Моратин Леандро Фернандес
Согласие девушек

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:


   

СОГЛАСІЕ ДѢВУШЕКЪ.

КОМЕДІЯ ВЪ ТРЕХЪ ДѢЙСТВІЯХЪ, СОЧИНЕНІЕ МОРАТИНА.

ПЕРЕВОДЪ СЪ ИСПАНСКАГО.

ПРЕДИСЛОВІЕ ПЕРЕВОДЧИКА.

   Донъ Леандро Фернандесъ де-Моратинъ (Don Leandro Fernandez de Moralin) родился въ Мадридѣ 10 Марта 1760 года. Отецъ его донъ Николасъ Фернандесъ де-Моратинъ, также примѣчательный поэтъ, далъ ему блистательное образованіе, хотя по особеннымъ причинамъ удалялъ его отъ поприща литературнаго, назначая его къ ювелирному мастерству, которымъ молодой Леандро и занимался нѣсколько лѣтъ, даже и послѣ смерти отца, для пропитанія своей бѣдной матери. Восемнадцати лѣтъ отъ роду онъ былъ удостоенъ аксессита (accessit) на конкурсѣ королевско-испанской академіи за его героическій романсъ "Взятіе Гранады". Въ 1787 году онъ отправился въ Парижъ въ качествѣ секретаря при графѣ де Кабаррусъ (Cabarrus), испанскомъ посланникѣ при версальскомъ дворѣ. Воротившись въ Испанію черезъ нѣсколько лѣтъ, въ 1817, снова выѣхалъ въ столицу Франціи, гдѣ и оставался до своей смерти, сдѣлавъ впрочемъ въ это же время два небольшія путешествія по Италіи и Испаніи. Онъ умеръ въ Парижѣ, въ 1828 году.
   Моратинъ былъ однимъ изъ знаменитѣйшихъ поэтовъ нашего времени и можетъ считаться возстановителемъ испанскаго театра послѣ "эпохи упадка." Полное собраніе сочиненій его, въ стихахъ и прозѣ, напечатано въ первый разъ, въ Парижѣ, въ 1825 году. Потомъ они были нѣсколько разъ печатаемы, въ Мадридѣ и Барселонѣ; ихъ читали съ жадностію во всей Испаніи, и въ короткое время разошлось нѣсколько изданій.
   Комедія, которую мы представляемъ теперь читателямъ, подъ заглавіемъ "Согласіе дѣвушекъ" (El side las ninas) есть одно изъ образцовыхъ его произведеній. Она была представлена въ первый разъ въ Мадридѣ на театрѣ de la Cruz въ 1806 году, и давалась двадцать шесть дней сряду; только наступившій постъ прекратилъ на время этотъ огромный успѣхъ. Не станемъ распространяться въ похвалахъ, которыхъ заслуживаетъ эта піеса; предоставляемъ повѣрить ихъ справедливость самимъ читателямъ. Замѣтимъ только, что она была переведена на всѣ почти европейскіе языки, и представлялась съ успѣхомъ на многихъ иностранныхъ театрахъ.

К. Тимковскій.

   

СОГЛАСІЕ ДѢВУШЕКЪ.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА,

   ДОНЪ ДІЕГО.
   ДОНЪ КАРЛОСЪ.
   ДОНЬЯ ИРЕНА.
   ДОНЬЯ ФРАНСИСІСА.
   РИТА.
   СИМОНЪ.
   КАЛЯМОЧА.

Дѣйствіе происходитъ въ гостинницѣ въ Алъкаладе-Энарэсъ.

(Театръ представляетъ проходной залъ съ четырьмя дверями, ведущими въ покои для пріѣзжающихъ; всѣ двери нумерованы. Самая большая въ глубинѣ театра",подлѣ нея лѣстница въ нижній этажъ. Окно съ правой стороны; по срединѣ столъ со скамьею, стулья и npoч.)

Дѣйствіе I.

ВЫХОДЪ 1.

ДОНЪ ДІЕГО, СИМОНЪ.

Долъ Діего выходятъ изъ своей комнаты. Симонъ, сидѣвшій на стулѣ встаетъ.

ДОНЪ ДІЕГО.

   Онѣ все еще не возвратились?
   

СИМОНЪ.

   Нѣтъ, сеньоръ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Не слишкомъ же онѣ торопятся, какъ видно.
   

СИМОНЪ.

   Судя по наружности, тетка такъ нѣжно ее любитъ, къ тому же, не видѣвшись съ нею съ-тѣхъ-поръ, какъ ее увезли въ Гвадалахару.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Ну, конечно; да я и не мѣшаю имъ видѣться; только мнѣ кажется, что полчаса свиданія да двѣ, три слезы..... и было бы съ нихъ.
   

СИМОНЪ.

   Странно и то, какъ вы рѣшились оставаться цѣлыхъ два дня безвыходно въ гостинницѣ. Тоска возьметъ читать, тоска и спать..... Я больше всего наводятъ скуку эти грязныя комнаты, полуразвалившіеся стулья, плохія картины, этотъ вѣчный шумъ звонковъ и колокольчиковъ и сиплые разговоры ямщиковъ и погонщиковъ, которые не даютъ ни минуты покоя.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Мнѣ было необходимо жить такимъ образомъ. Здѣсь всѣ меня знаютъ, а я хотѣлъ, чтобъ никто меня не видалъ.
   

СИМОНЪ.

   Я не постигаю причины такой скрытности. Что жъ тутъ особеннаго въ томъ, что вы провожали донью Ирену до Гвадалахары, чтобъ взять дочь ея изъ монастыря и возвратиться съ ними обѣими въ Мадридъ?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Въ томъ-то и дѣло, что тутъ есть нѣчто особенное, чего ты и не подозрѣваешь.
   

СИМОНЪ.

   Продолжайте.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, есть нѣчто..... есть..... Но ты узнаешь объ этомъ, и очень скоро. Смотри, Симонъ, ради Бога, никому не разсказывать..... Ты человѣкъ надежный, и столько лѣтъ служилъ мнѣ вѣрой и правдой..... Ты знаешь, что мы взяли эту дѣвушку изъ монастыря и веземъ ее въ Мадридъ.
   

СИМОНЪ.

   Такъ, сеньоръ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Ну, видишь ли..... Только смотри же, еще разъ повторяю, никому не разсказывать.
   

СИМОНЪ.

   Разумѣется, сеньоръ. Я никогда не терплю сплетней.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Знаю, потому-то и довѣряюсь тебѣ. Правда, я никогда не видалъ этой доньи Пакиты {Уменьшительно и имя Франсиски. Примѣч. Перев.}, но благодаря дружбѣ моей съ ея матерью, много о ней слышалъ; читалъ множество ея писемъ, видѣлъ нѣкоторыя изъ писемъ тетки ея, монахини, съ которою она жила въ Гвадалахарѣ; словомъ, зналъ все, что мнѣ нужно было о ея наклонностяхъ и поведеніи. Наконецъ мнѣ удалось ее видѣть, я старался примѣчать за нею нѣсколько дней; и сказать правду, всѣ похвалы, которыя о ней слышалъ, кажутся мнѣ недостаточными.
   

СИМОНЪ.

   Да, безъ сомнѣнія..... Она такъ хороша и...
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Такъ хороша, такъ мила, такъ скромна! А что всего важнѣе, такъ это ея простота, ея невинность. Да, это не вездѣ можно найти. Я ея таланты? Да, сударь мой, у нея бездна талантовъ. Ну! чтобъ ужъ долѣе тебя не мучить, я скажу тебѣ, что я задумалъ.....
   

СИМОНЪ.

   Не доканчивайте.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Почему такъ?
   

СИМОНЪ.

   Потому-что я ужъ догадываюсь, и по моему понятію, ваша мысль безподобна.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Какъ ты говоришь?
   

СИМОНЪ.

   Безподобна.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Какъ же ты такъ въ одну минуту узналъ?
   

СИМОНЪ.

   Развѣ это не ясно? Право, повторяю вамъ, это будетъ чудесная свадьба, чудо, чудо!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, сударь мой..... Я долго объ этомъ раздумывалъ и наконецъ твердо рѣшился.
   

СИМОНЪ.

   Надѣюсь, что такъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Но я рѣшительно хочу, чтобъ никто объ этомъ не зналъ, пока дѣло не будетъ слажено.
   

СИМОНЪ.

   И въ этомъ вы совершенно правы.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Потому-что не всѣ смотрятъ на вещи одинаковымъ образомъ, и конечно нашлись бы люди, которые стали бы смѣяться, говорить, что это безуміе; а я.....
   

СИМОНЪ.

   Безуміе? Славное безуміе! Такая дѣвушка, какъ она.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Видишь ли еще что..... Она бѣдна, это правда; но я не искалъ богатства: богатство есть у меня; я искалъ скромности, простоты, добродѣтели.
   

СИМОНЪ.

   Это самое главное. Къ тому же, для кого вамъ беречь свое имѣніе!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Ты правъ. Знаешь ли, что значитъ жена хозяйка, трудолюбивая, которая умѣетъ править домомъ, экономничать, смотрѣть за всѣмъ? А теперь, бейся себѣ съ управительницами: та не хороша; а эта еще хуже; и всѣ онѣ такія обжоры, сплетницы, болтуньи, хворыя, старыя, гадкія, какъ чертовки..... Нѣтъ, сударь, новая жизнь! У меня будетъ кому ухаживать за мной съ любовью и вѣрностью; мы заживемъ себѣ, какъ праведники въ Эдемѣ. А тамъ, пускай, толкуютъ и осуждаютъ.....
   

СИМОНЪ.

   Но если этотъ союзъ пріятенъ для обѣихъ сторонъ, какіе тутъ могутъ быть толки?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Нѣтъ, я напередъ знаю все, что станутъ говорить; но..... скажутъ, что этотъ бракъ не равенъ, что нѣтъ равенства въ лѣтахъ, что.....
   

СИМОНЪ.

   Разница, мнѣ кажется, не велика: семь или восемь лѣтъ, никакъ не болѣе.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что ты, что съ тобой? Какіе тутъ семь или восемь лѣтъ, когда ей минуло только семнадцать нѣсколько мѣсяцевъ назадъ.
   

СИМОНЪ.

   Что жъ изъ этого?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   А я, хотя, благодаря Бога, еще и крѣпокъ, и здоровъ; но со всѣмъ тѣмъ моихъ пятидесяти девяти лѣтъ никто не сниметъ у меня съ плечъ.
   

СИМОНЪ.

   Я не о томъ говорю.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   О чемъ же ты говоришь?
   

СИМОНЪ.

   Я говорилъ..... Позвольте же, или вы неясно выразились или я понялъ васъ на-выворотъ. Словомъ, эта донья Пакита за кого выходитъ за-мужъ?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Давно бы такъ. За меня.
   

СИМОНЪ.

   За васъ?!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   За меня.
   

СИМОНЪ.

   Молодцы же мы!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что ты говоришь? Ну, ну, что такое?
   

СИМОНЪ.

   А я-то думалъ, что какъ тутъ угадалъ!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что же ты себѣ вообразилъ? Для кого бы, по твоему, я назначалъ ее въ жены?
   

СИМОНЪ.

   Для донъ Карлоса, вашего племянника. Онъ молодъ, съ прекрасными дарованіями, образованъ, отличный воинъ, любезенъ, привлекателенъ во всѣхъ отношеніяхъ. Для него-то, полагалъ я, вы готовите эту дѣвушку.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Ну такъ нѣтъ же, сударь мой, нѣтъ.
   

СИМОНЪ.

   Ну такъ и то хорошо.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Вотъ славная мысль! Очень нужно мнѣ хлопотать, чтобъ выдать ее за другаго. Нѣтъ, сударь мой, пусть его поучится математикѣ.
   

СИМОНЪ.

   Онъ и то ужъ учится, да скоро будетъ и другихъ учить.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Пускай сперва понаберется мужества.....
   

СИМОНЪ.

   Мужества? Неужели для васъ мало мужества въ офицерѣ, который, въ послѣднюю войну, съ малымъ числомъ отважныхъ людей, взялъ двѣ батареи, заколотилъ пушки, набралъ множество плѣнныхъ, и возвратился въ лагерь, покрытый ранами и кровью? Не сами ли вы тогда не могли нахвалиться храбростію своего племянника? И развѣ я не видѣлъ, какъ вы плакали отъ радости, когда король наградилъ его чиномъ подполковника и крестомъ ордена Алькантары?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, сударь, все это правда, да не идетъ къ нашему дѣлу. Женюсь я, я самъ.
   

СИМОНЪ.

   Если вы вполнѣ увѣрены, что она васъ любитъ, если ее не пугаетъ неравенство въ лѣтахъ, если выборъ ея свободенъ.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   А неужели же нѣтъ? И что за выгода была бы имъ меня обманывать? Ты знаешь какая умная женщина эта монахиня, которую ты видѣлъ въ Гвадалахарѣ; съ другою ея теткой, здѣшнею монахиней, хотя я и не знакомъ; по знаю ее хорошо по слухамъ и уважаю ея правила. Сама донья Ирена развѣ захочетъ негодяя своей дочери? Всѣ онѣ на-перерывъ старались успокоить мои сомнѣнія. Горничная, которая была у нея въ услуженіи въ Мадридѣ и болѣе четырехъ лѣтъ въ монастырѣ, не можетъ о ней наговориться; а самое главное, она увѣряла меня, что никогда не замѣчала въ своей барышнѣ ни малѣйшей склонности ни къ кому изъ мужчинъ, которыхъ впрочемъ она видѣла очень мало въ своемъ уединеніи. Шить, вышивать, читать священныя книги, слушать обѣдни, бѣгать въ цвѣтникѣ за бабочками и поливать водою муравьиныя гнѣзда, -- вотъ каковы были ея занятія и ея забавы. Что ты на это скажешь?
   

СИМОНЪ.

   Ничего, сеньоръ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   И не думай однако, чтобъ, не смотря на всѣ эти увѣренія съ ихъ стороны, я не выискивалъ всѣхъ случаевъ заслужить ея дружбу и довѣренность, и навести ее на то, чтобъ она объяснилась со мною съ полною свободою..... Конечно на все это есть еще время. Только эта донья Ирена вѣчно ей мѣшаетъ и отвѣчаетъ за нее. Но и она хорошая женщина, очень хорошая.
   

СИМОНЪ.

   Отъ души желаю, сеньоръ, чтобъ все это кончилось такъ, какъ вамъ хочется.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, я уповаю на Бога и надѣюсь, что все кончится, какъ нельзя лучше, хотя орѣшекъ и не совсѣмъ по твоему вкусу. И какъ не въ-попадъ вступился ты за этакого племянничка. Знаешь ли ты, какъ онъ мнѣ досадилъ?
   

СИМОНЪ.

   Что онъ такое сдѣлалъ?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Обыкновенныя его проказы! Я недавно только объ этомъ узналъ. Прошлаго года, помнишь, онъ жилъ два мѣсяца въ Мадридѣ. Много денегъ стоило мнѣ его посѣщеніе, но я объ нихъ не жалѣю, потому-что, какъ бы то ни было, онъ все-таки мнѣ племянникъ. Дѣло вотъ въ чемъ. Наконецъ пришло время отправиться ему въ Саррагоссу, къ своему полку. Ты помнишь, что чрезъ нѣсколько дней, но отъѣздѣ его изъ Мадрида, я получилъ извѣстіе о его прибытіи на мѣсто?
   

СИМОНЪ.

   Помню, сеньоръ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   И что онъ продолжалъ писать ко мнѣ, хотя нѣсколько лѣниво; но всегда изъ Саррагоссы.
   

СИМОНЪ.

   Все это правда.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   А проказника-то не было тамъ, когда онъ писалъ мнѣ всѣ эти письма.
   

СИМОНЪ.

   Что вы изволите говорить!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, сударь мой! Третьяго Іюля онъ выѣхалъ изъ моего дома, а въ концѣ Сентября его еще не было въ полку. Каково тебѣ покажется? Не правда ли, что, ѣдучи на почтовыхъ, можно бы было доѣхать и поскорѣе?
   

СИМОНЪ.

   Вѣроятно, онъ заболѣлъ въ дорогѣ, и чтобъ не надѣлать вамъ безпокойства.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Ничего не бывало. Любовь господина офицера, его сумасбродство, вотъ что вскружило ему голову. Охъ, ужъ эти мнѣ города! Въ нихъ такъ легко..... Кто знаетъ? попадись ему только пара черненькихъ глазокъ, такъ онъ совсѣмъ пропадшій человѣкъ. Дай Богъ, чтобъ только не вовлекла его въ свои сѣти какая-нибудь изъ тѣхъ прелестницъ, которыя прикрываютъ замужствомъ свою потерянную честь.
   

СИМОНЪ.

   О, этого нечего бояться; если бъ онъ даже и связался съ какою-нибудь прелестипцсю, ей надо слишкомъ много ума, чтобъ его обмануть.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Кажется, онѣ пріѣхали..... Да. Сходи къ смотрителю и позови его сюда. Надо уговориться съ нимъ о завтрашнемъ отъѣздѣ.
   

СИМОНЪ.

   Слушаю.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Я ужъ говорилъ тебѣ, чтобъ ты объ этомъ не разглашалъ; никому-же, слышишь?
   

СИМОНЪ.

   Не бойтесь, никому ни слова.

Симонъ уходитъ въ главныя двери. Въ ту же дверь входятъ три женщины въ мантильяхъ и баскиньяхъ {Basquina -- родъ юбки, которая надѣвается сверхъ платья и есть необходимая принадлежность испанскаго національнаго костюма. Ее надѣваютъ только тогда, когда выходятъ со двора.-- Прим. Перев.}. Рита кладетъ узелъ на столъ, беретъ мантильи и складываетъ ихъ.

   

ВЫХОДЪ II.

ДОНЬЯ ИРЕНА, ДОНЬЯ ФРАНСИСКА, РИТА, ДОНЪ ДІЕГО.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Вотъ мы и здѣсь.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Ну ужъ какая лѣстница!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Въ добрый часъ, сеньоры.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Вы, кажется, совсѣмъ не выходили со двора?

Донья Ирена и донъ Діего садятся.

ДОНЪ ДІЕГО.

   Нѣтъ, сеньора. Послѣ, не много попозднѣе, я пойду прогуляться. Я читалъ; хотѣлъ-было уснуть, да въ этой гостинницѣ какъ-то не снится.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Правда, что не снится. И сколько комаровъ! Ночью мнѣ совсѣмъ не дали спать. Но посмотрите, посмотрите, ваша милость {Vuesa Merced или сокращенно: Usted -- наша милость. Такъ испанцы всегда привѣтствуютъ съ разговорѣ другъ друга. Оно замѣняетъ у нихъ наши; вы.}. (Развязываетъ узелъ и показываетъ вещи, о которыхъ говорится.) Какихъ вещицъ я навезла. Перламутовыя четки, крестики изъ кипариса, хрустальная чашечка..... посмотрите какая хорошенькая! Я и сама не знаю, чего еще тутъ нѣтъ. Множество вещицъ!
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Подарки, которыхъ надавали ей монахини; онѣ были безъ ума отъ нея.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Какъ онѣ всѣ любятъ меня! А моя тетушка, моя бѣдная тетушка, какъ она плакала!.... Она ужъ очень стара.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Она очень сожалѣла, что незнакома съ вами.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Да, это правда. Она все говорила: "Зачѣмъ же но пріѣхалъ съ вами этотъ господинъ?"
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Бѣдный капелланъ и ректоръ провожали насъ до дверей.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Возьми. (Связываетъ свой узелъ и отдастъ его Ритѣ, которая уходитъ съ нимъ и съ мантильями въ комнату доньи Ирены). Сложи все это въ мою большую коробку. Смотри же неси ее за ручку; ради Бога, береги! Ахъ! вотъ ужъ ты и разбила крахмальный бюстикъ.
   

РИТА.

   Не бѣда, я его скушаю на здоровье.
   

ВЫХОДЪ III.

ДОНЬЯ ИРЕНА, ДОНЬЯ ФРАНСИСКА, ДОНЪ ДІЕГО.

ДОНЬЯ ФРАИСИСКА.

   Мы также пойдемъ къ себѣ, маменька, или останемся здѣсь?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Сейчасъ, моя милая, потому-что мнѣ хочется немного отдохнуть.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, сегодняшній жаръ показалъ себя.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   А какая прохлада здѣсь, въ пріемной залѣ! Сущій рай! (Донья Франсиска садится подлѣ доньи Ирены). Сестра моя всегда была слабаго здоровья. Она много пострадала въ послѣднюю зиму. Бѣдная не знала, куда ей дѣться съ своею племянницею..... Она очень довольна нашимъ выборомъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Я душевно радъ, что онъ нравится обѣимъ этимъ особамъ, которымъ вы обязаны особеннымъ уваженіемъ.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   О, да! обѣ ея тетки какъ нельзя болѣе довольны; за одну я вамъ ручаюсь; другую вы видѣли сами. Конечно, имъ трудно было разстаться съ племянницею; но видя, что это служитъ къ ея же благу, онѣ должны были согласиться. Вы помните въ какихъ выраженіяхъ.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Все это справедливо; не достаетъ только, чтобъ та особа, до которой наиболѣе касается все это дѣло, была такъ же довольна, какъ и всѣ тѣ, кто се любитъ.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Она послушная дочь и никогда не станетъ противиться рѣшенію своей матери.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Все это весьма вѣроятно; однако жъ.....
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Въ ней течетъ благородная кровь, и дочь моя должна быть благоразумна; поступки ея будутъ ея достойны.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, я очень понимаю; но развѣ она не можетъ, нисколько не марая ни своей чести, ни знаменитости своего рода.....
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Я пойду, маменька? (Встаетъ и опятъ садится).
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Не можетъ, нѣтъ, сударь! Благовоспитанная дѣвушка, дочь хорошихъ родителей, не можетъ вести себя ни въ какомъ случаѣ иначе, какъ того требуютъ благопристойность и приличія. Эта дѣвочка, какою вы ее видите, есть живое подобіе своей бабушки, блаженной памяти доньи Херонимы де-Перальта. У меня дома есть ея портретъ, который вы, вѣроятно, видѣли. Онъ былъ написанъ, какъ она сама мнѣ говорила, для ея дяди, епископа мечоаканскаго.*
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Знаю.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Онъ умеръ на морѣ, нашъ добрый прелатъ; смерть его была тягостнымъ ударомъ для нашего семейства. Мы до-сихъ-поръ еще не перестаемъ его оплакивать, въ особенности двоюродный братъ мой, донъ Кукуфате, безсмѣнный ректоръ Саморы, не можетъ слышать объ его преподобіи, не заливаясь слезами.
   

ДОНЪ ФРАНСИСКА.

   Ахъ Боже мой! что это за мухи!....
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Конечно, онъ умеръ какъ праведникъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Это истинное счастіе..
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Правда, сеньоръ; но когда семейство чрезъ его кончину впадаетъ въ нищету..... Чтожъ дѣлать? У кого нѣтъ средствъ..... Хотя на всякій случай уже пишется его жизнь и, кто знаетъ? можетъ-быть, сегодня или завтра, если Богу будетъ угодно, она будетъ напечатана.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Само собою разумѣется; нынѣ все печатаютъ.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Достовѣрно по-крайней-мѣрѣ то, что авторъ ея, племянникъ моего деверя, каноника кастрогернескаго, но выпускаетъ ее изъ рукъ, и до-сихъ-поръ написалъ уже девять томовъ in-folio, въ которыхъ описаны девять первыхъ лѣтъ жизни прелата.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   По-этому у него будетъ на каждый годъ по тому?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Да, сеньоръ, таковъ планъ, который онъ себѣ предположилъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   А какихъ лѣтъ умеръ прелатъ?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Осмидесяти двухъ лѣтъ съ тремя мѣсяцами и четырнадцатью днями.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Я пойду, мамочка?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Иди, ступай съ Богомъ! Какое нетерпѣнье!
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА. (Встаетъ.)

   Хотите ли, я поклонюсь вамъ на французскій манеръ, сеньоръ донъ Діего?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Конечно, дочь моя; посмотримъ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Посмотрите: вотъ такъ. (Дѣлаетъ ловкій поклонъ.)
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Очаровательная дѣвочка! Прощайте, Пакита, прощайте.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Вамъ поклонъ, а мамочку поцѣлую. (Цѣлуетъ мать и уходитъ въ свою комнату.)
   

ВЫХОДЪ IV.

ДОНЬЯ ИРЕНА, ДОНЪ ДІЕГО.

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Она очень рѣзва и очень переимчива, очень.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Эта непринужденная, эта естественная граціозность восхищаетъ меня.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Какъ же и быть иначе? Воспитанная въ тишинѣ, незнакомая въ притворствомъ и заблужденіями свѣта, она рада своему возвращенію къ матери; еще болѣе веселитъ ее мечта о томъ, что она скоро будетъ пристроена. Удивительно ли послѣ этого, что все, что ни сдѣлаетъ, ни скажетъ она, исполнено прелести, особенно въ вашихъ глазахъ, сеньоръ, когда вы такъ нѣжно ее любите.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Я желалъ бы только, чтобъ она объяснилась со мною свободно на счетъ нашего предполагаемаго союза, и.....
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Вы услышали бы то же самое, что и я вамъ говорю.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Такъ, я нисколько въ этомъ не сомнѣваюсь; познать, что я заслужилъ нѣсколько ея расположеніе, слышать это изъ устъ, такихъ очаровательныхъ, какія у нея, было бы для меня неизъяснимымъ удовольствіемъ.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Не имѣйте на этотъ счетъ ни малѣйшаго сомнѣнія; но помните только, что дѣвушкѣ не позволительно высказывать простодушно все, что она чувствуетъ. Весьма неприлично было бы, если бъ скромная и воспитанная въ добрыхъ правилахъ дѣвушка осмѣлилась сказать мужчинѣ: я васъ люблю.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Правда, еслибъ она встрѣтила какого-нибудь мужчину нечаянно на улицѣ и первая бросилась бы къ нему на шею, она сдѣлала бы очень дурно; по человѣку, который чрезъ нѣсколько дней будетъ ея мужемъ, кажется, можно бы было сказать что-нибудь такое..... Къ тому же на все есть способъ, какъ сказать.....
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Со мной она откровеннѣе. Каждую минуту мы говоримъ съ нею о васъ, и во всемъ она выказываетъ особенную нѣжность, которую къ вамъ чувствуетъ, Какъ благоразумно разсуждала она вчера ночью послѣ вашего ухода! Не знаю чего бы вы не дали за то только, чтобъ вамъ удалось се подслушать.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Какъ? неужели она говорила обо мнѣ?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   И какъ здраво судитъ она о выгодахъ, для дѣвушки ея возраста, имѣть мужемъ человѣка извѣстныхъ лѣтъ, опытнаго, зрѣлаго, строгаго въ своемъ поведеніи.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Довольно, довольно!.... И она это говорила?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Нѣтъ, это я ей говорила, и она слушала меня съ такимъ вниманіемъ, что хоть бы женщинѣ лѣтъ въ сорокъ, ну точно! Я о многомъ ей говорила; а она, у которой такъ много проницательности, хотя мнѣ и не слѣдовало бы выхвалять ее.... Право, не горько ли смотрѣть, какъ большею частію заключаются браки въ наше время? Выдаютъ пятнадцати лѣтнюю дѣвочку за осмьнадцатилѣтняго молокососа, или семнадцатилѣтнюю за двадцатилѣтняго: она еще ребенокъ безъ всякаго разсудка и опытности; онъ также ребенокъ безъ малѣйшаго понятія о свѣтѣ. Ну, посудите, кому тутъ управлять домомъ? кому повелѣвать слугами? кому учить и наставлять дѣтей? И надо же вѣдь всегда случаться, что у этакихъ-то вѣтрениковъ бываетъ множество ребятишекъ, такъ что жаль на нихъ смотрѣть!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Конечно, прискорбно видѣть множество дѣтей у такихъ родителей, которые не имѣютъ ни талантовъ, ни опытности, ни добродѣтелей, необходимыхъ для воспитанія.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Я знаю только то, что мнѣ не было сше девятнадцати лѣтъ, когда я въ первый разъ вышла за-мужъ за моего покойнаго дона Епифанія,-- упокой Господи его душу!-- Онъ былъ такой человѣкъ, какому въ наше время не найти подобнаго; онъ былъ достоинъ всякаго уваженія; благороднаго, рыцарскаго характера, и въ то же время превеселый и презабавный. И какъ же бы вы думали? Ему было болѣе пятидесяти-шести лѣтъ, когда онъ на мнѣ женился.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Почтенныя лѣта..... Онъ былъ уже не ребенокъ; но....
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Я то и говорю..... Да мнѣ и не могъ бы понравиться тогда какой-нибудь безмозглый молокососъ; вотъ ужъ нѣтъ, сеньоръ! Впрочемъ нельзя сказать, чтобъ мой покойникъ былъ хворъ и разстроенъ здоровьемъ; ничуть не бывало. Онъ былъ свѣжъ, благодаря Бога, какъ яблочко, и въ жизнь свою не зналъ другой болѣзни, кромѣ нѣкотораго рода падучей, которая схватывала его отъ времени до времени. Но вскорѣ послѣ нашей свадьбы она стала возвращаться такъ часто и съ такими сильными припадками, что чрезъ семь мѣсяцевъ я осталась послѣ него вдовою, нося подъ сердцемъ залогъ нашей любви, ребенка, который родился уже въ послѣдствіи и вскорѣ умеръ въ кори.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Ого! вотъ какъ! Добрякъ донъ Епифаніо оставилъ еще по себѣ потомство!
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Да, сеньоръ. А почему жъ бы и нѣтъ?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Я такъ это сказалъ, мнѣ показалось что-то слишкомъ скоро.... Конечно, если взять въ соображеніе..... Ну, кто жъ это былъ: мальчикъ или дѣвочка?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Мальчикъ, и какой прекрасный! совершенный ангельчикъ!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Какое утѣшенье имѣть дѣтей и.....
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   О, да! Хотя онѣ иногда и надоѣдаютъ, но, что за бѣда? Это такъ пріятно, такъ пріятно!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Я очень вѣрю.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Да, сеньоръ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Я предвижу какая мнѣ будетъ радость.....
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   И можетъ ли быть иначе?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Какое наслажденіе смотрѣть, какъ онѣ рѣзвятся и смѣются, и ласкать ихъ и чувствовать на себѣ ихъ невинныя ласки!
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Дѣти мои! Жизнь моя! У меня было ихъ двадцать два въ мои три замужства; но изъ всѣхъ осталась въ живыхъ одна только дочь; зато я могу васъ увѣрить, что.....
   

ВЫХОДЪ V.

СИМОНЪ, ДОНЬЯ ИРЕНА, ДОНЪ ДІЕГО,

СИМОНЪ, входитъ въ большую дверь.

   Сеньоръ, смотритель ожидаетъ вашихъ приказаній.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Скажи, что я сейчасъ иду..... Да! принеси мнѣ сперва шляпу и трость, я хочу прогуляться по полю. (Симонъ уходитъ въ комнату дона Діего, выноситъ оттуда шляпу и трость, подаетъ ихъ своему господину и при концѣ сцены выходитъ съ нимъ вмѣстѣ въ наружную дверь). Затѣмъ я полагаю, что завтра утромъ ранехонько мы уѣдемъ?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   За мной нѣтъ остановки. Въ которомъ часу вамъ будетъ угодно?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Въ семъ; а?

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Очень хорошо.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Солнце садится. Я скажу смотрителю, чтобъ все было готово за полчаса до отъѣзда.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Да, потому-что много будетъ возни съ укладкой.
   

ВЫХОДЪ VI.

ДОНЬЯ ИРЕНА, РИТА.

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Боже мой! я теперь только-что вспомнила..... Рита!..... не уморили ли его, Рита?
   

РИТА.

   Сеньора.

Рита развертываетъ простыни и подушки, которыя принесла съ собою.

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Что ты сдѣлала съ попугаемъ? накормила ли его?
   

РИТА.

   Какъ же, сеньора. Онъ поѣлъ плотнѣе страуса. Потомъ я поставила клѣтку на окно въ корридорѣ.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Сдѣлала ли ты постели?
   

РИТА.

   Ваша готова. Прочія я постелю, пока еще не стемнѣло, а не то мнѣ придется хоть совсѣмъ пропадать
   
   безъ огня, потому-что здѣсь одинъ только почникъ, да и тотъ безъ ручки.

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   А что дѣлаетъ наша барышня?
   

РИТА.

   Крошитъ сухарь на ужинъ господину попугаю.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Какая мнѣ лѣнь итти писать. (Встаетъ и идетъ въ свою комнату). Но это необходимо, а не то моя бѣдная сестра будетъ слишкомъ безпокоиться.
   

РИТА.

   Что за нѣжности! Нѣтъ двухъ часовъ, какъ мы разстались съ ней, а вотъ ужъ дѣло дошло и до курьеровъ. Терпѣть по могу этихъ льстивыхъ, двуличныхъ женщинъ!

Уходитъ въ комнату доньи Франсиски.

   

ВЫХОДЪ VII.

КАЛЯМОЧА, входитъ въ наружную дверь, съ чемоданами, кладетъ ихъ на столъ и садится.

   Гдѣ же этотъ третій нумеръ? Слава Богу! Да, да! знаю я этотъ третій нумеръ. Такое собраніе гадинъ и насѣкомыхъ, какого нѣтъ и въ кабинетѣ натуральной исторіи!.... Мнѣ страшно войти..... Аи, ай! Что за ломота во всѣхъ членахъ! Ну, ужъ, признаюсь, я весь какъ избитый! Терпѣніе, бѣдный Калямоча, терпѣніе! Спасибо еще лошадкамъ, что отказались везти далѣе, а то не видать бы мнѣ на этотъ разъ ни третьяго нумера, ни фараоновыхъ язвъ, которыя ожидаютъ насъ тамъ. Бѣдныя животныя! какъ-то оживутъ онѣ къ утру! А, кажется, мы ихъ совсѣмъ загнали. (Рита поетъ въ своей комнатѣ. Калямоча встаетъ, потягиваясь). Ого! послушаемъ!.... Пѣсенки! и не дурно поетъ. Хорошо, новое приключеніе..... Ой, ой! Я совсѣмъ разбитъ.
   

ВЫХОДЪ VIII.

РИТА И КАЛЯМОЧА.

РИТА.

   Лучше запереть дверь, чтобъ насъ не обокрали и..... (Силится вынуть ключъ). Видно же онъ крѣпко сидитъ, этотъ ключъ.
   

КАЛЯМОЧА.

   Хотите ли вы, чтобъ я вамъ помогъ, моя жизнь?
   

РИТА.

   Покорно благодарю, душа моя.
   

КАЛЯМОЧА.

   Тише!.... Рита!
   

РИТА.

   Калямоча!
   

КАЛЯМОЧА.

   Какая встрѣча!
   

РИТА.

   А твой господинъ?
   

КАЛЯМОЧА.

   Оба мы только сей-часъ пріѣхали.
   

РИТА.

   И это правда?
   

КАЛЯМОЧА.

   Нѣтъ, не-бойсь, шутка. Едва онъ получилъ письмо доньи Пакиты, я не знаю, куда онъ ѣздилъ, съ кѣмъ говорилъ, какъ все устроилъ; знаю только то, что въ тотъ же вечеръ мы выѣхали изъ Саррагоссы. Сегодня утромъ пріѣхали въ Гвадалахару, но какъ ни торопились мы, ужъ ихъ не застали: птички улетѣли до насъ. Опять на коня, и давай скакать какъ угорѣлые, безъ отдыха. Наконецъ загнали лошадей, измучивъ самихъ себя, и примчались сюда съ тѣмъ, чтобы съ разсвѣтомъ пуститься далѣе. Мой подполковникъ пошелъ въ главную коллегію повидаться съ однимъ своимъ пріятелемъ, пока готовятъ ужинъ. Вотъ и вся исторія.
   

РИТА.

   Стало быть онъ здѣсь?
   

КАЛЯМОЧА.

   И влюбленный болѣе, чѣмъ когда-нибудь, ревнивый, грозный. Онъ готовъ на все рѣшиться, лишить жизни всякаго, кто вздумаетъ у него оспоривать его обожаемую Пакиту.
   

РИТА.

   Что ты говоришь!
   

КАЛЯМОЧА.

   Ни болѣе, ни менѣе.
   

РИТА.

   Какъ ты меня утѣшилъ! Теперь видно, что онъ ее любитъ.
   

КАЛЯМОЧА.

   Любитъ! Вотъ выдумала слово! Этого мало. Мавръ Гасулъ передъ нимъ дѣтская кукла, Медоръ хвастунъ и самъ Ганферосъ не болѣе, какъ школьникъ.
   

РИТА.

   Ахъ, если бъ сеньорита все это знала!
   

КАЛЯМОЧА.

   Но скорѣе къ концу. Какимъ образомъ я вижу тебя здѣсь? съ кѣмъ ты? когда пріѣхала? что....
   

РИТА.

   Я тебѣ все разскажу. Мать доньи Пакиты вдругъ стала писать къ намъ письма за письмами, увѣряя, что она нашла для нее въ Мадридѣ жениха богатаго, почетнаго кавалера, всѣми уважаемаго, вездѣ принятаго, однимъ словомъ, совершенство, какого лучше нельзя и желать. Къ моей бѣдной барышнѣ приступили со всѣхъ сторонъ съ совѣтами, просьбами, увѣщаніями, въ особенности ея святоша тетка; ей не давали покоя ни днемъ ни ночью, до того, что она вынуждена была отвѣчать, что готова исполнить все что ей прикажутъ. Но я не могу разсказать тебѣ какъ горько плакала бѣдняжка, какъ убита была она горестію. Она не могла ни ѣсть ни нить, не спала по цѣлымъ ночамъ. И въ то же время ей должно было притворяться, чтобъ тетка не догадалась о настоящей причинѣ ея слезъ. Когда прошелъ наконецъ первый испугъ, мы стали пріискивать средства вывернуться изъ этого затруднительнаго положенія и не нашли ничего лучшаго, какъ увѣдомить обо всемъ твоего господина, надѣясь, что, если его любовь такъ истинна и такъ чистосердечна, какъ онъ увѣрялъ, то онъ не допуститъ, чтобъ его бѣдная Пакита досталась въ руки неизвѣстнаго человѣка, и чтобъ погибли даромъ столько ласкъ, столько слезъ и столько вздоховъ, которыхъ свидѣтелями были стѣны монастыря. Чрезъ нѣсколько дней послѣ отправленія нашего письма, вдругъ въѣзжаетъ дорожная карета и смотритель Гаспаретъ, въ своихъ синихъ чулкахъ, и передъ нанимать и женихъ: они пріѣхали за барышней. Мы живо сбираемъ свои пожитки, увязываемъ сундуки, прощаемся съ тамошними добрыми женщинами и, въ двѣ перемѣны лошадей, пріѣзжаемъ третьяго дня въ Алкала-де-Энарэсъ. Задержка вышла оттого, что барышнѣ надо было видѣться съ другой своейтеткой, монахиней, которая живетъ здѣсь, и такая же дряхлая, сморщенная и слѣпая, какъ и та, съ которой мы разстались въ Гвадалахарѣ. Теперь она ужъ ее видѣла, перецѣловалась по очередно со всѣми монахинями, и, я думаю, завтра съ разсвѣтомъ, мы уѣдемъ. По этому случаю мы.....
   

КАЛЯМОЧА.

   Довольно объ этомъ. Стало быть женихъ здѣсь же въ гостинницѣ?
   

РИТА.

   Вотъ его комната. (Показываетъ на комнаты дона Діего, доньи Ирены и Доньи Фрасиски); это комната матери, а это наша.
   

КАЛЯМОЧА.

   Какъ наша? Твоя и моя?
   

РИТА.

   Конечно нѣтъ. Здѣсь мы будемъ спать нынѣшнюю ночь, барышня и я; вчера мы легли было всѣ трое въ этой комнатѣ, что напротивъ; но не могли пошевелиться отъ тѣсноты, ни заснуть на минуту, ни даже вздохнуть свободно.
   

КАЛЯМОЧА.

   Хорошо. Прощай.

Собираетъ вещи, которыя положилъ на столъ, и сбирается идти.

РИТА.

   Куда же ты?
   

КАЛЯМОЧА.

   Я знаю это про-себя..... Но, постой, скажи-ка мнѣ; у жениха есть съ собой какіе-нибудь слуги, друзья или родственники? Вѣдь надо же будетъ кому-нибудь лечить его отъ раны, которая ему угрожаетъ.
   

РИТА.

   Съ нимъ есть одинъ слуга.
   

КАЛЯМОЧА.

   Этого мало. Смотри же, скажи ему изъ человѣколюбія, чтобъ онъ готовился: его ждетъ опасность. Прощай.
   

РИТА.

   Ты скоро воротишься?
   

КАЛЯМ0ЧА.

   Само собой разумѣется. Въ подобныхъ случаяхъ надо торопиться; и хотя я едва передвигаю ноги, однако должно же предупредить моего полковника; пора ему разстаться съ своимъ пріятелемъ, и позаботиться о своемъ сокровищѣ и о похоронахъ этого жениха, и..... Такъ стало-быть это наша комната? а?
   

РИТА.

   Да, барышнина и моя.
   

КАЛЯМОЧА.

   Плутовка!
   

РИТА.

   Сумасшедшій!-- Прощай.
   

КАЛЯМОЧА.

   Прощай, ненавистная.

Входитъ съ вещами въ комнату донъ Карлоса.

   

ВЫХОДЪ IX.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА, РИТА.

РИТА.

   Какое горе! но слава Богу, донъ Феликсъ здѣсь..... Да, онъ любитъ ее, это ясно. (Выходитъ Калямоча изъ комнаты дона Карлоса и уходитъ въ наружную дверь). О, какъ ни говорятъ, а есть мужчины такіе постоянные..... Ну что жъ изъ этого? намъ-то, что дѣлать? Любить ихъ, безъ всякихъ отговорокъ любить ихъ. Но что скажетъ барышня, когда его увидитъ? Она влюблена въ него но-уши. Бѣдная! не больно ли видѣть какъ она..... Вотъ и она сама.

Входитъ Донья Франсиска.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Ахъ, Рита!
   

РИТА.

   Что съ вами? Вы плакали, сеньорита?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Развѣ мнѣ не о чемъ плакать? Еслибъ ты видѣла маменьку..... Она все твердитъ только о томъ, что я должна очень любить этого человѣка. Еслибъ она знала то, что ты знаешь, такъ вѣрно не требовала бы отъ меня невозможнаго..... И онъ то такъ добръ, и онъ то такъ богатъ, и мнѣ то будетъ такъ хорошо съ нимъ..... Она выходила изъ себя, называла меня дрянною дѣвчонкой, непослушною Бѣдная я! зато, что я не умѣю ни лгать ни притворяться, меня называютъ дрянною дѣвчонкою.
   

РИТА.

   Сеньорита, ради Бога, не огорчайтесь такъ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Да, ты не слышала всего этого. Она сказала мнѣ: донъ Діего жалуется, что я не говорю ему ничего..... Я довольно съ нимъ говорю, и до-сихъ-поръ старалась казаться передъ нимъ веселою, -- а самой право не весело; я принуждаю себя смѣяться и болтать всякій вздоръ; и все это, чтобъ угодить маменькѣ, потому что иначе..... Но видитъ Богъ и Божья Матерь, что все это не отъ чистаго сердца.

Сцена понемногу темнѣетъ.

РИТА.

   Ну, что вы, Богъ съ вами! Право нѣтъ причинъ такъ много печалиться. Почему знать..... Помните ли вы тотъ день, который провели мы прошлаго года во время каникулъ на дачѣ у интенданта?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Ахъ! могу ли я его забыть! Но зачѣмъ ты объ этомъ заговорила?
   

РИТА.

   Я хотѣла только сказать, что этотъ кавалеръ съ зеленымъ крестомъ, котораго мы тамъ видѣли, такой любезный, такой прекрасный.....
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Къ-чему эти обиняки? донъ Феликсъ. Ну, что же?
   

РИТА.

   Который провожалъ насъ до города....
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Ну да, и потомъ мы опять встрѣтились, и я видалась съ нимъ, на бѣду мою, довольно часто, а все по твоимъ пагубнымъ совѣтамъ.
   

РИТА.

   Почему такъ сеньора? Развѣ мы подали какой-нибудь поводъ къ соблазну? До-сихъ-поръ никто не подозрѣвалъ насъ въ монастырѣ. Онъ никогда не входилъ въ ворота и, когда разговаривалъ съ вами ночью, васъ всегда раздѣляло такое огромное пространство, что вы не разъ его проклинали. Но не въ томъ дѣло. Скажу вамъ только то, что любовникъ, подобный ему, не можетъ такъ скоро забыть свою возлюбленную Пакиту. Повѣрьте, все, что мы читали съ вами украдкой въ романахъ, не можетъ сравниться съ тѣмъ, что мы въ немъ нашли. Помните ли вы три удара въ ладоши, которые обыкновенно раздавались между одиннадцатью и двѣнадцатью часами ночи? Помните ли вы эти гармоническія серенады, полныя нѣжности и чувства?
   

ДОЦЬЯ ФРАНСИСКА.

   Ахъ, Рита! да, да я помню все это, я буду помнить, пока есть во мнѣ хоть капля жизни. Но онъ далеко отсюда..... и, можетъ-быть, занятъ новою любовью...
   

РИТА.

   Этого я не могу и думать.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Вѣдь онъ мужчина, а всѣ они.....
   

РИТА.

   Какое ребячество! Разувѣрьтесь, сеньорита. Съ мужчинами и съ женщинами бываетъ то же, что и съ дынями: есть всякія; трудность въ томъ, чтобъ умѣть ихъ выбрать. Кто былъ несчастливъ въ выборѣ можетъ жаловаться на судьбу; но не долженъ унижать достоинства товара. Есть мужчины и коварные, и обманщики, но нельзя думать, чтобъ былъ таковъ и тотъ, кто такъ часто доказывалъ свое постоянство и свою любовь. Три мѣсяца продолжались свиданія на террасѣ и бесѣды въ сумеркахъ, и во все это время, вы очень хорошо знаете, мы не замѣтили въ немъ ни одного неблагопристойнаго поступка, не слышали ни одного обиднаго или дерзкаго слова.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Все это правда. Зато я и любила его такъ горячо, за то я и берегу его, и лелѣю его здѣсь, здѣсь.... (Показываетъ на грудь). Что-то скажетъ онъ, прочитавъ мое письмо. О! я очень хорошо знаю, что онъ скажетъ.... Боже мой! какъ мнѣ жаль се! Конечно.... бѣдная Пакита!-- тѣмъ и кончится; онъ не скажетъ болѣе ничего, ничего!
   

РИТА.

   Нѣтъ, сеньора, онъ этого не сказалъ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   А ты почему знаешь?
   

РИТА.

   Очень хорошо знаю. Едва только успѣетъ онъ прочесть письмо, тотъ же часъ полетитъ утѣшать друга своего сердца. Но..... (Подходя къ дверямъ комнаты доньи Ирены).
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Куда ты идешь?
   

РИТА.

   Хочу посмотрѣть, что дѣлаетъ.....
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Она пишетъ.
   

РИТА.

   Однако скоро должна будетъ кончить, пототу-что темнѣетъ..... Сеньорита, все, что я сказала вамъ, -- истинная правда: донъ Феликсъ пріѣхалъ въ Алкала.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Что говоришь ты! Не обманывай меня!
   

РИТА.

   Вотъ его комната. Калямоча только сію минуту говорилъ со мною.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Правда ли это?
   

РИТА.

   Да, сеньора. И онъ пошелъ за своимъ господиномъ, чтобъ....
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Стало быть, онъ любитъ меня? О, моя Рита! видишь ли ты, какъ хорошо мы сдѣлали, что написали ему? Посуди, какая вѣрность!.... Но я боюсь, чтобъ онъ не заболѣлъ; легко ли проскакать столько лигъ для того только, чтобъ увидѣться со мной, потому-что мнѣ этого хотѣлось? Какъ я должна быть ему благодарна! О, да! ему не будетъ повода жаловаться на меня, я даю въ томъ обѣтъ: вѣчная, вѣчная любовь и благодарность!
   

РИТА.

   Я схожу за огнемъ и постараюсь подождать внизу, пока они воротятся. Я узнаю, что онъ говоритъ и какъ думаетъ поступить, а то, пожалуй, когда мы всѣ тутъ соберемся, чорту вздумается сунуться между матерью, дочерью, женихомъ и любовникомъ. Надо сначала подладиться подъ эту музыку, чтобъ потомъ не споткнуться.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Ты хорошо обдумала. Но нѣтъ, у него довольно твердости и разсудка, и онъ сумѣетъ рѣшиться на то, что благоразумнѣе. А какъ же ты дашь знать мнѣ? Не забудь, какъ только онъ придетъ, сказать ему, что онъ можетъ со мною видѣться.
   

РИТА.

   Объ этомъ нечего заботиться. Я введу его сюда и потомъ кашляну сухимъ кашлемъ..... Понимаете?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Да, хорошо.
   

РИТА.

   Тогда вамъ останется только выйти подъ какимъ нибудь предлогомъ. Я останусь съ старой барыней, заведу разговоръ обо всѣхъ ея мужьяхъ и зятьяхъ, и объ епископѣ, который умеръ на морѣ. Кромѣ того, если тутъ случится донъ Діего.....
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Хорошо, ступай, и какъ только онъ придетъ.....
   

РИТА.

   Сію минуту.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Не забудь же кашлянуть.
   

РИТА.

   Не безпокойтесь.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Если бъ ты могла видѣть, какъ это меня утѣшаетъ!
   

РИТА.

   Не божитесь, я и такъ повѣрю.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Помнишь ли, какъ онъ говорилъ мнѣ, что ему невозможно себя принудить забыть меня, что нѣтъ такой опасности, которая бы могла удержать его, нѣтъ такихъ трудностей, которыхъ бы онъ не превозмогъ изъ любви ко мнѣ?
   

РИТА.

   Какъ же, очень помню.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   О, какъ онъ правъ! какъ онъ былъ искрененъ во всемъ!

Донья Франсиска уходитъ въ комнату доньи Ирены, а Рита въ наружную дверь.

   

Дѣйствіе II.

ВЫХОДЪ I.

На сценѣ темно.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Все никого нѣтъ! (Подходитъ къ наружной двери и опять возвращается). Какое у меня нетерпѣніе! А маменька все говоритъ, что я такая простенькая, что я только о томъ и думаю какъ бы посмѣяться да порѣзвиться, и не понимаю что значитъ любовь. О, да! Мнѣ всего семнадцать лѣтъ, даже не минуло еще семнадцати, а я знаю уже что значитъ любить горячо, что значатъ безпокойства и слезы.
   

ВЫХОДЪ II.

ДОНЬЯ ИРЕНА, ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Ты оставила меня одну и въ потьмахъ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Вы доканчивали свое письмо, маменька; я не хотѣла вамъ мѣшать и пошла сюда: здѣсь не такъ жарко.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   А та дѣвчонка о чемъ думаетъ, что не песетъ до-сихъ-поръ огня? Куда ни пошли се, она ходитъ цѣлый годъ. Съ моимъ нетерпѣливымъ характеромъ, который вспыхиваетъ какъ порохъ... (садится). На все воля Божія.... А донъ Діего не приходилъ еще?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Кажется, нѣтъ.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Подумай же дочь моя, о томъ, что я тебѣ говорила, и помни, что я не люблю повторять ничего два раза. Этотъ кавалеръ огорчается, и весьма справедливо.....
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Хорошо, довольно, сеньора, я знаю это. Не браните меня болѣе, маменька.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Это не значитъ бранить тебя, дочь моя; это значитъ совѣтовать тебѣ. У тебя еще слишкомъ" мало разсудка, чтобъ оцѣнить счастіе, которое само стучится къ намъ въ двери. При моей вѣчной хворости и разстроенномъ состояніи, я не знаю чего бы не могло случиться съ твоей бѣдной матерью..... Всѣ эти доктора, эти аптеки... Этотъ безбожный донъ Бруно,-- спаси Господи его душу!-- заставлялъ платить по двадцати и по тридцати реаловъ за каждую коробочку пилюлей изъ ассафетиды..... Подумай, что такой союзъ, какой тебя ожидаетъ, не многими" удастся. Конечно, молитвамъ твоихъ тетокъ, которыя много заслужили передъ Богомъ, обязаны мы такимъ счастіемъ, а не твоимъ личнымъ достоинствамъ и не моему старанію.... Ну, что ты скажешь?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Я?... Ничего, маменька.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Ну такъ! ты никогда ничего не скажешь. Боже мой, Господи! Какъ съ тобой ни заговори объ этомъ предметѣ, ты ничего не найдешься отвѣчать.
   

ВЫХОДЪ III.

РИТА, ДОНЬЯ ИРИНА, ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

Рита входитъ въ наружную дверь, неся свѣчи, и ставитъ ихъ на средину стола.

ДОНЬЯ ИРИНА.

   На силу-то! а я думала, что ты псю ночь не придешь.
   

РИТА.

   Сеньора, я замѣшкалась потому-что надо было сходить въ лавку за свѣчами. Зная, что чадъ отъ лампы вамъ вреденъ.....
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   И какъ еще вреденъ, при моихъ головныхъ боляхъ. Я перестала прикладывать камфорный пластырь, онъ не приноситъ мнѣ никакой пользы. Облатки, кажется, мнѣ будутъ лучше. Поставь одну свѣчу здѣсь, а другую отнеси въ мою комнату и задерни занавѣски, чтобъ не налетѣли комары.
   

РИТА.

   Хорошо-съ. (Беретъ свѣчу и хочетъ итти.)
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   (Тихо Ритѣ.) Онъ еще не пришелъ?
   

РИТА.

   Придетъ.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Послушай, тамъ есть письмо на столѣ, ты возмешь его и велишь мальчику сейчасъ отнести на почту. (Рита входитъ въ комнату Доньи Ирены). А ты, моя милая, не хочешь ли поужинать? Намъ надо по-раньше лечь спать, чтобъ съ разсвѣтомъ выѣхать отсюда.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Монахини научили меня поститься.....
   

ДОНЬЯ ИРИНА.

   Но все-таки..... Хоть немножко супу для поправленія желудка. (Рита входитъ съ письмомъ въ рукѣ и въ продолженіе всей сцены то сбирается уйти, то опять остается, какъ видно изъ разговора). Послушай, подогрѣй, что осталось отъ обѣда, да приготовь намъ двѣ чашки бульона, да неси поскорѣе.
   

РИТА.

   Больше ничего?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Нѣтъ, больше ничего..... Постой, смотри же, чтобъ бульонъ былъ покрѣпче.
   

РИТА.

   Да, я знаю.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Рита!
   

РИТА.

   Опять!-- Что вамъ угодно?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Накажи хорошенько мальчику, чтобъ онъ сейчасъ же отнесъ письмо..... Впрочемъ нѣтъ, не посылай съ мальчикомъ, всѣ они такіе пьяницы, на нихъ нельзя положиться. Скажи лучше Симону, что я прошу его сдѣлать мнѣ удовольствіе отнести письмо на почту; слышишь?
   

РИТА.

   Слушаю, сеньора:
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Ахъ, постой.
   

РИТА.

   Еще?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Хотя это и не къ спѣху, но все-таки надо принести сюда попугая и повѣсить здѣсь, да такъ, чтобъ онъ не упалъ и не испугалъ меня. (Рита уходитъ въ наружную дверь).
   

ВЫХОДЪ IV.

ДОНЬЯ ИРЕНА, ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Можетъ-быть, донъ Діего встрѣтился съ кѣмъ-нибудь и это его задержало. Онъ такъ благоразуменъ, такъ аккуратенъ, такой добрый христіанинъ, такой внимательный, такъ воздерженъ на словахъ! И какая ловкость и благородство во всѣхъ его пріемахъ! По всему видно, что онъ богатъ и имѣетъ огромныя средства; и какой у него домъ! какъ жаръ горитъ золотомъ. Это много значитъ! Какое бѣлье бѣлое! какая кухонная посуда! а кладовыя-то, биткомъ набиты всѣмъ, что только Богъ создалъ!.... Но ты, кажется, не слушаешь меня?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Какъ же, маменька, я очень слушаю, только не хотѣла прерывать васъ.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Тебѣ будетъ раздолье тамъ, дочь моя, какъ рыбкѣ въ водѣ. Всѣ птички небесныя, какихъ ты только пожелаешь, будутъ у тебя, потому-что онъ такъ нѣжно тебя любитъ и такой благородный и богобоязливый человѣкъ..... Но право, Франсискита, мнѣ больно видѣть, что всякій разъ какъ я заговорю о немъ, ты какъ-будто поклялась не отвѣчать мнѣ ни слова..... Ужъ нѣтъ ли тутъ чего-нибудь особеннаго?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Не сердитесь на меня, маменька.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Это не хорошо! Будь увѣрена, что я знаю, и очень хорошо, отчего все это происходитъ? Развѣ ты не догадываешься, что мнѣ извѣстны всѣ глупости, которыя вбили въ твою вѣтреную голову, прости меня Господи!
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Но..... что-же это? что же вы знаете?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   И меня еще ты хочешь обмануть, меня? а? О, дочь моя! я много прожила на свѣтѣ и у меня много опытности и проницательности; не тебѣ обмануть меня.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА. (Въ сторону).

   Я погибла!
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Не посовѣтовавшись съ своей матерью, какъ-будто бы у нея не было матери... Увѣряю тебя, что, еслибъ даже и не по этому случаю, я все-таки взяла бы тебя изъ монастыря. Если бъ даже пришлось мнѣ итти одной и пѣшкомъ по этой дорогѣ, я все-таки взяла бы тебя оттуда. Смотри, пожалуй, какія сужденія у этой дѣвочки! Оттого, что прожила нѣсколько времени между монахинями, она забрала себѣ въ голову, что и ей должно быть монахиней. Чтобъ ты и не думала объ этомъ, чтобъ ты и не воображала себѣ..... Во всякомъ состояніи можно служить Господу Богу, Франсискита; но угождать своей матери, помогать ей, быть ея другомъ и утѣшеніемъ въ ея заботахъ, вотъ первая обязанность послушной дочери. Знай же это, если ты до-сихъ-поръ еще не знала.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Это правда, маменька; но я никогда и подумала оставить васъ.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Да, не знаю я развѣ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Нѣтъ, сеньора: повѣрьте мнѣ, ваша Пакита никогда не разстанется съ своею матерью и никогда не огорчитъ ее.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Подумай, правда ли то, что ты говоришь?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Правда, маменька, потому-что я не умѣю лгать.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Ну, такъ, дочь моя, ты знаешь все что я тебѣ говорила. Ты понимаешь чего ты лишишься и какъ сильно огорчишь меня, если не будешь во всемъ вести себя какъ слѣдуетъ. Подумай объ этомъ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА. Въ сторону.

   О! бѣдная я!
   

ВЫХОДЪ V.

ДОНЪ ДІЕГО, ДОНЬЯ ИРЕНА, ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

ДОНЪ ДІЕГО входитъ въ наружную дверь и кладетъ на столъ шляпу и палку.

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Что вы такъ поздно?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Едва я вышелъ, какъ наткнулся на ректора и на доктора Паделья, отъ которыхъ я не могъ отдѣлаться, пока они не начинили меня шоколадомъ и бисквитами. (Садится подлѣ Ирены) Ну, а вы? что у васъ новаго?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Все хорошо.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   А донья Пакита?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Донья Пакита по прежнему думаетъ только о своихъ монахиняхъ. Я ужъ не разъ говорила ей, что пора выгнать блажь изъ головы и думать только о томъ, какъ бы угодить своей матери и повиноваться ей.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что за диковина! неужели она до-сихъ-поръ все думаетъ.....
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Чему тутъ дивиться? Она еще ребенокъ, а дѣти сами не знаютъ, что онѣ любятъ и что ненавидятъ. Въ этомъ возрастѣ.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Не то, не то, вы не правы. Именно въ этомъ-то возрастѣ страсти и разъигрываются посильнѣе и порѣшительнѣе чѣмъ въ нашемъ; и чѣмъ болѣе разсудокъ несовершенъ и слабъ, тѣмъ неукротимѣе порывы сердца. (Беретъ за руку донью Франсиску и сажаетъ ее подлѣ себя) Но правда ли это, донья Пакита? И вы добровольно возвратились бы въ монастырь? Скажите правду.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Но, если бъ она не.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Оставьте ее, сеньора, пусть она отвѣчаетъ сама.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Вы вѣдь знаете, что я вамъ отвѣчала только сію минуту. Да не допуститъ меня Богъ чѣмъ-нибудь огорчить васъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Но вы говорите это съ такимъ печальнымъ видомъ.....
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Это весьма естественно, сеньоръ; неужели вы не видите.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Замолчите, ради Бога, донья Ирена, и не говорите мнѣ что естественно и что нѣтъ. Естественно то, что малютка напугана, и не смѣетъ сказать ни одного слова, которое бы противоречило тому, что хочется ея матушкѣ заставить ее говорить.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Нѣтъ, сеньоръ, то, что говоритъ моя маменька, говорю и я тоже самое, потому-что во всемъ, что она мнѣ прикажетъ, я буду ей повиноваться.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Приказывать, дочь моя? Въ этихъ вещахъ столь щекотливыхъ, благоразумные родители не приказываютъ: они внушаютъ, предлагаютъ, совѣтуютъ, -- это такъ, все это такъ; но приказывать! А кому же исправлять потомъ пагубныя слѣдствія того, что они прикажутъ? Мало развѣ видимъ мы примѣровъ несчастныхъ браковъ, чудовищныхъ союзовъ? а все оттого только, что какой-нибудь безумный отецъ вздумалъ приказывать тамъ, гдѣ ему бы не слѣдовало. Что, не правда? Нѣтъ, это не годится! Послушайте меня, донья Пакита, я не изъ числа тѣхъ людей, которые обманываютъ себя на счетъ своихъ недостатковъ. Я знаю, что ни моя наружность, ни мой возрастъ, не могутъ никому внушить ко мнѣ страсти пламенной, безумной; по тѣмъ не менѣе я думалъ, что дѣвушка разсудительная и благовоспитанная можетъ полюбить меня тою спокойною и постоянною любовью, которая такъ похожа на дружбу и одна только можетъ составить счастіе супружеской жизни. Чтобъ достигнуть этой цѣли, я не бросился искать ни одной изъ тѣхъ дѣвушекъ, которыя пользовались въ свѣтѣ дозволенною свободою. Я говорю дозволенною, потому-что не могу порицать того, что не противно добродѣтели. Но найдется ли хоть одна изъ нихъ, которая по была бы уже расположена въ пользу инаго любовника, болѣе привлекательнаго чѣмъ я? И въ Мадридѣ еще, представьте себѣ въ Мадридѣ! Убѣжденный въ этихъ понятіяхъ, я думалъ, что можетъ-быть въ васъ найду я все чего желалъ, чего искалъ.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Неужели же вы можете думать, сеньоръ донъ Діего, что.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Я сейчасъ кончу, сеньора, дайте мнѣ кончить. Я умѣю уважать, и цѣнить, милая Пакита, то вліяніе, которое должны были произвести на дѣвушку, съ такими добрыми наклонностями, какъ вы, святые примѣры, которые вы видѣли безпрестанно передъ глазами въ этомъ невинномъ убѣжищѣ благочестія и добродѣтели. Но если, не смотря на все это, воспламененное воображеніе и непредвидѣнныя обстоятельства заставили васъ выбрать кого-нибудь болѣе достойнаго, знайте, что я не хочу ничѣмъ быть обязаннымъ принужденію. Я откровененъ, мой языкъ и мое сердце никогда не противорѣчили другъ другу. Этого же прошу я и отъ васъ, Пакита: откровенности. Нѣжность, которую я къ вамъ питаю, не должна быть причиною вашею несчастія. Матушка ваша не въ состояніи желать несправедливости, и очень хорошо знаетъ, что никого нельзя заставить насильно быть счастливымъ. Если вы не находите во мнѣ достоинствъ, который бы могли привязать васъ ко мнѣ, если у васъ есть иная какая нибудь забота въ сердцѣ, повѣрьте мнѣ, малѣйшая скрытность съ вашей стороны можетъ сдѣлаться въ послѣдствіи, для насъ обоихъ, источникомъ великихъ горестей.
   

ДОНЬЯ ИРИНА.

   Теперь можно-ли мнѣ говорить, сеньоръ?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Она, она должна говорить, безъ совѣтниковъ и безъ переводчиковъ.
   

ДОНЬЯ ИРИНА.

   Да, когда я ей прикажу.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Какъ же можете вы приказывать ей, когда ей самой должно отвѣчать. На ней женюсь я, а не на васъ, право не на васъ.
   

ДОНЬЯ ИРИНА.

   А я полагаю, сеньоръ донъ Діего, что ни на ней ни на мнѣ! Хорошаго-же вы мнѣнія объ насъ! Да, я теперь вижу, правъ былъ ея крестный отецъ, и онъ очень ясно выразился въ своемъ письмѣ, которое я недавно получила въ отвѣтъ на мое извѣщеніе объ этой свадьбѣ. Хотя онъ не видалъ ее съ самыхъ крестинъ, но очень ее любитъ; онъ разспрашиваетъ о ней у всякаго пріѣзжаго и постоянно посылаетъ ей поклоны.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Ну что же, сеньора, писалъ ея крестный отецъ?.... Или, лучше сказать, что въ этомъ есть общаго съ дѣломъ, о которомъ мы разсуждаемъ.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Мнѣ это нравится! Что есть общаго! Есть, сеньоръ, и много. И хотя это говорю, а не другая, но могу васъ увѣрить, что даже опытный проповѣдникъ не написалъ бы лучше его о замужствѣ дѣвушки. При всемъ томъ онъ не профессоръ, ни даже баккалавръ, онъ былъ простымъ студентомъ богословія, а теперь занимаетъ ничтожное мѣсто, которое едва даетъ ему средства къ пропитанію. Но онъ очень топкій человѣкъ, одаренъ краснорѣчіемъ и пишетъ такъ, что чудо. Почти все письмо его писано на латинскомъ языкѣ, -- не осудите, сеньоръ, -- и прекрасные совѣты, которые онъ мнѣ дастъ..... Какъ вѣрно угадалъ онъ все, чему должно было у насъ случиться.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Но, сеньора, кажется, еще ничего не случилось, и вамъ нечѣмъ огорчаться.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Какъ? и вы хотите, чтобъ я не огорчалась, когда вы говорите о дочери моей въ такихъ выраженіяхъ, что.....? чтобъ у нея была другая любовь или другая забота!.... Но еслибъ это было, прости меня Господи! я бы прибила ее до смерти, слышите ли?.... Отвѣчай ему, если ужъ онъ непремѣнно хочетъ, чтобъ ты говорила, а я не раскрывала рта. Разскажи ему о тѣхъ любовникахъ, которыхъ ты оставила въ Мадридѣ, когда тебѣ было еще двѣнадцать лѣтъ, и о тѣхъ, которыхъ ты заманила къ себѣ въ монастырь, живя въ одной кельѣ съ этой святою женщиной. Скажи ему все, чтобъ успокоить его, и.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Я гораздо спокойнѣе васъ, сеньора.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Отвѣчай ему.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Я не знаю, что мнѣ сказать, если вы и безъ того ужъ сердитесь.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Нѣтъ, дочь моя, это значитъ только придавать нѣкоторое выраженіе, вѣсъ своимъ словамъ; но сердиться!.... Конечно мы не сердимся. Донья Ирена знаетъ, что я ее уважаю.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   О, безъ всякаго сомнѣнія знаю, и чрезвычайно вамъ благодарна за милости, которыя вы намъ оказываете. За это самое.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Не говорите о благодарности: все, что я могу сдѣлать, было бы слишкомъ мало. Я желаю только, чтобъ донья Пакита была довольна.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Неужели она можетъ быть не довольна? Отвѣчай же"
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Да, сеньоръ, я довольна.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   И чтобъ перемѣна въ образѣ жизни, которая се ожидаетъ, не стоила ей ни малѣйшаго огорченія.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Нѣтъ, сеньоръ, напротивъ. Нельзя представить себѣ союза, болѣе пріятнаго для всѣхъ насъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Въ такомъ случаѣ я могу увѣрить се, что она не будетъ имѣть причинъ раскаиваться въ послѣдствіи. Она будетъ любима и обожаема; и я надѣюсь, что постояннымъ угожденіемъ ея волѣ, я заслужу ея уваженіе и дружбу.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Благодарю васъ, сеньоръ донъ Діего!.... Сироту, бѣдную, заброшенную дѣвушку, какъ я.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Но одаренную такими прекрасными качествами, которыя дѣлаютъ ее достойною величайшаго счастія.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Поди сюда, поди..... поди сюда, Пахита.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Маменька! (Донья Франсиска встаетъ, обнимаетъ мать. Взаимныя нѣжности).
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Видишь ли ты, какъ я тебя люблю?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Да, матушка.
   

ДОНЬЯ ИРИНА.

   И какъ забочусь о твоемъ благѣ? У меня нѣтъ другаго желанія, какъ видѣть тебя пристроенною прежде моей смерти.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Я въ этомъ увѣрена.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Дочь моего сердца! будешь ли ты всегда такъ послушна?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Да, матушка.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   О, ты не знаешь, какъ любитъ тебя твоя мать.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Но развѣ я не люблю васъ также?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Пойдемте, пойдемте отсюда. (Донъ Діего встаетъ, за нимъ и донья Ирена). Кто-нибудь придетъ, пожалуй, и увидитъ, что мы всѣ трое плачемъ, какъ дѣти.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   О, да, ваша правда.

(Оба они идутъ въ комнату ДОНЬИ ИРЕНЫ. ДОНЬЯ ФРАНСИСКА идетъ позади ихъ, РИТА входитъ въ наружную дверь и останавливаетъ ДОНЬЮ ФРАНСИСКУ.

   

ВЫХОДЪ VI.

РИТА, ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

РИТА.

   Сеньорита..... тсъ!.... сеньорита...
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Что тебѣ?
   

РИТА.

   Онъ пришелъ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.,

   Неужели?
   

РИТА.

   Только сію минуту пошелъ. Я поцѣловала его, съ вашего позволенія..... и онъ ужъ идетъ по лѣстницѣ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Боже мой! что мнѣ дѣлать?
   

РИТА.

   Прекрасный вопросъ! Главное: не терять времени въ пустомъ нѣжничаньи..... Къ цѣли, и съ разсудкомъ: Помните, что здѣсь не мѣсто много распространяться въ разговорахъ. Вотъ и онъ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Да, онъ, онъ самъ.
   

РИТА.

   А я пойду похлопотать около господъ. Мужество, сеньорита, и рѣшимость.

РИТА уходитъ въ комнату ДОНЬИ ИРЕНЫ.

   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Нѣтъ, поди, я сама.....
   

ВЫХОДЪ VII.

ДОНЪ КАРЛОСЪ. ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

ДОНЪ КАРЛОСЪ входитъ въ наружную дверь.

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Пакита! Жизнь моя! вотъ и я здѣсь..... Что съ вами, моя прекрасная, здоровы ли вы?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Счастливый пріѣздъ!
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Отчего вы такъ печальны? Неужели и мой пріѣздъ васъ не развеселилъ?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   О, безъ сомнѣнія; но со мной случились такія вещи, отъ которыхъ я выхожу изъ себя. Знаете ли вы..... да, вы все знаете. Послѣ того, какъ я отправила къ вамъ письмо, за мною пріѣхали. Завтра въ Мадридъ..... Здѣсь моя маменька.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Гдѣ?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Здѣсь, въ этой комнатѣ. (Показываетъ комнату доньи Ирены).
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Одна?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Нѣтъ, сеньоръ.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Конечно, вмѣстѣ съ женихомъ. (Подходитъ къ комнатѣ доньи Ирены, останавливается и возвращается назадъ). Нѣтъ, лучше..... Но болѣе съ ней нѣтъ никого?
   

ДОНЪ ФРАНСИСКА.

   Никого болѣе, они одни. Но что вы хотите дѣлать?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Если бъ я далъ волю моему сердцу и увлекся любовію, которую разжигаютъ во мнѣ эти глаза, я бы былъ въ состояніи рѣшиться на отчаянное средство. Но время еще терпитъ. Онъ также, можетъ-быть, честный человѣкъ, и несправедливо было бы оскорблять его за то только, что онъ любитъ женщину, столь заслуживающую быть любимой. Я не знаю ни вашей матушки, ни.... Да, да; въ эту минуту не должно ничего предпринимать: ваше доброе имя важнѣе всего.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Съ какимъ нетерпѣніемъ она желаетъ, чтобъ я вышла за него за-мужъ.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Это не бѣда.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Ей хочется обвѣнчать насъ тотчасъ же по пріѣздѣ въ Мадридъ.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Что такое?..... Нѣтъ, этому не бывать.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Оба они рѣшились между собой, и говорятъ...
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Хорошо, пусть ихъ говорятъ; но этому не бывать.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Маменька только и твердитъ мнѣ, что объ этомъ. Она грозитъ мнѣ, она меня напугала. Онъ настаиваетъ съ своей стороны, предлагаетъ мнѣ столько разныхъ разностей...
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   А вы, подаете ли ему какія-нибудь надежды? Обѣщали ли вы ему любить его горячо?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Неблагодарный! Развѣ вы не знаете, что..... Неблагодарный!
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Да, я знаю, Пакита, я былъ предметомъ первой любви...
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   И послѣдней.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   И я скорѣе отдамъ жизнь свою, чѣмъ уступлю другому мѣсто, которое я занимаю въ этомъ сердцѣ..... Все оно мое, мое сполна. Не правда ли?

Беретъ ея руку.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Чѣмъ же и быть ему?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Божественная! Какая сладкая надежда одушевляетъ меня!.... Одно слово изъ устъ твоихъ успокоило меня; оно подкрѣпляетъ меня, даетъ мнѣ мужество на все. Наконецъ я здѣсь. Вы призвали меня длятого, чтобъ быть вашимъ защитникомъ, избавителемъ, чтобъ исполнить обѣтъ, который я такъ часто произносилъ передъ вами. Для этого я и пріѣхалъ. Если вы уѣдете въ Мадридъ, я ѣду за вами. Матушка ваша узнаетъ кто я..... Тамъ я могу разсчитывать на любовь ко мнѣ одного почтеннаго и добродѣтельнаго старика, котораго я долженъ называть болѣе чѣмъ дядей, другомъ и отцомъ. У него нѣтъ другаго родственника, который былъ бы ему ближе или дороже меня: онъ очень богатый человѣкъ, и еслибъ дары счастія могли имѣть для васъ какую нибудь привлекательность, это обстоятельство скрѣпило бы новымъ блаженствомъ нашъ союзъ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Что для меня всѣ богатства и сокровища міра!
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Знаю, вѣрю, честолюбіе не можетъ волновать такую чистую душу.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Любить и быть любимой. Болѣе я ничего не желаю, и не знаю счастія выше этого.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   И нѣтъ другаго. Но вамъ надо успокоиться и надѣяться, что судьба за наши теперешнія горести воздастъ намъ полными горстями блаженства.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   А что я сдѣлаю, чтобъ не опечалить моей бѣдной маменьки. Она такъ меня любитъ! Я сейчасъ только сказала, что не буду ее огорчать и никогда съ ней не разстанусь; что всегда буду доброю и послушною дочерью... И она такъ нѣжно цѣловала меня! Она такъ была утѣшена этими немногими словами, которыя удалось ей услышать отъ меня..... Я не знаю, право не знаю какой путь отыщете вы, чтобъ выпутаться изъ этого лабиринта.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Я найду его. Развѣ вы не имѣете ко мнѣ довѣренности?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Могу ли я не имѣть ее? Неужели вы думаете, что я жила бы еще на свѣтѣ, если бъ эта надежда меня не поддерживала? Одинокой и никѣмъ непризрѣнной, что оставалось бы мнѣ дѣлать? Еслибъ вы не пріѣхали, моя тоска убила бы меня, и не на кого было бы мнѣ обратить послѣдній взоръ, и не съ кѣмъ подѣлиться душою. Но вы поступили, какъ рыцарь и любовникъ, и споимъ пріѣздомъ сильнѣе всего доказали мнѣ какъ искренно меня любите.

(Растроганная плачетъ.)

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Какія жалобы! Какъ она краснорѣчива! Да, Пакита, меня одного достанетъ на то, чтобъ защитить васъ противъ всѣхъ, которые покусились бы притѣснять васъ. Счастливому любовнику кто можетъ противиться? Намъ нечего бояться.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Возможно ли?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Нечего. Любовь соединила души наши неразрывными узами, и одна только смерть можетъ насъ разлучить.
   

ВЫХОДЪ VIII.

РИТА, ДОНЪ КАРЛОСЪ, ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

РИТА.

   Сеньорита, войдите. Я несу ужинъ, и маменька тотчасъ ложится. А вы, сеньоръ вздыхатель, можете также располагать собою, какъ вамъ угодно.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Конечно; потому-что не должно заранѣе возбуждать подозрѣній. Болѣе мнѣ нечего сказать.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Ни мнѣ.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   До завтра. Рано утромъ я увижу этого счастливаго соперника.
   

РИТА.

   Онъ очень почтенный кавалеръ, очень богатый и очень благоразумный. Широкій кафтанъ, чистый камзолъ и шестьдесятъ лѣтъ подъ парикомъ.

