Мопассан Ги_де
Любовь

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Amour)
    Три странички из записной книжки охотника.
    Текст издания журнал "Охотничий Вестник", Москва, 1913.

Охотничьи разсказы и стихотворенія
Изданіе журнала "ОХОТНИЧІЙ ВѢСТНИКЪ"
МОСКВА, 1913 г.

ГЮИ ДЕ-МОПАССАНЪ
ЛЮБОВЬ

Три странички изъ записной книжки охотника.

   Мнѣ пришлось только что прочитать въ газетѣ о романической драмѣ. Онъ убилъ ее, потомъ покончилъ съ собой, слѣдовательно, любилъ ее.
   Что мнѣ онъ и она?
   Меня интересуетъ только ихъ любовь. И она интересуетъ меня не потому, что трогаетъ, волнуетъ, или заставляетъ грезить, а потому, что напоминаетъ мнѣ одинъ фактъ моей юности, одно странное приключеніе на охотѣ, когда любовь явилась внезапно, какъ явился первымъ христіанамъ крестъ на небѣ.
   Я родился со всѣми чувствами и инстинктами дикаря, слегка смягченными разсудочностью и эмоціями культурнаго человѣка. Я страстно люблю охоту.
   Въ тотъ годъ, въ концѣ осени, холода наступили внезапно, и одинъ изъ моихъ кузеновъ, Шарль де-Ровиль, пригласилъ меня къ себѣ поохотиться за дикими утками по болотамъ.
   Кузенъ мой, веселый малый лѣтъ сорока, рыжій, сильный, обросшій бородою, милый полузвѣрь, съ веселымъ характеромъ, и одаренный неистощимымъ галльскимъ остроуміемъ, которое дѣлаетъ пріятнымъ даже людей посредственныхъ, жилъ въ какомъ-то полу-замкѣ, полу-фермѣ, среди широкой долины, по которой текла рѣка. Холмы направо и налѣво были покрыты старыми великолѣпными лѣсами, принадлежавшими помѣщикамъ, гдѣ водилась самая рѣдкая дичь въ этой части Франціи. Иногда тамъ убивали орловъ; а Перелетныя птицы, которыя почти никогда не прилетаютъ въ наши чрезчуръ населенныя мѣстности, почти всегда останавливались въ вѣтвяхъ этихъ вѣковыхъ деревьевъ, словно знали и узнавали старые уголки лѣса былыхъ временъ, уцѣлѣвшіе, чтобы служить имъ пріютомъ въ ихъ короткомъ ночномъ отдыхѣ.
   Въ долинѣ были луга съ высокой травой, орошаемые канавами и обнесенные изгородями; рѣчка, изъ которой до этого мѣста отводили воду въ каналы, разливалась дальше широкимъ болотомъ. Это болото,-- самое изумительное мѣсто для охоты, когда-либо видѣнное мною,-- составляло главную заботу моего кузена, содержавшаго его, какъ паркъ. Въ густой чащѣ покрывавшихъ его тростниковъ, которые дѣлали его живымъ, шумнымъ, и зыблились надъ нимъ, словно волны, были проложены узкія аллеи, по которымъ двигались плоскодонныя лодки, направляемыя длинными шестами, проплывали нѣмыя по мертвой водѣ, шуршали камышами, заставляя скрываться въ тростники быстрыхъ рыбъ и нырять дикихъ утокъ, острыя и черныя головки которыхъ вдругъ исчезали подъ водою.
   Я страстно люблю воду: люблю море, несмотря на то, что оно слишкомъ огромно, слишкомъ подвижно, слишкомъ необъятно, люблю красивыя, катящіяся и бѣгущія рѣки, и особенно люблю болота, гдѣ трепещетъ невидимая жизнь водяныхъ животныхъ. Болота -- это цѣлый міръ, со своими осѣдлыми жителями и мимолетными путниками, со своими голосами, туманами, со своими шумами, а главное со своими тайнами. Нѣтъ ничего болѣе волнующаго, болѣе тревожнаго, иногда болѣе страшнаго, чѣмъ болота. Откуда этотъ страхъ, парящій надъ широкими водными равнинами? Рождаетъ ли его смутный шелестъ камышей, или загадочные блуждающіе огни, или глубокая тишина, окутывающая болото въ тихія ночи, или причудливые туманы, убирающіе тростники, какъ саванами, или же еле уловимые шумы, столь легкіе, столь сладкіе, но порою болѣе стращные, чѣмъ выстрѣлы пушекъ или раскаты грома, шумы, дѣлающіе болота похожими на сказочныя страны, скрывающія въ себѣ невѣдомыя и опасныя тайны.
   Нѣтъ, иное нѣчто отдѣляется отъ болота, другая, болѣе глубокая, болѣе важная тайна рѣетъ въ густыхъ его туманахъ. Быть можетъ, даже самая тайна мірозданія! Развѣ не въ илистой, стоячей водѣ, не въ тяжелой влажности сырой земли, подъ знойнымъ солнцемъ, зашевелился, задрожалъ и открылся міру зародышъ жизни?
   Я пріѣхалъ къ двоюродному брату вечеромъ. Морозъ былъ такой, что трещали камни.
   Во время обѣда, въ большой столовой, гдѣ буфетъ, стѣны и потолокъ были поіфыты чучелами птицъ, съ распростертыми крыльями, сидѣвшихъ на вѣткахъ, прибитыхъ къ стѣнѣ,-- птицъ, среди которыхъ были ястребы, цапли, совы, козодои, сарычи, коршуны и соколы -- мой кузенъ,-- самъ походившій на какое-то животное приполярныхъ странъ, одѣтый въ куртку изъ тюленьей кожи,-- посвящалъ меня въ свои планы на эту ночь.
   Мы должны были выйти въ половинѣ четвертаго утра, чтобы прибыть на выбранное для засады мѣсто въ половинѣ пятаго. Тамъ была выстроена хижина изъ кусковъ льда, чтобы хоть нѣсколько укрыть насъ отъ ужаснаго предразсвѣтнаго вѣтра, холоднаго вѣтра, который впивается въ тѣло, какъ пила, рѣжетъ, какъ ножи, колетъ, какъ отравленное жало, рветъ, какъ клещи, и жжетъ, какъ огонь.
   Двоюродный братъ мой потиралъ руки и говорилъ: "Я никогда не видывалъ такого холода; въ шесть часовъ вечера было уже двѣнадцать градусовъ ниже нуля".
   Тотчасъ послѣ обѣда я бросился на постель и уснулъ при свѣтѣ яркаго огня, пылавшаго въ каминѣ.
   Въ три часа меня разбудили. Я надѣлъ баранью шкуру, а Шарль облекся въ медвѣжій мѣхъ. Выпивъ двѣ чашки горячаго кофе и проглотивъ по двѣ рюмки коньяку, мы тронулись въ путь въ сопровожденіи егеря и собакъ Плонжо и Пьерро.
   Съ первыхъ же шаговъ я почувствовалъ, что промерзъ до костей. Это была одна изъ такихъ ночей, когда земля кажется мертвой отъ холода. Холодный воздухъ становится упругимъ, почти осязаемымъ, такъ онъ жжетъ; не чувствуется ни малѣйшаго вѣтерка; онъ застылъ, неподвиженъ; онъ колетъ, пронизываетъ, сушитъ и убиваетъ деревья, растенія, насѣкомыхъ и даже мелкихъ птицъ, падающихъ съ вѣтокъ на жесткую землю и коченѣющихъ отъ холода, какъ она.
   Луна въ послѣдней четверти, склонившись на бокъ, блѣдная, словно близкая къ обмороку, и такая слабая, что не могла уйти и оставалась въ вышинѣ, скованная, парализованная суровымъ холодомъ небесъ. Она лила на землю скупой и блѣдный свѣтъ, тусклый, умирающій свѣтъ конца мѣсяца передъ своимъ обновленіемъ.
   Мы шли рядомъ, Шарль и я, согнувъ спины, засунувъ въ карманы руки, съ ружьями подъ мышкой. Наша обувь, обернутая шерстью, чтобы мы могли не скользя ходить по замерзшей рѣкѣ, не производила никакого шума. Я смотрѣлъ на бѣлый паръ, въ который превращалось дыханіе нашихъ собакъ.
   Вскорѣ мы очутились на берегу болота и вступили въ одну изъ аллей, проложенной среди этой рощи тростниковъ.
   Наши локти, задѣвая за длинные листья камышей, оставляли позади насъ легкій шорохъ; съ небывалой силой охватило меня мощное и странное волненіе, рождаемое во мнѣ всегда болотами. Это болото было мертво, такъ какъ мы шли по немъ, среди сухихъ зарослей.
   Вдругъ на поворотѣ аллеи я увидѣлъ ледяную хижину, выстроенную, чтобы пріютить насъ. Я вошелъ, и такъ какъ до пяти оставалось еще около часу, я завернулся въ одѣяло, думая согрѣться.
   Лежа на спинѣ, я началъ смотрѣть на искаженную луну которой сквозь полупрозрачныя стѣны нашего полярнаго домика, казалось, было четыре рога.
   Но холодъ замерзшаго болота, холодъ отъ стѣнъ, холодъ съ неба, пронизывалъ меня насквозь, и я началъ кашлять.
   Мой кузенъ замѣтно встревожился: "Не бѣда, если мы ничего не убьемъ сегодня," -- сказалъ онъ,-- но я не желаю, чтобы ты простудился; мы сейчасъ разведемъ огонь". И онъ приказалъ сторожу нарѣзать тростника.
   Его сложили въ кучу среди нашей хижины, у которой вверху было отверстіе для дыма; и когда красное пламя поднялось вдоль свѣтлыхъ хрустальныхъ стѣнъ, онѣ начали понемногу таять, словно эти ледяныя плиты выдѣляли изъ себя испарину. Шарль, стоявшій наружи, крикнулъ: "Выйди посмотрѣть"! Я вышелъ и застылъ въ изумленіи. Наша хижина, въ видѣ конуса, казалась гигантскимъ алмазомъ, съ огненнымъ сердцемъ, возникшимъ внезапно на льду болота. А внутри виднѣлись фантастическія тѣни двухъ нашихъ собакъ, грѣвшихся у огня.
   Но странный, смутный, краткій крикъ, пронесся вдругъ надъ нашими головами. Пламя костра разбудило дикихъ птицъ.
   Ничто не трогаетъ меня такъ, какъ этотъ первый звукъ жизни, который проносится въ темномъ воздухѣ такъ быстро, такъ далеко, прежде чѣмъ на горизонтѣ покажется первый свѣтъ зимняго дня. Въ этотъ холодный предразсвѣтный часъ мнѣ кажется, что этотъ краткій крикъ, летящій вмѣстѣ съ птицею,-- вздохъ міровой души!
   Шарль сказалъ: "Погасите огонь, свѣтаетъ".
   Небо, въ самомъ дѣлѣ, начинало блѣднѣть; утки стаями тянулись по небу длинными, быстро исчезавшими пятнами.
   Въ темнотѣ блеснулъ огонекъ; Шарль выстрѣлилъ; обѣ собаки бросились впередъ.
   Ежеминутно, то онъ, то я, мы стали быстро прицѣливаться, какъ только надъ камышами показывалась тѣнь пролетавшей стаи. Пьеро и Плонжо, запыхавшіеся и радостные, ежеминутно бросались и приносили намъ окровавленныхъ птицъ, глаза которыхъ нерѣдко еще смотрѣли на насъ.
   Занялся день, ясный, голубоватый; солнце показалось въ глубинѣ долины, и мы подумывали уже о возвращеніи, какъ вдругъ пара птицъ, съ вытянутыми шеями и распростертыми крыльями, пронеслась надъ нашими головами. Я выстрѣлиль. Одна изъ нихъ упала почти у моихъ ногъ. То былъ чирокъ, съ серебристымъ брюшкомъ. Вдругъ, въ пространствѣ надо мною раздался крикъ птицы. Короткій, повторный, отчаянный стонъ; и маленькая птичка, которая уцѣлѣла, принялась кружиться въ лазури неба, поглядывая на мертвую подругу, которую я держалъ въ рукахъ.
   Шарль, припавъ на одно колѣно, цѣлился, поджидая, чтобы птица подлетѣла ближе.
   -- Ты убилъ самку,-- сказалъ онъ,-- самецъ не улетитъ.
   Въ самомъ дѣлѣ, онъ не улеталъ; онъ кружился и стоналъ надъ нашими головами. Никогда еще стонъ страданія не пронизывалъ мнѣ сердце такимъ зовомъ отчаянья, какъ этотъ жалобный упрекъ бѣдной птицы, затерянный въ пространствѣ.
   Иногда онъ отлеталъ, подъ угрозой ружья, слѣдившаго за его полетомъ и, казалось, готовъ былъ продолжать свой одинокій путъ по небу. Но затѣмъ, не въ состояніи рѣшиться на это, онъ тотчасъ же возвращался, снова ища самку.
   -- Положи ее на землю,-- сказалъ Шарль,-- онъ сейчасъ же подлетитъ къ ней.
   Дѣйствительно, онъ летѣлъ, презирая опасность, ослѣпленный своею любовью къ убитой мною его подругѣ.
   Шарль выстрѣлилъ; словно кто-то перерѣзалъ веревку, на которой птица какъ бы висѣла. Я увидѣлъ, какъ упало что-то черное; услышалъ, какъ въ камышахъ что-то шлепнулось. Въ ту же минуту Пьерро принесъ мнѣ его
   Я положилъ ихъ обоихъ, уже остывшихъ, въ одинъ ягдташъ... и въ тотъ же день уѣхалъ въ Парижъ.

Перев. С.

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru