Lib.ru/Классика: Муррэй Гренвиль. В ожидании земных благ

Въ ожиданіи земныхъ благъ

РОМАНЪ

ГРЕНВИЛЯ МОРРЕЯ.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

I.
Герцогъ Куртопъ.

Это былъ чистокровный великобританскій аристократъ, обладатель громадныхъ богатствъ и всевозможныхъ титуловъ, считавшійся чуть не великимъ человѣкомъ до парламентской реформы 1830 года. Онъ посылалъ одинадцать депутатовъ въ палату общинъ; во всѣхъ сферахъ Государственнаго управленія можно было найдти людей, которые были одолжены своимъ положеніемъ его высокому покровительству. Однажды онъ принялъ мѣсто вице-короля Ирландіи, снисходя на личную просьбу принца-регента, любившаго ставить блестящихъ представителей своей власти; онъ также былъ нѣкоторое время членомъ одного изъ придворныхъ министерствъ, завѣдывавшихъ доходами, расходами и особенно долгами принца; но онъ былъ слишкомъ гордъ и высокопоставленъ, чтобъ придавать какую-нибудь цѣну министерскому портфелю. Онъ былъ главою той могучей партіи, которая руководила многими, слѣдовавшими одно за другимъ, министерствами, и ни одинъ предводитель партіи не рѣшался составить кабинетъ, не заручившись сначала его согласіемъ и поддержкой. Онъ дозволялъ своимъ кліентамъ въ палатѣ общинъ подавать голоса, какъ имъ было угодно, по личнымъ касавшимся до нихъ дѣламъ, но какъ только выступалъ на очередь вопросъ, разрѣшеніе котораго могло угрожать привилегіямъ аристократіи, герцогъ и дюжина или двѣ его друзей отдавали немедленно приказъ о правильномъ его разрѣшеніи, согласно ихъ интересамъ, и отправлялись могущественнымъ легіономъ въ Вестминстеръ для личнаго наблюденія за дѣйствіями своихъ кліентовъ,

Герцогъ великолѣпно жилъ въ своихъ родовыхъ замкахъ, выѣзжалъ въ блестящихъ экипажахъ и изумлялъ толпу своей необыкновенной роскошью. Онъ требовалъ отъ всѣхъ благоговѣйнаго уваженія, но дѣлалъ это такъ просто, такъ естественно, что каждый считалъ это поклоненіе его особѣ необходимымъ, какъ-бы установленнымъ самой природой; и самъ герцогъ принималъ его за такое-же обыкновенное явленіе, какъ подаваніе бифстекса -- его любимаго кушанья -- на золотомъ блюдѣ ливрейнымъ лакеемъ. Всѣ охотно и безусловно платившіе герцогу эту законную дань уваженія могли смѣло разсчитывать на его вниманіе и подачку. Для древняго рода герцога не было ничего невозможнаго; доходныя мѣста, пенсіоны, епископскія митры, чины въ арміи и флотѣ, громадныя судебныя синекюры и всевозможныя казенныя должности -- все это онъ могъ доставить до одному его мановенію, все это могло посыпаться на человѣка, находившагося подъ его покровительствомъ.

Герцогъ Куртопъ, жившій въ концѣ первой четверти нынѣшняго столѣтія, испыталъ всѣ удовольствія и непріятности великосвѣтской жизни того времени. Говорятъ, что юность его протекла въ буйныхъ оргіяхъ и что онъ вообще легкомысленно пользовался своимъ богатствомъ и аристократическимъ титуломъ. Мистеръ Мортмэнъ, старый стряпчій фамиліи Вильдвилей,-- однимъ изъ отпрысковъ которой былъ герцогъ Куртопъ,-- наморщивалъ брови лѣтъ двадцать спустя, какъ только заходила рѣчь о юношескихъ похожденіяхъ молодого Куртопа; кромѣ того, упорно поддерживался слухъ о шотландскомъ бракѣ герцога и о таинственно исчезнувшей дочери, которая могла впослѣдствіи сдѣлаться законной наслѣдницей большей части помѣстій герцога, приписанной къ шотландскому графству Вингидъ, полученному имъ отъ, матери. Но мало-по-малу этотъ слухъ замеръ и герцогъ былъ уже давно обвѣнчанъ прелатомъ, которому онъ доставилъ епископскую митру, съ леди Мери Оверло, единственной наслѣдницей и представительницей другого герцога, за потомствомъ котораго было признано завѣщаніемъ Генриха VIII право на англійскій престолъ. Въ аристократическихъ кружкахъ поговаривали, что у нихъ былъ одинъ сынъ, красивый молодой человѣкъ съ наслѣдственной склонностью къ разгулу, и что герцогиня умерла, не оставивъ другихъ дѣтей. Но люди, быть можетъ, болѣе свѣдущіе, увѣряли, что она никогда не имѣла дѣтей; впрочемъ, этотъ темный вопросъ вовсе не былъ такъ важенъ, чтобы стоило имъ долго заниматься. Въ спискѣ пэровъ было отмѣчено, что существуетъ герцогъ Куртопъ, пэръ Ирландіи, и порядочное общество довольствовалось этимъ. Герцогъ не очень близко принялъ къ сердцу и смерть своей жены; быть можетъ, онъ былъ тогда занятъ чѣмъ-нибудь другимъ, и, дѣйствительно, на рукахъ у него было много хлопотъ, которыя отвлекали его вниманіе. Онъ принималъ Людовика XVIII и его многочисленную свиту съ такимъ великолѣпіемъ, что долги, впослѣдствіи такъ назойливо безпокоившіе герцога, съ этого времени рѣшительно подавили его. Онъ также поддерживалъ избирательную борьбу противъ сторонниковъ Гонта и Коббета въ родовыхъ его мѣстечкахъ, гдѣ зарождались стремленія къ независимости. Особенно шотландскій купецъ, по имени Браунъ, нажившій огромное состояніе въ Индіи, противодѣйствовалъ кліенту герцога въ одномъ избирательномъ округѣ, зависѣвшемъ вполнѣ отъ семейства Вильдвилей, и выказывалъ при этомъ страшное упорство, точно онъ дѣйствовалъ изъ личной ненависти къ герцогу. Подобные поступки Брауна, впослѣдствіи осмѣлившагося даже купить участокъ земли по сосѣдству съ помѣстьями герцога, были доведены до свѣденія послѣдняго избирательнымъ агентомъ, но герцогъ отклонилъ дальнѣйшій разговоръ объ этомъ предметѣ. Однако, борьба была ведена съ обѣихъ сторонъ съ такимъ упрямствомъ, что мистеръ Браунъ потерялъ половину своего состоянія и принужденъ былъ снова отправиться въ Индію для поправленія своихъ финансовъ. Узнавъ объ его отъѣздѣ, герцогъ улыбнулся своей сухой, надменной улыбкой, но никогда болѣе не посѣщалъ этого мѣстечка, хотя всѣ тамошніе купцы умоляли его поддержать своимъ пріѣздомъ и вліяніемъ упавшую торговлю.

Послѣдніе годы его жизни протекли въ полномъ уединеніи; онъ былъ старъ, страдалъ подагрой и былъ почти бѣденъ. Онъ никогда не могъ примириться съ политическимъ переворотомъ 31--32 годовъ и говорилъ съ величайшей горечью о лордѣ Греѣ, который "просто ограбилъ его". Новой силой, ворочавшей государственнымъ механизмомъ, сдѣлались деньги, а въ деньгахъ у него чувствовался большой недостатокъ. Мистеръ Браунъ возвратился въ Англію и одержалъ побѣду на парламентскихъ выборахъ въ городѣ Скайпвортѣ, находившемся въ нѣсколькихъ шагахъ отъ герцогскаго парка и постояннымъ представителемъ котораго былъ до тѣхъ поръ родственникъ герцога лордъ Рупертъ Вильдвиль. Всего-же хуже было то, что онъ не могъ болѣе наказывать своихъ арендаторовъ, такъ какъ обширныя владѣнія его находились подъ опекой и всѣ его ренты были конфискованы на удовлетвореніе кредиторовъ. Прошлое, еще столь недавнее, когда онъ былъ всемогущъ, казалось ему какимъ-то невѣроятнымъ сномъ и онъ часто спрашивалъ себя, былъ-ли онъ дѣйствительно нѣкогда великой особой,-- онъ, теперь всѣми забытый,-- между тѣмъ какъ во всѣхъ устахъ гремѣло имя какого-то темнаго ирландца О'Коннеля, а французскій графъ Д'Орсе, которому онъ когда-то добродушно покровительствовалъ, былъ царемъ моды въ Лондонѣ. Sic transit gloria niundi! часто повторялъ герцогъ Куртопъ въ своемъ опустѣломъ замкѣ, подъ сводами котораго еще такъ недавно праздновались сарданапаловскіе пиры въ присутствіи многочисленной толпы его друзей и кліентовъ. Теперь-же, въ эти тяжелыя времена, единственнымъ развлеченіемъ герцога были уединенныя прогулки по темнымъ аллеямъ парка; кромѣ того, онъ любилъ чистить фамильный фарфоръ, высоко цѣнимый любителями, и кормить фазановъ, которые, вѣроятно, сочувствовали ему, такъ-какъ они также были удалены отъ двора, гдѣ болѣе не появлялись на торжественныхъ банкетахъ короля-моряка. Однажды посѣтивъ Лондонъ на нѣсколько дней, онъ встрѣтился съ какимъ-то банкиромъ, который осмѣлился заговорить съ нимъ, герцогомъ Куртопомъ, пэромъ и кавалеромъ ордена Подвязки. Онъ взглянулъ на банкира съ патетическимъ изумленіемъ, но на милліонера этотъ холодный и презрительный взглядъ вовсе не подѣйствовалъ. Вслѣдствіе-ли подобной неслыханной дерзости, подагры или разстройства желудка отъ роскошныхъ обѣдовъ въ Карльтонъ-Гаузѣ и Павильонѣ, но вскорѣ послѣ этого въ Times'ѣ появилась статья, извѣщавшая публику о преждевременной и печальной кончинѣ герцога Куртопа, Въ некрологѣ говорилось, что "всѣ доблести и добродѣтели умерли вмѣстѣ съ нимъ, чтобъ достойно почтить память послѣдняго изъ великихъ столповъ старой Англіи."

II.
Вэкфильдъ-на-болотѣ.

Въ мирной, сонной деревушкѣ на границѣ Оксфордшира находилась небольшая гостинница, извѣстная всѣмъ проѣзжающимъ извощикамъ своимъ хорошимъ пивомъ и душистымъ сѣномъ. Тридцать пять лѣтъ тому назадъ по большимъ дорогамъ Англіи тянулось много возовъ и "Шашечница", какъ значилось на громадной вывѣскѣ, титуловавшей эту гостинницу, могла-бы приносить хорошій доходъ: но хозяинъ ея, Джонъ Джайльсъ, постоянно пьянствовалъ съ посѣтителями и неисправно велъ свои счеты. Это былъ тупой и добродушный, но совершенно безвредный человѣкъ; при жизни жены онъ также напивался, но украдкой и никогда въ пьяномъ видѣ не являлся передъ посѣтителями; схоронивъ-же ее, онъ запилъ горькую и сильно опустился. Если обѣдъ былъ готовъ въ часъ и кружка пива находилась постоянно у него подъ рукой, то онъ былъ стоически равнодушенъ ко всему остальному. Молодая дѣвушка, какъ говорили, племянница его жены, вела все хозяйство, которое -- надо отдать ей справедливость -- было въ полномъ порядкѣ. Кромѣ нея, въ гостинницѣ находился еще только одинъ слуга, исполнявшій свои обязанности добросовѣстно, хотя и мѣшкотно, и притомъ не открывая рта иначе, какъ въ самыхъ необходимыхъ случаяхъ. Его мѣшковатость отчасти объяснялась тѣмъ, что онъ никогда не спускалъ глазъ съ молодой дѣвушки, а когда ея не было въ гостинницѣ, то онъ искалъ ее взглядомъ, полнымъ глубокой тоски, которую, очевидно, онъ не могъ выразить словами. Его звали Томъ Браунъ и онъ также былъ родственникомъ покойной хозяйки, которая, не имѣя сама дѣтей, заботилась о томъ, чтобъ въ гостинницѣ были люди близкіе и вѣрные. Онъ родомъ былъ изъ Нортумберланда и отличался сѣверной смекалкой, хотя по наружности выглядывалъ чистымъ пентюхомъ и дуракомъ.

Молодую дѣвушку всѣ звали Маджи Джайльсъ и только пасторъ называлъ ее миссъ Маргарита, что возбуждало ея веселый смѣхъ, но втайнѣ доставляло ей удовольствіе; каждый разъ, когда онъ проходилъ мимо гостинницы, она лукаво выбѣгала къ нему на встрѣчу и краснѣла отъ счастья, что хоть кто-нибудь относится къ ней съ нѣкоторымъ уваженіемъ. Объ ея прошломъ извѣстно было только одно, что девятнадцать лѣтъ тому назадъ ея мать въ самомъ несчастномъ, нищенскомъ положеніи явилась въ гостинницу и, родивъ маленькую Маджи, вслѣдъ за тѣмъ умерла. Подобные случаи бываютъ часто, и хотя, быть можетъ, деревенскія кумушки выводили изъ этого происшествія скандальныя сплетни, тѣмъ не менѣе Джайльсъ и его жена были слишкомъ приличные люди, чтобъ на нихъ пало какое-нибудь подозрѣніе, а потому они преспокойно оставили у себя безпріютную Маджи. Когда она выросла, то стала управлять всѣмъ домомъ, и Джонъ Джайльсъ, почти никогда ненаходившійся въ трезвомъ состояніи, наконецъ, началъ сомнѣваться, не дѣйствительно-ли она его дочь, хотя онъ и не помнилъ, какъ и когда его жена могла произвести ее на свѣтъ. Маджи называла его отцомъ и все въ гостинницѣ шло, какъ по маслу. Красота этой молодой дѣвушки была столько-же замѣчательна, какъ ея невѣжество; это былъ типъ физическаго совершенства, неодушевленнаго ни одной искрой какой-бы то ни было мысли; она, какъ большинство англійскихъ поселянокъ, не имѣла никакой памяти, никакихъ ясныхъ понятій о чемъ-бы то ни было. Она могла вспомнить, что въ прошедшее Рождество за обѣдомъ былъ пудингъ и что она ребенкомъ упала въ каминъ, но забывала все, что ей говорили наканунѣ, если это не касалось ея собственной личности. Она не умѣла ни читать, ни писать, съ грѣхомъ считала до двадцати и не знала дороги до ближайшаго города, хотя телѣги и экипажи проѣзжали мимо гостинницы ежедневно туда и обратно. Ей невозможно было объяснить самыхъ простыхъ вещей и она даже не могла правильно произнести имени своего друга-пастора, а называла его просто папой, тогда-какъ въ спискахъ духовенства онъ именовался достопочтеннымъ Мармодюкомъ Моледи. Однимъ словомъ, это былъ прелестный звѣрекъ, смѣющійся, поющій, умѣющій стряпать и шить, такъ-что, когда мистеръ Моледи думалъ о ней,-- а это случалось нерѣдко,-- онъ спрашивалъ себя, рождается-ли человѣкъ прямо съ душой или душа развивается впослѣдствіи религіей, мыслями и страданіями.

Въ холодный октябрскій вечеръ, когда земля усѣяна золотистой листвой полуобнаженныхъ деревъ, передъ гостинницей "Шашечница" на деревянныхъ скамьяхъ сидѣло нѣсколько поселянъ. Они пили пиво и закусывали хлѣбомъ съ ветчиной. Отъ времени до времени они перебрасывались отрывочными словами или хохотали надъ какой-нибудь шуткой, но вообще это былъ народъ не словоохотливый и не очень веселый. Покончивъ ужинъ, они разошлись одинъ за однимъ и потянулись съ своими возами въ дальнѣйшій путь. Наконецъ, остались только двое посѣтителей -- кузнецъ Гарри Джинксъ и могильщикъ мистеръ Джойсъ, которые вмѣстѣ съ хозяиномъ гостинницы отличались способностью пить безъ устали и когда угодно. Между тѣмъ ночь, вообще приносящая человѣку облегченіе, но иногда посылающая горе и страданія, медленно опустилась на землю. Стада уже возвратились съ пастбища и въ окнахъ хижинъ засвѣтились огоньки. Солнце, весь день скрывавшееся за облаками, часъ тому назадъ вышло на минуту и, закатившись на горизонтѣ, зажгло небо огненнымъ заревомъ. Черныя тучи надвигались съ запада и крупныя, тяжелыя капли дождя, падавшія время отъ времени, предвѣщали грозу.

Могильщикъ, мистеръ Джойсъ, маленькій, худощавый человѣчекъ, чрезвычайно почтенный и серьезный на взглядъ, собрался также въ путь и сталъ шарить по карманамъ, отыскивая деньги. Однако, всѣ его поиски были напрасны и, наконецъ онъ снялъ шляпу, какъ-бы предполагая въ ней найти что-нибудь; дѣйствительно, тамъ оказалось нѣчто, но не деньги, а желтый носовой платокъ.

-- А, произнесъ задумчиво мистеръ Джойсъ,-- понимаю. Моя старуха опять обобрала у меня деньги и спрятала ихъ въ свой чулокъ. Отмѣть мѣлкомъ, Маджи, три кружки. Я заплачу послѣ первыхъ похоронъ.

-- Всего будетъ девять кружекъ за вами, я ужь отмѣтила, отвѣчала Маджи, которая всегда зорко слѣдила за счетами.

-- Да, да, девять кружекъ! воскликнулъ кузнецъ:-- красавица говоритъ правду.

-- Нѣтъ, возразилъ могильщикъ:-- я выпилъ болѣе трехъ, но тѣ не въ счетъ, я пилъ для компаніи съ Джономъ Джайльсомъ. Не такъ-ли, Джонъ!

Хозяинъ, вызванный такимъ образомъ на прямой отвѣтъ, старался-было понять, въ чемъ дѣло, но убѣдившись, что это невозможно, такъ-какъ голова его кружилась вихремъ, произнесъ отрывисто: "До-о-вольно".

-- Джонъ Джайльсъ не любитъ терять словъ, замѣтилъ мистеръ Джойсъ, обращаясь къ кузнецу,-- но онъ всегда говоритъ дѣло.

Совершенно напрасно думаютъ, что лесть -- удѣлъ высокихъ особъ; Джонъ Джайльсъ любилъ, чтобъ ему льстили, не менѣе любого изъ сильныхъ міра сего; и мистеръ Джойсъ, удовлетворивъ этой слабости, отправился домой съ такой-же самодовольной улыбкой, какъ придворный принца Монакскаго, которому удалось ловкой лестью выпросить себѣ доходное мѣсто. Стояло-ли унижаться изъ-за нѣсколькихъ кружекъ пива -- трудно сказать, такъ-какъ это зависитъ отъ того уваженія, которое человѣкъ питаетъ къ пиву.

Кузнецъ всталъ, зѣвнулъ, потянулся и допивъ свою кружку до послѣдней капли, хотѣлъ послѣдовать за могильщикомъ, но вдругъ замѣтилъ что-то необыкновенное на дорогѣ недалеко отъ гостинницы. Прежде всего за деревьями показалось что-то красное, а потомъ какая-то большая фигура, прихрамывая, слѣдовала за краснымъ призракомъ. У кузнеца было отличное зрѣніе и черезъ нѣсколько минутъ напряженнаго наблюденія онъ замѣтилъ Тому Брауну, который, убирая на ночь ведра, какъ всегда отъискивалъ глазами Маджи:

-- Этотъ господинъ въ красной, охотничьей курткѣ -- Томъ; а ведетъ онъ хромую лошадь. Вѣроятно, ее надо подковать; пойду-ка разведу огонь въ кузницѣ. Заработать копейку теперь очень кстати.

Сказавъ это, кузнецъ громко захохоталъ и поспѣшно удалился.

Дѣйствительно, человѣкъ въ красной курткѣ, держа въ поводу лошадь, медленно ковылявшую за нимъ, прошелъ мимо безмолвной мельницы, пасторскаго дома, необитаемаго уже съ давнихъ поръ (ректоръ того прихода, къ которому онъ принадлежалъ, находился въ тюрьмѣ и на домъ былъ наложенъ секвестръ), мимо церкви, находившейся по близости, и остановился передъ дверью гостинница. Въ эту минуту вывѣска "Шашечницы" жалобно заскрипѣла отъ порыва вѣтра и дождь пошелъ сильнѣе, словно устранены были преграды, удерживавшія его дотолѣ.

-- Эй, слуга! сказалъ охотникъ пріятнымъ, но повелительнымъ тономъ:-- убери лошадь, да посмотри за нею хорошенько: у нея повреждена нога. А вы, хозяинъ, дайте мнѣ стаканъ самаго лучшаго пива и велите запречь таратайку; меня надо отвезти въ Дронингтонъ.

Хозяинъ гостинницы повторилъ слова таратайка такимъ страннымъ голосомъ, точно говорилъ: -- хорошо тебѣ толковать о таратайкѣ, а гдѣ-же я ее возьму?

Между тѣмъ дождь все усиливался и охотникъ вошелъ въ домъ, съ хлыстомъ въ рукѣ. Онъ невольно поражалъ своей красотой и благородной осанкой. Высокаго роста, стройный, онъ имѣлъ правильныя черты, свѣжій цвѣтъ лица и черные, вьющіеся на вискахъ волосы. Приблизившись къ огню въ кухпѣ, онъ опустился въ деревянныя кресла и затянулъ какую-то пѣсню сильнымъ, пріятнымъ голосомъ. Когдя-же Маргарита подала ему пиво, то онъ прежде взглянулъ на нее, потомъ выпилъ залпомъ весь стаканъ, потому-что его мучила жажда послѣ цѣлаго дня, проведеннаго на охотѣ, и снова вскинулъ свой довольный взглядъ на молодую дѣвушку.

-- Какъ васъ зовутъ, Мэри? спросилъ онъ.

-- Маджи, къ вашимъ услугамъ, сэръ, отвѣчала она, краснѣя:-- а не Мэри, на-сколько мнѣ извѣстно.

-- Маджи -- очень хорошенькое имя, замѣтилъ охотникъ смѣясь и показывая рядъ прекрасныхъ зубовъ.

Но въ эту минуту въ дверь вошелъ Томъ Браунъ и прервалъ разговоръ.

-- Хозяинъ говоритъ, что вамъ нужна таратайка, сэръ, сказалъ онъ, обращаясь къ охотнику, появленіе котораго, повидимому, ему не было очень пріятно.

-- А! отвѣчалъ незнакомецъ добродушно и, очевидно, вспоминая что-то забытое.-- Да, мнѣ нужна таратайка, заложите поскорѣй.

-- У насъ нѣтъ таратайки, отвѣчалъ Томъ съ видимымъ неудовольствіемъ;-- но отсюда недавно уѣхала телѣга и возница навѣрное теперь остановился въ "Стогѣ Сѣна", въ какихъ-нибудь двухъ миляхъ отсюда. Вы можете ее догнать, сэръ, если поторопитесь.

-- Благодарю, отвѣчалъ охотникъ, зѣвая и откидываясь на спинку кресла;-- я пѣшкомъ не пойду за телѣгой; вы можете ее принести на плечахъ, а Маджи устроитъ мнѣ въ ней постель.

Сказавъ это, онъ засмѣялся, и его смѣхъ былъ такой веселый, что Маджи также захохотала, а Томъ мрачно улыбнулся, удивляясь, чему они смѣются. Онъ не понималъ, какъ это могла залѣзть въ голову человѣка мысль спать въ телѣгѣ, когда въ домѣ былъ прекрасный сѣнникъ, но онъ ничего не сказалъ, ибо, по непривычкѣ, слова съ трудомъ выходили изъ его устъ.

Видя, что Томъ не двигается съ мѣста и вытаращилъ глаза на него и Маджи, охотникъ подошелъ къ окну и, насвистывая, поглядѣлъ на дорогу. Было совершенно темно и гроза свирѣпствовала со всею силою равноденственной бури. За нимъ въ комнатѣ пылалъ огонь и Маджи поспѣшно приготовляла ужинъ хозяину. Этотъ ужинъ наполнялъ кухню соблазнительнымъ запахомъ и голодный охотникъ съ удовольствіемъ сталъ думать о немъ. Черезъ минуту онъ обернулся, бросилъ нетерпѣливый взглядъ на Тома, пробарабанилъ что-то на стеклѣ окна и неожиданно спросилъ у Маджи, можетъ-ли онъ получить отдѣльную комнату, поужинать и ночевать.

Молодая дѣвушка, совершенно безсознательно, даже не подумавъ, отвѣчала: да. Но едва произнесла она это слово, какъ сама испугалась. Никогда путешественники не требовали въ этой деревенской гостинницѣ ужина и спальни; однако, домъ былъ большой и въ немъ было нѣсколько незанятыхъ комнатъ; она могла затопить каминъ въ одной изъ нихъ, а въ другой постлать постель, такъ-какъ бѣлья у нея было достаточно. Трудъ этотъ былъ небольшой, а на другое утро незнакомецъ уѣдетъ. Что касается ужина, то онъ ей представлялся не иначе, какъ сочетаніемъ яицъ, свинины, картофеля и жареныхъ угрей, которыми изобиловалъ околодокъ, а всего этого въ гостинницѣ было вдоволь. Такимъ образомъ, черезъ часъ незнакомецъ, подкрѣпившись этимъ неприхотливымъ, но сытнымъ ужиномъ, заснулъ крѣпкимъ и пріятнымъ сномъ передъ пылающимъ огнемъ въ отведенной для него комнатѣ.

III.
Деревенская гостинница.

Кузнецъ потребовалъ еще кружку пива и сѣлъ за ужинъ вмѣстѣ съ Джономъ Джайльсомъ, главнымъ образомъ для того, чтобы поговорить о незнакомцѣ и его лошади.

-- Я слышалъ, сказалъ онъ почтительнымъ тономъ,-- что такія лошади стоятъ цѣлаго состоянія.

-- Это зависитъ отъ того, что называютъ состояніемъ, отвѣчалъ Джонъ Джайльсъ, который смутно помнилъ, что кто-то оцѣнилъ свою пивоварню въ 100,000 фунт.;-- лошадь не можетъ стоить цѣлаго состоянія, Гарри.

-- Нѣтъ, можетъ, упрямо отвѣчалъ Джинксъ:-- мой братъ слышалъ отъ одного человѣка, жившаго въ Лейстерширѣ, что сэръ Фрэнсисъ Бурдетъ заплатилъ 700 фунт. за лошадь, носившую имя Самсонъ, а она не могла быть лучше этого коня, прибавилъ кузнецъ, ударяя кулакомъ по столу.

Въ тѣ времена всѣ въ Англіи говорили о сэрѣ Фрэнсисѣ Бурдетѣ и его имя было почти легендарнымъ.

-- Да однѣ подковы, продолжалъ кузнецъ послѣ минутнаго молчанія,-- съ сѣдломъ и уздечкой стоятъ болѣе моего полугодичнаго жалованья.

-- Ваше полугодичное жалованье -- круглая сумма, отвѣчалъ хозяинъ, не совсѣмъ ясно соображая, о чемъ онъ говорилъ: -- а кусокъ желѣза и кусокъ кожи не могутъ дорого стоить.

-- Подковы стальныя, а сѣдло индѣйское, замѣтилъ кузнецъ, желая выставить во всемъ блескѣ открытую имъ диковину.

Маджи сидѣла въ углу кухни и жадно слушала слова кузнеца, который, сознавая магнетическое вліяніе, производимое сочувствіемъ слушателя на оратора, вѣроятно, никогда не кончилъ-бы своихъ похвалъ незнакомцу и его лошади, но въ это время хозяинъ громко захрапѣлъ и кузнецъ умолкъ. Свѣча уже почти догорѣла, что было вѣрнымъ признакомъ поздняго часа, и, пожелавъ молодой дѣвушкѣ доброй ночи, онъ отправился домой. Черезъ нѣсколько минутъ Джонъ Джайльсъ проснулся отъ неожиданно воцарившейся тишины и, въ просонкахъ протерѣвъ глаза, промолвилъ: "девять часовъ", и также пошелъ спать.

Маджи осталась одна передъ каминомъ, погруженная въ глубокую думу. О чемъ она думала,-- сама не знала, и только много лѣтъ спустя отдала себѣ ясный отчетъ въ тѣхъ мысляхъ, которыя впервые возбудили ея дремлющее воображеніе въ эту памятную ночь, когда она, сидя въ кухнѣ, пристально смотрѣла на догоравшіе угли, изъ груды которыхъ возставали передъ нею какіе-то странные, невѣдомые образы. Работа выпала изъ ея рукъ и прошло болѣе часа прежде, чѣмъ она очнулась отъ этого забытья. Наконецъ, Томъ Браунъ появился въ дверяхъ съ фонаремъ въ рукѣ; но молодая дѣвушка не обратила на него вниманія. Что сдѣлалось съ нею? Она, казалось, теперь была далеко отъ него; во всей ея фигурѣ замѣчалось что-то странное, точно она принадлежала къ другому, высшему классу созданій, и честный Томъ впервые понялъ, какъ неизмѣримо онъ ниже Маджи. Однако, осторожно подойдя къ ней, чтобъ не нарушить ея глубокаго спокойствія, онъ придалъ такое нѣжное выраженіе своему лицу, что его грубыя черты преобразились и неловкія движенія стали почти граціозны; когда-же онъ заговорилъ, голосъ его, несмотря на незначительность сказанныхъ имъ словъ, звучалъ сердечной добротой и твердостью покровителя, который защититъ ее отъ всякой опасности, хотя бы это стоило ему жизни.

-- Я отправляюсь съ письмомъ въ городъ, сказалъ Томъ.

-- Да? произнесла Маджи, не сводя глазъ съ огня.

-- Письмо отъ господина, что теперь наверху, продолжалъ Томъ, указывая пальцемъ на потолокъ: -- я не вернусь раньше утра; путь не близкій: двѣнадцать миль въ одинъ конецъ.

-- Не болѣе, произнесла молодая дѣвушка прежнимъ безсознательнымъ тономъ.

-- Вы не боитесь, Маджи? сказалъ Томъ, ставя фонарь на столъ;-- если вы боитесь, я останусь. Скажите только слово -- и я останусь.

-- Чего-же мнѣ бояться? замѣтила сердито Маджи.

-- Я не знаю... отвѣчалъ Томъ и, почесавъ въ затылкѣ, вышелъ изъ кухни.

Черезъ нѣсколько минутъ его тяжелые шаги замерли и снова воцарилась тишина, прерываемая только мѣрнымъ стукомъ стѣнныхъ часовъ да чириканьемъ сверчка за печкой.

Вдругъ Маджи вспомнила, что она не убрала стола въ комнатѣ путешественника, и, поспѣшно отправившись наверхъ, нашла его спящимъ въ большомъ креслѣ, въ которомъ никто не сидѣлъ со времени смерти хозяйки гостинницы. Уголья тлѣли въ каминѣ, а почти догорѣвшія свѣчи слабо мерцали въ подсвѣчникахъ. Маджи не хотѣла разбудить незнакомца и нѣсколько минутъ стояла неподвижно, колеблясь, остаться-ли ей или уйти. Блестящія принадлежности моднаго франта прошлаго поколѣнія небрежно валялись по всей комнатѣ. Массивная ручка его охотничьяго хлыста была чистаго золота, а самый хлыстъ, лежавшій на дубовомъ полу, былъ бѣлъ, какъ снѣгъ. Незнакомецъ обрѣзалъ голенища своихъ ботфортовъ и бросилъ ихъ съ серебряными шпорами въ совокъ; головки-же безъ задковъ служили ему вмѣсто туфлей. На каминѣ лежали золотые часы съ брилліантовымъ вензелемъ и гербомъ. Въ первую минуту брилліанты показались Мажди каплями воды и она протянула руку, чтобъ обтереть часы. Но, почувствовавъ подъ пальцами камень, она вспомнила, что ей разсказывали о брилліантахъ и объ ихъ громадной цѣнности; она теперь съ женскимъ любопытствомъ стала ихъ разсматривать, обращая ихъ къ свѣту и любуясь ихъ удивительной игрой. Она стояла подлѣ самого незнакомца, но онъ не просыпался. Одна его нога покоилась на рѣшеткѣ камина, а другая была перекинута черезъ ручку кресла, и упавшая съ нея туфля лежала подлѣ на полу. Маджи никогда не видала такихъ маленькихъ ногъ и съ чисто женскимъ чутьемъ замѣтила, что чулки у него были бѣлые шелковые. Онъ все продолжалъ спать, а она становилась мало-по-малу смѣлѣе, подошла къ столу, чтобы посмотрѣть, много-ли онъ съѣлъ, и увидѣла, къ своему крайнему удивленію, что онъ не тронулъ жареной свинины и ѣлъ угри, вѣрно, вилкой, такъ-какъ всѣ ножи были неприкосновенно-чисты. Потомъ она снова взглянула на спящаго охотника, думая, не проснулся-ли онъ; но охотникъ спалъ, и чѣмъ болѣе она смотрѣла на него, тѣмъ сильнѣе приковывался ея взглядъ къ этому еще невиданному зрѣлищу. Незнакомецъ былъ чрезвычайно красивъ въ своей красной курткѣ, сѣромъ жилетѣ и полуразвязавшемся голубомъ шелковомъ галстухѣ. Его длинные, черные, какъ крыло ворона, волосы окаймляли модными въ то время кудрями бѣлый, точно изъ слоновой кости, лобъ; на рукахъ у него играли кольца словно живымъ свѣтомъ. Молодая дѣвушка стояла неподвижно, какъ очарованная; ея сердце тревожно билось и она боялась остаться, но боялась и уйти.

Однако, если-бъ въ этой комнатѣ деревенской гостинницы находился топкій физіономистъ, изучавшій теорію расъ, то онъ былъ-бы удивленъ тѣмъ страннымъ сходствомъ, которое существовало между юной крестьянкой и молодымъ охотникомъ. Правда, онъ быль брюнетъ, а она блондинка, но въ ихъ чертахъ было много общаго; та-же маленькая верхняя губа, тотъ-же разрѣзъ глазъ, тотъ-же большой, прекрасно очерченный ротъ, тѣ-же выдающіяся щеки и таже ямочка на подбородкѣ. Даже тонъ голоса и нѣкоторыя движенія были у нихъ одинаковы. У обояхъ была та-же маленькая, гордо закинутая назадъ голова, тѣ-же миніатюрныя, красивыя ноги и руки. Въ совершеннѣйшихъ видахъ животныхъ встрѣчаются подобныя сходства, почему-же не быть такому сходству и между людьми? И, однако, этотъ юноша и молодая дѣвушка, которыхъ художникъ принялъ-бы за совершенно сходственные идеальные типы, были пэръ Англіи и бѣдная поселянка.

Наконецъ, незнакомецъ потянулся въ своемъ креслѣ и открылъ глаза.

-- Что, моя красавица, промолвилъ онъ,-- который часъ? Я боюсь, что задержалъ васъ очень долго. Ого! ужь полночь. Принесите мнѣ свѣчку, милая.

Она не поняла, что онъ ей говорилъ. Она сознавала только, что ей надо было бѣжать, и, дрожа всемъ тѣломъ, Маджи бросилась къ дверямъ. Но онъ послѣдовалъ за нею и схватилъ ее за руку.

-- Маджи, Маджи! сказалъ онъ,-- что съ вами?

И впервые незнакомецъ взглянулъ на Маджи тѣмъ снисходительнымъ взглядомъ, которымъ турецкіе султаны смотрятъ на красавицъ своего гарема и который былъ довольно успѣшно усвоенъ юными аристократами прошлаго поколѣнія, когда они имѣла дѣло съ хорошенькими горничными.

Маджи отвернулась отъ него и едва не заплакала. Онъ выпустилъ ея руку и ей стало досадно.

-- Принесите мнѣ другую свѣчку, милая, сказалъ онъ холодно, -- и проводите меня въ спальню. Мнѣ надо завтра рано оставить васъ.

Она ни разу не подумала объ этомъ. Она скорѣе пробѣжала-бы милю босикомъ въ грозу, чѣмъ возвратиться къ нему, но при мысли объ его отъѣздѣ сердце ея болѣзненно сжалось.

Незнакомецъ это замѣтилъ, ибо имѣлъ вѣрный взглядъ на все, что касалось слабости женскаго пола. Онъ улыбнулся, столь-же польщенный побѣдой надъ трактирной служанкой, сколько и любовью знатной аристократки. Онъ спокойно притянулъ ее къ себѣ и, обнявъ за талію, нѣжно сказалъ:

-- Какая вы хорошенькая, Маджи! Вы большой кладъ для гостинницы. Клянусь честью, если-бъ я былъ простой работникъ, то круглый день пилъ-бы внизу пиво, такъ что вы не успѣвали-бы подавать мнѣ кружку за кружкой.

Онъ засмѣялся такъ любезно, что очаровалъ-бы любую герцогиню; потомъ взялъ за подбородокъ молодую дѣвушку и поцѣловалъ ея пухлую щечку. Она вздрогнула всѣмъ тѣломъ и, вырвавшись отъ него, съ глухимъ воплемъ выбѣжала изъ комнаты.

IV.
Сонъ и дѣйствительность.

Бѣдная Маджи! Она, какъ и многія молодыя дѣвушки, думала, что можетъ одна прожить на свѣтѣ, безъ всякаго покровительства, и сама сохранить себя отъ всякихъ опасностей. Чѣмъ прогнѣвила она судьбу, которая въ одну роковую ночь такъ безжалостно разбила ея юную жизнь? Но къ чему этотъ вопросъ? Чѣмъ прогнѣвила природу дикая роза, желавшая для своего полнаго счастья только каплю росы и солнечнаго луча и, въ замѣнъ того, безжалостно оторванная отъ стебля весенней грозой и смѣшанная съ грязью въ сосѣдней лужѣ? Маджи смутно сознавала, что добро и что зло, то-есть на-столько сознавала, на-сколько можетъ сознавать существо никогда ничему неучившееся, никогда ни о чемъ не размышлявшее. Она съумѣла-бы защитить себя отъ грубыхъ преслѣдованій поселянъ или двусмысленныхъ шутокъ пьяныхъ возницъ, но кто училъ ее противостать человѣку, который такъ-же походилъ на другихъ знакомыхъ ей людей, какъ день на ночь,-- человѣку, который ослѣпилъ ее, какъ молнія, парализировалъ все ея существо, уничтожилъ всякую мысль о добрѣ и злѣ, подкосилъ всякую возможность сопротивленія? Его голосъ былъ мягче и слаще всякаго слышаннаго ею женскаго голоса; глаза его опутали сердце молодой дѣвушки невѣдомыми чарами; его нѣжная, вкрадчивая рѣчь возбуждала въ ея умѣ мечты и образы, болѣе опьяняющіе, чѣмъ опіумъ. Въ подобной борьбѣ условія боя были неравны. Что можетъ сдѣлать невѣжество противъ образованія, простота противъ хитрости, слабость противъ силы?

Въ эту мрачную ночь, когда всѣ въ гостинницѣ спали, Маджи тихо, въ темнотѣ пробралась въ кухню и опустилась, какъ снопъ, у самой рѣшетки потухшаго камина. Вѣтеръ жалобно вылъ извнѣ, оконныя рамы какъ-бы судорожно дрожали, крупныя капли дождя безпрерывно, монотонно стучали въ стекла, но Маджи не слыхала ничего, что дѣлалось вокругъ нея, она находилась въ какомъ-то забытьи, въ полусознательной дремотѣ. Почему теперь впервые она вспомнила о матери и старалась вызвать изъ окружающаго мрака ея образъ? Она знала, что на деревенскомъ кладбищѣ были могилы, усѣянныя полевыми цвѣтами, и пасторъ говорилъ, что въ этихъ мирныхъ убѣжищахъ покоились и страждущіе, и несчастные до той минуты, когда по трубному гласу, они перейдутъ въ ту блаженную страну, гдѣ нѣтъ ни труда, ни печали. Она теперь спрашивала себя, была-ли ея мать небеснымъ ангеломъ, въ бѣлоснѣжной одеждѣ съ золотымъ вѣнцомъ на головѣ, говорила-ли она съ другими ангелами о ней, о ея Маджи. Ей захотѣлось хотя на мгновеніе увидать эту мать, ласкъ которой она никогда не испытывала. Она сказала-бы ей шопотомъ, что на ея сердце навалился камень, тяжелый, мучительный. Одному Богу извѣстно, какъ она жестоко страдаетъ; Богъ, конечно, услышитъ молитву ея матери и освободитъ ея бѣдное сердце отъ этого страшнаго гнета. Она старалась припомнить молитвы, внутренняго смысла которыхъ она прежде никогда не понимала; потомъ вскочила на ноги, жалобно простерла руки и съ дикимъ воплемъ воскликнула: "Матушка, матушка! скажи Ему, что я не виновата; Онъ знаетъ, что я не виновата!" И, упавъ на полъ, она громко, истерически зарыдала...

Часы шли за часами, а Маджи безчувственно лежала подлѣ камина; она дрожала всѣмъ тѣломъ, какъ въ лихорадкѣ, голова ея пылала, но черныя тучи, заволакивавшія ея юное сердце, какъ-бы разсѣялись. Она видѣла передъ собою теплое, лѣтнее, голубое небо, слышала веселое чириканье птицъ, чувствовала нѣжвое благоуханіе розъ. Вотъ раздался колокольный звонъ, неспѣшная толпа спѣшитъ въ церковь, но это не толпа смертныхъ, а изъ могилъ возстали ихъ призрачные обитатели и, какъ ангелы небесные, въ лучезарныхъ одеждахъ, съ дѣтской улыбкой на губахъ, манили ее за собою. Церковь сіяла тысячами огней, таинственное, мелодичное пѣніе раздавалось подъ древними сводами; ея путь былъ усѣянъ бѣлоснѣжными лиліями; невидимая рука подвела ее къ алтарю, передъ которымъ она видѣла вѣнчаніе столькихъ влюбленныхъ. У подножія алтаря ждалъ ее съ нѣжной улыбкой тотъ, кто зажегъ въ ея бѣдномъ сердцѣ искру любви... Она хотѣла броситься къ нему на шею, но что-то ее удержало; они оба встали на колѣни -- она дала клятву быть ему на вѣки вѣрной и покорной; онъ поклялся любить, уважать и лелѣять ее во всю свою жизнь. Колокола весело гудѣли, пѣніе херувимовъ возносилось къ небу и, взглянувъ на себя, она увидѣла, что на ней была такая-же бѣлоснѣжная одежда, какъ на окружавшихъ ее ангелахъ. Богъ въ своемъ неизрѣченномь милосердіи облекъ ее въ лучезарный покровъ чистоты и непорочности...

Какъ долго находилась она въ этомъ безчувственномъ состояніи, которое было для нея и жизнью, и смертью, она не могла точно опредѣлить. Когда она очнулась, уже свѣтало, вѣтеръ стихъ и дождь пересталъ идти. Большая кошка, сторожившая мышь у щели въ полу, съ испугомъ отскочила при первомъ движеніи Маджи и бросилась въ уголъ. Молодая дѣвушка вскрикнула, но никто не отозвался на ея крикъ; она медленно провела рукою по лбу, стараясь припомнить, гдѣ ока и почему здѣсь очутилась. Она чувствовала глухой стукъ въ вискахъ и томительную боль во всемъ тѣлѣ. Машинально поправила она свои растрепавшіеся волосы и стала полусознательно повторять про себя свой недавній сонъ, стараясь отдѣлить его отъ дѣйствительно случившагося въ эту ненастную ночь; но такой трудъ былъ не по силамъ ея юному уму, непривыкшему къ размышленію. Ея лицо приняло какое-то дикое, тупое выраженіе; опустившись въ скамью, она съ трепетомъ прислушивалась къ каждому долетавшему до нея звуку. Наконецъ, на дорогѣ послышался стукъ телѣги и возница, остановившись передъ гостинницей, громко потребовалъ кружку пива. Было около шести часовъ и осеннее, сѣрое утро освѣщало мирную деревушку; возница поздоровался съ Маджи, похваливъ ее, что она такъ рано принялась за хозяйство.

V.
Мистеръ Шарпъ.

Часа черезъ два въ Вэкфильдѣ-на-болотѣ случилось необыкновенное событіе. Все селеніе переполошилось неожиданнымъ прибытіемъ блестящаго экипажа четверней; такой экипажъ рѣдко появлялся въ этой уединенной мѣстности. Экипажъ былъ закрытый, съ наружными мѣстами на козлахъ и запяткахъ; кузовъ его былъ темно-синій, почти черный, а колеса красныя. Запряженная въ него четверня состояла изъ трехъ кровныхъ, рыжихъ лошадей и одной сѣрой, немного сѣвшей на переднія ноги, но чрезвычайно красивой. Гривы ихъ были заплетены и разукрашены разноцвѣтными лентами, блестящая сбруя весело побрякивала; онѣ гордо бѣжали, громко фыркая и высоко поднимая ноги, почти до самой морды. Этими благородными животными правилъ плотный, коренастый человѣкъ, лѣтъ тридцати-пяти, съ хитрымъ, смѣтливымъ выраженіемъ лица; одѣтъ онъ былъ весь въ черномъ, исключая краснаго жилета и бѣлаго галстуха съ большой золотой булавкой на подобіе копыта.

За каретой сидѣли два грума, казавшіеся, хотя и безъ ливрей, лакеями аристократическаго дома. На нихъ были короткіе, черные сюртуки, лосины, высокіе сапоги, бѣлые галстухи и шляпы съ кокардами, которыя въ то время дозволялось имѣть только лицамъ, занимавшимъ правительственныя должности. На переднемъ сидѣньѣ, за кучеромъ, помѣщался мальчикъ въ каштановой курткѣ и такихъ-же шароварахъ. На головѣ у него была маленькая шотландская шапочка, а въ рукахъ онъ держалъ попону съ герцогской короной и вензелемъ K. Р. Онъ смѣло глазѣлъ по сторонамъ и корчилъ гримасы.

На козлахъ подлѣ кучера сидѣлъ толстый, жирный господинъ въ чрезвычайно пестрой, какъ съ иголочки, новой одеждѣ. Онъ весь сіялъ и лоснился. Волосы его были густо напомажены, лакированные сапоги блестѣли, бѣлая шляпа виднѣлась издали. На немъ были бѣлыя, узкія перчатки, свѣтлое, разстегнутое пальто, синій фракъ съ бронзовыми пуговицами; громадный, атласный галстухъ съ двумя чудовищными булавками и цѣлая выставка золотыхъ цѣпочекъ. Въ рукахъ онъ держалъ палку съ большимъ агатомъ, окруженнымъ гранатами.

Кучеръ, ловко правившій лошадьми, остановился передъ самой дверью гостинницы и одинъ изъ лакеевъ, сидѣвшихъ на запяткахъ, быстро соскочилъ на землю и, по привычкѣ, приложивъ руку къ шляпѣ, хотя никого не было на дорогѣ, воскликнулъ:

-- Здѣсь герц...

-- Довольно, Биль, сказалъ кучеръ, который собственно занималъ должность старшаго конюха въ аристократическомъ домѣ:-- его свѣтлость здѣсь. Вонъ между гусями и утками стоитъ его гнѣдая лошадь. Эй, красотка, подай намъ молока и рому. Что это, она скорѣе походитъ на призракъ, чѣмъ на живого человѣка.

Эти слова относились къ Маджи, которая, вытаращивъ глаза отъ изумленія, смотрѣла на блестящій экипажъ съ непонятнымъ для нея самой тревожнымъ чувствомъ.

Толстякъ въ бѣломъ пальто медленно спустился съ козелъ и, тяжело отдуваясь, вошелъ въ столовую гостинницы, но, не найдя тамъ никого, вышелъ снова, глубокомысленно уткнувъ въ ротъ наболдашникъ палки.

-- Гдѣ-же гер... началъ-было онъ торжественнымъ тономъ, но кучеръ перебилъ его, произнеся вполголоса:

-- Его свѣтлость смотритъ на васъ изъ окна, м-ръ Шарпъ.

Толстякъ какъ-бы мгновенно присѣлъ къ землѣ и лицо его приняло самое смиренное, раболѣпное выраженіе. Онъ снялъ свою блестящую, бѣлую шляпу и почтительно поклонился чуть не до земли.

-- Эй, Шарпъ! воскликнулъ изъ окна охотникъ, проведшій ночь въ гостинницѣ, и въ голосѣ его слышались удивленіе, неудовольствіе и безпокойство:-- я думалъ, что вы уже въ Данкастерѣ. Я вѣдь просилъ васъ ѣхать еще вчера.

-- Птицу спугнули, ваша свѣтлость. Типстеръ скосилъ траву подъ моими ногами.

-- Чортъ возьми! Что-жь они косой работали? Я опять по вашей милости теряю 30,000. Вильямъ, пошлите Лефлора наверхъ съ платьемъ и проѣздите лошадей. Черезъ часъ я выйду.

-- Хорошо, ваша свѣтлость, отвѣчалъ кучеръ, прикладывая руку къ шляпѣ; -- м-ръ Шарпъ, разбудите г. Лефлора и прикажите ему поскорѣе отнести платье наверхъ, а то, пожалуй, въ насъ съ вами пустятъ чѣмъ-нибудь изъ окна.

М-ръ Шарпъ поспѣшно подошелъ къ дверцѣ кареты и громко закричалъ нѣсколько разъ: "мусье Лефлоръ!" прежде, чѣмъ французъ-камердинеръ высунулъ голову. Черезъ минуту онъ вышелъ изъ кареты, неся сак-вояжъ, дорожный несесеръ и складную резиновую ванну. На взглядъ онъ былъ чрезвычайно торжественный джентльменъ и держалъ себя съ достоинствомъ.

-- Знаете что, м-ръ Шарпъ, сказалъ кучеръ въ пол-голоса:-- ужь неслишкомъ-ли мы круто продернули герцога въ Данкастерѣ?

-- Держите языкъ за зубами, Вильямъ, произнесъ толстякъ, помѣстившись на переднемъ сидѣньѣ за кучеромъ и закуривая сигару.

-- Насъ никто не слышитъ, м-ръ Шарпъ, продолжалъ кучеръ;-- но я думаю, что въ Эпсомѣ было слишкомъ много публики, и, пожалуй, можетъ что-нибудь выйти?

-- Не безпокойтесь, Вильямъ. Дѣло обойдется. У васъ хорошее мѣсто, чего-жь вамъ жаловаться?

-- Я не жалуюсь, м-ръ Шарпъ, хотя герцогъ не заплатилъ мнѣ жалованья уже за полтора года. Если-бъ не поставщикъ овса и седѣльникъ, то мнѣ не съ чѣмъ было-бы поиграть на дербійской скачкѣ. А вотъ каретникъ не хочетъ мнѣ дать ни гроша прежде, чѣмъ ему уплатятъ счетъ.

-- Проклятый, замѣтилъ м-ръ Шарпъ.-- Возьмите другого каретника, моего пріятеля Рикети; онъ будетъ давать экипажи и вамъ за рекомендацію, пока я не скажу: "довольно"!

-- Хорошо, м-съ Шарпъ, я попробую. Впрочемъ, герцога провести нетрудно: онъ вѣритъ мнѣ на слово. Только съ сѣрой кобылой, м-ръ Шарпъ, дѣло неладно.

-- А что, спросилъ сквозь зубы толстякъ,-- развѣ Куперъ не заплатилъ вамъ процента?

-- Конечно, я получилъ свое и большое вамъ за то спасибо, м-ръ Шарпъ. Но, лордъ Джорджъ сказалъ его свѣтлости надняхъ, что кобыла годится только на бойню.

-- А что-же отвѣчалъ его свѣтлость?

-- Его свѣтлость сказалъ, что ему это извѣстно, но что старый чортъ ничего даромъ не дѣлаетъ и ему подсунулъ такую дрянь за довольно значительную сумму. Это онъ васъ называлъ старымъ чортомъ, м-ръ Шарпъ. Вы мнѣ доставили это мѣсто, и я по совѣсти обязанъ вамъ обо всемъ докладывать.

-- Ничего, Вильямъ, держи ея ноги въ теплѣ, отвѣчалъ м-ръ Шарпъ,-- и ее хватитъ на-время, а тамъ, когда герцогу понадобится новая лошадь, Куперъ заплатитъ по пяти фунтовъ съ ноги. Ладно?

-- Еще-бы не ладно, м-ръ Шарпъ; но я боюсь, что она, проклятая, насъ когда-нибудь опрокинетъ. Ужь очень она бочитъ и брыкается, особливо съ мѣста, а когда герцогъ станетъ ее стегать, то просто бѣда, того и гляди, всѣхъ вывалитъ.

-- Ничего, Вильямъ, отпусти наружную возжу, а внутреннюю переставь на щеку, да не давай бича герцогу, когда трогаешь лошадей съ мѣста, вотъ и все.

Разговоръ продолжался въ этомъ родѣ, пока снова не открылось окно въ гостинницѣ и Лефлоръ не крикнулъ на ломаномъ англійскомъ языкѣ, чтобы подавали экипажъ, такъ-какъ его свѣтлость сходитъ съ лѣстницы.

Во все это время Маджи ходила по дому въ какомъ-то опьяненіи. Она не могла отдать себѣ отчета въ томъ, что произошло въ послѣдніе двѣнадцать часовъ, и не знала навѣрное, видитъ-ли она блестящій экипажъ, стоявшій передъ гостинницей, во снѣ или на яву. М-ръ Шарпъ нѣсколько разъ заговаривалъ съ нею съ грубой фамильярностью, но она не обращала на него никакого вниманія, точно не слыхала его двусмысленныхъ шутокъ.

Бѣдная Маджи, однако, не переставала работать, хотя колѣни у нея дрожали и въ глазахъ рябило. Ей надо было развести огонь въ кухнѣ, приготовить завтракъ Джону Джайльсу, убрать комнаты, накормить домашнюю птицу; всѣ эти обязанности она исполняла, какъ всегда, въ свое время, но ея сердце болѣзненно билось, словно хотѣло выскочить.

Ей пришло на мысль, что если бы она еще разъ увидѣла его, съ ея сердца спала-бы мучительная тяжесть, давящая его. Но какимъ образомъ могло это случиться? Съ той минуты, какъ французскій камердинеръ вошелъ въ его комнату, Мэджи была отрѣзана отъ него, точно между ними было нѣсколько миль разстоянія. Грумы въ высокихъ сапогахъ постоянно бѣгали вверхъ и внизъ, нося то холодную волу для ванной, то горячую для бритья, то сапоги, то щетки, потомъ стали сносить въ экипажъ различныя вещи, такъ что на лѣстницѣ ни на минуту не прекращалось суетливое движеніе.

Наконецъ, въ девять часовъ дверь его комнаты съ шумомъ отворилась и по ступенямъ послышались легкіе, быстрые шаги. Должно быть, это былъ онъ,-- онъ, похитившій ея сердце. Она подняла свои красныя, горѣвшія вѣки, все это время постоянно опущенныя, и боязливо выглянула изъ кухонной двери. Онъ разговаривалъ съ м-ромъ Шарпомъ, повернувшись къ ней спиной; онъ такъ измѣнился, что трудно было его узнать. На немъ былъ синій фракъ, застегнутый до верху, желтые панталоны и высокая бѣлая шляпа. Она видала прежде охотничій костюмъ, въ которомъ онъ наканунѣ предсталъ передъ ея изумленными глазами, но такой франтовской одежды ей видѣть не приходилось. Сердце ея содрогнулось при мысли, что онъ уѣдетъ не простившись съ нею; но, обернувшись, онъ замѣтилъ ее и привѣтливо ей улыбнулся. Она бросила на него умоляющій, жалобный взглядъ, страшный по своему патетическому выраженію; она была блѣдна, какъ полотно, ея губы судорожно дрожали и нижняя полуотвисшая губа была такъ схожа съ нижней губой молодого человѣка, что м-ръ Шарпъ взглянулъ на нихъ обоихъ съ удивленіемъ и, отвернувшись, засвистѣлъ вполголоса.

Но дикій, отчаянный, полный горя и страданія взглядъ Маджи не произвелъ никакого впечатлѣнія на герцога. Онъ подошелъ къ ней, весело потрепалъ ее по щекѣ и небрежно сказалъ:

-- Маджи, моя красотка, дай мнѣ цвѣтокъ на память.

Въ небольшомъ саду при гостинницѣ еще цвѣли послѣднія мѣсячныя розы. Маджи сорвала полураспустившійся цвѣтокъ и подала его незнакомцу дрожащей, пылающей рукой. Въ это время онъ взялъ уже въ одну руку возжи и когда другой старался воткнуть розанъ въ петлицу своего фрака, лошади дернули и цвѣтокъ упалъ на землю. Онъ сунулъ что-то въ руку Маджи и черезъ минуту сидѣлъ на козлахъ.

-- Пустите, ребята, воскликнулъ онъ, и грумы, державшіе лошадей, отскочили въ сторону.

Сѣрая кобыла начала бочить и брыкаться. М-ръ Шарпъ тревожно ухватился за сидѣнье.

-- Гдѣ бичъ, Вильямъ? крикнулъ герцогъ съ нетерпѣніемъ.

-- Онъ у васъ за спиной, ваша свѣтлость, или, можетъ быть, соскользнулъ на землю, сказалъ Вильямъ, который нарочно уронилъ его на землю.-- Томъ, достаньте бичъ его свѣтлости, живѣй!

Одинъ изъ грумовъ, только-что помѣстившійся на заднемъ сидѣньѣ, подмигнулъ своему товарищу и быстро соскочилъ на землю, Вильямъ не вдругъ взялъ бичъ изъ его рукъ, точно не могъ достать его, и наградилъ ни въ чемъ неповиннаго грума самыми отборными ругательствами, принятыми между конюхами, что вызвало улыбку на лицѣ герцога. Въ эту минуту вся четверка дружно взяла съ мѣста и блестящій экипажъ съ неимовѣрной быстротой понесся по дорогѣ.

Маджи не сводила глазъ съ экипажа, пока онъ не исчезъ вдали; потомъ она медленно пошла въ свою комнату, заперлась на ключъ и долго рыдала.

VI.
Покинутая.

Маджи сошла внизъ только къ вечеру, когда гостинница приняла свой обычный видъ. Честный Томъ Браунъ, удивлявшійся цѣлый день ея отсутствію и его прямому слѣдствію -- холодному обѣду безъ обыкновеннаго горячаго картофеля, былъ убѣжденъ, что случилось что-нибудь необыкновенное. Онъ былъ не словоохотливъ, даже и въ тѣхъ рѣдкихъ случаяхъ, когда онъ напивался; и теперь, не вступая въ разговоръ съ Джономъ Джайльсомъ, онъ послѣ обѣда завалился на сѣнникъ; онъ чувствовалъ сильную усталость отъ своей ночной прогулки въ Дронингтонъ, отстоявшій отъ гостинницы въ двѣнадцати миляхъ. Подкрѣпившись сномъ, онъ вернулся въ кухню и засталъ тамъ Маджи. Глаза ея были заплаканы, она молчала; ему хотѣлось спросить о ея горѣ, но еще со вчерашняго вечера онъ не находилъ въ себѣ храбрости заговорить съ нею. Онъ молча, мрачно ходилъ взадъ и впередъ изъ кухни въ конюшню и обратно, утѣшая себя тѣлъ, что все перемелется, мука будетъ -- извѣстное утѣшеніе въ горестныхъ обстоятельствахъ людей невѣжественныхъ, лишенныхъ способности анализа.

Въ конюшнѣ стояла большая гнѣдая лошадь; маленькій грумъ въ каштановой курткѣ цѣлый день ухаживалъ за нею, перевязывая ея вывихнутую ногу. Вечеромъ, надѣвъ на нее попону и выпивъ нѣсколько кружекъ крѣпкаго эля, маленькій грумъ рѣшилъ отправиться въ путь съ больной лошадью.

-- Она хромаетъ по-прежнему, чертовка, сказалъ онъ, обращаясь къ Тому Брауну,-- но я обѣщалъ старухѣ вернуться къ ужину, такъ чертовка можетъ справиться и послѣ.

-- Неужели вы такъ дерзко отзываетесь о своей матери? замѣтилъ честный Томъ Браунъ.

-- Я говорю не о своей матери, глупая ты башка, презрительно отвѣчалъ грумъ, -- а о своей любовницѣ.

-- Да тебѣ, парнюга, всего лѣтъ десять; гдѣ-жь тебѣ имѣть любовницу? произнесъ Томъ Браунъ съ удивленіемъ.

-- Вотъ и совралъ, мнѣ уже минуло шестнадцать, отвѣчалъ мальчикъ.

Томъ Браунъ замолчалъ, хотя этотъ отвѣтъ нисколько не измѣнилъ его внутренняго убѣжденія; что-же касается до лѣтъ моднаго грума, то, по его внѣшности, ему можно было дать отъ десяти до пятидесяти.

-- А кто вашъ хозяинъ и гдѣ живетъ? спросилъ Томъ Браунъ, когда мальчуганъ вывелъ лошадь изъ конюшни и сталъ дружески съ нимъ прощаться.

-- Герцогъ, на большой улицѣ, шутя отвѣтилъ грумъ и пошелъ по дорогѣ, посвистывая и безжалостно таща за собою бѣдное, хромое животное.

Впродолженіи многихъ дней въ Вэкфильдѣ-на-болотѣ не случилось ничего замѣчательнаго. Это селеніе находилось въ уединенной мѣстности, вдали отъ ближайшаго торговаго города; окрестная земля не особенно плодородная, принадлежала двумъ или тремъ крупнымъ землевладѣльцамъ, агенты которыхъ жили въ Дорлинтонѣ. Гостинница была лучшимъ зданіемъ во всей деревнѣ, въ которой только одинъ пасторъ, м-ръ Молоди, получалъ газету и читалъ книги. Этотъ пасторъ былъ только викаріемъ приходскаго ректора, который давно уже не видалъ своей паствы и за долги, а также за неприличное для духовнаго лица поведеніе находился нѣсколько лѣтъ подъ судомъ, а его доходы были секвестрованы. Такимъ образомъ, м-ръ Моледи занималъ духовную должность, приносившую большой доходъ, а получалъ только 60 фунтовъ въ годъ. Въ первое время своего поселенія въ Вэкфильдѣ-на-болотѣ онъ хотѣлъ обратить вниманіе на нравственное и умственное развитіе поселянъ, о которыхъ ректоръ никогда не заботился. Въ этомъ уединенномъ селеніи не встрѣчалось вовсе нищеты, которая составляетъ нерѣдкое явленіе въ многолюдныхъ городахъ, здѣсь люди ежедневно вдоволь ѣли и пили. Они каждую недѣлю посылали на рынокъ въ сосѣдній городъ масло, яйца, утокъ и гусей. Большая часть здѣшнихъ семействъ имѣла коровъ и свиней, а тѣ, у которыхъ ничего этого не было, спокойно и добродушно работали на достаточныхъ сосѣдей. Но вмѣтѣ съ тѣмъ въ Англіи немного было мѣстъ, гдѣ жители отличались такимъ-же невѣжествомъ и отсутствіемъ грамотныхъ людей. М-ръ Моледи устроилъ было школу, но кузнецъ, отецъ м-ра Джинкса и колесникъ, стоявшіе во главѣ общины, не желали отвлекать дѣтей отъ дѣла для пустой грамоты; Джонъ Джайльсъ также не пустилъ маленькую Маджи учиться всякому вздору. Такимъ образомъ, пастору пришлось отказаться отъ всякихъ честолюбивыхъ мыслей, отъ всякаго желанія развить заглохшія умственныя силы своихъ прихожанъ, и онъ предоставилъ илъ прозябать въ спокойномъ невозмутимомъ невѣжествѣ, которое царило съ незапамятныхъ временъ въ Вэкфильдѣ-на-болотѣ.

Въ послѣднее время онъ уѣзжалъ на нѣсколько недѣль на сѣверъ Англіи и возвратился еще болѣе несчастнымъ, убитымъ, потому что въ его отсутствіе умеръ его единственный братъ, бывшій пасторомъ въ Нортумберлаидѣ. Онъ по-прежнему проповѣдывалъ каждое воскресенье утромъ и вечеромъ и каждую среду вечеромъ своей грубой, невнимательной паствѣ; въ числѣ его немногочисленныхъ слушателей теперь постоянно стала появляться Маджи, которая очень похудѣла и поблѣднѣла.

Вскорѣ онъ обратилъ вниманіе на эту молодую дѣвушку, усердно слушавшую его проповѣди, хотя она, повидимому, плохо понимала ихъ. Сердце его невольно было тронуто и онъ сталъ относиться къ ней съ полнымъ сочувствіемъ. Онъ получалъ жалованье не болѣе простого работника, не имѣлъ никакой надежды на повышеніе въ будущемъ, потерялъ даже увѣренность въ свои силы; находясь подъ давленіемъ нищеты, онъ, конечно, не могъ разсчитывать на бракъ съ дѣвушкой, равной ему по образованію. Но Маджи онъ могъ предложить раздѣлить съ нимъ его скромную судьбу. Она была трудолюбивая хозяйка; его скудная, бѣдная обстановка не могла поразить ее -- она сама привыкла къ подобному существованію. Въ ней онъ находилъ себѣ полезную помощницу въ трудѣ; онъ можетъ горячо полюбить ее, она способна придать спокойный и счастливый видъ его одинокому жилищу. Она обладала хорошими умственными способностями, ее еще можно было образовать. Онъ зналъ, что у нея былъ прекрасный характеръ, но забылъ, что ему было сорокъ девять лѣтъ, а ей девятнадцать.

Въ одинъ холодный ноябрьскій вечеръ ему представился случай говорить съ нею. Ему показалось, что она дожидалась его при выходѣ изъ церкви и дружески смотрѣла на него своими большими, мягкими глазами; но, конечно, это была только игра воображенія, возбужденнаго постояннымъ одиночествомъ. Земля была покрыта инеемъ и видъ, открывавшійся съ того мѣста, гдѣ они встрѣтились, былъ мрачный, пустынный. Уединенная тропинка вела черезъ поле къ его маленькой. хижинѣ, которая въ счастливыя времена процвѣтанія ректорства была построена для садовника. Онъ молча пошелъ рядомъ съ Маджи по этой тропинкѣ и она первая заговорила своимъ мягкимъ, серьезнымъ голосомъ; она попросила его написать для нея письмо.

М-ръ Моледи хотя и былъ удивленъ подобною просьбою, но обѣщалъ исполнить ее, полагая, что дѣло, вѣроятно, шло о какомъ-нибудь неоплаченномъ счетѣ торговца крѣпкими напитками. Потомъ онъ снова замолчалъ. Онъ былъ способный и ученый человѣкъ, отлично кончилъ университетскій курсъ и могъ-бы сдѣлать прекрасную карьеру, если-бъ обладалъ большей энергіей. Но онъ пропускалъ одинъ случай за другимъ проложить себѣ дорогу въ свѣтѣ, и кончилось тѣмъ, что этотъ образованный джентльменъ не рѣшался заговорить съ простой поселянкой. Если-бъ онъ встрѣтилъ такую женщину въ молодости, или даже если-бъ теперь она могла почувствовать въ нему искру любви, то онъ вырвался-бы изъ тяжелаго положенія, которое такъ давно его тяготило. Одно слово, одинъ взглядъ могли его совершенно преобразить и чаша его нѣжныхъ чувствъ переполнилась-бы. Но большинство женщинъ жестокосерды въ отношеніи тѣхъ, къ кому одѣ равнодушны. Ихъ глаза видятъ и ихъ уши слышатъ только то, что касается лицъ дорогихъ ихъ сердцу. Такъ и Маджи, передавъ пастору свою просьбу, не сказала болѣе ни слова и даже не взглянула на него, а молча продолжала идти, рядомъ съ нимъ, безсознательно прислушиваясь къ чириканью птицъ.

Они разстались въ томъ мѣстѣ, гдѣ уединенная тропинка выходила на большую дорогу. Только-что взошедшая луна блѣдно свѣтила сквозь засохшія вѣтви старинныхъ вязовъ. Вдали, на горѣ, слышался стукъ проѣзжавшей телѣги, а на сосѣдней фермѣ лаяла собака.

-- Покойной ночи, миссъ Маргарита, сказалъ пасторъ дрожащимъ голосомъ.

-- Прощайте, сэръ, отвѣчала молодая дѣвушка -- и еще одинъ счастливый случай прошелъ мимо бѣднаго, добраго пастора.

VII.
Женская хитрость.

Въ этотъ вечеръ, послѣ того, какъ Джонъ Джайльсъ ушелъ спать, Маджи принялась за шитье, тихо напѣвая какую-то пѣсню; увидавъ Тома Брауна, зашедшаго на кухню съ фонаремъ въ рукахъ, чтобъ убѣдиться, все-ли исправно въ гостинницѣ, она любезно заговорила съ нимъ и предложила ему выпить кружку нива, какъ всегда это бывало и прежде.

Она сама выпила немного пива и немедленно согласилась на просьбу Тома спѣть его любимую пѣсню; ея пѣніе было такъ мягко, мелодично, что его грубая натура совершенно растаяла. Потомъ она навела разговоръ на маленькаго грума въ каштановой курткѣ и на хромую лошадь, оставленную въ гостинницѣ незнакомымъ охотникомъ, о которомъ не было ни слуху, ни духу въ Вэкфильдѣ-на-болотѣ со времени его торжественнаго отъѣзда отсюда двѣ недѣли тому назадъ. Она не говорила ни слова о самомъ охотникѣ, чисто-женскимъ инстинктомъ понимая, что такой предметъ разговора будетъ непріятенъ Тому, которому она хотѣла угодить, что, конечно, ей совершенно удалось. Онъ съ полной готовностью разсказалъ ей все, что зналъ, о маленькомъ грумѣ и объ его дерзкихъ выходкахъ; при этомъ она заставила его произнести нѣсколько разъ имя и мѣсто жительства незнакомца и сама со смѣхомъ повторяла ихъ, спрашивая Тома, вѣрно-ли она выговариваетъ.

-- Да, да, говорилъ Томъ десятки разъ:-- м-ръ Герцогъ въ Большой улицѣ.

Твердо заучивъ эти пять словъ, Маджи замолчала; когда-же Томъ, уходившій въ кладовую за покой кружкой пива, возвратился въ кухню, молодой дѣвушки тамъ уже не было.

На слѣдующее утро, во время отсутствія Джона Джайльса и Тома, Маджи зазвала проходившаго мимо разнощика и любезно предложила ему кусокъ хлѣба съ сыромъ. Разнощикъ съ удовольствіемъ послѣдовалъ за нею въ кухню, при чемъ замѣтилъ, что торговля идетъ очень плохо и что онъ въ этотъ день не выручилъ ни гроша.

-- Вы ничего не заплатите, сэръ, съ улыбкою замѣтила молодая дѣвушка.-- Вы умѣете писать?

Разнощикъ отвѣчалъ, что можетъ написать все, что угодно, и подумалъ про себя: вѣрно, дѣвчонка хочетъ написать любовное посланіе. Маджи любезно помогла ему снять съ плечь ящикъ съ товаромъ и такъ-какъ перо, чернила, бумага и конвертъ были приготовлены на столѣ, онъ въ одну минуту, хотя и съ странными ужимками, написалъ нѣсколько словъ, продиктованныхъ молодой дѣвушкой. Словъ этикъ было немного и на содержаніе ихъ онъ не обратилъ особеннаго вниманія. Окончивъ свое дѣло, онъ съ улыбкой спросилъ, какой адресъ слѣдуетъ выставить на конвертъ, но Маджи быстро взяла письмо и, сунувъ въ конвертъ, спрятала въ карманъ. Разнощикъ нѣсколько обидѣлся заявленнымъ недовѣріемъ, но видя, что Маджи болѣе не желаетъ съ нимъ говорить, пожалъ плечами и отправился въ дальнѣйшій путь.

Въ сумерки, пока Джонъ Джайльсъ распивалъ пиво съ посѣтителями, а Томъ ходилъ за мукой на мельницу, -- Маджи вышла изъ гостинницы и, никѣмъ не замѣченная, направилась быстрыми шагами къ скромному жилищу м-ра Моледи. Пасторъ самъ отворилъ ей дверь, такъ-какъ онъ жилъ совершенно одинъ; прислуживавшая ему женщина не ночевала въ домѣ, а приходила только на день, что было хорошо извѣстно Маджи. Войдя въ комнату, она съ низкимъ поклономъ подала пастору конвертъ и просила отъ имени отца написать адресъ.

Смущенный ея появленіемъ, м-ръ Моледи молча сѣлъ за столъ, надѣлъ свои лучшіе очки и смиренно спросилъ, кому адресовать письмо.

-- Мистеру Герцогу, отвѣчала молодая дѣвушка.

-- А имя? Лучше выставить имя, чтобъ де вышло ошибки, замѣтилъ пасторъ, желая, быть можетъ, продлить посѣщеніе Маджи.

Она отрицательно покачала головой.

-- Я хочу сказать, продолжалъ м-ръ Моледи, боявшійся, что онъ по довольно ясно выразился:-- какъ его имя, а не фамилія, вы понимаете, какимъ именемъ его крестили. Вотъ васъ зовутъ Маргарита, а меня Мармодюкъ, прибавилъ Молоди, покраснѣвъ.

Маджи слышала, что м-ръ Шарпъ и кучеръ блестящаго экипажа называли охотника гер..... а потому она сказала:

-- Его, должно быть, зовутъ Гер....

-- Гербертъ, перебилъ ее пасторъ;-- славное имя.

Потомъ, узнавъ отъ Маджи все, что ей было извѣстно о мѣстопребываніи незнакомца, и прибавивъ къ этимъ свѣденіямъ свои собственныя географическія знанія, а также личныя соображенія, онъ составилъ слѣдующій адресъ, нелишенный интереса:

"Мистеру Герберту Герцогу,
Торговцу крѣпкими напитками,
Ислингтонъ, Большая улица,
близь Лондона".

Письмо съ этимъ адресомъ было въ ту-же ночь опущено въ почтовый ящикъ. На другое утро жена почтмейстера м-съ Джэнксъ увидала это письмо, узнала почеркъ пастора и тотчасъ распространила слухъ о томъ, что достопочтенный м-ръ Моледи держитъ для собственнаго употребленія нѣсколько бутылокъ водки.

Объ этомъ она разсказала и Маджи, которая только отвѣтила "неужели"? нисколько не подозрѣвая, изъ какого источника вышелъ этотъ слухъ. Впрочемъ, кто можетъ сказать, гдѣ беретъ начало мрачный, всепожирающій демонъ, называемый сплетней, и какъ онъ распространяется? Слухъ этотъ дошелъ и до доктора Портеуса, ректора прихода Вэкфильда-на-болотѣ, сидѣвшаго въ лондонской тюрьмѣ; узналъ о томъ и епископъ мѣстной епархіи, которому шепнула на ухо жена дронингтонскаго пастора. Члены уголовнаго суда въ слѣдующую сессію много смѣялись надъ секретными бутылочками пастора Моледи, и одинъ изъ нихъ, веселый малый, сложилъ объ этомъ забавную пѣсню. Одинъ только м-ръ Моледи не зналъ о существованіи всѣмъ извѣстнаго, всѣми повторяемаго слуха, такъ-какъ обыкновенно всякіе слухи и сплетни избѣгаютъ именно тѣхъ лицъ, которыя могутъ ихъ опровергнуть.

VIII.
Утопленница.

День проходилъ за днемъ, а почтальонъ не приносилъ письма въ деревенскую гостинницу. Каждое утро Маджи выходила къ нему на-встрѣчу, когда онъ проѣзжалъ мимо въ своей таратайкѣ, и даже однажды протянула къ нему руку, когда ей показалось, что онъ посмотрѣлъ на нее, но онъ, бросивъ взглядъ удивленія проѣхалъ дальше.

Впродолженіи этого времени молодая дѣвушка совершенно поблекла и видимо чахла не по днямъ, а по часамъ. Возвращаясь домой изъ церкви, пасторъ тщетно поджидалъ ее въ полѣ, на той самой тропинкѣ, гдѣ онъ встрѣтилъ ее; точно также тщетно приготовилъ онъ краснорѣчивую проповѣдь на текстъ, какъ нельзя болѣе подходившій къ его чувствамъ, надѣясь по выраженію ея лица узнать свою судьбу, но она не слыхала этой проповѣди, потому что ея не было въ церкви. Когда Томъ Браунъ приходилъ по вечерамъ въ кухню гостинницы, онъ не заставалъ тамъ Маджи. Она молча приготовляла обѣдъ и ужинъ для Джона Джайльса, накрывала столъ и дѣлала все, что нужно, по хозяйству, но сама она ничего не ѣла и уже никогда не пѣла пѣсней, какъ бывало прежде. Большую часть дня она проводила въ своей комнатѣ, запершись на ключъ, но никто, кромѣ Тома Брауна, не обращалъ на это вниманія. Джонъ Джайльсъ, какъ всегда, въ опредѣленное время обѣдалъ и ужиналъ, выпивая пива сколько хватало силъ, и ничто, кромѣ развѣ землетрясенія, не могло нарушить его спокойствія. Даже это колебаніе земной коры застало-бы его, конечно, съ кружкой пива въ рукахъ и произвело-бы на него на-столько впечатлѣнія, что онъ поставилъ-бы на столъ кружку и взялъ-бы ее снова, когда на земной поверхности все пришло-бы въ прежній порядокъ. Кузнецъ, уже давно рѣшившій въ своемъ умѣ, что онъ женится на Маджи, теперь, сидя за кружкой пива, поглядывалъ иногда по сторонамъ съ удивленіемъ, какъ-бы отыскивая чего-то, но и онъ молчалъ, находя, что нечего торопиться съ осуществленіемъ брачныхъ плановъ.

Одинъ Томъ Браунъ понималъ, что съ Маджи случилось что-то недоброе и старался, хотя въ грубой формѣ, услужить ей и утѣшить ее. Сойдя внизъ послѣ долгихъ часовъ, проведенныхъ въ слезахъ въ своей комнатѣ, она находила, что самая тяжелая часть ея работы уже исполнена. Онъ разводилъ огонь, чистилъ каминъ, носилъ воду, заваривалъ чай, которымъ теперь только и питалась молодая дѣвушка. Когда ее спрашивалъ кто-нибудь изъ старыхъ посѣтителей гостинницы, онъ находилъ всегда предлогъ, хотя и не совсѣмъ ловкій, для объясненія ея отсутствія. Однажды онъ принесъ ей яблоковъ, до которыхъ она была большая охотница, а въ другой разъ нарочно сходилъ въ Дронингтонъ и купилъ тамъ ей апельсинъ; и то и другое она нашла на столѣ за чаемъ подлѣ своей чашки, но не дотронулась до нихъ. Дневной свѣтъ ей былъ, повидимому, невыносимъ и она никогда не выходила на дорогу, какъ въ былыя времена. Цѣлыми часами она стояла, повернувшись къ окну и опершись рукою на каминъ; когда-же къ ней обращались съ вопросомъ, она отвѣчала машинально, не двигаясь съ мѣста. Она страшно похудѣла и платья висѣли на ней, какъ на вѣшалкѣ. Она вздрагивала отъ малѣйшаго шума, и когда разъ Томъ Браунъ, неожиданно подойдя къ ней сзади, взглянулъ ей прямо въ лицо, она съ ужасомъ отъ него отшатнулась и съ той минуты еще болѣе избѣгала его, боясь, чтобы онъ снова не поймалъ ее въ расплохъ.

Запершись въ своей комнатѣ, она, до нѣскольку разъ въ день, открывала большой дубовый рабочій ящикъ, принадлежавшій нѣкогда ея матери, вынимала оттуда голенища ботфортовъ, засохшій розанъ и измятую бумажку и подолгу ихъ разсматривала. Она никогда не уставала любоваться этими драгоцѣнными для нея предметами и горько плакала надъ ними. Если въ это время раздавались на лѣстницѣ голоса или шаги, она поспѣшно прятала свои сокровища и съ ужасомъ озиралась по сторонамъ, боясь, чтобъ кто-нибудь не подсмотрѣлъ, что она дѣлала.

На десятый день послѣ отправленія письма, оставшагося безъ отвѣта, въ молодой дѣвушкѣ произошла большая перемѣна. Она встала рано утромъ и цѣлый день работала безъ устали. Она убрала всѣ шкафы и комоды, перемыла всю посуду и вообще привела въ порядокъ все хозяйство, запущенное въ послѣднее время. Прежде, чѣмъ она легла спать, она вычистила рѣшетку камина, положила дровъ для слѣдующаго утра, накрыла столъ для завтрака и намазала масломъ нѣсколько кусковъ хлѣба для Джока Джайльса, привыкшаго всегда закусывать, какъ только встанетъ. Она любезно простилась съ Томомъ Брауномъ, налила ему кружку пива и заперла за нимъ дверь, когда онъ ушелъ спать на сѣнникъ. Потомъ, приведя все въ порядокъ, она ушла къ себѣ въ комнату и, по обыкновенію, открыла свой рабочій ящикъ. Но теперь она не плакала надъ нимъ; въ ея глазахъ свѣтилась грустная, но твердая рѣшимость; около часа она пристально разсматривала свои сокровища, потомъ, отворивъ окно, посмотрѣла на дорогу. Полная лупа мирно освѣщала дремавшій Вэкфильдъ-на-болотѣ; ничто не нарушало тишины, царившей на нѣсколько миль вокругъ деревенской гостинницы; не слышалось ни лая собаки, ни оклика караульныхъ, нигдѣ не видно было огня и только дикій крикъ совы въ развалинахъ пасторскаго дома и полетъ летучей мыши по временамъ раздавались въ гробовомъ безмолвіи. Впродолженіи нѣсколькихъ минутъ она тревожно смотрѣла въ окно и, убѣдясь, что никто не могъ видѣть ее, она накинула на голову шаль и тихо, неслышно сошла съ лѣстницы. Ола подумала обо всемъ заранѣе; наружная дверь отворилась безмолвно, ибо она въ то утро смазала масломъ петли и засовы; ея босыя іюги ступали неслышно по замерзлой землѣ. Она пошла скорыми, большими шагами къ водяной мельницѣ и остановилась у того мѣста, гдѣ ручей былъ глубже я вода бѣжала быстрѣе. Опустившись на колѣни, она сотворила краткую молитву и боязливо оглянулась во всѣ стороны, точно серпа, преслѣдуемая охотникомъ. Ее испугали плескъ рыбы въ ручьѣ и отдаленный стукъ проѣзжавшей въ Дронингтонъ телѣги. Теперь, когда замерли послѣдніе звуки колесъ, ни одинъ человѣкъ не могъ услышать ея крика о помощи. Она подошла къ берегу, сняла съ головы шаль, туго обвязала ею свое платье, такъ, чтобъ нельзя было двинуть ногой, и бросилась въ воду. Раздался громкій плескъ, надъ водою показались на минуту ея руки, инстинктивно старавшіяся поддержать тѣло на поверхности,-- и все было кончено. Бѣдную молодую дѣвушку быстро понесло по теченію.

IX.
Ночной рыболовъ.

У достопочтеннаго м-ра Моледи было только одно утѣшеніе въ жизни -- рыбная ловля. Не легко было примирить эту жестокую забаву съ его мягкимъ сердцемъ, но онъ всегда оправдывалъ себя тѣмъ, что многіе изъ благочестивѣйшихъ людей не только дозволяли себѣ это развлеченіе, но нѣкоторые изъ нихъ даже добывали себѣ средства къ жизни рыболовствомъ. При этомъ онъ, какъ добрый, сострадательный человѣкъ, удилъ рыбу самымъ милосерднымъ способомъ, нанося ей какъ можно менѣе страданій; онъ ловилъ угрей, которыхъ предпочиталъ всякой другой рыбѣ, не на крючекъ, а съ помощью многочисленныхъ узловъ на снуркѣ, привязанномъ къ лесѣ, которые запутывались въ зубахъ угрей, когда тѣ разѣвали рты, преслѣдуя улитокъ и другихъ бѣдныхъ, безпомощныхъ водяныхъ созданій. Съ тѣмъ вмѣстѣ м-ръ Моледи утѣшалъ себя мыслью, что онъ въ этой ловлѣ кровожадныхъ истребителей мелкихъ обитателей подводнаго царства являлся какъ-бы защитникомъ невинныхъ и угнетенныхъ. Конечно, при этомъ онъ долженъ былъ жертвовать другими, мелкими, живыми существами -- червями, прикрѣпляя ихъ для приманки на узлы снурка, но и тутъ та-же казуистика выводила его изъ затрудненія. Червь представляетъ собой видъ змѣи, и потому не было грѣшно уничтожать проклятаго гада, врага человѣческаго рода, подтачивающаго всѣ труды рукъ человѣческихъ, поѣдающаго не только пищу физическую и умственную человѣка, но и его самого. Такимъ образомъ, находя уважительныя причины къ оправданію своего любимаго времяпрепровожденія, м-ръ Моледи, покончивъ свои дневныя заботы о благѣ ввѣренной ему паствы, съ спокойнымъ сердцемъ проводилъ время, иногда до пол-ночи, въ рыбной ловлѣ.

Въ холодную, ноябрьскую ночь, когда Маджи тайно скрылась изъ гостинницы, м-ръ Моледи сидѣлъ на берегу ручья, закинувъ свои удочки и размышляя, вѣроятно, о томъ, какое прекрасное блюдо угрей онъ пошлетъ на слѣдующій день бѣдной молодой дѣвушкѣ, страдавшей отъ недуга. Любимое мѣсто, гдѣ онъ разставлялъ свои удочки, находилось за мельницей, въ глубокой, мрачной заводи, безмятежное спокойствіе которой не нарушалось быстрымъ теченіемъ ручья; находясь въ дружескихъ отношеніяхъ съ мельникомъ, м-ръ Моледи распоряжался здѣсь, какъ полный хозяинъ. Эта ночь была холодна; онъ продрогъ и ранѣе обыкновеннаго сталъ собираться домой, тѣмъ болѣе, что на другое утро онъ долженъ былъ отправиться къ нѣкоторымъ изъ своихъ прихожанъ, жившихъ довольно далеко. Распутать снурки и намотать ихъ на лесы было не легко для его полузамерзшихъ пальцевъ. Наконецъ, ему удалось покончить съ этимъ дѣломъ и онъ уже всталъ съ мѣста, какъ вдругъ услыхалъ, что въ нѣсколькихъ шагахъ выше мельницы какая-то тяжесть упала съ плескомъ въ воду. Черезъ мгновеніе быстрое теченіе пронесло мимо него человѣческое тѣло. Полная луна ярко освѣщала воду; пасторъ съ болѣзненнымъ замираніемъ сердца узналъ въ утопленницѣ блѣдныя черты и золотистые волосы той, которая была ему дороже всего на свѣтѣ. Онъ бросился стремглавъ въ воду и быстро поплылъ къ тому мѣсту, гдѣ тѣло то показывалось на поверхности, то снова погружалось. Еще въ винчестерской школѣ и оксфордскомъ университетѣ онъ славился, какъ искусный пловецъ, и всегда впослѣдствіи любилъ воду. Теперь это умѣнье оказало ему великую услугу. Остановись подлѣ того мѣста, гдѣ въ послѣдній разъ тѣло погрузилось въ воду, онъ подождалъ, пока оно снова показалось на поверхности, смѣло нырнулъ въ самую глубь и, схвативъ утопленницу, вытащилъ ее на ближайшій берегъ.

Скромный, невѣдомый міру пасторъ понималъ кое-что въ медицинѣ; онъ зналъ, что человѣкъ, очутившійся подъ водою, погибаетъ не отъ того, что вода проникаетъ въ легкія, но отъ недостатка воздуха; слѣдовательно, если можно вызвать дыханіе въ утопленницѣ, она будетъ спасена, тѣмъ болѣе, что она находилась подъ водою двѣ или три минуты. Конечно, у него не было подъ рукою необходимыхъ средствъ для возвращеніи къ жизни утопленника, но дверь мельницы была отворена и угли еще тлѣлись въ печи, благодаря любезному вниманію къ нему мельника. Моледи отнесъ туда молодую дѣвушку, покрылъ ее своимъ толстымъ пальто и употребилъ все, что было возможно, для приведенія ея въ чувство. Мало-по-малу къ ней возвратилось дыханіе, она открыла глаза и съ изумленіемъ стала озираться по сторонамъ. Черезъ полчаса она совершенно оправилась и была уже въ силахъ возвратиться домой.

Добрый пасторъ съ врожденнымъ рыцарскимъ благородствомъ удержался отъ всякихъ вопросовъ, а когда она сама хотѣла объяснить ему все, онъ остановилъ ее и старался мягкими, нѣжными словами утѣшенія успокоить ее, примирить съ жизнью и возбудить въ ней чувство самоуваженія. Онъ говорилъ просто, съ теплымъ сочувствіемъ и глубокимъ уваженіемъ къ страждущей человѣческой душѣ. Когда ея блѣдныя щеки покрылись румянцемъ и она, придя въ себя, нѣсколько успокоились, онъ всталъ подлѣ нея на колѣни и произнесъ пламенную, благодарственную молитву. Потомъ, считая, что его услуги болѣе не нужны, онъ молча вышелъ изъ мельницы и только позволилъ себѣ издали слѣдить за нею, когда она тихо пошла домой: онъ опасался, какъ-бы на дорогѣ она не упала въ обморокъ. Черезъ два часа послѣ ея бѣгства изъ гостинницы она благополучно возвратилась въ нее и прошла незамѣтно въ свою комнату, дверь которой оставалась по-прежнему отворенной.

X.
Чего на свѣтъ не бываетъ.

М-ръ Моледи пролежалъ въ лихорадкѣ нѣсколько дней; спасеніе Маджи не обошлось ему даромъ: на этомъ свѣтѣ за геройскій подвигъ часто приходится дорого платить самому герою и добродѣтель находитъ награду только сама въ себѣ.

Между тѣмъ въ сельской гостинницѣ все пошло по-старому, точно ничего не случилось. Маджи не была такъ весела, какъ въ былое время, но работала по-прежнему и находила удовольствіе въ физическомъ трудѣ. Вообще она казалась очень спокойной и только въ такомъ случаѣ выражала грубое сопротивленіе, если кто-нибудь вмѣшивался въ ея дѣла. Нѣсколько разъ она выказала такую неожиданную и рѣшительную независимость, что Джонъ Джайльсъ пришелъ въ совершенное смущеніе. Она напомнила ему, что онъ не ея отецъ, что ихъ не связывало между собою ничего кромѣ дружбы и что она желаетъ жить своимъ трудомъ и повидать свѣтъ. Она выразила при этомъ желаніе отправиться въ Лондонъ, и въ первый разъ, какъ привезли въ гостинницу пиво, она спросила у возницы, не знаетъ-ли онъ мѣста для работящей дѣвушки -- все равно, въ какомъ городѣ или мѣстечкѣ. Онъ отвѣчалъ, что не слыхалъ о подобномъ мѣстѣ и что вообще очень трудно находить мѣста; потомъ, по наущенію Джона Джайльса, онъ прибавилъ, что она напрасно хочетъ отойти отъ мѣста, гдѣ ей жилось такъ хорошо. Тогда она обратилась къ Тому Брауну и, со слезами на глазахъ, приказала ему найти ей мѣсто, не теряя ни минуты.

Бѣдный Томъ схватился за голову при одной мысли, что онъ потеряетъ ее, и просилъ сказать ему причину ея неожиданнаго желанія покинуть Вэкфильдъ-на-болотѣ, предлагая жестоко проучить сосѣдей, если кто-нибудь изъ нихъ осмѣлился ее оскорбить. Она ничего не отвѣчала, но съ этой минуты отказалась отъ своего плана, убѣдись, что сама осуществить его не въ силахъ, а другіе не хотятъ помочь ей, и какъ-бы покорилась своей грустной судьбѣ. Она старалась положить конецъ терзавшимъ ее страданіямъ смертью, а потомъ удаленіемъ изъ этого мѣста; то и другое ей не удалось; теперь, какъ птица, пойманная въ сѣти, она перестала биться, отказалась отъ всякой борьбы и покорно, безсознательно покорилась злой судьбѣ.

.Когда Томъ Браунъ въ этотъ-же день поздно вечеромъ вошелъ въ кухню, она неподвижно сидѣла, голова ея была опущена на грудь. Ея честныя, работящія руки праздно висѣли, какъ плети; она не была больна, по чувствовала какую-то странную слабость, апатію, и въ головѣ ея было такъ пусто, что она безсознательно спрашивала себя, долго-ли она будетъ походить на сумасшедшую дѣвушку, бродившую по полямъ въ прошлое лѣто съ соломой въ волосахъ. Она не обратила никакого вниманія на Тома Брауна, но позволила ему сѣсть рядомъ съ собою и говорить все, что ему было угодно. Теперь онъ казался вѣрной караульной собакой, сторожившей бѣдную, молодую дѣвушку, и его грубая, добродушная рѣчь, походившая на ворчаніе бульдога, исходила прямо изъ пламенно-любящаго сердца, готоваго для нея на всякую жертву.

-- Маджи! воскликнулъ онъ, наконецъ, и въ его простыхъ, безъискуственныхъ словахъ звучало отчаяніе,-- я не могу долѣе терпѣть, я пойду въ солдаты. А я былъ-бы вамъ честнымъ, преданнымъ мужемъ. Да ужь, вѣрно, такова моя судьба. Мнѣ теперь ничего не нужно; возьмите двадцать фунтовъ, которые я отложилъ на нашу свадьбу.

Бѣдный Томъ произнесъ эти слова, дрожа всѣмъ тѣломъ; взявъ фонарь, онъ хотѣлъ уйти, чтобъ никогда болѣе не возвращаться, но она его остановила и, бросивъ на него изумленный, безсознательный взглядъ, спросила, чего онъ отъ нея хочетъ; нѣсколько разъ повторялъ онъ одно и то-же, прежде, чѣмъ она поняла, въ чемъ дѣло, и тогда горько зарыдала, ломая себѣ руки.

Онъ тихо подошелъ къ ней и сталъ мягкимъ, сердечнымъ тономъ напоминать ей о давно прошедшихъ дняхъ дѣтства, проведеннаго ими вмѣстѣ, о томъ, какъ часто онъ носилъ ее на рукахъ, когда ее едва было видно отъ земли; мало-по-малу она стала улыбаться, забывая настоящее подъ вліяніемъ обманчивой памяти, а потомъ сквозь рыданія отрывисто отвѣтила, что на такомъ ничтожномъ созданіи, какъ ока, могъ жениться всякій, кто хотѣлъ,-- пасторъ, кузнецъ, или онъ, Томъ Браунъ. Всѣ они для нея одинаковы; она нуждалась въ кускѣ хлѣба, могла его заработать и ни къ кому не желала идти въ неволю. Ея голосъ при этомъ то звучалъ гнѣвными, дикими нотами, то выражалъ смиренную, жалобную мольбу. Она почти не сознавала, что говорила, и безъ всякой связи переходила отъ одного предмета къ другому. Она сказала ему, что не любитъ его и никогда не полюбитъ, что ей все равно, что-бы съ нимъ или съ нею самой ни случилось; потомъ, крѣпко схвативъ его за руку, истерически зарыдала.

Когда она пришла въ себя, то потеряла всякую энергію и была слаба, какъ ребенокъ. Онъ снова предложилъ ей свою руку и сердце; тогда она пассивно, апатично согласилась на все,-- и прежде, чѣмъ они разстались въ этотъ вечеръ, было рѣшено, что въ слѣдующее воскресенье ихъ будутъ окликать въ церкви. Она созналась ему, что хотѣла наложить на себя руку, но постарается быть ему вѣрной женой, если онъ ее проститъ; ей казалось, что она все ему сказала, а онъ ничего не подозрѣвалъ. Они были простые, невѣжественные поселяне, а какъ часто подобныя роковыя недомолвки случаются и между образованными людьми. Кто можетъ разглядѣть сокровенныя тайны сердца чрезъ мутное, закопченое стекло человѣческаго слова!

Часъ тому назадъ она отчаянно боролась съ преслѣдовавшей ее судьбой; теперь борьба миновала; она сложила оружіе и сдалась безусловно на добро или на зло. Она согрѣла пиво Тому Брауну и положила въ него мускатнаго орѣха и печеное яблоко, какъ всегда это дѣлала въ праздники до появленія въ Вэкфильдѣ-на-болотѣ молодого охотника. Когда онъ уходилъ, она зажгла фонарь, проводила его до двери и, поцѣловавъ, пожелала доброй ночи. Потомъ она тихо, медленно пошла въ свою комнату, легла спать, не проронивъ ни одной слезинки, и вскорѣ крѣпко заснула отъ полнѣйшаго истощенія силъ.

На слѣдующее утро Томъ Браунъ надѣлъ свое лучшее праздничное платье, короткіе штаны, пестрый жилетъ и длинный, широкій сюртукъ, взялъ въ руку букетъ и медленными, торжественными шагами направился къ пастору. За нимъ послѣдовалъ и Джонъ Джайльсъ, подозрѣвавшій, въ чемъ дѣло, и давно съ удовольствіемъ помышлявшій объ этомъ бракѣ, благодаря которому онъ могъ сохранить въ гостинницѣ поддерживавшіе ее столбы. Всю дорогу они шли молча, и только передъ калиткою пасторскаго дома Джонъ дружески ударилъ Тома по животу и промолвилъ сквозь зубы:

-- Эге, кольцо-то у тебя готово, Томъ.

-- Да, круглое, отвѣчалъ Томъ, краснѣя и тупо улыбаясь.

Въ эту минуту м-ръ Моледи отворилъ калитку; удивившись ихъ неожиданному посѣщенію, онъ спросилъ: все-ли благополучно въ гостинницѣ. Они отвѣчали утвердительно и Джонъ прибавилъ, что погода была прекрасная, холодная, а Томъ замѣтилъ, что въ прошломъ мѣсяцѣ шелъ дождь. Пасторъ улыбнулся и, зная на опытѣ, что отъ поселянъ ничего скоро не добьешься, сталъ молча ждать, пока они не объяснятся. Ему пришлось долго ждать прежде, чѣмъ Томъ Браунъ пересталъ смотрѣть въ потолокъ, а Джонъ Джайльсъ кашлять. Наконецъ, собравшись съ силами, Джонъ разрѣшился важной новостью, что въ будущее воскресенье надо окликать Тома Брауна и Маджи.

Эти слова, какъ громомъ, поразили добраго пастора. Онъ закрылъ глаза рукой, отвернулся отъ свѣта и отошелъ къ шкафу, въ которомъ хранились приходскія книги и его рукописныя проповѣди. Нѣсколько минутъ онъ былъ погруженъ въ безмолвную, пламенную молитву, и когда заговорилъ, голосъ его былъ спокойный, твердый, а лицо, покрывшееся смертельной блѣдностью, сіяло какимъ-то особеннымъ свѣтомъ.

Онъ поздравилъ своихъ прихожанъ съ такимъ счастливымъ событіемъ, пожелалъ имъ всякаго благополучія, напомнилъ жениху о святости и неразрывности тѣхъ узъ, которыя онъ желалъ заключить, и съ нѣжнымъ участіемъ спросилъ о здоровьѣ миссъ Маргариты. Потомъ онъ записалъ въ книгу имя Томаса Брауна, при чемъ рука его не дрогнула, и спросилъ метрическое свидѣтельство Маджи, чтобы выписать оттуда ея года и имена ея родителей.

-- Я давно-бы сдѣлалъ объ этомъ справку, сказалъ пасторъ, нервно откашливаясь,-- но метрическія книги здѣшняго прихода частью, а за нѣкоторые года и совершенно, съѣдены крысами.

Джонъ Джайльсъ отвѣчалъ, что онъ поищетъ этотъ документъ въ бумагахъ покойной жены, и удалился вмѣстѣ съ Томомъ, громко благодаря пастора за его добрый пріемъ. М-ръ Моледи проводилъ ихъ до калитки и любезно съ ними простился. Но, возвратясь въ свою комнату, онъ опустился въ кресла, какъ снопъ, и, схвативъ себя за голову, горько зарыдалъ.

Послѣдній лучъ надежды исчезъ изъ его мрачной, одинокой жизни.

XI.
Докторъ Портеусъ.

Нелегко было найти метрическое свидѣтельство Маджи; послѣ покойной хозяйки гостинницы осталось только нѣсколько платьевъ и немного бѣлья, а если между ними и находилась какая-нибудь бумага, то ее, вѣрно, выбросили, какъ ненужную. Поэтому, послѣ долгихъ неудачныхъ поисковъ, Джонъ Джайльсъ объявилъ пастору, что документъ пропалъ. Размышляя о томъ, какъ устроить это дѣло, м-ръ Моледи сталъ припоминать, что онъ когда-то слышалъ отъ ректора, доктора Портеуса, интересный разсказъ о появленіи Маджи въ Вэкфильдѣ-на-болотѣ. На слѣдующій-же день онъ отправился въ Лондонъ, чтобъ выяснить этотъ таинственный вопросъ.

Вэкфильдское ректорство представляло въ то время странное явленіе, примѣры котораго, впрочемъ, встрѣчаются и до сихъ поръ, хотя, конечно, несравненно рѣже. Оно приносило четыре тысячи фунтовъ ежегоднаго дохода, обезпеченнаго землею, которая втеченіи нѣсколькихъ вѣковъ сильно увеличилась въ цѣнѣ отъ усовершенствованной обработки. Но въ то-же время народонаселеніе этого прихода уменьшилось въ обратной пропорціи и дошло до нѣсколькихъ десятковъ. Вэкфильдъ въ старину славился луками и стрѣлами, позже сукномъ; но мало-по-малу всякое промышленное производство перешло въ сосѣдніе города и онъ теперь велъ торговлю, и то самую незначительную, только яйцами и живностью. Нѣкогда въ немъ существовалъ богатый монастырь, превращенный впослѣдствіи въ роскошное мѣстопребываніе богатаго лавочника, возведеннаго Питтомъ въ пэры, но уже давно это великолѣпное зданіе обратилось въ развалины, такъ-какъ богатство лавочника-пэра ушло при его наслѣдникахъ къ ростовщикамъ. Послѣднимъ ректоромъ этого прихода былъ докторъ Портеусъ, джентльменъ хорошаго происхожденія, но совершенно разорившійся; доходы его духовнаго мѣста были секвестрованы и онъ не появлялся въ Вэкфильдѣ уже болѣе двѣнадцати лѣтъ. Поселяне о немъ позабыли, но иногда говорили еще о его братѣ, сэрѣ Ричардѣ, который нѣкогда владѣлъ половиной графства и былъ собственникомъ клаудесдальской своры; но онъ также исчезъ изъ вида; одни говорили, что онъ жилъ въ Булонѣ, а другіе -- во Флоренціи. Такимъ образомъ, единственнымъ представителемъ богатаго духовнаго лица и его патрона былъ бѣдный сельскій пасторъ м-ръ Моледи.

Со времени вступленія его въ этотъ приходъ, онъ видѣлъ только два раза доктора Портеуса: въ клубѣ на Пельмельской улицѣ, при заключеніи съ нимъ условія, и потомъ въ конторѣ стряпчаго, когда однажды онъ задержалъ слѣдующее Моледи содержаніе. Въ этомъ послѣднемъ случаѣ докторъ Портеусъ объявилъ очень любезно, извиняясь, что онъ по ошибкѣ получилъ деньги пастора, и предложилъ заключить новое условіе, на что Моледи согласился, такъ-какъ онъ не имѣлъ ни малѣйшаго понятія о дѣлахъ. Въ его памяти докторъ богословія сохранился въ образѣ статнаго, хорошо одѣтаго пастора, обращавшагося съ нимъ очень любезно и заставившаго его заплатить за потребованный имъ завтракъ; съ тѣхъ поръ м-ръ Моледи не видалъ своего ректора, и такъ-какъ онъ до сихъ поръ не получилъ взятыхъ по ошибкѣ докторомъ Портеусомъ денегъ, то онъ совѣстился явиться передъ нимъ въ качествѣ навязчиваго кредитора; но долгъ повелѣвалъ ему объясниться съ ректоромъ и онъ поѣхалъ въ Лондонъ.

Докторъ Портеусъ жилъ въ одномъ приходѣ съ епископомъ Кентерберійскимъ, но не по своему личному выбору, а по необходимости; его мѣстопребываніе "Мелина-Плэсъ, Ламбетъ" находилось подъ сѣнью тюрьмы Королевской Скамьи; М-ръ Моледи очень легко нашелъ это жилище, хорошо извѣстное всѣмъ извощикамъ, и очень удивился, что такая важная особа, какъ докторъ богословія, удостоилъ своимъ пребываніемъ столь скромный уголокъ. Дѣйствительно, домъ, въ которомъ онъ обиталъ, былъ небольшой, очень некрасивый и заброшенный.

Пасторъ скромно, нерѣшительно постучалъ въ дверь и черезъ минуту ее отворила неряшливая служанка. За нею шелъ пожилой господинъ, очевидно, отправлявшійся гулять. Онъ былъ довольно плохо одѣтъ, въ грязномъ черномъ сюртукѣ, поношенныхъ черныхъ панталонахъ, такихъ-же штиблетахъ, бѣломъ галстухѣ и большой съ широкими полями потертой шляпѣ. Лицо его казалось съ перваго взгляда краснымъ, а при ближайшемъ разсмотрѣніи оно оказывалось пурпуровымъ; глаза были налиты кровью, носъ, чрезвычайно толстый, былъ весь въ буграхъ, подобно тутовому дереву. Онъ былъ довольно толстъ и нетвердъ на ногахъ; но, несмотря на свою непривлекательную внѣшность, онъ держалъ себя съ достоинствомъ и въ немъ нельзя было не узналъ джентльмена, хотя и въ очень несчастномъ положеніи.

Онъ взглянулъ на м-ра Моледи съ тѣмъ испуганнымъ видомъ, который присущъ всякому живому существу, затравленному охотниками или судьбою, но успокоился, потому-что тотчасъ-же узналъ его.

-- Это вы! сказалъ онъ торжественнымъ, густымъ басомъ,-- мой добрый, достойный товарищъ и другъ. Позвольте мнѣ называть васъ другомъ. Какъ ваше здоровье, достопочтенный сэръ; какъ вы поживаете?

Докторъ Портеусъ любезно поклонился гостю и поспѣшилъ провести его въ пустынный садъ, обыкновенно окружавшій подобные дома въ предмѣстьяхъ Лондона, тридцать пять лѣтъ тому назадъ. Слѣдуя за нимъ, м-ръ Моледи слышалъ вдали сердитый, визгливый женскій голосъ. Очутившись внѣ предѣловъ власти этого грознаго голоса, докторъ Портеусъ тотчасъ измѣнилъ свой тонъ и съ простою, безъискуственной любезностью настоящаго джентльмена спросилъ своего викарія, какому счастливому случаю онъ обязанъ его пріятнымъ посѣщеніемъ.

-- Я полагаю, сэръ, сказалъ м-ръ Моледи, на котораго сильно подѣйствовало все, что онъ видѣлъ,-- что вы имѣете кое-какія частныя свѣденія объ одной молодой дѣвушкѣ вашего прихода, извѣстной подъ именемъ Маджи или Маргариты Джайльсъ, но крещенной подъ другой фамиліей.

-- Да, отвѣчалъ докторъ, принимая на себя прежній торжественный видъ,-- мнѣ хорошо извѣстны тѣ обстоятельства, о которыхъ вы упоминаете, м-ръ Моледи. Какъ служитель англиканской церкви, я вполнѣ сознаю всю отвѣтственность моихъ священныхъ обязанностей, и могу васъ увѣрить, м-ръ Моледи, что никогда объ нихъ не забываю.

М-ръ Моледи пріѣхалъ въ Лондонъ не для того, чтобъ слушать подобныя фразы, и далъ это почувствовать ректору, хотя въ почтительныхъ выраженіяхъ.

-- Пообѣдаемте вмѣстѣ, сказалъ докторъ богословія:-- теперь пять часовъ. Вы членъ какого клуба: оксфордскаго, или кембриджскаго, или университетскаго? За столомъ мы поговоримъ подробно о предметѣ, который, какъ я вижу, васъ очень интересуетъ. Молодыя женщины, естественно, возбуждаютъ къ себѣ сочувствіе и я полагаю, что никакое призваніе, какъ-бы священно оно ни было, не должно отвлекать насъ отъ вліянія, возвышающаго сердце и умъ.

Пасторъ грустно вздохнулъ и коротко отвѣтилъ, что онъ не былъ членомъ ни одного изъ лондонскихъ клубовъ. Доктору Портеусу это было очень хорошо извѣстно, и если-бъ даже м-ръ Моледи былъ членомъ названныхъ имъ клубовъ, то онъ не могъ-бы отправиться туда съ нимъ, такъ-какъ онъ не имѣлъ права удаляться изъ-подъ сѣни тюрьмы, въ которой онъ офиціально содержался за долги, хотя купилъ свою ограниченную свободу отъ смотрителя тюрьмы, имѣвшаго привилегію продавать небольшое количество свѣта и воздуха по десяти гиней за штуку.

-- Въ такомъ случаѣ, достопочтенный сэръ, любезно сказалъ докторъ,-- вы позволите угостить васъ обѣдомъ. Я увѣренъ, вы не откажетесь отъ скромнаго угощенія. Прошу васъ съ подобающимъ духовному лицу смиреніемъ послѣдовать за мною въ трактиръ, гдѣ очень порядочно жарятъ бифстекъ.

Черезъ нѣсколько минутъ они сидѣли въ небольшой, опрятно содержимой гостинницѣ, гдѣ, повидимому, докторъ Портеусъ былъ постояннымъ посѣтителемъ. Онъ заказалъ хорошій обѣдъ и бутылку портвейна. Съ перваго-же блюда, политаго добрымъ виномъ, сердце его растаяло и онъ пустился въ нескончаемые разговоры.

-- Ахъ! достопочтенный сэръ, говорилъ онъ, -- было время, когда мой погребъ былъ всегда полонъ старымъ, рѣдкимъ виномъ, и я-бы васъ попотчивалъ отмѣнной бараниной и бутылкой мадеры, дважды совершившей путешествіе въ Индію и вполнѣ достойной вашего изысканнаго вкуса. Да, я не всегда былъ такимъ несчастнымъ, какимъ вы меня видите теперь. Я помню, однажды за обѣдомъ мой братъ Ричардъ, выпивъ нѣсколько бутылокъ бургонскаго, сказалъ мнѣ: "Не бойся, Нэдъ, ты не умрешь съ голоду, хотя все отцовское состояніе, мое и твое, пошло къ чорту. Ты получишь ректорство прежде, чѣмъ нахлынутъ кредиторы, но, конечно, сдѣлаешь небольшой заемъ, чтобъ заплатить мой долгъ чести герцогу Куртопу, и назначишь пенсіонъ маленькой Зефиринѣ (Зефирина, м-ръ Моледи, была тогда лучшая танцовщица; она впослѣдствіи вышла замужъ за польскаго графа), а остальное,-- твое. Впрочемъ, время отъ времени ты будешь высылать мнѣ кое-что, Нэдъ, если мнѣ не повезетъ за границей". Я на все согласился, но потомъ оказалось, что я имѣлъ не четыре тысячи фунтовъ годового дохода, какъ-бы слѣдовало, а только шесть сотъ, ибо все остальное забиралъ кровожадный ростовщикъ Шарпъ, отецъ нынѣшняго стряпчаго.

Окончивъ этотъ разсказъ, онъ принялся за второй, потомъ за третій и такъ далѣе; наконецъ, м-ръ Моледи, взглянувъ на часы и замѣтивъ, что было уже поздно, ловко навелъ разговоръ на Маджи.

-- Ахъ, да, сказалъ докторъ, принимаясь за третью бутылку портвейна.-- Я хорошо помню, что она была крещена подъ именемъ Маргариты Вильдвиль. Спустя нѣсколько дней послѣ того я обѣдалъ у герцога Куртопа, который былъ закадычнымъ другомъ моего брата, и объяснилъ ему, что имѣлъ честь окрестить родственницу его знаменитаго рода. "Чортъ-бы васъ побралъ, пасторъ! воскликнулъ герцогъ, который, я долженъ сказать, выражался за обѣдомъ очень неприлично:-- если какая-нибудь.... шотландка смѣетъ злоупотреблять моимъ именемъ, то вы, кажется, должны положить этому конецъ, а не то.... я скажу епископу и вы..... вылетите съ вашего мѣста". Я зналъ, что его свѣтлость могъ исполнить свое слово, такъ-какъ три члена верхней палаты были обязаны своими мѣстами вліянію Вильдвилей и, конечно, съ тѣхъ поръ я держалъ языкъ за зубами. Но будьте увѣрены, что или самъ герцогъ или лордъ Джорджъ..... ну, да нечего выводить скандальныя сплетни. Во всякомъ случаѣ, ее зовутъ Маргаритой Вильдвиль, то-есть, Вальвиль, какъ, вы знаете, слѣдуетъ произносить это имя.

М-ръ Моледи откровенно замѣтилъ, что онъ этого не зналъ и докторъ пустился въ длинныя, любопытныя объясненія о прихотливомъ произношеніи англійскихъ аристократическихъ фамилій. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ обѣщался прислать своему викарію засвидѣтельствованную копію съ метрическаго свидѣтельства Маргариты Вильдвиль.

Получивъ необходимыя свѣденія, за которыми онъ пріѣзжалъ въ Лондонъ, пасторъ всталъ изъ-за стола; докторъ богословія потребовалъ счетъ и небрежно попросилъ м-ра Моледи заплатить; когда-же слуга принесъ сдачу съ пяти фунтовой ассигнаціи, докторъ, какъ-бы по разсѣянности, положилъ деньги къ себѣ въ карманъ, говоря, что уплатитъ по приходѣ домой. Такимъ образомъ, м-ръ Моледи былъ вынужденъ проводить своего патрона до его скромнаго жилища; но какъ только они подошли къ дверямъ, въ одномъ изъ оконъ показалась женская голова въ ночномъ чепцѣ и на доктора Портеуса посыпался дождь самыхъ отборныхъ ругательствъ. Доброму пастору стало жаль его и онъ отошелъ въ сторону, чтобъ обождать бурю, но черезъ нѣсколько минутъ дверь съ шумомъ отворилась и какая-то невидимая рука втащила ректора въ домъ словно чудовищными клещами. Тогда м-ръ Моледи слегка вздохнулъ, пожалѣлъ свои тяжелымъ трудомъ нажитыя деньги, а еще болѣе несчастнаго доктора Портеуса, и благополучно возвратился въ Вэкфидьдъ-на-болотѣ.

XII.
Свадьба.

Получивъ отъ доктора Портеуса копію съ метрическаго свидѣтельства Маджи, пасторъ пошелъ въ гостинницу и показалъ документъ Джону Джайльсу. Увидавъ его, хозяинъ "Шашечницы" почесалъ въ затылкѣ и объявилъ, что точно такая бумага находится въ тульѣ его шляпы. Она ему попалась подъ руку, когда онъ зачѣмъ-то пошелъ въ ящикъ жены послѣ ея смерти, и положилъ ее въ шляпу, которая была ему велика. Обѣ бумаги теперь были сравнены и оказались совершенно одинаковыми.

Въ слѣдующія три воскресенья въ приходской церкви окликали Томаса Брауна и Маргариту Вильдвиль, а такъ-какъ никто не предъявилъ законныхъ препятствій къ ихъ бракосочетанію, то они и были обвѣнчаны. Колокола весело гудѣли, когда они возвращались домой черезъ ноля, сопровождаемые всѣми сосѣдями, которыхъ ожидалъ въ гостинницѣ веселый, шумный пиръ. Вскорѣ послѣ этого счастливаго дня Джонъ Джайльсъ совершенно передалъ молодымъ свое заведеніе, радуясь, что могъ теперь по чистой совѣсти сидѣть цѣлый день за кружкой пива. Но, по наружности, въ гостинницѣ не произошло никакой перемѣны. Томъ Браунъ по-прежнему исполнялъ всѣ обязанности слуги, которыя, впрочемъ, не были тягостны. Проѣзжавшіе мимо поселяне обыкновенно имѣли съ собою запасъ сѣна и торбы съ овсомъ, такъ что Тому приходилось только наливать каждое утро воду въ колоду, а вечеромъ всполаскивать ее. Молодая чета вела спокойную, тихую жизнь. Гостинница имѣла свой опредѣленный кругъ посѣтителей, которые являлись въ опредѣленное время. Платимыя ими деньги складывались въ кухонный шкафъ, и когда пивной заводчикъ присылалъ счетъ, ему платили мѣдными пенсами. Доходъ "Шашечницы" былъ достаточенъ для жизни ея хозяевъ и для уплаты мельнику, въ мелочную лавку и винокуру; но они ничего не откладывали на черный день. У нихъ были своя домашняя птица, яйца, молоко, свинина и огородныя овощи. Вообще жители Вэкфильда-на-болотѣ мало нуждались въ деньгахъ, и если-бъ непріятельская армія когда-нибудь вторглась въ Англію, то съ этого селенія ей было-бы чрезвычайно трудно собрать реквизицію даже въ 50 шилинговъ, а если-бъ и нашлась такая сумма, то она вся состоялабы изъ мѣдныхъ пенсовъ и полу-пенсовъ.

Маджи, повидимому, примирилась съ своей судьбою, если она когда-нибудь считала себя въ правѣ быть ею недовольной; впрочемъ, впослѣдствіи она никогда не жалѣла, что вышла замужъ за Тома Брауна. Онъ былъ тупой, тяжелый человѣкъ, но добрый, готовый на все, чтобъ только сдѣлать ей пріятное, и она управляла неограниченно всѣмъ домомъ. Прежнее здоровье къ ней возвратилось и ея хорошенькая фигура приняла такъ скоро округленную форму, что сосѣди стали выхвалять ея энергичный, рѣшительный характеръ.

-- Ты не долго думала, Маджи Браунъ, сказала ей м-съ Джинксъ, мать кузнеца, черезъ три мѣсяца послѣ свадьбы; -- помни мое слово и ребенокъ не долго прокопается въ пути.

Въ эту минуту Маджи было необходимо пойти развѣсить бѣлье, и она не отвѣтила ни слова на эту рѣчь. Послѣ того м-съ Джинксъ не разъ заговаривала съ нею объ этомъ предметѣ, но Маджи всегда отмалчивалось, занятая какимъ-нибудь важнымъ дѣломъ, хотя она очень любила м-съ Джинксъ.

-- Во всякомъ случаѣ, Маджи, говорила старуха,-- ты тотчасъ пришли за мною, какъ почувствуешь потуги. Я всегда на кузницѣ съ Гарри, и Тому стоитъ только высунуть голову въ окно и крикнуть, я сейчасъ и приду.

Маджи обѣщала послать за нею, какъ наступитъ надобность, а Томъ Браунъ подговорилъ доктора въ Дронингтонѣ; но ни старуха, ни докторъ не присутствовали при счастливомъ событіи; оно случилось совершенно неожиданно, свидѣтельствуя тѣмъ о пророческихъ способностяхъ м-съ Джинксъ, которая, услыхавъ, что у Тома Брауна родился сынъ, побѣжала ко всѣмъ сосѣдямъ и торжественно объявила, что она предвидѣла эти ранніе, семимѣсячные роды.

Весь Вэкфильдъ-на-болотѣ былъ занятъ важнымъ вопросомъ, какъ назвать этого необыкновеннаго ребенка; одни предлагали назвать его Веніаминомъ, другіе -- Гарри, третьи, и въ томъ числѣ м-съ Джинксъ,-- Джономъ, въ честь Джайльса. Томъ Браунъ, съ которымъ никто не совѣтовался объ этомъ предметѣ, торжественно заявилъ, что надо было прежде всего спросить мать, и заговорилъ съ нею объ этомъ своимъ страннымъ, добродушнымъ тономъ.

-- Мы сдѣлаемъ важные крестины, Маджи, сказалъ онъ, подходя къ постели жены.

М-съ Браунъ, еще очень блѣдная и слабая, слегка улыбнулась, но ничего не отвѣчала и только крѣпко прижала къ груди своего ребенка.

-- Хорошенькій, промолвилъ Томъ Браунъ, смотря на сына, и лицо его сіяло гордой радостью.

-- Томасъ, произнесла черезъ нѣсколько минутъ почти шопотомъ Маджи,-- скажи, я тебѣ была вѣрной женой?

-- Конечно; кто-же въ этомъ можетъ сомнѣваться?

-- Томасъ, произнесла снова молодая женщина.

-- Что, Маджи? спросилъ онъ нѣжно.

-- Ты вѣришь въ призраковъ? спросила она, полузакрывъ глаза.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Томъ, качая головой, и тотчасъ прибавилъ:-- то-есть, если ты не вѣришь, Маджи.

-- Я видѣла призракъ, Томасъ, въ ту ночь, когда ты носилъ письмо въ Дронингтонъ.

-- Неужели? произнесъ ея мужъ такимъ тономъ, которымъ отвѣчаютъ дѣтямъ, когда они говорятъ глупости.

-- Да, это былъ призракъ; теперь я знаю, что это былъ призракъ, повторила Маджи, и лицо ея просіяло, словно она освободилась отъ тяжелаго гнета, давившаго ея сердце.

-- Дай мнѣ ребенка, Маджи, сказалъ ея мужъ, и неловко, но съ любовью открылъ свои объятія.

Маджи положила къ нему на руки свое сокровище, но все-же придерживала его, боясь разстаться съ нимъ. Если-бъ ребенокъ заплакалъ или сдѣлалъ-бы какое-нибудь движеніе, она немедленно выхватила-бы его и спрятала на своей груди; но ему, вѣрно, поправилось лежать въ мощныхъ, но нѣжныхъ объятіяхъ отца, и на его маленькомъ личикѣ показалась улыбка. Въ эту минуту мать, отецъ и сынъ были связаны новыми узами любви и довѣрія, болѣе сильными, чѣмъ узы природы.

-- А какъ мы назовемъ ребенка, Маджи? спросилъ шепотомъ Томъ Браунъ;-- м-съ Джинксъ говоритъ, что его слѣдуетъ назвать Джономъ.

Маджи задумалась; лицо ея приняло мечтательное, восторженное выраженіе и она промолвила нѣжно:

-- Онъ Вильямъ, милый Вильямъ, и нѣтъ ему другого имени.

Ея невѣжественный умъ, руководимый только материнской любовью, таинственно прозрѣлъ въ невѣдомое для нея прошедшее. Леди Амабиль Вильдвиль написала въ XVI столѣтіи прелестный романсъ "Милый Вильямъ", который до сихъ поръ остается народной пѣснью. Это было странное, любопытное совпаденіе.

Черезъ нѣсколько дней м-ръ Моледи окрестилъ ребенка и далъ ему имя Вильямъ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.
Черезъ насколько лѣтъ.

Прошло много лѣтъ съ тѣхъ поръ, какъ въ гостинницѣ "Шашечница" ночевалъ неизвѣстный молодой охотникъ, и воспоминаніе о немъ совершенно изгладилось изъ памяти обитателей Вэкфильда-на-болотѣ.

Томасъ Браунъ и его жена жили счастливо и, кромѣ старшаго сына Вильяма, имѣли много дѣтей. Уже вскорѣ послѣ свадьбы, Маджи потеряла свой прежній здоровый видъ, а въ слѣдующую зиму стала кашлять. Слѣдующія за тѣмъ весна и лѣто не принесли съ собою для нея никакого облегченія, а къ зимѣ ей стало еще хуже. Между тѣмъ у нея ничего не болѣло; ей не грозила никакая близкая опасность, но она чувствовала, что въ ея жизни чего-то недоставало, она сознавала, хотя по вполнѣ ясно, что она лишилась чего-то невозвратимаго. Какъ растеніе, пересаженное на чуждую ему почву, перестаетъ развиваться и чахнетъ, такъ и она видимо блекла, хотя и продолжала жить. Дронингтонскій врачъ, веселый старикъ, посѣтилъ ее, но не могъ опредѣлить ея недуга и посовѣтовалъ ей пить портвейнъ, его любимый напитокъ; потомъ онъ послалъ изучить ея болѣзнь своего помощника, поразившаго Маджи черными перчатками и золотыми очками съ синями стеклами, черезъ которые онъ не могъ ничего видѣть. Онъ былъ сынъ лондонскаго купца и отличался гордымъ сознаніемъ собственнаго достоинства. Онъ прописалъ ей микстуру, въ которой различные кислоты и спирты были смѣшаны въ такой странной пропорціи, что пробка выскочила изъ стклянки на дорогѣ изъ города и эта стклянка, съ надписью на сигнатуркѣ "три раза въ день по столовой ложкѣ", пришла пустая. Врачъ заинтересовался болѣзнью Маджи и самъ привезъ ей пилюли, показавшіяся ей дробью; по словамъ ученаго медика, въ нихъ заключалось желѣзо, но оно, вѣрно, заржавѣло отъ долгаго неупотребленія и потеряло всякую силу. Слѣдуетъ, однако, признаться, что лекарства, прописанныя Маджи, не сдѣлали ей никакого вреда: она ихъ не принимала; быть можетъ, по той-же причинѣ, они не принесли ей и никакой пользы. Маджи съ каждымъ годомъ все болѣе и болѣе худѣла и въ тридцать лѣтъ казалась почти старухой.

Въ то время, какъ юное поколѣніе Брауна увеличивалось такъ быстро, какъ только позволяла природа, дѣла въ гостинницѣ шли довольно плохо. Между Лондономъ и Дронингтономъ была проведена желѣзная дорога, а въ трехъ миляхъ отъ Вэкфильда устроена станція. Это событіе въ первое время, казалось, не произвело никакой перемѣны; невѣжественные фермеры поклялись, что пока на свѣтѣ существуютъ лошади, они никогда не поѣдутъ на котлѣ; но только два или три мѣсяца ихъ воза продолжали по-прежнему тянуться по большимъ дорогамъ, но потомъ мало-по-малу они освоились съ котломъ и стали возить свои сельскія произведенія.въ городъ на базаръ не на лошадяхъ, а по желѣзной дорогѣ.

Число посѣтителей Джона Джайльса быстро уменьшилось до нѣсколькихъ завсегдатаевъ и если-бъ гостинница не находилась у него въ наслѣдственной арендѣ за очень незначительную плату землевладѣльцу, то онъ былъ-бы принужденъ переселиться въ другое мѣсто. Теперь-же хозяева "Шашечницы" жили безъ особенной нужды, хотя бѣдно; ихъ бѣдность служила темой для разговора между агентами землевладѣльцевъ, пріѣзжавшими въ Вэкфильдъ для сбора рентъ; эти агенты не могли понять, какъ люди, владѣвшіе вблизи желѣзной дороги садомъ въ двѣнадцать акровъ и хорошимъ лугомъ, жили бѣдно. Но ни Джайльсъ, ни Томъ Браунъ не понимали, что можно было съ большой выгодой посылать въ Лондонъ молоко и сливки, масло и яйца, даже картофель и капусту. Джонъ Джайльсъ и умеръ въ такомъ невѣденіи; однажды послѣ обѣда онъ отказался отъ обычной кружки пива и черезъ часъ спустя его нашли мертвымъ.

Не успѣли еще похоронить хозяина гостинницы, какъ явился сюда землевладѣлецъ въ лицѣ м-ра Шарпа, лондонскаго стряпчаго, котораго Маджи гдѣ-то видѣла прежде, но гдѣ именно -- не могла припомнить. М-ръ Шарпъ потребовалъ платежа такъ-называемаго Heriot или Heer-geld, то-есть военнаго налога, который уплачивался въ средніе вѣка владѣльцу замка при выступленіи его на войну. Этотъ налогъ платился натурою, военными снарядами, лошадьми или оружіемъ, какъ слѣдовало по 69 гл. Статута Канута, который доселѣ сохранилъ силу въ Англіи, владѣльцы замковъ не предпринимаютъ болѣе походовъ другъ на. друга (развѣ только судебнымъ путемъ чрезъ стряпчихъ) и, слѣдовательно, не нуждаются въ этомъ военномъ налогѣ. Въ силу стариннаго обычая, и м-ръ Шарпъ, дѣйствуя отъ имени опекуновъ надъ сэромъ Ричардомъ Портеусомъ, владѣльцемъ Вэкфильдскаго замка, явился въ гостинницу тотчасъ послѣ смерти ея хозяина и потребовалъ лучшую лошадь или корову изъ имущества покойнаго. Онъ также имѣлъ право, на основаніи этого средневѣкового обычая, забрать лучшій и болѣе цѣнный предметъ изъ вещей, принадлежавшихъ умершему. Случалось, что владѣлецъ замка забиралъ скаковую лошадь или драгоцѣнные камни, которые стоили болѣе всей арендной суммы; это возбуждало безконечные процессы. М-ръ Шарпъ нашелъ въ гостинницѣ изъ домашняго скота только слѣпую лошадь и старую корову; онъ выбралъ послѣднюю, говоря, что она годится хоть на что-нибудь; изъ домашняго скарба самымъ драгоцѣннымъ предметомъ оказался рабочій ящикъ Маджи. Этотъ дубовый ящикъ отличался красивой рѣзьбой и вензелемъ K. Р. подъ герцогской короной. Маджи разсталась съ нимъ неохотно и переложила всѣ лежавшія въ немъ вещи въ верхній ящикъ своего камода, при чемъ въ ея головѣ невольно проснулись давно дремавшія воспоминанія. Между этими вещами находилась бумажка, врученная ей незнакомымъ охотникомъ; теперь, благодаря своей большой опытности, она убѣдилась, что это была десяти-фунтовая ассигнація. Долго и мрачно смотрѣла она на нее, но потомъ лицо ея просіяло, какъ во время разговора съ мужемъ на другой день послѣ рожденія Вильяма. Она заботливо завернула деньги въ чулокъ, на счастье, и заперла въ комодъ; но впослѣдствіи часто о нихъ думала. Такой большой суммы она никогда не имѣла разомъ въ своихъ рукахъ и потому считала ее цѣлымъ состояніемъ. "Эти деньги Вильяма, думала она,-- я сберегу ихъ для него".

II.
Юный Браунъ.

Дѣти Маджи Браунъ были здоровенные, коренастые, шумные ребята, кровь съ молокомъ, съ розовыми щеками и голубыми глазами. Эти вѣрные представители юнаго поколѣнія англійскихъ поселянъ, словно молодые бычки, орали во все горло, требуя чего-нибудь съѣстнаго, или выражая радость и горе. Они ѣли много, долго, безмолвно, торжественно жуя пищу, точно совершая какой-нибудь религіозный обрядъ, и запивая каждый кусокъ хлѣба съ масломъ кружкой снятого молока.

-- А гдѣ нашъ Виль, мама? спросилъ однажды передъ ужиномъ бѣлобрысый мальчуганъ.

Порція Вильяма Брауна была всегда самая большая, самая вкусная; его кусокъ хлѣба былъ всего гуще намазанъ масломъ, его кружка всегда наполнена до краевъ парнымъ молокомъ, подъ тѣмъ предлогомъ, что снятое все вышло, хотя въ кладовой было его достаточное количество.

-- Я знаю, гдѣ онъ, воскликнула маленькая дѣвочка, открывая широко ротъ и скаля зубы.

-- Гдѣ-же онъ, Маджи? спросила мать, завязывая ребенку передникъ.

-- Виль разоряетъ гнѣзда, а лѣсники говорятъ, что въ чащѣ подѣлано много капкановъ, произнесъ шестилѣтній мальчуганъ.

-- Мама, мама, воскликнула крошечная Маджи,-- вотъ и нашъ Виль; онъ только-что перескочилъ черезъ ограду и сбилъ съ дерева два абрикоса.

-- Сплетница, сплетница, воскликнули всѣ дѣти хоромъ и бѣдная Маджи заплакала.

Черезъ минуту въ комнату вошелъ Вильямъ Браунъ, держа въ рукахъ три форели, завернутыя въ траву, и два абрикоса. Онъ былъ чрезвычайно красивый мальчикъ и нисколько не походилъ на своихъ братьевъ и сестеръ. Они были грубые, толстые, деревенскіе ребята, а онъ статный, прямой, граціозный юноша. Прекрасно сложенный, онъ имѣлъ грудь скорѣе высокую, чѣмъ широкую; вполнѣ соразмѣрная голова его гордо возвышалась надъ мощными плечами, мускулы, непокрытые излишнимъ жиромъ, казались желѣзными, поступь была благородная, эластичная. Онъ бѣгалъ скорѣе, прыгалъ дальше всѣхъ своихъ товарищей. Ему было теперь только семнадцать лѣтъ, но, какъ всѣ брюнеты, онъ казался гораздо старше. Черты лица онъ наслѣдовалъ отъ матери и отличался ея гордыми, тонкими ноздрями, большими синими глазами, прекрасно очерченнымъ ртомъ съ полу-отвисшей губой, отличительнымъ признакомъ всѣхъ Вильдвилей; но волосы его были черны, какъ вороново крыло, и не было ни малѣйшаго сходства между нимъ и честнымъ Томомъ Брауномъ, который съ спокойнымъ самодовольствіемъ сидѣлъ въ углу кухни и молча любовался своимъ потомствомъ.

-- Вотъ, папа, сказалъ Вильямъ звучнымъ, рѣшительнымъ голосомъ и смѣло смотря передъ собою безстрашнымъ взглядомъ юнаго орла,-- я принесъ вамъ три форели къ ужину; пусть мама изжаритъ. Я ловилъ рыбу въ ручьѣ у мельницы, съ м-ромъ Моледи.

Дѣйствительно, юный Браунъ почти каждый вечеръ удилъ рыбу съ пасторомъ, который чрезвычайно любилъ его и научилъ его читать и писать; тайную, старательно скрываемую причину этой привязанности къ молодому человѣку понимала только одна Маджи Браунъ.

-- Дѣлай, что хочешь съ пасторомъ, Вильямъ, замѣтилъ Томъ Браунъ,-- ты съ нимъ въ бѣду не попадешь; но остерегайся лѣсниковъ сэра Ричарда. Говорятъ, м-ръ Шарпъ, угнавшій нашу корову, пересчиталъ всѣхъ зайцевъ и продаетъ ихъ въ Лондонѣ. Смотри, не тронь ихъ, мальчикъ.

-- Я застрѣлилъ одного вчера, изъ стараго ружья Моди, но отдалъ помощнику лѣсничаго Нэду Риву; мы съ нимъ отправимся надняхъ охотиться за кроликами съ моимъ хорькомъ.

-- Я тебѣ этого не запрещаю, Вильямъ, отвѣчалъ отецъ, почесывая въ затылкѣ,-- но берегись Шарпа, онъ гадкій человѣкъ; помни, однако, я нисколько не мѣшаю твоимъ забавамъ.

Въ обращеніи Тома Брауна съ старшимъ сыномъ замѣчалось какое-то странное, вѣроятно, безсознательное чувство уваженія. Дѣйствительно, къ родительской любви честнаго Тома примѣшивалась значительная доля изумленія, что онъ родилъ такого сына; онъ также часто удивлялся, что семимѣсячный ребенокъ вышелъ такимъ рослымъ и сильнымъ юношей. Онъ всегда слыхалъ, что преждевременно родившіяся дѣти обыкновенно бываютъ слабыя и болѣзненныя, а Вильямъ могъ перепрыгнуть черезъ заборъ въ пять досокъ и косить траву безъ устали, словно его рука была такая-же стальная, какъ самая коса. Онъ могъ справиться съ лучшей кровной лошадью и цѣлыми часами скакалъ, какъ птица, по полямъ и лугамъ; поэтому дронингтонскій барышникъ, Нэдъ Ніоверъ, всегда заручался его помощью при продажѣ лошадей, такъ-какъ никто лучше его не могъ выказать товара лицомъ. Съ другой стороны, Гарри Джинксъ никогда не чувствовалъ себя спокойнымъ въ кузницѣ безъ Вильяма, который проводилъ большую часть своего времени въ его семействѣ, причину чего мы объяснимъ впослѣдствіи. Не меньшее искуство выказывалъ онъ въ единоборствѣ и очень ловко дѣйствовалъ кулаками; при малѣйшемъ проявленіи непослушанія или дерзости со стороны его младшихъ братьевъ онъ однимъ прикосновеніемъ своей мощной руки валилъ ихъ на землю, какъ кегли; онъ недавно избилъ палкой громаднаго, рослаго возницу. Вообще юный Браунъ былъ смѣлъ, рѣшителенъ и энергиченъ, какъ молодой львенокъ, что изумляло его апатичнаго отца и наполняло его сердце полу-комичнымъ, полу-трогательнымъ уваженіемъ къ этому замѣчательному семимѣсячному ребенку, который несомнѣнно былъ его сыномъ.

Вильямъ обѣщалъ послѣдовать совѣту отца и все семейство принялось съ религіознымъ вниманіемъ за рыбу, которую Маджи между тѣмъ изжарила. Послѣ ужина дѣти выбѣжали въ поле, естественно групируясь вокругъ Вильяма, составлявшаго главную, центральную фигуру. Любимымъ мѣстомъ ихъ игръ былъ берегъ небольшого пруда, окаймленнаго старинными дубами и вязами; тутъ, подъ тѣнью густой, зеленой листвы и при веселомъ щебетаньи птицъ, такъ-какъ оставалось еще добрыхъ два часа до захода солнца, каждый изъ нихъ принялся за свою любимую игру: кто удилъ рыбу, кто каталъ шарики, кто бѣгалъ въ запуски. А Вильямъ Браунъ, прислонившись къ большому, древнему дубу и вынувъ изъ кармана перочинный ножикъ, подаренный ему пасторомъ, задумчиво сталъ вырѣзывать на корѣ какое-то имя.

III.
Идиллія.

Двое братьевъ Вильяма, Джэкъ и Джайльсъ, качались подлѣ него на калиткѣ.

-- Какъ жаль, что сегодня не воскресенье, сказалъ Джэкъ.

-- Отчего? отвѣтилъ Джайльсъ.

-- Въ воскресенье пудингъ, лаконически произнесъ Джэкъ, почувствовавшій уже возвращеніе апетита, хотя на его подбородкѣ виднѣлись еще остатки масла.

-- Не всегда, замѣтилъ Джайльсъ:-- разъ въ воскресенье намъ не дали пуддинга, а фруктовый супъ.

-- Виль, воскликнулъ Джэкъ, торжественно перенося апеляцію въ высшую инстанцію: -- въ воскресенье всегда бываетъ пудингъ?

-- Онъ не знаетъ, онъ не любитъ пудинга, возразилъ Джайльсъ, продолжая качаться на калиткѣ.-- Что-жь ты любишь, Вильямъ? спросилъ лукаво Джэкъ.

-- Мать, отвѣчалъ Вильямъ, -- и лошадь мельника, которую онъ купилъ у насъ въ прошломъ году.

-- Такъ зачѣмъ-же ты всегда вырѣзаешь на деревьяхъ имя Салли Джинксъ? замѣтилъ Джайдьсь съ еще болѣе хитрой улыбкой;-- ты ужь испортилъ шесть деревьевъ.

-- Ой, воскликнулъ Джакъ, падая на землю отъ слишкомъ быстраго взмаха калитки,-- не смѣй такъ дѣлать, не то я тебя отколочу.

-- Не смѣешь, отвѣчалъ Джайльсъ,-- я мамѣ скажу.

-- Я васъ обоихъ спущу въ прудъ, если вы не замолчите, произнесъ Вильямъ, и шумные за минуту передъ тѣмъ ребята присмирѣли и загорланили только тогда, какъ дали тягу.

Оставшись одинъ, Вильямъ закрылъ свой ножикъ, спряталъ его въ карманъ и началъ насвистывать старинную англійскую пѣсню "Свистни, мой милый, и я прибѣгу". Послѣ первыхъ-же нотъ надъ сосѣдней изгородью показалось розовое маленькое личико, точно цвѣтокъ, и черезъ минуту къ Вилю подбѣжала толстенькая дѣвочка, съ пухлыми щечками, блестящими глазами и бѣлыми зубами.

-- Отчего ты сегодня опоздала, Салли? спросилъ юноша, въ голосѣ котораго слышался нѣжный упрекъ.

-- Мама посылала меня къ твоей матери съ яйцами, отвѣчала дѣвочка, едва переводя духъ.

Она поставила свою корзинку подъ дерево и оба они сѣли подъ тѣнью густой листвы, крѣпко обнявшись, какъ настоящія дѣти. Нѣжно прижавшись къ Вильяму, молоденькая Салли стала дѣлать ему выговоръ съ прелестнымъ въ такой юной особѣ сознаніемъ женскихъ правъ собственности надъ своимъ поклонникомъ. Она серьезно говорила ему, что онъ не долженъ ходить въ загороженныя мѣста парка сэра Ричарда, даже чтобъ набрать ей букетъ, и вообще обязанъ быть добрымъ, послушнымъ мальчикомъ. Онъ обѣщалъ ой, что постарается быть совершенствомъ во всѣхъ отношеніяхъ, если она обѣщается всегда жить съ нимъ и не покидать его ни подъ какимъ предлогомъ, хотя-бы на одинъ день во всю ихъ жизнь. Этотъ разговоръ молодыхъ людей былъ прелестнымъ, невиннымъ воркованьемъ, и пчела, олицетвореніе честнаго, мирнаго труда, летая вокругъ близь стоявшаго улья, одобрительно прислушивалась къ ихъ лепету. Наговорившись досыта, Салли попросила Вильяма спѣть ея любимую пѣсню, которой онъ научился отъ стараго матроса, проходившаго мимо ихъ селенія въ прошломъ году. Онъ немедленно затянулъ простую, народную пѣсню, въ которой воспѣвалась любовь молодого матроса къ деревенской красоткѣ, и дѣвочка стала ему вторить; ихъ свѣжіе голоса, звучный теноръ и чистое сопрано, мелодично раздавались въ воздухѣ. Они были такъ поглощены другъ другомъ и своей пѣснью, что не замѣтили, какъ къ нимъ подошелъ отецъ Салли, Гарри Джинксъ, который уже нѣсколько времени смотрѣлъ на нихъ черезъ изгородь. Взглядъ его былъ задумчивый и нѣсколько безпокойный, но совершенно дружелюбный, ибо онъ вполнѣ былъ увѣренъ, какъ въ своей дочери, такъ и въ юномъ Браунѣ.

-- Нѣтъ, Виль, сказалъ онъ, наконецъ, -- это негодится. Ты не имѣешь ни гроша и слишкомъ юнъ, чтобъ ухаживать за молодыми дѣвушками. А ты, Салли, ступай домой.

Такимъ образомъ, трезвая дѣйствительность нарушила романическія мечты юности; а жаль, по истинѣ жаль, что романтичной сторонѣ жизни никогда но дозволяютъ развиться на свободѣ. Англійскіе родители, въ особенности-же въ сельскомъ классѣ, почему-то считаютъ любовь дурнымъ дѣломъ и полагаютъ своей обязанностью, зорко слѣдя за дѣтьми, ставить всевозможныя преграды къ появленію въ нихъ этого чувства, а въ случаѣ его возникновенія -- къ уничтоженію его съ корнемъ. Это величайшее заблужденіе. На свѣтѣ было-бы гораздо болѣе мирнаго, спокойнаго счастія, если-бъ юнымъ сердцамъ дозволяли развиваться естественнымъ путемъ, не стыдясь и не скрываясь. Сколько молодыхъ дѣвушекъ становятся хитрыми, коварными, никуда негодными созданіями только потому, что ихъ заставляютъ скрывать свои чувства! Сколько юношей пропадаетъ по той-же причинѣ. Молодымъ людямъ такъ-же невозможно воспретить любить, какъ цвѣтамъ цвѣсти или деревьямъ зеленѣть. Конечно, можно отрѣзать бутоны, какъ только они появятся, оставляя лишь уродливый стебель; саранча можетъ поѣсть молодые листья, но вѣдь это истребленіе, а не исцѣленіе.

Вообще рѣдко случается, чтобъ родительская или какая-бы то ни было власть обезпечивала насильственными мѣрами, хотя-бы предпринятыми съ доброю цѣлью, счастіе подчиненныхъ ей лицъ. Результаты подобнаго вмѣшательства обыкновенно бываютъ очень грустные. Такъ если-бъ честный Гарри Джинксъ, нежелавшій, конечно, зла своей дочери, не разлучилъ молодыхъ людей, они спокойно потянули-бы обычную канитель юной любви и черезъ годъ или два мирно поженились-бы, что принесло-бы счастіе не только имъ, но и самому Гарри Джинксу. Салли была хорошенькая, добрая, работящая дѣвушка и, конечно, современемъ сдѣлалась-бы хорошей женой и прекрасной хозяйкой, а Вильямъ Браунъ, хотя онъ началъ-бы свое существованіе въ скромномъ Вэкфильдѣ-на-болотѣ, непремѣнно проложилъ-бы себѣ дорогу въ свѣтѣ, какъ энергичный, способный юноша. Теперь-же судьба, по милости стараго Джинкса, распорядилась совершенно иначе.

Прошло двадцать лѣтъ прежде, чѣмъ Вильямъ Браунъ снова встрѣтился съ своей первой любовью. Она тогда была прачкой въ одномъ приморскомъ городкѣ и, выйдя замужъ по совѣту отца за развратнаго пьяницу, осталась тридцати лѣтъ вдовою съ восьмью дѣтьми.

IV.
Съ отчаянія.

Вильямъ Браунъ, разлученный съ предметомъ своей любви, поддался отчаянію, какъ и всѣ молодые люди въ его положеніи. Нѣкогда работящій и дѣятельный юноша, онъ сталъ теперь лѣниться, всякая работа валилась у него изъ рукъ. Цѣль его жизни исчезла, все для него поблекло, ничего не возбуждало въ немъ интереса -- ни дѣло, ни удовольствіе. Нѣсколько дней тому назадъ все, за что-бы онъ ни взялся, имѣло прямое или косвенное отношеніе къ той, которая была для него дороже всего на свѣтѣ. Если онъ работалъ въ саду, то спѣшилъ кончить свой урокъ, чтобъ имѣть свободную минуту сбѣгать къ м-съ Джинксъ и поболтать съ Салли. Если онъ находилъ очень большую ягоду, махровый цвѣтокъ или выкапывалъ древнюю монету (садъ гостинницы находился на старинномъ полѣ битвы временъ Алой и Бѣлой Розы), онъ заботливо откладывалъ ихъ, чтобъ показать ей вечеромъ. Читая съ м-ромъ Моледи, онъ запоминалъ каждый интересный разсказъ, чтобъ передать его Салли, и научилъ ее немного грамотѣ. Теперь все это прошло невозвратно. Работа въ саду казалась ему безполезнымъ, тяжелымъ трудомъ, чтеніе пустымъ препровожденіемъ времени. Его любимымъ занятіемъ теперь было лежать подъ деревомъ на спинѣ, закрывъ лицо руками, и цѣлыми часами думать о Салли. По ночамъ онъ почти не спалъ, а на разсвѣтѣ бѣгалъ къ хижинѣ кузнеца, чтобъ издали увидать Салли, которая шла доить коровъ. Но и этого удовольствія онъ вскорѣ лишился: черезъ нѣсколько дней онъ съ ужасомъ увидѣлъ, что коровъ отправился доить самъ кузнецъ Гарри. Наканунѣ вечеромъ бѣдную Салли послали съ знакомымъ поселяниномъ въ Дронингтовъ къ старой теткѣ, содержавшей мелочную лавку, и юный Браунъ не видалъ ее болѣе въ Вэкфильдѣ.

Мало-по-малу его характеръ сталъ портиться, онъ выражалъ неповиновеніе къ старшимъ, сталъ водить дружбу съ людьми, которымъ приходилось имѣть дѣло съ полиціей, и, наконецъ, мельникъ объяснилъ своему другу м-ру Моледи, что старшій лѣсникъ сэра Ричарда точитъ зубы на Вильяма. Въ тѣ времена браконьерство было сильно развито. Юный Браунъ случайно попалъ въ общество браконьеровъ, и такъ-какъ они были очень веселые, предпріимчивые ребята, то пришлись ему по сердцу. Однажды, за обѣдомъ, онъ изумилъ своего отца, начавъ разсуждать о "правахъ народа", конечно, не понимая, о чемъ онъ говорилъ, и только повторяя громкія фразы, бывшія въ большомъ ходу въ Англіи въ ту эпоху.

Пасторъ горевалъ, замѣчая, что Вильямъ все больше и больше сходится съ своими новыми знакомыми; м-ръ Моледи искренно любилъ юношу, который въ его глазахъ долженъ былъ и могъ-бы быть его сыномъ, если-бъ обстоятельства сложились иначе. Онъ вполнѣ понималъ причину неожиданной перемѣны въ характерѣ и поведеніи скромнаго молодого человѣка, о воспитаніи котораго онъ такъ много заботился, потому что безмолвный и застѣнчивый со всѣми другими, когда дѣло касалось его привязанности, Вильямъ Браунъ былъ откровененъ съ пасторомъ и разсказалъ ему свою тайну. М-ръ Моледи даже посѣтилъ нарочно кузнеца съ цѣлію добиться хоть какой-нибудь надежды для своего юнаго друга, но былъ принятъ очень сурово и всѣ его усилія остались тщетными.

Возвращаясь домой послѣ этой неудачной попытки, онъ встрѣтилъ м-ра Шарпа идущаго со станціи желѣзной дороги.

М-ръ Шарпъ управлялъ теперь всѣми дѣлами сэра Ричарда Портеуса и его брата. Онъ получалъ ренты съ арендаторовъ, безжалостно рубилъ деревья и платилъ пастору его жалованье правильнѣе, чѣмъ онъ получалъ прежде, хотя вычиталъ изъ этой суммы подоходный налогъ, что вовсе не слѣдовало, и цѣнность гербовой марки, которую онъ никогда не приклеивалъ къ квитанціи пастора. Несмотря на это, м-ръ Моледи предпочиталъ имѣть дѣло съ этимъ практичнымъ, акуратнымъ стряпчимъ, чѣмъ съ любезнымъ докторомъ Портеусомъ, который никогда не унижался до вычетовъ, а просто удерживалъ всю сумму, когда имѣлъ нужду въ деньгахъ. Такимъ образомъ, между этими столь противоположными людьми установились порядочныя отношенія, казавшіяся издали даже дружественными. Оба они желали другъ другу добра, потому что пасторъ никому никогда не желалъ зла, а м-ръ Шарпъ былъ слишкомъ уменъ, чтобы ссориться безъ всякой причины и еще съ человѣкомъ, дружба котораго могла быть ему прекрасной рекомендаціей. При этомъ надо замѣтить, что м-ръ Моледи нисколько не ошибался насчетъ стряпчаго; ему было извѣстно, что стряпчій плутуетъ съ нимъ и каждую треть утягиваетъ у него пять шилинговъ, но онъ былъ слишкомъ добросердеченъ и легко извинялъ подобные поступки, въ особенности, когда они касались его самого. М-ръ Шарпъ, съ своей стороны, иногда подозрѣвалъ, что пасторъ видитъ его игру, и поэтому старался прикрывать свое періодическое пользованіе чужими деньгами громкими любезными фразами.

-- Какъ вы поживаете, достопочтенный сэръ, какъ вы поживаете? сказалъ м-ръ Шарпъ, повидимому, съ искреннимъ сочувствіемъ, но въ сущности съ нѣкоторымъ смущеніемъ, такъ-какъ онъ всегда чувствовалъ себя не въ своей тарелкѣ въ обществѣ порядочнаго человѣка.

М-ръ Моледи поздоровался съ нимъ съ обычной учтивостью, но на его губахъ показалась едва замѣтная улыбка, которая, впрочемъ, тотчасъ исчезла.

-- Завтра день платежа, сказалъ м-ръ Шарпъ, который инстинктивно заговорилъ о деньгахъ -- главной цѣли всей его жизни;-- вы знаете, достопочтенный сэръ, что подоходный налогъ увеличенъ на пенсъ, съ фунта, что уменьшитъ слѣдуемую вамъ сумму на шилингъ и три пенса.

-- Конечно, считая пенсъ съ фунта, на пятнадцать фунтовъ придется пятнадцать пенсовъ, отвѣчалъ пасторъ, насупивъ брови, не столько отъ неудовольствія, сколько отъ сожалѣнія, что человѣкъ можетъ такъ низко пасть.

-- Повѣрьте, достопочтенный сэръ, продолжалъ м-ръ Шарпъ, стараясь свалить вину на другого,-- если-бъ я могъ, то, конечно, не высчитывалъ-бы у васъ процента подоходнаго налога; я не разъ говорилъ доктору Портеусу, что ему стыдно такъ поступать съ вами. Но докторъ въ очень плохихъ обстоятельствахъ и всегда мнѣ отвѣчаетъ, отчасти основательно, что такъ-какъ доходъ съ занимаемаго вами духовнаго мѣста превышаетъ сумму, съ которой не берется налога, то вы обязаны нести на себѣ его тяжесть.

-- Я никогда не отказывался и не протестовалъ.

-- Конечно, нѣтъ, сэръ, но я вижу иногда по вашему лицу, что вы могли-бы сказать многое противъ такого обложенія, если-бъ захотѣли. Я самъ могъ-бы тоже протестовать, но, повѣрьте, не дѣлаю этого потому, что у доктора Портеуса всѣ карманы пусты.

-- Я объ немъ и не упоминалъ, отвѣчалъ пасторъ, нелюбившій, чтобъ при немъ отзывались нехорошо объ его патронѣ.

Успокоившись на счетъ прибавки одного шилинга и трехъ пенсовъ, м-ръ Шарпъ весело перемѣнилъ разговоръ.

-- Я пріѣхалъ въ Вэкфильдъ сегодня, сказалъ онъ, -- хотя слѣдовало мнѣ прибыть только завтра, потому, что желалъ подышать чистымъ воздухомъ и мнѣ нужно взять у мирового судьи исполнительный листъ на задержаніе юнаго Брауна за незаконную охоту и кражу фазановъ.

-- Исполнительный листъ! произнесъ м-ръ Моледи, поблѣднѣвъ: -- быть не можетъ. Этотъ мальчикъ ничего не сдѣлаетъ дурного. Онъ только отъ неудачной любви предался праздной жизни, но его родители честные люди и не допустятъ его до дурного поступка; да онъ и самъ не имѣлъ дурныхъ наклонностей.

-- Гмъ, замѣтилъ м-ръ Шарпъ,-- его видѣли въ обществѣ мошенниковъ, которые ловятъ силками фазановъ, разставляютъ капканы зайцамъ и другими путями истребляютъ дичь. Такое поведеніе не похвально, достопочтенный сэръ.

-- Я долженъ согласиться, сэръ, отвѣчалъ пасторъ съ едва скрытымъ безпокойствомъ,-- что его поведеніе въ послѣднее время не было таково, какъ я ожидалъ, но я сочту за личное для себя одолженіе, если вы окажете ему на этотъ разъ снисхожденіе; а что онъ болѣе никогда не провинится, въ этомъ я вамъ даю слово.

-- Хорошо, достопочтенный сэръ, я всегда готовъ вамъ услужить, но фазаны продаются въ Лондонѣ по три шилинга шесть пенсовъ за штуку, а дѣла сэра Ричарда чрезвычайно запутаны. Къ тому-же мы должны извлекать изъ этого помѣстья всевозможную пользу, пока онъ живъ, такъ-какъ послѣ его смерти мы не получимъ ни пенса. Поэтому я пересчиталъ всѣхъ фазановъ и въ нынѣшнюю недѣлю ихъ изчезло двадцать шесть.

-- Если плата за нѣсколькихъ пропавшихъ птицъ можетъ расположить васъ въ пользу Брауна, сказалъ пасторъ тономъ мольбы,-- то позвольте мнѣ предложить вамъ вычесть эти деньги изъ слѣдуемой мнѣ завтра суммы.

-- Хорошо, достопочтенный сэръ, отвѣчалъ Шарпъ,-- но если я спущу ему на этотъ разъ, онъ, пожалуй, попадется въ другой и тогда, вы понимаете, если вы не заплатите за убытки, мнѣ придется уплатить изъ своего кармана.

-- Нѣтъ, возразилъ пасторъ,-- я приму мѣры, чтобъ Вильямъ Браунъ не посягалъ болѣе на собственность сэра Ричарда. Я заставлю его дать мнѣ слово болѣе не нарушать закона, если онъ когда-нибудь его нарушалъ, а на его слово я могу положиться.

-- Двадцать шесть фазановъ, по три шилинга и шесть пенсовъ -- составитъ четыре фунта одинадцать шилинговъ, замѣтилъ Шарпъ;-- прикажете еще прибавить для круглаго счета фунтъ и девять шилинговъ за неизвѣстное количество исчезнувшихъ зайцевъ?

-- Всего будетъ шесть фунтовъ, сказалъ пасторъ.

-- Такъ что мнѣ придется отдавать, достопочтенный сэръ, девять совереновъ, исключая процента подоходнаго налога, произнесъ поспѣшно м-ръ Шарпъ.

Послѣ этого они шли молча нѣсколько минутъ; наконецъ, Шарпъ сказалъ добродушно:

-- Вы, кажется, достопочтенный сэръ, очень интересуетесь юнымъ Брауномъ?

-- Да, отвѣчалъ пасторъ.-- Онъ мой ученикъ и подаетъ большія надежды. Такой честный, прямой, умный, мужественный и рѣшительный юноша непремѣнно проложитъ себѣ дорогу въ свѣтѣ.

-- Гмъ, произнесъ Шарпъ, посвистывая, и потомъ многозначительно прибавилъ: -- примите, достопочтенный сэръ, мой совѣтъ: предохраните этого молодого человѣка отъ всякой бѣды. Я не желаю сдѣлать ему какую-нибудь непріятность; быть можетъ, придетъ время, когда я, въ моихъ собственныхъ интересахъ, окажу ему большую услугу. Но могутъ быть (понимаете, я не утверждаю, а только предполагаю) люди, которымъ выгодно удалить его съ своего пути и не только его, но и все его семейство.

-- Вы меня удивляете, замѣтилъ пасторъ.-- Я живу здѣсь много лѣтъ, и никогда но слыхалъ, чтобъ Брауны сдѣлали кому-нибудь зло.

-- Вполнѣ вѣрю, продолжалъ м-ръ Шарпъ;-- но, къ слову, достопочтенный сэръ, вы видали здѣсь приближенныхъ лицъ или агентовъ герцога Куртопа?

-- Нѣтъ, отвѣчалъ пасторъ, не понимая намека Шарпа,-- но я помню, докторъ Портеусъ говорилъ мнѣ, что герцогъ имѣетъ обязательство на имѣнія сэра Ричарда.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ м-ръ Шарпъ;-- я скупилъ всѣ дома сэра Ричарда, обезпеченные землею или доходами.

V.
Рекрутъ.

Разставшись съ м-ромъ Шарпомъ, который обѣщалъ прекратить всякое дальнѣйшее преслѣдованіе Вильяма Брауна, м-ръ Моледи пошелъ въ сосѣдній приходъ, гдѣ его товарищъ-пасторъ занемогъ и потому ему предстояло въ слѣдующее воскресенье говорить проповѣдь не въ одной, а въ двухъ церквяхъ. Путь былъ не маленькій и во время его м-ръ Моледи думалъ болѣе о свѣтскихъ, чѣмъ о духовныхъ предметахъ. Онъ никакъ не могъ понять, зачѣмъ знатнымъ, важнымъ особамъ обижать такихъ скромныхъ, бѣдныхъ людей, какъ Брауны, хотя, зная достаточно свѣтъ, онъ былъ увѣренъ, что такой практическій лондонскій стряпчій, какъ м-ръ Шарпъ, не сталъ-бы безъ уважительной причины его предупреждать. Поэтому онъ рѣшился изъ любви къ юному Брауну серьезно переговорить съ его отцомъ и даже съ самой Маджи, съ которой онъ никогда не рѣшался промолвить двухъ словъ наединѣ съ того памятнаго зимняго вечера, когда она просила его написать письмо къ неизвѣстному лицу; но теперь онъ видѣлъ необходимость объясниться съ нею: у него была смутная надежда, что, можетъ быть, она отыщетъ ключъ къ этой тайнѣ.

Углубленный въ эти мысли, онъ незамѣтно приблизился къ деревенскому кабачку, передъ которымъ стоялъ красивый, высокаго роста, мужчина въ военномъ кавалерійскомъ мундирѣ, съ пестрыми лентами на киверѣ и блестящими пуговицами и шпорами. Подлѣ него стояли три молодыхъ поселянина, также съ пестрыми лентами на шляпахъ, а въ нѣкоторомъ разстояніи сидѣлъ на лавкѣ юноша, закрывъ лицо руками. Эти четверо молодыхъ людей были, очевидно, только-что завербованные рекрута. Въ то время для набора рекрутъ въ военную службу Англія была, раздѣлена на округа; въ каждомъ изъ нихъ дѣйствовалъ спеціально назначенный для этой цѣли офицеръ-вербовщикъ; рекрутъ по деревнямъ набирали подчиненные ему унтер-офицеры-вербовщики. Принятіе шилинга отъ подобнаго вербовщика въ качествѣ задатка считалось законнымъ обязательствомъ со стороны рекрута поступить въ военную службу; вербованіе, естественно, чаще всего происходило въ деревенскихъ трактирахъ и кабакахъ. Сущность вербовочной системы заключалась въ томъ, чтобъ заманить и обмануть молодого человѣка съ помощью лести и крѣпкихъ напитковъ, а потомъ всевозможными лживыми увѣреніями удержать его отъ побѣга. Вербовщики получали извѣстную плату за каждаго рекрута и потому, хотя имъ было извѣстно о существованіи парламентскихъ актовъ, воспрещавшихъ подобное вербованіе обманомъ, вербовщики искусно обходили законъ, сочиняли самыя удивительныя, чудовищныя сказки и всевозможными хитрыми уловками доводили обманутыхъ ими молодыхъ людей до полковыхъ штабовъ, гдѣ они почти безсознательно превращались въ солдатовъ.

М-ръ Моледи съ перваго взгляда понялъ, въ чемъ дѣло. Юноша, сидѣвшій на скамьѣ, поникнувъ головою, былъ Вильямъ Браунъ. Пасторъ прямо подошелъ къ нему, а вербовщикъ, узнавъ его духовное званіе по длинному, черному сюртуку и бѣлому галстуху, почтительно поклонился, приложивъ руку къ киверу.

-- Вильямъ, сказалъ пасторъ твердымъ, но нѣжнымъ голосомъ,-- это я, м-ръ Моледи, вашъ другъ. Поднимите голову и скажите, что случилось?

Юноша ничего не отвѣчалъ и впродолженіи нѣсколькихъ минутъ его плечи судорожно двигались, точно онъ рыдалъ, потомъ онъ медленно опустилъ руки и совершенно сухими, хотя нѣсколько красными глазами пристально взглянулъ на пастора; его губы дрожали, но онъ смотрѣлъ смѣло, рѣшительно, какъ человѣкъ, который не звалъ за собою никакой вины.

-- Вы въ какомъ полку служите, сержантъ? спросилъ пасторъ.

-- Въ первомъ уланскомъ, сэръ, отвѣчалъ сержантъ, снова инстинктивно прикладывая руку къ киверу.

-- Очень радъ слышать, произнесъ пасторъ;-- прошу помнить, что я знаю вашего полковника и вы строго отвѣтите мнѣ за этого юношу. Вамъ извѣстно, что его поступленіе на службу недѣйствительно до истеченія двадцати-четырехъ часовъ со времени его завербованія?

-- Вполнѣ извѣстно, сэръ.

-- Вашъ полкъ стоитъ въ Дронингтонѣ!

-- Да, сэръ.

-- Благодарю васъ, продолжалъ м-ръ Моледи и, обратившись къ юному Брауну, прибавилъ нѣжно:-- Вильямъ, мы еще увидимся съ вами сегодня.

VI.
Десять фунтовъ стерлинговъ.

М-ръ Моледи былъ-бы глубоко огорченъ, если-бъ поступленіе въ солдаты умнаго, энергичнаго молодого человѣка, на воспитаніе котораго, онъ посвятилъ такъ много заботъ, случилось нѣсколькими недѣлями ранѣе. Даже теперь этотъ фактъ его изумилъ и, быть можетъ, возбудилъ въ немъ неудовольствіе, хотя онъ былъ патріотъ и, въ случаѣ появленія на берегахъ Англіи непріятельской арміи или какихъ-нибудь общественныхъ безпорядковъ, онъ выказалъ-бы себя достойнымъ членомъ воинствующей церкви. Дѣйствительно, хотя офицеры всегда производили большой эфектъ на провинціальныхъ балахъ, но военная карьера никогда не была популярна въ Англіи, кромѣ той минуты, когда Наполеонъ Бонапартъ стоялъ лагеремъ въ Булони, противъ англійскихъ береговъ. Обыкновенно самые почтенные англичане громко высказывали свое несочувствіе къ военной службѣ. М-ръ Моледи вполнѣ раздѣлялъ этотъ взглядъ своихъ современниковъ и полагалъ, что совсѣмъ ужь не приходится молодому человѣку съ свѣтлымъ умомъ и хорошимъ характеромъ идти въ солдаты.

Однако, обстоятельства часто измѣняютъ взглядъ человѣка на тотъ или другой предметъ. Вильямъ Браунъ, тихій примѣрный молодой человѣкъ, который велъ себя хорошо, зналъ грамоту и энергично исполнялъ свои обязанности, не имѣлъ ничего общаго съ Вильямомъ Брауномъ, товарищемъ сомнительныхъ личностей, обвиняемымъ въ незаконной охотѣ и въ похищеніи чужого имущества. М-ръ Моледи не считалъ своего друга виновнымъ и онъ въ дѣйствительности не былъ виновенъ, но все-же мировой судья, вполнѣ уважающій законы объ охотѣ, могъ человѣка, на котораго взведено подобное обвиненіе, посадить въ тюрьму. Въ жизни молодого человѣка наступила критическая минута; его разлучили съ предметомъ его любви и онъ могъ съ отчаянія сдѣлать какую-нибудь глупость, за которой уже открывался широкій путь къ погибели. Поэтому для него не безполезно на нѣсколько лѣтъ подпасть подъ вліяніе строгой дисциплины; во всякомъ случаѣ, вреда отъ этого произойти не могло. Къ тому-же командиромъ перваго уланскаго полка былъ полковникъ Оксъ, одинъ изъ лучшихъ, благороднѣйшихъ офицеровъ англійской арміи и университетскій товарищъ м-ра Моледи, который зналъ, что его письмо доставитъ молодому человѣку прекрасный пріемъ въ полку, и, быть можетъ, эта неожиданная перемѣна положенія принесетъ ему счастье.

Обдумавъ все это и покончивъ свое дѣло въ сосѣднемъ приходѣ, пасторъ, не теряя ни минуты, возвратился въ Вэкфильдъ и прямо пошелъ къ Маджи Браунъ, которую онъ засталъ дома одну, такъ-какъ мужъ ея былъ занятъ въ полѣ. Впервые послѣ семнадцати лѣтъ онъ стоялъ съ-глазу-на-глазъ съ своей прежней любовью, до сихъ поръ сохранившей въ его сердцѣ первое мѣсто, и очень осторожно, деликатно объяснилъ ей, въ чемъ дѣло. Она выслушала его молча и крупная слеза тихо покатилась по ея щекѣ; но она не выразила никакого сопротивленія, и пастору показалось, что она въ глубинѣ своего сердца гордилась такой мужественной рѣшимостью своего сына. Всѣ женщины одарены большей или меньшей романтичностью; онѣ инстинктивно восторгаются храбрыми подвигами; такъ и м-съ Браунъ нашла, что поступленіе въ военную службу было вполнѣ достойнымъ окончаніемъ неудачи въ любви. Она готова была убить кузнеца за причиненное ея сыну горе, она сердилась на Салли Джинксъ, что та не умѣла благоразумно скрыть своей любви, но, во всякомъ случаѣ, не могла видѣть своего сына несчастнымъ, забракованнымъ. Она съ удовольствіемъ думала теперь, что онъ надѣнетъ красный мундиръ и будетъ ухаживать за другими молодыми дѣвушками. Съ какою радостью она приготовлялась объявить кузнецу, когда онъ пришлетъ за Вильямомъ, чтобы тотъ помогъ ему при ковкѣ лошадей, что ея сынъ поступилъ въ военную службу.

Узнавъ о случившемся, Томъ Браунъ выразилъ неудовольствіе. Сѣно надо было убрать, картофель вырыть, ягоды въ саду собрать; Вильямъ былъ его правою рукой и его первая мысль была, что онъ не обойдется безъ его помощи. Потомъ, странно сказать, онъ подумалъ, что, вѣрно, чѣмъ-нибудь обидѣлъ Вильяма, иначе ему не было причины бѣжать изъ дома. Но и Томъ также не протестовалъ противъ совершившагося факта.

На слѣдующее утро Маджи Браунъ занялась приведеніемъ въ порядокъ вещей Вильяма, которыя пасторъ обѣщалъ переслать въ полкъ. Много надо было перечинить и исправить въ одеждѣ сына, а потому она отложила для немедленной отправки только его лучшее бѣлье, чтобы онъ не ударилъ лицомъ въ грязь передъ своими товарищами. Покончивъ это дѣло и уложивъ все въ чемоданъ, она открыла комодъ и вынула десяти-фунтовую ассигнацію, которую ей сунулъ въ руку неизвѣстный охотникъ, уѣзжая на вѣки отъ нея. Листья розы, такъ долго хранившейся въ этой бумажкѣ, оставили на ней значительные слѣды, стерли нѣкоторыя изъ цифръ и вообще придали ей грязный, измятый видъ; но Маджи знала теперь ея настоящую цѣну. Она считала, что эти деньги принадлежатъ ея сыну Вильяму, и такъ-какъ онъ теперь выступилъ на арену жизни, то она рѣшила на половину ихъ купить ему необходимыя вещи, а остальную сумму переслать ему съ пасторомъ. Однако, она не знала, какъ объяснить мужу и сосѣдямъ обладаніе такой значительной суммой. Она не могла размѣнять бумажку въ Вэкфильдѣ, а отправиться для этого въ Дронингтонъ -- значило возбудить безконечные толки и сплетни. Расправивъ ассигнацію и положивъ ее на столъ передъ собою, Маджи долго думала, какъ ей поступить. Десять фунтовъ, до ея мнѣнію, была такая большая сумма, что она не хотѣла послать ее цѣликомъ сыну; она боялась, что онъ можетъ закутить или, еще хуже, подвергнется подозрѣнію въ неправильномъ пріобрѣтеніи этихъ денегъ. Съ другой стороны, какъ могла она объяснить ему происхожденіе этихъ денегъ? По очень понятной причинѣ она не хотѣла сказать ему всей правды. Единственнымъ способомъ выдти изъ затруднительнаго положенія было отправиться въ Лондонъ, гдѣ она, судя по разсказамъ, могла размѣнять ассигнацію никѣмъ незамѣченная и купить необходимыя ей вещи лучше и дешевле, чѣмъ въ Дронингтонѣ. Къ тому-же она была очень взволнована отъѣздомъ сына, первымъ важнымъ событіемъ со времени ея свадьбы, и небольшое путешествіе могло успокоить ее. Ей часто говорили, что можно съѣздить въ Лондонъ въ два часа; на переходъ до станціи желѣзной дороги потребовался-бы часъ и столько-же для размѣна ассигнаціи и покупокъ въ Лондонѣ,-- слѣдовательно, на все путешествіе пошло-бы не болѣе семи часовъ. На слѣдующій день ея мужъ отправлялся въ Дронингтонъ продавать теленка и она могла незамѣтно уѣхать и возвратиться. Поэтому она рѣшилась привести въ исполненіе свое намѣреніе и объявила всѣмъ въ домѣ, что отправляется завтра на цѣлый день въ замокъ къ старой, больной ключницѣ.

VII.
Маджа арестована.

М-съ Браунъ отправилась въ Лондонъ и благополучно вышла изъ вагона на Подингтонской станціи. Она была одѣта очень скромно, въ чистенькомъ ситцевомъ платьѣ, въ длинной мантильѣ, въ бѣлоснѣжномъ чепцѣ и старомодной шляпкѣ. Въ одной рукѣ она держала большой каленкоровый зонтикъ, а въ другой корзинку, съ какой обыкновенно кухарки ходятъ на рынокъ за провизіей. Войдя въ Эджворскую улицу, она была оглушена тысячами различныхъ звуковъ, но Лондонъ не показался ей очень большимъ городомъ, такъ-какъ она полагала, что онъ весь заключался въ этой улицѣ, оканчивавшейся зеленымъ выгономъ и въ примыкающихъ къ ней узкихъ переулкахъ. За то ее изумили и привели въ восторгъ разнообразныя, великолѣпныя лавки. Если-бъ у нея были свои деньги, то она непремѣнно купила-бы для своей старшей дочери одно изъ дешевыхъ прелестныхъ платьевъ, красовавшихся на окнахъ, или, по крайней мѣрѣ, яркую, пеструю лепту. Но бывшіе съ нею десять фунтовъ принадлежали ея сыну, а потому она только полюбовалась этими платьями и изучила фасонъ, намѣреваясь сшить такое платье сама. Она довольно долго стояла передъ окномъ этой лавки. Замѣтивъ это, одинъ изъ прикащиковъ, предугадывая въ ней провинціалку, вышелъ на улицу и заговорилъ съ лею.

-- Войдите, сударыня, произнесъ этотъ ловкій, любезный юноша, -- мы продаемъ съ громадной уступкой, въ чистый убытокъ. Дамскія платья по послѣдней парижской модѣ стоятъ только девять шилинговъ, девять пенсовъ; для васъ уступимъ за девять шилинговъ.

-- Мнѣ не нужно платья, сэръ, отвѣчала м-съ Браунъ краснѣя;-- я желаю купить шерстяные носки для сына.

-- Носки -- сударыня? пожалуйте. Самые лучшіе мужскіе носки, шилингъ и девять пенсовъ. Пожалуйте, пожалуйте, нигдѣ не найдете такого богатаго выбора шерстяныхъ товаровъ.

М-съ Браунъ вошла въ лавку, но такъ-какъ она знала толкъ въ этомъ товарѣ, то увидѣла, что предлагаемые ей съ удивительной любезностью носки были полушерстяные, полубумажные и разлѣзлись-бы при первой стиркѣ. Она хотѣла выдти изъ лавки, но прикащики и прикащицы были такъ предупредительны, что она совѣстилась ничего не купить, а потому спросила катушку нитокъ и бумажку иголокъ, надѣясь, что на этомъ товарѣ ее не обманутъ. Одна изъ прикащицъ ловко завернула требуемыя вещи въ розовую бумагу и величественно подала Маджи, которая бросила на нее взглядъ полный достоинства, не хуже иной герцогини, и подала ей десяти-фунтовую бумажку.

-- Шесть съ половиною пенсовъ, сдачи на десять фунтовъ! крикнулъ прикащикъ, подходя къ кассѣ.

Кассиръ пристально взглянулъ на ассигнацію, посмотрѣлъ на нее противъ свѣта, повернулъ ее во всѣ стороны, и, наконецъ, лизнулъ языкомъ. Ему было очень хорошо извѣстно, что въ большинствѣ случаевъ десяти-фунтовыя ассигнаціи размѣниваются въ англійскомъ банкѣ не позже трехъ мѣсяцевъ послѣ ихъ выпуска, а бумажкѣ, которую предъявила м-съ Браунъ, было уже восемнадцать лѣтъ. Отъ долгаго времени и сырости она порыжѣла и большое пятно скрывало двѣ цифры въ нумеръ. Лизнувъ языкомъ ассигнацію, кассиръ покачалъ головою и снова лизнулъ ее, точно вся премудрость его ремесла заключалась въ языкѣ.

-- Фальшивая, м-ръ Коджеръ? спросилъ прикащикъ вполголоса, просовывая голову въ рѣшотку, отдѣлявшую конторку кассира.

-- Навѣрное сказать не могу, отвѣчалъ м-ръ Коджеръ, снова разсматривая ассигнацію на свѣтъ,-- только она очень старая, восемнадцать лѣтъ. Кто ее представилъ?

-- Подозрительная личность, провинціалка, нѣчто въ родѣ фермерши, отвѣтилъ прикащикъ;-- эта женщина съ перваго взгляда показалась мнѣ какой-то странной. Что-же дѣлать?

М-ръ Коджеръ медленно спустился съ своего высокаго стула и, выйдя изъ-за рѣшотки, подошелъ къ м-съ Браунъ.

-- Это очень старая ассигнація, сударыня, сказалъ онъ.

-- Неужели, сэръ? отвѣчала Маджи, краснѣя, но не понимая какой смыслъ имѣла давность въ денежныхъ знакахъ.

-- Не угодно-ли вамъ написать на лѣвой сторонѣ бумажки ваше имя и адресъ, сударыня, продолжалъ м-ръ Коджеръ очень холоднымъ офиціальнымъ тономъ.

М-съ Браунъ покраснѣла еще болѣе и лицо ея побагровѣло, словно только что вышедшій изъ печи кирпичъ.

-- Я неграмотна, сэръ, отвѣчала она въ большомъ смущеніи и прибавила, въ свою очередь, подозрительно взглянувъ на кассира:-- зачѣмъ мнѣ писать? Дайте мнѣ скорѣе сдачу, сэръ, мнѣ пора домой.

М-ръ Коджеръ, принявъ движеніе ея руки за желаніе вырвать у него подозрительную бумажку, поспѣшно вернулся къ своей конторкѣ и незамѣтно мигнулъ сторожу, стоявшему у дверей, чтобы онъ не выпускалъ Маджи изъ лавки.

-- Бумажка фальшивая, сказалъ онъ вполголоса прикащику, передавая ему ассигнацію;-- если-же она и настоящая, то, вѣрно, краденая и мошенники старались передѣлать цифры, но неудачно. Снесите ее м-ру Слопгуду.

Прикащикъ отворилъ стеклянную дверь, на которой золотыми буквами было написано "кабинетъ", и вошелъ въ сосѣднюю съ лавкой комнату, гдѣ главный товарищъ фирмы глубокомысленно читалъ газету. М-ръ Слопгудъ, глава торговаго дома Слопгудъ и Фримзей, велъ чрезвычайно выгодную торговлю готовыми платьями, лентами и прочими дамскими товарами, искусно спуская всякую дрянь за сравнительно дорогую цѣну, и потому, естественно, былъ хорошій судья фальшивой ассигнаціи. Онъ взялъ изъ рукъ прикащика бумажку, понюхалъ ее, лизнулъ и подвергнулъ основательному разсмотрѣнію чрезъ двѣ пары очковъ. Потомъ торжественно произнесъ приговоръ, что бумажка фальшивая или краденная.

Послѣ такого приговора, онъ попросилъ м-съ Браунъ войти въ кабинетъ для полученія сдачи, гдѣ растерявшаяся провинціалка была представлена полисмену, который въ эту минуту вошелъ въ дверь, держа въ рукахъ свою лакированную шляпу.

-- Ну, старуха, въ чемъ дѣло? сказалъ онъ сурово, обращаясь къ м-съ Браунъ, и взглянулъ на нее такъ строго, какъ-будто она была уже признана виновной въ тяжкомъ преступленіи.

-- Отдайте мнѣ деньги, произнесла Маджи дрожащимъ голосомъ, не понимая, что ее подозрѣваютъ въ совершеніи тяжкаго преступленія, а, напротивъ, полагая, что ее хотятъ ограбить.-- Мнѣ пора домой. Вы, сэръ, въ золотыхъ пуговицахъ, прикажите имъ отдать мнѣ сдачу.

Эти послѣднія слова относились къ полисмену. Маджи никогда не видала полисменовъ въ полной формѣ, а золотыя пуговицы въ ея умѣ соединялись съ понятіемъ о военныхъ, которые, она полагала, должны всегда оказывать покровительство безпомощнымъ.

-- Ну, ну, отвѣчалъ полисменъ примирительнымъ тономъ; -- мы не хотимъ вамъ дѣлать зла, только скажите, откуда получили вы эту бумажку; м-ръ Слопгудъ полагаетъ, что она краденная. Если вы честная женщина, то вы можете сказать, отъ кого вы ее получили, и оставите намъ свой адресъ. Вамъ нечего бояться, если вы не сдѣлали ничего дурного.

-- Я честная женщина, отвѣчала Маджи глухимъ, хриплымъ голосомъ.

Сердце ея теперь затрепетало, ноздри раздулись и она стала гнѣвно требовать свои деньги, преграждая дорогу къ двери полисмену, который, она боялась, уйдетъ, не оказавъ ей защиты.

Потомъ, увидавъ, что онъ взялъ изъ рукъ м-ра Слопгуда ассигнацію и разсматриваетъ ее, она неожиданно бросилась къ нему, желая выхватить бумажку.

-- Нѣтъ, шалишь! воскликнулъ полисменъ, хлопнувъ ее но рукѣ,-- это не годится.

-- Скрутите ее, полисменъ, хорошенько скрутите! воскликнули въ одинъ голосъ м-ръ Слопгудъ, его прикащики и прикащицы, смотрѣвшіе издали на эту сцену.

Подстрекаемый ими и разсерженный сопротивленіемъ Маджи, полисменъ вынулъ изъ кармана пару ручныхъ колодокъ и старался схватить ее за руки. Но она быстро выхватила изъ его рукъ колодки и прислонилась къ стѣнѣ въ оборонительной позѣ, дрожа всѣмъ тѣломъ отъ гнѣва и стыда. Въ первый разъ въ жизни на нее осмѣливались поднимать руку; слишкомъ взволнованная, чтобы кричать, она, какъ дикая кошка, смотрѣла на своего врага сверкающими глазами и съ пѣною у рта. Вслѣдъ за этимъ произошла грустная сцена. Полисменъ No 1,000, честный, но упрямый, былъ взбѣшенъ сопротивленіемъ женщины и, видя, что общество въ лицѣ м-ра Слопгуда и его прикащиковъ и прикащицъ смотритъ на него, рѣшительно подступилъ къ Маджи, схватилъ ее за руку и повернулъ съ такою силой, что едва не вывихнулъ ей плечо. Но онъ имѣлъ дѣло съ сильной женщиной; Маджи, ловко вывернувшись, ударила его въ лицо колодками изо всей силы. Кровь брызнула изъ его ноздрей и съ крикомъ: "караулъ"! онъ сталъ шарить въ карманахъ, отыскивая кистень. Это движеніе послужило къ его погибели: онъ получилъ второй ударъ, третій, четвертый и, наконецъ, грохнулся на полъ, увлекая за собою столъ, за который онъ хотѣлъ удержаться. Все, что было на столѣ, полетѣло вмѣстѣ съ нимъ: бутылка вина, графинъ воды, чернильница, тарелка съ бисквитами, газета, конторская книга и объявленіе, напечатанное на желтой бумагѣ крупными буквами:

"Слопгудъ, Фримзей и Комп.
РАСПРОДАЖА ВЪ УБЫТОКЪ.

М-ръ Слопгудъ, его прикащики и прикащицы обратились въ бѣгство; каждый изъ нихъ искалъ своего спасенія, толкая другихъ, роняя товаръ съ прилавковъ и оглашая воздухъ криками: "Держите этого чорта!" Одинъ только сторожъ у двери на минуту сохранилъ свою позицію, но и тотъ, увидавъ бѣжавшую къ нему растрепанную женщину съ зонтикомъ въ рукахъ, который онъ съ испуга принялъ за пистолетъ, выскочилъ на улицу и сталъ кричать изо всей силы: "Полисменъ, полисменъ!" Черезъ мгновеніе къ нему присоединилась Маджи, оглашавшая воздухъ жалобными восклицаніями, что ее ограбили и избили. Во всѣхъ окнахъ сосѣднихъ домовъ показались испуганныя лица, на тротуарахъ столпились прохожіе и даже проѣзжавшій омнибусъ остановился. Впрочемъ, Маджи кричала не долго; сторожъ, поощряемый многочисленными зрителями, схватилъ ее за руку съ крикомъ: "Убійца". Маджи не сопротивлялась, а неожиданно грохнулась на землю. У нея лопнула жила.

Спустя часъ послѣ этого происшествія Маджи лежала въ одной изъ палатъ ближайшей больницы, отведенной для несчастныхъ случаевъ, и у дверей сидѣлъ полисменъ. Между тѣмъ все дѣло было подробно объяснено полицейскому. инспектору м-ромъ Слопгудомъ, который великодушно принялъ на свой счетъ излеченіе раненаго полисмена No 1,000. Немедленно былъ отправленъ полицейскій чиновникъ въ англійскій банкъ, чтобъ справиться, какія десяти-фунтовыя ассигнаціи были изъяты изъ обращенія втеченіи послѣднихъ восемнадцати лѣтъ; оказалось, что ровно восемнадцать лѣтъ тому назадъ, десяти-фунтовая ассигнація No^А/_Z 00012345, по просьбѣ инструментальнаго мастера Джидльдобина, была объявлена украденной. Такъ-какъ десяти-фунтовая ассигнація, взятая у м-съ Браунъ, была No^А/_Z 000123 и послѣдующія двѣ цифры стерты, то каждому, даже и не проницательному полицейскому стало ясно, что эти двѣ цифры представляли 45, и, слѣдовательно, Маджи или украла эту бумажку восемнадцать лѣтъ тому назадъ, или приняла ее, зная, что она краденая. Поэтому въ мѣстномъ полицейскомъ депо было внесено въ книгу: "Неизвѣстная женщина взята съ краденой ассигнаціей, полученіе которой она не могла удовлетворительно объяснить, и за побои, нанесенные ею полисмену No 1,000, съ преднамѣренной цѣлью нанести ему оскорбленіе дѣйствіемъ, что причинило непріятность, скандалъ и страданіе вышеозначенному полисмену No 1,000". Утѣшительно прибавить, что эти слова были написаны прекраснымъ почеркомъ и что, отерѣвъ перо о полу своего мундира, полицейскій инспекторъ послалъ полисмена отыскать м-ра Джидльдобина, инструментальнаго мастера, и попросить его въ контору для полученія украденной у него собственности. М-ру Джидльдобину оставалось затѣмъ радоваться, что онъ родился въ такой странѣ, гдѣ полиція не только не спитъ, но даже и не дремлетъ.

II.
Великосвѣтская свадьба.

Маджи, какъ мы знаемъ, была помѣщена въ арестантскую палату одной изъ лондонскихъ больницъ. Въ то время, какъ доктора и сидѣлки приводятъ ее въ чувство, чтобъ дать ей возможность явиться въ судъ для отвѣта по обвиненію въ кражѣ десяти фунтовъ, у м-ра Джидль Доббина,-- возвратимся къ главной причинѣ неожиданнаго ареста Маджи -- къ неизвѣстному молодому человѣку, явившемуся восемнадцать лѣтъ тому назадъ въ Векфильдѣна-болотѣ и исчезнувшему, какъ падающая звѣзда.

Въ тотъ самый день и въ тотъ самый часъ (иногда случаются такія совпаденія), когда Маджи вѣнчалась съ Томасомъ Брауномъ въ Векфильдѣ-на-болотѣ, въ Лондонѣ происходила иного рода свадьба. Сэръ Одо-Плантагенетъ-Кланстолѣдъ-Кингсджиръ-Ревель-Вальдвиль, кавалеръ ордена Подвязки, герцогъ Куртопъ и Ревель, въ книгѣ пэровъ Соединеннаго Королевства, маркизъ Ольдмитъ, графъ Альсвонъ и баронъ Партизанъ, въ книгѣ пэровъ Англіи, графъ и виконтъ Кингсландъ, въ книгѣ пэровъ Ирландіи, графъ Вингидъ, въ книгѣ пэровъ Шотландіи, соединился брачными узами или, какъ почтительно выражались тогда газеты, подвелъ къ алтарю Гименея леди Елену Помону Кардвель, дочь и единственную наслѣдницу знаменитаго сэра Джоба Ворафа-Ватворда-Плакарда-Кардвеля, маркиза Ньюкомена, кавалера ордена св. Патрика. Архіепископъ кэнтербюрійскій любезно освободилъ благороднаго герцога отъ необходимости явиться съ своею невѣстой въ холодную, сырую приходскую церковь въ зимнее, морозное утро и разрѣшилъ, въ качествѣ лорда-примаса королевства, вѣнчаніе въ тепломъ, роскошномъ лондонскомъ домѣ герцога, гдѣ церковный обрядъ и былъ совершенъ спокойно и удобно достопочтеннымъ докторомъ Симонстомъ Титомъ, епископомъ сельсольскимъ, происходившимъ отъ знатнаго семейства французскихъ гугенотовъ, и почтеннымъ архидіакономъ Крорлеемъ, съ котораго должна была начаться новая знатная фамилія. При этомъ вѣнчаніи присутствовали, кромѣ представителей англиканскаго духовенства, Клементъ-Сильвестръ, кардиналъ, архіепископъ руанскій, другъ и родственникъ маркиза Ньюкомена, который изъ политическихъ видовъ и по семейнымъ преданіямъ былъ преданнымъ сторонникомъ католической церкви. Такъ-какъ леди Елена Помона была ревностная папистка, то кардиналъ и монсиньеръ Дигби, англійскій іезуитъ, сначала холодно отнеслись къ этому браку и поставили необходимымъ условіемъ его предварительное обращеніе герцога въ католическую вѣру, но потомъ они примирились съ неизбѣжнымъ фактомъ, когда лордъ Ньюкоменъ, привыкшій къ политическимъ сдѣлкамъ, увѣрилъ ихъ, что жены всегда дѣлаютъ, что хотятъ, съ мужьями, и потому герцогъ, по всей вѣроятности, перейдетъ въ католицизмъ вскорѣ послѣ свадьбы. Хотя въ аристократическомъ обществѣ былъ распространенъ слухъ о слабомъ здоровьѣ леди Елены, но какъ эта слабость не мѣшала ей танцовать семь часовъ сряду ежедневно во время лондонскаго сезона, то можно было надѣяться, что и она съумѣетъ взять мужа въ руки. Въ виду этого католическое духовенство разрѣшило ей бракъ съ еретикомъ. Толпа духовныхъ лицъ обоихъ вѣроисповѣданіи, тѣснившаяся въ домѣ герцога Куртопа въ день бракосочетанія, представляла по-истинѣ трогательное зрѣлище. Кардиналъ пріѣхалъ нарочно изъ Франціи и, надо сознаться, онъ и его католическая свита своимъ роскошнымъ облаченіемъ, кружевами и богатыми крестами затмили представителей англійскаго духовенства въ ихъ бѣлыхъ передничкахъ и шелковыхъ чулкахъ.

Ревель-Гоузъ сіялъ почти царственнымъ великолѣпіемъ въ этотъ памятный день, когда слились вмѣстѣ политическіе и общественные интересы, связанные съ великими родами Куртопъ и Ньюкоменъ. Каждый изъ многочисленныхъ родственниковъ и сторонниковъ того и другого семейства ясно сознавалъ, что этимъ брачнымъ союзомъ усиливались его шансы на полученіе доходныхъ мѣстъ и всевозможныхъ почестей. Непрерывный рядъ экипажей съ блестящими гостями, приглашенными на свадебный завтракъ, тянулся отъ Вайтгола до Пикадилли, и всѣ, сидѣвшіе въ этихъ экипажахъ, отъ стараго предводителя партіи до юныхъ подругъ невѣсты и модныхъ франтовъ, военныхъ и статскихъ, имѣли основаніе разсчитывать на вліяніе герцога или маркиза.

Лордъ Ньюкоменъ былъ членомъ министерства съ незапамятныхъ временъ. Онъ былъ очень умный, добродушный и толстый джентльменъ. При дворѣ его любили; товарищи по министерству были имъ довольны, какъ человѣкомъ спокойнымъ и неопаснымъ; онъ позволялъ имъ пользоваться въ волю славой и могуществомъ, подъ условіемъ оставить ему матеріальныя выгоды власти въ видѣ хорошихъ мѣстъ, арендъ и синекюръ для родственниковъ и друзей. Взамѣнъ онъ давалъ блестящіе обѣды членамъ своей партіи, широко жилъ въ своемъ великолѣпномъ лондонскомъ домѣ и забавлялъ пэровъ веселыми анекдотами. Дѣйствительно, онъ былъ драгоцѣннымъ человѣкомъ для своей партіи, такъ-какъ никогда не имѣлъ политическихъ мнѣній и никогда не заявлялъ притязанія на подобныя мнѣнія. Онъ не былъ связанъ никакими убѣжденіями, былъ очень популяренъ, благодаря своему любезному, естественному обращенію. Этой популярностью онъ былъ отчасти обязанъ своей внѣшности, и никто не могъ назвать фатомъ или надменнымъ гордецомъ толстаго, добродушнаго джентльмена съ розовыми щеками, голубыми глазами и коротко подстриженными свѣтло-русыми бакенбардами. Съ перваго взгляда онъ казался богатымъ торговцемъ и, дѣйствительно, его дѣдъ занимался выгодной торговлей сырами до того счастливаго дня, когда, по окончаніи длиннѣйшаго ирландскаго процесса, неожиданно оказалось, что онъ былъ законнымъ наслѣдникомъ лордовъ Ньюкоменовъ. Старый Джимъ Мак-Мурро или Бурро, имѣвшій сырную лавку въ Слито, отъ радости запилъ горькую и вскорѣ умеръ; его сынъ перемѣнилъ свою фамилію на старинное родовое имя и дослужился на дипломатическомъ поприщѣ до блестящаго званія посла. Его сынъ, теперешній маркизъ, выросъ въ роскоши. Двадцати-пяти лѣтъ онъ наслѣдовалъ громадное родовое состояніе, которое отецъ увеличилъ и привелъ въ самое блестящее положеніе, освободивъ отъ всѣхъ долговъ и запрещеній. Онъ женился на прелестной француженкѣ, и, несмотря на свою чистокровную англійскую внѣшность, смотрѣлъ на дѣла съ парижской точки зрѣнія. Онъ смѣялся надъ людьми и цифрами, хотя пользовался и тѣми, и другими.

Неудивительно, что все великосвѣтское общество явилось на свадьбу дочери лорда Ньюкомена, тѣмъ болѣе, что разомъ можно было, выказать уваженіе богатому, могущественному мѣстораздавателю и знаменитому, древнему аристократу. Герцогъ Куртопъ желалъ съиграть свадьбу гораздо тише, но маркиза не хотѣла объ этомъ и слышать, а лордъ Ньюкоменъ полагалъ, что если играть свадьбу, то надо сдѣлать ее приличною. Его жена, француженка, устроила этотъ бракъ, прельстясь историческимъ герцогскимъ титуломъ, который ей былъ извѣстенъ изъ французскихъ романовъ; лордъ-же Ньюкоменъ считалъ, что такъ-какъ его дочери надо было выдти за кого-нибудь замужъ, то отчегоже-бы и не сдѣлать ее герцогиней Куртопъ. Его нѣсколько озадачили требованія стряпчихъ герцога, Мортмэна и Феофа, которые ставили непремѣннымъ условіемъ немедленную выдачу всего приданаго, тогда какъ стряпчіе лорда Ньюкомена, Плумбусъ и Думбусъ, хотѣли закрѣпить за юной герцогиней все ея состояніе; наконецъ, дѣло было улажено лордомъ Ньюкоменомъ, который черезъ правительственнаго маклера заключилъ для герцога значительный заемъ у страховой компаніи, которая нуждалась въ разрѣшеніи новаго устава.

Когда, такимъ образомъ, все устроилось къ общему удовольствію, свадьба была съиграна, какъ мы уже сказали, съ необыкновеннымъ великолѣпіемъ, въ присутствіи архіепископовъ кэнтербюрійскаго и іоркскаго, министровъ и эко-министровъ обѣихъ партій, такъ-какъ герцогъ былъ номинально торій, а маркизъ -- номинально вигъ. Тутъ-же были представители старинной католической аристократіи, которая такъ рѣдко показывается въ публикѣ, всѣ извѣстные епископы, деканы и пастыри англиканской церкви, всѣ леди и джентльмены, которые могли получить или выпросить приглашеніе на свадьбу. Католическая служба состояла, главнымъ образомъ, изъ пѣнія, въ которомъ приняли участіе лучшіе оперные пѣвцы Европы. Роскошное, родовое серебро и золотыя украшенія ослѣпительно блестѣли въ великолѣпной столовой, музыка гвардейскаго гренадерскаго полка, въ которомъ герцогъ когда-то служилъ, играла модныя пьесы; лордъ и леди Ньюкоменъ принимали гостей съ самымъ изысканнымъ радушіемъ, такъ-какъ молодые тотчасъ послѣ завтрака, по англійскому обычаю, отправились въ Бомануаръ, замокъ герцога, въ одномъ изъ среднихъ графствъ Англіи, воспѣтый Попомъ.

Тамъ ожидали ихъ новыя торжества и тріумфальная арка съ различными любопытными надписями, приличными случаю.

Герцогъ прибылъ въ свое родовое помѣстье въ коляскѣ четверней; его молодая жена сидѣла рядомъ съ нимъ, статная, блестящая, а экипажъ окружала почетная стража изъ мѣстной милиціи. Народъ привѣтствовалъ ихъ громкими криками; лѣсничіе, въ парадныхъ ливреяхъ, вышли на-встрѣчу; колокола древней нормандской церкви весело гудѣли; музыка милиціи заиграла тутъ и въ паркѣ раздался пушечный салютъ. Поровнявшись съ воротами замка, герцогъ всталъ въ экипажѣ и нѣсколько разъ поклонился толпѣ. Онъ былъ все тотъ-же красивый, статный джентльменъ, который нѣкогда провелъ ночь въ деревенской гостинницѣ Векфильда-на-болотѣ, и въ глазахъ многочисленной толпы казался совершеннѣйшимъ типомъ наслѣдственной аристократіи, физическимъ олицетвореніемъ древней крови и благородной расы. Въ эту самую минуту звонъ колоколовъ, шумные звуки музыки и пушечную пальбу заглушилъ человѣческій вопль и молодая женщина бросилась къ экипажу. Это была одна изъ любовницъ герцога, но она не имѣетъ отношенія къ нашему разсказу и мы упоминаемъ объ этомъ эпизодѣ только для того, чтобы показать, что среди блеска, окружавшаго молодыхъ, было и черное пятно. Женщину оттащили и никто болѣе не обращалъ на нее вниманія; толпа, принявъ ее за дерзкую нищую, громко выразила свое неудовольствіе, и экипажъ продолжалъ свой путь. Оглушительные крики арендаторовъ и поселянъ встрѣтили герцога при въѣздѣ его въ древнее жилище его предковъ, словно онъ сдѣлалъ что-нибудь хорошее или великое. Выйдя изъ коляски, герцогъ представилъ народу свою жену, и родовой флагъ взвился на башнѣ замка; но всѣ замѣтили, что руки герцога тряслись и онъ едва держалъ шляпу. Юная герцогиня взглянула на него съ удивленіемъ и шепнула рѣзкимъ тономъ, перенятымъ ею у матери: "Mon ami, vous feriez mieux de vous retirer" {Другъ мой, вамъ лучше удалиться.}. Произнося эти слова, она обратилась къ толпѣ и очень любезно поблагодарила ее за добрыя пожеланія и привѣтствія, а герцогъ незамѣтно исчезъ и появился снова, только выпивъ залпомъ полбутылки вина.

II.
Герцогиня Куртопъ.

Бракъ, совершенный при подобныхъ, съ внѣшней точки зрѣнія благополучныхъ, обстоятельствахъ, не былъ очень счастливымъ. Мужъ и жена не ссорились открыто, такъ-какъ люди съ ихъ положеніемъ въ свѣтѣ всегда легко могутъ избѣгать столкновенія другъ съ другомъ. Герцогъ Куртопъ на этомъ основаніи велъ совершенно отдѣльную жизнь отъ герцогипи; онъ не любилъ подчиняться стѣснительнымъ требованіямъ семейной жизни, а жена постоянно сердила его и выводила изъ себя. Она была блестящая, умная, саркастическая женщина, получившая французское образованіе, отличавшаяся опредѣленными, рѣшительными взглядами на жизнь и повиновавшаяся только своему духовнику. Она смотрѣла свысока на своего мужа, считая его тупымъ человѣкомъ въ сравненіи съ ея отцомъ и другими блестящими дипломатами, которыхъ она привыкла видѣть каждый вечеръ за чайнымъ столомъ своей матери. Мало-по-малу она взяла привычку никогда не говорить съ нимъ иначе, какъ съ снисходительной улыбкой, которая поражала его прямо въ сердце, какъ отравленная стрѣла. Быть можетъ, у нея были и другія причины, по которымъ она составила о немъ весьма не лестное мнѣніе, ибо кто можетъ угадать тайны супружеской жизни? Герцогъ былъ очень молчаливъ и привыкъ, чтобъ за нимъ всѣ ухаживали и старались ему всячески угождать. Онъ всегда былъ первымъ лицомъ въ каждомъ обществѣ, которое удостоивалъ своимъ посѣщеніемъ, и потому презрѣніе его жены сначала его изумило, потомъ разгнѣвало, а наконецъ возбудило въ немъ холодное, надутое равнодушіе къ ней.

Черезъ годъ послѣ свадьбы герцогиня родила сына и въ первое время казалось, что это звено, связывавшее ихъ неразрывными узами, послужитъ къ ихъ окончательному сближенію. Герцогиня искренно старалась сойтись съ мужемъ; она цѣлые дни не спускала съ рукъ своего ребенка, пѣла пѣсни и весело шутила съ герцогомъ, но, къ несчастію, онъ болѣе всего ненавидѣлъ шутки. Онъ, какъ большая часть англичанъ высшаго класса, имѣлъ о себѣ очень высокое мнѣніе и отличался торжественнымъ, надменнымъ обращеніемъ. Его выводили изъ терпѣнія смѣхъ, шутки, бѣготня, дѣтскія ласки. Онъ любилъ, чтобъ ему поклонялись съ благоговѣніемъ, и терпѣлъ вокругъ себя только льстецовъ. Маджи, если-бъ она была на-столько образована, что могла-бы говорить и думать какъ обыкновенная англичанка средняго класса, доставила-бы ему полное счастье. Онъ остался-бы ей вѣчно вѣренъ, потому-что она не знала-бы ничего на свѣтѣ выше его и считала-бы высочайшимъ счастіемъ быть его женой. Онъ и Маджи имѣли одни вкусы, однѣ наклонности, они оба любили лошадей, собакъ, простую, сытную пищу и жизнь на чистомъ воздухѣ. Напротивъ, леди Елена не раздѣляла ни одной его идеи, ни одного его желанія. Она была остроумна и легкомысленна, онъ тяжело мыслилъ и былъ торжественно скученъ, не столько по природѣ, какъ по привычкѣ. Она любила общество, книги, поэзію, музыку, искуства, которыя онъ ненавидѣлъ отъ всей души. Такимъ образомъ, они, наконецъ, отказались отъ всякой попытки понять другъ друга и однажды герцогъ, выведенный изъ себя сарказмами леди Елены, разразился грубыми угрозами и проклятіями, говоря прямо, что она ему не жена.

-- Я знала это, отвѣчала она съ презрѣніемъ,-- и очень рада, что мой сынъ принадлежитъ мнѣ одной. Tenez, Monsieur le Duc, si vous êtes Duc, chose, qui n'est 'pas trop sûre, d'après ce que dit mon père -- vous êtes un lâche {Послушайте, герцогъ, если вы дѣйствительно герцогъ, что сомнительно по словамъ отца,-- вы негодяй.}.

Съ этими словами она торжественно вышла изъ комнаты, оставивъ герцога, блѣднаго отъ злобы и перепуганнаго своей неосторожностью.

-- Проклятое вино, пробормоталъ онъ съ сердцемъ,-- если-бъ я не выпилъ столько на охотничьемъ обѣдѣ, то никогда не забылся-бы до такой степени. Но все это пустяки: миледи забудетъ къ утру мои глупыя слова и, во всякомъ случаѣ, ея отецъ слишкомъ благоразуменъ, чтобъ подымать скандалъ.

Герцогъ былъ отчасти правъ, а отчасти ошибался. Герцогиня не забыла его словъ къ утру; она провела большую часть ночи въ бесѣдѣ съ своимъ духовникомъ, знавшимъ ее съ колыбели, и на слѣдующій день, когда герцогъ отправился на охоту, она преспокойно взяла сына, няньку и вмѣстѣ съ духовникомъ уѣхала къ отцу. Но за то лордъ Ньюкоменъ съ улыбкой отнесся ко всему дѣлу и весело приказалъ женѣ образумить герцогиню, что та немедленно и сдѣлала, такъ-какъ ея любовь и довѣріе къ мужу были безграничны. Потомъ онъ отправился въ свой клубъ, гдѣ его долженъ былъ встрѣтить герцогъ. Объясненіе между тестемъ и зятемъ было самое дружеское и добродушное.

-- Клянусь, милордъ, сказалъ герцогъ съ улыбкой,-- я не желаю придавать дѣлу серьезный характеръ; мнѣ очень совѣстно, что я оскорбилъ герцогиню, но вѣдь это было послѣ обѣда.

-- Ну, герцогъ, надѣлали-же вы себѣ хлопотъ, ее два дня не урезонишь, отвѣчалъ маркизъ, весело смѣясь и зная, какъ упряма была его дочь, когда ее поддерживалъ духовникъ,

-- Я отдаю свою судьбу въ ваши руки, милордъ, отвѣчалъ герцогъ, почтительно кланяясь.

Лордъ Ньюкоменъ прикусилъ губу и, на мгновеніе насупивъ брови, спросилъ неожиданно:

-- Есть доказательства противъ васъ, если вы сами болѣе не проболтаетесь?

Герцогъ Куртопъ побагровѣлъ, его губы судорожно задрожали и онъ не могъ произнести мы слова. Онъ не хотѣлъ прямо солгать и потому, пересиливъ съ трудомъ свое волненіе, промолвилъ:

-- Не знаю, клянусь небомъ!

-- Дайте мнѣ факты, я вамъ самъ скажу, существуютъ-ли настоящія доказательства противъ васъ, произнесъ лордъ Ньюкомень, пристально взглянувъ на своего зятя.-- Какъ ее зовутъ?

-- Зефирина Мальвуазенъ.

-- Балетная танцовщица? спросилъ маркизъ, подмигивая.

-- Нѣтъ, ея племянница, отвѣчалъ герцогъ, чрезвычайно довольный, что высказалъ, наконецъ, свою страшную тайну такому здравомыслящему и практическому человѣку, какъ маркизъ.

-- Гдѣ она?

-- Умерла въ больницѣ, вскорѣ послѣ нашей свадьбы.

-- Свадьбы! повторилъ лордъ Ньюкоменъ, презрительно пожимая плечами, но въ ту-же минуту, сознавая, что всякое выраженіе чувствъ только вредитъ дѣламъ и мѣшаетъ объясненію между порядочными людьми, онъ прибавилъ совершенно добродушно:-- А дѣти есть, герцогъ?

-- Двое, мальчикъ и дѣвочка, отвѣчалъ герцогъ, принимая рѣшительное намѣреніе ничего не скрыть отъ своего тестя.

-- Гдѣ они?

-- Не знаю, клянусь честью, произнесъ герцогъ и машинально, подъ вліяніемъ нервнаго раздраженія, позвонилъ лакея и приказалъ размѣнять соверенъ.

Лордъ Ньюкоменъ взглянулъ въ окно и любезно поклонился проходившему по улицѣ знакомому; онъ былъ обязанъ половиной своего успѣха въ жизни упорному обычаю никогда не упускать случая сдѣлать кому-нибудь пріятное. Потомъ онъ терпѣливо подождалъ, пока лакей принесъ сдачу герцогу, и спокойно спросилъ:

-- Извѣстно-ли это ея родственникамъ?

-- Братъ знаетъ, онъ былъ на свадьбѣ, но его бояться нечего: онъ подписалъ фальшивый вексель отъ моего имени.

-- У васъ документъ?

-- Конечно, отвѣчалъ герцогъ съ едва замѣтной улыбкой.

-- Гдѣ онъ живетъ?

-- Въ Руанѣ; вчера я получилъ отъ него дерзкое письмо.

-- Покажите документы, поспѣшно произнесъ маркизъ:-- то-есть фальшивый вексель и письмо.

-- Вотъ они, сказалъ герцогъ, принимая на себя торжественный тонъ;-- я хотѣлъ передать ихъ моему стряпчему. Мортмэну для судебнаго преслѣдованія.

Лордъ Ньюкоменъ взглянулъ на него черезъ плечо и подумалъ "дуракъ", но громко произнесъ:

-- Нѣтъ, герцогъ, предоставьте мнѣ это дѣло. Лордъ Протоколъ, нашъ посланникъ въ Парижѣ, обязанъ мнѣ многимъ; я помогъ ему выпутаться въ прошломъ году изъ непріятной исторіи съ товарищемъ министра. Я думаю, мы устроимъ дѣло и предложимъ Гонтрану де-Мальвуазену мѣсто вице-консула въ южной Америкѣ съ обязательствомъ никогда не возвращаться въ Европу или заключеніе въ Тулонѣ. Его дѣло выбирать любое; намъ все равно, только-бы отъ него отдѣлаться.

Герцотъ просіялъ при этихъ словахъ; онъ питалъ неограниченное довѣріе къ лорду Ньюкомену.

-- Увѣряю васъ, я никогда не забуду этой громадной услуги, милордъ, сказалъ онъ, очень любезно протягивая руку, но благородный маркизъ какъ-бы не замѣтилъ этого движенія и не удостоилъ герцога пожатіемъ руки.

Между тѣмъ лордъ Ньюкоменъ потребовалъ списокъ англиканскаго духовенства и внимательно его перелистовалъ; онъ никогда не останавливался на пол-дорогѣ и всякій вопросъ разрѣшалъ окончательно. Поэтому онъ предложилъ герцогу еще нѣсколько вопросовъ:

-- Гдѣ была свадьба?

-- Въ Ангенѣ.

-- Въ Ангенѣ! повторилъ лордъ Ньюкоменъ;-- тамъ нѣтъ ни англійскаго консула, ни пастора.

-- Я и не говорилъ, что есть.

-- Такъ вы не женаты, герцогъ! воскликнулъ маркизъ:-- одинъ католическій бракъ не считается законнымъ для англичанина, кромѣ одной Ирландіи. Но погодите, можетъ быть, съ вами былъ вашъ домашній пасторъ?

-- Да.

-- Но вѣдь онъ не внесъ въ книгу вашего брака?

-- Нѣтъ.

-- Онъ не проболтается, то-есть, вы съ нимъ въ хорошихъ отношеніяхъ? Домашній пасторъ всегда чего-нибудь боится или чего-нибудь желаетъ.

-- Я въ немъ совершенно увѣренъ, отвѣчалъ герцогъ;-- онъ джентльменъ и у меня въ рукахъ.

-- Какъ его зовутъ?

-- Докторъ Портеусъ.

-- Ну, герцогъ, сказалъ лордъ Ньюкоменъ, заканчивая разговоръ, уже слишкомъ долго продолжавшійся,-- мы можемъ надѣяться на старика Портеуса. Во-первыхъ, онъ глубоко уважаетъ людей, стоящихъ выше его; во-вторыхъ, онъ знаетъ, что вамъ всегда повѣрятъ болѣе, чѣмъ ему, а въ-третьихъ, процессъ за герцогскій титулъ съ моимъ внукомъ продлился-бы пятьдесятъ лѣтъ и стоилъ-бы сотни тысячъ фунтовъ. Поэтому врядъ-ли обезпокоитъ васъ этотъ нищій французъ съ дѣтьми его сестры, но, во всякомъ случаѣ, предоставьте мнѣ все это дѣло. Судебнымъ порядкомъ вы только его испортите. Лучше обдѣлать его потихоньку, миролюбиво; не забывайте при томъ, что иностранная полиція чрезвычайно любезна, если знать, къ кому обратиться.

III.
Маркизъ Кингсджиръ.

Герцогъ Куртопъ никогда не слыхалъ болѣе ни слова о дѣлѣ, послужившемъ предметомъ его продолжительнаго разговора съ лордомъ Ньюкоменомъ. Благородный маркизъ, его почтенный и дѣловой тесть, черезъ нѣсколько лѣтъ умеръ по волѣ судебъ, оставивъ свой титулъ и тѣ изъ помѣстій, которыя должны были перейти къ законнымъ наслѣдникамъ по закону о субститутахъ, спорной костью между башмачникомъ города Корка и капитаномъ индійской арміи, которые послѣ долголѣтняго, разорительнаго процесса должны были уступить блестящее наслѣдство неожиданно появившемуся на судебной аренѣ австралійскому моряку, который и сдѣлался по праву наслѣдства владѣтелемъ имѣній Ньюкомена. Обворожительная маркиза, такъ долго царившая въ лондонскомъ обществѣ, также умерла, и служанка нью-іоркскаго трактира, съ которой австралійскій морякъ познакомился въ одинъ изъ своихъ рейсовъ, приняла титулъ маркизы Ньюкоменъ. Она была чрезвычайно блестящей представительницей англійскаго пэрства, такъ-какъ ея громадные, ливрейные гайдуки удивительно громко выкликали ея великолѣпный экипажъ у подъѣзда во время раутовъ. Вообще это была очень добрая, милостивая маркиза и, по всей вѣроятности, дѣлала-бы гораздо болѣе добра, чѣмъ ей удавалось на самомъ дѣлѣ, если-бъ ея возвышеніе на первую ступень родовой аристократіи не стоило-бы столько денегъ.

Блестящая герцогиня Куртопъ, такъ пышно и несчастливо вышедшая замужъ, простудилась на похоронахъ своей матери и также умерла, оставивъ двѣнадцати-лѣтняго сына, ея единственную надежду въ жизни. Между прочими именами, онъ назывался Бертраномъ-Кардвелемъ Вильдвилемъ, пользовался титуломъ маркиза Кивгсджира и былъ несомнѣнный наслѣдникъ всѣхъ титуловъ знаменитаго рода. Куртопъ и Ревель, а также всѣхъ помѣстій лордовъ Ньюкоменовъ, изъятыхъ изъ дѣйствія закона о субститутахъ. Но, по какому-то странному случаю, въ завѣщаніяхъ матери и дѣда онъ назывался просто "любезный сынъ или любезный внукъ Бертранъ-Кардвель"; его фамилія Вильдвиль и титулы, которыми онъ пользовался по обычаю, были пропущены, конечно, по ошибкѣ нотаріуса.

-- Не стоило исправлять этой ошибки, говорилъ нѣсколько разъ м-ръ Мортмэнъ, домашній стряпчій семейства Вильдвилей. своему старшему клерку;-- не можетъ быть никакого спора о тождественности лица, о которомъ говорится въ этомъ актѣ. Покойная герцогиня имѣла только одного сына, и ея отецъ, покойный маркизъ, имѣлъ только одного внука,-- по крайней мѣрѣ, на-сколько мнѣ извѣстно, признавалъ только одного внука.

-- Во всякомъ случаѣ, замѣтилъ клеркъ,-- странно, что нотаріусъ м-ръ Пинзентъ сдѣлалъ такую ошибку.

-- Да, странно, м-ръ Копландъ, отвѣчалъ стряпчій, пристально смотря въ своего помощника, который, очевидно, зналъ болѣе, чѣмъ считалъ нужнымъ высказать.

Такимъ образомъ, эти оба человѣка, черезъ нѣсколько лѣтъ сдѣлавшіеся компаньонами фирмы стряпчихъ "Мортмэнъ-Мортмэнъ и Феофъ", упорно поддерживали юридическую фикцію и, безъ всякой видимой причины, обманывали другъ друга даже въ откровенныхъ бесѣдахъ.

IV.
Законъ о субститутахъ.

Прошло восемнадцать лѣтъ со дня женитьбы герцога Куртопа. Въ одно утро герцогъ сидѣлъ въ библіотекѣ своего родового замка Бомануаръ, который когда-то, въ средніе вѣка, принадлежалъ къ числу коронныхъ имѣній и былъ данъ въ приданое за принцессой, родственницей короля, вышедшей замужъ за одного изъ Ревелей. Это была прекрасная комната; въ ней сохранились безмолвныя историческія воспоминанія, а, по стѣнамъ красовались портреты и мраморные бюсты полководцевъ, судей и министровъ, прославившихъ знаменитый родъ Вильдвилей, представители котораго изъ поколѣнія въ поколѣніе пользовались по праву рожденія почестями и могуществомъ. Эта большая, старинная комната съ хитро-изваяннымъ потолкомъ и глубокими окнами, выходившими на зеленый лѣсъ, гдѣ паслись стада оленей, и на серебристое озеро, изобиловавшее бѣлоснѣжными лебедями и толстыми карпами, служило театромъ многихъ историческихъ событій. Въ то время, когда замокъ Бомануаръ былъ еще королевскимъ имѣніемъ, въ этой самой комнатѣ Генрихъ I просилъ помощи у сэра Рауля Вильдвиля противъ Бекета, а Ричардъ III обдумывалъ, какъ овладѣть престоломъ. Здѣсь же Генрихъ VIII, побуждаемый Томасомъ, лордомъ Ревелемъ, рѣшился на незаконный разводъ съ первой женою, повлекшій за собою принятіе всей Англіею протестантской религіи, передѣланной, впрочемъ, по-своему.

Въ сѣверной стѣнѣ, позади длиннаго ряда томовъ богословскихъ и философскихъ сочиненій находилась потайная дверь, которая вела секретными ходами, въ самую глубь чащи. Стоило только пожать корешокъ сочиненія Джереми Телора Ductas Dubitantium -- и дверь тихо отворялась на искусно сдѣланныхъ петляхъ. За этой дверью яковитскіе агенты скрывались во дни Вильгельма и Анны. Въ амбразурѣ одного изъ оконъ библіотеки юный претендентъ Стюартъ отказался, послѣ пораженія при Куллодэнѣ. отъ своего предпріятія и сэръ Робертъ Вальполь переманилъ на сторону гановерскаго дома послѣдняго изъ могущественныхъ сторонниковъ падшей династіи. Представители благороднаго дома Вильдвиль были люди умные, дальнозоркіе и рѣдко находились на сторонѣ побѣжденныхъ на политической аренѣ. Теперешній герцогъ Куртопъ, видя, что политикой руководятъ ужо не одни аристократы, что коммерческіе классы оказываютъ на нее еще болѣе рѣшительное вліяніе, чѣмъ его сословіе,-- герцогъ рѣшительно отказался отъ нея. Онъ считалъ, что не стоило пользоваться властью, если ее можно достичь только цѣною многихъ непріятностей и безпокойствъ. Онъ такъ рѣшительно выказывалъ свое нерасположеніе къ политикѣ, что ни одинъ глава кабинета не обращался къ нему съ просьбой о содѣйствіи. Въ послѣднее время онъ большую часть года проводилъ въ Бомануарѣ, гдѣ игралъ роль гораздо значительнѣе, чѣмъ въ Лондонѣ, и среди своихъ родовыхъ помѣстій онъ жилъ-бы спокойно и счастливо, если-бъ его не терзала жажда пріобрѣтенія земли. Агенты его получили приказаніе покупать каждый акръ земли, который продавался въ графствѣ, гдѣ находился Бомануаръ, и всѣмъ было извѣстно, что герцогъ готовъ заплатить какую угодію цѣпу, чтобы только не выпустить земли изъ своихъ рукъ. Продажа помѣстья въ сосѣдствѣ Бомануара обогащала многочисленныхъ спекулаторовъ: земля, прежде, чѣмъ ее укрѣпятъ за герцогомъ, перепродавалась десятки разъ его собственными агентами и ихъ подставными лицами, а счета стряпчихъ, нотаріусовъ и землемѣровъ достигали невозможной цифры.

Номинальная цифра доходовъ герцога Куртопа по смерти отца заключалась въ 90,000 фунтовъ въ годъ. Съ тѣхъ поръ, однако, они много увеличились и герцогъ съ нѣкоторымъ самодовольствомъ говорилъ, что, получивъ помѣстья въ этомъ графствѣ, приносившія ежегодную ренту всего въ 10,000 фунтовъ, онъ увеличилъ количество принадлежащей ему земли до того, что они давали до 70,000. Но за то и долги на этихъ помѣстьяхъ сильно возрасли. Послѣ смерти покойнаго герцога найдено было благоразумнымъ уничтожить его завѣщаніе, чтобъ не платить процентовъ при утвержденіи этого документа; точно также великимъ счастьемъ для чести всего рода было рожденіе теперешняго герцога, потому что, если-бъ онъ, достигнувъ совершеннолѣтія, не призналъ долга въ 1,100,000 фунтовъ, то нѣкоторые грубые кредиторы грозили уголовнымъ преслѣдованіемъ покойному герцогу. Однако, все это древняя исторіи и теперешній герцогъ всегда находилъ возможность заключать займы. Онъ занималъ деньги по пятнадцати процентовъ для покупки земли, приносившей два процента. Когда-же являлась потребность въ большемъ доходѣ, чѣмъ онъ получалъ, герцогъ отлагалъ платежъ денегъ, завѣщанныхъ на словахъ его отцомъ, различнымъ лицамъ или учрежденіямъ и употреблялъ на себя тѣ родовыя суммы, которыя перешли къ нему только на храненіе. Въ большей части случаевъ, лица и учрежденія, которымъ принадлежали эти суммы, безмолвно соглашались на оставленіе ихъ въ рукахъ герцога, а у другихъ онъ и не считалъ нужнымъ спрашивать разрѣшенія, размышляя, что если онъ платитъ акуратно проценты, то нѣтъ основанія требовать капитала. Но если-бы явилась необходимость во что-бы то ни стало возвратить подобные капиталы, то у герцога оставалась въ резервѣ болѣе или менѣе выгодная для него мировая сдѣлка. Поэтому герцогъ, вполнѣ вѣрно разсчитывая, что никогда не встрѣтитъ отказа, заключалъ займы за займами и платилъ одни долги другими, что очень легко для всякаго, кто пользуется уваженіемъ свѣта, кредитомъ друзей, надеждами родственниковъ, собственностью, находящейся на храненіи, и пожизненнымъ доходомъ, хотя-бы онъ и представлялъ только юридическій мифъ. Подобно тому, какъ всегда дѣлали его отецъ и дѣдъ, герцогъ подписывалъ свое имя на столькихъ денежныхъ обязательствахъ, что не могъ припомнить ихъ числа, давая жаднымъ спекулаторамъ миражъ громадныхъ выгодъ въ замѣнъ наличныхъ денегъ. Хотя его дѣла находились въ самомъ безвыходномъ положеніи, если-бъ онъ былъ объявленъ несостоятельнымъ, они были не лучше и не хуже дѣлъ многихъ другихъ подобныхъ ему плохихъ распорядителей своей громадной собственностію, а главное -- ему не было до этого никакого дѣла. По достиженіи сыномъ совершеннолѣтія, его помѣстья слѣдовало переукрѣпить, и тогда снова можно будетъ пріобрѣсти большія суммы денегъ, уже отъ имени сына, подобно тому, какъ это было сдѣлано, въ то время, когда ему минуло двадцать одинъ годъ, и отецъ его, пользуясь этимъ, заключилъ значительный заемъ. Наконецъ, рано или поздно, богатый бракъ могъ исправить все дѣло. Дѣйствительно, у герцога была въ виду дочь богатаго банкира съ 5,000,000 фунтовъ приданаго, и леди Оперло, родственница и ближайшая совѣтница герцога, увѣряла его, что банкиръ жаждалъ сдѣлать свою дочь герцогиней. Одно только обстоятельство было препятствіемъ къ этому браку: лордъ Кингсджиръ, въ силу семейнаго акта, котораго герцогъ никогда вполнѣ не понималъ, былъ въ колыбели помолвленъ съ Амабель, дочерью и единственной наслѣдницей лорда Джорджа Вильдвиля, дяди герцога, одного изъ главныхъ командировъ войскъ въ Индіи. М-ръ Мортмэнъ, стряпчій семейства Вильдвилей, зналъ основательно содержаніе этого семейнаго акта и герцогъ рѣшилъ посовѣтоваться съ нимъ о столь важномъ предметѣ.

V.
Мистеръ Мортмэнъ.

Въ это утро герцогъ поджидалъ м-ра Мортмэна, за которымъ онъ послалъ экипажъ на желѣзную дорогу. Услыхавъ шумъ колесъ на дворѣ, онъ позвонилъ и приказалъ итальянцу камердинеру провести стряпчаго прямо къ нему.

-- Какъ ваше здоровье, Альдерманъ? спросилъ герцогъ, когда стряпчій появился на порогѣ.

-- Я надѣюсь, что ваша свѣтлость совершенно здоровы, отвѣчалъ м-ръ Мортмэнъ вопросомъ на вопросъ, по привычкѣ, присущей его ремеслу.

-- Благодарствуйте, Альдерманъ, сказалъ герцогъ;-- иногда меня мучитъ подагра, да это полезно для цвѣта лица.

Здѣсь кстати замѣтить, что имя м-ра Мортмэна было совсѣмъ не Альдерманъ; онъ также не занималъ мѣста альдермана, но герцогъ прозвалъ его такъ потому, что любилъ вообще давать прозвища людямъ, а м-ръ Мортмэнъ изъ своихъ личныхъ видовъ не сопротивлялся капризу кліента, дѣла котораго приносили ему значительныя выгоды.

-- Прошу васъ не признать за лесть, замѣтилъ м-ръ Мортмэнъ,-- если я скажу, что ваша свѣтлость замѣчательно хороши на видъ. По словамъ "Книги пэровъ" Дода, которую м-съ Мортмэнъ иногда читаетъ при мнѣ, ваша свѣтлость почти одинаковыхъ лѣтъ со мною, а я совершенно сѣдой, тогда какъ...

-- О! вы старикъ, Альдерманъ! воскликнулъ герцогъ высокимъ, громкимъ фальцетомъ, составлявшимъ отличительную черту всѣхъ Вильдвилей;-- что-же касается меня, то мои волосы всегда были червы и всегда такими останутся. Вы другой породы, Альдерманъ. Но скажите, достали вы денегъ для уплаты опекунамъ Гридвеля? Ихъ землю мнѣ надо купить; она входитъ угломъ въ мои помѣстья и если-бъ перешла въ руки какого-нибудь радикала, то онъ, пожалуй, переманитъ и перебьетъ всѣхъ моихъ оленей.

-- Я боюсь, ваша свѣтлость, отвѣчалъ м-ръ Мортмэнъ, медленно и отчеканивая каждое слово,-- я боюсь, что мнѣ не удастся достать денегъ, развѣ подъ закладъ и за громадные проценты.

-- Это ваше дѣло, Альдерманъ! воскликнулъ герцогъ тѣмъ-же громогласнымъ фальцетомъ.

Герцогъ иногда корчилъ изъ себя совершеннаго простака въ денежныхъ дѣлахъ; но въ сущности онъ прекрасно ихъ понималъ, а принималъ на себя эту личину только для того, чтобъ заставить высказаться своего собесѣдника.

-- Я еще не нашелъ средства достать необходимую сумму для покупки въ настоящее время помѣстья Гридвеля, продолжалъ м-ръ Мортмэнъ.

-- Отъ чего-же но нашли, Альдерманъ? вѣдь мой сынъ, достигнувъ совершеннолѣтія, уничтожитъ субститутъ и возобновитъ мои обязательства.

-- Конечно, ваша свѣтлость, но намъ приходится имѣть дѣло, какъ вамъ извѣстно, съ безпокойнымъ, старымъ Брауномъ, который увѣряетъ, что его сестра была замужемъ за покойнымъ герцогомъ. Онъ, говорятъ, имѣетъ доказательства этого брака и, по его словамъ, его сестра была отвезена въ Италію и насильно заточена въ монастырь въ Неаполѣ. Ей удалось бѣжать оттуда и она родила дочь. Если эта дочь жива, то она, безспорно графиня Вингидъ.

-- А я? спросилъ глухо герцогъ.

-- Въ такомъ случаѣ вы, ваша свѣтлость, не будете имѣть никакого имени, сказалъ м-ръ Мортмэнъ рѣшительно.-- Многіе изъ моихъ кліентовъ, принадлежащихъ къ родовой аристократіи, находятся въ такомъ-же деликатномъ положеніи, какъ вы; впрочемъ, мы имѣемъ то преимущество, что владѣемъ фактически титулами и помѣстьями, а потому можемъ легко помириться на сдѣлкѣ, въ силу которой ваша свѣтлость получили-бы титулъ и по смерть часть дохода изъ помѣстій графини.

Герцогъ поблѣднѣлъ, какъ полотно, и, сойдя съ своихъ обычныхъ ходулей, промолвилъ съ безпокойствомъ:

-- Но она можетъ взять только мой шотландскій титулъ и шотландскія помѣстья.

-- Конечно, она возьметъ только шотландскій титулъ, отвѣчалъ м-ръ Мортмэнъ сухо; -- но она наслѣдуетъ всѣмъ помѣстьямъ, исключая Бомануара, который перейдетъ къ вашему дядѣ, лорду Джорджу Вильдвилю. Кромѣ того, я долженъ доложить вашей свѣтлости, что хотя мы имѣемъ положительныя свѣденія о смерти Зефирины Мальвуазенъ и ея сына, а ея братъ долженъ молчать, получая отъ васъ пенсіонъ и боясь судебнаго преслѣдованія за фальшивый вексель, но бракъ вашей свѣтлости съ этой особой имѣетъ полную силу по законамъ Ирландіи, гдѣ находятся ваши вефкостскія помѣстья и рыбныя ловли, составляющія вторую главнѣйшую часть полученнаго вами наслѣдства отъ покойнаго герцога. Такимъ образомъ, если намъ удастся, основываясь на давности, отдѣлаться отъ притязаній дочери миссъ Браунъ, то всеже бракъ вашей свѣтлости съ Зефириной Мальвуазенъ, безспорно, нарушаетъ законную силу вашего послѣдующаго брака съ леди Еленой Плакартъ-Кардвель. Если дочь Зефирины, совершенно исчезнувшая-было изъ вида, но, но слухамъ, появившаяся въ послѣднее время въ Кайенѣ, вздумаетъ предъявить свои права, то можетъ надѣлать намъ много хлопотъ. Итакъ, видите, намъ грозятъ двѣ опасности; правда, въ настоящую минуту опасаться нечего, но поэтому-то я и не совѣтую вашей свѣтлости наводить на слѣдъ этихъ опасныхъ противниковъ чувствительное чутье кредиторовъ.

-- Полноте, Мортмэнъ, сказалъ герцогъ, любезно улыбаясь;-- слушая васъ, стряпчихъ, право, усомниться даже въ своей собственной личности.

Герцогъ, какъ ловкій дипломатъ, не хотѣлъ показать Моргмэну, что высказанныя имъ опасенія произвели на него впечатлѣніе, и потому онъ отнесся къ нимъ не серьезно, а шуточно, какъ къ обыкновенной, безсодержательной болтовнѣ.

-- Кстати, Мортмэнъ, продолжалъ онъ, зѣвая, -- устроили вы дѣло съ м-ромъ Шарпомъ? Я рѣшительно не могу уступить ему корнвалійскихъ копей; онѣ однѣ приносятъ мнѣ всегда наличныя деньги, и если-бъ я не наслѣдовалъ ихъ въ прошломъ году отъ леди Пенкарро, то мнѣ-бы не сдобровать.

-- М-ръ Шарпъ, повидимому, имѣетъ какія-то свѣденія, которыя онъ въ настоящее время не желаетъ обнаружить, отвѣчалъ м-ръ Мортмэнъ, насупивъ брови;-- онъ не хочетъ и слышать ни о какихъ сдѣлкахъ или отсрочкахъ, а требуетъ немедленнаго обезпеченія должныхъ ему вашей свѣтлостью суммъ. На-сколько мнѣ извѣстно, его упорство объясняется нахожденіемъ въ его рукахъ важныхъ семейныхъ бумагъ, касающихся вашей свѣтлости, которыя онъ получилъ, какъ стряпчій откуповъ надъ имуществомъ сэра Ричарда Портеуса.

-- Выманивавіе денегъ угрозами составляетъ уголовное преступленіе, Мортмэнъ, произнесъ герцогъ, полагавшій, что понимаетъ толкъ въ законахъ.-- Я могу написать записку генералъ-аторнею и м-ръ Шарпъ нежданно-негаданно очутится въ тюрьмѣ.

-- Я боюсь, ваша свѣтлость, отвѣчалъ Мортмэнъ послѣ минутнаго молчанія,-- что м-ра Шарпа трудно будетъ поймать въ эти сѣти. По нѣкоторымъ словамъ его я заключаю, что вамъ не безопасно раздражать его, тѣмъ болѣе, что онъ имѣетъ громадныя связи въ министерствѣ внутреннихъ дѣлъ и состоитъ пайщикомъ одной изъ политическихъ газетъ.

-- Я всегда считалъ его хитрой собакой, замѣтилъ герцогъ,-- но, несмотря на всю его силу, мой отецъ съумѣлъ-бы съ нимъ справиться.

-- Ахъ! со вздохомъ произнесъ Мортмэнъ, питавшій искреннюю преданность къ своимъ аристократическимъ кліентамъ, -- теперь время иное; что было легко дѣлать вашему отцу, для васъ теперь едва-ли возможно.

-- Пойдемъ и посмотримъ фазановъ, сказалъ герцогъ, перемѣняя разговоръ;-- потомъ вы у меня отобѣдаете и мы выпьемъ кубокъ за доброе старое время. Кстати, Альдерманъ, вы знаете, сынъ мой Кингсджиръ произведенъ въ корнеты и вамъ скоро придется составлять его брачный контрактъ.

-- Развѣ лордъ Джорджъ Вильдвиль и миссъ Амабель должны скоро возвратиться изъ Индіи?

-- Нѣтъ, Альдерманъ, я говорю о бракѣ моего сына съ миссъ Пенни, дочерью лорда Курзитора, У нея, говорятъ, пять милліоновъ приданого. Какъ полагаете, хорошъ этотъ бракъ? спросилъ со смѣхомъ герцогъ.

-- Нѣтъ, нехорошъ, ваша свѣтлость, отвѣчалъ рѣшительно Мортмэнъ.

-- Это почему? спросилъ герцогъ, гордо закинувъ голову, какъ чистокровный конь отъ прикосновенія мундштука.

-- Потому, медленно произнесъ Мортмэнъ,-- что лордъ Джорджъ Вильдвиль истинный и безспорный герцогъ Куртопъ и Ревель; когда-же онъ, будучи вдовцомъ, согласился не предъявлять своихъ правъ по смерти покойнаго герцога, то сдѣлалъ это лишь подъ условіемъ брака его дочери съ могущимъ родиться у васъ сыномъ, что было чрезвычайно милостиво съ его стороны. Семейный актъ, узаконившій подобную сдѣлку, предотвратилъ скандальные толки во время его заключенія, и нарушить его для васъ не только опасно, но совершенно невозможно.

Поощряемый дальнѣйшими разспросами герцога, м-ръ Мортмэнъ разсказалъ ему подробно, какой семейной интригѣ герцогъ былъ обязанъ своимъ титуломъ. Появленіе въ свѣтъ теперешняго герцога Куртопа и Ревеля было соединено съ любопытнымъ, таинственнымъ эпизодомъ въ жизни его отца. У покойнаго герцога былъ горячо любимый имъ братъ, лордъ Альфредъ Вильдвиль, служившій въ гвардіи и неимѣвшій никакого состоянія. По совѣту герцога онъ тайно женился на блестящей, богатой графинѣ Пенкарро, юной вдовѣ, которая отъ перваго мужа получила громадное наслѣдство подъ чудовищнымъ условіемъ никогда не выходить замужъ. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ счастливой жизни лордъ Вильдвиль умеръ отъ случайнаго паденія съ лошади. Послѣ этой страшной катастрофы стало еще необходимѣе скрывать бракъ, обнародованіе котораго могло пустить по міру неутѣшную вдову. Герцогъ Куртопъ, изъ любви къ брату и изъ сожалѣнія къ несчастной графинѣ, до того заботился о ней и объ ея финансовыхъ дѣлахъ, что подалъ поводъ къ скандальнымъ толкамъ, которые могли заглушить только неожиданный пріѣздъ въ Лондонъ его жены герцогини, святой, благотворительной женщины, жившей постоянно въ деревнѣ, и появленіе ея во всѣхъ общественныхъ мѣстахъ съ леди Пенкарро. Втеченіи полугода эти обѣ женщины были неразлучны, и кромѣ нихъ обѣихъ и доктора Кита никого не было въ великолѣпной спальнѣ герцогини, когда совершенно неожиданно и къ всеобщему удовольствію, родился наслѣдникъ герцога Куртопа и Ревеля. Впослѣдствіи графиня Пенкарро завѣщала все свое состояніе сыну ея друга герцогини, теперешнему герцогу, и только послѣ ея смерти обнаружилось изъ ея бумагъ, что она была замужемъ за лордомъ Вильдвилемъ и что теперешній герцогъ Куртопъ былъ ея сыномъ, хотя для свѣта эти обстоятельства навсегда остались тайной. Однако, не слѣдуетъ думать, чтобы покойный герцогъ выдалъ чужого ребенка за своего изъ однихъ родственныхъ чувствъ; къ этому его главнымъ образомъ побудило разстроенное положеніе его финансовъ; ему угрожало даже уголовное преслѣдованіе, такъ-какъ онъ не могъ возвратить значительнаго капитала, находившагося у него только какъ у опекуна надъ имуществомъ, оставшимся послѣ смерти одного богатаго джентльмена, а привести въ порядокъ его дѣла могло только рожденіе сына, который былъ-бы лучшимъ обезпеченіемъ для многочисленныхъ кредиторовъ, такъ-какъ въ подобномъ случаѣ герцогскія помѣстья не перешли бы въ чужія руки и его сынъ могъ-бы при достиженіи совершеннолѣтія возобновить на свое имя всѣ обязательства отца. Такимъ образомъ, для поправленія своихъ финансовъ герцогъ воспользовался рожденіемъ племянника и выдалъ его за сына своей жены.

VI.
Vingt et un.

Герцогъ безмолвно выслушалъ разсказъ м-ра Мортмэна, но всѣ окружающіе его замѣтили, что нѣсколько дней послѣ того онъ ходилъ задумчивый и мрачный. Конечно, слова стряпчаго не были для него новостью, такъ-какъ онъ самъ участвовалъ въ составленіи семейнаго акта и подписалъ тайные документы, узаконившіе сдѣлку съ лордомъ Джорджемъ; но, по легкомыслію или по слѣпому довѣрію къ великодушію дяди, герцогъ мало-по-малу пришелъ къ тому убѣжденію, что этотъ семейный актъ можно было нарушить безъ большого труда. Лордъ Джорджъ былъ простой, добродушный воинъ, для котораго герцогскій титулъ не имѣлъ никакого значенія; онъ слишкомъ высоко ставилъ честь своего рода, чтобъ возбудить процессъ, который могъ опозорить одного изъ представителей этого знаменитаго дома. Его легко было убѣдить, что лорду Кингсджиру лучше жениться на миссъ Пенни съ ея пятью милліонами и поддержать достоинство рода Куртоповъ, чѣмъ сдѣлаться мужемъ миссъ Амабель Вильдвиль и, за недостаткомъ денегъ, совершенно уронить это древнее имя. Лордъ Джорджъ, пожалуй, сначала и насупитъ брови, но скоро согласится, что слава аристократическихъ домовъ можетъ быть поддержана только постоянными самопожертвованіями отдѣльныхъ членовъ ихъ; пять-же милліоновъ миссъ Пенни придадутъ Куртопамъ такой блескъ, о какомъ они не смѣли и помышлять со времени парламентской реформы; поэтому всѣ, даже самые отдаленные родственники Вильдвилей обязаны содѣйствовать осуществленію подобнаго великаго плана. Лордъ Курзаторъ принадлежалъ къ числу финансовыхъ князей Ломбардъ-Стрита и союзъ съ такимъ могущественнымъ биржевымъ тузомъ могъ значительно усилить самое вліяніе Куртоповъ. Всѣ долги герцога будутъ уплачены и пріобрѣтенъ для лорда Джорджа титулъ пэра или графа съ правомъ передачи его по женской линіи; такимъ образомъ, онъ, вмѣсто того, чтобы отдать свою дочь за разореннаго герцога, передастъ ей послѣ своей смерти пэрство по праву наслѣдства, а для большаго блеска новаго графскаго титула удѣлитъ нѣсколько сотенъ тысячъ изъ своихъ пяти милліоновъ. Такъ разсуждалъ герцогъ и много великолѣпныхъ плановъ строилъ онъ на приданомъ дочери лорда Курзатора; поэтому замѣчанія м-ра Мортмэна сильно его поразили. Въ протестантскихъ семействахъ стряпчій замѣнялъ духовника католическихъ семействъ; герцогу поэтому было непріятно слушать, какъ почтенный м-ръ Мортмэнъ доказывалъ, что семейный актъ слѣдуетъ признавать священнымъ и нарушать его безчестно. Люди, подобные герцогу Куртону, состоятъ изъ странной смѣси противоположностей. Они готовы совершить далеко не безукоризненный поступокъ, когда того требуетъ ихъ личный интересъ, но въ то-же время стараются въ глазахъ другихъ быть вѣчно на ходуляхъ чести. Хотя они не остановятся передъ вѣроломствомъ, утѣшая себя тѣмъ соображеніемъ, что цѣль оправдываетъ средства, но одно слово неодобренія часто удерживаетъ ихъ, возбуждая въ ихъ сердцѣ не сознаніе своей низости, а злобу противъ критиковъ, непонимающихъ ихъ великой цѣли. Замѣчанія м-ра Мортмэна возбудили въ герцогѣ подозрѣніе, что лордъ Джорджъ Вильдвиль, быть можетъ, не согласится на его планъ и заявитъ, что честность должна брать верхъ надъ заботою о величіи своего рода, что, будучи по праву герцогомъ Куртопомъ, ему не для чего лишать дочь ея правъ ради какихъ-то невѣрныхъ благъ, что онъ согласился на обманъ для поддержанія чести своего рода, но не желалъ поддерживать этотъ обманъ только изъ финансовыхъ выгодъ и что вообще продажа имени лорда Кингсджира за пять милліоновъ была сдѣлкой, недостойной порядочнаго человѣка. Дѣйствительно, нельзя было предугадать, до чего могло дойти донкихотство стараго воина, который въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ былъ чрезвычайно слабъ, а въ другихъ твердъ, какъ желѣзо; раздумывая объ этомъ герцогъ проклиналъ безуміе людей, которые могли-бы быть счастливы, если бъ немного шире смотрѣли на дѣла совѣсти. Нѣсколько дней къ ряду онъ обдумывалъ, какъ ему извлечь для себя пользу изъ сына другими путями. Привыкнувъ чуть не съ колыбели считать величіе своего рода главною цѣлью всей жизни, герцогъ Куртопъ, естественно, считалъ дозволительными всякаго рода хитрости и обманы для достиженія этой цѣли.

Маркизъ Кингсджиръ, какъ передавалъ герцогъ м-ру Мортмэну, былъ недавно произведенъ въ корнеты, подобно многимъ другимъ молодымъ людямъ его лѣтъ и положенія въ свѣтѣ. Но здѣсь оканчивается сходство между нимъ и этими юношами. Онъ былъ воспитанъ до двѣнадцати лѣтъ матерью и характеръ его вполнѣ сложился подъ ея вліяніемъ. Она жила, послѣ своего секретнаго развода съ герцогомъ Куртопомъ, прежде у отца, потомъ у матери и, наконецъ, одна, въ великолѣпномъ лондонскомъ домѣ, завѣщанномъ ей родителями, по который во всѣхъ путеводителяхъ назывался одной изъ лондонскихъ резиденцій герцога Куртопа, такъ-какъ до самой ея смерти они оба поддерживали комедію супружескаго согласія. Но гдѣ ни жила эта великосвѣтская вдова-жена, ея домъ всегда былъ наполненъ католическимъ духовенствомъ и французскими эмигрантами аристократическихъ родовъ, которые переселились въ Англію; въ ея гостиной постоянно являлись скромно одѣтые представители и представительницы извѣстныхъ аристократическихъ домовъ; одинъ изъ такихъ эмигрантовъ былъ музыкальнымъ учителемъ во время революціи, другой гувернеромъ и всѣ вообще вырабатывали въ потѣ лица кусокъ хлѣба. Ихъ примѣръ пошатнулъ вѣру герцогини въ наслѣдственныя богатства и она рѣшилась научить сына какому-нибудь ремеслу. Послѣ многихъ совѣщаній ея съ духовникомъ, маркизъ, ея сынъ, научился слесарному мастерству: благоразумный патеръ справедливо доказывалъ, что люди до скончанія міра будутъ стараться сохранять свою собственность, а лучшимъ, до сихъ поръ извѣстнымъ, способомъ подобнаго сохраненія было запирать подъ замокъ свое имущество. На этомъ основанія будущій наслѣдникъ нѣсколькихъ герцогскихъ и графскихъ титуловъ былъ воспитанъ, какъ простой смертный; онъ вставалъ рано, работалъ цѣлый день, питался простой нищей, спалъ на жесткой кровати и обходился безъ всякой прислуги; такимъ образомъ, когда умерла герцогиня, его можно было выгнать на улицу безъ гроша и на другой-же день онъ нашелъ-бы себѣ кусокъ хлѣба честнымъ трудомъ.

Герцогъ былъ, конечно, чрезвычайно пораженъ подобнымъ воспитаніемъ, и когда его сынъ и наслѣдникъ явился въ Бомануаръ, онъ немедленно, по совѣту доктора Портеуса, отдалъ его въ великосвѣтскій пансіонъ, извѣстный подъ названіемъ "Палата лордовъ", гдѣ юноши научались боксировать, пить шампанское, жарить сосиски и писать дурные латинскіе стихи. Маркизъ никакъ не могъ привыкнуть къ своему новому положенію и, благодаря-ли практическому уму, наслѣдованному отъ продавца сыровъ, дѣда его матери, или строгой логикѣ, унаслѣдованной отъ ея французскихъ предковъ, но онъ никогда не находилъ интереса въ латинскихъ стихахъ или греческихъ корняхъ. Въ каждую свободную минуту онъ убѣгалъ отъ своихъ товарищей, чтобы учиться у ремесленниковъ ихъ ремеслу; онъ, такимъ образомъ, научился починить стулъ, сколотить лодку, исправить дымящуюся трубу, но не находилъ никакого удовольствія въ крикетѣ. Онъ былъ тихій, спокойный юноша, всегда занятый чѣмъ-нибудь страннымъ; наставники любили его, такъ-какъ онъ никогда не былъ замѣшанъ ни въ какихъ исторіяхъ, а товарищи любили его за то, что онъ не держалъ себя высокомѣрно и охотно давалъ деньги всѣмъ и каждому. Въ отношеніи денегъ, онъ вообще не зналъ счета имъ и не придавалъ никакой цѣны презрѣнному металлу. Каждый разъ, когда онъ возвращался въ пансіонъ послѣ каникулъ, леди Пенкарро давала ему сто фунтовъ, герцогъ столько-же и леди Оверло, родственница и близкая пріятельница герцога, немного менѣе; но онъ небрежно бросалъ эти деньги въ ящикъ своего стола и приглашалъ всѣхъ товарищей пользоваться ими, самъ-же никогда ихъ не расходовалъ и даже нетерпѣливо отталкивалъ кучки золотыхъ, когда ему случалось искать въ ящикѣ какой-нибудь инструментъ.

По окончаніи курса въ великосвѣтскомъ пансіонѣ, юный маркизъ не пошелъ въ университетъ, подобно товарищамъ; отецъ его герцогъ помѣстилъ его въ военную службу, надѣясь, что общество офицеровъ разовьетъ въ немъ вкусы и наклонности болѣе достойные его высокаго званія, такъ-какъ онъ не могъ понять, чтобъ его наслѣдникъ интересовался только новыми приспособленіями въ устройствѣ ружей или изобрѣтеніемъ эластичныхъ подковъ.

-- Люси, сказалъ герцогъ черезъ нѣсколько дней послѣ разговора съ м-ромъ Мортмэномъ, обращаясь къ леди Оверло, веселой, свѣтской женщинѣ, проводившей большую часть года въ Бомануарѣ и, какъ говорили злые языки, совершенно повелѣвавшей герцогомъ; -- какъ-бы я желалъ, чтобы вы отполировали моего мальчика. Я никогда не видалъ такого страннаго, удивительнаго юношу. Можете себѣ представить, онъ только-что починилъ лопату для садовника.

-- Пошлите его на годъ въ Вѣну, какъ attaché при посольствѣ, отвѣчала леди Оверло;-- дипломатія не блестящее ремесло, но она все-таки научитъ его цѣнить свой титулъ.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ сухо герцогъ:-- это не годится.

-- Онъ нуженъ вамъ дома?

-- Да.

-- Но вѣдь вы можете его выписать сюда къ совершеннолѣтію.

-- Конечно, произнесъ поспѣшно герцогъ,-- но до тѣхъ поръ кто-нибудь можетъ подчинить его своему вліянію.

-- Удивительная судьба тяготѣетъ надъ всѣми нами, замѣтила леди Оверло, пожимая плечами;-- никто изъ нашего семейства никогда не имѣлъ гроша, а достигнувъ совершеннолѣтія, каждый изъ насъ обрекаетъ себя на нищенство во всю жизнь. Вы хотите, чтобъ онъ переукрѣвилъ помѣстья на свое имя и принялъ всѣ ваши долги, какъ вы сами сдѣлали при нашемъ совершеннолѣтіи?

-- А вы желали-бы обезпечить свой доходъ? спросилъ вмѣсто отвѣта герцогъ.

-- Конечно, отвѣчала леди Оверло съ пріятной улыбкой.

-- Ну, такъ онъ долженъ это сдѣлать.

Въ эту минуту въ комнату вошелъ лакей и подалъ герцогу на золотомъ подносѣ карточку м-ра Шарца.

-- Попросите его въ библіотеку, сказалъ герцогъ.

-- Берегитесь, герцогъ, берегитесь! воскликнула леди Оверло, грозя пальцемъ; -- не забывайте, что только черезъ три года вамъ можно будетъ сыграть въ vingt et un.

-- Не каркайте вороной, Люси, произнесъ со смѣхомъ герцогъ и, гордо закинувъ голову, пошелъ на встрѣчу гостю.

VII.
Искуситель.

М-ръ Скинвортъ Шарпъ ждалъ герцога Куртопа на террасѣ бомануарскаго замка, любуясь большимъ красно-синимъ попугаемъ, въ ремеслѣ котораго онъ видѣлъ много общаго съ своимъ собственнымъ.

"На достопочтеннаго герцога можно дѣйствовать только страхомъ, думалъ про себя іоркширскій стряпчій, расхаживая взадъ и впередъ;-- инымъ путемъ отъ него ничего не добьешься".

-- Какъ поживаете, Шарпъ? спросилъ герцогъ, выходя въ стеклянную дверь изъ библіотеки.

-- По-маленьку, ваша свѣтлость, отвѣчалъ м-ръ Шарпъ съ напускной фамильярностью, отъ которой издали несло конюшней,-- то-есть, я имѣю въ виду собственно здоровье.

-- Здоровье -- это главное въ жизни, весело произнесъ герцогъ;-- вы любуетесь моимъ попугаемъ? славная птица; ее кто-то назвалъ Кобденомъ за самонадѣянность. Но на что-же вы можете жаловаться?

-- Вотъ видите, ваша свѣтлость, балансъ нашихъ разсчетовъ для васъ слишкомъ невыгоденъ, отвѣчалъ м-ръ Шарцъ, подмигивая попугаю, который серьезно кивнулъ головою.

-- Тѣмъ лучше для васъ, Шарпъ, сказалъ гордо герцогъ и, повернувшись, сталъ ходить взадъ и впередъ по мраморной террасѣ.

-- Но дѣло въ томъ, продолжалъ м-ръ Шарпъ, едва поспѣвая за герцогомъ,-- что сумма въ пять цифръ -- большія деньги.

Попугай, повидимому, слѣдившій съ интересомъ за словами м-ра Шарпа, громко повторилъ: "деньги".

-- У васъ есть обезпеченіе, произнесъ съ безпокойствомъ герцогъ.

-- У меня ваши обязательства, но, къ несчастью, они ничего не стоятъ, ваша свѣтлость.

-- Будьте такъ добры, умѣрьте свои выраженія въ моемъ домѣ, замѣтилъ герцогъ.

-- А если это не вашъ домъ? произнесъ какъ-то неловко м-ръ Шарпъ.

Герцогъ остановился и, какъ опытный дипломатъ, не сказалъ ни слова. Онъ не былъ уменъ, скорѣе онъ былъ тупой человѣкъ, что доказывалъ его слишкомъ узкій, низкій лобъ, но семейныя традиціи, опытъ цѣлой жизни и положеніе въ свѣтѣ дѣлали его достойнымъ соперникомъ самыхъ искусныхъ, способныхъ людей, когда дѣло шло объ его личномъ интересѣ. Онъ не былъ одаренъ ни умомъ, ни воображеніемъ, по чрезвычайно быстро схватывалъ все, что касалось его выгодъ; привыкнувъ цѣлую жизнь имѣть дѣло съ людьми различныхъ положеній и переживать запутанныя обстоятельства, несдерживаемый ни убѣжденіями, ни идеями, ни даже совѣстью, онъ во всеоружіи встрѣчалъ всякую грозившую ему опасность. Онъ понялъ, что надъ его головой собиралась черная туча, о которой говорилъ м-ръ Мортмэнъ, и напрягъ всѣ свои силы, чтобъ противостоять роковому удару, какую-бы форму онъ ни принялъ.

-- Вотъ въ томъ-то и дѣло, продолжалъ м-ръ Шарпъ, видя, что герцогъ молчитъ и ждетъ:-- если вы вовсе не герцогъ и всѣ ваши помѣстья и дома принадлежатъ трактирщицѣ въ Векфильдѣ, что тогда станется съ моими пятью цифрами?

-- Вѣдь это все "если"! произнесъ герцогъ.

-- Конечно. По припомните гостинницу "Шашечницу" въ Векфильдѣ-на-болотѣ, гдѣ вы провели однажды ночь, когда у васъ захромала лошадь на охотѣ.

-- Ничего не помню, гордо перебилъ его герцогъ.

-- Очень вѣроятно; вы, сильные міра сего, помните только то, что желаете помнить, но, все равно, я помню хорошо. Въ этой гостинницѣ была служанка, лицомъ похожая на васъ.

-- Такія сходства случаются нерѣдко, замѣтилъ герцогъ, упорно сохраняя свою выжидательную позицію.

-- Да, но въ большей части случаевъ для этого сходства бываетъ основательная причина.

-- Безъ причины ничего не бываетъ!

-- Въ настоящемъ случаѣ оказывается просто и ясно, сказалъ м-ръ Шарпъ, -- что эта служанка дочь покойнаго герцога Куртопа, а сынъ-ли вы его свѣтлости,-- подлежитъ большому сомнѣнію.

-- А еще говорятъ, что нынче не бываетъ чудесъ, промолвилъ герцогъ, ковыряя въ зубахъ зубочисткой;-- какія у васъ доказательства этой чудовищной сказки?

Попугай съ очевиднымъ удовольствіемъ повторилъ: "Сказки, сказки!"

-- У меня есть копія съ брачнаго акта, подписанная и засвидѣтельствованная, какъ слѣдуетъ, отвѣчалъ м-ръ Шарпъ.-- Она совершенно случайно попала мнѣ въ руки. Вы помните, ваша свѣтлость, что я купилъ у васъ векселя сэра Ричарда Портеуса и, благодаря имъ, вошелъ въ сношенія съ сэромъ Ричардомъ, который передалъ мнѣ всѣ свои дѣла. Векфильдское помѣстье принадлежало ему и гостинницу "Шашечницу" держалъ отъ него въ арендѣ нѣкто Джонъ Джайльсъ; когда-же онъ умеръ, я явился въ домъ и потребовалъ, по феодальнымъ законамъ, лучшей движимости въ пользу феодальнаго владѣльца. Долго не могъ я найти ничего порядочнаго, но, наконецъ, увидалъ дубовый рабочій ящикъ съ вашимъ вензелемъ подъ короной. Я тотчасъ подумалъ: "Вотъ эта штука подходящая". Сначала служанка, имѣющая такое большое сходство съ вами, стала сопротивляться, говоря, что она въ этомъ ящикѣ сохраняетъ свои вещи, но я приказалъ опорожнить его. Въ ящикѣ оказались голенища старыхъ ботфортъ и еще какая-то дрянь; ящикъ я унесъ съ собою, но, къ несчастью, потерялъ ключъ. Всѣ усилія открыть его были тщетны, а сломать замка я не хотѣлъ. Представьте-же себѣ, на прошлой недѣлѣ, приходитъ ко мнѣ вашъ сынъ, маркизъ съ порученіемъ отъ васъ; не успѣлъ я ему показать ящикъ, зная его искуство въ слесарномъ дѣлѣ, какъ онъ тотчасъ отперъ замокъ и даже открылъ секретное помѣщеніе въ двойномъ днѣ ящика.

-- Я не понимаю, какое мнѣ до всего этого дѣло, произнесъ герцогъ.

-- Подождите, продолжалъ м-ръ Шарпъ; -- въ секретномъ ящичкѣ были бумаги, и между ними свидѣтельство о бракѣ м-ра Одо Вильдвиля и Маргариты Браунъ. М-ръ Одо Вильдвиль былъ покойный герцогъ Куртопъ и Ревель, а Маргарита Браунъ была мать служанки "Шашечницы", впослѣдствіи вышедшей замужъ за м-ра Брауна, не родственника, а только однофамильца. Она пожирала глазами вашу свѣтлость, когда я, помните, въ то утро пріѣзжалъ за вами въ гостинницу; всего умнѣе было-бы вамъ тогда жениться на ней, хотя-бы только для того, чтобы получить ея дубовый ящикъ съ бумагами, потому-что она графиня по наслѣдственному праву и ей принадлежатъ всѣ ваши земли и всѣ ваши дома. Ну, герцогъ, что-же вы теперь скажете о моихъ пяти цифрахъ?

-- Если свидѣтельство у васъ, то у нея его нѣтъ, произнесъ герцогъ совершенно спокойно.

"Проклятый! ни чѣмъ не проберешь его спокойствія", подумалъ м-ръ Шарпъ, и сказалъ громко:-- Это правда, ваша свѣтлость.

-- Я полагаю, Шарпъ, вамъ нѣтъ никакой пользы дѣлать графиней трактирную служанку, произнесъ герцогъ съ пріятной улыбкой, садясь на одинъ изъ плетеныхъ стульевъ, разставленныхъ на террасѣ.

-- Это зависитъ отъ обстоятельствъ, отвѣчалъ Шарпъ, опускаясь на другой стулъ;-- я спокоенъ насчетъ своихъ денегъ, пока вы живы, но желалъ-бы заручиться маркизомъ.

-- Сдѣлать это нетрудно; мой сынъ подпишетъ какія вамъ угодно бумаги дли обезпеченія вашихъ денегъ.

-- Но маркизу только восемнадцать лѣтъ, а въ три года многое можетъ случиться. Дѣло другое, если-бъ вы могли достать подпись вашего дяди, лорда Джорджа.

-- Лордъ Джорджъ Вильдвиль въ Индіи, замѣтилъ герцогъ Куртопъ, не понимая намека стряпчаго.

-- Неужели! отвѣчалъ м-ръ Скинвортъ Шарпъ:-- кто бы это подумалъ? Я, по крайней мѣрѣ, и не подозрѣвалъ, ваша свѣтлость, пока вы мнѣ не сказали.

-- Вы хотите сказать, что если я достану подпись лорда Джорджа, то вы дадите мнѣ еще денегъ? спросилъ герцогъ, теперь вполнѣ понимая, на что намекалъ стряпчій.

-- Съ удовольствіемъ. Лордъ Джорджъ прямой вашъ наслѣдникъ послѣ маркиза. Онъ всегда былъ богатъ, а теперь ему приходится получить громадную сумму изъ сокровищъ, конфискованныхъ у индійскихъ владѣтельныхъ князей.

-- И его дочь обязана выдти замужъ за моего сына, если я не найду ему лучшей партіи, произнесъ герцогъ, принимая свой обычный надменный тонъ.

-- Мнѣ все извѣстно, что касается лорда Джорджа, ваша свѣтлость, и я совершенно удовольствуюсь его подписью; а вы попросите маркиза написать письмо, въ которомъ онъ давалъ-бы слово джентльмена, что никогда не откажется отъ своихъ обязательствъ, хотя-бы они были даны во время его несовершеннолѣтія. Тогда я приму на себя всѣ ваши пожизненныя обязательства.

-- Такъ я могу написать Мортмэну, чтобъ онъ кончалъ съ покупкою помѣстья Грипвеля? весело сказалъ герцогъ;-- а лоскутки бумаги, найденные вами въ секретномъ ящикѣ, можно будетъ сжечь въ каминѣ, неправда-ли, Шарпъ?

-- Конечно, можно, отвѣчалъ Шарпъ;-- только, помните, я не отвѣчаю, что не существуетъ другой копіи брачнаго свидѣтельства. Но возвратимся къ моему дѣлу. У васъ есть довѣренность отъ лорда Джорджа на полученіе слѣдуемыхъ ему громадныхъ суммъ, и вы, если захотите, можете получить ихъ въ нынѣшнемъ году; представьте мнѣ только его подпись, я даже не стану на нее близко смотрѣть.

-- А когда у васъ будутъ готовы деньги, Шармъ? спросилъ герцогъ съ гордымъ достоинствомъ.

-- Когда прикажете, послѣ понедѣльника; если вы пришлете ко мнѣ маркиза съ подписанными какъ слѣдуетъ бумагами, я вручу ему и деньги.

-- Вы обѣдаете со мной, Шарпъ? спросилъ съ улыбкой герцогъ, услыхавъ звонъ обѣденнаго колокола.

-- Если позволите, ваша свѣтлость; я очень голоденъ.

-- Деревенскій воздухъ возбуждаетъ аппетитъ, замѣтилъ герцогъ, смѣясь;-- мой камердинеръ Джіовани,-- вы помните Джіовани?-- подастъ вамъ все, что нужно.

-- Со мной, ваша свѣтлость, и бѣлый галстухъ, и лакированные сапоги, отвѣчалъ м-ръ Шарпъ, слѣдуя за герцогомъ въ библіотеку.

VIII.
Рѣшительный шагъ.

Герцогъ Куртопъ былъ самымъ обворожительнымъ хозяиномъ, когда находился въ веселомъ расположеніи духа. Онъ страстно желалъ купить помѣстье Грипвеля, граничащее съ однимъ изъ его имѣній, которое онъ никогда не посѣщалъ; увѣренный, что желаніе его непремѣнно исполнится, онъ сіялъ отъ радости. Но не всякій человѣкъ могъ такъ ловко скрывать тяготившія его тайны, какъ герцогъ. Нося титулъ ему непринадлежавшій, онъ былъ вдвойнѣ узурпаторъ. Во-первыхъ, онъ не былъ сыномъ покойныхъ герцога и герцогини Куртопъ; во-вторыхъ, покойная герцогиня н6 имѣла правъ на этотъ титулъ, такъ-какъ ея мужъ былъ тайно женатъ на другой женщинѣ; дочь-же этой женщины теперь могла во всякое время лишить его, герцога, титула и домашняго очага. Кромѣ всего этого, онъ самъ, слѣдуя примѣру отца, тайно женился и нажилъ дѣтей; хотя эти дѣти, по англійскимъ законамъ, и не считались законными, но могли надѣлать много непріятностей его сыну и наслѣднику. Подобныя мысли повліяли-бы на состояніе духа простого смертнаго; но герцогъ Куртопъ никогда не казался такимъ довольнымъ, какъ въ тѣ минуты, когда долженъ былъ напрягать всѣ свои силы для избѣжанія подводныхъ камней и капкановъ, окружавшихъ его со всѣхъ сторонъ. Такъ и теперь; впродолженіи нѣсколькихъ дней послѣ разговора съ м-ромъ Шарпомъ, герцогъ приводилъ въ восторгъ всѣхъ окружавшихъ его своимъ очаровательнымъ обращеніемъ. Онъ выказывалъ неожиданное сочувствіе къ занятіямъ сына, съ интересомъ разсматривалъ различный механическія приспособленія въ его мастерской и слушалъ его объясненія съ нѣжнымъ вниманіемъ.

-- А!-а! очень интересно, говорилъ герцогъ, стараясь понять слова сына.-- Бессемеръ и К^о приготовляютъ чугунъ совершенно иначе, чѣмъ это дѣлалось прежде. Удивительно интересно. Разскажи объ этомъ леди Оверло; это важное открытіе для торговли и вообще для Англіи. Увѣряю васъ, миледи, что я никогда но подозрѣвалъ, что чугунъ дѣлается изъ мышьяка или мышьякъ изъ чугуна, какъ ты объяснялъ, Кингсджиръ? Да, конечно, чугунъ одна изъ составныхъ частей мышьяка, и я теперь не удивляюсь, что простолюдины отравляются мышьякомъ.

Молодой человѣкъ былъ удивленъ и обрадованъ такимъ обращеніемъ отца; онъ сообщилъ все, что зналъ, о металлахъ, и герцогъ съ леди Оверло слушали его съ такимъ вниманіемъ, что онъ почувствовалъ себя вполнѣ удовлетвореннымъ. Въ первый разъ отецъ обращался съ нимъ, какъ съ равнымъ, и даже выказывалъ къ нему нѣкоторое уваженіе. Сама леди Оверло съ удивительнымъ тактомъ просила его высказать свое мнѣніе о только что полученномъ ею бальномъ платьѣ и помочь ей составить рисунокъ костюма для маскарада, который она собиралась дать въ Лондонѣ въ будущемъ сезонѣ. Но самымъ трогательнымъ событіемъ всей недѣли было торжественное шествіе всѣхъ обитателей Бомануара въ воскресенье въ церковь, гдѣ герцогъ велъ себя самымъ примѣрнымъ образомъ и такимъ громкимъ, яснымъ голосомъ давалъ опредѣленные въ англиканской церковной службѣ отвѣты пастору, что никто изъ присутствовавшихъ не могъ сомнѣваться въ истинности его религіозныхъ вѣрованій. Выходя изъ церкви, герцогъ милостиво объяснилъ своему сыну, что въ деревнѣ необходимо ходить въ церковь, и люди съ ихъ положеніемъ въ свѣтѣ должны повиноваться подобнымъ правиламъ приличія. Потомъ, идя по парку, герцогъ вступилъ въ длинный, откровенный разговоръ съ своимъ наслѣдникомъ: онъ разсказалъ ему, какія ввелъ улучшенія въ помѣстьяхъ, какъ выгодно было покупать землю, потому что она постоянно повышается въ цѣвѣ и даетъ средство увеличеніемъ дохода поддерживать честь и достоинство знаменитаго рода. Онъ посвятилъ сына во всѣ подробности своихъ дѣлъ и объяснилъ ему, что издерживаетъ въ Бомануарѣ ежемѣсячно только тысячу фунтовъ, платя за все наличными деньгами, что было совершенно справедливо, только герцогъ на этотъ разъ скрылъ отъ сына, какимъ образомъ онъ доставалъ эти наличныя деньги. Но черезъ два дня онъ коснулся и этого щекотливаго предмета, но слегка. Дружески взявъ руку сына и опираясь на него, какъ-бы ища въ немъ поддержки, онъ медленно повелъ молодого человѣка изъ столовой въ библіотеку.

Леди Оверло посмотрѣла имъ вслѣдъ и, какъ женщина добрая и впечатлительная, не могла скрыть своего волненія, ясно отразившагося на ея красивомъ лицѣ. Она любила молодого Кингсджира, какъ всѣ знавшіе его, и невольно почувствовала женское состраданіе къ честному, довѣрчивому юношѣ, который долженъ былъ сдѣлаться жертвой обмана. Около минуты ея губы судорожно дрожали и она отерла платкомъ свои прелестные, голубые глаза; но черезъ мгновеніе она подумала: "впрочемъ, это не мое дѣло: каждый въ наше время хлопочетъ самъ о себѣ", и съ философскимъ хладнокровіемъ сѣла за фортепьяно.

Между тѣмъ герцогъ, придя въ библіотеку, сталъ разсѣянно перебирать многочисленныя письма, которыя ежедневно писали къ нему различные родственники, знакомыя и незнакомыя лица, жаждавшія мѣстъ, денегъ и т. д.

-- Ахъ, да! кстати, сказалъ онъ, распечатавъ записку пламеннаго вига, расточавшаго всевозможныя лестныя выраженія, чтобы добиться приглашенія въ Бомануаръ:-- Кингсджиръ, ты можешь сегодня оказать мнѣ большую услугу, если ничѣмъ не занятъ. Ко мнѣ пріѣдетъ управляющій моихъ ирландскихъ помѣстій и его разговоры тебѣ, конечно, не интересны. Пожалуйста, отвези эти бумаги къ м-ру Окниворту Шарпу. Ты найдешь его въ Лондонѣ, въ конторѣ; онъ передастъ тебѣ деньги на покупку помѣстья Грипвель. Послѣ долгихъ стараній я пріобрѣлъ эту землю и завтра она составитъ часть владѣній, которыя нѣкогда будутъ принадлежать тебѣ.

-- Я сейчасъ поѣду, отвѣчалъ лордъ Кингсджиръ;-- я прикажу заложить кабріолетъ и еще поспѣю на первый поѣздъ.

-- Не лучше-ли тебѣ поѣхать въ коляскѣ? сказалъ герцогъ: -- вороную пару надо промять, а до станціи хорошихъ четыре мили.

-- Въ кабріолетѣ скорѣе, отвѣчалъ практическій молодой человѣкъ.

-- Какъ хочешь, произнесъ герцогъ,-- но прежде тебѣ надо подписать свое имя на этихъ бумагахъ. Ты видишь, я подписалъ ихъ, также какъ и лордъ Джорджъ Вильдвиль, который интересуется такимъ важнымъ пріобрѣтеніемъ. Это пустая формальность.

-- Я не зналъ, что индійская почта, пришла, сказалъ лордъ Кингсджиръ;-- есть мнѣ письмо отъ Амабель?

-- Эти бумаги я получилъ съ прошлой почтой, отвѣчалъ герцогъ.

Управляющій и дворецкій были призваны, въ качествѣ свидѣтелей, и лордъ Кингсджиръ, не читая бумагъ, подписалъ ихъ неразборчивымъ дѣтскимъ почеркомъ.

IX.
Контора стряпчаго.

Маркизъ Кингсджиръ благополучно прибылъ въ Лондонъ и такъ-какъ погода была хорошая, онъ пошелъ пѣшкомъ съ падингстонской станціи въ Аргапль-стритъ, гдѣ находилась контора стряпчаго м-ра Шарпа. Аристократъ прошлаго поколѣнія, даже его отецъ никогда-бы этого не сдѣлалъ; вообще нельзя посовѣтовать ходить по улицамъ пѣшкомъ людямъ, высоко стоящимъ на общественной лѣстницѣ, потому что пыль, грязь и вѣтеръ по уважаютъ никого и запыленный или загрязненный пэръ теряетъ половину своего величія. Однако, лордъ Кингсджиръ, какъ мы уже видѣли, недостаточно сознавалъ всю пользу громкаго титула, и ему только теперь предстояло убѣдиться, какъ удобно выставлять на показъ свой титулованный гербъ на дверцахъ кареты и пуговицахъ лакеевъ. Титулъ удивительно сохраняетъ время и облегчаетъ всевозможныя дѣла; жизнь тогда гладко, пріятно катится, словно всѣ колеса ея сложной машины только-что смазаны саломъ.

Оставивъ свою графскую корону на кабріолетѣ, привезшемъ его изъ родового замка, маркизъ казался простымъ англійскимъ юношей. Онъ былъ одѣтъ просто; его легкая походка не обнаруживала аристократическаго происхожденія; шляпа у него была круглая, какъ у всѣхъ, перчатки лежали въ карманѣ, а руки носили слѣды слесарныхъ инструментовъ и химическихъ опытовъ. Но все это не имѣло никакого значенія въ Бомануарѣ. Если-бъ онъ поѣхалъ на станцію желѣзной дороги въ халатѣ или безъ халата, то его появленіе произвело-бы одинаково сильное впечатлѣніе; кассиръ, кондукторы и носильщики наперерывъ старались-бы услужить ему и произнесть соблазнительное слово: "милордъ". Поэтому, если-бъ писарь въ конторѣ стряпчаго м-ра Шарпа, поддерживавшій свое человѣческое существованіе на восьмнадцать шилинговъ въ недѣлю, зналъ, кто былъ юноша, звонокъ котораго, заставилъ его бросить работу, то, конечно, онъ не встрѣтилъ-бы его такъ, какъ встрѣтилъ теперь. Но, по несчастью, для этого скромнаго писаря въ наружности посѣтителя по было ни малѣйшаго признака, по которому-бы можно было судить о его высокомъ происхожденіи; поэтому онъ, увидѣвъ неизвѣстнаго, просто одѣтаго молодого человѣка, грубо произнесъ:

-- Что намъ нужно? Звоните, точно Темза вышла изъ береговъ.

-- М-ръ Шарпъ дома, сэръ? скромно спросилъ маркизъ.

Онъ не могъ сдѣлать этого вопроса въ болѣе несчастной формѣ. Самый грубый, низко поставленный французъ не отвѣтитъ вамъ, если вы его не назовете "monsieur"; напротивъ, если вы назовете грубаго, невѣжественнаго англичанина: "сэръ", онъ непремѣнно нанесетъ вамъ оскорбленіе.

-- А вамъ зачѣмъ? Развѣ вы не видите, сколько народу его ждетъ? Или вы пренебрегаете мной, не хотите мнѣ сказать, что вамъ нужно?

Маркизъ Кингсджиръ понялъ теперь, что пора было прибѣгнуть къ помощи титула, и, подавая писарю свою карточку, сказалъ повелительнымъ тономъ:

-- М-ръ Шарпъ меня ждетъ; узнайте, можетъ-ли онъ меня принять.

На карточкѣ было напечатано простыми, обыкновенными буквами: "Маркизъ Кингсджиръ".

Этотъ маленькій кусокъ глазированной папки нанесъ бѣдному писарю ударъ тяжелѣе молота. Онъ отскочилъ, какъ ужаленный змѣей, поблѣднѣлъ, потомъ побагровѣлъ и, наконецъ, спасся бѣгствомъ въ кабинетъ м-ра Шарпа. При видѣ испуганной, дрожащей фигуры писаря, стряпчій гнѣвно спросилъ, какъ онъ смѣлъ войти, предварительно не постучавъ въ дверь. Выговоръ начальника, всегда дѣйствуетъ отрезвляющимъ образомъ на подчиненныхъ, и писарь, нѣсколько очнувшись отъ своего столбняка, молча подалъ стряпчему карточку.

-- Просите маркиза, воскликнулъ м-ръ Шарпъ.-- Какъ вамъ не стыдно держать маркиза въ конторѣ? Войдите, милордъ, продолжалъ онъ. спѣша встрѣтить своего благороднаго гостя.-- Какъ здоровье его свѣтлости герцога? Сюда, сюда, пожалуйте, милордъ.

Лицо стряпчаго сіяло счастіемъ, а когда молодой человѣкъ протянулъ ему руку, то онъ отъ радости задрожалъ всѣмъ тѣломъ. Между тѣмъ несчастный писарь смиренно возвратился къ своей конторкѣ и съ отчаянія сталъ рвать на себѣ волосы. Какъ и слѣдовало ожидать, восемнадцати-лѣтнему юношѣ было дано преимущество передъ всѣми остальными лицами, находившимися въ конторѣ; даже поспѣшно удалили изъ кабинета только-что вошедшихъ туда вдову съ сыномъ, въ глубокомъ траурѣ, которые сами посовѣстились-бы быть помѣхой такой высокопоставленной особы.

X.
Ростовщикъ.

Хотя контора м-ра Шарпа находилась въ нижнемъ этажѣ мрачнаго дома и казалась очень невзрачной, обстановка ея была все-таки такова, что для опытнаго глаза лондонца не могло быть сомнѣнія въ томъ, что въ ней производятся различныя финансовыя сдѣлки съ великосвѣтскими джентльменами, нуждающимися въ деньгахъ для скачекъ, оперы и другихъ великосвѣтскихъ забавъ. Разсыльные изъ клубовъ, ливрейные лакеи и модныя горничныя постоянно являлись сюда съ записками и по цѣлымъ часамъ ждали отвѣта. Наемные кэбы часто останавливались передъ дверями конторы и молодые люди поспѣшно выскакивали изъ нихъ; но въ большинствѣ случаевъ они такъ-же поспѣшно возвращались изъ конторы, такъ-какъ м-ра Шарпа не легко было застать здѣсь. Онъ не жилъ въ Аргаиль-стритѣ и внѣ конторы былъ доступенъ только лицамъ, пользовавшимся его довѣріемъ. Деньги взаймы онъ давалъ преимущественно строителямъ домовъ въ новыхъ улицахъ и любилъ лично наблюдать за постройками; такимъ образомъ, когда кліентъ хотѣлъ видѣть м-ра Шарпа и м-ръ Шарпъ желалъ видѣться съ нимъ, онъ назначалъ ему свиданіе въ какомъ-нибудь отдаленномъ предмѣстьѣ и ожидалъ его въ великолѣпныхъ комнатахъ только-что отстроеннаго дома, съ котораго еще не были сняты лѣса. Спустя нѣсколько мѣсяцевъ или недѣль, этотъ роскошный домъ обыкновенно переходилъ въ руки какого-нибудь дэнди, дѣла котораго недавно были разстроены, а м-ръ Шарпъ перебирался въ другое мѣсто. Онъ нигдѣ не поселялся на долго, потому-что много путешествовалъ и имѣлъ постоянныя дѣла въ Эпсомѣ, Ньюмаркетѣ, Донкастерѣ, Мельтонъ-Мобрэ и вездѣ, гдѣ происходили сборища людей или скаковыхъ лошадей. Жизнь м-ра Шарпа была тяжелая, но интересная, и онъ велъ ее такъ постоянно впродолженіи тридцати лѣтъ. Онъ былъ очень богатъ и продолжалъ наживать деньги чуть не ежедневно и не какими-нибудь гинеями, а тысячами фунтовъ. Многіе увѣряли, что онъ еврейскаго происхожденія, но неправильно: въ дѣйствительности онъ былъ сыномъ іоркширскаго землевладѣльца и джентльмена, по имени Скинвортъ, у котораго служилъ его отецъ, помѣстившій его въ контору ловкаго іоркширскаго стряпчаго. Подъ руководствомъ этого джентльмена Шарпъ рано получилъ наклонность къ наживѣ денегъ и научился вѣрному способу пріобрѣтать деньги безопасно, то-есть безъ потерь и безконечныхъ процессовъ. Съ теченіемъ времени, онъ самъ сдѣлался стряпчимъ и открылъ контору въ разстояніи одной минуты отъ соединеннаго лондонскаго банка и полицейскаго суда въ Марльбороской улицѣ. Иногда случалось, что кліенты м-ра Шарпа, прежде, чѣмъ покончить съ нимъ дѣло, посѣщали то и другое учрежденіе. Но онъ былъ человѣкъ спокойный, нелюбившій публичныхъ скандаловъ, и потому въ большинствѣ случаевъ кліенты м-ра Шарпа, увидавъ полицейскій судъ, теряли всякое желаніе ближе познакомиться съ нимъ и поспѣшно возвращались назадъ. Къ тому-же м-ръ Шарпъ никогда не давалъ денегъ мелкими суммами и никогда не имѣлъ дѣла съ джентльменами, уже занимавшими деньги у другихъ лицъ. Съ подобной осторожностью и прозорливостью, онъ имѣлъ-бы успѣхъ на всякомъ поприщѣ; если-же онъ занимался отдачей денегъ взаймы, то лишь потому, что судьбѣ было угодно стасовать карты его жизни для игры въ vingt et un, то-есть, по-просту, сдѣлать изъ него ростовщика. Онъ точно также могъ-бы быть успѣшнымъ политическимъ дѣятелемъ, по примѣру его крестнаго отца м-ра Скипворга. Вообще Шарпъ былъ очень добрый, учтивый, услужливый человѣкъ. Главной его слабостью была любовь къ великосвѣтскому обществу и величайшимъ его счастіемъ было проѣхаться по лондонскимъ улицамъ, сидя въ коляскѣ вмѣстѣ съ герцогомъ, маркизомъ или графомъ. Другого удовольствія онъ по зналъ, и вообще этотъ толстый джентльменъ былъ чрезвычайно умѣренъ и примѣрной нравственности; онъ много работалъ, мало спалъ и питался холоднымъ ростбифомъ. Онъ былъ холостъ и не имѣлъ никакихъ родственниковъ.

-- Вотъ, деньги, маркизъ, сказалъ онъ, указывая молодому человѣку на стулъ и подавая ему чекъ на соединенный лондонскій банкъ.

Лордъ Кингсджиръ посмотрѣлъ сомнительно на чекъ и не взялъ его. Онъ никакъ не могъ понять, не имѣя привычки къ дѣламъ, зачѣмъ ему брать чекъ, когда онъ не нуждался въ деньгахъ. Видя его колебаніе, стряпчій снова взялъ въ руки чекъ и, показывая письмо, полученное имъ въ то утро отъ герцога, сказалъ:

-- Будьте такъ добры, милордъ, надпишите ваше имя на оборотѣ этой бумаги,-- таково желаніе вашего отца.

Молодой человѣкъ болѣе не колебался: онъ зналъ или полагалъ, что м-ръ Шарпъ былъ пріятелемъ его отца, и, какъ благовоспитанный юноша, питалъ полное довѣріе къ старшимъ.

-- Ну, милордъ, теперь все готово, произнесъ м-ръ Шарпъ;-- мой помощникъ пойдетъ съ вами въ банкъ, вы получите тамъ деньги и будете такъ добры, вернетесь сюда.

Онъ позвонилъ своего помощника, который отправился съ маркизомъ въ банкъ и черезъ четверть часа вернулся, неся въ рукахъ два тяжелыхъ мѣшка съ золотомъ.

-- Эге, воскликнулъ м-ръ Шарпъ,-- вы, милордъ, вѣроятно, захотите отдѣлаться отъ этого бремени. Я вамъ въ одну минуту размѣняю золото на банковые билеты.

Съ этими словами м-ръ Шарпъ сосчиталъ соверены, находившіеся въ обоихъ мѣшкахъ, и, отложивъ въ сторону большую часть монетъ изъ одного мѣшка, положилъ взамѣнъ остальной суммы новенькіе банковые билеты.

-- Скажите, маркизъ, вашему отцу, произнесъ онъ,-- что остальныя деньги я взнесу моему кліенту впередъ за проценты, какъ было условлено на прошедшей недѣлѣ съ герцогомъ.

-- Хорошо, отвѣчалъ лордъ Кингсджиръ, который сказалъ-бы то-же самое о всякомъ распоряженіи м-ра Шарпа.

Онъ, какъ молодой человѣкъ, желалъ сдѣлать угодное своему отцу, м-ру Шарпу и всякому, съ кѣмъ онъ приходилъ въ столкновеніе. Онъ не подозрѣвалъ, что происходило вокругъ него, что онъ самъ принималъ участіе въ дѣдѣ, которое грозило ему разореніемъ. Отецъ далъ ему порученіе и онъ исполнилъ его, какъ умѣлъ, въ полной невинности своей души. Что-же касается м-ра Шарпа, то онъ дѣйствовалъ въ этомъ дѣлѣ согласно инстинктамъ своего времени и своихъ собратій по ремеслу. Крупная сумма, данная имъ подъ общій документъ герцога Куртопа, маркиза Кингсджира и лорда Джорджа Вильдвиля, была обезпечена, какъ нельзя лучше. Чекъ на всю сумму былъ подписанъ и представленъ маркизомъ, который самъ получилъ деньги, хотя, конечно, онѣ были выданы на имя его отца. Лихвенные проценты,-- если они, дѣйствительно, были лихвенные,-- были вычтены впередъ золотомъ и не осталось никакихъ юридическихъ слѣдовъ этой сдѣлки. Если-бъ впослѣдствіи пришлось судебнымъ порядкомъ взыскивать эти деньги, то, въ силу выданнаго должникомъ обязательства, оказалось-бы, что онѣ были даны за узаконенные пять процентовъ и что заемъ сдѣланъ герцогомъ Куртопомъ не только съ согласія его сына и наслѣдника, но, очевидно, исключительно для него, такъ-какъ онъ самъ представилъ чекъ и получилъ деньги въ банкѣ. Конечно, это послѣднее обстоятельство не могло помѣшать ему сослаться на свое несовершеннолѣтіе, но дѣлало подобную ссылку еще болѣе позорной; а если-бъ даже такая ссылка и была-бы сдѣлана будущимъ герцогомъ Куртопомъ по вводѣ его во владѣніе, то м-ръ Шарцъ былъ обезпеченъ подписью лорда Джорджа Вильдвиля, которая, онъ зналъ, была выдана при обстоятельствахъ, составлявшихъ уголовное преступленіе. Дѣйствительно, бланкъ, написанный лордомъ Джорджемъ для извѣстной цѣли, былъ употребленъ герцогомъ совершенно для другого назначенія, въ силу обычая, свойственнаго многимъ, считать, что ихъ личный интересъ долженъ быть интересомъ всѣхъ людей, и что если они допустятъ кой-какія неправильности, то ихъ легко будетъ оправдать впослѣдствіи. Герцогъ ни за что не повѣрилъ-бы, если-бъ ему объяснили, что за подобное злоупотребленіе довѣріемъ можно попасть въ тюрьму. Онъ желалъ купить землю и, безъ сомнѣнія, его дядя согласился-бы, что эта покупка была необходима для ихъ общихъ выгодъ,-- слѣдовательно, употребленіе или злоупотребленіе его подписью было не только не преступнымъ, но благоразумнымъ и полезнымъ дѣломъ, тѣмъ болѣе, что лордъ Джорджъ никогда объ этомъ не узнаетъ. М-ру Шарпу были хорошо извѣстны эти логическіе выводы и у него въ конторѣ хранилось много документальныхъ доказательствъ такихъ умозрѣній; но онъ употреблялъ имъ только для того, чтобъ помѣшать своимъ знатнымъ кліентамъ прогнать его изъ дома, когда дѣло дошло-бы до требованія уплаты. Владѣлецъ помѣстья, находящагося подъ защитой закона о субститутахъ, всегда можетъ какъ ему заблагоразсудится раздѣлываться съ кредиторами; онъ можетъ предложить имъ по десяти шилинговъ за фунтъ и они должны будутъ согласиться, а то могутъ ничего не получить. Но злоупотребленіе чужимъ довѣріемъ или фальшивый вексель въ рукахъ м-ра Шарпа могли обратиться въ грозное оружіе и іоркширскій стряпчій зналъ очень хорошо, что подобная заручка обезпечивала правильную уплату денегъ. Поэтому онъ былъ въ очень хорошемъ расположеніи духа и, казалось, съ сожалѣніемъ думалъ о скоромъ разставаніи съ своимъ юнымъ другомъ маркизомъ.

-- Герцогъ пріѣдетъ въ Лондонъ только черезъ два часа, замѣтилъ м-ръ Шарпъ, смотря на часы.

-- Мой отецъ въ Бомануарѣ занимается дѣлами съ своимъ ирландскимъ управляющимъ, отвѣчалъ лордъ Кингсджиръ.

-- Вашъ отецъ пріѣдетъ съ трехъ-часовымъ поѣздомъ въ Карльтонскій клубъ, произнесъ м-ръ Шарпъ.-- Я только-что получилъ телеграму отъ его свѣтлости, который будетъ ждать васъ въ клубной библіотекѣ. Вообще его свѣтлость чрезвычайно горячъ въ дѣлахъ и я въ одинъ день получаю отъ него иногда по пяти или шести писемъ, не считая телеграмъ.

Лордъ Кингсджиръ, незнавшій этой стороны характера своего отца, долженъ былъ поневолѣ согласиться со всѣми замѣчаніями м-ра Шарпа, и, покончивъ дѣло, хотѣлъ удалиться, недоумѣвая, чѣмъ онъ займетъ два часа, оставшіеся до пріѣзда отца, какъ вдругъ писарь, принявшій его за какого-нибудь неважнаго просителя, постучалъ въ дверь и, войдя, подалъ стряпчему записку, писанную карандашомъ.

-- Позвольте, маркизъ, сказалъ м-ръ Шарпъ, и. прочитавъ записку, прибавилъ, обращаясь къ писарю:-- скажите полисмену, что я тотчасъ явлюсь къ м-ру Крорлю.

-- До свиданія, м-ръ Шарпъ, сказалъ лордъ Кингсджиръ, взявшись за шляпу,

-- Если вамъ нечего дѣлать, маркизъ, то не желаете-ли вы взглянуть на полицейскій судъ? произнесъ м-ръ Шарпъ, желая явиться въ камеру въ обществѣ такого знатнаго лица: -- судья, м-ръ Крорль, требуетъ меня въ судъ потому, что къ нему представлена женщина, обвиняемая въ кражѣ ассигнаціи, на оборотѣ которой находится мое имя. Я былъ-бы очень радъ показать вамъ хоть кое-что въ Лондонѣ.

Молодой маркизъ обрадовался этому предложенію, которое избавляло его отъ необходимости сидѣть два часа въ карльтонскомъ клубѣ съ скучными стариками, и черезъ нѣсколько минутъ онъ вмѣстѣ съ м-ромъ Шарпомъ уже входилъ въ камеру полицейскаго судьи.

XI.
Полицейскій судъ.

М-ръ Крорль, пламенный ирландецъ, былъ сдѣланъ лондонскимъ судьей за то, что его дядя, поземельный агентъ въ Ирландіи, помогъ кандидату министерской партіи на парламентскихъ выборахъ въ Типерари, и онъ предсѣдательствовалъ въ полицейскомъ судѣ въ Скинпольской улицѣ, гдѣ разбирались всѣ уголовныя дѣла, случавшіяся на Эджвортской дорогѣ и ея окрестностяхъ.

Англичане точно рождены для того, чтобы платить штрафы и отсиживать въ тюрьмѣ; эти законныя кары англичане переносятъ тѣмъ легче, что нѣтъ никакой возможности уяснить, какими соображеніями руководствуется судья, опредѣляя то или другое наказаніе. Такъ изъ этотъ день, въ судѣ м-ра Крорля, человѣкъ, обвинявшійся въ нанесеніи ударовъ кочергой женѣ, былъ присужденъ судьею къ штрафу въ 40 шилинговъ, то-есть къ уплатѣ полумѣсячнаго жалованья, къ ужасу самой обвинительницы; въ то-же время другой подсудимый, давшій пощечину члену приходскаго совѣта, былъ посаженъ въ тюрьму на три мѣсяца. Мальчикъ, передавшій фальшивый шилингъ, былъ приговоренъ къ шести мѣсяцамъ тяжелыхъ работъ въ тюрьмѣ, а мелочной лавочникъ, съ незапамятныхъ временъ отравлявшій покупателей поддѣльнымъ чаемъ, состоявшимъ изъ березовыхъ почекъ, подкрашенныхъ вредной краской, отдѣлался штрафомъ въ пять фунтовъ.

М-ръ Крорль порѣшилъ до завтрака около двадцати дѣлъ; выходя изъ присутствія, онъ замѣтилъ м-ра Шарпа, дѣлавшаго ему знаки рукою. Онъ мигнулъ стряпчему и показалъ ему пальцемъ на дверь, которую тотчасъ отворилъ обязательный полисменъ въ партикулярной одеждѣ. Дверь эта выходила на лѣстницу, которая вела въ кабинетъ судьи, гдѣ на столѣ были приготовлены сигары, хересъ и бутерброды. Черезъ минуту въ комнату вошелъ м-ръ Крорль съ газетою въ рукахъ.

-- Какъ поживаете, Шарпъ, и кто это съ вами? спросилъ судья, веселый старый джентльменъ, наливая себѣ рюмку хереса:-- сдѣлайте одолженіе, приложитесь, если вы голодны.

-- Позвольте мнѣ, м-ръ Крорль, сказалъ стряпчій,-- представить вамъ моего пріятеля, маркиза Кингсджира, сына герцога Куртопа.

М-ръ Крорль тотчасъ перемѣнилъ свой тонъ, поспѣшно застегнулъ жилетъ и съ почтительнымъ поклономъ произнесъ:

-- Повѣрьте, маркизъ, что мнѣ очень лестно видѣть васъ въ моемъ судѣ. М-ръ Скинвортъ Шарпъ, я вамъ очень признателенъ за доставленную мнѣ честь принимать такого почетнаго гостя въ камерѣ, гдѣ я творю правосудіе, насколько хватаетъ силъ и способностей.

Почтенный судья пожалъ руку м-ру Шарпу и прослезился отъ благодарности, волненія и выпитаго вина. Онъ былъ чрезвычайно любезенъ, когда имѣлъ дѣло съ аристократомъ.

-- Вы хотѣли меня видѣть, судья? спросилъ Шарпъ, не желая, изъ ревности, чтобъ м-ръ Крорль сосредоточилъ на себѣ вниманіе маркиза.

-- Да, отвѣчало судья, -- я сейчасъ буду разбирать дѣло одной женщины, обвиняемой въ кражѣ банковаго билета, на оборотѣ котораго находится ваше имя. Я васъ спрошу въ качествѣ свидѣтеля и приведу къ присягѣ.

Черезъ нѣсколько минутъ м-ръ Крорль возвратился въ присутствіе; для лорда Кингсджира и Шарпа были поставлены стулья за рѣшеткой, что, строго говоря, было неправильно, такъ-какъ свидѣтель Шарпъ долженъ былъ находиться въ свидѣтельской комнатѣ. Судебный приставъ вызвалъ стороны по дѣлу Маргариты Браунъ, обвиняемой въ незаконномъ присвоеніи банковаго билета и въ нанесеніи побоевъ полисмену No 1,000, который явился въ качествѣ свидѣтеля съ пластыремъ на носу. Маджи сидѣла на скамьѣ подсудимыхъ, блѣдная, но оправившаяся отъ болѣзни. За ней очень хорошо ухаживали въ больницѣ; при первомъ извѣстіи объ ея несчастіи, Томъ Браунъ, Гарри Джинксъ и м-ръ Моледи поспѣшили въ Лондонъ, гдѣ старались всѣми силами ее утѣшить. Они довѣрили ея защиту одному изъ многочисленныхъ адвокатовъ, посѣщавшихъ полицейскіе суды, м-ру Вистлю. Полусѣдые волосы стояли дыбомъ на головѣ этого знаменитаго оратора, воротникъ его фрака лоснился, а бѣлье на немъ было сомнительной бѣлизны; онъ занялъ, свое мѣсто за столомъ защитника. съ такою кипою бумагъ, что можно было подумать, будто онъ защищаетъ всю ньюгетскую тюрьму, а не одну бѣдную женщину. Это былъ единственный адвокатъ, котораго зналъ м-ръ Моледи, или, лучше сказать, который зналъ м-ра Моледи, потому что не пасторъ отыскалъ адвоката, а адвокатъ пастора.

-- Встаньте лицомъ къ судьѣ, рѣзко произнесъ полисменъ и, взявъ Маджи за плечи, насильно повернулъ ее.

Когда вошелъ въ камеру частный обвинитель м-ръ Слопгудъ, судья пригласилъ его снять перчатки, потомъ крикнулъ на него, зачѣмъ онъ смотритъ на своего повѣреннаго, а не на судъ вообще, и такъ запугалъ скромнаго торговца, что онъ пожалѣлъ въ душѣ о возбужденіи судебнаго преслѣдованія противъ Маджи. Но несчастья Слопгуда этимъ не кончились: онъ случайно чихнулъ и м-ръ Крорль приказалъ вывести его изъ суда. Однако, онъ смиренно попросилъ извиненія черезъ своего повѣреннаго и почтенный судья согласился его простить подъ условіемъ, что онъ болѣе не станетъ нарушать спокойствія въ присутствіи. Послѣ этого м-ръ Крорль приступилъ къ разсмотрѣнію дѣла.

М-ръ Слопгудъ показалъ все, что ему было извѣстно; то-же сдѣлали его прикащики; а полисменъ No 1,000 разсказалъ не только то, что онъ зналъ, но что и перечувствовалъ, объяснивъ очень трогательно несчастье, случившееся съ его посолъ. Потомъ былъ приведенъ къ присягѣ м-ръ Джидльдобинъ, фабрикантъ духовыхъ инструментовъ. Но это былъ не тотъ м-ръ Джидльдобинъ, который потерялъ банковый билетъ: тотъ Джидльдобинъ уже нѣсколько лѣтъ тому назадъ умеръ и оплаканъ друзьями. Теперешній м-ръ Джидльдобинъ былъ сынъ покойнаго, чрезвычайно искусный механикъ, изобрѣвшій какой-то новый духовой инструментъ. Онъ подъ присягой показалъ, что его зовутъ Джаэль, что ему 36 лѣтъ и что онъ помнитъ, какъ его отецъ Амосъ Джидльдобинъ потерялъ нѣсколько банковыхъ билетовъ: въ то время ему, свидѣтелю, было восемнадцать лѣтъ. Онъ тогда не былъ дома, но помнитъ очень хорошо это обстоятельство, потому что тогда впервые ему вошла въ голову мысль объ его новомъ инструментѣ; когда-же онъ хотѣлъ пуститься въ подробное описаніе этого инструмента, то защитникъ Маджи, м-ръ Вистль, перебилъ его, громко воскликнувъ:

-- Я не позволю ни вамъ, никому другому болтать тутъ пустяки.

М-ръ Вистль, постоянно что-то записывавшій, энергично и съ успѣхомъ передопрашивалъ м-ра Слопгуда, его прикащиковъ и полисмена No 1,000, при чемъ каждаго изъ нихъ сбивалъ и путалъ безжалостнымъ образомъ. Взявшись-же за м-ра Джидльдобина, онъ поступилъ съ нимъ слѣдующимъ образомъ.

-- Ну, сэръ! воскликнулъ онъ:-- взгляните на меня и помните, гдѣ вы. Нѣтъ, сэръ, не туда; смотрите мнѣ прямо въ глаза, я васъ по съѣмъ. Возьмите этотъ банковый билетъ и скажите, можете-ли вы присягнутъ, что онъ былъ въ рукахъ вашего отца?

-- Позвольте мнѣ замѣтить... началъ м-ръ Джидльдобинъ, очень удивленный этимъ обращеніемъ адвоката.

-- Намъ вовсе не нужны ваши замѣчанія, перебилъ его м-ръ Вистль грубо;-- васъ призвали сюда не для того, чтобъ слушать ваши замѣчанія. Я не потерплю, сэръ, никакихъ уловокъ. Скажите, сэръ, прямо: да или нѣтъ?

-- Я полагаю... пробормоталъ м-ръ Джидльдобинъ въ неописанномъ волненіи.

-- Да или нѣтъ? закричалъ во все горло м-ръ Вистль, вскакивая съ своего мѣста и вытягивая шею такъ, что его красное, налитое кровью лицо почти пришлось подъ рукою м-ра Джидльдобина, который былъ ростомъ почти вдвое выше его.

Разгнѣванный такимъ оригинальнымъ поведеніемъ адвоката, м-ръ Джидльдобинъ едва не, размозжилъ его голову, но, удержавшись во время отъ перваго порыва, онъ воскликнулъ внѣ себя отъ негодованія:

-- Нѣтъ.

-- Довольно, сэръ, ни слова болѣе. Замолчите, сэръ, и возвратитесь въ свое мѣсто. Г. судья, прибавилъ м-ръ Вистль, обращаясь токомъ торжества къ м-ру Крорлю, пока бѣдный свидѣтель удалялся со стыдомъ въ публику;-- я смѣю утверждать, что нѣтъ никакого основанія передавать это дѣло суду присяжныхъ. Свидѣтели ничѣмъ не подтвердили обвиненія въ кражѣ денегъ противъ моей кліентки, которую бросили въ тюрьму съ неприличной поспѣшностью только для того, чтобъ дать случай этимъ хитрымъ торговцамъ Слопгуду и Джидльдобину сдѣлать рекламу для своихъ магазиновъ. Я знаю эти штуки и очень люблю выводить ихъ наружу. Да, сэръ, не думайте меня запугать, прибавилъ онъ, обращаясь къ м-ру Слопгуду, который прятался за своего адвоката и, конечно, не думалъ никого запугивать;-- я готовъ, если вы, г. судья, найдете нужнымъ, представить свидѣтелей для доказательства, что моя кліентка добродѣтельная, скромная женщина, примѣрная жена и мать, которой до сего дня не касалось тлетворное дыханіе клеветы. Но я надѣюсь, г. судья, что вы тотчасъ освободите ее по первому обвиненію и позволите мнѣ представить объясненіе по второму, неосновательность котораго я также надѣюсь доказать въ пять минутъ.

Но м-ръ Крорль не раздѣлялъ этого мнѣнія адвоката. Доказательства обвиненія были, дѣйствительно, не вѣски, во вмѣстѣ съ этимъ банковымъ билетомъ было украдено еще нѣсколько билетовъ, и благодѣтельное правосудіе неусыпно заботится, чтобъ люди, подобные м-ру Джидльдобину, получали обратно потерянныя ими деньги, хотя-бы черезъ восемнадцать, восемьдесятъ или восемь-сотъ лѣтъ послѣ потери. Воры должны это помнить и бояться вѣрнаго, хотя и медленнаго шага правосудія. Поэтому м-ръ Шарпъ былъ спрошенъ въ качествѣ свидѣтеля и ему представили на обозрѣніе сомнительный банковый билетъ.

М-ръ Шарпъ не походилъ на прежде спрошенныхъ свидѣтелей и м-ръ Вистль зналъ очень хорошо, что его не запугаешь. Шарпъ повернулъ во всѣ стороны банковый билетъ и сразу указалъ на то, что никому другому не приходило въ голову.

-- Ничто не доказываетъ, сказалъ онъ,-- чтобъ этотъ банковый билетъ былъ No 00012345. Вы слишкомъ понадѣялись на кажущіеся признаки. Послѣднія двѣ цифры выжжены (это, дѣйствительно, было справедливо, такъ, какъ англійскій банкъ посылалъ билетъ къ ученому профессору, чтобы вывести пятно, а онъ тотчасъ прожегъ бумагу какой-то кислотой). На лѣвой сторонѣ написано мое имя и сдѣлана отмѣтка моей рукой, прибавилъ м-ръ Шарпъ, разсматривая въ лорнетку байковый билетъ;-- если вы, г. судья, позволите мнѣ послать въ мою контору за книгами, то я немедленно скажу вамъ по этой отмѣткѣ, кому я выдалъ означенный билетъ. Я вовсе не знаю м-ра Джидльдобина и никогда не имѣлъ съ нимъ никакого дѣла.

Съ этими словами м-ръ Шарпъ написалъ что-то на своей карточкѣ, отдалъ ее полисмену и удалился въ публику, сочувственно взглянувъ на Маджи. Какъ человѣкъ осторожный, онъ записывалъ всѣ банковые билеты, которые онъ выдавалъ въ качествѣ ростовщика и никогда не уничтожалъ свои конторскія книги. Онъ съ перваго взгляда понялъ, что Маджи не была виновна въ кражѣ, и рѣшился во что-бы то ни стало освободить ее отъ суда, хотя-бы это ему стоило большого труда и издержекъ. Столь важная для него личность, какъ Маджи, которая, благодаря ея наслѣдственнымъ, невѣдомымъ ей самой правамъ, служила постоянной угрозой герцогу Куртопу, не должна была подвергнуться позору уголовнаго преслѣдованія.

Но пока полисменъ ходилъ за конторскими книгами м-ра Шярпа, защита представила своего перваго свидѣтеля, м-ра Моледи. Такъ-какъ м-ръ Вистль очень грубо обошелся съ Слопгудомъ и Джидльдобиномъ, то естественно, что м-ръ Рушауть, повѣренный частнаго обвинителя, по закону возмездія напалъ на м-ра Моледи. Обвиненіе поселянки въ кражѣ не заключало въ себѣ ничего замѣчательнаго, но весь интересъ дѣла заключался въ соперничествѣ двухъ адвокатовъ, изъ которыхъ ни одинъ не хотѣлъ уступить другому пальму первенства. М-ръ Рушаутъ былъ юный, честолюбивый адвокатъ, который только-что начиналъ практику въ полицейскихъ судахъ, благодаря покровительству дяди, стряпчаго м-ра Слопгуда. Это былъ юный, увлекающійся ораторъ съ рыжими бакенбардами, высокой грудью и легкими, на которыхъ можно было возить воду. Чтобъ лучше выказать свой необыкновенный талантъ, онъ постоянно начиналь рѣчь добродушнымъ тономъ, съ такимъ-же малымъ успѣхомъ, какъ если-бы слонъ вздумалъ плясать на яйцахъ; черезъ нѣсколько минутъ его природная дикая грубость брала верхъ и онъ ревѣлъ, какъ быкъ, и тромилъ всѣхъ немилосердно.

Почтенная традиція, разрѣшающая адвокатамъ выражаться такъ, какъ по дозволяется никому не только въ публичномъ мѣстѣ, но и въ частномъ разговорѣ,-- представляетъ любопытное, чудовищное явленіе, которое обыкновенно объясняютъ тѣмъ, что адвокаты говорятъ по обязанности, то-есть, другими словами, за деньги.

-- Такъ вы называете себя пасторомъ англиканской церкви? заревѣлъ м-ръ Рушаутъ, когда адвокатъ противной стороны докончилъ допросъ м-ра Моледи;-- позвольте мнѣ спросить васъ, сэръ, когда и гдѣ вы были посвящены въ санъ пастора и чѣмъ вы можете доказать, что вы не явились сюда съ явнымъ намѣреніемъ защитить обвиняемую отъ послѣдствій ея преступленія'!

М-ръ Моледи отвѣчалъ, что въ судѣ находится джентльменъ, м-ръ Шарпъ, который могъ удостовѣрить его личность.

-- А! воскликнулъ адвокатъ, нѣсколько озадаченный, но еще болѣе возвышая голосъ.-- М-ръ Моледи, потрудитесь удостовѣрить насъ, что вы не знаете въ жизни обвиняемой ни одного факта, который давалъ-бы хоть малѣйшее основаніе предположить ее виновной въ настоящемъ случаѣ. Помните, сэръ, что хотя милосердіе, доброе дѣло, но истина лучше, и что вы призваны сюда сказать правду, одну правду, безъ всякой недомолвки или увертки.

Къ удивленію бѣдной Маджи, непонимавшей ни слова изъ всего, что говорилось въ судѣ, и къ ужасу Тома Брауна, мрачно стоявшаго подлѣ скамьи подсудимыхъ, пасторъ смутился отъ грознаго голоса адвоката и дикаго взгляда его красныхъ, какъ огонь, глазъ, которые приводили въ смущеніе не одного убійцу и вора.

-- Я требую, чтобъ вы. сэръ, какъ служитель христіанской церкви, показали подъ присягою, что вы не знаете ничего предосудительнаго объ этой женщинѣ, которая предана суду моимъ кліентомъ, почтеннымъ торговцемъ м-ромъ Слопгудомъ.

М-ръ Молоди грустно опустилъ глаза; онъ вспомнилъ адресъ, который онъ писалъ по просьбѣ Маджи, пришедшей къ нему отъ имени Джона Джайлься, хотя впослѣдствіи оказалось, что Джонъ Джайльсъ ничего не зналъ объ этомъ письмѣ. Онъ вспомнилъ печальную сцену у мельницы восемнадцать лѣтъ тому назадъ и страшное подозрѣніе запало въ его душу.

-- Что-же вы не отвѣчаете? воскликнулъ судья, смотря съ удивленіемъ на пастора.

-- Нѣтъ, нѣтъ, сэръ, набросился м-ръ Рушаутъ на адвоката противной стороны, который дѣлалъ знаки м-ру Моледи, -- нечего подсказывать свидѣтелю; онъ въ лѣтахъ и можетъ самъ говорить за себя. Ну, м-ръ Моледи, долго-ли мнѣ ждать вашего отвѣта?

М-ръ Моледи упорно молчалъ и адвокатъ обратился къ судьѣ съ просьбою потребовать у него отвѣтъ.

-- Я не могу отвѣчать на вопросъ, по которому не въ состояніи сказать всей правды, произнесъ, наконецъ, честный пасторъ совершенно спокойно и прибавилъ торжественно, -- но я убѣжденъ, что обвиняемая не виновна въ взведенномъ на нее обвиненіи.

-- Довольно, сэръ, сказалъ со смѣхомъ м-ръ Рушаутъ,-- если вы не имѣете болѣе ничего сказать, то напрасно м-ръ Вистль вызывалъ васъ изъ Векфильда. Вы, очевидно, кое-что знаете и выраженіе вашего лица говоритъ противъ обвиняемой гораздо краснорѣчивѣе, чѣмъ всѣ мои слова. Вы можете идти, сэръ.

М-ръ Моледи удалился изъ суда и даже защитникъ не старался его удержать, подозрѣвая, что въ прошедшей жизни его кліентки былъ неблаговидный эпизодъ, который могъ обнаружиться, если поразспросить хорошенько слишкомъ честнаго пастора. Что-же касается его самого, то м-ръ Моледи хотя и чувствовалъ, что своимъ показаніемъ онъ принесъ Маджи болѣе вреда, чѣмъ пользы, но утѣшалъ себя тѣмъ, что онъ, какъ честный человѣкъ, не могъ поступить иначе. Во всякомъ случаѣ, онъ вышелъ изъ залы въ большомъ смущеніи, такъ что не замѣтилъ входившаго въ дверь человѣка съ большой конторской книгой.

Эта книга принадлежала м-ру Шарпу, который, сидя за рѣшеткой подлѣ лорда Кингсджира, поспѣшно перелисталъ ее и произнесъ вполголоса, обращаясь къ молодому человѣку:

-- Вотъ странное совпаденіе: я передалъ этотъ банковый билетъ вашему отцу, герцогу Куртопу, въ Ньюмаркетѣ, восемнадцать лѣтъ тому назадъ. Это ошибка, Крорль, продолжалъ онъ, наклоняясь къ судьѣ:-- этотъ банковый билетъ, вѣроятно, былъ данъ обвиняемой, когда она была еще молодой дѣвушкой, герцогомъ Куртопомъ, и не слѣдуетъ вмѣшивать его имя въ такія дрязги. Къ тому-же, это не тотъ билетъ, который былъ украденъ; это No 00012321; посмотрите отмѣтку на билетѣ и соотвѣтствующую запись въ книгѣ.

Судья убѣдился въ справедливости словъ м-ра Шарпа и, закрывъ конторскую книгу, громко произнесъ:

-- Это, очевидно, ошибка. М-ръ Шарпъ доказалъ, что былъ украденъ не представленный билетъ, а другой; поэтому, м-ръ Рушаутъ, я вамъ совѣтую внушить вашимъ кліентамъ, чтобъ они въ другой разъ осторожнѣе предъявляли обвиненія, а то могутъ подвергнуться уголовному преслѣдованію за незаконное лишеніе свободы. Дѣло о кражѣ объявляю прекращеннымъ.

Оставалось еще рѣшить дѣло объ оскорбленіи дѣйствіемъ полисмена, но характеръ обвиненія тотчасъ измѣнился, какъ только былъ признанъ фактъ, что Маджи была невиновна въ кражѣ и сопротивлялась незаконному самоуправству. Однако, она положительно нанесла побои полисмену No 1,000, личность котораго, какъ олицетвореніе закона, должна была быть неприкосновенной, и потому судья приговорилъ ее къ штрафу въ сорокъ шиллинговъ и къ уплатѣ судебныхъ издержекъ.

Послѣ произнесенія этого приговора маркизъ Кингсджиръ дернулъ за рукавъ м-ра Шарпа и вполголоса произнесъ:

-- Мнѣ очень жаль эту бѣдную женщину, м-ръ Шарпъ, и я желалъ-бы заплатить за нее штрафъ, а также расходы, понесенные ея родственниками, которые должны были пріѣхать въ Лондонъ и нанять защитниковъ. Я считаю себя въ нѣкоторомъ отношеніи обязаннымъ это сдѣлать, такъ-какъ она попала въ бѣду, благодаря банковому билету, данному ей моимъ отцомъ. Въ то-же время, прибавилъ практическій, благоразумный молодой человѣкъ, передавая м-ру Шарпу три банковыхъ билета по пять фунтовъ стерлинговъ,-- будетъ несправедливо, если пострадаетъ отъ этого дѣла полисменъ, и потому, будьте такъ добры, передайте ему пять фунтовъ, не говоря отъ кого.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

I.
Карльтонскій клубъ.

Выйдя изъ полицейскаго суда, м-ръ Шарпъ посмотрѣлъ на часы и замѣтилъ маркизу Книгсджиру, что уже пять часовъ, и герцогъ Куртопъ, вѣроятно, пріѣхалъ изъ Бомануара и дожидается своего сына въ любимомъ клубѣ торійской партіи въ Пель-Мелѣ, основанномъ герцогомъ Велингтономъ въ 1831 году, съ цѣлью собираться для обсужденія, какъ лучше противодѣйствовать парламентской реформѣ; въ числѣ членовъ этого клуба было много герцоговъ, гораздо болѣе, чѣмъ въ какомъ-либо другомъ подобномъ учрежденіи.

Молодой человѣкъ машинально пошелъ по Риджентъ-Стритъ и Ватерлоской площади, недоумѣвая, для чего онъ родился и къ чему была годна его жизнь. Его одолѣвала жажда дѣятельности, а ему приходилось нести немногосложныя обязанности своей службы, т. е. почти ничего не дѣлать; главная-же обязанность его заключалась въ томъ, чтобъ откликаться по сто разъ въ день, когда его называли "милордомъ" люди, до которыхъ ему не было никакого дѣла. Жизнь, казалось, не представляла для него никакой прелести, никакой цѣли. Иногда ему входила въ голову мысль, что недурно было-бы получить какой-нибудь чинъ или награду, о которыхъ такъ хлопотали его товарищи-офицеры, но тотчасъ кто-нибудь изъ нихъ громко восклицалъ: "Полно, Кингсджиръ; на что вамъ это? Если вы заявите свое желаніе, то, конечно, получите и повышеніе, и награду, но вѣдь вамъ это не составляетъ особенной потребности, а для насъ жизненный вопросъ". Дорога къ почестямъ была для него такъ пряма и открыта, что онѣ потеряли въ его глазахъ всякую цѣну. Всякія служебныя награды, почетныя командировки не могли быть слишкомъ завидными для наслѣдника двухъ герцогскихъ титуловъ и полдюжины лучшихъ помѣстій въ королевствѣ. Если-бъ онъ могъ слѣдовать своимъ собственнымъ стремленіямъ, онъ отправился-бы путешествовать или предался-бы всецѣло научнымъ занятіямъ, избѣгая тягостныхъ для него свѣтскихъ обязанностей. Онъ чувствовалъ себя счастливымъ только за работой, заставлявшей его забывать о его свѣтскости и знатности, и не разъ съ завистью вспоминалъ разсказы о таинственныхъ исчезновеніяхъ, помышляя, какъ хорошо было-бы ему скрыться на нѣсколько лѣтъ изъ великосвѣтскаго общества. Онъ былъ совершенно разочарованъ, хотя ему не было еще двадцати лѣтъ. Онъ не имѣлъ никакихъ желаній, потому что они удовлетворялись при самомъ ихъ возникновеніи. Ему надоѣли всѣ удовольствія, а игра и любовныя интриги, помогающія убивать время, не имѣли для него ничего соблазнительнаго. Онъ не желалъ выигрывать чужихъ денегъ, держа пари на скачкахъ, такъ-какъ у него было довольно, и даже съ избыткомъ, и своихъ. Ему не доставляло никакого удовольствія смотрѣть, какъ бѣдныхъ лошадей хлестали и шпорили только для того, чтобъ одна сунула свой носъ впередъ другой. Его нисколько не забавляло сидѣть на неудобныхъ козлахъ, тогда какъ четыре бойкихъ коня рвались впередъ, и онъ, сдерживая ихъ, чувствовалъ боль въ рукахъ и плечахъ. Онъ не видѣлъ ничего пріятнаго въ безумной скачкѣ на протяженіи нѣсколькихъ миль за звѣремъ, который ни на что не годился, а когда однажды ночью его посадили въ засаду, гдѣ онъ долженъ былъ поджидать оленя, онъ преспокойно заснулъ. Великосвѣтскія удовольствія не имѣли для него никакой прелести. Его натура была не чувственная. Онъ привыкъ къ скромному столу своей матери и не находилъ никакого наслажденія въ изысканныхъ и особенно въ сожигающихъ глотку кушаньяхъ. На званыхъ обѣдахъ онъ терпѣливо ждалъ куска простого мяса и рѣдко находилъ его. Любимымъ его напиткомъ была сельтерская вода съ малиновымъ сиропомъ, чего, конечно, ему нигдѣ не подавали; поэтому онъ вставалъ со званаго обѣда обыкновенно голоднымъ и жаждущимъ. Однажды онъ выказалъ наклонность заинтересоваться театромъ, его интересовали хорошія пьесы, но не успѣлъ онъ побывать въ театрѣ раза три или четыре, какъ директоръ пригласилъ его за кулисы. Все обаяніе сцены немедленно исчезло, а когда директоръ предложилъ ему взять въ свои руки управленіе театромъ, обѣщая ему съ лукавой улыбкой не только десять процентовъ дохода, но и всевозможныя удовольствія, лордъ Кингсджиръ сталъ зѣвать во весь ротъ и уже болѣе никогда не появлялся за кулисами. Вообще его жизнь заключалась въ одѣваніи, раздѣваніи и исполненіи условныхъ приличій, недоставллишихъ ему никакого удовольствія.

Напротивъ того, его отецъ герцогъ Куртопъ, вполнѣ наслаждался жизнью. Его фаэтонъ, стоявшій передъ карльтовскимъ клубомъ, когда лордъ Кингсджиръ подошелъ туда, считался лучшимъ экипажемъ во всемъ Лондонѣ. Запряженная въ него пара лошадей была такъ прекрасно подобрана, что у нихъ не только были тождественны ростъ и масть, но нравъ и бѣгъ. Онѣ бѣжали съ точностью вывѣренныхъ часовъ и герцогу приходилось только спокойно сидѣть, представляя образецъ благороднаго классическаго возницы, пока онѣ граціозно и быстро увлекали его по улицамъ и скверамъ. Герцогъ Куртопъ находился въ пріемной клуба, гдѣ онъ дожидалъ сына, окруженный нѣсколько членами клуба, разсказывавшими ему послѣднія новости,-- все, что они знали и чего не знали. Это все были люди извѣстные: одинъ -- членъ бывшаго министерства; другой -- будущій министръ; далѣе секретарь торійской партіи; собственникъ лошади, взявшей первый призъ на дербійской скачкѣ; владѣлецъ опернаго театра и судья, разрѣшившій послѣднее бракоразводное дѣло. Всѣ они смѣялись и держали между собою пари о результатѣ засѣданія въ нижней палатѣ того дня, сговариваясь обѣдать всѣмъ вмѣстѣ по окончаніи засѣданія въ палатѣ лордовъ.

Хотя лордъ Кингсджиръ и не былъ членомъ карльтонскаго клуба, но швейцаръ хорошо его зналъ, и большія, краснаго дерева парадныя двери отворились передъ нимъ какъ-бы сами собою. Швейцаръ не сомнѣвался, что Кингсджира, конечно, выберутъ единогласно членомъ этого клуба, когда онъ будетъ совершеннолѣтній.

-- Его свѣтлость въ пріемной, милордъ, сказалъ швейцаръ, и юный аристократъ пропилъ прямо въ комнату, гдѣ ожидалъ его отецъ.

Увидѣвъ сына, герцогъ Куртопъ схватилъ за руку будущаго министра и, съ жаромъ говоря ему что-то вполголоса, пошелъ къ дверямъ.

-- Мой сынъ -- лордъ Луркеръ, сказалъ герцогъ, съ какимъ-то безпокойствомъ, смотря то на будущаго министра, то на сына, и потомъ прибавилъ поспѣшно:-- министерство выйдетъ въ отставку черезъ недѣлю, и лордъ Луркеръ такъ добръ, что вспомнилъ о тебѣ прежде всѣхъ другихъ; поблагодари его: онъ предлагаетъ тебѣ мѣсто при дворѣ или адъютантство въ Дублинѣ. Подумай, что тебѣ болѣе нравится.

Говоря это, герцогъ гордо поднялъ голову съ полу-серьезнымъ, полу-комическимъ сознаніемъ своего превосходства. Лордъ Кингсджиръ потупилъ глаза, но пожалъ протянутую ему лордомъ Луркеромъ руку и произнесъ нѣсколько избитыхъ фразъ благодарности. Что-же касается герцога, онъ разсыпался въ самыхъ чудовищныхъ изліяніяхъ признательности.

-- Я до гробовой доски не забуду вашего вниманія, сказалъ герцогъ, видимо недовольный, что его сынъ не выражалъ такъ-же шумно своей благодарности.

Лордъ Луркеръ отвѣчалъ, что онъ задержитъ оба мѣста на недѣлю, и быстро удалился, торопясь въ нижнюю палату, вмѣстѣ съ лордомъ Котикомъ, который достигъ замѣтнаго положенія въ политическомъ мірѣ благодаря тому, что никогда не выражалъ своего мнѣнія.

-- Я полагаю, ты могъ-бы вести себя учтивѣе, сказалъ сухо герцогъ, оставшись наединѣ съ сыномъ;-- много людей отдали-бы все, чтобъ получить такое предложеніе.

Герцогъ съ недовольнымъ видомъ поправилъ свои красивыя бакенбарды и неодобрительно взглянулъ на сына, который, по его мнѣнію, уничтожалъ легкомысленно плоды его политическаго вліянія и парламентскихъ связей. Лордъ Кингсджиръ объяснилъ, что онъ не желалъ выказывать неуваженія къ друзьямъ своего отца, но герцогъ нетерпѣливо перебилъ его:

-- Ты видѣлъ Шарпа?

-- Да, отвѣчалъ лордъ Кингсджиръ.-- и у меня въ карманѣ столько вашихъ денегъ, что я не могу застегнуть сюртука.

-- Хорошо, отвѣчать герцогъ, на лицѣ котораго тотчасъ показалась его обычная веселая улыбка;-- по счастью, фаэтонъ стоитъ у крыльца; въ него все войдетъ, не правда-ли? Пойдемъ внизъ. Если-бъ старикъ Больджо или Гримби увидали, что мы считаемъ банковые билеты, они немедленно предложили-бы намъ какую-нібудь подписку, а Бультби разпесъ-бы по всему городу вѣсть о томъ, что я получилъ громадную сумму денегъ.

Отецъ и сынъ спустились съ верхняго этажа въ нижній, въ одну изъ полутемныхъ коморокъ. называемыхъ туалетными, а въ сущности служащихъ членамъ клуба для пріема посѣтителей по дѣламъ, нетерпящимъ отлагательства. Когда деньги перешли въ руки герцога я онъ совершенно оправился отъ минутнаго дурного расположенія духа, герцогъ снова возвратился къ любезному предложенію будущаго министра, который связалъ уже себя обѣщаніемъ прежде, чѣмъ вступилъ въ должность.

-- Я склоняюсь въ пользу Дублина, сказалъ герцогъ, насупивъ брови, какъ-будто вопроса., подлежавшій обсужденію, былъ очень трудный:-- придворная служба хороша, но она тѣмъ невыгодна, что разъ споткнись -- и все пропало. Тебѣ будетъ привольнѣе у лорда-намѣстника Ирландіи. Пять лѣтъ тому назадъ мнѣ предлагали быть намѣстникомъ чрезъ полковника Спинора, котораго ты только-что видѣлъ, но я не хотѣлъ бросать много денегъ, а на этомъ мѣстѣ расходы непомѣрные. Теперь назначаютъ лорда Лакингтона; у него денегъ куча и ему надо показать, что онъ достоинъ своего новаго титула. Ты увидишь, какъ онъ будетъ за тобою ухаживать, только смотри не попадись въ сѣти его дочерямъ; у него есть сынъ; я не сомнѣваюсь, что онъ проживетъ все свое состояніе на этомъ мѣстѣ. Секретаремъ онъ беретъ къ себѣ лорда Ганапера, который только-что достигъ совершеннолѣтія, вышелъ первымъ изъ Оксфорда, а главное -- племянникъ будущаго перваго министра. Лордъ Альджернонъ Плакардъ-Кордвель, твой двоюродный братъ, Франкъ Симони и Огустусъ Трекорнъ будутъ твоими товарищами-адъютан'гами. Вообще ты проведешь очень весело сезонъ въ Фишксовомъ паркѣ и кольдерскомъ клубѣ.

-- Милордъ! воскликнулъ кто-то громкимъ, взволнованнымъ голосомъ и нетерпѣливо постучалъ въ дверь.

-- Войдите, отвѣчалъ герцогъ, недовольный тѣмъ, что его безпокоятъ, не предувѣдомивъ о посѣщеніи.

-- Милордъ! воскликнулъ полковникъ Спиноръ, секретарь торійской партіи, входя въ комнату:-- вы слышали новости? Въ Индіи вспыхнулъ мятежъ и намъ придется отложить наше предложеніе выразить недовѣріе министерству. Мы обязаны не безпокоить правительство, пока не уладится это дѣло.

-- Клянусь св. Георгомъ, воскликнулъ герцогъ въ изумленіи.-- я этэго не ожидалъ. Разскажите все, что вы знаете.

И онъ съ лихорадочнымъ любопытствомъ выслушалъ подробности, полученныя по телеграфу, которыя Спинеръ побѣжалъ тотчасъ разсказать другимъ членамъ клуба.

-- Батюшка, сказалъ лордъ Кингсджиръ съ необычнымъ жаромъ и блестящими глазами,-- позвольте мнѣ поступить волонтеромъ въ одинъ изъ полковъ, которые будутъ отправлены въ Индію?

-- Конечно, такъ и слѣдуетъ, отвѣчалъ герцогъ Куртопъ; -- мы сейчасъ отправимся къ главнокомандующему. Отечество въ опасности и твое мѣсто въ авангардѣ. Будь я моложе десятью годами, я-бы не задумался ни минуты и, вытащивъ изъ ноженъ свой палашъ, вскочилъ-бы на коня.

Говоря это, герцогъ смотрѣлъ храбрымъ рыцаремъ; казалось, что онъ готовъ сейчасъ броситься въ бой съ спокойствіемъ и мужествомъ. Родись онъ въ другое время, онъ оказалъ-бы Англіи такія-же услуги, какъ Чиндосъ или Сидней. Онъ родился слишкомъ поздно и не зналъ, что ему дѣлать въ нашъ XIX вѣкъ, но какъ только раздалась боевая труба, въ немъ пробудились всѣ инстинкты воинственной расы. Часъ тому назадъ онъ велъ интригу для полученія виднаго мѣста своему сыну, а теперь онъ мгновенно преобразился въ рыцаря, готоваго жертвовать для отечества своимъ сыномъ, своею жизнью.

II.
Проводы.

Морской портъ Соутгэмптонъ -- одинъ изъ самыхъ оживленныхъ городовъ Англіи. Климатъ въ немъ умѣренный, окрестности живописныя; много воды и зелени. Постоянно, на каждомъ шагу, вниманіе наблюдателя останавливается на веселыхъ, пріятныхъ картинахъ. Этотъ городъ изобилуетъ всякаго рода съѣстными припасами, и жители его, повидимому, съ утра до ночи ѣдятъ, пьютъ, хохочутъ, веселятся и ѣздятъ по улицамъ въ низенькихъ фаэтонахъ, которые нигдѣ не дѣлаютъ такъ искусно. Вѣроятно, Соутгэмптонъ всегда былъ веселымъ мѣстопребываніемъ, даже въ тѣ времена, когда его грабили французы, датчане и генуэзцы, такъ-какъ многіе изъ этихъ чужестранцевъ, очарованные Соутгэмптономъ, оставались въ немъ на зиму и, женившись, поселялись въ немъ навсегда. До сихъ поръ онъ былъ пріютомъ всѣхъ изгнанниковъ; это Лзстеръ-Сквэръ въ громадномъ видѣ, одинъ изъ международныхъ городовъ, въ который стекаются со всѣхъ сторонъ. Здѣсь жить веселѣе, чѣмъ въ другихъ убѣжищахъ подобнаго рода. Этотъ хорошенькій современный городъ имѣетъ постоянно праздничный видъ; на улицахъ его не умолкаютъ звуки шарманокъ и бродячихъ духовыхъ оркестровъ, которые, между прочимъ, въ Англіи лучше, чѣмъ во всемъ свѣтѣ; на каждомъ шагу встрѣчаются гаеры, всевозможные шарлатаны, цыгане, цвѣточницы. Рѣдки и немногочисленны въ Соутгэмптонѣ остатки феодальной твердыни, гдѣ нѣкогда жилъ король Канутъ и куда пріѣзжала, окруженная своимъ дворомъ, королева Елисавета. Старинные полуразвалившіеся ворота близь лавки каретника служатъ единственнымъ памятникомъ прошедшаго, и Соутгэмптонъ вашихъ дней исторически извѣстенъ только по шуткѣ Пальмерстона, ошибкѣ Гарибальди, по Гартлейскому институту и индійскому вѣдомству. Соутгэмптонъ -- большая дорога въ Испанію и Португалію, на Мальту и въ Гибралтаръ, на прелестные Іоническіе острова, покинутые нами, въ Турцію, которую мы такъ давно и такъ безпокойно сторожимъ, и въ Индію, великую восточную имперію, которая съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе ускользаетъ изъ нашихъ рукъ. Наконецъ, Соутгэмптонъ славится еще родлейской гостинницей, гдѣ лучше, чѣмъ во всей остальной Англіи, жарятъ камбалу, до которой такіе охотники наши аристократы.

Однажды утромъ, вскорѣ послѣ полученія въ Лондонѣ извѣстія объ индійскомъ возстаніи, избранное общество сидѣло за завтракомъ въ родлейскомъ отелѣ, гдѣ произошло болѣе грустныхъ разставаній, чѣмъ въ любомъ домѣ Англіи. Въ Соутгэмптонѣ погода всегда хороша, и было такъ тепло, что большія окна отеля были широко открыты и сидѣвшее за завтракомъ общество видѣло передъ собою пароходъ "Танджиръ", нанятый правительствомъ для перевозки войскъ въ Индію. Синій вымпелъ развѣвался по воздуху на его гротъ-мачтѣ, и бѣготня по палубѣ доказывала, что онъ вскорѣ снимется съ якоря. Въ этотъ день въ Соутгэмптонѣ около пятисотъ семействъ провожало на войну мужей, братьевъ, жениховъ, смѣшивая слезы грустнаго разставанія съ гордой улыбкой вѣрныхъ сыновъ и дочерей Британіи, приносящихъ въ жертву отечеству все, что имъ дорого въ жизни.

Въ роскошной комнатѣ родлейскаго отеля завтракали, по приглашенію герцога Куртопа, прелестная леди Оверло, полковникъ Оксъ, командиръ 1-го уланскаго полка, генералъ Віолетъ, отправлявшійся въ Индію для командованія какой-нибудь арміей, и одинъ изъ лордовъ адмиралтейства. Герцогъ Куртопъ съ обычнымъ тактомъ явился въ Соутгэмптонъ на своей яхтѣ, чтобъ проводить сына, который, тяготясь свѣтской лондонской жизнью, поступилъ волонтеромъ въ 1-й уланскій полкъ. Маркизъ Кингсджиръ съ юности привыкъ слышать, что военная служба -- единственное ремесло, достойное аристократа, и съ радостью надѣлъ мундиръ, чувствуя, что онъ, наконецъ, нашелъ себѣ занятіе болѣе пріятное, чѣмъ подписываніе своего имени на гербовыхъ бланкахъ.

Приглашенный герцогомъ Куртопомъ лордъ адмиралтейства представлялъ совершенно новый типъ политическаго дѣятеля въ Англіи, плодъ туманной погоды, который, можно надѣяться, не пуститъ корня на нашей почвѣ. Его звали Шнапсгельтъ,-- Германъ Шнапсгельтъ. Онъ былъ чужестранецъ, извѣстный маклеръ въ Лондонѣ, и славился цифирной, комерческой головой. Онъ никогда не обращалъ вниманія на политику и въ послѣднее время занялся ею только какъ выгоднымъ комерческимъ предпріятіемъ. Вотъ какимъ образомъ этотъ человѣкъ сдѣлался распорядителемъ судебъ англійскаго флота. Нѣкій аристократъ лордъ Дулингтонъ сдѣлался первымъ министромъ, благодаря несогласіямъ партій, и сразу попалъ въ бѣду съ бюджетомъ, подготовленнымъ его зятемъ, хорошимъ охотникомъ, но плохимъ финансистомъ. Однако, зять Дулингтова былъ человѣкъ находчивый, и, зная Германа Шнапсгельта еще въ юности, во Франкфуртѣ, гдѣ послѣдній жилъ открыто, онъ посовѣтовалъ министру просить помощи этого искуснаго нѣмецкаго маклера. Германъ Шнапсгельтъ, переселившись въ Англію, заимствовалъ у нея чувство гостепріимства, и, польщенный вниманіемъ министровъ, пригласилъ ихъ къ себѣ обѣдать, но не хотѣлъ вступать съ ними ни въ какія дѣловыя сношенія. Шнапсгельтъ получилъ въ наслѣдство отъ отца банкирскія конторы въ Парижѣ. Берлинѣ, Петербургѣ, Римѣ, Мадридѣ и Вѣнѣ. Никакіе особенные интересы не привязывали его къ Англіи, кромѣ того, что она центръ всесвѣтной торговли; онъ считалъ ея климатъ сырымъ, нездоровымъ и съ удовольствіемъ переѣхалъ-бы въ Неаполь или Константинополь. Онъ былъ космополитъ и ему было все равно, какая нація стоитъ во главѣ міра. Все его состояніе заключалось въ грудѣ бумагъ, которыя помѣстились-бы въ небольшой дорожный мѣшокъ. Никакая революція или перемѣна въ дѣлахъ какого-бы то ни было государства не могли серьезно вліять на него; если-бъ Великобританія неожиданно погрузилась въ лоно морское, то онъ по терялъ-бы только двѣ или три конторки краснаго дерева, нѣсколько стульевъ и коверъ, такъ-какъ онъ нанималъ помѣщеніе для своей лондонской конторы и не имѣлъ въ мірѣ болѣе, чѣмъ на 10,000 фунтовъ собственности, могущей подвергнуться уничтоженію. Такимъ образомъ, эту птицу было трудно поймать, но все-же и на нее нашелся силокъ; Германъ Шнапсгельтъ, какъ и всѣ люди, имѣлъ свою слабую сторону. Онъ не разъ замѣчалъ, что прусскіе и австрійскіе государственные люди обходились съ нимъ свысока и заставляли его ждать въ передней, потому что онъ не былъ титулованной особой. Его фирма не имѣла блестящаго, титулованнаго представителя, который могъ-бы служить полезнымъ торговымъ агентомъ, и въ виду этого, когда министръ продолжалъ приставать къ нему, Шнапсгельтъ, наконецъ, объявилъ, что онъ согласенъ привести въ порядокъ счеты Великобританіи, которые такъ страшили слабую голову лорда Дулингтона, въ замѣнъ высшей должности. Министръ согласился на это условіе, и Германъ Шнапсгельтъ, членъ парламента и младшій лордъ адмиралтейства, явился теперь въ Соутгэмптонъ для наблюденія за отправкой въ Индію англійской арміи, убѣжденный, что ничто такъ скоро не приведетъ къ баронскому титулу, какъ публично засвидѣтельствованныя имъ заботы о благосостояніи солдатъ въ эту критическую минуту.

Полковникъ Оксъ, командиръ 1-го уланскаго полка, былъ идеальный типъ храбраго, прямого, благороднаго воина. Во время двадцати-лѣтней службы онъ никогда не далъ неблагоразумнаго приказанія. Всѣ его предки были такими-же достойными воинами, и у него хранилась драгоцѣнная коллекція оружія, собраннаго этими предками на всевозможныхъ поляхъ битвъ, на которыхъ развѣвалось англійское знамя, отъ длинныхъ мечей крестоносцевъ и египетскихъ сѣкиръ до французскихъ пистолетовъ, помнящихъ Ватерло. Никогда кавалерійскія шпоры не украшали болѣе достойнаго воина и джентльмена. Онъ принялъ приглашеніе герцога Куртопа изъ уваженія къ старинной аристократіи, къ которой онъ питалъ врожденную любовь, неимѣвшую ничего общаго съ низкопоклонствомъ, и онъ совершенно честно хотѣлъ привѣтствовать своего новаго офицера, лорда Книгсджира.

Генералъ Віолетъ, долженствовавшій стяжать безсмертную сливу въ Дэли и Лукновѣ, былъ такой миніатюрный, деликатный придворный, что. казалось, одного дуновенія вѣтра было достаточно, чтобъ свалить его съ ногъ. Дерзкіе корнеты разсказывали, что онъ носилъ корсетъ и приглаживалъ волосы ложкой, но онъ былъ такъ хладнокровенъ подъ непріятельскимъ огнемъ, такъ рыцарски храбръ въ бою, такъ внимателенъ къ нуждамъ солдатъ во время похода, что маститые ветераны почтительно снимали шапки при его имени, полагая, что всѣ его слабости покрывались его величіемъ.

Завтракъ близился къ концу, когда герцогъ Куртопъ всталъ и, наливъ въ свой стаканъ замороженнаго шампанскаго, принесеннаго съ его собственной яхты, почтительно поклонился генералу Віолету и предложилъ въ краткой, эфектной рѣчи тостъ за успѣхъ войны. Генералъ отвѣчалъ на тостъ и первыя его фразы были избитыя, натянутыя, но какъ только онъ заговорилъ о предстоящихъ битвахъ, то его блѣдныя щеки зардѣлись и въ мутныхъ глазахъ блеснулъ огонь; герой сказывался подъ оболочкой изнѣженнаго придворнаго. Потомъ всталъ м-ръ Шнапсгельтъ и въ краткихъ, дѣловыхъ выраженіяхъ объяснилъ, какія мѣры приняты правительствомъ для удобства отправленія войскъ, и предложилъ тостъ за лорда Кингсджира и всѣхъ офицеровъ 1-го уланскаго полка. Лордъ Кингсджиръ отвѣчалъ и скромно просилъ позволенія выпить за здоровье полковника Окса, выражая свое удовольствіе служить подъ начальствомъ такого славнаго воина. Послѣ этого герцогъ Куртопъ предложилъ тостъ за младшаго лорда адмиралтейства, указавъ съ рѣдкимъ тактомъ на его громадную власть, причемъ Шнапсгельтъ улыбнулся, зная, что онъ не имѣлъ никакой власти и даже не желалъ имѣть ея. Но онъ, избѣгая политики, отвѣчалъ тостомъ за леди Оверло, которая очень остроумно поблагодарила его и выпила за здоровье амфитріона. Завтракъ былъ конченъ и гости встали; герцогъ очень любезно пожалъ руки генералу Віолету и полковнику Оксу, а лордъ адмиралтейства, выйдя изъ отеля, взялъ подъ руку своего секретаря и медленно пошелъ по набережной къ "Танджиру", такъ что всѣ газетные репортеры могли его видѣть.

-- Прощай, дай Богъ тебѣ удачи, сказалъ просто герцогъ, обращаясь къ сыну.

Молодой человѣкъ стоялъ подлѣ отца съ саблей въ рукахъ; герцогъ взялъ ее, вынулъ изъ ноженъ, попробовалъ пальцемъ, хорошо-ли она отпущена, и опоясалъ ею сына. При этомъ его гордая голова поникла и онъ впервые въ жизни прикоснулся губами къ головѣ юноши, который молча стиснулъ руку отца. Между ними заключено было безмолвное, торжественное обязательство. "Возвратись побѣдителемъ, какъ наши предки, или не возвращайся вовсе", говорилъ поцѣлуй отца. "Клянусь", отвѣчало пожатіе сына.

-- Милый кузенъ, я приготовила вамъ подарокъ на прощанье, сказала леди Оверло, отдавая ему связанный ею шарфъ, и, граціозно преклонивъ одно колѣно, она надѣла ему золотыя шпоры.-- Вы въ битвѣ будете носить мои цвѣта, и послѣдній мой подарокъ -- боевой конь.

-- Очень мило, произнесъ герцогъ, величественно выпрямляясь, потомъ, отведя сына въ сторону, прибавилъ:-- прекрасная, объѣзженная лошадь, золотисто-гнѣдая съ черными пятнами. Ее выбиралъ Томъ Шюардъ, а я самъ вчера на парадѣ ѣздилъ на ней.

III.
Гостинница Георгъ.

Въ Соутгэмптонѣ и во всякомъ городѣ между Соутгэмптономъ и Лондономъ непремѣнно находится гостинница подъ вывѣской "Георгъ". Хотя нѣтъ особой причины жителямъ Гэмпшира питать болѣе пламенныя, вѣрноподданническія чувства къ гановерской династіи, чѣмъ обитателямъ остальной Англіи, но достовѣрно одно, что это фактъ; конечно, подобныя гостинницы не представляютъ удобствъ, которыя можно найдти въ новыхъ, громадныхъ отеляхъ, но все-же это старинныя, покойныя убѣжища, гдѣ можно найдти хорошій ростбифъ и доброе пиво.

Въ то время, какъ герцогъ Куртопъ и его гости завтракали въ Годлевскомъ отелѣ, другое, болѣе скромное общество сидѣло въ гостинницѣ Георгъ, находившейся на самомъ берегу. М-ръ Браунъ, Маджи и пасторъ Моледи прибыли изъ Векфильда-на-болотѣ въ Соутгэмптонъ, чтобъ проститься съ юнымъ солдатомъ, отправлявшимся далеко за море, за славой и счастіемъ.

Вильямъ сначала какъ-бы стыдился взглянуть на свою мать и въ ея присутствіи военный мундиръ не казался ему такимъ прелестнымъ; но мало-по-малу онъ замѣтилъ, скорѣе инстинктивно, чѣмъ по ея словамъ, что она не сердилась на его поступленіе въ военную службу, и, принявъ покровительственный тонъ, свойственный юношамъ, весело отправился показывать ей городъ.

Что касается Тома Брауна, то послѣднія событія въ его семействѣ совершенно поставили его въ тупикъ. Прежде всего онъ никакъ не могъ понять, что случилось съ Маджи въ Лондонѣ и только смутно сознавалъ, что ее обидѣлъ кто-то, котораго онъ желалъ-бы оттаскать; также непостижимо было для него поступленіе въ солдаты его старшаго сына и отъѣздъ въ Индію, когда онъ могъ спокойно жить дома, гдѣ никогда не было недостатка въ пищѣ. Кромѣ того, Томъ Браунъ чувствовалъ себя совершенно убитымъ въ своей праздничной одеждѣ; онъ какъ-бы пропадалъ въ громадномъ, широкомъ синемъ сюртукѣ съ мѣдными пуговицами и съ очень короткой таліей. Поэтому онъ провелъ почти весь день въ гостинницѣ передъ каминомъ, размышляя о толъ, прилично-ли ему снять этотъ безпокойный сюртукъ.

Напротивъ, Маджи словно помолодѣла подъ вліяніемъ того самаго волненія, которое такъ угнетало ея мужа. Гуляя подъ-руку съ сыномъ по улицамъ веселаго порта, она ступала легко, эластично, какъ молодая дѣвушка, и ея прежняя красота какъ-бы снова возвратилась къ ней. Благодаря письму м-ра Моледи къ полковнику Оксу, Вильямъ былъ отпущенъ на день, и, по всей вѣроятности, мать и сына, никогда не были такъ счастливы, какъ въ послѣдніе часы, проведенные ими вмѣстѣ на землѣ. Маджи привезла съ собою свои десять фунтовъ, завернутые въ бумагѣ, и, передавъ ихъ сыну, просила не открывать пакета до прибытія въ Индію, такъ-какъ она боялась, что она. безполезно истратитъ эти храненныя такъ долго деньги прежде, чѣмъ явится въ ниха. настоящая надобность. Кромѣ того, она привезла ему значительное количество бѣлья и фланелевыхъ вещей, которыя, впрочемъ, показались излишними Вильяму; вмѣстѣ съ тѣмъ, она захватила съ собою всѣ свои мелкія драгоцѣнности: старый серебряный карандашъ, кольцо съ бирюзой, стоившее пол-суверена, и сломанную гранатовую брошку, которую она кое-какъ починила и вычистила. Пасторъ прибавилъ ко всѣмъ этимъ сокровищамъ Библію и два золотыхъ, а Томъ Браунъ -- складной ножъ, который онъ считалъ, по личному опыту, самымъ полезнымъ орудіемъ, что могъ впослѣдствіи засвидѣтельствовать и его сынъ.

Они обѣдали вмѣстѣ въ часъ, то-есть, отецъ, мать и сынъ, такъ-какъ м-ръ Моледи, какъ истинный джентльменъ, удалился, зная, что его присутствіе только будетъ помѣхой. Томъ Браунъ торжественно простился съ сыномъ, прося его быть честнымъ человѣкомъ, чтобы съ нимъ ни случилось, и совѣтуя разъ навсегда, что онъ солдатъ и долженъ исполнять свои обязанности съ полной энергіей. Потомъ онъ вынулъ свои большіе, похожіе на рѣпу часы и неловко сунулъ ихъ въ руку Вильяма.

-- Пусть они будутъ у тебя, мальчикъ, сказалъ онъ:-- мнѣ нечего смотрѣть на часы, пока ты не воротишься!

Маджи за этотъ подарокъ громко поцѣловала его, назвавъ: "мой добрый старикъ". Потомъ они всѣ втроемъ выпили пиво изъ одной кружки, причемъ м-съ Браунъ впервые участвовала въ семейной выпивкѣ.

-- Пиво будетъ слаще, Маджи, оттого, что ты приголубила его, сказалъ ея мужъ и, закуривъ трубку, устремилъ на жену и первенца нѣжный взглядъ, который былъ краснорѣчивѣе всякихъ словъ.

Онъ сидѣлъ у камина, а они у окна. Мать и сынъ были удивительно похожи другъ на друга, а въ этотъ день Маджи казалась такой молодой, оживленной и красивой, что ихъ можно было принять за брата и сестру. Они молчали. Вильямъ израсходовалъ весь запасъ своего краснорѣчія, которымъ онъ старался скрыть свое волненіе утромъ, когда онъ показывалъ матери городъ, останавливаясь на каждомъ шагу поглазѣть на гаеровъ, представлявшихъ на улицѣ, и послушать бродячихъ оркестровъ. Теперь исчезла вся его юношеская самоувѣренность, его сердце болѣзненно сжалось при мысли, что, быть можетъ, онъ никогда болѣе не увидитъ этого дорогого, любимаго лица, этихъ нѣжныхъ глазъ, устремленныхъ на него съ материнской привязанностью. Она инстинктивно отвѣчала на его мысли и. взявъ его руку, нѣжно гладила и безмолвно успокоивала его затаенными въ глубинѣ сердца надеждами и предвидѣніемъ его будущаго счастья. Она гордилась имъ; она любила его болѣе всего на свѣтѣ; она съ радостью умерла-бы за него, такъ-какъ въ немъ сосредоточивалось все ея счастье на землѣ. Послѣ разлуки съ нимъ жизнь ея потеряетъ всю свою красу; но она не желала его удерживать, и если-бъ была даже возможность, то ни за что его не остановилабы на томъ пути, на которомъ, она была увѣрена, онъ достигнетъ счастья. Что-то шептало ей, что сынъ ея вступилъ на поприще достойное его и что все случившееся было къ лучшему.

-- М-съ Браунъ, Вильямъ, сказалъ пасторъ, входя въ комнату и прерывая эти мечтанія бѣдной женщины, -- "Танджеръ" выйдетъ въ море черезъ два часа, надо поторопиться.

Ящикъ съ вещами, привезенными изъ Векфильда, и корзинки съ домашнимъ пирогомъ, двумя окороками и нѣсколькими бутылками смородинной наливки были поставлены на телѣжку, запряженную осломъ, которую Томъ Браунъ нанялъ по утру, и юный солдатъ въ сопровожденіи отца, матери и пастора медленно направился къ пристани, гдѣ стоялъ на якорѣ уходившій въ море пароходъ.

IV.
Послѣднее "прости".

"Танджиръ" медленно снялся съ якоря, но пасторъ Моледи, узнавъ, что онъ остановится на рейдѣ и будетъ около часа ожидать послѣднихъ депешъ, выпросилъ дозволеніе у полковника Окса остаться вмѣстѣ съ своими друзьями на палубѣ парохода до окончательнаго его выхода въ море. Разговаривая съ полковникомъ, мистеръ Моледи, казалось, помолодѣлъ,-- съ такимъ жаромъ они вспомнили о своихъ школьныхъ дняхъ.

-- Вы помните Куртопа въ Итонѣ? спросилъ полковникъ между прочимъ;-- его тогда звали Кингсджиръ.

-- Нѣтъ, я никогда съ нимъ не встрѣчался.

-- Очень жаль, продолжалъ полковникъ;-- впрочемъ, я могу васъ представить герцогу. Вы интересуетесь молодымъ Брауномъ, а сынъ его свѣтлости лордъ Кингсджиръ получилъ эскадронъ въ моемъ полку; конечно, юный эскадронный командиръ будетъ акуратно и часто получать письма и вещи. Вамъ поэтому не мѣшаетъ познакомиться съ герцогомъ, который можетъ вмѣстѣ съ своими письмами пересылать и ваши.

Пасторъ достаточно зналъ свѣтъ, чтобъ оцѣнить всю пользу покровительства столь знатной особы, и съ благодарностью принялъ предложеніе полковника.

-- Вонъ идетъ яхта герцога "Оспрей", продолжалъ полковникъ, шагая взадъ и впередъ по палубѣ;-- онъ, вѣроятно, укрылся тамъ съ генераломъ и съ другими пріѣхавшими съ нимъ пріятелями отъ здѣшней сумятицы; но, конечно, явится сюда съ лордомъ Кингсджиромъ въ минуту отплытія, и потому не отходите отъ меня, чтобы не пропустить удобной минуты. Времени у насъ остается немного; уже капитанъ пріѣхалъ съ почтой.

Въ эту минуту на гротъ-мачтѣ "Танджира" взвился сигналъ; яхта отвѣчала; раздался свистокъ капитана, потому-что на Оспреѣ поддерживалась военная дисциплина; вся команда высыпала на палубу и герцогъ Куртопъ съ лордомъ Кингсджиромъ и гостями -- генераломъ Віолетомъ и мистеромъ Шнапсгельтомъ торжественно спустились по трапу въ катеръ, на которомъ матросы салютовали, поднявъ весла. Камердинеръ и грумъ маркиза снесли въ другую лодку нѣсколько ящиковъ шампанскаго и отчалили вслѣдъ за катеромъ.

-- Налягьте, братцы! скомандовалъ капитанъ герцогской яхты, помѣстившись на рулѣ.

Команда исполнила приказаніе ветерана-моряка, потерявшаго руку въ наваринскомъ сраженіи, а теперь занимавшаго частное мѣсто, и катеръ полетѣлъ къ "Танджиру", гдѣ шкиперъ, полковникъ Оксъ, остальные офицеры и экипажъ почтительно ожидали высокихъ посѣтителей. Все общество было въ веселомъ расположеніи духа, несмотря на довольно сильный вѣтеръ и бурныя волны, что заставило леди Оверло остаться на берегу.

-- Я, кажется, помолодѣлъ на двадцать лѣтъ, сказалъ герцогъ, когда набѣжавшая волна окатила его:-- я такъ не купался Віолетъ, со времени нашей экспедиціи, на берега Норвегіи.

-- Такъ проводите насъ, герцогъ, до Адена, отвѣчалъ генералъ:-- Оспрей отъ насъ не отстанетъ, а вы успѣете вернуться въ Шотландію, какъ разъ во время, когда наступитъ охота за тетеревами.

-- Что вы скажете, Венбо? смѣясь спросилъ герцогъ у своего капитана:-- выдержитъ Оспрей морскіе шквалы?

-- Еще-бы, яхта ничего не боится, отвѣчалъ капитанъ.

-- А вы поѣдете съ нами? Вотъ будетъ сюрпризъ Дулингстону, произнесъ герцогъ, обращаясь къ мистеру Шнапсгельту;-- или государственныя обязанности не даютъ вамъ ни минуты свободнаго времени?

-- Нѣтъ, герцогъ, я человѣкъ не свободный, отвѣчалъ младшій лордъ адмиралтейства, не сразу понявшій шутку.

-- А мнѣ-бы очень хотѣлось прогуляться по морю, продолжала, герцогъ;-- на яхтѣ довольно провизіи, Венбо?

-- Канатовъ много, ваша свѣтлость, отвѣчалъ лукаво ветеранъ.

-- Ничего, какъ-нибудь можно устроиться, сказалъ герцогъ, скаля свои прекрасные, бѣлые зубы.

Его свѣтлость нисколько не желалъ предпринять морского путешествія и были тысячи причинъ, которыя ему помѣшали-бы это сдѣлать, если бъ онъ и пожелалъ. Онъ долженъ былъ ежедневно поддерживать многочисленную, сложную корреспонденцію, которую вести не съумѣлъ-бы никто другой, а ея неожиданное прекращеніе повело-бы къ безконечнымъ скандаламъ. Онъ былъ обязанъ посѣщать съ пол-дюжины людей въ извѣстные дни и часы. Онъ велъ въ судахъ нѣсколько дѣлъ, тянувшихся десятки лѣтъ, и которыя безъ его присутствія могли вдругъ окончиться противъ него. Онъ былъ опекуномъ у многихъ юныхъ аристократовъ, которые при его помощи быстро разорялись,-- однимъ словомъ, онъ не могъ уѣхать изъ Англіи, также, какъ лошадь, приводящая въ движеніе колесо мельницы, не можетъ пойти погулять на сосѣдній лугъ. Высоко-поставленныя лица имѣютъ свои заботы, также какъ простые поденщики, но въ эту минуту герцогъ Куртопъ забылъ всѣ свои заботы, потому-что онъ хорошо позавтракалъ, и, отличаясь вообще добродушіемъ, любилъ сказать всякому что-нибудь пріятное. Дѣйствительно, не могло быть болѣе лестнаго комплимента для людей, отправлявшихся въ далекій, трудный путь, какъ увѣреніе, что и самъ герцогъ былъ-бы радъ отправиться съ ними.

Лордъ адмиралтейства посторонился; генералъ, которому предстояло командовать арміей въ военное время, отступилъ шагъ назадъ, морской ветеранъ, участвовавшій въ десяткахъ сраженій, приложилъ руку къ фуражкѣ -- и тогда герцогъ Куртопъ всталъ съ своего почетнаго мѣста на катерѣ и съ любезной улыбкой на устахъ перешелъ на палубу Танджира, сопровождаемый на почтительномъ разстояніи остальнымъ обществомъ. Шкиперъ Танджира подалъ военный сигналъ, салютуя гостю.

-- Моледи, поспѣшно произнесъ полковникъ Оксъ, обращаясь къ пастору,-- приведите мать молодого Брауна. Она, кажется, приличная женщина, и герцогъ, вѣроятно, по своей обычной добротѣ, обратитъ на нее вниманіе. Онъ вѣчно дѣлаетъ добро, а съ нимъ теперь генералъ, что еще важнѣе.

Пасторъ обернулся, отыскивая глазами Маджи; она стояла, прислонясь къ борту, смертельно блѣдная и дрожа всѣмъ тѣломъ, словно пораженная какимъ-то невидимымъ ударомъ. Ея большіе синіе глаза были дико устремлены на красивую фигуру герцога Куртопа, который, гордо закинувъ голову и милостиво улыбаясь. выражалъ свое благоволеніе шкиперу парохода за примѣрное состояніе судна.

-- М-съ Браунъ, сказалъ пасторъ тихонько, взявъ ее за руку и стараясь привести въ себя,-- высокій джентльменъ, только-что вступившій на палубу, герцогъ Куртопъ, а рядомъ съ нимъ стоитъ его сынъ маркизъ Кингсджиръ, эскадронный командиръ Вильяма. Полковникъ Оксъ обѣщалъ сказать ему два слова въ пользу вашего сына; подойдемте къ нимъ -- можетъ быть, они захотятъ что-нибудь у васъ спросить.

Но Маджи теперь была не въ состояніи ни слушать, ни отвѣчать; безчувственный, напряженный, дикій взглядъ исчезъ съ ея изумленнаго лица; ея широко-раскрытые глаза закрылись, словно она хотѣла изгнать изъ своей памяти давно тяготившій ее и теперь неожиданно возставшій передъ нею призракъ. Она упала въ обморокъ и доброе намѣреніе полковника Окса и пастора не могло быть приведено въ исполненіе.

-- Что съ вами, Оксъ? спросилъ герцогъ, замѣтивъ на его лицѣ неудовольствіе.

-- Одна женщина упала въ обморокъ, отвѣчалъ полковникъ;-- она мать рекрута въ эскадронѣ лорда Кингсджира и мой старый пріятель пасторъ хотѣлъ представить ее вашему сыну.

-- Господи, женщина въ обморокѣ! воскликнулъ герцогъ, выражаясь не совсѣмъ ясно, такъ-какъ на него начинали нѣсколько дѣйствовать винные пары, усилившіеся подъ вліяніемъ морского, рѣзкаго воздуха.-- Бенбо, ящикъ съ лекарствами у васъ въ лодкѣ?

Съ этими словами герцогъ подошелъ къ тому мѣсту, гдѣ Маджи лежала безъ чувствъ, сраженная неожиданнымъ порывомъ чувства, котораго она преодолѣть не могла. Ея мужъ, сидя на какомъ-то чемоданѣ, поддерживалъ ея голову. Онъ взглянулъ съ изумленіемъ на красиваго, статнаго, гордаго аристократа, подходившаго къ нимъ съ такимъ снисходительнымъ сочувствіемъ.

-- Есть опасность? спросилъ пасторъ у полкового доктора "Танджира", явившагося при первомъ извѣстіи о несчастномъ случаѣ.

-- Нѣтъ, произнесъ герцогъ рѣзкимъ, повелительнымъ голосомъ, какъ-бы желая побороть страданіе и болѣзнь: -- это отъ жары и волненія.

Его свѣтлость никогда не признавалъ, чтобы кто-нибудь былъ въ опасности до минуты смерти; его душа была такъ преисполнена гордымъ достоинствомъ, что не допускала чувства состраданія.

-- Она, бѣдняжка, очень слаба, сказалъ полковой докторъ съ замѣтнымъ сочувствіемъ;-- румянецъ на ея щекахъ, придававшій ей красоту молодости полчаса тому назадъ, не обѣщаетъ ей долгой жизни.

Въ эту минуту Маджи, приведенная въ себя простыми медицинскими средствами, медленно открыла глаза, и румянецъ, замѣченный полковымъ докторомъ, снова показался на ея поблекшихъ щекахъ. Герцогъ Куртопъ провелъ рукою по лбу, какъ-бы вспоминая что-то давно имъ забытое. Онъ поблѣднѣлъ и на лицѣ его выразилось безпокойство, но черезъ секунду оно замѣнилось тѣмъ рѣшительнымъ, злобнымъ взглядомъ, который виднѣлся на старинныхъ портретахъ въ Бомануарѣ и появлялся на лицахъ Вильдвилей, когда они были озабочены или разгнѣваны.

Вскорѣ музыка уланскаго полка заиграла старую солдатскую пѣсню "Прощаюсь, милая, съ тобою", которою изъ поколѣнія въ поколѣніе англійскіе полки прощаются съ родиной, отправляясь на войну; Маджи, ея мужъ и пасторъ отплыли въ наемной лодкѣ, а герцогъ Куртопъ на своемъ катерѣ; но въ небольшомъ разстояніи отъ "Танджира" они, вмѣстѣ съ другими лодками, возвращавшимися на берегъ, остановились, чтобы взглянуть въ послѣдній разъ на отправлявшихся въ дальній путь, откуда, быть можетъ, имъ было суждено не возвратиться. Герцогъ Куртопъ стоялъ, гордо выпрямившись, въ своемъ катерѣ и съ величественнымъ достоинствомъ махалъ шляпой лорду Кингсджиру, который виднѣлся на шканцахъ между генераломъ Віолетомъ и полковникомъ Океомъ. Маджи также поднялась съ своего мѣста въ скромной лодкѣ и, поддерживаемая мужемъ и пасторомъ, старалась различить, какъ можетъ только одна мать, свое дорогое дѣтище среди толпы солдатъ, тѣснившихся на форкастелѣ. Наконецъ, громадныя колеса "Танджира" забороздили воду, паруса надулись, на грот-мачтѣ взвился англійскій флагъ и тяжело нагруженный транспортъ медленно направился въ открытое море. На берегу и во всѣхъ лодкахъ развѣвались бѣлые платки, посылавшіе послѣднее "прости", которое на крыльяхъ вѣтра достигало далѣе, чѣмъ поцѣлуй или звукъ.

V.
Мистриссъ Браунъ.

Маджи въ послѣдній разъ видѣла герцога Куртопа на палубѣ "Тинджира": вскорѣ послѣ того она умерла. Она однажды видѣла его въ началѣ своей жизни и теперь во второй разъ встрѣтилась съ нимъ лицомъ къ лицу не задолго до смерти. Ничто не могло изгладить образа красиваго герцога изъ памяти этой бѣдной женщины. Она вышла замужъ и была вѣрной женой, любящей матерью, но онъ лишилъ ея жизнь цвѣта и радости. Онъ далъ ей десять фунтовъ, намѣреваясь на досугѣ посѣщать ее, какъ поступали не разъ знатные, богатые люди отъ нечего дѣлать; но водоворотъ удовольствій унесъ его свѣтлость далеко отъ скромной гостинницы Векфильда-на-болотѣ. Онъ потерялъ состояніе на одной скачкѣ, выигралъ громадную сумму на другой, жилъ весело въ Парижѣ, дрался на дуэляхъ, имѣлъ всевозможныя любовныя наслажденія, женился, разводился съ женою раза два и, наконецъ, погрузился въ взбаломученное море заботъ я треволненій, среди котораго онъ едва поддерживался на поверхности, преслѣдуемый безжалостными акулами. Такимъ образомъ, онъ забылъ бѣдную Маджи и вспомнилъ о ней только, когда Шарпъ поразилъ его извѣстіемъ, что она была законная наслѣдница громадныхъ помѣстій, составлявшихъ приданое его бабки. Послѣ этого онъ иногда вспоминалъ о ней со страхомъ, опасаясь, что въ одинъ прекрасный день она явится въ сопровожденіи грознаго стряпчаго, подвергнетъ его большимъ непріятностямъ и доведетъ до вѣрной гибели.

Но бѣдная Mаджи впродолженіи восемнадцати лѣтъ днемъ и ночью видѣла передъ собою чудный образъ невѣдомаго охотника, а теперь оказалось, что человѣкъ, котораго она считала какимъ-нибудь провинціальнымъ сквайромъ или, самое большее, сэромъ Джономъ или сэромъ Гарри -- былъ однимъ изъ свѣтилъ,-- герцогъ, при имени котораго преклонялъ голову самъ пасторъ Моледи и въ присутствіи котораго стушевывались даже полковой командиръ ея сына и генералъ королевской арміи. Онъ съ самаго начала обошелъ ее невѣдомыми чарами, а теперь эти чары все сильнѣе и сильнѣе тяготили ее, и то уже чувствовавшую, что міръ ускользаетъ изъ ея глазъ.

Простудилась-ли Маджи на морѣ при посѣщеніи "Танджира", израсходовала-ли она всѣ свои силы въ послѣднія тревожныя недѣли, или она слишкомъ рано вышла изъ больницы, чтобъ подольше остаться съ сыномъ, во достовѣрно, что она возвратилась въ Векфильдъ-на-болотѣ чрезвычайно слабой. Впродолженіи лѣта она все-же, хотя и съ большимъ трудомъ, продолжала заниматься хозяйствомъ. Она рѣзала хлѣбъ для своихъ многочисленныхъ дѣтей за завтракомъ, обѣдомъ и ужиномъ, исполняя, такимъ образомъ, обязанности хозяйки или хлѣбораздавательницы; но когда листья начали опадать, ея здоровье день ото дня стало все хуже и хуже. Сначала она ложилась до заката солнца и вставала позже, когда уже ея старшая дочь приготовила завтракъ и накормила всѣхъ братьевъ и сестеръ. Она медленно передвигала ноги, была очень блѣдна и страшно исхудала. Потомъ она перестала вставать съ своего кресла и съ безмолвной улыбкой смотрѣла на окружавшее ее семейство. Силы ея падали съ каждымъ часомъ, и бѣдный Томъ Браунъ самъ поблекъ, слѣдя съ тревожнымъ безпокойствомъ, какъ она таяла, словно снѣгъ, подъ солнечными лучами. Но все-же, впродолженіи еще нѣкотораго времени, она чинила и штопала мужнино и дѣтское бѣлье.

Въ одинъ свѣтлый октябрскій день пришелъ и конецъ. Всѣ дѣти работали или играли въ саду и въ полѣ, а подлѣ нея былъ только ея мужъ, который не покидалъ ее ни днемъ, ни ночью. Она сидѣла, напряженно выпрямившись,-- ея обыкновенная поза въ послѣднее время, -- въ своемъ большомъ, деревянномъ креслѣ, передъ очагомъ сельской гостинницы, въ стѣнахъ которой она провела всю свою жизнь. Она была завернута въ легкую шаль, и старая собака (Маджи отличалась всѣми благородными инстинктами и вкусами Вильдвилей) лежала у ея ногъ. Безъ сомнѣнія, богатые и просвѣщеные люди имѣютъ большое преимущество надъ невѣжественными бѣдняками. Если-бъ Маджи и Томасъ Браунъ были грамотны, то она или онъ могли-бы читать занимательныя и утѣшительныя книги, которыя сократили-бы тягостные часы ея продолжительной агоніи; но теперь ни умственная пища, ни разговоръ о новостяхъ, ни воспоминаніе о прошедшихъ событіяхъ не услаждали мрачнаго ея одиночества. Она была одна, совершенно одна, такъ-какъ великая, безпредѣльная любовь ея мужа, какъ всегда, была безмолвна. Благоуханіе земли, освѣженной недавнимъ дождемъ, веселое чириканье птицъ, смѣхъ дѣтей, глухой звукъ лопаты въ саду и отдаленный свистъ паровоза, летѣвшаго мимо уединеннаго Векфильда въ центръ промышленной жизни,-- достигали отъ времени до времени до безмолвной комнаты, гдѣ Томъ Браунъ слѣдилъ за послѣдними минутами жены съ болѣзненно-сжатымъ сердцемъ и съ тѣмъ безсловеснымъ отчаяніемъ, которымъ отличаются грубые, невѣжественные поселяне. Онъ, бѣдный, не могъ ничего сдѣлать; онъ боялся даже поправить ей подушку своими неловкими, загрубѣвшими отъ тяжелаго труда руками. Онъ могъ только ждать, ждать неподвижно, притаивъ дыханіе, а время безжалостно мчалось, вырывая изъ его сердца послѣдніе лучи надежды. День клонился къ вечеру, начинало смеркаться и воздухъ уже похолодѣлъ, какъ вдругъ Маджи подозвала его къ себѣ и съ спокойной улыбкой попросила ее поцѣловать. Потомъ она взяла его обѣ мозолистыя руки, нѣжно поблагодарила за его любовь, попросила быть всегда добрымъ къ "ея Вилли" и тихо склонила голову на подушку. Томъ Браунъ упалъ на колѣни, заливаясь слезами; странный, невѣдомый лучъ свѣта озарилъ на мгновеніе ея лицо -- и все было кончено.

VI.
Эмигранты.

Часто случается, что смерть или удаленіе одного члена семейства совершенно разрушаетъ всю семью. Незамѣтное, но дѣйствительное вліяніе одной воли сдерживаетъ и соединяетъ между собою всѣхъ, а съ исчезновеніемъ этого вліянія пропадаетъ и связующее звено. "Шашечница" совершенно измѣнилась со времени смерти Маджи. До этого несчастнаго дня она была приличной сельской гостинницей, но теперь отъ всего дома, даже отъ старинной вывѣски, несло упадкомъ и разореніемъ. Томъ Браунъ шагалъ взадъ и впередъ безъ всякой опредѣленной цѣли, засунувъ руки въ карманы, въ башмакахъ съ развязанными снурками и съ небритымъ подбородкомъ. Ему нечего было дѣлать и никакая работа не спорилась въ его рукахъ. Бралъ-ли онъ лопату или тачку для работы въ саду, силы ему измѣняли и онъ, закуривъ трубку, проводилъ цѣлые дни въ безсознательной праздности. Его дѣти, невымытыя, непричесанныя, бѣгали по деревнѣ и полямъ, доили чужихъ коровъ, угоняли жеребятъ и крали яблоки. Смерть матери превратила ихъ въ оборванцевъ и бродягъ. Обѣдъ, отличавшійся до сихъ поръ въ "Шашечницѣ" приличіемъ и порядкомъ, теперь обратился въ сатурпалію. Дѣти окружали котелъ, въ которомъ варился немытый картофель, и пальцами вытаскивали его сырымъ, оглашая воздухъ криками и ревомъ. Они лазили, нанося другъ другу удары, на очагъ и рѣзали. какъ попало, громадные куски окорока, коптившагося въ трубѣ, причемъ болѣе портили мясо, чѣмъ ѣли. Послѣ подобной сцены они отправлялись воровать яйца, уничтожать гнѣзда, ловить рыбу и т. д. до поздней ночи. Некому было ихъ укладывать спать, а потому они валялись на полу нераздѣтыя, а по утрамъ они не думали умыться и почиститься. М-съ Джинксъ заходила нѣсколько разъ въ гостинницу и старалась бранью и пощечинами ввести порядокъ, но дѣти были уже слишкомъ велики и совладать съ ними ей было не подъ силу; они только смѣялись надъ доброй старухой, которая всѣхъ ихъ носила на рукахъ.

Грустно было видѣть, какъ бѣдный Томъ Браунъ въ холодное, осеннее утро ползалъ на колѣняхъ передъ очагомъ, стараясь развести огонь, чтобъ заварить чай. Впрочемъ, вскорѣ онъ пересталъ хлопотать объ этомъ и отправлялся каждое утро за кружкой теплаго пива и бутербродомъ въ сосѣдній кабачекъ, который, послѣ смерти Маджи, открылъ его пріятель и бывшій соперникъ -- Гарри Джинксъ, видя, что "Шашечница" пришла въ совершенный упадокъ.

Однажды ночью м-ръ Моледи, возращаясь домой отъ больного, споткнулся о черную массу, лежавшую на дорогѣ, и, къ величайшему своему сожалѣнію, увидалъ, что это былъ пьяный до безчувствія Томъ Браунъ. Онъ не выпилъ слишкомъ много, но пиво въ кабачкѣ Дживкса не было такъ хорошо, какъ нѣкогда въ его гостинницѣ; говорили даже, что оно было съ дурманомъ; къ тому-же онъ чрезвычайно ослабъ отъ горя и дурной пищи.

М-ръ Моледи, преданный другъ и вѣрный покровитель семейства Браунъ, видя подобное быстрое его разрушеніе, сталъ серьезно уговаривать Тома Брауна перемѣнить свой образъ жизни и указалъ ему на всѣ блага эмиграціи. Сначала бѣдный Томъ слушалъ его, не отдавая себѣ полнаго отчета въ его словахъ, но вскорѣ дѣла пошли хуже. Пивные заводчики, у которыхъ онъ кредитовался, видя, что онъ затягиваетъ платежи и запускаетъ торговлю, подали его счета ко взысканію и его имущество было продано съ аукціона. Хотя все дѣло обошлось продажею разной рухляди, составлявшей все богатство Тома Брауна, но онъ имя гордился и послѣ подобнаго позора никогда, не могъ смотрѣть въ глаза своимъ сосѣдямъ. Поэтому онъ сталъ внимательно прислушиваться къ разсказамъ пастора о странѣ, гдѣ земля была дешева и пища обильна. Около этого времени случайно посѣтилъ Векфильдъ-на болотѣ агентъ, вербующій эмигрантовъ, и насказалъ дѣтямъ Томаса такія чудеса о далекомъ новомъ отечествѣ, что они стали уговаривать отца переселиться.

Такимъ образомъ, черезъ три мѣсяца послѣ смерти Маджи м-ръ Моледи проводилъ ея мужа и дѣтей въ Грэвзендъ, гдѣ ихъ ждалъ корабль "Королевскій дубъ", отправлявшійся съ эмигрантами въ Австралію. Добрый пасторъ озаботился, чтобъ они ни въ чемъ не нуждались. Аренда гостинницы была продана очень выгодно, такъ что, за уплатою всѣхъ долговъ, у нихъ осталось чистыхъ сто фунтовъ; вмѣстѣ съ пробужденіемъ надеждъ проснулось въ нихъ и чувство собственнаго достоинства. Умытые, причесанные, въ чистой, хотя грубой деревенской одеждѣ, съ остатками траура на шляпахъ, они возбуждали невольно къ себѣ интересъ, проходя по улицамъ Лондона съ одной станціи желѣзной дороги на другую.

Въ Грэвзендѣ на палубѣ эмигрантскаго корабля "Королевскій дубъ" ихъ встрѣтилъ приличный, чисто-выбритый господинъ, похожій на барышника, но торгующаго не лошадьми, а людьми. Онъ акуратно занесъ ихъ по нумерамъ въ свою записную книжку, такъ-какъ онъ получалъ за комиссію по-штучно отъ губернатора колоніи, въ которую отправлялись эмигранты. Онъ былъ чрезвычайно любезный и краснорѣчивый джентльменъ; агентъ-же, пріѣзжавшій въ Векфидьдъ и уговорившій своими обѣщаніями Брауновъ покинуть родину, былъ только одинъ изъ его помощниковъ, получавшій два фунта въ недѣлю за свое краснорѣчіе. Этотъ-же джентльменъ, получавшій гораздо болѣе, говорилъ еще убѣдительнѣе и цвѣтистѣе. Онъ увѣрялъ Тома Брауна, что Австралія была обѣтованная страна, что земля и скотъ пріобрѣтались тамъ задаромъ, что "Королевскій дубъ", на которомъ они должны были совершить кругосвѣтное плаваніе, составлялъ послѣднее усовершенствованіе въ корабельномъ искуствѣ, что онъ былъ одобренъ почтовымъ вѣдомствомъ и построенъ нарочно для быстрыхъ, безопасныхъ путешествій, что онъ нигдѣ не останавливается за углемъ и считается No 1 между пароходами компаніи Лойда. Прибавивъ, что единственнымъ его желаніемъ было когда-нибудь посѣтить антиподовъ на "Королевскомъ дубѣ", и акуратно записавъ имена и возрастъ всѣхъ эмигрантовъ, почтенный агентъ преспокойно отправился обѣдать въ лондонскую таверну.

По его уходѣ Томъ Браунъ и его семейство стали съ какимъ-то страннымъ чувствомъ любопытства озираться по сторонамъ на палубѣ переполненнаго эмигрантами парохода, который медленно началъ спускаться по Темзѣ. Всѣ эти переселенцы были такъ переполнены жизнью, энергіей и надеждами, что при встрѣчѣ съ каждымъ судномъ, поднимавшимся вверхъ по рѣкѣ, они громко прощались съ своими соотечественниками. Нѣкоторые изъ шкиперовъ и барочниковъ, везшихъ уголь изъ сѣверныхъ портовъ, отвѣчали на ихъ привѣтствія, бросая завистливый взглядъ, и отъ всего сердца желали имъ добраго пути въ другую, лучшую страну. Сотпи и тысячи прибрежныхъ жителей, смотря на удалявшійся въ море пароходъ, сожалѣли, что не находятся на его палубѣ и не покидаютъ на вѣкъ страну, гдѣ съ большимъ трудомъ добываются средства къ пропитанію; эмигранты были, естественно, довольны собою и гордились своимъ смѣлымъ, мудрымъ предпріятіемъ.

Что ждало ихъ на новой родинѣ, какія поколѣнія мужественныхъ людей и красивыхъ женщинъ они могли-бы подарить міру, какія государства они могли-бы основать -- все это осталось тайною. Черезъ нѣсколько дней послѣ отплытія "Королевскаго дуба" вся Англія съ ужасомъ узнала, что знаменитый винтовой пароходъ, послѣднее слово въ корабельномъ искуствѣ, пошелъ ко дну со всѣми пассажирами и ихъ надеждами.

Такимъ образомъ, погибла вся семья Брауновъ изъ Векфильда за исключеніемъ Вильяма и, повидимому, нельзя было пріискать разумной причины ихъ рожденію и кончинѣ. Самый домъ, въ которомъ они провели свою обыденную, ничѣмъ не замѣчательную жизнь и на которомъ впродолженіи двухъ вѣковъ красовалась вывѣска "Шашечница", былъ сломанъ и на его мѣстѣ построенъ пильный заводъ. Черезъ годъ или два всякое воспоминаніе о Маджи и ея семействѣ исчезло даже изъ памяти жителей Векфильда-на-болотѣ.

VII.
Маркизъ.

-- Что такое маркизъ? спросилъ Вильямъ Браунъ у одного изъ своихъ товарищей, стоя у борта "Танджира" и удя рыбу въ гавани Мальты, гдѣ они остановились для сдачи почты и пріемки угля.

-- Почемъ я знаю, отвѣчалъ товарищъ Брауна, грубый кентскій поселянинъ;-- маркизъ должно быть тоже, что лордъ. Правду я говорю?

-- Маркизъ только титулъ въ Англіи, Франціи и Италіи, второй послѣ герцога, произнесъ рѣшительный голосъ съ сильнымъ шотландскимъ акцентомъ.

Вильямъ Браунъ обернулся и, пріученный пасторомъ Моледи оказывать уваженіе старшимъ, учтиво посторонился, увидавъ передъ собою шотландскаго джентльмена, который также отправлялся въ Калькуту и былъ, повидимому, въ прекрасныхъ отношеніяхъ съ помощникомъ генералъ-комиссара королевской арміи.

-- Если вы желаете имѣть вѣрныя свѣденія о маркизскомъ титулѣ, то вамъ нечего далеко ходить, продолжалъ шотландецъ съ добродушной улыбкой, поддаваясь національной слабости своихъ соотечественниковъ къ педагогіи во всѣхъ ея проявленіяхъ:-- титулъ маркиза нелѣпость, которую мы переняли у Германіи и совершенно напрасно. Военные вожди въ германскихъ королевствахъ и имперіи, возникшихъ послѣ паденія западной римской имперіи, когда имъ поручалась охрана границъ государствъ, назывались маркграфами или, по-латыни, маркизами. Карлъ Великій, неправильно называемый Шарлеманемъ, создалъ главнѣйшихъ изъ нихъ, хотя они уже гораздо ранѣе завладѣли чужой землей. Сначала они должны были быть только военными губернаторами, но впослѣдствіи, при слабыхъ короляхъ, они забрали всю землю въ свои руки и сдѣлались наслѣдственными владѣтелями. Первый англійскій маркизъ былъ сдѣланъ слабоумнымъ Ричардомъ II въ 1387 году и названъ по городу Дублину. Вторымъ маркизомъ былъ Джонъ Бофоръ, графъ Сомерсетъ, но онъ отказался отъ этого страннаго и новаго достоинства. Первые маркизы имѣли право казнить я миловать; они были мелкіе государи, а нынѣшніе маркизы, обыкновенно,-- ходячія вывѣски портныхъ и парикмахеровъ.

Оба солдата слушали, разинувъ рты, историко-философскіе разсужденіе шотландца о происхожденіи и настоящемъ значеніи второго наслѣдственнаго достоинства англійской аристократіи, но не совсѣмъ ясно поняли его опредѣленіе, такъ-какъ ихъ эскадронный командиръ, маркизъ Кингсджиръ, вовсе къ нему не подходилъ. Онъ былъ чрезвычайно добрый, мягкій человѣкъ, и никого не подвергнулъ-бы смерти, если-бъ даже имѣлъ на это право, а что касается портныхъ, то, конечно, генералъ Віолетъ имѣлъ съ ними болѣе общаго, чѣмъ этотъ простой, безъискуственный юноша.

-- Наслѣдственные титулы, продолжалъ шотландецъ, не обращая вниманія на то, приносятъ-ли пользу или нѣтъ его поученія,-- вымерли вездѣ, кромѣ Англіи. Во Франціи ихъ вовсе не употребляютъ и герцога называютъ monsieur, какъ всѣхъ. "Ваша свѣтлость" и "милордъ" можно слышать только у насъ, но скоро и мы будемъ употреблять только такіе титулы, которые говорятъ о должности или занятіи человѣка, ихъ носящаго, напримѣръ, докторъ, полковникъ, капитанъ, епископъ.

-- Ну, что, братцы? добродушію спросилъ маркизъ Книгсджиръ, подходя къ солдатамъ въ эту минуту, -- какъ ловится рыба?

-- Отлично, милордъ; не успѣваемъ вытаскивать, отвѣчалъ Браунъ, почтительно прерывая свое занятіе при приближеніи командира.

-- Фуй! произнесъ шотландецъ, качая головой, когда солдаты принялись снова за уженье,-- какая жалость, что существуютъ люди, имѣющіе право заставлять другихъ людей лгать на каждомъ словѣ. Какой онъ вамъ лордъ?

Одаренъ-ли былъ Вильямъ Браунъ врожденной способностью возбуждать къ себѣ сочувствіе каждаго человѣка, съ которымъ онъ встрѣчался, или вообще люди въ путешествіи легко сходятся, но достовѣрный фактъ, что шотландскій джентльменъ очень полюбилъ молодого солдата. Это былъ человѣкъ среднихъ лѣтъ, коренастый, загорѣлый, съ смѣлымъ, открытымъ лицомъ и курчавыми волосами. Въ чертахъ его ясно проглядывали умъ, честность, юморъ и нѣкотораго рода педантизмъ. Быть можетъ, онъ любилъ Вильяма Брауна, главнымъ образомъ, котому, что молодой солдатъ внимательно и почтительно слушалъ его безконечныя разсужденія, а быть можетъ, онъ чувствовалъ инстинктивное къ нему стремленіе оттого, что они были тески: по странной случайности его звали также Вильямъ Браунъ. Одно только въ немъ удивляло его юнаго пріятеля -- непонятная ненависть къ лорду Кингсджиру, доходившая до того, что однажды Вильямъ замѣтилъ, какъ шотландецъ презрительно щелкнулъ пальцами, когда мимо вето проходилъ молодой маркизъ и пробормоталъ сквозь зубы: "настоящій представитель низкихъ Вильдвилей".

Однако, не одинъ шотландецъ любилъ новобранца: и ненавистный ему маркизъ Кингсджиръ также привязался къ Вильяму, который уже въ Англіи достаточно обучился военной службѣ и, освобожденный полковникомъ отъ скучныхъ военныхъ занятій, былъ взятъ маркизомъ въ ординарцы, хотя онъ никогда не нуждался ни въ чьихъ услугахъ. Оба юноши, господинъ и слуга, такъ странно походили другъ на друга, что ихъ можно было принять за родныхъ братьевъ, только Вильямъ Браунъ былъ выше ростомъ, статнѣе и сильнѣе. Лордъ Кингсджиръ самъ былъ пораженъ сходствомъ своего ординарца съ семейными портретами въ Бомануарѣ и даже голосъ его казался ему чѣмъ-то знакомымъ, роднымъ. Такимъ образомъ, они оба чувствовали другъ къ другу какое-то инстинктивное влеченіе. Къ тому-же, маркизъ, очень любившій рисованіе и черченіе, замѣтилъ въ Вильямѣ расположеніе къ этимъ занятіямъ и находилъ болѣе удовольствія въ составленіи различныхъ плановъ съ своимъ слугою, чѣмъ въ пустыхъ разговорахъ съ товарищами.

Это необыкновенное расположеніе маркиза къ слугѣ и солдату обратило вниманіе полковника Окса и онъ, вполнѣ раздѣляя мнѣніе, что неудобно офицеру и аристократу сближаться съ солдатомъ и слугою, нѣсколько разъ дѣлалъ ему замѣчанія на эту тему. Но съ теченіемъ времени Вильямъ Браунъ съумѣлъ примирить съ собою и строгаго полковника. Онъ никогда не позволялъ себѣ ни малѣйшей вольности и не злоупотреблялъ вниманіемъ своихъ начальниковъ. Онъ былъ со всѣми учтивъ, быстро исполнялъ приказанія, но, съ другой стороны, благодаря обществу пастора Моледи, его обращеніе не имѣло въ себѣ ничего грубаго, неловкаго; онъ говорилъ правильнымъ англійскимъ языкомъ, употребляемымъ въ хорошемъ обществѣ, и обращался съ начальниками просто, естественно, безъ всякой тѣни раболѣпства, что всегда нравится благороднымъ, мужественнымъ людямъ. Онъ не могъ понять, что принадлежалъ не къ одной породѣ съ офицерами, и мало-по малу они также начали въ этомъ сомнѣваться. Впрочемъ, прежде, чѣмъ онъ достигъ этого результата, ему пришлось перенести много тяжелыхъ испытаній. Поручикъ Флемингъ-Дженкинъ посадилъ его подъ арестъ, корнетъ Пибоди обругалъ скверными словами и даже добродушный, благородный полковникъ Оксъ сдѣлалъ ему строгій выговоръ, когда онъ ни въ чемъ не былъ виноватъ. Но юный Браунъ никогда не жаловался, не дулся, а переносилъ все хладнокровно, какъ настоящій джентльменъ. Поэтому поручикъ Флемингъ-Дженкинъ самъ вскорѣ сознался, что онъ напрасно подвергъ наказанію Вильяма, корнетъ Пибоди жестоко раскаялся въ своей брани, такъ-какъ ее слышалъ полковникъ Оксъ, который никогда не возвышалъ голоса, а самъ полковникъ сказалъ маркизу, что онъ былъ виноватъ, несправедливо распекъ Брауна, когда надо было дать встрепку другому солдату, и обѣщалъ произвести въ капралы молодого человѣка за его примѣрное терпѣніе.

Вильямъ Браунъ былъ также чрезвычайно популяренъ между товарищами; онъ не отворачивался отъ нихъ, хотя между ними были отъявленные мошенники и даже преступники, бѣжавшіе изъ тюрьмы и находившіе убѣжище въ рядахъ англійской арміи, какъ это часто случается; онъ сносилъ грубыя шутки, не обижаясь, дѣлилъ со всѣми бутылку вина или пирогъ, которые ему доставались отъ полковника или маркиза, и никогда не отказывался отъ единоборства, чехарды или прочтенія письма неграмотнымъ солдатамъ. Быть можетъ, онъ никогда не пользовался-бы такимъ общимъ расположеніемъ товарищей, если-бъ не обладалъ твердымъ кулакомъ, острымъ языкомъ и прекраснымъ характеромъ. Къ тому-же онъ не имѣлъ времени и желанія близко сойтись съ кѣмъ-нибудь изъ нихъ или принять участіе въ ихъ попойкахъ. Занятый рисованіемъ плановъ съ маркизомъ и слушая безконечные разсказы м-ра Брауна, онъ не видалъ, какъ шло время, а вечеромъ отправлялся спать прежде, чѣмъ начинались кутежи товарищей.

VIII.
Англійская Индія.

Для англійскихъ обитателей Индіи прибытіе "Танджира" съ молодыми рекрутами и многими непонятными инструкціями изъ метрополіи, было очень важнымъ событіемъ. Несовершеннолѣтніе юноши не выдерживали жары, не соблюдали должной осторожности въ пищѣ и питьѣ и умирали сотнями. Лондонскіе франты среднихъ лѣтъ, явившіеся на войну, какъ на балъ, также падали жертвами климата и усталости. Противорѣчивые приказы высшихъ сановниковъ, которые знали хорошо парламентскіе порядки, но вовсе не вѣдали нашу восточную имперію, приводили въ смущеніе и то уже потерявшихъ голову мѣстныхъ властей. Теперь только многіе изъ высокопоставленныхъ лицъ поняли впервые, что туземцы ихъ не любятъ, и предчувствовали, что ихъ всѣхъ перерѣжутъ, если англійская армія потерпитъ еще одно пораженіе. Не только собственно Индія, но Авганистанъ, Кабулъ, Кандагаръ, Туркестанъ, Персія и Курдистанъ зорко слѣдили за событіями и ждали удобной минуты, чтобъ жестоко отомстить ненавистнымъ невѣрнымъ. Возрожденіе магометанства, о которомъ впослѣдствіи много говорили, стало уже несомнѣннымъ фактомъ и если-бъ англійскому владычеству на Востокѣ былъ нанесенъ второй ударъ, подобный битвѣ при Данапорѣ, то, по всей вѣроятности, между Калькутой и Требизондомъ не остался-бы въ живыхъ ни одинъ франкъ. Поэтому, когда 1-й уланскій полкъ, сойдя на берегъ, прошелъ церемоніальнымъ маршемъ, съ музыкой во главѣ, по улицамъ Калькуты въ отведенныя для него казармы, онъ былъ встрѣченъ оглушительными криками соотечественниковъ. Полковникъ Оксъ, гарцуя на конѣ передъ окнами роскошныхъ домовъ, изъ которыхъ дамы бросали ему цвѣты, сказалъ вполголоса лорду Кингсджиру:

-- А, должно быть, насъ скоро поведутъ въ дѣло. Генералъ шутить не станетъ, мы въ этомъ можемъ быть увѣрены.

Эти надежды осуществились. Англійскую кавалерію водили съ мѣста на мѣсто безъ устали. Лордъ Кингсджиръ былъ назначенъ адъютантомъ генерала Віолота, а юный Браунъ всюду сопровождалъ его. Они оба присутствовали при взятіи въ плѣнъ Секундарабаха, при осадѣ Каупнера, и въ блестящемъ дѣлѣ при Иханзи. Молодые люди, столь рѣзко отличавшіеся другъ отъ друга по общественному положенію, сблизились еще болѣе во время похода, потому что они были принуждены занимать одну палатку, ѣсть хотя не за однимъ столомъ, но въ виду другъ друга, ѣхать впродолженіи нѣсколькихъ часовъ рядомъ. Они дѣлили много опасностей и успѣховъ; они были друзья и братья, если не по имени, то по существу вещей.

Вильямъ Браунъ, однако, нисколько не злоупотреблялъ расположеніемъ своего начальника; онъ по природѣ былъ простой, скромный, послушный человѣкъ, зналъ свои обязанности и исполнялъ ихъ; изъ такой закваски выходятъ ветераны и герои. Онъ никогда не вступалъ въ разговоръ первымъ и, встрѣчая лорда Кингсджира, всегда отдавалъ ему честь, но, какъ ординарецъ, освобожденный отъ фронтовой службы, онъ постоянно находился при молодомъ аристократѣ, не разставаясь съ нимъ болѣе, какъ на одинъ или на два часа.

Полковникъ Оксъ сдержалъ слово и юный Браунъ быстро повысился на службѣ, то есть на-сколько могъ повыситься человѣкъ, не рожденный для военныхъ почестей. Онъ былъ произведенъ въ ефрейторы, потомъ въ капралы и, наконецъ, въ сержанты послѣ сраженія при Иханзи, гдѣ было убито много солдатъ и офицеровъ его полка и гдѣ онъ двадцать разъ встрѣчался лицомъ къ лицу со смертью. Имѣя теперь болѣе времени, какъ сержантъ, и не отличаясь пристрастіемъ ни къ вину, ни къ кеглямъ, онъ проводилъ большую часть дня за книгами, преимущественно историческими и военными. Онъ старательно изучалъ главнѣйшія историческія сраженія, означая булавками на картѣ положеніе воюющихъ сторонъ. Онъ былъ молчаливый, серьезный молодой человѣкъ, никогда нескучавшій наединѣ; онъ не пилъ, не курилъ и очень мало ѣлъ, преимущественно рисъ; благодаря такому поведенію, климатъ не дѣйствовалъ на него такъ убійственно, какъ на маркиза Кингсджира и на другихъ офицеровъ. Впрочемъ, ему легко было оставаться умѣреннымъ въ пищѣ и питьѣ. Никто не предлагалъ ему шампанскаго или мадеры, которыя лились въ изобиліи за столомъ генерала Віолета, у котораго маркизъ обѣдалъ всегда, какъ только была возможность раскинуть палатку. Усталые офицеры, проведя нѣсколько часовъ на лошади, подъ палящимъ зноемъ, жадно набрасывались на вино, пуншъ и другіе крѣпкіе напитки, которые безжалостно подтачивали ихъ здоровье, и маркизъ Кингсджиръ, неотличавшійся крѣпкимъ организмомъ, часто возвращался въ свою палатку съ тяжелой головой и съ болью въ вискахъ.

Однажды вечеромъ, послѣ продолжительнаго восточнаго обѣда, за которымъ вина смѣнялись гашишемъ и наргиле, маркизъ Кингсджиръ возвратился нетвердой походкой въ палатку, гдѣ его ждалъ Вильямъ Браунъ, занятый чтеніемъ. Онъ не замѣтилъ, какъ вошелъ маркизъ, который остановился и нѣсколько минутъ молча, смотрѣлъ на него. Они оба представляли прекрасную картину труда и праздности; одинъ былъ спокойный, безмятежный, счастливый; другой -- взволнованный, недовольный, грустный.

Маркизъ, казалось, вполнѣ сознавалъ этотъ контрастъ и ему стало совѣстно самого себя. Онъ въ послѣднее время предавался невоздержности, не по собственному влеченію, а подъ вліяніемъ примѣра товарищества и страха насмѣшекъ. Онъ почти завидовалъ теперь прилежному сержанту, который провелъ весело и полезно вечеръ за чтеніемъ Маколея, такъ-какъ книга, лежавшая передъ нимъ, была открыта на блестящемъ описаніи славной смерти Бони Дунди при Коликрайки.

-- Какъ идутъ дѣла? спросилъ маркизъ, вспоминая великолѣпный разсказъ и повторяя послѣднія слова Кловергауза.

-- Хорошо для короля Якова, отвѣчалъ Вильямъ Браунъ, съ улыбкой отдавая честь своему начальнику.

-- Такъ нечего сожалѣть обо мнѣ, прибавилъ маркизъ Кингсджиръ, и голосъ его звучалъ такъ грустно, точно эти слова были мрачнымъ предчувствіемъ.

IX.
Битва.

Генералъ Віолетъ съ небольшимъ отрядомъ англійскихъ войскъ шелъ на-встрѣчу непріятеля. Этотъ походъ былъ ужасный, такъ-какъ вся окрестная страна была опустошена огнемъ, мечемъ и голодомъ. Съ вершины высокой горы, какъ далеко видѣлъ глазъ, нигдѣ не было ни дерева, ни жилища, ни живого существа. Тамъ и сямъ груды развалинъ свидѣтельствовали о цвѣтущихъ деревняхъ, существовавшихъ еще нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ; по мѣстамъ дорога была усѣяна костями людей, лошадей и слоновъ, изсушенными солнцемъ, убѣленными вѣтромъ и полу-сгложенными шакалами.

Отъ времени до времени, лордъ Кингсджиръ или другой адъютантъ подъѣзжали къ генералу Віолету, который лично велъ свой небольшой отрядъ въ пыли и духотѣ индійскаго лѣта, съ извѣстіемъ, что сотни и тысячи мятежниковъ взяты въ плѣнъ.

-- Съ оружіемъ въ рукахъ? спрашивалъ генералъ своимъ обычнымъ, изнѣженнымъ тономъ, и, получивъ въ отвѣтъ: "да, сэръ", онъ граціозно махалъ своей бѣлой, чисто-женской рукой, прибавляя;-- въ арьергардъ, въ арьергардъ!

Эти слова были смертнымъ приговоромъ и несчастныхъ тутъ-же разстрѣливали. Но иначе поступать было невозможно: тысячи плѣнныхъ изъ армій Бени Махдо и Фероцешаха, обращенныхъ въ бѣгство побѣдами Лугарда Митчеля и лорда Кляйда, являлись ежедневно въ англійскій лагерь, а тамъ не было лишняго куска хлѣба, лишней капли воды. Къ тому-же таскать за арміей болѣе многочисленную толпу плѣнныхъ было слишкомъ рискованно; поэтому темнокожіе индійцы громадными количествами разстрѣливались ежедневно, ежечасно, безъ малѣйшаго шума, кромѣ свиста пуль и глухого стука падающихъ другъ на друга тѣлъ.

Наконецъ, генералъ Віолетъ неожиданно настигъ непріятеля. Въ палящій индійскій полдень пикетъ далъ знать, что непріятель въ виду, и блѣдное лицо храбрѣйшаго англійскаго полководца приняло нѣжный, розовый оттѣнокъ, какъ на севрскихъ вазахъ.

-- Онъ теперь въ нашихъ рукахъ, сказалъ генералъ Віолетъ, обращаясь къ своей свитѣ, и тѣмъ-же спокойнымъ, учтивымъ тономъ, которымъ онъ командовалъ на нарядахъ, сдѣлалъ необходимыя приготовленія къ предстоящей битвѣ. Десять минутъ спустя индійскія орудія открыли смертельный огонь по нашей маленькой арміи.

-- Мы должны дѣйствовать быстро и энергично, сказалъ генералъ съ любезной улыбкой, слѣдя за тѣмъ, какъ полки, одинъ за другимъ, съ развернутыми знаменами, подъ звуки барабановъ, трубъ и шотландскихъ волынокъ, шли въ дѣло.

Битва началась, какъ всегда, съ натиска пѣхоты. Генералъ Віолетъ обозрѣвалъ поле сраженія съ возвышенности. Индійцы сражались, какъ дикія кошки, но икъ нервное раздраженіе, несмотря на его страшный пылъ, не могло противостоять непреодолимой стойкости и могучей силѣ откормленныхъ ростбифомъ англичанъ. Они снова и снова нападали на наши ряды, опьянѣвъ отъ волненія и мѣстныхъ крѣпкихъ напитковъ, но, получая постоянно отпоръ, разбивались объ англійскую грудь, словно волна объ утесъ. Мало-по-малу огонь ихъ прекратился и индійскіе ряды поколебались. Генералъ Віолетъ съ своей возвышенной позиціи ясно видѣлъ въ подзорную трубу, что непріятель собирался отступить за границу Пинала со всѣми своими орудіями и сокровищами. Онъ взглянулъ на окружавшихъ его офицеровъ, и въ этомъ взглядѣ была безмолвная просьба, которая какъ бы вызывала охотниковъ для безумно-смѣлаго дѣла.

Маркизъ Кингсджиръ привсталъ на стременахъ и нагнулся впередъ, ожидая приказаній, а самые храбрѣйшіе офицеры притаили дыханіе. Тогда главнокомандующій подозвалъ квартирмейстера и продиктовалъ ему приказъ въ слѣдующихъ краткихъ словахъ:

"Генералъ Віолетъ желаетъ, чтобъ 1-й уланскій полкъ быстро двинулся впередъ и помѣшалъ непріятелю увезти орудія. Не терять ни минуты".

Болѣе ничего не было сказано; храбрецы не нуждаются въ многословіи.

Генералъ Віолетъ взглянулъ на тучу индійскихъ всадниковъ, кишѣвшихъ на равнинѣ, которая разстилалась у его ногъ, взглянулъ на градъ ядеръ и пуль, бороздившихъ землю, такъ-что пробраться черезъ этотъ адъ можно было только сверхъестественнымъ чудомъ, и невольно, инстинктивно, съ какимъ-то рыцарскимъ достоинствомъ снялъ свою шляпу съ плюмажемъ и поклонился маркизу Кингсджиру.

-- Волъ, видите, вашъ полкъ стоитъ на опушкѣ того лѣса, сказалъ онъ, взявшись за уздечку лошади маркиза: -- все зависитъ отъ быстроты атаки. Теперь или никогда надо дѣйствовать кавалеріи.

Лордъ Кингсджиръ опустилъ саблю и, отдавъ честь начальнику, понесся внизъ по горѣ съ быстротою стрѣлы. Сѣдые ветераны доселѣ помнятъ, какъ юный Плантагенетъ несся, подобно птицѣ, съ крутой возвышенности, отстоявшей отъ равнины на тысячу футовъ. Твердо сѣвъ въ сѣдло и сжавъ уздечку, онъ не сознавалъ никакой опасности и въ эти роковыя минуты думалъ только о новомъ усовершенствованіи, который онъ сдѣлалъ въ мундштукѣ.

Полковникъ Оксъ стоялъ во главѣ своего полка въ ту минуту, какъ лордъ Кингсджиръ прискакалъ съ приказаніемъ отъ генерала, и никогда приказаніе начальника не было принято съ большимъ восторгомъ подчиненными.

-- Ну, ребята! произнесъ онъ громкимъ,; твердымъ голосомъ:-- сомкните ряды и помните мои наставленія.

Съ этими словами онъ пришпорилъ своего стараго Самсона и пропустилъ мимо себя полкъ. Потомъ, убѣдившись, что все было въ порядкѣ, онъ поскакалъ впередъ и, обернувшись, спокойно скомандовалъ: маршъ!

Начавъ атаку, кавалерія не обращаетъ вниманія на команды, и все равно, что-бы ни возвѣщали трубы -- галопъ или карьеръ, она слѣдуетъ только за своимъ предводителемъ. Поэтому полковникъ Оксъ всталъ одинъ впереди полка, въ разстояніи шести сажень, и хладнокровно повелъ его въ дѣло; а лордъ Кингсджиръ занялъ свое обычное мѣсто во главѣ эскадрона.

Такимъ образомъ, небольшой отрядъ англійскихъ всадниковъ сомкнутой массой двинулся по равнинѣ, усѣянной непріятелями. Сначала люди и лошади вели себя какъ въ манежѣ, хотя облака дыма окружали ихъ со всѣхъ сторонъ и каждую минуту свистъ ядра возвѣщалъ о близости смерти. Только повременимъ слышалась команда: "сомкнись!" и оставшіеся въ живыхъ воины занимали мѣсто выбывшаго изъ ряда товарища, такъ-что порядокъ ни на минуту не нарушался. Но чѣмъ ближе приближался полкъ къ непріятелю, тѣмъ нетерпѣніе солдатъ становилось неудержимѣе; они жаждали помѣриться силами съ врагомъ, отъ огня котораго такъ быстро рѣдѣли ихъ ряды; къ тому-же презрѣніе ко врагу увеличивало ихъ остервененіе. Даже лордъ Кингсджиръ. командовавшій 1-мъ эскадрономъ, сталъ ощущать непреодолимое желаніе выйти изъ-подъ выстрѣловъ и, ускоривъ шагъ, почти поровнялся съ полковникомъ Оксомъ. Опытный ветеранъ заградилъ ему путь саблей и добродушно воскликнулъ: "Слѣдуйте за начальникомъ". Голосъ его, какъ звукъ боевой трубы, покрылъ топотъ лошадей и свистъ ядеръ; но онъ не прибавилъ ни слова. Онъ по-рыцарски исполнялъ свою обязанность и ни на минуту не сомнѣвался, въ чемъ именно заключалась эта обязанность, а потому весь полкъ слѣпо за нимъ слѣдовалъ.

Наконецъ, даже лучшіе, опытнѣйшіе офицеры не могли сдержать молодыхъ людей, которые стремились впередъ. Линія была разорвана и правильная кавалерійская атака превратилась въ скачку съ препятствіями англійскихъ любителей-паѣздниковъ.

Вильямъ Браунъ долѣе другихъ удерживалъ свою лошадь, но вскорѣ рана въ шею взбѣсила животное; находясь въ виду индійской батареи, она рванулась впередъ и однимъ прыжкомъ очутилась въ густой массѣ враговъ. Отдѣлившись отъ своихъ товарищей, Браунъ долженъ былъ одинъ защищаться отъ цѣлой тучи индійцевъ. Какой-то громадный нипалу бросился на него и Браунъ мгновенно пронзилъ его саблей; индіецъ, падая увлекъ за собою сержанта, который, несмотря на всю свою силу, не могъ вырвать сабли изъ мертваго тѣла или высвободить руку изъ эфеса. Такимъ образомъ, онъ свисъ съ лошади, хотя не покидалъ сѣдла. Черезъ нѣсколько минутъ новый ударъ повергъ его на землю, но онъ тотчасъ вскочилъ, и, увидавъ, что непріятель хотѣлъ умчать одно изъ орудій, онъ перерубилъ постромки у лошадей, впряженныхъ въ пушку. Въ это мгновеніе онъ услышалъ подлѣ себя громкій голосъ полковника Окса, выражавшаго ему свое удовольствіе.

-- Берите лошадь, сержантъ Браунъ! воскликнулъ онъ, снося голову съ одного изъ индійскихъ предводителей и скрываясь въ облакахъ дыма.

Между тѣмъ лордъ Кингсджиръ, зная, что онъ не очень искусно владѣетъ саблей, задумался на минуту, какъ ему поступить, когда, его эскадронъ безумно понесся на непріятеля и рѣшилъ возложить всю свою надежду на силу толчка своей могучей лошади, пущенной въ карьеръ. Поэтому, замѣтивъ передъ собою предводителя индійцевъ, онъ, противъ всѣхъ манежныхъ правилъ, схватилъ въ обѣ руки уздечку, опустилъ голову и, какъ быкъ, ринулся на врага. Индіецъ свалился съ лошади, словно отъ толчка стѣнобитной машины, и чрезъ минуту лордъ Кингсджиръ очутился среди густой толпы непріятелей; ослѣпленный дымомъ и огнемъ, преслѣдуемый со всѣхъ сторонъ вражескими сѣкирами, онъ остановился и сталъ отчаянно защищать себя, махая саблей на подобіе мельницы. Однако, онъ вскорѣ былъ выбитъ изъ сѣдла, индійская пика глубоко вонзилась въ его грудь, онъ упалъ на землю и въ глазахъ его все смѣшалось -- всадники, лошади, облака дыма.

Когда онъ очнулся, то голова его лежала на колѣняхъ сержанта Брауна и вокругъ нихъ, на открытой полянѣ, валялись раненые и умирающіе. Англійскіе мечи скосили индійцевъ, какъ серпъ рожь, но все-же сраженіе еще не было окончательно выиграно, и если-бъ Вильямъ Браунъ не успѣлъ увезти своего капитана въ безопасное убѣжище, то ихъ могли-бы каждую минуту застрѣлить. Сержантъ, не задумываясь, посадилъ лорда Кингсджира на свое сѣдло и, поддерживая его, повелъ тихо лошадь въ арьергардъ, мимо раздирательныхъ сценъ, которыя можно видѣть на каждомъ полѣ сраженія; тутъ умирающіе, съ отчаяніемъ вознося руки къ небу, молили о каплѣ воды, тамъ лошади съ перебитыми спинами, приподнявшись на переднихъ ногахъ, съ безмолвнымъ отчаяніемъ смотрѣли передъ собою, не ожидая ни откуда помощи. Въ воздухѣ свистѣли пули, жужжали ядра и трещали бомбы, разрываясь на мелкіе куски. Но Вильямъ Браунъ съ хладнокровнымъ мужествомъ доставилъ своего раненаго капитана въ лазаретный фургонъ и сдалъ доктору.

Послѣ этого онъ возвратился къ своему полку и принялъ участіе въ послѣдней кавалерійской атакѣ, довершившей побѣду. Индійцы, разбитые повсюду, бросались на землю съ лошадей и ползали въ пыли, умоляя о пощадѣ. Тогда произошла ужасная, роковая бойня, доказывающая, какое мрачное, печальное дѣло война. Многіе солдаты и даже офицеры производили чудеса въ этомъ отношеніи. Обезумѣвъ отъ волненія, мести и окружавшихъ ручьевъ крови, одни механически рубили направо и налѣво, не слыша жалостныхъ воплей безпомощныхъ жертвъ, другіе почти въ упоръ стрѣляли изъ револьверовъ разъ за разомъ, не отдавая себѣ никакого отчета. Между немногими побѣдителями, старавшимися удержать другихъ отъ такой позорной сѣчи, былъ сержантъ Браунъ, и снова онъ услыхалъ мужественный голосъ полковника Окса, который, несмотря на пылъ битвы, обратился къ своему солдату съ теплыми словами одобренія.

Эта побѣда была однимъ изъ величайшихъ успѣховъ англійской арміи въ индійскую войну. Побѣдителямъ досталась громадная добыча, какой англійская армія не видывала со времени мира съ бирманцами; былъ учрежденъ новый орденъ Викторіи и генералъ Віолетъ произведенъ въ чинъ полнаго генерала.

X.
Офицерскій чинъ.

Возстаніе сипаевъ имѣло на судьбу Вильяма Брауна самое благодѣтельное вліяніе и доставило ему офицерскій чинъ, но это повышеніе совершилось не безъ хлопотъ. Лордъ Джорджъ Вильдвиль, отъ котораго зависѣло утвердить представленіе, взглянулъ на это дѣло съ исключительно аристократической точки зрѣнія и объявилъ, что производство солдатъ въ офицеры унижаетъ тонъ арміи. Однако, когда къ нему обратились генералъ Віолетъ и полковникъ Оксъ съ просьбою уважить ихъ представленіе, онъ обѣщалъ не препятствовать производству юнаго Брауна, если оно "дойдетъ до него обыкновеннымъ путемъ". Эта дипломатическая фраза означала, что главнокомандующій умывалъ руки и предоставлялъ все рутинѣ, безгранично царящей въ Англіи. Такимъ образомъ, черезъ шесть недѣль послѣ представленія ближайшаго начальника сержанта Брауна къ наградѣ офицерскимъ чиномъ за оказанные имъ необыкновенные подвиги въ битвѣ, полученъ былъ изъ главнаго штаба офиціальный документъ съ надписью: "конфиденціально". Въ немъ говорилось, что лордъ Джорджъ Вильдвиль не считалъ возможнымъ уважить представленіе, столь мало согласовавшееся съ пользою службы и грозившее нарушить военную дисциплину, которая могла быть поддержана лишь строгимъ отличіемъ офицеровъ отъ солдатъ; лордъ Джорджъ считалъ также долгомъ прибавить, что жена офицера изъ солдатъ находилась въ ложномъ положеніи въ обществѣ полковыхъ дамъ и что эта кажущаяся почесть была въ сущности источникомъ непріятностей и расходовъ ему самому и неудовольствія тѣмъ джентльменамъ, которые пріобрѣли офицерскій чинъ обычнымъ путемъ, то-есть покупкой, и имѣли достаточныя средства не только прилично поддерживать себя, но и принимать участіе во всѣхъ общихъ офицерскихъ расходахъ и удовольствіяхъ. Этотъ документъ, повторявшій въ сущности только избитыя фразы о томъ, что деньги составляли все различіе между солдатомъ и офицеромъ, былъ подписанъ всемогущимъ именемъ сэра Аякса Боджера, начальника главнаго штаба англійской арміи въ Индіи.

-- Джорджъ ничего объ этомъ не знаетъ, я обѣдалъ у него вчера, сказалъ генералъ Віолетъ, когда полковникъ Оксъ представилъ ему офиціальный отказъ въ ихъ ходатайствѣ;-- пойдемте къ нему, можетъ быть, какъ-нибудь и поправимъ дѣло.

Главнокомандующій принялъ главнѣйшаго генерала своей арміи чрезвычайно любезно, но, узнавъ въ чемъ дѣло, произнесъ, качая головой:

-- Вы знаете, Недъ, я ничего не могу сдѣлать.

-- Однако, мнѣ кажется, отвѣчалъ генералъ Віолетъ, -- вы, я и Томъ Оксъ должны-бы втроемъ имѣть достаточно власти, чтобъ произвести достойнаго человѣка въ офицеры; не такъ-ли, Джорджъ?

-- Не знаю, промолвилъ главнокомандующій, почесывая въ затылкѣ:-- Боджеръ и его зять люди упрямые. Впрочемъ, я согласенъ вамъ помочь, Недъ. Если вы найдете дорогу и добьетесь, чтобъ написали офицерскій патентъ молодому Брауну, то я его подпишу.

-- Чортъ возьми! какой кремень нашъ главнокомандующій, сказалъ генералъ Віолетъ полковнику Оксу, возвращаясь домой;-- что-жь намъ дѣлать? Какъ добраться до Боджера? Я недостаточно близко его знаю, чтобъ обратиться къ нему съ просьбою. А вы, Томъ?

-- Я никогда не видалъ его, ни въ полѣ сраженія, ни на охотѣ, отвѣчалъ полковникъ;-- а въ иныхъ мѣстахъ я знакомствъ не дѣлаю. Во время сраженій онъ всегда болѣнъ и дѣлаетъ чудеса человѣколюбія среди раненыхъ, пишетъ письма къ ихъ родственникамъ и такъ далѣе, хотя въ мирное время онъ этимъ никогда не занимается.

-- Подобные великіе люди прокладываютъ себѣ особый путь къ славѣ, произнесъ со смѣхомъ генералъ Віолетъ; -- ихъ путь самый вѣрный и безопасный.

-- Такъ вы полагаете, офицерскій чинъ улыбнулся Брауну? спросилъ полковникъ.

-- По всей вѣроятности, если намъ не удастся найдти дорожку къ Боджеру, отвѣчалъ генералъ Віолетъ.

Дорожка къ всесильному канцелярскому воротилѣ была найдена, но не прямодушными героями славной битвы, сохранившей для Англіи ея индійскія владѣнія.

Однажды, идя по улицамъ Калькуты въ мрачномъ настроеніи духа отъ неожиданной неудачи его производства, Вильямъ Браунъ случайно наткнулся на шотландскаго купца, съ которымъ онъ познакомился на палубѣ "Танджира". Добродушный шотландецъ очень обрадовался этой встрѣчѣ и пригласилъ его къ себѣ обѣдать. Послѣ сытнаго, даже роскошнаго обѣда, приготовленнаго шотландскимъ поваромъ, онъ откровенно разговорился съ молодымъ человѣкомъ.

-- Вы мнѣ понравились, сказалъ онъ, между прочимъ, -- съ первой минуты, какъ я васъ увидалъ съ вашей матерью на палубѣ "Танджира"; бѣдная женщина! ея блѣдное лицо, когда она упала въ обморокъ, чрезвычайно напомнило мнѣ мою покойную сестру. Быть можетъ, этимъ и объясняется мое пристрастіе къ вамъ. Во всякомъ случаѣ, я желалъ-бы что-нибудь для васъ сдѣлать. Вѣдь вы, сержантъ, не всегда будете ходить въ красномъ мундирѣ съ ружьемъ на плечѣ; если желаете поступить въ мою контору, то я съ большимъ удовольствіемъ куплю вамъ отставку. Вы получите сто фунтовъ въ годъ жалованья, квартиру и столъ; а работа у насъ нетрудная.

-- Благодарствуйте, сэръ, отвѣчалъ Вильямъ Браунъ, смотря на свою судьбу въ болѣе розовомъ свѣтѣ послѣ хорошаго обѣда:-- военная служба мнѣ нравится болѣе всякаго другого занятія, а начальство обѣщало произвести меня въ офицеры.

-- Эге! воскликнулъ м-ръ Браунъ, съ уваженіемъ взглянувъ на своего гостя, такъ-какъ во всѣхъ странахъ на офицеровъ смотрятъ, какъ на людей высшаго круга;-- такъ вы, молодецъ, очень отличились! Но отчего-же вы еще не произведены? Вѣдь ужь прошло много времени послѣ славной битвы, и, конечно, вы по заслужите офицерскаго чина на парадахъ.

Сержантъ разсказалъ все, что ему было извѣстно, о неудачномъ ходатайствѣ генерала Віолета и полковника Окса относительно его производства въ офицеры; м-ръ Браунъ внимательно выслушалъ его и спросилъ: увѣренъ-ли онъ въ чистосердечномъ расположеніи къ нему генерала и полковника, а также нѣтъ-ли у него враговъ въ ряду высокопоставленныхъ лицъ. Когда-же молодой человѣкъ поручился за искренность своихъ начальниковъ и отвергнулъ всякую мысль о враждѣ къ нему кого-бы то ни было, старый шотландецъ произнесъ съ улыбкой:

-- Хорошо, мнѣ, можетъ быть, удастся оказать вамъ услугу скорѣе, чѣмъ вашимъ начальникамъ. Я взялъ поставку сѣделъ на армію, и завтра увижу комиссара м-ра Толя Боджера. Онъ какой-то родственникъ сэру Аяксу, который вертитъ всей англійской Индіей. Я ничего не обѣщаю, но если вы не заслужили какимъ-нибудь образомъ гнѣва родственниковъ или друзей Боджера, то я нашелъ вамъ прямой путь къ эполетамъ, хотя повѣрьте. молодой человѣкъ, вы гораздо умнѣе поступили-бы, промѣнявъ саблю на перо.

Юный Браунъ возвратился въ казармы съ новыми надеждами, хотя онъ не очень разсчитывалъ на шотландскаго купца, а просто былъ въ хорошемъ расположеніи духа, и, видя, что до сихъ поръ ему на службѣ везло, надѣялся, что и въ будущемъ судьба отъ него не отвернется, несмотря на минутныя неудачи. Что-же касается возможности получить въ скоромъ времени офицерскій чинъ, то его главнымъ образомъ радовала мысль о томъ счастьѣ, которое доставитъ эта неожиданная почесть его матери и отцу. Онъ также думалъ о томъ, что скажетъ пасторъ Моледи и что онъ самъ сдѣлаетъ для своихъ братьевъ и сестеръ по возвращеніи въ Англію. Это была чрезвычайно честная черта въ молодомъ человѣкѣ, который нисколько не зазнался и, думая о своемъ повышеніи, ни мало не стыдился бѣдныхъ, сельскихъ родственниковъ въ отдаленномъ селеніи, составлявшемъ средоточіе всѣхъ его будущихъ плановъ. Даже маленькая Сусанна Джинксъ не была забыта, хотя онъ часто удивлялся, что воспоминаніе о ней такъ мало трогаетъ его сердце. Впрочемъ, онъ даже не совсѣмъ ясно сознавалъ свое тожество съ деревенскимъ юношей, которымъ онъ. былъ три года тому назадъ.

На другой день, послѣ обѣда у шотландскаго купца, Вильямъ Браунъ сидѣлъ вечеромъ у окна, любуясь прекрасной индійской ночью, какъ вдругъ онъ услыхалъ слабый голосъ лорда Кингсджира. Поспѣшивъ на зовъ капитана, онъ нашелъ его въ постели, которую тотъ не покидалъ съ того дня, какъ сержантъ Браунъ спасъ ему жизнь на полѣ сраженія. Маркизъ очень медленно поправлялся и доктора говорили, что его организмъ былъ такъ слабъ, что въ немъ не было достаточно жизненной силы для болѣе быстраго излеченія отъ ранъ.

-- Браунъ, сказалъ слабымъ голосомъ маркизъ, обращавшійся въ послѣднее время съ молодымъ сержантомъ по-товарищески, когда они были наединѣ, -- вы спасли мнѣ жизнь нѣсколько недѣль тому назадъ и теперь было-бы черной неблагодарностью съ моей стороны, если-бъ я не постарался утѣшить васъ въ вашемъ горѣ. Соберитесь съ силами, мой бѣдный другъ: пришли дурныя для васъ извѣстія.

-- Я перенесу все, что судьбѣ угодно мнѣ послать, милордъ, отвѣчалъ молодой солдатъ, выпрямляясь во весь ростъ и приготовляясь встрѣтить несчастье съ такимъ-же мужествомъ, какъ врага.

-- Зачѣмъ вы называете меня лордомъ? произнесъ съ жаромъ маркизъ; -- подойдите ко мнѣ поближе. Я хочу, чтобъ вы были подлѣ меня, когда васъ поразитъ печальная вѣсть. Можетъ быть, я найду противоядіе, хотя, бѣдный другъ, я принужденъ прежде поднести вамъ ядъ. Вонъ тамъ, продолжалъ маркизъ послѣ минутнаго молчанія,-- на конторкѣ лежатъ два письма. Одно пришло сегодня вечеромъ изъ Англіи въ конвертѣ отца. Оно отъ м-ра Моледи, пастора въ Векфильдѣ. Онъ былъ такъ добръ, что написалъ также и ко мнѣ, прося не прямо вамъ отдать его письмо,-- вотъ тотъ конвертъ съ черной коймой. Этотъ сельскій пасторъ долженъ быть прекрасный христіанинъ и онъ истинный вашъ другъ, Браунъ. Другой конвертъ, прибавилъ Кингсджиръ, снова останавливаясь и съ трудомъ переводя духъ, -- принесенъ десять минутъ тому назадъ. Судя по печати, это офиціальная бумага, и вѣроятно, съ хорошимъ извѣстіемъ, хотя я не понимаю, почему ее прислалъ м-ръ Браунъ,-- вы помните шотландскаго купца на "Танджирѣ", который ненавидѣлъ меня, и кажется, только за то, что я маркизъ?

При этомъ лордъ Кингсджиръ грустно улыбнулся и взялъ за руку Брауна, чтобъ удержать его хоть на нѣсколько минутъ отъ прочтенія рокового письма. Онъ съ безпокойствомъ взглянулъ ему прямо въ лицо, которое такъ странно походило на его собственныя черты, и только убѣдившись, что молодой человѣкъ былъ спокоенъ и твердъ, онъ произнесъ:

-- Ну, Браунъ, прочтите ваши письма, только, пожалуйста, прежде дурное, съ черной каемкой, хорошее-же я пока оставлю у себя.

Вильямъ Браунъ распечаталъ письмо и неожиданно, въ одно мгновеніе, какъ обыкновенно случается въ жизни, узналъ страшное горе, разразившееся надъ его головой: его мать умерла, а отецъ, братья и сестры были погребены на днѣ морскомъ. Молодой человѣкъ былъ пораженъ, какъ громомъ, и стоялъ неподвижно какъ-бы въ столбнякѣ.

-- Прочтите теперь, Браунъ, другое письмо, сказалъ маркизъ, нѣжно взявъ его за руку:-- пожалуйста, прочтите, ради меня.

Сержантъ Браунъ взялъ машинально офиціальный конвертъ, распечаталъ его и, вынувъ бумагу, подалъ ее лорду Кингсджиру, не чувствуя, что онъ дѣлаетъ. Его мысли были далеко, на бѣдномъ сельскомъ кладбищѣ, гдѣ покоилась его мать, на голубыхъ волнахъ океана, которыя скрыли на вѣкъ въ своемъ лонѣ "Королевскій Дубъ" съ его многочисленнымъ человѣческимъ грузомъ. Но, по счастью, онъ былъ молодъ и источникъ слезъ еще въ немъ не изсякъ; крупныя слезы, какъ дождевыя капли передъ грозой, покатились по его блѣднымъ щекамъ.

-- Плачьте, Браунъ, сказалъ лордъ Кингсджиръ съ братской нѣжностью:-- но сядьте ко мнѣ на постель. Вамъ нечего меня дичиться. Мы товарищи. Эта бумага извѣщаетъ васъ, что вы произведены въ корнеты 1-го уланскаго полка и что завтра вы получите орденъ Викторіи.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ.

I.
Лордъ Пунджобъ.

Вильямъ Браунъ чувствовалъ себя гораздо свободнѣе и счастливѣе въ своемъ новомъ положеніи, которое, казалось, было ему такъ-же сродно, какъ вода уткѣ и галопъ чистокровному коню, пріученному съизмолода къ упряжи. Дѣйствительно, фигурой и манерами онъ былъ настоящій джентльменъ: голова его прямо, гордо возвышалась на широкихъ плечахъ, черты его лица были правильныя, осанка благородная, руки бѣлыя, красивыя, съ овальными ногтями. А прекрасный, добродушный характеръ и учтивое, почтительное обращеніе съ старшими, хотя нисколько не раболѣпное, вскорѣ сдѣлали его общимъ любимцемъ, не только между офицерами его полка, но и въ высшемъ калькутскомъ обществѣ, такъ что его приглашали на всѣ балы генералъ-губернатора и самъ епископъ, даже самъ сэръ Аяксъ Боджеръ, значившій гораздо болѣе въ англійской Индіи, чѣмъ епископъ и генералъ-губернаторъ, милостиво ему улыбались. Кромѣ того, такъ-какъ счастье обыкновенно приходитъ не одно, юный Браунъ получилъ мѣсто адъютанта при лордѣ Джорджѣ Вильдвилѣ, благодаря пламенному ходатайству племянника его маркиза Кингсджира. Главнокомандующій, только-что получившій титулъ лорда Пунджоба, былъ храбрый, искренній, простой ветеранъ, онъ, естественно, полюбилъ своего новаго адъютанта, который также былъ воиномъ въ душѣ. Поэтому не прошло и полугода, какъ Вильямъ Браунъ сдѣлался необходимымъ для него человѣкомъ и лордъ Пунджобъ, единственная дочь котораго, Амабель Вильдвиль, воспитывалась въ Англіи у старой родственницы маркизы Ньюкоменъ, передалъ ему все управленіе своимъ гостепріимнымъ домомъ и хозяйствомъ.

Читатели, конечно, не забыли, что этотъ знаменитый индійскій полководецъ и администраторъ, болѣе извѣстный подъ именемъ лорда Джорджа Вильдвиля, былъ младшій братъ покойнаго герцога Куртопа и законный наслѣдникъ герцогскаго титула, со всѣми принадлежавшими къ нему помѣстьями, отъ которыхъ онъ великодушно отказался, для поддержанія чести своего рода, въ пользу нынѣшняго герцога, въ сущности не сына, а племянника его старшаго брата. Лишившись очень рано жены и имѣя только одну дочь Амабель, лордъ Джорджъ заключилъ съ своимъ племянникомъ, сдѣлавшимся по его милости герцогомъ Куртопомъ, семейную сдѣлку, по которой его сынъ, маркизъ Кингсджиръ. былъ формально обрученъ съ маленькой Амабель прежде, чѣмъ они оба могли отворить или ходить. Что-же касается до него самого, то онъ создалъ себѣ вдали отъ родины новый титулъ и новое состояніе. Онъ отправился въ Индію въ такое время, когда немногіе аристократы соглашались тамъ служить, и поэтому пріобрѣлъ почести и богатство съ неимовѣрной быстротой. Впродолженіи долгихъ лѣтъ онъ получалъ въ годъ до 10.000 фунтовъ, кромѣ готоваго содержанія, такъ-какъ, въ качествѣ лорда, онъ занималъ безконечное количество различныхъ высокихъ мѣстъ; кромѣ того, онъ почти ежегодно посылалъ въ Англію къ своему стряпчему Мортмэну громадныя суммы, достававшіяся на его долю изъ военной добычи, такъ что, наконецъ, его состояніе оцѣнивали въ три четверти милліона, а его дочь считалась одной изъ богатѣйшихъ невѣстъ въ Англіи. Онъ самъ не придавалъ большой цѣны деньгамъ и съ добродушной щедростью раздавалъ ихъ всѣмъ, кто только желалъ получить ихъ отъ него. Его адъютанты и секретари, искренно любившіе благороднаго старика, употребляли всѣ старанія, чтобъ оградить его отъ докучливости нищихъ, но какъ только онъ появлялся на улицѣ, то цѣлыя толпы какъ-бы выростали изъ земли и повсюду слѣдовали за нимъ. Впрочемъ, однажды его щедрость была вознаграждена важной услугой: одинъ сипай, облагодѣтельствованный имъ, предупредилъ его объ опасности, грозившей отъ ярости мятежниковъ не только ему, но цѣлому городу, въ которомъ онъ находился. Такимъ образомъ, лордъ Джорджъ былъ очень счастливъ въ своемъ новомъ отечествѣ. пользуясь громадной властью и всеобщимъ уваженіемъ.

Одно только событіе нѣсколько нарушило его спокойную, безмятежную жизнь. За сорокъ лѣтъ передъ возстаніемъ сипаевъ, во время краткаго посѣщенія Англіи, онъ получилъ странное письмо изъ какого-то невѣдомаго селенія Векфильдъ-на-болотѣ. Неизвѣстная женщина, подписавшаяся Маргаритой Вильдвиль, увѣдомляла его, что она жена м-ра Одо Вильдвиля, а не было на свѣтѣ другого человѣка этого имени, какъ только его старшій братъ, герцогъ Куртопъ и Ревель. Такимъ образомъ, если это письмо говорило правду, то существовало двѣ герцогини Куртопъ. Кромѣ того, Маргарита Вильдвиль говорила, что у нея была дочь, которая поэтому должна была сдѣлаться графиней Вингидъ; титулъ этотъ переходилъ по женской линіи, съ большими помѣстьями въ Шотландіи, гдѣ, повидимому, совершился бракъ Маргариты Вильдвиль и гдѣ, какъ извѣстно, бракомъ признается добровольное согласіе сторонъ, удостовѣренное свидѣтелями. "Честный Джорджъ", какъ всѣ называли въ то время лорда Пунджоба. былъ очень пораженъ этимъ извѣстіемъ; онъ зналъ, что его братъ способенъ на подобную продѣлку, и потому прямо обратился къ нему за разъясненіемъ, но не получилъ никакого опредѣленнаго отвѣта. Герцогъ Куртопъ только бранился и проклиналъ Шотландію, а потому лордъ Джорджъ, видя, что дѣло не ладно и не желая потакать никакому безчестному поступку, прямо объявилъ, что онъ откроетъ истину и что если дѣйствительно существуютъ двѣ герцогини Куртопъ, то онъ отстоитъ права первой.

Въ тотъ-же вечеръ онъ отправился на почтовыхъ въ Векфильдъ-на-болотѣ и прибылъ въ гостинницу "Шашечница" въ четыре часа утра, а въ пять онъ уже ѣхалъ обратно, полагая, что, какъ ни грустно было это дѣло, но оно ничего не заслуживало, кромѣ денежнаго пособія. Женщина, называвшая себя Маргаритой Вильдвиль, упорствовала въ своемъ разсказѣ; она была хороша собою, но въ послѣдней степени чахотки, при ней была новорожденная дочь. Она показала ему рабочій ящикъ съ вензелемъ его брата и семейнымъ гербомъ, но въ немъ ничего не было, хотя она утверждала, что тамъ хранились бумаги въ секретномъ отдѣленіи, котораго она никакъ не могла открыть. Ея сестра, или, какъ она выражалась, молочная сестра, м-съ Джайльсъ, жена трактирщика, не вѣрила разсказу молодой женщины, потому что, по ея словамъ, брака не могло быть безъ пастора и оклика въ церкви. Итакъ, честный Джорджъ уѣхалъ, оставивъ бѣдной женѣ своего брата пятьдесятъ фунтовъ, которые онъ на другое утро получилъ обратно безъ всякого письма. Совѣсть его была теперь спокойна. Онъ рѣшился открыть тайну и, какъ полагалъ, открылъ ее; тѣмъ дѣло и кончилось. Онъ не нашелъ прямыхъ доказательствъ виновности брата и счелъ возможнымъ замолчать, хотя иначе онъ никогда не потерпѣлъ-бы, чтобъ пострадали невинные; онъ могъ самъ пожертвовать своими интересами, чтобъ спасти брата отъ позора, но никогда не далъ-бы другихъ въ обиду. Все это дѣло теперь уже давно изгладилось изъ его памяти и лордъ Пунджобъ, главнокомандующій англійской арміей въ Индіи, ни мало не подозрѣвалъ, что его молодой, статный адъютантъ, корнетъ Браунъ, былъ сынъ того младенца, котораго держала на рукахъ несчастная жена его брата въ уединенной гостинницѣ, гдѣ она напрасно старалась тронуть его сердце горючими слезами.

Это невѣденіе родственныхъ связей, связывавшихъ его съ молодымъ человѣкомъ, не мѣшало лорду Джорджу искренно къ нему привязаться и оказывать ему всякаго рода покровительство. Въ тѣ времена между различными способами выдвинуть впередъ юнаго офицера однимъ изъ главныхъ была посылка его курьеромъ съ депешами въ метрополію. Теперь все это измѣнилось, правительство стало экономнѣе, и, офицера, привозящіе депеши, часто обязаны сами платить за свое путешествіе; но нѣсколько лѣтъ тому назадъ всей англійской арміи было извѣстно, что офицеръ, привезшій въ Лондонъ извѣстіе о побѣдѣ или о заключеніи мира, получалъ чины, ордена и денежныя награды не менѣе пяти-сотъ фунтовъ. Поэтому, когда возстаніе сипаевъ было усмирено и во всей Англіи и Индіи совершено благодарственное молебствіе за успѣхъ англійскаго оружія, лордъ Пунджобъ рѣшился послать въ Лондонъ съ извѣстіемъ о прекращеніи военныхъ дѣйствій Вильяма Брауна, только-что произведеннаго въ поручики. Такъ-какъ онъ самъ вскорѣ отправлялся въ Англію отдохнуть на лаврахъ, то разставаніе съ любимымъ адъютантомъ не могло быть продолжительнымъ. Точно также и маркизъ Кингсджиръ, все еще очень медленно оправлявшійся отъ своихъ ранъ, собирался при первой возможности взять отпускъ, надѣясь, что онъ скорѣе выздоровѣетъ на старой родинѣ; поэтому Вильямъ Браунъ безъ большого сожалѣнія разстался съ Индіей и отправился радостнымъ гонцемъ въ Англію, гдѣ, по просьбѣ своихъ обоихъ друзей-покровителей, онъ долженъ былъ дожидаться ихъ въ Бомануарѣ, великолѣпномъ помѣстьѣ герцога Куртона, къ которому онъ везъ рекомендательныя письма и подарки отъ сына.

II.
Бомануаръ.

Поручикъ Браунъ былъ прекрасно принятъ герцогомъ Куртопомъ въ родовомъ замкѣ Бомануаръ, гдѣ его свѣтлость въ послѣднее время жилъ почти безвыѣздно. Хотя онъ всегда былъ окруженъ гостями, какъ мѣстными аристократами, такъ и пріѣзжими, а леди Оверло съ своей старой теткой графиней Кланморъ граціозно разыгрывала роль хозяйки, все-же жизнь въ Бомануарѣ бывала иногда однообразна и скучна, такъ что прибытіе новаго гостя, а тѣмъ болѣе офицера съ театра войны, было очень пріятнымъ развлеченіемъ.

Юный индійскій герой съ первой минуты поправился герцогу; особенно ему пришлись по сердцу простое, почтительное, не самонадѣянное и не раболѣпное обращеніе Вильяма Брауна, его постоянная веселость, неимѣвшая, однако, ничего дерзкого или шумнаго, а также его вѣрная рука, которая на охотѣ никогда не давала промаха.

-- Капитанъ Браунъ, пойдемте со мною, будемъ стрѣлять вмѣстѣ, говаривалъ онъ, отправляясь каждое утро истреблять фазановъ, которыхъ онъ доставлялъ по контракту лондонскимъ торговцамъ, и часы незамѣтно летѣли въ охотѣ и въ веселыхъ разговорахъ.

Такимъ образомъ, проводя пріятно время съ своимъ юнымъ гостемъ, котораго онъ изъ любезности всегда называлъ капитаномъ, его свѣтлость вмѣстѣ съ тѣмъ платилъ ему долгъ благодарности за спасеніе сына. Однако, въ сущности, этихъ двухъ людей неотразимо соединяло болѣе сильное, инстинктивное вліяніе, чѣмъ удовольствіе взаимнаго общества или чувство благодарности со стороны герцога. Великолѣпный пэръ Англіи и бѣдный деревенскій парень, пробившій себѣ дорогу въ жизни одними собственными достоинствами, имѣли много общаго между собою: слова и мысли одного обыкновенно находили сочувственное эхо въ умѣ другого. Они оба были въ душѣ офицеры и ненавидѣли торговлю; они оба имѣли врожденный вкусъ къ роскоши и даже физически въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ походили другъ на друга. Оба они были высокаго роста, прекрасно сложены, съ высокой скорѣе, чѣмъ съ широкой грудью; но лицо Вильяма Брауна, хотя оно имѣло общія черты съ лицомъ герцога, не встрѣчалось въ семействѣ Куртопъ уже нѣсколько столѣтій. Во время обыкновенныхъ разговоровъ и во вседневной жизни лицо его было добродушное, открытое, и его улыбка была такъ-же невинна и увлекательна, какъ улыбка герцога, но въ минуты серьезнаго размышленія его брови осѣняли глаза какъ-бы "подковой и взглядъ его былъ глубоко-искренній и рѣшительный. Губы его не были такъ изящны и чувственны, какъ у герцога, но онѣ были твердо стиснуты, выражая желѣзную волю. Глаза герцога были неопредѣленнаго цвѣта, постоянно измѣняли свой тонъ, и хотя обыкновенно томные, мрачные, иногда сверкали огнемъ; напротивъ, глаза Вильяма Брауна были спокойные, безстрастные и только метали искры въ минуты гнѣва, а подобныя минуты были очень рѣдки. Его трудно было вывести изъ терпѣнія, и во всякомъ спорѣ онъ обыкновенно оставался нравъ, тогда какъ герцогъ всегда былъ виноватъ. Они могли-бы служить прекрасными образцами для изображенія успѣха и неудачи въ жизни. Внимательный физіономистъ сразу сказалъ-бы, что герцогъ Куртопъ встрѣчалъ во всемъ неудачу, а молодой поручикъ былъ баловень судьбы.

Но какими-бы причинами ни объяснялись дружескія отношенія между герцогомъ и его молодымъ гостемъ, они составляли несомнѣнный фактъ. Его свѣтлость любилъ особенно разговаривать съ поручикомъ Брауномъ, такъ-какъ его разговоры имѣли обыкновенный герцогскій характеръ, то-есть были въ сущности только отрывками автобіографіи, а молодой человѣкъ слушалъ его съ полнымъ вниманіемъ и сочувствіемъ. Недавно произведенному изъ солдатъ офицеру чрезвычайно нравился дружескій тонъ герцога и его строго-консервативный, аристократичный взглядъ на вещи. Принятый, какъ равный, въ высшемъ обществѣ, Браунъ почти считалъ себя членомъ привилегированнаго класса и гордился какъ чиномъ, такъ и великосвѣтскими связями.

Мѣсяца черезъ два послѣ прибытія Вильяма Брауна въ Англію, возвратились изъ Индіи лордъ Пунджобъ и маркизъ Кингсджиръ,-- одинъ теперь полный генералъ, а другой подполковникъ, такъ-какъ относительно чиновъ англійскіе аристократы всегда путешествуютъ въ экстренныхъ поѣздахъ. Однако, что касается молодого маркиза, то уже никакая почесть на землѣ не могла имѣть для него цѣны. Его силы съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе падали, и калькутскіе доктора, предвидя роковой исходъ, согласились, наконецъ, на его отъѣздъ. Такимъ образомъ, маркизъ Кингсджиръ получилъ отпускъ до болѣзни и возвратился въ Англію. Его титулъ и богатство всегда служили ему помѣхой, и теперь онъ, по милости ихъ, не только умиралъ, но ему не дозволили и умереть спокойно, потому что онъ былъ маркизъ. Будь онъ простой торговецъ сыровъ, какъ дѣдъ его матери, на котораго онъ всего болѣе походилъ физически и умственно, молодой человѣкъ былъ-бы счастливымъ, полезнымъ гражданиномъ и дожилъ-бы до глубокой старости. Въ теперешнемъ-же своемъ положеніи, благами котораго онъ никогда не пользовался, маркизъ Кингсджиръ былъ совершенно не на своемъ мѣстѣ; чтобъ достойно играть навязанную ему судьбою роль, онъ долженъ былъ постоянно напрягать свои слабыя силы, и въ рѣдкихъ случаяхъ, какъ, напримѣръ, на полѣ брани, кровь Вильдвилей энергично сказывалась въ немъ, а обыкновенно онъ оставался апатичнымъ лимфатикомъ, котораго только тяготило окружающее великолѣпіе.

Въ покойномъ, роскошномъ дормезѣ привезли больного въ замокъ, гдѣ его предки жили съ королевской пышностью впродолженіи долгихъ вѣковъ, и всѣ въ блестящихъ покояхъ стариннаго зданія стали ходить на цыпочкахъ съ той минуты, какъ маркиза снесли въ верхній этажъ и положили на кровать, которую ему уже не суждено было покинуть живымъ. Рука смерти ясно виднѣлась на его блѣдномъ, исхудаломъ лицѣ; глаза его были мутны, губы бѣлыя, кожа на верхней части лица натянута и какъ-бы налакирована. Онъ былъ уже почти мертвый и только какъ-бы очнулся на минуту при видѣ Вильяма Брауна. Присутствіе отца его словно стѣсняло и хотя онъ обращался съ нимъ очень прилично и почтительно, но никогда съ нимъ по заговаривалъ, а только отвѣчалъ на его вопросы. Онъ, казалось, чувствовалъ себя существомъ, неимѣвшимъ ничего общаго съ гордой, блестящей расой, которая признавала его своимъ представителемъ, и полагалъ, что онъ невольный самозванецъ среди всего великолѣпія древняго, родового замка.

Безнадежное положеніе сына было предметомъ страшнаго безпокойства и тяжелыхъ заботъ герцога Куртопа, всѣ планы котораго уничтожала болѣзнь и вѣроятная смерть его наслѣдника. Онъ пламенно просилъ Вильяма Брауна остаться подолѣе въ Бомануарѣ, такъ-какъ только его присутствіе оживляло маркиза.

-- Не оставляйте меня, Вилли, говорилъ едва слышнымъ голосомъ больной:-- мнѣ недолго васъ мучить, а я желалъ-бы, чтобъ Бомануаръ былъ вашимъ домомъ, какъ до моей смерти, такъ и послѣ.

Поэтому герцогъ выхлопоталъ отсрочку отпуска Вильяма Брауна и молодой человѣкъ остался въ Бомапуарѣ.

Всякій, болѣе знакомый со свѣтомъ, чѣмъ юный поручикъ, понялъ-бы, что безпокойство герцога Куртопа происходило не только отъ страха потерять единственнаго сына, но и отъ другихъ, болѣе сокровенныхъ причинъ. Хотя всѣ гости, кромѣ леди Оверло и ближайшихъ родственниковъ Вильдвилей, оставили Бомануаръ съ той минуты, какъ подъ его гостепріимнымъ кровомъ находился умирающій, между замкомъ и станціей желѣзной дороги цѣлый день сновали взадъ и впередъ экипажи, въ которыхъ привозили и отвозили стряпчихъ съ громадными свертками пергаментовъ и бумагъ. Сношенія съ Лондономъ въ виду предстоящей смерти маркиза были такъ многочисленны и до такой степени не терпѣли отлагательства, что недоставало трехъ скорыхъ поѣздовъ желѣзной дороги, а еще посылались нарочные и телеграммы съ добавочными инструкціями и отвѣтами на безконечные вопросы мудрецовъ Линкольнъ-Ина. М-ръ Шарпъ проводилъ теперь цѣлые дни въ замкѣ, гдѣ ему отведена была особая комната, и его писаря постоянно являлись за черновыми документовъ, которые черезъ нѣсколько часовъ они возвращали въ формѣ громадныхъ пергаментовъ съ офиціальными печатями и казенными штемпелями. Между тѣмъ герцогъ Куртопъ день и ночь сидѣлъ въ готической библіотекѣ и напрягалъ всѣ свои умственныя силы, не очень блестящія по природѣ, въ борьбѣ съ невидимымъ, могущественнимъ врагомъ, котораго побѣдить можно было только на бумагѣ, съ помощью юридическихъ увертокъ. Однажды поздно вечеромъ леди Оверло зашла въ библіотеку за какимъ-то романомъ и съ ужасомъ остановилась въ дверяхъ: гордый, блестящій герцогъ, жизнь котораго, несмотря на всѣ ея мелкія дрязги, казалась однимъ безконечнымъ праздникомъ, сидѣлъ съ поникшею головою и жалобно стоналъ. Впрочемъ, это, можетъ быть, ей только показалось, потому что черезъ мгновеніе герцогъ вскочилъ съ креселъ и встрѣтилъ ее съ обычной, граціозной улыбкой и рыцарской любезностью. Но когда она удалилась, онъ снова принялся за утомительную работу и до самаго утра не сводилъ глазъ съ безчисленныхъ документовъ, поля которыхъ онъ испещрилъ своими отмѣтками. Эта работа ему стоила страшнаго труда, потому что до сихъ поръ онъ привыкъ только къ праздности и удовольствіямъ; но теперь онъ боролся на жизнь и на смерть; онъ защищался съ остервененіемъ оленя, затравленнаго охотниками и въ отчаяніи бросающагося на лихъ. Къ девяти часамъ все было готово и самый опытный стряпчій, проведшій пол-вѣка въ изученіи юридическихъ крючковъ, изумился-бы тому, что сдѣлалъ въ нѣсколько часовъ непривычный къ дѣлу аристократъ подъ вліяніемъ грозившей ему погибели.

Въ половинѣ десятаго онъ позвонилъ камердинера, взялъ ванну, переодѣлся и спросилъ кофе. Потомъ онъ послалъ узнать, проснулся-ли лордъ Кингсджиръ, и принялъ м-ра Шарпа, который, по обыкновенію, принесъ ему къ подписи пергаментный листъ. На лицѣ его не было видно ни малѣйшихъ слѣдовъ безсонницы, но онъ казался очень озабоченнымъ и губы его были знаменательно сжаты съ одной стороны, какъ всегда случалось, когда онъ рѣшался дѣйствовать твердо, даже рѣзко, сдерживая свою природную склонность къ добродушному, любезному обращенію со всѣми окружающими.

Черезъ нѣсколько минутъ слуга возвратился съ отвѣтомъ, что, по словамъ домашняго доктора, лордъ Кингсджиръ проснулся, но былъ очень слабъ и капитанъ Браунъ провелъ съ нимъ всю ночь.

-- Я не люблю, что этотъ Браунъ всегда торчитъ подлѣ него, сказалъ м-ръ Шарпъ довольно рѣзко, когда слуга вышелъ изъ комнаты.

-- Довольно, отвѣчалъ герцогъ почти сурово и, презрительно указывая на пергаментъ, прибавилъ: вы хотите, чтобъ что было подписано, и я настою, что онъ подпишетъ.

М-ръ Шарпъ, несмотря на все свое нахальство, понялъ, что неблагоразумно было идти далѣе и замолчалъ.

-- Это необходимо, Шарпъ? спросилъ герцогъ, прерывая молчаніе.

-- Конечно, необходимо, ваша свѣтлость, отвѣчалъ стряпчій.

-- Никакая бумага, подписанная мною или лордомъ Джорджемъ, не можетъ быть достаточна? Скверное ваше ремесло, Шарпъ -- вы не даете бѣдному мальчику умереть спокойно и преслѣдуете его обязательствами даже по ту сторону могилы.

-- Ничего не годится, кромѣ его подписи, ваша свѣтлость, потому что онъ наслѣдникъ послѣ своей матери, а послѣднія обязательства обезпечены ея помѣстьями.

-- Въ такомъ случаѣ идите за мною, сэръ, холодно произнесъ герцогъ и твердыми, поспѣшными шагами направился въ комнату умирающаго сына.

III.
Амабель Вильдвиль.

Когда въ спальню маркиза Кингсджира вошли герцогъ и м-ръ Шарпъ, онъ слабымъ голосомъ разговаривалъ съ Вильямомъ Брауномъ, сидѣвшимъ у его изголовья. Молодые люди постоянно въ своихъ бесѣдахъ вспоминали о сраженіяхъ и о бивуачной жизни въ Индіи. На блѣдныхъ, исхудалыхъ щекахъ маркиза виднѣлся даже слабый румянецъ, какъ-бы подававшій надежду на выздоровленіе,-- такъ силенъ въ человѣкѣ источникъ жизни, неотравленный всесокрушающимъ горемъ; онъ, быть можетъ, еще оправился-бы, если-бъ его оставили въ покоѣ. Воздухъ родины живительно подѣйствовалъ на него, а общество любимаго товарища придало ему если не новыя силы, то, во всякомъ случаѣ, новый интересъ въ жизни. Наканунѣ ночью Вильямъ Браунъ показывалъ ему модель изобрѣтеннаго имъ понтоннаго моста, и маркизъ, страстно любившій механику, былъ очень заинтересованъ ею и, послѣ довольно продолжительной, пріятной бесѣды, сладко заснулъ; теперь-же, значительно подкрѣпленный сномъ, онъ снова принялся за разсматриваніе модели, указывая на необходимыя въ ней улучшенія. Увидавъ отца, больной закрылъ глаза, румянецъ мгновенно исчезъ съ его лица и онъ поникъ головою на подушку, хотя за минуту передъ тѣмъ сидѣлъ довольно бодро.

-- Что имъ отъ меня нужно? промолвилъ онъ съ нетерпѣніемъ:-- я подписалъ какую-то бумагу вчера, и третьяго дня, и четвертаго дня. Когда все это кончится? Какъ-бы я желалъ вернуться въ Индію, тамъ такъ хорошо жилось въ палаткахъ!

-- Скоро, скоро все устроится по-вашему, отвѣчалъ Браунъ: -- вамъ сегодня гораздо лучше, чѣмъ всѣ эти дни. Но герцогъ желаетъ съ вами поговорить. Соберитесь съ силами, не унывайте.

Между тѣмъ герцогъ вошелъ въ комнату и Вильямъ Браунъ почтительно уступилъ ему свое мѣсто, которое тотъ занялъ съ учтивымъ поклономъ.

-- Пожалуйста, не безпокойтесь, капитанъ, сказалъ онъ, удерживая его за плечо:-- вы намъ нисколько не мѣшаете; но, можетъ быть, вы предпочтете общество леди Оверло нашимъ дѣловымъ разговорамъ, тогда вы найдете ее въ чайной; кстати она постоянно жалуется, что вы избѣгаете ея общества.

Только послѣ этихъ учтивыхъ и любезныхъ словъ, произнесенныхъ самымъ ласковымъ голосомъ, герцогъ сѣлъ подлѣ кровати сына, а Вильямъ Браунъ вышелъ изъ комнаты, понимая, что онъ лишній, хотя никто не далъ ему этого почувствовать. Въ дверяхъ онъ встрѣтилъ м-ра Шарпа, его писаря, управляющаго и дворецкаго, которые должны были присутствовать свидѣтелями при подписи документа умирающимъ; но присутствіе всѣхъ этихъ постороннихъ лицъ, сіявшихъ здоровьемъ и физической мощью, казалось, слишкомъ угнетало бѣднаго больного и уничтожало послѣднюю вспышку его быстро угасавшихъ силъ.

Вильямъ Браунъ пошелъ, по приглашенію герцога, въ чайную, которая находилась на противоположномъ концѣ дома и, окруженная съ двухъ сторонъ оранжереями, а съ третьей садомъ, представляла прелестный, мирный уголокъ среди окружающаго блеска. Подходя къ дверямъ комнаты, онъ услыхалъ голосъ леди Оверло, которая громко говорила своему стряпчему м-ру Геріоту, только что пріѣхавшему въ замокъ по дѣлу:

-- Лордъ Джорджъ сегодня пріѣдетъ съ дочерью; кролѣ того, у насъ здѣсь тетка леди Кланморь, которую вы знаете, и постоянные здѣшніе посѣтители, да еще м-ръ Браунъ, какой-то найденышъ. Онъ въ родѣ компаньонки у маркиза, очень глупый человѣкъ и постоянно разсказываетъ мнѣ о походныхъ телеграфахъ или о какомъ-то подобномъ вздорѣ. Но вонъ, кажется, онъ идетъ по оранжереѣ. Здравствуйте, капитанъ, прибавила она, ни мало не смущаясь, хотя очень хорошо знала, что онъ слышалъ ея слова; -- покушайте я для васъ отложила нѣсколько персиковъ.

Молодой человѣкъ не показалъ вида, что обидѣлся оскорбительнымъ замѣчаніемъ аристократки, но оно поразило его въ самое сердце, хотя и принесло ему большую пользу, излечивъ на вѣки отъ смѣшной самонадѣянности, которая въ послѣднее время начинала въ немъ проявляться, благодаря его постояннымъ успѣхамъ. Послѣ завтрака, онъ поспѣшно ушелъ изъ комнаты, но не возвратился къ больному, а, грустно опустивъ голову, сталъ ходить взадъ и впередъ по пустымъ комнатамъ. Онъ стыдился теперь ухаживать за умирающимъ другомъ, боясь, что слуги будутъ указывать на него пальцемъ, какъ на нахлѣбника, продающаго свои услуги за вкусный столъ и покойную постель. Онъ не смѣлъ приказать, какъ еще наканунѣ, осѣдлать лошадь или позвать егеря съ собаками. Какъ могъ распоряжаться въ замкѣ человѣкъ, котораго считали найденышемъ и наемникомъ! Онъ теперь былъ униженъ въ своихъ собственныхъ глазахъ и чувствовалъ, что не имѣлъ никакого права находиться среди всего этого великолѣпія, мраморныхъ каминовъ, золоченой мебели, драгоцѣнныхъ картинъ, изъ которыхъ каждая стоила болѣе той суммы, которую онъ могъ-бы отложить втеченіи всей своей жизни. Что онъ былъ такое въ сущности? Бѣдный поселянинъ, возвысившійся изъ простыхъ солдатъ до чиновъ, открывшихъ ему двери домовъ высшаго класса общества, что не мѣшаетъ однакожъ родовитымъ членамъ этого общества явно презирать его. Было-бы гораздо лучше, если-бъ онъ остался простымъ солдатомъ или, во всякомъ случаѣ, унтеръ-офицеромъ и водилъ-бы дружбу съ людьми равными себѣ по происхожденію, такъ-какъ, повидимому, никакія личныя достоинства не могли преодолѣть страшныхъ преградъ, отдѣляющихъ этихъ аристократовъ отъ простыхъ смертныхъ; впрочемъ, по всей вѣроятности, онъ и не имѣлъ никакихъ достоинствъ. Вѣдь леди Оверло сказала, что онъ глупъ, а она, какъ знатная барыня, была лучшимъ судьей, чѣмъ онъ самъ. "Да, думалъ онъ,-- я просто дуракъ, идіотъ и самонадѣянный оселъ. Мнѣ надо поскорѣй вернуться въ полкъ; полковникъ Оксъ меня любитъ и возьметъ въ полковые адъютанты; у меня будетъ довольно дѣла и я забуду свое низкое происхожденіе. Я все-же довольно хорошъ, чтобъ быть въ обществѣ лошадей, если не герцоговъ, маркизовъ и великосвѣтскихъ барынь".

Погруженный въ такія невеселыя думы, Вильямъ Браунъ незамѣтно прошелъ въ библіотеку и, остановившись у окна сталъ обдумывать, подъ какимъ-бы предлогомъ ему уѣхать въ тотъ-же день изъ Бомануара. Погода была осенняя, ненастная; черныя тучи заволакивали небо и отъ времени до времени разражались крупнымъ дождемъ. По дорогѣ къ замку быстро неслась карета, запряженная четверкой почтовыхъ лошадей, такъ-какъ станція желѣзной дороги, благодаря громадности парка, была довольно отдалена отъ Бомануара и гости всегда должны были пріѣзжать на почтовыхъ. "Вѣроятно, это какіе-нибудь родственники герцога", подумалъ молодой человѣкъ и не могъ не вспомнить, что онъ пріѣхалъ со станціи въ телѣжкѣ, при чемъ, конечно, всѣ слуги надъ нимъ смѣялись.

Черезъ нѣсколько минутъ дверь въ библіотеку съ шумомъ отворилась, въ комнату вбѣжала съ громкимъ смѣхомъ молодая дѣвушка, сіяя красотой и счастьемъ; она остановилась на минуту, взглянула на Брауна, граціозно присѣла и, бросившись къ нему на шею, горячо его поцѣловала.

-- Браво, Кингсджиръ, молодецъ, что выздоровѣлъ, воскликнула она,-- я такъ довольна. Пойдемъ въ садъ, покажи мнѣ моихъ золотыхъ фазановъ.

-- Эй, Браунъ! произнесъ лордъ Пунджобъ, входя въ комнату;-- я говорилъ, что покажу вамъ свою дочь, какъ только выручу ее изъ Ирландіи.-- Мисси, это поручикъ Браунъ, лучшій офицеръ въ нашей арміи и одинъ изъ членовъ моей семьи.

Генералъ выражался по-индійски о молодомъ человѣкѣ, такъ-какъ тамъ адъютантовъ зовутъ семьей генерала; но Вильямъ Браунъ не слыхалъ его словъ, такъ пораженъ онъ былъ этой необыкновенной сценой, а миссъ Вильдвиль въ то-же мгновеніе скрылась.

До самаго обѣда она не выходила, а за столомъ, такъ углубилась въ разговоръ съ маркизой Ньюкоменъ, что даже не видала Брауна. За это странное поведеніе, особенно послѣ случившагося въ библіотекѣ, генералъ сдѣлалъ ей вечеромъ формальный выговоръ.

-- Какъ тебѣ не стыдно, вертушка, сказалъ онъ,-- быть неучтивой съ однимъ изъ храбрѣйшихъ молодцевъ всей арміи?

-- Я ненавижу храбрѣйшихъ молодцевъ, папа, отвѣчала молодая дѣвушка, топая ногами:-- они всегда суются, гдѣ ихъ не надо. Я-бы ихъ всѣхъ повѣсила.

Послѣ знаменательной сцены въ библіотекѣ поручикъ Браунъ вдругъ потерялъ всякое желаніе уѣхать изъ Бомануара. Онъ былъ адъютантъ лорда Пунджоба и хотя находился въ отпуску, но все-же, живя въ одномъ домѣ съ своимъ генераломъ, онъ обязанъ былъ повиноваться всѣмъ его приказаніямъ, а приказанія лордъ Джорджъ давалъ безпрестанно. "Пожалуйста, Браунъ, сходите въ деревню и купите сладостей моей дѣвчонкѣ", говорилъ онъ сегодня, а завтра восклицалъ: "Нашему тирану, Браунъ, нуженъ непремѣнно новый кушакъ, съѣздите въ Лондонъ". Повидимому, сама молодая дѣвушка настаивала, чтобъ всѣ эти порученія исполнялъ красивый, молодой адъютантъ, котораго она старалась какъ можно чаще удалять изъ замка, хотя всегда спрашивала, когда онъ вернется. Но она не хотѣла и и говорить съ нимъ, ни смотрѣть на него, ни даже познакомиться, говоря, что она и то слишкомъ много о немъ слышитъ. Генералъ, привыкшій, что его дочь была баловнемъ всѣхъ окружающихъ, въ томъ числѣ и его адъютантовъ, никакъ не могъ понять ея отвращенія къ Брауну.

-- Подумай, только Мисси, вѣдь онъ скоро будетъ капитаномъ,-- подумай объ этомъ, говорилъ старый ветеранъ, стараясь расположить молодую дѣвушку въ пользу своего любимца.

Но ничего не дѣйствовало на миссъ Амабель Вильдвиль, и когда отецъ очень приставалъ къ ней, то она одной рукой зажимала ему ротъ, а другой затыкала себѣ ухо. Но когда онъ умолкалъ, она-же первая снова наводила разговоръ на юнаго героя.

IV.
Любовь.

Амабель Вильдвиль воспитывалась въ Англіи; ей только-что минуло восемнадцать лѣтъ; она была очень хороша собой, привыкла все дѣлать по-своему и съ колыбели была избалованнымъ ребенкомъ. Она сдѣлалась любимицей маркизы Ньюкоменъ, которая, разставшись со всѣми своими дѣтьми, была очень рада имѣть въ одинокомъ, пустынномъ домѣ веселое, юное созданіе. Большую часть года, она проводила въ своемъ ирландскомъ замкѣ на живописномъ берегу моря, но по временамъ пріѣзжала въ Лондонъ, гдѣ занимала видное мѣсто въ великосвѣтскомъ и политическомъ мірѣ, такъ-какъ она принадлежала къ древнему роду Таунзендовъ. Миссъ Вильдвиль жила у этой доброй женщины въ родѣ того, какъ сказочная красавица жила у крестной матери волшебницы; онѣ обѣ какъ нельзя лучше понимали другъ друга и были очень счастливы. Амабель ѣздила верхомъ смѣло и искусно, такъ-какъ Таунзенды были всегда любителями спорта. Она была прекрасная музыкантша, тоже потому, что Таунзенды изъ рода въ родъ пользовались славою покровителей изящныхъ искуствъ. Она хорошо рисовала и, благодаря просвѣщенному вкусу маркизы, читала такихъ авторовъ, которые обыкновенно не входятъ въ библіотеку молодыхъ дѣвушекъ. Вообще это былъ прелестный плодъ природы и воспитанія, восхитительная молодая дѣвушка, одаренная многими лучшими качествами и умственными способностями благороднаго мужчины. Все это, однако, не мѣшало ей быть очень граціознымъ, чисто-жеиствевнымъ и страшно капризнымъ существомъ. Впрочемъ, ея капризы были всегда невинные, безвредные; происходя отъ ея юности и природной веселости, они никогда не основывались на разсчетѣ и не заключали въ себѣ ничего злобнаго; а когда затрагивались ея чувства, она становилась нѣжнымъ, покорнымъ ребенкомъ. Она мучила отца, только потому, что это ему нравилось, и онъ нарочно дразнилъ ее. Ея-же капризное поведеніе относительно поручика Брауна объяснялось ихъ первой странной встрѣчей, вспоминая о которой по ночамъ, молодая дѣвушка прятала въ подушки свое раскраснѣвшееся лицо и то плакала съ досады, то громко смѣялась.

Сначала она полагала, что никогда не рѣшится взглянуть на м-ра Брауна или заговорить съ нимъ, а потомъ мало-помалу стала говорить и думать о немъ, слѣдить за нимъ, видѣть его во снѣ, и, какъ она ни сердилась на себя, но его образъ былъ съ нею неразлученъ. Наконецъ, убѣдившись изъ разсказовъ отца, что онъ былъ простой, добрый юноша, она почти что простила себѣ свою легкомысленную выходку и рѣшилась смотрѣть на него, какъ на брата. Онъ былъ адъютантомъ ея отца, а въ Индіи, какъ мы уже сказали, адъютанты считались членами семьи своихъ генераловъ,-- почему-же ей было не слѣдовать такому почтенному, старинному обычаю. Къ тому-же м-ръ Браунъ былъ такъ скроменъ и почтителенъ, что, вѣроятно, онъ забылъ объ ея легкомысленномъ поцѣлуѣ или, быть можетъ, его вовсе не замѣтилъ; если-же онъ и обратилъ на него вниманіе, то, конечно, понималъ, какимъ страшнымъ, трагическимъ событіемъ былъ для нея этотъ поцѣлуй. Но несмотря на эти утешительныя мысли, она долго по утрамъ не смѣла сойти къ завтраку, боясь встрѣтиться съ м-ромъ Брауномъ; она уходила въ комнату къ старой маркизѣ, которая была очень тронута вниманіемъ миссъ Амабель, постоянно приходившей къ ней пить кофе; эта жертва была тѣмъ чувствительнѣе, что миссъ Амабель отличалась хорошимъ апетитомъ и внизу ее ждалъ роскошный завтракъ, а маркиза ѣла съ кофе только сухой жареный хлѣбъ.

Подкрѣпившись хотя и сухимъ хлѣбомъ и чашкой кофе съ горячими сливками, молодая дѣвушка дѣлалась смѣлѣе. "Зачѣмъ я мучаюсь изъ-за какого-то глупаго офицерика? разсуждала она сама съ собою; -- впрочемъ, онъ, можетъ быть, и не глупъ; Правда, леди Оверло называетъ его дуракомъ... но спрашивается, зачѣмъ я мучаюсь изъ-за человѣка, который никогда не можетъ быть ничѣмъ?" Отчего-же нѣтъ? отвѣчалъ ей какой-то внутренній голосъ; и цѣлое утро, гуляя съ старой маркизой или сидя подъ деревомъ за рисованьемъ, она все думала о Вильямѣ Браунѣ и набрасываемыя ею головки рыцарей, трубадуровъ и даже каррикатуры походили на этого противнаго молодого человѣка. Зачѣмъ такъ много и такъ часто говорили ей о немъ? думала она; зачѣмъ ея глаза невольно останавливались на его мужественномъ, нѣжномъ лицѣ? Зачѣмъ его имя было на устахъ ея честнаго отца вѣчнымъ синонимомъ храбрости и благородства? Всѣ его любили, начиная отъ лѣсника, который выхвалялъ ея груму мѣткость его выстрѣловъ, и кончая пасторомъ Моледи, который обходился съ нимъ, какъ съ роднымъ сыномъ. Зачѣмъ всѣ словно сговорились, чтобъ обойти ее и отнять у нея всякую возможность насильно удержать сердце, которое стремилось вылетѣть изъ ея груди? Вѣдь всѣ знали, что она была помолвлена въ колыбели съ маркизомъ Кингсджиромъ. Если онъ теперь умиралъ, какъ увѣряли доктора, то она, какъ благородная женщина, должна была остаться вдовой, вѣчно вѣрной его памяти. Зачѣмъ-же наканунѣ маркиза Ньюкоменъ, смотря на поручика Брауна въ лорнетъ, сказала ей вполголоса, что она никогда не видала молодого человѣка красивѣе и приличнѣе, за исключеніемъ покойнаго герцога Куртопа, на котораго онъ ужасно походилъ? Это сходство Вильяма Брауна съ семействомъ Вильдвилей замѣчалось, впрочемъ, всѣми, и, благодаря этому-то сходству, она приняла его въ первую минуту за своего жениха, котораго не видала три года.

Мысль о расторженіи брака съ ея двоюроднымъ братомъ никогда не входила въ голову молодой дѣвушки. Она съ дѣтства считала лорда Кингсджира своимъ мужемъ и ея отецъ постоянно говорилъ и писалъ ей, что этотъ бракъ былъ для нея святой обязанностью. Она знала также, что въ ея семействѣ была какая-то тайна, которая разрѣшалась ея свадьбой съ маркизомъ. Она спокойно и безъ всякаго отвращенія, примирилась съ своей судьбою, такъ-какъ маркизъ былъ очень добрый, пріятный юноша, хотя, быть можетъ, немного неловкій и слишкомъ молчаливый. Она до сихъ поръ рѣдко его видала, но при каждомъ свиданіи она обращалась съ нимъ дружески и смотрѣла на него, какъ на нѣчто, долженствовавшее въ будущемъ ей всецѣло принадлежать. Приговоръ докторовъ, по мнѣнію которыхъ онъ не могъ прожить долѣе недѣли, казалось, не разрывалъ существовавшую между ними нравственную связь; напротивъ, она думала, что теперь будетъ любить его гораздо болѣе и вѣчно носить по немъ трауръ.

Между тѣмъ Вильямъ Браунъ ежедневно ѣздилъ верхомъ съ нею и съ ея отцомъ; Амабель въ послѣдніе дни стала слишкомъ грустна, чтобъ по-прежнему избѣгать его. Она уже болѣе не говорила о немъ колко или съ насмѣшкой и ихъ разговоръ во время этихъ прогулокъ былъ тихій, задумчивый. Трудно было оставаться веселымъ, когда въ домѣ умиралъ молодой маркизъ, и даже генералъ не могъ устоять отъ общаго грустнаго настроенія. Добрый старикъ сожалѣлъ, что надежда его знаменитаго рода была такъ рано скошена, но потеря племянника не была для него личнымъ горемъ. Его грубая, солдатская натура не сочувствовала молчаливому маркизу, преданному мирнымъ умственнымъ занятіямъ, и они никогда не питали другъ къ другу теплой привязанности, даже рѣдко встрѣчались въ Индіи, хотя домъ генерала всегда былъ открытъ для его племянника. Юный Браунъ гораздо болѣе приходился по сердцу лорду Джорджу: хотя поручикъ былъ также скромный и трудолюбивый юноша, чѣмъ никогда не былъ лордъ Джорджъ, но онъ умѣлъ выѣздить лошадь, весело отвѣчалъ на шутку и хорошо пилъ. Поэтому генералъ съ радостью удалялся съ нимъ и дочерью изъ печальнаго Бомануара, и обыкновенно ихъ прогулка продолжалась, подъ тѣмъ или другимъ предлогомъ, отъ завтрака до самаго обѣда, при чемъ онъ всегда ѣхалъ посреди, а молодые люди по сторонамъ. Хотя они сочли-бы преступнымъ сказать другъ другу слово, которое онъ не слышалъ-бы и не понялъ, но какъ-то безсознательно каждый звукъ, вылетавшій изъ ихъ устъ, имѣлъ для нихъ особое, тайное значеніе.

Однажды, проѣзжая такимъ образомъ по парку, они говорили объ Индіи,-- обычный предметъ ихъ разговоровъ,-- и молодой человѣкъ объявилъ, что по окончаніи отпуска, онъ возвратится въ свой полкъ, не имѣя ни малѣйшаго желанія оставаться въ Англіи. Миссъ Амабель замѣтила, что онъ прекрасно сдѣлаетъ, хотя, говоря это, она замѣтно поблѣднѣла и задергала лошадь безъ всякой причины. Но генералъ грустно спросилъ, что-же онъ станетъ дѣлать, когда они оба его покинутъ, повидимому, относясь къ нимъ совершенно одинаково, какъ къ дочери и сыну. Изъ его словъ было ясно, что онъ все еще считалъ возможнымъ выздоровленіе лорда Кингеджира и свадьбу дочери. Тогда миссъ Амабель воскликнула, что она никогда съ нимъ не разстанется, а Вильямъ Браунъ прибавилъ, что она. не уѣдетъ въ Индію, пока генералъ или кто-нибудь изъ его родственниковъ сочтетъ его присутствіе полезнымъ.

-- Но жизнь въ Англіи должна вамъ казаться очень скучной послѣ войны, сказала молодая дѣвушка.

-- Нѣтъ, отвѣчалъ Браунъ: -- здѣсь не скучно, но Англія -- страна грустная для людей бѣдныхъ; она только возбуждаетъ въ нихъ пустыя, неосуществимыя грезы. Здѣсь хорошо живется богачамъ и аристократамъ. Здѣсь надо жить счастливымъ, а не несчастнымъ.

-- Вы,-- несчастный, Браунъ? произнесъ лордъ Пунджобъ съ изумленіемъ;-- чортъ возьми! да отъ чего вы можете быть несчастнымъ?

-- Папа, сказала миссъ Амабель съ женскимъ тактомъ,-- вы говорите о жизни, словно въ ней нѣтъ ничего, кромѣ военной службы.

-- Пустяки, Мисси, отвѣчалъ генералъ.-- Молодой человѣкъ, имѣя въ виду капитанскій чинъ, здоровый, сильный, не имѣетъ права быть несчастнымъ. Онъ можетъ дѣлать, что хочетъ, достигнуть чего угодно и плѣнить сердца половины молодыхъ дѣвушекъ въ Англіи, если ему это правится. Посмотри на меня; вотъ какъ ты меня видишь, я могъ-бы жениться разомъ на вдовѣ епископа и на прелестной, богатой наслѣдницѣ, если-бъ я не предпочелъ имъ твою мать.

-- Капитанъ Браунъ, вѣроятно, выберетъ прелестную, богатую наслѣдницу, сухо сказала миссъ Вильдвиль.

Вильямъ Браунъ съ минуту не могъ отвѣчать, такъ онъ былъ пораженъ словами молодой дѣвушки, но потомъ сказалъ рѣшительно, что никогда не женится.

-- Совершенно правильно, замѣтилъ генералъ, пришпоривая лошадь и пуская ее такой крупной рысью, что другія двѣ лошади должны были слѣдовать за нимъ галопомъ:-- военный не долженъ жениться прежде штабъ-офицерскаго чина; тогда онъ въ состояніи дать своей женѣ хорошую квартиру и отъ времени до времени покупать красивый тюрбанъ.

-- Тюрбанъ, папа? воскликнула миссъ Амабель съ комическимъ ужасомъ и едва удерживаясь отъ смѣха;-- кто-же носитъ тюрбанъ?

-- Всѣ носили въ мое время, Мисси, отвѣчалъ генералъ совершенію серьезно:-- увѣряю тебя, тюрбанъ изъ индійской шали съ перомъ райской птицы очень красивый головной уборъ.

-- Если капитанъ Браунъ заставитъ свою жену носить тюрбанъ, папа, то она перестанетъ съ нимъ говорить, замѣтила миссъ Амабель,

-- Ахъ ты вертушка! развѣ ты думаешь командовать женою Брауна, какъ имъ самимъ? отвѣчалъ отецъ.

-- Ахъ! нѣтъ, папа, я увѣрена, что никогда не увижу этой барыни! воскликнула молодая дѣвушка.

-- Это еще что? замѣтилъ лордъ Пупджобъ;-- или ты намѣрена затворить двери своего дома подъ самымъ носомъ Брауна, когда онъ женится, такъ-же, какъ сдѣлали многія аристократки со мною и съ твоей матерью, потому что у насъ не было десяти тысячъ фунтовъ годового дохода? Ха, ха, ха! если ты такъ поступишь, то онъ также наплюетъ на тебя, какъ ты на нихъ.

-- Я никогда не употреблю во зло гостепріимства миссъ Вильдвиль, милордъ, сказалъ юный Браунъ;-- я сочту за большую честь, если она удостоитъ принимать въ своемъ домѣ и меня одного, когда я возвращусь снова въ Англію. Что-же касается моей жены, то ее никогда не будетъ: я умру холостякомъ.

-- Вы сдѣлаете то-же, что всѣ молодые люди, замѣтилъ съ улыбкою генералъ:-- вы попадете въ сѣти первой хорошенькой дѣвушки, которая сочтетъ выгоднымъ васъ поймать.

-- Рыбу нельзя поймать дважды, милордъ, отвѣчалъ Браунъ.

-- Ага! вотъ въ чемъ дѣло! воскликнулъ генералъ:-- мертваго нельзя вторично убить,-- вы это хотите сказать?

-- О! если капитанъ Браунъ уже помолвленъ, то дѣло совсѣмъ измѣняется, замѣтила молодая дѣвушка, опуская глаза и поправляя перчатку.

-- Кто-же ваша невѣста, Браунъ? спросилъ съ ироніей генералъ;-- я увѣренъ, что это одна изъ миссъ Дашэудъ или миссъ Сванъ? Кажется, вы ни у кого болѣе не бывали въ Калькутѣ, исключая стараго шотландскаго педанта, который, повидимому, ненавидѣлъ всѣхъ женщинъ.

-- Вы забываете, лордъ, что миссъ Сванъ вышла за майора Гаслинга. а обѣ миссъ Дашвудъ... нѣтъ, ужь лучше о нихъ и не говорить!

-- Гарнизонныя клячи, вы хотите сказать? произнесъ генералъ;-- вы, можетъ быть, и правы. Вы, молодые люди, всегда грубо выражаетесь о залежавшемся товарѣ, а повѣрьте мнѣ, Браунъ, онѣ прекрасныя дѣвушки. Онѣ были первыми красавицами на балѣ, который я давалъ... подождите, въ которомъ, бишь, году? да, въ 1840.

-- Правда, папа, это должны быть очень интересныя молодыя особы, замѣтила миссъ Амабель.

-- Очень, отвѣчалъ серьезно генералъ;-- одна изъ нихъ что-то много мнѣ говорила о ботаникѣ или астрономіи,-- право, не помню,-- въ послѣдній разъ, какъ я ее видѣлъ на вечерѣ у губернатора. Ихъ братъ также славный человѣкъ; онъ недавно сдѣланъ членомъ совѣта. Но кто-же, чортъ возьми, предметъ вашей страсти? Это, вѣрно, кто-нибудь въ Дронингтонѣ? Окрестности Дронингтона и Векфильда-на-болотѣ славятся красавицами.

-- Ту, которая овладѣла моимъ сердцемъ, я, вѣроятно, покинувъ Англію, никогда болѣе не увижу, и потому не смѣю назвать ее по имени, сказалъ Браунъ съ грустью.

-- Значитъ, дѣло плохо, замѣтилъ генералъ, лукаво улыбаясь;-- но трусливое сердце никогда не побѣждало гордой красавицы. Объяснились вы въ любви?

-- Все равно было-бы объясниться въ любви лунѣ, сказалъ Браунъ,-- а я не желаю, чтобъ надо мною смѣялись, такъ какъ мои мечты недостижимы.

-- Нѣтъ ничего недостижимаго на свѣтѣ для человѣка съ твердой волей и чистой совѣстью, рѣшившагося достигнуть своей цѣли, произнесъ генералъ;-- если у молодой дѣвушки есть отецъ, то пришлите его ко мнѣ; я замолвлю за васъ словечки. Расположить въ свою пользу красавицу вы, конечно, должны сами, я этого сдѣлать не могу. Если-же у нея есть мать, то Мисси попроситъ старую маркизу похлопотать за васъ,-- не правда-ли, дитя мое? Я видалъ этого молодца подъ непріятельскимъ огнемъ, продолжалъ генералъ, обращаясь къ дочери,-- а теперь онъ труситъ молодой дѣвушки. Нѣтъ, я не могу дозволить, чтобъ вы были несчастны, прибавилъ онъ нѣжно, потрепавъ его по плечу;-- если уже прелестные глазки плѣнили ваше сердце, то мы вмѣстѣ одержимъ надъ ними побѣду. Намъ не впервые ходить съ вами въ атаку.

Джорджъ Вильдвиль всегда любилъ устраивать счастье всѣхъ окружавшихъ его; онъ слѣдовалъ теоріи, что жизнь не имѣетъ цѣны, если мы но дѣлаемъ на-сколько возможно добра ближнимъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ зналъ хорошо свѣтъ и не сомнѣвался, что деньги могли главнымъ образомъ устранить преграды, мѣшавшія браку такого красиваго и достойнаго человѣка, какъ Браунъ. Поэтому онъ, естественно, вспомнилъ о своемъ громадномъ индійскомъ денежномъ сундукѣ и подумалъ, что онъ могъ оказать въ настоящемъ случаѣ большую услугу, не причинивъ никакого ущерба.

-- Милордъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ,-- я глубоко чувствую вашу доброту, но вы не можете мнѣ помочь. Я влюбленъ въ мечту, въ сновидѣніе.

Онъ принужденно засмѣялся и отвернулся; впервые съ тѣхъ поръ, какъ онъ вышелъ изъ дѣтства, слезы выступили у него на глазахъ.

-- Какъ вы любите всѣхъ мучить, папа, произнесла шопотомъ миссъ Амабель, грозя ему пальцемъ, и, приподнявшись на сѣдлѣ, она прикоснулась губами къ длиннымъ, сѣдымъ усамъ лорда Пунджоба.

V.
Смерть наслѣдника.

Маркизу Кингсджиру съ каждымъ днемъ все становилось хуже и хуже; доктора называли его болѣзнь скоротечной чахоткой, но въ сущности достовѣрно было только одно, что онъ умиралъ. Во всю его непродолжительную жизнь, съ самаго дня рожденія, онъ былъ предметомъ различныхъ интригъ и честолюбивыхъ плановъ лицъ, имѣвшихъ интересъ въ его существованіи, и потому его предстоящая смерть причиняла заботы и безпокойства не малому количеству людей.

Будущій наслѣдникъ герцога, послѣ смерти маркиза, былъ лордъ Пунджобъ, человѣкъ старый, а послѣ него не оставалось никого, такъ что двойной историческій титулъ, соединенный впродолженіи трехъ поколѣній, долженъ былъ пресѣчься. Шотландское пэрство переходило по женской линіи, и потому, въ случаѣ смерти послѣднихъ двухъ герцоговъ Куртоповъ, миссъ Вильдвиль могла сдѣлаться по праву графиней Вингидъ и получить большія шотландскія помѣстья, которыя теперь составляли главную часть наслѣдственнаго богатства Куртоповъ, такъ-какъ всѣ англійскія помѣстья не приносили большого дохода и всѣ были заложены и перезаложены. Къ тому-же послѣ смерти маркиза всѣ земли, купленныя цѣною столькихъ тяжелыхъ займовъ, должны были продаваться съ молотка и его свѣтлости предстояло жить послѣдніе годы своей жизни за-границей, почти-что бѣдникомъ, на остатокъ той суммы, которую онъ получитъ, за уплатою долговъ, отъ страховой преміи маркиза. М-ръ Мортмэнъ, прямо и безъ всякихъ обиняковъ, сказалъ герцогу о томъ, что его ожидало; впрочемъ, онъ и самъ не могъ этого не знать, такъ-какъ въ замкѣ находились уже судебные пристава съ шестью исполнительными листами на сумму 70,000 фунтовъ и ждали только смерти маркиза, чтобъ захватить всю мебель, даже кровать, на которой онъ умиралъ.

Кромѣ этого, всѣ кредиторы герцога переполошились. При переходѣ шотландскихъ помѣстій къ миссъ Вильдвиль, всѣ обязательства, лежащія на нихъ, уничтожались и акты обезпеченія займовъ доходами съ этихъ помѣстій, въ силу пожизненнаго владѣнія ими герцогомъ и маркизомъ, становились мертвой буквой. Поэтому снова, газеты наполнились объявленіями о вызовѣ бѣдной Маджи, давно уже умершей, и просьбами о представленіи доказательствъ брака покойнаго герцога Куртопа съ шотландкой, въ виду чего измѣнилось-бы право наслѣдія вингидскихъ помѣстій. Стряпчіе сновали по всѣмъ городамъ и селеніямъ Шотландіи, перебирая всѣ церковные архивы и стараясь отыскать эти драгоцѣнныя свѣденія, при чемъ они дѣйствовали очень скрытно и осторожно, даже объявленія въ газетахъ писались въ неопредѣленныхъ, туманныхъ выраженіяхъ, чтобъ не возбудить вниманія м-ра Мортмэна, стряпчаго лорда Пунджоба, и не открыть слишкомъ рано своихъ плановъ, которые состояли въ томъ, чтобъ найти нищаго наслѣдника и, грозя герцогу и лорду Пунджобу громаднымъ процессомъ, заключить съ ними сдѣлку, въ которой принесены были-бы въ жертву интересы всѣхъ, кромѣ ихъ самихъ. Конечно, въ виду громадной суммы ничѣмъ не обезпеченныхъ долговъ герцога, доходившихъ до 400,000 фунт. стерл., очень естественно было, что кредиторы прибѣгали къ всевозможнымъ средствамъ для огражденія своихъ интересовъ.

При подобномъ положеніи вещей трудно было ожидать, чтобы послѣдніе дни бѣднаго маркиза протекли мирно, среди теплыхъ, сердечныхъ попеченій. Герцогъ всегда смотрѣлъ на сына скорѣе какъ на часть своего величія, чѣмъ сердца, и только двое дѣйствительно оплакивали приближавшійся конецъ молодого человѣка. Миссъ Вильдвиль дѣлала все, что могла сдѣлать въ этомъ случаѣ молодая дѣвушка, для которой даже былъ закрытъ доступъ въ комнату больного. Вильямъ Браунъ почти не отходилъ отъ умирающаго ни днемъ, ни ночью, и только на самое короткое время уступалъ свое мѣсто герцогу Куртопу, который продолжалъ, въ виду настоятельныхъ требованій стряпчихъ и кредиторовъ, преслѣдовать сына до послѣдней минуты подписываніемъ различныхъ бумагъ.

Хотя умирающій и не былъ окруженъ любовью и попеченіями семьи, но слуги, съ которыми онъ всегда отлично обращался, искренно о немъ сожалѣли и вообще англійская публика выражала теплое сочувствіе къ преждевременной кончинѣ наслѣдника одного изъ знатнѣйшихъ историческихъ именъ Великобританіи. Тысячи простыхъ, добрыхъ людей съ участіемъ читали бюлетени объ его здоровьѣ, и, вспоминая, что нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ эти-же газеты упоминали его имя, какъ одного изъ героевъ индійской войны, съ патріотической гордостью говорили, что аристократы еще умѣли умирать за свое отечество. Сама королева ежедневно освѣдомлялась по телеграфу объ его здоровьѣ, а карточки и письма отъ всевозможныхъ аристократовъ каждую минуту получались въ Бомапуарѣ. Наконецъ, добрые, но невѣжественные провинціалы присылали герцогу со всѣхъ сторонъ свои семейные рецепты, въ надеждѣ, что они вылечатъ его бѣднаго сына. Такимъ образомъ, доказывалось во-очію, что англійскій народъ совсѣмъ не столь безсердеченъ, какъ обыкновенію полагаютъ.

Среди грустной драмы, разыгрывавшейся въ Бомануарѣ, происходили и водевильныя сцены; такъ однажды м-ръ Шарпъ, опасаясь за свои деньги, данныя имъ въ займы герцогу, привезъ какого-то шарлатана съ громадной бутылью дегтярной воды, въ полезное дѣйствіе которой онъ вполнѣ вѣрилъ. Они оба настаивали на томъ, чтобъ ихъ впустили въ комнату больного, и подняли страшный шумъ, такъ-что Браунъ долженъ былъ выбѣжать въ корридоръ и прогнать ихъ.

Вскорѣ послѣ этой комичной сцены наступила давно ожидаемая трагическая минута. За нѣсколько времени до своей смерти маркизъ проснулся отъ продолжительнаго сна и, чувствуя себя лучше, сталъ съ надеждою говорить юному Брауну о скоромъ выздоровленіи.

-- Помните, Вилли, сказалъ онъ,-- тотъ вечеръ, когда я, возвратясь съ обѣда у генерала Віолета, засталъ васъ за чтеніемъ Маколея?

-- Конечно, отвѣчалъ Браунъ;-- я читалъ описаніе сраженія при Каликранки. Вы спросили меня: "Какъ идутъ дѣла?" -- а я отвѣчалъ: "Хорошо для короля Іакова"; вѣдь такъ сказано въ книгѣ, не правда-ли?

-- Совершенно вѣрно, Вилли, а я прибавилъ: "такъ нечего сожалѣть обо мнѣ". Странно, что мнѣ теперь такъ ясно припомнился этотъ разговоръ. Да, обо мнѣ нечего сожалѣть.

Не успѣлъ маркизъ произнести этихъ словъ, какъ у него сдѣлался припадокъ кашля, сопровождаемый судорогами. Браунъ поддерживалъ ему голову во все время припадка, и когда онъ, повидимому, прекратился, онъ осторожно опустилъ ее на подушку.

-- Мнѣ теперь лучше, промолвилъ слабымъ голосомъ больной, закрылъ глаза, едва замѣтно вздохнулъ -- и черезъ минуту его уже не стало.

-- Его свѣтлость приказали спросить, проснулся-ли маркизъ, произнесъ слуга, тихо отворяя дверь въ то самое мгновеніе, какъ Вильямъ Браунъ съ грустью убѣдился, что все было кончено.

VI.
Простолюдинъ и аристократка.

Они оба сидѣли на берегу озера въ глубокомъ траурѣ; онъ пришелъ проститься съ нею, но не могъ пріискать словъ. Прошелъ ровно годъ послѣ смерти маркиза, но все въ старинномъ замкѣ Вильдвилей шло, казалось, по-прежнему. Лордъ Пунджобъ заплатилъ всѣ самые необходимые долги, лежавшіе на родовыхъ помѣстьяхъ, не желая, чтобы носимое имъ имя было опозорено, такъ-что главнѣйшіе кредиторы получили удовлетвореніе, а наслѣдники въ боковыхъ линіяхъ, опасавшіеся за цѣлость родового серебра, потеряли всякую возможность начать безконечные процессы. Такимъ образомъ, повидимому, дѣла герцога были улажены, хотя, быть можетъ, м-ръ Шарпъ былъ далеко не такого мнѣнія. Немногіе люди откровенно говорятъ о положеніи своихъ дѣла, и, главное, сколько у нихъ долговъ; точно также и герцогъ только упомянулъ о долгахъ, нетерпящихъ отлагательствъ; къ тому-же съ каждымъ днемъ у него рождались новые долги. Однако, для внѣшняго свѣта достоинство стариннаго герцогскаго рода поддерживалось съ прежнимъ блескомъ, и сосѣдніе джентльмены собирались и въ этомъ году, какъ всегда, на охоту въ великолѣпный, историческій Бомануаръ.

Капитанъ Браунъ задумчиво бросалъ камушки въ озеро и безсознательно смотрѣлъ, какъ величественно плавали лебеди по его гладкой поверхности. Миссъ Вильдвиль рисовала, а старая маркиза Ньюкоменъ медленно каталась въ своемъ покойномъ креслѣ по сосѣднимъ дорожкамъ. За кресломъ ея шелъ ливрейный лакей, а подлѣ бѣгалъ пудель; сама-же маркиза по временамъ зорко посматривала на молодыхъ людей, хотя они этого вовсе не замѣчали. Миссъ Вильдвиль первая прервала молчаніе.

-- Зачѣмъ вы хотите ѣхать въ Индію? сказала она тихимъ, нѣжнымъ голосомъ:-- герцогъ говорилъ, что вамъ предлагали хорошее мѣсто, а вѣдь вы, кажется, уже довольно сдѣлали для славы.

Молодые люди теперь уже обращались другъ съ другомъ, какъ братъ и сестра, что било и неудивительно, послѣ столь долгаго пребыванія въ одномъ домѣ и при такихъ исключительныхъ обстоятельствахъ.

-- Я уѣзжаю, отвѣчалъ онъ,-- потому, что чувствую себя недостойнымъ вниманія добрыхъ друзей и счастья, которое мнѣ постоянно улыбается. Мнѣ все постыло, а главное -- я недоволенъ собою.

-- Отчего-же? продолжала молодая дѣвушка:-- отчего вы не можете остаться съ нами? Мой отецъ такъ часто просилъ васъ не оставлять его, а я... развѣ я вамъ обоимъ очень наскучила?

-- Мое мѣсто будетъ скоро занято другимъ, отвѣчалъ Вильямъ Браунъ съ грустной улыбкой;-- черезъ недѣлю обо мнѣ всѣ забудутъ, тогда какъ я унесу съ собою воспоминанія, которыя умрутъ только вмѣстѣ со мною.

-- Какія-же это воспоминанія, если ничто не привязываетъ васъ къ Англіи?

-- Правильнѣе сказать, что я унесу съ собою оковы, такъ-какъ они связываютъ только мое собственное сердце.

-- Вы несправедливы къ вашимъ друзьямъ; папа еще вчера говорилъ, что герцогъ ни о комъ не отзывается такъ тепло, какъ о васъ, чувства-же отца къ вамъ вы, кажется, знаете. Мы такъ давно живемъ всѣ подъ однимъ кровомъ, что разставаться будетъ очень тяжело, какъ ему, такъ и всѣмъ намъ.

-- И все-же, миссъ Вильдвиль, мнѣ лучше уѣхать, отвѣчалъ мрачно молодой человѣкъ: -- я давно говорилъ вамъ, что влюбленъ въ мечту и въ сновидѣніе. Прощайте, я не найденышъ, какъ здѣсь говорятъ, продолжалъ онъ, покраснѣвъ,-- но простой поселянинъ и солдатъ, котораго счастье возвысило такъ высоко, что у него въ глазахъ помутилось и онъ сталъ мечтать о недостижимомъ.

Она не промолвила ни слова, но онъ не ушелъ, хотя вымолвилъ страшное слово -- прощай.

-- Простите-ли вы мнѣ когда-нибудь мою дерзость, продолжалъ онъ,-- не знаю, но я никогда себѣ не прощу. Впрочемъ, какъ могло мое бѣдное сердце противостоять вашей добротѣ, вашимъ прелестямъ? Думайте когда-нибудь обо мнѣ, какъ о человѣкѣ, который съ радостію умеръ-бы за васъ, но не дерзалъ просить одного, что примирило-бы его съ жизнью. Прощайте, къ чему мнѣ оставаться: у меня даже нѣтъ надежды.

Онъ мрачно отвернулся и хотѣлъ уйти, но она встала и подошла къ нему, сіяя юной, лучезарной красотой.

-- И сердца моего вамъ будетъ не довольно? сказала она, подавая ему руку и скрывая раскраснѣвшееся лицо на его плечѣ.

Часъ спустя миссъ Вильдвиль обняла своего стараго отца, шопотомъ сказала ему о своемъ счастьѣ и попросила его благословенія.

-- Ты выбрала мнѣ въ зятевья одного изъ лучшихъ офицеровъ нашей арміи, сказалъ съ любовью лордъ Пунджобъ;-- смотри, не испорть его.

Въ тотъ-же день, за обѣдомъ, въ Бомануарѣ было объявлено, что капитанъ Браунъ, невѣдомый міру простолюдинъ, побѣдилъ сердце гордой аристократки и богатѣйшей наслѣдницы въ Англіи.

VII.
Открытіе.

Многіе въ Бомануарѣ замѣчали странное сходство капитана Брауна съ семействомъ Куртоповъ, и, наконецъ, самъ герцогъ обратилъ на это вниманіе. Онъ сталъ по временамъ задумываться объ этомъ странномъ сходствѣ; онъ былъ старъ и бездѣтенъ; мало интереса представляла ему теперь жизнь, и, какъ-то безсознательно, онъ интересовался этимъ офицеромъ, такъ удивительно походившимъ на него. Онъ сталъ припоминать, не было-ли въ его прошедшей жизни какого-нибудь обстоятельства, которое могло-бы объяснить это странное сходство, но ничего не могъ припомнить. Онъ хитро и незамѣтно разспросилъ капитана Брауна о его дѣтствѣ, но узналъ только, что онъ родился въ Векфильдѣ-на-болотѣ, на границѣ Оксфордшира,-- фактъ, непроливавшій большого свѣта на загадочный вопросъ, хотя, дѣйствительно, герцогъ бывалъ часто въ тѣхъ мѣстахъ въ юные, университетскіе года и много охотился тамъ впослѣдствіи.

Потомъ онъ сталъ наводить справки, но чрезвычайно осторожно и преимущественно чрезъ пастора Моледи и мѣстныхъ землевладѣльцевъ, такъ что, естественно, не получилъ никакихъ положительныхъ свѣденій. Пасторъ, по извѣстнымъ ему причинамъ, отдѣлывался отъ разспросовъ самыми короткими отвѣтами и пояснилъ только, что Вильямъ Браунъ былъ сынъ трактирщика, поступившій въ солдаты, и, какъ извѣстно было герцогу, дослужившійся до офицерскаго чина, а его семейство погибло при крушеніи "Королевскаго Дуба". Это послѣднее обстоятельство касалось факта, о которомъ герцогъ нисколько не желалъ помнить, такъ-какъ упорно предалъ забвенію нѣкогда принятыя имъ мѣры для устраненія соперниковъ, могущихъ предъявить свои права на наслѣдство его отца. Конечно, если капитанъ Браунъ былъ родственникомъ тѣхъ опасныхъ для него лицъ, то сходство его съ семействомъ Куртопъ легко было объяснить, и чѣмъ менѣе обращалось на это вниманія, тѣмъ было лучше. Все-же онъ не былъ въ этомъ увѣренъ, и если могла грозить ему какая-нибудь опасность отъ притязаній этого молодого человѣка, то слѣдовало его держать въ рукахъ. Во всякомъ случаѣ, герцогъ рѣшилъ посовѣтоваться съ Шарпомъ, который все зналъ и, конечно, имѣлъ возможность раскрыть эту тайну, если она того заслуживала.

Между тѣмъ его свѣтлость очень привязался къ молодому человѣку, который часто гостилъ въ Бомануарѣ съ лордомъ Пунджобомъ въ качествѣ его адъютанта. Кромѣ того, генералъ нѣсколько разъ посылалъ его къ герцогу съ конфиденціальными порученіями, а также диктовалъ ему свои письма. Во всѣхъ этихъ обстоятельствахъ Вильямъ Браунъ велъ себя чрезвычайно прилично, какъ настоящій джентльменъ, и выказывалъ рѣдкую прямоту и чистосердечіе. Самъ герцогъ былъ далеко не прямой человѣкъ, а потому чрезвычайно любилъ чистосердечіе въ другихъ, тѣмъ болѣе, что, привыкнувъ къ постоянному двоедушію, онъ легко распознавалъ всякую хитрость и обманъ. Мало-по-малу молодой человѣкъ сдѣлался частнымъ секретаремъ между дядей и племянникомъ, такъ что черезъ его руки прошло много сложныхъ разсчетовъ и секретныхъ дѣловыхъ бумагъ. Онъ вызывалъ другихъ на откровенность своимъ скромнымъ, честнымъ характеромъ, но никогда не навязывался и не выражалъ удивленія, какія-бы странныя вещи онъ ни слыхалъ. Впрочемъ, по правдѣ сказать, онъ и не обращалъ большого вниманія на все то, что дѣлалось и говорилось вокругъ него, а думалъ только о миссъ Вильдвиль, и согласился-бы на всякую, самую сухую, непріятную работу, чтобы только быть близь нея. Она-же теперь жила постоянно съ старой маркизой Ньюкоменъ въ Бомануарѣ, такъ-какъ лордъ Пунджобъ формально былъ сдѣланъ его владѣльцемъ и онъ только изъ любезности позволялъ терцогу считаться хозяиномъ.

-- Шарпъ, сказалъ однажды герцогъ Куртопъ, входя въ контору стряпчаго,-- отгадайте мнѣ загадку.

М-ръ Шарпъ болѣе не появлялся въ Бомануарѣ съ тѣхъ поръ, какъ старинный замокъ перешелъ во владѣніе лорда Пунджоба, который питалъ солдатскую ненависть къ ростовщикамъ; но все-же онъ поддерживалъ свои старыя сношенія съ герцогомъ и обдѣлывалъ его дѣлишки безъ вѣдома генерала, несмотря на всѣ обѣщанія герцога ничего не дѣлать безъ него.

-- Отгадать загадку, ваша свѣтлость? отвѣчалъ Шарпъ:-- съ большимъ удовольствіемъ, и, кажется, я могу смѣло сказать, что мало загадокъ, которыхъ я не могъ-бы разгадать. Во сколько она чиселъ сегодня, ваша свѣтлость? прибавилъ прямо Шарпъ, который, получивъ недавно уплату по многимъ обязательствамъ герцога, не безпокоился объ остальныхъ, потому что онъ уже получилъ нѣсколько разъ свой капиталъ въ видѣ процента.

-- А сколько можно получить, Шарпъ? спросилъ герцогъ, который никогда не отказывался отъ денегъ и звонъ золота или шелестъ банковыхъ билетовъ былъ для него пріятнѣе всякой музыкальной мелодіи.

-- Все, что угодно вашей свѣтлости въ границахъ пяти чиселъ, отвѣчалъ Шарпъ, и онъ пустился въ подробное обсужденіе съ герцогомъ финансовой сдѣлки.

-- Ахъ, да, Шарпъ, произнесъ герцогъ, послѣ того, какъ былъ оконченъ разговоръ о денежныхъ дѣлахъ:-- я еще вамъ не сказалъ моей загадки.

-- Еще загадка? воскликнулъ Шарпъ съ испугомъ, зная на опытѣ, что герцогъ умѣлъ провести даже его и заключить заемъ, на который по всѣмъ правиламъ осторожности ему не слѣдовало соглашаться;-- надо будетъ это дѣло отложить до будущей недѣли; тогда я къ вашимъ услугамъ, ваша свѣтлость, если вы дадите мнѣ записку на имя управляющаго вашими рудниками.

-- Хорошо, я пріѣду въ городъ въ понедѣльникъ и мы поговоримъ объ этомъ, сказалъ герцогъ,-- а теперь разрѣшите мнѣ загадку: кто такой капитанъ Браунъ, адъютантъ Пунджоба?

-- Ха, ха, ха! произнесъ со смѣхомъ м-ръ Шарпъ,-- я, кажется, могу исполнить желаніе вашей свѣтлости.

-- Я былъ увѣренъ, замѣтилъ герцогъ, подвигая кресло къ стряпчему: -- вы, Шарпъ, всегда все знаете. Ну, чортъ возьми, кто-жь онъ такой?

-- Вы говорите, ваша свѣтлость, о капитанѣ Браунѣ 1-го уланскаго полка? переспросилъ м-ръ Шарпъ.

-- Да, да, съ нетерпѣніемъ произнесъ герцогъ.

-- Капитанъ Браунъ 1-го уланскаго полка, отвѣчалъ стряпчій,-- сынъ вашей свѣтлости. Его мать была служанкой въ гостинницѣ "Шашечница" въ Векфильдѣ-на-болотѣ. Она была дочь вашего дяди отъ его шотландскаго брака, и, по праву, графиня Вингидъ. Она вышла за мужъ за Томаса Брауна, нортумберландскаго поселянина до рожденія сына, и потому со времени ея смерти онъ по закону графъ Вингидъ. Вонъ въ томъ ящикѣ на полкѣ подъ литерами В. Б. находятся доказательства брака его матери съ вашимъ дядей; я получилъ ихъ въ рабочемъ ящикѣ, который отобралъ у м-съ Браунъ, по средневѣковымъ обычаямъ, послѣ смерти трактирщика въ Beкфильдѣ-на-болотѣ. Молодой Браунъ могъ-бы теперь называться графомъ Вингидомъ, если-бъ онъ взялъ хорошаго стряпчаго, хотя, конечно, мы-бы сильно отстаивали права вашей свѣтлости.

-- А-а! произнесъ герцогъ, не выказывая ни малѣйшаго волненія:-- я былъ увѣренъ, что получу отъ васъ точныя свѣденія. Вы не поѣдете нынче въ Ричмондъ, Шарпъ? Прекрасная погода. Но лошади ждутъ у подъѣзда. Прощайте, Шарпъ.

Черезъ нѣсколько минутъ герцогъ ѣхалъ по Бондъ-Стриту и всѣ встрѣчавшіеся съ нимъ знакомые удивлялись оживленному, веселому выраженію его лица. Въ восемь часовъ онъ обѣдалъ у Войта, а вечеромъ игралъ въ вистъ и выигралъ большія суммы въ эту трудную игру, требующую особаго, хладнокровнаго разсчета.

VIII.
Эпилогъ.

Герцогъ Куртопъ, по всей вѣроятности, не хотѣлъ выказать своихъ чувствъ передъ мистеромъ Шарпомъ, но слова послѣдняго произвели на него сильное впечатлѣніе, хотя онъ долго не могъ придти къ какому-либо заключенію насчетъ того, что ему слѣдовало дѣлать. Теперь ему лично было все равно, кто наслѣдуетъ вингидскія помѣстья; его права пожизненнаго пользованія доходами какъ съ этихъ помѣстьевъ, такъ и со всѣхъ остальныхъ, кромѣ полученныхъ по наслѣдству отъ лэди Пенкаро, были переданы лорду Пунджобу. Поэтому ему было все равно, сдѣлается-ли капитанъ Браунъ графомъ Вингидомъ или Амабель Вильдвиль приметъ по праву послѣ его смерти титулъ графини. Всякая мысль о лишеніи его при жизни этого титула была совершенно нелѣпа, такъ-какъ онъ, конечно, умеръ-бы прежде, чѣмъ начатый противъ него процессъ прошелъ-бы первую инстанцію суда. Что-же касается публичныхъ толковъ и скандальныхъ газетныхъ статей, то ему теперь они были ни почемъ; молодымъ человѣкомъ онъ очень оскорбился рѣзкой статьей о немъ въ "Times", но подъ конецъ жизни ему была одинаково постыла какъ публичная похвала, такъ и публичное порицаніе.

Герцогъ уже давно замѣтилъ, что красивый молодой офицеръ, такъ удивительно походившій на него, пользовался замѣтнымъ вниманіемъ миссъ Вильдвиль, и предвидѣлъ, чѣмъ это кончится, но такъ-какъ его личные интересы не могли пострадать отъ этого брака, то онъ ни мало ему не противился, и когда въ Бомануарѣ было объявлено, что богатѣйшая наслѣдница во всей Англіи отдала свою руку и сердце бѣдному офицеру, то онъ очень любезно поздравилъ лорда Пунджоба и капитана Брауна. Такимъ образомъ, этотъ счастливый молодой человѣкъ долженъ былъ вскорѣ получить огромное состояніе, и герцогъ сталъ еще болѣе сосредоточивать на немъ свое вниманіе, зная, что юноши, пріобрѣвшіе неожиданно богатство, легко одолжаютъ деньги своимъ родственникамъ подъ сомнительныя обезпеченія.

Не рѣшиться-ли герцогу прямо признать юнаго Брауна своимъ сыномъ? Эта мысль часто приходила ему въ голову, по какой-то внутренній голосъ предупреждалъ его, что результатъ подобнаго смѣлаго шага былъ сомнителенъ. Вотъ, если-бъ онъ женился во время оно на векфильдской поселянкѣ, то дѣло было-бы другое. но какъ-же могъ онъ подозрѣвать въ ней свою двоюродную сестру и наслѣдницу вингидскихъ помѣстій? Что-же было ему дѣлать теперь? Онъ вполнѣ сознавалъ, что было-бы большимъ утѣшеніемъ въ старости опереться на молодого человѣка, котораго онъ могъ-бы назвать передъ всѣмъ свѣтомъ своимъ сыномъ, но для этого надо было преодолѣть многочисленныя затрудненія. Конечно, никакія преграды не останавливали рѣшительныхъ, гордыхъ Вильдимлей, когда они разъ ставили себѣ какую-нибудь цѣль. Онъ могъ объявить, что тайно женился на Маджи въ Шотландіи и мистеръ Шарпъ представилъ-бы несомнѣнныя доказательства этого никогда несовершавшагося факта. Это было легко сдѣлать и, безъ сомнѣнія, королева дозволила-бы ему передать всѣ свои титулы несомнѣнному графу Вингиду. но какъ было скрыть дѣйствительный бракъ Маджи съ Томасомъ Брауномъ? Какое несчастье, что англійскіе законы не признаютъ права усыновленія! Конечно, герцогъ, какъ графъ священной римской имперіи, могъ заявить свой бракъ съ Маджи въ Италіи, и тогда юный Браунъ сдѣлался-бы также графомъ священной римской имперіи; но этимъ способомъ онъ только пріобрѣталъ историческій титулъ, который онъ, быть можетъ, и не оцѣнилъ-бы, а нужно было придумать средство, чтобъ сдѣлать его герцогомъ Куртопомъ. Въ подобномъ дѣлѣ Мортмэнъ не могъ оказать помощи, но на Шарпа, знавшаго всю подноготную этой исторіи, герцогъ могъ вполнѣ надѣяться. Кромѣ того, лордъ Оверло, недавно сдѣлавшійся первымъ министромъ и бывшій по-прежнему его закадычнымъ другомъ, былъ въ состояніи оказать ему въ этомъ дѣлѣ большія услуги. Дѣйствительно, многое можно было сдѣлать, не торопясь и пользуясь всякимъ удобнымъ случаемъ. Прежде всего надо было сдѣлать Брауна баронетомъ при его женитьбѣ на дочери лорда Пунджоба или можно было сдѣлать его наслѣдникомъ титула стараго генерала; потомъ-же легко было сдѣлать его графомъ и онъ могъ принять имя Вильдвиля по праву жены. "Да, да, думалъ герцогъ, размышляя о будущихъ своихъ дѣйствіяхъ,-- я, кажется, устрою это дѣльце".

Рѣшившись признать открыто Вильяма Брауна своимъ сыномъ, герцогъ не хотѣлъ терять ни минуты, желая воспользоваться какъ можно скорѣе всѣми благами новыхъ семейныхъ узъ. Однако, достиженіе предположенной имъ цѣли было не легко. Капитанъ Браунъ всегда обращался съ нимъ съ глубокимъ уваженіемъ, но въ послѣднее время онъ какъ-то сталъ холоднѣе въ отношеніи герцога, потому что, близко узнавъ его дѣла, онъ не могъ не придти къ тому убѣжденію, что его свѣтлость поступилъ нечестно съ лордомъ Пунджобомъ. Герцогъ не могъ прямо пойти къ нему и сказать: "ты мой сынъ; я не заботился о тебѣ впродолженіи четверти столѣтія и ты могъ въ это время просить милостыню или просто умереть съ голоду, а теперь я тебя сдѣлаю пэромъ Англіи, потому что я старъ и бездѣтенъ". Очевидно, надо было избрать другой, болѣе осторожный путь, и послѣ долгихъ размышленій герцогъ убѣдился, что самымъ лучшимъ посредникомъ между имъ и молодымъ человѣкомъ былъ пасторъ Моледи.

Почтенный пасторъ былъ вызванъ въ Бомануаръ и съ грустью выслушалъ разсказъ герцога, который, обезчестивъ единственную женщину, когда-нибудь любимую м-ромъ Моледи, теперь просилъ его помощи для полученія награды за совершенное преступленіе, вмѣсто того, чтобъ смиренно подчиниться вполнѣ заслуженной карѣ судьбы.

-- Я не могу... я не смѣю оказать помощи въ этомъ случаѣ вашей свѣтлости, отвѣчалъ пасторъ, мрачно поникнувъ головой: -- не мнѣ судить о вашемъ поступкѣ, но умоляю васъ просите прощеніе у Того, кто милостиво взираетъ на всѣхъ кающихся грѣшниковъ.

Герцогъ не ожидалъ подобнаго результата своего откровеннаго признанія. Онъ былъ очень доволенъ собою и полагалъ, что совершаетъ хорошее, благородное дѣло. Смѣлость пастора, назвавшаго его грѣшникомъ, показалась ему непростительной дерзостью и онъ сухо, отрывисто прекратилъ разговоръ, не пригласивъ мистера Моледи остаться въ Бомануарѣ и не обѣщавъ ему, какъ онъ предполагалъ, выхлопотать черезъ своего друга, перваго министра, епископскую митру.

Послѣ этой неудачи герцогъ рѣшился дѣйствовать самъ лично и однажды утромъ, послѣ завтрака, взявъ дружески подъ руку капитана Брауна, пошелъ съ нимъ въ садъ. Что произошло между ними -- никогда не было узнано. Вѣроятно, онъ открылъ тайну молодому человѣку въ самыхъ осторожныхъ, взвѣшенныхъ выраженіяхъ. Миссъ Вильдвиль, слѣдя за ними съ своего балкона, любовалась красивой осанкой обоихъ. Они говорили о чемъ-то съ большимъ оживленіемъ и она видѣла, какъ герцогъ одной рукой прикрылъ свои глаза, а другую положилъ на плечо молодого человѣка, но тотъ отвернулся, и миссъ Вильдвиль поняла по его движенію, что имъ мгновенно овладѣло презрѣніе или негодованіе. Потомъ они снова продолжали свою прогулку между статуями, фонтанами и куртинами рѣдкихъ цвѣтовъ, но ея женихъ шелъ, поникнувъ головой, какъ-бы униженный или очень опечаленный. Вскорѣ они перестали разговаривать и разошлись съ видимымъ смущеніемъ. Герцогъ возвратился въ библіотеку, гдѣ онъ теперь постоянно писалъ письма, а Вильямъ Браунъ не пошелъ къ миссъ Вильдвиль, какъ она того ожидала, а углубился въ чащу съ печальнымъ видомъ, какого она въ немъ никогда не замѣчала.

Молодая дѣвушка полагала, что они говорили о покойномъ маркизѣ, и никогда не узнала этой тайны, хотя въ послѣдующіе годы она ее отгадала. Вскорѣ послѣ этого они были обвѣнчаны и жили счастливо, пользуясь общимъ уваженіемъ и всѣми благами громаднаго состоянія, такъ-какъ м-ръ Браунъ, индійскій купецъ, оставилъ своему юному другу послѣ смерти все свое богатство. Вильямъ Браунъ постоянно обращался съ герцогомъ Куртопомъ почтительно и даже смиренно. Онъ, казалось, всегда искалъ случая оказать ему какую-нибудь услугу и когда старый герцогъ съ трудомъ взбирался по высокой лѣстницѣ на террасу въ Бомануарѣ, то онъ заботливо предлагалъ ему руку и поддерживалъ его. Онъ никогда первый не заговаривалъ съ его свѣтлостью и съ уваженіемъ слушалъ его, находясь въ его присутствіи, какъ-бы подъ вліяніемъ какихъ-то чаръ; а однажды мистрисъ Браунъ замѣтила, что ея мужъ держалъ стремя герцога, когда онъ садился на лошадь. Не въ характерѣ капитана Брауна было оказывать такое уваженіе одному титулу, а потому съ женскимъ инстинктомъ, Амабель, быть можетъ, отгадала тайну, связывавшую ея мужа и герцога.

Черезъ нѣсколько времени его свѣтлость неожиданно умеръ отъ аневризма, не приведя въ исполненіе своего плана о передачѣ Вильяму Брауну своихъ титуловъ, и лордъ Джорджъ Вильдвиль сдѣлался послѣднимъ герцогомъ Куртопъ и Ревель. Но Амабель Вильдвиль получила титулъ графини Вингидъ, принадлежавшій по праву бѣдной Маджи, такъ что, въ концѣ концовъ, Вильямъ Браунъ и его дѣти немного пострадали отъ нелѣпыхъ англійскихъ законовъ о наслѣдствѣ.

"Дѣло", NoNo 4--6, 1874

Оставить комментарий Муррэй Гренвиль (перевод: Без указаняи переводчика) (yes@lib.ru) Год: 1874 Обновлено: 11/06/2024. 455k. Статистика. Роман: Проза, Переводы Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Текст издания: журнал "Дѣло", NoNo 4-6, 1874.

Муррэй Гренвиль В ожидании земных благ

Въ ожиданіи земныхъ благъ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.

I.Герцогъ Куртопъ.

II.Вэкфильдъ-на-болотѣ.

III.Деревенская гостинница.

IV.Сонъ и дѣйствительность.

V.Мистеръ Шарпъ.

VI.Покинутая.

VII.Женская хитрость.

VIII.Утопленница.

IX.Ночной рыболовъ.

X.Чего на свѣтъ не бываетъ.

XI.Докторъ Портеусъ.

XII.Свадьба.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.Черезъ насколько лѣтъ.

II.Юный Браунъ.

III.Идиллія.

IV.Съ отчаянія.

V.Рекрутъ.

VI.Десять фунтовъ стерлинговъ.

VII.Маджа арестована.

II.Великосвѣтская свадьба.

II.Герцогиня Куртопъ.

III.Маркизъ Кингсджиръ.

IV.Законъ о субститутахъ.

V.Мистеръ Мортмэнъ.

VI.Vingt et un.

VII.Искуситель.

VIII.Рѣшительный шагъ.

IX.Контора стряпчаго.

X.Ростовщикъ.

XI.Полицейскій судъ.