Моруа Андре
Симона де Бовуар

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Андре Моруа
Симона де Бовуар

0x01 graphic

   Имена Сартра и Симоны де Бовуар в сознании читателей неотделимы друг от друга. Похоже, это нравится обоим. Каждый из них счастлив, что живет рядом с человеком, которым восхищается. Их философии схожи. На протяжении многих лет они сопоставляли свои взгляды, анализировали, уточняли. Их таланты отличны: Симона де Бовуар кажется более одаренной как романистка; Сартр не создал ничего лучше своего последнего эссе "Слова". Замечательно, что оба писателя, столь тесно соединившие свои судьбы, не утратили при этом своей оригинальности.

I. Жизнь

   Симона де Бовуар родилась в 1908 году в Париже в состоятельной буржуазной семье. Если впоследствии она стала относиться к своему классу враждебно, то отнюдь не потому, что в детстве ее притесняли. В общем, она любила своих родителей. Ее отец, адвокат, получил классическое образование в духе времени и почитал Анатоля Франса величайшим французским писателем. Актер-любитель, он играл с друзьями в пьесе Куртелина "Мир в семье"[ 1]. В то время дочь восхищалась им.
   В пять с половиной лет девочку определили на курсы со странным и заманчивым названием "Желание" -- благонадежное учебное заведение, в котором старые девы учили добродетели, а священник -- философии. Чтение больше способствовало ее развитию, нежели учителя. В девять ей нравилась книга Луизы Олкотт "Маленькие женщины" [2], она увлеченно отождествляла себя с Джо, одной из героинь этого романа, бывшей и моей любимицей в детстве. Джо сочиняла; Симона начинала сочинять. Очень рано она решила посвятить жизнь умственному труду. Ее подруга Заза говорила: "Произвести на свет девятерых детей не менее важно, чем написать книги". Симона де Бовуар считала, что рожать детей, у которых в свою очередь пойдут дети, -- весьма однообразное и бездарное занятие, что самое лучшее -- посвятить жизнь творчеству, ибо во власти писателя, мыслителя -- создать мир, наполненный радостью.
   Мать Симоны была набожной, отец -- неверующим. Симона больше любила отца. Вначале она верила в бога, потом открыла для себя смерть и невинность греха. "С каким ужасом открыла я для себя молчание смерти... Бог стал абстрактной идеей где-то в небе, и однажды вечером я ее перечеркнула". Сильный характер, не терпящий компромисса, она сразу перешла из веры в неверие. Она поняла, что любит земные радости и не могла бы от них отказаться. "Я больше не верую в бога, -- говорила я себе без большого удивления. -- Это очевидность. Если бы верила в него, разве стала бы я так беспардонно его оскорблять". Действительно, ее представление о боге стало настолько абстрактным, что уже одна его непогрешимость исключала всякую реальность. Она обходилась без бога, и ей уже никогда не случалось возвращаться к этой проблеме. Тем не менее от воспитания в духе высокой нравственности у нее осталось обостренное чувство ответственности и виновности. В "Мемуарах остепенившейся девушки", или "Мемуарах хорошо воспитанной девушки", она рассказала, с какой легкостью сдавала экзамены на степень бакалавра, затем на степень кандидата наук и, наконец, в 1929 году получила звание доктора философии. В те годы женщин, которые не страшились бы столь трудного испытания, можно было пересчитать по пальцам. Но она любила идеи, системы и была связана с группой молодых философов, куда входили в числе прочих Раймон Арон, Жан-Поль Сартр, Низан. Она называла их "дружками", они прозвали ее Бобер, так как Бовуар созвучно слову Beaver, что в переводе с английского и значит "бобер". Некоторые из "дружков", марксисты, критиковали "буржуазную идеологию". Сартр был тем, кто внушал ей наибольшее доверие. Ум беспокойный, ищущий, он не признавал интеллектуальных уверток, выявлял недобросовестность, никогда и ничего не считал окончательным и, похоже, не позволял себе "попадаться в ловушку" конформизма. Симона всегда желала, чтобы ее направлял такой ум, сильный и свободный. Она была счастлива, когда Сартр сказал ей: "Отныне я беру вашу судьбу в свои руки". Это не значит, однако, что все ее убеждения сложились под его влиянием: они сдружились потому, что с самого начала их философии были близкими, а ненависть и восхищение -- общими.
   Так возник товарищеский союз, который ничто не могло нарушить. Оба они опасались оков брака и предоставляли друг другу полную свободу. Возможно, порой они страдали от этого. У каждого были свои увлечения, но связующая их нить уцелела. Они вместе думали, вместе боролись, вместе достигли литературной славы. И в мирное время, и в войну их объединяла общность взглядов. Ален сказал: "Существует одна дружба -- политическая".
   Оба они сначала были преподавателями; она -- в Марселе, потом в Руане и, наконец, в 1938 году -- в Париже. Пока она преподавала в Руане, а Сартр в гаврском лицее, поблизости, они могли жить по-соседству. Сартр начал печататься первым, Симона де Бовуар написала во время войны замечательный роман "Гостья", опубликованный в 1943 году.
   Затем, продолжая участвовать в удивительном шествии экзистенциализма, сделавшего Сартра к 1945 году излюбленным философом не только многочисленных молодых французов, но и всей Западной Европы, она с блеском продолжала собственную карьеру, публикуя поочередно романы и эссе. Они основали свою "штаб-квартиру" в кафе "Флор", на бульваре Сен-Жермен. Сен-Жермен-де-Пре [3] у интеллигенции всего мира стал ассоциироваться и с экзистенциализмом, и с четой Сартр--Симона де Бовуар. После удачного дебюта в литературе она оставила преподавание. Теперь "дружками" были Камю, Мерло-Понти, Бост, Кено [4]. Когда после Освобождения Сартр основал "Тан модерн", она, естественно, вошла в состав редакции этого журнала, в равной степени политического и литературного.
   Вскоре к ней пришел блестящий успех. "Другой пол" -- эссе об условиях жизни женщины -- нашел своих читателей во всем мире. В 1954 году ей была присуждена Гонкуровская премия за роман "Мандарины". Премия принесла богатство, которого она вовсе не жаждала, и победу, которая наряду с жизнью, полной независимости, могла ее обрадовать. По правде говоря, она не ждала этого успеха, чтобы почувствовать себя счастливой, -- веселость и здоровье были в ту пору отличительными чертами этой группы. Она много путешествовала, побывала на всех континентах: позднее она рассказала всю свою биографию в трех книгах: "Мемуары остепенившейся девушки", "Зрелость" ("Сила зрелости") и "Сила вещей" -- умных, откровенных и вызывающих. Ей хотелось бы сразить правящий класс. "Я еще меньше, чем в двадцать лет, выносила его ложь, глупость, драгоценности, фальшивую добродетель".
   Долгое время она переживала трудности интеллектуального плана, заявляя о своей антибуржуазности; к коммунизму она не присоединялась. Философия Сартра отличалась от марксизма, и партия относилась к нему критически. "Известность означала для меня ненависть", -- писал Сартр. С началом войны в Алжире голлизм причислил Сартра и Симону де Бовуар к тому же лагерю, что и коммунистов. Но союзники не обязательно уподобляются друг другу. Их союз имел свои пределы. Тем не менее в те годы установление личных контактов стало распространенным явлением. Знаменитая супружеская чета была приглашена в Советский Союз и завязала там дружеские отношения. Куба их привлекла, потом разочаровала.
   Бескомпромиссность Симоны де Бовуар не становилась меньше. Когда Камю погиб в автомобильной катастрофе, она сказала: "Я не стану плакать. Он для меня уже ничего не значил". Их поссорил "Возмущенный человек". В жизни Симоны де Бовуар был один незыблемый момент, одна безусловная удача -- ее отношения с Сартром. "Более чем за тридцать лет мы лишь однажды были разобщены... Наши темпераменты, наши взгляды, весь предшествовавший выбор оставались разными, и наши произведения были несхожи, но они произрастали на общей почве".
   И действительно, эта дружба и этот симбиоз прекрасны. Она могла понять только человека, который был бы враждебно настроен к тому, что ненавидела она сама: реакцию, "благонамеренных людей", религию. Ее выбор не случайно пал на Сартра. Вопреки тому, что писали журналы, супруги жили довольно уединенно. Объективные условия жизни -- автомобиль, квартира -- отдаляли их от пролетариата, субъективные -- противопоставляли буржуазии, которая тем не менее составляла большинство их читателей. Буржуазии нравится, когда ее разоблачают. "Сила вещей" -- автобиография Симоны де Бовуар -- заканчивается довольно грустным размышлением. Старость и смерть ужасают автора. "Мой протест подточен неизбежностью конца, да и счастье мое поблекло". Настал момент сказать: никогда более. "Теперь слишком краткие часы во весь опор мчат меня к могиле. Я избегаю мысли о том, что будет через десять лет, через год. Воспоминания истощаются; мифы теряют свою радужную оболочку, планы рушатся, едва зародившись -- вот что стало со мной, и тут ничего не поделаешь. Если этому молчанию суждено продолжаться, каким оно покажется долгим, мое короткое будущее!"
   А между тем все ее намерения были исполнены. Симона жаждала свободы -- она ее добилась. Симона хотела писать -- ее творчество стало значительным явлением литературы и получило признание. Почему же "Воспоминания" писательницы заканчиваются фразой: "Не перестаю удивляться, в какой мере я была обманута"? Возможно, потому, что она состарилась. Потому, что неизбежна смерть. Я знаю, что ответил бы Ален: "О смерти лучше не думать".

II. Произведения

   Романы Симоны де Бовуар, как и произведения Сартра, замешаны на метафизике. Она считает, что метафизические романы имеют такое же право на существование, как и психологические, и что романист может и должен описывать эмоциональные последствия метафизического опыта. Но если ее философия добавляет к ним лишь фермент, закваску, то у Сартра она -- само тесто. "Гостья" то одной, то другой стороной предстает экзистенциалистским романом: "Я здесь, посреди танцевального зала, безликая и свободная. Я созерцаю сразу все эти жизни, все эти лица. Стоит мне отвернуться от них -- и они тотчас же расплывутся, как пейзаж, оставленный позади". Все это отдает доктриной. "Плоть" же книги живая, портреты не укладываются в узкие рамки. Прежде чем размышлять над техникой романа, следует отметить, что Симона де Бовуар -- прирожденная романистка.
   В центре созданной ею картины мира Пьер Лябрус и Франсуаза Микель -- супружеская чета, напоминающая нам -- правы мы или нет -- ту, которую она образует с Сартром, чету счастливых друзей, любящих друг друга, предоставляющих друг другу полную свободу. Он -- директор театра авангарда. Постоянное сотрудничество связывает их больше, нежели страсть.
   "Единственное, что меня интересует, -- говорит Франсуаза, -- это наше общее будущее. Что ты хочешь, я так счастлива!"
   Пьер позволяет себе мимолетные увлечения. "Дело в том, -- говорит он, -- что я больше всего люблю начало... Ты не можешь этого понять". "Возможно, -- говорит Франсуаза, -- но мне лично был бы не интересен роман, который в будущем ничего не сулит".
   Ни о верности, ни о неверности между ними говорить нельзя; они составляют единое целое.
   Но вот появляется Ксавьер Паже, молодая женщина из буржуазной среды; она несчастлива в своей семье, проживающей в Руане, и Пьер с Франсуазой из чистого великодушия принимают ее в своем парижском особняке. Она будет их гостьей. Ксавьер, особа странная и нелюдимая, терпеть не может никакого принуждения. Ксавьер спит, когда другие бодрствуют, дуется, когда другие счастливы, короче -- она не способна быть с людьми в человеческих отношениях. Ее настроения, радость или ярость настолько непредсказуемы, что Пьер и Франсуаза тратят свое время на расшифровку смысла ее слов. "Можно подумать, что они говорят о Пифии". Искусство Симоны де Бовуар заключается в том, что она превратила Ксавьер в "свое второе я". "Оставалось лишь кружиться вокруг, так никогда и не приближаясь".
   Этому маленькому обольстительному чудовищу благодаря своей таинственности (такова сила увертливых существ) удается породить в душе Франсуазы ревность -- чувство, которого она доселе не испытывала. Чувство двоякой ревности, потому что она хочет сохранить Ксавьер для себя одной и ей не нравится, что Пьер принимает Ксавьер всерьез. Когда он сообщит жене, что Ксавьер и он любят друг друга, ее первая реакция -- страдание, вторая -- попытка добиться того, что не удавалось никому, -- жизни втроем, "того, что трудно, но что могло бы дать счастье и выглядеть пристойно". Возможно, что это и осуществимо с другой, но Ксавьер, жестокая, сбивающая с толку, делает всякую откровенность невозможной. Франсуаза "влюбленными глазами рассматривает эту женщину, которую любит Пьер".
   Что делать? Она прибегает к великодушию, ей хочется верить, что таким путем она разрешит проблему "другой". Но Ксавьер ее "изничтожает". Франсуаза чувствует, что из-за этой упорствующей девочки она всего лишается. Ксавьер, отдаваясь молодому человеку Жерберу, заставляет Пьера так ревновать, что тот подглядывает через замочную скважину. Когда Франсуаза одерживает над "гостьей" две победы, возвращая себе любовь Пьера и добиваясь любви Жербера, она тем не менее не может пережить, что у Ксавьер сложилось о ней чудовищное представление.
   "Вы ревновали, -- говорит Ксавьер, -- потому, что Пьер любил меня. Вы отвратили его от меня и, чтобы лучше отомстить, отняли у меня Жербера. Берите его себе, он ваш... И уезжайте отсюда, уезжайте немедленно".
   У Франсуазы нет больше оснований ревновать Ксавьер, так как она одержала над ней победу, но она не может перенести того, чтобы другое сознание разрушило ее собственное. "Открывая газ в комнате, где засыпала Ксавьер, она совершила, -- пишет Женевьева Женнари, -- не преступление из ревности, а философское преступление".
   Эпиграфом к роману служит фраза Гегеля: "Каждое сознание преследует смерть "другого". Ксавьер хотела "изничтожить" ее. Следовало сделать выбор. Франсуаза выбрала себя. Она повторила: "Она или я. И опустила рычажок". Позднее Симоне де Бовуар перестал нравиться финал ее книги. Философские преступления напоминают проблемные романы, и "Ученик" Бурже принадлежит к тому же жанру, что и последняя глава "Гостьи".
   За этим романом последовала пьеса "Бесполезные рты", рассматривающая политическую дилемму: можно ли во спасение осажденного города, где на исходе припасы, жертвовать бесполезными ртами? Или следует во спасение бесполезных ртов жертвовать городом? К тому или иному выбору толкает действие этой пьесы. Большого успеха она не имела. "В идиотской славе, обрушившейся на Сартра (и на нее), было что-то досадное. Она дорого обходилась. Он приобрел во всем мире неожиданно широкую аудиторию; он видел себя незаконно лишенным аудитории грядущих веков".
   То, что писательница придает странное значение идее бессмертия, видно из ее автобиографии и романа "Все люди смертны". Актриса Режина, устав от недолговечности успеха, стремится к бессмертию. Она хочет покорить сумасшедшего, возомнившего себя бессмертным, -- таким образом, после собственной смерти она останется жить в чьем-то уме и сердце. В конце концов она поймет, что должна найти в жизни то, чего ждала от бессмертия. Все люди смертны, но они стремятся действовать так, как будто они бессмертны.
   Тот же тезис доказывался в "Пирре и Синеасе", написанном в форме эссе. Как известно, король Пирр излагал планы победы своему советнику Синеасу. После описания очередной победы Синеас спрашивает: "А что вы станете делать потом?" Следовал новый план. "А потом?" Наконец Пирр отвечает: "А потом мы отдохнем". "Так почему бы, -- спрашивает Синеас, -- вам не отдохнуть уже теперь?" Это размышление на первый взгляд кажется мудрым. Тем не менее Синеас ошибается. Новые планы рождаются вопреки всему и толкают нас вперед. Пирр имеет право сделать вывод: "Я существую сегодня; сегодняшний день толкает меня в будущее, определенное моим нынешним планом".
   В другом эссе -- "За мораль двусмысленности" -- писательница доказывает, что существование скорее двусмысленно, нежели абсурдно. Это утверждение не лишено смысла, но каждый из нас может придать ему смысл по своему выбору. Нравственные ценности существуют лишь в той мере, в какой их создает человек. Симона де Бовуар не верит ни в десять заповедей, ни в "нравственный закон сердец" Канта; каждый ум должен придумать свой смысл жизни и приспособиться к требованиям своей истины. Один английский критик (Морис Крэнстон) заметил, насколько подобная позиция, порывающая одновременно и с богом, и с разумом, трудна, почти мучительна для французского ума, взращенного на Декарте. По его словам, экзистенциалисты близки к Юму [5], который не видел никакого доказательства существования бога, никакого следа нравственного закона. Вся разница в том, что Юм не страдает от такого положения. Англичанин, испытывающий сомнения, без всякого труда управляет своей жизнью. Он будет придерживаться британской традиции, условностей, законов. Его не волнуют отвлеченные концепции. Для француза, жившего не столько традицией, сколько разумом, выбор труднее.
   В своих эссе Симона де Бовуар очень категорична. Это отвечало ее намерению: "Мне не интересно взывать к сердцу, когда я сама знаю истину". В романах же, напротив, ее привлекают нюансы. "Мои эссе отражают практический опыт; мои романы -- удивление, в которое меня повергает человеческое существование вообще и в частности". Только роман давал ей возможность выявить сложные, непостижимые значения того изменившегося мира, в котором она оказалась в 1944 году. "Земля была усыпана разбитыми иллюзиями". Она увидела "победное возвращение буржуазного владычества", конфликты, положившие конец некоторым драгоценным дружеским связям, завязанным в годы Сопротивления. Это давало ей "разгон", столь необходимый романисту. Она писала "Мандарины" -- роман, где хотела изобразить интеллигенцию, особую породу людей, "которую романистам советуют не задевать". Но мнение это ошибочно: приключения интеллигентного человека могут быть так же интересны, как и приключения необразованного; и потом интеллигенты тоже люди, обладающие человеческими чувствами.
   Много говорилось о том, что "Мандарины" -- роман-разгадка, что Дюбрейль и Анри -- это Сартр и Камю, что Анна, жена Дюбрейля, -- Симона де Бовуар. Но считать так -- значит неправильно понимать природу романа вообще. Романист придает своим героям черты реальных лиц, но он не пишет портреты с натуры. Он преобразует, он месит; он переставляет, он конструирует. Дюбрейль -- мужчина в возрасте, совсем не похожий на Сартра. Анри роднит с Камю лишь то, что он тоже молодой брюнет и является главным редактором газеты. Этим сходство исчерпывается. Дюбрейль и Анри ссорятся, как Сартр и Камю, но они мирятся, чего в реальной жизни вовсе не произошло. Камю покинул свою газету по причинам, не имеющим отношения к Сартру. То же относится и к второстепенным, столь ярким, персонажам. Поль, Надин, Скрясин не являются копиями реальных людей. "Все материалы, которые я черпала в своей памяти, я дробила, видоизменяла, ковала, растягивала, комбинировала, переставляла, скручивала, порой даже переворачивала -- всегда переделывала. Хорошо бы эту книгу принимали за то, что она есть: не автобиография, не репортаж, а воспоминание". Это и в самом деле захватывающее воспоминание об одной группе людей, об одной эпохе, об одном умонастроении, и это один из лучших романов нашего времени.

III. "Другой пол"

   В книге "Другой пол" привлекают внимание авторский ум, осведомленность, а также вложенная в нее страсть. Философ -- Симона де Бовуар является "рассерженной молодой женщиной" [6]. Это придает силу ее стилю. В ее работе, превосходно написанной, точной и ясной, используются самые глубокие научные и философские познания. Она состоит из двух частей: "Факты и мифы" и "На собственном опыте".
   Факты -- это положение женщины в реальной жизни. Оно аналогично тому, в каком находится пролетариат, -- положение низшего, объекта. Мужчина считает себя Субъектом, абсолютом, женщина -- это "другая". Мужчина никогда не думает, что взгляды объясняются принадлежностью к мужскому полу, а между тем сам он говорит женщине: "Вы рассуждаете как женщина". Чтобы оправдать свое превосходство, мужчина обратился к философии, теологии, науке. Правда, теоретические взгляды на эту тему за последние пятьдесят лет сильно изменились. "Женщина тоже человек", -- сказано уже в Священном писании. Все помнят знаменитую фразу апостола Павла: "Нет больше ни иудея, ни грека; нет больше ни раба, ни вольного: нет больше ни мужчины, ни женщины, ибо все вы едины во Иисусе Христе".
   Но на деле унижение женщины осталось, подобно унижению жертв расовых предрассудков. Существует миф о вечно женственном, как существует миф о черной душе или еврейском характере. Но только женщины не составляют меньшинство, как негры Америки, на земле столько же женщин, сколько и мужчин. Однако они смирились с тем, что к ним относятся то как к предмету роскоши (кокотки, куртизанки Бальзака), то как к вьючным животным (изнуренные домашние хозяйки наших пригородов), то как к орудию дьявола (Андре Жид). Функция мужчины -- жить, функция женщины -- продолжать жизнь. Мужчины должны производить на свет творения ума, женщины -- детей. Такой долгое время была установка мужчины. Почему женщина принимала ее в стольких различных обществах? Начертано ли ей природой такое положение "другого", существа низшего порядка, объекта?
   Симона де Бовуар ищет ответа у биологов, марксистов, психоаналитиков. Вот что говорит биолог: "Женщина физически слабее мужчины. Тот, кто убивает и охотится, властвует над той, которая рожает детей... Сын, обладающий силой, скорее наследует привилегии отца, нежели дочь -- слишком слабая, чтобы ими пользоваться".
   На это Симона де Бовуар отвечает, что понятие слабости имеет смысл лишь при сопоставлении его с законами, мнением и состоянием культуры. Женщина, охраняемая законами, перестает быть слабой. Это правда, продолжает биолог, но что такое законы, если не отношения, вытекающие из сути вещей? Закон должен был охранять женщину потому, что она и в самом деле слабее. То, что супружеская измена женщины карается суровее, нежели измена мужчины, кажется несправедливым? Но это "естественно", поскольку супружеская измена женщины может привести к появлению в семье внебрачного ребенка. На это женщина могла бы еще возразить, что физическая сила уже не имеет никакого значения в эпоху, когда для убийства достаточно нажать на гашетку или кнопку, и что нечего бояться появления детей теперь, когда существуют противозачаточные средства. Однако этот спор можно вести бесконечно, и могут ответить, что грубая сила самца продолжает терроризировать (или ободрять) многих женщин. Подумайте о проститутках -- рабынях своего сутенера. А противозачаточные средства никогда не будут гарантией от внебрачного ребенка, если женщина пожелает его родить.
   Марксисты выводят историю нравов из истории техники. В эпоху натурального хозяйства женщина участвовала в работе наравне с мужчиной; ремесло превратило ее в рабыню; более совершенная техника, упраздняя физический труд, эмансипирует женщину. Симона де Бовуар не убеждена в правоте этих упрощенных взглядов, не учитывающих индивидуальные отношения. Ничто не помешало бы мужчине, даже более физически сильному, обращаться с женщиной как с равной, не будь у него желания властвовать над ней.
   Наконец, психоаналитики заявляют, что женщина страдает комплексом неполноценности, так как она считает себя существом неудавшимся, несовершенным и завидует мужчине. Но так ли это на самом деле?
   Почему мужчина упорно старается низвести женщину до положения рабыни? Потому, что она -- объект, принадлежащий ему по праву, владея которым он рассчитывает покорить природу. Адам надеется найти в Еве сверхчувственность, средство превзойти самого себя; Флобер считал, что женщина поможет мужчине открыть бесконечность. Обреченному на болезнь, старость и смерть мужчине по наивности хотелось бы найти в женщине панацею от всех этих бед. Он хочет, чтобы она была молодой, здоровой, полной сил, в особенности если сам он слаб и стоит у порога смерти. Чем он старее, тем сильнее жажда молодой плоти. "Женщина принадлежит ему по праву, и он задаром пользуется тем, что женщине отпущено природой. Но вместо того, чтобы спасти Адама, Ева все больше погружает его в то, что ему присуще. Вместо того чтобы обрести в ней бесконечность, он находит у нее все несовершенства человеческого существа: запахи, усталость, болтливость, тоску. Женщина не избавляет Адама от греховности, а погружает в нее. И вот он с беспардонным упорством относит эту греховность на ее счет. Она станет Паркой, Смертью, Цирцеей, Дианой, женщиной-вамп [7], ведьмой, что не мешает ей, однако, быть в минуты близости идеалом, поэзией, богиней. Это слишком, говорит Симона де Бовуар. Не возносите женщину слишком высоко, но и не ставьте ее слишком низко, а хотя бы на одну доску с собой. Освободите ее от мифа о вечной женственности и позвольте ей делать себя".
   Короче, речь идет о том, чтобы вернуть женщину в лоно рода человеческого. Мужчина сам делает себя в каждый момент жизни. Действуя, осуществляя свои планы, мужчина постепенно низвел женщину до степени бессловесного животного, которое его обслуживает. Женщина никогда не приобщалась к его планам. Мать и хозяйка, она почти не имела досуга для личной жизни. Женщина сможет подняться до уровня мужчины, только проявив собственную активность, что, впрочем, подтверждается жизнью Симоны де Бовуар, ее личным опытом.
   Во второй части этой работы, озаглавленной "На собственном опыте", автор прежде всего разбирает проблему формирования женщины, ибо женщины вообще, как и негра, не существует. Она продукт своего положения. У нее выработалась привычка считать себя существом низшего порядка. Она убеждается, что христианский священник, представитель бога в воспитании, всегда мужчина, но это движение вспять по сравнению с античностью, имевшей своих жриц. В родительской семье она наблюдала, что ее отец обладал большей властью и престижем, нежели мать. Детская литература представляла ей мужчин как героев или как чудовищ с недюжинной силой (Волшебный принц, Синяя борода), а женщин -- как жертв (Золушка, Белоснежка). Позднее классический театр, романы в свою очередь преподали ей миф о вечной женственности, обучили искусству соблазнять и восполнять слабость кокетством. Так, каждая мать кует новое звено в "цепи неполноценности".
   Возражение: можно ли говорить, что женщина и в самом деле искусственное сооружение, построенное на утеху мужчине? Нет ли тут действительно физиологической фатальности, налагаемой на нее материнством? Не является ли для нее брак самым верным выходом из положения и не должна ли она поэтому, вступив в него, "завоевывать" мужа, то есть соблазнять его?
   Симона де Бовуар не считает брак лучшим решением проблемы отношений между мужчиной и женщиной. Она противопоставляет любовь -- бескорыстный дар браку -- экономическому и общественному институту. "Сам принцип брака непристоен, поскольку он превращает в право и обязанность то, что должно основываться на непроизвольном порыве". Бернард Шоу сказал: "Успех брака в том, что он сочетает максимум соблазна и удобства". Вот откровенное до цинизма суждение мужчины. Неузаконенный брак остается возможным выбором, и многие женщины соглашаются на него, хотя это одна из форм проституции.
   Разумеется, "большинство женщин сегодня замужем, были замужем или готовятся выйти замуж и страдают от того, что не вышли замуж. Но, выходя замуж, женщина приобщается к миру своего супруга. Родители говорят, что выдают дочь замуж, муж говорит, что он берет ее в жены. До сих пор считается, что для женщины близость -- услуга, которую она оказывает мужчине; он получает наслаждение и за это обязан компенсировать женщину -- обеспечивать ее". Это значит, что женщина не свободна в выборе спутника своей судьбы. Она "принадлежит" мужчине. Ее желание и наслаждение зависят от брачного договора, и долгое время мужчина даже не понимал, что и у нее есть право на наслаждение. Монтень считал опасным "распалять" законную жену. "Мы хотим, -- сказал Монтень, -- чтобы наши жены были здоровыми, крепкими, в хорошей форме, упитанными и в то же время целомудренными, то есть горячими и холодными".
   Такова непоследовательность мужчины: он хочет, чтобы жены были страстными с ним, но бесстрастными и безразличными ко всем другим мужчинам. Он требует, чтобы его супруга была всегда при нем и никогда ему не докучала; он хочет, чтобы она целиком принадлежала ему, но не хочет принадлежать ей, хочет жить супружеской жизнью и оставаться свободным. "Таким образом, начиная с момента женитьбы муж обманывает доверие жены". Драма брака заключается в том, что мужчина обещает счастье и не дает его, что он калечит молодую женщину, обрекая ее на однообразное повторение, обыденность. Она связана с одним мужчиной, у нее на руках дети. Жизнь ее кончена. До двадцатилетнего возраста жизнь была щедра по отношению к ней -- учение, дружеские связи, первые желания, ожидание любви наполняли ее до краев. И вот она лишена своего личного будущего, независимого от будущего мужа, и зачастую не испытывает наслаждения. Ведь "брак в его традиционной форме создает далеко не самые благоприятные условия для пробуждения и расцвета женской любви. Брачная ночь, предварительно не подготовленная естественной любовью, представляется девушке несуразным припадком разъяренного эпилептика".
   Затем женщина живет в условиях, определяемых служением семье, когда она обретает достоинство, лишь принимая свое вассальное положение по отношению к сеньору, который является для нее одновременно и наставником, и фавном. И вот она начинает жить семейной жизнью с нечистой совестью; сначала она убеждает себя, что испытывает к мужу великую любовь, а потом пробуждается, подобно Софье Толстой. Она обнаруживает, что "перед ней вовсе никакой не Сюзерен, Глава, Наставник", она не видит ни малейшего основания к тому, чтобы находиться у него в кабале. И тогда она либо принимает роль жертвы, либо изменяет мужу. Таковы два печальных решения этой проблемы.
   Но "буржуазия" (ибо Симона де Бовуар не забывает своего главного врага) -- "буржуазия изобрела эпический стиль; обыденность принимает облик приключения, верность -- возвышенного безумия, скука становится мудростью..." На самом деле, если два индивидуума ненавидят друг друга и тем не менее не могут друг без друга обходиться, из всех человеческих отношений это не самое правдивое и трогательное, но самое жалкое. Идеальным было бы, наоборот, чтобы два человеческих существа, не нуждающихся ни в ком другом, были бы связаны лишь одним соглашением -- взаимной любовью.
   Правда, что традиционный брак проявляет тенденцию к видоизменению. Девушки работают, сталкиваются со многими мужчинами, так что работа отметает необходимость в "браке по сватовству"; развод, прочно укоренившийся в быту, позволяет ей переходить от одного брачного опыта к другому. И тем не менее мужчина растет на работе или при иной деятельности, тогда как для женщины свобода оборачивается своей негативной стороной -- это хорошо видно на примере Соединенных Штатов Америки, где одни эмансипированные женщины играют роль хороших жен традиционного образца, а другие растрачивают силы и время на бесплодные занятия.
   Доказывать, что в материнстве женщина становится равной мужчине, тоже значит вводить в заблуждение. Симона де Бовуар подробно разбирает случай вынужденного материнства, матери-одиночки, аборта. "Мать-одиночку все еще презирают".
   В 1965 году это уже не совсем правда, и я знаю счастливых "матерей-холостячек". Но в 1949 году Симона де Бовуар, по-видимому, была права: "Мать превозносится только в том случае, если женщина состоит в браке", то есть в той мере, в какой она остается в подчинении у мужа. Пока муж продолжает оставаться главой семьи в материальном отношении, дети в гораздо большей мере зависят от отца, нежели от матери, хотя мать занимается ими намного больше.
   Отсюда вывод, что женщина, как пролетариат, как угнетенные народы, должна быть эмансипирована. Вопреки легендам ни физиологической неполноценности женщины, ни естественной враждебности полов не существует. Женщина, заточенная в своем постоянстве, пыталась удержать в нем мужчину: она упорно его калечила, губила его лучшие данные. Но это реакция рабыни: освобожденная женщина перестанет пребывать в состоянии войны. Ее спасением будет профессиональная деятельность, благодаря которой она примет на себя часть ответственности за брак, до этого целиком ложившейся на плечи мужчины.
   Симона де Бовуар выдает свой опыт за универсальное правило. Но у нее нет детей. Во всех странах, в том числе и социалистических, женщина, становясь матерью, оказывается перед выбором. Симона де Бовуар считает возможным сочетание материнства со свободой, и женщины уже добились этого на деле. "Такие слова, как тайна, судьба -- удобные алиби; женщина -- продукт цивилизации; ответственность за ее ограниченные возможности, недостатки, несчастья и враждебность, которая противопоставляет два пола, ложится на человечество. Будущее открыто перед женщиной, и цель этой книги -- как можно скорее оказаться устаревшей".
   Прошло пятнадцать лет, и она не устарела. Она сохраняет свою силу, свой смысл, свою актуальность. Чтобы расширить границы женской доли, кое-что было сделано в плане законодательном. Многое еще предстоит сделать в плане эмоциональном. Разумеется, равенство полов не станет их тождественностью. Освободить женщину -- значит отказаться от того, чтобы ограничивать ее рамками взаимоотношений с мужчиной, но не значит отрицать их... Взаимно признавая друг друга субъектом, каждый тем не менее останется для другого "другим"... Волнующие нас слова: давать, завоевывать, соединяться -- сохранят свой смысл. Напротив, "именно с упразднением рабства одной половины человеческого рода и всей заключенной в нем системы лицемерия... семейная чета и обретет свое подлинное лицо".

IV

   Три тома автобиографии Симоны де Бовуар имели огромный успех. "Но если буржуазия меня хорошо принимает, -- говорит она, -- мне становится не по себе... слишком многие читательницы узнавали в "Мемуарах остепенившейся девушки" картину знакомой им среды, но не интересовались усилием, которого мне стоило бегство из нее". Не думаю, чтобы это было полностью справедливо, поскольку книги "Зрелость" и "Сила вещей", рисующие среду, мало знакомую читателям из буржуазных кругов, ожидал такой же прием. Нет, эти книги вызывают интерес потому, что они кажутся правдивыми.
   "Очень тихая смерть" -- тяжелый рассказ о предсмертных днях мадам де Бовуар-матери, вызвал замешательство и в то же время уважение; замешательство, поскольку речь все-таки идет о смерти матери, уважение, поскольку рассказ этот красивый, искренний, и честный. "Наверное, ей было не очень приятно, -- писала критик Матье Галей, -- излагать свои раздумья об умирающей матери: "Ты внушаешь мне страх".
   По поводу автобиографических книг Симона де Бовуар, высказываясь, возражает сама себе. "Моя биография, -- говорит она, -- перекликается с биографиями моих героев. В ней можно найти эпизоды из моих романов, но в ином освещении и перенесенные в другое место. Однако кто станет сетовать на это? Напротив, я нахожу увлекательным определять разницу между сырьем, предоставленным жизнью, и материалом романа". Тот, кого интересует алхимия романиста, стремится понять, как реальная личность Ольга стала персонажем Ксавьер. "Ольга вдохновляла меня на создание образа Ксавьер в той же мере, в какой я ее систематически искажала". Так Шарль Хаас, становясь Сваном, приобретает вкус и склонность к страданию, бесконечно превосходящие его реальные черты в мирской жизни. Симона де Бовуар не претендует на то, чтобы ее биография считалась произведением искусства. "Это слово, -- говорит она, -- наводит меня на мысль о статуе, скучающей в городском саду... Не произведение искусства, но моя жизнь в ее порывах, ее невзгодах, ее потрясениях". Она написала то, что хотела.
   "Я старалась быть беспристрастной... Я объективна, разумеется в той мере, в какой моя объективность передает мои мысли". Иными словами, эта объективность завуалирована субъективностью мнений, неприятий и тревог автора... "Надо учиться, -- говорил нам Ален, -- любить самое разное". Нельзя добиться того, чтобы люди были лишены пристрастий. Каждый судит о рынке по тому, что он там нашел. Мысли, темперамент формирует опыт. Каждый писатель мыслит "сообразно ситуации". Мы должны смириться с тем, что мысли людей, переживших другую жизнь и другие конфликты, отличаются от наших. Симона де Бовуар не Вирджиния Вулф; одна порвала со своей средой, другая любила ее. Но оба свидетельских показания звучат убедительно.

Комментарии

   Симона де Бовуар (род. 1908) принадлежит к группе писателей-экзистенциалистов, приобретших широкую известность в 40-х годах. Ею написаны романы "Гостья" (1943), "Все люди смертны" (1946), "Мандарины" (1954), философско-публицистические эссе "Пирр и Киней" (1944), "За мораль двусмысленности" (1947), "Другой пол" (1949), автобиографический цикл: "Мемуары хорошо воспитанной девушки" (1958), "Сила зрелости" (1960), "Сила вещей" (1963), "Очень тихая смерть" (1964). Постоянная тема творчества Бовуар -- философское и литературно-психологическое исследование затрудненных духовных отношений между людьми (в частности, между мужчиной и женщиной); в мемуарной прозе писательница стремится показать свою жизнь в связи с историей идейных исканий западноевропейской левой интеллигенции середины XX века.
   Статья опубликована в книге А. Моруа "От Жида до Сартра" (1965).
   
   1 "Мир в семье" (1893) -- комедия писателя-сатирика Жоржа Куртелина.
   
   2 "Маленькие женщины" -- роман американской писательницы Луизы Мэй Олкотт (1868).
   3 Сен-Жермен-де-Пре -- парижский квартал, излюбленное место встреч художественной интеллигенции.
   
   4 Мерло-Понти Морис (1908--1961) -- философ-феноменолог; Кено Раймон (1903--1976) -- поэт и романист, последователь сюрреализма.
   
   5 Юм Дэвид (1711--1776) -- английский философ, историк, экономист.
   
   6 Обыгрывается название, данное критикой группе молодых английских писателей, выступивших в 50-е годы с социально-сатирическими произведениями, -- "рассерженные молодые люди".
   
   7 Парки -- богини смерти в римской мифологии; Цирцея -- волшебница- обольстительница в "Одиссее" Гомера; Диана -- римская богиня-девственница; "вамп" (сокращ. от "вампир") -- тип "роковой женщины" в массовой культуре начала века.

-------------------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Моруа А. От Монтеня до Арагона. Сборник. Пер. с фр. / [Вступ. ст. Ф. Наркирьера; Коммент. С. Зенкина. -- Москва: Радуга, 1983. -- 677 с.; портр.; 21 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru