Леглер Томас
Битва при Березине и ее последствия

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

КАЛЕНДАРЬ НАПОЛЕОНА

1812 г.

БОРОДИНО
по воспоминаніямъ кн. ВЯЗЕМСКАГО.

БЕРЕЗИНА
по воспоминаніямъ ЛЕГЛЕРА, И ДРУГІЕ МАТЕРІАЛЫ.

Изданіе Московскаго Товарищества
"ОБРАЗОВАНІЕ".

   

Битва при Березинѣ и ея послѣдствія.

Записки Леглера.

   Утромъ 28-го ноября выпало немного снѣгу. Было около половины 8-го часа утра, когда я прогуливался по дорогѣ съ командиромъ Блатманомъ. Онъ напомнилъ мнѣ о пѣснѣ, которую я прежде пѣвалъ, и просилъ, чтобы я ее спѣлъ. Я исполнилъ его просьбу, и подъ конецъ онъ замѣтилъ, тяжело вздыхая: "Да, да, Леглеръ, это такъ, это чудныя слова!" Скоро къ намъ подошли другіе офицеры, и мы провели утро въ разговорахъ и пѣніи. Было 9 часовъ, какъ пушечное ядро съ чертовскимъ шумомъ пролетѣло надъ нашими головами. Мы испугались, такъ какъ не думали, чтобы мы были безъ форпостовъ, такъ близко отъ непріятеля, чтобы слышать усиленную стрѣльбу; казалось, что гулъ отъ стрѣльбы изъ малыхъ орудій приближался къ намъ съ правой стороны. Вдругъ прискакалъ адъютантъ съ крикомъ: "На линію сдѣлано нападеніе". Едва мы подвинулись впередъ на нѣсколько сотъ шаговъ, какъ къ нашему удивленію увидѣли непріятельскую колонну, приближавшуюся къ нашей правой сторонѣ. Необходимо было, во что бы то ни стало, направиться дальше; стрѣлки наши, движеніями назадъ и въ сторону, быстро удлиннили свою линію и удерживали непріятеля, пока мы не соединились съ другими двумя бригадами, которыхъ мы прежде было упустили изъ виду. Отсюда огонь продолжался безпрерывно, артиллерія стояла по обѣимъ сторонамъ дороги; но, благодаря перекрестному непріятельскому огню, мы не разъ почувствовали дѣйствіе пуль.
   Такъ какъ Кроатскій полкъ получилъ, 26-го, другое назначеніе, то къ четыремъ Швейцарскимъ полкамъ причисленъ былъ теперь лишь 123-й Французскій линейный полкъ. Эти пять корпусовъ имѣли вѣроятно не болѣе 2500 головъ. Вторая линія образовалась позади насъ изъ маленькихъ отрядовъ Польской пѣхоты, двухъ эскадроновъ кираспровъ, одного эскадрона егерей и одного эскадрона улановъ. Пріободренные этимъ и зная, что мы защищены второй линіей, мы по возможности живо поддержали огонь, при чемъ заняли позицію близъ стрѣлковъ. Съ обѣихъ сторонъ огонь былъ убійственный. Генералъ Амей и много штабъ-офицеровъ были ранены и многіе убиты, въ томъ числѣ нашъ командиръ Блатманъ, которому ружейная пуля пробила голову. Бригадный генералъ Канлерасъ и его адъютантъ также пали; сему послѣднему пушечная пуля сорвала голову.
   Прислонившись къ дереву, я смотрѣлъ впередъ. У многихъ патроны были уже израсходованы, и число остававшихся безъ дѣла росло съ каждой минутой, такъ что минимумъ этого числа доходилъ по моему мнѣнію до 300 человѣкъ. Всѣ эти господа стали въ офицерской линіи, и никто о нихъ не заботился. Чтобы убѣдиться въ этомъ, я спросилъ одного такого солдата о причинѣ его бездѣятельности. "Дайте мнѣ патроны!" былъ его отвѣтъ. Кто могъ остаться спокойнымъ при такомъ отвѣтѣ? Я тревожно глядѣлъ вокругъ себя; наконецъ я увидѣлъ дивизіоннаго генерала Мерлё, бывшаго на лошади на 200 шаговъ позади меня. Я подбѣжалъ къ нему и сказалъ: "Господинъ генералъ, посмотрите на 300 человѣкъ, они стоятъ позади фронта и не имѣютъ патроновъ; непріятель пользуется этимъ обстоятельствомъ, приближаясь къ намъ; можемъ ли мы его встрѣтить штыками?" -- "Конечно, мой другъ! Бѣгите и прикажите отъ. моего имени, чтобы пріостановленъ былъ огонь и чтобы непріятеля отбросили штыками. Я позабочусь о доставкѣ патроновъ". Какъ сказано, такъ и сдѣлано. Я кричалъ изо всѣхъ силъ, насколько могъ: "По приказанію генерала, въ схватку! впередъ штыками! барабанщики, бейте рукопашную!" Мой крикъ былъ, нѣсколько разъ повторяемъ, и барабаны забили. При нашей кучкѣ гренадеровъ я пожелалъ, чтобы барабанщики стояли впереди, такъ какъ пальбы не будетъ; но всѣ отказались выполнить это. Разсердившись, я схватилъ перваго встрѣчнаго барабанщика за шиворотъ, пригрозилъ ему смертной казнью, если онъ за мною не послѣдуетъ, и бѣгомъ потащилъ его за собою впереди фронта, при чемъ онъ одною рукою билъ "скорый шагъ"; однако, какъ только я его отпустилъ, пуля пробила ему челюсть. Этотъ барабанщикъ былъ изъ кантона Гларуса, изъ Рюти, именемъ Кундертъ; въ пылу волненій не замѣтилъ я, кто онъ и лишь въ. 1816 году узналъ о томъ отъ него самого, когда мы служили въ Десбургѣ въ 31-омъ Швейцарскомъ полку на Голландской службѣ.
   Болѣе многочисленный непріятель, ошеломленный нашими криками и быстрымъ наступленіемъ, пустился въ бѣгство; пробѣжавъ въ преслѣдованіи его около четверти часа, мы сразу были вовлечены въ бѣгство эскадрономъ улановъ, бывшихъ на правомъ крылѣ. Въ бѣгствѣ мы замѣтили, глядя назадъ, Русскихъ драгуновъ, слѣдовавшихъ за нами по пятамъ, а также непріятельскую пѣхоту, подвигавшуюся впередъ. Я снова закричалъ, какъ могъ, чтобы сплотились и остановились. Услышавши меня, они сдѣлали то, чего я желалъ. Мѣтко направленные выстрѣлы на ближайшихъ драгуновъ, изъ которыхъ многіе попадали съ лошадей, имѣли хорошій успѣхъ, такъ какъ остальные бѣжали. При бѣгствѣ драгуновъ непріятельская пѣхота снова остановилась. Патроны, розданные наконецъ, не были достаточны для поддержанія непрерывнаго огня, и поэтому мы два раза отбили непріятеля на нѣсколько сотъ шаговъ штыками.
   Я, многіе мои товарищи, нѣсколько гренадеровъ вернулись, чтобы захватить патроны, но мы должны были бѣгать болѣе получаса, прежде чѣмъ добрались до телѣги съ порохомъ. Нагруженные кремнями и патронами, мы отправились назадъ. Вдругъ кто-то назвалъ меня по имени; оглянувшись, я увидѣлъ командира Цинга. Онъ кричалъ: "Подождите, идемъ вмѣстѣ". Я спросилъ его, знаетъ ли онъ о смерти Блатмана?-- "Да, мнѣ сообщили объ этомъ, и потому я иду, чтобы принять команду".
   Приближаясь по лѣсу къ нашимъ людямъ съ правой стороны, мы замѣтили въ 300 шагахъ влѣво отъ дороги непріятельскую колонну, которая могла напасть съ тылу на нашу линію; однако славные кирасиры 4-го и 7-го полковъ, стоявшіе на сто шаговъ впереди насъ, также узнали врага, и мы ясно разслышали команду: "Эскадроны! Влѣво, маршъ!" Какъ только кирасиры прошли дорогу, началась стрѣльба, и непріятель пустился въ бѣгство.
   Въ то же время мы сбросили на землю нашу поклажу и съ отчаяннымъ крикомъ побѣжали впередъ: "Кирасиры обстрѣливаютъ непріятеля влѣво отъ лѣса, впередъ со штыками!" Нѣкоторые кричали: "Да здравствуетъ императоръ!" а я: "Да здравствуютъ храбрецы изъ-подъ Полоцка!" Атака сдѣлалась общей и была столь удачна, что мы взяли въ плѣнъ 2500 человѣкъ, изъ которыхъ двѣ трети были ранены; многіе убитые и тяжело раненые лежали на землѣ.
   Послѣ этого настала тишина, продолжавшаяся около, часа. Мы раздавали патроны, прибывшіе наконецъ вмѣстѣ съ Поляками.
   Достойно удивленія, что при этой атакѣ штыками мы почти ни одного человѣка не потеряли; за то было много убитыхъ и раненыхъ ружейными выстрѣлами.
   Вторая непріятельская схватка продолжалась не долѣе получаса, какъ Поляки были отбиты и пододвинуты къ намъ; мы ихъ приняли въ нашу линію и снова открыли огонь. Мы удивлялись непріятельскимъ, хорошо направленнымъ, выстрѣламъ: лучшіе стрѣлки не могли бы намъ причинить больше вреда. Нашъ полкъ потерялъ въ этотъ день, кромѣ двухъ начальниковъ, еще ю офицеровъ; другіе полки потеряли еще больше офицеровъ, чѣмъ мы. Несмотря на численный перевѣсъ непріятеля, мы сохранили нашу позицію до поздней ночи.
   Число оставшихся въ живыхъ въ четырехъ Швейцарскихъ полкахъ равнялось къ вечеру (28-го числа) 300 человѣкамъ изъ 1300. Значитъ, тысяча нашихъ храбрецовъ и героевъ пали жертвами этого упорнаго сопротивленія. Какъ львы боролись они въ этотъ день, жизнь не имѣла для нихъ цѣны. Ангелъ смерти дѣйствовалъ безпощадно; смерть или спасеніе были лозунгомъ, и горды должны были быть эти храбрецы сознаніемъ, что они спасли большую армію отъ пораженія. Дивизіонный генералъ Мерлё призналъ это самопожертвованіе въ словахъ, сказанныхъ вечеромъ послѣ битвы: "Храбрые Швейцарцы! Вы всѣ заслужили орденъ Почетнаго Легіона; я донесу объ этомъ императору".
   Потеря двухъ другихъ дивизій нашего второго армейскаго корпуса осталась мнѣ неизвѣстною. Девятый армейскій корпусъ защищалъ на лѣвомъ берегу Березины отступленіе, перешелъ въ ту же ночь Березину, оставивъ дивизію Партоно (Parthoneaux), попавшуюся въ плѣнъ, и сломалъ мосты.
   Непріятелю удалось занять на лѣвомъ берегу позицію, откуда онъ могъ направить разрушительный огонь на мосты, такъ что тысячи въ отчаянномъ безпорядкѣ попадали въ Березину и таскали за собою другихъ. Тяжелая артиллерія, какъ и большая часть орудій средняго калибра наравнѣ съ завоеванными орудіями, попала въ руки непріятеля. Только легчайшія полевыя орудія могли быть перетащены черезъ мосты. Безспорно, что наша дивизія имѣла въ этотъ день почетный постъ въ арміи, потому что если бы мы отдали непріятелю военную дорогу на правомъ берегу, то онъ черезъ полчаса стоялъ бы въ большомъ числѣ у мостовъ, такъ что всѣ оставшіеся еще на берегу попали бы въ плѣнъ. Я поэтому не могу понять дѣйствія Русскихъ въ этотъ день, тѣмъ болѣе, что генералъ Чичаговъ направилъ свой огонь на насъ только 28-го ноября, когда Витгенштейнъ и Московская армія въ Борисовѣ уже гнали передъ собою маршала Виктора, и поэтому при Борисовѣ нечего было бояться перехода. Онъ могъ бы направить весь свой армейскій корпусъ противъ насъ, чего онъ, насколько я знаю, не сдѣлалъ. Будь мы на ихъ мѣстѣ, перехода не послѣдовало бы. Однимъ словомъ, мы спаслись сверхъ всякаго ожиданія.
   Доказательствомъ, какъ опустошителенъ для насъ былъ непріятельскій огонь и какіе хорошіе стрѣлки были въ адмиральской арміи, можетъ служить слѣдующее. Послѣ послѣдней схватки, во время которой непріятельская линія большею частью попалась въ плѣнъ, я очутился позади нашей порѣдѣвшей линіи у одного дерева, обращенный спиной къ непріятелю. Командиръ Дингъ, капитанъ Гопфъ и гренадерскій лейтенантъ Герберъ (оба послѣдніе изъ второго полка) находились вблизи меня, такъ что мы попарно стояли другъ противъ друга на разстояніи нѣсколькихъ шаговъ. Мы были по поводу значительной потери въ очень дурномъ настроеніи духа, и такъ какъ не видно было болѣе ни одного генерала, то Цингъ думалъ, что намъ слѣдовало бы немного отойти, и сказалъ о томъ капитану Донатцу (изъ Граубюндена), стоявшему во главѣ третьяго полка, всего на 6 или 8 шаговъ отъ насъ. Однако я разслышалъ его отвѣтъ: "Я не имѣю приказа". Такъ какъ Цингъ не хотѣлъ одинъ взять на себя отвѣтственность, то мы всѣ остались въ занятой позиціи. Испуганный ударомъ въ древесный стволъ, у котораго я стоялъ и который имѣлъ въ діаметрѣ не болѣе половины фута, я оглянулся и увидѣлъ пулю, влетѣвшую въ самый стволъ; я разсмѣялся и замѣтилъ другимъ господамъ, что, не будь этого дерева, я лежалъ бы распростертымъ у ихъ ногъ. Не прошло пяти минутъ, какъ я снова сталъ въ прежней позиціи, и пуля пробила Гопфу правую ногу. Со словами: "Я получилъ свою долю", онъ пытался уйти съ этого мѣста при помощи ружья. Не прошло послѣ этого четверти часа, какъ Герберъ сказалъ: "У меня пуля въ правой плечевой кости", у него кровь начала сильно лить; и онъ, болѣе счастливый, нежели капитанъ Гопфъ, удалился. Теперь пришла очередь за командиромъ Цингомъ; ружейная пуля засѣла у него въ лѣвомъ плечѣ, такъ что онъ спиною упалъ на землю. Я подбѣжалъ къ нему, поднялъ его медленно на ноги; онъ былъ очень огорченъ, чувствуя, что его плечевая кость разстрѣляна. Цингъ просилъ, чтобы я его отвелъ и не оставлялъ. На это я ему отвѣтилъ: "Вы мой начальникъ, и ваши желанія для меня приказъ". Я сообщилъ моимъ двумъ лейтенантамъ Тчуди и Швейцеру о случившемся и передалъ имъ присмотръ за нашими еще оставшимися гренадерами, послѣ чего съ Цингомъ удалился.
   Не успѣли мы отойти сто шаговъ, какъ въ мой ранецъ сильно ударилась пуля. Когда мы удалились настолько, что пули не могли насъ достигать, командиръ Цингъ пожелалъ немного отдохнуть, и мы присѣли на деревѣ, лежавшемъ на землѣ. Вспомнивъ объ ударѣ въ ранецъ, я немного былъ удивленъ, увидѣвъ въ немъ два отверстія отъ одной пули. Нѣсколько линій недоставало, чтобы я былъ раненъ.
   По дорогѣ въ амбулаторію мы встрѣтились съ докторомъ-майоромъ Гейманомъ изъ перваго полка. Въ Цембинѣ мы остановились въ большомъ амбарѣ, въ которомъ нашли прислугу Цинга. Съ трудомъ я пробрался сквозь толпу людей къ штабъ-офицерской амбулаторіи, которую я нашелъ до того наполненной несчастными, что не было возможности еще кого-нибудь помѣстить. Оттуда я отправился въ императорскія конюшни, но и туда меня не пускали. Не въ состояніи найти крытое мѣсто, я возвратился разсерженный къ моему раненому съ непріятною вѣстью, что онъ долженъ довольствоваться бивуакомъ подъ открытымъ небомъ, о завтрашнемъ же днѣ мы подумаемъ. При всемъ этомъ мы не были самыми несчастными: длинный амбаръ и значительная высота его спасали насъ отъ сильнаго сѣвернаго вѣтра. Въ амбарѣ лежало больше двухъ сотъ раненыхъ унтеръ-офицеровъ и солдатъ, жалобные стоны которыхъ должны были выслушивать.
   Холодъ съ каждымъ часомъ усиливался, нашъ огонь доставлялъ раненымъ мало тепла, и надо было позаботиться о дровахъ. Никто не считалъ возможнымъ пробраться чрезъ эту страшную массу и потомъ снова найти свое мѣсто. Вдругъ у меня блеснула мысль употребить въ дѣло крышку амбара. Тотчасъ дѣло довольно успѣшно выполнено, и у насъ оказались дрова" конечно все это случилось при страшнѣйшихъ проклятіяхъ со стороны тяжело раненыхъ; однако я глухъ былъ къ ихъ крику, въ сознаніи, что только нужда заставила меня такъ поступить.
   Въ ту же ночь и 29-го утромъ императоръ началъ отступленіе, 3000 труповъ покрывали наши бивуаки. Наставшіе холода и недостаточная медицинская помощь доконали многихъ раненыхъ.
   Въ это утро я не могъ на разстояніи пяти шаговъ различить моихъ лучшихъ знакомыхъ, такъ какъ у меня въ глазахъ стало темно, и я долженъ былъ держаться за руку доктора-майора Геймана. Только но совершенно ровной дорогѣ я могъ ходить безъ помощи. Гейманъ сказалъ мнѣ, что эта слабость глазъ произошла оттого, что я четыре ночи не спалъ и на бивуакахъ слишкомъ долго смотрѣлъ на огонь; кромѣ того вчерашній день, усиленное напряженіе и наступившій холодъ еще болѣе способствовали этому. Послѣ нѣсколько часового сна мнѣ стало легче. Когда я дремалъ у огня, мнѣ снилось, будто у второго лейтенанта Тчуди (изъ Гларуса) прострѣлена шея, что однако не мѣшало ему говорить. Не успѣли мы отойти отъ бивуака на полчаса, какъ Гейманъ сказалъ мнѣ: "Вотъ Тчуди". Мы очень обрадовались нашей встрѣчѣ, и я, вспомнивъ о снѣ, спросилъ его, не раненъ ли онъ въ шею. Отвѣтъ былъ утвердительный, такъ что сонъ мой вполнѣ подтвердился. Тчуди сказалъ намъ, что отъ послѣднихъ сдѣланныхъ выстрѣловъ онъ не чувствуетъ особенной боли. Мы должны были ему часто напоминать, чтобы онъ поменьше говорилъ.

-----

   Второй армейскій корпусъ, въ которомъ многіе съ 26-го оставались безъ пищи, все еще былъ въ авангардѣ. Представьте себѣ несчастное положеніе этихъ въ живыхъ оставшихся. Несмотря на страшную нужду, они, какъ передавали, оказывали еще сильное сопротивленіе. Однако, когда съ каждымъ днемъ холодъ усиливался, и съ голодомъ становилась труднѣе борьба, наступили отчаяніе и неповиновеніе; оружіе было брошено, каждый отдѣльно заботился о своемъ пропитаніи. Кто имѣлъ деньги, тотъ могъ еще найти нѣкоторыхъ счастливцевъ, имѣвшихъ жизненные припасы и продававшихъ ихъ въ три-дорога, и покупать у нихъ необходимое. У кого денегъ не было, но была сила, тотъ отправлялся въ деревни на добычи. У кого силы не было, а тѣло было покрыто ранами, тотъ могъ питаться одной кониной. Сіи послѣдніе неизбѣжно подлежали смерти.
   Несчастіе арміи, дошедшей съ императоромъ въ Москву, встрѣтившей на пути туда деревни и города, частію сожженные Русскими, уничтожавшей все, что можно было найти, и теперь снова возвращавшейся по тому же пути, преслѣдуемой врагомъ и холодами, это несчастіе не поддается никакому описанію.
   Гвардейцы, имѣвшіе полные кошельки золота, платили Наполеондоръ за полфунта черстваго хлѣба. Я лично нѣсколько разъ платилъ за 1/4 фунта плохоиспеченнаго хлѣба по 6 франковъ. За мѣсто у огня платили 4--6 франковъ, чему я и самъ
   былъ свидѣтелемъ. Для этой цѣли уже въ первые дни разбирали дома, при чемъ дѣло не обходилось безъ кровавыхъ дракъ. Я часто видѣлъ враждующія партіи, державшіяся за оба конца длинныхъ дровъ, пока какая-нибудь партія не одолѣвала и захватывала ихъ; часто зажигались на половину разрушенные дома, и многочисленные толпы замерзшихъ отогрѣвались.
   Не лучше поступали съ жилищами генераловъ, чаявшихъ найти хорошее убѣжище. Никакія сопротивленія и угрозы не могли справиться съ дикими, разъяренными толпами. Немногіе дома, уцѣлѣвшіе за ночь, дѣлались утромъ жертвою пламени; доходило до того, что сознательно сжигали въ домахъ своихъ товарищей тяжелораненыхъ, не могшихъ въ силу тяжелыхъ ранъ и крайней слабости быстро спастись. Они еще добавляли: "Пусть горятъ, ихъ страданія скоро прекратятся смертью". Многіе очень хорошіе люди не видѣли въ этомъ ничего безчеловѣчнаго, такъ какъ у нихъ ничего кромѣ смерти не было впереди. Видѣли даже несчастныхъ, которые сами бросались добровольно въ огонь.
   Мнѣ и моимъ товарищамъ грозила въ третій вечеръ послѣ Березинской битвы такая же судьба. Въ тотъ же день мы послѣ восьмичасового пути пришли въ большую деревню, переполненную прибывшими до насъ толпами. На пути мы оставили много тысячъ народа. Я вошелъ въ залу помѣстья, наполненную офицерами 7-го кирасирскаго полка, замѣтилъ, что еще есть мѣсто для двухъ лицъ и просилъ присутствующихъ, чтобы они немного потѣснились, такъ какъ мнѣ нужны два мѣста для раненыхъ. Мнѣ отказали съ указаніемъ на то, что я могу раненыхъ уложить въ боковыхъ комнатахъ, а слугъ ихъ, кирасировъ, выслать. Случилось то, что я ожидалъ: слуги не хотѣли уступить намъ своего мѣста. На мои жалобы, что раненый полковникъ замерзнетъ на улицѣ, страшнымъ голосомъ кто-то закричалъ: "Кирасиры, выйдите или страшитесь моего гнѣва!" Кирасиры конечно повиновались и прошли мимо насъ, посылая по нашему адресу страшныя проклятія. Въ комнатѣ мы нашли немного брюквы, охотно нами съѣденной. Мы улеглись на покой. Глубокій сонъ овладѣлъ мною; однако какое страшное пробужденіе! Къ счастью я услышалъ крики: "Огонь, спасись, кто можетъ!" Я быстро вскочилъ и бросился къ двери, въ которую ввалило пламя. Ползая на четверенькахъ вдоль стѣнъ залы, я успѣлъ выбраться наружу, на свѣжій воздухъ и, опомнившись, нигдѣ не нашелъ моихъ товарищей. Немедленно хотѣлъ я броситься въ горящую залу, какъ на порогѣ появился докторъ Гейманъ, вытаскивавшій раненыхъ за ноги. Такимъ образомъ мы всѣ спаслись.
   Я былъ безъ чулокъ, башмаковъ, гамашъ, которые я снялъ, безъ шапки, въ снѣгу подъ открытымъ небомъ. Мой ранецъ, т.-е. все, что я еще имѣлъ, сгорѣлъ; только сабля осталась у меня. Это бѣдствіе заставило меня какъ ребенка плакать. Наши слуги были въ отсутствіи за провизіей и при возвращеніи нашли наше жилище сгорѣвшимъ. У доктора Геймана пропала лошадь, за которую ему предлагали раньше 6о дублоновъ; саней командира также не стало; остались только двѣ Русскія лошади. Въ моемъ бѣдственномъ костюмѣ я провелъ полчаса, пока судьба не послала мнѣ гренадера изъ гвардіи, имѣвшаго въ своемъ мѣшкѣ пару башмаковъ, годныхъ на мои ноги и за которые онъ взялъ 6 франковъ. Другіе продали мнѣ чулки, пару гамашъ и большой муслиновый шейный платокъ, которымъ я обвязалъ голову. Слуги скоро пришли съ санями, и мы могли продолжать нашъ путь.
   Еще прежде, чѣмъ мы оставили это бѣдственное мѣсто, насъ увѣряли, что недостаетъ трёхъ офицеровъ, бывшихъ въ залѣ, и что кирасиры, уступившіе намъ мѣсто, подожгли домъ. Этотъ случай можетъ служить достаточнымъ доказательствомъ, что за ужасы происходили на долгомъ 200 часовомъ пути. Я нѣсколько разъ былъ свидѣтелемъ, какъ варвары обирали своихъ товарищей, боровшихся со смертью. Въ первый разъ я съ саблей на-голо и угрожающими словами хотѣлъ прекратить это безчинство, но четыре буяна начали прицѣливаться въ меня, такъ что только бѣгствомъ мнѣ удалось отъ нихъ спастись. По обѣимъ сторонамъ дороги лежали въ большомъ числѣ замерзшіе солдаты, испускавшіе духъ; имъ не оказано было состраданія и помощи. Этихъ несчастныхъ видѣли только фланговые; шедшіе посрединѣ дороги должны были смотрѣть впередъ. Эта масса многихъ тысячъ людей, артиллеріи, телѣгъ, багажныхъ телѣгъ, саней, коней и т. н., сталкиваясь при узкомъ проходѣ или на мосту, гибла безпощадно. Я знаю, что въ такихъ случаяхъ сотни и тысячи гибли, и по ихъ тѣламъ продолжался переходъ.

-----

   Черезъ Плешеницу и Вилику мы пришли въ Мѣднику. Между Мѣдникой и Вильной я оставилъ командира Цинга умирающимъ на рукахъ доктора Геймана. Послѣ полудня мы прибыли въ деревню, прилегавшую къ лѣсу. Здѣсь было не менѣе нѣсколькихъ тысячъ мародеровъ, нашедшихъ пищу, и казалось, что это мѣсто кормитъ голодающихъ. Наши слуги нашли въ одномъ мѣстѣ спрятаннаго живого пѣтуха; этотъ и нѣсколько картофелю были нашей пищей. Мы имѣли въ виду послѣ обѣда отправиться въ путь, но Цингъ заявилъ, что онъ не можетъ ѣхать. Гейманъ сказалъ мнѣ: "Съ Цингомъ плохо, также и съ Тчуди, который не говоритъ уже трое сутокъ". Я выслушалъ это и прилегъ на три часа. Вдругъ я пробуждаюсь при страшныхъ крикахъ: "Казаки! Казаки!" Въ первыя минуты испуга я выскочилъ изъ дома и вмѣстѣ съ большой толпой побѣжалъ къ концу деревни. Такъ какъ казаковъ не видно было, то скоро все успокоилось. Оказалось, что другая партія мародеровъ завладѣла варочными котлами, при чемъ дѣло не обошлось безъ кулачнаго боя. Я снова возвратился въ свою квартиру и нашелъ тамъ всѣхъ, запаковавшихъ свои вещи, но изъ-за Цинга не пустившихся въ путь. Такъ какъ я ничѣмъ не могъ помочь, и другія обязанности ждали меня, то я заявилъ со слезами на глазахъ доктору майору Гейману, что я до сихъ поръ благополучно пробирался и что я не хотѣлъ бы быть пойманнымъ казаками, шныряющими въ окрестностяхъ, и быть отведеннымъ, и вообще, что я намѣренъ продолжать свой путь. Онъ отвѣчалъ мнѣ, что я воленъ дѣлать, что хочу и что доколѣ Русскіе штыки не прогонятъ его, онъ не оставитъ Цинга. Довольный этимъ, я распрощался со всѣми. Цингъ и Тчуди подали мнѣ руки, и я плакалъ объ ихъ печальной участи. Была ночь, луна свѣтила, когда я одинъ оставилъ домъ. Гейманъ провожалъ меня, мы обнялись, и я просилъ его, чтобы онъ остерегался плѣна.
   Итакъ я былъ одинъ въ пути. Въ деревнѣ кипѣла жизнь, внѣ ея царила гробовая тишина. Дорога была широка и ровна. Отъ времени до времени я встрѣчалъ знаки съ указаніемъ дороги, т.-е. еще не потухшіе огни, и только послѣ двухъ часового пути я издали увидѣлъ деревню, окруженную бивуачнымъ огнемъ, куда я прибылъ къ полуночи. Я тамъ нашелъ мѣсто у огня за 3 франка.
   Признаюсь, что мнѣ въ ночномъ пути было довольно жутко: я очень легко могъ попасться въ руки казаковъ или нашихъ армейскихъ оборванцевъ, обращеніе которыхъ со мною было бы вѣроятно незавидное. Желающимъ знать причину моего страха и удаленія отъ моего командира могу сообщить, что я имѣлъ при себѣ портретъ любимой невѣсты, портретъ, заставившій меня позаботиться о сохраненіи моей жизни, необходимой также другому дорогому существу.

-----

   Въ Вильнѣ я снова встрѣтился съ знакомыми, съ которыми, запасшись жизненными припасами, продолжалъ свой путь. Черезъ 1 1/2 отъ Вильны по направленію къ Ковнѣ мы встрѣтили обозъ изъ 400 всевозможныхъ телѣгъ, который долженъ былъ остановиться изъ-за крутой и узкой дороги, всюду покрытой льдомъ, также изъ-за того, что нигдѣ нельзя было пройти: начались здѣсь грабежи, и въ поджигательствахъ не было недостатка. Насъ было трое офицеровъ, мы имѣли хорошую Русскую лошадь, и на ней мѣшокъ съ припасами. Съ большимъ трудомъ удалось намъ привести лошадь на возвышеніе. Въ Ковнѣ на Нѣманѣ было много людей, и на улицахъ лежало много мертвыхъ, по которымъ приходилось шагать. Послѣ того какъ эти несчастные нигдѣ не могли найти убѣжища, винные погреба доканали ихъ: толпами валили въ погреба, пили до опьяненія и засыпали на вѣки. Городъ средней величины и имѣлъ иныя красивыя зданія, которыя огонь пожралъ. Впослѣдствіи Русскіе захватили здѣсь въ плѣнъ 6--7000 оборванцевъ. Нашего полковника Рагусти видѣли въ послѣдній разъ въ отчаяннѣйшемъ положеніи въ этомъ городѣ. Въ маленькой комнаткѣ, въ которой я провелъ ночь, было неменѣе сорока человѣкъ, простоявшихъ всю ночь на ногахъ, такъ какъ о лежаніи не могло быть рѣчи.
   Казаки преслѣдовали насъ на дорогѣ отъ Тильзита и Сталупенена, при чемъ вѣроятно многихъ забрали въ плѣнъ. 13-го декабря я оставилъ правый берегъ и продолжалъ свой путь по лѣвому берегу Нѣмана по направленію къ Тильзиту. 3--400 казаковъ помѣшали намъ переправиться черезъ рѣку, покрытую льдомъ на 6--10 футовъ.
   Послѣ получаса ходьбы, мы пришли на дорогу, ведущую во внутреннюю Пруссію. Я и лейтенанты Абунди и Ширехеръ (изъ Граубюндена) избрали этотъ путь и повернулись спиной къ Нѣману. Черезъ 3 часа мы прибыли въ Пилкалленъ, гдѣ бургомистръ насъ привѣтливо встрѣтилъ и удержалъ у себя, такъ какъ мы были Швейцарцы. Отъ него мы узнали, что уже многіе изъ здѣшней арміи прошли мимо и что мы избрали лучшій путь, такъ какъ казаки на пути отъ Тильзита захватываютъ многихъ въ плѣнъ. Мы имѣли хорошія постели и на слѣдующее утро на саняхъ отправились въ Кенигсбергъ черезъ Червіентъ и Таппіанъ.
   Хорошій пріемъ, оказанный намъ въ Пруссіи, какъ Швейцарцамъ, заставилъ насъ забыть наши бѣдствія. Въ Кенигсбергѣ я былъ счастливъ при встрѣчѣ съ гренадеромъ моей роты. Этотъ узналъ меня, несмотря на мое непрезентабельное одѣяніе и отсутствіе денегъ въ кошелькѣ. Онъ меня тотчасъ спросилъ: "Господинъ лейтенантъ, нужны вамъ деньги?" -- "Конечно, если у васъ есть". Я послѣдовалъ за нимъ въ его комнату, въ которой у него находился мѣшокъ, наполненный пятифранковыми монетами, награбленными имъ въ походѣ. "Ну, господинъ лейтенантъ, берите, сколько угодно". Я предложилъ ему, чтобы онъ направился въ мою комнату и спряталъ деньги, такъ какъ я всѣмъ заявилъ, что онъ мой слуга, на что онъ тотчасъ согласился.
   На 600 франковъ я обулся и одѣлся какъ слѣдуетъ и, спустя три дня, я, мой новый слуга и нашъ аудиторъ-лейтенантъ отправились на телѣгахъ сего послѣдняго въ Маріенбургъ, гдѣ мы должны были, согласно приказу, собраться.
   Мы тамъ дѣйствительно встрѣтили майора Дюфрезна, который обрадовался, увидѣвъ насъ. Прежде чѣмъ пуститься въ дальнѣйшій путь, майоръ позволилъ мнѣ отправиться въ Штеттинъ за моимъ чемоданомъ.
   Я сдѣлалъ визитъ генералу Мерле и напомнилъ ему объ атакѣ при Березинѣ. "Да, мой другъ!", сказалъ онъ, "вспоминаю объ этомъ; требуйте отъ меня, чего хотите, я вамъ не откажу". На это я ему отвѣчалъ, что я уже 13 лѣтъ оберъ-лейтенантомъ. и что мнѣ былъ бы пріятенъ капитанскій чинъ, хотя въ полку служатъ лейтенанты старшіе по лѣтамъ, нежели я. Онъ отвѣчалъ, что это не относится къ дѣлу и что я получу желаемое и чтобъ я сказалъ майору немедленно ко мнѣ явиться. 6 ноября 1813 года я получилъ эполеты капитанскіе, благодаря президенту Швейцаріи. Одновременно я былъ переведенъ во второй Швейцарскій полкъ.
   Слѣдуетъ еще упомянуть о причинѣ хорошаго пріема Швейцарцевъ Пруссаками на возвратномъ пути. При походѣ въ Россію расквартировка отъ Вислы до Нѣмана стала гражданамъ невыносимой; поэтому многіе корпуса вынуждены были ночью располагаться бивуаками; жизненные припасы должны были доставлять жители, не могшіе этого сдѣлать изъ-за бѣдности. Это вело къ насильственному грабежу осѣдлыхъ мирныхъ союзниковъ, въ которомъ Швейцарцы не принимали участія. Прійдя вечеромъ къ бивуакамъ, мы прежде всего разставляли часовыхъ. Отряды подъ предводительствомъ офицеровъ отправлялись къ начальнику мѣстности, и отъ него мы получали желаемое. Если бы Французы всегда такимъ же образомъ поступали, какъ мы, Швейцарцы, то не было бы постоянныхъ скандаловъ при расквартировкахъ, и ненависть Пруссаковъ къ Французамъ не была бы такъ сильна. Обстоятельства измѣнились и прежніе гордые Французы стали теперь бѣдными просителями. Непонятно, почему генералы допускали прежнія безчинства; я самъ былъ нѣсколько разъ свидѣтелемъ плача жителей, искавшихъ защиты у генерала, къ сожалѣнію только пожимавшаго плечами. Неудивительно поэтому, что Прусскіе народы впослѣдствіи возстали, какъ одинъ человѣкъ, противъ императора Наполеона и выказали немало мужества и храбрости въ дальнѣйшихъ походахъ.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru