотѣлъ было сейчасъ же броситься къ ней, но докторъ объявилъ ему что безпокоить больную невозможно до совершеннаго выздоровленія. Тяжко было Нестору повиноваться этому предписанію; но онъ ждалъ и надѣялся.
   Въ этотъ промежутокъ времени, неизвѣстно какимъ образомъ, всѣ окрестные жители узнали что знаменитый гость Грубоскальскаго замка посватался за Милицу и съ нетерпѣливымъ любопытствомъ ждали ея выздоровленія, желая знать кого она предпочтетъ: сдѣлается ли знатною барыней или выйдетъ за ихъ брата, крестьянина? Толковъ и пересудовъ было такъ много что и не оберешься.
   Но Витъ въ это время забылъ обо всемъ на свѣтѣ, забылъ что онъ самъ посватался за Милицу и равнодушно пропускалъ мимо ушей всѣ слухи и сплетни мѣстныхъ жителей; онъ желалъ только одного -- чтобы Милица была жива. "Пусть выйдетъ за другаго!" помышлялъ онъ въ душѣ своей, забывая о своихъ страданіяхъ. Но какъ велика была его радость, когда бабушка объявила ему что Милица въ бреду повторяла его имя! Сколько разъ въ безсонныя ночи онъ бродилъ около хижины, подолгу стоялъ у окна и притаивъ дыханіе прислушивался къ малѣйшему стону больной. Утромъ, едва покажется свѣтъ, онъ разбудитъ свою мать или бабушку, умоляя ихъ поскорѣе провѣдать жива ли Милица. Витъ почти былъ увѣренъ что она предпочтетъ Нестора; но не останавливаясь на этой мысли, все-таки повторялъ: "лишь бы выздоровѣла!"
   -- Ухъ! теперь у васъ съ вами какъ гора съ плечъ свалилась! сказалъ докторъ дней черезъ пять послѣ того, похлопывая по плечу дѣдушку:-- Наша больная быстро поправляется.
   -- Да, благодареніе Богу!
   -- Ужь въ какомъ восторгѣ Несторовичъ, нельзя выразить! живо заговорилъ докторъ:-- Сейчасъ видно страстную, неугомонную южную натуру. Онъ все рвется сюда, да я его не пускаю. Знаете, что онъ сказалъ мнѣ въ порывѣ безнадежной страсти? Вѣдь онъ прослышалъ что у ней уже есть женихъ... Пусть, говоритъ, лучше она умретъ, нежели достанется другому! Такъ онъ любитъ ее! Да, счастлива ваша внучка, нечего сказать!
   Дѣдушка не сказалъ на это ни слова, а только улыбнулся, подумавъ: "что-то Милица скажетъ на это?"
   Милица уже могла сидѣть на постели, обложенная подушками, блѣдная, исхудалая, и попросила привести къ ней серну и скворку. Привели ея серну, и та сейчасъ стала ласкаться, лизать ей руки. А скворецъ, трепеща крылышками, кричалъ: "скворушка панъ! скворушка панъ!" Въ это время отворилась дверь, и тихо вошла бабушка Драгоневскихъ, держа въ обѣихъ рукахъ рябую курочку.
   -- Вотъ тебѣ на похлебочку! сказала она, ласково улыбаясь Милицѣ,-- курочка жирная. Кушай на здоровье.
   -- Благодарствуйте, бабушка, вмѣшался въ разговоръ дѣдушка:-- напрасно безпокоитесь! Ей изъ замка присылаютъ кушанье.
   Старуха насупилась и проворчала:
   -- И нашимъ не побрезгайте!
   И не долго побывъ у больной, бабушка вышла изъ комнаты.
   -- Никакъ обидѣлась! прошепталъ дѣдушка и пожалѣлъ о своей неосторожности.
   Прошло еще нѣсколько дней. Милица уже встала съ постели и одѣлась. Попросила отворить окно и, полюбовавшись на живописную мѣстность, воскликнула:
   -- Какъ хорошъ Божій міръ! И не хотѣлось бы мнѣ умереть.
   -- Не вспоминай о страшномъ недугѣ! прервалъ ее дѣдушка съ любовью:-- Лучше давай потолкуемъ о другомъ, о чемъ повеселѣе. Да кто это стучится въ дверь? оглянулся старикъ и пошелъ отворять.
   Смотритъ, это опять Мартынекъ съ букетомъ. Онъ торжественно влетаетъ, вынимая изъ боковаго кармана богатую коробочку и говоритъ:
   -- Мы изъ замка всегда приходимъ и приносимъ не иначе какъ что-нибудь прекрасное, замѣтилъ Мартынекъ, прищелкнулъ языкомъ и умильно подмигнулъ, продолжая:-- ужь отъ этого конечно не откажетесь.
   Не понимая въ чемъ дѣло, Милица открыла коробочку и увидѣла дорогой приборъ изъ богемскихъ гранатъ: серьги, брошь, ожерелье и браслетъ.
   -- Это посылаетъ мой знаменитый господинъ, баронъ, графъ Несторовичъ, въ подарокъ слечнѣ Милицѣ.
   -- Зачѣмъ это? спросила она вся покраснѣвъ, и обратившись къ дѣдушкѣ прибавила:-- Я не возьму этого подарка, не правда ли?
   -- Какъ хочешь, моя милая!
   Она дрожащими руками защелкнула коробочку, поблѣднѣла и нетвердымъ голосомъ сказала:
   -- Возьми назадъ и уходи скорѣй!
   И она энергическимъ жестомъ показала на дверь. Мартынекъ сконфуженный проворно шмыгнулъ за порогъ; дѣдушка пошелъ вслѣдъ за нимъ и остановилъ его словами:
   -- Отнеси пожалуста, голубчикъ, эти вещи обратно своему барину и скажи что моей внучкѣ не до нарядовъ. Еще не совсѣмъ поправилась послѣ своей жестокой болѣзни.
   -- Баринъ самъ сегодня пріѣдетъ къ вамъ, важно отвѣчалъ ливрейный лакей.
   -- Нѣтъ, скажи барину чтобъ онъ сегодня не безпокоился. Принять его не можемъ, потому что внучка моя еще очень слаба и не въ силахъ разговаривать.
   Когда Илекъ воротился въ комнату, онъ увидѣлъ что Милица спѣшила утереть слезы. Дѣдушка не начиналъ рѣчи, чѣмъ-то занялся въ своемъ уголку, притворяясь что не замѣчаетъ ея скорби и смущенія. Бросивъ быстрый взглядъ на Милицу и видя что она сидитъ въ глубокой задумчивости, началъ заигрывать со скворцомъ, но все было напрасно, ни что не могло развлечь молодую дѣвушку. Вечеромъ она рано простилась съ дѣдушкой и легла въ постель, потомъ вдругъ подозвала его къ себѣ и попросила сѣсть къ ней на кровать. Онъ сѣлъ. Прошло нѣсколько минутъ глубокаго молчанія. Милица собиралась съ духомъ чтобы говорить; старикъ вперилъ въ нея испытующій взглядъ и тоже не смѣлъ прерывать молчанія. Рѣчь шла о судьбѣ всей ея жизни. Наконецъ она привстала и звучнымъ голосомъ промолвила:
   -- Я рѣшилась, дѣдушка!
   Старикъ подвинулся къ ней поближе, точно боясь чтобы не улетѣло безъ его вѣдома то слово которое онъ ждалъ съ такимъ нетерпѣніемъ и тоской.
   -- Я рѣшилась выдти за Вита.... А тому вы сами напишите отвѣтъ.
   Произнесла она эти слова съ напряженною твердостью, но силы измѣнили ей, она упала лицомъ въ подушку и глухо зарыдала. Дѣдушка наклонился, поцѣловалъ ее въ голову, перекрестилъ и тихо вышелъ изъ комнаты.
   

XXI.

   Вскорѣ разнеслось по Буковинѣ и окрестностямъ что Несторовичъ уѣхалъ изъ Грубоскальскаго замка. Счастливый дѣдушка Илекъ увидѣлъ свою внучку попрежнему хорошенькою, веселою, тщательно одѣтою. Въ волосахъ ея развѣвается алая ленточка и на блѣдныхъ щекахъ ея сталъ появляться румянецъ. Любуясь ею онъ сказалъ однажды:
   -- Вотъ теперь камень у меня спалъ съ души. Правду тебѣ сказать, все время пока былъ здѣсь этотъ Несторъ, я былъ внѣ себя.... И не зналъ чѣмъ все это кончится.
   При этомъ воспоминаніи лицо дѣвушки нѣсколько отуманилось и она потупилась на свое рукодѣлье.
   -- Да, какъ подумаешь, продолжалъ дѣдушка, не замѣчая ея смущенія:-- какая бываетъ разница между людьми. Оба влюблены въ одну дѣвушку; одинъ говоритъ: пусть лучше умретъ нежели достанется другому. А другой говоритъ: нѣтъ, пусть выходитъ за кого хочетъ, только была бы жива.
   -- Дѣдушка, скажите прямо: Витъ говорилъ эти послѣднія слова?
   -- Конечно Витъ, мой другъ.
   -- Да, онъ меня всегда любилъ. Мы росли вмѣстѣ. Онъ даже спасъ меня отъ смерти, когда я увязла между скалъ.
   -- Ты хорошо дѣлаешь что помнишь объ этомъ. И вся семья Драгоневскихъ много разъ въ трудныя минуты приходила къ намъ на помощь. Ты это цѣнишь, и Господь тебя благословитъ на всю жизнь. А я ужь какъ боялся чтобъ этотъ баринъ не вскружилъ тебѣ головы. Что до меня, то признаюсь, я не особенно довѣрялъ ему.
   Теперь перенесемся въ домъ Драгоневскихъ. При первомъ слухѣ объ отъѣздѣ Нестора, Витъ прибѣжалъ какъ безумный домой и задыхаясь отъ радости объявилъ своимъ роднымъ что грубоскальскій гость уѣхалъ изъ замка. Надо было видѣть какая жизнь засвѣтилась въ глазахъ и во всѣхъ пріемахъ молодаго человѣка, который не шутя было впалъ въ такую меланхолію что скорѣе походилъ на отжившаго старика. Надежда мгновенно освѣжила всѣ его черты и онъ снова сталъ дышать всею полнотой молодой жизни. Радость въ семействѣ Драгоневскихъ была неописанная. Скоро рѣшили вторично идти свататься за Милицу, только ожидали дядю Веверка, а онъ какъ тутъ. Пришелъ и объявляетъ что ѣдетъ сейчасъ по своимъ дѣламъ въ Вѣну. Всѣ такъ и ахнули.
   -- А мы было дожидались тебя чтобы посовѣтоваться и идти съ нами на сговоръ. Какъ же теперь быть?
   -- Поѣздка моя по важному дѣлу, и сговоръ придется отложить до того времени пока я возвращусь.
   Несмотря на все нетерпѣніе Вита, сговоръ должны были отложить на нѣсколько дней. Разумѣется въ продолженіе этого времени бабушка Драгоневскихъ каждый день заходила къ Милицѣ, и ясно увидѣла что она согласна выдти за ихъ Вита.