Уходитъ въ наружную дверь.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   До завтра.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Прощайте, Пакита.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Успокойтесь и отдохните.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Отдыхать? когда во мнѣ кипитъ ревность.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Къ кому?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Доброй ночи, спите спокойно, Пакита.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Спать, когда въ сердцѣ любовь?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Прощайте, жизнь моя.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Прощайте.

Входитъ въ комнату ДОНЬИ ИРЕНЫ.

   

ВЫХОДЪ IX

ДОНЪ КАРЛОСЪ, КАЛЯМОЧА, РИТА.

ДОНЪ КАРЛОСЪ. (ходитъ по комнатѣ взволнованный.)

   Отнять ее у меня!-- Нѣтъ, кто бы онъ ни былъ ему не отнять ее у меня. Да и мать ея сама не такъ безумна, чтобъ упорствовать въ заключеніи этого союза, когда онъ ненавистенъ дочери, когда я буду посредникомъ. Шестьдесятъ лѣтъ! Безъ сомнѣнія онъ очень богатъ..... Деньги! Да будутъ онѣ прокляты за все зло, которому онѣ причиною.
   

КАЛЯМОЧА (входя въ наружную дверь)

   Ну, сеньоръ, у насъ есть полъ-козленка жаренаго; по-крайней мѣрѣ по наружности это козленокъ. Есть у насъ чудесный салатъ, вымытый, выжатый и приготовленый моими грѣшными руками, такъ хорошо, что лучше и желать не надо. Отличный хлѣбъ, и прекрасное вино..... Если бы намъ поужинать, да лечь спать, мнѣ кажется, это было бы предоброе дѣло.....
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Пожалуй, но гдѣ же?
   

КАЛЯМОЧА.

   Въ низу; я велѣлъ тамъ приготовить маленькій столикъ и презатѣйливый, точь въ точь наковальня.
   

РИТА (входитъ въ среднюю дверь съ тарелками, суповой чашкой, ложками и салфетками.)

   Кому угодно супу?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Кушайте сами на здоровье.
   

КАЛЯМОЧА.

   Если какая-нибудь хорошенькая дѣвушка желаетъ поужинать и отвѣдать козленка, пусть она подыметъ палецъ.
   

РИТА.

   Хорошенькая дѣвушка ужъ скушала полъ-кострюли супу. Ко она очень тронута вашимъ предложеніемъ, господинъ военный.

Уходитъ въ комнату ДОНЬИ ИРЕНЫ.

КАЛЯМОЧА.

   То-то и есть, что я люблю тебя трогать, моя жемчужина.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Ну, такъ идемъ же!
   

КАЛЯМОЧА.

   Ай! ай! ай! (Калямоча идетъ къ средней двери, возвращается назадъ, и подходитъ къ донъ Карлосу; они разговариваютъ потихоньку до-тѣхъ-поръ, пока Калямоча не подойдетъ къ Симону). Тсъ! тсъ! тише, говорю я.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ."

   Что?
   

КАЛЯМОЧА.

   Развѣ вы не видите, что тамъ такое подвигается къ намъ?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Не Симонъ ли это?
   

КАЛЯМОЧА.

   Онъ самый. Но кой чортъ его принесъ?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Что намъ теперь дѣлать?
   

КАЛЯМОЧА.

   А я почему знаю?...
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Да, да; лги себѣ въ волю..... но какъ попалъ сюда этотъ человѣкъ?
   

ВЫХОДЪ X.

СИМОНЪ, КАЛЯМОЧА, ДОНЪ КАРЛОСЪ.

СИМОНЪ входитъ въ среднюю дверь.

КАЛЯМОЧА.

   Симонъ! ты здѣсь?
   

СИМОНЪ.

   Здравствуй, Калямоча! здоровъ ли?
   

КАЛЯМОЧА.

   На славу.
   

СИМОНЪ.

   Какъ я радъ, что вижу.....
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Пріятель! ты въ Алькалѣ? Это что за новость?
   

СИМОНЪ.

   Ого! и вы здѣсь, Сеньорито? Съ нами крестная сила!
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   А мой дядюшка?
   

СИМОНЪ.

   Слава Богу, здоровъ.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Но онъ остался въ Мадридѣ, или.....
   

СИМОНЪ.

   Ну кто бы мнѣ сказалъ?.... Этакія чудеса! Вотъ ужъ никакъ бы не думалъ..... А вы всякій разъ все хорошѣете Однако вы пойдете къ дядюшкѣ? а?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Вѣрно, ты пріѣхалъ съ какимъ-нибудь порученіемъ отъ барина?
   

СИМОНЪ.

   А какой жаръ, какая пыль по дорогѣ! Да, да!....
   

КАЛЯМОЧА.

   Можетъ-быть, не за сборами ли? гм?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Можетъ-быть. Вѣдь у дядюшки есть какое-то имѣніе въ Ахальвмрѣ..... Не по этому ли случаю ты пріѣхалъ?
   

СИМОНЪ.

   А какую штуку сыгралъ съ нимъ этотъ управляющій! Во всей деревнѣ нѣтъ другаго, такого хитраго мошенника!.... А что, ваша милость изволили пріѣхать изъ Саррагоссы?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Какъ бы сказать?.... Угадай самъ.
   

СИМОНЪ.

   Или туда изволите ѣхать?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Куда?
   

СИМОНЪ.

   Въ Саррагоссу. Развѣ нотамъ стоитъ вашъ полкъ?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Какъ же это? Если прошедшею весной мы выѣхали изъ Мадрида, неужели съ-тѣхъ-поръ мы сдѣлали только четыре лиги?
   

СИМОНЪ.

   А какъ знать? ѣздятъ же туда люди, еще на почтовыхъ, да опаздываютъ болѣе четырехъ мѣсяцовъ. Должно быть, туда прескверная дорога.
   

КАЛЯМОЧА.

   (Въ сторону, отходя отъ Симона). Будь ты проклятъ съ твоей дорогой и съ этой трещеткой, которая тебѣ все разболтала.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Но ты все-таки еще не сказалъ мнѣ ни о томъ, гдѣ дядюшка, въ Мадридѣ ли или въ Алькалѣ, ни о томъ, зачѣмъ ты пріѣхалъ, ни.....
   

СИМОНЪ.

   Ну, вотъ, вотъ; я это и хочу сказать. Да, сеньоръ, я сейчасъ скажу вамъ, то есть, видите ли..... Ну да, мой баринъ сказалъ.....
   

ВЫХОДЪ XI.

ДОНЪ ДІЕГО, ДОНЪ КАРЛОСЪ, СИМОНЪ. КАЛЯМОЧА.

ДОНЪ ДІЕГО.

   (Изъ за кулисъ). Нѣтъ, не нужно: тамъ есть огонь. Спокойной ночи, Рита.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

ДОНЪ КАРЛОСЪ въ смятеніи удаляется къ концу сцены.

   Это мой дядюшка!

ДОНЪ ДІЕГО выходитъ изъ комнаты ДОНЬИ ИРЕНЫ, направляясь къ своей; замѣчаетъ ДОНЪ КАРЛОСА, и подходитъ къ нему, СИМОНЪ ему свѣтитъ, и потомъ ставитъ свѣчу на столъ.

ДОНЪ ДІЕГО.

   Симонъ!
   

СИМОНЪ.

   Я здѣсь, сеньоръ.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Все погибло!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Пойдемъ..... Но, кто это?
   

СИМОНЪ.

   Одинъ изъ друзей вашей милости, сеньоръ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Какъ изъ друзей? Что это значитъ? Посвѣти-ка сюда.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Дядюшка! (Хочетъ поцѣловать руку дона Діего, который отталкиваетъ его съ досадой).
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Прочь отсюда!
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Сеньоръ....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Прочь отсюда! Не знаю, какъ я еще удерживаюсь, чтобъ его не..... Что ты здѣсь дѣлаешь?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Если вы сердитесь, и....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что ты здѣсь дѣлаешь?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Я вынужденъ былъ пріѣхать сюда по одной неудачѣ....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Вѣчно найдешь чѣмъ меня огорчить, вѣчно! (Подойдя къ донъ Карлосу). Что ты сказалъ? Въ самомъ дѣлѣ съ тобой случилась какая-нибудь неудача? Ну, скажи же, что съ тобой случилось, зачѣмъ ты здѣсь?
   

КАЛЯМОЧА.

   Потому-что онъ вашъ племянникъ и очень любитъ вашу милость, и....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Тебя ни объ чемъ не спрашиваютъ. Зачѣмъ ты пріѣхалъ изъ Саррагоссы безъ моего вѣдома? Отчего ты испугался меня, когда меня увидѣлъ? Ты что-нибудь да сдѣлалъ; да, ты сдѣлалъ какую-нибудь глупость, которая будетъ стоить жизни твоему бѣдному дядѣ.
   

ДОНЪ КАЛРОСЪ.

   Нѣтъ, сеньоръ, потому-что я никогда не забуду правилъ чести и благоразумія, которыя вы внушали такъ часто.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Такъ зачѣмъ же ты пріѣхалъ? Что бы это значило? Что тебя понудило? Ужъ не дуэль ли? или не долги ли? можетъ-быть, какая-нибудь непріятность съ начальниками? Выведи меня изъ этого безпокойства, Карлосъ, дитя мое, выведи меня изъ этого мученія.
   

КАЛЯМОЧА.

   Все это не болѣе значитъ, какъ.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Я сказалъ тебѣ молчать. Поди сюда. (Беретъ донъ Карлоса за руку, отходитъ съ нимъ на противоположный конецъ сцены и говоритъ потихоньку). Скажи мнѣ что это такое?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Просто вѣтреность, непослушаніе вашей волѣ: я вздумалъ ѣхать въ Мадридъ, не попросивъ прежде вашего позволенія. А теперь я самъ раскаяваюсь, видя какъ сильно васъ огорчилъ мой пріѣздъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Но что же еще, кромѣ этого?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Ничего болѣе.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   О какой же это неудачѣ ты мнѣ говорилъ?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   О никакой. Развѣ та, что я встрѣтился здѣсь съ вами и огорчилъ васъ, тогда какъ я надѣялся пріѣхать неожиданно въ Мадридъ, провести съ вами нѣсколько недѣль, и возвратиться къ себѣ довольнымъ тѣмъ, что съ вами видѣлся.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Болѣе ничего?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Ничего, сеньоръ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Подумай хорошенько.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Ничего. Я только затѣмъ и ѣхалъ. Нѣтъ болѣе никакой причины.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Но ты не сказалъ мнѣ..... Не возможно же, чтобъ эти безпрестанныя отлучки.....Нѣтъ, сударь..... И кто позволитъ офицеру уѣзжать, когда ему вздумается поставлять такимъ образомъ свои знамена? Если бъ подобные примѣры часто повторялись, прощай воинская дисциплина. Чего тутъ? Это невозможно.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Не забудьте, дядюшка, что у насъ теперь мирное время; что въ Саррагоссѣ не нужна такая строгая служба какъ въ другихъ крѣпостяхъ, гдѣ нельзя дать отдыха гарнизону. И наконецъ, вы можете же понять, что на эту поѣздку я имѣю согласіе и позволеніе моего начальства; что я также дорожу своимъ добрымъ именемъ, и что если я воспользовался отпускомъ, это значитъ, что я тамъ не нуженъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Офицеръ всегда нуженъ своимъ солдатамъ. Король держитъ его на службѣ длятого, чтобъ онъ ихъ училъ, былъ ихъ покровителемъ и подавалъ имъ собою примѣръ подчиненности, храбрости, добродѣтели.....
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Все это прекрасно, но я ужъ сказалъ вамъ причины....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Всѣ эти причины никуда не годятся. Потому-что ему захотѣлось увидѣться съ дядюшкой! Совсѣмъ не того, сударь, хочется вашему дядюшкѣ: ему ненужно видѣться съ вами каждые семь дней; для него пріятнѣе было бы слышать о васъ, что вы человѣкъ благоразумный, исполняющій свои обязанности. Вотъ чего ему хочется! Но (возвышая голосъ, ходитъ большими шагами по комнатѣ) я приму мѣры, чтобъ эти ваши глупости не повторялись въ другой разъ. А теперь вамъ ничего болѣе не остается дѣлать, какъ только немедленно отправиться въ обратный путь.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Сеньоръ, если.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Нѣтъ никакого если. И сію же минуту!.. Вы не останетесь здѣсь ночевать.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Дѣло въ томъ, что мои лошади не только не могутъ бѣжать; но едва-ли онѣ въ состояніи двигаться.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Такъ вмѣстѣ съ ними (обращаясь къ Калямочѣ) и съ чемоданами въ загородную гостинницу. (Донъ Карлосу) Вы же будете здѣсь ночевать. Ну же ты, (Калямочѣ), негодяй, ворочайся. Пошелъ въ визъ и возьми все съ собой. Заплатить издержки, вывести лошадей и въ дорогу. (Симону) Помогай ему. Сколько у тебя денегъ?
   

СИМОНЪ.

   Найдете четыре или шесть унцій {Онза, унція, шестнадцатая часть испанскаго фунта: золотая монета.}.

Вынимаетъ изъ кошелька нѣсколько монетъ и подаетъ дону Діего.

ДОНЪ ДІЕГО.

   Подай сюда. (Калямочѣ) Ну, что ты тамъ дѣлаешь? Развѣ я не приказалъ сію-же минуту? Живо! (Симону.) А ты ступай съ нимъ вмѣстѣ, помогай ему, и смотри же не уходить оттуда, пока они не уѣдутъ.

Оба слуги входятъ въ комнату донъ Карлоса.

   

ВЫХОДЪ XII.

ДОНЪ ДІЕГО, ДОНЪ КАРЛОСЪ.

ДОНЪ ДІЕГО.

   Возьми (даетъ ему деньги), этого будетъ съ тебя на дорогу. Повѣрь, если ужъ я этого требую, такъ я знаю что дѣлаю. Развѣ ты не понимаешь, что все это для твоего же блага, и что ты сдѣлалъ величайшее безразсудство? Тутъ нечѣмъ тебѣ огорчаться, и не думай, что съ моей стороны это недостатокъ нѣжности. Ты знаешь какъ я всегда тебя любилъ; и если ты будешь вести себя какъ слѣдуетъ, я буду тебѣ такимъ же другомъ, какимъ былъ до-сихъ-поръ.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Я въ этомъ увѣренъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Ну, хорошо.-- Теперь исполни мое приказаніе.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Я ни въ чемъ васъ не ослушаюсь.
   

ДОНЪ ДІЕГО.
(Обоимъ слугамъ, которые несутъ пожитки изъ комнаты донъ Карлоса и уходятъ въ среднюю дверь).

   Въ загородную гостинницу!-- Тамъ ты можешь уснуть, пока накормятся и отдохнутъ лошади... И не ворочаться оттуда ни подъ какимъ предлогомъ, и не входить въ городъ. Смотри же. А въ три или въ четыре часа, въ дорогу. Помни, что я узнаю въ которомъ часу ты уѣдешь. Слышишь ли?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Слышу.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Смотри же, непремѣнно.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Я все исполню, какъ вы приказываете, дядюшка.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Хорошо. Прощай. Я все тебѣ прощаю. Ступай съ Богомъ. Я также буду знать, какъ ты пріѣхалъ въ Саррагоссу: не воображай, что отъ меня скрылось что ты надѣлалъ въ прошедшій разъ.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Что такое я надѣлалъ?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Когда я говорю тебѣ, что знаю и прощаю, -- чего еще тебѣ нужно? Теперь не время объ этомъ распространяться. Ступай.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Богъ да благословитъ васъ.

Хочетъ итти и возвращается.

ДОНЪ ДІЕГО.

   И не поцѣловавъ даже руки у дяди? а?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Я не смѣлъ.

Цѣлуетъ руку у дона Діего. Обнимаются.

ДОНЪ ДІЕГО.

   И обними меня, на случай, если намъ не суждено болѣе видѣться.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Что вы говорите? Нѣтъ, Богъ милостивъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Какъ знать, дитя мое? Нѣтъ ли у тебя долговъ? не нуждаешься ли ты въ чемъ-нибудь?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Нѣтъ, дядюшка, теперь нѣтъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Это много значитъ, потому-что ты всегда былъ мотомъ; а все оттого, что расчитываешь на дядюшкинъ кошелекъ. Ну хорошо, я напишу сеньору Аенару, чтобъ онъ выдалъ тебѣ сто дублоновъ на мой счетъ. А ты будь бережливъ. Играешь ли ты?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Нѣтъ, дядюшка, никогда въ жизнь.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Смотри же ты! Затѣмъ, добраго пути. И не торопись, не мучь себя; обыкновенные переходы, болѣе отъ тебя не требуютъ. Доволенъ ли ты по-крайней-мѣрѣ?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Нѣтъ, дядюшка; потому что вы такъ меня любите, осыпаете благодѣяніями, а я такъ дурно вамъ плачу.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Не будемъ вспоминать о прошломъ. Съ Богомъ, прощай.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Вы все еще на меня сердитесь?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Нѣтъ, разумѣется что нѣтъ. Я довольно посердился, теперь все прошло.-- Ты не огорчаешь меня больше. (Кладетъ обѣ руки, къ нему на плечи). Веди себя какъ благородный человѣкъ.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Будьте въ этомъ увѣрены.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Какъ честный офицеръ.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Я вамъ это обѣщаю.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Прощай, Карлосъ.

Обнимаются.

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

ДОНЪ КАРЛОСЪ (Въ сторону, уходя въ среднюю дверь.)

   И я оставляю ее! и я лишаюсь ея навсегда!
   

ВЫХОДЪ XIII.

ДОНЪ ДІЕГО.

   Какъ хорошо обошлось дѣло! Правда, онъ скоро все узнаетъ; чтожъ, въ добрый часъ!... Къ тому жъ на письмѣ оно не то, что..... Когда дѣло будетъ сдѣлано, не къ чему и скрывать его. Какъ онъ такъ однако! и всегда то же безпрекословное уваженіе къ дядѣ! Точно овечка.

Отираетъ слезы, беретъ свѣчу и отправляется въ свою комнату. Сцена остается нѣсколько минутъ пустою и темною.

   

ВЫХОДЪ XIV.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА,: РИТА.

Выходятъ изъ комнаты доньи Ирены. Рита выноситъ свѣчу и ставитъ ее на столъ.

РИТА.

   Какая тамъ тишина.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Они устали и, вѣрно, улеглись.
   

РИТА.

   Именно.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Вѣдь это такая дальняя дорога!
   

РИТА.

   Вотъ до чего доводитъ любовь, сеньорита!
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Да, ужъ можно сказать любовь! А я также, чего бы я не сдѣлала для него.
   

РИТА.

   И помните, что вѣдь это еще не послѣднее чудо. Когда мы пріѣдемъ въ Мадридъ, вотъ то-то будетъ..... Бѣдный донъ Діего, въ какой онъ попадетъ просакъ! А впрочемъ, что ни говори, но онъ такой добрый, что право жаль его.....
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Въ томъ-то и все дѣло. Если бъ онъ былъ менѣе достоинъ уваженія, ни моя матушка не приняла бы его искательства, ни мнѣ не было бы нужно скрывать мое отвращеніе..... Но теперь все опять перемѣнилось, Рита. Донъ Феликсъ пріѣхалъ, и я никого не боюсь. Судьба моя въ его рукахъ, и по этому я считаю себя самою счастливѣйшею женщиною.
   

РИТА.

   Ай! теперь только вспомнила..... А она еще только что мнѣ наказывала..... Вотъ видите ли, съ этою любовью и у меня голова идетъ кругомъ. Я пойду за нимъ.

Идетъ къ комнатѣ доньи Ирены.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Зачѣмъ ты идешь?
   

РИТА.

   За попугаемъ; я совсѣмъ забыла вынести его оттуда.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Да, вынеси, вынеси; чтобъ онъ опять не запѣлъ какъ сегодня ночью. Онъ тамъ стоитъ подлѣ окна. Смотри же, осторожно, не разбуди маменьки.
   

РИТА.

   Хорошо; а вы развѣ не слышите этого лошадинаго топота тамъ въ низу? Нѣтъ, видно, пока мы не доберемся до нашей Вольчей улицы {Calle del Lobo, одна изъ улицъ Мадрида. Пр. перев.}, до седьмаго нумера во второмъ этажѣ, намъ нечего и думать о снѣ. А вотъ еще и эта проклятая дверь со скрипомъ.....
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Ты можешь взять съ собой свѣчу.
   

РИТА.

   Не нужно, я и такъ найду.

Уходитъ въ комнату доньи Ирены.

   

ВЫХОДЪ XV.

СИМОНЪ, ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

Симонъ входитъ въ среднюю дверь.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   А я думала, что вы ужъ давно легли.
   

СИМОНЪ.

   Баринъ мой позаботился объ этомъ для себя; а я-то самъ все еще не знаю куда приткнуться. Сонъ такъ меня и клонитъ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Что это за люди сейчасъ пріѣхали?
   

СИМОНЪ.

   Никого нѣтъ. Были здѣсь какіе-то прохожіе, и отправились.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Погонщики муловъ?
   

СИМОНЪ.

   Нѣтъ, сеньора. Офицеръ съ своимъ слугой; кажется, они ѣдутъ въ Саррагоссу.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Кто такіе, вы сказали?
   

СИМОНЪ.

   Какой-то подполковникъ съ своимъ слугой.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   И они были здѣсь?
   

СИМОНЪ.

   Да, сеньора; вонъ въ той самой комнатѣ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Я ихъ не видѣла.
   

СИМОНЪ.

   Кажется, они пріѣхали сегодня вечеромъ и..... Вѣроятно, они ужъ исполнили порученіе, съ которымъ были присланы, а потому и уѣхали. Спокойной ночи, сеньорита.

Уходитъ въ комнату дона Діего.

   

ВЫХОДЪ ХVI.

РИТА, ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Боже, Боже души моей! Что это значитъ?... Я не могу держаться на ногахъ..... Несчастная!

Садится на стулъ, подлѣ стола.

РИТА.

   Сеньора, я ни жива, ни мертва.

(Ставитъ клѣтку съ попугаемъ на столъ, отворяетъ дверь въ комнату донъ Карлоса и возвращается назадъ.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   О! стало-быть это правда! Ты также это знаешь?
   

РИТА.

   Позвольте, сеньора..... я все еще не вѣрю своимъ глазамъ Тамъ нѣтъ никого, ни чемодановъ, ни плащей, ни.... Да и не могла же я ошибиться, когда я сама видѣла какъ они выѣзжали.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Они ли это были?
   

РИТА.

   Они, сеньора, оба.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   И неужели они выѣхали за городъ?
   

РИТА.

   Я не выпускала ихъ изъ виду, пока они не скрылись за Мартирскую заставу; вѣдь это въ двухъ шагахъ отсюда.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Эта и есть дорога въ Аррагонію?
   

РИТА.

   Эта самая.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Гнусный, низкій человѣкъ!
   

РИТА.

   Сеньорита!
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Чѣмъ оскорбила тебя бѣдная дѣвушка?
   

РИТА.

   Я вся дрожу. Но..... это непонятно..... Я не могу объяснить себѣ, какія онъ могъ имѣть причины? что значитъ эта новость?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Развѣ я не любила его болѣе жизни? Развѣ онъ не видѣлъ, что любовь моя къ нему доходила до сумасшествія?
   

РИТА.

   Не знаю что и думать о такомъ гнусномъ поступкѣ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Что тутъ думать? Что онъ никогда меня не любилъ и что онъ не благородный человѣкъ. Неужели онъ затѣмъ только и пріѣзжалъ, чтобъ обмануть меня, чтобъ бросить меня такъ безжалостно!

(встаетъ; Рита ее поддерживаетъ.)

РИТА.

   Думать, что онъ пріѣзжалъ съ инымъ намѣреніемъ, мнѣ кажется неестественнымъ. Неужели ревность.... Но нѣтъ ему причинъ ревновать..... А впрочемъ ее либъ и такъ, то это самое не должно ли было бы еще болѣе воспламенить его любовь?...* Онъ не трусъ, и нельзя же полагать, что онъ испугался своего соперника.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Напрасно ты себя мучишь догадками; скажи, что онъ извергъ, безчувственный, и все будетъ сказано.
   

РИТА.

   Пойдемте отсюда; кто-нибудь можетъ войти и.....
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Да, пойдемъ..... пойдемъ плакать..... И въ какомъ положеніи онъ меня бросилъ! Боже! какой онъ извергъ!
   

РИТА.

   Да, сеньора, теперь я его узнала.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Какъ хорошо онъ умѣлъ притворяться!.... И передъ кѣмъ же? Передо мной..... И неужели я заслуживала такого обмана, такого предательскаго обмана. Этой ли награды заслуживала моя нѣжность? Боже! Господь моей жизни, въ чемъ вина моя, въ чемъ мое преступленіе?

Рита беретъ свѣчу и обѣ уходятъ въ комнату доньи Франсиски.

   

Дѣйствіе III.

ВЫХОДЪ I.

На сценѣ темно; на столѣ стоитъ подсвѣчникъ съ погашенной свѣчей, и клѣтка съ попугаемъ. Симонъ спитъ, растянувшись на скамейкѣ. Донъ Діего выходитъ изъ своей комнаты, доканчивая надѣвать халатъ.)

ДОНЪ ДІЕГО, СИМОНЪ.

ДОНЪ ДІЕГО.

   Здѣсь по-крайней-мѣрѣ хоть я не засну, да за то ужъ и не растаю отъ жару. Ну ужъ спальня, признаюсь!.... Какъ этотъ храпитъ!.... Пусть его спитъ до разсвѣта, не много осталось. (Симонъ просыпается, услышавъ голосъ дона Діего, встряхивается и вскакиваетъ на ноги) Что это? смотри, не упади.
   

СИМОНЪ.

   Какъ, и вы здѣсь, сеньоръ?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, я вышелъ сюда, потому-что тамъ нѣтъ покоя.
   

СИМОНЪ.

   А я, благодаря Бога, хотя постель и жестка не много, спалъ себѣ здѣсь, какъ король.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Неудачное сравненье. Скажи лучше, что ты спалъ какъ бѣднякъ, у котораго нѣтъ ни денегъ, ни честолюбія, ни горя, ни угрызеній совѣсти.
   

СИМОНЪ.

   Правда; вы хорошо придумали. А который-то часъ теперь?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Не давно било на башнѣ Санъ-Юста, если я не просчиталъ, три часа.
   

СИМОНЪ.

   О! такъ это значитъ, что наши кавалеристы скачутъ теперь по дорогѣ, да ругаютъ насъ на пропалую.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, они ужъ должно быть выѣхали..... Онъ обѣщалъ мнѣ, и я надѣюсь, что сдержитъ слово.
   

СИМОНЪ.

   Но если бъ вы видѣли какъ онъ былъ озабоченъ, какъ печаленъ, въ ту минуту какъ я его оставилъ,
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Это было необходимо.
   

СИМОНЪ.

   Я знаю.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Ты понимаешь, что онъ пріѣхалъ не во время, не кстати?
   

СИМОНЪ.

   Ваша правда; безъ вашего позволенія, не предувѣдомивъ васъ, безъ важной причины. Надо признаться, онъ дурно это сдѣлалъ..... Хотя впрочемъ, въ другихъ отношеніяхъ, онъ имѣетъ такія достоинства, за которыя можно бы ему извинить эту маленькую вѣтреность. Я говорю.... Я думаю что вѣдь вы не захотите продолжать наказаніе? гмъ?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Ни, ни! нѣтъ, сударь! Одна причина заставила меня прогнать его..... Ты самъ видишь въ какихъ обстоятельствахъ онъ насъ засталъ..... Увѣряю тебя, какъ только онъ ушелъ, я почувствовалъ у себя какую-то тяжесть на сердцѣ. (Слышны три удара въ ладоши и не много спустя начинаютъ играть на гитарѣ) Кто это стучитъ?
   

СИМОНЪ.

   Не знаю..... Люди на улицѣ. Вѣроятно, поселяне.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Молчи.
   

СИМОНЪ.

   Вотъ какъ, у насъ будетъ музыка, какъ видно.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, и притомъ еще хорошая.
   

СИМОНЪ.

   Кто бы былъ этотъ несчастный любовникъ, который приходитъ играть въ такую позднюю пору въ эту дрянную улицу? Бьюсь объ закладъ, что это любовная интрижка съ трактирной служанкой, хоть она и очень похожа на обезьяну.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Можетъ-быть.
   

СИМОНЪ.

   Вотъ начинаютъ, послушаемъ. (Играютъ сонату на улицѣ). Ну, я вамъ скажу, онъ пречудесно играетъ, этотъ франтъ цирюльничекъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО,

   Нѣтъ; нѣтъ такого цирюльника, который бы такъ хорошо умѣлъ играть на гитарѣ, какъ бы ни искусно владѣлъ онъ бритвой.
   

СИМОНЪ.

   Не подойти ли намъ поближе къ окну, чтобъ посмотрѣть.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Нѣтъ, оставь ихъ. Бѣдные люди! Кто знаетъ какую важность придаютъ они, можетъ-быть, этой музыкѣ? Я не люблю мѣшать никому.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА выходитъ изъ своей комнаты, за нею РИТА. Обѣ идутъ къ окну. Донъ Діего и Симонъ отходятъ въ сторону и примѣчаютъ.

СИМОНЪ.

   Сеньоръ! эхъ! поскорѣе, сюда къ сторонкѣ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что тебѣ?
   

СИМОНЪ.

   То, что онѣ отворили свою дверь, и по шелесту платья я догадываюсь, что онѣ выходятъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Въ самомъ дѣлѣ? Спрячемся же.
   

ВЫХОДЪ II.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА, РИТА, ДОНЪ ДІЕГО, СИМОНЪ.

РИТА.

   Осторожнѣе, сеньорита! ощупью.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Я иду по стѣнѣ; развѣ это не такъ?

Снова заигрываютъ на гитарѣ.

РИТА.

   Такъ, сеньорита..... Но, вотъ опять играютъ. Молчите.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Не шевелись, постой..... Узнаемъ прежде онъ ли это?
   

РИТА.

   Можетъ ли быть не онъ? Сигналъ не можетъ обманывать.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Молчи. (На улицѣ повторяютъ прежнюю сонату) Да, это онъ..... Боже мой! (Рита подходитъ къ окну, отворяетъ его и бьетъ три раза въ ладоши. Музыка перестаетъ) Поди, отвѣчай..... Радуйся, мое сердце! Это онъ.
   

СИМОНЪ.

   Вы слышали?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да.
   

СИМОНЪ.

   Что изъ этого выйдетъ?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Молчи.

Донья Франсиска подходитъ къ окну; Рита стоитъ позади ея. Точки означаютъ болѣе или менѣе продолжительныя разстановки, которыя должно соблюдать.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Это я..... Что же мнѣ было думать, узнавъ о вашемъ поступкѣ?.... Что значилъ этотъ побѣгъ?.... Рита, (отходитъ отъ окна и потомъ возражаете я), милая, ради Бога, будь осторожна, и чуть только услышишь шорохъ, тотчасъ скажи мнѣ..... Навсегда? Бѣдная я! бѣдная!.... Хорошо, бросьте его сюда..... Но я не слышала послѣднихъ словъ...... Ай, донъ Феликсъ! я никогда не видѣла въ васъ такой робости. (Съ улицы бросаютъ письмо, которое падаетъ чрезъ окно на сцену. Донья Франсиска, ищетъ его, но, не найдя, возвращается къ окну). Нѣтъ я не нашла его, но, безъ сомнѣнія, оно здѣсь..... И неужели до самаго разсвѣта я должна мучиться неизвѣстностью?.... Скажите же мнѣ что заставляетъ васъ уѣзжать?..... Да, я хочу слышать это отъ васъ самихъ. Ваша Пакита вамъ это приказываетъ..... А что же будетъ съ моимъ?.... оно готово выпрыгнуть изъ моей груди..... оно разорветъ мою грудь..... Скажите же мнѣ.....

(Симонъ отходитъ немного, натыкается на клѣтку и роняетъ ее.)

РИТА.

   Сеньорита, уйдемте отсюда поскорѣе; здѣсь кто-то есть.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Несчастная я!... Веди меня.
   

РИТА.

   Пойдемте. (Уходя сталкивается Рита съ Симономъ. Обѣ онѣ поспѣшно уходятъ въ комнату доньи Франсиски) Ай!
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Я въ отчаяніи!
   

ВЫХОДЪ III.

ДОНЪ ДІЕГО, СИМОНЪ.

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что это былъ за крикъ?
   

СИМОНЪ.

   Одно изъ привидѣній, уходя, наткнулось на меня.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Подойди къ окну и посмотри, не найдешь ли на полу бумажки.... Хороши же мы!
   

СИМОНЪ.

   Мнѣ ничего не попадается подъ руку, сеньоръ, (щупаетъ полъ подлѣ окна).
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Поищи хорошенько, она должна быть здѣсь.
   

СИМОНЪ.

   Ее бросили съ улицы?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да!... Кто этотъ любовникъ?... И въ шестнадцать лѣтъ, и воспитанная въ монастырѣ! Кончено мое заблужденье!
   

СИМОНЪ.

   Вотъ она. (Находитъ письмо и подаетъ дону Діего.)
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Сходи внизъ и достань огня: въ конюшнѣ или въ кухнѣ долженъ быть какой-нибудь фонарь. Приходи съ нимъ поскорѣе. (Симонъ уходитъ въ среднюю дверь).
   

ВЫХОДЪ IV.

ДОНЪ ДІЕГО.

   И кого винить? (Опираясь на спинку стула) На кого падаетъ преступленье? На нее ли, на мать ли ея, или на тетокъ, или на меня? На кого, на кого излить мнѣ этотъ гнѣвъ, который, какъ я ни стараюсь, не могу въ себѣ подавить.... Природа создала ее такою милою и прекрасною на мои глаза!... Какими обольстительными надеждами я себя лелѣялъ! Сколько блаженства я представлялъ себѣ въ будущемъ!.. Ревность!... Мнѣ? въ мои лѣта ревновать?... Стыдно, стыдно! Но это безпокойство, которое я чувствую, это негодованье, это желаніе мести, откуда онѣ проистекаютъ? (Услышавъ шумъ у дверей комнаты доньи Франсиски, отходитъ на другой конецъ сцены). Да.
   

ВЫХОДЪ V.

РИТА, ДОНЪ ДІЕГО, СИМОНЪ.

РИТА.

   Они ушли. (Осматривается, прислушивается, потомъ подходитъ къ окну и ищетъ письма на полу) Помоги мнѣ, Господи!... Записочка вѣрно прекрасно написана, только этотъ сеньоръ донъ Феликсъ пребольшой повѣса... Бѣдная моя голубка {Pobrecita de mi alma -- выраженіе непереводимое и чрезвычайно нѣжное. Оно собственно значитъ: бѣдняжка моей души. Прим. перев.}... она просто умираетъ!... Ничего и никого! даже ни собаки нѣтъ на улицѣ... О, зачѣмъ только мы съ нимъ познакомились!... Я эта проклятая бумажка?... Хороши мы будемъ, если не отыщемъ!... Что же въ ней писано?... Ложь, ложь, и все ложь.
   

СИМОНЪ.

   Вотъ и огонь. (Входитъ съ огнемъ; Рита изумлена).
   

РИТА.

   Я погибла!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   (Подходя къ ней) Рита! какъ ты здѣсь?
   

РИТА.

   Да, сеньоръ, потому-что....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Чего ты ищешь въ эту пору?
   

РИТА.

   Я искала.... я могу сказать вашей милости... Потому что мы услышали такой страшный шумъ...
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да? гмъ!
   

РИТА.

   Конечно... Шумъ и... И вотъ видите ли, сеньоръ, (Поднимаетъ клѣтку, которая лежала на полу), это была клѣтка съ попугаемъ... Такъ и есть, клѣтка упала, нѣтъ никакого сомнѣнья!... Богъ съ тобой, бѣдненькій; не убился ли ты?... Нѣтъ онъ живъ, но счастью.... Вѣрно, это была кошка. Именно.
   

СИМОНЪ.

   Да, кошка.
   

РИТА.

   Бѣдное животное! какъ и теперь еще оно дрожитъ отъ страха.
   

СИМОНЪ.

   И это очень понятно. А какъ бы ты думала, если бы кошка его схватила?
   

РИТА.

   Она бы его съѣла.

(Вѣшаетъ клѣтку на гвоздь, у стѣны).

СИМОНЪ.

   И безъ перцу. И даже перышка бы не оставила.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Подай сюда огонь!
   

РИТА.

   Ахъ, позвольте, ваша милость, я зажгу эту свѣчку, (зажигаетъ свѣчу, которая стоитъ на столѣ.) Такъ какъ вы не спали....
   ДОНЪ ДІЕГО.
   

А донья Пакита спитъ?

   СИМОНЪ.
   Это удивительно, что не смотря на шумъ отъ клѣтки...
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Пойдемъ. (Донъ Діего уходитъ въ свою комнату. Симонъ идетъ за нимъ, неся одну изъ свѣчей).
   

ВЫХОДЪ VI.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА, РИТА.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Нашлась-ли бумажка?
   

РИТА.

   Нѣтъ, сеньора.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   И оба они были тамъ, когда ты вошла?
   

РИТА.

   Этого я не знаю. Знаю только, что слуга принесъ огня, и я опять очутилась, какъ-будто по колдовству, между нимъ и его бариномъ, не имѣя возможности ускользнуть, и не зная какъ вывернуться.

Рита беретъ свѣчу и опять идетъ къ окну искать письма.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Ну, такъ это они..... Вѣрно они тамъ были, когда я разговаривала изъ окна..... А эта бумажка?
   

РИТА.

   Она никакъ не попадается мнѣ на глаза, сеньорита.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Она также у нихъ; не утомляй себя понапрасну. Этого только еще недоставало на мое горе. Не ищи ее: она у нихъ въ рукахъ.
   

РИТА.

   По-крайней-мѣрѣ здѣсь.....
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Я съ ума схожу! (Садится).
   

РИТА.

   Хоть бы онъ объяснился, этотъ человѣкъ; хоть бы сказалъ.....
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Въ ту самую минуту, какъ только хотѣлъ онъ это сдѣлать, ты помѣшала намъ, и мы должны были разстаться. Но знаешь ли ты съ какимъ страхомъ онъ говорилъ со мной, какъ онъ былъ встревоженъ? Онъ сказалъ мнѣ, что изъ этого письма я увижу истинную причину, которая заставляла его уѣхать; что онъ написалъ его съ тѣмъ, чтобъ передать его въ мои руки черезъ какую-то довѣренную особу, не надѣясь лично со мной видѣться. Но все это обманъ, Рита, обманъ человѣка вѣроломнаго, который обѣщалъ то, чего не намѣренъ былъ исполнить. Онъ пріѣхалъ, встрѣтилъ соперника и сказалъ себѣ; что жъ? зачѣмъ мнѣ мѣшать другому, и выказывать себя защитникомъ женщины? Есть много женщинъ!.... пусть ее выдаютъ за-мужъ. Я ничего не теряю..... Для меня важнѣе мое спокойствіе, чѣмъ жизнь этой бѣдняжки..... Боже, Боже мой, прости мнѣ!.... прости мнѣ, что я такъ его любила!
   

РИТА.

   О сеньорита! (Смотритъ въ ту сторону, гдѣ комната дона Діего). Кажется, однако, что они выходятъ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Что нужды, оставь меня.
   

РИТА.

   Но если донъ Діего увидитъ васъ въ этомъ положеніи.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Когда все для меня погибло, чего мнѣ еще бояться? И неужели ты думаешь, что у меня достанетъ силы встать?.... Пусть ихъ приходятъ, мнѣ ни до чего нѣтъ дѣла.
   

ВЫХОДЪ VII.

СИМОНЪ, ДОНЪ ДІЕГО, ДОНЬЯ ФРАНСИСКА, РИТА.

СИМОНЪ.

   Я понимаю въ чемъ дѣло, довольно.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Смотри же, и прикажи сію же минуту сѣдлать Мавра, {Имя лошади.} пока ты ходишь туда. Если они уѣхали, возвращайся назадъ, садись на коня, скачи во весь опоръ, нагони ихъ..... Обоихъ сюда, слышишь? Ступай же, не теряй времени.

Послѣ этого разговора у дверей комнаты дона Діего, Симонъ выходитъ въ середнюю дверь.

СИМОНЪ.

   Иду туда.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Вы рано встаете, донья Пакита.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Да, сеньоръ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Донья Ирена проснулась?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Нѣтъ, сеньоръ.... (Ритѣ) Не лучше ли бы тебѣ пойти туда; можетъ-быть она проснется и захочетъ одѣваться.

Рита уходитъ въ комнату доньи Ирены.

   

ВЫХОДЪ VIII.

ДОНЪ ДІЕГО, ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

ДОНЪ ДІЕГJ.

   Вы не хорошо спали нынѣшнюю ночь?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Нѣтъ, сеньоръ. А вы?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   И я также.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Мнѣ было нестерпимо жарко.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Можетъ-быть, вы не совсѣмъ здоровы?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Немножко.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что вы чувствуете?

Садится возлѣ доньи Франсиски.

   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Ничего, такъ немножко..... нѣтъ, ничего, право это ничего.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Есть что-нибудь, потому-что я вижу васъ убитою, въ слезахъ, встревоженною..... Что съ вами, Пакита? Развѣ вы не знаете какъ я васъ люблю?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Да, сеньоръ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Такъ почему же вы не имѣете ко мнѣ болѣе довѣренности? Неужели же вы думаете, что мнѣ не будетъ пріятно воспользоваться случаемъ, чтобъ сдѣлать вамъ что-нибудь угодное?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Я это знаю.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   А если вы знаете, что имѣете во мнѣ друга, почему же вы не хотите облегчить своего сердца, довѣриться мнѣ?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Потому, что это самое и заставляетъ меня молчать.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Вы хотите сказать этимъ, что можетъ-быть я самъ причиной вашей печали?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Нѣтъ, сеньоръ; вы ни въ чемъ меня не обижали. Не на васъ я должна жаловаться.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   На кого же, дочь моя? Подвиньтесь сюда.....(Садится къ ней ближе). Поговоримте хоть одинъ разъ безъ околичностей и безъ притворства..... Скажите мнѣ, не правда ли, что вы смотрите съ нѣкоторымъ отвращеніемъ на этотъ бракъ, который вамъ предлагаютъ? То есть, если бъ вамъ предоставили полную свободу выбора, вы не вышли бы за меня за-мужъ?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   И ни за кого другаго.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Можетъ ли быть, чтобъ вы не знали никого другаго, болѣе привлекательнаго чѣмъ я; кто бы васъ нѣжно любилъ и умѣлъ бы вполнѣ оцѣпить вашу взаимность?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Нѣтъ, сеньоръ; нѣтъ, сеньоръ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Подумайте хорошенько.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Развѣ я не сказала вамъ, что нѣтъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   И могу ли я повѣрить, будто вы такъ привязаны къ убѣжищу, въ которомъ васъ воспитывали, что предпочитаете строгость монастырскаго образа жизни всякому другому.....
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Также нѣтъ, сеньоръ. Я никогда по имѣла этихъ мыслей.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Вотъ все что мнѣ нужно было знать..... Но изо всего, что я теперь слышалъ, выходитъ странное противорѣчіе. Вы не чувствуете склонности къ монастырской жизни, какъ кажется. Вы увѣряете, что не имѣете причинъ на меня жаловаться, что вполнѣ вѣрите моей любви и моему уваженію къ вамъ; что не думаете выходить за-мужъ за другаго; что мнѣ нечего бояться, чтобъ другой отбилъ у меня вашу руку. Такъ; но что же значатъ эти слезы? Что можетъ быть причиною этой глубокой печали, которая, въ такое короткое время, до того измѣнила вашу наружность, что васъ едва можно узнать? Это ли доказательство того, что вы любите меня исключительно, меня одного? что готовы, что рады соединиться со мною навсегда чрезъ нѣсколько дней? Такимъ ли образомъ выражаются радость и любовь?

Театръ мало по малу освѣщается будто съ восхожденіемъ солнца.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Но чѣмъ же я дала вамъ поводъ къ такой недовѣрчивости?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Вотъ хорошо! Ну, а если я оставлю безъ вниманія эти несообразности; если я поспѣшу заключеніемъ нашего союза; если ваша матушка по-прежнему останется на моей сторонѣ, и все кончится тѣмъ, что.....
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Я исполню, что мнѣ прикажетъ, матушка, и выйду за васъ за-мужъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   А что будетъ послѣ, Пакита?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Послѣ?.... Пока продолжится моя жизнь, я буду исполнять всѣ обязанности доброй жены.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Въ этомъ я ни мало не сомнѣваюсь. Но если вы смотрите на меня, какъ на человѣка, который, до самой минуты вашей смерти, долженъ быть вашимъ спутникомъ и вашимъ другомъ, скажите мнѣ, неужели самый этотъ священный титулъ не даетъ мнѣ нѣкотораго права на вашу особенную довѣренность? Не могу ли я надѣяться, что вы удостоите меня тѣмъ, что скажете мнѣ причину вашей печали? Я прошу этого не длятого, чтобъ удовлетворить какому-нибудь дерзкому любопытству, но чтобъ посвятить всего себя на утѣшеніе вашей горести, на улучшеніе вашей участи; я хочу сдѣлать васъ счастливою, Пакита, если только мои усилія и мое стараніе могутъ послужить вамъ въ пользу.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Мнѣ быть счастливою?.... Для меня все кончено.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Почему же такъ?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Я никогда не скажу вамъ почему.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Но что жъ это за упорное, безразсудное молчаніе! Когда вы сами должны бы были предполагать, что я что нибудь да знаю же на счетъ того, что здѣсь дѣлается.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Если вы этого не знаете, сеньоръ донъ Діего, ради Бога, не притворяйтесь будто знаете; а если же вы въ самомъ дѣлѣ что нибудь знаете, то не спрашивайте у меня ни о чемъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Хорошо. Такъ какъ вы не имѣете ничего мнѣ сказать, когда эта печаль и эти слезы не что иное, какъ пустая блажь, сегодня мы пріѣдемъ въ Мадридъ, а чрезъ восемь дней вы будете моей женою.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   И тѣмъ сдѣлаю угодное матушкѣ,
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   И сдѣлаете себя несчастною на цѣлую жизнь.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Я это знаю.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   И вотъ плоды воспитанія! И послѣ этого говорятъ, что дали прекрасное образованіе дѣвушкѣ, когда научили се запираться и скрывать страсть самую невинную подъ личиною гнуснаго притворства. Ихъ считаютъ честными тогда только, когда онѣ наметались въ искусствѣ скрытничать и лгать; упорно стоять патомъ, что ни ихъ темпераментъ, ни ихъ возрастъ и ни ихъ образъ мыслей не должны имѣть никакого вліянія на склонность ихъ сердца, и что воля ихъ должна гнуться по прихоти тѣхъ, которые имѣютъ надъ ними власть. Имъ все позволено, кромѣ искренности. Только бы онѣ не говорили того, что чувствуютъ; только бы выказывали притворную ненависть къ тому, чего наиболѣе желаютъ; только бы умѣли произнести съ покорностью, когда имъ приказываютъ, святотатственное, богопротивное согласіе, источникъ такихъ соблазновъ, онѣ прослывутъ благовоспитанными, и свѣтъ называетъ прекраснымъ, блестящимъ то воспитаніе, которое развиваетъ въ нихъ робость, хитрость и скрытность раба.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Ваша правда; все это справедливо. Этого только отъ насъ и требуютъ, этому учатъ насъ правила, которыя намъ преподаютъ..... Но причина мой горести несравненно важнѣе.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Какова бы она ни была, моя дочь, вамъ нужно пріободриться. Если ваша матушка увидитъ васъ въ этомъ положеніи, что она скажетъ?.... Вспомните что, кажется, она ужъ встала.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Боже мой!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, Пакита; необходимо, чтобъ вы нѣсколько пришли въ себя. Не давайте воли своему сердцу. Положитесь на Бога. Право, наши несчастія не всегда такъ велики, какими онѣ представляются нашему воображенію..... Посмотрите какъ вы разстроены. Какое волненіе! Какія слезы! Что вы, что вы? Ну, дайте же мнѣ слово явиться къ ней на глаза такъ, знаете, съ нѣкоторымъ спокойствіемъ и..... не такъ ли?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   А вы, сеньоръ..... Вы хорошо знаете характеръ матушки. Если вы за меня не заступитесь, куда я дѣнусь? Кто пожалѣетъ обо мнѣ бѣдной?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Вашъ добрый другъ -- я Возможно ли чтобъ я васъ оставилъ, милое созданье, въ такомъ жалкомъ положеніи, въ какомъ я васъ вижу?

Беретъ ее за руки.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Правда ли это?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Худо вы знаете мое сердце.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   О, я хорошо его знаю!

Хочетъ стать передъ нимъ на колѣни; донъ Діего удерживать со и оба встаютъ.

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что вы дѣлаете, дитя?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Сама не знаю..... Стоитъ ли такого снисхожденія дѣвушка, которая такъ неблагодарна къ вамъ!.... Неблагодарна, нѣтъ, не то..... несчастна..... О, какъ я несчастна, сеньоръ донъ Діего!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Я очень хорошо знаю, что вы благодарны мнѣ, сколько можете, за мою любовь. Все остальное было..... какъ бы сказать, недоразумѣніемъ съ моей стороны, больше ничего. Но вы -- невинная дѣвушка, вы непричастны ничему.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Пойдемте..... Вы пойдете со мной?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Покуда нѣтъ, Пакита; чрезъ нѣсколько минутъ я приду туда.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Приходите поскорѣе. (Идетъ къ комнатѣ доньи Ирены; но вдругъ возвращается и прощается съ дономъ Діего, цѣлуя у него руки).
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Какъ же, какъ же, сейчасъ приду.
   

ВЫХОДЪ IX.

СИМОНЪ, ДОНЪ ДІЕГО.

СИМОНЪ.

   Они здѣсь, сеньоръ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что ты говоришь!
   

СИМОНЪ.

   Какъ только я выѣхалъ за заставу, увидѣлъ ихъ вдалекѣ по дорогѣ. Я сталъ кричать и махать платкомъ: они остановились, и едва успѣлъ я доскакать до нихъ и сказать молодому барину, что вы изволили приказать, онъ тотчасъ же воротился и теперь здѣсь, въ низу. Я наказалъ ему не подниматься въ верхній этажъ, пока я его не предувѣдомлю; я боялся, что можетъ быть здѣсь есть кто-нибудь, а вы не захотите, чтобъ его видѣли.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   А что онъ сказалъ, когда ты передалъ ему мое порученье?
   

СИМОНЪ.

   Ни одного слова..... Онъ ни живъ ни мертвъ... Просто ни слова..... Даже я почувствовалъ въ себѣ жалость, когда увидѣлъ его въ такомъ положеніи, что.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Ну, пожалуйста, не заступаться за него.
   

СИМОНЪ.

   Мнѣ, сеньоръ?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, потому-что тебя совсѣмъ не слушаютъ..... Жалость! Это такой повѣса.
   

СИМОНЪ.

   Но вѣдь я не знаю, что онъ сдѣлалъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Шалунъ, мерзавецъ, который сведетъ меня въ гробъ. Я ужъ сказалъ тебѣ, что между нами не нужно посредниковъ.
   

СИМОНЪ.

   Слушаю, сеньоръ.

Уходитъ въ середнюю дверь; донъ Діего садится встревоженный и раздосадованный.

ДОНЪ ДІЕГО.

   Скажи ему, чтобъ онъ пришелъ сюда.
   

ВЫХОДЪ X.

ДОНЪ КАРЛОСЪ, ДОНЪ ДІЕГО.

ДОНЪ ДІЕГО.

   Пожалуйте сюда, сударь, пожалуйте сюда. Гдѣ вы изволили быть съ той минуты, какъ мы разстались?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Въ гостинницѣ за городомъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   И ты не выходилъ оттуда всю ночь? а?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Выходилъ; я ѣздила" въ городъ и.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Зачѣмъ?.... Садитесь.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Я имѣлъ крайность переговорить съ однимъ человѣкомъ.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Крайность?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Да, сеньоръ..... Я обязанъ къ нему особенной вѣжливостью, и мнѣ было невозможно уѣхать въ Саррагоссу, не повидавшись съ нимъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, конечно, ужъ если ты имѣешь къ нему такія обязанности..... Но однако жъ итти навѣстить его въ три часа ночи, мнѣ кажется, не совсѣмъ приличнымъ..... За чѣмъ ты не написалъ ему письма?.... Посмотри, вотъ здѣсь у меня должно быть..... При этомъ письмѣ, ее ли бъ только ты послалъ его во время, не было бы тебѣ нужды заставлять его провести ночь безъ сна и другихъ безпокоить.

Подаетъ ему письмо, которое было брошено въ окно. Донъ Карлосъ, узнавъ его, отдаетъ ему назадъ и встаетъ съ намѣреньемъ уйти.

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Но если вамъ все извѣстно, зачѣмъ было меня звать? Зачѣмъ вы не позволили мнѣ продолжать мой путь, и тѣмъ не избавили себя отъ объясненія, которымъ ни вы ни я не можемъ остаться довольными?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Вашъ дядюшка хочетъ знать въ чемъ дѣло, и хочетъ, чтобъ вы сами это изволили ему сказать.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Къ чему вамъ знать больше?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Потому-что я этого хочу и приказываю. Слышишь?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Очень хорошо.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Садись здѣсь..... (Донъ Карлосъ садится.) Гдѣ ты познакомился съ этой дѣвушкой? Что это за любовь?.... Какія при этомъ были обстоятельства?.... Какъ далеки ваши взаимныя отношенія другъ къ другу?.... Гдѣ, когда ты ее видѣлъ?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Возвращавшись въ Саррагоссу въ прошломъ году, я пріѣхалъ въ Гвадалахару безъ всякаго намѣренія тамъ заживаться; но интендантъ, у котораго я остался на дачѣ, упросилъ меня остаться у него на весь тотъ день, потому-что онъ праздновалъ рожденье одной изъ своихъ родственницъ, и обѣщалъ на слѣдующее утро отпустить меня. Въ числѣ гостей я встрѣтилъ донью Пакиту, которую хозяйка дома взяла на этотъ день изъ монастыря, чтобъ дать ей случай повеселиться. Не знаю ужъ какъ, только я нашелъ въ ней что-то особенное, что возбудило во мнѣ какое-то волненіе, постоянное и непреоборимое желаніе смотрѣть на нее, слушать ее, быть подлѣ нея, говорить съ нею, нравиться ей..... Интендантъ сказалъ, между прочимъ, шутя, что я по уши влюбленъ; и какъ-то распустилъ слухъ будто меня зовутъ донъ Феликсъ де-Толедо. Я поддержалъ эту выдумку, потому-что мнѣ тотчасъ же пришло на мысль остаться на нѣсколько времени въ этомъ городѣ такъ, чтобъ слухи объ этомъ не дошли до васъ. Я примѣтилъ, что донья Пакита была со мной особенно привѣтлива и когда, къ ночи ужъ, мы разстались, я былъ полонъ самодовольства и надеждъ, потому-что былъ предпочтенъ всѣмъ соискателямъ этого дня; а ихъ было много. Наконецъ..... Но мнѣ не хотѣлось бы оскорблять васъ этимъ разсказомъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Продолжай.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Я узналъ, что она дочь одной сеньоры изъ Мадрида, вдовы изъ бѣдной, но честной и благородной фамиліи. Я принужденъ былъ открыть моему другу свои любовные замыслы, которые требовали, чтобъ я оставался долѣе въ это обществѣ. Онъ съ своей стороны, не хваля ихъ и не порицая, находилъ всегда предлоги самые благовидные длятого, чтобъ никому изъ его семейства не казалось страннымъ, что я такъ долго зажился у нихъ. Такъ какъ его дача стоитъ подлѣ самаго города, мнѣ легко было выходить и приходить по ночамъ. Мнѣ удалось передать доньѣ Пакитѣ нѣсколько моихъ писемъ, а немногіе отвѣты, которые отъ нея получилъ, довершили мое очарованье и совершенно ввергли меня въ эту страсть, которая, пока я живъ, будетъ источникомъ моего несчастія.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Хорошо; далѣе, продолжай.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Мой помощникъ,-- какъ вамъ извѣстно, человѣкъ пронырливый и знающій свѣтъ,-- всякими хитростями, которыя онъ безпрестанно придумывалъ, облегчалъ для насъ трудности, которыя встрѣчались намъ въ началѣ..... Условнымъ знакомъ были три удара въ ладоши; на нихъ отвѣчали тремя другими ударами изъ окна, выходящаго на монастырскій дворъ. Мы разговаривали съ нею каждую ночь, далеко за полночь, соблюдая всѣ предосторожности, какія можно себѣ представить..... Я всегда былъ для нея дономъ Феликсомъ де-Толедо, военнымъ офицеромъ, уважаемымъ начальниками и честнымъ человѣкомъ. Я никогда не говорилъ ей ничего болѣе ни о моихъ родителяхъ, ни о моихъ надеждахъ: не давалъ ей почувствовать, что, вышедъ за меня замужъ, она можетъ ожидать болѣе блестящей участи; потому-что мнѣ не слѣдовало называть васъ и не хотѣлось ставить ее въ искушеніе предпочесть меня по изъ любви, но изъ видовъ корыстолюбія. Съ каждымъ разомъ она казалась мнѣ прекраснѣе, нѣжнѣе, достойнѣе обожанія..... Я прожилъ тамъ около трехъ мѣсяцевъ, но наконецъ пора было разстаться; въ одну пагубную для насъ ночь я простился съ нею, оставивъ ее въ смертельномъ обморокѣ, и, съ сердцемъ переполненнымъ любовью, поѣхалъ туда, куда призывалъ меня долгъ..... Ея письма нѣсколько времени утѣшали меня въ горести разлуки, но въ одномъ изъ нихъ, которое я получилъ нѣсколько дней тому назадъ, она пишетъ мнѣ, что мать хочетъ выдать ее за-мужъ; но что она скорѣе лишится жизни, чѣмъ отдастъ руку свою другому, кромѣ меня; она напоминаетъ мнѣ о моихъ клятвахъ и умоляетъ ихъ исполнить..... Я вскочилъ на коня, помчался въ путь, пріѣхалъ въ Гвадалахару; тамъ ея не засталъ, прискакалъ сюда. Остальное вамъ самимъ извѣстно; не зачѣмъ его повторять.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что же ты намѣренъ былъ сдѣлать этимъ пріѣздомъ?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Утѣшить ее, снова поклясться ей въ вѣчной любви, ѣхать въ Мадридъ, увидѣться съ вами, броситься къ вашимъ ногамъ, разсказать вамъ обо всемъ, что случилось, и просить у васъ не богатства, не наслѣдства, не покровительства, не этого, нѣтъ, нѣтъ; но только вашего благословенія на столь желаемый союзъ, на которомъ и она и я основываемъ все наше блаженство.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Но теперь ты видишь, Карлосъ, что тебѣ надо совсѣмъ перемѣнить свой образъ мыслей.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Да, сеньоръ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Если ты ее любишь, я ее также люблю. Ея мать и все ея семейство радуются этому союзу. Она, какія бы тамъ ни были эти обѣты, въ которыхъ она тебѣ клялась.... она сама не далѣе какъ за полчаса, сказала мнѣ, что готова повиноваться своей матери и отдать мнѣ свою руку вмѣстѣ.....
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Но не сердце. (Встаетъ).
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что ты говоришь?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Нѣтъ, нѣтъ!... Это значило бы оскорблять ее..... Вы обвѣнчаетесь съ нею, когда вамъ будетъ угодно: она будетъ вести себя всегда какъ прилично ея честности и добродѣтели; по я, я былъ первымъ, единственнымъ предметомъ ея нѣжной страсти, былъ, есть, и буду..... Вы будете называться ея мужемъ; но если иногда, а можетъ-быть и часто, вамъ случится застать ее вѣрасплохъ и подмѣтить, что ея прекрасные глаза омочены слезами, она проливать ихъ будетъ обо мнѣ.... Не спрашивайте у нея никогда о причинѣ ея задумчивости.... Я, я буду этой причиною..... Вздохи, которые вотще будетъ она стараться заглушить въ себѣ, будутъ нѣжнымъ привѣтомъ, посылаемымъ къ отсутствующему другу.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что значитъ эта дерзость? (Вскакиваетъ въ досадѣ, приближаясь постепенно къ донъ Карлосу, который отступаетъ).
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Я предупреждалъ васъ..... Мнѣ невозможно было сказать ни одного слова, не оскорбивъ васъ. Но прекратимте этотъ непріятный разговоръ. Живите въ счастьи и не питайте ко мнѣ ненависти, потому-что я ни въ чемъ не хотѣлъ васъ огорчать..... Самое величайшее, какое только я могу вамъ дать, доказательство моей покорности вамъ и моего уваженія, есть то, что я уѣзжаю отсюда немедленно. За то, по-крайней-мѣрѣ, не откажите мнѣ хоть въ одномъ утѣшеніи, скажите, что вы меня прощаете.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   И ты въ самомъ дѣлѣ ѣдешь?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Сію же минуту, сеньоръ. И эта разлука будетъ очень продолжительна.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Почему?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Потому, что мнѣ не должно видѣться съ нею никогда въ жизни..... Если слухи о предстоящей войнѣ подтвердятся.... тогда...
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что ты хочешь этимъ сказать? (Взявъ за руку донъ Карлоса, подводитъ его къ аванъ-сценѣ)
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Ничего, что я желаю воины потому-что я солдатъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Карлосъ!.... Это ужасно!.... и у тебя достаетъ духу мнѣ это сказать?
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Кто-то идетъ (Смотря съ безпокойствомъ на дверь доньи Ирены, выпускаетъ руку дона Діего и хочетъ итти къ средней двери. Донъ Діего идетъ за нимъ и удерживаетъ его) Можетъ-быть это она..... Прощайте!.... Съ Богомъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Куда ты идешь?.... Нѣтъ, ты не пойдешь отсюда.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Это необходимо. Я не долженъ ее видѣть..... Одинъ взглядъ нашъ другъ на друга можетъ причинить вамъ жестокое безпокойство.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Я сказалъ, что этому не бывать..... Войди въ эту комнату.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Но если.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Дѣлай что тебѣ приказываютъ.

Донъ Карлосъ входитъ въ комнату дона Діего.

   

ВЫХОДЪ XI.

ДОНЬЯ ИРЕНА, ДОНЪ ДІЕГО.

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Ну что, сеньоръ донъ Діего, не пора ли ѣхать? Добрый день. (Гаситъ свѣчу, которая стоитъ на столѣ). Вы кончили свою молитву?
   

ДОНЪ ДІЕГО, въ волненія ходитъ по комнатѣ.

   Да, есть мнѣ теперь время молиться!
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Если хотите, можно велѣть приготовлять шоколадъ и сказать смотрителю, чтобъ закладывали лошадей какъ только, что..... Но что съ вами, сеньоръ?.... Ужъ нѣтъ ли чего новаго?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, теперь все, что ни дѣлается здѣсь, для меня ново.
   

ДОНЬЯ ИРИНА.

   Но что же, скажите, ради Бога..... Ну, пожалуйста..... Вы видите какъ я встревожена. Всякая вещь, всякая, какъ бы сказать, нечаянность меня совершенно разстроиваетъ и..... Съ послѣднихъ моихъ несчастныхъ родовъ у меня осталась необыкновенная слабость нервовъ..... Тому ужъ вотъ девятнадцать лѣтъ, если не всѣ двадцать; но съ-тѣхъ-поръ, какъ я сказала, всякая бездѣлица меня мучитъ..... Никакія лекарства, ни ванны, ни декокты, ничто не помогаетъ, до того.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Пожалуйста, оставимте въ покоѣ эти несчастные роды и декокты. Есть о чемъ по важнѣе намъ поговорить. Что дѣлаютъ наши дѣвушки?
   

ДОНЬЯ ИРИНА.

   Онѣ укладываютъ бѣлье и сбираютъ пожитки, чтобъ быть готовыми къ отъѣзду и не задержать васъ, донъ Діего. Очень хорошо. Садитесь, сдѣлайте милость, и не огорчайтесь, не выходите изъ себя, что бы я вамъ ни сказалъ, и постараемся не терять разсудка, когда онъ наиболѣе намъ нуженъ..... Ваша дочь влюблена...
   

ДОНЬЯ ИРИНА.

   Развѣ я этого не говорила вамъ тысячу разъ? Конечно, сеньоръ, что она влюблена; довольно того, что я сказала.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Эта проклятая страсть перебивать меня на каждомъ шагу! Дайте же мнѣ говорить.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Хорошо, очень рада; говорите.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Она влюблена, да только влюблена не въ меня.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Что вы сказали, сеньоръ?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   То что вы слышали.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Но кто вамъ наговорилъ эти небылицы?
   

ДОНЪ ДІЕГО

   Никто. Я это знаю, я это видѣлъ, никто мнѣ не наговаривалъ, и если ужъ я вамъ это сказалъ, значить я увѣренъ, что это правда..... Ну, вотъ опять..... Что значить этотъ плачъ?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   (Плача) Бѣдная я!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Это къ чему клонится?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Зато, что я одинока и не имѣю средствъ, и зато, что я вдова, кажется, всѣ мной пренебрегаютъ и какъ-будто сговариваются противъ меня.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Сеньора, донья Ирена.....
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   На старости лѣтъ и при моей хворости мнѣ привелось переносить подобное обращеніе! Меня топчутъ какъ тряпку, какъ собаку, подумаешь!.... Ну, кто бы ожидалъ этого отъ васъ..... Прости Господи!.... Если бъ были живы мои три покойника!.... Правда, послѣдній, съ которымъ я жила, имѣлъ чертовскій характеръ.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Право, сеньора, я начинаю терять терпѣніе.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   При малѣйшемъ противорѣчіи онъ бѣсновался, какъ адская фурія; и въ одинъ Божій день, не помню за какую бездѣлицу, накормилъ кулаками бѣднаго коммиссара, и, не вступись посторонніе люди, онъ разбилъ бы его въ прахъ объ одну изъ колоннъ на портикѣ Санта-Крусъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Такъ вы рѣшительно не намѣрены слушать того, что я хочу вамъ сказать?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Нѣтъ, сеньоръ, потому-что я напередъ знаю что вы скажете..... Вѣдь я не дура какая-нибудь Нѣтъ, сеньоръ..... Вы разлюбили дѣвушку, и ищете только предлога какъ-бы отдѣлаться отъ своего слова..... Дитя моей души и моего сердца!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Сеньора, донья Ирена, сдѣлайте мнѣ одолженіе, выслушайте меня, не прерывайте меня, не говорите пустяковъ; а потомъ, когда узнаете въ чемъ дѣло, можете себѣ плакать, вздыхать и кричать, сколько душѣ угодно... Но теперь только не выводите меня изъ терпѣнья, ради Бога.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Говорите, что хотите.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Смотрите же опять не заплачьте и не.....
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Нѣтъ, сеньоръ, я не плачу.

Вытираетъ слезы платкомъ.

ДОНЪ ДІЕГО.

   Вотъ ужъ почти годъ, можетъ-быть немногимъ болѣе или менѣе, какъ у доньи Пакиты есть другой любовникъ. Они разговаривали другъ съ другомъ наединѣ, и не одинъ разъ, переписывались, клялись во взаимной любви, вѣрности, постоянствѣ..... Однимъ словомъ, страсть ихъ такъ нѣжна и сильна, что разлука и препятствія, вмѣсто того, чтобъ охладить ее, еще болѣе ее усиливаютъ..... При такихъ обстоятельствахъ...
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Но развѣ вы не знаете, сеньоръ, что это все только сплетня, выдуманная какимъ-нибудь злымъ языкомъ недоброжелательнаго намъ человѣка?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Опять за старое!.... Нѣтъ, сеньора, это не сплетня. Повторяю опять, что я это знаю навѣрное.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Что вы знаете, сеньоръ? и похоже ли это хоть сколько-нибудь на правду?.... Чтобъ моя дочь, дитя моего сердца, которая еще не знакома со свѣтомъ..... которая еще, какъ говорятъ, почти не вылупилась изъ скорлупы..... Видно, что вы не знаете образа мыслей ея тетушки!.... Именно тѣмъ она и хороша, что умѣла предохранить свою племянницу отъ всякой возможности паденія.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Дѣло идетъ не о какомъ-нибудь паденіи, сеньора донья Ирена; вамъ говорятъ о честной склонности, о которой до-сихъ-поръ мы ничего и не подозрѣвали. Ваша дочь честная дѣвушка и неспособна замарать себя паденіемъ. Я говорю только то, что всѣ тётушки, и родственницы, и мамушки, вы, и я первый, въ великолѣпныхъ дуракахъ. Дѣвушка хочетъ выйти за-мужъ, только за другаго, а не за меня..... Мы опоздали; вы опрометчиво разсчитывали на добровольное согласіе вашей дочери. Посудите сами, къ чему намъ вѣнчаться съ ней? Прочтите это письмо и вы увидите правъ ли я.

Вынимаетъ письмо донъ Карлоса и подаетъ ей. Донья Ирена, не читая его, встаетъ въ величайшемъ волненіи, подходитъ къ двери своей комнаты и зоветъ дочь. Донь Діего также встаетъ и напрасно старается удержать ее.

   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   О, я съ ума сойду!.... Франсискита!.... О, Пресвятая Дѣва!.... Рита!.... Франсиска!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Къ чему же ихъ звать?
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Пустите, сеньоръ; я хочу, чтобъ она пришла, хочу, чтобъ она узнала, бѣдняжка, что вы за человѣкъ.....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Пошла писать!.... Вотъ что значитъ понадѣяться на благоразуміе женщины!
   

ВЫХОДЪ XII

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА, РИТА, ДОНЬЯ ИРЕНА, ДОНЪ ДІЕГО.

РИТА.

   Сеньора!
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Вы звали меня?
   

ДОНЬЯ ИРИНА.

   Да, дочь моя, да; потому-что сеньоръ донъ Діего обижаетъ насъ такъ, что этого нельзя вынести. Что у тебя за любовныя дѣла, дитя мое? Кому ты дала слово? Что это за путаница?.... А ты (Ритѣ) мерзавка..... Ты также должна объ этомъ знать.... Кто писалъ это письмо? Что въ немъ говорится?

Показывая доньѣ Франсискѣ раскрытое письмо.

РИТА, въ сторону доньѣ Франсискѣ.

   Это его письмо.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Какая злость!.... Сеньоръ донъ Діего, такъ-то вы держите свое слово?....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Видитъ Богъ, что я не виноватъ..... Подите сюда. (Беретъ донью Франсиску за руку и ставитъ ее подлѣ себя). Ничего не боитесь..... А вы, сеньора, извольте слушать и молчать, и не заставляйте меня надѣлать глупостей..... Подайте сюда письмо (Вырываетъ письмо изъ рукъ доньи Ирены.) Пакита, вы помните три удара въ ладоши сегодня ночью?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Я не забуду, пока жива.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Ну, такъ это и есть то самое письмо, которое вамъ бросили въ окно.... Нечего пугаться, я вамъ сказалъ. (Читаетъ) "Душа моя! если мнѣ не удастся говорить съ вами, я употреблю всѣ средства, чтобъ передать вамъ это письмо. Едва я съ вами разстался, какъ встрѣтился въ гостинницѣ съ тѣмъ, кого называлъ своимъ врагомъ; и, увидѣвъ его, не знаю, какъ не умеръ отъ огорченія. Онъ приказалъ мнѣ выѣхать немедленно изъ города. Я долженъ былъ ему повиноваться. Меня зовутъ донъ Карлосъ, а не донъ Феликсъ. Донъ Діего мой дядя.... Будьте счастливы и не забудьте вашего на вѣки несчастнаго друга,

Карлоса де-Урбина."

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Такъ вотъ какъ?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Бѣдная я!
   

ДОНЬЯ ИРИНА.

   Такъ это все правда, что говорить сеньоръ донъ Діего, мерзкая дѣвчонка? Постой-же, ты будешь меня помнить. (Идетъ къ доньѣ Франсискѣ внѣ себя отъ гнѣва и хочетъ бить ее. Рита и донъ Діего удерживаютъ ее).
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Мамочка, простите меня....
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Нѣтъ, сударь, я убью ее.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Что за сумасшествіе!
   

ДОНЬЯ ИРИНА.

   Я убью ее, убью ее!
   

ВЫХОДЪ XII.

ДОНЪ КАРЛОСЪ, ДОНЪ ДІЕГО, ДОНЬЯ ИРЕНА, ДОНЬЯ ФРАНСИСКА, РИТА.

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Этому по бывать.... (Донъ Карлосъ поспѣшно выходитъ изъ комнаты, гдѣ былъ спрятанъ; беретъ за руку донью Франсиску, отводитъ се въ глубину сцены и становится передъ нею, чтобъ защищать ее. Донья Ирена, въ испугѣ, отступаетъ назадъ). Въ моемъ присутствіи никто ее не обидитъ.
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Карлосъ!
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   (Подходя къ дону Діего) Извините мнѣ мою дерзость. Я видѣлъ, что ее оскорбляютъ, и не могъ воздержаться.
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Что со мной дѣлается, Боже мой?-- Кто вы такой?... На что похожъ этотъ поступокъ! Какой соблазнъ!....
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Тутъ нѣтъ никакого соблазна.... Вотъ вамъ тотъ самый юноша, котораго любитъ наша дочь. Разлучить ихъ или лишить ихъ жизни -- было бы одно и то же..... Карлосъ..... Пусть такъ!.... Обними твою жену.

Донъ Карлосъ подходитъ къ доньѣ Франсискѣ: они обнимаются и падаютъ на колѣни предъ дономъ Діего.

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Такъ это вашъ племянникъ!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, сеньора, мой племянникъ, который своимъ битьемъ въ ладоши, и своей музыкой, и своимъ письмомъ заставилъ меня провести самую ужасную ночь въ моей жизни.... Что это значитъ, дѣти мои? что это значитъ?
   

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   И такъ вы насъ прощаете и дарите намъ счастье?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Да, дѣти мои, отрада моя!... да.

Съ нѣжностію поднимаетъ ихъ.

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Возможно ли, чтобъ вы рѣшились на такую жертву?
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Я могъ бы разлучить ихъ навсегда и спокойно наслаждаться обладаніемъ этого прелестнаго ребенка, но совѣсть моя не позволяетъ мнѣ.... Карлосъ!.... Пакита!... Какое грустное впечатлѣніе оставляетъ въ сердцѣ моемъ это усиліе, которое я сдѣлалъ надъ собой; потому-что, какъ бы то ни было, я также человѣкъ слабый и ничтожный!
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   (Цѣлуя его руки). Если наша любовь, если наша благодарность въ состояніи утѣшить васъ въ такой потерѣ....
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Какой онъ добрый, этотъ донъ Карлосъ! Видно, что....
   

ДОНЪ ДІЕГО.,

   Онъ и ваша дочь были безъ памяти влюблены другъ въ друга, между-тѣмъ, какъ вы съ тетушками строили воздушные замки и набивали мнѣ голову мечтами, которыя разлетѣлись какъ сонъ..... Вотъ слѣдствія злоупотребленія власти, угнетѣнія, въ которомъ воспитываютъ юношество; вотъ что значитъ безошибочность родителей и наставниковъ, и вотъ урокъ какъ должно полагаться на согласіе дѣвушекъ!.... Случайно удалось мнѣ узнать по время заблужденіе, въ которомъ я находился. Горе тому, кто узнаетъ это слишкомъ поздно!
   

ДОНЬЯ ИРЕНА.

   Ну, Богъ да благословитъ ихъ и да проживутъ они множество лѣтъ на радость другъ другу! Подойдите сюда, сеньоръ, подойдите сюда, дайте мнѣ обнять васъ. (Обнимаются донъ Карлосъ и донья Ирена; Донья Франсиска становится на колѣни и цѣлуетъ ея руку). Дочь моя, Франсискита! Богъ съ тобой! славный выборъ ты сдѣлала!.... По всему видно, что онъ прекрасный малый..... Смугляночекъ..... и съ такимъ обворожительнымъ взглядомъ!
   

РИТА.

   Да, толкуйте себѣ; барышня, вишь, этого и не замѣтила. Сеньорита, позвольте мнѣ расцѣловать васъ.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА И РИТА цѣлуются.

ДОНЬЯ ФРАНСИСКА.

   Видишь ли какая радость?.... А ты, которая такъ меня любишь..... ты будешь вѣчно, вѣчно моимъ другомъ.
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Прекрасная Пакита! (Цѣлуетъ донью Франсиску). Прими первый поцѣлуй новаго отца..... Меня не пугаетъ болѣе страшное одиночество, которое угрожало моей старости..... Вы (беретъ за руки донью Франсиску и дона Карлоса) будете отрадою моего сердца; и первый плодъ вашей любви..... да, дѣти, онъ не возражайте мнѣ, это рѣшено.... онъ будетъ усыновленъ мною. И лаская его и нѣжа въ моихъ объятіяхъ, я буду говорить: мнѣ обязанъ своимъ существованьемъ этотъ невинный младенецъ; если родители его живы, если они счастливы, я былъ тому причиною.
   

ДОНЪ КАРЛОСЪ.

   Да будетъ благословенна такая доброта!
   

ДОНЪ ДІЕГО.

   Дѣти, да будетъ благословенна благость Божія!

Съ испанскаго К. Тимковскій.

"Сынъ Отечества", No 2, 1843

   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru