На разсвѣтѣ увидѣли мы берегъ: то былъ островъ Св. Елены. Въ 8 часовъ утра мы приближались на всѣхъ парусахъ къ якорному мѣсту; вдругъ раздались два пушечные выстрѣла, и два ядра съ ближняго укрѣпленія просвистали въ нашихъ ушахъ, пролетѣвъ между мачтами корабля. Воина мы въ плѣну! былъ первый крикъ экипажа. Между тѣмъ, мы только за двѣ недѣли оставили Мысъ Доброй Надежды, и тамъ не было никакихъ слуховъ о войнѣ. Испуганный Капитанъ немедленно велѣлъ лечь въ дрейфъ, и на яликѣ отправился въ укрѣпленіе, гдѣ ему дали знать, что на этомъ рейдѣ не позволено останавливаться, ни сниматься съ онаго ранѣе десяти часовъ утра. Намъ хотѣли дать ядрами дружеское извѣщеніе.
Сіе обстоятельство дало намъ время и случай разсмотрѣть на досугѣ живописную и величественную картину острова Св. Елены, съ крутыми его утесами, возвышающимися перпендикулярно отъ поверхности моря, и со всѣхъ сторонъ неприступными. Мы усмотрѣли городъ, лежащій въ долинѣ, надъ которою поднимается съ каждой стороны довольно высокая гора: на вершинѣ сихъ горъ Англичане устроили грозныя баттареи; сіи искуственныя укрѣпленія, при естественномъ положеніи острова Св. Елены, дѣлаютъ оный самымъ неприступнымъ мѣстомъ въ свѣтѣ.
Ударило десять часовъ. Мы бросили якорь, горя нетерпѣніемъ выйти на берегъ. Въ 11 часовъ нашъ яликъ причалилъ къ пристани. Пристань сія достойна замѣчаніи: она устроена въ углубленіи утеса, изобилующаго розовою блендою (amphibole). Громады камня торчали надъ головами нашими и отражали синеватый цвѣтъ свой на воду, на одежду и на лица наши. Все въ глазахъ нашихъ засинѣлось. Лѣстница пристани изсѣчена въ скалѣ. Поднявшись по ней, мы очутились на набережной; увидѣли большой магазинъ, и нѣсколько матрозскихъ шпиковъ въ малыхъ домикахъ. Къ морю набережная уставлена пушками. На городскую площадь проходятъ подъ сводомъ, находящимся на краю набережной, влѣво отъ пристани. Только сія площадь и хороша во всемъ городѣ. На ней построена церковь (на фронтонѣ коей изображенъ 1773 годъ), дворецъ Губернатора и пр. Къ ней примыкаетъ большая улица, обитаемая купцами; имена у нихъ по большей части жидовскія. Эта одна улица можетъ назваться улицею; прочія суть не иное что, какъ дорожки, ведущія къ усадьбамъ въ долинѣ.
Мы не могли оставаться на тамошнемъ рейдѣ долѣе одного дня. Минуты для насъ были дороги: намъ хотѣлось только взглянуть на могилу бывшаго Императора Французовъ. Губернаторъ (Генералъ Балкеръ) далъ намъ позволеніе безъ затрудненій, но приказалъ, чтобъ одинъ офицеръ гарнизона провожалъ насъ. Наступилъ полдень: должно было пройти 6 Англійскихъ миль (около десяти верстъ). Тропическое солнце стояло надъ нашими головами: мы бились по дорогѣ, какъ муха съ дорожными. Отдадимъ справедливость Англичанамъ: они постарались, сколько возможно, исправить дороги острова. Подъ нами видѣнъ былъ городъ, съ обширными садами и безконечными казармами. Взбираясь на гору, поднимающуюся влѣво отъ рейда, мы должны были разъ двадцать отдыхать; одинъ изъ насъ такъ усталъ, что не могъ продолжать пути, и остался на дорогѣ. Насъ подстрекало любопытство. Наконецъ доползли мы до вершины. Тамъ построенъ загородный домикъ, гдѣ проводятъ свободное время воспитанницы городскаго пансіона, дочери чиновниковъ Остъ-Индской Компаніи. Чтобъ дойти до цѣли нашего странствія, надлежало спуститься подругой сторонѣ той же горы. Уже взоры наши носились надъ сею страною, дикою и непривѣтною; кой-гдѣ разбросаны деревья; мѣстами мелькаютъ хижины. Мы шли въ молчаніи, объятые какимъ-то благоговѣйнымъ трепетомъ: мы приближались къ тихой могилѣ человѣка, наполнившаго землю громкимъ своимъ именемъ. Миновавъ небольшія ворота, мы прошли но аллеѣ гераніума, къ деревянному забору, коимъ окруженъ памятникъ. По предъявленіи Губернаторскаго билета, калитка отворилась. Посреди небольшаго пространства, покрытаго дерномъ, увидѣли мы желѣзную ограду, вышиною въ 6 футовъ, длиною въ 14, шириною въ девять. Пять плакучихъ изъ и два Китайскія персиковыя дерева осѣняютъ могилу. Сторожа, живущіе въ шалашѣ, шагахъ въ пятидесяти оттуда, вздумали вынуть одинъ изъ прутьевъ рѣшетки въ оградѣ, который вставляютъ когда нужно: такимъ образомъ удовлетворяютъ онѣ любопытству путешественниковъ, позволяя имъ приближаться къ самой могилѣ. Надгробный камень состоитъ изъ трехъ мраморныхъ плитъ, возвышающихся дюймовъ на 8 или на 10 надъ землею; длиною отъ 3 до 10, шириною въ 6 1/2 футовъ: на немъ нѣтъ никакой надписи. Провожатые сказали намъ, что склепъ равномѣрно выложенъ мраморомъ, и углубленъ на 8 футовъ въ землю. Гробница Наполеона стоитъ тамъ на четырехъ ступенькахъ. Прахъ сего знаменитаго мужа заключенъ въ четырехъ гробахъ: первый, внутренній, сдѣланъ изъ краснаго дерева; второй, изъ бѣлой жести; третій свинцовый, а четвертый изъ краснаго дерева. На немъ изображенъ титулъ Французскаго Генерала. Съ нимъ положены во гробъ мундиръ его, шляпа (сдѣлавшаяся, по особенной формѣ своей, какъ бы историческимъ памятникомъ) и шпага, которую онъ носилъ въ Аустерлицкой битвѣ. На грядахъ, окружающихъ надгробный камень, супруга Генерала Бертрана разсадила фіалки (называемыя по-Французски penséss). Мы нѣсколько разъ обошли вокругъ хладнаго сего памятника, объятые какимъ-то невольнымъ трепетомъ. Величіе... могущество человѣческое.... тлѣнность... душа... вѣчность... сіи помышленія волновали насъ. Мы находились еще въ глубокомъ размышленіи, когда сторожа, при выходѣ, изъ ограды, предложили намъ напиться воды изъ близлежащаго небольшаго источника, который чистотою и прозрачностію манилъ къ себѣ жаждущихъ. Мы попирали траву, по которой ходилъ Наполеонъ, пили воду, которою онъ ежедневно освѣжался! Берега сего источника были единственнымъ гульбищемъ его въ заточеніи. Онъ сидѣлъ тамъ часа по два, занимаясь чтеніемъ, или погружаясь въ размышленія; смотрѣлъ на птицъ, порхавшихъ по вѣтвямъ деревъ, осѣняющихъ нынѣ послѣднее его жилище, на кроликовъ, выбѣгавшихъ изъ норъ своихъ, чтобъ пощипать травки, покрывающей теперь его могилу.
Время, между тѣмъ, протекало. Мы пустились въ обратный путь, взявъ по вѣткѣ той ивы, которая осѣняетъ останки Наполеона. Въ пять часовъ пришли мы къ ялику, не замѣтивъ дорогою ничего достойнаго вниманія: ощущенія, волновавшія насъ въ продолженіе дня, слишкомъ наполняли нашу душу. А. С.