   Утромъ Милица вышла съ кувшиномъ въ рукахъ къ колодцу за водой, а дѣдушка сидѣлъ подъ яворомъ и чистилъ прутья для корзинки. Едва Милица накачала воды, какъ услышала шорохъ метлы позади ихъ хижины, и каково было ея удивленіе, когда, заглянувъ за уголъ, она увидѣла Мартынека, который очень старательно мететъ ихъ дворъ и что-то ворчитъ про себя! Она едва вѣрила глазамъ. Вмѣсто ливреи на немъ надѣтъ былъ истасканный камзолъ и старая измятая шапка. Лицо его было печально и озабочено.
   -- Что это значитъ, Мартынекъ? Какъ ты сюда попалъ? спросила съ усмѣшкой Милица.
   Мартынекъ, ничего не отвѣчая, бросился вычищать хлѣвъ серны и такъ суетился какъ будто у себя дома.
   -- Дѣдушка, посмотрите какое чудо! обратилась она къ старику.-- Мартынекъ ужь безъ ливреи, расчищаетъ и выметаетъ вокругъ нашей хижины.
   Дѣдушка всталъ и, молча улыбаясь, поглядѣлъ на Мартына, который усердно продолжалъ свою работу.
   -- Да скажи пожалуста, кто тебя прислалъ сюда? спросилъ въ свою очередь дѣдушка.
   -- Позвольте. Мнѣ некогда разговаривать. Что попусту слова тратить! отвѣчалъ сквозь зубы отставной лакей.-- У васъ приберу, да еще и къ Драгоневскимъ надо бѣжать. Тамъ теперь безъ меня, я чай, такое запустѣніе что чортъ ногу переломить.
   -- Да развѣ ты теперь больше не служишь въ замкѣ?
   -- Какой тутъ замокъ, слечинко! Видите, я у васъ въ услуженіи. Не все быть въ замкѣ, печально прибавилъ Мартынекъ.-- Молодой Сербъ уѣхалъ домой и меня разчелъ. Да я этому очень радъ. Ужь куда мнѣ надоѣло прятать руки въ перчатки. Мнѣ и жарко въ нихъ было, да и неловко какъ-то было. Неправда ли, вѣдь мнѣ совсѣмъ не шла эта шутовская ливрей? И слава Тебѣ, Господи, что я теперь не холопъ, а просто опять порядочный человѣкъ -- какъ есть Мартынекъ. Теперь меня Драгоневскіе хоть гони, такъ не пойду. Да я знаю что они будутъ рады-радехоньки меня опять взять, по правдѣ сказать, вѣдь лучше меня не найдутъ, особенно коли слечна Милица за меня словечко замолвитъ, прибавилъ онъ съ лукавою улыбкой.-- Мы вѣдь все знаемъ. А на свадьбѣ у васъ кто же будетъ стрѣлять какъ не я? Ловчѣе меня этого никто не сдѣлаетъ.
   -- Что жь тебя не взялъ съ собою твой баринъ? спросила Милица.
   -- Поѣду я съ нимъ? Какъ бы не такъ! Нѣтъ, онъ совсѣмъ не умѣетъ цѣнить заслуги. Э! да что объ немъ толковать? По секрету вамъ скажу -- онъ не стоить васъ, слечна Милица. Онъ бывало въ замкѣ-то очень радъ поболтать съ нашею прачкой толстою Варварой. Все бывало хи-хи-хи! да ха-ха-ха! А какъ дѣвки однажды сѣно сгребали, такъ онъ какъ бросится то за той, то за другой, такъ ихъ поразогналъ что куда и грабли полетѣли!
   Насколько Мартынекъ лгалъ на Нестора, мы не беремся рѣшать. Да и кто не знаетъ что значить оскорбленное самолюбіе? Какъ бы то ни было, все-таки слова Мартынека сильно подѣйствовали за Милицу. Лицо ея приняло серіозное выраженіе; а дѣдушка многозначительно взглянулъ на нее и подумалъ: "Не дурно что Мартынекъ разболтался".
   Веверка возвратился изъ Вѣны въ такомъ веселомъ расположеніи духа, въ какомъ рѣдко его видали близкіе.
   -- Теперь пойдемте свататься за Милицу! сказалъ онъ не безъ торжественности.
   Дѣдушка и внучка опять увидѣли въ окно точно такую же процессію какая описана нами выше. Витъ попрежнему съ букетомъ въ рукахъ, мать и бабушка разряженныя въ пухъ и прахъ, только дядя Веверка идетъ не понуря голову, какъ шелъ въ то время, но смѣясь и весело разговаривая. Вошли и сѣли въ прежнемъ порядкѣ. Милица, одѣтая по-праздничному, вышла, разрумянившись какъ заря, и съ поклономъ робко сѣла подлѣ матери Вита. Не тратя много словъ, всѣ встали, помолились, Витъ и Милица преклонили колѣни и получили благословеніе родителей; за ними дѣдушка Илекъ возложилъ руки на ихъ головы и поднявъ глаза къ небу, призвалъ благословеніе Божіе на юную чету и, со слезами на глазахъ, воскликнулъ:
   -- Божена, дочь моя! Оттуда, изъ лучшаго міра, благослови свое дитя!
   -- Что касается до имущества нашего жениха, началъ Веверка, пріосанясь и важно выступая впередъ,-- то все владѣніе Драгоневскихъ, со всѣми угодьями, принадлежитъ ему, какъ единственному сыну. И моя фабрика, послѣ моей смерти, будетъ достояніемъ потомства моего крестника и племянника Вита Драгоневскаго.
   -- А невѣста, моя внучка, сказалъ въ свою очередь скромно дѣдушка,-- получаетъ въ приданое вотъ эту хижину.... серну и скворца.
   Тутъ Веверка, взъерошивъ по обыкновенію свои волосы и съ трудомъ сдерживая торжествующую улыбку, вынулъ изъ-за пазухи пакетъ и сказалъ, подавая его дѣдушкѣ Илеку:
   -- Что касается до приданаго нашей невѣсты, вотъ оно: пятьдесятъ тысячъ гульденовъ. Богъ помогъ мнѣ отхлопотать законное наслѣдство Милицы Несторовачевой.
   -- Пятьдесятъ тысячъ! вскрикнула всѣ въ одинъ голосъ.
   Развернула бумагу и стали читать. Милица заглянула на подпись Нестора и вспыхнула еще сильнѣе.
   -- Вотъ за этимъ-то я скакалъ въ Вѣну, поспѣшилъ захватить тамъ Несторовича для окончательныхъ переговоровъ. Показалъ ему свидѣтельство о законномъ бракосочетаніи покойной Божены съ воеводой Несторомъ Несторовичемъ, его дядей, въ Пардубицахъ. Увидя эту бумагу, Несторъ предложилъ мнѣ тридцать тысячъ гульденовъ, но я настоялъ на пятидесяти тысячахъ, узнавъ что помѣстье отца Милицы стоитъ больше того. Несторъ подумалъ и подписалъ бумагу.
   Дѣдушка со слезами благодарности обнялъ Веверку, сказавъ:
   -- Вы намъ истинный другъ и благодѣтель! Милица вамъ будетъ, я надѣюсь, наилучшею дочерью.
   Пораженная всѣмъ этимъ бабушка вскричала:
   -- Каковъ Веверка! И намъ ни слова не сказалъ.
   -- Я хотѣлъ всѣхъ нечаянно обрадовать на сговорѣ.
   Не было конца восторгамъ, радостнымъ слезамъ и объятіямъ въ этихъ двухъ счастливыхъ семьяхъ. Невѣста съ женихомъ сидѣли на почетномъ мѣстѣ, всѣ глаза были устремлены на нихъ съ любовію, а дѣдушка вовсе неожиданно снялъ со стѣны арфу и заигралъ торжественный гимнъ.

П. Г.

"Русскій Вѣстникъ", NoNo 10--11, 1872

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru