Монтепен Ксавье Де
Доктор умалишенных женщин

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Le Médecin des folles.
    Текст издания: журнал "Природа и Люди", NoNo 4-10, 1879.

   

КСАВЬЕ ДЕ-МОНТЕПЭНЪ.

ДОКТОРЪ УМАЛИШЕННЫХЪ ЖЕНЩИНЪ.

РОМАНЪ.

ИЗДАНІЕ РЕДАКЦІИ ЖУРНАЛА "ПРИРОДА И ЛЮДИ".

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ТИПОГРАФІЯ ТОВАРИЩЕСТВА "ОБЩЕСТВЕННАЯ ПОЛЬЗА", Большая Подъяческая, д. No 39.
1879.

   

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ОТЕЛЬ БОЛЬШАГО ОЛЕНЯ.

I.

   10-го мая 1874 года, въ числѣ путешественниковъ, которыхъ экстренный поѣздъ мчалъ изъ Марселя въ Парижъ, въ спальномъ вагонѣ сидѣли пожилой господинъ и молодая женщина.
   Первому казалось было немного болѣе шестидесяти лѣтъ, а второй -- едва-ли тридцать пять.
   У господина, высокаго и худощаваго, но могучаго сложенія, съ благородною осанкою, настоящаго джентльмена, какъ говорятъ англичане, изъ подъ шапки туриста виднѣлись очень коротко остриженные волосы съ просѣдью.
   Длинные, почти бѣлыя баки обрамливали симпатичное лицо съ правильными чертами.
   На его клѣтчатомъ суконномъ свитѣ перекрещивались два лакированные кожаные ремня; на одномъ изъ нихъ висѣла дорожная, черная шагреневая сумка съ секретнымъ замкомъ, а на другомъ -- огромный двойной бинокль, въ коричневомъ сафьянномъ футлярѣ.
   Молодая женщина, стройная и нѣжнаго сложенія, скорѣе миловидная и граціозная, чѣмъ красивая, была закутана въ широкую шубу, опушенную дорогимъ канадскимъ мѣхомъ.
   Она положила на плечо спутника свою голову съ чудными свѣтлорусыми волосами, которые были въ безпорядкѣ. Лицо ея было подернуто болѣзненною матовою блѣдностью. Широкіе коричневые круги подъ темноголубыми глазами придавали имъ печальное выраженіе. Взглядъ ея то вспыхивалъ, то угасалъ. Маленькія ручки почти постоянно дрожали.
   Мы вскорѣ короче познакомимся съ этими двумя лицами, играющими важную роль въ нашемъ разсказѣ; пока-же намъ достаточно знать, что въ паспортѣ этого господина стояло слѣдующее: "Маркизъ Деларивьеръ, французскій подданный, банкиръ, живущій въ Нью-Іоркѣ, путешествуетъ съ женою".
   Слабый стонъ вырвался изъ устъ госпожи Деларивьеръ и нервная дрожь пробѣжала по всему ея тѣлу.
   Банкиръ проворно схватилъ маленькія ручки жены и началъ пожимать съ безконечною нѣжностью, устремивъ тревожный взглядъ на ея кроткое блѣдное лицо.
   -- Жанна... Милая Жанна, ты страдаешь? спросилъ онъ.
   -- Нѣтъ, мой другъ.... нѣтъ, увѣряю тебя.... отвѣчала молодая женщина слабымъ, но чрезвычайно гармоничнымъ голосомъ.
   -- Я хотѣлъ-бы вѣрить тебѣ, но это не возможно. Отчего ты такъ блѣдна? Отчего у тебя такіе горячія руки? У тебя лихорадка... Я вижу....
   -- Можетъ бытъ небольшая лихорадка.... Но ты напрасно тревожишься. Нѣсколько часовъ отдыха и одинъ поцѣлуй нашей дочери -- и это пройдетъ. Я буду такъ же здорова и сильна, какъ и была. Скоро-ли увидимъ мы нашу Эдмею?
   -- Еще сегодня, потому что теперь уже за полночь.
   Госпожа Деларивьеръ встала.
   -- Ну такъ я сегодня-же буду здорова, отвѣчала она, улыбаясь.
   -- Я надѣюсь, я увѣренъ въ этомъ, сказалъ банкиръ. Но все-таки жалѣю, что былъ такъ слабъ, что огласился сдѣлать по твоему.
   -- Я не понимаю тебя, проговорила молодая женщина.
   -- Очень просто.... Мнѣ надо-бы было заставить тебя отдохнуть дня два въ Марсели. Двое сутокъ скоро-бы прошли: вѣдь всего только сорокъ восемь часовъ, и тогда ты была бы здорова, а я не тревожился-бы.
   -- Тревожиться изъ-за легкаго нездоровья, виною котораго усталость -- чистое безуміе! вскричала молодая женщина.
   -- Да, безуміе. Но что же дѣлать, если я тебя такъ люблю. Когда дѣло идетъ о тебѣ и я подумаю о томъ, что ты можешь подвергнуться опасности, то теряю разсудокъ.
   -- Ну такъ успокойся. Положимъ, что я больна,-- хотя я этого никакъ не допускаю, но ты знаешь, что исцѣленіе близко. Мнѣ уже лучше теперь и хочется спать. Я усну.
   Сильное утомленіе молодой женщины было естественно, и мы объяснимъ въ нѣсколькихъ словахъ причину его.
   Морисъ Деларивьеръ, французъ, родившійся въ Парижѣ, семнадцать лѣтъ тому переселился въ Америку, вслѣдствіе обстоятельствъ, съ которыми мы познакомимся впослѣдствіи, и основалъ въ Нью-Іоркѣ банкирскую контору, процвѣтавшую свыше ожиданій.
   У г. Деларивьера была шестнадцати-лѣтняя дочь, родившаяся въ Америкѣ, но которой онъ хотѣлъ дать совершенно французское воспитаніе. Вслѣдствіе этого, не смотря на то, что госпожѣ Деларивьеръ была тяжела разлука съ дочерью, Эдмея, съ семилѣтняго возраста жила въ одномъ изъ лучшихъ пансіоновъ въ окрестностяхъ Парижа. Поспѣшимъ прибавить, что родители навѣщали ее черезъ каждые два года.
   Въ этотъ годъ банкиръ хотѣлъ продать свою контору какому-нибудь капиталисту и оставить дѣла, чтобы мирно наслаждаться своимъ богатствомъ.
   Въ виду предполагаемой ликвидаціи, онъ хотѣлъ воспользоваться своею поѣздкою, чтобъ самому свести счеты съ различными банками, съ которыми имѣлъ дѣла.
   Прибывъ изъ Нью-Іорка, онъ высадился въ Портсмутѣ и отправился въ Лондонъ, гдѣ получилъ отъ своего корреспондента на два милліона ассигновокъ, по которымъ должны были уплатить ему въ Парижѣ. Оттуда проѣхалъ онъ на пароходѣ въ Лиссабонъ, затѣмъ въ Кадиксъ, въ Гибралтаръ, въ Валенцію, въ Барцелону и наконецъ въ Марсель.
   Это путешествіе было слишкомъ утомительно для женщины слабаго и нервнаго сложенія, и госпожа Деларивьеръ пріѣхала въ Марсель совсѣмъ больная.
   Мужъ предложилъ ей остановиться въ этомъ городѣ, чтобы поправиться и собраться съ силами, но она отказалась, такъ какъ нетерпѣливо желала видѣть свою дочь. Ей во что-бы ни стало хотѣлось ѣхать; но она слишкомъ понадѣялась если не на свою энергію, то на свои силы.
   Сильная усталость причинила лихорадку, которая становилась все упорнѣе.
   На пути изъ Марсели въ Ліонъ ее дотого измучилъ стукъ и трескъ экстреннаго поѣзда, что съ нею случился родъ разслабленія, которое мужъ ея принялъ за сонъ.
   Въ Ліонѣ поѣздъ остановился на двадцать минутъ. Рѣзкій переходъ отъ движенія въ неподвижности вывелъ Жанну изъ лихорадочнаго забытья и она открыла глаза.
   -- Не хочешь-ли скушать чего нибудь? спросилъ г. Деларивьеръ.
   -- Благодарю, мой другъ, я не голодна, отвѣчала она.
   -- Не хочешь-ли хоть бульону? Я велю подать тебѣ, продолжалъ банкиръ.
   Жанна покачала головой.
   -- Бульонъ изъ буфета не соблазняетъ меня, отвѣчала она, пытаясь улыбнуться.
   -- Надо же тебѣ однако подкрѣпить силы.
   -- Такъ дай мнѣ немножко испанскаго вина. Оно подкрѣпитъ меня до Дижона, а тамъ я попробую пойти въ буфетъ.
   -- Лучше-ли тебѣ?
   -- Да, гораздо лучше. Морское путешествіе измучило меня. Мнѣ кажется, что на желѣзной дорогѣ я отдыхаю.
   -- Дай Богъ!
   Г. Деларивьеръ открылъ одинъ изъ чемодановъ, помѣщенныхъ въ сѣткѣ отдѣленія, и вынулъ изъ него бутылку, обшитую бурою кожею, на которой былъ надѣть серебряный чеканный стаканчикъ.
   Онъ налилъ въ него хереса, каждая капля котораго, падая, сверкала, какъ жидкое золото.
   Жанна медленно выпила этотъ укрѣпляющій напитокъ, и ея блѣдныя щеки тотчасъ-же окрасились легкимъ румянцемъ.
   -- Ахъ, какъ оно подкрѣпляетъ, проговорила она.... Это жизнь.... Я точно воскресла.... Мы отлично сдѣлали, что не остановились.
   -- Ты хотѣла ѣхать, отвѣчалъ банкиръ, а я согласился, какъ и всегда. Но гораздо было-бы благоразумнѣе, еслибы мы поступили, какъ я желалъ и о чемъ умолялъ тебя. Ты прибыла-бы на пакетботѣ въ нѣсколько часовъ изъ Портсмута въ Гавръ. Благодаря приморскимъ желѣзнодорожнымъ поѣздамъ, Гавръ настоящее предмѣстье Парижа, и ты давно-бы ужъ была здорова и счастлива въ Парижѣ подлѣ нашей дочери.
   -- Правда, мой другъ, но....
   -- Но что?
   -- Но въ такомъ случаѣ пришлось-бы разстаться съ тобою, а мнѣ этого не хотѣлось. Мы хорошо сдѣлали, потому что уже приближаемся къ цѣли.... Мы не разлучались ни на одинъ часъ. Что за бѣда небольшая усталость въ сравненіи съ такимъ результатомъ.
   -- Милая... дорогая жена, проговорилъ г. Деларивьеръ, обнявъ Жанну и цѣлуя ее въ лобъ и въ голову.
   Экстренный поѣздъ снова тронулся въ путь и несся къ Парижу съ быстротою шестидесяти километровъ въ часъ.
   Молодая женщина снова впала въ забытье и казалась спящею.
   Въ Дижонѣ г. Деларивьеръ разбудилъ ее.
   -- Ты обѣщала чего нибудь покушать здѣсь, моя милая, сказалъ онъ. Сдержи-же обѣщаніе....
   -- Мнѣ хотѣлось-бы сдержать его, но я чувствую, что это невозможно, отвѣчала она... Мой желудокъ отказывается отъ малѣйшей пищи.... Притомъ-же мнѣ ничего не надо кромѣ сна....
   Лихорадка усилилась, и госпожа Деларивьеръ впала еще въ болѣе тяжелое безпамятство.
   Банкиръ не настаивалъ и слѣдилъ съ испугомъ за усиливающейся болѣзнью.
   

II.

   Молодая женщина, не смотря на то, что была погружена почти въ летаргическое состояніе, сильно страдала. Въ этомъ невозможно было сомнѣваться. Изъ ея полуразкрытаго рта вырывались слабые стоны, мокрые пряди волосъ прильнули къ покрытому потомъ лбу опущенныя вѣки трепетали, какъ крылья бабочки, готовой вспорхнуть.
   Такъ прошло около часа. Затѣмъ госпожа Деларивьеръ попыталась приподняться и начала искать рукою портьеры.
   Нельзя было ошибиться въ значеніи этого жеста.
   Жанна дышала съ трудомъ и хотѣла опустить стекло въ окнѣ.
   Банкиръ понялъ ея желаніе и поспѣшилъ исполнить его. Въ окно пахнулъ рѣзкій, холодный воздухъ.
   Госпожа Деларивьеръ начала вдыхать его съ наслажденіемъ, но вскорѣ лицо ея покрылось страшною блѣдностью. Она съ глухимъ стономъ схватилась за лобъ и упала навзничь на грудь мужа.
   Она лишилась чувствъ.
   -- Боже мой! вскричалъ банкиръ, какъ будто кто нибудь могъ слышать его. Она въ обморокѣ! Что дѣлать!
   Въ самомъ дѣлѣ положеніе было затруднительное.
   Г. Деларивьеръ вообразилъ, что жена его умираетъ, и совершенно потерялъ голову. Онъ былъ неопытенъ въ отношеніи больныхъ и не зналъ на что рѣшиться..
   Но мысль о грозящей опасности возвратила ему отчасти хладнокровіе. Онъ досталъ изъ чемодана хрустальный флакончикъ съ крѣпкимъ англійскимъ спиртомъ и поднесъ его къ носу жены.
   Спиртъ почти тотчасъ-же произвелъ свое дѣйствіе.
   Госпожа Деларивьеръ слегка пошевельнулась, глубоко вздохнула два или три раза открыла глаза и пришла въ себя.
   -- Я думала, что умираю, сказала она, не отдавая себѣ отчета въ томъ, что говоритъ.
   -- Жанна, дорогая моя! проговорилъ банкиръ, обнявъ ее обѣими руками, ты напрасно борешься съ болѣзнью, твои страданія сильнѣе твоей энергіи.
   -- Это правда... голова у меня точно сжата въ желѣзныхъ тискахъ... Я горю, но въ то же время дрожу отъ холода. На груди у меня такая тяжесть, что мнѣ какъ будто мало воздуха...
   -- Тебѣ невозможно ѣхать дальше въ такомъ ужасномъ положеніи, сказалъ съ живостью г. Деларивьеръ.
   -- Что ты хочешь сказать этимъ?
   -- То, что при первой остановкѣ поѣзда мы оставимъ его....
   -- Оставить поѣздъ! вскричала молодая женщина, вдругъ оживляясь. Ты говоришь это серьезно?
   -- Конечно. Мы поступимъ теперь такъ, какъ намъ слѣдовало-бы поступить до отъѣзда изъ Марсели.... Твоя слабость и нездоровье увеличиваются. Тебѣ необходимо нуженъ отдыхъ.
   -- Полно, ты шутишь! возразила съ живостью госпожа Деларивьеръ,-- правда, что я нездорова, но моя болѣзнь слѣдствіе усталости, а усталость неизбѣжна. Вѣдь мы только въ нѣсколькихъ часахъ отъ Парижа, я ни за что не согласна остановиться. Вотъ видишь мнѣ ужь и лучше. Я почти совсѣмъ здорова. Мысль, что я съ каждою минутою все ближе къ дочери -- для меня самое лучшее лекарство. Взгляни на меня... развѣ я похожа на больную?
   Молодая женщина повернула къ мужу свое кроткое улыбающееся лицо, которое сильно измѣнилось, не смотря на ея геройскія усилія скрыть страданія.
   -- Ты хочешь успокоить меня, милая Жанна, проговорилъ г. Деларивьеръ, съ трудомъ удерживая слезы.
   -- Нѣтъ, клянусь тебѣ, я чувствую себя почти совсѣмъ хорошо.
   Она говорила правду. За сильнымъ припадкомъ послѣдовало относительное облегченіе.
   -- Поговоримъ объ Эдмеѣ. Вѣдь ты рѣшился, мы возьмемъ изъ пансіона нашу милую дѣвочку?
   -- Конечно, такъ какъ ея воспитаніе окончено.
   -- И повеземъ ее съ собою въ Нью-Іоркъ?
   -- Вѣдь ты хочешь этого?
   -- Ты знаешь что я всею душою желаю не разставаться больше съ дочерью, но мнѣ хотѣлось-бы также остаться на моей родинѣ...
   -- Да, я знаю, что это твоя мечта поселиться во Франціи, въ Парижѣ.
   -- Или въ его окрестностяхъ. Въ нихъ есть очень красивыя имѣнья, гдѣ Эдмея скоро стала-бы настоящею парижанкою.
   -- Твоя мечта осуществится, я обѣщаю тебѣ.
   -- А скоро-ли? весело спросила г. Деларивьеръ.
   -- Раньше года.
   -- Годъ! какъ это долго, произнесла со вздохомъ молодая женщина.
   -- Конечно такъ. Но вѣдь ты знаешь, что мы должны еще разъ возвратиться въ Нью-Іоркъ, окончить какъ слѣдуетъ ликвидацію конторы и въ особенности, чтобы совершить священный актъ, который, благодаря Бога, теперь возможенъ и будетъ справедливою, хотя и запоздавшею наградою за твою любовь и преданность.
   Жанна опустила глаза, какъ молодая дѣвушка. По щекамъ ея разлилась яркая краска, но она ничего не отвѣтила.
   Наступило непродолжительное молчаніе. Банкиръ первый нарушилъ его.
   -- Ты будешь счастлива тогда, неправда-ли? сказалъ онъ.
   -- О да! очень. Такъ счастлива, что даже не знаю чѣмъ заслужила такое счастье.
   -- Тѣмъ, что ты самая совершенная изъ женъ и лучшая изъ матерей.
   Госпожа Деларивьеръ хотѣла что-то отвѣчать, но слова замерли на ея губахъ отъ нервнаго трепета, пробѣжавшаго по ней съ головы до ногъ.
   Она закуталась въ шубу, которую передъ тѣмъ откинула.
   -- Мнѣ холодно, пробормотала она едва внятнымъ голосомъ, очень холодно.
   -- Не поднять-ли стекло?
   -- Да, пожалуйста.
   Г. Деларивьеръ поспѣшилъ поднять стекло.
   -- Какъ ты себя чувствуешь теперь? спросилъ онъ.
   -- Не знаю. Голова горитъ, а всей мнѣ холодно. Каждое сотрясеніе поѣзда отдается у меня въ мозгу; мнѣ кажется, что у меня хотятъ лопнуть жилы въ вискахъ...
   -- Облокотись на меня, моя дорогая, я согрѣю тебя въ моихъ объятіяхъ.
   И молодая женщина, какъ раненая птичка, опустила голову на грудь мужа, который чувствовалъ, какъ она горѣла и вмѣстѣ съ тѣмъ дрожала.
   Лихорадка усилилась дотого, что становилась опасною, и банкиромъ овладѣло мрачное безпокойство.
   Съ каждой минутою Жаннѣ дѣлалось хуже, порывистое дыханіе вылетало со свистомъ изъ ея груди.
   Поѣздъ мчался чрезвычайно быстро, останавливаясь только на главныхъ станціяхъ.
   Г. Деларивьеръ слышалъ какъ называли постепенно:
   Лошъ, Тоннеръ, Ларошъ, Монтро.
   Было три часа утра.
   Еще полтора часа -- и поѣздъ остановится у Парижской станціи.
   Первый свѣтъ утренней зари выдѣлялся на горизонтѣ блѣдною полосою. На сѣромъ фонѣ неба уже обрисовывались холмы, деревья, телеграфные столбы и снова исчезали подъ густыми облаками дыма, извергаемаго локомотивомъ.
   Вдругъ Жанна глубоко вздохнула, затѣмъ вздрогнула, какъ будто отъ дѣйствія электричества, и наконецъ осталась неподвижна.
   Г. Деларивьеръ съ ужасомъ взглянулъ на лицо жены и затрепеталъ въ свою очередь,
   Широко раскрытые глаза ея были безсознательно устремлены на одну точку, губы бѣлы и она, казалось, перестала дышать.
   Въ самую эту минуту поѣздъ началъ умѣрять быстроту и раздались восклицанія.
   Мельнъ.... Мельнъ....
   Г. Деларивьеръ чувствовавшій что теряетъ голову, отворилъ дверь купэ и закричалъ изо всѣхъ силъ:
   -- Помогите! помогите!
   Служащіе при поѣздѣ подбѣжали къ купэ, изъ котораго раздавались крики.
   -- Что случилось? спросилъ начальникъ поѣзда, вскочивъ на подножку.
   -- Жена моя умираетъ, отвѣчалъ банкиръ. Надо чтобы кто нибудь помогъ мнѣ перенести ее въ вокзалъ. Я остаюсь здѣсь. Нельзя ѣхать дальше, когда она въ такомъ положеніи.
   -- Мы сейчасъ перенесемъ ее, отвѣчалъ начальникъ поѣзда.
   Станціонные сторожа, начальникъ поѣзда и его помощникъ -- всѣ бросились къ отворенному купэ. Многіе путешественники, пробужденные этимъ драматическимъ происшествіемъ, столпились вокругъ него.
   

III.

   Начальникъ поѣзда былъ очень обязательный человѣкъ, одаренный необычайною силою. Онъ взялъ на руки безчувственную госпожу Деларивьеръ и снесъ одинъ въ контору станціоннаго смотрителя, гдѣ очень осторожно посадилъ въ большое кресло.
   Одинъ изъ артельщиковъ послѣдовалъ за нимъ, неся чемоданъ, одѣяла и мелкія вещи, принадлежавшія путешественникамъ и находившіяся въ купэ.
   -- Невозможно, милостивый государь, выгрузить здѣсь вашъ багажъ, мы должны спѣшить, сказалъ начальникъ поѣзда банкиру.
   -- Такъ велите выгрузить въ Парижѣ, отвѣчалъ послѣдній, и оставить на сохраненіе на станціи. Меня зовутъ Морисъ Деларивьеръ: на всѣхъ тюкахъ, есть металлическія пластинки съ моимъ именемъ. У меня пять тюковъ, вотъ списокъ.
   -- Будетъ исполнено.
   -- Я вамъ чрезвычайно обязанъ.
   Черезъ двѣ секунды послѣ этого разговора, поѣздъ помчался на всѣхъ парахъ, такъ какъ опоздалъ почти на десять минутъ.
   Молодая женщина, лежавшая безъ чувствъ, не могла оставаться на станціи, куда ее помѣстили на время. Но въ такой ранній часъ на станціи не было ни одной кареты.
   Станціонный смотритель приказалъ одному изъ своихъ подчиненныхъ нанять хоть какую нибудь колымагу у ближайшаго извощика.
   -- Я возвращусь черезъ двадцать минутъ или черезъ полчаса.... отвѣчалъ подчиненный.
   Жанна не обнаруживала никакихъ признаковъ жизни. Г. Деларивьеръ, стоя на колѣнахъ подлѣ нея, держалъ ея похолодѣвшія руки въ своихъ и, устремивъ глаза на ея кроткое, страшно блѣдное лицо, наблюдалъ не пробѣжитъ ли хотя малѣйшее содроганіе по вѣкамъ или губамъ. Но оно было неподвижно, какъ мраморъ.
   Крупныя слезы одна за другою катились по щекамъ банкира, но онъ не замѣчалъ этого.
   Время шло.
   Посланный возвратился, нанявъ одинъ изъ тѣхъ диковинныхъ экипажей, которые встрѣчаются еще иногда въ провинціи. То была небольшая коляска, существовавшая уже лѣтъ шестьдесятъ, съ кожаными занавѣсками, подымавшимися на заржавѣвшихъ прутьяхъ, и запряженная жалкою, такою же сухопарою клячею, какъ знаменитый конь Донъ-Кихота.
   Г. Деларивьеръ, съ помощью станціоннаго смотрителя, посадилъ или, скорѣе, положилъ больную на заднюю скамейку и окуталъ одѣялами, чтобы защитить отъ рѣзкаго утренняго воздуха.
   -- Куда везти васъ, буржуа? спросилъ извощикъ въ блузѣ и мягкой шляпѣ.
   -- Не знаю.... отвѣчалъ банкиръ, Мёльнъ незнакомъ мнѣ и я не могу указать ни на одинъ отель.
   И онъ обернулся къ станціонному смотрителю.
   -- Я рекомендую вамъ Отелъ Большаго-Оленя, сказалъ послѣдній. Онъ самый лучшій въ городѣ, по крайней мѣрѣ считается такимъ.
   -- Такъ поѣзжайте въ отель Большаго-Оленя, только тише, чтобы избѣжать сотрясенія и толчковъ.
   -- Будьте спокойны, буржуа, мы поѣдемъ потихоньку. Къ тому же, коляска на лежачихъ рессорахъ.
   Г. Деларивьеръ дружески пожалъ руку станціонному смотрителю, далъ золотую монету артельщику и сѣлъ въ колымагу противъ Жанны.
   Отъ станціи до города было недалеко и какъ ни медленно ѣхалъ извощикъ, но вскорѣ остановился на площади Санъ-Жанъ, передъ отелемъ Большаго-Оленя.
   Банкиръ вышелъ изъ колымаги, и съ перваго взгляда увидѣлъ, что отель былъ дѣйствительно хорошій, одинъ изъ тѣхъ провинціальныхъ отелей, содержимыхъ добросовѣстно, въ которыхъ можно найти всѣ удобства.
   Было уже совсѣмъ свѣтло.
   Служанки отеля отворили окна и принялись все мыть и выколачивать съ фламандскою опрятностью.
   На большомъ дворѣ конюхи чистили лошадей и мыли кабріолеты и телѣжки.
   Когда колымага остановилась, изъ двери отеля выбѣжала молодая, живая дѣвушка съ умными глазами и бѣлыми зубами, и бросилась отворять дверцу экипажа.
   -- Поскорѣе комнату, моя милая, и самую лучшую во всемъ отелѣ, сказалъ банкиръ.
   -- Вы одни, сударь? спросила дѣвушка.
   -- Нѣтъ, со мною больная, которой необходимъ вашъ уходъ.
   -- Къ вашимъ услугамъ, сударь. Первый номеръ занятъ однимъ русскимъ, но у меня есть во второмъ этажѣ номеръ въ двѣ комнаты, окна которыхъ выходятъ на площадь. Каждая комната о двухъ окнахъ. Годится ли это вамъ?
   -- Годится. Приготовьте комнаты.
   -- Постели совсѣмъ готовы.
   -- Такъ позовите кого нибудь, кто помогъ бы мнѣ перенести жену, потому что она въ обморокѣ.
   -- Ахъ, бѣдняжка!-- Я сама помогу вамъ, сударь, я сильна.
   -- И какъ можно скорѣе пошлите за докторомъ.
   -- Тіэнета! крикнула молодая дѣвушка другой служанкѣ, которая стояла на порогѣ и съ любопытствомъ смотрѣла на эту сцену,-- сбѣгай за докторомъ, да смотри живо и приведи его. Скажи ему, что время не терпитъ.
   -- Сейчасъ, Роза, отвѣчала послушно Тіэнета, и пустилась въ путь бѣгомъ.
   -- Теперь, сударь, сказала Роза банкиру, если вамъ угодно, то мы можемъ нести большую.
   Г. Деларивьеръ щедро заплатилъ сельскому возницѣ, и черезъ нѣсколько минутъ Жанна, которую служанка осторожно раздѣла, лежала закутанная одѣяломъ на постели съ ситцевымъ пологомъ, въ одной изъ комнатъ втораго этажа.
   Банкиръ, блѣдный какъ преступникъ, приговоренный къ казни, наклонясь надъ женою, смотрѣлъ на нее мрачнымъ взглядомъ, и видя, что она неподвижна по прежнему, готовъ былъ рыдать.
   Это молчаніе напугало Розу. Чтобы успокоиться, ей необходимо было услышать его голосъ.
   -- Сударь, сказала она, отворивъ дверь въ другую, просторную и также комфортэбельно меблированную комнату,-- вотъ здѣсь есть для васъ другая комната. Тамъ, подлѣ постели уборная и есть другая дверь, которая ведетъ въ коридоръ, такъ что вамъ не надо будетъ проходить здѣсь мимо больной.
   -- Все это прекрасно, проговорилъ машинально банкиръ, почти неслыхавшій, что говорила Роза.
   -- Если госпожѣ будетъ лучше завтра, продолжала Роза, то она можетъ, не утруждая себя, любоваться зрѣлищемъ, для котораго многіе пріѣдутъ изъ Парижа.... такія зрѣлища не часто случаются.... по крайней мѣрѣ здѣсь давно уже не видывали подобнаго. Кромѣ того, тутъ есть какія-то таинственныя обстоятельства, такъ что это очень интересно вездѣ только и говорятъ что объ этомъ....
   Роза замолчала въ ожиданіи вопроса, но она ждала напрасно. Г. Деларивьеръ не слушалъ ея: еще внимательнѣе прежняго онъ смотрѣлъ на свою дорогую Жанну.
   Роза однако не упала духомъ, и опять заговорила:
   -- За окна, выходящія на площадь Санъ-Жанъ, дорого платятъ. Изъ нихъ какъ разъ все будетъ видно, такъ что мы не знаемъ, что и просить за нихъ. Нѣкоторыя наняты уже по пятидесяти франковъ за окно.... право, по пятидесяти франковъ.
   Банкиръ, не обращавшій вниманія на ея слова, вдругъ слегка вскрикнулъ и бросился къ постели жены. Ему показалось, что она пошевельнула рукою; но онъ ошибся. Изящная рука съ длинными и тонкими пальцами, на которыхъ сверкали кольца съ драгоцѣнными каменьями, была холодна и неподвижна.
   Роза поняла наконецъ, что ей не удастся отвлечь г. Деларивьера отъ тревожившихъ его мыслей.
   -- Я ухожу, сударь, сказала она. Не надо ли вамъ чего?
   -- Нѣтъ милая.
   -- Можетъ быть, вы покушали бы супу? Черезъ пять минутъ онъ будетъ готовъ.
   -- Благодарю.
   -- Или не хотите ли чашку молока? У насъ безподобное молоко. Мы такъ хорошо держимъ коровъ, что приходятъ смотрѣть хлѣвы. Право, сударь, не угодно ли вамъ молока?
   -- Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчалъ банкиръ почти съ досадою; мнѣ ничего не надо.
   -- Впрочемъ, скоро встанетъ хозяйка и придетъ сюда, прибавила Роза, и если вамъ что нибудь понадобится, скажите ей.
   -- Боже мой! Время идетъ, а доктора все еще нѣтъ, произнесъ г. Деларивьеръ, говоря почти самъ съ собою.
   -- Я схожу, узнаю, пришла ли Тіэнета, и вернусь сказать вамъ скоро ли придетъ докторъ, проговорила съ живостью Роза и вышла изъ комнаты.
   Банкиръ остался одинъ съ обожаемою женою, которая можетъ быть уже мертва.
   

IV.

   Невозможно передать никакими словами, въ какомъ страшномъ отчаяніи былъ г. Деларивьеръ, при видѣ этого обморока, скорѣе похожаго на смерть.
   Несчастный старикъ сталъ на колѣни подлѣ постели и цѣловалъ, рыдая, холодныя руки Жанны.
   -- Она умерла!... говорилъ онъ. Умерла, не взглянувъ на меня въ послѣдній разъ, не подаривъ меня послѣдней улыбкою, послѣднимъ словомъ! Умерла, такая молодая, когда могла бы еще долго жить! Нѣтъ это невозможно! Богъ милосердъ!... Онъ не захочетъ лишить ее жизни въ такую минуту, когда ее ожидаетъ счастливая будущность, исполненная надеждъ для меня! Онъ не захочетъ разбить этой дорогой жизни въ такое время, когда я имѣю возможность стереть единственное пятно прошлаго!... А докторъ все не идетъ и я не могу ничѣмъ помочь этому ангелу, у котораго каждая улетающая секунда можетъ быть уноситъ искру жизни! Боже милосердный! не отними у меня моей дорогой подруги! Рази меня! Уничтожь меня.... но пощади ее!... Я довольно уже пожилъ, возьми мою жизнь, но сохрани ее для ея дочери.... Жанна, возлюбленная моя Жанна, вѣдь ты не умерла?.... Открой глаза, молю тебя.... молю на колѣнахъ!.... Приди въ себя, скажи мнѣ хоть одно слово!...
   И банкиръ въ тоскѣ ломалъ руки.
   Кто-то тихонько стукнулъ въ дверь.
   Г. Деларивьеръ обернулся.
   -- Войдите, пробормоталъ онъ еле-слышнымъ голосомъ
   Явилась Роза.
   -- Докторъ пришелъ, сударь, сказала она, вотъ онъ.
   И она пропустила впередъ человѣка, лѣтъ двадцати шести, съ правильнымъ, очень умнымъ и симпатичнымъ лицомъ, выражавшимъ вмѣстѣ и доброту, и энергію.
   Доктора звали Жоржъ Вернье.
   Г. Деларивьеръ подошелъ къ нему,
   -- Наконецъ-то вы пришли! вскричалъ онъ. Я былъ какъ на горячихъ угольяхъ, въ ожиданіи васъ! Жена моя умираетъ.... Спасите ее, спасите!-- и моя благодарность вамъ будетъ безгранична.
   И онъ увлекъ доктора къ кровати.
   Послѣдній, тронутый этимъ отчаяньемъ, проговорилъ съ участіемъ:
   -- Повѣрьте, я сдѣлаю все, что только будетъ возможно. Онъ взялъ Жанну за руку и пощупалъ пульсъ. Затѣмъ, приложилъ ухо къ лѣвому боку больной и нѣсколько секундъ прислушивался. Послѣ того раздвинулъ ея губы и приподнялъ вѣки.
   Банкиръ съ невыразимымъ безпокойствомъ слѣдилъ за каждымъ его движеніемъ.
   -- Что же, докторъ, что? спросилъ онъ.
   Жоржъ Вернье, углубленный въ свои наблюденія, почти не слыхалъ этого вопроса, произнесеннаго едва слышнымъ голосомъ.
   Онъ вторично приложилъ ухо къ груди Жанны, тамъ, гдѣ было сердце, и снова сталъ прислушиваться. Прошло двѣ или три секунды.
   Наконецъ докторъ выпрямился и обернулся къ банкиру, который едва дышалъ и былъ почти такъ же блѣденъ, какъ его жена.
   Свѣтлый и твердый взглядъ доктора заставилъ его вздрогнуть. Онъ хотѣлъ-было спросить,-- но у него не хватило ни силы, ни мужества,-- губы его шевелились, не издавая звуковъ.
   -- Ваша жена жива, сказалъ докторъ.
   Избытокъ радости такъ же можетъ быть пагубенъ, какъ и избытокъ горя.
   Банкиръ пошатнулся.
   -- Жива! вскричалъ онъ, сложивъ руки. Жива!.... И вы спасете ее?
   -- Я полагаю, что могу увѣрить васъ въ этомъ.
   -- Ахъ, докторъ! всего моего состоянія мало, чтобы вознаградить васъ за эти слова.
   Роза, остановившаяся изъ любопытства, стояла на порогѣ въ полуотворенной двери.
   -- Дайте мнѣ, милая, перо, бумаги и чернилъ, сказалъ ей докторъ.
   -- Сейчасъ, господинъ докторъ.
   Г. Деларивьеръ почти упалъ на стулъ. Внезапная радость такъ подѣйствовала на него, что онъ ослабъ какъ ребенокъ. По лицу его струились обильныя слезы.
   Жоржъ Вернье подошелъ къ нему и сказалъ дружескимъ тономъ:
   -- Прошу васъ, постарайтесь справиться съ собою. Необходимо чтобы вы были спокойны, потому что я долженъ разспросить васъ о больной.
   Банкиръ сдѣлалъ надъ собою усиліе, увѣнчавшееся успѣхомъ. Слезы его изсякли и онъ отвѣчалъ почти съ твердостью:
   -- Я спокоенъ теперь и въ состояніи отвѣчать на ваши вопросы.
   -- Съ которыхъ поръ супруга ваша находится въ этомъ положеніи?
   -- Это случилось съ нею почти часъ съ четвертью тому назадъ.
   -- Припадокъ этотъ былъ вызванъ какимъ нибудь сильнымъ огорченіемъ или по крайней мѣрѣ крупною непріятностью?
   -- У нея не было ни огорченія, ни непріятностей.
   -- Увѣрены ли вы въ этомъ?
   -- Совершенно увѣренъ. Мы ѣдемъ съ женою изъ Нью-Іорка, гдѣ я имѣю банкирскую контору, за нашею дочерью, которая воспитывается во Франціи, съ цѣлью взять ее изъ пансіона.... Мы очень богаты и живемъ чрезвычайно согласно.... счастье моей жены ничѣмъ не омрачено.
   -- Не былъ ли слишкомъ труденъ переѣздъ изъ Нью-Іорка въ Марсель? спросилъ докторъ.
   -- Мы не прямо пріѣхали въ Марсель. По важнымъ дѣламъ я долженъ былъ заѣхать въ Англію, Португалію, Испанію, и тогда уже прибыли мы въ Марсель. Мы ѣхали моремъ болѣе мѣсяца, и это продолжительное путешествіе очень утомило мою жену. Когда мы высадились въ Марсели, у нея была лихорадка. Я хотѣлъ заставить ее отдохнуть въ Марсели нѣсколько дней, но она спѣшила увидѣть дочь и непремѣнно хотѣла ѣхать дальше. Я виню себя въ томъ, что послушался ея.
   -- Ваша супруга подвержена обморокамъ?
   -- Она очень впечатлительна и нервна. Въ теченіи восьмнадцати лѣтъ нашего супружества съ нею раза два или три случались обмороки, вслѣдствіе легкаго нездоровья, но они продолжались только нѣсколько минутъ и не имѣли серьезныхъ послѣдствій. Даже нынѣшнею ночью съ нею случился на желѣзной дорогѣ непродолжительный обморокъ. Я далъ ей понюхать спирту -- и она скоро пришла въ чувство.
   Въ эту минуту вошла въ комнату Роза, которая принесла перо, бумагу и чернильницу. Когда она хотѣла выйти, докторъ остановилъ ее. Затѣмъ началъ писать рецептъ.
   -- Состояніе вашей супруги не опасно и вы не должны такъ сильно тревожиться, сказалъ онъ, обратясь къ банкиру и продолжая писать, но оно требуетъ заботливаго ухода.
   -- Вы полагаете, что болѣзнь будетъ продолжительна? спросилъ банкиръ.
   -- Нѣтъ. Я надѣюсь, что скоро возстановлю спокойствіе въ ея организмѣ, разстроенномъ сильнымъ утомленіемъ, которое, при ея сильной воспріимчивости и очень нервномъ темпераментѣ, вызвало это каталепсическое состояніе.
   -- Боже мой, неужели же это каталепсія? спросилъ банкиръ, который опять очень встревожился.
   -- Да, надо затормозить вначалѣ болѣзнь, съ которою будетъ очень трудно, почти невозможно, справиться, если она перейдетъ въ хроническую. Но она только что началась сегодня,-- и я ручаюсь вамъ, что вылечу вашу супругу. Только вы должны впредь оберегать ее отъ всякаго слишкомъ сильнаго волненія, какъ печальнаго, такъ и радостнаго.
   -- О! вскричалъ банкиръ, я постараюсь всѣми силами доставить ей полнѣйшее спокойствіе.
   Жоржъ Вернье подалъ хорошенькой служанкѣ рецептъ.
   -- Снесите этотъ рецептъ въ аптеку, что рядомъ съ отелемъ, сказалъ онъ, и подождите нѣсколько минутъ. Вмѣстѣ съ лекарствомъ, которое вамъ дадутъ, принесите мнѣ серебряную ложку.
   -- Хорошо, господинъ докторъ, отвѣтила Роза и вышла изъ комнаты такъ проворно, что можно было надѣяться на скорое возвращеніе.
   Небо было въ этотъ день очень чисто. Теплые лучи восходящаго солнца освѣщали фасадъ отеля; но плотныя, ситцевыя занавѣски, подбитыя бѣлою кисеею, пропускали въ комнату только полусвѣтъ. Докторъ велѣлъ поднять ихъ и отворилъ окно. Затѣмъ подошелъ къ больной и въ первый разъ ясно увидѣлъ ея лицо.
   Физіономія госпожи Деларивьеръ, не смотря на страшную блѣдность и страданье, сохранила свою привлекательность и выраженіе чрезвычайной кротости.
   Жоржъ Вернье, при видѣ этого молодаго еще и пріятнаго лица, вздрогнулъ и сдѣлалъ жестъ, выражавшій изумленіе. Это лицо напомнило ему другое лицо молодой дѣвушки, при воспоминаніи которой трепетало его сердце и пульсъ бился по полутораста разъ въ минуту.
   

V.

   -- Я не ошибся, думалъ докторъ, съ возрастающимъ волненіемъ. Это не игра воображенія. Это тѣ же черты, тѣ же контуры... Это то же лицо, только на пятнадцать лѣтъ постарше.... У меня хорошая память.... Эти прелестныя и чистыя черты напоминаютъ мнѣ молодую дѣвушку, которую я видѣлъ вмѣстѣ съ ея подругами въ Сенъ-Манде и на лугахъ Венсенскаго лѣса и которой я отдалъ мое сердце. Что за страшное сходство? Неужели же это игра природы? Доктора вывела изъ раздумья Роза, которая принесла лекарство и серебряную ложку.
   Онъ взялъ и то, и другое, и сказалъ г. Деларивьеру, который такъ волновался, что на него жаль было смотрѣть:
   -- Успокойтесь и будьте мужественны.... Я вамъ повторяю, все будетъ хорошо.... Помогите мнѣ тихонько приподнять больную....
   Банкиръ исполнилъ его желаніе.
   Жоржъ Вернье подложилъ подушки подъ плечи Жанны такъ, что она почти сидѣла на постели.
   Затѣмъ, онъ потрясъ стклянку, налилъ ложку лекарства и не безъ труда влилъ его ротъ больной: такъ зубы ея были стиснуты.
   Г. Деларивьеръ, неподвижный и блѣдный, ожидалъ съ трепетомъ исхода борьбы науки съ болѣзнью.
   Жоржъ Вернье держалъ въ рукахъ часы и слѣдилъ за ходомъ стрѣлокъ.
   Въ комнатѣ царила полнѣйшая тишина.
   Прошло десять минутъ, показавшіяся цѣлымъ вѣкомъ банкиру, который любилъ жену въ тысячу разъ болѣе, чѣмъ самаго себя.
   Докторъ, безстрастный и холодный, какъ человѣкъ, увѣренный въ себѣ, влилъ въ ротъ больной еще ложку лекарства.
   -- Если я хорошо разсчиталъ, сказалъ онъ, то лекарство подѣйствуетъ черезъ десять минутъ.
   -- Еще десять минутъ! проговорилъ г. Деларивьеръ, почти замирающимъ голосомъ. Страдаетъ она? спросилъ онъ.
   -- Нѣтъ. Въ такомъ летаргическомъ состояніи тѣло положительно ничего не ощущаетъ...
   Снова настало молчаніе.
   Вдругъ, когда прошла десятая минута, губы Жанны затрепетали и грудь судорожно поднялась.
   Банкиръ слегка вскрикнулъ и хотѣлъ броситься къ ней.
   Но Жоржъ Вернье остановилъ его движеніемъ и въ то же время проговорилъ:
   -- Она спасена, но необходимо, чтобы она не видѣла и не слышала васъ.... Надо, чтобы она пришла въ себя медленно, и не должно ничѣмъ мѣшать этому пробужденію тѣла и духа. Послѣ страшнаго кризиса, отъ котораго она могла умереть, благодаря лекарству, наступитъ сонъ, непобѣдимый и неизбѣжный, но пріятный и возстановляющій силы.
   -- А долго онъ будетъ продолжаться?
   -- Я не могу опредѣлить этого съ точностью, отвѣчалъ докторъ, но будьте теперь совершенно спокойны.... я повторяю вамъ, что госпожа Деларльверъ спасена...
   Банкиръ схватилъ доктора за обѣ руки, и сжалъ ихъ съ выраженіемъ горячей благодарности; глаза его опять наполнились слезами, но это были радостныя слезы.
   Тѣло Жанны, до сихъ поръ почти окостенѣвшее, начало пріобрѣтать жизненную гибкость. Готовыя раскрыться вѣки вздрагивали.
   Кто-то тихонько постучалъ въ дверь.
   Докторъ самъ отворилъ ее и въ комнату вошла на цыпочкахъ госпожа Лоріоль, хозяйка отеля.
   Это была маленькая, кругленькая женщина, лѣтъ сорока, съ очень добрымъ лицомъ.
   Докторъ приложилъ палецъ къ губамъ, давая этимъ понять ей, чтобы она говорила тише, и указалъ рукою на г. Деларивьера.
   Госпожа Лоріоль подошла къ банкиру, сдѣлала ему низкій реверансъ и сказала шопотомъ:
   -- Вы извините меня, сударь, что я осмѣлилась явиться къ вамъ незванная. Я сожалѣю, что не могла сама встрѣтить васъ, когда вы пріѣхали. Я еще спала, когда вы пожаловали.... Я обыкновенно ложусь послѣдняя въ домѣ и стараюсь вознаградить себя за это утромъ. Надѣюсь, что вы ни въ чемъ не имѣли недостатка и что вы остались довольны Розою, моею старшею служанкою?
   Г. Деларивьеръ утвердительно кивнулъ головою, а докторъ сказалъ:
   -- Роза сдѣлала все, что слѣдовало, милая госпожа Лоріоль, и господинъ Деларивьеръ вѣроятно остался доволенъ ея пріемомъ.
   -- Значитъ, все хорошо, отвѣчала хозяйка. Затѣмъ, бросивъ быстрый взглядъ на Жанну, лежавшую на постели, прибавила:
   -- Судя по положенію этой бѣдной дамы, вы вѣроятно проживете нѣсколько дней въ отелѣ.
   -- Не только вѣроятно, но непремѣнно,-- отвѣчалъ банкиръ.
   -- Я осмѣлилась сдѣлать вамъ этотъ вопросъ потому, что мнѣ необходимо знать это и вотъ для чего: вчера и сегодня поутру я получила изъ Парижа много писемъ и телеграммъ; у меня требуютъ нѣсколько комнатъ и столько оконъ, сколько нѣтъ и въ отелѣ.-- Слѣдовательно, еслибы вы не остались здѣсь, я отдала бы въ наймы окна вашихъ комнатъ по дорогой цѣнѣ...
   -- Вы отдали бы въ наймы окна? спросилъ съ изумленіемъ г. Деларивьеръ, который, какъ намъ извѣстно, не обратилъ вниманія на то, что говорила на счетъ этого Роза. Развѣ завтра будетъ что нибудь необыкновенное на этой площади?...
   -- Смертная казнь,-- отвѣчалъ Жоржъ Вернье.
   Банкиръ сдѣлалъ движеніе ужаса.
   -- Да, завтра обезглавятъ одного мошенника, прибавила госпожа Лоріоль, и любопытные предлагаютъ мнѣ по сту франковъ за окно.
   -- Сто франковъ за то, чтобы видѣть, какъ упадетъ голова человѣка! проговорилъ банкиръ. Это слишкомъ дорого за такое мрачное зрѣлище!
   -- Негодяй, котораго казнятъ,-- необыкновенный убійца, сказала госпожа Лоріоль.-- Процесъ его надѣлалъ много шуму... Одни обвиняютъ его, другіе оправдываютъ: вотъ отчего многіе пріѣдутъ издалека смотрѣть на его казнь. Надо вамъ еще сказать... и госпожа Лоріоль хотѣла подробно разсказать все дѣло, но докторъ остановилъ жестомъ потокъ рѣчей, готовыхъ вырваться изъ ея устъ.
   -- Не безпокойтесь, сказалъ тогда г. Деларивьеръ, мое пребываніе въ отелѣ не принесетъ вамъ ни малѣйшаго ущерба; вы ничего не потеряете, если не отдадите въ наймы четырехъ оконъ, занимаемыхъ мною комнатъ любителямъ сильныхъ ощущеній...
   -- О! я сказала вамъ объ этомъ вовсе не съ тѣмъ, чтобы эксплуатировать васъ! воскликнула госпожа Лоріоль, а просто затѣмъ...
   -- Чтобъ я зналъ, что стоятъ въ настоящее время окна, договорилъ г. Деларивьеръ.
   -- Да.
   -- Въ такомъ случаѣ я заплачу то, что они будутъ стоить завтра, какъ будто мнѣ также очень интересно видѣть какъ голова несчастнаго упадетъ въ кровавую корзину.-- Запишите въ моемъ счетѣ двадцать луидоровъ за эти четыре окна.
   Госпожа Лоріоль улыбнулась и опять сдѣлала низкій реверансъ.
   -- Вы очень любезны, проговорила она, и затѣмъ прибавила:-- не угодно ли вамъ чего нибудь?
   -- Въ настоящую минуту ничего, отвѣчалъ банкиръ.
   -- Развѣ вы не хотите позавтракать? спросилъ Жоржъ Вернье.
   -- Я вовсе не чувствую аппетита.
   -- Я понимаю это, но вы должны позавтракать хотя бы черезъ силу. Принудьте себя, если не хотите, чтобы мнѣ не пришлось лечить и васъ также въ непродолжительномъ времени.-- Вы были сильно встревожены, но теперь вы успокоились, подумайте же и о тѣлѣ. Вамъ необходимо подкрѣпить силы.
   -- Если я исполню вашъ совѣтъ, согласны ли вы позавтракать вмѣстѣ со мною?
   -- Но...
   -- О, прошу васъ безъ "но". Только съ тѣмъ условіемъ, что вы будете моимъ гостемъ, согласенъ я съѣсть что нибудь... Я чувствую, что, если останусь одинъ, у меня пропадетъ вся энергія.
   -- Въ такомъ случаѣ я согласенъ, отвѣчалъ докторъ.
   -- Завтракъ будетъ готовъ черезъ двадцать минутъ, вскричала госпожа Лоріоль. Гдѣ прикажите подать?
   -- Въ нижнемъ этажѣ, отвѣчалъ докторъ. Мы можемъ спокойно разговаривать тамъ, не опасаясь потревожить больную. Въ отношеніи меню мы полагаемся на васъ. Постарайтесь доказать г. Деларивьеру, что поваръ въ вашемъ отелѣ мастеръ своего дѣла.
   -- Будьте спокойны, господинъ Жоржъ.
   -- Сдѣлайте одолженіе, пошлите сказать старухѣ Магдалинѣ, моей экономкѣ, что я здѣсь, и не буду завтракать дома.
   -- Сейчасъ пошлю.
   Госпожа Лоріоль вышла изъ комнаты, и г. Деларивьеръ поблагодарилъ доктора за то, что тотъ принялъ его приглашеніе.
   -- Одиночество для васъ теперь никуда не годится... я понимаю это.... сказалъ докторъ.-- Тсъ! прибавилъ онъ, слышите....
   Изъ устъ Жанны вырвался легкій вздохъ.
   Оба подошли къ постели.
   

VI.

   Молодая женщина лежала неподвижно; дыханіе ея было спокойно и правильно, блѣдность быстро исчезала.
   Жоржъ Вернье взялъ ее за руку и сосчиталъ біеніе пульса.
   -- Что-же? спросилъ шепотомъ г. Деларивьеръ.
   -- Лихорадка уменьшается,-- отвѣчалъ докторъ, и скоро совсѣмъ пройдетъ, благодаря вызванному мною сну... Сонъ этотъ продолжится три или четыре часа безъ перерыва, и когда наша больная проснется, то будетъ почти совсѣмъ здорова.
   Банкиръ вторично пожалъ руку молодому человѣку.
   По лицу Жанны разлился теперь румянецъ жизни и въ вмѣстѣ съ тѣмъ возвратились ея миловидность и моложавость.
   -- Сходство усиливается съ каждою минутою, подумалъ докторъ; мнѣ кажется, что я вижу старшую сестру той, которую люблю.
   Г. Деларивьеръ наклонился надъ спящею женою и чуть-чуть коснулся ея лба своими губами.
   Онъ совершенно измѣнился, какъ будто ожилъ, видя какъ оживала его дорогая Жанна.
   Вошла Роза и доложила, что поданъ завтракъ.
   Докторъ затворилъ окно, опустилъ занавѣски, такъ что въ комнатѣ насталъ опять полусвѣтъ, и вышелъ вмѣстѣ съ банкиромъ, который на порогѣ обернулся и еще разъ посмотрѣлъ съ любовью на Жанну.
   Завтракъ былъ накрытъ не въ большой столовой отеля, но въ маленькой комнатѣ, единственное окно которой выходило въ садъ.
   Цвѣты, красовавшіеся на клумбахъ, наполняли теплый воздухъ своимъ благоуханіемъ.-- Птички, обрадовавшись солнцу, громко распѣвали, какъ бы празднуя возвращеніе весны.
   Кокетливо накрытый столъ имѣлъ очень привлекательный видъ. Ослѣпительной бѣлизны бѣлье, старинный граненый хрусталь и старинное же массивное серебро дѣлали честь дому.
   Роза въ свѣтломъ платьѣ, бѣломъ передникѣ, съ полотнянымъ чепчикомъ на черныхъ волосахъ и съ салфеткою въ рукѣ, похаживала вокругъ стола, желая удостовѣриться все ли въ исправности.
   Къ г. Деларивьеру, успокоенному полученнымъ уже результатомъ и вполнѣ увѣренному въ искусствѣ доктора, возвратилась отчасти всегдашняя веселость, и онъ почти улыбался, когда вошелъ со своимъ гостемъ въ столовую.
   Роза, увидѣвъ ихъ, сдѣлала низкій реверансъ.
   -- Вотъ отлично сервированный столъ, доказывающій ваше искусство, сказалъ банкиръ, обратясь къ ней.
   Молодая дѣвушка покраснѣла отъ радости и спросила какого онъ желаетъ вина.
   -- А вы какъ думаете объ этомъ, докторъ?
   -- О, я предоставляю вамъ выборъ, отвѣчалъ докторъ... Погребъ Большаго Оленя пользуется громкою извѣстностью и вполнѣ заслуживаетъ ея.
   -- Какія вы лучше любите вина: бордосскія или бургундскія?
   -- Въ отношеніи винъ я эклектикъ...
   -- Въ такомъ случаѣ мы отвѣдаемъ и тѣхъ, и другихъ. Прикажите подать намъ бутылку Вольней и бутылку Сенъ Эмиліона, прибавилъ онъ, обратясь къ Розѣ.
   -- Изъ тѣхъ, которыя подальше запрятаны, сказалъ со смѣхомъ Жоржъ Вернье.
   Роза исчезла и возвратилась черезъ нѣсколько минутъ, неся на подносѣ закуски и двѣ покрытыя плѣсенью бутылки, очень почтенной наружности.
   Поспѣшимъ прибавить, что наружность была не обманчива; вина оказались достойными бутылокъ.
   -- Докторъ, сказалъ банкиръ, наливъ его рюмку, сообщите мнѣ подробно объ этой казни, которая такъ возбуждаетъ общее любопытство, что нанимаютъ дорого окна, чтобъ видѣть ее.
   -- Уголовному суду давно уже не приходилось разбирать такого таинственнаго и страннаго преступленія.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?
   -- Таково мнѣніе всѣхъ, кто слышалъ судопроизводство, и я долженъ признаться, что также слѣдилъ за нимъ съ живѣйшимъ любопытствомъ.
   -- Конечно, дѣло идетъ объ убійствѣ, такъ какъ судъ приговорилъ преступника къ смертной казни?
   -- Да, объ убійствѣ.
   -- Можете ли вы разсказать подробно какъ было совершено преступленіе.
   -- Могу. На берегахъ Сены, въ нѣсколькихъ стахъ метрахъ разстоянія отъ послѣдняго дома въ Мельнѣ, есть прелестное имѣніе хозяина котораго, славнаго, молодаго человѣка, звали Фредерикъ Бальтусъ... Онъ былъ очень богатъ, велъ роскошный образъ жизни и жилъ постоянно лѣтомъ и зимою на этой виллѣ вмѣстѣ со своею сестрою, Паулою Бальтусъ, прелестною особою, которую всѣ любятъ и уважаютъ. Пять мѣсяцевъ тому назадъ, 3-го декабря, садовникъ рано поутру шелъ въ Мельнъ и, выйдя изъ дома, въ двадцати шагахъ отъ садовой рѣшетки, наткнулся на трупъ, почти занесенный снѣгомъ, который шелъ уже нѣсколько часовъ.
   -- Чей же былъ этотъ трупъ? спросилъ съ живостью банкиръ.
   -- Фредерика Бальтуса...
   -- Его убили?
   -- Да! Одна пуля разможжила ему голову, а другая попала въ сердце. Слѣдствіе доказало, что третья пуля прорвала одежду и сплющилась о какой-то сопротивляющійся предметъ. Оказалась контузія немного повыше лѣвой мышки въ томъ мѣстѣ, гдѣ Фредерикъ Бальтусъ обыкновенно носилъ въ боковомъ карманѣ бумажникъ.
   -- Этого молодого человѣка застрѣлили изъ револьвера?
   -- Да, его ранили почти въ ста метрахъ отъ виллы, подлѣ небольшой рощи, но въ немъ еще осталось настолько силы, что онъ дотащился до рѣшетки гдѣ упалъ и умеръ безъ всякой помощи.... Дали знать полиціи, которая тотчасъ же произвела слѣдствіе. Около рощи, о которой я говорилъ вамъ, нашли въ снѣгу револьверъ. Было употреблено три заряда. Конечно, преступленіе было совершено этимъ орудіемъ. Убійца не оставилъ слѣдовъ. Земля была покрыта на пятнадцать сантиметровъ глубины снѣгомъ, который совершенно занесъ ихъ.
   -- Но какимъ же образомъ узнали, что г. Бальтуса ранили подлѣ рощи? спросилъ банкиръ.
   -- Очень просто.... Снѣгъ осторожно сняли въ томъ мѣстѣ, гдѣ подняли револьверъ, и подъ нимъ оказалась кровавая лужа. Точно также сняли снѣгъ по направленію къ дому и нашли подъ нимъ кровавые слѣды, которые шли до того мѣста, гдѣ несчастный молодой человѣкъ упалъ мертвый...
   -- И никто не слыхалъ выстрѣловъ?
   -- Никто!...
   -- Странно!...
   -- Но вѣдь эта вилла стоитъ особнякомъ, въ уединенномъ мѣстѣ, въ двухъ стахъ метровъ отъ послѣдняго дома, за Мельнскимъ мостомъ. Эго было ночью, всѣ спали,-- и немудрено, что никто не обратилъ вниманія на слабые звуки выстрѣловъ изъ револьвера...
   -- Преступленіе было совершено ночью?
   -- Изъ слѣдствія узнали, что г. Бальтусъ, возвращаясь изъ Парижа, оставилъ желѣзнодорожный поѣздъ въ десять часовъ пятьдесятъ семь минутъ вечера; его убили въ половинѣ двѣнадцатаго.
   -- Что-же было поводомъ къ преступленію:-- месть или кража?
   -- Кража... невозможно сомнѣваться въ этомъ, такъ какъ бумажникъ г. Бальтуса исчезъ.
   -- Что въ немъ было?
   -- Различныя бумаги и деньги.
   -- Большая сумма?
   -- Никакъ не менѣе двухъ тысячъ пятидесяти франковъ въ билетахъ....
   -- А могъ ли кто нибудь знать, что у г. Бальтуса была такая сумма?
   -- Это неизвѣстно... Банкиръ его вручилъ ему въ четыре часа пятнадцать тысячъ франковъ. Молодой человѣкъ на слѣдующій день хотѣлъ отправиться въ Ниццу, со своею сестрою, которую очень любилъ... У этаго банкира, стариннаго друга семейства, г. Бальтусъ имѣлъ крупную непріятность...
   -- По какому поводу?
   -- По поводу однаго пропавшаго или украденнаго чека, въ который надъ его подписью вписали значительную сумму и по которому уплатилъ банкиръ, ничего непозрѣвавшій...
   -- Этотъ чекъ могъ навести на слѣдъ...
   -- Какимъ образомъ? Банкиру принесъ его незнакомый человѣкъ, а росписка была подписана фальшивымъ именемъ... Къ тому же, чекъ исчезъ вмѣстѣ съ бумажникомъ и находившимися въ немъ ассигнаціями.
   -- Во всемъ этомъ, какъ я вижу, нѣтъ ничего общаго съ несчастнымъ, котораго казнятъ завтра, замѣтилъ г. Деларивьеръ.
   -- Имѣйте терпѣнье, возразилъ Жоржъ Вернье, я сейчасъ договорюсь до него. Понятно, что на другой день послѣ убійства, всѣ жандармы бригады были на ногахъ на двадцать лье въ окружности.. Черезъ два дня послѣ убійства, мельнскій судъ получилъ увѣдомленіе отъ фонтенеблоскаго, что въ этомъ городѣ схватили какого-то бродягу, который, надо полагать, убилъ Фредерика Бальтуса.
   

VII.

   -- Были улики противъ этаго бродяги? спросилъ г. Деларивьеръ.
   -- Вопіющія, отвѣчалъ докторъ.
   -- Какія же?
   -- Человѣкъ этотъ пришелъ къ одному виноторговцу и заказалъ себѣ скромный завтракъ. Чтобы расплатиться, онъ вынулъ изъ кармана пятидесятифранковую ассигнацію.
   Такъ какъ его жалкая одежда и лицо не внушали довѣрія, то винопродавецъ счелъ нужнымъ внимательно осмотрѣть ассигнацію, и съ удивленіемъ увидѣлъ, что она продырявлена въ четырехъ мѣстахъ, какъ будто была сложена вчетверо и пробита пулею...
   Въ Фонтенбло въ то время всѣ были заняты убійствомъ, совершеннымъ наканунѣ въ Мельнѣ.-- Жалкая одежда и что-то тревожное въ пріемахъ этого бродяги не внушали никакого довѣрія. Все это возбудило подозрѣніе въ виноторговцѣ -- "У меня нѣтъ сдачи, сказалъ онъ -- я размѣняю у сосѣда".... и вышелъ -- Но самъ отправился за полиціею. Черезъ пять минутъ бродягу арестовали и привели къ полицейскому коммисару.
   Его обыскали,-- и подозрѣніе тотчасъ же превратилось въ увѣренность.
   -- Какимъ образомъ?
   -- При немъ былъ бумажникъ Фредерика Бальтуса.
   -- Онъ былъ такъ глупъ, что не уничтожилъ его? вскричалъ банкиръ.
   -- Да!
   -- Но вѣдь это была важная улика.
   -- Полицейскій коммисаръ былъ того же мнѣнія.
   -- А что же сталось съ пятнадцатью тысячами франковъ?
   -- Они исчезли.-- Въ бумажникѣ находились только двѣ ассигнаціи, каждая во сто франковъ; онѣ были такъ же продырявлены, какъ и пятидесятифранковыя, которую бродяга далъ виноторговцу.
   Очевидно, что пуля, отъ которой осталась контузія на лѣвомъ плечѣ г. Бальтуса, пробила кожаный бумажникъ и находившіяся въ немъ ассигнаціи.
   Невозможно было сомнѣваться, что этотъ бродяга -- убійца несчастнаго молодаго человѣка. Согласны вы съ этимъ.
   -- Конечно, ему ничего не оставалось болѣе, какъ только признаться...
   -- Вотъ то-то и есть, что онъ не признается. Отъ того-то дѣло это и возбуждаетъ общее любопытство. Когда фонтенблоскій полицейскій коммисаръ сдѣлалъ ему допросъ, онъ отрекся отъ преступленія...-- Когда его переслали въ Мельнъ и привели къ трупу, онъ отрекся... Ему стали доказывать, что его виновность очевидна, такъ какъ при немъ нашли бумажникъ убитаго, -- онъ все-таки отрекся и постоянно отрекался просто, спокойно, безъ всякаго нахальства.
   -- Но какъ же объяснялъ онъ то обстоятельство, что бумажникъ былъ у него?
   -- Онъ говорилъ:-- "Мнѣ его дали".
   -- Кто же?
   -- Когда полицейскій комисаръ сдѣлалъ ему этотъ вопросъ, онъ отвѣчалъ: "Какой-то человѣкъ, у котораго я попросилъ милостыню, вечеромъ въ Сен-портскомъ лѣсу".
   Г..Деларивьеръ пожалъ плечами.
   -- Милостыня въ пятнадцать тысячъ двѣсти пятьдесятъ франковъ! вскричалъ онъ.-- Вѣроятно, ни одинъ еще подсудимый не приводилъ въ свое оправданіе такой нелѣпости.
   -- Но если этотъ несчастный говоритъ правду? замѣтилъ Жоржъ Вернье.
   -- Это невозможно!
   -- Почему? Могло быть такъ: убійца Фредерика Бальтуса, встрѣтивъ этого нищаго, разсудилъ такъ: "Если я дамъ этому человѣку часть денегъ, добытыхъ преступленіемъ и явятся улики въ немъ, то его заподозрятъ вмѣсто меня,-- онъ попадетъ въ сѣти, которыя я раскину ему, и напрасно будетъ пытаться доказать свою невинность..."
   -- Да, это дѣйствительно возможно.... сказалъ банкиръ послѣ минутнаго молчанія. Но, въ такомъ случаѣ, легко узнать прошлую жизнь этого нищаго, чтобы убѣдиться, способенъ ли онъ совершить преступленіе или нѣтъ и дѣйствительно ли онъ былъ въ такомъ положеніи, что просилъ милостыню, среди лѣса, ночью, когда шелъ густой снѣгъ, словомъ -- въ такое время и въ такую погоду, когда всякій бѣднякъ находитъ пріютъ.
   -- Да, это кажется легко, но въ этомъ-то и заключается камень преткновенія для полиціи.
   -- Такъ я ровно уже ничего не понимаю... проговорилъ г. Деларивьеръ, очень заинтересованный разсказомъ доктора.
   Послѣдній продолжалъ:
   -- Вы сейчасъ поймете: при обвиняемомъ не было никакой бумаги, изъ которой было бы видно кто онъ и откуда. Его допрашивали разъ десять, но вотъ, что онъ отвѣчалъ всѣ допросы:
   -- "Какъ васъ зовутъ?
   -- "Пьеръ.
   -- "Это ваше имя, но ваша фамилія?
   -- "У меня нѣтъ фамиліи.
   -- "Гдѣ вы родились?
   -- "Не знаю.
   -- "Который вамъ годъ?
   -- "Не знаю...
   -- "Гдѣ вы жили прежде, чѣмъ прибыли въ Фотенбло?
   -- "Я ходилъ по большимъ дорогамъ.
   -- "Что вы дѣлали?
   -- "Просилъ подаянія.
   -- "Есть у васъ отецъ и мать?
   -- "Я никогда не зналъ ихъ.
   -- "А дальніе родственники?
   -- "Нѣтъ.
   -- Словомъ, онъ выказалъ желѣзное упорство. Должно быть этотъ человѣкъ имѣлъ важныя причины скрывать свое имя и все что относится до его жизни.
   -- И онъ не измѣнилъ этой системѣ защиты? спросилъ банкиръ.
   -- Нисколько! Каждый разъ, когда его допрашивалъ судебный слѣдователь, онъ отвѣчалъ одно и то же, и всегда заканчивалъ этими двумя словами: -- "я невиненъ"...
   Ни страшные часы, проведенные въ тюрьмѣ, которые способны сломить самыя твердыя души... ни строгость, ни кротость, ни набожныя увѣщанія тюремнаго священника,-- не заставили этого человѣка измѣнить своего показанія.... онъ только твердилъ, что онъ невиненъ.
   -- Это въ самомъ дѣлѣ очень странно. Но скажите, пожалуйста, докторъ, хорошо ли разыскивали кто онъ?
   -- Очень старательно.... Неудача въ этомъ отношеніи тѣмъ непонятнѣе, что этого человѣка легко открыть по очень замѣтному признаку: его правая рука поражена параличемъ.
   -- Правая рука поражена параличемъ?!-- повторилъ съ изумленіемъ банкиръ.
   -- Да, вслѣдствіе сильнаго ушиба, который почти раздавилъ ее... Полиція хотѣла было прибѣгнуть къ способу, который почти всегда оказывается успѣшнымъ, а именно: разослать его фотографію по всѣмъ направленіямъ. Но когда его поставили передъ фотографическимъ аппаратомъ, то несчастный въ первый разъ выказалъ такое буйство, что принуждены были надѣть на него смирительную рубашку. И все-таки онъ не стоялъ смирно, такъ что вышли очень неудовлетворительные оттиски, которые нисколько не помогли разслѣдованіямъ.
   -- Но отчего этотъ несчастный окружаетъ себя такою таинственностью? спросилъ г. Деларивьеръ.-- Вѣдь во всякомъ случаѣ его приговорили къ казни.
   -- Никто не можетъ понять этого.
   -- Какихъ онъ лѣтъ и къ какому классу принадлежитъ по видимому?
   -- Ему должно быть сорокъ пять или сорокъ шесть лѣтъ, и кажется, что онъ получилъ нѣкоторое образованіе.-- Пріемы его вѣжливые, говоритъ онъ правильно.
   -- Можетъ быть, онъ изъ хорошаго семейства, но развратъ довелъ его до нищенства, до преступленія. Вѣдь есть не мало такихъ несчастныхъ. Остатокъ совѣсти не допустилъ его запятнать почтенное и можетъ быть блестящее имя.
   -- Можетъ быть и такъ... На его счетъ дѣлали всевозможныя предположенія.
   -- Что онъ отвѣчалъ, когда его спросили, куда дѣвались пятнадцать тысячь франковъ, находившіяся въ бумажникѣ г. Бальтуса?
   -- Что когда ему дали этотъ бумажникъ,-- въ немъ было только двѣсти пятьдесятъ франковъ.
   -- Видѣли ли вы вблизи этого человѣка, докторъ?
   -- Благодаря обязательности главнаго тюремнаго доктора, я былъ въ его камерѣ и говорилъ съ нимъ.
   -- Если онъ обвиненъ невинно, то долженъ быть возмущенъ противъ своихъ судей?
   -- Онъ протестуетъ противъ ихъ приговора, но безъ злобы и съ покорностью и повторяетъ, что онъ невиненъ.
   -- А позаботились ли узнать, были ли у него прежде какія нибудь сношенія съ Бальтусомъ?
   -- Да; но ничего не узнали. Дѣвица Паула Бальтусъ никогда не видала его.
   -- Не было ли враговъ у г. Бальтуса?
   -- Ни одного. Онъ былъ, какъ я уже сказалъ вамъ, прекрасный, молодой человѣкъ, котораго всѣ любили и уважали. Единственною побудительною причиною къ преступленію могло быть только корыстолюбіе.... Таково общее мнѣніе и мое также.
   

VIII.

   -- Судебный слѣдователь выказалъ большую дѣятельность, увѣряю васъ,-- продолжалъ Жоржъ Вернье, и не ограничилъ розысковъ извѣстнымъ кругомъ. Съ помощью парижскаго суда, опытнаго въ такихъ дѣлахъ, онъ сдѣлалъ все, что только возможно, но все напрасно.
   -- Вы сказали правду, докторъ, рѣдко можно встрѣтить такое, таинственное, криминальное дѣло.... Этотъ человѣкъ, добровольно сохраняющій неизвѣстность, которая губитъ его, ходячая загадка или сумасшедшій...
   -- Онъ въ полномъ разумѣ, я поручусь за это, возразилъ Жоржъ Вернье.
   -- Должно быть судопроизводство было чрезвычайно любопытное?
   -- Въ высшей степени. Публика слѣдила за нимъ съ жадностью. Процессъ продолжался пять дней и въ теченіи этого времени, -- говоря безъ преувеличенія,-- по крайней мѣрѣ тридцать тысячъ человѣкъ перебывало въ Мельнѣ изъ различныхъ мѣстъ, чтобъ насладиться этимъ драматическимъ спектаклемъ.... Но, какъ и всегда, было много званныхъ, а мало избранныхъ...
   -- Ожидали ли смертнаго приговора?
   -- Ожидали, но я долженъ сказать, что его очень оспаривали.
   -- Мнѣ хотѣлось бы узнать ваше личное мнѣніе, докторъ... Какъ вы полагаете, виновенъ ли подсудимый?
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ Жоржъ Вернье, не колеблясь.
   Банкиръ выразилъ жестомъ свое изумленіе.
   -- Какъ! вскричалъ онъ, не смотря на явныя улики, о которыхъ вы говорили, вы допускаете, что онъ невиненъ?
   -- Допускаю.
   -- На чемъ же основываете вы вашу увѣренность?
   -- На нѣкоторыхъ фактахъ, о которыхъ слишкомъ долго распространяться и на которые судья и присяжные, по моему мнѣнію, не обратили должнаго вниманія.
   -- Но возможно ли при такой очевидной виновности оправдать подсудимаго?
   -- По моему, достаточно малѣйшаго сомнѣнія, чтобы отказаться отъ смертнаго приговора. Во всякомъ случаѣ, слѣдовало прибѣгнуть къ смягчающимъ обстоятельствамъ и не осуждать на смерть несчастнаго, который можетъ быть невиненъ.
   -- И однако присяжные, дѣйствуя по совѣсти, не поколебались.
   -- Къ сожалѣнію нѣтъ, отвѣчалъ докторъ. Но знаете ли отчего главнымъ образомъ приговоръ такъ строгъ? Оттого, что подсудимый по непонятному упорству скрываетъ все, относящееся до него.... Полагаютъ, что онъ совершилъ прежде другія преступленія. Конечно, присяжные рѣшили по совѣсти. Но я все-таки увѣренъ, что многимъ изъ нихъ не поспится будущую ночь. Но будетъ уже поздно!.... Виновнаго или невиновнаго подсудимаго казнятъ завтра.
   -- А просьба о помилованьи была отвергнута?
   -- Да... Судъ вчера получилъ это извѣстіе, а завтра въ корзину гильотины упадетъ голова злодѣя или неизвѣстнаго страдальца.
   Между тѣмъ завтракъ былъ оконченъ.
   Докторъ взглянулъ на часы и всталъ изъ-за стола.
   Оба поднялась во второй этажъ и, ступая осторожно, чтобы не было слышно ихъ шаговъ, вошли въ комнату, гдѣ лежала госпожа Деларивьеръ.
   Молодая женщина по-прежнему спала крѣпкимъ сномъ. Дыханіе ея было правильно и спокойно. Пульсъ бился почти нормально, лихорадка прошла.
   -- Вы видите, что все идетъ хорошо, сказалъ Жоржъ Вернье.
   Банкиръ сіялъ радостью.
   -- Какъ долго будетъ она спать? спросилъ онъ.
   -- По крайней мѣрѣ еще часъ, но не долѣе двухъ. Я долженъ дать вамъ нѣкоторыя наставленія, относительно ея пробужденія.
   -- Говорите, докторъ, я свято исполню все.
   -- Это очень просто и легко... Какъ только проснется больная, дайте ей ложку этого лекарства и затѣмъ давайте по ложкѣ, черезъ каждую четверть часа. Я думаю, безполезно совѣтовать вамъ соблюдать самую строгую аккуратность.
   -- Я не выпущу часовъ изъ рукъ.
   -- А теперь пока прощайте или, лучше, до свиданія.
   -- Вы уходите, докторъ?
   -- Не надолго.-- Мое присутствіе безполезно для васъ теперь, а я долженъ посѣтить нѣкоторыхъ больныхъ, которые вѣроятно удивляются, что я еще не побывалъ у нихъ.
   -- Это правда. Такъ до свиданья!
   -- До свиданья.
   -- Вы говорите, что я могу быть совершенно спокоенъ?
   -- О, совершенно. Даю вамъ честное слово.
   Жоржъ Вернье поклонился и ушелъ.
   Когда онъ спускался съ лѣстницы, въ головѣ его вертѣлось множество мыслей. У него не выходило изъ памяти кроткое лицо больной.
   -- Сестра ли она той, которую я люблю, или мать? Что означаетъ это странное сходство, и надо ли приписать его только случайности?... Я не смѣю разспрашивать... Но какъ бы узнать это?... думалъ онъ.
   Въ ту минуту, когда докторъ выходилъ изъ отеля Большаго Оленя, задавая себѣ эти вопросы, у дверей его остановился желѣзнодорожный омнибусъ.
   Изъ него вышли двое молодыхъ людей и двѣ молодыя женщины, и готовились войти въ отель шумною гурьбою.
   При видѣ доктора, замѣчательно красивая физіономія котораго, правильныя черты и исполненная простоты и увѣренности осанка -- означали человѣка хорошаго круга, -- молодыя женщины остановились.
   Жоржъ Вернье поклонился имъ разсѣянно, почти не взглянувъ на нихъ, и продолжалъ свой путь.
   Трудно было ошибиться на счетъ общественнаго положенія красивыхъ молодыхъ женщинъ, изъ которыхъ одна была брюнетка, а другая блондинка.
   Нѣсколько рѣзкая элегантность ихъ лѣтняго туалета, слишкомъ выдающаяся эксцентричность маленькихъ шляпокъ, непомѣрная величина шиньоновъ -- одного черезъ-чуръ чернаго, другаго черезъ чуръ золотистаго,-- сильное благоуханіе іеланъ-іелана и шампака, разливавшее вокругъ нихъ опьяняющую атмосферу, шведскія перчатки, доходившія до локтей, преувеличенное число брелоковъ и другихъ побрякушекъ, крутой подъемъ ботинокъ съ остроконечными каблуками въ десять сантиметровъ вышины, оригинальный стиль вѣеровъ, пристегнутыхъ на боку цѣпочкою съ аграфомъ изъ стараго серебра, наконецъ нѣчто неуловимое въ ансамблѣ и въ общемъ выраженіи, въ чемъ невозможно ошибиться глазу, мало мальски привыкшему къ Парижу -- все это несомнѣнно доказывало, что красивыя молодыя особы принадлежали въ качествѣ галантныхъ звѣздъ средней величины къ міру, въ которомъ веселятся.
   -- Ахъ, ребята! какое красивое лицо! сказала почти вслухъ блондинка, слѣдя глазами за Жоржемъ Вернье.
   -- Настоящій джентльменъ, поддакнула ея подруга.
   -- Это-то джентльменъ! вскричалъ фальцетомъ и картавя одинъ изъ кавалеровъ кокотокъ: -- куда дѣвалась ваша смѣкалка, о моя Адель? Этотъ господинъ настоящее чучело безъ всякаго гальба.-- Черный сюртукъ, черныя панталоны, черный жилетъ и бѣлый галстухъ раньше семи часовъ вечера, и все скверно сшито. Гдѣ же тутъ шикъ! Никогда не повѣрю, что это свѣтскій человѣкъ, посѣтитель клубовъ. Адвокатъ какой нибудь или нотаріусъ -- пожалуй... Можетъ быть даже факельщикъ... а можетъ быть еще и меньше того.
   -- Эхъ, что вы такъ горячитесь, мой милый баронъ? возразилъ другой молодой человѣкъ, годами четырьмя или пятью постарше своего товарища. Оставьте въ покоѣ этотъ несвоевременный костюмъ и неумѣстный бѣлый галстухъ, которыхъ вы никогда не видали и можетъ быть никогда не увидите больше. Пойдемте, давно уже пора завтракать, я страшно голоденъ.
   -- Фабрицій говоритъ дѣло, подхватили обѣ дамы. Браво, Фабрицій!
   Фабрицій Леклеръ, -- такъ называлось лицо, выведенное нами на сцену и долженствующее играть главную роль въ нашемъ разсказѣ,-- былъ высокій, красивый человѣкъ, лѣтъ двадцати шести или семи, съ густыми рыжеватыми волосами, вьющимися отъ природы, и великолѣпною бородою, обрамляющею блѣдное лицо съ орлинымъ носомъ, красными губами и черными глазами продолговатаго разрѣза.
   Все вмѣстѣ составляло довольно привлекательную наружность, тѣмъ болѣе что съ перваго взгляда физіономія Фабриція Леклеръ казалась улыбающеюся и добродушною, что производило очень хорошее впечатлѣніе; но оно быстро исчезало при болѣе внимательномъ наблюденіи. Лишь только онъ забывалъ слѣдить за собою, взглядъ его становился фальшивъ и скрытенъ и, вмѣсто улыбки, онъ только скалилъ зубы самымъ подозрительнымъ образомъ.
   Костюмъ его, весь изъ англійской матеріи, отличался безукоризненною простотою и изяществомъ. Не смотря на изысканное, почти женское кокетство и на крайнюю заботливость о своей особѣ, въ одеждѣ его не было ничего рѣзкаго и сомнительнаго вкуса.
   Онъ не походилъ въ этомъ случаѣ на своего спутника, принадлежавшаго къ почтенному семейству маленькаго барона Паскаля Ландилли, котораго можно назвать настоящимъ гутаперчевымъ насосомъ.
   

IX.

   Паскаль де Ландилли, лѣтъ двадцати двухъ или трехъ, принадлежалъ къ хорошему и богатому семейству.
   Для его характеристики достаточно повторить, что онъ былъ въ полномъ смыслѣ всасывающій насосъ.
   Онъ былъ скорѣе небольшаго, чѣмъ высокаго роста, сухощавъ до худобы и блѣденъ какъ чахоточный, не смотря на довольно порядочное здоровье, которымъ злоупотреблялъ на сколько у него хватало силъ. Онъ хотѣлъ отличаться величайшимъ шикомъ и нарочно носилъ широкую одежду, въ которой болталось, какъ въ широкомъ футлярѣ, его худенькое тѣло.
   Его умышленно-эксцентричный, дачный костюмъ ярко-клѣтчатый, громадные, отогнутые воротнички, обрамливающіе лицо, какъ букетъ обернутый бумагою; блѣдноголубой шелковый галстухъ, перехваченный золотымъ кольцомъ съ подковою, украшенною брилліантовыми гвоздиками; запонки на рукавахъ того же стиля и большаго размѣра; шелковые розовые чулки съ бѣлыми полосками, башмаки съ громадными кисточками, войлочная шляпа каштановаго цвѣта съ голубою ленточкою,-- привели бы въ восторгъ любаго комика Пале-Рояля или пѣвца-буфа какого нибудь концертнаго кафэ.
   Его волосы, цвѣта пакли, остриженные этажами à la Caponi на узкомъ лбѣ, жиденькіе усики и такіе же баки, фарфоровые глаза, ротъ, вѣчно полуоткрытый улыбкою, которой онъ старался придать насмѣшливое выраженіе, pince-nez, какъ будто оправленный въ глазную орбиту, придавали ему видъ идіота съ претензіями.
   Онъ безпрестанно хихикалъ безъ всякаго повода, сосалъ набалдашникъ своей тросточки и ломался какъ картонный плясунъ, приводимый въ движеніе невидимою веревочкою. Въ нравственномъ отношеніи онъ былъ полнѣйшее ничтожество: глупъ и смѣшонъ, но не золъ, и скорѣе щеголялъ порочностью, чѣмъ дѣйствительно былъ таковымъ.
   Молодую блондинку звали Матильдою Жанселинъ.
   Брюнетка, ея подруга, скрывала подъ аристократическимъ псевдонимомъ Адели де Сивракъ свое настоящее прозванье Грелютъ.
   Фабрицій Леклеръ вошелъ въ отель, баронъ и женщины послѣдовали за нимъ.
   Общая зала, совершенно пустая въ эту минуту, была превращена въ кафэ.
   Въ ней предсѣдательствовала госпожа Лоріоль, возсѣдая за конторкою палисандроваго дерева, на которой стояли бутылки съ различными ликерами, пирамиды блюдечекъ съ четырьмя кусочками сахара на каждомъ, совершенно новый блестящій судокъ накладнаго серебра и лежали груды мельхіоровыхъ чайныхъ ложечекъ.
   Почтенная хозяйка отеля проворно встала и встрѣтила вошедшихъ.
   -- Какъ! это вы, г. Фабрицій! вскричала она съ выраженіемъ радости.
   -- Самъ своею особою, милая госпожа Лоріоль, отвѣчалъ молодой человѣкъ, и, какъ видите, веду вамъ гостей.
   -- Милости просимъ, проговорила госпожа Лоріоль съ низкимъ реверансомъ.-- Васъ давненько ужь не было видно, прибавила она.
   -- Мѣсяца полтора...
   -- Какъ разъ сорокъ дней.
   -- Какая память!... засмѣялся Фабрицій.
   -- Это мнѣ памятно потому, что вы уѣхали послѣ послѣдняго засѣданія суда въ тотъ самый день, когда приговорили къ казни убійцу г. Бальтуса.
   Легкая дрожь пробѣжала по тѣлу молодаго человѣка, но лицо не измѣнило ему и онъ проговорилъ улыбаясь:
   -- Правда ваша, а я и забылъ объ этомъ.
   -- Вы можете похвастаться, г. Фабрицій, что слѣдили за ходомъ этого дѣла аккуратнѣе всѣхъ. Вы каждый день ходили въ судъ и по цѣлымъ часамъ простаивали въ хвостѣ толпы, чтобы добиться хорошаго мѣста, продолжала госпожа Лоріоль.
   -- Этотъ уголовный процессъ заинтересовалъ меня... Я также, какъ судьи, присяжные, словомъ -- какъ и всѣ, искалъ рѣшенія этой загадки. Для меня нѣтъ ничего замѣчательнѣе необъяснимой, повидимому, тайны, которую надѣялся открыть... Я ждалъ съ сильнымъ любопытствомъ отвѣтовъ несчастнаго, сидѣвшаго на скамьѣ подсудимыхъ.
   -- Неужели вамъ жаль его? воскликнула госпожа Лоріоль.
   -- Отчего-же бы и не такъ!
   -- Оттого, что онъ негодяй, котораго не стоитъ жалѣть... онъ убилъ,-- и его убьютъ: такъ и слѣдуетъ! Ахъ да, однако-же вы пришли ко мнѣ за тѣмъ, чтобы...
   -- Затѣмъ, чтобы присутствовать при развязкѣ драмы, за перипетіями которой я слѣдилъ? подхватилъ Фабрицій.-- Вы угадали госпожа Лоріоль...-- Въ парижскихъ газетахъ объявлено, что казнь назначена завтра.
   Хозяйка отеля кивнула головой.
   -- О, мы не хотѣли, чтобы этотъ небольшой семейный праздникъ обошелся безъ насъ! проговорила маленькій баронъ, подергивая плечами, что считалъ съ полнымъ убѣжденіемъ за дѣйствіе весьма эфектное.
   -- Я видѣлъ только какъ рубили головы мухамъ, когда былъ въ коллегіи. Я сказалъ Фабрицію:-- Надо бытъ въ толпѣ, поѣдемъ туда, мой безцѣнный другъ,-- это будетъ отлично!... Эти дамы также захотѣли ѣхать.
   -- Онѣ гораздо бы лучите сдѣлали, еслибы остались... возразилъ Фабрицій съ неудовольствіемъ.
   -- Отчего такъ? спросила Матильда, мы имѣемъ право быть любопытными въ качествѣ дочерей Евы.
   -- Когда дѣло идетъ о кровавомъ зрѣлищѣ, возразилъ молодой человѣкъ, тогда женское любопытство называется жестокостью.
   Адель Грелютъ, называемая Сивракъ, пожала плечами и сказала:
   -- Фабрицій, вы позёръ, вы мѣшаете веселиться!... Отчего мужчины запрещаютъ женщинамъ то, что позволяютъ себѣ?
   -- Оттого, отвѣчалъ Паскаль поучительнымъ тономъ, что вы слабыя созданья, а мы народъ закаленный, у насъ чертовски крѣпкіе нервы.
   -- Крѣпкіе нервы! повторила Адель. Не больно-то хвастайтесь. Еслибы вамъ вотъ сейчасъ сказали, что вы будете героемъ завтрашняго семейнаго праздника, вмѣсто осужденнаго,-- хотѣлось, бы мнѣ видѣть, что бы тогда сталось съ вашими нервами...
   Эта непріятная картина такъ подѣйствовала на маленькаго барона, что онъ измѣнился въ лицѣ.
   -- Я нахожу, что эта шутка дурнаго тона, пробормоталъ онъ.
   Затѣмъ, справившись съ собою, прибавилъ:
   -- Мнѣ было-бы очень неловко тогда смотрѣться въ зеркало, такъ какъ я не видѣлъ бы у себя головы на обыкновенномъ мѣстѣ. Понимаешь... Это было бы ужь черезъ-чуръ шикарно, -- честное слово.
   -- Эти дамы хотѣли пріѣхать и пріѣхали, слѣдовательно не о чемъ и толковать, проговорилъ Фабрицій съ досадою. Когда фактъ совершился.-- всякое преніе безполезно. Затѣмъ, милая госпожа Лоріоль, велите намъ подать хорошій завтракъ.
   -- Черезъ четверть часа все будетъ готово, отвѣчала госпожа Лоріоль.
   -- А гдѣ мы будемъ завтракать? спросила Матильда.
   -- Гдѣ вамъ угодно.
   -- Ну такъ въ саду, подъ деревьями.
   -- И прекрасно. Живѣе, Роза и Тіэнета, столъ подъ каштановыя деревья.
   -- А вы не возьмете съ насъ особой платы за червяковъ, которые попадутъ въ стаканы? сказала со смѣхомъ Адель.
   -- Вамъ угодно заказать меню?... спросила госпожа Лоріоль, обращаясь къ мужчинамъ.
   -- Подайте, что хотите, лишь бы былъ матлотъ... отвѣчалъ Фабрицій.
   -- Матлотъ изъ угрей -- шедевръ Большаго Оленя.
   -- Правда, вѣдь мы въ Мелюнѣ, сказалъ маленькій баронъ, хлопнувъ въ ладоши руками, обтянутыми блѣдно-зелеными перчатками. Есть поговорка на счетъ мелюнскихъ угрей, которая говоритъ, что "они кричатъ прежде нежели съ нихъ снимутъ кожу"... Лихо!... Скажите, госпожа Лоріоль, правда-ли, что здѣшніе угри кричатъ, когда съ нихъ хотятъ снимать кожу?
   -- Не совсѣмъ правда.
   -- Значитъ, эту поговорку придумали для того, чтобы издѣваться надъ людьми; это доказываетъ дурное воспитаніе.
   -- Это поговорка основана на старинномъ анекдотѣ.
   -- Разскажите анекдотъ, дорогая госпожа Лоріоль. Это очень важно. Мы всѣ превратимся въ слухъ, честное слово!
   Госпожа Лоріоль не заставила просить себя.
   -- Это случилось уже очень давно... сказала она. Въ Мелюнѣ играли мистерію, представляющую мученичество Святаго Варѳоломея, съ котораго, какъ говоритъ церковное преданіе, сняли съ живаго кожу. Роль Св. Варѳоломея игралъ одинъ простякъ по имени Лангиль {Anguille значитъ -- ужъ.}. Его привязали къ кресту и сдѣлали видъ, будто хотятъ содрать съ него кожу. При видѣ палача, подошедшаго къ нему съ свирѣпымъ видомъ и съ большимъ ножемъ въ рукѣ, бѣдняга не выдержалъ, чтобы не закричать, что, конечно, сильно разсмѣшило палача и всѣхъ присутствующихъ, такъ что по окончаніи представленія въ городѣ говорили: "Лангиль кричитъ, прежде чѣмъ съ него снимутъ кожу". Вотъ вамъ и анекдотъ.
   -- Браво! вскричалъ маленькій баронъ съ искреннимъ восторгомъ Лихой анекдотъ!-- Я пущу его въ ходъ въ большомъ свѣтѣ... онъ будетъ имѣть успѣхъ...
   -- Забавный анекдотъ, госпожа Лоріоль, очень забавный, поддакнулъ въ свою очередь Фабрицій. Но въ настоящее время дѣло идетъ не о мѣстной хроникѣ... Мы будемъ завтракать, обѣдать и ночевать въ Мелюнѣ... Намъ надо двѣ комнаты.
   Госпожа Лоріоль подняла руки надъ головою, какъ-бы призывая небо въ свидѣтели своего отчаянія, и скорчила сильно огорченную физіономію.
   -- Двѣ комнаты!...-- проговорила она.-- Помилуйте, г. Фабрицій, вы совсѣмъ озадачили меня!
   -- Почему такъ?
   -- Потому, что у меня все занято и не по комнатамъ, а по отдѣльнымъ окнамъ, по ста франковъ за окно. Право, по ста франковъ!-- Вы ни за какую цѣну не найдете не только ни одного окна, выходящаго на площадь, но даже и слуховаго окошечка, въ которое могли бы вставить глазъ.
   -- Милая госпожа Лоріоль, я положительно отказываюсь вѣрить, чтобы у васъ не осталось ни одного уголка.
   -- Увѣряю васъ!
   -- Не увѣряйте!
   -- Клянусь вамъ!
   -- Не клянитесь!
   

X.

   -- опустимъ, продолжалъ Фабрицій,-- что на ваше недвижимое имущество напала аукціонная горячка и что каждое окошечко въ вашемъ домѣ цѣнится на вѣсъ золота... Но, несмотря на все это, у васъ, конечно, найдется для друзей какая нибудь комнатка, хотя самая маленькая... Мы удовольствуемся одною комнатою, самою крохотною, лишь бы въ ней были кровать и окно...-- Эти дамы лягутъ на постели, а я и Ландилли переночуемъ, сидя въ креслахъ...
   -- Дурная ночь скоро проходитъ, прибавилъ маленькій баронъ.
   -- А завтра, продолжалъ молодой человѣкъ, мы подѣлимся окномъ... Всѣ четверо однимъ окномъ!
   -- Окно или смерть! вскричалъ Паскаль де Ландилли.-- Пожалуста, милая госпожа Лоріоль, вѣдь вы, вѣроятно, не хотите привести въ отчаяніе этихъ дамъ, что было бы очень нелюбезно съ вашей стороны! Дайте намъ окно -- и вы будете сущій ангелъ! Есть покупщикъ въ десять луидоровъ, какъ говорятъ въ отелѣ комисара оцѣнщиковъ.
   Маленькій баронъ вынулъ бумажникъ и сталъ вертѣть передъ носомъ хозяйки Большаго Оленя двумя стофранковыми ассигнаціями.
   -- Да когда-же у меня нѣтъ комнаты! простонала послѣдняя.
   -- Триста франковъ, госпожа Лоріоль, триста франковъ!-- прервалъ ее Паскаль.
   И онъ прибавилъ къ двумъ ассигнаціямъ третью.
   Невозможно было устоять противъ такого искушенія.
   -- Какъ тутъ быть! проговорила въ раздумья хозяйка отеля.
   -- Браво! истина открывается!... у васъ есть комната.
   -- Есть, дѣйствительно, въ третьемъ этажѣ... но я ее обѣщала вчера, положительно обѣщала.
   -- Вы взяли задатокъ?
   -- Нѣтъ.
   -- Ну, такъ вы ее отдадите намъ,-- вотъ и все. Комната за нами! Получайте деньги!
   Госпожа Лоріоль взяла ассигнаціи, сдѣлала низкій реверансъ и пробормотала:
   -- Повѣрьте, что не эта сумма заставила меня рѣшиться...
   -- О, мы вполнѣ увѣрены въ этомъ! отвѣчали со смѣхомъ всѣ четверо.
   -- И въ доказательство прошу у васъ позволенія, угостить васъ вечеромъ за обѣдомъ шампанскимъ.
   -- Позволяемъ, госпожа Лоріоль, и выпьемъ за ваше здоровье самымъ лучшимъ клико изъ вашего погреба... Это будетъ необыкновенно шикарно.
   Вошла Тіэнета и доложила, что завтракъ поданъ.
   -- Скорѣе за столъ!..-- сказала Матильда. А послѣ полудня, катанье въ лодкѣ по Сенѣ. Я обожаю рѣку и уженье рыбы.
   Оставимъ молодыхъ людей въ саду за столомъ, накрытымъ подъ каштановыми деревьями, и, пока они наслаждаются матлотомъ, который объявили невыразимо чудеснымъ, возвратимся къ г. Деларивьеру, сидѣвшему у постели жены..
   Жанна все еще спала, и сонъ ея становился все спокойнѣе. Иногда, по губамъ ея бродила неопредѣленная улыбка, озарявшая ея кроткое лицо, блѣдность котораго почти исчезла.
   Всѣ мрачныя мысли покинули г. Деларивьера.
   Устремивъ глаза на свою обожаемую Жанну, которую въ теченіи часа, длиннаго какъ цѣлый вѣкъ, считалъ мертвою, онъ благодарилъ Бога и доктора Вернье.
   Погруженный въ безмолвный восторгъ, онъ даже не замѣчалъ, какъ летѣло время.
   Вдругъ онъ увидѣлъ, что больная пошевельнула руками и вѣки ея затрепетали. Затѣмъ она открыла глаза и съ изумленіемъ взглянула на окружавшіе ее предметы.
   Банкиръ наклонился, страстно прижалъ ее къ груди и проговорилъ голосомъ, замирающимъ отъ сильнаго волненія:
   -- Жанна... дорогая Жанна!
   -- Гдѣ я? спросила больная.
   -- Мы въ Мелюнѣ, отвѣчалъ банкиръ.
   -- Въ Мелюнѣ! повторила съ удивленіемъ Жанна. Отчего же не въ Парижѣ?
   -- Оттого, моя милочка, что какъ ни близко были мы отъ цѣли путешествія, но принуждены были остановиться.
   Жанна опустила голову, закрыла глаза, и казалось, старалась припомнить.
   -- Да...-- проговорила она черезъ минуту, я помню, но не совсѣмъ ясно... какъ будто въ туманѣ,-- я какъ-то странно занемогла... мнѣ казалось, что душа моя покинула тѣло, и я разсталась съ тобою навсегда.
   -- Ты сильно страдала, неправда-ли, бѣдняжка?
   -- Сильно... Но къ чему вспоминать это? Вѣдь все уже прошло, я не страдаю больше... Давно-ли мы здѣсь?
   -- Съ ранняго утра, какъ только разсвѣло.
   -- А теперь?
   -- Два часа пополудни.
   -- И я спала все это время?
   -- Да, благодаря Бога! этотъ сонъ исцѣлилъ тебя. Теперь, когда ты проснулась, надо сдѣлать то, что велѣлъ докторъ.
   -- Какой докторъ?
   -- Молодой человѣкъ, отлично знающій свое дѣло, которому я обязанъ вѣчною благодарностью; его. зовутъ Жоржъ Вернье.
   -- Исполнимъ-же предписанное этимъ молодымъ докторомъ, сказала Жанна съ улыбкою. Постараемся прежде всего отблагодарить его, слѣдуя его совѣтамъ. Что онъ велѣлъ?
   -- Принимать каждую четверть часа по ложкѣ этого лекарства.
   И банкиръ съ заботливостью любовника подложилъ подушки за спину Жанны, затѣмъ поднесъ ей ложку лекарства, которое она тотчасъ-же и выпила.
   -- Предписаніе не трудно исполнить, проговорила она съ улыбкою. Это лекарство не такъ дурно, только немножко горько. Какъ должно быть долго тянулось для тебя время, мой бѣдный другъ, пока я была безъ памяти, сказала она, взявъ мужа за обѣ руки.
   Банкиръ поблѣднѣлъ при воспоминаніи о вынесенной имъ душевной пыткѣ.
   -- Никакими словами нельзя передать тебѣ, какъ я мучился! отвѣчалъ онъ.-- Подумай только, я видѣлъ твои страданія... и не могъ ничѣмъ помочь тебѣ!... Я думалъ, что ты умираешь, -- и не могъ спасти тебя!... Это такая пытка, что, удивляюсь, какъ я не сошелъ съ ума?
   -- Я представляю себя на твоемъ мѣстѣ, дорогой мой другъ, и вполнѣ понимаю, что ты перечувствовалъ... Но не преувеличивалъ-ли ты немножко моей болѣзни?
   -- Нѣтъ, припадокъ былъ ужасный... докторъ также сказалъ это...-- Слишкомъ сильная усталость опасно разстроила твой организмъ; но, слава Богу, мы восторжествовали надъ болѣзнью и она не возвратится больше.
   -- Навѣрно?
   -- Да,-- докторъ положительно ручается за это.
   -- Писалъ-ли ты Эдмеѣ?
   -- Я не нашелъ это нужнымъ... Она не можетъ серьезно безпокоиться о томъ, что мы запоздали; но остановка, когда мы такъ близко къ цѣли, могла бы ее сильно встревожить... Ктому-же надо было назначить когда мы пріѣдемъ, а это было невозможно. Докторъ скажетъ, когда намъ можно отправиться въ путь,-- и тогда я напишу ей.
   Постучали тихонько въ дверь.
   Банкиръ всталъ съ кресла и отворилъ.
   -- Это вы, докторъ! вскричалъ онъ весело, увидѣвъ Жоржа Вернье. Идите скорѣе и полюбуйтесь плодами вашихъ трудовъ! Наша больная проснулась и нетерпѣливо ожидаетъ васъ, чтобы поблагодарить вмѣстѣ со мною...
   Молодой докторъ съ улыбкою подошелъ къ постели.
   Госпожа Деларивьеръ подала ему руку и проговорила съ душевнымъ волненіемъ:
   -- Вы спасли мнѣ жизнь, докторъ, благодарю васъ за себя и за дорогихъ моему сердцу! благодарю васъ отъ всей души.
   Жоржъ опять вздрогнулъ, увидѣвъ и въ особенности услышавъ больную.
   -- Это тѣ-же глаза, подумалъ онъ, -- тотъ-же взглядъ, тотъ-же голосъ! Невозможно, чтобы эти я въ женщины были чужды другъ другу.
   Онъ прибавилъ вслухъ, стараясь казаться спокойнымъ:
   -- Я только скромно исполнилъ свой долгъ, и очень счастливъ, что, успѣшно.
   Затѣмъ пощупалъ пульсъ больной.
   -- Вѣдь лихорадка прошла, неправда-ли? спросилъ г. Деларивьеръ.
   -- Не совсѣмъ еще. Пульсъ недовольно правиленъ. Что вы чувствуете въ настоящую минуту? спросилъ докторъ госпожу Деларивьеръ,
   -- Никакой боли, но сильную слабость.
   -- Голова тяжела
   -- Тяжелѣе, чѣмъ когда я проснулась.
   -- Чувствуете-ли вы аппетитъ?
   -- Нѣтъ.
   -- Вамъ надо однако подкрѣпить силы пищею. Я скажу госпожѣ Лоріоль, чтобы она принесла вамъ легкаго бульону.
   -- Докторъ, какъ продолжительно будетъ мое выздоровленіе?
   -- Чрезъ два или три дня вы совершенно поправитесь.
   Лицо госпожи Деларивьеръ отуманилось.
   -- Еще пройдетъ три дня, прежде чѣмъ я увижу мою дочь, -- у меня недостанетъ силы.
   -- Но почему Эдмеѣ не пріѣхать сюда? сказалъ съ живостью г. Деларивьеръ.
   У Жоржа сильно забилось сердце при этихъ словахъ.
   Если молодая дѣвушка пріѣдетъ въ Мелюнъ, то все станетъ ясно. Онъ съ перваго взгляда увидитъ -- дочь-ли она этой симпатичной больной, объ имени которой онъ не смѣлъ спросить.
   

XI.

   -- Неправда-ли, докторъ, вы находите полезнымъ, чтобы наша больная отдохнула здѣсь нѣсколько дней въ совершенномъ покоѣ? спросилъ г. Деларивьеръ.
   -- Даже необходимымъ, отвѣчалъ молодой докторъ.
   -- Вы запретили всѣ сильныя ощущенія?
   -- Конечно.
   -- А какъ вы полагаете, радостное ощущеніе, къ которому жена моя имѣла-бы время приготовиться заранѣе, не повредитъ ей? Словомъ, можетъ-ли она теперь-же свидѣться съ дочерью?
   -- Можетъ. Радость -- могучая утѣшительница. Присутствіе любимой дочери только ускоритъ исцѣленіе. Я посовѣтую только моей паціенткѣ на сколько возможно владѣть собою, и не слишкомъ предаваться изліянію чувствъ.
   -- Я вамъ это обѣщаю, вскричала Жанна. Я буду твердою въ счастіи, и съумѣю справиться съ собою.
   -- Тогда все пойдетъ прекрасно.
   -- Въ такомъ случаѣ, сказалъ банкиръ, я поѣду завтра въ Парижъ на первомъ поѣздѣ и привезу нашу дочь.
   -- Завтра, подумалъ Жоржъ, я разрѣшу эту загадку,-- и прибавилъ вслухъ, обратясь къ Жаннѣ:
   -- Я ухожу, но навѣщу васъ вечеромъ. Прошу васъ только объ одномъ: постарайтесь совладать съ вашимъ впечатлительнымъ и нервнымъ темпераментомъ... Прежде всего вамъ необходимо спокойствіе... Ни о чемъ не думайте, ничѣмъ не тревожтесь, но наслаждайтесь жизнью и счастьемъ: тогда исчезнутъ послѣдніе слѣды, вынесенной вами болѣзни... Я велю приготовить вамъ бульонъ, который вы выпьете; затѣмъ, черезъ четверть часа примите ложку лекарства, послѣ чего опять уснете крѣпкимъ сномъ. Что-же касается васъ, прибавилъ онъ, обратясь къ г. Деларивьеру, то по вашему лицу видно, что вы сильно утомились. Усните нѣсколько часовъ, я совѣтую вамъ это какъ другъ и предписываю какъ врачъ.
   -- Я порукою за него, докторъ, что онъ исполнитъ ваше предписаніе,-- отвѣчала съ улыбкою Жанна.
   Жоржъ вышелъ изъ комнаты и, приказавъ подать больной чашку очень легкаго бульону, оставилъ отель, волнуемый различными мыслями, отъ которыхъ никакъ, не могъ избавиться.
   -- Если эта молодая особа, которую привезетъ завтра отецъ, та самая, то мы должны скоро сблизиться, думалъ онъ. Я спасъ жизнь ея. матери, такъ какъ болѣзнь была очень опасна... Это придастъ мнѣ значеніе въ ея глазахъ,-- и, какъ знать, можетъ быть когда-нибудь...
   Но вдругъ докторъ пожалъ плечами.
   -- Нѣтъ, это безумная мечта! Правда, сходство поразительное; но это еще ничего не доказываетъ. Бываетъ иногда странная игра природы... и притомъ, если даже я и не ошибаюсь, то все-таки мечта моя несбыточна. Она единственная дочь милліонера, а я -- провинціальный докторъ; между нами цѣлая пропасть. Оказанная услуга тутъ не причемъ... Этому семейству не нужна больше моя помощь. Когда они мнѣ заплатятъ за леченіе, то не будутъ ничѣмъ обязаны, ни даже благодарностью, такъ какъ леченіе -- мое ремесло; всякій другой на моемъ мѣстѣ сдѣлалъ бы то-же, что и я. Лучше забыть весь этотъ вздоръ! Но въ силахъ ли я? И если въ силахъ, то захочу ли забыть?
   Жоржъ Вернье, голова котораго была занята наукою, а сердце любовью, шелъ впередъ безъ цѣли, то ускоряя, то замедляя походку, и тревожныя, несвязныя думы все болѣе и болѣе овладѣвали имъ.
   Въ раздумьѣ онъ повернулъ не въ ту улицу, гдѣ жилъ, и продолжалъ путь наудачу.
   Мало по малу, однако, онъ успокоился, осмотрѣлся вокругъ, взглянулъ на часы и, не заходя домой, отправился къ своимъ паціентамъ.
   Оставимъ теперь доктора, и отправимся опять въ садъ подъ каштановыя деревья, гдѣ находятся Фабрицій Леклеръ, маленькій баронъ де Ландилли и двѣ молодыя женщины.
   Завтракъ подходилъ къ концу.
   Утреннее путешествіе и свѣжій воздухъ возбудили сильный аппетитъ въ молодыхъ людяхъ, которые добросовѣстно оказывали честь кухнѣ Большаго Оленя и преисправно попивали Шабли, сверкавшее въ рюмкахъ и отзывавшееся кремнемъ.
   Червяки, которыхъ такъ боялась Адель, вели себя скромно. Веселость самая искренняя, по крайней мѣрѣ повидимому, достигла своего апогея.
   Глаза блестѣли, взрывы хохота перекрещивались въ воздухѣ, голоса поднялись до очень высокаго діапазона.
   Только одинъ Фабрицій Леклеръ сохранялъ все свое хладнокровіе посреди начинающагося опьянѣнія.
   Онъ принуждалъ себя казаться веселымъ, но по временамъ бросалъ почти мрачные взгляды на столъ: опрокинутыя бутылки, разбросанный десертъ, кофейныя пятна на скатерти и множество фляжекъ съ ликерами всевозможныхъ яркихъ цвѣтовъ, которыя сверкали подъ солнечными лучами, пробовавшимися сквозь листву,-- придавали столу нѣкоторое сходство съ полемъ битвы.
   Адель Сивракъ -- (рожденная Грелютъ) потребовала катанья на лодкѣ по Сенѣ.
   -- Къ лодкѣ! вскликнулъ Ландилди визгливымъ голосомъ, закуривая третью сигару,-- я берусь руководить челномъ. Это будетъ чудо что за гальбъ!
   -- Возьмитесь только руководить сами собою, милый другъ, и это ужь не легко, потому что у васъ сумазбродная голова, возразила Матильда,-- и главное не дурачьтесь, когда мы будемъ на лодкѣ; иначе я положительно отказываюсь покинуть твердую землю... я неумѣю плавать.
   -- Будьте спокойны, отвѣчалъ Фабрицій,-- мой другъ Паскаль внушаетъ мнѣ такъ же мало довѣрія, какъ и вамъ.... мы возьмемъ лодочника.
   -- Браво, въ путь!
   Дамы надѣли какъ ни попало свои микроскопическія шляпки на франтовскіе шиньоны и вооружились зонтиками, усѣянными бантиками.
   Появилась улыбающаяся госпожа Лоріоль.
   -- Довольны ли вы завтракомъ, господа? спросила она.
   -- Въ восторгѣ! ура въ честь госпожи Лоріоль и ея знаменитаго повара!
   -- Въ которомъ часу вы будете обѣдать?
   -- Въ семь часовъ. Главное, чтобы было побольше перцу въ раковомъ супѣ и чтобы бордосскіе раки произвели взрывъ во рту и пожаръ.
   -- Его затушатъ восемь бутылокъ шампанскаго, которыя я буду имѣть честь предложить вамъ, отвѣчала госпожа Лоріоль. Ровно въ семь часовъ обѣдъ будетъ готовъ.
   Слова эти были встрѣчены залпомъ веселыхъ возгласовъ.
   Затѣмъ обѣ четы вышли на набережную, перешли черезъ мостъ и увидѣли вывѣску, на которой было начертано крупными буквами:

Вдова Галетъ.

Лодки и челноки для катанья.

   -- Вотъ желаемая гавань! сказала Матильда, указывая пальцемъ на вывѣску.
   Затѣмъ, подставивъ ко рту обѣ руки въ видѣ рупора, закричала во все горло:
   -- Ей вы! лодочникъ, лодочницы, блудящіе огни и весь сумбуръ!... Подавайте лодку! Да живѣе! Подымай паруса! Гей, гей! гдѣ вы запропастились?
   -- Держите себя поприличнѣе, Матильда, сказалъ Фабрицій съ досадою. Здѣсь мы не въ Бужвилѣ, гдѣ дозволяются всякія эксцентричности!... Не будемъ обращать на себя вниманія. Здѣшніе уроженцы сочтутъ насъ за лавочниковъ, ухаживающихъ за красотками изъ Билье.
   -- Да полно! возразила Матильда. Что за веселье, когда надо степенничать?-- дрянь, никуда не годится!
   Фабрицій взглянулъ на нее строго и вѣроятно онъ имѣлъ надъ нею большое вліяніе, такъ какъ она поспѣшила прибавить:
   -- Ну, ну, мой сѣренькій кроликъ, не дуйся! Поди, найми лодку, я буду умна какъ эпинальская картинка.
   -- По шести су за дюжину! вставила Адель.
   -- Лихо!... вскричалъ маленькій баронъ. Ай-да Адель! умѣетъ ввернуть словечко!... Какой рельефъ, ребята! какой рельефъ!
   Фабрицій пожалъ плечами и направился къ очень первобытному жилищу. Это былъ родъ балагана въ одинъ только этажъ, построенный изъ старыхъ досокъ, смазанныхъ известью, съ почти плоскою кровлею, крытою вмѣсто черепицы или шифера большими, толстыми листами просмоленной бумаги, которые были скрѣплены сосновыми дранками, прибитыми на швахъ.
   На порогѣ сидѣла низенькая, вся сморщенная старушенка, загорѣлая отъ солнца и отъ вѣтра, какъ старый матросъ, и вязала синій чулокъ. Это была вдова Галетъ, сама своею особою.
   Увидѣвъ Фабриція, она встала.
   -- Я хотѣлъ бы нанять лодку для катанья, сказалъ онъ.
   -- Можно, отвѣчала она... даже двѣ; три, сколько вамъ угодно, у меня большой выборъ.
   И она указала на цѣлую флотилію лодокъ, стоявшихъ у лѣстницы, вырытой въ откосѣ берега.
   -- Насъ четверо, сказалъ молодой человѣкъ, указывая на свою компанію.
   -- Съ вами и дамы... сказала она. Я вамъ дамъ Прекрасную Лизу: славная лодка! Вамъ будетъ въ ней такъ удобно какъ дома... Ее построилъ мой дорогой, покойный мужъ. Старуха сдѣлала видъ будто отерла слезу, которой не было, и прибавила:
   -- А лодочника надо вамъ?
   -- Да надо.... Я умѣю грести, но не хочу утруждать себя...
   -- И прекрасно дѣлаете! Я дамъ вамъ дюжаго парня; вы будете имъ довольны.
   И вдова Галетъ крикнула:
   -- Эй! Бордепла!.. катанье!
   

XII.

   Лишь только раздался этотъ возгласъ, какъ человѣкъ, спавшій на днѣ лодки, проснулся и внезапно точно выросъ на берегу, подобно чертенку, выскочившему изъ коробки съ сюрпризомъ.
   -- Я здѣсь! проговорилъ онъ.
   Этому человѣку могло быть тридцать лѣтъ.
   У него было открытое и энергичное, загорѣлое лицо и глаза, сверкавшіе умомъ.
   На немъ была синяя рубашка съ вышитыми на воротникѣ якорями, холстинныя панталоны, красный поясъ и матросская фуражка.
   Онъ былъ невысокаго роста, но коренастъ; все его сложеніе обнаруживало силу Геркулеса и ловкость обезьяны.
   -- Что вамъ надо, хозяйка? спросилъ онъ.
   -- Вотъ, эти четверо господъ хотятъ кататься... отвѣчала вдова Галетъ. Ты повезешь ихъ на Прекрасной-Лизѣ.
   -- Ладно!
   Матросъ однимъ прыжкомъ очутился въ лодкѣ, отвязалъ ее отъ колышка и, черезъ нѣсколько секундъ, подъѣхалъ къ лѣстницѣ..
   -- Садитесь, барыни,-- сказалъ онъ молодымъ женщинамъ,-- не прыгайте и не качайте лодку, а старайтесь сохранить равновѣсіе, чтобы не стукаться лбами... Садитесь на корму, это почетное мѣсто... эти господа сядутъ по срединѣ, а я на носу, чтобъ грести.
   Когда всѣ усѣлись, матросъ отчалилъ.
   -- Куда прикажете ѣхать? спросилъ онъ.
   -- Объѣдемте вокругъ Сенть-Этьенскаго квартала, проговорилъ Фабрицій.
   -- Что за странная фантазія ѣхать въ городъ? пробормоталъ Бордепла.
   -- Въ городъ! чтобы все время видѣть дома! прибавила Матильда:-- нѣтъ спасибо!...что тутъ веселаго! Поѣдемте за городъ.
   -- Да, туда, подтвердила дѣвица Адель Грелютъ, указывая въ противуположную отъ города сторону.
   Фабрицій нахмурилъ брови съ худо скрытымъ выраженіемъ досады.
   -- Туда!-- повторилъ онъ; это легко сказать, но если мы спустимся по теченію, то намъ надо употребить по крайней мѣрѣ два часа чтобы подняться назадъ.
   -- Не бойтесь, возразилъ матросъ. Рѣка знаетъ меня... У меня здоровыя руки, не жалѣйте моего труда.
   -- Развѣ у васъ есть кредиторы въ той сторонѣ мой милый Фабрицій? вскричала со смѣхомъ Матильда.-- Гребите, лодочникъ... по теченію.
   Матросъ не заставилъ повторять приказанья.
   Въ три взмаха веселъ направилъ онъ Прекрасную-Лизу на фарватеръ, и лодка тихо поплыла по теченію.
   Фабрицій, лицо котораго приняло свое обычное выраженіе, закурилъ сигару, Паскаль сдѣлалъ тоже.
   Погода была великолѣпная. На блѣдно-голубомъ небѣ, по которому пробѣгали легкія облачка, сіяло солнце.-- Берега рѣки пестрѣли множествомъ цвѣтовъ.-- Зеленыя вершины высокихъ деревьевъ отражались въ Сенѣ какъ въ зеркалѣ. Надъ водою рѣяли ласточки, издавая веселые крики. Въ тепломъ воздухѣ разливалось благоуханіе весеннихъ цвѣтовъ; воскресающая природа пѣла свой вѣчный гимнъ Создателю.
   Молодые люди, наперерывъ другъ передъ другомъ, пускали клубы дыма.
   Адель и Матильда, комфортебельно возсѣдавшія на кормѣ, облитыя солнечнымъ свѣтомъ и обѣ очень хорошенькія подъ своими розовыми зонтиками, прониклись ощущеніемъ полнаго благосостоянія и напѣвали отрывки арій изъ Алуказара и Поклонниковъ.
   Матильда пѣла.
   
   "C'est le beau Camélia
             "Camélia.
   "Qu' Amélie а
   "Laistè tomber chez papa!..."
   
   Адель съ своей стороны ворковала, покачивая головою:
   
   "Anna
   "Donna
             "La canne à Canada!
   "Voilà
   "Voilà
             "P'tit canne à Eauade!.."
   
   Матросъ, носовыя нервы котораго очень пріятно щекоталъ запахъ табаку, въ отборныхъ выраженіяхъ попросилъ у дамъ позволенія также выкурить трубочку.
   -- Курите, мой милый, вскричала Матильда.,-- у насъ попросту. Гдѣ женируются -- тамъ нѣтъ веселья!.. Курите всласть. И я набью папироску...
   -- И мнѣ набей также, сказала Адель.
   Бордепла выразилъ свою благодарность тѣмъ, что ухмыльнулся во весь ротъ и вытащилъ изъ кармана одну изъ тѣхъ коротенькихъ глиняныхъ трубокъ, которыя на простонародномъ нарѣчіи называются носогѣйками (brûle-gueule.) Чубукъ былъ четыре сантиметра длиною и не уступалъ въ чернотѣ любому негру Гвинейскаго берега.
   Фабрицій сидѣлъ молча, погруженный въ размышленія. По нахмуреннымъ бровямъ было видно, что думы его не веселаго свойства.
   Прекрасная-Лиза медленно плыла по извилистому теченію рѣки.-- На берегахъ виднѣлось много красивыхъ, загородныхъ домовъ.
   Въ началѣ весны стояла, сухая погода. Вода въ Сенѣ была низка и прозрачна, какъ бываетъ въ іюлѣ и августѣ, такъ что виднѣлось песчаное дно.
   Обѣ женщины замолкли.
   Покуривая папироски, набитыя хорошенькими пальчиками Матильды, онѣ любовались разбросанными по берегамъ виллами, и каждая изъ нихъ думала о томъ, не сыщется ли какой нибудь великодушный голубокъ, который предложилъ бы ей такую завидную голубятню.
   Но чѣмъ дальше позади оставался Мелюнъ, тѣмъ рѣже становились дачи, и тѣ, которыя еще встрѣчались, скрывались въ густой зелени окружавшихъ ихъ парковъ.
   На маленькаго барона напалъ вдругъ припадокъ лиризма.
   -- Честное слово, братцы,-- вскричалъ онъ,-- это чертовски живописно! взгляните на эти воды, эти деревья, эту траву!... Полюбуйтесь этими виллами, скрытыми въ зелени!... Что за гальбъ! Что за рельефъ! Мнѣ кажется, что я въ театрѣ и смотрю въ лорнетъ на очень шикарную декорацію!.. Это оттого, что я кое-что смыслю въ природѣ.
   -- Такъ эти цвѣтущіе берега Сены имѣютъ счастье нравиться вамъ, баронъ? спросила Матильда.
   -- Я нахожу, что они блестятъ неслыханною прелестью и переполнены аркадскою поэзію...
   -- Такъ поищите, не продается ли здѣсь какаго нибудь красиваго домика... Непремѣнно есть продажные... Пріобрѣтите его на наличныя деньги и вручите ключи отъ него Адели вмѣстѣ съ купчею на ея имя... Вотъ это-то было бы уже очень рельефно!... А? какъ вы думаете, баронъ?
   -- О да! это недурно!... подхватила дѣвица Сивракъ, урожденная Грелютъ. Въ самомъ дѣлѣ, купите мнѣ домъ въ этихъ мѣстахъ, мой милый Паскаль.... и я полюблю васъ ради васъ самихъ.
   -- Какъ она находчива, эта Адель! вскричалъ баронъ. Что-же, я не отказываюсь. Право!... мы подумаемъ объ этомъ....
   -- Когда же?
   -- Когда я получу наслѣдство.
   -- Отъ кого?
   -- А отъ дяди-то....
   -- А какъ старъ вашъ дядя?
   -- Ему пятьдесятъ лѣтъ.
   -- Ну такъ онъ васъ еще два раза похоронитъ, мой милый... Какъ ни прикидывайтесь молодцомъ, а вы не прочно сшиты.-- У васъ нѣтъ мышцъ, у васъ нѣтъ мякоти... у васъ много чего нѣтъ.
   Маленькій баронъ засмѣялся, но смѣхъ его походилъ на гримасы.
   -- Что касается до меня, сказала Матильда, то я серьезная женщина...-- Я коплю деньги, остающіяся отъ расходовъ,-- иногда довольно кругленькія суммы, и въ тотъ день, когда сломаю мою копилку, куплю себѣ виллу, вотъ въ родѣ этой.
   И она указала кончикомъ зонтика на послѣдній домъ на лѣвомъ берегу.
   Адель и оба молодые человѣка посмотрѣли въ ту сторону. Лишь только Фабрицій взглянулъ на указанную виллу, какъ по тѣлу его пробѣжала нервная дрожь, лицо страшно измѣнилось и покрылось смертельною блѣдностью. Но это продолжалось не долго; и никто не замѣтилъ этой странной перемѣны.
   Секунды черезъ двѣ Фабрицій справился съ собою. Физіономія его просвѣтлѣла и взглядъ сталъ спокойный по прежнему.
   Но все-таки онъ былъ блѣднѣе обыкновеннаго! Стараясь не смотрѣть на лѣвый берегъ, онъ проговорилъ съ афектированною небрежностью:
   -- Очень красиво! очень красиво!
   -- Это настоящій, маленькій замокъ, сказала Адель.
   -- И удивительнаго стиля! прибавилъ Паскаль:-- будто онъ построенъ во времена трубадуровъ.
   -- Я готова держать пари, что онъ новѣйшей постройки... возразила Матильда.
   Затѣмъ, обратясь къ матросу прибавила.
   -- Не знаете ли, мой милый, чей это домъ?
   -- Какъ не знать, барынька!
   -- А можете ли вы намъ сказать?
   -- Отчего же нѣтъ? Этотъ домъ принадлежитъ или, лучше сказать, принадлежалъ г. Фредерику Бальтусу, убитому шесть мѣсяцевъ тому и убійцу котораго завтра поутру казнятъ на большой площади въ Мелюнѣ...
   Паскаль и обѣ женщины вскрикнули отъ удивленія.
   Ни одинъ мускулъ не дрогнулъ на лицѣ Фабриція.
   

XIII.

   Вилла, обратившая на себя вниманіе Матильды была построена въ новѣйшее время изъ кирпича и ноздреватыхъ камней въ стилѣ Возрожденія, съ башенками въ видѣ колоколенъ, окна которыхъ были прорѣзаны латинскимъ крестомъ.
   Солнечные лучи, падавшіе вкось на этотъ небольшой замокъ, горѣли разноцвѣтными огнями на его цвѣтныхъ стеклахъ оконъ. Позади этой прелестной копіи феодальныхъ жилищъ, раскидывался паркъ въ пять или шесть гектаровъ, съ вѣковыми деревьями.
   Крыльцо съ двумя входами, вѣтвистые орнаменты котораго были изваяны искуснымъ рѣзцомъ, вело къ стрѣльчатой двери.
   Желѣзная рѣшетка такого же стиля, какъ и домъ, уцѣлевшая вѣроятно отъ какого нибудь стариннаго замка, разрушеннаго киркою каменотесовъ, выходила на живописную дорогу, пролегавшую по берегу Сены.
   Въ первомъ этажѣ, широкая трехстворчатая дверь съ цвѣтными стеклами въ свинцовыхъ переплетахъ выходила на террасу, окаймленную лѣпною балюстрадою, которую поддерживлли очень изящныя каріатиды.
   Створы двери, о которой мы упомянули, были отворены. Въ ту минуту, когда лодка поровнялась съ домомъ, на террасу вышла молодая дѣвушка.
   Она была въ глубокомъ траурѣ.
   Ея блѣдное лицо было правильно, какъ изображенія на медаляхъ. Густая черная коса лежала короною на ея головѣ.
   Къ ней можно было примѣнить слѣдующіе два стиха Альфреда Мюссе:
   
   "Sous за tresse d'ébène, on eut dit, а la voir
   Une jeune guerrière avec un casque noir *)".
   *) "Она походила съ своею черною косою на юную героиню въ черной каскѣ..
   
   Платье, изъ матовой матеріи, обрисовывало ея изящный станъ и упругіе контуры бюста греческихъ статуй.
   На ней не было никакихъ украшеній, только на шеѣ висѣлъ, на бархатной лентѣ, черный мраморный медальонъ на которымъ переплетались двѣ серебряныя буквы: Ф и Б.
   Ея прелестное, энергичное лицо было чрезвычайно печально.
   Большая борзая собака сѣро-желѣзнаго цвѣта, прыгавшая около нея, какъ-то тревожно потянула воздухъ и, увидѣвъ приближавшуюся лодку, заворчала глухо съ выраженіемъ угрозы; затѣмъ жалобно завыла.
   -- Молчи, Фоксъ! сказала отрывисто молодая дѣвушка. Послушная собака взглянула на свою госпожу, полизала ей руку и, переставъ лаять, растянулась у ея ногъ, но по временамъ все-таки глухо ворчала.
   Услышавъ голосъ госпожи Фокса, Фабрицій вздрогнулъ во второй разъ, но не обернулся.
   -- Чортъ возьми! какая хорошенькая особа! сказала Матильда съ искреннимъ восторгомъ.
   -- Немножко блѣдна,-- возразила Адель,-- но все-таки страхъ какъ хороша!...
   -- Какой гальбъ, братцы! поддакнулъ маленькій баронъ. Великолѣпно! великолѣпно! Просто чудовый рельефъ! Да взгляни же, Фабрисъ, на эту владѣтельницу замка, право она стоитъ того...
   Фабрицій долженъ былъ взглянуть волею или неволею, такъ какъ иначе поведеніе его показалось бы страннымъ, и повернулъ голову къ балкону.
   Глаза его встрѣтили взглядъ молодой дѣвушки. Онъ приподнялся и низко поклонился.
   Она отвѣтила на его поклонъ съ холодною вѣжливостью.
   -- Вотъ какъ! вы ее знаете? спросила Матильда.
   -- Да, отвѣчалъ Фабрицій, нахмуривъ брови.
   -- Гдѣ вы познакомились съ нею?
   -- Въ свѣтѣ, въ Парижѣ.
   -- Въ большомъ свѣтѣ или въ полусвѣтѣ?
   Фабрицій пожалъ плечами.
   -- Такой глупый вопросъ не стоитъ отвѣта! проговорилъ онъ.
   -- Она замужемъ? продолжала Матильда.
   -- Нѣтъ, дѣвица.
   -- Какъ ее зовутъ?
   -- Что вамъ за дѣло до нея?
   -- Чистое любопытство.
   -- Ее зовутъ Паулою Бальтусъ.
   -- Такъ это сестра того господина Бальтуса, о которомъ сейчасъ вотъ говорили?
   -- Да, сестра.
   Пни этихъ словахъ матросъ, набившій въ третій разъ свою трубку, безъ церемоніи вмѣшался въ разговоръ.
   -- Мамзель Паула такъ же добра, какъ хороша собою, проговорилъ онъ. Заговорите о ней съ кѣмъ хотите изъ здѣшнихъ... и всякій скажетъ вамъ, что она Провидѣніе бѣдныхъ и больныхъ... Надо было видѣть, какова она была прежде этого несчастья! Веселенькая, какъ малиновка.... Но съ тѣхъ поръ, какъ какой-то злодѣй убилъ ея брата, она совсѣмъ перемѣнилась... У нея не выходитъ изъ головы то ужасное утро, когда она дожидалась г. Фридерика, а вмѣсто того принесли только его трупъ.
   -- Брр!... морозъ подираетъ по кожѣ отъ этого! проговорила Матильда. Но какъ-же случилось это убійство?
   -- Это темная исторія...-- отвѣчалъ матросъ.
   -- Мрачная исторія, подхватилъ Фабрицій съ живостью, не стоитъ разсказывать ее этимъ дамамъ.
   -- О, буржуа! я совсѣмъ не гонюсь за тѣмъ, чтобы разсказывать ее, отвѣчалъ Бордепла, предоставляю это вамъ.
   -- Да мы-то гонимся затѣмъ, чтобы узнать ее! возразила Матильда. Мы страхъ какъ любимъ сильныя ощущенія! Трепетать и блѣднѣть отъ ужаса и проливать слезы умиленія... можетъ-ли быть что-нибудь прелестнѣе этого! Если исторія не нравится вамъ, Фабрисъ, такъ не слушайте ее!...
   Молодой человѣкъ принужденно засмѣялся.
   -- Мнѣ все равно, воскликнулъ онъ, но я знаю ее и боялся за ваши нервы -- вотъ и все. Если же она интересуетъ васъ, то попросите этого молодца разсказать вамъ ее.
   -- Конечно интересуетъ... мы хотимъ ее слышать, сказалъ Паскаль, исторіи убійствъ всегда заставляютъ трепетать... Самыя любопытныя статьи въ политическихъ газетахъ, единственныя, которыя стоитъ читать,-- отчеты объ уголовныхъ дѣлахъ, честное слово! Есть мошенники, которые настоящіе ходячіе романы.
   -- Молчите, баронъ! скомандовала Матильда.
   И, обратясь къ матросу, прибавила:
   -- Вы сказали, что мадемуазель Бальтусъ...
   -- Страшно перемѣнилась съ тѣхъ поръ, какъ братъ ея палъ подъ ударами злодѣя, котораго казнятъ завтра. И скажу вамъ, барыня, что я непремѣнно буду во время казни въ первомъ ряду... Не потому, чтобы я любилъ кровавыя зрѣлища и мнѣ пріятно было бы видѣть какъ упадетъ человѣческая голова, но потому, что можетъ быть убійца будетъ говорить, а я хочу слышать, что онъ скажетъ.
   -- Вы думаете, что онъ будетъ говорить? спросилъ Фабрисъ измѣнившимся голосомъ.
   -- Не знаю, но надѣюсь.
   Фабрицій, вѣроятно, хотѣлъ распространиться объ этомъ, но Матильда не дала ему времени.
   -- Бѣдная молодая дѣвушка, проговорила она, смотря издали на Паулу Бальтусъ, которая все еще стояла на террасѣ.-- Она никогда не утѣшится!
   -- О, никогда! Я готовъ поклясться въ этомъ.
   -- Она очень любила своего брата?
   Матросъ выпустилъ изъ рукъ весла, энергично затянулся изъ трубки раза два или три, и отвѣчалъ:
   -- Еще бы!... Надо было видѣть, какъ она рыдала и въ какомъ была отчаяніи, когда поутру садовникъ сказалъ ей, что наткнулся у рѣшетки на трупъ ея брата!... При одномъ воспоминаніи объ этомъ компасъ мой сбивается съ панталыка. Она ползала на колѣнахъ по снѣгу подлѣ трупа своего брата, звала его, говорила съ нимъ, какъ будто онъ могъ ее слышать... Она ломала руки... Била себя въ грудь... Рвала волосы... Думали, что она совсѣмъ сойдетъ съ ума.
   -- Такъ г. Бальтуса убили близко, почти у его дома? спросила дѣвица Адель де-Сивракъ, урожденная Грелютъ.
   Матросъ указалъ пальцемъ на небольшую рощу въ нѣсколькихъ стахъ шагахъ отъ дома.
   -- Видите, вонъ тамъ, эту рощу? сказалъ онъ.
   -- Да.
   -- Убійца скрывался тамъ въ кустахъ, съ которыхъ не спадаетъ листва даже зимою.. Онъ должно быть караулилъ, когда пройдетъ г. Фредерикъ, и три раза выстрѣлилъ въ него изъ револьвера...
   -- Это положительно леденитъ кровь! проговорила Матилда.
   -- Ухъ! Я повѣрю... прибавилъ маленькій баронъ, у меня бѣгаютъ мурашки по тѣлу.
   -- А я ничего не слыхалъ! продолжалъ матросъ злобно.
   -- Вы? спросилъ изумленный Фабрицій.
   -- Да, я.
   -- Но какъ могли бы вы слышать? Гдѣ вы были во время преступленія?
   -- Очень близко отсюда.
   -- Какъ такъ?
   -- Видите, вонъ на томъ берегу, напротивъ рощи павильонъ, принадлежащій къ большой дачѣ, которая видна вонъ тамъ, дальше?
   -- Такъ что же?
   -- Прошлый годъ я жилъ въ этомъ павильонѣ и спалъ въ немъ въ ту ночь, когда убили г. Бальтуса... Дача принадлежала тогда одному англійскому милорду, который сыпалъ двадцати-франковыми монетами, какъ дебардеры сыплютъ песокъ изъ телѣгъ. Этотъ годдемъ очень любилъ кататься по водѣ. Онъ нанялъ меня, такъ сказать, въ родѣ своего лодочника, и поручилъ мнѣ свой флотъ, т. е. яхту, гичку, душегубку и челнъ.
   -- Понимаю... проговорилъ Фабрицій. Чтобы вамъ удобнѣе было охранять этотъ флотъ, онъ поселилъ васъ въ павильонѣ.
   -- Такъ точно, и, смѣю сказать, я усердно исполнялъ свою обязанность... У меня такой слабый сонъ, что я слышу, если пробѣжитъ мышь.
   

XIV.

   -- Да, да, у меня очень слабый сонъ, продолжалъ матросъ. Надо вамъ сказать, что наканунѣ вечеромъ, я встрѣтилъ въ Мёльнѣ товарищей и немножко подгулялъ съ ними, что случается со мною не болѣе пяти разъ въ недѣлю, честное слово! Когда я вышелъ изъ кабака, меня сильно разобрало отъ холода. Словомъ, я возвратился въ мою баталеръ-камеру около десяти часовъ вечера отяжелѣвшій какъ ядро сорокъ восьмаго калибра... Я тотчасъ легъ и захрапѣлъ, да такъ сильно, что даже самъ слышалъ свой храпъ.
   -- Удивительно! проговорилъ Паскаль.
   -- Оттого-то я и не слыхалъ выстрѣловъ, прибавилъ Бордепла.
   -- Неужели они не разбудили васъ? спросилъ Фабрицій.
   Матросъ покачалъ отрицательно головою.
   -- Если бы выпалили изъ пушки въ двухъ шагахъ отъ меня, отвѣчалъ онъ, и даже, унесли бы меня, такъ и тогда бы не проснулся... На разсвѣтѣ, я всталъ совсѣмъ трезвый, вышелъ изъ моего гнѣзда и пошелъ выбрасывать изъ лодокъ навалившійся снѣгъ, такъ какъ онѣ могли бы затонуть отъ его тяжести. Тогда я услыхалъ раздирающіе душу вопли. На другомъ берегу рѣки собралась толпа противъ дома г. Бальтуса, потомъ пріѣхали жандармы, прокуроръ республики, судебный слѣдователь, полиція.. Я проворно переѣхалъ черезъ рѣку и узналъ, что случилось! Надо было слышать, какъ отчаянно рыдала мамзель Паула... и видѣть, какъ жандармы рыли снѣгъ, чтобы открыть слѣды убійцъ. Въ первую минуту я былъ почти доволенъ тѣмъ, что спалъ такъ крѣпко. Это избавляло меня отъ всякихъ показаній и отъ ходьбы по судамъ, Что прикажите! Это невольное чувство, терпѣть не могу имѣть дѣло съ полиціею.
   -- Такъ васъ не допрашивали? спросилъ съ живостью Фабрицій.
   -- Нѣтъ.
   -- И у васъ не спросили, были ли слышны выстрѣлы изъ этого павильона?
   -- Павильонъ на другомъ берегу, а Сена, какъ видите, широка... и я вѣдь не былъ на мѣстѣ преступленія. Судья нашелъ лишнимъ допрашивать меня, если даже и вспомнилъ обо мнѣ.
   -- И притомъ ваше показаніе ровно бы ничего не значило, сказалъ Фабрицій.
   Матросъ промолчалъ.
   -- Теперь все уже кончено,-- и завтра виновный поплатится, сказала Матильда.
   Бордепла вздохнулъ.
   -- Да,-- повторилъ онъ,-- онъ поплатится, но можетъ быть унесетъ съ собою тайну, не выдастъ своего сообщника... а это большое несчастіе.
   Фабрицій вдругъ выпрямился:
   -- Своего сообщника!-- вскричалъ онъ.-- Вы говорите "сообщника"!
   -- Да, точно такъ.
   -- Вы полагаете, что у убійцы былъ сообщникъ?
   -- Я увѣренъ въ этомъ.
   -- Не понимаю висъ. Я слѣдилъ за судопроизводствомъ этого страннаго дѣла, которое заинтересовало меня своею таинственностью...-- и судья ни на минуту не допустили, чтобы у убійцы былъ сообщникъ.
   -- Я очень хорошо знаю, что они не допустили, но я-то и допускаю.
   -- По какому поводу?
   -- Неужели вы думаете, сударь, что человѣкъ, на половину разбитый параличемъ, съ искалѣченной правой рукою, могъ одинъ совершить убійство?
   -- Думаю...-- Сила вовсе не нужна чтобы держать въ рукѣ такой легкій револьверъ, какой нашли подъ снѣгомъ.
   -- Извините меня, сударь... Для этого не нужно много силы, но все-таки нужно хоть сколько нибудь, а осужденный вовсе не владѣетъ рукою...-- Не онъ держалъ револьверъ и не онъ стрѣлялъ...
   Фабрицій пожалъ плечами.
   -- Вы такъ полагаете? сказалъ онъ съ ироніею.
   -- Да, полагаю. У меня не на столько мозговъ, чтобы изъ меня вышелъ прокуроръ или судья, но все-таки есть кое какая смѣкалка, какъ и у людей!... Оттого-то я утверждаю, что убійство Бальтуса совершено вдвоемъ.
   -- Вы утверждаете?
   -- Утверждаю, потому что это правда...-- Ихъ было двое: нищій и буржуа.... Нищій былъ просто орудіемъ... не больше.... завтра нищій поплатится вмѣсто буржуа а буржуа, можетъ быть, засунувъ руки въ карманы, пойдетъ смотрѣть на его казнь, чтобы убѣдиться, что тотъ не выдастъ его.
   -- Это ужасно!-- проговорили обѣ женщины.
   -- Чортъ возьми! Чортъ возьми!... визжалъ маленькій баронъ.
   Фабрицій, который былъ блѣднѣе обыкновеннаго, сосалъ окурокъ сигары, не замѣчая того, что онъ погасъ.
   -- Да, мнѣ кажется, что судьи пошли не тѣмъ путемъ, какимъ бы слѣдовало, проговорилъ матросъ, покачавъ головою съ выраженіемъ увѣренности... Во-первыхъ, по моему причина преступленія не кража..
   -- Такъ что же такое?
   -- Месть или что нибудь подобное.
   Блѣдность Фабриція усилилась.
   -- И, однако, деньги вѣдь украли... проговорилъ онъ.
   -- Конечно, но затѣмъ только, чтобы сбить съ толку полицію...
   Послѣ минутнаго молчанія Фабрицій сказалъ шутливымъ, почти насмѣшливымъ тономъ:
   -- Все это прекрасно.-- У васъ свой собственный взглядъ на это дѣло, совершенно новый и оригинальный... Но чтобы онъ имѣлъ смыслъ, надо знать на чемъ вы основываете его... Что заставляетъ васъ предполагать то, что вы сейчасъ высказали намъ?
   -- Много кое-чего.
   -- Это не отвѣтъ...-- Много кое-чего неопредѣленнаго ничего не значитъ... лучше, еслибы у васъ было одно доказательство, да основательное.-- Если никакой фактъ, никакая улика не подтверждаютъ вашихъ предположеній, то они не имѣютъ никакого вѣса.
   Матросъ захохоталъ.
   -- Фактъ или улика! повторилъ онъ; вы думаете это необходимо?
   -- Необходимо.
   -- Вы, буржуа, настоящій Ѳома невѣрный... Вамъ надо вложить палецъ въ рану.
   -- Конечно!
   -- Ну такъ есть и фактъ, и улика...
   -- Въ самомъ дѣлѣ?-- проговорилъ Фабрицій поблѣднѣвъ какъ полотно.
   -- Честное слово!-- Сперва вотъ вамъ фактъ.-- Я готовъ биться объ закладъ и прозакладываю мою трубку на ящикъ дорогихъ сигаръ, такихъ, какія вы курите, что убійцы переѣхали на другой берегъ рѣки на одной изъ лодокъ, которыя я караулилъ.
   По тѣлу Фабриція пробѣжала нервная дрожь и на вискахъ выступилъ легкій потъ.
   -- Еще новое предположенье, сказалъ онъ.
   -- О нѣтъ, не предположенье... а фактъ.
   -- Фактъ!-- полноте!
   -- Да, дѣйствительно фактъ.... у меня есть доказательство: по утру, когда я хотѣлъ отвязать лодку...
   -- Какое же доказательство?
   -- Возвратясь вечеромъ, я забылъ надѣть на цѣпь и запереть на замокъ лодку, на которой ѣздилъ, а просто привязалъ ее бичевкою.-- Когда же сталъ отвязывать ее, замѣтилъ, что узелъ сдѣланъ не по моему.
   Фабрицій засмѣялся.
   -- Это немудрено! вскричалъ онъ, вѣдь вы были пьяны наканунѣ.
   -- Да, я былъ пьянъ, какъ стелька. Но еслибы я былъ еще въ пятьсотъ разъ пьянѣе, то и тогда не сдѣлалъ бы другаго узла, кромѣ морскаго, потому что рука моя слишкомъ ужь навыкла въ этомъ. Я даже во снѣ завяжу вамъ такой узелъ...-- А между тѣмъ лодка была привязана простымъ узломъ... Развѣ это не доказательство?
   -- Судъ не принялъ бы такого доказательства.
   -- Можетъ быть. Но кромѣ того, подъ слоемъ вновь выпавшаго снѣга, былъ другой, подмерзшій и на немъ очень ясно отпечатались слѣды сапогъ съ каблуками, какихъ никогда не нашивалъ тотъ несчастный, которому отрубятъ завтра голову.... Такіе сапоги носятъ только люди богатые, щеголи... вотъ въ родѣ вашихъ сапогъ, которые блестятъ на солнцѣ. Неужели же это не доказательство вамъ?
   -- Еще бы нѣтъ! вскричалъ маленькій баронъ, разумѣется доказательство, и еще очень важное.-- Удивительно какъ увеселяетъ меня этотъ лодочникъ и какое удовольствіе доставляютъ мнѣ его разсказы, начиненные интересомъ, какъ трюфелями!
   -- Я согласна съ Ландилли... сказала Адель.
   -- И я также... прибавила Матильда.
   -- А я совершенно противуположнаго мнѣнія... возвразилъ Фабрицій.
   -- Ба! вы не допускаете сапогъ съ каблуками?
   -- Допускаю, сколько вамъ угодно.
   -- И такъ?...
   -- И такъ ничто не доказываетъ мнѣ, что убійца или кто бы то ни былъ переѣхалъ на лодкѣ... пусть мнѣ докажутъ это.
   

XV.

   Бордепла промолчалъ.
   -- Вотъ вы и побиты, молодецъ, сказалъ Фабриціи съ торжествомъ. Вы не можете доказать, что убійца и его мнимый сообщникъ воспользовались вашею лодкою.
   -- Такъ кто-же отвязалъ ее? сказалъ матросъ.
   -- Почемъ я знаю! Какой нибудь лодочникъ, рыбакъ или бродяга. Найдется ни одинъ человѣкъ, которому можетъ быть понадобилось перебраться вечеромъ за рѣку. Не желая идти до Мёльнскаго моста, онъ взялъ вашу лодку, переѣхалъ на ней на тотъ берегъ и обратно, и привязалъ ее не вашимъ знаменитымъ, морскомъ узломъ.
   Матросъ покачалъ головой.
   -- Нѣтъ, это невозможно, проговорилъ онъ.
   -- Отчего?
   -- Вы забываете, что сапоги были съ каблуками и съ узкою подошвою. Такіе сапоги въ пору только на маленькую, стройную, очень красивую ногу, вотъ какъ ваша... А у лодочниковъ, рыбаковъ и бродягъ лапы въ родѣ моихъ, широкія и плоскія, обувь, какъ обшивка трехмачтоваго корабля, и подбита четырехгранными гвоздями, какими можно забить дверь въ тюрьмѣ... или сколотить лодку. Это ли еще не доказательство?
   -- Сто разъ нѣтъ... это простой голый фактъ, изъ котораго нельзя вывести никакого заключенія. Если и улика, о которой вы говорите, такого же рода, то не съ чѣмъ поздравить васъ.
   -- Вы полагаете?
   -- Положительно... Впрочемъ, посмотримъ, какова эта знаменитая улика?
   -- Эге! ты, кажется, голубчикъ, хочешь все выпытать у меня, -- подумалъ матросъ! Такъ съѣшь же грибъ! я ничего не скажу больше... Я тебя не знаю, да и безъ того уже много разболталъ тебѣ.
   -- Что-жъ,-- сказалъ Фабрицій, я жду отвѣта...-- Да или нѣтъ? Есть-ли еще что нибудь кромѣ анекдота о сапогахъ съ каблуками?
   -- Есть кое-что и другое.
   -- Что-же?
   -- А вотъ что: это не говорится, а поется.
   И Бордепла затянулъ припѣвъ, хорошо знакомый всѣмъ морякамъ и лодочникамъ:
   
   "Pour aller а Lor ent
   Pécher la sardine...
   Pour aller ä Lorient
   Pécher le hareng *)".
   *) Чтобъ ѣхать въ Доріанъ ловить сардинокъ, чтобъ ѣхать въ Доріанъ ловить сельдей.
   
   Фабрицій, обманувшійся въ своемъ ожиданіи, насупился.
   Вслѣдствіе одного, еще неизвѣстнаго намъ обстоятельства, ему пламенно хотѣлось все; выпытать у лодочника; но онъ понялъ, что послѣдній ничего больше не скажетъ.
   -- Вы не знаете, господинъ сочинитель, какъ свести концы въ вашей сказкѣ, проговорилъ онъ, скрывъ досаду. Вы попались въ собственныя сѣти.
   -- Можетъ быть и такъ... отвѣчалъ Бордепла со странною улыбкою.
   -- Къ тому же, продолжалъ Фабрицій,-- если въ вашемъ разсказѣ есть хоть тѣнь правды, то какъ объясните вы то обстоятельство, что ничего не сообщили суду?
   -- Фабрицій чертовски логиченъ! протявкалъ маленькій баронъ.
   Слово "судъ" не понравилось матросу и онъ пожалѣлъ, что говорилъ такъ много.
   -- Что жъ бы я могъ заявить судьѣ? спросилъ онъ.
   -- То, что вы видѣли.
   -- Къ чему же это? развѣ я полицейскій?... Съ какой стати сталъ бы я разсказывать о моихъ наблюденіяхъ? Еслибы меня вызвали въ судъ, тогда -- другое дѣло; но идти самому было бы ни къ селу, ни къ городу. Меня только назвали бы дуракомъ; нѣтъ, я еще не такъ глупъ. Кромѣ того, это могло бы мнѣ повредить въ общемъ мнѣнія, и я, пожалуй, потерялъ бы мѣсто... Можетъ быть вѣдь я и ошибаюсь, какъ вы сейчасъ сами сказали. Я разсказалъ вамъ это потому, что разсказъ мой, какъ кажется, забавлялъ этихъ дамъ. Я вообразилъ-было, что открылъ кое-что, относящееся до сообщничества, но вы заткнули мнѣ ротъ. Я думалъ, что я похитрѣе другихъ, а теперь вижу, что былъ просто оселъ, въ чемъ и каюсь.
   -- И прекрасно, сказалъ Фабрицій. Но если узнаютъ, что вы имѣли сообщить кое-что и не сообщили, васъ не похвалятъ за это, можетъ быть даже....
   -- Что можетъ быть?
   -- Васъ заставать заплатить штрафъ или посадятъ въ тюрьму.
   -- Таратата!-- Повторяю вамъ, что я былъ пьянъ какъ стелька, а съ пьянаго взятки гладки. Я ничего не боюсь.
   Фабрицій понялъ, что Бордепла нельзя запугать, и перемѣнилъ разговоръ.
   -- Вы долго служили у этого англичанина? спросилъ онъ.
   -- Около года.... Я отошелъ отъ него три мѣсяца тому назадъ, когда онъ продалъ дачу, и поступилъ къ вдовѣ Галетъ затѣмъ катать на лодкѣ буржуа.
   -- Вы здѣшній?
   -- Да, я мёлюнскій уроженецъ и пользуюсь хорошею репутаціею. Всѣ знаютъ, что я не оставлю пушки на столѣ.
   -- Ага! молодецъ! вы придерживаетесь бутылки!
   -- Она доставляетъ мнѣ удовольствіе и вмѣстѣ съ тѣмъ приводитъ въ отчаяніе... Я не разъ читалъ себѣ нотаціи.... хотѣлъ -- было сократить себя. Но это ни къ чему не повело... Дурныя привычки все равно, что мозоли на ногахъ, ихъ не искоренишь... думаешь, что ужь совсѣмъ прошли -- а онѣ выростаютъ снова!
   -- Любить вино не преступленіе.
   -- Нѣтъ, но это иногда очень стѣснительно, особенно послѣ новаго закона, объявленіе о которомъ вывѣшено у всѣхъ кабаковъ.
   -- Вы постоянно жили въ Мёлюнѣ? спросилъ Фабрицій.
   -- Нѣтъ, я порядочно-таки попутешествовалъ.... Я служилъ въ морской службѣ.
   -- А! вы служили.
   -- На бортѣ "Нептуна" -- съ 1859 года.
   -- Все время простымъ матросомъ?
   -- На рукавѣ моей куртки нѣтъ ни малѣйшей нашивки.. Въ 1866 году я возвратился на родину. Отецъ мой и мать только что окочурились.
   -- Что? спросила Матильда.
   -- Я хотѣлъ сказать, что бѣдные мои старики повернули налѣво кругомъ....
   -- Окочурились!.. какой стиль!-- Налѣво кругомъ.... какой колоритъ! пробормоталъ маленькій баронъ.
   Матросъ продолжалъ:
   -- Когда я прибылъ домой, нотаріусъ вручилъ мнѣ довольно кругленькую сумму, которую припасли для меня дорогіе мои старики. Я могъ бы жить припѣваючи почти одними процентами, не лишая себя ни табаку, ни вина; но мы, моряки, умѣемъ беречь деньги только на кораблѣ.... Въ открытомъ морѣ нѣтъ кабаковъ и харчевенъ на каждомъ углу улицы, ни красныхъ дѣвушекъ, которыя строятъ вамъ глазки и выманиваютъ денежки изъ вашего кармана. Матросъ на сушѣ стоитъ не твердо, такъ что въ два то на наслѣдство мое ухнуло въ океанѣ запечатанныхъ бутылокъ и фалборочекъ... Такъ-то!...
   Паскаль де Ландилли, котораго положительно привелъ въ восторгъ своеобразный языкъ Бордепла, апплодировалъ изо всѣхъ силъ.
   Адель и Матильда хохотали.
   Только Фабрицій сталъ опять задумчивъ и молчаливъ.
   Катанье продолжалось уже болѣе двухъ часовъ. Солнце склонялось къ горизонту и надъ Сеною подымалась вечерняя прохлада, сопровождаемая легкимъ туманомъ.
   -- Пора причалить къ берегу, скомандовалъ Фабрицій. Матросъ въ три взмаха веселъ повернулъ лодку по направленію къ Мёлюну, затѣмъ направилъ ее къ берегу и, придерживаясь его, чтобы избѣжать быстраго теченія по срединѣ рѣки, началъ сильно налегать на весло.
   Въ ту минуту, когда лодка опять поровнялась съ вилою Бальтуса,-- всѣ, кромѣ Фабриція, взглянули на террасу, гдѣ стояла прежде молодая дѣвушка; но дверь съ цвѣтными стеклами въ свинцовыхъ переплетахъ была плотно затворена и на террасѣ никого не было.
   Бордепла гребъ изо всѣхъ силъ.
   Вскорѣ миновалъ онъ Мёлюнскій мостъ и причалилъ къ пристани.
   -- Баронъ, сказалъ Фабрицій Паскалю, ступивъ на первую ступеньку лѣстницы, дайте побольше на водку этому славному парню а я пойду, расплачусь съ его хозяйкою.
   И онъ пошелъ скорыми шагами къ дому вдовы Галетъ.
   -- Сколько вамъ слѣдуетъ? спросилъ онъ.
   -- Ровно десять франковъ, мой добрый господинъ.
   -- Вотъ они.
   -- Очень благодарна... Довольны ли вы лодочникомъ?
   -- Какъ нельзя больше.... Какъ его зовутъ?-- Я слышалъ вы называли его Бордепла; но это должно быть прозванье.
   -- Да, сударь, это прозванье. Его настоящее силы Клодъ Марто,-- отставной морякъ, чудесный человѣкъ, но горькой пьяница. Онъ пропиваетъ все, что заработываетъ,-- еслибы не это, такъ онъ не нуждался бы.
   Фабрицій вынулъ изъ кармана небольшую записную книжку и записалъ: Клодъ Марто, родился въ Мёлюнѣ. Отставной морякъ служившій на Нептунѣ, поступилъ на службу въ 1859 году.
   Затѣмъ догналъ Паскаля и двухъ женщинъ.
   

XVI.

   -- Что вы записывали, мой другъ?-- спросила Матильда, взявъ его подъ руку.
   -- Расходъ, потомъ чтобы разсчитаться съ барономъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ. Пойдемте.
   Клодъ Марто,-- котораго мы будемъ называть теперь этимъ именемъ -- снялъ фуражку.
   -- До слѣдующаго раза, госпожи и господа, проговорилъ онъ.
   -- Да, да, молодчикъ, до слѣдующаго раза, сказалъ Фабрицій. Мы съ тобою еще увидимся и я сумѣю вырвать твою тайну, подумалъ онъ.
   Затѣмъ обѣ четы направились скорымъ шагомъ по дорогѣ къ отелю.
   -- У этого господчика какой-то странный взглядъ, который мнѣ не очень-то нравится, подумалъ матросъ провожая глазами Фабриція. На послѣдяхъ онъ началъ раскачивать мой компасъ своими распросами... Какое ему дѣло до этого?-- Ба! должно быть онъ любопытенъ -- вотъ и все. Другіе-то славные ребята, важно отпустили на водку. Я могу теперь выпить наперсточекъ купороса.
   Вдова Галетъ опять усѣлась на порогѣ своего жилища, и еще усерднѣе прежняго принялась вязать синій шерстяной чулокъ..
   -- Эй, хозяйка! крикнулъ Клодъ Марто, я пойду на уголъ,-- если вамъ понадоблюсь, махните мнѣ.
   Онъ закурилъ трубку и, отправившись къ виноторговцу, скромное заведеніе котораго находилось на углу ближайшей улицы, велѣлъ подать себѣ стаканъ ужасной свекловичной водки, подкрашенной жженнымъ сахаромъ, придающимъ ей желтый цвѣтъ.
   Стаканъ этотъ могъ вмѣстить пятую долю литра.
   Вотъ что Клодъ Марто называлъ наперсточкомъ купороса.
   Возвратимся въ отель Большаго Оленя, въ комнату госпожи Деларивьеръ, откуда только что вышелъ молодой докторъ.
   -- Ну что, какъ тебѣ нравится докторъ? спросилъ банкиръ.
   -- Онъ очень симпатичный господинъ... отвѣчала Жанна. Я люблю безъискуственность. Должно быть онъ очень хорошій человѣкъ и далеко пойдетъ... Не правда ли?
   -- Да, я нисколько не удивлюсь, если онъ современемъ будетъ принадлежать къ числу знаменитостей науки. Онъ еще очень молодъ, но серьезенъ, какъ пожилой человѣкъ.... Еслибъ намъ не надо бы возвратиться въ Нью-Іоркъ, то я подружился бы съ нимъ, не смотря на разницу лѣтъ.
   Въ эту минуту вошла Роза, неся на подносѣ небольшую серебряную чашку, распространявшую очень аппетитный запахъ.
   -- Вотъ, сударь, сказала она банкиру, бульонъ, который докторъ приказалъ подать. Онъ легкій и не очень горячій.... надо выпить сейчасъ же.
   -- Благодарю, моя милая; подойдите къ постели, проговорила госпожа Деларивьеръ.
   Роза подошла.
   -- Ахъ, какъ вы поправились! вскричала она съ радостнымъ изумленіемъ, взглянувъ на выздоравливающую.
   Жанна улыбнулась, увидѣвъ хорошенькую служанку.
   -- Да, милая, отвѣчале она, мнѣ гораздо лучше.
   -- Это видно,-- сказала Роза: я не могу еще опомниться отъ удивленія. Когда васъ вынули изъ экипажа и принесли сюда, васъ скорѣе можно было счесть за мертвую, чѣмъ за живую. Вы просто воскресли.
   -- Я обязана этимъ доктору.
   Сказавъ это, Жанна взяла серебряную чашку и выпила бульонъ медленно, съ очевиднымъ наслажденіемъ.
   -- Бульонъ превосходный, проговорила она, я чувствую, что онъ возвращаетъ мнѣ силы.
   -- Какое счастье!-- сказала Роза и вышла изъ комнаты, взглянувъ еще разъ на госпожу Деларивьеръ.
   -- Докторъ совершилъ настоящее чудо! подумала она.
   Госпожа Деларивьеръ, какъ предсказалъ Жоржъ Вернье, вскорѣ почувствовала дремоту.
   -- Не забудь, мой другъ, сказала она мужу, что докторъ велѣлъ тебѣ отдохнуть; я дала слово, что ты исполнишь его предписаніе.
   -- Но, я вовсе не чувствую усталости, возразилъ г. Деларивьеръ.
   -- Все равно, ты долженъ отдохнуть потому уже, что я дала за тебя слово. Мнѣ очень хочется спать, прибавила она, я сейчасъ засну и непремѣнно требую, чтобы ты послѣдовалъ моему примѣру....
   -- Хорошо, исполню твое приказаніе, какъ и всегда, мой дорогой тиранъ.
   И банкиръ, поцѣловавъ жену въ лобъ, ушелъ въ сосѣднюю комнату.
   Но онъ не легъ спать, а предался своимъ думамъ.
   Ужасныя ощущенія, вынесенныя въ теченіи ночи и утра, сильно потрясли его, не смотря на крѣпкое сложеніе и энергичный характеръ.
   Онъ почти вполнѣ успокоился на счетъ жены; но душевная тревога оставила въ умѣ слѣдъ, который не могъ скоро изгладиться.
   Жгучія раны сердца зажили, но оставили болѣзненное ощущеніе.
   Г. Деларивьеръ бросился въ кресло, закрылъ лицо обѣими руками и погрузился въ глубокое раздумье.
   -- Жанна чуть было не умерла въ цвѣтѣ лѣтъ, думалъ онъ,-- а я, старикъ въ сравненіи съ нею, и не долженъ разсчитывать на продолжительную жизнь. Еслибы я вдругъ умеръ скоропостижно, не успѣвъ исполнить священнаго долга, налагаемаго на меня совѣстью, то участь двухъ единственныхъ существъ, которыя мнѣ дороги -- была бы ужасна.... и по моей винѣ!.. Эта мысль приводитъ меня въ ужасъ!... Я долго ждалъ, но теперь не хочу ждать ни одного часа ни одной минуту. Что бы ни случилось, по крайней мѣрѣ я обезпечу будущность матери и дочери. Банкиръ подошелъ къ камину, дернулъ сонетку и отворилъ дверь, выходившую на площадку лѣстницы.
   Почти тотчасъ же появилась Роза.
   -- Вы звонили, сударъ? спросила она.
   -- Да, милая. Будьте такъ добры, пошлите купить мнѣ въ конторѣ регистратурной экспедиціи три или четыре листа гербовой бумаги по шестидесяти сантимовъ, и принесите мнѣ также перо, чернила и нѣсколько большихъ конвертовъ.
   -- Сейчасъ.
   Г. Деларивьеръ отомкнулъ ключикомъ, висѣвшимъ на его часовой цѣпочкѣ, дорожную сумку, надѣтую на ремнѣ черезъ плечо, и которой онъ не снялъ даже и тогда, когда завтракалъ съ докторомъ.
   Онъ досталъ изъ нея туго набитый портфель и минутъ двадцать разбиралъ лежавшія въ немъ бумаги.
   Роза возвратилась.
   -- Я принесла что вы велѣли, проговорила она и, положивъ на столъ гербовую бумагу, и конверты, поставила чернильницу со всѣми принадлежностями.
   -- Больше ничего не надо? спросила она.
   -- Нѣтъ, благодарю, милая.
   Банкиръ, оставшись одинъ, взялъ перо, обмакнулъ въ чернила и написалъ наверху одного листа твердымъ, крупнымъ почеркомъ:

"Это мое завѣщаніе".

   Затѣмъ подумалъ секунды двѣ или три и принялся писать быстро, какъ человѣкъ, вполнѣ сознающій чего хочетъ; онъ не заботился о формѣ, въ полной увѣренности, что во всякомъ случаѣ завѣщаніе его правильно и въ немъ не къ чему придраться. Онъ исписалъ около двухъ страницъ.
   Перечитавъ внимательно завѣщаніе, онъ списалъ копію съ него также на гербовой бумагѣ.
   Онъ написалъ два письма.
   Первое -- къ своему повѣренному въ Нью-Іоркѣ, которому писалъ о дѣлахъ, касающихся будущей ликвидація банкирской конторы.
   Второе -- одному своему школьному товарищу, бывшему въ настоящее время нотаріусомъ въ Парижѣ. Онъ вложилъ это послѣднее письмо въ одинъ конвертъ съ завѣщаніемъ, и надписалъ слѣдующій адресъ:

"Господину Персье,
нотаріусу",
"Въ улицѣ Луи-ле Гранъ, No 9, въ Парижѣ".

   Затѣмъ положилъ оба письма рядомъ съ чернильницею, одно на другое, причемъ адресованное нотаріусу пришлось сверху.
   Наконецъ, сложивъ вчетверо копію съ завѣщанія и спрятавъ ее въ портфель, вышелъ съ сердцемъ, облегченнымъ отъ великой тяжести, въ сосѣднюю комнату, въ которой не былъ около двухъ часовъ.
   Жанна спала, но сонъ ея былъ лихорадочный; ее мучили страшныя сновидѣнія.
   Лицо, покрытое красными пятнами, выражало ужасъ. Она шевелила руками, какъ бы желая отдалить какой нибудь непріятный предметъ, и въ ту минуту, какъ г. Деларивьеръ показался на порогѣ, изъ подъ ея закрытыхъ вѣкъ медленно полились одна за другою крупныя слезы.
   Банкиръ, сильно встревоженный и изумленный этими неожиданными симптомами, бросился къ женѣ, схватилъ ее за руки и вскричалъ.
   -- Жанна, милая Жанна, проснись...
   Госпожа Деларивьеръ тотчасъ же открыла глаза.
   Ея кроткое, милое лицо приняло обычное выраженіе.
   -- Слава Богу! проговорила она, это былъ только сонъ!
   

XVII.

   Изъ нѣсколькимъ словъ, которыми обмѣнялись господинъ и госпожа Деларивьеръ на желѣзной дорогѣ и въ отелѣ Большаго-Оленя, читатели наши, конечно, вывели заключенье, что въ жизни этихъ двухъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ нашего разсказа была таинственная сторона.
   Мы объяснимъ это въ короткихъ словахъ.
   Та, которую банкиръ называлъ своею женою, не имѣла никакого права на это названье и даже дочь ихъ была незаконнорожденная.
   Но какимъ образомъ г. Деларивьеръ, который страстно любилъ и уважалъ Жанну, чего она была вполнѣ достойна, и обожалъ Эдмею, давно уже не женился на любимой женщинѣ, чтобы упрочить положеніе матери и дочери? Бѣглый взглядъ на прошлое послужитъ отвѣтомъ на этотъ вопросъ.
   Двадцать два года тому назадъ, Морисъ Деларивьеръ, компаньонъ одной парижской банкирской конторы, обладавшій въ то время полумилліономъ, влюбился въ одну дѣвушку чудной красоты.
   Онъ женился на ней и подарилъ ей полтораста тысячъ франковъ, которые предоставилъ въ полное ея распоряженіе брачнымъ контрактомъ.
   Но выборъ г. Деларивьера былъ очень неудаченъ.
   Молодая дѣвушка, которой онъ далъ свое имя, скрывала подъ прелестною наружностью очень дурные инстинкты и стремленія.
   Она была дочь почтенныхъ родителей и не видала дома дурныхъ примѣровъ, но была по природѣ куртизанка.
   Черезъ полгода замужества, она завела любовника, и такъ неосторожно вела себя, что г. Диларивьеръ, несмотря на слѣпое довѣріе къ ней, не могъ не замѣтить измѣны
   Онъ вызвалъ любовника жены на дуэль и опасно ранилъ его. Смывъ такимъ образомъ пятно со своей чести, какъ называютъ это въ свѣтѣ, онъ имѣлъ слабость простить женщину, бывшую виною этого несчастья. Прошло еще полгода и г. Деларивьеръ пріобрѣлъ доказательство новой измѣны.
   На этотъ разъ любовникомъ жены оказался одинъ изъ его лучшихъ пріятелей, въ котораго онъ вѣрилъ какъ въ самого себя.
   Онъ вызвалъ и этого на дуэль.
   Но на этотъ разъ онъ самъ былъ раненъ шпагою въ грудь и такъ опасно, что въ теченіи шести недѣль находился между жизнью и смертью.
   Когда онъ сталъ выздоравливать, то узналъ, что жена его, воспользовавшись свободою, предоставленною ей его болѣзнью, взяла изъ банкирской конторы положенную на ея имя сумму и убѣжала куда-то вмѣстѣ съ однимъ гимнастомъ изъ цирка, триковыя чулки котораго тѣлеснаго цвѣта и красныя, бархатныя панталоны съ золотыми блестками свели ее съ ума.
   Бѣглецы, вѣроятно, оставили Францію и гдѣ нибудь вдали отъ нея прокучивали полтораста тысячъ франковъ, но никто не зналъ, гдѣ именно они находились.
   Страшный цинизмъ жены вылечилъ г. Деларивьера отъ любви къ ней. Онъ рѣшился забыть женщину, загрязнившую его имя и не разыскивалъ, гдѣ она и что съ нею сталось. Но его чрезвычайно огорчало, что жизнь его испорчена.
   Спустя два года, г. Деларивьеръ встрѣтилъ, въ одномъ, коротко знакомомъ домѣ, очень молоденькую дѣвушку, блондинку въ голубыми глазами, которая ходила давать уроки дѣтямъ въ этомъ домѣ.
   Г. Деларивьеръ съ перваго раза заинтересовался -- и безо всякой задней мысли -- этою хорошенькою дѣвушкою, которая казалась очень безъискусственною и цѣломудренною.
   Онъ разспросилъ о ней.
   Жаннѣ Талландье было шестнадцать лѣтъ. У ней не было никого родныхъ, кромѣ старшаго брата, такого-же бѣднаго, какъ и она, энергичнаго труженика.
   Она жила уроками и была вполнѣ довольна своимъ скромнымъ положеніемъ.
   Г. Деларивьеръ, почти самъ не замѣчая того, каждый день старался встрѣтиться на улицѣ съ молоденькою учительницею музыки.
   Въ одинъ прекрасный день, онъ съ изумленіемъ открылъ, что влюбленъ по уши, влюбленъ безумно, въ сто разъ сильнѣе чѣмъ въ то время когда женился.
   -- Если она любитъ меня, подумалъ онъ, то я нашелъ счастье. Но вмѣстѣ съ тѣмъ имъ овладѣло страшное безпокойство. Жаннѣ Талландье было не болѣе шестнадцати лѣтъ, а ему сорокъ два. Это обстоятельство казалось ему непреодолимымъ препятствіемъ.
   Но г. Деларивьеръ даже не вспомнилъ о томъ, что былъ богатъ и что богатство устраняетъ много препятствій.
   Онъ слишкомъ уважалъ молодую дѣвушку для того, чтобы ему хоть на одну минуту пришла мысль, что деньги могутъ имѣть на нее вліяніе.
   Мы не станемъ входить въ подробности ихъ прошлой любви.
   Г. Деларивьеръ, несмотря на свои годы былъ очень хорошъ собою и симпатиченъ.
   Молодая дѣвушка жила въ полномъ уединеніи.
   Некому было сказать ей, чтобы она остереглась любви, которая не могла быть освящена бракомъ.
   Морисъ нравился ей и она наивно дала ему замѣтить это. Она выслушала его любовное признаніе съ такою довѣрчивостью, что скептикъ усмѣхнулся-бы, а человѣкъ съ душою умилился бы.
   Тутъ не было обольщенія съ одной стороны и слабости съ другой, но полное сліяніе двухъ душъ, одинаково добрыхъ, какъ будто созданныхъ другъ для друга.
   Жанна не чувствовала ни страха, ни угрызеній совѣсти, такъ какъ сознавала, что отдалась навсегда честному человѣку.
   Морисъ разсуждалъ такъ:
   -- Я имѣю право любить эту молодую дѣвушку. Еслибъ завтра Господь возвратилъ мнѣ свободу, то завтра-же я бы женился., на ней.
   Когда Жанна отдалась г. Деларивьеру, онъ ни на одну минуту не захотѣлъ сдѣлать изъ нея то, что называютъ содержанкою. Только жизнь вмѣстѣ, доказывающая взаимную довѣренность и уваженіе, казалась ему достойною ихъ обоихъ.
   Но такая жизнь не могла не произвести нѣкотораго скандала въ парижскомъ мірѣ, такъ какъ всѣ знали, что Морисъ былъ женатъ и что жена его убѣжала.
   Это заставило его реализировать свое состояніе и отправиться въ Америку, гдѣ онъ открылъ банкирскую контору. Но теперь, когда онъ пламенно желалъ жениться на Жаннѣ, для него было очень важно знать, гдѣ находится его жена и какъ поживаетъ, а потому, передъ отъѣздомъ въ Нью-Іоркъ, онъ переговорилъ съ однимъ бывшимъ полицейскимъ агентомъ, который пользовался громкою извѣстностью. Г. Деларивьеръ поручилъ этому агенту разыскать гдѣ его жена, и далъ ему порядочную сумму, обѣщая дать еще больше, когда агентъ исполнитъ его порученіе.
   Пріѣхавъ въ Америку, онъ выдалъ Жанну за свою жену. Основанная имъ контора процвѣтала.
   Родилась Эдмея и ея рожденіе еще болѣе скрѣпило союзъ двухъ сердецъ, заслуживающій уваженія потому, что былъ неразрывный.
   Для счастья этихъ двухъ избранныхъ существъ, которыя шли по жизненному пути, поддерживая другъ друга, недоставало только одного -- брачныхъ узъ.
   Бывшій полицейскій агентъ часто писалъ банкиру.
   Онъ напалъ въ Италіи на слѣдъ его жены.
   Онъ узналъ, что черезъ полгода послѣ бѣгства она жила въ Венеціи со своимъ Ліотаромъ и вела себя очень эксцентрично, но этимъ все и оканчивалось. Агентъ потерялъ здѣсь ея слѣдъ и никакъ не могъ поймать ускользнувшаго отъ него конца Аріадниной нити.
   Г. Деларивьера глубоко огорчило то, что онъ не могъ узаконить Эдмею.
   Ему хотѣлось оставить ей свое состояніе; но, какъ извѣстно, законъ не допускаетъ къ наслѣдству незаконнорожденныхъ дѣтей.
   Читатели наши знаютъ теперь большую часть происшествій, случившихся въ теченіи восемнадцати лѣтъ.
   Г. Деларивьеръ отдалъ Эдмею въ пансіонъ во Франціи и черезъ каждые два года, вмѣстѣ съ Жанною, навѣщалъ ее.
   Богатство его все возрастало и наконецъ достигло колоссальныхъ размѣровъ.
   Бывшій полицейскій агентъ писалъ по временамъ, но не сообщалъ ничего новаго и постоянно требовалъ денегъ для дальнѣйшихъ розысковъ.
   Г. Деларивьеръ посылалъ ему деньги, но мало надѣялся на успѣхъ и даже подозрѣвалъ, что полицейскій агентъ дурачитъ его.
   Но онъ ошибался. Полицейскій агентъ исправно велъ корреспонденцію со своими собратами, живущими въ главныхъ европейскихъ городахъ, и не даромъ бралъ деньги съ банкира.
   Онъ неопровержимо доказалъ это, какъ мы сейчасъ увидимъ.
   

XVIII.

   Г. Деларивьеръ, видя себя обладателемъ болѣе чѣмъ достаточнаго богатства и желая насладиться плодами многолѣтняго безпрерывнаго труда, рѣшился начать ликвидацію своей конторы, поселиться во Франціи и взять изъ пансіона въ Сен-Манде свою дочь, чтобы съ нею больше не разставаться.
   День отъѣзда былъ назначенъ и онъ взялъ билеты на одномъ изъ большихъ заатлантическихъ пароходовъ, которые ходятъ между Америкою и Европою.
   Но вдругъ банкиръ получилъ отъ своего агента письмо, которое чрезвычайно изумило и вмѣстѣ обрадовало его.
   Благодаря случаю, который почти можно было назвать ниспосланнымъ провидѣніемъ, агентъ нашелъ затерянный слѣдъ бѣглянки.
   Госпожа Деларивьеръ, покинутая своимъ гимнастомъ, стала любовницею одного русскаго барина и, восемнадцать лѣтъ тому, умерла въ Россіи.
   Нельзя было усомниться въ справедливости этого факта. Агентъ писалъ, что скоро получитъ законное свидѣтельство объ ея смерти, которое немедленно пошлетъ въ Нью-Іоркъ.
   Банкиръ тотчасъ-же телеграфировалъ агенту, чтобы не посылалъ ему этого драгоцѣннаго документа, но вручилъ-бы лично въ Парижѣ, куда онъ ѣдетъ.
   Неожиданное извѣстіе о смерти жены было для него важно въ двухъ отношеніяхъ: во первыхъ, Морисъ могъ теперь дать свое имя Жаннѣ Талландье; во вторыхъ, такъ какъ госпожа Деларивьеръ умерла до рожденія Эдмеи, то становилось возможнымъ узаконить ее.
   Казалось, что Мориса и Жанну ожидала самая ясная, самая безоблачная будущность.
   Они отправились въ путь въ полной увѣренности, что ихъ ожидаетъ во Франціи совершенное счастье.
   Читатели знаютъ остальное.
   Возвратимся теперь въ Мелюнъ, въ отель Большаго-Оленя.
   -- Слава тебѣ, Господи! Это былъ только сонъ!-- прошептала г-жа Деларивьеръ, просыпаясь.
   -- Сонъ!-- повторилъ Маврикій, цѣлуя руки Жанны;-- значитъ, онъ былъ страшный, ужасный?...
   -- Да, страшный, ужасный!..-- отвѣтила молодая женщина.-- Я присутствовала при моихъ собственныхъ похоронахъ. Я искала тебя около моего гроба и не находила.... Моя дочь оставалась одна въ мірѣ.... сиротой безъ имени.... покинутой.... затерянной... лишенной всего....
   -- Понимаю твой ужасъ, дорогая Жанна! Во снѣ не обсуждаютъ своихъ страховъ и не преодолѣваютъ своихъ впечатлѣній; но твой сонъ былъ сумасбродный! Вѣдь жива же ты.... я здѣсь.... никакая опасность не грозитъ Эдмеѣ, и чрезъ нѣсколько недѣль будешь, благодареніе Богу, не только моей любимой подругой, но и законной женой....
   -- Ты правъ... пробормотала Жанна.-- Но сегодня утромъ я подвергалась большой опасности... А еслибы я умерла раньше этого счастливаго дня?
   -- Это невозможно!-- воскликнулъ банкиръ.
   -- Увы, все возможно.
   -- Да и при исполненіи этого сумасброднаго предположенія ребенокъ нашъ не остался бы покинутымъ. У него остался бы я.
   -- А еслибъ смерть постигла и тебя, что сталось бы съ Эдмеей?
   Деларивьеръ вздрогнулъ. Ему показалась страннымъ и даже страшнымъ, что мысль о внезапной смерти явилась въ головѣ спавшей Жанны въ то же время, когда она возникла въ его собственномъ мозгу.-- Не примѣта ли это страшная?
   Но банкиръ не былъ зараженъ предразсудками и почти немедленно оправился.
   -- Дорогая моя, сказалъ онъ, успокойся...-- Еслибы я даже и умеръ, еслибы даже нашъ ребенокъ лишился обоихъ насъ, до освященія нами нашей любви бракомъ, то все-же положеніе Эдмеи не было бы такъ непрочно, по крайней мѣрѣ съ имущественной стороны.
   -- А какъ же? Вѣдь Эдмея, не будучи признана, на глаза закона не твоя дочь.
   -- Я принялъ нужныя мѣры.
   -- Какія?
   Деларивьеръ вынулъ изъ своего портфеля бумагу, сложенную вчетверо.
   -- Что это такое?-- спросила Жанна.
   -- Мое завѣщаніе.
   Молодая женщина сдѣлала жестъ ужаса и вскричала:
   -- Завѣщаніе! Это слово пугаетъ меня... оно будитъ мрачныя мысли...
   -- Не ребячься, дорогая Жанна!..-- сказалъ банкиръ съ улыбкою.-- Письменное утвержденіе моей воли не должно пугать тебя: завѣщать не значитъ умирать, и я надѣюсь прожить еще многія лѣта на счастье намъ обоимъ или, лучше, троимъ. Уже давно слѣдовало мнѣ принять предосторожности, которыхъ требовало простое благоразуміе. Сегодня я это сдѣлалъ; радуюсь тому и чувствую большое облегченіе; но до отсылки этого акта къ Персье, моему нотаріусу и другу, я хотѣлъ сообщить содержаніе бумаги, чтобы, по поводу одного обстоятельства, попросить у тебя серьезнаго совѣта.
   -- У меня совѣта о деньгахъ?-- удивленно спросила Жанна.
   -- Да.
   -- Зачѣмъ? Развѣ это мое дѣло?
   -- Я смотрю на наше достояніе какъ на принадлежащее тебѣ наравнѣ со мною, и не могу распоряжаться ничѣмъ безъ твоего согласія.
   -- Я изъявляю свое согласіе заранѣе на все.
   -- Нѣтъ, я хочу, чтобы ты меня выслушала и отвѣтила сознательно.
   -- Если хочешь этого, говори, хотя оно и безполезно. Я и такъ отвѣтила бы по сознанію, какъ дѣлаю это всегда.
   -- Мы очень богаты... началъ Деларивьеръ.
   -- Я знаю это.
   -- Мы богаче, чѣмъ ты думаешь... гораздо богаче... Наше состояніе превосходитъ двѣнадцать милліоновъ...
   -- Двѣнадцать милліоновъ! повторила Жанна озадаченно.-- Двѣнадцать милліоновъ!...
   -- По крайней мѣрѣ. Но я принимаю эту цифру и дѣлю ее на три равныя доли... Вотъ о третьей-то долѣ я и хочу попросить у тебя совѣта.
   Банкиръ развернулъ сложенную гербовую бумагу и прочелъ слѣдующее:
   "Это мое завѣщаніе".
   "Сего числа, 10 мая 1874 года, я Маврикій, Арманъ Деларивьеръ, родившійся въ Парижѣ 16 марта 1814 года, здоровый тѣломъ и умомъ, излагаю на случай моей смерти мою волю въ этомъ актѣ который цѣликомъ писанъ моею рукою.
   "Если до предполагаемаго мною брака съ дѣвицей Жанной-Амеліей Талландье меня постигнетъ смерть, то имущество мое, равняющееся двѣнадцати милліонамъ, должно быть подѣлено слѣдующимъ образомъ:
   "Треть его, то есть четыре милліону, а также домъ принадлежащій мнѣ въ Нью-Іоркѣ, движимость въ этомъ домѣ, находящіеся въ немъ предметы художества, лошади и экипажи, принадлежатъ дѣвицѣ Жаннѣ Амеліи Талландье.
   "Другая треть, опять четыре милліона, принадлежитъ дѣвицѣ Эдмеѣ-Юліи, не совершеннолѣтней дочери дѣвицы Жанны-Амлеіи Талландье. Послѣдняя и будетъ получать доходъ съ этихъ четырехъ милліоновъ до совершеннолѣтія ея дочери или выхода замужъ.
   "Въ случаѣ смерти Жанны-Амеліи Талландье назначенная ей до этому завѣщанію доля имущества переходитъ цѣликомъ къ матери Жанны-Амеліи Талландье"
   На этомъ мѣстѣ молодая женщина прервала чтеніе.
   -- Дорогой Морисъ, вскричала она, ты великодушнѣйшій изъ людей; но я не могу принять этого.
   -- Отчего?
   -- У тебя есть родные:, прямые наслѣдники...
   -- Одинъ: мой племянникъ Фабрицій Леклеръ. Но онъ мало заслуживаетъ заботы: ты знаешь не хуже моего, что онъ прожилъ тѣ нѣсколько тысячъ франковъ, что достались ему по наслѣдству отъ матери, и ведетъ жизнь безпутную...
   -- Знаю это, но знаю и то, что онъ единственное дитя твоей сестры, которую ты любилъ. Кровь, текущая въ его жилахъ, кровь тебѣ родная. Какъ бы тяжки ни были его проступки, ты не долженъ совершенно обдѣлять его. Я не признаю за тобою права покинуть его въ нищетѣ, когда ты такъ богатъ.
   -- Дорогая моя!-- проговорилъ растроганный Деларивьеръ.-- Какъ я хорошо знаю тебя!... Я заранѣе былъ увѣренъ въ твоемъ сочувствіи. Слушай.
   И онъ продолжалъ читать:
   "Остальная треть моего имущества, опять четыре милліона, должна быть передана племяннику моему Фабрицію-Марселю Леклеру.-- Въ случаѣ его смерти, ко времени вскрытія этого завѣщанія его треть, подѣленная пополамъ, увеличитъ на два милліона долю, Жанны-Амеліи Талландье и настолько же долю ея дочери Эдмеи-Юліи.
   "Назначаю моимъ душеприказчикомъ по завѣщанію господина Персье, нотаріуса въ Парижѣ, улица Louis-Ie-Grand, номеръ 9, а въ память обо мнѣ прошу его принять украшенный алмазомъ перстень, обыкновенно носимый мною на лѣвой рукѣ.

"Маврикій-Арманъ Деларивьеръ.

   "Писано въ Мелюнѣ, 10 мая 1874 года."
   -- Я кончилъ, сказалъ Морисъ, складывая завѣщаніе и пряча его въ портфель.-- Согласно ли завѣщаніе съ твоими желаніями?
   -- Да, сто разъ да,-- вскричала молодая женщина: это благородно, это достойно тебя! хотя щедрость твоя обращается на недостойнаго. Твой племянникъ былъ очень малъ, когда потерялъ мать. Онъ не сумѣлъ устоять противъ соблазновъ Парижа. Сколько другихъ въ такомъ же положеніи!... Но, можетъ быть онъ исправился...
   -- Дорогая Жанна, какъ ты добра! Ты не женщина, ты ангелъ.
   

XIX.

   -- Что же я сдѣлала такого ангельскаго? съ улыбкою спросила Жанна.
   -- Фабрицій тебя ненавидитъ, отвѣчалъ Деларивьеръ, а ты его, защищаешь!...
   -- Онъ ненавидитъ меня, говоришь,-- ты, за что?
   -- Почемъ я знаю? Да и знать не хочу.
   -- Я угадываю твою мысль... Ты полагаешь, что твой племянникъ ненавидитъ меня, подозрѣвая въ желаніи отнять у него наслѣдство... Такъ ли?
   -- Ну, да!
   -- Думаю, что ты ошибаешься. Предоставленный съ дѣтства самому себѣ, лишенный семьи, увлекаемый склоностью всѣмъ видамъ удовольствія и любовью къ свободѣ, Фабрицій сбился съ пути, но въ душѣ не испорченъ. Онъ лучше того чѣмъ кажется, я въ этомъ увѣрена.
   Банкиръ сомнительно покачалъ головою.
   Жанна продолжала:
   -- Два года тому назадъ, въ нашу послѣднюю поѣздку въ Парижъ, я видѣла Фабриція, и мнѣ показалось, что онъ остерегается того образа жизни, который преждевременно подрывалъ его силы. Нѣсколько сказанныхъ при мнѣ словъ обнаруживали тяготѣніе такою жизнью и казались мнѣ признакомъ предстоявшей перемѣны.-- Можетъ быть, теперь, вмѣсто кутилы, мы найдемъ человѣка достойнаго любви и твоей щедрости...
   -- Какъ ты за него хлопочешь!
   -- Говорю по убѣжденію....
   -- Хорошо бы было, чтобы ты не ошибалась!
   -- А ты еще сомнѣваешься?
   -- Поневолѣ... Мнѣ кажется, что мой племянникъ, узнавъ о нашемъ бракѣ, будетъ первый взводить на тебя клевету въ самолюбіи и жадности...
   -- Изображая меня ловкою тварью, овладѣвшею тобою изъ разсчета?
   -- Опасаюсь этого...
   -- Ну, такъ ты можешь зажать ему ротъ и заставить его краснѣть предъ самимъ собою за свои дерзкія сужденія.
   -- Какъ?
   -- Позволишь-ли ты мнѣ дать тебѣ второй совѣтъ? Да, позволишь? Такъ слушай: по завѣщанію ты оставляешь Фабрицію треть твоего имущества?...
   -- Да, въ случаѣ, если умру раньше, чѣмъ узаконю наши отношенія.
   -- Понимаю. Но послѣ нашего брака?
   -- Тогда мое завѣщаніе будетъ лишенно смысла. Я уничтожу его, и все пойдетъ обычнымъ порядкомъ. Имѣя законную семью, я ничего не долженъ Фабрицію... Разъ я женюсь,-- все мое имущество принадлежитъ цѣликомъ тебѣ и нашей дочери... Я не имѣю права урѣзывать его...
   -- Ты сказалъ (и, видитъ Богъ, я вѣрю этому), что день нашего брака будетъ для тебя днемъ счастья...
   -- Да, дорогая Жанна... лучшимъ днемъ въ моей жизни!...
   -- Значитъ, очень пригоднымъ, чтобы сдѣлать кого-либо счастливымъ.
   -- Конечно!..
   -- Такъ прими же мой совѣтъ, и въ этотъ день отдай своему племяннику сумму, какую ты назначилъ ему по завѣщанію.
   -- Четыре милліона!... вскричалъ Деларивьеръ.
   -- Конечно, четыре милліона... Намъ останется восемь... Мы не избалованы и станемъ очень богаты... Даже живя особенно хорошо, мы не будемъ расходывать всѣхъ своихъ доходовъ. Когда Эдмея выйдетъ замужъ, ея приданое, какъ бы оно ни было велико, не обѣднитъ насъ. Будь же великодушенъ къ Фабрицію, какимъ хотѣлъ быть на случай смерти... Владѣя большимъ имуществомъ Фабрицій пріохотится къ правильной жизни, подумаетъ о бракѣ, станетъ человѣкомъ полезнымъ, уважаемымъ и будетъ обязанъ тебѣ всѣмъ достаткомъ, уваженіемъ окружающихъ, семейными радостями...
   -- Такъ ты серьезно просишь меня отдать Фабрицію эту огромную сумму?
   -- Совершенно серьезно.
   -- Я зналъ тебя за добрую, дорогая Жанна, но нахожу лучшею, чѣмъ считалъ.
   -- Такъ исполнишь мою просьбу?
   -- Я повидаю Фабриція по пріѣздѣ въ Парижъ, поговорю съ нимъ подольше, и если онъ покажется мнѣ нравственно исправляющимся, то я выполню одинъ замыселъ, который явился во мнѣ отъ твоихъ великодушныхъ побужденій и долженъ датъ племяннику блестящее будущее.
   -- Какой это замыселъ?
   -- Мнѣ нужно еще обдумать его, и я сообщу его тебѣ, когда онъ созрѣетъ.

* * *

   Молодой докторъ Жоржъ Вернье, изъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ нашей драмы, встрѣчалъ много препятствій въ началѣ своей медицинской карьеры.
   Этотъ медикъ, 26 лѣтъ, скромно поселившійся въ Мёленѣ съ одною старою служанкою, сначала не внушалъ жителямъ города большаго довѣрія уже потому, что два или три прежніе мѣстные доктора заключили союзъ противъ пришельца и ревниво оспаривали у него больныхъ кліентовъ.
   Пренебрегаемый богатыми, Жоржъ Вернье не поникъ духомъ; онъ сталъ докторомъ бѣдныхъ, и не только не заставлялъ ихъ платить за свои визиты, но если не всегда, то часто самъ платилъ за прописанныя имъ лекарства.
   Бѣдняки не неблагодарны: они восхваляли безкорыстіе и умѣнье пользовавшаго ихъ доктора, такъ что онъ, благодаря нѣсколькимъ замѣчательно успѣшнымъ случаямъ леченія, мало по малу сталъ популяренъ.
   Союзъ прежнихъ врачей, по своему безсилію, долженъ былъ положить оружіе. Жоржъ пріобрѣлъ репутацію... Всѣ посылали за нимъ при первомъ нездоровьѣ, и ни одна важная консультація не обходилась безъ него.
   Успѣхъ не опьянилъ Жоржа. Онъ оставался спокойнымъ, холоднымъ, иногда улыбался, но всегда дѣйствовалъ обдуманно.
   Всегда слѣдуя природному чувству и такту, онъ оказывалъ своимъ паціентамъ добрыя услуги и заручался ихъ благодарностью.
   Онъ былъ очень знающъ, но сознавалъ необходимость знать больше, и потому работалъ на необъятномъ полѣ науки безъ устали.
   Крайне безкорыстный, но нося въ сердцѣ горячую страсть и зная, что въ наше время царствуютъ и управляютъ -- деньги, онъ добивался богатства, какъ средства жениться на той, которую любилъ, и потому, что могъ достигнуть счастія только трудомъ.
   Описавъ впечатлѣніе, произведенное на него событіями, совершившимися за нѣсколько часовъ, мы оставили молодаго врача въ сильномъ волненіи и смущеніи.
   Посѣтивъ трехъ или четырехъ больныхъ, онъ вернулся домой усталый, озабоченный, безпокойный.
   Его старая служанка Маделена подала ему телеграмму, принесенную въ его отсутствіе телеграфнымъ разсыльнымъ. Вернье разорвалъ конвертъ и быстро прочелъ:
   "Мёлюнъ, изъ Санъ-Мандэ, 10 мая 1874 г. Пять минутъ пополудни.
   "Милый сынъ, отецъ, больной, желаетъ видѣть тебя. По полученіи депеши пріѣзжай. Твоя мать Генріэтта".
   Депеша, сообщающая дурную вѣсть, пугаетъ вдвойнѣ. Сжатость ея раздуваетъ предполагаемую опасность, тогда какъ письмо большею частью ослабляетъ извѣстіе о бѣдѣ поясненіями.
   Жоржъ почувствовалъ содроганіе по тѣлу и сжиманіе сердца, но не растерялся и сейчасъ же принялъ рѣшеніе собраться въ дорогу, и позвонилъ старуху-служанку.
   -- Маделена, сказалъ онъ: я ѣду въ Сенъ-Манде.
   Лицо молодаго человѣка обличало разстройство. Маделена спросила:
   -- Господи, развѣ г-жа Вернье больна?
   -- Не она, а болѣнъ мой отецъ.
   -- По крайней мѣрѣ, не опасно? переспросила старушка.
   -- Не знаю... Депеша не высказываетъ всего, и меня мучатъ сильныя опасенія.
   -- Какое несчастіе! Боже мой, какое несчастіе! вскричала старушка, утирая слезы. Бѣдный господинъ Вернье, такой почтенный...
   -- Ну, Маделена, не придумывай того, чего можетъ и не быть, и слушай меня.
   -- Да, господинъ, да, я васъ слушаю.
   -- Мнѣ уже не поспѣть выѣхать изъ Парижа съ поѣздомъ въ три четверти пятаго; придется ѣхать въ три четверти седьмаго.-- Пока, я навѣщу больную. Если болѣзнь отца не серьезна, я вернусь завтра. Если же, напротивъ, -- отъ чего Боже избави, -- мнѣ нужно будетъ остаться въ Сенъ-Манде, то я вамъ напишу.
   -- Да, господинъ Жоржъ.
   -- Еслибы до завтра кто-либо зашелъ за мною, то вы объясните причину моего отъѣзда.
   Такъ какъ старуха снова залилась слезами, то Жоржъ прибавивъ:
   -- Ну, Маделена, будьте разумны, не плачьте, обождите до завтрашняго дня: или моего пріѣзда, или письма.
   Затѣмъ онъ поспѣшно вышелъ. Онъ обѣщалъ Жаннѣ повидать ее до ночи и хотѣлъ сдержать слово, прописать, если нужно, новое лекарство и, особенно, пояснить свой внезапный отъѣздъ.
   Хотя вопросъ о здоровьѣ отца преобладалъ въ Жоржѣ надъ всѣми другими, однако онъ невольно подумалъ, что его внезапная отлучка помѣшаетъ ему разузнать завтра столь интересную для него вещь: любимая имъ дѣвушка не дочь-ли выздоравливающей? Но долгъ требовалъ отъ Жоржа отъѣзда, и ничто въ мірѣ не могло-бы удержать его на минуту дольше.
   Пріѣхавши въ гостинницу, онъ прямо подошелъ къ номеру втораго этажа и слабо постучалъ въ дверь.
   

XX.

   Жоржу Вернье отворилъ самъ Деларивьеръ.
   -- Войдите, добрый докторъ, сказалъ онъ ему; благодарю васъ! Ваша выздоравливающая ждетъ васъ.
   Молодой врачъ направился къ постели.
   Жанна, почти сидя въ подпиравшихъ плечи подушкахъ, улыбаясь, протянула ему руку.
   Жоржъ, пожимая эту руку, ощупалъ пальцемъ артерію, бившуюся неправильно и слишкомъ часто.
   -- Съѣли вы бульонъ, который я велѣлъ принести вамъ? спросилъ онъ.
   -- Да, докторъ.
   -- Съ апетитомъ?
   -- Да, и даже съ удовольствіемъ.
   -- А послѣ того спали?
   -- Немного.
   -- Спокойно?
   -- Нѣтъ, напротивъ, очень тревожно, съ дурными снами.
   -- Это объясняетъ мнѣ тревожность пульса, которой я не понималъ.-- Эту ночь у васъ, вѣроятно, будетъ маленькая лихорадка.
   -- Какъ, докторъ, опять лихорадка? печально проговорила Жанна.
   -- То будетъ послѣдній приступъ. Я пропишу рецептъ.
   -- Я самъ отнесу его въ аптеку, сказалъ Деларивьеръ, и велю приготовить лекарство на моихъ глазахъ.
   -- Прекрасно; и я увѣренъ, что завтра днемъ, когда я увижу нашу больную, она будетъ уже сильно поправившеюся.
   -- А развѣ вы не зайдете утромъ, докторъ? спросила молодая женщина.
   -- Къ большему своему сожалѣнію -- нѣтъ: я чрезъ нѣсколько минутъ уѣзжаю изъ Мёлюна, по зову моей матери, увѣдомляющей меня о болѣзни отца.
   -- Вотъ печальная новость, которая сильно меня огорчаетъ! вскричалъ банкиръ. Но, по крайней мѣрѣ, болѣзнь, о которой пишетъ ваша матушка, не опасна?
   -- Не знаю, и могу лишь надѣяться. Но время спѣшить. Попрошу васъ дать мнѣ бумагя и перо.
   -- Ихъ мы найдемъ у меня въ комнатѣ; хотите пройти?
   Жоржъ послѣдовалъ за Деларивьеромъ въ сосѣднюю комнату.
   На столѣ, подлѣ чернильницы, лежали письма съ почеркомъ банкира, положенныя, какъ мы сказали, одно на другое.
   Докторъ сѣлъ, взялъ перо, обмокнулъ его въ чернила и готовился писать рецептъ.
   Въ теченіи нѣсколькихъ секундъ, онъ, держа перо, раздумывалъ, роясь въ памяти за требовавшимися пріемами, указываемыми медицинскимъ кодексомъ.
   Пока онъ раздумывалъ, взоръ его былъ привлеченъ лежавшимъ на столѣ письмомъ, и Жоржъ ненамѣренно, -- слѣдовательно, безъ малѣйшаго любопытства, прочелъ подпись на конвертѣ:

"Господину Персье,
"нотаріусу,
"на улицѣ Louis le Grand номеръ 9, въ Парижѣ.

   Особенно отчетливо поразило его глазъ слово "нотаріусу".
   Подлѣ стола стоялъ Деларивьеръ.
   Наконецъ память доктора прояснилась, и онъ, не останавливаясь, быстро и отчетливо написалъ рецептъ, довольно длинный и снабженный подробными указаніями.
   -- Вотъ, сказалъ онъ, вставая и передавая рецептъ банкиру.-- Исполните аккуратно написанное предписаніе, и если лихорадка явится опять, она будетъ побѣждена. Прошу васъ, распорядитесь скорѣе.
   -- Не буду терять ни минуты.
   Оба возвратились въ комнату Жанны.
   -- Всѣ мѣры приняты, сказалъ докторъ молодой женщинѣ, и мнѣ остается лишь пожелать или пообѣщать вамъ ночь тихаго, спокойнаго сна и грезъ со счастливымъ предзнаменованьемъ.
   -- Благодарю васъ, докторъ. Примите наши лучшія пожеланья о здоровьѣ вашего батюшки; затѣмъ, до скораго свиданья.
   -- До свиданья, сударыня.
   Жоржъ пожалъ поочередно руки Жанны и банкира, взялъ свою, шляпу и вышелъ однако со стѣсненною грудью, влажными глазами и испытывая какое-то безпричинное волненіе и смущеніе.
   Ему казалось, что, покидая молодую больную, онъ оставлялъ у ней что-то свое и уходилъ съ пустотою въ душѣ.
   Онъ поспѣшилъ въ вокзалъ и взялъ билетъ перваго класса до Парижа.

* * *

   Послѣ прогулки въ лодкѣ, Фабрицій Леклеръ и Матильда, а въ другой группѣ -- Ланделли и Адель, возвратились въ гостинницу Большой Олень и рѣшились, спросивъ еще матрасовъ, провести ночь кое-какъ въ комнатѣ третьяго этажа, нанятой маленькимъ барономъ на нѣсколько часовъ за пятнадцать луидоровъ.
   Изъ этой комнаты, замѣтьте, два окна выходили на площадь, на которой, на разсвѣтѣ слѣдующаго дня, долженъ быть стать эшафотъ.
   -- Двѣ ложи на лицо, вскричалъ баронъ. Двѣ ложи по сту пятидесяти франковъ каждая! Мѣста въ семьдесятъ пять франковъ! Въ провинціальномъ театрѣ это шикъ! Правда, что пьеса будетъ представлена лишь одинъ разъ!... Это кидается въ носъ!...
   Хорошенькій баронъ былъ правъ; что прикажите дѣлать съ тупоумнымъ легкомысліемъ и безнравственнымъ любопытствомъ?.. Таковъ міръ маленькихъ господъ и маленькихъ госпожъ,-- намъ не измѣнить его. Впрочемъ, мы разсказываемъ, а не обсуждаемъ.
   Покончивъ обзоръ мѣстности, парижане спустились снова въ нижній этажъ, заглянули въ обѣденный меню и стали приказывать подать абсента, горькой, полынной и сухаго кюрасо, для возбужденія аппетита.
   Фабрицій, необыкновенно мрачный въ концѣ прогулки, неожиданно сталъ опять веселъ, нервно-веселъ, шуменъ, почти буенъ. Онъ говорилъ громко, постоянно смѣялся и не истощался въ запасѣ грубыхъ шутокъ.
   Матильда никогда не видѣла его такимъ.
   Поѣзди желѣзной дороги привозили невиданныя массы иностранцевъ, явившихся посмотрѣть на завтрашнюю казнь.
   Гостинница Большаго Оленя была набита народомъ. Мадамъ Лоріоль заговорила съ грустью, что отдала свои окна въ наемъ по слишкомъ дешевой цѣнѣ.
   На малѣйшее отверстіе, въ какомъ бы ни было этажѣ, находились охотники по три луидора съ персоны. Одинъ англичанинъ заплатилъ пятьсотъ франковъ за окно фонарикъ въ домикѣ рядомъ съ гостинницей, и предлагалъ госпожѣ Лоріоль десять луидоровъ за столъ, матрасъ на ночь. Хозяйка Большаго Оленя не знала кого слушать и кому прислуживать.
   Она на этотъ день удвоила свою прислугу и предполагала оставить домъ отпертымъ на всю ночь, чтобы пріютить несчастныхъ любопытныхъ, готовыхъ соснуть на креслѣ, стулѣ или табуретѣ.
   Конечно, всего болѣе было парижанъ. Кокодесы и кокотки прибывали цѣлыми вереницами, какъ на бѣги въ Шантильи. Мёлюнъ казался праздничнымъ.
   Нѣсколько пріѣзжихъ подошли пожать руку Фабрицію, маленькому барону и ихъ товарищамъ.
   Разговоръ, понятно, вертѣлся на одномъ и томъ-же предметѣ Люди въ запуски разсказывали знаменитыя казни и исторіи осужденныхъ невинно, преступленія поражающія и романическія, съ неизданными варіантами и странными толкованіями.
   -- Что-же вы, Фабрицій, спросила Матильда, думаете объ этомъ лодочникѣ и его исторіи?
   -- Исторія нелѣпа, а лодочникъ болтунъ.
   -- Но онъ, казалось, говорилъ совершенно искренно и съ убѣжденіемъ.
   -- Пусть такъ; но его убѣжденіе ничего не значитъ. Если кто-либо воспользовался его лодкой, чего не доказано, то нелѣпо предполагать, чтобы этимъ "кто-либо" былъ непремѣнно убійца Фредерика Бальтуса.
   -- Этотъ человѣкъ, кажется, зналъ кое-что другое...
   Фабрицій пожалъ плечами.
   -- Подите! возразилъ онъ. Зналъ бы что-нибудь другое, такъ и сказалъ бы. Это враль... Онъ хотѣлъ обмануть судей, а увидѣвъ что это не удастся, благоразумно замолчалъ.
   Пришли увѣдомить Фабриція и его друзей, что обѣдъ имъ поданъ.
   Всѣ столы были унизаны неимовѣрнымъ числомъ посѣтителей. Ходьба гарсоновъ и служанокъ пестрила въ глазахъ. Дребезгъ серебра, тарелокъ и стакановъ почти оглушалъ.
   Хозяйка Лоріоль очистила для двухъ группъ нашихъ знакомцевъ маленькій залъ на корридорѣ, ведшемъ на главную лѣстницу гостинницы.
   Одинъ видъ накрытаго въ этомъ залѣ стала вызывалъ аппетитъ. Супъ съ тертыми раками стоялъ, издавая паръ, въ открытой мискѣ, а по четыремъ концамъ стола стояли бутылки шампанскаго, приношеніе госпожи Лоріоль, поставленныя въ смѣсь льду и селитры и красовавшіяся темнозелеными горлышками и серебряными чехлами на пробкахъ.
   

XXI.

   Участники обѣда весело сѣли, и, рѣдкая вещь, съ первой же ложки супу пришли въ восторгъ.
   -- Неподражаемъ этотъ раковый супъ! съ энтузіазмомъ вскричалъ маленькій баронъ. Вдохните этотъ ароматъ, способный воскресить мертваго! Замѣтьте этотъ нѣжный розовый цвѣтъ! Вкусите этихъ рачьихъ хвостовъ, которые таютъ подъ зубомъ и производятъ на языкъ впечатлѣнія разомъ нѣжныя и пріятныя; здѣшняя кухарка искусница въ своемъ дѣлѣ бьетъ въ носъ, честное слово.
   -- Какой вы лирикъ, баронъ! со смѣхомъ замѣтилъ Фабрицій.
   -- Каковъ есть!... часами поэтъ и угловатъ до-нельзя.-- Прошу рачьяго супу.
   Въ эту минуту со двора раздался рѣзкій звукъ многихъ колокольчиковъ-бубенчиковъ.
   Всѣ женщины, выскочивъ изъ-за стола, подошли къ окну.
   -- Ахъ, какія славныя лошади! сказала молодая Адель. Подите-же смотрѣть: клянусь головой Паскаля, что стоитъ полюбоваться.
   Встали также Фабрицій и маленькій баронъ.
   У крыльца стояла коляска, запряженная четырьмя великолѣпными черными конями въ сбруѣ украшенной краснымъ сафьяномъ съ бубенчиками.
   Съ возвышеннаго сѣдалища сходилъ господинъ лѣтъ пятидесяти съ выдавшимися скулами и съ длинными блекло-бѣлокурыми усами и висящимъ въ петлицѣ огромнымъ лорнетомъ. Передъ лошадьми стояли со скрещенными на груди руками два грума въ бѣлыхъ брюкахъ и въ сапогахъ съ отворотами.
   Паскаль де Ландели испустилъ ревъ восторга.
   -- Бьетъ въ носъ! въ носъ братцы! Вотъ шикъ-то! Да, это изваяніе, рельефъ
   И когда въ дверяхъ показалась служанка Роза, онъ спросилъ:
   -- Чья эта чудесная повозка, красотка моя?
   -- Это русскій, такой богатый, что даже не знаетъ своего имущества! отвѣтила Роза: у него въ четырехъ или пяти льё отсюда замокъ, и дней восемь тому назадъ онъ нанялъ большую комнату нижняго этажа, чтобы видѣть завтрашнюю казнь...
   -- Легкомысленный бояринъ, я тебя уважаю! пробормоталъ Ландели.
   -- Паскаль, малютка Паскаль, кликнула мадемуазель де Сивракъ, урожденная Грелютъ {Въ переводѣ "Тайная любовница".}:-- когда ты наградишь мою безкорыстную нѣжность къ тебѣ, подаривъ мнѣ такой экипажъ?...
   -- Подарю, милочка, въ одно время съ дачею, когда наслѣдую послѣ дяди, отвѣтилъ баронъ.
   -- Ну да, дядя пятидесяти лѣтъ, который не одинъ разъ, а дважды похоронитъ тебя. Наслѣдство по дядѣ -- дрянное дѣло! Дяди живутъ дольше племянниковъ, точно дразнятъ.
   Опять сѣли за столъ.
   -- Фабрицій, -- сказала смѣясь Матильда, -- держу пари, что и у васъ водится гдѣ-нибудь дядя съ наслѣдствомъ.
   -- Держи и выиграешь... Есть такой...
   -- Правда?
   -- Честное слово!...
   -- Дядя изъ Америки?
   -- Тѣмъ болѣе изъ Америки, что онъ живетъ въ Америкѣ.
   -- Что онъ тамъ?
   -- Банкиръ въ Нью-Іоркѣ.
   -- Это шикарное званіе... Богатъ?
   -- Пять или шесть разъ милліонеръ... по крайней мѣрѣ.
   -- И вы ему близкій племянникъ.?
   -- И очень близкій: сынъ его сестры...
   -- Но тогда вы и въ самомъ дѣлѣ его наслѣдникъ?...
   -- Прямой.
   -- Сколько лѣтъ дядѣ?
   -- Шестьдесятъ.
   -- Десятью болѣе, чѣмъ дядѣ маленькаго барона -- все то-же!... Скажите-же, милый, у васъ серьезныя надежды?
   Фабрицій покачалъ головой.
   -- Никакой, добавилъ онъ.
   -- Отчего?
   -- Потому -- что мой дядя слишкомъ привязался къ любовницѣ лѣтъ семнадцати или восемнадцати; отъ этой любовницы у него дочка, и мать и дочка, конечно, устроятъ дѣло такъ, что заставятъ дядю отказать имъ все свое добро законнымъ завѣщаніемъ.
   -- Но позволь! Не торопись, милый мой! вскричалъ Паскаль! Этого не сдѣлать...
   -- Что хотите вы сказать баронъ?
   -- Я говорю, что законъ за васъ. Я прошелъ первый университетскій курсъ права, но особенно изучилъ книгу о наслѣдствахъ,-- по крайней мѣрѣ по отношенію къ моему дядѣ. Книга о наслѣдствахъ бьетъ въ носъ, честное слово! Я вбилъ ее всю себѣ въ голову и могу употребить въ дѣло. Лучше слушайте: книга 1-я, глава IV, отдѣлъ 1, статья 756: "Незаконныя дѣти не наслѣдники; законъ признаетъ за ними права наслѣдованія послѣ отца или матери лишь когда они законнымъ путемъ признаны".
   -- Можетъ быть, возразилъ Фабрицій; но мой дядя безъ сомнѣнія призналъ дочь этой женщины, которая овладѣла имъ и совершенно подчинила его себѣ,
   -- И все-таки, перервалъ баронъ! даже и въ такомъ случаѣ вы потеряете не все; на то, дружокъ, есть статья 757.
   -- Вотъ память-то! вскричала молодая Адель; а что говоритъ статья 757?
   -- Говоритъ такъ: "Право незаконнаго ребенка на имущество его отца и матери опредѣляется на слѣдующемъ основаніи: если отецъ или матъ оставили потомковъ законныхъ, то право незаконныхъ простирается на третъ наслѣдственной доли, которая досталась-бы незаконному ребенку, еслибы онъ былъ узаконенъ; право-же распространяется на половину, если отецъ или матъ неоставили нисходящихъ потомковъ, а лишь восходящихъ или братьевъ". Подъ этотъ-то законъ и подходитъ вашъ случай, Фабрицій, потому что вы представитель своей матери, которая была сестра...
   -- Но если мой дядя сдѣлалъ завѣщаніе въ пользу своей незаконной дечери?
   -- Завѣщаніе не въ силахъ лишить васъ вашей доли.
   -- Увѣрены-ли вы въ этомъ?
   -- Нѣтъ ничего вѣрнѣе въ мірѣ. Только одно можетъ васъ совсѣмъ лишить наслѣдства.
   -- Что-же именно?
   -- Бракъ... Если дядѣ вспадетъ мысль жениться на своей содержанкѣ и узаконить свою дочь, тогда все кончено. Тогда пиши пропало: не получите не редиски.
   -- Этого, по крайней мѣрѣ, намъ бояться нечего, возразилъ Фабрицій. Мой дядя не женится на своей содержанкѣ.
   -- А что ему помѣшаетъ?
   -- Лучшая изъ причинъ! онъ ужь двадцать лѣтъ женатъ.
   -- И покинулъ свою законную, чтобы отдаться удовольствію съ такой-же безбрачной, какъ я! вскричала Матильда, хохоча во все горло. Не дурной волокита, вашъ дядюшка!
   -- Есть смягчающія обстоятельства, замѣтилъ, также смѣясь Фабрицій. Согрѣшилъ первымъ не дядя. Моя тетка -- повидимому большая фантазерка -- бѣжала въ далекія страны съ однимъ акробатомъ.
   Смѣшливость двухъ молодыхъ женщинъ удвоилась, и Матильда стала напѣвать старую пѣсенку:
   
   "И подъ ручку съ тѣмъ солдатомъ
   "Побрела въ Булонскій лѣсъ"!
   
   Адель и Ландели, стуча ножами по тарелкамъ, во всю мочь пѣли припѣвъ:
   
   "Дрень, дрень, дрень, дрень, дрень, дрень".
   
   -- Въ носъ бьетъ, въ носъ бьетъ! воскликнулъ маленькій баронъ. Ваше положеніе великолѣпно, другъ мой...
   -- Чѣмъ же?
   -- Слушайте. Вашъ дядя, обладая законною женою, не можетъ ни жениться, ни признать прижитаго внѣ брака ребенка; а его дочь, будучи ребенкомъ, не только не законнымъ, но прижитымъ въ прелюбодѣяніи, не можетъ наслѣдовать ни въ какой долѣ, ни малой, ни большой. Ваши акціи растутъ въ цѣнѣ. За ваше здоровье и за ваше наслѣдство въ Америкѣ!
   Бокалы съ шампанскимъ зазвякали, и всякій принялъ участіе въ тостѣ Ландели. На порогѣ кабинета явилась маленькая служанка Тьенетта (второй экземпляръ Розы).
   Она держала концами пальцевъ визитную карточку.
   -- Какой благодатный вѣтеръ занесъ васъ сюда, дѣвственный угорь Мёлюна? спросилъ Паскаль.
   -- Не вѣтеръ, сударь, возразила Тьенетта, а порученіе.
   -- Ко мнѣ?
   -- Не знаю.
   -- Не ко мнѣ ли? спросилъ Фабрицій.
   -- Не знаю.
   -- Можетъ быть, ко мнѣ? воскликнула Матильда.
   -- Нѣтъ, къ господину.
   -- Мужчинъ здѣсь двое, выбирайте,-- продолжалъ Фабрицій.
   -- Вѣрно, но дайте срокъ.
   -- Пожалуй, медлите, поваренокъ, но поменьше: мы голодны, а неизвѣстность мѣшаетъ ѣдѣ.
   -- Нѣтъ ли здѣсь господина, котораго зовутъ Фабрицій Леклеръ?
   -- Это я, сказалъ другъ Матильды.
   -- Тогда вамъ и передать. И дѣвушка подала ему карточку.
   Фабрицій, встревоженный, взглянулъ на карточку и побѣлѣлъ какъ полотно.
   

XXII.

   Очевидно измѣнившись въ лицѣ, молодой человѣкъ пробормоталъ
   -- Онъ здѣсь! въ Мелюнѣ! въ этой гостинницѣ! этого быть не можетъ!
   -- Что такое?-- воскликнула Матильда; у васъ лицо совсѣмъ опрокинуто, какъ сказалъ намъ лодочникъ.
   -- Мое изумленіе весьма естественно. Я готовъ держать пари на сто противъ одного, на тысячу, что вы не угадаете человѣка, имя котораго стоитъ на этой карточкѣ. Не угадаете. Имя это: Маврикій Деларивьеръ.
   -- Кто же это Маврикій Деларивьеръ? спросилъ маленькій баронъ.
   -- Это мой дядя.
   -- Дядя изъ Америки?
   -- Онъ самый.
   -- По крайней мѣрѣ дѣло странно, Матильда.
   -- Бьетъ въ носъ! подтвердилъ Паскаль
   -- Какая кроется тутъ тайна? запѣла на незнакомый мотивъ молодая Адель.
   Фабрицій обратился къ с.ужанкѣ.
   -- Кто далъ вамъ эту карточку? спросилъ онъ.
   -- Господинъ, пріѣхавшій въ гостиницу на разсвѣтѣ, съ больной дамой.
   -- Съ больной дамой? переспросилъ молодой человѣкъ.
   -- Да, сударь, дама очень больна, бѣдная. Она походила на мертвую, и мы даже думали, что она не очнется.
   -- Забиралка наслѣдствъ! мелодраматически продекламировала Малильда. Богъ караетъ!
   Волненіе Фабриція усиливалось.
   -- Но какъ же этотъ господинъ зналъ, что я здѣсь? продолжалъ онъ разспрашивать.
   -- Должно быть, проходя по корридору, слышалъ васъ говорящимъ за дверьми, отвѣтила служанка.
   -- Чертовщина! воскликнулъ громко баронъ; если онъ слышалъ мои ссылки на сводъ гражданскихъ законовъ, на книгу о наслѣдствахъ, то онъ долженъ признать мою силу въ этой области... Какой случай прославиться!
   Фабрицій нетерпѣливо пожалъ плечами.
   -- Господинъ этотъ, продолжала Тьенетта, сунулъ мнѣ карточку, велѣлъ спросить, не зовется ли одинъ изъ господъ въ комнатѣ Фабриціемъ Леклеромъ, и прибавилъ: "Если, какъ я думаю, этотъ господинъ тамъ, то скажите ему, что я очень желалъ бы повидаться съ нимъ послѣ его обѣда".
   -- Онъ хотѣлъ меня видѣть?
   -- Да, послѣ вашего обѣда, сударь,
   Фабрицій быстро всталъ и бросилъ салфетку на столъ.
   -- Я иду сейчасъ, сказалъ онъ.
   -- Вы насъ оставляете? вскричала Матильда.
   -- Продолжайте безъ меня; я скоро вернусь. Приключеніе слишкомъ странно, и выраженное дядею желаніе слишкомъ неожиданно, чтобы я не желалъ тотчасъ же разгадать загадку.
   Затѣмъ онъ обратился къ Тьенеттѣ:
   -- Проведите меня, пожалуйста, къ помѣщенію г. Деларивьера.
   -- Охотно... это во второмъ этажѣ, комнаты NoNo 7 и 8.
   Молодой человѣкъ вышелъ за служанкою, оставивъ своихъ сотоварищей изумленными и въ затронутомъ любопытствѣ.
   Случай казался имъ, какъ и Фабрицію, чудовищно-страннымъ. А между тѣмъ, въ сущности, происшествіе было очень просто.
   Банкиръ, бросивъ письма въ почтововый ящикъ и обождавъ въ аптекѣ изготовленіе микстуры, прописанной Жоржемъ Вернье, возвратился въ гостинницу и, проходя по корридору, услышалъ голосъ, который, коснувшись уха банкира, заставилъ его задрожать.
   Для разъясненія своей догадки, онъ прибѣгъ къ самому простому средству.
   Въ Парижѣ и при другихъ обстоятельствахъ онъ остерегся бы сдѣлать первый шагъ къ сближенію съ племянникомъ; онъ обождалъ бы случайной встрѣчи и, пожалуй, подготовилъ бы этотъ случай; но горячее ходатайство Жанны растопило ледъ, отдѣлявшій его отъ сына сестры; Деларивьеръ былъ готовъ забыть всѣ прошлые проступки Фабриція и не сомнѣваться въ его лучшемъ будущемъ; наконецъ онъ былъ счастливъ возможностью протянуть руку родственнику, для его обогащенія, и протянуть немедленно.
   Поднимаясь по лѣстницѣ, ведшей въ номера второго этажа, Фабрицій задумался:
   "Онъ слышалъ меня говорящимъ... узналъ мой голосъ! сознавалъ онъ. Не въ ту ли минуту слышалъ онъ меня, когда я такъ рѣзко отзывался о его любовницѣ и ея ребенкѣ?-- Дѣло возможное. Въ такомъ случаѣ разговоръ будетъ бурный; но, на-сторожѣ, я выпутаюсь. Ото всего можно отпереться.. Если же, напротивъ, онъ не слышалъ отчетливо никакой оскорбительной фразы, то я съ искусствомъ великаго комика разъиграю роль племянника, ухаживающаго за дядей-милліонеромъ. Можетъ быть, это моя счастливая звѣзда навела меня на такую встрѣчу... кто знаетъ?"
   Такъ разсуждалъ Фабрицій. Тьенетта остановилась.
   -- Благодарствуйте, милая.
   Служанка стала спускаться внизъ. Молодой человѣкъ тихонько постучалъ въ дверь.
   По прошествіи двухъ-трехъ секундъ дверь отворилась и на порогѣ явился Деларивьеръ.
   -- Такъ я не ошибся! То былъ ты! сказалъ онъ, протягивая руки къ племяннику.
   Фабрицій схватилъ ихъ и пожалъ съ чувствомъ до того искреннимъ и глубокимъ, что самый подозрительный человѣкъ попался бы въ ловушку. Въ то же время онъ говорилъ дрожащимъ голосомъ:
   -- Дядя! дорогой дядя! какъ я счастливъ, что вижу васъ. Когда мнѣ сейчасъ передали вашу карточку, я не могъ вѣрить глазамъ своимъ: такимъ невѣроятнымъ показалось мнѣ ваше пребываніе здѣсь. Вы здѣсь, въ Мелюнѣ!
   -- Да, другъ мой.... и не одинъ.
   Фабрицій казался удивленнымъ.
   -- Какъ? спросилъ онъ.
   -- Пойдемъ...
   Дядя подвелъ племянника къ кровати. Жанна, поддерживаемая подушками, сидѣла, опершись на локоть.
   Она также протянула руку молодому человѣку, съ улыбкою почти робкою.
   Фабрицій взялъ руку, пожалъ ее съ холодною вѣжливостью, кланяясь, и сказалъ:
   -- Сударыня!
   -- Зови мою дорогую Жанну именемъ болѣе теплымъ, прервалъ его банкиръ. Зови ее тетей: она скоро будетъ имѣть право на это названіе. Препятствіе, мѣшавшее мнѣ дать ей имя, исчезло, и я имѣю тому наконецъ доказательство. Я объясню тебѣ все это; раньше трехъ мѣсяцевъ Жанна будетъ моею женою передъ Богомъ и людьми.
   Фабрицій почувствовалъ, что качается. Неожиданная вѣсть о бракѣ возможномъ и близкомъ была для него ударомъ молніи, потому что этотъ бракъ, повидимому, уничтожалъ въ немъ и послѣднюю слабую надежду.
   Но онъ сдѣлалъ усиліе надъ собою, остался твердымъ и даже героически принялъ видъ радостный.
   Его дядя, очевидно, ничего не слышалъ; встрѣча будетъ сердечная; можетъ быть, банкиръ, тронутый такимъ прекраснымъ безкорыстіемъ, великодушно наградитъ его.
   Это предположеніе заставило Фабриція выдержать принятую роль до конца.
   -- Примите оба мои нѣжнѣйшія поздравленія, сказалъ онъ. Я съ искреннею радостью увижу ваше счастье освященнымъ законами.
   -- Благодарю, Фабрицій, тихо отвѣтила Жанна. Я судила о васъ вѣрно; я знала, что вы добры...
   -- Но какъ же вы, вмѣсто Нью-Іорка, очутились въ этой гостинницѣ и притомъ больная, потому что рука у васъ горячая.
   Деларивьеръ объяснилъ наскоро уже извѣстное читателямъ.
   -- Вы поступили очень неблагоразумно! вскричалъ Фабрицій, послѣ разсказа обращаясь къ Жаннѣ: вамъ слѣдовало бы, какъ желалъ мой дядя, отдохнуть съ недѣлю въ Марсели.
   -- Конечно, это было бы благоразумнѣе, отвѣтила молодая женщина съ новою прелестною улыбкой. Но тогда мы не имѣли бы радость видѣть васъ въ эту минуту. Впрочемъ, дня въ три я совершенно оправлюсь; силы вернутся.
   -- Безъ сомнѣнія; но сегодня вечеромъ ты кажешься утомленною, тревожно сказалъ Деларивьеръ, видя что Жанна вытирала лобъ, на которомъ появилась капли пота.
   -- Докторъ предварилъ меня, что сегодня ночью у меня будетъ припадокъ лихорадки, но что этотъ будетъ послѣдній. Я уже чувствую его приближеніе.
   -- Мы дадимъ уснуть.
   -- Попытаюсь. Впрочемъ, Фабрицію и тебѣ, вѣроятно, охота поговорить подольше.
   -- Да... намъ о многомъ нужно разсказать другъ другу. Мы помѣстимся тутъ подлѣ, въ сосѣдней комнатѣ. Если я буду нуженъ, позови меня.
   -- Мнѣ нуженъ только сонъ.
   -- До свиданія, дорогая тетя, сказавъ Фабрицій: до завтра.
   -- До завтра, племянникъ.
   Молодой человѣкъ наклонился къ больной и почтительно коснулся губами ея лба.
   Этотъ поцѣлуй заставилъ Жанну вздрогнуть, между тѣмъ какъ банкира обрадовалъ. То было первое проявленіе уваженія и нѣжности его "родни" къ той, которая скоро должна была стать его законной супругой и чтимой матерью его дочери.
   Увы, то былъ также и поцѣлуй Іуды.
   -- Слава Богу, Фабрицій уже не прежній, подумалъ Деларивьеръ
   

XXIII.

   -- Пойдемъ со мной, обратился къ Фабрицію банкиръ; онъ увелъ его въ свою комнату и заперъ за обоими дверь.
   Послѣ минутнаго молчанія онъ спросилъ:
   -- Моя Жанна очень измѣнилась въ теченіи послѣднихъ двухъ лѣтъ, неправда ли?
   -- Измѣнилась? вопросительно повторилъ молодой человѣкъ. Нѣтъ; дядя. Усталость съ дороги и болѣзнь временно измѣнили ея черты, но она по прежнему хороша: она сохранила свой мягкій взглядъ, свое привлекательное лицо и прелестную улыбку.
   -- Бѣдная женщина жестоко страдала!
   -- Слезы страданія изгладится быстро.
   -- Благодаря Бога, опасность миновала! Объ этомъ не слѣдуетъ думать. Ну, садись же.
   Фабрицій взялъ стулъ.
   -- И поговоримъ, продолжалъ Деларивьеръ; поговоримъ о тебѣ.
   -- Слѣдствіе... допросъ по фактамъ и статьямъ, сказалъ себѣ юноша; я ждалъ этого.
   -- Вотъ уже два года, сказалъ банкиръ, какъ ты разсорилъ пять восьмыхъ своего состоянія. Думаю, что отъ него сегодня, уже не осталось ничего. Вѣрно?
   -- Да, дядя, къ несчастью вѣрно.
   -- Какъ ты живешь?
   Вопросъ былъ поставленъ прямо, отчетливо.
   Нужно было отвѣтить также прямо, если и не истинно (вещь трудная, чтобы не сказать невозможная), и съ такою долею правдоподобія, чтобы не возбудить въ умѣ банкира никакого подозрѣнія.
   -- Мои настоящія занятія, отвѣтилъ Фабрицій, не даютъ мнѣ блестящаго общественнаго положенія, но, по крайней мѣрѣ, они вырываютъ меня изъ бездѣятельности, въ которой я жилъ долго. Я занимаюсь биржевыми дѣлами у одного моего пріятеля, биржеваго маклера.
   -- И занятіе это даетъ?...
   -- Очень мало: едва хватаетъ на самое необходимое.
   -- И ты довольствуешься этимъ правильнымъ доходомъ?
   -- Приходится. Я принялъ себѣ за правило не расходовать ни одного су сверхъ своего заработка. Я не беру въ долгъ. Я бѣденъ, но спокоенъ.
   -- Тебя-ли я слышу! вскричалъ Деларивьеръ, пораженный спокойнымъ и увѣреннымъ тономъ, которымъ его племянникъ разсказывалъ такія изумительныя вещи.
   -- Да, дядя, это я, отвѣтилъ улыбаясь Фабрицій: понятно, что перерожденіе васъ изумляетъ; но, подумавши, вы найдете его логичнымъ. Я прошелъ сквозь увлеченія юности и свободы, и не безубыточно, потому что наслѣдство моей матери поглотилось разнузданною жизнью. Теперь мнѣ двадцать лѣтъ; давно пришла пора подлить водицы въ вино.
   -- Однако, иногда ты пьешь его и не разбавленнымъ: вѣдь ты здѣсь съ двумя молодыми женщинами, которыя, какъ мнѣ говорили, прехорошенькія.
   -- Это случайно. Я провожаю одного моего пріятеля, прекраснаго молодаго человѣка хорошей фамиліи и очень богатаго, его содержанку и подругу его содержанки. Эти дамы хотятъ присутствовать при казни одного осужденнаго, процессъ котораго надѣлалъ много шуму.
   -- Странная фантазія!
   -- Правда, странная, но совершенно парижская.
   -- И ты могъ бы прибавить "очень жестокая". Но это не мое дѣло. Въ концѣ концовъ ты положительно остепенился?
   -- Да, дядя, положительно.
   -- Ты достаточно пожилъ жизнью, въ которой тратятъ и деньги, и здоровье, а иногда и болѣе цѣнное.?
   -- Да, вѣрно! отвѣчалъ со вздохомъ молодой человѣкъ, и я глубоко сожалѣю о томъ, что не нашелъ въ себѣ ни силы, ни ума, чтобы раньше отвыкнуть отъ такой жизни.
   -- Я счастливъ этимъ сожалѣніемъ; если оно не выкупаетъ прошлаго, то все-же успокоиваетъ насчетъ будущаго. Я хочу вѣрить въ твое обращеніе.
   -- Оно искренно, вѣрьте этому.
   -- Но, проговорилъ Деларивьеръ, улыбаясь, я не выполнилъ бы своихъ обязанностей серьезнаго дяди, еслибы не прочелъ тебѣ здѣсь-же коротенькаго нравоученія. Нужно уважать преданія! Промахи твоей юности смягчаются этою-же юностью. Ты тяготился уздою, вотъ твое оправданіе. Ты не устоялъ противъ увлеченія удовольствіями, противъ котораго не устояли бы на твоемъ мѣстѣ и многіе другіе. Дорогая моя Жанна, еще сегодня утромъ защищавшая тебя, говорила мнѣ все это. Къ сожалѣнію, мои добрыя намѣренія пришли слишкомъ поздно. Вѣдь уже восемь лѣтъ тому назадъ я желалъ видѣть тебя. Я взялъ-бы тебя съ собою въ Нью-Іоркъ. Ты сталъ бы моимъ компаньономъ и въ настоящее время могъ бы отказаться отъ труда и жить счастливо и богато.
   -- Развѣ вы думаете отстраниться отъ дѣлъ, дядя? вскричалъ Фабрицій.
   -- Это мое неизмѣнное рѣшеніе.
   -- Вы ликвидируете вашъ банкъ?
   -- Эта ликвидація уже начата.
   -- Въ ваши лѣта!
   -- Мнѣ шестьдесятъ лѣтъ.
   -- Это не старость; еще далеко до нея. Съ вашею опытностью, въ вашимъ искусствомъ вамъ легко было-бы удвоить свое состояніе.
   -- Я въ этомъ увѣренъ; но къ чему-бы это привело? Кромѣ того, ты обманываешься, Фабрицій: я старъ, я старѣе моихъ лѣтъ! Посмотри на меня: мои волосы совсѣмъ бѣлы, морщины искрестили мой лобъ, трудъ и заботы согнули спину. Я чувствую себя усталымъ, дитя мое. Послѣ такой трудной работы мнѣ нуженъ отдыхъ.
   -- Кто-же помѣшаетъ вамъ сложить свои интересы въ руки человѣка честнаго и умнаго, а за собою оставить легкій трудъ наблюдать за оборотами и снабжать ведущаго ихъ совѣтами.
   -- Такого человѣка мнѣ до сихъ поръ недоставало... на томъ кораблѣ нуженъ искусный кормчій.
   -- Это правда.
   -- Повторяю, мнѣ нуженъ полный покой, и я его заслужилъ. Еслибъ моя дорогая Жанна не была больна, то будущность обоихъ насъ была-бы безоблачна. Изъ нѣсколькихъ моихъ словъ ты могъ догадаться, что мое положеніе должно измѣниться. Недостойное существо, носившее мое имя, перестало существовать уже восемнадцать лѣтъ тому назадъ, и я только-что узналъ объ этомъ. Чрезъ два или три мѣсяца Жанна будетъ моею женою. Эдмея, за которою мы пріѣхали во Францію, будетъ моею законною дочерью. Я устрою свою жизнь, я освящу мою любовь долгомъ и закономъ. Я награждаю преданность ангела. Одобряешь-ли ты такой образъ дѣйствій.
   Рѣшимость Деларивьера была безповоротна, это бросалось въ глаза, и онъ спрашивалъ мнѣнія своего племянника только для проформы.
   Фабрицій не ошибался на этотъ счетъ и, не смотря на смачивавшій его волоса потъ, воскликнулъ съ выраженіемъ почти энтузіазма, сжимая руки банкира.
   -- Одобряю-ли я, дядя? Надѣюсь, вы считаете меня настолько путнымъ, чтобы не сомнѣваться въ этомъ! Кто-же не одобрилъ-бы такого рѣшенія? Вы поступаете какъ человѣкъ съ сердцемъ, какъ человѣкъ честный, и я всею душою восхищенъ вашимъ намѣреніемъ.
   Деларивьеръ не скрылъ живаго волненія, вызваннаго въ немъ этимъ отвѣтомъ.
   -- Ты дѣлаешь меня очень счастливымъ! сказалъ онъ, въ свою очередь сжимая руки своего племянника. Ты добрый парень, я вижу это; ты даже не думаешь о томъ, что моя женитьба и узаконеніе моей дочери можетъ нанести тебѣ громадный вредъ, уничтожая твои права на мое наслѣдство.
   -- Вы поняли меня вѣрно, дядя, возразилъ молодой человѣкъ, и клянусь вамъ, что такая гнусная мысль дѣйствительно чужда моему уму. Живите долго, и да будетъ ваше счастье неизмѣнно: вотъ самое дорогое мое желаніе. Что-же до вашего имѣнія, скопленнаго такъ благоразумно, то я никогда о немъ не думалъ.
   -- А я, дорогое дитя мое, думалъ о твоемъ будущемъ. Будучи счастливъ, я хочу чтобы и ты былъ счастливъ... и ты увидишь доказательство тому.
   Банкиръ остановился въ рѣчи.
   Фабрицій сидѣлъ какъ на иголкахъ, ожидая результата разъигранной имъ комедіи, но настолько владѣлъ собою, что, казалось, оставался спокоенъ.
   -- Продолжай довѣряться мнѣ съ прямотою, дѣлающею тебѣ честь, вновь началъ говоритъ банкиръ. Отвѣчай мнѣ искренно, не колеблясь. Считаешь-ли ты себя навсегда отвыкшимъ отъ жизни, посвященной удовольствіямъ.
   -- Да, дядя.
   -- Предполагаешь-ли ты въ себѣ силу пересыпать золото горстями, не испытывая соблазна, казавшагося тебѣ прежде непреодолимымъ?
   -- Прежняя моя жизнь, о которой вы говорите, стала мнѣ противна... Я уже не понимаю ея. Я краснѣю отъ мысли, что нѣкогда любилъ ее, и ничто не въ состояніи измѣнить чувствъ, съ которыми я отношусь къ ней теперь.
   -- Значитъ, ты увѣренъ въ себѣ?
   -- Да, дядя совѣршенно увѣренъ.
   -- Значитъ, ты чувствуешь въ своей головѣ, какъ говорятъ, достаточно свинцу, въ умѣ достаточно серьезности, чтобы принять на себя отвѣтственность въ значительномъ дѣлѣ?
   -- Я чувствую себя достаточно сильнымъ, чтобы стереть глупое, безумное прошлое, стоившее мнѣ состоянія, но, говорю вамъ правду, не запятнавшее моей чести.
   -- И работа не пугаетъ тебя?
   -- Теперь работа привлекаетъ меня, какъ раньше привлекало удовольствіе.
   -- Хвала Господу! воскликнулъ Деларивьеръ. Я нашелъ нужнаго мнѣ человѣка, и этотъ человѣкъ единственная моя родня, сынъ моей любимой сестры. Слушай, дитя мое.
   Волненіе Фабриція усиливалось.
   "Что еще выскажетъ банкиръ? Какова та будущность, которую онъ раскроетъ мнѣ однимъ словомъ.
   Молодой человѣкъ отвѣтилъ растроганнымъ голосомъ:
   -- Я слушаю васъ, дядя, и, видитъ Богъ, съ напряженнымъ вниманіемъ и сыновнимъ чувствомъ!
   

XXIV.

   Деларивьеръ сосредоточился на минуту, какъ бы собирая свои мысли, и затѣмъ продолжалъ:
   -- Сегодня утромъ, видя мою милую подругу пораженною столь внезапно и жестоко (потому что въ теченіи нѣсколькихъ часовъ она была въ большой опасности), я въ первый разъ понялъ непрочность жизни и почувствовалъ страхъ передъ смертью, не столько за себя, сколько за два дорогія существа, къ которымъ привязанъ всею душою. Я сказалъ себѣ, что ударъ можетъ убить меня какъ молніей. Я спросилъ себя: что станетъ съ матерью и дочерью, если я умру, не узаконивъ моего и ихъ положенія. Я проклялъ свое долгое промедленіе и написалъ завѣщаніе.
   -- Завѣщаніе! машинально повторилъ Фабрицій.
   -- А, тебя удивляетъ, что я такъ долго медлилъ предосторожностью столь простою и необходимою? Но такъ всегда бываетъ: человѣкъ считаетъ себя живучимъ... забываетъ... откладываетъ назавтра. Настигнетъ внезапная катастрофа, и человѣкъ умираетъ въ отчаяніи, ввергнувъ въ горе тѣхъ, кого онъ любитъ,
   Послѣ короткаго молчанія Деларивьеръ продолжалъ:
   -- Въ этомъ актѣ, долженствующемъ обезпечить Жанку и Эдмею въ случаѣ моей смерти, до женитьбы, я не забылъ тебя.
   Фабрицій почувствовалъ дрожь по тѣлу, но не произнесъ ни слова и ограничился тѣмъ, что придалъ своему лицу выраженіе благодарности.
   -- Я строго осуждалъ твои проступки, продолжалъ банкиръ; я осуждалъ ихъ даже, вижу теперь, слишкомъ строго; но мы связаны родствомъ кровнымъ; я любилъ тебя, не смотря на твое безумное поведеніе, и не допускалъ мысли о твоей безпомощной старости.
   Говоря такъ, Деларивьеръ взялъ со стола портфель, вынулъ изъ него копію съ завѣщанія, трепещущею рукою развернулъ ее и, положивъ палецъ противъ строкъ статьи, въ которой было упомянуто о племянникѣ, поднесъ бумагу подъ его взоръ и сказалъ:
   -- Смотри.
   Душу Фабриція охватила сильная радость, готовая вырваться наружу; но онъ подавилъ ее, какъ прежде трепетную боязнь. Блескъ его глазъ могъ выдать его жадныя побужденія и въ мгновеніе разрушить впечатлѣніе, произведенное его притворнымъ лицемѣріемъ.
   Онъ немного опустилъ вѣки и тѣмъ ослабилъ блескъ своего взора, отодвинулъ завѣщаніе, отвернулъ голову и спокойно отвѣтилъ:
   -- Нѣтъ, дорогой дядя, я не хочу видѣть. Развѣ нужно мнѣ новое доказательство вашего сердечнаго великодушія и нѣжной снисходительности? Что мнѣ въ написанной здѣсь цифрѣ? Какова бы ни была доля, которую вы заблагоразсудили назначить мнѣ, вы сдѣлали для меня слишкомъ много! Все ваше имущество принадлежитъ моей теткѣ Жаннѣ и моей кузинѣ Эдмеѣ.
   Фабрицій уже не затруднялся называть такъ лицъ, которыхъ за часъ до этого обзывалъ пройдохою и побочною дочкой.
   Искусный плутъ соображалъ свою роль, какъ отличный актеръ, который разсчитываетъ и лишь постепенно усиливаетъ производимый эффектъ.
   Тронутый этою удивительною деликатностью, банкиръ возразилъ: Твои тетка и кузина не будутъ бѣдны вслѣдствіе дѣлежа: я богатъ, я очень богатъ.
   -- Я знаю это, милый дядя.
   -- А во сколько считаешь ты мое состояніе?
   -- Можетъ быть, четыре или пять милліоновъ.
   Деларввьеръ, улыбаясь, покачалъ головой.
   -- Я ошибся? спросилъ Фабрицій.
   -- Да, дитя мое, ты далеко не угадалъ. У меня, говоря по секрету, двѣнадцать милліоновъ.
   Услышавъ эту цифру, молодой человѣкъ не совладалъ съ собою.
   -- Двѣнадцать милліоновъ! вскричилъ онъ. Двѣнадцать милліоновъ! Возможно ли?
   -- Возможно и вѣрно. Не менѣе вѣрно и то, что этимъ завѣщаніемъ, этими тремя строками, которыхъ ты не хотѣлъ прочесть, я передаю тебѣ треть этой суммы.
   Фабрицій поблѣднѣлъ болѣе того, какъ при чтеніи поданной Тьенеттою карточки банкира. Его сердце билось въ груди подобно птичкѣ, пытающейся вырваться изъ клѣтки.
   -- Треть мнѣ! пробормоталъ онъ. Мнѣ четыре милліона!
   -- Да тебѣ, именно тебѣ.
   -- Но это много, слишкомъ много!
   -- Дай же мнѣ докончить. Я надѣюсь прожить многіе годы, и, понятно, мой бракъ лишитъ силы это завѣщаніе; но ты отъ этого не потеряешь ничего. Твоя тетка, которая знаетъ что я дѣлаю, и стоитъ за это всѣми силами, подала мнѣ счастливую мысль. Она хочетъ, чтобы, при подписи нашего брачнаго договора, четыре милліона были отданы тебѣ въ видѣ брачнаго подарка. Я восхитился этимъ внушеніемъ ея сердца, и дѣло будетъ исполнено въ назначенный ею день.
   -- О, великодушное сердце, о душа, дѣйствительно божественная! воскликнулъ Фабрицій, поднося къ лицу платокъ, чтобъ утереть брызнувшія у него изъ глазъ слезы.
   Эти слезы были вызваны потрясеніемъ чисто нервнымъ, но не благодарностью Фабриція къ подругѣ своего дяди.
   Однако послѣдній былъ обманутъ.
   -- О, да, да, бормоталъ онъ, ты сказалъ вѣрно: это золотое сердце, это душа божественная! Дорогая моя Жанна! и я чуть не лишился ея! Дай Богъ мнѣ умереть раньше ея.
   Затѣмъ, въ свою очередь подломленный чувствомъ, онъ разразился рыданіями и, наклонившись къ Фабрицію, оперъ голову на плечо молодаго человѣка.
   Нѣсколько минутъ за взрывомъ чувствъ господствовало молчаніе.
   Его прервалъ Деларивьеръ.
   -- Порѣшивъ это, сказалъ онъ, я сдѣлаю тебѣ предложеніе, и если оно не удовлетворитъ тебя, буду очень удивленъ.
   -- Дорогой дядя, считай его уже принятымъ.
   -- Удерживаетъ ли тебя что-либо или кто-либо въ Парижѣ?
   -- Нѣтъ.
   -- Вѣрно?
   -- Увѣряю васъ.
   -- Никакихъ узъ?
   -- Никакихъ.
   -- Въ такомъ случаѣ ничто не препятствуетъ тебѣ отправиться съ нами въ Америку, куда мы возвращаемся еще на годъ послѣ достиженія нами цѣли нынѣшней поѣздки. Цѣль эта -- взять Эдмею изъ пансіона, въ которомъ она живетъ съ дѣтства. Ей время возвратиться къ родительскому очагу и повоспитаться въ семьѣ. Да и намъ пора вознаградить себя за долгое отсутствіе нашего ребенка и порадоваться ему. Въ Нью-Іоркѣ я безъ труда познакомлю тебя съ ходомъ дѣла и, отказавшись отъ ликвидаціи моего банкирскаго дома, поставлю тебя во главѣ его какъ моего представителя и компаніона. Что ты на это скажешь?
   -- Благодарность душитъ меня. Я не нахожу словъ. Мнѣ быть представителемъ, участникомъ вашего дѣла!
   -- Боже мой, да! Ты оставишь свои четыре милліона въ кассѣ и, при моихъ совѣтахъ, твоемъ умѣ и при работѣ тебѣ не многіе годы удвоятъ твой капиталъ. Тогда ты женишься по сердцу. У тебя будетъ добрая и хорошенькая жена... хорошенькія дѣти, и за твоею безумною молодостью, за твоимъ отданнымъ труду зрѣлымъ возрастомъ послѣдуетъ счастливая и почтенная старость... Понялъ меня?
   Фабрицій, какъ всѣ очень сильные люди, остерегался себя. Онъ побоялся выразить свои чувства слишкомъ холодно или слишкомъ напыщено. И потому, вмѣсто всякаго отвѣта, онъ бросился на шею дяди и сталъ плакать на его груди.
   Это молчаніе и эти слезы говорили краснорѣчивѣе всякихъ словъ.
   -- Значитъ, сказалъ черезъ минуту банкиръ, дѣло слажено?
   -- Вы открываете мнѣ будущность, о которой я никогда не мечталъ и которой, конечно, не заслужилъ. Я счастливѣйшій изъ людей и, повѣрьте, благодарнѣйшій.
   -- Вѣрю. Поцѣлуй меня еще разъ и возвратись къ твоему другу и его подругамъ. Но, по этому поводу, сказать правду, объ этихъ людяхъ я составилъ себѣ весьма неблагопріятное для нихъ представленіе.
   -- Почему, дядя?
   -- Просто потому, что они здѣсь съ цѣлью присутствовать при ужасномъ зрѣлищѣ. Какая прелесть въ падающей головѣ и въ текущей крови? печальное любопытство... нездоровое и не предвѣщающее ничего хорошаго!
   -- Я одинаковаго съ вами мнѣнія, дядя, и за себя, по крайней мѣрѣ, обѣщаю не видѣть этой развязки отвратительной драмы.
   -- Поздравляю тебя. Когда думаешь ты вернуться въ Парижъ?
   -- Завтра, съ однимъ изъ первыхъ поѣздовъ.
   -- Ты будешь свободенъ весь день?
   -- Вы желаете этого?
   -- Да.
   -- Ну такъ зайду къ своему биржевому маклеру сказать, чтобы онъ назавтра не разсчитывалъ на меня.
   -- И скажи ему также, что покинешь его совсѣмъ.
   -- Если желаете, скажу.
   -- Чудесно; завтра выйдемъ вмѣстѣ; ты займешься своими дѣлами. Затѣмъ сойдемся на условленномъ мѣстѣ и оба поѣдемъ въ Санъ-Мандэ, взять мою дочь изъ пансіона. Теперь разстанемся. Впечатлѣнія дня меня изломали. Я пойду увѣриться, спитъ ли твоя тетя, и самъ постараюсь проспать нѣсколько часовъ; мнѣ это крайне нужно. И такъ, до свиданія, дитя мое, до завтра.
   -- До завтра, дядя, и добраго сна.
   

XXV.

   Фабрицій, обмѣнявшись съ дядей послѣднимъ рукопожатіемъ, вышелъ, и Деларивьеръ направился въ комнату Жанны.
   Было десять часовъ вечера.
   Молодая женщина спала тревожно; но докторъ Вернье предвидѣлъ лихорадку, и потому банкиръ не безпокоился.
   Какъ онъ заявлялъ объ этомъ Фабрицію, его одолѣла усталость. Потребность отдыха настоятельно требовала немедленнаго удовлетворенія.
   Онъ коснулся губами сыраго лба и горящихъ щекъ своей любимой подруги, отправился въ свою комнату и, не раздѣваясь, легъ на свою постель, бормоча:
   -- Если милая Жанна въ эту ночь проснется и будетъ нуждаться во мнѣ, я услышу ея первый зовъ.
   Едва упавъ головой на подушку, онъ сейчасъ же погрузился въ глубокій сонъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Видя Фабриція выходящимъ отъ его дяди, всякій принялъ бы его за пьянаго. Теперь, когда ему уже не нужно было подлаживать положеніе тѣла и выраженіе лица, его чрезмѣрно сдержанные нервы внезапно расходились, произошла реакція и ослабила его больше больнаго южною римской лихорадкою.
   Онъ остановился на лѣстничной площадкѣ и, чтобы не упасть, вынужденъ былъ держаться за перила. Его руки дрожали, холодный потъ смачивалъ корни волосъ; ураганъ смутныхъ мыслей, бившихъ въ мозгъ, производилъ то, что Викторъ Гюго называетъ бурею подъ черепомъ.
   -- Двѣнадцать милліоновъ!-- бормоталъ онъ, уставивъ глаза въ темное пространство, не видя ничего, но воображая наваленными передъ нимъ свертки золота и пачки банковыхъ билетовъ.-- Двѣнадцать милліоновъ! У него двѣнадцать милліоновъ, а мнѣ только четыре... мнѣ, его единственной роднѣ... мнѣ, которой долженъ бы былъ наслѣдовать все, еслибы не существовало этихъ бабъ! Двѣнадцать милліоновъ!-- Еслибы я обладалъ ими, какая жизнь,-- о, чудная жизнь! Всѣ удовольствія, всѣ роскоши, всѣ упоенія! Съ двѣнадцатью милліонами я былъ бы царемъ міра!
   Немного силы вернулось Фабрицію. Онъ спускался медленно со ступени на ступень, все продолжая созерцать омраченнымъ взглядомъ это пылавшее предъ нимъ число, тогда какъ губы его постоянно бормотали: "Двѣнадцать милліоновъ! двѣнадцать милліоновъ"!
   Сойдя съ лѣстницы, Фабрицій остановился. Двери корридора, ведшаго на площадь, были, отворены. Прохладный вечерній воздухъ, охлаждая горячій лобъ молодаго человѣка, производилъ на него крайне пріятное впечатлѣніе и разогналъ вполнѣ обуявшія его опьянѣніе и горячку золота -- golden tever.
   Веселые взрывы смѣха поразили его слухъ; произошла реакція въ противную сторону; онъ овладѣлъ собою и вспомнилъ, что оставилъ Паскаля и обѣихъ женщинъ въ маленькомъ залѣ.
   -- Пойдемъ! пробормоталъ онъ.
   И, настроивъ свою походку и улыбку на устахъ, онъ вошелъ въ кабинетъ.
   Маленькій баронъ, Матильда и молодая Адель-де Сивранъ, урожденная Грелютъ, провели время не нагоняя меланхоліи, а попивая шампанское госпожи Лоріоль.
   Всѣ трое были нѣсколько выпивши, что было замѣтно по ихъ блестящимъ глазамъ и мигающимъ вѣкамъ.
   Фабриція встрѣтилъ веселый кликъ.
   -- Я заставилъ васъ ждать, добрые друзья, сказалъ онъ.
   -- Мы вынесли твою отлучку терпѣливо, съ бутылочками, -- возразилъ весело болтая, маленькій баронъ: какъ говорятъ наши добрыя друзья -- англичане, вы видите насъ проводящими время очень комфортабельно. !Ао! есъ!-- это съ огромной печати увѣряю васъ.
   -- У Фабриція смѣющееся лицо наслѣдника, провожающаго до могилы умершаго предка! воскликнула Матильда. Видно американскій дядя развязалъ кошель хорошими жетонами!
   -- Фабрицій набитъ банковыми билетами! прибавила дѣвица Сивракъ.
   Молодой человѣкъ отрицательно покачалъ головой.
   -- Начинилъ моралью,-- вотъ и все! возразилъ онъ, американскій дяденька развязалъ только кошель попрековъ, и Богъ вѣдаетъ, какъ полонъ былъ этотъ кошель!
   -- Какъ, даже не далъ тысячъ двадцати ливровъ за хлопоты перемѣщенія?
   -- Ни билета на тысячу! Впрочемъ, я не жалуюсь. За лавиною упрековъ и потокомъ мудрыхъ совѣтовъ послѣдовалъ родъ примиренія, которое въ данное время, можетъ дать полезные результаты. Сблизиться съ родственникомъ -- милліонеромъ все-же хорошо. Мой дядюшка проводитъ мокрой губкою по тому, что называетъ моими заблужденіями, и беретъ меня съ собою.
   -- Какъ компаньона? спрашиваетъ Матильда.
   -- Секретаремъ,-- что не одно и то же
   -- Мѣсто пенсіонное?
   -- Нѣтъ: съ дьявольской работою, которая будетъ держать меня пригвожденнымъ на гигіенической табуреткѣ съ зеленой кожаной подушкою съ девяти часовъ утра до шести часовъ вечера.
   -- Съ жалованьемъ по сту тысячъ франковъ въ годъ? пропищалъ маленькій баронъ.
   -- Съ окладомъ въ 500 франковъ въ мѣсяцъ и обѣщаніемъ прибавки, если буду вести себя хорошо, отвѣчалъ, смѣясь, Фабрицій.
   -- И ты принимаешь это шутовское вознагражденіе?
   -- Принять нужно... у меня ни одного су или близко того... бока кошелька слипаются.
   -- Дѣти мои, вскричала Матильда; нашъ другъ заставляетъ насъ позировать предъ нимъ. Я знаю его. Еслибы дѣло кончилось этимъ, онъ послалъ бы американца ко всѣмъ чертямъ. Что-нибудь не такъ. Ну, Фабрицій разстегнись. Чѣмъ кончилъ?
   -- Бездѣлицею, дядя уплачиваетъ мои долги, а вы знаете, что у меня ихъ не мало.
   -- Да вѣдь это прелестно, пробормоталъ баронъ. По расплатѣ долговъ можно дѣлать новые еще съ большимъ шикомъ.
   -- Фабрицій ты мой, сказала Матильда, охвативъ молодаго человѣка своими граціозными руками: что мѣшаетъ тебѣ сказать дядѣ, что ты долженъ мнѣ пятьдесятъ тысячъ франковъ? Вотъ это будетъ мило.
   -- Конечно, было бы очень мило, отвѣтилъ Фабраціусъ; по этому есть серьозное препятствіе.
   -- Какое?
   -- Нужно представить фактуру, А чѣмъ объяснишь ее?
   -- Случай предусмотрѣнъ Гаварни; ничего нѣтъ проще: товаръ, забранный въ видѣ привязанности.
   -- Мой дядя не таковъ, чтобъ удовольствоваться такой неопредѣленной редакціею.
   -- Можно измѣнить текстъ и поставить: "товарами".
   -- Дядя спроситъ какими?.
   -- Ну, хоть кизильникомъ. Да вѣдь это невозможный дядя! нетерпѣливо воскликнула Матильда.
   -- А наслѣдство, о немъ что? спросилъ маленькій баронъ. Умирающая дама, тетка съ лѣвой руки, что она?
   -- Совсѣмъ выздоровѣла отъ легкой болѣзни.
   -- Еще черепица!
   -- И не послѣдняя, возразилъ Фабрицій. Съ завтрашняго утра прощай свобода! Дядя овладѣваетъ мною.
   -- Значитъ ли это, что я должна возвратиться въ Парижъ одна? живо спросила Матильда.
   -- Безъ меня, но не одна, потому что васъ проводятъ Адель и Паскаль.
   Молодая женщина ударила по столу кулакомъ, что заставило зазвенѣть стаканы.
   -- Какъ это мило! возразила она. Мы ѣдемъ сюда всѣ вмѣстѣ веселиться, а этотъ господинъ кидаетъ насъ здѣсь! Ну, не сманитъ меня никто больше на загородныя прогулки? Хоть бы срубали голову со всего свѣта,-- я не тронусь съ мѣста! я взбѣшена.
   Вѣроятно, съ цѣлью успокоиться она налила свой стаканъ и опорожнила его залпомъ. Этотъ послѣдній глотокъ произвелъ то же, что лишняя капля, переполнившая сосудъ. Матильда разразилась кризисомъ нервнаго смѣха, а затѣмъ стала плакать и наконецъ, oneревъ локти на столъ и склонивъ голову на сложенныя ладони, глубоко заснула.
   Фабрицій, какъ мы видѣли, налгалъ своимъ товарищамъ точно такъ же, какъ передъ тѣмъ лгалъ Деларивьеру,
   Онъ дѣйствовалъ основательно, желая скрыть отъ всего свѣта новыя отношенія къ нему дяди и на случай, еслибы ему пришлось покинуть Парижъ, добиваясь того, чтобы Мттильда не узнала о томъ блестящемъ положеніи, въ какое онъ будетъ поставленъ по отъѣздѣ.
   Мало по малу уличный шумъ сталъ замирать: городъ и гостиница погрузились въ молчаніе.
   Любопытные, привлеченные завтрашнею казнью и помѣстившіеся въ Большомъ Оленѣ, пріютились возможно удобнѣе по всѣмъ угламъ, кто на диванѣ, кто въ креслѣ; иные на бильярдахъ, другіе на сѣновалахъ и въ амбарахъ; нѣкоторые на столахъ, и даже на стульяхъ.
   Весь этотъ народъ платился дорого за минуту жестокаго удовольствія.
   Матильду пришлось разбудить и отвести въ ту комнату третьяго этажа, гдѣ должны были спать обѣ эти группы и куда сонная Матильда поднялась въ очень худомъ настроенія духа.
   Было одиннадцать часовъ съ половиною. Добрый городъ Мелюнъ покоился своимъ первымъ сномъ. На берегахъ Сены, однако, блистали огни за оправленными въ свинелъ стеклами той красивой виллы, которую наши читатели не забыли.
   Въ этой виллѣ бдѣла молодая дѣвушка, одѣтая преступленіемъ въ трауръ.
   Паула Балтусъ узнала за нѣсколько часовъ до этого, что убійца ея брата взойдетъ на эшафотъ завтра на разсвѣтѣ.
   Эта вѣсть, хотя и предвидѣнная, растравила горе дѣвушки и ея неизлечимую рану.
   Съ конца преній, на которыхъ дѣвушка должна была присутствовать, чтобы отвѣчать на вопросы предсѣдателя ассизъ, она не только свыклась, но и помирилась съ несчастной пустотою, произведенной вокругъ нея подлою рукою. Она не надѣялась забыть, а старалась забыться. И вдругъ всѣ подробности ужасной драмы вставали въ ея умѣ съ ужасающею отчетливостью, и какъ на разсвѣтѣ послѣ несчастной ночи, такъ и теперь она видѣла передъ собою окоченѣвшій трупъ своего брата, простертый, съ прострѣленною грудью, на окровленномъ снѣгу.
   Это оттого, что Фридерикъ и Паула любили другъ друга съ тою глубокою, безконечною нѣжностью, съ которою любятъ другъ друга братъ и сестра, сироты съ дѣтства, выросшіе бокъ-о-бокъ, держась за руки, вмѣстѣ счастливые и никогда не разстававшіеся.
   Фридрихъ любилъ Паулу больше всѣхъ на свѣтѣ. Паула обожала Фридриха. Эта нѣжность и это счастіе были уничтожены навсегда тремя пулями изъ револьвера.
   

XXVI.

   Фридерикъ достигъ восемнадцатаго года, а Паула тринадцатаго, когда послѣдовательная смерть отца и матери оставила ихъ одинокими сиротами. У нихъ было значительное состояніе. Фридерикъ отличавшійся серьезнымъ умомъ и раннимъ благоразуміемъ, былъ семейнымъ совѣтомъ освобожденъ отъ опеки и посвятилъ себя исключительно воспитанію своей сестры, желая стать ей поддержкою и руководителемъ.
   Совершенно отдаваясь исполненію этого пріятнаго долга, Фридерикъ не думалъ о женитьбѣ и вовсе не увлекался удовольствіями, до которыхъ такъ жадна молодость и которыя могло ему дать его большое состояніе.
   Братъ и сестра цѣлый годъ жили въ своемъ прелестномъ домикѣ близъ Мелюна и пріѣзжали въ этотъ городъ лишь на короткіе сроки. Паула охотно подчинилась тихой и ласковой сельской жизци и не находила ее однообразною. Фридерикъ лишь изрѣдка вывозилъ ее въ свѣтъ, въ Парижъ, къ давнишнимъ друзьямъ своей семьи. Молодая дѣвушка, встрѣченная общимъ вниманіемъ, одерживала настоящія побѣды своею красотою, граціей и милою простотою; посреди блестящей и веселой толпы она чувствовала стѣсненіе и мечтала о возвратѣ въ свой хорошенькій замокъ на берегу Сены, потому что только тамъ дышала свободно и чувствовала себя счастливою.
   На одномъ изъ вечеровъ, на которыхъ были Фридерикъ и Паула, имъ былъ представленъ и Фабрицій Леклеръ, поклонившійся Паулѣ, какъ мы видѣли, при ея выходѣ на терассу виллы. Но на Паулу представленіе это не произвело впечатлѣнія. Однако Фабрицій, со своей серьезной осанкою правильными чертами лица, носившими слѣды труда, и простымъ изяществомъ костюма, показался молодой дѣвушкѣ лучшимъ, чѣмъ хорошенькіе ухаживатели, завитые à la Capoul и больно развязные, вившіеся вокругъ Паулы и привлеченные скорѣе ея двумя милліонами, чѣмъ ея большими темными глазами, розовыми губами и черными волосами. Послѣдніе молодые люди казались Паулѣ смѣшными и сильно надоѣдали ей.
   Живя постоянно съ братомъ, Паула усвоила его привычку думать и говорить чрезвычайно откровенно. Ложь внушала ей отвращеніе. Въ ней проявлялась рыцарская честность. Благотворительность казалось ей не добродѣтелью, а долгомъ, отъ исполненія котораго богатый не въ правѣ уклоняться, такъ какъ его имущество лишь временно довѣрено его распоряженію. Всѣ бѣдные, всѣ несчастные окрестныхъ мѣстъ знали ее и называли добрымъ ангеломъ. Она раздавала много и умѣла давать. Помощь, оставляемая ею при посѣщеніи бѣдныхъ хижинъ, была лучше милостыни: была утѣшеніемъ. Но, отличаясь крайнею кротостью и безграничною щедростью, Паула въ то же время была крайне стойка и въ этомъ отношеніи замѣчательно походила на мужчину. Трагическая смерть Фридерикса Балтуса произвела такую же пустоту въ сердцѣ Паулы, какъ въ домѣ. Одиночество казалось ей ужаснымъ, и ея горесть удваивалась еще неодолимою скукою. Когда Паулу увѣдомили о близкой развязкѣ трагедіи, жертвою которой палъ ея братъ, ея глаза наполнились слезами и рыданія стиснули ей горло. Со стѣсненнымъ сердцемъ, съ обуреваемымъ умомъ, она тихо удалилась въ комнату, ставни которой были всегда закрыты и въ которой всегда горѣла рѣзная серебряная лампа, висѣвшая съ потолка на трехъ цѣпочкахъ изъ того же металла. Это была та комната, въ которой жилъ Фридерикъ и въ которую принесли его мертвымъ.
   Паула дрожащею рукою отворила дверь и остановилась на дорогѣ въ горькомъ раздумьѣ; ея рыданія возобновилось; черезъ минуту она вошла, приблизилась къ портрету брата во весь ростъ и упала: передъ нимъ на колѣни. Тутъ, со сложенными руками, глядя въ это лицо, котораго благородныя черты, добрый взглядъ и ласковая улыбка напоминали ей всѣ радости дѣтства, она пережила бурю отчаянія, призывая духъ своего убитаго брата и давая самыя дорогія имена недвижному и нѣмому полотну, говоря съ изображеніемъ и спрашивая его, какъ будто картина могла слышать и отвѣчать.
   Фоксъ, большая сѣрая гончая собака, также бывшая вѣрнымъ другомъ Фридерикса, пробралась въ ту же комнату за Паулою. Слыша плачъ и рыданія своей госпожи, животное издало глухое рычаніе, и его жалобный стонъ раздался въ ночной тишинѣ подобно эху смерти.
   -- О, братъ мой, вдругъ вскричала Паула въ нервномъ раздраженіи, близкомъ къ помѣшательству;-- что сдѣлалъ ты этому извергу, чтобы онъ подло убилъ тебя?-- Ничего!.. ты не сдѣлалъ ему ничего! Онъ убилъ тебя, чтобы обокрасть!
   Она вдругъ смолкла, какъ бы подъ впечатлѣніемъ внезапной мысли, а затѣмъ продолжала:
   -- Чтобы ограбить!... Ограбить тебя, котораго кошелекъ былъ всегда доступенъ и рука всегда готова дать!... это невозможно!... Къ злодѣйству побуждала не жадность, а ненависть, месть.
   Она снова замолчала, взглядъ ея неопредѣленно блуждалъ, и она продолжала:
   -- Месть? Ненависть? Но кто же могъ мстить тебѣ, который не обижалъ никого; кто могъ ненавидѣть тебя, кого всѣ любили? Нѣтъ, то не месть! Нѣтъ, то не ненависть! Но тогда что же это? Какое побужденіе вооружало противъ тебя этого человѣка, котораго правосудіе обвинило и который клянется, что онъ невиненъ.-- Незиненъ? А при немъ нашли улику въ его преступленіи,-- бумажникъ, пробитый пулею... Улика на лицо, а между тѣмъ этотъ человѣкъ показалъ, подтверждалъ, клялся, что бумажникъ данъ ему какимъ-то незнакомцемъ!... А если это правда? Но судьи осудили. Однако судьи иногда ошибаются. Нѣтъ, этого не можетъ быть! Они не ошиблись. Они справедливо обвинили этого злодѣя, который отказывается сказать свое имя, даже для защиты!.. Кто онъ, этотъ человѣкъ, окружающій себя тайною? Откуда онъ? Куда шелъ? Онъ скрывалъ и никто не могъ разгадать этого... Онъ, вѣрно, поклялся не выдавать соучастника: злодѣй не могъ совершить преступленія одинъ. Есть соучастникъ... мнѣ это говоритъ внутренній голосъ. И этотъ-то соучастникъ наиболѣе виновенъ!..
   Паула Балтусъ быстро встала, какъ бы вскинутая пружиною, и вперивъ вдохновенный взоръ въ изображеніе Фридерика, продолжала сначала глухимъ, но потомъ сильнымъ и звучнымъ голосомъ:
   -- Ты видѣлъ его... ты можешь назвать его!... скажи... отвѣчай... я жду!
   Она заложила руки и продолжала съ отчаяніемъ:
   -- Но нѣтъ, ты не можешь отвѣчать... ты убитъ... твои уста нѣмы... Ну, такъ я буду дѣйствовать одна.. Если есть участникъ, какъ я въ этомъ увѣрена, то я сдѣлаю то, что не сумѣлъ или не смогъ сдѣлать судъ... я выслѣжу его въ безвѣстіи, въ которомъ онъ скрывается! И клянусь передъ Богомъ отъискать этого человѣка! Клянусь передъ Богомъ отомстить за тебя!
   Въ эту минуту Паула Балтусъ, съ пылающимъ взоромъ, съ дрожащими ноздрями, съ грозно поднятой правой рукою, походила на мстящую Немезиду, богиню правосудія и кары...
   Такое состояніе физическаго и нравственнаго возбужденія не могло длиться. Въ темныхъ глазахъ молодой дѣвушки молніи смѣнились слезами. Черты лица потеряли свое жестокое выраженіе. Паула упала въ кресло противъ портрета и вновь погрузилась въ свою молчаливую печаль, тихо молясь за душу любимаго брата.

* * *

   Пробило два часа утра.
   На большой площади Мелюна уже собралось нѣкоторое число любопытныхъ, убѣдиться вочію, что обѣщанная на зарѣ дня казнь не отмѣнена. Отворялись нѣкоторыя окна, и въ нихъ появлялись сонныя лица, со вперенными въ сумракъ взорами.
   Вскорѣ число любопытныхъ стало расти. Составлялись группы, оглашая ночь ропотомъ смѣшанныхъ голосовъ.
   Тысячи безсвязныхъ мыслей встрѣчались въ безсвязныхъ разговорахъ толпы.
   -- Это будетъ не сегодня, говорилъ одинъ.
   -- Нѣтъ, положительно сегодня, отвѣчалъ другой.
   -- Откуда ты знаешь?
   -- Я былъ на желѣзной дорогѣ послѣ полуночи и видѣлъ поѣздъ съ гильотиной и палачомъ. Значитъ, казнь будетъ сегодня утромъ
   -- Да вѣдь нельзя и отложить, замѣтилъ третій: я считалъ дни... отсрочка прошла.
   По всей площади люди перекидывались фразами, точно такъ же безсодержательными и иногда лишенными смысла.
   Прошелъ еще часъ. Толпа стала сплошною. Со всѣхъ улицъ стекались толпы горожанъ, фабричныхъ, окрестныхъ поселянъ. Крыши покрылись людьми. Они цѣплялись за карнизы и выступы, не боялись рисковать цѣлостью костей, лишь бы поглядѣть на готовившееся страшное зрѣлище. Нѣкогда римскія патриціанки находили дикое удовольствіе въ борьбѣ гладіаторовъ и въ великой рѣзнѣ. Красавицы андалузянки замираютъ, видя кровь, текущую въ циркахъ съ роговъ быковъ и подъ мечами тореадоровъ.
   Отсѣченная голова, скатывающаяся въ корзину палача,-- изъисканное зрѣлище для толпы всѣхъ странъ.
   

XXVII.

   -- Значитъ, въ пересмотрѣ дѣла отказано?-- спрашивалъ крестьянинъ, одѣтый въ балахонъ съ сѣрыми и черными полосами и по виду легко признанный окружающими за окрестнаго землекопа.
   -- Да апелляціи и не было, а просьба о помилованіи не была настойчива, отвѣчалъ горожанинъ.
   -- Почему же такъ?
   -- Потому что осужденный, вопреки убѣжденіемъ своего защитника, не хотѣлъ подписать просьбы.
   -- Вотъ-те-на, вскричалъ крестьянинъ: подумаешь, что ему и жизнь не мила!
   -- Да онъ и не дорожитъ ею, потому что отказался оправдываться!-- сказало третье лицо, проскользнувшее въ середину толпы, благодаря своей ловкости и особенно силѣ локтей.
   -- Что за человѣкъ осужденный?
   -- Нѣкоторые говорятъ, что это бывшій поджигатель петролеумомъ, обвиненный военнымъ судомъ и скрывающій свое имя, чтобы не быть разстрѣленымъ.
   -- Не дурно сказалъ! Изъ боязни быть разстрѣленнымъ даетъ отсѣчь себѣ голову! Точно Грибуль, который, чтобы избавиться отъ дождя, кидается въ рѣку.
   Это сравненіе вызвало взрывъ хохоту своею мѣткостью.
   -- А мнѣ, сказалъ другой изъ толпы, разсказывали, будто обвиненный -- человѣкъ знатнаго рода, пережившій много несчастій и скрывающій свое имя, чтобы не опозорить своего рода.
   -- И это можетъ быть!
   Одинъ, стоявшій въ толпѣ, приличный господинъ, съ орденомъ, пожалъ плечами и сказалъ:
   -- Всѣ эти разсказы -- выдумки бабъ. Осужденный -- убійца, сто разъ заслужившій казнь на эшафотѣ.
   -- Однако многіе думаютъ что онъ не такъ виновенъ, какъ кажется.
   -- Подите! все обличаетъ его, все обрекаетъ! Притомъ судъ не ошибется...
   -- Ну, а курьеръ изъ Ліона?
   -- Старая исторія, которая не разъяснилась.
   -- Пусть старая исторія; но вѣдь судъ ошибается дьявольски часто! Прочтите книгу "Знаменитыя Преступленія". Я самъ думаю, что у несчастнаго, осужденнаго на смерть, есть тайна и что для сохраненія ея онъ скрылъ свое имя. Я думаю, что причина его обвиненія въ его упрямомъ молчаніи и что, въ виду такого непонятнаго упрямства слѣдовало не осуждать насчастнаго и, особенно, не казнить его, а подождать и продолжать разъискивать. Лучше пощадить виновнаго, чѣмъ гильотинировать невиннаго.
   Многіе изъявили согласіе, другіе порицали.
   Въ это время они услышали вдали глухой шумъ отъ кареты и шаги лошадей по мостовой. Всѣ глаза обратились въ ту сторону, откуда раздавался шумъ. По толпѣ разлился свѣтъ пламени; онъ происходилъ отъ факеловъ, окружавшихъ двигавшіяся телѣжку и фургонъ. На телѣжкѣ лежали "мостки правосудія". Ихъ сопровождалъ небольшой отрядъ жандармовъ. За ними шелъ батальонъ линейной пѣхоты. Онъ образовалъ каре, оцѣпилъ на площади большое мѣсто и отодвинулъ толпы любопытныхъ на троттуары.
   Фургонъ слѣдовалъ за шествіемъ и сталъ около телѣги. Въ немъ должны были увезти послѣ казни тѣло преступника.
   Привезенный особымъ отрядомъ Парижскій господинъ {Палачъ.} со своимъ трагическимъ приборомъ, по прибытіи на мѣсто, отправился въ тюрьму, предоставивъ своимъ помощникамъ поставить мостки, которые образный тюремный языкъ называетъ "Аббатствомъ Горы Сожалѣнія".
   Лѣсъ для мостковъ былъ быстро сваленъ. Помощники палача тотчасъ принялись за постройку съ ловкостью, пріобрѣтенною навыкомъ, утверждали столбы въ ихъ гнѣздахъ и скрѣпляли ихъ болтами, стуча молотками, удары которыхъ отдавались по площади. Все было закончено до начала дня. Колеблющійся свѣтъ факеловъ, двигавшійся вокругъ мостовъ правосудія, дѣлалъ картину одновременно яркою и ужасною. Глухой говоръ подавленныхъ голосовъ толпы походилъ на смутный ропотъ прибоя волнъ на валунахъ бретонскихъ отмелей. Солдаты не безъ труда сдерживали приливъ любопытныхъ, который грозилъ каждую минуту прорвать ихъ строй. Сжатая толпа образовала массу до того сплошную, что булавка, упавъ сверху, не могла бы достичь мостовой.
   Эшафотъ занималъ середину площади, въ разстояніи не болѣе пятидесяти метровъ отъ гостинницы Большой Олень, стоя къ ней раскрытой стороною.
   Въ апрѣлѣ мѣсяцѣ утра холодны. Любопытные, большинство которыхъ провело ночь стоя на площади, промерзли, прыгали на мѣстѣ съ цѣлью согрѣться, и топотня цѣлой толпы заставляла дрожать окружающіе дома подобно тому, какъ это производитъ проходящій мимо желѣзнодорожный вагонъ.
   Хотя до часу исполненія казни было еще далеко, но всѣ окна гостинницы Большой Олень были открыты и унизаны зрителями..
   Фабрицій Леклеръ, маленькій баронъ де-Ландилли, Матильда Жанселенъ и дѣвица Адель-де-Сивракъ, урожденная Грелютъ, опершись на подоконники своей комнаты, ожидали поднятія занавѣса какъ выражался Паскаль.
   Только окна комнаты, занимаемой Деларивьеромь и Жанною, оставались сплошь запертыми.
   Покинемъ на минуту нетерпѣливую толпу. Пробило половина четвертаго часа утра. Директоръ маленькаго острога вошелъ въ камеру осужденнаго. Его сопровождали священникъ, секретарь, смотритель, нижніе чины, палачъ и двое помощниковъ послѣдняго.
   По обыкновенію, одинъ сторожъ и одинъ изъ заключенныхъ сидѣли при осужденномъ, который при свѣтѣ лампы, читалъ книгу "Подражаніе Іисусу Христу".
   Около двухъ часовъ утра Пьерръ (читатели не забыли, что осужденный назвалъ себя этимъ именемъ), проснувшись, умылъ свое лицо, истомленное, но спокойное и сѣлъ читать.
   Услышавъ щелканье ключа въ замкѣ двери, онъ вздрогнулъ и быстро поднялъ голову, но потомъ, ожидая простого ночнаго обхода, принялся опять за чтеніе.
   Дверь повернулась на петляхъ, и на плитахъ корридора раздались шаги. Такое раннее посѣщеніе было необычайно, и осужденный вновь поднялъ голову, одного взгляда на посѣтителей было достаточно для обнаруженія истины. Осужденный понялъ, что его послѣдняя минута очень близка. Какъ ни былъ онъ спокоенъ обыкновенно, но не могъ подавить нервнаго впечатлѣнія. По его судорожно искривленному лицу разлилась мертвенная блѣдность. Однако, съ небольшимъ трудомъ, онъ поднялся съ сѣдалища и поклонился вѣстникамъ смерти безъ хвастовства, хотя и безъ униженія.
   Осужденный казался, какъ сказано, лѣтъ сорока-пяти, былъ высокаго роста. Его правильныя черты лица, исхудалаго и усталаго, его широкое лицо, обрамленное густыми волосами, нѣкогда темнорусыми, теперь почти бѣлыми, заставляли предполагать умъ. Его большіе, сѣроголубые глаза выражали кротость и доброту. Его сжатый ротъ, съ тонкими и блѣдными губами, придавалъ обыкновенно задумчивый физіономіи старика выраженіе презрительной горечи.
   Онъ былъ въ перешедшемъ по обычаю костюмѣ осужденныхъ къ смерти: желтосѣрыхъ мулетоновыхъ панталонахъ, курткѣ и шапкѣ изъ той же ткани и того же цвѣта. Правая пораженная параличемъ рука осужденнаго висѣла вдоль его тѣла.
   -- Назначено сегодня утромъ, господинъ директоръ? спросилъ онъ тихо, но не волнуясь.
   -- Да, другъ мой, просто отвѣчалъ директоръ.
   Осужденный поднялъ глаза къ небу или, скорѣе къ потолку камеры, и прошепталъ:
   -- Да совершится воля Божія!
   -- Будьте тверды, будьте сильны.
   -- Вы видите, господинъ директоръ, что я не дрожу. Я сохраню мужество до конца, обѣщаю вамъ это.
   Послѣднія слова были произнесены со спокойствіемъ, нагонявшимъ ужасъ, заставляя предполагать цѣлый міръ таинственныхъ думъ.
   Директоръ не ошибся въ говорившемъ въ нихъ настроеніи.
   -- Да, сказалъ онъ, вы мужественны, вы даже болѣе мужественны, чѣмъ нужно, потому что ваше мужество, я въ этомъ увѣренъ, происходитъ изъ вашей сильной рѣшимости скрыть вещи, которыя, можетъ быть, спасли бы васъ, облегчивъ задачу правосудію.
   -- Я показалъ суду, что долженъ былъ показать. Я показалъ правду... возразилъ осужденный. Но судъ мнѣ не повѣрилъ... это мое несчастіе; я не обвиняю судей: они произнесли приговоръ по совѣсти.
   -- По крайней мѣрѣ сознайтесь, что вы сказали не все.
   -- Я не сознаюсь ни въ чемъ.
   -- Вы хороните тайну и хотите унести ее съ собой въ могилу. Вы готовы подвергнуться наказанію за преступленіе совершенное другимъ. Ваше упрямство васъ погубило!
   -- Увѣрены ли вы въ этомъ, господинъ директоръ? Увѣрены ли вы дѣйствительно? Полагаете ли вы дѣйствительно, что моя молчаливость, разсердивъ судей вызвала мое осужденіе?
   -- Да, и совершенно справедливо, потому что такое молчаніе было сознаніемъ.
   -- Да, повторилъ осужденный, это несчастіе,-- вотъ и все.
   

XXVIII.

   -- Это несчастіе, сказалъ осужденный.
   -- И величайшее! воскликнулъ директоръ, измѣнившееся лицо и дрожащій голосъ котораго обличали глубокое волненіе. Но, можетъ быть, еще время предотвратить несчастіе. Скажите, что вы готовы дать показанія, которыхъ у васъ требуютъ съ самаго начала вашего процесса. Увѣдомленный сей часъ же прокуроръ республики пріѣдетъ... можно будетъ отстрочить исполненіе приговора.... затѣмъ послѣдуетъ, безъ сомнѣнія, пересмотръ дѣла. Вѣдь дѣло идетъ о жизни... можетъ быть, о свободѣ!
   Осужденный отрицательно покачалъ головою.
   -- Умоляю васъ, подумайте... настаивалъ директоръ. Рѣшительная минута наступаетъ. И вы не соглашаетесь говорить?
   Новый знакъ отрицанія.
   -- Вамъ нечего сообщить мнѣ?
   -- Нечего.
   -- Не скажете даже вашего настоящаго имени?
   -- Я сказалъ, что меня зовутъ Петромъ.
   -- Все тоже слѣпое упрямство причина такого зла! Можетъ быть у васъ есть семья.
   -- У меня нѣтъ ея..
   -- Достаточно одного добраго побужденія, слова, одного слова... Подумайте, вѣдь это спасеніе.
   Осужденный сдѣлалъ жестъ глубокаго отчаянія,-- Зачѣмъ говорите вы мнѣ постоянно о спасеніи? тихо сказалъ онъ. Не лучше ли умереть, чѣмъ жить какъ теперь?
   И онъ показалъ свою параличную руку.
   -- Есть довольно милосердыхъ людей, которыхъ осчастливила бы возможность помочь вамъ.... возразилъ директоръ.
   Осужденный сдѣлалъ жестъ дикой гордости.
   -- Милостыню? вскричалъ онъ: никогда.
   -- Подумайте о тѣхъ, которыхъ оставляете по себѣ... Есть ли у васъ отецъ? мать? старики, которые рано или поздно узнаютъ истину и которыхъ она убьетъ...
   -- Я не покидаю здѣсь ничего...
   -- Какъ? ни одного дорогаго существа, о которомъ теперь вспоминало бы ваше сердце?
   Слыша эти слова, осужденный замѣтно содрогнулся. Приливъ крови окрасилъ его блѣдное лицо, но лишь на мгновеніе. Онъ опустилъ голову и отвѣтилъ:
   -- Ни одного.
   -- Какъ? продолжалъ директоръ, ни женщины, ни ребенка?
   Стойкость несчастнаго, казалось, готова была уступить.
   Онъ положилъ кисть своей здоровой руки на лѣвую сторону груди, какъ бы для того, чтобы успокоить душившее его біеніе сердца; его вѣки хлопали, двѣ слезы упали изъ глазъ, губы дрожали, но никто не услышалъ ихъ шепчущими слова: Моя жена... мое дитя...
   Затѣмъ, овладѣвъ собою какъ прежде въ теченіи мѣсяцевъ, онъ пробормоталъ:
   -- Я одинъ въ мірѣ... Я не оставлю по себѣ ни сожалѣнія, ни воспоминанія, и никто не позаботится узнать, виновенъ ли человѣкъ, который умретъ, или невиненъ.
   Видя такую рѣшимость, видимо непоколебимую, директоръ призналъ себя побѣжденнымъ. Онъ уже не настаивалъ и уступилъ свое мѣсто секретарю.
   Послѣдній прочелъ осужденному отказъ въ просьбѣ о помилованіи поданной помимо него.
   -- Я отказался подписать, сказалъ Пьерръ; я узналъ, что будетъ безполезно. Тѣмъ не менѣе я искренно благодарю тѣхъ, кто хлопоталъ обо мнѣ вопреки моей волѣ.
   Время проходило... Помощники палача начали одѣвать осужденнаго.
   Священникъ тюрьмы, почтенный старикъ, убѣленный сѣдинами, былъ одинъ изъ тѣхъ достойныхъ пастырей, образцовъ милосердія и самоотверженія, которые проводятъ жизнь, забывая самихъ себя, чтобы утѣшить другихъ въ страданіи. Онъ взялъ руку осужденнаго и началъ тихо говорить съ нимъ.
   Пьеръ слушалъ рѣчи апостола Христа съ глубокимъ вниманіемъ и выраженіемъ горячей вѣры. По временамъ лицо его покрывалось краскою. Видно было, что мысли его были далеко отъ земли.
   Однако, когда онъ почувствовалъ на шеѣ холодъ ножницъ, рѣзавшихъ ему волосы, впечатлѣніе было быстро и ужасно: ему почудилось, что уже лезвіе гильотины касается его шеи; совершенно машинально онъ опустилъ голову; но почти вслѣдъ затѣмъ онъ побѣдилъ это нервное ощущеніе и внимательно сталъ слушать священника.
   Священникъ, указавъ душѣ, готовой отойти, путь въ небеса, замолкъ и, отечески обнявъ осужденнаго, приложилъ платокъ къ своимъ глазамъ, чтобы скрыть слезы.
   Одѣваніе осужденнаго было кончено. Пьеръ всталъ.
   -- Хотите что-либо съѣсть? спросилъ его смотритель.
   -- Нѣтъ, благодарю... я не голоденъ., притомъ, зачѣмъ?
   -- Вы не желаете ничего?
   -- Только одного...
   -- Чего же? живо спросилъ директоръ. Если исполненіе въ моей власти, то я заранѣе и это всего сердца обѣщаю его.
   -- Я хотѣлъ бы, отвѣтилъ Пьерръ послѣ мгновенія нерѣшительности,-- я хотѣлъ бы всѣмъ пожать руку...
   Всѣ руки по невольному движенію, потянулись къ нему. Онъ съ чувствомъ пожалъ ихъ по очереди.
   Нѣсколько секундъ длилась эта глубоко-трогательная сцена, необычайная и захватывающая.
   Этотъ несчастный, котораго постигала кара, принималъ, почти на ступеняхъ эшафота, руку честныхъ людей, подававшихъ свою чистую руку пожатію его руки, которая считалась оскверненною гадкимъ преступленіемъ!
   Лучъ счастья засверкалъ въ глазахъ осужденнаго.
   -- Это почти оправданіе.... подумалъ онъ. Я умру смертью убійцъ, а всѣ окружающіе меня вѣрятъ въмою невинность...
   Онъ не ошибался. Въ эту минуту и въ этой тюрьмѣ никто изъ присутствовавшихъ при описанной нами сценѣ не видѣлъ въ осужденномъ убійцы Фридерика Балтуса. Самые строгіе обвиняли осужденнаго лишь въ томъ, что онъ сбиваетъ съ пути правосудіе, утаивая имя виноватаго, которое ему, несомнѣнно, извѣстно.
   -- Передъ тѣмъ, что покину васъ, пробормоталъ онъ, я хочу сказатъ вамъ "спасибо!" Вы оказали мнѣ много доброты, господинъ директоръ, и я обязанъ вамъ глубокою благодарностью... Вы дали мнѣ, господинъ директоръ, смиреніе, миръ, надежду, увѣренность... Да благословитъ васъ Господь! Вы всѣ смягчили мой предсмертный часъ вашимъ состраданіемъ. Вы безъ ужаса прикасалась къ моей рукѣ, которую считаютъ пролившею кровь. Благодарю изъ глубины души. Стократъ спасибо! Спасибо всѣмъ!
   Осужденному уже не приходилось подавлять своихъ чувствъ, и они вылились. Слова смѣнились рыданіями, и дождь слезъ смочилъ лицо.
   Тотъ заключенный, который въ теченіи нѣсколькихъ дней и ночей не покидалъ камеры осужденнаго на смерть, также подпалъ общему умиленію и плакалъ жаркими слезами.
   Онъ взялъ руку Пьера и, не взирая на сопротивленіе послѣдняго, почтительно поднесъ ее къ своимъ губамъ.
   -- И присяжные, и судьи, вскричалъ онъ съ увлеченіемъ, всѣ ошиблись! Эта рука -- рука честнаго человѣка! Она никогда не проливала крови!
   -- Клянусь, твердо замѣтилъ осужденный; я невиненъ: это знаетъ ожидающій меня Богъ.
   Настала минута отъѣзда. Подошелъ священникъ.
   -- Не падай духомъ, сынъ мой, сказалъ онъ; пойдемъ, обопрись на мою руку.
   Пьеръ кивнулъ въ знакъ согласія, бросилъ вокругъ длинный и послѣдній взглядъ и, опершись на руку старика-священника, вышелъ изъ камеры.
   Тюремная карета ждала во дворѣ. Осужденный влѣзъ въ нее въ сопровожденіи священника и двухъ сторожей. На козлахъ, подлѣ возницы, помѣстился жандармъ, и по данному знаку поѣздъ тронулся, сопровождаемый пикетомъ конныхъ жандармовъ.
   Страшная повозка выѣхала со двора и шумно покатила по мостовой города Мелюна. Виновенъ-ли былъ осужденный, или невиненъ, ему оставалось жить лишь двадцать минутъ.
   Занялась заря, блѣдная и сѣрая, когда тюремная повозка въѣхала на площадь, посреди которой возвышался эшафотъ. Появленіе повозки было встрѣчено глухимъ говоромъ.
   Говоръ этотъ быстро смолкъ и замѣнился глубокимъ молчаніемъ. Слышно было только бряцанье длинныхъ ноженъ жандармскихъ сабель о шпоры обуви.
   

XXIX.

   Мы уже знаемъ, что Фабрицій Леклеръ стоялъ съ Матильдой у одного изъ оконъ третьяго этажа, а Паскаль де Ландилли, въ сообществѣ дѣвицы Сивракъ, урожденной Грелютъ, у сосѣдняго. Какъ разъ въ ту минуту, "когда корзина съ капустою для крошки" остановилась, Фабрицій высунулся изъ окна, чтобы не проглядѣть ни одной подробности казни. Лицо его было блѣдно, какъ у мертвеца. Въ глазахъ сверкалъ мрачный огонь. Онъ былъ съ открытой головой и держалъ въ лѣвой рукѣ пару перчатокъ изъ шведской кожи, которую судорожно теребилъ правою рукою. Одна изъ перчатокъ незамѣтно выскользнула у него изъ рукъ и, повертѣвшись въ воздухѣ, упала на голову зрителя, стоявшаго передъ главною дверью въ гостинницу Большой Олень.
   Этотъ зритель -- никто иной, какъ Клодъ Марто, съ кличкою "Бордепла" (Окраина тарелки,) машинально поднялъ голову, чтобы узнать откуда пала на него невинная перчатка, и съ перваго-же взгляда, узналъ Фабриція.
   -- А, вчерашній господинъ, пробормоталъ онъ, съ двумя кокетками и маленькимъ господиномъ, которому все бьетъ въ носъ! Громъ и молнія ужасно на него дѣйствуетъ! Онъ блѣднѣе полотна. Честное слово, можно подумать, что голову будутъ снимать съ него! Эти парижане такое бабье!

* * *

   Жанна спала долго, тѣмъ лихорадочнымъ сномъ, какой ей предсказалъ докторъ Вернье. Она проснулась около двухъ часовъ пополуночи, съ менѣе горячимъ лбомъ, менѣе тяжелою головою, и хотя и чувствовала большую слабость, но ощущала себя гораздо лучше.
   Во все время сна, тяжелаго и безпокойнаго, она боролась съ тяжелыми снами или, скорѣе, кошмаромъ, и потому радовалась пробужденію, освободившему ее отъ ночныхъ призраковъ.
   Ночная лампочка со стекляннымъ матовымъ шаромъ проливала по комнатѣ мутный свѣтъ, достаточный для разсѣянія мрака, но слишкомъ слабый для, отчетливаго различенія предметовъ.
   Жанна поднялась на постели и обвела глазами по комнатѣ; она искала Маврикія Деларивьера и не находила. Банкиръ спалъ въ сосѣдней комнатѣ.
   Молодая женщина догадалась и обрадовалась, зная, какъ этотъ прекрасный человѣкъ, разбитый хлопотами и волненіями дня, нуждался въ покоѣ и отдыхѣ.
   Она опустила голову на подушку, сложила руки, закрыла глаза и сказала себѣ съ улыбкой:
   -- Сегодня я увижу мою дочь.
   Затѣмъ она отдалась воспоминаніямъ о своей Эдмеѣ и восхитительной мысли, что уже не разлучится съ этимъ прелестнынъ ребенкомъ.
   Но вдругъ Жанна была исторгнута изъ своихъ грезъ страннымъ шумомъ, причины котораго не могла отгадать. Шумъ доносился съ площади и походилъ на глухой и монотонный ропотъ моря на прибрежьѣ въ часъ прилива.
   -- Что-же такое совершается на улицѣ? спросила себя молодая женщина. Похоже на тихій говоръ большой толпы.-- Да не сплю-ли я? Не начинается-ли опять кошмаръ?
   И вторично приподнявшись на локтѣ, она стала слушать съ удвоеннымъ вниманіемъ. Вскорѣ шумъ измѣнился и сталъ для Жанны еще непонятнѣе. То были удары молотовъ, сначала глухіе, затѣмъ звонкіе, то учащенные, то рѣдкіе, но постоянно повторявшіеся.
   Нельзя было представить себѣ что-либо заунывнѣе этихъ безконечно повторявшихся ударовъ, звонкость которыхъ еще усиливалась тишиною ночи. Можно было сказать, что множество погребальщиковъ заколачивали кучу гробовъ. Жанна задержала дыханіе, чтобы лучше слышать, и старалась разгадать слышанное, но не могла отъискать причины шума. По прошествіи получаса молотки перестали бить по дереву, и ропотъ прилива возобновился усиленно.
   -- Что-же это такое? повторяла молодая женщина. Что-же это такое, и что происходитъ?-- Я не сплю... Это странно... Еслибы я не знала, что Маврикій близъ меня и что достаточно одного крику, чтобы призвать его, я бы трусила...
   Повременамъ на опущенныхъ занавѣсахъ обоихъ оконъ отражался свѣтъ, подобный производимому пламенемъ на вѣтру. Мало-по-малу эти перемежки свѣта прекратились, -- по всей вѣроятности, уничтожаемыя свѣтомъ начинавшагося дня. По мостовой площади гремѣли копыта лошадей, колеса экипажей; поднялся глухой шумъ, но точчасъ смолкъ и настала глубокая, мертвая тишина.
   Эти странные звуки, этотъ таинственный ропотъ въ высшей степени возбудили любопытство Жанны.
   -- Несомнѣнно, сказала она себѣ, на улицѣ происходитъ что-либо чрезвычайное. Я хочу знать.
   Она покинула постель; одежда ея лежала подъ рукою, на стулѣ. Жанна взяла капотъ, машинально накинула его на плечи, сунула голыя ноги въ туфли безъ каблуковъ и ощупью, опираясь на мебель потому что не довѣряла своей силѣ, направилась къ окну и отдернула у него занавѣски.
   На дворѣ былъ уже день, и тюремная повозка остановилась у эшафота. Жанна положила руку на задвижку, передвинула ее, и окно раскрылось. Потокъ ледянаго воздуха облилъ лицо молодой женщины и ея потную грудь. Жанна даже не замѣтила этого и высунулась въ окно, чтобы посмотрѣть.
   Сначала она ничего не различала, кромѣ муравейника людей, столпившихся подъ нею вокругъ пустой телѣги, сторожимой солдатами; затѣмъ она различила стоявшую посрединѣ телѣги машину, окрашенную въ красный цвѣтъ и странной формы. Второй пристальный взглядъ пояснилъ ей все. Красная машина былъ эшафотъ, и на этомъ эшафотѣ должны были обезглавить человѣка.
   Жанну охватилъ непреодолимый ужасъ; сердце ея сжалось; передъ глазами пронеслось облако, она прокляла свое любопытство; она хотѣла-бы скрыться въ глубину комнаты, опустить занавѣсы; уйти отъ ужаснаго зрѣлища. Но она не могла этого сдѣлать: она уже не владѣла собою. Невидимая сила, подчинившая ея волю, удерживала ее у этого окна въ упоръ противъ страшной, приближавшейся къ концу, трагедіи. Изъ повозки вышелъ священникъ, держа пригвожденнаго къ черному кресту мѣднаго Христа. За нимъ слѣдовалъ человѣкъ молавшійся:-- то билъ осужденный.
   Жанна задрожала всѣмъ тѣломъ, затѣмъ стала воплощеніемъ тупоумія и ужаса. Ея расширенные зрачки остановились на несчастномъ котораго видны были плечи, кудрявые и сѣдоватые волоса, но не лицо.
   Толпа ждала, не переводя духа и почти молча. Лишь изрѣдка въ ея рядахъ слышался слабый шепотъ.
   Осужденный, поддерживаемый священникомъ, медленно поднялся на нѣсколько ступеней, ведшихъ къ эшафоту. Пока онъ всходилъ, Жанна видѣла его фигуру въ профиль.
   Съ руками, сжимающими подоконникъ, съ протянутою къ гильотинѣ шеей, вперила она неподвижные взоры въ этого человѣка, готоваго умереть и, повидимому, столь покойнаго въ виду смерти.
   Губы молодой женщины шевелились подобно губамъ нѣкоторыхъ полоумныхъ, безостановочно шепчущихъ непонятныя рѣчи. Судорожная дрожь пронимала ея плечи; щеки Жанны покрылись мертвенною блѣдностью
   Взобравшись на платформу, осужденный нѣсколько разъ поцѣловалъ изображеніе распятаго Христа, затѣмъ поникъ въ объятія священника, который прижалъ его къ груди съ умиленнымъ увлеченіемъ.
   Жанна смотрѣла еще пристальнѣе.
   По мѣрѣ того, какъ протекали секунды, ея глаза становились дики, жилы на лбу наливались; ея смертная блѣдность уступала мѣсто пылающей краснотѣ, между тѣмъ какъ въ мозгу шла трудная работа мысли.
   Наклонившись къ молодой женщинѣ, можно было разслышать падавшія съ ея губъ едва внятныя слова:
   -- Если это онъ?... бормотала она. Если это онъ... если это онъ!
   Въ эту минуту осужденный освободился изъ объятій священника и повернулся лицомъ къ гостинницѣ, слѣдовательно къ Жаннѣ.
   Палачъ слегка тронулъ его за плечи.
   Осужденный поникъ головою, подошелъ къ краю платформы, обвелъ глазами толпу и громкимъ и сильнымъ голосомъ, проникшимъ во всѣ сердца, сказалъ:
   -- Я умираю невинно!
   Слыша голосъ этого человѣка, вглядываясь въ его обращенное къ ней лицо, Жанна испустила крикъ ужаса.
   Она зашаталась, раскинула руки и во весь ростъ упала на паркетъ.
   На этотъ страшный крикъ, раздавшійся въ тишинѣ, тысячи взоровъ устремились на гостинницу Большой Олень.
   И самъ осужденный поднялъ глаза. Но прежде, чѣмъ онъ остановилъ ихъ на раскрытомъ окнѣ, подручные палача схватили его и положили подъ ножъ гильотинѣ.
   Палачъ тронулъ пружину,-- ножъ упалъ, и голова отскочила...
   Совершилось то, что называется людскимъ правосудіемъ.
   

XXX.

   Наши читатели конечно помнятъ, что мы оставили доктора Жоржа Вернье въ ту минуту, когда онъ, призываемый депешею матери въ Санъ-Манде, къ своему отцу, взялъ на желѣзно-дорожной станціи въ Мелюнѣ пассажирскій билетъ на Парижъ.
   Поѣздъ отходилъ въ три четверти седьмаго. Жоржу не пришлось ждать долго. Едва взойдя на платформу, онъ услышалъ свистъ пара, и машина остановилась.
   Докторъ вошелъ въ купэ перваго класса, очутился въ немъ одинъ и остался этимъ очень доволенъ.
   Раздались звонокъ и новый свистъ, поднялся столбъ пару, и поѣздъ двинулся. Мысли Жоржа, хотя и управляемыя сыновнею заботою, нечувствительно воспроизводили въ немъ событія, которыхъ онъ съ утра былъ и зрителемъ, и участникомъ.
   Этотъ старикъ и эта молодая женщина, пріѣхавшіе изъ Америки взять свою дочь изъ пансіона въ окрестностяхъ Парижа; эта спасенная имъ, Жоржемъ, больная, черты лица которой, не смотря на временное измѣненіе, поразительно напоминали ему милое личико прелестной дѣвушки, которую онъ любилъ, -- всѣ эти воспоминанія, сильно тревожили его.
   Какъ разъяснить свое сомнѣніе? Какъ узнать, дѣйствительно-ли путешественники, остановившіеся въ гостиницѣ Большаго Оленя, имени которыхъ онъ не знаетъ, отецъ и мать Эдмеи?
   Деларивьеръ, въ исключительномъ положеніи, въ которое поставилъ его случай, забылъ внести свою фамилію въ списокъ жильцовъ гостиницы, какъ это водится и какъ этого требуютъ полицейскія правила. Такая забывчивость понятна, какъ и то, что госпожа Лоріоль, уважая горесть и безпокойство своего гостя, отложила исполненіе формальности. Значитъ -- имя банкира могло быть извѣстно въ гостиницѣ только одному лицу, именно Тіэнеттѣ, отнесшей карточку Деларивьера, по его же порученію, Фабрицію Леклеру. Но взглянула-ли еще эта молодая служанка на имя, стоявшее на карточкѣ, и запомнила-ли она его?
   Поѣздъ желѣзной дороги, на которомъ отправился Жоржъ, останавливался на всѣхъ станціяхъ за Мелюномъ. Нетерпѣливо желая видѣть отца, докторъ негодовалъ на эти частыя остановки. Онъ говорилъ себѣ, что напрасно взялъ билетъ на Парижъ, потому что по остановкѣ поѣзда въ Шарантонѣ-ле-Понъ, легко отправиться изъ Шарантона въ Санъ-Манде пѣшкомъ. Доѣхать-же до Парижа, дойти до Ліонскаго вокзала и тамъ дождаться поѣзда, идущаго на Санъ-Манде, значило -- потерять по меньшей мѣрѣ часъ.
   -- Этотъ неразсчетъ легко поправить, подумалъ Жоржъ; я во чтобы то ни стало сойду въ Шарантонѣ...
   Но поѣздъ дошелъ только до Брюноа. Жоржъ снова погрузился въ свои мечты и ему сопутствовалъ милый образъ Эдмеи.
   Сколько воздушныхъ замковъ понастроилъ молодой человѣкъ, и какъ часто переходилъ онъ отъ живыхъ надеждъ къ полнѣйшей безнадежности,-- говорить лишнее. Наши читатели представятъ это себѣ сами.
   Наконецъ поѣздъ умѣрилъ быстроту хода.
   -- Шарантонъ! крикнули кондуктора.
   Жоржъ вышелъ изъ своего купэ, вышелъ изъ вокзала, спустился по деревяннымъ мосткамъ къ набережной, пошелъ вдоль канала Сентъ-Моръ, вновь устроеннаго по рукаву Марны, повернулъ налѣво, взошелъ по горной дорогѣ и достигъ почтовой дороги изъ Парижа въ Шарантонъ-ле-Понъ.
   Онъ взялъ опять влѣво, миновалъ мэрію, передъ новою церковью, миновалъ зданія приходской школы и достигъ Винсеннскаго лѣса, проходы и малѣйшія аллеи котораго были ему очень знакомы.
   Нѣсколькихъ минутъ было достаточно, чтобы дойти до дорогъ Краснаго Креста, а обойдя мысы острововъ Дюмениль, онъ прошелъ по аллеѣ этого-же имени, прошелъ по аллеѣ Санъ-Моръ до воротъ Санъ-Манде, выходящихъ къ лѣсуТамъ онъ повернулъ налѣво, на большую почтовую дорогу, вошелъ въ улицу Ласточки и остановился передъ маленькимъ домикомъ подъ No 4. Менѣе чѣмъ въ три четверти часа, онъ прошелъ разстояніе отъ Шарантона до Санъ-Манде,
   Двери домика были заперты. Не безъ глубокаго волненія Жоржъ дернулъ за звонокъ и разслышалъ звукъ его въ передней дома. Не плохую-ли вѣсть услышитъ онъ? При этомъ сомнѣніи сердце его перестало биться. Въ это мгновеніе Эдмеи для него не существовало
   Обождавъ нѣсколько секундъ, которыя показались ему нескончаемо длинными, и не дождавшись отвѣта, онъ отошелъ отъ двери, чтобы заглянуть въ окна. Но за опущенными занавѣсами не мелькало огня, и домъ казался покинутымъ. Жоржъ почувствовалъ страхъ и дрожащею рукою позвонилъ снова.
   Наконецъ въ первомъ этажѣ показался свѣтъ; открылось одно окно, и женскій голосъ спросилъ:
   -- Кто тамъ? Кто звонилъ?
   -- Это я, матушка! отвѣтилъ Жоржъ. Отвори скорѣе.
   Не успѣлъ молодой человѣкъ досказать своей короткой фразы, какъ госпожа Вернье отошла отъ окна съ радостнымъ восклицаніемъ и поспѣшно стала спускаться по лѣстницѣ. Секунду или двѣ спустя дверь повернулась на петляхъ, и молодой человѣкъ обнималъ уже свою мать.
   -- Ну что же, говори, сказалъ онъ послѣ перваго поцѣлуя. Что случилось? Съ прочтенія депеши я не живу. Успокой меня! Отецъ уже не въ опасности?
   -- Былъ въ опасности, дорогой мой... отвѣчала госпожа Вернье. Положеніе его было сомнительное. Я должна была увѣдомить тебя и не могла ждать. Я обратилась за помощью къ здѣшнему врачу. Онъ сдѣлалъ необходимое, и въ настоящее время тревога кончилась.
   Жоржъ облегчилъ грудь вздохомъ.
   -- Слава тебѣ, Господи, проговорилъ онъ. Поцѣлуй же меня еще разъ за эту добрую вѣсть! Еслибы ты знала, какъ осчастливила меня.
   Затѣмъ, опять прижавъ госпожу Вернье къ своему сердцу, онъ продолжалъ:
   -- Но что же было у бѣднаго батюшки?
   -- Воспаленіе спиннаго мозга.
   -- Я угадалъ! Понятно, что дрожалъ.
   Этотъ разговоръ происходилъ въ передней и почти на порогѣ комнатъ.
   -- Войди, дорогой,-- сказала мать. Отецъ ждетъ тебя. Онъ знаетъ что я послала телеграмму, и будетъ счастливъ видѣть тебя.
   -- Онъ не дремлетъ?
   -- Нѣтъ.
   -- Это хорошій знакъ.
   -- О, господинъ Шантлу, докторъ, котораго ты знаешь, очень заботился о немъ. Я могу только хвалить его рвеніе и преданность, и впередъ увѣрена, что ты одобришь все сдѣланное имъ. У твоего отца нѣтъ лихорадки. Онъ очень спокоенъ и отнюдь не изнуренъ.
   Раздался голосъ отца Вернье.
   -- Маргарита, спросилъ онъ жену, бывшую еще въ первомъ этажѣ, -- кто звонитъ и отчего ты такъ долго разговариваешь?
   -- Съ твоимъ сыномъ, батюшка! отвѣтилъ Жоржъ.
   Онъ въ три скачка поднялся на лѣстницу и вошелъ въ комнату.
   Больной, возбужденный звуками знакомаго и любимаго голоса приподнялся въ постели и протянулъ руки къ молодому доктору, который и склонился на нихъ.-- Нѣсколько секундъ оба цѣловались и плакали.
   Первый оправился Жоржъ.
   -- Ну, батюшка, сказалъ онъ, вѣдь мы не дѣти, чтобы плакать какъ двѣ дѣвочки. Правда, что мы плачемъ съ радости и эти слезы никогда не вредятъ! Но вытремъ глаза и поговоримъ серьезно. Какъ вы себя чувствуете?
   -- Очень хорошо, дорогой сынокъ, но были минуты, когда я, честное слово, считалъ уже все конченнымъ.
   -- Такъ васъ сильно шатнуло?
   -- Какъ грушевое дерево, съ котораго хотятъ снять плоды, не трудясь лазать по вѣтвямъ.
   Жоржъ взялъ у отца руку.
   -- Лихорадки нѣтъ, сказалъ онъ; затѣмъ, поднявъ свѣчу и взглянувъ въ лицо больнаго, онъ продолжалъ: "Это ничего; я теперь на сторожѣ, мы отвратимъ всякій новый припадокъ. Шантлу умный врачъ. Посмотримъ его рецептъ".
   Госпожа Вернье показали ему ихъ.
   -- Я не прописалъ бы другаго, продолжалъ молодой человѣкъ, просмотрѣвъ рецепты. Но отчего наступилъ этотъ кризисъ? По какому поводу?
   -- Съ пустяка, отвѣтилъ старикъ.
   -- Со спора, прибавила госпожа Вернье.
   -- Съ тобою, матушка?
   -- Нѣтъ, конечно не съ нею, возразилъ больной: съ товарищемъ Ламберомъ, и по поводу вещи, не касавшейся никаго изъ насъ. Разговоръ шелъ о несчастномъ, о которомъ ты, вѣрно слышалъ, потому что онъ былъ приговоренъ къ смерти въ Мелюнѣ, гдѣ ты живешь...
   

XXXI.

   -- Вы, вѣроятно, оцѣнивали приговоръ, осудившій этого человѣка къ смерти. Вы стояли за рѣшеніе или противъ приговора ассизнаго суда?
   -- Ты увидишь, какъ произошло дѣло, сказалъ Робертъ Вернье.-- Какъ-то утромъ меня навѣстилъ подрядчикъ каменьщикъ, съ которымъ у меня старые счеты; я оставилъ его у себя завтракать, а затѣмъ пригласилъ его въ кафе: знаешь, большой кафе Эпоха, на площади Bel-Air, подлѣ желѣзнодорожнаго вокзала, изъ него направо.
   -- Да, помню.
   -- Тамъ былъ и помощникъ Ламберѣ, ѣлъ и читалъ газеты, этотъ Ламберъ совсѣмъ добрый парень, какихъ мало, но дьявольски горячъ. Я сѣлъ рядомъ съ нимъ, пожалъ ему руку, заказалъ прислугѣ двѣ порціи баранины и продолжалъ говорить съ подрядчикомъ. Вдругъ, безъ всякаго предваренія, Ламберъ ударилъ по мраморному столу сильно кулакомъ, такъ что и его, и наши блюда подскочили, и закричалъ громкимъ голосомъ: Браво! это хорошо сдѣлано! Я доволенъ.
   -- О чемъ говорилъ онъ?
   -- О томъ же спросилъ Ламбера и я, между тѣмъ какъ всѣ присутствовавшіе въ кафе обернулись и тупо смотрѣли на него. Онъ отвѣчалъ мнѣ: "Папенька Вернье, я доволенъ приговоромъ казнить одного негодяя въ Мелюнѣ, который въ самомъ дѣлѣ не заслуживалъ снисхожденія и ходатайства о помилованіи, просьбу о которомъ онъ не хотѣлъ подписать...." Затѣмъ Ламберъ пустился въ безконечныя подробности. Онъ разсказалъ обстоятельства преступленія, улики въ виновности убійцы, способъ защиты, таинственность, которою онъ окружалъ себя. Словомъ, все это показалось мнѣ до-того интереснымъ, что я, никогда, какъ знаешь, не заглядывающій въ газеты, сталъ сожалѣть о томъ, что не слѣдилъ за этимъ страннымъ и любопытнымъ процессомъ.
   -- Дѣйствительно, процессъ очень страненъ и очень любопытенъ, сказалъ Жоржъ: я слѣдилъ за нимъ.
   Робертъ Вернье продолжалъ:
   -- Какъ, говорю я Ламберу, не могли узнать имени преступника?-- "Для этого было предпринято все," отвѣтилъ мнѣ Ламберъ, "И однако замѣтилъ я, его правая рука, которою онъ не могъ двигать вслѣдствіе ея параличнаго состоянія отъ ранъ, должна же была помочь разъясненію его личности.-- "Да, повидимому, возразилъ Ламберъ, но не на дѣлѣ. Преступника принудили, не смотря на его упорное сопротивленіе, сидѣть предъ камерой фотографа. Снимки съ Фотографіи разослали во всѣ концы Франціи, префектамъ, су-префектамъ, мэрамъ, начальникамъ жандармскихъ командъ, начальникамъ тюремъ. Но это не привело къ открытію.. Хотите видѣть портретъ негодяя"?-- Я отвѣчалъ, утвердительно.-- Ламберъ вынулъ изъ своего портфеля карточку и показалъ ее мнѣ. Такъ какъ преступникъ во время сниманія въ фотографіи барахтался, то лицо вышло неясно. Тѣмъ не менѣе различимыя черты повергли меня въ изумленіе...
   -- Васъ, батюшка, вскричалъ Жоржъ.
   -- Да, меня.
   -- Почему?
   -- Мнѣ казалось лицо знакомымъ.
   -- Не обмануло ли васъ какое сходство?
   -- Я могъ бы подумать тоже; но рана на рукѣ и паралично состояніе руки дѣлали сомнѣніе труднымъ.-- Я готовъ съ увѣренностью сказать, что видѣлъ этого человѣка и даже говорилъ съ нимъ.
   -- Гдѣ же?
   -- Въ Миллери, въ Савойѣ.
   -- На берегу Женевскаго озера?
   -- Да... въ четырехъ миляхъ отъ водъ Эвіанъ. Ты помнишь, -- въ прошедшемъ году я былъ посланъ въ Савойю однимъ изъ большихъ аферистовъ Парижа, чтобы разсмотрѣть одинъ голубоватый камень, очень твердый и очень красивый, добываемый въ каменоломняхъ Миллери.
   -- Вы мнѣ разсказывали, и я не забылъ.
   -- Когда я прибылъ на каменоломни съ однимъ инженеромъ изъ Эвіана, который завѣдывалъ добываніемъ этого камня, въ каменоломнѣ случилось несчастіе:
   -- Какое?
   -- Шахта, худо направленная по винѣ одного надсмотрщика за работами, дала оторваться цѣлой глыбѣ скалы, уже отдѣленной отъ бока горы незамѣтною щелью. Эта каменная глыба покатилась лавиною въ проходъ. Неосторожный надсмотрщикъ былъ жестоко наказанъ; его правая рука была разбита глыбою значительнаго вѣса.
   -- Несчастный!
   -- Надсмотрщика вытащили; но рука его была почти измолота.
   -- И вы думаете, что этотъ человѣкъ? Жоржъ остановился.
   -- Да, дорогой мой, договорилъ Робертъ Вернье, я думаю, что этотъ человѣкъ тотъ самый, котораго портретъ показывалъ мнѣ Ламберъ... таинственный убійца, осужденный въ Мелюнѣ...
   -- Вы сказали, что говорили съ нимъ?
   -- Да. Его сначала перенесли въ харчевню, гдѣ его посѣтилъ инженеръ. Я присутствовалъ при посѣщеніи. Бѣдный парень выносилъ неимовѣрныя мученія съ героическимъ мужествомъ, и проявлялъ желѣзную волю. Инженеръ говорилъ съ нимъ ласково, желая обнадежить его, что раны заживутъ и руки не придется отнять. Несчастный качалъ отрицательно головою, но не терялъ стойческаго спокойствія. Я, глядя на него, помню, прослезился.-- Его правильныя черты лица, поблѣднѣвшаго отъ боли, сохраняли свое выраженіе непоколебимой твердости. И это энергичное и кроткое лицо никогда не изгладится изъ моей памяти. Когда я говорю о немъ, мнѣ кажется, что я вижу его... Бѣдняга! Помнится, я пожалъ его здоровую руку...
   -- Не ошибаетесь ли вы?
   -- Сто разъ нѣтъ! тонкія губы надсмотрщика придавали нижней части его лица выраженіе презрительное и горькое. Я призналъ эту горечь и это презрѣніе и на фотографіи и, конечно, разсказалъ об этомъъ Ламберу. Онъ началъ ревѣть на меня какъ глухой, что я нарушилъ свои обязанности, не выведя правосудія изъ неизвѣстности и скрывая свои свѣдѣнія...
   -- Э, да я и не зналъ, отвѣчалъ я, чтобъ судили человѣка въ Мелюнѣ... Я никогда не читаю газетъ.
   -- "Слѣдовало читать ихъ"!-- закричалъ Ламберъ, вновь ударяя по столу.-- Я добавилъ:-- Да еслибы я и читалъ ихъ, то развѣ имѣлъ бы подъ глазами фотографическій портретъ этого человѣка"?-- "Слѣдовало имѣть его"! отвѣчаетъ мой Ламберъ и начинаетъ жестикулировать какъ эпилептикъ, какъ помѣшанный, съ криками Мелузины и разсужденіями полуумнаго.-- Это бы ничего; но вообрази себѣ, что вдругъ, взбѣшенный моимъ молчаніемъ, потому что я не считалъ нужнымъ возражать, онъ отводитъ меня въ сторону и осыпаетъ самыми оскорбительными эпитетами... Это превысило мѣру; понимаешь, я вспыхнулъ.
   -- Очень хорошо понимаю, отвѣтилъ Жоржъ; и въ то же время, какъ вы вспыхнули, кровь бросилась вамъ въ мозгъ.
   -- Положительно такъ.
   -- И вамъ пришла мысль попридавить Ламберта.
   -- Вѣрно: ты угадалъ.
   -- Или, по крайней мѣрѣ, швырнуть ему въ голову баранину
   -- Вѣрно!
   -- Тогда-то и послѣдовалъ приливъ крови.
   -- Въ томъ-то и дѣло. Мнѣ показалось, что меня ударили по головѣ палкою. Я вспомнилъ о матери и о тебѣ и упалъ какъ снопъ. Меня принесли сюда, выпустили изъ меня не мало крови, и вотъ теперь я опять молодецъ и готовъ пожать руку этому честному Ламберту, какъ уже и сдѣлалъ это, когда онъ пришелъ повидать меня и выразить свое живое сожалѣніе въ своей смѣшной горячности.
   Помолчавъ, Жоржъ спросилъ:
   -- Этотъ надсмотрщикъ, этотъ раненый въ Миллери... узнали вы его имя.
   -- Отнюдь нѣтъ: мнѣ незачѣмъ было его спрашивать...
   -- Но вы могли услышать имя въ разговорѣ.
   -- Можетъ быть, его и произносили; но я этого не помню, знаю только, что инженеръ искренно и сильно сожалѣлъ о несчастномъ, которому не могъ дать никакого серьезнаго вознагражденіи, такъ какъ, по собственному сознанію надсмотрщика, несчастіе произошло по его винѣ... "Это, говорилъ инженеръ, человѣкъ честный и умный, неутомимый работникъ... и вотъ его жизнь безплодна"!
   -- Положимъ, прервалъ Жоржъ: положимъ, что осужденный въ Мелюнѣ, который долженъ быть казненъ завтра на разсвѣтѣ, именно и есть тотъ несчастный, котораго вы видѣли въ Савойѣ; какъ же поясните вы это быстрое превращеніе честнаго человѣка въ убійцу?
   -- Я не берусь разгадывать это превращеніе; только нищета часто объясняетъ многое...
   -- Безъ сомнѣнія; но объясняетъ не все. Наконецъ неоспоримо, что еслибы вы читали газеты и видѣли фотографію, то могли бы доставить суду весьма важныя свѣдѣнія. Не зная ничего, вы не могли дѣйствовать, а теперь уже слишкомъ поздно...
   -- Увѣренъ ты въ этомъ?
   -- Конечно... Въ настоящую минуту ваши показанія не могли бы остановить ничего, тѣмъ болѣе что не обнаруживаютъ никакого факта въ оправданіе осужденнаго... Не отстрочатъ же казни по одному вашему слову. Несчастному нечего больше ждать отъ людскаго правосудія. Онъ долженъ умереть, виновный ли, или невинный..
   -- Невинный, говоришь ты? Развѣ вѣрятъ въ его невинность?
   -- Многіе, и я въ томъ числѣ...
   -- Что же тогда дѣлать?
   -- Ничего!.. повторяю: слишкомъ поздно. Голова ли низкаго убійцы, голова ли -- мученика должна пасть...-- и она падетъ...
   Старикъ вздрогнулъ, отирая свои влажныя глаза.
   

XXXII.

   Робертъ Вернье былъ человѣкъ добрый и прямой. Этотъ честный старикъ никогда, не любилъ никого, кромѣ своей Генріэтты и своего единственнаго сына Жоржа.
   Сынъ архитектора, естественно попавшій на одно поприще съ отцомъ, онъ медленно и съ большимъ трудомъ создалъ себѣ скромный достатокъ. Онъ имѣлъ тысячъ двѣнадцать ливровъ ренты и свой домикъ въ Сантъ-Манде.
   Съ дѣтскихъ лѣтъ Жоржа, Робертъ Вернье, замѣтивъ въ сынѣ раннее развитіе ума, склонность къ ученью, здравое сужденіе, рѣшился предоставить ему самому выборъ дѣятельности наиболѣе по вкусу.
   Жоржъ пристрастился къ медицинѣ, этой удивительной наукѣ, дающей человѣку возможность всегда облегчать, а иногда и спасать жизнь себѣ подобныхъ.
   Жоржъ захотѣлъ быть докторомъ.
   Робертъ же не отступалъ ни передъ какими препятствіями, чтобы дать сыну способы достигнуть своей цѣли.
   Поселившись въ Парижѣ, Жоржъ не думалъ и не желалъ подражать большому числу своихъ товарищей, которые беззаботно пренебрегали курсами медицинской школы изъ-за удовольствій бульвара Saint-Michel и кипридскихъ рощъ сада Буллье.
   Являясь на скамьяхъ школы первымъ и покидая ихъ послѣднимъ Жоржъ для отдыха отъ усидчиваго труда часто навѣщалъ своихъ родителей. Только по слуху зналъ онъ бродячую жизнь товарищей, игру на бильярдѣ, легкія нѣжности и студенческія обкуренныя трубки.
   Съ самаго поступленія въ студенты онъ остерегался нездоровыхъ удовольствій; какъ чумы бѣгалъ онъ лѣнивыхъ и кутилъ.
   Медицинѣ онъ учился у професора Вульпіана. Другіе професора, не менѣе замѣчательные, передавали ему свѣдѣнія изъ хирургіи. Эти князья науки, какова была ихъ кличка, замѣтивъ въ своемъ ученикѣ рѣдкія способности и ненасытную жажду знаній, серьезно заинтересовались имъ и изъ самолюбія задавались подвинуть его быстрѣе и возможно-дальше. Послѣ двухъ лѣтъ ученья Жоржъ получилъ званіе доктора. Въ теченіи слѣдующихъ двухъ лѣтъ, причисленный въ званіе интерна къ одному изъ большихъ госпиталей Парижа, онъ работалъ неустанно подъ руководствомъ знаменитыхъ професоровъ, и, ободряемый ими, такимъ образомъ пріобрѣлъ недостававшія ему знанія.
   Робертъ Вернье и его жена справедливо гордились своимъ сыномъ и его успѣхами, и не сомнѣвались въ предстоящей ему блестящей карьерѣ и въ томъ, что онъ составитъ себѣ громкое имя.
   Мы знаемъ, что въ нѣкоторой степени эти предсказанія уже начинали оправдываться.
   Возвратимся въ Санъ-Манде, къ постели стараго архитектора.
   Разговоръ объ осужденномъ въ Мелюнѣ былъ исчерпанъ. По нѣкоторомъ молчаніи Робертъ Вернье, съ любовью смотря на молодое лицо сына, на которомъ виднѣлись слѣды неустанныхъ и ночныхъ занятій наукою, спросилъ:
   -- Скажи, дорогой, что ты тамъ дѣлаешь?
   -- Что и всегда, батюшка, сказалъ съ улыбкою Жоржъ; я работаю.
   -- Знаю, безъ отдыха. Но я спросилъ бы о другомъ.
   -- О чемъ же?
   -- Доволенъ ты? Много у тебя больныхъ?
   -- Свыше моихъ надеждъ.
   -- Значитъ, тебѣ въ Мелюнѣ нравится?
   -- И очень.
   -- Тѣмъ лучше; но какъ я жалѣю, что ты не подлѣ насъ!..
   -- Еслибъ ты зналъ, какъ тебя недостаетъ намъ, прибавила мать.
   -- Что же мѣшаетъ вамъ, дорогіе мои, переѣхать жить со мною? Архитекторъ покачалъ головой
   -- Это невозможно, возразилъ онъ.
   -- Отчего?
   -- Мы провели тридцать лѣтъ нашей жизни въ этомъ домикѣ, въ которомъ ты родился. Онъ для насъ то же, что черепъ для черепахи, что раковина для улитки. Въ наши лѣта не мѣняютъ привычекъ... здѣсь мы состарились, здѣсь же и умремъ.
   -- Но, сказала въ свою очередь госпожа Вернье, кто мѣшаетъ тебѣ, сынъ мой, переселиться къ намъ.
   -- Въ Санъ-Манде? Живо спросилъ Жоржъ.
   -- Нѣтъ, въ Парижъ.
   -- Въ эту минуту, добрая матушка, переѣздъ въ Парижъ былъ бы безуміемъ; соперники слишкомъ многочисленъ!, борьба съ ними слишкомъ трудна. Я могу быть побѣжденнымъ и не найти ничего взамѣнъ покинутаго положенія. Правда, когда-нибудь я думаю успѣть и въ большомъ городѣ, но хочу прибыть туда, предпославъ уже добытую себѣ репутацію.
   -- А въ ожиданіи мы тебя не видимъ. Мелюнъ такъ далекъ, особенно для человѣка столь занятаго, какъ ты.
   Жоржъ поцѣловалъ свою мать.
   -- Не браните меня, сказалъ онъ, обѣщаю вамъ пріѣзжать часто.
   -- Въ добрый часъ! вскричалъ Робертъ Вернье. А теперь прибавилъ онъ, поговоримъ немного о вещахъ совершенно серьезныхъ. Тебѣ исполнилось двадцать-шесть лѣтъ.
   -- Несомнѣнно.
   -- Развѣ этотъ возрастъ не влагаетъ въ тебя никакихъ намѣреній? Старуха Магдалина, существо достойное, любитъ и холитъ тебя какъ своего ребенка, но не наполняетъ пустоты твоего дома, какъ наполнила бы эту пустоту хорошенькая женка, любящая и кроткая, которую мы называли бы дочкою и которая подарила бы насъ внучатами. Что скажешь ты на это?
   -- Батюшка.... пробормоталъ Жоржъ.
   -- Да тебѣ, продолжалъ горячо архитекторъ, давно пора создать новую семью. Когда я женился на твоей матери, я былъ какъ разъ твоихъ лѣтъ,-- значитъ былъ молодъ, и мнѣ досталось дольше быть счастливымъ. Женись-ка.
   Жоржъ, слушая эти слова, ощущалъ чуть не боль. Онъ думалъ объ Эдмеѣ, миломъ, любимомъ имъ ребенкѣ, и спрашивалъ себя, будетъ ли она,-- та одна, которую онъ хотѣлъ бы взять за себя, когда-либо его женою.
   -- Ты не отвѣчаешь? продолжалъ Робертъ Вернье, встревоженный молчаніемъ своего сына. Развѣ бракъ пугаетъ тебя?
   -- По принципу нѣтъ; но, сознаюсь, въ настоящую минуту я не думаю жениться.
   -- Я понимаю это такъ, что до настоящаго времени ты не встрѣтилъ подходящей женщины; но у меня есть предложеніе тебѣ, и притомъ важное. Молодая дѣвушка, прелестная, хорошо воспитанная, добрая отъ природы и съ богатымъ приданнымъ, не считая нѣсколькихъ близкосрочныхъ наслѣдствъ. Тебя знаютъ по репутаціи, и твое предложеніе будетъ принято съ закрытыми глазами, чего, впрочемъ, не нужно, потому что ты вовсе не дуренъ. Слышалъ?-- хочешь, завтра я тебя представлю.
   -- Нѣтъ, батюшка, грустно возразилъ Жоржъ. Я долженъ вамъ сказать правду... Я создалъ грезу... и если греза эта неосуществима, то я никогда не женюсь.
   -- Дорогой мой! вскричала госпожа Вернье, ты отдалъ свое сердце?
   -- Да, матушка.
   -- И страдаешь?
   -- Нѣтъ, потому что еще надѣюсь.
   -- Вѣрно, дѣло касается очень богатой наслѣдницы? съ улыбкою спросилъ архитекторъ.
   -- Увы, пробормоталъ Жоржъ: я очень боюсь, чтобы она не была слишкомъ богата... лучше бы было, чтобы она была бѣдна.
   -- Зачѣмъ?
   -- У меня было бы болѣе вѣроятности получить согласіе. Но не разспрашивайте меня, прошу васъ... сегодня я не могъ бы отвѣчать вамъ. Кромѣ того, ужъ и поздно... Дадимъ вамъ немного отдыху.
   И, бросивъ взоръ на стѣнные часы, онъ прибавилъ:
   -- Уже одиннадцать часовъ. Мы распорядились неблагоразумно. Вамъ, я увѣренъ, хочется спать.
   -- Немного хочется... мои вѣки тяжелѣютъ.
   -- Значитъ до-завтра, батюшка. Съ утра я навѣщу товарища, который такъ хорошо помогъ вамъ, и серьезно поблагодарю его.
   -- Спокойной ночи, дорогой мой!
   Жоржъ поцѣловалъ архитектора и вышелъ съ матерью.
   -- Я ожидала тебя каждую минуту, сказала мать: твоя комната готова, а на случай, еслибы ты захотѣлъ ѣсть, тутъ на столѣ ужинъ изъ холоднаго мяса.
   -- Добрая мама, ты думаешь обо всемъ!
   Минутою позже молодой человѣкъ, прижавъ къ сердцу превосходную женщину, заперъ за собою дверь комнаты, въ которой про велъ дѣтство и которая будила въ немъ множество воспоминаній.
   Жоржъ былъ почти спокоенъ. Опасенія, тревожившія его при выѣздѣ изъ Мелюна, уже разсѣялись; отецъ его внѣ опасности. Поэтому Жоржъ могъ свободно мечтать въ направленіи, въ которомъ влекло его сердце.
   Въ глубинѣ комнаты было широкое окно, съ маленькими стеклами. Жоржъ направился къ этому окну и раскрылъ его.
   Оно выходило на большой садъ или, лучше, на паркъ, насаженный столѣтними деревьями. Въ глубинѣ этого парка, не смотря на, темноту, можно было видѣть мрачный фасадъ большаго зданія. Мѣстами неопредѣленный свѣтъ кидалъ извнутри зданія блѣдные лучи на висѣвшія на окнахъ бѣлыя занавѣски.
   

XXXIII.

   Проницающій запахъ цвѣтущихъ лилій, посаженныхъ настоящимъ заборомъ вдоль окружной стѣны, распространялся по воздуху подобно дыму съ большаго жертвенника.
   -- Тутъ, тихо говорилъ Жоржъ, протягивая руку къ парку,-- тутъ видѣлъ я ее впервые. Тутъ впервые ея имя поразило мой слугъ и проникло въ мое сердце. Эдмея милая Эдмея! какъ я люблю ее.
   Затѣмъ взглядъ молодаго человѣка остановился на одномъ флигелѣ зданія и на одномъ изъ тѣхъ блѣдныхъ отраженій свѣта, о которыхъ мы говорили.
   -- Здѣсь отдыхаетъ она... прибавилъ онъ. Здѣсь добрый ангелъ ограждаетъ ея покой.
   Затѣмъ, облокотившись на подоконникъ, Жоржъ отдался какому-то мечтательному восторгу.
   -- Завтра я узнаю, дочь ли она того богатаго нью-іоркскаго банкира.
   Время шло. Жоржъ окинулъ послѣднимъ взглядомъ мрачное зданіе и массу заснувшей во мракѣ зелени, заперъ окно и легъ на постель.
   Долго не могъ Жоржъ заснуть, да и затѣмъ видѣлъ странные сны, въ которыхъ являлись поочередно его отецъ, Эдмея и Жанна, а также маленькій осужденный.
   Въ-концѣ апрѣля заря наступаетъ рано. При восходѣ солнца Жоржъ, разбуженный его яркимъ свѣтомъ, быстро одѣлся, возвратился къ окну и сталъ наслаждаться свѣтлымъ и чистымъ воздухомъ. Въ саду пансіона было тихо.
   Садъ этотъ отдѣлялся отъ дома архитектор узкою уличкою, окаймленною со стороны пансіона стѣною; но мы уже знаемъ, что стѣна эта, не смотря на свою высоту, не мѣшала Жоржу видѣть пансіонный лугъ. Двѣ недѣли Жоржъ, не пріѣзжая въ Санъ-Маиде, не видѣлъ интересовавшей его молодой дѣвушки. Онъ посмотрѣлъ на часы; они показывали ровно половину седьмаго. Именно въ эту минуту раздался рѣзкій звонокъ за жилыми зданіями. То былъ знакъ урочнаго времени вставанія пансіонерокъ. Звонъ этотъ заставилъ сердце Жоржа биться учащеннѣе, черезъ полчаса ему можно будетъ созерцать Эдмею.
   Всякое утро, послѣ одѣванья и молитвы и передъ уходомъ въ классы, когда погода была хороша, молодымъ дѣвушкамъ давался получасъ свободы въ саду. Утро этого дня было великолѣпно, и солнце ярко озаряло вершины высокихъ деревъ.
   Жоржъ неподвижно смотрѣлъ на лѣстницу, по ступенямъ которой питомицы должны были спуститься въ порядкѣ, чтобы затѣмъ разсѣяться по аллеямъ и рощицамъ подобно стаѣ воробьевъ.
   Каждая секунда казалась Жоржу нескончаемою, хотя онъ зналъ, что его ожиданіе будетъ напрасно до перваго удара семи часовъ.
   Наконецъ раздался и этотъ первый ударъ, столь нетерпѣливо жданный, и разомъ откинулись обѣ половины большой двери, выходившей на лѣстницу. По ступенямъ ея разсыпался рой бѣленькихъ и розовенькихъ личикъ, подъ темными и свѣтлыми волосами, и изъ сада долетали до Жоржа радостные клики веселыхъ, свѣжихъ, звонкихъ голосовъ. То были младшія пансіонерки, самыя шумливыя.
   Затѣмъ вышли дѣвочки средняго возраста, рой все-еще шумный съ такими же звонкими голосками, но менѣе буйный. То были не совсѣмъ дѣти: благоразуміе уже сдерживало клики. Нетерпѣніе Жоржа усиливалось по мѣрѣ того, какъ онъ слѣдилъ за этимъ текучимъ потокомъ юной толпы съ блестящими взорами, которая никогда не казалось ему столь многочисленною.
   Наконецъ стали выходить большія дѣвицы.
   Онѣ, столь же веселыя и радостныя, какъ и ихъ меньшія товарки, но убѣжденныя въ томъ, что ихъ раннее повышеніе обязываетъ ихъ казаться спокойными, выступали граціозно-медленно, между тѣмъ какъ меньшія и среднія дѣвочки уже прыгали подобно резиновымъ мячикамъ во всѣхъ углахъ сада, начиная свои игры.
   Жоржъ быстро приглядѣлся порознь ко всѣмъ дѣвушкамъ. Эдмея еще не выходила,
   Молодымъ человѣкомъ овладѣвало все большее безпокойство по мѣрѣ того, какъ выходившая толпа рѣдѣла. Наконецъ вереница кончилась. За нею вышли воспитательницы. Эдмеи не было.
   -- Что же случилось? тревожно спрашивалъ себя Жоржъ. Отчего ея нѣтъ?
   Въ его мозгу мелькнуло множество смутныхъ и противорѣчивыхъ предположеній. Не оставила ли дѣвушка пансіона? Не больна ли она?
   -- Если Эдмеи уже нѣтъ въ Санъ-Манде -- говорилъ себѣ докторъ, то она не дочь нью-іоркскаго банкира. Это несомнѣнно. Если же она, напротивъ, больна, то какъ узнать это и что дѣлать?
   Жоржъ терялся въ предположеніяхъ. Его безпокойство перешло въ страданіе. Предположенія самыя мрачныя казались ему несомнѣнно вѣрными.
   Вдругъ чистый и звонкій голосъ раздался въ серединѣ сада и по крылъ весь радостный гамъ пансіонерокъ.
   -- Эдмея? взывалъ голосъ,-- гдѣ ты? скорѣе!-- то пансіонерка звала свою подругу.
   Услышавъ дорогое имя, Жоржъ почувствовалъ, что съ сердца его скатилось большое бремя. Ни одно изъ его мрачныхъ предположеній не оправдалось.
   Молодая дѣвица вышла изъ пансіона и спустилась съ лѣстницы. Она держала въ рукѣ письмо.
   -- Наконецъ-то и она! съ восторгомъ произнесъ молодой человѣкъ.
   Эдмеѣ было немногимъ болѣе шестнадцати лѣтъ. Высокая и стройная безъ худобы, она была и красива, и мила. Ея красота, поражавшая граціею, вызывала сочувствіе и удивленіе. Эдмея, казалось, не цѣнила самую себя. Ея великолѣпные русые волоса, сдерживаемые на лбу простою шелковою лентою голубаго цвѣта, свободно ниспадали на плечи и опускались ниже таліи; большіе глаза, одного цвѣта съ повязкою, длинныя рѣсницы, овальное личика съ. идеально-чистымъ румянцемъ придавали Эдмеѣ большое сходство съ рафаэлевой Мадонною.
   Это сходство еще усиливалось божественнымъ чистосердечіемъ души, озарявшимъ юную головку дѣвушки какъ-бы ореоломъ.
   Когда Эдмея выходила съ товарками изъ спальни, одна изъ помощницъ воспитательницъ передала ей письмо, полученное наканунѣ при послѣднемъ обносѣ. Эдмея остановилась, чтобы прочесть письмо; одна ея подруга, хорошенькая брюнетка, съ глазами цвѣта морской воды, хватилась Эдмеи и стала досадовать на ея замедленіе, не зная его причины.
   Эдмея, улыбаясь, подошла хорошенькой брюнеткѣ.
   -- Что ты хочешь, Марта? спросила она.,
   -- Сообщить тебѣ пріятную вѣсть.
   -- Пріятную вѣсть? Развѣ и ты получила письмо отъ твоей матери?
   -- Нѣтъ, не то.
   -- Что же такое?
   Марта наклонилась къ Эдмеѣ и таинственно сказала ей на ухо:
   -- Онъ возвратился... онъ тамъ.
   Считаемъ безполезнымъ утверждать, что Жоржъ не слышалъ этихъ словъ; но уже зоркое зрѣніе и инстинктъ влюбленнаго подсказали ему, что обѣ дѣвушки говорятъ о немъ. Сомнѣнія исчезли, когда взоръ Марты поднялся къ окну, у котораго онъ стоялъ, и тоже направленіе приняли глаза Эдмеи.
   Этотъ первый взглядъ не длился и времени блеска молніи.
   По прошествіи секунды Эдмея снова подняла взоръ на сосѣдній домъ и робко обмѣнялась съ Жоржемъ однимъ изъ тѣхъ долгихъ взглядовъ, которыхъ безмолвное краснорѣчіе столь убѣдительно и безъ замѣтной невыгоды замѣняетъ томы рѣчей.
   Жоржъ, прибѣгнувъ ко всей своей храбрости, рѣшился слегка поклониться.
   Эдмея отвѣтила едва замѣтнымъ движеніемъ головы, покраснѣла и затѣмъ быстро опустила свою хорошенькую головку на грудь, стѣсненную вздохомъ.
   Пантомима эта была выразительна съ той, и другой стороны. Существовавшее между этими молодыми душами сочувствіе усиливалось.
   Марта охватила рукою плечи Эдмеи и, удалившись немного съ нею, спросила очень тихо:
   -- Ты, значитъ, сильно его любишь?
   Эдмея промолчала, но ея маленькая ручка отвѣчала за нее скрытымъ пожатіемъ руки подруги.
   И это было понято Жоржемъ.
   А Марта, поднявъ голову съ наивнымъ азартомъ ребенка и глядя въ лицо Жоржу, повидимому, хотѣла передать ему въ улыбкѣ и вопросъ, и отвѣтъ.
   Когда идетъ безмолвный разговоръ о любви, время летитъ. Ударъ колокола возвѣстилъ конецъ утренней прогулки,-- дѣвушкамъ слѣдовало отправиться въ столовую, а затѣмъ въ классы, и онѣ построились въ пары.
   Прежде чѣмъ стать на свое мѣсто, Марта сказала очень громко:
   -- Какая настаетъ прекрасная погода для нашей прогулки въ Венсеннскій лѣсъ!
   Эти слова относились болѣе въ Жоржу, чѣмъ къ Эдмеѣ.
   Хорошенькій вѣстникъ предварялъ Жоржа, что отъ послѣдняго зависитъ повидать ли свою милую послѣ полудня.
   

XXXIV.

   Оставляемъ Жоржа Вернье въ Сенъ-Манде, гдѣ не преминемъ опять найти его, и просимъ читателей послѣдовать за нами въ Отёйль.
   Около середины длины улицы Раффе, недалеко отъ пересѣченія ея съ улицею де Фонтисъ, стояла въ 1874 году высокая стѣна съ одними воротами и двумя калитками. Стѣна эта была покрыта зеленой шапкою глицинъ, съ цвѣтущими вѣтвями, гобеями съ голубыми колокольчиками и роскошными пучками жимолости. За этой шапкою кудрявились вершины старыхъ исполинскихъ деревъ, доказывавшихъ существованіе одного изъ обширныхъ помѣстій, полныхъ солнечнаго свѣта и тѣни, какихъ и теперь еще много въ прелестныхъ окрестностяхъ Булонскаго лѣса и которыя зовутся Пасси, Акмейль и Сенъ-Джемусъ.
   Это имѣніе, кончавшееся только у бульвара Монморанси, было замнуто съ его стороны рѣшеткою, увитою плющемъ; на бульваръ вела сквозь эту рѣшетку узкая калитка.
   На каменномъ фронтонѣ большаго въѣзда съ улицы Раффе стояла надпись мѣдными буквами, позеленѣвшими отъ дождя, изъ трехъ словъ:

Maison de santé (лечебница).

   Пройдя сквозь ворота, человѣкъ попадалъ на вторыя ворота ина вторую, параллельную первой стѣну, отстоявшую отъ нея приблизительно на три метра, что обводило дачу окружнымъ ходомъ, похожимъ на существующій въ крѣпостяхъ и государственныхъ тюрьмахъ.
   Направо отъ главнаго хода стояло помѣщеніе привратника, маленькій квадратный павильонъ, съ тремя только комнатами и окруженный садикомъ, полнымъ цвѣтовъ.
   Налѣво стоялъ такой же павильонъ для садовника заведенія.
   По другую сторону второй стѣны представлялся настоящій земной рай: въ уменьшенномъ видѣ паркъ Монсо; по нему тянулись извилистыя, усыпанныя пескомъ аллеи среди изумрудныхъ лужаекъ, окаймленныхъ многоцвѣтными корзинами и отѣненныхъ вѣковыми деревьями всѣхъ родовъ, начиная съ платана и каштана, и кончая японскимъ лаковымъ деревомъ и ливанскимъ кедромъ.
   Зеркало воды, отливая подъ солнечными лучами всѣми цвѣтами радуги, наполнялось ключемъ, вытекавшимъ изъ груды обросшихъ мохомъ скалъ, которыя стояли въ центрѣ одной изъ полянъ. Этотъпрудъ изливался въ ручей, змѣившійся между водными растеніями, и обновлялъ на своемъ пути жизнь и свѣжесть.
   Подъ высокоствольнымъ лѣсомъ вздымалась чудо всего пейзажа: два кокетливо построенныя зданія, съ виду швейцарскія шалэ, обвитыя плюшемъ и другими вьюнами и обсаженныя блестящими цвѣтами. Одно изъ этихъ шалэ, поднятое надъ почвою на нѣсколькихъ ступеняхъ, состояло изъ нижняго и втораго этажей: Оно служило жилищемъ директору. Второе шалэ, расположенное одинаково съ первымъ, заключало въ себѣ пріемную для посѣтителей, канцелярію, комнату младшаго доктора и роскошную палату, дѣлимую и способную служить двумъ больнымъ, богатымъ, спеціально рекомендованнымъ лицамъ.
   Первый взглядъ на паркъ, описанный нами въ общихъ чертахъ, производилъ впечатлѣніе оживляющее и радостное. "Какъ здѣсь, должно быть, хорошо живется! думали люди, судящіе поверхностно Но они не все видѣли. За занавѣсью блестящей и цвѣтущей зелени скрывалась мрачная сторона заведенія, именно зданія собственно лечебницы.
   Эти зданія, соединенныя между собою и отдѣленныя отъ садовъ рѣшеткою, были расположены въ видѣ креста, лежащаго въ квадратѣ. Такое расположеніе представляло то преимущество, что давало четыре совершенно отдѣльные двора, усаженные большими деревьями.
   Въ этихъ двухъэтажныхъ зданіяхъ, прекрасно приноровленныхъ къ нуждамъ службы, нижній этажъ состоялъ изъ келій съ массивными дверями, снабженными калитками, отворяемыми снаружи и снабженными двойными запорами. Комнаты втораго этажа были убраны безъ роскоши, но красиво и удобно. Всѣ окна были снабжены крѣпкими рѣшетками.
   Все это потому, что лечебница, управляемая докторомъ Францемъ Риттнеромъ, знаменитымъ спеціалистомъ, прославившимся излеченіемъ нѣкоторыхъ родовъ умственнаго помѣшательства, была лечебница для помѣшанныхъ женщинъ. Мы говоримъ "для помѣшанныхъ женщинъ", потому что въ лечебницу помѣщались только женщины.
   Она содержала около сорока кроватей и была въ большомъ ходу, благодаря употребляемому въ ней способу леченія, своему прелестному положенію въ самомъ чистомъ воздухѣ и особенно благодаря блестящей репутаціи доктора Риттнера, который, говорили, живетъ только для науки.
   Докторъ Риттнеръ, выдававшій себя за уроженца Эльзаса, на самомъ дѣлѣ происходившій изъ Берлина, пользовался въ своей практикѣ помощью лишь одного молодого доктора, подобно ему нѣмца; за то остальныхъ служащихъ было много.
   Дисциплина дома, строгая для служащихъ, была самая материнская или, по крайней мѣрѣ, казалась такою по отношенію къ большинству больныхъ.
   Замѣтимъ мимоходомъ, чтобы не возвращаться къ этому предмету, что на концѣ окружной дороги, за лечебницею помѣшанныхъ, стояли два маленькія зданія, предназначенныя одно для прачешной, другое для вскрытій. Между этими-то двумя зданіями отворялась калитка, ведшая на бульваръ Монморанси, почти противъ мостика желѣзной дороги, переѣзжаемаго для проѣзда къ бульвару Сюше, на высотѣ бастіона казармы No 61.
   Много разъ ночные часовые, стоя на своемъ посту при входѣ въ казарму, содрогались отъ неопредѣленнаго ужаса, слыша среди мрака дикія жалобы, странное кудахтанье, глухое рычаніе несчастныхъ существъ, отъ помѣшательства впадавшихъ въ бѣшенство.
   Въ зданіи для помѣшанныхъ, раздѣленномъ на четыре равныя части, помѣщалось четыре разныхъ отдѣленія.
   Одно предназначалось для помѣшательствъ всѣхъ; другое -- для помѣшательствъ мрачныхъ; третье -- для помѣшательства, переходящаго въ идіотизмъ.
   Наконецъ четвертое -- для помѣшанныхъ безпокойныхъ, надзоръ за которыми представлялъ наиболѣе опасности, а излеченіе наименѣе вѣроятія.
   Теперь, когда паши читатели узнали общій видъ лечебницы доктора Риттнера, мы познакомимъ ихъ и съ самимъ докторомъ, вводя читателей въ частный кабинетъ этого человѣка, котораго многіе провозглашали весьма знающимъ и всѣ добросовѣстнымъ и безкорыстнымъ.
   Кабинетъ этотъ находился въ первомъ этажѣ помянутаго нами павильона. Пройти въ кабинетъ можно было не иначе, какъ сквозь спальную комнату, передъ которою было еще маленькое зало, меблированное со вкусомъ, но въ стилѣ крайне простомъ и строгомъ.
   Такое расположеніе комнатъ, повидимому неудобное, было принято не безъ намѣренія. Докторъ разсчиталъ, чтобы до прихода къ нему нужно было пройти двѣ комнаты. Хотя увѣренный въ полной скромности служащихъ, онъ не предоставлялъ ничего случаю и приписалъ много предосторожностей противъ слишкомъ любопытныхъ ушей. Что за причина этой крайней осторожности? Развѣ доктору приходилось скрывать что-либо? Наши читатели скоро узнаютъ это.
   Францъ Риттнеръ былъ человѣкъ лѣтъ сорока, съ лицомъ блѣднымъ, обыкновенно спокойнымъ и холоднымъ, но минутами озаряемымъ крайнею подвижностью выраженія. Глаза Риттнера стального цвѣта и рѣдко смотрѣвшіе прямо, окружали темнобурыя кольца, происходившія, конечно, отъ утомленія занятіями. Высокій лобъ его обрамлялся свѣтлорыжими волосами, отъ природы завивавшимися въ кудри. Рѣдкая борода, которую онъ не стригъ, дозволяла различать угловатую и тяжелую форму его подбородка, свидѣтельствуя объ энергіи воли и почти упрямствѣ этого человѣка. Его сильно горбатый носъ обличалъ скорѣе типъ еврейскій, чѣмъ сѣверныхъ племенъ, съ которыми считался родствомъ докторъ.
   Въ моментъ, когда мы переходимъ порогъ его кабинета, Францъ Риттнеръ бесѣдуетъ съ глазу на глазъ съ человѣкомъ лѣтъ тридцати, красивымъ парнемъ, чудовищно довольнымъ своей особою и элегантнымъ до эксцентричности.
   Посѣтителя этого звали Рене Жанселенъ. Онъ былъ братъ Матильды Жанселвъ, любовницы Фабриція Леклера, которую мы видѣли въ Мелюнѣ въ обществѣ съ послѣднимъ.
   Оба собесѣдника, сидя очень близко одинъ къ другому, говорили тихо, хотя, по всей видимости, ихъ никто не могъ подслушать.
   -- И такъ, спросилъ Риттнеръ, вашъ зять съ лѣвой руки захотѣлъ присутствовать при казни?
   -- Было нужно присутствовать, отвѣчалъ Рене, и я самъ посовѣтовалъ ему это.
   -- Было нужно? говорите вы. Почему?
   -- Развѣ не слѣдовало опасаться, что послѣ отказа на просьбу о помилованіи осужденный, отказавшись отъ упорства, рѣшится говорить?
   -- Что же онъ сказалъ бы?
   -- Онъ могъ бы, по крайней мѣрѣ, сказать свое имя...
   -- Важно ли это?
   -- И очень... По его имени дознали бы его прошлое, отъискали бы слѣды или доказали бы фактичность его пребыванія въ Сенгорскомъ лѣсу, узнали бы отъ него, можетъ быть, точныя примѣты ночнаго благодѣтеля, передавшаго ему въ руки портфель убитаго.... Процессъ этого несчастнаго раздѣлилъ общество на два непріязненные лагеря. Одни видятъ въ этомъ человѣкѣ, убійцу, другіе считаютъ его только соучастникомъ, а нѣкоторые объявляютъ его невиннымъ. Такъ же раздѣлились и присяжные. Не молчи обвиненный такъ упрямо, онъ навѣрное былъ бы оправданъ. А это было бы большое несчастіе. Смерть этого человѣка необходима для нашего спокойствія.
   -- Это правда, и я не вздохну свободно, пока все не будетъ кончено.
   -- Ну, такъ успокойтесь. Съ сегодняшняго утра все кончено, отвѣчалъ посѣтитель.
   

XXXV.

   -- Все кончено? переспросилъ докторъ Риттнеръ. Увѣрены ли вы въ этомъ?
   -- Положительно увѣренъ, отвѣчалъ Рене Жанселенъ.
   -- Иногда бываетъ, что при назначенныхъ днѣ и часѣ казни отсрочиваютъ исполненіе.
   -- Безъ сомнѣнія; но этого не было сегодня. Еслибы дѣло не пошло своимъ порядкомъ, то я бы былъ извѣщенъ до выхода изъ дому.
   -- Какимъ образомъ?
   -- Депешею отъ Фабриція.
   -- Какое неблагоразуміе! пробормоталъ докторъ. Ничего нѣтъ болѣе компрометирующаго, какъ депеша!
   -- О, были приняты мѣры предосторожности. Мы уговорились вофразѣ, понятной мнѣ одному и не могшей возбудить никакого подозрѣнія,-- вотъ какой: "Предупредите доктора, что состояніе нашего больнаго внушаетъ мнѣ сомнѣнія".-- Если такихъ вѣстей не было, значитъ положеніе хорошо. Намъ нечего больше бояться...
   -- Всегда нужно чего-либо бояться, отвѣтилъ цѣлитель помѣшанныхъ женщинъ, и смѣтливый человѣкъ бережется, даже когда всякая опасность кажется устраненною. Кто знаетъ, не вздумаетъ ли правительство, подъ вліяніемъ различія мнѣній, о которыхъ вы мнѣ сейчасъ говорили, опасаться возможности такой ошибки и не попытается ли оно, даже послѣ казни, разъяснить свои позднія сомнѣнія и освѣтить мракъ?
   Рене Жанселенъ пожалъ плечами.
   -- Правительство остережется поступить такимъ образомъ, возразилъ онъ. Это значило бы кричать во всеуслышаніе, что оно потребовало головы легкомысленно! Осужденный былъ человѣкъ неизвѣстный, и потому никто не станетъ продолжительно жалѣть о немъ; до истеченія недѣли объ этомъ событіи не будутъ и помнить. И такъ изгоните всякую заботу и, повторяю вамъ, спите спокойно.
   -- Хотѣлось бы, отвѣтилъ Францъ Риттнеръ съ многозначительнымъ кривляньемъ.
   -- Ба, вы трусъ; вы боитесь свой тѣни.
   -- А вы слишкомъ скоро успокоиваетесь, другъ мой!
   -- Нашли ли вы какія указанія относительно тождества странной особы, только-что умершей?
   -- Ничего. Мои личныя разъисканія были такъ же безуспѣшны, канъ и разъисканія полиціи.
   -- А догадываетесь ли вы, какая тождественная причина побудила несчастнаго скрывать свое тождество?
   -- Только одно предположеніе кажется мнѣ вѣроятнымъ.
   -- Какое?
   -- Сильнѣйшее отвращеніе къ жизни.
   -- Это немыслимо.
   -- Отчего?
   -- Еслибы этотъ человѣкъ хотѣлъ умереть, то могъ прибѣгнуть къ десятку средствъ; сократить себя одному практичнѣе другаго, не испытывая страшныхъ страданій подъ уголовнымъ слѣдствіемъ и стыда казни. Повѣрьте мнѣ, этой задачи еще не найдено... Въ жизни осужденнаго непремѣнно существовала какая либо ужасная тайна, которая потребовала сокрытія и которая послужила намъ. Поздравимъ себя съ этою случайностью.
   -- И подивимся хладнокровію Фабриція и всей его энергіи въ этомъ дѣлѣ.
   -- О, отдаю ему полную справедливость, сказалъ докторъ. Онъ очень твердъ.
   -- Безъ него родившіяся подозрѣнія насчетъ Фридриха Балтуса обратились бы въ увѣренность, и мы погибли бы. Онъ спасъ насъ отъ острога, рискуя попасть на эшафотъ.
   -- Да, это дѣйствительно значило поставить жизнь на карту изъ-за какихъ-нибудь мизерныхъ двадцати тысячъ франковъ; и притомъ Фабрицій въ этомъ самъ виноватъ. Я бы потребовалъ, по крайней мѣрѣ, сто тысячъ франковъ... за нихъ стоило бы рискнуть.
   -- Да, но Фабрицій лучше насъ зналъ привычки и образъ жизни Фридриха Балтуса.... Если онъ и обработалъ дѣло за скромную цифру, то зная, что большая сумма казалась бы невѣроятною.
   -- Можетъ быть; по это внесло бы нѣкоторый фондъ въ нашу кассу, ужасно истощаемую.
   -- Сколько у насъ въ настоящее время?
   -- Едва пятьдесятъ тысячъ франковъ.
   -- Дьявольщина! это мизерно.
   -- Удовольствія разорительны, другъ мой. Мы расходуемъ не считая, а приходу не поступаетъ. Впрочемъ, можете разсмотрѣть книги....
   -- О, докторъ, я вполнѣ вѣрю...
   -- Развѣ мы не уговорились, что вы изготовите чекъ, подписанный графомъ Соммривомъ? Я объяснилъ вамъ положеніе дѣла. Отъ сегодня черезъ мѣсяцъ графъ будетъ въ домѣ умалишенныхъ. Прежде, чѣмъ семейный совѣтъ испроситъ и добудетъ запрещеніе на имущество этого джентельмена, нѣтъ ничего легче, какъ получить шестьдесятъ или восемьдесятъ тысячъ франковъ изъ Главнаго Общества, безъ малѣйшей опасности быть уличеннымъ или заподозрѣннымъ. Графъ помѣшанъ.-- это правда. Но онъ не подъ опекою -- значитъ, можетъ подписать.
   -- На чье же имя сдѣлать мнѣ чекъ?
   -- На имя какой-либо женщины въ модѣ, видной или кутящей кокотки, -- если хотите Королевы Граншанъ, прежней любовницы; маленькаго Гавара, этого прежняго подлипала, сегодня собственнику десяти милліоновъ и мужу Василька-Дины {См. Tragédies de Paris, изданіе Dentu.}. Королеву можно выставить подписавшею: "въ уплату".
   -- Мнѣ нужны образчики обѣихъ подписей.
   -- Развѣ не далъ я вамъ письма графа?
   -- Никогда не давали.
   -- Ну, такъ дамъ одно, равно какъ и записку отъ Королевы Граншанъ. Я богатъ автографами этихъ госпожъ.
   Докторъ, при помощи микроскопическаго стальнаго ключика, висѣвшаго у него на часовой цѣпочкѣ, открылъ одинъ изъ ящиковъ своего бюро и вынулъ изъ этого ящика огромный портфель изъ краснаго сафьяна, содержавшій съ сотню распечатанныхъ и тщательно занумерованныхъ писемъ.
   Изъ этихъ писемъ онъ выбралъ два.
   -- Вотъ первое, сказалъ онъ; очень длинное посланіе графа.
   И онъ передалъ Рене Жанселену бумажку съ гербомъ.
   -- Почеркъ легко поддѣлать, пробормоталъ Жанселенъ послѣ минуты наблюденія. Подпись потребуетъ большаго труда, по причинѣ сложнаго росчерка; но поддѣлать ее можно.
   -- А вотъ вамъ мушачьи лапки кокотки.
   -- Дѣтскія каракули.... подпись горничной, не получившей путнаго обученія. Это пойдетъ какъ по маслу.
   -- Такъ не нужно останавливаться на такомъ добромъ пути, и наполнимъ кассу.-- Взгляните на это письмо: оно писано вдовою Рикэде-ла Кандель. Вотъ, другое -- писано нѣкоимъ Сигизмундомъ Бадулемъ, плохо оцѣненнымъ поэтомъ, непонятымъ лирикомъ, пытающимся взобраться повыше помощью женщинъ, и выдающимъ себя теперь въ свѣтѣ за виконта де Сентъ-Медерика.
   -- Что это за люди?
   -- Доложу вамъ: вдова и пролазъ. Вдова влюблена въ пролаза и доказываетъ это ему наличными деньгами. Капиталъ лежитъ у нея въ банкирскомъ домѣ Томлинсонъ, изъ Лондона. Въ этотъ-то домъ и можно пустить чекъ на двѣ тысячи фунтовъ стерлинговъ, чекъ, подписанный названною вдовою Рике-де-ла-Кандель, съ роспискою Санъ-Медерика -- какъ получателя.
   -- И бояться нечего?
   -- Нѣтъ. Фантазерка и страстная вдовушка раньше двухъ недѣль будетъ въ домѣ умалишенныхъ.
   -- И помѣшанною?
   -- Нѣтъ (по крайней мѣрѣ, въ строгомъ значеніи словъ), но будетъ заперта какъ помѣшанная, по просьбѣ одного родственника, желающаго наслѣдовать ей. Кто знаетъ, не послужитъ ли этотъ послѣдній чекъ, который естественно можно приписать безумной страсти вдовы въ пользу наслѣдника?
   Рене Жанселенъ взялъ и спряталъ въ карманъ поданныя ему докторомъ бумаги.
   -- А рѣшился ли Фабрицій доставить вамъ необходимыя бумаги для изготовленія чека отъ имени дяди, Маврикія Деларивьера, къ оплатѣ парижскимъ банкомъ Жакъ-Лефевръ?
   -- Онъ далъ мнѣ за образчикъ чекъ, весь исписанный на незначительную сумму, но мнѣ нужно время вырѣзать дощечку.
   -- А не можете-ли вы смыть письмо?
   -- Нѣтъ, оно слишкомъ давно: сила употребляемыхъ реактивовъ подвергла бы бумагу замѣтному измѣненію. Впрочемъ, Фабрицій вовсе не желаетъ, чтобы мы пытали счастье съ этой стороны, и я нахожу его правымъ. Онъ опасается, что подозрѣнія его дяди падутъ на него.
   -- Это не опасно. Деларивьеръ не выдалъ бы своего племянника.
   -- Можетъ быть; но не менѣе вѣроятно, что въ такомъ случаѣ онъ лишилъ бы его наслѣдства. А Фабрицій очень дорожитъ этимъ наслѣдствомъ, цифра котораго, кажется, значительна.
   -- Изъ котораго намъ не достанется ни сантима! съ горечью сказалъ Францъ Риттнеръ. Фабрицій, очевидно, эгоистъ и не колеблясь покинетъ насъ, когда будетъ въ состояніи обойтись безъ насъ. Но что же сдѣлать? Естьли у васъ что-либо другое въ виду на ближайшее будущее?
   -- Увы, нѣтъ. Мы вывернемся кое-какъ. Нужно бы было предпринять что-либо смѣлое, что обогатило бы насъ разомъ.
   -- Такого дѣльца я ищу уже давно,-- сказалъ Рене съ улыбкой.
   -- Найдете-ли?
   -- Думаю, что оно найдено.
   -- Что же такое?
   -- Я сообщу вамъ, когда буду увѣренъ, что иду по надежному пути. А до тѣхъ поръ молчекъ. Приготовили ли вы реактивъ, о которомъ я просилъ васъ три дня тому назадъ?
   -- Да.
   -- Мнѣ онъ нуженъ сегодня же.
   -- Для того, чтобы успѣть въ дѣлѣ, о которомъ вы говорили?
   -- Можетъ быть.
   -- Реактивъ я вамъ дамъ.
   Говоря это, Францъ Риттнеръ всталъ со стула, подошелъ къ стѣнѣ и снялъ съ нея картину съ подписью Буше, изображающую старыхъ сатировъ и молодыхъ нимфъ, бесѣдующихъ на лугу съ весьма реальнымъ увлеченіемъ.
   Францъ Риттнеръ любилъ сладострастныя сцены.
   

XXXVI.

   За картиною былъ шкафъ въ стѣнѣ, запертый сложнымъ замкомъ. Докторъ отперъ этотъ шкафъ, и Рене Жанселенъ могъ увидѣть на полкѣ коллекцію бокаловъ различной величины и бутылочекъ всѣхъ формъ, закупореннымъ наждакомъ, съ тщательно наклееными надписями и разставленныхъ по величинѣ.
   Эти многочисленные сосудцы, скрытые отъ глазъ, содержали химическіе продукты и растительныя вещества, между которыми сильно преобладали числомъ наркотическіе составы и яды. Съ какою цѣлью пріобрѣлъ и держалъ докторъ эти разнообразныя вещества?-- мы это навѣрно узнаемъ.
   Хозяинъ лечебницы снялъ съ одной изъ полокъ стклянку и подалъ ее своему гостю.
   -- Вотъ чего вамъ нужно, сказалъ онъ: предваряю васъ, что этотъ реактивъ большой силы и долженъ быть употребляемъ съ осторожностью.
   -- Благодарствуйте, сказалъ Рене, пряча бутылочку въ одинъ изъ кармановъ своего сюртука; черезъ нѣсколько дней вы узнаете результатъ моихъ дѣйствій.
   Изъ предшествующаго разговора читатели узнали, что они находились въ присутствіи двухъ негодяевъ самаго худшаго рода; одинъ изъ нихъ заслуженный поддѣлыватель бумагъ, другой -- первостатейный докторъ и химикъ, прибѣгающій къ наукѣ какъ къ орудію для совершенія преступленій и дѣлающій домъ въ Отейлѣ могилою, полною тайнъ.
   Фабрицій Леклеръ, племянникъ нью-іоркскаго банкира, дополнилъ эту троицу разбойниковъ. Мы видѣли его за дѣломъ и увидимъ еще!
   Эти три человѣка соединились, чтобы обогатиться, и всѣ средства достигнуть этой цѣли казались имъ хорошими, не исключая самыхъ подлыхъ и опасныхъ.
   -- Гдѣ вы сегодня обѣдаете? спросилъ Жанселина Риттнеръ. Хотите раздѣлить мой неприхотливый столъ?
   -- Мнѣ нельзя, хотя я и знаю, что разумѣть подъ вашимъ неприхотливомъ обѣдомъ. Вы такой гурманъ, какихъ мало! Но я долженъ повидаться съ Фабриціемъ въ семь часовъ, у Бребана.
   -- Я приду туда. Фабрицій разскажетъ намъ, какъ умеръ осужденный въ Мелюнѣ. Это будетъ интересно.
   -- Тогда до вечера.
   -- До вечера.
   Оба господина пожали другъ другу руки. Рене вышелъ изъ павильона, прошелъ сквозь паркъ, по круговой дорогѣ, и сѣлъ въ купэ управленія, ожидавшее его у двери въ лечебницу, по улицѣ Раффе.
   -- Куда ѣхать, сударь? спросилъ кучеръ.
   -- На Итальянскій бульваръ, да шибче... три франка на водку.
   Кучеръ сталъ стегать лошадь, которая побѣжала крупной рысью.

* * *

   Возвратимся въ Санъ-Манде.
   Неожиданно увидя Жоржа Вернье въ открытомъ окнѣ, выходившемъ на садъ пансіона, Эдмея почувствовала что ея сердце перестало биться, а затѣмъ, на-оборотъ, начало биться слишкомъ быстро и внезапный румянецъ обнаружилъ ея смущеніе.
   Дѣвушка любила какъ любятъ въ шестнадцать лѣтъ, не раздумывая, а по потребности любить. Она отдала свою душу человѣку, котораго видѣла въ долгіе промежутки времени у какого-либо окна, никогда не говоривши съ нимъ, даже не зная его имени.
   Этотъ нелѣпый романъ, весьма простой, но весьма опасный, еслибы Жоржъ не былъ честнѣйшимъ изъ влюбленныхъ, былъ очень естественъ и почти неизбѣженъ въ положеніи Эдмеи, удаленной отъ матери, которая иначе руководила бы ею и предостерегала отъ опасныхъ случайностей жизни.
   Почти ребенокъ и вся возбужденная уже хранимой тайною, Эдмея довѣрилась Мартѣ, также ребенку, хотя старше на одинъ годъ. Марта же, счастливая и гордая выборомъ ея подругою въ роль повѣренной, поспѣшила построить на такомъ нетвердомъ основаніи великолѣпный воздушный замокъ въ странѣ нѣжности.
   Развѣ подобное приключеніе не нарушало прелестнѣйшимъ образомъ невыносимаго однообразія жизни въ пансіонѣ?
   Смѣшливая и неразсудительная, весьма искренняя, но богатая воображеніемъ, Марта, не думая худаго, предусматривала въ будущемъ множество усложненій -- одно прелестнѣе другаго для нея, проказницы, съ романтическимъ настроеніемъ.
   Она мечтала о тайной перепискѣ, о таинственныхъ свиданіяхъ въ паркѣ, куда молодой человѣкъ спускался по веревочной лѣстницѣ, ночное похищеніе изъ-подъ носу воспитательницъ, бѣгство по большой дорогѣ, въ почтовой каретъ на четверкѣ лошадей, и, наконецъ, само собою разумѣется, бракъ.
   Сколько простушекъ мечтало такъ!
   Жоржъ -- натура болѣе серьезная и, что особенно важно, болѣе серьезно влюбленный, понималъ, что такая любовь не должна была сохранять на неопредѣленное время свой дѣтскій характеръ; но, при извѣстныхъ намъ обстоятельствахъ, онъ до этого времени не зналъ, какимъ образомъ перенести свою любовь изъ области грезъ на почву дѣйствительности.
   Желанный случай, можетъ быть, представлялся теперь.
   -- Сегодня, сказалъ онъ себѣ по исчезновеніи пансіонерокъ, сего дня я въ первый разъ поговорю съ нею. Во время этой прогулки по Венсеннскому лѣсу случай и любовь дадутъ мнѣ средство приблизиться къ ней. Я осмѣлюсь спросить кто она, и чего мнѣ надѣяться или бояться.
   Все еще стоя неподвижно у окна и глядя въ опустѣвшій садъ, онъ разсуждалъ съ собою, какъ вдругъ тихій ударъ въ дверь вырвалъ его изъ области грезъ.
   Вошла госпожа Вернье, съ улыбкой на устахъ.
   -- Уже всталъ! воскликнула она.
   -- Уже давно, добрая матушка. Какъ провелъ ночь нашъ дорогой выздоравливающій?
   -- Очень хорошо... почти слишкомъ хорошо, въ томъ смыслѣ, что онъ недостаточно помнитъ о своей минувшей болѣзни. Онъ хочетъ встать... онъ рѣшилъ сдѣлать прогулку, и я пришла спросить, не находишь-ли ты это неблагоразумнымъ?
   -- Пойдемъ къ нему, отвѣтилъ Жоржъ. Я обсужу, возможна-ли и разумна-ли прогулка, и во всякомъ случаѣ по выходѣ буду сопровождать его.
   Мать и сынъ вошли вмѣстѣ въ комнату архитектора, котораго нашли сидящимъ на кровати, съ одною ногою обутою, а другою голою, съ блестящимъ взоромъ и улыбкой на губахъ.
   -- Видишь, сказалъ онъ, я встаю.
   -- Вижу, батюшка, не не увѣренъ, могу-ли это одобрить. Не слишкомъ-ли вы полагаетесь на ваши силы?
   -- Подожди немного.
   И господинъ Вернье, совсѣмъ поднявшись съ постели, сталъ большими шагами ходить по комнатѣ.
   -- Видишь! продолжалъ онъ. Что скажешь? Развѣ я не молодецъ?
   -- Все идетъ великолѣпнымъ образомъ! восхищенно воскликнулъ Жоржъ.
   -- Докторъ позволяетъ мнѣ выдти?
   -- Докторъ, пожалуй, предписалъ бы вамъ прогуляться. Умѣренное движеніе можетъ принести вамъ только пользу; но вамъ нужно одѣться потеплѣе.
   -- Разумѣется.
   Старикъ Вернье въ нѣсколько минутъ снарядился; поверхъ платья онъ надѣлъ еще мохнатое суконное пальто, плотное и теплое какъ шуба, затѣмъ взялъ палку и шляпу, и сказалъ:
   -- Вотъ я и готовъ.
   -- Я провожу васъ, возразилъ Жоржъ. Отправляемся.
   -- Браво! Мы совершимъ очаровательную прогулку. Присмотри въ наше отсутствіе за Викторіею, добрая Генріэта! Пусть приготовитъ завтракъ и поставитъ маленькія блюда въ большія. Вѣдь Жоржъ и я воротимся домой съ волчьимъ аппетитомъ.
   -- Будь спокоенъ, позавтракаете хорошо.
   Архитекторъ завладѣлъ рукою сына, не для опоры, а изъ чувства нѣжности, и оба вышли изъ дому.
   -- Куда идти? спросилъ молодой человѣкъ.
   -- Сперва въ вокзалъ: тамъ мы купимъ газету.
   -- Вотъ-какъ, батюшка! такъ вы уже перестали ненавидѣть газеты? смѣясь спросилъ Жоржъ.
   -- Ненавижу по-прежнему; по этотъ несчастный осужденный въ Мелюнѣ интересуетъ меня. Я жажду новыхъ извѣстій.
   -- Сегодня не найдете никакихъ, перебилъ Жоржъ. Казнь должна была совершиться сегодня на зарѣ, журналы дадутъ отчеты о ней только вечеромъ, если еще займутся ею.
   -- Я готовъ заплатить, продолжалъ архитекторъ, чтобы знать одно-ли и то же лицо человѣкъ въ Миллери и тотъ бѣдняга, который казненъ.
   -- Что вамъ до этого?
   -- О, Боже, простое любопытство, вотъ и все.
   Утро было свѣжее, даже слишкомъ свѣжее для выздоравливающаго.
   Послѣ часовой прогулки докторъ привелъ отца домой, и всѣ присѣли къ завтраку.
   Эдмея хорошо поняла намѣреніе Марты, побудившее послѣднюю, при выходѣ изъ сада, выкликнуть фразу: "Погода будетъ прекрасная во время нашей сегодняшней прогулки въ Венсеннскій лѣсъ".
   Она знала, что эта фраза, громко выкликнутая ея подругою, была обращена къ молодому человѣку въ сосѣднемъ домѣ и заключала очень ясное указаніе, которымъ этотъ господинъ не приминетъ воспользоваться.
   Она прощала Мартѣ этотъ нескромный вызовъ и, можетъ быть, ощущала въ сердцѣ родъ неопредѣленной благодарности, но инстинктивно боялась той страшной минуты, когда ей придеться видаться лично, слушать и отвѣчать; она не сомнѣвалась въ томъ, что молодой незнакомецъ воспользуется прогулкою, чтобы приблизиться къ ней и обратиться съ разговоромъ. Что сказать ему? А ну какъ онъ начнетъ съ признанія?
   Задавая себѣ эти вопросы, Эдмея почувствовала родъ маленькаго озноба, не лишеннаго прелести.
   

XXXVII.

   Марта и Эдмея сидѣли бокъ-о-бокъ на скамьѣ класса, къ которому принадлежали обѣ. Эта одинаковая ступень знанія скрѣпляла дружбу. Въ это утро обѣ, дѣлая видъ, что занимаются, были очень разсѣянны и тихо перешептывались.
   -- Мы увидимъ его на прогулкѣ, сказала Марта Эдмеѣ.
   -- Ты думаешь?
   -- Не только думаю, но вполнѣ въ этомъ увѣрена; впрочемъ вѣдь и ты увѣрена: онъ прекрасно слышалъ мои слова, и его взглядъ отвѣтилъ мнѣ, что онъ ихъ отлично понялъ...
   -- Ты напрасно такъ смѣло кликнула, сказала Эдмея безъ убѣжденія.
   Марта слегка пожала своими хорошенькими плечиками и отвѣтила
   -- Это почему? Ну будь откровенна, моя дорогая! Развѣ ты не будешь счастлива, увидя его сегодня-же, будучи близъ него,-- можетъ быть, говоря съ нимъ?
   -- Говорить съ нимъ? повторила молодая дѣвушка съ небольшимъ страхомъ.
   -- Я сказала "можетъ быть", возразила Марта. Да и то сказать: не проживешь-же ты свой вѣкъ, вздыхая на звѣзды и видясь въ окно но разу въ двѣ недѣли? Развѣ не правда?
   -- Мнѣ кажется, что правда.
   -- Вамъ необходимо познакомиться поближе, продолжала Марта и сообщить другъ другу нѣкоторыя свѣдѣнія о самихъ себѣ. Развѣ и это не правда?
   -- И это правда.
   -- Что знаетъ о тебѣ этотъ молодой человѣкъ? Конечно, ничего кромѣ развѣ что ты очень хорошенькая: это кидается въ глаза. А что знаешь ты о немъ?-- Очень мало.
   -- Я, по крайней мѣрѣ, знаю, что его зовутъ Жоржемъ! горячо возразила Эдмея. Такъ назвала его та добрая дама, которая, должно быть, его мать.
   -- Далеко ушла! Да и онъ, если не глухъ, долженъ знать, что тебя зовутъ Эдмеей, потому что во все время рекреацій я кличу тебя по саду. Вы стоите подъ однимъ знаменемъ, но этого недостаточно: вы можете называть другъ друга заочно своими маленькими именами цѣлыя десять лѣтъ, и не знать, поженитесь-ли потомъ,
   -- Ты права.
   Значитъ, потерпи и до свиданія.
   -- Если бы мы знали, по крайней мѣрѣ, занятіе господина Жоржа, продолжала Эдмея.
   -- Занятіе-то я уже знаю, побѣдно сказала Марта. Я разспросила жену садовника, и она мнѣ сказала: "Это хорошій молодой человѣкъ... онъ очень ученъ... онъ докторъ, и не живетъ въ Парижѣ".
   -- И это все?
   -- Да, все.
   -- Быть докторомъ, сказала Эдмея, значитъ стоять на хорошей дорогѣ и лучше другихъ! Посвящать себя облегченію, излеченію страданій,-- развѣ есть что-либо выше этого?
   -- Я, дорогая моя, предпочла-бы полковника и даже лейтенанта, но вовсе не пренебрегаю и докторомъ.
   -- Тише, дѣвица Марта! повелительно сказала одна помощница воспитательницы, обращаясь съ тѣмъ-же замѣчаніемъ къ дѣвицѣ Эдмеѣ! Вы наговоритесь на прогулкѣ, если ваша несдержанность языковъ не лишитъ васъ права прогулки.
   Обѣ молодыя дѣвушки, очень попугайныя этой угрозою, осуществленіе которой коротко обрѣзало бы самую интересную сторону начатаго романа, опустили глаза и замолчали.
   Въ сосѣднемъ домѣ семейный завтракъ близился къ концу.
   Архитекторъ съ удовольствіемъ выпилъ свой кофе и рюмку старой водки, послѣднюю -- вопреки почти формальному запрету своего сына.
   Жоржъ вынулъ часы. Они показывали три четверти перваго.
   -- Ты кажешься занятъ чѣмъ-то, другъ мой? спросила у него госпожа Вернье.
   -- Дѣйствительно, есть небольшое дѣло.
   -- Какое? спросилъ отецъ.
   -- Я долженъ былъ утромъ навѣстить нѣкоторыхъ больныхъ въ Мелюнѣ, а могу сдѣлать это только вечеромъ.
   -- Такъ ты сегодня уѣдешь отъ насъ? спросилъ архитекторъ.
   -- Нужно, батюшка. Меня обязываетъ профессіональный долгъ, Вполнѣ успокоенный на счетъ васъ, я не имѣю права забывать, что и другіе нуждаются въ мей заботѣ.
   Жоржъ, если не солгалъ, то по крайней мѣрѣ скрылъ истину -- можетъ быть, въ первый разъ въ своей жизни.
   Это видимая озабоченность лишь весьма косвенно касалась его долга по призванію.
   Онъ думалъ объ Эдмеѣ, о вѣроятномъ часѣ прогулки въ лѣсу, и ему хотѣлось выйдти.
   -- Мнѣ нужно повидать въ Венсеннѣ одного изъ моихъ друзей, военнаго хирурга, сказалъ онъ, вставая. Я зайду обнять васъ до своего отъѣзда.
   -- По крайней мѣрѣ, ты пообѣдаешь съ нами? грустно спросилъ Робертъ Вернье.
   -- Нѣтъ, батюшка... Это задержало бы меня слишкомъ долго. Я дойду пѣшкомъ до Шарантопа и тамъ сяду на поѣздъ, который проходитъ въ пять часовъ.
   -- Предоставляю тебѣ полную свободу, дитя мое. Все, что ты дѣлаешь, ты дѣлаешь хорошо.
   Жоржъ простился, взялъ фуражку и вышелъ. Онъ достигъ большой дороги, повернулъ налѣво и прошелъ мимо главнаго входа въ пансіонъ.
   Пробило часъ.
   -- Не отправились-ли уже? спросилъ себя молодой человѣкъ, смотря вопросительно на запертую дверь.
   Въ эту минуту внутри за дверьми раздался шумъ голосовъ, который рѣшительно разрѣшалъ вопросъ Жоржа, и притомъ въ отрицательномъ смыслѣ.
   Калитка пансіона отворилась и выпустила служанокъ, несшихъ корзины съ провизіею, назначенной на полевую закуску. Онѣ взяли вправо, по большой улицѣ Сапъ-Манде.
   -- Вотъ и авангардъ, подумалъ Жоржъ. Несомнѣнно, что гдѣ остановятся эти служанки, туда-же должны собраться и пансіонерки. Я не ошибусь въ дорогѣ.
   И онъ пошелъ вслѣдъ за служанками. Отъ времени до времени онъ оборачивался. Но ничто не появлялось позади.
   Обѣ служанки, оставивъ влѣво ворота Санъ-Манде, взяли вправо и пошли по аллеѣ Сантъ-Мари, по которой Жоржъ проходилъ наканунѣ, торопясь къ отцу.
   Придя въ Венсеннскій лѣсъ, служанки дошли до берега озера, лежащаго у воротъ Домениля, и составили свои корзины подъ одну группу большихъ деревъ, разсѣянныхъ по лужкамъ.
   Жоржъ направился къ одной крытой аллеѣ, уже одѣтой листвою, и сѣлъ на скамейку, шагахъ во ста отъ мѣста остановки служанокъ.
   По основательнымъ причинамъ Венсеннскій лѣсъ не можетъ, подобно Булонскому служить мѣстомъ свиданій высшему классу Парижа. Въ сторонѣ отъ большихъ дорогъ въ блестящій Парижъ, отдѣленный отъ него кварталомъ многолюднымъ, въ которомъ каждый домъ -- улей безустанныхъ рабочихъ, Венсеннскій лѣсъ, а также ведущія къ нему улицы и дороги не представляютъ ничего привлекательнаго для любителей крайней роскоши и потому (за исключеніемъ воскресенья) мѣста эти посѣщаются только немногими жителями изъ Санъ-Манде, Вельера, Венсенна, Шарантона, Жуанвиля, Гравелля, Сантъ-Мора и проч.
   Изрѣдка встрѣчается гуляющій, который кажется заблудившимся въ этомъ огромномъ паркѣ. Жоржъ былъ доволенъ окружавшими его тишиною и пустынностью.
   Эдмея (если она отдѣлится отъ своихъ сверстницъ, чтобы прогуляться съ Мартою) пойдетъ, вѣроятно, по темной аллеѣ, въ которой онъ усѣлся, и потому найдетъ его выхоДку благоразумною.
   Любовная стратегія молодаго человѣка должна была, по всей вѣроятности, увѣнчаться успѣхомъ.
   Поминутно выглядывалъ онъ на дорогу отъ Сентъ-Мари, надѣясь увидѣть передовой ведетъ женскаго батальона, котораго ждалъ съ нетерпѣніемъ.
   Дорога и тропинка оставались пусты. Наконецъ, далеко, очень далеко показалась толпа розовыхъ рѣзвушекъ, болтавшихъ взапуски и поднимавшихъ пыль по дорогѣ. Затѣмъ слѣдовавъ средній возрастъ и наконецъ старшій. Прошло не болѣе пяти минутъ и маленькія ножки ста пятидесяти пансіонерокъ топтали траву луговъ. Ряды разорвались послѣ нѣсколькихъ словъ директрисы, возложившей на помощницъ обязанность наблюдать, чтобы ученицы не уходили далеко отъ центра.
   Генеральный штабъ пансіона помѣстился подъ большими деревьями, на принесенныхъ съ этою цѣлью складныхъ стульяхъ, и принялся производить разныя шитье и вышивку, угломъ глазъ наблюдая за пансіонерками, разсѣявшимися по лужайкамъ или столпившимися въ маленькія группы и уже начавшими играть. Эдмея и Марта не разставались. Ихъ обѣихъ занимала одна и та же мысль: гдѣ Жоржъ. И ихъ напряженные взоры тщетно проникали во всѣ аллеи, по всѣмъ тропинкамъ.
   

XXXVIII.

   Видя пансіонерокъ разбредшимися по лужкамъ, Жоржъ засѣлъ за массу зелени, гдѣ онъ быль скрытъ отъ взоровъ, и эта предосторожность объясняетъ намъ, почему двѣ подруги тщетно искали его глазами.
   -- Онъ не придетъ? грустно шептала Эдмея.
   -- Потерпи немножко! отвѣтила Марта.
   -- Мы, вѣроятно, пришли раньше его.
   -- Если онъ только не подсматриваетъ насъ изъ какой-либо аллеи, гдѣ благоразумно спрятался.
   -- Я смотрѣла всюду.
   -- И я также, со вздохомъ сказала Марта.
   Странная вещь! Волненіе Марты было такъ же велико и, можетъ быть, даже очевиднѣе, чѣмъ Эдмеи, тогда какъ Марта думала о Жоржѣ лишь изъ-за своей подруги. Но она дотого серьезно ухватилась за свою роль повѣренной, она такъ сильно интересовалась ходомъ романа, въ которомъ занимала лишь третье мѣсто, что отсутствіе героя этого романа причиняло ей тяжелое разочарованіе.
   Обѣ пансіонерки, укрытыя отъ солнца широкими садовыми шляпами, украшенными каждая букетомъ полевыхъ цвѣтовъ иразвѣвавшею голубою лентою, прохаживались по травѣ, разсѣянныя, безпокойныя, обманутыя.
   Жоржъ разсматривалъ ихъ изъ своего пріюта съ восторгомъ. Онъ издали видѣлъ ихъ оглядывающимися во всѣ стороны и былъ увѣренъ, что онѣ думаютъ и говорятъ о велъ. Онъ рѣшился показаться и, покинувъ свою лазейку, прошелѣ нѣсколько шаговъ по крытой аллеѣ, придавая себѣ по возможности разсѣянный видъ прогуливающагося безцѣльно.
   Марта увидѣла его, вздрогнула, но подала ему рукою легкій таинственный знакъ; однако, подготовляя маленькій театральный эффектъона не сообщила Эдмеѣ о своемъ открытіи.
   Увѣрившись, что его присутствіе извѣстно, молодой человѣкъ вновь исчезъ.
   Хорошенькая повѣренная убѣдилась, что помощницы углубились въ свое шитье или разговаривали вполголоса. Директриса сидѣла къ Мартѣ и Эдмеѣ спиною и читала. Игры дѣвочекъ малаго и средняго возраста шли своимъ чередомъ, сопровождаясь радостными кликами и взрывами смѣху. Большія же пансіонерки прогуливались по парно, съ важностью хорошо-воспитанныхъ дѣвицъ, которыхъ не сегодня, такъ завтра будутъ сватать.
   Марта взяла руку Эдмеп.
   -- Пойдемъ со мною, сказала она ей.
   -- Куда ты поведешь меня?
   -- Въ эту аллею
   -- Почему именно въ эту, а не въ другую?
   -- Такъ мнѣ пришло въ голову.
   -- Развѣ онъ тамъ? взволнованно спросила Эдмея.
   -- Я ничего не знаю, но это возможно.
   -- Я дрожу.
   -- Отчего?
   -- Да подумай: если онъ тутъ и если мы пойдемъ искать его, то это можетъ показаться дурнымъ.
   -- Какой вздоръ! Считаешь ли ты меня способною присовѣтывать тебѣ что либо неприличное?
   -- Нѣтъ, но...
   -- Но что?
   -- Сознайся, что ты увидѣла господина Жоржа и ведешь меня къ нему...
   -- А еслибы и такъ? Господинъ Жоржъ, мы въ этомъ увѣрены, молодой человѣкъ честный, достойный докторъ (жена садовника знала это, потому что всѣ знаютъ). Этотъ честный молодой человѣкъ страстно влюбленъ въ тебя, да и ты не равнодушна. Онъ горитъ желаніемъ говорить съ тобою, имѣя многое что сказать. Съ твоей стороны, тебѣ нужно задать ему много весьма серьёзныхъ вопросовъ. Вы здѣсь на почвѣ благопріятной, сокрыты отъ нескромныхъ взглядовъ. Не естественно ли вамъ обмѣняться нѣсколькими словами?
   -- Ты думаешь, что это естественно?
   -- Утверждаю это. Нѣтъ ничего невиннѣе такой встрѣчи. Наконецъ мое присутствіе оправдываетъ все...
   Говоря приведенное съ крайнею горячностью и полнымъ убѣжденіемъ, Марта тихо влекла въ крытую аллею свою подругу, которая не сопротивлялась.
   Онѣ вошли въ аллею вмѣстѣ.
   Въ десяти шагахъ отъ мѣста, гдѣ сидѣлъ Жоржъ подъ покровомъ зелени, Марта остановилась.
   Молодой человѣкъ покинулъ свой закрытый уголокъ и приблизился къ подругамъ. Онъ былъ страшно блѣденъ.
   Эдмея, хотя и была подготовлена къ появленію Жоржа, не сумѣла подавить легкаго крика и крѣпко сжала руку своей подруги.
   Жоржъ поклонился.
   -- Вы здѣсь, сударь! сказала Марта съ выраженіемъ удивленія, которое обѣщала въ будущемъ искусную актрису. Какая странная встрѣча! Мы были далеко отъ ожиданія такой необыкновенной случайности.
   -- Да случайность, сударыня, пробормоталъ молодой человѣкъ; но я благославляю ее... Я проходилъ...
   -- А, вы проходили! повторила Марта тономъ невинно насмѣшливымъ. Какъ справедливо говорятъ, что "только гора съ горою не встрѣтится, а человѣкъ встрѣтится"!
   Слыша впервые голосъ Жоржа, нѣжный и важный, хотя въ эту минуту и дрожащій, Эдмея вся затрепетала. Ей казалось, что кругомъ нея образуется пустота, что земля ушла у нея изъ-подъ ногъ, и она протянула руки впередъ, какъ бы ища опоры. Одна изъ ея рукъ встрѣтила руку Жоржа. Эдмея почувствовала сильное, но все же пріятное сотрясеніе. Непредвидѣнное соприкосновеніе горячихъ рукъ породило электрическую искру, расплавившую разомъ оба молодыя сердца.
   Эдмея зашаталась. Марта была вынуждена поддержать ее.
   Жоржъ не могъ не понять, что происходило въ сердцѣ и во всемъ существѣ горячо-любимой имъ дѣвушки.
   Онъ стряхнулъ съ себя находившій на него, какъ онъ чувствовалъ, магнетическій столбнякъ и, обращаясь въ Эдмеѣ, пробормоталъ съ глубокимъ смущеніемъ и волненіемъ:
   -- Нѣтъ, сударыня тутъ случай, какъ и вы это знаете, не при чемъ... Я здѣсь потому, что вы должны были придти, и какъ бы ни была коротка минута нашей встрѣчи, она направитъ всю мою жизнь.
   Эдмея подняла свои большіе, свѣтлые глаза на восторженнаго Жоржа, который продолжалъ:
   -- Этой минуты я ожидалъ... я желалъ ея со страстью, въ то же емя боясь ея, какъ желаютъ и какъ боятся безаппеляціоннаго приговора, который можетъ сдѣлать человѣка самымъ счастливымъ и самымъ несчастнымъ.-- Меня зовутъ Жоржъ Вернье. Мои добрые родители пользуются всеобщимъ уваженіемъ. Я на почетной карьерѣ, слѣдую ей со рвеніемъ и имѣю основаніе надѣятся на успѣхъ. Мои матеріальныя средства достаточны, чтобы ставшая мнѣ подругой въ жизни не нуждалась ни въ чемъ.-- Я люблю васъ любовью честной, безконечной, достойной васъ. Мое страстное желаніе, мое самое дорогое честолюбіе -- назвать васъ моею женою... Въ свою очередь, скажите мнѣ откровенно: сможете ли вы когда-нибудь любить меня?
   -- Браво! думала восхищенная Марта. Вотъ что можно назвать признаніемъ во всей формѣ и просьбою о рукѣ, высказанною по всѣмъ правиламъ...
   Жоржъ ждалъ и просилъ сознанія.
   Бѣдная Эдмея была вполнѣ неспособна произнести хотя два слова. Она хотѣла бы говорить, но слова не могли вырваться изъ ея сжатаго горла и съ ея трепещущихъ губъ.
   Вмѣсто всякаго отвѣта ея маленькая рука слабо пожала руку молодаго человѣка, и мы утверждаемъ, что никакія слова не превзошли бы нѣмаго краснорѣчія этого цѣломудреннаго и почти нечувствительнаго пожатія.
   Между обоими прекрасными существами навѣрное существовало полное согласіе!
   Мгновенія проходили; съ минуты на минуту помощницы воспитательницъ могли накрыть и прервать это свиданіе троихъ.
   Жоржъ рѣшился употребить оставшіяся ему, можетъ быть, немногія минуты на выясненія своихъ сомнѣній.
   -- Дорогая Эдмея, прошепталъ онъ, позвольте мнѣ сказать одно слово, задать одинъ вопросъ... Какъ ваша фамилія?
   -- Деларивьеръ, отвѣчала дѣвушка голосомъ слабымъ какъ дыханіе.
   -- Вашъ отецъ не банкиръ ли?
   -- Да
   -- Не живетъ ли онъ постоянно въ Америкѣ?
   -- Да, въ Нью-Іоркѣ.
   -- Какъ зовутъ вашу мать?
   -- Жанной.
   -- Она бѣлокура какъ вы, и сильно походитъ на васъ?
   -- Это утверждаютъ, и я хотѣла бы вѣрить, потому что она кажется мнѣ краше всѣхъ на свѣтѣ.
   -- Не ожидаете ли вы вскорѣ вашихъ родныхъ?
   --... Да сегодня утромъ я получила письмо отъ моей матери... письмо изъ Марсели; мать увѣдомляетъ меня о своемъ скоромъ пріѣздѣ.
   -- Ахъ, вскричалъ Жоржъ, нѣтъ болѣе сомнѣнія! Ваше удивительное сходство заставляло меня предчувствовать истину. Послѣ радости -- вотъ и горе!
   -- Горе! повторила дѣвушка съ выраженіемъ испуга. Отчего горе?
   -- Увы, сударыня, большое богатство вашего отца роетъ пропасть между вами и мною.
   -- Отчего же?
   -- Развѣ вы не понимаете?
   Вмѣшалась Марта:
   -- Я знаю, что господинъ Деларивьеръ нѣжно любитъ свою дочь., горячо сказала она. Онъ сдѣлаетъ все для ея счастья. Впрочемъ въ наше время наука очень хорошо можетъ сочетаться съ богатствомъ... Трудъ уничтожаетъ разстояніе и установляетъ равновѣсіе между милліонами и знаменитостью. А я увѣрена, что вы будете знамениты!...

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.

   

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
ОТЕЛЪ, БОЛЬШАГО ОЛЕНЯ.

XXXIX.

   Въ восторгѣ молодой Марты и въ напыщенныхъ фразахъ, сыпавшихся изъ ея устъ, было что-то такое пикантное, что Эдмея и Жоржъ, не смотря на ихъ серьезное положеніе, не могли удержаться отъ улыбки.
   -- Дай Богъ, чтобы вы были правы, проговорилъ докторъ.
   -- Конечно, она права, сказала Эдмея.-- Но почему вы знаете про это сходство?...
   -- Я имѣю честь знать вашу матушку.
   Эдмея сдѣлала жестъ удивленія.
   -- Когда вы ее видѣли? спросила она.
   -- Вчера... въ Мелюнѣ,-- я тамошній докторъ.
   -- Въ Мелюнѣ! повторила Эдмея съ возрастающимъ изумленіемъ. Развѣ моя мать въ Мелюнѣ?...
   -- Да, въ Мелюнѣ. Легкое нездоровье, которое, благодаря Бога, скоро прошло, заставило ее остановиться на нѣсколько часовъ въ этомъ городѣ. Я лечилъ ее -- и былъ такъ счастливъ, что помогъ ей.
   -- Боже мой!-- проговорила съ испугомъ молодая дѣвушка.-- Мать моя захворала такъ, что принуждена была остановиться на дорогѣ! По крайней мѣрѣ вы можете увѣрить меня что болѣзнь ея: была не опасна?
   -- Клянусь вамъ: госпожа Деларивьеръ совершенно поправилась и завтра же можетъ ѣхать дальше.
   У Эдмеѣ стало легче на сердцѣ.
   -- И такъ, докторъ, сказала весело Марта,-- первый шагъ сдѣланъ! Вы теперь лечите въ этомъ домѣ. Это отличное положеніе и вы воспользуетесь имъ тѣмъ успѣшнѣе, что у васъ есть союзница въ крѣпости.
   Эдмея, не смотря на то, что увѣренія доктора успокоили ее, хотѣла еще поразспросить о матери, но не успѣла.
   -- Мадмуазель Марта! мадемуазель Эдмея!-- гдѣ вы? раздался визгливый голосъ гувернантки.
   -- Недалеко... отвѣчала Марта съ громкимъ смѣхомъ.
   -- Идите же пожалуста....
   -- Вы видите, м-сье Жоржъ, что мы не можемъ оставаться дольше, насъ ищутъ... проговорила Эдмея.
   -- Не смѣю удерживать васъ, но умоляю, дайте мнѣ вашу руку..
   И молодой человѣкъ прикоснулся губами къ протянутой ему дрожащей рукѣ.
   -- Я люблю васъ... проговорилъ онъ. До скораго свиданія!
   -- До свиданья, отвѣчала Марта и пошла съ Эдмею на лужайку, гдѣ все еще слышался визгливый голосъ гувернантки. Жоржъ нѣсколько минутъ смотрѣлъ украдкою имъ вслѣдъ. Когда же онѣ примкнули къ группамъ пансіонерокъ, быстро пошелъ въ Сенъ-Манде, не помня себя отъ восторга.
   -- Теперь я знаю навѣрное, думалъ онъ, что г. Деларивьеръ -- отецъ Эдмеи, и я рѣшился. Я скажу ему прямо, какъ честный человѣкъ, что люблюего дочь, и надѣюсь, что любимъ и ею.. Я не стану просить его тотчасъ же ее выдать за меня, но чтобы только не выдавалъ за другаго и подождалъ, пока я докажу, на что я способенъ. Если онъ не откажетъ мнѣ,-- то эта надежда вдохновитъ меня... Я переселюсь въ Парижъ и увѣренъ, что года черезъ два пріобрѣту знаменитость.
   Но вдругъ ему пришла въ голову мысль, которая встревожила, его и оторвала отъ этихъ пріятныхъ думъ: г. Деларивьеръ сказалъ ему наканунѣ, что пріѣдетъ по утру за Эдмеею, а между тѣмъ было уже не рано и онъ еще не пріѣжалъ.
   -- Ужъ не случилось ли чего! подумалъ онъ. Неужели госпожѣ Деларивьеръ сдѣлалось хуже, не смотря на мою увѣренность на ея. выздоровленіе?-- не можетъ быть -- я мучу себя напрасно... продолжалъ онъ: каковы бы ни были мои предположенія, но все-таки только въ Мелюнѣ узнаю рѣшеніе этой загадки...-- до тѣхъ поръ къ чему падать духомъ!
   Была половина четвертаго, когда онъ пришелъ въ отцовскій домъ.
   -- Что съ тобою.мой милый? спросила госпожа Вернье, ты страшно блѣденъ и у тебя совсѣмъ разстроенное лицо!
   -- Я предчувствую несчастье, матушка!
   -- Которое грозитъ тебѣ?
   -- Нѣтъ не мнѣ, но такой особѣ, которая послѣ васъ и отца дороже мнѣ всего на свѣтѣ.
   -- Что это значитъ? О комъ ты говоришь?
   -- Я говорю о матери дѣвушки, которую люблю...
   -- Я ничего не понимаю, но ты пугаешь меня! объяснись, голубчикъ, хорошенько.
   -- Въ Мелюнѣ у меня есть паціентка, госпожа Деларивьеръ, дочь которой я обожаю. Я лечилъ эту госпожу Деларивьеръ и она почти поправилась... Но какое то предчувствіе говоритъ мнѣ, что пока не было меня, съ нею случилось что-то недоброе.
   -- Успокойся, мой милый, ты тревожишься напрасно, особенно если твои опасенія основаны на предчувствіи...
   -- Я хотѣлъ бы успокоится, матушка, но не могу. Это невольное чувство... Еслибы вы знали, какъ я страдаю!-- Гдѣ отецъ?
   -- Въ саду.
   -- Я пойду, прощусь съ нимъ и поѣду.
   Отецъ Вернье, еще совсѣмъ бодрый старикъ, сидѣлъ въ бесѣдкѣ изъ молодаго виноградника, сквозь нѣжную листву котораго просвѣчивало солнце, и читалъ.
   Жоржъ осыпалъ поцѣлуями его добродушное лицо, обнялъ мать, которая опять посовѣтывала ему успокоиться и зашагалъ гигантскими шагами по Шарантонской дорогѣ. Когда онъ пришелъ на желѣзно-дорожную станцію, часы, висѣвшіе въ вокзалѣ, показывали безъ четверти пять.
   Кассу только-что открыли. Жоржъ взялъ билетъ въ Мелюнъ.
   Вскорѣ раздался свистъ парижскаго поѣзда.
   Когда онъ остановился, Жоржъ вошелъ въ отдѣленіе перваго класса и черезъ часъ былъ въ Мелюнѣ. Онъ былъ разстроенъ, голова его горѣла.
   -- Я пойду скорѣе, чѣмъ поѣдетъ омнибусъ, подумалъ онъ, отдавая билетъ свой контролеру.-- Къ тому-же мнѣ необходимо движеніе.
   И отправился въ городъ пѣшкомъ.
   Онъ не шелъ, а бѣжалъ, на лбу его выступалъ потъ, такъ что онъ не успѣлъ оглянуться, какъ очутился на площади Санъ-Жанъ, передъ отелемъ Большаго Оленя.
   Не останавливаясь въ первомъ этажѣ, гдѣ впрочемъ никого не было, поднялся онъ во второй этажъ и тихонько постучалъ въ дверь номера, который занимала госпожа Деларивьеръ.
   Но никто не отворилъ ему. Спустя секунду онъ постучалъ снова.
   Вездѣ было тихо по-прежнему.
   Жоржъ не могъ болѣе сдерживать своего нетерпѣнія, повернулъ дверную ручку и, пользуясь правомъ медика, вошелъ въ комнату.
   Въ ней никого не было.. Занавѣси были опущены, постель прибрана и покрыта ситцевымъ одѣяломъ. Сосѣдняя комната была также пуста. Въ ней даже не осталось ни одной изъ тѣхъ мелкихъ вещицъ, которыя какъ будто говорятъ, что хозяевъ нѣтъ, по что они возвратиться.
   Жоржъ поблѣднѣлъ и вздрогнулъ.
   -- Уѣхали!... пробормоталъ онъ.-- Уѣхали!... Это кажется невозможнымъ, а между тѣмъ оно такъ!... Но что-же такое случилось?
   Онъ выбѣжалъ изъ комнаты, спустился съ лѣстницы, какъ ураганъ, и отворилъ дверь въ общую залу.
   Дни неровны!-- Въ этой залѣ, гдѣ наканунѣ тѣснилась толпа, не было теперь даже ея обычныхъ посѣтителей -- игроковъ въ биксъ и любителей полынной водки.
   Только одна госпожа Лоріоль возсѣдала за своею конторкою съ перомъ въ рукѣ и писала цифры, любуясь безконечнымъ сложеніемъ, доказывающимъ большой приходъ, благодаря казни таинственнаго преступника.
   При стукѣ отворившейся двери почтенная дама подняла голову, положила перо и слегка улыбнулась.
   -- Ахъ, это вы докторъ, проговорила она, ласково кланяясь. Вы пришли очень кстати, я только-что хотѣла послать къ вамъ.
   -- Ко мнѣ? повторилъ Жоржъ,-- зачѣмъ?
   -- Чтобы отдать вамъ это письмо.
   И госпожа Лоріоль подала доктору большой сѣрый конвертъ, который вынула изъ конторки.
   Жоржъ взялъ его дрожащею рукою. На немъ была надпись:
   "Г. доктору Вернье". Нельзя было сомнѣваться, что письмо было отъ отца Эдмеи.
   Докторъ страшился распечатать конвертъ, такъ сильно былъ увѣренъ, что узнаетъ изъ письма какую нибудь роковую вѣсть и молча глядѣлъ на крупную, четкую надпись.
   -- Что съ вами, докторъ? спросила съ удивленіемъ госпожа Лоріоль.
   -- Ничего, проговорилъ онъ... и съ лихорадочною поспѣшностью распечаталъ конвертъ.
   Въ немъ лежалъ банковый билетъ въ тысячу франковъ, но при немъ -- ни одной строчки.
   

XL.

   Разочарованіе было слишкомъ жестоко. Жоржъ не вѣрилъ своимъ глазамъ.
   -- Боже мой! вскричалъ онъ, что-же такое случилось?
   -- Какъ, что случилось! проговорила госпожа Лоріоль. Ахъ да, правда, вѣдь васъ не было здѣсь сегодня по-утру, прибавила она.
   -- Нѣтъ... я былъ въ Санъ-Манде у моего отца, онъ болѣнъ.
   -- Ахъ, докторъ, такъ я понимаю...
   -- Но я-то не понимаю!... Ради Бога, госпожа Лоріоль, не мучьте меня!... Объясните все поскорѣе. Путешественникъ, который останавливался вчера въ вашемъ отелѣ со своею женою... Эта больная, которую я лечилъ... которую спасъ... Что съ ними сталось?...
   -- Уѣхали...
   -- Уѣхали!!...
   -- Да, уѣхали. И этотъ господинъ просилъ меня передать вамъ письмо.
   -- Но отчего они уѣхали такъ внезапно, когда больная еще не совсѣмъ поправилась?
   -- Ахъ, докторъ! несчастная эта дама! Гораздо лучше было-бы для нея, еслибы она никогда не пріѣзжала въ Мелюнъ и не останавливалась въ моемъ отелѣ...-- Это даже можетъ повредить мнѣ въ глазахъ моихъ посѣтителей, хотя я тутъ ни при чемъ.
   -- Вамъ повредить?
   -- Къ сожалѣнію, да.
   -- Ради Бога, госпожа Лоріоль, повторяю вамъ, не мучьте меня'.. Вы видите, что мнѣ нелегко.... Скажите скорѣе, что случилось?
   -- Нѣчто ужасное, докторъ.
   Жоржу казалось, что черепъ его распадется на части; онъ судорожно сжималъ руки съ такою силою, что ногти вонзились въ тѣло.
   -- Вы спрашиваете, отчего уѣхали эти путешественники? продолжала хозяйка Болъито-Оленя,-- такъ я скажу вамъ, что этотъ господинъ повезъ свою жену въ Шарантонъ, чтобъ помѣстить въ заведеніе доктора Бланша, или въ какое нибудь другое.
   -- Въ Шарантонъ?... Въ заведеніе доктора Бланша?... повторилъ молодой человѣкъ, который какъ будто слышалъ это во снѣ: до такой степени казалось ему все это невѣроятнымъ.
   -- Да, мосье Жоржъ! Эта бѣдная дама сошла съ ума....
   -- Сошла съ ума! воскликнулъ докторъ съ невыразимымъ ужасомъ.-- Неужели это правда, госпожа Лоріоль? Возможно ли это?
   -- Къ сожалѣнію, правда.... она даже въ буйномъ помѣшательствѣ.
   Докторъ, уничтоженный этимъ неожиданнымъ ударомъ, упалъ въ кресло. Мысли путались въ его головѣ. Изъ груди вырвалось рыданіе. Но онъ все еще не хотѣлъ разстаться съ надеждою.
   -- Госпожа Лоріоль, проговорилъ онъ, тутъ что нибудь да не такъ.... Мы съ вами должно быть не понимаемъ другъ друга... Вы ошибаетесь или скорѣе я ошибаюсь.... Вѣроятно, вы говорите не о тѣхъ путешественникахъ, которые со вчерашняго дня занимали номера 7 и 8?....
   -- Ахъ, мосье Жоржъ! Мнѣ очень жаль, такъ какъ вижу, что вы принимаете это очень горячо къ сердцу... но, къ несчастію, я говорю именно о нихъ
   Молодой человѣкъ всталъ и началъ ходить вдоль и поперегъ по залѣ въ страшномъ волненіи.
   Госпожа Лоріоль, сильно испуганная, слѣдила за нимъ глазами, Вдругъ онъ остановился противъ нея.
   Лицо его было багровое, глаза налились кровью.
   -- Но вѣдь она не могла сойти съ ума такъ вдругъ безъ причины? проговорилъ онъ.... Что же такое случилось?
   -- Я разскажу вамъ все подробно, но успокойтесь прежде. Вы меня пугаете.
   -- Я спокоенъ и готовъ слушать.
   Жоржъ сдѣлалъ надъ собою громадное усиліе и ничто болѣе не обнаруживало его душевной бури.
   -- Вы знаете, докторъ,-- начала госпожа Лоріоль,-- что сегодня поутру казнили на площади Сенъ.-Жанъ передъ моимъ отелемъ убійцу г. Фридерика Бальтуса.
   Молодой человѣкъ кивнулъ головою
   Площадь была буквально затоплена толпою, продолжала госпожа Лоріоль.-- Въ окнахъ, на деревьяхъ -- на кровляхъ, вездѣ были видны зрители....--
   Я сама стояла на скамьѣ у двери моего отеля, чтобы лучше видѣть..
   Пріѣхала тюремная карета....--
   Ее отворили и появился осужденный....-- На площади настала такая глубокая тишина, что даже подиралъ морозъ по кожѣ.
   Осужденный, поддерживаемый священникомъ, взошелъ на эшафотъ....
   Онъ приложился ко кресту, обнялъ священника, взглянулъ на толпу и сказалъ громко,-- и такимъ спокойнымъ голосомъ, что я какъ будто слышу его и, кажется, вѣкъ не забуду:-- "Я умираю невинный!"
   Въ эту минуту и какъ будто въ отвѣтъ на эти слова, раздался крикъ,-- одинъ только крикъ, но такой страшный, что вся толпа вздрогнула.... Крикъ этотъ раздался въ моемъ домѣ.... въ одной изъ комнатъ, занимаемыхъ путешественникомъ и его больною женою.
   Голова убійцы упала въ корзину....
   Я бросилась въ домъ, взбѣжала по лѣстницѣ съ моими служанками, шагая черезъ четыре ступени и отворила съ розмаха дверьвъ 8-ой номеръ.
   На полу, посреди комнаты лежала больная, полуодѣтая, и ея длинные свѣтло-русые волосы разсыпались по полу. Подлѣ нея стоялѣна колѣняхъ ея мужъ, ломая руки и рыдая такъ, что нельзя было видѣть его безъ слезъ.
   Въ самую эту минуту прибѣжалъ одинъ молодой человѣкъ г. Фабрицій Леклеръ, который ночевалъ въ небольшой комнаткѣ въ третьемъ этажѣ и вскричалъ:
   -- Дядюшка!... мой бѣдный дядюшка"!...
   Госпожа Лоріоль замолчала.
   Жоржъ, который слушалъ ее, задыхаясь отъ волненія, спросилъ:
   -- Что жъ было потомъ?
   -- Потомъ подняли бѣдную даму, лежавшую въ обморокѣ, и перенесли на постель...
   -- А дальше?
   -- Путешественникъ закричалъ: -- "Доктора, скорѣе доктора!...." Тотчасъ побѣжали и привели всѣхъ мелюнскихъ докторовъ,-- троихъ -- только васъ не было.
   -- Что-же они сдѣлали?
   -- Они очень внимательно осмотрѣли больную... Разспросили отчего она лишилась чувствъ, и переговорили между собою.
   -- Они пустили ей кровь, не правдали?
   -- Нѣтъ, докторъ....
   -- По крайней мѣрѣ, они тотчасъ же употребили какія нибудь сильныя противодѣйствющія средства?
   -- Нѣтъ, никакихъ. Они только прикладывали къ вискамъ холодныя компрессы, давали нюхать уксусъ и жженыя перья.
   -- Какъ? только-то?
   -- Да, докторъ.
   Жоржъ топнулъ ногою съ невыразимымъ гнѣвомъ.
   -- Но это безуміе! проговорилъ онъ глухимъ голосомъ.-- И меня не было тутъ!... А они ничего не сдѣлали серьезнаго при такомъ страшномъ припадкѣ! не попытались зажечь искру жизни въ этомъ тѣлѣ, не пробудить сознанія въ этой душѣ.
   -- Нѣтъ, докторъ....-- Они смотрѣли то на нее, то другъ на друга съ такимъ видомъ, которой не предвѣщалъ ничего хорошаго....--
   -- Долго ли продолжался обморокъ?
   -- Около часа....-- Наконецъ, бѣдняжка пошевельнулась и открыла глаза; они показались мнѣ блуждающими...-- Затѣмъ она приподнялась...-- Лицо ея такъ измѣнилось, что нельзя было узнать ея...-- Она протянула руки къ открытому окну.... Мужъ и г. Фабрицій стали ей что-то говорить.... Но она ничего не слыхала и не видала... Она встала съ постели, держась прямо и неподвижно какъ окостенѣлая, и подошла къ окну....-- Ее хотѣли-было удержать, но она оказалась въ эту минуту сильнѣе троихъ мужчинъ!...-- Она вырвалась отъ нихъ, подошла къ окну и наклонила голову, какъ-бы прислушиваясь къ чему-то; затѣмъ заговорила:-- "Слышите эти удары молота?.... Это строятъ эшафотъ... тамъ.... на площади.... я вижу его..-- На него всходитъ человѣкъ.... Кто это?-- Онъ оборачивается.... Это его лицо.... Онъ говоритъ.... Это его голосъ.... Это онъ... Это...." Она не договорила, но вдругъ захохотала такимъ продолжительнымъ, нервнымъ, страшнымъ хохотомъ, что онъ походилъ скорѣе на хрипѣнье умирающаго и раздиралъ душу, какъ рыданіе...--
   У всѣхъ выступилъ холодный потъ, у меня стучали зубы.
   Доктора переглянулись. Старшій проговорилъ сквозь зубы:-- "Она сошла съ ума, другіе кивнули головою.
   -- О! теперь для меня все понятно! проговорилъ Жоржъ. Ее разбудилъ странный шумъ и ей захотѣлось видѣть... Она подошла къ окошку изъ любопытства и не могла вынести страшнаго зрѣлища.. Видъ осужденнаго, его послѣднія слова произвели на ея крайне нервную натуру, ослабленную уже прежними припадками, громадное впечатлѣніе, которое произвело обморокъ, приливъ крови къ мозгу и сумасшествіе...-- Но можетъ быть это сумасшествіе излечимо?...
   -- Понятно, что мужъ былъ въ отчаяніи, продолжала госпожа Лоріоль, и доктора посовѣтывали ему какъ можно скорѣе отвезти жену въ домъ умалишенныхъ, гдѣ ее будутъ лечить, какъ требуетъ ея положеніе.
   Совѣтъ былъ хорошъ.
   -- Совѣтъ!... повторилъ Жоржъ, съ горькимъ чувствомъ,-- это все что внушило имъ ихъ знанье!...
   -- Г. Фабрицій Леклеръ, племянникъ путешественника, очень хорошій, молодой человѣкъ,-- говорилъ что это необходимо. Мужъ самъ не могъ ни на что рѣшится! Онъ обливалъ слезами руки жены, а она даже не чувствовала ихъ...--
   Это былъ надрывающая сердце сцена, увѣряю васъ...--
   Жоржъ опустилъ голову и заплакалъ.
   

XLI.

   -- Сумасшедшая! повторялъ онъ съ горестью.-- Сумасшедшая!.. Это ужасно! И меня не было здѣсь, чтобы наблюдать за нею!.. чтобы спасти ее еще разъ!... Предчувствіе не обмануло меня!...
   Жоржъ замолчалъ и чрезъ минуту поднялъ голову.
   -- Такъ г. Деларивьеръ уѣхалъ съ женою тотчасъ же послѣ эта-то несчастія? спросилъ онъ.
   -- Нѣтъ, докторъ, не тотчасъ,-- отвѣчала госпожа Лоріоль.-- Эти путешественники, фамилію которыхъ я не знала, такъ что даже не записала въ мою домовую книгу, уѣхали послѣ полудня.
   -- Куда?
   -- На желѣзно-дорожную станцію, а оттуда въ Парижъ Г. Фабрицій Леклеръ сказалъ дядѣ:-- "Мы сегодня же свеземъ мою бѣдную тетушку въ лечебнину..."
   -- Въ какую лечебницу?
   -- Этого ужъ я не знаю.
   -- Не знате ли вы, покрайней мѣрѣ адреса г. Фабриція Леклера?
   -- Нѣтъ, докторъ...
   Жоржа охватило глубокое уныніе.
   Въ этомъ есть что-то роковое, подумалъ онъ. Какъ отыскать ихъ въ такомъ громадномъ городѣ какъ Парижъ.
   Но онъ скоро ободрился.
   -- Нѣтъ, не все еще погибло... подумалъ онъ.-- Г. Деларивьеръ пріѣдетъ къ дочери и я узнаю отъ Эдмеи въ какой лечебницѣ находится ея мать. Притомъ-же племянникъ, Фабрицій Леклеръ,-- парижанинъ, его должны многіе знать...-- Я открою гдѣ онъ живетъ и онъ сведетъ меня къ дядѣ. Наука нынѣ дѣлаетъ чудеса...-- Несчастную умалишенную вылечатъ -- и счастье будетъ возможно.
   И Жоржъ, снова поддавшись надеждѣ, вышелъ изъ отеля Большаго Оленя, оставивъ госпожу Лоріоль въ сильномъ изумленіи отъ того, что онъ принималъ такъ горячо къ сердцу несчастіе путешественниковъ, останавливавшихся мимоѣздомъ, которыхъ никогда и не видалъ прежде и можетъ быть никогда не увидитъ.
   -- У него слишкомъ доброе сердце, -- подумала она въ видѣ заключенья,-- онъ мучится изъ-за незнакомыхъ людей, какъ будто они родные ему! Это ужь черезъ-чуръ неразсудительно.
   Все, что госпожа Лоріоль разсказала доктору, было совершенно справедливо.
   Послѣ ужаснаго отзыва трехъ медиковъ, необходимо было на что нибудь рѣшитѣся.
   Сумасшествіе Жанны было пока тихое, но могло съ каждою минутою перейти въ бѣшенство, и надо было, не теряя времени, отвезти ее въ лечебницу.
   Понятно, г. Деларивьеръ могъ потеряться, когда на него обрушился совершенно неожиданно такой страшный ударъ, тѣмъ болѣе, что онъ не успѣлъ хорошенько отдохнуть отъ вынесенной, наканунѣ душевной тревоги.
   Если невозможно было вылечить Жанну, то всѣ его планы рушились сами собою. Нельзя было жениться на ней, а въ такомъ случаѣ Эдмея оставалась незаконнорожденною, и онъ не имѣлъ даже права дать ей своего имени.
   Г. Деларивьеръ сознавалъ, что вся его жизнь разбита, и не чувствовалъ силы для борьбы съ несчастіемъ. Онъ не отдавалъ себѣ отчета въ происходящемъ и былъ погруженъ въ безмолвное отчаяніе.
   Но вмѣсто него дѣйствовалъ Фабрицій.
   -- Вѣдь вы имѣете ко мнѣ довѣріе, дядюшка? не правда-ли? спросилъ онъ.
   Г. Деларивьеръ вмѣсто отвѣта сжалъ ему руку.
   -- Въ такомъ случаѣ положитесь на меня и предоставьте все мнѣ, а сами постарайтесь ободриться... Ничто еще не погибло.-- Въ Парижѣ есть первоклассные доктора душевныхъ болѣзней...-- Мы обратимся къ самому знаменитому, -- и онъ возвратитъ разсудокъ моей, дорогой тетушкѣ.
   -- Ты серьезно думаешь, что это возможно? проговорилъ г. Деларивьеръ.
   -- Увѣряю васъ честью.
   Въ умѣ Фабриція Леклеръ блеснула внезапная мысль, о которой читатели наши вѣроятно уже догадываются. Они скоро увидятъ, какъ онъ привелъ ее въ исполненіе.
   Онъ объявилъ барону де Ланделли, Матильдѣ и Адели де Спиракъ, рожденной Грелютъ, что сейчасъ-же уѣзжаетъ. Затѣмъ послалъ за каретою, разсчитался съ хозяйкою отеля, и около двѣнадцати часовъ пополудни, дядя, племянникъ и несчастная Жанна отправились на станцію.
   Пріѣхалъ поѣздъ.
   Банкиръ, Жанна и спутникъ ихъ помѣстились въ особомъ отдѣленіе перваго класса,-- и поѣздъ покатилъ къ Парижу.
   Жанна, спокойная и тихая, но съ блуждающимъ взглядомъ, бормотала несвязныя слова, сопровождая ихъ странными жестами.
   По временамъ изъ ея блѣдныхъ губъ вылеталъ продолжительныйвздохъ, за которымъ слѣдовалъ внезапно отрывистый, безумный хохотъ.

* * *

   По уходѣ Жанселина, докторъ Францъ Риттнеръ, который если помнятъ читатели, долженъ былъ обѣдать съ нимъ у Бребана, спряталъ портфель, изъ котораго вынулъ письма, врученныя брату Матильды. Затѣмъ досталъ изъ потайнаго ящика бюро тоненькую записную книжку въ черномъ шагреневомъ переплетѣ и, открывъ ее, сталъ просматривать съ глубокимъ вниманіемъ.
   Почти на каждой страницѣ этой книжки были начертаны красными чернилами различныя фамиліи съ краткими замѣтками, а въ концѣ цифры.
   Риттнеръ прочелъ одну за другою нѣсколько фамилій, сопровождая чтеніе коментаріями въ полголоса.
   -- Дѣвица Ревель...-- проговорилъ онъ. Шестьдесятъ тысячъ франковъ гонорара за мои усердныя попеченія различнаго рода, какъ скоро умретъ бѣдная женщина...-- День, этотъ близокъ...-- Сумасшествіе усиливается съ часа на часъ, чахотка въ послѣднемъ періодѣ... Мнѣ не въ чемъ упрекать себя... Я дѣлалъ все, что могъ; я даже давалъ ей тѣ героическія средства, которыя спасаютъ больнаго... если онъ останется живъ... Но все напрасно... Не пройдетъ и мѣсяца, какъ братъ дѣвицы Ревель надѣнетъ трауръ и будетъ введенъ во владѣніе наслѣдствомъ, которымъ уже управляетъ по закону. Наслѣдство въ восемьсотъ тысячъ франковъ... Лакомый кусочекъ, который придется виконту какъ разъ кстати...-- Благодарность вполнѣ правильна.
   Докторъ вынулъ изъ кармана записной книжки листъ гербовой бумаги и развернулъ его. На немъ было написано твердымъ почеркомъ.
   "Я долженъ доктору Францу Риттнеру сумму въ шестьдесятъ тысячъ франковъ, полученную наличными деньгами, которую слѣдуетъ уплатить ему 25 іюля 1874 года.

"Виконтъ Анри де Ревель.
"Парижъ, 20-го декабря 1873 года".

   -- Отлично! а срокъ платежа совпадаетъ съ эпохою полученія наслѣдства... сумма недурна и будетъ уплачена безъ протеста...
   Докторъ спряталъ благодарность обратно въ карманъ записной книжки и продолжалъ:
   -- Шестьдесятъ тысячъ франковъ конечно немного за такой уходъ и такой рискъ; но я всегда придерживался того мнѣнія, что не слѣдуетъ обирать кліентовъ... впрочемъ изъ небольшихъ ручейковъ образуются большія рѣки. Бѣдная дѣвица Ревель!... Я буду жалѣть о ней... она была мнѣ симпатична.
   -- Маделена Сансье.-- Двадцать пять тысячъ йранковъ, уплаченные впередъ, и четыре тысячи франковъ ежегоднаго пенсіона... Сумашедшая въ двадцать лѣтъ и неизлечимая... Это грустно! Есть семейства, которымъ суждены тяжкія испытанія...
   Риттнеръ улыбнулся.
   Глаза его остановились на одной строчкѣ, гдѣ фамилія была замѣнена тремя звѣздочками.
   -- А!-- проговорилъ онъ -- вотъ такъ паціентка! Пятьсотъ тысячъ франковъ! вѣдь это почти богатство, и я получу эту сумму черезъ шесть недѣль при ликвидаціи громаднаго наслѣдства... И притомъ никакого риска! Я поклялся, что не скажу никому о сумасшествіи этой незнакомки и о томъ, что она находится въ моемъ заведеніи.. Я, какъ медикъ, долженъ хранить тайну. Это мое право и обязанность... Меня вознаграждаютъ за мою скромность по-королевски. Никто не можетъ ничего заподозрить въ этомъ; а какое-же мнѣ дѣло до причинъ, заставляющихъ дѣйствовать людей, которые мнѣ платятъ...
   По мѣрѣ того какъ Францъ Риттнеръ просматривалъ фамиліи и суммы, вписанныя въ его странный memorandum, на лицѣ его все живѣе отражалась алчная радость. Кончивъ, онъ взялъ перо и написалъ на листочкѣ бумаги заглавныя буквы и сумму въ слѣдующемъ порядкѣ:
   
   B. Р. -- 60,000
   М. Е. -- 25.000
   * * * -- 500,000
   Л. Ж. -- 110,000
   X. У. -- 30,000
   T. М. -- 50,000
   I. Б. -- 5,000
   Въ кассѣ -- 900,000
   Продажа практики -- 50,000
   Недвижимое имущество -- 300,000
   
   Онъ провелъ черту подъ сложеніемъ и вскричалъ:
   -- Два милліона сто тридцать тысячъ франковъ, о существованіи которыхъ никогда не узнаютъ мои милые компаньоны! Чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ я ликвидирую... и сдѣлаюсь обладателемъ болѣе чѣмъ двухъ милліоновъ франковъ, которые будутъ тайною для всѣхъ. Тогда я заживу такъ, какъ понимаю жизнь, то есть широко и весело.
   Вдругъ у садовой рѣшетки раздался звонокъ.
   

XLII.

   Францъ Риттнеръ поднялъ голову и сталъ прислушиваться.
   Послышался второй звонокъ.
   -- Посѣтители...-- подумалъ Францъ Риттнеръ, мнѣ необходимо выйти въ пріемную залу.
   Онъ спряталъ въ потайной ящикъ бюро записную книжку и листикъ съ заглавными буквами и цифрами, вышелъ изъ кабинета и заперъ дверь его, повернувъ два раза клюнемъ Затѣмъ прошелъ двѣ смежныя съ нимъ комнаты, спустился съ лѣстницы, ведущей въ садъ, и направился къ павильону на лѣвой сторонѣ, вошелъ въ переднюю и затѣмъ въ залу, меблированную съ строгою роскошью.
   Занавѣси на окнахъ и портьеры были темнозеленыя, бархатныя.-- Стулья, изъ вычерненнаго грушеваго дерева, были обиты такою-же матеріею.
   Два большіе чернаго дерева шкафа, шестнадцатаго столѣтія, съ интрукціями изъ слоновой кости, стояли по двумъ стѣнамъ и доходили почти до карниза.
   На потолкѣ висѣла фламандская мѣдная люстра. Полъ былъ покрытъ одноцвѣтнымъ триповымъ ковромъ. Четыре картины старинныхъ итальянскихъ художниковъ дополняли этотъ ансамбль, нѣсколько темный, но не лишенный характера.
   Въ залѣ сидѣли три особы: г. Деларивьеръ, Жанна и Фабрицій Леклеръ.
   Докторъ Риттнеръ, увидѣвъ послѣдняго, съ трудомъ скрылъ удивленіе.
   Жанна полулежала въ креслѣ, неподвижная, какъ восковая статуя.
   Подлѣ нея сидѣлъ г. Деларивьеръ, держа въ своихъ рукахъ ея руку. Онъ былъ страшно блѣденъ. Въ его воспаленныхъ глазахъ не было болѣе слезъ.
   Фабрицій стоялъ позади ихъ обоихъ и, устремивъ глаза на дверь. ожидалъ, когда появится докторъ, который, онъ зналъ, удивится его присутствію въ своемъ домѣ. Въ ту минуту, какъ Риттнеръ переступилъ черезъ порогъ, взглядъ его встрѣтился со взглядомъ Фабриція, и послѣдній тотчасъ же приложилъ палецъ къ губамъ. Жестъ этотъ ясно выражалъ:
   -- Молчите! Ни слова, ни знака, которые могли бы обнаружить нашу короткость!... Мы незнакомы и не должны знать другъ друга Риттнеръ отвѣтилъ почти незамѣтнымъ движеніемъ вѣкъ и поклонился присутствующимъ.
   Фабрицій подвинулся впередъ, подошелъ къ дядѣ, и докторъ умалишенныхъ обратился не къ г. Деларивьеру, а къ молодому человѣку.
   -- Чему обязанъ я, милостивый государь, чести видѣть васъ въ моемъ домѣ? спросилъ онъ.
   -- Очень печальному обстоятельству (отвѣчалъ Фабрицій голосомъ, въ которомъ слышались слезы.-- Насъ постигло страшное несчастіе..
   Онъ указалъ на Жанну, по прежнему неподвижную, и прибавилъ:
   -- Посмотрите...
   -- Такъ эта дама?... спросилъ докторъ.
   -- Да,-- отвѣчалъ Фабрицій на этотъ недоконченный вопросъ.
   -- Бѣдная женщина!... проговорилъ Францъ съ видомъ глубокаго состраданія.
   -- Громкая слава, которую пріобрѣли вы успѣхомъ вашего леченія, извѣстна всему Парижу... продолжалъ Фабрицій.-- Мнѣ говорили о вашемъ знаніи и о необыкновенныхъ, почти чудесныхъ результатахъ вашей методы... дядя мой и я мы пріѣхали просить васъ исцѣлить дорогую намъ особу.
   Г. Деларивьеръ привсталъ.
   -- О, да! Очень дорогую! проговорилъ онъ, надорваннымъ голосомъ:-- она для меня дороже жизни!...
   Худо сдерживаемое рыданіе вырвалось изъ его груди.
   Когда Фабрицій сказалъ: мой дядя и я, Ф. Риттнеръ невольно вдрогнулъ, но такъ легко, что никто не замѣтилъ этого.
   Онъ взглянулъ прямо въ лицо молодому человѣку, но взглядъ этотъ не произвелъ на послѣдняго никакого впечатлѣнія. Онъ остался -безстрастнымъ какъ и былъ.
   Тогда Риттнеръ перевелъ глаза на банкира и пристально смотрѣлъ на него въ теченія нѣсколькихъ секундъ.
   Горе сдѣлало свое дѣло. Г. Деларивьеръ осунулся и поблѣднѣлъ, тлаза его впали и губы какъ то нервно дрожали, словомъ -- казалось, что онъ постарѣлъ на десять лѣтъ со вчерашняго дня.
   -- Ого! если я не ошибаюсь,-- подумалъ докторъ умалишенныхъ, то Фабрицій еще хитрѣе, чѣмъ я предполагалъ; онъ первостатейный плутъ.
   Онъ сѣлъ рядомъ съ Жанною и взялъ ее за руку. Казалось, она даже не замѣтила этого.
   Риттнеръ около минуты смотрѣлъ на нее пристально, съ тою силою воли, которой обязаны магнетизеры своимъ страстнымъ вліяніемъ.
   Взглядъ его произвелъ желаемое дѣйствіе.
   Жанна, повинуясь какой-то таинственной силѣ, медленно повернула голову и устремила на доктора свои голубые зрачки безо всякаго выраженія, которые смотрѣли, будто ничего не видя, словно подернутые туманомъ.
   Но тѣмъ все и кончилось.
   Напрасно докторъ смотрѣлъ своимъ магнетическимъ взглядомъ въ эти голубые глаза, стараясь проникнуть посредствомъ нихъ въ душу: онъ не вызвалъ ни малѣйшаго движенія въ прекрасной, мраморной маскѣ, которая глядѣла на него по-прежнему пристально и безсознательно.
   -- Полнѣйшее отупѣніе!... проговорилъ Францъ Риттнеръ. Затѣмъ, найдя, вѣроятно, опытъ достаточнымъ, обернулся къ Фабрицію и спросилъ.
   -- Какъ давно больная въ этомъ положеніи?...
   -- Съ сегодняшняго утра, отвѣчалъ Фабрицій.
   -- А прежде никогда не было замѣтно въ ней признаковъ умопомѣшательства?
   Фабрицій обернулся къ дядѣ.
   -- Никогда...-- проговорилъ Деларивьеръ, это въ первый разъ.
   -- Это внезапное помѣшательство, спросилъ опять докторъ, произошло не вслѣдствіе-ли какого нибудь сильнаго нравственнаго страданья, можетъ быть, она вдругъ неожиданно узнала о какомъ нибудь несчастіи?
   -- Нѣтъ, не оттого... отвѣчалъ Фабрицій.
   -- Какъ! Неужели сегодня поутру не случилось ничего такого, отчего эта дама лишилась разсудка?
   -- Ей привелось нечаянно видѣть смертную казнь....
   -- Смертную казнь!-- повторилъ Францъ Риттнеръ съ удивленіемъ. Гдѣ же это?
   -- Въ Мелюнѣ.
   Докторъ опять обмѣнялся со своимъ сообщникомъ краснорѣчивымъ взглядомъ, и сказалъ:
   -- Потрудитесь разсказать мнѣ подробнѣе какъ все это случилось.
   Фабрицій подробно разсказалъ все, что знаютъ уже наши читатели. Такимъ образомъ докторъ узналъ раньше то, что ожидалъ узнать только вечеромъ у Бребана.
   Риттнеръ внимательно выслушалъ разсказъ и задумался на нѣсколько секундъ.
   -- И вы полагаете,-- сказалъ онъ наконецъ, -- что одно только зрѣлище казни произвело умопомѣшательство?
   -- Конечно!...-- отвѣчалъ Фабрицій. Факты доказываютъ это ясно какъ день....-- Больная страшно вскрикнула, затѣмъ упала въ обморокъ и потомъ говорила въ бреду, какъ будто отвѣчая на послѣднія слова, которыя осужденный сказалъ народу:-- "я невиненъ" Я не понимаю, какъ вы можете сомнѣваться.
   -- О! вскричалъ Риттнеръ,-- я увѣренъ въ умопомѣшательствѣ, но сомнѣваюсь въ томъ, дѣйствительно ли оно произошло только отъ этой причины?
   -- И однако....-- началъ-было Фабрицій.
   -- Я задаю себѣ вопросъ, -- прервалъ докторъ, можетъ ли какое нибудь зрѣлище,-- какъ бы оно ни было ужасно, до такой степени разстроить мозгъ?
   -- Но развѣ недостаточно для этого такого жестокаго зрѣлища, какъ смертная казнь? проговорилъ г. Деларивьеръ.
   -- По моему мнѣнію недостаточно, отвѣчалъ докторъ, снова взглянувъ на Фабриція.
   -- И однако я утверждаю, что это единственная причина помѣшательства, отвѣчалъ послѣдній.
   -- Вы такъ думаете, -- сказалъ Риднеръ, -- но вы ошибаетесь.-- Душевныя болѣзни, какъ и тѣлесныя, имѣютъ свои законы.... Испугъ, ужасъ, отвращеніе могутъ произвести нервный припадокъ, приливъ крови,-- какую нибудь болѣзнь; но чтобы вызвать помраченіе разсудка у человѣка, обладающаго всѣми своими умственнными способностями, надо что нибудь другое....
   -- Что вы желаете сказать? спросилъ Фабрицій, я не понимаю васъ...
   -- И я также, прибавилъ банкиръ.
   -- Я сейчасъ объясню вамъ....-- Страшное потрясеніе, вынесенное больною, которое произвело такія ужасныя послѣдствія, по моему мнѣнію, не есть результатъ лишь зрѣлища казни...
   -- Такъ чего же?... спросилъ Фабрицій.-- Что вы хотите сказать?
   -- Позвольте мнѣ предложить вамъ одинъ вопросъ, и простите заранѣе, если онъ покажется вамъ страннымъ.
   -- Спрашивайте.
   -- Не зналъ ли больную и не былъ ли извѣстенъ ей несчастный, голова котораго упала сегодня на эшафотѣ?
   Г. Деларивьеръ и Фабрицій взглянули другъ на друга съ крайнимъ изумленіемъ.
   

XLIII.

   -- О! милостивый государь, -- вскричалъ банкиръ сильно оскорбись вопросомъ, который показался ему и нелѣпымъ, и неумѣстнымъ,-- какъ вы можете допустить, чтобы осужденный на смертную казнь былъ извѣстенъ моей женѣ? Неужели вы предполагаете, что онъ могъ имѣть какое нибудь отношеніе къ ней?
   -- Я ничего не предполагаю, но ищу причину болѣзни, отвѣчалъ Францъ Риттнеръ съ величайшимъ спокойствіемъ. Мое положеніе предписываетъ мнѣ это, и мои разспросы не только очень понятны, но даже необходимы.-- Вы желаете мнѣ поручить исцѣленіе больной.-- Меня удивляетъ результатъ, произведенный на нее, по вашему мнѣнію, единственно только видомъ кровавой сцены...-- Мнѣ кажется, что этой причины недостаточно для умопомѣшательства.... Слѣдовательно должна быть другая причина... Какая?-- я не знаю. Но я долженъ всѣми силами стараться открыть ее, чтобы имѣть возможность бороться съ болѣзнью...-- Я не могу и не хочу дѣйствовать наобумъ, потому что въ такомъ случаѣ леченіе не будетъ имѣть никакого успѣха. Я долженъ знать истину.... Не ошибайтесь въ значеніи моихъ словъ, которыя, увѣряю васъ, не могутъ имѣть для васъ ничего оскорбительнаго.
   -- Извините меня, докторъ, пробормоталъ банкиръ, вы правы, я виноватъ... Будьте снисходительны ко мнѣ, я такъ несчастенъ.
   Г. Деларивьеръ приложилъ платокъ къ влажнымъ глазамъ.
   Докторъ поклонился.
   -- Вы не имѣете никакой надобности въ просьбѣ о снисхожденіи, отвѣчалъ онъ.-- Ваше горестисе положеніе внушаетъ къ вамъ уваженіе и сочувствіе.-- Я попрошу у васъ извиненія въ свою очередь... такъ какъ мнѣ придется еще разспрашивать васъ.
   -- Я къ вашимъ услугамъ.
   -- Въ этомъ свѣтѣ, -- сказалъ Францъ Риттнеръ,-- все возможно, даже и то, что кажется невозможнымъ... Въ самыхъ высокоуважаемыхъ семействахъ случаются иногда выродки, которыхъ близкіе ихъ теряютъ изъ вида. Эти несчастные часто идутъ тѣмъ путемъ, который приводитъ къ преступленію... Въ жилахъ графа Горна, испустившаго духъ на колесѣ, была королевская кровь, и регентъ Франціи называлъ его своимъ кузеномъ.
   -Что вы хотите сказать?
   -- Вполнѣ ли вы увѣрены, что между больною и казненнымъ не было никакого родства -- ни близкаго, ни дальняго?...
   Фабрицій вздрогнулъ.
   Банкиръ возразилъ съ живостью:
   -- Никакого подобнаго родства не могло существовать и не существовало между моею женою и преступникомъ...-- Я вполнѣ убѣжденъ въ этомъ.
   -- Вы жила уже передъ этимъ въ Мелюнѣ хотя нѣсколько времени?
   -- Нѣтъ, мы пріѣхали въ Мелюнъ только вчера утромъ.
   -- Которой годъ больной?
   -- Тридцать пять лѣтъ.
   -- Теперь, пока я знаю все, что мнѣ надо знать, по крайней мѣрѣ въ настоящее время, сказалъ Францъ Риттнеръ, и снова устремилъ пристальный взглядъ на Жанну. Въ умѣ его бродило множество несвязныхъ мыслей. Послѣ непродолжительнаго молчанія, онъ взглянулъ украдкою на Фабриція и проговорилъ серьезнымъ тономъ, обращаясь къ г. Деларивьеру.
   -- Я полагаю, что исцѣленіе возможно.
   Фабрицій настолько совладѣлъ съ собою, что не измѣнилъ себѣ и даже придалъ лицу радостное выраженіе.
   Г. Деларивьеръ, услышавъ о возможности исцѣленія, внезапно всталъ.
   -- Ахъ, докторъ! вылѣчите ее! проговорилъ онъ съ сильнымъ волненіемъ. Возвративъ ей разсудокъ, вы возвратите мнѣ жизнь и никакое доказательство моей благодарности не въ состояніи будетъ достаточно вознаградить васъ. И господинъ Деларивьеръ обнялъ "Капну и прижалъ къ груди. Несчастная женщина осталась холодна и неподвижна какъ статуя.
   -- Остерегитесь, сказалъ докторъ, сейчасъ будетъ припадокъ.
   Г. Деларивьеръ отступилъ шага на два.
   Жанна медленно выпрямилась.
   Ея блуждающій взглядъ неподвижно устремился на одну точку.
   Она подняла правую руку и протянула по направленію къ стѣнѣ, какъ бы указывая на какой-то предметъ, видимый только ею.
   На лицѣ ея выразился такой ужасъ и душевная мука, что оно стало ужасно.
   Францъ Риттнеръ слѣдилъ за всѣми ея движеніями съ жаднымъ вниманіемъ.
   Жанна наклонила голову къ окну, какъ будто прислушиваясь къ шуму, слышному только для нее.
   -- Тсъ.... произнесла она голосомъ сначала слабымъ, какъ дыханіе, но который постепенно становился громкимъ и рѣзкимъ.-- Тсъ!-- Слышите-ли?... Это удары молота... которымъ сколачиваютъ эшафотъ...-- Слышите... Слышите этотъ шумный говоръ... Это шумитъ толпа подъ этимъ окномъ... Слышите стукъ колесъ?.. Это карета, въ которой везутъ осужденнаго... Онъ выходитъ... онъ подымается по ступенямъ... Онъ на эшафотѣ!... Пропустите меня!... откройте занавѣски... откройте окно....-- Я хочу видѣть!...
   Несчастная женщина вдругъ замолчала.
   Она задыхалась. Грудь ея поднималась скоро и порывисто;-- лицо все болѣе блѣднѣло.
   На вискахъ выступилъ потъ.
   -- Я не вижу его...-- снова заговорила она. Мнѣ не видно изъ за священника его лица....-- Мнѣ страшно... Если это онъ... А! священникъ отодвинулся... осужденный оборачивается ко мнѣ...-- Боже милосердный! Это онъ! это...
   Она не договорила и снова стала неподвижна какъ будто окаменѣла отъ ужаса. Глаза ея блуждали, ротъ былъ полуоткрытъ.
   Францъ Риттнеръ бросился къ ней, схватилъ ее за руку и, вперивъ въ нее повелительный взглядъ, сказалъ строго:
   -- Кто же онъ?.. Вы его знаете? Я требую его имени... Говорите, да, говорите же! надо... я приказываю!...
   Съ мунуту казалось, что Жанна, будто поддалась могучему очарованью свѣтлыхъ, полныхъ магнетизма глазъ доктора и хотѣла произнести какое-то имя.
   Губы ея зашевелились.
   Но вдругъ она нахмурилась и, вмѣсто словъ, раздался пронзительный, отрывистый хохотъ, который почти тотчасъ же замеръ.
   Руки ея упали вдоль тѣла и она проговорила глухимъ, безъ всякаго выраженія голосомъ:
   -- Онъ умираетъ невинный!... невинный!... невинный!...
   -- Бѣдная женщина! сказалъ Францъ Риттнеръ и прибавилъ мысленно:-- она хотѣла ужь было назвать его.... Она знаетъ его... Я былъ увѣренъ въ этомъ!...
   Деларивьеръ подошелъ къ доктору, взялъ его за руки и проговорилъ:
   -- Вы добры....-- Вы понимаете, какъ я страдаю...
   -- Конечно, понимаю и жалѣю васъ отъ всей души!
   -- Но не довольно жалѣть меня, надо помочь мнѣ!!-- Вы сейчасъ сказали, что исцѣленіе возможно...
   -- Сказалъ и повторяю.
   -- Такъ вы спасете мою жену?...-- Вы возвратите ей разсудокъ?
   -- Надѣюсь.
   -- А! вы только надѣетесь? проговорилъ съ удивленіемъ банкиръ.-- Но вѣдь надежда не увѣренность... Обманутое ожиданіе только прибавитъ горя.
   -- Повѣрьте, произнесъ докторъ, -- что только гордецъ или безумецъ убѣжденъ въ своей безошибочности. Я имѣю серьезную надежду на успѣхъ, но больше не могу ничего сказать вамъ.
   -- Вы постараетесь всѣми силами ускорить исцѣленіе?
   -- Это моя обязанность и я буду счастливъ, исполняя ее.
   -- Прекрасно, я полагаюсь на васъ... Намъ осталось рѣшить теперь только одинъ вопросъ.
   -- Какой?
   -- Относительно содержанія больной и гонорара.
   Францъ Риттнеръ взглянулъ на Фабриція.
   Тотъ понялъ этотъ взглядъ.
   Банкиръ продолжалъ:
   -- Я не знаю уставовъ вашего заведенія, но какую бы вы не назначили сумму, я согласенъ заранѣе...-- Я богатъ.
   -- Милый дядюшка,-- сказалъ Фабрицій,-- предоставьте мнѣ переговорить объ этихъ подробностяхъ съ г. Риттнеромъ. Я повидаюсь съ нимъ завтра и мы рѣшимъ денежный вопросъ такъ, что вы оба останетесь довольны.
   Г. Деларивьеръ, вмѣсто отвѣта, утвердительно кивнулъ головою и затѣмъ снова обнялъ Жанну.
   -- Я поручаю вамъ, докторъ, то, что мнѣ дороже всего на свѣтѣ... Часто могу я видѣться съ женою?... спросилъ онъ.
   -- Къ величайшему моему сожалѣнію, отвѣчалъ докторъ, я не могу сказать вамъ "да". Когда я начну леченіе, то чѣмъ рѣже вы будете видѣться съ женою, тѣмъ лучше.
   -- Но вѣдь вы не разлучите меня совсѣмъ съ нею?... Это было бы жестоко!...
   -- Вы можете навѣщать ее разъ въ недѣлю.
   -- Только одинъ разъ! этого мало, слишкомъ мало!...
   -- Конечно, но при моей методѣ леченія почти совершенное уединеніе одно изъ главныхъ условій успѣха.
   -- Такъ дѣлать нечего, я постараюсь примириться съ этимъ и буду навѣщать мою жену только разъ въ недѣлю.... Какъ вы полагаете, можетъ ли быть опасно для нея присутствіе дочери?
   -- А! у больной есть дочь, сказалъ Риттнеръ.
   -- Семнадцатилѣтняя дѣвочка. Мы пріѣхали за нею во Францію и радовались, что не разстанемся съ нею больше, какъ вдругъ насъ поразила эта ужасная катастрофа.
   

XLIV.

   -- Какъ давно видѣлись мать и дочь? спросилъ Риттнеръ.
   -- Около двухъ лѣтъ тому назадъ... отвѣчалъ банкиръ.
   -- Въ такомъ случаѣ, видъ дочери можетъ произвести реакцію, но въ настоящее время я нечего не могу сказать утвердительно. Сдѣлайте мнѣ честь, пожалуйте черезъ два дня... Къ тому времени я рѣшу это; но прежде всего мнѣ необходимо изучить темпераментъ больной... Мнѣ надо знать, часто ли будутъ припадки и будетъ ли. она впадать въ бѣшенство.
   -- Такъ вы опасаетесь этого? проговорилъ печально г. Деларивьеръ.-- Вы находите, что умопомѣшательство можетъ перейти въ бѣшенство?...
   -- Я не могу пока ничего сказать, такъ какъ не хочу безъ причины ни слишкомъ тревожить васъ, ни подавать лишней надежды... Но черезъ двое сутокъ я навѣрное узнаю это.
   -- Дай-то Богъ, чтобы вы сообщили мнѣ хорошую вѣсть!-- Вмѣстѣ съ женою, я оставляю вамъ всю мою жизнь...-- Знайте, докторъ, что, послѣ Бога, я надѣюсь только на васъ!
   -- Положитесь совершенно на меня.... отвѣчалъ Риттнеръ.-- Повторяю вамъ, что все, что только возможно сдѣлать, -- будетъ сдѣлано...
   -- И моя благодарность.... -- началъ-было г. Деларивьеръ.
   -- Не будемъ говорить о благодарности прежде времени, прервалъ докторъ,-- и исполнимъ необходимую формальность.
   -- Какую?
   Докторъ умалишенныхъ всталъ и взялъ со стола, стоявшую въуглу, большую, реэстровую книгу, въ зеленомъ переплетѣ, изъ выдѣланной бараньей кожи, съ мѣдными углами и замкомъ, запертымъ на ключъ.
   -- Я записываю въ этой книгѣ, сказалъ онъ, открывъ ее, имя каждой пансіонерки и время поступленія ея въ мое заведеніе. Это правило не допускаетъ исключенія. Потрудитесь продиктовать мнѣ. имя больной.
   -- Жанна Деларивьеръ, жена Мориса Деларивьера, Нью-іоркскаго банкира., отвѣчалъ старикъ.
   -- Очень хорошо, сказалъ Риттнеръ, записывая: госпожа Деларивьеръ (Жанна), 35 лѣтъ, поступила 12 мая 1874 года. И прибавилъ мысленно: "Американскій дядюшка!... Я такъ и думалъ!.. Скоро будетъ что нибудь новенькое" Онъ заперъ книгу и позвонилъ.
   Почти тотчасъ же явился его помощникъ.
   -- Вамъ меня надо, г. директоръ? спросилъ онъ.
   -- Да,-- прошу васъ, мой дорогой собратъ, отвести эту больную во второе отдѣленіе -- отвѣчалъ Риттнеръ, указывая на Жанну.
   -- Въ комнату нижняго этажа?
   -- Нѣтъ!.. въ первый этажъ въ номеръ 5... это самый комфорта"бельный изо всѣхъ.
   -- Хорошо, г. докторъ.
   -- Помѣстите больную и скажите главной надзирательницѣ отдѣленія, чтобы съ больной обходились съ большимъ уваженіемъ и чтобы она пользовалась исключительнымъ уходомъ... Впрочемъ, сейчасъ я самъ скажу ей это и дамъ предписаніе что дѣлать.
   -- Любитъ ли она цвѣты? прибавилъ онъ, обратясь къ банкиру.
   -- Чрезвычайно, отвѣчалъ банкиръ.
   -- Въ такомъ случаѣ, продолжалъ Риттнеръ своему помощнику, молодому нѣмцу, о присутствіи котораго въ заведеніи мы упомянули выше,-- я прошу васъ самихъ наблюдать за тѣмъ, чтобы каждое утро въ комнату больной приносили свѣжіе, разнообразные цвѣты, конечно не душистые.
   -- Хорошо, г. директоръ.
   -- А теперь -- сказалъ докторъ банкиру,-- вооружитесь большимъ запасомъ мужества, спокойствія и надежды вамъ надо разстаться съ вашею больною.
   Но бѣдный г. Деларивьеръ не чувствовалъ ни спокойствія, ни мужества. По лицу его струились слезы. Онъ протянулъ руки къ Жаннѣ и проговорилъ голосомъ, надорваннымъ отъ сдерживаемыхъ рыданій.
   -- Прощай, дорогая подруга моей жизни.... дорогая половина моей души.... Прощай!...
   Молодая женщина болѣе, чѣмъ когда либо походившая въ эту минуту на прекрасную восковую статую, не сдѣлала никакого движенія.
   Банкиръ наклонился и поцѣловалъ ее въ лобъ.
   Но она осталась безстрастна. Казалось, ничто происходившее вокругъ, не касалось ея: какъ будто она была уже мертвая.
   Старикъ зарыдалъ.
   -- Ахъ!-- вскричалъ Тонъ. Уведите ее!... уведите! Она не видитъ, не слышитъ и не узнаетъ меня!-- Это ужь слишкомъ тяжело....
   Онъ закрылъ лицо руками и вдругъ такъ ослабъ, что упалъ бы, еслибы Фабрицій не поддержалъ его. Между тѣмъ Францъ Биттнеръ, взявъ, Жанну за обѣ руки, пытался тихонько заставить ее встать. Затѣмъ сдѣлалъ знакъ -- и помощникъ взялъ ее подъ руку.
   -- Пойдемте, сказалъ онъ ей, пойдемте.
   Она послушно пошла съ нимъ, не оглянувшись.
   Фабрицій старался всѣми силами успокоить банкира, который не переставалъ рыдать.
   -- Милый дядюшка,-- сказалъ онъ, я ненавижу пошлыя утѣшенія и вполнѣ понимаю, что рана вашего сердца не такова, отъ которой можно исцѣлиться, но все-такц долженъ повторить вамъ мудрыя слова доктора -- вооружиться большимъ запасомъ мужества, спокойствія и надежды.
   Вспомните, что г. Риттнеръ обѣщалъ вамъ вылечить мою тетушку... Разлука жестока, но она неизбѣжна....
   -- Человѣческая сила имѣетъ свои предѣлы....проговорилъ г. Деларивьеръ. Мнѣ черезъ-чуръ уже тяжело!... Я хотѣлъ бы умереть...
   -- Умереть! повторилъ Фабрицій когда ничто еще не погибло и даже есть надежда!... Вы забыли, что у васъ есть дочь!-- Вѣдь вы любите мою кузину, Эдмею: вы скоро увидите ее, и ея поцѣлуи доставятъ вамъ великое утѣшеніе.
   -- Эдмея, дочь моя!... Но что дѣлать! горе раздавило меня. Жанна была вся моя радость... вся моя жизнь... а я чувствую, что она умретъ....
   -- Нѣтъ, сто разъ нѣтъ, дорогой дядюшка, она не умретъ! Она будетъ жива... она выздоровѣетъ и станетъ по-прежнему улыбаться вамъ и любить васъ.... Будьте мужчиною, боритесь. Вѣдь вы не одиноки въ мірѣ. Эдмея ваша дочь.... Я сынъ вашей сестры... Мы будемъ вашею опорою въ ожиданіи отсутствующей!
   Г Деларивьеръ взялъ фабрипія за руку и судорожно сжалъ ее. Затѣмъ, какъ бы гальванизированный увѣщаніями молодаго человѣка, собравъ послѣднія силы, отеръ слезы, задушилъ рыданія и поднялъ голову. Онъ казался спокойнымъ теперь; но это обманчивое спокойствіе было ужаснѣе самаго отчаянія.
   Онъ не смѣлъ выговорить ни слова, чтобы опять не разрыдаться.
   Фабрицій видѣлъ это и поклонился Францу Риттнеру, который молча проводилъ дядю и племянника до садовой рѣшетки, выходившей въ улицу Рафе, гдѣ ихъ ожидала карета.
   -- Въ Грандъ-Отель!.. сказалъ Фабрицій,-- и карета покатилась къ Парижу.
   Въ первую половину пути г. Деларивьеръ и Фабрицій не обмѣнялись ни однимъ словомъ.
   Наконецъ, банкиръ тялело вздохнулъ.
   -- Я боюсь!-- проговорилъ онъ мрачно. Какъ ни стараюсь урезонить себя.... но мнѣ все-таки страшно....
   -- Чего же вы боитесь, дядюшка!
   -- Чтобы этотъ домъ не былъ могилою Жанны.... пожалуй она не выйдетъ изъ него не только здоровою, но и живою...
   -- Этотъ страшный ударъ сильно потрясъ васъ и вы все видите въ черномъ цвѣтѣ... отвѣчалъ Фабрицій. Но при первыхъ признакахъ выздоровленія взглядъ вашъ на будущее измѣнится.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, ты надѣешься, что Жанна, выздоровѣетъ? спросилъ г. Деларивьеръ съ живостью.
   -- Я нисколько не сомнѣвась.
   -- Этотъ докторъ внушаетъ тебѣ довѣріе?
   -- Но кто же можетъ не имѣть довѣрія къ нему? Я не знаю его лично, но онъ пользуется такою репутаціею, что даже другіе доктора, его собраты, не смѣютъ порицать его и отзываются о немъ съ уваженіемъ... Онъ славится глубокими познаніями по своей спеціальности и въ особенности великолѣпными результатами своей методы леченія, повторяющейся ежедневно.
   Онъ возвратилъ разсудокъ огромному числу больныхъ, и невозможно перечислить всѣхъ семействъ, благословляющихъ его!... Вы видите, какъ онъ простъ въ обращеніи... онъ ненавидитъ шарлатанства... Онъ не наговорилъ вамъ никакихъ пустыхъ фразъ... не хотѣлъ обѣщать ничего.. Онъ сказалъ вамъ только: "надѣйтесь"!... Какое-то внутреннее чувство, которому я твердо вѣрю, говоритъ мнѣ, что онъ сказалъ это не даромъ....
   -- Ну, такъ я буду надѣяться! вскричалъ банкиръ. Если докторъ Риттнеръ возвратитъ мнѣ Жанну, ты будешь моимъ добрымъ геніемъ.
   Наступило снова молчаніе.
   Мы знаемъ о чемъ думалъ г. Деларивьеръ.
   Что касается Фабриція, то онъ изобрѣталъ способы какъ бы заставить дядю болѣе чѣмъ когда либо заняться его состояніемъ, такъ, какъ, послѣ всѣхъ этихъ неожиданныхъ событій, планы старика относительно будущаго могли совершенно измѣниться.
   

XLV.

   -- Милый дядюшка, сказалъ Фабрицій, болѣзнь тетушки совершенно измѣняетъ или по крайней мѣрѣ принуждаетъ отложить наше путешествіе. Какъ вы разсчитываете поступить?
   -- Я хочу поселиться въ Парижѣ.
   -- Совсѣмъ?
   -- Да.
   -- А ликвидація вашей конторы?
   -- Мы съѣздимъ оба въ Нью-Іоркъ и въ нѣсколько дней покончимъ ее, отвѣчалъ г. Деларивьеръ.
   -- Такъ вы уже не хотите оставить меня тамъ управлять вашими дѣлами?
   -- Нѣтъ.
   Молодой человѣкъ вздрогнулъ отъ душевной тревоги.
   -- Но будь спокоенъ, прибавилъ г. Деларивьеръ, ты нисколько не проиграешь... Мы возвратимся вмѣстѣ въ Парижъ... Ты заслужилъ вполнѣ мою привязанность твоею трогательною преданностью... У меня не хватитъ силъ разстаться съ тобою... Я хочу провести мою остальную жизнь, окруженный тѣми, кого люблю. Когда Жанна выздоровѣетъ, мы всѣ будемъ жить вмѣстѣ... Я буду думать, что у меня двое дѣтей. Эдмея будетъ твоею сестрою, а ты моимъ сыномъ... Какъ ты находишь этотъ планъ?
   -- Я скажу, что такое счастье превосходитъ мои ожиданія и въ особенности мои заслуги! воскликнулъ Фабрицій, сіяя радостью.
   -- Я очень радъ, что такая будущность нравится тебѣ. Подумаемъ теперь о томъ, что надо сдѣлать прежде всего... Я не могу жить въ отелѣ, особенно если возьму изъ пансіона Эдмею... Я задохнусь, живя въ центрѣ города... Мнѣ хотѣлось бы купить какое нибудь хорошее имѣніе въ окрестностяхъ Парижа. Я знаю, что Жанна также желала этого.
   -- Что вы подразумѣваете подъ окрестностями Парижа, дядюшка?
   -- Пасси, Нейльи, Булонь, Сюрень....
   -- Отлично...-- Я знаю въ Нейльи одну виллу, которая, думаю, понравиться вамъ... Она продается... Если вамъ угодно, я съѣзжу завтра, посмотрю ее....
   -- Я полагаюсь на тебя.... Поѣзжай и купи ее на мое имя.
   -- Но вы должны же по крайней мѣрѣ знать цѣну.
   -- Я уполномочиваю тебѣ на все.
   -- Благодарю за довѣріе, но я не куплю безъ вашего согласія и безъ того, чтобы вы не посмотрѣли виллу.
   -- Еще недостаточно, если она понравиться мнѣ. Надо также, чтобы она нравилась вамъ и кузинѣ Эдмеѣ....
   -- Бѣдняжка, Эдмея!-- проговорилъ банкиръ; какой ударъ для нея болѣзнь матери!
   -- Я думаю, дядюшка, что ей нельзя сказать вдругъ объ этой печальной новости.
   -- Конечно.-- Мы ее приготовимъ постепенно, но во всякомъ случаѣ я хочу сегодня же взять ее изъ пансіона.
   -- Можетъ быть лучше бы отложить на нѣсколько дней.
   -- Нѣтъ.-- Жанна писала ей изъ Марсели. Она дожидается насъ.-- Она будетъ безпокоиться отчего мы не ѣдемъ.
   -- Но что же мы ей скажемъ, когда она спроситъ, почему съ нами нѣтъ ея матери?
   -- Я придумаю какой нибудь предлогъ, которымъ она должна будетъ удовлетвориться. Къ тому же, мнѣ очень хочется поскорѣе обнять ее...-- По крайней мѣрѣ, если подлѣ меня нѣтъ матери, то будетъ дочь, въ ожиданіи когда я обниму ихъ обѣихъ вмѣстѣ....
   Карета остановилась.
   Банкиръ, каждый разъ когда пріѣзжалъ въ Парижъ, останавливался въ Грандъ-Отелѣ. Онъ телеграфировалъ изъ Марсели -- и его номеръ, одинъ изъ лучшихъ въ первомъ этажѣ, ожидалъ его уже двое сутокъ.
   Г. Деларивьеръ не чувствовалъ никакого аппетита, какъ почти всегда бываетъ съ сильно разстроеннымъ человѣкомъ, но Фабрицій уговорилъ таки его съѣсть что нибудь для подкрѣпленія силъ.
   Одному изъ слугъ отеля велѣли нанять коляску и послать экипажъ за багажемъ на станцію Парижско-Марсельской линіи.
   Дядя и племянникъ сѣли въ коляску, и Фабрицій далъ извощику адресъ пансіона въ Сенъ-Манде.
   Ровно въ шесть часовъ, молодой человѣкъ позвонилъ у той самой двери, предъ которою по утру стоялъ Жоржъ Вернье съ сильно бьющимся сердцемъ.
   Привратникъ отворилъ.
   Г. Деларивьеръ сказалъ, что желаетъ видѣть начальницу пансіона.
   -- Она въ столовой съ воспитанницами, отвѣчалъ привратникъ. Но обѣдъ скоро кончится, и если вамъ, господа, угодно войдти....
   -- Передайте, пожалуйста, мою карточку начальницѣ пансіона, сказалъ банкиръ.
   -- Сейчасъ, но прежде я буду имѣть честь проводить васъ.
   Онъ провелъ г. Деларивьера и Фабриція въ пріемную залу въ нижнемъ этажѣ, гдѣ стояли стулья, круглый столъ, рояль, а стѣны были увѣшаны множествомъ картинъ, рисованныхъ сепіею, акварелью и масляными красками въ роскошныхъ рамахъ: все это были труды воспитанницъ.
   Г. Деларивьеръ сѣлъ въ кресло съ грустнымъ видомъ; Фабрицій молчалъ, не смѣя нарушить его печальныхъ думъ.
   Они не долго дожидались.
   Минутъ черезъ пять вошла начальница пансіона.
   У нея была веселая физіономія смѣтливой особы, умѣющей отлично вести свои дѣлишки.
   -- Наша милая Эдмея, сказала мнѣ сегодня по утру, что вы скоро пріѣдете,-- проговорила она, подавая руку г. Деларцвьеру.-- но такъ какъ уже не рано, то я и не разсчитывала васъ видѣть сегодня.... Эдмея будетъ очень рада, что можетъ обнять васъ...-- Какъ здоровье госпожи Деларивьръ?
   -- Моя жена не совсѣмъ здорова.... неожиданная болѣзнь...-- отвѣчалъ банкиръ съ смущеніемъ.
   Это смущеніе не ускользнуло отъ проницательнаго взгляда начальницы пансіона; къ тому же ее поразила перемѣна, происшедшая въ лицѣ банкира; но у нея было слишкомъ много такта, чтобы показать, что она что бы ни было замѣчаетъ.
   -- Надѣюсь, болѣзнь не серьезная? сказала она съ выраженіемъ живаго участія.
   -- Нѣтъ, не серьезная...-- Госпожа Деларивьеръ не пріѣхала со мною только потому, что ее очень утомило продолжительное путешествіе... Она очень сожалѣетъ, что это лишаетъ ее возможности выразить вамъ свою благодарность за ваше попеченіе о нашей дочери.
   -- Я пошлю сказать Эдмеѣ.
   -- Позвольте прежде высказать вамъ мои намѣренія относительно ея.
   -- Вы хотите похитить ее у меня?
   -- И даже сегодня.
   -- Я не скоро утѣшусь въ этой разлукѣ.-- Я люблю эту кроткую, милую дѣвушку, которую впрочемъ всѣ здѣсь очень любятъ....ноя уже была приготовлена къ тому, что каждую минуту лишусь ея.-- Воспитаніе ея окончено и, смѣю сказать, блистательнымъ образомъ... Слѣдовательно, не смотря на мою искреннюю печаль, я не могу не одоб рить вашего намѣренія...-- Эдмеѣ нужна теперь семейная и свѣтская жизнь.
   -- Я буду вамъ очень благодаренъ, если вы пошлете сказать ей, что я здѣсь.
   Начальница пансіона позвонила и отдала какое то приказаніе вошедшей служанкѣ.
   -- Кромѣ того, я попрошу у васъ позволенія продолжалъ банкиръ,-- свести наши счеты за послѣдній годъ...
   -- Но къ чему же такъ спѣшить... мы еще успѣемъ....
   -- Прошу васъ.
   При такой настоятельной просьбѣ начальница пансіона поклонилась и ушла въ сосѣднюю комнату написать счетъ.
   Г. Деларивьера сильно взволновала мысль, что онъ скоро обниметъ Эдмею, живое изображеніе его дорогой Жанны.
   Фабрицій, видѣвшій Эдмею четыре года тому назадъ, когда она была еще милымъ, граціознымъ ребенкомъ, ожидалъ съ любопытствомъ и ненавистью прихода этой незаконнорожденной, которая, какъ онъ говорилъ себѣ мысленно, похищала у него третью часть богатства его дяди, тѣмъ болѣе, что къ этой части должна была еще вскорѣ прибавиться доля ея матери.
   Гувернантка, которой служанка сказала, что начальница пансіона зоветъ Эдмею, сообщила объ этомъ послѣдней.
   Молодая дѣвушка пошла съ трепетомъ, раздумывая о томъ, зачѣмъ зоветъ ея начальница?
   Неужели она узнала, что Эдмея говорила тайкомъ съ Жоржемъ въ Венсенскомъ лѣсу?
   При одной этой мысли молодая дѣвушка вспыхнула, какъ будто на ея совѣсти лежалъ какой нибудь важный грѣхъ...
   Дрожащею рукою взялась она за ручку двери, ведущей въ залу, думая, что ее ожидаетъ тамъ начальница; но, переступивъ порогъ, вмѣсто ея строгаго лица увидѣла своего отца, который стоялъ, протянувъ къ ней руки.
   Страхъ ея мгновенно исчезъ. Она радостно вскрикнула и бросилась ему на шею.
   -- Милый, милый папа! проговорила она, -- какъ я рада!.. какъ я счастлива! какъ я люблю тебя! Поцѣлуй меня еще разъ!
   И она осыпала поцѣлуями щеки отца, который не оставался у нея въ долгу.
   -- Милочка моя! дорогая моя! голубка моя! какъ ты выросла! какъ, похорошѣла! говорилъ онъ.
   Вдругъ Эдмея опустила руки и, тревожно взглянувъ вокругъ", вскричала:
   -- Но отчего же ты пріѣхалъ одинъ?.. Я хочу видѣть маму... гдѣ; мама?
   

XLVI.

   Банкиръ сдѣлалъ надъ собою нечеловѣческое усиліе удержать слезы, готовыя хлынуть... Онъ смутился и ще зналъ что отвѣтить.
   -- Отчего ты не отвѣчаешь мнѣ? спросила Эдмея, вспомнивъ, что говорилъ докторъ Вернье.-- Мама больна?-- я увѣрена въ этомъ.
   -- Успокойся, дитя мое, проговорилъ банкиръ, -- правда, мама твоя была больна, но теперь ей гораздо лучше... она не пріѣхала со мною потому только, что еще чувствуетъ небольшую слабость, которая удержитъ ее нѣсколько дней въ Мелюнѣ, гдѣ мы остановились...-- Я такъ спѣшилъ обнять тебя, что не хотѣлъ и дождаться, пока она совсѣмъ поправится.
   -- Такъ мы поѣдемъ къ ней? сказала стремительно молодая дѣвушка.
   -- Нынѣшній вечеръ нельзя... слишкомъ поздно.
   -- Тогда завтра.
   Г. Деларивьеръ снова замялся.
   Фабрицій поспѣшилъ помочь ему.
   -- Да, конечно завтра,-- сказалъ онъ.
   Эдмея, услыхавъ голосъ незнакомца, на котораго до сихъ порѣне обратила ни малѣйшаго вниманія, вздрогнула и обернулась къ нему.
   Племянникъ банкира поклонился ей съ улыбкой.
   Молодая дѣвушка отвѣтила на его поклонъ, затѣмъ устремила на отца взглядъ, который ясно говорилъ:
   -- Кто этотъ господинъ?
   Банкиръ понялъ этотъ безмолвный вопросъ.
   -- Какъ? сказалъ онъ, неужели Фабрицій такъ измѣнился въ четыре года, что ты не узнаешь его?
   Эдмея покраснѣла.
   -- Извините меня, кузенъ,-- проговорила она,-- четыре года тому я была маленькою дѣвочкою, настоящею школьницею и притомъ же четыре года,-- это такъ давно!!! Не сердитесь на меня, что я немного забыла ваше лицо.... Теперь я узнаю васъ....
   -- Виноваты не вы, а я, кузина, отвѣчалъ Фабрицій, пожавъ руку, которую подала ему Эдмея, -- мнѣ слѣдовало-бы пріучить васъ видѣть иногда мою физіономію, и тогда вы не совсѣмъ-бы забыли ея.
   -- Такъ вы даете мнѣ слово, что моя мать почти совсѣмъ поправилась и что я увижу ее завтра?
   -- Да, кузина.
   -- Хорошо, я вѣрю вамъ.
   Молодая дѣвушка опять вспомнила какъ Жоржъ Вернье увѣрялъ ее, что мать ея не подвергается никакой опасности и потому не трудно было убѣдить ее.
   -- Ты сегодня возьмешь меня съ собою, отецъ? спросила она, обнявъ его шею обѣими руками.
   -- Да, моя милочка. Поди-же, приготовь свои вещи, которыя пришлютъ тебѣ сегодня вечеромъ въ Грандъ-Отель, гдѣ я остановился, и простись съ твоими подругами... Мы подождемъ тебя.
   -- Зачѣмъ проститься? спросила съ удивленіемъ молодая дѣвушка. Развѣ ты совсѣмъ берешь меня изъ пансіона?
   -- Да, моя голубка.
   -- И я больше не разстанусь съ вами?
   -- Надѣюсь, что такъ.
   -- Ахъ какое счастье! какъ я рада! Я буду всегда съ гобою и съ мамою! Можно сойти съ ума отъ радости! Я сейчасъ сбѣгаю въ гардеробную и въ садъ...-- Я скоро вернусь.-- Я не стану переодѣваться... черезъ четверть часа я буду готова...
   И, осыпавъ отца звонкими поцѣлуями, Эдмея выбѣжала изъ залы.
   Пансіонерки отобѣдали и наслаждались въ саду вечернею рекреаціею.
   Эдмея подбѣжала къ Мартѣ.
   -- Что у тебя за радость? спросила послѣдняя. Ты такъ и сіяешь?
   -- За мною пріѣхалъ отецъ! отвѣчала Эдмея.
   -- Ты уѣзжаешь сегодня?
   -- Сейчасъ-же.
   -- Совсѣмъ?
   -- Совсѣмъ, моя милая.
   Марта нахмурила брови.
   -- Что съ тобою? спросила съ живостью Эдмея, -- развѣ ты не рада моей радости?
   -- Во первыхъ я вовсе не рада, что лишусь тебя, моего единственнаго друга, а потомъ я думаю о г. Жоржѣ.
   Эдмея вздрогнула.
   -- Что онъ скажетъ, когда узнаетъ, что тебя нѣтъ уже здѣсь? Онъ не будетъ знать, гдѣ отыскать тебя... прибавила Марта.
   -- Узнаетъ,-- прервала Эдмея.
   -- Какъ?
   -- Г. Жоржъ сказалъ мнѣ, что онъ докторъ въ Мелюнѣ и лечитъ мою мать, которая еще не совсѣмъ поправилась, а отецъ повезетъ меня завтра въ Мелюнъ: тамъ мнѣ будетъ гораздо свободнѣе, чѣмъ здѣсь... я могу говорить не скрываясь съ г. Жоржемъ, и, конечно, мы найдемъ какой нибудь удобный случай признаться моимъ родителямъ, что любимъ другъ друга.
   -- Это правда... проговорила, вздохнувъ, хорошенькая брюнетка. Ты счастлива, я вполнѣ понимаю это... Но что-же станется со мною безъ тебя? Я непремѣнно умру здѣсь со скуки...
   -- Я буду писать тебѣ длинныя письма... и буду увѣдомлять тебя обо всемъ. Буду часто навѣщать тебя; а когда настанутъ каникулы, мы проведемъ ихъ вмѣстѣ... Это будетъ чудесно!!...
   -- Эта перспектива немного утѣшаетъ меня...
   -- Пойдемъ, помоги мнѣ...
   Молодыя дѣвушки пошли въ классныя комнаты, затѣмъ въ дортуаръ и наконецъ въ бѣлевую, чтобы собрать книги, бѣлье и платья Эдмеи, которыя слѣдовало отослать вечеромъ въ Грандъ-Отель.
   Между тѣмъ г. Деларивьеръ расплатился съ начальницею пансіона и щедро одарилъ прислугу.
   Эдмея возвратилась вмѣстѣ съ Мартою, которая не хотѣла разставаться съ нею до послѣдней минуты и представила ее отцу, какъ самую любимую подругу.
   Начальница пансіона сказала нѣсколько трогательныхъ словъ разстававшейся съ нею воспитанницѣ.
   Раздались поцѣлуи, сопровождаемые слезами, затѣмъ Эдмея сѣла въ карету съ отцемъ и кузеномъ, и дверь пансіона, гдѣ протекло ея безпечное дѣтство и первые счастливые годы юности, затворилась за нею безъ шума.
   Они пріѣхали въ Грандъ-Отель около девяти часовъ вечера, отобѣдали въ комнатѣ банкира, и Фабрицій уѣхалъ, обѣщая завтра поутру осмотрѣть имѣніе въ Нейльи и потомъ завтракать съ дядею и кузиною.
   Эдмея была въ восторгѣ отъ мысли, что будетъ жить въ прелестномъ домѣ съ большимъ паркомъ, близъ самаго Парижа.

* * *

   Фабрицій жилъ въ улицѣ Клиши, въ нижнемъ этажѣ павильона, стоявшаго въ глубинѣ двора и принадлежавшаго къ большому дому.
   Онъ возвратился домой сильно уставшимъ и хотѣлъ тотчасъ-же лечь, чтобы хорошенько выспаться, но его остановилъ на дорогѣ привратникъ.
   -- Г. Леклеръ,-- сказалъ онъ,-- шаря въ ящикѣ, на каждомъ отдѣленіи котораго была означена фамилія какого нибудь жильца, къ вамъ есть письмо.
   -- Городское, спросилъ машинально Фабрицій.
   -- Должно быть, судя по тому, что его принесъ сегодня вечеромъ разсыльный одного большаго ресторана на бульварѣ... забылъ какого.
   Фабрицій взглянулъ на адресъ и узналъ почеркъ Рене Жанселина. Затѣмъ вынулъ изъ кармана ключъ и вошелъ въ нижній этажъ павильона.
   Слуга его, Лоранъ, спалъ въ передней, сидя на креслѣ во вкусѣ шестнадцатаго столѣтія.
   Молодой человѣкъ разбудилъ его, велѣлъ зажечь лампу и вошелъ въ спальню, куда вскорѣ явился и Лоранъ съ заспанными глазами.
   -- Не было-ли кого нибудь сегодня безъ меня? спросилъ Фабрицій.
   -- Нѣтъ, сударь.
   -- А вчера послѣ того, какъ я уѣхалъ?
   -- Никого.
   -- Хорошо... мнѣ не надо васъ, можете идти.
   Лоранъ не заставилъ повторять приказанія и Фабрицій распечаталъ письмо Рене Жанселина, брата Матильды.
   Въ немъ было слѣдующее:
   "Я пишу вамъ отъ Бребана, гдѣ докторъ объяснилъ мнѣ, что вы не можете, но очень важнымъ причинамъ отобѣдать сегодня со мною какъ мы условились.
   "Но во всякомъ случаѣ доктору и мнѣ необходимо видѣть васъ сегодня.
   "Мы будемъ дожидать васъ до четверти двѣнадцатаго въ кабинетѣ номеръ 6.

"Жму вамъ руку.
"Рене".

   -- Чтобы чортъ ихъ побралъ! пробормоталъ молодой человѣкъ, взглянувъ на часы.
   Они показывали безъ четверти одиннадцать.
   

XLVII.

   Фабрицій надѣлъ опять шляпу, взялъ перчатки и вышелъ изъ комнаты.
   Онъ засталъ въ передней Лорана, запиравшаго на ключъ дверь, выходившую во дворъ.
   -- Не запирайте, -- сказалъ онъ, -- я ухожу.
   -- Но вы только-что вернулись, -- вскричалъ слуга.
   Фабрицій промолчалъ.
   -- Прикажете дожидаться васъ или я могу лечь спать? спросилъ.Лоранъ грустнымъ тономъ.
   -- Ложитесь... отвѣчалъ Фабрицій.,
   -- Такъ добрый вечеръ, сударь...-- Если вы будете играть въ карты, то по крайней мѣрѣ постарайтесь выиграть порядочную сумму, потому что на васъ трудно угодить, когда вы въ проигрышѣ... Вы тогда всегда придираетесь ко мнѣ, что мнѣ кажется очень несправедливымъ...
   -- Не бойтесь ничего, отвѣчалъ Фабрицій, невольно улыбнувшись и поспѣшно вышелъ на улицу.
   Мимо ѣхалъ порожній купэ.
   Онъ сѣлъ въ него и менѣе чѣмъ черезъ четверть часа подъѣхалъ къ ресторану Бребана, обдумавъ въ продолженіи пути все случившееся со вчерашняго дня.
   Онъ прошелъ въ 6 номеръ и засталъ тамъ своихъ компаньоновъ которые сидѣли, облокотясь локтями на столъ, и курили. Предъ ними стояла бутылка замороженнаго шампанскаго въ холодильникѣ изъ накладнаго серебра, чашки съ кофе, бутылки съ ликерами и ящики съ сигарами
   Лица ихъ выражали то блаженное ощущеніе довольства, которое слѣдуетъ за сытнымъ и лакомымъ обѣдомъ.
   -- Браво! вскричалъ братъ Матильды, -- теперь нѣтъ еще пяти минутъ двѣнадцатаго! Вы аккуратны, какъ судебный приставъ! А мы немножко побаивались, чтобы ваше новое занятіе гида иностранца въ Парижѣ не помѣшало вамъ явиться на мой призывъ.
   -- Ваше письмо не допускало отлагательствъ, отвѣчалъ Фабрицій.-- Я пришелъ, но проклиная васъ, потому что страшно усталъ и мнѣ смертельно хочется спать... Я только что собирался лечь.
   И онъ бросился на классическій диванъ, играющій важную роль въ особыхъ комнатахъ.
   -- Обѣдали-ли вы? спросилъ Риттнеръ..
   -- Обѣдалъ.
   -- Хотите ужинать?
   -- Нѣтъ! Поговоримъ поскорѣе, такъ какъ вѣроятно есть о чемъ переговорить,-- скажу вамъ откровенно, что мнѣ сильно хочется поскорѣе улизнуть отъ васъ.
   -- Но мнѣ кажется, отвѣчалъ Рене Жанселинъ, что у васъ должно быть кое что поразсказать намъ, затѣмъ-то и призвали васъ, не теряя времени.
   Лицо Фабриція стало пасмурно.
   -- Чортъ возьми!-- проговорилъ онъ,-- вы прекрасно сдѣлали бы, еслибы дали мнѣ выспаться... Мои новости не слишкомъ отрадны...
   -- Какъ такъ?-- спросилъ докторъ Риттнеръ. Вѣдь когда выбыли у меня въ Отейлѣ и говорили о причинахъ помѣшательства вашей тетушки съ лѣвой руки, то разсказывали о казни. Развѣ, можетъ быть, вы умолчали о какихъ нибудь непріятныхъ подробностяхъ?
   -- Относительно казни нѣтъ.-- Все произошло такъ, какъ я разсказалъ вамъ. Опасность не тамъ.
   Рене Жанселинъ поблѣднѣлъ.
   -- Развѣ есть опасность?... спросилъ онъ.
   -- Я боюсь, что такъ, или лучше сказать, я увѣренъ въ этомъ.
   -- Но какая-же опасность? Объясните!!-- проговорилъ Риттнеръ съ безпокойствомъ.
   -- Прежде всего, налейте мнѣ стаканъ замороженнаго шампанскаго... Мнѣ кажется, у меня лихорадка, горю точно въ огнѣ.
   Рене поставилъ передъ Фабриціемъ бокалъ.
   Францъ Риттнеръ наполнилъ его шампанскимъ, и молодой человѣкъ выпилъ съ жадностью.
   -- Теперь, говорите скорѣе, сказалъ докторъ. Если есть опасность, то какая? И отъ кого надо ожидать ея?
   -- Опасность въ Мелюнѣ и угрожаетъ со стороны одного матроса, находящагося въ работникахъ у одной старухи, по прозванію "вдова Галетъ"; она отпускаетъ на прокатъ лодки.
   -- Мы требуемъ рѣшенія загадки.
   -- Вотъ оно:-- этотъ матросъ во время... несчастнаго происшествія жилъ на другомъ берегу Сены, почти какъ разъ противъ самого того мѣста, гдѣ я сдѣлалъ то... что долженъ былъ сдѣлать для нашего общаго спасенія.
   -- Онъ васъ видѣлъ? спросилъ съ живостью Рене.
   -- Нѣтъ.
   -- Но подозрѣваетъ васъ?
   -- И то нѣтъ.
   -- Такъ гдѣ-же опасность?
   -- Подождите! Этотъ матросъ пьянчуга, родъ животнаго, напалъ случайно на слѣдъ... Вчера, когда мы катались на лодкѣ, онъ разсказалъ о своихъ предположеньяхъ и догадкахъ на счетъ этого, и утверждалъ, что осужденный невиненъ или по крайней мѣрѣ былъ слѣпымъ, безсознательнымъ орудіемъ...-- Меня пробирала дрожь, когда я слушалъ его, и мнѣ надо было порядочную дозу мужества не выдать себя...
   -- Что же открылъ этотъ матросъ?
   -- Слѣды сапоговъ съ каблуками изящной работы, -- моихъ, которые отпечатались на снѣгу, подмерзшемъ на днѣ лодки, порученной его присмотру; я не хотѣлъ идти по мосту и переѣхалъ на ней, чтобы поскорѣе добраться до мѣста.
   -- Эти слѣды ничего не доказываютъ противъ васъ, тѣмъ болѣе, что когда снѣгъ растаялъ, они исчезли...-- Сообщилъ этотъ матросъ о нихъ и о своихъ комментаріяхъ судебному слѣдователю?
   -- Нѣтъ, не пикнулъ...-- Онъ боится правосудія какъ огня, и полиція внушаетъ ему непреодолимый ужасъ...
   -- Вотъ-что! отчего-же такъ?
   -- Неизвѣстно отчего, но это легко узнать, и я узнаю.
   -- Если нѣтъ ничего другаго, кромѣ этой исторіи про сапоги съ каблуками, сказалъ докторъ, то, я думаю, вы тревожитесь напрасно и можете спать спокойно.
   -- Къ несчастію, есть и другое, отвѣчалъ Фабрицій глухимъ голосомъ.
   -- Что еще?
   -- Матросъ далъ намъ понять, что, кромѣ догадокъ, у него есть нѣчто важное въ родѣ вещественной улики, доказывающей существованіе сообщника.
   -- Ахъ, чортъ возьми!
   -- Я старался добиться, чтобы онъ все высказалъ, но онъ подумалъ, что я смѣюсь надъ нимъ или, можетъ быть, смекнулъ, что и безъ того уже довольно проболтался... Какъ-бы то ни было, но съ этой минуты онъ сталъ отвѣчать мнѣ уклончиво, такъ что я ничего не могъ допытаться больше.
   -- Словомъ, онъ отказался объясниться на счетъ этого "нѣчто важнаго"?
   -- Отказался...-- Какъ я его искусно ни допрашивалъ,-- онъ ничего не говорилъ, и это-то упорство въ особенности заставляетъ меня предполагать, что у него дѣйствительно есть какое нибудь важное доказательство.
   -- Но его первоначальный разсказъ и внезапное молчаніе могли надоумить васъ, что это за тайна, которую онъ скрываетъ?... сказалъ Рене Жанселинъ.
   -- Я не могъ догадаться, какъ ни ломалъ голову.
   Риттнеръ, послѣ нѣсколькихъ минутъ глубокаго размышленія, сказалъ:
   -- Будемъ дѣйствовать по способу американскаго романиста Поэ и французскаго романиста Габоріо, то есть посредствомъ индуктивнаго метода.-- Матросъ видѣлъ отпечатокъ вашихъ слѣдовъ въ своей лодкѣ?...
   -- Да -- Вы переѣхали обратно на той-же лодкѣ и къ тому-же мѣсту, гдѣ взяли ее?
   -- Конечно.-- Я привязалъ ее не морскимъ узломъ и матросъ уже по одному этому обстоятельству догадался, что ночью ее отвязывали
   -- Чортъ возьми! Вы сказали, что этотъ молодчикъ въ родѣ животнаго, а мнѣ такъ кажется, что онъ продувной малый!
   -- Онъ грубъ какъ животное... но вовсе не глупъ.
   -- Не уронили-ли вы нечаянно въ лодку, продолжалъ Риттнеръ какой нибудь, принадлежащей вамъ вещи?
   -- При мнѣ ничего не было.?
   -- Подумайте хорошенько. Вы слѣдили за судопроизводствомъ и видѣли улики.-- Всѣ-ли онѣ были на лицо?
   Фабрицій задумался.
   -- Всѣ, отвѣчалъ онъ черезъ минуту. Я увѣренъ въ этомъ. Министерство юстиціи предъявило только три улики: бумажникъ, банковый билетъ, оставшійся у Пьерра, и револьверъ.
   -- И ни президентъ суда, ни прокуроръ, ни присяжные не сдѣлали никакого замѣчанія относительно этихъ трехъ вещей? продолжалъ докторъ умалишенныхъ.
   Фабрицій вдругъ поблѣднѣлъ, какъ мертвецъ.
   -- Да!... проговорилъ онъ съ ужасомъ: было сдѣлано одно замѣчаніе... теперь я припомнилъ...
   Францъ Риттнеръ и Рене еле переводили духъ: до такой степени подѣйствовалъ на нихъ ужасъ ихъ сообщника.
   -- Говорите, да говорите-же! произнесъ наконецъ докторъ нетвердымъ голосомъ.
   

XLVIII.

   -- На прикладѣ револьвера, изъ котораго я стрѣлялъ, отвѣчалъ Фабрицій, -- былъ небольшой серебряный гербъ съ заглавными буквами моего имени и фамиліи: Ф. и Л.-- Когда нашли револьверъ подъ снѣгомъ, герба этого не было; прокуроръ Республики замѣтилъ это.-- Я былъ въ восторгѣ, что гербъ исчезъ, такъ какъ сдѣлалъ неслыханную, невообразимую неосторожность, забывъ уничтожить заглавныя буквы, которыя могли навести на мой слѣдъ.
   -- Матросъ нашелъ гербъ на днѣ лодки! воскликнулъ Рене... Вотъ о какомъ таинственномъ признакѣ говорилъ онъ вамъ.
   -- Это навѣрное такъ...-- подтвердилъ Риттнеръ.
   -- Въ такомъ случаѣ,-- проговорилъ Фабрицій уныло, я пропащій человѣкъ!... я на пути къ эшафоту.
   Докторъ пожалъ плечами.
   -- Это непріятно, -- сказалъ онъ, вы поступили какъ любая изъ моихъ неизлечимыхъ пансіонерокъ, но вы напрасно думаете, что это погубитъ васъ!... Разсмотрите все хладнокровно.-- Опасность была велика только въ продолженіи судопроизводства... Въ настоящее-же время она значительно уменьшилась...
   -- Отчего? спросилъ Фабрицій.
   Братъ Матильды сдѣлалъ тотъ-же вопросъ.
   -- Оттого, что нашли человѣка, совершившаго преступленіе, и казнили его... отвѣчалъ Францъ.-- Онъ не существуетъ, правосудіе удовлетворено -- и все кончено!...
   -- Но дѣло могутъ начать снова, проговорилъ Фабрицій.
   -- Какъ такъ?
   -- Если матросъ разскажетъ кому нибудь то-же самое, что разсказалъ мнѣ, и это дойдетъ до судей,-- они могутъ начать съизнова.
   -- Они не захотятъ сознаться въ своей ошибкѣ, -- сказалъ Рене
   Жанселинъ. Опасность не здѣсь...-- Вотъ, если у Пьерра есть родные, и если они узнаютъ о случившемся и о томъ, что говорилъ вамъ матросъ, то они въ правѣ потребовать, ради возстановленія честнаго имени казненнаго, чтобъ снова произвели слѣдствіе, такъ какъ заявятъ о новыхъ фактахъ. Но это очень невѣроятно и нечего опасаться... Впрочемъ, надо удостовѣриться, дѣйствительно-ли матросъ нашелъ въ лодкѣ гербъ.
   -- Я удостовѣрюсь, не теряя времени отвѣчалъ Фабрицій, и Бордепла будетъ очень хитеръ, если не выдастъ своей тайны.
   Францъ Риттнеръ выслушалъ Рене Жанселина, не прерывая.
   Онъ сидѣлъ задумавшись, опустивъ голову на обѣ руки и сдвинувъ брови.
   -- О чемъ вы думаете? спросилъ Фабрицій.
   Докторъ поднялъ голову и обернулся къ Рене.
   -- Вы сказали, что, по французскимъ законамъ, родственники казненнаго, заявивъ о новыхъ фактахъ, могутъ потребовать, чтобы снова произвели слѣдствіе, не такъ-ли?
   -- Могутъ. Но что за дѣло до этого, если можно держать пари сто противъ одного, что такихъ родственниковъ не существуетъ.
   -- Почему вы знаете?
   -- Развѣ вы, докторъ, производили сами розыски и узнали то, чего не знаютъ судьи?
   -- Я не производилъ никакихъ розысковъ и не знаю ничего положительнаго, но мнѣ вдругъ пришла мысль.
   -- Относительно родственниковъ незнакомца?..
   -- Да.
   -- Вы полагаете, что они существуютъ?...
   -- Можетъ быть...
   -- Объяснитесь...
   -- Не теперь только...-- Прежде всего, я хочу разсѣять мои сомнѣнія.
   -- Скажите только одно слово...-- Если ваши предположенья основательны, то угрожаетъ ли опасность мнѣ и Фабрицію?
   -- Да и ужасная; но случай отдалъ въ мою зависимость особу, отъ которой можетъ произойти эта опасность.
   -- О комъ вы говорите? вскричалъ Фабрицій.
   -- Не разспрашивайте меня, и совѣтую вамъ пока наблюдать за матросомъ.
   -- О будьте спокойны!
   -- Теперь о другомъ!-- сказалъ Францъ, перемѣнивъ тонъ и наливая въ бокалы шампанское.-- Я предлагаю выпить за здоровье Фабриція, будущаго милліонера!
   -- Какъ милліонера? спросилъ молодой человѣкъ.
   -- А какъ же, чортъ возьми! сказалъ Рене. Кажется, ваше путешествіе въ Мелюнъ будетъ для васъ источникомъ счастья... Вы теперь Веніаминъ дядюшки, страшнаго богача, который прежде не хотѣлъ слышать о васъ.
   -- Дядя дѣйствительно сблизился со мною, благодаря обстоятельствамъ, отвѣчалъ Фабрицій, но онъ не развязываетъ изъ-за этого своего кошелька.
   -- Да полноте, Фабрицій, сказалъ докторъ умалишенныхъ, не считайте насъ за простачковъ, вѣдь это обидно для насъ. Вы имѣете огромное вліяніе на нью-іоркскаго банкира, съ чѣмъ искренно поздравляю васъ, и вы слишкомъ ловки для того, чтобы не заставить его расплатиться за слезы сочувствія и за мудрые совѣты, которые расточаете ему... Признайтесь же, какъ добрый малый, что онъ поручаетъ вамъ ключи отъ своей кассы и открываетъ вамъ безграничный кредитъ на свою контору.
   -- Ахъ! друзья мои, хорошо, кабы такъ было! отвѣчалъ Фабрицій съ легкимъ вздохомъ. Къ несчастью, вы сильно ошибаетесь! Дядя мой добрый человѣкъ, но въ высшей степени эгоистъ.-- Онъ разсчитываетъ вертѣть мною какъ пѣшкою... Я для него не болѣе какъ въ родѣ управляющаго, секретаря и совѣтника....
   -- Такъ посовѣтуйте ему написать завѣщаніе въ вашу пользу,-- проговорилъ, смѣясь Рене.-- Это будетъ отличное дѣло для насъ, такъ какъ мы поклялись честно дѣлить все поровну, а между людьми нашего сорта клятва все равно что подпись, иногда даже лучше того..
   Фабрицій грустно покачалъ головою.
   -- Я не совѣтую вамъ платить слишкомъ дорого за то, что достанется мнѣ изъ этого наслѣдства! сказалъ онъ.
   -- Ба, покрайней мѣрѣ два или три милліона.
   -- Три милліона! возразилъ молодой человѣкъ, но все состояніе моего дяди немногимъ превосходитъ эту цифру.
   -- Такъ чтожъ? вы можете быть наслѣдникомъ всего имущества.
   -- Вы забываете, что у г. Деларивьера есть любовница и незазаконнорожденная дочь; онъ хочетъ жениться на матери, чтобы узаконить дѣвочку.
   -- Но мать сумасшедшая, отвѣчалъ докторъ съ отвратительнымъ смѣхомъ.
   -- Она можетъ поправиться.
   -- Да, если я буду согласенъ на это, отвѣчалъ Риттнеръ, продол' жая смѣяться,-- а я не соглашусь на это съ моего вѣдома.
   -- Дядя можетъ взять отъ васъ Жанну и отдать въ другую лечебницу.
   -- Пусть попробуетъ!..
   -- А что же?
   -- А то, что вашъ личный интересъ требуетъ, чтобы вы предупредили меня, когда старикъ вздумаетъ это,-- и онъ пріѣдетъ слишкомъ поздно.
   Это было сказано такимъ сухимъ, зловѣщимъ тономъ, который былъ способенъ оледенить кровь даже у самыхъ отчаянныхъ злодѣевъ.
   Докторъ и Фабрицій нѣсколько мгновеній смотрѣли молча другъ на друга. Затѣмъ докторъ сказалъ:
   -- Повѣрьте мнѣ, милый другъ, что наслѣдство не ускользнетъ отъ васъ.
   -- Но если не будетъ матери, то все-таки останется дочь, проговорилъ Фабрицій.
   -- Ея права ограниченны.
   -- Дядя имѣетъ полное право выдать ее замужъ и отдать ей все свое состояніе....
   -- Это дѣйствительно возможно, и было бы очень непріятно, но мы подумаемъ объ этомъ...
   -- Я не вѣрю, сказалъ Фабрицій:-- успѣхъ кажется мнѣ сомнительнымъ...
   -- А я считаю его вѣрнымъ... возразилъ докторъ. Вы будете наслѣдникомъ... хотя бы и противъ вашей воли.-- Я беру это на себя!..
   -- Берегитесь!
   -- Скажите пожалуйста, чего?
   -- Я угадываю ваши планы.... Они очень опасны.
   -- Будьте спокойны. Я человѣкъ практичный и не позабуду, какъ вы, уничтожить гербъ на револьверѣ, который хочу употребить въ дѣло! Наблюдайте за матросомъ, мой милый Фабрицій, да повнимательнѣе! Вотъ мое послѣднее слово... Затѣмъ, такъ какъ вамъ смертельно хочется спать, то мы не хотимъ долѣе удерживать васъ.... Послѣдній бокалъ шампанскаго и -- прощайте...
   Фабрицій всталъ.
   -- Прощайте,-- проговорилъ онъ, выпивъ бокалъ и закуривъ сигару. Завтра, докторъ, послѣ полудня, я побываю въ Отейлѣ.
   -- Буду ждать.
   -- Что же касается до васъ, Рене, то до скораго свиданья.
   -- До свиданья, милый другъ...-- Если увидите Матильду, то поцѣлуйте за меня.
   Фабрицій пожалъ руку своимъ компаньонамъ болѣе дружески повидимому, чѣмъ въ дѣйствительности, и вышелъ.
   -- Этотъ молодецъ хочетъ заставить насъ работать для него какъ можно больше, и дать намъ какъ можно меньше!... сказалъ Рене Жаселинъ, проводивъ его глазами. Согласны вы съ этимъ, докторъ?
   -- Совершенно; я вижу его карты. Этотъ молокососъ что-то скрываетъ отъ насъ и мечтаетъ эксплуатировать насъ, но онъ жестоко ошибется.
   -- А если Фабрицій, въ надеждѣ получить наслѣдство, которое громадно, что онъ ни говори тамъ, захочетъ расторгнуть ассоціацію и нарушить данныя обязательства? спросилъ Рене.
   -- Этого ему не удастся! Ему невозможно отдѣлиться отъ насъ по мимо нашей воли. Онъ ужь въ нашихъ рукахъ изъ-за Мелюнскаго дѣла, а теперь опять попался мнѣ въ руки по случаю сумасшедшей, которую имѣлъ счастливую мысль привести ко мнѣ...-- Если я погрожу нашему дорогому Фабрицію, тѣмъ, что вылечу ее и возвращу дядѣ, то онъ согласится на все. Мы вытащимъ ему изъ огня милліоны, но получимъ за то нашу долю... съ лихвою....
   Францъ позвонилъ.
   -- Счетъ, сказалъ онъ слугѣ,-- да узнайте, пріѣхала ли моя карета.. Спросите карету доктора Риттнера.
   Небольшой черный купэ доктора умалишенныхъ, не блестящій но содержимый въ отличномъ порядкѣ и запряженный прекрасными лошадьми, стоялъ у дверей ресторана.
   Риттнеръ заплатилъ по счету и довезъ Рене до его квартиры въ улицѣ Тебу. Затѣмъ отправился дальше въ Отейль.
   Тѣмъ временемъ Фабрицій ѣхалъ въ фіакрѣ въ улицу Клиши погруженный въ размышленія.
   -- Я у нихъ въ рукахъ! раздумывалъ онъ, и начинаю думать, что они эксплуатируютъ меня. Въ Мелюнѣ я рисковалъ для общей пользы моею головою, а они рисковали только попасть на галеры!-- Теперь же они хотятъ запустить лапу въ дядино наслѣдство, настоящей цифры котораго, къ счастью, не знаютъ... Какъ бы обойтись безъ Риттнера или скорѣе, какъ-бы воспользоваться имъ и Рене? Какимъ образомъ заставить ихъ работать для меня, эксплуатируя ихъ въ мою очередь?... Но утро вечера мудренѣе...-- Увидимъ завтра, что дѣлать.
   

XLIX.

   Фабрицій былъ такъ утомленъ, что не смотря всѣ тревожившія его мысли, проспалъ до восьми часовъ.
   Онъ всталъ совершенно бодрый, если не духомъ, то тѣломъ, и позвонилъ.
   Лоранъ былъ уже на ногахъ. Онъ сильно удивился, услышавъ этотъ рѣзкій звонокъ, такъ какъ господинъ его, который ложился очень поздно, вставалъ обыкновенно не раньше одиннадцати или двѣнадцати часовъ.
   -- Вѣрно баринъ болѣнъ, подумалъ онъ съ безпокойствомъ, и постучалъ въ дверь спальни.
   -- Войдите, вскричалъ Фабрицій звонкимъ голосомъ.
   Лоранъ вошелъ и совершенно успокоился, увидѣвъ своего господина здоровешенькимъ.
   -- Вы уже проснулись, сударь? Вамъ надо меня? проговорилъ онъ.
   -- Да... откройте занавѣси и приготовьте мнѣ одѣться... мнѣ надо идти со двора...
   -- Въ половинѣ девятаго! проговорилъ Лоранъ съ такимъ забавнымъ изумленіемъ, что Фабрицій невольно засмѣялся.
   -- Съ сегодняшняго дня, отвѣчалъ онъ, я буду вставать всегда въ восемь часовъ...
   -- Даже если вернетесь домой подъ утро?
   -- Я не буду больше возвращаться домой такъ поздно. Мое поположеніе измѣнится и образъ жизни также...-- Я намѣренъ жить въ деревнѣ.
   -- Въ деревнѣ! повторилъ Лоранъ.-- Но вѣдь вы не могли обойтись безъ бульвара!!
   -- А теперь буду обходиться безъ него...
   -- И безъ парижской жизни, безъ общества, безъ театровъ, безъ оперы, безъ кокотокъ?...
   -- Какъ нельзя лучше, отвѣчалъ Фабрицій. Но если уединенная жизнь, какую я хочу вести не нравиться вамъ, то вы можете оставить меня...
   -- Оставить васъ! никогда! Я уже шесть лѣтъ служу вамъ, мнѣ у васъ хорошо и я останусь.-- Я поѣду за вами всюду...
   -- Какъ хотите.... притомъ же вѣдь мы переселимся недалеко...
   -- Я поѣду съ вами, сударь, хоть на край свѣта.
   Фабрицій, продолжая бесѣдовать съ Лораномъ, вымылся и одѣлся. Затѣмъ приказалъ Лорану нанять карету.
   Пока слуга ходилъ, онъ присѣлъ къ небольшой конторкѣ, взялъ, листъ почтовой бумаги и написалъ слѣдующее:

"Парижъ 20 апрѣля.

"Мой милый Леонъ,

   "Завтра, ровно въ половинѣ третьяго, я заѣду за вами въ министерство.-- Мы позавтракаемъ вмѣстѣ.

"Вашъ,
"Фабрицій Леклеръ".

   Онъ запечаталъ эту лаконическую записку и надписалъ адресъ:

"Господину Леону Арди.
Лейтенанту морской службы".
Въ Морское министерство".

   -- Карета готова, сударь.... сказалъ Лоранъ, отворивъ дверь.
   -- Я ѣду...-- Снесите тотчасъ это письмо по адресу.
   -- Слушаю, сударь.-- А отвѣта прикажите ждать?...
   -- Нѣтъ.
   -- Вы будете домой къ завтраку?
   -- Нѣтъ.
   -- А къ обѣду?
   -- Тоже нѣтъ...-- Вы можете располагать какъ хотите нынѣшнимъ днемъ.
   -- Благодарю, сударь.
   Фабрицій вышелъ, сѣлъ въ карету и сказалъ извощику:
   -- Въ Нейли, въ улицу Лоншанъ.

* * *

   Г. Деларивьеръ спалъ очень дурно въ своемъ роскошномъ помѣщеніи въ Грандъ-Отелѣ.
   Его тревожили мрачныя, зловѣщія сновидѣнія, усѣявшія шипами его изголовье. Онъ уснулъ спокойно только подъ утро.
   Эдмея также плохо провела первую ночь въ Парижѣ, но по другимъ причинамъ.
   Постоянное движеніе и безпрерывный шумъ въ громадномъ каравансераѣ бульвара Капуциновъ, смѣнившіе глубокую ночную тишину пансіона, почти не дали ей сомкнуть глазъ.
   Въ продолженіи длинныхъ безсонныхъ часовъ передъ нею прошелъ цѣлый рядъ образовъ, вызванныхъ ея юнымъ воображеніемъ.
   Между ними часто мелькалъ образъ Жоржа Вернье, котораго она надѣялась увидѣть на слѣдующій день въ небольшой гостинницѣ провинціальнаго города, около ея матери.
   Но зачѣмъ мать ея была въ Мелюнѣ?-- этотъ вопросъ безпрестанно приходилъ ей въ голову и безпокоилъ ее...
   Она хотѣла бы повѣрить тому, что сказалъ ей отецъ, но какой-то внутренній голосъ говоритъ ей, что это неправда, и отъ нея что-то сказываютъ....
   Ей казалось невозможнымъ, немыслимымъ, невѣроятнымъ, чтобы отецъ былъ съ нею вд, Парижѣ, тогда какъ больная мать была въ Мелюнѣ.... Почти вся ночь прошла въ этихъ тревожныхъ думахъ.
   Эдмея, привыкшая съ дѣтства вставать на разсвѣтѣ, по звону пансіонскаго колокола, встала раньше восьми часовъ.
   Она причесала свои прекрасные, свѣтлорусые волосы, разсыпавшіеся блѣднозолотистымъ покрываломъ, по ея дѣвственнымъ плечамъ; открыла чемоданъ, привезенный наканунѣ вечеромъ пансіонскимъ привратникомъ, и, надѣвъ самое лучшее праздничное платье, постучалась въ дверь сосѣдней комнаты.
   -- Папа,-- сказала она,-- это я...-- можно войти?
   -- Конечно, милочка, отвѣтилъ банкиръ.-- Войди!
   Г. Деларивьеръ, сидя подлѣ своей постели, приводилъ въ порядокъ различныя дѣловыя бумаги, вынутыя изъ небольшаго чемодана..
   Услышавъ голосъ Эдмеи, онъ всталъ.
   Молодая дѣвушка кинулась ему на шею.
   -- Здравствуй, дорогой папа! проговорила она, хорошо ли ты спалъ?
   -- Нѣтъ, плохо, голубка... а ты?
   -- Также очень худо...
   -- Отчего?
   -- Мнѣ не давалъ спать шумъ въ отелѣ. Мнѣ казалось, что я въ огромномъ ульѣ, гдѣ постоянно жужжатъ пчелы...
   -- Мы недолго останемся здѣсь, отвѣчалъ банкиръ.-- Фабрицій, какъ ты знаешь, поѣхалъ сегодня утромъ искать намъ комфортабельное помѣщеніе и я увѣренъ что онъ найдетъ... Не надо ли тебѣ чего нибудь, милочка?
   -- Нѣтъ, папа...
   -- Вѣдь ты знаешь, моя радость, что можешь распоряжаться здѣсь какъ тебѣ угодно. Тебѣ стоитъ только пожать пальцемъ вотъ эту пуговку электрическаго звонка, -- сейчасъ явиться слуга и поспѣшитъ исполнить твое приказаніе.
   -- Но я ничего не хочу, папа.
   -- А я думалъ-было, что въ панісонѣ завтракаютъ въ первый разъ почти тотчасъ же, какъ встаютъ?
   -- Да, папа; но сегодня я не голодна противъ обыкновенія.-- Я подожду до завтрака...-- Кузенъ Фабрицій сказалъ, если я неошибаюсь, что будетъ завтракать съ нами.
   -- Да, и разскажетъ намъ о своихъ поискахъ.
   Отецъ и дочь молчали въ теченіи нѣсколькихъ минутъ. Эдмеѣ очень хотѣлось сдѣлать одинъ вопросъ, но кроткая дѣвушка не знаетъ какъ приступить къ нему и колеблется.
   Наконецъ она собралась съ духомъ.
   -- Куда мы поѣдемъ, папа, послѣ завтрака? спросила она робко.
   Г. Деларивьеръ вздрогнулъ.
   Онъ угадалъ куда она цѣлила.
   -- Мы поѣдемъ, -- въ разныя, мѣста, милочка... у меня есть очень спѣшныя дѣла... Мы заѣдемъ также къ одной знакомой швеѣ. Над" замѣнить твои пансіонскія платьица болѣе наряднымъ...-- Тебѣ надо сдѣлать полное приданое...-- Вѣдь это доставить тебѣ удовольствіе, не такъ ли?
   -- Да, папа, только не къ чему торопиться...
   -- Я не согласенъ съ этимъ...-- Ты станешь еще милѣе въ изящномъ нарядѣ, и это будетъ очень пріятно для моего родительскаго тщеславія...
   Эдмея подумала-съ минуту, затѣмъ вооружилась мужествомъ, и проговорила.
   -- Ты говорилъ вчера, что мы поѣдемъ въ Мелюнъ; въ которомъ часу?
   Г. Деларивьеръ почувствовалъ, что на лбу у него выступилъ холодный потъ.
   -- Развѣ я сказалъ, что сегодня? спросилъ онъ.
   -- Да, папа, положительно... или по крайней мѣрѣ кузенъ сказалъ это при тебѣ, и ты не противорѣчилъ..
   -- Такъ я забылъ про важныя дѣла, о которыхъ сейчасъ говорилъ тебѣ.
   Эдмея взглянула на отца съ удивленіемъ.
   Развѣ существовали въ мірѣ такія важныя дѣла, которыя могли; бы помѣшать прежде всего видѣть ей больную мать?
   -- Если тебѣ, папа, никакъ ужъ нельзя ѣхать сегодня въ Мелюнъ, сказала она, такъ отпусти меня туда съ кузеномъ Фабриціемъ... Онъ вѣроятно охотно поѣдетъ со мною...
   

L.

   Банкиръ, пойманный въ расплохъ, молчалъ.
   -- Подумай, папа, о томъ, -- сказала Эдмея, обнявъ его за шею, что мама еще слаба... Она имѣетъ надобность въ насъ... Вѣдь ей скучно безъ тебя и безъ меня также... Вотъ уже цѣлые два года, какъ она не видала меня! Я воображаю, какъ она нетерпѣливо ждетъ насъ! Мы поѣдемъ сегодня, вѣдь ты обѣщаешь?
   -- Но сегодня почти невозможно, голубка...-- возразилъ г. Деларивьеръ.
   -- Все возможно, что только непремѣнно захочешь, сказала Эдмея;-- мы ѣдемъ не такъ ли?
   Она опять обняла отца за шею, осыпая ласками, противъ которыхъ мудрено было устоять.
   Г. Деларивьеръ не зналъ на что рѣшиться. Онъ былъ въ странномъ затрудненіи. Онъ не смѣлъ открыть ужасной истины и не могъ найти достаточно правдоподобнаго предлога, чтобы объяснить свой отказъ. Онъ чувствовалъ, что помимо своей воли откроетъ дочери страшную тайну.
   -- Отчего ты молчишь, папа? проговорила Эдмея голосомъ полнымъ слезъ.-- Развѣ ты не понимаешь, что я не могу быть счастлива, не обнявъ сперва мамы?
   Еще разъ прошу тебя, если ты не можешь сегодня уѣхать изъ Парижа, позволь Фабрицію проводить меня въ Мелюнъ.
   -- Ты уѣдешь безъ меня, одна -- съ Фабриціемъ,-- пробормоталъ банкиръ, едва сознавая, что говоритъ,-- но вѣдь это будетъ неприлично.
   -- Неприлично!-- повторила молодая дѣвушка.-- Отчего?-- Вѣдь Фабрицій сынъ твоей сестры... онъ кузенъ мнѣ... почти братъ... Онъ оставить меня въ Мелюнѣ у мамы, а самъ тотчасъ пріѣдетъ обратно къ тебѣ... Ничего не можетъ быть приличнѣе, увѣряю тебя...-- Скажи скорѣе, что согласенъ...
   -- Я не могу, нѣтъ, не могу! вскричалъ банкиръ какъ въ помѣшательствѣ, и долго сдерживаемыя слезы невольно полились изъ его глазъ.
   Эдмея смотрѣла на него блѣдная отъ ужаса. Въ умѣ ея мелькнула страшная мысль.
   -- О! ты плачешь, -- проговорила она надорваннымъ голосомъ,-- о чемъ? Я хочу знать правду!-- Ты что-то скрываешь отъ меня!.. Скажи, что такое? Если не скажешь, я могу все предполагать...-- Съ мамой случилось что нибудь худое!..
   Банкиръ, продолжая рыдать, отрицательно мотнулъ головою.
   -- Можетъ быть мама умерла!.. заговорила опятьЭдмея, сложивъ руки.
   Г. Деларивьеръ поблѣднѣлъ какъ полотно и дрожалъ всѣмъ тѣломъ.
   -- Умерла? повторилъ онъ,-- какая ужасная мысль! О! нѣтъ... нѣтъ не думай этого!..
   -- Я не могу не думать. Если же это неправда, то отвѣчай мнѣ.
   -- Не спрашивай меня, умоляю тебя!
   -- Я буду спрашивать, пока ты не скажешь мнѣ правды!... Я говорю тебѣ, что хочу все знать!-- Что такое случилось? Что за препятствіе, которое мѣшаетъ мнѣ видѣть маму?.. Неизвѣстность терзаетъ меня! Я не могу больше такъ мучиться! Ты говоришь, что мама въ Мелюнѣ...-- Мое мѣсто подлѣ нея...-- Ты не хочешь отвезти меня къ ней...-- такъ я поѣду одна и не завтра, а сегодня же, не вечеромъ, а сію же минуту! Я уѣзжаю!
   И молодая дѣвушка, которая была энергичнѣе, чѣмъ можно было предположить по ея тихому и кроткому характеру, пошла къ двери.
   Банкиръ побѣжалъ за нею и, обнявъ ее руками, проговорилъ:
   -- Эдмея... дорогая моя, голубушка моя, останься со мною, умоляю тебя, такъ надо...
   -- Такъ скажи же мнѣ, гдѣ моя мать, что съ нею? сказала Эдмея голосомъ надрывающимся отъ рыданій.-- Если она жива, свези меня къ ней... если же умерла, покажите мнѣ ея могилу; если я не могу поцѣловать ее, то по крайней мѣрѣ стану плакать о ней!.. Твое молчаніе убиваетъ меня!-- Мама умерла?.. Говори!.. Я хочу знать!.. хочу!... Отецъ! я умоляю тебя въ свою очередь... умоляю на колѣняхъ!...
   Эдмея въ самомъ дѣлѣ упала на колѣни и, судорожно рыдая, протянула къ отцу сложенныя руки.
   Банкиръ выносилъ ужасную душевную пытку; онъ задыхался, но не смѣлъ сказать ей истины.
   -- Отецъ! проговорила Эдмея, ломая въ отчаяніи руки, отвѣчай мнѣ... прошу тебя, отвѣчай или я сойду съ ума!... Слышишь, я сойду съ ума!
   Г. Деларивьеръ при этихъ страшныхъ словахъ, произнесенныхъ дочерью, схватился обѣими руками за сердце и пошатнулся.
   -- Замолчи, проговорилъ онъ слабѣющимъ голосомъ,-- замолчи... изъ состраданія ко мнѣ... или я умру....
   По лицу его видно было, что онъ готовъ лишиться чувствъ.
   Эдмея вскочила, поддержала его и довела до стула, на который онъ рухнулся какъ масса.
   Молодая дѣвушка опять встала на колѣни подлѣ него и, взявъ его холодную руку, покрыла ее слезами и поцѣлуями.
   -- Ахъ, бѣдный ты, папа! сказала она... какой страшный ударъ обрушился на насъ, если ты, такой мужественный и энергичный, упалъ духомъ....
   -- У меня нѣтъ больше ни силы, ни энергіи, проговорилъ онъ такъ тихо, что Эдмея, которая стояла, наклонясь надъ нимъ, едва разслышала эти слова.-- Есть несчастья, продолжалъ банкиръ, которыя могутъ превратить самаго энергичнаго человѣка въ слабаго и нерѣшительнаго, какъ ребенокъ.-- У меня такое горе!-- Ты хочешь знать...-- Изволь, я скажу тебѣ...-- Но постарайся быть мужественною, потому что на насъ обрушилось страшное несчастіе...
   Мама умерла!-- умерла! проговорила Эдмея... Я это чувствовала -- Клянусь тебѣ,-- нѣтъ!
   -- Но гдѣ же она?
   -- Въ лечебницѣ...
   -- И очень больна?...
   -- Да, очень, но не такъ, какъ ты думаешь... Она больна душою, а не тѣломъ...
   -- Я не вполнѣ понимаю, но у меня стало но легче на сердцѣ...-- Слава Богу, мама жива...
   -- Да, она жива, но лишилась разсудка.
   Эдмея вскрикнула и закрыла руками глаза, какъ бы желая спастись отъ страшнаго видѣнія, вызваннаго въ ея воображеніи словами отца.
   -- Лишилась разсудка!.. повторила она.-- Сумасшедшая! о Боже!-- Бѣдная, бѣдная мама!...
   Нѣсколько минутъ она горько рыдала.
   -- Такъ вотъ отчего старались вы удалить меня отъ нее!... проговорила она наконецъ. Вотъ отчего не хотѣли везти меня въ Мелюнъ!..
   -- Она уже не въ Мелюнѣ... сказалъ банкиръ.
   -- Такъ гдѣ же?
   -- Вблизи Парижа, въ Отейлѣ...
   -- Чрезъ сколько времени можно доѣхать до Отейля?
   -- Меньше чѣмъ черезъ часъ...
   -- Такъ мы поѣдемъ туда сейчасъ, милый мой папа, не правда ли?... Кабы ты зналъ, какъ мнѣ хочется поскорѣе обнять мою дорогую маму, теперь, когда мнѣ все извѣстно!! Можетъ быть мои поцѣлуи совершатъ чудо... и возвратятъ ей разсудокъ.
   -- Ахъ, еслибы Господь допустилъ это!!-- проговорилъ банкиръ.
   -- Но зачѣмъ же ты такъ упорно скрывалъ отъ меня истину? сказала Эдмея...-- Развѣ я не дочь твоя? Развѣ я не должна дѣлить съ тобою горя?
   -- Я хотѣлъ подготовить тебя къ этой ужасной вѣсти... Я трепеталъ при мысли о твоемъ отчаяніи...
   -- Бѣдный отецъ!-- проговорила Эдмея, цѣлуя банкира въ его сѣдую голову, какъ ты долженъ былъ страдать! Прости меня за мои разспросы, отъ которыхъ сердце твое обливалось кровью.
   Г. Деларивьеръ вмѣсто отвѣта прижалъ Эдмею къ груди, и нѣсколько секундъ отецъ и дочь плакали вмѣстѣ.
   Въ эту минуту кто-то тихо постучался въ дверь. Эдмея подняла голову
   -- Папа, слышишь? сказала она.
   -- Да, милочка... это вѣроятно Фабрицій... впусти его...
   Молодая дѣвушка подбѣжала къ двери и отворила:
   Это былъ въ самомъ дѣлѣ Фабрицій. При видѣ Эдмеи блѣдной, съ заплаканными глазами и г. Деларивьера, убитаго духомъ, -- молодой человѣкъ понялъ все, что произошло.
   -- Ахъ, дядюшка, что вы сдѣлали!-- проговорилъ онъ съ искусно заученнымъ выраженіемъ печали и безпокойства.
   -- Я былъ слабъ... отвѣчалъ банкиръ, но кто же на моемъ мѣстѣ былъ бы сильнѣе меня?.. Эдмея догадывалась, что случилось несчастіе... Она думала, что мать ея умерла... Она умоляла... плакала... Я и сказалъ...
   Фабрицій взялъ Эдмею за руки и сжалъ ихъ въ своихъ, съ выраженіемъ состраданія и сочувствія.
   -- Милая моя, бѣдная моя кузина! проговорилъ онъ. Такъ вы знаете?
   -- Да, я знаю эту страшную новость. Моя бѣдная мать лишилась разсудка.
   -- Она поправится, -- возражалъ Фабрицій.
   -- Вы думаете? спросила съ живостью Эдмея.
   -- Не только думаю...-- но и увѣренъ въ этомъ.
   

LI.

   Прелестное лицо Эдмеи озарилось лучемъ радости. Она въ свою очередь взяла Фабриція за руку и вскричала:
   -- Ахъ, кузенъ, вы возвращаете мнѣ счастье!..
   -- Вы воскресили меня! Вмѣстѣ съ надеждою, вы возвратили мнѣ мое мужество... Папа не сказалъ мнѣ этого.
   -- Я не успѣлъ, проговорилъ банкиръ, -- и притомъ же, что дѣлать... Я невольно сомнѣваюсь... Я слишкомъ ужь настрадался... Мнѣ кажется, что никогда больше не возвратится радость... никогда...
   -- Вы напрасно такъ думаете, милый дядюшка... возразилъ Фабрицій.-- Вѣдь вы знаете, докторъ почти положительно обѣщалъ, что больная выздоровѣетъ... Число благопріятныхъ шансовъ такъ превосходитъ неблагопріятные, что исцѣленіе кажется мнѣ несомнѣннымъ.
   -- Услышь тебя, Господи.
   -- Богъ милосердъ, папа, Онъ услышитъ! сказала Эдмея.
   За что же Онъ такъ жестоко поразилъ тѣхъ, кто не прогнѣвалъ Его и кто возлагаетъ на Него все свое упованіе... Теперь вѣдь нѣтъ больше препятствій, не такъ ли? Мы ѣдемъ въ Отейль и я увижу маму..
   Г. Деларивьеръ взглянулъ на племянника.
   -- Милая кузина, -- сказалъ онъ, -- дядя правъ, что не рѣшается ѣхать.
   -- Отчего?
   -- Докторъ ждетъ сегодня меня, но дядѣ онъ назначилъ пріѣхать завтра, потому что только завтра онъ можетъ рѣшить приблизительно, какъ скоро надѣется вылечить тетушку.
   -- Такъ что же такое! возразила молодая дѣвушка съ жаромъ.-- Ждать до завтра будетъ для меня невыносимою пыткою...-- Я не доживу до этого!.. Вѣдь лечебница не тюрьма...-- Я буду такъ просить этого доктора, что онъ позволитъ повидаться съ мамою и обнять ее...
   -- Успокойтесь, кузина, -- сказалъ Фабрицій, -- если дядя будетъ согласенъ, то мы поѣдемъ въ Отейль -- и докторъ рѣшитъ...
   -- Ты согласенъ не правда ли?.. проговорила Эдмея, обернувшись къ отцу... Ты не откажешь мнѣ въ этой первой просьбѣ, исполненія которой я пламенно желаю... Банкиръ не чувствовалъ въ себѣ силы для сопротивленія. Къ тому же, ему самому хотѣлось узнать", что скажетъ докторъ о состояніи больной.
   -- Пусть будетъ по твоему, проговорилъ онъ слабымъ голосомъ.
   Молодая дѣвушка бросилась въ его объятія и осыпала его поцѣлуями.
   -- Вопросъ рѣшенъ,-- сказалъ Фабрицій, послѣ минутнаго молчанія.-- Теперь прошу васъ, дорогой дядюшка, и васъ также, прелестная кузина, выслушайте меня...-- Я пріѣхалъ изъ Нейли...
   -- Что же? ты нашелъ удобнымъ это имѣніе, о которомъ говорилъ вчера? спросилъ г. Деларивьеръ.
   -- Просто чудо, какъ хорошо!..
   Садъ или скорѣе паркъ доходитъ до берега Сены... Вилла новѣйшей постройки и безукоризненно изящная, продается со всею мебелью, которая самаго лучшаго вкуса... Имѣніе это принадлежитъ одному бразильцу, милліонеру... Онъ недавно уѣхалъ изъ Франціи и не возвратится больше,-- такъ что можно сейчасъ же поселиться въ немъ.
   -- Ты видѣлся съ лицомъ, которому поручена продажа?
   -- Да. Это г. Фоваръ, нотаріусъ, онъ живетъ на бульварѣ Гаусмана.
   -- Покончилъ ты съ нимъ?
   -- Нѣтъ, но я обѣщался дать окончательный отвѣтъ сегодня же, до шести часовъ вечера...
   -- Надо было тотчасъ же рѣшить.
   -- Но я хочу, чтобъ вы сперва посмотрѣли имѣніе, и сказали какъ вамъ покажется цѣна его?...
   -- Но вѣдь я сказалъ тебѣ вчера, что уполномочиваю тебя... Знай разъ навсегда, что когда тебѣ случится покупать что нибудь для меня, то я заранѣе утверждаю всѣ твои условія.
   -- Мнѣ необходимо имѣть довѣренность отъ васъ.
   -- Я дамъ.... Мы поѣдемъ къ моему банкиру, Жаку Моребьеру, и я открою тебѣ у него кредитъ, чтобы избавить тебя отъ необходимости обращаться ко мнѣ изъ за разныхъ мелочей.
   -- Какъ вамъ угодно, дядюшка... Такъ позавтракаемъ и потомъ доѣдемъ и посмотримъ виллу бразильца.
   -- Нѣтъ, нѣтъ, возразила съ живостью Эдмея, мы поѣдемъ сперва въ Отейль.... Я хочу прежде видѣть мою мать...
   -- Милая кузина, сказалъ Фабрицій, я сейчасъ объясню вамъ, почему мы должны ѣхать сперва въ Нейли, которое впрочемъ недалеко отъ Отейля...-- Въ лечебницахъ есть свои уставы.-- Въ лечебницѣ доктора Франца Риттнера, какъ и во многихъ другихъ, не принимаютъ раньше двухъ часовъ пополудни... Слѣдовательно, если мы пріѣдемъ раньше, насъ не примутъ... Убѣдились-ли вы? Молодая дѣвушка кивнула головою.
   -- И примирились съ этимъ? спросилъ опять Фабрицій.
   -- Примирилась, потому что иначе нельзя.
   -- Я вамъ обѣщаю, что ровно въ два часа мы позвонимъ у двери доктора Риттнера.
   Эдмея посмотрѣла на часы.,
   -- Только десять часовъ, проговорила она: какъ еще долго до двухъ!
   Фабрицій вышелъ, чтобы распорядиться.
   Завтракъ подали въ небольшой залѣ.
   Черезъ полчаса они встали изъ-за стола.
   -- Дядюшка, сказалъ Фабрицій, пока вы. еще не обзавелись своимъ хозяйствомъ, я нанялъ для васъ поденно ландо... Это очень удобный экипажъ, запряженный прекрасными лошадьми, при немъ кучеръ и лакей очень приличнаго вида: голубая ливрея, шляпа съ черною кокардою, бѣлыя панталоны и сапоги съ отворотами.
   -- Ты отлично сдѣлалъ.
   -- Ландо это находится въ вашемъ распоряженіи и дожидается васъ у подъѣзда...-- Мы поѣдемъ, когда вамъ будетъ угодно...
   -- Сейчасъ-же.
   Г. Деларивьеръ, его дочь и племянникъ сѣли въ ландо.
   Фабрицій далъ кучеру адресъ.
   Экипажъ, доѣхавъ до Елисейскихъ полей, продолжалъ путь по аллеѣ Большой Арміи, затѣмъ по аллеѣ Нейльи, наконецъ повернулъ налѣво и остановился на углу улицъ Лоншанъ и Булонской, предъ садовою рѣшеткою, на которой былъ еще билетъ съ объявленіемъ о продажѣ.
   Налѣво отъ этой рѣшетки стоялъ павильонъ, въ которомъ жилъ привратникъ, бывшій вмѣстѣ съ тѣмъ садовникомъ.
   Лакей отворилъ дверцы ландо и позвонилъ у рѣшетки.
   Прибѣжалъ привратникъ.
   -- Ахъ, это вы сударь!-- сказалъ онъ Фабрицію, вы опять пріѣхали посмотрѣть виллу?
   -- Да.
   -- И хорошо сдѣлали...
   -- Почему такъ?
   -- Потому что послѣ васъ пріѣзжалъ какой-то англичанинъ съ семействомъ и осматривалъ виллу. Кажется, она очень понравилась ему... Онъ взялъ адресъ нотаріуса...
   -- Я видѣлся съ г. Фоваромъ,-- сказалъ Фабрицій,-- онъ обѣщалъ мнѣ, что ничего не рѣшитъ до сегодняшняго вечера.
   -- Когда мы осмотримъ виллу, сказалъ г. Деларивьеръ, -- ты пошлешь сказать нотаріусу, что согласенъ на его условія.
   -- Такъ не будемъ же терять времени.
   Привратникъ почтительно отворилъ ворота рѣшетки.
   Садъ въ десять тысячъ метровъ величиною, съ великолѣпными деревьями, доходитъ, какъ мы уже знаемъ, до бульвара Сены, къ которому вела калитка, напротивъ острова Ротшильда.
   Посреди изумрудно-зеленаго луга, украшеннаго цвѣточными клумбами, въ видѣ корзинъ и купами дорогихъ кустарниковъ, возвышался двуэтажный домъ, построенный изъ кирпича и камня.
   Кромѣ павильона, занимаемаго привратникомъ, при домѣ были конюшни, сараи, оранжерея и красивое шалэ близъ калитки, выходившей на бульваръ, въ которомъ могли жить двое человѣкъ.
   Расположеніе комнатъ было превосходное, а мебель, какъ сказалъ Фабрицій дядѣ, отличалась изящнымъ вкусомъ.
   Г. Деларивьеру все чрезвычайно понравилось.
   Онъ спросилъ Эдмею, какъ она находитъ виллу.
   -- Это будетъ настоящій земной рай, когда только здѣсь будетъ мама, отвѣчала она.
   -- Что стоитъ это имѣніе? спросилъ г. Деларивьеръ.
   -- Отгадайте, дядюшка...
   -- Можетъ быть, пятьсотъ тысячъ франковъ...
   -- Триста двадцать, вмѣстѣ съ мебелью... Что вы скажете?
   -- Мнѣ кажется, что это рѣдкій случай, и я удивляюсь, какъ до сихъ поръ никто не купилъ этой виллы... Напиши скорѣе нотаріусу.
   -- Привратникъ дастъ мнѣ все, нужное для письма.
   Всѣ пошли къ выходу.-- Фабрицій вошелъ въ павильонъ, попросилъ у привратника бумаги, перо и чернилъ и написалъ нѣсколько строчекъ.
   -- Позволите ли, сударь, сдѣлать мнѣ вамъ одинъ вопросъ? сказалъ привратникъ, когда Фабрицій вложилъ письмо въ конвертъ.
   -- Говорите.
   -- Вы, вѣроятно, покупаете эту виллу?
   -- Да.
   -- Я привратникъ, но главное садовникъ... Вы можете видѣть въ какомъ порядкѣ содержится имѣніе...
   -- Въ отличномъ...-- Отдаю вамъ полную справедливость.
   -- Такъ мнѣ хотѣлось бы знать, оставите ли вы меня въ услуженіи у васъ?
   

LIL

   -- Какъ давно вы здѣсь садовникомъ? спросилъ Фабрицій.
   -- Три года.
   -- Вы женаты?
   -- Нѣтъ, сударь.
   -- Что вы получаете?
   Садовникъ сказалъ цифру.
   -- Отъ васъ зависитъ остаться здѣсь, продолжалъ Фабрицій, но я долженъ предупредить васъ, что мы не любимъ сплетней.
   -- Въ такомъ случаѣ, вы будете довольны мною, сударь: я не знаюсь съ сосѣдями.
   -- И прекрасно...-- Теперь я попрошу васъ оказать мнѣ услугу.
   -- Съ удовольствіемъ, сударь.
   -- Снесите это письмо тотчасъ же, не теряя ни минуты, къ нотаріусу.
   -- Сію минуту, только скину передникъ и надѣну пальто.
   -- Когда же пойдете обратно, снимите объявленіе съ рѣшетки.
   -- Непремѣнно, сударь.
   Фабрицій далъ привратнику два луидора, отчего тотъ пришелъ въ восторгъ, и возвратился къ г. Деларивьеру и Эдмеѣ.
   -- Все кончено, дядюшка, сказалъ онъ,-- эта вилла ваша.
   -- Дай Богъ, проговорилъ старикъ,-- чтобы мы всѣ въ скоромъ времени зажили вмѣстѣ въ этомъ домѣ...-- Мы можемъ быть здѣсь очень счастливы.
   -- Теперь, папа, сказала Эдмея умоляющимъ голосомъ, мы поѣдемъ въ Отейль, не такъ ли?
   -- Ты непремѣнно хочешь этого?...
   -- Да папа.... да! очень хочу... И при томъ же ты обѣщалъ...
   -- Лучше бы, милочка, подождать до завтра, но пусть будетъ потвоему.
   Всѣ сѣли въ экипажъ и кучеру приказали ѣхать въ Отейль, въ улицу Рафе.
   Ландо проѣхало улицею Булонскаго лѣса въ Мадридскую аллею, потомъ лѣсомъ до Мюэтъ, затѣмъ вдоль бульвара Сюше, далѣе пересѣкло желѣзную дорогу, напротивъ бастіана казармъ номеръ 61, и остановилось передъ лечебницею доктора Риттнера.
   Во все продолженіе этого пути три лица, сидѣвшія въ ландо, не обмѣнялись ни словомъ, такъ какъ всѣ раздумывали о предстоявшемъ свиданіи.
   Г. Деларивьеръ былъ очень печаленъ.
   Онъ опасался сильнаго потрясенія для молодой дѣвушки, одаренной очень воспріимчивою натурою, и упрекалъ себя въ томъ, что согласился на ея желаніе.-- Онъ боялся также, что видъ обожаемой и погибшей женщины, скорѣе мертвой нежели живой,-- произведетъ и на него самого слишкомъ тяжелое впечатлѣніе. Несмотря ни на что, онъ не надѣялся не ея выздоровленіе.
   Эдмея боялась, что докторъ не обратитъ вниманія на ея просьбы и слезы, и не допуститъ къ матери.
   Опасенія Фабриція были другаго рода.
   -- Все возможно, думалъ онъ. Сильное потрясеніе причинило сумасшествіе, сильное же потрясеніе можетъ и исцѣлить.... Это моральное гомеопатія...-- Если видъ Эдмеи произведетъ на Жанну такое дѣйствіе и она выздоровѣетъ, то всѣ мои планы пойдутъ вкривь и вкось... пожалуй даже совсѣмъ рушатся...
   И онъ проклиналъ настойчивость молодой дѣвушки и слабость ея отца.
   Привратникъ отворилъ рѣшетку, и посѣтители вошли въ садъ.
   Садъ этотъ, какъ и павильоны, которые мы уже описали, былъ очень привлекателенъ на видъ и не могъ возбудить мрачныхъ мыслей. Но не, смотря на это, у Эдмеи сжалось сердце. Ее охватило сильное волненіе и она почувствовала какую-то тяжесть въ груди, какъ будто ей не доставало свѣжаго воздуха.
   Посѣтителей ввели въ знакомую намъ пріемную залу, и звонокъ извѣстилъ Франца Риттпера, что его дожидаются.
   Онъ явился почти тотчасъ же, и нахмурился, увидѣвъ Фабриція въ сопровожденіи дяди и кузины.-- Они условились наканунѣ, какъ извѣстно читателямъ, что Фабрицій пріѣдетъ одинъ.
   -- Наше присутствіе удивляетъ васъ, милостивый государь? сказалъ Фабрицій съ живостью.
   Докторъ поклонился.
   -- Дѣйствительно, отвѣчалъ докторъ, потому что сегодня я разчитывалъ видѣть только васъ... Я просилъ г. Деларивьера пріѣхать по крайней мѣрѣ черезъ два дня...
   -- Да, и мы знаемъ, что вы желали этого для пользы нашей дорогой больной; но моя кузина, не видавшая своей матери два года, не хотѣла слушать никакихъ доводовъ и потребовала, чтобы мы ѣхали немедленно... Мы не могли уговорить ее.
   Францъ Риттнеръ поклонился молодой дѣвушкѣ и посмотрѣлъ на нее съ любопытствомъ.
   -- Ваше нетерпѣнье вполнѣ законно, сказалъ онъ, -- но, къ сожалѣнью, я не могу исполнить вашего желанія.
   Эдмея устремила на доктора свои большія глаза, въ которыхъ выражалось сильное безпокойство."
   -- Хорошо ли я поняла васъ? проговорила она.-- Неужели вы въ самомъ дѣлѣ сказали, что не можете сегодня позволить мнѣ повидаться съ матерью.
   -- Такъ точно, отвѣчалъ докторъ. Я не могу позволить этого.
   Молодая дѣвушка подошла къ Францу Риттнеру, сложивъ руки какъ для молитвы и проговорила:
   -- Нѣтъ! я не могу повѣрить этому! Вы не будьте такъ жестоки, вы не откажите мнѣ въ грустной радости, о которой я умоляю васъ!.. Обрушившееся на насъ несчастье поразило меня въ самое сердце... Видите какъ я мучусь!... Сжальтесь надо мною... Будьте добры, сведите меня къ моей матери... Позвольте мнѣ взглянуть на нее, хоть минуточку!.. поцѣловать ее хоть одинъ только разъ! Вѣдь вы согласны, не правда ли? Скажите, что согласны!
   Докторъ покачалъ головою..
   -- Мнѣ тяжело огорчить васъ, -- отвѣчалъ онъ, -- но къ сожалѣнью, вы желаете невозможнаго.
   -- Но отчего же это невозможно? отчего?
   -- Оттого, что первая обязанность доктора удалять отъ всякой опасности ввѣренныхъ ему больныхъ.
   -- Но развѣ для матери можетъ быть опасно мое присутствіе?...-- спросила трепещущая, молодая дѣвушка.
   -- И очень.
   -- Почему?
   -- Для нея всего опаснѣе видѣть васъ.-- Ваша матушка, благодаря неопредѣленному инстинкту, который остается у помѣшанныхъ, когда они лишаются разсудка, можетъ узнать васъ....
   -- Такъ въ чемъ же бѣда!.. возразила съ живостью Эдмея:-- дай Богъ, чтобы узнала! Вѣдь это значитъ, что къ ней возвратится разсудокъ. Это было бы большое счастье!
   -- Или смерть, отвѣчалъ докторъ серьезнымъ голосомъ.
   Эдмея вскрикнула.
   Г. Деларивьеръ съ трепетомъ закрылъ лицо руками.
   Только Фабрицій остался безстрастнымъ. Онъ полагалъ, что его сообщникъ разыгрываетъ мрачную комедію.
   -- Смерть! повторила молодая дѣвушка съ ужасомъ.
   -- Да, смерть...-- въ такомъ состояніи, въ какомъ находится ваша матушка, сильное потрясеніе можетъ убить ее, какъ пуля, вылетѣвшая изъ револьвера. Я разсчитываю возстановить равновѣсіе въ ея разсудкѣ, дѣйствуя на нее медленно и постепенно...
   -- Докторъ, сказалъ вдругъ Фабрицій, вѣроятно со вчерашняго дня вы уже успѣли сдѣлать какія нибудь наблюденія надъ нашею дорогою больною?
   -- Да, я много наблюдалъ ее.
   -- Замѣтили ли вы какую нибудь перемѣну къ лучшему?
   -- По крайней мѣрѣ ей не хуже, а это уже много значитъ... Спокойствіе и полнѣйшее уединеніе побѣдятъ болѣзнь...-- Въ настоящее время больше всего на свѣтѣ надо остерегаться для нея какого нибудь внезапнаго потрясенія, послѣдствія котораго, повторяю вамъ, могутъ быть очень печальны.
   -- Я понимаю васъ, проговорила молодая дѣвушка, очень взволнованная, съ глазами полными слезъ. Такъ какъ свиданіе можетъ быть опасно для моей матери, то я не настаиваю больше на немъ, но вѣроятно есть какое нибудь средство согласовать осторожность съ моимъ желаніемъ?
   -- Вы знаете такое средство? спросилъ Риттнеръ не безъ ироніи..
   -- Вы говорите, что если мать моя увидитъ меня вдругъ,-- это можетъ нанести ей роковой ударъ,-- значитъ не надо, чтобы она меня видѣла. Но вѣдь для нея не опасно будетъ, еслибъ я взглянула украдкою, хоть одну минуту, на ея милое лицо, такъ чтобы она не видала меня?-- Позвольте мнѣ посмотрѣть на нее чрезъ окно, чрезъ какую нибудь форточку, такъ чтобы она не замѣтила моего присутствія. Это будетъ для меня большимъ счастьемъ и я клянусь вамъ, что не по прошу ничего больше.
   Г. Деларивьеръ присоединилъ свою просьбу къ просьбамъ Эдмеи.
   -- Да! да,-- проговорилъ онъ, позвольте это бѣдняжкѣ, мнѣ кажется, что это можно.
   Францъ Риттнеръ украдкою взглянулъ вопросительно на Фабриція.
   -- Вы не можете отказать въ этомъ, докторъ, сказалъ Фабрицій, успокоенный тѣмъ, что свиданіе произойдетъ на далекомъ разстояніи.
   Риттнеръ съ минуту еще какъ будто колебался, но единственно уже для вида. Затѣмъ, какъ будто вдругъ рѣшившись, сказалъ:
   -- Хорошо-съ пойдемте.
   

LIII.

   Эдмея покраснѣла и вздрогнула: такъ сильна была радость,-- единственная, которую она способна была ощущать при такихъ обстоятельствахъ.
   -- Пойдемте, повторилъ докторъ,-- но обѣщайте, что будете спокойны.
   -- Обѣщаю, отвѣчала Эдмея, стараясь подавить волненіе.-- Положитесь на мою твердую волю!..
   -- Идите за мною...-- проговорилъ Риттнеръ и вышелъ изъ залы.
   За нимъ шелъ Фабрицій, ведя подъ руку Эдмею, а позади всѣхъ г. Деларивьеръ.
   Всѣ четверо вышли въ садъ.
   Эдмея молча смотрѣла на высокія деревья, на которыхъ щебетали птички; на тѣнистыя аллеи, такія красивыя, какъ и въ небольшомъ паркѣ въ Нейльи, на изумрудно-зеленые луга, окаймленные яркими цвѣтами, и на прозрачныя воды, въ которыхъ переливались солнечные лучи. Весь этотъ граціозный ансамбль составлялъ странный контрастъ съ характеромъ заведенія; эта веселая рамка какъ-то плохо гармонировала съ печальною картиною.
   Вдругъ все измѣнилось.
   Пройдя мимо послѣднихъ деревьевъ, посѣтители увидѣли самое зданіе лечебницы.
   Здѣсь не было уже ни газоновъ, ни цвѣтовъ, ни фонтановъ.
   При видѣ обширныхъ, мрачныхъ строеній, расположенныхъ крестообразно, съ толстыми, желѣзными рѣшетками во всѣхъ окнахъ, какъ въ тюрьмѣ, Эдмея пошатнулась; глаза ея какъ будто подернулись туманомъ и по тѣлу пробѣжала нервная дрожь.
   -- Будьте мужественны, милая кузина!.. шепнулъ ей Фабрицій.
   -- О! я довольно мужественна, отвѣчала она, но все это необыкновенно мрачно....
   И она сдѣлала надъ собою чрезвычайное усиліе, чтобы удержать слезы, готовыя хлынуть изъ глазъ.
   Риттнеръ отворилъ калитку въ рѣшеткѣ, отдѣлявшей садъ отъ зданій, въ которыхъ помѣщались больные.
   Затѣмъ докторъ снялъ съ часовой цѣпочки небольшой серебряный свистокъ и два раза свиснулъ въ него.
   Свистокъ издалъ два отрывистые, очень тихіе звуки.
   Это былъ сигналъ, которымъ Риттнеръ звалъ одну изъ сидѣлокъ втораго отдѣленія.
   На зовъ поспѣшно пришла молодая женщина, въ коричневомъ платьѣ и бѣломъ передникѣ съ карманомъ на груди, какіе носятъ сидѣлки въ госпиталяхъ, и со связкою ключей въ рукахъ.
   Она остановилась передъ докторомъ въ вопросительной позѣ.
   -- Мы идемъ въ комнату нумеръ 5...-- сказалъ Риттнеръ.. Идите впередъ.
   Она повернулась и вошла первая въ обширный корридоръ, раздѣлявшій промежуточныя части зданія на двѣ ровныя половины.
   По сторонамъ его шли въ равныхъ разстояніяхъ номерованныя двери.
   Пройдя по этому корридору, поднялись по широкой лѣстницѣ во -второй этажъ, гдѣ былъ точно такой же корридоръ и также съ нумерованными дверьми по сторонамъ.
   Въ каждой двери была форточка, отворявшаяся наружу.
   -- Спокойна ли пансіонерка пятаго номера послѣ моего посѣщенія? спросилъ Риттнеръ у сидѣлки.
   -- Спокойна, докторъ...-- Она ни разу не пошевелилась... Я дутою, что она спитъ...
   -- Отворите форточку, -- прибавилъ Риттнеръ, остановись передъ дверью подъ нумеромъ пятымъ.
   Сидѣлка выбрала изъ связки ключей одинъ, или, скорѣе, орудіе которое слесаря называютъ отмычкою, отпиравшее всѣ форточки вложила его въ замочную скважину и повернула. Форточка, петли которой были тщательно смазаны масломъ, отворилась безъ шума.
   Докторъ подошелъ къ небольшому отверстію и заглянулъ въ комнату.
   -- Она спитъ,-- проговорилъ онъ вполголоса, обратясь къ Эдмеѣ.-- Подойдите и посмотрите.
   Эдмея въ одну секунду очутилась у форточки.
   -- Ни слова...-- сказалъ съ живостью Риттнеръ, -- и въ особенности не вскрикните!... Владѣйте собою...
   Молодая дѣвушка, не дыша и не отрываясь отъ отверстія, жадно смотрѣла на свою мать.
   Жанна полулежала въ большомъ креслѣ, какъ разъ противъ двери, и спала тихимъ сномъ, скрестивъ на груди руки.
   На ней былъ бѣлый шерстяной пеньюаръ, по которому разстилались, какъ шелковистыя волны, ея длинные, свѣтлорусые волосы. Бѣлизна ея лица, походившая на бѣлизну слоновой кости, придавала ея красотѣ что-то странное, почти страшное. Подъ глазами у нея были большіе коричневые круги, губы -- блѣдны.
   Еслибъ не приподнималась слегка грудь, то можно было бы счесть ее мертвою.
   Эдмея двѣ или три минуты не спускала глазъ съ матери.
   Вдругъ она быстро отошла отъ форточки и, подойдя къ Риттнеру, взяла его за руку.
   -- Докторъ,-- сказала она, -- вы видѣли какъ я спокойна, какъ владѣю собою. Я не обнаружила ни однимъ крикомъ, ни однимъ словомъ того, что чувствую. Слѣдовательно, на меня можно положиться...
   -- Я также сдѣлалъ все, что отъ меня зависитъ, чтобъ удовлетворить васъ, отвѣчалъ Францъ.
   -- Клянусь вамъ жизнью моей матери,-- продолжала Эдмея,-- что я не произнесу ни одного слова, не пролью ни одной слезы, не обнаружу моего присуствія ни однимъ вздохомъ....-- отворите мнѣ эту дверь.
   Говоря это, молодая дѣвушка была очень блѣдна,-- почти такъ же, какъ мать;-- но взглядъ былъ ея былъ спокоенъ, голосъ твердъ и она уже не дрожала больше.
   Г. Деларивьеръ затрепеталъ.
   Докторъ и Фабрицій переглянулись съ изумленіемъ.
   -- Помилуйте! чего вы просите!..., проговорилъ Риттнеръ, которому во второй разъ въ этотъ день измѣнило его обычное хладнокровіе.
   -- Я прошу васъ, отворить мнѣ эту дверь...
   -- Но поймите, что это невозможно...
   -- Вы сказали мнѣ это же самое, когда я просила васъ, чтобъ вы позволили взглянуть на мою мать... И однако это оказалось возможнымъ!... То, о чемъ я теперь прошу васъ, точно также возможно.
   -- Но для чего вы хотите этого? спросилъ докторъ.
   -- Я хочу поцѣловать мою мать или, скорѣе, прикоснуться губами не ко лбу, а только къ волосамъ... такъ легко, что она ничего не почувствуетъ.... Скорѣе можетъ разбудить ее полетъ мухи. Вотъ чего я хочу, докторъ. Отворите мнѣ эту дверь.
   -- Эдмея!.... Эдмея, остерегись!.... проговорилъ съ безпокойствомъ г. Деларивьеръ. Будь благоразумна. Вспомни, что докторъ говорилъ объ опасности....
   -- Ахъ! не бойся,-- возразила молодая дѣвушка;-- развѣ я захочу убить мою мать?....-- Я говорю вамъ, что не разбужу ее!... Докторъ, ради Бога отворите мнѣ!
   Риттнеръ опять взглянулъ вопросительно на Фабриція.
   Послѣдній пожалъ плечами, что можно было истолковать такъ:
   -- Пустите ее, пусть будетъ, что будетъ.
   По крайней мѣрѣ такъ понялъ этотъ жестъ Францъ Риттнеръ.
   -- Отворите, сказалъ онъ сидѣлкѣ.
   Молодая женщина вынула изъ связки, съ которою никогда не разставалась другой ключъ -- и дверь отворилась такъ же тихо какъ я форточка.
   Жанна лежала неподвижно.
   Эдмея была готова переступить за порогъ.
   Францъ удержалъ ее за руку и шепнулъ:
   -- Не забудьте, что внезапное пробужденіе можетъ убить ее.
   Молодая дѣвушка кивнула головою и, ступая на цыпочкахъ по толстому ковру, смягчавшему уже и безъ того шумъ шаговъ, при близилась къ креслу, въ которомъ спала Жанна.
   Четыре лица, оставшіяся въ корридорѣ, были волнуемы въ эту минуту самыми разнородными чувствами. Физіономія Фабриція выражала мрачное безпокойство и онъ съ бѣшенствомъ смотрѣлъ на Риттнера. Послѣдній не понялъ его, такъ какъ пожатіе плечъ Фабриція выражало вовсе не то, что предполагалъ докторъ а, напротивъ: -- "Не соглашайтесь ни за что на капризъ этой дѣвченки! не отворяйте".
   Докторъ смотрѣлъ на Жанну и на Эдмею съ любопытствомъ, какъ будто присутствовалъ при какомъ нибудь интересномъ опытѣ.
   Сидѣлка, которой давно уже надоѣли драматическія сцены, часто случающіяся въ лечебницахъ, разсѣянно слѣдила глазами за Эдмеею.
   Г. Деларивьеръ схватился обѣими руками за дверь. Лицо его было страшно разстроено; жилы на вискахъ натянулись; чѣмъ ближе подходила Эдмея къ Жаннѣ, тѣмъ мучительнѣе становилась его душевная пытка.
   Между Эдмеею и ея матерью оставалось уже только три шага разстоянія.
   

LIV.

   Эдмея сдѣлала два шага, потомъ упала на колѣна, перекрестилась и начала тихонько молиться.
   Молодая дѣвушка, въ пламенномъ порывѣ вѣры, просила Бога, чтобы онъ сотворилъ чудо.
   Г. Деларивьеръ, увлеченный ея примѣромъ, сталъ на колѣна на порогѣ комнаты и также молился.
   Фабрицій, на котораго невольно подѣйствовало величіе этой сцены, почтительно наклонилъ голову.
   Окончивъ свою горячую, но краткую молитву, Эдмея встала и, взявшись за ручку кресла, прикоснулась губами къ одной изъ прядей волосъ, скрывавшихъ до половины лобъ ея матери.
   Прикосновеніе это было такъ легко, что еслибъ между ртомъ Эдмеи была бабочка, то ея крылушки не потеряли бы ни одного атома покрывающаго ихъ пушка, и однако оно произвело внезапное дѣйствіе.
   Сумасшедшая задрожала всѣмъ тѣломъ, какъ будто отъ вліянія могучаго электрическаго тока.
   Она открыла глаза, глухо простонала и поднялась разомъ во весь ростъ, какъ будто выточенная изъ куска дерева.
   Выраженіе ея глазъ было страшное.
   Эдмея затрепетала.
   -- Вотъ чего я боялся!... проговорилъ Францъ.
   -- Что дѣлать? спросилъ Фабрицій шепотомъ.
   -- Тише! отвѣчалъ докторъ.
   Г. Деларивьеръ казался совсѣмъ убитымъ.
   Сидѣлка приготовилась на случаи, еслибы припадокъ перешелъ въ бѣшенство.
   Эдмея неподвижная и безмолвная протянула къ матери руку съ умоляющимъ видомъ.
   Глаза Жанны остановились на дочери на нѣсколько секундъ.-- Лобъ ея наморщился, губы шевелились; казалось, въ головѣ ея происходила сильная, умственная работа.
   -- Еслибъ Господь совершилъ такое чудо, еслибы она узнала меня! думала Эдмея.
   Вдругъ глаза Жанны оторвались отъ дочери, скользнули безсознательно по присутствующимъ, сгруппированнымъ на порогѣ и направились къ окну съ желѣзною рѣшеткою, въ которое вливались потоки солнечнаго свѣта.
   Она подошла къ этому окну медленно, машинальною походкою какъ въ лунатизмѣ. Затѣмъ сдѣлала видъ, будто отворяетъ его, наклонилась и стала прислушиваться. На ея блѣдномъ лицѣ выразилось глубокое вниманіе.
   Губы шевелились попрежнему.
   Изъ нихъ вырывались какіе-то несвязные звуки, похожіе на лепетъ ребенка, но вскорѣ стали явственно слышны слова:
   -- Послушайте! заговорила она,-- послушайте! Слышите? Что это за шумъ? какой это стукъ, что раздается такъ мрачно посреди ночной тишины?... Ахъ, вы не знаете!...-- Такъ взгляните и вы поймете...-- Видите этихъ черныхъ людей, они дѣлаютъ во мракѣ свое дѣло, при дрожащемъ свѣтѣ факеловъ. Это помощники палача, они строятъ эшафотъ...-- Смотрите... слушайте еще!... Толпа молчитъ... по мостовой скрипятъ колеса... Экипажъ останавливается... осужденный всходитъ на эшафотъ... осужденный... осужденный... онъ умретъ...
   Жанна замолчала.
   Она отвела глаза отъ окна и смотрѣла теперь на коверъ почти подъ самыми ногами у себя.
   Несчастная женщина видѣла къ своему воображеніи ужасную сцену, при которой, казалось ей, она присутствовала
   -- Кто этотъ человѣкъ!... который сейчасъ умретъ!... заговорила она опять.-- Еслибы я могла видѣть его лицо...-- Но я не вижу.. не вижу.. Между нимъ и мною стоитъ священникъ... А! священникъ отходитъ!...-- Я вижу этого человѣка!... Боже праведный!... Это онъ!.... Нѣтъ, это невозможно! и однако это правда... Это онъ!-- Онъ хочетъ говорить...-- Какая тишина! Онъ говоритъ...-- Невинный!...-- я это знала!... Слышите? Онъ не виноватъ!-- Онъ не убилъ его!-- Это злодѣйство!... Это преступленіе!.. Невинный умретъ, и палачъ будетъ его убійцею! Нѣтъ, нѣтъ! я не хочу...
   Жанна задыхалась; ея хриплый голосъ выходилъ со свистомъ изъ судорожно сжатаго горла; на лбу струились крупныя капли пота;-- она двигала руками въ пустомъ пространствѣ.
   -- Всѣ его покидаютъ!-- проговорила несчастная женщина.-- Такъ я защищу его!... Палачъ, я вырву у тебя твою добычу!...
   И, въ припадкѣ безумія, она вступила въ страшную борьбу съ невидимымъ соперникомъ. Она кидалась на стѣну, прыгала какъ пантера, изгибалась какъ змѣя, обнаруживая необыкновенную нервную силу. Распущенные волосы прядали по ея плечамъ. Изъ груди вырывались глухіе стоны и хриплыя восклицаніи. Вдругъ, въ самомъ разгарѣ этой воображаемой борьбы, взглядъ ея случайно упалъ на дочь.
   Она остановилась вся трепещущая и вскрикнула съ невыразимою злобою:
   -- А! Это ты палачъ!.. попался мнѣ наконецъ! теперь не вырвешься отъ меня!...
   И она бросилась на Эдмею, которая, остолбенѣвъ отъ ужаса, стояла неподвижно какъ статуя.
   Бѣдной дѣвушкѣ грозила смертельная опасность, но она не сдѣлала ни малѣйшаго движенія, чтобы уклониться отъ удара.
   Она уже ощущала на своемъ лицѣ порывистое дыханіе безумной, которая протянула судорожно сжатыя руки, чтобы схватить ее за горло и задушить.
   Въ глазахъ Фабриція сверкнула адская радость.
   Но Францъ Риттнеръ бросился быстро какъ молнія между матерью и дочерью. Онъ схватилъ Жанну за руки, не смотря на ея сопротивленіе, и, устремивъ на нее твердый, исполненный магнетизма взглядъ, какимъ укрощаютъ дикихъ звѣрей, заставилъ ее опуститься, запыхавшуюся и ослабѣвшую, въ большое кресло, въ которомъ она спала за нѣсколько минутъ до этой ужасной сцены.
   -- Теперь кончено,-- сказалъ онъ: припадокъ прошелъ. Но вы были на волосъ отъ смерти, прибавилъ онъ, обратясь къ Эдмеѣ.
   -- Мой милый компаньонъ, подумалъ Фабрицій съ бѣшенствомъ, дѣлаетъ сегодня какъ нарочно одинъ промахъ за другимъ!... Если бы онъ не сунулся со своею помощью, мать избавила бы меня отъ дочери -- и все дядино богатство досталось бы мнѣ!...
   Г. Деларивьеръ схватилъ въ объятія Эдмею, которая чуть-было не лишилась чувствъ и прижималась къ груди.
   Жанна, закинувъ назадъ голову, тряслась какъ въ лихорадкѣ.
   Лицо ея выражало уже не злобу, но глубокую скорбь.
   -- Богъ милосердъ... бормотала она,-- они убили невиннаго...
   По лицу ея катились слезы; изъ груди вылетѣлъ глубокій вздохъ и замеръ въ дикомъ хохотѣ.
   -- Черезъ пять минутъ она совсѣмъ успокоится, сказалъ Францъ Риттнеръ.-- Теперь у нея упадокъ нервъ и она скоро заснетъ.-- Я жестоко раскаиваюсь въ своей слабости.-- Ничего бы этого не случилось, еслибы я не согласился на безразсудную просьбу... Уйдемте... Для душевныхъ болѣзней уединеніе очень спасительное средство.
   Банкиръ поспѣшно увелъ или, скорѣе, унесъ дочь изъ комнаты больной, казавшейся ему болѣе чѣмъ когда либо ея могилою.
   Риттнеръ пошелъ за нимъ и сидѣлка заперла дверь и форточку.
   Всѣ четверо возвратились въ пріемную залу тихими шагами, не обмѣнявшись ни однимъ словомъ.
   Эдмея, блѣдная какъ мертвецъ, съ трудомъ держалась на ногахъ и по лицу ея катились крупныя слезы.
   -- Молодая особа испытала сильное потрясеніе, сказалъ Францъ Риттнеръ: -- я приготовилъ ей лекарство, которое тотчасъ успокоитъ ее.
   Онъ ушелъ въ небольшую лабораторію, находившуюся рядомъ съ кабинетомъ его помощника и, черезъ нѣсколько минутъ, вышелъ оттуда, держа въ рукахъ металлическій подносъ со стаканомъ наполненнымъ розовою жидкостью, который поднесъ Эдмеѣ.
   Она выпила все до капли и немедленно почувствовала облегченіе.-- Дыханіе ея стало свободнѣе, щеки зарумянились.
   -- Не тревожьтесь больше чѣмъ слѣдуетъ,-- сказалъ ей Риттнеръ.-- Припадокъ, который вы видѣли, вызванный вашею и моею неосторожностью, очень естествененъ въ положеніи вашей дорогой больной... Онъ не поведетъ къ дурнымъ послѣдствіямъ... Болѣзнь не усилиться отъ этого...
   -- Такъ можно еще надѣяться? спросилъ банкиръ взволнованнымъ голосомъ.
   -- Конечно.
   -- Вы находите, какъ и прежде, что она можетъ выздоровѣть?
   -- Что я думалъ вчера, то думаю и сегодня.
   -- Ахъ, какъ вы меня радуете этими словами! сказалъ старикъ,-- а я воображалъ, что все уже погибло.
   Францъ Риттнеръ взялъ г. Деларивьера подъ руку, отвелъ въ амбразуру окна и сказалъ ему такъ, что кромѣ него не слыхалъ никто.
   -- Ничего не погибло, даю вамъ слово, но я долженъ сказать вамъ истину на счетъ другой особы... Я серьезно безпокоюсь за вашу дочь.-- У нея такая-же впечатлительная, нервная натура, какъ у ея матери... Она вынесла сильное потрясеніе, которое можетъ быть опасно, если не изгладится произведенное имъ впечатлѣніе...
   -- О Боже мой,-- проговорилъ старикъ съ испугомъ:-- неужели я долженъ бояться и за нее?
   

LV.

   Докторъ умалишенныхъ покачалъ головою.
   -- Не пугайтесь-же безъ причины, сказалъ онъ. Можно заблаговременно уничтожить болѣзнь такого рода, если только захватить ее вначалѣ. Надо противодѣйствовать преобладающей мысли -- и все пойдетъ отлично.
   -- Но какъ-же противодѣйствовать? спросилъ г. Деларивьеръ.
   -- Самымъ простымъ способомъ.
   -- Какимъ?
   -- Надо развлекать ее.
   -- Я понимаю васъ, -- отвѣчалъ банкиръ; но это средство, такое простое повидимому, довольно трудно примѣнить къ дѣлу въ настоящее время.
   -- Отчего?
   -- Захочетъ-ли дочь моя пользоваться развлеченіями послѣ такой грустной сцены, какую мы сейчасъ видѣли, и при такомъ настроеніи духа, въ какомъ она находится теперь?
   -- Надо принудить ее.
   -- Ахъ, докторъ! могу-ли я принуждать дочь мою къ шумнымъ удовольствіямъ и могу-ли сопровождать ее въ веселыя собранія, когда наши сердца полны скорби объ ея несчастной матери!
   -- Я не говорю вамъ о свѣтскихъ увеселеніяхъ... возразилъ докторъ,-- ваше появленіе въ свѣтѣ было-бы неумѣстно теперь, я понимаю это. Достаточно избѣгать уединенія, почаще видѣться съ друзьями и хорошими знакомыми, доставлять ей разныя, мелочныя развлеченія, что такъ правится молодымъ дѣвушкамъ, какъ напр. моды, музыки, искусства, лошади... Вамъ это все легко при вашемъ большомъ богатствѣ...
   -- Благодарю васъ за этотъ совѣтъ, докторъ, я исполню его.
   -- Присылайте ко мнѣ каждый день вашего племянника... продолжалъ Риттнеръ.-- Онъ будетъ передавать вамъ извѣстіе о больной; но сами пріѣзжайте только по моему формальному приглашенію... Послѣдствія какой нибудь неосторожности могутъ быть очень пагубны...-- вы имѣли доказательство этому сегодня.
   Г. Деларивьеръ обѣщалъ доктору исполнить его предписанія, и трое посѣтителей вышли изъ лечебницы.
   -- Куда мы поѣдемъ теперь, дядюшка? сказалъ Фабрицій, садясь въ экипажъ.
   -- Прежде всего, отвѣчалъ г. Деларивьеръ,-- къ какой нибудь извѣстной швеѣ, ты долженъ знать какія въ модѣ...
   -- Да, я знаю нѣкоторыхъ по слухамъ, дядюшка.
   -- Такъ свези насъ къ самой знаменитой...-- Твоей кузинѣ нужно около полудюжины костюмовъ, одинъ кокетливѣе другаго.
   -- Ты сдѣлалъ-бы мнѣ большое удовольствіе, папа, еслибы отложилъ это до времени, возразила робко Эдмея.
   -- Зачѣмъ-же откладывать, милочка?
   -- Кстати-ли теперь заниматься нарядами?
   -- Отчего-же не кстати?... О, я угадываю, о чемъ ты думаешь, и вотъ мой совѣтъ: я хочу, чтобы мать твоя, когда возвратится къ намъ, что конечно будетъ въ скоромъ времени,-- могла бы гордиться не только твоею красотою и граціею, но и твоимъ изящнымъ нарядомъ... Правъ-ли я?...
   -- Пожалуй, папа, если ты желаешь, закажи костюмы... но я буду носить ихъ съ удовольствіемъ только тогда, когда мама будетъ видѣть ихъ.
   Сеансъ у знаменитой швеи продолжался около часа.
   Надо было выбрать матеріи и фасоны, что было не легкимъ дѣломъ;-- всѣ мои хорошенькія читательницы согласятся со мною.
   Эдмея, сама почти не замѣтивъ этого, забыла свое непріятное ощущеніе, и едва вступившая въ жизнь питомица пансіона обнаружила вѣрный вкусъ и совершенный тактъ.
   Портниха сочла обязанностью сказать:
   -- Я была-бы счастлива обшивать васъ; такая заказчица принесетъ мнѣ большую честь.
   Покинувъ княжески-роскошныя зала, которыя въ прежнее время назывались бы Храмомъ моды, Эдмея была уже менѣе печальна.
   -- Правъ былъ Францъ Риттнеръ, говоря, что кокетство врождено въ дочеряхъ Евы и, будучи удовлетворено, побѣждаетъ все, да;г, е сердечное горе. Исключенія изъ этого правила по своей рѣдкости только подтверждаютъ его.
   Не одна молодая вдова, искренно оплакивая своего мужа, сознавалась про себя, что трауръ не безобразитъ ея, и могла подавить на своихъ устахъ улыбку при представленіи о своей миловидности въ глубокомъ траурѣ.
   Фабрицій вторично спросилъ:
   -- Куда идемъ мы, дядя?
   -- Къ моему банкиру, который въ то-же время мой давнишній другъ, отвѣчалъ Деларивыръ.-- Тебѣ нужно сегодня-же внести нотаріусу деньги за купленное въ Нейльи...
   -- Правда, замѣтилъ молодой человѣкъ, и далъ адресъ кучеру.
   Банкирскій домъ Жака Лефевра помѣщался въ улицѣ Св. Лазаря, въ большомъ зданіи, весь нижній этажъ котораго былъ занятъ конторой. Деларивьеръ вышелъ изъ кареты съ дочерью и племянникомъ. Въ передней швейцаръ въ черной одеждѣ и въ башмакахъ съ серебряными пряжками спросилъ его:
   -- Кого вамъ угодно видѣть: кассира, уполномоченнаго или самого господина Лефевра?
   -- Самого господина Лефевра, отвѣчалъ г. Деларивьеръ; передайте ему мою карточку.
   Патронъ извѣстнаго всему свѣту банкирскаго дома работалъ въ своемъ кабинетѣ. Прочтя на картѣ имя, онъ вскричалъ, сіяя отъ радости:
   -- Маврикій Деларивьеръ! Сейчасъ-же приведите его ко мнѣ...
   Поднявшись со стула, онъ сталъ ожидать гостя на порогѣ кабинета, взялъ его за руки и, крѣпко сжавъ ихъ, сказалъ съ волненіемъ:
   -- Здравствуй мой старый товарищъ! Вотъ неожиданность! Какъ я счастливъ видѣть тебя! Войди скорѣе!
   Онъ поклонился Эдмеѣ.
   -- Вѣроятно мадемуазель Деларивьеръ? продолжалъ онъ.
   -- Да, мой другъ, мои дочь.
   -- Прелестна! едва распустившійся цвѣточекъ! розовый бутончикъ! Тысячу пожеланій! О, этого ангела легко выдать замужъ... Если хочешь я возьму это на себя.
   Эдмея залилась румянцемъ.
   -- Дѣло не спѣшное, улыбаясь отвѣтилъ отецъ.
   -- Какъ поживаешь, продолжалъ Жакъ Лефевръ. Ну тогда располагай мною, чѣмъ доставишь мнѣ удовольствіе. А, вотъ Фабрицій... здравствуйте... руку! племянникъ моего друга! А гдѣ-же госпожа Деларивьеръ? какъ ея здоровье. Ты ее на этотъ разъ оставилъ въ Нью-Іоркѣ?
   Старикъ Деларивьеръ ожидалъ этого вопроса, и потому безъ замѣшательства отвѣчалъ:
   -- Жена пріѣхала со мною во Францію, но не могла проводить меня въ Парижъ... Я оставилъ ее на югѣ, у друзей... Она немного нездорова.
   -- Однако ничего опаснаго?
   -- Надѣюсь.
   -- Злосчастное нездоровье лишаетъ меня удовольствія поухаживать за нею; потому что я ухаживаю за твоей прелестной женою... берегись, мой старый другъ!
   Жакъ Лефевръ разразился добродушнымъ смѣхомъ и продолжалъ:
   -- А должно быть и ты нездоровъ, Маврикій? Ты блѣденъ.
   -- Не нездоровъ, а усталъ. Поѣздка была трудная.
   -- Два или три дня отдыха -- и все пройдетъ. А знаешь-ли, что я не узналъ-бы Эдмеи, хотя она очень походитъ на свою мать. Какъ эта красавица-дѣвушка та-же шалунья, которая четыре года тому назадъ топтала мои цвѣточныя клумбы и забирала мои розы? Да, сударыня, вы были ужасомъ моего садовника, а теперь вы уже доросли до выхода замужъ...
   Эдмея снова покраснѣла.
   -- Вижу, сказалъ г. Деларивьеръ, что ты остался такимъ-же неутомимымъ сватомъ, какимъ я зналъ тебя прежде.
   -- Теперь я еще ревностнѣе занимаюсь этимъ дѣломъ. Мнѣ бы основать агентство для браковъ. Это было мое призваніе! Нажить десять милліоновъ и перебранить своихъ друзей, дѣтей своихъ друзей, ихъ родню и близкихъ:-- вотъ цѣль жизни!
   Лефевръ снова расхохотался своимъ добродушнымъ смѣхомъ, и ему вторилъ Фабрицій.
   -- Берегитесь, Фабрицій! обратился къ нему Лефевръ, грозя пальцемъ. И вы пройдете чрезъ мои руки, будете поженены мною. Отчего же мнѣ, дорогіе друзья, будучи счастливымъ въ моей семьѣ, не желать доставить всему міру такого-же счастья?
   -- Ну такъ жените-же и вашего сына! отвѣтилъ Фабрицій.
   -- Хотѣлъ-бы, ужь какъ хотѣлъ-бы! да онъ-то изумительно упрямится...
   -- Я еще не спрашивалъ тебя о твоей женѣ и Раулѣ; но твоя веселость доказываетъ, что вѣсти хороши...
   -- Благодаря Бога, хороши! Моя жена по-прежнему бойка и весела. Она не измѣняется и не старѣетъ. Увидишь! Можетъ быть, я заблуждаюсь; но мнѣ кажется, что какою она была на другой день нашей свадьбы -- такова она и теперь, дорогое существо.-- Что до моего сына, то это безпутникъ. Въ настоящее время онъ въ Россіи, по нашимъ дѣламъ. Онъ работаетъ какъ лошадь, не хуже меня, что значитъ не мало.
   -- За что-же зовешь ты его безпутнымъ?
   -- Это не болѣе, какъ дружеская кличка! Но отчего не хочетъ онъ жениться?-- это удивительный парень. Въ дѣлахъ онъ такъ же толковъ, какъ я, а ему всего двадцать четыре года. Онъ пойдетъ далеко!-- Да, вы обѣдаете у насъ. Это рѣшено; я считаю приглашеніе принятымъ...
   -- Однако, началъ-было дядя Фабриція.
   -- Никакого однако! прервалъ Лефевръ. Если откажешь, мы разсоримся! Вотъ мой ультиматумъ!...
   

LVI.

   -- Но, замѣтилъ Деларивьеръ,-- Эдмея въ пансіонскомъ костюмѣ и получитъ свои наряды не ранѣе, чѣмъ чрезъ нѣсколько дней.
   -- Что за дѣло до костюма! воскликнулъ Лефевръ. Эдмея прелестна и такъ!-- кромѣ того, обѣдъ будетъ въ тѣсномъ кругу. Мнѣ хочется поскорѣе представить твою дочь моей женѣ, которую я сію минуту предварю.
   -- Ну если ты этого хочешь, то рѣшено.
   -- Въ добрый часъ! Конечно, Фабрицій съ нами. Ха, ха, милый Фабрицій, ты жилъ широко! о твоихъ подвигахъ говорили! Это не упрекъ -- молодость имѣетъ свои права;?но какъ пѣли въ театрѣ Gymnase -- уже не помню, въ какой старой пьесѣ:
   
   Есть пора и для безумства,
   И для разсудка время есть.
   
   -- Пора-то для разсудка пришла-ли?
   -- Думаю, что да, отвѣчалъ Фабрицій.
   -- Онъ не только думаетъ такъ, но и доказываетъ свой взглядъ на дѣлѣ, подтвердилъ Деларивьеръ.
   -- Тѣмъ лучше! подхватилъ Лефевръ. Браво Фабрицій! вашъ дядя крѣпко любитъ васъ... слышалъ я. Онъ частенько говорилъ со мною о васъ. Вы навѣрно сильно его порадуете, женившись.
   -- Дошли до предмета! сказалъ со смѣхомъ Фабрицій.
   -- Да и какъ же не придти къ нему? Бракъ необходимый вѣнецъ дѣла; внѣ его нѣтъ ничего серьезнаго! Вашъ дядя похлопочетъ о достаткѣ, а я пріищу женку.-- Припоминаю:-- ваше дѣло готово состояться...
   -- Подошло подъ руку?
   -- Вы смѣетесь?-- Ну да, подъ руку... И въ доказательство, вы увидите сегодня вечеромъ эту особу.
   -- Ба, уже сегодня вечеромъ?
   -- Даже за обѣдомъ. Она сирота, прелестная во всѣхъ отношеніяхъ. Она пережила много семейнаго горя и столько же интересна, какъ и заслуживаетъ сочувствія. Прекрасная партія: уже располагаетъ всѣмъ своимъ имуществомъ, сумма котораго почтенна. Вы познакомитесь, милый Фабрицій, и безумно влюбитесь въ нее... это неизбѣжно, и черезъ два или три мѣсяца мы будемъ на вашей свадьбѣ....
   Эдмея, на смотря на свое горе, улыбалась, а примѣру дочери послѣдовалъ и Деларивьеръ.
   -- Быстро порѣшили! весело воскликнулъ Фабрицій.
   -- Да, да, я всегда таковъ... никогда не теряю ни минуты: нужно, чтобы все тло какъ по маслу.
   Говоря это, Лефевръ написалъ нѣсколько строчекъ на листкѣ почтовой бумаги. Онъ вложилъ его въ конвертъ и тронулъ колокольчикъ.
   Явился конторскій мальчикъ.
   Лефевръ протянулъ къ нему записку и сказалъ:
   -- Отвезите моей хозяйкѣ, живо! Возьмите фріакръ.
   -- Обождать отвѣтъ?
   -- Нѣтъ, и отправляйтесь.
   Мальчикъ вышелъ.
   -- Я увѣдомляю жену, что у нея будетъ трое гостей, продолжалъ Лефевръ.
   -- Значитъ, госпожа Лефевръ не здѣсь?
   -- Нѣтъ, она обожаетъ деревню. Впрочемъ, и я также. Съ 15 апрѣля, хотя бы еще морозило, жена переселяется на нашу дачу въ Паркѣ Принцевъ, аллея Принцевъ, No 7, куда я пріѣзжаю ежедневно по окончаніи занятій. Тамъ-то мы и пообѣдаемъ сегодня вечеромъ.
   -- Другъ мой, сказалъ Деларивьеръ, при сегодняшнемъ посѣщеніи у меня было двѣ цѣли: сначала повидать тебя, а затѣмъ попросить у тебя денегъ...
   -- Прекрасно. Сколько нужно?
   -- Довольно большая сумма. Я поселяюсь въ Парижѣ...
   -- Вотъ пріятная новость! Значитъ, ликвидируешь тамъ?
   -- Да.
   -- Я, просто, счастливъ. Не нужно будетъ ждать два года, чтобы повидать тебя.
   -- Конечно, мы будемъ видѣться часто. Я устроюсь здѣсь домомъ, и мой племянникъ такъ любезенъ, что присмотритъ за всѣми сложными мелочами поселенія. Онъ принялъ на себя всѣ хлопоты, за что я ему крайне обязанъ. И потому прошу тебя предоставить ему въ распоряженіе все, въ чемъ онъ будетъ нуждаться. Словомъ, я открываю ему кредитъ на твой домъ.
   -- До какой суммы?
   -- Цифры не опредѣляю. Кредитъ неограниченный.
   -- Понятно. Далъ ты довѣренность Фабрицію?
   -- Нѣтъ еще, но я дамъ ее.
   -- Для дѣлъ порядокъ нуженъ. А въ ожиданіи я буду отпускать ему деньги подъ простую росписку.
   Жакъ Лефевръ вынулъ изъ своего письменнаго стола счетную книжку и передалъ ее молодому человѣку со словами:
   -- Вотъ книжка бѣлыхъ чековъ, въ которые вамъ придется вносить требуемое для представленія въ кассу.
   Фабрицій положилъ книжку въ карманъ, радостно задрожавъ.
   Деларивьеръ продолжалъ:
   -- Мы сегодня утромъ купили восхитительное имѣньице въ Нейльи, Санъ-Джемсъ. Заплатить за него слѣдуетъ сегодня вечеромъ до шести часовъ; для этого нужно триста двадцать тысячъ франковъ.
   -- Достаточно подписать чекъ.
   -- Не подъ рукой ли у тебя мой счетъ? продолжалъ дядя Фабриція.
   -- Я его приблизительно помню..
   -- На какую сумму кредитовался я на твой домъ.
   -- На три милліона шестьсотъ двадцать пять тысячъ франковъ. Хочешь сотню тысячъ франковъ банковыми билетами?
   -- Нѣтъ, денегъ мнѣ не нужно.
   -- А вамъ, Фабрицій?
   -- Я принимаю. Мнѣ придется расплатиться за дядю немногимъ счетамъ.
   -- Тогда, уходя отъ меня, зайдите въ кассу.
   Жакъ Лефевръ написалъ на четвертушкѣ бумаги:
   "Сто тысячъ франковъ, на счетъ Деларивьера, подъ росписку Хеклера. Уплатитъ".
   И онъ подписалъ.
   -- Вотъ нужныя сто тысячъ Франковъ, сказалъ онъ.
   Фабрицій сложилъ бумажку вчетверо и всталъ со стула.
   -- Ты уходишь? спросилъ Деларивьеръ.
   -- Да, дядя... я долженъ зайти къ нотаріусу на бульварѣ Гаусманъ.
   -- Развѣ ужь пора?
   -- Конечно, нѣтъ; но мнѣ нужно повидать обойщика, чтобы онъ додѣлалъ нѣкоторыя вещи внутри; затѣмъ нужно повидать каретника, продавца лошадей; также нужно пріискать кучера, камердинера, повара, посыльнаго, горничныхъ и проч.
   -- Вѣрно... ты думаешь обо всемъ. Ну, нечего дѣлать, иди и помни, что сдѣланное тобою будетъ сдѣлано хорошо.
   -- Не позабудьте, добавилъ Лефевръ, что мы садимся обѣдать ровно въ половинѣ восьмаго.
   -- Не безпокойтесь, явлюсь.
   -- И постарайтесь не опоздать.
   -- Постараюсь.
   -- Паркъ Принцевъ, Аллея Принцевъ номеръ 7... вы знаете?
   -- Я знаю вашу дачу.
   -- Прекрасно; такъ до вечера.
   -- До свиданья!
   Фабрицій подалъ руку дядѣ, кузинѣ, хозяину дома, вышелъ изъ кабинета, получилъ въ кассѣ сто тысячъ франковъ, и затѣмъ, имѣя при себѣ эту сумму и книжку чековъ, отправился въ улицу Ларошфуко, гдѣ жила Матильда Жанселенъ. По дорогѣ онъ зашелъ къ ювелиру.
   Предъ вступленіемъ въ другой образъ жизни, онъ счелъ нужнымъ разорвать свою связь съ Матильдой.
   -- Какъ приметъ она эту вѣсть? спросилъ онъ себя не безъ тревожнаго чувства.
   Но онъ напрасно безпокоился. Разойтись было, какъ мы увидимъ дальше, тѣмъ легче, что и Матильда съ своей стороны желала порыва связи, въ которой ссоры давно смѣнили настроеніе медоваго мѣсяца.
   Мы попросимъ нашихъ читателей опередить Фабриція по дорогѣ въ улицу Ларошфуко и вмѣстѣ съ нами перейти за порогъ комнаты во второмъ этажѣ довольно красиваго дома.
   Матильда, на половину лежа на длинной кушеткѣ въ будуарѣ, обитомъ по стѣнамъ и потолку шелковой матеріей свѣтло-голубаго цвѣта со свѣтло-сѣрыми блестящими полосками и розовыми бутонами, держала на колѣняхъ открытымъ новый романъ, который однако, повидимому, не интересовалъ ее особенно, потому что она его не читала, а мечтала, встрѣчая въ своихъ грезахъ образъ хорошенькаго молодаго человѣка съ черными волосами и голубыми глазами, граціознаго станомъ и милаго манерами, -- можетъ быть слишкомъ наряднаго, но вообще изящнаго.
   Этотъ молодой человѣкъ -- соотечественникъ и товарищъ дѣтства маленькаго барона Паскаля де Ландильи, назывался виконтомъ Полемъ до-Ланжэ, и былъ близокъ къ двадцати-тремъ годамъ.
   Наслѣдовавъ по смерти отца, полтора года тому назадъ, значительное имѣніе, онъ поспѣшилъ переселиться въ Парижъ, чтобы пожить на широкую ногу. Хотя онъ попалъ въ свѣтъ удовольствій, свѣтъ фатовъ, кокотокъ высшаго и низшаго разбора, но въ сущности много отличался отъ своего друга Паскаля.
   Опьянѣніе удовольствіемъ никогда не увлекало его дальше того, до чего онъ хотѣлъ дойти. Въ самой его страсти былъ родъ раздумчивой холодности. Боясь больше всего быть одураченнымъ женщинами, онъ отдавался лишь вполовину. Хорошій игрокъ, онъ останавливался какъ разъ на суммѣ, опредѣленной заранѣе. Онъ былъ одновременно и щедръ, и разсчетливъ.
   

LVII.

   Поль де-Ланжэ, не смотря на замашки завзятаго кутилы, сохранилъ значительную долю боязливости.
   Ему недоставало безграничной безцеремонности хлыща; онъ поневолѣ обращался къ женщинамъ -- любовницамъ какъ къ женщинамъ свѣтскимъ, что, конечно, имъ нравилось. Видѣвъ Матильду нѣсколько разъ на берегу озера и въ театрѣ, онъ влюбился въ эту хорошенькую дѣвушку, искалъ случая встрѣтиться съ нею, но не зналъ какъ подойти.
   Однажды онъ встрѣтилъ ее случайно въ сообществѣ съ дѣвицею Сивракъ, урожденной Грелютъ, и маленькимъ барономъ Паскалемъ-де-Ландильи.
   Ухватившись за случай, Поль-де-Ланжэ упросилъ друга представить его, былъ встрѣченъ благосклонно, и началъ осаду крѣпости плохо защищаемой и весьма охочей сдаться.
   Матильда, привыкшая къ манерамъ Фабриція, рѣдко вѣжливымъ, а иногда и грубымъ, была въ восторгѣ отъ мысли, что къ ней серьезно относится настоящій джентльменъ, ухаживаетъ за нею съ нѣкоторымъ почтеніемъ, каждое утро присылаетъ ей великолѣпный букетъ, точно дѣвушкѣ, на которую имѣетъ серьезные виды.
   Притомъ же Поль явился въ очень благопріятную для себя минуту. Фабрицій началъ проявлять большую холодность, и оскорбленная Матильда стала мечтать о легкой мести, всегда доступной женщинамъ. А такъ какъ соучастникомъ въ этой мести является юноша красивый, высокаго рода, хорошо воспитанный, весьма любезный и очень богатый (что отнюдь не портило дѣла), то Матильда и сознавалась самой себѣ, что этотъ красивый юноша слишкомъ медлитъ въ первомъ приступѣ и болѣе робокъ, чѣмъ было бы желательно.
   Чтобы ободрить его, она не разъ высказывала Полю, что сердце ея свободно, и не упускала ни одного случая хулить при немъ Фабриція, къ которому онъ относился очень ревниво.
   Наканунѣ отъѣзда въ Мелюнъ, на завтракѣ у Адели, на которомъ учавствовалъ и Поль-де Ланжэ, она говорила восторженно объ уборѣ, видѣнномъ ею нѣсколько дней назадъ у ювелира на улицѣ Мира,-- уборѣ, до того вскружившемъ ей голову, что она лишилась сна.
   Почему же, моя дорогая вскричала молодая Адель, не попросишь ты этого убора у Фабриція? Онъ обязанъ исполнять твои желанія.
   Поль слушалъ съ нахмуренными бровями.
   Матильда, пожавъ плечами, отвѣтила:
   -- Попросить у Фабриція уборъ въ двадцать-пять тысячъ франковъ! Вотъ и видно, что ты мало знаешь его! Фабрицій, милая моя, демонъ эгоизма, притомъ же и скупъ! Ахъ, я сильно въ немъ ошиблась.
   И молодая женщина вздохнула.
   На третій день, возвращаясь въ Парижъ, какъ мы знаемъ, сильно оскорбленною тѣмъ способомъ, какимъ Фабрицій отдѣлался отъ нея въ Мелюнѣ, чтобы остаться при своемъ дядѣ, Матильда нашла въ своемъ будуарѣ, между двумя принесенными въ ея отсутствіе букетами, что-то завернутое въ веленевую бумагу и запечатанное краснымъ сургучемъ и широкою печатью съ гербомъ.
   Обертка заключала двѣ вещи: длинную розовою бумажку и визитную карточку.
   Розовая бумажка оказалась чекомъ на двадцать-пять тысячъ франковъ, съ приказаніемъ одному изъ парижскихъ банкирскихъ домовъ выдать ихъ подателю чека. Визитная же карточка носила имя Поляде-Ланжэ, съ припискою подъ нимъ карандашемъ:
   "Примите уборъ изъ улицы Мира съ такимъ же удовольствіемъ, какое ощущаю я, поднося его." --
   -- Онъ въ самомъ дѣлѣ очень милъ, этотъ Поль! подумала Матильда. У меня, честное слово, бьется сердце; не влюбилась ли я, чего добраго? Отчего же нѣтъ? Это было бы очень забавно.
   Она сунула карточку за корсетъ, а чекъ заперла въ маленькій ящичекъ.
   Въ то время, когда мы находимъ молодую женщину незанятою и предающеюся мечтамъ фа длинномъ креслѣ своего будуара, было приблизительно четыре часа пополудни.
   Зазвенѣлъ колокольчикъ. Матильда вздрогнула.
   -- Если Поль-де-Ланжэ, пробормотала она, то я съ радостью приму его.
   Горничная просунула свое хитрое лицо въ дверь.
   -- Кто тамъ? Живо спросила Матильда.
   -- Вашъ братъ, сударыня.
   -- Попросите войти, сказала хорошенькая блондинка, видимо обманутая въ ожиданіи.
   Вошелъ Рене Жанселенъ.
   -- Какъ дѣла, сестрица? спросилъ онъ, садясь.
   -- Ни хороши и не дурны, отвѣтила Матильда тономъ почти недовольнымъ.
   -- Ты, можетъ быть, ждала не меня?
   -- Не ждала никого.
   -- Видѣла ты сегодня Фабриція?
   -- Ни сегодня, ни вчера, и полагаю, что въ будущемъ буду видѣть его весьма рѣдко.
   -- Опять ссора?
   -- Нѣтъ, просто разойдемся. У Фабриція есть обязанности: онъ посвятилъ себя отнынѣ своему дядѣ, нью-іоркскому банкиру, и своей теткѣ съ лѣвой руки, полоумной въ Мелюнѣ; я предоставляю его судьбѣ.
   -- Плохо дѣло.
   -- Отчего?
   -- Фабрицій добрый парень.
   -- Ну, не совсѣмъ-то добрый.
   -- Вѣдь вы любили другъ друга?
   -- Мы такъ думали, но никогда не были въ томъ увѣрены. Разошедшись, мы оба будемъ чувствовать себя лучше.
   -- Хочешь ли быть со мною откровенна, милая сестрица?
   -- Смотря по тому, что спросишь... откровенность иногда опасна.
   -- Не въ этомъ случаѣ. Говоря между нами, если Фабриція стоитъ лишь повѣсить, то, значитъ, возгорѣлась другая любовь.
   -- А еслибы и такъ?
   -- Оно такъ и есть. И я могу назвать счастливаго соперника.
   -- Назови!
   -- Поль-де-Ланжэ.
   Матильда покраснѣла до бѣлка глазъ и промолчала.
   -- Значитъ ты его любишь? отечески спросилъ Рене.
   -- Я его сильно боюсь, со вздохомъ сказала Матильда.
   -- Берегись, сестра!
   -- Чего?
   -- Онъ очень молодъ, этотъ хлыщъ.
   -- Чтожъ такое? Отъ этого порока исправляются и даже слишкомъ быстро.
   -- Серьезно ли относится онъ къ тебѣ?
   -- О, да! вскричала Матильда, невольно увлекаясь.
   -- Почему ты знаешь это?
   -- У меня есть доказательство.
   -- Какое?
   -- Это тебя не касается! смѣясь, сказала грѣховодница, и затѣмъ, не останавливаясь, прибавила: хочешь оказать мнѣ услугу?
   -- Еще бы!
   Она встала, вынула изъ ящика положенный въ него чекъ и протянула его брату.
   -- Сдѣлай мнѣ одолженіе, продолжала она, завтра утромъ взялъ для меня эти деньги. Когда недурная собой дѣвушка является съ чекомъ, всѣ служащіе оглядываютъ ее и шепчутся... это очень стѣсняетъ.
   Глаза Рене разгорѣлись.
   -- Весьма охотно, отвѣтилъ онъ, беря розовую бумажку. Пробѣжавъ написанное, онъ продолжалъ съ улыбкой:-- Двадцать пять тысячъ франковъ! Чортъ возьми, ты была права. Этотъ подлипала ведетъ себя благородно. Такъ вотъ почему Фабрицій впалъ въ немилость и утратилъ право большихъ посѣщеній.
   -- Да и малыхъ...
   -- А если онъ придетъ, неужели ты его безъ жалости прогонишь?
   -- Отнюдь нѣтъ; я приму его весьма охотно, но только какъ товарища.
   -- Такъ никогда не слѣдуетъ ссориться съ прежними друзьями; въ данную минуту они могутъ быть полезны. Прими его ласково. Если ты прямо запрешь предъ нимъ дверь, онъ взбѣсится и будетъ ненавидѣть и меня. А у меня есть причины оставаться съ нимъ въ добрыхъ отношеніяхъ.
   -- Будь спокоенъ.... Давая ему свободу, я оказываю ему услугу. Мы останемся лучшими друзьями въ свѣтѣ.
   -- Въ которомъ часу, завтра, хочешь ты имѣть свои деньга?
   -- Утромъ.
   -- Довольно рано; а если я принесу ихъ въ одиннадцать?
   -- Прекрасно.
   -- И такъ, жди меня въ одиннадцать часовъ. Я приду позавтракать съ тобою,-- конечно, если ты будешь одна?
   -- Я непремѣнно буду одна.
   -- А Поль де-Ланжэ?
   Матильда разсмѣялась.
   -- Какъ Фабрицій не сохранилъ своихъ большихъ входовъ, такъ и Поль де-Ланжэ еще не пріобрѣлъ ихъ,-- возразила она.
   Рене поднялся.
   -- Ты уходишь такъ скоро?
   -- Да, я хотѣлъ повидать тебя, но сегодня вечеромъ у меня очень много дѣла. До завтра, сестрица.
   -- До завтра.
   Минутъ пять по уходѣ Рене опять раздался звонокъ.
   

LVIII.

   Услышавъ звонъ колокольчика, Матильда вновь вздрогнула.
   -- А, шептала она съ сильнымъ біеніемъ сердца: на этотъ разъдолженъ быть Поль де-Ланжэ.
   Горничная пріотворила дверь будуара.
   Пріѣхалъ баринъ.
   -- На контрабандномъ языкѣ слово "баринъ" означаетъ царящаго покровителя. Значитъ, горничная назвала Фабриція.
   -- Попросите обождать въ залѣ, отвѣтила обманутая въ своей надеждѣ Матильда.
   -- Слушаю-съ.
   -- Тѣмъ лучше, думала Матильда. Представляется случай покончить.
   Она убрала передъ венеціанскимъ зеркаломъ свои косы, потому что для ссоры нужно быть хорошенькой,-- дочери Евы знаютъ это -- и вышла къ гостю.
   -- Какъ, это вы, милый мой, -- воскликнула она насмѣшливо. Знаете ли, что я уже не надѣялась видѣть васъ?
   Фабрицій принялъ грустное выраженіе лица.
   -- Милая Матильда, сказалъ онъ со вздохомъ: не говорите мнѣ, упрековъ, въ которыхъ сейчасъ же раскаетесь. Я больше достоинъ жалости, чѣмъ попрековъ. Я прошу васъ подарить мнѣ нѣсколько минутъ вниманія въ разговорѣ серьезномъ.
   Молодая женщина утвердительно кивнула головой, а Фабрицій продолжалъ:
   -- Еслибы я могъ слушаться только голоса сердца, то моя единственная задача состояла бы въ продленіи въ вѣчность пріятной жизни, которою я обязанъ преимущественно вамъ.-- Но дѣло стоитъ отнюдь не такъ. У меня уже нѣтъ средствъ, нѣтъ дороги, и я, доживъ до лѣтъ, когда человѣкъ, если онъ не помѣшанъ, долженъ обдумать свое будущее. Внезапное сближеніе моей семьи со мною, несчастіе, постигшее моего дядю, принуждаютъ меня идти по другой дорогѣ...
   -- По дорогѣ, которая удаляетъ васъ отъ меня, прервала Матильда. Зачѣмъ прибѣгаете вы къ такимъ иносказаніямъ, мой другъ, когда достаточно двухъ словъ? Скажите прямо, что вы меня бросаете
   -- Этого необходимо требуетъ положеніе, со вздохомъ пробормоталъ Фабрицій, и я не знаю болѣе горькой необходимости. Я ей подчиняюсь, но оплакиваю ея неизбѣжность.
   -- Однако, какая между нами симпатія, сказала, смѣясь, Матильда. Вы приходите приготовить меня къ разрыву какъ разъ въ ту минуту, когда я сбиралась сказать вамъ, что намъ слѣдуетъ перестать видѣться.
   -- Такъ-ли это? спросилъ молодой человѣкъ.
   -- Клянусь Матильдой! а вы знаете, что я не лгунья.
   -- Тогда мы останемся друзьями, потому что отнынѣ не можемъ быть ничѣмъ инымъ?
   -- Я на это разсчитываю!
   -- И охотно примите этотъ маленькій подарокъ на память, который я принесъ въ надеждѣ, что онъ принесетъ вамъ счастье?
   Говоря это, племянникъ банкира вынулъ изъ кармана коробочку, тронулъ ея пружинку и выставилъ на видъ лежавшій на голубомъ бархатѣ браслетъ на счастье, украшенный тремя брилліантами.
   Онъ заплатилъ за этотъ браслетъ пять тысячъ франковъ.
   Матильда захлопала въ ладоши.
   -- Ахъ какъ это мило! вскричала она. Фабрицій, ты премилый! Я хочу поцѣловать тебя!
   -- Какъ друга?
   -- Разумѣется!
   И молодая женщина запечатлѣла два звонкихъ поцѣлуя на его щекахъ.
   -- Берегись! предостерегъ Фабрицій, улыбаясь.
   -- Чего?
   -- Еслибы онъ увидѣлъ такую выходку, то сталъ бы ревновать.
   -- Кто онъ?
   -- Да мой преемникъ, чортъ его возьми!
   -- И такъ вы думаете, что у васъ есть таковой?
   -- Въ этомъ я положительно увѣренъ; я даже боюсь, не былъ ли юнъ уже во время моего царства моимъ соправителемъ, съ обѣщаніемъ будущаго наслѣдованія.
   -- Что до этого, такъ нѣтъ, честное слово! Живо возразила Матильда. Я честная дѣвушка.
   Фабрицій сдерживалъ себя.
   -- Скажите мнѣ его имя, продолжалъ онъ.
   Матильда отрицательно качала головой.
   -- Не сегодня... отвѣтила она. Догадайтесь, если можете.
   -- Развѣ я знаю его?
   -- Немного.
   -- Онъ, думаю, молодъ и красивъ?
   -- О, да, и притомъ богатъ! Всѣмъ взялъ!
   -- Дьявольщина! весело сказалъ Фабрицій: поздравляю васъ, милая, и съ радостью вижу, что мой браслетъ на счастье уже заранѣе произвелъ свое дѣйствіе!
   Разговоръ продолжался еще нѣсколько минутъ совершенно дружески, и молодые люди разстались, пожимая другъ другу руки съ болѣе искреннею дружбою, чѣмъ какова была ихъ любовь.
   Уйдя отъ Матильды, Фабрицій прошелъ на бульваръ Гаусмана, къ No 92.
   Нотаріусъ получилъ записку, принесенную садовникомъ изъ Нейльи; онъ ожидалъ уже Фабриція въ своемъ кабинетѣ, и купчая была готова.
   Фабрицій, не имѣя еще довѣренности, не могъ подписать купчей; но онъ выдалъ чекъ на триста двадцать тысячъ франковъ, къ уплатѣ на другой день Жаномъ Лефевромъ, и получилъ отъ нотаріуса росписку.
   Деларивьеръ могъ переѣхать въ свое недвижимое имѣніе, когда ему вздумается.
   Было половина седьмаго, когда Фабрицій покинулъ бульваръ Гаусмана.
   -- Въ паркъ Принцевъ, сказалъ онъ кучеру, садясь въ карету. Поѣзжай скорѣе. Сто су на выпивку!
   Это обѣщаніе быстро сообщило рвеніе кучеру, а чрезъ него и запряженной въ фіакръ лошади.
   Въ двадцать минутъ восьмаго бѣдное животное, покрытое пѣной, остановилась въ аллеѣ Принцевъ, передъ рѣшеткою съ No 7.
   Въ столовой встрѣтила Фабриція госпожа Лефевръ, въ сообществѣ съ Эдмеею. Оба же старые друга прогуливалась по саду, толкуя о биржевыхъ дѣлахъ.
   Молодой человѣкъ приблизился къ нимъ.
   -- Ну что? спросилъ Деларивьеръ: все кончено?
   -- Да, дядя. Вотъ росписка нотаріуса. Вамъ остается только подписать акты и въ то же время довѣренность мнѣ, которую я велѣлъ изготовить къ завтрашнему дню.
   -- Былъ ты въ Grand-Hôtel'ѣ?
   -- Нѣтъ, дядя. Для чего мнѣ быть тамъ?
   -- Чтобы справиться, пришло ли на мое имя изъ Нью-Іорка письмо или телеграмма.
   -- Вы мнѣ не сказали объ этомъ.
   -- Вѣрно. Впрочемъ, это не важно. Сегодня вечеромъ я узнаю.
   -- Такъ ты завтра вступишь во владѣніе своей виллой? спросилъ Лефевръ.
   Деларивьеръ повернулся къ Фабрицію и вопросительно взглянулъ ему въ глаза.
   -- Нѣтъ, если позволитъ дядя, отвѣтилъ молодой человѣкъ: завтрашній день нуженъ мнѣ для того, чтобы уладить нѣкоторыя частности домашняго хозяйства; но послѣ-завтра...
   -- Въ такомъ случаѣ дня черезъ три или четыре мы отплатимъ вамъ тамъ визитъ, которымъ вы порадовали насъ сегодня, замѣтилъ Лефевръ.
   -- А ваша несравненная сиротка, господинъ Лефевръ? спросилъ Фабрицій. Вы о ней перестали поминать. Не отказалась ли она исполнить ваше обѣщаніе?
   -- Ха, ха, мой милый: ваше воображеніе работаетъ.
   -- Сознаюсь, вы разбудили мое любопытство.
   -- Нѣтъ, успокойтесь, моя обожаемая сиротка не заставить ждать себя. Мы непремѣнно увидимъ ее до истеченія нѣсколькихъ минутъ.
   -- Откуда же явилось это чудо?
   -- Изъ провинціи.
   -- Ахъ, чудо изъ провинціи? воскликнулъ молодой человѣкъ съ многозначительной миною.
   -- О, какъ наши нынѣшніе парижане надуты и чванны! воскликнулъ Лефевръ. По одному слову, провинціалка, вы представляете себѣ молодую особу неуклюжую и неловкую, можетъ быть хорошенькую, но ходульную, не знающую свѣта, ничего не видѣвшую, которая удивляется всему, не умѣетъ ни бесѣдовать, ни болтать,-- родъ куклы съ механизмомъ, говорящей папа и мама, когда нажмутъ ея пружину.-- Правда?
   -- Да онѣ таковы и есть!
   -- Ой, какъ вы ошибаетесь, молодой человѣкъ! Во первыхъ, такого типа уже давно не существуетъ. Нынѣшнія провинціальныя дѣвушки прелестны, и моя сиротка, по ловкости и достоинству, поспоритъ съ любой парижанкою. Вы скоро убѣдитесь въ этомъ собственными глазами. Уже безъ пяти минутъ семь часовъ; пойдемъ къ дамамъ.
   Всѣ трое мужчинъ пошли вмѣстѣ и вошли въ зало, гдѣ разговоръ сталъ общимъ.
   Пробило семь часовъ. По аллеѣ послышался шумъ кареты, остановившейся передъ рѣшеткою.
   -- Вѣроятно, она... сказалъ Жакъ Лефевръ.
   Почти въ то же время дверь открылась, и камердинеръ произнесъ:
   -- Дѣвица Паула Бальтусъ.
   

LIX.

   Столь неожиданно услышавъ это имя, Фабрицій почувствовалъ дрожь по всему тѣлу и сталъ мертвенно блѣденъ.
   Да и Деларивьеръ вздрогнулъ и перемѣнился въ лицѣ: вѣдь казнь убійцы Фридерика Бальтуса была конечною причиною помѣшательства Жанны!
   Паула, по обыкновенію въ глубокомъ траурѣ, быстро прошла по залу, чтобы подойти къ госпожѣ Лефевръ, которая съ своей стороны шла на встрѣчу и обпяла ее матерински.
   Затѣмъ Паула чрезвычайно сердечно пожала руки Лефевра и съ природною граціею поклонилась тремъ лицамъ, стоявшимъ группою позади.
   Фабрицій подавилъ свое волненіе и смотрѣлъ на молодую дѣвушку съ очевиднымъ восхищеніемъ.
   Жакъ Лефевръ искоса взглянулъ на него, желая судить о впечатлѣніи, произведенной ь новоприбывшею на Фабриція.
   Увидя Фабриція, Паула слегка покраснѣла.
   -- А, господинъ Леклеръ! сказала она.
   Фабрицій съ улыбкою поклонился. Быстро разлившаяся но лицу Паулы краска не ускользнула отъ его глазъ.
   -- Значитъ, вы уже знакомы? озадаченно спросилъ Жакъ Лефевръ. Тогда мой подготовленный эффектъ пропалъ!
   -- О какомъ эффектѣ говорите вы? спросила Паула.
   -- Я, не называя васъ, старался заинтересовать вами Фабриція. Я рисовалъ ему васъ въ видѣ маленькой провинціалки, очень неловкой. Я разсчитывалъ полюбоваться его изумленіемъ и озадаченностью, когда онъ увидитъ васъ столь отличною отъ портрета, созданнаго моимъ воображеніемъ. Вы входите, и озадаченъ-то я, потому что вы и Фабрицій уже знакомы.
   -- Я имѣлъ честь быть представленнымъ имъ у баронессы Брэнъ, гдѣ и видѣлъ ихъ нѣсколько разъ.
   -- Четыре раза, тихо сказала Паула.
   -- Словомъ, вы знакомы, весело продолжалъ банкиръ. Ну, въ итогѣ тѣмъ лучше. Все пойдетъ какъ по маслу.
   -- Что все? спросила дѣвушка, вновь зардѣвшись.
   -- Не спрашивайте... Я выдалъ-бы мысль. Она мой секретъ.
   -- Да вы живая загадка, дорогой m-r Лефевръ, улыбаясь сказала Паула.
   -- Да, да, загадка, которая когда-нибудь разрѣшится. А въ ожиданіи, позвольте мнѣ представить вамъ дядю Фабриція, моего стариннаго и лучшаго друга Маврикія Деларивьера, банкира въ Нью-Іоркѣ, который, къ большому нашему счастью, оставляетъ дѣла, давшія ему дюжинку милліоновъ, и переселяется въ Парижъ.
   Деларивьеръ поклонился.
   Жакъ Лефевръ взялъ за руку Эдмею и продолжалъ:
   -- Представляю вамъ также дочку моего друга, кузину Фабриція, прелестную Эдмею, которая при случаѣ можетъ стать очаровательной фрейлиною! Какъ всѣ эти проказницы растутъ! Вчера въ пансіонской клѣткѣ, а сегодня хоть подъ вѣнецъ! Я уже объявилъ, что берусь устроить это. Паула, прошу у васъ полнаго сочувствія Эдмеѣ. Маленькая Эдмея, крѣпко люби Паулу: это золотое сердце. Ручаюсь, что до конца вечера вы подружитесь.
   -- Я прошу ознаменовать нашу дружбу теперь же, отвѣтила Паула, цѣлуя въ обѣ щеки представленную ей дѣвушку, которая тотчасъ же была привлечена ласковымъ отношеніемъ къ ней.
   Лакей пастежъ отворилъ двери въ столовую и произнесъ освященную формулу:
   -- Кушанье подано.
   Лефевръ стоялъ подлѣ Фабриція.
   -- Предложите ей руку... шепнулъ онъ ему, толкая его въ Паулѣ. Поколебавшись съ четверть секунды, молодой человѣкъ рѣшился подойти къ Паулѣ. Ихъ взоры встрѣтились. Съ необычнымъ волненіемъ оперла сиротка свою руку на Фабриціеву, который почувствовалъ ея руку дрожащею, дрожа и самъ.
   Деларивьеръ повелъ госпожу Лефевръ. Хозяинъ дома явился кавалеромъ Эдмеи.
   Всѣ усѣлись за великолѣпно сервированный столъ.
   Говорить ли, что Фабрицій сидѣлъ подлѣ Паулы?
   Присутствіе въ этомъ домѣ сестры убитаго Фридерика казалось ему худымъ предзнаменованіемъ, а между тѣмъ онъ чувствовалъ почти непреодолимое влеченіе къ молоденькой дѣвушкѣ и не боролся съ овладѣвавшимъ имъ новымъ чувствомъ.
   Да и Паула, не давая себѣ отчета въ совершавшемся въ ней, ощущала подобное же влеченіе къ фабрипію.
   Понятно, что ни Деларивьеръ, ни Эдмея, не могли быть веселыми: вопреки ихъ волѣ, мысли ихъ постоянно возвращались къ отейльской лечебницѣ, гдѣ они были свидѣтелями столь мучительной сцены.
   Фабрицій же и Паула были погружены въ соображенія другаго рода.
   Однако застольная бесѣда была оживленна, благодаря Жаку Лефевру, котораго сообщительная веселость не истощилась и который своими шутками и веселыми разсказами выкупалъ общую молчаливость.
   Мало-по-малу лицо нью-іоркскаго банкира стало менѣе мрачно. Эдмея улыбалась разговорамъ. Фабрицій окружалъ внимательностью свою сосѣдку, которая уже непринужденнѣе поднимала на него свои большіе глаза, одновременно столь мягкіе и столь задумчивые.
   По окончаніи обѣда пили кофе въ зимнемъ саду, котораго высокоствольныя пальмы и вившіяся до самаго стекляннаго свода ползучія растенія обращали въ настоящую кущу зелени; дамы позволили мужчинамъ курить.
   Идя въ зимній садъ, Фабрицій, какъ и идя къ столу, предложилъ свою руку Паулѣ.
   Дѣвушка, положивъ свою руку на руку Фабриція, ощутила, что послѣдняя дрожитъ. Тогда ея сердце забилось въ груди ненормально быстро; но дѣвушка и не думала спросить себя, учащены ли удары сердца радостью или боязнью.
   Фабрицій былъ не менѣе взволнованъ; но онъ, по крайней мѣрѣ, зналъ отчего...
   -- Добрые друзья мои, сказалъ Жакъ Лефевръ, подслащивая свой кофе,-- честное слово, я не могу выразить, до какой степени сегодняшнее собраніе дѣлаетъ меня счастливымъ!
   -- Мы отлично понимаемъ это счастіе, милый хозяинъ, отвѣтилъ Фабрицій. Для этого намъ стоитъ только допросить себя... Что до меня, то этотъ вечеръ останется лучшимъ изъ всѣхъ, о которыхъ я буду вспоминать.
   -- Вы почти заставили меня забыть свой трауръ и свое горе,-- проговорила Паула Бальтусъ. Уже давно я не улыбалась такъ, какъ сегодня вечеромъ.
   -- Ахъ, дорогое дитя мое, вскричалъ Лефевръ, беря руку дѣвушки, чего бы я не далъ,Чтобы изгладить изъ вашей памяти несчастіе, столь жестоко поразившее васъ.
   Слыша эти слова Жака Лефевра, Фабрицій опять поблѣднѣлъ; новая дрожь пробѣжала по его тѣлу, и ему понадобилась большая сила воли, чтобы сохранить спокойный видъ.
   Паула, покачавъ головой, сказала:
   -- Я, конечно, не могу стать неподвижно въ моей печали и вѣчно застилать себя отъ спѣта черною одеждой. Но*не разсчитывайте на забвеніе. Я не забуду того, кого нѣтъ болѣе. Я не забуду его никогда.
   -- Его не слѣдуетъ забывать, сказала въ свою очередь госпожа Лефевръ; но нужно, чтобы вызываемый вами образъ его могъ являться вамъ, не исторгая у васъ слезъ и не растравляя вашу рану. Воспоминаніе о мертвомъ миломъ человѣкѣ не должно препятствовать вамъ думать о будущемъ.
   -- Я и думаю, возразила дѣвушка мрачнымъ голосомъ. Богъ даетъ намъ будущность для отмщенія за тѣхъ, кого онъ отозвалъ отъ насъ!
   -- Берегитесь, дитя мое, продолжала хозяйка; это воззрѣніе опасно и месть плохая совѣтница.
   -- Наконецъ, вы уже отомщены, сказалъ Жакъ Лефевръ: убійца поплатился головою.
   -- Увѣрены ли вы въ этомъ? спросила сирота съ необыкновенною выразительностью.
   -- Да развѣ убійца не казненъ три дня тому назадъ?
   -- То есть погибъ человѣкъ, умерщвленный закономъ. Но что доказываетъ вамъ, что этотъ-то человѣкъ и былъ виновенъ?
   Слушатели Паулы переглянулись между собою.
   Голосъ сироты, голосъ гармоничный, стадъ вдругъ рѣзокъ и металличенъ, и заставилъ дрожать въ душѣ слушающихъ больную струну.
   Фабрицій, мертво-блѣдный, ждалъ, что прибавитъ молодая дѣвушка.
   И такъ, и она, подобно Клоду Марто, думаетъ, что правосудіе погрѣшило и что убійца остается безнаказаннымъ. Не видѣлся ли мелюнскій лодочникъ съ Паулой Бальтусъ, и не внушилъ ли онъ ей свое воззрѣніе? Это казалось неправдоподобнымъ, но и неправдоподобное бываетъ иногда истиннымъ.
   Фабрицію стало страшно.
   Жакъ Лефевръ продолжалъ:
   -- Я не понимаю васъ, дорогая моя, или по крайней мѣрѣ плохо понимаю. Вы спрашиваете, увѣренъ ли я въ этомъ, что настоящій убійца поплатится за свое дѣяніе?
   -- Да.... кто говоритъ вамъ это? кто докажетъ это?
   

LX.

   -- Кто мнѣ говоритъ? Кто мнѣ докажетъ? воскликнулъ Жакъ Лефевръ.
   -- Да, кто говоритъ? кто докажетъ?
   -- Все рѣшительно...
   -- Говорите опредѣленнѣе, замѣтила Паула.
   -- Во первыхъ и прежде всего приговоръ суда присяжныхъ, приговоръ, состоявшійся въ высшемъ судѣ послѣ серьезнаго и внимательнаго изслѣдованія фактической стороны дѣла.
   -- Доказательство недостаточное. Одинъ Богъ непогрѣшимъ. Присяжные -- люди, слѣдовательно, могутъ заблуждаться. Конечно, они произнесли приговоръ по душѣ и совѣсти, но видимо были введены въ заблужденіе. Невиннымъ или виновнымъ палъ незнакомецъ, но у этого пораженнаго закономъ незнакомца былъ соучастникъ, который живъ и свободенъ.
   -- Соучастникъ? недоумѣвалъ банкиръ.
   -- Да, таинственный соучастникъ, существованіе котораго я прозрѣваю во мглѣ, куда онъ скрылся, и изъ могилы Фридерика его голосъ взываетъ ко мнѣ: "Ищи моего убійцу, Паула! Найди его! отдай его палачу, и да буду я отмщенъ"!
   Сирота поднялась съ горящимъ взоромъ, ужасающимъ жестомъ, блестя одушевленіемъ.
   Фабрицій, чтобы скрыть свой ужасъ, притворился удивленнымъ.
   Деларивьеръ, на котораго нѣкоторое убѣжденіе и такъ-сказать вдохновеніе молодой дѣвушки произвело сильное впечатлѣніе, заговорилъ:
   -- Странно! сказалъ онъ. Наканунѣ казни я долго говорилъ въ Мелюнѣ съ однимъ молодымъ докторомъ, весьма извѣстнымъ и умнымъ.
   Читатели догадываются, что сердце Эдмеи забилось: помянутымъ молодымъ докторомъ могъ быть только Жоржъ Вернье.
   Деларивьеръ продолжалъ:
   -- Онъ говорилъ мнѣ о несчастномъ, который назавтра долженъ былъ умереть, и передалъ мнѣ о немъ множество подробностей. И относительно соучастника онъ высказывалъ одинаковое сужденіе съ госпожею Паулой Бальтусъ.
   Ужасъ Фабриція усиливался. Капли пота смачивали корни его волосъ. Однако онъ хорошо владѣлъ собою.
   -- Я позволяю себѣ быть противнаго мнѣнія, сказалъ онъ тономъ почти насмѣшливымъ. Преступленіе было очень просто и немногосложно. Оно было вызвано корыстолюбіемъ, и это было единственнымъ побужденіемъ.
   -- Я утверждаю, что нѣтъ! возразила Паула.
   -- Однако портфель былъ украденъ.
   -- Но не изъ-за лежавшихъ въ немъ денегъ.
   Въ споръ вмѣшался Жакъ Лефевръ.
   -- Но что же тогда сталось съ пятнадцатью тысячами франковъ, выплаченныхъ мною, за нѣсколько часовъ до несчастія, моему дорогому Фридерику, и вложенныхъ имъ въ портфель, отысканный у убійцы и содержавшій тогда самую незначительную сумму.
   -- Что сталось съ ними? воскликнула сирота. Вотъ въ этомъ-то и заключается вопросъ, который правосудіе тщетно пыталось разрѣшить. Я найду отвѣтное слово этой мрачной загадки!
   -- Не увлекайтесь такъ, умоляю васъ, дитя мое, сочувственно обратился къ Паулѣ Лефевръ. Вы забрали въ голову идею невозможную... вы преслѣдуете химеру....
   -- Какъ! возразила Паула; эта невозможная идея приходила въ голову и другимъ, кромѣ меня. Господинъ Деларивьеръ подтверждаетъ вамъ это... этой химерѣ вѣрю не я одна.
   -- Ты говоришь, обратился отецъ Эдмеи къ своему старинному другу, что наканунѣ убійства ты выдалъ Фридерику Бальтусу пятнадцать тысячъ франковъ.
   -- Это было такъ около трехъ часовъ пополудни, отвѣтилъ Жакъ Лефевръ. Фридерикъ разсчитывалъ отправиться на другой или третій день со своей сестрою въ Ниццу и нуждался въ деньгахъ.
   Банкиръ обратился къ Фабрицію, который, не смотря на свое возраставшее смущеніе, сохранялъ безучастную физіономію.
   -- Но, сказалъ онъ, вы должны помнить все это не хуже меня. Вы были въ Saint-Lazare, въ моемъ кабинетѣ, въ ту минуту, когда вошелъ несчастный Фридерикъ.
   -- Очень хорошо помню, отвѣтилъ молодой человѣкъ: я пожалъ руку господину Бальтусу, который удостоилъ меня названіемъ друга. Чтобы оставить васъ разговаривать однихъ, я вышелъ въ прилегающую къ вашему кабинету маленькую комнату и усѣлся изготовить спѣшное письмо.
   -- Да, это такъ, сказалъ Жакъ Лефевръ. Незадолго до четырехъ часовъ Фридерикъ ушелъ отъ меня очень разгнѣваннымъ.
   -- Разгнѣваннымъ? Отчего? на что? спросилъ Фабрицій. Развѣ возникъ какой споръ о процентахъ?
   -- Отнюдь нѣтъ. Мои счеты слишкомъ точны, чтобы можно было ихъ оспаривать. Дѣло касалось чека, о которомъ поминали и въ процессѣ. Въ одно время съ банковыми билетами я передалъ Фридерику подписанный имъ чекъ въ двадцать пять тысячъ франковъ, которые мой кассиръ уплатилъ неизвѣстному человѣку нѣсколько дней до того. Но чекъ этотъ былъ подложный или по крайней мѣрѣ поддѣльный. Фридерикъ признавалъ свою подпись, но рука поддѣлывателя измѣнила цифры.
   -- Въ тотъ день, когда мы узнаемъ имя этого поддѣлывателя, медленно сказала Паула, мы будемъ знать убійцу.
   -- Говоря короче, бѣдный Фридерикъ былъ взбѣшенъ и хотѣлъ отложить свою поѣздку въ Ниццу на день или на два, чтобы имѣть время подать жалобу прокурору республики.
   -- И тогда поддѣлыватель, прервала сирота, желая во что бы то ни стало уничтожить изобличающую улику опередилъ брата, и настигъ его на томъ мѣстѣ, гдѣ совершено было убійство. Во всемъ этомъ развѣ нѣтъ связи?
   -- Оно было бы логично, еслибъ было возможно, возразилъ Фабрицій.
   -- Въ чемъ же была невозможность? спросила молодая дѣвушка.
   -- Въ томъ, что для устройства поддѣлывателемъ засады онъ долженъ былъ быть предувѣдомленъ о настигающей его опасности.
   -- Да онъ, конечно, и былъ извѣщенъ.
   -- Кѣмъ же, Боже мой?
   -- Конечно, кѣмъ нибудь, кого не остерегались.
   -- Пока Бальтусъ говорилъ съ вашимъ дорогимъ хозяиномъ, при ихъ разговорѣ не присутствовала, никто.
   -- Вы были тамъ, милостивый государь, а между тѣмъ васъ не видѣли.
   Фабрицій опустилъ голову безъ отвѣта и въ крайнемъ смущеніи готовъ былъ выдать себя.
   Паула не дала ему на это времени. Увлекшись, она продолжала:
   -- Да стократъ да, существуетъ участникъ, и я громко клянусь здѣсь, какъ поклялась уже Фридерику въ своемъ сердцѣ, открыть злодѣя и кинуть его палачу!
   -- Дорогое дитя мое, сказалъ Жакъ Лефевръ, знаешь ли ты, что твоя восторженность сильно безпокоитъ меня. Правосудіе можетъ пустить въ ходъ безчисленныя колеса громадной полицейской машины. У него есть сыскная полиція, жандармы, сельскія сторожа, внушающіе почтеніе и ужасъ. Оно пустило все въ ходъ, чтобы достигнуть результата, котораго по вашему не добились. Развѣ вы сумѣете сдѣлать лучше? Считаете ли вы себя сильнѣе правосудія?
   Паула пристально взглянула въ лицо своему наставнику и отвѣчала:
   -- У правосудія нѣтъ воли!
   -- У васъ воля стальная, я это хорошо знаю, возразилъ банкиръ
   Но къ чему можетъ служить сталь въ пустотѣ? Убійца нашего милаго Фридриха не что иное, какъ обыкновенный разбойникъ. Пусть у него и былъ сообщникъ! Если онъ отказался назвать его, то потому, что вида себя обреченнымъ на смерть, онъ не хотѣлъ губить съ собою и соучастника. Нѣкоторые преступники, готовые на всякія злодѣянія, отступаютъ передъ доносомъ.
   -- Да, воскликнула дѣвушка, ваши доводы кажутся неопровержимы, но противъ меня безсильны. Я чувствую истину.
   -- Еслибъ вы, предпринимая месть, о которой мечтаете, опирались бы, по крайней мѣрѣ, на какую-либо улику, какъ бы мала она ни была! Но ея у васъ нѣтъ!
   -- Эту улику я найду.
   -- Гдѣ?
   -- Въ тѣхъ пятнадцати тысячахъ франкахъ, которые выдали Фридерику наканунѣ его смерти, а также въ украденномъ чекѣ.-- Эти пятнадцать тысячъ франковъ были въ рукахъ казненнаго. Что сталось съ ними? Этотъ человѣкъ долженъ былъ отдать или переслать ихъ кому нибудь, -- посылая писать, а передавая говорить. Кому нужно было уничтожить чекъ? Это освѣтитъ дѣло.
   -- Но чтобы выслѣживать по тропѣ, предполагая даже, что эта тропа приведетъ васъ къ чему нибудь, нужно прежде знать имя казненнаго, а правосудіе доискивалось его тщетно...
   -- А я его узнаю!
   -- Сударыня, какъ? спросилъ Фабрицій.
   -- Не могу опредѣлить, но узнаю, и, разъ добившись этого имени, я очень скоро узнаю и имя соучастника или, вѣрнѣе, убійцы!
   Фабрицій почувствовалъ прошедшій по спинѣ холодъ и уже не спрашивалъ болѣе.
   Предшествующій разговоръ, само собой разумѣется, сильно омрачилъ собраніе.
   Жакъ Лефевръ понялъ это и спѣшилъ прервать молчаніе, наступившее за послѣдними словами сироты.
   -- Умоляю васъ, Паула! сказалъ онъ: оставимъ эти мрачныя воспоминанія и, за недостаткомъ правосудія людскаго, будемъ разсчитывать на Божье. Эдмея поможетъ намъ и вызоветъ у васъ улыбку на уста, сѣвъ за фортепьяно и съигравъ намъ со своею обычной прелестью какія-нибудь самыя немеланхолическія пьесы.
   

LXI.

   -- Если желаете, я охотно исполню, отвѣтила молодая дѣвушка, замѣтивъ взглядъ отца, приглашавшій се согласиться. Только предваряю васъ, что я не сильна въ игрѣ.
   Она сѣла за фортепьяно со внутреннимъ сознаніемъ, что ей теперь не до игры; но она знала также, что выступаетъ въ тяжелое изученіе свѣтской жизни, слишкомъ часто принуждающей улыбаться, когда душа полна печали и глаза готовы плакать. За прелюдіей, обнаруживавшей дѣйствительный навыкъ, Эдмея съиграла блестящую пьесу, вызвавшую душевныя и искреннія одобренія.
   Деларивьеръ, сильно тронутый, гордился своею дочерью.
   -- Если бы ее слышала Жанна, говорилъ онъ себѣ, какъ она гордилась бы и была довольна.
   Только Фабрицій не слушалъ. Онъ былъ задумчивъ.
   За первой пьесою послѣдовала другая, за ней третья. Время шло. Наступилъ часъ разстаться. Паула не должна была оставить паркъ Принцевъ: госпожа Лефевръ склонила ее переночевать у нея и лишь на другой день отправиться въ виллу на берегу Сены.
   -- Я очень счастлива, что встрѣтила васъ у нашихъ общихъ друзей, сказала Паула Деларивьеру. Ваша Эдмея успѣла возбудить въ моемъ сердцѣ привязанность сестры; и я надѣюсь, что она относится ко мнѣ съ подобными же чувствами.
   Эдмея отвѣчала лишь горячимъ поцѣлуемъ. Затѣмъ Паула обратилась къ Фабрицію и протянула ему руку. Но онъ, вопреки себѣ, отступалъ на шагъ: мысль коснуться честной руки сестры убитаго Фридерика внушала ему невольный ужасъ. Въ глазахъ сиротки мелькнуло неопредѣленное изумленіе. Племянникъ банкира понялъ опасность, снова овладѣлъ собою и въ свою очередь протянулъ Паулѣ дрожащую руку.
   -- Надѣюсь, милостивый государь, что мы еще встрѣтимся, сказала Паула голосомъ, въ которомъ дѣловыя ноты были смягчены. Если случай приведетъ васъ въ Мелюнъ, вспомните, что мое жилище недалеко отъ города. Тамъ вы будете встрѣчены другомъ. Она произнесла эту фразу съ выраженіемъ, какъ бы подчеркивая слова -- Пріѣду, съ увлеченіемъ отвѣчалъ молодой человѣкъ, и обѣщаю исполнить это въ скоромъ времени.
   -- Вспоминаю, продолжала Паула съ полуулыбкою: сегодня четвергъ, не правда-ли?
   -- Да.
   -- И такъ, назначимте свидѣться у меня въ воскресенье.
   -- Поѣздка за городъ! Прекрасная идея! Это будетъ прелестно! воскликнулъ Жакъ Лефевръ. Ты, конечно, принимаешь, Маврикій? Это рѣшено? присовокупилъ онъ, хлопая по плечу своего стараго друга.
   -- Господинъ Деларивьеръ навѣрно приметъ, сказала сирота: онъ не захочетъ сильно огорчить меня, отклоняя мое приглашеніе.
   Старикъ намѣренъ былъ отказаться. Понятно, что въ тогдашнемъ настроеніи духа всякая мысль объ удовольствіи задѣвала его непріятно. Но онъ вспомнилъ совѣты доктора Риттнера; нужно было всячески развлекать Эдмею. Колебаніе стало невозможнымъ.
   -- Будьте увѣрены въ нашемъ пріѣздѣ, отвѣчалъ онъ. Мы, моя Дочь и я, явимся къ вамъ гостями восхищенными и благодарными.
   Эдмею предположенная поѣздка сильно радовала.
   Жоржъ живетъ въ Мелюнѣ, думала она: можетъ быть, увижу его
   -- И такъ, это рѣшено, продолжала Паула: я пріѣду въ омнибусѣ въ мелюнскій воксалъ къ девятичасовому поѣзду. Въ одиннадцать мы будемъ завтракать; но безъ нарядовъ, не правда ли, мадамъ Лефевръ? Никакихъ церемоній: вы пріѣдете за просто.
   -- Будьте, голубчикъ, покойны.
   Условились съѣхаться въ воскресенье, утромъ, въ вокзалѣ дороги Парижъ-Ліопъ-Средиземное море, и опять простились. Деларивьеръ, Эдмея и Фабрицій сошли къ своему ландо, фонари котораго свѣтились въ аллеѣ.
   Жакъ Лефевръ подхватилъ Фабриція подъ руку.
   -- Другъ мой, сказалъ онъ ему на ухо, провожая его до перилъ или я ничего не понимаю въ этихъ дѣлахъ, что очень удивило бы меня въ виду большаго навыка въ нихъ, или Паула Бальтусъ смотритъ на васъ отнюдь не равнодушно. Черезъ недѣлю милая дѣвушка будетъ отъ васъ безъ ума, и еще до трехъ мѣсяцевъ мы дѣ лаемъ окличку. Поздравляю васъ, молодой человѣкъ. Паула прелестная дѣвушка и въ то же время богатая партія. Право, вы родились подъ счастливою звѣздою!
   Фабрицій молча улыбнулся. Онъ былъ въ лихорадкѣ и не могъ дать себѣ отчета въ томъ, что происходитъ въ его душѣ:
   Ландо направился къ Grand-Hôtel'ю.
   -- Придешь завтра завтракать съ нами? спросилъ Деларивьеръ когда экипажъ остановился.
   -- Нѣтъ, дядя.
   -- Отчего?
   -- Я долженъ утромъ побывать въ Отейлѣ и порѣшить съ докторомъ нѣкоторые вопросы, которыхъ не успѣлъ ввести въ разговоръ сегодня. Кромѣ того, нужно еще похлопотать по вашей переѣздкѣ въ Нейльи. Будетъ много дѣла.
   -- Хорошо, дитя мое, но мы увидимъ тебя въ обѣдъ?
   -- Непремѣнно.
   Фабрицій пожалъ руку своему дядѣ, кузинѣ, и сѣлъ въ одну изъ наемныхъ каретъ, стоящихъ вблизи Grand-Hôеtl'а и кафе Мира.
   -- Улица Тебу... приказалъ онъ извощику.
   Противъ номера 9 онъ велѣлъ остановиться, вышелъ и позвонилъ -- Господинъ Жанселенъ у себя? спросилъ Фабрицій дворника, хорошо знавшаго его.
   -- Нѣтъ, сударь.
   -- Вы знаете навѣрное?
   -- Навѣрное. Господинъ Жанселемъ вышелъ между четырьмя и пятью часами и сказалъ, что вернется не раньше какъ ночью. Безъ этого я предложилъ бы господину взойти и обождать.
   -- Спасибо.
   -- Фабрицій зашелъ поочередно въ кафе Тортони, потомъ Римъ и въ одинъ тайный картежный домъ на бульварѣ Монмартръ, куда братъ Матильды заходилъ иногда спустить нѣсколько банковыхъ билетовъ.
   Нигдѣ не видѣли Рене.
   -- Однако, мнѣ нужно его найти! пробормоталъ онъ: непремѣнно. И, садясь вновь въ карету, онъ приказалъ извощику ѣхать на уголъ бульвара Бомарше и улицы Санъ-Жиль.
   -- Далекая дорога! проворчалъ извощикъ.
   -- Поѣзжай скорѣе, будешь доволенъ.
   На указанномъ мѣстѣ Фабрицій вышелъ изъ кареты, щедро расплатился съ извощикомъ, который отъѣхалъ шагомъ, чтобы дать вздохнуть лошади. Затѣмъ Фабрицій, увѣренный, что никто не обращаетъ на него вниманія, пошелъ медленно по бульвару, въ направленіи къ Бастиліи, и остановился передъ большимъ старымъ домомъ и съ крыльцомъ на улицу Башенекъ (Уголовнаго Суда).
   Одно изъ оконъ пятаго этажа этого дома было ярко освѣщено извнутри.
   -- Хорошо, подумалъ Фабрицій: онъ тамъ.
   Онъ пошелъ по пересѣкаемой улицею Башенокъ улицѣ Вогезовъ, я сильно позвонилъ у узкой и ветхой двери, которая отворилась только по четвертому звонку.
   За дверью была глубокая темень.
   -- Кто тамъ? спросилъ недовольный голосъ заспавшагося сторожа.
   -- Другъ Ландрине, отвѣтилъ Фабрицій, входя въ темный корридоръ, ведшій на обширный дворъ.
   Вошедшій Фабрицій, повидимому, давно зналъ внутреннее расположеніе дома, потому что безостановочно прошелъ налѣво, ощупью взобрался по черной лѣстницѣ съ желѣзными перилами и остановился лишь на площадкѣ пятаго этажа. Тамъ онъ зажегъ спичку и увѣрился въ существованіи на средней филенкѣ одной изъ двухъ дверей начертанной углемъ фамиліи Ландрине, съ весьма сложнымъ росчеркомъ.
   Онъ потушилъ спичку, уже ненужную, далъ три короткихъ удара въ дверь, съ неодинаковыми промежутками, и сталъ слушать.
   По прошествіи секунды внутри раздался слабый звукъ поспѣшныхъ шаговъ и внезапно смолкъ.
   Очевидно, жилецъ пятаго этажа прислушивался. Фабрицій сталъ насвистывать пѣсенку изъ "Fille de madame Angot". Затѣмъ онъ снова ударилъ два раза, а по прошествіи четверти секунды третій.
   Въ замкѣ сталъ брякать ключъ, дверь была отперта и на порогѣ явился Рене Жанселинъ.
   

LXII.

   Братъ Матильды, въ рабочей бѣлой блузѣ и въ фуражкѣ, держалъ въ лѣвой рукѣ маленькую лампочку. Правую-же руку онъ употребилъ какъ рефлекторъ для направленія свѣта лампы на лицо пришедшаго.
   -- А, это вы сказалъ онъ: войдите.
   И, тихо затворивъ дверь, онъ прибавилъ:
   -- Что побудило васъ зайти такъ поздно?
   -- Дѣло серьезное, отвѣтилъ Фабрицій.
   -- Есть что-либо новое?
   -- Да.
   -- Въ чемъ дѣло?
   -- Я разскажу.
   Обмѣнявшись этими словами въ передней, оба вошли въ комнату, которая стоитъ краткаго описанія.
   Стѣны ея были оклеены дешевыми полинялыми отъ долгаго употребленія обоями, въ десять су кусокъ. Движимость состояла изъ большаго дубоваго шкафа, орѣховаго туалета съ принадлежностями, длиннаго чернаго стола, одного стараго кресла, двухъ стульевъ и чугунной печки, подобной употребляемымъ прачками для нагрѣванія утюговъ. Въ одномъ углу было навалено съ полдюжины пустыхъ ящиковъ. Кромѣ того, комната была снабжена сосновыми досками, расположенными въ видѣ полокъ библіотечнаго шкафа.
   На этихъ полкахъ лежала коллекція литографскихъ камней, дощечекъ мѣдныхъ и разнаго дерева, пачекъ старыхъ билетовъ, квитанцій разныхъ торговыхъ домовъ Парижа, векселей на банкирскія дома, старыхъ, обтертыхъ паспортовъ, акцій промышленныхъ обществъ и желѣзныхъ дорогъ французскихъ и иностранныхъ, книжечки чековъ разныхъ большихъ учрежденій, всѣ обвязанныя нитками, надписанныя и занумерованныя.
   Столъ представлялъ безпорядочное полчище банокъ, стклянокъ съ чернилами всѣхъ оттѣнковъ, кисточекъ, перьевъ, лупъ, буравчиковъ, напилковъ, ящиковъ съ красками и т. п. Одинъ изъ угловъ стола былъ занятъ ручной типографіей и прессомъ величиною съ игрушку. Въ печкѣ горѣлъ каменный уголъ въ смѣси съ антрацитомъ, и калилъ семь или восемь прутиковъ. Рене Жанселинъ казался совершенно освоившимся въ расположеніи этой тысячи многоразличныхъ предметовъ.
   Читатели уже догадались, что комната, въ которую мы ввели ихъ, служила рабочимъ кабинетомъ отличному поддѣлывателю разныхъ почерковъ.
   Фабрицій тяжело опустился на одинъ изъ стульевъ и отеръ лобъ, на которомъ еще были капли поту. Замѣтивъ блѣдность и разслабленіе своего товарища по промыслу, Рене спросилъ:
   -- Скажи-же, что случилось?
   -- Одною опасностью больше! отвѣтилъ племянникъ банкира.
   -- Какой опасностью? Не говори загадками! Опять что-нибудь по этой проклятой исторіи въ Мелюнѣ?
   -- Да, опять.
   -- Что-же, всегда она будетъ мѣшать намъ спать спокойно?
   -- Она принесетъ намъ бѣду! глухо пробормоталъ Фабрицій. Мы были убѣждены, что только одно существо грозитъ намъ опасностью: Клодъ Марто, перевощикъ вдовы Галетъ,-- не правда-ли?
   -- Да, и мы, докторъ и я, порѣшили серьезно занять васъ этимъ человѣкомъ.
   -- И, я это исполню,-- будьте спокойны; но въ настоящую минуту не его слѣдуетъ всего болѣе опасаться.
   -- А кого-же?
   -- Одной женщины.
   -- Тьфу, чертовщина! когда женщина съ нами, все идетъ хорошо, и когда противъ -- все неладно.
   -- И изъ всѣхъ женщинъ эта самая опасная, продолжалъ Фабрицій, потому что она жаждетъ мести.
   -- Ея имя?
   -- Паула Бальтусъ.
   Рене Жанселинъ тоже поблѣднѣлъ.
   -- Сестра Фридриха... пробормоталъ онъ.
   -- Да.
   -- Но что-же она знаетъ?
   -- Ничего и все. Ея инстинктъ подсказываетъ ей, что судъ пошелъ по ложной дорогѣ. Она угадываетъ существованіе убійцы, оставшагося въ тѣни. Она поклялась открыть его и отмстить за брата.
   -- Кто сказалъ вамъ это?
   -- Она сама.
   И Фабрицій разсказалъ все происшедшее у Жака Лефевра въ Паркѣ Принцевъ.
   Репе тупо слушалъ его и не скрывалъ отъ себя, что положеніе его становится серьезнымъ.
   Послѣ минуты раздумья онъ поднялъ голову.
   -- Эта женщина непремѣнно видѣла мелюнскаго перевощика, пробормоталъ онъ.
   -- Нѣтъ, отвѣтилъ Фабрицій. Я думалъ прежде тоже, но пришелъ къ другому мнѣнію. Ея бѣшеное увлеченіе лишало ее всякаго благоразумія. Притомъ-же она и не остерегалась. Она сказала-бы точнѣе.
   -- Пусть такъ, но если она не видѣла его, то можетъ увидѣть. Она можетъ случайно встрѣтить его и на предположеніяхъ лодочника построить цѣлое обвиненіе. Нужно привязать къ себѣ этого человѣка или, еще лучше, сплавить его!
   Фабрицій посмотрѣлъ въ лицо Рене.
   -- Скоро сказано! холодно отвѣтилъ онъ. Беретесь вы сплавить его?
   Братъ Матильды измѣнился въ лицѣ.
   -- Я... пробормоталъ онъ.-- Я...
   -- Да, сплавить его... подтвердилъ Фабрицій. Вѣдь на это-же ни намекали...
   -- Нѣтъ, нѣтъ! Я не человѣкъ крови...
   -- Такъ! Вы, любезный мой, трусъ, подталкивающій другихъ впередъ, а самъ остающійся позади. Таковъ вашъ темпераментъ, и я отнюдь не попрекаю васъ имъ; но и мнѣ предоставьте дѣйствовать по моему усмотрѣнію. Я не хочу больше безполезнаго убійства... У меня въ котомкѣ найдется что-либо получше преступленія и, главное, подѣйствительнѣе.
   Рене сдѣлалъ утвердительный жестъ и затѣмъ продолжалъ:
   -- Такъ Паула Бальтусъ утверждаетъ, что она раскроетъ истину?...
   -- Она положительно убѣждена въ этомъ.
   -- Но чтобы достичь этой цѣли, къ какому средству хочетъ она прибѣгнуть?
   Фабрицій пожалъ плечами.
   -- Еслибы мы знали это, возразилъ онъ, то подвели-бы контръмину, и тогда опасность миновала-бы насъ. Это то, что на войнѣ, въ дѣлѣ траншей, называется "дать камуфлетъ".
   -- Нужно-бы знать секретъ Паулы Бальтусъ... продолжалъ Рене.
   -- Да, чортъ возьми. Да какъ его узнаешь?
   -- Какъ! повторилъ Рене съ неопредѣленнымъ жестомъ. Вы лучше меня можете отвѣтить на этотъ вопросъ. Ищите.
   -- Поищу.
   Наступило долгое молчаніе. Затѣмъ заслуженный поддѣлыватель, какъ-бы для удаленія изъ головы безпокоившей его мысли, сталъ пытаться перемѣнить разговоръ.
   -- Каковы ваши дѣла съ Матильдой?
   -- Мы добрые друзья и только, отвѣтилъ Фабрицій. У милой дѣвушки залѣзла въ голову любовишка: она, кажется мнѣ, безумничаетъ.
   Рене зналъ истину и потому не настаивалъ.
   -- Видѣли вы сегодня доктора? спросилъ онъ.
   -- Да, но при обстоятельствахъ, которыя не позволили мнѣ говорить съ нимъ откровенно. Я повидаю его завтра или, вѣрнѣе, сегодня, потому что полночь прошла.
   -- Изложите предъ нимъ положеніе. Съ нимъ посовѣтываться не лишнее. Можетъ быть, онъ укажетъ намъ способъ обойти Паулу Бальтусъ безъ лишнихъ хлопотъ.
   -- Это будетъ трудно... у Паулы Бальтусъ хорошее оружіе: воля, жажда мести и богатство, которое дѣлаетъ все возможнымъ.
   -- Очень она богата?
   -- Милліонерка.
   -- Молода?
   -- Да.
   -- Хороша собою?
   -- Хороша, прекрасна, блестяща....
   Рене быстро вскочилъ. Онъ подошелъ къ своему товарищу, въ свою очередь пристально вперивъ взоръ въ его глаза, и сказалъ:
   -- Фабрицій, наше спасеніе въ вашихъ рукахъ! Хотите вы, чтобы опасность разсѣялась подобно туману? Хотите вы, чтобы Паула утратила даже память о своихъ замыслахъ мести? Хотите вы, чтобы она отвергала очевидность и называла истину ложью, когда кто-либо случайно выскажетъ ее?
   -- Конечно хотѣлъ бы!
   -- Это зависитъ отъ васъ.. всецѣло отъ васъ...
   -- Я не понимаю...
   -- Я выясню свою мысль.... Читали вы или видѣли Рюи-Блаза?
   -- Странный вопросъ! Кто не видалъ его?
   -- Такъ помните ли вы сцену, заканчивающую первое дѣйствіе" два послѣдніе стиха этой сцены... Рюи-Блазъ говоритъ Саллустію!
   "Что прикажите, сударь, теперь"?
   Донъ Саллустій отвѣчалъ своему лакею, показывая на королеву:
   -- Ей понравиться и быть ей любезнымъ.
   

LXIII.

   Фабрицій улыбнулся.
   -- Я уже думалъ объ этомъ, вѣрьте мнѣ, сказалъ онъ.
   -- Тогда, возразилъ Рене Жанселенъ, вы понимаете не хуже меня, что, разъ ставъ властелиномъ сердца и души Паулы Бальтусъ, вы подчините себѣ и ея волю...
   -- Это заранѣе обдумано.
   -- Хотите попытать счастья?
   -- Еще бы!
   -- Открытъ вамъ доступъ къ дѣвушкѣ?
   -- Да, мнѣ стоитъ захотѣть, и я буду хорошо принятъ.
   -- Какъ вамъ кажется, расположена ли она къ вамъ?
   -- Она выказываетъ мнѣ особенное расположеніе.
   -- Но тогда у васъ серьезныя вѣроятія на успѣхъ!
   -- Надѣюсь и разсчитываю на нихъ.
   -- Когда же начнете вы осаду Паулы?
   -- Послѣзавтра.
   -- И прекрасно! Вотъ что называется не терять времени! Но подумайте также о маленькомъ перевощикѣ.
   -- Съ завтрашняго же дня.
   -- Когда вамъ удадутся эти два предпріятія, намъ, мнѣ кажется, можно будетъ спать спокойно.
   -- Хорошо бы такъ.
   Во время приведеннаго разговора Фабрицій поглядывалъ на предметы, разбросанные на столѣ, у котораго онъ стоялъ.
   Взглядъ его упалъ на продолговатый четыреугольный кусокъ розовой бумаги, частью печатный, частью исписанный числами и именами.
   Эта бумага обратила на себя его вниманіе.
   -- Что это, сказалъ онъ: у васъ чекъ Поля де-Ланже, этого милліонера, о которомъ съ недавняго времени постоянно говорятъ въ модномъ и женскомъ обществѣ. Двадцать пять тысячъ франковъ!-- кругленькая сумма!
   -- Этотъ чекъ не мой, возразилъ Рене.
   -- Чей же?
   -- Моей сестры, которая просила получить по немъ деньги.
   -- А, воскликнулъ, смѣясь, Фабрицій.... лоскутокъ-то Матильды! Хорошо! Теперь я знаю имя, которое она отказывалась сказать.... Мой преемникъ чистый джентельменъ, щедрый и любезный.-- Скажите, другъ мой, вы пустите этотъ чекъ въ оборотъ?
   -- Что вы разумѣете подъ этимъ? Я взялъ на себя представить его, и представлю.
   -- Такимъ, какъ онъ есть?
   -- Ну нѣтъ.... я не дуракъ!
   -- Значитъ, вы его раздуете?
   -- Чтобы уплатить себѣ за услугу,-- да, мой другъ. Изъ двадцати-пяти тысячъ я сдѣлаю сорокъ пять. Ничего нѣтъ легче...
   -- Берегитесь!
   -- Чего же?
   -- Это такого же склада дѣло, что и то, которое, сдѣлавъ необходимою смерть Фридриха Бальтуса, привела меня къ ступенямъ эшафота, а доктора и васъ къ отправкѣ въ ссылку.
   -- Эка! возразилъ Рене Жанселенъ; вѣдь вы же живы, а мы на свободѣ.
   -- Берегитесь! повторилъ Фабрицій. Прекратите эту страшную игру, изъ-за которой вы, не смотря на свое искусство, погибнете.
   -- Да, хорошо вамъ такъ говорить! Еслибъ я отказался отъ пользованія своими маленькими дарованіями, что бы сталось со мною? Парижская-то жизнь съ ея удовольствіями обходится не мало!
   -- Но подумайте, милый мой, что вы поступите крайне неблагоразумно: поддѣлать этотъ вексель -- безуміе.
   -- Почему?
   -- Потому что Поль де-Ланже далъ этотъ чекъ Матильдѣ, и она передала вамъ. Такъ узнаютъ, что чекъ прошелъ чрезъ ваши руки, и поддѣлку легко можно будетъ выслѣдить.
   Рене пожалъ плечами.
   -- Перестаньте! отвѣтилъ онъ. Я ни дуракъ, ни ребенокъ! Я возьму свои предосторожности, и не пустыя, а поступлю основательно. Скорѣе заподозрятъ весь свѣтъ, чѣмъ подумаютъ обо мнѣ. Предположимъ худшій случай! Никогда Поль де-Ланже, страстно влюбленный, не рѣшится обвинить брата Матильды.
   -- Хорошо, убаюкивайте себя такими надеждами, а придетъ часъ пробужденія и унесетъ грезы!
   -- Ахъ! нетерпѣливо воскликнулъ Рене, повторяю вамъ, что мнѣ бояться нечего, да и вы дрожите безъ основанія. Дѣло будетъ исполнено такъ, что самъ де-Ланже повѣритъ ему. Вы увидите, какъ я это сдѣлаю.
   Опытный поддѣлыватель развелъ огонь въ желѣзной печкѣ, на которой, какъ мы знаемъ, лежало нѣсколько желѣзныхъ прутьевъ. Онъ опять сѣлъ къ столу и выбралъ двѣ стклянки изъ стоявшихъ на столѣ. Содержимое первой было прозрачно, какъ ключевая изъ скалы вода. Во второй была жидкость цвѣта золота и чудесно прозрачная.
   Репе откупорилъ эту стклянку, помокнулъ въ нее кисточку изъ серебряныхъ нитей и тонкою въ волосокъ, и легко провелъ этою кистью по писаннымъ прописью словамъ "двадцать пять тысячъ" и по цифрамъ, изображавшимъ ту же сумму.
   Затѣмъ закупорилъ стклянку, взялъ съ печурки одинъ изъ желѣзныхъ прутьевъ и, увѣрившись поднеся прутикъ къ щекѣ, въ степени его жара приложилъ его къ чеку, предварительно накрытому кускомъ протека.
   -- Этотъ сильный реактивъ, сказалъ онъ, улетучитъ написанныя буквы.
   -- Не портя бумаги? спросилъ Фабрицій.
   -- Только измѣняя ее на время; но я тотчасъ же возвращу ей и ея прежній цвѣтъ, и ея прочность. Употребленная мною жидкость дѣйствуетъ только на чернила, тогда какъ типографская краска ей не уступаетъ.
   Рене отвелъ желѣзный прутикъ.
   Въ самомъ дѣлѣ, на чекѣ не осталось и слѣда письма; но мѣстами бумага стала жирною.
   Помощью второй кисточки, смоченной безцвѣтною жидкостью первой стклянки, молодой человѣкъ опять увлажилъ бумагу; наконецъ онъ прижалъ ее по прежнему болѣе тяжелымъ кускомъ желѣза. По прошествіи нѣсколькихъ секундъ операція была окончена.
   Чекъ, совершенно свѣжій и безпорочно розоваго цвѣта, сохранилъ на себѣ лишь печатныя слова: "уплатить по предъявленіи" и подпись: "Поль-де Ланже".
   -- Теперь, продолжалъ Рене, стоитъ лишь наполнить бланкъ, и я совершу эту операцію съ такимъ шикомъ, что вы только подивитесь. Изобрѣтатель чековъ крикнулъ бы караулъ!
   Братъ Матильды взялъ гусиное перо, гибкостью далеко превосходившее лучшія стальныя перья, медленно очинилъ его, осторожно обмакнулъ его въ чернила, испыталъ на лоскуткѣ бумаги толстыя и тонкія черты, а также росчерки, и твердою рукою написалъ "сорокъ-пять тысячъ" буквами и цифрами.
   -- Вотъ! сказалъ онъ, кидая перо на столъ. Вотъ какъ въ десять минутъ наживаютъ двадцать тысячъ франковъ.
   -- И ссылку,-- прибавилъ Фабрицій.
   -- Подите! Развѣ ссылка для искусныхъ? Да и кстати ли изрекать всѣ эти непріятныя предсказанія въ виду такого совершеннаго произведенія? Чего вы только ни придумаете!
   -- Развѣ воленъ кто въ предчувствіяхъ? Мнѣ кажется, что этотъ чекъ принесетъ горе намъ обоимъ.
   -- Предразсудки! разсмѣялся Рене. Но, впрочемъ, милый другъ, я готовъ уступить...
   -- Какъ?
   -- Дайте мнѣ сорокъ-пять тысячъ франковъ--и берите себѣ чекъ: сожгите его, если хотите.. Разъ обращенный въ пепелъ, онъ уже не будетъ васъ безпокоить.
   У Фабриція была въ карманѣ большая сумма и онъ готовъ былъ закричать "торгъ заключенъ!" но одумался и отвѣчалъ спокойно:
   -- Вы помѣшались! Развѣ я богатъ?
   -- Когда нибудь вы будете богаты, счастливый племянникъ дядюшки милліонера. У меня же только мой скромный промыселъ! Вашъ жребій лучше моего. Однако, другъ мой, уже два часа, и я падаю отъ устали.
   -- Вы не идете со мною?
   -- Нѣтъ, у меня въ другой комнатѣ стоитъ диванъ, на который я и завалюсь. Такъ будьте же добры позвольте мнѣ уснуть.
   -- Доброй ночи!
   -- Доброй ночи! и извѣщайте меня, пожалуйста, обо всякой случайности, какая можетъ встрѣтиться.
   -- Будьте покойны! Гдѣ я увижу васъ?
   -- Гдѣ захотите, только не здѣсь. Я предполагаю не казать сюда носу долгое время.
   -- Если будете писать, избѣгайте всего компрометирующаго. Вмѣсто подписи -- ставьте X. Y. Z. Осторожность никогда не мѣшаетъ.
   -- Это и мое мнѣніе.
   -- Сойдите безъ шуму и, чтобы сторожъ отворилъ вамъ дверь, постучите ему въ стекло три раза послабѣе. Онъ подумаетъ, что это выхожу я, и не станетъ разспрашивать.
   Фабрицій послѣдовалъ наставленіямъ Рене, спустился съ лѣстницы на цыпочкахъ, стукнулъ три раза и очутился на улицѣ.
   На высотѣ площади Шато д'О онъ нанялъ запоздавшаго извощика, и черезъ сорокъ минутъ вошелъ въ свою комнату въ улицѣ Клиши.
   

LXIV.

   По уходѣ Фабриція Рене Жанселенъ заперъ свою наружную дверь на два поворота, но, не ложась на диванъ, служившій ему постелью, онъ, вернувшись въ первую комнату, сѣлъ съ мрачнымъ лицомъ и рѣзкою морщиною на лбу, обличавшею глубокое раздумье.
   -- Все идетъ плохо! сказалъ онъ себѣ. Эта дѣвушка внушаетъ мнѣ страхъ. Ея твердая воля, ея милліоны, ея жажда мести дѣлаютъ ее гораздо опаснѣйшею, чѣмъ правосудіе! Удастся ли Фабрицію? Кто поручится? А если онъ промахнется,-- опасность неизбѣжна. Но благоразуміе мать безопасности. Съ завтрашняго же дня приму мѣры, и, при малѣйшей тревогѣ,-- удеру за границу.
   Побесѣдовавъ самъ съ собою, братъ Матильды поднялся со стула, выдвинулъ большой ящикъ дубоваго шкафа, отодвинулъ по вырѣзкамъ подвижной задній бокъ стараго ящика и тѣмъ открылъ за Шкафомъ родъ ниши въ стѣнѣ.
   Онъ вынулъ оттуда желѣзную шкатулку, открылъ ее и высыпалъ ее содержимое на столъ.
   То были пачки билетовъ въ тысячу Франковъ.
   Рене пересчиталъ ихъ.
   Пачекъ было тридцать, въ двадцать пять билетовъ каждая.
   У молодаго человѣка появилась на губахъ улыбка.
   -- Ремесло было выгодно! сказалъ онъ. Семьсотъ пягьдесять тысячъ Франковъ, о существованіи которыхъ мои сообщники и не подозрѣваютъ! Съ этимъ я проживу вездѣ очень счастливо и въ почетѣ.
   Онъ сложилъ это имущество въ кожаный мѣшокъ вмѣстѣ съ только-что поддѣланнымъ чекомъ, затѣмъ, проходя по сосѣдней комнатѣ, задулъ лампу, легъ на диванъ, положивъ голову на мѣшокъ, какъ на подушку, и проспалъ до разсвѣта.
   Первые лучи зари разбудили его. Онъ тотчасъ всталъ и принялся складывать всѣ орудія поддѣлки въ стоявшіе въ углу пустые ящики, которые тщательно забилъ гвоздями.
   Кончивъ уборку въ восемь часовъ утра, онъ умылъ руки, одѣлъ нѣсколько старомодное пальто, обвязавъ шею, поверхъ воротничковъ краснымъ платкомъ, а на голову надѣлъ мягкую шляпу, привѣсилъ мѣшокъ къ петлѣ пальто, спустился съ лѣстницы и зашелъ къ привратнику.
   -- Это вы, господинъ Ландрине! озадаченно вскричалъ сторожъ.
   -- Чему ты удивляешься, папенька Филиппъ?
   -- Мнѣ слышалось, будто вы ночью ушли? Какой-то жилецъ ударилъ три раза мнѣ въ окно, чтобы я потянулъ веревку, а вы всегда именно такъ подаете знакъ.
   -- Вы видите, что это былъ не я. Папенька Филиппъ, я выѣзжаю.
   -- Тѣмъ хуже, господинъ Ландрине, тѣмъ хуже. А когда же вы оставляете домъ?
   -- Сейчасъ.
   -- Но вы не назначили срока?
   -- Поэтому-то и заплачу вамъ и за текущій срокъ, и за будущій.
   -- Такъ оно будетъ правильно, а вы вольная птица. Только вы понимаете, у меня нѣтъ квитанцій.
   -- Мнѣ достаточно и росписки. Вотъ двѣсти франковъ за два срока.
   Рене выложилъ на столъ десять луидоровъ.
   Сторожъ написалъ росписку въ полученіи.
   -- А двадцать франковъ прибавляю собственно вамъ, продолжалъ молодой человѣкъ.
   -- Глубоко благодаренъ, господинъ Ландрине. А жаль, что вы уѣзжаете. Не для провѣрки, а такъ: куда вы ѣдете?
   -- За городъ.
   -- Далеко отъ Парижа?
   -- Нѣтъ, совсѣмъ близко -- въ Розовый Фонтене. Проходя мимо, я зайду проститься съ вами. До свиданія, папенька Филиппъ.
   Рене вышелъ со двора, возвратился черезъ часъ съ извощикомъ и двумя носильщиками, приказалъ сложить въ телѣгу свою скромную утварь и знакомые намъ ящики, сѣлъ на возъ подлѣ извощика и сказалъ ему:
   -- На площадь Бастиліи, уголъ улицъ святаго Антонія и святаго Павла, чтобы проѣхать на набережную.

* * *

   Возвратившись домой, Фабрицій легъ въ постель, но спалъ неспокойно: ему спилось то казненный въ Мелюнѣ, какъ катилась его голова; то Паула Бальтусъ, у которой нужно было украсть сердце; то сумасшедшая Жанна, запертая въ Отейльской лечебницѣ; то наконецъ Маврикій Деларивьеръ, громоздящій милліоны въ сверкающую пирамиду.
   Затѣмъ кровь и золото смѣшались и образовали рѣку, въ которой Фабрицій тонулъ, постоянно преслѣдуемый Паулой Бальтусъ, потрясавшей, гопяясь за нимъ, отрубленною головою.
   На зарѣ онъ проснулся такъ же рано, какъ Рене на улицѣ Башенокъ, и дважды или трижды позвонилъ слугу. Лоранъ вскочилъ совершенно заспанный. Что могло побудить барина требовать его услугъ въ пять часовъ утра? Что произошло необыкновеннаго? Что значило такое странное и полное нарушеніе привычекъ молодаго человѣка? Потопъ, что ли?
   Задавая себѣ эти вопросы и протирая глаза, лакей спѣшилъ на зовъ барина.
   Фабрицій шагалъ взадъ и впередъ по комнатѣ, съ сигарой въ зубахъ.
   -- Вы встали! воскликнулъ Лоранъ съ тою фамильярностью, которую Фабрицій дозволилъ ему усвоить: значитъ, вы не знаете, который часъ?
   Вмѣсто всякаго отвѣта Фабрицій указалъ пальцемъ на циферблатъ стѣнныхъ часовъ.
   -- Вчера въ восемь часовъ! продолжалъ слуга; сегодня въ пять значитъ, завтра вы совсѣмъ не будете ложиться?
   -- Можетъ быть.
   -- Тогда служба у васъ будетъ очень тяжела. Я буду исполнять что могу. Что прикажите?
   -- Хочу поболтать съ тобою, Лоранъ, о вещахъ дѣйствительно интересныхъ.
   -- Много мнѣ чести. Впрочемъ къ вашимъ услугамъ.
   -- Сколько получаете вы у меня, Лоранъ?
   -- Да вѣдь вы знаете: шестьдесятъ франковъ въ мѣсяцъ, и это не много.
   -- Однако вы сберегаете.
   -- Немножко, но лишая себя вина.
   -- Можетъ быть, своего.... моего же?...
   Лоранъ отразилъ несправедливое подозрѣніе краснорѣчивымъ жестомъ.
   -- Ахъ, баринъ, вскричалъ онъ: вотъ ужь пятнадцать дней, какъ въ нашемъ погребѣ нѣтъ ни капли. Я даже хотѣлъ сказать вамъ объ этомъ.
   -- Какъ ни капли?
   -- Можете посмотрѣть и убѣдиться.
   -- А около мѣсяца тому назадъ вы мнѣ свидѣтельствовали о присутствіи изряднаго количества бутылокъ.
   -- Да мѣсяцъ тому назадъ онѣ и были въ погребу. Но вызнаете, что прошло двѣ недѣли, какъ вы давали завтракъ, на которомъ было выпито не мало.
   -- Но перейдемъ къ другому, сказалъ Фабрицій.
   -- Да, вотъ перейдемъ къ другому, замѣтилъ Лоранъ съ убѣжденіемъ, спрашивая одиноко самого себя: "Къ чему онъ подбирается? Можетъ быть, я и налегъ на вино немножко сильно. Однако баринъ-то какъ будто сердится.
   Фабрицій продолжалъ съ улыбкой:
   -- Начиная съ сегодняшняго дня, Лоранъ, вы будете получать по сту франковъ въ мѣсяцъ.
   -- Сто франковъ? повторилъ изумленный лакей. Сто франковъ! Развѣ вы получили наслѣдство?
   -- Нѣтъ, но я вамъ сказалъ уже вчера, что мое положеніе измѣняется. Отъ этого повышается и ваше. Вы станете дворецкимъ.
   Лоранъ принялъ гордую осанку швейцара каѳедральнаго собора, поднялъ голову и уперся правымъ кулакомъ въ бедро.
   -- Вы меня награждаете и возвышаете! воскликнулъ онъ. Быть дворецкимъ -- мое давнишнее желаніе; но я постараюсь быть достойнымъ этого повышенія!
   -- Повышеніе это однако не помѣшаетъ вамъ прислуживать мнѣ.
   -- Такое соединеніе моя мечта! Буду я служить здѣсь?
   -- Нѣтъ, въ Нейльи, въ имѣніи, которое я купилъ вчера для дяди и въ которомъ съ нимъ буду жить и я.
   -- Въ Нейльи, на Сенѣ?
   -- Да; нашъ паркъ расположенъ вдоль рѣки.
   -- Значитъ, можно будетъ ловить рыбу? дразнить пискарей и уклейку?
   -- Безъ всякаго запрета.
   -- Когда же мы переѣдемъ въ этотъ рай?
   -- Сегодня же. Нужно привести домъ моего дяди въ порядокъ. Знаете ли вы людей, годныхъ для прислуги?
   -- Да знаю, сударь, знаю. Какого рода слугъ нужно вашему дядѣ?-- Кучера, конюха, камердинера, посыльнаго, грума, позора, поваренка и двухъ горничныхъ.
   -- Всего девять человѣкъ. Еще до полудня я найду всѣхъ, и людей порядочныхъ. А позвольте узнать, какое будетъ положено жалованье?
   -- Обыкновенное.... устройте это. Нужно, чтобы весь этотъ людъ былъ сегодня же вечеромъ на мѣстѣ. Вы переѣдете завтра. Вы распредѣлите помѣщеніе между слугами. Вы велите принести вина въ погребъ, а амбаръ снабдить сѣномъ и овсомъ. Вотъ адресъ дачи и записка привратнику, который въ то же время и садовникъ. Онъ поставитъ въ каждую комнату цвѣты. Я хочу, чтобъ внутренній видъ былъ праздничный. На первые расходы вамъ хватитъ этихъ двухъ тысячъ франковъ. Вы оплатите все наличными и представите мнѣ оплаченные счеты.
   -- Слушаю, сударь.
   

LXV.

   -- Я самъ послѣ обѣда поѣду въ Нейльи, продолжалъ Фабрицій, посмотрѣть хорошо ли выполнены мои приказанія. А теперь, Лоранъ, отправляйтесь и не теряйте ни минуты.
   -- Будьте спокойны! воскликнулъ слуга, повышенный въ санъ Дворецкаго: вы будете мною довольны.
   Фабрицій одѣлся, вышелъ, взялъ карету и поѣхалъ въ аллею Елисейскихъ Полей, къ извѣстному торговцу лошадьми, съ которымъ имѣлъ уже сношенія, Онъ пріобрѣлъ пару англо-пормапдскихъ каретныхъ лошадей, одну сильную лошадь для купэ, одно верховую для Эдмеи и одну хорошенькую малорослую лошадь, на которой хотѣлъ ѣздить самъ верхомъ и въ легкомъ экипажѣ.
   Кельнеръ, знаменитый каретникъ на Малаховской аллеѣ, поставилъ Фабрицію ландо, трехмѣстное купэ и коляску для запряжки пони,-- все чудеса каретнаго мастерства.
   Молодой человѣкъ поѣхалъ также въ улицу Лепелетье, къ поставщику хедива, несравненному обойщику, всякое издѣліе котораго есть произведеніе искусства.
   -- Я пріѣхалъ просить васъ о невозможномъ.
   -- Слово "невозможное" -- не французское! возразилъ Флоріо. Въ чемъ дѣло?
   -- Съ сегодняшняго числа до завтра вполнѣ обставить три комнаты: зало, спальню и туалетный кабинетъ,-- обои, занавѣси и мебель, и произвести одно изъ тѣхъ совершенствъ, на которыя вы мастеръ.
   -- Разсчитывайте на меня.
   И великій артистъ отправился въ Нейльи съ ватагой рабочихъ.
   Всѣ эти поѣздки были сдѣланы и мелочи условлены къ половинѣ, одиннадцатаго часа утра.
   Фабрицій поѣхалъ въ морское министерство и тамъ отпустилъ карету.
   -- Куда вамъ угодно пройти? спросилъ Фабриція сторожъ, останавливая его въ проходѣ,
   -- Въ канцелярію господина Рауля Гарди.
   -- Лейтенантъ Гарди еще не пріѣхалъ, но скоро будетъ.
   И дѣйствительно, онъ не замедлилъ, потому что въ самое время этого разговора вошелъ въ двери, выходящія на Королевскую улицу, и, подавая руку Фабрицію, сказалъ:
   -- Здравствуйте, другъ мой. Не опоздалъ ли я?
   -- Нисколько... Я пріѣхалъ...
   -- По какому поводу? этого не сказано въ запискѣ, которою вы предварили меня.
   -- Я скажу тебѣ все это, но сначала пойдемъ завтракать!
   Молодые люди подъ-руку направились на площадь Магдалины и вошли въ кафе Дюранъ, гдѣ Фабрицій заказалъ меню гурмана, вполнѣ одобренный лейтенантомъ знатокомъ въ кушаньяхъ.
   -- Теперь, началъ онъ, утоливъ первый приступъ аппетита, объясни, въ чемъ дѣло. Твоя лаконическая записка сильно заинтересовала меня. О чемъ рѣчь?
   -- О вещи самой простой въ мірѣ, отвѣтилъ Фабрицій. Мнѣ нужно, чтобъ ты оказалъ мнѣ услугу.
   -- Располагай мною.... если требуемое возможно, оно будетъ сдѣлано.
   -- Оно возможно и не трудно.
   -- Тогда оно сдѣлано.
   -- Мнѣ горячо рекомендовали одного стараго матроса. Я думаю помѣстить его лодочникомъ и сторожемъ небольшой флотиліи у моего родственника, живущаго на берегу рѣки и страстнаго охотника кататься въ лодкѣ; но, не помѣщая еще этого человѣка на постъ, требующій довѣрія, мнѣ бы хотѣлось получить свѣдѣнія объ этомъ человѣкѣ, о его поведеніи во время службы во флотѣ.
   -- И ты хорошо сдѣлалъ, что обратился ко мнѣ. Я служу въ канцеляріи архива, и мнѣ достаточно пяти минутъ, чтобы вполнѣ Удовлетворить тебя. Свѣдѣнія нужны тебѣ сегодня же?
   -- Да, и очень нужны.
   -- Такъ мы сейчасъ же пойдемъ вмѣстѣ въ архивъ, и я съищу то, что интересуетъ тебя.
   Завтракъ сошелъ весело, потому что, въ случаѣ надобности, Фабрицій умѣлъ отложить на время свои дѣла. Оба молодые человѣка возвратились въ министерство.
   Рауль Гарди вошелъ въ канцелярію, взялъ ключъ и, въ сопровожденіи Фабриція, отправился въ залы архива въ верхнемъ этажѣ зданія.
   Тамъ разставленные въ большомъ порядкѣ Фоліанты наполняла множество полокъ.
   -- Какъ зовутъ твоего стараго матроса? спросилъ лейтенантъ.
   -- Клодъ Марто.
   -- Въ которомъ году кончился срокъ его службы?
   -- Въ тысячу восемсотъ пятьдесятъ девятомъ.
   -- Хорошо.
   Рауль Гарди просмотрѣлъ одну полку въ фоліантами, накопившимися еще въ отдаленныя времена, и снялъ обозначенный годомъ 1859. Онъ открылъ алфавитъ на букву М и, проводя пальцемъ по списку именъ, тихо читалъ ихъ попорядку.
   -- Марто, сказалъ онъ наконецъ. Клодъ Марто. Но странно, здѣсь трое подъ фамиліей Марто, и всѣ носили имя Клода. Знаешь ли ты мѣсто рожденія интересующаго тебя?
   -- Да, онъ родился въ Мелюнѣ.
   -- Въ Мелюнѣ, повторилъ лейтенантъ, пробѣгая глазами колонну сосѣднюю со спискомъ именъ А, вотъ! Мелюнъ. Нашелъ. Дай мнѣ листокъ бумаги: обертку письма или что-нибудь другое.
   Фабрицій вырвалъ листокъ изъ своей записной книжки и передалъ ее Раулю вмѣстѣ съ карандашомъ.
   Лейтенантъ записалъ на бумажкѣ номеръ, отсылавшій его къ дѣлу отъ 1859 года, къ книгѣ 4, страницѣ 56. Онъ подошелъ къ другому шкафу, снялъ съ полки указанное алфавитомъ дѣло и раскрылъ на помянутой страницѣ. То былъ послужной списокъ матроса Лейтенантъ прочелъ громкимъ голосомъ.
   Клодъ-Пьеръ-Марто, сынъ Жюльена Антуана Марто, слесаря, Катерины Гуэ, его жены, родился въ Мелюнѣ, департаментъ Сены и Марны, 15 января 1839 года, зачисленъ въ роту No 3 матросовъ Шербурсскаго флота 4 іюня 1860 года.
   -- Эти числа намъ мало пригодны, сказалъ Фабрицій; нѣтъ ли отзыва о службѣ?
   -- Вотъ онъ: участвовалъ въ плаваніи въ Кохинхину...
   -- Загляни въ наказанія...
   Рауль Гарди повернулъ листокъ.
   -- Пятнадцать дней въ карцѣрѣ? продолжалъ онъ. Четыре дня въ карцерѣ. Восемь дней тюрьмы.
   -- И все?
   -- Нѣтъ, чортъ возьми! воскликнулъ лейтенантъ, проведя пальцемъ подъ надписью красными чернилами,
   -- Это серьезнѣе?
   -- Что такое?
   -- У твоего матроса, повидимому, блудная рука.
   -- Большое наказаніе?
   -- Да: за воровство приговоренъ въ 1865 году къ пяти годамъ заключенія. Что ты на это скажешь?
   -- Говорю, что неопредѣленно предугадывалъ что-либо подобное
   -- По какому поводу?
   -- Да парень боялся суда.
   -- Значитъ, ты знаешь его лично, этого Клода Марто?
   -- Я имѣлъ разъ случай видѣть его и говорить съ нимъ.
   -- Это плохой человѣкъ, котораго надо остерегаться.
   -- Да я и остановился въ своихъ намѣреніяхъ.
   -- Высидѣлъ онъ свои пять лѣтъ?
   Рауль Гарди опять заглянулъ въ книгу.
   -- Нѣтъ, сказалъ онъ.
   -- Какъ такъ?
   -- По прошествіи двухъ лѣтъ его за хорошее поведеніе освободили. Онъ вышелъ изъ тюрьмы въ 1867 году. На всякую вину милость. Можетъ быть, человѣкъ и исправился.
   -- Я бы этому не довѣрился. Хорошее поведеніе заключенныхъ иногда не болѣе какъ лицемѣріе и ханженство. Они жаждутъ сокращенія срока заключенія и прикидываются святыми. Я ни въ какомъ случаѣ не рѣшился бы рекомендовать разъ осужденнаго.
   -- Все это ставитъ меня въ затрудненіе, высказалъ Фабрицій. Я долженъ дать отвѣтъ лицу, запасающемуся лодочникомъ.
   -- Ну что жь, отвѣтъ весьма простъ. Нужно лишь открыто изложить факты, говорящіе сами за себя.
   -- Правда, но я долженъ отвѣчать и тому моему другу, который рекомендовалъ мнѣ Клода Марто. Мнѣ хочется доказать ему, на основаніи данныхъ, что мнѣ невозможно рекомендовать покровительствуемаго имъ человѣка. Такая безспорная справка.... не можешь ли ты мнѣ дать ее?
   Рауль Гарди съ секунду колебался.
   -- Не знаю, имѣю ли я на это право, сказалъ онъ наконецъ. Сказать между нами, я даже сомнѣваюсь въ этомъ правѣ Но для тебя, моего друга, я сдѣлаю это, хотя это не въ порядкѣ службы.
   -- Благодарю тысячу разъ. Возможно ли тебѣ вручить мнѣ эту справку теперь?
   -- Теперь нѣтъ, потому что у меня въ канцеляріи спѣшная работа; но справка будетъ у тебя сегодня вечеромъ въ конвертѣ.
   -- Ты обѣщаешь?
   -- Навѣрное.
   Фабрицій вновь поблагодарилъ лейтенанта, пожалъ ему руку ю оставилъ министерство.
   Идя по тротуару Королевской улицы, онъ говорилъ себѣ:
   -- А, попался ты мнѣ, Клодъ Марто. Что бы ни случилось, теперь ты не опасенъ. Затѣмъ въ Отейль, къ доктору Риттнеру.
   

LXVI.

   Докторъ помѣшанныхъ женщинъ сидѣлъ въ своемъ кабинетѣ, и Фабрицій былъ тотчасъ же допушенъ къ нему. Они пожали другъ другу руки.
   -- Я былъ увѣренъ, что вы придете сегодня, сказалъ Риттнеръ, и приказалъ не заставлять васъ ждать. Что новаго?
   -- Новаго много, отвѣчалъ Фабрицій, и я принесъ вамъ важныя вѣсти.
   -- Важныя для васъ? спросилъ докторъ, съ выраженіемъ лица
   почти насмѣшливымъ. J
   -- И для васъ, докторъ. И вы не улыбались бы, еслибъ знали какъ серьезно дѣло.
   -- Ну, вы слишкомъ пугливы...
   -- Обождите минуту, и мы увидимъ, сохраните ли вы теперешнюю беззаботность.
   Риттнеръ уже не улыбался. Онъ вдругъ сталъ весьма внимателенъ.
   -- Объяснитесь, сказалъ онъ; вы меня озадачиваете. О чемъ рѣчь? Не опять ли будете говорить о перевозчикѣ въ Мелюнѣ.
   -- Нѣтъ, но о врагѣ гораздо болѣе опасномъ.
   -- Кто же этотъ врагъ?
   -- Паула Бальтусъ.
   -- Сестра Фридерика! вскричалъ докторъ.
   -- Да.
   И Фабрицій разсказалъ доктору то, что наканунѣ ночью сообщилъ Рене Жанселену, т. е. сцену, происшедшую при немъ въ паркѣ Принцевъ, у банкира Жака Лефевра.
   Францъ Риттнеръ слушалъ жадно и взвѣшивалъ каждое слово, по привычкѣ извлекая изъ него выводъ.
   -- Да, дѣйствительно, это важно, глухо сказалъ онъ, выслушавъ Фабриція; нужно бы разспросить эту дѣвушку и добыть изъ нея тайну того вѣрнаго средства, которымъ она думаетъ раскрыть истину.
   -- Настаивая, я могъ только выдать себя.
   -- На что же вы рѣшились?
   -- Если смогу, влюбить въ себя Паулу Бальтусъ и тѣмъ подчинить ее..
   -- И надѣетесь успѣть въ этомъ?
   -- Рискуя показаться вамъ крайнимъ фатомъ, все же отвѣчу: я надѣюсь...
   -- Тѣмъ лучше, потому что Паула Бальтусъ опасна, и я считаю ее способною достигнуть! преслѣдуемой цѣли. Во всемъ этомъ дѣлѣ есть странныя подозрительныя совпаденія, которыхъ вы не замѣчаете. Знаетъ ли сестра Фридерика госпожу Деларивьеръ?
   -- Я увѣренъ, что она никогда не видала ее.
   -- Знаетъ ли она, что госпожа Деларивьеръ помѣшана и что причиною этого помѣшательства была казнь въ Мелюнѣ?
   -- Паула Бальтусъ этого не знаетъ.
   -- Увѣрены вы въ этомъ?
   -- Совершенно.
   -- Пусть же она и не знаетъ! сказалъ Францъ глухимъ голосомъ, пусть же она и не узнаетъ объ этомъ никогда.
   -- Зачѣмъ? спросилъ Фабрицій, удивленный выраженіемъ лица Доктора.
   -- Затѣмъ, что пришедшее на мысль мнѣ можетъ войти въ голову и ей, и что, разъ ставъ на вѣрную дорогу, она можетъ заставить насъ какъ можно скорѣе собрать свои пожитки и съ самымъ быстрымъ поѣздомъ отправиться заграницу.
   -- Я не понимаю. Объяснитесь.
   Но вмѣсто отвѣта докторъ продолжалъ спрашивать.
   -- Что это за женщина, записанная у меня подъ именемъ госпожи Деларивьеръ?
   -- Вѣдь знаете же вы, что это Жанна Тайландье, любовница моего дяди.
   -- Есть ли у Жанны Тайландье семья?
   -- Не знаю и сомнѣваюсь, чтобы была. Я думаю, что она сирота и очень низкаго происхожденія. Когда мой дядя полюбилъ ее, она была чѣмъ-то въ родѣ воспитательницы, дававшей уроки грамматики и музыки и бѣгавшей по домамъ для прокормленія.
   -- Словомъ, вы никогда не слыхали, чтобы у нея былъ братъ?
   -- Никогда.. Дядя не говорилъ объ этомъ, понимаете; можетъ быть, онъ и самъ не зналъ этого.
   -- Хорошо. Теперь я поставлю вамъ прямой вопросъ, на который попрошу и васъ отвѣтить прямо...
   -- О чемъ?
   -- Нужна ли жизнь Жапны Тайландье?
   Фабрицій посмотрѣлъ на Риттнера съ невольнымъ ужасомъ; его вѣки трепетали.
   -- Нужна-ли ея жизнь? повторилъ докторъ.
   -- Конечно.. по крайней мѣрѣ теперь... пробормоталъ Фабрицій Она должна жить, но оставаться помѣшанной. Она не опасна.
   -- Есть-ли у васъ на это доказательства?
   -- Чтэ вы хотите сказать?
   -- Тоже, что весьма не благоразумно высказалъ дядѣ, который, къ счастью, не понялъ моей мысли. Я говорю, что не одинъ ужасъ причина помѣшательства Жанны Тайландье. Ваша тетка съ лѣвой руки несомнѣнно знала казненнаго, и притомъ человѣкъ этотъ быль ея близкимъ родственникомъ.
   Фабрицій пожалъ плечами.
   -- Это очень невѣроятно: сказалъ онъ.
   -- Можетъ быть невѣроятно, но положительно вѣрно.
   -- Чистое предположеніе.
   -- Мнѣ недостаетъ, правда, доказательства, по доводы нравственные достаточны для утвержденія меня въ этомъ мнѣніи. Понимаете ли вы теперь, почему Паулу Бальтусъ должно держать въ невѣдѣнія относительно помѣшательства Жанны и причины его? Сестра Фридерика, узнавъ о родствѣ казненнаго съ Жанною стала бы искать въ этомъ направленіи. При помощи имени она дошла бы до фамиліи. Она узнала бы, на чье имя были посланы, съ письмомъ, конечно, исчезнувшіе пятьнадцать тысячъ франковъ. Паула ухватила бы конецъ Аріадниной нити, и ей стоило бы только распутать мотокъ, чтобы дойти до убійцы и его участниковъ.
   Фабрицій былъ блѣденъ.
   -- Да, вы правы, сказалъ онъ. Но все это невозможно, пока Жанна помѣшана.
   -- Отъ помѣшательства избавляются, отъ могилы -- никогда. Поэтому еще разъ спрашиваю васъ: нужна ли жизнь Жанны? Что прикажете дѣлать?-- и я въ свою очередь трушу.
   -- Увидимъ. Вѣдь всегда будетъ время дѣйствовать и, чуть станетъ грозить -- опасность устранить ея причину.
   -- Пусть такъ; подождемъ, возразилъ докторъ; однако про себя и онъ прибавилъ: Если будешь слишкомъ медлить, то я перестану совѣтываться. Каждый за себя, чортъ возьми!
   Фабрицій возобновилъ разговоръ:
   -- Дядя засыпалъ меня вопросами. Ему придется отвѣчать дѣльно. Какъ идетъ болѣзнь?
   Положеніе больной лучше; лекарство помогаетъ. Больная очень спокойна. Чрезъ нѣсколько дней видъ дочери не вызоветъ новаго припадка. Да, я взялся бы вылечить ее раньше трехъ мѣсяцевъ.
   -- Не смѣйте! вскричалъ Фабрицій.
   Докторъ разсмѣялся.
   -- Хороша рекомендація, дружокъ! сказалъ онъ немного насмѣшливо.
   -- Опредѣлимъ плату, сказалъ Фабрицій.
   -- Прекрасно.
   -- Что возьмете вы съ дяди за леченіе вашей пансіонерки?
   -- Полторы тысячи франковъ въ мѣсяцъ не будетъ много?
   -- Этого мало. Положимъ двѣ тысячи.
   -- Вы ведете себя принцемъ.
   -- Я поступаю по дружески, что лучше. И такъ какъ болѣзнь будетъ продолжительна, то вотъ плата за шесть мѣсяцевъ впередъ.
   Молодой человѣкъ досталъ бумажникъ и вынулъ изъ него двѣнадцать билетовъ по тысячѣ франковъ, которые и перечелъ передъ Риттнеромъ.
   -- Я выдамъ вамъ квитанцію, сказалъ послѣдній.
   -- Да, если хотите. Между нами она излишня, но я управляющій и обязанъ отчетомъ.
   Докторъ написалъ обстоятельную квитанцію, которая и замѣстила въ бумажникѣ Фабриція банковые билеты.
   -- Когда увидимся? спросилъ Риттнеръ.
   -- Будемъ видѣться каждый день, кромѣ воскресенья, когда мы должны ѣхать въ Мелюнъ. Дядя, конечно, не захочетъ оставаться сорокъ-восемь часовъ безъ извѣстія.
   -- Значитъ, до скораго свиданья!
   -- Да.
   Фабрицій сѣлъ въ карету, ожидавшую его у рѣшетки на улицѣ Раффе, и велѣлъ везти себя въ Нейльи.
   Въ новопріобрѣтенной усадьбѣ кипѣла дѣятельность муравейника: садовникъ и его помощники чистили аллеи и подравнивали траву. Обойщикъ и его рабочіе исполняли вокругъ дома указанныя подѣлки. Привезенныя за четверть часа лошади фыркали въ стойлахъ на мягкой подстилкѣ. Лакированные кузовы каретъ лоснились подъ навѣсомъ.
   Лоранъ, съ полнымъ сознаніемъ достоинства своего новаго званія дворецкаго, наблюдалъ за нанятыми имъ слугами, которые усердно работали метелками и метлами.
   -- Здѣсь все приводится въ порядокъ, подумалъ Фабрицій, и я могу ѣхать въ Grand-Hôtel, гдѣ меня ждетъ дядя.
   

LXVII.

   Входя къ Деларивьеру, Фабрицій съумѣлъ придать своей физіономіи радостное выраженіе.
   -- По твоему лицу видно, воскликнулъ старикъ, что ты съ добрыми вѣстями.
   -- Вы не ошибаетесь, добрый дядя, отвѣчалъ молодой человѣкъ: я, дѣйствительно, изъ Антейля,-- и вѣсти превосходны.
   -- Значить, моя дорогая Жанна?...
   -- Ей лучше, гораздо лучше. Не было никакого припадка, спокойствіе установилось, и докторъ полонъ надеждъ.
   -- Еслибъ вы знали, какъ счастливите меня, кузенъ! горячо сказала Эдмея; я и такъ любила васъ, а теперь во сто разъ больше!
   Деларивьеръ продолжалъ:
   -- Докторъ доволенъ ходомъ ея болѣзни; это много; но этого недостаточно. Въ какой срокъ надѣется онъ достичь полнаго излеченія?
   -- Онъ говорилъ о большемъ срокѣ -- три мѣсяца...
   Старикъ вздрогнулъ.
   -- Три мѣсяца! повторилъ онъ. Какъ долго! Подумай: вѣдь я никогда не разлучался съ моей дорогой Жанной въ теченіи восемнадцати, лѣтъ. Что стану я дѣлать эти три мѣсяца?
   -- Вы не одни, дядя, возразилъ Фабрицій; Эдмея и я по силамъ поможемъ вамъ твердо и терпѣливо обождать день соединенія.
   -- Вѣрно; я неблагодаренъ. Мнѣ слѣдовало бы не жаловаться, а благодарить Бога за долю счастья, которую онъ мнѣ оставилъ. Скаши, Фабрицій, можно мнѣ будетъ хоть иногда видѣть Жанну?
   -- Постарайтесь рѣже, особенно въ первое время... на этотъ счетъ мнѣніе Риттнера не измѣнилось.
   -- А я? спросила Эдмея; дозволитъ мнѣ докторъ навѣщать мою мать?
   -- На этотъ вопросъ онъ обѣщалъ отвѣтить чрезъ нѣсколько дней, и я думаю, что его отвѣтъ будетъ благопріятенъ.
   Лицо Эдмеи покраснѣло.
   -- Какое будетъ счастіе! пробормотала она. Теперь, когда моя Добрая мама спокойна, мое присутствіе будетъ дѣйствовать на нее благотворно,-- въ этомъ я увѣрена.
   -- Дѣти мои, сказалъ Деларивьеръ: мнѣ приходится обратиться Дъ вамъ обоимъ съ важнымъ предостереженіемъ.
   -- Можете быть увѣрены, дядя, что мы отъ всего сердца будемъ сообразоваться съ нимъ, замѣтилъ Фабрицій. Въ чемъ заключается оно?
   -- Въ томъ, чтобы-тому и другому относительно всѣхъ хранить безусловное молчаніе о страшной, но временной болѣзни моей дорогой Жанны и объ ея теперешнемъ мѣстопребываніи.-- Я объясню ея отсутствіе, какъ сдѣлалъ ужъ это въ Паркѣ Принцевъ, тѣмъ, что, она задержана въ путешествіи легкимъ нездоровьемъ и проведетъ нѣсколько недѣль въ семьѣ одного изъ моихъ корреспондентовъ на югѣ. Я не хочу, чтобы когда-нибудь, говоря о Жаннѣ, люди могли сказать: "Эта госпожа Деларивьеръ, знаете, та, которая нѣсколько времени страдала умопомѣшательствомъ". Услыша такой отзывъ, я умру отъ горя, это я чувствую.
   -- Будьте спокойны, дядя! воскликнулъ Фабрицій. Отъ меня никто не услышитъ этой грустной тайны. Я буду нѣмъ.
   Эдмея присовокупила: А я молчала бы и тогда, еслибы ты и не совѣтывалъ соблюдать тайны.
   -- Хорошо, дѣти, продолжалъ банкиръ: теперь я спокоенъ. Какъ подвигается дѣло въ Нейльи? прибавилъ онъ.
   -- Все идетъ прекрасно, дядя... и я думаю, вы и кузина будете завтра удивлены нашими успѣхами въ такое короткое время.
   -- Итакъ, мы переѣзжаемъ завтра, навѣрное?
   -- Да, дядя.
   -- Въ которомъ часу?
   -- Мы позавтракаемъ здѣсь, а обѣдать будемъ у васъ въ Нейльи.
   -- Неужели ты въ два дня успѣлъ настолько все устроить въ домѣ! изумленно воскликнулъ Деларивьеръ. Возможно ли это?
   -- Не спрашивайте, а посмотрите: я полюбуюсь на ваше изумленіе.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, Фабрицій, ты драгоцѣнный племянникъ!
   -- Скажите лучше племянникъ очень преданный. Это мнѣ лучше нравится.
   Деларивьеръ разстроганно пожалъ руку негодяю, который, облагодѣтельствованный имъ, думалъ только обмануть его.
   Пробило семь часовъ. Дворецкій вошелъ доложить, что обѣдъ поданъ въ маленькомъ залѣ.
   Послѣ обѣда Фабрицій, утомленный такимъ хлопотливымъ днемъ, простился съ дядей и кузиной, и вернулся въ улицу Клиши.
   Онъ нашелъ у привратника въ пакетѣ съ печатью морскаго министерства, послужной списокъ Клода Марто, съ обозначеніемъ его службы и налагавшихся на него наказаній. Лейтенантъ Гарди сдержалъ слово.
   Крѣпко проспавъ ночь, Фабрицій проснулся лишь въ восемь часовъ. Онъ быстро одѣлся и отправился въ Нейльи.
   Съ погреба до чердака вилла была въ порядкѣ и готова пріютить новыхъ хозяевъ.
   Фабрицій опять похвалилъ Лорана; прошелъ въ первый этажъ, осмотрѣлъ только-что отдѣланную обойщиками комнату Эдмеи и, очень довольный, отправился къ дядѣ.
   Завтракъ прошелъ сравнительно весело.
   Съ предшествующаго дня лучшія надежды укрѣпили силы Деларивьера, истощенныя-было печалью.
   У Эдмеи были двѣ причины радости: вопервыхъ, улучшившееся здоровье матери, близкое излеченіе которой казалось несомнѣннымъ, вовторыхъ, надежда встрѣтиться завтра въ Мелюнѣ съ Жоржемъ Вернье. Прибавимъ, что подсказываемое ей сердцемъ: можетъ быть казалось ей крайне вѣроятнымъ: всего болѣе вѣрится тому, чего желаешь.
   Выѣздъ изъ Gtand-Hôtel'а послѣдовалъ въ часъ. Въ Нейльи, у открытыхъ воротъ рѣшетки, Деларивьера встрѣтилъ Лоранъ, одѣтый въ черное, въ бѣлой манишкѣ, съ весьма приличной и важной осанкой дворецкаго большаго дома, въ сообществѣ съ сторожемъ-садовникомъ. Послѣдній держалъ въ рукѣ великолѣпный букетъ изъ красивѣйшихъ цвѣтовъ сада и оранжереи.
   -- Позвольте поздравить васъ съ пріѣздомъ, сказалъ онъ, подавая букетъ Эдмеѣ. Дай Боже, чтобы вы были здѣсь счастливы, какъ мы этого желаемъ отъ всего сердца.
   Дѣвушка ласково поблагодарила, и ландо проѣхало ворота, описало кругъ около лужайки и остановилось передъ крыльцомъ, около котораго стояла вся прислуга, любопытствуя посмотрѣть на своихъ новыхъ господъ.
   Фабрицій представилъ каждаго дядѣ и кузинѣ, и затѣмъ начался осмотръ виллы внутри. Перемѣны въ мебелировкѣ залъ, столовой и билльярдной были и не въ большомъ числѣ, и не важны. Большіе сюрпризы ожидали отца и дочь лишь въ бель-этажѣ. Пройдя по помѣщенію Деларивьера, общество вошло въ отдѣленіе, назначенное для Эдмеи и состоявшее изъ спальни, зала и туалетной. Дѣвушка-ребенокъ испустила крикъ удивленія. Подъ руководствомъ артиста Флеріо, его сотрудники создали обѣщанный образецъ искусства. Вмѣсто обоевъ стѣны, разобщенныя фанерками, были покрыты старинными тканями Бове. Подходящія вышивки покрывали чудесную рѣзную мебель во вкусѣ временъ Людовика XVI, а занавѣси Бове были подбиты бѣлою тафтою. Ноги ступали на коверъ Обюссона.
   Эдмея была бѣлокура, а Флеріо обилъ спальню китайскимъ флеромъ бирюзово-голубаго цвѣта, и окаймилъ его плисомъ цвѣта персиковыхъ цвѣтовъ. Потолокъ, обитый такимъ же флеромъ, по краскѣ персиковыхъ цвѣтовъ, походилъ на древній сводъ. Китайская голубая кисея виднѣлась и въ оконныхъ занавѣсяхъ. Постель, вѣрное подражаніе ложу въ Помпеѣ, на половину исчезла за пловучимъ облакомъ кисеи. Коверъ съ выпуклыми изображеніями былъ индѣйскаго происхожденія. Мягкія сидѣнья были покрыты, какъ-бы лебяжьимъ пухомъ, вышитыми тканями и самыми тонкими индійскими кашмировыми шалями.
   На каминѣ лежалъ подарокъ Фабриція своей кузинѣ, прелестный вѣеръ, любимая принадлежность высшаго свѣтя, работы Кеэса, знаменитаго творца красивыхъ мелочей, прелестью и изысканностью соперничествовавшихъ съ лучшими издѣліями восемнадцатаго вѣка въ томъ же родѣ.
   Описаніе чудесъ туалетнаго кабинета завело бы насъ слишкомъ далеко. Въ обивкѣ зала Эдмея замѣтила дверь, вполовину замаскированную свободно-висячею кисейною занавѣскою.
   -- Куда ведетъ эта дверь? спросилъ Деларивьеръ.
   -- Загляните, дядя, отвѣтилъ Фабрицій. Старикъ повернулъ ручку замка и вошелъ въ сопровожденіи Эдмеи. Фабрицій шелъ нѣсколько шаговъ позади.
   Комната, за порогъ которой переступили отецъ и дочь, была спальня въ роскошномъ, вкусѣ Она затемнялась нѣсколько висѣвшими передъ окнами занавѣсями изъ толстой шелковой ткани.
   

LXVIII.

   По прошествіи минуты глаза старика и его дочери привыкли къ полусвѣту и могли различать подробности.
   Тамъ и сямъ лежали платья Жанны, точно будто молодая женщина только за часъ до этого сбросила ихъ. Полныя цвѣтовъ жардиньерки наполняли воздухъ слабымъ и сладкимъ благоуханіемъ. На каминѣ стоялъ фотографическій портретъ бѣдной помѣшанной, въ серебряной рамкѣ съ чернью.
   Фабрицій ловко похитилъ этотъ портретъ, который Деларивьеръ хранила, въ большомъ портфелѣ, и наканунѣ велѣлъ вставить его въ рамку.
   Эдмея стала на колѣни предъ портретомъ матери. Старикъ поникъ головою, и по его щекамъ катились слезы. Онъ схватилъ руки Фабриція и сжалъ ихъ бормоча:
   -- Благодарю, дитя мое, благодарю отъ всего сердца. Ты добръ... ты подумалъ обо всемъ. Вотъ комната отсутствующей. Дай Богъ, чтобы она скоро вернулась.

* * *

   Слѣдующій день, воскресенье, былъ назначенъ на посѣщеніе Паулы Бальтусъ. Нужно было явиться въ вокзалъ на бульварѣ Мазасъ въ три четверти восьмаго часа утра.
   Жители Нейльи выѣхали изъ него въ шесть съ половиною часовъ утра и застали въ вокзалѣ господина и госпожу Лефевръ, которые только-что пріѣхали. Поѣздъ долженъ былъ выйти за четыре минуты до восьми часовъ, и началась продажа билетовъ.
   Кучеръ ждалъ приказаній.
   Фабрицій, не зная времени возвратнаго поѣзда, велѣлъ ему оставить лошадей въ конюшнѣ. Вечеромъ можно было найти у вокзала въ Нейльи наемную карету.
   Наши пятеро пассажировъ заняли отдѣленіе перваго класса, гдѣ находились одни. Эдмея заняла лѣвой уголъ, а госпожа Лефевръ -- правый. Дѣвушка казалась счастливою вопреки своему горю, впрочемъ смягченному возбужденными вчера надеждами. Паровой поѣздъ будетъ съ каждымъ поворотомъ колесъ приближаться къ Мелюпу, гдѣ живетъ Жоржъ Вернье. Она разсчитывала, что тамъ счастливый случай сведетъ ее съ докторомъ. Она увидитъ его и, кто знаетъ, можетъ быть, обмѣняется съ нимъ нѣсколькими словами.
   Пока Эдмея была погружена въ эти грезы, которыя ей пріятно было считать предчувствіемъ, госпожа Лефевръ съ улыбкою слушали постоянные намеки мужа на его любимую тему о предстоящемъ бракѣ.
   -- Ну что же, милый Фабрицій, спрашивалъ Лефевръ молодаго человѣка, весело хлопая его по плечу, думали вы уже о моей сироткѣ?
   -- Конечно, думалъ, возразилъ Фабрицій: мадемуазель Бальтусъ не изъ тѣхъ, которыхъ можно бы было позабыть.
   -- Это вѣрно. Кто не вспомнитъ ея совершенной граціи и ея несравненной прелести? Вѣдь она очаровательна, правда?
   -- Ваша правда!
   -- Значитъ, Паула вамъ нравится?
   -- И очень, увѣряю васъ.
   -- Что она нравится вамъ какъ дѣвушка, въ этомъ я не сомнѣваюсь; но нравилась ли бы она вамъ какъ жена?
   -- Вы серьезно задаете мнѣ этотъ вопросъ?
   -- Ей-Богу, да.
   -- Ну, такъ и я отвѣчу вамъ не менѣе серьезно: мадемуазель Бальтусъ была бы для меня идеаломъ счастья, но такой бракъ кажется мнѣ слишкомъ прекраснымъ, чтобы быть возможнымъ....
   -- Полноте! воскликнулъ Жакъ Лефевръ. Ничто не бываетъ невозможнымъ, когда возьмусь за дѣло я. Я берусь привести его къ желаемому исходу. И премилое дѣло, другъ мой. Знаете ли вы, что со смерти своего несчастнаго брата, она собственница трехъ милліоновъ.
   -- Трехъ милліоновъ?.... повторилъ Фабрицій.
   -- Конечно, не дурное приданое, сказалъ Деларивьеръ; но бракъ, о которомъ говоритъ нашъ другъ, кажется мнѣ тѣмъ болѣе возможнымъ, что и твое состояніе по крайней мѣрѣ равняется имуществу мадемуазель Балтусъ.
   -- Я знаю, какъ вы добры, дядя, но и вы знаете мои намѣренія. Я рѣшился посвятить себя вамъ и не покидать васъ никогда.
   -- Въ чемъ же затрудненіе? горячо воскликнулъ Жакъ Лефевръ. Вы женитесь на Паулѣ, не разлучаясь съ вашимъ дядею, и составите одну семью, весьма согласную и весьма счастливую.
   -- Конечно! заявилъ Деларивьеръ.
   -- Мнѣ кажется, улыбаясь возразилъ Фабрицій, что прежде всего слѣдовало бы знать, думаетъ ли мадемуазель Бальтусъ о бракѣ.
   -- Какая же дѣвушка не думаетъ о немъ,-- отвѣтилъ Лефевръ.
   -- Допустимъ это, продолжалъ Фабрицій; но еще слѣдовало бы знать, захочетъ ли мадемуазель Бальтусъ, выходя за мужъ, остановиться выборомъ на мнѣ,-- словомъ, нравлюсь ли я ей.
   -- Этотъ вопросъ кажется мнѣ уже рѣшеннымъ... Паула выказала вамъ въ тотъ вечеръ столько сочувствія.
   -- Отъ сочувствія до любви далеко.
   -- Не всегда. Наконецъ повторяю: поручите дѣло мнѣ и дайте мнѣ довести его до конца. Я берусь устроить его.
   Поѣздъ принялъ по пути множество народу и потерялъ на промежуточныхъ станціяхъ много времени. Онъ остановился въ Брюноа, запоздавъ на нѣсколько минутъ.
   Въ то время, когда онъ долженъ былъ двинуться вновь, рядомъ съ нимъ сталъ другой поѣздъ, пришедшій изъ Фонтенебло, и остановился на разстояніи однѣхъ вагонныхъ дверей отъ другихъ не болѣе какъ на пятьдесятъ сантиметровъ.
   Эдмея, какъ мы сказали, сидѣла въ лѣвомъ углу, т. е. подлѣ встрѣчнаго поѣзда. Она машинально глядѣла на мелькавшіе мимо вагоны. Вдругъ изъ одного двигавшагося мимо вагона, противъ котораго дѣвушка сидѣла не долѣе двадцатой части секунды, раздалось громкое восклицаніе.
   Эдмея вздрогнула, и вся ея душа сосредоточилась въ глазахъ; но поѣздъ, шедшій въ Парижъ, двигался по рельсамъ, и возбудившій вниманіе Эдмеи вагонъ уже прошелъ мимо нея. Эдмея высунулась изъ своего окна, надѣясь увидѣть голову въ промежуткѣ между поѣздами. Она не увидѣла ничего и въ большомъ смущеніи откину
   лись на сидѣнье. Сердце ея сильно билось. Она была убѣждена, что слышанный ею крикъ, раздавшійся въ ея душѣ, принадлежалъ Жоржу Вернье, и что, слѣдовательно, молодой докторъ удалялся изъ Мелюна въ то время, когда она ѣхала именно туда.
   Обманутая надежда сильно подѣйствовала на бѣднаго ребенка. Ей съ большимъ трудомъ удалось сдержать слезы.
   Въ четверть десятаго поѣздъ вновь остановился, и кондукторы стали обходить вагоны, повторяя:
   -- Мелюнъ, Мелюнъ!
   Прибытіе на мѣсто вызвало въ Деларивьерѣ недавнія и глубоко скорбныя воспоминанія, но онъ нашелъ въ себѣ силу скрыть это ощущеніе отъ всѣхъ присутствовавшихъ.
   Паула Бальтусъ ожидала на дебаркадерѣ. Она самымъ ласковымъ образомъ встрѣтила своихъ гостей, поцѣловала Эдмею и госпожу Лефевръ, подала руку мужчинамъ и слегка покраснѣла, когда Фабрицій немного пожалъ ея тонкую руку.
   Знакомая уже читателямъ красивая сѣрая гончая собака, Фоксъ, провожавшая свою хозяйку, ластилась ко всѣмъ пріѣзжимъ, за исключеніемъ Фабриція, ласки котораго она принимала лишь глухо ворча, ежа губы и показывая свои бѣлые и острые зубы.
   Паула Бальтуса. пріѣхала въ вокзалъ желѣзной дороги на почтовыхъ лошадяхъ, въ шарабанѣ, въ которомъ всѣ и помѣстились и который быстро покатилъ по берегу Сены къ усадьбѣ Паулы.
   Фабрицій увидѣлъ издали хижину вдовы Галле и кучку маленькихъ барокъ, причаленныхъ къ пристани. Онъ вспомнилъ о Клодѣ Марто, котораго надѣялся увидѣть въ тотъ же день.
   Минуя купу деревъ, подъ которыми Фридрихъ Бальтусъ, пронзенный тремя пулями, упалъ на снѣгъ, племянникъ Деларивьера отвернулъ голову, закрылъ глаза и поблѣднѣлъ.
   Наконецъ шарабанъ миновалъ рѣшетку и остановился у крыльца виллы.
   Фабрицій входя впервые въ усадьбу, въ которой жилъ братъ Паулы, почувствовалъ дрожь по тѣлу. Всю его душу покоробило; но у него было желѣзное сердце и мѣдный лобъ. Онъ поставилъ себѣ цѣль, которой долженъ былъ достигнуть для общаго блага. Кромѣ того, его сильно влекло къ молодой дѣвушкѣ. Поэтому онъ заставилъ свое лицо оставаться равнодушнымъ и ничѣмъ не обличилъ происходившей въ немъ жестокой бури.
   Ранній часъ дня не позволялъ сейчасъ же сѣсть за столъ. Мадемуазель Бальтусъ приказала подать прохладительное на террасу, съ которой она, наканунѣ казни, отвѣтила Фабрицію на его поклонъ.
   Жакъ Лефевръ предложилъ до завтрака посѣтить паркъ. Это предложеніе было всѣми одобрено; всѣ спустились съ крыльца и пошли по тѣнистымъ аллеямъ.
   Деларивьеръ разговаривалъ съ госпожою Лефевръ, Фабрицій шелъ подлѣ Эдмеи. Жакъ Лефевръ положилъ руку Паулы въ свою и прошелъ съ молодой дѣвушкой впередъ другихъ, съ единственною цѣлью завести съ нею особый разговоръ, о предметѣ котораго читатели уже догадались.
   

LXIX.

   Фабрицій замѣтилъ продѣлку банкира и радовался ей, хорошо зная, что этотъ прекрасный человѣкъ будетъ дѣйствовать въ его пользу.
   -- А, дорогой мосье Лефевръ, улыбаясь сказала Паула: вы, кажется, поклялись бѣгомъ обойти со мною весь паркъ? что васъ торопитъ?
   -- И въ самомъ дѣлѣ я тороплюсь уйти отъ любопытныхъ ушей... возразилъ банкиръ. Теперь мы въ надлежащимъ разстояніи.... никто насъ не услышитъ.... воспользуемся этимъ...
   -- Что за предосторожности? Значитъ, вы хотите повѣрить мнѣ какой-нибудь важный секретъ?
   -- Не шутите, а послушайте...
   -- Я только этого и желаю... Говорите, дорогой мой, я буду молчать.
   -- Молчать! нѣтъ, пожалуста, нѣтъ! Напротивъ, я попрошу васъ отвѣчать вполнѣ искренно...
   -- Это въ родѣ допроса! Не на скамьѣ ли я подсудимыхъ?
   -- Похоже на то...
   -- Ну, пусть такъ; я подчиняюсь.... Спрашивайте.
   -- Думали ли вы о томъ, о чемъ мы разговаривали тогда утромъ у меня, предъ вашимъ отъѣздомъ изъ Парижа?
   Паула покраснѣла и, нахмуривъ немного брови, повидимому, справлялась со своею памятью.
   -- Но, сказала она по прошествіи секунды, не безъ колебанія, мы, какъ кажется, говорили о многихъ вещахъ.
   -- Не уклоняйтесь! возразилъ банкиръ. Вы очень хорошо знаете, на какую часть нашего разговора я намекаю.
   -- Право, нѣтъ, отвѣтила молодая дѣвушка болѣе увѣренно, чѣмъ искренно. Такъ помогите мнѣ вспомнить.
   -- Разговоръ касался Фабриція.
   Паула разразилась смѣхомъ, въ которомъ слышалась однако неискренность, и щеки дѣвушки изъ розовыхъ стали алыми.
   -- Такъ вотъ что! сказала она,-- да... да вспомнила... вашъ любимый предметъ разговора, вашъ конекъ, какъ вы сами сознаетесь.
   -- Конекъ, если хотите! продолжалъ Жакъ Лефевръ. Дѣло не въ имени, дорогое дитя мое, а въ томъ, что моею любимою мечтою было всегда доставить вамъ счастье.
   -- Въ послѣднемъ я увѣрена, добрый другъ мой; но остается знать, не выбрали-ли вы ложной дороги?
   -- Вы не отвѣчаете; я выскажусь опредѣленнѣе: думали-ли вы о нашемъ предположеніи?
   -- Не ваше-ли только? Очень мало...
   -- А Фабриція вспоминали?
   -- Можетъ быть, немного больше...
   -- И что-же вы сказали о немъ себѣ?
   -- Вы хотите исповѣдывать меня?
   -- Совершенно такъ!
   --Въ такомъ случаѣ, когда нельзя избѣгнуть вашей нескромности, скажу вамъ, что Фабрицій кажется мнѣ весьма любезнымъ человѣкомъ, совершеннымъ джентльменомъ и что онъ вполнѣ пріобрѣлъ мое расположеніе. И, кажется, я доказала это, пригласивъ его проводить васъ сюда, гдѣ, какъ вамъ извѣстно, я не принимаю никого.
   -- Чудесно! Словомъ, онъ вамъ правится?
   -- Конечно! Я не торгую дружбою.
   -- И дѣло лишь въ дружбѣ! А полюбился ли бы онъ вамъ не только какъ другъ, но и какъ мужъ?
   -- Ну, вы хотите знать слишкомъ много!
   -- Паула, прошу васъ, отвѣтить мнѣ опредѣленно.
   -- Я не прибавлю ни одного слова.
   -- Тогда мнѣ достаточно. Вашъ отказъ отвѣтить -- несомнѣнное сознаніе.
   Паула, конечно, готовилась возражать. Но ей не хватило времени. Громкій звонъ колокола виллы заявилъ хозяйкѣ и гостямъ, что завтракъ поданъ.
   -- Паула повернула Жака Лефевра, заставила его нагнать остальныхъ гостей, и всѣ они, пятеро, вошли въ домъ.
   По дорогѣ банкиръ нашелъ случай кинуть Фабрицію взглядъ, который значилъ:
   -- Все идетъ хорошо!
   Завтракъ былъ превосходный; но, не смотря на усилія Жака Лефевра, котораго поддерживала своими возраженіями жена, за столомъ не проявлялось особенно веселаго настроенія. Сосѣдство Мелюна и вызванныя этимъ сосѣдствомъ воспоминанія навѣяли на Деларивьера непобѣдимую грусть. Эдмея была печальна при мысли о Жоржѣ. Теперь, когда сегодняшній случай видѣть его пропалъ, скоро-ли представиться новый случай?
   Паула молчаливѣе, чѣмъ всегда, обращала иногда свои большіе влажные глаза на Фабриція, изподтишка наблюдая за нимъ и чувствуя себя одинокою въ своей рождающейся любви.
   Фабрицій, предвидя успѣхъ своего предпріятія, сильно радовался, но въ своихъ интересахъ признавалъ нужнымъ казаться задумчивымъ и мечтающимъ, и съ успѣхомъ исполнилъ это.
   Послѣ завтрака всѣ вышли пить кофе на веранду въ итальянскомъ вкусѣ, снабженную рѣшеткою, увитою плющемъ и дозволявшей оглянуть садъ сверху. Затѣмъ хозяйка дома, на минуту предоставляя мужчинамъ болтать съ мадамъ Лефевръ, взяла подъ руку Эдмею и повела дѣвушку въ паркъ.
   Жакъ Лефевръ оказался хорошимъ пророкомъ, предсказавъ, что обѣ молодыя дѣвушки подружатся. Съ перваго свиданія въ Паркѣ
   Принцевъ взаимное сочувствіе влекло одну къ другой. Имъ казалось, что онѣ давно знакомы и всегда любили другъ друга.
   Очутившись одна съ Паулою, Эдмея забыла свою печаль. Она горѣла желаніемъ разговориться съ Паулой о Жоржѣ и найти въ ней вторую повѣренную, теперь, когда ей недоставало ея товарки по пансіону,-- милой Марты.
   Но какъ перейти къ этому щекотливому предмету. Дѣвушка, молча, увѣряла себя, что случай ей поможетъ.
   -- Милая Эдмея, спросила Паула Бальтусъ,-- понравилось вамъмое скромное убѣжище?
   -- Трудно вообразить себѣ болѣе прелестное, отвѣчалъ бѣлокурая дѣвушка. Оно не можетъ не нравиться.
   -- И дѣйствительно мнѣ здѣсь хорошо, и я покинула бы эту виллу лишь съ сожалѣніемъ.
   -- Давно-ли вы здѣсь живете?
   -- Около четырехъ лѣтъ.
   -- Въ такомъ случаѣ вы, вѣрно, знаете всѣхъ въ Мелюнѣ?
   -- Разубѣдитесь. Мой несчастный братъ и я жили всегда очень уединенно. Мы предпочитали нашъ домъ свѣтскимъ собраніямъ, и я знаю, что насъ считали дикарями.
   -- А уединенная жизнь вдвоемъ должна быть очень прелестна.
   -- Для меня это лучшая жизнь. Когда-нибудь вы узнаете ея прелесть.
   -- Хорошенькій этотъ городокъ, Мелюнъ?
   -- Немножко мрачный, немножко унылый, какъ большая часть провинціальныхъ городовъ; но окрестности великолѣпны...
   -- Вы часто ходите по нимъ?
   -- Почти ежедневно. Одно изъ моихъ лучшихъ удовольствій -- посѣщать хижины бѣдныхъ. Всѣ они мои друзья. Я имъ сестра по страданіямъ...
   -- Какъ это хорошо, прекрасно! съ восторгомъ воскликнула Эдмея.
   -- Что-же можетъ быть естественнѣе? Къ чему служило бы богатство, еслибы мы не посвящали доброй доли его на облегченіе сокрытыхъ несчастій?
   -- Ахъ, вы правы; но я боюсь, что не всѣ богатые думаютъ таки;
   -- Тѣмъ хуже для нихъ! Они отрекаются отъ несравненнаго наслажденія.
   -- Но, скажите... робко продолжала разговоръ Эдмея: у изголовья своихъ больныхъ вы должны встрѣчать иногда докторовъ...
   -- Конечно. И когда положеніе больнаго кажется мнѣ опаснымъ, я сама приглашаю доктора.
   -- Много докторовъ въ Мелюнѣ? продолжала разспрашивать Эдмея, подходя къ своей цѣли.
   -- Да, ихъ нѣсколько... отвѣтила Паула, немножко изумленная вопросами своей новой подруги.
   -- Знаете вы ихъ фамиліи?
   -- Да, милочка. Но зачѣмъ спрашиваете вы меня объ этомъ?
   Яркій румянецъ покрылъ щеки Эдмеи, и она съ явнымъ смущеніемъ отвѣтила:
   -- Низачѣмъ, Боже мой... чтобы знать... простое любопытство.
   Паула, начиная смутно подозрѣвать какую-либо маленькую тайну, улыбнулась и отвѣтила:
   -- Ихъ зовутъ Лероа, Делахей, Стенли; послѣдній англичанинъ, гомеопатъ, котораго очень хвалятъ.
   Паула Бальтусъ не произнесла имени Жоржа.
   Эдмеею овладѣло полнѣйшее разочарованіе, почти страдательное.
   -- И только? пробормотала она.
   -- Кажется...
   -- И такъ вы не знаете въ Мелюнѣ доктора Жоржа Вернье?
   Улыбка Паулы стала хитрѣе. Она поняла въ чемъ дѣло, взяла руки Эдмеи въ свои и, устремивъ на вспыхнувшее лицо хорошенькой дѣвушки самый мягкій взоръ, повторила:
   -- Докторъ Жоржъ Вернье... Да, я сильно разсѣянна: забыла? самаго замѣчательнаго и лучшаго изъ всѣхъ!!..
   

LXX.

   Слыша отвѣтъ Паулы, Эдмея быстро подняла голову.
   Ея личико освѣтилось.
   -- Право?-- самый замѣчательный? лучшій изъ всѣхъ? спросила юна, не умѣя скрыть своего радостнаго смущенія.
   -- Да, это правда! отвѣтила Паула. Это извѣстно въ Мелюнѣ всякому. Докторъ Вернье займетъ видное мѣсто между замѣчательными людьми нашей эпохи. И хвалятъ не только его глубокое знаніе, но его высокій характеръ, его честность, его гуманность... Этотъ молодой человѣкъ пользуется общимъ уваженіемъ, и а увѣрена, что онъ его достоинъ.
   -- Знаете вы его лично? продолжала разспрашивать Эдмея съ возрастающимъ волненіемъ.
   -- Очень мало.-- Я встрѣчала его лишь два или три раза въ хижинѣ одного моего призрѣваемаго; но если при этихъ рѣдкихъ и короткихъ встрѣчахъ я не могла оцѣнить знаній доктора, то могла судить объ его умѣньѣ вести себя и угадать въ немъ человѣка добраго.
   Паула остановилась на минуту и затѣмъ продолжала:
   -- Вы съ нимъ знакомы, Эдмея?
   -- Да, отвѣтила молодая дѣвушка голосомъ слабымъ какъ дыханіе.
   -- Вы никогда не бывали въ Мелюнѣ... гдѣ-же вы видѣли его?
   -- Въ Санъ-Манде.
   -- По какому случаю?
   -- Родители господина Жоржа живутъ въ Санъ-Манде, гдѣ я были въ пансіонѣ... Садъ его родныхъ прилегаетъ къ саду пансіона, и окна его комнаты выходятъ на этотъ садъ.
   -- Ага! И докторъ, бывая дома, подолгу стоялъ у окошка? Правда?
   -- Да!
   -- И между вами все, конечно, ограничивалось этими молчаливыми разговорами, въ которыхъ взоры замѣняютъ слова.
   -- Нѣтъ. Одинъ разъ, и только одинъ, и то не болѣе пяти минутъ, во время прогулки въ Винсенскій лѣсъ, мы немножко поговорили.
   -- И докторъ воспользовался этими пятью минутами, чтобы высказать вамъ свою любовь?
   -- Да, и что онъ не желаетъ ничего лучшаго въ мірѣ, какъ имѣть меня женою, да...
   -- Вы отвѣтили ему, что также любите его?
   -- Не помню; но не смѣю сказать, что этого не было.
   Эдмея, побѣжденная волненіемъ, кинулась въ объятія Паулы и склонила голову на ея плечо.
   -- А вашъ отецъ?
   -- Онъ ничего не знаетъ. Но позже я разскажу ему все.
   На этомъ же вращался разговоръ молодыхъ дѣвушекъ, когда на извилинѣ аллеи раздался голосъ Жака Лефевра, шедшаго со своей женой, Деларивьеромъ и Фабриціемъ.
   -- Что я предсказывалъ три дня тому назадъ? вскричалъ Лефевръ. Вотъ будущія неразлучки. Онѣ, готовъ держать пари, сообщили другъ другу прелестнѣйшія тайны. Можно узнать о чемъ шла рѣчь?
   Эдмея живо сжала руку своей спутницы, чтобы заручиться ея молчаніемъ.
   Паула, смѣясь, отвѣтила банкиру:
   -- Мы говорили о васъ, мосье Лефевръ.
   -- Обо мнѣ? И что-же было сказано?
   -- Что если вы въ высшей степени любезны, то и величайшій изъ любопытныхъ.
   -- Ой, какъ зло! Но кто засмѣется послѣдній? Отвѣтите-ли вы, моя насмѣшливая пріятельница, на разговоръ, который былъ прерванъ звономъ колокола?
   -- Позже. Теперь-же я предлагаю прогулку въ лодкѣ.
   -- Да, да... воскликнула Эдмея, съ интонаціей обрадованнаго ребенка. Прогулка по рѣкѣ.
   -- Это будетъ прелестно, поддержала мадамъ Лефевръ.
   -- Я прикажу добыть для насъ лодку, продолжала Паула.
   -- Поручите это мнѣ, мадмуазель, сказалъ Фабрицій, ища случая уйти и повидать Клода Марто. Я опытенъ въ морскомъ дѣлѣ и выберу лодку крѣпкую и удобную.
   -- Будьте такъ добры, мосье Фабрицій. Мы заранѣе благодаримъ васъ.
   Молодой человѣкъ покинулъ виллу и направился къ заведенію вдовы Галетъ. По дорогѣ его изобрѣтательный и всегда занятый чѣмъ-нибудь умъ внушилъ ему остроумный планъ дѣйствія.
   Прежде всего нужно, сказалъ онъ себѣ, удалить изъ Мелюна этого опаснаго человѣка. А когда онъ будетъ у меня подъ рукою и въ зависимости отъ меня, я съумѣю заставить его или говорить, или, если понадобится, молчать.
   Онъ дошелъ до хижины женщины, отдававшей лодки на прокатъ. У одного изъ косяковъ двери стоялъ Клодъ Марто, куря свою сильно обкуренную трубку.
   Съ перваго взгляда на новоприбывшаго онъ узналъ его и, приподнявъ шляпу, сказалъ:
   -- А, это вы сударь. Какой добрый вѣтеръ занесъ васъ сюда? Не думаю, чтобы вы зашли сегодня сюда посмотрѣть, какъ отрубятъ голову человѣку. Не всякій день бываетъ праздникъ.
   -- Нѣтъ, отвѣтилъ Фабрицій, я пріѣхалъ въ Мелюнъ затѣмъ, чтобы повидать васъ.
   -- Меня?-- озадаченно спросилъ матросъ.
   -- Именно.
   -- Вы шутите?
   -- Увидите, что нѣтъ. Но прежде выберите лодку широкую и крѣпкую. Вы отвезете меня къ дѣвицѣ Бальтусъ.
   -- Къ дѣвицѣ Бальтусъ? воскликнулъ Клодъ съ еще большимъ изумленіемъ.
   -- Да! Что же въ этомъ удивительнаго?
   -- Конечно, ничего. Эта добрая дѣвушка, конечно, можетъ, если хочетъ, принимать у себя красиваго парня какъ вы... но...
   -- Но что?
   -- Какъ же! Съ убійства ея брата она не принимала у себя ни одной живой души... и я не слышалъ, чтобы она покончила трауръ. Но это не мое дѣло! Не "Лизаньку" ли взять, сударь? вы уже знаете ее. Это лодка широкая и не валкая...
   -- Можно ли везти въ ней безопасно шесть человѣкъ?
   -- Шесть... восемь... если нужно десять.
   -- Ну, берите, Лизаньку.
   Отпирая замокъ на цѣпи удерживавшей лодку у сваи, Клодъ говорилъ себѣ:
   -- Онъ считаетъ меня полоумнымъ, этотъ новичекъ! Такъ я и повѣрю, что онъ явился въ Мелюпъ повидать меня! эти парижане всегда глумятся надъ кѣмъ-нибудь! Начнетъ ли парень вопросами, какъ и въ прошлый разъ? Потребуй, милый! Узнаешь не больше того, что я захочу сказать! Садитесь, сударь! Мы снарядились! прибавилъ онъ громко, беря весла.
   -- Дайте лодкѣ плыть по теченію: намъ нужно время переговорить.
   -- Переговорить? повторилъ матросъ, набивая трубку. А, значитъ вы не издѣвались?
   -- Я уже сказалъ вамъ, что нѣтъ, и вы въ этомъ убѣдитесь.
   Кладъ Марто зажегъ спичку, черкнувъ ею по своимъ штанамъ, закурилъ свою носогрѣйку, и отвѣтилъ:
   -- Ну говорите, сударь, я васъ слушаю...
   -- Скажите, нравится вамъ въ Мелюнѣ? началъ Фабрицій.
   -- Какъ вамъ сказать? И нравится, и не нравится. Вы знаете, сударь, что не любуешься и красивымъ трехъ-мачтовымъ кораблемъ въ открытомъ морѣ, когда видишь только небо и воду. Нѣтъ, чортъ возьми! Правда, въ открытомъ морѣ не приходится барничать; но зато въ Мелюнѣ за недостаткомъ воздуха задыхаешься... улицы слишкомъ узки...
   -- Словомъ, продолжалъ Фабрицій, вы не пустили здѣсь корней, чтобы васъ нельзя было вырвать отсюда?
   -- Вырвать отсюда? Не говорю ни да, ни нѣтъ... Нужно знать, зачѣмъ...
   -- Я выясню полнѣе. У меня есть дядя, пріѣхавшій изъ Нью-Іорка и очень богатый...
   -- Дядя изъ Америки -- извѣстное дѣло! Поздравляю васъ, сударь.
   -- Этотъ дядя только-что купилъ имѣніе на берегу Сены; онъ поручилъ мнѣ устроить его домъ совершенно по моему усмотрѣнію. Но я люблю катанье на лодкѣ. Мнѣ хотѣлось бы имѣть три или четыре суденышка, особенно яхту или шлюпку.
   -- Знатная мысль! всегда пріятно сказать себѣ, что можешь плавать на суднѣ, хоть бы съ орѣховую скорлупу. Еслибы у меня не было воды... ни для питья, нѣтъ, а чтобъ можно было гнать по ней гичку или душегубку, я, пожалуй, проглотилъ бы свой багоръ...
   -- Вы понимаете, продолжалъ Фабрицій, что желая завести маленькую флотилію, я долженъ имѣть при себѣ человѣка, умѣющаго грести и управлять шлюпкой...
   -- Еще бы! Кто берется за это дѣло, не зная его, тотъ подвергается опасности не разъ попробовать лягушечьей мадерки.
   -- Такъ вотъ, Кладъ Марто, хотите ли поступить ко мнѣ матросомъ?
   -- Къ вамъ, сударь? я?
   -- Да, вы. Предлагаю вамъ сто-двадцать пять франковъ въ мѣсяцъ, помѣщеніе и столъ, и вамъ однимъ будетъ поручаться закупка всѣхъ принадлежностей флотиліи. Подумайте и отвѣтьте.
   

LXXI.

   -- Громъ и молнія; вскрикнулъ матросъ: вы предлагаете мнѣ хорошія вещи: помѣщеніе, столъ и сто-двадцать-пять франковъ въ мѣсяцъ. Это хорошенькій капиталецъ...
   -- Принимаете? спросилъ Фабрицій.
   -- Принимаю-ли? повторилъ Кладъ Марто, чеша за ухомъ. Берете ли вы меня погодно или только на время плаванія?
   -- Погодно, отвѣчалъ племянникъ Деларивьера. Прибавлю, что вы будете располагать одною лодкою и можете во всякое свободное время удить и ловить рыбу, если это нравится вамъ, что доставитъ вамъ къ жалованью еще маленькій доходецъ.
   -- О да это я умѣю; я наторѣлый рыбакъ: и сѣтью, и вершами... больно хорошо.
   -- Само собою разумѣется, что вы обзаведетесь на мой счетъ. Если будете вести себя хорошо, то можете прожить долгіе годы въ усадьбѣ моего дяди.
   -- Согласенъ, сударь, и ручаюсь вамъ, что не будете мною недовольны.
   -- Ну съ завтрашняго дня.
   Вдругъ Клодъ Марто съ розмаху хлопнулъ себя по головѣ, и лицо его омрачилось.
   -- Минуточку, сударь,-- сказалъ онъ: я согласенъ, но все зависитъ отъ того, гдѣ вы меня поселите...
   -- Въ Нейльи...
   -- Въ какомъ это департаментѣ Нейльи?
   -- Въ департаментѣ Сены.
   Лицо матроса вытянулось.
   -- Тогда, сударь, ни-ни; все кончено и невозможно, объ этомъ и говорить не приходится.
   -- Вы не хотите жить въ Нейльи?
   -- Нѣтъ, сударь.
   -- Отчего же?..
   -- Да такъ, не хочу, а когда залѣзетъ въ меня неохота, то ужь не уступлю.
   Фабрицій улыбнулся.
   -- Вы говорите, что не хотите жить въ Нейльи, продолжалъ онъ. Это неточно: нужно бы сказать, что вы не можете жить въ Нейльи.
   Клодъ Марто озадаченно посмотрѣлъ на своего собесѣдника.
   -- И я знаю, что мѣшаетъ вамъ въ въ этомъ, продолжалъ послѣдній.
   -- Вы знаете?
   -- Знаю все. Проживаніе въ департаментѣ Сены воспрещено вамъ потому, что вы подъ надзоромъ тайной полиціи.
   -- Ахъ, пожалуйста, сударь, не говорите! вскричалъ матросъ поперемѣнно краснѣя и блѣднѣя. Ради Бога, не говорите объ этомъ!..
   -- Успокойтесь, никто не можетъ слышать насъ, а я не выдамъ вашего секрета.
   -- Но кто же сказалъ вамъ его?
   -- Что вы были приговорены на пять лѣтъ заключенія за воровство?-- Кто бы ни говорилъ, все равно. Я того мнѣнія, что всякій проступокъ, каковъ бы онъ ни былъ, искупается раскаяніемъ и безупречнымъ поведеніемъ, и что долгъ каждаго честнаго человѣка протянуть руку тому, кто кается. Затрудненія, мѣшающія вамъ согласиться, могутъ быть устранены; мѣсяца чрезъ полтора я добуду вамъ разрѣшеніе жить въ Сенскомъ департаментѣ и буду за васъ поручителемъ.
   -- Значитъ, сударь, пробормоталъ Клодъ Марто, вы знаете о моемъ осужденіи; вы должны были считать меня за негодяя и все-таки пришли ко мнѣ.
   -- Я пришелъ по убѣжденію, что вы сильно измѣнились.
   -- Ахъ, сударь, я человѣкъ не безъ совѣсти. Еслибъ вы знали, какая это была кража, за которую меня осудили. Будь это деньги, я скорѣе бы умеръ, чѣмъ дотронулся до нихъ. Я взялъ только одинъ хлѣбецъ: клянусь вамъ, только одинъ хлѣбецъ. Вѣдь приговоръ хранится -- прочтите его, и вы увидите, что я не лгу.
   -- Военные законы неумолимы, я знаю это и нахожу правильнымъ. Вина была, ее нужно было наказать; но я далекъ отъ того, чтобы презирать васъ, и доказалъ это своимъ приходомъ.
   -- Правда, сударь, и если вы беретесь выхлопотать мнѣ позволеніе жить, то я сто разъ согласенъ... и благодарю васъ изъ глубины души. Я невѣжда, не умѣю хорошо говорить; по придись мнѣ броситься за васъ въ огонь или дать себя четвертовать, увидите, отступлюсь ли я... О, вы настоящій человѣкъ....
   Волненіе матроса было, очевидно, искренно; и въ этомъ нельзя было сомнѣваться. Фабрицій, убѣдившись, что онъ совершенно привязалъ къ себѣ Клода Марто, вынулъ свою записную книжку и написалъ нѣсколько словъ на визитной карточкѣ.
   -- Читать умѣете? спросилъ онъ лодочника,
   -- Да, сударь.
   -- Такъ возьмите эту карточку и, получивъ разрѣшеніе, приходите ко мнѣ, по написанному адресу. Я васъ тотчасъ же опредѣлю.
   -- Хорошо, сударь.
   -- А вмѣстѣ съ тѣмъ возьмите и это,-- прибавилъ Фабрицій, подавая матросу вмѣстѣ со своей карточкой и два банковыхъ билета по сту франковъ каждый.
   -- Эти билеты? изумленно спросилъ Клодъ; на-что даете вы ихъ?
   -- На то, чтобъ вы прилично одѣлись. У васъ, вѣрно, многаго не хватаетъ.
   -- Охъ, правда, бѣльемъ немножко поизносился.
   -- По вашемъ пріѣздѣ въ Нейльи, я дамъ вамъ деньги на покупку лодокъ -- и въ этомъ полагаюсь на вашъ вкусъ. Я непремѣнно хочу имѣть въ своей флотиліи яхту и красивую парусную шлюпку.
   Глаза матроса разгорѣлись.
   -- Это мнѣ знакомое дѣло, сударь, сказалъ онъ. Будьте покойны, останетесь довольны.
   -- Надѣюсь. Но теперь вы выслушайте совѣтъ.
   Клодъ Марто насторожилъ уши.
   -- Не нужно говорить никому, продолжалъ Фабрицій, о томъ, что я забочусь о васъ и беру васъ въ Парижъ. Малѣйшая болтовня объ этомъ можетъ помѣшать мнѣ добыть вамъ разрѣшеніе жить тамъ. И потому, ради собственной вашей выгоды, совѣтую вамъ молчать.
   -- Буду нѣмъ какъ рыба.
   -- Это хорошо. А вотъ мы почти и доѣхали до виллы. Возьмите весла и гробите посильнѣе, потому. что дамы уже вѣроятно сердятся отъ нетерпѣнія.
   Матросъ съ сіяющимъ лицомъ въ нѣсколько ударовъ веселъ присталъ къ парку въ то именно время, когда Паула и ея гости, завидѣвъ лодку, вышли изъ воротъ рѣшетки. Дамы запаслись зонтиками, а мужчины соломенными шляпами. Паула несла такую же шляпу для Фабриція, которому эта любезная внимательность справедливо казалось полною значенія.
   Всѣ усѣлись въ лодку. Клодъ Марто повернулъ на середину рѣки и сталъ медленно грести.
   -- Громъ и молнія! говорилъ онъ себѣ, думая о Фабриціи. Да, этотъ господинъ настоящій человѣкъ! А я тогда принялъ его за хитраго и непутнаго! Это доказываетъ, что я скверный глупышъ! Но не робѣй, Клодъ, отплатишь! Если я хоть разъ напьюсь, то до самой смерти не возьму вина въ ротъ.
   Лодка скользила между зелеными, цвѣтущими берегами, за которыми виднѣлись молодые хлѣба, пестрѣвшіе васильками, маргаритками и макомъ. Изгороди, луга, деревья -- все цвѣло.
   -- Друзья мои, сказалъ Жакъ Лефевръ: вотъ что я называю деревней, настоящей деревнею... Разведите сады во всѣхъ углахъ Парижа, украсьте его Булонскимъ лѣсомъ, Венсенискимъ лѣсомъ, насадите парки, аллеи, копайте рѣки и озера: никогда не получите вы того чистаго воздуха, того живописнаго вида, того возвышающаго величія деревни, которую создалъ Богъ.
   Эдмея выразила желаніе нарвать букетъ.
   Лодка причалила; сѣдоки вышли на берегъ и, рискуя нажить непріятности отъ какого-либо сельскаго сторожа, стали ходить по безконечному на видъ изумрудному лугу; Фабрицій подалъ руку Паулѣ Бальтусъ, и оба пошли молча немного въ сторону, погруженные, какъ казалось, въ созерцаніе пейзажа.
   Но созерцаніе ли природы заставляло ихъ молчать?
   Мы думаемъ, что Фабрицій вспоминалъ свое прошлое, полное мрака и крови, и рисовалъ себѣ будущее, богатое свѣтомъ и золотомъ, и что Паула думала о Фабрицій.
   Большая гончая собака Фоксъ шла за ними, опустя голову. Первымъ нарушилъ молчаніе племянникъ Деларивьера.
   -- Да, говорилъ онъ голосомъ, который умѣлъ заставить дрожать; Лефевръ тысячу разъ правъ. Какъ хороша природа! Какъ счастливо можно бы было жить здѣсь, вдали отъ свѣта, среди этихъ цвѣтущихъ луговъ и свѣтлыхъ водъ, заслушиваясь только біенія двухъ сердецъ одного подлѣ другаго и одного за другое.
   Паула, расчувствовавшись, подняла на Фабриція свои большіе глаза, полные неопредѣленнаго томленія.
   -- А развѣ любили бы вы такую жизнь? спросила она.
   -- Всею душою.
   -- Да, недолгое время, можетъ быть; но для человѣка, привыкшаго къ жизни съ удовольствіями, одиночество скоро порождаетъ утомленіе и скуку.
   -- Я говорилъ объ одиночествѣ вдвоемъ.
   -- Да и она наскучаетъ... приходитъ день, когда забытый свѣтъ опять вступаетъ въ свои права и опять овладѣваетъ человѣкомъ.
   -- Никогда! съ жаромъ воскликнулъ Фабрицій.
   Паула Бальтусъ отрицательно покачала головою.
   

LXXI.

   -- Вы сомнѣваетесь? спросилъ молодой человѣкъ.
   -- Не въ вашей искренности, возразила Паула, но въ постоянствѣ того настроенія, которое одушевляетъ васъ теперь... Васъ возбуждаетъ очаровательный видъ окружающей насъ природы. А завтра, безъ сомнѣнія, шумный и веселый Парижъ опять захватитъ васъ цѣликомъ.
   -- Ахъ, вздохнулъ Фабрицій, какъ плохо вы обо мнѣ судите!
   -- Увѣрены ли вы въ этомъ? улыбаясь спросила дѣвушка.
   -- Неужели вы не допускаете, что время можетъ измѣнить человѣка?
   -- Считаю это возможнымъ, но думаю, что для такой перемѣны нужны болѣе серьезныя побужденія, чѣмъ чувство отъ созерцаемаго пейзажа.
   -- А что сказали бы вы, еслибъ во мнѣ существовали иныя побужденія?
   -- Не зная ихъ, не могу и отвѣчать.
   -- А что, если я прямо и честно скажу вамъ, съ жаромъ продолжалъ Фабрицій, что этимъ перерожденіемъ я обязанъ вамъ? Что, если я прибавлю, что, видя васъ, я впервые понялъ пустоту въ своемъ сердцѣ и ничтожность тѣхъ свѣтскихъ радостей, въ которыхъ безумно тратятся лучшіе годы молодости? Что, если я у вашихъ ногъ воскликну: "Паула, я люблю или, лучше, обожаю васъ? На васъ сосредоточиваются всѣ мои надежды, все мое счастье, вся моя будущность..." Отринете ли вы меня?
   Удивленная, дрожащая и радостная, Паула, съ опущенными глазами, горящими щеками, слушала Фабриція въ смущеніи, полномъ восторга. Она молчала.
   -- Отрините вы меня? повторилъ молодой человѣкъ. На колѣняхъ прошу васъ отвѣтить мнѣ...
   -- Значитъ, прошептала Паула едва слышно, мы меня любите?..
   -- Больше моей жизни, потому что безъ васъ я не могу жить...
   -- Да вѣдь вы едва знаете меня?.
   -- Я знаю васъ настолько, что отдался вамъ беззавѣтно и буду принадлежать всегда. Развѣ не знаете вы, что достаточно взора, чтобы зажечь сердце; что достаточно пскры для пожара?
   -- Говорятъ такъ...
   -- Отказываетесь ли вы вѣрить?
   Паула сдѣлала отрицательный знакъ.
   -- Вы не сомнѣваетесь въ моей любви? живо продолжалъ Фабрицій.
   -- Въ правѣ ли я заподозрить васъ во лжи?
   -- А вы, Паула, будете ли также любить меня? продолжалъ молодой человѣкъ голосомъ молящимъ и страстнымъ.-- Полюбите ли вы меня такъ, какъ я люблю васъ?
   Паула хотѣла говорить, но въ теченіи нѣсколькихъ секундъ ея сильное волненіе и неправильное біеніе сердца сдерживали ея слова. Наконецъ она отвѣтила, но такъ плохо, что Фабрицій скорѣй угадалъ, чѣмъ услышалъ ея слова.
   -- Я отвѣчу вамъ до вечера.
   -- Отчего не теперь? вскричалъ Фабрицій.
   -- До вечера, отвѣчала Паула, протягивая руку молодому человѣку, который прижалъ эту руку къ своимъ губамъ съ такою страстью, что молодая дѣвушка поочередно краснѣла и блѣднѣла.
   Въ это время Эдмея, неся въ рукахъ гигантскій букетъ или, вѣрнѣе, цѣлый снопъ полевыхъ цвѣтовъ, подошла къ своему кузену и Паулѣ, и прервала ихъ разговоръ, который и такъ не могъ продолжаться.
   Всѣ трое стали ожидать возвращенія Деларивьера, и господъ Лефевръ.
   Клодъ Марто спустился по теченію, изрѣдка гребя назадъ, чтобы не дать лодкѣ зайдти слишкомъ далеко.
   Фабрицій подалъ ему знакъ подъѣхать.
   Клодъ причалилъ къ крутому берегу, и гулявшіе размѣстились въ шлюпкѣ.
   -- Спускаться еще, если прикажете, господа? спросилъ матросъ.
   -- Нѣтъ, отвѣтила Паула, пора воротиться.
   Шлюпка повернулась и направилась вверхъ по теченію.
   -- Повидимому, мнѣ удалось вполнѣ, думалъ Фабрицій, и вечерній отвѣтъ не подлежитъ сомнѣнію. Я пришелъ, увидѣлъ, побѣдилъ.
   Паула, молчаливая, казалась задумчивою. Госпожа Лефевръ сочла ее нездоровою и стала разспрашивать.
   -- Нѣтъ, я совершенно здорова, улыбаясь отвѣтила Паула, и если кажусь вамъ задумчивою, то потому, что обдумываю великолѣпный планѣ.
   -- Какой, милочка?
   -- Увидите.
   Затѣмъ, обратившись къ Клоду, она продолжала:
   -- Лодочникъ?
   -- Чего изволите? отвѣтилъ онъ, скинувъ шапку.
   -- Сколько нужно времени, чтобы на лодкѣ спуститься отъ Мелюна къ запрудѣ Сенскаго порта.
   -- Не больше часа, сударыня.
   -- А чтобы проѣхать изъ порта въ Кессонъ въ каретѣ?
   -- Около двадцати-пяти минутъ.
   -- Тогда все можетъ совершиться по задуманному.
   -- Что же вы придумали? спросилъ Жакъ Лафевръ.
   -- Отправить васъ послѣ обѣда въ лодкѣ до порта на Сенѣ, а изъ порта до Кессона въ каретѣ... Тамъ вы сядете въ вагонъ, и я проведу съ вами полтора часа лишнихъ. Полагаю, предложеніе принято?..
   -- Еще бы! единогласно отвѣчали гости.
   -- Это будетъ прелестно!
   -- Тогда такъ и сдѣлаемъ, продолжала Паула. Мы пообѣдаемъ въ шесть часовъ, перевозчикъ заѣдетъ за нами къ восьми, а я пошлю карету въ портъ ожидать насъ.
   -- Гости захлопали въ ладоши.
   -- Слышите, лодочникъ, будьте у меня въ восемь часовъ.
   -- Буду непремѣнно, сударыня.
   Теченіе Сены около Мелюна не быстро, и Клодъ Марто работалъ веслами хорошо. Пріѣхали быстро.
   -- До и послѣ завтрака, дорогая Паула, сказалъ Жакъ Лефевръ, мы обошли вашъ паркъ; увѣряю васъ, что любопытному банкиру, выражаюсь вашими же словами,-- очень хотѣлось бы осмотрѣть вашу виллу въ малѣйшихъ подробностяхъ.
   -- Я провожу васъ по пей, отвѣтила молодая дѣвушка.
   Раздѣляя любопытство Жака Лефевра только въ извѣстныхъ предѣлахъ, мы присоединимся къ хозяйкѣ виллы и ея гостямъ лишь въ ту минуту, когда они, обойдя много удобно-устроенныхъ и блестяще-убранныхъ комнатъ, подошли къ дверямъ бывшей комнаты Фридриха Бальтуса.
   У дверей этой спальни Паула остановилась и съ минуту стояла въ нерѣшительности; затѣмъ отворила дверь и предложила гостямъ войти въ знакомое уже намъ помѣщеніе.
   Мы видѣли здѣсь молодую дѣвушку въ началѣ ночи, предшествовавшей меленской казни, плачущею предъ портретомъ брата, молящеюся и произносящею страшный обѣтъ. Постоянно горящая серебрянная лампа бросала тусклый свѣтъ въ сумракъ, поддерживавшійся даже днемъ опущенными занавѣсями.
   -- Это комната убитаго! мрачно произнесла Паула.
   Фабрицій, не смотря на свою многократно доказанную твердость, задрожалъ и измѣнился въ лицѣ, но, благодаря полумраку, это не было замѣчено.
   Молодая хозяйка прибавила:
   -- Помолимся за моего убитаго брата!
   Она прошла по комнатѣ и приблизилась къ большому портрету, висѣвшему въ одномъ изъ простѣнковъ. Энергическое и гордое лицо Фридриха Бальтуса выдавалось съ полотна съ поразительною реальностью. Онъ казался живымъ.
   Паула стала на колѣни и сложила набожно руки. Эдмея и госпожи Лефевръ послѣдовали ея примѣру. Мужчины наклонились.
   Фабрицій, подавляемый страшнымъ волненіемъ, ощущалъ потъ на вискахъ.
   Недвижимый, трепещущій онъ былъ жертвою странной галлюцинаціи: ему казалось, что вотъ-вотъ портретъ его жертвы, ожививъ сойдетъ изъ рамки, подойдетъ къ нему и крикнетъ:
   -- Убійца, зачѣмъ ты здѣсь?
   Его прохватывала дрожь.
   Паула встала. Еслибы въ эту минуту она внимательно взглянула на Фабриція, то въ ея умѣ родились бы странныя подозрѣнія. Смущеніе молодаго человѣка, его смертная блѣдность, его растерянный видъ послужили бы ей откровеніемъ.
   Но Паула совершенно углубилась въ мысли, которыя собиралась высказать.
   -- Мосье Фабрицій, сказала она торжественно медленно: часъ тому назадъ я обѣщала отвѣтить вамъ до вечера на заданный мнѣ вопросъ. Въ эту минуту, предъ портретомъ моего брата, исполняю я это обѣщаніе. Вы сказали, что любите меня; вы спрашивали, полюблю ли я васъ и согласна ли отдать мою жизнь! Такъ слушайте: да, я люблю васъ, да, я буду вашею женою, но только въ тотъ день, когда горящая надъ нашими головами лампа потухнетъ, потому что въ этотъ день я отомщу за своего брата....
   

LXXIII.

   Слова Паулы произвели сильное впечатлѣніе. Всѣ свидѣтели ея торжественнаго и неожиданнаго заявленія вздрогнули.
   Молодая дѣвушка, протянувъ руку къ Фабрицію, добавила:
   -- Теперь вы знаете мое рѣшеніе. Оно неизмѣнно. Согласны вы ждать?
   Фабрицію уже не нужно было скрывать смущенія, объяснявшагося Теперь совершенно естественно. Онъ взялъ руку Паулы, прижалъ ее къ губамъ и воскликнулъ:
   -- Согласенъ ли я ждать? О, не сомнѣвайтесь! увѣренный въ вашемъ расположеніи и поддерживаемый надеждою, я неустанно буду ждать до часа своей смерти. Но клянусь вамъ, что приближу день моего счастья, раздѣляя ваши усилія, и если убійца вашего брата еще живъ, то мы найдемъ его вмѣстѣ.
   -- Благодарю, Фабрицій, тихо сказала молодая дѣвушка, смотря любящимъ взоромъ на того, кто сталъ ея женихомъ. Благодарю!
   Большая борзая собака, стоявшая въ углу комнаты, вперила въ оба дѣйствующія лица этой сцены свои глаза, осмысленные не менѣе людскихъ. Она испустила глухое рычаніе.
   -- Смирно, Фоксъ! приказала Паула.
   Благородное животное почти ползкомъ подошло къ ней и стало лизать ея руки. Паула опять повернулась къ портрету.
   -- Ты слышалъ, мой милый братъ, сказала она: теперь мстить за тебя будутъ двое.
   Затѣмъ, опершись на руку молодаго человѣка, она вышла изъ комнаты въ сопровожденіи гостей.
   -- Пустыя фразы! думалъ Фабрицій. Я поклялся, что она будетъ моею, и это совершится скоро.
   Точно также и Жакъ Лефевръ шепталъ на ухо своей женѣ.-- Все это весьма драматично; но я держу пари, что еще не пройдетъ трехъ мѣсяцевъ, какъ мы будемъ на свадьбѣ....
   За обходомъ покоевъ виллы, гости снова вышли въ паркъ, гдѣ и оставались до звонка къ обѣду.
   Эдмея, думая о Жаннѣ, немного завидовала счастью своей покой и уже очень ей полюбившейся подруги, по вѣрила въ будущее.
   Деларивьеръ сердечно радовался счастливой судьбѣ своего племянника.
   Обѣдъ былъ несравненно веселѣе завтрака, и время пролетѣло молніею, когда лакей заявилъ о прибытіи Клода Марто на его лодкѣ. Всѣ усѣлись въ пей. Эдмея увозила съ собою не только снопъ полевыхъ цвѣтовъ, но и пышный букетъ розъ, нарѣзанныхъ въ теплицахъ Паулы.
   Вечеръ былъ великолѣпенъ и уже теплый, хотя время года было еще раннее. На горизонтѣ, по чистому небу, всходила луна, круглая и большая, схожая съ серебрянымъ щитомъ. При такой обстановкѣ поѣздка по рѣкѣ осуществляла весьма заманчивую грезу. Паула сѣла на задней скамейкѣ лодки, подлѣ Фабриція, и тихо разговаривала съ нимъ. Почти ежеминутно волоса Паулы, развѣваемые вѣтеркомъ, касались лба и щекъ молодаго человѣка. Прикосновеніе этихъ шелковистыхъ и благовонныхъ волосъ походило на ласку, вгоняло Фабриція въ трепетъ и зажигало кровь въ его жилахъ.
   Фоксъ, лежа у ногъ своей хозяйки, смотрѣлъ ей въ глаза робко и печально, а на Фабриція свирѣпо. Кузина послѣдняго была при отъѣздѣ почти ребячески весела.
   -- Теперь, сказала она вдругъ, я желаю, чтобъ поскорѣе исполнилось предсказаніе господина Лефевра.
   -- Какое предсказаніе, милая дѣвочка? спросила Паула.
   -- Которымъ господинъ Лефевръ утверждалъ, что я буду очень милой дружкою. Я думаю, что онъ предсказалъ вѣрно.
   Паула не отвѣчала и пожала руку Фабрицію. Нѣсколько минуть на лодкѣ царила полная тишина. Слышенъ былъ только мѣрный ударъ веселъ и издалека долетали слабые пѣсни влюбленной пари поселянъ.
   -- Что вы тамъ дремлете? спросилъ вдругъ Лефевръ, тщетно прислушивавшійся къ тихому говору Фабриція и Паулы.
   -- Нѣтъ, дорогой банкиръ, мы не спимъ, отвѣчала Паула.
   -- Чѣмъ же вы заняты?
   -- Мы на яву видимъ сны.
   Лодка достигла порта на Сенѣ. Паула приказала лодочнику пристать къ берегу.
   -- Незачѣмъ, сударыня, возразилъ Клодъ: по воскресеньямъ шлюзы отворены, и мы можемъ доѣхать до деревни.
   Прошли шлюзы, проплыли мимо чудеснаго сада, въ большомъ имѣніи, въ которомъ еще недавно жила одна изъ знаменитостей Французской индустріи, Маринони, изобрѣтатель тѣхъ несравненныхъ машинъ, благодаря которымъ газета "Petit Journal" печатаетъ каждый день въ нѣсколько часовъ болѣе семи сотъ тысячъ экземпляровъ.
   Наконецъ пристали къ берегу. Карета, посланная Паулою, уже Давно ждала сѣдоковъ въ назначенномъ мѣстѣ. Полчаса спустя, наша компанія достигла вокзала въ Кессонѣ, за двѣ или три минуты до отхода поѣзда.
   Пришла минута разстаться, сказала Паула своимъ гостямъ. Я била бы глубоко опечалена, еслибъ не надѣялась скоро опять увидать васъ.
   -- Вѣрно, мое милое дитя, до близкаго свиданія: сказалъ Жака. Лефевръ. Это наше общее горячее желаніе.
   -- И ваше, Фабрицій? шепнула дѣвушка на ухо своему жениху, который отвѣчалъ тихо:
   -- Могу ли я жить далеко отъ васъ? Вы хорошо знаете, что нѣтъ. Показалось красное пламя локомотива, и долеталъ свистъ пара. Паула нѣжно обняла Эдмею и госпожу Лефевръ, наклонила лобъ подъ поцѣлуй Фабриція и пожала руки Жану Лефевру и Деларивьеру, повторяя:
   -- До скораго свиданія, друзья мои.... до скораго!
   Поѣздъ въѣхалъ на станцію. Гости Паулы помѣстились въ отдѣленіи вагона, между тѣмъ какъ Паула сѣла въ карету съ Фоксомъ.
   Тотъ и другой поѣздъ достигъ своего назначенія безъ остановокъ и происшествій.
   На другой день, послѣ завтрака, Фабрицій велѣлъ запречь малорослую лошадь въ коляску, назначенную для пони, которою намѣрена, былъ пользоваться постоянно, и, въ сопровожденіи грума, поѣхалъ по направленію къ набережной Орфевръ. Вслѣдствіе пожара въ Префектурѣ Полиціи въ 1871 году, канцелярія этого учрежденія была переведена въ казарму, стоящую противъ новаго Hotel Dieu.
   Фабрицій вошелъ въ эти новыя казармы и скоро запутался въ перекрещивающихся ходахъ. Онъ остановилъ въ одномъ проходѣ писаря и спросилъ его:
   -- Можете вы указать мнѣ бюро господина Д....?
   -- Извольте.... Второе бюро на концѣ коридора... прямо.
   -- Благодарю.
   Молодой человѣкъ послѣдовалъ полученному указанію и прочелъ на вставленномъ въ двери матовомъ стеклѣ надпись черными буквами: "Начальникъ 2 то бюро".
   Онъ толкнулъ дверь и вошелъ. Въ маленькой комнаткѣ, служившей переднею, сторожъ перелистывалъ листки. Услышавъ приходъ Фабриція, онъ поднялъ голову.
   -- Кого вамъ угодно?
   -- Могу я видѣть господина Д?
   -- Но дѣламъ службы?
   -- Нѣтъ, по личному дѣлу.
   -- Господинъ Д. теперь очень занятъ, и я не знаю.
   -- Я имѣю честь быть ему лично извѣстнымъ, прервалъ Фабрицій. Передайте ему, пожалуста, мою карточку.
   Сторожъ взялъ его карточку и проскользнулъ въ кабинетъ, тщательно пріотворивъ дверь лишь настолько, чтобы пройти самому. Онъ почти сейчасъ же возвратился, и на этотъ разъ отворилъ дверь настежъ.
   -- Пожалуйте, сударь.
   Начальникъ бюро былъ человѣкъ лѣтъ пятидесяти, съ орденомъ, высокій и худой, ловкій въ обращеніи, съ лицомъ вѣжливымъ и хитрымъ.
   Онъ былъ нѣкогда другомъ отца Фабриція и обыкновенно выказывалъ молодому человѣку много расположенія.
   Въ это время, сидя вмѣстѣ со своимъ помощникомъ, онъ тщательно просматривалъ списки, считалъ марки, разложенныя на длинномъ столѣ, крытомъ зеленымъ сукномъ. Онъ протянулъ руку Фабрицію.
   -- Добро пожаловать, господинъ Леклеръ! сказалъ онъ ему, не вставая. Какой добрый вѣтеръ занесъ васъ къ намъ?
   -- Я пришелъ попросить васъ объ одолженіи.
   -- Нужно вамъ переговорить на единѣ?
   -- Отнюдь нѣтъ.
   -- Въ такомъ случаѣ мой помощникъ останется. Садитесь и говорите.
   

LXXIV.

   Фабрицій сѣлъ.
   -- Чѣмъ могу служить? спросилъ начальникъ бюро.
   -- Вы знаете, что у меня есть дядя, богатый банкиръ въ Нью-Іоркѣ,-- началъ проситель.
   -- Если не ошибаюсь, Деларивьеръ?
   -- Онъ самый. Онъ переселился во Францію и купилъ себѣ имѣніе въ Нейльи, на берегу Сены. Желая имѣть нѣсколько лодокъ для прогулокъ, онъ желаетъ принять къ себѣ въ услуженіе человѣка опытнаго на водѣ.
   -- На прѣсной водѣ... прервалъ г. Д., смѣясь.
   -- Именно. Мнѣ рекомендовали одного прежняго матроса, живущаго въ Мелюнѣ, и я о немъ справлялся. Свѣдѣнія о настоящемъ весьма удовлетворительны, но въ прошедшемъ этого матроса есть черное пятно.
   -- Это, можетъ быть, матросъ, подпавшій приговору?
   -- Да, весьма важному, подвергающему его надзору высшей полиціи.
   -- Чертовщина!
   -- Мѣстомъ жительства ему назначенъ Мелюнъ, почему онъ и не можетъ жить въ Парижѣ безъ особаго разрѣшенія.
   -- И вы желали бы получить для него такое разрѣшеніе?
   -- Да.
   -- Въ которомъ году былъ осужденъ этотъ человѣкъ?
   -- Въ 1865.
   -- Къ какому наказанію?
   -- Къ пяти годамъ заключенія.
   -- За какое преступленіе?
   -- За кражу.
   -- Чертовщина! повторилъ начальникъ бюро.
   -- Этотъ несчастный укралъ хлѣбъ, поспѣшно прибавилъ Фабрицій.
   -- Военный кодексъ безжалостенъ, сказалъ Д. Но безъ него не существовало бы дисциплины.
   Племянникъ Деларивьера продолжалъ:
   -- По прошествіи двухъ съ половиною лѣтъ человѣкъ этотъ былъ помилованъ за свое безупречное поведеніе въ тюрьмѣ.
   -- Это хорошая подробность. Со времени помилованіи онъ всегда жилъ въ Мелюнѣ?
   -- Всегда.
   -- И не подавалъ повода ни къ какой жалобѣ?
   -- Я это утверждаю.
   -- А чѣмъ занимается онъ теперь?
   -- Онъ служитъ перевощикомъ у хорошей женщины, отдающей въ наемъ лодки, вдовы Галетъ.
   -- Хорошо. Я могу по вашей просьбѣ разрѣшить этому человѣку пребываніе въ департаментѣ Сены и сдѣлаю это, но подъ двумя условіями.
   -- Какими?
   -- Чтобы вы обязались нѣкоторое время доставлять ему работу и чтобы вы или вашъ дядя поручились за него.
   -- Я обязуюсь позаботиться объ его заработкѣ въ теченіи, по крайней мѣрѣ, двухъ лѣтъ, и ручаюсь за его поведеніе отъ имени моего дяди и собственнаго.
   -- Чего-же лучше? Администрація желаетъ облегчить жизнь этимъ бѣднякамъ, впавшимъ въ заблужденіе, но не испорченнымъ, которые совершили преступленіе но минутной слабости. Мы всячески стараемся помочь имъ, когда вѣримъ искренности ихъ раскаяніями избѣгаемъ извѣстности ихъ прошлаго и обращенія его въ поводъ къ преслѣдованію; по впавшіе въ новыя преступленія не внушаютъ намъ ни малѣйшей жалости, и мы относимся къ нимъ постоянно подозрительно. Вы, мосье Леклеръ, получите желаемое вами разрѣшеніе.
   -- Тысячекратно благодарю васъ! Получу я его скоро?
   -- Вашъ протеже получитъ его черезъ два или три дня. Позвольте пнѣ узнать его имя и фамилію, чтобы я могъ потребовать въ морскомъ министерствѣ его послужной списокъ.
   -- Я могу избавить васъ отъ этой переписки.
   Фабрицій вынулъ изъ своего бумажника формуляръ Клода Марто, съ обозначеніемъ его заслугъ и наложенныхъ на него наказаній, -- списокъ, полученный имъ отъ своего друга, лейтенанта, и представилъ его начальнику бюро.
   Тотъ взглянулъ на листъ, передалъ его своему помощнику и сказалъ:
   -- Господинъ Клавье, вы напишете сегодня же къ префекту Мелина, прося его выдать названному Клоду Марто паспортъ на прожитье въ Парижѣ.-- Префектъ позоветъ покровительствуемаго вами, Дорогой господинъ Леклеръ, и заставить его выполнить всѣ требуемыя формальности. И къ концу недѣли прежній матросъ можетъ встать во главѣ морской флотиліи вашего дяди.
   -- Снова благодарю васъ, дорогой мосье Д.,-- вы самый милый человѣкъ на свѣтѣ.
   -- Всегда къ вашимъ услугамъ.
   Фабрицій пожалъ руку начальнику бюро и, увѣренный въ томъ, что дѣло пойдетъ во желанію, ушелъ изъ Префектуры Полиціи, сѣлъ въ экипажъ и по набережной поѣхалъ въ Отейль, въ лечебницу Франца Риттнера.
   -- Ну что, спросилъ докторъ, все ли обошлось хорошо вчера въ Мелюнѣ?
   -- Лучшимъ образомъ въ свѣтѣ и даже превыше моихъ надеждъ!
   -- Дѣвица Бальтусъ оказала вамъ расположеніе?
   -- Она меня обожаетъ, и я объявленъ ея женихомъ.
   -- Уже!
   -- Да, другъ мой. Но произошла сцена весьма драматичная и въ высшей степени эффектная. Паула, передъ своими гостями и передъ портретомъ Фридерика, дала клятву стать моею женою не раньше, какъ поставивъ на эшафотъ убійцу своего брата.
   Францъ Риттнеръ разсмѣялся.
   -- Der Teufel! вскричалъ онъ. Если Паула сдержать свое слово, то какъ же состоится вашъ бракъ? Вамъ придется явиться въ мерію и въ церковь, неся въ рукахъ голову, подобно обезглавленному жениху въ какой-то нѣмецкой балладѣ.
   -- Бррр! отвѣтилъ Фабрицій, также со смѣхомъ, по видимо насильственнымъ,-- не шутите такъ: по кожѣ пробѣгаетъ морозъ...
   -- Къ счастью, продолжалъ Францъ, отъ васъ зависитъ уединить молодую дѣвочку и влюбить ее въ себя такъ, чтобы она забыла обовсемъ въ мірѣ, не исключая Фридерика, и думала лишь о васъ... и вы, конечно, не упустите сдѣлать это.
   -- Ну, довольно! поговоримъ о другомъ. Въ какомъ положеніи наша помѣшанная?
   -- Все еще въ хорошемъ. Спокойствіе продолжается. Помѣшательство не только не переходитъ въ бѣшенство, какъ можно было ожидать сначала, но остается тихою меланхоліей. Еслибы у насъ не было важныхъ причинъ помѣшать вашей теткѣ съ лѣвой руки выздоровѣть до полнаго сознанія и свѣжей памяти, то я могъ бы совершить блестящее излеченіе. Но, къ сожалѣнію, объ этомъ нельзя и думать.
   -- Видѣли вы Рене Жанселена? спросилъ Фабрицій.
   -- Нѣтъ не видѣлъ съ того вечера, когда вы отыскали насъ у Бребана. О немъ и не слышно... какъ будто умеръ. Говоря между нами, мнѣ кажется, что онъ труситъ и хочетъ выселиться.
   -- Я порадовался бы, узнавъ объ его отъѣздѣ лье на пятьсотъ отсюда, замѣтилъ Фабрицій: его неизлечимая манія безъ мѣры и разсчета увеличивать сумму чековъ можетъ вовлечь насъ въ новый и сильный переполохъ. Съ насъ довольно и дѣла Бальтусъ. Лишь бы выпутаться изъ него.
   -- А что вы предприняли относительно лодочника въ Мелюнѣ?
   -- Онъ въ моей власти. Его бояться уже нечего.
   Францу Риттнеру пришли доложить, что его ждутъ въ пріемной посѣтители; Фабрицій, покинувъ лечебницу въ Отейлѣ, воротился Булонскимъ лѣсомъ въ Нейльи.
   Лоранъ стоялъ на улицѣ подлѣ открытой рѣшетки, и, по временамъ, ходилъ взадъ и впередъ.
   -- А, мосье Фабрицій, воскликнулъ онъ, наконецъ-то вы пріѣхали. Уже болѣе часу я сторожу васъ. Вашъ дядя три раза присылалъ за вами. Онъ желаетъ, чтобы вы, тотчасъ по пріѣздѣ, зашли къ нему. Онъ страшно о чемъ-то безпокоится, точно сидитъ на горячихъ угольяхъ. Не теряйте ни минуты...
   Когда у человѣка накопится въ жизни много гадкихъ тайнъ, его безпокоитъ все, и потому Фабрицій тревожно спросилъ:
   -- Что же тамъ случилось?
   -- Служащій въ Grand-Hotel принесъ вашему дядѣ письмо, полученное сегодня утромъ на его имя изъ очень далекой страны... имени не знаю.
   Этотъ отвѣтъ успокоилъ Фабриція. Письмо издалека не могло содержать никакихъ опасныхъ указаній о немъ, Фабриціѣ. Секунды двѣ позднѣе экипажъ послѣдняго остановился у подъѣзда. Фабрицій передалъ возжи груму и отправился въ комнаты Деларивьера. Старикъ ходилъ по своей спальнѣ со всѣми признаками сильнаго волненія.
   -- Вы посылали за мной, дядя? спросилъ входя племянникъ.
   -- Да, мнѣ нужно было повидаться съ тобою поскорѣе.
   -- Я пріѣхалъ изъ Отейля съ вѣстями относительно весьма хорошими. Выздоровленіе становится несомнѣннымъ, и весь вопросъ теперь во времени.
   -- Слава Богу! воскликнулъ Деларивьеръ.
   -- Я хотѣлъ сказать вамъ объ этомъ поскорѣе. Теперь скажите мнѣ причину своего безпокойства.
   -- Я получилъ сегодня утромъ письмо моего уполномоченнаго, завѣдующаго въ мое отсутствіе моимъ домомъ въ Нью-Іоркѣ.
   -- Не случилось ничего нехорошаго?
   -- Напротивъ, онъ передаетъ мнѣ обращенное къ нему предложеніе, неожиданное и крайне важное. Суди самъ.
   -- Слушаю.
   

LXXV.

   "Глава важнаго банкирскаго дома въ Филадельфіи Вилліама Купера и компаніи", читалъ Деларивьеръ, предлагаетъ уплатить за мой банкъ въ Нью-іоркѣ наличными деньгами два миліона, а если я соглашусь остаться его компаньономъ въ паѣ этихъ двухъ милліоновъ, вѣрнымъ образомъ обезпеченныхъ, то предлагаетъ долю въ доходахъ, опредѣляя ее, по меньшей мѣрѣ, въ пятьдесятъ тысячъ долларовъ.
   -- Но вѣдь это отлично, дядя! воскликнулъ Фабрицій.
   -- Да, это блестяще... Но есть и невыгодная сторона...
   -- Какая?
   -- Дѣло, о которомъ идетъ рѣчь, настолько сложно, что его нельзя кончить пистмеппо или довѣренностью... Будетъ необходимо мое присутствіе въ Нью-Іоркѣ. А время не терпитъ. Отъ меня требуютъ немедленнаго рѣшенія. Если я рѣшусь ѣхать, то нужно сегодня же телеграфировать....
   -- И вы колеблетесь?
   -- Колеблюсь.
   -- А между тѣмъ въ первое наше свиданіе вы выразили намѣреніе въ скоромъ времени предпринять это путешествіе.
   -- Конечно, но тогда я разсчитывала, вернуться въ Нью-Іоркъ на 6 или 7 мѣсяцевъ вмѣстѣ съ женою и дочерью.-- Могъ ли я предвидѣть то ужасное несчастье, которое постигло меня нѣсколькими часами позже?
   -- Увы! это правда... грустно прошепталъ Фабрицій.
   -- Теперь, продолжалъ Деларивьеръ, повторяю тебѣ, я колеблюсь. Меня страшитъ мысль отдалиться на такое большое разстояніе отъ моей дорогой Жанны при томъ ужасномъ положеніи, въ какомъ она находится... Я съ нетерпѣніемъ ждалъ твоего возвращеніи, чтобы спросить совѣта.
   -- Что же могу я вамъ сказать?...
   -- Твое мнѣніе... ѣхать мнѣ или остаться?... Ты хорошо знаешь, насколько я тебѣ довѣряю... Что ты посовѣтуешь, то я и сдѣлаю...
   -- Я глубоко тронутъ вашимъ довѣріемъ и весьма благодаренъ за него, добрый дядя, по вы возлагаете на меня весьма тяжелую отвѣтственность...
   Никакой... Обсуди хорошенько дѣло и подѣлись со мною твоимъ возрѣніемъ. Что можетъ быть проще?..
   -- Вы хотите, чтобъ я высказалъ свое мнѣніе?..
   -- Ты меня очень огорчишь, отказавшись сдѣлать это.
   -- Въ такомъ случаѣ, милый дядя, поразсудимъ хорошенько... Какъ долго продлится путь?
   -- 9 дней...
   -- Туда и обратно 18 дней. Сколько времени было бы вамъ нужно провести въ Нью-Іоркѣ, чтобы окончить это дѣло?...
   -- Не больше недѣли....
   -- Восемнадцать дней и семь -- двадцать пять, -- положимъ 30, чтобы дать вамъ полную свободу... Итакъ, ваше путешествіе продлится мѣсяцъ...
   -- Около этого...
   -- Главная причина вашей нерѣшительности, какъ вы сказали, боязнь оставить въ настоящее время мою тетушку.
   -- Да, и тебѣ должно быть это понятно.
   -- Конечно! но если уже вы требуете отъ меня полнѣйшей откровенности, то, исполняя ваше желаніе, я скажу прямо: тетки моей не предстоитъ никакой опасности; состояніе ея здоровья, насколько возможно, удовлетворительно и въ короткій срокъ послѣдуетъ несомнѣнно полное выздоровленіе; докторъ еще сегодня говорилъ мнѣ, что не совѣтуетъ вамъ видѣть ее раньше вакь чрезъ мѣсяцъ... При такихъ условіяхъ рѣшительно все равно, будутъ ли васъ раздѣлять нѣсколько километровъ или цѣлый океанъ... Поѣздка же эта и самыя заботы о дѣлѣ были бы для васъ полезнымъ развлеченіемъ возвратясь, вы нашли бы нашу дорогую больную если не поправившеюся, то близкою къ тому; тогда же былъ бы снятъ и запретъ видѣться.
   Деларивьеръ на минуту задумался.
   -- Все это правда... сказалъ онъ; все это неоспоримо... Итакъ, ты совѣтуешь мнѣ ѣхать?
   -- Сумма, о которой идетъ рѣчь, настолько значительна, что составила бы большое состояніе каждому, кромѣ васъ... А будетъ ли справедливо жертвовать интересами моей кузины?
   -- Какъ? возразилъ банкиръ: если я и колебался, то не только ради одной Жанны, но и ради Эдмеи...
   Въ эту самую минуту входила въ комнату Эдмея. Она слышала, что произнесли ея имя.
   -- Папа, что ты говоришь обо мнѣ? спросила она, улыбаясь.
   -- Я того мнѣнія, дядя, продолжалъ молодой человѣкъ, что кузина должна знать, о чемъ вы такъ заботитесь.
   Въ нѣсколькихъ словахъ Деларивьеръ изложилъ Эдмеѣ положеніе дѣлъ.
   -- Если я на мѣсяцъ покину Парижъ, прибавилъ онъ, ты останешься совершенно одинокою, моя дорогая, а это меня ужасно безпокоитъ.
   -- Отчего же, возразила Эдмея, развѣ я не могу остаться въ Нейльи подъ покровительствомъ кузена.
   -- Есть нѣкоторое затрудненіе, моя милая.
   -- Какое?
   -- Если я уѣду, то увезу съ собою твоего кузена.
   -- Меня? воскликнулъ удивленный Фабрицій. Вы меня увезете?
   -- Да, мой дорогой племянникъ. Послѣднія событія на столько ослабили и состарили меня, что я не въ силахъ буду одинъ выдержать такое длинное путешествіе, а потому и прошу тебя быть мнѣ товарищемъ въ пути.
   Фабрицій закусилъ губы.
   Отъѣздъ изъ Парижа въ настоящее время разстроивалъ всѣ его планы и могъ даже повредить успѣху.
   Но какъ отказать дядѣ? О какъ онъ раскаивался теперь въ данномъ имъ совѣтѣ предпринять это путешествіе. Къ несчастію, было уже поздно отказаться отъ прежняго мнѣнія. Онъ рѣшился помириться съ обстоятельствами.
   -- Надѣйтесь, дядюшка, на меня, возразилъ онъ; я съ вами всюду поѣду.
   -- Я въ этомъ не сомнѣвался Но возвратимся къ Эдмеѣ.... Оставить ее одну въ этомъ домѣ кажется мнѣ невозможнымъ.
   -- Но, сказалъ Фабрицій, развѣ кузина но могла бы возвратиться на нѣсколько недѣль въ пансіонъ Санъ-Манде.
   Деларивьеръ, конечно, готовъ былъ распространиться насчетъ выгодъ этого способа, но Эдмея не дала ему времени.
   -- О папа!.. воскликнула она, сложивъ руки. Умоляю тебя, не отсылай меня въ пансіонъ.. Я умру тамъ съ тоски, увѣряю тебя.... Какъ мнѣ явиться въ обществѣ этихъ маленькихъ дѣвочекъ послѣ того, какъ я пожила съ тобой?...
   -- Не будемъ больше говорить объ этомъ... возразилъ банкиръ.
   -- Я увѣренъ, сказалъ Фабрицій, что г-жа Лефевръ съ удовольствіемъ возьметъ къ себѣ мою кузину....
   Банкиръ покачалъ головою.
   -- Я тоже въ этомъ увѣренъ отвѣчалъ онъ; но нужно будетъ дать нѣкоторыя поясненія, которыхъ я, во. что бы то ни стало, желаю избѣжать. Мой другъ справедливо удивится, если Эдмея, на время моего отсутствія, не поѣдетъ къ матери...
   -- Совершенно справедливо пробормоталъ Фабрицій.
   Молодая дѣвушка содрогнулась.
   -- А! сказала она съ живостью, ты, папа, помимо своего желанія, далъ мнѣ великолѣпную мысль...
   -- Объясни мнѣ ее, моя дорогая....
   -- Въ лечебницу Отейль принимаютъ пансіонерокъ?
   -- Безъ сомнѣнія.... Бѣдныхъ женщинъ, которымъ необходимъ близкій докторскій надзоръ....
   -- Но туда могли бы поступать и другія?....
   -- Не знаю этого.... Для чего ты спрашиваешь, дитя мое?
   -- Для того, что если ты позволишь, то пусть Фабрицій сегодня же поѣдетъ къ доктору и попроситъ его принять меня. Въ помѣщеніи у него, вѣроятно, нѣтъ недостатка. Тамъ, по крайней мѣрѣ, я буду на своемъ мѣстѣ, потому что буду при матери.
   Фабрицій опустилъ глаза, чтобы скрыть загорѣвшійся въ нихъ мрачный огонь.
   Эдмея будетъ у Риттнера, гдѣ уже сидитъ Жанна, -- значитъ мать и дочь будутъ обѣ въ его рукахъ. Отъ него будетъ зависѣть ихъ жизнь и смерть, такъ какъ онъ можетъ повелѣвать доктору. Это превосходило всякую надежду и даже всякую вѣроятность...
   -- Ахъ, моя дорогая! воскликнулъ Деларивьеръ, послѣ той ужасной сцены докторъ Риттнеръ едва-ли согласится исполнить твое желаніе.
   -- Отчего же, если мать моя теперь совершенно спокойна?... Я буду очень послушна и никогда не буду настаивать, чтобы позволили видѣться съ матерью чаще или дольше...
   Банкиръ обратился къ племяннику.
   -- Какъ ты думаешь, Фабрицій, согласится ли докторъ?
   -- Я не знаю.... возразилъ молодой человѣкъ. Но вѣдь ничто не мѣшаетъ спросить его. Мнѣ кажется, что Эдмея и въ самомъ дѣлѣ могла бы жить въ лечебницѣ, и пользоваться тѣми часами, когда наша дорогая больная находится въ спокойномъ состояніи, чтобы повидаться и поговорить съ нею подъ надзоромъ доктора....
   -- А, кузенъ! прошептала дѣвушка, вы меня поняли.... Благодарю!
   Затѣмъ, вторично сложивъ руки, она прибавила умоляющимъ голосомъ:
   -- Ты вѣдь согласенъ, папа? Скажи.... Ты хочешь этого?...
   -- Будь по твоему, моя дорогая! возразилъ Деларивьеръ. Я разрѣшаю Фабрицію заѣхать къ доктору.
   -- Когда вы поѣдете въ Отейль, кузенъ?
   -- Сейчасъ, кузина.
   -- О! да, пожалуйста, поскорѣе!
   -- Я отправляюсь черезъ десять минуть.
   И молодой человѣкъ велѣлъ снова запречь маленькую лошадь въ коляску для пони.
   

LXXVI.

   -- И такъ, дядя, возобновилъ разговоръ Фабрицій, наша поѣздка рѣшена.
   -- Да, въ главномъ... отвѣчалъ Деларивьеръ -- однако при условіи, что докторъ приметъ Эдмею....
   -- А когда мы поѣдемъ?
   -- Завтра же въ Гавръ, гдѣ мнѣ нужно покончить одно дѣло съ моимъ корреспондентомъ, а въ четвергъ мы сядемъ на заатлантическое судно, отходящее въ этотъ день....
   Лакей доложилъ, что экипажъ готовъ.
   -- Я вернусь раньше чѣмъ черезъ часъ, сказалъ молодой человѣкъ, оставляя дядю и кузину.
   Черезъ Булонскій лѣсъ разстояніе отъ Нейльи Санъ-Жака до Отейля не большое; къ тому же конь отлично бѣжалъ.
   Чрезъ полчаса Фабрицій достигъ рѣшетки лечебницы и прошелъ прямо въ кабинетъ Франца Риттнера.
   Увидѣвъ его, докторъ чрезвычайно изумился.
   -- Опять вы?
   -- Да, опять.... сказалъ молодой человѣкъ смѣясь.
   -- Навѣрное вашъ визитъ вызванъ чѣмъ-нибудь серьезнымъ?
   -- Да, правда!...
   -- Въ чемъ же дѣло?
   -- Можете вы принять къ себѣ пансіонерку?
   -- Сумасшедшую?
   -- Нѣтъ.
   -- Вы знаете, у меня этого не полагается: но вѣдь нѣтъ правилъ безъ исключеній, а для васъ я готовъ сдѣлать многое.... Объяснитесь.
   -- Я скажу все въ короткихъ словахъ... Мой дядя отправляется завтра въ Нью-Іоркъ и увозитъ меня съ собою...
   -- Ага!
   -- Путешествіе это продлится мѣсяцъ. Моя кузина Эдмея желаетъ провести время нашего отсутствія въ вашемъ домѣ, вблизи своей матери Возможно, это?
   -- Отчего же нѣтъ?... Это ваша мысль, мой милый, а вы проказникъ!... Вы себѣ сказали: "Мать и дочь будутъ въ рукахъ этого Добряка -- доктора Риттнера, который мнѣ вполнѣ преданъ; это значительно упроститъ дѣло".... Ошибся я?
   -- Я не совсѣмъ понимаю вашу мысль.
   -- Толкуйте!... Мнѣ кажется наоборотъ, что вы отлично понимаете.... Я вѣдь старая обезьяна, знатокъ въ гримасахъ.... Я читаю вашу душу какъ книгу.... Но вы можете положиться на меня достаточно было бы телеграммы: "Потрудитесь помѣстить капиталъ, о которомъ я вамъ говорилъ" -- и по возвращеніи въ Парижъ вамъ не надо бы было дѣлиться наслѣдствомъ вашего прекраснаго дядюшки. Что же касается до моей доли наслѣдства, то я о ней не говорю. Мы подѣлимся какъ два друга.... по братски...
   Фабрицій, лицемѣръ до Кинца, хотѣлъ было протестовать противъ Риттнерова толкованія; но при взглядѣ на своего сообщника, слова замерли на его губахъ.
   -- И такъ дѣло рѣшено, возразилъ Францъ, со своей обычною гадкой улыбкою. Желая вамъ угодить, я принимаю мою новою пансіонерку.... Для нея будетъ приготовлено двѣ удобныя комнаты, спальня я маленькая гостиная, совершенно въ сторонѣ отъ помѣщенія сумасшедшихъ. Когда же вы привезете молодую барышню?...
   -- Завтра, утромъ.
   -- Дядя вашъ тоже пріѣдетъ?
   -- Вѣроятно, чтобы не сказать навѣрно.
   -- Будутъ какія-нибудь особенныя требованія?
   -- Оказывайте моей кузинѣ, побольше вниманія и заботъ....
   -- Да вѣдь я на это очень любезенъ.
   -- Не дозволяйте ей выходить ни подъ какимъ предлогомъ.... Наблюдайте, чтобы она ни съ кѣмъ не списывалась.... Если бы она вздумала писать кому-нибудь (что мнѣ кажется невѣроятнымъ), перехватывайте всѣ ея письма.... Никто въ свѣтѣ не долженъ знать, что Жанна съ дочерью находятся здѣсь.
   -- Будьте покойны.... Тайны моего дома хорошо сохраняются.
   -- Какъ у васъ плата?
   -- Я возьму 1000 франковъ въ мѣсяцъ.
   -- Вотъ деньги за первый.
   -- Прекрасно.
   Затѣмъ, по взаимномъ пожатіи рукъ, молодой человѣкъ поѣхалъ въ Нейльи.
   Его отсутствіе продолжалось не болѣе полутора часа.
   Эдмея была еще съ отцомъ и съ безпокойствомъ ожидала возвращенія Фабриція.
   -- Ну что? Живо спросила она.
   -- Милая кузина, радуйтесь.... хоть и трудно было исполнить вашу просьбу, но дѣло сладилось. Завтра вы найдете помѣщеніе въ домѣ доктора готовымъ принять васъ.
   -- О, какъ я вамъ благодарна за эту радостную вѣсть!... воскликнула молодая дѣвушка. Я увѣрена, что мое присутствіе будетъ для матери превосходнымъ лекарствомъ, и что къ вашему возвращенію вы найдете ее совершенно здоровою.
   -- Да услышитъ тебя Богъ! сказалъ Деларивьеръ, садясь за бюро, чтобы написать телеграмму своему корреспонденту въ Нью-Іоркѣ и извѣстить его о своемъ скоромъ прибытіи.
   Затѣмъ, протянувъ Фабрицію эту, вчетверо сложенную бумагу, онъ сказалъ:
   -- Жребій брошенъ!-- Вели отнести на телеграфъ.
   На другой день съ разсвѣтомъ молодой человѣкъ былъ уже на ногахъ. Онъ позвонилъ Лорана, исполнявшаго съ необыкновеннымъ рвеніемъ двойную обязанность лакея и дворецкаго.
   -- Приготовьте сегодня утромъ чемоданъ съ бѣльемъ и платьемъ.... Ничего лишняго.... Только самое необходимое для поѣздки на одинъ мѣсяцъ...
   -- Вы уѣзжаете? воскликнулъ Лоранъ.
   -- Сегодня же, вмѣстѣ съ дядей....
   -- А барышня Эдмея?..
   -- Мы отвеземъ ее къ нашимъ друзьямъ....
   -- А меня не возьмете съ собою?
   -- Нѣтъ.... Ваше присутствіе здѣсь необходимо, чтобы смотрѣть за всей прислугою и за домомъ.
   Слова эти чрезвычайно польстили Лорана.
   -- Черезъ два или три дня, продолжалъ Фабрицій, придетъ одинъ молодой человѣкъ изъ Мелюна, бывшій матросъ., Онъ вамъ представить мою карточку.... Зовутъ его Клодъ Марто...
   -- Клодъ Марго... слушаю-съ....
   -- Этого человѣка я принялъ къ себѣ на службу... Онъ долженъ мнѣ устроить небольшую флотилію для катанья...
   -- Флотилію... отлично! Удобно будетъ ловить уклейку,
   -- Вы помѣстите Клода Марто въ глубинѣ сада, въ павильонѣ, выходящемъ на бульваръ Сены... Предоставьте ему полную свободу ходить куда угодно.-- Онъ прекрасный парень,-- я вамъ его рекомендую.... Есть у него одна дурная привычка -- любитъ немного выпить... Употребите все свое стараніе, чтобъ онъ не пилъ больше, чѣмъ слѣдуетъ.... Пьяница подрываетъ уваженіе къ дому, въ которомъ живетъ....
   -- Чтобы не дать ему напиваться, я буду пить съ нимъ вмѣстѣ.
   -- А если сами напьетесь?... сказалъ, смѣясь, Фабрицій.
   -- Не бойтесь, я знаю себѣ мѣру.... меня ничѣмъ не заставишь проглотить лишнюю каплю.
   Фабрицій открыла, ящикъ бюро, стоявшаго въ его комнатѣ между двумя окнами, и вытащилъ оттуда цѣлую связку банковыхъ билетовъ.
   -- Оставляю здѣсь 25,000 франковъ.... сказалъ онъ.
   -- Такъ много!
   -- Да, я вамъ сдаю ихъ счетомъ; въ концѣ мѣсяца вы отдадите всѣмъ жалованье и заплатите счеты всѣхъ поставщиковъ. Клодъ Марто получаетъ сто-двадцать-пять франковъ въ мѣсяцъ. Если онъ будетъ спрашивать денегъ на свои покупки, давайте ему.
   -- Сколько бы ни спрашивалъ?
   -- Да, я ему вполнѣ вѣрю...
   Фабрицій положилъ обратно деньги въ бюро, заперъ его на два поворота и отдалъ ключъ Лорану, чрезвычайно довольному своей новой, третьей обязанностью кассира, столь же почетною какъ и прежнія.
   -- Будутъ еще какія-нибудь приказанія? спросилъ онъ.
   -- Въ настоящее время нѣтъ.
   -- Въ которомъ часу поѣдете вы съ дядюшкой?
   -- Сегодня вечеромъ въ шесть часовъ. Кузину же отвеземъ сейчасъ послѣ завтрака.
   -- Такъ заложить ландо?
   -- Нѣтъ.... Пошлите на станцію у ворогъ Майльо, или у сада акклиматизаціи, за чстырехмѣстной каретою, чтобы карета била здѣсь къ 11 часамъ.
   -- Хорошо, я пошлю туда конюха, а самъ приготовлю вашъ чемоданъ...
   Фабрицій пошелъ къ Деларивьеру.
   -- Милый дядя, сдѣлали вы распоряженіе насчетъ багажа?
   -- Я беру съ собою очень немного, отвѣчалъ старикъ: въ Нью-Іоркѣ можно достать все необходимое... Въ которомъ часу мы будемъ въ Гаврѣ?
   -- Въ полночь и пятнадцать минутъ... завтра утромъ, предъ тѣмъ чтобы сѣсть на корабль, вы можете съѣздить къ вашему корреспонденту.... Будьте готовы въ 10 часовъ позавтракать. Докторь Ритверъ ждетъ насъ въ полдень.
   -- Предварилъ ты конюховъ?
   -- Я велѣлъ взять наемную карету... Совершенно лишнее, чтобъ люди знали, что моя кузина проведетъ время вашего отсутствія въ лечебницѣ Отейля.
   -- Ты хорошо сдѣлалъ!... Обо всемъ подумалъ! Я удивляюсь тебѣ.
   

LXXVII.

   Фабрицій вернулся въ свою комнату и написалъ Паулѣ страстное письмо.
   Онъ объяснилъ ей обстоятельства, по которымъ уѣзжаетъ, не простясь съ нею, и прибавилъ, что, не смотря на его пребываніе за моремъ, его душа и мысли останутся въ мелюнской виллѣ. Окончивъ письмо и перечтя его, онъ остался вполнѣ доволенъ слогомъ и сказалъ себѣ: "Помечтаетъ Паула обо мнѣ во время моего отсутствія.
   "По возвращеніи я найду ее болѣе влюбленною".
   Пробило десять часовъ, и въ то же время раздался звонъ колокола, извѣщавшій о времени завтрака.
   Эдмея, Деларивьеръ и Фабрицій сошлись въ столовой.
   Немного блѣдное лицо молодой дѣвушки доказывало безсонную ночь, и глаза были красны.
   -- Что съ тобою, моя дорогая, спросилъ старикъ, цѣлуя ее. Можно подумать, что ты плакала...
   -- Да, папа, правда, я немного плакала: мнѣ очень грустно.
   -- Отчего?
   -- Потому что ты уѣзжаешь....
   -- Но вѣдь ты знала о моемъ отъѣздѣ еще вчера.
   -- Вчера я думала только о счастіи свидѣться съ матерью. Сегодня съ грустью думаю о разлукѣ съ тобой.
   -- Наша разлука будетъ коротка.
   -- Мнѣ она будетъ всегда казаться слишкомъ продолжительной.
   -- Мѣсяцъ скоро пройдетъ.
   -- Тридцать томительныхъ дней! Вѣдь эта вѣчность! Сколько времени пробудете вы въ морѣ.
   -- Девять дней....
   -- Больше недѣли между небомъ и водой! Это меня пугаетъ!
   -- Милое дитя мое, въ прежнее время на такое путешествіе употребляли цѣлые мѣсяцы....
   -- Ты будешь писать мнѣ?
   -- Напишу сейчасъ же по прибытіи въ Нью-Іоркъ; если же не будетъ отъѣзжающаго парохода, то пришлю тебѣ телеграмму....
   -- Ну, Богъ дастъ, мы всѣ будемъ живы и здоровы!...
   Завтракъ прошелъ почти въ молчаніи. Всѣ были въ грустномъ настроеніи.
   Лоранъ доложилъ, что пріѣхалъ фіакръ.
   Эдмея взяла съ собою очень немного платьевъ, самыхъ простенькихъ.
   Маленькій ея чемоданъ былъ не обременителенъ.
   -- Въ Отейль, крикнулъ Фабрицій кучеру, не желая давать теперь болѣе точный адресъ.
   Въ одиннадцать часовъ и три четверти фіакръ остановился въ улицѣ Рафе.
   Францъ Риттнеръ ждалъ уже нашихъ посѣтителей и принялъ ихъ съ обычною ему холодной учтивостью.
   -- Сударыня, сказалъ онъ Эдмеѣ, нужно было имѣть весьма уважительныя причины, чтобы я могъ рѣшиться принять васъ къ себѣ въ домъ.... Могу васъ увѣрить, что это первое и послѣднее исключеніе, сдѣланное только для васъ.
   Оробѣвшая молодая дѣвушка пролепетала нѣсколько словъ благодарности.
   Докторъ помѣшанныхъ продолжалъ:
   -- Если желаете, я покажу назначенное вамъ помѣщеніе. Прислуживать вамъ будетъ благонадежная вамъ женщина... Для прогулокъ будетъ вамъ служить хорошенькій паркъ... Обѣдъ вамъ будутъ подавать въ комнату, если не пожелаете занять мѣсто за моимъ столомъ, что бы мнѣ было чрезвычайно пріятно. Будьте увѣрены, что я всячески постараюсь облегчить ваше добровольное заточеніе: все-таки лѣчебница, въ особенности при тѣхъ условіяхъ, въ которыхъ стоите моя, настоящая тюрьма.
   Помѣщеніе Эдмеи, куда повелъ Францъ Риттнеръ своихъ посѣтителей, состояло изъ двухъ комнатъ лѣваго павильона, надъ пріемной залою, отдѣланныхъ хотя и просто, но съ большимъ вкусомъ. Широкія окна, выходящія въ садъ полный зелени и цвѣтовъ, мебель, крытая свѣтлымъ крепомъ, придавали комнатамъ чрезвычайно уютный и веселенькій видъ, и, вопреки словамъ доктора, помѣщеніе нисколько не напоминало тюрьму.
   -- Все это очень мило, сказала дѣвушка. Мнѣ очень нравится. Слова эти вѣрно выражали ея мысль, но предчувствіе чего-то недобраго и безотчетная тревога невольно сжимали ея сердце.
   Всѣ спустились въ пріемное зало. Деларивьеръ не садился.
   -- Развѣ вы собираетесь уже ѣхать? спросилъ Францъ Риттнеръ.
   -- Вы знаете, докторъ, я долженъ ѣхать въ далекій край, сказалъ старикъ послѣ минутнаго колебанія.
   -- Да, мнѣ это извѣстно: иначе ваша дочь не была бы моей пансіонеркою.
   -- Докторъ, у меня къ вамъ просьба?
   -- Съ удовольствіемъ исполню, если будетъ въ моихъ силахъ.
   -- Мнѣ очень хочется, прежде чѣмъ покину Парижъ и Францію, видѣть хоть издали, на одну минуту мою дорогую жену. Не откажите мнѣ въ этой просьбѣ?
   -- Въ этомъ не откажу, сказалъ докторъ, тѣмъ болѣе, что на мой взглядъ сегодняшнее свиданіе не опасно.
   Банкиръ задрожалъ отъ радости.
   -- О! благодарю васъ, благодарю отъ всей души!
   -- Хотите пройти вмѣстѣ? я проведу васъ къ ней, сказалъ Францъ.
   -- Я бы васъ попросилъ, прибавилъ Деларивьеръ, еще объ одной любезности....
   -- О какой?
   -- Мнѣ слишкомъ тяжело войти въ комнату, въ которой я былъ свидѣтелемъ того ужаснаго кризиса Нельзя ли привести Жанну сюда?
   -- Это возможно, сказалъ докторъ послѣ минутнаго размышленія; я сейчасъ распоряжусь...
   Онъ пожалъ пуговку электрическаго звонка; вошла сидѣлка.
   -- Сведите въ садъ пансіонерку изъ пятаго номера, сказалъ онъ ей; мы будемъ ждать ее у большаго кедра.
   И, обратившись къ посѣтителямъ, Риттнеръ сказалъ:
   -- Пойдемте.
   Помянутый Риттгеромъ кедръ занималъ середину круглой лужайки; подъ тѣнью его вѣковыхъ вѣтвей была дерновая скамейка.
   Прошло нѣсколько минутъ, въ продолженіи которыхъ никто не проронилъ ни слова. Дверь главнаго зданія отворилась. Появилась Жанна. Она шла тихо, опершись на руку сидѣлки; взглядъ ея безучастно блуждалъ, и, казалось, она ничего не видѣла: ея прелестное личико выражало полнѣйшее спокойствіе.
   Эдмея сдѣлала движеніе, чтобы броситься ей навстрѣчу.
   Докторъ знакомъ остановилъ ее. Деларивьеръ дрожалъ всѣмъ тѣломъ; помѣшанная приближалась съ той же медленностью и походила скорѣе на женщину-лунатикъ въ припадкѣ магнетическаго сна.
   Въ двухъ шагахъ отъ группы она остановилась.
   -- Мама, прошептала Эдмея: мама!
   Жанна обернулась къ дѣвушкѣ, протянула руку и погладила прядь ея бѣлокурыхъ волосъ, спадавшихъ на лобъ въ видѣ шелковой бахромы; затѣмъ тихимъ, кроткимъ, почти безъ интонаціи голосомъ проговорила:
   -- Колосья поспѣли.... Они также золотятся, какъ и лучи солнца. Прекрасная жатва....
   Затѣмъ она почта упала на скамейку, опустила глаза и шевелила губами, не произнося ясно звуковъ.
   Эдмея сѣла рядомъ съ нею, взяла ея руки и покрывала ихъ поцѣлуями.
   Жанна, казалось, не замѣчала этого.
   Деларивьеръ тоже сѣлъ рядомъ.
   -- Жанна, милая Жанна, проговорилъ онъ въ страшномъ волненіи. Посмотри на меня. Неужели ты меня не узнаешь?....
   Лицо помѣшанной оставалось попрежнему спокойно. Она или не слышала, или ничего не понимала.
   Старикъ нагнулся къ ней и поцѣловалъ ее въ лобъ.
   Жанна оставалась въ прежнемъ положеніи.
   Закрывъ лицо руками, старикъ зарыдалъ.
   Докторъ сдѣлалъ знака, сидѣлкѣ; она взяла больную за руку. Жанна поднялась и послѣдовала за сидѣлкою, ни разу не повернувъ назадъ головы.
   -- Ахъ лучше будетъ мнѣ уѣхать отсюда, воскликнулъ старикъ, лучше бы совсѣмъ не видѣться, чѣмъ видѣть ее въ такомъ ужасномъ положеніи...
   -- Однако перемѣна, происшедшая въ эти три дня, громадна, сказала. Риттнеръ. Когда вы вернетесь изъ Америки, все пойдетъ къ лучшему если не произойдетъ непредвидимыхъ осложненій.
   -- Да услышитъ васъ Богъ, докторъ; я едва смѣю надѣяться.
   Настала минута разставанья.
   Мрачныя предчувствія Эдмеи все болѣе усиливались.
   Она теперь почти сожалѣла о рѣшеніи, послѣдовавшемъ на ея просьбу; но конечно, ни за что не призналась бы на, этомъ
   Отецъ и дочь плакали въ объятіяхъ другъ друга. Съ грустью распрощавшись, банкиръ, увлекаемый Фабриціемъ, покинулъ этотъ домъ, оставивъ въ немъ свою душу.
   Въ пять минутъ седьмаго дядя и племянникъ садились уже въ вагонъ; четверть перваго ночи они были уже въ Гаврѣ, гдѣ Деларивьеръ получилъ отъ своего корреспондента чекъ въ 1.200,000 франковъ на Ротшильда. На другой день они сѣли на пакетботъ Альбатросъ, который долженъ былъ отвезти ихъ въ Нью-Іоркъ.

КОНЕЦЪ ВТОРОЙ ЧАСТИ.

   

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
ЧЕТЫРЕ ЖЕНЩИНЫ.

I.

   Эдмея не ошиблась, когда ей показалось, что она слышала голосъ Доктора Вернье въ то время, когда шедшій изъ Мелюна поѣздъ, по отходѣ со станціи въ Брюнуа, встрѣтился съ парижскимъ, на которомъ находилась молодая дѣвушка вмѣстѣ съ отцомъ, Фабриціемъ, также г-мъ и г-жею Жакъ Лефебиръ, ѣхавшими по приглашенію Паулы Бальтусъ. Жоржъ, увидѣвъ мелькнувшее передъ нимъ прелестное лицо Эдмеи, вскрикнулъ отъ изумленія.
   Вслѣдствіе извѣстныхъ намъ обстоятельствъ, молодой докторъ уже три дня находился въ очень тревожномъ состояніи, что вполнѣ понятно.
   Онъ пламенно желалъ повидаться съ дѣвушкою, которую любилъ всею душою; но мы знаемъ, что онъ считалъ долгъ святынею, а опасная болѣзнь одного изъ его кліентовъ, требовавшая внимательныхъ попеченій, приковывала его къ Мелюпу.
   Врачъ, какъ и воинъ, не можетъ оставить своего поста въ минуту опасности.
   Между тѣмъ время шло. Молодая дѣвушка могла каждый день выйти изъ пансіона и, разъ потерявъ слѣдъ ея, трудно было бы отыскать его.
   Эта грозящая загадка не выходила изъ головы доктора.
   На третій день больному стало настолько лучше, что постоянное присутствіе доктора не было уже необходимостью, и Жоржъ рѣшился прекратить свою душевную пытку.
   Въ воскресенье рано поутру отправился онъ въ Сенъ-Манде, по между тѣмъ какъ онъ приближался къ Парижу, Эдмея, напротивъ, удалялась отъ него!...
   Что означало это?
   Въ первую минуту Жоржъ задалъ себѣ вопросъ, куда шелъ встрѣтившійся поѣздъ?
   Неужели г. Деларивьеръ ѣхалъ въ Марсель затѣмъ, чтобы, повершивъ дѣла, относившіяся до его банкирской конторы, отправиться съ дочерью въ Америку?
   Докторъ съ ужасомъ подумалъ, что въ такомъ случаѣ онъ никогда уже не увидитъ прелестное созданье, безъ котораго, ему казалось, онъ не можетъ жить.
   Къ счастью, эта тяжелая неизвѣстность продолжалась не долго.
   Поѣздъ остановился, -- кондукторы закричали:
   -- Брюнуа... двѣ минуты остановки...
   Жоржъ нагнулся къ дверцамъ и спросило, съ живостью:
   -- Куда идетъ поѣздъ?
   Отвѣтъ успокоилъ его и онъ вздохнулъ свободно.
   Поѣздъ шелъ не далѣе какъ въ Монтеро.
   Конечно, чтобы отыскать Эдмею, предстояло преодолѣть много затрудненій, по крайней мѣрѣ она не уѣзжала въ Нью-Іоркъ.
   -- Конечно она не одна, -- разсуждалъ Жоржъ, а съ отцомъ.-- Куда же онъ ѣдетъ съ нею такъ рано по утру?-- Вѣроятно, просто погулять гдѣ нибудь въ парижскихъ окрестностяхъ... Можетъ быть въ Фонтенбло...
   Въ головѣ доктора блеснула внезапная мысль, и онъ затрепеталъ отъ надежды.
   -- А можетъ быть они Ѣдутъ въ Мелюнъ, подумалъ онъ.-- Ну что, если вдругъ ко мнѣ?... Ко мнѣ...-- повторилъ онъ.-- Нѣтъ, это невѣроятно!... Невозможно!... Но почему же нѣтъ?... Мадамъ
   Деларивьеръ надо лечить и можетъ быть они хотятъ пригласить меня...
   -- Я схожу съ ума!... прибавилъ онъ послѣ минутнаго раздумья, пожавъ плечами. Когда же видано, чтобы милліонеры обращались за помощью къ скромному доктору?... Госпожа Деларивьеръ, вѣроятно, находится въ какой нибудь знаменитой лечебницѣ...-- Къ чему предаваться пустымъ мечтамъ?...-- И однако, я очень хорошо видѣлъ Эдмею. Поѣздъ, на которомъ она проѣхала, идетъ не дальше Монтеро...-- Я не могу прогнать изъ головы эту мысль... Г. Деларивьеръ и дочі" его ѣдутъ въ Мелюнъ... Мнѣ говоритъ это предчувствіе...
   Жоржу хотѣлось тотчасъ же выйти и отправиться въ обратный путь; по было уже поздно.
   Поѣздъ снова тронулся съ тѣмъ, чтобы остановиться только въ Парижѣ.
   Когда докторъ пріѣхалъ въ Парижъ, имъ снова овладѣла нерѣшительность.
   -- Что дѣлать? думалъ онъ: вернуться ли тотчасъ же домой или начать розыски? Такъ какъ я уже здѣсь, порѣшилъ онъ послѣ минутнаго размышленія, то лучше уже начать розыски. Это будетъ логичнѣе...-- Сегодня вечеромъ, или завтра по утру, г. Деларивьеръ и его дочь возвратятся въ Парижъ, и если розыски мои будутъ удачны, то я по крайней мѣрѣ узнаю, гдѣ они живутъ.
   Порѣшивъ это, онъ пошелъ въ ближайшую телеграфную контору и отправилъ своей ключницѣ, Магдалинѣ, слѣдующую телеграмму:
   "Если ко мнѣ пріѣдетъ г. Деларивьеръ, то спросите его адресъ и сообщите немедленно по телеграфу моему отцу".
   Покончивъ это, онъ отправился въ болѣе спокойномъ расположеніи духа къ Венсенской станціи и взялъ билетъ въ Сенъ-Манде.
   Выйдя изъ вагона, онъ не зашелъ даже къ отцу и. матери, а отправился прямо въ пансіонъ, гдѣ еще за нѣсколько дней передъ тѣмъ находилась Эдмея.
   Сильно забилось его сердце, когда онъ взялся дрожащею рукою за колокольчикъ.
   Пришелъ привратникъ и поздоровался съ нимъ, какъ со знаковымъ.
   -- Что вамъ угодно, сударь? спросилъ онъ.
   -- Можно видѣть директрису?...
   -- Я полагаю, сударь, что можно...-- Воспитанницы у обѣдни, но директриса сегодня не совсѣмъ здорова и не пошла съ ними...
   -- Передайте, пожалуйста, ей мою карточку...
   -- Сейчасъ, сударь...-- Не угодно ли вамъ пожаловать сюда.
   И привратникъ ввелъ Жоржа въ ту пріемную залу, въ которой мы уже были съ г. Деларивьеромъ и его племянникомъ Фабриціемъ Леклеръ.
   -- Директриса никогда не видала Жоржа; но она немного знала его семейство и, слѣдовательно, считала молодаго человѣка не совсѣмъ незнакомымъ.
   Она почти тотчасъ же пришла въ пріемную залу съ улыбающеюся физіономіею.
   -- Мнѣ очень пріятно познакомиться съ вами, докторъ, -- сказала она, -- такъ какъ всѣ относятся о васъ съ похвалою. Какому случаю обязана я вашимъ посѣщеніемъ?
   -- Я очень боюсъ, чтобы мой поступокъ не показался вамъ нескромнымъ, -- отвѣчалъ Жоржъ съ смущеніемъ.
   -- Почему? спросила благосклонно директриса.
   -- Вы сейчасъ поймете это... И надѣюсь извините, такъ какъ очень важная причина заставляетъ меня обратиться къ вамъ за однимъ свѣдѣніемъ, которое въ высшей степени интересуетъ меня.
   -- Спрашивайте, докторъ, -- я готова отвѣчать вамъ.
   -- У васъ есть или по крайней мѣрѣ была пансіонерка, которую зовутъ Эдмеею Деларивьеръ?
   -- Она была у меня, по теперь ея нѣтъ.
   -- Такъ г. Деларивьеръ взялъ отъ васъ свою дочь?
   -- Да, докторъ... Въ среду на прошлой недѣлѣ онъ увезъ отъ насъ эту милую дѣвушку; всѣ любили ее и скучаютъ о ней.
   -- Вы могли видѣть изъ моей карточки, что я живу въ Мелюнѣ,-- продолжала, Жоржъ.
   -- Да, я зцаю это...
   -- Нѣсколько дней тому, госпожа Деларивьеръ, будучи проѣздомъ въ Мелюнѣ, захворала и я имѣлъ честь лечить ее...-- Пока я ѣздилъ сюда не надолго, чтобы повидаться съ моими родителями, г. Деларивьеръ внезапно уѣхалъ изъ Мелюна и позабылъ оставить свой парижскій адресъ. Мнѣ необходимо повидаться съ нимъ, и я надѣялся, что, можетъ быть, вы знаете, въ какомъ отелѣ онъ останавливается, когда бываетъ во Франціи.
   -- Кажется въ Грандъ-Отелѣ...-- Да, туда отвозили вечеромъ вещи нашей милой Эдмеи... Но я не могу сказать вамъ навѣрное, тамъ ли онъ еще... Онъ взялъ свою дочь отъ насъ затѣмъ, чтобы отвезти ее къ матери...
   -- Я знаю это... Но госпожа Деларивьеръ не можетъ видѣть свою дочь, по крайней мѣрѣ въ настоящее время...-- Слѣдовательно мнѣ остается только справиться въ Грандъ-Отелѣ?...
   -- Да, докторъ! Къ сожалѣнію я ничего не могу сообщить вамъ больше.
   -- Тысячу разъ благодарю васъ за вашу обязательность; но позвольте предложить вамъ одинъ вопросъ: у мадмоазель Эдмеи была въ пансіонѣ большая пріятельница; кажется, ее зовутъ мадмоазель Мартою.
   -- Марта-де-Гонсерей... не такъ ли? да это также очень милая, молодая особа...
   -- Можетъ быть мадмоазель Эдмея, предъ отъѣздомъ, сообщила своей пріятельницѣ о намѣреніяхъ г. Деларивьера.
   -- Это очень удивило бы меня...-- Эдмея не могла знать о его намѣреніяхъ...-- Она только что успѣла обнять отца и говорила съ нимъ не болѣе нѣсколькихъ минутъ...
   -- Но можетъ быть она писала потомъ мадмоазель Мартѣ?
   -- О, нѣтъ, я знаю навѣрное...-- Вѣдь всѣ письма, адресованныя на имя моихъ воспитанницъ, приносятъ прямо мнѣ въ руки... Эта мѣра необходима ради приличія и осторожности...-- На имя же Марты не было ни одного письма со времени отъѣзда Эдмеи.
   Жоржъ всталъ совершенно разочарованный.
   -- Я буду имѣть честь проститься съ вами; приношу вамъ мою живѣйшую благодарность за вашъ благосклонный пріемъ -- проговорилъ онъ.
   

II.

   Въ эту минуту у наружной двери раздался звонъ колокола и почти вслѣдъ за нимъ послышался веселый, шумный говоръ многихъ голосовъ.
   -- Подождите минутку, докторъ, сказала начальница пансіона: -- это возвратились наши воспитанницы...-- Я сейчасъ пошлю вамъ Марту... Если ей извѣстно что нибудь, то она скажетъ вамъ
   Жоржъ еще поблагодарилъ, и директриса вышла изъ залы. Докторъ не долго дожидался.
   Черезъ нѣсколько секундъ мадмоазель де Ронсерей вошла со своею всегдашнею живостью.
   Хорошенькая брюнетка, казалось, была очень удивлена и встревожена.
   -- Мосье Вернье!... вскричала она.-- Вотъ уже я никакъ не ожидала увидѣть васъ... Скажите мнѣ поскорѣе, что съ Эдмеею не случилось ничего дурнаго?...
   -- Успокойтесь, я не привезъ вамъ ни дурныхъ, ни хорошихъ вѣстей... а самъ пріѣхалъ спросить, не знаете ли вы чего нибудь?...
   -- У меня?... Какъ такъ?...
   -- Я не знаю, что сталось съ вашею подругою съ тѣхъ поръ, какъ она вышла изъ пансіона.
   -- Какъ, развѣ вы не видали ея послѣ того?...
   -- Мнѣ кажется, я ее видѣлъ сегодня утромъ мелькомъ въ вагонѣ желѣзнодорожнаго поѣзда. Она уѣхала куда-то изъ Парижа, и меля страшитъ мысль о вѣчной разлукѣ.
   -- Разскажите подробнѣе, мосье Жоржъ, да поскорѣй...
   Молодой человѣкъ, со слезами на глазахъ, разсказалъ то, что уже извѣстно нашимъ читателямъ.
   -- Все это очень странно!-- вскричала Марта, когда онъ кончилъ. Я ровно ничего не понимаю въ молчаніи Эдмеи и также, какъ вы, ничего не знаю о ней, но могу сказать вамъ навѣрное, что отъѣздъ ея, который такъ испугалъ васъ, неокончательный...-- Эдмея любитъ васъ...
   -- Вы думаете? прервалъ ее съ живостью Жоржъ.
   Марта улыбнулась и немножко покраснѣла.
   -- Не только думаю, но увѣрена въ этомъ, отвѣчала она... Эдмея ничего не скрывала отъ меня... Она отдала вамъ на-вѣки свое сердце...-- И живетъ только затѣмъ, чтобъ любить васъ... Еслибы отецъ хотѣлъ увезти ее изъ Франціи, то она конечно призналась бы ему въ своей любви... Г. Деларивьеръ любить свою дочь больше всего на свѣтѣ,-- и онъ правъ,-- такъ какъ она вполнѣ стоитъ любви -- (вы знаете это, мосье Жоржъ)...-- Послѣ того понятно, что онъ скорѣе откажется это всѣхъ своихъ плановъ, чѣмъ сдѣлаетъ Эдмею несчастною.
   -- Вы возвращаете мнѣ жизнь!-- проговорилъ докторъ сильно взволнованный.
   -- Тѣмъ лучше, потому что надо жить, -- отвѣчала Марта, опять улыбнувшись. Надо жить затѣмъ, чтобы отыскать нашу дорогую Эдмею.-- Мнѣ кажется не трудно попасть въ Парижѣ на слѣдъ банкира, такого страшнаго богача.
   -- Конечно, но я полагалъ, что мадмоазель Эдмея писала вамъ.
   Марта покачала хорошенькою головкою.
   -- Вѣроятно, новая жизнь и свѣтскія развлеченія отнимаютъ у нея все время...-- отвѣчала она.-- Но она обѣщала писать мнѣ, и а увѣрена, что напишетъ, такъ какъ она всегда держитъ слово...-- Какъ скоро я получу письмо отъ нея, то попрошу позволенія у начальницы переслать его вамъ въ Мелюнъ.
   При этихъ словахъ молодой дѣвушки вошла въ залу начальница пансіона.
   Отъ нея де скрылось смущеніе Жоржа.
   -- Я вижу, -- сказала она, -- что Марта также, какъ и я, не могла ничего сообщить вамъ.
   -- Да, вы правы, но мадмоазель де Ронсерей подала мнѣ надежду, что вы позволите ей, какъ скоро она получитъ извѣстіе о своей подругѣ, увѣдомить меня объ этомъ.
   -- Я позволю ей это, очень охотно, докторъ.
   Жоржъ не имѣлъ никакого повода оставаться долѣе.
   На этотъ разъ онъ простился окончательно и вышелъ изъ пансіона.
   Родители его, какъ мы знаемъ, жили неподалеку оттуда.-- Онъ зашелъ къ нимъ, поздоровался, спросилъ не было ли на его имя телеграмы изъ Мелюпа и, получивъ отрицательный отвѣтъ, ушелъ отъ нихъ и отправился въ Парижъ, оставивъ ихъ въ изумленіи отъ такого неожиданнаго и короткаго посѣщенія.
   Онъ пошелъ прямо въ Грандъ-Отель.
   -- Здѣсь ли останавливается нью-іоркскій банкиръ г. Деларивьеръ, когда бываетъ въ Парижѣ? спросилъ онъ.
   -- Здѣсь, сударь...
   -- Значить, онъ въ настоящее время живетъ въ Грандъ-Отелѣ со своею женою и дочерью?
   -- Онъ живетъ здѣсь только съ дочерью, но теперь уѣхалъ...
   -- Сегодня по утру?...
   -- Нѣтъ, сударь, онъ уѣхалъ два или три дня тому назадъ въ имѣніе, которое купилъ.
   -- Въ окрестностяхъ Парижа?
   -- Въ Нейли-Сепъ-Джемсъ...
   -- Можете вы дать мнѣ вѣрный адресъ?
   -- Да, сударь.. г. Деларивьеръ оставилъ намъ его затѣмъ, чтобы мы пересылали ему по этому адресу письма и телеграмы, которыя будутъ адресованы сюда на его имя.
   Конторщикъ, заглянулъ въ реестръ ad hoc и написалъ на карточкѣ, которую подалъ доктору, адресъ виллы, находившейся на углу улицъ Булонскаго лѣса и Лоншанской.
   Жоржъ Вернье, получивъ этотъ оффиціальный документъ, почувствовалъ, что у него отлегло на сердцѣ.
   Ясно, что если г. Деларивьеръ купилъ имѣніе около самаго Парижа, то не думалъ возвратиться въ Америкусъ Эдмеею. Чтоже касается до госпожи Деларивьеръ, то вѣроятно она находилась въ какой нибудь лечебницѣ, такъ какъ не жила съ мужемъ и дочерью.
   Очутясь на бульварѣ, докторъ задалъ себѣ вопросъ: ѣхать-ли тотчасъ же въ Нейльи или возвратиться въ Мелюнъ?
   Онъ не долго колебался.
   -- Къ чему, раздумалъ онъ, -- потерять два часа времени на поѣздку въ виллу Сенъ-Джемсъ, гдѣ, я увѣренъ, никого не застану?
   Гораздо лучше было возвратиться въ Мелюнъ, гдѣ можетъ быть дожидается его теперь г. Деларивьеръ съ Эдмеею.
   Жоржъ вскочилъ въ экипажъ, въ которомъ пріѣхала, и крикнулъ:
   -- На Ліонскую станцію.-- Гоните во весь духъ!... десять франковъ на чай!...
   Это обѣщаніе, высказанное извощику, буквально окрылило лошадей.
   Поѣздъ былъ готовъ къ отъѣзду.
   Молодой человѣкъ сѣлъ въ вагонъ и, въ продолженіи пути, все время доказывалъ себѣ, что парижскіе фіакры ѣдутъ скорѣе, чѣмъ желѣзнодорожные поѣзди.
   Прибывъ въ Мелюнъ, онъ сталъ разспрашивать, служившихъ при станціи, не видѣли ли они пожилаго господина съ просѣдью и длинными сѣдыми баками, пріѣхавшаго съ удивительно хорошенькою блондинкою, въ одномъ изъ отдѣленій перваго класса?
   Но съ утра проѣхало столько народа на всѣхъ поѣздахъ, что немудрено было, если въ памяти служащихъ смѣшались всѣ личности.
   Впрочемъ, они замѣтили, что пріѣзжала дѣвица Паула Бальтусъ въ очень высокомъ экипажѣ, запряженномъ чудными лошадьми, за какими-то знакомыми и увезл'а ихъ въ свою виллу.
   -- Мадмоазель Бальтусъ...-- проговорила, Жоржа, по между нею и нью-іоркскимъ банкиромъ не можетъ быть ничего общаго... Я произнесъ ея имя, говоря съ г. Деларивьеръ... и увѣренъ, что онъ не знаетъ ея.
   Молодой человѣкъ отправился въ Мелюнъ пѣшкомъ и пришелъ скорѣе желѣзнодорожнаго омнибуса.
   -- Получили вы мою телеграму? спросилъ онъ ключницу.
   -- Получила, господина, докторъ...-- отвѣчала она.
   -- Никого не было безъ меня?
   -- Никого.
   При этомъ отвѣтѣ физіономія Жоржа такъ вытянулась, что Магдалина, не смотря на то, что была очень любопытна, не посмѣла спросить что съ нимъ.
   Онъ вышелъ изъ дома.
   -- Можетъ быть, подумала, онъ, цѣпляясь за послѣднюю надежду, -- Эдмея захотѣла побывать въ гостинницѣ, гдѣ я лечилъ ея мать...
   И, не теряя ни минуты, отправился къ Большому Оленю.
   Здѣсь ожидало его новое разочарованіе. Г. Деларивьеръ не появлялся съ дочерью въ гостинницѣ.
   -- Но куда же она поѣхала?-- ломала, себѣ голову молодой человѣкъ, -- куда?...
   Онъ возвратился домой сильно усталый и провелъ нѣсколько часовъ въ своемъ кабинетѣ, измученный физически и убитый духомъ.
   Вечеромъ онъ опять пошелъ на станцію въ ту пору, когда воскресные посѣтители изъ Парижа уѣзжаютъ обратно, и вздрагивалъ всякій разъ, когда въ сумеркахъ обрисовывалась стройная, женская фигура, съ свѣтлорусами волосами.
   Ушелъ послѣдній поѣздъ, а молодой человѣкъ все еще стоялъ неподвижно у кассы и ждалъ.
   Какая-то странная неудача преслѣдовала его сердечныя дѣла.
   Еслибъ Паулѣ Бальтусъ не пришла оргинальная мысль довезти своихъ гостей до Сеппора въ лодкѣ Клода Марго, то Эдмея встрѣтилась бы съ Жоржемъ на Мелюнской станціи.
   

III.

   Пропустимъ недѣлю и посмотримъ, въ какомъ положеніи находились въ концѣ этого короткаго промежутка времени нѣкоторыя изъ дѣйствующихъ лицъ нашего разсказа.
   Жоржъ Вернье, прикованный своею обязанностью къ опасному больному, положеніе котораго требовало безпрестанно его присутствія, провелъ четыре дня безвыѣздно въ Мелюнѣ.
   Наконецъ, на пятый день больному стало лучше и Жоржъ отправился въ Парижъ, а оттуда тотчасъ же въ Нейльи-Сенъ-Джемсъ.
   Мы знаемъ уже, какое печальное извѣстіе ожидало его здѣсь.
   Г. Деларивьеръ уѣхалъ въ Америку со своимъ племянникомъ.-- О женѣ ничего не знали, равно какъ и о томъ, гдѣ находилась Эдмея.
   Жоржъ возвратился домой совсѣмъ убитый духомъ.-- Всѣ его чудныя мечты разсѣялись какъ дымъ...-- Онъ ничего болѣе не ожидалъ...-- и ни на что не надѣялся...
   Онъ мужественно или, скорѣе, стоически затаилъ скорбь въ глубинѣ души и сталъ искать утѣшенія въ усердномъ трудѣ, но ничто не могло спасти его отъ возрастающей тоски. Онъ поблѣднѣлъ, блескъ его глазъ угасъ, на лбу прорѣзались морщины.
   Паула Бальтусъ не слишкомъ уже горевала въ своемъ красивомъ домѣ.
   Траурное покрывало, раскинувшееся надъ ея будущностью со смерти Фредерика, приподнялось...
   Она получила отъ Фабриція второе письмо изъ Гавра, написанное чрезвычайно искусно.
   Паула по нѣскольку разъ въ день перечитывала это письмо, написанное страстными выраженіями, которыя дѣйствовали обаятельно на ея сердце и воображеніе.
   Жизнь тогда казалась ей прекрасною и ее манила надежда на счастіе изліянія взаимной любви.
   Но не таково было душевное настроеніе Эдмеи, поселившейся, какъ мы уже знаемъ, въ Отейльской лечебницѣ.
   Дочерняя преданность, доходившая до экзальтаціи, внушила ей сначала-было мысль, что подлѣ матери время ей покажется короче и что она будетъ терпѣливѣе дожидаться возвращенія отца.
   Но вскорѣ она поняла, что ошиблась. Она дошла до этого открытія не сразу, а постепенно.
   Францъ Риттнеръ уступилъ ея настоятельнымъ просьбамъ и позволилъ ей проводить каждый день по два часа въ комнатѣ матери.
   Первые два дня Жанну, казалось, раздражало присутствіе подлѣ нея этой посторонней, но мало-по-малу она привыкла къ нему и какъ будто не замѣчала этихъ ежедневныхъ посѣщеній.
   Она не отвѣчала ни однимъ словомъ, ни взглядомъ, ни улыбкою на всѣ нѣжныя попеченія и ласки Эдмеи, и по-прежнему была холодна, безстрастна и вполнѣ погружена въ саму себя. Ея широко раскрытые глаза, съ безумнымъ взглядомъ, постоянно были устремлены на какую нибудь одну точку -- словомъ: она походила на живую, по безчувственную статую.
   Эдмея надѣялась, что легко выведетъ мать изъ этого безчувственнаго состоянія, но ожиданія ея не сбылись и это приводило ее въ отчаяніежертва, которую она принесла, оказывалась безполезною.... Ея добровольное заключеніе не вело ни къ какому результату... Ничего не могло быть для нея прискорбнѣе этого.
   Въ то время, когда Паула Бальтусъ получила письмо отъ Фабриція изъ Гавра, -- Эдмея получила письмо отъ отца въ четыре страницы, въ которомъ, сквозь выраженія нѣжности, проглядывало глубокое горе.
   У бѣдной дѣвушки сжалось сердце. При такомъ настроеніи духа, въ которомъ она находилась, ей показалось, что отецъ оплакиваетъ и ее вмѣстѣ съ матерью; -- она почувствовала себя одинокою, покинутою, погибшею.
   Этотъ незнакомый, исполненный таинственности домъ возбуждалъ въ ней ужасъ.
   Ей становилось страшно при видѣ этихъ высокихъ стѣнъ, между которыми она была заключена.
   Она не видѣла безумныхъ. Но ихъ сиплые, дикіе крики часто будили ее по ночамъ и леденили кровь въ ея жилахъ.
   Въ такія минуты она боролась съ настоящею моральною агоніею. По анемической блѣдности молодой дѣвушки, смѣнившей свѣжій румянецъ, по ея походкѣ, утратившей проворство юности, докторъ замѣтилъ, что ее гложетъ какая-то болѣзнь.
   Онъ сталъ разспрашивать ее; но Эдмея отклоняла его разспроси или отвѣчала уклончиво.
   Бѣдная дѣвушка сама не могла дать себѣ отчета въ томъ, что происходило въ ней.-- Къ тому-же она не довѣряла Францу Риттнеру, онъ внушалъ ей какое то безпокойное отвращеніе. Она скрывала свой страхъ и тоску, и на сердцѣ у нее становилось все мрачнѣе.
   Иногда воспоминаніе о прошломъ, какъ свѣтлый лучъ, прорѣзывало этотъ мракъ.
   Эдмея видѣла иногда, какъ въ прекрасномъ снѣ, освѣщенный солнцемъ садъ пансіона, въ которомъ прошло ея беззаботное счастливое дѣтство,-- высокія деревья въ Вепсенскомъ лѣсу и милыя лица Марты Ренсерей и Жоржа Вернье...
   Но черезъ нѣсколько мгновеній чудный сонъ исчезалъ, темныя тучи заволакивали мелькнувшую лазурь небесъ, и снова возставала мрачная дѣйствительность.
   Докторъ умалишенныхъ женщинъ выказывалъ Эдмеѣ чрезвычайное расположеніе и окружалъ ее вниманіемъ и предупредительностью, но сквозь его ласковую наружность просвѣчивало нѣмецкое лицемѣріе.
   Когда онъ улыбался, взглядъ его былъ холоденъ, и эта странная дисгармонія между улыбкою и выраженіемъ глазъ наводила на Эдмею безотчетный ужасъ и удвоивало ея недовѣрчивость.
   Съ самимъ Францемъ Риттнеромъ также произошла уже около недѣли тому какая-то странная перемѣна. Когда онъ оставался одинъ и зналъ что за нимъ никто не наблюдаетъ, непроницаемая маска, скрывавшая его лицо, тотчасъ-же спадала.
   Рѣсницы его трепетали, что означало постоянное безпокойство.-- Онъ вздрагивалъ при каждомъ неожиданномъ шумѣ. Всегда ясное и величавое чело его подергивалось какимъ-то облакомъ.
   Такая быстрая и полная перемѣна, въ такомъ закаленномъ человѣкѣ, какъ Францъ Риттнеръ, могла произойти только вслѣдствіе какихъ нибудь важныхъ причинъ.
   У него побывалъ Рене Жанселинъ, и сообщники долго толковали о Паулѣ Бальтусъ.
   Клятва мести, данная сестрою убитаго Фредерика, сильно страшила ихъ обоихъ.
   Они разсчитывали на Фабриція, какъ на громоотводъ во время грозы, по отъѣздъ его лишилъ ихъ оружія...
   -- Почемъ знать! разсуждали они, -- можетъ быть Фабрицій, почуявъ богатство въ Нью-Іоркѣ, просто бѣжалъ какъ подлецъ, чтобы избавиться отъ опасности, и неизвѣстно еще возвратится-ли когда нибудь?...
   Словомъ, Рене Жанселинъ и докторъ умалишенныхъ женщинъ разстались оба испуганные.
   Францъ Риттнеръ, какъ большинство разбойниковъ въ черныхъ фракахъ, былъ чрезвычайно трусливъ.
   Онъ терялъ присутствіе духа въ виду опасности.
   Съ того дня какъ нему зашелъ Рене Жанселинъ, онъ только и думалъ о томъ, какъ бы избавиться отъ грозящей ему кары небесной.
   Только одно средство къ спасенію казалось ему вѣрнымъ.
   Ему слѣдовало уѣхать не только изъ Парижа, но и изъ Франціи и перемѣнить фамилію, чтобы скрыть свои слѣды и имѣть возможность покойно наслаждаться за границею богатствомъ, источники котораго намъ извѣстны.
   Онъ сталъ серьезно подумывать о продажѣ своего заведенія, только не хотѣлъ уступать его дешевле того, что оно дѣйствительно стоило.
   Не говоря ничего Рене Жанселину и не публикуя въ газетахъ, онъ поручилъ нѣкоторымъ лицамъ распространить слухи между врачами душевныхъ болѣзней, что продаетъ свою знаменитую лечебницу въ Отейлѣ, съ условіемъ, чтобы ее купили на наличныя деньги; но вопросъ, скоро-ли найдется покупатель сильно тревожилъ его.
   Кромѣ того, мучила его другая мысль.
   Францъ Риттнеръ, перелистывая дрожащею рукою записную книжку въ черномъ переплетѣ, наполненную странными замѣтками, изъ которыхъ нѣкоторыя извѣстны намъ, вопрошалъ себя: что станется со всѣми этими тайнами, разгадка которыхъ была извѣстна только ему?
   -- Если я продамъ мое заведеніе, -- отвѣчалъ онъ на этотъ вопросъ, то тотъ, кто купитъ его, ничего не узнаетъ объ этихъ тайнахъ и не въ состояніи будетъ догадаться о нихъ...-- Все пойдетъ своимъ порядкомъ... Что-же касается меня, то чего мнѣ бояться?-- Я оставлю Францію и уѣду въ глубь Германіи, перемѣню фамилію -- словомъ явлюсь въ новой кожѣ, и тогда къ чорту всѣ заключенныя условія!... Тѣмъ хуже для дураковъ, которые заплатили мнѣ впередъ. Когда меня не будетъ здѣсь, условія уничтожатся сами собою...-- Да и ктому-же, кто осмѣлиться жаловаться въ слухъ на то, что я не сдержалъ ихъ! Конечно, по случаю моего внезапнаго отъѣзда, я лишусь порядочныхъ суммъ, такъ какъ долженъ въ непродолжительномъ времени получить много денегъ; но когда дѣло идетъ о жизни или свободѣ, тогда ужь не до денегъ....
   Докторъ умалишенныхъ женщинъ уничтожилъ уже многія бумаги и письма, могущія компрометировать его.
   Онъ былъ постоянно на-сторожѣ и ему вездѣ чудились прокуроръ Республики, полицейскіе коммисары и блюстители общественной безопасности....
   Онъ удостовѣрился, что калитка, выходившая на бульваръ Монморанси, отпиралась также легко по прежнему. Въ случаѣ вторженія полиціи въ лечебницу, онъ могъ спастись бѣгствомъ черезъ эту калитку.
   Наконецъ, онъ превратилъ въ билеты всѣ свои цѣнныя вещи и положилъ пачки ихъ, въ кожаную сумку съ двойнымъ замкомъ, которую удобно было захватить въ случаѣ бѣгства.
   Риттнеру недоставало только одного: фальшиваго паспорта.-- У него было ихъ три или четыре, но все просроченные.
   Рене Жанселинъ -- мастеръ поддѣлывать фальшивыя бумаги, легко могъ вывести его изъ затрудненія; но въ такомъ случаѣ надо было сообщить ему объ отъѣздѣ, а докторъ не хотѣлъ этого.
   

IV.

   Эдмея въ своемъ полнѣйшемъ одиночествѣ и глубокой грусти не разъ хотѣла писать Мартѣ Ронсерей.
   Ей казалось, что даже заочная бесѣда съ этою подругою дѣтства и повѣренною ея юной любви -- будетъ для нея великимъ облегченіемъ и отрадою.
   Но она помнила, что отецъ ея, сильно желавшій, чтобы никто въ свѣтѣ не зналъ, что Жанна была помѣшана, когда она выздоровѣетъ, запретилъ ей, Эдмеѣ, разглашать о мѣстѣ ея пребыванія.
   Писать Мартѣ -- значило нарушить это запрещеніе.
   Молодая дѣвушка колебалась нѣсколько дней, но наконецъ придумала, что можно согласовать ея желанія съ повиновеніемъ родительской волѣ.
   Для этого ей стоило только не писать, гдѣ она находится.
   Успокоивъ такимъ образомъ свою совѣсть, она написала въ одно утро Мартѣ и сошла внизъ къ завтраку съ письмомъ рукѣ.
   Эдмея, по просьбѣ доктора умалишенныхъ женщинъ, обыкновенно завтракала и обѣдала вмѣстѣ съ нимъ, причемъ онъ, какъ мы знаемъ выказывалъ ей лицемѣрную заботливость.
   Увидавъ письмо, докторъ догадался въ чемъ дѣло и вспомнилъ совѣтъ Фабриція, который сказалъ ему:
   -- Устройте такъ, чтобы она никому не писала...
   Францъ Риттнеръ приготовился.
   -- У меня небольшая просьба къ вамъ, докторъ, сказала молодая дѣвушка.
   -- Приказывайте, я къ вашимъ услугамъ..-- Въ чемъ дѣло?...
   -- Пошлите опустить въ почтовый ящикъ это письмо, которое я написала одной моей пансіонской подругѣ.
   -- Я самъ отнесу его въ одну изъ главныхъ парижскихъ почтовыхъ конторъ, такъ что ваша подруга получитъ его нѣсколькими часами раньше.
   -- Тысячу разъ благодарю васъ, докторъ.
   Францъ взялъ письмо и положилъ въ портфейль.
   -- Пожалуйста, не позабудьте только, -- прибавила молодая дѣвушка....
   -- Будьте спокойны... у меня хорошая память.
   Сѣли за столъ.
   Разговоръ, какъ и всегда, касался состоянія здоровья г-жи Деларивьеръ.
   Эдмея безъ устали разспрашивала доктора о средствахъ, какія онъ употребляетъ для исцѣленія больной, и о томъ, какъ скоро, надѣется онъ, можетъ она поправиться.
   Докторъ отвѣчалъ съ неистощимою готовностью и въ такомъ духѣ, что отвѣты его были пріятны Эдмеѣ, но не забылъ прибавить, что больная поправится не такъ скоро, какъ онъ ожидалъ.
   -- Докторъ, -- сказала вдругъ молодая дѣвушка, -- мнѣ пришла мысль...
   -- Какая?...
   -- Я думаю, что однообразный видъ комнаты, въ которой живетъ моя бѣдная мать, конечно не развлекаетъ ни глазъ ея, ни ума, и что она скорѣе-бы выздоровѣла, еслибы окружающая ее обстановка была не такъ однообразна.
   -- Я понимаю васъ и въ теоріи согласенъ съ вашимъ мнѣніемъ, но не вижу, какимъ способомъ можно осуществить его на практикѣ, отвѣчалъ докторъ.
   -- Каждый день, -- продолжала молодая дѣвушка,-- я посвящаю моей матери два часа... Нельзя-ли ей въ продолженіи этихъ двухъ часовъ выходить подъ моимъ присмотромъ въ садъ? Я увѣрена, что солнце, воздухъ, видъ цвѣтовъ и деревьевъ произведутъ на нее благопріятное впечатлѣніе...
   -- Вы забываете, что эта относительная свобода можетъ быть опасна...
   -- Чѣмъ?
   -- Съ больною можетъ внезапно случиться припадокъ.
   -- Но вѣдь я буду при ней?
   -- Вы можете сдѣлаться первою жертвою его.... какъ уже близко было къ тому однажды.
   -- Правда, по съ тѣхъ поръ состояніе здоровья моей матери очень измѣнилось... Волненіе, которому она была подвержена въ первое время, замѣнилось полнѣйшимъ спокойствіемъ или, скорѣе, положительнымъ упадкомъ силъ.... Когда отецъ мой уѣзжалъ, онъ видѣлся съ нею въ сяду, вы знаете это, а ничего по случилось.
   -- Это справедливо.
   -- Такъ, я прошу васъ, -- прибавила Эдмея умоляющимъ голосомъ,-- позвольте мнѣ сдѣлать опытъ... разъ... только одинъ разъ... Если надежда обманетъ меня, мы не повторимъ его вотъ и все... Ахъ, докторъ, не откажите мнѣ!... Скажите, что вы согласны...
   Докторъ умалишенныхъ женщинъ не рѣшался или по крайней мѣрѣ сдѣлалъ видъ, что не рѣшается, по кончилъ тѣмъ, что согласился.
   -- Я не въ силахъ сопротивляться вашему пламенному желанію,-- отвѣчалъ докторъ,-- и, говоря вашимъ языкомъ, разрѣшаю вамъ сдѣлать опытъ.
   -- Сегодня-же?
   -- Пожалуй...
   -- Ахъ, какъ вы добры, докторъ!-- Я сейчасъ-же пойду къ моей матери и сведу ее въ садъ.
   Эдмея встала изъ-за стола, но Риттнеръ остановилъ ее.
   -- Погодите немножко!... сказалъ онъ.-- Вы слишкомъ торопитесь. Такъ нельзя... иначе это будетъ непростительною неосторожностью...
   -- Что-же надо дѣлать, докторъ?-- спросила молодая дѣвушка. Предпишите мнѣ -- и я строго исполню всѣ ваши предписанія.
   -- Подите къ вашей матушкѣ въ обыкновенное время, когда всегда ходите... и замѣтьте, въ какомъ состояніи ея нервы...-- Если она хотя немного взволнована, то, само собою разумѣется, что опытъ надо будетъ отложить до слѣдующаго дня....-- Я пробуду въ Парижѣ очень недолго... и какъ скоро пріѣду, повидаюсь въ вами...-- Вы сообщите мнѣ о вашихъ наблюденіяхъ и я провѣрю ихъ собственными глазами. Если я найду, что то, чего вы желаете, возможно сегодня, то вы сведете г-жу Деларивьеръ въ садъ при мнѣ.... Такъ надо, по крайней мѣрѣ для перваго раза....
   Эдмея вздохнула.
   -- Я подожду вашего возвращенія, докторъ, -- проговорила она. Завтракъ окончился.
   Молодая дѣвушка пошла въ то отдѣленіе дома, гдѣ находилась ея мать, и сидѣлка отворила ей, какъ и всегда, комнату Жанны.
   Риттнеръ, оставшись одинъ, тотчасъ-же пошелъ въ свой кабинетъ и посредствомъ очень простаго способа,-- пара, распечаталъ письмо, данное ему Эдмеею, которое было только заклеено гумми-арабикомъ.
   Поспѣшимъ прибавить, что онъ также бы искусно и безъ зазрѣнія совѣсти распечаталъ бы письмо, запечатанное сургучомъ.
   Эдмея, на четырехъ мелко исписанныхъ страницахъ, говорила подругѣ въ неопредѣленныхъ выраженіяхъ о своей грусти, о прошломъ, о своихъ обманутыхъ надеждахъ и въ особенности о чудныхъ мечтахъ своей юной любви.
   Но она не упоминала ни о г-жѣ Деларивьеръ, ни о лочебницѣ доктора.-- Изъ письма нельзя было заключить, гдѣ она находится.
   -- Ничего нѣтъ компрометирующаго.... подумалъ Риттнеръ, улыбнувшись,-- просто ребяческій романъ, который окончится на первой же главѣ.-- Это безвредное меланхолическое посланіе можно отправить....
   Онъ опять вложилъ письмо въ конвертъ, заклеилъ гумми-арабикомъ и поѣхалъ въ Парижъ, гдѣ бросилъ его въ почтовый ящикъ
   Возвратимся къ Эдмеѣ.
   Войдя въ комнату подъ номеромъ 5, она увидала, что мать ея лежала на постели совсѣмъ одитая и спала.
   Медикаменты, которые докторъ давалъ больной, содержали большіе пріемы сильныхъ наркотическихъ средства, и отъ злоупотребленія этими средствами происходили частыя припадки сонливости и постоянное отупѣніе несчастной помѣшанной.
   На этотъ разъ, Жанна спала не такимъ тяжелымъ сномъ, какъ всегда.
   По тѣлу ея пробѣгалъ нервный трепетъ и на блѣдномъ лицѣ, по временамъ, выражался ужасъ.
   Она какъ будто боролась съ какимъ-то страшнымъ сновидѣніемъ.
   Вдругъ она приподнялась, сѣла на постели и начала закрывать себя одѣяломъ, какъ-бы желая защититься. Она открыла трепещущія вѣки и вперила неподвижный взглядъ въ уголъ.
   Лицо ея выражало такой же ужасъ какъ и во время сна.
   Она проснулась, но сновидѣніе продолжалось на яву.
   Ея дрожащія губы несвязно лепетали какія-то слова. Мало-помалу рѣчь ея стала понятнѣе. Несчастная говорила о эшафотѣ...-- Она видѣла, какъ совершала гильотина свое роковоее назначеніе...-- Она видѣла струю крови, превращавшуюся въ рѣку. Эта рѣка поднималась все выше и выше... доходила ей до шеи, до рта...
   Она задыхалась, утопала въ крови...-- и хрипѣла... Это была ужасная картина.
   Эдмеѣ было страшно, но она побѣдила свой страхъ, и, обнявъ мать, сказала.
   -- Милая мама, вѣдь это только сонъ.... страшный сонъ, который надо прогнать!...-- Посмотри на меня, я твое дитя.... Взгляни на меня... узнай.... я люблю тебя...
   Голосъ Эдмеи и нѣжныя слова, произнесенныя ею, произвели на больную такое дѣйствіе, какого молодая дѣвушка и не смѣла ожидать.
   Жанна отвела глаза отъ угла комнаты и взглянула на Эдмею съ невыразимою кротостью. На ея блѣдныхъ губахъ, мелькнула улыбка.
   Молодая дѣвушка, поддавшись внезапной надеждѣ, стала на колѣна у постели и оперлась на край ея.
   -- Я твоя Эдмея... твоя дочь... повторила она. Узнай меня, мама.
   -- Я тебя знаю...-- проговорила Жанна, -- ты ангель съ свѣтлорусыми волосами.... голубоглазый ангелъ.... ангелъ свѣта....
   -- Да,-- отвѣчала Эдмея съ живостью, ангелъ свѣта, который желалъ-бы озарить окружающій тебя мракъ.
   -- Глубокій мракъ... подхватила умалишенная, -- роковой.... тишина, ночь.... и однако я видѣла въ этой темнотѣ... и еще вижу...
   Она замолчала.
   -- Мама! что же ты видѣла? спросила Эдмея.
   Жанна, глаза которой опять стали неподвижны, отвѣчала скорѣе на собственную мысль, чѣмъ на вопросъ дочери.
   -- Тамъ... очень далеко... близъ тѣхъ мѣстъ, гдѣ жгучее солнце освѣщаетъ страну вѣчной весны.
   -- Что же?...
   -- Изъ гавани вышелъ большой корабль... онъ плыветъ по необъятному морю.... темнѣетъ... подымается буря... вѣтеръ бушуетъ и гроза завываетъ погребальный гимнъ... онъ рветъ паруса... ломаетъ мачты... корабль то прядаетъ по гребнямъ волнъ, то опускается въ пропасти... громъ грохочетъ... небо въ огнѣ...
   -- Что-же? повторила Эдмея, тяжело переводя духъ.
   -- Я вижу на палубѣ корабля двухъ пассажировъ... старика... и молодаго человѣка... Я знаю ихъ обоихъ....
   -- Кто-же они?...
   -- Я не знаю, какъ ихъ зовутъ...-- я забыла...-- напрасно стараюсь припомнить... не знаю... не знаю... ты видишь, что я не знаю....
   -- Постарайся припомнить, дорогая мама...
   Сумасшедшая смотрѣла вдаль на одну точку съ напряженнымъ вниманіемъ... Глаза ея блестѣли какимъ-то страшнымъ свѣтомъ и въ нихъ начинало отражаться что-то дикое.
   Вдругъ она вздрогнула всѣмъ тѣломъ и отвернулась съ глухимъ крикомъ.
   Эдмея затрепетала.
   -- Что ты видѣла, мама? спросила она.
   Сумасшедшая медленно проговорила:
   -- Молодой человѣкъ держитъ ножъ... сталь сверкаетъ какъ молнія и тускнетъ въ крови... Преступленіе совершилось... Старикъ падаетъ и умираетъ... Волна уноситъ его тѣло.... убійца улыбается, бросаетъ въ море ножъ, съ окровавленнымъ лезвіемъ... Буря становится сильнѣе... Молнія поразила мачты и онѣ падаютъ.-- Утопающій корабль исчезаетъ въ пламени пожара... поднимается эшафотъ... вѣчно эшафотъ... Жанна замолчала. Она выбилась изъ силъ.-- Черезъ чуръ напряженные нервы дрожали.-- Грудь сильно колыхалась. по лицу струились крупныя капли пота.
   -- О, это страшный сонъ! вскричала молодая дѣвушка, взявъ ее за обѣ руки...-- Но все это неправда, дорогая мама... ничего этого небывало... и не можетъ быть... Прогони эти мрачныя видѣнія...-- Подлѣ тебя только твоя дочь... твоя Эдмея.
   -- Эдмея...-- повторила сумасшедшая -- Эдмея!..
   Послѣ катастрофы, случившейся въ Мелюнѣ, она въ первый разъ произнесла имя дочери.
   Молодая дѣвушка вздрогнула отъ радости.
   -- Помнишь, мама?... продолжала она....-- я была во Франціи въ Санъ-Манде...
   -- Сенъ-Манде....-- повторила сумасшедшая, -- Сенъ Манде... Сенъ-Манде....
   -- А ты была очень далеко.... въ Америкѣ... въ Нью-Іоркѣ... съ моимъ отцомъ... Помнишь!
   Жанна схватилась обѣими руками за лобъ.-- Ясно было, что въ хаосѣ ея мыслей происходила сильная работа.
   -- Съ моимъ отцомъ, котораго ты любишь всею душою., продолжала Эдмея...-- Помнишь моего отца, Мориса Деларивьеръ?...
   Жанна вдругъ встала...-- Въ глазахъ ея сверкнулъ огонь.
   -- Да, сказала она дрожащимъ голосомъ, -- да....
   -- Ты помнишь?...
   -- Помню.
   -- Боже милосердый!-- воскликнула молодая дѣвушка, доверши чудо и возврати мнѣ мою мать...
   Жанна, стоя, смотрѣла на Эдмею.
   Въ ней не замѣтно было никакихъ признаковъ умопомѣшательства.
   -- Морисъ Деларивьеръ... повторила молодая дѣвушка.... О дорогая мама, припомни все хорошенько.... Скажи мнѣ, кого зовутъ этимъ милымъ именемъ...
   -- Да... да... я знаю это имя... знаю... это...
   -- Это мой отецъ...-- досказала Эдмея.
   -- Это палачъ...-- проговорила безумная и захохотала продолжительнымъ хохотомъ.
   Эдмея не нашла въ себѣ достаточно энергіи, чтобы вынести спокойно этотъ жестокій ударъ.
   Она упала на стулъ и, заливаясь слезами, проговорила:
   -- Боже мой! я слишкомъ скоро поддалась надеждѣ! Все опять пропало!!!
   Жанна опустилась въ длинное кресло, стоявшее у ея постели, закрыла глаза и казалось заснула.
   Прошло около часа.
   Молодая дѣвушка сидѣла, опустивъ голову въ мрачномъ отчаяніи, и плакала, сама не замѣчая того.
   Въ комнату вошелъ Францъ Риттнеръ, возвратившійся изъ Парижа.
   -- Что съ вами? спросилъ онъ Эдмею. Отчего вы плачете?
   -- Ахъ, докторъ, отвѣчала Эдмея, -- я сейчасъ вынесла жестокій ударъ....
   -- По какому поводу? Что случилось?
   -- Я вообразила, было, что къ моей матери возвратился разсудокъ...
   -- О! это невозможно.
   -- Къ сожалѣнію, я хорошо вижу это!... Но я не размышляла...-- Она повторила за мной мое имя и названіе Сенъ-Манде... и казалось понимала, когда я говорила ей о моемъ отцѣ... Она какъ будто узнавала меня.
   -- И все это безъ сильнаго припадка? безъ нервнаго потрясенія?
   -- Да, докторъ.... почти спокойно.... Но этотъ проблескъ разсуди8 былъ обманчивъ.... за нимъ послѣдовалъ бредъ, уничтожившій мою надежду....
   Францъ Риттнеръ, слушая Эдмею, думалъ:
   -- Она быстро поправляется. То, чего не случилось сегодня, можетъ случиться завтра...-- Завтра сумасшествіе можетъ пройти!-- Если же она выздоровѣетъ,-- то намъ можетъ угрожать опасность.. Надо привести все въ порядокъ, я берусь за это.
   Эдмея, удивленная и встревоженная озабоченнымъ видомъ доктора, спросила:
   -- О чемъ же вы задумались, докторъ?
   -- О томъ какъ слѣдуетъ лечить нашу дорогую больную.
   -- Развѣ вы хотите перемѣнить методу леченія?...
   -- Да, такъ какъ состояніе болѣзни измѣнилось, то надо измѣнить и лекарство.
   -- Не находите-ли вы, что ей лучше?
   -- Положительно лучше.
   -- Какъ вы полагаете, скоро-ли она можетъ выздоровѣть?
   -- Характеръ и симптомы умопомѣшательства такъ измѣнчивы, что трудно сказать что нибудь рѣшительное...-- Я ничего не утверждаю, по надѣюсь.
   -- Дай Богъ, чтобы васъ не обманула надежда, какъ меня недавно! Вы позволите свести мать мою въ садъ?
   -- Я но вижу никакого препятствія къ этому... Притомъ же я самъ пойду съ вами рикажу одной изъ сидѣлокъ находиться неподалеку, такъ чтобы, въ случаѣ надобности, она могла прибѣжать.
   Эдмея взяла тихонько подъ руку Жанну и принудила встать.
   -- Пойдемъ, мама, сказала она.
   Умалишенная пошла съ нею безъ сопротивленія.
   Войдя въ волшебный паркъ, уже описанный нами, изумрудныя лужайки котораго сверкали подъ яркими солнечными лучами, при видѣ красивыхъ душистыхъ цвѣтовъ, артистически расположенныхъ въ цвѣточныхъ корзинкахъ, охваченная теплымъ благоуханіемъ воздуха, Жанна остановилась въ зумленіи, пораженная этою прекрасною картиною природы. И однако, она видѣла ее не въ первый разъ.
   Этотъ же самый садъ не произвелъ на нее никакого впечатлѣнія, когда ее привезли въ лечебницу и когда она была въ день отъѣзда г. Деларивьера и Фабриція.
   Докторъ замѣтилъ это и нахмурилъ брови.
   Эдмея свела больную въ бесѣдку, гдѣ жимолость и кусты пахучихъ розъ образовали благоухающій сводъ, распространявшій прохладу, посреди полуденнаго зноя.
   Жанна, вмѣсто того, чтобы оставаться по-прежнему неподвижною и безчувственною, принялась рвать розы, затѣмъ проворно и ловко сплела изъ нихъ вѣнокъ, который надѣла на голову Эдмеѣ.
   -- Розы очень идутъ къ свѣтлорусымъ головкамъ,-- проговорила она ребяческимъ тономъ, а у ангела свѣта золотые волоса.
   

VI.

   Эдмея смотрѣла на мать съ возрастающимъ волненіемъ и цѣловала ея руки.
   -- Боже мой, -- говорила она, -- видѣть ее такою и думать, что она не узнаетъ меня... что душа ея въ отсутствіи!... это слишкомъ тяжело....
   И молодая дѣвушка снова заплакала.
   Жанна. казалась удивленною; она прикоснулась къ щекамъ Эдмеи и взглянула на свои влажные пальцы,
   -- Ты плачешь, прекрасный, свѣтлорусый ангелъ... проговорила она.-- Я сдѣлала тебѣ больно, надѣвая на тебя вѣнокъ?... Надо простить мнѣ... Видишь эти цвѣты -- розы, а у розъ есть шипы... Иногда пѣнокъ изъ розъ -- мученическій вѣнецъ... Ангелъ свѣта, прости меня...
   И Жанна сдѣлала движеніе, чтобы встать на колѣна предъ дочерью; по Эдмея не допустила ее, обхвативъ обѣими руками.
   -- Боже мой! думала Эдмея, не переставая плакать, неужели ее не вылечатъ, наука должна была бы восторжествовать надъ этою страшною болѣзнью... Мнѣ кажется, что еслибы докторъ Риттнеръ въ самомъ дѣлѣ захотѣлъ возвратить разсудокъ моей бѣдной матери, то могъ бы сдѣлать это.-- Жоржъ Вернье! ты, которому я вѣрю, зачѣмъ тебя нѣтъ здѣсь?... Ты владѣешь наукою. Паула говорила это, и твоя наука вмѣстѣ съ моею дочернею любовію, исцѣлили-бы мою мать... О! еслибы ты былъ здѣсь, это было бы спасеніе! Я это чувствую.... я увѣрена въ этомъ....
   Молодая дѣвушка встала сіяющая и устремила глаза на небо.
   Въ головѣ ея блеснула внезапная мысль и она благодарила за нее Бога.
   Францъ Риттнеръ, стоя за купою зелени и уже нѣсколько минутъ внимательно наблюдалъ за происходившимъ.
   -- Надо отвести вашу матушку домой,-- сказалъ онъ, подойдя къ Эдмеѣ.
   -- Уже? вскричала молодая дѣвушка.
   -- Да, уже... Злоупотребленіе и самыми лучшими вещами всегда опасно; живительное вліяніе воздуха можетъ вызвать припадокъ, котораго слѣдуетъ избѣжать...
   -- Я повинуюсь вамъ, докторъ, но вѣдь моей матери лучше, не правда-ли?
   -- Да, гораздо лучше.
   Эдмея ласково обняла Жанну за плечо и тихо повела къ зданію, гдѣ жила умалишенная.
   -- Она уже слишкомъ быстро выздоравливаетъ, подумалъ Францъ Риттнеръ, смотря имъ вслѣдъ.-- Но не надо, чтобы она выздоровѣла.

* * *

   Клодъ Марто черезъ нѣсколько дней послѣ разговора съ племянникомъ г. Деларивьера, получилъ изъ Мелюнской префектуры повѣстку, предписывавшую ему немедленно явиться въ первое отдѣленіе полицейскаго управленія.
   Во всякое другое время такая повѣстка очень бы встревожила лодочника, но теперь онъ догадывался зачѣмъ его требовали въ полицію.
   Ему конечно хотѣли выдать разрѣшеніе на жительство въ Парижѣ, выхлопотанное Фабриціемъ Леклеръ.
   Оттого-то Клодъ Марто, не смотря на то, что не любилъ имѣть дѣло съ властями, отправился въ префектуру безъ сильнаго душевнаго волненія и смѣло вошелъ въ канцелярію, откуда его тотчасъ же провели въ кабинетъ начальника.
   Нельзя сказать, чтобы матросъ ни сколько не сробѣлъ, очутись передъ такимъ важнымъ лицомъ, по крайней мѣрѣ, вмѣсто своей всегда молодцоватой позы, онъ неловко переминался съ поги на ногу, держа въ рукѣ фуражку.
   -- Васъ зовутъ Клодъ Марио?-- спросилъ правитель канцеляріи.
   -- По прозванію Бордепла, сударь.
   -- Вы подавали просьбу въ префектуру Сены о разрѣшеніи вамъ жить въ Парижѣ?
   -- Да, сударь.... т. е.-- нѣтъ, сударь....
   -- Какъ же такъ?
   -- Не я подавалъ просьбу, сударь...-- а одинъ господинъ, который принимаетъ во мнѣ участіе.... Онъ беретъ меня въ служеніе къ себѣ и взялся выхлопотать мнѣ разрѣшеніе.
   -- Префектъ Сенскаго департамента согласенъ исполнить ваше желаніе.
   -- Да здравствуетъ г. префектъ!...
   -- Вотъ вамъ паспортъ въ Парижъ.
   Клодъ Марто задрожалъ отъ радости, принимая драгоцѣнную бумагу.
   -- Благодарю васъ, сударь...-- вскричалъ онъ съ волненіемъ, благодарю отъ всего сердца.
   -- Старайтесь доказать вашимъ поведеніемъ, что вы достойны милости, которую вамъ оказываютъ, чтобы не пришлось раскаиваться въ ней...
   -- О, не безпокойтесь, сударь!..-- Вѣдь только отъявленные негодяи впадаютъ опять въ проступки, а я честный человѣкъ, хоть и былъ приговоренъ къ наказанію.... Вы знаете, сударь, что меня наказали не за деньги...-- Украсть деньги... сохрани Богъ!!... я скорѣе отрубилъ бы себѣ руку.-- Меня наказали за хлѣбъ, сударь... за простой хлѣбъ въ четыре фунта вѣсомъ.... Словомъ, будьте спокойны... я не въ чемъ не провинюсь....
   -- Очень желательно.
   -- Будьте увѣрены, сударь.
   -- Черезъ два дня по прибытіи въ Парижъ, -- продолжалъ правитель канцеляріи,-- сходите въ полицейскую префектуру и, вмѣсто этого паспорта, вамъ выдадутъ разрѣшеніе на жительство въ Парижѣ.
   -- Благодарю, сударь...-- Больше ничего?
   -- Ничего.
   Клодъ тщательно сложилъ паспортъ, завернулъ въ носовой платокъ, положилъ въ карманъ, поклонился и вышелъ.
   Онъ зашелъ къ вдовѣ Галлетъ, которой за три дня до того сказалъ, что уходитъ отъ нея, и простился съ нею съ сожалѣніемъ.
   Добрая женщина привыкла къ нему и знала, что не легко замѣнить его, не смотря на то, что онъ черезъ-чуръ придерживался бутылки.
   Онъ обѣщалъ, по ея просьбѣ, навѣщать ее, и она сунула ему въ руку, въ видѣ награды, два луидора.
   Клодъ поблагодарилъ ее съ жаромъ, и такъ, какъ наказывалъ ему Фабрицій,-- отправился по желѣзной дорогѣ въ Парижъ, не сказавъ никому изъ своихъ мелюнскихъ знакомыхъ, куда идетъ.
   У нашего моряка было легко на сердцѣ. Ему казалось, что онъ какъ будто воскресъ для новой жизни, и лицо его сіяло радостью.
   По пріѣздѣ ему легко было экипироваться приличнымъ образомъ, такъ какъ онъ не начиналъ еще двухъ сотъ франковъ, данныхъ ему племянникомъ банкира.
   Онъ купилъ матросскую куртку, двѣ пары панталонъ -- одну суконную, другую изъ лощенаго холста, нѣсколько рубашекъ съ синимъ воротникомъ, матросскую шинель, нѣсколько красныхъ поясовъ, словомъ-полный гардеробъ. Онъ не забылъ ни фуражки съ шерстяною кистью, ни матросской клеенчатой шляпы.
   Его очень прельщала также синяя фуражка съ золотымъ якоремъ, но здравый смыслъ подсказалъ ему, что она можетъ показаться слишкомъ вычурною его новому хозяину.
   Клодъ надѣлъ въ лавкѣ самый лучшій изъ своихъ костюмовъ и сложилъ остальныя вещи въ чемоданъ.
   Затѣмъ выбрился, прифрантился, словомъ высмолился заново,-- какъ онъ выражался на своемъ образномъ, матросскомъ языкѣ, и, нанявъ проѣзжавшій мимо пустой фіакръ, велѣлъ везти себя въ Нейльи-Сеігъ-Джемъ, по адресу, означеному на карточкѣ Фабриція.
   Замѣтимъ кстати, что эта карточка занимала почетное мѣсто въ громадномъ портмоне, въ глубокихъ отдѣленіяхъ котораго находились еще: пяти-десяти-франковыя ассигнаціи, два или три луидора, нѣсколько серебряныхъ и мѣдныхъ монетъ и разныя очень интересныя мелочи, о которыхъ намъ придется говорить ниже.
   Пріѣхавъ на, улицу Лоншанъ, Клодъ расплатился съ извощикомъ взялъ свой чемоданъ и сильно позвонилъ.
   На звонъ прибѣжалъ садовникъ-привратникъ.
   Слѣдуя инструкціямъ Лорана, онъ отворялъ очень осторожно, только тѣмъ, кого зналъ.
   -- Что вамъ надо?-- спросилъ онъ сквозь желѣзные прутья рѣшетки.
   -- Здѣсь-ли ошвартовалъ домъ г. Деларивьеръ? спросилъ матросъ
   -- Для чего вы хотите знать это?
   -- Для чего я хочу знать? повторилъ матросъ со смѣхомъ,-- этакой чудакъ!! Такъ вотъ зачѣмъ: я хочу повѣсить здѣсь мою койку.
   -- Что, повѣсить?
   -- Да вѣдь, говорю, что мою койку!...-- Другими словами я пришелъ сюда, чтобы поселиться здѣсь.
   -- Поселиться здѣсь!!! вскричалъ привратникъ.
   -- Точно такъ....
   -- Въ своемъ-ли вы умѣ, морякъ!!
   -- Надо быть въ своемъ... и доказательство тому, что меня послалъ сюда племянникъ....
   -- Чей племянникъ?
   -- Да будетъ-ли конецъ этому! вскричалъ Клодъ, который былъ не слишкомъ терпѣливъ отъ природы... Чортъ возьми! Какая процедура для того, чтобы отворить какую нибудь садовую калитку... Племянника зовутъ Фабрицій Леклеръ, у меня есть дѣло до нѣкоего Лорана, управителя дома...-- Вы не Лоранъ?
   -- Нѣтъ, я садовникъ.
   -- Ну такъ нечего трещать понапрасну языкомъ; если вамъ запрещено отворять безъ приказанія командира порта, такъ сходите за управителемъ Лораномъ, который предпишетъ мнѣ пропускъ.
   -- Хорошо... я схожу за нимъ... Не сердитесь на меня за то, что я заставляю васъ стоять у калитки.... господъ нѣтъ здѣсь, а мнѣ данъ приказъ....
   И садовникъ ушелъ, а Клодъ принялся набивать трубку.
   -- У этого парня не скоро подымется рука, чтобы отворить,-- подумалъ онъ, улыбаясь при воспоминаніи объ изумленномъ лицѣ садовника.... Но если ему такъ приказано, то я хвалю его!... Господа въ отсутствіи, а мошенники не держатъ своего языка на привязи...-- осторожность не мѣшаетъ....
   

VII.

   Садовникъ возвратился черезъ двѣ или три минуты вмѣстѣ съ Лораномъ и, по приказанію послѣдняго, отворилъ садовую калитку.
   -- Здравіе желаю, команда,-- проговорилъ матросъ, приложивъ по военному правую руку къ козырьку.
   -- Это вы, милордъ, Клодъ Марто, изъ Мелюна? спросилъ эксъ-лакей.
   -- Я самъ, подлинно моею особою...-- отвѣчалъ послѣдній. А вы г. управляющій?-- прибавилъ онъ.
   Лоранъ улыбнулся блаженною улыбкою человѣка, достигнувшаго почести, и отвѣчалъ снисходительно:
   -- Точно такъ.
   -- Такъ мы поймемъ другъ друга... Меня послалъ къ вамъ....
   -- Г. Фабрицій Леклеръ?... прервалъ его Лоранъ.-- Я знаю это.-- У васъ есть отъ него карточка?...
   -- Вотъ она...
   -- Отлично...-- Васъ порядкомъ проморили на тротуарѣ.-- Но не взыщите, я отдалъ приказъ...-- Воры хитры... а я отвѣчаю за все, что вы видите здѣсь, и потому недовѣрчивъ....
   -- Вы чертовски правы; но теперь, когда я сказалъ пароль, будьте такъ обязательны, проводите меня въ мою баталеръ-камеру.... говоря иначе, въ мою комнату, чтобы я могъ освободиться отъ моего груза.... говоря иначе, отъ моего чемодана.
   -- Не хотите-ли сперва выпить стаканъ вина?
   -- Не откажусь послѣ, по теперь пойдемъ въ баталеръ-камеру.
   -- Какъ хотите....-- Подождите меня немножко... я схожу за ключами.
   И Лорапъ ушелъ, оставивъ матроса посреди аллеи, со стоявшимъ у ногъ его чемоданомъ.
   -- Этотъ управитель разыгрываетъ важную персону.... подумалъ Клодъ Марто;-- онъ представляетъ изъ себя хозяина.... Но все-таки онъ, кажется, добрый малый...
   Лорана" возвратился и повелъ Клода Марто по извилистымъ дорожкамъ парка къ павильону, выходившему на бульваръ Сены.
   -- Вотъ мы и пришли... сказалъ онъ, отворивъ дверь въ павильонѣ...-- Вы поселитесь здѣсь, мой милый.
   Клодъ осмотрѣлся съ любопытствомъ.
   -- Все это для одного меня?-- вскричалъ онъ;-- это невозможно!
   -- Для васъ, какъ видите....-- отвѣчалъ Лоранъ.-- Двѣ, мило меблированныя комнаты...
   -- Да это настоящій дворецъ!...
   -- Словомъ, вамъ будетъ не дурно здѣсь.
   -- То есть слишкомъ хорошо!-- Что сказала-бы вдова Галетъ, моя бывшая хозяйка, еслибы увидѣла эту кухню, чортъ возьми!..-- Какая роскошь! Только здѣсь затхлый воздухъ.... я отворю окна...
   -- Какъ хотите.
   Матросъ отворилъ настежъ два окна, изъ которыхъ одно выходило въ паркъ а другое на бульваръ Сены, у рукава рѣки, противъ острова Ротшильда.
   -- Какъ вамъ нравится этотъ видъ? спросилъ Лоранъ.
   -- Великолѣпный! На поверхности воды играютъ уклейки и плотвы... Это радуетъ сердце.
   -- Подлѣ павильона, пройдя купу зелени, есть калитка, ведущая на берегъ,-- продолжалъ управитель,-- вотъ ключъ отъ нея....-- Вы можете уходить и приходить этимъ путемъ, не безпокоя господъ.
   Онъ подалъ Клоду ключъ, который тотъ спряталъ въ ящикъ стола.
   -- На кровать постелятъ простыни....-- сказалъ управитель....-- а остальное, кажется, все въ порядкѣ....
   -- Теперь пора обѣдать..-- Пройдемте-ка въ людскую.
   -- Недурно!-- отвѣчалъ Клодъ...-- Я проголодался и полагаю, что буду уписывать за обѣ щеки...
   -- Завтра поутру приметесь за покупки и заказы.-- Г. Фабрицій желалъ, чтобы, когда онъ возвратится, все уже было устроено
   -- Все будетъ готово...-- отвѣчалъ Клодъ,-- и если это зависитъ только отъ меня, то молодой буржуа будетъ доволенъ...
   Оба пошли въ людскую, гдѣ уже былъ накрыть столъ.
   Лоранъ представилъ новоприбывшаго, и знакомство быстро завязалось.
   Клодъ Марто любилъ потолковать и говорилъ свободно: онъ обладалъ неистощимымъ запасомъ веселости, зналъ множество анекдотовъ, немножко скоромныхъ, употреблялъ живописныя выраженія и умѣлъ смѣшить. Не прошло и часа, какъ онъ подружился со всѣми.
   Вечеръ промелькнулъ быстро, какъ молнія.
   Около полуночи, матросъ возвратился въ свой павильонъ. Онъ нашелъ столъ отличнымъ, вино превосходнымъ, а постель мягкою.-- Ничего не оставалось желать больше для полнаго счастья.
   Клодъ заснулъ тотчасъ же, какъ только легъ, и видѣлъ во снѣ, что онъ капитанъ корабля.
   Противъ своего обыкновенія, онъ проснулся поздно.-- Онъ одѣлся въ пять минутъ и вышелъ чрезъ калитку на бульваръ, чтобы пройтись и осмотрѣть глазомъ знатока берега Сены въ этой мѣстности.
   Восемь или десять каменныхъ ступеней вели съ берега къ рѣкѣ.
   Клодъ съ перваго же взгляда убѣдился, что это мѣсто очень удобно, и что достаточно вбить въ дно рѣки нѣсколько свай для того, чтобы можно было привязывать къ нимъ яхты и другія лодки.
   Онъ принялъ свои мѣры и, возвратясь въ паркъ, направился къ дому.
   Лоранъ, комфортабельно усѣвшись подъ портикомъ въ американскомъ креслѣ-качалкѣ, читалъ Petit journal.
   -- А! матросъ! вскричалъ онъ, -- вы уже готовы отправиться въ путь?
   -- Только перехвачу кое-чего и въ дорогу.
   -- Хорошо....-- подите въ людскую, тамъ дадутъ вамъ позавтракать.... а я схожу, принесу вамъ деньги для первыхъ покупокъ.
   Клодъ Марто выпилъ стаканъ вина, съѣлъ ломоть хлѣба съ холоднымъ мясомъ и съ туго набитымъ карманомъ отправился въ путь, легкій какъ бабочка и веселый какъ зябликъ.
   Прежде всего онъ пошелъ въ Парижъ въ полицейскую префектуру, гдѣ у него взяли паспортъ и выдали вмѣсто него письменное разрѣшеніе на жительство въ департаментѣ Сены.
   Повершивъ это, онъ направился вверхъ поберегу рѣки, присматриваясь на пути ко всѣмъ лодкамъ, стоявшимъ вдоль береговъ; но ни одна изъ нихъ не показалась ему стоющею вниманія.
   Оставимъ его продолжать свои изслѣдованія и присоединимся къ Паулѣ Бальтусъ, находившейся въ своей виллѣ близъ Мелюяа.
   Мы видѣли въ одной изъ предъидущихъ главъ, что молодая дѣвушка, въ первые дни послѣ внезапнаго отъѣзда Фабриція въ Нью-Іоркъ, сосредоточилась въ своей зарождающейся любви и весь остальной міръ пересталъ существовать для нея. Это эгоистическое состояніе восторженнаго нравственнаго усыпленія не могло быть продолжительно при энергичной натурѣ Паулы. Она вскорѣ вспомнила о клятвѣ, которую дала убитому брату, и ей стало совѣстно и досадно на себя при мысли о томъ, что она въ теченіи цѣлой недѣли не вздумала объ этой клятвѣ, между тѣмъ какъ убійца или по крайней мѣрѣ его сообщникъ пользовался полною безопасностью и смѣялся надъ обманутымъ правосудіемъ.
   Паула рѣшилась немедленно приняться за исполненіе возложенаго на себя обѣта.
   Но это еще не все.
   Послѣ осмотра дома, при которомъ мы присутствовали, она еще ни разу не выѣзжала и получила въ продолженіи этого времени два письма отъ Фабриція и записку отъ г-жи Жакъ Лефебръ.
   Ни Фабрицій, ни г-жа Лефебръ не упоминали объ Эдмеѣ.
   Гдѣ же находилась молодая дѣвушка, которую всѣ, казалось, забыли?
   Этотъ вопросъ сильно занялъ Паулу, такъ какъ она очень нѣжно любила Эдмею, несмотря на то, что мало знала ее.
   Г-жа Лефебръ въ своей запискѣ приглашала Паулу провести день въ Паркѣ Принцевъ.
   -- Вѣроятно, я тамъ узнаю, что нибудь о ней,-- подумала Пауля.
   И поѣхала въ Парижъ.
   Первый ея вопросъ по пріѣздѣ былъ:
   -- Увидимъ-ли мы сегодня, Эдмею?
   Банкиръ и его жена переглянулись съ удивленіемъ. Они знали, что г. Деларивьеръ отправился съ Фабриціемъ въ Нью-Іоркъ, но ничего не слыхали объ Эдмеѣ.
   -- Это странно... очень странно... сказала Паула.-- Мосье Фабрицій писалъ мнѣ два раза, но ни въ одномъ письмѣ не говорилъ о своей кузинѣ.... Не находите-ли вы, что въ этомъ молчаніи есть что-то таинственное...
   -- Можетъ быть.... отвѣчалъ Жакъ Лефебръ; -- несомнѣнно, что мой старинный другъ Морисъ Деларивьеръ, уѣзжая внезапно изъ Парижа, долженъ былъ поручить дочь свою моей женѣ....
   -- Это неоспоримо -- подтвердила мадмоазель Бальтусъ.-- Нельзя-же оставить шестнадцатилѣтнюю дѣвушку одну.-- Гдѣ же Эдмея?....
   

VIII.

   -- Я не могу отвѣчать вамъ на этотъ вопросъ, сказалъ Жакъ Лефебръ, послѣ минутнаго молчанія,-- и мнѣ кажется, какъ и вамъ-же, что тутъ скрываться что-то непонятное.-- Замѣтили ли вы, что Морисъ Деларивьеръ, всякій разъ, когда мы видѣли его, не смотря на всѣ наши старанія развлечь его, былъ озабоченъ и грустенъ, хотя и старался казаться веселымъ?
   -- Я не знала прежде г. Деларивьера, отвѣчала Паула, и не могу сравнить каковъ онъ былъ прежде и какимъ сталъ теперь, но мнѣ также кажется, что онъ былъ очень печаленъ.
   -- Я друженъ съ Морисомъ сорокъ лѣтъ, продолжалъ парижскій банкиръ, и убѣжденъ, что онъ перемѣнился такъ отъ какого нибудь сильнаго горя, которое скрываетъ.
   ~ Но какое это горе?
   -- Какъ-же могу я знать? Онъ живетъ въ Нью-Іоркѣ, а я въ Парижѣ.-- Мы видимся съ нимъ черезъ два года, да и то только въ теченіи нѣсколькихъ дней, остальное же время наши сношенія чисто коммерческія или почти такія.
   -- Можетъ быть -- сказала мадмоазель Бальтусъ -- его сильно огорчила болѣзнь жены, не дозволившая ей пріѣхать въ Парижъ?
   -- Можетъ быть.... но я знаю, какъ Морисъ любитъ свою жену, и положительно не понимаю, какимъ образомъ онъ рѣшился оставить ее на югѣ и пріѣхалъ въ Парижъ одинъ... Я увѣренъ, что въ этомъ также есть какая-то тайна...
   -- Можно объяснить многое денежнымъ затрудненіемъ...-- рѣшилась сказать Паула Бальтусъ.
   Жакъ Лефебръ засмѣялся.
   -- Нѣтъ, надо придумать другую разгадку тайны.... возразилъ онъ,-- я знаю, что у Мориса Деларивьера по крайней мѣрѣ двѣнадцать милліоновъ наличнаго капитала...
   -- Можетъ быть, г-жа Деларивьеръ больна серьезнѣе, чѣмъ онъ говоритъ.... а онъ опасается за ея жизнь...
   -- Этого нельзя допустить.
   -- Почему?
   -- Еслибъ Жанна была опасно больна, то Морисъ не купилъ-бы имѣнія около Парижа съ тѣмъ, чтобы навсегда поселиться здѣсь.
   -- Вы правы, но все таки мы не знаемъ, гдѣ Эдмея...-- Ужь не увезъ ли ее г. Деларивьеръ въ Нью-Іоркъ?
   -- Не думаю....-- Скорѣе онъ оставилъ ее въ Парижѣ въ своемъ имѣніи...
   -- Я хочу знать это.... и узнаю,-- проговорила Паула.
   -- Развѣ вамъ такъ надо видѣть Эдмею?...
   -- Да....-- она возбуждаетъ во мнѣ живѣйшую симпатію... я люблю ее какъ сестру....-- я видѣла ее всего только два раза, но мнѣ кажется, что я какъ будто давно знаю ее и всегда любила.... Вы говорите -- г. Деларивьеръ купилъ отель въ Парижѣ?....
   -- Виллу съ большимъ садомъ, не въ самомъ Парижѣ, а въ его окрестностяхъ.
   -- Гдѣ же именно?
   -- Въ Нейльи.
   -- У васъ есть вѣрный адресъ?...
   -- Нѣтъ, Морисъ хотѣлъ дать намъ его и назначить день, чтобы мы съ женою пріѣхали на новоселье... Но внезапный отъѣздъ его помѣшалъ этому.
   -- Вы хотите съѣздить туда?
   -- Конечно, такъ какъ можетъ, быть найду тамъ Эдмею или по крайней мѣрѣ узнаю, гдѣ она...
   -- Въ Нейльи очень легко узнать гдѣ вилла Деларивьера.... отвѣчалъ банкиръ.-- Это большое имѣніе, проданное только нѣсколько дней тому назадъ.... всѣ должны знать его.
   -- Да, это правда... я съѣзжу въ Нейльи....
   -- Хотите, я пошлю туда? сказала г-жа Лефебръ.
   -- Нѣтъ, я лучше поѣду сама.
   -- Такъ я велю запречь вамъ карету...
   -- Я буду вамъ очень благодарна.
   -- Вѣдь вы недолго пробудете тамъ, неправда ли?... Подумайте, дорогая моя, что этотъ день долженъ былъ весь принадлежать намъ.
   -- О, будьте спокойны, я сама потороплюсь поскорѣе возвратиться къ вамъ.
   Минутъ черезъ пять купэ былъ заложенъ, и Паула сѣла въ него.
   -- Куда прикажите ѣхать, сударыня? спросилъ кучеръ.
   -- Въ Нейльи.
   -- Въ какое мѣсто тамъ?....
   -- Поѣзжайте по главной аллеѣ до моста Курбвуа.
   -- Слушаю, сударыня.
   Лошадь была большой ирландскій рысакъ, пробѣгавшій по пяти лье въ часъ. Экипажъ, проѣхавъ по діагонали Булонскій лѣсъ, повернулъ на Мадридскій бульваръ, а оттуда въ главную аллею и черезъ двадцать минутъ остановился у моста.
   Паула вышла изъ экипажа. Направо и налѣво раскидывался Нейльи.
   Молодая дѣвушка была въ большомъ затрудненіи. Она не знала въ которую сторону идти и къ кому обратиться.
   Наконецъ она увидѣла шоссейнаго работника, который поливалъ шоссе бульвара Сены, и подошла къ нему.
   -- Мнѣ надо найти одинъ домъ,-- сказала она,-- не можете-ли вы указать мнѣ, гдѣ онъ?...
   -- Съ удовольствіемъ, барынька, если только знаю гдѣ, отвѣчалъ шоссейный работникъ.
   -- Это большой домъ. Его купилъ недавно очень богатый господинъ, чтобы поселиться въ немъ съ своею дочерью и племянникомъ...
   -- Не знаю такого...-- Въ Нельи, какъ видите, множество большихъ имѣній...-- Здѣсь безпрестанно продаютъ и покупаютъ дома... переѣзжаютъ... и выѣзжаютъ...-- Намъ некогда заниматься этимъ.
   -- Но какъ вы полагаете, гдѣ я могу узнать?
   -- Да мнѣ кажется, что только почтальоны могутъ сказать вамъ гдѣ.
   -- Это правда, но гдѣ же найти почтальоновъ?
   -- Почтовая контора неподалеку отсюда въ аллеѣ.... вонъ ее видно.... Тамъ вы навѣрное узнаете, если только особы, которыхъ вы ищите, получаютъ письма.
   -- Благодарю.
   Паула сдѣлала знакъ кучеру, чтобы ѣхать за нею, и отправилась пѣшкомъ въ контору, на которую указалъ шоссейный работникъ.
   У дверей стояли два или три почтальона, въ ожиданіи раздачи писемъ.
   Молодая дѣвушка обратилась къ нимъ съ тѣмъ же вопросомъ какъ и въ шоссейному работнику.
   -- Я знаю домъ, отвѣчалъ одинъ изъ нихъ, въ который недавно переѣхали и, должно быть, богатые люди, судя по экипажамъ и другимъ затѣямъ; но яне знаю фамиліи хозяина дома, такъ какъ не носилъ еще туда писемъ.
   -- Гдѣ же находится этотъ домъ?
   -- На углу улицъ Лоншанской и Булонской...
   -- Благодарю васъ....
   -- Къ вашимъ услугамъ, сударыня.
   Мадемуазель Бальтусъ сѣла въ карету и велѣла кучеру ѣхать по указанному адресу.
   Въ ту минуту, когда купэ остановился передъ знакомою намъ садовою калиткою,-- молодая дѣвушка, горничная Эдмеи, вышла изъ калитки, которую садовникъ заперъ за нею.
   Паула выскочила изъ экипажа и, подойдя къ молодой дѣвушкѣ, дотронулась до ея руки.
   -- Скажите, пожалуйста, чей это домъ? Не г. ли Деларивьера? спросила она.
   -- Да, сударыня, его.
   -- А вы вѣрно находитесь въ услуженіи у него?
   -- Да, сударыня,-- я горничная его дочери мадемуазель Эдмеи.
   -- Г. Деларивьеръ дома?
   Паулѣ очень хорошо было извѣстно, что его не было дома, но ей хотѣлось узнать не приказалъ ли банкиръ, уѣзжая изъ Парижа, хранить въ-тайнѣ его отсутствіе.
   -- Нѣтъ, сударыня,-- отвѣчала горничная, г. Деларивьеръ уѣхалъ на прошлой недѣлѣ въ Америку....-- Онъ возвратится въ будущемъ мѣсяцѣ...
   -- А мадемуазель Эдмея?
   -- Мадмоазель Эдмея также уѣхала, сударыня.
   -- Вмѣстѣ съ отцомъ?
   -- Не знаю, сударыня, но думаю, что нѣтъ.
   -- Какъ такъ?
   -- Мадмоазель Эдмея уѣхала утромъ, а г. Деларивьеръ вечеромъ со своимъ племянникомъ г. Фабриціемъ... Мадмоазель Эдмеяуѣхала въ фіакрѣ, а отецъ съ племянникомъ въ собственной каретѣ на станцію Сенъ-Лазаръ. Если вамъ угодно спросить управителя Лорана, то можетъ быть онъ знаетъ больше меня.
   -- Да, мнѣ хотѣлось-бы поговорить съ нимъ.
   Паула позвонила у рѣшетки;-- садовникъ отворилъ съ большимъ уваженіемъ къ красивой дамѣ, пріѣхавшей въ собственномъ экипажѣ, съ прекрасною лошадью и упряжью, и побѣжалъ объявить Лорану, что его спрашиваетъ какая-то важная дама.
   Управитель тотчасъ-же явился, но не могъ сообщить Паулѣ ничего, кромѣ того, что она слышала уже отъ горничной.
   Изо всего этаго было ясно только то, что Эдмеи не было въ Нейльи, что она не уѣхала съ отцомъ и что слуги не знали, гдѣ она находится.
   Загадка осталась неразрѣшенною, и мадмоазель Бальтусъ возвратилась въ паркъ Принцевъ, задавая себѣ тотъ же вопросъ, какъ и при отъѣздѣ.
   -- Гдѣ же Эдмея?
   

IX.

   Паула Бальтусъ, какъ мы уже сказали, возвратилась въ паркъ Принцевъ, гдѣ г. и г-жа Лефебръ дожидали ее съ нетерпѣніемъ.
   Оба они пожалѣли о неудачѣ ея розысковъ, и были поражены внезапнымъ отъѣздомъ или, скорѣе, исчезновеніемъ Эдмеи.
   Имъ хотѣлось, чтобы Паула осталась у нихъ до утра слѣдующаго дня; но молодая дѣвушка отправилась въ Мелюнъ въ тотъ-же вечеръ.
   Она была глубоко опечалена и чувствовала себя болѣе одинокой чѣмъ когда либо. Она рѣшилась на другой же день начать розыски относительно неизвѣстнаго сообщника убійцы ея брата.
   До нея доходило все, что говорили о казни Пьера, и она узнала, что какая-то неизвѣстная дама, увидѣвшая случайно это страшное зрѣлище, сошла съ ума.
   Паулу очень поразилъ этотъ странный случай. Она разспрашивала о малѣйшихъ его подробностяхъ, -- и, вслѣдствіе предчувствія или скорѣе какого-то ясновидѣнія, которому бываетъ подвержена человѣческая душа въ важные моменты жизни, твердо вѣрила, что это сумашествіе или, скорѣе, причина его, какъ руководящая нить приведетъ ее къ цѣли, которою она задалась.... Она часто запиралась въ библіотекѣ своего брата и читала медицинскій трактатъ объ умопомѣшательствѣ и причинахъ его; но ученый языкъ автора и техническія выраженія затемняли для нея смыслъ этой книги.
   На другой день послѣ поѣздки въ паркъ Принцовъ, она встала очень рано и сказала себѣ мысленно:
   -- Не хочу больше откладывать....-- Съ нынѣшняго-же дня принимаюсь за мое дѣло... но чтобы дѣйствовать съ пользою, надо чтобы въ умѣ моемъ не осталось ни малѣйшаго сомнѣнія.-- Я должна убѣдиться, если хочу идти твердымъ шагомъ по намѣченному мною пути....-- Эту увѣренность можетъ дать мнѣ только наука, И я обращусь къ ней.-- Между мелюнскими врачами есть одинъ, на котораго все мнѣ указываетъ.... Теплое чувство Эдмеи служитъ между нимъ и много чертою соединенія.... Я повидаюсь и поговорю съ нимъ.
   Если же онъ не можетъ дать мнѣ положительнаго отвѣта, то я обращусь къ спеціалистамъ, къ профессорамъ парижскаго факультсь та, къ знатокамъ судебной медицины...
   Паула рано одѣлась, позавтракала на скоро и велѣла заложитсвоихъ пони въ легкій экипажъ, въ которомъ до смерти брата каталась каждое утро, причемъ сама правила.
   Она доѣхала до города въ нѣсколько минутъ и остановилась у подъѣзда доктора Вернье.
   Жоржъ сидѣлъ въ своемъ рабочемъ кабинетѣ, окруженный грудами книгъ.
   Онъ съ жадностью читалъ одну изъ нихъ, напечатанную мелкимъ, убористымъ шрифтомъ, прерывая чтеніе только для того, чтобы набрасывать замѣтки въ тетрадкѣ, исписанной уже до половины. Книга, увлекшая такъ сильно его вниманіе, была озаглавлена: "Трактатъ объ умопомѣшательствѣ, номенклатура и классификація".
   Легкій стукъ въ двери заставилъ вздрогнуть молодаго человѣка.
   -- Войдите!-- сказалъ онъ, приподнявъ голову.
   На порогѣ появилась старуха ключница.
   -- Что вамъ надо, Магдалина? спросилъ Жоржъ.
   -- Васъ желаетъ видѣть какая-то дама, господинъ докторъ...
   -- Дама?... повторилъ онъ, и сердце его сильно забилось отъ безумной надежды.
   -- Да, господинъ докторъ...
   -- Она сказала вамъ свое имя?
   -- Я не спросила... она здѣсь и дожидается васъ.
   -- Просите ее сюда...
   Магдалина скрылась за дверью, чтобы пропустить мадмоазель Бальтусъ.
   Молодая дѣвушка была въ траурѣ. Лицо ея было закрыто длиннымъ вуалемъ изъ чернаго крепа; но Жоржу было достаточно одного взгляда, чтобы убѣдиться, что это была не Эдмея и не г-жа Деларивьеръ.
   Уже съ недѣлю какъ въ докторѣ произошла сильная физическая перемѣна: щеки его осунулись, впалые глаза сверкали мрачнымъ, лихорадочнымъ блескомъ.
   Эдмеѣ трудно было бы узнать въ немъ того молодаго человѣка, котораго она видѣла въ Сенъ-Манде и въ Венсенскомъ лѣсу -- молодаго ученаго, съ серьезнымъ, задумчивымъ лицомъ, но съ веселою улыбкою.
   Жоржъ всталъ, поклонился и подвинулъ посѣтительницѣ кресло.
   Паула подняла вуаль.
   Мы знаемъ, что Жоржъ зналъ ее по виду.
   -- Мадмоазель Бальтусъ... проговорилъ онъ съ новымъ поклономъ.
   -- Мы не разъ встрѣчались съ вами, докторъ, у постели больныхъ... сказала она.
   -- Васъ знаютъ и благословляютъ вездѣ, гдѣ страдаютъ... отвѣчалъ Жоржъ.
   Молодая дѣвушка сѣла.
   -- Чему обязанъ я честью вашего посѣщенія? спросилъ докторъ.
   -- Я пріѣхала къ вамъ по важному дѣлу, докторъ... отвѣчала Паула.
   -- По важному дѣлу? повторилъ Жоржъ съ большимъ вниманіемъ.
   -- Да... важному въ особенности по могущимъ произойти послѣдствіямъ... Я пріѣхала спросить васъ...
   -- О чемъ?
   -- Я хочу попросить васъ разъяснить мнѣ одно обстоятельство, такъ, чтобы въ умѣ моемъ не осталось ни малѣйшаго сомнѣнія. -- Я -- судья и вмѣстѣ заинтересованное лицо въ этомъ дѣлѣ, и, при моей полнѣйшей неопытности, могу поступить неосторожно, руководясь единственно впечатлѣніями...
   -- Такъ скажите въ чемъ дѣло... Я постараюсь отвѣчать вамъ, какъ можно удовлетворительнѣе...
   -- Докторъ, -- сказала Паула, придвинувъ къ нему свой стулъ,-- вы изучали умопомѣшательство?...
   Жоржъ сдѣлалъ порывистое движеніе и взглянулъ на посѣтительницу съ изумленіемъ.
   Его чрезвычайно удивило, что мадмоазель Бальтусъ пріѣхала разъяснить вопросъ, относившійся до умопомѣшательства, именно въ такое время, когда онъ самъ занимался съ увлеченіемъ этимъ предметомъ!..
   Отчего они сошлись оба на этомъ пунктѣ?
   Онъ промолчалъ.
   -- Я вижу, что мой приступъ къ дѣлу удивляетъ васъ... продолжала молодая дѣвушка.
   -- Признаюсь, что очень.
   -- А я хочу поразспросить васъ, докторъ, кое о чемъ, относящемся именно до этого обширнаго отдѣла медицинской науки...-- Прошу васъ, отвѣчайте мнѣ...
   -- Я изучалъ и теперь изучаю умопомѣшательство, -- отвѣчалъ Жоржъ.-- Я прочелъ всѣ сочиненія по этой части, начиная съ самыхъ древнихъ и до самыхъ новѣйшихъ...-- т. е. съ Гиппократа и Галліена до Эскиреля и Фовиля-сына...-- Меня ужасно страшитъ это зло, поражающее въ наше время такъ много свѣтлыхъ, великихъ умовъ, и я кую оружіе, чтобы быть на-готовѣ, если оно встрѣтится мнѣ на пути,
   -- Вы изучали нѣмецкихъ и итальянскихъ спеціалистовъ?
   -- И французскихъ также... Я читалъ Капло, Кюллена, Жорже, Пинеля, Рюша, Бюроа, Пришара, Франка, Гинслена, Паррешапла, Лёре, Лёлю, Мореля, Орерила, Вюлліана, Кальмеля, Тардьё и многихъ другихъ.-- Я встрѣчалъ въ нихъ иногда противорѣчія, но они глубокіе мыслители и сочиненія ихъ останутся безсмертными для науки.
   -- Въ такомъ случаѣ, докторъ, -- отвѣчала Паула, -- такъ какъ вамъ подробно знакомы доктрины этихъ ученыхъ, вы легко можете разсѣять окружающій меня мракъ.
   -- По крайней мѣрѣ, постараюсь.
   -- Вѣдь умопомѣшательство излечимо, неправда ли?..
   -- Конечно и очень-часто... Но надо знать, о какомъ родѣ умопомѣшательства вы говорите...
   -- Объ умопомѣшательствѣ вслѣдствіе сильнаго испуга.
   -- Я долженъ заранѣе извиниться, что, отвѣчая вамъ, принужденъ буду употреблять научныя названья.
   -- Ничего, докторъ, я пойму васъ.
   -- Умопомѣшательство дѣлится на разныя категоріи... Прежде всего узнаемъ, къ которой изъ нихъ принадлежитъ тотъ случай, который интересуетъ васъ... По системѣ Фовиля-сына, которая на практикѣ относительно удобопримѣнимѣе другихъ, -- сумасшествіе вслѣдствіе сильнаго испуга, принадлежитъ къ первому разряду, такъ какъ составляетъ отдѣлъ частной липемани или необходимо подверженной обману чувствъ.
   -- Это должно быть такъ и есть, -- отвѣчала мадмоазель Бальтусъ, -- такъ какъ помѣшанная, о которой я говорю, кажется, подвержена галлюцинаціямъ. Ей постоянно чудилось, что она видитъ ужасное зрѣлище, вызвавшее умопомѣшательство... Вѣдь вы допускаете, неправда ли, что сильный испугъ, скорѣе ужасъ, можетъ произвести сумасшествіе?
   -- Да, при нѣкоторыхъ особыхъ условіяхъ...
   -- При какихъ?...
   -- По моему мнѣнію, надо чтобы къ ужасу прибавилось личное чувство, которое можно назвать эгоистическимъ... Напримѣръ, если женщина видитъ сраженіе, -- то не сойдетъ съ ума, если нѣтъ дорогихъ ей лицъ между сражающимися сторонами; но она легко можетъ потерять разсудокъ, если ея мужъ или сынъ падутъ, пораженные на ея глазахъ.
   -- Но предположимъ, что, вмѣсто сраженія, -- сказала Паула послѣ минутнаго молчанія, -- дѣло идетъ о казни... о насильственной смерти на эшафотѣ...
   Жоржъ Верьне вздрогнулъ и во второй разъ взглянулъ съ удивленіемъ на мадмоазель Бальтусъ.
   Изумленіе его начинало принимать громадные размѣры.
   

X.

   -- Смертная казнь!..-- повторялъ молодой докторъ.
   -- Да... отвѣчала Паула Бальтусъ.-- Что же вы скажете?
   -- Липеманія можетъ обнаружиться въ такомъ случаѣ внезапно,-- отвѣчалъ Жоржъ, стараясь всѣми силами возвратить свое хладнокровіе,-- безо всякаго предварительнаго проявленія, единственно вслѣдствіе непредвидѣннаго, нравственнаго потрясенія.-- Но такіе поразительные случаи чрезвычайно рѣдки и только подтверждаютъ общее правило.-- Изъ ста случаевъ, въ девяноста девяти отвратительное зрѣлище казни не произведетъ внезапнаго умопомѣшательства, если только казненный не родственникъ и не близкій сердцу человѣкъ.
   Паула слушала Жоржа съ жадностью. Ея большіе блестящіе глаза, устремленные на молодаго человѣка, какъ будто ловили каждое его слово.
   -- Слѣдовательно,-- сказала она, -- женщина, видѣвшая на эшафотѣ казнь какого нибудь родственника, про котораго она не знала даже, что онъ осужденъ, -- можетъ сойти съ ума?
   -- Это несомнѣнно. "
   -- Такъ я не ошиблась! воскликнула мадмоазель Бальтусъ и прибавила:-- Но можетъ ли выздоровѣть эта умалишенная?
   -- Можетъ...
   -- Вы увѣрены въ этомъ?
   -- Вполнѣ
   -- Какъ же надо лечить ее?
   -- Есть различныя методы леченія, которыя я изучаю въ настоящее время...-- Я долженъ прибавить, что прежде, чѣмъ принять какую нибудь методу, необходимо слѣдить за ходомъ болѣзни и ознакомиться съ родомъ галлюцинацій больной.
   -- Я понимаю это...-- Послѣдній вопросъ, докторъ...-- Еслибы я попросила васъ заняться леченіемъ такой больной, согласились бы вы оказать мнѣ эту помощь?
   -- Отъ всего моего сердца.
   -- Благодарю васъ, докторъ....-- Это большое счастье для меня, что, въ случаѣ надобности, я могу разсчитывать на васъ.
   Паула встала и хотѣла уйти, но Жоржъ остановилъ ее.
   -- Позвольте мнѣ въ мою очередь, предложить вамъ одинъ вопросъ,-- сказалъ онъ.
   -- Что вамъ угодно, докторъ?
   -- Какихъ лѣтъ больная, о которой вы говорили?
   -- Не могу сказать вамъ... Она еще довольно молодая женщина:-- вотъ все, что мнѣ извѣстно...
   -- Такъ вы не знаете ея лично?...
   -- Нѣтъ, докторъ...-- Вы находите это страннымъ?
   -- Да, это еще удивительнѣе для меня, чѣмъ вы думаете!.. вскричалъ докторъ
   -- Отчего?
   -- Представьте, что я уже нѣсколько дней, занимаюсь изученіемъ факта, похожаго на тотъ, который интересуетъ васъ... Дѣло также идетъ о женщинѣ, и умопомѣшательство ея произошло отъ такой же причины.
   -- Отъ той же причины! повторила Паула Бальтусъ.
   -- Отъ той же самой!
   -- Какъ! вскрикнула молодая дѣвушка.-- Вы знаете женщину, потерявшую разсудокъ при видѣ казни на эшафотѣ?
   -- Да, я знаю такую женщину.
   Паула не дышала.
   -- Докторъ, -- проговорила она, гдѣ это случилось?
   -- Здѣсь, въ Мелюнѣ... въ тотъ самый день...
   Жоржъ остановился, не смѣя напомнить Паулѣ объ убійствѣ ея брата.
   -- Въ тотъ день, когда убійца моего брата заплатилъ долгъ правосудію? договорила мадмоазель Бальтусъ.
   Докторъ утвердительно кивнулъ головою.
   -- А! теперь все ясно! проговорила съ лихорадочнымъ жаромъ молодая дѣвушка. Насъ интересуетъ одна и та же особа. Я пріѣхала къ вамъ разсѣять мои сомнѣнія именно на счетъ этой больной...-- Но такъ какъ вамъ знакома эта несчастная, докторъ, то, конечно, вы знаете, гдѣ она находится... Скажите мнѣ -- и я могу повидаться съ нею.
   -- Къ сожалѣнію, я также ничего не знаю о ней.
   -- Неужели?
   -- Я не знаю, гдѣ находится въ настоящее время больная, исцѣленія которой мы съ вами желаемъ.
   Паула сдѣлала движеніе, выражавшее безнадежность.
   -- Это женщина, -- сказала она, -- жила въ Мелюнѣ, въ гостиницѣ Большаго Оленя, на площади Сенъ-Жанъ,-- я знаю это.
   -- Да!-- Она пріѣхала сюда уже больная, вслѣдствіе продолжительнаго путешествія, и я лечилъ ее прежде ея помѣшательства.
   -- Вы лечили ее! Такъ вы знаете кто она?
   -- Конечно.
   -- Какъ же ея фамилія?
   -- Г-жа Деларивьеръ...
   -- При этомъ имени вся кровь Паулы прихлынула къ сердцуОна поблѣднѣла какъ мертвецъ, покачнулась и упала бы навзничь, еслибы Жоржъ не поддержалъ ея.
   -- Что съ вами? вскричалъ онъ.
   -- Г-жа Деларивьеръ...-- повторила Паула глухимъ надорваннымъ голосомъ.-- Жена нью-іоркскаго банкира!.. Мать Эдмеи!
   -- Да, она...-- Но отчего это такъ разстроило васъ?-- проговорилъ докторъ, взволнованный самъ не менѣе Паулы.
   -- Неужели это правда?-- продолжала молодая дѣвушка.-- Не ошибаетесь ли вы? Нѣтъ ли тутъ какого нибудь недоразумѣнія вслѣдствіе сходства фамилій?
   -- Я сказалъ вамъ истину, -- отвѣчалъ молодой человѣкъ, -- и тутъ, конечно, не можетъ бытъ никакой ошибки.
   -- О да! вы правы!-- заговорила молодая дѣвушка какъ бы въ бреду; но какъ все это странно!-- Предчувствіе не обмануло меня! Я угадала, что между мною и этою незнакомкою есть какая-то связь; что она будетъ имѣть какое-то ужасное вліяніе на мою жизнь...-- Докторъ, мы отыщемъ г-жу Деларивьеръ: такъ надо. И возвратите ей разсудокъ.
   -- Но гдѣ искать?-- отвѣчалъ Жоржъ печально.-- Г. Деларивьеръ уѣхалъ въ Нью-Іоркъ.
   -- Все равно... Я напишу ему...-- Онъ мнѣ отвѣтитъ, гдѣ его жена.
   -- Но подумайте о томъ, что этого почтеннаго старика поразило страшное семейное горе...-- Конечно, онъ хочетъ скрыть его это всѣхъ... Имѣемъ ли мы право вмѣшиваться въ его семейную жизнь?.
   -- Почему же нѣтъ? отвѣчала она надменно.-- Его тайна при надлежитъ мнѣ точно такъ же, какъ и ему. Я не только хочу, но имѣю право отмстить за моего брата; но чтобы достигнуть мести, надо, чтобы эта женщина выздоровѣла!...
   Жоржъ слушалъ мадмоазель Бальтусъ такъ, какъ будто все это видѣлъ во снѣ, и удивлялся совершившемуся съ нею превращенію.
   -- Я не понимаю васъ... проговорилъ онъ.
   -- Вы сейчасъ поймете...-- Можетъ быть, Фредерика убилъ этотъ несчастный, голова котораго упала на эшафотѣ на площади Сенъ-Жанъ; но я убѣждена, что этотъ человѣкъ дѣйствовалъ не одинъ... Я утверждаю, что у него былъ сообщникъ... Казненый былъ только слѣпымъ орудіемъ, которымъ управляла воля болѣе могущественная, чѣмъ его...-- Я хочу узнать имя казненаго затѣмъ, чтобы добраться до настоящаго преступника.
   -- Я, также какъ и вы, давно уже подозрѣваю существованіе сообщника,-- отвѣчалъ докторъ... Скажу больше: по моему мнѣнью казненый вовсе не былъ виновенъ... Но какое же отношеніе, полагаете вы, можетъ существовать между этимъ несчастнымъ и г-жею Деларивьеръ?...
   -- Да вѣдь вы сами сказали мнѣ сейчасъ, что эта бѣдная женщина не сошла бы съ ума, еслибы человѣкъ, казненый на ея глазахъ, былъ совершенно чужой для нея?...
   -- Я не зналъ тогда, что дѣло идетъ о г-жѣ Деларивьеръ. Въ то время, когда совершалась казнь, г-жа Деларивьеръ, уже нѣсколько дней, находилась въ лихорадочномъ состояніи, которое въ соединеніи съ ея чрезвычайно нервною впечатлительностью, еще болѣе возбужденною нездоровьемъ,-- по моему мнѣнью составляетъ предварительные симптомы поразившей ея болѣзни и совершенно измѣняютъ положеніе.
   -- Очень можетъ быть, докторъ Но вѣдь можетъ быть также и то, что она встрѣтила въ казненомъ родственника или какое нибудь другое лицо, которое дорого ей...
   -- Я опять-таки повторяю вамъ: возможно ли допустить какія нибудь предшествовавшія отношенія или родство между женщиною богатою, счастливою, пользующеюся всеобщимъ уваженіемъ, и несчастнымъ безпріютнымъ нищимъ, одѣтымъ почти въ рубище?
   -- Все можно объяснить двумя словами: семейная тайна.
   -- Я согласенъ съ этимъ...
   -- Наконецъ, докторъ, предположимъ, что г-жа Делар ивьеръ, благодаря вамъ, поправилась...-- Въ состояніи ли она будетъ припомнить причину своего умопомѣшательства?
   -- Конечно; но опасно будетъ напоминать ей о ней... въ особенности въ первое время по выздоровленіи.
   -- А впослѣдствіи?
   -- А впослѣдствіи, можетъ быть, можно будетъ разспросить ее объ этомъ, не опасаясь вторичнаго сумасшествія.
   -- О, докторъ, у меня достанетъ терпѣнія, лишь бы мнѣ было дозволено надѣяться на успѣхъ...-- Подумайте только, что если г-жа Деларивьеръ, возвративъ разсудокъ, скажетъ намъ имя казненаго,-- у насъ будетъ исходный пунктъ, необходимый для нашихъ розысковъ. У насъ будетъ руководящая нить; мы отмстимъ за моего брата и вмѣстѣ съ тѣмъ, можетъ быть, возстановимъ честь того человѣка, который -- если онъ невиненъ -- поплатился своею головою за чужое преступленіе.
   

XI.

   -- Мнѣ кажется, вы правы... отвѣчалъ Жоржъ.-- Я также твердо увѣренъ, что осужденный былъ не одинъ виновенъ, -- если допустить еще, что онъ былъ виновенъ, -- но въ состояніи ли вы будете сдѣлать то, чего не могло сдѣлать правосудіе?
   -- Я сдѣлаю это съ помощью Божіею!-- отвѣчала Паула Бальтусъ.-- Не сомнѣвайтесь! Вѣрьте въ это также, какъ въ любовь, которую внушила вамъ Эдмея...
   Молодой человѣкъ вздрогнулъ и спросилъ себя, спитъ онъ или слышитъ это на яву.
   -- Но кто открылъ вамъ мою грустную, безумную тайну?-- проговорилъ онъ.
   -- Сама Эдмея, мосье Жоржъ...-- Неужели, она обманывалась, считая себя любимою?...
   -- Нѣтъ, не обманывалась!... я люблю или, лучше сказать, боготворю мадмоазель Эдмею всѣми силами моей души, но, къ сожалѣнью, безнадежно.
   -- Почему же безнадежно?... Вѣдь Эдмея также любитъ васъ...
   -- Она вамъ сказала?...
   -- Но она мнѣ дала понять это... Есть вещи, которыхъ не нужно говорить женщинамъ, онѣ сами угадываютъ ихъ...
   -- Еслибы вы знали какъ осчастливили меня этими словами!-- воскликнулъ Жоржъ, сложивъ руки.
   -- Тѣмъ лучше, такъ какъ вы заслуживаете это счастье вашею преданностью...-- Мы найдемъ г-жу Деларивьеръ... Она поправиться, благодаря вашему знанію и попеченію, и вы женитесь на прелестной дѣвушкѣ, которой возвратите ея мать...
   -- Какая дивная мечта!
   -- Мы превратимъ эту мечту въ дѣйствительность... Вѣдь вы мой союзникъ, сказала мадмоазель Бальтусъ, протянувъ руку Жоржу,-- я могу разсчитывать на васъ, не такъ ли?
   -- Конечно! вы знаете это!-- отвѣчалъ Жоржъ, пожимая съ жаромъ красивую ручку.
   -- Я напишу г-ну Деларивьеръ, -- продолжала Паула.
   -- Не лучше-ли телеграфировать ему? прервалъ ее Жоржъ.
   -- Нѣтъ и вотъ почему: г. Деларивьеръ вѣроятно хочетъ сохранить въ тайнѣ поразившее его несчастіе. А изъ телеграммы могутъ узнать объ немъ посторонніе, какъ бы она не была осторожно составлена.... Я лучше напишу.-- Все дѣло въ нѣсколькихъ лишнихъ дняхъ... я попрошу его отвѣтить мнѣ телеграммою...-- Вѣдь мнѣ надо только адресъ....-- Какъ скоро мы узнаемъ, гдѣ находится г-жа Деларивьеръ, мы поѣдемъ къ ней и увидимъ ее.
   -- Увеземъ!...-- повторилъ Жоржъ.-- Къ сожалѣнію, это невозможно....
   -- Отчего?
   -- Гдѣ же мы помѣстимъ ее, чтобъ лечить?
   -- У васъ или у меня... я не вижу тутъ никакого препятствія...-- Но вы не знаете, что законъ строго запрещаетъ держать у кого бы ни было лицо, страдающее умопомѣшательствомъ, если оно можетъ быть опаснымъ для окружающихъ....-- Чтоже касается г-жи Деларивьеръ, то, судя потому, что я слышалъ о началѣ ея болѣзни, съ нею должны случаться опасные припадки.... Какъ видите законъ требуетъ изъ осторожности, чтобъ помѣшанныхъ лечили или въ общественныхъ заведеніяхъ, нарочно устроенныхъ для этой цѣли, или въ частныхъ лечебницахъ.
   -- Я опять таки скажу, въ чемъ же препятствіе?-- воскликнула мадемоазель Бальтусъ.-- Вы купите лечебницу и мы свеземъ туда г жу Деларивьеръ,-- вотъ и все.
   Жоржъ, молча, опустилъ голову.
   Паулу сначала удивило было его молчаніе и замѣшательство, но она вдругъ поняла въ чемъ дѣло и проговорила ласково, мягкимъ голосомъ:
   -- Милый докторъ, когда я сказала вамъ, что расчитываю вполнѣ на васъ, то я подразумѣвала, что вы должны вполнѣ расчитывать на меня....-- Я открою вамъ безграничный кредитъ на мое состояніе....-- Только разсыпая золото по дорогѣ, можемъ мы достигнуть нашей цѣли.... Купите лечебницу....-- Мой банкиръ заплатитъ наличными деньгами.
   -- Лечебница будетъ стоить очень дорого,-- отвѣчалъ Жоржъ.
   -- Все равно... я очень богата...
   -- Хорошо, я исполню ваше желаніе...-- Съ завтрашняго же дня я начну разузнавать, не продается ли такая лечебница, какая намъ надо.... Теперь слѣдуетъ только хорошенько сговориться обо всѣхъ пунктахъ.
   -- Это легко.
   -- Главного нашею цѣлью должно быть исцѣленіе г-жи Деларивьеръ, не такъ ли?
   -- Конечно, такъ какъ я убѣждена, что мы узнаемъ отъ нее имя казненнаго...
   -- Можетъ быть, намъ не надо его искать такъ далеко.
   Паула сдѣлала жестъ изумленія.
   -- Какъ, докторъ! вскричала она.-- Что вы хотите сказать? Объясните!
   -- Я объясню, но ничего не утверждаю... это просто мге предположеніе, а не доказанный фактъ... Вотъ въ чемъ дѣло.
   И Жоржъ передалъ мадемуазель Бальтусъ то, что разсказывалъ ему отецъ о смотрителѣ работъ, раненомъ въ Савойѣ взрывомъ мины.
   -- Неужели это тотъ самый человѣкъ? проговорила молодая дѣвушка, когда онъ кончилъ.
   -- Я узгаю тотъ ли, отвѣчалъ докторъ, хотя бы даже мнѣ пришлось проѣхать для этого въ Мельери.-- Предположимъ, что я узнаю имя его и получу доказательство тождественности....-- Къ чему вамъ послужитъ это открытіе, и какимъ образомъ сдѣлаете вы его исходнымъ пунктомъ вашихъ розысковъ?
   -- Зная его имя,-- отвѣчала Паула,-- я обращусь къ полиціи, которая откроетъ мѣсто его родины.... У казненаго есть родные, не смотря на то, что онъ отрицалъ это, и, въ случаѣ надобности, я куплю у нихъ признаніе.... Въ бумажникѣ моего брата, найденномъ у казненаго, должны были находиться пятнадцать тысячъ франковъ, которые Фридерикъ получилъ въ тотъ же самый день отъ своего банкира. Куда дѣвались эти пятнадцать тысячъ франковъ? Преступникъ должно быть отдалъ ихъ кому нибудь изъ родныхъ, объяснивъ словесно откуда взялъ, или при запискѣ.... Я удвою, утрою сумму въ случаѣ надобности, и родственникъ скажетъ мнѣ истину....-- Что вы думаете объ этомъ планѣ, докторъ?
   -- Вы желаете знать мое мнѣніе вполнѣ? спросилъ докторъ.
   -- Конечно.
   -- Такъ я скажу вамъ, что планъ вашъ основанъ только на гипотезахъ и успѣхъ кажется мнѣ сомнительнымъ.
   -- Вы знаете какой нибудь другой, лучше этаго?
   -- Я полагаю, что мой планъ будетъ лучше....
   -- Такъ говорите скорѣе.
   -- Во время судопроизводства меня поразили нѣкоторыя обстоятельства, важность которыхъ судьи недостаточно оцѣнили. А по моему мнѣнію въ нихъ-то и заключается вся суть.
   -- Какія же это обстоятельства?
   -- Прежде всего револьверъ, оставленный или потерянный на мѣстѣ преступленія....-- Этотъ револьверъ, на который судъ такъ мало обратилъ вниманія, долженъ, мнѣ кажется, привести насъ къ открытію истины.... Какимъ образомъ нищій Пьеръ могъ имѣть такое дорогое оружіе?-- Въ какой мастерской былъ сдѣланъ этотъ револьверъ? На прикладѣ были слѣды герба... На этомъ гербѣ вѣроятно были вырѣзаны заглавныя буквы имени и фамиліи настоящаго владѣтеля револьвера.-- Но такъ какъ гербъ исчезъ, то можно отыскать гравера, который вырѣзывалъ буквы.
   -- Это правда.... проговорила Паула Бальтусъ.
   -- Судьи были заняты исключительно упорствомъ подсудимаго,-- продолжалъ Жоржъ,-- они старались добиться отъ него признанія, а между тѣмъ упускали изъ вида очень полезныя улики.
   -- Правда,-- проговорила молодая дѣвушка.
   -- Какъ вы полагаете, можете ли вы вы получить изъ суда револьверъ, употребленный убійцею?
   -- Можетъ быть... По крайней мѣрѣ попытаемся...-- Если вы хотите, докторъ, то мы сегодня же отправимся къ прокурору Республики...
   -- Я къ вашимъ услугамъ....-- Но это еще не все.... Судьи также почти не обратили вниманія на поддѣльный чекъ, который пропалъ, какъ и пятнадцать тысячъ франковъ.... Не знаете ли вы, подозрѣвалъ-ли вашъ несчастный братъ кого нибудь въ поддѣлкѣ чека?
   -- Мой братъ не говорилъ объ этомъ съ г. Лефебромъ, нашимъ банкиромъ... а я послѣ того уже не видала Фридерика живаго...
   -- Для того, кто поддѣлалъ чекъ, было очень важно добыть его отъ г. Бальтуса, а казненный ни въ какомъ случаѣ не могъ поддѣлать чека....-- Это вполнѣ доказывала его рука, разбитая параличемъ.
   -- Такъ значитъ онъ не былъ убійцею или по крайней мѣрѣ былъ только сообщникомъ!...--вскричала Паула Бальтусъ.
   -- Мы съ вами убѣждены въ этомъ.
   Въ эту минуту опять постучали въ дверь кабинета, и Жоржъ поспѣшилъ отворить. На порогѣ опять появилась ключница.
   -- Что вамъ надо, Магдалина? спросилъ онъ.
   -- Письмо, г. докторъ... Сейчасъ принесъ почтальонъ.
   -- Дайте сюда.
   Когда молодой человѣкъ взялъ письмо, руки его задрожали и сердце сильно забилось.
   Онъ взглянулъ на адресъ. Мелкій и топкій почеркъ, -- очевидно женскій,-- былъ совершенно незнакомъ ему. На конвертѣ былъ почтовый штемпель Сенъ-Манде.
   У Жоржа еще сильнѣе забилось сердце.
   -- Вы позволите? спросилъ онъ Паулу.
   -- Конечно,-- отвѣчала она.
   

XII.

   Жоржъ разорвалъ конвертъ.
   Въ немъ оказалось два письма.
   Въ первомъ, которое онъ развернулъ, было слѣдующее:
   "Посылаю вамъ, докторъ, съ разрѣшенія начальницы, прилагаемое при этомъ письмо, адресованное мнѣ, но которое интересуетъ васъ".
   Подъ этою лаконическою запискою стояла подпись Марты де Ронсерей.
   Жоржъ бросилъ ее на столъ и поспѣшно развернулъ другое письмо.
   Читатели наши уже поняли, что оно было отъ Эдмеи.
   Докторъ принялся читать съ жадностью.
   У него сжалось сердце и навернулись на глазахъ слезы отъ грустныхъ выраженій, въ которыхъ бѣдная дѣвушка высказывала свой страхъ, страданіе и тоску.
   Лицо его подернулось смертною блѣдностью, руки дрожали; Паула слѣдила съ безпокойствомъ за всѣми измѣненіями подвижной физіономіи молодаго человѣка.
   Кончивъ чтеніе, онъ упалъ на стулъ, и изъ груди его вырвалось долго сдерживаемыя рыданія.
   -- Не сочтите, докторъ, нескромнымъ вопроса, который внушаетъ мнѣ участіе,-- сказала Паула Бальтусъ. Какое печальное извѣстіе получили вы?
   Вмѣсто отвѣта Жоржъ подалъ ей письмо и сказалъ:
   -- Прочтите.
   -- Паула взглянула на подпись.
   -- Отъ Эдмеи!...-- вскричала она,-- и изъ Парижа!... Такъ она не уѣхала?...
   -- Прочтите.... повторилъ Жоржъ.
   Паула въ свою очередь прочла эти грустныя строчки, и онѣ разстроили ее также сильно какъ и доктора.
   -- Бѣдная дѣвушка!... проговорила она, отирая глаза.
   -- И никакого указанія! сказалъ Жоржъ.-- Нѣтъ никакого намека на то, гдѣ она находится!... Неправда-ли, что въ этомъ молчаніи о мѣстопребываніи есть что-то странное?....-- Это письмо плѣнницы...
   -- Правда, но плѣнницу можно освободить.
   -- Да... но надо знать гдѣ тюрьма.-- А это значитъ искать невозможнаго, проговорилъ Жоржъ съ сильнымъ уныніемъ.
   -- Полноте, докторъ! вскричала Паула, -- не падайте духомъ!-- Твердая воля побѣждаетъ всѣ препятствія.... Эдмея любитъ васъ и любовь поддержитъ ее.... Къ тому же ничто не доказываетъ вамъ, что ей угрожаетъ опасность.... Воображеніе играетъ большую роль въ ея печали... Гдѣ бы она ни находилась, мѣстопребываніе ея, конечно, извѣстно г. Деларзвьеру.... вѣрно находится при матери.
   -- Въ самомъ дѣлѣ, можетъ быть такъ, проговорилъ Жоржъ.
   -- Такъ поищемъ прежде всего убѣжища г-жи Деларивьеръ.
   -- Къ сожалѣнію,-- отвѣчалъ докторъ,-- я долженъ повторить вамъ тоже, что сказалъ сейчасъ: это значитъ искать невозможнаго!
   -- Отчего?
   -- Въ Парижѣ и его окрестностяхъ множество лечебницъ.
   -- Чтожъ такое?
   -- Мы не можемъ ѣздить изъ одной въ другую и разспрашивать.
   -- Но если это средство можетъ имѣть успѣхъ.... то все дѣло только во времени....
   -- Извините; но есть другое препятствіе, гораздо важнѣе.
   -- Какое?
   -- Въ лечебницахъ скрыто много страданій, горестей и семейныхъ тайнъ, извѣстныхъ только главному медику.... и мы будемъ напрасно разспрашивать его, такъ какъ обязанность врача запрещаетъ ему выдавать эти тайны.
   -- Вы правы, я понимаю это... проговорила мадемоазель Бальтусъ, опустивъ голову.-- Но что же дѣлать?
   -- Ожидать результата письма, которое вы напишете г. Деларивьеру.
   -- И начать наши розыски въ другомъ направленіи,-- прибавила молодая дѣвушка.-- Вы поѣдете со мною въ судъ?...
   -- Съ удовольствіемъ,-и если мы добьемся, что намъ выдадутъ револьверъ убійцы,-- то это будетъ уже важный шагъ.
   Докторъ взялъ шляпу и послѣдовалъ за молодою дѣвушкою.
   Пріѣхавъ въ судъ, Паула и Жоржъ написали свои имена на листѣ бумаги, который одинъ изъ сторожей отнесъ къ прокурору Республики.
   Прокуроръ зналъ ихъ обоихъ и велѣлъ тотчасъ-же проводить къ себѣ.
   Посѣщеніе мадемоазель Бальтусъ вмѣстѣ съ докторомъ Вернье сильно заинтересовало его.-- Кромѣ того, онъ питалъ почтительную симпатію къ молодой дѣвушкѣ я глубоко уважалъ доктора.
   Онъ всталъ въ тотъ моментъ, когда отворилась дверь его кабинета, подвинулъ стулъ мадмоазель Бальтусъ и знакомъ пригласилъ доктора сѣсть.
   -- Чему обязанъ я неожиданною честью вашего посѣщенія?... спросилъ онъ Паулу.
   -- Я пришла васъ просить о большомъ одолженіи... отвѣчала она.
   -- Я буду очень счастливъ оказать вамъ услугу... Потрудитесь сказать, что вамъ угодно?
   -- Я слыхала, что есть обычай продавать публично, въ извѣстная эпохи, въ пользу общественной благотворительности, вещи, служившія уликами и представленныя присяжнымъ, и осмѣливаюсь просить васъ, не могу ли пріобрѣсти прежде продажи одну изъ вещей, представленныхъ въ числѣ уликъ при процессѣ убійцы моего бѣднаго брата....
   -- Къ сожалѣнію, -- отвѣчалъ прокуроръ, -- уставъ запрещаетъ намъ выдавать изъ канцеляріи какую-бы ни было изъ этихъ вещей раньше года, считая со дня приговора подсудимаго или со дня его оправданія.
   -- Но такъ какъ обвиненный подвергся наказанію,-- возразила Паула,-- то не находите ли вы возможнымъ удовлетворить мою просьбу, придавъ уставу болѣе обширное примѣненіе?
   Прокуроръ улыбнулся.
   -- Конечно, это можетъ быть не особенно важно,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Какую-же вещь желаете вы получить?
   -- Револьверъ убійцы...
   Прокуроръ не могъ удержаться отъ жеста, выражавшаго удивленіе.
   -- Револьверъ убійцы! повторилъ онъ.
   -- Да, г. прокуроръ.
   -- Еслибы вы требовали у меня вещь, принадлежавшую вашему брату для того, чтобы сохранить ее въ знакъ памяти.... это было-бы понятно.... отвѣчалъ онъ.... Но вы требуете оружія, еще обагреннаго кровію, пролитою злодѣемъ!... Прошу извиненія, но ваша просьба удивляетъ меня....
   -- Вы мнѣ окажете огромную услугу, если исполните ее... проговорила молодая дѣвушка.
   -- По крайней мѣрѣ объясните мнѣ, для чего желаете вы пріобрѣсти этотъ револьверъ?... На что вамъ надо его?....
   -- Для того, чтобы открыть съ помощью его тайну, которая еще неизвѣстна...-- Я хочу отыскать и предать суду сообщника человѣка, убившаго моего брата....
   Прокуроръ взглянулъ на мадемуазель Бальтусъ съ изумленіемъ.
   Твердость, съ какою были сказаны эти слова, поразила его не менѣе ихъ смѣлости.
   -- Какая страшная претензія! вскричалъ онъ.-- Правосудіе исполнило свой долгъ какъ слѣдовало....-- Оно розыскивало долгой тщательно.
   -- Такъ, г. прокуроръ; но какъ ни велико усердіе правосудія и любовь его къ истинѣ,-- оно можетъ ошибиться, обманутое наружными признаками. Судьи упустили изъ виду нѣкоторыя мелочи, которыя, по моему мнѣнію, помогли бы открыть истину.
   -- Такъ зачѣмъ-же вы не указали на эти мелочи въ продолженіи судопроизводства, когда было еще время?
   -- Я тогда еще не знала о нихъ...-- Къ тому же во время судопроизводства я была въ такомъ отчаяніи, что не могла ни о чемъ размышлять.
   -- Да, я понимаю это; по скажите мнѣ теперь на какія мелочи вы намекаете.
   -- Вамъ объяснитъ это докторъ.... отвѣчала молодая дѣвушка.
   Жоржъ перечислилъ всѣ замѣчанія сдѣланныя имъ и Паулою Бальтусъ, по поводу поддѣльнаго чека и дорогого револьвера, котораго не могъ имѣть нищій бродяга.
   Ясная, сжатая рѣчь и несокрушаемая логичность молодаго человѣка -- поразили прокурора.
   -- Словомъ, сказалъ онъ, вы рѣшились предпринять что-то....
   -- Но что именно?
   -- Невозможное!...
   -- Это не отвѣтъ.... Какой у васъ планъ?
   -- Вотъ какой.
   И докторъ вкратцѣ изложилъ какимъ образомъ онъ и Паула Бальтусъ намѣревались дѣйствовать. Онъ говорилъ съ такимъ убѣжденіемъ, что сообщилъ его и прокурору, который воскликнулъ:
   -- Въ самомъ дѣлѣ это ужасно!-- и вы надѣетесь исцѣлить молодую женщину, о которой говорите?-- прибавилъ онъ.
   -- Я ручаюсь, что вылечу ее...
   -- Можетъ-ли быть полезно вамъ мое содѣйствіе?
   -- Оно, конечно, было-бы драгоцѣнно для насъ; но мы предпочитаемъ дѣйствовать собственными средствами, чтобы, въ случаѣ неудачи, не быть не передъ кѣмъ въ отвѣтственности.
   -- Хорошо, но не забудьте, что если впослѣдствіи вамъ понадобится моя помощь, то я готовъ снова оказать ее по первому вашему слову.
   

XIII.

   Въ теченіи двухъ или трехъ секундъ, послѣ этого разговора, прокуроръ сидѣлъ молча, закрывъ руками лицо, но погруженный въ глубокую задумчивость; казалось онъ забылъ, что былъ не одинъ.
   -- Что, если приговорили къ казни невиннаго.... проговорилъ онъ, почти безсознательно.-- Если на эшафотѣ упала голова мученика, а не преступника.... О это ужасно!... Я не могу уже отнынѣ спать спокойно!-- Неужели правосудіе, одно только пустое слово?
   Затѣмъ онъ поднялъ голову, написалъ нѣсколько строкъ на листѣ бумаги, помѣченномъ штемпелемъ суда, и подалъ его Паулѣ.
   -- Вамъ выдадутъ по этому въ канцеляріи револьверъ, который вы желаете получить,-- сказалъ онъ ей.
   Паула взяла драгоцѣнную бумагу и поблагодарила взволнованнымъ голосомъ.
   -- Если вы не ошибаетесь, прибавилъ прокуроръ, -- то да поможетъ вамъ Богъ достигнуть цѣли, несмотря на то, что меня ожидаютъ, въ такомъ случаѣ, униженіе и упреки совѣсти.
   Онъ пожалъ руку молодой дѣвушкѣ и Жоржу Вернье, и они отправились въ канцелярію.
   Тамъ выдали Жоржу револьверъ, обладаніемъ котораго онъ такъ дорожилъ.
   -- Вѣдь вы сегодня же пошлете письмо г. Деларивьеру въ Нью-Іоркъ! спросилъ онъ Паулу Бальтусъ, разставаясь съ нею.
   -- Нынче-же вечеромъ,-- отвѣчала молодая дѣвушка;-- а вы, докторъ, начните искать или лечебницу, или помѣщеніе, въ которомъ могли-бы устроить лечебное заведеніе.
   -- Будьте спокойны, я не потеряю ни одного дня, ни одного часа. Кромѣ того, я постараюсь разузнать даже прежде еще, чѣмъ отыщу и вылечу г-жу Деларивьеръ, кто былъ начальникомъ работъ въ Миллери....
   -- Прекрасно, докторъ.... Вы знаете, что домъ мой всегда открыть вамъ, и что я предоставляю въ полное ваше распоряженіе все мое состояніе ради нашего общаго дѣла.
   Молодые люди разстались.
   Мадемуазель Бальтусъ, возвратясь въ свою виллу, написала длинное письмо франко-американскому банкиру и послала отнести его на почту.
   Чтоже касается Жоржа, то когда онъ очутился опять одинъ въ своемъ кабинетѣ, посреди книгъ, трактующихъ о сумасшествіи во всѣхъ его видахъ:-- ему показалось, что все случившееся съ нимъ онъ видѣлъ во снѣ.
   Но лежавшій передъ вамъ на столѣ револьверъ доказывалъ, что это была дѣйствительность.
   Мадемуазель Бальтусъ обратилась къ нему съ трогательною довѣрчивостью, и теперь онъ былъ ея союзникомъ. Онъ принялъ участіе въ дѣлѣ ненависти и мести.... и сдержитъ слово -- исполнить свое обязательство.... Онъ вылечитъ Жанну и поможетъ Паулѣ найти убійцу ея брата
   Вдругъ лобъ его наморщился.
   Въ головѣ его мелькнула ужасная мысль.
   -- А что, подумалъ онъ съ трепетомъ, если казненый, какъ полагаетъ Паула, дѣйствительно родственникъ Жанны и она скажетъ его имя, когда выздоровѣетъ?.... Проститъ-ли мнѣ г. Деларивьеръ, что я буду въ такомъ случаѣ невольнымъ орудіемъ безчестія, которое падетъ на его фамилію?.... Нѣтъ, лучше не буду думать объ этомъ!... Буду надѣяться, что это невозможно! Да! казненый былъ невиненъ, и мы оправдаемъ его память.
   Но это не успокоило доктора.-- Голова его горѣла-и въ ней быстро смѣнялись мимоходно-несвязныя думы.
   -- Какая бездна!... думалъ онъ.-- Эдмея въ Парижѣ.... одинокая... страдающая отъ своего одиночества.... больная.... можетъ быть она въ опасности.... а я ничего не могу сдѣлать!-- О, можно сойти съ ума отъ этой мысли!... Но нѣтъ! мнѣ надо успокоиться! Только слабые падаютъ духомъ, а я хочу быть сильнымъ!...-- Эдмея любятъ меня.... Паула сказала это.... Но это еще виднѣе изъ письма ея къ своей подругѣ.... я не могу сомнѣваться... Любовь ко мнѣ поддержитъ ее.... Когда любишь, то можно жить.... я отыщу ее!... Я прикованъ къ святому дѣлу...-- надо работать безъ устали... Въ концѣ ожидаетъ меня счастье!!
   Жоржъ случайно взглянулъ на лежавшій передъ нимъ револьверъ. Онъ взялъ его и осмотрѣлъ съ напряженнымъ вниманіемъ.
   -- Вотъ гдѣ доказательство, обличающее преступника,-- проговорилъ онъ, прикоснувшись пальцемъ къ прикладу револьвера,-- отсюда выйдетъ истина!!
   Онъ долго сидѣлъ, погруженный въ глубокую задумчивость, отыскивая разрѣшенія мрачной загадки.

* * *

   Пока Жоржъ Вернье и Паула Бальтусъ заключили въ Мелюнѣ извѣстный намъ союзъ, Эдмея обдумывала почти неосуществимый планъ, зародившійся въ ея юной головкѣ. Она тѣмъ пламеннѣе желала привести его въ исполненіе, что подозрѣніе ея къ Францу Риттнеру и страхъ, который онъ внушалъ ей, усиливались съ каждымъ днемъ, съ каждымъ часомъ.
   Молодой дѣвушкѣ казалось иногда, что докторъ умалишенныхъ бросалъ на нее такіе взгляды, въ которыхъ, не смотря на все его лицемѣріе, просвѣчивала какая-то страшная злоба и ненависть.
   Эдмея рѣшилась бѣжать съ матерью изъ Отейльской лечебницы въ Мелюнъ къ доктору Вернье.
   -- Жоржъ любитъ меня и онъ ученый врачъ,-- думала она:-- любовь его ко мнѣ, въ соединеніи съ наукою, непремѣнно помогутъ ему исцѣлить мою мать.
   Конечно, такая логика была ребяческая; но Эдмея не совсѣмъ ошиблась, такъ какъ Жоржъ увѣрялъ Паулу, что чувствуетъ себя способнымъ возвратить разсудокъ г-жѣ Делеривьеръ.
   Эдмея помнила желаніе отца; но подозрительное поведеніе доктора умалишенныхъ женщинъ оправдывало въ ея глазахъ нарушеніе родительской воли.
   Матери ея угрожала новая опасность.-- Надо было прежде всего спасти ее отъ этой опасности, которой г. Деларивьеръ не могъ предвидѣть, и Эдмея принялась обдумывать побѣгъ.
   Она твердо рѣшилась бѣжать; но между планомъ и исполненіемъ его возставала бездна препятствій, изъ которыхъ нѣкоторыя казались непобѣдимыми.
   Эдмея знала это, но не падала духомъ, поддерживаемая восторженною дочернею любовью.
   Она не могла и думать выйти съ матерью среди бѣлаго дня черезъ главный выходъ. Опасно было также подкупить привратниковъ, которые получали очень хорошее жалованье и конечно дорожили мѣстами.
   Надо было придумать остроумный и удобоисполнимый способъ побѣга и молодая дѣвушка ломала себѣ надъ этимъ голову.
   Наконецъ ей пришла счастливая мысль.
   Дил или три раза, гуляя съ матерью въ саду, она видѣла, что Докторъ Риттнеръ отворялъ калитку, выходившую на дорожку, пролегавшую вокругъ сада.
   Она полагала, что въ наружной стѣнѣ, которой была обнесена эта Дорожка должна находится другая калитка напротивъ главнаго выхода, ведущая на улицу. Оно такъ и было, но все-таки Эдмея должна была удостовѣриться въ своемъ предположеніи.
   Она пошла въ садъ одна и направилась къ бесѣдкѣ, въ которой Жанна надѣла на нее вѣнокъ изъ розъ. Калитка была противъ этой бесѣдки.
   Дойдя до нея, молодая дѣвушка прежде всего окинула внимательнымъ взглядомъ всѣ аллеи сада и убѣдясь, что была совершенно одна въ немъ въ эту минуту, пошла къ калиткѣ, разсчитывая, что она заперта.
   Она не ошиблась. Калитка была дѣйствительно заперта. Эдмея наклонилась, чтобы разсмотрѣть замочную скважину, въ томъ предположеніи, что можетъ бытъ къ замку подойдетъ, какой нибудь изъ ключей, которыми она запаслась.
   Вдругъ она вздрогнула и перемѣнилась въ лицѣ.
   На дорожкѣ по другую сторону стѣны послышались шаги. Затѣмъ въ замкѣ, который разсматривала Эдмея, заскрипѣлъ ключъ.
   Нельзя было терять ни минуты, иначе могли поймать ее въ расплохъ.
   Эдмея быстро отскочила, опустила ключи въ карманъ и начала рвать цвѣты, какъ будто желая сдѣлать букеты.
   Калитка отворилась.
   Мадемоазель Деларивьеръ воображала, что увидитъ Франца Риттнера, но вмѣсто него вошелъ садовникъ, добрый, простоватый малый, но безукоризненно вѣжливый и знающій свое дѣло.
   Молодой дѣвушкѣ пришло въ голову поразспросить его, тѣмъ болѣе что она иногда разговаривала съ нимъ.
   -- Ахъ, Денисъ,-- сказала она улыбнувшись,-- вы разсердитесь на меня....
   -- Да за что же, сударыня? проговорилъ онъ, снявъ свою соломенную широкую шляпу.
   -- Я опустошаю ваши куртины... рву самые лучшіе цвѣты.
   -- Не стѣсняйтесь, сударыня.... У насъ въ саду много цвѣтовъ. Еще довольно останется!...-- Еслибы вы даже нарвали цѣлый возъ, такъ и тогда -- это было бы почти не замѣтно.
   -- Я нигдѣ не видала такого множества цвѣтовъ и такихъ красивыхъ... сказала Эдмея.
   -- Докторъ говоритъ, что на нихъ пріятно смотрѣть родственникамъ больныхъ, которые приходятъ къ нимъ и что цвѣты очень украшаютъ садъ...-- Оттого-то я и посѣялъ ихъ вездѣ въ волю!!
   Эдмея подумала, что пора приступить къ дѣлу.
   -- Вы также работаете въ саду по другую сторону этой стѣны?-- спросила она, указавъ на нее.
   

XIV.

   Садовникъ засмѣялся.
   -- Тамъ, на той сторонѣ?-- Нѣтъ, сударыня!-- я тамъ занимаюсь гораздо болѣе скучною работою.
   -- Какою же? спросила молодая дѣвушка.
   -- Я истребляю сорную траву, которая ростетъ на окружной дорожкѣ; а такъ какъ по этой дорожкѣ никто не ходитъ, такъ тамъ настоящій лугъ.
   -- Что вы называете окружной дорожкою, Денисъ?
   -- Да просто дорожку между двумя стѣнами, которая идетъ вокругъ лечебницы.
   -- Для чего же это?
   -- Для того, чтобы легче было сторожить больныхъ и чтобы имъ труднѣе было бѣжать....-- Хоть онѣ и не въ здравомъ разумѣ, а иногда бываютъ лукавы какъ обезьяны, особенно если захотятъ удрать.
   -- Неужели?
   -- Бываютъ даже такіе случаи, что онѣ свертываютъ голову своимъ сторожамъ.... но отсюда-то имъ ужь никакъ не улизнуть.
   -- Оттого что здѣсь двойная стѣна?
   -- Да, сударыня... Развѣ вы еще никогда не ходили по этой дорожкѣ?
   -- Нѣтъ, я даже не знала, что она есть.
   -- Хотите, я покажу вамъ ее?
   Эдмея вздрогнула отъ радости.
   Садовникъ предупреждалъ ея желаніе.
   -- Я пошла-бы очень охотно, если только это не запрещено.
   -- Для васъ ничего нѣтъ запрещеннаго, вѣдь вы не больная, вы можете ходить, куда хотите.
   И Денисъ, говоря это, отворилъ калитку, выходившую на дорожку.
   -- Пожалуйте, сударыня...-- продолжалъ онъ -- вы докончите послѣ вашъ букетъ.
   И онъ прошелъ первый. Молодая дѣвушка послѣдовала за нимъ.
   -- Видно, что вы пользуетесь полною довѣренностью доктора, Денисъ,-- сказала она,-- у васъ есть ключъ отъ калитки.
   -- Да, сударыня... Есть два ключа отъ этой калитки -- одинъ у меня, другой у доктора.
   Эдмея разговаривала съ Денисомъ, чтобы отвлечь его вниманіе, а сама между тѣмъ внимательно смотрѣла вокругъ.
   Окружная дорожка шириною въ три метра въ этомъ мѣстѣ, пролегавшая между двумя высокими стѣнами, была мощеная и сырая; сорная трава росла на ней въ изобиліи.
   -- Вы можетъ быть находите, что здѣсь очень мрачно.
   -- Вы правы.
   Эдмея и ея проводникъ шли все дальше, и наконецъ очутились у задняго фасада дома умалишенныхъ.
   Здѣсь дорожка расширялась и образовала родъ дворика, въ углахъ котораго стояли два небольшіе, одноэтажные павильона.
   -- Какія-это строенія? спросила молодая дѣвушка.
   -- Вонъ-то амфитеатръ,-- сказалъ Денисъ, указывая налѣво, а вотъ и прачешная....-- Я не предлагаю вамъ войти въ амфитеатръ, сударыня, вы можете увидѣть тамъ очень неприглядныя вещи.
   -- Какія?
   -- Я лучше ужь не скажу вамъ.
   Эдмея не стала разспрашивать.
   -- Но гдѣ же ходъ изъ внутреннихъ дворовъ въ эти павильоны?-- спросила она.
   -- Вонъ тамъ...-- отвѣчалъ садовникъ, указывая на родъ потерны, пробитой въ стѣнѣ;-- ключъ отъ этой двери у помощника доктора.
   Молодая дѣвушка внимательно смотрѣла на наружную стѣну, напрасно отыскивая глазами выхода.
   Между амфитеатромъ и прачешною былъ узкій переулокъ, образованный стѣнами этихъ строеній.
   Дойдя до него, Эдмея увидѣла въ глубинѣ калитку.
   -- А! вотъ гдѣ выходъ! сказала она.
   -- Да, сударыня.
   -- Куда ведетъ эта калитка?
   -- На бульваръ Монморанси, противъ окружной желѣзной дороги и уіерѣпленій.
   -- Мнѣ бы очень хотѣлось посмотрѣть укрѣпленія, сказала Эдмея.
   -- Это невозможно, сударыня, по крайней мѣрѣ теперь....
   -- Вы, не можете отворить мнѣ калитки?
   -- Нѣтъ, не могу.
   -- Отчего? развѣ это запрещено?
   -- Взгляните-ка, сударыня...
   Эдмея подошла къ калиткѣ.
   -- Видите, какой маленькій замокъ, продолжалъ садовникъ.-- Онъ отпирается крошечнымъ ключикомъ, не больше какъ отъ часовъ.... Этотъ ключикъ у г. Риттнера, на связкѣ ключей, съ которою докторъ никогда не разстается.
   -- Слѣдовательно, мнѣ надо обратиться къ доктору, чтобы видѣть укрѣпленія? сказала Эдмея?...
   -- Да, сударыня, къ нему.
   Молодой дѣвушкѣ было теперь все извѣстно, что ей надо было знать, и она поспѣшила возвратиться въ садъ. Садовникъ также вошелъ за нею и заперъ калитку.
   Эдмею опять встревожила новая мысль.
   Когда она предприметъ побѣгъ съ матерью, не наткнутся-ли онѣ на садовника, очищающаго окружную дорожку отъ сорныхъ травъ?
   Она захотѣла тотчасъ же разъяснить это.
   -- Неужели вы, каждый день работаете въ такомъ гадкомъ мѣстѣ? спросила она.
   -- Каждый день, сударыня.
   -- И цѣлый день?
   -- О нѣтъ! только часа два утромъ, а иногда вечеромъ... Остальное время я занимаюсь садомъ.... Это занятіе мнѣ лучше нравится, оно полезнѣе.... Всѣ родственники и знакомые пансіонерокъ ходятъ въ садъ, а окружную дорожку никто не видитъ... Я предлагалъ доктору нанять просто работника для такой дрянной работы.... Но онъ скуповатъ, ему не хочется платить за это особо.
   -- Благодарю васъ, Денисъ, за вашу услужливость....
   И молодая дѣвушка сунула ему въ руку пятифранковую монету.
   -- Ахъ! сударыня, вы слишкомъ добры!-- вскричалъ въ восторгѣ садовникъ. Это не стоитъ благодарности... Я выпью добрый стаканчикъ винца за ваше здоровье.
   -- И прекрасно....-- А я теперь кончу мой букетъ.
   Садовникъ поклонился чуть не до земли и отправился въ сторону павильона, который занималъ его не меньше главной рѣшетки.
   -- Надо бѣжать этимъ путемъ....-- подумала Эдмея, оставшись одна.-- Но для этого необходимо достать ключи отъ доктора Риттнера....-- Это очень мудрено, такъ какъ онъ никогда не разстается съ ними....
   Она подумала съ минуту, затѣмъ продолжала свой мысленный монологъ въ слѣдующихъ выраженіяхъ:
   "Я видѣла однако, что, за завтракомъ, онъ кладетъ иногда связку ключей на столъ подлѣ себя или оставляетъ висѣть въ замкѣ стекляннаго шкафа съ ликерами....-- Вотъ въ такую-то минуту надо взять ключи.-- Но развѣ это возможно? Докторъ такой недовѣрчивый и подозрительный: онъ скоро замѣтитъ, что ключи исчезли и я не успѣю.... Лучше снять съ кольца два ключа, которые мнѣ нужны.... по въ такомъ случаѣ надо знать какіе именно.... Одинъ изъ нихъ я уже знаю,-- тотъ которымъ садовникъ отворялъ калитку... Форма этаго ключа врѣзалась у меня въ памяти.... я узнаю его изъ цѣлой сотни.... Но другой.... маленькій того я никогда не видала... который же выбрать изъ связки?.... Но я хочу, чтобы побѣгъ удался мнѣ и онъ удастся!-- Богъ поможетъ мнѣ! Матери моей грозить опасность... надо устранить ее и бѣжать, не теряя времени.
   Эдмея возвратилась въ свою комнату и стала нетерпѣливо дожидаться завтрака, въ надеждѣ, что ей представится тогда случай овладѣть ключами, чего она пламенно желала.
   Въ одиннадцать часовъ позвонили къ завтраку.
   Молодая дѣвушка сошла, мучимая тревожившими ее мыслями, я заняла свое мѣсто за столомъ доктора.
   Она постаралась придать своему, всегда грустному лицу выраженіе притворной веселости.
   Это удивило доктора, но онъ отнесъ перемѣну въ Эдмеѣ къ одному изъ тѣхъ безпричинныхъ капризовъ, которые такъ свойственна ея возрасту.
   Въ этотъ день вмѣстѣ съ докторомъ умалишенныхъ-женщинъ завтракалъ его помощникъ и одинъ изъ сто пріятелей.
   Францъ Риттнеръ былъ какъ и всегда любезенъ, внимателенъ и предупредителенъ съ Эдмеею.
   Лакей прислуживалъ гостямъ безъ шума и суетливости.
   Завтракъ длился долго.
   Риттнеръ былъ большой лакомка и любилъ наслаждаться съ чувствомъ изысканными блюдами, запивая ихъ потомъ, какъ настоящій знатокъ, отличнымъ кофе и самыми дорогими ликерами, которыхъ водился у него всегда большой запасъ.
   

XV.

   Эдмея украдкою безпрестанно посматривала на доктора, ожидая не положитъ ли онъ на столъ связку ключей, какъ это онъ часто дѣлывалъ предъ тѣмъ, когда хотѣлъ отворить шкафъ съ ликерами.
   Конечно, онъ вынетъ ихъ, но не положитъ ли обратно въ карманъ? Настала минута дессерта.
   Лакей подавалъ гостямъ въ хрустальной вазѣ землянику. Эдмея отказалась отъ нея.
   -- Напрасно вы не кушаете земляники,-- сказалъ докторъ.-- Она чрезвычайно вкусна, особенно съ киршемъ...-- Кстати, прибавилъ онъ,-- я не вижу на столѣ кирша...-- Надо пополнить этотъ пробѣлъ.
   И Риттнеръ, пошаривъ въ карманѣ, вытащилъ знаменитую связку ключей, ожидаемую Эдмеею съ такимъ нетерпѣніемъ.
   Молодая дѣвушка, смѣясь, взяла ее изъ рукъ у него.
   -- Что вы дѣлаете?-- сказалъ онъ.
   -- Я хочу имѣть удовольствіе, докторъ, сама достать вамъ киршъ, отвѣчала она.
   -- Вы очень любезны! Мы будемъ очень счастливы, если вы сами дадите намъ ликеръ!-- вскричалъ докторъ, котораго мадемоазель Деларивьеръ не пріучила къ такой предупредительности.
   Молодая дѣвушка вздрогнула отъ радости, когда руки ея коснулись драгоцѣнной связки.
   Она состояла изъ десяти или двѣнадцати ключей.
   Эдмея взяла на удачу одинъ изъ нихъ, самый маленькій.
   -- Не этотъ ли ключъ отъ шкафа? спросила она.
   -- Нѣтъ, это ключъ отъ калитки окружной дорожки, ведущей на бульваръ Монморанси, отвѣчалъ докторъ.
   Предъ Эдмеею какъ будто сверкнула молнія.
   Ключъ этотъ легко было узнать по оригинальной формѣ и по старинной мѣдной, рѣзной головкѣ.
   Риттнеръ указалъ на другой ключъ.
   -- Вотъ этотъ,-- прибавилъ онъ.... Тысяча извиненій, что допускаю васъ до этого.
   Молодая дѣвушка съ притворною, ребяческою поспѣшностью подбѣжала къ шкафу, отворила его и, доставъ киршъ, принесла на столъ, причемъ оставила связку ключей въ замкѣ.
   Съ этой минуты она не спускала съ нея глазъ.
   -- Ничего не можетъ быть лучше земляники, политой нѣсколькими каплями кирша, который привозятъ изъ Вогезскихъ горъ или изъ Шварцвальда...-- проговорилъ Риттнеръ, мѣшая землянику на своей тарелкѣ, съ видимымъ наслажденіемъ.
   -- Многіе лучше любятъ ее съ бордосскимъ виномъ или съ шампанскимъ... сказалъ его помощникъ.
   -- Они профаны.... ужь лучше съ чистымъ кюрасо.... несравненнымъ кюрасо Кюзенье....
   -- А самые любители прибавляютъ еще сливокъ,-- сказалъ гость.
   -- Это чрезвычайно неудобоваримо!-- вскричалъ Риттнеръ.-- Если вы хотите быть здоровы, то остерегайтесь такой смѣси...
   Эдмея приняла участіе въ разговорѣ собственно затѣмъ, чтобы скрыть свою тревогу.
   -- Мнѣ кажется,-- проговорила она,-- что земляника лучше всего съ сахаромъ, такъ какъ она сохраняетъ тогда свой натуральный вкусъ....
   -- Я знавалъ много лакомокъ, которыя были такого же мнѣнія, подтвердилъ Риттнеръ.-- Но я остаюсь вѣрнымъ киршу.
   -- Гдѣ прикажите подать кофе? спросилъ лакей.
   -- Я думаю, что въ саду....-- Не такъ ли, мадемоазель Эдмея?
   -- Конечно!-- отвѣчала съ живостью молодая дѣвушка.
   -- Такъ въ саду,-- отвѣчалъ Риттнеръ лакею,-- мы можемъ курить тамъ.... если дымъ не обезпокоитъ васъ,-- прибавилъ онъ, обратясь къ молодой дѣвушкѣ.
   -- Нисколько;-- сказала она,-- я люблю запахъ табаку.
   Лакей вышелъ изъ столовой съ подносомъ, на которомъ стояли кофейникъ, чашка и сахарница.
   Всѣ встали изъ-за стола, чтобы идти за нимъ.
   -- Я позабочусь о ликерахъ,-- сказала Эдмея.
   -- Но, мадемоазель Эдмея....
   -- Ахъ, докторъ, пожалуйста, позвольте мнѣ похозяйничать.
   -- Я повинуюсь вамъ!...
   И Францъ Риттнеръ вышелъ въ сопровожденіи своего помощника и пріятеля.
   Эдмея, сердце которой сильно билось, поспѣшила воспользоваться нѣсколькими минутами, пока оставалась одна.
   Она, въ одинъ моментъ, сняла съ кольца два ключа, которыми такъ пламенно желала обладать.
   Затѣмъ, схватила на удачу нѣсколько фляжекъ съ ликерами, заперла шкафъ, и сбѣжавъ съ крыльца въ садъ, поставила бутылки на столъ и положила связку ключей подлѣ доктора
   Риттнеръ опустилъ ее въ карманъ машинально, даже не взглянувъ на нихъ.
   Прошло съ полчаса.
   У пріятеля Риттнера было назначено кому-то свиданіе, а помощникъ доктора долженъ былъ посѣтить больныхъ и оба они ушли.
   -- Вы позволите мнѣ, докторъ,-- сказала Эдмея, свести мою мать въ садъ, какъ и всегда?
   -- Конечно.-- Только совѣтую вамъ, избѣгать для нея солнца...
   -- Не безпокойтесь, я буду осторожна.
   Риттнеръ ушелъ въ свой кабинетъ.
   Эдмея проворно поднялась въ свою комнату, взяла деньги, надѣла соломенную шляпу съ широкими полями -- (такъ какъ городская могла возбудить подозрѣніе) и отправилась къ матери.
   Проходя садомъ, она взглянула на павильонъ доктора. Одно изъ оконъ рабочаго кабинета отворилось и изъ него выглянулъ Риттнеръ.
   -- Мадмоазель Эдмея... закричалъ онъ.
   Молодая дѣвушка остановилась въ страшной тревогѣ.
   Неужели докторъ замѣтилъ исчезновеніе двухъ ключей и потребуетъ, чтобы она отдала ихъ.
   Въ такомъ случаѣ все безвозвратно погибло бы.
   Эдмея постаралась овладѣть съ собою и, подойдя къ окну, спросила почти спокойнымъ голосомъ:
   -- Вы меня звали, докторъ?
   -- Да, звалъ, мадемоазель Эдмея.
   -- Что вамъ угодно?
   -- Я хотѣлъ попросить васъ, такъ какъ вы идете въ зданіе больныхъ, сказать главной смотрительницѣ втораго отдѣленія, что я дожидаюсь ее, чтобы дать ей инструкціи....
   Эти слова разсѣяли какъ бы волшебствомъ страхъ молодой дѣвушки.
   -- Я скажу ей, докторъ,-- отвѣчала она.
   И она пошла далѣе къ большому зданію.
   Минуты тянулись для нея какъ часы, но она не хотѣла выказать поспѣшности.
   Исполнивъ порученіе доктора, она поднялась по лѣстницѣ въ бельэтажъ и пошла въ корридоръ, въ который выходили комнаты больныхъ.-- Сидѣлка отворила дверь въ комнату ея матери.
   Жанна, не смотря на умственное разстройство, казалось дожидалась посѣтительницы.
   Эдмея ходила каждый день въ опредѣленный часъ, и несчастная помѣшанная какъ-то инстинктивно знала, когда долженъ появиться ангелъ свѣта.
   На губахъ Жанны образовалась неопредѣленная улыбка. По блѣдному лицу промелькнуло выраженіе радости и почти тотчасъ исчезло.
   -- Дорогая мама,-- сказала Эдмея,-- мы пойдемъ въ садъ...
   -- Въ садъ... повторила безумная машинально.
   -- Да... ты знаешь.... какъ мы ходили вчера... и третьяго дня..туда, гдѣ голубое небо.... трава... деревья и цвѣты....
   -- Цвѣты.... повторила снова г-жа Деларивьеръ, съ тѣмъ отсутствіемъ выраженія, которое доказываетъ отсутствіе разума.
   -- Да.... пойдемъ.
   Эдмея взяла Жанну за руку и несчастная умалишенная пошла съ нею.
   Молодой дѣвушкѣ очень хотѣлось бы одѣть свою мать поприличнѣе, но она не видѣла никакой возможности къ этому.-- Приходилось увести ее въ бѣломъ шерстяномъ пепьюарѣ и съ обнаженной головою, если только побѣгъ еще удастся.
   Придя съ Жанною въ садъ, Эдмея постаралась свести ее въ знакомую намъ бесѣдку.
   Она спѣшила бѣгомъ.
   Уже болѣе часа какъ у нея были въ рукахъ ключи, и надо было приписать какому-то чуду, что Риттнеръ до сихъ поръ не замѣтилъ покражи ихъ.
   Умалишенная, вступивъ въ садъ, какъ будто ожила.-- Она смотрѣла на цвѣты съ какимъ-то восторгомъ, прикасалась къ каждому изъ нихъ и передъ каждымъ останавливалась.
   Чѣмъ скорѣе старалась вести ее Эдмея, тѣмъ дольше стояла она передъ цвѣткомъ и любовалась имъ молча съ какимъ-то страннымъ смѣхомъ.
   -- Пойдемъ сюда, дорогая мама..-- говорила молодая дѣвушка, придерживая ее за обѣ руки,-- въ этой сторонѣ больше тѣни!... птички поютъ лучше... и цвѣты здѣсь красивѣе... Пойдемъ, прошу тебя!
   Но Жанна не трогалась съ мѣста.
   -- Боже мой!... Боже мой...-- думала Эдмея,-- она не хочетъ уйти отсюда!... Какъ быть?-- мы потеряли ужь столько времени, что едва-ли удастся намъ убѣжать.
   Жавна начала рвать розы.
   

XVI.

   -- Милая мама, -- проговорила Эдмея, придавъ своему кроткому голосу чрезвычайно убѣдительное выраженіе: видишь-ли ты тамъ это красивое дерево, которое какъ будто покрыто снѣгомъ.-- Тамъ мы нарвемъ цвѣтовъ для букетовъ и вѣнковъ.
   И она указала на акацію, покрытую кистями бѣлыхъ цвѣтовъ съ Розоватымъ оттѣнкомъ.
   Безумная посмотрѣла на акацію, которая росла подлѣ самой калитки, выходившей на окружную дорожку.
   -- Вѣнки и букеты... повторила она съ дѣтскимъ смѣхомъ,-- да.... да....
   Эдмея пошла, Жанна послѣдовала за нею.
   Стѣна была уже не болѣе какъ въ двадцати шагахъ, но чтобы достигнуть ея, надо было пройти по совершенно открытому мѣсту, находившемуся какъ разъ противъ оконъ Риттнера.
   Стоило только доктору подойти къ окну -- и онъ увидѣлъ бы бѣглянокъ.
   Молодая дѣвушка обернулась до половины, взглянула на павильонъ и задрожала всѣмъ тѣломъ.
   Ей показалось, что она видитъ силуэтъ доктора, проходившаго мило окна.
   Она спряталась за ближайшую купу зелени и стала ждать.
   Силуэтъ исчезъ... Все казалось было спокойно.
   Эдмея вынула изъ кармана ключи...
   -- Пойдемъ, сказала она, взявъ мать за руку,-- войдемъ скорѣе. Она почти силою провела ее по открытому пространству къ стѣнъ. Бѣдная дѣвушка нервно дрожала. Она съ трудомъ вложила ключъ въ замокъ.
   -- Боже мой, -- думала она съ ужасомъ, неужели я ошиблась?.Наконецъ замокъ щелкнулъ и дверь повернулась на петляхъ. Молодая дѣвушка обняла Жанну за талію и Тихонько принудила пройти въ калитку.
   Но, очутясь на тропинкѣ, безумная остановилась и бросала вокругъ испуганный дикій взглядъ.
   Высокія, мрачныя стѣны, позеленѣвшія мѣстами отъ сырости, удивляли ее и внушали ей страхъ.
   -- Нѣтъ.... нѣтъ.... не сюда...-- проговорила она, -- букеты... вѣнки....
   Она повернулась и хотѣла возвратиться въ садъ.
   -- Тише, милая мама... проговорила Эдмея умоляющимъ голосомъ,-- тише, или ты погубишь насъ!... Позволь мнѣ вырвать тебя изъ этой тюрьмы... изъ этой гробницы... Пойдемъ... Тамъ, куда я веду тебя, есть луга, цвѣты, свобода, исцѣленіе, жизнь.
   Безумная повторила:
   -- Нѣтъ.... нѣтъ....
   И опять попыталась вернуться.
   Эдмея схватила ее обѣими руками.
   -- Пойдемъ, сказала она,-- умоляю тебя....-- Иди со мною, за твоею дочерью... Я прошу тебя на колѣняхъ! Видишь, я плачу, не упрямься.
   И молодая дѣвушка встала со слезами на колѣни передъ матерью.
   Жанна опустила на нее глаза.-- Что-то въ родѣ проблеска свѣта озарило ея умъ.
   -- Куда ты хочешь вести меня, ангелъ свѣта? пробормотала она.
   -- Въ страну солнца, -- отвѣчала съ живостью Эдмея.
   -- Въ страну солнца, -- повторила безумная, въ страну свѣта и ангела съ золотыми волосами... Пойдемъ.
   Эдмея въ одинъ мигъ встала на ноги и быстро повела Жанну, которая нашла въ себѣ довольно силы для такой ходьбы.
   Онѣ обогнули уголъ, гдѣ дорожка расширялась, противъ амфитеатра и прачешной, и Эдмея еще болѣе скорымъ шагомъ направилась въ проулокъ, раздѣлявшій оба строенія и ведущій на бульваръ Монмаранси.
   Въ самую эту минуту за стѣною раздались голоса и въ калиткѣ, на которую указалъ Эдмеѣ садовникъ, заскрипѣлъ ключъ.
   -- Мы погибли!-- подумала молодая дѣвушка.-- Невозможно убѣжать.... Куда спрятаться?...
   Онѣ стояли передъ самымъ амфитеатромъ, въ двери котораго билъ ключъ.
   Молодая дѣвушка повернула его, толкнула Жаннну въ амфитеатръ, пошла сама за нею и затворила дверь.
   Прошло двѣ или три секунды.
   Ничего не было слышно.
   Эдмея, оглянувшись вокругъ, поблѣднѣла, какъ мертвецъ, пошатнулась и съ трудомъ удержала крикъ ужаса.
   Она увидѣла въ двухъ шагахъ отъ себя, на наклоненной мраморной плитѣ, какъ въ домѣ выставки покойниковъ, трупъ молодой еще женщины, неподвижное лицо которой было искажено широко раскрытымъ ртомъ.
   Эдмея, оледенѣвшая отъ ужаса, взглянула на мать.
   Жанна улыбалась трупу.
   Шаги, раздавшіеся въ окружной дорожкѣ, заставили молодую дѣвушку придти въ себя.
   Она подбѣжала къ двери и, приложивъ ухо къ грубо сколоченнымъ доскамъ, стала прислушиваться.
   Шаги приближались къ амфитеатру.
   -- Сюда идутъ!-- подумала Эдмея съ испугомъ.... На этотъ разъ мы неминуемо погибли.
   Внутри амфитеатра было темно. Свѣтъ проникалъ только сквозь отверстія въ видѣ крестовъ, прорѣзанныя въ ставняхъ.
   Эдмея, отыскивая мѣсто, гдѣ бы спрятаться, съ жадностью заглянула въ этотъ полумракъ.
   Въ углу низкой и тѣсной комнаты она увидѣла съ десятокъ гробовъ, поставленныхъ одинъ на другой.
   За ними можно было спрятаться.
   Молодая дѣвушка схватила мать поперегъ тѣла, увлекла ее въ уголъ за гробы и, принудивъ сѣсть на полъ, сѣла сама передъ нею.
   И пора было.
   Дверь отворилась и вошелъ помощникъ доктора съ двумя служителями, которые несли носилки, покрытыя сѣрымъ холстомъ.
   Подъ этимъ холстомъ обрисовывались формы неподвижно лежащаго тѣла.
   Одного крика, слова, подавленнаго вздоха, какого нибудь невольнаго движенія достаточно было, чтобы обличить присутствіе матери и дочери.
   Эдмея удерживала дыханіе.
   Жанна, притаившаяся за нею, казалось понимала, какъ необходима была неподвижность.
   Помощникъ доктора снялъ холстъ съ носилокъ и открылъ трупъ старухи, костлявое, исхудавшее лицо которой было обрамлено безпорядочно разметавшими прядями сѣдыхъ волосъ..
   Онъ указалъ на мраморную плиту рядомъ съ первою.
   Всѣхъ плитъ было три.
   Трупъ положили на плиту.
   Это произошло молча и скорѣе чѣмъ въ минуту.
   Покончивъ съ этою мрачною обязанностью, докторъ и служители вышли изъ амфитеатра.
   Эдмею охватилъ въ эту минуту невыразимый ужасъ.
   -- Неужели они заперли дверь на ключъ, подумала она.-- Что мы станемъ дѣлать тогда, запертыя здѣсь съ этими трупами?
   Но опасенія ея не оправдались.
   Дверь была только приперта.
   Эдмея во второй разъ приложила къ ней ухо и стала слушать.
   Шаги трехъ человѣкъ затихли вдали. Полуоткрытая дверь, которая была въ зданіи, отворилась и затворилась.
   Молодая дѣвушка обернулась и увидала подлѣ себя мать.
   Жанна машинально подражала ея движеніямъ и вышла изъ угла, когда ушли докторъ и служители.
   Эдмея вывела ее изъ амфитеатра и провела черезъ проулокъ къ калиткѣ, отдѣлявшей ихъ отъ бульвара Монморанси, т. е. отъ свободы.
   Ключикъ античной формы какъ нельзя лучше отворилъ замокъ и дверь повернулась на петляхъ.
   По полотну окружной желѣзной дороги шелъ на всѣхъ парахъ поѣздъ.
   Раздался свистокъ, возвѣщающій, что онъ приближается къ Отелы кой станціи.
   Жанна испугалась дыма, шума и свистка.-- Она вскрикнула два или три раза и отступила назадъ.
   Эдмея удержала ее и быстро захлопнула полуотворенную дверь,
   Теперь бѣглянкамъ невозможно было возвратиться въ лечебницу, по крайней мѣрѣ черезъ эту калитку.
   Но что станется съ ними?
   Какимъ образомъ Эдмея осуществитъ свой планъ и свезетъ мать въ Мелюнъ, къ доктору Вернье?
   

XVII.

   Желѣзно-дорожный поѣздъ промчался со стукомъ, оставляя за собою облако дыма.
   Жанна, казалось, успокоилась.
   Эдмея осмотрѣлась.
   Направо и налѣво, такъ далеко, какъ только могъ видѣть глазъ, бульваръ Монмаранси былъ пустъ.
   Прямо передъ Эдмеею была насыпь желѣзной дороги; а за нею стояло большое квадратное зданіе со множествомъ оконъ, примыкающее къ укрѣпленіямъ,-- то былъ бастіонъ-казарма No 61.
   Бѣглянки перешли черезъ рельсы.
   Вдругъ Эдмея вздрогнула: она увидѣла солдата на часахъ передъ
   бастіономъ. Онъ ходилъ съ ружьемъ на плечѣ взадъ и впередъ съ правильностью автомата.
   Часовой посмотрѣлъ съ любопытствомъ на бѣглянокъ, затѣмъ повернулся къ нимъ спиною и началъ отмѣривать въ противуположную сторону дозволенные уставомъ двадцать шаговъ.
   Эдмея и мать ея повернули направо по бульвару Сюше. Военная дорога была безлюдна, какъ и бульваръ Монморанси.
   Молодая дѣвушка вела Жанну за руку и старалась, на сколько было возможно, принудить ее идти скорѣе.
   -- Я не знаю куда мы идемъ, -- но все равно.-- Вѣдь на пуги намъ вѣрно попадется какой нибудь экипажъ... я найму его и велю ѣхать къ Ліонской станціи.... Тогда намъ нечего уже бояться... думала она.
   Жанна шла какъ-то нерѣшительно.
   Ясно было, что сила воли ея не могла успѣшно бороться съ физическою слабостію и она начала уставать.
   На лбу ея выступали крупныя капли пота.-- Жилы на вискахъ натянулись,-- Глаза начали принимать странное выраженіе.
   Вдругъ она остановилась и сѣла или, скорѣе, упала на откосъ вала, окаймляющаго укрѣпленія.
   -- Встань, дорогая мама,-- сказала Эдмея,-- ободрись... надо идти дальше... Пойдемъ....
   Жанна не отвѣтила ни словомъ, ни движеніемъ. Она какъ будто не слыхала; Эдмея взяла ее за руки и тихонько потянула ее къ себѣ, чтобы принудить встать.
   Безумная отдернула руки съ гнѣвомъ и взглядь ея сталъ еще страннѣе. Молодая дѣвушка знаіа этотъ взглядъ: онъ почти всегда предвѣщалъ припадокъ....
   Въ виду этого припадка, -- самаго худшаго изъ всего, что могло случиться въ такомъ положеніи, -- при мысли, что можетъ быть черезъ нѣсколько секундъ на мать ея нападетъ бѣшенство и она станетъ дико кричать,-- Эдмея потеряла голову. Она упала на колѣна подлѣ Жанны и съ горькими слезами молила Бога сжалиться надъ ними...
   Между тѣмъ, какъ Эдмеи и мать ея бѣжали изъ лечебницы, Францъ Риттнеръ, запершись въ своемъ кабинетѣ, уничтожалъ бумаги, могущія компрометировать его и откладывалъ въ сторону такія, которыя были необходимы ему.
   Его постоянно занимала теперь только одна мысль: какъ бы превратить въ наличный капиталъ все свое имущество и поскорѣе уѣхать изъ Франціи. Съ каждымъ днемъ эта мысль все болѣе тревожила его.
   Уже съ недѣлю тому онъ распространилъ въ кругу медиковъ короткое объявленіе, что его лечебница въ Отейлѣ (извѣстная своимъ отличнымъ положеніемъ,-- устройствомъ, выходящимъ изъ ряда обыкновенныхъ и многочисленною богатою практикою) -- продается на выгодныхъ условіяхъ.
   Но объявленіе умалчивало, для кого были выгодны эти условія.
   Францъ Риттнеръ дожидалъ покупателя и приготовился улетучиться, лишь только найдетъ его.
   Послѣ долгаго колебанія, онъ рѣшился прибѣгнуть къ Рене Жанселину, который, какъ мы знаемъ, великолѣпно умѣлъ поддѣлывать фальшивыя бумаги, съ тѣмъ чтобы онъ подправилъ ему нѣсколько фальшивыхъ паспортовъ, которые были просрочены.
   Заглянемъ въ его комнату, именно въ то время, когда онъ ищетъ этихъ паспортовъ
   Вдругъ въ этотъ самый моменѣ, когда онъ былъ вполнѣ увлеченъ своимъ дѣломъ, -- въ кабинетѣ и въ ближайшей комнатѣ раздался настоящій трезвонъ разныхъ колокольчиковъ. Онъ поднялъ голову и сталъ прислушиваться блѣдный, ошеломленный, трепещущій.
   -- Кто-бы это вошелъ черезъ калитку съ бульвара Монморанси? подумалъ онъ.-- Только у трехъ человѣкъ есть ключъ отъ этой калитки: у Рене Жанселина, у Фабриція и у меня....-- Фабрицій находится на пути въ Америку... Рене ходитъ черезъ эту калитку только ночью, когда хочетъ повидаться со мною украдкою... Если это не онъ, то это....
   И онъ не докончилъ начатой мысленно фразы, которая означала:
   -- Это полиція...
   Читатели знаютъуже, какой ужасъ внушало Францу Риттнеру ожиданіе полиціи.
   Онъ побросалъ свои бумаги въ конторку и заперъ ее двойнымъ оборотомъ ключа, вынувъ предварительно изъ нее два револьвера, которые сунулъ въ карманы.
   Затѣмъ подбѣжалъ къ окну, отворилъ его и взглянулъ на открытое пространство передъ калиткою, выходившею на окружную дорогу.
   Съ страшною тревогою ждалъ онъ, кто появиться изъ этой калитки.
   Сердце его стучало такъ, какъ будто хотѣло выскочить изъ груди.
   Онъ вспомнилъ о Паулѣ Бальтусъ, которая дала клятву отмстить, и его подралъ морозъ по кожѣ...
   Можетъ быть солдаты сторожили уже всѣ выходы.
   Можетъ быть, черезъ калитку окружной дороги, сейчасъ нахлынетъ въ паркъ цѣлая толпа полицейскихъ.
   Можетъ быть, чрезъ нѣсколько секундъ въ кабинетъ его войдутъ прокуроръ Республики и судебный слѣдователь въ сопровожденіи жандармовъ...
   Но все было тихо.-- Нигдѣ не было ни малѣйшаго движенія.
   Докторъ взялъ со стола бинокль съ очень сильными стеклами и направилъ на калитку.
   Онъ тотчасъ же увидѣлъ, что она была неплотно затворена. Эдмея, выходя изъ парка съ матерью, забыла запереть ее.
   -- Чтобы это значило?-- подумалъ Риттнеръ. Денисъ въ такое время не работаетъ на окружной дорожкѣ.-- Къ тому же у него нѣтъ ключа отъ калитки съ бульвара Монморанси.
   Раздумывая объ этомъ, онъ взглянулъ на эту часть сада, гдѣ должны были находиться Жанна съ Эдмеею, и увидѣлъ, что ихъ тамъ не было.
   Въ умѣ его мелькнула внезапная мысль.
   Онъ схватилъ связку ключей, висѣвшую въ замкѣ конторки, и пересмотрѣлъ ихъ. Недоставало двухъ...
   Докторъ умалишенныхъ женщинъ все понялъ.
   Онъ вскрикнулъ оте бѣшенства, выбѣжалъ изъ комнаты и, спустись съ лѣстницы, какъ ураганъ, устремился черезъ садъ къ калиткѣ. Добѣжавъ по окружной дорожкѣ до выхода на бульваръ Монморанси, онъ нашелъ его запертымъ, но молодая дѣвушка оставила въ замкѣ ключъ.
   Ясно было, что Эдмея бѣжала съ матерью.
   Докторъ отворилъ калитку и посмотрѣлъ на дорогу въ обѣ стороны; но никого не было видно.
   Бѣглянки не могли быть далеко, не смотря на то, ихъ не совсѣмъ было легко найти, такъ какъ надо было дѣйствовать на-обумъ.
   -- Въ которую сторону пошли онѣ? вопросилъ себя Францъ Риттнеръ, топнувъ ногою.-- Гдѣ искать ихъ?
   Медлить было нельзя.-- Каждая улетающая минута могла сдѣлать преслѣдованіе беполезнымъ...
   Если бѣглянки встрѣтятъ фіакръ, то надо будетъ отказаться отъ. надежды догнать ихъ.
   Въ эту минуту докторъ замѣтилъ часоваго у бастіона по другую сторону желѣзнодорожной насыпи. Онъ перешелъ чрезъ рельсы и подошелъ къ нему.
   -- Не видали ли вы, служивый, двухъ женщинъ, которыя, должно быть, недавно прошли здѣсь? спросилъ докторъ.
   -- Видѣлъ, отвѣчалъ часовой... одна изъ нихъ совсѣмъ молоденькая дѣвушка, очень хорошенькая, а другая постарше, но также красивая женщина...
   -- Давно-ли вы видѣли ихъ?
   -- Минутъ десять или четверть часа тому не больше.
   -- Откуда онѣ шли?
   -- Съ той стороны, напротивъ... Онѣ перешли черезъ дорогу.
   -- А въ которую сторону отправились онѣ?
   -- Вонъ въ ту.
   И часовой указалъ направо.
   -- Благодарю, служивый, -- проговорилъ Риттнеръ и быстро пошелъ въ ту сторону.
   

XVIII.

   Клодъ Марто, побродивъ денька два или три по берегамъ Сены, и побывавъ на верфяхъ лодочниковъ, пріобрѣлъ, -- за умѣренную цѣну, хорошій ялботъ, катеръ, гичку и шлюпку для катанья.
   Эта флотилія, привязанная къ кольямъ, вбитымъ въ дно рукава Сены, на берегу передъ домомъ г. Деларивьера въ Нейльи-Сенъ-Джемсъ и выкрашеннымъ красною краскою пополамъ съ черною,-- была довольно красивая на видъ.
   Но эксъ матросъ не былъ доволенъ. Ему недоставало еще главнаго предмета его желаній -- яхты безукоризненнаго размѣра и оснащенной по всѣмъ правиламъ.
   Изслѣдовавъ добросовѣстно верхній и нижній берега Сены, онъ не нашелъ ничего достойнаго дополнить миніатюрную эскадру Фабриція Леклеръ.
   Въ одной изъ мастерскихъ очень извѣстнаго строителя лодокъ, находящейся у Шараіггонскаго моста, при сліяніи Сены съ Марною, Клодъ Марто видѣлъ шлюпъ очень изящной формы; но онъ могъ судить о достоинствахъ его только видя его на водѣ, и нетерпѣливо ожидалъ, когда его спустятъ. Чтобы убить время, эксъ-матросъ послѣ обѣда дѣлалъ прогулки, приготовлялъ и смолилъ кабельтовы,-- словомъ приводилъ флотилію въ порядокъ.
   Эти занятія восхищали его.
   Онъ чувствовалъ, что живетъ и какъ будто помолодѣлъ лѣтъ на десять.
   Двѣ комнаты его павильона приняли живописный и оригинальный видъ.
   На стѣнахъ были развѣшаны въ порядкѣ различные снаряды, относившіеся до судоходства и рыболовства, багры, весла, сортовъ до двадцати удочекъ, сѣти, невода, сачки и пр. По временамъ онъ закидывалъ мережи на лугу, чтобы набить руки къ 15 іюня, дню открытія рыбной ловли
   Онъ взялъ заблаговременно разрѣшеніе на рыболовство и самъ мастерилъ одинъ изъ тѣхъ пловучихъ резервуаровъ съ небольшими отверстіями и крышкою съ висячимъ замкомъ, которые парижскіе рыбаки называютъ: boutique (лавка). Клодъ Марго надѣялся, что будетъ доставлять на кухню виллы богатые запасы рыбы и что резервуаръ его всегда будетъ наполненъ уклейкою, пискарями и т. п.
   Лоранъ каждый день приходилъ къ нему на бесѣду.
   Сидя на травѣ, онъ смотрѣлъ какъ Клодъ Марто дѣйствовалъ стругомъ и долотомъ. Моряки почти всѣ умѣютъ плотничать, и Клодъ былъ очень искусенъ въ этомъ мастерствѣ.
   Управляющій и эксъ-матросъ сошлись какъ нельзя лучше, и вскорѣ стали большими друзьями.
   Иногда, они вмѣстѣ предпринимали прогулку въ лодкѣ и отправлялись въ Сюренъ, гдѣ лакомились на общій счетъ вкуснымъ сельскимъ завтракомъ у Гедона, въ ресторанѣ Шанецъ одной изъ тѣхъ красивыхъ зеленыхъ бесѣдокъ на берегу рѣки, которыя такъ хорошо извѣстны парижанамъ любителямъ сельской жизни и матлота.
   -- Мнѣ кажется, сказалъ ему какъ-то Лоранъ, что нельзя ловить рыбу одному; чтобы закидывать съ удовольствіемъ сѣти, надо быть вдвоемъ.
   -- Конечно,-- отвѣчалъ Клодъ,-- я и самъ подумалъ объ этомъ...-- Мнѣ хотѣлось бы найти юнгу, какого нибудь смышленаго мальчугана добраго характера.-- Я сдѣлалъ бы изъ него хорошаго моряка и ловкаго рыболова... Эти ремесла не хуже другихъ.-- Какъ выдумаете, позволитъ ли г. Фабрицій?
   -- Я пользуюсь довѣренностью г. Фабриція... отвѣчалъ Лоранъ съ большимъ достоинствомъ, -- а онъ безъ слова одобритъ все, что я самъ одобрю...-- Я беру это на себя...
   -- Такъ и отлично! сказалъ Клодъ, весь просіявъ.-- Не знаете ли вы какого нибудь мальчика?..
   -- Нѣтъ, а вы?
   -- Я также не знаю; но какъ скоро я имѣю разрѣшеніе, такъ не пройдетъ и недѣли такъ откопаю какого нибудь...-- Онъ будетъ спать въ моей собственной баталеръ-камерѣ и я буду платить жалованье изъ моихъ денегъ.
   -- Вовсе нѣтъ! отвѣчалъ съ великолѣпнымъ апломбомъ Лоранъ.-- Я не хочу этого. Я назначу двадцать франковъ въ мѣсяцъ мальчугану.
   -- Онъ будетъ одѣтъ, сытъ и кромѣ того будетъ получать каждый мѣсяцъ по желтяку, вскричалъ Клодъ.-- Да онъ будетъ богатъ, какъ банкиръ.
   -- Ищите скорѣе.
   -- Я стану искать.
   Клодъ Марто надѣялся въ глубинѣ души, что хозяинъ шлюпа найдетъ ему мальчика, способнаго для ремесла юнги.
   На слѣдующій день, Лоранъ постучалъ на разсвѣтѣ въ дверь павильона.
   -- Ого! вы уже встали!-- вскричалъ матросъ, очень удивленный такимъ раннимъ посѣщеніемъ.-- Отчего вы поднялись такъ рано сегодня, тогда какъ вы любите валяться въ постели полъ утра?-- Кстати, который часъ?
   -- Половина шестаго.
   -- Не хотите ли вы сегодня прокатиться въ Буживаль?
   -- Нѣтъ...-- я хочу попросить васъ пособить мнѣ нынѣшнимъ утромъ.
   -- Готовъ служить вамъ...
   -- Я былъ увѣренъ въ этомъ.-- Мы перехватимъ чего нибудь и запьемъ стаканчикомъ стараго вина, а затѣмъ отправимся не мѣшкая.
   -- Куда же?
   -- Въ Парижъ.
   -- Вотъ какъ! зачѣмъ?
   -- Надо перевезти вещи.
   -- Ладно. А чьи вещи?
   -- Г. Фабрицій отказался отъ своей квартиры въ улицѣ Клиши, и, наканунѣ своего отъѣзда, приказалъ мнѣ перевезти оттуда сюда весь свой хламъ: бѣлье, книги, оружіе и пр. Такъ какъ г. Фабрицій пробудете въ отсутствіи больше мѣсяца, -- то я разсчитывалъ, что успѣю еще.-- Но я добросовѣстенъ и нынче ночью задалъ себѣ порядочный нагоняй.-- Я рѣшился сегодня исполнить это порученіе.-- Вѣдь лучше поздно, чѣмъ никогда!
   -- Вы правы!-- Мы мигомъ повершимъ это.
   Лоранъ и Клодъ позавтракали и отправились въ Парижъ пѣшкомъ.
   Они пришли въ улицу Клиши немного ранѣе девяти часовъ.
   Привратникъ, не видя ни жильца, ни слуги его со времени переселенія ихъ въ Нейльи, забросалъ послѣдняго вопросами. Эксъ лакей отвѣчалъ коротко и объявилъ, что пришелъ затѣмъ, чтобы заплатить за квартиру, такъ какъ оканчивался срокъ платежа, и перевезти вещи.
   Затѣмъ, въ сопровожденіи Клода, вошелъ въ нижній этажъ, знакомый нашимъ читателямъ.
   -- Чортъ возьми! здѣсь пахнетъ затхолью, сказалъ матросъ, привыкшій жить на свѣжемъ воздухѣ.
   Лоранъ согласился съ нимъ.
   Начали съ того, что отворили окна и сообразили приблизительно количество вещей, которыя ладо было перевезти, затѣмъ отправились къ ларешнику, чтобы купить достаточное число ящиковъ для перевозки, того, что Лоранъ называлъ "хламомъ господина Фабриція".
   Лрранъ опоражнивалъ коммиды и шкафы, а Клодъ укладывалъ въ порядкѣ вещи въ ящики.
   Все почти было готово.
   Оставалось только уложить оружіе: ружья, кавалерійскія сабли, рапиры, старинныя и новѣйшія шпаги, украшавшія стѣны салона и спальни Фабриція.
   -- Вы устали? спросилъ Лоранъ своего усерднаго сотрудника.
   -- Усталъ!-- повторилъ Клодъ, -- было бы отчего устать-то!... Что это за работа! всякая дѣвочка сдѣлаетъ ее.
   -- Такъ, пожалуйста, уложите послѣдній ящикъ, а я схожу -- найму фуру... . .
   -- Ладно...
   -- Завертывайте оружіе въ старое бѣлье, пожалуйста; вотъ вамъ ворохъ его.
   -- Будьте спокойны, я знаю, какъ обращаться съ этимъ.
   Лоранъ ушелъ, оставивъ Клода доканчивать укладку вещей.
   Эксъ-матросъ началъ снимать со стѣны оружіе, причемъ завертывалъ каждую штуку отдѣльно въ тряпье и укладывалъ въ ящикъ такъ, чтобы ничего не попортилось отъ сотрясеній. Между оружіемъ было много замѣчательнаго.
   Казалось, все было уложено, -- на голыхъ стѣнахъ остались только гвозди.
   Клодъ, желая удостовѣриться, что ничего не забыто, взглянулъ на каминъ и сталъ осматривать комоды и шкафы.
   Выдвинувъ ящикъ конторки, онъ увидалъ револьверъ, зарытый между старыми перчатками.
   Онъ взялъ его, чтобы уложить вмѣстѣ съ другими.
   Когда онъ сталъ завертывать его въ старый фуляръ, что-то отскочило отъ него и стукнуло о полъ.
   Эксъ-матросъ нагнулся и поднялъ серебряный гербъ, величиною съ монету въ десять су.
   Гербъ этотъ, со стальными заклепками, отскочилъ отъ приклада револьвера.
   Клодъ взглянулъ на прикладъ.
   На немъ было овальное углубленіе въ четверть миллиметра глубиною, означавшее мѣсто, гдѣ былъ вдѣланъ гербъ.
   

XIX.

   -- Заклепки были худо вправлены,-- проговорилъ Клодъ Марто,-- и когда дерево высохло, онѣ отвалились... я не виноватъ въ этомъ, притомъ же это легко починить...
   И эксъ-матросъ, пробуя укрѣпить заклепки, машинально взглянулъ на гербъ.
   На немъ были вырѣзаны двѣ буквы: Ф. и Л.-- Клодъ, при видѣ этихъ буквъ, сдѣлалъ внезапное движеніе, удержалъ ругательство, готовое сорваться съ языка, измѣнился въ лицѣ и, положивъ револьверъ на стулъ, вытащилъ изъ кармана громадный портмоне, о которомъ мы уже упоминали выше.
   Онъ вынулъ изъ однаго отдѣленія этого портмоне, въ которомъ были разныя бездѣлушки, другой серебряный гербъ, похожій ли первый и также съ буквами: Ф. и Л.
   Клодъ сличилъ оба герба.
   Они были совершенно одинаковы.
   -- Чортъ возьми!-- проговорилъ онъ почти громко и упалъ на стулъ, какъ человѣкъ, у котораго отъ сильнаго волненія отнялись ноги.-- Чортъ возьми! Неужели это возможно?... Эти гербы похожи одинъ на другой, какъ двѣ капли воды, а я нашелъ первый подъ снѣгомъ на днѣ лодки, на которой переѣхалъ убійца въ ту ночь, когда палъ Фредерикъ Бальтусъ, пораженный выстрѣлами. Что бы это значило?
   Онъ опять сличилъ оба герба, все еще пытаясь, сомнѣваться.
   Но фактъ былъ слишкомъ очевиденъ.
   -- "Ф. Л." -- продолжалъ матросъ, стирая лобъ, покрытый холоднымъ потомъ.-- Разумѣется, что это означаетъ: "Фабрицій Леклеръ"!-- Значить, я отгадалъ, предчувствіе не обмануло меня!... Былъ еще другой убійца!... или нѣтъ не другой... а одинъ только... тотъ, которому принадлежалъ найденный на мѣстѣ преступленія револьверъ... гербъ отъ котораго отскочилъ и упалъ въ лодку... точно такой, какъ этотъ... а этотъ принадлежитъ г. Фабрицію Леклеръ... Невозможно сомнѣваться... это слишкомъ ясно... Вотъ и вензель его.-- А г. Фабрицій племяникъ богача банкира, другъ и можетъ быть будущій мужъ мадмоазель Паулы Бальтусъ! Но отъ этого стынетъ кровь въ жилахъ!... за него поплатился невинный, котораго и казнили!... Если бы я снесъ этотъ гербъ къ судьямъ и разсказалъ имъ, что мнѣ было извѣстно -- то, можетъ быть, я спасъ бы невиннаго....Чортъ возьми! что я сдѣлалъ! Что я сдѣлалъ!
   Клодъ Марто схватился за голову обѣими руками и, въ страшномъ отчаяніи, колотилъ себя по лбу...
   Въ эту минуту онъ услышалъ въ сосѣдней комнатѣ голосъ Лорана.
   Онъ тотчасъ же всталъ, побѣдилъ свое волненіе, спряталъ въ портмонэ гербы и швырнулъ револьверъ въ ящикъ, гдѣ было уложено другое оружіе. Лоранъ вошелъ въ сопровожденіи извощика.
   -- Все готово?-- спросилъ онъ Клода.
   -- Только осталось заколотить этотъ ящикъ, -- отвѣчалъ Клодъ колѣняхъ надъ ящикомъ, чтобы скрыть свое смущеніе.
   -- Такъ заколотите же скорѣе, и мы отправимся.
   Клодъ въ одинъ мигъ закрылъ ящикъ крышкою и укрѣпилъ ее гвоздями.
   Лицо его было почти уже спокойно.
   -- Вы видите, что всѣхъ ящиковъ пять... сказалъ Лоранъ извощику. Это не слишкомъ тяжело и не слишкомъ громоздко.-- Что вы возьмете, чтобъ свезти ихъ въ вашей фурѣ въ Нейльи?
   -- Двадцать франковъ...
   -- Пожалуй, я дамъ вамъ двадцать франковъ, но съ тѣмъ, чтобы мы свезли за одно меня съ товарищемъ.
   -- Согласенъ, съ условіемъ, что вы купите добрую бутылку вина, когда пріѣдемъ въ Нейльи.
   -- Рѣшено.
   -- Такъ понесемъ же вещи.
   Фура стояла, у воротъ на улицѣ.
   Ящики перенесли въ нее менѣе чѣмъ въ четверть часа. Лоранъ сказалъ привратнику, чтобы онъ выставилъ объявленіе объ отдачѣ въ наемъ квартиры, но что онъ, Лоранъ, будетъ приходить каждую недѣлю, справляться нѣтъ ли писемъ на имя г. Фабриція.
   Затѣмъ отправились въ Нейльи.
   По странному по возможному совпаденію обстоятельствъ въ то самое время когда Клоду Марто попалось въ руки неопровержимое доказательство виновности Фабриція Леклеръ, въ магазинъ знаменитаго оружейнаго мастера, въ улицѣ Ришелье, вошелъ молодой человѣкъ.
   Это былъ никто иной какъ нашъ пріятель, докторъ Жоржъ Вернье.
   Оружейникъ былъ самъ въ магазинѣ и подошелъ къ посѣтителю.
   -- Что вамъ угодно? спросилъ онъ: охотничье ружье, или пистолеты?..
   -- Ни то и не другое, -- отвѣчалъ Жоржъ,-- я пришелъ просить васъ, чтобъ вы были такъ обязательны, сообщили мнѣ одно свѣдѣніе.
   -- Готовъ служатъ вамъ... Въ чемъ дѣло?
   Жоржъ вынулъ изъ кармана револьверъ, который мелюнскій прокуроръ выдалъ Паулѣ Бальтусъ:
   -- Этотъ револьверъ купленъ у васъ, не такъ ли?-- сказалъ онъ подавая его оружейнику.
   -- Да, нельзя ошибиться...-- На немъ вырѣзано мое имя... время объявленія войны въ 1870 году, у меня было множество такихъ револьверовъ... Я почти всѣ ихъ распродалъ, когда началась осада Парижа.
   -- Не можете ли вы сказать мнѣ, кому именно продали вы этотъ револьверъ?
   -- Едва ли...
   -- Отчего?
   -- Я продавалъ ихъ на наличныя деньги.-- Не было никакой надобности узнавать имя покупателя... Я уже далъ такой отвѣтъ нѣсколько мѣсяцевъ тому прокурору одного провинціальнаго города, по поводу такого же револьвера, купленнаго у меня... можетъ быть это тотъ же самый.
   -- Извините, -- возразилъ Жоржъ Вернье, но въ вашихъ книгахъ должно быть записано, кому былъ проданъ этотъ револьверъ, такъ, какъ на немъ былъ гербъ и вѣроятно съ вензелемъ покупателя. Вы указывали граверу вырѣзать гербъ и вензель, и слѣдовательно должны были записать кому продали револьверъ.
   Оружейникъ внимательно осмотрѣлъ прикладъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ остался слѣдъ герба и покачалъ отрицательно головою.
   -- Гербъ отдавали вырѣзывать не изъ моего магазина, -- отвѣчалъ онъ.
   -- Почему вы знаете это?
   -- Револьверъ такого рода; проданные въ моемъ магазинѣ, были безъ гербовъ...-- Этотъ гербъ былъ сдѣланъ послѣ покупки и должно быть плохимъ мастеромъ, такъ какъ отскочилъ...
   -- Вы такъ полагаете?
   -- Я увѣренъ въ этомъ...-- Впрочемъ, чтобы убѣдить васъ, я могу въ вашемъ присутствіи заглянуть въ мои книги 1870 и 1871 годовъ... Желаете?
   -- Пожалуйста...
   Оружейникъ снялъ съ полки, ближайшей къ кассѣ, двѣ объемистыя реестровыя книги и, положивъ на столъ, сталъ перелистывать.
   Жоржъ съ безпокойствомъ слѣдилъ за нимъ глазами.
   Оружейникъ внимательно пересмотрѣлъ всѣ листы, относившіеся къ означенному времени, но не нашелъ на, нихъ никакого указанія на то, что хотѣлось знать Жоржу.
   -- Вы видите, что память не обманула меня, -- сказалъ оружейникъ.
   -- Вы просмотрѣли 1870 и 1871 года.... возразилъ Жоржъ, но предъидущій и послѣдующій?
   -- Безполезно просматривать ихъ.
   -- Отчего?
   -- Въ 1869 году у меня не было еще ни одного образца такихъ револьверовъ.
   -- А въ 1872?
   -- Въ 1872 году у меня не было уже ихъ больше.
   На такой положительный отвѣтъ нечего было возразить.
   Жоржъ сильно упалъ духомъ; онъ взялъ револьверъ, поблагодарилъ оружейника и ушелъ.
   Ничего ему не удавалось и всѣ его надежды рушились одна за другою.
   Онъ заходилъ въ двадцать лечебницъ, чтобы отыскать слѣды Жанны, но ни въ одной изъ нихъ не могли или не хотѣли указать ему, гдѣ она.
   Съ другой стороны, револьверъ, долженствовавшій навести его на слѣдъ истины,-- оказывался безполезнымъ въ его рукахъ.
   Неизвѣстно было, когда придетъ отвѣть отъ г. Деларивьера до письмо Паулы Бальтусъ.... и Богъ знаетъ, захочетъ ли еще банкиръ сказать, гдѣ находится его жена.
   Наконецъ, неизвѣстно было также, удастся ли Жоржу Вернье вылечить сумашедшую и добиться отъ нея разрѣшенія ужасной загадки?
   Ему оставалось только одно средство, чтобы -- узнать имя таинственнаго незнакомца, казненнаго въ Мелюнѣ, и разъяснить его прошлое,-- ѣхать въ Савойю,-- но средство это было очень ненадежно.
   Не смотря на то, Жоржъ порѣшалъ на слѣдующее же утро отправиться въ Миллери.
   Выйдя отъ оружейника, онъ пошелъ на станцію желѣзной дороги на Бастильской площади и вскорѣ былъ уже въ Сенъ-Манде, въ домѣ отца.
   Онъ такъ измѣнился, что въ первую минуту мать почти было не узнала его.
   Отца испугала его блѣдность, впалые щеки и глаза.
   -- Ты слишкомъ утомляешь себя, мой милый,-- сказалъ онъ. Не надо работать выше силъ.... Ты убьешь себя.
   -- Еще нѣсколько недѣль труда, батюшка,-- отвѣчалъ Жоржъ,-- и тогда я могу отдохнуть....-- Но теперь дѣло не въ томъ... я пріѣхалъ сюда затѣмъ, чтобы предложить вамъ одинъ вопросъ.
   -- Какой?
   -- Помните вы, какъ нѣсколько дней тому назадъ, мы говорили о судебномъ приговорѣ и казни въ Мелюнѣ, изъ за которой вы очень сердились.
   -- Такъ что былъ нездоровъ послѣ.... отвѣчалъ архитекторъ,-- да, я очень хорошо помню....-- Адъюнктъ Ламберъ,-- который въ сущности отличный человѣкъ, -- вывелъ меня изъ терпѣнія своими нелѣпыми противорѣчіями.....
   -- По поводу фотографической карточки, которую онъ показалъ вамъ; она напоминала вамъ лицо? человѣка, ушибленнаго почти на вашихъ глазахъ въ Савойѣ взрывомъ мины.
   -- Конечно такъ.... Мнѣ кажется, что я какъ будто теперь еще смотрю на того несчастнаго: онъ переносилъ боль такъ мужественно или съ такимъ стоицизмомъ!
   -- Вы все еще убѣждены, батюшка, что карточка изображала того же самаго человѣка?.
   -- Убѣжденъ болѣе, чѣмъ когда либо.
   -- Если я хорошо помню, васъ рекомендовали одному инженеру, который жилъ тамъ въ то время?
   -- Онъ, конечно, и теперь еще живетъ тамъ.
   -- Не помните ли вы его фамиліи?
   -- Очень хорошо помню....-- его фамилія -- Дюбайль.
   Жоржъ вынулъ свою записную книжку и записалъ фамилію инженера...
   -- На что тебѣ нужно знать его фамилію? спросилъ архитекторъ.
   -- Я долженъ повидаться съ нимъ.
   -- Ты?
   -- Да, я. По очень важному частному дѣлу....-- Это удивляетъ васъ?
   -- Да, немножко.
   -- Послѣ я все вамъ разскажу а сегодня мнѣ некогда. Теперь сообщите мнѣ еще нѣкоторыя свѣдѣнія.-- Инженеръ Дюбайль живетъ въ Миллери?
   -- Нѣтъ, но въ Эвіанъ-ле-Бенъ, въ двухъ льё отъ Миллери.
   -- Какимъ путемъ мнѣ ѣхать туда?
   -- По желѣзной дорогѣ до Женевы, а отъ Женевы до Эвіана на пароходѣ.
   -- Благодарю, батюшка, я ухожу.
   -- Такъ скоро?
   -- Я долженъ быть завтра въ-Женевѣ.
   -- Такъ поѣзжай съ Богомъ, голубчикъ.
   Жоржъ простился съ отцомъ и матерью, и возвратился въ Мелюнъ. Онъ отправился прямо къ Паулѣ Бальтусъ, разсказалъ какъ до сихъ поръ были неудачны его розыски, и объявилъ, что уѣзжаетъ въ тотъ же вечеръ въ Женеву.
   -- Хорошо, кабы вы нашли тамъ нить Аріадны!..-- проговорила, вздохнувъ, молодая дѣвушка.
   Экзальтація ея смѣнилась теперь сильнымъ упадкомъ духа.
   Оставимъ Жоржа, который въ 8 часовъ и 55 минутъ вечера сѣлъ въ вагону экстреннаго поѣзда, и возвратимся къ Жаннѣ и ея дочери, которыхъ оставили на бульварѣ Сюше, неподалеку отъ бастіона казармы.
   Бѣдной Эдмеѣ были не извѣстны закулисныя тайны устройства лечебницы доктора Риттнера.
   Она не знала, что въ ту самую минуту, когда она отворила калитку, выходившую на бульваръ Монморанси, то привела въ движеніе проволоку съ четырьмя электрическими звонками, проведенными въ кабинетъ доктора и въ его спальню, смежную съ кабинетомъ!
   Риттнеръ принялъ эту мѣру предосторожности, -- употребляемую впрочемъ для ночи во многихъ банкирскихъ конторахъ, -- съ тою цѣлью, чтобъ знать во время когда приходятъ его сообщники и въ случаѣ надобности, успѣть спрятать отъ нихъ какія побудь компрометтирующія его замѣтки.
   Риттнеръ устремился въ ту сторону, куда указалъ ему часовой.
   Онъ не шелъ, а бѣжалъ -- ему хотѣлось бы въ одинъ прыжокъ очутиться подлѣ бѣглянокъ.
   Его не очень безпокоила Эдмея; но онъ долженъ была, во что бы ни стало захватить Жанну, и далъ себѣ слово, что теперь будетъ ужъ хорошо караулить ее.
   -- Онѣ опередили меня уже на четверть часа,-- думалъ онъ.-- Это громадное разстояніе!... Онѣ успѣютъ добраться до Ренелага и до станціи окружной желѣзной дороги въ Пасси.-- Если я не догоню ихъ, то какъ отыскать послѣ? Онъ шелъ все скорѣе, не спуская глазъ съ безконечнаго бульвара, который тянулся передъ нимъ и исчезалъ вдали прямою линіею.
   -- Никого!-- повторялъ онъ мысленно съ бѣшенствомъ, никого! Онѣ уже далеко!-- Мнѣ не догнать ихъ!...
   Вдругъ ему показалось, что онъ видитъ между деревьями, на откосѣ вала, неподвижныя человѣческія фигуры. Онъ побѣжалъ скорѣе; прижавъ локти къ тѣлу и удерживая дыханіе, какъ скороходъ по ремеслу, и вскорѣ очутился передъ Жанною и ея дочерью.
   Г-жаДеларивьеръ сидѣла или, лучше сказать, полулежала на травѣ на томъ мѣстѣ, гдѣ мы ее оставили.
   Передъ нею стояла Эдмея, по наружности спокойная, но нахмуривъ брови и съ сверкающими глазами.
   Руки ея были скрещены на груди, а на лицѣ выражалось недоумѣніе.
   Риттнеръ остановился, запыхавшись.
   Не смотря на быструю ходьбу, онъ былъ блѣденъ отъ ярости.
   -- Что вы сдѣлали? сказалъ онъ, обратясь къ Эдмеѣ грознымъ сиплымъ голосомъ.
   -- Я хотѣла убѣжать.... отвѣчала надменно молодая дѣвушка.
   -- Употребивъ во зло мое довѣріе!
   -- Я кажется никогда не просила васъ имѣть ко мнѣ довѣріе,
   -- Убѣжать! повторилъ докторъ. А зачѣмъ вы хотѣли бѣжать?
   -- Потому что я хочу, чтобы мать моя была жива и выздоровѣла, а вашъ домъ кажется мнѣ могилою, она умретъ въ немъ... я подмѣтила, какъ вы иногда смотрите на нее, имени страшатъ эти взгляды.
   Мы сказали, что докторъ былъ блѣденъ, но при этихъ словахъ; онъ помертвѣлъ отъ страха и злобы.
   Бѣшенство его готово было прорваться наружу, но онъ сдѣлалъ надъ собою могучее усиліе.
   -- Я не хочу отвѣчать вамъ,-- проговорилъ онъ съ притворнымъ спокойствіемъ. Ваши слова возбуждаютъ во мнѣ не гнѣвъ, а состраданіе къ вамъ... Я ищу причины, побудившей васъ къ такому сумасбродному поступку и не смотря на ваши нелѣпые доводы не нахожу. Совѣсть говоритъ мнѣ, что я всегда исполнялъ долгъ мой, какъ слѣдовало.-- Еслибы вамъ удался побѣгъ, то это поставило бы меня въ затруднительное положеніе и вы сами навлекли бы на себя бездну непріятностей, послѣдствія которыхъ были бы дурны для васъ...-- Но, слава Богу, вамъ не удалось бѣжать -- а потому забудемъ это и сочтемъ вашу попытку -- фантазіею молодой дѣвушки.-- Не угодно ли вамъ идти со мною...
   -- Никогда!-- отвѣчала рѣшительно Эдмея.
   -- Вы не хотите идти со мною?
   -- Нѣтъ!
   -- Подумайте о томъ, что вы говорите, прошу васъ.
   -- Я уже обо всемъ подумала.
   -- Позвольте не повѣрить этому... Послушайтесь голоса разсудка -- Вашъ отецъ, препоручивъ мнѣ лечить вашу матушку, довѣрилъ мнѣ и васъ, вѣроятно, потому, что нашелъ меня осмотрительнымъ и благоразумнымъ человѣкомъ.-- Я обязанъ отвѣчать ему не только за вашу особу, но и за ваше поведеніе.-- Я знаю, какія обязанности налагаетъ на меня эта отвѣтственность, и исполню ихъ...-- Какъ осмѣлюсь я показаться г. Делеривьеру, когда онъ возвратится, если не съ умѣю сберечь того, что онъ довѣрилъ мнѣ и что для него дороже всего на свѣтѣ! Еще разъ говорю вамъ, оставьте безполезное сопротивленіе и пойдемте со иною.
   -- А я еще разъ, говорю вамъ, что не пойду съ вами.
   

XXI.

   Францъ Риттнеръ нѣсколько минутъ молчалъ, озадаченный этимъ упорнымъ сопротивленіемъ, но оно нисколько не встревожило его, и проговорилъ наконецъ съ злою усцѣшкою:
   -- Умоляю васъ, мадмоазель Эдмея, избавьте меня отъ жестокой необходимости употребить противъ васъ силу.
   -- О, вскричала порывисто Эдмея, -- вы осмѣлитесь наложить на меня руку!
   -- Я осмѣлюсь все!
   -- Все, исключая этого.
   -- Я осмѣлюсь все!.. повторилъ докторъ умалишенныхъ женщинъ холоднымъ, повелительнымъ тономъ,-- я не отступлю ни предъ чѣмъ, чтобы заставить васъ повиноваться, если вы не хотите повиноваться добровольно...-- Вы видите, что я совершенно спокоенъ...-- я говори съ вами почтительно и съ уваженіемъ, но не-заставьте меня забыты что вы молодая дѣвушка и видѣть въ васъ только ослушницу...
   -- Я не обязана повиноваться вамъ, -- отвѣчала Эдмея надменно.
   Риттнеръ началъ раздражаться.
   -- Положимъ, что не обязаны, возразилъ онъ сухо, -- допустимъ это, если вамъ такъ удодно, но все таки вы должны исполнить мое требованье...
   -- Нѣтъ! сто раз нѣтъ! возразила Эдмея,-- я не пойду съ вами.-- Вѣдь я сказала вамъ, что хочу, чтобы мать моя была жива и поправилась!... а въ вашей лечебницѣ она не поправится....
   -- Куда же вы хотите свезти ее? спросилъ Риттнеръ съ ироніею.
   -- Что вамъ за дѣло до этого?...
   Докторъ умалишенныхъ женщинъ сдѣлалъ два шага къ молодой дѣвушкѣ.-- Онъ придвинулся такъ близко къ ней, что она чувствовала на своемъ лицѣ его порывистое дыханіе.
   -- Не къ тому ли знаменитому незнакомцу, провинціальному лекаришкѣ, о которомъ вы такъ томно росписываете вашимъ пансіонскимъ подругамъ? продолжалъ онъ съ усиленною проніею и холодною злобою.
   Мадмоазель Деларивьеръ отступила въ испугѣ.
   -- Ахъ, негодяй!-- вскричала она,-- онъ распечаталъ мое письмо!-- онъ прочелъ его! это гнусно! это подло!..
   -- Конечно! я его прочелъ!-- возразилъ Риттнеръ.-- Это мое право и обязанность.
   -- Ваше право? ваша обязанность? повторила ошеломленная молодая дѣвушка.
   -- Конечно, потому что г. Деларивьеръ уѣзжая предоставилъ мнѣ безграничную, отцовскую власть надъ вами.
   -- Но отецъ мой не предполагалъ, что вы употребите во зло эту власть.
   -- Я пользуюсь ею, какъ мнѣ надо, и постараюсь-скоро доказать, что вамъ ничего не осталось больше дѣлать какъ повиноваться мнѣ.
   -- Вы напрасно воображаете это! я не возвращусь въ лечебницу.
   -- Вѣроятно, воздухъ ея заразителенъ для васъ,-- возразилъ докторъ съ ироніею,-- такъ какъ я вижу, мадмоазель Эдмея, чтовы также начинаете сходить съ ума.
   -- Еслибы я была вашею пансіонеркою, то, конечно, скоро бы сошла съ ума, отвѣчала-Эдмея.
   -- Вы забываете, что я могу позвать на помощь и васъ заставятъ тогда идти со мною.
   -- Не заставятъ!-- отвѣчала Эдмея, -- потому что я стану громко кричать отчего не хочу идти съ вами.
   Такое непоколебимое упорство вывело Франца Риттнера изъ себя -- Увидимъ! вскричалъ онъ, топнувъ.
   Онъ быстро подошелъ къ г-жѣ Деларивьеръ, которая смотрѣла съ испугомъ на происходившее около нея, ничего не понимая, и взялъ ее за руку.
   -- Пойдемте, Жанна! сказалъ онъ. Я такъ хочу.
   Умалишенная, на которую голосъ и слова доктора имѣли почти всегда сильное вліяніе, встала и хотѣла идти съ нимъ, безъ сопротивленія.
   Но Эдмея бросилась къ матери и, обнявъ ее руками, вскричала
   -- Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! вы не уведете ее!
   -- Прочь!-- сказалъ докторъ, грубо оттолкнувъ ее.-- Я впрочемъ не нуждаюсь въ вашемъ повиновеніи, оставайтесь на улицѣ, если вамъ пріятно это.... Вы сами объясните отцу ваше неслыханное поведеніе... Я умываю руки.
   -- Вы не уведете мою мать возразила молодая дѣвушка, цѣплясь за одежду доктора.-- Вы не уведете ее!....
   -- Неужели нѣтъ ни одного прохожаго, который избавилъ бы меня отъ этой безумной!..-- вскричалъ докторъ съ бѣшенствомъ.
   Въ эту минуту-изъ бастіона казармы вышелъ офицеръ и трое солдатъ.
   Услышавъ крикъ, офицеръ прислушался и пошелъ въ ту сторону, откуда онъ раздавался.
   -- Помогите мнѣ, поручикъ, прошу васъ,-- сказалъ Риттнеръ, увидѣвъ его.
   -- Что случилось, докторъ, проговорилъ поручикъ, знавшій его отчасти.
   Онъ часто встрѣчалъ его въ Отейлѣ и раза два или три даже говорилъ съ нимъ.
   -- Эта молодая особа, которая поручена мнѣ,-- отвѣчалъ докторъ, увела свою мать изъ лечебницы и не хочетъ возвратиться туда.
   -- Такъ значитъ это о васъ и объ этихъ двухъ дамахъ говорилъ мнѣ часовой нѣсколько минутъ тому назадъ?
   -- Вѣроятно.
   -- Ради Бога не допустите, чтобы насъ свели опять въ этотъ домъ,-- проговорила Эдмея съ живостью, обращаясь къ офицеру.
   -- Но отчего вы убѣжали оттуда?...
   -- Предчувствіе говоритъ мнѣ, что если мать моя возвратится туда, то не выйдетъ живая, и я чувствую, что мнѣ не снасти ее отъ смерти...-- Моя бѣдная мать слышитъ насъ,-- видите,-- но не понимаетъ...-- Она не владѣетъ разсудкомъ....-- а докторъ Риттнеръ никогда его не возвратитъ ей.-- Я хочу свезти ее къ такому человѣку, который навѣрное ее излечитъ...-- Вотъ отчего я хотѣла бѣжать изъ лечебницы вмѣстѣ съ матерью...-- Ради Бога, освободите насъ.
   Риттнеръ пожалъ плечами.
   Офицеръ отвѣчалъ.
   -- Къ сожалѣнію, я не могу исполнить вашего желанія.-- По какому праву вмѣшаюсь я въ очень важный вопросъ, который, какъ мнѣ кажется, должно рѣшить не въ вашу пользу... Ваша матушка поручена доктору...-- Онъ отвѣчаетъ за нее. Онъ пеможетъ отказаться отъ своей обязанности...
   -- Но если жизнь моей матери въ опасности?
   -- Отъ кого же угрожаетъ ей опасность?
   -- Отъ этого человѣка.
   -- Репутація, которою пользуется докторъ Риттнеръ, -- отвѣчалъ офицеръ съ улыбкою,-- не дозволяетъ мнѣ отнестись серьезно къ этому предположенію. Всѣмъ извѣстно, съ какою заботливостью лечить онъ своихъ большихъ.
   -- Такъ значитъ, вы не хотите помочь мнѣ?--пробормотала молодая дѣвушка.
   -- Я не могу помочь вамъ.... я могу только совѣтывать вамъ повиноваться, такъ какъ вижу, что вы не можете поступить иначе
   Эдмея потеряла голову.
   -- Не принять участія въ такомъ дѣлѣ, вскричала она съ гнѣвномъ,-- значитъ быть сообщникомъ! Вы предаете насъ палачу!...
   -- Поручикъ, -- сказалъ Риттнеръ спокойно,-- я прошу васъ быть свидѣтелемъ, что эта дѣвушка сумасшедшая.
   -- Сумасшедшая!! вскричала Эдмея, -- да; вы правы, я чувствую, что схожу съ ума, благодаря вамъ!... Пусть Господь накажетъ васъ за то.
   Она лишилась чувствъ и упала къ ногамъ матери, которая, казалось, не замѣтила ее.
   Риттнеръ вздохнулъ свободно.
   -- Этотъ обморокъ очень кстати,-- сказалъ онъ: по крайней все покончилъ.
   -- Но не опасаетесь ли вы дурныхъ послѣдствій для этой несчастной молодой дѣвушки? спросилъ офицеръ.
   -- И очень... отвѣчалъ докторъ. Такое потрясеніе, вѣроятно, повлечетъ на собою нервные припадки, которые могутъ окончиться сумасшествіемъ.... Къ несчастію, она сильно расположена къ нему... Но очень можетъ быть, что я все вижу въ черномъ свѣтѣ и надѣюсь всѣмъ сердцемъ.... я прошу васъ, поручикъ, оказать мнѣ услугу,
   -- Какую?
   -- Позвольте, пожалуйста, двухъ изъ вашихъ солдатъ помочь мнѣ отнести въ лечебницу эту молодую дѣвушку,-- сказалъ Францъ Риттнеръ.
   -- Это очень возможно, располагайте ими.
   По знаку поручика, два солдата, съ любопытствомъ смотрѣвшіе на эту сцену, устроили родъ носилокъ, скрестивъ руки, и тихонько отнесли Эдмею въ квартиру доктора.
   Жанна, которую докторъ умалишенныхъ женщинъ держалъ за руку, пошла съ нимъ безъ сопротивленія.
   Ее опять заперли въ ея комнату, а Эдмею, которая все еще была въ обморокъ положили въ постель и сидѣлки начали хлопотать около нея. Обѣ жертвы попались опять въ страшную отейльскую лечебницу.

* * *

   Съ тѣхъ поръ какъ Клодъ Марто сдѣлалъ извѣстное роковое открытіе,-- онъ сталъ мраченъ и печаленъ.-- Онъ работалъ попрежнему, но не улыбался уже и не пѣлъ, а безпрестанно твердилъ себѣ:
   -- Возможно ли то, что я думаю?
   Всѣ его старанія достигнуть сомнѣнія были напрасны. Онъ припомнилъ катанье по Сенѣ, разспросы Фабриція, показавшіеся ему тогда странными, но смыслъ которыхъ сталъ ему теперь вполнѣ понятенъ. Припомнилъ мертвенную блѣдность молодаго человѣка въ день казни и поразмыслилъ о томъ, съ какою цѣлью выказалъ онъ ему притворное расположеніе и участіе, внушившія -- было ему, Клоду Марто, сначала, глубокую благодарность.
   Теперь все стало ясно.
   Онъ съ безпокойствомъ задавалъ себѣ вопросъ, какъ ему слѣдовало поступить -- заявить въ судъ или нѣтъ?
   Но эта мысль внушала ему страхъ.
   Какъ знать, думалъ онъ, можетъ быть у него украли револьверъ.-- Подождемъ еще немного.
   И онъ не говорилъ никому о своей тайнѣ.
   

XXII.

   Эксъ-лакей Лоранъ, облеченный теперь, въ званіе управляющаго домомъ въ Нельи-Сенъ-Джемсъ,-- замѣтилъ перемѣну въ характерѣ своего застольника, но не вывелъ изъ этого никакого заключенія.
   -- Можетъ быть, онъ скучаетъ, думалъ онъ.-- Когда г. Деларивьеръ и г. Фабрицій возвратятся, то у него будутъ занятія и онъ повеселѣетъ.
   Клодъ Марто получилъ письмо отъ строителя лодокъ, въ которомъ тотъ писалъ ему, что шлюпка его готова для оснастки, и просилъ его посмотрѣть годится ли ему она. Клодъ тотчасъ же отправился въ Шарантонъ.
   Шлюпка была спущена на воду; своими граціозными формами она заслуживала вниманія знатоковъ.
   Въ ея посторонней каютѣ могли помѣститься шесть человѣкъ.
   -- Это красивое судно! сказалъ Клодъ Марто, осмотрѣвъ его.-- Корпусъ мнѣ нравится и, при хорошей американской оснасткѣ, я полагаю, шлюпъ можетъ идти порядочное число узловъ въ часъ....
   -- Я ручаюсь за это, отвѣчалъ лодочникъ....
   -- А что возьмете вы съ меня за него? спросилъ эксъ-матросъ.
   -- Съ оснасткою?
   -- Да, съ оснасткою, съ якоремъ и цѣпью.
   -- Двѣнадцать тысячъ-франковъ....
   -- Очень хорошо,-- сказалъ Клодъ Марто съ самымъ серьезнымъ видомъ,-- но затѣмъ прибавилъ: а сколько вы дадите годоваго дохода тому, кто дастъ вамъ за шлюпъ такую сумму?
   Лодочникъ засмѣялся.
   -- Я не хочу сутяжничать, честное слово -- продолжалъ Клодъ, но надо же быть разсудительну, чортъ возьми!... Я предложу вамъ восемь тысячъ пятьсотъ франковъ?...
   -- Я не могу уступить его вамъ даже и за девять тысячъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?
   -- Честное слово.
   -- Честные люди всегда сойдутся какъ нибудь....-- Шлюпъ прочно построенъ, нельзя отрицать этого.... Я вижу, что онъ-ровно сидитъ въ водѣ....-- Въ бурную погоду онъ не будетъ нырять носомъ и черпать воду... Пожалуй, онъ дѣйствительно стоитъ десяти тысячъ франковъ, но я не дамъ ни одного су больше.
   -- Вы дадите десять тысячъ пятьсотъ франковъ.....
   -- Даже, десяти франковъ свыше десяти тысячъ. Но я заплачу наличными.... Вамъ не придется ждать денегъ ни минуты.
   -- Идетъ!-- сказалъ лодочникъ, протянувъ руку Клоду.
   -- Отлично!-- отвѣчалъ Клодъ, хлопнувъ по ней.-- И на вашъ счетъ завтракъ.
   -- Очень охотно.... Мы пойдемъ къ рыбаку-харчевнику неподалеку отсюда. Онъ мой кліептъ, и непремѣнно подастъ намъ контрабандный матлотъ и хорошее вино.
   -- Ладно.-- Когда шлюпъ будетъ оснащенъ?
   -- Оснастка готова....-- стоитъ только укрѣпить ее.
   -- Смотрите, чтобы паруса были надежные.
   -- Съ бинетомъ?
   -- Я вамъ сказалъ, чтобы оснастка была американская съ двумя фокъ-мачтами.
   -- Все будетъ готово чрезъ недѣлю.-- Пойдемте завтракать.
   Лодочникъ взялъ матроса подъ руку и черезъ четверть часа они сидѣли за столомъ у вышеупомянутаго рыбака и ѣли картофельныя котлеты, запивая ихъ бѣлымъ виномъ, въ ожиданіи контрабанднаго матлота.
   -- Вотъ пять тысячъ задатка.... сказалъ Клодъ послѣ завтрака.-- Дайте мнѣ пожалуйста росписку.... Вы получите остальныя деньги черезъ недѣлю... я принесу ихъ, когда приду за моею покупкою...-- Это будетъ хорошая прогулка!
   -- Вы спустите шлюпъ одни въ Нейльи? спросилъ лодочникъ.
   -- Я справился бы съ этимъ одинъ, увѣряю васъ.... но лучше если бы у меня былъ кто нибудь для этого, я даже разчитывалъ на касъ по этому случаю.
   -- На меня?
   -- Да.
   -- Да, если это возможно...-- Что же вамъ надо?
   -- Мнѣ хотѣлось бы имѣть ловкаго, смышленнаго мальчугана лѣтъ двѣнадцати, который помогалъ бы мнѣ, по мѣрѣ силъ, управлять лодкою и ловить рыбу. Мнѣ хотѣлось-бы, чтобы онъ былъ уже немножко привыченъ къ водѣ и любилъ бы обращаться около нее... я бы выучилъ его ремеслу.... я думалъ, что такъ какъ вы видите много народа и вамъ должны быть извѣстны всѣ крысы на Сенѣ, то, можетъ быть, вы можете указать мнѣ на такого мальчика.
   -- Вотъ отличный случай!-- вскричалъ лодочникъ,-- мнѣ кажется, что я могу рекомендовать вамъ какъ разъ такого мальчика, какой намъ нуженъ....
   -- Въ самомъ дѣлѣ?
   -- Добрый мальчикъ и далеко не глупый... онъ знакомъ съ рѣкою...-- Онъ управляетъ веслами, какъ старый рыболовъ... и плаваетъ какъ утка....-- Вы, вѣрно, видѣли его у меня на верфи....
   -- Не тотъ ли это мальчикъ, который пригналъ съ верхней Сены тяжелый паромъ?
   -- Тотъ самый!-- я употребляю его на сколько возможно для такой работы.-- Онъ сынъ бѣдной, честной женщины, которая нѣсколько времени тому назадъ поселилась въ Шарантонѣ. Мать ходитъ прислуживать, чтобы заработать себѣ пропитаніе...-- я взялъ мальчика...-- Время отъ времени я даю ему немного денегъ.... Все-таки это имъ кой-какая помощь.... Если вы возьмете къ себѣ мальчика, то.сдѣлаете доброе дѣло.
   -- Для меня это подходящее дѣло и доставитъ помощь матери... Мальчикъ будетъ одѣтъ, сытъ, будетъ имѣть помѣщеніе и, кромѣ того, получитъ по двадцати франковъ въ мѣсяцъ жалованья.
   -- Это будетъ почти благосостояніе для бѣдной его матери,-- отвѣчалъ лодочникъ.-- То, что я дѣлаю для него, ровно ничего не значитъ въ сравненіи съ тѣмъ, что вы предлагаете.
   -- Но будетъ ли согласенъ мальчикъ?
   -- Не безпойтесь объ этомъ.... Онъ очень усерденъ и у него золотое сердце...-- Онъ радъ, когда можетъ заработать сколько нибудь су, и тотчасъ же несетъ ихъ матери....-- Надо только, чтобы мать-то согласилась.
   -- Отдастъ ли она его мнѣ?
   -- Надѣюсь.
   -- Такъ я схожу къ ней послѣ завтрака....
   -- А если ей покажется тяжело разстаться съ сыномъ, такъ я схожу къ ней завтра или послѣ завтра и уговорю ее.
   -- Что? она замужняя или вдова?
   -- Не думаю, чтобы она была вдова, но мужа ея никогда не вид но.... Я никогда не разспрашивалъ ее объ этомъ... вы понимаете.
   -- Гдѣ она живетъ?
   -- Въ Шараптонѣ, въ Парижской улицѣ номеръ * * *.
   -- Вы знаете какъ ее зовутъ?
   -- Знаю.... Ее зовутъ Марія Талландье.
   Клодъ написалъ на клочкѣ "Petit Journal" имя и адресъ, которые сказалъ ему лодочникъ.
   Послѣ завтрака они разстались, дружески, пожавъ одинъ другому руку, причемъ Клодъ Марто обѣщалъ придти на будущей недѣлѣ.
   Лодочникъ возвратился на свою верфь, а эксъ-матросъ пошелъ въ Парижскую улицу.
   Онъ отыскалъ означенный въ адресѣ домъ, который былъ пристойнаго, но очень бѣднаго, вида.
   -- Здѣсь-ли живетъ г-жа Талландье? спросилъ онъ привратницу.
   -- Здѣсь, отвѣчала привратница.
   -- Дома ли она теперь?
   -- Мальчикъ пришелъ домой, минутъ пять тому,-- не думаю, чтобы матери не было дома.... Идите смѣло по лѣстницѣ....
   -- Въ которомъ этажѣ ея квартира?
   -- Въ самомъ верху...-- ошибиться нельзя.... лѣстница оканчивается противъ ея двери.
   -- Очень благодаренъ.
   Привратница, сама не зная того, перефразировала первый куплетъ одной старинной пѣсни, славившейся когда-то.
   
   "Je loge au quatrième étage,
   "C'est là que finit l'escalier,
   "Je suis ma femme de menage
   "Mon domestique et mon portier" *).
   *) Я живу въ четвертомъ этажѣ, тамъ гдѣ оканчивается лѣстница, я самъ для себя кухарка, слуга и привратникъ.
   
   Клодъ Марто быстро поднялся по лѣстницѣ.
   На площадкѣ четвертаго и послѣдняго этажа онъ постучалъ въ Дверь.
   Ему отворилъ мальчикъ, лѣтъ двѣнадцати, который, при видѣ незнакомаго посѣтителя, повернулъ голову и вскричалъ:
   -- Мама, какой-то господинъ!
   -- Здравствуйте маленькій человѣчекъ, сказалъ Клодъ, снялъ фуражку и повторилъ тотъ-же вопросъ, какъ и привратницѣ:
   -- Здѣсь ли живетъ г-жа Талландье?
   -- Здѣсь, сударь.
   -- Мнѣ хотѣлось-бы поговорить съ нею....
   -- Мама, прибавила, мальчикъ, этотъ господинъ хочетъ поговорить съ тобою.
   -- Такъ пусть онъ войдетъ, отвѣчалъ женскій голосъ.
   Комната, въ которую вошелъ эксъ-матросъ, была родъ мансарды, съ единственными, окномъ, выходившимъ на ближайшую кровлю занавѣски на немъ были изъ самой простой кисеи, по безукоризненно чисты.
   Квартира состояла изъ двухъ очень маленькихъ комнатъ. Въ ней было небольшое количество мебели грубой работы, которая стояла въ порядкѣ и отличалась фламандскою чистотою, выкупавшею бѣдность ансамбля.
   Клодъ нашелъ, что мать и сынъ жили очень мило.
   

XXIII.

   Сыну г-жи Талландье, какъ мы знаемъ, было около двѣнадцати лѣтъ.
   У него было загорѣлое лицо, усѣянное мѣстами веснушками, съ неправильными, но тонкими чертами, выражавшими смышленость, и густые рыжеватые волосы, вьющіеся отъ природы.
   Одежда его, болѣе чѣмъ скромная, была въ исправности и отличалась чистотою.
   Г-жѣ Талландье, казалось, было лѣтъ тридцать шесть. Она была средняго роста, брюнетка, съ густыми волосами и чудными глазами.
   Должно быть она прежде была очень хороша; но вынесенныя страданія и, можетъ быть, лишенія, помяли отчасти ея черты.
   Распухшія и покраснѣвшія вѣки доказывали, что она много плакала.
   Вся ея особа внушала уваженіе и симпатію. Сейчасъ было видно, что она честная, хорошая женщина.
   Клодъ Марто отвѣсилъ ей два поклона сряду, одинъ за другимъ.
   -- Вы г-жа Талландье? спросилъ онъ.
   -- Да, я.
   -- А этотъ мальчикъ сынъ вашъ?
   -- Да, это Пьеръ... мое единственное дитя...
   При этихъ словахъ бѣдная женщина притянула къ себѣ мальчика и нѣсколько разъ поцѣловала въ лобъ. На глазахъ ея навернулись слезы.
   -- Какому случаю я обязана вашимъ посѣщеніемъ? спросила она Клода. Вы желаете, вѣроятно, чтобы я занялась вашимъ хозяйствомъ?
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ эксъ-матросъ.
   Г-жа Талландье взглянула на своего гостя съ безпокойствомъ и недовѣрчивостью.
   -- Но кто же сказалъ вамъ обо мнѣ и указалъ, гдѣ я живу?... Что вамъ надо отъ меня?...
   -- Это очень просто... я только что былъ у г. ***, строителя лодокъ...
   -- Я сейчасъ видѣлъ васъ тамъ.... прервалъ его Пьеръ. Вы купили прекрасный шлюпъ, который дня два тому назадъ спустили на воду...
   -- Точно такъ, мальчуганъ.... отвѣчалъ Клодъ Марто. Я купилъ шлюпъ для моего буржуа, Фабриція Леклеръ, и по поводу-то этого шлюпа пришелъ къ вамъ.
   -- Я не понимаю, что это значитъ.... сказала г-жа Талландье.
   -- Минута терпѣнія. Я все объясню вамъ... На моихъ рукахъ нѣсколько лодокъ, и мнѣ надо помощника, маленькаго юнгу... Я сказалъ объ этомъ лодочнику -- и онъ далъ мнѣ вашъ адресъ. Онъ говоритъ, что сынъ вашъ очень понятливъ и чрезвычайно былъ-бы полезенъ мнѣ, если-бы вы согласились отпустить его со мною.
   На подвижномъ лицѣ г-жи Талландье еще живѣе отразилось безпокойство, и она вскричала:
   -- Боже мой, неужели хозяинъ Пьера недоволенъ имъ и хочетъ сбыть его съ рукъ!
   -- Вовсе нѣтъ, возразилъ Клодъ.
   -- Но отчего же онъ не хочетъ держать его у себя?
   -- Онъ полагаетъ, что мѣсто, которое я предлагаю мальчику, выгодно и мвжетъ быть поддержкою для васъ.
   -- Вы очень добры и я благодарна вамъ; по хозяинъ Пьера знаетъ, что я не желаю разстаться съ моимъ сыномъ... Онъ обѣщалъ маѣ обучить мальчика своему ремеслу, а если Пьеръ оставитъ его верфь, то впослѣдствіи будетъ не въ состояніи заработывать себѣ хлѣбъ.
   -- Вы ошибаетесь... Если бы я взялъ Пьера къ себѣ, то обучилъ-бы его хорошему ремеслу, которое сытно кормитъ... Къ тому же онъ жилъ бы недалеко отъ васъ... Мои хозяева живутъ въ Нейльи... Когда Пьеру не было бы времени, -- то вы могли бы пріѣзжать къ нему на цѣлый день.
   -- Такъ вы хотите увезти его въ Нейльи?
   -- Да, въ Нейльи.
   -- Что же онъ тамъ будетъ дѣлать?
   -- Все то, что дѣлаетъ юнга на казенномъ кораблѣ... Кромѣ того, онъ помогалъ бы мнѣ управлять лодками во время катанья и закидывать рыболовныя сѣти...
   -- Ахъ! какъ мнѣ было бы весело! сказалъ мальчикъ. Я очень люблю ловить рыбу.
   -- И онъ получалъ бы что нибудь за это? спросила г-жа Талландье.
   -- Да. Онъ былъ бы одѣтъ, имѣлъ бы столъ, помѣщеніе, и для начала получалъ бы по двадцати франковъ въ мѣсяцъ... Еслибы я былъ доволенъ имъ, то чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ выхлопоталъ-бы ему прибавку.
   -- Двадцать франковъ! вскричалъ мальчикъ, котораго, казалось, сильно изумила такая сумма. Подумай, мама, вѣдь это двѣсти сорокъ франковъ въ годъ; я не сталъ бы трогать этихъ денегъ, и ты копила бы ихъ...
   -- Да, мой милый мальчикъ, отвѣчала г-жа Талландье, но мнѣ лучше хотѣлось бы, чтобы ты научился строить лодки... Я была бы тогда спокойнѣе.
   -- Я умѣю управляться съ рубанкомъ и стругомъ, сказалъ Клодъ. Мнѣ хочется самому завести небольшую верфь и построить лодку... Мальчикъ выучится у меня этому ремеслу такъ же скоро, какъ и здѣсь... Я берусь сдѣлать изъ него искуснаго строителя лодокъ, ловкаго матроса и отличнаго рыболова. Такимъ образомъ на его лукѣ будетъ три тетивы, вмѣсто одной.
   -- Я вѣрю вамъ, но вѣдь въ такомъ случаѣ мнѣ надо разстаться съ нимъ. То, что вы предлагаете, очень полезно и выгодно для двѣнадцатилѣтняго мальчика... и значительно бы улучшило наше положеніе. Вѣдь хозяинъ Пьера вѣрно сказалъ вамъ, что я очень бѣдна... Мы живемъ кой-какими крохами и иногда намъ очень тяжело. Мнѣ не пришлось бы тогда тратить ни копѣйки на Пьера, и изъ заработанныхъ имъ денегъ можно было бы ему накопить капиталецъ. Я все это понимаю и, въ виду интереса мальчика, должна была бы согласиться на ваше предложеніе... Но что дѣлать! у меня не хватитъ духа отпустить его изъ дома... Подумайте, что у меня вѣдь нѣтъ никого на свѣтѣ, кромѣ его... и я такъ люблю его!...
   Бѣдная женщина произнесла послѣднія слова надорваннымъ голосомъ, упала на стулъ и заплакала,
   Мальчикъ вспрыгнулъ къ ней на колѣни, обнялъ ее обѣими руками и проговорилъ:
   -- Мама, не плачь, умоляю тебя!... а не то я также заплачу! Къ чему такъ убиваться?... Вѣдь это не значитъ разстаться, если мы будемъ жить съ тобою на разстояніи часа пути... Я хочу, чтобы ты была счастлива и не терпѣла ни въ чемъ нужды... Я хочу заработать деньги, чтобы лелѣять тебя, когда ты состаришься.. Отпусти меня въ Нейльи... Когда у меня не будетъ времени, ты будешь пріѣзжать ко мнѣ.... такъ сказалъ этотъ господинъ... Я буду такъ стараться, что мнѣ прибавятъ" жалованья, и я буду очень счастливъ при мысли, что могу моею работою доставить тебѣ спокойствіе...
   -- Тѣмъ болѣе, сказалъ Клодъ, что есть еще нѣчто, о чемъ я не подумалъ прежде... Уловъ рыбы, за исключеніемъ того, что станутъ брать для дома хозяина, будетъ принадлежать намъ... Прибыль будетъ порядочная, повѣрьте мнѣ!... Рѣшитесь-же, г-жа Талландье... Я буду очень беречь мальчика... Онъ мнѣ нравится!... Видно, что у него доброе сердце... Онъ васъ любитъ, и только и думаетъ, что о насъ... а если у кого есть хоть сколько-нибудь души, тому невозможно не любить дѣтей, которые любятъ своихъ родителей.
   И Клодъ Марто хлопнулъ себя по могучей груди.
   -- Подумайте, продолжалъ онъ, что вѣдь это богатый домъ... Его будутъ кормить тамъ какъ на убой... Онъ потолстѣетъ. Кромѣ того, по вечерамъ, когда онъ окончитъ работу, я стану посылать его въ школу.
   -- О! Я умѣю читать и писать, сказалъ Пьеръ съ гордостью.
   -- Все равно, это не мѣшаетъ ходить въ школу, чтобы учиться тамъ... ариѳметикѣ, рисованію и разной другой премудрости, которую очень полезно знать.
   -- Ахъ, да! рисованію! вскричалъ Пьеръ, и глаза его сверкнули. Умѣть изображать на бумагѣ то, что видишь!... Это должно быть весело!... Мнѣ бы это понравилось лучше всего...
   -- Чтоже, мадамъ Талландье, сказалъ Клодъ одобряющимъ голосомъ, рѣшитесь наконецъ... Будьте разсудительны... Докажите, что вы любите Пьера не только для васъ самихъ, но и для него... Подумайте о его будущности,-- вы такая добрая мать.
   Бѣдная женщина опять прижала къ груди мальчика, который все еще сидѣлъ у нея на колѣняхъ, и начала цѣловать его съ жаромъ -- Милое!.. милое дитя... моя жизнь.... душа моя.... говорила она.
   И съ глубокимъ вздохомъ отерла слезы, навернувшіяся на ея глазахъ.
   -- Что же, мадамъ Талландье,-- надумались ли вы? сказалъ Клодъ Марто. Согласны ли вы на мое предложеніе?
   Г-жа Талландье покачала головой.
   -- Я не могу сразу рѣшиться на такой важный шагъ, проговорила она...-- Я еще подумало и поговорю съ хозяиномъ Пьера, который былъ такъ добръ для насъ.
   -- Хорошо...-- Но когда же дадите вы мнѣ отвѣтъ?
   -- Черезъ недѣлю...-- Мнѣ кажется, что это недолго?
   -- Пожалуй, если ужь вы никакъ не можете рѣшиться прежде... Я пріѣду къ этому времени за моимъ шлюпомъ...-- Мы поговоримъ съ вами и если вы рѣшитесь, какъ я желаю и надѣюсь, то я возьму съ собою Пьера....
   Г-жа Талландье вмѣсто отвѣта кивнула головою.
   Клодъ протянулъ руку мальчику, пожавшему ее крѣпко, какъ взрослый и ушелъ.
   -- Чрезъ недѣлю... думалъ онъ, спускаясь по лѣстницѣ,-- лишь бы она согласилась! Мальчуганъ очень мнѣ нравится! Мнѣ кажется, что если онъ будетъ у меня, то это принесетъ мнѣ счастье.
   

XXIV.

   Жоржъ Вернье въ теченіи четырехъ дней съѣздилъ въ Женеву, изъ Женевы въ Эвіанъ, а изъ Эвіана въ Миллери, откуда возвратимся прямо въ Мелюнъ.
   Но онъ былъ сильно огорченъ.
   Онъ не напалъ ни на какой признакъ, могущій навести его на слѣдъ семейства казненаго.
   Все, что онъ узналъ, ограничивалось слѣдующимъ:
   Человѣка, изувѣченнаго взрывомъ мины, знали Пьеромъ.
   Онъ прибылъ изъ Франціи и при немъ не было никакого свидѣтельства и никакихъ бумагъ...
   Онъ поступилъ сперва въ каменоломню, какъ простой рабочій; но такъ какъ выказалъ нѣкоторыя спеціальныя свѣдѣнія, умъ и усердіе, то его скоро назначили распорядителемъ работъ.
   Поправясь отъ страшнаго ушиба, онъ тотчасъ же отправился въ путь, не сказавъ никому, куда идетъ, и съ тѣхъ поръ никто въ Миллери не слыхалъ о немъ,
   Жоржъ былъ убѣжденъ, что это тотъ самый человѣкъ, котораго казнили въ Мелюнѣ; по эта увѣренность ни къ чему не вела.
   Паула Бальтусъ, которой Жоржъ Вернье тотчасъ же сообщилъ, какъ неудачны были его розыски въ Савоѣ, считала исцѣленіе Жанны единственнымъ средствомъ къ открытію истины.
   Но гдѣ найти Жанну?
   Письмо Паулы Бальтусъ къ Деларивьеру отправилось изъ Гавра пять дней тому, а оно могло дойти до Нью-Іорка только черезъ девять дней пути, и то еще въ такомъ случаѣ, если корабль не задержатъ противные вѣтры и бури, такъ часто случающіеся въ океанѣ.
   Паула, убѣжденная, что получитъ отвѣтъ по телеграфу, торопила молодаго доктора найти лечебницу, которую можно было бы немедленно купить.
   Жоржъ искалъ, но безъ успѣха.
   Онъ принялся опять изучать сочиненія древнихъ и новѣйшихъ авторовъ объ умопомѣшательствѣ во всѣхъ его видахъ и о способахъ исцѣленія этой страшной болѣзни.
   Онъ дѣлалъ множество замѣтокъ и выписокъ, и обдумывалъ мысль, почерпнутую имъ изъ двухъ нѣмецкихъ авторовъ, которую многіе спеціалисты считали нелѣпою и опасною.
   Несмотря на это противорѣчіе, онъ додумался до того, что рѣшился прибѣгнуть къ этому странному способу леченія, о которомъ мы разскажемъ въ свое время.
   Мыогіе уже употребляли этотъ способъ успѣшно, я это еще болѣе поддерживало его убѣжденье.
   Впрочемъ, онъ хотѣлъ еще посовѣтоваться съ профессорами медицины, уроками которыхъ пользовался, когда былъ студентомъ.
   Онъ составилъ записку, въ которой изложилъ кажущіяся причини болѣзни Жанны, все что зналъ отъ Деларивьера о темпераментѣ больной, наконецъ о томъ, что замѣтилъ самъ относительно этого предмета, когда лечилъ ее, и рѣшился отправиться съ этою запискою къ самому уважаемому изъ профессоровъ и посовѣтоваться съ нимъ о способѣ леченія, такъ сильно занимавшемъ его.
   Онъ былъ почти увѣренъ, что застанетъ дома знаменитаго врача около восьми часовъ утра, и, въ одно воскресное утро, пріѣхавъ въ Парижъ на почтовомъ поѣздѣ, отправился въ кварталъ Сорбонны, гдѣ жилъ докторъ В***.
   Докторъ былъ дома.
   Жоржа, далъ свою карточку сѣдому лакею, и чрезъ нѣсколько минутъ вошелъ въ кабинетъ своего бывшаго профессора, который остался его другомъ и покровителемъ.
   Докторъ В***--фамилію котораго мы сочли должнымъ замѣнить тремя здѣздочками, чувствовалъ къ Жоржу симпатію и уваженіе, и былъ убѣжденъ, что молодаго врача ожидаетъ блестящая будущность.
   Онъ встрѣтилъ его съ радостью, обнялъ какъ сына, и сказалъ:
   -- Какая бы причина ни привела васъ ко мнѣ, мой милый, я очень радъ, что вижу васъ, и буду еще болѣе счасливъ, если могу оказать вамъ какую нибудь услугу.
   -- Дѣйствительно, профессоръ, я пришелъ васъ просить объ очень важной для меня услугѣ...
   -- Я готовъ служить вамъ моимъ вліяніемъ, кошелькомъ и моими совѣтами.
   -- Я пріѣхалъ попросить у васъ совѣта.
   -- Какъ у друга или какъ у медика?
   -- Сперва какъ у медика!
   -- Такъ вы все еще вѣрите въ меня?
   -- Вѣрю ли?-- Ахъ, профессоръ! Чѣмъ больше я занимаюсь медициною, тѣмъ яснѣе вижу, что мнѣ никогда не достигнуть до той высоты, на которой вы стоите....
   Профессоръ пожалъ руку молодому человѣку.
   -- Благодарю васъ, другъ мой! вскричалъ онъ:-- благодарю за то, что вы такъ цѣните вашего стараго учителя!... Вы принадлежите къ числу тѣхъ, очень рѣдкихъ учениковъ, которые, поднявшись на высоту, не забываютъ, что мы дали имъ крылья..-- Другіе злоупотребляютъ своими молодыми силами и стараются опрокинуть насъ, чтобы занять паши мѣста.
   -- Это карлики, нападающіе на гигантовъ! отвѣчалъ Жоржъ. Надо жалѣть о нихъ...
   -- Какой совѣтъ надобно вамъ, другъ мой?
   Жоржъ объяснилъ въ короткихъ словахъ знаменитому врачу, чего ожидалъ отъ него, и далъ ему записку относительно г-жи Деларивьеръ.
   Профессоръ слушалъ его съ глубочайшимъ вниманіемъ. Такъ какъ вопросъ, по которому обратился къ нему его бывшій ученикъ, былъ очень важенъ, то онъ хотѣлъ серьезно обдумать его.
   -- Я понимаю васъ,-- сказалъ онъ, когда Жоржъ кончилъ.
   -- Что же вы скажете мнѣ?
   -- Ничего, пока не разсмотрю хорошенько вашу записку, которую вы принесли мнѣ.
   -- А когда вы ее разсмотрите, профессора,?
   -- Обѣщаю вамъ, что скоро. Не знаю, будемъ ли мы согласны съ вами во всѣхъ пунктахъ; но мнѣ кажется что, начиная съ сегодняшняго дня, мы придемъ къ одному и тому же результату.
   -- Ахъ! дорогой и знаменитый профессоръ! вскричалъ молодой человѣкъ,-- если я заслужу ваше одобреніе, то это придастъ мнѣ новыя силы и я не буду сомнѣваться въ успѣхѣ.
   -- Слѣдовательно, вы хотите заняться спеціально душевными болѣзнями? продожалъ профессоръ.
   -- Это мой планъ.
   -- Вы очень хорошо дѣлаете.... У насъ мало докторовъ душевныхъ болѣзней, одаренныхъ такимъ блестящимъ умомъ, какъ вы.... Вскоре пріобрѣтете извѣстность.... Если вамъ вначалѣ понадобится руководитель на этомъ трудномъ пути, разсчитывайте на меня.... Я опять стану вашимъ учителемъ, какъ и прежде. Новая отрасль медицины, которую вы станете изучать, потребуетъ отъ васъ много труда... по я знаю, что вы добросовѣстны и неутомимы. Вы обладаете усердіемъ и вѣрою,-- предъ вами будущность... Но, кромѣ теоріи, необходима практика.... Вся суть въ большой практикѣ... Только при такихъ условіяхъ можно сдѣлаться истинно ученымъ и истинно искуснымъ врачемъ.
   -- Я знаю это и займусь практикою...
   -- Хорошо было бы на первый разъ слушать консультаціи въ лечебницѣ умалишенныхъ... Еслибы вы могли впослѣдствіи имѣть собственную лечебницу, то быстро бы подвинулись впередъ.
   -- Я ищу такую лечебницу, которая была бы основана уже нѣсколько лѣтъ.
   -- Такихъ мало...
   -- Конечно, но все таки можно найти.
   -- Это будетъ стоить вамъ очень дорого.
   -- У меня очень богатый компаньонъ.
   -- Тѣмъ лучше, такъ какъ богатый компаньонъ рѣдкая птица для дебютанта... rara avis.
   -- Не знаете ли вы, дорогой профессоръ, продажной лечебницы, соотвѣтствующей моимъ требованіямъ.
   -- Постойте-ка!... кажется, мнѣ недавно говорили о какой-то лечебницѣ.
   -- Въ Парижѣ?
   -- Да., или по крайней мѣрѣ въ окрестностяхъ. Да! я припоминаю теперь... Эта лечебница находится въ Отейлѣ... Мнѣ даже дали записку объ этомъ... родъ объявленія...
   -- Поищите ее профессоръ, убѣдительно прошу васъ.
   -- Сейчасъ, поищу.
   И докторъ В*** началъ рыться въ ящикѣ конторки, гдѣ было разбросано въ страшномъ безпорядкѣ, множество писемъ, замѣтокъ и другихъ бумагъ.
   -- Вотъ оно! вскричалъ онъ черезъ нѣсколько секундъ; это оно самое... Прочтите.--
   Жоржъ жадно схватилъ бумагу, которую подалъ ему профессоръ, и прочелъ слѣдующее:

ЛЕЧЕБНИЦА ВЪ ОТЕЙЛѢ.

   Докторъ Риттнеръ, врачъ душевныхъ болѣзней, директоръ лечебницы въ Отейлѣ, улица Раффе и бульваръ Монморанси, извѣстной великолѣпнымъ состояніемъ, въ которомъ она находится, отличнымъ устройствомъ и богатою, многочисленною практикою, имѣетъ честь объявитъ знаменитому доктору что желаетъ передать свое заведеніе медику спеціалисту.
   "Докторъ Риттнеръ, принужденный, по семейнымъ обстоятельствамъ, оставить Парижъ, продаетъ свое заведеніе не иначе какъ на наличныя деньги, но на выгодныхъ условіяхъ."
   Въ глазахъ Жоржа блеснула радость.
   -- Вотъ вы и нашли лечебницу,-- неправда ли! вскричалъ профессоръ.
   

XXV.

   -- Вы знаете, профессоръ лечебницу въ Отейлѣ?.. спросилъ Жоржъ.
   -- Да, отвѣчалъ знаменитый врачъ.-- Около двухъ лѣтъ тому одинъ изъ моихъ пріятелей, котораго жестокая необходимость заставила помѣстить туда свою мать, просилъ меня съѣздить туда для консультаціи...
   -- Какого вы мнѣнія объ этой лечебницѣ?
   -- Она мнѣ кажется выходящею изъ ряда обыкновенныхъ по своему устройству и положенію.
   -- А директоръ ея?
   -- Я нахожу, что онъ не заслуживаетъ той извѣстности, которою пользуется.
   -- А между тѣми онъ знаменитость?
   -- Это ничего не доказываетъ.-- Онъ составилъ свою славу посредствомъ рекламъ, и я совершенно равнодушенъ къ ней...-- Вотъ что я думаю о докторѣ Риттнерѣ:-- этотъ нѣмецъ, конечно, много учился и читалъ, такъ какъ онъ спеціалистъ, но онъ пропитанъ старинными методами, и если допускаетъ какія нибудь нововведенія, то только для вида. Онъ врагъ всякаго истиннаго прогреса и старается побѣдить умопомѣшательство заржавѣвшимъ оружіемъ, принадлежащимъ къ очень древнему арсеналу.
   -- Словомъ, жалкій лекаришка,-- сказалъ Жоржъ,-- но честный ли онъ человѣкъ?
   -- На этотъ вопроса, я не рѣшусь отвѣчать...-- Я не знаю ничего такого, что дало бы мнѣ право заподозрить доктора Риттнера въ безнравственности.... но онъ мнѣ кажется не довольно симпатичнымъ -- вотъ и все... Это не мѣшаетъ его лечебницѣ процвѣтать и пользоваться извѣстностью...-- Онъ хочетъ продать ее, вѣроятно потому только, что слишкомъ уже богатъ....-- Это заведеніе въ вашихъ рукахъ еще скорѣе, чѣмъ въ его, будетъ настоящею золотою рудою, тѣмъ болѣе, что я сдѣлаю для васъ то, чего никогда не сдѣлалъ бы для него;-- стану рекомендовать васъ очень усердію, а вы знаете, что моя рекомендація что нибудь значитъ... Поѣзжайте же въ Отейль какъ можно скорѣе и осмотрите заведеніе... Обратите на все вниманіе, и постарайтесь сойтись съ этимъ Риттнеромъ. Только будьте осторожны... Не увлекайтесь.-- Нѣмецъ разумѣется заломитъ съ васъ очень дорого!-- Торгуйтесь хорошенько!--
   -- Какъ вы находите, профессоръ, что стоитъ лечебница...
   -- Надо будетъ также купить недвижимое имущество, принадлежащее доктору.-- Я цѣню недвижимость и практику въ триста пятьдесятъ или четыреста тысячъ франковъ.--
   -- Ого! Это порядочная сумма!!
   -- Считайте себя счастливымъ, если Риттнеръ не запроситъ отъ васъ вдвое дороже.
   -- Я сейчасъ же поѣду къ нему, и узнаю, что онъ хочетъ.
   -- Поѣзжайте, совѣтую вамъ; если же купите, то немедленно извѣстите меня.
   -- Я побываю у васъ или напишу вамъ...
   -- Прекрасно.
   -- А моя записка?
   -- О, не безпокойтесь! я обѣщаю вамъ, что добросовѣстно обдумаю все, взвѣшу всѣ за и противъ съ самымъ строгимъ безпристрастіемъ;-- я отвѣчу на нее другою запискою, которую пришлю къ вамъ въ Мелюнъ, или вы сами зайдете за нею ко мнѣ.
   Тысячу разъ благодарю васъ, мой дорогой наставникъ, и до свиданія.
   -- До свиданья, мой другъ!
   Профессоръ пожалъ руку своему бывшему ученику и проводилъ его до двери.
   -- Отъ трехсотъ пятидесяти до четырехъ сотъ тысячъ франковъ,-- думала, Жоржъ Вернье, спускаясь съ лѣстницы,-- эта цифра пугаетъ меня. Можетъ быть Паула Бальтусъ, несмотря на всю свою доброту, не рѣшится дать такой суммы? А если и дастъ, то какъ я уплачу ей? впрочемъ, во всякомъ случаѣ надо посмотрѣть лечебницу...
   Молодой человѣкъ сѣлъ въ фіакръ и велѣлъ ѣхать въ улицу Раффе.
   Въ этотъ же день Франца, Риттнера, получилъ письмо отъ Фабриція изъ Нью-Іорка.
   Это холодное и лаконическое посланіе было написано такимъ образомъ, что если бы попало въ другія руки, невозможно было бы предположить, что у племянника банкира и у доктора Риттнера есть общіе интересы, что между ними существуетъ таинственная связь.
   Фабрицій ограничился тѣмъ, что совѣтывалъ доктору хорошенько наблюдать за матерью и дочерью.
   Поддѣльный почеркъ и неразборчивая подпись, понятные только Риттлеру, доказывали недовѣрчивость молодаго человѣка, который не любилъ ничего дѣлать на-удачу.
   Одна фраза, подчеркнутая два раза, о которой условились наканунѣ отъѣзда, не смотря на свою кажущуюся безвредность, имѣла страшное значеніе.
   Вотъ, она:
   "Займитесь помѣщеніемъ фондовъ, о которыхъ мы говорили".
   Для Риттнера, который самъ сочинилъ эту загадочную фразу, она очень ясно означала:
   "Надо, чтобы по возвращеніи я не засталъ въ живыхъ ни матери, ни дочери.-- У васъ есть для этого вѣрныя средства. Употребите ихъ.
   -- То есть, сказалъ докторъ, онъ перемѣнилъ мнѣніе, и я долженъ уничтожить Эдмею и Жанну! Отчего это произошла такая перемѣна въ образѣ мыслей моего дорогаго компаньона? Прежде отъѣзда онъ не допускалъ этой радикальной очистки. Должно быть въ Нью-Іоркѣ случилось что нибудь непредвидѣнное...-- Безумно было бы добиваться разгадки этой странной тайны...-- Чортъ возьми! какъ онъ прытокъ, этотъ милый Фабрицій!.. Покончить разомъ съ двумя женщинами..-- Это возможно и легко, но вмѣстѣ съ тѣмъ и очень опасно...-- Я-то очень хорошо вижу опасность... Но не вижу вознагражденія, а интересъ Фабриція бьетъ въ глаза... Гдѣ же мой-то?... Вотъ, что надо знать прежде, чѣмъ дѣйствовать... И онъ хочетъ еще навязать мнѣ на шею такую важную отвѣтственность именно въ то время, когда я хочу улизнуть изъ Парижа, чтобы избѣжать непріятныхъ послѣдствій по дѣлу Бальтуса!! И притомъ къ чему такъ рисковать, когда дѣло сдѣлается само собою? Мать быстро угасаетъ и дочь очень больна... Я полагаю, что будетъ достаточно допустить ихъ умереть.
   Разсуждая такимъ образомъ, докторъ зажегъ свѣчку и поднесъ къ огню письмо Фабриція.
   -- Общее правило,-- подумалъ онъ,-- никогда не должно оставлять лоскутка бумаги, который можетъ компрометировать въ настоящую минуту или впослѣдствіи.
   И онъ сжегъ письмо.
   Онъ рѣшился разослать по Парижу и провинціямъ еще нѣсколько объявленій о продажѣ лечебппцы въ большемъ числѣ экземпляровъ, чѣмъ прежнія, адресованныя только къ нѣкоторымъ извѣстнымъ врачамъ. Онъ уже собрался-было идти въ типографію, какъ вдругъ ему доложили, что въ пріемной залѣ дожидается его какой-то молодой человѣкъ, который желаетъ переговорить съ нимъ.
   Вмѣстѣ съ тѣмъ ему подали карточку.
   Онъ взглянулъ на нее и прочелъ вполголоса:
   -- "Докторъ Жоржъ Вернье, Парижскаго факультета".
   Это имя было неизвѣстно ему.
   -- Попросите подождать его... сказалъ онъ,-- я сейчасъ приду. Черезъ двѣ или три минуты онъ вошелъ въ пріемный залъ.
   Жоржъ, который стоялъ у окна и смотрѣлъ въ садъ, обернулся и, поклонившись директору заведенія, спросилъ:
   -- Я имѣю честь говорить съ докторомъ Риттнеромъ?
   -- Такъ точно... а вы мой собратъ, докторъ Вернье?... Чему обязанъ я честью вашего посѣщенія?...
   -- Меня послалъ къ вамъ одинъ изъ знаменитѣйшихъ врачей, докторъ В***, мой бывшій профессоръ.
   Риттнеръ поклонился.
   -- Докторъ В*** показалъ мнѣ объявленіе.-- продолжалъ Жоржъ,-- о продажѣ вашей лечебницы, которое вы прислали ему нѣсколько дней тому.
   Риттнеръ удержалъ радостное движеніе.
   Наконецъ-то явился покупатель и, судя по наружности Жоржа и потому, что его рекомендовалъ докторъ В***, надо было полагать -- настоящій.
   -- Да,-- отвѣчалъ Риттнеръ.-- Семейныя обстоятельства требуютъ Моего присутствія въ Эльзасѣ -- Я принужденъ оставить Парижъ, и можетъ быть падолго. А такъ какъ не могу имѣть поэтому присмотра за моимъ заведеніемъ, которое основалъ цѣною многихъ пожертвованій и довелъ до высшей степени процвѣтанія,-- заведеніемъ, составляющимъ лучшую часть моего имущества,-- то принужденъ, хотя съ сожалѣніемъ, искать себѣ преемника.
   -- Можетъ быть, вы найдете во мнѣ этого преемника,-- отвѣчалъ Жоржъ,-- когда я осмотрю лечебницу и увижу, что она годится для меня и если ваши требованія не будутъ слишкомъ велики. Я прошу у васъ позволенія осмотрѣть ее, если не во всѣхъ подробностяхъ, то, по крайней мѣрѣ, такъ, чтобы я могъ составить себѣ точное понятіе о ея цѣломъ и ресурсахъ.
   -- Конечно,-- отвѣчалъ Риттнеръ,-- это очень понятно!-- Нельзя сдѣлать покупки, не видавъ хорошенько вещи, которую покупаешь.-- Я буду имѣть удовольствіе быть вашимъ проводникомъ и готовъ отвѣчать на всѣ вопросы, которые вамъ угодно будетъ сдѣлать мнѣ
   -- Повѣрьте, я буду благодаренъ вамъ.
   Риттнеръ сдѣлалъ два шага къ двери.
   Жоржъ приготовился идти за нимъ.
   -- Еще одно слово,-- сказалъ Риттнеръ, обернувшись и пріостановись:-- а прежде всего долженъ обратить ваше вниманіе на одну строчку объявленія, которое привело васъ сюда...-- обстоятельства, въ которыхъ я нахожусь теперь, не дозволяютъ мнѣ продать моего заведенія иначе, какъ на наличныя деньги...-- Я не могу допустить разсрочки, еслибы даже мнѣ предложили надежный залогъ.
   -- Не безпокойтесь,-- отвѣчалъ Жоржъ Вернье:-- если я куплю, то дамъ вамъ чекъ на одного значительнаго парижскаго банкира...
   

XXVI.

   Риттнеръ не могъ желать болѣе удовлетворительнаго отвѣта и немедленно принялся за роль чичероне.
   Онъ проводилъ Жоржа въ зданіе, гдѣ помѣщались умалишенныя, показалъ ему нѣсколько комнатъ въ нижнемъ этажѣ, нѣсколько въ верхнемъ, ванныя, аптеку, прачешную, амѳитеатръ, бѣленую, дворы и пр.
   Жоржу очень понравился господствующій вездѣ порядокъ, механизмъ устройства, каждое колесо котораго дѣйствовало съ удивительною правильностью, равно какъ и красота мѣстоположенія и обширное помѣщеніе, занимаемое лечебницею и ея службами.
   Садъ показался ему чуднымъ.
   Только одно обстоятельство вызвало его порицаніе.
   Онъ былъ убѣжденъ, что веселая наружность предметовъ -- одно изъ важныхъ условій при леченіи страждущихъ умопомѣшательствомъ и не могъ одобрить обнаженныхъ дворовъ, безъ лужаекъ, на которыя выходили окна зданія, гдѣ помѣщались больныя. Онъ высказалъ это прямо.
   -- Въ этомъ случаѣ, -- отвѣчалъ Францъ Риттнеръ,-- мое мнѣніе діаметрально противоположно вашему.... я считаю уединеніе необходимымъ лечебнымъ средствомъ.
   -- Положимъ,-- сказалъ Жоржъ,-- я могу допустить это, если дѣло идетъ о томъ, чтобы удалить больнаго отъ обыкновенныхъ вещей отъ той среды, въ которой онъ всегда жилъ и которая по тому самому безпрестанно можетъ напоминать ему причину его умственнаго разстройства, но я протестую противъ такого уединенія, какое вижу здѣсь; по моему мнѣнію, оно должно наводить грусть на вашихъ пансіонерокъ и пугать ихъ.
   -- Успѣхъ доказываетъ мнѣ каждый день, что моя система леченія хороша и можетъ выдержать всякую критику.... отвѣчалъ Риттнеръ довольно сухо.-- У всякаго своя метода....-- Превосходство доказывается не фразами, а результатомъ...
   -- Вы правы...-- отвѣчалъ молодой человѣкъ, улыбаясь.-- Притомъ же я пришелъ сюда не за тѣмъ, чтобы спорить или разсуждать о медицинѣ.... Будемъ продолжать осмотръ...
   -- Къ вашимъ услугамъ....
   Францъ Риттнеръ свелъ Жоржа въ павильонъ, въ которомъ жилъ самъ, и показалъ ему свое собственное помѣщеніе, отличавшееся, какъ мы знаемъ, большимъ комфортомъ.
   Жоржъ подошелъ къ окну и, указавъ на павильонъ, въ которомъ ваходилась Эдмея, сказалъ:
   -- Какое назначеніе этого шалэ?
   -- Въ нижнемъ этажѣ его находится пріемный залъ, въ которомъ мы сейчасъ были, и три другія комнаты.
   Въ бель-этажѣ два полныя помѣщенія, назначенныя для совершенно спокойныхъ и богатыхъ пансіонерокъ.
   -- Они оба заняты въ настоящее время?
   -- Нѣтъ....-- одно свободно...-- Желаете вы осмотрѣть ихъ?
   -- Это безполезно сегодня...-- Поговоримъ теперь о цѣнѣ... Сколько ежегоднаго дохода приноситъ ваша лечебница?
   -- Заведеніе мое существуетъ десять лѣтъ, -- отвѣчалъ докторъ умалишенныхъ женщинъ;-- сначала доходъ былъ не великъ, по увеличивался ежегодно....-- Въ настоящее время заведеніе достигло высокой степени благосостоянія. Въ прошломъ году я реализировалъ сто шестьдесятъ тысячъ франковъ; а такъ какъ число больныхъ все увеличивается, то нынѣшній годъ принесетъ еще больше....
   -- Вы считаете вмѣстѣ съ расходомъ?
   -- Конечно.
   -- А какъ великъ ежегодный расходъ?
   -- Отъ девятидесяти до ста тысячъ франковъ....
   -- Слѣдовательно, вы получили прошлый годъ шестьдесятъ тысячъ чистой прибыли?
   -- Около шестидесяти тысячъ...
   -- Я полагаю, въ вашихъ книгахъ означенъ весь доходъ?
   -- Да.... Вы понимаете, что я не говорю о случайныхъ доходахъ. Жоржъ при этомъ словѣ пристально взглянулъ на Риттнера.
   Докторъ умалишенныхъ женщинъ понялъ, что сдѣлалъ промахъ. Если его посѣтитель также желалъ пользоваться случайными доходами, то онъ, Францъ Риттнеръ, не желалъ, чтобы онъ догадался какіе это были доходы....
   Но онъ ошибался!
   Жоржъ не понялъ страшной мысли доктора: его просто удивило это слово.
   -- Что вы называете случайными доходами? спросилъ онъ.
   -- Я называю такъ,-- отвѣчалъ Францъ Риттнеръ послѣ минутной нерѣшимости, -- визиты, которые дѣлаю больнымъ внѣ моей лечебницы; консультаціи, на которыя приглашаютъ меня, такъ какъ не причисляю это къ доходамъ, доставляемымъ мнѣ собственно заведеніемъ...
   -- Очень хорошо.... я понимаю это.
   Риттнеръ вздохнулъ свободно. Онъ отдѣлался со своею всегдашнею ловкостью. Можно было допустить импровизированное объясненіе.
   -- А что приносятъ эти консультаціи и визиты? спросилъ Жоржъ.
   -- Отъ шести до восьми тысячъ франковъ.
   -- Сколько же желаете вы получить за ваше заведеніе?
   -- Какъ можно больше...
   -- Это естественно; но вы найдете также естественнымъ, что я желаю купить его какъ можно дешевле.
   -- Вы осмотрѣли весь составъ, вы видѣли, что все почти ново; строенія находятся въ хорошемъ состояніи, садъ обширный и хорошо устроенъ.
   -- Все это справедливо, прервалъ Жоржъ,-- я не скрылъ отъ васъ, что нахожу все это прекраснымъ; но это не заставитъ меня идти дальше цифры, которую я назначилъ себѣ.... Еще разъ позвольте спросить, что вы желаете получить за лечебницу?
   -- Шестьсотъ тысячъ франковъ....
   Жоржъ всталъ и взялся за шляпу.
   -- Я очень сожалѣю, докторъ, что напрасно побезпокоилъ васъ...-- сказалъ онъ.
   -- Подождите! вскричалъ Риттнеръ.-- Вѣдь можно же поговорить, чортъ возьми!
   Жоржъ опять сѣлъ.
   -- Я вижу, что шестьсотъ тысячъ франковъ кажется вамъ слишкомъ дорого,-- продолжалъ докторъ умалишенныхъ.
   -- Я не говорю этого; но эта цѣна слишкомъ далека отъ моей....
   -- Такъ потолкуемте.
   -- Къ чему же?
   -- Можетъ быть мы и сойдемся какъ нибудь....
   -- При такихъ требованіяхъ, какъ ваши, мнѣ кажется, это невозможнымъ....
   -- Но что же вы даете наконецъ?
   -- Триста тысячъ франковъ.
   Риттнеръ вздернулъ плечами.
   -- Триста тысячъ франковъ!-- повторилъ онъ.-- Едва ли это покроетъ стоимость земля!.... Вы, значитъ, не цѣните ни строеній, ни мебели ни практики!-- Это невозможно...
   -- Я прибавлю пятьдесятъ тысячъ....
   -- Прибавьте сто тысячъ -- и тогда я согласенъ.
   -- Нѣтъ не могу.... я знаю свои средства.... Я сказалъ триста пятьдесятъ тысячъ франковъ -- и ничего больше не прибавлю.... Вотъ мое послѣднее слово....
   Риттнеръ какъ будто задумался, но въ душѣ онъ давно рѣшился.
   Мы знаемъ уже, что въ описи своего имущества, сдѣланной имъ на случай внезапнаго отѣзда, онъ оцѣнилъ свою лечебницу ровно въ такую сумму, какую давалъ ему Жоржъ Вернье.
   Въ настоящее время Риттнеръ еще пламеннѣе прежняго желалъ уѣхать изъ Франціи, такъ какъ безотчетный страхъ, который онъ чувствовалъ прежде, превратился теперь въ сильное безпокойство.
   Слѣдовательно, онъ колебался еще собственно уже только для вида Наконецъ, онъ, какъ искусный актеръ, тяжело вздохнулъ.
   -- Вы пользуетесь обстоятельствами, которыя вынуждаютъ меня отказаться отъ моей лечебницы,-- проговорилъ онъ,-- по я сознаю, что это ваше неотемлемое право...
   -- Такъ вы согласны?-- спросилъ Жоржъ.
   -- Надо согласиться!...
   -- Значитъ, вы продаете мнѣ лечебницу за триста пятьдесятъ тысячъ франковъ.
   -- Да; но я дѣлаю вамъ настоящій подарокъ,-- проговорилъ Риттнеръ, снова вздохнувъ.
   -- Когда же могу я вступить во владѣніе ею?-- спросилъ молодой докторъ.
   -- Тотчасъ же какъ совершится купчая и я получу деньги.
   -- Такъ послѣзавтра?
   -- Пожалуй.
   -- Завтра же мы подпишемъ бумаги и вы немедленно получите деньги.... Я привезу сюда моего нотаріуса, вамъ останется только пригласить вашего....
   -- Въ которомъ часу?
   -- Въ двѣнадцать часовъ, если это время удобно для васъ.
   -- Хорошо, въ двѣнадцать часовъ.
   -- Само собою, что если вы получите плату впередъ за леченіе и содержаніе которыхъ нибудь изъ вашихъ пансіонерокъ,-- то эти деньги останутся въ кассѣ.
   -- Конечно,-- я приготовлю къ завтра аккуратный счетъ.
   -- Теперь,-- продолжалъ Жоржъ,-- такъ какъ вы меня вовсе не знаете, то чтобы вы не думали, что я откажусь отъ покупки, не угодно ли вамъ отправиться со мною въ Парижъ, гдѣ я дамъ вамъ задатокъ въ десять или пятнадцать тысячъ франковъ?
   -- Это безполезно,-- отвѣчалъ Риттнеръ,-- я очень хорошо вижу съ кѣмъ имѣю дѣло, и мнѣ достаточно вашего слова.
   -- Такъ до завтра;-- не забудьте увѣдомить вашего нотаріуса..-- Будьте спокойны....
   Жоржъ вышелъ изъ Отейльской лечебницы, не подозрѣвая, что въ ней находились Эдмея и Жанна. Онъ велѣлъ везти себя къ Ліонской станціи, и отправился въ Мелюнъ на первомъ поѣздѣ.
   Онъ спѣшилъ повидаться съ Паулою Бальтусъ и сообщить ей о томъ, что нашелъ лечебницу.
   По уходѣ его, Францъ Риттнеръ почувствовалъ, что съ груди его спала огромная тяжесть, и весело потеръ себѣ руки.
   -- Наконецъ-то я буду свободенъ! подумалъ онъ. Дня черезъ три все ликвидирую.... уѣду изъ Франціи, буду спать спокойно и мирно пользоваться богатствомъ, пріобрѣтеннымъ честнымъ трудомъ.
   

XXVII.

   На слѣдующій день утромъ, Паула Бальтусъ, обрадованная находкою Жоржа, отправилась вмѣстѣ съ нимъ въ Парижъ, въ улицу Сенъ-Лазаръ, въ банкирскую кантору Жака Лефебира.
   Банкиръ куда-то уѣхалъ на двое сутокъ.
   Мадмоазель Бальтусъ сказала кассиру, чтобы онъ выдалъ деньги, когда представятъ ему чекъ за подписью Жоржа Вернье, какъ бы ни была велика сумма.
   Выйдя изъ конторы, она зашла къ своему нотаріусу и попросила его съѣздить въ Отейль, совершить купчею.
   -- Но не надо упоминать обо мнѣ въ этой купчей,-- прибавила она. Единственнымъ владѣтелемъ будетъ докторъ Вернье. Я не желаю даже, чтобы было произнесено мое имя или знали; что я участіи въ покупкѣ.
   Мы знаемъ, что свиданіе было назначено въ двѣнадцать часовъ. Жоржъ пріѣхалъ вмѣстѣ въ двѣнадцать часовъ безъ пяти минутъ съ нотаріусомъ Паулы.
   Риттнера. и его нотаріусъ уже дожидались ихъ.
   -- Мое слово свято, мой дорогой собратъ,-- сказалъ Риттнеръ,-- я честный человѣкъ и не отступлюсь отъ него, но я дѣлаю страшную глупость, что продаю вамъ такъ дешево мое заведеніе.
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ Жоржъ,-- я нахожу, что даю за него настоящую цѣну.
   Но онъ ошибался.
   Риттнеръ, желая во что бы ни стало уѣхать, уступилъ лечебницу гораздо дешевле противъ того, что она дѣйствительно стоила...
   -- Я составилъ счетъ, о которомъ мы говорили вчера, вотъ онъ, -- сказалъ Риттнеръ...-- я получилъ впередъ за нѣкоторыхъ пансіонерокъ, фамиліи которыхъ вы найдете въ моихъ книгахъ, сумму въ сорокъ тысячъ франковъ, слѣдовательно вы должны уплатить мнѣ только триста десять тысячъ франковъ...
   Продавецъ и покупщикъ подписали актъ, составленный обоими нотаріусами, послѣ чего Жоржъ далъ Риттнеру чекъ на контору банкира Жака Лефебире.
   -- Когда купчая будетъ готова?-- спросилъ Жоржъ Вернье нотаріусовъ.
   -- Не раньше какъ черезъ недѣлю,-- отвѣчали они;-- этотъ срокъ необходимъ для публикацій, для того, чтобы внести купчую въ реестръ и для очистки залога.
   -- Но докторъ Вернье вступитъ во владѣніе, когда захочетъ -- замѣтилъ Риттнеръ.
   -- Разумѣется...
   -- Въ такомъ случаѣ,-- сказалъ Жоржъ,-- я вступлю во владѣніе послѣзавтра и сдѣлаю первый визитъ больнымъ вмѣстѣ съ вами, докторъ.
   -- Послѣзавтра я буду имѣть честь сопровождать васъ при вашемъ осмотрѣ.
   -- Въ которомъ часу по утру посѣщаете вы вашихъ пансіонерокъ?
   -- Въ десять часовъ.
   -- Такъ я пріѣду въ три четверти десятаго.
   Они разстались, и Жоржъ отправился на станцію Ліонской желѣзной дороги, гдѣ дожидалась его мадмоазель Бальтусъ.
   -- Что скажете?-- спросила она.
   -- Все кончено,-- отвѣчалъ онъ:-- Отейльская лечебница принадлежитъ вамъ.
   -- Не мнѣ, а вамъ докторъ...
   -- Однако...
   -- О! конечно вамъ,-- прервала Паула,-- л если вы мой должникъ, то мы устроимъ такъ, чтобы уплата нисколько не затруднила васъ и никогда не послужила бы вамъ поводомъ къ безпокойству.-- Когда вступите вы во владѣніе.?
   -- Послѣзавтра, въ десять часовъ утра.
   -- Я поѣду съ вами, мы вмѣстѣ осмотримъ лечебницу и затѣмъ примемся отыскивать г-жу Даларивьеръ и мою милую Эдмею...
   -- Бѣдная Эдмея!... Бѣдная Жанна!
   Послѣ попытки къ побѣгу, Жанна, лишенная ежедневнаго посѣщенія Эдмеи и прогулокъ въ саду, къ которымъ она привыкла безсознательно, становилась все печальнѣе и мрачнѣе,-- жизнь ея казалось готова была исчезнуть, какъ угасъ умъ. Леченіе Риттнера, притупляющія средства, которыя давалъ онъ ей въ большихъ дозахъ,-- производили свое дѣйствіе. Можно заранѣе было приготовить гробъ и саванъ и вырыть могилу.
   Эдмея, разбитая душевно и физически потрясеніемъ свыше ея силъ, находилась между жизнью и смертью, и ближе къ смерти, чѣмъ къ жизни.
   Съ нею сдѣлалась сильная лихорадка.
   Сильный упадокъ силъ смѣнился страшнымъ бредомъ, котораго не могли успокоить лекарства.
   Помощникъ доктора -- который, (должно сознаться) внимательно лечилъ молодую дѣвушку,-- не видѣлъ другаго исхода болѣзни, кромѣ смерти или сумасшествія.
   -- Бѣдная дѣвушка... говорилъ онъ съ тою напускною, ни къ чему не ведущею сантиментальностью, которая свойственна бѣлокурымъ сынамъ Германіи:-- она сойдетъ съ ума, какъ и ея мать, Лучше бы ужь она заснула вѣчнымъ сномъ.
   Продажа лечебницы произошла такъ быстро, что на столько же изумила, на сколько обрадовала доктора Риттнера.
   -- Я свободенъ!-- твердилъ онъ, потирая руки...-- я могу ѣхать когда мнѣ вздумается, и ничего не оставлю позади себя...
   По отъѣздѣ Жоржа Вернье и нотаріусовъ, онъ принялся тотчасъ укладывать въ чемоданы всѣ вещи съ лихорадочною торопливостью школьника наканунѣ каникулъ. Онъ хотѣлъ отправиться прямо въ Германію на экстренномъ поѣздѣ, немедленно послѣ того, какъ докторъ Вернье приметъ въ свое управленіе лечебницу.
   Онъ не думалъ уже больше о своихъ больныхъ.-- Страхъ и душевная тревога заглушили въ немъ алчность. Впрочемъ онъ былъ богаче, чѣмъ ожидалъ, и нуждался теперь уже не въ золотѣ, а въ увѣренности, что можетъ жить спокойно и безнаказанно.
   Онъ сжегъ записную книжку въ черномъ шагреневомъ переплетѣ наполненную таинственными замѣтками, начертанными красными чернилами.
   -- Мнѣ все равно, что бы ни случилось, когда я буду далеко отъ Парижа,-- думалъ онъ.-- Нечего больше бояться!... Тѣ, до кого это близко касается, не станутъ отыскивать меня, чтобы заставить исполнить данное слово... Да и притомъ,-- гдѣ они найдутъ меня?-- Францъ Риттнеръ исчезнетъ и ничего не останется отъ него...
   Вдругъ въ головѣ доктора мелькнула мысль, которая произвела такое же дѣйствіе на пылъ его радости, какъ капля холодной воды.
   Для того, чтобы уѣхать изъ Франціи и исчезнуть, создавъ себѣ за границею новую личность, нужны бумаги, которыя были бы въ исправности.
   Четыре дня тому онъ рѣшился признаться брату Матильды, что намѣренъ бѣжать, и далъ ему просроченные паспорты, съ тѣмъ чтобъ онъ подновилъ ихъ.
   Рене Жанселинъ, мастеръ фабрикаціи фальшивыхъ бумагъ, далъ слово, что исправитъ числа и безъ малѣйшаго замедленія принесетъ паспорты.
   Но онъ не исполнилъ этого обѣщанія и о немъ не было ни слуху, ни духу.
   -- Это странно,-- подумалъ докторъ,-- отчего онъ такъ мѣшкаетъ и не даетъ никакого извѣстія о себѣ. Я разузнаю это сегодня.
   Затянувъ ремни чемодановъ, Францъ Риттнеръ послалъ сказать своему помощнику, что желаетъ переговорить съ нимъ.
   Юный нѣмецъ тотчасъ же явился.
   -- Я долженъ сообщить вамъ непріятную новость, мой дорогой сотрудникъ,-- сказала" докторъ умалишенныхъ женщинъ:-- мы скоро разстанемся съ вами.
   -- Я былъ готовъ къ этому,-- отвѣчалъ ученый сынъ страны милліардовъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?
   -- Да, докторъ;-- я зналъ, что сегодня по утру здѣсь были два нотаріуса, и понялъ, что вы продаете лечебницу...
   -- Вы не ошиблись...-- Я разстаюсь съ вами съ живѣйшимъ сожалѣніемъ, такъ какъ былъ очень доволенъ вами во всѣхъ отношеніяхъ, по важныя дѣла заставляютъ меня возвратиться на родину.,-- Не желаете ли вы также отправиться туда?
   -- Нисколько, докторъ; да если бы даже и хотѣлъ, то не могъ бы.
   -- Почему же?
   -- Я бѣглый рекрутъ, и меня ожидаетъ въ Германіи строгое наказаніе...
   -- Прекрасно... такъ не хотите ли вы остаться при Отейльской лечебницѣ?
   -- Я предпочелъ бы это положеніе всякому другому. Я привыкъ жить здѣсь, имѣю возможность пополнить мои познанія въ медицинѣ и притомъ принимаю живое участіе въ этихъ бѣдныхъ умалишенныхъ.
   -- Вы сантиментальны! проговорилъ Риттнеръ, захохотавъ.
   -- Можетъ быть...-- мнѣ говорили это, когда я былъ студентомъ въ Гейдельбергскомъ университетѣ -- Я отъ природы склоненъ къ мечтательности, хотя вмѣстѣ съ тѣмъ закоснѣлый матеріалистъ...-- Свѣтлорусые волосы и голубые глаза мадмоазель Эдмеи очень живо напоминаютъ мнѣ одну кузину, въ которую я былъ очень влюбленъ, когда мнѣ было четырнадцать лѣтъ...
   -- Такъ останьтесь здѣсь, если вы довольны вашимъ положеніемъ.
   -- Но можетъ быть вашъ преемникъ не будетъ имѣть надобности Во мнѣ?
   -- Почему такъ?-- О0ъ приметъ въ свое управленіе лечебницу послѣзавтра утромъ... я васъ представлю ему и такъ расхвалю, что ваше положеніе, надѣюсь, еще улучшится.
   -- Я вамъ чрезвычайно благодаренъ.
   -- Докторъ Вернье, -- такъ называется мой преемникъ, желаетъ сдѣлать первый визитъ вмѣстѣ съ нами.-- Позаботьтесь о томъ, чтобы все въ домѣ, начиная съ погребовъ и до чердаковъ, было въ отличномъ порядкѣ...
   -- Я отдалъ приказаніе и самъ присмотрю за всѣмъ.
   -- Еще одно слово...-- Когда похоронили двухъ умершихъ пансіонерокъ?
   -- Въ то время, когда у васъ были нотаріусы.
   -- Присутствовали ли при погребеніи представители обоихъ семействъ?
   -- Присутствовали, докторъ....
   -- Отлично... подумалъ Францъ Риттнеръ, я получу еще предъ отъѣздомъ двѣ порядочныя суммы... завтра заѣду къ наслѣдникамъ.
   И онъ отпустилъ своего помощника.
   

XXVIII.

   Францъ Риттнеръ пошелъ въ свой кабинетъ, находившійся, какъ мы знаемъ, въ нижнемъ этажѣ павильона, стоявшаго налѣво, и принялся собирать книги, которыя долженъ былъ оставить своему преемнику.
   Это заняло его довольно долго.
   Въ десять часовъ онъ одѣлся и вышелъ изъ лечебницы съ тѣмъ, чтобы отыскать Рене Жанселина.
   Онъ отправился прямо въ улицу Тебу, гдѣ, какъ мы знаемъ, жилъ Жанселинъ.
   -- Дома г. Жанселинъ? спросилъ онъ привратника.
   Привратникъ, знавшій его, отвѣчалъ:
   -- Г. Рене нѣтъ дома.
   -- Какъ вы думаете, скоро онъ возвратится и стоитъ ли дожидаться его?...
   -- Ничего не могу сказать вамъ... Вотъ уже три дня, какъ мы не видали г. Рене.
   -- Три дня!-- вскричалъ Францъ Риттнеръ.
   -- Да, сударь, и такъ какъ онъ никогда не отлучался на такое продолжительное время, не предупредивъ насъ, то я и моя супруга безпокоимся.
   -- Вы не догадываетесь гдѣ онъ? спросилъ Риттнеръ.
   -- Нѣтъ.
   -- Можетъ быть, онъ отправился въ путешествіе?...
   -- Это было бы удивительно, потому что когда г. Рене ушелъ въ послѣдній разъ, при немъ не было ни чемодана, ни саквояжа, ничего.
   -- Если онъ возвратится сегодня, такъ скажите ему пожалуйста, чтобы онъ зашелъ ко мнѣ завтра утромъ,-- я буду ждать его. Мнѣ надо поговорить съ нимъ немедленно объ очень важномъ дѣлѣ.
   -- Скажу, непремѣнно.
   Риттнеръ изумленный и огорченный отправился въ улицу Турнель.
   Онъ прошелъ дворомъ, не спросивъ привратника, и по темной лѣстницѣ поднялся прямо до пятаго этажа, гдѣ постучалъ въ дверь.
   Его очень удивило, что на ней не было надписи: Ландрине, украшенной сложнымъ росчеркомъ; мы упомянули объ этой надписи и о росчеркѣ, когда говорили о ночномъ посѣщеніи Фабриціемъ Жанселина.
   Отвѣта не было.
   Докторъ умалишенныхъ подождалъ секунды двѣ три и снова постучался нѣсколько разъ съ франмасонскими промежутками между ударами.
   Затѣмъ запѣлъ припѣвъ, имѣвшій значеніе пароля для компаньоновъ Жанселина: "Perruque blonde et collet noir" (бѣлокурый парикъ и черный воротникъ).
   Результатъ былъ отрицательный.
   Конечно Рене не было въ квартирѣ, служившей ему мастерскою Для поддѣлки фальшивыхъ бумагъ.
   Риттнеръ сошелъ съ лѣстницы и постучалъ концомъ трости въ окно конурки привратника.
   Привратникъ, дядюшка Филиппъ, выставилъ свой носъ, увѣнчанный очками.
   -- Г. Ландрине нѣтъ? спросилъ Риттнеръ.
   -- Вы были наверху?
   -- Да.
   -- Вамъ не отвѣтили тамъ?
   -- Нѣтъ.
   -- Разумѣется... Надо было спросить у привратника, прежде чѣмъ идти туда.... квартира пуста.... Г. Ландрине (отличный жилецъ, спѣшу заявить это) -- переѣхалъ.
   -- Переѣхалъ!-- вскричалъ Францъ Риттнеръ.
   -- Конечно переѣхалъ! Онъ имѣлъ полное право на это, такъ какъ никогда не оставался долженъ за квартиру ни одну минуту.-- Ему вдругъ пришла фантазія переѣхать, Богъ вѣсть зачѣмъ.
   -- Когда онъ уѣхалъ?
   -- Вотъ уже двѣ недѣли тому, но какого именно числа -- не помню...
   -- Я его видѣлъ двѣ недѣли тому и онъ ничего не сказалъ.
   -- Вѣроятно онъ забылъ.
   -- Куда онъ отправился отсюда?
   -- За городъ.
   -- Въ какое мѣсто?
   -- Въ Фонтенъ-о-Розъ или въ Буръ-о-Ренъ.
   -- И вы ничего больше не знаете?...
   -- Ничего, сударь.... Но если вамъ угодно нанять квартиру, которую занималъ г. Лапдрине, то она свободна.
   -- Благодарю.
   Риттнеръ ушелъ изъ Турнельской улицы, на этотъ разъ повѣсивъ носъ и сильно встревоженный.
   -- Все это очень странно! думалъ онъ: -- Рене переѣхалъ потихоньку изъ Турнельской улицы двѣ недѣли тому.... а въ улицѣ Тебу не бывалъ уже три дня... Это почти похоже на побѣгъ.-- Вѣроятно, онъ узналъ, что намъ грозитъ какая нибудь опасность,-- и эгоистъ исчезъ, не потрудясь даже увѣдомить меня.
   Въ головѣ доктора умалишенныхъ мелькнула еще одна безпокойная мысль, отъ которой забѣгали у него по тѣлу мурашки.
   -- А что, если онъ не успѣлъ бѣжать!... подумалъ онъ, если его арестовали!... тогда мнѣ плохо придется...-- Онъ постарается все взвалить на меня, чтобы выпутаться самому...-- Какъ узнать что случилось?...
   Доѣхавъ до Опернаго пассажа, Риттнеръ отослалъ экипажъ. Онъ задыхался и чувствовалъ потребность въ открытомъ воздухѣ и движеніи, а потому пошелъ по бульвару, самъ не зная куда.
   Напротивъ Водевильнаго театра онъ остановился, съ менѣе уже разстроеннымъ лицомъ, осмотрѣлся, гдѣ находится, прошелъ улицу Шоссе-д'Антенъ, улицу Сенъ-Лазаръ и повернулъ въ улицу Лорошфуко, на крутизну которой быстро поднялся,
   Онъ шелъ къ Матильдѣ въ полной увѣренности, что если не пстрѣтитъ тамъ Рене, то по крайней мѣрѣ узнаетъ отъ нея, гдѣ онъ и что съ нимъ.
   Привратница остановила его.
   -- Кого вамъ надо? спросила она.
   -- Дѣвицу Матильду Жанселинъ.
   -- Должно быть, вы давно уже не видали ея, отвѣчала привратница.
   -- Неужели и она переѣхала? подумалъ Риттнеръ.
   -- Дѣвица Матильда Жанселинъ не живетъ больше здѣсь,-- прибавила привратница.
   -- Давно-ли?
   -- Вотъ уже двѣ недѣли.
   -- Можете вы сказать мнѣ ея новый адресъ?
   -- Я почти знаю его... дѣвица Жанселинъ живетъ теперь въ Нейльи.
   -- Въ какой улицѣ?
   -- Это мнѣ неизвѣстно... я знаю только, что это очень хорошенькій загородный домикъ, который купилъ для нея на наличныя деньги одинъ красивый и очень богатый молодой человѣкъ.
   -- Вѣроятно, Фабрицій Леклеръ? спросилъ докторъ.
   Привратница засмѣялась презрительнымъ смѣхомъ.
   -- О! нѣтъ, не этотъ... отвѣчала она... молодой человѣкъ, о которомъ я говорю, будетъ получше Фабриція.
   -- Благодарю васъ за свѣдѣнье.
   Францъ Риттнеръ, котораго всѣ эти новости разстроили, но не лишили бодрости, пошелъ обратно въ улицу Сенъ-Лазаръ, вскочилъ въ экипажъ, который нанялъ на часы, и приказалъ везти себя въ Нейльи.
   -- Если бы мнѣ пришлось справляться во всѣхъ домахъ, подумалъ онъ, то и тогда я долженъ отыскать Матильду.

* * *

   Мы знаемъ, что, во время отъѣзда Фабриція Леклеръ въ Нью-Іоркъ, Матильда сильно полюбила Поля Ланжэ.
   Чекъ въ двадцать пять тысячъ франковъ, для покупки желаемаго Драгоцѣннаго убора, такъ деликатно предложенный этимъ джентльменомь, тронулъ сердце Матильды.
   Скажемъ мимоходомъ, что, въ назначенный день и часъ, Рене счелъ своею обязанностью снести въ улицу Лорошфуко сумму, которую получилъ по этому чеку, представленному въ кассу, какъ онъ сказалъ.
   Мы скоро узнаемъ, дѣйствительно-ли онъ представилъ чекъ въ кассу и при какихъ условіяхъ.
   Матильда, узнавъ, что Фабрицій уѣхалъ въ Америку, обрадовалась. Хоть она совершенно порвала связь съ нимъ, его присутствіе по въ Парижѣ все-таки стѣснило бы ее.
   По какой-то неопредѣленной, почти безсознательной деликатности,-- она чувствовала, что безъ него можетъ свободнѣе предаться своей любви.
   Матильда была добрая дѣвушка и гораздо менѣе испорченная въ дѣйствительности, чѣмъ по наружности.
   Недостатокъ нравственнаго элемента въ ея воспитаніи, дурные примѣры, духъ подражанія, гнусные совѣты брата, наконецъ увлеченія молодости и потребность роскоши и удовольствій -- сдѣлали ее тѣмъ, чѣмъ она была: но, несмотря на ошибки прошлаго, о которомъ не станемъ распространяться,-- у нея не было испорчено сердце, что рѣдко встрѣчается у падшихъ женщинъ и чего была вовсе лишена ея подруга, брюнетка Адель де Сивракъ, рожденная Грелютъ...
   Въ то время, когда происходили эти достовѣрные факты, описываемые нами, Матильдѣ шелъ двадцать четвертый годъ; по она никогда еще не знала божественнаго чувства любви, а только поддѣлку его, называемую прихотью.
   Поль Ланжэ, вторгнувшись внезапно въ жизнь молодой дѣвушки, произвелъ въ ней настоящую метаморфозу и до нѣкоторой степени изобразилъ Пигмаліона, одушевившаго Галатею....
   Въ первый разъ сердце Матильды забилось искреннимъ чувствомъ, и въ первый разъ стали ей понятны ревность и вѣрность.
   

XXIX.

   Поль Ланжэ сознавалъ себя любимымъ. Это сознаніе дѣлало его счастливымъ и глубоко трогало. Какъ герой вѣчно юнаго литературнаго шедевра Дюма-сына, онъ мечталъ посредствомъ любви воскресить въ новой Дамѣ съ камеліями -- Маргариту Готье.
   Онъ съ радостью готовъ былъ исполнить всѣ желанія и прихоти
   Матильды; но теперь желанія и пряхоти Матильды были очень пустыя, почти дѣтскія.
   Съ первыхъ же дней связи ея съ Полемъ съ нею произошло полное превращеніе.
   Разнузданная жизнь, бьющіе въ глаза туалеты, эксцентрическія удовольствія -- уже не улыбались ей.
   Тихая, уединенная, окруженная таинственностью жизнь вдвоемъ съ милымъ, вдали отъ шумнаго свѣта казалась ей теперь идеаломъ счастья.
   Поль Ланжэ, самъ сильно влюбленный, поощрялъ, какъ только могъ, ея склонность къ уединенной жизни.
   Матилда очень полюбила деревню, и молодой человѣкъ купилъ въ Нейльи Сенъ Джемсъ, напротивъ острова Ротшильда, прелестную дачу -- настоящее гнѣздышко для новобрачныхъ.
   Эта вилла съ густымъ тѣнистымъ садомъ находится на углу Виндзорской улицы, совсѣмъ подлѣ виллы Деларивьера. Мы должны прибавить, что Матильдѣ совершенно было не извѣстно это обстоятельство.
   Поль и Матильда проводили свой медовый мѣсяцъ въ этомъ прелестномъ уголкѣ.
   Прислуга состояла изъ двухъ женщинъ, такъ какъ Ланжэ оставилъ своихъ слугъ въ парижской квартирѣ.
   Матильда не имѣла никакихъ сношеній со своими бывшими пріятелями и пріятельницами. Она принимала только маленькаго барона Паскаля де Лапдиле и дѣвицу де Сивракъ, рожденную Грелютъ.
   Рене зналъ ея адресъ, но не ходилъ къ ней, и мы должны сказать, что она нисколько не была въ претензіи за это.
   Маленькій баронъ, какъ всѣ люди узкаго ума, любящіе подражать,-- находилъ восхитительною жизнь двухъ голубковъ.
   Хижина гі ея сердце, какъ говорили въ старинномъ репертуарѣ,-- восклицалъ онъ. Вотъ -- гальбъ! вотъ рельефъ! Въ будущемъ году, о моя Адель, я также куплю здѣсь голубятню, и мы наворкуемся вдоволь. Вотъ-то будетъ великолѣпный шикъ!
   Мысль о голубятнѣ улыбалась юной Адели (конечно съ тѣмъ условіемъ, чтобы купчая была на ея имя), но она очень бы охотно обошлась безъ голубка.
   Въ то утро, когда какъ мы видѣли, докторъ Риттнеръ отправился отыскивать Матильду, у ней завтракали Адель и Ландиле.
   Послѣ веселаго завтрака Ланжэ, у котораго были въ Парижѣ дѣла съ его банкиромъ, отправился со своими гостями, желавшими видѣвшими отейльскіе бѣга.
   Молодая женщина была одна.
   Послѣ того, какъ они поселились въ Нейльи, Поль въ первый разъ уѣхалъ на цѣлый вечеръ.
   Лишь только замолкъ стукъ кареты, она почувствовала безотчетную грусть и безпокойство.
   Она хотѣла читать; сѣла въ длинное кресло, взяла новый романъ, пользовавшійся большимъ успѣхомъ.
   Но едва пробѣжала разсѣянно нѣсколько страницъ, какъ закрыла его.
   -- Эта книга скучна какъ дождь!... пробормотала она.
   Но молодая женщина ошиблась.
   На нее наводило тоску уединеніе, а не модный романъ.
   Въ продолженіи двухъ недѣль, Поль безпрестанно былъ съ нею, и она такъ привыкла къ нему, что теперь въ его отсутствіе домъ казался ей пустымъ.
   Она встала съ длиннаго кресла, обошла садъ, и ей стало еще грустнѣе; она возвратилась въ залъ, пробовала заснуть, но не могла; тогда поднялась на верхъ въ спальню и, чтобы какъ нибудь убить время, принялась рыться въ ящикахъ, разбирая кружева и драгоцѣнности.
   Въ ящикѣ шифоньерки, котораго она не открывала съ того времени, какъ переѣхала изъ улицы Лорошфуко, попался ей въ руки небольшой серебряный ларчикъ подъ чернью. Она повернула въ замкѣ крошечный ключикъ и отворила ларчикъ.
   Въ немъ лежали бумаги, набросанныя какъ ни попало.
   -- Вотъ и занятіе!-- подумала Матильда. Можетъ быть я найду въ этомъ хаосѣ что нибудь интересное.
   Она сѣла къ окну, высыпала себѣ на колѣни все, что было въ ящикѣ, и начала разбирать бумаги съ тѣмъ, чтобы разорвать или сжечь тѣ, которыя были не нужны.
   Между ними было метрическое свидѣтельство, уплаченныя фактуры, нѣкоторыя гербовыя бумаги и множество писемъ, почеркъ и числа которыхъ доказывали многочисленные перевороты неправильной жизни.
   Матильда перечитала нѣкоторыя изъ этихъ писемъ, и -- смяла съ досадою и отвращеніемъ.
   -- Въ огонь!-- сказала она почти вслухъ, въ огонь эти отвратительныя воспоминанія!-- И какъ бы хотѣлось сжечь вмѣстѣ съ ними мое прошлое, которое внушаетъ мнѣ ужасъ!
   Но она не тотчасъ встала, чтобы исполнить это намѣреніе, и продолжала разбирать бумаги.
   Вдругъ ей попалась въ руки какая-то очень измятая записка.
   На ней было имя и адресъ Рене Жанселина, но не было почтоваго штемпеля.
   "Это почеркъ Фабриція"!-- подумала молодая женщина. Она развернула записку и прочла слѣдующія строки, начертанныя телеграфическимъ слогомъ:
   
   "Чекъ, мой милый Рене, въ рукахъ Ф. Бальтусъ.-- Онъ говоритъ объ экспертѣ и о П. Р.-- Натянутое положеніе.-- Скорѣе совѣтъ.-- Я ожидаю въ улицѣ Гельдеръ..-- Сожги записку.

"Ф. Л.".

   3-е декабря, 73.
   
   -- Ф. Бальтусъ... сказала Матильда, наморщивъ лобъ и стараясь припомнить.-- Откуда попала ко мнѣ эта записка?... А! теперь я припоминаю.... Братъ, какъ-то разъ, когда былъ у меня, выронилъ ее изъ бумажника.-- Я любопытна, какъ всѣ женщины, и мнѣ захотѣлось знать, что въ ней... я наступила на нее, и Рене ушелъ, не подозрѣвая, что она осталась у меня....-- Ф. Бальтусъ! я помню это имя!... Человѣкъ, убійцу котораго казипли въ Мелюнѣ, назывался Фредерикъ Бальтусъ...-- Что это за чекъ, о которомъ говорится въ запискѣ?... Мнѣ кажется, что у моего брата была съ Фабриціемъ какая-то тайна по поводу г. Бальтуса.... Можетъ быть это очень просто. Фабрицій былъ знакомъ съ этимъ молодымъ человѣкомъ и зная, что Рене мастерски пишетъ, назвалъ его экспертомъ.... Что означаютъ буквы П и Р?-- Прокуроръ республики вѣроятно.... значитъ -- дѣло идетъ о какомъ-то преступленіи?... Какъ все это странно! Надо бы разспросить Рене, онъ можетъ быть побранитъ меня за то, что я была любопытна, но не откажется объяснить мнѣ... я спрячу эту записку.
   Матильда кончила осмотръ писемъ, находившихся въ ларчикѣ. Она положила обратно въ него эту таинственную записку и нѣкоторыя бумаги, которыя могли понадобиться, сожгла въ каминѣ старыя любовныя письма, возбуждавшія въ душѣ ея только чувство стыда, заперла снова ларчикъ, оставивъ ключъ въ замкѣ, и поставила туда, откуда взяла. Затѣмъ снова сѣла, откинувъ свою бѣлокурую головку на спинку кресла, скрестила на затылкѣ руки и задумалась, безцѣльно устремивъ глаза на одну точку.
   Мало-по-малу, вѣки ея отяжелѣли и она заснула.
   Проснувшись, она тотчасъ-же взглянула на часы.
   Они показывали половину седьмаго.
   Матильда сошла въ нижній этажъ.
   -- Возвратился-ли мосье Ланжэ? спросила она у горничной.
   -- Нѣтъ, сударыня.
   -- Вы знаете это навѣрное?...
   -- Навѣрное, сударыня...
   Неопредѣленное безпокойство молодой женщины вдругъ превратилось въ сильную душевную тревогу, къ которой прибавилась еще ревность.
   -- Онъ поѣхалъ къ своему банкиру, по крайней мѣрѣ онъ такъ сказалъ.... думала она.-- Но банкиръ не могъ держать его такъ долго.... Къ тому же, если я не ошибаюсь, банкирскія конторы запираютъ въ четыре часа.... а теперь уже около семи... Гдѣ же Поль!-- Что онъ дѣлаетъ? Можетъ быть съ нимъ случилось что нибудь.... Но нѣтъ... Скорѣе другая женщина... Другая женщина! соперница. Ахъ, если бы я знала это!... Если же онъ обманываетъ меня, я умру.
   И Матильда, мучимая страшнымъ безпокойствомъ, пошла къ садовой рѣшеткѣ; здѣсь она стала дожидаться съ растерзаннымъ сердцемъ и влажными глазами.
   Солнце закатывалось.
   Пробило семь часовъ, а Ланжэ еще не было.
   -- Мнѣ кажется, я сойду съ ума!! сказала Матильда вслухъ.
   Въ эту самую минуту, въ аллеѣ раздался стукъ колесъ близко приближавшагося экипажа.
   У Матильды захватило дыханіе.
   -- Не онъ ли это? пробормотала она.
   

XXX.

   Это былъ дѣйствительно Поль Ланжэ.
   Купэ остановилось у рѣшетки.
   -- Это вы!... вы!... вскричала Матильда, бросясь къ молодому человѣку въ ту минуту, когда онъ выходилъ изъ экипажа.
   Она обняла его за шею обѣими руками и подставила ему лобъ для поцѣлуя.
   Послѣ почти незамѣтной нерѣшимости, Ланжэ коснулся губами этого лба, полузакрытаго свѣтлорусыми волосами.
   Но поцѣлуй его былъ такъ холоденъ, что у Матильды защемило сердце.
   -- Какъ вы поздно.... проговорила она едва внятнымъ голосомъ.
   -- Меня задержали дольше, чѣмъ я предполагалъ, отвѣчалъ Поль лаконически.
   -- У вашего банкира?
   -- Да, у банкира.
   -- Правда?
   -- Развѣ я имѣю привычку лгать? спросилъ Ланжэ сухо...
   -- Нѣтъ... о! нѣтъ! отвѣчала съ живостью Матильда. Я непомню, что говорю.... Не сердитесь на меня за это... Я такъ безпокоилась... такъ боялась....
   Она вдругъ замолчала.
   -- Вы боялись? спросилъ Поль,-- чего-же?
   -- Всего.... не случилось ли съ вами какого нибудь несчастія... потомъ я также боялась, что можетъ быть какая нибудь другая женщина....
   Матильда снова замолчала.
   Молодой человѣкъ пожалъ плечами.
   -- Вы сумасшествуете! возразилъ онъ.
   -- Что же дѣлать... я ревнива.... развѣ я виновата, что такъ сильно люблю васъ.... Мнѣ кажется, что всѣ женщины также любятъ васъ и стараются вамъ нравиться... Я вообразила, что которая нибудь изъ нихъ одержала побѣду, и вы не вернетесь больше.... никогда....
   -- Но теперь вѣдь вы успокоились?....
   -- Не совсѣмъ.
   -- Отчего?
   -- Вы совсѣмъ не такой, какимъ были тогда, когда уѣхали.... Bö какъ будто огорчены чѣмъ-то, мрачны.... Мнѣ кажется, случилось что нибудь такое, о чемъ вы не говорите мнѣ, что-то худое.
   -- Вы ошибаетесь, Матильда...
   -- Такъ мнѣ нечего бояться?
   -- Нечего.
   -- Поль, вы, который никогда не лжете, осмѣлитесь ли вы поклясться мнѣ въ этомъ?
   -- Отчего-же нѣтъ? Но къ чему безполезныя клятвы изъ за пустыхъ фантазій, которыя безъ всякаго повода взбрели вамъ въ голову Оставимъ это и поговоримъ о другомъ.
   Разспросы молодой женщины, на которыя Поль отвѣчалъ уклончиво, раздражали и стѣсняли его.-- Это бросалось въ глаза, и Матильда была слишкомъ умна чтобы не замѣтить этого.
   Безпокойство ея возросло, но она перестала разспрашивать и, взявъ подъ руку молодаго человѣка, сказала почти весело:
   -- Пора обѣдать, мой другъ... вы пойдете со мною?
   -- Конечно....
   -- Вы голодны?
   -- Не думаю....
   -- Говорятъ, аппетитъ приходитъ, когда ѣшь.... Можетъ быть, вы докажете справедливость этой пословицы....
   И Матильда повела Поля въ столовую, гдѣ уже былъ накрытъ столъ.
   Обѣдъ прошелъ чрезвычайно скучно.
   Ланжэ не чувствовалъ аппетита.
   Мадмоазель Жанселинъ говорила, чтобы заглушить свое безпокойство; но Поль отвѣчалъ коротко и неохотно.
   У нея навернулись слезы.-- Она предчувствовала, что въ ея жизни совершается что-то роковое, что ей грозитъ какое-то несчастіе.
   Понятно, при такихъ условіяхъ обѣдъ окончился скоро и въ молчаніи.
   Матильда первая вышла изъ за стола, подошла къ Полю, который стоялъ противъ нея, и, облокотясь тихонько на его плечо, шепнула ему на ухо почти умоляющимъ голосомъ:
   -- Ты пойдешь?
   -- Куда?-- спросилъ Ланжэ.
   -- Въ маленькую гостиную, которая подлѣ нашей комнаты....
   -- Зачѣмъ идти наверхъ такъ рано?
   -- А что-же мы станемъ дѣлать здѣсь?
   -- Вечеръ великолѣпный, пойдемъ лучше въ садъ...
   -- Нѣтъ... въ саду могутъ услышать насъ...
   -- Что за важность?
   -- Для меня это очень важно,-- отвѣчала Матильда, пойдемъ наверхъ, умоляю тебя.
   -- Пожалуй, отвѣчалъ Поль, нахмуривъ брови, такъ какъ согласіе его было вынужденное.
   Онъ пошелъ за Матильдою въ небольшую гостиную верхняго этажа, гдѣ, какъ мы видѣли, молодая женщина спала до обѣда.
   Она сѣла на канапэ и пригласила Ланжэ знакомъ сѣсть подлѣ себя. Онъ исполнилъ ея желаніе, но съ видимымъ принужденіемъ.
   Матильда ударила въ гонгъ.
   Горничная зажгла пять свѣчей въ стоявшемъ на столѣ канделябрѣ и ушла.
   -- Теперь мы одни,-- сказала Матильда, совершенно одни.... Поговоримъ....
   -- О чемъ же? спросилъ молодой человѣкъ съ принужденною улыбкою.
   -- Поль.... милый Поль,-- сказала Матилда, -- ты вѣрно не захочешь, чтобы я мучилась дольше.-- Вѣдь я отдала бы мою жизнь чтобы избавить тебя отъ малѣйшаго страданія.... ти скажешь мнѣ откровенно, что тебя безпокоитъ.
   -- Ничего..., повторяю тебѣ....
   -- Такъ я скажу тебѣ. что ты меня обманываешь, хоть можетъ быть ты разсердишься на меня за это. Въ то время, когда ты выходилъ изъ экипажа, меня поразило твое задумчивое, мрачное лицо.-- Неужели ты все-таки станешь увѣрять, что ничего не имѣешь противъ меня, если я напомню какъ холодно ты поцѣловалъ меня. Твои губы были холодны, какъ ледъ, когда ты коснулся моего лба; за обѣдомъ ты не сказалъ мнѣ и двадцати словъ, и вотъ сейчасъ не хотѣлъ идти сюда, какъ будто боялся остаться со мною наединѣ.... Развѣ все это натурально?.... Послушай, милый Поль, имѣй довѣріе ко мнѣ... Ты возвратился изъ Парижа въ какомъ-то печальномъ настроеніи духа.... Отчего это?-- По какому поводу? Что случилось?-- Съ кѣмъ ты видѣлся? Что такое узналъ?
   Ланжэ опустилъ голову.
   -- Не разспрашивай меня... проговорилъ онъ.
   -- Отчего?
   -- Оттого, что мнѣ лучше молчать.
   -- Развѣ ты не видишь, что твое молчаніе заставляетъ меня страдать?... Я хочу знать...-- Тебѣ что нибудь сказали обо мнѣ,-- я увѣрена въ этомъ.
   -- Нѣтъ да и что же могли бы сказать мнѣ про тебя!....
   -- Что нибудь худое!... очень худое... къ сожалѣнію это такъ легко.-- Сколько женщина" завидуютъ моему счастію! сколько мужчинъ завидуютъ твоему и постараются очернить меня въ твоихъ глазахъ, выставляя тебѣ мое гнусное прошлое еще въ болѣе отвратительномъ видѣ, чѣмъ оно дѣйствительно было! А между тѣмъ, прежней Матильды не существуетъ, клянусь тебѣ.-- съ тѣхъ пора, какъ я люблю тебя и принадлежу тебѣ, я сама не узнаю себя!... Я совершенно измѣнилась, увѣряю тебя, совершенно.
   -- Никто не говорилъ мнѣ о тебѣ, честное слово, -- возразилъ въ живостью Поль.
   -- Хочешь ли ты сказать этимъ, что вовсе не изъ за меня. такъ разстроился?
   -- Да и нѣтъ....
   -- Объяснись, умоляю тебя.... на сколько бы это ни касалось меня и какъ бы я ни казалась тебѣ виноватою...-- По крайней мѣрѣ, когда я буду знать въ чемъ ты обвиняешь меня, то буду имѣть возможность оправдаться....
   -- Но я не обвиняю тебя....
   -- А я говорю тебѣ, что обвиняешь.-- Ради Бога, отвѣчай мнѣ... Скалю мнѣ все, а не то я подумаю, что ты разлюбилъ меня.
   Наканунѣ или по утру этого дня, Поль, вмѣсто отвѣта на этотъ вопросъ, взялъ бы любимую женщину въ объятія и прижалъ къ груди. Конечно, она ожидала отъ него и теперь такого же заявленія любви, но напрасно.
   Это такъ больно кольнуло въ сердце Матильду, и она залилась слезами.
   -- Поль, милый Поль, -- пробормотала она, -- ты скрываешь отъ меня какую-то тайну и должно быть ужасную...-- Имѣй довѣріе ко мнѣ; изъ состраданія, скажи мнѣ все!... Ты видишь, я схожу съ ума отъ неизвѣстности и безпокойства.
   Матильда обняла Поля обѣими руками за шею и зарыдала, припавъ къ его груди.
   Отчаяніе ея побѣдило холодную рѣшимость молодаго человѣка.
   -- О! да! да! клянусь тебѣ! Притомъ же къ чему мнѣ скрывать отъ тебя.... Помнишь, нѣсколько недѣль тому назадъ я прислалъ тебѣ чекъ для покупки убора, который нравился тебѣ....
   -- Помню-ли! вскричала Матильда.
   -- Вѣдь ты помнишь, какая сумма была выставлена на этомъ чекѣ? продолжалъ Ланжэ.
   -- Конечно помню... На чекѣ была та сумма, которой стоилъ уборъ.-- Ты предложилъ съ княжескою любезностію.
   -- А что стоитъ этотъ уборъ?
   -- Двадцать пять тысячъ франковъ. Но зачѣмъ ты спрашиваешь меня о суммѣ, цифру которой также хорошо помнишь какъ и я.
   

XXXI.

   -- Не спрашивай и дай мнѣ продолжать, сказалъ Ланжэ. Матильда кивнула утвердительно головою.
   -- Былъ ли представленъ въ кассу моего кассира этотъ чекъ въ двадцать пять тысячъ франковъ? спросилъ молодой человѣкъ.
   -- Конечно.
   -- Когда?
   -- На слѣдующее утро послѣ того, какъ я получила его.
   -- Ты сама ходила получать по нему?
   -- Нѣтъ.
   -- Отчего?
   -- Я боялась нескромныхъ взглядовъ, замѣчаній и коментаріевъ чиновниковъ...
   -- Кого же ты посылала вмѣсто себя?
   -- Моего брата Рене.
   -- Это странно!-- проговорилъ Поль.-- Лицо его просвѣтлѣвшее -- было на нѣсколько секундъ, стало опять пасмурно.
   -- Странно? повторила Матильда.-- Что же ты видишь тутъ страннаго?
   Вмѣсто отвѣта Ланжэ сказалъ:
   -- Навѣрное ли ты знаешь, что братъ твой самъ ходилъ въ контору и получилъ по чеку двадцать пять тысячъ франковъ?
   -- Какъ нельзя вѣрнѣе.
   -- Есть ли у тебя доказательства этого?
   -- Есть и самое вѣрное.
   -- Какое?
   -- Я дала этотъ чекъ Рене около пяти часовъ вечера, а на другой день онъ пришелъ ко мнѣ завтракать и принесъ сумму, которую ему выдали...
   -- Это становится все болѣе и болѣе непонятнымъ!-- вскричалъ Поль,-- если только не черезъ чуръ уже ясно...
   -- Я не вижу въ этомъ ничего темнаго!! сказала Матильда, заинтересованная этими словами и допросомъ, которому подвергалъ ее Поль,-- Ты задаешь мнѣ загадку, чтобы я разгадала ее.
   -- Да загадку, но очень важную, и я боюсь, что разгадка ея ужасна.
   -- Поль, объяснись!... Ты пугаешь меня!..-- Дѣло идетъ все-таки объ этомъ чекѣ?
   -- Да, о немъ.
   -- Такъ что же?
   -- А то, что этотъ чекъ въ двадцать пять тысячъ франковъ не былъ представленъ моему банкиру на слѣдующее утро того дня, когда я прислалъ его тебѣ.
   -- Это невозможно!... прервала его Матильда.
   -- Ничего незнаю, но это доказано... Вмѣсто же этого чека представили сегодня по утру другой... Слышишь, сегодня поутру.
   -- Слышу, но не понимаю.
   -- Я объясню тебѣ,-- сказалъ Поль съ иронической усмѣшкою...
   Но онъ не успѣлъ, потому что въ эту минуту у садовой рѣшетки раздался сильный звонокъ.
   -- Кто бы могъ придти въ такую пору? сказалъ Ланжэ.
   -- Вѣрно мой братъ,-- отвѣчала Матильда.
   Молодой человѣкъ вздрогнулъ и повторилъ:
   -- Твой братъ!!
   -- Я думаю.-- Онъ прислалъ мнѣ записку, что уѣзжаетъ куда-то далеко и придетъ проститься со мною.
   -- А, проговорилъ Ланжэ глухимъ голосомъ, онъ пришелъ очень не кстати!!
   Матильда не поняла смысла этихъ словъ и возразила:
   -- Я нахожу напротивъ, что онъ пришелъ какъ нельзя больше кстати... Онъ все объяснитъ тебѣ и скажетъ, почему чекъ былъ представленъ только сегодня.
   Поль взглянулъ на молодую женщину украдкою и подумалъ: "не притворяется ли она"?
   Въ эту минуту постучали слегка два раза въ дверь маленькой гостиной.
   -- Войдите, сказала Матильда.
   -- Это братъ вашъ, сударыня, проговорила горничная, появившаяся на порогѣ.
   Матильда взглянула на Поля вопросительно.
   Молодой человѣкъ страшно поблѣднѣлъ.
   -- Попросите г. Жанселина взойти наверхъ, сказалъ онъ такимъ голосомъ, что Матильда испугалась.--
   -- Въ ту минуту, когда братъ мой позвонилъ, ты хотѣлъ мнѣ что-то объяснить,-- сказала Матильда.
   -- О, будь спокойна!-- отвѣчалъ Поль,-- ты ничего не потеряешь оттого, что подождешь.
   Рене Жанселинъ вошелъ.
   -- Здравствуй, сестричка,-- проговорилъ онъ цѣлуя Матильду.-- Здраствуйте, мосье Ланжэ.
   Поль отвѣтилъ на его поклонъ, но съ сухимъ, принужденнымъ видомъ.
   До этого дня они всего только разъ видѣли другъ друга.
   Въ Ланжэ было слишкомъ сильно развито чувство деликатности и приличія для того, чтобы онъ позволилъ себѣ войти хотя въ поверхностныя сношенія съ братомъ своей любовницы.
   Онъ не могъ уважать его собственно уже потому только, что Рене не возмущался положеніемъ сестры.
   Чтоже касается Рене, то онъ очень хорошо видѣлъ, что молодой человѣкъ презиралъ его; по ему мало было дѣла до этого.
   -- Хоть и поздновато, -- проговорилъ Рене,-- но все таки я думалъ, что часъ этотъ еще позволительный, притомъ же я не могъ придти раньше...-- У меня куча дѣла! Родъ общій ликвидаціи; но такъ какъ я уѣзжаю завтра, то и не хотѣлъ отправиться въ дорогу, не простясь съ тобою.
   -- Ты хорошо сдѣлалъ, что пришелъ, тѣмъ болѣе что можешь дать г. Ланжэ свѣдѣнія по одному дѣлу, которое очень занимаетъ его.
   -- Я готовъ къ услугамъ виконта... отвѣчалъ Рене съ притворною увѣренностью, такъ какъ онъ почувствовалъ уже недовѣріе и смущеніе.-- Въ чемъ дѣло?
   -- Вѣдь ты получилъ вмѣсто меня деньги по чеку въ двадцать пять тысячъ франковъ, подписанному г. Ланжэ?
   Рене почувствовалъ, какъ по тѣлу его пробѣжала легкая дрожь; но онъ слишкомъ хорошо владѣлъ собою и умѣлъ скрывать свои ощущенія, какъ бы сильны они ни были.
   -- Конечно получилъ, вѣдь ты знаешь это, сестрица, такъ же хорошо какъ я,-- отвѣчалъ онъ самымъ натуральнымъ тономъ,-- вѣдь я же принесъ тебѣ эти деньги въ тотъ же день по утру.
   Матильда обернулась къ Полю.
   -- Видишь,-- сказала она.-- Я знала, что тутъ есть какое нибудь недоразумѣніе.
   Ланжэ казалось даже не слыхалъ этого, и обратился къ Рене.
   -- Увѣрены ли вы, что не сдѣлали никакой ошибки?...
   -- Какую же ошибку могъ я сдѣлать?-- спросилъ очень нагло Рене.
   -- Я спрашиваю объ этомъ васъ.
   -- Я не могу отвѣчать, такъ какъ не понимаю вашего вопроса...
   -- Мнѣ кажется однако, что это очень просто и у васъ плохая память.-- Я хочу вамъ напомнить, что въ этотъ день, на который ссылаетесь вы и ваша сестра,-- васъ не видали у моего банкира, и вы не представили въ кассу чека въ двадцать пять тысячъ франковъ...
   -- Но, милостивый государь... прервалъ Рене.
   -- Ахъ, дайте мнѣ докончить! прервалъ его съ досадою Поль Ланжэ,-- я сказалъ и повторяю: васъ не видали у банкира и вы никого не присылали. Вмѣсто того, сегодня по утру представили чекъ за моею подписью въ сорокъ пятъ тысячъ франковъ, которую однако сдѣлалъ не я... Слышите, милостивый государь?
   -- Въ сорокъ пятъ тысячъ франковъ., повторила Матильда въ изумленіи,-- какимъ же образомъ?
   Поль протянулъ руку и указалъ на Рене.
   -- Я спрашиваю объ этомъ у него но второй разъ.
   Ударъ быль прямой и жестокій, но компаньонъ Фабриція и Франца Риттнера не смутился.
   -- Я совершено не понимаю, милостивый государь, что все это значитъ! вскричалъ онъ... Я взялъ на себя трудъ представить чекъ затѣмъ, чтобы оказать услугу сестрѣ... У меня былъ чекъ въ двадцать пять тысячъ франковъ... Мнѣ отсчитали двадцать пять тысячъ франковъ, повторяю вамъ!-- Остальное до меня не касается и я не хочу ничего знать.
   Поль Ланжэ вынулъ изъ кармана записную книжку, открылъ ее и взглянулъ на одинъ листокъ.
   -- Вы представили чекъ въ двадцать пять тысячъ франковъ,-- сказалъ онъ,-- положимъ!-- Какой былъ номеръ на этомъ чекѣ?
   -- Я не знаю...-- отвѣчалъ пахально Рене.-- Съ какой стати мнѣ помнить это?
   -- На этомъ чекѣ,-- продолжалъ молодой человѣкъ выставленъ номеръ 5,520 напротивъ цифры въ двадцать пять тысячъ, выставленной мною, по которую вы замѣнили цифрою въ сорокъ пятъ тысячъ.-- Г. Рене Жанселинъ, вы фабрикантъ фальшивыхъ бумагъ!...
   -- Что ты говоришь, Поль!... пробормотала въ ужасѣ Матильда,-- Это было бы чудовищно, но, благодаря Бога, это невозможно.
   Рене понялъ, что попался; но это не помѣшало ему разыграть роль несправедливо обвиняемаго и выказать негодованіе.
   -- Вы оскорбляете меня, милостивый государь! вскричалъ онъ, выдадите мнѣ отчетъ въ этомъ.
   Поль насмѣшливо улыбнулся и сдѣлалъ презрительный жестъ.
   -- Я?! дамъ отчетъ вамъ! вскричалъ онъ.-- Полноте, милостивый государь, вы шутите! Съ которыхъ поръ такіе люди, какъ я, даютъ отчетъ кліентамъ галеръ? Рене позеленѣлъ отъ злобы и хотѣлъ накинуться на Ланжэ.
   Матильда, не помня себя отъ горя и ужаса, бросилась между ними.
   

XXXII.

   -- Поль,-- вскричала молодая дѣвушка,-- умоляю тебя, прощу тебя на колѣняхъ, не повторяй этого гнуснаго обвиненія... Подумай о томъ, что ты говоришь...
   -- Я говорю,-- вскричалъ Ланжэ, негодованіе котораго усилилось до того, что онъ не могъ уже владѣть собою,-- я говорю, что вы сочли меня за дурака; но вы ошиблись!-- Вы думали, что провинціальный дворянинъ, недавно пріѣхавшій въ Парижъ, довольно богатый и влюбленный до того, чтобы вложить въ букетъ клочекъ розовой бумаги, стоющей двадцать пять тысячъ франковъ,-- простакъ или сумасшедшій, который соритъ деньгами безъ разбора. Вы, какъ ловкіе люди, разсчитывая на мою глупость, поддѣлали чекъ и украли у меня двадцать тысячъ франковъ...
   -- Нѣтъ... сто разъ нѣтъ!... прервала Матильда съ жаромъ,-- Рене не сдѣлалъ этого!.... Онъ мой братъ!... Я ручаюсь за него!... Оскорблять его, значитъ оскорблять меня!...
   -- Замолчите хоть вы-то пожалуйста!!-- вскричалъ Поль громовымъ голосомъ.-- Послѣ комедіи, въ которой вы разыгрывали влюбленную, не разыгрывайте драматической роли оскорбленной женщины!! Это напрасно.... Вы не надуете меня больше.
   -- Боже мой! Боже мой! говорила Матильда, заливаясь слезами,-- неужели ты говоришь это? Неужели ты въ самомъ дѣлѣ подозрѣваешь меня въ такомъ ужасномъ поступкѣ!
   -- И котораго я не дѣлалъ, клянусь! сказалъ Рене, возвратившій все свое хладнокровіе.-- Объяснитесь спокойно, виконтъ, и тогда вы лучше будете судить обо мнѣ.
   -- Значитъ, вы такой человѣкъ, который готовъ на все,-- отвѣчалъ Поль. Вы хотите объясненія!... Извольте! Оно будетъ ясно и непродолжительно.
   Онъ снова открылъ книжку съ чеками, въ которой находился оторванный листокъ, и сказалъ:
   -- Это такъ просто, чортъ возьми, что всякій ребенокъ пойметъ! Вотъ поддѣланный чекъ... ваше произведеніе!... Вмѣсто суммы двадцать пятъ тысячъ, которую я написалъ, -- написано поддѣльнымъ почеркомъ, похожимъ на мой, сорокъ пятъ тысячъ....-- Этотъ чекъ перешелъ изъ рукъ вашей сестры въ ваши,-- вы согласны съ этимъ.... Вы его представили, вамъ и выдали по нему деньги!... Заключеніе виведите сами, милостивый государь.
   Матильда упала на колѣни къ ногамъ своего любовника.-- Она поняла наконецъ, что Рене былъ мошенникъ.
   -- Сжалься!... вскричала она, протянувъ руки къ Полю,-- ради Бога,-- сжалься.
   -- Вы просите, чтобы я сжалился! повторилъ Ланжэ.-- О будьте спокойны оба! Я не предамъ васъ правосудію.-- Еслибы я донесъ на васъ, то долженъ былъ бы свидѣтельствовать противъ васъ на судѣ. Надо было бы объявить во всеуслышаніе, что я находился въ тѣсной связи съ сестрою поддѣлывателя фальшивыхъ бумагъ. Надо было бы рыться въ грязи, а я боюсь, чтобы она не обрызгала меня!.... Наслаждайтесь мирно вашимъ позоромъ и раздѣлите между собою мое имущество.... Что же касается до меня, то я жажду чистаго воздуха и ухожу....
   Матильда ломала себѣ руки и твердила рыдая:
   -- Сжальтесь! сжальтесь, я не виновата.
   Но виконтъ ничего не слушалъ.
   -- Я щажу васъ не для васъ, а для себя, продолжалъ он. Не попадайтесь только никогда мнѣ на дорогѣ....-- Забудьте даже имя мое....-- Я васъ не знаю больше.-- Я такъ презираю васъ, что не хочу даже сослать на галеры и не желаю также оставить у себя доказательства вашего преступленія.
   Онъ бросилъ на коверъ поддѣльный чекъ и вышелъ изъ комнаты, не смотря на Матильду, которая твердила замирающимъ голосомъ:
   -- Сжалься, сжалься надо мною.... я не виновата и люблю тебя...
   Рене цинически улыбнулся въ ту минуту, когда затворилась дверь, и бросился поднять чекъ, упавшій между нимъ и сестрою.
   Молодая женщина видѣла или скорѣе угадала движете брата.
   Она опередила его, схватила чекъ судорожно и, сжавъ его въ рукѣ, выпрямилась во весь ростъ; глаза ея сверкали бѣшенствомъ. Все тѣло ея нервно дрожало; зубы стучали; вокругъ покраснѣвшихъ вѣкъ образовались два темные круга.
   Она протянула руки къ Рене, который невольно попятился, испуганный ея грозоою позою.
   -- А! вскричала Матильда хриплымъ голосомъ,-- Поль сказалъ правду! Ты подлецъ! ты мошенникъ! Ты поддѣлыватель фальшивыхъ бумагъ!
   -- Чтоже дальше? возразилъ звѣрски сообщникъ Фабриція и Риттнера:-- что тебѣ за дѣло до этого?... Вѣдь я тебѣ отдалъ твое. Я ничего не отнялъ у тебя.... Очень важно для меня твоя ругань!-- Отдай мнѣ этотъ чекъ и замолчи!
   -- Подлецъ и лгунъ! вскричала молодая женщина,-- ты говоришь, что ничего не отнялъ у меня?-- А мое счастье, которое ты разбилъ! Я любила.... и была любима.... я забыла роковое прошлое... и могла бы заставить забыть его...-- Наконецъ у меня была будущность.... по ты все разбилъ....-- По твоей милости, Поль Ланжэ презираетъ меня, и теперь, когда онъ знаетъ, что ты мошенникъ, остается только убить его завтра, какъ убили Фредерика Бальтуса шесть мѣсяцевъ тому назадъ.
   При имени убитаго, Рене затрясся и поблѣднѣлъ, какъ мертвецъ: у него потемнѣло въ глазахъ.
   Онъ обвелъ комнату блуждающимъ взглядомъ, чтобы убѣдиться, что никто не слыхалъ словъ его сестры.
   Затѣмъ, шатаясь, какъ человѣкъ, котораго ударили обухомъ по головѣ, проговорилъ:
   -- Молчи, безумная! молчи!!
   -- А! ты боишься! вскричала Матильда, глаза которой палились кровью.-- Ты хочешь, чтобы я молчала!-- Не надѣйся на это!... я буду говорить.... я тебя знаю, подлецъ.... хорошо знаю! Ты не только поддѣлыватель фальшивыхъ бумагъ, но убійца или сообщникъ убійцы!-- Этотъ чекъ открылъ мнѣ глаза.... Изъ за такого же поддѣльнаго чека вы порѣшили съ Фабриціемъ убить Фредерика Бальтуса....-- У меня есть письмо.... письмо, которое писалъ тебѣ Фабрицій и которое ты потерялъ у меня....-- Я тогда не поняла бы его.... но теперь понимаю въ немъ каждое слово.... письмо это у меня и чекъ также.... вотъ онъ... онъ будетъ въ моихъ рукахъ оружіемъ противъ тебя!! Отдай мнѣ мою любовь! Отдай мнѣ мое счастье!.... Отдай мнѣ Поля Ланжэ, или я пошлю тебя на эшафотъ и Фабриція вмѣстѣ съ тобою!...
   И молодая женщина, какъ Фурія-мстительница, подступила къ брату съ поднятыми кулаками.
   Рене, помертвѣвшій отъ злобы и страха, схватилъ ее за руки.
   -- Отдай мнѣ чекъ!... отдай письмо!.... сказалъ онъ глухимъ голосомъ, который выходилъ со свистомъ сквозь стиснутые зубы.
   -- Отдай мнѣ моего любовника!-- повторила Матильда, -- отдай мнѣ мое счастье! а если нѣтъ -- на эшафотъ! Слышишь?
   -- Письмо и чекъ!.... письмо и чекъ!... вскричалъ Рене.
   -- Никогда!
   -- Я хочу добыть ихъ -- и добуду.
   -- Попробуй!....
   Негодяй принялъ вызовъ.
   Отъ крѣпко охватилъ Матильду лѣвою рукою, чтобы лишить ее возможности сопротивляться, а правою старался вырвать у нея чекъ.
   Молодая женщина пыталась освободиться, извивалась какъ змѣя, и кусала брату руки.
   -- Ты ничего не добудешь.... скорѣе я позволю убить себя!-- Отдай мнѣ моего любовника!.... Отдай мнѣ мое счастіе!.... твердила она.
   Рене боролся молча.
   Борьба была ужасна.
   Матильда была слабѣе, но съ нею не очень легко было справиться.
   Она вдругъ вырвалась, бросилась въ уголъ и, сунувъ чекъ за пазуху, приготовилась къ защитѣ, какъ загнанная тигрица.
   Рене подскочилъ къ ней, и между ними опять завязалась безмолвная, страшная схватка.
   Слышно было только ихъ порывистое дыханіе да глухая топотня.
   Сообщникъ Риттнера схватилъ сестру за плечи и стиснулъ такъ, что готовъ былъ задушить или, по крайней мѣрѣ, придавить такъ, чтобы она лишилась чувствъ.
   Конечно, это удалось бы ему; но онъ запутался въ длинномъ шлейфѣ Матильды, пошатнулся и потерялъ равновѣсіе.
   Онъ упалъ навзничъ, увлекъ въ своемъ паденіи Матильду, и, не выпуская ея, сильнѣе давилъ въ своихъ смертоносныхъ объятіяхъ.
   Они катались по ковру, какъ двѣ змѣи, которыя переплелись между собою. Вдругъ они задѣли за столикъ, на которомъ стоялъ канделябръ съ пятью свѣчами, и опрокинули его.
   Въ первую минуту ни братъ, ни сестра не замѣтили этого.
   Они не обращали вниманія на то -- было ли свѣтло или темно.
   Рене хотѣлъ покончить.
   Онъ схватилъ Матильду за горло правою рукою и такъ стиснулъ, что молодая женщина захрипѣла.
   Еще секунда -- и этотъ хрипъ превратился бы въ агонію.
   Но Рене вдругъ вскочилъ на ноги.-- Небольшая гостиная была освѣщена яркимъ пламенемъ.
   -- Пожаръ!... вскричалъ поддѣлыватель фальшивыхъ бумагъ.
   Полузадушенная Матильда оживилась и также закричала:
   -- Пожаръ!
   Отъ упавшаго канделябра загорѣлись занавѣси на окнахъ и огонь распространился съ быстротою молніи, наполнивъ воздухъ смраднымъ дымомъ горѣвшихъ матерій.
   -- Ты хотѣла послать меня на эшафотъ, милая сестрица!! вскричалъ Рене. Но я не боюсь тебя больше, твоя тайна умретъ вмѣстѣ съ тобою!....
   Съ этими словами онъ выбѣжалъ изъ комнаты, заперъ дверь, повернулъ два раза ключъ и вынулъ его изъ замка, оставивъ Матильду посреди пламени.
   

ХXXIII.

   -- Ахъ, негодяй,-- вскричала молодая женщина, поднявшись не безъ труда сперва на колѣни, а потомъ на ноги.-- Негодяй!-- Онъ заперъ меня, а огонь усиливается! Онъ хочетъ, чтобы я сгорѣла живая! а я его сестра!... Помогите!.... помогите!.... Спасите меня!-- Я не хочу умирать.... Спасите меня! Я хочу отомстить.... Жажда мести придала Матильдѣ силы. Она дотащилась до шифоньерки, о которой мы говорили, достала изъ нея ларчикъ съ бумагами и письмами, и положила въ него чекъ, подписанный Полемъ Ланжэ и поддѣланный Рене.
   Затѣмъ, зная, что дверь заперта, побѣжала, держа въ рукахъ ларчикъ, къ окну. Она хотѣла отворить его и броситься, не смотря на то, что при паденіи изъ бель-этажа могла расшибиться до смерти.
   Пылавшія занавѣси и драпировки представили ей непреодолимую преграду....
   Она попятилась на средину комнаты и почувствовала, что ей дѣлается дурно.
   Дымъ становился все гуще.... полъ трещалъ.
   Матильда хотѣла еще разъ закричать, призывая на помощь, но не могла, такъ какъ задыхалась.
   Она упала на колѣни и, припомнивъ вдругъ молитву, которую знала въ дѣтствѣ, но давно забыла, прочла ее машинально, смотря на огонь блуждающими глазами. Огненный кругъ все болѣе приближался.
   Матильда могла сосчитать минуты, оставшіяся ей прожить.
   Пожаръ былъ видѣнъ снаружи.
   Обѣ служанки Матильды, слыша отчаянные вопли хозяйки и трескъ пламени, потеряли голову и бѣгали по ближайшимъ улицамъ, съ крикомъ: "пожаръ"!
   Въ этой части Нейльи дома отдѣляются одинъ отъ другаго обширными садами. На пожаръ сбѣжалось нѣсколько человѣкъ, которые были готовы помочь, но не знали капъ взяться за это.
   Домъ былъ наполненъ густымъ дымомъ и огонь добрался до лѣстницы....
   Войти въ домъ -- значило подвергнуться вѣрной гибели.
   Но вдругъ дверь въ гостиную, гдѣ слышались крики, разлетѣлась на части съ сильнымъ трескомъ и на порогѣ появился человѣкъ въ костюмѣ матроса. Дымъ ослѣпилъ его. Онъ спросилъ кто тутъ, но ему не отвѣтили.
   -- Тфу, пропасть! пробормоталъ этотъ человѣкъ.-- Неужели я опоздалъ или можетъ быть попалъ не въ ту комнату?.... Поджарить себя попустому вовсе не весело!.... Вдругъ, новый порывъ яркаго пламени, освѣтилъ мѣсто, гдѣ сидѣла, сжавшись, Матильда, которая почти обезумѣла, но не выпускала изъ рукъ ларчика.
   Матросъ сунулъ ларчикъ за пазуху, подъ фланелевую рубашку, схватилъ на руки молодую женщину, которая лишилась чувствъ, и выбѣжалъ съ нею здравъ и невредимъ изъ дома, какъ и вошелъ въ него, прыгая по обуглившимся ступенямъ лѣстницы, которыя обрушивались подъ его ногами.
   -- Пора было!-- проговорилъ онъ, вдохнувъ съ силою свѣжій воздухъ.-- Чортъ возьми, какъ тамъ пекло!
   Въ эту минуту, сквозь народъ, столпившійся въ аллеѣ, ведущей къ горѣвшему дому, прорвался молодой человѣкъ и вскричалъ страшно взволнованнымъ голосомъ:
   -- Матильда!! гдѣ Матилда?....
   -- Если вы ищите эту барыньку, такъ вотъ она, проговорилъ Клодъ Марто, котораго конечно узнали уже наши читатели.
   Голова обезпамятевшей Матильды лежала на плечѣ матроса.
   Поль Ланжэ -- такъ какъ это былъ онъ,-- при видѣ смертной блѣдности молодой женщины и сомкнутыхъ глазъ, зашатался и пробормоталъ въ ужасѣ:
   -- Умерла? она умерла?
   -- Нѣтъ, сударь,-- отвѣчалъ Клодъ,-- она только въ обморокѣ.
   -- Вы не ошибаетесь?
   -- Чортъ возьми! у барыньки не сгорѣлъ ни одинъ волосъ и нѣтъ ни одной царапинки,-- я вамъ ручаюсь въ этомъ.... Вынесемте только ее изъ толпы на свѣжій воздухъ, и она скоро придетъ въ чувство.
   Народъ разодвинулся передъ отважнымъ матросомъ, и онъ донесъ Матильду до садовой калитки. Поль Ланжэ шелъ сзади совершенно растерявшись.
   -- Куда ее отнести? сказалъ онъ,-- гдѣ подать ей помощь?
   -- Объ этомъ нечего хлопотать,-- отвѣчалъ Клодъ Марто.-- Пойдемте со мною, я снесу ее въ надежное мѣсто.
   -- Куда?
   -- Къ моимъ господамъ.... близехонько отсюда...-- Они въ путешествіи.... и вы никого не потревожите.... хотите?....
   -- Еще бы нѣтъ!....-- Я принимаю съ благодарностью ваше предложеніе!... Несите ее туда, я пойду съ вами. Клодъ Марто по прозванью Бордила, былъ одаренъ такою силою, что молодая женщина, которую онъ несъ, казалась ему не тяжелѣе ребенка, и онъ шелъ скоро.
   Между домомъ Матильды и виллою Деларивьера было не болѣе пятисотъ шаговъ разстоянія.
   На половинѣ пути, на бульварѣ Сены, матросъ встрѣтилъ Лорана который шелъ къ мѣсту пожара. Онъ разсказалъ ему о случившемся и закончилъ такъ:
   -- Скорѣй, пожалуйста, комнату для этой дамы, мосье Лоранъ.
   Управляющій, прельщенный надеждою на хорошее познагражденіе, съ большою готовностью исполнилъ желаніе Клода Марто.
   -- Я пойду впередъ....-- сказалъ онъ.-- Когда вы придете, комната будетъ готова.
   И онъ быстро пошелъ обратно къ виллѣ.
   Минутъ черезъ пять Матильда, которая все еще не пришла въ себя, лежала на кровати въ очень комфортабельно убранной комнатѣ нижняго этажа.
   Эксъ-морякъ пристально посмотрѣлъ на нее.
   -- Это странно, -- подумалъ онъ,-- я готовъ держать пари два франка противъ яйца въ крутую, что гдѣ-то видѣлъ это красивое личико....-- Но гдѣ и когда?-- не могу припомнить.
   Поль Ланжэ, стоя подлѣ кровати, держалъ въ рукахъ похолодѣвшую руку Матильды. Его удивляло, что она такъ долго не приходитъ въ чувство.
   -- Положеніе этой дамы пугаетъ меня,-- сказалъ онъ, обернувшись къ Клоду Марто,-- надо пригласить доктора и какъ можно скорѣе -- Не безпокойтесь, сударь, отвѣчалъ Лоранъ,-- я сейчасъ послалъ за докторомъ грума въ Курбвуа.
   Клодъ Марто, какъ давно знаютъ наши читатели, терпѣть не могъ бездѣйствія, а потому отправился обратно на мѣсто пожара.
   Собираясь пройти къ калитку, выходившую на бульваръ Сены, онъ замѣтилъ, что у него остался серебряный ларчикъ, который онъ взялъ изъ рукъ молодой женщины предъ тѣмъ какъ вынесъ ее изъ пламени.
   -- Я отдамъ ей его завтра... подумалъ онъ и, возвратясь въ свой павильонъ, поставилъ ларчикъ на столъ.
   Послѣ того пошелъ на пожаръ.
   Со всѣхъ сторонъ подоспѣла помощь, но уже слишкомъ поздно.
   Отъ изящнаго и кокетливаго дома уцѣлѣли только кое-гдѣ стѣны. Пожарные заливали дымившіеся остатки.
   Полицейскій комисаръ, подозрительный отъ природы и по профессіи, разспрашивалъ служанокъ.
   Бѣдныя женщины, страшно перепуганныя, отвѣчали, что ничего не знаютъ, и приписывали пожаръ неосторожности госпожи.
   Комисаръ, конечно, пожелалъ видѣть ихъ госпожу, но никто ни могъ ему сказать, куда отнесъ ее матросъ.
   Клодъ Марто, убѣдившись, что ему нечего здѣсь больше дѣлать, пошелъ обратно къ виллѣ.
   Всякій другой на его мѣстѣ чувствовалъ бы себя измученнымъ и разбитымъ, по Клодъ Марто только немножко усталъ.-- Онъ возвратился въ павильонъ и заснулъ крѣпкимъ сномъ.
   Докторъ изъ Курбвуа еще не пріѣзжалъ.
   Лоранъ вышелъ изъ комнаты ради приличія.
   Поль Ланжэ сидѣлъ одинъ подлѣ Матильды, которая все еще была безъ памяти.
   Намъ кажется, что почти нѣтъ надобности объяснять, какимъ образомъ Клодъ Марто очутился на мѣстѣ пожара.
   Такъ какъ погода была хорошая, то онъ прохаживался по берегу Сены, куря свою носогрѣйку. Вдругъ онъ увидѣлъ зарево въ окнахъ дома Матильды, и въ то же время услыхалъ крики перепуганныхъ служанокъ, которыя бѣгали по улицамъ, призывая на помощь.
   Его врожденное великодушіе и смѣлость довершили остальное.
   Что же касается до виконта Ланжэ, то можетъ быть читателей нашихъ удивляетъ, зачѣмъ онъ возвратился такъ внезапно въ домъ, изъ котораго вышелъ съ презрѣньемъ и гнѣвомъ.
   Мы объяснимъ вкратцѣ, какъ это случилось.
   

XXXIV.

   Поль Ланжэ, выйдя изъ маленькой гостиной Матильды въ приладкѣ негодованія и съ стѣсненнымъ сердцемъ, отправился въ Парижъ пѣшкомъ. Онъ шелъ быстрою, порывистою походкою, оставивъ на-единѣ сестру и брата, которымъ выказалъ такое глубокое презрѣніе.
   Послѣ двадцати минутъ ходьбы, гнѣвъ его поулегся и уступалъ мѣсто хладнокровію. Онъ принялся раздумывать о случившемся, и мало-по-малу дошелъ до мысли, что можетъ быть Матильда нисколько не виновата въ гнусномъ поступкѣ ея брата.
   Ему вскорѣ стало ясно, что молодая женщина не разыгрывала съ нимъ комедіи, въ чемъ онъ такъ жестоко упрекнулъ ее.
   Въ ушахъ его еще раздавались мольбы Матильды, стоявшей предъ нимъ на колѣняхъ, и вызвали теперь въ его сердцѣ отголосокъ любви.
   -- Конечно бѣдняжка не была сообщницею негодяя своего брата! думалъ онъ. Она ничего не знала! Я былъ несправедливъ и жестокъ! Я хочу попросить у нея прощенія!
   И онъ пошелъ быстрыми шагами обратно въ тотъ домъ, изъ котораго вышелъ съ клятвою никогда не переступать его порога.
   Вскорѣ онъ увидѣлъ зарево и услыхалъ крики.
   Въ ужасѣ, онъ пошелъ еще поспѣшнѣе, и увидѣлъ густой дымъ, снопы искръ и наконецъ огненные языки.
   Пожаръ былъ въ той группѣ домовъ, между которыми находилась вилла молодой женщины.
   -- Это горитъ домъ Матильды,-- подумалъ онъ съ возрастающимъ ужасомъ. Можетъ быть, ей угрожаетъ опасность.-- И онъ. побѣжалъ изо всѣхъ силъ въ ту сторону.
   Еслибы онъ могъ вернуть прошлое, то охотно бы отдалъ половину своей жизни за то, чтобы остался у Матильды. Онъ проклиналъ себя за глупое подозрѣніе и вспыльчивость, и громко призывалъ Матильду.
   Мы знаемъ уже, что онъ увидалъ ее въ ту минуту, когда Клодъ Марто вынесъ ее изъ пламени и отнесъ на виллу Деларивьера.
   По странной игрѣ случая, Матильда попала въ домъ дяди Фабриція!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Рене Жанселинъ, заперевъ на ключъ дверь комнаты, гдѣ оставилъ свою сестру въ жертву самой ужасной изо всѣхъ родовъ смерти,-- выбѣжалъ изъ дома и отправился къ Парижу, но не тою дорогою, которою шелъ Поль Ланжэ.
   Сначала онъ почти бѣжалъ, но черезъ нѣсколько минутъ пошелъ тише; наконецъ совсѣмъ остановился и сталъ прислушиваться къ отдаленному шуму, не ясно доносившемуся до него.
   Ему слышалось, впрочемъ, что кричали "пожаръ" и отчаянно звали на помощь.
   Судорожная усмѣшка исказила его губы, и онъ пошелъ дальше.
   Вдругъ ему встрѣтилось быстро ѣхавшее наемное купэ.
   Свѣтъ отъ фонарей озарилъ мелькомъ лицо брата Матильды.
   -- Рене!-- раздался голосъ изъ купэ, который тотчасъ же остановился.
   Изъ него проворно вышелъ какой-то человѣкъ.
   -- Риттнеръ!-- вскричалъ въ свою очередь фабрикантъ фальшивыхъ бумагъ.
   -- Да я! отвѣчалъ докторъ.
   -- По какому случаю очутились вы въ этихъ отдаленныхъ мѣстахъ?
   -- Это не случай.-- Благодаря моей счастливой звѣздѣ, вы встрѣтились мнѣ въ ту самую минуту, когда, послѣ многихъ часовъ напрасныхъ розысковъ, я отчаивался уже найти васъ...
   -- Вы меня искали здѣсь? спросилъ Рене съ удивленіемъ.
   -- Если не васъ, то домъ вашей сестры... я хотѣлъ узнать отъ нея, гдѣ могу встрѣтить васъ.
   -- Домъ моей сестры.... повторилъ Рене.-- Вы не нашли его?
   -- Никто не могъ сказать, гдѣ онъ...
   -- Такъ обернитесь и посмотрите!
   И онъ указалъ рукою на зловѣщее зарево, которое теперь очень ясно было видно подъ деревьями.
   -- Тамъ пожаръ!... вскричалъ Риттнеръ.
   -- Да, чортъ возьми!
   -- Но какое же отношеніе имѣетъ этотъ пожаръ?
   -- Самое прямое... Горитъ домъ Матильды... а Матильда въ своемъ домѣ и вотъ ключъ отъ комнаты, гдѣ она заперта и изъ которой одинъ только выходъ.
   Докторъ умалишенныхъ вздрогнулъ.
   -- Вы меня пугаете!-- проговорилъ онъ, оглядывая Рене.-- Эти странныя слова.... Ваше волненіе.... Ваша блѣдность.... и притомъ у васъ кровь на лицѣ...
   -- Это меня исцарапала до крови Матилда.
   -- Но что же случилось?
   -- Я разскажу вамъ, только сядемте въ вашъ экипажъ и возвратимся въ Парижъ.
   Въ продолженіи дороги Рене Жанселинъ разсказалъ Риттнеру мрачную драму, въ которой разыгралъ такую страшную роль.
   Онъ не пропустилъ никакой подробности.
   Докторъ выслушалъ его холодно, и, когда онъ кончилъ, сказалъ:
   -- Съ моей точки зрѣнія по крайней мѣрѣ, вы были вынуждены необходимостью законной защиты; но если Матилда какъ нибудь спасется, то первымъ долгомъ донесетъ на васъ прокурору Республики.
   -- Конечно, только она не спасется и ктому же я вовсе не имѣю намѣренія дожидаться полиціи сидя дома....
   -- Что же вы хотите дѣлать? спросилъ Францъ.
   -- Улизнуть безъ малѣйшаго промедленія въ новое отечество....
   -- Вы хотите уѣхать изъ Парижа и изъ Франціи?
   -- Завтра же утромъ...-- Я рѣшился на ото дня три или четыре тому.
   -- Такъ, что если бы я не встрѣтилъ васъ нынче вечеромъ,-- вскричалъ Францъ Риттнеръ, -- вы бы удрали, не подумавъ обо мнѣ.
   -- Какъ?
   -- Вы забыли о паспортахъ, на которыхъ обѣщали мнѣ измѣнить числа: а эти паспорта необходимы мнѣ, чтобы путешествовать спокойно.
   -- Ага! такъ и вы также уѣзжаете изъ Парижа?
   -- Да завтра, какъ и вы же, мой милый.-- Для меня здѣсь уже не безопасно.
   -- А ваша лечебница въ Отейлѣ?
   -- Продалъ сегодня утромъ я получилъ за нее наличными деньгами... Ничто больше не удерживаетъ меня здѣсь... Я свободенъ... На моихъ чемоданахъ уже затянуты ремни... Мнѣ нужны только упомянутые паспорты, и я считалъ васъ неспособнымъ не сдержать своего слова въ этомъ случаѣ...
   -- Вамъ стоитъ только ѣхать со мною -- и вы получите ихъ сегодня же вечеромъ.
   -- Я поѣду съ вами хоть на край свѣта,
   -- Мы не поѣдемъ такъ далеко, потому что насъ одушевляютъ одинаковыя намѣренія. Положимъ основаніе новой ассоціаціи...
   -- Съ Фабриціемъ или безъ него?
   -- Къ чорту Фабриція!... онъ далеко... нѣтъ, нѣтъ, только вдвоемъ.
   -- О чемъ идетъ дѣло?
   -- Вы скоро узнаете это....
   Они доѣхали до заставы Майльо.
   Послѣ короткаго посѣщенія таможенными чиновниками, извощикъ, прежде чѣмъ въѣхать въ аллею Грандъ-Арме, спросилъ:
   -- Куда везти васъ, буржуа?
   -- Въ улицу Пюи-де л'Эрмитъ.
   -- Порядочный конецъ! А который номеръ?
   -- Остановитесь на углу улицы.
   -- Ладно....-- Гей, Кокотъ!

* * *

   Было около одиннадцати часовъ вечера, когда пріѣхалъ докторъ, за которымъ посылали въ Курбвуа.
   Лоранъ дожидался его у рѣшетки виллы и тотчасъ:же провелъ къ Матильдѣ.
   Молодая женщина пришла въ чувство, т. е. глаза ея были открыты, но нельзя было сказать утвердительно, что она опомнилась.-- Взглядъ ея былъ неподвижный, она не шевелилась и не говорила ни слова.
   -- Напрасно Поль называлъ ее по имени, говорилъ ей съ нѣжностію и осыпалъ ласками, умоляя отвѣтить ему хоть знакомъ: казалось, она даже не слыхала его и не нарушала молчанія, становившагося ужаснымъ.
   Когда докторъ вошелъ въ комнату, Ланжэ былъ такъ взволнованъ и въ такомъ отчаяніи, что указалъ жестомъ на молодую женщину и громко зарыдалъ.
   Къ счастію, доктору не надо было разспрашивать его, такъ какъ Лоранъ, провожая его паркомъ, все разсказалъ ему.
   Онъ подошелъ къ больной и долго смотрѣлъ на нее очень внимательно.
   -- Лицо горитъ, проговорилъ онъ,-- взглядъ неподвижный... зрачки налиты кровью...-- Это приливъ.-- Необходимо пустить кровь... Чашку пожалуйста,-- да поскорѣе.
   Лоранъ поспѣшно исполнилъ его приказаніе.
   Докторъ вынулъ изъ кармана связку бинтовъ и компрессовъ, и положилъ на ближайшій стулъ.-- Затѣмъ придвинулъ къ постели столикъ, на которомъ стояла лампа.
   Окончивъ эти приготовленія, онъ досталъ ланцетъ и внимательно отеръ лезвіе его полотнянымъ кускомъ.
   Лоранъ съ чашкою въ рукѣ и съ напускною важностью человѣка, занимающаго довѣренный постъ, стоялъ неподвижно въ ожиданіи приказаній доктора.
   

XXXV.

   -- Подойдите поближе, -- сказалъ докторъ,-- и подставьте чашку подъ лѣвую руку больной.
   Лоранъ повиновался.
   Поль Ланжэ молча, но съ безпокойствомъ слѣдилъ за всѣми движеніями доктора.
   Послѣдній приподнялъ рукава пеньюара, надѣтаго на Матильдѣ, перевязала, руку и открылъ жилу.
   Поль, увидѣвъ, какъ брызнула ярко красная струя, вздрогнулъ всѣмъ тѣломъ.
   Кровопусканіе произвело свое дѣйствіе: глаза Матильды стали уже не такъ неподвижны, грудь заколыхалась и она нѣсколько разъ слабо вздохнула.
   Докторъ закрылъ жилу посредствомъ двойнаго компресса и перевязалъ руку не затягивая, но такъ, чтобы компрессъ не могъ сбиться отъ движеній.
   -- Ей лучше, не правда-ли? спросилъ Поль Ланжэ.
   Докторъ хотѣлъ-было отвѣтить и вѣроятно утвердительно, но не успѣлъ.
   Молодая женщина вдругъ поднялась на постели, осмотрѣлась вокругъ, сначала изумленными глазами, но вскорѣ въ нихъ изобразился ужасъ, лицо ея приняло странное выраженіе и она проговорила тихимъ голосомъ, до того измѣнившимся, что Ланжэ едва могъ узнать его:
   -- Поддѣлыватели фальшивыхъ бумагъ и убійцы.... она убили Фредерика Бальтусъ... Они убили за чекъ....
   -- Что она говоритъ? спросилъ изумленный Ланжэ.
   Матильда продолжала.
   -- Берегись, Поль, берегись!... чекъ фальшивый... они и тебя убьютъ... я ихъ вижу... они тутъ спрятались въ тѣни... они подстерегаютъ тебя... Смотри берегись!... защищайся!... А! ужь поздно!.. они убили его!... Сколько пролито крови, Боже мой! Сколько крови изъ-за тысячи луидоровъ!...
   Молодая женщина пронзительно вскрикнула и, нервно задрожавъ, упала навзничь.
   -- Что это значитъ? вскричалъ Поль въ испугѣ.-- Что это значитъ?
   -- Вооружитесь мужествомъ!-- отвѣчалъ докторъ,-- я долженъ сообщить вамъ печальную новость... Мозгъ ея не выдержалъ сильнаго потрясенія... Она лишилась разсудка...
   -- Она сошла съ ума! вскричалъ Поль Ланжэ съ невыразимымъ ужасомъ.
   -- Да, по крайней мѣрѣ, временно...
   Молодой человѣкъ поблѣднѣлъ какъ полотно.
   -- Да, вы правы:-- проговорилъ онъ,-- это ужасная новость!.. Что Дѣлать теперь, чтобы вылечить ее?
   -- Прежде всего избѣжать, чтобы съ нею не случился вторичный припадокъ: здѣсь нельзя подать ей необходимой помощи.-- Я полагаю, что другой припадокъ будетъ ужасенъ....
   -- Но куда же отвезти ее?...-- У меня дома также нельзя подать ей помощи.
   -- Конечно, леченіе умопомѣшательства требуетъ спеціальной обстановки и ухода, что можно найти только въ нарочно для того приспособленныхъ заведеніяхъ.-- Больную надо свести въ лечебницу.
   -- Можете ли вы указать мнѣ на такую лечебницу?
   -- Да вотъ недалеко отсюда, въ Отейлѣ, есть лечеблица умалишенныхъ...-- Я не былъ въ ней, но знаю, что это первоклассное заведеніе такого рода. Ею управляетъ спеціалистъ, котораго очень хвалятъ -- докторъ Риттнеръ....
   -- Такъ перевеземте же больную въ Отейль, не теряя ни минуты... Я надѣюсь, докторъ, что вы проводите меня.
   -- Очень охотно,-- отвѣчалъ докторъ,-- но надо карету, для того чтобы свезти больную.
   Поль Ланжэ обернулся къ Лорану.
   -- Не можете ли вы добыть мнѣ карету? спросилъ онъ.
   -- Могу, сударь... отвѣчалъ управляющій:-- у насъ три кареты.
   -- По это значило бы употребить во зло...
   -- Нисколько... Въ отсутствіи моихъ господъ, удостоивающихъ меня полною довѣренностью и которыхъ я до нѣкоторой степени служу представителемъ,-- я могу дать вамъ ландо съ мягкою атласною обивкою каштановаго цвѣта; этой бѣдной дамѣ будетъ такъ же спокойно въ немъ какъ на постели.
   -- Такъ я принимаю не колеблясь ваше обязательное предложеніе, которое выводитъ меня изъ большаго затрудненія.
   Лоранъ вышелъ, отдать приказаніе кучеру.
   Черезъ полчаса все было готово.
   Поль осторожно приподнялъ Матильду, которая, вставъ на ноги, пошла безъ сопротивленія... Ее довели до ландо и посадили въ него
   Ланжэ, прежде чѣмъ сѣлъ подлѣ нея, досталъ изъ кармана бумажникъ и вынулъ изъ него ассигнацію въ тысячу франковъ, которую подалъ Лорану.
   -- Возьмите это, другъ мой, сказалъ онъ.
   -- Но, сударь,-- пробормоталъ новоиспеченный управляющій, ошеломленный такою суммою и не смѣя принять ея.
   -- Возьмите же, говорю вамъ... продолжалъ Поль.-- Дайте хорошую долю мужественному моряку, который съ опасностью жизни спасъ эту даму, и вознаградите также слугъ въ этомъ домѣ.
   Лоранъ поклонился и взялъ ассигнацію.
   Поль сѣлъ подлѣ Матильды, напротивъ доктора, и экипажъ покатилъ по дорогѣ къ Отейлю.
   Подъѣхали къ укрѣпленіямъ, въ томъ мѣстѣ, гдѣ начинается желѣзнодорожный мостъ Пуанъ-дю-Журъ.
   Кучеръ остановился и спросилъ куда ѣхать.
   -- Лечебница находится въ улицѣ Раффе, отвѣчалъ докторъ, на углу бульвара Монморанси.
   -- Слушаю, сударь.
   Пять минутъ спустя, ландо остановилось у извѣстной намъ уже рѣшетки.
   Было около половины перваго.
   Докторъ вышелъ изъ экипажа и сильно позвонилъ.
   Чрезъ минуту явился заспанный привратникъ.
   -- Кто это звонитъ въ такой поздній часъ? спросилъ онъ.
   -- Отворите... мы привезли больную къ доктору Риттнеру.
   -- Больныхъ не принимаютъ ночью.
   -- Сдѣлайте исключеніе....
   -- Невозможно...
   Ланжэ далъ привратнику сквозь рѣшетку нѣсколько луидоровъ и сказалъ:
   -- Возьмите это, мой другъ, и отворите поскорѣе, время не терпитъ. Привратники поддаются искушеніямъ, представляющимся въ такихъ формахъ, и отейльскій привратникъ не сдѣлалъ больше никакого возраженія.
   Онъ пожалъ пуговку электрическаго звонка, проведеннаго въ комнату дежурной сидѣлки.-- Затѣмъ отворились ворота -- и ландо въѣхало въ аллею сада.
   Помощникъ доктора еще не спалъ.
   Сидѣлка доложила ему, и онъ вышелъ, чтобы принять пріѣзжихъ.
   Собратъ его изъ Курбвуа разсказалъ ему вкратцѣ о больной все, Что слѣдовало.
   Послѣ обычныхъ формальностей, состоявшихъ въ томъ, что имя новой пансіонерки внесли въ назначенную для этого книгу, Матильду свели въ зданіе, гдѣ жили умалишенныя, и помѣстили въ комнату, находившуюся почти напротивъ комнаты Жанны.
   И пора было.
   Лишь только Матильда вошла въ эту комнату, съ ней сдѣлался припадокъ, котораго опасался докторъ.
   Поль Ланжэ оледенѣлъ отъ ужаса и убѣжалъ, услышавъ страшные крики и зловѣщія проклятія несчастной дѣвушки.
   -- Не могу ли я поговорить съ самимъ докторомъ Риттнеромъ? спросилъ онъ его помощника, когда вышелъ изъ зданія, гдѣ помѣщались умалишенныя.
   -- Нынѣшнею ночью невозможно,-- отвѣчалъ помощникъ... Доктора удержали въ Парижѣ дѣла...
   -- Такъ я буду имѣть честь повидаться съ нимъ завтра.-- Вотъ моя карточка, потрудитесь передать ему... А пока поручаю вамъ особу, которая мнѣ очень дорога. Прошу васъ позаботьтесь о ней.
   -- Не просите.-- Всѣ больныя въ лечебницѣ пользуются одинаковымъ уходомъ.
   Молодой человѣкъ поклонился и съ разбитымъ сердцемъ сѣлъ вмѣстѣ съ докторомъ изъ Курбвуа въ ландо, которое дожидалось ихъ.

* * *

   Францъ Риттнеръ и Рене Жанселинъ вышли изъ экипажа на одномъ изъ концовъ улицы Пюи де л'Эрмитъ.
   Рене взялъ Риттнера подъ руку и отправился съ нимъ въ другой конецъ ея, гдѣ повернулъ направо въ улицу Ломокъ, примыкающую къ улицѣ Арбалетъ.
   -- Чортъ возьми! куда вы ведете меня? спросилъ Риттнеръ.
   -- Увидите... Идите только...
   Придя въ улицу Арбалетъ, братъ Матильды повернулъ налѣво, прошелъ со своимъ спутникомъ еще шаговъ тридцать и остановился предъ домомъ болѣе чѣмъ подозрительной наружности, какіе еще уцѣлѣли кое-гдѣ въ этомъ глухомъ кварталѣ.
   -- Мы пришли, сказалъ онъ.
   -- Такъ мы войдемъ въ это вертепъ?
   -- Конечно.
   -- Но здѣсь, должно быть, убиваютъ?
   -- Будьте спокойны, я вооруженъ...
   -- Я также...
   -- Слѣдовательно, вы видите, намъ нечего опасаться.
   Рене вынулъ изъ кармана небольшой ключъ, которымъ отворилъ низкую, покрытую плѣсенью, но еще крѣпкую дверь.
   Онъ впустилъ Риттнера, заперъ дверь, зажегъ восковую спичку и, взойдя первый по грязной шаткой лѣстницѣ, остановился во второмъ этажѣ.
   -- Но наконецъ къ кому же идемъ мы? спросилъ докторъ.
   -- Ко мнѣ, чортъ возьми! отвѣчалъ Рене натуральнымъ тономъ.
   

XXXVI.

   Фабрикантъ фальшивыхъ бумагъ ввелъ Риттнера въ довольно обширную, но низкую комнату.
   Окна были герметически закрыты внутренними ставнями.
   -- Будемъ говорить тихо... сказалъ Рене, -- ночью, кажется, что голосъ, какъ будто проникаетъ сквозь стѣны.
   Онъ зажегъ свѣчу, и слабый свѣтъ озарилъ кое какую жалкую мебель, съ которою мы уже познакомились, такъ какъ она была прежде въ улицѣ Турнель.
   -- Для какого чорта поселились вы здѣсь?-- спросилъ Риттнеръ.
   -- Для того, чтобы полиція потеряла мой слѣдъ, если когда нибудь искала Ландрине...
   -- Понимаю... это мудрая предосторожность; но гдѣ же наконецъ ваши станки, бумаги, инструменты?...
   -- Все уже нѣсколько дней отправлено въ Женеву на товарномъ поѣздѣ...
   -- Такъ вы намѣрены переселиться въ Швейцарію?
   -- Да, на время...
   -- Но такъ какъ здѣсь нѣтъ инструментовъ, то какъ же вы выправите мнѣ паспорты?
   -- Не безпокойтесь... я человѣкъ изворотливый...
   Рене Жанселинъ открылъ шкафъ орѣховаго дерева и вынулъ оттуда сакъ-вояжъ очень почтеннаго вида, черный кожаный, потрескавшійся на всѣхъ складкахъ.
   -- У меня все, что надо... сказалъ онъ улыбнувшись.
   -- Въ этомъ мѣшкѣ?
   -- Вы увидите...
   Мѣшокъ почтенной и безобидной наружности былъ устроенъ такъ, какъ какой-нибудь аппаратъ для волшебныхъ фокусовъ.
   Рене пожалъ невидимую пружину -- и открылъ двойное дно, въ Пять или шесть сантиметровъ глубиною.
   Въ этомъ двойномъ днѣ, о существованіи котораго нельзя было догадаться даже при самомъ внимательномъ осмотрѣ, были уложены въ строгомъ порядкѣ различныя бумаги, портфель-бюваръ и нѣкоторое количество ассигнацій въ тысячу, въ пятьсотъ и во сто франковъ.
   Братъ Матильды вынулъ изъ мѣшка бюваръ и приподнялъ его верхнюю часть.
   Въ одномъ изъ его отдѣленій лежало нѣсколько паспортовъ съ пробѣлами, но засвидѣтельствованныхъ, съ печатями и подписями, и назначенныхъ въ разныя страны.
   Риттнеръ смотрѣлъ съ нѣкоторымъ удивленіемъ на эту коллекцію.
   -- Вы видите, что я дамъ вамъ кое-что получше вашихъ старыхъ, подскобленныхъ и подновленныхъ паспортовъ, сказалъ Рене; -- эти еще вполнѣ дѣвственны.
   -- Деръ Тейфель! проговорилъ докторъ умалишенныхъ, вы однако отличный мастеръ.
   Рене улыбнулся и подалъ доктору одинъ изъ паспортовъ.
   -- Какъ вы думаете, существуетъ ли на свѣтѣ такой экспертъ каллиграфіи какъ напр. покойный Прюдомъ, ученикъ Брара и Сентъ-Омера, который могъ бы открыть что пвбудь подозрительное въ этомъ паспортѣ?
   -- Нѣтъ! сто разъ нѣтъ! отвѣчалъ докторъ, послѣ продолжительнаго и подробнаго осмотра. Можно поклясться, что онъ выданъ полицейскою префектурою... Вы его пополните?
   -- Конечно; но послѣ, когда мы поговоримъ немножко...
   -- Сколько вамъ угодно, ваша бесѣда всегда занимательна...
   -- Благодарю за комплиментъ, который, впрочемъ, считаю заслуженнымъ... и приступаю къ дѣлу...-- Часъ тому въ Нейльи, я говорилъ вамъ объ ассоціаціи, которую хочу заключить съ вами на совершенно новыхъ основаніяхъ.
   -- Да!
   -- Выслушайте же меня внимательно...
   -- Я весь превратился въ слухъ...
   -- Вы желаете улизнуть въ отдаленныя страны, и сказали мнѣ что продали вашу лечебницу въ Отейлѣ.
   -- Да...
   -- Словомъ, въ настоящее время у васъ должна быть въ наличности круглая сумма..
   Риттнеръ хотѣлъ что-то возразить.
   -- Тсъ! позвольте мнѣ договорить, -- сказалъ повелительно братъ Матильды.-- Я повторяю вамъ: довольно кругленькая сумма, составленная не только изъ вашихъ личныхъ доходовъ, но и изъ того, что вы таинственно копили въ вашей кассѣ въ ущербъ нашей ассосіаціи.
   -- Никогда, мой милый, -- сказалъ докторъ умалишенныхъ,-- никогда я...
   Рене пожалъ плечами.
   -- Къ чему лгать? прервалъ онъ доктора, -- я дѣлалъ то же самое.
   Риттнеръ расхохотался.
   -- Это откровенно! сказалъ онъ.-- И я люблю откровенность!
   -- Въ другихъ... сказалъ Рене, и послѣ этого замѣчанія прибавилъ: мы были бы такими же простофилями какъ Фабрицій, еслибы не думали о будущемъ...-- Словомъ, я скопилъ не безъ большаго труда около пятисотъ тысячъ франковъ, которые надежно пристроены заграницею, и они принесутъ мнѣ двадцать пять тысячъ ливровъ ежегоднаго дохода...
   У знаменитаго фабриканта фальшивыхъ бумагъ было вдвое больше этой суммы.
   -- Слѣдовательно, продолжалъ онъ, я могу жить безъ нужды, но въ скромномъ довольствѣ, какъ мелкій торговецъ, оставившій дѣла..
   -- Вы можете увеличить ваше состояніе женитьбою, -- сказалъ Риттнеръ.
   -- Вотъ выдумали! вскричалъ.-- Я сто разъ рисковалъ попасть на галеры, чтобы создать независимое положеніе, а теперь надѣну на себя брачныя оковы... Это не дружескій совѣтъ, мой милый, и я не слѣдую ему!!...
   -- Но къ какому же заключенію хотите вы придти?
   -- А вотъ къ какому: вамъ извѣстенъ мой капиталъ... Будьте откровенны такъ же, какъ я, и скажите мнѣ, какъ великъ вашъ?
   -- Пятьсотъ тысячъ франковъ съ незначительными дробями... отвѣчалъ Риттнеръ, не. задумавшись.
   Въ дѣйствительности у доктора умалишенныхъ было втрое болѣе этой суммы.
   -- Удовлетворяется ли ваше честолюбіе такимъ капиталомъ? спросилъ Рене.
   -- Признаюсь вамъ, сумма эта кажется мнѣ довольно жалкою.
   -- Слѣдовательно вы, какъ и я же, чувствуете пламенное желаніе, или скорѣе настоятельную потребность, къ широкой жизни на грандіозную ногу?-- Вы мечтаете о всевозможной роскоши, удовольствіяхъ и наслажденіяхъ.
   -- Да! Все хотѣть -- значить все мочь!-- отвѣчалъ Риттнеръ съ глазами, сверкающими алчностью.
   -- А что вы скажете, если я дамъ вамъ средства осуществить ваши мечты?
   -- Я скажу, что это невозможно..
   -- Положимъ! Но въ такомъ случаѣ я нашелъ невозможное.
   -- Въ формѣ бриліантоваго рудника.
   -- Нѣтъ... но вотъ этакой.
   Рене пошарилъ въ двойномъ днѣ мѣшка, вынулъ изъ него стофранковую ассигнацію и подалъ Риттнеру, какъ нѣсколько минутъ назадъ тому подалъ ему паспортъ.
   Докторъ умалишенныхъ схватилъ ассигнацію и, осмотрѣвъ ее, взглянулъ на Рене.
   -- Вы не понимаете? сказалъ послѣдній.
   -- Я понимаю, что это стофранковая ассигнація...
   Рене открылъ свой бумажникъ, и вынувъ одну изъ восьми или десяти находившихся въ немъ ассигнацій, подалъ ее доктору.
   -- А вотъ это что такое?-- прибавилъ онъ.
   -- Тоже ассигнація въ пятьсотъ франковъ.
   -- Похожа ли она на первую?
   -- Во всѣхъ отношеніяхъ.
   -- Возьмите этотъ бинокль и сличите пожалуйста хорошенько обѣ ассигнаціи.
   Риттнеръ добросовѣстно исполнилъ его просьбу, и, когда кончилъ, Рене спросилъ:
   -- Что же, замѣтили ли вы какую нибудь разницу?
   -- Никакой... совершенно одинаковы.
   -- Увѣрены ли вы?
   -- Какъ нельзя больше.
   -- Такъ вы ошибаетесь, мой милый другъ, одна изъ нихъ фальшивая.
   -- Полно! вы шутите!...
   -- Нѣтъ, честное слово! Разсмотрите повнимательнѣе...
   Риттнеръ взялъ ассигнаціи и разсматривалъ ихъ минутъ десять
   -- Такая же бумага...-- сказалъ онъ, -- такой же крапъ и такая прозрачность въ свѣтлыхъ частяхъ... Гравировка чистая и точная... Впрочемъ постойте...
   -- Нашли вы наконецъ какой нибудь признакъ? спросилъ Рене.
   -- Да... по крайней мѣрѣ, думаю, что нашелъ..?
   -- Какой?
   -- Рисунокъ этой головы Меркурія слишкомъ легкій, какъ говорятъ художники.-- Положительно это фальшивая ассигнація.
   -- Нѣтъ, не отгадали, мой милый!-- возразилъ Рене съ гордою улыбкою: -- эта ассигнація вышла изъ подъ станка французскаго банка, а другая -- мое произведеніе.
   -- Такъ это просто диво!...
   -- Не правда ли? У меня на сто тысячъ франковъ такихъ ассигнацій...
   -- У васъ будетъ и на сто милліоновъ, если вы захотите!... Это несчетное богатство...
   -- Которое я предлагаю вамъ раздѣлить со мною.
   Францъ Риттнеръ посмотрѣлъ недовѣрчиво на брата Матильды.
   -- Къ чему вы предлагаете мнѣ этотъ дѣлежъ, когда можете оставить все себѣ? Это не натурально... Ваше великодушіе тревожитъ меня.
   -- Я понимаю это, но совѣтую вамъ успокоиться.-- Мое великодушіе невольное.-- Я вынужденъ обогатить васъ обогащая себя, такъ какъ безъ васъ ничего не могу подѣлать...
   -- Какъ такъ?
   -- Нѣсколько недѣль тому, когда вы дали мнѣ сильный реактивъ, приготовленный вами и который я просилъ у васъ, помните, я сказалъ, что хочу предпринять нѣчто громадное.
   -- Помню.
   -- Такъ я и предпринялъ это дѣло, но реактивъ весь вышелъ до послѣдней карли -- и производство мое остановилось; а такъ какъ я не химикъ, то вы мнѣ крайне необходимы...-- Понимаете?
   -- Какъ нельзя лучше.
   -- Затѣмъ, мой милый, -- сказалъ Рене весело,-- я уѣзжаю завтра поутру въ Женеву.... и хочу пополнить вамъ паспортъ. Куда вы желаете ѣхать?
   -- Въ Женеву, чортъ возьми! отвѣчалъ докторъ, протянувъ руку фабриканту фальшивыхъ бумагъ, которую тотъ пожалъ....
   Новый договоръ былъ подписанъ.
   

XXXVII.

   Рене выбралъ одинъ паспортъ съ пробѣломъ, засвидѣтельствованный по швейцарскому уставу, взялъ перо, обмакнулъ въ чернила и спросилъ доктора.
   -- Какъ вы хотите называться?
   -- Германъ Кейцеръ, это мой двоюродный братъ, на котораго я очень похожъ.
   Рене продолжалъ допросъ, какъ настоящій чиновникъ паспортной канцеляріи:
   -- Сколько вамъ лѣтъ?
   -- Сорокъ три года.
   -- Вы показываете себя старше, чѣмъ вы есть!
   -- Это не важно.... Столько лѣтъ моему двоюродному брату.... Такимъ образомъ,-- прибавилъ онъ со смѣхомъ,-- я можетъ быть и самъ дойду до убѣжденія, что я Германъ Кейцеръ....
   -- Рожденный гдѣ?... продолжалъ Рене.
   -- Въ великомъ герцогствѣ люксабургскомъ.
   -- Хорошо.... Теперь остались только примѣты, о чемъ мнѣ нечего васъ разспрашивать. Измѣните вы что нибудь въ вашей наружности?
   -- Я уничтожу только усы и бороду.
   -- Отлично!
   Рене записалъ примѣты и числа, когда выданъ паспортъ и когда засвидѣтельствованъ въ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ, далъ просохнуть подписи, и подалъ бумагу доктору.
   -- Подпишите здѣсь: Германъ Кейцеръ,-- прибавилъ онъ,-- и вы можете путешествовать въ полной безопасности. Жандармы страны Вильгельма Теля не придерутся къ вамъ. И Рене весели запѣлъ извѣстный рондо:
   
   "Heureux habitants.
   "Des beaux vallons de l'Helvétie"
   (Счастливые жители прекрасныхъ долинъ Гельвеціи).
   
   Риттнеръ подписалъ свое новое имя, сложилъ паспортъ вчетверо и положилъ въ портфель.
   -- Теперь скажите, когда же мы опять увидимся?... спросилъ братъ Матильды.
   -- Въ Женевѣ черезъ три или четыре дня, не позже.
   -- Я буду тамъ прежде васъ.
   -- Въ какой гостинницѣ намѣрены вы остановиться?
   -- Въ гостиницѣ Монбланъ.
   -- Подъ какимъ именемъ?
   -- Подъ высокореспектабельнымъ именемъ, какъ говорятъ англичане. Спросите пастора Мюллера.
   Риттнеръ поклонился со смѣхомъ.
   -- Прошу вашего благословенія, почтенный пасторъ,-- сказалъ онъ.
   -- Вы получите его, братъ мой,-- отвѣчалъ фабрикантъ фальшивыхъ бумагъ сильно гнусливымъ акцентомъ. Идите съ миромъ и не грѣшите больше!
   -- Аминь. Когда вы ѣдете?
   -- Сегодня поутру.... Я хочу ѣхать на Ліонскомъ поѣздѣ въ шесть часовъ тридцать минутъ....
   -- Такъ до скораго свиданія, въ Женевѣ, въ отелѣ Монбланъ....
   -- Рѣшено.
   Послѣ дружескаго рукопожатія, Рене проводилъ Риттнера до выходящей на улицу двери, которую заперъ безъ шума. Затѣмъ возвратился въ свою комнату и обрилъ бороду и усы, какъ хотѣлъ также сдѣлать его компаньонъ. Послѣ того надѣлъ новую, черную одежду такого покроя, какую носятъ духовные: бѣлый галстухъ, сапоги на толстыхъ подошвахъ съ нитяными шнурками, сверхъ всего широкую шубу, крытую чернымъ альпага съ небольшими пуговками, а на голову низкую, широкополую шляпу. Наконецъ перекинулъ череза" плечо на перевязи извѣстную кожаную сумку, съ которою мы познакомились въ Турнельской улицѣ, и тщательно заперъ двойное дно дорожнаго мѣшка, который наполнилъ бѣльемъ.
   Убѣдившись, что не оставилъ въ комнатѣ ничего такого, что могло бы компрометировать его, онъ написалъ записку въ три строчки, вложилъ ее въ конвертъ вмѣстѣ со стофранковою ассигнаціею, положилъ на столъ и вышелъ изъ комнаты, заперевъ дверь и оставивъ ключъ въ замкѣ.
   Въ письмѣ, адресованномъ привратнику, было слѣдующее:
   "Я принужденъ уѣхать и не надѣюсь возвратиться.-- Продайте мою мебель и возьмите себѣ деньги, которыя выручите за нее".

"Ганье, жилецъ втораго номера.

   Рене вышелъ изъ дома, провелъ остальную ночь въ небольшомъ ресторанѣ, близъ Ліонской станціи, который никогда не запирался и въ шесть часовъ тридцать минутъ сѣлъ на желѣзнодорожный поѣздъ, который помчался на всѣхъ парахъ въ Швейцарію.

* * *

   Въ тотъ часъ, когда уѣхалъ Рене, надѣясь найти безнаказанность по другую сторону границы, Клодъ Марто всталъ и по обыкновенію совершилъ свое утреннее омовеніе въ Сенѣ, которую предпочиталъ самымъ обширнымъ умывальникамъ.
   Вымывшись, онъ отправился къ сгорѣвшему дому.
   Его караулили человѣкъ двѣнадцать городовыхъ, и пожарные заливали послѣднія дымящіяся головни.
   Прогулка эксъ-матроса продолжалась недолго.
   Сосѣди, зная какой геройскій подвигъ совершилъ онъ наканунѣ, осыпали его вопросами. Отдѣлавшись отъ нихъ, Клодъ пошелъ обратно въ виллу, такъ какъ желалъ узнать, что сталось съ спасенной имъ дѣвушкою.
   Войдя въ паркъ, онъ вспомнилъ вдругъ о ларчикѣ, который спасъ отъ огня вмѣстѣ съ Матильдою, и пошелъ за нимъ въ павильонъ, чтобы отдать ей. Онъ не приписывалъ большаго значенія этому "ящику", на который даже не взглянула" прошлою ночью.
   Но теперь, взявъ ларчикъ въ руки, онъ посмотрѣлъ на него. Мы уже сказали, что ларчикъ былъ серебряный подъ чернью, замѣчательной работы.
   Въ замкѣ былъ крошечный ключикъ очень дорогой отдѣлки.
   Клодъ Марто машинально,-- а можетъ быть и по безсознательному чувству любопытства,-- повернулъ ключикъ.
   Ларчикъ отворился.
   Въ немъ, какъ мы знаемъ, находились бумаги, которыя Матильда привела въ порядокъ наканунѣ, и чекъ съ поддѣльною подписью въ сорокъ пять тысячъ франковъ, который привелъ въ негодаваніе Ланжэ и возбудилъ въ немъ несправедливыя подозрѣнія.
   Клодъ взялъ нѣкоторыя изъ этихъ бумагъ, развернулъ и пробѣжалъ глазами.
   Первое, что попалось ему въ рука, было метрическое свидѣтельство
   -- "Матильда Жанселинъ"...-- сказалъ онъ,-- вѣроятно, это имя молодой дамы...-- Матильда...-- повторилъ онъ.-- Я недавно слышалъ, какъ называли кого-то этимъ именемъ...-- Гдѣ же это было?-- Да стоитъ ли думать объ этомъ!-- Много есть на свѣтѣ женщинъ, Которыя называются Матильдами....
   Затѣмъ матросъ развернулъ сложенную четвертушку почтовой бумаги, на которой было только нѣсколько строчекъ.
   -- Не длинно!... подумалъ онъ, и прочелъ; "Мой милый Рене"...
   Ага! это писано не молодой дамѣ...
   Разбирая эту записку, Клодъ Марто, по прозванью Боредпла, почувствовалъ, что по тѣлу его пробѣжала дрожь и на лбу выступили капли пота.
   Онъ провелъ по лбу рукою и прочелъ вслухъ:
   

"Милый Рене,

   "Чекъ въ рукахъ Ф. Бальтуса. Онъ говоритъ объ экспертѣ и о П. Р.-- Натянутое положеніе.-- Скорѣе совѣтъ.-- Я ожидаю въ улицѣ Гельдеръ.-- Сожги записку.

"Ф. Л."

   "13 декабря 73".
   
   -- Ахъ, я несчастный!! проговорилъ съ ужасомъ Клодъ Марто, прочитавъ записку. Только убійца Фредерика Бальтуса могъ написать эти строчки! записка помѣчена третьимъ декабря, а въ ночь на четвертое былъ убитъ несчастный молодой человѣкъ, возвращавшійся изъ Парижа домой!... а эти заглавныя буквы Ф. и Л.-- Онѣ тѣ же самыя, какія я нашелъ тамъ въ лодкѣ! Тѣ же, какія попались мнѣ въ Парижѣ, въ улицѣ Клиши, на прикладѣ револьвера г. Фабриція Леклеръ!!! Ф. Л. означаютъ -- Фабрицій Леклеръ!-- Невозможно сомнѣваться! это онъ убійца! навѣрное онъ! за чекъ, о которомъ упоминалось въ процесѣ... Такъ воровство было причиною этого преступленія...-- Но нѣтъ... была другая причина...-- Рѣчь идетъ объ экспертѣ... П. Р. означаютъ Прокуроръ Республики: не надо быть мудрецомъ чтобы догадаться. Хотѣли удостовѣриться настоящій ли былъ чекъ или поддѣльный...-- Г. Фабрицій поддѣлыватель фальшивыхъ бумагъ или сообщникъ поддѣлывателя, онъ заслуживалъ галеры и боялся этого..-- Чтобы избѣжать галеръ, онъ избралъ путь на эшафотъ!! Чортъ возьми! я нахожусь въ услуженіи у убійцы!!
   Клодъ Марто поблѣднѣлъ какъ мертвецъ.
   Онъ сильно ударилъ себя въ лобъ и продолжалъ:
   -- Но эта женщина, у которой такая записка, которая можетъ послать Фабриція на эшафотъ, куда взошелъ тотъ!-- кто она?
   Эксъ-матросъ постарался припомнить и, послѣ минутнаго размышленія, вскричалъ:
   -- Я припоминаю! я видѣлъ эту женщину въ Мелюнѣ, въ лодкѣ -- на "Прекрасной Лизѣ", вмѣстѣ съ Фабриціемъ и другою такой же вертушкою, и маленькимъ лихимъ кокодесомъ... Ее-то и звали Матильдою... А поутру, въ день казни, когда мнѣ упала на голову перчатка, я поднялъ голову и увидѣлъ ее опять въ окнѣ отеля Большаго Оленя. Чортъ возьми! я допустилъ казнить невиннаго и спасъ эту женщину, которой конечно все хорошо извѣстно!! Нечего сказать, молодецъ же я.. я боялся судей... и ничего не сказалъ... а несчастный поплатился своею головою за мое молчаніе!-- Это подло! да, я сдѣлалъ страшную подлость! Теперь, я знаю настоящаго виновнаго, и ясно вижу, что долженъ дѣлать...-- Наказаніе убійцы и возстановленіе чести мученика: вотъ отнынѣ цѣль моей жизни! Правосудіе будетъ удовлетворено, клянусь въ этомъ честью Клода Марто, или я лишусь своего имени.
   

XXXVIII.

   Говоря это, бывшій матросъ ходилъ взадъ и впередъ въ сильномъ волненіи по первой комнатѣ своего шалэ.
   Мало-по-малу, онъ поразмыслилъ обо всемъ и отчасти успокоился.
   -- Терпѣніе, Клодъ! Не надо сумасбродствовать... Не спѣши больше чѣмъ слѣдуетъ: это самое вѣрное средство открыть истину. Чтоже касается до того, чтобы отдать ларчикъ этой дамѣ, такъ этому не бивать... Я еще не рехнулся, чтобы сдѣлать такую глупость.-- Случай представилъ мнѣ новое доказательство преступленія, такое-же убѣдительное, какъ и первое!... Такъ какъ оно у меня въ рукахъ, то я оставлю ихъ у себя.-- А! господинъ Фабрицій Леклеръ, мой почтеннѣйшій хозяинъ, теперь я вижу ваши карты...-- Я слишкомъ много болталъ, когда каталъ васъ на лодкѣ наканунѣ казни въ Мелюнѣ.-- Вы догадались, что у меня есть улика, которая можетъ погубить васъ... Вы разсчитали, что вамъ надо оружіе противъ меня, и нашли это оружіе въ моей прошлой жизни... Я сидѣлъ въ тюрьмѣ прежде,-- вы узнали это для того, чтобы я не былъ опасенъ для васъ, и выказали мнѣ притворную доброту. Вы хотѣли купить мое молчаніе. Вы вообразили, что если дадите мнѣ сто двадцать пять франковъ въ мѣсяцъ, то я буду глухъ и нѣмъ. Какъ же бы не такъ, надѣйтесь на это! Клодъ Марто сдѣлалъ проступокъ -- это правда; онъ былъ приговоренъ къ наказанію и вынесъ его; но онъ никогда не былъ негодяемъ; онъ честный человѣкъ!... я докажу вамъ это, господинъ Фабрицій Леклеръ, когда вы пріѣдете изъ Америки!...Пріѣзжайте только скорѣе, а я готовъ.
   Окончивъ этотъ монологъ, эксъ-матросъ опустилъ серебряный гербъ съ буквами Ф. Л. въ ларчикъ, тщательно заперъ его и, вынувъ ключъ, спряталъ въ комодъ, подъ одежду и бѣлье.
   Затѣмъ пошелъ къ Лорану.
   Послѣдній сообщилъ ему о томъ, что случилось прошлою ночью по его уходѣ, и далъ ему отъ Ланжэ ассигнацію въ пятьсотъ франковъ.
   -- Чортъ возьми! вскричалъ Клодъ, -- обожатель этой барыньки щедръ, какъ принцъ.-- Я возьму ассигнацію, господинъ Лоранъ, и приглашаю васъ завтракать на мой счетъ. Согласны-ли вы?
   -- Какъ и всегда!
   -- Такъ въ путь.
   -- Куда мы отправимся?
   -- Въ Сюренъ, если хотите, въ Шалэ... или къ Гедону...
   -- Пѣшкомъ или на лодкѣ?
   -- На лодкѣ...-- я лучше люблю работать руками, чѣмъ ногами..-- Я только возьму шляпу.
   -- Такъ приходите на пристань, я иду туда раньше васъ затѣмъ, чтобы отвязать яликъ...
   Пять минутъ спустя легкая лодка, движимая помощью веселъ, которыми сильно работалъ матросъ, летѣла какъ стрѣла къ Сюреню.

* * *

   Близко ужь было къ разсвѣту, когда Францъ Риттнеръ ушелъ отъ Рене Жанселина.
   Ему посчастливилось встрѣтить мародера, возвращавшагося домой въ экипажѣ, который тащила загнанная лошадь. Мародеръ согласился за щедрое вознагражденіе отвезти его въ Отейль.
   Докторъ, считая по крайней мѣрѣ безполезнымъ будить привратника, не позвонилъ у главнаго входа рѣшетки, но прошелъ домой чрезъ калитку съ бульвара Монморанси.
   Мысль, что у него въ карманѣ совершенно правильный паспортъ, и твердая увѣренность, что онъ можетъ скоро пріобрѣсти громадное богатство, вслѣдствіе новой ассоціаціи съ Рене, отогнали отъ него всякое безпокойство.
   Будущее казалось ему въ самомъ розовомъ цвѣтѣ; это не мѣшало однако ему чувствовать сильную усталость. Онъ легъ и тотчасъ-же заснулъ.
   Не задолго до девяти часовъ онъ проснулся.
   Кто-то постучалъ въ дверь.
   -- Войдите!-- вскричалъ Риттнеръ, взглянувъ на часы, стоявшіе напротивъ его постели.
   Вошелъ его помощникъ.
   -- Здравствуйте, мой милый сотрудникъ, -- сказалъ ему докторъ умалишенныхъ.-- Я противъ обыкновенія, проспалъ сегодня...-- Нѣтъ-ли чего новаго?
   -- Есть, директоръ.
   -- Умерла которая нибудь изъ больныхъ?
   -- Нѣтъ, привезли новую...
   -- Сегодня поутру?
   -- Нѣтъ, во второмъ часу ночи.
   -- Это не въ правилахъ моей лечебницы принимать больныхъ ночью...
   -- Знаю, докторъ, но случай не терпѣлъ отлагательства.... васъ не не было дома, такъ что я не могъ посовѣтываться съ вами, и полагалъ, что можно сдѣлать исключеніе.
   -- И хорошо сдѣлали... Какого рода умопомѣшательство?
   -- Бѣшеное сумасшествіе.
   -- Куда вы помѣстили новую пансіонерку?
   -- Въ одной изъ комнатъ бельэтажа.
   -- Мы сейчасъ пойдемъ къ ней вмѣстѣ.-- Что она старуха, пожилая женщина или молоденькая дѣвушка?...
   -- Молодая женщина....
   -- Какого сословія?
   -- Изъ контрабанднаго міра...-- Ея привезъ нѣкто, виконтъ Ланжэ, что она его любовница... Этотъ господинъ опять пріѣдетъ..Онъ желаетъ поговорить съ вами.
   -- Виконтъ Ланжэ?... повторилъ Францъ Риттнеръ.
   И, подумавъ нѣсколько секундъ, прибавилъ:
   -- Я не знаю этой фамиліи...-- Что онъ внесъ какую нибудь сумму?...
   -- Онъ внесъ за треть, директоръ.
   -- Прекрасно...-- Вы отдадите эти деньги моему преемнику, доктору Вернье.
   Помощникъ утвердительно кивнулъ головою.
   -- Что вамъ разсказали о ходѣ болѣзни? спросилъ Риттнеръ.
   -- Потрясеніе мозга было внезапное.
   -- Вслѣдствіе сильнаго огорченія, испуга или какой нибудь катастрофы?
   -- Вслѣдствіе опасности отъ пожара, такъ какъ больная чуть было не сгорѣла.
   Удивленный Риттнеръ навострилъ уши.
   -- Отъ пожара?-- вскричалъ онъ,-- нынѣшнею ночью?
   -- Да, докторъ.
   -- Гдѣ же былъ пожаръ?
   -- Въ Нейльи.
   -- Какъ же зовутъ эту женщину?
   -- Матильда Жанселинъ, -- по крайней мѣрѣ мнѣ сказали, чтобы я записалъ ее подъ этимъ именемъ.
   -- Матилда Жанселинъ!! пробормоталъ Риттнеръ съ изумленіемъ.-- Вотъ странная игра случая!...
   -- Вы знаете новую пансіонерку, докторъ? спросилъ его помощникъ.
   -- Да... по крайней мѣрѣ полагаю такъ...-- отвѣчалъ Риттнеръ съ притворною небрежностью.-- Впрочемъ, я скоро узнаю ошибаюсь я или нѣтъ, такъ какъ сейчасъ одѣнусь и пойдемъ къ ней.-- Кстати, вы сказали, что этотъ виконтъ Ланжэ хотѣлъ опять пріѣхать...
   -- Да, докторъ.
   -- Когда?
   -- Я думаю, сегодня.
   -- Хорошо.
   Докторъ умалишенныхъ всталъ съ постели, вымылъ лицо и руки холодною водою, одѣлся въ нѣсколько минутъ и отправился въ отдѣленіе больныхъ со своимъ помощникомъ, который велѣлъ отворить дверь комнаты, гдѣ помѣстили Матильду...
   -- Та-ли это особа, которую вы знаете, докторъ? спросилъ помощникъ.
   Риттнеръ не сомнѣвался въ этомъ, но отвѣчалъ:
   -- Кажется, хотя она такъ измѣнилась, что ее трудно узнать.
   Это была впрочемъ совершенная истина.
   Несчастная женщина, которая еще нѣсколько часовъ тому была очень привлекательна, сидѣла въ углу скорчившись неподвижно, какъ бездушная масса, съ глазами, безцѣльно устремленными на одну точку, съ мертвенно-блѣднымъ искаженнымъ лицомъ.
   Она была полунагая, такъ какъ въ припадкѣ бѣшенства разорвала въ клочки свою одежду зубами и ногтями.
   Ея бѣлая атласная кожа была исполосована ярко красными царапинами.
   -- Поднимите эту женщину,-- сказалъ докторъ помощнику.
   Послѣдній исполнилъ его приказаніе.
   Онъ взялъ Матильду за руки и, притянувъ въ себѣ съ силою, но осторожно, заставилъ встать на ноги и подвелъ къ окну, гдѣ было очень свѣтло.
   Докторъ умалишенныхъ смотрѣлъ на нее долго и съ глубокимъ вниманіемъ.
   Глаза, обведенные темными кругами, какъ будто начертанными Углемъ, были остолбенѣлые и стекловатые. Губы какъ-то судорожно приподнимались и открывали мелкіе, бѣлые зубы.
   Мускулы трепетали подъ кожею, какъ у умирающаго отъ delirium tremens.
   Помощникъ Риттнера смотрѣлъ на него вопросительно.
   -- Вы желаете знать мое мнѣніе? спросилъ сообщникъ Рене, окончивъ свой осмотръ.-- Такъ вотъ что: эта женщина поражена на смерть.
   Молодой докторъ сдѣлалъ жестъ удивленія....
   -- Развѣ она не можетъ выздоровѣть?-- проговорилъ онъ.
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ Риттнеръ. Она не проживетъ и трехъ мѣсяцевъ!-- Тайна ея хорошо сохранится, прибавилъ онъ мысленно.
   

XXXIX.

   -- Какую методу леченія предписываете вы, директоръ?-- спросилъ помощникъ Риттнера.
   -- Холодную душу,-- въ особенности въ закрытой купальнѣ, такъ какъ каждую минуту можетъ случиться припадокъ,-- отвѣчалъ Риттнеръ.-- Затѣмъ надо постараться, чтобы больная поѣла какой нибудь легкой пищи. Для питья -- холодный лимонадъ.
   Подумавъ съ минуту, онъ прибавилъ, обратясь къ сопровождавшей ихъ дежурной сидѣлкѣ:
   -- Наблюдайте, чтобы около больной не было никакого предмета, которымъ бы она могла поранить себя или сдѣлать покушеніе на свою жизнь. Надо на время вынести всю мебель изъ ея комнаты, даже кровать, и оставить только на коврѣ два матраца....
   -- Слушаю, докторъ.
   -- Если послѣ первой души случится припадокъ бѣшенства, надо будетъ сдѣлать вторую.... Когда припадокъ смѣнится упадкомъ силъ, заверните ей ноги въ грѣтыя одѣяла, а на голову кладите ледъ... Если же припадка не будетъ, или будетъ, но не сильный, то достаточно надѣть на больную шерстяной пеньюаръ.
   -- Будетъ исполнено, докторъ.
   -- Но, къ сожалѣнію, все это напрасно,-- прибавилъ Риттнеръ меланхолическимъ тономъ... Бѣдная женщина погибла безвозвратно.
   Изъ комнаты Матильды Риттнеръ перешелъ въ комнату Жанны.
   При видѣ доктора, по лицу г-жи Деларивьеръ пробѣжала что-то въ родѣ улыбки.-- Она встала съ кресла и, подойдя къ нему, проговорила безъ выраженія, какъ автоматъ:-- "Цвѣтовъ.... цвѣтовъ.... я я хочу рвать цвѣты съ ангеломъ свѣта"....
   -- Вы будете рвать столько цвѣтовъ, сколько вамъ угодно,-- отвѣчалъ Риттнеръ, но немного спустя. И прибавилъ, обратясь къ своему помощнику:
   -- Прикажите, чтобы больную свели послѣ полудня въ садъ и оставили тамъ съ часъ времени; когда же она придетъ изъ сада, вы дадите ей два миллиграмма датуры въ медѣ.
   -- Хорошо, докторъ, отвѣчалъ помощникъ, записавъ это предписаніе въ назначенной для того записной книжкѣ. Затѣмъ они сдѣлали очень короткіе визиты другимъ больнымъ.
   Покончивъ съ ними, докторъ вспомнилъ объ Эдмеѣ.
   Съ тѣхъ поръ какъ онъ былъ увѣренъ, что ничто не помѣшаетъ его бѣгству и онъ спокойно будетъ пользоваться за границею, значительнымъ уже состояніемъ, которое могло дойти до громадныхъ размѣровъ,-- злоба его противъ молодой дѣвушки, за ея покушеніе на побѣгъ, поутихла.
   -- Какъ здоровье мадмоазель Деларивьеръ? спросилъ Риттнеръ своего помощника.
   -- Плохо, докторъ.... отвѣчалъ помощникъ.
   -- Такъ вы полагаете, что состояніе ея здоровья не предвѣщаетъ ничего хорошаго?
   -- Я полагаю, не ошибусь, если скажу, что оно ухудшается съ каждымъ днемъ.
   -- Пойдемте къ ней....
   Они вышли изъ отдѣленія больныхъ и пошли въ помѣщеніе Эдмеи, находившееся въ бельэтажѣ одного изъ павильоновъ сада.
   Когда Риттнеръ вошелъ въ комнату молодой дѣвушки, его поразила страшная перемѣна, происшедшая въ нею. Эдмея, при видѣ доктора, скорѣе удивилась, чѣмъ испугалась.
   Она сдѣлала усиліе приподняться на подушкѣ.
   -- Это вы, докторъ... сказала она слабымъ голосомъ, а я было думала, что вы забыли о моемъ существованіи....
   -- Извините меня за эту кажущуюся небрежность.... Я принужденъ былъ отлучиться... Я очень радъ, что могу собственными глазами убѣдиться въ томъ, что вамъ гораздо лучше.
   Эдмея грустно улыбнулась.
   Худоба ея лица, блѣдность и впалые глаза, обведенные коричневыми кругами,-- ясно опровергали слова Риттнера.
   -- Вы ошибаетесь, докторъ, сказала она.... Я очень хорошо чувствую, что мнѣ не лучше.
   Риттнеръ взялъ ее за руку.
   Кожа была сухая и горячая, пульсъ сильно бился. Прелестная молодая дѣвушка таяла отъ лихорадки.
   -- У васъ болитъ что нибудь? спросилъ Риттнеръ.
   -- Болитъ.
   -- Что же именно?
   Эдмея дотронулась до головы и до лѣвой стороны груди.
   -- Боль сильная, перемежающаяся?
   -- Нѣтъ, докторъ, глухая и безпрерывная....
   -- Это пройдетъ, ручаюсь вамъ, мы остановимъ это.
   -- Такъ постарайтесь поскорѣе, потому что силы мы угасаютъ.
   -- Вы быстро поправитесь, отвѣчаю вамъ.
   -- Вы говорите -- и я вамъ вѣрю; а теперь, докторъ, пожалуйста скажите мнѣ что нибудь о моей матери....
   -- Я скажу вамъ хорошую вѣсть... Здоровье г-жи Деларивьеръ такъ хорошо, какъ только можно желать....
   Въ глазахъ Эдмеи блеснула радость и щеки ея на секунду порозовѣли.
   -- Я сейчасъ приказалъ свести вашу матушку въ садъ,-- продолжалъ Риттнеръ. Угодно вамъ пойти къ ней?
   -- Ахъ да, докторъ, умоляю васъ! вскричала молодая дѣвушка. Еслибы вы знали, какую радость доставили мнѣ.
   Помощникъ доктора взглянулъ на него съ удивленіемъ.
   Онъ зналъ, что мадмоазель Деларивьеръ не въ состояніи была сдѣлать ни одного шага, и это было также хорошо извѣстно Риттнеру.
   Эдмея попробовала привстать во второй разъ, но силы измѣнили ей.-- Ей даже не удалось сѣсть на постели, и она упала навзничъ.
   -- Ахъ, я не могу!!.. не могу!-- проговорила она съ горечью, я крупныя слезы потекли по ея щекамъ.
   -- Успокойтесь,-- сказалъ доктора, съ живостью:-- эта слабость очень естественна. Мы станемъ бороться съ нею и побѣдимъ ее въ нѣсколько дней... Это просто дѣло времени,-- вотъ, и все.
   -- Дай Богъ!... сказала со вздохомъ молодая дѣвушка.
   Докторъ и его помощникъ вышли изъ комнаты Эдмеи.
   -- Надо постараться прервать лихорадку большими пріемами хинина.... сказалъ Риттнеръ: потомъ давайте ей мясо съ кровью, бордосское вино и желѣзо. Уже начинается малокровіе.... Съ нынѣшняго же дня также начните давать морфинъ...
   -- Чего же вы опасаетесь, директоръ?
   -- Я опасаюсь, что поражено сердце.
   -- Слѣдовательно, состояніе здоровья мадмоазель Деларивьеръ кажется вамъ, какъ и мнѣ, очень опаснымъ?
   -- Да, мой сотрудникъ, очень опаснымъ почти безнадежнымъ....

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Риттнеръ, позавтракавъ наскоро, отправился въ Парижъ, представилъ въ кассу Жака Лефебера чекъ, подписанный Жоржемъ Вернье, и получилъ ассигнаціями триста десять тысячъ франковъ.
   Во время его отсутствія, Поль Ланжэ опять пріѣхалъ въ лечебницу узнать о здоровьѣ Матильды Жапселинъ.
   Мы знаемъ уже, что извѣстіе, которое долженъ былъ сообщить ему помощникъ доктора, было очень печально.
   -- Не могу ли я поговорить съ директоромъ лечебницы? спросилъ онъ.
   -- Директоръ въ Парижѣ, отвѣчалъ его помощникъ.
   -- Какъ вы полагаете, скоро онъ возвратится?
   -- Положительно не знаю.
   -- Такъ я пріѣду опять завтра послѣ полудня.
   И молодой человѣкъ, сильно огорченный, сѣлъ опять въ экипажъ и отправился въ обратный путь.
   Риттнеръ возвратился вечеромъ и прибавилъ привезенную пачку ассигнацій къ той, которая уже лежала въ извѣстномъ намъ кожаномъ чемоданѣ.
   -- Безполезно оставлять здѣсь, что бы ни было, могущее возбудить подозрѣніе въ моемъ преемникѣ. Я уничтожу проволоку, извѣщавшую о приходѣ моихъ милыхъ компаньоновъ, когда они ходили ко мнѣ по ночамъ съ бульвара Монморанси. Вѣроятно, въ эту калитку станутъ ходить, и докторъ Вернье очень удивится, когда въ его рабочемъ кабинетѣ и спальнѣ раздастся такой трезвонъ.
   Докторъ умалишенныхъ взялъ одинъ изъ тѣхъ острыхъ рѣзцовъ, какіе употребляютъ мастера золотыхъ дѣлъ, влѣзъ на стулъ и перерѣзалъ проволоку.
   -- Все идетъ прекрасно,-- продолжалъ онъ, я уѣду завтра вечеромъ, а послѣзавтра буду въ Женевѣ подъ именемъ Германа КейЧера, вдали отъ всякихъ преслѣдованій и опасности. Могу похвалиться однако! Я ловко провелъ мою ладью посреди подводныхъ скалъ, гдѣ всякій другой двадцать разъ пошелъ бы ко дну!-- Ничто не помѣшаетъ мнѣ теперь достигнуть гавани.
   Францъ Риттнеръ легъ въ постель и проспалъ крѣпкимъ сномъ до утра.
   Вставъ въ восемь часовъ, онъ удостовѣрился, что всѣ его приказанія исполнены и что все въ лечебницѣ, начиная отъ погребовъ и до чердаковъ, вымыто, вычищено, выскоблено и весь персоналъ былъ на своихъ мѣстахъ во всемъ порядкѣ.
   Около десяти часовъ раздался ударъ звонка. Къ Риттнеру поспѣшно вошелъ слуга и доложилъ, что тотъ посѣтитель, который былъ третьяго дня, дожидается его въ пріемной залѣ вмѣстѣ съ какою-то молодою дамою.
   -- Съ молодою дамою! повторилъ Риттнеръ,-- и подумалъ: кто бы могла быть эта дама?
   Сильно заинтересованный, онъ пошелъ въ пріемный залъ.
   Наши читатели знаютъ уже, что новоприбывшіе были -- Жоржъ Вернье и Паула Бальтусъ.

КОНЕЦЪ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ.

   

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
ЧЕТЫРЕ ЖЕНЩИНЫ.

XL.

   Какъ уже намъ извѣстно, Морисъ Деларивьеръ остановился съ своимъ племянникомъ въ Гаврѣ на нѣсколько часовъ.
   Дядя Фабриція свелъ свои счеты съ своими корреспондентомъ, судохозяиномъ и банкиромъ, и затѣмъ, запасшись чекомъ на милліонъ двѣсти тысячъ франковъ, отправился вмѣстѣ съ молодымъ человѣкомъ на "Альбатросѣ", французскомъ пакеботѣ, останавливавшемся въ Плимутскомъ портѣ.
   Капитанъ Кержаль, бретонскій морякъ, командиръ Альбатроса, зналъ г-на Деларивьера съ давнихъ поръ.
   Нѣкогда ему случилось помѣстить къ нему довольно значительные фонды,-- и это было началомъ самыхъ дружескихъ отношеній между ними.
   Нью-іоркскій банкиръ, пріѣзжавшій каждые два года во Францію, имѣлъ обыкновеніе возвращаться въ Америку на Альбатросѣ, и капитана. Кержаль отдавалъ всегда въ его распоряженіе каюту своего помощника, что дѣлало путешествія банкира весьма удобными.
   На этотъ раза, господинъ Деларивьеръ воспользовался еще разъ любезностью капитана.
   Плаваніе продолжалось девять дней и окончилось благополучно, безъ особенныхъ приключеній.
   Мы не будемъ говорить о настроеніи духа двухъ путешественниковъ, такъ какъ знаемъ съ давнихъ поръ заботы различнаго свойства, но одинаково мрачныя каждаго изъ нихъ.
   По пріѣздѣ въ Нью-Іоркъ, отецъ Эдмеи казался еще болѣе мрачнымъ и болѣе погруженнымъ въ свои горести, чѣмъ былъ въ моментъ своего отправленія изъ Парижа.
   Дѣло въ томъ, что въ его роскошномъ жилищѣ, въ Седьмой Аллеѣ, все напоминало ему о его дорогой Жаннѣ, о долгихъ годахъ безоблачнаго счастія, уничтоженнаго неожиданнымъ громовымъ ударомъ...
   Ему нужно было однакоже много силы воли, чтобы принудить себя хлопотать о важномъ дѣлѣ, вызвавшемъ его въ Америку.-- У него достало духа скрыть свои страданія и придать своему лицу если не веселое, то по крайней мѣрѣ спокойное выраженіе.
   Въ его банкирскомъ домѣ было все въ порядкѣ, какъ будто онъ совсѣмъ не отлучался; его повѣренный сообщилъ ему быстро и ясно о предложеніяхъ касательно передачи дѣлъ.
   На другой день послѣ своего пріѣзда, господинъ Деларивьеръ видѣлся съ капиталистомъ, желавшимъ сдѣлаться его преемникомъ. Это былъ американецъ, обладатель милліоновъ двадцати, не гнушавшійся увеличить свое громадное состояніе, но преимущественно желавшій дать своему сыну занятіе, которое поглотило бы его совершенно, чтобы такимъ образомъ отклонить его отъ разсѣянной, разгульной жизни и необузданнаго мотовства, которыя губятъ въ Нью-Іоркѣ, какъ и въ Парижѣ л, быть можетъ, болѣе чѣмъ въ Парижѣ, будущность множества богатыхъ и праздныхъ молодыхъ людей.
   Въ Америкѣ самыя важныя сдѣлки рѣшаются и заключаются съ неимовѣрной быстротою; итакъ не болѣе какъ черезъ нѣсколько дней запродажный актъ былъ заключенъ на основаніяхъ, высказанныхъ въ письмѣ уполномоченнаго.
   Актъ былъ подписанъ, и господинъ Деларивьеръ реализировалъ свое состояніе въ векселя и чеки на первоклассныя кредитныя парижскія учрежденія.
   Фабрицій получилъ порученіе отъ своего дяди собрать всѣ эти цѣнности, и носилъ ихъ постоянно съ собою въ запертомъ портфелѣ.
   Ничто не мѣшало болѣе бывшему банкиру возвратиться во Францію; но предварительно онъ пожелалъ проститься съ своими многочисленными друзьями и лицами, служившими въ его конторѣ и искренно огорченными его отъѣздомъ, такъ какъ онъ относился къ нимъ всегда съ отеческой благосклонностью и снисходительностью. Прощальный пиръ назначенъ наканунѣ отправленія Альбатроса.
   Капитанъ Кержаль и его помощникъ были въ числѣ гостей.
   Всѣ многочисленные приглашенные явились на зовъ господина Деларивьера, осыпаннаго на этомъ прощальномъ обѣдѣ безчисленными выраженіями непритворныхъ уваженія и симпатіи, а равно и сожалѣніями по поводу его отъѣзда.
   Посреди всѣхъ этихъ доказательствъ любви и преданности, которыя онъ вполнѣ заслуживалъ, старикъ забылъ, повидимому, о своемъ горѣ и казался въ теченіи нѣсколькихъ часовъ почти веселымъ; но Фабрицій хорошо понималъ, что видимая веселость дяди была искусственная и онъ старался забыться среди веселья, чтобы не расплакаться.
   Этота, семейный праздникъ продолжался далеко за полночь; безчисленные тосты слѣдовали по американскому обычаю одинъ за другимъ; шампанское лилось рѣкою, и мы должны сказать съ сожалѣніемъ, что многіе изъ гостей, слишкомъ невоздержные какъ въ выраженіи своего энтузіазма, такъ и въ выпивкѣ заздравныхъ тостовъ, свалились, также по американскому обычаю подъ, столъ.
   Утромъ Фабрицій отправилъ одну депешу къ Паулѣ Бальтусъ, а другую -- къ Лорану.
   Около пяти часовъ вечера господинъ Деларивьеръ, отправившійся въ сопровожденіи самыхъ близкихъ изъ своихъ друзей на пристань, взошелъ на палубу Альбатроса, который долженъ былъ черезъ полчаса удалить его навсегда отъ этой страны, сдѣлавшейся для него второй отчизною, и гдѣ онъ жилъ нѣкогда такъ счастливо и былъ окруженъ такимъ уваженіемъ.
   Письмо, написанное Паулою, въ которомъ она просила отца Эдмеи сообщить ей о мѣстопребываніи Жанны, должно было прибыть въ Нью-Іоркъ лишь на другой день по уходѣ Альбатроса, такъ какъ пакеботъ былъ задержанъ дурной погодою въ открытомъ морѣ, что и было причиною молчанія банкира....
   Господинъ Деларивьеръ, привыкшій къ жизни правильной и воздержной, почти монастырской, и принужденный отступить отъ своихъ привычекъ, чтобы отвѣчать на тосты, предлагаемые въ честь его на банкетѣ, чувствовалъ страшную усталость.
   Пять или шесть дней полнаго спокойствія были бы для него необходимы; но его страстное желаніе увидѣться скорѣе съ Жанною и Эдмеею непреодолимо влекло во Францію и онъ не рѣшился отложить своего отъѣзда; и, не смотря на изнеможеніе, которое старался скрывать на сколько могъ, отправился въ путь.
   Въ предшествующую ночь онъ не спалъ ни минуты: то его пробирала дрожь, то казалось, что погружается въ огненную ванну; наконецъ г. Деларивьеръ почувствовалъ, въ лѣвомъ боку, подъ самымъ сердцемъ, перемежающую боль, похожую на боль отъ ударовъ скальпеля; прибавимъ кстати, что это его нисколько не пугало.
   -- Это просто отъ усталости, говорилъ онъ самъ себѣ,-- завтра же пройдетъ и не останется никакого признака.
   Капитанъ Кержаль помѣстилъ, по обыкновенію, банкира въ каютѣ своего помощника.
   Какъ только пакеботъ снялся съ якоря, господинъ Деларивьеръ сейчасъ же легъ, и Фабрицій спросилъ его:
   -- Не желаете ли вы, дядюшка, чтобы я остался возлѣ васъ?
   -- Зачѣмъ?
   -- Вамъ можетъ что нибудь понадобиться.
   -- Мнѣ не нужно ничего кромѣ сна.... дай же мнѣ уснуть, милый мой....
   Фабрицій вышелъ изъ каюты, нисколько не безпокоясь о нездоровья старика, которое считалъ весьма незначительнымъ. Вечеръ былъ прекрасный, и онъ, поднявшись на палубу, любовался въ теченіи нѣсколькихъ минутъ гладкимъ, какъ зеркало, моремъ, которое клокотало и лѣнилось только вокругъ Альбатроса.
   Обернувшись назадъ, онъ увидалъ капитана Кержаля, курившаго свою пѣнковую трубку на шканцахъ, и направился въ его сторону.
   Они обмѣнялись рукопожатіями, и старый морякъ сказалъ ему:
   -- Ну, господинъ Леклеръ, мы выѣхали въ хорошую погоду, и я разсчитываю, что возвратимся во Францію благополучно безъ задержекъ.
   -- Тѣмъ лучше, капитанъ, потому что я очень спѣшу возвратиться въ Парижъ.
   -- Вамъ не нравится пребываніе въ Нью-Іоркѣ?
   -- Признаюсь, нѣтъ!... Американскіе обычаи мнѣ не по вкусу.
   -- Очень многіе раздѣляютъ ваше мнѣніе на этотъ счетъ.... Но я не вижу вашего дядюшки. Ему, однакожъ, слѣдовало бы воспользоваться такой тихой погодою, чтобы подышать воздухомъ.
   -- Дядюшка нездоровъ, усталъ.... Онъ бросился на постель и, думаю, спитъ.
   -- О! да,-- замѣтилъ капитанъ смѣясь,-- послѣдствія пира прошедшей ночи....-- Это весьма естественно....-- При непривычкѣ оставаться такъ долго за столомъ не мудрено почувствовать физическое разстройство....-- Но это конечно пройдетъ, такъ какъ дядюшка вашъ крѣпкаго сложенія....-- Нѣсколько часовъ сна -- и силы возстановятся....
   -- Надѣюсь....-- А есть у васъ докторъ на пакеботѣ?
   -- Да, есть докторъ Барди....-- человѣкъ, обладающій большими медицинскими свѣдѣніями;-- отвѣчаю вамъ за него.-- Но зачѣмъ вы это спрашиваете? Развѣ нездоровье господина Деларивьера васъ безпокоитъ?
   -- Конечно нѣтъ, но не мѣшаетъ всегда предвидѣть все....-- Дядя уже не молодъ...-- И можетъ случиться, что ему понадобятся медицинскія пособія....
   -- Нуждаться въ нихъ онъ не будетъ! Скажите одно слово -- и докторъ Барди явится сейчасъ же къ вашимъ услугамъ.... Не желаете ли вы, чтобы онъ пошелъ теперь же къ господину Деларивьеру?
   -- Въ настоящую минуту это безполезно и могло бы потревожить дядю безъ всякой надобности.
   -- Вы правы.... Лучше подождать....-- Не желаете ли вы сигару?-- эти маленькіе виргинскіе трабуко крѣпки, но очень недурны.
   -- Позвольте, я охотно выкурю.
   -- Извините меня, если я васъ оставлю. Наступаетъ ночь, и я долженъ отдать приказанія.
   Фабрицій, оставшись одинъ на палубѣ, курилъ въ продолженіи около получаса, раздумывая о томъ, что Францъ Риттнеръ долженъ былъ по всей вѣроятности получить его письмо, и что, повидимому, по пріѣздѣ въ Парижъ онъ окажется единственнымъ наслѣдникомъ громаднаго состоянія бывшаго банкира.
   Затѣмъ, бросивъ окурокъ сигары въ море, онъ отправился медленными шагами къ каютѣ дяди.
   

XLI.

   Подойдя къ каютѣ, Фабрицій тихонько постучался раза два въ дверь, затѣмъ, не получивъ отвѣта, вошелъ.
   Господинъ Деларивьеръ спалъ, но сонъ его былъ лихорадочный, неправильное и со свистомъ дыханіе вырывалось изъ его стѣсненной груди.
   Легкій стукъ отворившейся и затворившейся двери разбудилъ его, и онъ открылъ глаза.
   Молодой человѣкъ подошелъ къ нему, и съ перваго взгляда замѣтилъ, что крупныя капли пота выступали на лбу.
   -- Ну, что, любезный дядюшка,-- спросилъ онъ его, -- легче-ли вамъ?
   -- Ни лучше, ни хуже,-- возразилъ старикъ,-- я плачусь за невоздержность прошлой ночи...-- У меня сильная боль во всѣхъ членахъ.-- Долго-ли я спалъ?
   -- Около трехъ часовъ...
   -- Стало быть теперь?...
   -- Около пяти часовъ....-- Я думаю, что скоро будетъ поданъ обѣдъ....-- Пойдете ли вы за столъ?
   -- Нѣтъ, милый мой, я не чувствую никакого аппетита...
   -- Не желаете ли вы, чтобы я позвалъ доктора?
   -- Доктора!-- Ты шутишь? Зачѣмъ это? я вовсе не болѣнъ... мое нездоровье -- пустяки и причину его я знаю...-- Ступай обѣдать и дай мнѣ проспать до завтрашняго утра....-- это единственное лекарство, которое мнѣ необходимо.
   -- Такъ вы не хотите ничего кушать?
   -- Ѣсть не хочу, но жажда меня томитъ.
   -- Что же вы хотите пить?..
   -- Что нибудь освѣжающее....-- Вели мнѣ приготовить графинъ лимонаду; пусть его поставятъ вмѣстѣ съ стаканомъ здѣсь на маленькомъ столикѣ, возлѣ моей постели....-- Иди, милый мой... и спасибо тебѣ за твое попеченіе обо мнѣ.
   Господинъ Деларивьеръ протянулъ руку Фабрицію, который, пожимая ее, замѣтилъ, что она очень горяча, и воскликнулъ:
   -- Дядюшка, да у васъ лихорадка..
   -- Лихорадка отъ усталости -- очень возможно.... если проведу хорошо ночь, отъ нея не останется никакого слѣда.
   Между тѣмъ какъ банкиръ говорилъ, лицо его становилось кирпичнаго цвѣта.
   -- Вы желаете, вѣроятно, холоднаго лимонаду?-- спросилъ Фабрицій.
   -- Да, со льдомъ и почти безъ сахару.
   -- Я велю подать сейчасъ же,-- сказалъ молодой, человѣкъ, и вышелъ изъ каюты.
   Заказавъ лимонадъ поваренку, онъ пошелъ къ капитану Кержаль, который, готовясь къ обѣду, пилъ полыновку.
   -- Ну, какъ себя чувствуетъ господинъ Деларивьеръ?-- спросилъ онъ.
   -- Да онъ говоритъ, что онъ только усталъ, но боюсь что онъ болѣнъ.
   Нужно предупредить доктора Барди.
   -- Я думалъ объ этомъ, но дядя противится; если мы будемъ настаивать сегодня, то это можетъ его разстроить и, быть можетъ, ухудшить его состояніе.
   -- Вы правы.
   -- Завтра, если ему не будетъ лучше, мы обойдемся безъ его согласія и пригласимъ доктора.
   -- Будемъ надѣяться, что въ этомъ не будетъ надобности....-- Не послѣдуете-ли вы моему примѣру и не выпьете-ли стаканъ полыновки?
   -- Охотно...
   -- Напитокъ, называемый цыганами, склонными къ поэзіи, зеленой Музою, былъ поданъ, и капитанъ съ Фабриціемъ завели незначительный разговоръ о разныхъ разностяхъ и проболтали до той минуты, когда раздался обѣденный звонокъ!
   Обѣдъ на Альбатросѣ былъ превосходный.
   Пассажиры перваго класса, приблизительно въ числѣ двадцати человѣкъ, собрались всѣ за столомъ и составили космополитическое общество, которому разнообразіе костюмовъ и нарѣчій придавали большую оригинальность.
   Тутъ были и американцы, и англичане, и индусы, и нѣмцы, и испанцы, и даже одинъ китаецъ, и сверхъ того еще одинъ французскій священникъ, миссіонеръ, покинувшій отчизну, семейство, всѣ свои привязанности лѣтъ двадцать тому назадъ, чтобы распространять слово Христово съ опасностью жизни между дикими племенами Южной Америки.
   Онъ возвращался во Францію постарѣвшимъ, посѣдѣвшимъ, сгорбившимся отъ лѣтъ, но болѣе энтузіастомъ чѣмъ когда-либо: онъ молился только о томъ, чтобы Богъ даровалъ ему новыя силы, которыя онъ могъ бы посвятить еще своему великому дѣлу.
   Въ восемь часовъ Фабрицій всталъ изъ-за стола, закурилъ сигару и поднялся на шканцы, чтобы вдохнуть полной грудью свѣжій вечерній воздухъ.
   Сумерки предвѣщали великолѣпную ночь; звѣзды загорались одна за другою на темно-синемъ небѣ; луна представлялась на горизонтѣ какъ бы большимъ щитомъ изъ слоновой кости, всплывавшимъ изъ спокойныхъ водъ.
   Альбатросъ скользилъ, подобно лебедю, на морѣ, не волнуемомъ ни малѣйшимъ вѣтеркомъ.
   Зрѣлище было чудное, располагавшее самые прозаическіе умы къ мечтательности.
   Фабрицій, облокотившись на бортъ судна, слѣдилъ разсѣяннымъ взоромъ за свѣтящейся бороздою, которую оно оставляло за собою и изъ которой, казалось, брызгали мирріады фосфорическихъ искръ.
   -- Дядя ошибается на счетъ своего положенія,-- говорилъ молодой человѣкъ самъ себѣ:-- онъ болѣе серьезно болѣнъ чѣмъ думаетъ...-- Онъ очень болѣнъ...-- Еслибы онъ умеръ:-- все это состояніе въ моихъ рукахъ...-- Черезъ нѣсколько часовъ я могъ бы сдѣлаться милліонеромъ...-- какая чудная мечта!-- Нѣтъ, не хочу болѣе думать объ этомъ...-- Можно было бы съ ума сойти.
   Въ теченіи цѣлаго часа онъ оставался неподвижнымъ и продолжалъ разсѣянно смотрѣть на безконечное пространство моря, начинавшаго слегка покрываться мелкими волнами, такъ какъ ночной вѣтерокъ становился все холоднѣе и холоднѣе.
   Наконецъ онъ сталъ ходить по палубѣ взадъ и впередъ быстрыми шагами, какъ будто для того чтобы отдѣлаться отъ, назойливой мысли; проходивъ такимъ образомъ около часа, онъ пошелъ въ свою каюту и заснулъ безпокойнымъ сномъ.
   На другой день съ разсвѣтомъ онъ былъ на ногахъ, и, блѣдный съ нахмуренными бровями, взволнованною физіономіею принялся опять ходить, какъ и вчера, по палубѣ; и только когда стрѣлка на его часахъ указала восемь часовъ, онъ направился къ каютѣ, занимаемой господиномъ Деларивьеръ, и вошелъ не постучавшись.
   Старикъ едва повернулъ голову, чтобы показать, что онъ замѣтилъ его присутствіе.
   Фабрицій поспѣшно приблизился къ его постели и спросилъ:
   -- Какъ вы себя чувствуете, дядюшка?
   -- Боюсь, другъ мой, что хуже, чѣмъ слѣдовало ожидать,-- отвѣтилъ господинъ Деларивьеръ слабымъ и едва внятнымъ голосомъ.
   -- Вы не хорошо провели ночь?
   -- Да... я почти не смыкалъ глазъ...-- дыханіе очень затруднительно, и боль въ лѣвомъ боку, которой я не придавалъ никакого значенія, становится сегодня нестерпимою.
   -- О!-- воскликнулъ Фабрицій: зачѣмъ я не послѣдовалъ моему первому побужденію!-- Я хотѣлъ позвать доктора -- и вы воспротивились!
   Господинъ Деларивьеръ усилился улыбнуться.
   -- Это еще небольшое несчастье, другъ мой,-- сказалъ онъ: я вѣренъ, что и нынче будетъ не поздно сдѣлать это.
   -- Я бѣгу за докторомъ...
   -- Да, поди; я буду радъ его видѣть; вѣроятно онъ мнѣ поможетъ. Фабрицій бросился изъ каюты, и на лѣстницѣ, которая вела на палубу, встрѣтилъ капитана Кержаль.
   -- Куда вы такъ спѣшите?-- спросилъ послѣдній.
   -- Иду за докторомъ.
   -- Развѣ вашъ дядюшка серьезно болѣнъ?
   -- Да, очень серьезно!.. я сильно опасаюсь...
   -- А! чортъ возьми!
   Капитанъ отдалъ приказаніе мимо проходившему матросу позвать доктора, и черезъ двѣ минуты докторъ Барди, опытный практикъ, замѣчательно интелигентный человѣкъ и съ рѣдкими научными познаніями, вошелъ вмѣстѣ съ Фабриціемъ въ каюту господина Деларивьера.
   Онъ изслѣдывалъ, разспрашивалъ очень внимательно больнаго и, вслѣдъ за тѣмъ, уяснилъ себѣ болѣзнь, противъ которой ему приходилось бороться.
   Болѣзнь была опасна: острое воспаленіе въ легкихъ.
   -- Докторъ,-- сказалъ больной,-- скажите мнѣ откровенно, прошу васъ... у меня достаточно силы и мужества, чтобы услыхать правду.. Угрожаетъ-ли мнѣ смертельная опасность или нѣтъ?
   -- Нѣтъ, милостивый государь,-- возразилъ докторъ; но если она не существуетъ, то можетъ явиться съ минуты, на минуту, стало быть нужно дѣйствовать, не теряя ни минуты, и подавить болѣзнь, которая успѣла усилиться со вчерашняго дня...-- Прежде всего я требую, чтобы вы не утомлялись разговоромъ.
   -- Я буду нѣмъ.
   Нужно было сейчасъ же поставить банки на больную часть груди, и докторъ Барди сдѣлалъ это самъ, и затѣмъ приготовилъ лекарство, которое поручилъ Фабрицію давать каждую четверть часа.
   Сдѣлавъ это распоряженіе, онъ удалился и встрѣтилъ капитана Кержаля, который стерегъ его, чтобы спросить о состояніи больнаго.
   -- Ну, что вы думаете о господинѣ Деларивьеръ? сказалъ онъ, остановивъ его.
   -- Я не могу еще ничего сказать, -- отвѣтилъ докторъ; но во всякомъ случаѣ не увѣренъ въ его безопасности; воспаленіе развивается чрезвычайно быстро.
   -- Но надежда есть?
   -- Я не совсѣмъ надѣюсь...-- Черезъ нѣсколько часовъ, я думаю, буду въ состояніи рѣшить вопросъ о жизни или смерти.
   -- Но въ настоящую минуту, по вашему мнѣнію, на какой исходъ можно скорѣе надѣяться?
   Докторъ колебался съ минуту и затѣмъ отвѣтилъ:
   -- Скорѣе можно ожидать смерти.
   -- Ахъ, воскликнулъ капитанъ,-- еслибы съ господиномъ Деларивьеръ случилось несчастіе, то этотъ бѣдный молодой человѣкъ, его племянникъ, сошелъ бы съ ума отъ горя!
   -- Да, этого можно бы было опасаться,-- подтвердилъ докторъ,-- такъ какъ, повидимому, онъ любитъ дядю какъ отца.
   

XLII.

   Нужно-ли намъ говорить, что Фабрицій помѣстился у изголовья больнаго, котораго онъ не оставлялъ ни на минуту и за которымъ ухаживалъ съ самымъ лицемѣрнымъ усердіемъ и самой обманчивой нѣжностью.
   Въ двѣнадцать часовъ пополудни докторъ Барди сдѣлалъ вторичный визитъ больному.
   Нельзя было сказать, чтобы господину Деларивьера, было положительно лучше, хотя болѣзнь его какъ будто на время остановилась: въ ней не было замѣтно никакой перемѣны ни къ худшему, ни къ лучшему; но докторъ нашелъ это statu quo отличнымъ признакомъ и не велѣлъ болѣе давать лекарства, прописаннаго утромъ, а написалъ другой рецептъ, съ которымъ Фабрицій отправился въ аптеку.
   Оттуда онъ прошелъ въ столовую и окончилъ свой завтракъ менѣе чѣмъ въ десять минутъ.
   Онъ былъ мраченъ, казался озабоченнымъ и отвѣчалъ кратко и неохотно на вопросы капитана.
   Окончивъ свой умѣренный завтракъ, онъ возвратился сейчасъ же къ дядѣ, почувствовавшему нѣкоторое облегченіе.
   -- Милое дитя мое,-- сказалъ послѣдній, протягивая ему руку,-- вотъ ты и братъ милосердія: изъ любви ко мнѣ ты принялъ на себя скучную обузу.
   -- Можете ли вы говорить подобныя вещи и въ особенности имѣть подобныя мысли, дядюшка?-- возразилъ съ живостью Фабрицій.
   -- Эхъ! другъ мой, какую бы мы нѣжность ни чувствовали къ больному, во всякомъ случаѣ весьма невесело быть сидѣлкою возлѣ него...
   -- Напротивъ, я считаю за счастье содѣйствовать хотя уходомъ вашему выздоровленію.
   -- Моему выздоровленію....-- повторилъ бывшій банкиръ, покачавъ грустно головою.
   -- Вы выздоровѣете и выздоровѣете скоро,-- это несомнѣнно.
   -- Ты говоришь это, чтобы меня успокоить.
   -- Я говорю то, что знаю и въ чемъ совершенно увѣренъ.... это также и мнѣніе доктора.
   -- Желаю отъ души, чтобы ваше мнѣніе съ докторомъ оправдалось,-- тихо проговорилъ господинъ Деларивьеръ.
   -- Не сомнѣвайтесь, оно оправдается вполнѣ.
   -- Но, продолжалъ бывшій банкиръ, мысль, что я погибъ безвозвратно, вкоренилась въ моей головѣ и я не могу отъ нея отдѣлаться...
   -- Ахъ! дядюшка, прогоните эту сумасбродную и мрачную мысль,-- воскликнулъ молодой человѣкъ,-- она можетъ сдѣлаться для васъ пагубною и всенепремѣнно ухудшить ваше состояніе.... Постарайтесь уснуть и не говорите болѣе... Усталость очень вредна для васъ, и докторъ предписываетъ вамъ положительное спокойствіе....
   Господинъ Деларивьеръ покачалъ головою и сказалъ:
   -- Докторъ дѣлаетъ все, что можетъ;-- онъ очень искусенъ и преданъ своему дѣлу; но вся его наука не продлитъ моей жизни на на одну секунду, когда душа захочетъ разорвать связь, прикрѣпляющую ее къ тѣлу...
   -- Вы крайне меня огорчаете,-- сказалъ Фабрицій тономъ упрека:-- еще разъ умоляю васъ -- превозмогите этотъ нравственный упадокъ духа, совершенно непонятный у такого человѣка какъ вы!...
   -- Эти идеи, которыя ты принимаешь за упадокъ духа, милый мой,-- проговорилъ бывшій банкиръ,-- должны назваться другимъ именемъ.
   -- Какимъ-же именно?
   -- Предчувствіями...-- Я не знаю, какой-то тайный инстинктъ предупреждаетъ меня, что я не увижу болѣе Франціи.
   -- Ахъ, дядюшка.... началъ Фабрицій.
   -- Дай мнѣ продолжать...-- прервалъ его господинъ Деларивьеръ.-- Богъ свидѣтель, что я не боюсь смерти....-- Еслибы я былъ одинокимъ, то мысль о переселеніи въ міръ почти не опечалила-бы меня....-- Я никогда не дѣлалъ зла, старался иногда дѣлать по возможности доброе, и твердо убѣжденъ, что Богъ будетъ ко мнѣ милосердъ...-- Но для меня невыносимо тяжела мысль покинуть этотъ міръ, не поцѣловавъ въ послѣдній разъ дорогихъ существъ, бывшихъ радостью моей жизни -- Жанну и Эдмею.
   Двѣ крупныя слезы покатились по щекамъ господина Деларивьера.
   -- Полноте, дядюшка, -- возразилъ живо Фабрицій, -- вы увидите тетушку и кузину...-- только лихорадка создаетъ привидѣнія въ вашемъ воображеніи...-- Зачѣмъ думать безпрестанно о смерти, когда нѣтъ ни малѣйшей опасности?...-- Вы будете жить, я за это ручаюсь!....
   Господинъ Деларивьеръ улыбнулся.
   -- Дай Богъ, чтобы ты былъ пророкомъ,-- сказалъ онъ;-- но такъ какъ я но могу этому вѣрить, то и не хочу умереть, не высказавъ тебѣ всего того, чего я отъ тебя ожидаю.
   Молодой человѣкъ придалъ своей физіономіи плачевный видъ.
   -- Повторяю вамъ, любезный дядюшка, -- разговоръ васъ утомляетъ и докторъ запретилъ вамъ говорить, -- прошепталъ онъ. Вы сообщите мнѣ послѣ, чего вы желаете отъ меня....-- У васъ еще довольно времени....-- Неисполненіе вами предписаній доктора огорчаетъ меня болѣе, чѣмъ вы можете себѣ представить.
   -- Мнѣ очень жаль огорчать тебя, но я долженъ и буду говорить... Приподними меня -- Положили мнѣ за плечи подушки и дай мнѣ пить...-- меня томитъ страшная жажда.
   Фабрицій не дѣлалъ больше возраженій; онъ положилъ подушки согласно съ требованіями больнаго и, наливъ питье въ чашку, подалъ ее послѣднему.
   Господинъ Деларивьеръ выпилъ съ жадностью.
   -- Ахъ, какъ это облегчаетъ,-- сказалъ онъ, потомъ, вздохнувъ два или три раза полной грудью, продолжалъ:
   -- Теперь поговоримъ, другъ мой...-- Допустимъ, что болѣзнь моя не опасна и я проживу еще долго....-- Ты видишь, я говорю въ твоемъ смыслѣ; но слѣдуетъ все предвидѣть....-- Человѣческая жизнь непрочна, и я долженъ на случай смерти подумать о тѣхъ, которыхъ я оставляю...
   Молодой человѣкъ сдѣлалъ-было движеніе.
   -- Не прерывай меня, прошу тебя,-- продолжалъ господинъ Деларивьеръ съ оживленіемъ.-- Этотъ разговоръ утомляетъ меня, я это чувствую, и мнѣ необходимо воспользоваться послѣдними силами, чтобы дать тебѣ наставленія, лежащія у меня на сердцѣ.
   Потъ просачивался крупными каплями на лбу больнаго; онъ казался изнемогающимъ, и замолчалъ на нѣсколько минутъ, чтобы собраться съ новыми силами.
   Фабрицій боролся самъ съ собою, чтобы скрыть смущеніе.
   Банкиръ продолжалъ:
   -- Ты знаешь мое духовное завѣщаніе...-- Я не измѣню въ немъ ни одной строчки...!-- Я долженъ былъ жениться на моей возлюбленной Жаннѣ; ты знаешь, что это было самое страстное, самое дорогое изъ всѣхъ моихъ желаній!...-- Но увы!... Нынѣ все насъ разлучаетъ....-- Ея сумасшествіе и скоро быть можетъ моя смерть; я скорблю всего болѣе о томъ, что долженъ разстаться съ жизнью, незагладивъ невольнаго проступка, какъ бы того требовалъ долгъ совѣсти!-- Я желаю, чтобы ты сдѣлался, ты, котораго я считаю почти своимъ сыномъ, опорою и покровителемъ моей бѣдной жены.... Ты знаешь, насколько она заслуживала этого названія!!-- Ты будешь заботиться о ней какъ сынъ о матери....-- Если къ ней возвратится разсудокъ, ты скажешь ей, что моя мысль была о ней и о нашей возлюбленной дочери; что въ послѣднюю минуту жизни уста мои повторяли ихъ имена....-- Поклянись мнѣ сказать ей это и сдѣлать все, зависящее отъ тебя, чтобы ускорить ея выздоровленье....
   -- Безполезная клятва,-- отвѣчалъ Фабрицій,-- такъ такъ вы будете жить и черезъ нѣсколько дней увидите Эдмею и ея мать....
   -- Твое обѣщаніе не помѣшаетъ мнѣ жить; не отказывайся же дать мнѣ его, такъ какъ оно для меня весьма дорого и можетъ вполнѣ меня успокоить....-- Поклянись мнѣ сдѣлать то, о чемъ я тебя прошу!
   -- Клянусь отъ всей души!....
   -- Я вѣрю тебѣ и благодарю тебя; но это еще не все.
   -- Говорите, дядюшка....-- Когда вы выскажете все, тогда вы конечно успокоитесь, а это спокойствіе вамъ такъ необходимо... Чего же еще вы желаете отъ меня?
   -- Если я умру и Жанна останется сумасшедшею, то Эдмея будетъ совершенно одна въ мірѣ или по крайней мѣрѣ была-бы одна, еслибы тебя не было, чтобы замѣнить ей отца и мать...-- Поклянись же мнѣ быть для этой кроткой малютки самымъ преданнымъ изъ братьевъ до того дня, когда ты вручишь ее мужу, достойному ее и способному сдѣлать ее счастливою....
   -- Клянусь вамъ, дядюшка,-- повторилъ молодой человѣкъ.
   -- Благодарю тебя еще разъ...-- Да благословитъ же тебя Богъ за то утѣшеніе, которое ты доставляешь мнѣ!...-- Теперь я сказалъ почти все....-- Открой мой чемоданъ: въ немъ находятся векселя на Парижъ, которые представляютъ большую часть моего состоянія....
   -- Что вы хотите дѣлать съ ними? дядюшка, спросилъ Фабрицій съ изумленіемъ.
   -- Я хочу сдѣлать на нихъ надписи, чтобы, въ случаѣ моей смерти, ты могъ безъ всякихъ затруднительныхъ формальностей получить по нимъ уплату.
   Фабрицій не могъ сохранить маски на своемъ лицѣ; не смотря на всю его сдержанность, въ его глазахъ мелькнула искра радости.
   -- Повинуюсь вамъ, дядюшка, сказалъ онъ, вставъ со своего мѣста и открывъ указанный чемоданъ, гдѣ нашелъ хорошо извѣстный ему портфель, и подалъ его господину Деларивьеру..
   -- Дай мнѣ теперь перо и чернила, сказалъ послѣдній.
   -- Вотъ они.
   Старикъ собрался, повидимому, съ силами; обмакнулъ перо въ чернила и почти твердою рукою сдѣлалъ надписи на каждомъ векселѣ.
   По окончаніи этой работы онъ передалъ портфель племяннику и упалъ на подушку; глаза его закрылись, хриплый вздохъ вылетѣлъ изъ груди и онъ остался неподвижнымъ.
   Все это случилось такъ внезапно, черты его такъ вдругъ окаменѣли, что Фабрицію показалось, что онъ умеръ или умираетъ, и онъ поспѣшилъ приложилъ руку къ сердцу съ гнусной надеждою, что это сердце перестало биться; но онъ ошибся: крайнее изнуреніе, вслѣдствіе всей вышеописанной сцены, произвело это изнеможеніе, продолжавшееся впрочемъ весьма недолго.
   Господинъ Деларивьеръ скоро открылъ глаза и, увидѣвъ племянника наклонившимся надъ нимъ, истолковалъ въ благопріятномъ для него смыслѣ странное, неопредѣлимое выраженіе его взгляда.
   Онъ улыбнулся ему и, взявъ его за обѣ руки, прижалъ ихъ къ своей груди.
   Фабрицій, эта грязная и черствая душенка выдержалъ не блѣднѣя эту трогательную ласку, принявъ ее какъ нѣкогда Іуда-предатель поцѣлуй Христа.
   

XLIII.

   -- Если Богъ призоветъ меня теперь къ себѣ,-- прошепталъ, господинъ Деларивьеръ слабымъ, какъ вздохъ, голосомъ,-- я умру спокойно.... Ты поклялся мнѣ пещпсь объ Эдмеѣ и Жаннѣ....-- быть ихъ покровителемъ...
   -- И я сдержу клятву, дядюшка!-- возразилъ Фабрицій; но благодарю Бога, это окажется ненужнымъ....-- Вы будете жить еще долгіе годы для счастія любящихъ васъ.
   -- Ты очень добръ, мой сынъ, да благословитъ тебя Богъ!-- сказалъ старикъ и, въ цорывѣ нѣжности и благодарности, прижалъ руки Фабриція къ своимъ устамъ.
   Это было слишкомъ....
   Молодой человѣкъ почувствовалъ, что дрожь пробѣжала въ его жилахъ, но, владѣя все-таки собою, онъ наклонился къ дядѣ и поцѣловалъ его въ обѣ щеки.
   -- Я разбитъ,-- пробормоталъ господинъ Деларивьеръ черезъ минуту,-- мнѣ кажется, я хочу спать; дай мнѣ отдохнуть немного....
   -- Вамъ ничего не нужно, дядюшка?
   Старикъ сдѣлалъ отрицательный жестъ.
   -- И такъ я васъ оставляю,-- продолжалъ Фабрицій, но скоро возвращусь; и затѣмъ, положивъ портфель съ чемоданъ, который тщательно заперъ въ два поворота, вышелъ изъ каюты, промолвивъ про себя:
   -- Или я очень ошибаюсь, или скоро получу наслѣдство послѣ дяди.
   Вышеприведенная сцена и моментальное раздраженіе, бывшее послѣдствіемъ этой сцены, чрезвычайно ослабили господина Деларивьера.
   Докторъ Барди, пришедшій къ нему вечеромъ, замѣтилъ, что болѣзнь его ухудшилась, однако же не потерялъ еще надежды и прописалъ на ночь лекарство, которое нужно было давать весьма правильно. Такъ какъ Фабрицію нуженъ былъ отдыхъ, то онъ поручилъ больничному матросу оставаться возлѣ старика.
   -- Докторъ,-- спросилъ его капитанъ Кержаль, когда онъ выходилъ изъ каюты, -- можете ли опредѣлить теперь болѣзнь, какъ вы разсчитывали?
   -- Нѣтъ,-- возразилъ доктеръ,-- я могу только сказать, что всякое потрясеніе какъ физическое, такъ и нравственное было бы пагубно....-- Если мы сдѣлаемъ переѣздъ въ хорошую погоду, то господинъ Деларивьеръ пріѣдетъ живымъ въ Гавръ; но утверждать, что онъ будетъ спасенъ -- я не рѣшусь....-- Завтра, можетъ быть, я буду въ состояніи лучше опредѣлить.
   -- Стало быть, состояніе больнаго ухудшилось?
   -- Да.
   -- Чему вы приписываете это ухудшеніе?
   -- Господинъ Леклеръ сказывалъ мнѣ, что дядя его, считая себя въ опасности, долго говорилъ съ нимъ о своихъ послѣднихъ распоряженіяхъ, что, разумѣется, крайне его изнурило, между тѣмъ какъ прежде всего для него необходимо спокойствіе.
   -- Будемъ же надѣяться, что въ этомъ спокойствіи онъ не будетъ нуждаться, по крайней мѣрѣ я объ этомъ постараюсь.... Я вѣдь знаю его давно и очень привязанъ къ нему.... смерть его огорчила бы меня глубоко.
   -- Будемъ надѣяться,-- повторилъ докторъ.
   Ночь прошла безъ особенныхъ приключеній.
   Матросъ больничаръ добросовѣстно исполнилъ свою обязанность.
   На другой день рано утромъ докторъ, вмѣстѣ Фабриціемъ и капитаномъ Кержаль, отправился въ каюту своего паціента, состояніе котораго понялъ съ перваго взгляда и самодовольно улыбнулся.
   Господинъ Деларивьеръ хотѣлъ говорить, но онъ жестомъ показалъ ему, чтобы тотъ молчалъ; ощупалъ его пульсъ и приложилъ ухо въ лѣвому боку.
   Послѣ этого изслѣдованія улыбка сдѣлалась еще выразительнѣе.
   -- Все идетъ хорошо,-- сказалъ онъ, -- лихорадка уменьшилась, опухоль въ легкихъ не увеличилась ни на волосъ....-- И за тѣмъ прибавилъ, обращаясь къ матросу: спалъ-ли больной?
   -- Да, господинъ докторъ!
   -- Сколько времени?
   -- Около трехъ часовъ.
   -- Не пробуждаясь?
   -- Да, докторъ, не пробуждаясь.
   -- Сонъ былъ покойный?
   -- Сначала не совсѣмъ, но потомъ совершенно покойный, только дыханіе было хриплое.
   -- Ну, любезный господинъ Деларивьеръ, -- сказалъ тогда докторъ,-- ваше состояніе хорошо, лучше чѣмъ я могъ надѣяться; но положительно запрещаю вамъ произносить хотя одно слово. Вы слышите?-- это очень важно.
   Больной сдѣлалъ утвердительный знакъ, ясно выражавшій:
   -- Не бойтесь, не буду говорить....
   Больничный матросъ былъ отпущенъ, и всѣ три посѣтителя вышли изъ каюты.
   -- Ну что, докторъ?-- спросилъ Фабрицій съ волненіемъ, причину котораго слушатели его не подозрѣвали. Вы можете теперь сказать намъ всю правду, у меня достанетъ духа ее выслушать, хотя бы она разбила мнѣ сердце. Что думаете о состояніи моего дяди?
   -- Любезный господинъ Леклеръ, -- возразилъ докторъ, -- слова, сказанныя мною сейчасъ, были выраженіемъ истины...-- Я надѣюсь положительно спасти господина Деларивьера....
   Капитанъ Кержаль ударилъ радостно въ ладоши, восклицая:
   -- Вотъ добрая вѣсть! И мы съ радости выпьемъ за завтракомъ шампанскаго за здоровье нашего больнаго!.... И лучшаго шампанскаго Мерсье!...-- Первыхъ эпернейскихъ погребовъ!.. Вы мнѣ скажете какъ его находите!...
   Фабрицій, услышавъ отвѣтъ доктора, содрогнулся; но онъ былъ слишкомъ хорошій актеръ, чтобы не скрыть своихъ впечатлѣній.
   -- Ахъ, докторъ, какъ вы меня обрадовали,-- замѣтилъ онъ, пожимая съ чувствомъ руки доктора. Я уже почти не надѣялся....
   -- Теперь всѣ шансы на нашей сторонѣ, возразилъ докторъ, и я пропишу сегодня господину Деларивьеру лекарство, рецептъ котораго былъ сообщенъ мнѣ однимъ индѣйскимъ собратомъ и дѣйствіе котораго будетъ рѣшительно.
   -- Я проведу ночь возлѣ дяди,-- возразилъ живо Фабрицій.
   -- Смотрите не утомитесь!
   -- Э, докторъ, что за важность утомленіе, когда дѣло касается моего единственнаго во всемъ мірѣ родственника, котораго я люблю отъ всей души!-- воскликнулъ молодой человѣкъ съ жаромъ.
   -- Я понимаю это и вполнѣ одобряю васъ: не даромъ вашъ дядюшка смотритъ на васъ какъ на своего сына.
   Фабрицій молча поклонился.
   Наступалъ вечеръ.
   Господинъ Деларивьеръ провелъ день довольно спокойно, безъ особенныхъ страданій. Стѣсненіе въ груди уменьшалось мало-по малу; мѣстная боль подъ сердцемъ оставалась еще, но не представляла ничего.
   Фабрицій провелъ весь этотъ день въ лихорадочномъ волненіи; со вчерашняго онъ повторялъ себѣ двадцать разъ:
   -- Дядя погибъ!...
   Смерть господина Деларивьера должна была предоставить ему колоссальное состояніе, которое почти все, какъ мы знаемъ, находилось въ его рукахъ и которое, какъ ему казалось, принадлежало уже ему:-- и вотъ вдругъ докторъ разрушалъ его иллюзіи, уничтожалъ его мечту нѣсколькими словами:
   -- "Человѣкъ этотъ будетъ живъ! Я спасу его"!...
   И докторъ Барди говорилъ это съ самоувѣренностью. То, что онъ обѣщалъ сдѣлать, онъ конечно сдѣлаетъ.
   -- И такъ, прошепталъ Фабрицій съ сильнымъ негодованіемъ,-- буду опять вынужденъ смиряться и повиноваться! Болѣе чѣмъ когда-либо придется удерживать на лицѣ маску, которая душитъ меня! Придется довольствоваться костью, когда всего богатства дяди было-бы едва достаточно, чтобы утолить мою ненасытную жажду къ наслажденіямъ.
   То, что Фабрицій называлъ костью, было четыре милліона, данные ему господиномъ Деларивьеромъ съ такою отцовскою щедростью!
   Гнусный сообщникъ Франца Риттнера и Рене Жанселина раздумывалъ обо всемъ этомъ, прогуливаясь большими шагами взадъ и впередъ по палубѣ Альбатроса, и вдругъ его думы были прерваны шумнымъ и оживленнымъ споромъ.
   Онъ машинально приблизился къ группѣ изъ пяти или шести человѣкъ, посреди которыхъ находился капитанъ Кержаль.
   Всѣ взоры были обращены къ горизонту.
   -- Посмотрите, милостивый государь...-- сказалъ капитанъ, подавая одному изъ пассажировъ подзорную трубу, которую держалъ въ рукѣ, вы увидите, что я не ошибаюсь...
   -- Что тамъ такое? спросилъ Фабрицій.
   Вмѣсто отвѣта капитанъ спросилъ смотрѣвшаго:
   -- Что вы тамъ видите позади, немного влѣво отъ дыма пакебота, съ которымъ мы сейчасъ встрѣтились?
   -- Я вижу какъ будто черную точку, почти совсѣмъ неуловимую для глаза....
   -- Что я вамъ сказалъ, милостивый государь?-- воскликнулъ съ торжествомъ Морской Волкъ. Ему не нужно подзорной трубы: онъ видитъ простымъ глазомъ!
   -- Развѣ эта черная точка опасна?-- просилъ Фабрицій.
   -- Да, боюсь, что опасна...
   -- Предвѣщаетъ она бурю?
   -- Если не бурю, то по крайней мѣрѣ страшный ливень, который, вѣроятно, разразится надъ Альбатросомъ черезъ два или три часа.
   -- Этотъ ливень или эта буря неизбѣжны?
   -- Да, если только вѣтеръ внезапно не перемѣнитъ своего направленія, чего ожидать невозможно, вслѣдствіе состоянія атмосферы.
   Съ этими словами капитанъ Кержаль отошелъ отъ маленькой группы, чтобы сдѣлать распоряженія въ ожиданіи урагана, который онъ, какъ опытный морякъ, предвидѣлъ.
   

XLIV.

   Скоро несомнѣнныя указанія возвѣстили, что предвидѣніе капитана должно скоро осуществиться.
   Воздухъ становился свѣжѣе.
   Море, гладкое до сихъ поръ, какъ поверхность озера, начинало морщиться подъ таинственнымъ давленіемъ.
   Черная точка, возбудившая такой оживленный споръ, замѣтно увеличивалась.
   Вѣтеръ, дувшій съ утра съ сѣвера, вдругъ перешелъ въ сѣверозападный, и дулъ къ юго-западу, подталкивая такимъ образомъ черную точку по направленію Альбатроса.
   Морскія чайки и рыболовы касались своими крыльями гребней маленькихъ волнъ, испуская пронзительные крики, предвѣщавшіе бурю.
   Фабрицій собирался спуститься въ пространство между деками и пробраться въ столовую, чтобы сѣсть за столъ, и вдругъ очутился на первой ступени лицомъ къ лицу съ докторомъ Барда.
   -- А, я искалъ васъ, господинъ Леклеръ,-- сказалъ ему послѣдній.
   -- Желаете вы мнѣ дать какія нибудь наставленія?
   -- Прежде всего возьмите вотъ это лекарство, которое вашъ дядя будетъ принимать нынѣшнюю ночь.
   Докторъ, передалъ Фабрицію пузырекъ, который тотъ и положилъ въ карманъ, спросивъ:
   -- Въ какихъ дозахъ и черезъ сколько времени нужно давать?
   -- Я вамъ объясню это, когда мы составимъ вѣрное понятіе о состояніи нашего больнаго...-- Пойдемте къ нему вмѣстѣ...
   -- Пойдемте, пойдемте, докторъ...
   И вслѣдъ затѣмъ они оба вошли въ каюту бывшаго банкира, который, хорошо проспавъ нѣкоторое время, выглядѣлъ лучше, такъ какъ лицо его не было такъ красно.
   Докторъ ощупалъ пульсъ и замѣтилъ, что лихорадка уменьшилась.
   -- Позволяете вы мнѣ теперь говорить?-- спросилъ его съулы кою старикъ.
   -- Долженъ позволить, потому что хочу сдѣлать вамъ нѣсколько вопросовъ.
   -- Я въ состояніи вамъ отвѣчать не утомляясь... Я чувствую себя лучше.
   -- Чувствуете вы жажду?
   -- Да, сильную.
   -- Не слѣдуетъ однакоже поддаваться ей...-- Необходимо воздерживаться.
   -- Это очень тяжело, докторъ, но я исполню ваше предписаніе.
   -- Уменьшилась-ли боль, которую вы чувствовали въ лѣвомъ боку?
   -- Да, нѣсколько.
   -- Не чувствуете-ли вы боли въ сердцѣ?
   -- Да, что-то въ родѣ судорогъ.
   -- Часто это повторяется?
   -- Каждыя четыре или пять минутъ...-- Это ощущеніе очень непріятное, но въ сущности выносить его легко.
   -- Когда это появилось въ первый разъ?
   -- Часа два тому назадъ.
   -- Хорошо; теперь я знаю, что хотѣлъ узнать....-- безполезно утомлять васъ дольше; не говорите болѣе!
   Докторъ обратился къ Фабрицію и сказалъ ему:
   -- Господинъ Фабрицій, посмотрите на ваши часы...-- Теперь должно быть шесть безъ нѣсколькихъ минуть.
   -- Безъ пяти, докторъ.
   -- Ровно въ восемь часовъ вы дадите господину Деларивьеру ложку того лекарства, которое я вамъ далъ...-- Вторую вы дадите въ половинѣ девятаго и третью, то есть послѣднюю, въ девять часовъ
   -- Ваше предписаніе будетъ исполнено въ точности.
   -- Теперь, прибавилъ докторъ, сжимая руку банкира, мнѣ остаег ея только пожелать вамъ доброй ночи съ увѣреніемъ, что завтра утромъ вы будете на пути къ выздоровлѣнію...-- Господинъ Леклеръ пойдемте обѣдать!
   Фабрицій поставилъ на столъ маленькій пузырекъ и вышелъ вмѣстѣ съ докторомъ, который, взявъ его подъ руку, повелъ въ столовую, гдѣ еще никого не было, и тамъ, помѣстившись противъ него, сказалъ ему шепотомъ:
   -- Слушайте меня съ полнымъ вниманіемъ, господинъ Леклеръ; то, что я хочу сказать вамъ, весьма серьезно!
   -- Говорите, докторъ, возразилъ молодой человѣкъ,-- я васъ слушаю съ полнымъ вниманіемъ.
   Докторъ продолжалъ:
   -- Я долженъ объяснить вамъ методъ леченія, который принимаю съ вашимъ дядей и который совсѣмъ неизвѣстенъ моимъ европейскимъ собратьямъ...-- Вы напрасно искали бы въ медицинскихъ руководствахъ рецепта приготовленнаго мною питья...-- Дѣйствіе этого индѣйскаго лекарства необыкновенно сильно, но и несравненно по своему цѣлебному могуществу...-- Въ моей долгой практикѣ я имѣлъ нѣсколько случаевъ, въ которыхъ примѣнялъ его, и убѣдился, что оно совершаетъ чудеса; изъ ста случаевъ девяносто девять разъ оно уничтожаетъ до малѣйшаго слѣда болѣзнь...-- До сихъ поръ всѣ мои усилія клонились къ тому, чтобы опредѣлить болѣзнь, теперь я попробую ее уничтожить...
   -- Ахъ! воскликнулъ Фабрицій, дай Богъ, чтобы это было такъ.
   -- Богъ поможетъ намъ: не будемъ въ этомъ сомнѣваться; но слушайте меня, такъ какъ я:пзнь вашего дяди будетъ въ вашихъ рукахъ.-- Господинъ Деларивьеръ, принявъ первую ложку, почувствуетъ головокруженіе, сопровождаемое сильнымъ лихорадочнымъ состояніемъ, и впадетъ въ бредъ...-- Не пугайтесь этихъ симптомовъ, и еслибы онъ сталъ сопротивляться принять вторую и третью дозу, то позовите меня, я вамъ помогу...-- Теперь я вамъ дамъ самое ваи мое наставленіе.-- Вы слышали сейчасъ, что вашъ дядя жалуется на жажду?
   -- Да, слышалъ...
   -- Когда онъ выпьетъ это лекарство,-- жажда усилится въ страшныхъ размѣрахъ...-- Онъ будетъ просить пить...-- будетъ умолять, чтобы ему дали напиться...-- будетъ, можетъ быть, обвинять васъ, что вы хотите его смерти...-- оставайтесь непреклонны...-- Проявите желѣзную волю въ сопротивленіи...-- Капля воды, слышите-ли -- одна капля, не только парализировала бы лекарство, но и произвела бы страшный кризисъ...
   -- Кризисъ?..-- повторилъ молодой человѣкъ.
   -- Да...-- моментальный бредъ вашего дяди перешелъ бы въ страшное бѣшенство, въ которомъ истощились бы всѣ его жизненныя силы и которое, по всей вѣроятности, окончилось бы смертью.
   -- И чтобы произвести этотъ ужасный результатъ,-- воскликнулъ Фабрицій,-- было бы достаточно одно капли воды?..
   Докторъ сдѣлалъ утвердительный жестъ.
   -- О, будьте покойны!-- возразилъ молодой человѣкъ.-- Я исполню ваше предписаніе болѣе точно, чѣмъ оно исполнялось когда-либо!
   -- Я разсчитываю на это.
   Приходъ капитана Кержаля прервалъ ихъ разговоръ.
   -- Ну, докторъ,-- сказалъ онъ,-- будетъ буря...
   -- Вы серьезно говорите, капитанъ?-- спросилъ послѣдній.
   -- Совершенно серьезно и считаю своимъ долгомъ предупредить васъ объ этомъ, такъ какъ вы говорили вчера, что перемѣна погоды сильно повліяла бы на выздоровленіе вашего больнаго.
   -- Это совершенно вѣрно! Но развѣ буря неизбѣжна?
   -- Увы! да....
   -- Вотъ несчастье-то! впрочемъ я надѣюсь, что мое лекарство все-таки произведетъ свое дѣйствіе, и предупреждаю васъ, господинъ Леклеръ, что безпорядокъ элементовъ удвоитъ лихорадочное волненіе вашего дяди и усилитъ бредъ.
   -- Я буду на-сторожѣ, докторъ, и если бы мнѣ понадобилась ваша помощь, сейчасъ-же васъ позову...
   -- Сядемъ за столь въ ожиданіи шквала!-- замѣтилъ капитанъ.-- Мои люди на своихъ постахъ, все готово, и мы будемъ мужественно сопротивляться опасности; я вамъ это обѣщаю...
   -- Я возвращусь черезъ минуту, -- сказалъ Фабрицій, оставляй своихъ собесѣдниковъ.
   Онъ побѣжалъ въ свою каюту, вынулъ изъ чемодана пузырекъ, бывшій нѣкогда съ португальской водкою, наполнилъ его чистой водою и, сунувъ въ карманъ, возвратился въ столовую, гдѣ сѣлъ между докторомъ и капитаномъ.
   Обѣдъ прошелъ быстро и молчаливо.
   Черезъ полчаса пассажиры, большинство которыхъ сильно опасалось бури, встали изъ-за стоста и вышли на палубу.
   Предвидѣнная буря начиналась.
   Вдали темное, какъ свинецъ, небо прорѣзывалось безпрестанно молніею.
   Большія волны, летѣвшія съ окраинъ горизонта, заставляли трещать Альботросъ.
   Натянутыя снасти скрипѣли подъ усиліями вѣтра съ странной и зловѣщей гармоніею; но Альбатросъ шелъ также быстро и рулевой направлялъ его хорошо.
   Докторъ и Фабрицій вошли въ каюту господина Деларивьера.
   Онъ вылъ очень взволнованъ и спросилъ ихъ:
   -- Что тамъ происходитъ, буря, что-ли?
   -- Просто небольшой ураганъ, -- возразилъ Фабрицій: -- сильный вѣтеръ -- и ничего больше.
   -- Весь этотъ шумъ и вся эта трескотня причиняютъ мнѣ страшныя страданія, -- говорилъ невнятно старикъ. Стѣсненіе въ груди усилилось...-- я дышу съ трудомъ...-- Жажда увеличилась...
   Докторъ посмотрѣлъ на часы.
   Стрѣлка показывала восемь.
   -- Любезный паціентъ,-- сказалъ онъ,-- мы поможемъ сейчасъ бѣдѣ...-- Дайте первую ложку,-- прибавилъ онъ, обращаясь къ Фабрицію, который сейчасъ же исполнилъ приказаніе.
   Господинъ Деларивьеръ выпилъ съ жадностью маленькую дозу, поданную ему, сильно вздрогнулъ -- и голова его упала на подушку.
   Минутъ пять пролежалъ онъ спокойно, потомъ вдругъ приподнялся съ краснымъ лицомъ и блуждающими глазами. Онъ обнималъ обѣими руками воздухъ, какъ будто желая уцѣпиться за представлявшіяся ему спасти, и проговорилъ съ выраженіемъ глубочайшаго ужаса:
   -- Судно вертится, какъ листъ подъ вихремъ...-- мы сѣли на подводную скалу!-- Нужно спасаться вплавь или мы погибли!
   Докторъ наклонился къ Фабрицію и прошепталъ ему на ухо слѣдующія слова:
   -- Вотъ начинаются головокруженіе и бредъ.
   

XLV.

   -- Я буду слѣдить за дядею съ сыновней заботливостью,-- прошепталъ Фабрицій Леклеръ.
   -- Вы останетесь не одни съ нимъ,-- возразилъ докторъ.
   -- Развѣ вы проведете всю ночь въ этой каютѣ?-- спросилъ молодой человѣкъ, сильно пораженный словами доктора.
   -- Да, это мое твердое намѣреніе.
   -- Зачѣмъ вамъ утомляться безъ нужды?
   -- Еслибы я считалъ свое присутствіе здѣсь безполезнымъ, господинъ Леклеръ.... я не не остался бы!
   -- Развѣ происходитъ что нибудь непредвидѣнное?
   -- Да, я боюсь, чтобы бредъ, усиленный безпорядками элементовъ, не принялъ страшныхъ размѣровъ... И въ такомъ случаѣ у насъ двоихъ едва хватитъ силы справиться съ нашимъ больнымъ.
   Фабрицій съ нахмуренными бровями и опущенной головою, чтобы скрыть блѣдность своего лица, говорилъ про себя:
   -- Какая пагубная неудача! Какъ удалить этого человѣка?
   Докторъ, стоявшій въ нѣсколькихъ шагахъ отъ постели, слѣдилъ внимательнымъ окомъ за малѣйшими движеніями господина Деларивьера.
   Снаружи ураганъ приближался съ неимовѣрной быстротою.
   Вѣтеръ начиналъ дуть съ страшнымъ шумомъ и громомъ.
   Громадныя морскія волны налетали безпрестанно на Альбатроса, который подпрыгивалъ отъ ихъ толчковъ, какъ бѣшеная лошадь, въ бока которой всаживаютъ шпоры.
   Капитанъ Кержаль, стоя съ открытой головою на шканцахъ съ рупоромъ въ рукахъ, всматривался въ горизонтъ чернильнаго цвѣта и прорѣзываемый ослѣпительной молніею.
   Еще нѣсколько минутъ,-- и судно очутилось бы на краю гибели.
   Удары грома раскатывались безпрестанно, словно грохотъ гигантскихъ барабановъ.
   Винтъ дѣйствовалъ однакожъ постоянно и Альбатросъ, потерявшій всѣ паруса, мужественно боролся, между тѣмъ какъ капитанъ, стоявшій на своемъ посту, приготовлялся къ борьбѣ противъ разнузданнаго моря и бѣшеныхъ порывовъ вѣтра.
   Бредъ господина Деларивьера не доходилъ до размѣровъ, которыхъ опасался докторъ.
   Старикъ скоро забылся. Черезъ полчаса его вывели изъ этой неожиданной дремоты второй ложкою лекарства.
   Онъ выпилъ покорно дозу, подданную ему Фабриціемъ, и черезъ нѣсколько минутъ проговорилъ невнятно:
   -- Мнѣ хочется пить....
   И докторъ и молодой человѣкъ сдѣлали видъ, что они не слышатъ.
   Килевая и боковая качки сдѣлались весьма значительными.
   Подвижная лампа, привѣшенная къ потолку тройной цѣпью, качалась словно кадило, озаряя перемежающимся и почти фантастическимъ свѣтомъ внутрбнность каюты, и то освѣщая лицо старика, то оставляя въ тѣни.
   -- Я хочу пить...-- повторилъ опять господинъ Деларивьеръ болѣе громкимъ, по сухимъ и разбитымъ голосомъ,-- я умираю отъ жажды....
   Фабрицій всталъ, чтобы приблизиться къ своему дядѣ, но докторъ жестомъ указалъ ему опять на его мѣсто и велѣлъ молчать.
   Отецъ Эдмеи волновался на своемъ ложѣ въ припадкѣ бреда и усиливался схватить питье, которое, какъ ему представлялось, было у него подъ рукою.
   -- Ахъ, пробормоталъ онъ съ хрипомъ,-- жажда убиваетъ меня...-- сжальтесь надо мною...-- не осуждайте меня на такую вытку....-- Она выше силъ моихъ...-- Я умираю оттого, что мнѣ не даютъ проглотить капли воды...-- Спасите меня...
   -- Любезный господинъ Деларивьеръ,-- возразилъ докторъ,-- мученіе, о которомъ вы говорите, ваше исцѣленіе... ваше спасеніе...-- Не изнуряйте себя безполезными словами...-- вамъ нельзя пить въ настоящую минуту...
   -- Вы убійца!!-- закричалъ старикъ. Вы убиваете меня!!
   -- Я спасаю васъ!!
   Лицо господина Деларивьеръ искажалось, щеки его вваливались; вокругъ глазъ, налитыхъ кровью, показывались черные круги; губы передергивались конвульсіями, чтобы вдохнуть воздухъ, недостававшій въ его, высоко поднимающейся груди.
   Наконецъ ему была дана третья доза.
   Относительно прохладное питье, касаясь его воспаленныхъ губъ, доставляло ему, повидимому, чудное ощущеніе.
   -- Еще!-- сказалъ онъ съ жадностью.
   Докторъ, покачавъ головою, сказалъ:
   -- Теперь намъ остается только ожидать.
   Буря была въ полномъ разгарѣ.
   Удары волнъ удваивались и ударялись съ такой силою о судно, что клали его на бокъ, и можно было опасаться, что оно болѣе не поднимется.
   Однакоже винтъ его вертѣлся еще, но почти постоянно въ пустомъ пространствѣ; руль не управлялъ болѣе судномъ; положеніе становилось крайне опаснымъ.
   Вдругъ бѣловатый свѣтъ, ослѣпительно блестящій, освѣтилъ глубины неба и бсздпы моря. Оглушительный громовой ударъ раздался надъ самой мачтою и, подрѣзавъ ее у самаго подножья, бросилъ ее на палубу.
   За этимъ паденіемъ послѣдовалъ такой раздирающій, такой болѣзненный крикъ, что заглушилъ шумъ элементовъ.
   Обломки разбитой мачты опрокинули одного матроса и переломили ему обѣ ноги.
   -- Баръ на штирбортъ!... скомандовалъ капитанъ Кержаль, замѣтившій поворотъ вѣтра и предвидѣвшій возможность плыть впереди бури. Топите хорошенько!.... Топите во всѣ пары!...
   Судно подчинилось совмѣстному дѣйствію руля и винта и начало опять прорѣзывать волны.
   -- Очистите палубу!-- продолжалъ старый морякъ, и матросы принялись сейчасъ же за дѣло.
   -- Капитанъ...-- закричавъ одинъ изъ нихъ,-- одинъ изъ людей раненъ...
   -- Снести его въ пространство между деками и предупредить доктора...-- Онъ въ каютѣ моего помощника.-- Исполняйте скорѣе!
   Одинъ изъ матросовъ полетѣлъ, какъ бомба, съ лѣстницы и, даже не постучавши, ворвался въ каюту.
   -- Что случилось?-- спросилъ докторъ съ удивленіемъ.
   -- Приказаніе капитана, докторъ...-- человѣкъ раненъ...-- отвѣчалъ матросъ.
   -- Иду...
   И докторъ поспѣшно вышелъ, не затворивъ за собою двери.
   -- Наконецъ-то, прошепталъ Фабрицій, лицо котораго приняло выраженіе звѣрской радости,-- наконецъ я отдѣлался отъ него и могу дѣйствовать.
   Съ господиномъ Деларивьеръ сдѣлалось страшное головокруженіе; ему казалось, что онъ катится въ бездонную пропасть; онъ испускалъ глухіе возгласы и прерывистые стоны, цѣпляясь обѣими руками за свои простыни и покрывала.
   Фабрицій, вынувъ изъ кармана пузырекъ, наполненный, какъ мы видѣли, въ его каютѣ водою, приблизился къ старику, наклонился надъ нимъ и тихимъ, но внятнымъ голосомъ сказалъ:
   -- Дядюшка, васъ все еще томитъ жажда?
   Слова эти, долетѣвъ до слуха господина Деларивьера, гальванизировали его словно искра Вольтова столба, и разсѣяли на минуту головокруженіе.
   -- Да, прошепталъ онъ,-- хочу, хочу, жажда душитъ, убиваетъ меня.
   -- Ну такъ пейте!-- отвѣтилъ Фабрицій, приложивъ къ губамъ дяди горлышко раскупореннаго пузырька.
   Съ жадностью въ одинъ глотокъ господинъ Деларивьеръ проглотилъ все, что было въ стклянкѣ.
   Доза сѣрной кислоты не могла бы произвести болѣе ужаснаго дѣйствія, чѣмъ эти нѣсколько капель воды.
   Бредъ, о которомъ мы говорили выше, вдругъ превратился въ припадокъ бѣшенаго безумія.
   Старикъ вскочилъ на своей постели, сталъ скакать по каютѣ, словно хищный звѣрь, посаженный въ клѣтку, издавая дикіе крики, разбивая все, что попадалось ему подъ руку, и наконецъ, увидавъ отворенную дверь, бросился въ нее и потомъ на лѣстницу, которая вела на палубу.
   Фабрицій послѣдовалъ за нимъ; но такъ какъ было очень темно,, то онъ потерялъ его изъ глазъ.
   Не смотря на крутой поворотъ вѣтра, которымъ такъ удачно воспользовался капитанъ, ураганъ не только не уменьшался, но, казалось, напротивъ -- увеличивался.
   Удары грома раскатывались безпрестанно, сливая свой грохотъ съ шумомъ волнъ, со скрипомъ мачтъ, которыя угрожали свалиться при каждомъ толчкѣ рулевой качки, и наконецъ со звономъ цѣпей руля и острымъ свистомъ вѣтра въ блокахъ.
   Съ минуты на минуту морскія волны перекатывались на палубѣ съ одного конца на другой.
   Дождь лилъ какъ изъ ведра, какъ будто разверзлись всѣ хляби небесныя разомъ.
   Среди этой кромѣшной тьмы подъ глыбами пѣны и воды Фабрицій шелъ ощупью, шатаясь и падая на каждомъ шагу; онъ чувствовалъ" что жизнь его была въ большой опасности; но все-таки шелъ, желая во что бы то ни стало отыскать старика, чтобы воспользоваться бурею и сдѣлать ее сообщницею своего гнуснаго дѣянія.
   Вдругъ сверкнула молнія и онъ увидалъ вдали, на передней части палубы, бѣловатую движущуюся тѣнь, похожую на привидѣніе.
   -- Это онъ, подумалъ негодяй, и сталъ пробираться къ носу Альбатроса ползкомъ вдоль бортовъ судна, избѣгая такимъ образомъ ударовъ волнъ.
   

XLVI.

   Фабрицій не ошибся.
   Бѣлая тѣнь, видѣнная имъ при блескѣ молніи, была дѣйствительно тѣнь господина Деларивьера.
   Сообщникъ Франца Риттнера и Рене Жанселина добрался не безъ труда до носа корабля и, вставъ внезапно на ноги, очутился лицомъ къ лицу съ дядей, котораго припадокъ бѣшенства увеличивался съ минуты на минуту и представлялъ страшное зрѣлище.
   Дождевая вода и пѣна волнъ прилѣпила рубашку къ его сухимъ нервнымъ членамъ; его густые короткіе волосы казались фосфорически свѣтящимися; онъ жестикулировалъ, произнося громко безсвязныя фразы, къ которымъ примѣшивались глухіе стоны и ругательства.
   Его высокая фигура, казавшаяся еще выше посреди мрака, высоко поднималась надъ бортомъ.
   Было истиннымъ чудомъ, что онъ не терялъ равновѣсія подъ непрестанными порывами килевой качки и не свалился въ бездну тяжелыхъ морскихъ волнъ, налетавшихъ на него.
   -- Я легко съ нимъ справлюсь,-- сказалъ Фабрицій, осмотрѣвшись кругомъ.
   Мракъ покровительствовалъ ему.
   Невозможно было ничего различить на разстояніи трехъ или четырехъ шаговъ, да къ тому же все вниманіе матросовъ было поглощено настоятельной потребностью точнаго исполненія разныхъ маневровъ.
   Фабрицій, убѣдившись, что преступленіе его не будетъ имѣть свидѣтелей, согнулся въ дугу, схватилъ старика за бедра и употребилъ всѣ усилія, чтобы заставить его потерять равновѣсіе.
   Онъ уже почти успѣлъ въ томъ, какъ вдругъ инстинктъ самосохраненія восторжествовалъ надъ бредомъ, который достигалъ своего парокзизма.
   Господинъ Деларивьеръ оказалъ сопротивленіе: испустивъ крикъ ужаса и гнѣва, онъ ухватилъ своими костлявыми пальцами, сила которыхъ удвоилась въ припадкѣ безумія, своего злодѣя за горло и сдавилъ ему шею какъ тисками.
   -- Не выпуститъ меня теперь ни за что, -- подумалъ Фабрицій, и я погибъ....
   Однакоже онъ былъ не такой человѣкъ, чтобы не бороться до послѣдней минуты противъ смерти, которую считалъ неизбѣжною.
   Руки его остались свободны.
   Одну изъ нихъ онъ запустилъ въ карманъ своихъ панталонъ и вынулъ оттуда маленькій каталонскій ножъ, съ которымъ никогда не разставался...
   Онъ открылъ этотъ ножъ и, задыхаясь, имѣлъ еще силу вонзить его лезвіе въ обнаженную грудь дяди....
   Въ ту же минуту руки послѣдняго разжались,-- и Фабрицій могъ вздохнуть свободно, между тѣмъ какъ старикъ упалъ навзничь на палубу.
   Тутъ убійцѣ было уже не трудно справиться. Онъ приподнялъ свою жертву за ноги, и бросилъ ее въ морскую бездну, а за нею слѣдомъ и каталонскій ножъ.
   Преступленіе было совершено, и дождь, лившій потоками, смылъ кровь, пролитую на палубѣ.
   Никогда безнаказанность не казалась болѣе вѣрною.
   Трупа невозможно найти въ открытомъ морѣ и къ тому-же безсознательное состояніе старика обращало убійство въ простую случайность.
   Когда все было кончено, убійца стоялъ двѣ или три минуты неподвижно съ видомъ помѣшаннаго.
   Самые чудовищные преступники испытываютъ иногда это изумительное ощущеніе, когда послѣ сильнаго напряженія ихъ первы приходятъ въ нормальное состояніе.
   Фабрицій не сожалѣлъ о томъ, что совершилъ преступленіе; нона него напалъ страхъ. Однакоже это ощущеніе было моментальное.
   Негодяй пожалъ плечами, прогналъ мрачныя мысли, осаждавшія его, и задумался только о предосторожностяхъ, которыя слѣдовало принять, чтобы докторъ не возъимѣлъ подозрѣній.
   Онъ направился опять къ каютѣ, держась возлѣ бортовъ, и, добравшись до нея, бросился назадъ на лѣстницу, крича изо всѣхъ силъ:
   -- На помощь! На помощь! Ко мнѣ!... Докторъ, гдѣ вы?... ради Бога идите скорѣе!..
   Въ это время матросъ, ушибленный мачтою, испускалъ послѣдній вздохъ.
   Наука не могла ему помочь, ни даже продлить его страданій, и докторъ, услыхавъ крикъ Фабриція, бросился изъ больницы на палубу, спрашивая:
   -- Что вы кричите?-- что случилось? Неужели больному хуже?
   -- Докторъ, отвѣтилъ молодой человѣкъ разбитымъ голосомъ, я опасаюсь страшнаго несчастья!... Дядя въ припадкѣ безумія, не смотря на всѣ мои усилія, соскочилъ съ постели, сталъ бороться со мною, уронилъ меня и убѣжалъ изъ каюты.
   -- Тысячу чертей! воскликнулъ докторъ.-- Гдѣ онъ въ настоящую минуту?
   -- На палубѣ.... тамъ.... я потерялъ его изъ виду.
   -- На палубѣ!... Подъ этимъ ливнемъ!... Безъ платья!... Это можетъ убить его такъ же быстро, какъ бы убилъ ударъ ножемъ!... И какъ найти его въ этихъ потемкахъ, въ которыхъ не различишь своей правой руки?... Я потребую у капитана людей.... Какое несчастье!.. Чортъ побери!.. Какое несчастье!
   Докторъ бросился отыскивать капитана, какъ вдругъ раздался самый ужасный крикъ, какой только можно услышать на суднѣ въ открытомъ морѣ, во время бури:
   -- Пожаръ!...
   Ударъ молніи, разгромивъ одну изъ мачтъ, заронилъ искру въ глубину трюма и произвелъ пожаръ, сначала никѣмъ незамѣченный, но теперь обнаруженный густыми клубами дыма и искрами.
   -- Всѣ къ пожарнымъ трубамъ! скомандовалъ старый морякъ пронзительнымъ голосомъ, между тѣмъ какъ въ головѣ его мелькнула мысль:--
   -- Если черезъ пять минутъ не потушимъ огня, то придется предать душу Богу!...
   Въ эту минуту пламя поднялось столбомъ, освѣтивъ зловѣщимъ свѣтомъ судно и бездонныя пропасти, разверзавшіяся, чтобы поглотить его.
   Докторъ Барди обвелъ взоромъ палубу и увидѣлъ только матросовъ, бѣжавшихъ къ пожарнымъ трубамъ; вслѣдъ за тѣмъ онъ опустилъ голову, прошептавъ:
   -- Бѣдный господинъ Деларивьеръ отправился на тотъ свѣтъ!
   Четверть часа спустя пожарныя трубы, дѣйствовавшія энергически, потушили пожаръ, и ураганъ замѣтно началъ уменьшаться.
   Съ этихъ поръ Альбатросъ могъ себя считать въ безопасности.
   Капитанъ Кержаль, узнавъ отъ доктора объ исчезновеніи господина Деларивьера, велѣлъ обыскать всѣ уголки корабля, въ которые могъ-бы спрятаться человѣкъ въ горячешномъ состояніи; но намъ извѣстно уже, что бывшій нью-іоркскій банкиръ не могъ быть найденъ.
   -- Вѣроятно волна перебросила его черезъ бортъ, сказалъ капитанъ,-- если только въ своемъ безуміи онъ самъ не бросился въ море....
   Фабрицій, который, повидимому, былъ въ отчаяніи, оправился совершенно отъ своего смутнаго страха, походившаго почти на угрызеніе совѣсти, и наслаждался полнѣйшимъ спокойствіемъ.
   Не теряя ни минуты, онъ отправился въ каюту господина Деларивьера, взялъ тамъ чемоданъ, въ которомъ заключались векселя, подписанные банкиромъ, перерылъ весь его гардеробъ, забралъ всѣ бумаги, даже самыя незначительныя, и заперся въ своей каютѣ подъ благовиднымъ предлогомъ предаться своему горю.
   Онъ разсмотрѣлъ всѣ бумаги, между которыми находилось духовное завѣщаніе, о которомъ онъ уже зналъ, потомъ заперъ чемоданъ и провелъ ночь совершенно спокойно.
   Вѣтеръ почти стихъ совсѣмъ; волны уменьшались.
   Когда наступилъ день и сіяющее солнце освѣтило палубу, -- все было уже исправлено, вычищено и приведено въ порядокъ.
   Новая мачта замѣнила разбитую молніею, и трудно было-бы повѣрить, что Альбатросъ испыталъ сильныя поврежденія нѣсколько часовъ тому назадъ.
   Смерть господина Деларивьера, въ которой сомнѣваться было невозможно, записали въ корабельномъ реестрѣ, и Фабрицію была выдана копія съ свидѣтельства объ этомъ происшествіи.
   Молодой человѣкъ разыгралъ такъ искусно комедію горя; его красные глаза, его блѣдное разстроенное лице выказывали такъ краснорѣчиво состояніе его душевнаго разстройства, что всѣ почувствовали къ нему и состраданіе и глубокую симпатію.
   Недѣлю спустя Альбатросъ входилъ въ Гаврскій портъ, и Фабрицій на прощаніи горячо благодарилъ капитана Кержаля и доктора Барди за ихъ преданность къ дядѣ, заботы о немъ и за участіе къ нему самому.
   Капитанъ объяснилъ ему все, что онъ долженъ былъ сдѣлать для узаконенія выданнаго ему на кораблѣ свидѣтельства о смерти дяди; самъ помогъ ему во всѣхъ этихъ ходатайствахъ -- и документъ былъ засвидѣтельствованъ безъ всякой оттяжки.
   Молодой человѣкъ остановился въ гостиницѣ Фрасканіе, и вышелъ прогуляться въ глубокомъ траурѣ, свидѣтельствовавшемъ о потерѣ близкаго родственника и выразившемся широкой полосою крепа на шляпѣ.
   Пообѣдавъ комфортабельно въ гостиницѣ, онъ отправился вечеромъ, часа на два, въ казино, гдѣ встрѣтилъ нѣсколькихъ знакомыхъ ему женщинъ, пользовавшихся извѣстностью, и нѣсколькихъ молодыхъ людей. Потомъ, рѣшившись послѣ зрѣлыхъ размышленій не предупреждать никого о своемъ возвращеніи, возвратился въ отель, легъ въ постель и проспалъ до утра тѣмъ спокойнымъ сномъ, которымъ спятъ, по общему мнѣнію, лишь люди съ чистой и спокойной совѣстью.
   Въ первомъ часу, послѣ столь же комфортабельнаго завтрака, какъ и вчерашній обѣдъ, онъ отправился съ парижскимъ поѣздомъ, который долженъ былъ его доставить въ дебаркадеръ Святаго Лазаря, въ половинѣ пятаго пополудни.
   

XLVII.

   Мы окончили предъидущую часть этой книги въ моментъ, когда Жоржъ Вернье, въ сопровожденіи Паулы Бальтусъ, прибылъ въ отейльскую больницу, которую желала посѣтить молодая дѣвушка.
   Магдалина, старая служанка, преданная Жоржу, слѣдовала за ними, присматривая за перевозкою вещей, нагруженныхъ въ карету.
   Молодой докторъ, прежде чѣмъ оставить Мелюнъ, передалъ своихъ больныхъ одному изъ своихъ собратьевъ.
   Францъ Риттнеръ былъ пораженъ очаровательной красотою Паулы Бальтусъ и принялъ ее съ ея спутникомъ съ своей обыкновенной любезностью.
   -- Сколько у васъ больныхъ, докторъ, въ настоящее время?-- спросилъ Жоржъ Риттнера.
   -- Сорокъ восемь человѣкъ....-- со вчерашняго дня у насъ новая пансіонерка -- молодая женщина, лишившаяся разсудка вслѣдствіе пожара, въ которомъ она чуть не погибла.
   -- Къ какой категоріи безумныхъ принадлежитъ эта женщина?
   -- Къ категоріи неспокойныхъ...-- ея припадки ужасны.... Я полагаю, что ея безуміе смертельно и при этихъ словахъ Риттнеръ указалъ толстую съ застежками книгу, лежавшую въ пріемной комнатѣ на столѣ.
   -- Вы найдете въ этой книгѣ,-- продолжалъ онъ,-- фамиліи всѣхъ пансіонеровъ, время ихъ поступленія, а въ другомъ экземплярѣ этой книги, въ особенномъ столбцѣ, цѣну ихъ пансіона.... Угодно вамъ взглянуть на эту книгу, чтобы я могъ дать вамъ нѣкоторыя объясненія?
   -- Нѣтъ, не теперь,-- отвѣтилъ Жоржъ,-- мы займемся этимъ завтра, если вамъ будетъ угодно...
   Риттнеръ отвѣтилъ съ улыбкою:
   -- Завтра будетъ невозможно...
   -- Почему же?
   -- А потому, что меня не будетъ въ Отейлѣ и даже въ Парижѣ.
   -- Какъ,-- воскликнулъ Жоржъ съ нѣкоторымъ удивленіемъ,-- вы уѣзжаете такъ скоро?
   -- Нынче-же вечеромъ...-- я очень жалѣю, что не могу провести съ вами по крайней мѣрѣ одной недѣли, чтобы передать вамъ всѣ порядки; но, какъ я вамъ ужесказалъ, важныя семейныя дѣла, вслѣдствіе которыхъ я долженъ былъ продать это заведеніе, заставляютъ меня ѣхать немедленно въ Эльзасъ....-- Не далѣе какъ нынче утромъ я получилъ депешу, съ просьбою поторопиться отъѣздомъ.
   -- Я понимаю ваши причины, милостивый государь,-- возразилъ Жоржъ: но этотъ внезапный отъѣздъ, при всемъ сознаніи его необходимости ставитъ меня въ затруднительное положеніе....-- Есть-ли по крайней мѣрѣ въ заведеніи человѣкъ смышленый и способный передать мнѣ все, что я долженъ знать?
   -- Да, несомнѣнно, любезный собратъ, я вамъ оставляю мою правую руку, моего другаго я!..
   -- Кто же это?
   -- Мой помощникъ, докторъ Шульцъ, -- это молодой ученый.... Онъ не имѣетъ себѣ подобнаго по любви и усердію....-- Вотъ уже четыре года какъ мы сотрудничаемъ съ докторомъ Шульцемъ и онъ меня замѣняетъ. Я полагаюсь на него вполнѣ и не имѣлъ никогда причины раскаяваться въ моемъ довѣріи.... Я вамъ его рекомендую, и онъ останется при васъ, если вы пожелаете.
   -- Конечно пожелаю! Отъ хорошаго сотрудника не отказываются добровольно, тѣмъ болѣе что, по вашимъ словамъ онъ исключительный человѣкъ.
   -- Именно исключительный, господинъ Вернье; вы вѣрно выразились. Онъ сообщитъ вамъ всѣ подробности не хуже меня самого....-- Вы можете вполнѣ ему довѣриться.
   -- О, конечно, я не откажу ему въ этомъ довѣріи, такъ какъ вы говорите, что онъ его заслуживаетъ.
   -- Я вамъ представлю его сейчасъ же и, кстати, получите отъ него три тысячи франковъ, врученныя ему за первую четверть года нашей покой пансіонерки, поступившей вчера въ заведеніе.
   -- Къ какому обществу, -- спросилъ Жоржъ, -- принадлежатъ вообще ваши больныя?
   -- Къ разнымъ обществамъ, но конечно всѣ онѣ изъ богатыхъ семействъ, такъ какъ плата за пансіонъ высокая...
   -- Не обращаются ли къ вамъ иногда люди съ просьбою подъ тѣмъ или другимъ предлогомъ не говорить о присутствіи въ вашемъ заведеніи больныхъ, которыхъ они вамъ поручаютъ?
   -- Это случается безпрестанно...-- Но вѣдь эта просьба совершенно лишняя, такъ какъ вамъ должно быть извѣстно, что подолгу нашей профессіи мы не имѣемъ права говорить.
   Жоржъ прервалъ его:
   -- А привозятъ ли къ вамъ иногда людей въ полномъ разсудкѣ, съ просьбою объявить ихъ сумасшедшими?
   Риттнеръ посмотрѣлъ на своего собесѣдника съ очевиднымъ недовѣріемъ, и не отвѣчалъ ему ни слова.
   -- Я вѣрно дурно выразился, любезный собратъ?... мой вопросъ кажется вамъ вѣрно не совсѣмъ понятнымъ?
   -- О, нѣтъ....
   -- Такъ отвѣчайте же...
   -- Вы хотите знать, часто ли мнѣ предлагаютъ быть сообщникомъ и орудіемъ беззаконнаго секвестра, предлагая заплатить за это большія деньги?
   -- Да.
   Францъ Риттнеръ болѣе чѣмъ когда-либо былъ на-сторожѣ.
   -- Два раза въ четыре года ко мнѣ являлись дѣйствительно родственники, уговаривавшіе меня согласиться на то, о чемъ вы говорите.
   -- И что же?
   -- Конечно съ первыхъ же словъ я имъ показывалъ сухостью моего пріема, что они ошиблись въ своемъ выборѣ, и показывалъ его такъ ясно что, они болѣе не настаивали.
   -- О!-- воскликнулъ Жорич., -- если бы мнѣ сдѣлали подобное предложеніе, я предалъ-бы негодяевъ, осмѣлившихся разсчитывать на мое содѣйствіе въ ихъ преступленіи, въ руки правосудія!...
   -- И конечно были бы правы, возразилъ Риттнеръ; потомъ, желая очевидно измѣнить тему разговора, прибавилъ вставая:
   -- Пора отправиться къ нашимъ больнымъ, не будемъ заставлять ихъ дожидаться.... Неугодно-ли будетъ вамъ, сударыня, отправиться вмѣстѣ съ нами?-- сказалъ онъ Паулѣ.
   -- Охотно,-- возразила Паула Бальтусъ,-- если только вамъ не помѣшаю. Что вы думаете объ этомъ, господинъ Жоржъ?
   -- Я бы вамъ не совѣтывалъ этого. Вамъ представится слишкомъ тяжелое зрѣлище,-- проговорилъ молодой докторъ.
   -- Вѣроятно мой собратъ опасается слишкомъ сильныхъ ощущеній для васъ,-- прибавилъ Францъ,-- и, быть можетъ, онъ правъ.
   -- Будьте покойны,-- возразила сирота,--я достаточно сильна я мужественна.
   -- Любопытство или другое что внушаетъ вамъ желаніе идти съ нами, сударыня?-- спросилъ Риттнеръ
   -- О, нѣтъ, милостивый государь, я хочу узнать многое....-- Не нынче-завтра я, быть можетъ, должна буду сдѣлаться помощницею доктора Вернье въ нѣкоторыхъ, извѣстныхъ ему обстоятельствахъ.
   -- Если это такъ, то идемте; но помните, что вы обѣщали быть твердой и мужественною, такъ какъ по всей вѣроятности вамъ представится тяжелое зрѣлище.
   Паула Бальтусъ повторила:
   -- Будьте покойны....
   Они вышли изъ пріемной комнаты и направились черезъ паркъ къ зданію умалишенныхъ, гдѣ ожидалъ ихъ помощникъ докторѣ Риттнера съ сидѣлками всѣхъ отдѣленій и съ цѣлыми тетрадями замѣтокъ.
   Онъ почтительно раскланялся съ госпожею Бальтусъ и Жоржемъ.
   -- Вѣроятно докторъ Шульцъ?-- спросилъ послѣдній.
   -- Да... Имѣю честь вамъ его представить.-- возразилъ Францъ. Жоржъ Вернье протянулъ молодому человѣку руку съ словами:
   -- Очень радъ, любезный собратъ, познакомиться съ вами.... Докторъ Риттнеръ такъ хорошо отзывался о васъ, что вы можете вполнѣ разсчитывать на мое уваженіе.... онъ сказалъ мнѣ, что вы не откажетесь продолжать ваши занятія, которыя такъ блистательно исполняли при немъ.... Если это дѣйствительно такъ, то мы останемся вмѣстѣ, и я увѣренъ, что будемъ довольны другъ другомъ...
   -- Можете на меня разсчитывать, милостивый государь,-- возразилъ молодой докторъ, я все сдѣлаю, чтобы оправдать расположеній ко мнѣ господина Риттнера, за которое я ему весьма признателенъ; съ этими словами онъ обмѣнялся рукопожатіемъ съ Жоржемъ, который сказалъ, обратившись ко всѣмъ служащимъ:
   -- Здѣсь не будетъ никакихъ перемѣнъ, и полезные сотрудники, какъ и добрые слуги найдутъ во мнѣ друга...-- Теперь, если вамъ угодно, докторъ Риттнеръ, отправимся къ больнымъ.
   Три доктора и дѣвица Бальтусъ, въ сопровожденіи дежурной сидѣлки, вошли въ зданіе умалишенныхъ, гдѣ послѣдняя отворяла передъ ними послѣдовательно одну за другой двери отдѣльныхъ комнатъ.
   Они обошли покои нижняго этажа безъ всякихъ характеристическихъ явленій.
   Жоржъ разспрашивалъ, Риттнеръ или помощникъ его отвѣчали кратко.
   Паула Бальтусъ, очень взволнованная, но усиливавшаяся подавить и въ особенности скрыть это волненіе, слушала съ глубокимъ вниманіемъ.
   Поднялись въ первый этажъ.
   Докторъ умалишенныхъ остановился передъ дверью съ надписью "No 4".
   -- Вотъ здѣсь,-- сказалъ онъ, находится молодая женщина, привезенная двое сутокъ тому назадъ и помѣшавшаяся вслѣдствіе пожара.
   -- Та именно, припадки которой такъ страшны?-- спросилъ Жоржъ.
   -- Да.
   Сидѣлка отперла дверь, и посѣтители вошли въ комнату, обитую сѣрымъ тикомъ, или скорѣе матрацами изъ сѣраго тика; она была совершенно пуста; въ ней лежали въ углу, на толстой цыновкѣ, служившей ковромъ, два матраса и полдюжины одѣялъ.
   Матильда Жанселинъ была совершенно спокойна, она стояла съ бѣлокурыми распущенными волосами, покрывавшими ей плечи, словно золотой плащъ, у окна и считала на пальцахъ:
   -- Девять.... десять.... одиннадцать... двѣнадцать... тринадцать...
   

XLVIII.

   Паула Бальтусъ стояла на порогѣ.
   Жоржъ и Риттнеръ приблизились къ Матильдѣ; послѣдній дотронулся слегка до ея плеча.
   -- Молчите!...-- сказала молодая женщина, и затѣмъ продолжала считать тихимъ и монотоннымъ голосомъ:-- пятнадцать.... шестнадцать.... семнадцать.... восемьнадцать.... девятнадцать...
   Риттнеръ прервалъ ее, опять взявъ за руку.
   Матилда Жанселинъ осмотрѣлась тогда кругомъ.
   Дѣвица Бальтусъ, неподвижная и молчаливая, была тронута до глубины души видомъ этой несчастной, все еще прекрасной, не смотря на мертвенную блѣдность и синевато-красныя царапины, которыя она надѣлала себѣ ногтями на лицѣ.
   Взоры Матильды обратились къ Паулѣ; вдругъ она почувствовала влеченіе къ молодой дѣвушкѣ и, наклонившись впередъ, вытянувъ шею, пожирая ее глазами, она сдѣлала нѣсколько шаговъ въ ея сторону.
   "Эта странная сцена, это видимое необъяснимое влеченіе заинтриговали и заинтересовали въ высшей степени посѣтителей.
   Риттнеръ и Жоржъ не мѣшали Матильдѣ приближаться къ Паулѣ" но были на готовѣ схватить ее въ случаѣ надобности.
   Взглядъ сестры Рене принималъ странную неподвижность; лобъ ея морщился подъ усиліемъ какой-то смутной мысли; очевидно въ ея больномъ мозгу совершалась трудная операція.
   Вдругъ она поднесла обѣ руки къ вискамъ, ея мутные глаза оживились, въ нихъ мелькнула какъ будто искра здраваго смысла среди тьмы и хаоса, господствовавшихъ въ ея головѣ.
   Она издала какое-то непонятное восклицаніе и потомъ начала опять считать на пальцахъ:
   -- Семнадцать... восемьнадцать.... девятнадцать.... двадцать.... тысячъ франковъ... Берегись, Поль... Берегись!... Ты знаешь ихъ тайну.... они убьютъ тебя... Они убили Фридриха Бальтусъ за двадцать тысячъ... Да, они убили его за двадцать тысячъ франковъ.
   Услыхавъ имя брата, произнесенное при шагахъ обстоятельствахъ, Паула вздрогнула всѣмъ тѣломъ, смертельно поблѣднѣла и обратила смущенный взоръ на Жоржа Вернье.
   Молодой человѣкъ былъ не менѣе ея смущенъ и пораженъ.
   Риттнеръ, видѣвшій въ первый разъ припадокъ Матильды, измѣнился въ лицѣ, почувствовалъ дрожь, пробѣжавшую по всему его тѣлу, и не могъ удержаться отъ жеста изумленія и ужаса.
   Жоржъ и Паула собирались его разспрашивать, но вдругъ Матильда, остававшаяся до сихъ поръ спокойною, впала въ припадокъ страшнаго бѣшенства. она заревѣла какъ дикій голодный звѣрь, потомъ стала издавать страшные крики; изорвала на себѣ все платье и стала драть ногтями свою кожу; кровь текла тонкими струями на атласной поверхности ея прекраснаго тѣла, между тѣмъ какъ припадокъ все болѣе и болѣе усиливался.
   Несчастная стала кататься по полу, ломая себѣ руки, словно раненая на смерть лань; потомъ вдругъ вскочила, выпрямилась, точно ее подняло пружиною, и бросилась къ стѣнѣ, чтобы разбить себѣ голову, но толстые матрацы, покрывавшіе стѣну, ослабили ударъ, который безъ этой предосторожности былъ бы смертеленъ; тѣмъ не менѣе однакоже Матильда, измученная, ошеломленная, упала на цыновку почти безъ чувствъ, и только члены ея слегка вздрагивали.
   -- Припадокъ кончился, -- замѣтилъ Францъ Риттнеръ, сдѣлавъ знакъ своему помощнику, вслѣдъ за которымъ сидѣлки окружили пансіонерку No 4.
   Паула Бальтусъ подошла къ Жоржу и шепнула ему на ухо:
   -- Страшное, потрясающее зрѣлище!... Но почему эта несчастная произносила имя моего брата? Что обозначаютъ эти двадцать тысячъ франковъ, къ которымъ она безпрестанно возвращалась?
   Вмѣсто отвѣта Жоржъ приложилъ палецъ къ губамъ, что очевидно означало, чтобы она молчала. Затѣмъ, обратясь въ Риттнеру, волненіе котораго исчезло, спросилъ его съ принужденнымъ равнодушіемъ:
   -- И такъ эта несчастная женщина именно та, которую вамъ привезли третьяго-дня ночью?
   -- Да,-- отвѣтилъ Францъ.
   -- Вы говорите, что она вдругъ лишилась разсудка вслѣдствіе пожара?
   -- Да,-- повторилъ докторъ умалишенныхъ.
   -- Какъ ея фамилія?
   -- Матильда Жанселинъ.
   -- Кто привезъ ее сюда?
   -- Виконтъ Поль де-Ланжэ.... молодой человѣкъ, очень изящный и богатый.... ея любовникъ по всей вѣроятности.
   -- Знаете ли вы семейство этой женщины? спросилъ Жоржъ.
   -- Нѣтъ, отвѣтилъ Риттнеръ, ни мало не колеблясь.
   -- И такъ у васъ нѣтъ никакихъ свѣдѣній относительно ея?
   -- Положительно никакихъ.
   -- А этотъ виконтъ де-Ланжэ будетъ здѣсь?
   -- Да.
   -- Когда же?
   -- Сегодня или завтра...
   -- Я поговорю съ нимъ,-- подумалъ Жоржъ; потомъ обратился къ помощнику Риттнера и спросилъ его:
   -- Какъ она себя чувствуетъ?
   -- Теперь страданія кончились.... За судорогами послѣдовала каталепсія, слѣдовательно полное безчувствіе.
   -- Надѣюсь, она не въ опасности?-- спросила живо Паула...
   -- Нѣтъ, сударыня... по крайней мѣрѣ непосредственной опасности нѣтъ, но исцѣленіе ея мнѣ кажется сомнительнымъ.
   -- А вамъ, докторъ Риттнеръ? продолжала молодая дѣвушка.
   -- И мнѣ также, сударыня.
   Паула печально опустила голову и вышла въ сопровожденіи трехъ докторовъ изъ комнаты, гдѣ сидѣлки продолжали возиться вокругъ безчувственной Матильды.
   -- Все это очень странно,-- раздумывала сирота. Что это за женщина; почему она произноситъ имя моего брата?
   Жоржъ приблизился въ ней и шепнулъ ей на ухо:
   -- О чемъ вы думаете?
   -- Объ этой несчастной....
   -- Я угадалъ... Тутъ есть тайна, которая озабочиваетъ меня столько же какъ и васъ, и я ее разъясню....
   -- Какимъ образомъ?
   -- Разспрошу виконта де Ланжэ, который знаетъ вѣроятно больше чѣмъ докторъ Риттнеръ.... Быть можетъ, онъ наведетъ насъ на слѣдъ, котораго мы ищемъ до сихъ поръ напрасно.
   Визитація больныхъ продолжалась; посѣщали послѣдовательно всѣ покои подъ четными номерами.
   Жоржъ разспрашивалъ, дѣлалъ замѣтки и давалъ ясныя и основательныя приказанія.
   Перешли наконецъ къ нечетнымъ номерамъ.
   Номера первый и третій были не заняты и сидѣлка отворила дверь No 5.
   Докторъ Вернье и Паула Бальтусъ вошли въ комнату и очутились лицомъ къ лицу съ госпожею Деларивьеръ.
   Жанна сидѣла на постели съ склоненной головою; ея распущенные волосы закрывали ей лицо; на колѣняхъ у ней лежали поблекшіе цвѣты, нарванные наканунѣ въ саду, и она дѣлала изъ нихъ гирлянду съ невнятнымъ шепотомъ:
   -- Когда явится ангелъ свѣта, я опутаю его этими цвѣтами -- и онъ останется со мною..
   Услыхавъ, что вошли посѣтители, Жанна подняла голову и, посмотрѣвъ двѣ или три минуты на Паулу Бальтусъ, встала съ постели и прямо подошла къ ней.
   Послѣдняя, находясь еще подъ впечатлѣніемъ зрѣлища, видѣннаго ею въ комнатѣ Матильды, попятилась съ испугомъ назадъ.
   -- Не бойтесь ея, сказалъ Францъ Риттнеръ, -- у ней тихое сумасшествіе, и вамъ не угрожаетъ никакой опасности.
   Паула, успокоенная докторомъ, не препятствовала Жаннѣ взяться за ея руку.
   Бѣдная женщина долго разсматривала съ дѣтскимъ удивленіемъ эту бѣлую тонкую руку, и вдругъ, поднеся ее къ губамъ, покрыла поцѣлуями.
   -- Ангелъ свѣта, это ты?-- прошептала она.-- И такъ ты наконецъ возвратилась и не оставишь меня болѣе?
   -- Она принимаетъ васъ за свою дочь,-- сказалъ Риттнеръ.
   Услыхавъ голосъ Жанны, Жоржъ Вернье сдѣлалъ порывистое движеніе.
   Какъ мы уже знаемъ, густые волосы сумасшедшей прикрывали ея лицо подобно вуали.
   Докторъ Вернье приблизился, отвелъ дрожащей рукою шелковистыя пряди, всмотрѣлся въ искаженныя страданіями, но все еще узнаваемыя черты, и вскрикнулъ съ радостью и изумленіемъ.
   -- Что такое?-- спросила госпожа Бальтусъ съ замираніемъ сердца, которое легко понять.
   -- То, что это она!! отвѣтилъ молодой человѣкъ.
   -- Она?-- повторила Паула:-- кто же она?
   -- Развѣ вы не понимаете? она... Жанна...
   -- Невозможно!... Вы ошибаетесь.
   -- Нѣтъ, не ошибаюсь, говорю вамъ, что это Жанна!... Жанна Деларивьеръ!..
   Дѣвица Бальтусъ дрожала какъ листъ, колеблемый вѣтромъ.
   

XLIX.

   Францъ Риттнеръ, изумленный и встревоженный всѣмъ видѣннымъ, вмѣшался.
   -- Докторъ Вернье правъ, сказалъ онъ, -- эта бѣдная женщина дѣйствительно госпожа Деларивьеръ.
   -- Привезенная изъ Мелюна, не такъ-ли?-- воскликнулъ Жоржъ.
   -- Да, изъ Мелюна.
   -- О, продолжалъ молодой человѣкъ съ воодушевленіемъ, -- я была, увѣренъ, что. узнаю ее... Не смотря на страшное измѣненіе ея лица, не смотря на блѣдность и худобу его, я не могъ ошибиться!... Образъ этого кроткаго лица, столь похожаго на другое, которое вы и я такъ любимъ, было запечатлѣно въ моемъ сердцѣ... Само Провидѣніе привело насъ сюда.
   -- Я задыхаюсь отъ радости, прошептала Паула.
   -- Итакъ, спросилъ докторъ умалишенныхъ, вы знаете госпожу Деларивьеръ?
   -- Да, знаю, возразилъ Жоржъ; и, если только наука не пустое слово, я спасу.... вылечу ее!... Госпожа Деларивьеръ не можетъ оставаться долѣе ни одного часа въ этой комнатѣ... Ей нужно приготовить немедленно помѣщеніе въ одномъ изъ павильоновъ парка.
   -- Но, замѣтила Паула, пораженная внезапною мыслью, господинъ Риттнеръ минуту назадъ сказалъ, что Жанна принимаетъ меня за свою дочь.
   Жоржъ не дышалъ болѣе... Ему казалось, что сердце его замерло.
   -- Это правда, проговорилъ онъ невнятнымъ голосомъ. Докторъ, ради самаго Бога, скажите намъ, гдѣ находится въ настоящее время Эдмея?
   -- Она здѣсь, отвѣтилъ Францъ.
   -- Здѣсь?!...-- повторили разомъ Паула и Жоржъ съ глубокимъ изумленіемъ.
   -- Конечно здѣсь....-- Что же тутъ удивительнаго?
   Жоржъ держался на ногахъ лишь крайнимъ усиліемъ воли. Страшное опасеніе возникло въ его душѣ.
   -- Эдмея -- пансіонерка этого заведенія, сказалъ онъ съ ужасомъ. Развѣ она не могла устоять противъ удара, поразившаго ее?... Она также съ ума сошла... какъ и ея мать?...
   -- Нѣтъ, возразилъ Риттнеръ, покачавъ головою, она не сумасшедшая...
   -- И не больна?...
   -- Я желалъ-бы васъ успокоить, но, къ несчастію, не могу: Эдмея больна... очень больна.
   -- Опасно?
   -- Боюсь что да....
   Жоржъ вздрогнулъ всѣмъ тѣломъ; слезы лились по его щекамъ. Смотря на его физіономію, можно было бы подумать, что въ этомъ убѣжищѣ безумія онъ самъ былъ близокъ къ сумасшествію.
   Паула была взволнована не менѣе его.
   Молодой докторъ взялъ Риттнера за руку и спросилъ его:
   -- Гдѣ она?
   -- Въ одномъ изъ павильоновъ сада.
   -- Веците меня къ ней скорѣе!
   -- Берегитесь, любезный собратъ! Вы хотите сдѣлать большую неосторожность!
   -- Какую неосторожность?
   -- Мадемуазель Эдмея такъ слаба, что слишкомъ сильное потрясеніе можетъ убить ее.
   Жоржъ былъ уже блѣденъ, но при этихъ словахъ поблѣднѣлъ какъ полотно.
   -- Убить ее!-- повторилъ онъ. Какая же у ней болѣзнь?
   -- Я боюсь, что у ней болѣзнь сердца...
   Молодой человѣкъ задумался на нѣсколько минутъ, потомъ отвѣтилъ рѣшительно:
   -- Нѣтъ, радость не убиваетъ; наше присутствіе принесетъ Эдмеѣ жизнь, а не смерть! Идемъ-же!
   -- Вы желаете этого?
   -- Да, я хочу, и всякую отвѣтственность принимаю на себя.
   -- Идемъ въ такомъ случаѣ!...
   Риттнеръ начиналъ понимать, что провинціальный докторъ, котораго такъ нѣжно любила дѣвица Деларивьеръ, былъ именно докторъ Вернье.
   Впрочемъ теперь это ему было все равно: вѣдь онъ рѣшилъ удалиться изъ Парижа и даже изъ Франціи.
   Они вышли изъ зданія сумасшедшихъ и за ними послѣдовалъ помощникъ Риттнера; скоро приблизились къ павильону и взошли на лѣстницу, которая вела въ комнату молодой дѣвушки.
   У порога ея двери Жоржъ долженъ былъ остановиться: кровь, приливавшая къ головѣ, причиняла головокруженіе, облако про шло передъ его глазами; онъ шатался какъ пьяный.
   Паула взяла его за руки, которыя сжала по-братски, и сказала шепотомъ:
   -- Мужайтесь!.. Самъ Богъ покровительствуетъ намъ!... Эдмея здѣсь.... и мы нашли Жанну....
   Жоржъ отвѣтилъ такимъ же крѣпкимъ рукопожатіемъ, какъ и рукопожатіе молодой дѣвушки; потомъ, проведя обѣими руками по своему воспаленному лбу, чтобы прогнать лихорадочный жаръ, воспрянулъ отъ удара, подавлявшаго его сперва, и сдѣлалъ знакъ Риттнеру, приглашая его войдти первымъ.
   Докторъ умалишенныхъ, поклонившись дѣвицѣ Бальтусъ, отворилъ дверь въ переднюю и потомъ, стукнувъ потихоньку въ дверь спальни, отворилъ ее.
   Эдмея не спала; до нея глухо доносился шумъ снаружи и, ожидая визита Риттнера, она приподнялась на своихъ подушкахъ.
   -- Это вы, докторъ?... сказала она ослабѣвшимъ, по все еще музыкальнымъ голосомъ, проникнувшимъ въ самое сердце Жоржа. Вы одни?... Мнѣ показалось, что вы съ кѣмъ-то говорили.
   -- Я не одинъ, сударыня, -- отвѣтилъ Риттнеръ, -- лицо, хорошо знакомое вамъ, сопутствуетъ мнѣ, но я не хотѣлъ допустить его къ вамъ, прежде чѣмъ вы скажите мнѣ довольно-ли вы сильны, чтобы перенести большую радость....
   Блѣдныя щеки Эдмеи покрылись слабымъ румянцемъ.
   -- Большую радость, прошептала она. Чье же присутствіе моглобы доставить мнѣ эту радость?... Кто же съ вами, докторъ?
   -- Угадайте.
   -- О! воскликнула молодая дѣвушка. Развѣ отецъ мой возвратился?
   -- Увы, сударыня, нѣтъ еще.
   -- Въ такомъ случаѣ это мать моя.... Мать, къ которой я не могла пойти, но которую вы привели ко мнѣ...
   -- Нѣтъ, и не матушка ваша.
   -- Быть можетъ Марта де-Роисерей?... моя пансіонская подруга, которой вы сообщили о мѣстѣ моего пребыванія?
   Риттнеръ покачалъ отрицательно головою.
   -- Въ такомъ случаѣ говорите, докторъ!-- возразила Эдмея, -- скажите, умоляю васъ!... Вы видите, что я не могу угадать.... Неизвѣстность волнуетъ и мучитъ меня.... Говорите!
   Докторъ умалишенныхъ, вмѣсто отвѣта, отступилъ на нѣсколько шаговъ такъ, чтобы не заслонять двери, на порогѣ которой стояли Паула и Жоржъ.
   Эдмея увидала ихъ.
   Подъ вліяніемъ сильнаго волненія, она не могла ни вскрикнуть, ни произнести ни одного слова; уста ея шевелились напрасно, не издавая ни малѣйшаго звука.
   Она протянула обѣ руки къ Паулѣ и Жоржу, между тѣмъ какъ крупныя слезы брызнули изъ подъ ея рѣсницъ.
   Паула сжала ее въ своихъ объятіяхъ, покрывая поцѣлуями, между тѣмъ какъ Жоржъ страстно прижался устами къ ея дѣтскимъ маленькимъ ручкамъ.
   Въ теченіи нѣсколькихъ минутъ въ комнатѣ слышались только рыданія, душившія всѣхъ троихъ.
   Эдмея вдругъ вздохнула, закрыла глаза и упала на подушки.
   -- Я васъ предупреждалъ, сказалъ Риттнеръ: вы видите теперь, что потрясеніе было слишкомъ сильно для нея.
   -- Эхъ, любезный собратъ, возразилъ молодой докторъ, этотъ обморокъ не производитъ во мнѣ никакого безпокойства, такъ какъ причинила его радость, и я повторяю вамъ, что радость не бываетъ никогда смертельна!
   Сказавъ это, Жоржъ вынулъ изъ кармана пузырекъ со спиртомъ и поднесъ его къ ноздрямъ молодой дѣвушки.
   Дѣйствіе было почти непосредственное: вѣки Эдмеи затрепетали какъ крылья бабочки, собирающейся летѣть; потомъ онѣ раскрылись, поднялись, и между длинными рѣсницами проскользнулъ взглядъ, остановившійся сначала на Паулѣ и потомъ на Жоржѣ, которые радостно улыбались.
   Она протянула къ нимъ опять свои руки.
   -- Дорогіе друзья, сказала она имъ измѣнившимся голосомъ, увидѣвъ васъ, мнѣ показалось, что я умираю; какъ забилось мое бѣдное сердце!... Забилось такъ сильно, что я почувствовала боль.
   -- А теперь? спросилъ Жоржъ, скрывая свой испугъ.
   -- Теперь все прошло.
   -- Вы говорите правду?
   -- Совершенную правду, увѣряю васъ!... О, теперь я скоро выздоровлю, такъ какъ оба вы будете тутъ возлѣ меня!... Ваша любовь -- вотъ лекарство, которое мнѣ нужно.
   -- Милое дорогое дитя,-- прошептала Паула.
   -- Господинъ Жоржъ, живо возразила Эдмея, видѣли-ли вы мою мать?
   -- Да, я сейчасъ отъ нея.
   -- Какъ вы находите ее?
   -- Настолько хорошимъ нахожу ея положеніе, насколько это возможно... Хотя это хорошее далеко неудовлетворительно.
   -- Вы ее вылечите. Не правда-ли?
   -- Непремѣнно вылечу.
   -- Вы мнѣ это обѣщаете?
   -- Клянусь вамъ.
   -- О! какой счастливый для меня день!-- воскликнула Эдмея.-- Какъ я счастлива, и когда подумаешь, что еще сегодня утромъ я не вѣрила болѣе въ счастье!... какъ я была несправедлива, и неблагодарна!
   И молодая дѣвушка залилась слезами;-- но какъ сладки были эти слезы!
   

L.

   -- Докторъ, -- сказала Бальтусъ на ухо Жоржу, -- не думаете-ли вы, что послѣ такихъ сильныхъ ощущеній нашей милой Эдмеѣ нужно успокоиться?
   -- Несомнѣнно, возразилъ молодой человѣкъ, и, обращаясь къ Риттнеру, сказалъ: Покажите мнѣ вашъ послѣдній рецептъ.
   Помощникъ Риттнера подалъ ему тетрадь съ рецептами, и Жоржъ прочиталъ тамъ рецептъ, прописанный наканунѣ.
   -- Я одобряю это,-- замѣтилъ онъ,-- средство весьма раціональное, и нужно будетъ его продолжать.
   -- Вы не оставите меня, надѣюсь?-- спросила молодая дѣвушка, вдругъ задрожавъ.
   Паула наклонилась къ ней и, поцѣловавъ въ лобъ, отвѣтила:
   -- Не безпокойтесь, моя милая малютка... Если мы васъ теперь оставляемъ одну, то это потому, что вамъ нужны спокойствіе и сонъ.
   -- Вы возвратитесь?
   -- Несомнѣнно.
   -- И скоро?
   -- Очень скоро.
   -- Вы не возвратитесь въ Мелюнъ нынче вечеромъ?
   -- Я должна возвратиться, но Жоржъ, нашъ общій другъ, не поѣдетъ со мною.
   -- Онъ останется возлѣ меня?
   -- Конечно...
   -- Навсегда.
   Лицо Эдмеи засіяло радостью.
   -- Навсегда!-- повторила она. Развѣ это возможно?
   -- Это возможно и вполнѣ достовѣрно... Докторъ Вернье здѣсь у себя, дома... Со вчерашняго дня домъ принадлежитъ ему.
   Молодая дѣвушка захлопала въ ладоши.
   -- О! въ такомъ случаѣ,-- сказала она съ трогательною довѣрчивостью,-- я убѣждена, что скоро выздоровѣю!!.. Идите, друзья мои, не удерживаю васъ болѣе... Теперь я спокойно отдохну.
   Она улыбнулась Паулѣ и Жоржу; потомъ, припавъ своей бѣлокурой головкою къ подушкѣ, закрыла глаза, чтобы сохранить во снѣ то счастіе, которымъ была полна ея душа.
   Посѣтители вышли изъ комнаты.
   -- Нѣтъ ни малѣйшаго сомнѣнія -- разсуждалъ Риттнеръ, что докторъ Вернье именно тотъ мелюнскій врачъ, который пользовалъ госпожу Деларивьеръ...-- Но кто эта молодая дѣвушка, имя которой не было ни разу произнесено?.. Тутъ есть что-то таинственное и опасное.
   -- Ахъ, сударыня, -- воскликнулъ Жоржъ, оставляя павильонъ, не кажется-ли вамъ, какъ и мнѣ, что само Провидѣніе привело насъ сюда! Найти сразу Жанну и ея дочь, найти такъ нечаянно, такъ внезапно!-- Нѣтъ, не случай сдѣлалъ это!... Я вижу тутъ промыслъ Божій!
   -- Да, конечно!-- возразила Паула серьезнымъ тономъ. Для васъ -- счастье!... Для госпожи Деларивьеръ и Эдмеи -- исцѣленіе! Для меня -- мщеніе!...
   Риттнеръ, услыхавъ это слово, такое странное въ устахъ столь красивой молодой дѣвушки, задрожалъ всѣмъ тѣломъ: крупныя капли холоднаго пота выступили на его вискахъ у самыхъ корней волосъ.
   -- Мщеніе!!-- повторилъ онъ съ изумленіемъ.
   -- Да, милостивый государь, -- возразила Паула. Это удивляетъ васъ?
   -- Я не вѣрю своимъ ушамъ... Однако вы не питаете ненависти ни къ госпожѣ Деларивьеръ, ни къ ея дочери?
   -- Ту и другую я люблю всей душою. Вы не можете этого понять,-- не такъ-ли?... Это потому, что вы, не знаете нѣкоторыхъ обстоятельствъ; нѣсколькихъ словъ будетъ достаточно, чтобы вы поняли суть этой загадки... Сейчасъ эта несчастная Матильда Жанселинъ упоминала въ припадкѣ своего безумія имя убитаго ФредерикаБальтусъ... Мое имя Паула Бальтусъ, и я ищу убійцу моего брата и его сообщниковъ.
   Риттнеръ чувствовалъ, что онъ лишается чувствъ.
   Паула Бальтусъ!... Мстительница, которой онъ опасался болѣе всего на свѣтѣ, была тутъ, передъ его глазами!
   И кто знаетъ, что она не проникла въ глубину его души своимъ проницательнымъ взглядомъ и не читала въ его смущенной совѣсти.
   -- Нужно призвать на помощь всѣ свои силы, все спокойствіе, или я погибъ, -- думалъ Францъ, раскланиваясь передъ молодой дѣвушкою очень низко, чтобы скрыть блѣдность своего лица и ужасъ, на немъ запечатлѣнный.
   -- Докторъ,-- спросилъ его помощникъ,-- будемъ мы продолжать нашу визитацію?
   -- Уже около двѣнадцати часовъ, -- возразилъ Риттнеръ, скрывая свое смущеніе,-- и вѣроятно поданъ завтракъ; я надѣюсь, что госпожа Бальтусъ и господинъ Вернье сдѣлаютъ мнѣ честь сѣсть за столъ, который сегодня еще мой.
   -- Конечно, докторъ,-- отвѣтила Паула,-- мы охотно принимаемъ ваше приглашеніе.
   Жоржъ обратился къ помощнику съ словами:
   -- Позаботьтесь о госпожѣ Деларивьеръ... Я самъ отведу ее въ павильонъ, гдѣ живетъ Эдмея, и помѣщу въ комнатѣ напротивъ комнаты ея дочери... Идите же, милостивый государь, не теряя ни минуты... Нѣсколько позднѣе мы окончимъ вмѣстѣ визитацію, прерванную множествомъ неожиданныхъ обстоятельствъ.
   Докторъ Шульцъ удалился.
   Риттнеръ овладѣлъ вполнѣ собою; но атмосфера Отейльскаго дома казалась ему удушливой.
   Если бы не страхъ выдать себя, онъ убѣжалъ бы сію же минуту.
   Пришли наконецъ въ столовую: Жоржъ былъ неузнаваемъ; какъ только надежда озарила его душу, темныя тучи, лежавшія въ послѣднее время на его лицѣ, разсѣялись и улыбка возвратилась на его уста.
   За столомъ разговоръ естественно перешелъ на Жанну и Эдмею.
   Риттнеръ разсказалъ, какимъ образомъ случилось, что молодая дѣвушка была привезена къ нему, чтобы находиться возлѣ матери.
   Паула и Жоржъ убѣдились вполнѣ въ томъ, что они только угадывали прежде, то есть, что господинъ Деларивьеръ, отчаявшійся въ состояніи Жанны, сдѣлалъ все, чтобы скрыть ея болѣзнь вмѣсто убѣжища.
   Докторъ умалишенныхъ разсказалъ попытку бѣгства молодой дѣвушки, уже извѣстную нашимъ читателямъ; онъ приписалъ ее крайнему временному лихорадочному состоянію, и, разумѣется, не упустилъ случая предоставить себя въ наилучшемъ видѣ.
   Около трехъ часовъ онъ послалъ за каретою, которую нагрузили легкимъ багажемъ, за исключеніемъ, разумѣется, кожанаго мѣшка, съ которымъ онъ не разставался никогда,
   Онъ простился съ Жоржемъ и Паулою, пожалъ руку своему помощнику, котораго имѣлъ обыкновеніе называть своимъ дорогимъ сотрудникомъ.
   Потомъ сѣлъ въ извощичій экипажъ и, унося со собою большое состояніе, которое надѣялся еще увеличитъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ увѣренность не только въ безнаказанность, но даже въ безоблачное счастье и уваженіе честныхъ людей, оставилъ навсегда свое заведеніе.
   Сейчасъ же послѣ его отъѣзда, дѣвица Бальтусъ и Жоржа возвратились въ павильонъ Эдмеи и переселили госпожу Деларивьеръ въ комнату, смежную съ покоемъ ея дочери.
   Эдмея узнала объ этомъ при своемъ пробужденіи, и это тѣмъ болѣе ее обрадовало, что Жоржъ обѣщалъ ей, что Жанна будетъ проводить около нея по нѣскольку часовъ въ день.
   Приближался моментъ, когда Паула должна была отправиться на Ліонскую желѣзную дорогу, чтобы прибыть въ Мелюнъ до наступленія ночи.
   -- Я не прощаюсь съ вами, милая моя малютка, -- сказала она, прижимая Эдмею къ своему сердцу,-- но говорю вамъ "до свиданія", такъ какъ завтра я возвращусь.
   -- Итакъ до завтра,-- пролепетала молодая дѣвушка: любите меня, какъ я васъ люблю.
   Вмѣсто отвѣта, Паула, поцѣловала ее снова.
   Паула, по выходѣ изъ вагона въ мелюнскомъ дебаркадерѣ, нашла свой экипажъ, ожидавшій ее тамъ, и лакей доложилъ ей, подавая депешу въ синемъ конвертѣ:
   -- Получена часа два тому назадъ!
   Эта депеша, помѣченная изъ Нью-Іорка, была отъ Фабриція, сообщавшаго о своемъ скоромъ возвращеніи.
   -- Всѣ благополучія разомъ,-- подумала молодая дѣвушка,-- я начинаю вѣрить, что Богъ отъ меня не совсѣмъ отступился!
   Она пошла въ запертую комнату -- и, помолившись Богу у портрета брата, легла въ постель и скоро заснула.
   Она видѣла во снѣ то Фабриція, стоявшаго передъ нею на колѣняхъ и цѣловавшаго ея руки; то Матильду Жанселинъ, произносившую въ страшномъ безуміи имя убитаго Фредерика....
   Въ тотъ же день другая депеша отъ Фабриція, адресованная на имя Лорана, была получена въ виллѣ Нейльи-Сентъ-Джемсъ, въ которой также было увѣдомленіе о скоромъ возвращеніи.
   Камердинеръ-управляющій потиралъ себѣ отъ удовольствія руки.
   -- Домъ опять оживится и повеселѣетъ!-- воскликнулъ онъ, заставляя все убирать и чистить, какъ будто хозяева должны возвратится въ тотъ же вечеръ или на другой день утромъ.
   Клодъ Марто собирался въ условленный, то есть на другой, день отправиться за шлюпкою, которая должна была быть совсѣмъ оснащена, и потомъ зайти также къ госпожѣ Талландье, рѣшившейся отдать ему, въ качествѣ юнги, своего сына, маленькаго Пьерра.
   Бывшій матросъ рѣшился оставаться въ милости у Фабриція Леклеръ до той минуты, когда новое доказательство, еще болѣе несомнѣнное, чѣмъ первыя, наложитъ на него обязанность дѣйствовать.
   -- Не разъ бывали случаи, что невинный казался преступнымъ,-- говорилъ онъ самъ себѣ, -- быть можетъ господинъ Фабрицій потерялъ револьверъ... быть можетъ его украли у него и, быть можетъ, я дурно понялъ записку, въ которой говорилось о чекѣ Фредерика Бальтусъ и П. де Л. Р.... Нужно будетъ посмотрѣть.
   

LI.

   На другой день того дня, когда Жоржъ Вернье вошелъ во владѣніе больницею, Паула Бальтусъ рано выѣхала изъ Мелюна и возвратилась въ Отейль.
   Она разсчитывала провести тамъ по крайней мѣрѣ недѣли двѣ въ сосѣдней комнатѣ съ покоемъ Эдмеи.
   Дѣвица Деларивьеръ видѣла, что мечты ея начинаютъ осуществляться.
   Жоржъ былъ возлѣ нея, и она не сомнѣвалась, что онъ излечитъ ея мать.
   Она воспрянула духомъ и душа ея была полна надеждъ; но слабость не уменьшалась.
   Молодой докторъ обдумывалъ уже методъ леченія, которому думалъ подвергнуть Жанну и который нисколько не походилъ на методъ Франца Риттнера; но Эдмея его сильно безпокоила: онъ также признавалъ, что у ней былъ зародышъ болѣзни сердца, а сильныя ощущенія, испытанныя молодой дѣвушкою со времени ея выхода изъ пансіона до настоящаго дня, быстро развили этотъ зародышъ и возбудили малокровіе, называемое анеміею.
   Тѣмъ не менѣе, какъ ни важна была болѣзнь, Жоржъ рѣшился бороться энергически противъ нея, и разсчитывалъ, что въ концѣ концовъ побѣда останется на сторонѣ науки.
   -- Милый доктора., -- спросила Паула, выходя изъ кареты, -- что съ вами нынче?
   -- Съ какой стати вы меня спрашиваете объ этомъ?
   -- Вчера вы казались веселымъ, и грустное прошедшее не существовало для васъ... а нынче вы опять мрачны и обезкуражены...
   -- Не обозкураженъ,-- возразилъ Жоржъ, но озабоченъ.
   -- Чѣмъ?
   -- Я обдумывалъ долго, и у меня явились серьезныя опасенія..
   -- По поводу Эдмеи?
   -- Да... Бѣдная дѣвушка много страдала... Вы слышали, что мой предшественникъ утверждалъ, что у ней серьезная болѣзнь... Онъ не ошибся и не преувеличивалъ...
   -- Боже мой, что вы говорите!
   -- Увы, сударыня, я говорю истину... Нужно умѣть смотрѣть ей прямо въ лицо...
   -- Развѣ существуетъ опасность?
   -- Она можетъ явиться съ минуты на минуту...
   -- Однакоже вы вылечите Эдмею!...
   -- Да съ помощію Божіей!... Моя безграничная преданность, моя любовь замѣнятъ мнѣ непреложность науки, которая была бы необходима.
   -- Богъ вамъ поможетъ, докторъ: въ усердіи и нѣжности я буду соперничать съ вами...-- Между такими привязанностями, какъ ваша и моя, Эдмея будетъ жить, чтобы быть счастливою...
   Жоржъ пожалъ обѣ руки Паулѣ Бальтусъ, продолжавшей черезъ минуту:
   -- А госпожа Деларивьеръ? Что думаете вы о ней?... Не ухудшилось-ли ея положеніе?
   -- Нѣтъ, напротивъ... Жанна, если я предприму методъ леченія, который задумалъ и который долженъ возвратить ей силы, скоро будетъ въ состояніи вынести мучительное и рѣшительное испытаніе, чему я рѣшился ее подвергнуть, если только мой знаменитый учитель, докторъ В*** будетъ со мною согласенъ.... какъ я почти въ томъ увѣренъ.
   Стало быть относительно ея все пойдетъ хорошо... Но что еще васъ озабочиваетъ?
   -- Одно обстоятельство.
   -- Могу я узнать, какое именно?
   -- Это -- женщина, которую привезли сюда три дня тому назадъ и которая въ припадкѣ безумія произнесла вчера имя вашего брата.
   -- Матильда Жанселинъ?
   -- Да -- Она и меня озабочиваетъ, -- возразила Паула. Я думаю, что быть можетъ Фредерикъ былъ знакомъ съ нею, и нынче утромъ я перерыла всѣ его бумаги и письма, надѣясь найти въ нихъ что нибудь, что навело бы насъ на слѣдъ.
   -- И что-же?
   -- Ничего.... Ни малѣйшаго указанія... Но это ничего не доказываетъ, и тѣмъ не менѣе остается страннымъ, необъяснимымъ, почти невѣроятнымъ, чтобы эта Матильда Жанселинъ, потерявъ разсудокъ, спустя нѣсколько мѣсяцевъ послѣ убійства его, произносила имя его и называла сумму, именно означенную на подложномъ чекѣ, переданномъ Фридерику за нѣсколько часовъ до его смерти и украденномъ у мертваго.
   -- Это дѣйствительно необъяснимо; но, быть можетъ, виконтъ деЛанжэ объяснитъ намъ эту загадку.
   -- Пріѣзжалъ-ли онъ, какъ обѣщалъ?
   -- Нѣтъ.
   -- Не можете-ли вы поѣхать къ нему?
   -- Я не знаю его адреса.
   -- Какъ же быть?
   -- Выжидать... Нѣсколько раньше, нѣсколько позже, но онъ все таки пріѣдетъ.
   -- Видѣли вы Матильду Жанселинъ нынче?
   -- Я видѣлъ ее сегодня утромъ.
   -- Она спокойна?
   -- Да; по ея спокойствіе было лишь относительное... Припадки ея не прекратятся, но могутъ повторяться рѣже, въ неправильные промежутки времени, и все-таки въ концѣ концовъ убьютъ ее...
   -- Писали вы доктору В***, какъ хотѣли?
   -- Часъ тому назадъ, я сообщилъ ему о пріобрѣтеніи мною этой больницы.... Черезъ нѣсколько дней я поѣду къ нему, съ цѣлью убѣдиться, что онъ занимается дѣйствительно, согласно съ своимъ обѣщаніемъ, разрѣшеніемъ вопроса, озабочивающаго меня.
   -- Пускай онъ поспѣшитъ! Подумайте только, другъ мой, о томъ часть и, которое почувствуетъ господинъ Деларивьеръ, найдя Жанну по пріѣздѣ въ полномъ разсудкѣ!!
   -- А скоро онъ возвратится?
   -- Да,-- пробормотала Паула краснѣя.-- Вчера вечеромъ въ Мелюнѣ я получила депешу отъ Фабриція Леклера, въ которой онъ увѣдомляетъ меня, что онъ садится на корабль съ дядей, чтобы возвратиться во Францію.... Господинъ Деларивьеръ сосредоточилъ всѣ свои радости, всѣ свои надежды, все свое счастіе къ Жаннѣ, и, конечно, если бы вы ее излечили, онъ не могъ бы вамъ отказать ни въ чемъ; въ своей благодарности онъ обнялъ бы и назвалъ-бы васъ своимъ сыномъ.
   Жоржъ собирался отвѣчать, какъ вдругъ разговоръ былъ прерванъ однимъ изъ служителей заведенія, принесшимъ ему визитную карточку.
   -- Этотъ господинъ ожидаетъ васъ, докторъ, въ гостиной,-- сказалъ онъ.
   -- Я васъ не удерживаю,-- сказала Паула, -- идите, а я пойду къ Эдмеѣ.
   Молодой человѣкъ взглянулъ на карточку.
   -- Ахъ! это онъ!... воскликнулъ докторъ!
   -- Кто онъ?-- спросила Паула.
   -- Виконтъ Поль де-Ланжэ.
   -- Идите скорѣе, докторъ! Отъ него мы вѣроятно узнаемъ что нибудь.-- И вслѣдъ за этими словами она отправилась въ комнату Эдмеи, между тѣмъ какъ Жоржъ Вернье пошелъ въ пріемный залъ.
   При его появленіи посѣтитель всталъ со своего мѣста и они раскланялись.
   -- Милостивый государь,-- сказалъ гость, -- визитная карточка, которую вы держите, моя... Я виконтъ де-Ланжэ. Не съ докторомъ-ли Риттнеромъ я имѣю удовольствіе говорить?
   -- Нѣтъ,-- милостивый государь,-- отвѣтилъ Жоржъ,-- съ его пріемникомъ. Я докторъ Вернье и со вчерашняго дня хозяинъ этого заведенія.
   Виконтъ опять раскланялся.
   -- Я пріѣхалъ, милостивый государь,-- сказалъ онъ,-- узнать о здоровья особы, очень дорогой для меня.
   -- О Матильдѣ Жанселинъ?
   -- Да. Несчастное положеніе этой бѣдной женщины улучшилосьли сколько нибудь?
   -- Я подвергъ ее суровому леченію, сдѣлавшемуся необходимымъ вслѣдствіе частыхъ припадковъ бреда.... Улучшеніе есть въ ея состояніи, по весьма незначительное.
   -- Прочно-ли это улучшеніе и будетъ ли оно увеличиваться?-- спросилъ господинъ де-Ланжэ.
   -- Я этого не знаю. Если вы мнѣ отвѣтите на нѣсколько вопросовъ, которые я долженъ вамъ предложить, то вѣроятно буду въ состояніи тогда вѣрнѣе опредѣлить.
   -- Спрашивайте, милостивый государь.... я готовъ вамъ отвѣчать.
   -- Госпожа Жанселинъ была ваша любовница, не такъ-ли? Вопросъ этотъ глупъ по своей формѣ, но необходимъ...
   -- Да, она была моей любовницею.... но связь наша не была моментальная.... я любилъ ее серьезно.
   -- Причиной ея безумія, какъ я слышалъ, былъ сильный испугъ и опасность, которой она подвергалась вслѣдствіе пожара?
   -- Рѣшительная причина та, милостивый государь; но ея разсудокъ былъ уже прежде потрясенъ бурной ссорою между мною и ея братомъ, при которой она присутствовала...
   -- По поводу денегъ, не такъ-ли?
   Поль Ланжэ взглянулъ съ удивленіемъ на доктора.
   -- Это правда, милостивый государь,-- возразилъ онъ,-- но какъ вы это узнали?
   -- Изъ нѣсколькихъ словъ, произнесенныхъ ею въ припадкѣ бреда... Она повторяетъ безпрестанно о двадцати тысячахъ франковъ... Говорили-ли вы дѣйствительно о такой суммѣ?
   -- Да, милостивый государь... Дѣло шло о чекѣ, который я далъ ей и сумма котораго была увеличена.
   -- Подлогъ?-- воскликнулъ Жоржъ.
   -- Нѣтъ, докторъ, ошибка... съ оживленіемъ промолвилъ де-Ланжэ.
   Молодой докторъ взглянулъ въ свою очередь прямо въ глаза своему собесѣднику.
   Онъ понялъ, что вслѣдствіе какой-то причины, быть можетъ, изъ боязни скомпрометировать свою возлюбленную, виконтъ говорилъ неправду; но понялъ также и то, что было бы невозможно заставить его высказать, чего онъ не желалъ высказать, и потому не настаивалъ болѣе, а продолжалъ свой допросъ въ другомъ порядкѣ.
   

LII.

   Кромѣ этихъ двадцати тысячъ франковъ, -- продолжалъ Жоржъ Вернье,-- Матильда Жанселинъ часто повторяетъ въ своемъ болѣзненномъ бреду имя, относительно котораго, быть можетъ, вы дадите мнѣ нѣкоторыя свѣдѣнія.
   -- Какое-же это имя?-- спросилъ виконтъ.
   -- Имя Фредериха Бальтусъ.
   Господинъ де-Ланжэ покачалъ головою.
   -- Ничего не могу сказать вамъ, -- отвѣтилъ онъ.-- Одинъ разъ только ночью, во время пожара, я слышалъ, что Матильда произносила это имя; но оно было мнѣ совершенно не извѣстно... Впрочемъ тутъ нѣтъ ничего удивительнаго.... Я провелъ молодость въ провинціи и живу въ Парижѣ не болѣе какъ нѣсколько мѣсяцевъ...
   -- А госпожа Жанселинъ парижанка?
   -- Да.
   -- Она имѣла много знакомыхъ?
   -- Много,-- отвѣтилъ виконтъ:-- слишкомъ много къ несчастію,-- прибавилъ онъ со вздохомъ.
   -- Я не желалъ бы вамъ сказать что нибудь оскорбительное,-- продолжалъ Жоржъ,-- однакоже мнѣ необходимо знать, не была ли госпожа Жанселинъ женщиною легкаго поведенія?
   -- Была до знакомства со мною.
   -- Представьте себѣ, милостивый государь, что съ именемъ Фридриха Бальтусъ связана исторія о такомъ же точно чекѣ, о какомъ вы говорите...
   -- Объ увеличенномъ?
   -- Да,-- милостивый государь...
   -- Увеличенной! Фредерикомъ Бальтусъ?
   -- Нѣтъ, но въ его безвыгоду.
   -- И подлогъ былъ замѣченъ?
   -- Да, послѣ уплаты.
   -- И что же вышло изъ этого открытія?
   -- Тотъ, кто поддѣлывалъ, струсилъ и, чтобы воротитъ назадъ чекъ, убилъ Фредерика.
   -- Убійство!-- прошепталъ виконтъ съ ужасомъ.
   -- Совершенно вѣрно.
   -- И этотъ поддѣлыватель и вмѣстѣ съ тѣмъ убійца былъ-ли уличенъ и осужденъ?
   -- Нѣтъ, милостивый государь.
   -- Но это ужасно!
   -- Тѣмъ болѣе ужасно, что вмѣсто злодѣя, оставшагося безнаказаннымъ, былъ приговоренъ къ гильотинѣ одинъ несчастный, котораго я имѣю полное основаніе считать невиннымъ....
   За этими словами послѣдовало молчаніе, и господинъ де-Ланжэ казался сильно озабоченнымъ.
   Жоржъ продолжалъ.-- И такъ у дѣвицы Жанселинъ есть братъ?
   -- Да.
   -- Извѣстно-ли ему, что сестра его сошла съ ума?
   -- Я этого не знаю....
   -- Вы его не предупредили?
   -- Я едва его знаю.... Видѣлъ его только два раза въ теченіи нѣсколькихъ минутъ у госпожи Жанселинъ.
   -- Однакоже вы имѣли съ нимъ счеты, счеты, въ которые могла вкрасться ошибка въ двадцать тысячъ франковъ?
   -- Я вамъ этого не говорилъ,-- возразилъ Поль де-Ланжэ. Счеты эти были между братомъ и сестрою.... ошибка, сдѣланная въ ущербъ мнѣ, произошла отъ одного обстоятельства.
   -- Увеличеніе чека, слѣдовательно подлогъ, хотя вамъ угодно называть это ошибкою... Если я настаиваю такимъ образомъ, что должно казаться вамъ непріятнымъ, то лишь потому, что это можетъ навести меня на слѣдъ того убійцы, о которомъ я вамъ сейчасъ говорилъ...
   -- Я не понимаю....
   -- Настанетъ, можетъ быть, день, когда вы поймете.
   -- Развѣ вы подозрѣваете брата Матильды? Развѣ вы обвиняете его въ преступленіи?
   -- Я не обвиняю никого... я ищу...
   -- Хорошо; но я могу только вамъ повторить, что братъ моей любовницы былъ почти мнѣ не извѣстенъ, и конечно потому, что я хотѣлъ этого.... Вслѣдствіе довольно щекотливыхъ причинъ, которыя вы конечно поймете, всякія сношенія съ нимъ были мнѣ противны... Я его видѣлъ всего два раза... Если онъ былъ виноватъ передо мною, я ему прощаю, и горько сожалѣю, что ссора моя съ нимъ сдѣлалась косвенной причиною безумія Матильды..
   -- Не можете-ли вы мнѣ сказать, гдѣ я могу найти господина Жанселина?
   -- Я знаю, что онъ жилъ въ улицѣ Тетбу, недалеко отъ бульвара... Но думаю, что вамъ трудно будетъ найти его въ Парижѣ.
   -- Почему же?
   -- Потому что въ тотъ же день, когда я имѣлъ несчастіе встрѣтиться съ нимъ у Матильды, онъ намѣревался отправиться въ долгое путешествіе, и пріѣхалъ къ сестрѣ только проститься.
   -- Такъ онъ оставлялъ Парижъ?
   -- Да... черезъ нѣсколько часовъ онъ собирался отправиться на желѣзную дорогу.
   -- Благодарю васъ, милостивый государь, заэтисвѣдѣнія... Правда, они не разсѣяли мрака передо мною, но въ моей головѣ все-таки нѣсколько проясняется, и, быть можетъ, это проясненіе сдѣлается скоро свѣтомъ...
   -- Теперь поговоримъ о Матильдѣ,-- началъ Поль де Ланжэ. Можно излечить ее?
   -- Вы хотите знать правду?...
   -- Да...
   -- Въ такомъ случаѣ я долженъ сказать вамъ, что потрясеніе ея было такъ сильно; поврежденіе, причиненное имъ, такъ важно,-- что я не имѣю никакой надежды возвратить разсудокъ этой несчастной молодой женщинѣ.
   Поль де-Ланжэ сильно поблѣднѣлъ и утеръ рукою глаза, орошенные слезами.
   -- По крайней мѣрѣ,-- продолжалъ онъ,-- можетъ ли она остаться жива?
   -- Быть можетъ, проживетъ нѣсколько мѣсяцевъ, -- отвѣтилъ Жоржъ;-- но можно ли назвать жизнью такое состояніе! Во всякомъ случаѣ болѣе года она не проживетъ.
   Виконтъ выслушалъ эти слова, по видимому, спокойно; но глубокая складка между его вѣками, расширеніе ноздрей, наморщенныя брови обнаруживали въ немъ глубокое страданіе.
   -- И такъ,-- промолвилъ онъ невнятно,-- Матильда погибла!!
   Жоржъ отвѣтилъ утвердительнымъ знакомъ.
   -- Она никогда меня болѣе не узнаетъ?-- продолжалъ Поль.
   -- Никогда...
   -- Милостивый государь, я не оставлю ея. Я желаю, чтобы она ни въ чемъ не нуждалась до послѣдняго дня своей жизни... За первые три мѣсяца ея пансіона я заплатилъ....
   -- Я это знаю.
   -- По прошествіи срока я опять заплачу впередъ... Мой адресъ обозначенъ на моей визитной карточкѣ.... Ворочемъ, я буду часто пріѣзжать справляться о ней; по видѣть ее въ настоящемъ положеніи у меня не хватитъ духу... Если вы увидите, что кончина ея близка, то будьте такъ добры, извѣстите меня сейчасъ же... Вудуіи я въ Парижѣ или вдали,-- ваше письмо во всякомъ случаѣ дойдетъ до меня, и я сейчасъ же пріѣду.
   -- Все будетъ сдѣлано согласно вашему желанію.
   -- Благодарю васъ, милостивый государь.
   Поль де-Ланжэ собирался уже уходить, какъ вдругъ Жоржъ его остановилъ.
   -- Еще одно слово, прошу васъ, сказалъ онъ ему.-- Вы увѣрены что господинъ Жанселинъ жилъ въ улицѣ Тетбу?
   -- Да; но повторяю вамъ, что по всей вѣроятности онъ оставилъ Парижъ.
   -- Все равно, я считаю своею обязанностью написать ему, чтобы онъ могъ предупредить семейство, если оно есть.
   -- Я понимаю, и убѣжденъ, что адресъ вѣренъ, за исключеніемъ нумера, котораго не знаю.
   Викоптъ оставилъ больницу съ глубокой грустью и удивленіемъ относительно многочисленныхъ вопросовъ, заданныхъ ему докторомъ на счетъ Рене Жанселина.
   -- Этотъ Рене страшный негодяй, -- думалъ онъ, -- но мнѣ кажется невозможнымъ, чтобы онъ былъ замѣшанъ въ убійствѣ Фредерика Бальтусъ.... На подлогъ онъ способенъ... На убійство -- нѣтъ... Онъ слишкомъ подлъ, чтобы нанести ударъ.
   Паула ожидала Жоржа съ нетерпѣніемъ.
   -- Ну,-- спросила она,-- господинъ де-Ланжэ уѣхалъ?
   -- Да....
   -- Вы его спрашивали относительно этой молодой женщины?
   -- Допрашивалъ, какъ судебный слѣдователь допрашиваетъ подсудимаго.
   -- Могъ-ли онъ вамъ что нибудь сообщить относительно того почему она произноситъ имя моего брата?
   -- Нѣтъ.... Онъ этого не знаетъ, но затѣмъ мнѣ сообщилъ странныя вещи, которыя мнѣ кажутся весьма важными.
   -- Какія же?
   Жоржъ разсказалъ почти слово въ слово весь разговоръ съ любовникомъ Матильды.
   -- Я также нахожу все это страннымъ!-- сказала она, когда онъ окончилъ.-- Что вы разсчитываете дѣлать?....
   -- Узнать прежде всего, что такое въ сущности этотъ Рене Жанселинъ, и убѣдиться, дѣйствительно-ли онъ оставилъ Парижъ....
   -- Что-же вы можете заключить изъ его отъѣзда?
   -- То именно, что онъ опасался чего-нибудь, и что эта опасность казалось ему близкой.... Но не разспрашивайте меня теперь: все смутно въ моей головѣ; скоро приведу я въ порядокъ свои мысли и буду въ состояніи добросовѣстно и съ успѣхомъ заняться моимъ новымъ ремесломъ, для котораго я былъ, по видимому, рожденъ, -- полицейскія наклонности во мнѣ сильно развиты, и я попалъ не на свою дорогу, сдѣлавшись докторомъ.-- Какъ себя чувствуетъ наша милая Эдмея?
   -- Хорошо, докторъ.... Она зоветъ васъ.
   -- Госпожа Деларивьеръ возлѣ нея?
   -- Да, и, если вы позволите, я поведу ее въ садъ послѣ двѣнадцати часовъ.... Я буду исполнять при ней обязанности сестры милосердія....
   -- Въ васъ всѣ добродѣтели, сударыня. Вы будете добрымъ ангеломъ госпожи Деларивьеръ, взявъ ее подъ свою опеку.
   

LIII.

   Дни проходили быстро въ Отейльской больницѣ.
   Какъ нравственное, такъ и физическое состояніе госпожи Деларивьеръ улучшалось.
   Бѣдная женщина чувствовала инстиктивную привязанность къ Паулѣ и не хотѣла разлучаться съ нею ни на одну минуту.
   Симптомы развивавшейся болѣзни сердца у Эдмеи, по видимому, уменьшались; но, къ великому удивленію и горю Жоржа, силы къ ней не возвращались.
   Ожидали съ нетерпѣніемъ возвращенія господъ Деларивьера и Фабриція, которые должны были пріѣхать съ часу на часъ, такъ какъ болѣе недѣли прошло со времени отправленія депеши изъ Нью-Іорка.
   Съ такимъ нетерпѣніемъ ожидали ихъ въ Нейльи-Сентъ-Джемсъ, гдѣ Лоранъ приказывалъ прислугѣ быть въ парадной формѣ съ утра до вечера.
   Въ назначенный день Клодъ Марто отправился съ ранняго утра въ Шарантонъ, чтобы привезти оттуда все необходимое для его судна.
   Строитель былъ на верфи, гдѣ наблюдалъ за исправленіемъ одной яхты, участвовавшей на Гаврской гонкѣ и потерпѣвшей нѣкоторыя поврежденія.
   -- Добрый день, господа!-- сказалъ прибывшій матросъ, поднося по военному руку къ фуражкѣ.
   -- Это вы, господинъ Клодъ.... замѣтилъ строитель.... Добро пожаловать! но чортъ возьми какъ вы рано пришли.
   -- Я только что во-время прибуду въ Нейльи... Стало быть нечего медлить. Все-ли готово?
   -- Рѣшительно все.... Вамъ остается только сѣсть и плыть.... И ручаюсь вамъ, что вы очень выгодно устроили дѣло.... Эта шлюпка -- просто игрушка.
   -- Пойдемте, посмотримте ее!
   -- Идемъ, я къ вашимъ услугамъ.
   И оба они отправились къ берегу Сены.
   Шлюпка граціозно покачивалась: она была оснащена самымъ кокетливымъ образомъ. Невозможно себѣ представить ничего милѣе этого миніатюрнаго судна.
   -- Чортъ возьми!-- воскликнулъ Клодъ:-- она прелестно выглядитъ!
   Это восторженное восклицаніе очень понравилось строителю.
   -- Итакъ вы довольны?-- спросилъ онъ.
   -- Очень доволенъ; вы поняли вполнѣ мою мысль... Все совершенно такъ, какъ я желалъ.
   -- Въ такомъ случаѣ пойдемте выпить бутылку бѣлаго вина, которымъ я васъ охотно угощу.
   -- А я не менѣе охотно принимаю ваше угощеніе.... Но не задерживайте меня....-- Извилины рѣки страшно удлиняютъ разстояніе отсюда до Нейльи, и я боюсь, что не будетъ ни малѣйшаго попутнаго вѣтра.
   -- О! что касается этого, то на вѣтеръ дѣйствительно разсчитывать нельзя, и вамъ придется дѣйствовать веслами; только одному вамъ будетъ неудобно.... Но кстати, гдѣ-же вашъ юнга?-- Были ли у госпожи Таландье?
   -- Нѣтъ еще; я пойду туда черезъ нѣсколько минутъ. Она просила у меня восемь дней на размышленіе....
   -- Я это знаю.....
   -- Она хотѣла съ вами посовѣтываться; видѣли ли вы ее?
   -- Да, на другой день послѣ вашего визита къ ней.
   -- Говорила-ли она вамъ, нравится-ли ей мое предложеніе?
   -- Конечно оно ей нравится, но тѣмъ не менѣе она колеблется... Мысль разстаться съ своимъ мальчуганомъ -- сильно безпокоитъ ее.
   -- Вы однакоже совѣтывали ей?
   -- Конечно... Тѣмъ болѣе что я вижу въ этомъ счастье для мальчика.... Я полагаю, что она послѣдуетъ моимъ совѣтамъ, если только вы будете настоятельны.
   -- А вотъ какъ разопьемъ бутылочку, я сейчасъ же и пойду къ ней... За ваше здоровье!
   -- И за ваше тоже!
   Бывшій матросъ и строитель выпили, и Клодъ сказалъ:-- Теперь сведемъ наши счеты.... "Добрый разсчетъ дѣлаетъ добрыхъ друзей!"... Я вамъ долженъ еще....
   -- Пять тысячъ франковъ...
   -- Невозможно... Что условлено, то условлено.... Только, если госпожа Таландье рѣшится отдать вамъ своего мальчугана, то я спущу
   -- Ну, ужь согласитесь на четыре тысячи пятьсотъ. Я дамъ за него сто франковъ.
   -- Хорошій вы человѣкъ! Это пойдетъ на его экипировку.... Приготовьте общую фактуру и распишитесь въ полученіи.... А я пойду между тѣмъ къ матери нашего юнги, и надѣюсь, что возвращусь съ нимъ.
   Затѣмъ Клодъ, осушивъ свой послѣдній стаканъ, отправился въ Парижскую улицу, гдѣ, какъ мы уже знаемъ, жила госпожа Талландье.
   Мать и сынъ были дома.
   Клодъ постучался: маленькій Пьерръ отворилъ ему дверь и крикнулъ:
   -- Мама! это господинъ Клодъ, матросъ изъ Нейльи.... Помнишь? Онъ протянулъ руку посѣтителю и продолжалъ:
   -- Здравствуйте, господинъ Клодъ! какъ поживаете?
   -- Хорошо, маленькій человѣчекъ. Здравствуйте, сударыня!... Вы, можетъ быть, удивляетесь, что я пришелъ такъ рано; по мой хозяинъ пріѣдетъ на дняхъ, и нужно, чтобы онъ нашелъ свое судно на мѣстѣ, а у меня только что хватитъ времени добраться до вечера домой Ну, затѣмъ я долженъ еще поговорить съ вами....
   -- Понимаю,-- сказала госпожа Талландье,-- вы пришли узнать, принимаю-ли я ваше предложеніе?....
   -- Это правда, и я надѣюсь, что сегодня вы дадите мнѣ хорошій отвѣтъ.
   -- Такъ вамъ очень желательно взять моего мальчика?
   -- Чортъ возьми! Желательно-ли?-- болѣе чѣмъ когда либо..
   -- Ну, такъ садитесь, сударь, и поговоримъ.
   -- Хорошо... поговоримъ, только кончимъ поскорѣе.... Я едва успѣю къ ночи доставить шлюпку къ мѣсту... И такъ, чтоже вы мнѣ скажете?
   -- Я обдумала... Посовѣтывалась съ господиномъ X., принимающимъ въ насъ искреннее участіе, и онъ совѣтывалъ мнѣ согласиться для блага моего мальчика!... Однимъ словомъ, я согласна отдать вамъ Пьерра.
   -- Браво!.. Вотъ это прекрасно!...
   -- Но съ однимъ условіемъ..
   -- Съ какимъ-же именно?
   -- Съ тѣмъ, что каждыя двѣ недѣли вы будете ко мнѣ присылать его въ Шарантонъ на одинъ день.
   -- Можете вполнѣ надѣяться.... Два дня отпуска въ мѣсяцъ.... Что-же касается жалованья и всего остальнаго, то вы помните, что я вамъ говорилъ: двѣсти сорокъ франковъ въ годъ для начала, платье, харчи, прачка, ночлегъ, доля рыбной ловли и сверхъ того обученіе!.... Вотъ условія!..
   -- На все это я согласна.... Когда я должна привезти его къ вамъ?
   Клодъ Марто почесалъ у себя за ухомъ.
   -- Привезти его ко мнѣ?... Повторилъ онъ.-- Это прекрасно....-- Но мнѣ хотѣлось бы взять его сегодня же съ собою....
   -- Сегодня?-- воскликнула госпожа Таландье, сильно смущенная мыслью о такой внезапной разлукѣ. Какъ же это!... Сейчасъ?..
   -- Да, сейчасъ, если это возможно.... Исторія не долгая, простимся, сядемъ въ шлюпку и отправимся въ Нейльи....
   Тутъ вмѣшался маленькій Пьерръ.
   -- Да, конечно, мама, это возможно!-- сказалъ онъ поспѣшно.-- Я знаю, что разлука со мною сильно огорчитъ тебя, такъ же какъ и меня; но если ты уже согласилась, то не все ли равно теперь, завтра, сегодня утромъ или вечеромъ?..
   Мальчикъ обвплъ руками шею матери и, увидѣвъ, что глаза ея полны слезъ, продолжалъ:
   -- Не подумай, что я тороплюсь уѣхать... О, нѣтъ! Это только для того, чтобы помочь господину Клоду довезти шлюпку домой и чтобы онъ могъ научить меня нѣсколько моему дѣлу, прежде чѣмъ возвратится его хозяинъ...
   Бывшій матросъ воскликнулъ съ радостью:
   -- Ай-да комаръ! Какъ онъ славно разсуждаетъ.-- Славный парнишка!
   -- Но, пробормотала госпожа Таландье, -- я желала-бы. приготовить ему нѣсколько бѣлья.
   -- Это лишнее,-- возразилъ Клодъ.
   -- Какъ лишнее?
   -- Проѣздомъ черезъ Парижъ мы высадимся у Цвѣточной Мадонны и купимъ все необходимое, начиная съ носокъ и носовыхъ платковъ и кончая матроской фуражкою.... У Цвѣточной Мадонны можно въ пять минутъ одѣться съ ногъ до головы въ щегольской костюмъ или въ костюмъ лодочника, по вашему выбору.... Тамъ нѣтъ ни въ чемъ недостатка.
   -- Все это стоитъ денегъ!
   -- Недорого... И нашъ строитель скинулъ мнѣ изъ счета за шлюпку сто франковъ для экипировки мальчика.
   -- Слышишь, мама!-- воскликнулъ Пьерръ.
   -- Нужно, по крайней мѣрѣ, чтобы онъ позавтракалъ передъ отъѣздомъ.
   -- Ахъ! да.-- Такъ пойдемте съ нами, закусимъ вмѣстѣ съ господиномъ X. у одного рыболова-трактирщика, живущаго не далеко отсюда. Я плачу! Согласны?
   -- Согласись, мама!-- сказалъ мальчикъ ласковымъ тономъ.
   -- Ну, пожалуй... По крайней мѣрѣ такимъ образомъ я пробуду нѣсколько лишнихъ минутъ съ моимъ сыномъ.
   -- Такъ надѣвайте вашъ чепчикъ, сказалъ Клодъ, -- и отправляемся....-- Но сперва получите деньги за первый мѣсяцъ за вашего мальчика....-- и бывшій матросъ, вынувъ изъ кармана луидоръ, положилъ на столъ.
   -- Мама,-- сказалъ ребенокъ, сдѣлавшійся опять серьезнымъ,-- нужно будетъ взять изъ этихъ денегъ два франка за обѣдню... Знаешь?....
   -- Да, да, милый мой, -- прошептала госпожа Таландье, цѣлуя Пьерра и заливаясь слезами.-- За-обѣдню., за твоего бѣднаго отца.
   -- Мама, милая мама, не плачь, быть можетъ, когда нибудь увидимся съ нимъ.
   Госпожа Таландье печально опустила голову, а мальчикъ продолжалъ:
   -- Поскорѣе, мама... господинъ Клодъ насъ ожидаетъ. Пойдемъ завтракать!
   И мальчикъ увлекъ мать.
   

LIV.

   Слова, произнесенныя матерью и сыномъ, странно подѣйствовали на Клода Марто и глубоко тронули.
   Ребенокъ не думалъ, что его отецъ умеръ, такъ какъ надѣялся еще свидѣться съ нимъ, и однакоже хотѣлъ заказать обѣдню за упокой его души.
   Что это значило?-- Бывшій матросъ былъ сильно заинтересовался этимъ вопросомъ и никакъ не могъ разрѣшить его.
   Они скоро присоединились къ судостроителю.
   -- Ну что?-- спросилъ онъ, увидѣвъ мать и сына вмѣстѣ съ Клодомъ: -- дѣло слажено?
   -- Да, -- сказала госпожа Таландье со вздохомъ,-- я согласилась.
   -- Слава Богу! Вы прекрасно сдѣлали! Мальчикъ славный, умный, и Клодъ Марто научитъ его своему ремеслу... Это счастье для васъ обоихъ.
   -- Не бойтесь!-- воскликнулъ бывшій матросъ. Сдѣлаемъ человѣка изъ него!... Давайте-ка теперь мою фактуру, и вотъ ваши деньги...
   Въ то же время онъ отдалъ судостроителю четыре банковыхъ билета -- по тысячи франковъ каждый -- и свертокъ золота.
   Судостроитель развернулъ этотъ свертокъ вынулъ изъ него пять золотыхъ и отдалъ ихъ Клоду съ словами:
   -- Вотъ сто франковъ, которые я обѣщалъ на экипировку Пьерра, Клодъ сдѣлалъ отрицательный жестъ.
   -- Нѣтъ, я не возьму ихъ!-- сказалъ онъ.
   -- Это почему?"
   -- Потому что отдумалъ... Я самъ экипирую мальчика, а что касается золотыхъ, то отдайте ихъ госпожѣ Таландье... Она отложитъ ихъ въ сберегательную кассу и при случаѣ возьметъ оттуда.
   -- О! господинъ Клодъ, -- пролепетала бѣдная женщина съ чувствомъ,-- вы слишкомъ добры...
   -- Совсѣмъ нѣтъ... Берите золотые и скорѣе... Ваши колебанія разсердили бы меня... Теперь закусимъ всѣ вмѣстѣ и закусимъ скорѣе, такъ какъ время идетъ.
   -- Полчаса спустя маленькій Пьерръ прощался со своей матерью, обливаясь горючими слезами, и затѣмъ сѣлъ въ шлюпку съ своимъ новымъ хозяиномъ.
   Мальчикъ былъ ловокъ и силенъ для своихъ лѣтъ и отличію управлялъ весломъ.
   Клодъ далъ ему одно, себѣ взялъ другое, и сталъ спускаться довольно скоро по Сенѣ.
   Когда они приплыли въ Парижъ и были у магазина готоваго платья, бывшій матросъ скомандовалъ:
   -- Стопъ!
   Мальчикъ зналъ морскіе термины и пересталъ сейчасъ же грести.
   -- Все идетъ хорошо!-- сказалъ Клодъ.-- Теперь, мой юнга, займемся твоимъ украшеніемъ и купимъ для этого разнаго хламу... Привяжи барку... да побольше самоувѣренности, мальчикъ!
   Матросъ остановилъ вмѣстѣ съ мальчикомъ лодку, крѣпко привязанную къ кольцу на набережной, и черезъ полчаса возвратился туда съ цѣлымъ приданымъ.
   Маленькій Пьерръ въ костюмѣ юнги былъ чрезвычайно красивъ.
   Они проѣхали весь Парижъ.
   Клодъ Марто, гребя энергически весломъ, думалъ о госпожѣ Таландье и о таинственныхъ словахъ, произнесенныхъ ребенкомъ.
   -- Такъ ты, мальчуганъ, удѣлилъ изъ своего жалованья,-- сказалъ онъ вдругъ, -- чтобы отслужить обѣдню?
   -- Да, господинъ Клодъ...
   -- Ты это первую обѣдню заказываешь?
   -- Нѣтъ, господинъ Клодъ... каждый мѣсяцъ мама ходитъ въ церковь и даетъ два франка за обѣдню.
   -- И все за твоего отца?
   -- Да, за отца, господинъ Клодъ...
   -- Но ты говоришь, что надѣешься еще увидаться съ нимъ?
   -- Конечно надѣюсь, и всѣми силами стараюсь поддержать въ себѣ эту надежду, такъ какъ я очень люблю моего бѣднаго папу.
   -- Такъ онъ не умеръ?
   -- Мама думаетъ, что да; а я утверждаю, что онъ живъ.
   -- И вы не знаете, что съ нимъ случилось?
   -- Нѣтъ, господинъ Клодъ...
   -- Онъ исчезъ?..
   -- Да!
   -- И давно уже?
   -- Да, уже много мѣсяцевъ тому назадъ.
   -- Какъ это случилось?
   -- Мы были очень бѣдны... Папа отправился въ чужіе края, чтобы тамъ заработать денегъ побольше чѣмъ во Франціи и прислать ихъ мамѣ... Тогда съ нимъ случилось несчастіе.
   -- Какое несчастіе?
   -- Мама мнѣ сказывала, что онъ былъ раненъ.... Онъ возвратился... У насъ не было ни куска хлѣба... Меня взяли на одну ферму изъ милости... Мама была въ больницѣ... Онъ уѣхалъ, невидавшись съ нами,-- и съ тѣхъ поръ мы не слыхали ничего болѣе о немъ. По крайней мѣрѣ мама ничего мнѣ не говорила объ этомъ...
   -- Въ какое время онъ возвратился и не нашелъ васъ?...
   -- Это было въ началѣ прошлой зимы... Было очень холодно....
   -- Въ какую страну отправился онъ на заработки?
   -- Я слышалъ, что въ Швейцарію...
   -- И мать твоя не писала туда, не искала?
   -- О, напротивъ... она хлопотала очень много...
   -- И все было напрасно?
   -- Да, напрасно...
   -- Какимъ ремесломъ занимался твой отецъ?
   -- Онъ работалъ въ копяхъ.
   -- Какъ онъ былъ раненъ?
   -- Въ одной копи свалился на него осколокъ скалы, какъ онъ писалъ мамѣ, и писалъ даже лѣвою рукою...
   -- Такъ онъ не могъ болѣе работать?
   -- Нѣтъ, господинъ Клодъ, правая рука была у него повреждена...
   -- Правая рука!...
   -- Да, правая....
   Клодъ сдѣлался задумчивъ. Исторія этого несчастнаго незнакомца сильно на него подѣйствовала.
   Онъ понималъ, что ребенокъ зналъ только то, что сказала ему мать; но бывшій матросъ угадывалъ, что подъ этою простою и грустною исторіею скрывалась страшная драма, семейная тайна... И не продолжалъ своихъ разспросовъ.
   Пробило пять часовъ, когда Клодъ Марто и его юнга прибыли въ Нейльи.
   Лоранъ былъ вдвойнѣ пораженъ, и изяществомъ шлюпки, и миловидностью. Пьерра, который, какъ мы уже говорили, носилъ свой новый костюмъ съ удивительною граціею; сверхъ того, его неправильное, но умное лице дышало искренностью и нравилось съ перваго взгляда.
   Шлюпка была поставлена на якорь и гордо возвышалась надъ всѣми прочими судами флотиліи; Клодъ и юнга сейчасъ же подвязали паруса и ушли обѣдать.
   Менѣе чѣмъ черезъ полчаса вся прислуга чувствовала уже глубокую симпатію къ маленькому Пьерру и относилась къ нему съ большимъ радушіемъ.
   Клодъ Марто гордился и радовался хорошему пріему, сдѣланному юнгѣ.
   Лоранъ распоряжался, чтобы въ другой комнатѣ павильона, сосѣдняго съ Сенскимъ бульваромъ, была поставлена кровать для мальчика; а бывшій матросъ, уставши послѣ такого тяжелаго дня, повелъ ребенка уложить спать.
   -- Слушай, -- сказалъ онъ ему, между тѣмъ какъ мальчикъ раздѣвался съ полусонными глазами, я долженъ дать тебѣ наставленіе и дать его именно теперь, чтобы не позабыть....-- Но слышишь-ли ты меня?.. Ты совсѣмъ спишь...
   -- О, нѣтъ, господинъ Клодъ, я васъ слышу!
   -- Такъ вотъ въ чемъ дѣло.... Ты не долженъ здѣсь разсказывать ничего объ исторіи твоего отца.... О его путешествіи, о его ранѣ и исчезновеніи.... Не нужно говорить никому объ этомъ.
   -- Почему это, господинъ Клодъ?
   -- Во первыхъ потому, что твои семейныя дѣла не касаются никого, а во вторыхъ и потому, что у меня есть особенныя причины, и увѣряю тебя, что причины немаловажныя....-- И такъ, еслибы тебя стали разспрашивать, то ты прикуси себѣ языкъ -- и ни слова объ этомъ.
   -- Будьте покойны, господинъ Клодъ!-- сказалъ мальчикъ.-- Если вы не велите мнѣ говорить, то я буду молчать, такъ какъ знаю, что вы желаете мнѣ добра, и буду слушаться васъ во всемъ, какъ слушался своей матери.
   -- Чортъ возьми! эдакій милый этотъ комаръ! воскликнулъ бывшій матросъ, съ чувствомъ проведя своей широкой рукою по глазамъ, орошеннымъ слезами.-- Вѣкъ съ фонаремъ искать -- такъ не скоро найдешь ему подобнаго. Ну, прощай маленькій человѣчекъ, до завтра! Постарайся хорошенько выспаться и не просыпайся раньше солнечнаго восхода.... Одинъ разъ не бѣда.... Послѣ мы будемъ вставать какъ слѣдуетъ, на зарѣ.
   И Клодъ Марто, который начиналъ привязываться къ мальчику какъ будто къ родному сыну, бросился на постель.
   Черезъ пять минутъ онъ уже спалъ, сжавъ кулаки и храпя такъ, что стѣны дрожали.
   

LV.

   Въ Отейльской больницѣ докторъ Вернье былъ очень безпокоенъ и озабоченъ.
   Онъ писалъ, какъ уже знаемъ, своему бывшему профессору и надѣялся, что знаменитый докторъ самъ привезетъ ему отвѣтъ, а между тѣмъ тотъ не подавалъ признака жизни.
   Это молчаніе доктора В*** сильно озабочивало Жоржа и казалось ему дурнымъ предзнаменованіемъ.
   Паула Бальтусъ, знавшая, что молодой человѣкъ рѣшился испытать крайнія и опасныя средства, чтобы возвратить Жаннѣ разсудокъ, уговаривала его не откладывать этого испытанія, но Жоржъ отказывался отъ такого смѣлаго шага безъ. одобренія своего знаменитаго учителя.
   Наконецъ, уставъ ожидать, онъ рѣшился разъ утромъ отправиться въ Парижъ въ Сорбонскій кварталъ, какъ вдругъ ему доложили о пріѣздѣ доктора В***.
   Вернье тотчасъ же предупредилъ о томъ Паулу Бальтусъ, которая потправилась вмѣстѣ съ нимъ въ пріемный залъ, гдѣ находился посѣтитель.
   Послѣдній раскланялся съ Паулою и пожалъ дружески руку Жоржу, гордившемуся посѣщеніемъ одного изъ самыхъ знаменитыхъ свѣтилъ науки.
   И такъ доктору В*** предстояло рѣшить окончательно вопросъ крайней важности. Онъ долженъ былъ или одобрить, или осудить безвозвратно проекты молодаго доктора; онъ долженъ былъ наконецъ или осуществить надежду Паулы, или окончательно разбить ее въ прахъ.
   -- Дорогой и великій учитель,-- воскликнулъ Жоржъ, -- какъ выразить вамъ мою радость и признательность за то, что вы оторвались отъ вашихъ важныхъ и безчисленныхъ занятій, чтобы пріѣхать ко мнѣ?
   -- Я также, милый другъ, очень радъ васъ видѣть... прервалъ его докторъ В***. Что же касается признательности, то для васъ она вовсе необязательна...-- Весьма естественно, что отецъ отрывается отъ своихъ занятій, чтобы посѣтить сына:-- а вы одинъ изъ моихъ сыновей.
   Жоржъ опять пожалъ руку своему прежнему учителю и началъ:
   -- Позвольте мнѣ представить вамъ дѣвицу Паулу Бальтусъ, которая, едва зная меня, и вѣря однакоже моей честности, ссудила мнѣ значительную сумму, благодаря которой я могъ купить это заведеніе.
   -- Поздравляю васъ, сударыня,-- сказалъ профессоръ, никогда довѣріе не было болѣе заслужено? Я отвѣчаю вамъ за это.... и благодарю васъ отъ своего имени, равно какъ и отъ имени науки, за то, что вы помогли доктору Вернье пріобрѣсти это заведеніе.
   Паула, у которой забилось сердце при этихъ добрыхъ словахъ, улыбнулась, немного покраснѣвъ.
   -- И такъ, мой любезный воспитанникъ, вотъ вы и устроились.
   -- Да, устроился вполнѣ.
   -- И уже начали практиковать?
   -- Да, дорогой учитель.
   -- А особа, о которой вы говорите въ вашей депешѣ ко мнѣ, находится здѣсь, у васъ?
   -- Да, здѣсь...
   -- Слѣдуете ли вы относительно ея тому леченію, которое сохранилось въ вашей памяти?
   -- Буквально...
   -- И какъ удовлетворительны результаты, полученные до нынѣшняго дня?
   -- Довольно удовлетворительны, какъ мнѣ кажется.
   -- А вотъ посмотримъ; вы понимаете, что при своемъ посѣщеніи я имѣлъ двойную цѣль... Я желалъ не только пожать вамъ руку, но и изслѣдовать лично больную, прежде чѣмъ отвѣчать рѣшительно на вашъ вопросъ.-- Ахъ! да... я долженъ спросить васъ...
   -- О чемъ именно, любезный учитель?
   -- Часто-ли повторяются припадки бреда?
   -- Они становятся все болѣе и болѣе рѣдки и слабы.
   -- Всякій день два три раза?
   -- Нѣтъ, не болѣе какъ разъ въ два дня.
   -- Въ одни и тѣ-же часы?
   -- Да.
   Докторъ В*** нахмурилъ брови.
   Паула и Жоржъ смотрѣли на него съ напряженнымъ вниманіемъ. Паула изучала выраженіе его лица и, замѣтивъ, что оно омрачилось, испугалась, принявъ это за дурной признакъ.
   -- Дорогой учитель,-- спросилъ Жоржъ: правильность этихъ припадковъ васъ безпокоитъ, не такъ ли?
   -- Да, я боюсь, чтобы это не было важнымъ симптомомъ.
   -- Вы боитесь, быть можетъ, чтобы быстрое улучшеніе здоровья не довело ее до хроническаго состоянія?
   -- Именно это моя мысль.
   -- И въ такомъ случаѣ,-- воскликнула Паула Бальтусъ, исчезла бы всякая надежда на выздоровленіе?
   -- Увы! совершенно такъ, сударыня,-- отвѣтилъ старый професоръ.
   -- Но почему же?
   -- Потому что полный параличъ мозга не только сдѣлалъ бы невозможнымъ возвращеніе разсудка, но и въ недалекомъ будущемъ довелъ бы нашу больную до могилы...
   -- Здоровье госпожи Деларивьеръ по видимому не повреждено.
   -- Это ничего не значитъ; душевныя болѣзни дѣйствуютъ внезапно и неожиданно... и эти толчки могутъ обнаружиться черезъ недѣлю, завтра, черезъ часъ -- и убить внезапно особу, къ которой вы такъ привязаны.
   Дѣвица Бальтусъ поблѣднѣла и пришла въ какое-то оцѣпенѣніе.
   Докторъ В*** замѣтилъ это и спросилъ:
   -- Госпожа Деларивьеръ ваша родственница?
   -- Нѣтъ любезный, учитель,-- отвѣтилъ Жоржъ;-- но тѣмъ не менѣе m-lle Бальтусъ имѣетъ важныя причины желать выздоровленія госпожи Деларивьеръ.
   -- Важныя причины?-- повторилъ старый профессоръ.
   -- Да, возразилъ Жоржъ, и разсказалъ вкратцѣ какого рода было горячіе участіе, принимаемое Паулою въ выздоровленіи Жанны.
   Докторъ В***выслушалъ этотъ разсказъ съ глубокимъ вниманіемъ.
   -- Я васъ понимаю, сударыня, сказалъ онъ наконецъ, и раздѣляю вполнѣ ваши естественныя и законныя опасенія... Не желая оставлять васъ ни на одну минуту въ неизвѣстности, прошу васъ свести меня сейчасъ же къ госпожѣ Деларивьеръ... Скажите мнѣ, мой дорогой воспитанникъ, каково обыкновенное нравственное состояніе больной?
   -- Глубокая меланхолія...
   -- А физическое состояніе?
   -- Удовлетворительное... сложеніе хорошее, хотя чрезвычайно нервное и впечатлительное.
   -- Проявляются-ли у ней проблески разсудка?
   -- Мало... если это и случается, то проявленіе ихъ такъ мимолетно, что трудно даже что либо сказать вѣрное относительно ихъ существованія.
   -- Хорошо... Теперь довольно разспрашивать... Ведите меня къ больной.
   -- Вы сдѣлаете намъ честь позавтракать съ нами, любезный учитель, не такъ-ли?..
   -- Да, конечно, съ большимъ удовольствіемъ.
   Жоржъ посмотрѣлъ на дѣвицу Бальтусъ -- и та сейчасъ же вышла, чтобы распорядиться, по вскорѣ за тѣмъ присоединилась къ нимъ на лѣстницѣ.
   На порогѣ комнаты Жанны профессоръ остановился.
   -- Имѣетъ-ли обыкновеніе госпожа Деларивьеръ видѣть дѣвицу Бальтусъ?
   -- Да, докторъ,-- возразилъ Жоржъ.
   -- Въ такомъ случаѣ, сударыня, войдите первая: я желаю вглядѣться въ больную, когда она увидитъ васъ.
   Паула повиновалась: отворила дверь и вошла въ комнату.
   Жанна сидѣла около стола, и играла лежавшими на немъ поблекшими цвѣтами.
   Она медленно встала... Грустная улыбка показалась на ея устахъ и она сдѣлала два или три шага навстрѣчу Паулѣ, которую, взявъ за руки, подвела къ столу, и тихо сказала:
   -- Цвѣты... Вотъ цвѣты для ангела свѣта...
   Докторъ В***, въ сопровожденіи Жоржа, вошелъ за Паулою.
   Услыхавъ послѣднія слова, произнесенныя Жанною, онъ сдѣлалъ знакъ молодой дѣвушкѣ, чтобы она молчала, и спросилъ потихоньку молодаго доктора:,
   -- Кого называетъ она ангеломъ свѣта?
   -- То свою дочь, то г-жу Бальтусъ...
   Старый ученый приблизился къ сумасшедшей, устремившей на него мутный взглядъ и протянувшей ему цвѣтокъ, который онъ взялъ, сказавъ также тихо Жоржу:
   -- Смотрите и слушайте внимательно все, что будетъ происходить.
   Потомъ онъ вдругъ сказалъ громкимъ, суровымъ голосомъ, обращаясь къ Жаннѣ:
   -- Для кого эти цвѣты?
   -- Для вѣнка ангела свѣта, пролепетала бѣдная женщина.
   -- Гдѣ вы ихъ взяли?-- продолжалъ докторъ все болѣе и болѣе суровымъ голосомъ.
   -- Мнѣ дали ихъ,-- отвѣтила Жанна, дрожа всѣмъ тѣломъ.
   -- Кто далъ?
   -- Садовникъ.
   Паула и Жоржъ слушали съ удивленіемъ.
   Очевидное вліяніе профессора на госпожу Деларивьеръ и получаемые имъ отвѣты казались имъ чудомъ.
   Докторъ В*** схватилъ руку Жанны, не смѣвшей поднять на него глаза, и сказалъ ей почти грознымъ тономъ:
   -- Впередъ я вамъ запрещаю принимать эти цвѣты!..
   И какъ она молчала, то онъ прибавилъ:
   -- Слышите ли вы меня?
   -- Да, замѣтила она слабымъ какъ вздохъ голосомъ,-- я слышу васъ...
   -- Будете вы мнѣ повиноваться?
   -- Да.
   -- Вы видите, что эти цвѣты красные!-- продолжалъ докторъ,-- и я вамъ скажу почему... именно потому, что они окроплены кровью, какъ ступени эшафота...
   Можно было бы подумать, что къ Жаннѣ прикоснулась искра сильной электрической батареи: она вскочила съ своего мѣста и обратила на доктора дикій, суровый взоръ.
   

LVI.

   -- Боже мой!-- прошептала Паула на ухо Жоржу, -- онъ хочетъ произвести кризисъ!!...
   -- Молчите!-- тихо возразилъ молодой человѣкъ.
   Жанна подняла голову и смотрѣла прямо въ глаза профессору, вперившему въ нее твердый неподвижный взоръ укротителя звѣрей.
   Губы ея дрожали и она вздрагивала всѣмъ тѣломъ отъ ужаса или гнѣва.
   Докторъ В*** продолжалъ:
   -- Вы слышали меня?...-- На этихъ цвѣтахъ кровь... кровь какъ на эшафотѣ...
   -- Кровь...-- пробормотала Жанна,-- эшафотъ... эшафотъ!!.
   Черты ея исказились; она хотѣла вырвать свою руку у старика; но его длинные и сильные пальцы сжимали ее какъ тиски и заставляли оставаться неподвижною.
   Въ то же время онъ продолжалъ болѣе и болѣе повелительнымъ тономъ:
   -- Я запрещаю вамъ повторять эти слова... Я запрещаю вамъ думать объ этихъ вещахъ.
   Жанна испустила глухой стонъ, сдѣлала еще нѣсколько усилій, чтобы вырвать скою руку; потомъ вдругъ опустилась.
   Жоржъ и Паула хотѣли къ ней приблизиться -- поддержать ее; но докторъ В*** сдѣлалъ имъ знакъ, чтобы они оставались на своихъ мѣстахъ, и, продолжая держать Жанну за руку, принудилъ ее мягко, но настойчиво подняться, и спросилъ ее:
   -- Хотите вы еще цвѣтовъ?
   -- Нѣтъ! О! нѣтъ.... отвѣтила безумная съ ужасомъ,-- мнѣ не нужно болѣе цвѣтовъ.
   -- Вы послушны; это хорошо.... Садитесь.... я требую, чтобы вы были спокойны.... я приказываю вамъ спать....
   Госпожа Деларивьеръ опустилась на стулъ, склонила голову и закрыла глаза.
   Жоржъ и Паула трепетали, испытывая странное ощущеніе людей, которымъ приходится быть свидѣтелями дѣйствія почти фантастическаго магнетизма.
   -- Моя попытка въ вашемъ присутствіи, дорогой мой воспитанникъ,-- сказалъ тогда знаменитый профессоръ,-- даетъ мнѣ возможность ясно высказать вамъ мое мнѣніе, чего я не могъ сдѣлать прежде, и вотъ оно: у ней мозгъ не совсѣмъ парализированъ.... Чувствительность совсѣмъ не повреждена, и, мнѣ кажется, она излечима.
   -- Ахъ!-- воскликнула Паула съ лицемъ, сіяющимъ отъ радости,-- какое счастіе!
   -- Не забудьте, что вы видѣли,-- продолжалъ докторъ В***, обращаясь къ своему воспитаннику, и воспользуйтесь урокомъ....-- Въ нѣкоторыхъ случаяхъ сумасшествія твердая воля доктора есть самое энергическое средство леченія. Нужно при случаѣ принимать повелительный тонъ и даже быть тираномъ... Не забывайте этого.
   -- Будьте увѣрены, что не забуду!-- отвѣтилъ Жоржъ.
   -- Теперь пойдемте завтракать, а послѣ мы поговоримъ о рѣшительномъ опытѣ, относительно котораго вы спрашивали моего совѣта.
   -- Паула и оба доктора вышли изъ комнаты, оставивъ Жанну въ глубокомъ снѣ.
   Во время завтрака докторъ В*** задавалъ много вопросовъ Жоржу, и былъ очевидно очень доволенъ его ясными, опредѣленными отвѣтами.
   Послѣ кофе перешли въ кабинетъ Жоржа.
   Сердце Паулы билось усиленно, такъ какъ отъ предстоявшаго разговора должно было зависѣть выздоровленіе госпожи Деларивьеръ и, стало быть, осуществленіе ея мечты о мщеніи, мечты, связанной съ этимъ выздоровленіемъ.
   -- Поставимъ смѣло вопросъ, мой дорогой воспитанникъ!-- сказалъ докторъ В***... Я прочитывалъ и обдумывалъ вашу записку съ вниманіемъ, котораго она заслуживала, и въ особенности обдумывалъ со всѣхъ сторонъ странное и могущественное средство, на которое вы разсчитываете, чтобы восторжествовать надъ болѣзнью.
   -- И чтоже, дорогой учитель,-- спросилъ Жоржъ съ сильнымъ волненіемъ,-- одобряете вы это средство?
   -- Въ принципѣ -- да; но способъ исполненія, предлагаемый вами, опровергаю положительно.
   -- Какъ такъ?
   -- Я выражусь яснѣе.... Подвергнуть больную такому же точно страху, который довелъ ее до безумія; произвести сильное потрясеніе мозга и ожидать отъ этого самаго потрясенія возстановленія равновѣсія: вотъ ваша цѣль.... Я одобряю ее; но вы хотите произвести страхъ драматической сценою, подобною тѣмъ, которыя мы видимъ въ театрѣ, то есть представленіемъ передъ госпожею Деларивьеръ казни на эшафотѣ актерами, которымъ вы назначите роли: это я нахожу никуда негоднымъ, хотя мысль объ этомъ вы почерпнули изъ чудесной повѣсти Бальзака, озаглавленной насколько помню: "Adieu!" Но Бальзакъ былъ хорошій романистъ, а отнюдь не спеціалистъ-докторъ.
   -- Однакоже,-- началъ Жоржъ...
   -- Дайте мнѣ докончить,-- прервалъ его профессоръ.-- Никакихъ комедій, никакихъ фикцій.... Дѣйствительность во всемъ ея ужасѣ, вѣрьте мнѣ, можетъ дать хорошіе результаты, въ противномъ же случаѣ вы не достигнете цѣли и новая попытка будетъ уже не возможною.
   -- Какъ!...-- промолвилъ молодой человѣкъ съ ужасомъ, -- вы хотите....
   -- Я хочу, чтобы госпожа Деларивьеръ увидѣла опять то, что она видѣла въ Мелюнѣ: осужденнаго, поднимающагося на ступени эшафота, и голову его, катящуюся въ корзину... Да.... я хочу этого.
   -- О,-- воскликнула Паула, это ужасно!
   -- Да, сударыня, конечно ужасно,-- возразилъ докторъ В***?.. и это ужасное впечатлѣніе должно вызвать въ больной потрясающую реакцію, послѣдствіемъ которой будетъ или ея исцѣленіе,.или смерть.
   -- Смерть!-- повторилъ Жоржъ.
   -- Конечно, другъ мой, рѣшаясь на такое героическое средство которое спасаетъ или убиваетъ, нужно быть готовымъ къ худшему... Потрясеніе или возвратитъ разсудокъ госпожѣ Деларивьеръ, или избавитъ ее отъ жизни...
   -- И,-- сказала съ оживленіемъ Паула Бальтусъ, -- если госпожа Деларивьеръ придетъ въ себя, возвратятся ли къ ней воспоминанія?
   -- Это несомнѣнно; но понадобится крайняя осторожность, чтобы добиться отъ нея свѣдѣній, которыхъ вы желаете; да, нужно будетъ дѣйствовать весьма осторожно, чтобы не произвести опять поврежденія на этотъ разъ уже неисправимаго.
   Жоржъ не сказалъ ни слова и глубоко задумался.
   -- Что съ вами? спросилъ его профессоръ.-- Развѣ вамъ не нравится измѣненіе, сдѣланное мною въ вашемъ планѣ?
   -- Конечно я его вполнѣ одобряю, дорогой учитель, но оно ужасаетъ меня.
   -- Но однакоже это необходимо, и если, по зрѣломъ размышленіи, вы примете его, то подумайте о моментѣ, въ который вы должны будете дѣйствовать.
   -- Моментъ этотъ не будетъ зависѣть отъ меня, такъ какъ необходимо будетъ ожидать смертнаго приговора и казни осужденнаго.
   -- Увы! и то и другое не. рѣдкость въ Парижѣ и сосѣднихъ департаментахъ.
   -- Не представится-ли какихъ либо непреодолимыхъ препятствій?
   -- Я берусь удалить ихъ всѣ, когда будетъ время дѣйствовать, и получить необходимыя дозволенія. Нужно, чтобы это отвратительное зрѣлище представилось вдругъ нашей больной, какъ оно представилось ей нѣкогда... Впрочемъ, когда настанетъ моментъ, я буду съ вами, буду вашимъ ассистентомъ... Никогда въ теченіи долгой практики мнѣ не случалось быть свидѣтелемъ болѣе интереснаго опыта....-- Если результатъ будетъ удаченъ, то на другой день вы пріобрѣтете огромную извѣстность -- и васъ превозгласятъ свѣтиломъ науки.
   -- О славѣ я мало забочусь,-- тихо промолвилъ Жоржъ, думавшій объ Эдмеѣ,-- я желаю другой награды...
   Докторъ В*** вынулъ изъ кармана своего верхняго пальто свернутую тетрадку и подалъ ее Жоржу.
   -- Вотъ ваша записка, -- сказалъ онъ ему, -- на поляхъ вы найдете мои замѣчанія и совѣты.
   -- Благодарю, дорогой учитель! Благодарю отъ всей души!
   -- Помните, что я всегда къ вашимъ услугамъ... а теперь васъ оставляю...
   -- Уже?
   -- Часъ моей лекціи приближается и я почти опоздалъ.
   -- Вы возвратитесь?...
   -- Обѣщаю вамъ это.
   Жоржу очень хотѣлось показать знаменитому профессору Эдмею и посовѣтываться съ нимъ относительно ея; по необходимость послѣдняго быть въ Парижѣ для чтенія лекціи удержала его отъ этой просьбы, и старикъ уѣхалъ, возбудивъ въ обоихъ молодыхъ людяхъ надежду, смѣшанную съ большими опасеніями.
   -- Что намъ дѣлать?-- спросилъ Жоржъ.
   -- Ожидать, чтобы ассизный судъ доставилъ намъ возможность дѣйствовать,-- промолвила молодая дѣвушка мрачнымъ голосомъ. И если не послѣдуетъ исцѣленія, то послѣдуетъ смерть!... Докторъ намъ сказалъ это!... Но это ужасно! Дрожь пробѣгаетъ по тѣлу.
   -- Да, еслибы я не имѣлъ сильной вѣры въ правосудіе Божіе,-- то не осмѣлился бы прибѣгнуть къ этому опыту!
   -- Вы правы, мосье Жоржъ... Богъ намъ поможетъ... Но какъ бы я желала, чтобы господинъ Деларивьеръ былъ здѣсь!
   -- Изъ депеши племянника видно, что они скоро будутъ здѣсь..
   -- Вамъ необходимо его одобреніе, не правда-ли, чтобы рѣшиться исполнить ваше намѣреніе?
   -- Да, необходимо....
   -- А если бы онъ отказалъ въ немъ?
   -- Онъ не откажетъ; впрочемъ, если бы онъ сталъ колебаться,-- будьте увѣрены, я нашелъ бы средства убѣдить его... Я горячо желаю, чтобы онъ былъ здѣсь, и ожидаю его съ полнымъ довѣріемъ...
   Паула опустила голову и промолвила:
   -- Однакоже какой страшный выборъ.... Нужно хорошенько обдумать!-- Потомъ она повторила: -- Если не послѣдуетъ выздоровленія,-- послѣдуетъ смерть!
   

LVII.

   Обратимся теперь къ Фабрицію Леклеру, пріѣхавшему въ дебаркадеръ Святаго Лазаря, въ половинѣ пятаго, съ поѣздомъ, отправившимся изъ Гавра въ четверть перваго.
   Молодой человѣкъ, выходя изъ вагона, взялъ съ собою только чемоданъ, въ которомъ находились всѣ цѣнности на огромную сумму, и предоставилъ таможеннымъ чиновникамъ весь свой остальной багажъ, очень незначительный впрочемъ.
   Сѣвъ въ карету на дворѣ дебаркадера, онъ сказалъ кучеру:-- По часамъ!-- и велѣлъ ѣхать прежде всего въ улицу Клиши въ тотъ самый домъ, гдѣ онъ жилъ до пріѣзда дяди.
   Привратникъ сообщилъ ему, что Лоранъ, въ сопровожденіи человѣка, похожаго на моряка, забралъ всѣ свои пожитки и велѣлъ прибить ему билетъ объ отдачѣ въ наемъ его помѣщенія.
   -- Вы нашли жильца?-- спросилъ Фабрицій.
   -- Нѣтъ, господинъ Леклеръ, но время еще не ушло.... Срокъ найма квартиръ не наступилъ еще.
   -- Не было-ли на мое имя писемъ во время моего отсутствія?
   -- Ни одного.
   -- А посѣтители были?
   -- Никого не было...-Нужно полагать, что всѣ знали о вашемъ отсутствіи....
   -- Весьма странно...-- подумалъ Фабрицій,-- ни Рене, ни Риттнеръ не были, чтобы освѣдомиться о моемъ возвращеніи, болѣе или менѣе близкомъ.-- Что бы это значило?
   Привратникъ продолжалъ:
   -- Ахъ, да, позабылъ... приносили бумагу для взысканія податей... и какъ васъ не было, то я заплатилъ.
   -- Хорошо, вы подадите мнѣ счетъ.
   -- О! торопиться нечего, сударь.
   -- Лоранъ оставилъ вамъ ключъ отъ комнаты?
   -- Да, господинъ Леклеръ... Онъ необходимъ мнѣ, чтобы показывать помѣщеніе, если явятся наниматели...
   -- Потрудитесь дать мнѣ его... онъ мнѣ нуженъ на нѣсколько часовъ....
   -- Вотъ онъ.
   Молодой человѣкъ прошелъ черезъ дворъ и положилъ за перегородкою своей комнаты чемоданъ, который держалъ въ рукѣ, придвинулъ къ этой перегородкѣ, для большей безопасности, мебель и возвратился въ свою карету, давъ приказаніе везти себя въ улицу Тетбу, No 9, гдѣ, какъ намъ извѣстно, жилъ Рене Жанселинъ во время отъѣзда Фабриція.
   Въ тотъ же день и именно въ тотъ же часъ, когда племянникъ господина Деларивьера прибылъ въ дебаркадеръ, Жоржъ Вернье выѣзжалъ изъ отейльскаго дома и отправлялся въ Парижъ, рѣшившись сдѣлать все, что отъ него зависѣло, чтобы видѣть Рене Жанселинъ.
   Сумасшествіе сестры послѣдняго, порученной ему, представляло ему отличный предлогъ поѣхать къ брату и разспросить его.
   Поль де-Ланжэ указалъ ему улицу, но не нумеръ дома, и онъ началъ со стороны нечетныхъ нумеровъ ходить изъ дома въ домъ, спрашивая привратниковъ: живетъ-ли тутъ Жанселинъ.
   -- Такого не знаемъ,-- отвѣчала ему вездѣ до девятаго нумера, гдѣ привратпикъ отвѣтилъ:
   -- Знаемъ хорошо Рене Жанселина.
   -- У себя-ли онъ?
   -- Онъ, сударь, не живетъ болѣе здѣсь... или скорѣе живетъ еще пока, такъ какъ мебель его тутъ, но онъ отправился путешествовать.
   -- Когда же онъ возвратится?
   -- Онъ совсѣмъ не возвратится....
   -- Почему вы такъ думаете?
   -- Потому что я и жена получили отъ него нынче письмо, въ которомъ онъ поручаетъ намъ продать свою мебель, заплатить изъ этихъ денегъ за квартиру, а что останется -- взять себѣ.
   -- Изъ какой страны было послано это письмо? сказалъ Жоржъ весьма разстроенный этимъ извѣстіемъ.
   -- Этого не означено, сударь.
   -- Господиномъ Жанселинъ быть можетъ не обозначено, но на конвертѣ долженъ быть штемпель почтовой конторы, изъ которой отправлено письмо.
   -- Ахъ, да, это вѣрно! я объ этомъ и не подумалъ.... Впрочемъ, вы понимаете, сударь, что это намъ все равно.... Господинъ Жанселинъ велитъ намъ продать мебель, мы продадимъ... Онъ велитъ намъ заплатить хозяину дома,-- мы заплатимъ... Велятъ оставить себѣ,-- мы оставимъ... а также и письмо, какъ доказательство, что мы дѣйствуемъ по его приказанію.
   -- Вы правы,-- возразилъ Жоржъ, -- по мнѣ необходимо писать господину Жанселинъ по весьма важному дѣлу, и штемпель почтовой конторы укажетъ мнѣ мѣсто, куда я могу адресовать мое письмо... Угодно вамъ будетъ позволить мнѣ взглянуть на конвертъ?
   Эта просьба, съ прибавленіемъ монеты въ сто су, подѣйствовала благопріятно на привратника, и онъ показалъ Жоржу конвертъ.
   Штемпель былъ изъ Женевы.
   -- Господинъ Жанселинъ въ Швейцаріи,-- сказалъ онъ.
   -- Красивая сторона, говорятъ, -- замѣтилъ привратникъ... но самъ я ея конечно не видалъ, не имѣя времени для путешествія.
   -- Долго у васъ жилъ господинъ Жанселинъ?
   -- Около трехъ лѣтъ....
   -- Онъ былъ хорошій жилецъ?
   -- Отличный, сударь!... Цвѣтъ жильцовъ! Платилъ аккуратно за квартиру и жилъ скромно какъ барышня,-- и барышня порядочная.... Иногда онъ возвращался поздненько, то есть рано утромъ! Ну да нужно же въ молодости потѣшаться!-- Но я никогда не видалъ, чтобы къ нему ходила какая нибудь юбка.
   -- Какъ, ни одна женщина?
   -- Никогда, сударь....
   -- Даже его сестра?
   -- Такъ у него была сестра? Въ первый разъ слышу...
   -- А что дѣлалъ господинъ Жанселинъ?
   -- Какъ что онъ дѣлалъ?
   -- Да, какое у него было занятіе?... Какая профессія?..
   -- Да онъ ничего не дѣлалъ... Жилъ себѣ въ удовольствіе... Я полагаю, что онъ былъ собственникъ.
   Молодой докторъ, понявъ, что онъ ничего болѣе не узнаетъ, такъ какъ очевидно самъ привратникъ не зналъ ничего болѣе, поблагодарилъ его.
   -- Къ вашимъ услугамъ, сударь,-- отвѣтилъ послѣдній.
   Выходя изъ его коморки, Жоржъ очутился лицомъ къ лицу съ молодымъ человѣкомъ, входившимъ въ домъ, и посторонился, чтобы дать ему дорогу.
   При взглядѣ на незнакомца, ему показалось, что онъ гдѣ то его встрѣчалъ.
   И это былъ Фабрицій, обратившійся съ тѣмъ же вопросомъ, какъ Жоржъ, къ привратнику:
   -- Дома Рене Жанселинъ?
   Жоржъ вздрогнулъ, остановился и сталъ прислушиваться.
   Привратникъ отвѣтилъ Фабрицію тоже, что отвѣчалъ первому посѣтителю.
   -- Уѣхалъ!!-- воскликнулъ Фабрицій. Уѣхалъ, чтобы болѣе не возвращаться... Это весьма странно!... И потомъ прибавилъ про себя:
   -- Испугался.... Убѣжалъ.... Что же происходитъ?-- Одинъ Риттнеръ, раздумывалъ онъ, -- могъ бы сообщить мнѣ; но, прежде чѣмъ отправиться къ Роуперу, я долженъ увидаться съ Матильдою, которая быть можетъ зіяетъ что-нибудь.
   Задумчивый и разстроенный онъ направился къ воротамъ.
   Жоржъ ожидалъ его на порогѣ и сказалъ ему, раскланиваясь:
   -- Вы, какъ и я, милостивый государь, удивлены неожиданнымъ отъѣздомъ господина Жанселина?
   Фабрицій, удивленный этимъ вопросомъ незнакомаго ему человѣка, взглянулъ на доктора и убѣдился, что лицо совершенно незнакомое; но онъ боялся всего: все казалось ему подозрительнымъ, и мы думаемъ что это нимало не удивительно.
   -- Вы ошибаетесь, милостивый государь,-- отвѣтилъ онъ сухимъ тономъ, возвращая поклонъ Жоржу:-- я не зналъ Жанселина.
   -- Мнѣ показалось, что вы произнесли сейчасъ его фамилію...-- возразилъ Жоржъ не безъ удивленія.
   -- Дѣйствительно и вотъ почему: я пріѣхалъ изъ путешествія....-- одинъ другъ г. Жанселина просилъ меня повидаться съ нимъ отъ его имени и увѣдомить его о своемъ скоромъ посѣщеніи...-- Имѣю честь вамъ кланяться...
   И Фабрицій, прыгнувъ въ викторію, ожидавшую его, закричалъ кучеру: Итальянскій бульваръ...-- На углу шоссе д'Аптепъ...
   Карета уѣхала, Жоржъ остался на тротуарѣ.
   Краткій и странный отвѣтъ, данный ему незнакомцемъ, заинтриговалъ его.
   Онъ старался, кромѣ того,-- но напрасно,-- припомнить, гдѣ и при какихъ обстоятельствахъ онъ уже видѣлъ своего лаконическаго собесѣдника.
   -- Все таинственно, сказалъ онъ наконецъ про себя, въ жизни этого Рене Жанселина. Я ничего не узнаю, по крайней мѣрѣ теперь; но было бы весьма удивительно, если бы подъ этою тайной не скрывалось чего нибудь гнуснаго и даже преступнаго... Наконецъ настанетъ день, рано или поздно, когда все откроется.... Итакъ какъ ничто болѣе не удерживало его въ Парижѣ, то онъ ѣхалъ обратно въ Отейль, гдѣ ожидали его Эдмея и Паула Бальтусъ.
   

LVIII.

   Въ означенномъ мѣстѣ, то есть на углу бульвара и шоссе д'Антенъ, кучеръ остановилъ лошадей.
   Фабрицій вышелъ изъ кареты, заплатилъ извощику, перешелъ черезъ улицу и бросилъ взглядъ на террасу кофейной Петерса, отыскивая какое нибудь знакомое лицо.
   Былъ часъ полыновки, какъ выражаются въ Парижѣ на бульварскомъ нарѣчіи.
   Множество потребителей, сидѣвшихъ на воздухѣ подъ тиковымъ навѣсомъ, защищавшимъ ихъ отъ косвенныхъ лучей заходящаго солнца, вкушали горячительные или освѣжающіе напитки и вмѣстѣ съ тѣмъ пыль отъ каретныхъ колесъ.
   Посреди этихъ потребителей Фабрицій увидалъ маленькаго барона Паскаля де Лапдиле и мадемоазоль де Сивракъ (урожденную Грелютъ), помѣщавшихся за маленькимъ столикомъ и пившихъ -- одинъ смолистую полыновку, другая -- bitter curaèao.
   Онъ не могъ желать болѣе счастливой встрѣчи, такъ какъ Адель и Паскаль были друзья Матильды, и конечно должны были знать что нибудь о ней и о Рене.
   И потому онъ подошелъ къ нимъ.
   Паскаль и прелестная малютка сдѣлали возгласъ удивленія при видѣ его.
   -- Пришлецъ съ того свѣта!...-- сказала Адель.-- Поздравляемъ васъ съ пріѣздомъ въ нашъ добрый городъ Парижъ!... Все-ли идетъ такъ хорошо, какъ бы вы этого желали?
   -- Вотъ онъ, король кутилъ!-- замѣтилъ въ свою очередь Паскаль.-- Вотъ онъ въ нашихъ стѣнахъ!... Наконецъ-то можно будетъ посмѣяться!... Здравствуйте, мой несравненный, мой дорогой.... Садитесь и угощайтесь.... Выпьемъ полыновки или хересу...
   Фабрицій сѣлъ.
   -- Когда вы высадились?-- спросила маленькая подруга барона.
   -- Вчера вечеромъ въ Гаврѣ, и вотъ дна часа какъ въ Парижѣ.
   -- Вы прелестны, замѣтилъ Паскаль: у васъ славное лицо съ очертаніями полными стиля.-- Путешествіе было счастливо?
   -- Очень грустно!-- промолвилъ Фабрицій лицемѣрно печальнымъ тономъ.
   -- Какъ такъ?
   Молодой челосѣкъ указалъ пальцемъ на широкій крепъ, приколотый на его шляпѣ.
   -- Развѣ вы не видите, что я въ траурѣ?
   -- Дядя умеръ!-- воскликнулъ Паскаль.
   -- Увы! да!... въ открытомъ морѣ во время бури, шесть дней тому назадъ.
   -- Прольемъ слезы въ память этого почтеннаго человѣка!-- воскликнулъ Паскаль.-- По вообще смерть дяди милліонера связана съ идеею о наслѣдствѣ, что весьма пріятно.-- Вотъ вы теперь богачъ, мой несравненный другъ... милліонеръ... примите мои поздравленія.
   -- Сколько милліоновъ?-- спросила молодая Адель, сопровождая этотъ вопросъ наивно выразительнымъ взглядомъ.
   -- Ге! отвѣтилъ Фабрицій, пожимая плечами,-- что вы толкуете о милліонахъ!! Я даже не знаю, получу-ли хоть что нибудь... Дядя долженъ былъ оставить духовное завѣщаніе, содержаніе котораго мнѣ не извѣстно.
   -- Ахъ, чортъ возьми!... восклицалъ Паскаль. Это измѣняетъ вопросъ!.. Но будемъ надѣяться, что дядя устроилъ дѣла къ лучшему... Въ противномъ случаѣ это било бы слишкомъ гадко.... Вамъ нужно по крайней мѣрѣ сто тысячъ франковъ годоваго дохода и ни копѣйки меньше, чтобы вести веселую жизнь съ друзьями и подругами.
   Эти послѣднія слова помогли Фабрицію вступить въ интересовавшій его разговоръ, и онъ поспѣшилъ воспользоваться этимъ случаемъ.
   -- Кстати о подругахъ, замѣтилъ онъ. Какъ поживаетъ Матильда? Я полагаю, вы видитесь съ нею по-прежнему.
   Паскаль де Ландиле и дѣвица де Спиракъ, урожденная Грелютъ, переглянулись молча.
   Фабрицій, не понявъ настоящей причины ихъ молчанія, продолжалъ:
   -- Ну, что же? Развѣ я не могу болѣе интересоваться этой милой дѣвушкою, потому что мы разстались нѣсколько неожиданно и холодно... Она добрая и славная дѣвушка, и увѣряю васъ, что я къ ней очень привязанъ... право, не понимаю, почему такой простой вопросъ, какъ мой, удивляетъ васъ повидимому такъ сильно.
   -- Милый мой Фабрицій, -- отвѣтила Адель, -- ваша разлука съ Матильдою принесла ей несчастіе....-- Если бы вы остались ея другомъ, то по всей вѣроятности страшная катастрофа не случилась бы съ нею,
   -- Матилда умерла?-- воскликнулъ молодой человѣкъ съ невольнымъ волненіемъ.
   -- Это было бы лучше для нея,-- сказалъ Паскаль.
   -- Что же съ нею случилось?... Гдѣ она?...
   -- Въ больницѣ!
   -- Ранена?... изуродована?...
   -- Хуже этого...
   -- Что же наконецъ?... объяснитесь!...
   -- Она съ ума сошла!...
   -- Съ ума сошла!...-- повторилъ племянникъ банкира.
   -- Положительно... Разъ утромъ мы у ней завтракали въ ея маленькомъ домѣ въ Нейльи и были очень веселы.
   Тутъ Паскаль разсказалъ то немногое, что зналъ, то есть пожаръ, и то, что Матилда, сошедшая съ ума отъ страха, была отвезена въ больницу.
   -- Бѣдная Матилда!-- тихо промолвилъ Фабрицій. Въ ея лѣта и такая хорошенькая!!.. Это ужасно!.. Я жалѣю ее отъ всей души!...А братъ ея?.. Что съ нимъ?..
   -- Рене Жанселинъ?...
   -- Да...
   -- Со дня пожара его совсѣмъ не видно Предполагаютъ даже, но это между нами,-- что онъ именно и поджегъ домъ, что конечно весьма драматично, но вмѣстѣ съ тѣмъ и злодѣйски гнусно.
   -- Молчите, Паскаль!-- замѣтила живо молодая Адель.-- Честное слово, вы съ ума сходите!!-- Развѣ разсказываютъ такіе ужасы, не зная ничего навѣрно?-- Рене Жанселинъ могъ бы возбудить процесъ противъ васъ, потребовать большое вознагражденіе, и онъ выигралъ бы!!!-- Горничная бѣдной Матильды говорила мнѣ, что пожаръ произошелъ отъ несчастной случайности и неловкости ея госпожи, которая сама произвела его, уронивъ канделябръ....
   -- Но если Рене исчезъ?.. Кто отвезъ ее въ больницу?...
   -- Тотъ, кто носитъ по ней трауръ,-- отвѣтила дѣвица де Сивракъ.
   -- Тотъ, кто носитъ трауръ?-- переспросилъ съ удивленіемъ молодой человѣкъ.
   -- Вонъ, смотрите... сказалъ Паскаль, указывая на мужчину, стоявшаго на бульварѣ,-- вотъ онъ самый!...
   -- Господинъ де-Ланжэ!.. тихо промолвилъ Фабрицій, увидавъ виконта, проходившаго въ черномъ платьѣ съ опущенной головою и мрачнымъ лицомъ.
   -- Да, мой другъ!... съ этой ночи, обильной приключеніями, Поль де Ланжэ носитъ трауръ и мраченъ, какъ при погребеніи.... Не говоритъ почти ни съ кѣмъ и едва отвѣчаетъ... Наконецъ онъ, который былъ сама трезвость, началъ пить полыновку, чтобы забыться... Нѣтъ, честное слово, это убійственно!... Для меня это просто непонятно.
   -- Вы бы не огорчились такъ изъ за меня, еслибы я вдругъ съ ума сошла?-- спросила Адель.
   -- О, никогда въ жизни...
   -- Вы -- чудовище!... У васъ нѣтъ сердца!...
   -- Я постоянно въ движеніи... Я человѣкъ современный?...-- Фабрицій прервалъ этотъ споръ новымъ вопросомъ:
   -- Въ какую больницу отвезъ больную виконтъ?
   -- О, что касается этого, любезный другъ, то никто объ этомъ ничего не знаетъ....
   -- Стало быть, у него не спрашивали?
   -- Напротивъ, спрашивали, но онъ не хотѣлъ отвѣчать.
   -- Это почему? По крайней мѣрѣ было бы можно позаботиться о бѣдной сумасшедшей, поѣхать къ ней, выказать ей участіе.
   -- Быть можетъ, именно въ виду этого Поль де Ланжэ и не хотѣлъ сказать.
   -- Кстати о больницѣ,-- сказалъ Фабрицій, не видаетесь-ли вы когда нибудь съ докторомъ Риттнеромъ?-- Пріѣзжаетъ ли онъ по прежнему обѣдать въ кафе Ришъ?
   -- Онъ былъ тамъ разъ десять или двѣнадцать дней тому назадъ, и съ тѣхъ поръ пропалъ.
   -- Онъ сдѣлался, быть можетъ, отшельникомъ,-- замѣтила Адель.
   -- Я думаю скорѣе, что онъ погрузился въ свои научныя занятія, такъ какъ это труженникъ перваго разряда,-- возразилъ Фабрицій, удивлявшійся однако въ душѣ такому неожиданному перевороту въ привычкахъ доктора.
   -- Вы обѣдаете съ нами, не такъ-ли?-- замѣтилъ Паскаль.-- Я приглашаю васъ, и думаю, что мы посмѣемся.
   -- Благодарю васъ, любезный другъ, отложите ваше приглашеніе до другаго дня...
   -- Почему это?
   -- Потому что я усталъ съ дороги.... Я выпью чашку бульону и лягу въ постель....
   -- Какъ хотите.... Но скоро вы покажетесь?
   -- Не знаю!
   -- Назначимъ день свиданія..
   -- Невозможно... Быть можетъ, я долженъ буду оставить Парижъ по нѣкоторымъ дѣламъ завтра же..
   -- Ну, такъ вы явитесь по вашемъ возвращеніи?
   -- Ладно...
   Фабрицій обмѣнялся рукопожатіями съ Адель и Паскалемъ, и пошелъ быстрыми шагами, самъ не замѣчая того по направленію Маделены. Онъ былъ страшно озабоченъ.
   

LIX.

   Онъ говорилъ себѣ на ходу:
   -- Рене Жанселинъ бѣжалъ.... сомнѣваться въ этомъ невозможно... Матильда сошла съ ума вслѣдствіе свиданія съ братомъ, и его подозрѣваютъ въ поджогѣ, отъ котораго чуть не погибла бѣдная дѣвушка.... Риттнера не видно болѣе.... Все это кажется мнѣ очень страннымъ... Что же произошло во время моего отсутствія?.. Завтра я отправлюсь къ Паулѣ и потомъ въ Отейль: тамъ я навѣрно что-нибудь узнаю, нынче же...-- самое благоразумное возвратиться въ Нейльи... быть можетъ Лоранъ сообщитъ мнѣ что-нибудь новое....
   Фабрицій отправился въ кафе Дюрана, гдѣ пообѣдалъ безъ всякаго аппетита на скорую руку... и въ исходѣ девятаго часа сѣлъ въ карету и велѣлъ везти себя въ улицу Клиши, гдѣ взялъ свой драгоцѣнный чемоданъ и затѣмъ отправился въ виллу Сетнъ-Джемсъ.
   Когда онъ прибылъ туда около десяти часовъ и позвонилъ энергически у рѣшетки,-- всѣ уже спали, за исключеніемъ Лорана, прогуливавшагося въ паркѣ съ сигарою во рту.
   Привратникъ садовникъ всталъ съ постели, высунулся въ окно и закричалъ:
   -- Кто тамъ и что нужно?
   -- Это я, Фабрицій Леклеръ....-- отвѣтилъ молодой человѣкъ.-- Отворяй же скорѣе!
   Лоранъ прибѣжалъ, услышавъ голосъ своего господина.
   -- Господинъ Фабрицій,-- проговорилъ онъ запыхавшись, возможно-ли?
   -- Очень возможно... не заставляйте-же меня дожидаться, я усталъ и мнѣ нуженъ отдыхъ.
   Лоранъ поспѣшно отперъ калитку и отодвинулъ засовъ, повторяя:
   -- Какая нечаянность! Господи, капая неожиданность!... Мы совсѣмъ не ждали васъ сегодня вечеромъ, сударь.... Зачѣмъ вы не предупредили?... Ахъ, какъ я радъ видѣть васъ, сударь!... Пожалуйте мнѣ вашъ чемоданъ... комната ваша готова и даже постель постлана... Довольны-ли вашимъ путешествіемъ, сударь?
   Камердинеръ управляющій говорилъ все это, слѣдуя за своимъ господиномъ, шедшимъ молча къ дому.
   -- Засвѣтите фонарь!-- сказалъ наконецъ Фабрицій, входя въ сѣни,-- и идите за мною въ мою комнату....
   -- Слушаю, сударь...
   Лоранъ со свѣчкою въ рукахъ шелъ впереди своего господина и затѣмъ, войдя въ его комнату, поставилъ чемоданъ на стулъ и спросилъ:
   -- Вы изволили одни прибыть?...
   -- Да....
   -- А дядюшка вашъ здоровъ?
   Фабрицій вздохнулъ и, вынувъ платокъ изъ кармана, сталъ утирать имъ глаза, какъ будто они были орошены слезами.
   -- Бѣдный дядюшка.... прошепталъ онъ.
   -- Ахъ, Господи!-- воскликнулъ Лоранъ. Развѣ господинъ Деларивьеръ болѣнъ?
   -- Мы его больше не увидимъ, возразилъ Фабрицій, опустивъ голову съ печальнымъ видомъ.-- Онъ умеръ....
   -- Умеръ!!-- повторилъ лакей съ глубокимъ изумленіемъ. Какой страшный ударъ для васъ, сударь!... Какая непредвидѣнная катастрофа... Такой славный баринъ былъ!... Такой добрый родственникъ!... Такой отличный человѣкъ!...
   Когда же случилось это несчастіе?
   -- Я имѣлъ горе потерять его во время путешествія... На возвратномъ пути... въ открытомъ морѣ... и чувствую, что никогда не утѣшусь...
   -- Ахъ, сударь и я никогда... никогда не забуду его..
   Лоранъ, который, не смотря на свои многочисленные недостатки, былъ однакоже очень чувствителенъ, принялся рыдать.
   -- Эти слезы дѣлаютъ вамъ честь, другъ мой!-- сказалъ Фабрицій.-- Прекрасно, что вы не забываете благодѣяній дяди!... Это доказываетъ, что у васъ признательная душа, и я васъ уважаю на это... Но нужно вооружаться философіею и помириться съ тѣмъ, что неисправимо...-- Что случилось во время моего отсутствія?
   -- Да почти ничего, сударь...
   -- А матросъ, который долженъ былъ придти сюда?
   -- Онъ явился черезъ два дня послѣ вашего отъѣзда...
   -- Вы его устроили здѣсь?
   -- Какъ вы изволили приказывать.
   -- Довольны ли вы имъ?
   -- Еще бы, сударь?-- Я не могу больше обходиться безъ Клода Марто: такъ мы поладили съ нимъ!-- Славный парень, только грубоватъ немного... но зато труженникъ, какихъ мало, и всегда веселъ... только за послѣдніе дни что-то какъ будто его тревожитъ... это просто находка такой человѣкъ, и я полагаю, сударь, что вы будете очень довольны вашимъ матросомъ...
   -- Надѣюсь...
   -- А я увѣренъ въ этомъ...
   -- Были-ли посѣтители въ мое отсутствіе?
   -- Только двое, сударь: сперва молодая дама, очень изящная, показавшаяся мнѣ очень хорошенькою, хотя была подъ вуалью... потомъ какой-то молодой человѣкъ весьма хорошаго тона...
   -- Что имъ было нужно?
   -- Они спрашивали вашего дядюшку...
   -- Что же вы имъ отвѣтили?
   -- Что господинъ Деларивьеръ уѣхалъ путешествовать...
   -- А обо мнѣ они спрашивали?
   -- Нѣтъ, сударь...
   -- Болѣе вы не имѣете ничего сообщить мнѣ?
   -- Въ началѣ прошлой недѣли былъ недалеко отсюда пожаръ -- Ой!...
   -- Да, сударь... сгорѣлъ хорошенькій домикъ на углу Виндзорской улицы, и нашъ матросъ, Клодъ Марто, отличался на этомъ пожарѣ...
   -- Какимъ образомъ?
   -- Онъ спасъ изъ пламени, съ опасностью своей жизни, хозяйку дома, молодую женщину, которая сошла съ ума отъ страха....
   -- Молодую женщину?-- повторилъ Фабрицій, вспомнивъ все разсказанное ему Паскалемъ де Ландильи.-- Молодая женщина, лишившаяся разсудка во время пожара!-- И это случилось недѣлю тому назадъ?
   -- Да, сударь...-- Клодъ Марто принесъ даже сюда эту бѣдную даму безъ чувствъ...
   -- Сюда!-- воскликнулъ Фабрицій.
   -- Да, сударь.... Она провела два или три часа на вашей постели, пока бѣгали въ Курбвуаза докторомъ... Мнѣ казалось позволительнымъ принять ее изъ чувства человѣколюбія...
   -- Вы очень хорошо сдѣлали.... Не знаете ли вы фамиліи этой молодой женщины?
   -- Нѣтъ, сударь, но я знаю фамилію молодаго человѣка, сопровождавшаго ее, отчаяніе котораго перевернуло мнѣ всю душу.
   -- Какъ же его имя?
   -- Виконтъ де-Ланжэ...
   -- Виконтъ де-Ланжэ....-- повторилъ Фабрицій почти громко, но говоря самъ съ собою.-- Сомнѣніе невозможно болѣе.... это Матильда!
   Лоренъ, услыхавъ это, имя продолжалъ:
   -- Теперь я припоминаю, что этотъ молодой человѣкъ называлъ даму дѣйствительно Матильдою...
   -- Знаете вы, куда ее отвезли?
   -- Въ больницу, сударь....
   -- Да, но въ какую?
   -- Я велѣлъ заложить наше ландо, опять таки изъ человѣколюбія и желанія услужить, и, по возвращеніи экипажа, узналъ отъ кучера, что онъ отвезъ ее въ Отейль, въ домъ на углу улицы Рафетъ и бульвара Монморанси.
   -- Милый Риттнеръ!-- подумалъ Фабрццій.-- Ну, теперь Матильда въ хорошихъ рукахъ и случай прекрасно устраиваетъ дѣла!... Сумасшедшіе бываютъ иногда болтливы, и хотя Матильда не знаетъ нѣкоторыхъ сторонъ моей жизни, тѣмъ не менѣе я очень доволенъ, что она у Риттнера... И потомъ прибавилъ, обращаясь къ Лорану: Прекрасно, все это очень интересно... И такъ продолжайте... Нѣтъ ли еще чего нибудь новенькаго?
   -- Нѣтъ, сударь, ничего болѣе не знаю.
   -- Припомните-ка... Напримѣръ относительно Клода Марто, вашего новаго друга... не можете ли что-нибудь сообщить мнѣ?
   -- Ахъ, да! я забылъ вамъ сказать, что флотилія готова...-- Прекрасная флотилія, сударь... Стоило бы издалека пріѣхать, чтобы взглянуть на нее... И Клодъ Марто, зная, что я пользуюсь вашимъ довѣріемъ, выпросилъ у меня позволеніе взять себѣ въ помощники нѣчто въ родѣ юнга, мальчугана лѣтъ десяти.
   -- Вы позволили?
   -- Да, сударь, съ условіемъ конечно, если вы одобрите мое дозволеніе...
   -- Вполнѣ одобряю. И нашелъ Клодъ Марто себѣ этого юнгу?
   -- Да, сударь, очень милаго и умнаго мальчика... У него смысла столько же какъ и взрослаго человѣка, и онъ отлично управляется съ весломъ... Одѣтъ онъ матросомъ и жалованья условлено двадцать франковъ въ мѣсяцъ...
   -- Хорошо; теперь поговоримъ о другомъ.... Вотъ мои первыя приказанія: завтра же вы повидаетесь съ моимъ портнымъ и закажите ему трауръ для всей прислуги...
   -- Слушаю, сударь... Да... я и не подумалъ... Вы конечно, сударь, теперь милліонеръ, такъ какъ по всей вѣроятности вы наслѣдникъ...
   -- Я еще не знаю, какая часть наслѣдства достанется мнѣ... Стало быть устройте такъ, чтобы все было прилично, но экономно.
   -- Какъ, сударь, вы становитесь экономнѣе?-- воскликнулъ Лоранъ. О! стало быть вы знаете, что сдѣлаетесь обладателемъ многихъ милліоновъ.... Когда вы изволили быть безъ денегъ, то бросали луидоры за окно...
   Это наивное размышленіе управляющаго вызвало улыбку на уста Фабриція.
   -- Вы можете теперь уйдти,-- сказалъ онъ потомъ,-- я хочу спать, и вы мнѣ болѣе не нужны.-- Кстати, не говорите никому, что я возвратился, даже Клоду Марто.
   -- Слушаю, сударь.... Желаю вамъ спокойной ночи.... Завтра буду имѣть честь подать вамъ мои счеты....
   И Лоранъ вышелъ изъ комнаты, говоря про себя:
   -- Отъ души жалко бѣднаго дядю барина.... Но вотъ теперь мы милліонеры,-- и это все-таки нѣсколько утѣшаетъ.
   

LX.

   -- Здѣсь по крайней мѣрѣ все идетъ хорошо,-- подумалъ про себя Фабрицій,-- и Клода Марто бояться нечего...
   Затѣмъ онъ заперъ въ самое прочное помѣщеніе изъ всей своей мебели чемоданъ, въ которомъ нахошлись всѣ цѣнности господина Деларивьера и легъ въ постель. Благодаря усталости, онъ скоро заснулъ крѣпкимъ сномъ и проспалъ до утра.
   Онъ всталъ, быстро одѣлся и позвонилъ, чтобы позвать Лорана.
   Послѣдній явился съ расходной книгою въ рукахъ, и Фабрицій увидалъ, что счеты были ведены съ безупречной правильностью.
   Окончивъ эту провѣрку, онъ прошелъ черезъ парка., направляясь къ шалэ, въ которомъ жилъ бывшій матросъ съ своимъ юнгою.
   Въ шалэ никого не было, и, войдя туда, онъ былъ пораженъ необыкновеннымъ порядкомъ въ обѣихъ комнатахъ.
   Въ одной было симметрично разложенны и развѣшены всѣ лодочныя снасти и всѣ орудія рыбной ловли.
   -- Чортъ возьми!-- сказалъ онъ самъ себѣ: -- бывшій матросъ знаетъ хорошо свое дѣло!... Если дѣйствительно его бояться нечего, то онъ можетъ быть мнѣ со временемъ полезенъ.... Если же напротивъ онъ опасенъ, то тѣмъ хуже для него!
   Фабрицій отворилъ дверь, выходившую на Сенскій бульваръ, и увидѣлъ Клода съ маленькимъ Пьерромъ, поливавшими шлюпку, чтобы дерево не трескалось подъ вліяніемъ солпечныха. лучей.
   Будучи знатокомъ въ дѣлѣ рѣчнаго судоходства, онъ съ перваго взгляда оцѣнилъ покупки матроса и удивился его хорошему вкусу. Приблизившись къ водѣ, онъ крикнулъ Клода Марто.
   Лоранъ, исполнившій въ точности, данное ему приказаніе, не предупредилъ никого о пріѣздѣ молодаго человѣка, и потому, когда бывшій матросъ услыхалъ свое имя и, оборотясь, увидалъ Фабриція Леклера въ двадцати шагахъ отъ себя, то невольно вздрогнулъ и страшно поблѣднѣлъ.
   Впрочемъ у него было достаточно присутствія духа и силы воли надъ собою, чтобы подавить волненіе.
   Онъ привѣтствовалъ Фабриція по военному, и, оставивъ своего юнгу въ шлюпкѣ, прыгнулъ на первую ступеньку деревянной лѣстницы, которая вела отъ рѣки на берегъ.
   Поднимаясь по этой лѣстницѣ, онъ говорилъ себѣ:
   -- Наконецъ онъ возвратился!!.. Будь остороженъ, Клодъ!!... Смотри въ оба!... Дай ему подойти поближе, и когда хорошо узнаешь его, когда будешь увѣренъ въ своемъ дѣлѣ или скорѣе въ его дѣдѣ, то будетъ еще время тебѣ исполнить что слѣдуетъ...
   Фабрицій ожидалъ его на верхней ступени лѣстницы и встрѣтилъ словами:
   -- Добрый день, мастеръ Бордепла!... И протянулъ ему руку.
   Клодъ колебался съ минуту подать ему свою, но колебаніе это было такъ непродолжительно, что Фабрицій не могъ замѣтить
   Онъ взялъ руку молодаго человѣка и пожавъ ее съ наружнымъ радушіемъ, воскликнулъ:
   -- Чортъ возьми, сударь, какая нечаянность!... Я никакъ не ожидалъ видѣть васъ сегодня утромъ!... Вы вѣрно только что сейчасъ пріѣхали?....
   -- Я пріѣхалъ вчера вечеромъ...
   -- А господинъ Лоранъ ничего не сказалъ мнѣ! Добро пожаловать, сударь, какъ ваше здоровье?
   -- Отлично...
   -- Ну, тѣмъ лучше.... Здоровье -- это главное дѣло... Черезъ два дня послѣ вашего отъѣзда я устроился здѣсь...-- получилъ отъ префектуры все, о чемъ вы просили для меня, и очень вамъ признателенъ, сударь...
   -- Ну, не будемъ болѣе говорить объ этомъ... Нравится ли вамъ здѣсь?
   -- Нужно быть уже очень причудливымъ, чтобы здѣсь не нравилось... Домъ этотъ настоящій рай, и я очень доволенъ господиномъ Лораномъ... Впрочемъ мнѣ лишъ бы заниматься своимъ матросскимъ ремесломъ -- и я буду всегда доволенъ... Вы изволите видѣть отсюда, сударь, суда, купленныя мною?...
   -- Они кажутся мнѣ очень хорошими.
   -- Я постарался, сударь, устроить все какъ можно лучше...и, полагаю, вы будете довольны, когда разсмотрите поближе шлюпку... трудно найти что нибудь лучше...
   -- Я хочу посмотрѣть на нее сейчасъ же... Пойдемте къ ней.
   И Фабрицій, спустившись съ лѣстницы, вошелъ въ шлюпку, которую Клодъ показалъ ему во всѣхъ подробностяхъ.
   -- Ну, какъ вы довольны, сударь?
   -- Все прекрасно!
   Клодъ Марто потиралъ себѣ отъ удовольствія руки. Фабрицій спросилъ его:
   -- Сколько вы заплатили за это маленькое совершенство?
   -- Десять тысячъ франковъ, сударь... И не возможно было купить дешевле; я страшно торговался, увѣряю васъ....-- Строитель, между прочимъ, человѣкъ очень хорошій, просилъ двѣнадцать тысячъ франковъ.
   -- Я оцѣнилъ ее не дешевле этой суммы, и нахожу, что вы устроили славное дѣло.
   -- Совершенно вѣрно, сударь... Если бы вамъ вздумалось продать ее, то не потеряли бы ни копѣйки.
   Фабрицій указалъ на маленькаго Пьерра, который, поклонившись ему, продолжилъ поливку шлюпки.
   -- Это -- маленькій юнга, сказалъ онъ, котораго вы пригласили и о которомъ мнѣ говорилъ Лоранъ?
   -- Да, сударь... Я думалъ, что это не будетъ вамъ непріятно, хотя и составитъ лишній расходъ; но мальчуганъ славный ребенокъ и старается быть какъ можно полезнѣе.
   -- Вы хорошо сдѣлали; я вполнѣ одобряю васъ и, въ знакъ моего одобренія, прибавляю вамъ жалованья до ста шестидесяти франковъ въ мѣсяцъ.
   -- Вы очень милостивы ко мнѣ, сударь!-- воскликнулъ Клодъ, и потихоньку прибавилъ:-- слишкомъ ужъ милостивъ! Нужно быть насторожѣ....
   -- Который годъ юнгѣ?-- спросилъ Фабрицій.
   -- Десять лѣтъ съ чѣмъ-то....
   -- Откуда онъ?
   -- Навѣрно не знаю... мать его живетъ въ Шараптонѣ.
   -- Имя его?
   -- Маленькій Пьерръ...
   -- Прекрасно... Высадите меня на берегъ!
   Но вдругъ измѣнивъ намѣреніе, Фабрицій сказалъ:
   -- Нѣтъ, сперва отвезите меня къ мысу острова, который напротивъ насъ... Я хочу посмотрѣть также ли онъ живописенъ вблизи, какъ издали.
   -- Слушаю, сударь...
   -- И такъ, -- продолжалъ молодой человѣкъ, между тѣмъ какъ матросъ гребъ,-- вы оставили Мелюнъ безъ всякихъ сожалѣній?
   -- Безъ малѣйшаго сожалѣнія, сударь...
   -- Вамъ не представилось никакихъ затрудненій въ полиціи и префектурѣ относительно вашего паспорта?
   -- Никакихъ... Все шло какъ по маслу... Я нашелъ славную протекцію!... Видно, сударь, что вы сила...
   -- Вы явились безъ страха къ представителямъ власти?
   -- Сперва меня коробило, ну да дѣлать было нечего, нужно было...
   -- Да, вы очень не любили судебнаго персонала. Помните, вы говорили это однажды, катая въ лодкѣ меня съ дамами и разсказывая разныя исторіи...
   -- Ого!... мы подходимъ!-- подумалъ Клодъ.-- Онъ ощупываетъ почву....-- Потомъ сказалъ громко самымъ наивнымъ тономъ: -- Какія исторіи, сударь?
   -- Какъ, вы не помните?
   -- Право, нѣтъ!... Вы знаете, сударь, я люблю болтать, я отъ природы болтунъ.... Видѣлъ такъ много людей.... разсказывалъ столько исторій и такъ часто, что не помню болѣе о чемъ говорилъ тогда.
   -- Я вамъ напомню....
   -- Сдѣлайте милость, сударь.
   -- Это было наканунѣ казни одного осужденнаго на смерть, и вы высказывали намъ ваше личное мнѣніе, ну, вспомнили теперь?
   -- Вспомнилъ очень хорошо.... Помню даже, что мы съ вами несходились во мнѣніи, и, чтобы убѣдить васъ, я говорилъ объ открытіяхъ, сдѣланныхъ мною на утро послѣ преступленія.
   -- Да, и вы даже намъ не все разсказали, боясь судей, какъ вы говорили.
   -- Это правда, сударь, и я не лгалъ.... Подумайте, какъ глупо я велъ себя во всемъ этомъ дѣлѣ.... Вы сами это сказали, и были правы!.. Я собралъ доказательства, которыя долженъ былъ представить въ судъ и которыя, быть можетъ, спасли бы отъ смерти честнаго человѣка....
   Фабрицій пожалъ плечами.
   -- Не упрекайте себя въ вашемъ бездѣйствіи,-- прервалъ онъ его съ улыбкою,-- ваши доказательства были очень незначительны и ничего недоказывали.
   -- Это еще не извѣстно!-- возразилъ Клодъ Марто.
   -- Какъ такъ?
   -- Тѣ доказательства, которыя вы знаете, быть можетъ.... а другія...
   -- Такъ у васъ,-- спросилъ Фабрицій съ самымъ спокойнымъ тономъ, хотя съ сильнымъ внутреннимъ волненіемъ,-- есть стало быть другія доказательства?
   -- Да, сударь...
   -- Ого!-- Въ такомъ случаѣ это дѣйствительно измѣняетъ положеніе дѣлъ..
   -- Да, отчтсти, сударь.... Я нашелъ одну вещь.... одина" предметъ, который если бы попался на глаза судей, могъ навести ихъ на слѣдъ убійцы и его сообщника...
   Фабрицій поблѣднѣлъ какъ полотно, губы его дрожали, и онъ спросилъ почти неузнаваемымъ голосомъ:
   -- Какъ! дѣйствительно этотъ предметъ могъ измѣнить совершенно дѣло?...
   -- Полагаю, что такъ....
   -- Какая же это вещь?
   -- Письмо,-- отвѣтилъ кратко Клодъ Марто... письмо женщины...
   

LXI.

   -- Письмо женщины!-- повторилъ Фабрицій съ изумленіемъ, такъ какъ онъ не ожидалъ ничего подобнаго, и открытіе матроса перевертывало всѣ его идеи.
   -- Да, сударь, любовное письмо,-- отвѣтилъ Клодъ Марто.
   -- Кому же оно было адресовано? спросилъ живо молодой человѣкъ.
   -- Этого я не знаю.
   -- Какъ такъ?
   -- Очень просто, потому что я поднялъ письмо безъ конверта, на которомъ естественно долженъ былъ находиться адресъ.
   Фабрицій посмотрѣлъ на своего собесѣдника съ недовѣріемъ, спрашивая себя -- не насмѣхается ли надъ нимъ Клодъ.
   Бывшій матросъ выдержалъ его взглядъ съ полнѣйшимъ хладнокровіемъ, разсѣявшимъ вполнѣ подозрѣнія Фабриція, который спросилъ его также равнодушно и спокойно, хотя сердце его сильно билось еще:
   -- Стояло-ли какое нибудь имя на подписи этого письма?
   -- Да, сударь....
   -- Какое-же именно?
   На этотъ разъ уже Клодъ Марто посмотрѣлъ прямо въ лицо молодому человѣку, желая дать себѣ отчетъ -- какое дѣйствіе произведетъ на его собесѣдника ударъ, который онъ собирался нанести.
   -- Имя это было: Матильда Жанселинъ,-- сказалъ онъ.
   Почти незамѣтная дрожь, пробѣжавшая по спинной кости молодаго человѣка, и легкое содроганіе ноздрей -- были единственными признаками страшнаго волненія Фабриція.
   Но Клодъ былъ на-сторожѣ, и какъ ни были слабы эти симптомы страха,-- они не ускользнули однако отъ его вниманія.
   -- Попалъ въ цѣль!-- подумалъ онъ.-- Надѣну колодки этому злодѣю на ножки! Потомъ продолжалъ вслухъ: -- Конечно прокуроръ Республики нашелъ бы безъ труда эту дѣвицу или даму Матильду Жанселинъ и спросилъ бы у нея имя лица, которому она писала письма и которой потерялъ ихъ въ моей лодкѣ.... Ну, а разъ это лицо было бы открыто, была бы рѣшена, и загадка не такъ ли, сударь?..
   -- Да, понятно,-- сказалъ Фабрицій съ блуждающими глазами.-- Это письмо у васъ?-- продолжалъ онъ.
   -- О, нѣтъ!...
   -- Что же съ нимъ сдѣлалось?
   -- Вы понимаете, что, разъ сдѣлавъ глупость промолчать въ тотъ моментъ, когда нужно было развязать себѣ языкъ, -- беречь подобную бумажку становится не безопаснымъ... Я зажегъ ею трубку, хотя, признаюсь, съ большимъ сожалѣніемъ!.... Не разъ говорилъ я себѣ, что стоило показать эту бумажку во-время судьямъ, чтобы отправить на гильотину настоящаго злодѣя вмѣсто невиннаго, такъ какъ казненный былъ невиненъ дѣйствительно, въ доказательство чего я готовъ положить свою руку въ огонь!... Конечно не такому калѣкѣ могли писать любовныя письма; не такъ ли, сударь?
   -- Конечно,-- отвѣчалъ Фабрицій, виски котораго покрылись холоднымъ потомъ..
   -- И право, сударь, -- продолжалъ Клодъ Марто, -- нынѣ болѣе чѣмъ когда-либо упрекаю себя въ томъ, чего не сдѣлалъ!.. У меня лежитъ на совѣсти смерть этого несчастнаго, котораго можно было бы спасти такъ легко, не считая уже того, что еслибы я Зналъ тогда, что вы должны были скоро сдѣлаться мужемъ Паулы Бальтусъ, то сказалъ бы уже для того, чтобы доставить удовольствіе какъ ей, такъ и вамъ...
   -- Несомнѣнно, что это было бы большимъ счастьемъ для всѣхъ,-- возразилъ Фабрицій, стараясь говорить болѣе твердымъ голосомъ.-- Къ несчастію, теперь ужъ слишкомъ поздно.... совершившихся фактовъ измѣнить нельзя....
   -- Для невиннаго, который умеръ, конечно, сударь, -- возразилъ Клодъ;-- но для злодѣя, который живъ,-- это другое дѣло.... и знаете ли, что я иногда утѣшаюсь мыслью, что мошенники всегда, какъ бы они ни считали себя въ безопасности, попадаются рано или поздно; и я никогда не разстанусь съ мыслью, что не сегодня, завтра воздвигнется опять гильотина на Сенжанской площади въ Мелюнѣ, напротивъ гостиницы "Большой Олень" и что на этотъ разъ чихнетъ въ мѣшкѣ настоящій убійца господина Бальтусъ.
   Фабриція била лихорадка.
   -- Что съ вами, сударь?-- спросилъ Клодъ.-- Вы блѣдны какъ ваша рубашка; можно подумать, что вамъ дурно.
   -- Это ничего,-- возразилъ молодой человѣкъ глухимъ голосомъ,-- я подверженъ нервнымъ припадкамъ, не представляющимъ никакой опасности и продолжающимся очень недолго.... Подвезите меня къ берегу...
   -- Развѣ вамъ не угодно выйти на островъ?
   -- Нѣтъ....
   -- Хорошо, въ такомъ случаѣ я доставлю васъ на берегъ въ двѣ минуты....
   Бывшій матросъ налегъ послѣ этихъ словъ на весла, между тѣмъ какъ Фабрицій скоро оправился и опять вступилъ въ разговоръ:
   -- Вамъ хорошо здѣсь, Клодъ Марто!...-- сказалъ онъ,-- я надѣюсь, что вы останетесь здѣсь долго... Это будетъ зависѣть отъ васъ самихъ.... Трудитесь, будьте честнымъ человѣкомъ... Изгладьте наконецъ прошедшее, которое никому не извѣстно, кромѣ меня, и о которомъ я никому не скажу ни слова....
   -- Будьте покойны, сударь.... Я вамъ отвѣчаю, что вамъ не въ чемъ будетъ меня упрекнуть...
   -- Вѣрю.... Завтра, если будетъ маленькій вѣтерокъ, мы отправимся къ Аржантейлю, чтобы составить себѣ вѣрное понятіе о ходѣ шлюпки....
   -- Это славное парусное судно, сударь; вы будете довольны.
   Въ эту минуту носъ шлюпки коснулся нижней ступени лѣстницы, спускавшейся къ рѣкѣ.
   Фабрицій вышелъ и отправился въ паркъ, говоря про себя:
   -- Письмо отъ Матильды!... Весьма странно!... Она писала мнѣ всего четыре или пять разъ... Какимъ образомъ я могъ потерять это письмо?... Тутъ есть что-то невѣроятное, невозможное!... И я начинаю думать, что Клодъ Марто не сказалъ мнѣ всей правды.... Но и это невозможно... Какимъ образомъ онъ узналъ бы это имя и за чѣмъ сталъ бы меня обманывать, когда онъ мнѣ такъ много обязанъ и ожидаете еще большаго?...
   Клодъ со своей стороны размышлялъ, возвращаясь къ шлюпкѣ за маленькимъ Пьерромъ:-- Отлично придумана вся эта исторія съ письмомъ.... Онъ попался на удочку.... Я былъ увѣренъ, что узналъ въ спасенной мною женщинѣ ту самую, которая была съ нимъ въ Мелюнѣ... его любовницу, чортъ возьми!... Ге! ге! господинъ Фабрицій Леклеръ, мы не менѣе васъ тонки, можетъ быть и побольше! Вы хотите вытянуть изъ меня!... Хотите узнать, какія доказательства вашего преступленія у меня въ рукахъ!... Постойте, любезный, я ихъ сберегу для суда!...
   Фабрицій, возвратясь домой, отдалъ приказаніе заложить немедленно экипажъ.
   По зрѣломъ размышленіи онъ рѣшился увидѣться съ Паулою Бальтусъ прежде чѣмъ съ Риттнеромъ, и потому долженъ бюлъ поспѣть къ девяти часамъ на Ліонскую желѣзную дорогу.
   Онъ пріѣхалъ только что во-время, чтобы сѣсть въ вагонъ, и въ десять часовъ уже звонилъ у двери виллы, въ которую мы не разъ уже переносили нашихъ читателей.
   Слуга, который отворилъ ему рѣшетку, узналъ его съ перваго взгляда и очень удивился.
   -- Госпожа Бальтусъ дома?-- спросилъ Фабрицій.
   -- Нѣтъ, сударь....
   -- Мнѣ не везетъ!-- подумалъ Фабрицій. Вы не знаете, въ которомъ часу возвратится госпожа Бальтусъ? спросилъ онъ опять.
   -- Онѣ не возвратятся совсѣмъ.... по крайней мѣрѣ сегодня....
   -- Что вы говорите?... спросилъ молодой человѣкъ.
   -- Вотъ уже десять или двѣнадцать дней какъ барышня не живетъ дома.
   -- Гдѣ же она?
   -- Въ Парижѣ.
   -- Вѣрно у г-жи Жакъ Лефебръ, въ паркѣ Принцевъ?
   -- Не знаю, сударь, онѣ ничего не сказали уѣзжая.
   -- Не получила ли депеши ваша госпожа предъ отъѣздомъ?...
   -- Получила депешу изъ Америки.
   -- Благодарю васъ.
   -- Не угодно ли вамъ будетъ написать, сударь, записку, которая будетъ передана барышнѣ по ея возвращеніи....
   -- Нѣтъ, не нужно.... я увижусь вѣроятно въ Парижѣ съ вашей госпожею.
   И Фабрицій, недовольный, что сдѣлалъ напрасное путешествіе, отправился обратно въ дебаркадеръ.
   Тамъ ожидало его новое разочарованіе: поѣздъ долженъ былъ отправиться лишь въ два часа и 29 минутъ; стало быть ему приходилось ждать три часа; а всякій знаетъ, какая скука такъ долго оставаться въ провинціальномъ дебаркадерѣ.
   -- Невозможно, повторялъ себѣ молодой человѣкъ, пріѣхать въ Отейль къ Риттнеру ранѣе 5 часовъ! Рѣшительно самъ чортъ вмѣшивается въ мои дѣла сегодня!....
   Мы, для которыхъ не существуетъ условій времени и разстоянія, оставимъ Фабриція, волновавшагося въ уединеніи и курившаго сигару за сигарою, въ напрасномъ стараніи прогнать мрачныя мысли, осаждавшія его, и отправимся въ домъ умалишенныхъ.
   Эдмея вставала два дня уже съ постели часа на два и по видимому начинала выздоравливать.
   Опираясь на Жоржа, и Паулу, она спускалась въ садъ и тамъ, протянувшись на мягкомъ креслѣ подъ высокими деревьями, посреди цвѣтовъ, упивалась чистымъ воздухомъ, свѣтомъ и благоуханіемъ между своей новою, но уже сдѣлавшейся для нея дорогой подругою, и тѣмъ, котораго она считала въ простотѣ чистой души своимъ женихомъ.
   Она была все еще очень блѣдна и слаба; но по временамъ ея потухшій взоръ блестѣлъ прежнимъ мягкимъ блескомъ.... Сердце ея билось не такъ неправильно и ускоренно...
   Она видѣла себя окруженною нѣжными заботами, и все болѣе и болѣе успокопвалась....
   Въ тотъ моментъ, когда мы находимъ ее сидящею подъ тѣнью почти двухвѣковаго тополя, на ея колѣняхъ лежалъ цвѣтокъ; одну руку ея держала Паула, а другую -- Жоржъ.
   По видимому она должна была бы чувствовать себя счастливой между людьми, питавшими къ ней такую безграничную привязанность и нѣжность, однакоже взглядъ ея былъ неподвиженъ и выражалъ глубокую грусть...
   

LXII.

   -- Милая малютка, что съ вами? спрашивала ее Паула.-- Сейчасъ вы казались почти веселой, и вотъ вдругъ на лбу у васъ показались морщины и взглядъ сдѣлался мраченъ. Какая черная мысль возникла въ вашемъ умѣ?
   Эдмея тряхнула головою и усиливалась улыбнуться, но эта улыбка была полна меланхоліи.
   -- Со мной ничего, добрая моя Паула... прошептала она.
   -- Чувствуете вы какое нибудь страданіе?-- спросилъ Жоржъ съ безпокойствомъ.
   -- Нѣтъ, мой другъ.
   -- Правда это?...
   -- Увѣряю васъ.
   -- Если вы не страдаете ни отъ боли, ни отъ печали, замѣтила Паула, то васъ что нибудь озабочиваетъ?....
   Послѣ нѣсколькихъ минутъ колебанія Эдмея отвѣтила наконецъ:
   -- Да, это правда...
   -- Что же именно?
   -- Я думаю объ отцѣ и боюсь....
   -- Чего же вы боитесь?...
   --. Я не могу объяснить сама себѣ... Это какое-то смутное предчувствіе -- упорное и горькое....
   , Паула наклонилась къ Эдмеѣ и поцѣловала ея шелковистые волосы, а потомъ ея блѣдное лицо.
   -- Зачѣмъ вы мучите себя такимъ образомъ, моя милая малютка? сказала она потомъ: -- вы знаете, что я получила депешу отъ Фабриція, въ которой онъ увѣдомляетъ меня объ отъѣздѣ... Дайте же время нашимъ дорогимъ путешественникамъ сдѣлать этотъ переѣздъ.
   -- Они выѣхали болѣе чѣмъ девять дней тому назадъ!-- возразила Эдмея.
   ' -- Да, и путешествіе продолжается не болѣе 9-ти дней, я это знаю... продолжала Паула Бальтусъ, но знаю и то, что весьма часто со стояніе моря, противные вѣтры, маловажныя поврежденія удваиваютъ продолжительность переѣзда... Быть можетъ Фабрицій и вашъ папа прибыли уже въ Гавръ... быть можетъ мы увидимъ ихъ сегодня же, такъ какъ первый ихъ визитъ будетъ конечно къ намъ.... Я такъ увѣрена въ этомъ, что, уѣзжая изъ Мелюна, даже не писала Фабрицію, что я здѣсь, желая сдѣлать ему сюрпризъ... Ну, что же успокоились вы?
   Эдмея опустила голову.
   -- Какъ, все еще эти нелѣпыя предчувствія? продолжала Паула,
   -- Постоянно...
   -- Эдмея, умоляю васъ,-- сказалъ Жоржъ въ свою очередь,-- если вы цѣните нашу привязанность къ вамъ; если вы не хотите дѣлать насъ несчастными, то прогоните воображаемые ужасы, не думайте ни о какихъ опасностяхъ, существующихъ лишь въ вашемъ воображеніи.-- Вы еще слабы... и вамъ необходимо въ особенности спокойствіе...-- Сильное нравственное возбужденіе, какова бы ни была его причина, задерживаетъ и вредитъ вашему выздоровленію,
   -- Вѣрьте нашему доктору, моя малютка... сказала Паула.-- Вы знаете, что его совѣты -- совѣты друга... и даже... прибавила она съ улыбкою,-- болѣе чѣмъ друга...
   -- Да, я знаю все это, -- тихо промолвила Эдмея съ какимъ-то отчаяніемъ; да, я знаю, что, предаваясь этимъ мрачнымъ мыслямъ, врежу себѣ...-- Но виновата-ли я?-- Какъ ни усиливаюсь, ни стараюсь, не могу ихъ прогнать... Онѣ безпрестанно возвращаются и осаждаютъ меня....
   -- Нужно употребить всю силу воли, сказалъ Жоржъ,-- и отдѣлаться отъ нихъ во что бы то ни стало...
   Эдмея отвѣчала съ улыбкою:
   -- Постараюсь, дорогой докторъ, обѣщаю вамъ это...
   -- Теперь,-- продолжалъ молодой докторъ,-- около пяти часовъ... вы довольно были на воздухѣ и мы возратимся домой...
   -- Прежде чѣмъ возвратиться въ мою комнату, вы отведете меня къ моей матери, не такъ-ли?
   -- Хорошо, согласенъ.
   Эдмея встала съ своего кресла и, опираясь на Жоржа и Паулу, медленно пошла къ павильону.
   Молодой докторъ ввелъ ее въ комнату Жанны и возвратился въ свой рабочій кабинетъ.
   Вотъ что происходило въ этотъ моментъ у рѣшетки, выходившей въ улицу Рафетъ.
   Купэ остановилось предъ этой рѣшеткою, и Фабрицій, пріѣхавшій изъ Мелюна, вышелъ изъ него и позвонилъ.
   Привратникъ, знавшій его въ лицо давно, отворилъ ему съ улыбкою, какъ знакому посѣтителю.
   -- Дома-ли господинъ Риттнеръ? спросилъ его молодой человѣкъ.
   -- Господинъ Риттнеръ!...-- повторилъ съ удивленіемъ привратникъ.
   -- Ну да, конечно, г-нъ Риттнеръ?
   -- Развѣ вамъ, сударь, ничего не извѣстно?
   -- Совершенно ничего... Я только что возвратился изъ дальняго путешествія... Что же случилось?
   -- Доктора Риттнера нѣтъ уже болѣе здѣсь....
   -- Гдѣ же онъ?-- воскликнулъ Фабрицій съ волненіемъ и безпокойствомъ, весьма понятнымъ.
   -- Я не знаю гдѣ онъ... Онъ продалъ свое заведеніе.
   -- Продалъ!!-- промолвилъ молодой человѣкъ, оцѣпенѣвъ отъ такой новости.
   -- Да, сударь, и уѣхалъ.
   -- Когда же?
   -- Дней десять или двѣнадцать тому назадъ.
   -- Какъ фамилія его преемника?
   -- Докторъ Вернье...-- Молодой докторъ изъ провинціи, по видимому очень достойный.... Можетъ быть вамъ угодно будетъ его видѣть?...
   -- Конечно, я увижусь съ нимъ...
   Привратникъ, позвонивъ, чтобы возвѣстить о приходѣ посѣтителя, прибавилъ:
   -- Вы знаете вѣдь дорогу, сударь, васъ не нужно провожать...
   -- Ненужно, возразилъ Фабрицій...-- Но еще одно слово....
   -- Къ вашимъ услугамъ, сударь.
   -- Предъ самымъ отъѣздомъ доктора Риттнера ничего особеннаго не случилось?
   -- Кажется, ничего.
   -- Никакой смерти?
   -- Умерли двѣ изъ нашихъ пансіонерокъ.
   -- Однихъ лѣтъ?...
   -- Нѣтъ, сударь, я слышалъ, что одна изъ умершихъ была гораздо старѣе другой.
   -- Какъ ихъ фамиліи?
   -- Этого я не знаю...-- Вѣдь вамъ извѣстно, полагаю, что мы знаемъ пансіонерокъ по нумерамъ, а не по фамиліямъ.
   -- Благодарю васъ, сказалъ Фабрицій, и отправился въ паркъ, говоря про себя:
   -- Риттнеръ понялъ мое письмо... и сдержалъ свое слово... Эдмея и мать ея не существуютъ болѣе... Я одинъ наслѣдникъ!...
   Лакей, предупрежденный звонкомъ, ожидалъ на порогѣ павильона.
   -- Вамъ угодно, сударь, говорить съ г. директоромъ?-- спросилъ онъ.
   -- Да.
   -- Я сейчасъ доложу ему.... угодно вамъ войти, сударь... и съ этими словами ввелъ посѣтителя въ салонъ нижняго этажа.
   Минуты черезъ двѣ явился Жоржъ; хозяинъ и гость раскланялась, смотря другъ на друга съ удивленіемъ.
   -- Человѣкъ, разспрашивавшій меня въ улицѣ Тетбу!!-- подумалъ Фабрицій.-- Будемъ на-сторожѣ!
   -- Путешественникъ, справлявшійся о Рене Жанселинъ!! подумалъ въ свою очередь Жоржъ, и прибавилъ вслухъ:
   -- Вамъ угодно было меня видѣть, милостивый государь?
   -- Да, милостивый государь, возразилъ племянникъ г. Деларивьера; и я объясню вамъ причину этого желанія; но прежде позвольте мнѣ васъ спросить, ошибаюсь я, или дѣйствительно имѣлъ уже удовольствіе васъ видѣть вчера въ улицѣ Тетбу, въ одномъ домѣ, въ которомъ былъ по одному порученію...
   -- Это былъ дѣйствительно я, и узнаю васъ...
   -- Странная случайность! промолвилъ Фабрицій съ улыбкою.-- Я ни-какъ не разсчитывалъ увидѣться съ вами сегодня въ вашемъ домѣ, такъ какъ, если не ошибаюсь, вы докторъ Вернье, директоръ этого заведенія?
   Жоржъ поклонился утвердительно, и Фабрицій продолжалъ:
   -- Я пріѣхалъ собственно не къ вамъ, милостивый государь, а къ вашему предшественнику.... Какъ уже сказалъ вамъ, не зная еще васъ, я возвратился изъ путешествія и мнѣ было не извѣстно, что докторъ Риттнеръ сдалъ свое заведеніе....
   -- Вотъ двадцать дней, какъ я принялъ его отъ Риттнера.
   -- Я былъ очень удивленъ, даже болѣе,-- просто пораженъ, услышавъ отъ привратника, что его нѣтъ уже здѣсь...
   -- Вы пріѣхали къ доктору Риттнеру въ качествѣ пріятеля, или по дѣлу, какъ къ директору спеціальной больницы?
   -- Какъ къ директору -- не иначе.
   -- Не могу ли я исполнить то, чего вы ожидали отъ него?
   -- Конечно, можете.
   -- Въ такомъ случаѣ объяснитесь.
   -- Мой дядя и я поручили вашему предшественнику нѣсколько недѣль тому назадъ двухъ дорогихъ намъ особъ...
   Жоржъ вздрогнулъ, будучи пораженъ этими словами, и вдругъ вспомнилъ лицо Фабриція, котораго онъ видѣлъ менѣе чѣмъ одну минуту въ Мелюнѣ. въ гостиницѣ Большой Олень, наканунѣ казни.
   -- Вашъ дядюшка и вы...-- повторилъ онъ, -- двѣ дорогія особы...-- Вы племянникъ г-на Деларивьера и имя ваше Фабрицій Леклеръ?
   -- Я дѣйствительно Фабрицій Леклеръ.
   Лицо Жоржа просіяло.
   Онъ взялъ руку молодаго человѣка, воскликнувъ съ радостію:
   -- Ахъ! милостивый государь.... вы желанный гость... сто разъ желанный!-- Благодарю Бога за ваше возвращеніе!... Но почему вы едии?....-- Надѣюсь, что г. Деларивьеръ не болѣнъ?...
   Фабрицій разыгралъ опять комедію лицемѣрнаго горя, какъ онъ уже разыгрывалъ ее предъ Паскалемъ де Ландильи и дѣвицею Адель де Спиракъ, урожденною Грелютъ, и отвѣтилъ разбитымъ голосомъ, приложивъ носовой платокъ къ своимъ сухимъ глазамъ:
   -- Увы! милостивый государь, я вѣстникъ горестнаго событія...-- Дядя умеръ!...
   

LXIII.

   -- Умеръ!-- воскликнулъ Жоржъ, зашатавшись,-- г. Деларивьеръ умеръ?
   -- Умеръ во время обратнаго путешествія изъ Америки.... отвѣтилъ Фабрицій.-- Умеръ въ двое сутокъ отъ остраго воспаленія въ легкихъ, не смотря на всѣ заботы и попеченія о немъ не только съ моей стороны, но также со стороны корабельнаго доктора и капитана корабля Кержаль, одного изъ его старыхъ друзей....
   -- Боже мой!-- подумала, докторъ. Какое страшное горе для бѣдной Эдмеи и какъ странно осуществились ея мрачныя предчувствія! Въ силахъ ли она будетъ, при ея слабости, пережить такой страшный ударъ?
   Потомъ онъ сказалъ вслухъ:
   -- Эта новость дѣйствительно ужасная и тѣмъ болѣе, что она неожиданна.... Я прошу васъ настоятельно не сообщать ея внезапно вашей кузинѣ....-- Она не перенесла бы горя!-- Дайте мнѣ время приготовить ее, умоляю васъ.... Тутъ настала очередь Фабриціа содрогнуться.
   Стало быть Эдмея жива!... Стало быть Францъ Риттнеръ забылъ свои обѣщанія, или отказался сдержать ихъ?
   Разочарованіе было жестоко... однакоже Фабрицій сумѣлъ скрыть его и отвѣтила, спокойно".
   -- Будьте покойны, докторъ, я буду дѣйствовать согласно съ вашими наставленіями.... А теперь прошу васъ сообщить мнѣ о состояніи моей родственницы, и позвольте надѣяться, что ваши извѣстія будутъ не такъ печальны какъ мои. Каково здоровье г-жи Деларивьеръ и ея дочери?....
   -- Положеніе вашей тетушки улучшилось положительно, хотя это улучшеніе почти не замѣтно, возразилъ Жоржъ.-- Я надѣюсь, что она излечится совершенно и въ скоромъ времени.
   -- Слава Богу!-- воскликнулъ Фабрицій.-- Но, увы! бѣдный дядя не порадуется счастію, казавшемуся ему почти невѣроятнымъ...
   -- Что же касается вашей кузины, продолжалъ докторъ, -- то ей лучше.... и много лучше....
   -- Да развѣ она была больна?... спросилъ племянникъ банкира.
   -- Очень больна....-- была въ большой опасности....-- Но, слава Богу, мнѣ удалось спасти ее отъ смерти и выздоровленіе идетъ благополучно... Мнѣ остается теперь побороть только слабость, и я надѣюсь преодолѣть ее.
   -- Я вамъ обязана" спасеніемъ моей кузины.... сказалъ Фабрицій растроганнымъ голосомъ, взявъ за руки Жоржа.-- И вамъ я буду обязанъ излеченіемъ моей тетки...-- Вѣрьте въ мою глубокую признательность!.... Могу ли я видѣть этихъ двухъ бѣдныхъ женщинъ?...
   -- Чрезъ пять минутъ мы отправимся къ нимъ.... но прежде я хочу вамъ сообщить нѣчто....
   -- Сообщить мнѣ нѣчто?-- повторилъ съ удивленіемъ Фабрицій.
   -- Да, милостивый государь, и мое извѣстіе доставитъ вамъ большую радость....
   -- Какой радости могу я ожидать среди горя, тяготѣющаго надо мною?....
   -- Радость отъ свиданія здѣсь съ одной особою, которая, я знаю, вамъ очень дорога.
   Молодой человѣкъ окончательно остолбенѣлъ отъ изумленія.
   -- О какой особѣ говорите вы?-- воскликнула, онъ.
   -- О госпожѣ Паулѣ Бальтусъ....
   Племянникъ банкира, услышавъ это имя, едва повѣрилъ своимъ ушамъ.
   -- Паула въ этомъ домѣ!-- сказалъ онъ нетвердымъ голосомъ.-- Но какимъ образомъ!.... Зачѣмъ она здѣсь?...
   -- Чтобы сблизиться съ Эдмеею, которую она любятъ, и съ госпожею Деларивьеръ, въ которой она принимаетъ крайнее участіе.
   -- Ахъ! какъ я узнаю въ этомъ ея доброе и пре лапное сердце! Прошу васъ, докторъ, предупредить ее поскорѣе о моемъ пріѣздѣ... Еслибы вызнали, съ какимъ нетерпѣніемъ я желаю ее видѣть!... Да вы были правы: радость, которую я ощущаю въ этотъ моментъ, заставляетъ меня забывать мои горести и опасенія!
   Волненіе Фабриція, въ искренности котораго Жоржъ не могъ сомнѣваться и которое было дѣйствительно непритворно, доставляло большое удовольствіе Жоржу, и онъ позвонилъ въ колокольчикъ.
   Когда явился слуга, онъ сказалъ ему:
   -- Скажите госпожѣ Бальтусъ, что я прошу ее придти сюда -- Она въ комнатѣ дѣвицы Деларивьеръ.
   Лакей вышелъ исполнить его порученіе, и Жоржъ продолжалъ:
   -- Въ ожиданіи г-жи Балтусъ, которая не замедлитъ явиться, позвольте мнѣ сдѣлать вамъ одинъ вопросъ не вслѣдствіе простаго любопытства, а по причинѣ очень серьезной.
   -- Дѣлайте.... Я не заставлю ждать отвѣта...
   -- Рѣчь идетъ опять о нашей случайной встрѣчѣ въ улицѣ Тетбу.... Вы мнѣ сказали вчера, что не знали Рене Жанселина...
   -- Да, я сказалъ и теперь повторяю тоже, сказалъ Фабрицій, невольно нахмуривъ брови.
   -- Но, быть можетъ, вы можете дать мнѣ нѣкоторыя свѣдѣнія относительно его?...
   -- Никакихъ... я возвращался во-Францію на пароходѣ Альбатросъ съ однимъ пассажиромъ-англичаниномъ, по имени Вильямсъ Уайтъ, высадившимся въ Цлимутѣ. Этотъ англичанинъ, узнавъ, что я отправляюсь въ Парижъ, далъ мнѣ адресъ Жанселина, прося зайти и предупредить его, что черезъ недѣлю и дней черезъ десять онъ будетъ у него... Я обѣщалъ, но мнѣ не удалось исполнить моего обѣщанія, такъ какъ господинъ Жанселинъ уѣхалъ... Теперь вы знаете столько же, сколько и я.
   Высказывая все это, Фабрицій спрашивалъ себя:
   -- Зачѣмъ этотъ докторъ разспрашиваетъ меня такъ настойчиво?.. Вѣроятно Матильда находится между его пансіонерками, и онъ желаетъ предупредить ея семейство.... Тутъ нѣтъ ничего, кажется, опаснаго для меня...
   Фабрицію очень хотѣлось спросить. доктора относительно Матильды, но онъ не рѣшился.
   Жоржъ поблагодарилъ его, и наступило молчаніе, впрочемъ недолгое, такъ какъ черезъ нѣсколько минутъ послышался въ сѣняхъ шелестъ шелковаго платья, отворилась дверь -- и вошла Паула.
   -- Увидавъ Фабриція, она слабо вскрикнула и, поблѣднѣвъ, прижала руку къ сердцу, чтобы ослабить его біеніе, и вдругъ пошатнулась.
   Молодой человѣкъ подбѣжалъ къ ней поддержать ее въ своихъ объятіяхъ.
   Черезъ нѣсколько минутъ Паула почти безъ чувствъ и съ трепетомъ любви опустилась къ нему на руки.
   Ея прелестная энергическая дѣвственная головка показалась на плечѣ убійцы ея брата.
   Вскорѣ ея опущенныя вѣки поднялись и она прошептала такимъ слабымъ голосомъ, что слышать его могъ только ея нареченный:
   -- О, Фабрицій!... Дорогой мой Фабрицій!... Увидавъ васъ такъ неожиданно, мнѣ казалось, что я умру отъ радости....
   -- Вамъ умереть!.. повторилъ молодой человѣкъ. Нѣтъ, вы должны жить, моя дорогая Паула, чтобы принадлежать мнѣ, быть счастливой!
   -- Стало быть вы меня все также любите?
   -- Во сто разъ болѣе чѣмъ прежде!... Разставаясь съ вами, я васъ любилъ всей душою, теперь же я васъ обожаю!
   Молодая дѣвушка остановила свой взоръ на глазахъ Фабриція съ выраженіемъ безпредѣльной любви.
   Потомъ она обратилась къ доктору и сказала ему, улыбаясь:
   -- М-сье Жоржъ, будьте снисходительны: тотъ, о комъ я вамъ говорила такъ часто.... это именно онъ -- мой женихъ!... Я его такъ люблю и такъ счастлива!
   Жоржъ улыбнулся въ свою очередь.
   -- Мы не нуждаетесь въ снисхожденіи, сударыня, отвѣтилъ онъ.-- Я также испыталъ радость неожиданной встрѣчи съ любимой особою... Эта несравненное ощущеніе можетъ заставить забыть все на свѣтѣ!
   И Жоржъ улыбнулся въ свою очередь.
   Паула продолжала:
   -- Давно-ли вы въ Парижѣ, милый Фабрицій?
   -- Со вчерашняго вечера...
   -- Почему вы не пріѣхали сюда сейчасъ же?
   -- Потому что я не ожидалъ найти васъ здѣсь... Я пріѣхалъ изъ Мелюна, гдѣ первый мой визитъ былъ къ вамъ.
   Паула, крѣпко сжавъ руку Фабриція, продолжала:
   -- Но вашъ дядюшка, господинъ Деларивьеръ, гдѣ онъ?... Почему онъ не пріѣхалъ съ вами?
   Фабрицій грустно опустилъ голову.
   Жоржъ, не сказавъ ни слова, указалъ пальцемъ на широкій крепъ, приколотый къ шляпѣ молодого человѣка....
   -- Умеръ!!-- проговорила Паула, сильно взволнованная. И это ужасное несчастье совершилось уже?
   -- Увы, да!
   -- Во что бы то ни стало, это нужно скрыть отъ Эдмеи, по крайней мѣрѣ въ настоящую минуту.... она не перенесетъ этого...
   -- Я говорилъ уже господину Леклеру,-- возразилъ Жоржъ.
   -- И я понялъ хорошо,-- сказалъ Фабрицій,-- стало быть не скажу.... Я постараюсь объяснить какъ-нибудь отсутствіе дядюшки.... Но спустя нѣкоторое время нужно будетъ сообщить ей это грустное извѣстіе... Бѣдная кузина, я жалѣю ее отъ всей души!... Несчастная судьба ея!... Она лишилась такъ рано отца, а мать потеряла разсудокъ!
   -- Къ счастію, остаемся у ней, мы -- вы, докторъ и я!-- отвѣтила Паула;-- мы всѣ ее такъ любимъ, что она не будетъ одинокою на свѣтѣ.
   -- Конечно,-- возразилъ молодой человѣкъ,-- мы исполнилъ нашу обязанность... и окружимъ ее самыми нѣжными работами; но тѣмъ не менѣе будущность ея пугаетъ меня.
   

LXIV.

   -- Васъ пугаетъ будущность Эдмеи?-- повторила Паула.
   -- Да, признаюсь, очень пугаетъ... сказалъ Фабрицій.
   -- Почему же?-- Конечно, она будетъ очень огорчена; но въ лѣта вашей кузины горе скоро "забывается... Таковъ законъ природы, а эти законы непреложны... Единственно, чего мы должны опасаться въ настоящій моментъ,-- это дѣйствія сильнаго и неожиданнаго удара... Нашъ милый докторъ констатировалъ у ней болѣзнь сердца въ первомъ періодѣ... Благодаря наукѣ и заботамъ, онъ успѣлъ уничтожить болѣзнь, но вслѣдствіе сильнаго потрясенія она могла бы опять явиться и развиться сильнѣе.
   Фабрицій умѣлъ придать своему виду сострадательное и грустное выраженіе.
   -- Милая Паула,-- прошепталъ онъ: -- не одна только смерть ея отца заставляетъ меня видѣть будущность Эдмеи въ темныхъ краскахъ, но также то ложное и грустное положеніе, которое предстоитъ ей въ свѣтѣ, благодаря этой неожиданной смерти...
   Паула и докторъ взглянули на Фабриція съ очевиднымъ изумленіемъ.
   -- Я васъ совсѣмъ не понимаю,-- сказала молодая дѣвушка.
   -- Не понимаете потому, что ничего не знаете.
   -- Такъ говорите же то, чего я не знаю.
   -- Я называю Эдмею кузиною, но въ дѣйствительности она посторонняя мнѣ... сказалъ Фабрицій,
   -- Посторонняя, она?... Эдмея?... дочь вашего дяди?
   -- Да.
   -- Какимъ образомъ?
   -- Эдмея дочь господина Деларивьера и Жанны; но Жанна не была законной женою моего дяди, который былъ женатъ уже двадцать лѣтъ на другой женщинѣ...
   Паула вскрикнула отъ удивленія и ужаса.
   -- И такъ Жанна?-- спросила она.
   -- Была любовницею моего дяди, а Эдмея -- ихъ незаконная дочь...
   -- О, бѣдная женщина! Бѣдное дитя!...
   -- Несомнѣнно, что Жанна честная и достойная женщина,-- продолжалъ Фабрицій. Дядя, овдовѣвъ, рѣшился жениться на ней въ очень скоромъ времени, и я одобрялъ его вполнѣ... Но, къ несчастію, умственное разстройство Жанны лишило его возможности осуществить это намѣреніе... Теперь, когда дядя умеръ, все кончено: ничто въ мірѣ не можетъ узаконить положенія матери и дочери....
   Хотя Жоржъ Вернье былъ сильно огорченъ несвоевременной кончиною банкира, однакоже, услышавъ эти слова, онъ не могъ удержаться отъ радостнаго чувства.
   Эдмея была, стало быть, незаконная дочь, не имѣющая ни семьи, ни положенія въ свѣтѣ....
   Въ глубинѣ души онъ поздравлялъ себя, такъ какъ теперь между ними не было болѣе никакихъ препятствій.
   -- Господинъ Леклеръ,-- сказалъ онъ Фабрицію не совсѣмъ твердымъ голосомъ,-- я полагаю, что не слѣдуетъ представлять себѣ ея будущность въ такомъ мрачномъ свѣтѣ... Положеніе Эдмеи, неизвѣстное здѣсь никому, конечно ложное и затруднительное, но оно можетъ упроститься весьма легко....
   -- Какимъ же образомъ?-- спросилъ Фабрицій.
   -- Очень просто... Нужно только, чтобы нашелся честный человѣкъ, который бы любилъ ее и былъ ею любимъ, и чтобы этотъ человѣкъ сдѣлался ея мужемъ.
   -- Вы правы, и я желалъ бы отъ всей души въ интересахъ этой бѣдной дѣвушки, которую всегда буду называть своей кузиною, чтобы нашелся такой человѣкъ и женился на ней... Но я почти не надѣюсь на такое счастье....
   -- Почему же это?
   -- Боже мой, вы знаете свѣтъ... Онъ наполненъ людьми, воодушевленными лучшими намѣреніями, донкихотами чувства, считающими себя готовыми идти на перекоръ предразсудкамъ и бороться противъ общественнаго мнѣнія.... Когда же настанетъ рѣшительный моментъ, то оказывается, что они слишкомъ много разсчитывали на свои силы...-- Предразсудокъ пугаетъ ихъ и борьба противъ общественнаго мнѣнія представляется имъ невозможною... Я видѣлъ это сто разъ.... и боюсь, что теперь случится тоже!...
   -- Успокойтесь, господинъ Леклеръ... Въ этомъ случаѣ вы не увидите этого... Я убѣжденъ вполнѣ.
   -- Вы, господинъ докторъ?...
   -- Да, я... Ваше сообщеніе даетъ мнѣ смѣлость высказать вамъ откровенно то, чего бы я не рѣшился высказать сегодня утромъ... Хотя легально вы не родственникъ Эдмеи, однакоже тѣмъ не менѣе связаны съ нею узами крови и привязанности, и такъ какъ господина Деларивьера нѣтъ болѣе въ живыхъ, то я долженъ обратиться къ вамъ съ словами: я честный человѣкъ и неутомимый труженникъ.... мое настоящее положеніе довольно хорошо и должно улучшиться.... въ будущемъ у меня большія надежды, и надежды вѣрныя сдѣлаться богатымъ.... Я люблю Эдмею всей душою и намѣренъ сдѣлать ее счастливою,-- такъ согласитесь отдать мнѣ ея руку....
   -- Ахъ, докторъ,-- воскликнула Паула съ восторгомъ, вы прекрасно поступаете!...
   -- Кажется нѣтъ заслуги съ моей стороны желать себѣ счастія, проговорилъ Жоржъ.
   -- Отъ моего отвѣта зависитъ,-- подумалъ Фабрицій,-- сдѣлаетсяли этотъ человѣкъ моимъ врагомъ, или союзникомъ.-- Пускай лучше будетъ союзникомъ....
   -- Вы молчите, милостивый государь,-- тихо промолвилъ докторъ. Что значитъ это молчаніе?-- Вы не согласны на мое предложеніе?
   -- Совсѣмъ нѣтъ, вѣрьте мнѣ, докторъ!-- возразилъ племянникъ банкира.-- Но поймите, что мое положеніе въ этомъ дѣлѣ очень щекотливо. Я тронутъ чувствомъ, внушившимъ вамъ то, что вы сказали сейчасъ. Самая минута, выбранная вами для предложенія, указываетъ на вашу крайнюю деликатность, но я не облеченъ ни легально, ни офиціозно никакой опекунской властью относительно Эдмеи,-- стало быть мое согласіе ровно ничего не значитъ, къ тому же мнѣ не извѣстно раздѣляетъ-ли кузина ваше чувство.
   Тутъ вмѣшалась Паула.
   -- Эдмея, сказала она, раздѣляетъ его чувство... Я это знаю и утверждаю... она любитъ нашего милаго доктора...-- Она увѣрена и я также, что, сдѣлавшись его женою, она будетъ вполнѣ счастлива...
   -- Слово г-жи Бальтусъ лучшее ручательство для меня, докторъ, воскликнулъ Фабрицій....-- И вы можете вполнѣ разсчитывать отнынѣ на мое расположеніе, къ вамъ.... Отъ имени дяди благодарю васъ за ваше предложеніе и принимаю его отъ всего сердца!...
   Жоржъ, тронутый до слезъ, сжалъ руки Фабриція, сказавъ почти невнятно:
   -- Ахъ! милостивый государь, мнѣ недостаетъ словъ, чтобы выразить вамъ мою признательность! Я буду не только самымъ преданнымъ другомъ для васъ... но братомъ!
   -- Слава Богу, подумалъ племянникъ банкира, отвѣчая горячимъ рукопожатіемъ доктору, здѣсь ничего не подозрѣваютъ...-- Опасенія, побудившія бѣжать Риттнера и Рене, были напрасны...-- Все идетъ хорошо....
   Послѣ минутнаго молчанія Паула продолжала:
   -- Но, милый Фабрицій, мнѣ кажется, что г-нъ Деларивьеръ, такъ безгранично любившій Жанну и дочь свою, долженъ былъ позаботиться о ихъ будущности на случай, еслибы его планъ женитьбы не могъ осуществиться....
   Молодой человѣкъ, ожидавшій подобнаго вопроса, давно приготовился отвѣчать на него.
   -- Дядя, сказалъ онъ, какъ почти всѣ старики, избѣгалъ мысли о смерти и не допускалъ возможности умереть внезапно не успѣвъ сдѣлать распоряженій...-- Я сильно опасаюсь, что онъ не принялъ никакихъ мѣръ предосторожности.
   -- Какъ! онъ не оставилъ духовнаго завѣщанія?...
   -- Никакого....
   Жоржъ Вернье повторилъ, поднявъ голову:
   -- Никакого завѣщанія!... Вы полагаете?
   -- Я убѣжденъ въ этомъ... По крайней мѣрѣ онъ не говорилъ мнѣ ни о чемъ подобномъ... отвѣтилъ Фабрицій. У меня въ рукахъ всѣ его бумаги.... за нѣсколько дней до его смерти мы вмѣстѣ ихъ разбирали, и я не видалъ никакого документа, заключающаго въ себѣ его послѣднія распоряженія.
   -- Но у г-на Деларивьера былъ нотаріусъ въ Парижѣ?
   -- Я этого не знаю; но не думаю.
   -- Странно...-- сказалъ про себя докторъ, сдѣлавшись задумчивымъ.
   Фабрицій продолжалъ:
   -- Впрочемъ, такъ какъ дядя возвращался во Францію съ твердымъ намѣреніемъ жениться на Жаннѣ немедленно, то подобное упущеніе не только извинительно, но и понятно.
   -- Стало быть вы наслѣдникъ всего состоянія?-- спросила Паула.
   Фабрицій, не смотря на всю свою силу воли, слегка покраснѣлъ.
   -- Прямой.... законный наслѣдникъ -- да.... предполагая, конечно, что не осталось духовнаго завѣщанія... Но надѣюсь, что вы не можете считать меня способнымъ воспользоваться положеніемъ, въ которое я поставленъ обстоятельствами....-- Цифра состоянія дяди была страшно преувеличена, и самъ Жакъ Лефевръ былъ въ полномъ заблужденіи на этотъ счетъ...-- Я оцѣниваю наслѣдство въ три милліона...-- и раздѣлю его на двѣ части...-- одну изъ нихъ я передамъ кузинѣ.... Что же касается Жанны, если она придетъ въ себя....
   -- Въ этомъ не сомнѣвайтесь, прервалъ его Жоржъ,-- г-жа Деларивьеръ не останется сумасшедшею...
   -- Дай Богъ!-- продолжалъ спокойно Фабрицій. Въ такомъ случаѣ, я буду считать себя ея сыномъ... и она будетъ жить со мною...
   -- Извините, милостивый государь, возразилъ докторъ,-- сдѣлавшись мужемъ ея дочери, я буду настоящимъ ея сыномъ и буду имѣть право удержать ее у себя....
   Фабрицій улыбнулся.
   -- Будьте увѣрены, сказалъ онъ, что никакихъ споровъ относительно этого не возникнетъ между нами. Пускай только Жанна выздоровѣетъ.... пусть будетъ счастлива.... и живетъ, чтобы любить насъ....
   -- И помогать намъ въ нашемъ мщеніи!-- сказала Паула серьезнымъ тономъ, заставившимъ вздрогнуть Фабриція, у котораго морозъ пробѣжалъ по кожѣ....
   

LXV.

   И такъ любовь не смягчила твердой желѣзной воли Паулы, не терявшей изъ виду ни на одну минуту своего стремленія -- отомстить за брата.
   Фабрицій подавилъ свое нервное возбужденіе и сказалъ самымъ естественнымъ тономъ:
   -- Стало быть, милая Паула, вы все еще думаете, что содѣйствіе Жанны будетъ вамъ очень полезно для осуществленія вашего намѣренія?
   -- Да, все еще думаю, и увѣрена въ этомъ болѣе чѣмъ когда либо! Жанна, выздоровѣвъ, внесетъ свѣтъ въ тьму, окружающую насъ....
   Вотъ почему а писала г-ну Деларивьеръ, чтобы онъ увѣдомилъ меня по телеграфу о мѣстѣ ея пребыванія.... чего онъ однакоже не сдѣлалъ.
   -- Мы не получали этого письма....-- возразилъ Фабрицій: вѣроятно оно пришло послѣ нашего отъѣзда....-- Но кто вамъ сообщилъ тайну, которую дядя хотѣлъ скрыть отъ всѣхъ... кто сказалъ, вамъ что Жанна сумасшедшая?...
   -- Докторъ Вернье....
   -- Какъ онъ узналъ?...
   -- Вы не угадываете?
   -- Нѣтъ.... Это представляется мнѣ какою-то неразрѣшимой загадкою....
   -- Слушайте же... И Паула поспѣшно разсказала о своемъ первомъ визитѣ доктору Вернье, о своемъ удивленіи, когда она узнала, что несчастная женщина, сошедшая съ ума въ Мелюнѣ, въ гостинницы Большой Олень, вслѣдствіе страшнаго зрѣлища, представившагося ей, была г-жа Деларивьеръ; о ихъ напрасныхъ розыскахъ, объ идеѣ встать въ главѣ больницы, о покупкѣ Отейльскаго заведенія, о ихъ обоюдной радости при находкѣ тамъ Эдмеи и ея матери, объ убѣжденіи доктора, что онъ вылечитъ Жанну и ихъ твердой увѣренности узнать отъ него имя человѣка, кровавая смерть котораго потрясла ея разсудокъ, и открыть такимъ образомъ настоящаго убійцу Фредерика Бальтусъ....
   Фабрицій, слушая этотъ разсказъ, съ трудомъ сохранялъ видъ глубокаго, но спокойнаго вниманія.
   Онъ чувствовалъ, что блѣднѣетъ и дрожитъ; чувствовалъ, что по временамъ переставало биться его сердце и кровь леденѣла въ жилахъ.
   -- Мы потерпѣли много разочарованій... сказалъ докторъ Вернье, когда Паула окончила.-- Мы думали-было, что можно обойтись безъ содѣйствія Жанны....
   -- Въ самомъ дѣлѣ!-- промолвилъ невнятно Фабрицій съ замираніемъ сердца. Стало быть, у васъ была путеводная нить въ рукахъ?
   -- Намъ казалось по крайней мѣрѣ, что мы имѣемъ ее....
   -- Что же это была за нить?--... указаніе какое нибудь?... свидѣтель?....
   -- Это указаніе, этотъ свидѣтель, если хотите, былъ револьверъ, служившій убійцѣ для совершенія его преступленія.
   Какъ ни велико было самообладаніе Фабриція, однакоже онъ поблѣднѣлъ, какъ мертвецъ, и чуть не упалъ.
   Съ трудомъ могъ онъ произнести слабымъ, безвучнымъ голосомъ:
   -- У васъ этотъ револьверъ?...
   -- Да....
   -- Развѣ онъ не былъ представленъ въ регистратуру съ прочими уликами?
   -- Былъ, но мелюнскій прокуроръ Республики, зная для чего онъ былъ намъ нуженъ, разрѣшилъ регистратурѣ выдать его намъ.
   -- Но для чего?... Что вы надѣялись извлечь изъ этого?
   -- Я разсчитывалъ, возразилъ Жоржъ, узнать отъ оружейника, у котораго былъ купленъ этотъ револьверъ, кому онъ продавалъ его...-- на рукояткѣ былъ гербъ, отсутствіе котораго было констатировано въ ассизномъ судѣ.... На этомъ гербѣ были вѣроятно начальныя буквы, и я надѣялся отыскать рѣщика....
   -- И что же? спросилъ съ сильнымъ волненіемъ Фабрицій...
   -- И что же?-- возразилъ докторъ,-- Аріаднина нить оборвалась въ моей рукѣ, не послуживъ ни къ чему... Оружейникъ, вслѣдствіе продажи въ 1870 г., во время войны, множества подобныхъ револьверовъ, не могъ дать мнѣ никакихъ свѣдѣній... И мои розыски были пріостановлены съ перваго шага....
   Фабрицій вздохнула, свободно.
   -- Милая Паула, сказалъ онъ, принудивъ себя улыбнуться:-- лихорадка мщенія, которую вы зажгли въ моихъ жилахъ, успокоилась-было нѣсколько, признаюсь; но вотъ она опять разгорается.... и я, не менѣе чѣмъ вы, жажду выясненія истины.... готовъ помогать вамъ всѣми силами... приказывайте что дѣлать, располагайте мною!
   -- Благодарю васъ, Фабрицій!-- отвѣтила молодая дѣвушка.-- Я знала, что могу разсчитывать на васъ....
   -- Такъ вы не сомнѣвались во мнѣ?
   -- Ни одной минуты....
   -- Я въ свою очередь теперь благодарю васъ!
   Потомъ Фабрицій продолжалъ, обращаясь къ Жоржу:
   -- А теперь, докторъ, я желалъ бы видѣть Эдмею и Жанну.
   -- Пойдемте къ нимъ....
   -- Оставьте здѣсь, другъ мой, вашу шляпу...-- возразила Паула.
   -- Зачѣмъ это?
   -- Затѣмъ, что Эдмея, видя этотъ крепъ, поняла бы сейчасъ несчастіе, поразившее ее.
   -- Вы правы, дорогая Паула.... вы обо всемъ думаете....
   И племянникъ банкира отправился съ открытой головою, въ сопровожденіи доктора и сироты къ Эдмеѣ.
   Жоржъ отворилъ дверь, и Фабрицій вошелъ.
   Эдмея, конечно, не ожидала внезапнаго появленія своего кузена, но тѣмъ не менѣе это появленіе не могло ее сильно удивить, такъ какъ ихъ возвращенія ожидали со дня на день...
   Но ее поразило то, что онъ былъ одинъ, и она, поблѣднѣвъ и поднявшись до половины на своемъ ложѣ, закричала замирающимъ отъ страха голосомъ:
   -- Отецъ!... гдѣ мой отецъ?... что вы съ нимъ сдѣлали?...
   Жоржъ бросился къ ней. Страшное волненіе, которое она испытывала, причиняло доктору глубокое безпокойство и внушало опасеніе, что болѣзнь ея возвратится.
   -- Милая Эдмея, сказалъ онъ:-- успокойтесь, умоляю васъ!-- никакого несчастій не случилось...-- Г-нъ Деларивьеръ не возвратился еще въ Парижъ, но онъ скоро возвратится.... Онъ скоро будетъ съ нами.
   Слова Жоржа и въ особенности его голосъ произвели на дѣвушку свое обыкновенное дѣйствіе.
   Она вдругъ успокоилась и, протянувъ свою бѣлую, почти прозрачную руку Фабрицію, проговорила едва внятно:
   -- Простите, что я невольно васъ такъ дурно приняла.... Я не могла совладѣть съ собою... На меня нашелъ страхъ... Я потеряла совсѣмъ голову.... Но я рада васъ видѣть, вы это знаете.... Объясните мнѣ замедленіе моего отца....
   Эдмея такъ сильно измѣнилась, что Фабрицій съ трудомъ узнавалъ ее; и такъ какъ онъ предполагалъ, что это болѣзненное состояніе и блѣдность происходили отъ медленнаго яда, даннаго ей Риттнеромъ, то подумалъ:
   -- Францъ лучше бы сдѣлалъ, убивъ мать и оставивъ эту...
   Потомъ отвѣтилъ:
   -- Это объясняется очень очень просто, милая кузина... дядюшка не хотѣлъ возвращаться во Францію, не кончивъ совершенно дѣлъ своихъ въ Нью-Іоркѣ.... И онъ прислалъ меня сюда съ порученіемъ извѣстить васъ о немъ, а его -- о васъ, что я и сдѣлаю сегодня же по телеграфу....-- Онъ прибудетъ на одномъ изъ первыхъ пароходовъ, отправляющихся изъ Нью-Іорка.... Это замедленіе не болѣе десяти или двѣнадцати дней.... Онъ покорился этой необходимости съ горемъ... и съ нетерпѣніемъ стремится самъ увидаться съ вами.
   -- Дорогой, милый папа!... пролепетала молодая дѣвушка.-- Вы сообщите ему, что мнѣ лучше... впрочемъ, нѣтъ... не нужно, чтобы онъ зналъ о моей болѣзни; но какъ сообщить ему, не приводя его въ отчаяніе, что положеніе моей бѣдной матери не улучшилось?
   Крупныя слезы, полились по щекамъ Эдмеи.
   -- Зачѣмъ вы плачете, моя малютка?-- сказала Паула съ нѣжнымъ упрекомъ.-- Докторъ ручается за выздоровленіе нашей бѣдной Жанны, и онъ конечно сдержитъ свое слово... Будьте же благоразумны и не представляйте себѣ будущаго въ такомъ мрачномъ свѣтѣ.
   Эдмея пролепетала:
   -- Вы, Паула, счастливы... Фабрицій возвратился...
   -- Но, отвѣтила послѣдняя съ улыбкою: вы также счастливы,-- и наше счастіе одинаково....
   Эдмея опустила голову.
   -- О! нѣтъ... сказала она:-- вы, другое дѣло...
   -- Почему же?
   -- Вы можете свободно любить Фабриція, милая Паула....-- Вы ни отъ кого не зависите.... между тѣмъ какъ я... кто знаетъ?...
   Молодая дѣвушка остановилась, опустивъ голову съ грустью.
   Фабрицій, по причинамъ весьма понятнымъ, старался пріобрѣсти симпатіи доктора Вернье, и потому сказалъ съ торжественнымъ видомъ:
   -- Моя обязанность, кузина, отвѣчать на вопросъ, который вы задали себѣ... Я имѣю право увѣрить васъ, что вы можете также, какъ и г-жа Бальтусъ, надѣяться найдти счастіе въ любви и не бояться запрета любить.
   -- Какъ?! спросила молодая дѣвушка, вдругъ ожившись,-- Фабрицій... Фабрицій... объяснитесь! что означаютъ ваши слова?...
   -- Это значитъ, милая кузина, что докторъ Вернье писалъ дядѣ о своей любви къ вамъ...
   -- О! воскликнула Эдмея, бросивъ на Жоржа выразительный взглядъ.
   -- И вашъ отецъ... продолжалъ Фабрицій.
   -- Мой отецъ!... повторила молодая дѣвушка, вся душа которой сосредоточилась во взглядѣ, остановившемся на устахъ Фабриція, продолжавшаго:
   -- И вашъ отецъ поручилъ мнѣ отвѣтить доктору Вернье, что онъ разрѣшаетъ ему любить васъ....
   

LXVI.

   Эдмея, услыхавъ этотъ отвѣтъ, который она считала продиктованнымъ ея отцомъ, не произнесла ни слова; но, взявъ за руки Жоржа и Паулу, начала опять плакать, и на этотъ разъ уже отъ радости и умиленія.
   -- Милая моя малютка, замѣтила Паула, наконецъ вы можете успокоиться на счетъ будущаго!
   -- Моя дорогая Эдмея... прошепталъ Жоржъ, моя невѣста... суженая моя...
   Потомъ, отвернувшись на минуту, пожалъ потихоньку руку Фабрицію.
   Въ эту минуту онъ далъ бы себя убить за меня! подумалъ Фабрицій, гордясь въ душѣ успѣхами своей выдумки...
   Эдмея, кроткое лицо которой сіяло радостью, пролепетала:
   -- Вы сказали мнѣ, кузенъ, что дней черезъ десять или двѣнадцать отецъ будетъ здѣсь?
   -- Да, милая кузина...
   -- Тѣмъ радостнѣе будетъ для меня увидать добраго папа и прижать его къ моему сердцу, что я не смѣла надѣяться...
   -- Почему же?...
   -- У меня были мрачныя предчувствія... Я видѣла дурные сны...
   -- Ваши сны и предчувствія доказывали только, что у васъ было лихарадочное состояніе... возразилъ Фабрицій.
   -- Это не все, продолжала молодая дѣвушка, многіе увѣряютъ, что Богъ даетъ иногда ясновидѣнія тѣмъ, которыхъ онъ лишаетъ разсудка... И видите-ли, моя бѣдная мать, вовремя одного изъ своихъ припадковъ бреда, имѣла страшное видѣніе... И теперь еще кровь стынетъ въ моихъ жилахъ при воспоминаніи о немъ... Ей снилось, что она среди океана, ночью, на кораблѣ, потрясаемомъ бурею, и тамъ, при блескѣ молніи и заревѣ пожара, она видитъ, что отца убиваетъ молодой человѣкъ...
   Фабрицій былъ очень силенъ и строго наблюдалъ за собою, но тѣмъ не менѣе задрожалъ при этихъ словахъ такъ, что зубы его застучали.
   -- Неправда-ли, кузенъ, это ужасно?... продолжала Эдмея: -- вы также поблѣднѣли...
   -- Это ужасно, дѣйствительно, и эти галлюцинаціи тетушки произвели глубокое впечатлѣніе на васъ...но факты должны теперь васъ успокоить... и нужно думать только о вашемъ выздоровленіи, чтобы дядя по своемъ возвращеніи нашелъ васъ съ розовымъ и улыбающимся лицомъ.
   -- Я все сдѣлаю, что нужно для этого, будьте увѣрены...
   -- Вы намѣрены возвратиться въ Нейльи?...
   -- О! нѣтъ! нѣтъ! Живо возразила молодая дѣвушка, остановивъ долгій взглядъ на Жоржѣ. До возвращенія отца я желаю остаться здѣсь... Нигдѣ не можетъ быть мнѣ лучше, какъ здѣсь! возлѣ моей матери... съ моей подругою и... моимъ... моимъ докторомъ.
   Тутъ вмѣшалась Паула.
   -- Она совершенно права, милый Фабрицій, сказала она, и я не допущу ее уѣхать отсюда.
   -- Пускай будетъ по вашему, какъ вы обѣ того желаете!...
   -- Это рѣшено, я остаюсь, возразила Эдмея; но я полагаю, что вы будете часто навѣщать насъ съ Паулою...
   -- О! всякій день, воскликнулъ съ жаромъ Фабрицій.
   -- Благодарю васъ, кузенъ, благодарю за Паулу и за себя...
   -- Милая Эдмея, сказалъ Жоржъ, мы оставляемъ васъ....
   -- Уже!!
   -- Да, вамъ нужно заснуть; а мы пойдемъ къ вашей матушкѣ...
   -- И такъ до вечера мосье Жоржъ, до скораго свиданія, кузенъ..
   -- Да скораго, малая кузина!... Паула отправилась съ обоими мужчинами въ комнату Ліанны, которая жила, какъ мы уже знаемъ, въ томъ же этажѣ павильона.
   Фабрицій былъ нѣсколько удивленъ, что сумасшедшая была переселена изъ своей прежней кельи, но онъ не выказалъ своего удивленія...
   Г-жа Деларивьеръ была спокойна. Она устремила на посѣтителей долгій безсмысленный взглядъ и, взявъ обѣ руку Паулы, прижала ихъ къ своимъ губамъ.
   Фабрицій нашолъ страшную перемѣну въ Жаннѣ со времени своего послѣдняго свиданія съ нею; щеки ея казались менѣе впавшими и блѣдными... синіе круги вокругъ вѣкъ уменьшились... складки у рта исчезли.
   Больная была очевидна близка къ выздоровлѣнію.
   -- Но о чемъ же думалъ Вигнеръ? спрашивалъ себя племянникъ банкира.-- Онъ долженъ былъ дѣйствовать въ особенности противъ Жанны?-- Какъ онъ этого не понялъ?
   -- Съ тѣхъ поръ, какъ управляю заведеніемъ, я перевелъ г-жу Деларивьеръ въ эту комнату..-- сказалъ Жоржъ, по видимому ей тутъ нравится, и непосредственное сосѣдство съ дочерью драгоцѣнно для нея...
   -- Вы не запираете ее?...
   -- Никогда.
   -- Вы оставляете ее одну?
   -- Часто... почти всегда.
   -- Даже ночью?
   -- Даже ночью,-- да.
   -- Развѣ вы не боитесь, что она убѣжитъ, или надѣлаетъ тревога въ заведеніи?
   -- Не имѣю никакого основанія опасаться этого.
   -- Вы, можетъ быть, не знаете, что въ началѣ своей болѣзни, въ припадкѣ бѣшенства, она чуть не убила дочь на глазахъ дяди и на моихъ собственныхъ.
   -- Знаю...
   -- Развѣ не можетъ повториться такая вещь?
   -- Нѣтъ,-- эти припадки прошли совершенно... они измѣнили свой опасный характеръ... сумасшествіе ея теперь перешло въ тихую меленхолію....
   -- Примите, любезный докторъ, мое искреннее поздравленіе, сказалъ Фабрицій:-- вы сдѣлали очень много, и я не сомнѣваюсь болѣе въ ея исцѣленіи.
   -- Я также надѣюсь, возразилъ Вернье, и ожидать этого намъ придется очень не долго, если только рѣшительный опытъ, на который я разсчитываю, будетъ удаченъ....
   Фабрицій хотѣлъ было спросить, на какой опытъ докторъ разсчитывалъ, но не успѣлъ, такъ какъ Жоржъ долженъ былъ идти въ главный корпусъ, чтобы навѣстить больныхъ, положеніе которыхъ его особенно озабочивало; и потому онъ вышелъ вмѣстѣ съ нимъ и Паулою изъ комнаты Жанны. Въ саду докторъ оставилъ ихъ вдвоемъ, и молодая дѣвушка, опершись на руку своего жениха, сосредоточилась сама въ себѣ и предалась счастливымъ мечтамъ.
   Онъ же, между тѣмъ, говорилъ самъ себѣ:
   -- Непониманіе или нежеланіе Риттнера испортили все дѣло!!-- Теперь опасность грозитъ со стороны Жанны и Паулы.... Нужно, чтобы послѣдняя прекратила свои розыски....-- 'Нужно, чтобы первая осталась сумасшедшею.... Для достиженія этой двойной цѣли, что же слѣдуетъ предпринять?-- овладѣть одною и уничтожить другую! отвѣтилъ онъ самъ себѣ.
   Племянникъ банкира долженъ былъ, какъ мы уже знаемъ, обѣдать въ Отейльской больницѣ, и обѣдъ этотъ продолжался до половины десятаго.
   Въ десять часовъ нужно было разстаться.
   Паула разсчитывала отправиться на другой день въ Мелюнъ, чтобы убѣдиться собственными глазами, что люди ея не запустили парка и виллы въ ея отсутствіе.
   -- Не желаете ли вы пріѣхать за мною завтра сюда, чтобы отвезти меня домой?-- спросила она, протянувъ руку Фабрицію.
   -- Желаю ли? возразилъ онъ, надѣюсь, что вы не сомнѣваетесь въ этомъ!
   -- Почти не сомнѣваюсь, признаюсь....
   -- И такъ до завтра, милая Паула, и навсегда...
   -- До завтра и навсегда.... повторила она.
   Въ одиннадцать часовъ Фабрицій былъ въ Нейльи.
   -- А! докторъ Вернье, сказалъ онъ себѣ дорогою,-- вы идете даже въ мелюнскій судъ разыскивать доказательствъ!-- это слѣдуетъ принять къ свѣдѣнію! Если вы также опасны, тѣмъ хуже для васъ!
   Лоранъ ожидалъ въ сѣняхъ своего господина.
   -- Идите со мною, сказалъ ему молодой человѣкъ, и камердинеръуправляющій пошелъ впереди со свѣчкою въ рукахъ.
   Въ тотъ самый моментъ, когда Фабрицій позвонилъ у рѣшетки виллы, Клодъ Марто, еще бодрствовавшій въ своемъ павильонѣ безъ огня и курившій трубку, вышелъ поспѣшно и, крадучись безъ всякаго шороха, приблизился къ дому.
   Мракъ скрывалъ его совершенно. Онъ увидалъ, что Фабрицій вошелъ и услыхалъ приказаніе, данное Лорану.
   -- Настала минута.... подумалъ онъ, я узнаю наконецъ сообщникъ ли господина лакей....
   Комната Фабриція была внизу -- мы это знаемъ уже,-- но нужно замѣтить, что на виллѣ Нейльи, благодаря ея мѣстоположенію въ нижній этажъ вело крыльцо съ нѣсколькими ступенями, какъ бы въ бельэтажъ; такимъ образомъ окно комнаты Фабриція находились на высотѣ двухъ или двухъ съ половиной метровъ надъ уровнемъ клумбъ, усѣянныхъ цвѣтами.
   Клодъ Марто, прыгая какъ ягуаръ, прошелъ къ заднему фасаду дома, обхватилъ] своими мускулистыми руками и крѣпкими колѣнями каштановое тридцатилѣтнее дерево и изчезъ въ нѣсколько секундъ въ чащѣ листьевъ, что доказывало, что онъ не забылъ своего матросскаго ремесла.
   

LXVII.

   Едва успѣлъ Клодъ Марто исполнить этотъ маневръ, дѣлавшій честь гибкости его членовъ, какъ вдругъ блеснулъ огонь въ одномъ изъ оконъ нижняго этажа, напротивъ того самаго мѣста, гдѣ, усѣвшись на крѣпкую вѣтвь, ex-матросъ приготовился наблюдать.
   Онъ проползъ, какъ змѣя, къ самой оконечности этой вѣтви, едва сгибавшейся подъ тяжестью его тѣла, и очутился очень близко отъ окна, находившагося нѣсколько ниже его.
   Поднятые занавѣсы позволяли ему видѣть внутренность комнаты, въ которую вошелъ Фабрицій съ Лораномъ.
   Чудный вечеръ слѣдовалъ за жаркимъ днемъ.
   Атмосфера, пропитанная благоуханіемъ и электричествомъ, была Удушлива и могла разразиться грозою.
   Фабрицій, походивъ нѣсколько минутъ взадъ и впередъ по комнатѣ, вдругъ остановился и указалъ жестомъ Лорану, поставившему подсвѣчникъ на столъ, на окно.
   Клодъ Марто нахмурилъ брови.
   -- Неужели этотъ негодяй замѣчаетъ мое присутствіе? спросилъ онъ себя. Но для этого нужно было бы, чтобы онъ видѣлъ ночью такъ же хорошо, какъ кошка.... Чортъ возьми! это было бы слишкомъ чудно!... Но для такого человѣка все возможно....
   Впрочемъ, эти размышленія продолжались не долго.
   Лоранъ подошелъ къ окну и, отворивъ обѣ половники, возвратился къ своему господину.
   -- Слава Богу! подумалъ матросъ, онъ хотѣлъ только провѣтрить свою каюту.... Отлично!! Я не только увижу, что тамъ будетъ дѣлаться, но и услышу, что они будутъ говорить... Ай да патронъ!... какъ онъ внимателенъ ко мнѣ!...
   Фабрицій опустился въ большое кресло, возлѣ маленькаго стола. По видимому онъ размышлялъ; нравственное утомленіе ясно выражалось на его лицѣ, на которое прямо падалъ свѣтъ свѣчки.
   Лоранъ ожидалъ молча.
   Вдругъ молодой человѣкъ поднялъ голову.
   -- Я хочу говорить съ вами, сказалъ онъ, и говорить о вещахъ весьма важныхъ.... Я хочу дать вамъ одно порученіе, для выполненія котораго нужны тактъ и большая скромность.... Однакоже я считаю васъ способнымъ исполнить его.
   -- Вы дѣлаете мнѣ честь, сударь! возразилъ съ гордостью Лоранъ.
   -- Вы мнѣ вполнѣ преданы, не такъ ли? продолжалъ Фабрицій.
   -- Преданъ-ли я вамъ, сударь!... Я думаю!-- Я слишкомъ дорожу выгодами моего положенія, чтобы позволить себѣ быть неблагодарнымъ....
   -- Я сообщилъ вамъ о смерти дяди, сказалъ гдѣ находится его дочь и женщина, которую считали его женою....-- безполезно, я полагаю, напоминать вамъ, что вы не должны говорить объ этомъ ни слова.
   -- Совершенно безполезно, сударь, я нѣмъ....
   -- Мать и дочь... подумалъ Клодъ Марто. Ихъ прячутъ гдѣ-то... Нужно будетъ узнать гдѣ именно....
   Фабрицій продолжалъ:
   -- Если бы васъ стали спрашивать относительно моей кузины, которую видѣли здѣсь, то оставайтесь глухи....
   -- Довольно, сударь.... я скажу, что дѣла моего господина и родныхъ его не касаются меня....
   -- Если бы стали спрашивать меня, вы скажете, что я въ отсутствіи и время моего возвращенія не извѣстно.
   -- Слушаю, сударь.
   -- Я не хочу никого принимать, кромѣ одной молодой дамы, имя которой вы легко запомните.... м-зель Паула Бальтусъ....
   -- Мадмоазель Паула Бальтусъ.... повторилъ Лоранъ, приложивъ палецъ ко лбу.-- Буду помнить....
   -- Эта молодая женщина можетъ явиться неожиданно....-- И я желаю, чтобы она была здѣсь въ мое отсутствіе какъ дома....
   -- Понимаю... промолвилъ Лоранъ съ улыбкою, которой старался придать лукавый видъ.
   -- Будемъ надѣяться, что сестра убитаго г. Бальтусъ не будетъ являться сюда часто!... проворчалъ про себя матросъ.
   -- Теперь, продолжалъ Фабрицій, погоримъ о нашемъ матросѣ.
   -- О Клодѣ Марто, сударь?
   -- Да.
   -- По моему глупому разумѣнію, это обѣщаетъ быть весьма интереснымъ! подумалъ старый морякъ.
   -- Вы мнѣ очень хвалили этого человѣка?
   -- Конечно хвалилъ, сударь, и эти похвалы вполнѣ заслужены.
   Клодъ улыбнулся, сказавъ себѣ:
   -- Я положительно въ милости у г. Лорана.-- Невозможно сомнѣваться въ этомъ.
   -- И такъ, продолжалъ Фабрицій, вы не можете его ни въ чемъ упрекнуть съ тѣхъ поръ, какъ онъ здѣсь?
   -- Ни, ни, вотъ настолько нельзя упрекнуть, сказалъ Лоранъ, подпустивъ подъ ноготь кончикъ своего пальца.
   -- Вы большіе друзья съ нимъ?...
   Бывшій камердинеръ надулъ щеки и, принявъ важную позу, отвѣтилъ:
   -- Добрые друзья, сударь, да; но безъ всякой фамильярности...--. Я не желаю компрометировать своего званія управляющаго неумѣстнымъ товариществомъ съ подчиненными...
   Клодъ Марто пожалъ плечами и изъ устъ его вырвалось:
   -- Погоди же, негодяй!...
   -- Вы часто разговариваете? спросилъ Фабрицій.
   -- О! весьма часто.... Онъ преуморительный субъектъ.... нужно отдать ему справедливость! Онъ разсказываетъ такія смѣшныя исторіи....
   -- А! онъ разсказываетъ исторіи.... повторилъ молодой человѣкъ, смотря прямо въ лицо своему собесѣднику,-- а какого рода его исторіи?...
   -- Разные матросскіе анекдоты, которыхъ у него большой запасъ..
   -- Онъ такъ забавенъ, вѣроятно, когда пьянъ?
   -- Съ тѣхъ поръ какъ онъ здѣсь, я никогда не видалъ его пьянымъ... даже на-веселѣ.
   -- Это весьма удивительно.
   -- Однакоже это сущая правда... даю вамъ честное слово, сударь.
   -- Онъ имѣлъ репутацію неисправимаго пьяницы.... Стало быть онъ очень измѣнился?...
   -- Нужно предполагать... Нынче онъ выпиваетъ только свою порцію.... ни капли больше.
   -- Разсказываетъ ли онъ вамъ о времени своего пребыванія въ Мелюнѣ, когда онъ вышелъ изъ флота?....
   -- Ни слова, сударь, объ этомъ.
   -- Не разсказываетъ ли анекдотовъ относительно недавней смертной казни одного убійцы?
   -- Нѣтъ, сударь...
   -- Все интереснѣе и интереснѣе становится дѣло, честное слово, подумалъ матросъ....
   Фабрицій умолкъ на нѣсколько минутъ и потомъ опять продолжалъ:
   -- Слушайте, Лоранъ, и слушайте съ полнымъ вниманіемъ...-- Этотъ Клодъ Марто обманываетъ васъ, какъ обманывалъ меня самаго.... это лукавѣйшій изъ лицемѣровъ!
   Управляющаго такъ удивляли слова его господина, что онъ слушалъ разиня ротъ, между тѣмъ какъ невидимый слушатель Фабриція ворчалъ сквозь зубы:
   -- Каналья!
   Молодой человѣкъ продолжалъ:
   -- Я получилъ на счетъ его самыя вѣрныя свѣдѣнія.... и свѣдѣнія самыя незавидныя.
   -- Возможно ли, сударь?
   -- Къ несчастію, слишкомъ возможно.... Къ тому же внезапное обращеніе такого завзятаго пьяницы, какъ Клодъ Марто, къ трезвости мнѣ также весьма подозрительно... Если онъ не напивается болѣе, такъ это потому, что въ пьяномъ видѣ онъ болтливъ.... а чувство самосохраненія побуждаетъ его наблюдать за собою, такъ какъ онъ скрываетъ страшныя тайны...
   -- Страшныя тайны!... повторилъ Лоранъ.
   -- Да...-- По видимому Клодъ Марто замѣшалъ въ дѣлѣ мелюнскаго убійства.... но судъ не нашелъ достаточныхъ доказательствъ чтобы арестовать его, и оставилъ его пока, въ ожиданіи новыхъ уликъ, на свободѣ....
   -- Какъ, сударь, -- воскликнулъ Лоранъ,-- онъ быть можетъ виновенъ!
   -- Виновенъ по крайней мѣрѣ въ сообщничествѣ чрезъ молчаніе.... прервалъ его Фабрицій. Онъ знаетъ обстоятельства, которыя могли бы открыть глаза правосудію, и онъ не сказалъ ничего.
   -- Злодѣй!
   -- Это не все еще....
   -- Ахъ! сударь, что же еще?...
   -- Несомнѣнно почти, что Клодъ Марто нашелъ на мѣстѣ преступленія неопровержимое доказательство противъ убійцы...-- И это доказательство онъ не представилъ; онъ бережетъ его и прячетъ неизвѣстно по какимъ таинственнымъ причинамъ...-- Не знаете-ли вы средства заставить его высказаться объ этой уликѣ противъ убійцы, по всей вѣроятности его сообщника?
   Лоранъ почесалъ за ухомъ, находясь, видимо, въ затруднительномъ положеніи.
   -- Что же вы молчите? спросилъ Фабрицій....
   -- Потому что не знаю что отвѣчать... Не могу придумать средства вытянуть изъ матроса то, чего онъ не желаетъ сказать...
   -- Однакоже средство это должно же существовать....
   -- Можетъ быть, только я то его не знаю.
   -- А я угадываю его.... Какъ бы ни былъ пьяница на-сторожѣ, но бываетъ минута, когда соблазнъ становится слишкомъ силенъ, чтобы онъ могъ устоять.
   -- Говорятъ такъ, и я полагаю, что это довольно вѣрно....
   -- Много-ли вы можете пить, Лоранъ, не теряя головы?
   -- Безъ хвастовства, сударь, голова у меня очень крѣпка.... Если вино хорошее, то я могу состязаться съ кѣмъ хотите.... никого не побоюсь...
   -- Вотъ это именно намъ и нужно.
   -- Тѣмъ лучше, сударь...
   -- Понимаете вы теперь мой планъ?
   -- Думаю, что начинаю понимать.
   

LXVIII.

   -- Чотъ возьми! ворчалъ про себя матросъ на своемъ деревѣ, я также понимаю!-- Не много нужно лукавства, чтобы выдумать такую штуку!
   -- Дѣло только въ томъ, продолжалъ Фабрицій, чтобы напоить Клода Марто до-пьяна, а самому сохранить сознаніе и ловко выспросить его.... Когда онъ потеряетъ голову, то будетъ вамъ отвѣчать....
   -- Можете, сударь, положиться на меня.... Я сдѣлаю все къ лучшему....
   -- Надѣетесь-ли успѣть?
   -- Разсчитываю, даже увѣренъ... Я вытяну изъ него.... узнаю, что онъ нашелъ, и разскажу вамъ все слово въ слово.
   -- Если вы успѣете, Лоранъ, то получите хорошее вознагражденіе..
   -- О! сударь, я не изъ интереса буду дѣйствовать!
   -- Постарайтесь не измѣнять до рѣшительной минуты вашего обращенія съ Клодомъ Марто.... Необходимо, чтобы онъ все болѣе и болѣе убѣждался въ вашей дружбѣ, или, скорѣе, въ томъ, что онъ успѣшно васъ надуваетъ....
   -- Можете быть спокойны, сударь, онъ ничего не заподозрить....
   -- Дѣйствуйте какъ можно скорѣе.
   -- Когда прикажете, сударь?...
   -- Завтра же....
   -- Слушаю....
   -- Меня не будетъ весь день дома... быть можетъ, даже не буду ночевать...-- и вы постарайтесь узнать тайну нашего матроса къ моему возвращенію.... Употребите всѣ средства, я уполномочиваю васъ вполнѣ....
   -- Узнаю, сударь, непремѣнно.
   -- Теперь еще нѣсколько словъ....-- Я хочу входить сюда свободно во всякое время, не тревожа никого, чрезъ калитку сосѣднюю съ рѣшеткою, или чрезъ ту, которая выходитъ на Сенскій бульваръ....-- Мнѣ нужны ключи.... Есть-ли у васъ двойные?
   -- Да, сударь, они спрятаны у меня въ комнатѣ....
   -- Подите, принесите мнѣ ихъ....
   -- Все равно.... я отдамъ вамъ изъ моей связки....
   -- Давайте.
   -- Вотъ они....
   Лоранъ отвязалъ два ключа, висѣвшіе на изломанномъ кольцѣ вмѣстѣ съ другими, и прибавилъ, указывая на большій ключъ:
   -- Вотъ этотъ отъ калитки, выходящей въ улицу Лонгшанъ.
   -- Хорошо... можете теперь идти... вы мнѣ болѣе не нужны.
   -- Нужно будетъ завтра васъ будить?
   -- Да, около семи часовъ.
   -- Вы будете завтракать дома?
   -- Нѣтъ.
   -- Въ каретѣ поѣдете, сударь?
   -- Да, распорядитесь, чтобы она была готова къ тремъ четвертямъ восмаго.
   -- Карета-понни?
   -- Нѣтъ, купэ.
   -- Желаю вамъ доброй ночи, сударь.
   -- Прощайте!
   Лоранъ вышелъ, низко раскланиваясь.
   -- А! а! куманекъ! подумалъ Клодъ Марто съ невыразимой игрою физіономіи. Такъ завтра будетъ наше состязаніе въ пьянствѣ и вы заставите меня выболтать мои тайны!... Чортъ возьми, посмѣемся же мы, постой!!
   Едва управляющій вышелъ изъ комнаты, какъ Фабрицій, принявшій вдругъ озабоченный видъ, всталъ со своего кресла и принялся чего то искать въ комнатѣ, открывая послѣдовательно одинъ за другимъ всѣ ящики и шкафы...
   Лоранъ заботливо разложилъ всѣ вещи, взятыя имъ въ улицѣ Клиши.
   Бѣлье было уложено въ шкафахъ,-- платье развѣшено на вѣшалкахъ туалетнаго кабинета, книги разложены въ библіотекѣ.
   Оружіе было развѣшено на стѣнѣ по обѣимъ сторонамъ камина, мраморъ котораго исчезалъ подъ множествомъ довольно дешевыхъ игрушекъ, обметаемыхъ тщательно Лораномъ каждый день.
   Чѣмъ болѣе рылся Фабрицій въ разной мебели, тѣмъ безпокойнѣе становился.
   Отъ времени до времени онъ останавливался въ своихъ поискахъ, оборачиваясь направо и налѣво и пристально разсматривая всѣ уголки большой комнаты.
   -- Какого чорта онъ ищетъ? спрашивалъ себя Клодъ Марто, сильно заинтересованный.
   Фабрицій, сдѣлавъ жестъ нетерпѣнія, сказалъ громкимъ голосомъ:
   -- Куда дѣвалъ дуракъ Лоранъ это оружіе!...
   Матросъ вздрогнулъ.
   -- Это оружіе!... повторилъ онъ;-- онъ упомянулъ объ оружіи...
   Вдругъ молодой человѣкъ остановилъ свой взоръ на одной группѣ оружія, едва замѣченной имъ прежде и, приблизившись къ ней, принялся внимательно ее разсматривать.
   -- Вотъ оно! воскликнулъ онъ, протянувъ руку и снимая изъ этой группы револьверъ.
   Клодъ Марто слѣдилъ за всѣми его движеніями.
   -- Вотъ тебѣ на! замѣтилъ онъ. Револьверъ улицы Клиши.... револьверъ съ начальными буквами имени!-- Что онъ хочетъ дѣлать съ нимъ?
   Фабрицій поднесъ оружіе къ свѣчѣ и долго разсматривалъ маленькій серебряный гербъ, вдѣланный въ рукоятку.
   Губы его шевелились, но ночной наблюдатель не слыхалъ, чтобы изъ нихъ вылеталъ какой нибудь звукъ.
   Спустя двѣ или три минуты онъ положилъ оружіе на столъ, направился къ шкафу, ключъ отъ котораго былъ у него въ карманѣ, отворилъ его, и вынувъ оттуда чемоданъ, который поставилъ возлѣ револьвера, сѣлъ.
   -- Сколько лукавства и хитрости! подумалъ Клодъ Марто. Что-то онъ вынетъ оттуда?
   Отвѣтъ на этотъ вопросъ послѣдовалъ немедленно. Фабрицій зло жилъ въ замокъ миніатюрный ключикъ, пожалъ пружину и, запустивъ руку въ отворившійся чемоданъ, вытащилъ оттуда связки чековъ, векселей, облигацій и банковыхъ билетовъ.
   -- Экая пропасть! Господи, Господи!-- прошепталъ съ глубокимъ изумленіемъ ослѣпленный всѣмъ этимъ богатствомъ матросъ. Чортъ возьми!-- да онъ обокралъ парижскій банкъ, или убилъ и обокралъ Дядю!
   Племянникъ банкира запустилъ вторично руку въ чемоданъ и вытащилъ оттуда съ полдюжины маленькихъ мѣшковъ, завязанныхъ простыми бичевками, которыя сейчасъ же развязалъ, и высыпалъ изъ нихъ на столъ кучи новенькихъ червонцевъ; блескъ ихъ какъ будто отразился въ его глазахъ и онъ перебиралъ ихъ съ наслажденіемъ скупца и расточителя.
   Глухой гнѣвъ кипѣлъ въ груди матроса, ворчавшаго про себя:
   -- Ахъ! злодѣй!! злодѣй!! воръ и убійца!!
   Фабрицій пересталъ перебирать золото судорожно сжимавшимися пальцами, и принялся опять опоражнивать чемоданъ.
   Онъ вытащилъ оттуда еще нѣсколько пачекъ цѣнностей и маленькую связку бумагъ, которыя внимательно началъ разсматривать.
   Одна изъ нихъ была съ штемпелемъ вверху на лѣвомъ углу; молодой человѣкъ развернулъ ее и съ улыбкою, или скорѣе съ гримасою, приподнявшею его губы, прочитала, вслухъ слѣдующія слова:

"Это мое духовное завѣщаніе".

   Клодъ содрогнулся отъ негодованія и чуть-чуть не выдалъ своего присутствія на деревѣ крикомъ бѣшенства, кипѣвшаго въ немъ; однакоже воздержался.
   Фабрицій, положивъ духовное завѣщаніе г-на Деларивьера рядомъ съ револьверомъ, собралъ и уложилъ всѣ сокровища и бумаги въ ящикъ бюро, которое тщательно заперъ на два оборота; потомъ возвратился къ столу, бросилъ пустой чемоданъ въ уголъ комнаты и, взявъ гербовую бумагу, прочиталъ ее, но уже про себя, а не вслухъ.
   Окончивъ чтеніе, поднялъ голову съ видомъ дикаго торжества, и воскликнулъ:
   -- Чрезъ минуту, дорогой и оплакиваемый дядюшка, я буду противъ вашей воли вашимъ единственнымъ наслѣдникомъ!...
   Вслѣдъ затѣмъ онъ поднесъ къ свѣчѣ уголъ листа, который сейчасъ же и загорѣлся; взявъ его за противоположный уголъ, онъ подошелъ къ окну и продолжалъ держать его надъ пустымъ пространствомъ.
   Увидѣвъ это, Клодъ Марто задрожалъ; до сихъ поръ онъ скрывался только благодаря мраку, теперь же пылавшая бумага, бросавшая яркій свѣтъ, освѣщала его фигуру.
   Фабрицію стоило только поднять глаза, чтобы увидѣть его -- и тогда все погибло.
   Но между тѣмъ какъ матросъ сдерживалъ дыханіе, воображая, что слышитъ самъ среди ночной тишины біеніе своего сердца, племянникъ банкира сосредоточилъ все свое вниманіе на медленно сгоравшемъ листѣ.
   Огонь уничтожилъ уже три четверти духовнаго завѣщанія, какъ вдругъ порывъ вѣтра раздулъ его и онъ коснулся пальцевъ Фабриція, который, почувствовавъ боль отъ обжога, выпустилъ бумагу, закружившуюся въ пространствѣ и упавшую у подножія каштановаго дерева, гдѣ внезапно пламя, пожиравшее ее, погасло.
   -- Пуфъ!.... проворчалъ матросъ, слѣдившій взоромъ за всѣмъ этимъ процессомъ.-- Чортъ побери! вотъ избавился-то отъ вѣрной бѣды! не надѣялся, признаюсь!... И, вздохнувъ полной грудью, продолжалъ впрочемъ свои наблюденія.
   Фабрицій, между тѣмъ возвратившись опять къ столу, взялъ револьверъ, положилъ его въ боковой карманъ, пошелъ къ двери и скоро исчезъ.
   -- Все болѣе и болѣе усложняется дѣло!-- подумалъ Клодъ Марто.-- Куда онъ понесъ это оружіе?-- Я долженъ узнать это и узнаю!!... Не теряя ни минуты, онъ приблизился опять къ стволу дерева и спустился по немъ на землю.
   

LXIX.

   Съ быстротою стрѣлы Клодъ Марто пробрался сквозь чащу, прошелъ аллеи и очутился на лужайкѣ, напротивъ парадной двери виллы.
   Едва успѣлъ онъ спрятаться за кустъ растеній въ цвѣту, какъ эта дверь отворилась и Фабрицій вышелъ безъ шляпы изъ дома и поворотилъ направо.
   -- Ай-да диво! прошепталъ матросъ: онъ идетъ по направленію къ моему павильону! Ну, Клодъ Мартъ, на охоту!
   И снявъ башмаки и взявъ ихъ въ руку, онъ послѣдовалъ босикомъ за Фабриціемъ.
   Подъ подошвами негодяя хрустѣлъ песокъ и шумъ его шаговъ, хотя и онъ старался заглугапть ихъ, мѣшалъ ему слышать легкій шелестъ листьевъ, задѣваемыхъ слегка Клодомъ Марто. Небо было пасмурно, какъ мы уже сказали; большія облака бѣжали съ юга къ сѣверу и заслоняли дискъ луны, вслѣдствіе чего глубокая тьма: смѣнялась часто проблесками бѣловатаго луннаго свѣта. Приблизившись къ шалэ матроса, Фабрицій остановился, посмотрѣлъ на темныя окна и сталъ внимательно прислушиваться.
   -- Не думаетъ-ли онъ отдѣлаться отъ меня?-- спросилъ себя морякъ... Не для этого-ли онъ взялъ пистолетъ?
   Но, нѣтъ. Молодой человѣкъ не помышлялъ въ эту минуту ни о чемъ подобномъ.
   Кругомъ царствовало глубокое молчаніе.
   -- Они спятъ,-- сказалъ тихо Фабрицій, и пошелъ дальше.
   -- Клодъ Марто слѣдовалъ за нимъ. Племянникъ банкира приблизился къ маленькой калиткѣ, выходившей на Сенской бульваръ, и вложилъ въ замокъ одинъ изъ ключей, данныхъ ему Лораномъ за четверть часа предъ тѣмъ.
   Ключъ повернулся, калитка отворилась -- и Фабрицій направился къ берегу.
   Матросъ не могъ выйдти изъ парка, такъ какъ на открытомъ мѣстѣ онъ былъ бы сейчасъ замѣченъ Фабриціемъ, за которымъ однакоже онъ хотѣлъ непремѣнно слѣдить...
   -- Какъ быть? думалъ онъ, и скоро отыскалъ средство.
   -- Онъ уцѣпился обѣими руками за вершину низкой стѣны, ограждавшей владѣнія его врага, и поднялся на нее. Густыя вѣтви липы, скрестившись вокругъ, скрывали его совершенно.
   Въ этотъ моментъ луна находилась въ центрѣ свободнаго отъ облаковъ пространства и ярко блестѣла.
   Ея серебристые лучи падали на шлюпку и лодки, изъ которыхъ состояла флотилія, и придавали ихъ изящнымъ контурамъ удивительную рельефность.
   Сена съ очаровательнымъ, однообразнымъ журчаніемъ, плавно текла между берегами, покрытыми дерномъ.
   По сюренскимъ холмамъ, у подошвы Монъ Валеріанъ проходилъ изъ Версали желѣзнодорожный поѣздъ, выбрасывая клубы бѣлаго, серебрившагося издали дыма.
   На другой сторонѣ Сены лаяла сторожевая собака.
   Фабрицій остановился возлѣ самой верхней ступени пристани и окинулъ быстрымъ взоромъ окрестность.
   Никого было не видно отъ рѣшетки Булонскаго лѣса до курбвуаскаго моста, т. е. въ предѣлахъ, далѣе которыхъ взоръ не могъ проникать.
   Уединеніе казалось абсолютнымъ.
   Молодой человѣкъ, успокоившись, вынулъ изъ кармана револьверъ.
   Клодъ Марто, не терявшій, какъ можетъ представить себѣ читатель, изъ виду ни одного движенія своего противника, подумалъ въ эту минуту:
   -- Чортъ побери! Если бы ему вздумалось застрѣлиться, избавилъ бы гильотину отъ лишней работы!-- Но побьюсь объ закладъ ста су противъ пяти сантимовъ, что у него и въ помышленіи этого нѣтъ!
   Дѣйствительно злодѣй не помышлялъ объ этомъ.
   Клодъ увидалъ наконецъ, что онъ поднялъ руку надъ головою и бросилъ съ силою что-то въ воду.
   Потомъ онъ услыхалъ характеристическій звукъ, происходящій какъ-бы отъ паденія въ воду камня.
   Въ то же время, позади шлюпки поднялись брызги, заблестѣвшія при луннымъ свѣтѣ какъ будто брилліанты.
   -- Хозяинъ отдѣлался отъ своего револьвера! сказалъ про себя Клодъ.-- Хитеръ ты, братъ; но матросъ хитрѣе тебя!!...
   Фабрицій, подождавъ съ минуту и оглядѣвшись опять направо и налѣво, вошелъ обратно въ паркъ и, заперевъ тщательно за собою калитку, направился къ виллѣ.
   Клодъ на этотъ разъ не послѣдовалъ за нимъ; но чрезъ нѣсколько минутъ слѣзъ со стѣны, пустился бѣгомъ къ своему павильону и, вбѣжавъ туда, зажегъ фонарь и вошелъ въ комнату, гдѣ крѣпкимъ сномъ спалъ маленькій Пьерръ.
   Матросъ, подойдя къ его постели и наклонясь надъ нимъ, прошепталъ ему на ухо:
   -- Ну, мальчуганъ, вставай!
   Пьерръ, пробужденный такъ внезапно, сѣлъ на своемъ ложѣ и сталъ протирать глаза.
   -- Ахъ! это вы, господинъ Клодъ... сказалъ онъ.
   -- Да... Ну, вставай же скорѣе!...
   -- Развѣ ужъ день?
   -- Нѣтъ, мой юнга; но отличный лунный свѣтъ, и я, гуляя на берегу, видѣлъ троекратный прыжекъ толстаго карпа, какъ будто нарочно дразнившаго меня, и сказалъ: "Постой же, я покажу тебѣ, что Клодъ Марто знаетъ тонко рыбацкое ремесло..." Такъ вотъ мы и пойдемъ, чтобы закинуть два или три раза сѣть.... Одѣвайся же скорѣе!
   -- Сейчасъ, г-нъ Клодъ... возразилъ мальчикъ, вставая съ своей постели и одѣваясь.
   Между тѣмъ Клодъ Марто, разговаривая такимъ образомъ съ Пьерромъ, снялъ съ вѣшалки неводъ, висѣвшій въ одномъ изъ угловъ комнаты.
   Потомъ, когда мальчикъ былъ готовъ, онъ сказалъ ему
   -- Поди безъ всякаго шуму и отвяжи рыбацкую лодку... тамъ дождись меня...
   -- Хорошо, г-нъ Клодъ.
   Матросъ вышелъ изъ павильона и, положивъ неводъ на траву, отправился волчьей походкою къ виллѣ; близъ каштановаго дерева, сидя на которомъ добился такихъ счастливыхъ результатовъ, онъ остановился.
   Окна комнаты Фабриція были теперь затворены; но въ комнатѣ виднѣлся еще свѣтъ.
   Малѣйшій шумъ или свѣтъ могли привлечь вниманіе молодаго человѣка и заставить его открыть окно. Клодъ ожидалъ. Прошло пять минутъ, десять... пятнадцать... И матросъ естественно раздражался отъ нетерпѣнія.
   Наконецъ свѣтъ потухъ... и онъ очутился въ два прыжка у самаго дерева. Въ эту минуту густыя облака затмили луну, лучи которой съ трудомъ проникли бы сквозь густую чащу листвы.
   Клодъ присѣлъ на корточки у подножья дерева, открылъ свой глухой фонарь и направилъ свѣтъ къ мѣсту, на которое упалъ лоскутокъ горѣвшаго листа, брошеннаго Фабриціемъ.
   Слабый свѣтъ фонаря далъ возможность матросу увидать нѣчто въ родѣ бѣлаго пятпа, рѣзко выдѣлявшагося на темпомъ дернѣ...
   Матросъ поспѣшно протянулъ къ этому пятну руку и поднялъ лоскутокъ бумаги, сгорѣвшей на три четверти.
   Этого-то обрывка онъ именно и искалъ; спрятавъ его въ карманъ, погасилъ фонарь, сдѣлавшійся не нужнымъ, и отправился поспѣшно къ рѣкѣ, гдѣ ожидалъ его юнга.
   Со дня открытія рыбной ловли Клодъ ежедневно упражнялся въ ней и всегда успѣшно.
   Его садокъ -- одинъ изъ тѣхъ большихъ ящиковъ съ отверстіями, которыя называются прибрежными сенскими содержателями ресторацій "лавками," былъ наполненъ отличной рыбою.
   Въ первый разъ онъ отправлялся на рыбную ловлю ночью, но конечно онъ имѣлъ на это свои причины.
   Юнга ожидалъ его, сидя на лавочкѣ, между тѣмъ какъ кольца, веселъ были твердо прикрѣплены къ желѣзнымъ уключинамъ.
   -- Ей! патронъ, -- закричалъ ему мальчикъ,-- все готово.... но съ тѣхъ поръ какъ здѣсь, я не видалъ ни одного карпа, выскакивающаго изъ воды.
   Клодъ Марто засмѣялся тѣмъ беззвучнымъ смѣхомъ, которымъ смѣялся Кожаный чулокъ, герой Купера, и, положивъ на лѣвое плечо неводъ, вскочилъ въ лодку и крикнулъ:
   -- Ну, малютка, какъ тебѣ нравится эта прекрасная ночь?
   -- Я нахожу, г-нъ Клодъ, что кататься поводѣ теперь прекрасно; но полагаю, что карпъ убрался такъ далеко, что поймать его намъ не удастся.
   -- Ты такъ думаешь?
   -- Да, думаю!
   -- Ну, если не поймаемъ его, такъ поймаемъ что нибудь другое.
   -- Что же именно?
   -- Ты сомнѣваешься?
   -- Я повторяю ваши слова только, г-нъ Клодъ... вы сами говорили мнѣ, что лунный свѣтъ разгоняетъ рыбу и что тогда возвращаешься съ пустыми руками.
   -- Ай-да славный мальчуганъ! проворчалъ матросъ, не забываетъ, что ему говорятъ, и пользуется уроками. Потомъ прибавилъ вслухъ:
   -- Это вѣрно; но та рыба, которую мы должны поймать, не боится луннаго свѣта... Вотъ увидишь сейчасъ.
   

LXX.

   -- Капая же рыба по боится свѣта? спросилъ Пьерръ, какъ она называется?
   -- Потерпи немного, отвѣтилъ матросъ, я тебѣ это скажу сейчасъ... ну, греби на средину рѣки, только тише, безъ шуму, и остановись въ четырехъ метрахъ отъ шлюпки.
   -- Хорошо, г-нъ Клодъ.
   Ребенокъ исполняла, всѣ приказанія своего патрона съ обычной быстротою и ловкостью, и судно, двинутое нѣсколькими взмахами веселъ на средину рѣки, остановилось позади красивой лодки, предназначенной для прогулокъ.
   Клодъ, забросивъ на плечо неводъ и держа одну часть его въ правой рукѣ, а другую въ лѣвой, согнулся въ дугу и ожидалъ въ этомъ положеніи, пока маленькій Пьерръ остановитъ лодку въ указанномъ мѣстѣ.
   Когда же они прибыли туда, онъ скомандовалъ:
   -- Стой! вотъ мы и у цѣли. Старайся удержаться здѣсь...
   Судно остановилось.
   Старый морякъ раскачался раза три всѣмъ корпусомъ и, остановись, принялъ позу, какъ будто приготовлялся нанести ударъ врагу въ голову.
   Раскачиваясь самъ, онъ раскачивалъ также и неводъ, и на третьемъ розмахѣ бросилъ его въ воду съ особенной замашкою свойственной только самымъ опытнымъ рыболовамъ.
   Сѣть округлилась въ воздушномъ пространствѣ, упала въ рѣку, образуя правильный кругъ, и затѣмъ, увлеченная тяжестью свинцовыхъ привѣсокъ, погрузилась въ воду.
   -- Тише... тише... промолвилъ тихо Клодъ. Сопротивляйся теченію.... не давай хода лодкѣ.
   -- Хорошо.
   И съ этими словами ребенокъ исполнилъ означенный маневръ.
   Глубина достигла около двухъ съ половиною метровъ въ томъ мѣстѣ, гдѣ былъ закинутъ неводъ, и потому Клодъ спустилъ около 3 метровъ веревки.
   -- Славно закинули, господинъ Клодъ!... сказалъ мальчикъ съ наивнымъ удивленіемъ.-- Сѣть образовала настоящій кругъ!
   -- И если рыба, которую я хочу поймать, подъ нею! возразилъ бывшій матросъ,-- больше я ничего не скажу тебѣ, мой кроликъ.... открой хорошенько свои глядѣлки....
   Клодъ Марто работалъ во время этого разговора и незамѣтно, избѣгая рѣзкихъ движеній, тянулъ мало по малу къ себѣ неводъ, лежавшій на днѣ.
   -- Чувствуете вы что нибудь? спросилъ Пьерръ.
   Матросъ не отвѣчалъ, размышляя, что въ этотъ самый моментъ онъ служитъ орудіемъ неумолимой судьбѣ.
   Ему казалось уже, что онъ видитъ это страшное, неопровержимое доказательство, которое надѣялся вытащить изъ сенскихъ песковъ.
   Пьерръ повторилъ:
   -- Хозяинъ, вы ничего не чувствуете?-- Трепещится ли что нибудь въ неводѣ?
   Клодъ почувствовалъ толчекъ и отвѣтилъ:
   -- Кажется, что такъ.
   -- Такъ тащите же скорѣе!
   -- Не торопись!... Я очень ошибусь, если не вытащимъ отличную какую нибудь рыбу.
   -- Того карпа, который прыгалъ?....
   -- Можетъ быть что нибудь получите даже, отвѣтилъ матросъ, продолжая тянуть къ себѣ неводъ.
   Когда двѣ трети были вытянуты изъ воды, онъ поднялъ весь неводъ однимъ взмахомъ руки и положилъ его въ лодку.
   Огромная рыба билась въ немъ и ударяла хвостомъ о полъ лодки.
   Мальчикъ хлопалъ въ ладоши.
   -- Это карпъ! карпъ! повторялъ онъ радостно..
   -- Ничего! ровно ничего! ворчалъ Клодъ, ощупывая всѣ мѣшки невода одинъ на другимъ!
   -- Да, какъ-же хозяинъ, ничего!... Смотрите, какъ она бьется...
   -- Молчи, мальга.... не эта рыба нужна мнѣ.
   Мальчикъ замолчалъ, не понимая ничего.
   -- Нужно начинать вновь... продолжалъ Клодъ Марто.-- Поднимемся вверхъ.-- На томъ же мѣстѣ?
   -- Нѣсколько лѣвѣе....
   Клодъ говорилъ сухимъ голосомъ, какъ человѣкъ недовольный и обманувшійся въ своихъ ожиданіяхъ, что казалось тѣмъ болѣе удивительнымъ Пьерру, что въ неводѣ было, кромѣ карпа, два, или три фунта мелкой рыбы.
   Матросъ бросилъ всю эту богатую добычу въ садокъ лодки, сложилъ неводъ и положилъ его опять на лѣвое плечо.
   Эта работа была дѣтской забавою для такого сильнаго молодца, какъ Клодъ; однакоже на лицѣ его выступилъ крупный потъ.
   Нетерпѣніе порождало въ немъ лихорадку.
   Пьерръ направилъ лодку къ задней части шлюпки.
   -- Хорошо ли намъ здѣсь?-- спросилъ онъ.
   -- Еще нѣсколько лѣвѣе.
   Сынъ г-жи Таландье налегъ на весла и поставилъ лодкувъ означенное положеніе.
   Неводъ, брошенный съ силою, раскинулся опять и упалъ какъ и въ первый разъ, образовавъ правильный кругъ.
   Клодъ не говорилъ болѣе, а нахмурилъ брови и указывалъ своему юнгѣ жестомъ, что онъ долженъ былъ дѣлать.
   -- На этотъ разъ, подумалъ Пьерръ, уже навѣрное мы ничего не захватимъ. Какъ ни глупа рыба, а все же не попадется два раза сряду на одномъ и томъ же мѣстѣ.
   Клодъ молча сталъ тянуть веревку, между тѣмъ какъ сердце его сильно билось и всѣ нервы отъ сильнаго волненія были напряжены.
   Онъ поднялъ неводъ и бросилъ, его на полъ лодки.
   Луна освѣщала окрестность полнымъ свѣтомъ, подъ лучами котораго не блестѣло, однакоже, чешуи въ неводѣ.
   -- Я былъ увѣренъ!-- промолвилъ мальчикъ,-- ни единой рыбки!...
   Клодъ, сидя на корточкахъ, ощупывалъ мѣшки невода трепещущими руками; и вдругъ изъ устъ его вырвалось торжественное восклицаніе.
   Онъ ощупывалъ твердый металлическій предметъ.
   -- Чортъ возьми! воскликнулъ онъ,-- наконецъ-то я держу его!...
   -- Что вы держите, хозяинъ? спросилъ съ любопытствомъ мальчикъ.
   -- Рыбу, которую хотѣлъ поймать!...
   -- Какую рыбу?-- продолжалъ Пьерръ, выпустивъ весла и прыгнувъ на задъ лодки.-- Щуку быть можетъ?... О! покажите мнѣ ее...
   -- Посмотри, вотъ на это лучше, возразилъ Клодъ, вытаскивая изъ невода револьверъ Фабриція, посмотри!... и скажи -- не чудная ли эта вещь!
   Мальчикъ схвативъ въ изумленіи оружіе и, разсмотрѣвъ его со всѣхъ сторонъ, пролепеталъ:
   -- Это пистолетъ!
   -- Да, пистолетъ, называемый револьверомъ и дѣлающій шесть выстрѣловъ....
   -- И вы искали его?
   -- Его именно!
   -- Какимъ образомъ вы узнали, что онъ былъ тутъ?
   Клодъ, подумавъ съ минуту, отвѣтилъ:
   -- Этотъ пистолетъ принадлежитъ г. Лорану, который далъ мнѣ его а я, по неосторожности, сегодня утромъ, когда возилъ барина къ мысу острова, уронилъ его въ рѣку.... Г. Лоранъ очень дорожитъ имъ, и потому я хотѣлъ, во что бы то ни стало, найти его.... Еслибы мнѣ не удалось достать неводомъ, я опустился бы самъ на дно.
   -- Къ счастію, вы успѣли....
   -- Да, къ счастію... но ни слова о нашей ночной ловлѣ, слышишь, малютка! мнѣ было бы очень непріятно, еслибы стали говорить, что я потерялъ эту игрушку и что я такой неловкій человѣкъ.
   -- Будьте покойны, хозяинъ.... я буду держать языкъ за зубами.... я не болтливъ, вы это знаете.
   -- Я знаю, что ты славный ребенокъ.... а теперь полооборота налѣво и причаливай къ пристани.
   -- Мы не будемъ болѣе ловить рыбы? спросилъ Пьерръ съ сожалѣніемъ.
   -- Нѣтъ, довольно на нынѣшнюю ночь...
   -- Жаль... намъ везло счастіе....-- впрочемъ хорошо и уснуть.
   Лодка причалила.
   -- Ступай отдыхать, юнга... сказалъ Клодъ Марто.
   -- Не нужно ли будетъ высушить и растянуть неводъ?
   -- Успѣешь и завтра утромъ.
   -- Какъ хотите, г. Клодъ.
   Минутъ черезъ пять мальчикъ закутывался въ свое одѣяло и съ наслажденіемъ сталъ засыпать.
   Клодъ же заперся въ своей комнатѣ, зажегъ маленькую лампу и, положивъ въ надежное мѣсто револьверъ, выпулъ изъ кармана своего жилета лоскутокъ бумаги, найденный имъ у подошвы каштановаго дерева, и принялся разбирать сохранявшіяся слова.
   Мы знаемъ, что отъ духовнаго завѣщанія не осталось почти ничего; пламя пожрало 5/6 строчекъ, написанныхъ г. Деларивьеромъ; но нѣкоторыя слова остались еще однакоже.
   Этихъ-то словъ и слѣдовавшей за ними подписи было достаточно, чтобы доказать, что уничтоженный актъ былъ духовное завѣщаніе и что Фабрицій Леклеръ, уничтоживъ его, прибавилъ еще одно преступленіе ко всѣмъ прочимъ.
   Но рядомъ съ убійствомъ похищеніе наслѣдства могло показаться легкимъ грѣхомъ.
   -- Все это пригодится, прошепталъ Клодъ, когда настанетъ день свести счеты, и кажется, что день этотъ близокъ.
   Онъ присоединилъ лоскутокъ гербовой бумаги къ разнороднымъ доказательствомъ, сохранявшимся уже у него, и, въ свою очередь, легъ въ постель.
   Но можемъ смѣло увѣрить читателя, что онъ не смыкалъ глазъ:
   

LXXI.

   Фабрицій Леклеръ долженъ былъ, если читатели наши помнятъ, пріѣхать за Паулою Бальтусъ въ Отейльскую больницу, чтобы отвезти ее въ Мелюнъ.
   Паула встала и одѣлась рано; она продолжала носить глубокій трауръ; по ея черный туалетъ былъ тѣмъ не менѣе очень изященъ.
   Перспектива провести цѣлый день въ обществѣ Фабриція придавала ея очаровательному, лицу счастливое выраженіе.
   Въ ожиданіи отъѣзда, она гуляла въ паркѣ съ докторомъ Вернье.
   Послѣдній казался сильно озабоченнымъ.
   -- О чемъ вы думаете, другъ мой? спросила его сирота.
   -- Я думаю, отвѣтилъ онъ, о грустныхъ во всѣхъ отношеніяхъ извѣстіяхъ, привезенныхъ намъ г-мъ Леклеръ. И въ этихъ извѣстіяхъ очень много такого, что меня крайне удивляетъ...
   Паула возразила:.
   -- Вамъ кажется страннымъ, что г-нъ Деларивьеръ не сдѣлалъ духовнаго завѣщанія въ пользу Жанны и Эдмеи?
   -- Да, признаюсь.... Я рѣшительно не могу понять, какъ этотъ честный человѣкъ, у котораго семейное чувство было сильно развито и который несомнѣнно любилъ всею душою свою подругу и дочь, не принялъ мѣръ для обезпеченія будущности этихъ двухъ бѣдныхъ женщинъ, которыхъ поставитъ его непредвидѣнная смерть въ самое двусмысленное и отчаясное положеніе....
   -- Это упущеніе, вы знаете, возразила сирота, извинительно до нѣкоторой степени.
   -- Почему?
   -- Фабрицій говорилъ намъ, что г-нъ Деларивьеръ, освободившись отъ узъ ненавистнаго брака, твердо рѣшился жениться на Жаннѣ въ самомъ скоромъ времени, и такимъ образомъ онъ узаконила; положеніе матери и дочери, и все состояніе должно было перейти къ нимъ безспорно... Г-нъ Деларивьеръ, не сомнѣваясь нимало въ скоромъ осуществленіи своего намѣренія, могъ естественно не позаботиться о духовномъ завѣщаніи.
   -- Дѣйствительно это весьма возможно, сказалъ Жоржъ; невѣроятнаго тутъ ничего нѣтъ, но тѣмъ не менѣе я не думаю этого.
   -- На чемъ же основывается ваще убѣжденіе въ противномъ?
   -- На данныхъ очень слабыхъ, но имѣющихъ въ моихъ глазахъ важное значеніе.-- Когда я лечилъ Жанну, въ Мелюнѣ, то наканунѣ роковаго дня, въ который она лишилась разсудка, я сѣлъ, чтобы прописать рецептъ, къ маленькому столику, на которомъ лежало нѣсколько писемъ, написанныхъ г-мъ Деларивьеръ въ то же утро.
   -- И что же?
   -- А то, что я прочиталъ машинально надпись одного изъ этихъ писемъ.
   -- Кому же оно было адресовано?
   -- Одному нотаріусу въ Парижѣ.
   -- Какому же именно?
   -- Я позабылъ его фамилію, но помню названіе улицы, напоминающей мнѣ первоначальное училище, въ которомъ я учился: улицы Луи ле Гранъ..
   -- Можно писать своему нотаріусу по разнымъ поводамъ.
   -- Конечно! потому я вамъ и говорю, что у меня слабыя данныя, но тѣмъ не менѣе мнѣ кажется, что г-нъ Деларивьеръ высказывалъ въ этомъ письмѣ свою послѣднюю волю.
   -- Почему вы не сказали вчера этого Фабрицію?
   -- Подумайте, можно-ли это было! воскликнулъ Жоржъ; это было немыслимо...
   -- Я не вижу, почему это было немыслимо.
   -- Я только что сказалъ, что люблю Эдмею и просилъ ея руки... Еслибы я высказалъ послѣ этого увѣренность въ существованіи духовнаго завѣщанія, то меня могли бы принять за искателя приданаго, и Богъ мнѣ свидѣтель, что моя единственная мечта -- это жениться на Эдмеѣ безъ всякаго состоянія... Я берусь обогатить ее co-временемъ моимъ трудомъ.
   -- Никто не сомнѣвается въ этомъ, любезный докторъ, и вы стоите настолько выше всякаго подозрѣнія, что я совѣтую вамъ нынче же сказать Фабрицію то, что передали мнѣ.
   -- Однакоже я все-таки не скажу теперь.
   -- А когда же?
   -- Подожду до тѣхъ поръ, пока сдѣлаюсь мужемъ Эдмеи.
   -- Да будетъ по вашему, другъ мой!-- Быть можетъ вы правы.-- Впрочемъ торопиться нечего, такъ какъ состояніе г-на Деларивьера во всякомъ случаѣ въ надежныхъ рукахъ, т. е. въ рукахъ Фабриція.
   -- Разумѣется, нельзя желать лучшаго опекуна, и г-нъ Леклеръ заслуживаете полнаго довѣрія.
   Говоря это, Жоржъ говорилъ не то, что думалъ.
   Инстинктивно вѣрилъ онъ въ существованіе духовнаго завѣщанія.
   Конечно, онъ не рѣшился бы утверждать, что Фабрицій зналъ о существованіи этого завѣщанія, и молчалъ въ виду своей выгоды.... Онъ едва осмѣливался сомнѣваться въ молодомъ человѣкѣ, котораго, какъ онъ зналъ, любила Паула, но который внушалъ ему невольное отвращеніе.
   Жоржъ, едва зная впрочемъ племянника банкира, былъ слишкомъ справедливъ и честенъ, чтобы поддаться своей безпричинной антипатіи; хитрый взглядъ Фабриція, его манеры казались ему не искренними, и онъ недовѣрялъ ему; но ни за что на свѣтѣ не согласился бы высказать своего недовѣрія.
   Послѣ минутнаго молчанія онъ продолжалъ:
   -- Г-нъ Леклеръ вамъ говорилъ, кажется, что онъ прибылъ въ Парижъ третьяго-дня вечеромъ?
   -- Да, говорилъ, возразила Паула; но почему вы меня спрашиваете объ этомъ?
   -- Потому, что я видѣлъ г-на Леклера прежде васъ въ тотъ день, или, скорѣе, вечеромъ въ день его пріѣзда, но забылъ вамъ сказать объ этомъ.
   Молодая дѣвушка сдѣлала жестъ удивленія.
   -- Вы видѣли Фабриція прежде меня?-- воскликнула она.
   -- Да.
   -- Гдѣ же?
   -- Въ улицѣ Тетбу, No 9.
   -- Что же онъ тамъ дѣлалъ?
   -- Разспрашивалъ привратника о г-нѣ Рене Жанселинъ....
   -- О родственникѣ той несчастной, которая здѣсь?
   -- О ея братѣ... О! какъ странны бываютъ иногда случайности!...
   Жоржъ разсказалъ вкратцѣ Паулѣ о всемъ случившемся въ улицѣ Тетбу и о своемъ удивленіи при видѣ на другой день въ больницѣ Фабриція, имени котораго онъ не зналъ.
   -- Дѣйствительно, прошептала молодая дѣвушка, встрѣча эта очень странна.... Позволите-ли вы мнѣ, прибавила она, спросить васъ, зачѣмъ вы сами разыскивали г-на Жанселппа?
   -- По очень простой причинѣ... Я хотѣлъ видѣть этого человѣка, разспросить его, постараться наконецъ узнать отъ него разрѣшеніе той загадки, заданной намъ его сестрою, т. е. почему она произноситъ въ своемъ бреду имя вашего несчастнаго брата....
   -- Причина основательная, дорогой докторъ!... Но Фабрицій не знаетъ этого Рене?...
   -- Онъ сказалъ, что не знаетъ; и я не имѣю причины подозрѣвать его въ неискренности.
   -- Вы говорили ему о Матильдѣ?
   -- Нѣтъ.
   -- Почему?
   -- Я не имѣлъ никакого права разспрашивать его такимъ образомъ. Ктому же, если онъ не знаетъ брата, то вѣроятно не знаетъ и сестры.
   -- Это разсужденіе, сказала Паула съ улыбкою, кажется мнѣ весьма не логичнымъ.
   -- Какъ такъ?
   -- Ни по возрасту, ни по опытности я не ребенокъ, продолжала молодая дѣвушка; я не могла такъ изолироваться отъ свѣта, чтобы не имѣть понятія о нѣкоторыхъ вещахъ.... Я знаю очень хорошо, что Фабрицій Леклеръ, котораго я люблю и который будетъ моимъ мужемъ, жилъ какъ живутъ всѣ молодые люди его лѣтъ, и я не желала бы, чтобы это было иначе.... Изъ нѣкоторыхъ вашихъ словъ я заключила, что г-жа Жанселинъ была.... кажется, женщина небезупречной нравственности... Я слыхала, что женщины такого рода, по остатку скромности, по инстинктивному смутному уваженію къ своимъ семействамъ, принимаютъ часто псевдонимы... Быть можетъ тоже было съ г-жею Жанселинъ.... быть можетъ братъ мой зналъ ее подъ прозвищемъ, принятымъ ею.... Быть можетъ самъ Фабрицій встрѣчалъ ее при тѣхъ же условіяхъ.
   -- Все это весьма возможно, и нѣтъ ничего легче, какъ убѣдиться въ этомъ.
   -- Какимъ образомъ?
   -- Поставить невзначай г-на Леклера лицомъ къ лицу съ этой несчастной женщиною.... Если онъ зналъ ее, ему трудно будетъ въ первый моментъ удивленія скрыть свое волненіе.... Но быть можетъ вы опасаетесь результата такого щекотливаго испытанія?
   -- Я, докторъ! но почему же бы я стала опасаться его, живо возразила Паула: у меня вовсе не такія узкія понятія, вѣрьте мнѣ! Прошедшее Фабриція не принадлежитъ мнѣ.-- Ревность въ прошломъ нелѣпая вещь!-- Въ настоящемъ ничто не возбуждаетъ моихъ подозрѣній, и я отношусь съ полнымъ довѣріемъ къ будущему.... И потому я принимаю вашу идею, которую нахожу безподобною. Да, мы невзначай сведемъ Фабриція съ г-жею Жанселинъ, и увидимъ -- знаетъ-ли онъ ее: въ такомъ случаѣ, не имѣя ничего болѣе скрывать отъ насъ, онъ разскажетъ намъ, быть можетъ, объ отношеніяхъ, существовавшихъ между этой женщиною и моимъ братомъ....
   -- А я узнаю, -- подумалъ Жоржъ, -- правду-ли сказалъ онъ мнѣ въ улицѣ Тетбу....-- и затѣмъ прибавилъ въ слухъ:
   -- Я къ вашимъ услугамъ, и мы сдѣлаемъ испытаніе, когда вамъ вздумается.
   -- Нынче же, предъ моимъ отъѣздомъ въ Мелюнъ....
   -- Рѣшено....
   Разговаривая такимъ образомъ, они приблизились къ павильону, и Жоржъ увидалъ Фабриція, выходившаго изъ кареты у рѣшетки улицы Рафетъ и направлявшагося въ ихъ сторону.
   -- Вотъ и самъ г-нъ Леклеръ, сказалъ онъ Паулѣ.
   -- Предоставьте все дѣло мнѣ, возразила молодая дѣвушка.-- Чрезъ нѣсколько минутъ мы будемъ знать, вѣрны-ли наши предположенія....
   

LXXII.

   Фабрицій поцѣловалъ руку Паулы, и пожалъ руку Жоржа съ самой дружескою искренностью.
   -- Вы уже готовы?-- сказалъ онъ молодой дѣвушкѣ, отвѣтившей ему съ улыбкою:
   -- Когда вы узнаете лучше мои привычки, то будете знать, что я встаю на солнечномъ восходѣ.... Свѣжесть утра кажется мнѣ очаровательною.
   -- Ну, что наши больныя, докторъ?-- спросилъ посѣтитель.-- Какъ онѣ чувствуютъ себя?
   -- Я не навѣщалъ ихъ еще сегодня, возразилъ Жоржъ; но нѣтъ никакого повода опасаться ухудшенія въ ихъ положеніи. Мы увидимъ ихъ сейчасъ же.-- Вамъ угодно, быть можетъ, пойти съ нами?
   -- Буду очень радъ; но полагаю, что м-ль Бальтусъ ожидала только моего пріѣзда, чтобы отправиться.
   -- О! спѣшить нечего... сказала Паула. Мы позавтракаемъ предъ отъѣздомъ.
   -- Въ такомъ случаѣ я пойду охотно съ вами.
   -- Такъ идемте, возразилъ Жоржъ, давно пора, и докторъ Шульцъ можетъ упрекнуть меня въ неакуратности.
   Фабрицій размышлялъ на ходу:
   -- Вѣроятно я увижу Матильду.... нужно наблюдать за собою!
   Помощникъ докторъ былъ на своемъ посту, и докторскіе визиты начались сейчасъ же.
   Хотя Жоржъ былъ недавно во главѣ заведенія, однакоже успѣлъ уже ввести значительныя и разумныя улучшенія въ содержаніи больныхъ.
   Многія изъ несчастныхъ существъ, находившихся въ его лечебницѣ, начинали ощущать счастливое вліяніе матеріальныхъ удобствъ, которыми онъ окружалъ ихъ.
   Паула, гордясь своимъ докторомъ, объясняла Фабрицію всѣ эти подробности, и послѣдній, желая болѣе чѣмъ когда либо снискать расположеніе Жоржа, осыпалъ похвалами всѣ улучшенія, сдѣланныя имъ.
   Они обошли послѣдовательно многихъ пансіонерокъ, и племянникъ банкира, не зная, гдѣ находилась Матильда и не имѣя возможности спросить объ этомъ, ожидалъ съ нетерпѣніемъ и тревогою момента, когда комната его бывшей любовницы отворится предъ нимъ.
   -- Если бы вдругъ Матильда узнала меня!... думалъ онъ,-- и морозь пробѣгалъ у него по кожѣ.
   Паула обмѣнялась съ Жоржемъ бѣглымъ взглядомъ. Сидѣлка отпирала комнату No 4.
   Эта келья была обита тикомъ, подбитымъ ватою и не заключала въ себѣ никакой мебели. Въ одномъ изъ ея угловъ лежали матрацы на коврѣ и служили ложемъ.
   Молодая женщина въ безпорядочномъ костюмѣ, съ распущенными волосами сидѣла на этихъ матрацахъ.
   Фабрицій узналъ въ ней сейчасъ же Матильду и почувствовалъ какое-то странное стѣсненіе въ сердцѣ; но мы знаемъ уже, что онъ былъ одаренъ необыкновенной силою воли, и потому ничто не обнаружило предъ взорами, наблюдавшими за нимъ, трепета его нервовъ...
   Ни одинъ мускулъ его лица не шевельнулся; онъ сохранилъ то выраженіе состраданія, которое придалъ своему лицу съ самаго начала визитовъ къ больнымъ.
   Жорже и Паула обмѣнялись опять взглядомъ, ясно выражавшимъ.
   -- Онъ положительне спокоенъ....-- онъ не знаетъ ея....
   Молодая женщина, услыхавъ шаги посѣтителей, обратилась къ двери, и при этомъ движеніи свѣтъ упалъ на ея искаженное блѣдное лицо. Ея безсмысленный, блуждающій взоръ остановился на Фабриціи со странною упорной неподвижностью, какъ будто не могъ болѣе оторваться отъ него.
   Она вдругъ вскочила, откинула обѣими руками свои распущенные волосы и такъ затряслась, что зубы ея застучали. Это продолжалось нѣсколько секундъ, потомъ она порывисто бросилась къ своему прежнему возлюбленному.
   Молодой человѣкъ не тронулся съ мѣста.
   Паула испугалась за него и закричала ему:
   -- Берегитесы сумасшествіе у этой несчастной переходитъ въ бѣшенство.
   -- Не бойтесь ничего.... отвѣтилъ Фабрицій, сердце котораго сильно билось, но который сохранялъ однакоже спокойный видъ. Я вовсе не въ опасности, такъ какъ имѣю способность укрощать сумасшедшихъ взглядомъ!
   Матильда остановилась въ двухъ шагахъ отъ него, протянула къ нему руку, касаясь почти его груди; потомъ губы ея зашевелились и она проговорила дикимъ, едва внятнымъ голосомъ:
   -- Двадцать тысячъ франковъ... Двадцать тысячъ франковъ.....
   Фредерикъ Бальтусъ былъ убитъ убитъ за двадцать тысячъ франковъ...
   Силы ея по видимому истощились, она стала пятиться шатаясь къ матрацамъ и, приблизившись, упала на нихъ почти безъ чувствъ.
   Фабрицій, услыхавъ слова, произнесенныя ею, почувствовалъ, что у него выступилъ на головѣ и на всемъ тѣлѣ холодный. потъ, приклеившій сорочку къ его дрожавшимъ плечамъ.
   Невыразимый ужасъ овладѣлъ имъ на нѣсколько секундъ и онъ чуть-чуть не выдалъ себя; но скоро Леклеръ побѣдилъ этотъ упадокъ нравственныхъ и физическихъ силъ. Напряженіемъ силы воли, къ какому едва ли былъ способенъ кто нибудь другой, онъ возвратилъ себѣ такое хладнокровіе, что могъ сказать Паулѣ почти спокойнымъ тономъ:
   -- Не представляется ли мнѣ, или дѣйствительно эта женщина происнесла имя вашего брата?
   -- Нѣтъ, не представляется --.... возразила Паула, -- она произнесла дѣйствительно его имя не правда ли, какъ это странно?
   -- Менѣе, чѣмъ вы думаете, быть можетъ, возразилъ смѣло Фабрицій.-- Какъ зовутъ эту женщину?
   -- Матильдою Жанселинъ.
   -- Не зналъ ли ее Фредерикъ?
   -- Я этого не знаю....
   -- Нужно было бы это узнать. Эти слова: Двадцать тысячъ франковъ.... Фредерикъ убитъ.... убитъ за двадцать тысячъ франковъ.... имѣютъ весьма таинственное значеніе.... Нѣтъ ли въ нихъ какого нибудь указанія, способнаго навести насъ на слѣдъ убійцы? Кто знаетъ? быть можетъ, это конецъ путеводной нити, представляющейся намъ случайно?...
   -- Увы! проговорила тихо Паула. Матильда сумасшедшая и не можетъ намъ отвѣчать.
   Жоржъ Вернье сказалъ:
   -- Я тоже думалъ, что и вы, любезный г-нъ Фабрицій... я пытался, но напрасно, разъяснить эту тайну.... теперь вы поймете, зачѣмъ я былъ въ улицѣ Тетбу; я хотѣлъ разспросить брата этой женщины.... вотъ почему, не найдя его, сталъ разспрашивать васъ о немъ.
   -- Къ несчастію, я не могъ сообщить вамъ ничего о немъ... отвѣтилъ Фабрицій; потомъ прибавилъ съ раздраженіемъ, какъ будто съ трудомъ сдерживаемымъ:-- И этотъ человѣкъ оставилъ не только Парижъ, но и самую Францію!!-- Это страшная неудача!! всѣ наши стараніи отыскать его будутъ напрасны!! И ничто не разъяснитъ намъ этой тайны, мы останемся по-прежнему въ полной неизвѣстности!!
   -- Не отчаивайтесь такъ скоро! воскликнулъ докторъ. Съ терпѣніемъ добьемся наконецъ...
   -- Вы думаете?
   -- Я убѣжденъ въ этомъ.
   Предсмертный холодный потъ выступилъ вторично на вискахъ племянника банкира.
   -- Г-нъ Фабрицій, сказала Паула послѣ нѣкотораго молчанія Матильда Жанселенъ принадлежала къ полу-свѣту, а вы вели такую жизнь, какую ведутъ всѣ богатые молодые люди:-- не знавали ли вы этой женщины хоть по виду?
   -- Нѣтъ...
   -- Но вы слыхали по крайней мѣрѣ о ней?....
   Фабрицій взглянулъ съ недовѣрчивостью прямо въ лицо Паулѣ, и ему показалось, что она смотритъ на него подозрительно:
   -- Никогда!-- возразилъ онъ наконецъ.
   -- Тѣмъ хуже! замѣтила молодая дѣвушка.-- Я и докторъ,-- мы предполагали, что вы могли встрѣчать ее въ извѣстномъ кругу, и предполагали также, что она знала "Фредерика.
   -- Дѣйствительно это объясняло бы все, живо возразилъ Фабрицій.-- Если она знала вашего брата, то убійство его должно было произвести на нее страшное впечатлѣніе. И въ сумасшествіи это впечатлѣніе усиливается и становится ея постоянной мыслью. Вѣдь это весьма правдоподобно, не правда ли, докторъ?
   -- Такъ правдоподобно, что сперва я былъ увѣренъ, что это была сущая истина....
   -- А теперь, вы этого не думаете болѣе?
   -- Не знаю....
   -- Что же вы предполагаете, наконецъ!.... Къ какому пришли заключенію?
   -- Ничего не предполагаю.... Ищу....
   Этотъ отвѣтъ прекращалъ сразу дальнѣйшіе разспросы, и Фабрицій не настаивалъ болѣе.
   Вся компанія вышла изъ комнаты Матильды, незамѣтившей ея изчезновенія.
   Время прошло скоро.
   -- Идемте къ Эдмеѣ и Жаннѣ, сказала Паула.-- Сейчасъ же послѣ этого визита мы позавтракаемъ и отправимся въ Мелюнъ....
   

LXXIII.

   Въ состояніи Эдмеи произошла большая перемѣна къ лучшему со вчерашняго дня, перемѣна, подававшая положительную надежду на исцѣленіе.
   Блѣдное лицо дѣвушки приняло розоватый оттѣнокъ; на устахъ появилась улыбка, біеніе сердца становилось правильно и нормально; лихорадка почти совсѣмъ изчезла.
   Эти счастливые симптомы были результатами спокойствія духа и спокойнаго сна ночью.
   -- Милая моя малютка, замѣтила Паула, цѣлуя Эдмею, я пришла сказать вамъ "до свиданья", а не проститься съ вами....
   -- И такъ вы рѣшили непремѣнно поѣхать?-- спросила дѣвушка.
   -- Да, моя дорогая....
   -- Съ кузеномъ Фабриціемъ?
   -- Съ нимъ....
   -- Когда-же вы возвратитесь?
   -- Фабрицій сегодня вечеромъ, а я -- завтра днемъ.
   -- Какъ покажется мнѣ время долгимъ! пролепетала Эдмея со вздохомъ.
   -- Мое отсутствіе продолжится очень не долго.... возразила Паула.-- Къ тому-же я оставлю вамъ нашу милую Жанну и нашего друга -- доктора.
   -- О! я знаю, что я не одна; но я такъ привыкла васъ видѣть возлѣ себя; привыкла видѣть вашу улыбку при каждомъ моемъ словѣ; привыкла, что вы угадываете мое малѣйшее желаніе,-- и эта привычка такъ сильна, что ваше присутствіе сдѣлалось для меня необходимымъ, какъ воздухъ, которымъ дышу; и мнѣ кажется невозможнымъ жить безъ васъ...
   -- Милая моя, крошка, какъ я люблю васъ!-- сказала Паула съ увлеченіемъ.
   -- По крайней мѣрѣ, возразила молодая дѣвушка, вы обѣщаете мнѣ не замедлить вашимъ возвращеніемъ?
   -- Вернусь завтра же, обѣщаю вамъ.
   -- Не привезете ли вы Фокса?
   -- Если хотите, пожалуй.
   -- О! пожалуйста привезите эту добрую собаку! Я такъ рада буду ее увидѣть! мнѣ такъ пріятно, когда она кладетъ свою умную голову на мои колѣни и смотритъ на меня своими кроткими и нѣжными глазами.
   -- Привезу.... До завтра, моя милая!...
   -- До завтра!...
   Паула, поцѣловавъ въ послѣдній разъ Эдмею, пошла къ Жаннѣ, которая также очень измѣнилась съ тѣхъ поръ, какъ Отейльской больницею сталъ завѣдывать Жоржъ Вернье и въ особенности со времени визита доктора В***.
   Она едва говорила и казалась погруженной въ глубокую и постоянную меланхолію.
   Эти симптомы нимало не пугали Жоржа.
   -- Милый докторъ, спрашивала его часто Паула, не находите ли вы, что Жанна въ мрачномъ настроеніи?
   -- Я ожидала" ее видѣть въ этомъ настроеніи.... отвѣчалъ онъ.
   -- И это не безпокоитъ васъ?
   -- Напротивъ.
   Фабрицій смотрѣлъ на Жанну съ большимъ вниманіемъ; наблюдалъ искаженіе, произведенное сумасшествіемъ въ этомъ лицѣ, все еще прекрасномъ однакоже.
   Въ то же время онъ разсматривалъ расположеніе ея комнаты, какъ будто намѣреваясь запечатлѣть ея планъ въ своей памяти.
   Вошла сидѣлка съ графиномъ, наполненнымъ напиткомъ, приготовляемымъ обыкновенно для больной, и поставила его на столъ возлѣ нея.
   Увидѣвъ этотъ графинъ, Жанна протянула къ нему руку съ просіявшимъ отъ удовольствія лицомъ.
   -- Пить.... промолвила она...-- Я хочу пить, у меня страшная жажда....
   Фабрицій вздрогнулъ.
   Слова и тонъ голоса Жанны напомнили ему неожиданно преступленіе, совершеное имъ такъ недавно въ каютѣ Альбатроса и бывшее почти отцеубійствомъ.
   Сидѣлка, наливъ въ большой стаканъ питья, принесеннаго ею, подала Жаннѣ, которая, схвативъ съ жадностью, осушила его сразу.
   -- Еще, сказала она, еще....
   -- Что это, простой лимонадъ? спросилъ Фабрицій.
   -- Нѣтъ, возразилъ Жоржъ, въ этомъ лимонадѣ есть лекарство.
   -- И вы даете его большими дозами?
   -- Г-жа Деларивьеръ выпиваетъ этого напитка два графина каждый день.
   -- Два графина! повторилъ съ изумленіемъ Фабрицій.
   -- Да.... я даю ей внутреннія средства и, вмѣсто того чтобы давать по ложкѣ чрезъ часъ или два лекарство, которое она принимала съ отвращеніемъ и сопротивленіемъ, я составилъ питье пріятное для вкуса и содержащее въ себѣ кромѣ лекарства субстанцію, возбуждающую жажду.... Благодаря этому, Жанна пьетъ сама для утоленія жажды, которую я возбуждаю....
   -- Это очень умно придумано, милый докторъ....
   -- Съ сумасшедшими нужно дѣйствовать какъ съ дѣтьми и прибѣгать къ хитрости.
   -- И она безпрестанно пьетъ?
   -- Ей даютъ по цѣлому графину утромъ и вечеромъ, какъ я вамъ уже сказалъ....
   Фабрицій подошелъ къ г-жѣ Деларивьеръ и взялъ ее за руку.
   Она подняла на него безсмысленный, тупой взоръ.
   Онъ наклонился къ ней и, поцѣловавъ къ лобъ, сказалъ растроганнымъ, но внятнымъ для присутствующихъ голосомъ:
   -- Милая тетушка, дай Богъ, чтобы вы поскорѣе исцѣлились и узнали тѣхъ, которые васъ такъ любятъ!...
   -- У Фабриція золотое сердце! подумала Паула съ умиленіемъ.
   Въ эту минуту доложили, что поданъ завтракъ, и Паула вышла съ своими товарищами изъ комнаты больной и сошла внизъ.
   На столѣ въ столовой лежали утренніе журналы.
   Ихъ нетронутыя связки доказывали, что Жоржъ не бралъ ихъ еще въ руки.
   Докторъ,-- сказала Паула, взявъ съ лихорадочнымъ нетерпѣніемъ "Gazette des Tribunaux", посмотримъ, приговоренъ ли къ смерти тотъ обвиняемый въ убійствѣ, котораго судили вчера въ сенскомъ ассизномъ судѣ.
   Она поспѣшно развернула газету и пробѣжала ее глазами.
   -- Ну, что? спросилъ Жоржъ, нетерпѣніе котораго равнялось повидимому нетерпѣнію молодой дѣвушки, произнесено ли рѣшеніе?
   -- Ищу....-- А! нашла наконецъ.
   -- И что же? повторилъ докторъ.
   -- Все кончено.... Присяжные отвѣтили единогласно: виновенъ, не допуская никакихъ смягчающихъ обстоятельствъ....-- Судъ приговорилъ его къ смерти.... голова убійцы падетъ на эшафотѣ...
   -- Вотъ случай, котораго мы ожидали, представляется наконецъ!
   -- Увы!-- возразилъ Жоржъ, жестокая необходимость! Необходимость, вынуждавшая насъ желать смерти человѣка....
   Паула воскликнула, ее опуская глазъ:
   -- Да, согласна, что это ужасно.... Жестоко.... но человѣкъ, который долженъ умереть, убилъ другаго... общество мститъ за жертву... это справедливо!...
   -- Чрезъ 40 дней мы будемъ у нашей цѣли.... возразилъ докторъ.
   -- Почему чрезъ сорокъ дней?
   -- Этотъ срокъ необходимъ для кассаціи и просьбы о помилованіи.
   -- Онъ покажется мнѣ цѣлымъ вѣкомъ! Ахъ! какъ жестоко, какъ отвратительно то, что говорю, -- я сама это сознаю!.... Но цѣль, которую мы преслѣдуемъ, оправдываетъ все! До минуты этого рѣшительнаго испытанія, могущаго возвратить разсудокъ Жаннѣ, я буду мучиться, а не жить...
   Фабрицій слушалъ съ крайнимъ изумленіемъ этотъ странный разговоръ, подъ непонятностью котораго, въ чемъ онъ не сомнѣвался, скрывалась какая-то страшная для него опасность.
   Какъ бы ни была страшна дѣйствительность, неизвѣстность еще страшнѣе, и потому племянникъ банкира рѣшился спросить въ чемъ дѣло.
   -- Вы говорите при мнѣ, сказалъ онъ, второй разъ о рѣшительномъ испытаніи, которому намѣрены подвергнуть Жанну; надѣюсь, что вы позволите мнѣ спросить, какое это именно испытаніе?
   -- Конечно! возразилъ Жоржъ; и разсказалъ вкратцѣ свой планъ показать Жаннѣ эшафотъ и голову, катящуюся въ кровавую корзину.
   Онъ прибавилъ, что этотъ проектъ одобренъ однимъ изъ свѣтилъ новѣйшей науки, свѣтилъ самыхъ знаменитыхъ и наименѣе оспариваемыхъ, а именно докторомъ В***.
   Фабрицій помертвѣлъ, слушая молодаго доктора; но эта блѣдность могла быть приписана удивленію и волненію...
   Онъ не отвѣтилъ ни слова, и въ теченіи нѣсколькихъ минутъ молчалъ.
   -- Это пугаетъ васъ? спросила Паула.
   -- Въ первую минуту, естественно, ужасаешься.... возразилъ онъ, но вы правы, и, чтобы придти къ желанной цѣли, не слѣдуетъ останавливаться ни предъ чѣмъ....
   Потомъ онъ опять замолчалъ.
   -- Милый Фабрицій, возразила Паула, о чемъ вы задумались?...
   -- Прежде о томъ, что я услышалъ сейчасъ, а потомъ объ этой Матильдѣ Жанселинъ...-- Странныя слова, повторяемыя ею, сильно занимаютъ и смущаютъ меня. О! если бы она могла сообщить намъ...
   -- На это не разсчитывайте, она умретъ ранѣе чѣмъ чрезъ мѣсяцъ....
   -- Это весьма жалко! воскликнулъ Фабрицій, и прибавилъ мысленно:
   -- Кто знаетъ, будетъ ли жива Жанна чрезъ мѣсяцъ?...
   

LXXIV.

   Завтракъ скоро кончился.
   -- Пора ѣхать.... сказала Паула, вставая изъ-за стола.
   -- Я къ вашимъ услугамъ, и карета ожидаетъ насъ у рѣшетки въ улицѣ Рафетъ, возразилъ Фабрицій.
   -- И такъ, спросилъ Жоржъ Паулу, вы возвратитесь чрезъ сутки?
   -- Да, нынче вечеромъ и завтра утромъ я успѣю распорядиться и осмотрѣть нѣкоторыя работы, которыя я велѣла произвести въ паркѣ моей виллы.
   -- Такъ я васъ буду ждать къ обѣду.
   -- Я возвращусь не одна. Г. Фабрицій обѣщалъ не только отвезти меня, но и заѣхать за мною, чтобы привезти меня обратно сюда.
   -- Такъ я буду ожидать васъ обоихъ.
   Паула уѣхала съ племянникомъ банкира.
   Она была счастлива и взволнована путешествіемъ вдвоемъ съ своимъ женихомъ.
   Фабрицій торжествовалъ, и далъ себѣ слово идти быстрыми шагами по новому пути, который открывала предъ нимъ его звѣзда.
   Жоржъ, при видѣ ихъ удаленія, почувствовалъ, самъ не зная почему, необъяснимую тяжесть на сердцѣ.
   Насколько глубока и почтительна была его привязанность къ Паулѣ, настолько же сильна была его антипатія къ кузену Эдмеи.
   Фабрицій, какъ мы уже говорили выше, не понравился ему съ самаго начала его знакомства съ нимъ."
   Онъ находилъ взглядъ его фальшивымъ, манеры лицемѣрными, и это впечатлѣніе не изглаживалось, не смотря на всѣ усилія молодаго человѣка снискать его расположеніе.
   -- Я вѣрно ошибаюсь.... думалъ онъ, я не справедливъ.... мое недовѣріе нелѣпо.... Онъ повторилъ это.... старался доказывать себѣ, но инстинктъ былъ сильнѣе логики, и недовѣріе увеличивалось, а не уменьшалось.
   День былъ прекрасный.
   Безоблачное небо походило на лазуревый куполъ и жаръ былъ не слишкомъ силенъ.
   Жоржъ рѣшилъ, что продолжительная прогулка въ каретѣ подъ тѣнью Булонскаго лѣса будетъ спасительна для Эдмеи и Жанны.
   Одновременно съ больницею онъ купилъ у Франца Риттнера купэ; но такъ какъ оно было двумѣстное, то онъ и не могъ имъ воспользоваться для задуманной экскурсіи, а потому, пославъ напять коляску у одного отейльскаго извощика, отправился въ ней съ матерью и дочерью.
   Подъ благотворнымъ вліяніемъ теплой и благоухающей атмосферы, оживляемой пѣніемъ птицъ и жужжаніемъ насѣкомыхъ, Эдмея почувствовала, что оживаетъ и силы ея возрождаются.
   Видъ большихъ деревьевъ, обширныхъ горизонтовъ, однимъ словомъ свободнаго пространства вывелъ г-жу Деларивьеръ изъ ея обычной меланхоліи, вызвалъ улыбку на блѣдныя уста и вырывалъ по временамъ радостные возгласы изъ ея груди, какъ будто въ первый разъ въ жизни она видѣла подобное зрѣлище.
   -- Куда нужно везти этихъ дамъ и г-на доктора? спросилъ кучеръ, выѣзжая изъ Отейля.
   -- Въ самыя лучшія аллеи лѣса, отвѣтилъ Жоржъ, вокругъ озеръ, въ Прэ-Кателанъ, въ аллею Акацій и Мадридскую аллею. Вы проѣдете мимо Багатель и обогнете долину Лонгшанъ, слѣдуя по дорогѣ вдаль Сены.
   По этому плану они ѣхали ровной рысью; лошади были хотя и не слишкомъ красивыя, но очень порядочныя.
   Молодая дѣвушка сидѣла съ матерью на задней скамьѣ коляски.
   Жоржъ сидѣлъ напротивъ нихъ.
   Онъ относился къ Эдмеѣ съ заботливостью врача и нѣжностью жениха.
   Онъ держалъ ея руку въ своихъ рукахъ и смотрѣлъ влюбленными глазами на ея прекрасное лицо, очарованіе котораго не уменьшили ни душевныя, ни физическія страданія.
   -- О чемъ вы думаете въ эту минуту, милая Эдмея? спросилъ онъ ее вдругъ.
   Она отвѣтила ему немедленно безъ всякой нерѣшительности:
   -- Думаю о смущеніи моего кузина, когда я спросила его вчера объ отцѣ. Вы не замѣтили этого?
   Докторъ, не ожидавшій этого вопроса, поставившаго его въ страшное затрудненіе, отвѣтилъ, однакожъ, съ притворной твердостью и увѣренностью;
   -- Нѣтъ, я не замѣтилъ ничего подобнаго.
   -- Однакоже его смущеніе было очевидно.
   -- Увѣряю васъ, что вы ошибаетесь....-- Г. Леклеръ, будучи удивленъ и огорченъ вашей болѣзнью, не могъ скрыть своего тяжелаго впечатлѣнія.... И на физіономіи его выразилось это двойное чувство удивленія и горя, принятое вами за смущеніе.
   -- Это весьма возможно.... промолвила молодая дѣвушка.-- Со времени моего выхода изъ пансіона, кузепъ былъ всегда ко мнѣ очень добръ. Я вѣрю въ искренность его дружбы... допускаю, что ничего важнаго онъ не скрылъ отъ меня, однакоже убѣждена, что скрылъ нѣчто...
   -- Касательно чего?
   -- Касательно моего отца.
   -- Какъ, все та же неотвязчивая мысль?
   -- Постоянно!...-- Отецъ съ радостію пожертвовалъ бы всѣми денежными интересами, чтобы скорѣе возвратиться къ намъ.... Если онъ остался въ Нью-Іоркѣ, то это потому, что тамъ случилось съ нимъ что нибудь такое, чего не хотятъ мнѣ сказать....
   -- Что же такое могло бы случиться?
   -- Не зная ничего, я могу опасаться всего. Быть можетъ, отецъ болѣнъ.
   -- Г. Леклеръ, прежде чѣмъ увидалъ васъ, сказалъ мнѣ, что онъ здоровъ.
   -- Быть можетъ онъ далъ слово не говорить, и сдержалъ его какъ съ вами, такъ и со мною.
   -- Милая моя Эдмея, умоляю васъ, прогоните эти мрачныя мысли.
   -- Очень бы желала и сама прогнать ихъ, но не могу положительно.... онѣ безпрестанно возвращаются....-- Подумайте, еслибы отецъ былъ болѣнъ, кто сталъ бы за нимъ ухаживать?
   -- Въ Нью-Іоркѣ такіе же доктора какъ и въ Парижѣ... отличные, могу васъ увѣрить, другъ мой.
   -- Конечно въ пособіяхъ науки не было бы недостатка, но онъ одинъ тамъ.... среди чужихъ людей.... и конечно сталъ бы тосковать; а тоска убиваетъ... я знаю это по себѣ, такъ какъ сама чуть не умирала съ горя и умерла бы безъ васъ.
   Жоржъ еще крѣпче сжалъ маленькую ручку Эдмеи и прижалъ ее къ своимъ губамъ, не отвѣчая болѣе ни слова.
   Что могъ онъ сказать?
   Дѣвушка продолжала тихимъ, но внятнымъ голосомъ:
   -- Боже мой, если бы я потеряла отца, то очутилась бы одна между двумя могилами, между могилою умершаго отца и могилою живой матери.... Живой, увы! но все равно, что мертвой.... Ахъ! при одной мысли объ этомъ я содрагаюсь.
   Она дѣйствительно поблѣднѣла и черные кружки вокругъ глазъ увеличились; она готова была по видимому заплакать.
   -- Эдмея, милая Эдмея, умоляю васъ, пролепеталъ Жоржъ, не приводите меня въ отчаянье, создавая себѣ такія химеры!... Вы были очень больны и теперь еще не совсѣмъ здоровы.... ваши мрачныя фантазіи могутъ уничтожить въ одинъ часъ результаты, которыхъ я добился съ такимъ трудомъ!-- Вы, стало быть, меня не любите?.... такъ какъ зная, что отъ вашей жизни зависитъ моя жизнь, не бережете себя!!
   Крупныя слезы, сдерживаемыя до этой минуты, брызнули изъ глазъ Эдмеи и полились по ея щекамъ.
   -- О! неправда.... прошептала она, я люблю васъ....
   -- Такъ докажите же мнѣ это, мое безцѣнное дитя, докажите вашимъ подчиненіемъ моей волѣ, чтобы я, для котораго вы все на свѣтѣ, могъ руководить вами.... Будьте спокойны.... Не сомнѣвайтесь въ будущемъ,-- вѣрьте въ счастье....
   -- Вы правы, я это чувствую.... я сумасшедшая. Но виновата ли что боюсь? Не законны ли вполнѣ мои опасенія?.... я была еще совершеннымъ ребенкомъ, когда разлучилась съ отцомъ и матерью...-- Съ этого времени я жила безпрестанно врознь съ ними, и какъ только насталъ давно желанный мигъ нашего соединенія, страшныя несчастія обрушились на меня....-- Мать сошла съ ума...-- отецъ уѣхалъ и не возвращается....-- Развѣ этого не достаточно, чтобы разбить такого слабаго ребенка какъ я?-- Дайте мнѣ силы и мужества...-- и я постараюсь вамъ повиноваться... Я хочу быть спокойной... Хочу вѣрить въ будущее.... вѣрить въ счастіе.... поддержите меня...
   -- Для того, чтобы васъ поддержать, милая Эдмея, мнѣ нужна ваша помощь...-- безъ нашей воли я ничего не могу сдѣлать. Чтобы быть сильной -- нужно хотѣть...
   Дѣвушка попробовала улыбнуться своему другу.
   -- Нужно хотѣть, повторила она, и хотѣніе это у меня будетъ, я вамъ обѣщаю это.
   Она откинула назадъ голову и закрыла свои большіе глаза не для того, чтобы заснуть, но чтобы возбудить въ своей головѣ другія мысли и отдѣлаться отъ тѣхъ, которыя такъ неотвязчиво преслѣдовали ее. Жоржъ, остановивъ на ней взоръ, сказалъ себѣ мысленно:
   -- Какимъ образомъ сказать ей о смерти отца?-- Такое ужасное извѣстіе убило бы ее теперь какъ громомъ.
   Между тѣмъ какъ между Жоржемъ и Эдмеею происходилъ вышеприведенный разговоръ, карета прокатилась уже чрезъ множество аллей.
   Проѣхавъ мимо Мадридской рѣшетки, спустившись по покатой дорогѣ, осѣненной большими деревьями и идущей вокругъ виллъ съ прекрасными садами; проѣхавъ наконецъ по узкой, песчаной тропѣ, которою оканчивается долина Лонгшанъ, она находилась въ нѣсколькихъ шагахъ отъ рѣшетки Нейльи-Сентъ-Джемсъ, т.е. на берегу рѣки, и выѣзжала на тотъ прелестный путь, который называется Сенской дорогою, идетъ вдоль трибунъ поля скачекъ и ведетъ къ Булонской заставѣ, близъ замка барона Ротшильда.
   

LXXV.

   Эдмея открыла глаза и вскрикнула отъ восторга при видѣ чудной панорамы, представившейся ея взорамъ.
   Съ правой стороны обрисовывались на небѣ живописныя линіи Сюренскихъ холмовъ и смѣлаго силуэта Монъ-Валеріянъ.
   На первомъ планѣ съ той же стороны виднѣлась Сена съ ея тихими водами и островами, покрытыми роскошной растительностью, составляющею радость пейзажистовъ.
   Напротивъ, между массами зелени самаго живописнаго вида, представлялись взорамъ Сенклудскіе бугры, покрытые безчисленными виллами.
   Съ лѣвой стороны разстилалась лонгшанская долина, возвышался Багатель съ бѣлыми колоннами и кустами Булонскаго лѣса.
   -- Г-нъ Жоржъ, сказала молодая дѣвушка, велите кучеру остановиться здѣсь на минуту.... Мнѣ хочется полюбоваться этимъ прелестнымъ видомъ. При этихъ словахъ она указала на сейчасъ приведенную панораму.
   Карета остановилась.
   Въ восьми или девяти шагахъ отъ нея, на покрытой дерномъ покатости, спускающейся отъ края дороги къ Сенѣ, сидѣла женщина рука въ руку съ мальчикомъ.
   Женщина, одѣтая просто, но чисто, имѣла на видъ лѣтъ тридцать пять или шесть.
   Мальчику было не болѣе десяти или одиннадцати лѣтъ.
   На немъ была голубая шерстяная рубаха съ вышитыми якорями на воротникѣ и сѣрые полотняныя панталоны; на головѣ была матросская фуражка; лицо у мальчика было очень умное.
   Наши читатели, конечно, уже узнали этихъ двухъ особъ.
   Это былъ маленькій Пьерръ, юнга Клода Марто, и г-жа Таландье, пріѣхавшая изъ Шарантона въ Нейльи -- повидаться съ своимъ мальчикомъ и провести съ нимъ нѣсколько часовъ.
   Юнга, желая показать матери Булонскій лѣсъ, привелъ ее въ то мѣсто, гдѣ мы ихъ застали.
   Они разговаривали между собою.
   Маленькій Пьерръ, весьма довольный своимъ положеніемъ, расхваливалъ добраго матроса и описывалъ въ радужномъ цвѣтѣ свою жизнь въ виллѣ Сенскаго бульвара, что чрезвычайно радовало г-жу Таландье.
   Въ тотъ, моментъ, когда карета остановилась возлѣ нихъ, на краю дороги, мать и сынъ обратились съ невольнымъ любопытствомъ и взглянули на лицъ, сидѣвшихъ въ ней.
   -- Мама, сказалъ юнга шепотомъ, посмотри на эту прекрасную барышню... Какая она хорошенькая.... Какое у ней кроткое лицо.... но какъ она блѣдна.... она какъ будто больная.
   -- Вѣроятно она была больна.... возразила г-жа Таландье такъ же тихо.... начинаетъ поправляться должно быть, и, чтобы подкрѣпить ея силы и доставить развлеченіе, ее катаютъ. Г-нъ въ черномъ платьѣ вѣрно ея докторъ.
   -- И немолодая дама, продолжалъ юнга, также больна по видимому.... У нея какіе-то странные глаза, они глядятъ и какъ будто не видятъ.
   -- Это правда,-- сказала г-жа Таландье, смотрѣвшая въ послѣднія минуты на лицо Жанны съ большимъ вниманіемъ.
   Вдругъ она встала, какъ бы имѣя намѣреніе приблизиться къ экипажу, и сказала тихо:
   -- Какъ это странно!
   -- Что странно, мама?...
   -- Сходство этой дамы....
   -- Развѣ она похожа на кого нибудь изъ твоихъ знакомыхъ?..
   -- Да.
   -- На кого же?
   -- На Жанну Таландье....
   -- На это наша фамилія.
   -- Жанна Таландье была твоя родная тетка.... сестра твоего бѣднаго отца.
   -- Ты не говорила мнѣ никогда о ней....
   -- Никогда, это вѣрно....-- Въ семьѣ мы никогда не упоминали ея имени.... Уже съ давнихъ поръ отецъ твой, хотя очень любилъ ее, прекратилъ съ нею всякія сношенія.
   -- Стало быть онъ не любилъ ея болѣе?
   -- Нѣтъ, любилъ по прежнему, по имѣлъ свои причины забыть ее.... причины эти были основательныя, и нѣтъ надобности высказывать ихъ тебѣ.
   -- Мама, быть можетъ, это моя тетка?
   -- Невозможно...
   -- Почему?
   -- Жанна очень далеко.... и потомъ взглядъ у ней былъ не такой какъ у этой дамы. Нѣтъ, это не она, но сходство удивительное.
   -- Хочешь, я спрошу у ней, кто она?
   -- Полно Пьерръ!... развѣ дѣлаютъ такіе вопросы людямъ. Эта дама не отвѣтила бы тебѣ, и я не осудила бы ее за это....
   Въ этотъ моментъ глаза Жанны, перебѣгавшіе разсѣянно съ предмета на предметъ и не останавливавшіеся ни на одномъ, остановились вдругъ на ребенкѣ и сосредоточились на немъ съ полнымъ вниманіемъ. Потомъ она протянула къ нему руки.
   -- Мама, сказалъ маленькій Пьерръ, она увидала насъ смотри, дѣлаетъ мнѣ знаки.... мнѣ кажется, она зоветъ меня.
   Г-жа Даларивьеръ продолжала дѣлать жесты, желая, очевидно, чтобы мальчикъ подошелъ къ ней; и такъ какъ онъ не двигался съ мѣста, то она начала выражать неудовольствіе избалованнаго ребенка, капризовъ котораго не исполняютъ.
   Жоржъ, замѣтивъ нетерпѣніе и неудовольствіе Жанны и угадавъ очень скоро причину ихъ, подозвалъ знакомъ юнгу, такъ какъ это нетерпѣніе могло довести ее до нервнаго припадка, котораго нужно было непремѣнно избѣгать.
   Онъ сказалъ мальчику:
   -- Подойдите, маленькій человѣчекъ Эта г-жа желаетъ васъ видѣть....
   -- Можно, мама? спросилъ Пьерръ.
   -- Да.... подойди....
   И г-жа Таландье толкнула его впередъ.
   Мальчикъ подошелъ къ каретѣ.
   Съ каждымъ его шагомъ впередъ пасмурное лицо Жанны прояснялось все болѣе и болѣе. Когда мальчикъ совсѣмъ приблизился, она протянула опять ему руку.
   Пьерръ колебался, вслѣдствіе ли застѣнчивости, или странной физіономіи Жанны, пугавшей его, взять эту руку.
   -- Исполните желаніе этой дамы.... сказалъ ему Жоржъ, не бойтесь ничего...
   Ребенокъ, успокоенный этими словами, положилъ свою руку въ руку Жанны, которая пожала ее самымъ дружескимъ образомъ. Уста сумасшедшей шевелились, но изъ нихъ не вылетало ни одного звука.
   Мать Пьерра приблизилась въ свою очередь и смотрѣла на Жанну съ нѣмымъ изумленіемъ: такъ велико было сходство, поразившее ее сначала.
   -- Что, если это она, однакоже.... если эта Жанна дѣйствительно.... сестра моего мужа....-- раздумывала бѣдная женщина.
   Г-жа Деларивьеръ, удовлетворивъ свой капризъ, выпустила руку ребенка и, взглянувъ на его мать, не могла по видимому отвести отъ нея болѣе глазъ.
   Чрезъ нѣсколько секундъ брови ея нахмурились, конвульсивная дрожь пробѣжала по ея тѣлу, она протянула руку, указывая на г-жу Таландье съ какимъ-то угрожающимъ испугомъ.
   Жоржъ испугался.
   Припадки часто начинались такимъ образомъ.
   Онъ схватилъ обѣ руки Жанны и, вспомнивъ опытъ, сдѣланный на его глазахъ знаменитымъ профессоромъ, докторомъ В***, сказалъ жесткимъ и повелительнымъ голосомъ:
   -- Успокойтесь!.... Я хочу этого!
   -- Боже мой! воскликнула г-жа Таландье съ изумленіемъ, что съ этой дамою?
   -- Увы!-- отвѣтилъ Жоржъ,-- она помѣшана....
   -- Сумасшедшая!... повторила мать юнги.
   -- Да, сударыня... и ваше присутствіе раздражаетъ ее такъ сильно, что я начинаю серьезно опасаться дурныхъ послѣдствій.
   Жанна встала на ноги въ экипажѣ и хотѣла сопротивляться, но Жоржъ былъ терпѣливъ и силенъ.
   Онъ взялъ ее за обѣ руки и, принудивъ ее тихонько сѣсть, закричалъ кучеру:
   -- Скорѣе! скорѣе!... домой!
   Кучеръ ударилъ по лошадямъ -- и они быстро помчались среди облака пыли, оставивъ мать и сына подъ самымъ тяжелымъ впечатлѣніемъ.
   -- Ахъ!-- промолвила г-жа Талландье послѣ перваго момента своего оцѣпенѣнія, -- я не ошибалась!... это Жанна... это она... и сумасшедшая...-- О! Боже справедливый!... Что сдѣлали нѣкоторыя семейства, чтобы надъ ними разражались такія несчастія?
   Потомъ прибавила послѣ нѣкотораго молчанія:
   -- Еслибы я могла по крайней мѣрѣ узнать... Но я не спросила во-время!... Я не знаю какую фамилію она носитъ теперь... Не знаю, гдѣ она живетъ... Я не найду ея... Обильныя слезы полились по лицу бѣдной женщины.
   -- Мама, прошу тебя, не плачь, сказалъ мальчикъ, обнимая мать; ты просила съ радостнымъ сердцемъ повидаться со мною, и я былъ такъ доволенъ!... Твое горе испортитъ мнѣ весь день! Не плачь больше, умоляю тебя!...
   Г-жа Таландье утерла свои глава.
   -- Ты правъ, малютка, сказала она, но я не виновата... Это сходство оживило въ моей душѣ воспоминанія, причинившія мнѣ страшную скорбь... Теперь все прошло... забыто!... Посмотри... я улыбаюсь...
   

LXXVI.

   Маленькій юнга опять поцѣловалъ мать, дѣйствительно улыбавшуюся ему.
   -- Вотъ такою я люблю тебя видѣть... сказалъ онъ... оставайся всегда такой -- и я буду доволенъ и счастливъ... Ты вѣдь отдохнула, полагаю, теперь: такъ погуляемъ еще и потомъ отправимся домой.... У насъ обѣдъ въ шесть часовъ... Ты пообѣдаешь со мною.
   -- Нѣтъ, милое дитя, не сегодня... возразила г-жа Таландье.
   -- Но вспомни, мама, ты обѣщала г-ну Клоду...
   -- Знаю, и согласилась бы охотно, если-бы г-нъ Клодъ былъ дома, но его нѣтъ... а я не знаю никого, кромѣ его, и мнѣ было бы неловко...
   -- Какъ хочешь, мама; но мнѣ доставило бы это большое удовольствіе.
   -- Въ другой разъ... Теперь ужъ поздно, а до Шарантона не близко... Ты доведешь меня до аллеи Нейльи, гдѣ мы сядемъ въ омнибусъ, который привезетъ насъ на желѣзную дорогу, и тамъ мы простимся...
   -- Уже!
   -- Нужно... будь благоразуменъ.
   Мальчикъ глубоко вздохнулъ.
   -- Если такъ нужно, сказалъ онъ, дѣлать нечего; но на слѣдующій разъ г-нъ Клодъ будетъ дома, и ты проведешь весь вечеръ съ нами...
   -- Обѣщаю.
   Потомъ мать и сынъ отправились чрезъ Сенскій бульваръ на дорогу, которая вела къ аллеѣ Нейльи.
   Какимъ образомъ и почему Клодъ Марто былъ въ отсутствіи,-- это мы объяснимъ нашимъ читателямъ.
   Сейчасъ же послѣ отъѣзда Фабриція, поѣхавшаго за Паулою въ Отейльскую больницу, Лоранъ направился въ павильону, въ которомъ жилъ матросъ съ юнгою.
   Управляющій долженъ былъ, какъ читатель вѣроятно помнитъ, выполнить планъ своего господина, т. е. напоить Клода и воспользоваться его опьянѣніемъ, чтобы вырвать у него секретъ о его находкѣ.
   Матросъ былъ одинъ и занимался починкою невода.
   Онъ услалъ Пьерра въ Курбвуа, къ одному содержателю трактира, съ рыбою, которую доставлялъ послѣднему два раза въ недѣлю.
   Этотъ добрый парень, слышавъ наканунѣ изъ своей засады разговоръ барина съ камердинеромъ, ожидалъ визита Лорана, и смотрѣлъ безпрестанно не идетъ-ли онъ.
   Увидавъ на поворотѣ одной аллеи напыщенный силуэтъ г-на управляющаго, онъ сказалъ про себя съ улыбкою:
   -- Наблюдай, братъ Клодъ, за собою!-- Этотъ дуралей далъ себѣ слово выспросить у тебя твой секретъ; но еще не доросъ до этого; и ты вывѣдаешь, напротивъ, отъ него все, что тебѣ нужно знать...
   Клодъ усѣлся съ своей работою у открытаго окна въ первой комнатѣ шалэ, и Лоранъ, приблизившись къ этому окну съ самой радушной физіономіею, сказалъ:
   -- Эй! добрый день, морякъ, какъ поживаете?..
   -- Не дурно, г-нъ Лоранъ, а вы?...
   -- Да хорошо!-- Но что я вижу?-- Вы еще не одѣты!...
   Клодъ былъ въ рубашкѣ, холстинныхъ панталонахъ и туфляхъ.
   -- Что дѣлать?... возразилъ онъ, чиню снасти и некогда было позаботиться о своемъ украшеніи... Къ тому же, прибавилъ онъ смѣясь, я не жду никакой дамы...
   -- А я хотѣлъ-было именно вамъ предложить...
   -- Что предложить?
   -- Сопутствовать мнѣ.
   -- Куда?
   -- Въ Вереи.
   -- Чортъ возьми! да зачѣмъ это вы отправляетесь туда?
   -- Нужно вина: вотъ я и ѣду туда, чтобы попробовать, закупить нѣсколько боченковъ и поставить нашъ погребъ на хорошую ногу.
   -- Недурно придумано!-- подумалъ Клодъ, тутъ попробуешь, тамъ попробуешь и незамѣтно опьянѣешь...-- Погоди, лицемѣръ!
   -- Ну, какъ вы думаете объ этомъ? спросилъ Лоранъ: желаете отправиться со мною?
   -- Почему нѣтъ... хотя бы только для удовольствія быть съ вами...
   -- Браво!-- Это очень мило съ вашей стороны!
   -- Когда вы отправляетесь?
   -- Сейчасъ... или по крайней мѣрѣ, какъ вы только будете готовы...
   -- А завтракъ-то?
   -- Мы позавтракаемъ тамъ... Я закажу котлету, матлотъ и раковый майонесъ...
   -- Вотъ это славный меню!!... Раки возбуждаютъ жажду, а мнѣ очень хочется выпить нынче, самъ не знаю отчего...
   -- Ну и превосходно... въ винѣ не будетъ недостатка... Одѣвайтесь же скорѣе... да хорошенько позаботьтесь о своемъ туалетѣ... Я даю вамъ пять минутъ...
   -- Разъ-два -- и готовъ; въ три пріема будетъ все сдѣлано...
   -- Мы отправимся улицею Лонгшанъ.... Вы зайдете за мною въ кухню....
   -- Не бойтесь! зайду!
   Лоранъ удалился, потирая себѣ руки.
   -- Попался теперь!-- говорилъ онъ про себя.
   -- Попался, голубчикъ! думалъ въ свою очередь Клодъ. Уничтожимъ много бутылокъ -- и кто-то изъ насъ посмѣется? Посмотримъ! Разсуждая такимъ образомъ, онъ окончилъ свой несложный туалетъ въ пять минутъ, присоединился къ Лорану и вышелъ изъ виллы вмѣстѣ съ нимъ.
   -- Мы отправимся въ омнибусѣ, который идетъ въ Вереи, сказалъ управляющій.
   -- Конечно, возразилъ Клодъ; ноя голоденъ и охотно бы подкрѣпился стаканчикомъ какого бы то ни было вина....
   Лоранъ смѣялся себѣ подъ носъ, видя такую сильную, наклонность къ пьянству въ своемъ товарищѣ.
   -- Славная мысль! воскликнулъ онъ;-- ничего такъ не прогоняетъ мрачное настроеніе, какъ стаканъ рому....
   -- Пожалуй хоть рому... Я очень уважаю этотъ продуктъ ямайскихъ и вильетскихъ сахарныхъ тростниковъ, и предлагаю вамъ выпить его.
   Они вошли въ одинъ винный погребъ аллеи Грандъ-Арме и спросили рому.
   -- Недуренъ! замѣтилъ Клодъ, проглотивъ сразу стаканъ алькоголя.-- Но эти стаканы просто наперстки....-- Сразу проглатываешь жидкость, заключающуюся въ нихъ...
   -- Невозможно уйдти на одной ногѣ.... возразилъ Лоранъ.-- Выпьемъ еще по другому наперстку....
   -- Добрые счеты дѣлаютъ людей добрыми друзьями.... Выпьемъ же за здоровье насъ обоихъ.
   Лоранъ, какъ мы уже сказали, имѣлъ обыкновеніе не оставлять ни капли въ стаканѣ и осушать его до дна, будучи вполнѣ увѣренъ въ своихъ силахъ.
   Что же касается Клода, то мы знаемъ что онъ называлъ наперсткомъ купороса, будучи лодочникомъ у вдовы Галлетъ въ Мелюнѣ.
   Чрезъ часъ послѣ этого спутники выходили изъ омнибуса на станціи въ Вереи.
   -- Гдѣ мы будемъ завтракать? спросилъ Клодъ.
   Въ одномъ хорошемъ мѣстѣ, которое я знаю, отвѣтилъ Лоранъ.-- Въ трактирѣ Ранде-ву-де-Куртье. Это въ двухъ шагахъ отсюда... Мы закажемъ завтракъ, прежде чѣмъ идти къ купцу...
   -- Это дѣло, и въ то же время выпьемъ по кружкѣ пива; этотъдьявольскій ромъ усилилъ мою жажду.
   Лоранъ сдѣлалъ гримасу.
   -- Кружку пива! что за охота? промолвилъ онъ.
   -- Вы не любите пива?
   -- Я люблю его только послѣ обѣда.... Утромъ же предпочитаю бѣлое вино!
   -- Я не возражаю ничего и противъ бѣлаго вина.... Спрашивайте что хотите, я все буду пить, какъ слѣдуетъ доброму малому...
   Они пришли въ трактиръ Ранде-ву-де-Куртье; Лоранъ заказалъ завтракъ и велѣлъ подать бутылку шабли, которая была опорожнена въ три минуты. Затѣмъ пріятели отправились подъ руку въ погребъ поставщика, у котораго управляющій намѣревался закупить вина и котораго онъ зналъ уже давно.
   -- Вы пришли покупать сегодня, г-нъ Лоранъ? спросилъ его поставщикъ.
   -- Да, мнѣ нужно столоваго вина....
   -- Идемъ пробовать....
   Торговецъ, взявъ серебряную чашку, буравъ и множество деревянныхъ затычекъ, повелъ своихъ гостей въ погребъ, набитый биткомъ боченками; тамъ начали они пробовать разныя вина божолэ и бургонскія.
   Лоранъ пробовалъ первый, потомъ передавалъ чашку Клоду.
   Съ дюжину боченковъ было раскупорено и изъ каждаго наливалась чашка, переходившая изъ рукъ управляющаго къ Клоду.
   Бывшій камердинеръ купилъ три боченка недорогаго вина.
   -- У меня есть славныя бордоскія вина, сказалъ купецъ. Не нуженъ-ли вамъ боченокъ Сенъ-Эмильонъ?
   -- Можно попробовать....
   -- Что же касается бѣлыхъ винъ, то могу вамъ предложить отличнаго сотерна.
   -- Ну, давайте сотернъ...
   И началась опять передача серебряной чашки.
   Клодъ не терялъ изъ виду Лорана, чтобы быть увѣреннымъ, что онъ не мошенничаетъ, и говорилъ про себя:
   -- Погоди немного, пріятель!... Имѣй терпѣніе!-- Увидимъ сейчасъ!
   

LXXVII.

   Когда пробы и покупки были окончены, Клодъ Марто сказалъ купцу:
   -- Нѣтъ-ли у васъ хорошенькаго недорогаго коньячку?...
   -- Намъ не нуженъ совсѣмъ коньякъ.... воскликнулъ Лоранъ.
   -- Я хочу взять его для себя.... на свой собственный счетъ.... возразилъ матросъ.-- Я бы удовольствовался боченкомъ въ 25 литровъ....-- Я привыкъ полоскать имъ горло каждое утро... Есть у васъ?...
   -- Еще бы не быть!... отвѣтилъ купецъ.-- Трехлѣтній арманьякъ. хорошаго качества, и по весьма дешевой цѣнѣ продамъ вамъ...
   -- Ну, давайте вашъ арманьякъ...
   Нѣсколько бочекъ было раскупорено.
   Клодъ, покупая теперь на свой счетъ, какъ онъ самъ выразился, пробовалъ первый и потомъ передавалъ чашку Лорану, который пилъ съ видомъ знатока и высказывалъ добросовѣстно свое мнѣніе.
   Матросъ, въ качествѣ опытнаго пьяницы, зналъ что дѣлалъ.
   Ничто такъ не опьяняетъ, какъ алькоголь, выпитый даже въ самомъ незначительномъ количествѣ послѣ пробы винъ другихъ сортовъ.
   Торгъ былъ заключенъ, вино куплено матросомъ, и купецъ, довольный своей удачной утренней торговлею, предложилъ по стакану старой мадеры своимъ кліентамъ, которые, конечно, не отказались отъ угощенія.
   Выходя изъ погреба, Лоранъ поднесъ машинально руку ко лбу, такъ какъ на него подѣйствовала перемѣна воздуха и онъ почувствовалъ, что голова у него отяжелѣла.
   -- Ба! сказалъ онъ себѣ, это оттого, что пилъ на-тощакъ...-- позавтракаю, пройдетъ.
   -- Онъ красенъ ужь какъ пѣтухъ.... подумалъ Клодъ.-- Дѣло идетъ на ладъ!-- Я плачу за полыновку, прибавилъ онъ вслухъ, входя въ одинъ трактиръ.
   Лоранъ послѣдовалъ за нимъ, не рѣшаясь изъ самолюбія отказаться отъ состязанія въ дѣлѣ выпивки.
   Въ трактирѣ Ранде-ву-де-Куртье приборы были готовы.
   -- Какого вина, прикажите подать? спросилъ слуга.
   -- Бѣлаго.... отвѣтилъ Лоранъ.
   -- Перваго сорта?
   -- Конечно.
   -- Бутылку?
   -- Двѣ для начала....
   Подали отлично приготовленный бараній бокъ. Послѣдній кусокъ его пріятели запили послѣдними каплями поданнаго имъ вина.
   Лоранъ выпилъ большой стаканъ воды.
   -- Ахъ! воскликнулъ Клодъ смѣясь, вы мошенничаете....
   -- Мнѣ очень хотѣлось пить!
   -- Вы утоляете жажду....-- не смошенничайте же опять, г-нъ Лоранъ, или я подумаю, что вы хотите сыграть со много злую шутку...
   -- Какую шутку?
   -- Напоить меня!...
   -- Напоить васъ!!-- повторилъ бывшій камердинеръ. Но съ какою цѣлью? Да и къ тому же это было бы трудно: вы крѣпче меня....
   -- Совсѣмъ нѣтъ, мы равносильны...
   Матросъ сдѣлалъ вступленіе.
   Слуга спросилъ опять, какого вина имъ подать.
   -- Того же, сказалъ Клодъ: двѣ бутылки.
   Лоранъ прибавилъ:
   -- Подайте раковъ и сотерну...
   -- Двѣ бутылки?
   -- Непремѣнно!
   -- Чортъ возьми! подумалъ слуга, выходя: вотъ такъ крѣпкіе молодцы!-- Чудо будетъ, если не свалятся подъ столъ!...
   Спиртные напитки исчезали какъ по волшебству.
   Жажда превозмогала аппетитъ; ѣли меньше чѣмъ пили.
   Клодъ, владѣвшій собою такъ же хорошо, какъ въ ту минуту, когда садился за столъ, закрывалъ глаза, опускалъ голову, болталъ какъ сорока, но языкъ его какъ будто заплетался по временамъ.
   Лоранъ же, который, напротивъ, утратилъ совершенно ясность смысла, повѣрилъ этимъ симптомамъ полнаго опьянѣнія своего товарища и счелъ моментъ удобнымъ для открытія своихъ батарей.
   -- И такъ, морячекъ, началъ онъ, вамъ нравится у насъ?...
   Клодъ, разразившись громкимъ смѣхомъ, отвѣтилъ;
   -- О! о! нравится ли мнѣ?... Чортъ возьми, батенька, нужно было быть очень причудливымъ, чтобы такая жизнь пришлась не по вкусу!-- Хорошій столъ, хорошее вино, хорошая постель, славное жалованье, добрые люди и возня цѣлый день съ лодками,-- что я люблю больше всего!-- Давай Богъ оставаться вѣкъ въ такой тюрьмѣ! Это сущая правда, честное слово!
   -- Правда, возразилъ Лоранъ многозначительнымъ, по его мнѣнію, тономъ, правда, что есть тюрьмы и хуже этой.... и вы, конечно, должны высоко цѣнить эту, потому что говорятъ, вы таки-довольно натерпѣлись!
   -- Да, натерпѣлся.... и вдоволь натерпѣлся...-- проворчалъ невнятно Клодъ со вздохомъ, видывалъ и хорошіе и дурные дни; испыталъ всего!...Если бы вамъ все разсказать -- такъ до завтра не кончилъ бы.
   -- Разскажите, никто насъ не гонитъ, сказалъ бывшій камердинеръ, наполняя вновь стаканъ своего собесѣдника.-- Спѣшить намъ некуда, а послушать васъ будетъ забавно... вы вѣдь другъ мой?
   -- Еще бы!
   -- Ну, а другъ не можетъ отказаться доставить удовольствіе своему другу....
   Клодъ подмѣчалъ, смѣясь втихомолку, быстрый прогрессъ опьянѣнія Лорана,
   -- Я былъ прежде, началъ онъ, страшный шелопай.
   -- Не можетъ быть?
   -- Будучи еще не выше сапога, я былъ уже удалѣе всякаго чертенка!... Отецъ, съ которымъ я продѣлывалъ разныя штуки, однѣ лучше другой, выгналъ меня изъ дома пинками, которые я долго чувствовалъ.... За ваше здоровье!...
   -- И за ваше также... возразилъ Лоранъ.
   -- Я поступилъ юнгою и, вмѣсто отцовскихъ пинковъ сапогомъ, сталъ получать удары фухтелями отъ начальнаго экипажа...-- одно другаго стоило.-- Я объѣхалъ вокругъ свѣта не знаю сколько разъ, возвратился такимъ же шелопаемъ какъ и былъ, и наконецъ былъ уволенъ изъ службы;-- тогда я возвратился въ Мелюнъ на свою родину....
   -- Мелюнъ...-- заикаясь промолвилъ Лоранъ, -- Мелюнъ.... Ахъ! въ Мелюнъ, гдѣ вы надѣлали-таки дѣлъ?
   Клодъ опять расхохотался страннымъ смѣхомъ.... пьянымъ, дурацкимъ смѣхомъ, достигнувшимъ своего апогея.
   -- А! да вы знаете это, замѣтилъ онъ потомъ. Ну, такъ если вы знаете, я не буду ничего болѣе скрывать отъ васъ.... Да, правда, попрыгалъ я тамъ!... Что дѣлать!...
   -- И г-на Фабриція... вы узнали... въ Мелюнѣ? возразилъ Лоранъ, считавшій себя рожденнымъ для дипломатіи.
   -- Вы и это знаете?-- Въ такомъ случаѣ скажу вамъ yes, milord!... Тамъ познакомились мы!... За ваше здоровье!... Тамъ сдѣлались мы двумя пальцами одной руки... Но говорить того не нужно....
   -- Онъ вытянулъ васъ изъ бѣды.... продолжалъ управляющій.
   -- Изъ какой бѣды?
   -- Да изъ бѣды по дѣлу, къ которымъ вы были замѣшаны!... Да, кумъ! вы были очень скомпрометированы!...
   -- А! хозяинъ разсказалъ вамъ?
   Красный какъ ракъ, Лоранъ, засунувъ два большіе пальца за пуговицы жилета, замялся на своемъ стулѣ; пыхтѣлъ, отдувался, смѣялся безъ всякаго повода, видѣлъ все вдвойнѣ, былъ наконецъ совершенно пьянъ, по все еще цѣплялся за единственную идею, сохранившуюся въ его головѣ.
   -- Да, хозяинъ мнѣ все разсказываетъ.... пробормоталъ онъ, я его повѣренный... его другъ... лучшій.. его двойникъ... Онъ вытащилъ васъ изъ бѣды... что, не такъ-ли?
   -- Чортъ побери, онъ былъ обязанъ это сдѣлать, такъ какъ я влѣзъ въ петлю за него.
   -- За него!.... повторилъ безсмысленно Лоранъ.
   -- Конечно, чортъ побери! я дѣйствовалъ по его приказанію, вы должны это знать.... Онъ заплатилъ мнѣ даже, заплатилъ хорошо...-- Но молчите! не слѣдуетъ говорить объ этомъ.... За ваше здоровье, старинушка!...
   Клодъ Марто наполнилъ стаканъ Лорана, всунулъ ему его въ руку и принудилъ поднести къ губамъ и осушить до дна.
   Это окончательно доканало несчастнаго.
   -- Онъ заплатилъ вамъ?... сказалъ онъ икая.-- За что?...
   -- За то, чтобы отвезти въ одно мѣсто жену и дочь его дяди....
   -- Въ Отейльскую больницу, ге?-- докончилъ Лоранъ.-- Къ доктору Риттнеру?
   Матросъ затрепеталъ отъ радости. Повѣренный Фабриція сказалъ ему именно то, что онъ хотѣлъ узнать.
   Лоранъ продолжалъ:
   -- Въ домѣ сумасшедшихъ о нихъ позаботятся... Мы заплатимъ сколько слѣдуетъ.... Мы щедры... Наслѣдуемъ все состояніе... Домъ въ Нейльи нашъ.... У насъ милліоны.... Много милліоновъ.... очень много.... Такъ вотъ патронъ сказалъ мнѣ: -- "Клодъ каналья... довѣрять ему не слѣдуетъ.... Ты напоишь его, и когда онъ будетъ совсѣмъ пьянъ, онъ скажетъ тебѣ, что онъ нашелъ въ Мелюнѣ"...-- Ты понимаешь теперь, ты мой другъ... Открой же все твоему другу.... Ты вѣдь нашелъ совсѣмъ не настоящую улику... Покажи мнѣ эту вещь... довѣрься!... Ты ничѣмъ не рискуешь!...-- Я не сдѣлаю пакости никому...
   

LXXVIII.

   Сказавъ эти слова, Лоранъ взглянулъ съ разинутымъ ртомъ, выпученными глазами, на бывшаго матроса.
   Онъ машинально докончилъ свою рѣчь; но уже не слыхалъ и не понималъ ровно ничего.
   Дрожащей рукою взялъ онъ свой стаканъ и хотѣлъ подвести ко рту, но у него не хватило силы. Пальцы его разжались и стаканъ, упавъ на полъ, разбился.
   Въ тотъ же моментъ, не дождавшись отвѣта Клода на свой послѣдній вопросъ, онъ опрокинулся на спинку стула, закрылъ глаза и остался неподвижнымъ.
   Онъ былъ мертвецки пьянъ....
   -- Браво, г. Лоранъ!-- проворчалъ матросъ, презрительно взглянувъ на побѣжденнаго,-- я знаю теперь, благодаря тебѣ, то немногое, что было еще неизвѣстно мнѣ, и нашъ почтенный патронъ, достойный г. Фабрицій будетъ, полагаю, не совсѣмъ доволенъ результатами твоего шпіонства!
   Матросъ съ той минуты, когда управляющій сдѣлался неспособнымъ состязаться съ нимъ, не пилъ болѣе, и такъ какъ онъ былъ необыкновенно крѣпокъ, то скоро пришелъ совершенно въ нормальное состояніе.
   Онъ заплатилъ все, что слѣдовало, велѣлъ привести карету, въ которую положилъ Лорана, неподвижнаго какъ чурбанъ и, сѣвъ съ нимъ рядомъ, далъ кучеру адресъ виллы Нейльи.
   Тамъ прислуга, смѣясь надъ состояніемъ г-на управляющаго, помогла Клоду отнести Лорана въ его комнату, раздѣть и уложить въ постель.
   Все это было сдѣлано въ нѣсколько минутъ.
   Послѣ этого нашъ пріятель отправился въ свой павильонъ и, не смотря на усталость, ожидалъ возращенія Фабриція.
   Около полуночи въ окнахъ комнаты молодаго человѣка блеснулъ огонекъ и черезъ четверть часа потухъ.
   Племянникъ банкира легъ сейчасъ же по своемъ возвращеніи.
   Клодъ сдѣлалъ тоже.
   Съ разсвѣта онъ былъ на ногахъ и на-сторожѣ.
   Около десяти часовъ онъ увидѣлъ, что запрягали въ кабріолетъ понни, и что Фабрицій поѣхалъ въ немъ въ сопровожденіи грума.
   Клодъ пошелъ сейчасъ же въ комнату Лорана.
   Управляющій все еще храпѣлъ, и выстрѣлъ изъ пушки большаго калибра не пробудилъ бы его отъ тяжелаго сна.
   Очевидно Фабрицій не могъ до своего отъѣзда имѣть съ нимъ никакихъ сообщеній.
   Племянникъ банкира ѣхалъ въ Мелюнъ, чтобы взять Паулу, привезенную имъ вчера, и отвезти ее обратно въ Отейльскую больницу, куда они прибыли дѣйствительно въ пяти часамъ вечера въ сопровожденіи Фокса, большой лягавой собаки желѣзнаго цвѣта, продолжавшей по-прежнему выказывать нерасположеніе къ Фабрицію. не смотря на всѣ его заискиванія.
   -- Когда я сдѣлаюсь мужемъ твоей госпожи, думалъ молодой человѣкъ, смотря на собаку, пуля избавитъ меня отъ тебя....
   Отсутствіе Паулы продолжалось недолго; по тѣмъ не менѣе Эдмея чрезвычайно обрадовалась, увидѣвъ ее, какъ будто онѣ разстались давно....
   Фоксъ узналъ сейчасъ же дѣвицу Деларивьеръ и началъ лизать ей руки, выражая свою нѣжность тихими визгами, служащими у собакъ выраженіемъ глубочайшей привязанности.
   Со вчерашняго дня положеніе Жанны не измѣнилось замѣтнымъ образомъ.
   Кризисъ, котораго опасался докторъ во время прогулки на берегахъ Сены, миновалъ, благодаря сильной реакціи, произведенной быстрымъ движеніемъ кареты.
   По возвращеніи въ домъ умалишенныхъ, Жанна заснула и проспала спокойнымъ сномъ, отдыхая послѣ прогулки.
   Докторъ Вернье радовался результатамъ своего опыта.
   Фабрицій казался веселымъ и былъ дѣйствительно веселъ, радуясь приближенію дня, когда всѣ его опасенія должны были разсѣяться и всѣ поводы къ безпокойству исчезнутъ.
   Пребываніе на-едипѣ съ Паулою во время путешествія въ Мелюнѣ и обратно усилило его, и безъ того сильное вліяніе на нее.
   Съ часу на часъ увеличивалась привязанность къ нему молодой дѣвушки.
   Онъ былъ увѣренъ, что не встрѣтитъ серьезнаго сопротивленія, если сочтетъ нужнымъ соединиться съ нею тѣсными узами до брака и сдѣлать ее своей жертвою, прежде чѣмъ женою...
   И такимъ образомъ, по его мнѣнію, все шло хорошо.
   Жоржъ, оставивъ Паулу въ комнатѣ Эдмеи, увелъ Фабриція въ паркъ.
   -- Имѣете вы что нибудь сообщить мнѣ, любезный докторъ? спросилъ послѣдній.
   -- Да.
   -- Въ чемъ же дѣло?
   -- Я пробовалъ приготовить Эдмею къ извѣстію о смерти ея отца.
   -- И вы успѣли смягчить дѣйствіе, которое должно произвести на кузину это горестное извѣстіе?
   -- О! далеко не такъ!-- Я вынесъ изъ моей попытки самое твердое убѣжденіе, что нужно еще ждать...
   -- Ну, что же, докторъ, подождемъ....
   Они обмѣнивались этими словами, расхаживая по широкимъ тѣнистымъ аллеямъ.
   Вдругъ Фабрицій остановился и осмотрѣлся кругомъ.
   -- По-истинѣ, сказалъ онъ, ваши владѣнія прекрасны!... Я видѣлъ только вскользь этотъ садъ и не замѣтилъ, что онъ такъ обширенъ.... Это цѣлый паркъ!...
   -- Не правда-ли? возразилъ Жоржъ въ восторгѣ. Вы не знаете вѣдь хорошенько больницы со всѣми ея принадлежностями?
   -- Не знаю, кромѣ того, что видѣлъ вчера утромъ, сопровождая васъ въ вашихъ визитахъ къ больнымъ.
   -- Не желаете ли осмотрѣть все въ подробностяхъ?
   -- Весьма желаю.
   Фабрицій не безъ умысла завелъ этотъ разговоръ, и этотъ умыселъ читатели наши скоро угадаютъ.
   -- Такъ идемъ, отвѣтилъ докторъ, ведя молодаго человѣка къ зданію умалишенныхъ и объясняя малѣйшія подробности его расположенія съ снисходительностью и довольствомъ собственника.
   -- На какую улицу выходятъ задніе фасады этихъ обширныхъ корпусовъ зданія? спросилъ Фабрицій, знавшій это такъ же хорошо, какъ и самъ докторъ.
   Послѣдній отвѣтилъ:
   -- На дорогу, идущую вдоль бульвара Монморанси.... Но я вамъ покажу...
   И они воротились опять въ садъ. Жоржъ повелъ Фабриція къ маленькой калиткѣ, продѣланной въ стѣнѣ, выходившей на вышеозначенную дорогу.
   Онъ нашелъ ключъ между другими висѣвшими на его связкѣ и отперъ эту калитку.
   Племянникъ банкира слѣдилъ внимательно за всѣми его движеніями.
   При видѣ ключа, которымъ докторъ отперъ замокъ калитки, онъ улыбнулся съ видимымъ удовольствіемъ.
   -- Замокъ не перемѣнили, сказалъ онъ мысленно.
   -- Проходите.... промолвилъ Жоржъ. Дорога эта идетъ вокругъ парка и уединяетъ его совершенно!...-- Пойдемте здѣсь... Я проведу васъ къ бульвару Монморанси.
   -- Этотъ узкій и темный путь очень скученъ... замѣтилъ Фабрицій смѣясь.
   -- Да, это вѣрно, я не посовѣтую никому прогуливаться здѣсь для развлеченія.... возразилъ докторъ также смѣясь.
   Оба они сдѣлали нѣсколько шаговъ по дорогѣ, идущей вокругъ парка.
   -- Вотъ амфитеатръ и прачешная, возразилъ Жоржъ, указывая на два зданія, уже извѣстныя читателю,-- а вотъ калитка, выходящая на бульваръ Монморанси.... Не отворить ли ее?
   -- Если можно?...
   Докторъ взялся опять за связку ключей и выбралъ одинъ изъ нихъ, именно тотъ маленькій ключикъ съ мѣдной головкою античной формы, который былъ похищенъ Эдмеею изъ связки Франца Риттнера.
   Между тѣмъ какъ Жоржъ отворялъ узкую калитку, Фабрицій смотрѣлъ на верхнюю часть отверстія.
   Взглядъ его остановился на едва замѣтномъ стальномъ стержнѣ, вдѣланномъ въ деревѣ и сгибавшемся какъ пружина, когда верхушка двери касалась его.
   -- Существуетъ ли еще проволока, служившая проводникомъ? спросилъ онъ себя.-- Я узнаю это.
   -- Вотъ бульваръ Монморанси и желѣзная дорога, опоясывающая его... сказалъ Жоржъ.-- Здѣсь выносятъ изъ больницы гробы при похоронахъ кого нибудь изъ больныхъ...
   -- Это прекрасная мысль... возразилъ Фабрицій. Не нужно омрачать живыхъ зрѣлищемъ мертвыхъ... Сколько вы заплатили за недвижимость и кліентовъ?....
   -- Триста пятьдесятъ тысячъ Франковъ.
   -- Поздравляю васъ... отличное дѣло вы сдѣлали...-- Если вашъ предшественникъ уступилъ вамъ за такую дешевую цѣну это превосходное заведеніе, то нужно полагать, что ему была крайняя необходимость оставить Парижъ.
   -- Я такъ же думаю; одна земля стоитъ не менѣе того, что я заплатилъ за все.
   Жоржъ затворилъ опять калитку и вышелъ на дорогу, огибавшую паркъ, по которой Фабрицій слѣдовалъ за нимъ, спрашивая съ безпечнымъ видомъ:
   -- Я думаю, что по ночамъ здѣсь находится стража?
   -- Стража!-- повторилъ Жоржъ, улыбаясь.-- Зачѣмъ?-- Это былъ-бы напрасный трудъ для караульщиковъ.-- Намъ нечего бояться.
   

LXXIX.

   -- Мнѣ кажется, что на вашемъ мѣстѣ я не былъ бы такъ спокоенъ...-- возразилъ Фабрицій.
   -- Да чего же бы вы опасались?-- спросилъ докторъ.
   -- Я боялся бы побѣговъ...
   -- Побѣги невозможны....
   -- Вы увѣрены въ этомъ?
   -- Совершенно.
   -- И не было подобныхъ примѣровъ?
   -- Никакихъ... Были попытки, но не удались, и то днемъ только. Подумайте, что сумасшедшихъ запираютъ вечеромъ въ ихъ комнатахъ, и что самое зданіе запирается... Чтобы пробраться въ садъ, бѣглянкѣ пришлось бы сломать замки у двухъ дверей и затѣмъ, очутившись въ саду, она встрѣтила бы двѣ другія двери двойной ограды, окружающей зданіе.... Убѣдились ли вы въ безопасности?
   -- Да... Я сознаю, что побѣгъ былъ бы затруднителенъ... но можно бояться вторженія какого нибудь злодѣя...
   -- Какимъ образомъ?
   -- Чрезъ калитку, выходящую на бульваръ Монморанси...
   -- Нужно было бы имѣть ключъ отъ нея и проникнуть чрезъ вторую стѣну, выходящую на круговую дорогу... Къ тому же никакъ не могу представить себѣ, что могло бы побудить самого отчаяннаго злодѣя лѣзть ночью со взломомъ въ такую больницу какъ эта... опасности такого предпріятія очевидны; но я не вижу выгодъ...
   -- Это правда, сказалъ Фабрицій.-- Но все-таки я полагаю, что въ интересахъ больныхъ вы должны имѣть по ночамъ дежурную прислугу внутри зданія.
   -- Это имѣется.... Сидѣлка дежурная обходитъ ежечасно корридоры каждаго зданія.
   -- Ея надзоръ не простирается на паркъ?
   -- Разумѣется нѣтъ, что не мѣшаетъ намъ спать спокойно, увѣряю васъ....
   -- Поздравляю васъ еще разъ, любезный докторъ.... Вы пріобрѣли исключительное заведеніе, которое вы сдѣлаете однимъ изъ первыхъ въ Парижѣ и его окрестностяхъ.
   -- Надѣюсь и разсчитываю успѣть въ этомъ.... Не для себя собственно, такъ какъ ни честолюбія, ни наклонностей къ роскоши у меня нѣтъ; но для того, чтобы доставить полное счастіе Эдмеѣ, которая дороже мнѣ всего на свѣтѣ.
   -- Это кроткое дитя заслуживаетъ вполнѣ такого счастія, и вы достойны раздѣлять его съ нею...-- Намѣрены вы скоро жениться?
   -- Назначить числа, когда именно, я не могу.
   -- Почему?
   -- Потому что, прежде чѣмъ думать о себѣ, я долженъ вылечить ее и ея мать.
   -- Я перестаю васъ понимать...-- Почему не поторопиться свадьбою?-- Кузина скоро совсѣмъ поправится; а ожидать выздоровленія ея матери, мнѣ кажется, нѣтъ никакой надобности, тѣмъ болѣе что это выздоровлѣніе, будь сказано между нами, представляется весьма проблематичнымъ....
   -- И вы не вѣрите въ него? прибавилъ Жоржъ.
   -- Я не спеціалистъ, докторъ, и потому не рѣшаюсь отрицать этого, но весьма сомнѣваюсь...
   -- Г-нъ Фабрицій, возразилъ докторъ, вы знаете насколько я люблю Эдмею?..
   -- О! въ этомъ я не сомнѣваюсь!
   -- Я отдался ей весь всѣ мои чувства и мысли принадлежатъ ей.... Она жизнь моя.... Умри она,-- я не переживу ея...-- Это сущая правда безъ всякаго преувеличенія... И при всемъ этомъ сдѣлаюсь ея мужемъ лишь тогда, когда выздоровѣетъ ея мать. Я твердо рѣшился -- Мой свадебный подарокъ будетъ -- возвращеніе разсудка матери.... Теперь вы понимаете, надѣюсь, до какой степени я увѣренъ въ исцѣленіи Жанны.
   -- Дѣлайте какъ хотите возразилъ Фабрицій. Вы спрашивали моего согласія, въ которомъ, конечно, не нуждались, и я вамъ далъ его съ радостью, такъ какъ достаточно васъ знать, чтобы оцѣнить васъ но достоинству....-- Не забудьте, что я даю милліонъ 500 тысячъ франковъ въ приданое нашей милой Эдмеѣ.
   -- Благодарю васъ, г -въ Фабрицій, за нее и за себя; но ваши великодушныя намѣренія не могутъ измѣнить рѣшенія, которое я считаю справедливымъ...-- Было бы не хорошо съ моей стороны ускорить нашъ союзъ.... Я не долженъ забывать, что Эдмея лишилась только что отца, и было бы безнравственно заставить ее одѣться въ подвѣнечное платье, прежде чѣмъ она относитъ трауръ...
   Фабрицій молча поклонился.
   -- Надѣюсь, что вы одобряете меня?-- спросилъ Жоржъ.
   -- Конечно одобряю!-- возразилъ съ притворнымъ чувствомъ племянникъ банкира. Болѣе чѣмъ одобряю, я удивляюсь вамъ!... У васъ великая душа, г-нъ Жоржъ!... Вы честный человѣкъ!...
   -- Надѣюсь, воскликнулъ докторъ съ улыбкою, что въ этомъ случаѣ я исполняю лишь долгъ....-- тѣмъ не менѣе, однакоже, благодарю васъ за комплиментъ, и радуюсь отъ души, что заслужилъ ваше расположеніе...
   Разговаривая, они шли по дорогѣ вокругъ парка и вошли въ него чрезъ главныя ворота.
   -- Вы не забыли, надѣюсь, сказалъ Жоржъ, что, какъ вчера было рѣшено, вы останетесь обѣдать съ нами?
   -- Могъ ли я забыть приглашеніе, обѣщающее такой пріятный вечеръ; но яимѣю къ вамъ одну просьбу, если только вы не сочтете ее нескромною....
   -- Нескромною! повторилъ Жоржъ: со мной вы не можете быть нескромны....
   -- Такъ вотъ въ чемъ дѣло: дайте мнѣ перо и бумаги, и позвольте уединиться въ вашемъ кабинетѣ.
   -- Вы здѣсь дома.... отвѣтилъ докторъ... Располагайте всѣмъ и мною.... большаго удовольствія вы не можете мнѣ доставить.
   Фабрицій пожалъ руку Жоржу.
   Послѣдній продолжалъ:
   -- Вы знаете гдѣ мой кабинетъ?..
   -- Нѣтъ.
   -- Такъ я васъ отведу туда.
   И въ этими словами онъ повелъ Фабриція въ павильонъ, въ которомъ жилъ и въ которомъ нѣкогда помѣщался прежде Риттнеръ.
   Жоржъ не сдѣлалъ тамъ никакихъ измѣненій; все осталось какъ было: та же мебель, та же обстановка. Онъ сдѣлалъ своимъ кабинетомъ рабочій кабинетъ доктора умалишенныхъ, на что именно и разсчитывалъ Фабрицій. Жоржъ привелъ туда своего гостя.
   -- Вотъ, сказалъ онъ, указывая послѣдовательно: бумага для писемъ разныхъ форматовъ, конверты, сургучъ, печать, чернила и перья...-- Запритесь, если хотите; но никто не потревожитъ васъ и безъ того. Звонокъ извѣститъ васъ о приближеніи обѣденнаго часа, и тогда вамъ нужно будетъ поторопиться.
   -- Благодарю!
   -- Я оставляю васъ....
   Жоржъ оставилъ Фабриція, горѣвшаго отъ нетерпѣнія остаться одному, и вышелъ, затворивъ за собою дверь кабинета.
   Племянникъ банкира приложился сейчасъ же ухомъ къ этой двери, чтобы подслушать -- удалился ли докторъ.
   Когда шумъ шаговъ Жоржа затихъ, Фабрицій отошелъ и выпрямился съ злораднымъ взглядомъ и улыбкою, имѣвшею страшное выраженіе.
   -- Несчастные вы безумцы! прошепталъ онъ, -- пришло время остановить васъ въ вашемъ мщеніи!... Пора сказать вамъ:-- "вы не пойдете далѣе"!... Довольно опасеній!... страха!... Довольно! Я хочу наконецъ покойно спать!...
   Фабрицій не забылъ, что въ стѣнѣ кабинета Франца Риттнера былъ устроенъ потайной шкафъ, секретъ котораго онъ зналъ, и предполагалъ не безъ основанія, что докторъ умалишенныхъ въ минуту своего внезапнаго отъѣзда не позаботился ни открыть своему преемнику о существованіи этого таинственнаго шкафа, ни уничтожить страшные, заключавшіеся въ немъ медикаменты..
   Молодой человѣкъ направился къ мѣсту, прикрытому отчасти соблазнительною картиною въ вкусѣ XVIII столѣтія.
   Онъ снялъ эту картину, подъ которою такъ искусно были скрыты дверцы шкафа.
   Онъ нажалъ почти незамѣтную круглую точку -- и шкафъ отворился съ легкимъ трескомъ.
   Все было тамъ въ такомъ же порядкѣ, какъ въ день, когда Францъ Риттнеръ вынималъ оттуда сильные реактивы, которые были необходимы Рене Жанселину для подлоговъ.
   Стклянки и бутылки стояли съ своими этикетами рядами наполкахъ.
   Фабрицій не былъ невѣжда: хотя не изучилъ спеціально токсикологію, однакоже зналъ научныя названія ядовъ, которые убиваютъ самымъ вѣрнымъ и быстрымъ образомъ, не оставляя никакихъ слѣдовъ для глазъ людей, не подозрѣвающихъ отравленія.
   Онъ пробѣжалъ глазами всѣ надписи на стклянкахъ перваго ряда, и остановилъ взоръ на синемъ, герметически закупоренномъ пузыркѣ. На немъ била надпись: "Datura stramonium".-- Вотъ, что мнѣ нужно, подумалъ Фабрицій. Ничего лучшаго, какъ этотъ тончайшій растительный ядъ, нельзя желать...-- Францъ Риттнеръ былъ искусный человѣкъ, а я -- ученикъ его....
   Онъ взялъ синій пузырекъ, сунулъ его въ карманъ, заперъ шкафъ и повѣсилъ опять картину на прежнее мѣсто.
   -- Теперь, -- продолжалъ онъ, подойдя и приложивъ опять ухо къ двери, чтобы убѣдиться, что никто нейдетъ,-- нужно заручиться возможностью входить сюда ночью незамѣтнымъ образомъ, и я устрою такъ, чтобы это было легко и удобно....

КОНЕЦЪ ЧЕТВЕРТОЙ ЧАСТИ.

   

ЧАСТЬ ПЯТАЯ.
ПАУЛА БАЛЬТУСЪ.

I.

   Фабрицій влѣзъ на стулъ, стоявшій у стѣны, и сталъ искать проволоку, приводившую въ сообщеніе калитку бульвара Монморанси съ электрическими звонками кабинета. Онъ нашелъ ее, но перерѣзанною по срединѣ.
   -- Эге! я напрасно безпокоился!... подумалъ онъ, улыбнувшись Риттнеръ не хотѣлъ, чтобы узнали его тайны даже и послѣ отъѣзда, и предпринялъ мудрыя мѣры предосторожности... Нечего бояться: дороги открыты.... Ключи у меня въ Нейльи.... Ни одинъ замокъ не перемѣненъ.... Я могу приходить сюда, когда мнѣ вздумается... Теперь надо съиграть комедію до конца.... Будемъ, писать или по крайней мѣрѣ сдѣлаемъ видъ, что писали....
   И Фабрицій присѣлъ къ конторкѣ.
   Онъ взялъ три или четыре чистые листка почтовой бумаги, вложилъ каждый въ особый конвертъ и написалъ вымышленные адресы.
   Окончивъ это, онъ пошелъ въ садъ, гдѣ нашелъ Паулу Бальтуса и молодаго доктора.
   -- Вы окончили вашу корреспондецію? спросилъ Жоржъ.
   -- Окончилъ, докторъ; и такъ какъ вы очень обязательны, то хочу просить васъ, чтобы вы послали опустить письма въ ближайшій почтовый ящикъ.
   Въ эту минуту проходилъ мимо одинъ изъ служителей лечебницы и Жоржъ приказалъ ему отнести письма на почту.
   Фабрицій изъявилъ желаніе видѣть г-жу Деларивьеръ.
   -- Пойдемте къ ней, отвѣчалъ докторъ.
   Поднимаясь по лѣстницѣ, которая вела въ комнату несчастной безумной, Фабрицій считалъ ступени и старался запомнить расположеніе дверей.
   Около Жанны, какъ и наканунѣ, стоялъ графинъ, до половины наполненный прохладительнымъ питьемъ.
   -- Вы оставляете по ночамъ огонь въ этой комнатѣ? спросилъ Фабрицій.
   -- Никогда!-- отвѣчалъ съ живостью докторъ:-- это было бы непростительною неосторожностью!-- Г-жа Деларивьеръ могла бы безсознательно произвести пожаръ....
   -- Вы совершенно правы.... я сдѣлалъ этотъ нелѣпый вопросъ не подумавши.... А хорошо ли Жанна спитъ по ночамъ?
   -- Какъ случится.... Она спитъ, но очень слабымъ сномъ, который легко прерывается...-- Малѣйшій шумъ будитъ ее.-- Это происходитъ отъ чрезвычайной чувствительности ея нервной системы, возбуждаемой еще болѣе способомъ леченія, о которомъ я говорилъ вамъ.
   Г-жа Деларивьеръ не обращала никакого вниманія на трехъ посѣтителей.-- Голова ея лежала на подушкѣ и вѣки смыкались.
   -- Она засыпаетъ, сказала Паула.
   -- Оставимъ ее спать, отвѣчалъ Жоржъ.
   Молодая дѣвушка вышла изъ комнаты вмѣстѣ съ докторомъ и Фабриціемъ.
   Обѣдъ былъ поданъ; сѣли за столъ и отобѣдали очень скоро.
   Въ половинѣ десятаго Фабрицій, подъ предлогомъ начинающагося мигреня, простился съ Паулою и Жоржемъ, и ушелъ, сказавъ имъ:
   -- До завтра.
   Спустя три четверти часа, онъ возвратился на виллу Нейльи Сенъ-Джемсъ, гдѣ Лоранъ, удивленный тѣмъ, что не видалъ Фабриція по утру и помня свою неудачную попытку наканунѣ, ожидалъ его съ трепетомъ.
   Клодъ Марто также подстерегалъ возвращеніе Фабриція.
   Заслышавъ повелительный звонокъ, возвѣщавшій о приходѣ хозяина, онъ юркнулъ въ купы деревьевъ, прошелъ черезъ лугъ и взлѣзъ на каштановое дерево, служившее ему обсерваторіею.
   Минуту спустя послѣ того какъ онъ засѣлъ въ листву, окна комнаты Фабриція освѣтились.
   Лоранъ со свѣчею въ рукѣ отворилъ дверь, и пропустилъ впередъ своего господина.
   Клоду Марто везло: вечеръ былъ теплый, и управляющій, онъ же и лакей, отворилъ окна, такъ что можно было не только видѣть, какъ третьяго-дня, но и слышать.
   -- Что у васъ тутъ дѣлается, Лоранъ? сказалъ Фабрицій. Вы спали сегодня по утру такъ крѣпко, что я не добудился васъ, а теперь у васъ такое лицо, какъ будто вы явились съ того свѣта. Вы не похожи на побѣдителя, предупреждаю васъ....
   Лоранъ даже не попытался оправдываться, такъ какъ ему казалось, что для него не могло быть оправданія. Онъ скорчилъ самую униженную, самую огорченную физіономію и проговорилъ съ такимъ видомъ, какъ будто хотѣлъ исчезнуть съ лица земли:
   -- Если бы я былъ похожъ на побѣдителя, сударь, то моя наружность была бы не такова...
   -- Что вы хотите сказать?
   -- Что если вы лишите меня вашего расположенія, если даже прогоните,-- то поступите, вполнѣ справедливо.... я дуракъ, оселъ, кретинъ, школьникъ!
   -- По какому случаю расточаете вы себѣ эти нелѣпые эпитеты?
   -- Я обѣщалъ вамъ сдѣлать чудеса, а между тѣмъ провалился какъ глупецъ....
   -- А! вскричалъ Фабрицій, брови котораго сдвинулись.-- Вы потерпѣли неудачу съ матросомъ?
   -- То есть совсѣмъ пошелъ ко дну, какъ сказалъ бы Клодъ Марто по своему.... У этого плута больше ума въ одномъ мезинцѣ, чѣмъ у меня во всей моей особѣ.-- Онъ продастъ меня и купитъ, если захочетъ.-- Я обѣщался вамъ, что напою его и заставлю разболтаться, а на повѣрку вышло, что не я его, а онъ меня напоилъ, и я же болталъ все время. Я дотого нарѣзался, что когда проснулся сегодня по утру на своей постели, такъ не могъ понять, какъ очутился на ней. Вы хорошо сдѣлаете, сударь, если станете презирать меня.... я самъ себя презираю. Я упалъ въ моихъ собственныхъ глазахъ и прошу васъ звать меня негодяемъ.
   Раскаяніе Лорана было дотого комично, что даже Фабрицій съ трудомъ удержался отъ смѣха, не смотря на то, что въ этомъ дѣлѣ была сторона, встревожившая его.
   Впрочемъ хитрый лакей достигъ своей цѣли.
   Фабрицій былъ обезоруженъ.
   -- Перестаньте ныть, сказалъ онъ. Вы слишкомъ надѣялись на вашу способность пить и обожглись.... но вы не сдѣлали никакого преступленія....
   -- Такъ вы меня прощаете, сударь?
   -- Безо всякаго сомнѣнія....
   -- Ахъ, какое счастье! Это возстановляетъ мою честь. Къ тому же, обдумавъ все, мнѣ кажется, я заслуживаю ваше снисхожденіе!...-- Я такъ хорошо составилъ планъ, что успѣхъ казался несомнѣннымъ!.... Но какъ бороться съ такимъ человѣкомъ?-- У него не глотка, а настоящая пропасть.... Онъ въ состояніи выпить всю Сену.
   -- Спасибо, кумъ, подумалъ Клодъ, сидя на деревѣ, -- воды-то я не хочу; если бы въ Сенѣ было бѣлое вино, такъ тогда другое дѣло.
   -- Вы болтали, говорите вы? спросилъ Фабрицій.
   -- Да сударь, за завтракомъ я болталъ безъ остановки.
   -- О чемъ же?
   -- Къ сожалѣнію, не помню о чемъ.
   -- Это не важно.... Мы найдемъ другой способъ развязать языкъ матросу.-- Нынѣшній вечеръ я не имѣю надобности въ вашихъ услугахъ.... Подите лягте, вы вѣрно еще не выспались.
   -- Такъ вы не сердитесь на меня, сударь?
   -- Я вамъ сказалъ уже и повторяю, что не сержусь.
   -- Вы меня воскресили, сударь!....
   И Лоранъ убрался, очень довольный тѣмъ, что отдѣлался такъ дешево.
   Клодъ увидѣлъ, что, лишь только Лоранъ вышелъ,-- Фабрицій досталъ изъ кармана небольшую синюю стклянку и поставилъ на столъ.
   Послѣ того отворилъ ящикъ стола и досталъ оттуда три или четыре ключа разной величины, надѣтые на сломанномъ кольцѣ. Секунды двѣ или три онъ внимательно осматривалъ ихъ.
   -- Это тѣ самые.... проговорилъ онъ, опуская ихъ въ жилетный карманъ. Затѣмъ взглянулъ на часы. Они показывали половину одиннадцатаго.
   -- Чтобъ дойти туда -- нуженъ добрый часъ.... прошепталъ онъ такъ тихо, что матросъ не разслышалъ этихъ словъ.-- Всѣ будутъ спать, когда я приду, а первый сонъ -- самый крѣпкій....
   Послѣ того онъ снялъ свой элегантный костюмъ и надѣлъ пальто попроще, а круглую шляпу замѣнилъ дорожною.
   -- Куда онъ идетъ въ такую пору? подумалъ Клодъ.
   Фабрицій взялъ со стола синюю стклянку и спряталъ въ боковой карманъ пальто.
   -- Онъ уноситъ стклянку... продолжалъ размышляю, матросъ,-- что бы такое въ ней было, чортъ возьми?
   Въ ту минуту, когда онъ задалъ себѣ этотъ вопросъ, Фабрицій затворилъ окна и вышелъ изъ комнаты со свѣчею въ рукѣ.
   -- Тысячу чертей! проговорилъ почти громко Бордепла, увѣренный, что теперь никто не можетъ его слышать. Если онъ выйдетъ на улицу Лоншанъ, то какъ узнать куда онъ пойдетъ. Все дѣло въ томъ, чтобы не потерять его слѣда! Пустимся по его пятамъ!
   Онъ спустился съ каштановаго дерева проворно и ловко, какъ обезьяна.
   

II.

   Очутясь на лугу, Клодъ Марто побѣжалъ во весь духъ и удивительно быстро обогнулъ строеніе.
   Но дичь была далеко впереди отъ охотника, и матросъ добѣжалъ до крыльца какъ разъ въ ту минуту, когда раздался легкій стукъ осторожно запираемой калитки. Онъ угадалъ: Фабрицій вышелъ на Лоншанскую улицу. Клодъ Марто въ нѣсколько секундъ очутился у той же калитки и хотѣлъ-было отворить, но безуспѣшно, такъ какъ Фабрицій заперъ ее на ключъ въ два оборота. Эксъ-морякъ, сильно разочарованный, проговорилъ самое крѣпкое ругательство изо всего своего репертуара.
   -- Во что бы ни стало, пробормоталъ онъ, а я таки-добьюсь своего! Пойду за нимъ!
   . Для человѣка, привыкшаго лазать по реямъ въ бурю, немудрено перелѣзть чрезъ садовую рѣшетку.
   Клодъ схватился за два желѣзные прута, вскарабкался по нимъ при помощи рукъ и, рискуя наткнуться на острія, выдающіяся наверху рѣшетки, очутился по другую ея сторону на землѣ.
   До него издали еле-доносился шумъ шаговъ Фабриція; но ему достаточно было и этого шума, чтобы руководиться имъ.
   Онъ былъ увѣренъ, что молодой человѣкъ повернулъ направо и пошелъ въ эту сторону. Минутъ черезъ пять онъ догналъ Фабриція настолько, что могъ уже видѣть его. Послѣдній шелъ скорымъ шагомъ, какъ человѣкъ, который торопится.
   На Клодѣ Марто были башмаки съ мягкими подошвами и онъ шелъ около стѣны въ тѣни, такъ что если бы Фабрицій обернулся, то силуетъ охотника не привлекъ бы его вниманія.
   Фабрицій сократилъ путь, пройдя безлюдными улицами, которыя безполезно называть здѣсь, на Мадридскую аллею, и направился вдоль нея.
   Вскорѣ онъ дошелъ до кафе-ресторана, извѣстнаго всѣмъ парижанамъ.
   Не смотря на то, что было около полуночи, въ открытыя окна одного изъ салоновъ этого ка$е было видно яркое освѣщеніе.
   Слышался звонкій смѣхъ, возгласы женскихъ голосовъ, звуки разбитаго фортепьяно и нескромные припѣвы пѣсенокъ изъ "Альказара", "Посланниковъ" или "Часовъ".
   Ясно было, что тутъ ужинали въ веселомъ обществѣ какіе-то повѣсы.
   У дугообразной двери, ведущей во дворъ Мадридскаго каўе, стояло съ полдюжины наемныхъ экипажей.
   Усталыя лошади, опустивъ головы, спали стоя, а кучера -- сидя на козлахъ.
   Клодъ Марто пошелъ тише, чтобы Фабрицій не замѣтилъ его при свѣтѣ.
   Когда послѣдній проходилъ мимо ресторана, со двора вышелъ слуга и крикнулъ:
   -- Номеръ 8,240, изъ улицы Леона....
   -- Сейчасъ, отвѣчалъ внезапно проснувшись одинъ изъ кучеровъ.
   -- Вамъ слѣдуетъ за три часа и на водку... продолжалъ слуга.-- Вотъ десять франковъ... можете ѣхать.
   -- Какъ ѣхать!... а барыня, которую я привезъ?
   -- Она-то и послала меня...-- Она сказала, что поѣдетъ обратно со своею знакомою.
   -- Ладно, понимаемъ...-- Прощайте. Ну, Коко, пошевеливайся!
   Фабрицій остановился и подошелъ къ фіакру, тронувшемуся уже съ мѣста.
   -- Если вы свободны -- сказалъ онъ кучеру, такъ я найму васъ.
   -- Вы хотите возвратиться въ Парижъ?
   -- Нѣтъ.
   -- Такъ я не могу...-- Коко еле ноги волочитъ.
   -- Но мнѣ недалеко....
   -- Куда?
   -- Въ Отейль.
   -- Въ какое мѣсто въ Отейлѣ?
   -- Близъ желѣзнодорожной станціи.
   -- А что вы дадите?
   -- Десять франковъ.
   -- Впередъ?...
   -- Вотъ вамъ два франка....
   -- Садитесь.... Коко не обрадуется этому.... но какъ нибудь дотащитъ. Будь спокоенъ, Коко.... ты получишь сегодня двойную порцію, старикашка, а завтра останешься цѣлый день въ конюшнѣ валяться на соломѣ.
   Клодъ Марто съ той минуты, какъ Фабрицій заговорилъ съ кучеромъ номеръ 8,240, перебѣгалъ отъ дерева къ дереву и прятался за стволами, чтобы не пропустить ни одного слова.
   Когда Фабрицій отворилъ дверцы и прыгнулъ въ купэ, матросъ былъ совсѣмъ близко. Одно мгновеніе онъ думалъ-было уцѣпиться позади экипажа, но не посмѣлъ, такъ какъ другіе кучера не спали и безъ сомнѣнія сказали бы объ этомъ товарищу, что могло возбудить подозрѣніе въ Фабрицій, и тогда все пропало бы.
   -- Дѣлать нечего, подумалъ онъ, отложимъ это, но я все-таки не напрасно потратилъ время....-- Я знаю, что онъ ѣдетъ въ Отейль въ лечебницу, гдѣ у него спрятаны мать и дочь.-- Что ему надо тамъ въ такую пору?-- Я можетъ быть узналъ бы это нынче же, если бы не подвернулся такъ некстати этотъ чортовъ берлинъ; но я узнаю это, когда онъ возвратится, потому что приму свои мѣры....
   Клодъ повернулъ назадъ, дошелъ до бульвара Сены, отворилъ калитку, ключъ отъ которой носилъ всегда въ карманѣ, и очутился въ паркѣ.
   Войдя въ павильонъ, онъ задалъ себѣ вопросъ:
   -- Въ которомъ часу возвратится этотъ мошенникъ?
   Но такъ какъ не могъ дать на это отвѣта, то вооружился терпѣніемъ, закурилъ трубку, сѣлъ у окна и сталъ дожидаться, не спуская глазъ съ виллы.
   Пробило три часа, когда въ комнатѣ молодаго человѣка появился слабый свѣтъ.
   Эксъ-матросъ побѣжалъ къ каштановому дереву, служившему ему обсерваторіею, взлѣзъ на него и скрылся въ листвѣ.
   Фабрицій, не снимая шляпы, бросился на стулъ, какъ человѣкъ* уставшій отъ продолжительной ходьбы.
   -- Должно быть онъ возвратился пѣшкомъ, подумалъ Клодъ.
   Отдохнувъ минутъ пять, молодой человѣкъ вдругъ всталъ, вынулъ изъ кармана синюю стклянку, поставилъ на полку въ книжный шкафъ позади ряда книгъ, раздѣлся и задулъ свѣчу.
   Наблюдать за нимъ далѣе было безполезно.
   Клодъ оставилъ обсерваторію, вернулся въ свой шалэ и легъ; но напрасно старался заснуть,-- сонъ бѣжалъ отъ него.
   Онъ ворочался на постели, повторяя мысленно:
   -- Что бы такое было въ стклянкѣ, которую этотъ негодяй уноситъ и приноситъ?... Надо непремѣнно узнать это.
   На другой день Фабрицій проспалъ долѣе обыкновеннаго.
   Было два часа, когда онъ выѣхалъ изъ дому, въ колясочкѣ, запряженной пони, и отправился въ Отейльскую лечебницу.
   Жоржъ началъ свои посѣщенія къ пансіонеркамъ.
   Мадмоазель Бальтусъ была занята своимъ туалетомъ.
   Фабрицій вошелъ въ небольшую залу и сталъ дожидаться, читая газеты, чтобы обмануть свое нетерпѣніе.
   Клодъ Марто всталъ въ семь часовъ утра, не смотря на безсонную ночь, и бродилъ по парку, наблюдая за всѣмъ изподтишка. Ему пришла мысль, и онъ ждалъ минуты, удобной для ея исполненія.
   Онъ видѣлъ какъ уѣхалъ Фабрицій.
   Почти тотчасъ же послѣ того, Лоранъ вошелъ въ его комнату и тщательно убралъ ее.
   За завтракомъ, въ людской, господинъ управляющій объявилъ, что поѣдетъ въ Парижъ сдѣлать нѣкоторыя закупки.
   Клодъ подождалъ, пока онъ отправился, затѣмъ сошелъ въ кухню и убѣдись, что тамъ находилась вся прислуга, возвратился въ вестибуль, но вмѣсто того, чтобъ выйдти изъ виллы, пошелъ въ комнату Фабриція, гдѣ былъ увѣренъ, что никого не встрѣтитъ.
   Онъ зналъ, что этотъ смѣлый поступокъ могъ сильно скомпрометировать его, еслибы кто нибудь засталъ его тамъ; но любопытство взяло верхъ надъ страхомъ, ктому же онъ вѣрилъ въ свою счастливую звѣзду.
   Войдя въ спальню, онъ прямо направился къ книжному шкафу, отворилъ и сталъ искать за книгами таинственной стклянки.
   Онъ очень хорошо помнилъ гдѣ она стояла и, найдя, откупорилъ и поднесъ къ носу.
   Его обдало страннымъ, ѣдкимъ запахомъ.
   Клодъ сдѣлалъ гримасу.
   -- Чортъ возьми!.. пробормоталъ онъ.-- Вѣдь не мажетъ же онъ составомъ съ такимъ запахомъ свои баки, чтобы нравиться дамамъ!..
   Онъ взглянулъ на надпись и прочелъ слѣдующія два слова:

"Datura stramonium".

   

III.

   -- Datura Stramonium.... повторилъ Клодъ Марто, для котораго эта слова не представляли никакого смысла. Что бы это было такое?... Не знаю, но эта стклянка возбуждаетъ во мнѣ подозрѣніе..-- Сдается мнѣ, что въ ней ядъ!... Я не согласился бы за сто экю отвѣдать того, что находится въ ней.
   Одну минуту эксъ-матросъ хотѣлъ-было разбить или унести, стклянку, но тотчасъ же одумался.
   Если бы стклянка исчезла,-- это возбудило бы подозрѣніе въ Фабриціи,-- который ктому же легко добылъ бы другую такую же.
   Клодъ поставилъ пузырекъ на прежнее мѣсто, заперъ шкафъ и вышелъ изъ комнаты, а затѣмъ и изъ дому, не встрѣтивъ ни одной живой души.
   Возвращаясь къ себѣ въ павильонъ, онъ думалъ:
   -- Какъ бы узнать, что такое Datura Stramonium?-- У кого спросить? Ахъ, если бы я ходилъ въ школу въ молодости, такъ такіе пустяки не поставили бы меня въ тупикъ... Но когда я былъ мальчишкою, то любилъ только баловаться, игралъ въ шары, да разорялъ птичьи гнѣзда... Оттого-то я такъ же ученъ, какъ какая нибудь рыба.
   Маленькій Пьерръ дожидался его, стоя у окна въ павильонѣ.
   -- Здравствуйте, хозяинъ!... закричалъ онъ, лишь только завидѣлъ Клода.
   Въ головѣ послѣдняго мелькнула мысль.
   -- Здравствуй, малецъ... отвѣчала онъ. Поди-тко сюда.
   Мальчикъ прибѣжалъ.
   -- Отчего мы нынче не ловимъ рыбу по утрамъ? спросилъ онъ.
   -- Потому, голубчикъ, что въ настоящее время у меня болитъ лѣвая нога: это застарѣлая болѣзнь, а извѣстно, что сырость никуда не годится при болѣзни. Будь спокоенъ, когда мнѣ будетъ лучше, мы наверстаемъ потерянное время.
   -- Тѣмъ лучше, мосье Клодъ. Я терпѣть не могу сидѣть сложа руки, и, если вы хотите, я пойду смочу шлюпки...-- Я думаю, что сегодня будетъ парить... и пожалуй дерево разсохнется.
   -- Ты славный мальчуганъ... за всѣмъ смотришь.... я доволенъ тобою... ходилъ ты вчера въ вечернюю школу?
   -- Ходилъ, мосье Клодъ.
   -- Хорошо ты учишься въ школѣ?
   -- Я стараюсь какъ только могу...
   -- Такъ скажи же мнѣ, -- вѣдь ты готовишься быть ученымъ, слыхалъ ли ты когда нибудь, что такое Datura Stramonium?
   Мальчикъ широко раскрылъ глаза.
   -- Datura Stramonium.... повторилъ онъ. Что это звѣрь, морская или рѣчная рыба?
   -- Нѣтъ это жидкость.... ее наливаютъ въ бутылки....
   -- Я никогда не слыхалъ такого слова....
   -- Чортъ возьми! чему же васъ учатъ тамъ въ школѣ?
   -- Много чему, но только не этому.
   -- Я далъ бы мою лучшую трубку да и табаку въ придачу, чтобы узнать, что значитъ...
   -- Это можно узнать, мосье Клодъ.
   -- А какъ?-- спросить у перваго встрѣчнаго.
   -- Нѣтъ, мосье Клодъ. Надо посмотрѣть въ словарѣ...
   -- Это еще что за штука?
   -- Это толстая книга, въ которой находятся всѣ слова въ алфавитномъ порядкѣ съ объясненіемъ.
   -- Такъ, такъ! А гдѣ же добыть такую толстую книгу? Конечно у книгопродавца?...-- я сейчасъ пойду и куплю.
   -- Не надо ходить, мосье Клодъ, у меня есть словарь.
   -- У тебя, юнга? вскричалъ эксъ-матросъ съ величайшимъ изумленіемъ,-- а откуда ты взялъ его?
   -- Онъ принадлежитъ моему бѣдному отцу.
   -- Но я не видалъ здѣсь у тебя этой книги?
   -- Мнѣ принесла его третьяго-дня мама, вмѣстѣ съ грамматикою, четырьмя рубашками, шестью парами носковъ и дюжиною носовыхъ платковъ....
   -- Славная она женщина!-- Такъ покажи-ка мнѣ его, малецъ... Мы поищемъ....
   -- Сейчасъ, мосье Клодъ.
   Мальчикъ побѣжалъ въ павильонъ и тотчасъ же явился обратно съ книгою въ рукахъ.
   Это былъ словарь французскаго языка, составленный Шарлемъ Нодье по Академическому словарю.
   -- И мы найдемъ здѣсь то, что я хочу знать? спросилъ Клодъ, указывая на толстую книгу.
   -- Найдемъ, хозяинъ, по крайней мѣрѣ, я такъ думаю... Какъ вы назвали слово?
   -- Datura Stramonium.
   -- Надо искать тамъ, гдѣ буква Д....-- сказалъ Пьерръ, открывъ словарь.
   Затѣмъ сталъ водить пальцемъ по столбцамъ, бормоча въ вполголоса:
   -- D...а...da...t...u....datu...
   -- Ты не находишь?... вскричалъ Клодъ съ нетерпѣніемъ и безпокойствомъ.
   -- Нашелъ, мосье Клодъ....-- отвѣчалъ радостно мальчикъ.-- Вотъ это слово Datura Stramonium.
   -- Гдѣ же?
   -- Вотъ здѣсь!
   -- Что же это такое?
   -- Имя существительное мужскаго рода.
   -- Это-то мнѣ все равно... Но кромѣ этого должно быть что нибудь другое... объясненіе...
   -- Да, мосье Клодъ, есть объясненіе.
   -- Такъ прочти же его поскорѣе.... Его-то мнѣ и хочется знать.
   Мальчикъ прочелъ громко:
   -- "Видъ растенія изъ семейства пасленовыхъ; всѣ болѣе или менѣе наркотическія и ядовитыя, изъ которыхъ добываютъ сильный ядъ"...
   -- Гмъ! что ты прочелъ? пробормоталъ матросъ, похолодѣвъ отъ ужаса.-- Повтори-ка еще разъ.
   Мальчикъ прочелъ опять.
   -- "Изъ которыхъ добываютъ сильный ядъ".
   -- Это напечатано здѣсь?
   -- Посмотрите сами.
   Клодъ, у котораго защемило сердце, какъ въ тискахъ, а на лбу выступилъ крупный потъ, взялъ дрожащею рукою книгу и взглянулъ туда, куда указывалъ мальчикъ.
   Онъ прочелъ въ свою очередь и вскричалъ, уронивъ книгу.
   -- Чортъ возьми!... это ужасно!... Кого же этотъ несчастный хочетъ отравить тамъ?
   Пьерръ поблѣднѣлъ и задрожалъ всѣмъ тѣломъ.
   -- Хотятъ отравить кого-то? проговорилъ онъ съ ужасомъ.
   Клодъ пожалѣлъ о неосторожныхъ словахъ, сорвавшихся у него, и поспѣшилъ отвѣтить съ принужденнымъ смѣхомъ:
   -- Э, нѣтъ! мальчуганъ, никого не хотятъ отравить... Я читаю театральную пьесу, драму, которую даютъ на театрѣ Амбигю. Она произвела на меня сильное впечатлѣніе. Я не зналъ что такое значитъ Datura Stramonium, и это слово очень заинтересовало меня... теперь я понимаю, что негодяй, который выведенъ въ пьесѣ, умертвитъ своего врача ядомъ.... Объ этомъ-то я и говорилъ сейчасъ.. Благодарствуй, голубчикъ. Подыми свой словарь и поди смочи шлюпки.
   -- Хорошо, хозяинъ...-- Скажите мнѣ...
   -- Что?
   -- Вы дадите мнѣ прочесь эту театральную пьесу, кода кончите сами...-- она должна быть очень интересна...
   -- Дамъ, дамъ, мой милый, будь покоенъ.
   Мальчикъ спряталъ словарь и отправился на берегъ смачивать лодки.
   -- Однако, проговорилъ Клодъ Марто, оставшись одинъ. Надо привести въ порядокъ мысли. Припомнишь-ка все по порядку...-- Вчера, противъ Мадридскаго ресторана, я очень хорошо слышалъ, какъ этотъ мошенникъ велѣлъ извощику везти себя въ Отейль... Куда ему ѣхать въ Отейль, какъ ни въ лечебницу, гдѣ находятся мать и дочь?...-- Онъ отравляетъ которую нибудь изъ нихъ,-- можетъ быть обѣихъ! Ему мало того, что онъ сжегъ завѣщаніе дяди, онъ хочетъ обезпечить за собою наслѣдство, уморивъ обѣихъ женщинъ. Ахъ злодѣй!
   Эксъ-матросъ задумался, затѣмъ ударилъ себя въ лобъ и продолжалъ:
   -- Я вспомнилъ. Эта Матильда Жанселинъ, которую я вытащилъ изъ огня, у нея были такія страшныя доказательства въ ларчикѣ, который находится у меня, -- вѣдь ее свезли также въ Отейльскую лечебницу...-- Мнѣ разболталъ объ этомъ Лоранъ. Она сумасшедшая; но если къ ней возвратится разсудокъ, такъ она можетъ открыть... Она говоритъ въ умопомѣшательствѣ и можетъ быть Фабрицій боится, чтобы она не назвала его и не обвиняла...-- слѣдовательно его интересъ требуетъ уничтожить и ее! Какая бездна злодѣяній и какимъ они окружены мракомъ... Что же, съ Божіею помощію я разоблачу все это!...

* * *

   Мы оставили Фабриція въ небольшомъ салонѣ Жоржа Вернье читающимъ газету въ ожиданіи, когда Паула окончитъ свой туалетъ.
   Черезъ четверть часа пришла молодая дѣвушка и сказала ему:
   -- Пойдемте въ садъ... Мы позавтракаемъ тотчасъ же, какъ докторъ окончитъ свой утренній обходъ.
   Они вышли вмѣстѣ и пошли по тѣнистымъ аллеямъ. Молодая дѣвушка, опираясь на руку своего жениха, смотрѣла на него молча и съ любовью.
   -- Дорогая Паула, сказалъ Фабрицій, видѣли ли вы сегодня поутру кузину Эдмею?
   -- Нѣтъ, еще не видала.
   -- А Жанну?
   -- Также нѣтъ.
   -- Отчего же?
   -- Оттого что докторъ самъ обыкновенно желаетъ присутствовать при первомъ посѣщеніи больныхъ, и я стараюсь вполнѣ согласоваться съ нимъ въ этомъ отношеніи.
   

IV.

   Затѣмъ наступило снова молчаніе.
   И на этотъ разъ Фабрицій опять заговорилъ первый. Онъ наклонился къ Паулѣ и проговорилъ шепотомъ:
   -- Какъ будетъ хорошо и пріятно, дорогая Паула, когда мы будемъ всегда вмѣстѣ и одни, какъ въ настоящую минуту.
   -- Увѣрены ли вы, что это вамъ не наскучитъ? спросила молодая дѣвушка, улыбнувшись.
   -- Увѣренъ ли!... вскричалъ Фабрицій. Цѣлая жизнь, проведенная у вашихъ ногъ, показалась бы мнѣ короткою!...
   -- Правда-ли?
   -- Клянусь вамъ!
   -- И вы никогда не перемѣнитесь?...
   -- Никогда!... зачѣмъ мнѣ мѣняться, развѣ только затѣмъ, чтобы еще больше любить васъ, потому что вы останетесь всегда такою же, т. е. самою лучшею и самою очаровательною изъ женщинъ.
   -- Можно ли вѣрить вамъ?
   -- Вы знаете, что сомнѣваться во мнѣ было бы слишкомъ несправедливо....
   -- Я и не сомнѣваюсь, прогововрила молодая дѣвушка едва внятнымъ голосомъ. Если вы любите меня всѣмъ сердцемъ, то я люблю васъ всею душою.
   Фабрицій взялъ руку Паулы и долго держалъ, прижавъ къ губамъ.
   Молодой человѣкъ обыкновенно носилъ на безъименномъ пальцѣ перстень съ довольно цѣннымъ брилліантомъ, подареннымъ ему Де Ларивьеромъ.
   Паула случайно взглянула на этотъ перстень.
   -- Гдѣ вашъ брилліантъ? вскричала она.
   Фабрицій взглянулъ на свою руку.
   Брилліанта не было въ оправѣ.
   -- Вы потеряли его! продолжала молодая дѣвушка.
   -- Да, потерялъ... отвѣчалъ Фабрицій.
   -- Но гдѣ?
   -- Не знаю.
   -- Пойдемте назадъ, можетъ быть и найдемъ его.
   И они пошли назадъ, устремивъ глаза на песокъ аллеи.
   -- Увѣрены-ли вы, что не потеряли брилліантъ прежде, чѣмъ пріѣхали сюда? продолжала Паула.
   -- Не могу сказать этого утвердительно. Я никогда не снимаю этого перстня, и не знаю, когда выпалъ брилліантъ.
   -- Онъ былъ очень дорогой?
   -- Полагаю, что стоилъ не болѣе тысячи двухсотъ или полуторы тысячи франковъ, но онъ дорогъ для меня потому, что его подарилъ мнѣ мой бѣдный дядя....
   -- Я понимаю это. Въ сравненіи съ сердечными привязанностями деньги очень мало значатъ.... Можетъ быть вы найдете еще этотъ брилліантъ.
   -- Можетъ быть, но только это очень сомнительно.... Если я потерялъ его гдѣ нибудь на улицѣ, то прохожій, который поднялъ его, счелъ себя въ правѣ присвоить эту находку, какъ приморскіе жители считаютъ себя въ правѣ присвоивать то, что выкидываетъ море послѣ кораблекрушенія.
   -- Поищемъ еще.
   -- Это безполезно, потому что мы дошли до того мѣста, откуда вышли.
   Молодые люди, дѣйствительно, достигли павильона, изъ котораго вышли четверть часа тому.
   -- Ахъ вотъ и мосье Жоржъ, сказала мадемоазель Бальтусъ.
   Жоржъ Вернье шелъ изъ отдѣленія умалишенныхъ съ докторомъ Шульцемъ.
   Они поклонились издали Паулѣ и Фабрицію, и почти тотчасъ же приблизились къ нимъ.
   -- Дорогой мосье Жоржъ, -- сказала Паула, мы дожидались васъ, чтобы пойти къ нашимъ милымъ больнымъ.
   -- Я къ вашимъ услугамъ... Съ кого мы начнемъ съ г-жи Даларивьеръ или съ мадмоазель Эдмеи?
   -- Съ г-жи Деларивьеръ, если позволите...
   И всѣ поднялись по лѣстницѣ въ павильонъ.
   Впереди шелъ Шульцъ.
   За нимъ Паула подъ руку съ Фабриціемъ; она разговаривала съ Жоржемъ.
   Шульцъ отворилъ дверь въ комнату Жанны и вскрикнулъ отъ изумленія.
   -- Что такое? спросила Паула съ безпокойствомъ.
   Докторъ Шульцъ не отвѣтилъ, но бросился къ Жаннѣ.
   Несчастная безумная не лежала, но сидѣла на постели и задыхалась. Ея блѣдныя щеки осунулись, блуждающіе глаза какъ будто впали, пальцы судорожно сжимали одѣяло.
   -- Посмотрите!... посмотрите! вскричалъ помощникъ доктора.
   Жоржъ подошелъ вмѣстѣ съ нимъ къ изголовью г-жи Деларивьеръ.
   А за нимъ и Паула и Фабрицій, по-видимому, оба равно встревоженные.
   -- Это припадокъ... продолжалъ докторъ Шульцъ.
   -- Не думаю, отвѣчалъ Жоржъ Вернье, -- если это припадокъ, то больная была бы ажитирована, говорила бы несвязныя слова, а она едва сидитъ и кажется не въ состояніи произнести ни слова.
   -- Что же это такое?
   Фабрицій быстро взглянулъ на графинъ, стоявшій подлѣ постели, который обыкновенно наполняли утромъ и вечеромъ.
   Онъ былъ пустъ.
   -- Я слишкомъ поспѣшилъ, подумалъ злодѣй, -- лучшій способъ избѣгнуть подозрѣнія -- уменьшить пріемы.
   Жоржъ взялъ Жанну за руку и пощупалъ пульсъ.
   -- Пульсъ бьется сильно и неровно, проговорилъ онъ, зубы стиснуты,-- зрачки расширены, мускулы натянуты такъ, какъ будто готовы лопнуть, какъ въ началѣ элепсіи!... это какое-то странное явленіе!
   Вдругъ Жанна подняла руку и провела по глазамъ съ глубокимъ стономъ, какъ будто желая прогнать какія-то мучившія ее ни дѣнія.
   -- Съ нею галлюцинація,-- сказалъ докторъ Шульцъ.
   -- Вы ничего не давали ей, кромѣ лекарства, мною прописаннаго и главный элементъ котораго я далъ вамъ? спросилъ Жоржъ.
   -- Ничего, кромѣ этого лекарства, директоръ.
   -- И вы сами приготовили это лекарство?
   -- Самъ.
   -- Докторъ, пробормоталъ Фабрицій: насъ мучитъ безпокойство... успокойте насъ, если можете.... что это -- серьезно?
   -- Надѣюсь, что нѣтъ... отвѣчалъ Жоржъ.
   -- Такъ вы не знаете навѣрное?
   -- Мнѣ трудно рѣшить это съ перваго взгляда. По совершенно неожиданнымъ симптомамъ я не могу знать, что чувствуетъ больная, а она не можетъ разсказать мнѣ.
   -- Мнѣ кажется, она хочетъ сказать что-то, сказала съ живостью Паула.
   Жанна дѣйствительно дѣлала видимыя усилія.-- Она шевелила губами, но не могла произнести слова.
   Черезъ нѣсколько секундъ, она стала относительно спокойнѣе. Глаза ея перестали блуждать, мускулы ослабли.-- Она приложила руку къ покрытому потомъ лбу и проговорила:
   -- Здѣсь.
   -- Чувствительность возвращается, сказалъ Жоржъ, бѣдная женщина указываетъ намъ, гдѣ таится страданіе.
   Въ то же время, онъ дотронулся до ея головы, которая была очень горяча.
   -- Компрессы изъ холодной воды принесутъ ей большое облегченіе...-- продолжалъ онъ.
   -- Не хотите-ли вы попробовать холодныя души?... спросилъ его помощникъ.
   -- Сохрани Богъ! по крайней мѣрѣ въ настоящую минуту... пульсъ становится спокойнѣе... стѣсненіе уменьшается...-- теперь я могу сказать утвердительно, что это не опасно.
   -- Слава Богу! проговорила мадемоазель Бальтусъ, которая не дышала съ минуты, какъ вошла въ комнату.
   -- Вы пропишете что нибудь, директоръ? спросилъ докторъ Шульцъ.
   -- Компрессы изъ ледяной воды,-- больше ничего.
   -- Нынѣшнюю ночь я не буду спать, сказала Паула, -- прошлою ночью мнѣ показалось, что я слышала какой-то шумъ въ комнатѣ
   Фабрицій непримѣтно вздрогнулъ.
   -- Шумъ...-- повторилъ Жоржъ,-- но какого же рода былъ этотъ шумъ?
   Мнѣ показалось, что кто-то тихонько....
   -- Но въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго.... Г-жа Деларивьеръ могла встать и ходить.
   -- Пить....-- пробормотала Жанна пить....
   -- Вамъ подадутъ пить сію же минуту, мой другъ! сказалъ Жоржъ, опять приложивъ руку ко лбу больной. Но прежде скажите мнѣ, страдаете-ли еще?
   Жанна покачала головою.
   -- Вы не страдаете больше?
   -- Нѣтъ.... мнѣ хочется пить....
   -- А вы очень страдали?
   -- Да... очень... я боюсь... я видѣла.
   -- Что?
   -- Духа тьмы.... Онъ приходилъ ночью... Его руки были въ крови.... онъ налилъ мнѣ крови...-- я чувствую вкусъ крови на губахъ...
   Фабрицій былъ блѣдѣнъ, какъ мертвецъ... Руки его дрожали...
   -- Она бредитъ, пробормоталъ онъ.
   -- Да; но этотъ бредъ не сопровождается ни ажитаціею, ни бѣшенствомъ, возразилъ Жоржъ.-- Къ несчастію, это неизбѣжно и будетъ продолжаться до ея выздоровленія. Ей надобенъ покой... оставимъ ее одну...-- Г-нъ Шульцъ, прикажите пожалуйста, подать ей графинъ съ питьемъ...-- Я буду ждать васъ около полудня въ моемъ кабинетѣ...-- Мы съ вами хорошенько потолкуемъ; я хочу разъяснить съ вашею помощью, отчего произошло это временное возбужденіе. Я думалъ-было, что она совсѣмъ уже успокоилась.
   -- Я приду въ назначенное время, директоръ.
   -- А теперь, продолжалъ Жоржъ, пойдемте, къ мадмоазель Эдмеѣ...
   

V.

   Посѣщеніе было непродолжительно.
   Состояніе молодой дѣвушки очень мало улучшилось, и Жоржъ былъ въ отчаяніи, что выздоровленіе шло такъ медленно.
   Онъ надѣялся, что уничтожитъ болѣзнь сердца; но слабость больной продолжалась, не смотря на всѣ старанія возстановить ея силы.
   Въ виду такого положенія, докторъ, не довѣряя себѣ, рѣшился въ самомъ непродолжительномъ времени пригласить для консультаціи знаменитѣйшихъ медиковъ.
   Только опасеніе встревожить Эдмею удерживало его до сихъ поръ отъ исполненія этого намѣренія.
   Всѣ вышли изъ комнаты.
   Въ то время, когда они пришли въ садъ, раздался звонъ колокола, возвѣщавшій, что завтракъ подалъ.
   -- Я хочу проститься съ вами, сказалъ Фабрицій.
   -- Развѣ вы не позавтракаете съ нами? спросила Паула.
   -- Нѣтъ...-- У меня много дѣла сегодня....-- всѣ минуты разсчитаны.
   -- Вы пріѣдете вечеромъ?
   -- Не могу... къ величайшему моему сожалѣнію....
   -- Такъ въ такомъ случаѣ до завтра.
   -- До завтра, дорогая Паула.... до завтра, господа.
   Въ ту минуту, какъ Фабрицій хотѣлъ уйти, къ нимъ подошелъ садовникъ Денисъ, почтительно держа въ рукѣ шляпу.
   -- Извините, господинъ директоръ и компанія, проговорилъ онъ,-- мнѣ надо сказать вамъ кое-что...
   -- Говорите, я слушаю, сказалъ Жоржъ.-- Вы хотите спросить у меня новыхъ цвѣтовъ?
   -- Нѣтъ, господинъ директоръ...-- Цвѣты въ корзинахъ еще свѣжи и требуютъ только хорошей наливки утромъ и вечеромъ... Я не объ этомъ хотѣлъ говорить съ вами.
   -- Такъ о чемъ же, Денисъ?
   -- Я сдѣлалъ находку.
   -- Гдѣ?
   -- Сейчасъ, на окружной дорожкѣ...
   И садовникъ вынулъ изъ кармана какую-то очень маленькую вещицу, тщательно завернутую въ бумажку.
   Брови Фабриція сдвинулись.
   Паула стала внимательно слушать.
   -- Что это такое? спросилъ Жоржъ.
   -- Это нѣчто очень цѣнное... если только не осколокъ пробки отъ графина...-- я не могу судить объ этомъ.
   -- Посмотримъ.
   Денисъ развернулъ бумажку и поднесъ на рукѣ брилліантъ очень чистой воды...
   -- Это брилліантъ, выпавшій изъ вашего перстня! воскликнула мадмоазель Бальтусъ, обратясь къ Фабрицію. Молодой человѣкъ былъ блѣденъ, но, не смотря на то, отвѣчалъ со всевозможнымъ наружнымъ спокойствіемъ:
   -- Я полагаю, что такъ.
   Затѣмъ взялъ брилліантъ и вложилъ въ перстень въ оправу, по которой онъ какъ разъ и пришелся.
   -- Теперь я увѣренъ въ этомъ, прибавилъ онъ.
   Жоржъ казался удивленнымъ.
   -- Вы нашли этотъ брилліантъ на окружной дорожкѣ? спросилъ онъ садовника.
   -- Да, господинъ директоръ, около амфитеатра,-- отвѣчалъ садовникъ.
   Подумавъ съ минуту, Жоржъ обратился къ Фабрицію и спросилъ:
   -- Былъ ли при васъ этотъ перстень третьяго-дня, когда мы ходили съ вами по окружной дорожкѣ?
   -- Конечно, потому что я никогда не снимаю его, даже когда мою руки....
   -- Вѣроятно брилліантъ и выпалъ тогда... это очень понятно. Но какъ же вы не замѣтили, что его нѣтъ въ перстнѣ?..
   -- Ни самъ не могу понять этого... знаю только, что еслибы не мадмоазель Бальтусъ, то я и до сихъ поръ не замѣтилъ бы потери. Я очень дорожу этимъ брилліантомъ, не столько за его цѣнность, сколько потому, что онъ подаренъ мнѣ въ знакъ памяти. Я очень радъ, что этотъ честный человѣкъ принесъ мнѣ его, и прошу его принять отъ меня вотъ это вмѣстѣ съ моею благодарностью.
   И Фабрицій положилъ пять луидоровъ въ руку Дениса, который ушелъ, сіяя отъ восторга.
   -- Вы счастливы, сказалъ Жоржъ. Можно было бы доржать пари сто противъ одного, что брилліантъ затопчатъ въ травѣ на сырой землѣ!
   Обмѣнялись еще нѣсколькими словами по этому поводу, и затѣмъ Фабрицій ушелъ.
   -- У меня болѣе счастія, чѣмъ ловкости, подумалъ онъ на пути въ Парижъ.-- Безъ этой прогулки третьяго-дня съ докторомъ, я былъ бы страшно скомпрометированъ!-- Никакая хитрая увертка не могла бы объяснить правдоподобнымъ образомъ моего присутствія ночью на окружной дорожкѣ.
   Послѣ завтрака докторъ Шульцъ пошелъ къ Жоржу въ его кабинетъ.
   -- Дорогой мой собратъ,-- сказалъ молодой директоръ лечебницы,-- я хотѣлъ бы поговорить съ вами серьезно по поводу г-жи Деларивьеръ.-- Мой предшественникъ, рекомендуя мнѣ васъ, не преувеличилъ вашихъ достоинствъ, и съ тѣхъ поръ, какъ я знаю васъ,-- съ каждымъ днемъ все болѣе оцѣниваю ихъ....
   Помощникъ скромно поклонился.
   Жоржъ продолжалъ:
   -- Ваши медицинскія и фармацевтическія свѣдѣнія очень обширны.... вы постоянно работаете.... у васъ не только есть рвеніе къ наукѣ, но и настойчивость въ трудѣ...-- я имѣю къ вамъ большое довѣріе.
   -- Вы преувеличиваете мои достоинства, директоръ.
   -- Я только отдаю вамъ справедливость... Теперь поговоримъ.
   -- Я слушаю, директоръ.
   -- Я дѣйствовалъ одинъ подъ собственною отвѣтственностью, предписавъ методу леченія для г-жи Деларивьеръ. Я не посовѣтовался съ вами, и, откровенно скажу, сожалѣю объ этомъ.-- Что вы думаете о положеніи этой бѣдной женщины?
   -- Симптомы, проявившіеся сегодня но утру, удивили меня и кажутся мнѣ опасными...-- отвѣчалъ Шульцъ.
   -- Я, какъ и вы же, вовсе не ожидалъ такой перемѣны... причина ея ускользаетъ отъ меня... Не угадываете ли вы?
   -- Нѣтъ, директоръ, не больше васъ...
   -- Такъ поищемъ вмѣстѣ.-- Я употребляю при этой методѣ экстрактъ белладоны.... Но если я ошибся?.. Если все зло произошло отъ белладоны?
   Шульцъ покачалъ головою.
   -- Не думаю, отвѣчала" онъ.-- Правда, белладона можетъ современемъ произвести у больной галлюцинаціи, головокруженіе и сокращеніе мускуловъ, но дѣйствіе ея медленно. Г-жа Деларивьеръ слишкомъ еще недавно принимаетъ белладону для того, чтобы она могла повредить ей... развѣ только въ такомъ случаѣ...
   Докторъ Шульцъ замолчалъ.
   -- Въ какомъ? повторилъ Жоржъ,-- доканчивайте пожалуйста!... Прошу васъ, скажите мнѣ откровенно все, что думаете....
   -- Если только доза, которую вы употребляете, не соотвѣтствуетъ нервному, возбужденному темпераменту больной.... Позвольте спросить, какъ велика эта доза?... Жоржъ сказалъ цифру.
   -- Никакой ошибки не можетъ быть, прибавилъ онъ.-- Вы сами дѣлаете составъ изъ приготовленныхъ мною дозъ.
   -- Онѣ не могутъ произвести въ организмѣ такого разстройства, какое мы видѣли сегодня, отвѣчалъ Шульцъ.-- Причина этого разстройства заключается не въ нихъ, а въ чемъ нибудь другомъ.
   -- Но въ чемъ? Гдѣ искать ее?
   -- Въ новомъ проявленіи болѣзни, можетъ быть.... Обратите вниманіе на то, что я ничего не утверждаю... Я только предполагаю.
   -- Вы желаете прервать пріемы белладоны?
   -- Нѣтъ.
   -- Отчего?
   -- Потому что впередъ мы будемъ на-сторожѣ. Мы начнемъ съ сегодняшняго же дня изучать субъектъ, и удостовѣримся тогда -- хорошіе или дурные результаты производитъ медикаментъ.
   -- Но если перестанемъ давать его, то придемъ къ тому же результату.
   -- Вы сдѣлали мнѣ честь спросить моего мнѣнія... Доведемъ же опытъ до конца. Если белладопа не благопріятна, то удостовѣримся въ этомъ дней черезъ пять или шесть послѣ сегодняшняго припадка, такъ какъ она произведетъ начало паралича въ членахъ, который легко побѣдить въ самомъ зародышѣ.... Тогда надо будетъ прекратить ея пріемы, не боясь опасныхъ усложненій....
   -- Я совѣтовался съ вами, мой дорогой собратъ, и согласенъ съ вашимъ имѣніемъ... Не хотите ли пойти опять къ Жаннѣ вмѣстѣ со мною?
   -- Я только что хотѣлъ предложить вамъ это...
   Оба доктора пошли въ г-жѣ Деларивьеръ и застали ее спящею.
   -- Она очень спокойна... сказалъ докторъ Шульцъ.-- Это подтверждаетъ мою увѣренность, что белладона не причемъ въ фактѣ, встревожившемъ насъ. Если бы было иначе, то сонъ ея былъ бы безпокоенъ и проявлялось бы сжатіе мускуловъ....
   -- Подождите,-- сказалъ Жоржъ,-- будемъ, наблюдать за малѣйшими симптомами, и не забудьте, что отнынѣ я имѣю къ вамъ такое же довѣріе какъ къ самому себѣ....

* * *

   Фабрицій Леклеръ возвратился на виллу въ Нейльи въ десять часовъ вечера.
   Онъ сказалъ Лорану, чтобы не безпокоили его; затѣмъ прошелъ въ свою комнату и заперся.
   Теперь Клодъ Марто могъ наблюдать за его поступками только тогда, когда онъ пойдетъ со двора, а потому матросъ не взлѣзъ на дерево, а удовольствовался тѣмъ, что сталъ караулить, когда погаснетъ огонь въ комнатѣ Фабриція.
   Огонь погасъ за нѣсколько минутъ до одиннадцати часовъ.
   Что онъ легъ или пойдетъ со двора?-- подумалъ Клодъ.-- Мы это скоро увидимъ.... я знаю куда ходитъ негодяй, и ничто не мѣшаетъ мнѣ пойти прежде него....
   

VI.

   Клодъ, рискуя прокараулить напрасно, вышелъ изъ сада черезъ калитку, которая вела на бульваръ Сены; быстро прошелъ окольнымъ путемъ и, запыхавшійся, спрятался за дерево на Мадридскомъ бульварѣ, неподалеку отъ ресторана, гдѣ Фабрицій наканунѣ нанялъ берлинъ.
   На этотъ разъ въ ресторанѣ не было веселыхъ посѣтителей и около не стояло наемныхъ экипажей.
   -- Это хорошо, подумалъ эксъ-матросъ. Если онъ пойдетъ здѣсь, какъ вчера, такъ не увернется отъ меня.-- Прошло десять минутъ.
   Наконецъ вдали послышались приближавшіеся шаги пѣшехода, обутаго въ щегольскіе сапоги.
   -- Чортъ возьми! подумалъ Бордепла, мнѣ кажется, я узнаю его походку.
   Ночь была очень темна, но газовые рожки Мадридской заставы распространяли кругъ блѣднаго свѣта, почти противъ того мѣста, гдѣ спрятался матросъ.
   Фабрицій появился въ чертѣ этого свѣтлаго круга и почти тотчасъ же исчезъ въ темной аллеѣ королевы Маргариты; по у Клода, какъ и большой части матросовъ, были рысьи глаза.
   Онъ пошелъ за Фабриціемъ.
   Башмаки съ мягкими подошвами смягчали шумъ его шаговъ, скрипъ же сапоговъ Фабриція дозволялъ матросу держаться на приличномъ отъ него разстояніи.
   Преслѣдованіе это продолжалось безпрепятственно около часа; затѣмъ Фабрицій остановился.
   Клодъ сдѣлалъ тоже.
   Черезъ секунду онъ услыхалъ трескъ спички,-- и посреди мрака блеснулъ свѣтъ.
   Фабрицій стоялъ у окраины небольшой круглой площадки, откуда расходились,-- кромѣ большихъ аллей, до полудюжины узкихъ извилистыхъ тропинокъ, пролегавшихъ по рощамъ, для большаго удовольствія охотниковъ уединенныхъ прогулокъ и въ особенности влюбленныхъ...
   Молодой человѣкъ поднялъ спичку до надписи на столбѣ, прочелъ, что желалъ знать, затѣмъ затопталъ спичку и немедленно пошелъ по одной изъ боковыхъ тропинокъ.
   Клэдъ добѣжалъ до того мѣста и сталъ прислушиваться. Но, судите же, каково было его разочарованіе, когда онъ убѣдился, что не слышитъ больше походки Фабриція.Рыхлая земля и трава смягчали шумъ его шаговъ... Руководящая нить порвалась.
   Клодъ, впрочемъ, не тотчасъ упалъ духомъ.
   Какъ ни скоро исчезъ свѣтъ спички, онъ все-таки успѣлъ разсмотрѣть расположеніе тропинокъ, примыкавшихъ къ круглой площадкѣ, и пустился бѣгомъ по той изъ нихъ, которая, казалось ему, прямѣе другихъ вела въ Отейль, рискуя при этомъ, что Фабрицій можетъ счесть его за ночнаго вора и всадить пулю въ грудь.
   Вскорѣ онъ убѣдился, что ошибся и что никто не шелъ впереди него.
   И на этотъ разъ преслѣдованіе оказалось неудачнымъ, и онъ побрелъ обратно, понуривъ голову, взбѣшенный и мысленно расточая себѣ всевозможныя ругательства.
   Мало-по-малу злоба его уступила мѣсто размышленію, и онъ сказалъ себѣ:
   -- Чортъ возьми! я еще глупѣе, чѣмъ думалъ.-- Я могу подстерегать его еще десять разъ и безо всякаго толку... Если онъ дѣйствительно ходитъ въ Отейль, такъ надо караулить его тамъ, а не здѣсь.
   И лицо матроса просвѣтлѣло.
   Фабрицій вернулся въ три часа утра; въ комнатѣ его блеснулъ свѣтъ и вскорѣ погасъ.
   Клодъ Марто былъ неутомимъ.
   Не смотря на двѣ ночи, проведенныя почти безъ сна, онъ отправился на разсвѣтѣ на рыбную ловлю вмѣстѣ съ маленькимъ Пьерромъ, затѣмъ позавтракалъ въ людской, закурилъ трубку, вышелъ чрезъ калитку въ Лоншанскую улицу, дошелъ до Мадридской аллеи, повернулъ въ аллею королевы Маргариты, и достигнулъ круглой площадки, о которой мы говорили выше.
   Здѣсь онъ подошелъ къ столбу, на поперечникахъ котораго, выкрашенныхъ зеленою краскою, были различныя указанія мѣстностей, начертанныя бѣлыми буквами.
   На одномъ изъ этихъ поперечниковъ онъ прочелъ:

"Дорога въ Отейль".

   -- Чортъ возьми! проговорилъ онъ,-- вотъ дорожка, по которой слѣдовало мнѣ идти...-- Это было бы хорошо!-- У тебя, матросъ, на столько же смекалки, какъ у какого нибудь простаго рекрута, которой никогда не плавалъ на кораблѣ.
   Дорожка, по которой онъ пошелъ, привела его къ ложамъ поля скачекъ, возвышающимся надъ озерами Булонскаго лѣса.
   Отсюда онъ дошелъ въ десять минутъ до Отейльской заставы, находящейся, какъ извѣстно, по сосѣдству съ желѣзнодорожною станціею окружной дороги.
   Проходя подъ арками желѣзнодорожнаго моста, онъ подумалъ:
   -- Будь остороженъ, матросъ! Чтобы узнать, что ты хочешь, надо ловко разспросить...-- Къ кому обратиться? Вотъ какъ я думаю.... Набивая трубку, люди разговариваютъ, не походя на любопытныхъ или На болтуновъ.
   И онъ вошелъ въ табачную лавку, вѣжливо снявъ шляпу.
   За конторкою сидѣла молодая женщина и раскладывала табакъ въ небольшіе пакеты различнаго вѣса.
   -- Добрый день, сударыня... сказалъ ей Клодъ... Позвольте мнѣ солдатскаго табаку на двадцать сантимовъ... Вотъ мой кисетъ.
   Молодая женщина свѣсила табакъ и высыпала, улыбаясь, въ каучуковый мѣшокъ, который подалъ ей эксъ-матросъ.
   -- Очені. благодаренъ, -- отвѣчалъ онъ.-- Вотъ пять сантимовъ.
   Онъ старательно набилъ трубку, закурилъ и пустивъ нѣсколько клубовъ дыма, вскричалъ:
   -- Важный табакъ!-- Вѣдь я здѣсь въ Отейлѣ? прибавилъ онъ тотчасъ послѣ того.
   -- Въ Отейлѣ.
   -- Вы здѣшняя?
   -- Да, здѣшняя.
   -- Въ такомъ случаѣ, вы можете сообщить мнѣ небольшое свѣдѣніе...
   -- Очень охотно.
   -- Знаете ли вы Отейльскую лечебницу?
   -- Я знаю даже пять или шесть лечебницъ.
   -- Какъ! неужели здѣсь ихъ такъ много?
   -- Да, много.... здѣсь очень благопріятный воздухъ для больныхъ. Слѣдовательно прежде, чѣмъ отвѣтить вамъ, я должна знать, о какой лечебницѣ вы спрашиваете.
   -- Это правда. Въ лечебницу, о которой я спрашиваю, принимаютъ только умалишенныхъ.
   -- Такая лечебница только одна въ Отейлѣ, и я ее очень хорошо знаю.
   -- Скажите пожалуйста, не знаете ли вы также фамиліи доктора, который завѣдуетъ ею?
   -- Знала, но забыла... у него какая-то прусская фамилія.... нѣмецкая...
   -- Риттнеръ, не такъ ли?
   -- Да, такъ точно.
   -- Мнѣ остается только спросить васъ, гдѣ находится эталечебница
   -- Совсѣмъ близко... въ улицѣ Рафе...
   -- Въ улицѣ Рафе? повторилъ Клодъ.
   -- Да... въ полутораста или въ двухъ стахъ шагахъ отсюда. И продавщица объяснила ему очень подробно, какъ пройти къ самой рѣшеткѣ лечебницы.
   -- Очень благодарилъ за вашу обязательность, проговорилъ Клодъ.-- Я пойду туда.
   -- Можетъ быть вамъ знакома которая нибудь изъ умалишенныхъ?...
   -- Нѣтъ, но у меня есть уамъ землячка въ должности сидѣлки, и мнѣ хочется знать, оставила она это мѣсто или повысилась чиномъ...
   Эксъ-матросъ еще разъ поблагодарилъ, и отправился путемъ, указаннымъ продавщицею.
   Вскорѣ онъ увидѣлъ высокія стѣны имѣнія, проданнаго Францемъ Риттнеромъ Жоржу Вернье, и каменный фронтонъ главнаго входа, на которомъ было изображено мѣдными буквами, позеленѣвшими отъ дождя, слово:

Лечебница.

   -- Вотъ она...-- подумалъ онъ,-- да...-- я не ошибаюсь... еслибы я вошелъ въ нее... но нѣтъ, продолжалъ онъ...-- еще не пришло время.
   Когда онъ дошелъ до главнаго входа, его прохватила дрожь и онъ спросилъ себя мысленно:
   -- Что происходитъ каждую ночь за этими роковыми стѣнами, похожими на стѣны тюрьмы?..-- Отъ одной мысли объ этомъ меня трясетъ лихорадка... Въ этомъ небольшомъ зданіи должно быть живетъ привратникъ.... Если бы я поразспросилъ его?.. Можетъ быть, видъ монеты во сто су заставилъ бы его разговориться.
   Клодъ подумалъ, затѣмъ помоталъ головою и отвѣтилъ самъ себѣ:
   -- Плохое средство!-- Конечно негодяй, мой хозяинъ, не ходитъ по ночамъ черезъ главный входъ для своихъ темныхъ дѣлъ. Въ такихъ дѣлахъ, какъ это всегда бываетъ нѣсколько выходовъ... Посмотримъ...
   Мы давно уже знаемъ, что садъ изображалъ четыреугольникъ.
   Бордепла обошелъ его съ двухъ сторонъ и очутился на бульварѣ Монморанси.
   -- Вотъ оно что! проговорилъ онъ, оглянувшись вокругъ,-- здѣсь проходитъ окружная желѣзная дорога... и мостъ, ведущій къ укрѣпленіямъ и бастіону-казармѣ.... Сюда выходитъ задній фасадъ лечебницы, окна которой съ желѣзными рѣшетками...-- Тамъ должно быть заперты сумасшедшія... Вотъ и калитка, прибавилъ онъ, подойдя къ послѣдней. Она выходитъ на почти безлюдный бульваръ. Должно быть, мой разбойникъ ходитъ черезъ эту калитку... и на этотъ разъ я не ошибусь....
   

VII.

   Въ эту минуту Клодъ увидѣлъ фонарщика, который пришелъ съ переносною лѣсенкою вытирать стекла фонарей.
   Клодъ подошелъ къ нему и сказалъ:
   -- Пріятель, это большое зданіе -- лечебница умалишенныхъ доктора Риттнера?
   -- Точно такъ, отвѣчалъ фонарщикъ.
   -- А входъ черезъ эту калитку?
   -- Нѣтъ, черезъ нее только выносятъ покойниковъ на кладбище...
   -- Премного благодаренъ, землякъ...
   -- Не за что...
   И фонарщикъ пошелъ своею дорогою.
   Клодъ, осмотрѣвшись внимательно направо и налѣво, подошелъ къ трильяжу, которымъ былъ огороженъ подходъ къ желѣзной дорогѣ и за которымъ находится изгородь изъ боярышника и пупы кустарниковъ.
   Окончивъ осмотръ, онъ, вмѣсто того, чтобы повернуть направо къ Отейлю, прошелъ черезъ мостикъ, ведущій къ бульвару Сюше, и повернулъ направо въ Пасси.
   Вскорѣ послѣ полудня онъ возвратился на виллу, но не для того чтобы спать, а съ цѣлію поразмыслить.
   Умъ его былъ занятъ одною только мыслью.
   Онъ обсуждалъ ее со всѣхъ сторонъ, изыскивая самый легкій и практичный способъ для осуществленія составленнаго имъ плана.
   День прошелъ скоро. Послѣ обѣда Пьерръ ушелъ въ вечернюю школу, и Клодъ остался одинъ.
   Фабрицій возвратился въ половинѣ десятаго.
   Эксъ-матросъ подкарауливалъ его съ сильнымъ нетерпѣніемъ: ему хотѣлось скорѣе приступить къ дѣлу, чтобы злодѣй не успѣлъ совершить задуманнаго преступленія.
   -- Нынѣшнюю ночь я долженъ разрѣшить эту загадку,-- думалъ онъ.
   Онъ запрятался въ листву каштановаго дерева и, устремивъ глаза на освѣщенныя окна, сталъ дожидаться часа, когда обыкновенно уходилъ Фабрицій.
   Въ три четверти одиннадцатаго свѣтъ исчезъ и вскорѣ послѣ того Клодъ увидалъ, какъ молодой человѣкъ прошелъ садомъ и вышелъ на Лоншанскую улицу.
   Фабрицій остановился, закурилъ сигару и направился спокойнымъ шагомъ къ Булонскому лѣсу.
   Воздухъ былъ удушливъ.
   По небу бродили большія черныя тучи, гонимыя западнымъ вѣтромъ, и нагоняли такой мракъ, что, какъ говорится, эти не было видно.
   Вдали грохоталъ громъ.
   По временамъ во мглѣ сверкала молнія и озаряла вдали, на блѣдномъ горизонтѣ, сулуэтъ горы Монъ-Валеріанъ.
   -- Собирается страшная гроза...-- подумалъ Фабрицій.-- Меня промочитъ до костей.-- Къ счастію ночь слишкомъ горяча и дождь будетъ теплый.... я отдѣлаюсь только насморкомъ.
   Впрочемъ онъ пошелъ скорѣе.
   Западный вѣтеръ превратился въ ураганъ и взрывалъ въ аллеяхъ лѣса облака пыли. Деревья трещали.
   Дождь полилъ потоками.
   Фабрицій улыбнулся.
   Въ головѣ его мелькнула фраза изъ Tour de Nesles. Онъ пробормоталъ:
   -- Славная ночь, господа, для оргіи въ башнѣ!-- И затѣмъ прибавилъ:
   -- Чортъ возьми, въ такую ночь, я навѣрное не встрѣчу дорогою никого, кто бы помѣшалъ мнѣ!
   Дождь такъ лилъ, какъ будто разверзлось небо;-- громъ грохоталъ безъ-умолку;-- горизонтъ былъ объятъ пламенемъ.
   Фабрицій, ослѣпленный потоками дождя, хлеставшими ему въ лицо, остановился подъ купою трехвѣковыхъ деревьевъ, на окраинѣ аллеи.
   Сквозь ихъ густую листву не проникалъ еще дождь.
   Фабрицій не боялся.
   Прислонясь къ стволу одного изъ гигантскихъ дубовъ, онъ думалъ:
   -- Гроза слиткомъ сильна, чтобы быть продолжительною... Немного терпѣнія -- и можно будетъ идти дальше...
   Вдругъ его оглушилъ какой-то страшный шумъ...-- Борозда молніи ослѣпила, а сѣрный запахъ чуть не задушилъ... онъ упалъ на колѣни.
   Гроза поразила дерево, росшее подлѣ того, подъ которымъ онъ стоялъ.
   Молодой человѣкъ былъ дотого ошеломленъ, что минутъ пять не могъ пошевельнуть ни однимъ членомъ.-- Онъ было подумалъ, что его также поразила молнія.
   Мало-по-малу онъ пришелъ въ себя и шатаясь всталъ на ноги.
   Онъ подвергся только сотрясенію отъ электрическаго удара и нисколько не пострадалъ.
   -- Я счастливо отдѣлался, проговорилъ онъ!... Положительно самъ чортъ помогаетъ мнѣ.
   Случилось то, что онъ предвидѣлъ.
   Гроза скоро прекратилась.-- Раскаты грома затихали въ отдаленіи и, въ широкихъ просвѣтахъ надъ деревьями Булонскаго лѣса, показались звѣздочки.
   Дождь совершенно пересталъ.
   -- Конечно... подумалъ Фабрицій, можно идти.
   И онъ снова пустился въ путь, въ мокрой одеждѣ, но бодрый и въ хорошемъ расположеніи духа.
   Около полуночи онъ достигъ парка Мюэтъ, отсюда повернулъ на бульваръ Сюше, дошелъ до бастіона казармы No 61 и перешелъ черезъ тотъ мостикъ, по которому прошелъ наканунѣ Клодъ Марто, послѣ разговора съ фонарщикомъ.
   Дойдя до бульвара Монноранси, онъ остановился, осмотрѣлся внимательно въ темнотѣ и сталъ прислушиваться.
   Успокоенный тишиною, служившею признакомъ полнѣйшаго безлюдья, Фабрицій вынулъ изъ кармана ключъ и вложилъ въ замокъ калитки, ведущей на окружную дорожку.
   Калитка отворилась.
   Леклеръ перешагнулъ за нее.
   Лишь только онъ исчезъ, изъ боярышниковой изгороди выставилась голова, затѣмъ обладатель этой головы прыгнулъ съ ловкостью клоуна на шоссе бульвара.
   -- Чортъ возьми! пробормоталъ Клодъ Марто, котораго уже узнали наши читатели,-- мой разсчетъ вѣренъ!-- Это онъ и есть мошенникъ!
   Онъ подошелъ къ калиткѣ и толкнулъ ее.
   Она тотчасъ же отворилась. Фабрицій не заперъ ея на ключъ, а только притворилъ, чтобы, въ случаѣ тревоги, могъ убѣжать черезъ нее, такъ какъ былъ увѣренъ, что никто, кромѣ него, не войдетъ съ улицы черезъ эту калитку.
   Клодъ Марто, не встрѣчая препятствія, перешагнулъ за калитку и началъ медленно пробираться по узкому проулку между прачешною и амфитеатромъ...
   Фабрицій, отлично знавшій мѣстность, шелъ, напротивъ, впередъ скорымъ шагомъ по окружной дорожкѣ до двери, пробитой во второй окружной стѣнѣ и ведущей въ садъ.
   Молодой человѣкъ отворилъ и эту дверь, какъ и первую, и также не заперъ.
   Очутившись въ саду, онъ опять остановился и сталъ прислушиваться...
   Ничто необычайное не встревожило его и онъ быстро пошелъ къ павильону Жанны, стараясь идти по газону, окаймляющему аллеи, чтобъ заглушить шумъ шаговъ.
   Въ павильонѣ было темно и тихо.-- Всѣ спали или казалось, что спали.
   Фабрицій принялъ всѣ мѣры предосторожности
   Дойдя до крыльца, онъ снялъ сапоги, грязныя подошвы которыхъ могли оставить слѣды. Затѣмъ отворилъ дверь третьимъ ключемъ, сдѣланнымъ недавно по восковому оттиску, снятому съ замочной скважины, вошелъ въ сѣни и поднялся по лѣстницѣ, считая ступени. На тринадцатой онъ остановился.
   Онъ былъ на площадкѣ, гдѣ лѣстница круто поворачивала въ верхній этажъ. Налѣво была комната Эдмеи, направо -- Жанны.
   Вдругъ Фабрицій вздрогнулъ, остановился и затаилъ дыханіе.
   Ему показалось, что онъ слышитъ налѣво какой-то шумъ.
   -- Неужели это почудилось?
   Молодой человѣкъ задалъ себѣ этотъ вопросъ съ замираніемъ сердца.
   Неизвѣстность его продолжалась недолго. Онъ не ошибся.-- Въ комнатѣ Эдмеи кто-то ходилъ.
   Въ то же время въ дверной щели блеснулъ бѣлесоватый свѣтъ.
   -- Если Эдмея выйдетъ изъ своей комнаты, подумалъ онъ, и вскрикнетъ отъ ужаса, увидѣвъ нечаянно предъ собою мужчину:-- тогда я погибъ, потому что нельзя объяснить никакимъ правдоподобнымъ способомъ моего присутствія здѣсь въ такую пору.
   Шаги послышались снова.
   Шли къ двери.
   Фабрицій бросился вверхъ по лѣстницѣ, въ два скачка поднялся на десять или двѣнадцать ступеней и притаился въ углу.
   И пора было.
   Дверь комнаты Эдмеи отворилась.
   

VIII.

   На порогѣ показалась Эдмея со свѣчею въ рукѣ.
   Молодая дѣвушка была въ длинномъ бѣломъ кашмировомъ пеньюарѣ, придававшемъ ей сходство съ одною изъ тѣхъ призрачныхъ дѣвъ, которыя, по словамъ средневѣковыхъ балладъ, блуждаютъ въ осеннія ночи около кладбищъ, вблизи своихъ могилъ.
   Она была очень блѣдна и слаба.
   Съ трудомъ добрела она до двери комнаты г-жи Деларивьеръ, отворила ее съ величайшею осторожностью и вошла.
   Жарка спала.
   Фабрицій съ того мѣста, гдѣ спрятался, слѣдилъ за всѣми движеніями кузины...
   Эдмея проговорила:
   -- Мнѣ показалось, что она безпокойна, какъ и "прошлую ночь, но, къ счастію, я ошиблась.
   Съ минуту она смотрѣла на мать съ глубокою грустью,-- и глаза ея стали влажны.
   Затѣмъ она поставила свѣчу на столъ, сложила руки, опустилась на колѣни подлѣ постели и проговорила дрожащимъ голосомъ:
   -- Господь Боже справедливый и милосердный, молю Тебя, не лиши меня матери... Избави меня, Господи, отъ горя свыше моихъ силъ. Просвѣти, Господи, Жоржа, помоги ему спасти ее и возвратить разсудокъ... Помоги, Господи, чтобы исцѣлиться ей и тѣломъ и духомъ, чтобы могла она любить Тебя, какъ я люблю, молиться Тебѣ, какъ я молюсь, и прославлять Тебя, какъ я прославляю.
   Это простая и трогательная молитва молодой дѣвушки, просившей Бога сжалиться надъ ея матерью, тронула бы демона; но Фабрицій выслушалъ ее не поблѣднѣвъ и ни одинъ фибръ не дрогнулъ въ его сердцѣ.
   Эдмея встала, посмотрѣла еще нѣсколько минутъ на мать, которая спала по прежнему, затѣмъ взяла свѣчу и ушла въ свою комнату.
   Фабрицій не смѣлъ пошевельнуться даже послѣ того, какъ она уже исчезла.
   Онъ стоялъ неподвижно, затаивъ дыханіе, и ждалъ.
   Только тогда, когда за дверью скрылась полоса свѣта, онъ спустился съ лѣстницы и, увѣренный, что кузина его легла, вошелъ въ свою очередь въ комнату Жанны.
   Не смотря на то, что комната не освѣщалась ночною лампою, въ ней было не совсѣмъ темно.
   Послѣдніе слѣды грозы исчезли.-- Безчисленныя звѣзды сіяли на небѣ и падающій изъ нихъ блѣдный свѣтъ, какъ сказалъ одинъ поэтъ, проникалъ въ два большія стекла.
   Притомъ же Фабрицій принадлежалъ къ той расѣ злодѣевъ, которые какъ будто созданы для зла и которые умѣютъ находить дорогу въ потьмахъ, какъ хищныя птицы.
   Онъ, не колеблясь, подошелъ къ постели и остановился въ двухъ шагахъ отъ нея.
   Онъ протянулъ руку, взялъ со стола графинъ, и, чтобы лучше видѣть, подошелъ къ окну.
   Въ графинѣ было немного питья. Фабрицій досталъ изъ кармана стклянку съ Datura Stramonium, откупорилъ зубами и вылилъ въ питье восемь или десять капель.
   Ничего не могло быть ужаснѣе этого отравителя, совершающаго во мракѣ чудовищное преступленіе.
   Не успѣлъ онъ окончить, какъ Жанна пошевельнулась.
   Внезапно встревоженный, злодѣй повернулся къ ней.
   Умалишенная проснулась и стала шарить по столу. Рука ея наткнулась на пустой стаканъ.
   -- Пить... пить.... пробормотала она.
   -- Какъ хорошо! подумалъ Фабрицій, я пришелъ во-время.
   Онъ быстро и молча подошелъ къ столу и направилъ руку Жанны къ графину, который поставилъ на столъ...
   Больная тотчасъ почувствовала подъ рукою холодное стекло -- и пальцы ея сжали горлышко...
   Она поднесла графинъ къ губамъ и съ жадностью выпила все до послѣдней капли.
   Отравитель улыбнулся.
   Все шло, какъ онъ желалъ и, однако секунду спустя, онъ бросился къ двери, затаивъ крикъ ужаса.
   Жанна уронила на полъ графинъ, который разбился со звономъ.
   Трудно было предположить, чтобы этотъ шумъ не разбудилъ кого нибудь въ павильонѣ.
   Фабрицій сбѣжалъ съ лѣстницы, какъ вихрь, пробѣжалъ сѣни и заперъ тихонько дверь. Затѣмъ надѣлъ сапоги и пустился по саду къ окружной дорожкѣ.
   Онъ добѣжалъ до нея въ ту минуту, когда дрожащая Эдмея вошла опять въ комнату матери со свѣчею.
   Жанна не спала и казалась спокойною.
   Лежавшіе на полу осколки вполнѣ объяснили Эдмеѣ слышанный шумъ, и никакое подозрѣніе не могло закрасться и не закралось ей въ голову.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Что сталось между тѣмъ съ Клодомъ Марто?...
   Почему не догналъ онъ Фабриція, когда былъ увѣренъ, что тотъ не ускользнетъ отъ него?
   На эти два вопроса мы дадимъ слѣдующій отвѣтъ.
   Мы оставили эксъ-матроса въ узкомъ проулкѣ между прачешною и амфитеатромъ.
   Вокругъ него былъ полнѣйшій мракъ.
   Онъ сталъ прислушиваться и услыхалъ походку удалявшагося Фабриція. Посреди высокихъ стѣнъ эхо его легкихъ шаговъ отдавалось такъ слабо, что Клодъ не могъ разобрать въ какую сторону направился негодяй.
   -- Чортъ возьми! я не знаю куда онъ пошелъ направо или на лѣво? подумалъ онъ... Но все равно, матросъ, лови его, а тамъ ужъ какъ выйдетъ.
   Случай,-- единственный его руководитель теперь,-- повелъ его направо. Онъ быстро прошелъ по окружной дорожкѣ, затѣмъ мимо двери, оставленной полуотворенною отравителемъ, и наконецъ чрезъ нѣсколько минутъ увидѣлъ, что совершенно заблудился, какъ слѣпой въ лабиринтѣ.
   Ему хотѣлось во что бы ни стало найти входъ въ садъ, но это было чрезвычайно трудно.
   Рискуя обнаружить свое присутствіе, если въ верхнемъ этажѣ кто нибудь бодрствовалъ изъ лицъ, принадлежащихъ къ больницѣ, онъ досталъ изъ кармана картонную колобку съ спичками, которыя всегда носилъ при себѣ, въ качествѣ курителя, и попробовалъ добыть огня, неистово чиркая спички о стѣны; но спички отсырѣли отъ дождя, промочившаго куртку и карманы, и не загорались.
   Клодъ топнулъ съ бѣшенствомъ отчаянія.
   -- Самъ чортъ противъ меня!... подумалъ онъ. Теперь мнѣ невозможно услѣдить мошенника, моего хозяина! Что дѣлать?-- Мнѣ хочется закричать, позвать людей, поднять чортову кутерьму.-- Всѣ проснутся и сбѣгутся на мой крикъ. Разумѣется я все разскажу. Негодяя Фабриція схватятъ въ лечебницѣ умалишенныхъ. Онъ долженъ будетъ объяснить, зачѣмъ пришелъ сюда... что конечно немножко затруднитъ его...
   Эксъ матросъ почесалъ за ухомъ и прибавилъ:
   -- Глупая идея! Докторъ Риттнеръ, котораго я вовсе не знаю, можетъ быть самъ также дрянной человѣкъ, какая нибудь шельма, пожалуй еще сообщникъ негодяя моего хозяина... Если это такъ и ничто не доказываетъ, что это не возможно, такъ я первый увязну съ головою въ тинѣ. Сообщники, увидѣвъ, что открыты, уходятъ меня отличнымъ образомъ; я пожертвую собою, не принеся никому пользы, и они же еще потомъ похохочутъ надо мною. Чортъ побери! Это было бы ужъ черезъ-чуръ глупо!...-- Нѣтъ, нѣтъ этакъ нельзя!-- Пусть теперь полиція разберетъ это. Сегодня же утромъ я пойду къ префекту и все разскажу... Я прежде не любилъ полицію -- и напрасно...-- Нынче, я начинаю находить, что въ ней есть своя хорошая сторона...
   Принявъ такое рѣшеніе, Клодъ Марго отказался отъ преслѣдованья, которое казалось ему теперь безполезнымъ, и сталъ думать только о томъ, какъ бы отыскать калитку, чрезъ которую вошелъ.
   Это удалось ему, хотя не безъ большаго труда. Онъ прошелъ бульваръ Монморанси и опять спрятался за изгородью желѣзной дороги, чтобы видѣть, когда выйдетъ Фабрицій.
   Минутъ черезъ двадцать отравитель вышелъ въ свою очередь съ окружной дорожки, тщательно заперъ калитку, перешелъ черезъ мостикъ и направился по бульвару Сюше въ сторону Мюэтъ.
   Клодъ Марто шелъ за нимъ въ нѣкоторомъ разстояніи, повторяя мысленно:
   -- Или я очень ошибаюсь, голубчикъ, или сегодня ты совершилъ послѣднее ночное путешествіе въ Отейльскую лечебницу!
   

IX.

   Было болѣе трехъ часовъ, когда Фабрицій и Клодъ возвратились на виллу Нейльи Сенъ-Джемсъ, одинъ черезъ Лоншанскую улицу, другой -- съ бульвара Сены.
   Въ половинѣ десятаго Фабрицій еще спалъ.
   Лоранъ постучался въ его дверь.
   -- Войдите! вскричалъ Фабрицій, пробужденный внезапно.-- Что вы? Я васъ не звалъ, мнѣ ничего не надо, прибавилъ онъ, увидѣвъ Лорана.
   -- Вамъ телеграмма, отвѣчалъ управляющій; -- можетъ быть что нибудь спѣшное, потому я и не посмѣлъ откладывать.
   -- Хорошо... дайте.
   Фабрицій сорвалъ конвертъ и сдѣлалъ жестъ удивленія.
   Депеша была отъ мадмоазель Бальтусъ.-- Она заключила слѣдующія слова:
   
   "Я принуждена сегодня утромъ ѣхать въ Мелюнъ, гдѣ буду ждать васъ въ четыре часа.

"Паула".

   На губахъ молодаго человѣка мелькнула торжествующая улыбка.
   -- Бумаги и перо,-- сказалъ онъ Лорану,-- я хочу отвѣчать.
   Онъ написалъ:
   
   "Разсчитывайте на меня нынче вечеромъ, въ четыре часа.

"Фабрицій".

   Затѣмъ подписалъ адресъ.

"Мадмоазель Бальтусъ.
На Бичевой дорогѣ.-- Мелюнъ".

   -- Отнесите это сейчасъ же на телеграфъ,-- сказалъ Фабрицій,-- не посылайте ни съ кѣмъ, а отнесите сами.
   -- Слушаю, сударь.
   -- Прежде, чѣмъ пойдете, скажите Клоду Марто, что я жду его.
   -- Здѣсь, сударь?
   -- Да, я сейчасъ встану... Когда вы возвратитесь съ телеграфа, придите ко мнѣ, я хочу поговорить съ вами...
   -- Слушаю, сударь.
   Лоранъ вышелъ изъ комнаты, и Фабрицій всталъ съ постели.
   Клодъ даже не ложился спать въ эту ночь: онъ зналъ, что ему не заснуть.
   Съ тѣхъ поръ какъ возвратился, онъ все думалъ о томъ,-- какимъ самымъ вѣрнымъ способомъ предать правосудію мелюнскаго убійцу и отейльскаго отравителя.
   Рѣшеніе его было непоколебимо; но имъ овладѣла очень сильная и очень понятная тревога.
   Ему, Клоду Марто, подвергшемуся нѣкогда тюремному заключенію за воровство, предстояло вывести на сцену свое роковое прошлое, словомъ -- обратить на себя вниманіе суда, донеся ему на важнаго преступника, и этотъ преступникъ былъ его хозяинъ.
   Не найдутъ-ли судьи, что онъ слишкомъ долго молчалъ и не покажется-ли это имъ подозрительнымъ.
   При этой мысли Клоду становилось жутко; но онъ не колебался.
   -- Сегодня же поутру, подумалъ онъ,-- я пойду къ доктору Риттнеру.-- Сейчасъ будетъ видно, сообщникъ-ли онъ или ему неизвѣстно преступленіе, совершающееся въ его домѣ; но прежде чѣмъ отправлюсь туда, напишу длинное письмо комисару Отейльской полиціи... Я отдамъ его Пьерру, и онъ отнесетъ его коммисару, если я не выйду черезъ часъ здравъ и невредимъ изъ Отейльской лечебницы.
   Клодъ занятъ былъ этимъ посланіемъ (что было для матроса не легкимъ дѣломъ), когда Лоранъ стукнулъ къ нему въ окошко, по обыкновенію.
   Матросъ отворилъ окно.
   -- Это вы, мосье Лоранъ! вскричалъ онъ, -- вы пришли предложить мнѣ прогулку.
   -- Нѣтъ... вѣдь не каждый день праздникъ...
   -- Такъ въ чемъ же дѣло?
   -- Подите къ господину Фабрицію: онъ ждетъ васъ въ своей комнатѣ....
   -- Въ своей комнатѣ?!-- повторилъ изумленный Клодъ.
   -- Да, онъ желаетъ тотчасъ же говорить съ вами.
   -- Иду, мосье Лоранъ
   Эксъ-матросъ заперъ окно, говоря себѣ:
   -- Онъ хочетъ говорить со мною...-- Это очень странно и вовсе не натурально...-- Ужъ не пронюхалъ-ли онъ, что я подсматриваю за нимъ и все открылъ, и не хочетъ-ли онъ избавиться отъ меня?... Чортъ возьми! Это не такъ-то легко удастся ему!.. Вѣдь я не кроликъ какой нибудь. Впрочемъ, теперь не время разсуждать, а надо повиноваться...-- Черезъ пять минутъ я узнаю, что онъ затѣваетъ.
   Клодъ Марто спряталъ начатое письмо въ шкафъ, заперъ и положилъ ключъ въ карманъ, надѣлъ куртку и вышелъ; затѣмъ и не безъ сильнаго сердечнаго трепета постучался въ дверь комнаты Фабриція.
   -- Это вы, Клодъ? спросилъ послѣдній.
   -- Я, сударь.
   -- Такъ войдите.
   Бордепла, держа въ рукѣ шляпу, переступилъ чрезъ порогъ и вошелъ въ комнату.
   Онъ увидѣлъ себя въ висѣвшемъ напротивъ зеркалѣ. Онъ былъ блѣденъ, какъ смерть.
   Молодой человѣкъ сидѣлъ у стола, перелистывая какія-то бумаги, и не поднялъ головы.
   -- Лоранъ сказалъ, что вы требовали меня, сударь, проговорилъ Клодъ.
   -- Да, мой милый.
   -- Ого! подумалъ эксъ-матросъ,-- будемъ внимательны.-- Онъ зоветъ меня милымъ. Онъ гладитъ меня, какъ кошка лапкою., надо остерегаться когтей!
   Фабрицій обернулся къ нему.
   -- Подойдите поближе, сказалъ онъ, я хочу поговорить съ вами.
   -- Что прикажете, сударь?
   Лицо Фабриція было спокойно и онъ улыбался; но Клодъ не повѣрилъ этой обманчивой наружности и зналъ, что должно произойти что нибудь важное.
   Слѣдующій вопросъ сбилъ его однако съ толку.
   -- Вѣдь, вы отчасти плотникъ, не такъ ли?
   -- Да, сударь, немного.
   -- И механикъ также, кажется?
   -- Да, сударь, только далеко не важный.
   -- Все-таки, полагаю, можете быть кочегаромъ на небольшомъ пароходѣ и управлять имъ.
   -- Что касается до этого, то могу, сударь. Въ Тулонѣ я былъ помощникомъ механика на паровой шлюпкѣ нашего адмирала, и научился топить машину и управлять ею.
   -- Отлично!-- мнѣ только это и нужно... сказалъ Фабрицій.
   -- Такъ я вамъ больше не нуженъ и могу уйти? спросилъ Клодъ.
   -- Нѣтъ, нѣтъ... Это не все...-- Я узналъ то, что хотѣлъ знать; но мнѣ остается объяснить вамъ цѣль моего вопроса.
   -- Что онъ хочетъ, чортъ возьми? вопросилъ себя эксъ-матросъ.
   Фабрицій продолжалъ:
   -- Такъ какъ вы немножко механикъ и можете топить пароходную машину, то обойдемся безъ помощника, чтобы выполнить затѣю, которая пришла мнѣ въ голову.... Кромѣ парусныхъ лодокъ, изъ которыхъ состоитъ моя флотилія, мнѣ хочется еще имѣть небольшой пароходъ для катанья, такъ... человѣкъ на пятнадцать.
   -- Вы, сударь, имѣете средства позволить себѣ это... сказалъ Клодъ.-- Я вполнѣ понимаю вашу мысль... Небольшой пароходъ -- это и богато, и кокетливо, и пріятнѣе, чѣмъ яхта или шлюпка....
   -- Такъ я хочу поручить вамъ купить для меня такой пароходъ.
   -- Это невозможно, сударь.
   -- Почему же?
   -- Я не знаю ни одного продажнаго парохода ни на Сенѣ, ни на Марнѣ, и не думаю, чтобы въ окрестностяхъ Парижа нашелся кораблестроитель, умѣющій строить пароходы.
   -- Я въ этомъ увѣренъ, какъ и вы.
   -- Такъ какъ же быть?
   -- Вы купите для меня такой пароходъ не въ Парижѣ,-- вотъ и все.
   -- Ага!-- подумалъ эксъ-матросъ, -- у негодяя хорошее чутье!... Онъ не довѣряетъ мнѣ и хочетъ услать меня подальше....
   -- Гдѣ же, сударь, если не въ Парижѣ? спросилъ онъ.
   -- Проѣзжая послѣдній разъ черезъ Гавръ, -- отвѣчалъ Фабрицій,-- я видѣлъ тамъ много пароходовъ, соотвѣтствующихъ моей мысли...-- ихъ дѣлаютъ въ мастерской одного американца, Джона Манби, у котораго нѣтъ соперниковъ по этой части....
   -- Такъ вы желаете, сударь, послать меня въ Гавръ?
   -- Да, въ Гавръ....
   -- Очень хорошо....
   -- Вы запомните имя -- Джонъ Манби. Впрочемъ я запишу вамъ это... Всякій встрѣчный покажетъ вамъ, гдѣ его мастерскія... Я желаю, чтобы пароходъ былъ быстръ на ходу и компасъ съ двумя лопатками.... по послѣдней модели.... я уже справился о цѣнѣ... Онъ будетъ стоитъ отъ двадцати пяти до двадцати восьми тысячъ франковъ.
   -- Понятно, что за такую цѣну можно достать отличный пароходъ, замѣтилъ Клодъ.
   -- Сколько вамъ надобно времени для того, чтобы привезти его изъ Гавра въ Парижъ?
   -- На сильныхъ парахъ?
   -- Напротивъ, на умѣренныхъ.
   -- Да дней восемь... много десять.
   -- Я такъ и думалъ...-- Такъ вы хорошо поняли меня?
   -- Какъ нельзя лучше, сударь, и когда вамъ будетъ угодно купить пароходъ, прикажите только мнѣ....
   -- Я приказываю теперь же.
   -- Гм!-- вскричалъ озадаченный Клодъ, вамъ желательно, сударь, чтобы я отправился въ путь?
   -- Сегодня же...-- отвѣчалъ Фабрицій. Мы отправитесь на гаврскомъ поѣздѣ, который идетъ въ двѣнадцать часовъ двадцать пять минутъ... Мой экипажъ довезетъ васъ до станціи вмѣстѣ съ юнгою и Лораномъ, которые поѣдутъ съ вами.
   

X.

   Клодъ Марто не могъ опомниться отъ изумленія.
   Онъ не ожидалъ ничего подобнаго и даже, угадывая намѣренія хозяина, не воображалъ, что онъ хочетъ сейчасъ же привести его въ исполненіе. Онъ растерялся и проговорилъ:
   -- А мосье Лоранъ,-- поѣдетъ со мною?...
   -- Конечно... Развѣ это непріятно вамъ?
   -- О нѣтъ! нисколько...-- Мы хорошіе пріятели съ мосье Лораномъ...-- я напротивъ -- очень радъ путешествевать вмѣстѣ съ нимъ.
   -- Слѣдовательно все отлично... Я дамъ ему деньги на покупку...
   -- Слушаю, сударь.
   -- Позавтракайте же теперь и собирайтесь въ дорогу вмѣстѣ съ вашимъ юнгою. Уложите въ чемоданъ что вамъ необходимо для двѣнадцати дней отсутствія. Вы выѣдете отсюда ровно въ одиннадцать часовъ...-- Однимъ словомъ по военному.
   -- Слушаю, сударь...-- Мы будемъ готовы къ назначенному часу.
   -- Хорошо, теперь ступайте.
   Клодъ ушелъ совсѣмъ ошеломленный.
   Идя въ павильонъ, онъ думалъ:
   -- Больно хитеръ хозяинъ... онъ инстинктивно боится меня... и спроваживаетъ туда съ Пьерромъ, а Лорану поручаетъ присмотрѣть за нами...-- Да, очень хитеръ, но вѣдь и я не промахъ!-- А если я не поѣду? Онъ пожалъ плечами и продолжалъ:
   -- Нѣтъ! не ѣхать было бы черезъ-чуръ глупо... Тогда онъ заподозритъ меня и смастеритъ улизнуть или избавиться отъ меня какимъ нибудь недобрымъ путемъ. Нѣтъ! нѣтъ! поѣзжай, матросъ!... Этотъ отъѣздъ -- новый шансъ успѣха для исполненія твоего плана!
   Въ головѣ его мелькнула блестящая мысль, которая заставила его улыбнуться, не смотря на безпокойство.
   Онъ вошелъ въ шалэ и позвалъ Пьерра.
   Мальчикъ чинилъ неводъ, который прорвался, зацѣпивъ за корень.
   -- Я здѣсь, мосье Клодъ, -- вскричалъ онъ, оставивъ работу и направляясь бѣгомъ.
   -- Слушай меня хорошенько, малецъ... сказалъ эксъ-матросъ.-- Вѣдь ты вѣришь мнѣ, не такъ-ли?
   -- Вѣрю ли я вамъ? отвѣчалъ съ жаромъ мальчикъ.-- Ахъ! мосье Клодъ, все равно, какъ еслибы вы были моимъ отцомъ...
   -- Ты знаешь, что я не въ состояніи дать тебѣ никакого безчестнаго совѣта?...
   -- О, мосье Клодъ, я увѣренъ въ этомъ.
   -- Любишь ли ты меня на столько, чтобы сдѣлать все, что я тебѣ велю?...
   -- Попробуйте, мосье Клодъ, и увидите...
   -- А ты не струсишь?
   Пьерръ гордо поднялъ голову.
   -- Чтобы я струсилъ? проговорилъ онъ съ молодцеватымъ видомъ.-- Полноте, я никогда не трушу.
   -- Ты славный мальчикъ, букашка.... Поди собери скорѣе въ узелокъ твои рубашки, платки, носки и рабочую одежду...-- Мы уѣзжаемъ...
   Глаза мальчика мгновенно наполнились слезами.
   -- Уѣзжаемъ!.. повторилъ онъ.-- Развѣ насъ прогоняютъ отсюда?
   -- Нѣтъ... нѣтъ... мой юнга, ты худо понялъ меня... Мы сдѣлаемъ небольшое путешествіе.
   -- Куда-же мы поѣдемъ, мосье Клодъ? спросилъ мальчикъ, лицо котораго просіяло.
   -- Въ Гавръ... откуда мы приведемъ пароходъ.
   -- Въ Гавръ?... вѣдь это на морскомъ берегу?
   -- Да, мальчуганъ...
   -- Такъ, значитъ, мы увидимъ большія волны и настоящіе корабли?..
   -- И много еще чего другого, про что я не стану тебѣ разсказывать теперь!! Бѣги, собери скорѣе свои вещи... Мы отчаливаемъ отсюда ровно въ одиннадцать часовъ.
   -- Не бойтесь, я не задержу.
   Мальчикъ сдѣлалъ два шага по направленію къ двери и остановился.
   -- А мама?.. проговорилъ онъ.
   -- Что же мама?
   -- Если бы я написалъ ей...
   -- Зачѣмъ?
   -- Чтобы она знала, что я уѣзжаю съ вами.
   -- Э, нѣтъ! вскричалъ Клодъ Марто. Никому ни слова объ этомъ и г-жѣ Таландье также!... Когда мы возвратимся, я отпущу тебя на цѣлую недѣлю, ты поѣдешь въ Шарантонъ и вдоволь насмотришься на свою маму...
   -- Ахъ! благодарю, мосье Клодъ.
   Мальчикъ побѣжалъ собраться.
   Бордепла занялся тѣмъ же.
   Онъ, казалось, былъ счастливъ, какъ король, и распѣвалъ во все горло какую-то матросскую пѣсню.
   Пока это происходило въ павильонѣ, выходящемъ на бульваръ Сены, возвратимся къ Фабрицію.
   Лоранъ отнесъ телеграму и явился къ своему господину.
   -- Телеграма уже отправлена, сударь, сказалъ онъ.-- Вотъ и росписка отъ чиновника.
   -- Хорошо... отвѣчалъ Фабрицій.-- Теперь выслушайте меня со всевозможнымъ вниманіемъ.
   -- Говорите, сударь, я слушаю обоими ушами..
   -- Клодъ Марто уѣзжаетъ съ юнгою...
   -- Вы отказываете имъ?
   -- Вовсе нѣтъ...-- Я посылаю ихъ въ Гавръ купить для меня пароходъ, и вы поѣдете съ ними.
   Лоранъ вздернулъ плечами.
   -- Я! вскричалъ онъ озадаченный.
   -- Да, вы... это рѣшено....-- Всякое замѣчаніе безполезно...
   -- О, сударь! я не скажу ни слова... мой долгъ повиноваться... и я повинуюсь...
   -- Вы поѣдете всѣ трое на желѣзно-дорожномъ поѣздѣ, который отходитъ въ двадцать пять минутъ перваго. Сегодня 16-ое число.-- По извѣстнымъ мнѣ причинамъ, я не желаю, чтобы вы возратились въ Парижъ раньше 26-го или 27-го, т. е. прежде десяти или двѣнадцати дней...-- Я разсчитываю на вашу находчивость и усердіе...-- Выполните пунктуально мои инструкціи... Не раньше одиннадцати дней -- это главное, по можете промѣшкать сколько хотите. Мнѣ даже будетъ пріятно, если бы вы промѣшкали... Поняли-ли вы?
   -- Понялъ, сударь... Если Клодъ Марто будетъ торопиться, я найду какой нибудь способъ задержать его.
   -- Какъ въ Берси?-- спросилъ Фабрицій съ ироніею.
   Лоранъ униженно опустилъ голову.
   -- Вы уничтожаете меня, сударь, проговорилъ онъ...-- но вы имѣете полное право...-- Я воображалъ, что одаренъ способностью, которой у меня не оказалось... но впредь я ручаюсь за себя... Вы знаете пословицу, сударь, обожжешься на молокѣ...
   -- Станешь дуть и на воду... докончилъ Фабрицій со смѣхомъ.-- Словомъ, будьте на-сторожѣ.
   -- Слушаю, сударь.
   -- По пріѣздѣ въ Гавръ, телеграфируйте мнѣ.
   -- Слушаю, сударь.
   -- Въ день отъѣзда также телеграфируйте. Вы возвратитесь водою.. Надо пробыть подольше въ Гаврѣ.
   -- Я и пробуду, хоть бы мнѣ пришлось притвориться больнымъ и наблюдать діэту, что очень жестоко.
   -- Вотъ тридцать тысячъ франковъ ассигнаціями... Пароходъ будетъ стоить -- такъ около двадцати пяти и двадцати шести тысячъ...
   -- А остальная сумма?
   -- Покроетъ ваши дорожные расходы...
   -- Это въ двадцать разъ больше, чѣмъ надо, сударь,
   -- Тѣмъ лучше, Лоранъ, потому что вы возьмете остатокъ себѣ въ видѣ вознагражденія...-- Наблюдайте экономію, если хотите.
   -- Постараюсь, сударь.
   -- Хорошо... возьмите съ собою револьверъ, чтобы, въ случаѣ надобности, защитить ваши деньги.-- Велите подать мнѣ завтракъ... Соберитесь въ дорогу и скажите, чтобы къ одиннадцати часамъ заложили экипажъ, который отвезетъ васъ на желѣзно-дорожную станцію.
   -- Слушаю, сударь...-- Смѣю надѣяться, что вы останетесь довольны мною.
   Лоранъ вышелъ.
   Фабрицій, оставшись одинъ, потеръ себѣ руки.
   -- Теперь я могу быть спокоенъ... проговорилъ онъ. Этотъ Клодъ
   Марто тревожитъ меня.-- Когда онъ возвратится, все уже будетъ кончено... Я очень доволенъ тѣмъ, что во время похоронъ Жанны онъ будетъ далеко отъ Парижа... похороны конечно будутъ пышныя.-- Я знаю свои обязанности, какъ племянника и наслѣдника... и сдѣлаю великолѣпныя похороны той, которой дядя мой въ теченіи двадцати лѣтъ позволялъ носить свое имя...
   Въ одиннадцать часовъ экипажъ былъ готовъ.
   Клодъ, Лоранъ и Пьерръ размѣстились въ немъ.
   -- Счастливаго пути, сказалъ имъ Фабрицій.-- Не забудьте ничего изъ того, что я говорилъ вамъ.
   -- Будь спокоенъ, негодяй! подумалъ эксъ-матросъ.-- Клянусь тебѣ, что не забываютъ тѣхъ, о комъ надо помнить.
   Въ три четверти двѣнадцатаго кучеръ остановился въ Амстердамской улицѣ, передъ Гаврскою станціею. Лоранъ отправился въ кассу и взялъ билеты.
   Багажа при нихъ не было.
   Въ десять минутъ перваго трое спутниковъ сѣли въ одно изъ отдѣленій второго класса.
   Спустя четверть часа, локомотивъ со свистомъ тронулся въ путь.
   Оставимъ теперь нашихъ путешественниковъ: мы скоро возвратимся къ нимъ.
   Около двухъ часовъ Фабрицій приказалъ запречь въ кэбъ пони и поѣхалъ на Ліонскую станцію. Не задолго до четырехъ часовъ онъ прибылъ въ Мелюнъ. Паула, дожидалась его въ экипажѣ, запряженномъ также пони, чтобы свезти его на виллу на берегу рѣки тою бичевою дорогою, гдѣ полгода тому, въ одну зимнюю ночь, былъ убитъ Фредерикъ Бальтусъ.
   

XI.

   Вѣроятно наши читатели желаютъ знать причину внезапнаго отъѣзда Паулы на ея виллу.
   Въ этой причинѣ не было ничего романическаго.
   Мы знаемъ, что молодая дѣвушка велѣла произвести въ своемъ паркѣ нѣкоторыя работы.
   Ей хотѣлось устроить живописный каскадъ, который бы питалъ прудъ, вырытый, по ея приказанію, подъ сѣнью вѣковыхъ деревьевъ.
   Одинъ мелюнскій инженеръ установилъ уже для этой цѣли гидравлическую машину извѣстной силы, но въ это утро Паула получила отъ него письмо, въ которомъ тотъ увѣдомлялъ, что, вслѣдствіе ли неискусства мастера или дурнаго матерьяла, трубы машины лопнули, такъ что надо было начать всю работу съизнова.
   Мадмоазель Бальтусъ, получивъ такое непріятное извѣстіе, поспѣшила послать въ Нейльи извѣстную уже намъ телеграму и тотчасъ затѣмъ отправилась въ Мелюнъ.
   -- Какъ здоровье Эдмеи и Жанны послѣ моего отъѣзда? спросила она, пожимая руку Фабриція: я уѣхала изъ лечебницы поутру, не видавъ ихъ.
   -- Полагаю и надѣюсь, что съ ними не произошло никакой дурной перемѣны со вчерашняго дня, -- отвѣчалъ молодой человѣкъ.-- Я не былъ сегодня въ Отейлѣ, такъ какъ у меня множество дѣла, а вы уѣхали.
   -- Тѣмъ хуже... я безпокоюсь за нихъ.
   -- Отчего?
   -- Я опасаюсь, что нашъ другъ Жоржъ, не смотря на свои обширныя познанія и блестящій умъ, ошибается на счетъ настоящаго положенія нашихъ дорогихъ больныхъ... Мнѣ кажется, что имъ обѣимъ нисколько не лучше.
   Фабрицій употребилъ всѣ усилія изворотливаго ума, чтобы успокоить Паулу. Онъ успѣлъ въ этомъ, хотя не безъ труда, и когда увидѣлъ, что почти убѣдилъ, заговорилъ ей о своей любви, такъ что она скоро перестала безпокоиться.
   Негодяй имѣлъ надъ нею неотразимое вліяніе: онъ какъ будто околдовалъ ее магнетизмомъ своего взгляда и обаяніемъ краснорѣчія.
   Въ средніе вѣка такое абсолютное и вредное вліяніе приписали бы дьявольскому навожденію.
   Нынче же мы гораздо понятнѣе объясняемъ его безсознательною экзальтаціею первой любви.
   Мадмоазель Бальтусъ любила этого гнуснаго человѣка, какъ Элоа, героиня трогательной легенды Альфреда де Виньи, любившая низверженаго архангела...
   Фабрицій зналъ это и поклялся, что не выйдетъ съ Мелюнской виллы безъ того, чтобы не сдѣлать Паулу своею жертвою.
   -- Когда она будетъ вполнѣ принадлежать мнѣ,-- думалъ онъ,-- то будетъ думать только о томъ, какъ бы упрочить свое счастіе, выйдя скорѣе за меня замужъ.-- И я заставлю ее тогда забыть ея мечту о мести.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Въ Отейльской лечебницѣ всѣ были въ сильной тревогѣ.
   Жоржъ Вернье, войдя съ докторомъ Шульцемъ, въ комнату Жанны, тотчасъ же послѣ отъѣзда Паулы, нашелъ больную въ очень дурномъ состояніи.
   Съ нею возобновился описанный нами странный припадокъ, но еще сильнѣе и ужаснѣе, чѣмъ наканунѣ, такъ что совершенно сбилъ съ толку обоихъ докторовъ, принужденныхъ бороться съ неизвѣстною дѣйствующую силою, свойствъ которой они не угадывали и даже не подозрѣвали.
   Г-жа Деларивьеръ, хрипя, въ бреду металась по постели, терзаемая жестокимъ, непонятнымъ страданіемъ.
   На лбу ея выступилъ холодный потъ, ее колотила дрожь.
   Жоржъ и докторъ Шульцъ напрасно изучали симптомы, которые казались имъ все непонятнѣе, и пробовали употреблять разныя средства.
   Между тѣмъ, Эдмея, услыхавъ стоны въ комнатѣ матери, встала, не смотря на слабость, одѣлась на-скоро и пошла къ больной.
   Мы знаемъ, какое страшное зрѣлище увидѣла она.
   -- Она умретъ!... вскричала молодая дѣвушка, ломая руки...-- Докторъ, ради Бога, спасите ее!...-- Не давайте ей такъ мучиться!.. Попробуйте невозможное....
   -- Невозможное, -- повторилъ Жоржъ съ отчаяніемъ.-- Къ сожалѣнію, вы сказали настоящее слово.... Мы находимся въ виду невозможнаго.
   -- Это ужасно! проговорила Эдмея, упавъ на колѣни передъ постелью.-- Я не хочу, чтобы она умерла, или хочу умереть вмѣстѣ съ нею.... Мама, слышишь ли ты меня?... Мама, отвѣть мнѣ!-- Скажи, по крайней мѣрѣ, что у тебя болитъ, чтобы можно было помочь тебѣ.
   -- Мы ничего не можемъ подѣлать тутъ!-- проговорилъ докторъ Вернье разбитымъ голосомъ.-- А я еще вѣрилъ въ свои знанія!-- Безумный!-- гордость ослѣпила меня!... Эти мнимыя знанія только заставляютъ сознаться меня въ собственномъ невѣжествѣ...
   -- Боже всемогущій и милосердный... лепетала молодая дѣвушка, которую задушили рыданія: -- Ты, Которому я молилась нынѣшнюю ночью съ такимъ усердіемъ и вѣрою.... я опять взываю къ Тебѣ; не отними у меня матери... не отними!
   Жанна хрипѣла какъ въ агоніи.
   Она судорожно сжимала руки на груди, какъ бы желая вырвать пожиравшее ее пламя.
   Она сдѣлала усиліе, попыталась приподняться, и упала недвижимая.
   Эдмея подумала, что она умерла,-- вскрикнула съ отчаяніемъ, бросилась къ страдалицѣ и обняла ее.
   -- Нѣтъ,-- сказалъ Жоржъ, понявшій ужасную мысль молодой дѣвушки,-- она еще жива.... Г. Шульцъ, дайте ей на всякій случай рвотнаго... А я поѣду...
   Мадмоазель Деларивьеръ встала блѣдная и испуганная.
   -- Вы уѣзжаете! сказала она, взглянувъ на доктора блуждающими глазами,-- Вы оставляете мою мать!
   -- О, нѣтъ, я не оставлю ея,-- отвѣчалъ молодой докторъ.-- Напротивъ, я ѣду призвать на помощь гиганта науки, передъ которымъ я не болѣе какъ карликъ... Онъ можетъ быть единственный человѣкъ въ мірѣ, который можетъ спасти вашу мать... Дай Богъ, чтобы я возвратился во-время.
   И онъ выбѣжалъ.
   -- Побудьте при г-жѣ Деларивьеръ, -- сказалъ докторъ Шульцъ Эдмеѣ,-- я пойду въ аптеку и приготовлю рвотное...-- Я возвращусь черезъ нѣсколько минутъ.
   -- Подите, но поторопитесь.... отвѣчала Эдмея, -- я боюсь...-- Если я просижу долго у изголовья моей умирающей матери, то чувствую, что сойду съ ума.
   Выйдя изъ дому, Жоржъ побѣжалъ такъ, какъ будто за нимъ гнались, къ площади, гдѣ стоятъ экипажи. Тамъ былъ только одинъ фіакръ.
   Докторъ подошелъ къ нему и, запыхавшись, спросилъ кучера:
   -- Сколько вамъ надо времени, чтобы доѣхать отсюда до улицы Суфло?...
   -- Часъ.... моя лошадь довольно бойкая.
   Жоржъ вынулъ изъ кармана пять золотыхъ монетъ.
   -- Я дамъ вамъ эти пять луидоровъ, если доѣдете туда въ полчаса.
   -- Что вы держите пари, буржуа?
   -- Это важнѣе чѣмъ пари,-- дѣло идетъ о жизни или смерти.
   -- Ладно. Я заработаю желтяки. Влѣзайте скорѣе.
   Кучеръ вскочилъ на козлы, ударилъ лошадь -- и она пустилась во весь опоръ.
   Лошадь была хорошая, и отъ Отейля до улицы Суфло бѣжала все тѣмъ же шагомъ къ великому испугу пѣшеходовъ, которые едва успѣвали сторониться.
   Черезъ двадцать девять минутъ бѣдное животное, обливаясь потомъ и взмыленное, достигло цѣли пути.
   -- Вотъ ваши пять луидоровъ, сказалъ Жоржъ, подождите меня: я возвращусь съ вами.
   Онъ бросился въ домъ, взбѣжалъ по лѣстницѣ въ нѣсколько прыжковъ, ни сказавъ ни слова привратнику, позвонилъ у знакомой намъ двери и спросилъ у старика слуги, который отворилъ ему:
   -- Дома ли докторъ В***?
   -- Дома, сударь.
   -- Доложите, что его желаетъ видѣть бывшій его ученикъ, докторъ Вернье.
   -- Но... сударь, возразила" слуга.
   -- Поторопитесь, прибавилъ Жоржъ повелительно, дѣло идетъ о жизни или смерти.
   -- Я сейчасъ доложу о васъ, сударь.
   Докторъ провелъ только одну минуту въ передней; но эта минута показалась ему нескончаемою; его трясла лихорадка, сердце билось такъ, какъ будто хотѣлось выскочить.
   Слуга возвратился и объявилъ, что докторъ В*** ожидаетъ его.
   Жоржъ быстро вошелъ въ кабинетъ ученаго.
   Послѣдній подалъ вошедшему руку.
   При видѣ смертной блѣдности, разстроеннаго лица и страшнаго волненія молодаго человѣка, профессоръ понялъ, что произошло что-то необычайное.
   -- Случилось какое нибудь несчастіе, другъ мой? спросилъ онъ.
   -- Да!-- отвѣчалъ Жоржъ надорваннымъ голосомъ. Страшное несчастіе готово обрушиться на молодую дѣвушку, которую я люблю и которая будетъ моею женою. Я надѣюсь только на васъ.-- Одни вы можете отдалить отъ насъ это несчастіе.
   -- Что же вы желаете?
   -- Чтобы вы поѣхали со мною.
   -- Куда?
   -- Въ Отейльскую лечебницу...
   -- Но что же случилось?
   -- Умоляю васъ, дорогой и великій учитель, на разспрашивайте меня, потому что время дорого....-- Я все разскажу вамъ дорогою...-- Поѣдемте.
   -- Я готовъ; ѣдемъ, -- отвѣчалъ знаменитый профессоръ, взявъ шляпу, лежавшую на столѣ.
   Они быстро сошли съ лѣстницы.
   Кучеръ усердно пичкалъ лошадь сѣномъ.
   -- Еще сто франковъ, если вы привезете меня въ Отейль въ полчаса, закричалъ ему Жоржъ.
   -- Садитесь скорѣе, отвѣчалъ кучеръ, какъ и при отъѣздѣ.
   

XII.

   Гаврскій поѣздъ, съ которымъ, какъ мы знаемъ, уѣхали Клодъ Марто, Пьерръ и Лоранъ, отправился въ двадцать пять минутъ перваго.
   Наши путешественники сидѣли одни въ отдѣленіи втораго класса.
   Каждый изъ нихъ помѣстился въ углу около дверецъ. Маленькій Пьерръ противъ Клода.
   Мальчикъ, радовавшійся этому путешествію, съ удовольствіемъ смотрѣлъ на быстро смѣнявшіеся виды.
   "Управляющій" Лоранъ, не отказывавшій себѣ ни въ чемъ, закурилъ сигару, а эксъ-матросъ вытащилъ изъ кармана трубку и кисетъ.
   -- Выкурю-ка я трубочку,-- сказалъ онъ.
   -- Я подаю вамъ примѣръ,-- отвѣчалъ Лоранъ,-- и даже предлагаю сигару.
   -- Нѣтъ, благодарю.
   -- Отчего же вы не берете? Церемонитесь что ли?
   -- Нисколько! я отказываюсь отъ вашего вѣжливаго предложенія, мосье Лоранъ, потому только, что предпочитаю сигарамъ мою старую обкуренную трубку.... А я таки-знаю толкъ вѣсигарахъ!-- Я курилъ въ Гаванѣ такія, которыя будутъ получше даже акцизныхъ.
   -- Какъ хотите.
   Клодъ набилъ свою носогрѣйку и продолжалъ:
   -- Путешествіе по желѣзной дорогѣ пріятно.... По крайней мѣрѣ не заплеснѣвѣешь.
   -- Это правда, отвѣчалъ Лоранъ; но намъ не къ чему торопиться, такъ какъ мы ѣдемъ въ Гавръ взглянуть на море. Мы можемъ путешествовать съ прохладою.
   -- Зачѣмъ намъ слишкомъ-то прохлаждаться... возразилъ Клодъ... Чтобы купить небольшой пароходъ и привезти его водою -- требуется не болѣе какихъ нибудь восьми или десяти дней.
   -- Ну, положимъ, что, вмѣсто восьми или десятя дней, проѣздимъ двѣнадцать или пятнадцать!...
   -- Но вѣдь г. Фабрицій не будетъ доволенъ этимъ!.. вскричалъ матросъ, расхохотавшись.
   -- Г. Фабрицій ничего не скажетъ...-- Онъ даже самъ сказалъ мнѣ, что мы можемъ не торопиться....-- Онъ хочетъ предпринять небольшую поѣздку.
   -- А! онъ ѣдетъ куда нибудь?
   -- Да, недѣли на двѣ...-- Намъ надо поспѣть въ Нейльи только къ тому времени, когда онъ вернется.
   -- Отлично!... Такъ мы дѣйствительно можемъ прохлаждаться, какъ вы говорите!... Воспользуемся же этимъ случаемъ. Клодъ чиркнулъ спичку и, прислонясь къ стѣнкѣ вагона, сталъ курить молча.
   Онъ придумывалъ вѣрный и практичный способъ покинуть Лорана на дорогѣ, не возбудивъ въ немъ подозрѣнія, а самому возвратиться въ Парижъ, прежде чѣмъ успѣетъ проѣхать дальше.
   Вдругъ лицо его приняло веселое выраженіе.
   Онъ зналъ, что поѣздъ, на которомъ они ѣхали, не остановится между Парижемъ и Мантомъ, и на этомъ-то обстоятельствѣ основалъ планъ, посредствомъ котораго намѣревался ускользнуть отъ надзора Лорана.
   Для этого надо было остановиться въ Мантѣ подъ какимъ нибудь остроумнымъ предлогомъ; а такъ какъ отъ Манта до Парижа полтора часа разстоянія, то онъ успѣлъ бы возвратится въ Парижъ прежде ночи.
   Молчаніе надоѣло Лорану, который былъ болтливъ отъ природы.
   -- Что вы все молчите, мосье Клодъ? о чемъ думаете?-- спросилъ Лоранъ.
   -- А вотъ на счетъ того, мосье Лоранъ, что не для чего торопиться, какъ вы сказали,-- отвѣчалъ онъ.
   -- Ага! это какъ будто не понутру вамъ?
   -- Конечно.... и если бы я зналъ это прежде, чѣмъ мы отправились въ путь...
   -- Что же тогда?
   -- Я предложилъ бы вамъ остановиться въ Мантѣ.
   -- Зачѣмъ? Это не особенно веселое мѣсто...
   -- Мы бы поѣхали за городъ къ одному изъ моихъ дядей, славному человѣку, у котораго прожили бы денька два припѣваючи.
   На устахъ Лорана явилась улыбка, глаза блеснули. Клодъ предупреждалъ желаніе Фабриція и самъ доставлялъ предлогъ къ продолженію отсутствія.
   -- Такъ у васъ есть дядя около Манта? спросилъ Лоранъ, стараясь казаться равнодушнымъ....
   -- Да, мосье Лоранъ, родной братъ моего покойнаго отца...
   -- И вы полагаете, что онъ не испугается, если нагрянемъ къ нему втроемъ, такъ... въ расплохъ.
   -- Испугается этотъ добрѣйшій человѣкъ?! Напротивъ, онъ будете въ восторгѣ... А тетушка-то! Она писала мнѣ ужь больше десяти писемъ, чтобы я пріѣхалъ къ нимъ, и приглашала совсѣмъ поселиться у нихъ, если хочу... Они -- крестьяне, но люди зажиточные... у нихъ водятся старинные луидоры, запрятанные въ старомъ носкѣ... а ужъ какъ щедры! золотыя сердца!..-- Если мы пріѣдемъ къ нимъ -- то это будетъ настоящій праздникъ для нихъ! Чортъ возьми! они перевернутъ вверхъ дномъ весь домъ.... Дядя притащитъ изъ погреба самое лучшее вино и самый лучшій коньякъ!... А тетушка посвернетъ головы всѣмъ цыплятамъ, гусямъ, уткамъ, состряпаетъ кроличье рагу, напечетъ пироговъ...-- Нельзя сказать, чтобы я былъ большимъ лакомкою, но у меня слюнки текутъ, когда я подумаю о томъ, какъ они угощаютъ.
   -- Чортъ побери, и у меня также! вскричалъ Лоранъ. Но что же мѣшаетъ намъ ѣхать къ нимъ и полакомиться дядинымъ виномъ и кроличьимъ рагу тетушки?
   -- Но вѣдь вы взяли билеты до Гавра, сказалъ Клодъ, -- и эти деньги пропадутъ даромъ.
   -- Это пустяки, отвѣчалъ управляющій съ горделивымъ видомъ. Билеты стоятъ только сорокъ пять франковъ, а г. Фабрицій позволилъ мнѣ тратить сколько я хочу... Онъ повѣрять счетовъ не станетъ, такъ какъ знаетъ, что я не способенъ употребить во зло его довѣренности. Какъ называется мѣсто, гдѣ живетъ вашъ дядя?
   -- Бролльи.-- Это небольшая деревенька -- вся въ зелени, и тамъ всѣ дѣвушки красавицы.
   -- Браво! Это окончательно убѣждаетъ меня рѣшиться! Мы поѣдемъ въ Бролльи, и если насъ примутъ такъ, какъ вы говорите, то проведемъ тамъ цѣлые два дня.
   И Лоранъ потиралъ руки, радуясь въ глубинѣ души своей необыкновенной ловкости.
   -- Такъ какъ мы выйдемъ въ Мантѣ,-- сказалъ Клодъ,-- то возьмемъ же наши чемоданы, потому что поѣздъ сейчасъ остановится.
   Въ эту минуту локомотивъ засвистѣлъ, и чрезъ нѣсколько минутъ поѣздъ остановился у станціи.
   Клодъ выскочилъ изъ вагона первый. За нимъ Пьерръ и наконецъ медленно вылѣзъ Лоранъ съ важностью, подобающею его высокому званію.
   -- Прежде чѣмъ уйдемъ отсюда, -- сказалъ эксъ матросъ,-- надо справиться, въ которомъ часу отходитъ отсюда поѣздъ -- на тотъ случай, когда поѣдемъ дальше...
   -- Это справедливо....
   -- Подождите меня здѣсь минутки двѣ, я справлюсь...
   Клодъ побѣжалъ бѣгомъ къ конторѣ помощника начальника станціи, который читалъ "Petit journal".
   -- Позвольте спросить васъ кое-о-чемъ, сказалъ онъ поклонясь по военному...
   -- Готовъ служить.
   -- Когда отходитъ отсюда поѣздъ въ Парижъ?
   -- Въ два часа двадцать пять минутъ, четыре часа десять минутъ, пять часовъ сорокъ пять минутъ, въ девять часовъ сорокъ минутъ и въ десять часовъ тридцать двѣ минуты.
   -- Если я отправлюсь на томъ, который идетъ въ пять часовѣсорокъ минутъ, то когда пріѣду въ Парижъ?
   -- Въ семь часовъ пять минутъ.
   -- Благодарю васъ, сударь.
   И Клодъ догналъ своихъ спутниковъ.
   -- Ну, что? спросилъ Лоранъ.
   Эксъ-матросъ очень серьезно назвалъ такіе часы, какіе пришли ему въ голову.
   -- Отлично,-- сказалъ Лоранъ,-- по крайней мѣрѣ, мы знаемъ теперь, къ какому времени надо поспѣть сюда.
   -- Только есть закорючка,-- проговорилъ Клодъ.
   -- Какая?
   -- Омнибусъ отходитъ въ Бролльи только въ пять часовъ вечера...
   -- Да, это дѣйствительно маленькая закорючка.... чтобы убить время,-- мы посмотримъ городъ....
   И они ушли со станціи къ великому удивленію чиновника, который получилъ въ Мантѣ билеты, выданные до Гавра.
   -- Жарко...-- сказалъ Лоранъ, я предлагаю вамъ стаканъ пива... Вонъ въ двадцати шагахъ отель съ кафэ, довольно порядочный на видъ...-- Пойдемте туда.
   И Лоранъ пошелъ впередъ.
   Вдругъ эксъ-матросъ, шедшій сзади него съ Пьерромъ, споткнулся, вскрикнулъ и упалъ на одно колѣно.
   Лоранъ обернулся и подошелъ къ нему.
   -- Что съ вами? спросилъ онъ.
   -- Пустяки,-- отвѣчалъ Клодъ,-- я оступился и споткнулся о камушекъ. Мнѣ было больно въ первую минуту и теперь даже больно, но это пройдетъ.
   Эксъ-матросъ попробовалъ встать, но снова вскрикнулъ и упалъ.
   -- Чортъ возьми! проговорилъ онъ, -- я кажется вывихнулъ лодыжку!...
   -- Ахъ, Боже мой!... простоналъ Лоранъ, вывихнули лодыжку!... какое несчастіе! Не выйди мы здѣсь, такъ этого бы не случилось!...
   И подумалъ:
   -- Этотъ вывихъ очень кстати.-- Онъ заставитъ насъ вѣрпѣе, чѣмъ что-либо другое, продлить на неопредѣленный срокъ наше путешествіе....
   -- Вѣдь этакая напасть! проговорилъ Клодъ, мнѣ страшно больно, чортъ побери! Помогите мнѣ встать. Я похожъ на птицу, завязшую лапою въ силкѣ.
   

XIII.

   Лоранъ и Пьерръ подхватили подъ руки матроса, который, ухватись за нихъ, поднялся, опираясь на одну ногу.
   -- Вамъ все еще больно? спросилъ управляющій съ видомъ участія.
   -- Чортъ возьми! страхъ какъ больно! вскричалъ Клодъ. Мнѣ кажется, что меня колотятъ по лодыжкѣ сотнею дубинъ.
   -- Что же намъ дѣлать?
   -- Прежде всего сведите меня вонъ въ это кафэ напротивъ, чтобы я могъ сѣсть... а тамъ посмотримъ.
   И, поддерживаемый своими спутниками, Клодъ направился къ отелю Станція, восклицая при каждомъ шагѣ "ай! ай"!
   Хозяинъ, стоявшій на порогѣ и видѣвшій всю эту сцену, принялъ ихъ услужливо и усадилъ Клода на стоявшій передъ кафэ стулъ.
   -- Велите подать намъ пива, -- сказалъ Лоранъ, -- мы умираемъ отъ жажды.
   -- Пейте пиво, сколько вамъ угодно, а я хвачу ромцу... У меня сердце повернулось вверхъ дномъ... Это придастъ мнѣ бодрости....
   Принесли рому и пива.
   -- Мы переночуемъ у васъ, сказалъ Лоранъ содержателю отеля...
   Пошлите за докторомъ и отведите намъ три комнаты...
   -- Довольно будетъ двухъ... возразилъ матросъ.-- Пьерръ ляжетъ въ одной комнатѣ со мною.
   -- Хорошо, отвѣчалъ хозяинъ отеля, я сейчасъ пошлю за докторомъ и велю приготовить комнаты.
   -- Это будетъ недурно, сказалъ Клодъ, я не прочь бы полежать немножко...
   Минутъ черезъ пять явилась служанка и объявила, что все готово.
   -- Въ которомъ этажѣ? спросилъ больной.
   -- Въ первомъ.
   -- Очень ужъ мнѣ трудно будетъ подняться по лѣстницѣ.
   -- Вы обопретесь одною рукою о перила, а другою о мое плечо и взойдете очень легко... Всего только двѣнадцать ступеней...
   -- Пойдемте!
   Клодъ всталъ, ухватясь за содержателя отеля, и взошелъ на лѣстницу съ глухими стонами и ругательствами.
   Стоны и ругательства удвоились, пока его раздѣвали и укладывали въ постель, и прекратились только тогда, когда онъ очутился въ горизонтальномъ положеніи.
   -- Вотъ господинъ докторъ... сказала служанка, отворивъ дверь комнаты.
   Докторъ былъ худенькій, маленькій человѣчекъ съ длиннымъ лицомъ. Онъ принадлежалъ къ устарѣвшему типу докторовъ, которые встрѣчаются теперь рѣдко даже и въ провинціи.
   Его сѣросеребристые волосы ниспадали на воротникъ слишкомъ длиннаго чернаго сюртука, лоснившагося отъ многолѣтняго употребленія.
   На немъ была низкая шляпа съ широкими полями и серебряныя очки, а въ рукѣ -- толстая трость съ набалдашникомъ изъ слоновой кости.
   Войдя въ комнату, онъ снялъ шляпу, окинулъ всѣхъ взглядомъ, слегка поклонился и подошелъ молча къ кровати; затѣмъ вынулъ изъ кармана большую деревянную табакерку, понюхалъ, чихнулъ и сказалъ Клоду:
   -- Вы больны, мой другъ?...
   -- Да, сударь.
   -- Я такъ и зналъ...
   -- Такъ зачѣмъ же вы спрашиваете? вскричалъ Клодъ со смѣхомъ.
   -- Чтобы удостовѣриться... Вы упали?
   -- Да, сударь.
   -- Я зналъ это... Мнѣ сказали...-- И вы полагаете, что вывихнули лодыжку?
   -- Да, сударь.
   -- Покажите-ка...
   Докторъ раскрылъ ногу Клода и началъ крѣпко водить по ней рукою.
   Когда онъ касался лодыжки, матросъ оралъ, какъ бѣсноватый.
   -- Вамъ больно? спросилъ докторъ, не переставая водить рукою по ногѣ.
   -- Чортъ возьми, еще бы не больно!
   -- Я зналъ это, но спросилъ только затѣмъ, чтобы удостовѣриться, и прошу васъ кричать не такъ громко, если не хотите, чтобы я оглохъ.
   Докторъ поводилъ еще по ногѣ двѣ или три секунды, затѣмъ сказалъ тономъ оракула:
   -- Нѣтъ ни вывиха, ни ушиба, словомъ -- ничего важнаго.
   -- О, тѣмъ лучше!.-- проговорилъ Лоранъ съ разстроеннымъ видомъ.
   -- Какое счастье!-- вскричалъ Пьерръ съ восторгомъ.
   -- Такъ, наконецъ, что же у меня такое, г. докторъ?
   -- Вы вытянули сухую жилу, отчего и происходитъ острая боль, которую вы чувствуете.
   -- Можно вылечить это?
   -- Ничего не можетъ быть проще. Три раза въ день натирайте по получасу больное мѣсто камфарнымъ масломъ... и каждый разъ прикладывайте вату. Рецептъ не сложный, а лекарство найдете въ любой аптекѣ...
   -- Когда я буду въ состояніи ходить?
   -- Чрезъ три или четыре дня...-- Завтра, другъ мой, я дамъ вамъ болѣе положительный отвѣтъ.-- Вы должны мнѣ шесть франковъ за визитъ.
   -- Г. Лоранъ, дайте пожалуйста шесть франковъ.-- Очень благодаренъ вамъ, докторъ, сказалъ Клодъ.
   Докторъ опять понюхалъ табаку, положилъ въ карманъ шесть франковъ и проговорилъ:
   -- Не благодарите меня... Мы обязаны приносить пользу всѣмъ нашими свѣдѣніями... Ктому же вы заплатили мнѣ...
   Онъ поклонился всѣмъ кругообразнымъ поклономъ, какъ при входѣ, и ушелъ провожаемый до послѣдней ступени лѣстницы хозяиномъ отеля и Лораномъ.
   Лишь только послѣдній вышелъ изъ комнаты, Клодъ съ живостью сказалъ вполголоса Пьерру:
   -- Пойди-ка сюда, голубчикъ...
   -- Что вамъ надо, г. Клодъ? спросилъ Пьерръ, подойдя къ нему.
   -- Дай ка мнѣ мои часы...
   -- Гдѣ они?
   -- Въ карманѣ жилета... цѣпочка причалена къ третьей пуговицѣ.
   -- Вотъ они, сказалъ мальчикъ, подавая часы.
   Эксъ-матросъ взглянулъ на нихъ.
   -- Безъ десяти минутъ четыре... проговорилъ онъ.-- Это хорошо... У насъ есть еще время...
   Вошелъ Лоранъ.
   -- Такъ-то, мой бѣдный товарищъ, сказалъ онъ, вы пролежите теперь дня три или четыре! Вотъ тебѣ и поѣздка къ дядюшкѣ!.. Не видать намъ его стараго вина и кроличьяго рагу!-- Это очень досадно!!
   -- Что дѣлать, мосье Лоранъ,-- надо быть разсудительнымъ...
   Я бы еще какъ нибудь примирился съ этимъ, еслибы только не страдалъ...
   -- Мы сейчасъ поможемъ этому. Пьерръ сходитъ въ аптеку и принесетъ камфарнаго масла и листикъ ваты... Я стану самъ натирать вамъ ногу, и изо всѣхъ силъ -- обѣщаю вамъ.
   -- Вы очень добры, мосье Лоранъ!
   -- Нисколько... Мы должны помогать другъ друга... Это законъ природы... Вѣдь и вы сдѣлали бы то же самое для меня?...
   -- Разумѣется, если бы...
   -- Вы видите, что это очень просто... Я васъ оставляю на минутку и пойду въ свою комнату, смежную съ вашею.-- Мнѣ надо написать кое-что...
   Клодъ вздрогнулъ отъ безпокойства.
   -- Вамъ надо написать кое-что?...-- повторилъ онъ.
   -- Конечно.
   -- Кому?
   -- Г. Фабрицію...-- Я отправлю ему телеграму, чтобы увѣдомить его о случившемся съ вами и что мы остановились въ Мантѣ.
   -- Правда, надо извѣстить хозяина... отвѣчалъ Клодъ самымъ естественнымъ тономъ... это ваша обязанность... Я и не подумалъ объ этомъ... Подите писать вашу телеграму, мосье Лоранъ,-- подите!
   Управляющій вышелъ.
   Лишь только затворилъ онъ дверь, Клодъ взялъ за руки Пьерра, сидѣвшаго у его изголовья.
   -- Слушай меня, юнга, -- сказалъ онъ ему, -- только слушай хорошенько!
   -- Я слушаю, мосье Клодъ.
   -- И постарайся понять меня...
   -- Я пойму, будьте спокойны...
   -- Не надо, чтобы мосье Лоранъ отправилъ телеграму, которую пишетъ своему хозяину!... Ни за что не надо!...
   -- Но какъ же помѣшать этому?
   -- Я беру это на себя... т. е. съ твоею помощью.
   -- Что же мнѣ слѣдуетъ дѣлать?
   -- Стань на площадку, и когда мосье Лоранъ пойдетъ, скажи ему, чтобы онъ зашелъ ко мнѣ, такъ какъ мнѣ надо сообщить ему нѣчто нетерпящее отлагательства.
   -- Хорошо, мосье Клодъ.
   -- Такъ поди же, покарауль его, малецъ.
   Пьерръ отворилъ дверь, шумно сошелъ съ лѣстницы, затѣмъ поднялся опять наверхъ на цыпочкахъ и сталъ на площадкѣ, какъ велѣлъ Клодъ.
   

XIV.

   Возвратимся къ Жоржу Вернье и доктору В***, которые, какъ мы видѣли, сѣли въ фіакръ у подѣзда дома послѣдняго.
   Кучеръ, подстрекаемый надеждою на относительно громадное вознагражденіе, погонялъ взмыленную лошадь.
   Хотя бѣдное животное и устало, но, будучи хорошей породы,-- быстро пустилось въ обратный путь.
   -- Дорогой и великій учитель, проговорилъ Жоржъ, -- я былъ бы пропащимъ человѣкомъ, если бы вы не согласились помочь мнѣ!
   -- Успокойтесь, мой другъ, отвѣчалъ профессоръ..-- Спокойствіе -- великая сила. Благодаря спокойствію разрѣшаютъ задачи, по видимому неразрѣшимыя, и избѣгаютъ несчастій, которыя кажутся неизбѣжными.
   -- Я знаю это, дорогой учитель...-- Мнѣ хотѣлось бы повиноваться вамъ... хотѣлось быть спокойнымъ и владѣть собою... но я не могу!
   -- Опять спрашиваю, какое несчастіе обрушилось на васъ или угрожаетъ вамъ?
   Прерывая разсказъ рыданіями, Жоржъ передалъ вкратцѣ о всемъ, происшедшемъ въ лечебницѣ до минуты отъѣзда оттуда.
   Докторъ В*** выслушалъ его съ глубокимъ вниманіемъ. Этотъ человѣкъ, на столько же добрый, на сколько геніальный, огорчился отчаяніемъ своего любимаго ученика.
   -- Что вы думаете о положеніи г-жи Деларивьеръ? спросилъ Жоржъ, кончивъ разсказъ.
   -- Оно мнѣ кажется серьезнымъ, -- отвѣчалъ докторъ В***.-- Но прежде, чѣмъ высказать окончательно мое имѣніе, я долженъ видѣть больную...
   Фіакръ остановился у рѣшетки лечебницы.
   Онъ проѣхалъ разстояніе отъ улицы Суфло до Рафе въ тридцать пять минутъ.
   Жоржъ далъ сто франковъ кучеру и вошелъ въ паркъ вмѣстѣ съ докторомъ В***.
   Онъ съ трудомъ дышалъ и держался на ногахъ только благодаря твердой волѣ: до такой степени нравственное потрясеніе повліяло на физическую сторону его существа.
   Что-то ждетъ его?
   Можетъ быть Жанна умерла, а Эдмея, при видѣ смерти матери, также лишилась разсудка. Ему хотѣлось пуститься бѣгомъ къ павильону, но, изъ уваженія къ пожилому спутнику, шелъ тихо.
   Докторъ Шульцъ быстро и толково выполнилъ предписаніе Жоржа Вернье. Онъ приготовилъ въ аптекѣ пріемъ рвотнаго и далъ г-жѣ Деларивьеръ.
   Рвотное скоро произвело свое дѣйствіе.
   Жаннѣ казалось стало полегче, по крайней мѣрѣ конвульсіи прекратились и она не металась.
   Только взглядъ былъ странно неподвиженъ и зрачки стекловатые.
   -- Посмотрите, докторъ, проговорила Эдмея, стоявшая на колѣняхъ въ ногахъ кровати,-- глаза моей матери пугаютъ меня...
   На лѣстницѣ послышались быстрые шаги.
   -- Это директоръ!.... вскричалъ Шульцъ, и торопливо отворилъ дверь.
   Эдмея хотѣла было бѣжать на встрѣчу Жоржу, но сильная физическая слабость приковала ее къ мѣсту.
   Жоржъ, войдя въ комнату, кинулся къ Жаннѣ.
   Докторъ В***, шедшій за нимъ, также приблизился къ постели.
   Эдмея упала на колѣни и, сложивъ, руки, пролепетала:
   -- Спасите ее! Спасите мою мать!
   Профессоръ поднялъ молодую дѣвушку и отвѣчалъ:
   -- Я затѣмъ и пріѣхалъ сюда...-- Будьте мужественны и терпѣливы, дитя мое....
   Жоржъ смотрѣлъ поочередно то на Жанну, то на знаменитаго доктора.
   Послѣдній устремилъ на больную продолжительный и проницательный взглядъ, какъ будто одаренный какимъ-то нечеловѣческимъ ясновидѣніемъ.
   Окончивъ смотръ, онъ наклонился, откинулъ простыни и приложилъ. ухо къ серуцу г-жи Деларивьеръ; затѣмъ выпрямился и раздвинулъ ея губы.
   -- Стиснутые зубы и бѣлыя десны,-- проговорилъ онъ.
   Лобъ его наморщился.
   -- Вы давали рвотное больной, какъ предписалъ докторъ Вернье? спросилъ онъ, обратясь къ Шульцу.
   -- Давалъ, профессоръ.
   -- И получили желаемый результатъ?
   Докторъ Шульцъ отвѣчалъ утвердительно.
   -- Вы сохранили его, надѣюсь?
   -- Да, профессоръ.
   -- Покажите мнѣ.
   Помощникъ директора вышелъ и сейчасъ же возвратился съ чашею въ рукѣ.
   Знаменитый ученый досталъ изъ кармана лупу и долго разсматривалъ содержимое чаши.
   Задыхающійся Жоржъ не спускалъ съ него глазъ, стараясь угадать его сокровенныя мысли.
   Лицо профессора становилось все пасмурнѣе.
   Въ комнатѣ царило мертвое молчаніе, нарушаемое только тяжелымъ дыханіемъ больной.
   Окончивъ продолжительное изслѣдованіе, докторъ поднялъ голову.
   Онъ была, смертельно блѣденъ и строго взглянулъ сперва на Жоржа Вернье, потомъ на Шульца.
   -- Ахъ! господа, что вы сдѣлали! проговорилъ онъ наконецъ тихимъ, печальнымъ голосомъ, отъ котораго покоробило его слушателей.
   Жоржъ, похолодѣвъ отъ ужаса, проговорилъ:
   -- Въ какой же ошибкѣ обвиняете вы насъ?
   -- Въ такой, которая была бы преступленіемъ, если бы не была невольная...
   -- Говорите!... ради Бога говорите!...
   -- Эта несчастная женщина умираетъ отравленная вами!
   Эдмея, услышавъ это ужасное обвиненіе, глухо застонала и почти безъ чувствъ упала на постель въ ногахъ у матери.
   -- Отравленная?! повторили разомъ Жоржъ Вернье и доктора Шульцъ.
   Затѣмъ Жоржъ, въ отчаяніи и дрожа всѣмъ тѣломъ такъ, что долженъ былъ, взяться за спинку кресла, чтобы не упасть, проговорилъ глухимъ голосомъ:
   -- О, учитель, эти слова ужасны! Нѣтъ вы не сказали.... и отрекаетесь отъ нихъ,-- неправда ли?
   -- Къ несчастію, я сказалъ, мой другъ, и подтверждаю...-- Пріемъ яда, которымъ вы надѣялись исцѣлить больную, былъ слишкомъ великъ и долженъ причинить смерть...
   -- Нѣтъ! сто разъ нѣтъ!-- возразилъ молодой человѣкъ съ лихорадочною энергіею.-- Я не сдѣлалъ никакой неосторожности или ошибки. Если бы это дѣйствительно было такъ, то я сошелъ бы съ ума; но, не смотря на ужасъ, парализующій въ настоящую минуту мой мозгъ, чувствую, что я въ полномъ разумѣ...-- Метода, леченія, которой я слѣдовалъ, такъ проста, почти до элементарности....-- Я самъ приготовлялъ медикаменты....-- Докторъ Шульцъ вмѣстѣ со мною изучалъ ихъ дѣйствія... Онъ не могъ отравить Жанны!...
   -- Правда, и я подтверждаю это моею честью... прибавилъ дрожа докторъ Шульцъ.
   Знаменитый профессоръ протянулъ руку къ чашѣ.
   -- Къ чему бороться съ очевидностью? возразилъ онъ почти гнѣвно.-- Къ чему отрицать истину? Развѣ у васъ для того глаза, чтобы не видѣть? Вотъ здѣсь находится несомнѣнное, неопровержимое доказательство того, что я утверждаю.... Рвотное сдѣлало свое дѣло, и большое количество кровавыхъ волоконъ доказываетъ силу яда.
   -- Учитель!.. вскричалъ Жоржъ,-- вы для меня живое воплощеніе науки и истины; но, не смотря на то, я долженъ вамъ противоречить.... Легкіе пріемы белладоны, даваемые нами г-жѣ Деларивьеръ, не могли произвести кровавыхъ волоконъ, на которыя вы указываете.
   -- Я утверждаю-это! повторилъ Шульцъ.
   Докторъ В*** пожалъ плечами.
   -- Что же это такое, господа! сказалъ онъ съ горечью. Вы кажется въ самомъ дѣлѣ сошли съ ума! Вы говорите, что давали белладону! Но дѣло вовсе не въ беладоннѣ! Развѣ вы не видите, что эта несчастная женщина отравлена однимъ изъ самыхъ ужасныхъ; извѣстныхъ донынѣ растительныхъ ядовъ, Datura Stramonium, который вы употребляли неосторожно, неумѣренно, какъ школьники, какъ дѣти....
   Жоржъ Вернье и Шульцъ, переглянулись ошеломленные.
   -- Datura Stramonium!!-- повторили они оба.
   -- Разумѣется! вы очень хорошо знаете это! отвѣчалъ гнѣвно профессоръ. Datura Stramonium произвела у больной, головокруженіе и конвульсіи.... Она же виновата въ томъ, что больная лежитъ неподвижная и безчувственная!.... Этотъ тусклый взглядъ и стекловидные зрачки ея дѣло!..-- Самонадѣянные ученые, вы, значитъ, забыли все до послѣдняго слова, что учили прежде?... Симптомы отравленія посредствомъ Datura Stramonium буквально бросаются въ глаза!... Неужели вы стали дотого невѣжественны, что не видите ихъ?...
   -- Учитель, отвѣчалъ Жоржъ, -- я преклоняюсь передъ вашимъ высокимъ авторитетомъ....-- Вы не можете ошибаться и не ошибаетесь!... Но позвольте вашему смиренному ученику предложить одинъ вопросъ?
   -- Какой?
   -- Кто же далъ ядъ, присутствіе котораго вы открыли.
   -- Вы....
   -- Нѣтъ!... нѣтъ!... сто разъ нѣтъ! вскричалъ молодой докторъ.-- Клянусь вамъ, что ни одной капли Datura Stramonium не вошло въ лекарства, которыя я прописывалъ г-жѣ Деларивьеръ... Сомнѣваться въ моемъ словѣ -- значитъ сомнѣваться въ моей чести!...
   

XV.

   Знаменитый ученый взглянулъ прямо въ лицо Жоржу.
   Искренность молодаго человѣка была очевидна.
   -- Я не подозрѣвалъ и не могъ подозрѣвать правоту вашихъ намѣреній, сказалъ онъ, и не сомнѣвался въ вашей осторожности...-- Вы утверждаете -- и я вѣрю вамъ.
   -- Благодарю, учитель! вскричалъ Жоржъ.
   -- Вы сами приготовляете пріемы белладоны? спросилъ докторъ В***.
   -- Самъ!
   -- Каждый разъ?
   -- Да, каждый разъ.... безъ исключенія...
   -- Вы сами клали въ питье больной?
   -- Докторъ Шульцъ, котораго вы видите, бралъ это на себя... Питье наливали въ графинъ утромъ и вечеромъ... Его ставили здѣсь и г-жа Деларивьеръ пила сколько хотѣла.
   -- Комната, въ которой мы находимся, запирается?
   -- Нѣтъ, никогда.
   -- Какія лица имѣютъ право входить сюда?
   -- Мадмоазель Деларивьеръ, мадмоазель Бальтусъ, докторъ Шульцъ, я и дежурная сидѣлка.
   Въ продолженіи этого разговора Эдмея понемногу пришла въ себя и тревожно прислушивалась къ тому, что говорили.
   Въ эту минуту она встала съ постели, на которую бросилась, какъ мы знаемъ, и подошла къ знаменитому врачу.
   -- Профессоръ,-- сказала она умоляющимъ голосомъ, -- вы спорите, а мать моя умираетъ... Вы знаете причину зла. слѣдовательно знаете и лекарство.... Облегчите и спасите мою мать!... вотъ о чемъ надо думать!
   -- Ахъ! милое дитя!-- отвѣчалъ профессоръ, привлекая къ себѣ молодую дѣвушку и поцѣловавъ ее въ лобъ, -- я долженъ казаться вамъ жестокимъ, но мнѣ необходимо было разузнать....-- Теперь наши разсужденія кончились и наступила минута дѣйствовать.
   -- Да благословитъ васъ Богъ, профессоръ, пролепетала мадемоазель Деларивьеръ, сложивъ руки.
   -- Г. Шульцъ,-- спросилъ докторъ В***, какой пріемъ рвотнаго дали вы?
   -- Около двадцати сантиграммъ.
   -- Хорошо; но этой дѣйствующей силы недостаточно, такъ какъ мы не знаемъ, какъ былъ великъ пріемъ яда. Приготовьте сейчасъ же декоктъ изъ чернильныхъ орѣшковъ или дубильнаго вещества и велите принести, теплой воды....-- Надо совершенно очистить желудокъ.
   Докторъ Шульцъ тотчасъ же вышелъ изъ комнаты.
   Профессоръ сдѣлалъ два шага къ постели.
   Безумная по-прежнему тяжело дышала и взглядъ ея былъ неподвиженъ; лицевыя конвульсіи однако уменьшились и лицо выражало не такое уже сильное страданіе.
   -- Другъ мой,-- сказалъ ученый молодому человѣку, который плакалъ, самъ не замѣчая того,-- слушайте и отвѣчайте мнѣ....
   -- Спрашивайте, учитель, отвѣчалъ Жоржъ, утирая глаза. Я стану отвѣчать вамъ такъ, какъ отвѣчалъ бы самому Богу...
   -- Увѣрены-ли вы въ докторѣ Шульцѣ?
   -- Увѣренъ, учитель.
   -- Вы считаете его свѣдущимъ медикомъ и честнымъ человѣкомъ?
   -- Да, и тѣмъ и другимъ, учитель....
   -- А мадмоазель Бальтусъ -- родственница г-жи Деларивьеръ?
   -- Нѣтъ не родственница, но преданный другъ. Она чрезвычайно заинтересована исцѣленіемъ Жанны, по извѣстнымъ вамъ причинамъ. Но къ чему вы разспрашиваете меня обо всемъ этомъ?
   -- Потому, что, къ сожалѣнію, убѣжденъ, что тутъ совершается преступленіе.
   -- Преступленіе? повторилъ Жоржъ.
   -- Да, чья-то преступная рука отравляетъ г-жу Деларивьеръ.
   Эдмея упала на колѣни, закрыла лицо руками и судорожно зарыдала.
   -- Но это ужасно, что вы говорите!... Ужасно и невозможно...Невозможно подозрѣвать тѣхъ лицъ, которыхъ я назвалъ вамъ; а они одни только имѣютъ доступъ къ больной...-- Ктому же всякое преступленіе совершается непремѣнно вслѣдствіе какой нибудь причины!... Убиваютъ изъ ненависти, изъ мести, изъ алчности!... а Жанна не можетъ возбудить къ себѣ никакого дурнаго чувства.... Она никогда никого не оскорбила, такъ за что же мстить ей?...-- Наконецъ, что можно отнять у нея?... Докторъ, я говорю вамъ униженно со всевозможнымъ уваженіемъ, но съ глубокимъ убѣжденіемъ: лживые признаки обманываютъ васъ... вы ошибаетесь...-- Я не вѣрю въ преступленіе!...
   Докторъ В*** покачалъ головою.
   -- Ваша неувѣренность не удивляетъ и не оскорбляетъ меня, другъ мой, возразилъ онъ. Конечно, на вашемъ мѣстѣ, я также сомнѣвался бы, но тѣмъ не менѣе я убѣжденъ въ томъ, что говорю... Это какая-то мрачная загадка, которую мы разгадаемъ!-- Мы окружены мракомъ, но мы разсѣемъ его, и вы увидите, что я правъ...
   -- Боже мой!... повторила Эдмея, ломая руки! отъ этого можно сойти съ ума, какъ моя мать.
   Въ эту минуту вошелъ докторъ Шульцъ, неся лекарство, предписанное профессоромъ.
   -- Дайте.... сказалъ Жоржъ, протянувъ руку къ чашкѣ.
   Но докторъ В*** не допустилъ его.
   -- Нѣтъ, мой другъ, сказалъ онъ: начиная съ этой минуты, только одинъ я буду лечить больную.
   Жоржъ поклонился.
   -- Это декоктъ изъ чернильныхъ орѣшковъ? спросилъ знаменитый врачъ.
   -- Да, профессоръ...
   -- Дайте пожалуйста ложку...
   -- Вотъ она.
   -- Помогите мнѣ оба...-- Надо слегка разжать зубы больной.... а тамъ ужь я одинъ справлюсь.
   Жоржъ и помощникъ подошли съ разныхъ сторонъ къ г-жѣ Деларивьеръ.
   Эдмея, все еще стоя на колѣняхъ, молилась, отъ всей души.
   Жанна выпила лекарство до послѣдней капли.
   -- Теперь намъ остается только дожидаться, -- сказалъ докторъ В***.
   -- Надѣетесь ли вы, учитель? спросилъ Жоржъ.
   -- Черезъ часъ,-- отвѣчалъ знаменитый врачъ, г-жа Деларивьеръ или умретъ, или будетъ спасена...

* * *

   Пока въ Отейльской лечебницѣ разыгрывалась эта мрачная драма, вотъ что произошло въ Мантѣ, въ отелѣ Станція, гдѣ мы оставили нашихъ трехъ главныхъ дѣйствующихъ лицъ.
   Маленькій Пьерръ стоялъ на-сторожѣ на площадкѣ, какъ ему приказалъ Клодъ Марто.
   Онъ подстерегалъ Лорана, который долженъ былъ снести въ контору телеграфа телеграмму, назначенную Фабрицію Леклеру,
   Юнга ждалъ минутъ десять.
   "Господинъ управляющій" не отличался слогомъ и напрягалъ умъ, чтобы высказать въ короткихъ словахъ о новости, которую хотѣлъ сообщить своему господину.
   Наконецъ, послѣ многихъ усилій, ему удалось объяснить случившееся понятнымъ образомъ, въ двадцати словахъ, предписанныхъ уставомъ.
   Маленькому Пьерру надоѣло уже дожидаться, когда наконецъ появился Лоранъ, держа въ рукахъ сложенную вчетверо бумагу.-- Лицо его выражало полнѣйшее самодовольство.
   Мальчикъ подошелъ къ нему.
   -- А ты здѣсь, маленькій юнга...-- сказалъ Лоранъ тономъ покровительства.
   -- Здѣсь, мосье Лоранъ, къ вашимъ услугамъ.
   -- Ты былъ у аптекаря?
   -- Я только что прчшелъ отъ него, мосье Лоранъ и принесъ что надо.
   -- Хорошо.-- Возвратясь съ телеграфа... я зайду къ Клоду и натру ему ногу какъ можно сильнѣе, чтобы онъ скорѣе поправился...
   -- Хозяинъ просилъ васъ, мосье Лрранъ, зайти къ нему на минутку, прежде чѣмъ уйдете.
   -- Зачѣмъ?
   -- Онъ хочетъ сказать вамъ что то нетерпящее отлагательства.
   -- Нетерпящее отлагательства? повторилъ эксъ-лакей.
   -- Да, мосье Лоранъ.
   -- Хорошо... я зайду.
   И Лоранъ, подстрекаемый до нѣкоторой степени любопытствомъ) вошелъ въ комнату Клода. Шедшій за нимъ юнга заперъ дверь.
   Эк";ъ-матросъ лежалъ на постели, закутанный до подбородка одѣяломъ.
   Его курчавые волосы и загорѣлое лицо рѣзко отдѣлялись на бѣлой подушкѣ.
   Онъ слегка стоналъ.
   -- Ну что, кумъ, вамъ не лучше? спросилъ Лоранъ.
   -- Нѣтъ, чортъ возьми! ни чуть не лучше! отвѣчалъ матросъ. Мнѣ колетъ ногу около лодыжки, какъ будто въ нее воткнули сотню иголокъ, и вся нога точно одеревенѣла.
   -- Это очень натурально...-- не тревожьтесь... Мнѣ кажется, что эта мартышка докторъ, который былъ у васъ, знаетъ свое дѣло и втираніе поможетъ вамъ.
   -- Надѣюсь и заранѣе благодарю васъ.
   -- Маленькій Пьерръ сообщилъ мнѣ, что вы хотите сказать мнѣ что-то нетерпящее отлагательства?
   -- Да, мосье Лоранъ.
   -- Затѣмъ-то я и зашелъ къ вамъ... Только говорите поскорѣе... я долженъ отнести на телеграфъ телеграмму.
   -- Э! да вы еще успѣете.
   -- Нѣтъ... я хочу, чтобы г. Фабрицій получилъ ее какъ можно скорѣе.
   Клодъ Марто приподнялся на постели.
   -- Пьерръ? сказалъ онъ.
   -- Что, хозяинъ?
   -- Ключъ въ замкѣ, не такъ-ли?
   -- Въ замкѣ, хозяинъ...
   -- Запри дверь въ два оборота ключа...
   -- Я заперъ, хозяинъ.
   -- Хорошо... теперь дай мнѣ ключъ.
   -- Вотъ онъ, хозяинъ.
   

XVI.

   Лоранъ слушалъ этотъ странный разговоръ съ понятнымъ изумленіемъ.
   -- Что это такое значитъ, пріятель? спросилъ онъ.-- Зачѣмъ вы велите ему запереть дверь двойнымъ оборотомъ ключа?
   -- Затѣмъ, чтобы никто но помѣшалъ нашему разговору, отвѣчалъ Клодъ Марто.
   -- Да кто же, чортъ возьми! можетъ помѣшать намъ?
   -- Не знаю кто... но принимаю мѣры предосторожности и только...-- Разговоръ нашъ будетъ коротокъ, но очень серьезенъ.-- Пьерръ, подвинь стулъ мосье Лорану... Потрудитесь сѣсть, мосье Лоранъ...
   Управляющій сѣлъ.-- Любопытство его было сильно возбуждено, но онъ еще не безпокоился.
   Клодъ взялъ ключъ, вынутый изъ замка мальчикомъ, и положилъ подъ подушку.
   Затѣмъ продолжалъ:
   -- Теперь, мальчуганъ, встань къ окну и -- ни съ мѣста....
   -- Будьте спокойны, хозяинъ...
   -- Если это шутка, куманекъ, вскричалъ Лоранъ, то я нахожу ее немножко продолжительною и вовсе не забавною...
   -- Нѣтъ, чортъ возьми! какая шутка! вскричалъ эксъ-матросъ.
   -- Что же это такое?
   -- Сейчасъ увидите.
   -- Говорите скорѣе по крайней мѣрѣ... вы знаете, что мнѣ некогда.
   -- Да и мнѣ тоже некогда, чортъ побери!... а потому будьте спокойны, я сейчасъ объяснюсь!-- У васъ превосходные часы, мой дорогой Лоранъ... Выньте-ка ихъ изъ кармана пожалуйста и скажите который часъ....
   -- Десять минутъ пятаго...-- проговорилъ управляющій, взглянувъ на свой хронометръ.
   -- Десять минутъ пятаго... повторилъ Клодъ, слѣдовательно мнѣ остается еще пробыть въ Мантѣ часъ тридцать четыре минуты прежде чѣмъ отправлюсь въ Парижъ...
   Лоранъ положительно вообразилъ, что его спутникъ бредитъ.
   -- Гм! вскричалъ онъ, что вы говорите?
   -- Я говорю, что въ пять часовъ пятьдесятъ четыре минуты от нравлюсь на парижскомъ поѣздѣ затѣмъ, чтобы въ семь часовъ пять минутъ быть на станціи Сенъ-Лазаръ. А мнѣ надо, чтобы нашъ почтенный хозяинъ г. Фабрицій Леклеръ не зналъ, что мы не въ Гаврѣ... Ясно-ли это и поняли-ли вы?
   Лоранъ всталъ.
   -- Милый мой товарищъ.-- проговорилъ онъ тихимъ, ласковымъ голосомъ,-- мнѣ очень жаль, что вы больны, какъ я вижу!... вамъ хуже, нежели я думалъ.-- У васъ вслѣдствіе вывиха лихорадка и вы бредите...
   -- Вы полагаете?
   -- Я увѣренъ.
   -- Вы ошибаетесь, милый мосье Лоранъ, у меня нѣтъ лихорадки и я не брежу: вы сейчасъ убѣдитесь въ этомъ...-- Письмо, которое у васъ въ рукахъ и которое хотите отнести на телеграфъ, не будетъ отправлено.... Сдѣлайте мнѣ удовольстіе разорвите его.
   Управляющій нахмурилъ брови.
   Онъ начиналъ терять терпѣніе.
   -- Вы обѣщали не задерживать меня,-- сказалъ онъ.-- а этому не будетъ конца, какъ я вижу...-- Вамъ нуженъ докторъ, и я пришлю его...-- Я долженъ увѣдомить о случившемся моего господина....-- Велите Пьерру отпереть дверь...
   -- Вотъ ужъ этого-то не будетъ.
   -- Вы забываете, что у васъ болитъ нога и вы не въ состояніи сопротивляться мнѣ, такъ что еслибы я захотѣлъ, то въ одну минуту добылъ бы отъ васъ ключъ силою... но я не терплю никакихъ насильственныхъ мѣръ. Еще разъ приказываю вамъ, отворите.
   -- Еще разъ-совѣтую вамъ разорвать телеграмму.
   -- Довольно! Давайте ключъ или я закричу, чтобы пришли на помощь.
   Клодъ вмѣсто отвѣта расхохотался на эту угрозу.
   Онъ сбросилъ съ себя одѣяло и сѣлъ на кровати, причемъ Лоранъ увидѣлъ, что онъ совсѣмъ одѣтъ. Вынувъ изъ кармана револьверъ, Марто проговорилъ вызывающимъ тономъ:
   -- Не совѣтую вамъ звать на помощь слишкомъ громко, потому что если вы только крикните, такъ даю вамъ слово, что застрѣлю васъ.
   Лоранъ поблѣднѣлъ отъ испуга и началъ пятиться, пока наконецъ не прислонился къ противупо ложной стѣнѣ. Онъ понялъ, что попалъ въ западню.
   -- Боже мой, -- пробормоталъ онъ подавленнымъ голосомъ. Но что же значитъ все это?
   -- А! вы не ожидали этого, мой добрый мосье Лоранъ! сказалъ эксъ-матросъ;-- вы сказали себѣ:-- "Этотъ дуракъ Клодъ пролежитъ по крайней мѣрѣ пятъ или шестг дней, что будетъ очень съ руки моему добрѣйшему господину, мосье Фабрицію, который удалилъ изъ Парижа этого дурака Клода"...-- Но, къ несчастію, дуракъ также хитеръ, какъ вы, мосье Лоранъ, можетъ быть даже еще похитрѣе васъ.-- Въ Мантѣ, какъ и въ Вереи, гдѣ вы должны были напоить дурака Клода, чтобы все выпытать отъ него, также по приказанію господина Фабриція,-- вы опять попались сами какъ куръ во щи.
   -- Да это самъ дьяволъ! пробормоталъ Лоранъ, выпучивъ глаза:-- онъ все знаетъ.
   -- Да, я много кое-чего знаю, -- подтвердилъ Клодъ,-- но еще не все, и именно затѣмъ-то и хочу ѣхать въ Парижъ нынѣшнимъ вечеромъ, чтобы узнать все...
   -- Такъ вы значитъ не ушиблись?
   -- Ушибся! какъ бы не такъ! отвѣчалъ Клодъ сдѣлавъ па шотландской жиги, положительно доказывающее здоровое состояніе его ногъ. Паденіе и вывихъ просто надувательство, милый мосье Ло.ранъ! А! вы задумали перехитрить стараго матроса! Не тутъ-то было!-- Г. Фабрицій боптся меня, потому что я знаю всѣ его тайны, даже мелюнскую, по поводу которой онъ приказалъ вамъ вывѣдать отъ меня кое-что... Но вы съѣли грибъ. Сами же и проболтались.... Я хочу теперь знать, что сдѣлалъ докторъ Риттнеръ съ г-жею Деларивьеръ, ея дочерью и Матильдою Жанселинъ, бывшею любовницею вашего господина...-- Вы видите, мнѣ остается узнать уже немного, и если вы не будете послушны и кротки, какъ барашекъ, если не станете безпрекословно повиноваться мнѣ, -- такъ, честное слово я донесу въ васъ, какъ на сообщника Фабриція Леклера.
   -- Это была бы страшная подлость!-- возразилъ Лоранъ.-- Мой господинъ честный человѣкъ, ему не въ чемъ упрекать себя!...
   -- Это ужъ разберетъ судъ! сказалъ Клодъ.
   -- Ктому же, -- продолжалъ управляющій, -- на лбу котораго выступилъ холодный потъ,-- я ничего не знаю...-- я ничего не сдѣлалъ.
   -- Вы или простофиля, или сообщникъ его, мосье Лоранъ. Выбирайте любое! продолжалъ Клодъ.-- А пока, говорю вамъ въ послѣдній разъ, отдайте мнѣ телеграмму.
   -- Вотъ она... пробормоталъ Лоранъ, объятый сильнѣйшимъ страхомъ.
   Эксъ-матросъ взя.мь телеграмму, развернулъ и прочелъ вслухъ:
   "Господину Фабрицію Леклеръ,-- Лоншанская улица.-- Нейльи. Парижъ.
   "Остановились въ Мантѣ.-- Клодъ вывихнулъ ногу.-- Пять дней выиграно.-- Не бойтесь".
   -- Отлично!-- сказалъ Бердепла.-- Вотъ и еще одна неопровержимая улика.-- Я удержу ее, чтобы увеличить мою коллекцію уликъ...-- Теперь другое: -- какую сумму далъ вамъ г. Леклеръ на покупку парохода, который мы должны купить въ Гаврѣ?...
   -- Тридцать тысячъ франковъ.
   -- Гдѣ они?
   -- Но...-- началъ Лоранъ.
   -- Чортъ возьми! безъ но, отвѣчайте скорѣе!-- Гдѣ они?
   -- Въ моемъ портфелѣ.
   -- Дайте мнѣ ихъ...
   Лоранъ въ послѣдній разъ воспротивился.
   -- Отдать вамъ эти деньги! сказалъ онъ:-- вотъ какъ! Такъ, значитъ, вы воръ?...
   Эксъ-матросъ стукнулъ по мраморному столику такъ, что треснулъ мраморъ, и сказалъ шипящимъ голосомъ:
   -- Не повторяй этого, чортъ возьми!! не повторяй, а не то я тебя задушу!..-- Я беру эти деньги потому, чтобы возвратить ихъ тѣмъ, кого мошенникъ -- твой господинъ -- обкрадываетъ!... Давай скорѣе, а не то берегись!..
   Поза и голосъ Клода не допускали никакого возраженія.
   Управляющій понялъ, что всякое сопротивленіе безполезно, и подалъ Клоду бумажникъ.
   Послѣдній пересчиталъ находившіяся въ немъ ассигнаціи, чтобы удостовѣриться, дѣйствительно-ли было тридцать тысячъ франковъ.
   -- Хорошо, сказалъ онъ, теперь слушайте меня и запомните что скажу вамъ...
   Уничтоженный Лоранъ упалъ на стулъ и пробормоталъ:
   -- Я не забуду ни одного слова.
   Клодъ продолжалъ:
   -- Вы останетесь здѣсь въ отелѣ съ юнгою...-- Я заплачу хозяину гостинницы, сколько слѣдуетъ, за ваше содержаніе.-- Вы не тронетесь отсюда, не будете никому телеграфировать и не станете отвѣчать на разспросы о моемъ быстромъ выздоровленіи и внезапномъ отъѣздѣ...-- Вотъ мои приказанія....-- Повинуетесь-ли вы мнѣ?
   -- Ахъ! я обѣщаю! отвѣчалъ Лоранъ.
   -- При первой вашей попыткѣ къ бѣгству, -- продолжалъ Бордепла,-- Пьерръ телеграфируетъ мнѣ, и я отправлюсь прямо въ судъ къ прокурору Республики, и донесу на васъ...
   Мы знаемъ, что совѣсть упрекала Лорана только въ маленькихъ грѣшкахъ, онъ не въ состояніи былъ разсуждать. Онъ упалъ на колѣни, протянувъ Клоду сложенныя руки, и пробормоталъ:
   -- Сжальтесь.... пощадите!...
   -- Я васъ пощажу, если будете повиноваться мнѣ...
   -- Клянусь, буду повиноваться вамъ!-- Я не тронусь отсюда... я не скажу ничего.... не напишу ни слова.... Маленькій Пьерръ скажетъ вамъ, какъ я выполнилъ ваше приказаніе.
   -- Я разсчитываю на это!
   -- И хорошо дѣлаете.
   -- Что же касается до тебя, юнга, продолжалъ Клодъ, обращаясь къ мальчику, который слѣдилъ за всею этою сценою съ глубочайшимъ вниманіемъ,-- то ты слышалъ и понялъ?.. Я ѣду въ Парижъ затѣмъ, чтобы спасти, если еще возможно, жертвъ одного мошенника...-- Ты еще мальчуганъ, но со душою и сердцемъ.-- Я надѣюсь на тебя: ты увѣдомишь меня, если мосье Лоранъ вздумаетъ нарушить мои приказанія.....
   -- Оставьте мнѣ вашъ револьверъ, отвѣчалъ юнга,-- и если мосье Лоранъ не будетъ послушенъ, какъ теленокъ, я всажу въ него пулю такъ же ловко, какъ бы вы сами.
   

XVII.

   Лоранъ трясся, какъ страдающіе лихорадкою въ Римской Компальи,
   -- Сжальтесь! пробормоталъ онъ.... всадить въ меня пулю!!
   -- Это скоро можно сдѣлать! отвѣчалъ Пьерръ. О! мосье Клодъ можетъ разсчитывать на меня!
   -- Спасибо, мальчуганъ!-- проговорилъ эксъ-матросъ.-- Вотъ тебѣ и игрушка......
   -- Ему не придется употребить ее въ дѣло...-- возразилъ управляющій съ сильнымъ испугомъ.-- Я буду ему повиноваться больше чѣмъ вамъ самимъ.
   -- Совѣтую вамъ это для вашей же пользы... До свиданья!...
   -- Куда мнѣ адресовать, телеграмму, въ случаѣ надобности?-- спросилъ юнга.
   -- Въ Курбвуа, содержателю ресторана, въ который мы продаемъ рыбу.-- Я его предупрежу, и онъ тотчасъ же перешлетъ ее мнѣ...-- До скораго свиданія, мальчуганъ, да сохранитъ тебя Богъ! А вы, мосье Лоранъ, будьте умница, я ничего больше не скажу вамъ!!...
   Клодъ обнялъ Пьерра и вышелъ изъ комнаты. Онъ быстро сошелъ съ лѣстницы, но, вступивъ въ общую залу, слегка захромалъ.
   Содержатель отеля, увидѣвъ его, сдѣлалъ жестъ удивленія.
   -- Вы встали!! вскричалъ онъ,-- и ходите, когда у васъ вывихнута нога!! Но вѣдь это непростительная неосторожность!!
   -- Я не отрицаю этого, возразилъ Клодъ. Мнѣ очень больно и лучше бы хотѣлось лежать, чѣмъ ходить...-- Но что подѣлаешь... мнѣ необходимо съѣздить въ Парижъ....
   -- Вы рискуете изувѣчить себя и остаться хромымъ.
   -- Ба! Я крѣпкаго здоровья.... я и не это выносилъ.... ктому же дѣло не въ томъ, чтобы разсуждать, а въ томъ, чтобъ пріѣхать.
   -- А ваши спутники поѣдутъ съ вами?
   -- Нѣтъ... Они будутъ ожидать меня нѣсколько дней, и вотъ вамъ триста франковъ въ счетъ того, что они израсходуютъ.... По возвращеніи моемъ мы сочтемся....
   -- Хорошо, сударь...-- Я дамъ вамъ росписку.
   -- Какъ хотите.
   -- На чье имя?
   -- На имя Клода Марто.
   -- Вы ѣдете на поѣздѣ, который идетъ въ пять часовъ сорокъ пять минутъ? спросилъ хозяинъ, пока писалъ росписку.
   -- Да!
   -- Вы какъ разъ во-время дойдете, не торопясь, до станціи.
   -- Это хорошо, потому что хромаю...
   -- Вотъ вамъ росписка....
   -- Благодарю...-- Дайте мнѣ ломоть хлѣба, кусокъ вареной говядины и бутылку вина... Я поѣмъ дорогою...
   Пять минутъ спустя Клодъ Марто, вошелъ хромая въ зданіе станціи, взялъ билетъ втораго класса и отправился въ Парижъ.
   Ему казалось, что поѣздъ идетъ слишкомъ медленно.
   Наконецъ онъ остановился у станціи Сенъ-Лазаръ.
   Эксъ-матросъ выскочилъ изъ вагона, толкая всѣхъ, вскочилъ въ фіакръ и закричалъ кучеру:
   -- Въ Отейль въ улицу Рафе, да кати лихо, чортъ возьми,-- франкъ за ѣзду и франкъ на водку!
   Кучеръ хлестнулъ лошадь и та побѣжала крупною рысью.

* * *

   Данное Жаннѣ докторомъ В*** противоядіе, за которымъ послѣдовало нѣсколько стакановъ теплой воды, произвело свое дѣйствіе и видимо облегчило больную, окончательно очистивъ ея желудокъ.
   Кровавыхъ волоконъ стало меньше, глаза Жанны были не такъ уже неподвижны и безсмысленны, члены получили отчасти прежнюю гибкость.
   Не смотря на эти благопріятные признаки, профессоръ покачивалъ головою, что означало у него сильную озабоченность. Жоржъ очень хорошо зналъ это.
   -- Дорогой учитель, -- сказалъ онъ, -- вы находите что нибудь важное?
   -- По крайней мѣрѣ очень странное...-- отвѣчалъ докторъ В***.
   -- Что такое?
   -- Нѣкоторыя наблюденія, сдѣланныя мною, доказываютъ, что отравитель давалъ ядъ нѣсколько разъ въ различныхъ пріемахъ...
   -- Это чрезвычайно усложняетъ положеніе! вскричалъ Жоржъ.
   -- Или упрощаетъ его, такъ какъ доказываетъ, что преступленіе совершенно лицомъ, имѣющимъ постоянный доступъ къ г-жѣ Деларивьеръ.
   -- Докторъ, сказала вдругъ Эдмея,-- позвольте сообщить вамъ одно свѣдѣніе, которое можетъ быть будемъ не совсѣмъ безполезно.
   -- Говорите, дитя мое, я васъ слушаю.
   -- Прошлую ночь я дурно спала и безпрестанно просыпалась... Вдругъ мнѣ показалось, что кто-то тихонько взошелъ по лѣстницѣ и остановился на площадкѣ.... я испугалась, зажгла свѣчу и вошла въ комнату моей матери...
   -- Что же? спросилъ съ живостью Жоржъ... г-жа Деларивьеръ?..
   -- Она спала и казалось была очень спокойна...
   -- Я стала на колѣни подлѣ нея, помолилась Богу, чтобы Онъ сохранилъ ее и возвратилъ разсудокъ, и ушла... Прошло нѣсколько минутъ; затѣмъ я услышала какой-то рѣзкій шумъ... На этотъ разъ я сильно встревожилась и опять встала, чтобы пойти въ ея комнату.... Когда я проходила по площадкѣ, мнѣ показалось кто-то тихонько затворилъ дверь, ведущую въ павильонъ.-- Не знаю, можетъ быть, мнѣ это только почудилось.-- Когда я вошла въ комнату, мать моя лежала съ открытыми глазами, а подлѣ кровати валялась на полу осколки разбитаго графина, въ которомъ было прохладительное питье.
   -- Зачѣмъ же вы не сказали мнѣ объ этомъ тотчасъ же? проговорилъ Жоржъ съ упрекомъ.
   -- Я не обратила на это большаго вниманія... разбитый графинъ объяснилъ мнѣ рѣзкій шумъ, который одинъ только я и слышала явственно.... Что же касается до остальнаго, то я думала, что мнѣ это почудилось, и обо всемъ забыла; только послѣднія слова доктора напомнили мнѣ это.
   -- Мнѣ кажется, что невозможно перелѣзть черезъ стѣну ночью.... сказалъ профессоръ.-- Слѣдовательно, отравитель живетъ въ домѣ и отлично знаетъ его внутреннее расположеніе.
   -- Этотъ негодяй живетъ между нами! проговорилъ растерявшійся Жоржъ!!...-- Боже мой! Эта мысль ужасна!...
   -- У кого ключъ отъ аптеки? спросилъ профессоръ.
   -- У меня, отвѣчалъ Шульцъ.
   -- Оставляете ли вы иногда въ замкѣ?
   -- Нѣтъ, профессоръ. Ктому же ядовитые медикаменты заперты въ особомъ шкафу; ключъ отъ него находится въ общей связкѣ съ другими, съ которою я никогда не разстаюсь... Вотъ эта связка.
   -- Въ числѣ вашихъ ядовъ есть Datura Sramonium?
   -- Есть.
   -- Какое количество?
   -- Не болѣе десяти граммъ...-- Мы употребляемъ очень рѣдко, и только въ крайнихъ случаяхъ, это опасное лекарство....
   -- Рѣшительно это непонятно;-- проговорилъ докторъ В***. Отравленіе неопровержимо; но гдѣ таится отравитель?-- это ужасная загадка!
   Затѣмъ прибавилъ громко:
   -- Надо учредить вокругъ больной дѣятельный, постоянный надзоръ, такъ, чтобы она ни на одну минуту не оставалась безъ него.
   Движеніе Жанны прервало профессора.
   -- Пить... проговорила она.-- мнѣ хочется пить....
   Жоржъ подалъ ей стаканъ сахарной воды.
   Она выпила съ жадностью, упала на подушки и закрыла глаза.
   -- Вѣдь ей лучше, профессоръ, не правда?-- спросила Эдмея.
   -- Гораздо лучше,-- отвѣчать старикъ,-- и я надѣюсь, что черезъ нѣсколько часовъ это будетъ еще замѣтнѣе.... Ваша мать спасена...
   Молодая дѣвушка, рыдая отъ радости, проговорила:
   -- О, да благословитъ васъ Господь Богъ!... я же могу только отъ всей души молиться за васъ.

* * *

   Фіакръ, въ которомъ сидѣлъ Клодъ Марто, ѣхалъ быстро. Кучеръ остановился на углу улицы Гафе и бульвара Монморанси, въ двадцати шагахъ отъ рѣшетки.
   -- Вотъ вамъ два франка, сказалъ эксъ-матросъ.
   -- Благодарю, буржуа.
   -- Теперь, я найму васъ на часы... подождите меня здѣсь.
   -- Хорошо.
   -- Знаете ли вы, гдѣ живетъ полицейскій комисаръ здѣшняго квартала?
   -- Знаю.... Недалеко отсюда, въ улицѣ Лафонтень.
   -- Прекрасно... Выслушайте меня... Мнѣ кажется, что вы хорошій человѣкъ.
   -- Думаю, что не злой, отвѣчалъ кучеръ захохотавъ.
   -- Я полагаю, что вы не откажете въ услугѣ.
   -- Нѣтъ, не откажу,
   -- Тѣмъ болѣе,-- продолжалъ Бордепла, что за услугу будетъ вознагражденіе.
   -- Вознагражденіе никогда не портитъ дѣло, но, въ случаѣ надобности, можно обойтись и безъ него... Говорите, что вамъ надо?
   -- Меня зовутъ Клодъ Марто...-- запомните ли вы это имя?
   -- Клодъ Марто!... Очень хорошо, запомню.
   -- Видите эту рѣшетку
   -- Конечно, вижу, чортъ возьми!
   -- Это. рѣшетка лечебницы, куда я иду по дѣлу...-- Я пробуду тамъ четверть часа, полчаса, а можетъ быть и цѣлый часъ.... Это будетъ зависѣть отъ разныхъ причинъ...-- Взгляните на ваши часы...-- Если я не возвращусь черезъ часъ, то поѣзжайте къ полицейскому комисару, скажите ему, что я поручилъ вамъ просить его, чтобы онъ выручилъ меня отсюда, и вернитесь вмѣстѣ съ нимъ.
   -- И больше ничего?
   -- Ничего.
   -- Это не трудно исполнить.
   -- Я дамъ вамъ двадцать франковъ на водку.... Поняли ли вы?
   -- Понялъ...-- Черезъ часъ маршъ за комисаромъ!... Требованье отъ Клода Марто и, въ случаѣ надобности, обыскъ на дому...
   -- Отлично!
   И эксъ-матросъ сильно позвонилъ у рѣшетки.
   

XVIII.

   Привратникъ отворилъ.
   -- Что вы желаете? спросилъ онъ Клода Марто.
   -- Вѣдь эта лечебница доктора Риттнера?
   -- Да эта лечебница, но только она уже принадлежитъ не доктору Риттнеру...
   -- Вотъ какъ! вскричалъ сильно удивленный матросъ, такъ онъ продалъ ее?
   -- Продалъ.
   -- Давно ли?
   -- Около мѣсяца тому.
   -- Странно, подумалъ Клодъ....-- Лоранъ, значитъ, не зналъ этого, потому что говоритъ только о докторѣ Риттнерѣ.
   И прибавилъ вслухъ:
   -- Но вѣдь это все-таки лечебница умалишенныхъ женщинъ?
   -- Да.
   -- Какъ называется новый хозяинъ заведенія?
   -- Докторъ Жоржъ Вернье...
   Клодъ остолбенѣлъ отъ изумленія.
   -- Докторъ Жоржъ Вернье! повторилъ онъ.
   -- Да.
   -- Который былъ докторомъ въ Мелюнѣ?
   -- Онъ самый.
   -- Чортъ возьми!! вотъ-то ужъ не ожидалъ!
   -- Вы знаете господина Вернье?
   -- Конечно; вѣдь я самъ мелюнскій уроженецъ.-- Можно-ли видѣть доктора Вернье?
   -- Нынѣшнимъ вечеромъ это будетъ трудно... пріемные часы давно прошли; но, можетъ быть, вы хотите видѣть его по какому нибудь частному дѣлу?...
   -- Я пришелъ именно по частному дѣлу, нетерпящему ни малѣйшаго отлагательства. Пропустите меня пожалуйста и пошлите сказать доктору Вернье, что нѣкто изъ Мелюна желаетъ переговорить съ нимъ по очень важному дѣлу... Это васъ удивляетъ.-- я понимаю, но тѣмъ не менѣе справедливо, что это дѣло касается доктора Вернье и нѣкоторыхъ лицъ, находящихся на его попеченіи.
   -- Правда это?-- спросилъ привратникъ.
   -- Честное слово матроса,-- правда!
   -- Такъ войдите и подождите...-- Я самъ пойду и доложу доктору.
   Разговоръ этотъ происходитъ между главнымъ входомъ, выходившимъ въ улицу Рафе, и рѣшеткою окружной дорожки.
   Привратникъ провелъ Клода въ садъ и направился къ павильону.
   Три доктора и мадмоазель Деларивьеръ вышли недавно изъ комнаты Жанны, оставивъ подлѣ нея довѣренную сидѣлку, и остановились въ пріемной залѣ, гдѣ докторъ В*** писалъ рецептъ.
   Постучались тихонько въ дверь.
   -- Войдите... сказалъ Жоржъ.
   Привратникъ вошелъ.
   -- Что вамъ надо? спросилъ Жоржъ Вернье.
   -- Господинъ докторъ, какой-то матросъ...-- по крайней мѣрѣ онъ въ костюмѣ матроса...
   -- Матросъ?
   -- Да, господинъ докторъ..
   -- Что же?
   -- Онъ говоритъ, что изъ Мелю на и знаетъ васъ... Онъ хочетъ непремѣнно васъ видѣть, хоть я и говорилъ ему, что теперь не пріемные часы... Онъ увѣряетъ, что ему необходимо переговорить съ вами о какомъ-то важномъ дѣлѣ, которое касается не только васъ, но и нѣкоторыхъ изъ вашихъ больныхъ.
   -- Моихъ больныхъ?! повторилъ Жоржъ, сильно удивленный.
   -- Такъ точно, господинъ докторъ...-- иначе я не посмѣлъ бы безпокоить васъ... я долженъ прибавить, что у этого человѣка очень честное лицо....
   -- Велите поскорѣе привести его сюда! вскричалъ доктръ В***. Пришлите его тотчасъ же, не теряя ни минуты! Мы находимся въ неизвѣстнйсти, и хотимъ" узнать истину. Какъ знать, можетъ быть, этотъ человѣкъ откроетъ намъ ее?-- Жоржъ сдѣлалъ знакъ.
   Привратникъ ушелъ и чрезъ нѣсколько явился съ Клодомъ Марто.
   Эксъ-матросъ остановился подлѣ двери, которая затворилась за нимъ, поклонился по военному и быстро взглянулъ на присутсвующихъ, смотрѣвшихъ на него съ безпокойствомъ.
   -- Вы хотѣли видѣть меня? спросилъ Жоржъ.
   -- Да, господинъ докторъ,-- отвѣчалъ Клодъ, во сначала я не васъ ожидалъ встрѣтить здѣсь...
   -- Вы, кажется, хотите сообщить мнѣ что-то важное?
   -- Да, господинъ докторъ.
   -- Такъ говорите....
   -- О! я все скажу, будьте покойны; по прежде я долженъ предложить вамъ одинъ вопросъ....
   -- Какой?
   -- Нѣтъ ли здѣсь между вами доктора Риттнера?
   -- Нѣтъ, мой другъ.-- Мой предшественникъ, докторъ Риттнеръ, продалъ мнѣ свое заведеніе и уѣхалъ не только изъ Парижа, но и изъ Франціи.-- Эти двое господъ -- мои собраты, къ которымъ я питаю такое же довѣріе, какъ къ самому себѣ.-- Вы можете говорить свободно: здѣсь нѣтъ никого лишняго...
   -- Еще одинъ вопросъ, господинъ докторъ..-- Вѣдь въ числѣ вашихъ больныхъ находятся тетка и кузина г. Фабриція Леклеръ, не такъ ли?
   При этихъ словахъ всѣ поняли, что матросъ сообщитъ какую-то важную тайну.
   -- Да!-- отвѣчалъ Жоржъ, сильно взволнованный, и прибавилъ, указываю на Эдмею: вотъ эта особа -- дочь г-жи Деларивьеръ.
   -- Такъ-такъ! вскричалъ Клодъ, я узнаю эту барышню, я каталъ ее на лодкѣ вмѣстѣ съ медмоазель Бальтусъ.
   -- Мнѣ также знакомо ваше лицо... сказала молодая дѣвушка.
   -- Ахъ, сударыня, -- продолжалъ Клодъ, -- я очень радъ, чортъ возьми! что вижу васъ подлѣ доктора Вернье.-- По крайней мѣрѣ, мнѣ нечего бояться за васъ!....
   -- Бояться за меня?! повторила съ живостью Эдмея.-- Что же угрожаетъ мнѣ?...
   -- Мы сейчасъ поговоримъ объ этомъ, когда я узнаю все, что хочу знать...
   -- Въ вашемъ заведеніи...-- продолжалъ эксъ-матросъ, обратясь къ Жоржу, есть также женщина, которую зовутъ Матильдою Жанселинъ, не такъ ли?....
   -- Но къ чему всѣ эти разспросы?...
   -- Къ тому, чтобы объявить вамъ, господинъ докторъ, что въ, вашу лечебницу приходятъ по ночамъ и вливаютъ ядъ г-жѣ Деларивьеръ, или ея дочери, или Матильдѣ Жанселинъ, а можетъ быть и всѣмъ троимъ.
   Профессоръ всталъ преображенный.
   -- А! вскричалъ онъ,-- вотъ она, истина-то! Я предугадывалъ ее!..
   Жоржъ схватилъ Клода за обѣ руки:
   -- Бога ради, объясните скорѣе... сказалъ онъ.
   -- Мое объясненіе будетъ коротко и просто... Вотъ ужъ три ночи, какъ я слѣжу шагъ за шагомъ одного злодѣя, который входитъ сюда потихоньку и вноситъ смерть... Я не знаю кого онъ отравляетъ, но я предупредилъ васъ и вы узнаете это...
   -- Мою мать... мою мать!... вскричала Эдмея, заливаясь слезами.
   -- Вы утверждаете, что по ночамъ входитъ сюда какой-то человѣкъ?... сказалъ Жоржъ.
   -- Да, господинъ докторъ.... между полуночью и часомъ, и всегда остается здѣсь около двадцати минутъ.
   -- Но это не возможно!... Рѣшетка на улицу Рафе всегда заперта другой ходъ также, и привратникъ хорошо караулитъ.
   -- Оттого-то онъ и входитъ не съ этой стороны, а черезъ калитку, выходящую на бульваръ Монморанси, близи желѣзно-дорожнаго мостика.
   -- Такъ теперь и я скажу, что это невозможно,-- возразилъ докторъ Шульцъ. Если бы отравитель входилъ черезъ эту калитку, то директоръ сейчасъ бы узналъ объ этомъ...
   -- Я? вскричалъ Жоржъ, но какимъ образомъ?
   -- Посредствомъ электрическаго звонка, проведеннаго въ вашу спальню и смежную съ нею комнату... Когда отворяютъ калитку съ бульвара Монморанси, то этотъ аппаратъ подымаетъ страшный звонъ.
   -- Я не слыхалъ ничего подобнаго,-- отвѣчалъ Жоржъ,-- и не зналъ о существованіи этого звонка.
   -- Это странно.... подумалъ Шульцъ, и задумался.
   -- Можно ли видѣть этотъ звонокъ? спросилъ Клодъ.
   -- Конечно,-- отвѣчалъ докторъ Вернье, пойдемте.
   Всѣ вышли изъ пріемной залы и, дойдя до павильона, гдѣ жилъ докторъ, поднялись въ первый этажъ.
   Шульцъ вошелъ въ спальню, неся въ рукѣ свѣчу.
   Колокольчики, висѣвшіе у карниза и полузакрытые занавѣсями кровати, составляли часть аппарата, изобрѣтеннаго Францемъ Ратнеромъ.
   Вошли въ рабочій кабинетъ.
   -- Здѣсь,-- сказалъ Шульцъ, -- проведена электрическая проволока.... Посмотрите....
   Клодъ приставилъ къ стѣнѣ стулъ, вскочилъ на него и, схвативъ проволоку за конецъ, потянулъ ее.
   -- Чортъ возьми! вскричалъ онъ, -- не мудрено, что этотъ механизмъ не дѣйствуетъ:-- проволока перерѣзана.
   -- Перерѣзана?! повторилъ Жоржъ, изумленіе котораго все возрастало.-- Но кѣмъ же?
   -- Чортъ возьми!... Человѣкомъ, который приходитъ сюда днемъ не возбуждая недовѣрія, и тихонько по ночамъ.-- отвѣчалъ Клодъ.
   -- И вы знаате, кто этотъ человѣкъ? спросилъ Жоржъ, подавленнымъ отъ волненія голосомъ.
   -- Знаю ли я этого мошенника? Еще бы нѣтъ!... И вы также, господинъ докторъ, знаете его, онъ проводитъ васъ....
   -- Но какъ его зовутъ, какъ зовутъ?-- пробормоталъ молодой докторъ.
   -- Фабрицій Леклеръ...-- отвѣчалъ Клодъ.
   

XIX.

   Если бы посреди лицъ, собравшихся въ рабочемъ кабинетѣ доктора Вернье, упала молнія, то не могла бы больше ошеломить ихъ какъ имя Фабриція Леклеръ, произнесенное Клодомъ Марто.
   Эдмея, Жоржъ и докторъ Шульцъ были до-того поражены, что не вѣрили своимъ ушамъ.
   -- Это не одно его преступленіе!-- продолжалъ эксъ-матросъ.-- Онъ сдѣлалъ кое-что и другое, о чемъ будетъ заявлено въ свое время и въ своемъ мѣстѣ. Но если я поспѣлъ во-время для того, чтобы предотвратить несчастіе, то въ настоящее время я ничего больше не прошу у Бога.
   -- Да, мой другъ, вы поспѣли во-время,-- отвѣчалъ Жоржъ. Но то, что вы сообщили намъ, такъ странно, такъ неожиданно и исключительно, что я не смѣю повѣрить этому!... Хорошо ли я васъ понялъ?... Не ошиблись ли вы?...
   -- Вы меня хорошо поняли, господинъ докторъ,-- отвѣчалъ онъ, и клянусь вамъ всѣмъ, что есть священнаго въ этой жизни и въ будущей, что я говорю правду.
   -- Я увѣренъ, что вы желаете добра, -- отвѣчалъ молодой человѣкъ,-- только вы понимаете, такое обвиненіе должно основываться на матерьяльныхъ доказательствахъ.
   -- У васъ будутъ доказательства, да еще какія вѣскія!... вскричалъ Бордепла.
   -- Какія?
   -- Вы захватите мошенника на мѣстѣ преступленія...
   -- Какимъ образомъ?
   -- Подкарауливая его нынѣшнюю ночью и будущею....-- Если отравитель узнаетъ, что г-жа Деларивьеръ не умерла еще, онъ придетъ, чтобы прикончить ее.
   -- Этотъ честный человѣкъ правъ, Жоржъ, -- сказалъ докторъ В***: отравителя надо захватить на мѣстѣ преступленія! Тогда вы перестанете сомнѣваться!
   -- Ахъ, дорогой учитель, я не сомнѣваюсь!... вскричалъ молодой докторъ.-- Глаза мои наконецъ открылись... Теперь, я припоминаю много такихъ обстоятельствъ, которыя доказываютъ преступность Фабриція Леклеръ... На дняхъ, онъ выдумалъ предлогъ, чтобы остаться одному здѣсь въ кабинетѣ, и вѣроятно тогда-то и обрѣзалъ электрическую проволоку....-- Бриліантъ, потерянный на окружной дорожкѣ, также доказательство противъ него... Все обвиняетъ его... Но какимъ образомъ добылъ онъ ключи, съ помощью которыхъ приходитъ сюда?
   -- Вѣроятно ихъ далъ ему докторъ Риттнеръ, сказалъ Шульцъ.
   -- Но зачѣмъ же доктору Риттнеру давать ключи Фабрицію? спросилъ Жоржъ Вернье, взглянувъ съ удивленіемъ на своего помощника.-- Развѣ они видѣлись?
   -- Конечно.... они были друзьями, и давно уже....
   -- А онъ притворялся, что едва знаетъ моего предшественника, и только съ тѣхъ поръ какъ помѣстили въ лечебницу г-жу Деларивьеръ.
   -- Онъ лгалъ -- вотъ и все...
   -- Позвольте спросить васъ, господинъ докторъ, сказалъ Клодъ Марто, что онъ говорилъ вамъ о Матильдѣ Жанселинъ?
   -- Ничего... Когда я сталъ разспрашивать его о ней, такъ онъ притворялся, что не знаетъ даже ея имени.
   -- Ахъ, мошенникъ: она была его любовницею!
   -- Вы навѣрное знаете это?
   -- Чортъ возьми! она была съ нимъ въ Мелюнѣ Наканунѣ.... наканунѣ одного извѣстнаго дня... но довольно! У меня есть на все улики, господинъ докторъ, и славныя улики!... Негодяй подозрѣваетъ это... Оттого-то послалъ меня въ Гавръ, куда я не поѣхалъ, къ счастію для васъ.-- Если онъ станетъ утверждать, что послалъ меня туда затѣмъ, чтобы купить небольшой пароходъ, такъ я заткну ему ротъ этою телеграммою; ее хотѣлъ послать ему дуракъ его лакей, которому онъ поручилъ наблюдать за мною, и который очень плохо сыгралъ свою роль. Я перехватилъ отъ него эту телеграмму.
   И, говоря это, Клодъ Марто подалъ Жоржу Вернье бумажку, отнятую отъ Лорана.
   -- Онъ хотѣлъ отдѣлаться отъ васъ, это ясно,-- сказалъ молодой докторъ, взглянувъ на телеграмму.-- Затѣмъ прибавилъ: -- Съ которыхъ поръ Фабрицій Леклеръ знаетъ, что вамъ извѣстно его преступленіе?
   -- Въ томъ-то и дѣло, вскричалъ Клодъ, что онъ не знаетъ ничего положительнаго на счетъ этого, -- въ этомъ заключается наша сила....-- Я отбросилъ всякую вѣжливость съ лакеемъ и принялъ мѣры, чтобы онъ не успѣлъ извѣстить во-время своего господина.
   Эксъ-матросъ разсказалъ въ короткихъ словахъ, что произошло въ Мантѣ, и скромно выслушалъ похвалы, которыми его осыпали.
   -- Вы говорили о другомъ преступленіи, совершенномъ Фабриціемъ.... сказалъ Жоржъ.
   -- Можетъ быть ихъ и много....-- отвѣчалъ эксъ-матросъ глухимъ голосомъ.-- Все удается тому, кто умѣетъ выжидать!-- Займемся пока тѣмъ, что не терпитъ отлагательства, и разставьте ловушку такъ, г. Вернье, чтобы захватить отравителя съ ядомъ въ рукѣ... Тогда ужъ онъ не посмѣетъ отречься.
   -- Фабрицій отравитель моей матери!... проговорила печально Эдмея.-- Боже мой! И когда я подумаю, что Паула Бальтусъ любитъ такого злодѣя!
   Жоржъ при этихъ словахъ задрожалъ и лицо его покрылось смертельною блѣдностію.
   -- Паула!-- повторилъ онъ.-- Это правда! Мадмоазель Бальтусъ любитъ этаго мошенника!-- Она слѣпо вѣритъ въ него!-- Въ настоящее время она Мелюнѣ и одна съ нимъ.... Мнѣ страшно за нее.
   -- Надо предупредить ее.... сказала съ живостью Эдмея.
   -- Не хотите ли, чтобы я съѣздилъ туда?...-- сказалъ Клодъ.-- Я готовъ.
   -- Вамъ нельзя ѣхать,-- возразилъ Жоржъ.-- Если Фабрицій Леклеръ все еще на виллѣ г-жи Бальтусъ, какъ я полагаю и опасаюсь, вы встрѣтитесь съ нимъ и это испортитъ все дѣло...
   -- Правда,-- отвѣчалъ Бордепла, почесывая за ухомъ.-- Но какъ же быть-то?
   -- Который часъ? спросилъ Жоржъ.
   -- Безъ девяти минутъ девять.
   -- Въ десять часовъ двацать пять минутъ идетъ поѣздъ въ Фонтенбло... Можно быть въ Мелюнѣ въ одиннадцать сорокъ минутъ, а на виллѣ Бальтусъ въ полночь.... я сейчасъ пошлю туда...
   -- Кого? спросилъ докторъ В***.
   -- Преданную мнѣ служанку, старуху Магдалину.-- Потрудитесь, мосье Шульцъ, сказать ей, чтобы она собралась въ дорогу, и велите заложить купэ -- отвезти ее на станцію.
   Помощникъ доктора тотчасъ же вышелъ.
   -- Будьте осторожны, другъ мой, сказалъ профессоръ.-- Если Леклеръ находится на виллѣ Бальтусъ, то непремѣнно увидитъ вашу служанку, которую знаетъ. Надо дѣйствовать такъ, чтобы пріѣздъ этой женщины не возбудилъ подозрѣнія негодяя....
   -- Вы правы, дорогой учитель.... Какъ же вы думаете, что послать сказать мадмоазель Бальтусъ?
   -- Что кажется въ Жаннѣ пробуждается разсудокъ... Что она начинаетъ по временамъ приходить въ память. Такъ какъ отравитель болѣе всего боится ея выздоровленія, то поторопится пріѣхать докончить свое дѣло...
   -- Чортъ возьми! вскричалъ Клодъ:-- это ловко придумано.
   И подумалъ:
   -- Этотъ старикъ порядочный хитрецъ!...
   -- Вы говорите совершенно справедливо, дорогой учитель,-- сказалъ Жоржъ,-- я воспользуюсь вашею идеею и напишу записку.
   Жоржъ сѣлъ къ бюро и, взявъ листъ почтовой бумаги, написалъ слѣдующее:
   

"Дорогая мадмоазель Паула,

   "По волѣ Господней творятся чудеса.
   "Это мы видимъ изъ того, что Онъ ниспосылаетъ г-жѣ Деларивьеръ проблески разсудка.... Она приходитъ въ память... и говоритъ нѣкоторыя слова, которыя, какъ кажется, были забыты ею...
   "Можетъ быть нынѣшнюю ночью или завтра она совершенно опомнится...
   "Пріѣзжайте какъ можно скорѣе, прошу васъ.... Вы намъ нужны.-- Эдмея цѣлуетъ васъ, а я свидѣтельствую вамъ искреннее уваженіе.

"Жоржъ Вернье".

   Молодой человѣкъ прочелъ вслухъ письмо, вложилъ въ конвертъ и запечаталъ.
   -- Вы слышали, что я читалъ, Магдалина? спросилъ Жоржъ у ключницы, вошедшей въ кабинетъ за нѣсколько минутъ предъ тѣмъ.
   -- Слышала, господинъ докторъ.
   -- И поняли?...
   -- Поняла, господинъ докторъ.
   -- Такъ возьмите это письмо, поѣзжайте тотчасъ же въ Мелюнъ и отдайте его мадемоазель Бальтусъ въ собственныя руки.-- Если васъ станутъ спрашивать, такъ отвѣчайте только то, что написано въ этомъ письмѣ, а что больше вы ничего не знаете... Поѣзжайте...
   -- Будьте покойны, господинъ Жоржъ, и надѣйтесь на меня,-- отвѣчала Магдалина.-- Я скорѣе позволю отрѣзать себѣ языкъ, чѣмъ скажу лишнее слово.
   Она сдѣлала низкій реверансъ по старинной модѣ и вышла.
   -- Достойная женщина, проговорилъ профессоръ. Вѣрная и преданная! Она принадлежитъ еще къ тѣмъ временамъ, когда слуги составляли часть семьи.-- Жоржъ взялъ Клода за обѣ руки и пожалъ ихъ.
   -- Вы оказали намъ громадную услугу, мой другъ,-- воскликнулъ онъ,-- одну изъ тѣхъ услугъ, за которыя нельзя заплатить ничѣмъ въ мірѣ! Можетъ быть, мы найдемъ впослѣдствіи возможность доказать вамъ нашу благодарность....
   -- Вы ничѣмъ не обязаны мнѣ, господинъ докторъ, ни даже благодарностью... возразилъ эксъ-матросъ,-- я исполнилъ свой долгъ -- и только. Увѣряю васъ, что я сдѣлалъ это со всѣмъ моимъ удовольствіемъ... Да, чортъ побери... Извините, сударыня, что у меня вырвалось это ругательство.... старая привычка.
   -- Вы ночуете у насъ? спросилъ Жоржъ.
   -- Нѣтъ, господинъ докторъ,
   -- А вы были бы намъ полезны....
   -- Конечно... но можетъ быть въ другомъ мѣстѣ буду еще полезное.
   -- Гдѣ?
   -- Въ Нейльи Сенъ-Джемсъ.
   -- Но вѣдь тамъ на виллѣ пусто.... Вы лучше сдѣлали бы, еслибы остались здѣсь.
   -- Не удерживайте меня, господинъ докторъ... у меня есть своя идея, и мнѣ надо-кое что сдѣлать.
   И Клодъ Марто, послѣ многихъ рукопожатій, ушелъ.
   Извощикъ дожидался его на углу улицы. Рафе.
   

XX.

   Тотчасъ же по уходѣ Клода, докторъ Шульцъ пошелъ въ аптеку, чтобы приготовить лекарство, прописанное знаменитымъ профессоромъ.
   Послѣдній отправился вмѣстѣ съ докторомъ Вернье въ комнату больной.
   Шульцъ принесъ лекарство, и докторъ В*** тотчасъ же далъ его Жаннѣ, которая вскорѣ заснула спокойнымъ и крѣпкимъ сномъ.
   Пробило одиннадцать часовъ.
   Экипажъ, который отвезъ Маделену на станцію желѣзной дороги, дожидался теперь профессора, чтобы отвезти домой.
   -- Я прощусь съ вами, мой другъ,-- сказалъ онъ своему ученику,-- но завтра пріѣду рано.
   -- Еще одно слово, дорогой учитель, прежде чѣмъ вы уѣдете.
   -- Въ чемъ дѣло?
   -- Дайте мнѣ совѣтъ...
   -- Съ величайшимъ удовольствіемъ...
   -- Если Леклеръ явится завтра въ лечебницу, чтобы повидаться со своею кузиною Эдмеею и удостовѣриться въ положеніи г-жи Деларивьеръ,-- то какъ поступить съ нимъ?
   -- Не показывайте ему ни малѣйшаго недовѣрія, дѣлайте видъ, что ничего не знаете, словомъ -- обращайтесь съ нимъ такъ, какъ обращались прежде, когда дѣйствительно ничего не знали...-- Благодаря принятому лекарству, Жанна долго проспитъ...-- Когда она проснется, дайте ей еще пріемъ того же лекарства и оно опять доставить ей нѣсколько спокойныхъ часовъ. Допустите Леклера добраться до нея, чтобы онъ могъ сдѣлать послѣднюю попытку, облегчите ему доступъ къ ней тѣмъ, что оставьте ее, по-видимому, безъ присмотра...
   -- Благодарю, учитель, за добрый совѣтъ... я послѣдую ему.
   Профессоръ уѣхалъ.
   Эдмея, вынесшая такъ много ужаснымъ ощущеній, но успокоившаяся на счетъ матери, давно уже спала.
   Жоржъ Вернье и докторъ Шульцъ пожали другъ другу руку, а послѣдній вскричалъ:
   -- Ахъ! директоръ, съ приходомъ этого матроса свалилось у меня съ души тяжелое бремя!
   -- Съ моей также! отвѣчалъ Жоржъ.-- Надо сознаться, что мы оба были виноваты...
   -- Въ чемъ же, директоръ?
   -- Въ томъ, что не узнали такихъ ясныхъ симптомовъ отравленія и оставляли г-жу Деларивьеръ безъ постояннаго надзора.
   -- А нынѣшнею ночью мы учредимъ надзоръ за нею?
   -- Да. И очень простымъ способомъ...-- Стоитъ только связать электрическую проволоку -- и никто не войдетъ въ паркъ чрезъ калитку съ бульвара Монморанси безъ того, чтобы мы не узнали объ этомъ... Мы ляжемъ спать совсѣмъ одѣтые, чтобы, въ случаѣ тревоги, быть сейчасъ на ногахъ...
   -- Вы правы, директоръ.
   Они связали проволоку, перерѣзанную Риттнеромъ, и удостовѣрились, что когда отворятъ калитку съ бульвара Монморанси, то электрическій аппаратъ звонитъ по-прежнему. Затѣмъ разошлись по своимъ комнатамъ.

* * *

   Возвратимся въ Мантъ, гдѣ мы оставили Лорана подъ карауломъ Пьерра; ранняя храбрость этого одиннадцати-лѣтняго юнги, поддерживаемая револьверомъ, превратила его въ очень надежнаго стража.
   По отъѣздѣ Клода, господинъ управляющій мало по малу пришелъ въ себя и успокоился настолько, что былъ въ состояніи обдумать съ различныхъ сторонъ свое положеніе.
   -- Я прикованъ!... думалъ онъ.-- Клодъ Марто необыкновенна дерзкій и хитрый негодяй! Если меня обвинять въ томъ, что я укралъ тридцать тысячъ франковъ, которые онъ отнялъ у меня, то какъ я оправдаюсь?..-- Онъ въ состояніи компрометировать мосье Фабриція, не смотря на его полнѣйшую невинность.... пожалуй представитъ ложныя доказательства, подвергнетъ его опасности, чтобы погубить!-- А въ такомъ случаѣ, онъ, можетъ быть, компрометируетъ и меня также,
   Лоранъ схватился за голову обѣими руками и задался вопросомъ:
   -- Что дѣлать, чтобы выручить себя и своего господина изъ этого сквернаго положенія?...
   Послѣ нѣсколькихъ минутъ глубокаго размышленія, онъ разрѣшилъ этотъ вопросъ такъ:
   -- Клодъ Марто ловкій мошенникъ, но г. Фабрицій не дуракъ; кромѣ того, онъ совершенно честный человѣкъ! Если бы онъ зналъ объ угрожающемъ ему ударѣ, то нашелъ бы средство предотвратить его и вмѣстѣ съ тѣмъ защитить и меня..-- Я предупредилъ, бы его объ опасности... Благодарность его была бы безгранична, а благодарность богатаго человѣка обнаруживается такимъ способомъ который мнѣ очень по вкусу...-- Слѣдовательно надобно предупредить матроса.-- Но старая пословица говоритъ: "тише ѣдешь -- дальше будешь".
   И, разсуждая такимъ образомъ, Лоранъ поднялъ голову и взглянулъ на Пьерра.
   -- Что, юнга,-- сказалъ онъ,-- видишь въ какую я попалъ западню, служа своему господину, но я исполнялъ прямую обязанность, нисколько не подозрѣвая, что мое повиновеніе можетъ кому нибудь нанести вредъ.
   Пьерръ улыбнулся.
   -- Ахъ! мосье Лоранъ,-- сказалъ онъ,-- всегда можно разобрать хорошо или худо дѣлаешь, если только есть немножко здраваго смысла въ головѣ...
   -- Ты правъ, юнга; но есть люди съ слабымъ характеромъ; впрочемъ слабость характера не мѣшаетъ сдержать слово, и я обѣщаю тебѣ, что сдержу данное мною Клоду Марто....
   Мальчикъ досталъ изъ кармана револьверъ и какъ будто нечаянно щелкнулъ куркомъ, причемъ сказалъ:
   -- Вы хорошо сдѣлаете, мосье Лоранъ, потому что иначе я буду принужденъ сдержать мое...
   -- Какъ!-- если бы я вздумалъ бѣжать, такъ ты выстрѣлилъ бы въ меня?
   -- Все равно что по кролику, мосье Лоранъ.... таковъ приказъ.
   -- Тебѣ не надо прибѣгать къ этому средству, юнга, потому что я выѣду изъ Манта только съ разрѣшенія Клода или когда онъ пріѣдетъ за нами...
   -- Надѣюсь, что такъ.
   -- А пока, полагаю, мы не будемъ сидѣть здѣсь въ заперти...-- Не можемъ ли мы до обѣда пройтись по городу?...
   -- Пойдемте, если хотите, мосье Лоранъ.-- Приказъ не дозволяетъ мнѣ выпускать васъ изъ виду; но здѣсь или въ другомъ мѣстѣ, мнѣ это все равно... Предупреждаю васъ только, что револьверъ будетъ у меня въ карманѣ и я буду держаться за спусковый крючекъ.
   -- Чортъ возьми, -- подумалъ управляющій, -- этотъ мальчишка все равно что взрослый: бѣжать будетъ не легко! Пойдемъ погуляемъ немножко для аппетита,-- прибавилъ онъ, вставая.
   -- Хорошо, пойдемте...-- отвѣчалъ Пьерръ, и вышелъ изъ комнаты за Лораномъ.
   Лакей Фабриція былъ правъ, когда подумалъ про Пьерра, что онъ все равно что взрослый.
   Мальчикъ былъ уменъ и развитъ не по лѣтамъ.
   Онъ вполнѣ сознавалъ важность порученія, даннаго ему Клодомъ Марто.
   Онъ понималъ, что если его плѣнникъ пріѣдетъ въ Парижъ въ одно время съ Клодомъ Марто, то случится бѣда, и думалъ:
   -- Я буду такъ хорошо сторожить мосье Лорана, что онъ не ускользнетъ отъ меня.
   Такая сила характера, конечно, была замѣчательна; но мальчикъ, едва начавшій жить, не могъ имѣть понятія объ изворотливыхъ продѣлкахъ; а господинъ управляющій на это-то и разсчитывалъ.
   Мантъ -- красивый и кокетливый городокъ, но въ томъ расположеніи духа, въ какомъ находились наши герои, ничто не могло сильно интересовать ихъ.
   Прогулка ихъ была непродолжительна.
   Они возвратились въ гостинницу чрезъ три четверти часа и тотчасъ же сѣли обѣдать.
   Лоранъ ѣлъ съ большимъ аппетитомъ, но за то старался мало пить.
   Онъ подражалъ, въ этомъ случаѣ, воздержности Пьерра, который пилъ только воду пополамъ съ краснымъ виномъ.
   Разговоръ не клеился. Собесѣдники только изрѣдка перекидывались какою нибудь пустою фразою.
   Управляющій велѣлъ принести газеты, имѣвшіяся въ ресторанѣ, и, по-видимому, вполнѣ углубился въ чтеніе.
   Подъ конецъ, внимательно читая таблицу поѣздовъ, Лоранъ узналъ, что поѣзды изъ Манта въ Парижъ отходятъ въ девять часовъ сорокъ минутъ, десять -- сорокъ и въ десять -- пятьдесятъ три минуты.
   Напившись послѣ обѣда кофе, Лоранъ изъявилъ желаніе отдохнуть.
   Пьерръ проводилъ его въ комнату куда вошелъ вмѣстѣ съ нимъ.
   -- Не сердитесь на меня, что я караулю васъ,-- сказалъ онъ... Вы исполняете приказанія вашего хозяина, а я -- своего.
   -- Я ничуть не сержусь на тебя, юнга, хотя безполезно караулить меня, такъ какъ я далъ слово не убѣгать.
   Мальчикъ обошелъ комнату и, убѣдясь, что въ ней только одна дверь, выходившая на площадку, сказалъ:
   -- Въ такомъ случаѣ ничего, если я запру васъ двойнымъ оборотомъ ключа и унесу ключъ?
   -- Ровнехонько ничего... Я все равно крѣпко просплю до утра, какъ человѣкъ, совѣсть котораго совершенно спокойна.
   -- Добрый вечеръ и спокойной ночи, мосье Лоранъ.
   -- Спокойной ночи, мальчуганъ... Разбуди меня, какъ разсвѣтетъ.
   

XXI.

   Пьерръ заперъ дверь на ключъ и возвратился въ свою комнату, и хотѣлъ лечь, но его удержало слѣдующее размышленіе:
   -- Можетъ быть подумалъ онъ, мосье Лорану придетъ мысль отвинтить замокъ... Надо позаботиться объ этомъ....
   Однимъ изъ обычныхъ занятій юнги была починка сѣтей Клода Марта, и онъ никогда не разставался съ приборами, необходимыми для этой работы.
   Онъ вынулъ изъ кармана длинную надежную веревку и привязалъ одинъ изъ ея концовъ къ дверной ручкѣ, а другой къ своей ногѣ, и легъ совсѣмъ одѣтый.
   -- Пусть-ка теперь мосье Лоранъ попробуетъ отворить дверь, не разбудивъ меня... подумалъ онъ и заснулъ мирнымъ сномъ.
   Лакей Фабриція подождалъ минутъ десять или пятнадцать.
   -- Этотъ проклятый юнга, должно быть, спитъ,-- разсудилъ онъ.-- Пора бѣжать теперь...-- Не вывинтить-ли замокъ ножемъ?... Это можно скоро сдѣлать...
   Но послѣ минутнаго размышленія, онъ покачалъ головою и прибавилъ:
   -- Нѣтъ, это плохое средство!... Можетъ быть этотъ скверный мальчишка легъ поперегъ двери, чтобы помѣшать мнѣ выйти... съ него станется, и онъ пожалуй всадитъ мнѣ пулю въ ногу, что будетъ стѣснительно для меня.
   Лоранъ подошелъ къ единственному окну комнаты, отворилъ его по возможности осторожно и высунулся наружу.
   Было темно; но при свѣтѣ фонаря, прикрѣпленнаго къ стѣнѣ, онъ разсмотрѣлъ, что окно выходитъ во дворъ, гдѣ были конюшни.
   Какъ разъ подъ одномъ лежала куча навоза.-- Въ глубинѣ двора неопредѣленно выдѣлялись въ полутьмѣ ворота, выходившія на смежную улицу.
   Осмотрѣвъ все это, Лоранъ самодовольно кивнулъ головою.
   -- Это стоитъ двухъ лѣстницъ, -- подумалъ онъ и отошелъ отъ окна.
   Онъ открылъ сакъ-вояжъ, вынулъ оттуда револьверъ, которымъ посовѣтывалъ ему запастись Фабрицій, и, положивъ въ боковой карманъ, опять подошелъ къ окну.
   На дворѣ все было тихо.
   Лоранъ перешагнулъ черезъ подоконникъ, схватился за него обѣими руками и повисъ.
   Черезъ двѣ или три секунды онъ разжалъ руки и упалъ на груду навоза, безъ малѣйшаго ушиба.
   Онъ тотчасъ же всталъ и пошелъ на цыпочкахъ вдоль стѣны къ воротамъ, которыя и отворилъ.-- Очутясь на улицѣ, онъ пустился къ станціи.
   Пьерръ между тѣмъ крѣпко спалъ со сжатыми кулаками.

* * *

   Было около девяти часовъ, когда Клодъ Марто вышелъ изъ Отейльской лечебницы черезъ калитку, ведущую на улицу Рафе.
   Извощикъ, вѣрный данному слову, черезъ каждыя пять минутъ посматривалъ на часы, собираясь отправиться къ комисару съ заявленіемъ, что сѣдокъ, сѣвшій въ его экипажъ, у Сенъ-Лазарской станціи и пріѣхавшій съ часъ тому въ лечебницу умалишенныхъ, требовалъ помощи полиціи.
   -- А! вотъ и вы!-- вскричалъ извощикъ, увидѣвъ Плода.
   -- Да... все обошлось безъ помѣхи и я явился.
   -- Это счастливо, да и пора было вамъ вернуться!-- Пройди еще минутъ, я поѣхалъ бы въ улицу Лофонтенъ къ комисару...-- Куда ѣхать?
   -- Въ Нейльи Сенъ Джемсъ, на бульваръ Сены... Вы остановитесь у первой, порядочной по виду, виноторговли.-- Я попотчую васъ стаканомъ вина и закускою... тамъ и расплачусь съ вами.
   -- Хорошо, буржуа.-- Какъ добрый малый,-- а вы похожи на него,-- вы должны были бы нанять меня на цѣлый годъ...
   -- Когда я буду жить годовыми доходами, тогда можетъ быть.... отвѣчалъ Клодъ смѣясь.
   Они засидѣлись у виноторговца, такъ что было около полуночи, когда Фіакръ остановился на бульварѣ Сепы, близъ извѣстной намъ калитки.
   Извощикъ, получившій щедрую плату, уѣхалъ.
   Эксъ-матросъ вынулъ изъ кармана ключъ, вошелъ въ паркъ и затѣмъ въ павильонъ, гдѣ взялъ потайной фонарь, который, какъ мы видѣли, уже употреблялъ оцнажды. Онъ зажегъ его и, спрятавъ въ карманъ, отправился самыми пустынными аллеями къ главному корпусу зданія, который обошелъ вокругъ, желая удостовѣриться, что въ окнахъ ппгдѣ не видно огня! Онъ простоялъ около четверти часа напротивъ оконъ Фабриція. Нигдѣ въ нихъ не было видно ни малѣйшаго свѣта.
   -- Если бы мошенникъ хотѣлъ придти сюда нынѣшнюю ночью, подумалъ Клодъ,-- такъ уже пришелъ бы.-- Пока безполезно заниматься имъ больше.
   Въ правомъ углу сада, къ сторонѣ Сены, позади шалэ, въ которомъ жила матросъ и Пьерръ, была довольно густая чаща, по среди которой возвышался великолѣпный платанъ. Бордепла забрался въ эту чащу, раздвигая вѣтви, хлеставшія ему въ лицо.
   Онъ сталъ на колѣни у подошвы платана, вынулъ изъ кармана потайный фонарь, пріоткрылъ немного и началъ копать пожемъ землю.
   Земля въ этомъ мѣстѣ была рыхлая: видно было, что ее еще недавно взрывали.
   Поработавъ минуты двѣ, Клодъ вынулъ изъ земли ларчикъ, принадлежащій Матильдѣ Жанселинъ, всталъ и пошелъ въ ближайшую аллею, говоря самъ себѣ:
   -- Убійца и воръ... здѣсь въ этомъ ларчикѣ доказательства всѣхъ твоихъ преступленій!... я берегу ихъ, и плохо пришлось бы тому, кто попробовалъ бы отнять ихъ отъ меня. Въ эту минуту Клодь вздрогнулъ и остановился.
   Онъ услыхалъ стукъ экипажи, быстро ѣхавшаго по одной изъ ближайшихъ улицъ.
   Экипажъ остановился и почти тотчасъ же затѣмъ отправился дальше.
   -- Неужели это возвратился отравитель? подумалъ Клодъ.-- Если онъ пріѣхалъ за стклянкою Datura stramonium, то развязка будетъ нынѣшнею ночью... Сейчасъ увидимъ. Онъ подошелъ къ дому, навостривъ уши и устремивъ глаза на окна Фабриція.
   Но въ домѣ, по-прежнему, было тихо и темно. Клодъ пошелъ обратно.
   -- Нѣтъ это не Фабрицій, подумалъ онъ,-- а должно быть кто нибудь, запоздавшій въ Парижѣ.
   Онъ пошелъ къ калиткѣ, выходившей на бульваръ Сены.
   Но каково-же было его удивленіе, когда нашелъ ее отворенноюмежду тѣмъ какъ очень хорошо помнилъ, что затворилъ ее.
   -- Что это значитъ? подумалъ онъ.-- Кто вышелъ черезъ эту калитку? *
   И онъ хотѣлъ уже было-пройти въ нее, какъ вдругъ наткнулся на какого-то человѣка.
   -- Нельзя пройти! сказалъ этотъ человѣкъ подавленнымъ голосомъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? спросилъ насмѣшливо эксъ-матросъ.-- Ужь не вы ли помѣшаете мнѣ пройти?
   -- Я....
   -- Кто же вы?..
   И Бордепла, не дожидаясь отвѣта, навелъ фонарь на неосторожнаго, загородившаго ему дорогу.
   -- Лоранъ!! вскричалъ онъ съ изумленіемъ, увидѣвъ лакея съ револьверомъ въ рукѣ.-- Зачѣмъ явились вы сюда, несчастный?
   -- Чтобъ защитить моего господина, котораго вы хотите погубить.
   -- Вашъ господинъ -- мошенникъ!
   -- Это ложь и клевета!...
   -- Такъ вы, значитъ, сообщникъ убійцы?.. Посторонитесь, я хочу пройти...
   -- Вы не пройдете!... Берегитесь, я вооруженъ....
   -- Чортъ возьми! я также...
   Клодъ въ свою очередь вынулъ изъ кармана револьверъ.
   -- Прочь! вскричалъ онъ.
   -- Никогда.
   Послѣдовали два выстрѣла, эхо которыхъ раздалось по рѣкѣ, а затѣмъ послышался крикъ...

* * *

   Мы видѣли, что Фабрицій Леклеръ прибылъ на Мелюнскую станцію, гдѣ его ожидала Паула въ экипажѣ, запряженномъ пони, и присутствовали при началѣ ихъ разговора.
   Фабрицій, дѣйствовавшій въ силу холоднаго разсчета и какъ великій комедіантъ, въ своихъ отношеніяхъ къ Паулѣ выказывалъ чрезвычайную сдержанность, но теперь, вслѣдствіе причинъ, не имѣвшихъ ничего общаго съ любовью, рѣшился дать генеральное сраженіе, изъ котораго поклялся выйти побѣдителемъ.
   Какъ искусный стратеги къ, онъ разсмотрѣлъ позицію со всѣхъ сторонъ, чтобы вызнать слабые пункты.
   По его мнѣнію, единственное средство успѣха заключалось въ томъ, чтобы выпросить у Паулы позволеніе не ѣхать обратно въ Парижъ, а переночевать на виллѣ Бальтусъ....
   Но онъ не могъ требовать настойчиво такого опаснаго гостепріимства, потому что настойчивость возбудила бы подозрѣніе.
   Ему хотѣлось довести Паулу до того, чтобы она сама предложила ему остаться.
   

XXII.

   День былъ жаркій и утомительный.
   Вечеромъ стало еще удушливѣе и воздухъ наполнился электричествомъ.
   Фабрицій и Паула, отобѣдавъ вдвоемъ, сидѣли въ отдѣльномъ углу парка, на дерновой скамьѣ, подъ тѣнью вѣковыхъ деревьевъ.
   Мадмоазель Бальтусъ, на которой былъ бѣлый кисейный пеньюаръ, слушала съ восторгомъ сердечныя изліянія своего жениха.
   Вышиваніе, взятое только затѣмъ, чтобы держать что нибудь въ рукахъ, упало на землю, но она не замѣчала этого....
   Вдругъ молодой человѣкъ сталъ задумчивъ и молча опустилъ голову. По лицу его разлилось выраженіе глубокой грусти.
   -- О чемъ вы задумались, Фабрицій? спросила Паула, встревоженная этою внезапною перемѣною и непонятною задумчивостью.-- Отчего вы грустите?-- вѣдь мы вмѣстѣ.
   -- Вы хотите знать отчего?-- спросилъ Фабрицій, поднявъ голову и устремивъ на молодую дѣвушку долгій взглядъ, выраженіе котораго невозможно передать.
   -- Да... хочу...
   -- Я грустенъ оттого, что время скоро проходитъ и черезъ часъ, рабъ приличій или скорѣе предразсудковъ, я долженъ буду прервать очарованіе, приковывающее меня къ вашимъ ногамъ, и уѣхать изъ этого дома, оставивъ здѣсь мою жизнь и счастіе....
   -- Неужели, въ самомъ дѣлѣ, вы оттого печальны?...
   -- Клянусь вамъ!
   -- Къ чему же такъ сокрушаться, вѣдь разлука будетъ не продолжительна?.. Вы пріѣдете опять завтра.
   -- Конечно!... завтра и каждый день, до тѣхъ поръ, пока ваше присутствіе здѣсь будетъ необходимо!... Это мое твердое намѣреніе и самое дорогое желаніе.... Но кто можетъ поручиться за завтрашній день? Вѣдь когда покидаешь счастье, то нельзя знать навѣрно, найдешь-ли его опять?...
   -- Дорогой Фабрицій, я худо понимаю васъ.
   -- Я постараюсь объясниться....-- Мы сидимъ здѣсь съ вами другъ подлѣ друга, рука въ руку, такъ далеко отъ остальнаго міра, что намъ кажется, будто его вовсе и не существуетъ, и кромѣ насъ и нашей любви нѣтъ ничего другаго подъ небомъ.... Меня опъяняетъ ваше присутствіе, звукъ вашего голоса, благоуханіе вашихъ волосъ...-- Я наслаждаюсь всѣми земными и небесными радостями!... Я живу какъ будто въ какомъ-то волшебномъ снѣ! и вдругъ наступаетъ минута пробужденія... отъ этого прелестнаго сна я перенесусь къ холодной дѣйствительности.... Минута отъѣзда настала, а между тѣмъ я невольно сомнѣваюсь въ вашей любви, потому что мое сердце замираетъ отъ страданія, а вы даже не спросите себя -- зачѣмъ онъ уѣзжаетъ)
   -- Я это спрашиваю, Фабрицій, и отвѣчаю;-- онъ пріѣдетъ опятъ.
   -- Знаете-ли вы это?... Знаю-ли я самъ это?..
   -- Какъ?... развѣ можно допустить неизвѣстность въ этомъ случаѣ?... Кто же помѣшаетъ вамъ пріѣхать?...
   -- Непредвидѣнное.... невѣроятное... Несчастіе на желѣзной дорогѣ или въ экипажѣ.... Я могу умереть до завтрашняго дня...
   Паула поблѣднѣла и вскричала:
   -- Какая страшная мысль! Она пугаетъ меня!... Прогоните ее поскорѣе!...
   -- Хотѣлъ бы прогнать, но не могу...-- я малодушенъ и суевѣренъ сегодня!... Мысль разстаться съ вами страшитъ меня.... Меня мучатъ тайныя предчувствія.... Я знаю, что надо ѣхать.... и уѣду, когда наступитъ время; но мнѣ кажется, что мы больше не увидимся и я прощусь съ вами на-вѣки.
   По блѣднымъ щекамъ молодой дѣвушки внезапно разлился яркій румянецъ, она опустила глаза и проговорила:
   -- Вамъ это кажется?
   -- Клянусь вамъ....
   -- Такъ, не уѣзжайте, Фабрицій.
   Молодой человѣкъ вздрогнулъ.
   Онъ торжествовалъ, но настолько владѣлъ собою, что съумѣлъ скрыть радость.
   -- Какъ, -- сказалъ онъ, взглянувъ на модмоазель Бальтусъ съ изумленіемъ,-- вы хотите?...
   -- Я хочу прогнать отъ васъ всякую душевную тревогу.... прервала молодая дѣвушка, -- и хочу доказать вамъ, что ваши предчувствія ложны....
   -- Но, что же скажетъ свѣтъ?
   -- Что за дѣло до свѣта?... лишь бы моя совѣсть была спокойна и не упрекала ни въ чемъ дурномъ:-- до остальнаго мнѣ нѣтъ дѣла... Вѣдь вы мой женихъ -- и я вѣрю вамъ... я отдаю подъ вашу охрану свою честь... Что можетъ быть естественнѣе и законнѣе? Кто можетъ клеветать на такое обыкновенное дѣло?...-- Вы займете комнату, которая находится далеко отъ моей, въ правомъ павильонѣ виллы...-- Завтра встанете рано, придете въ садъ, куда и я также приду.-- Мы вмѣстѣ полюбуемся какъ восходитъ солнце, просыпаются птицы и распускаются цвѣты...-- и, надѣюсь, вы не скажете больше, что никогда не увидите меня....
   -- Паула... моя дорогая, возлюбленная Паула, вы ангелъ!..
   -- Разумѣется, потому что я дѣлаю то, что вы хотите,-- отвѣчала молодая дѣвушка, улыбаясь.-- Подождите меня здѣсь минутъ пять.
   -- Куда вы идете?
   -- Отдать приказаніе горничной, чтобы она приготовила помѣщеніе для васъ.
   И мадмоазель Бальтусъ быстро ушла.
   Фабрицій, оставшись одинъ, не старался скрыть выраженія свирѣпой радости.
   Онъ былъ теперь увѣренъ въ побѣдѣ.
   Онъ всталъ съ дерновой скамьи и началъ ходить взадъ и впердъ, перечисляя всѣ шансы успѣха, которыми заручился теперь, въ случаѣ, если бы возникла борьба между нимъ и правосудіемъ.
   Нечего было считать уже Франца Риттнера, Рене Жанселина и Матильды....
   Жанна скоро должна была умереть,-- можетъ быть она даже умерла уже,-- а докторамъ и въ голову не пришло заподозрить отраву.
   Правда, если бы Эдмея осталась жива, что было сомнительно,-- то въ день ея свадьбы онъ далъ бы ей полтораста тысячъ франковъ, но онъ не обѣднѣлъ бы отъ такой щедрости, такъ какъ былъ единственный и неоспоримый наслѣдникъ двѣнадцати милліоновъ,-- а между тѣмъ эта щедрость сдѣлала бы ему величайшую честь.
   Паула Бальтусъ, сдѣлавшись сперва его любовницею, а потомъ женою, забыла бы завѣтную мечту о мести....
   Что же касается Клода Марто, то онъ былъ въ Гаврѣ; а когда возвратится, то будетъ уже не опасенъ.
   Фабрицій, раздумывая обо всѣмъ этомъ, смотрѣлъ съ гордостью сатаны на длинный, пройденный имъ путь, и на громадное, совершенное имъ дѣло.
   Теперь цѣль была уже близко, стоило только протянуть руку, чтобы схватить ее.
   Шумъ легкой походки пробудилъ его отъ думъ о будущемъ торжествѣ.
   Мадмоазель Бальтусъ возвратилась, сдѣлавъ распоряженія...
   Остальной вечеръ промелькнулъ быстро, какъ молнія.
   Пробила половина двѣнадцатаго, и молодой человѣкъ рѣшилъ, что пора приступить къ исполненію задуманнаго плана.
   -- Дорогая Паула, -- сказалъ онъ, -- не хотите ли вы пойти въ комнаты?
   -- Уже!-- пролепетала молодая дѣвушка.
   -- Да... вы легко одѣты... а становится холодно... поднимается вѣтеръ съ рѣки... сказалъ онъ, слегка обнявъ ее рукою за талію.-- Если останемся дольше въ саду, то можемъ схватить кашель...
   При прикосновеніи руки его мадмоазель Бальтусъ вздрогнула.
   -- Я хочу то, что хотите вы... проговорила она.-- Вѣдь вы почти уже мой повелитель?... Я должна привыкать повиноваться вамъ... Пойдемте въ комнаты....
   И они тихо пошли къ дому обнявшись.
   Паула прильнула головою къ груди Фабриція, такъ что слышала біеніе его сердца. Всѣмъ ея существомъ овладѣло какое-то странное, исполненное очарованія оцѣпенѣніе.
   Они вошли въ сѣни, гдѣ начиналась лѣстница, ведущая въ верхній этажъ.
   -- На столикѣ стоитъ свѣчка,-- сказала мадмоазель Бальтусъ.-- Я сейчасъ зажгу ее.
   Фабрицій остановилъ ее.
   -- Зачѣмъ? сказалъ онъ.
   -- Чтобы было свѣтло....
   -- И такъ довольно свѣтло... посмотрите... Сквозь стекла свѣтитъ луна... Я люблю этотъ серебристый мягкій свѣтъ, какъ будто нарочно созданный для влюбленныхъ, какъ мы съ вами... Довольно этой небесной лампы для того, чтобы мы нашли дорогу... Пойдемте, дорогая Паула.
   И они поднялись на лѣстницу.
   Фабрицій поддерживалъ, почти несъ Паулу.
   Они достигли площадки верхняго этажа.
   -- Сюда...-- проговорила мадмоазель Бальтусъ.-- Ваша комната направо... въ концѣ корридора.
   Онъ тихо увлекъ ее въ эту сторону.
   Дверь и окна были открыты для освѣженія комнаты послѣ знойнаго дня.
   На коврѣ въ небольшой гостиной и въ спальнѣ разстилался полосою лунный свѣтъ.
   Мадмоазель Бальтусъ остановилась на порогѣ.
   -- Вотъ и ваша комната, мой другъ... сказала она слегка дрожащимъ голосомъ...-- Я прощусь съ вами... лягте...усните... Желаю вамъ видѣть во снѣ Паулу, которая увидитъ васъ.... Спокойной ночи... До завтра...
   Фабрицій почувствовалъ, что молодая дѣвушка хочетъ освободиться изъ его рукъ, которыми онъ охватилъ ее, какъ будто поддерживая.
   Онъ крѣпче прижалъ ее къ себѣ. Голова ея упала къ нему на плечо. Онъ прикоснулся губами къ ея лбу и проговорилъ на ухо голосомъ слабымъ, какъ вздохъ:
   -- Паула.... дорогая Паула, я люблю васъ!.. Паула.... дорогая Паула, я васъ обожаю!
   Фабрицій почувствовалъ, что его лицо коснулось дыханія мадмоазель Бальтусъ.
   -- Я также люблю!... также обожаю васъ!.. пролепетала молодая дѣвушка.
   -- Такъ не оставляйте меня такъ скоро...-- Пойдемте со мною и поговоримъ... Мнѣ надо такъ много сказать вамъ.
   -- Войти въ вашу комнату... нѣтъ, мой другъ... нѣтъ.... я не должна....
   -- Отчего?... Чего вы боитесь?... Развѣ вы не имѣете больше довѣрія ко мнѣ?...
   -- Нѣтъ... я вамъ вѣрю!
   -- Неужели вы сомнѣваетесь во мнѣ?...
   -- Никогда!...
   -- Такъ войдите же...
   И шагъ за шагомъ онъ заставилъ ее перешагнуть черезъ порогъ.
   

XXIII.

   Первая комната была небольшая гостиная, вокругъ стѣнъ которой шелъ широкій диванъ въ восточномъ вкусѣ.
   Фабрицій усадилъ на этотъ диванъ мадмоазель Бальтусъ и сѣлъ рядомъ съ нею.
   Онъ по-прежнему держалъ ее, слегка обнявъ за талію. Лунный свѣтъ обливалъ ихъ обоихъ.
   Паула, какъ очарованная, смотрѣла молча на своего жениха.-- Она улыбалась какою-то блаженною улыбкою, причемъ были видны ея зубы, бѣлые, какъ жемчугъ, въ оправѣ изъ розоваго коралла.
   Въ глазахъ Фабриція, устремленныхъ на нее, сверкалъ какой-то мрачный огонь....
   Послѣ минутнаго молчанія онъ сказалъ:
   -- Какъ вы хороши, моя возлюбленная Паула!-- Если бы я уѣхалъ сегодня вечеромъ, сколько бы потерялъ блаженныхъ минутъ! Я не любовался бы этими влажными, черными глазами, блеску которыхъ должны завидовать брилліанты!... Я не чувствовалъ бы какъ бьется любовью ваше сердце рядомъ съ моимъ!... не вдыхалъ бы благоуханіе вашихъ волосъ, которое опьяняетъ меня...-- О! блаженная, благословенная ночь, еслибы ты продолжалась вѣчно!..
   -- Вѣдь вы любите меня, неправда-ли?-- проговорила молодая дѣвушка.
   -- Люблю ли я васъ?... Всею душою, всѣмъ сердцемъ., всѣми моими силами!.. Вы единственная цѣль и надежда моей жизни... или, скорѣе, вы моя жизнь...-- Могъ ли бы я жить безъ васъ?...
   -- И вы всегда будете меня такъ любить?
   -- Всегда!... Развѣ вы не знаете?... Развѣ вы не чувствуете этого?
   -- Я знаю это.... чувствую... Я вѣрю вамъ, мой Фабрицій.... Но я люблю, когда вы говорите мнѣ это.... Скажите еще разъ....
   -- Всегда!-- всегда, всегда, всегда!-- повторилъ Фабрицій.
   Паула закрыла глаза при звукахъ этого голоса, который обѣщалъ ей вѣчную любовь, т. е. безконечное счастіе....
   Фабрицій прильнулъ губами губами къ вѣкамъ молодой дѣвушки.
   Поцѣлуй этотъ продолжался не болѣе двадцатой доли секунды.
   Мадмоазель Бальтусъ вздрогнула всѣмъ тѣломъ, почти лишилась сознанія и, не отдавая себѣ отчета въ опасности, которой подвергалась, крѣпче прижалась къ своему жениху.
   -- Она моя!-- подумалъ злодѣй.
   Еще одна минуту -- и совершилась бы самое гнусное изъ преступленій.
   Но вдругъ, среди полной тишины, у рѣшетки виллы раздался звонокъ.
   Паула мгновенно пришла въ себя, какъ будто отъ дѣйствія электрической искры.
   Она открыла глаза и вырвалась изъ объятій Фабриція, который напрасно старался удержать ее.
   -- Да будетъ проклятъ тотъ, кто явился такъ не кстати! подумалъ онъ съ бѣшенствомъ.-- Когда теперь дождешься такого случая?
   Раздался другой звонокъ еще сильнѣе перваго.
   Мы знаемъ, что вилла отдѣлялась отъ Бичевой дороги только дворомъ.
   Паула бросилась къ окну и, выглянувъ, увидѣла за рѣшеткою женскую фигуру.
   -- Кто тамъ звонитъ? спросила она,
   -- Это я, сударыня.
   -- Кто вы?
   -- Магдалина, служанка мосье Жоржа.-- Я нарочно пріѣхала изъ Отейля съ спѣшнымъ письмомъ къ вамъ отъ моего господина.
   Фабрицій почувствовалъ, что органъ, замѣнявшій ему сердце, слегка защемило.
   Паула поблѣднѣла, какъ мертвецъ, и вскричала:
   -- Письмо отъ доктора! Спѣшное! Ужъ не случилось ли тамъ чего нибудь?
   -- Вы узнаете это изъ письма, сударыня, прикажите поскорѣе отворить.
   -- Я сейчасъ сама отворю.
   Мадмоазель Бальтусъ бысти пробѣжала изъ комнаты Фабриція въ свою, дернула сонетку, чтобы разбудить горничную, зажгла свѣчу, спустилась съ лѣстницы и, взявъ ключъ въ сѣняхъ, отворила рѣшетку.
   -- Должно быть Жанна умерла въ теченіи дня, подумалъ Фабрицій, оставшись одинъ,-- и прислали увѣдомить объ этомъ...-- Эта старая дура Магдалина пріѣхала слишкомъ рано.
   Паула возвратилась, держа въ рукахъ письмо Жоржа.
   Ее ожидала горничная, кое-какъ одѣвшаяся въ попыхахъ.
   -- Посмотрите, легъ мосье Леклеръ или нѣтъ, и если нѣтъ, то попросите его придти сюда:-- сказала ей мадмоазель Бальтусъ.
   Минуту спустя вошелъ Фабрицій.
   -- Что такое? спросилъ онъ. Я слышалъ, что звонили два раза.. Надѣюсь, не случилось ничего худаго?
   -- Письмо отъ г. Вернье,-- отвѣчала Паула.-- Я я ожидалась васъ, чтобы распечатать его, потому что оно должно интересовать насъ обоихъ.

"Дорогая мадмоазель Паула,

   "По волѣ Господней творятся чудеса...
   "Это мы видимъ изъ того, что Онъ ниспосылаетъ г-жѣ Деларивьеръ проблески разсудка...
   "Она приходитъ въ память... и говоритъ нѣкоторыя слова, которыя, какъ кажется, были забыты ею...
   "Можетъ быть нынѣшнею ночью или завтра она совершенно опомнится.
   "Пріѣзжайте какъ можно скорѣе, прошу васъ... Вы намъ нужны.--
   "Эдмея цѣлуетъ васъ, а я свидѣтельствую вамъ мое искреннее уваляніе.

"Жоржъ Вернье".

   Мы отказываемся описывать то, что испытывалъ Фабрицій, пока Паула читала это письмо.
   Не смотря на всю власть надъ собою, онъ дрожалъ съ головы до ногъ.-- Крупныя капли пота, выступившія на лбу, доказывали его отчаяніе.
   Мадмоазель Бальтусъ не смотрѣла на него и ничего не замѣтила.
   -- Проблески разсудка!.. вскричала она.-- Проблески памяти...
   -- Жанна начинаетъ припоминать!... Она все разскажетъ!... Докторъ Вернье правъ, Богъ сотворилъ чудо... Я ѣду сію же минуту!...
   -- Вы ѣдете?... повторилъ ошеломенный Фабрицій.
   -- Конечно! Вѣдь вы слышали, что я нужна тамъ?..
   -- Но сегодня не идетъ ужъ больше поѣзда въ Парижъ!
   -- Это не помѣшаетъ мнѣ.... я доѣду черезъ четыре часа до Отейля на своихъ лошадяхъ,-- отвѣчала Паула и прибавила, обратясь къ горничной:
   -- Разбудите сейчасъ же Жоржа и скажите, чтобы онъ, не теряя ни минуты, заложилъ Джека и Дика въ викторію.
   Фабрицій успѣлъ между тѣмъ опомниться.
   -- Я провожу васъ, сказалъ онъ, когда вышла горничная.
   -- Нѣтъ, мой другъ, это невозможно.
   -- Отчего?
   -- Докторъ Вернье, увидя, что мы возвратились вмѣстѣ, пойметъ, что я оставила васъ ночевать на виллѣ.
   -- Что же за бѣда?
   -- Нѣтъ, это очень важно...-- Я дорожу его уваженіемъ...-- а моя неосторожность покажется, ему очень странною.... Я начинаю понимать, что мы оба поступили очень неосторожно!!!
   При послѣднихъ словахъ Паула слегка покраснѣла.
   -- Но я поѣду не одна, прибавила она,-- а со старухою Магдалиною...-- Переночуйте здѣсь, а завтра, или скорѣе сегодня по утру, пріѣзжайте въ Отейль... Вы пріѣдете, не правда ли?
   -- Конечно пріѣду. Въ ожиданіи, пока я опять увижу васъ, минуты покажутся мнѣ часами.
   -- Благодарю Фабрицій.
   -- Экипажъ подавъ, сударыня, сказала горничная, входя въ комнату.
   Мадмоазель Бальтусъ надѣла черную шляпку, накинула на плечи кашмировый бурнусъ и, подставивъ лобъ для поцѣлуя, вышла, проговоривъ Фабрицію:
   -- До свиданья, другъ мой... я буду ожидать васъ.
   Садясь въ экипажъ, она взглянула на окно своей комнаты.
   Фабрицій стоялъ подлѣ него.
   Они поклонились и послали рукою поцѣлуй другъ другу.
   Экипажъ тронулся въ путь.
   Дорогою мадмоазель Бальтусъ начала разспрашивать Магдалину; но старуха, вѣрная своему слову, отвѣчала только то, что было въ письмѣ.
   Паула прекратила разспросы, и, пока лошади мчались во весь опоръ, думала:
   -- Къ Жаннѣ возвращается память!... она разскажетъ!... О, братъ мой!-- ты будешь отомщенъ!
   Въ пять часовъ утра лошади остановились въ улицѣ Рафе передъ рѣшеткою лечебницы.
   Паула вышла изъ экипажа и быстро пошла паркомъ. Старуха Магдалина не могла поспѣть за нею и тащилась сзади въ нѣкоторомъ разстояніи.
   Жоржъ и докторъ Шульцъ слышали, какъ остановился экипажъ и отворилась калитка.
   -- Вотъ мадмоазель Бальтусъ, -- сказали они, и поспѣшили на встрѣчу.
   Лицо Жоржа было мрачно и выражало утомленіе, взглядъ печаленъ.
   -- Дорогой докторъ,-- сказала Паула, подавая ему руку,-- вы видите, что я тотчасъ же явилась по вашему призыву!.. Я пустилась въ путь ночью...
   -- Я такъ и думалъ... и даже разсчитывалъ на васъ... Благодарю васъ.
   -- Но что съ вами, мосье Жоржъ? Выраженіе вашего лица противорѣчитъ счастливому извѣстію, которое вы мнѣ сообщили въ письмѣ...
   Жоржъ молчалъ.
   Паулою овладѣло мучительное безпокойство.
   -- Боже мой! неужели я слишкомъ рано поддалась надеждѣ? проговорила она.-- Что случилось?-- Неужели случилось какое нибудь несчастіе?
   

XXIV.

   -- Пойдемте,-- сказалъ Жоржъ черезъ секунду,-- намъ надо поговорить о серьезныхъ вещахъ...
   Онъ направился къ павильону, въ которомъ жили Эдмея я Жанна, и вошелъ въ залу нижняго этажа.
   Паула шла съ стѣсненнымъ сердцемъ.
   Молодая дѣвушка, исполненная надежды и радости. въ минуту пріѣзда, испытывала теперь какой-то неопредѣленный страхъ... Она предчувствовала какую-то ужасную катастрофу, но не могла ея угадать.
   -- Ради Бога, докторъ, -- воскликнула она, лишь только онъ затворилъ дверь залы,-- выведите меня изъ этой мучительной неизвѣстности...-- Скажите скорѣе, что случилось?
   Жоржъ понурилъ голову, какъ человѣкъ, испуганный тѣмъ, что ему предстоитъ сообщить.
   Мадмоазель Бальтусъ продолжала:
   -- Такъ ваше письмо обмануло меня, не правда ли? Вы хотѣли сами сообщить мнѣ о несчастій... Жанна умерла?...
   -- Нѣтъ, она жива,-- отвѣчалъ съ живостью Жоржъ.
   -- Вы говорите правду?
   -- Клянусь вамъ!
   Молодая дѣвушка вздохнула свободнѣе.
   -- Она жива и даже, полагаю, внѣ опасности, -- продолжалъ Жоржъ,-- но смерть была близко къ ней...-- Ее чуть-было не отправили на тотъ свѣтъ.
   -- Чуть-было не отправили на тотъ свѣтъ!! повторила молодая дѣвушка.
   -- Да...
   -- Объяснитесь, умоляю васъ! Я слышу, что вы говорите, но, увѣряю, не понимаю! Мнѣ кажется, что я схожу съ ума... Говорите же, докторъ, говорите скорѣе.
   -- Я скажу; но соберитесь съ силами, призовите на помощь все ваше мужество, потому что услышите страшную новость.
   -- Ахъ, докторъ, я сильна и мужественна. Моего дорогаго брата убили,-- и я осталась жива.... вы видите, что я все могу перенести.... а между тѣмъ любовь къ брату была моею жизнью. Въ какомъ другомъ чувствѣ, еще болѣе энергичномъ и сильномъ, можетъ поразить меня этотъ ударъ?...
   -- Въ вашей любви.
   Молодая дѣвушка пошатнулась.
   -- Въ моей любви!...-- повторила она.-- Но какимъ образомъ?-- И что общаго между моею любовью и тѣмъ, что г-жа Деларивьеръ чуть было не умерла?...
   -- Вы узнаете это.... Безъ посторонняго, почти ниспосланнаго Провидѣніемъ вмѣшательства въ судьбу Жанны -- ея не было бы уже въ живыхъ! Совершилось страшное преступленіе.... Несчастную женщину отравляли...
   Паула вскрикнула и вздрогнула всѣмъ тѣломъ.
   -- И какъ еще!... не разъ... а медленно съ отвратительною подлостью и адскою настойчивостью, посредствомъ небольшихъ пріемовъ, даваемыхъ ей время отъ времени.
   -- Время отъ времени...-- повторила мадмоазель Бальтусъ съ ужасомъ.-- Это невѣроятно!... Это чудовищно!...
   -- Вамъ еще покажется чудовищнѣе, когда узнаете имя отравителя...
   -- Я знаю этого злодѣя?
   -- Знаете.
   -- Къ сожалѣнію, это чудовище какой нибудь каторжникъ!!
   -- Къ несчастію, не всѣ злодѣи въ каторгѣ!... Тотъ, о комъ я говорю, богатъ и уважаемъ... Я пожимаю ему руку... и вы также... Жоржъ замолчалъ.
   -- И я также?... спросила Паула задыхаясь.-- Я!?
   -- Да, и вы. Вы его любите...
   Молодая дѣвушка хрипло вскрикнула, сорвала съ себя шляпу и порывистымъ движеніемъ распустила по плечамъ волосы, чтобы облегчить голову, на которую какъ будто обрушился страшный ударъ...
   -- Нѣтъ... проговорила она голосомъ, котораго невозможно было узнать.-- Нѣтъ, я худо поняла.... Я схожу съ ума... Мнѣ стыдно, страшно за мысль, которая пришла въ голову... Вѣдь вы не намекаете на Фабриція Леклеръ?
   -- Намекаю, и теперь повторяю его имя,-- отвѣчалъ молодой докторъ...-- Онъ отравитель Жанны...
   Паула вскочила и выпрямилась во весь ротъ.
   -- Ложь! вскричала она:-- безсмысленная, гнусная ложь!
   -- Къ сожалѣнію, говорю правду.
   -- Кто осмѣливается обвинять Фабриція?...
   -- Неопровержимые факты.
   -- Я имъ не вѣрю.
   -- Сегодня можете не вѣрить.... но завтра очевидность убѣдитъ васъ.
   -- Я отрицаю всякую очевидность! Да, отрицаю, хотя-бы она и доказывала его виновность! Я полагаю, что это какая нибудь фантасмагорія, обманъ чувствъ, но не преступленіе!-- Отчего же не подозрѣваютъ меня? Если Фабрицій возбуждаетъ подозрѣніе, то и я также... Ахъ! докторъ, все это безуміе, бредъ!... Фабрицій самый лучшій и самый честный изо всѣхъ людей!... Фабрицій принесъ жертву г. Деларивьеру, поѣхавъ съ нимъ въ Нью-Іоркъ.... Фабрицій великодушно хочетъ отдать Эдмеѣ половину состоянія, которое по закону принадлежитъ только ему!... И вдругъ Фабрицій подло отравитъ женщину, которая дорога для насъ?-- Но зачѣмъ же? Для какой цѣли? Отвѣчайте!... да отвѣчайте же!..
   -- Я жестоко страдаю, видя ваши страданія, проговорилъ Жоржъ, но поступаю съ вами съ безжалостнымъ мужествомъ, какъ операторъ, который прижигаетъ или прорѣзываетъ кровавую рану, не обращая вниманія на крикъ больнаго, лишь бы только спасти его...-- Я также хочу исцѣлить васъ и исцѣлю!-- Фабрицій Леклеръ, этотъ негодяй, въ котораго вы вѣрите какъ въ Бога, каждую ночь приходитъ въ лечебницу, съ помощью поддѣльныхъ ключей...
   -- Но какъ вы знаете это? прервала Паула. Развѣ вы видѣли?
   -- Нѣтъ; но есть доказательства...
   -- Я отрицаю эти доказательства... Въ чемъ же они состоятъ?
   -- Въ показаніи человѣка, который три почи сряду слѣдилъ за Фабриціемъ Леклеръ отъ его дома въ Нейльи до калитки съ бульвара Монморанси.
   -- Этотъ человѣкъ лжетъ!
   -- А брилліантъ, найденный на окружной дорожкѣ?...
   -- Онъ ничего не доказываетъ. Фабрицій потерялъ его, гуляя съ вами.
   -- А поддѣльные ключи?...
   -- Покажите ихъ мнѣ, если хотите, чтобы я допустила ихъ существованіе.
   -- Матильда Жанселинъ, про которую мосье Фабрицій говорилъ, что будто вовсе не знаетъ ее...
   -- Что же?-- спросила, надменно мадмоазель Бальтусъ.
   -- Она была его любовницею.
   -- Ужъ не хотите ли вы, чтобы онъ сознался въ этомъ при мнѣ?..-- Его собственное достоинство, любовь и уваженіе ко мнѣ предписывали ему эту ложь!-- Онъ хорошо сдѣлалъ, что солгалъ...
   Жоржъ закусилъ губы.
   Онъ понялъ, что ничто не въ состояніи разубѣдить мадмоазель Бальтусъ, ослѣпленную страстью.
   Ктому же онъ вовсе не хотѣлъ спорить съ нею.
   -- Я вижу, что положительно ничему не хотите вѣрить, проговорилъ онъ, поклонясь ей.
   -- Положительно, докторъ...
   -- И ваше недовѣріе непоколебимо?
   -- Да, докторъ, какъ вѣра въ Бога.
   -- Но я поколеблю его...
   -- Вы полагаете? сказала мадмоазель Бальтусъ съ проніею.
   -- Я увѣренъ.
   -- Но какъ? Какими краснорѣчивыми словами надѣетесь вы убѣдить меня?
   -- Не словами, а фактами.
   -- Фактами?...-- повторила Паула.-- Я твердо рѣшилась не вѣрить ни одному.-- Что бы ни говорили мнѣ, я все отрицаю.
   -- Вамъ ничего не будутъ говорить...
   -- Какъ же такъ?
   -- Вамъ покажутъ преступника на мѣстѣ преступленія,-- продолжалъ Жоржъ... Неужели вы не повѣрите вашимъ собственнымъ глазамъ?
   Паула въ нерѣшимости опустила глаза и съ минуту молчала.
   -- Теперь, я взываю къ вашей честности, сказалъ докторъ.
   Молодая дѣвушка утвердительно кивнула головою.
   -- Пріѣдетъ ли сегодня сюда утромъ мосье Фабрицій? спросилъ Жоржъ.
   -- Пріѣдетъ, отвѣчала Паула.
   -- Обѣщайте мнѣ, что будете слѣдить за собою, и ни однимъ словомъ, ни однимъ жестомъ не дадите ему замѣтить, что его подозрѣваютъ...
   -- Я слишкомъ увѣрена въ немъ для того, чтобы колебаться!-- воскликнула Паула.-- Все это докажетъ только его невинность... Обѣщаю вамъ, что исполню ваше желаніе.
   -- Благодарю... Будущею ночью вы увидите обѣщанныя доказательства...
   -- Мосье Жоржъ,-- отвѣчала грустно Паула, вспомните, что нѣсколько мѣсяцевъ тому въ Мелюнѣ арестовали, какъ убійцу моего брата, человѣка, котораго все обвиняло и который напрасно старался разорвать сѣть тяжелыхъ доказательствъ, опутавшихъ его. Этого человѣка приговорили къ смерти и казнили. Голова его упала на эшафотѣ, а между тѣмъ вы знаете, какъ и я же, что эти доказательства были ложны. Человѣкъ, приговоренный къ смерти и казненый, былъ невиненъ... Это сдѣлало правосудіе, а вы считаете себя сильнѣе его. Неужели думаете, что вы непогрѣшимѣе самаго правосудія, которое, однако-же, можетъ ошибаться?..
   -- Нѣтъ,-- возразилъ докторъ,-- клянусь вамъ отъ всей души, что я былъ бы радъ, если бы ошибся.-- Но, къ несчастно, невозможно сомнѣваться...
   

XXV.

   За послѣдними словами Жоржа Вернье наступило продолжительное молчаніе, затѣмъ мадмоазель Бальтусъ, желая, вѣроятно, перемѣнить тягостный для нея разговоръ, спросила:
   -- Каково однако сегодня здоровье нашей дорогой Жанны?
   -- Ей гораздо лучше...-- отвѣчалъ молодой докторъ.
   -- Могу ее видѣть?
   -- Тотчасъ какъ пріѣдетъ докторъ В***.
   -- А Эдмея?
   -- Она все въ одномъ положеніи.-- Къ несчастію, вчерашнія событія еще болѣе повредили ея здоровью...-- Угодно вамъ пойти къ ней вмѣстѣ со мною?
   -- Не теперь... но послѣ...-- Я совершенно разбита отъ усталости и пойду въ свою комнату... пришлите сказать, когда пріѣдетъ докторъ В***.
   -- Непремѣнно.
   Паула ушла.
   -- Мнѣ очень жаль, что я оскорбилъ мадмоазель Бальтусъ въ ея любви и вѣрѣ въ любимаго человѣка, сказалъ Жоржъ Вернье, когда она вышла...-- Боюсь, что нажилъ себѣ въ ней врага...
   -- Въ настоящее время можетъ быть... отвѣчалъ докторъ Шульцъ,-- но она вскорѣ убѣдится, что вы сказали истину.
   -- Конечно, отвѣчалъ Жоржъ, и очень можетъ быть, не проститъ мнѣ, что я первый высказалъ ей эту истину...-- Женское сердце такъ создано.
   Немного ранѣе девяти часовъ пріѣхалъ въ Отейльскую лечебницу профессоръ.
   -- Что у васъ тутъ новаго?...-- спросилъ онъ.-- Возвратилась ли мадмоазель Бальтусъ изъ Мелюна нынѣшнею ночью?
   -- Возвратилась, дорогой учитель....
   -- Что, вы сказали ей?
   -- Все.
   -- Вашъ разсказъ, конечно, произвелъ на нее страшное впечатлѣніе.-- Бѣдная молодая дѣвушка, вѣроятно, сражена?
   -- Напротивъ, она сильно раздражена!..
   -- Какъ такъ?
   -- Она отрицаетъ преступленіе и относится съ презрѣніемъ къ обвиненію...
   -- Не смотря на доказательства?
   -- Да, дорогой учитель, не смотря на доказательства, которымъ она положительно отказывается вѣрить.
   И докторъ Вернье передалъ профессору свой разговоръ съ Паулою.
   -- Мнѣ жаль ее отъ всей души, сказалъ профессоръ.-- Она глубоко любитъ и жестоко будетъ страдать, когда откроется истина и настанетъ разочарованіе.
   -- Мадмоазель Бальтусъ желаетъ присутствовать при нашемъ посѣщеніи Жанны...
   -- Пошлите сказать, что я здѣсь.
   Минуту спустя, Паула вошла вмѣстѣ съ докторами въ комнату г-жи Деларивьеръ.
   Умалишенная все еще спала крѣпкимъ сномъ.
   Выраженіе ея лица и правильное дыханіе доказывали совершенное спокойствіе.
   Докторъ В*** смотрѣлъ на нее пристально и долго, не покачивая на этотъ разъ головою.
   -- Тотчасъ, какъ она проснется, сказалъ онъ Шульцу: надо начать давать ей лекарство, которое я прописалъ.
   -- Вы довольны, учитель? спросилъ Жоржъ.
   -- Какъ нельзя больше, мой другъ,-- отвѣчалъ профессоръ.-- Здоровье г-жи Деларивьеръ такъ хорошо, какъ только возможно, и я считаю, что дѣйствіе отравы уже уничтожено.
   -- Такъ и вы также вѣрите въ отравленіе?! вскричала Паула.
   -- Какъ же не вѣрить? Это все равно, что отрицать свѣтъ и утверждать что темно, когда сіяетъ солнце!.. Преступленіе несомнѣнно...-- Ядъ давали нѣсколько разъ и малыми пріемами.
   Паула проговорила, нахмуривъ брови:
   -- Это странно однако же!... очень странно и очень невѣроятно!.. Нѣтъ преступленія безъ цѣли; но какая же цѣль этого отравленія?...
   Прежде чѣмъ докторъ В*** успѣлъ отвѣтить, постучали въ дверь комнаты.
   Жоржъ самъ отворилъ.
   Вошелъ слуга
   -- Господинъ директоръ,-- сказалъ онъ, г-нъ Фабрицій Леклеръ спрашиваетъ, можетъ ли придти сюда къ вамъ.
   При имени Фабриція всѣ присутствующіе вздрогнули. Во всѣхъ глазахъ выразилось безпокойство.
   Жоржъ однако не колебался.
   -- Скажите, что можно... отвѣчалъ онъ спокойно... затѣмъ, обратясь къ Паулѣ, когда ушелъ слуга, прибавилъ:
   -- Не забудьте того, что вы обѣщали мнѣ... въ чемъ поклялись..
   -- Будьте спокойны, докторъ, отвѣчала молодая дѣвушка, почти жесткимъ тономъ.-- Я никогда ничего не забываю...-- Ктому же, вы знаете, не боюсь доказательствъ....
   Дверь опять отворилась и вошелъ Фабрицій.
   Онъ всѣмъ поклонился и затѣмъ бѣглымъ взглядомъ постарался прочесть выраженіе на лицахъ всѣхъ присутствующихъ.
   Но, благодаря могучему усилію воли, всѣ были спокойны, почти веселы...
   Успокоенный молодой человѣкъ подошелъ къ Жоржу и подалъ руку.
   Послѣдній пожалъ ее.
   Фабрицій поцѣловалъ руку мадмоазель Бальтусъ и освѣдомился здоровьи Жанны.
   -- Ей лучше, гораздо лучше, мосье Леклеръ,-- отвѣчалъ Вернье. Благодаря чудесному случаю, у г-жи Деларивьеръ появились вчера проблески разсудка; они подаютъ намъ надежду, что страшный опытъ, которому я хотѣлъ-было подвергнуть больную, не будетъ уже необходимъ, и что одна природа приведетъ постепенно и безъ потрясеній къ желаемому результату.
   Фабрицій изобразилъ на своемъ лицѣ радостное выраженіе.-- Ахъ докторъ!-- вскричалъ онъ,-- какая счастливая новость и какъ я этому радъ! Неужели, въ самомъ дѣлѣ, въ нашей дорогой Жаннѣ скоро совершенно возвратится разсудокъ?
   -- Смѣю утверждать, что не пройдетъ и трехъ дней, какъ она придетъ въ себя.
   Фабрицій поднесъ къ глазамъ платокъ и сдѣлалъ видъ, будто утираетъ радостныя слезы.
   -- Ахъ! проговорилъ онъ,-- я отдалъ бы половину своей жизни, которую повергъ уже къ ногамъ мадмоазель Бальтусъ, чтобы ваша надежда осуществилась!...
   При этихъ словахъ Паула просіяла и бросила на Жоржа вызывающій взглядъ, который ясно означалъ:
   -- Видите, каковъ подозрѣваемый вами!-- Это самая прекрасная душа!-- Согласитесь, что ошиблись, и краснѣйте за ошибку.
   Удивительный апломбъ и невозмутимое самообладаніе Фабриція произвели даже на самаго Жоржа нѣкоторое впечатлѣніе, и увѣренность его въ преступленіи Фабриція нѣсколько поколебалась.
   -- Можетъ быть, этотъ Клодъ Марто ошибся или обманулъ насъ,-- подумалъ онъ.
   И онъ бросилъ быстрый взглядъ на доктора В***.
   Ему показалось, что и тотъ также усомнился въ преступности Фабриція.
   Послѣдній, не замѣчая никакахъ признаковъ недовѣрія или отвращенія къ нему, не могъ заподозрить, что на него пало ужасное обвиненіе.
   Его естественное, безъ всякой натяжки обращеніе еще болѣе сбивало съ толку трехъ докторовъ.
   Онъ подошелъ къ Жаннѣ и долго смотрѣлъ на нее.
   -- Мнѣ кажется, она очень перемѣнилась за послѣдніе два дня,-- проговорилъ онъ наконецъ;-- но можетъ быть я ошибаюсь.
   -- Нѣтъ, вы не ошибаетесь,-- сказалъ Жоржъ Вернье,-- она дѣйствительно перемѣнилась.-- Г-жа Деларивьеръ вынесла сильныя страданья.-- То, что возвратило ей разсудокъ, могло убить ее...
   -- А опасность прошла теперь?
   -- Да, и полагаю, что не возвратится больше.
   -- Да услышитъ васъ Богъ! Жанна спитъ въ настоящее время?
   -- Спитъ, и сонъ ея, необходимый, по нашему мнѣнію, будетъ продолжителенъ, благодаря наркотическимъ средствамъ, которыя мы даемъ ей въ питьѣ.
   Фабрицій наклонился къ умалишенной и поцѣловалъ въ лобъ.
   -- Дай Богъ, милая Жанна,-- проговорилъ онъ, чтобы вмѣстѣ съ тѣломъ исцѣлилась и душа ваша.
   Только клятва, данная Жоржу Паулою, не допустила ее воскликнуть:
   -- Слышите, что онъ говоритъ?-- А еще его обвиняютъ, будто вливалъ ядъ Жаннѣ. Это гнусно, безумно! Но она дала слово Жоржу -- и промолчала, хотя заранѣе уже наслаждалась собственнымъ торжествомъ и смущеніемъ своихъ противниковъ.
   Профессоръ думалъ:
   -- Или этотъ молодой человѣкъ не виноватъ, или онъ выродокъ даже между чудовищами.
   -- Вы позавтракаете съ нами, мосье Фабрицій?-- спросила Паула.
   -- Нѣтъ, благодарю васъ.
   -- Отчего же нѣтъ?
   -- Мнѣ надо ѣхать въ Парижъ, по лично до меня касающимся, довольно важнымъ дѣламъ; но послѣ полудня я пріѣду повидаться съ кузиною Эдмеею и убѣдиться, что Жаннѣ не стало хуже...
   -- Мы будемъ очень рады вамъ, мосье Фабрицій...-- сказалъ Жоржъ.
   Племянникъ банкира поцѣловалъ руку Паулы, поклонился тремъ мужчинамъ и вышелъ изъ комнаты.
   Лишь только затворилась дверь за нимъ, мадмоазель Бальтусъ спросила съ раздраженіемъ:
   -- Ну что? Вы все еще сомнѣваетесь въ немъ?
   -- Подождемъ,-- отвѣчалъ Жоржъ,-- пусть пройдетъ предстоящая ночь.
   -- Пожалуй подождемъ,-- сказала презрительно Паула, и вышла.
   

XXVI.

   -- Дорогой и великій учитель, -- вскричалъ Жоржъ, тотчасъ по уходѣ мадмоазель Бальтусъ,-- я также задаю себѣ вопросъ: виновенъ ли Фабрицій Леклеръ и должны ли мы не довѣрять ему?...
   -- Видѣли ли вы нынѣшнею ночью матроса?-- спросилъ старый ученый.
   -- Нѣтъ, докторъ, а я ждалъ его... Онъ долженъ былъ принести намъ доказательства другихъ преступленій... Я почти подозрѣваю его, потому что онъ не явился.
   -- Не торопитесь осуждать, другъ мой, подождемъ..-- какъ высказали сейчасъ сами г-жѣ Бальтусъ.
   Фабрицій, выйдя изъ лечебницы, куда отправился прямо со станціи Ліонской желѣзной дороги, велѣлъ везти себя на виллу Нейльи.
   Все здѣсь было совершенно спокойно, какъ онъ и ожидалъ. Ему показалось только страннымъ, что не было извѣстій отъ Лорана, которому онъ велѣлъ телеграфировать по пріѣздѣ въ Гавръ.
   Впрочемъ, это его не слишкомъ безпокоило, такъ какъ каждую минуту могли принести письмо и телеграмму.
   Онъ велѣлъ подать завтракъ, до котораго почти не прикоснулся, вошелъ въ свою комнату и, бросясь на кресло, сталъ раздумывать.
   -- То, что происходитъ въ Отейльской лечебницѣ,-- размышлялъ онъ,-- кажется мнѣ очень страннымъ, непонятнымъ, почти подозрительнымъ.-- Я влилъ Жаннѣ столько яду, сколько было надо для того, чтобы она умерла.-- Послѣдній пріемъ долженъ былъ доканать ее...-- Какимъ же образомъ осталась она жива?-- Что за чудо случилось? Я хочу знать это, и на столько знакомъ съ токсикологіею, что могу понять спеціальное сочиненіе по этой части. Онъ всталъ, отворилъ шкафъ съ книгами и началъ перелистывать нѣчто въ родѣ трактата о ядахъ, подписаннаго многими именами научныхъ авторитетовъ. Трактатъ этотъ Леклеръ нѣкогда купилъ безъ всякой цѣли, ради одного любопытства.
   Онъ скородобрался до главы, его интересующей и озаглавленной такъ:

"Du Datura Stramonium".

   Онъ прочелъ ее, взвѣшивая каждое слово. Чтеніе это доказало ему, что онъ поступалъ какъ надо было для того, чтобы отравить.
   Вдругъ онъ сжалъ губы, нахмурилъ лобъ и на вискахъ его выступили капли пота.
   Онъ наткнулся на параграфъ, относящійся до употребленія Datura Stramonium при леченіи умопомѣшательства. Авторъ утверждалъ въ ясныхъ и опредѣленныхъ выраженіяхъ, что Datura Stramonium, даваемая небольшими пріемами, сильно дѣйствуетъ на умопомѣшательство, и приводилъ въ подтвержденіе многіе опыты, произведенные въ лечебницахъ умалишенныхъ, гдѣ употребленіе Stramonium возвращало разсудокъ.
   -- Горе мнѣ! вскричалъ Фабрицій, помертвѣвъ отъ ужаса.-- Я давалъ небольшіе пріемы и, вмѣсто того, чтобъ убить тѣло, только оживилъ умъ... Я самъ же приготовилъ оружіе, которое должно поразить меня. Что я -- сумасшедшій или дуракъ?...
   И молодой человѣкъ продолжалъ читать эту ужасную страницу; но чѣмъ больше читалъ, тѣмъ болѣе убѣждался, что счастливая перемѣна, происшедшая въ больной,-- была результатомъ количества приподносимаго яда.
   -- Но вѣдь этотъ ядъ умерщвляетъ! подумалъ онъ наконецъ съ бѣшенствомъ.-- Я увѣренъ въ этомъ! Стоитъ только увеличить пріемъ!
   Глаза его снова устремились на строчки, которыхъ онъ не могъ начитаться вдоволь.
   -- Да... да... я такъ и думалъ, продолжалъ онъ, указывая пальцемъ на фразу, которую прочелъ вслухъ. Мы выписываемъ ее слово въ слово:
   "Если больному, даже послѣ послѣдовательнаго леченія, датъ пріемъ датуры, увеличенной только на треть, то это причинитъ смерть.-- Пустъ остерегаются доктора увеличивать пріемы, какъ то дѣлаютъ многіе ихъ собраты при леченіи, которое предписываютъ больнымъ".
   Затѣмъ Фабрицій всталъ и, шагая по комнатѣ изъ одного конца въ другой, продолжалъ:
   -- На треть больше!-- Достаточно только увеличить на одну треть. Что-же, я увеличу вдвое!-- Завтра неосторожность моя будетъ исправлена, потому что сегодня же пойду въ Отейльсвую лечебницу.
   Послѣ этого краткаго монолога, Фабрицій закрылъ книгу, поставилъ на мѣсто и пробовалъ немного заснуть. Мы не удивимъ читателя, если скажемъ, что въ предъидущую ночь онъ не смыкалъ глазъ.
   Около четырехъ часовъ вечера онъ велѣлъ заложить пони въ кэбъ, и отправился узнать о здоровья Жанны и ея дочери.
   Въ лечебницѣ день тянулся безъ конца.... Часы казались вѣками.
   Ждали обвинителя Клода Марто.
   Время тянулось, но Клодъ Марто не появлялся, такъ что начали, наконецъ, думать, что онъ оклеветалъ Фабриція...
   Послѣдній замѣтилъ, что всѣ лица были мрачны и встревожены; но онъ приписалъ это тому, что всѣ ожидали съ безпокойствомъ результатовъ выздоровленія Жанны.
   Жоржъ упросилъ его остаться обѣдать; но обѣдъ былъ печаленъ, не смотря на старанія Фабриція и Паулы оживить его.
   Между другими лицами, сидѣвшими за столомъ, господствовало невольное, но очень понятное принужденіе.
   При такихъ условіяхъ обѣдъ не могъ быть продолжительнымъ.
   Около десяти часовъ, Фабрицій простился, сѣлъ въ экипажъ, который ждалъ его, и уѣхалъ въ Нейльи.
   -- Что же вы теперь станете дѣлать, господа?-- спросила Паула тономъ, въ которомъ слышалась горькая иронія. Вы видите, что вашъ обвинитель не явился, и не имѣете больше права сомнѣваться.
   -- Къ сожалѣнію,-- отвѣчалъ профессоръ,-- я долженъ сознаться, что если наше сомнѣніе уменьшилось, то все-таки не уничтожилось.. Даже въ интересахъ самаго обвиняемаго, мы должны до конца прослѣдить это дѣло.
   Если онъ невиненъ, -- тѣмъ блистательнѣе будетъ доказана его невинность.... Поставьте всѣхъ на караулъ, милый Жоржъ.
   -- Безполезно говорить объ этомъ прислугѣ... возразилъ Жоржъ.-- Насъ троихъ болѣе чѣмъ достаточно, чтобы задержать отравителя, если онъ явится...-- Въ половинѣ двѣнадцатаго, мосье Шульцъ, велите погасить всѣ лампы и свѣчи въ домѣ, а сами сядьте караулить въ пріемной залѣ павильона, гдѣ живутъ г-жа Деларивьеръ и ея дочь...-- Изъ предосторожности запаситесь оружіемъ.-- Профессоръ и я станемъ за оконными занавѣсями въ моемъ кабинетѣ... Ночь свѣтла, и мы увидимъ, если отворятъ калитку съ окружной дорожки.
   Паула не сказала ни слова, но улыбнулась съ выраженіемъ глубокаго презрѣнія.
   -- Вы находите насъ безсмысленными,-- сказалъ Жоржъ, обращаясь къ ней. Вы смѣетесь надъ нашими опасеніями и предосторожностями, которыя принимаемъ... Можетъ быть все это показалась бы вамъ не такъ смѣшно, еслибы вы видѣли Жанну умиравшею на нашихъ рукахъ.
   -- Отравитель существуетъ,-- прибавилъ докторъ В***. Я не знаю кто онъ; но кто бы онъ ни былъ, мы не должны допустить его ускользнуть изъ нашихъ рукъ. Съ Божьею помощью онъ и не ускользнетъ!...
   При этихъ словахъ Паула вздрогнула, хотя готова была поручиться за Фабриція своею честью, и въ то-же время почувствовала что по тѣлу ея забѣгали мурашки.
   Пробило половина двѣнадцатаго.
   Докторъ Шульцъ, исполняя приказаніе Жоржа Вернье, удостовѣрился, что вездѣ погашены огни и, взявъ револьверъ, сѣлъ въ пріемной залѣ.
   -- Дорогой учитель, сказалъ тогда Жоржъ Вернье профессору,-- пора и намъ отправиться къ нашему посту.
   -- Я пойду съ вами, господа,-- сказала Паула.
   Всѣ трое вошли въ кабинетъ Жоржа Вернье и стали за оконные занавѣсы.
   -- Мосье Жоржъ,-- сказала Паула,-- въ которомъ часу отравитель, если вѣрить обвинителю, является въ лечебницу?
   -- Отъ полуночи до часу утра.
   -- Теперь еще только безъ четверти двѣнадцать.-- Намъ придется долго дожидаться.
   -- Подражайте намъ, -- отвѣчалъ Жоржъ, -- вооружитесь терпѣніемъ.
   Паула сѣла въ амбразуру окна и устремила пристальный взглядъ на калитку, чрезъ которую долженъ былъ войти отравитель.
   Вокругъ было такъ тихо, что въ кабинетѣ было слышно дыханіе присутствующихъ.
   Время шло.
   Часы въ лечебницѣ пробили двѣнадцать, затѣмъ четверть и наконецъ половину.
   Всѣ три дѣйствующія лица этой сцены испытывали тяжелое, хотя разнородное ощущеніе.
   Прошло еще двадцать пять минутъ.
   Это ожиданіе, длившееся часъ съ четвертью, показалось продолжительно, какъ годъ.
   Паула чувствовала, что терпѣніе ея истощается.
   -- Что, господа? вскричала она съ ѣдкою проніею. Не думаете:іи вы, какъ и я же, что обвинитель предупредилъ отравителя, и что послѣдній принялъ свои мѣры такъ, что вамъ не придется поймать его нынѣшнею ночью на мѣстѣ преступленія?
   -- Вы ошибаетесь,-- отвѣчалъ Жоржъ,-- мы его поймаемъ нынѣшнею ночью!... Слышите?...
   Въ кабинетѣ доктора и смежной съ нимъ комнатѣ раздался оглушительный звонъ нѣсколькихъ колокольчиковъ различныхъ тоновъ; похожій на настоящій трезвонъ.
   Жоржъ продолжалъ:
   -- Отравитель отворилъ дверь съ бульвара Монморанси. Онъ теперь на окружной дорожкѣ... онъ идетъ уже близко...-- Богъ отступился отъ него... демонъ ведетъ, а мы -- т. е. правосудіе и месть -- увидимъ его совершающимъ преступленіе...-- Обвинитель не солгалъ.
   

XXVII.

   Паула ничего не могла отвѣтить на послѣднія слова Жоржа.
   Она поблѣднѣла, какъ мертвецъ, зашаталась и, чтобы не упасть, схватилась обѣпми руками за занавѣсы, прислушиваясь къ звону колокольчиковъ и устремивъ пристальный взглядъ на калитку окружной дорожки.
   -- Идите за мною, -- сказалъ молодой докторъ, наше мѣсто теперь къ комнатѣ Жанны, куда мы должны придти раньше отравителя, кто бы онъ ни былъ.
   Они пошли въ павильонъ, гдѣ жили мать и дочь.
   Проходя открытымъ пространствомъ, они услышали въ отдѣленіи безпокойныхъ умалишенныхъ странные сиплые крики и проклятія.
   Удивленный профессоръ пошелъ тише.
   -- Что это такое?-- спросилъ онъ у Жоржа.
   -- Это кричитъ одна изъ моихъ пансіонерокъ, съ которою сдѣлался припадокъ...-- отвѣчалъ Жоржъ. Не останавливайтесь, дорогой учитель, прошу васъ... а не то мы не успѣемъ придти во-время.
   Крики безумной усилились.-- Не смотря на то, что окна были закрыты, можно было разслышать слѣдующія отрывочныя фразы:
   -- Двадцать тысячъ франковъ.... двадцать тысячъ франковъ.... Фредерика Бальтусъ убили.... убили изъ-за двадцати тысячъ франковъ....
   Затѣмъ снова все погрузилось въ тишину.
   -- Это Матильда Жанселинъ...-- проговорилъ Жоржъ,-- несчастная скоро умретъ.
   Услышавъ имя своего брата, произнесенное ночью и при такой страшной обстановкѣ, мадмоазель Бальтусъ вздрогнула всѣмъ тѣломъ и, не смотря на всю энергію, едва было не лишилась чувствъ.
   -- Обопритесь на мою руку,-- сказалъ ей докторъ В***.
   Паула, въ знакъ благодарности, кивнула головою и взяла его подъ руку.
   Спустя минуту они вошли въ павильонъ.
   Шульцъ вышелъ изъ пріемной залы съ револьверомъ въ рукѣ.
   -- Онъ идетъ.... шепнулъ ему Жоржъ,-- пойдемте съ нами.
   Молодая дѣвушка и ея спутники поднялись по лѣстницѣ и вошли въ комнату Жанны.
   Въ эту самую минуту отворилась калитка, которая вела съ окружной дорожки въ садъ.
   Въ прозрачныхъ сумеркахъ обрисовалась тѣнь
   Вошедшій простоялъ изъ предосторожности секунды двѣ или три на одномъ мѣстѣ, затѣмъ рѣшительнымъ шагомъ направился къ павильону и вскорѣ дошелъ до него.
   Тогда во второй разъ отворилась калитка.
   Опять появилась тѣнь и направилась вслѣдъ за первою.
   Фабрицій Леклеръ, свыкшійся уже съ опасностью, которой подвергался въ теченіи многихъ ночей, по обыкновенію снялъ на крыльцѣ полусапожки, вошелъ въ сѣни, поднялся по лѣстницѣ и, остановясь на площадкѣ, сталъ осматриваться и прислушиваться.
   Изъ подъ двери комнаты Эдмеи не видно было свѣта и нигдѣ не слышно было ни малѣйшаго шума.
   Фабрицій вошелъ въ комнату и опять остановился.
   Жанна спала, и ровное дыханіе доказывало, что сонъ ея былъ крѣпокъ и спокоенъ.
   Около оконъ распространялся слабый полусвѣтъ, но углы комнаты утопали во мракѣ.
   Блѣдный, но очень замѣтный отблескъ обнаруживалъ присутствіе графина на столѣ подлѣ кровати.
   Отравитель вынулъ изъ кармана стклянку, взялъ графинъ и подошелъ къ окну, чтобы влить въ питье ядъ.
   Вдругъ онъ почувствовалъ самое ужасное ощущеніе, какое только можетъ испытывать человѣкъ, не падая замертво.
   На его плечо налегла рука, и онъ услышалъ голосъ Жоржа:
   -- Докончите нынѣшнею ночью, мосье Фабрицій...-- Лейте все и черезъ часъ Жанна будетъ мертвая...-- Въ то же время въ глубинѣ комнаты отворилась дверь.
   Вошли профессоръ и докторъ Шульцъ, съ зажженною свѣчею и револьверомъ, а за ними Паула безмолвная и оцѣпенѣлая отъ отчаянія и ужаса.
   Фабрицій яростно вскрикнулъ. Этотъ крикъ походилъ на ревъ дикаго звѣря, попавшаго въ ловушку.
   Онъ выронилъ графинъ и стклянку, которые разбились. Затѣмъ отпрыгнулъ въ уголъ комнаты и, съ угрожающимъ видомъ, началъ шарить въ карманахъ, ища какого нибудь оружія.
   Онъ былъ отвратителенъ въ эту минуту.
   -- Берегитесь, -- сказалъ ему докторъ Шульцъ, -- если вы только покажете намъ дуло револьвера, то мы, по законному праву личной защиты, застрѣлимъ васъ въ этомъ углу, какъ бѣшеную собаку.
   Негодяй заскрежеталъ зубами, но затѣмъ, видя, что погибъ безвозвратно, принялъ смиренную позу, опустилъ голову и затрясся.
   -- Взгляните на него.... сказалъ Жоржъ Паулѣ, указывая пальцемъ на Фабриція...-- И вы еще обвиняли насъ въ клеветѣ на него.... Вамъ нужны были доказательства, что онъ самый подлый изъ убійцъ...-- Я обѣщалъ ихъ... Достаточно вамъ?
   Паула ломала руки.
   -- Онъ убійца.-- проговорила она.-- Отравитель! онъ, котораго я любила! О, Боже мой! Боже мой! Боже мой!
   Она судорожно рыдала и била себя въ грудь.
   Фабрицій доказалъ въ эту минуту всю мѣру свей подлости.
   Онъ упалъ на колѣна и, протянувъ руки, сказалъ умоляющимъ голосомъ:
   -- Да, я убійца... я подлецъ.... но я не понималъ что дѣлалъ.... я былъ сумасшедшій!... И, такъ какъ Жанна жива, пощадите меня...
   -- Онъ осмѣливается просить, пощады!-- проговорилъ Жоржъ съ невыразимымъ презрѣніемъ.-- Онъ молитъ о состраданіи.-- А щадили-ли вы вашу жертву? Пожалѣли-ли вы Жанну?
   -- Правда, я не заслуживаю ни пощады, ни состраданія... возразилъ Фабрицій.-- Но я раскаяваюсь...-- Будьте милостивы.... простите меня....
   -- Мы не имѣемъ права, мы не судьи ваши... отвѣчали они.
   Паула Бальтусъ стала въ свою очередь просить за него.
   -- Мосье Жоржъ,-- проговорила она,-- я чувствую къ этому несчастному такое же отвращеніе, какую чувствовала прежде любовь... но все-таки прошу васъ за него. Ему не удалось совершить преступленія!... Съ помощію Божіею и вашею Жанна спасена...-- Дайте ему время раскаяться... Пусть онъ уѣдетъ изъ Франціи, изъ Европы.... пусть онъ влачитъ гдѣ нибудь далеко позоръ и угрызенія совѣсти... Онъ подлежитъ правосудію Божію... Не предавайте же его человѣческому правосудію!...
   -- Вы не станете просить за него, мадмоазель Бальтусъ, вскричалъ вдругъ суровый голосъ.
   Эксъ-матросъ, вбѣжавъ въ комнату, остановился передъ Фабриціемъ.
   -- Клодъ Марто!!-- здѣсь!! вскричалъ послѣдній, вставъ на ноги.
   -- Да, чортъ возьми! Клодъ Марто, самъ своею особою! отвѣчалъ нашъ пріятель.-- Ага! хозяинъ, васъ удивляетъ, что я здѣсь, межъ тѣмъ какъ вы отправили меня въ Гавръ, чтобы избавиться отъ меня. Но я возвратился во-время, чтобы скрутить васъ. Вбейте себѣ хорошенько въ башку, что если васъ поймали теперь, такъ вы обязаны этимъ одному мнѣ. Тысяча милліоновъ чертей! я уже давно подкарауливалъ васъ, слѣдилъ за вами, какъ тѣнь, не спалъ по ночамъ....
   Фабрицій не сказалъ ни слова, но бросилъ на эксъ-матроса взглядъ, исполненный невыразимой ненависти.
   Клодъ Марто подмѣтилъ этотъ взглядъ.
   -- Чортъ побери! сказалъ онъ захохотавъ, я не далъ бы двухъ су за свою кожу, если бы мы встрѣтились теперь съ вами гдѣ нибудь въ лѣсу и если бы у васъ былъ въ рукахъ револьверъ. Но, къ счастію для меня, сила теперь не на вашей сторонѣ... Это не понутру вамъ... да ничего не подѣлаешь! И эксъ-матросъ, обратясь къ Паулѣ, прибавилъ:
   -- Вы просили пощадить этого человѣка, но вы знаете только объ одномъ его преступленіи... Подождите же просить за него...-- Вы сейчасъ узнаете какого злодѣя просите пощадить...-- Его ждетъ не каторга, а эшафотъ...
   -- Эшафотъ!!... вскричала Паула, обезумѣвъ отъ ужаса.
   -- Да, эшафотъ! отвѣчалъ матросъ.
   Бѣшенство Фабриція было такъ сильно, что на губахъ у него показалась кровавая пѣна.
   -- Ложь!... взревѣлъ онъ. Ложь!...
   -- Выслушайте внимательно,-- сказалъ Клодъ Паулѣ,-- и вы увидите, на чьей сторонѣ истина и на чьей -- ложь. Этотъ поддѣлыватель фальшивыхъ бумагъ, этотъ убійца совершилъ уже не одно преступленіе... Ему не удалось погубить г-жу Деларивьеръ, но руки его были уже окровавлены...
   -- Клевета... ложь!... вскричалъ опять Фабрицій.
   Эксъ-матросъ сразу обрѣзалъ его.
   -- Молчи! сказалъ онъ, или я заткну тебѣ ротъ! Нѣтъ, это не первое твое преступленіе, висѣльникъ!... Черезъ тебя казнили невиннаго... Тебѣ было весело, когда гильотина отрубала голову несчастному, поплатившемуся за тебя.-- Тебѣ казалось смѣшно, что правосудіе ошиблось и вмѣсто твоей головы отрубили другую!-- Вы видите, мосье Фабрицій Леклеръ, мнѣ хорошо извѣстны всѣ ваши подвиги.
   Клодъ замолчалъ на секунду, потомъ продолжалъ:
   -- Мадмоазель Паула, вы ищете настоящаго убійцу вашего брата?...
   -- Да, да!... вскричала Паула.
   -- Такъ взгляните на этого человѣка... продолжалъ Клодъ Марто,-- взгляните прямо ему въ лицо... Онъ настоящій и единственный убійца!... Будете ли просить теперь о его пощадѣ?...
   

XXVIII.

   Паула Бальтусъ встала блѣдная, какъ мертвецъ, и задыхающаяся:
   -- Онъ убійца моего брата!!!! проговорила она, протянувъ дрожащія руки въ ту сторону, гдѣ стоялъ Фабрицій,-- онъ!!! онъ!!!
   -- Это неправда!... Это нелѣпо! я протестую противъ этого!... возразилъ мошенникъ подавленнымъ голосомъ.
   -- Протестуйте, негодяй, сколько хотите! продолжалъ эксъ-матросъ. Это все равно, какъ еслибы вы пѣли пѣсню: "У меня хорошій табакъ" на голосъ "Чувствительная женщина!" У меня есть улики.
   -- Какія? спросилъ съ живостью Жоржъ, -- говорите скорѣе, мой другъ.
   Эксъ-матросъ опустилъ руку въ обширный карманъ своей куртки и вынулъ оттуда различныя вещи, которыя и положилъ на столикъ.
   -- Какія? повторилъ онъ.-- А вотъ, во-первыхъ, эта записка, адресованная г. Фабрицію Леклеръ его сообщникомъ Рене Жанселинъ, которую я нашелъ Нейльи у Матилды, любовницы моего почтеннаго хозяина... Она не длинна, но ясна, какъ мнѣ кажется.
   И Клодъ прочелъ вслухъ три строчки, извѣстныя нашимъ читателямъ.
   -- Во вторыхъ,-- продолжалъ онъ,-- этотъ серебряный гербъ, найденный мною, на другое утро послѣ убійства, въ моей лодкѣ, на которой убійца переѣхалъ черезъ Сену. На немъ вырѣзаны буквы Ф. Л., и я готовъ прозакладывать голову, что онъ придется какъ разъ въ вырѣзку на ложѣ револьвера, представленнаго въ судѣ, какъ улика.
   -- Вотъ этотъ револьверъ, -- прервалъ Жоржъ. Постойте... мы попробуемъ.
   Онъ взялъ гербъ, и удостовѣрился, что онъ приходится какъ разъ по углубленію въ прикладѣ револьвера, изъ котораго выпалъ.
   -- Пусть мошенникъ отречется, что это не его револьверъ,-- продолжалъ Клодъ;-- вотъ другой, точно такой же, который онъ бросилъ въ Сену на моихъ глазахъ въ одну лунную ночь; я выловилъ его неводомъ...
   Фабрицій скрежеталъ зубами.
   -- Это не все еще,-- продолжалъ матросъ.-- Теперь надо перейти къ другимъ его упражненіямъ.
   Онъ развернулъ бумагу, три четверти которой были сожжены.
   -- Это доказательство другаго преступленія...
   -- Другаго преступленія! вскричалъ Жоржъ,-- съ ужасомъ, между тѣмъ какъ Паула закрыла лицо руками.
   -- Можетъ быть двухъ другихъ, господинъ Вернье, но я утверждаю только одно...-- Эта бумага доказываетъ, что г. Деларивьеръ написалъ завѣщаніе въ пользу своей жены и дочери, а этотъ несчастный хотѣлъ уничтожить это завѣщаніе, чтобы обобрать бѣдныхъ женщинъ, вѣроятно, убивъ прежде дядю.
   Раздался крикъ ужаса.
   -- Послѣдняго обстоятельства я не могу утверждать,-- продолжалъ Клодъ,-- но нахожу его очень вѣроятнымъ.-- Во всякомъ случаѣ, если онъ даже и не убилъ г. Деларивьера,-- то все-таки дважды заслуживаетъ эшафота, который я обѣщаю ему!...
   -- Вы слушаете этого человѣка!-- завопилъ Фабрицій въ припадкѣ ярости.-- Онъ обвиняетъ меня, и вы вѣрите ему! Но знаете ли вы кто этотъ Клодъ Марто?... Онъ преступникъ, подвергшійся наказанію!... Онъ воръ, осужденный военнымъ совѣтомъ на пятилѣтнее тюремное заключеніе...
   -- Что же?-- я сдѣлалъ проступокъ,-- отвѣчалъ Бордепла, -- а вы вообразили, что я такой же негодяй, какъ вы, и что вы легко подкупите мою совѣсть, потому только, что, будучи матросомъ, я укралъ хлѣбъ.... Вы ошиблись, господинъ Фабрицій Леклеръ!-- Я смолчалъ въ Мелюнѣ потому, что боялся судей... Маѣ было страшно, что меня призовутъ въ судъ, какъ свидѣтеля, а я, въ моемъ положеніи, не имѣлъ въ то время права присягать...-- Притомъ же, я только подозрѣвалъ, но у меня не было явныхъ уликъ... Когда же мнѣ попались въ руки улики, я понялъ, что былъ обязанъ слѣдить за вами, и стать между вами и вашими жертвами; предупредить тѣхъ, кому вы хотѣли нанести ударъ въ самыхъ дорогихъ для нихъ лицахъ, и предать васъ правосудію, которое пошлетъ васъ на эшафотъ и возстановитъ честь того, кого вы допустили казнить вмѣсто себя...-- Я понялъ это, мосье Леклеръ, и, ничего не разсчитывая и ничего не страшась, чортъ возьми! исполнилъ свой долгъ!
   Фабрицій, чувствуя, что побѣжденъ, и видя, что не внушаетъ состраданія, хотѣлъ вступить въ борьбу съ окружавшими его и спастись бѣгствомъ.
   Но Клодъ схватилъ его правою рукою за галстухъ и принудилъ стоять неподвижно, причемъ сказалъ насмѣшливымъ тономъ:
   -- Безполезно хитрить. Вы не увернетесь отъ насъ. Ничего, что въ моемъ распоряженіи только одна рука, а другая ранена выстрѣломъ изъ револьвера,-- достаточно и одной, чтобы справиться съ вами.
   Жоржъ только теперь увидѣлъ, что рука Клода была на перевязи, такъ какъ прежде въ тревогѣ не замѣтилъ этого.
   -- Вы ранены?-- вскричалъ онъ.
   -- Раненъ, господинъ Вернье.
   -- Кто же васъ ранилъ?
   -- Нѣкто Лоранъ, лакей г. Фабриція Леклеръ.
   -- Можетъ быть ваша рана серьезна?
   -- О! нѣтъ, господинъ докторъ, это ничего.-- Пуля задѣла тѣло очень ловко, не коснувшись кости... Это главное... Вы скоро вылечите меня, когда намъ будетъ время заняться мною... Ктому же это лѣвая рука... Правая, какъ видите, здорова. Я охотно берусь свести этого разбойника въ одну изъ вашихъ каморъ, гдѣ онъ проведетъ остальную ночь, подъ надежнымъ карауломъ...-- Завтра по-утру комисаръ пришлетъ за нимъ полицейскихъ, которые избавятъ насъ отъ него
   Жоржъ обернулся къ Паулѣ:
   -- Какъ мы должны поступить съ нимъ? спросилъ онъ.
   -- Передать этого злодѣя въ руки правосудія...-- отвѣчала Паула съ мрачнымъ спокойствіемъ. Мы искали съ вами убійцу моего брата я нашли его:-- вотъ и все.
   -- Докторъ Шульцъ,-- сказалъ Жоржъ, отворите одну изъ каморъ, назначенныхъ для бѣшеныхъ умалишенныхъ.-- Пусть запрутъ туда этого человѣка и караулятъ.
   -- Въ случаѣ крайности, я берусь исполнить это!-- вскричалъ Клодъ Марто, все еще державшій Фабриція за галстухъ.
   -- Подите,-- сказалъ онъ ему, и будьте умница, -- а не то я задушу васъ.
   Докторъ Шульцъ и Клодъ Марто увели плѣнника, который, потерявъ надежду и вмѣстѣ съ тѣмъ и энергію, помертвѣлъ отъ страха и спотыкался какъ пьяный.
   Мадмоазель Бальтусъ стояла недвижима и съ холоднымъ, надменнымъ презрѣніемъ смотрѣла какъ вели мимо нея Фабриція.
   Но лишь только затворилась за нимъ дверь, какъ это холодное выраженіе исчезло съ лица, и молодая дѣвушка залилась слезами.
   -- Какъ я подумаю.-- вскричала она, -- съ невыразимымъ отчаяніемъ,-- что любила этого подѣлывателя фальшивыхъ бумагъ... этого убійцу!... Я прикасалась къ его рукамъ, обагреннымъ кровью моего брата... рукамъ, которыми онъ наливалъ ядъ Жаннѣ!... И, ослѣпленная любовью, усомнилась еще въ васъ, докторъ... Я обвиняла васъ въ клеветѣ! О! простите меня! простите!
   И она сдѣлала движеніе, чтобы стать на колѣни предъ Жоржемъ.
   Послѣдній угадалъ ея намѣреніе и не допустилъ до того. Онъ тихо привлекъ ее къ себѣ и, поцѣловавъ въ лобъ, сказалъ:
   -- Мнѣ нечего прощать вамъ, вы не оскорбили меня.
   -- Такъ вы не сердитесь на меня? спросила она.
   -- Конечно нѣтъ!...
   -- Правда ли?
   -- Клянусь вамъ.
   Мадмоазель Бальтусъ, казалось, стало легче.-- Ея судорожныя рыданія прекратились.
   -- Но какъ могутъ существовать на землѣ такія чудовища? проговорила она послѣ пепродожительнаго молчанія. Къ чему всѣ эти преступленія? Что за цѣль?
   -- О! отвѣчалъ Жоржъ, причини, побуждавшія дѣйствовать человѣка, который только что вышелъ отсюда, очень понятны...-- Вашъ братъ могъ погубить Фабриція, и онъ убилъ его, чтобы избѣжать галеръ...
   -- Но это не объясняетъ отравленія Жанны.
   -- Напротивъ, очень хорошо объясняетъ. Съ того дня какъ Фабрицій узналъ, что мы разсчитываемъ на выздоровленіе г-жи Деларивьеръ и на разоблаченія ея относительно настоящаго убійцы Фредерика Бальтусъ, -- несчастный порѣшилъ отравить ее.... Притомъ же у него была и другая цѣль.;
   -- Какая?
   -- Ему не довольно было того, что онъ уничтожилъ завѣщаніе дяди... Ему хотѣлось, чтобы Жанна умерла, такъ какъ смерть ея обезпечивала за нимъ обладаніе всѣмъ богатствомъ дяди.
   -- Думаете вы, что онъ убилъ г. Деларивьера?
   -- Не знаю убилъ ли онъ, но мнѣ, какъ и Клоду Марто,-- это кажется очень вѣроятнымъ.
   -- Ужасно! ужасно! проговорила молодая дѣвушка, опустивъ голову и закрывъ лицо руками.
   Мысль, мелькнувшая въ ея головѣ, заставила ее покраснѣть отъ стыда и затѣмъ поблѣднѣть отъ отвращенія. Она вспомнила, что въ прошлую ночь голова ея покоилась на плечѣ Фабриція, когда Магдалина позвонила у рѣшетки виллы.
   -- А еслибъ Магдалина не позвонила?.. подумала она -- и вздрогнула отъ ужаса.
   -- Какимъ образомъ, мой дорогой ученикъ, намѣрены вы дѣйствовать теперь? спросилъ докторъ В*** Жоржа Вернье.
   -- Очень просто,-- отвѣчалъ послѣдній. Съ разсвѣтомъ я пошлю за полицейскимъ комисаромъ, который составитъ протоколъ о попыткѣ отравленія въ моей лечебницѣ, и передастъ преступника суду.-- Что же касается другихъ его преступленій, то я придамъ правильную форму заявленіямъ Клода Марто и приложу неопровержимыя доказательства, которыя онъ представилъ.
   

XXIX.

   Пока знаменитый ученый и Жоржъ Вернье обмѣнивались этими словами, къ мадмоазель Бальтусъ возвратилось присущее ей самообладаніе.
   -- Теперь въ особенности нужно, чтобы Жанна выздоровѣла.... сказала она. Недостаточно, чтобы настоящій убійца заплатилъ дань человѣческому правосудію...-- надо, чтобы была возстановлена честь невиннаго:-- а для этого необходимо знать его имя...
   -- Мы вылечимъ г-жу Деларивьеръ, отвѣчалъ Жоржъ, и докажемъ, что Пьерръ, казненый въ Мелюнѣ, былъ жертвою, а не преступникомъ.
   -- Поступивъ такимъ образомъ, мы только исполнимъ священный долгъ, -- прибавилъ профессоръ... Несчастный, казненый въ Мелюнѣ оставилъ семейство... я не сомнѣваюсь въ этомъ.... У насъ есть обязанность въ отношеніи къ этому семейству...-- Лишь только будетъ возможно, мы подвергнемъ Жанну опыту, къ которому рѣшился прибѣгнуть Жоржъ.
   -- Конечно такъ, дорогой учитель; но Богъ знаетъ, когда это будетъ возможно?
   -- Какъ,-- возразилъ съ удивленіемъ профессоръ, вѣдь недавно еще произнесли смертный приговоръ?..
   -- Да; но казнь замѣнили пожизненою каторжною работою....
   -- Тѣмъ лучше!-- воскликнула мадмоазель Бальтусъ съ выраженіемъ злобы, между тѣмъ какъ въ глазахъ ея загорѣлся мрачный огонь.-- Такъ угодно правосудію Божію!..-- Мы пождемъ дня казни Фабриція Леклеръ. Видя, какъ падетъ голова убійцы моего брата, къ Жаннѣ возвратится разсудокъ...
   Профессоръ и Жоржъ Вернье переглянулись съ изумленіемъ.
   Такая сильная ненависть, смѣнившая восторженную любовь Паулы, не только удивила, но и испугала ихъ.
   Молодая дѣвушка замѣтила это.
   -- Ахъ! вы не понимаете меня...-- проговорила она съ горечью.-- А это однако очень просто...-- Если бы я меньше любила этого злодѣя,-- меньше бы и ненавидѣла!
   -- Вы правы,-- проговорилъ Жоржъ,-- мы подождемъ казни Фабриція Леклеръ.
   Въ эту минуту вошли докторъ Шульцъ и Клодъ Марто.
   -- Господинъ директоръ,-- сказалъ первый,-- убійца въ надежномъ мѣстѣ... Мы надѣли на него горячешную рубашку, такъ что онъ не можетъ шевелиться.... Кромѣ того, въ каморѣ сидитъ сторожъ съ револьверомъ въ рукѣ, а другой стоитъ въ корридорѣ...
   -- Нечего опасаться, что онъ убѣжитъ... я ручаюсь въ этомъ... сказалъ эксъ-матросъ... Скорѣе убѣжитъ сардинка изъ жестяной корбки.
   -- Мосье Клодъ,-- вскричала Паула,-- дайте мнѣ вашу руку.
   -- Но, сударыня...-- проговорилъ сильно сконфуженный Бордепла.
   -- Дайте мнѣ вашу руку,-- повторила молодая дѣвушка,-- я хочу пожать ее.... Вы поступили какъ честный и мужественный человѣкъ." Благодарю васъ отъ глубины души...-- Не забывайте никогда, что я преданный и искренній другъ вашъ на всю жизнь....
   Клодъ положилъ свою здоровенную лапу въ маленькія ручки Паулы и проговорилъ дрожащимъ отъ волненія голосомъ:
   -- Вы благодарите меня, сударыня? Но за что же, чортъ возьми?.. за то, что я раздавилъ эхидну или убилъ бѣшеную собаку? Это не стоитъ благодарности. Напротивъ, я долженъ благодарить васъ за ваше дружеское расположеніе ко мнѣ. Я знаю, что вы оказываете мнѣ большую честь. Скажите слово, сдѣлайте знакъ, мамзель Паула,-- и Клодъ Марто охотно позволитъ убить себя за васъ!...
   Онъ отеръ навернувшіяся на глазахъ слезы умиленія и продолжалъ, обратясь къ Жоржу:
   -- Теперь, господинъ докторъ, мы въ два темпа и три такта сведемъ наши счеты, если вамъ угодно.
   -- Развѣ у насъ есть съ вами счеты? спросилъ Жоржъ.
   -- Да, господинъ докторъ.
   -- Какіе?
   Эксъ-матросъ вытащилъ изъ своего неистощимаго кармана бумажникъ Лорана, раскрылъ и выложилъ на столъ ассигнаціи.
   -- Что это значитъ?
   -- Здѣсь двадцать девять тысячъ пятьсотъ франковъ... Всего было тридцать тысячъ, но я принужденъ былъ взять изъ нихъ для моихъ личныхъ расходовъ пятьсотъ франковъ, въ которыхъ отдамъ отчетъ.
   -- Кому же принадлежатъ эти деньги?
   -- Мадмоазель Эдмеѣ и ея матери, потому что составляютъ часть наслѣдства, которое кралъ у нихъ этотъ негодяй.-- Я вручаю ихъ вамъ, и мнѣ не надо росписки.
   -- Какимъ образомъ досталась вамъ эта сумма?
   -- Ахъ! правда... вѣдь я не все сказалъ вамъ...-- Такъ выслушайте... разсказъ мой будетъ непродолжителенъ.
   И Клодъ разсказалъ вкратцѣ исторію тридцати тысячъ франковъ, данныхъ Фабриціемъ Лорану на покупку небольшаго парохода.
   Затѣмъ прибавилъ:
   -- Завтра, господинъ Жоржъ, вы должны отправиться на виллу Нейльи-Сенъ-Джемсъ... Въ одномъ изъ ящиковъ бюро г. Фабриція, на который я укажу вамъ, вы найдете все или почти все богатство г. Деларивьеръ.
   -- Мы поѣдемъ вмѣстѣ,-- отвѣчалъ Жоржъ,-- и, скажу вамъ мимоходомъ, я надѣюсь, что вы останетесь при домѣ мадмоазель Эдмеи и ея матери, при такой должности, какая вамъ будетъ пріятна...
   -- Чортъ возьми!-- вскричалъ Клодъ,-- еще бы не остаться!... Мнѣ только этого и хочется... Мои лодки, видите ли, все равно что мои дѣти!-- И я могу оставить при себѣ моего юнгу,-- не такъ ли, господинъ Жоржъ?
   -- Конечно.
   -- Кстати на счетъ юнги: я какъ можно скорѣе поѣду въ Мантъ за этимъ бѣднягою...-- Я увѣренъ, онъ въ отчаяніи, что его надулъ этотъ другой мошенникъ Лоранъ, и однако знаю, что бѣдный мальчикъ не виноватъ.-- Отъ десятилѣтняго мальчугана невозможно требовать, чтобы онъ былъ опытенъ, какъ какой нибудь бывшій морякъ, не такъ ли, господинъ Жоржъ?
   -- Разумѣется. Вы съѣздите за мальчикомъ и разрѣшите ему прогостить нѣсколько дней у матери.
   -- Ахъ! чортъ возьми! Какъ же онъ будетъ радъ! А теперь, господинъ Жоржъ, если вы не имѣете во мнѣ надобности, такъ я пойду всхрапну маленько....
   -- Вамъ отведутъ комнату.
   -- Безполезно.
   -- Гдѣ же вы ляжете?
   -- На свѣжемъ воздухѣ... въ саду, напримѣръ! Я люблю прохладу, а на травѣ великолѣпно, и я славно засну подъ открытымъ небомъ!
   -- Но ваша рана?
   -- Не стоитъ говорить о ней.
   -- Отчего же?
   -- Вашъ лейтенантъ осмотрѣлъ ее и сказалъ, что это вздоръ. Черезъ недѣлю не останется и слѣда отъ нея...
   -- Это правда,-- сказалъ докторъ Шульцъ:-- Клодъ не ошибся... Пуля только оцарапала тѣло... и не нанесла никакого серьезнаго поврежденія.
   -- Но гдѣ же этотъ лакей Лоранъ, который ранилъ васъ? Что же съ нимъ сталось?
   -- Онъ въ Курбвуа, у одного честнаго человѣка трактирщика, который покупаетъ у меня рыбу и къ которому я доставилъ его очень жалкомъ положеніи... Онъ гораздо болѣе пострадалъ, чѣмъ я.
   -- Что же случилось съ нимъ?
   -- Пуля попала ему въ плечо!.. Мы выстрѣлили почти въ упоръ другъ въ друга...-- Но что подѣлаешь?-- Онъ не ожидалъ, что, войдя на виллу, встрѣтитъ меня на своей дорогѣ...-- Тамъ за нимъ ухаживаютъ...-- Онъ прохвораетъ по крайней мѣрѣ съ мѣсяцъ; между нами будь сказано, мнѣ не жаль его... Онъ стоитъ того.
   -- Дѣйствительно ли онъ сообщникъ Фабриція Леклеръ?
   -- Онъ не участвовалъ ни въ мелюнскомъ убійствѣ, ни отейльскомъ отравленіи.-- Но судьямъ, все-таки, не мѣшаетъ допросить его, такъ какъ между нимъ и его господиномъ была какая-то стачка... Затѣмъ прощайте, господа и барышня, -- пойду спать.
   -- Да, но только не на открытомъ воздухѣ! Я положительно запрещаю это.-- Сырость можетъ растравить вашу рану; лягте на постели.
   -- По предписанью доктора? сказалъ Бордепла со смѣхомъ.
   -- Да, по предписанью доктора.
   -- Въ такомъ случаѣ, я повинуюсь.-- Еще разъ прощайте, господа.
   И Клодъ вышелъ съ докторомъ Шульцемъ, который помѣстилъ его въ одной изъ пустыхъ комнатъ.
   Бысло слишкомъ поздно или, скорѣе, слишкомъ рано для того, чтобъ профессоръ возвратился въ Парижъ, и Жоржъ предложилъ ему лечь въ собственной своей комнатѣ.
   Съ разсвѣтомъ въ лечебницу прибылъ Отейльскій полицейскій комисаръ, а въ девять часовъ -- прокуроръ Республики, судебный слѣдователь и полиціймейстеръ.
   Составили протоколъ о всемъ, случившемся при свидѣтеляхъ, и относительно того, что показалъ Клодъ Марто.-- Вещественныя доказательства записали въ протоколъ и затѣмъ положили въ ящикъ, который запечатали нѣсколькими печатями.
   Въ двѣнадцать часовъ Фабриція отвезли въ тюрьму въ каретѣ, подъ карауломъ двухъ полицейскихъ.-- Но вопросы судей преступникъ упорно молчалъ.
   Жанна быстро поправлялась; но Эдмея, разбитая всѣми ощущеніями, вынесенными въ эти дни, становилась все слабѣе.
   Когда вошли въ комнату Матильды Жанселинъ, то нашли ее распростертою на коврѣ безъ движенія.
   Несчастная дѣвушка умерла въ ту самую минуту, когда Жоржъ, положивъ руку на плечо отравителя, сказалъ:
   -- Докончите нынѣшнею ночью, мосье Фабрицій! Вылейте все!!..
   

ЭПИЛОГЪ.
ПЛОЩАДЬ СЕНЪ-ЖАНЪ.

I.

   Прошло около мѣсяца послѣ послѣднихъ событій.
   Жанна была на пути къ полному физическому выздоровленію.
   Дѣйствіе отравы уменьшалось съ каждымъ днемъ и должно было вскорѣ совершенно исчезнуть.
   Что же касается ея разсудка, то Жоржъ Вернье былъ увѣренъ что везиратитъ его при помощи своего знаменитаго учителя доктора В***.
   Эдмея продолжала чахнуть, какъ цвѣтокъ, стебель котораго надломленъ.
   Послѣ ареста жалкаго убійцы, Жоржъ Вернье съѣздилъ съ Клодомъ Марто на виллу Нейльи и нашелъ большую часть богатства Деларивьера въ одномъ изъ ящиковъ бюро Фабриція.
   Мы давно уже знаемъ, что остальное было поручено банкиру Жаку Лефебиру.
   Жоржъ Вернье написалъ нотаріусу, жившему въ улицѣ Луи-ле-Гранъ, адресъ котораго прочелъ, въ извѣстный намъ день, въ отелѣ "Большаго Оленя", когда прописывалъ рецептъ Жаннѣ.
   Нотаріусъ поспѣшилъ принять необходимыя мѣры къ вскрытію законнымъ порядкомъ завѣщанія, адресованнаго ему Деларивьеромъ и содержаніе котораго намъ уже извѣстно.
   Слѣдствіе относительно покушенія отравить Жанну окончилось въ Парижѣ очень скоро; но такъ какъ первое преступленіе Фабриція -- убійство Фредерика Бальтусъ -- было совершено въ департаментахъ Сены и Марны, то тамошній уголовный судъ потребовалъ къ себѣ подсудимаго.
   Фабрицій сидѣлъ въ той самой тюрьмѣ, гдѣ несчастный Пьерръ провелъ много дней въ томительной нравственной агоніи, прежде чѣмъ взошелъ на эшафотъ.
   Дѣло это произвело много шума по разнымъ, очень понятнымъ причинамъ.
   Во-первыхъ, оно напомнило таинственнаго человѣка, казненаго при страшныхъ обстоятельствахъ, изложенныхъ нами въ началѣ этого разсказа,-- и который ни за что въ мірѣ не хотѣлъ открыть своего имени.
   Во-вторыхъ, такъ какъ подсудимый принадлежитъ къ высшему образованному кругу общества, то преступленіе казалось еще ужаснѣе
   Съ нетерпѣніемъ ожидали дня суда, и дѣло Фабриція Леклеръ должно было занять важное мѣсто въ Судебной хроникѣ.
   Судъ часто вызывалъ Паулу Бальтусъ, Жоржа Вернье и Клода Марто.
   Во избѣжаніе частыхъ переѣздовъ, Паула предложила Жоржу Вернье предоставить управленіе лечебницею доктору Шульцу и поселиться на виллѣ Бальтусъ съ Жанною и Эдмеею и нашимъ другомъ. эксъ-матросомъ.
   Предложеніе это было принято, и мы встрѣтимъ теперь въ Мелюнѣ всѣхъ дѣйствующихъ лицъ этой длинной исторіи, развязка которой уже близка.
   Пьерръ уже двѣ недѣли жилъ въ Шарантонѣ у своей матери; но бѣдный мальчикъ никакъ не могъ утѣшиться въ томъ, что Лоранъ провелъ его.
   Скажемъ нѣсколько словъ о послѣднемъ.
   Клодъ Марто, на другой день послѣ ареста Фабриція, отправился въ Курбвуа къ трактирщику, которому поручилъ господина управляющаго съ пулею въ плечѣ.
   Онъ хотѣлъ освѣдомиться о раненомъ.
   Но каково же было его разочарованіе, когда онъ нашелъ, что комната, куда трактирщикъ помѣстилъ наканунѣ раненаго и котораго заперъ на ключъ, была пуста.
   Птичка улетѣла тѣмъ же способомъ, какъ и въ Мантѣ, т. е. черезъ окно, спустившись по привязаннымъ къ нему простынямъ.
   Когда первая минута досады прошла, Клодъ Марто примирился съ этимъ побѣгомъ: -- такъ какъ настоящій преступникъ былъ въ тюрьмѣ, то не было никакой важности въ томъ, что безсознательный сообщникъ этого злодѣя находится на свободѣ.
   -- Этотъ Лоранъ скорѣе дуракъ съ претензіями, чѣмъ негодяй...-- подумалъ матросъ,-- пусть его схватятъ гдѣ нибудь въ другомъ мѣстѣ.
   И забылъ о немъ.
   Если публика такъ сильно заинтересовалась процессомъ Фабриція, то понятно, что мелюнскій судъ придавалъ ему еще болѣе важное значеніе.
   Дѣло шло о судебной ошибкѣ, т. е. объ ужасномъ роковомъ случаѣ, къ счастію очень рѣдкомъ.
   На площади Сенъ-Жанъ казнили невиннаго.
   Ни одинъ изъ тѣхъ, кто способствовалъ законнымъ образомъ этой казни, не могъ уже спать спокойно.
   Слѣдствіе шло быстро, не смотря на затрудненія, которыя старался произвести подсудимый.
   Онъ положительно все отрицалъ, и увѣрялъ, что въ ночь, когда было совершено преступленіе, не выѣзжалъ изъ Парижа.
   -- Никто не видалъ меня,-- думалъ онъ,-- и нельзя ничѣмъ положительно доказать моего присутствія въ Мелюнѣ, а слѣдовательно и виновности въ убійствѣ Бальтуса...-- Остается попытка отравить Жанну, но Жанна жива.-- Я отдѣлаюсь галерами, а оттуда можно бѣжать.
   Ожидали любопытныхъ и драматическихъ преній.
   Всѣмъ было извѣстно, что, по порученію Паулы Бальтусъ, одинъ изъ знаменитѣйшихъ парижскихъ адвокатовъ долженъ былъ потребовать, вмѣстѣ съ казнью преступника, возстановленія чести невинно пострадавшаго.
   Мірокъ, въ которомъ обыкновенно веселятся, былъ сильно взволнованъ.
   Всѣ фланеры, ночныя гуляки и красотки болѣе или менѣе знали Фабриція Леклеръ.
   Одни защищали, другіе обвиняли его.
   Первые полагали, что такой милый молодой человѣкъ, такой веселый собесѣдникъ за ужиномъ и игрокъ, который понтировалъ и металъ банкъ съ удивительнымъ шикомъ и всегда въ одинаковомъ расположеніи духа,-- не могъ быть злодѣемъ, совершившимъ столько преступленій.
   Другіе, напротивъ, утверждали, что по многимъ обстоятельствамъ давно уже считали его фальшивымъ и опаснымъ человѣкомъ, который кончитъ дурно.
   Всѣ хотѣли непремѣнно присутствовать при засѣданіяхъ мелюнскаго суда, какъ при первомъ представленіи какой нибудь знаменитой пьесы.
   Число свидѣтелей было очень значительно.
   Послали вызовъ явиться въ судъ капитану Кержалю, командиру Алѣботроса, и корабельному доктору Барди; но Альботорсъ былъ въ морѣ, и невозможно было надѣяться, чтобы капитанъ и докторъ явились.
   Фабрицій, несмотря на то, что надѣялся спасти свою голову, былъ очень мраченъ.
   Свирѣпое выраженіе губъ и глазъ доказывало его внутреннее безпокойство.
   По временамъ взглядъ его становился безсмысленъ, такъ что можно было подумать въ эти минуты, что онъ близокъ къ сумасшествію; но несчастный просто только боялся расплаты.
   Нѣсколько дней тому его перестали уже держать въ заперти въ особой камерѣ и позволяли ходить по двору вмѣстѣ съ другими заключенными.
   Министерство общественныхъ дѣлъ не сомнѣвалось въ его преступности, но готовилось подтвердить собщничество Пьерра, желая избавить присяжныхъ отъ страшной нравственной отвѣтственности за несправедливый приговоръ.
   Стали разбирать прежнее слѣдствіе, просматривать и перечитывать допросы, которымъ подвергали таинственнаго подсудимаго. По его уклончивымъ отвѣтамъ и по тому, что онъ не хотѣлъ сказать своего имени, можно было дѣйствительно предположить, что онъ сообщникъ.
   Знаменитый адвокатъ, выбранный Паулою Бальтусъ, понималъ всю трудность своей задачи.
   Мадмоазель Бальтусъ начинала уже сомнѣваться въ возможности оправданія казненнаго, а для нея это оправданіе было столько же важно, какъ и наказаніе преступника. Ей казалось, что она исполнитъ священный долгъ, возстановивъ честь невинно-пострадавшаго по поводу убійства ея брата...
   Это такъ сильно безпокоило ее, что она высказала все Жоржу.
   -- Я понимаю это,-- отвѣчалъ докторъ, но, къ несчастію, не могу сказать вамъ ничего успокоительнаго.-- Только полное признаніе Фабриція Леклеръ можетъ доказать судьямъ, что несчастный Пьерръ былъ жертвою, а не сообщникомъ...-- Но убійца вашего брата никогда не признается въ этомъ.
   -- Почемъ знать?-- проговорила Паула. Не можете-ли вы добыть мнѣ разрѣшенія повидаться съ подсудимымъ? прибавила она.
   Жоржъ сдѣлалъ жестъ изумленія.
   -- Вы хотите видѣть убійцу! вскричалъ онъ.-- Вы согласитесь вынести присутствіе этого мошенника?....
   -- Да... съ цѣлію пробудить человѣческое чувство въ этой грязной душѣ и заставить его сказать истину...
   -- Вы ничего не добьетесь....
   -- Почемъ знать?-- Я скажу ему, что если онъ признается то я стану молить Бога, чтобы Онъ простилъ его.
   -- Я постараюсь выхлопотать вамъ разрѣшеніе, отвѣчалъ докторъ, послѣ минутнаго молчанія;-- но, повѣрьте мнѣ, вы ошибаетесь если думаете, что въ сердцѣ Фабриція осталось еще что нибудь человѣческое!
   Все въ немъ угасло или скорѣе умерло!
   

II.

   Мы попросимъ нашихъ читателей переступить съ нами за калитку мелюнской тюрьмы.
   Въ корпусѣ зданія, назначеннаго для подсудимыхъ, Фабрицій познакомился съ двумя преступниками -- самыми отъявленными негодяями, обвиненными въ воровствѣ, и которые должны были судиться въ одно время съ нимъ.
   Оба эти молодца, столпы тюрьмъ и галеръ, выказывали горячее участіе кокодесу высшаго общества, кошелекъ котораго, относительно довольно туго-набитый, доставлялъ имъ усладу выпивки.
   Они не разставались съ нимъ.
   Не смотря на спеціальный, постоянный надзоръ за ними, отношенія ихъ стали такъ близки и взаимное довѣріе зашло до такихъ размѣровъ, что они придумали общими силами планъ побѣга, результаты котораго мы скоро узнаемъ.
   Въ тотъ самый день, когда Жоржъ Вернье отправился въ мелюнскій судъ, чтобы выхлопотать мадмоазель Бальтусъ позволеніе видѣть Фабриція, трое подсудимыхъ находились на тюремномъ дворѣ.
   День былъ такой знойный, что прогуливаться на солнопекѣ было вовсе не заманчиво. Они растянулись всѣ трое на землѣ, подъ тѣнью одного изъ флигелей зданья, и тихо говорили.
   Одного изъ новыхъ пріятелей Фабриція звали Пьерръ Кадаръ, по прозванію Гурганъ. Это пріятное прозвище дали ему на Брестскихъ галерахъ, гдѣ онъ пробылъ пять лѣтъ.
   Другаго звали Сосѳенъ Рибо, по прозванію Бекъ-де-Лампъ {Bec-de-Lampe -- горѣлка или газовой рожокъ.}, въ воспоминаніе заключенія въ той же самой мелюнской тюрьмѣ, за кражу лампы со взломомъ у ламповщика въ Фонтенбло.
   -- Такъ ты полагаешь, -- спросилъ Гурганъ своего товарища,-- завтра рѣшетка будетъ совсѣмъ подпилена?
   -- Я берусь докончить дѣло въ двадцать минутъ, -- отвѣчалъ Бекъ-де-Лампъ,-- и можно будетъ безъ опасенія попользоваться свѣжимъ воздухомъ.
   -- Да, ты говоришь это..-- Но вѣдь наша комната во второмъ этажѣ.
   -- Такъ что же?
   -- А то, что ты не выскочишь изъ окна на дозорную дорожку...-- На это способна только коза тетушки Мишель....
   -- А наши одѣяла-то, глупецъ?
   -- Я знаю, что есть одѣяла и что можно надѣлать изъ нихъ веревокъ, по мнѣ извѣстно также, что на дозорной дорожкѣ ходитъ часовой; я слышу каждую ночь шумъ его шаговъ..
   -- Онъ ходитъ не по дозорной дорожкѣ....
   Фабрицій слушалъ внимательно.
   -- Такъ гдѣ же? спросилъ онъ.
   -- Придержите ваши бубенчики!-- сказалъ Бекъ-де-Лампъ вмѣсто отвѣта.-- Въ нашу сторону идетъ сторожъ....
   Онъ закрылъ глаза и притворился спящимъ.
   Товарищи послѣдовали его примѣру, а Гурганъ, желая придать болѣе правдоаодобія своему сну, принялся храпѣть.
   Сторожъ взглянулъ съ сильнымъ недовѣріемъ на негодяевъ и прошелъ дальше.
   Фабрицій открылъ одинъ глазъ и посмотрѣлъ вслѣдъ ему.
   -- Онъ уже въ концѣ двора....-- проговорилъ Леклеръ чрезъ минуту.
   -- Такъ мы можемъ продолжать, -- сказалъ Бекъ-де-Лампъ;-- я сказалъ вамъ, что часовой ходитъ не по дозорной дорожкѣ, и увѣренъ въ этомъ, потому что во время моего перваго заключенія я часто работалъ въ той сторонѣ... и могу сообщить вамъ положительныя свѣдѣнія....
   -- Такъ, чортъ возьми, сообщи же ихъ! прервалъ Гурганъ съ нетерпѣніемъ.
   -- Гдѣ же онъ прохаживается?
   -- Этажемъ ниже нашего помѣщенія, въ открытомъ узкомъ корридорѣ, ведущемъ на дозорную дорожку.-- Окно нашей комнаты выходитъ въ этотъ корридоръ.
   -- В-о-т-ъ ч-т-о!
   -- Что ты объ этомъ скажешь, Гурганъ?
   -- Я скажу, что если мы вылѣземъ въ окно нашей комнаты, то этотъ корридоръ будетъ нашимъ первымъ этапомъ!
   -- Разумѣется.
   -- Такъ не надо вылѣзать въ него.
   -- Отчего?
   -- А часовой-то съ ружьемъ!... этотъ воинъ, вѣрный приказу, видя, что мы хотимъ улизнуть, раскудахтается какъ цыцарка и подыметъ гвалтъ, не считая еще того, что выстрѣлитъ!... Словомъ, насъ поймаютъ!...
   Бекъ-де-Лампъ иронически усмѣхнулся.
   -- Эка важность!-- говорилъ онъ насмѣшливо.-- Ты фофанъ, такъ и меня считаешь такимъ же!-- Въ которомъ часу идутъ въ дортуаръ?
   -- Въ половинѣ седьмаго.
   -- А въ которомъ часу становятся слышны шаги часоваго?
   -- Около половины девятаго.
   -- То есть когда стемнѣетъ...-- продолжалъ Бекъ-де-Лампъ. Это доказываетъ, что часоваго ставятъ тогда когда день уже начинаетъ угасать, какъ свѣчка, но не раньше....
   -- Справедливо,-- сказалъ Фабрицій.
   -- Слѣдовательно, отъ половины седьмаго до половины девятаго положительное отсутствіе часоваго... Можно, значитъ, спуститься какъ по парадной лѣстницѣ съ тросточкою въ рукѣ.
   -- Средь бѣлаго дня?-- спросилъ Гурганъ недовѣрчиво.
   -- Нѣтъ не средь бѣлаго дня, папаша, а въ сумерки. Это совсѣмъ другое дѣло. Это часъ обѣда сторожей, которые совершенно спокойны, заперевъ заключенныхъ... Когда хочешь удрать половчѣе, ребята, такъ надо знать все это, чтобы не изловили прежде, чѣмъ выйдешь изъ мышеловки!
   -- Хорошо!-- сказалъ Фабрицій.-- Можно попытаться,-- и я думаю, что попытка въ самомъ дѣлѣ удастся... Но когда очутишься на дозорной дорожкѣ, такъ это не значитъ еще, что вышелъ изъ тюрьмы...
   -- Возлюбленный мой кокодесъ,-- возразилъ Бекъ-де-Лампъ, я мелюнскій уроженецъ и знаю здѣшнюю тюрьму и ея окрестности такъ, какъ вы знаете аллеи Булонскаго парка.... Окружная стѣна съ нашей стороны отдѣляетъ дозорную дорожку отъ обширнаго пустыря, арендуемаго однимъ огородникомъ, гдѣ онъ садитъ рѣпу, огурцы, дыни, тыквы и т. п. На этомъ пустырѣ есть колодезь, сообщающійся съ тюремнымъ.
   Этотъ источникъ имѣетъ два устья: одно на дозорной дорожки, а другое въ огородѣ. Въ каждомъ изъ нихъ можно черпать воду ведромъ, опускаемымъ на веревкѣ по блоку... Вѣдь провинціальныя тюрьмы устроены не такъ, какъ Лазаръ или ла-Рокетъ... Это настоящій бракъ, честное слово
   -- Если я хорошо понялъ васъ,-- сказалъ, Фабрицій, то, нырнувъ въ этотъ колодезь, можно проплыть подъ стѣною и вынырнуть на другой сторонѣ....
   -- Почти такъ... впрочемъ дѣло не въ томъ только, чтобы проплыть подъ стѣною, но подъ рѣшеткою, укрѣпленною въ фундаментѣ, которая перерѣзываетъ источникъ надвое и спущена въ воду, по крайней мѣрѣ, на двадцать сантиметровъ.
   -- Слѣдовательно, чтобы вынырнуть съ другой стороны, прибавилъ Гурганъ, -- надо сильно наклонить голову и проплыть подъ рѣшеткою.
   -- Yes, милордъ.
   -- Что же, все равно -- можно...
   -- Да, когда умѣешь плавать и нырять, какъ я, дружокъ мой.
   Въ глазахъ Фабриція сверкнулъ дикій огонь.
   -- Я умѣю плавать и нырять, и даже мастерски,-- сказалъ онъ.
   -- Я тоже умѣю довольно порядочно, прибавилъ Гурганъ,-- и ничего не мѣшаетъ попытать счастія.
   -- Да,-- сказалъ Бекъ-де-Лампъ,-- но только не надо, чтобы насъ поймали, какъ бѣглыхъ рекрутъ, черезъ сорокъ восемь часовъ....-- Разъ вырвавшись на свободу, надо умѣть воспользоваться ею....-- Что мы станемъ дѣлать безъ денегъ?
   Гурганъ почесалъ за ухомъ.
   -- А вѣдь это правда. Вотъ тебѣ и загвоздка! Не мѣшало бы имѣть нѣсколько су въ ожиданіи лучшихъ дней.
   -- Тсъ! проговорилъ Фабрицій,-- сторожъ идетъ сюда.
   Трое мошенниковъ приподнялись и начали зѣвать хоромъ.
   Сторожъ остановился подлѣ Бекъ-де-Лампа, и, пнувъ его носкомъ сапога, вскричалъ:
   -- Развѣ тебѣ, негодяй, мало ночи выспаться?
   -- Что дѣлать, господинъ инспекторъ,-- отвѣчалъ Бекъ-де-Лампъ съ поклономъ и улыбкою, -- въ нашемъ дортуарѣ есть клопы и это безпокоитъ насъ...
   -- У этого бездѣльника на все готовъ отвѣтъ, проговорилъ сторожъ.
   И онъ опять ушелъ.
   -- Такъ васъ озабочиваютъ деньги? спросилъ Фабрицій, спустя минуту.
   -- Да, почтеннѣйшій... Деньги -- это нервъ войны... Съ деньгами можно, если умѣешь держать себя,-- разыграть богатаго буржуа и предпринять по желѣзной дорогѣ путешествіе въ Швейцарію, чтобы полюбоваться красивыми видами.
   -- Да; но вѣдь на границѣ арестуютъ... возразилъ Фабрицій.
   -- Простофилю,-- отвѣчалъ Бекъ-де-Лампъ, -- но что касается до меня, то я не изъ таковыхъ.-- Мнѣ извѣстны всѣ фокусы. Надо взять билетъ до предполагаемой станціи предъ Бельгардомъ, такъ какъ въ этомъ мѣстѣ осматриваютъ паспорты. Начиная съ этой станціи надо разыграть аматера рыбной ловли, т. е. идти по берегу Роны, въ соломенной шляпѣ и съ полотенцемъ на плечѣ. Жандармы не обратятъ на васъ никакого вниманія.-- Такимъ-то манеромъ, пройдете вы Бельгардъ и придете въ Кельнъ, гдѣ опять сядете на желѣзную дорогу и отправитесь на родину зеленой полынной водки.-- Это не мудрено, и я продѣлывалъ эту штуку.
   Фабрицій слушалъ внимательно товарища по заключенію.
   -- Это въ самомъ дѣлѣ легко! У насъ будутъ деньги.
   

III.

   Оба мошенника взглянули на товарища съ очевиднымъ изумленіемъ.
   -- Въ самомъ дѣлѣ у насъ будутъ деньги?! спросилъ Бекъ-де Лампъ.
   -- Да.
   -- И достаточно для троихъ?
   -- Конечно; даже больше, чѣмъ намъ надо для нашей безопасности...
   -- Значитъ, по крайней мѣрѣ, полторы тысячи франковъ?
   -- Больше.
   -- Сколько же?
   -- Нѣсколько тысячныхъ ассигнацій...
   Глаза заключенныхъ блеснули.
   -- Это не вранье? спросилъ Гурганъ.
   -- Ничего не можетъ быть серьезнѣе, увѣряю васъ..
   -- Кто же принесетъ эти деньги?
   -- Не придется приносить.... Онѣ здѣсь....
   -- У васъ?
   -- У меня.
   -- Не можетъ быть!
   -- Но когда я говорю вамъ....
   -- Но гдѣ же онѣ у васъ?
   -- На днѣ моей шляпы, подъ чахломъ...
   -- Это недурно! очень недурно!... промолвилъ Бекъ-де-Лампъ...
   -- Но развѣ васъ не обыскивали въ канцеляріи?
   -- Напротивъ, обыскивали очень усердно.
   -- Такъ какъ же?
   -- Я поставилъ шляпу на самый реестръ чиновника... ее позабыли осмотрѣть...
   -- Какое счастіе! сказалъ Гурганъ.-- Если такъ, то ничто не мѣшаетъ намъ бѣжать...
   -- Ничто.
   -- Такъ удеремъ нынче вечеромъ.
   -- Ладно.
   -- Есть затрудненіе... сказалъ Фабрицій.
   -- Какое?
   -- Чтобы убѣжать отсюда, надо нырнуть въ воду и ассигнаціи размокнутъ... Надо найти способъ сохранить ихъ сухими...
   -- Способъ найденъ... отвѣчалъ Бекъ-де-Лампъ.-- Сегодня поутру привели отставного солдата, котораго будутъ судить гражданскимъ судомъ за самое пустое воровство. Я замѣтилъ, что у него виситъ на перевязи жестяной футляръ, въ которомъ онъ носитъ указъ объ отставкѣ...-- Надо было бы пріобрѣсти этотъ футляръ.
   -- Купите у него... сказалъ съ живостью Фабрицій.
   -- Чтобы купить -- надо деньги, а у меня нѣтъ ихъ...
   -- Вотъ, возьмите.
   Фабрицій далъ заключенному нѣсколько серебряныхъ монетъ, затѣмъ прибавилъ:
   -- Но, все обдумавъ, нельзя бѣжать нынче вечеромъ.
   -- Отчего?
   -- Потому что, когда мы вылѣзимъ изъ колодца, намъ надо будетъ переодѣться во что нибудь. Если же явимся мокрые къ торговцу старымъ платьемъ для покупки одежды, то возбудимъ подозрѣніе.
   -- Правда, чортъ возьми! Совершенно правда!... Что же дѣлать?
   -- Дайте мнѣ подумать... Я дамъ вамъ отвѣтъ нынче вечеромъ... Побѣгъ отложенъ, но не надолго... Сторожъ опять идетъ сюда.... Довольно объ этомъ...
   Трое мошенниковъ покинули свой постъ ладзарони и разстались; Бекъ-де-Лампъ отправился покупать жестяной футляръ, Гурганъ -- пакетъ табаку въ десять сантимовъ, а Фабрицій предался думамъ не только о спасеніи, которое казалось ему теперь возможнымъ, но и о мести, такъ какъ его охватило страшное желаніе отомстить.
   Имя его, произнесенное внезапно громко, пробудило его отъ мрачной задумчивости.
   Одинъ изъ сторожей, отворивъ дверь во дворъ, закричалъ:
   -- Фабрицій Леклеръ!...
   -- Здѣсь, отвѣчалъ мошенникъ, сильно заинтересованный.
   -- Ступайте сюда...
   -- Я здѣсь...
   И онъ подошелъ къ дожидавшемуся сторожу.

* * *

   Мы знаемъ уже, что Клодъ ранилъ Лорана, а Лоранъ въ свою очередь Клода.
   Эксъ-матросъ, отнявъ револьверъ у противника, заставилъ идти вмѣстѣ съ собою, привелъ въ Курбвуа, гдѣ и послалъ за докторомъ.
   Послѣдній вынулъ изъ тѣла коническую пулю и объявилъ, что рана не будетъ имѣть серьезныхъ послѣдствій.-- По словамъ его, нужно было только спокойствіе.
   Лоранъ думалъ втихомолку, что его положеніе было опаснѣе раны.
   Не смотря на угрозы Клода, который объявилъ, что если онъ убѣжитъ, то онъ, Клодъ, донесетъ въ судъ и представитъ описаніе его примѣтъ Лоранъ все-таки думалъ, что самый надежный способъ выпутаться изъ бѣды -- было бѣжать отъ матроса и скрыться въ какомъ нибудь уголкѣ Парижа или въ его окрестностяхъ.
   Вслѣдствіе этого соображенія, онъ рѣшился въ Курбвуа прибѣгнуть къ тому же способу, который такъ отлично удался ему въ Мантѣ.
   Трактирщикъ вызвался присматривать за нимъ; но исполнялъ это очень небрежно, въ полной увѣренности, что кровавая рана плѣнника еще не допуститъ бѣжать.
   Но онъ ошибся.
   Въ то время, когда Клодъ Марто прибылъ въ Отейль и помогъ захватить Фабриція съ ядомъ въ рукѣ, Лоранъ съ большимъ трудомъ, вслѣдствіе сильной боли, смастерилъ лѣстницу изъ простыни и одѣяла, и вылѣзъ въ окно.
   Очутясь на свободѣ, онъ отправился въ Нейльи, такъ какъ у него былъ ключъ и онъ надѣялся встрѣтить тамъ Фабриція.-- Онъ пробрался въ домъ, съ безконечными предосторожностями, чтобы никого не разбудить, и вошелъ въ комнату своего господина.
   Она была пуста, а кровать не помята.
   Лоранъ задрожалъ съ головы до ногъ.
   -- Я увѣренъ, что съ моимъ господиномъ случилось какая нибудь бѣда, -- подумалъ онъ. Злые люди успѣли уже оклеветать его, и я явился слишкомъ поздно, чтобы предупредить его... Можетъ быть, онъ погибъ, и я хорошо сдѣлаю, если подумаю о своемъ собственномъ спасеніи.
   И онъ попробовалъ отворить своими ключами бюро Фабриція. Однимъ изъ нихъ Лоранъ отперъ ящикъ бюро, гдѣ и нашелъ бумажникъ, пріятно набитый ассигнаціями.
   Онъ положилъ его въ карманъ, при чемъ подумалъ съ убѣжденіемъ:
   -- Почемъ знать, можетъ быть, эти тысячи пригодятся когда нибудь моему несчастному господину?... Я беру ихъ не для себя, а для него.
   Разсудивъ такимъ образомъ, онъ поднялся въ свою комнату, взялъ небольшой, холстинный мѣшокъ, гдѣ хранилъ накопленныя деньги, необходимое бѣлье и одежду, связалъ все это въ узелъ и ушелъ также осторожно, какъ и пришелъ, при чемъ сердце сжалось боязнью не увидѣть болѣе этого дома, гдѣ ему такъ хорошо жилось.
   Выйдя съ виллы, онъ направился, прихрамывая и неся на здоровомъ плечѣ узелъ, къ заставѣ Звѣзды.
   Не смотря на то, что было около часа ночи, онъ нашелъ здѣсь запоздавшій фіакръ.
   Извощикъ, благодаря довольно хорошей платѣ, данной впередъ, согласился свезти его въ Венсеннъ.
   Въ этой мѣстности былъ у Лорана семейный кузенъ, содержавшій суровскую лавку, у котораго онъ и намѣревался попросить гостепріимства.
   Кузенъ сильно удивился, увидѣвъ его въ такое позднее время и раненаго, но принялъ очень ласково.
   Лавочница встала и приготовила ему постель, на которой онъ растянулся съ наслажденіемъ, съѣвъ предварительно бисквитъ и выпивъ два стакана бордо.
   На другое утро онъ разсказалъ довольно правдоподобную исторію въ объясненіе своей раны, прибавивъ, что господинъ его, который питаетъ къ нему довѣріе и расположеніе, позволилъ отправиться на излеченіе къ роднымъ, причемъ обѣщалъ даже платить жалованіе.
   Лоранъ сказалъ кузену, что не будетъ въ тягость ему и заплатитъ за то время, которое проживетъ у него.
   Кузенъ принялъ это предложеніе съ удовольствіемъ.
   У эксъ-управляющаго сдѣлалась довольно сильная лихорадка, продолжавшаяся нѣсколько дней, но кузина ухаживала за нимъ очень усердно. Лихорадка прошла, рана зажила, и Лоранъ началъ быстро поправляться.
   Въ одинъ несчастный, впрочемъ, день на управляющаго обрушился жестокій ударъ.
   Весь Парижъ толковалъ о попыткѣ отравленія въ Отейльской лечебницѣ.
   Газеты передавали тысячи разсказовъ по этому поводу и коменторіи на счетъ ареста Фабриція Леклеръ.
   Въ одной изъ нихъ, а именно: въ "Petit gournal" было помѣщено, подъ заглавіемъ: "Докторъ умалишенныхъ женщинъ", подробное и очень точное описаніе глубоко драматической сцены, извѣстной уже нашимъ читателямъ.
   Описаніе это попалось Лорану, который задрожалъ отъ страха и негодованія.
   Онъ ничего не сказалъ кузену, но каждый день спрашивалъ "Petit gournal", изъ котораго узналъ, что Фабриція Леклеръ перевезли въ мелюнскую тюрьму и что правосудіе потребовало у него отчета еще въ другомъ убійствѣ.
   Отъ всѣхъ этихъ подробностей у Лорана подымались волосы дыбомъ, но онѣ не поколебали въ немъ вѣры въ Фабриція.
   -- Онъ невиненъ!... думалъ Лоранъ. Развѣ молодой человѣкъ, который былъ всегда добръ, какъ нельзя лучше къ своему лакею, способенъ быть отравителемъ и убійцею?... Никогда не повѣрю этому!... Г. Фабрицій жертва гнуснаго заговора...-- Онъ былъ правъ, что не довѣрялъ Клоду Марто!... проклятый матросъ заварилъ всю эту кашу и, чтобы выпутаться изъ нея, толкнулъ въ нее барина!-- Я не допущу, чтобы совершилось такое гнусное дѣло, если только могу воспрепятствовать этому.-- У меня есть деньги г. Фабриція... и я употреблю ихъ для его спасенія...
   

IV.

   Не смотря на то, что Лоранъ былъ тщеславенъ и сильно занятъ своимъ достоинствомъ, онъ былъ добросердеченъ и очень способенъ къ привязанности, что онъ и доказалъ.
   Благодаря своей наивности, онъ былъ ослѣпленъ на счетъ своего господина, котораго любилъ и отъ всей души вѣрилъ въ его невинность.
   Ему крѣпко запала въ голову мысль способствовать освобожденію изъ тюрьмы узника, и потому онъ рѣшился отправиться въ Мелюнъ, чтобы привести въ исполненіе одинъ изъ лучшихъ плановъ, когда либо, по его мнѣнію, придуманныхъ имъ.
   Съ этою цѣлью онъ уѣхалъ отъ кузена, чтобы поселиться въ городѣ, гдѣ должны были судить Фабриція.
   Онъ былъ простоватъ, но не до глупости.
   Онъ разсудилъ, что, поселясь въ гостинницѣ, долженъ будетъ представить бумаги, удостовѣряющія его личность, чего ему очень не хотѣлось, и потому порѣшилъ нанять подъ вымышленнымъ именемъ скромную комнату, заплативъ впередъ до извѣстнаго срока.
   Онъ купилъ кровать, столъ, стулъ, кое-какой необходимый хозяйственный скарбъ, и въ этотъ же самый вечеръ поселился въ новомъ жилищѣ.
   До того дня, когда его спокойное существованіе смѣнилось драматическимъ, Лоранъ носилъ густыя баки, тщательно брилъ подбородокъ и усы, но въ теченіи трехъ недѣль у него выросла борода.
   Вслѣдствіе моральныхъ страданій и лихорадки отъ раны, щеки его ввалились.
   Словомъ, эксъ-лакей измѣнился такъ, что почти невозможно было узнать его.
   Онъ купилъ у старьевщика широкополую шляпу, обвитую траурнымъ крепомъ, и длинный старомодный сюртукъ.
   Этотъ костюмъ и синія очки придавали ему старческій, болѣзненный видъ.
   Его должны были счесть и сочли скрягою-лавочникомъ, оставившимъ торговлю и пользующимся очень скромнымъ достаткомъ, и затѣмъ перестали заниматься имъ.
   На другой день по пріѣздѣ, онъ пошелъ бродить по городу въ окрестностяхъ тюрьмы, и ломалъ голову, придумывая способъ, какъ бы добраться до Фабриція. Здравый смыслъ доказалъ ему, что это невозможно. Необходимо было получить разрѣшеніе суда для того, кто желалъ видѣться съ кѣмъ нибудь изъ заключенныхъ.
   -- Надо отказаться отъ мысли увидѣть мосье Фабриція, подумалъ Лоранъ,-- но, можетъ быть, мнѣ удастся переслать ему письмо.
   Эта задача была не такъ неразрѣшима, но все-таки оставалась задачею.
   Лоранъ, которому лакейская должность доставляла много свободнаго времени, прочелъ прежде большое количество романовъ уголовнаго оттѣнка.
   Особенно остались у него въ памяти Отцеубійца, Адольфа Вело, Декокъ и Дѣло подъ номеромъ 113 -- Габоріо.
   Онъ старался примѣнить къ настоящему положенію ловкіе способы, къ которымъ прибѣгали авторы, когда имъ надо было, чтобы кто нибудь изъ дѣйствующихъ лицъ романовъ получилъ таинственную, ободряющую записку.
   Къ сожалѣнію, онъ не нашелъ въ своихъ воспоминаніяхъ ничего такого, что можно было бы примѣнить съ удобствомъ къ настоящему случаю, и потому продолжалъ ломать голову...
   Однажды онъ вернулся домой, весь дрожа отъ страха.
   Онъ встрѣтился на улицѣ съ Клодомъ Марто, который пристально посмотрѣлъ на него.
   Но такъ какъ эксъ-матросъ прошелъ мимо не оглянувшись, то Лоранъ подумалъ, что онъ не узналъ его, и мало по малу успокоился.
   Не смотря на то, онъ сталъ еще осторожнѣе и выходилъ не иначе, какъ подвязавъ щеку платкомъ, какъ будто бы у него флюсъ.
   Лоранъ не ошибался, опасаясь Клода Марто.
   Если бы послѣдній встрѣтилъ и узналъ его, то, не колеблясь, предалъ бы правосудію.
   -- Конечно, я не сдѣлалъ ничего дурнаго, -- думалъ эксъ-лакей съ трепетомъ,-- но какимъ образомъ докажу свою невинность, если это не удалось даже и господину Фабрицію. И прибавилъ довольно логично:
   -- Если этотъ проклятый матросъ здѣсь, то конечно не одинъ!... Онъ принадлежитъ къ шайкѣ дурныхъ людей, которые злы на моего бѣднаго господина и поклялись погубить его.-- Вѣрно вся эта шайка переселилась въ Мелюнъ...-- надо бы разузнать это.
   И онъ робко, осторожно и несвязно разспрашивалъ то того, то другаго; но никто не могъ ничего сказать. Намъ кажется почти излишнимъ говорить, что онъ не осмѣливался приблизиться въ виллѣ Бальтусъ.
   Онъ былъ убѣжденъ, что Клодъ Марто часто ходитъ около этой виллы, и боялся встрѣтиться съ нимъ.
   Несчастный эксъ-управляющій совсѣмъ умучился и сокрушался о своемъ безсиліи.
   Онъ записался въ библіотекѣ, и цѣлыя ночи читалъ и перечитывалъ романы изъ уголовныхъ дѣлъ, подобно добросовѣстному адвокату, изучающему юридическія сочиненія, для рѣшенія какого нибудь труднаго вопроса.
   Но онъ только понапрасну портилъ глаза, такъ какъ разрѣшеніе задачи не давалось.
   Наконецъ, въ одно прекрасное утро на него снизошло вдохновеніе.-- Онъ весело вскочилъ съ постели и сказалъ почти вслухъ:
   -- Я придумалъ-таки фокусъ!
   Впрочемъ этотъ фокусъ былъ очень простъ и не требовалъ большаго усилія воображенія.
   Лоранъ одѣлся и отправился въ улицу Грандъ къ бумаготорговцу, который, какъ и всѣ его собраты, продавалъ канцелярскія принадлежности.
   Этотъ бумаготорговецъ складывалъ на конторкѣ утреннія газеты, полученныя четверть часа тому.
   -- Что вамъ угодно? спросилъ онъ Лорана.
   -- Свинцовый карандашъ,-- отвѣчалъ Лоранъ.
   -- Сейчасъ покажу.
   Бумаготорговецъ досталъ изъ витрины пачку небольшихъ, мѣдныхъ трубочекъ, различной величины.
   -- Вотъ, сказалъ онъ. Какъ длинны должны быть карандаши?
   -- Не длиннѣе четырехъ или пяти сантиметровъ.
   -- Вотъ эти будутъ хороши... Это очень тонкіе карандаши, самаго лучшаго сорта, только въ четыре сантиметра длиною.
   Купецъ открылъ одну изъ трубочекъ и показалъ, что въ ней было до десяти карандашей топкихъ какъ булавка.
   -- Это-то мнѣ и надо...-- сказалъ Лоранъ. Я беру.
   -- Прикажете завернуть?
   -- Пожалуста...-- Сколько я вамъ долженъ?
   -- Пятьдесятъ сантимовъ.
   Лоранъ заплатилъ и вышелъ.
   По дорогѣ къ дому, онъ купилъ у булочника красивый хлѣбъ съ золотистою коркою, у торговца -- жаренаго цыпленка привлекательнаго вида, у продавца фруктами -- полдюжины красивыхъ смоквъ, у виноторговца -- бутылку Медока за красною печатью, и, нагруженный этою провизіею, возвратился домой.
   -- За дѣло теперь!-- промолвилъ онъ, заперевъ дверь изнутри двойнымъ оборотомъ ключа.-- Дорогой мой господинъ Фабрицій, я надѣюсь, что сегодня по утру вы получите отъ меня вѣсточку.
   Онъ досталъ изъ кармана купленный мѣдный футляръ и, вынувъ карандаши, положилъ его подлѣ себя на столъ.
   Затѣмъ взялъ листъ бумаги, отрѣзалъ отъ него полоску въ пятнадцать сантиметровъ длиною и въ три шириною, и написалъ на ней сжатымъ почеркомъ:
   "Господинъ Фабрицій, нѣкто, очень преданный вамъ, пріѣхалъ въ Мелюнъ и хлопочетъ, чтобы помочь вамъ, если вамъ удастся убѣжать изъ тюрьмы.-- Къ услугамъ вашимъ готова довольно крупная сумма, принадлежащая, впрочемъ, вамъ.-- Тотъ, кто пишетъ, будетъ стоять каждый день, начиная съ семи часовъ вечера, на мосту, облокотись на перила у второй арки, со стороны города.-- Туда пришлите ему отвѣтъ".
   Онъ подписалъ:
   "Слуга преданный въ несчастіи, какъ и въ счастіи и который, несмотря на признаки, увѣренъ въ вашей невинности".
   Лоранъ прочелъ записку, улыбнулся, такъ какъ былъ въ восторгѣ отъ своего слога, скаталъ въ трубочку и, вложивъ ее въ мѣдный футлярчикъ, закрылъ крышкою.
   -- Чортъ меня побери, если хоть одному сторожу придетъ въ голову искать его тамъ, куда я положу,-- проговорилъ онъ.
   Онъ выбралъ самую зрѣлую смокву, слегка надрѣзалъ перочиннымъ ножемъ и, посредствомъ этого надрѣза, ввелъ въ нее мѣдный футлярчикъ, не попортивъ плода.
   -- Отлично,-- сказалъ эксъ-лакей.
   Онъ опять улыбнулся, затѣмъ развернулъ одну изъ салфетокъ, купленныхъ, когда онъ заводился хозяйствомъ, и разложилъ на столѣ. Сложивъ на нее съѣстное, онъ связалъ все въ узелокъ и, взявъ опять листъ бумаги, написалъ на немъ крупными буквами имя Фабриція Леклеръ.-- Затѣмъ, пришпиливъ эту бумажку къ узелку, онъ вышелъ съ нимъ изъ дома и направился къ тюрьмѣ.
   Не дойдя шаговъ двадцати до тюремныхъ воротъ, онъ увидалъ сутуловатаго старичка; послѣдній пристально смотрѣлъ на него.
   Старичекъ этотъ былъ тюремный коммисіонеръ. Онъ исполнялъ порученія заключенныхъ и передавалъ имъ чрезъ канцелярію письма и съѣстное, присылаемыя родными или друзьями.
   

V.

   Коммисіонеръ сдѣлалъ два шага навстрѣчу Лорану.
   -- Не съѣстное для тюрьмы? спросилъ онъ.
   -- Да, -- отвѣчалъ лдкей, стараясь справиться съ своимъ волненіемъ. Можете ли вы взяться передать это?
   -- Могу.... Это мое ремесло....
   -- Такъ возьмите....
   -- Какому узнику прислано?
   -- Фабрицію Леклеръ.... Имя его выставлено на посылкѣ.
   -- Хорошо.... А отъ кого посылка?
   -- Отъ одной молодой дамы,-- отвѣчалъ Лоранъ послѣ минутной нерѣшимости.
   Горбунъ весело улыбнулся.
   -- Понимаю!-- проговорилъ онъ,-- сувениръ любви.... Вы заплатите за коммисію?
   -- Вотъ вамъ франкъ.
   -- Благодарю.... Протежэ этой дамы получитъ посылку черезъ пять минуть.
   И коммисіонеръ ушелъ въ зданіе тюрьмы, а Лоранъ отправился домой.
   У него стало тяжело на сердцѣ при мысли, что господинъ его томится въ заключеніи за этими высокими и мрачными стѣнами.
   Повернувъ за уголъ ближайшей улицы, онъ принужденъ былъ прислониться къ стѣнѣ:-- ноги отказывались служить ему.
   Мало по малу онъ успокоился и возвратился домой, довольный тѣмъ, что сдѣлалъ, и немного встревоженный относительно послѣдствій своей продѣлки.
   Коммисіонеръ, не теряя ни минуты, пошелъ въ канцелярію.
   -- Для заключеннаго Фабриція Леклеръ... Отъ дамы, сказалъ онъ, положивъ посылку на столъ.
   -- Что это такое? спросилъ дежурный сторожъ.
   -- Съѣстное...
   -- Посмотримъ-ка.
   Сторожъ развязалъ салфетку и сказалъ товарищу, читавшему въ углу канцеляріи "Газету Сены и Марны":
   -- Кажется, дамы интересуются этимъ негодяемъ, обвиненнымъ въ убійствѣ Бальтуса и въ разныхъ другихъ преступленіяхъ....
   -- Это неудивительно.... отвѣчалъ другой сторожъ,-- онъ красивый малый, кокодесъ, какъ называютъ его другіе заключенные. Но какъ бы онъ ни былъ красивъ, а преступленіе его все-таки ясно...-- Онъ допустилъ приговорить къ казни и казнить этого несчастнаго, увѣчнаго Пьерра, который былъ невиненъ, какъ новорожденный младенецъ...-- Ему не миновать эшафота...
   -- А пока онъ позавтракаетъ сегодня лучше, чѣмъ мы! отвѣчалъ первый сторожъ, осматривая присланную провизію. Чортъ возьми. За этимъ кокодесомъ ухаживаютъ! Ему прислали свѣжаго хлѣба,.жаренаго цыпленка, смоквъ и бутылку вина за красною печатью. Особа, приславшая это, должно быть сильно врѣзалась въ мошенника! Я хорошенько все осмотрю...-- Вѣдь этотъ мошенникъ не таковъ, какъ другіе... У него могутъ быть сподвижники и друзья, замышляющіе для него побѣгъ....
   -- Надо смотрѣть въ-оба...
   Сторожъ взялъ ножикъ и разрѣзалъ пополамъ цыпленка и хлѣбъ -- Ничего нѣтъ подозрительнаго, проговорилъ онъ... Что же касается смоквъ, то въ нихъ никакъ ужъ нельзя спрятать веревочной лѣстницы... Все можно отдать ему, кромѣ бутылки, которая, по уставу, должна остаться здѣсь... Кокодесъ выпьетъ рюмку этого вина за красною печатью сегодня по утру, другую среди дня, а вечеромъ третью...
   -- Онъ не опьянѣетъ отъ этого... Я спрячу бутылку. И сторожъ вышелъ, завязавъ узелокъ по прежнему.
   Онъ-то и позвалъ Фабриція, какъ мы слышали. Послѣдній проворно пошелъ въ его сторону.
   Ему дозволено было принимать только адвоката, взявшагося защищать его; но адвокатъ былъ наканунѣ и притомъ же не имѣлъ обыкновенія приходить въ такую пору.
   -- Меня спрашиваютъ въ пріемной залѣ?-- спросилъ онъ сторожа.
   -- Нѣтъ, въ канцеляріи...
   -- Для какой нибудь формальности?
   -- Нѣтъ, вамъ есть посылка...
   -- Посылка?... повторилъ изумленный Фабрицій.
   -- Да... кое-что съѣстное, присланное дамою, которая принимаетъ въ васъ участіе...
   -- Какою дамою?
   -- Вамъ должно быть извѣстно какою... а мнѣ почемъ знать...-- Ступайте же скорѣе.
   Фабрицій, сильно заинтересованный, вошелъ въ канцелярію вмѣстѣ со сторожемъ, который сказалъ ему:
   -- Вамъ прислали хлѣбъ, цыпленка и смоквы... эта дама щедрая... вотъ вамъ и перемѣна пищи... вы позавтракаете какъ банкиръ... Есть также бутылка вина, но ея нельзя отдать вамъ, а вы будете пить вино здѣсь... хотите выпить рюмку теперь же?
   -- Съ условіемъ, что вы чокнитесь со мною...
   -- Я не чокаюсь съ заключенными...
   -- Такъ оставьте себѣ всю бутылку, я дарю вамъ ее...
   -- Я не возьму ея себѣ, но пошлю въ лазаретъ...
   -- Какъ хотите...
   И Фабрицій, взявъ посылку, возвратился на тюремный дворъ.
   Гурганъ и Бекъ-де-Лампъ, почти такъ-же встревоженные, какъ и ихъ товарищъ по заключенію, дожидались его возвращенія.
   Всякая мелочь возбуждала въ нихъ недовѣрчивость и принимала въ ихъ глазахъ огромные размѣры.
   Въ настоящую минуту,-- они, сами не зная почему, страшились, чтобы что нибудь не уничтожило придуманнаго ими плана къ побѣгу.
   Фабрицій вернулся, неся въ рукѣ узелокъ, изъ котораго торчали конецъ хлѣба и лапы цыпленка.
   Мошенники вздохнули свободно.
   -- Съѣстное!-- вскричалъ Гурганъ.
   -- Да... Неизвѣстно отъ кого посылка, отвѣчалъ Фабрицій.
   -- Никогда не надо безпокоиться о томъ, откуда берется хорошее, проговорилъ философически Бекъ-де-Лампъ.
   -- Откуда бы ни взялось это съѣстное, оно для насъ съ выгодною замѣнитъ казенную похлебку и красные бобы... Я приглашаю васъ на завтракъ, сказалъ Фабрицій.
   -- Въ самомъ дѣлѣ?
   -- Чортъ возьми! такъ должно быть между товарищами!.... Гурганъ щелкнулъ языкомъ и глаза его сверкнули.
   -- Какъ это кстати! проговорилъ онъ,-- я чувствую, что мнѣ хочется ѣсть.
   -- Такъ сядемте вокругъ салфетки, которая замѣнитъ намъ скатерть, и поѣдимъ.
   Трое товарищей сѣли въ тѣни въ одномъ изъ угловъ двора.
   Каждый изъ нихъ вынулъ изъ кармана желѣзную луженую ложку, какія раздаетъ узникамъ тюремное начальство, и Фабрицій разложилъ на салфеткѣ надрѣзанный пополамъ хлѣбъ, цыпленка и смоквы.
   -- Ага! сказалъ Бекъ-де-Лампъ, они пропустили посылку.-- Къ счастію для насъ не было ни кинжала въ хлѣбѣ, ни револьвера въ цыпленкѣ.
   -- Раздѣлите хлѣбъ... сказалъ Фабрицій, а я разрѣжу цыпленка.
   -- Какимъ образомъ?
   -- Вотъ увидите....
   Онъ поточилъ о камень, лежащій на землѣ, лопаточку ложки и ловко разрѣзалъ ею цыпленка.
   Мошенники смотрѣли на него съ удивленіемъ.
   -- Какой шикъ, ребята! сказалъ Гурганъ.
   -- Сейчасъ видно, что этотъ кокодесъ высокаго полета.
   -- Слюнки текутъ при видѣ этого цыпленка!!! прибавилъ Бекъде-Лампъ.
   -- Вотъ ужъ десять лѣтъ, какъ мнѣ не попадало на зубъ цыплячьяго мяса... послѣдній лакомый кусочекъ изъ мяснаго, который я съѣлъ, былъ старый пѣтухъ...
   -- Я ручаюсь, что у этого цыпленка нѣжное мясо, -- сказалъ Фабрицій.
   Трое заключенныхъ принялись за завтракъ.
   -- Чортъ возьми! проговорилъ Гурганъ, проглотивъ первый кусокъ....-- вотъ что называется пиръ!-- Какое благоуханіе!...
   -- У одного моего кузена есть знакомый, крестная мать котораго ѣдала фазановъ... это, должно быть, точно также вкусно!
   -- Если бы только при этомъ былъ еще литръ Аржантейльскаго винца, чтобы лучше прошло все это, сказалъ Бекъ-де-Лампъ. который давился отъ жадности,-- Эхъ! сущій свадебный пиръ!...
   Не прошло и пяти минутъ, какъ отъ хлѣба остались только крошки, а отъ цыпленка только остовъ, обглоданный такъ, какъ будто былъ приготовленъ для анатомическаго апарата.
   -- Дважды три шесть.... сказалъ Фабрицій, -- каждому изъ насъ приходятся по двѣ смоквы.... Вотъ ваша доля, друзья мои...
   Оба заключенные съ жадностью накинулись на этотъ неожиданный дессертъ...
   -- Ай! сказалъ Бекъ-де-Лампъ, въ этой смоквѣ камушекъ, я чуть-было не сломалъ зубы!
   Онъ вынулъ изо рта смокву и раздавилъ руками, затѣмъ сказалъ тихимъ голосомъ, оглянувшись вокругъ:
   -- Молчаніе и вниманіе, товарищи!! это не камушекъ! тутъ что-то кроется...-- Вотъ игольникъ, который не самъ же собою появился въ смоквѣ...
   -- Дайте скорѣе... проговорилъ Фабрицій, протянувъ руку чтобы взять мѣдную трубочку, которую подалъ ему Бекъ-де-Лампъ.
   -- Возьмите и спрячьте скорѣе... проговорилъ Гурганъ. Сторожъ смотритъ въ нашу сторону...
   Фабрицій спряталъ мѣдную трубочку въ жилетный карманъ.
   -- Вы думаете?-- спросилъ онъ
   -- Думаю, что то, что въ этой игрушкѣ, должно быть интересно.
   -- Yes millord!-- отвѣчалъ эксъ-галерникъ.-- Вы увидите, что я говорю правду... Но будьте недовѣрчивы!... Не допустите изловить себя!.. А теперь, пока разойдемтесь, чтобы не было замѣтно, что у насъ есть какой либо умыселъ...
   Намъ не надо говорить, какъ сильно было возбуждено любопытство Фабриція.
   Ему хотѣлось бы тотчасъ же узнать что находилось въ мѣдномъ футлярчикѣ, но опасно было заглянуть въ него на дворѣ, посреди заключенныхъ, такъ какъ между ними могла найтится шпіоны, которые не преминули бы донести сторожамъ, что кокодесъ читаетъ подозрительную записку.
   

VI.

   Чтобы дѣйствовать осторожно и безопасно, Фабрицію пришлось дожидаться вечера, такъ какъ тогда его запирали въ дортуарѣ вмѣстѣ съ Гурганомъ и Бекъ-де-Лампъ. День тянулся для него нескончаемо.
   Наконецъ пробило половина седьмаго.
   Раздался звонъ тюремнаго колокола, и заключенные разошлись по отдѣльнымъ коморамъ и дортуарамъ. Надзиратели, послѣ поименной переклички, заперли за ними двери громадными замками и задвижками.
   Трое товарищей хранили молчаніе, пока совершенно стихъ всякій шумъ въ корридорахъ.
   Когда же послѣдній отголосокъ шаговъ сторожей замеръ въ отдаленія, Бекъ-де-Лампъ проговорилъ:
   -- Я думаю, что теперь мы можемъ безопасно посмотрѣть въ чемъ дѣло...
   -- Ты, Гурганъ, покарауль у форточки, а вы, кокодесъ, смѣлѣе принимайтесь за дѣло!
   Фабрицій вынулъ изъ кармана мѣдную трубочку и снялъ съ нея крышку.
   -- Какая-то бумажка.... сказалъ Бекъ-де-Лампъ: -- прочтите поскорѣе.
   Молодой человѣкъ развернулъ записку и съ жадностію прочелъ ее про себя;-- лицо его просіяло.
   -- Хорошія вѣсти?-- А? спросилъ Гурганъ, который, стоя у форточки, наблюдалъ за выраженіемъ лица Фабриція.
   -- Заткни себѣ глотку и не мѣшай ему читать! сказалъ повелительно Бекъ-деЛампъ.
   -- Дѣйствительно хорошія вѣсти... отвѣчалъ Фабрицій.
   -- Для одного васъ или для всѣхъ насъ троихъ?
   -- Для всѣхъ троихъ...
   -- Что же такое?
   -- Одинъ преданный человѣкъ совѣтуетъ мнѣ бѣжать и извѣщаетъ, что онъ въ Мелюнѣ и готовъ служить мнѣ въ ожиданіи моихъ приказаній.
   -- Отлично! проговорилъ Гурганъ: потирая руки, -- это значитъ, когда мы вылѣзимъ изъ колодца, то можемъ надѣть на себя сухія шкуры.
   -- Такъ,-- сказалъ Фабрицій, -- но какимъ образомъ извѣстимъ человѣка, который можетъ добыть ихъ намъ?...
   -- Чортъ возьми, я не подумалъ объ этомъ.... проговорилъ эксъ-каторжникъ:-- это будетъ трудно...
   -- Э! нѣтъ! отвѣчалъ Бекъ-де-Лампъ, пожавъ плечами, я берусь за это: мнѣ пришла въ голову мысль...
   -- Какая?
   -- Тсъ!... дозорный обходъ.... притворимся спящими...
   Трое заключенныхъ бросились на постели и закутались до подбородка одѣялами.
   Форточка отворилась.
   Одинъ изъ сторожей заглянулъ въ глубину комнаты -- и дозоръ прошелъ.
   -- Намъ представляется неожиданная помощь,-- сказалъ Бекъ-деЛампъ, помолчавъ съ минуту,-- такъ что мы можемъ добраться до желѣзнодорожной станціи, не обративъ на себя вниманія... Мы дадимъ знать пріятелю кокодеса, чтобы онъ дожидался насъ съ тремя полными костюмами въ огородѣ, примыкающимъ къ дозорной дорожкѣ... Туда можно войти, какъ въ свою квартиру, потому что изгородь приходитъ въ разрушеніе.-- Остается только увѣдомить нашего доброжателя, въ какую ночь и въ которомъ часу мы расчитываемъ бѣжать... Пишетъ вамъ пріятель, куда можно подать ему.вѣсть?
   -- Да...
   -- Гдѣ же?
   -- Каждый вечеръ, начиная съ семи часовъ, преданный мнѣ человѣкъ будетъ дожидаться отъ меня отвѣта, стоя на мосту и облокотясь на парапетъ второй арки со стороны города...
   -- Эта выдумка не глупа... Можно подойти къ нему, не возбудивъ подозрѣнія...
   -- Можно... можно... повторилъ Гурганъ.
   -- Это легко сказать, но вѣдь нѣтъ воздушнаго шара...
   -- Да, заткни свою пасть! дай мнѣ выговорить хоть слово... Вѣдь я сказалъ, что у меня есть мысль... Завтра будутъ разбирать два дѣла въ судѣ исправительной полиціи... Одинъ мой товарищъ, вторично попавшійся, обвиненъ въ участіи въ самомъ пустяшномъ дѣлѣ... кражѣ цыплятъ и кроликовъ... Онъ можетъ серьезно доказать свое пребываніе въ другомъ мѣстѣ, и конечно его оправдаютъ.... Онъ добрый малый, и я ручаюсь за него... Если его освободятъ,-- онъ возьмется извѣстить пріятеля кокодеса....
   -- Но, въ такомъ случаѣ, мы должны необходимо отложить побѣгъ нашъ до послѣзавтра,-- возразилъ Фабрицій.
   -- Разумѣется.
   -- Но если онъ измѣнитъ намъ?
   -- Онъ не способенъ на это... Я ручаюсь за него, какъ за самого себя -- Онъ будетъ очень радъ случаю насолить полиціи; притомъ-же вѣдь кокодесъ дастъ ему небольшое вознагражденіе?
   -- Преданный мнѣ человѣкъ вручитъ ему сто франковъ....
   -- За сто франковъ онъ броситъ въ рѣку хоть кого хотите.-- Затѣмъ добрый вечеръ... Будемъ ждать завтра оправданія подсудимаго...
   И Бекъ-де-Лампъ, завернувшись въ одѣяло, живо храпѣлъ. Фабрицій сѣлъ на постель, но сонъ не шелъ ему на умъ. Глаза его сверкали мрачнымъ огнемъ и онъ бормоталъ сквозь зубы:
   -- Если я буду свободенъ послѣзавтра ночью, то славно отомщу.

* * *

   Бекъ-де-Лампъ, выйдя на тюремный дворъ въ назначенный часъ, подошелъ къ одному изъ заключенныхъ, который прохаживался съ довольно мрачнымъ видомъ, и, хлопнувъ по плечу, сказалъ:
   -- И такъ, Лупіа, твое дѣло рѣшатъ сегодня...
   -- Да, старый висѣльникъ, лишь бы только хорошо рѣшили...
   -- Ты безпокоишься?
   -- Еще бы! Никогда нельзя быть спокойну...
   -- Но вѣдь ты можешь доказать, что былъ въ другомъ мѣстѣ...
   -- Конечна могу; но ты знаешь, что адвокатъ насядетъ на меня" потому что я былъ уже три раза приговоренъ къ наказанію... Провинившіеся нѣсколько разъ -- на худомъ счету у этихъ людей!! Если станутъ утверждать, что свидѣтели моего пребыванія въ другомъ мѣстѣ показываютъ ложно, такъ меня все равно засадятъ въ тюрьму, хотя это будетъ очень несправедливо.
   -- Въ самомъ дѣлѣ? проговорилъ Бекъ-де-Лампъ; но скажи, между нами, ты не участвовалъ въ кражѣ?
   -- Нѣтъ, клянусь тебѣ! И вотъ доказательство тому: пока Крошаръ и Вижу воровали куръ и кроликовъ въ Сенъ-Портѣ, я кралъ утокъ дальше чѣмъ въ ста километрахъ оттуда.
   -- Скажи это судьямъ! проговорилъ Бекъ-де-Лампъ со смѣхомъ.
   -- Они способны не повѣрить.-- Меня должны были-бы отпустить, за неимѣніемъ причинъ къ обвиненію, а между тѣмъ послали въ исправительный судъ -- и это меня мучитъ.
   -- Есть у тебя адвокатъ?
   -- Да, присяжный повѣренный, назначенный отъ суда; а такой повѣренный все ровно что только плевокъ въ колодезь для того, чтобы вода разошлась кругами.
   -- Но, наконецъ, ты надѣешься отбояриться?
   -- Конечно надѣюсь! Но отъ надежды и до ея осуществленія еще далеко....
   -- Послушай,-- сказалъ Бекъ-де-Лампъ, понизивъ голосъ: -- если тебя оправдаютъ, не возьмется ли исполнить порученіе, когда выйдешь отсюда.
   -- Конечно, возьмусь, если только можно.
   -- Очень можно! и ты получишь сто франковъ за то, что скажешь четыре слова...
   -- Сто франковъ!! повторилъ съ восторгомъ Лупіа.-- Въ самомъ дѣлѣ?
   -- Честное слово!
   -- Ладно! Въ чемъ же дѣло?
   Бекъ-де-Лампъ наклонился къ Лупіа и съ минуту шепталъ что-то на ухо.
   -- И ты увѣренъ, что лицо, стоящее на мосту у второй арки, дастъ мнѣ пять желтяковъ или ассигнаціею одинаковой цѣнности? спросилъ Лупіа.
   -- Навѣрное, по подписи кокодеса подъ слѣдующими четырьмя словами "чекъ на сто франковъ".
   -- Ты можешь положиться на меня..
   -- Хорошо!
   Въ эту минуту на тюремный дворъ вошелъ сторожъ съ бумагою въ рукѣ, и громко сказалъ:
   -- Крошаръ, Вижу, Лупіа, Годинье, ступайте въ судъ. Позванные заключенные тотчасъ же отправились въ канцелярію, гдѣ ихъ ожидали жандармы для отвода въ судъ.
   Бекъ-де-Лампъ подошелъ къ Фабрицію.
   -- Ну что? спросилъ его послѣдній.
   -- Онъ согласенъ,-- отвѣчалъ мошенникъ, -- теперь все зависитъ отъ рѣшенія суда... Если его оправдаютъ, такъ онъ нынче же вечеромъ исполнитъ наше порученіе.
   Подождемъ, а пока вотъ папиросная бумага и кусочекъ карандаша... пишите чекъ на сто Франковъ.
   Время шло...
   Было три часа по полудни, а подсудимые не возвращались еще изъ суда...
   Бекъ-де-Лампъ, Гургана и Фабриція тревожила эта задержка означавшая усложненіе дѣла.
   Мошенники не отводили глазъ отъ двери, въ которую должны были войти Лупіа и его товарищи.
   Наконецъ эта дверь отворилась.
   Появился Лупіа съ сильно раскраснѣвшимся лицомъ, въ фуражкѣ на бекрень, и началъ приплясывать на дворѣ.
   -- Оправданъ, ребятушки!! оправданъ!! вскричалъ онъ, адвокатъ былъ смиренъ, какъ барашекъ; онъ не слишкомъ притѣснялъ меня и я вышелъ изъ суда бѣлѣе снѣга!
   Товарищи стали поздравлять оправданнаго.
   -- Ты уходишь нынче вечеромъ? спросилъ Гургань.
   -- Сейчасъ же, и мнѣ сдается (такъ какъ я нахожусь подъ присмотромъ высшей полиціи), -- что меня никуда не выселяютъ въ другое мѣсто...-- Я могу остаться въ Мелюнѣ, гдѣ, смѣю сказать, пользуюсь почетной извѣстностью.
   Показался сторожъ.
   -- Лупа! крикнулъ онъ.
   -- Здѣсь, господинъ надзиратель.
   -- На свободу.
   -- Сейчасъ, господинъ надзиратель! сейчасъ! дайте въ послѣдній разъ пожать руки товарищамъ -- и я утекаю.
   

VII.

   Лупіа быстро подошелъ къ Бекъ-де-Лампъ.
   -- Не позабудь чего нибудь... шепнулъ послѣдній.
   -- Будь спокоенъ.
   -- Съ семи часовъ вечера, вторая арка на мосту, со стороны города...
   -- Это запечатлѣно здѣсь... А обѣщанныя деньги?...
   -- Я суну тебѣ въ руку скатанную бумажку... Это чекъ на сто франковъ, подписанный кокодесомъ....-- въ замѣнъ его тебѣ дадутъ желтяки....
   -- Что же ты, скоро-ли? вскричалъ сторожъ, которому надоѣло дожидаться.
   -- Иду! иду!
   И Лупіа, держа въ рукѣ бумажку, бросился къ выходу, сказавъ веселымъ тономъ:
   -- На свободу! какое счастье! Вотъ что значитъ быть честнымъ человѣкомъ!...
   День окончился.-- Прозвонилъ тюремный колоколъ и заключенные разошлись по каморамъ.
   Когда Фабриція и его товарищей заперли въ дортуарѣ, они переглянулись съ улыбкою.
   -- Такъ положительно завтра?... спросилъ Гурганъ.
   -- Положительно, отвѣчалъ Бекъ-де-Лампъ.-- Лупіа получилъ хорошія инструкціи, притомъ же онъ уменъ... Онъ повидается вечеромъ съ пріятелемъ кокодеса,-- можетъ быть уже видѣлся съ нимъ... Теперь надо только окончательно подпилить рѣшетку... Станьте на караулъ у форточки, и скажите мнѣ, когда пойдетъ дозоръ... Откройте постели и положите въ ногахъ ваши вещи, чтобы при малѣйшей тревогѣ можно было тотчасъ же забраться подъ одѣяла.
   Товарищи Бекъ-де-Лампъ исполнили приказаніе.
   Послѣдній вынулъ изъ кармана одинъ изъ тѣхъ футляровъ, которые заключенные въ тюрьмахъ и каторжники называютъ bastringues {Bastringue -- пирушка въ кабакѣ.}, досталъ оттуда стальную пилу длиною только въ нѣсколько сантиметровъ и принялся за работу.
   Желѣзная полоса была уже подпилена внизу, оставалось только подпилить ее вверху. Послѣ работы слѣды пилы залѣпляли мякишемъ хлѣба, покрытымъ плѣснью.
   Всѣ замолчали и въ комнатѣ раздавался только еле-слышный скрипъ пилы.
   Минутъ черезъ двадцать, Бекъ-де-Лампъ отеръ лобъ и вздохнулъ съ удовлетвореннымъ видомъ.
   -- Готово? спросилъ Фабрицій.
   -- Да, остается только пропилить полмилиметра толщины;-- завтра можно повершить съ этимъ въ одну минуту. Теперь ляжемъ спать.
   И трое мошенниковъ улеглись.

* * *

   Адвокатъ мадмоазель Бальтусъ, по желанію ея и Жоржа Вернье обратился въ судъ, съ просьбою о разрѣшеніи ей повидаться съ Фабриціемъ Леклеръ.
   Такая просьба со стороны Паулы показалась странною судьѣ, отъ котораго это зависѣло, и онъ не счелъ себя въ правѣ исполнить ея, не отнесясь предварительно къ министру общественныхъ дѣлъ. Убѣжденный, что мадмоазель Бальтусъ, для возстановленія чести казненаго, желала воспользоваться остаткомъ своего вліянія на Фабриція Леклеръ и заставить его сдѣлать можетъ быть ложное признаніе въ неимѣніи у себя сообщниковъ, представитель министерства общественныхъ дѣлъ говоримъ мы,-- на-отрѣзъ отказалъ въ разрѣшеніи.
   -- Но отчего же этотъ отказъ? спросила молодая дѣвушка.
   -- Судьи такіе же люди, какъ и всѣ, слѣдовательно подвержены человѣческимъ слабостямъ, отвѣчалъ адвокатъ.
   Публичное заявленіе о томъ, что несчастный, приговоренный къ смерти и казненый, былъ невиненъ -- горькая чаша для нихъ, которую имъ хотѣлось бы отстранить отъ своихъ устъ...-- Они предпочитаютъ сомнѣніе для успокоеніи своей совѣсти... въ сущности это очень естественно....
   -- Но я-то хочу возстановленія чести невинно пострадавшаго! воскликнула Паула.
   -- Они также хотѣли бы этого -- увѣряю васъ, еслибы вѣрили въ его невинность, но они не вѣрятъ въ нее... И очень искренно...
   -- Что же дѣлать?
   -- Энергично бороться до конца...
   -- О! возразила молодая дѣвушка съ лихорадочнымъ волненіемъ если бы у насъ было неопровержимое доказательство.
   -- Успокойтесь, умоляю васъ...-- Можетъ быть, случай пошлетъ намъ и это доказательство...-- я не отчаиваюсь...
   -- Я составила хорошій планъ! продолжала Паула,-- приняла такія хорошія мѣры. Посмотрите, что я приготовила.
   Она вынула изъ корсажа листокъ бумаги, на которомъ было начертаво нѣсколько строчекъ, и подала алвокату:
   -- Что это? спросилъ онъ.
   -- Прочтите.
   Адвокатъ взялъ бумагу и прочелъ:
   "Въ ту минуту, когда готовлюсь предстать предъ моими судьями, объявляю, что я одинъ виновенъ въ убійствѣ Фредерика Бальтуса, и что Пьерръ, осужденный и казненый въ Мелюнѣ, не былъ моимъ сообщникомъ. Мелюнъ 1874 года".
   -- Недостаетъ только подписи Фабрицій Леклеръ... сказала молодая дѣвушка.
   Бумага выпала изъ рукъ ученаго законовѣда, и онъ воскликнулъ:
   -- И вы надѣялись, что убійца подпишетъ это заявленіе?
   -- Надѣялась... Какъ онъ ни гнусенъ, но для него нѣтъ никакаго интереса отрицать истины, такъ какъ онъ все равно погибъ... Для чего сталъ бы онъ отрекаться?
   -- Для того, чтобы доказать вамъ свою ненависть.
   -- Такъ вы полагаете, что онъ ненавидитъ меня?
   -- Отъ всей души...
   -- Но почему же?
   -- Прежде всего потому, что онъ сдѣлалъ вамъ много зла, а во вторыхъ потому, что изъ-за насъ перенесъ много страха и душевной тревоги. Подумайте о томъ, что цѣль вашей жизни, какъ вы объявили во всеуслышаніе, состояла въ томъ, чтобы найти виновнаго... а онъ и есть этотъ виновный!
   -- Онъ говорилъ однако, что любилъ меня... пролепетала Паула.
   -- Это было чудовищное лицемѣріе, цѣль котораго состояла въ томъ, чтобы отвлечь отъ плана мести и надѣть вамъ повязку на глаза...
   -- Можетъ быть я восторжествовала бы надъ его ненавистью...
   -- Вы слишкомъ надѣетесь на ваши силы, я говорю вамъ это съ увѣренностью!...-- Я только разъ видѣлъ Фабриція Леклеръ... и этого было достаточно, чтобы составить понятіе объ этомъ негодяѣ... У него грязная душа, но желѣзная воля...-- Онъ ничего не боится, кромѣ смерти...-- Если бы можно было сказать ему: признайтесь и вамъ даруютъ жизнь:-- онъ признался бы ради спасенія своей головы... Но такъ какъ невозможно обѣщать ему этого -- да онъ, впрочемъ, и не повѣрилъ бы въ такое обѣщаніе, -- то нечего и ждать отъ него...
   Мадмоазель Бальтусъ, если не убѣжденная, то побѣжденная, хранила молчаніе.

* * *

   Лоранъ, вполнѣ увѣренный, что господинъ его не преминетъ найти записку, посланную въ смоквѣ, проводилъ три четверти дня въ своей комнатѣ, а около семи часовъ отправлялся на Мелюнскій мостъ дожидаться вѣстника, котораго можетъ быть удалось бы Фабрицію прислать. Множество смутныхъ мыслей бродило въ головѣ эксъ-лакея.-- Онъ поминутно задавалъ себѣ слѣдующіе, совершенно неразрѣшимые вопросы:
   -- Нашелъ ли онъ мою записку?... Можно ли будетъ ему воспользоваться моею преданностью?..
   За десять минутъ до семи часовъ, онъ стоялъ уже на мосту, облокотись на парапетъ надъ второю аркою.
   Онъ зналъ, что, съ тѣхъ поръ какъ отнесъ въ тюрьму узелокъ со съѣстнымъ, прошло еще слишкомъ мало времени для того, чтобъ узникъ могъ послать ему вѣсть о себѣ; но ему казалось, что на мосту время скорѣе пройдетъ, чѣмъ дома.
   Мы должны прибавить, что къ его пламенному желанію спасти своего господина присоединялась порядочная доля страха.
   -- Если какому нибудь тюремному сторожу или надзирателю попался въ руки, или скорѣе на зубы, футляръ для карандашей, превращенный въ почтовый ящикъ, думалъ онъ,-- то меня арестуютъ какъ сообщника и даже какъ главнаго агента побѣга...-- Тѣмъ хуже!... Я исполнилъ свой долгъ, и если меня продержатъ нѣсколько недѣль въ тюрьмѣ, -- бѣда не велика: не умру отъ этого... Наклонясь надъ рѣкою, онъ смотрѣлъ какъ струилась вода въ этомъ глубокомъ мѣстѣ, казавшаяся совсѣмъ черною при послѣднемъ свѣтѣ сумерекъ.
   Чрезъ каждыя полсекунды онъ поворачивалъ глаза то направо то налѣво вдоль моста.
   Если кто нибудь шелъ на мостъ, ему казалось, что сердце его переставало биться и онъ вопрошалъ себя мысленно:
   -- Не посланный ли это отъ моего господина?... или не полицейскій ли агентъ, идущій арестовать меня?...
   Но не появилось ни того, ни другаго, и запоздалые прохожіе равнодушно продолжали свой путь.
   Впрочемъ, чѣмъ становилось позже, тѣмъ меньше было прохожихъ, и наконецъ наступило совершенное безлюдіе.
   На мелюнскихъ башняхъ пробило восемь, затѣмъ девять и наконецъ десять часовъ.
   -- Не сегодня,-- подумалъ эксъ-лакей.-- Я простою здѣсь еще съ полчаса, ради успокоенія совѣсти, а потомъ пойду домой.
   Въ половинѣ одиннадцатаго онъ дѣйствительно пошелъ обратно въ городъ, бормоча:
   -- Я приду опять завтра....
   Мы знаемъ, что "завтра" былъ тотъ самый день, когда почтенный Лупіа, доказавшій неоспоримо свое пребываніе въ другомъ мѣстѣ и оправданный судомъ исправительной полиціи, взялся исполнить порученіе Бекъ-де-Лампъ.
   Въ семь часовъ безъ десяти минутъ, Лоранъ, какъ и наканунѣ, мужественно дежурилъ на мосту въ той же позѣ, не предвидя конца такому дежурству.
   Многіе прохожіе, замѣтившіе его, невольно задавали себѣ вопросъ: зачѣмъ онъ стоитъ тутъ, наклонясь надъ рѣкою и погруженный въ задумчивость? Нѣкоторые изъ нихъ полагали, что на слѣдующій день будетъ однимъ самоубійцею-утопленникомъ больше....
   

VIII.

   Пробило половина десятаго.
   На мосту было безлюдно.
   Эксъ-лакей началъ находить продолжительнымъ свое дежурство.
   Вдругъ онъ вздрогнулъ и проворно поднялъ голову.
   Въ двадцати шагахъ отъ него кто-то пѣлъ во все горло пьянымъ голосомъ слѣдующую, очевидно импровизованную пѣсню:
   
   "Надъ второю аркой моста
   Повстрѣчаю молодца,
   И спрошу, что свѣсилъ носъ-то?--
   Не печалься безъ конца"!
   
   Лоранъ тотчасъ же подумалъ:
   -- Надъ второю аркой моста... Я хорошо разслышалъ... Или этотъ поздній гуляка пришелъ для меня?... или это какой нибудь пьяница, возвращающійся домой? Чрезъ минуту я это узнаю.
   Пѣвецъ, пошатываясь, ступилъ на мостъ и пошелъ по лѣвой сторонѣ тротуара, т. е. какъ разъ прямо къ Лорану.
   Послѣдній опять облокотился на парапетъ и притворился, что ничего не видитъ и не слышитъ.
   Лупіа, дойдя до Лорана, который стоялъ вытянувъ назадъ ноги такъ, что онѣ мѣшали пройти, остановился.
   -- Это должно быть свой человѣкъ, подумалъ онъ.
   И слегка дотронулся до плеча эксъ-лакея, который выпрямился очень взволнованный.
   -- Меня сейчасъ арестуютъ... подумалъ онъ, и спросилъ нѣсколько дрожащимъ голосомъ:
   -- Что вамъ угодно?
   -- Ничего, если только вы не тотъ, кто дожидается здѣсь кого-то съ семи часовъ вечера,-- отвѣчалъ Лупіа.
   -- Я тотъ самый,-- отвѣчалъ Лоранъ,-- откуда вы пришли?..
   -- Изъ такого мѣста, куда никогда не хочется войти и откуда всегда хочется выйти... Поняли?..
   -- Понялъ... Кто васъ послалъ?..
   -- Кокодесъ...
   -- Я не знаю такого...
   -- Вамъ надо сказать его имя цѣликомъ?
   -- Да -- Вотъ оно: Фабрицій Леклеръ... Я присланъ отъ него, и намъ надо поговорить съ вами...
   -- Поговоримте...
   -- Но прежде всего,-- сказалъ Лупіа, вы должны дать мнѣ пять желтяковъ или ассигнацію такой же цѣнности, какъ сами хотите... Вотъ записка отъ кокодеса...
   И онъ подалъ Лорану, скатанный въ трубочку листикъ папиросной бумаги, на которомъ Фабрицій написалъ "чекъ на сто франковъ".
   Лоранъ развернулъ бумажку, зажегъ восковую спичку и узналъ почеркъ Фабриція.
   -- Это правильно... сказалъ онъ, пошаривъ въ карманѣ. Вотъ пять наполеондоровъ въ двадцать франковъ.
   Лупіа съ восторгомъ положилъ деньги въ карманъ.
   -- Вы молодецъ какъ есть. Съ одного плеча епанча!.. вскричалъ онъ... А теперь навострите уши, я перескажу вамъ все, что поручено мнѣ... Назначено завтра...
   -- Что?
   -- Да побѣгъ, чортъ возьми! Бекъ-де-Лампъ и Гурганъ все подготовили.
   -- Что это за люди?
   -- Добрые ребята, какъ вы и я... друзья... настоящіе братья!.. Они стали неразлучны, какъ пять пальцевъ, и вмѣстѣ натянуть носъ адвокату.
   -- Удастся ли имъ?
   -- Чортъ возьми! Все пойдетъ, какъ по маслу! Они слишкомъ хитры для того, чтобы допустили выхватить у себя изъ рукъ каштаны.
   -- Что же я долженъ дѣлать? спросилъ Лоранъ.
   -- Знаете ли вы большой пустырь съ огородомъ, премыкающій къ тюрьмѣ и обнесенный полуразрушеннымъ частоколомъ?
   -- Знаю.
   -- Въ этомъ огородѣ есть колодезь у стѣны окружной дорожки...
   -- Хорошо...
   -- Завтра, ровно въ половинѣ девятаго выньте изъ забора одинъ или два кола, войдите въ огородъ и дожидайтесь у колодца...
   -- Я приду туда...
   -- Промыслите три полныя перемѣны платья, начиная отъ башмаковъ до шляпы, и бѣлье также... три опрятные костюма, какіе носятъ неважные буржуа или работники, не кутилы.
   -- Я достану три полныхъ костюма... Это все?..
   -- Все...
   -- Откуда же придутъ г. Фабрицій и другіе?
   -- Изъ колодца...
   -- Невозможно!.. пролепеталъ Лоранъ.
   -- Возможно и вѣрно, милый человѣкъ, это объясняетъ вамъ потребность въ сухой одеждѣ, потому что когда они вылѣзутъ изъ колодца, такъ промокнутъ до костей... Теперь, я исполнилъ порученіе и карманъ мой такъ набитъ, какъ не бывалъ еще отроду. Засимъ прощайте, милый человѣкъ, желаю вамъ спокойной ночи...
   Лупіа исчезъ въ темнотѣ а Лоранъ возвратился домой очень довольный.
   Фабрицій Леклеръ получилъ его записку и, не теряя ни минуты, воспользовался его усердіемъ и преданностью! Это чрезвычайно радовало его и возбуждало въ немъ гордость.
   Впрочемъ, онъ былъ не совсѣмъ спокоенъ.
   Онъ не зналъ, удастся ли попытка къ побѣгу, но вѣрилъ въ отвагу и ловкость своего господина.
   Притомъ же посланный отъ Фабриція не сомнѣвался въ успѣхѣ.
   Лоранъ, почти не спавшій всю ночь отъ душевной тревоги, всталъ съ разсвѣтомъ и задалъ себѣ вопросъ, какимъ образомъ скоротать время до вечера.
   Послѣ завтрака, онъ отправился въ лавки торговцевъ поношенной одеждою и купилъ три чистые, простые костюма, какіе носятъ работники по праздникамъ и которые не слишкомъ бросались въ глаза.
   Затѣмъ купилъ сапоги, шляпы и бѣлье.
   Возвратясь домой, онъ связалъ все это въ небольшіе узелки, чтобы удобнѣе было нести.

* * *

   Мы должны были сообщить нашимъ читателямъ нѣкоторыя подробности о томъ, что дѣлалось на виллѣ Бальтусъ, съ тѣхъ поръ какъ въ ней жили, по извѣстнымъ причинамъ, многія изъ дѣйствующихъ лицъ нашего разсказа.
   Здоровье Жанны совершенно возстановилось и ея моральное состояніе было такъ хорошо, какъ только можно было желать.
   По временамъ въ ней проявлялись проблески разсудка, такъ что Жоржъ съ каждымъ днемъ все болѣе надѣялся на полное выздоровленіе.
   Напротивъ, здоровье Эдмеи нисколько не улучшалось.
   Ея слабость и упадокъ духа, которыхъ ничто не могло побѣдить, сильно тревожили молодаго доктора...
   Онъ поселился въ двухъ просторныхъ комнатахъ во второмъ этажѣ виллы и уѣзжалъ изъ Мелюна очень рѣдко и только на короткое время, для посѣщенія Отейльской лечебницы.
   Паула переселилась въ комнаты покойнаго брата, а свои уступила г-жѣ Деларивьеръ.
   Эдмея заняла небольшую гостиную и спальню, въ которой ночевалъ разъ Фабрицій Леклеръ.
   Клодъ Марто жилъ въ мансардѣ, надъ комнатою Жоржа.
   На виллѣ вставали очень рано и рано ложились.
   Иногда катались на лодкѣ и ходили гулять въ окрестныя деревни. Такъ шло время.
   Эксъ-матросъ никогда не сидѣлъ на мѣстѣ: онъ помогалъ то садовнику, то кухаркѣ, то кучеру -- такъ какъ все умѣлъ сдѣлать и за все брался, увѣряя, что если будетъ сидѣть сложа руки, то рана его, которая только что зажила, опять разболится...
   У Клода было въ Мелюнѣ много товарищей.
   Такъ какъ онъ былъ совершенно свободенъ это всякой обязанности, то ходилъ иногда по кабачкамъ и чокался съ ними, но никогда не напивался и, не смотря на то, что расплачивался за пріятелей, проповѣдывалъ имъ умѣренность.
   Въ то утро, когда Лоранъ купилъ три полные костюма, Бордепла, убѣдясь, что въ немъ не было надобности на виллѣ, уѣхалъ въ Фонтенбло съ однимъ знакомымъ рыбакомъ, которому надобно было получить тамъ небольшія деньги.
   Утро было великолѣпное и день очень жаркій. На горизонтѣ скоплялась большія, сырыя тучи, окаймленныя всѣми цвѣтами мѣди и, мало по малу, заслонили всю небесную лазурь. Можно было предсказать навѣрное, что вечеръ не обойдется безъ грозы.
   Электричество, которымъ была пропитана атмосфера, сильно дѣйствовало на впечатлительный темпераментъ г-жи Деларивьеръ.
   Она была съ нѣкотораго времени очень спокойна, но въ этотъ день волновалась болѣе обыкновеннаго.
   Возвратимся теперь въ Мелюнскую тюрьму.
   

IX.

   Въ тюрьмѣ ничто не предвѣщало, что скоро должно было совершиться такое важное происшествіе, какъ побѣгъ трехъ заключенныхъ.
   Фабрицій, Бекъ-де-Лампъ и Гурганъ, успѣвшіе уже обо всемъ условиться, войдя на тюремный дворъ, разошлись въ разныя стороны, чтобы не возбудить подозрѣнія.
   Только изрѣдка рѣшались они поглядывать другъ на друга. Повидимому, они были совершенно равнодушны.
   У Фабриція, какъ и всегда, было мрачное лицо; но когда онъ замѣчалъ, что на него никто не смотритъ, на губахъ его появлялась странная усмѣшка и глаза загорались зловѣщимъ огнемъ.
   Большинство заключенныхъ, томимое зноемъ, который между высокими стѣнами былъ еще сильнѣе, спали тяжелымъ, тревожнымъ сномъ, растянувшись на землѣ въ тѣни, около угловъ ограды.
   На дворѣ было тихо.
   Пробилъ колоколъ, призывавшій въ обѣду.
   Всѣ тотчасъ же поднялись на ноги и стали подходить каждый съ своею чашкою въ рукахъ къ повару, который наливалъ всѣмъ супу съ овощами.
   Затѣмъ заключенные получали по порціи красныхъ бобовъ, которые, вмѣстѣ съ супомъ, составляли ихъ обыкновенный обѣдъ.
   Часъ спустя колоколъ позволилъ снова.
   Настала пора возвратиться въ дортуары и камеры.... Заключенные стали въ рядъ по-парно и ушли со двора. Послѣ переклички, заключенныхъ заперли, и въ тюрьмѣ затихъ всякій шумъ.
   Небо почти вдругъ стало черно, какъ чернила.
   Молніи бороздили тучи.... громъ грохоталъ вдали,-- гроза приближалась....
   Очутясь взаперти, трое мошенниковъ сначала молчали. Первый заговорилъ Фабрицій.
   -- Итакъ! сказалъ онъ, нынѣшнимъ вечеромъ. Пора эта приближается....
   -- Увѣрены-ли вы, что этотъ человѣкъ будетъ готовъ и станетъ дожидаться насъ? спросилъ Бекъ-де-Лампъ.
   -- Онъ будетъ дожидаться, если только вашъ посланный увѣдомилъ его....
   -- Что касается до этого, то будьте спокойны, я ручаюсь за Лупіа, какъ за себя!... Вѣдь я уже сказалъ вамъ, что онъ нашего поля ягода.
   -- Такъ за дѣло.... чтобы не опоздать!
   -- Я пропилю окончательно рѣшетку.... сказалъ Бекъ-де-Лампъ, а вы тѣмъ временемъ нарѣжьте полосъ изъ одѣялъ.... да завязывайте покрѣпче узлы; надо, чтобы веревка была длинная и надежная.
   -- Ладно.... пробормолъ Гурганъ. Но вы не знаете, у меня какое-то странное предчувствіе.
   -- Ты просто трусъ, если не хочешь бѣжать, такъ ничто не мѣшаетъ остаться здѣсь....
   -- Не говори вздора, я убѣгу съ вами! Мнѣ будетъ слишкомъ скучно въ тюрьмѣ безъ друзей....
   -- Такъ работай.
   -- Погодите... сказалъ Фабрицій, принявшійся уже за дѣло.... вѣдь узлы на одѣялѣ могутъ развязаться... шерстяную ткань нельзя стянуть такъ плотно, какъ льняную или бумажную....
   -- Правда, такъ возьмемъ простыни.... Онѣ совсѣмъ новыя и сдержатъ цѣлый возъ съ лошадью....
   -- Какъ темно! сказалъ Гурганъ,-- я ничего не вижу...
   Въ эту самую минуту ослѣпительно ярко блеснула молнія и раздался громовой ударъ.
   Въ то же время полилъ проливной дождь вмѣстѣ съ градомъ застучавшимъ какъ дробь.
   -- Какая оглушительная канонада! вскричалъ Фабрицій.
   -- Нечего жаловаться на это.... возразилъ Бекъ-де-Лампъ: такая погода какъ на заказъ для насъ! Часовые и сторожа не станутъ теперь шляться по дозорной дорожкѣ... Сложимте полосы вдвое, ребятушки!
   И Бекъ-де-Лампъ окончательно подпилилъ рѣшетку, пока Фабрицій и Гурганъ сказали веревку...
   Громъ грохоталъ безпрестанно.... и дождь лилъ какъ изъ ведра. Было только четверть девятаго, но казалось что настала уже ночь. Изъ окна едва можно было разсмотрѣть стѣну, которою была обнесена тюрьма.
   Вѣтеръ яростно бушевалъ, потрясая рамы оконницы.
   -- Чортъ побери! пробормоталъ Гурганъ,-- мы промокнемъ!
   -- Высохнешь, нырнувъ головою въ колодезь... отвѣчалъ Бекъ-де-Лампъ со смѣхомъ.... У меня готово.... прибавилъ онъ...-- а у васъ какъ?
   -- Еще только привязать одну полосу и веревка будетъ готова, отвѣчалъ Фабрицій....
   -- Привязывайте крѣпче....
   -- Не бойтесь.... узлы не развяжутся....
   -- Шумъ въ корридорѣ.... проговорилъ Гурганъ, у котораго отъ испуга застучали зубы.
   -- Скорѣе подъ одѣяла!
   Трое мошенниковъ бросились одѣтые на постели съ удивительнымъ проворствомъ.
   Шаги, слышанные Гурганомъ, приближались.
   Кто-то остановился у двери -- и форточка отворилась.
   -- Если войдутъ, подумалъ Бекъ-де-Лампъ, такъ все пропало... сейчасъ замѣтятъ, что нѣтъ рѣшетки....
   То былъ дозорный обходъ.
   -- Что, вы спите? спросилъ сторожъ.
   -- Нѣтъ, господинъ надзиратель... отвѣчалъ Фабрицій: въ такую погоду нельзя уснуть.
   -- Правда....
   Форточка затворилась -- и дозоръ пошелъ дальше.
   Лишь только шумъ шаговъ затихъ вдали, мошенники вскочили съ кроватей.
   -- Большое счастіе, что они прошли, потому что теперь не придутъ больше, сказалъ Бекъ-де-Лампъ.-- Гдѣ веревка?
   -- Вотъ она....
   -- Пока я стану привязывать ее, вы, кокодесъ, возьмите жестяной футляръ и спрячьте въ него ассигнаціи....
   -- Это уже сдѣлано....
   -- Такъ помогите еще разъ затянуть узлы, потому что все зависитъ отъ нихъ.
   Всѣ трое схватились за импровизованную веревку и стали тянуть изо всей силы.
   Она натянулась какъ стрѣла, но узлы не развязались.
   -- Ладно.... проговорилъ Бекъ-де-Лампъ.... я спущу ее. И онъ бросилъ за окно конецъ веревки.
   -- При такомъ вѣтрѣ худо будетъ спускаться, проговорилъ Гурганъ. Онъ свиститъ на дозорной дорожкѣ, какъ въ трубѣ.
   -- Тѣмъ хуже! Кто ничѣмъ не рискуетъ, тотъ ничего и не получитъ.... Не слышно шаговъ часоваго.... теперь настоящая пора.-- Чья очередь?....
   -- Все равно, отвѣчалъ Фабрицій,-- только надо поскорѣе....
   -- Вамъ подобаетъ честь лѣзть первому! потому что у васъ мошна, отвѣчалъ Бекъ-де-Лампъ.
   Убійца Фридерика Бальтуса и отравитель Жанны высунулъ въ отверстіе ноги, схватился обѣими руками за веревку, свитую изъ простынь, и началъ спускаться, надѣясь на прочность узловъ и на силу своихъ рукъ.
   Порывистый вѣтеръ раскачивалъ его изъ стороны въ сторону, какъ маятникъ; по временамъ онъ стукался объ стѣну, но не выпускалъ веревки изъ рукъ,-- и черезъ нѣсколько секундъ ступилъ на землю.
   За нимъ спустился Бекъ-де-Лампъ и, наконецъ, Гурганъ.
   -- Теперь половина дѣла сдѣлана,-- сказалъ Фабрицій.
   -- Повершимъ же поскорѣе и остальное: гдѣ колодезь?
   -- Въ двадцати шагахъ отсюда, налѣво....
   Они дошли до означеннаго мѣста и остановились у отверстія.
   Бекъ-де-Лампъ схватился за висѣвшую веревку, которою были привязаны ведра, взлѣзъ на верхнюю закраину колодца и спустился, цѣпляясь за шероховатую внутренность колодца; второе ведро, остановившееся на блокѣ, поддерживало веревку, натянутую, впрочемъ, тяжестью бѣглеца.
   Достигнувъ поверхности воды, Бекъ-де-Лампъ выпустилъ изъ рукъ веревку, затаилъ дыханье и исчезъ подъ водою, которая брызнула во всѣ стороны надъ его головою и опять сомкнулась.
   Фабрицій, подождавъ минуту, послѣдовалъ тѣмъ же путемъ!
   Затѣмъ настала очередь Гургана.
   Спустя минуту, на противуположной сторонѣ ограды, по стѣнкамъ другаго колодца, лѣзли одинъ за другимъ два человѣка.
   Первый, достигнувъ вершины колодезнаго сруба, пособилъ другому вскарабкаться на закраины.
   Это были Фабрицій и Бекъ-де-Лампъ.
   -- Чортъ возьми! гдѣ же Гурганъ? спросилъ послѣдній, наклонясь надъ темнымъ отверстіемъ. Неужели онъ струсилъ и не нырнулъ?
   -- Какъ не нырнулъ, возразилъ Фабрицій, -- онъ такъ прыгнулъ въ воду послѣ меня, что я почувствовалъ его ноги на моихъ плечахъ....
   -- Такъ чего же онъ не вылѣзаетъ?
   -- Тише!.... слушайте....
   Бекъ-де-Лампъ сталъ прислушиваться.
   -- Чортъ побери! пробормоталъ онъ, вода плещетъ, онъ борется!.... Онъ навѣрное завязъ, зацѣпясь за рѣшетку, которая перерѣзываетъ пополамъ колодезь!.... невозможно помочь ему.
   -- Значитъ, онъ утонулъ, сказалъ Фабрицій.
   -- Да, похоже на то.... Послушаемъ еще....
   Оба мошенника стали еще прислушиваться, но все уже стихло.... вода не плескалась больше.
   

X.

   -- Неудачно! сказалъ Бекъ-де-Лампъ, въ видѣ надгробной рѣчи, -- онъ былъ правъ, что боялся.... Онъ предчувствовалъ это! Былъ добрый парень, хотя немного размазня.... Жаль его... Меня утѣшаетъ только то, что втеченіи двухъ недѣль сторожа будутъ пить воду изъ этого колодца.... Я желаю, чтобы они отравились ею!...
   И не думая болѣе о несчастномъ, который только что умеръ, Бекъ-де-Лампъ сталъ осматриваться въ огородѣ, куда идти.
   Фабрицій взялъ его за руку и принудилъ не двигаться съ мѣста.
   -- Вонъ тамъ кто-то есть.... шепнулъ онъ ему.
   -- Конечно, вашъ пріятель....
   -- Это очень вѣроятно....
   Въ сумракѣ обрисовалась черная тѣнь.
   -- Вы ли это, Лоранъ? спросилъ Фабрицій.
   -- Да, сударь, я, отвѣчалъ Лоранъ съ умиленіемъ. Я очень счастливъ, что вижу васъ, и надѣюсь, что вы не сомнѣваетесь въ этомъ.
   -- Нѣтъ, вѣтъ, не сомнѣваюсь, -- но мы поговоримъ объ этомъ послѣ.-- Гдѣ же одежда, которую мы должны надѣть?....
   -- У меня, сударь.... Невозможно было принести ее въ такую погоду; она такъ же бы замокла, какъ и вы.
   -- Это правда.-- Пойдемте къ вамъ; далеко-ли это?
   -- Мы дойдемъ черезъ пять минутъ.
   -- Такъ въ путь! Какъ выйти отсюда?
   -- Потрудитесь идти за мною. Я сдѣлалъ отверстіе въ заборѣ. Въ случаѣ надобности, черезъ него могутъ пройти двое рядомъ.
   Спустя минуту, три дѣйствующія лица этой сцены выбрались изъ огорода и шли уже по пустынной улицѣ.
   Гроза удалилась, но по временамъ раздавались еще громовые раскаты, и дождь лилъ какъ изъ ведра.
   -- Я пойду впередъ, сударь, чтобы показывать вамъ дорогу, сказалъ Лоранъ, промокшій не меньше мошенниковъ, и прибавилъ шагу.
   Фабрицій и Бекъ-де-Лампъ дрожали, хотя воздухъ былъ очень теплый.-- Выкупавшись въ колодцѣ, они положительно замерзли, какъ замороженное шампанское.
   Вдругъ Лоранъ остановился, осмотрѣлся на всѣ четыре стороны, досталъ изъ кармана ключъ и отворилъ корридоръ, въ который бросились бѣглецы.
   Лоранъ тщательно заперъ дверь, взялся въ потьмахъ одною рукою за перила, а другую подалъ своему господину и повелъ его вверхъ по лѣстницѣ.
   Бекъ-де Лампъ послѣдовалъ за ними, уцѣпясь за одежду Фабриція.
   Медленно и молча поднялись они въ третій этажъ....
   Лоранъ отперъ свою мансарду, гдѣ мерцалъ догаравшій ночникъ. Затворивъ дверь, онъ зажегъ лампу.
   -- Теперь, вотъ простыни вамъ, чтобы вытереться, и полная перемѣна одежды.
   Менѣе чѣмъ въ пять минутъ, оба бѣглеца обтерлись и переодѣлись съ головы до ногъ.
   Новый костюмъ Фабриція совершенно не походилъ на тотъ, какой онъ всегда носилъ, такъ что его почти нельзя было узнать.
   -- Вашъ посланный говорилъ мнѣ, сударь, что васъ трое.... сказалъ Лоранъ.-- Гдѣ же третій-то?
   -- Онъ сбился съ пути, какъ дуракъ, сказалъ Бекъ-де-Лампъ, скаля зубы. Но оставимъ его въ покоѣ.... Намъ теперь надо подумать о томъ, какъ бѣжать.
   Эксъ-лакей досталъ изъ шкафа бутылку и, поставивъ на столъ стаканы, наполнилъ ихъ жидкостью янтарнаго цвѣта.
   -- Прежде всего выпейте-ка, сказалъ онъ, это старый коньякъ.... самый лучшій, какой я только могъ найти въ Мелюнѣ.... Вы окостенѣли, а это возстановитъ кровообращеніе.
   -- Вы правы.... Это мудрая предосторожность, проговорилъ Фабрицій, зубы котораго стучали.
   Мошенники чокнулись -- и осушили стаканы до послѣдней капли -- Забористо! проговорилъ Бекъ-де-Лампъ, -- ну теперь мы согрѣлись, пора и въ путь.
   -- Подождите, сказалъ Фабрицій, открывъ жестяной футляръ.-- Я далъ вамъ слово -- и долженъ сдержать. Вотъ пять тысячъ франковъ банковыми билетами. Это доставитъ вамъ возможность дожидаться лучшихъ дней.
   -- Развѣ вы не ѣдете со мною?
   -- Нѣтъ, у меня есть еще кое-какія дѣлишки здѣсь.... Я встрѣчусь съ вами въ Женевѣ.
   -- Такъ спасибо вамъ, кокодесъ, и до свиданья.... Кстати, если есть у васъ немножко мелкихъ, такъ мнѣ будетъ это очень пріятно.... Невозможно представить въ кассу желѣзной дороги такую крупную ассигнацію.... Это сейчасъ возбудитъ подозрѣніе, и меня опять зацѣпитъ желѣзная лапа....
   -- Нѣтъ ли у васъ золота, Лоранъ? спросилъ Фабрицій.
   -- Есть, сударь, на нѣсколько сотъ Франковъ.
   -- Дайте десять луидоровъ этому молодцу.
   Бекъ-де-Лампъ спряталъ въ карманъ эту прибавку, еще разъ поблагодарилъ, заявивъ, что кокодесъ настоящій человѣкъ, и что онъ надѣется когда нибудь поработать вмѣстѣ, и затѣмъ, пожавъ ему дружески обѣ руки, оставилъ мансарду.
   Лоранъ проводилъ его съ лампою до конца лѣстницы и отворилъ дверь.
   Гроза совсѣмъ прошла. На ясномъ небѣ блестѣли миріады звѣздъ.
   Затѣмъ возвратился въ мансарду.
   Оставшись наединѣ съ Фабриціемъ, Лоранъ предался изліянію своей радости которую до сихъ поръ сдерживалъ.
   -- Ахъ, мой дорогой господинъ, проговорилъ онъ, наконецъ-то я вижу васъ! Хорошо, что вы спаслись отъ клеветниковь, рѣшившихся погубить васъ! Слава Богу, вы свободны, а истина восторжествуетъ! Ахъ, какъ я счастливъ!
   И онъ отеръ крупныя слезы, навернувшіяся у него на глазахъ.
   -- Разумѣется, меня трогаетъ ваша привязанность я радость проговорилъ Фабрицій; но теперь не время предаваться намъ изліянію нашихъ чувствъ. Потолкуемъ недолго да дѣльно.-- Который часъ теперь?
   Лоранъ взглянулъ на часы.
   -- Десять часовъ и нѣсколько минутъ, сударь, отвѣчалъ онъ.
   -- Есть ли у васъ росписаніе, когда идутъ желѣзнодорожные поѣзды?
   -- Есть, сударь. Я думалъ, что оно понадобится вамъ, вотъ оно.
   -- Посмотрите, въ которомъ часу идутъ нынче утромъ поѣзды изъ Мелюна въ Швейцарію....
   -- Такъ мы ѣдемъ въ Швейцарію, сударь?
   -- Должно быть такъ.... Ищите поскорѣе.
   Пока лакей просматривалъ росписаніе поѣздовъ, Фабрицій палилъ стаканъ коньяку и выпилъ залпомъ.
   -- Нашелъ, сударь.... проговорилъ Лоранъ.
   -- Когда же?
   -- Всего только одинъ поѣздъ идетъ.
   -- Въ которомъ часу?
   -- Въ двѣнадцать часовъ сорокъ двѣ минуты....
   -- У меня есть еще два часа времени;-- довольно этого.
   Фабрицій вынулъ изъ жестянаго футляра остальныя ассигнаціи и подалъ ихъ Лорану.
   -- Прибавьте это къ тѣмъ деньгамъ, которыя есть у васъ, сказалъ онъ, и будьте въ полночь на Мелюнской желѣзнодорожной станціи.... Я встрѣчусь тамъ съ вами.
   -- Развѣ вы, сударь, не пробудете здѣсь до минуты отъѣзда? спросилъ Лоранъ нерѣшительно....
   -- Нѣтъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ глухимъ голосомъ.-- я долженъ предъ отъѣздомъ повидаться кое-съ-кѣмъ.
   -- Повидаться, проговорилъ съ изумленіемъ Лоранъ,-- повидаться въ такую пору?
   -- Да.
   -- Какая неосторожность!
   -- Я не спрашиваю вашего совѣта.-- Есть у васъ здѣсь оружіе?
   -- Есть, сударь.
   -- Какое?
   -- Револьверъ и ножъ-кинжалъ.
   -- Дайте мнѣ ножъ.
   -- Слушаю, сударь....
   -- Да скорѣе, чортъ возьми!
   -- Ахъ! сударь, я боюсь понять.... Вы хотите отомстить за гнусныя обвиненія.... Вы хотите идти на виллу Бальтусъ....
   -- А если бы и такъ?
   -- Но подумайте о томъ, сударь, что вы свободны и можете бѣжать. Находясь вдали, вы уличите вашихъ враговъ. Не дѣйствуйте такъ безразсудно, не бросайтесь сами въ руки людей, которые хотятъ погубить васъ.... Самый злѣйшій изъ вашихъ враговъ, Клодъ Марто, находится на виллѣ Бальтусъ. Если онъ васъ схватитъ, то ужъ ни за что не выпуститъ.
   Фабрицій пожалъ плечами.
   -- Но что мнѣ за дѣло до Клода Марто? возразилъ онъ, если я рѣшилъ что, такъ оно должно совершиться, если бы даже пришлось мнѣ поплатиться жизнью! Слѣдовательно, если вы хотите, чтобы я былъ въ состояніи защищаться, такъ дайте ножъ...
   -- Вы требуете этого, сударь?
   -- Да! сто разъ да!!
   Два стакана коньяку, которые онъ выпилъ залпомъ одинъ за другимъ, начинали уже разбирать его.
   Онъ говорилъ свирѣпымъ тономъ, глаза его сверкали дикимъ пламенемъ, тѣлодвиженія выражали угрозу.
   Лоранъ испугался.
   -- Вотъ ножъ, сударь... проговорилъ онъ.
   Фабрицій схватилъ дрожащею рукою ножъ-кинжалъ, поданный лакеемъ.-- Онъ открылъ его и, при свѣтѣ лампы, взглянулъ на крѣпкое и острое лезвіе.
   -- Хорошее оружіе!-- проговорилъ онъ, направляясь къ двери,-- а месть еще лучше оружія! Когда у меня въ рукахъ эта игрушка, я увѣренъ, она не ускользнетъ отъ меня!...
   Но прежде, чѣмъ выйти, онъ остановился, вернулся къ столу, взялъ бутылку съ коньякомъ и, приставивъ ее къ губамъ, закинулъ голову и напился изъ горлышка.
   Затѣмъ бросился изъ комнаты и, не смотря на темноту, спустился съ лѣстницы, какъ ураганъ.
   -- Боже мой, что онъ затѣялъ? подумалъ Лоранъ.
   Онъ поблѣднѣлъ отъ ужаса и, упавъ на стулъ, закрылъ лицо руками.
   

XI.

   Фабрицій, выбѣжавъ на улицу, остановился на минуту и дико оглянулся во всѣ стороны; но вокругъ было почти темно, потому что рѣдко стоявшіе фонари еле-разгоняли ночной мракъ. Сообразивъ, гдѣ находился, онъ пустился бѣжать.
   Дойдя до Мелюнскаго моста, онъ повернулъ на Бичевую дорогу, которая вела къ виллѣ Бальтусъ.
   Въ двухъ стахъ шагахъ отъ цѣли своего ночнаго пути, онъ пошелъ по полямъ, еще покрытымъ жатвою и на которыхъ земля размокла отъ недавняго ливня.
   Черезъ десять минутъ трудной ходьбы, ему преградила путь стѣна, и онъ остановился. Надъ стѣною, которая была около двухъ съ половиною метровъ вышиною, выдѣлялись на прояснѣвшемъ небѣ темныя вершины деревьевъ парка.
   Со стороны поля верхъ стѣны былъ увѣнчанъ крышею съ остріями.
   Фабрицій собралъ всѣ силы и прыгнулъ, какъ ягуаръ, поднявъ надъ головою руки и рискуя, въ случаѣ промаха, размозжжить себѣ голову объ стѣну.
   Но онъ подпрыгнулъ до желѣзныхъ иглъ и крѣпко уцѣпился за нихъ судорожно сжатыми пальцами.
   Тогда, съ необыкновенною силою мускуловъ, какой нельзя было предположить въ немъ, вскарабкался на стѣну.
   Теперь самое трудное было сдѣлано.
   Онъ перевелъ духъ, перелѣзъ чрезъ иглы и спустился въ паркъ.
   Ненависть отрезвила его.
   Онъ тотчасъ пошелъ по аллеямъ, всѣ изгибы которыхъ были ему отлично извѣстны, и обошелъ вокругъ виллы.
   Въ окнахъ не было видно ни малѣйшаго свѣта.
   -- Они всѣ спятъ, подумалъ злодѣй.-- Я берусь разбудить ихъ!
   Размышляя такимъ образомъ, онъ дошелъ до веранды, находившейся позади дома, платформа которой поддерживалась изящными пилястрами.
   На этой верандѣ были двѣ стеклянныя двери.
   Бѣглецъ попробовалъ-было отворить ихъ, но безуспѣшно, такъ какъ обѣ были заперты изнутри.
   Выломить ихъ было бы безумно, потому что шумъ могъ разбудить жителей виллы.
   -- Что дѣлать? подумалъ Фабрицій.
   Отвѣтъ на этотъ вопросъ мгновенно представился его уму.
   Молодой человѣкъ ухватился обѣими руками за одинъ изъ пилястровъ веранды, взлѣзъ по нему на самый верхъ и очутился на платформѣ, на которую вели изнутри двѣ стеклянныя двери.
   Такъ какъ во время грозы было чрезвычайно душно, то одна изъ дверей была полуотворена.
   Фабрицій толкнулъ ее и вошелъ на галлерею, находившуюся передъ парадною лѣстницею.
   Здѣсь онъ опять остановился, какъ при выходѣ изъ дома, гдѣ жилъ Лоранъ, и сталъ прислушиваться.
   Вокругъ него царила полнѣйшая тишина. Было слышно только его порывистое дыханіе.
   Мало по малу онъ присмотрѣлся къ темнотѣ и сталъ неясно различать ближайшіе предметы.
   -- Дверь Паулы, подумалъ онъ, -- первая налѣво...-- Если она заперта, такъ я сорву ее съ петель натискомъ плеча, и, прежде чѣмъ кто нибудь прибѣжитъ на шумъ, исполню завѣтное намѣреніе.
   Онъ вынулъ изъ кармана ножъ-кинжалъ, открылъ, укрѣпилъ рукоятку, и направился въ комнату мадмоазель Бальтусъ.
   Толстый смирнскій коверъ, лежавшій на полу галлереи, заглушалъ шумъ его шаговъ.
   Онъ достигъ двери, взялся за ручку и вздрогнулъ отъ радости.
   Дверь была не на задвижкѣ и отворилась. Ничто не мѣшало ему переступить за порогъ маленькой гостиной, находившейся передъ спальнею Паулы.
   Онъ прошелъ по гостиной, отворилъ вторую дверь такъ же легко, какъ и первую, и вошелъ въ спальню.
   Лампа съ алебастровымъ шаромъ слабо освѣщала комнату. Напротивъ двери стояла кровать.
   Подъ ослѣпительно бѣлыми простынями обрисовывалось тѣло женщины, которая спала, обернувшись лицомъ къ стѣнѣ.
   Убійца нагнулся и, ползя какъ змѣя, приблизился къ постели.
   Достигнувъ постели, онъ выпрямился, высоко поднялъ руку съ ножемъ и замахнулся.
   Въ эту самую минуту спящая внезапно повернулась и открыла глаза.
   Фабрицій могъ различить ея черты.
   Онъ отступилъ назадъ и пробормоталъ:
   -- Это не Паула, а Жанна!!..
   Г-жа Деларивьеръ, которую Паула помѣстила въ своей комнатѣ открыла глаза и увидала передъ собою слабо освѣщенное, дикое и страшное лицо.
   Этого было достаточно, чтобы въ ней возобновилось нервное волненіе, произведенное только что миновавшею грозою.
   Она спрыгнула съ постели, закутанная въ длинный пеньюаръ, какъ скелетъ въ саванѣ, и, вытянувъ руку такъ, что почти коснулась ею груди Фабриція, котораго не узнала, вскрикнула:
   -- Эшафотъ!... Эшафотъ!...
   Возгласъ этотъ мрачно раздался среди ночной тишины.
   У убійцы застучали зубы.
   На него напалъ страхъ, такъ что въ теченіи секунды онъ не могъ пошевельнуть ни однимъ членомъ, и стоялъ какъ окаменѣлый.
   Но эта физическая и моральная слабость исчезла быстро, какъ молнія.
   Ему пришла въ голову, что если Жанна опять закричитъ, то онъ неминуемо погибъ.
   Слѣдовательно надо было заставить ее замолчать.
   Опомнившись, онъ схватилъ лѣвою рукою Жанну за рукавъ и замахнулся правою, чтобы всадить ей ножъ въ сердце.
   Казалось, г-жа Деларивьеръ неминуемо погибла.
   Уже остріе ножа коснулось ея тѣла.
   Только чудо могло спасти несчастную -- и оно совершилось.
   Раздалось хриплое ворчаніе, и какое-то существо, очертаніе котораго не ясно выдѣлялось въ полумракѣ, бросилось на Фабриція, какъ крылатый грифонъ, о которомъ говорится въ средневѣковыхъ легендахъ. То былъ Фоксъ, огромная борзая Фредерика Бальтуса. Онъ узналъ убійцу своего хозяина и впился въ горло злодѣя своими желѣзными клыками. Фабрицій отступилъ, защищаясь.
   Въ то же время въ дверяхъ появилась Паула со свѣчею въ рукѣ.
   Молодой дѣвушкѣ, при видѣ Леклера, чуть не сдѣлалось дурно отъ ужаса, и она закричала изо всѣхъ силъ о помощи.
   Клыки Фокса все глубже вонзалась въ горло Фабриція, такъ что онъ началъ уже хрипѣть.
   Онъ наудачу махалъ рукою, въ которой все еще держалъ каталонскій ножъ.
   Фоксъ, проколотый острымъ лезвіемъ, выпустивъ добычу, глухо взвизнулъ и тяжело упалъ навзничь, скорчился и больше не пошевельнулся.
   Фабрицій, обезумѣвшій отъ боли и главнымъ образомъ отъ бѣшенства, хотѣлъ во что бы ни стало совершить убійство, прежде чѣмъ умретъ, и бросился къ Паулѣ, которая какъ бы окаменѣвъ, не могла даже двинуться съ мѣста.
   Онъ уже почти коснулся ея.
   Изъ устъ его уже раздался торжествующій крикъ удовлетворенной ненависти, какъ вдругъ между нимъ и его жертвою возстала преграда.
   Кто-то схватилъ его сзади, вырвалъ ножъ, опрокинулъ и сталъ колѣномъ на грудь.
   -- Чортъ побери!-- проговорилъ этотъ человѣкъ,-- кажется, я попалъ во-время.
   -- Клодъ, сказала Паула,-- это онъ... этотъ злодѣй... Фабрицій Леклеръ...
   -- Фабрицій Леклеръ!! повторилъ эксъ-матросъ, -- мошенникъ убѣжалъ изъ Мелюнской тюрьмы и явился сюда, чтобы совершить убійство!! Только этого еще не хватало! Прикажете повершить съ нимъ, сударыня. Я убью негодяя собственнымъ его ножемъ. Скажите слово -- и все будетъ кончено.
   Въ умѣ молодой дѣвушки, появленіе защитника которой возвратило все хладнокровіе, блеснула внезапная мысль.
   -- Нѣтъ... возразила она,-- не убивайте... Я не хочу этого... Отпустите его на свободу.
   -- На свободу!?... повторилъ ошеломленный Клодъ.-- Но, сударыня...
   -- Я хочу!.. такъ надо!.. возразила повелительно Паула.-- Вы скоро узнаете почему.
   Клодъ исполнилъ ея желаніе, хотя очень неохотно. Онъ всталъ, но крѣпко держалъ въ рукѣ каталонскій ножъ.
   Убійца, въ свою очередь, попробовалъ встать на ноги, но силы измѣнили ему. Ему удалось стать только на колѣна. Онъ вынулъ платокъ и началъ отирать кровь, которая текла ручьемъ изъ язвъ на шеѣ.
   -- А! вы сильнѣе меня,-- пробормоталъ онъ слабымъ голосомъ... Я хотѣлъ съиграть партію и проигралъ... Я началъ борьбу... но борьба была невозможна... Я побѣжденъ и на этотъ разъ окончательно... Дѣлайте со мною что хотите... Свяжите меня и представьте, куда слѣдуетъ... Посадите меня опять въ тюрьму... Пусть воздвигнутъ эшафотъ... Я готовъ.
   

XII.

   Въ эту минуту Жоржъ Вернье, пробужденный криками Паулы, въ свою очередь вошелъ въ комнату, въ сопровожденіи двухъ или трехъ слугъ.
   -- Что случилось? спросилъ онъ.
   -- Посмотрите,-- сказала молодая дѣвушка, указавъ на Фабриція.
   -- Онъ?! проговорилъ изумленный Жоржъ.
   -- Да онъ!...-- повторила мадмоазель Бальтусъ.
   -- Онъ убѣжалъ изъ Мелюнской тюрьмы?
   -- Да!
   -- Надо тотчасъ же извѣстить объ этомъ тюремное начальство.-- Можетъ быть оно еще не знаетъ о побѣгѣ.
   -- Не зачѣмъ,-- возразила Паула, тюремнаго начальства не надо извѣщать, и г. Фабрицій, если хочетъ, черезъ минуту выйдетъ изъ моего дома.
   -- Вы допускаете его бѣжать?!-- вскричалъ Жоржъ, не вѣрившій тому, что слышалъ,-- его, убійцу вашего брата!-- Возможно ли это?
   -- Да, отвѣтила молодая дѣвушка.-- Всѣ двери будутъ отперты для него.... Онъ можетъ уйти, но съ однимъ только условіемъ.
   Фабрицій, слыша этотъ странный, неожиданный для него разговоръ, который какъ будто давалъ еще ему возможность надѣяться,-- собрался съ силами, медленно поднялся и спросилъ:
   -- Съ какимъ условіемъ?...
   -- Вы сейчасъ узнаете.... отвѣчала Паула. И прибавила, обратясь къ эксъ-матросу:
   -- Клодъ, сведете пожалуйста г. Фабриція въ мою комнату; прошу всѣхъ, находящихся здѣсь, слѣдовать за нами.... Пусть онъ не думаетъ, что мы хотимъ извѣстить полицію и что придутъ жандармы.
   Никто не понялъ намѣренія Паулы, но всѣ исполняли ея желаніе,
   Жанна опять легла и казалось задремала.
   Придя въ свою комнату, Паула взяла со стола листъ бумаги, на которомъ было написано нѣсколько строчекъ.
   Мы знаемъ содержаніе ихъ.
   Два дня тому мадмоазель Бальтусъ читала эту бумагу своему адвокату и Жоржу.
   -- Господинъ Леклеръ,-- сказала она, -- отвѣтьте мнѣ только на одинъ вопросъ:-- человѣкъ, казненый въ Мелюнѣ, былъ ли вашимъ сообщникомъ?
   -- Нѣтъ... пробормоталъ злодѣй.
   -- Такъ слушайте.
   Паула прочла громкимъ и твердымъ голосомъ:
   -- "Въ ту минуту, когда готовлюсь предстать предъ моими судьями, объявляю, что я одинъ виновенъ въ убійствѣ Фридерика Бальтуса, и что Пьерръ, осужденный и казненый въ Мелюнѣ, не былъ моимъ сообщникомъ. Мелюнъ 1874 года".
   Послѣ минутнаго молчанія молодая дѣвушка продолжала:
   -- Теперь ваша жизнь и свобода зависятъ отъ васъ. Подпишите это заявленіе, которое справедливо, какъ сознаетесь сами, и, клянусь честью, вы выйдете изъ моего дома, не цѣпляясь по стѣнамъ, а черезъ главный выходъ, -- я прикажу отворить его для васъ...-- Очутясь на улицѣ, вы пойдете, куда хотите; никто не станетъ ни слѣдить, ни подсматривать за вами.-- Ступайте, куда приведетъ васъ Господь Богъ!... Хотите ли подписать?
   Фабрицій бросилъ бѣглый взглядъ на стоявшіе на каминѣ часы.
   Все это произошло скорѣе, чѣмъ мы разсказали.
   Еще не было одиннадцати.
   У бѣглеца было впереди болѣе чѣмъ достаточно времени для того чтобъ дойти до желѣзнодорожной станціи и взять мѣсто на поѣздѣ отправлявшемся въ Швейцарію.
   -- Хотите-ли подписать?-- повторила мадмоазель Бальтусъ.
   -- Вы говорите, что меня выпустятъ отсюда и не станутъ ни слѣдить, ни подсматривать?
   -- Я поклялась въ этомъ и повторяю клятву.
   -- Дайте мнѣ перо.
   -- Вотъ оно...-- Напишите сперва слѣдующія слова: "я прочелъ и подписываюсь добровольно".
   Фабрицій написалъ.
   -- Теперь подпишите...
   Мошенникъ подписалъ свое имя и подалъ бумагу Паулѣ, которая схватила ее.
   -- Я сдержу мое слово!-- проговорила она.-- Ступайте отсюда! Вотъ вамъ ключъ отъ садовой калитки, и никто не выйдетъ изъ этой комнаты ранѣе пяти минутъ.
   Фабрицій бросился вонъ изъ комнаты и затворилъ за собою дверь.
   -- Вы допустили бѣжать этого злодѣя? вскричалъ Жоржъ.
   -- Вы выпустили его отсюда, прибавилъ Клодъ, теребя себя за волосы.
   -- Все равно, сказала Паула.-- Я дорожу главнымъ образомъ возстановленіемъ чести невиннаго! Чтоже касается преступника, то напрасно воображаетъ, что онъ спасенъ, это еще извѣстно только одному Богу. Тюремное начальство скоро узнаетъ о побѣгѣ и его поймаютъ, прежде чѣмъ онъ доѣдетъ до границы, а я сдержу свою клятву. Ахъ! вы были правы, докторъ: только страхъ смерти и надежда, что его выпустятъ на свободу, могли заставить его подписать э то заявленіе.
   Паула не успѣла еще договорить послѣднихъ словъ, какъ у садовой рѣшетки раздался громкій звонокъ.
   Молодая дѣвушка вздрогнула.
   -- Что это значитъ? спросила она.
   Клодъ подскочилъ къ окну,-- и на лицѣ его выразился восторгъ.
   -- Это жандармы! Чортъ возьми! да здравствуетъ корпусъ жандармовъ!!
   -- Вы видите: -- Богъ не допустилъ его бѣжать, -- сказала Паула.-- Убійца Фредерика не успѣетъ даже дойти до желѣзной дороги.
   Дверь въ комнату съ шумомъ отворилась и появился Фабрицій, разстроенный и блѣдный, какъ покойникъ.
   -- Паркъ оцѣпленъ... проговорилъ онъ чуть слышно... Я погибъ...
   И почти безъ чувствъ упалъ на стулъ.
   -- Я ничего уже не могу подѣлать тутъ... отвѣчала Паула. Я сдержала свое обѣщаніе... Вы худо распорядились.
   Клодъ Марто молча вышелъ изъ комнаты и побѣжалъ отворять рѣшетку.
   Коммисаръ, полицейскіе чиновники и жандармы вошли въ садъ.
   -- Гдѣ мадмоазель Бальтусъ? спросилъ представитель закона.
   -- Въ своей комнатѣ, господинъ коммисаръ,-- отвѣчалъ Клодъ,-- я провожу васъ туда... Вы явились кстати, какъ рыба въ посту... Мы пораскажемъ вамъ новостей... Дичь, за которою вы охотитесь, здѣсь.
   -- Я такъ и думалъ...-- Развѣ этотъ злодѣй совершилъ еще какое нибудь новое преступленіе?
   -- Если не совершилъ, такъ уже никакъ не по своей винѣ.. По счастію, есть Богъ для честныхъ людей.
   Коммисаръ и его свита поднялись по лѣстницѣ.
   Паула дожидалась ихъ на площадкѣ перваго этажа.
   -- Милости просимъ, господа,-- сказала она,-- убійца моего брата здѣсь...
   И она посторонилась, чтобы пропустить ихъ.
   При видѣ коммисара и жандармовъ, Фабрицій затрепеталъ, какъ раздавленная змѣя.
   Онъ понималъ, что просить пощады или сопротивляться было бы совершенно безполезно, а потому всталъ и молча протянулъ руки.
   -- Надѣньте ему кандалы... отдалъ приказъ коммисаръ. Скрутите его покрѣпче и караульте, пока я составлю протоколъ...
   Часъ спустя преступника опять привезли въ Мелюнскую тюрьму и заперли въ секретную камору.

* * *

   Теперь мы разскажемъ вкратцѣ, какимъ образомъ въ тюрьмѣ такъ скоро узнали о побѣгѣ и какимъ чудомъ полиція провѣдала, что Фабрицій находится на виллѣ Бальтусъ?
   Читатели помнятъ, что Гурганъ нырнулъ въ колодезь послѣ Фабриція; сотоварищи, не видя его и думая, что онъ утонулъ, сказали въ память его нѣчто въ родѣ надгробной рѣчи; но они ошиблись....
   Гурганъ плохо сообразилъ разстояніе между двумя колодцами, и въ ту минуту, когда хотѣлъ вынырнуть, зацѣпился одеждою за рѣшетку, перерѣзывающую пополамъ колодезь.
   -- Я непремѣнно утону, -- подумалъ онъ, когда понялъ, что съ нимъ случилось.
   Не смотря на то, онъ сдѣлалъ отчаянное усиліе и вынырнулъ на поверхность. Тутъ онъ почувствовалъ, что буквально задыхается отъ чрезмѣрно невольно проглоченной воды.
   Онъ ничего не видѣлъ и не понималъ, но инстинктивно пытался спастись.
   Рука его случайно наткнулась на висѣвшую веревку.
   Онъ крѣпко уцѣпился за нее, тяжело перевелъ духъ, и въ умѣ его мелькнуло смутное сознаніе, что онъ избѣгъ смерти.
   Спустя минуту, онъ пришелъ въ память и взглянулъ на верхъ, но не увидѣлъ ничего, кромѣ темнаго неба; дождь лилъ потоками.
   -- Неужели товарищи покинули меня,-- подумалъ онъ: вотъ-такъ скверная шутка!
   И, чтобы выйти изъ неизвѣстности, закричалъ во все горло:
   -- Бекъ-де-Лампъ! эй! Гдѣ ты?
   Этотъ неосторожный возгласъ и погубилъ бѣглеца.
   И вотъ какимъ образомъ.
   

ХІІI.

   Гурганъ, стараясь спастись, вмѣсто того, чтобы вынырнуть изъ колодца вправо отъ срединной рѣшетки, т. е. со стороны огорода, вынырнулъ налѣво, и очутился на томъ же самомъ мѣстѣ, куда спустился за нѣсколько минутъ предъ тѣмъ. Между тѣмъ, на открытой галлереѣ, возвышавшейся надъ дозорною дорожкою, уже поставили часоваго, какъ это дѣлали каждый вечеръ.
   Часовой, услыша возгласы бѣглеца, остановился въ изумленіи и сталъ прислушиваться.
   Гурганъ снова принялся звать товарища.
   Часовой, не сомнѣваясь уже болѣе въ томъ, что случилось что-то недоброе, нагнулся надъ окружной дорожкою и безпокойно сталъ всматриваться въ темноту.
   Черезъ минуту ему показалось, что какой-то человѣкъ, вынырнувшій изъ колодца, лѣзетъ на закраину.
   -- Кто тамъ?... вскричалъ онъ, зарядивъ ружье.
   -- Я пропалъ, подумалъ бѣглецъ.-- Меня схватятъ, какъ мышь въ мышеловкѣ!-- Я ошибся колодцемъ!-- Но нырнуть во второй разъ не согласенъ ни за что на свѣтѣ! ужь лучше отдаться въ руки, чѣмъ утонуть.
   Часовой, не получивъ отвѣта, повторилъ вопросъ еще громче! Но какъ и на этотъ разъ не было отвѣта то онъ приложился, прицѣлился въ темную фигуру, которая шевелилась, и вскричалъ:
   -- Отвѣчай, или выстрѣлю.
   Гурганъ, полумертвый отъ страха, не могъ произнести ни слова.
   Часовой спустилъ курокъ.
   Посреди мрака блеснулъ огонекъ, раздался выстрѣлъ и крикъ, и Гурганъ повалился на дозорную дорожку.
   Выстрѣлъ встревожилъ всѣхъ служащихъ при тюрьмѣ.
   Сбѣжались сторожа.
   Подняли бѣглеца, у котораго пуля засѣла въ плечѣ, и снесли въ лазаретъ, куда позвали дежурнаго доктора.
   Спустя пять минутъ осмотрѣли дортуаръ, въ которомъ спали товарищи Гургана, и убѣдились, что они бѣжали.
   Тотчасъ же подняли на ноги полицію и жандармовъ.
   Бѣглецы, не знавшіе, что побѣгъ ихъ открытъ, должны были отправиться по желѣзной дорогѣ.
   Вокругъ желѣзно-дорожной станціи устроили ловушку, и въ ту минуту, когда Бекъ-де-Лампъ бралъ уже въ кассѣ билетъ втораго класса, одинъ изъ тюремныхъ сторожей узнавъ его и арестовалъ.
   Извѣстная пословица говоритъ, будто "воронъ ворону глаза не выклюетъ"; но это не всегда справедливо.
   Мошенники всѣхъ разрядовъ постоянно готовы выдать другъ друга, если только видятъ въ этомъ какой нибудь интересъ.
   Полицейскій коммисаръ посулилъ Бекъ-де-Лампу, что начальство будетъ къ нему снисходительно, если онъ поможетъ отыскать Фабриція Леклеръ, и достопочтенный воръ привелъ его прямешенько въ квартиру Лорана.
   Послѣдняго арестовали и подвергли допросу.-- Онъ такъ перепугался, что, не смотря на преданность своему господину, невольно разсказалъ все случившееся.
   Коммисаръ былъ ловкій человѣкъ.
   Онъ безъ труда угадалъ остальное, еще неизвѣстное самому Лорану.
   -- На виллу Бальтусъ!-- сказалъ онъ, собравъ своихъ людей, и дай Богъ, чтобы мы пришли во-время.
   Мы знаемъ, что они не опоздали, такъ какъ, благодаря Фоксу, борзой собакѣ Фредерика Бальтуса, Фабрицію не удалось совершить новаго преступленія.
   Скажемъ кстати, что благородное и мужественное животное не лишилось жизни, не смотря насерьезную рану, такъ какъ ножъ Фабриція не повредилъ ни одного изъ существенно главныхъ жизненныхъ органовъ.
   -- Храбрый песъ!-- сказалъ Клодъ Марто, я буду твоимъ докторомъ и сидѣлкою, и вылечу тебя.
   И онъ сдержалъ слово.

* * *

   Почти нѣтъ надобности говорить, что побѣгъ, задуманный столь ловко и совершенный съ замѣчательною отвагою, сопрожд аемый такими странными обстоятельствами и окончившійся неменѣе страшною драматическою сценою, -- надѣлалъ громаднаго шуму въ Мелюнѣ и окрестностяхъ.
   Парижскія газеты удостоили описать его со всѣми подробностями, и Фабрицій, которымъ, нѣсколько дней тому, почти уже совершенно перестали заниматься, сталъ теперь легендою личностью, знаменитостью между преступниками, словомъ -- звѣздою первой величины.
   Вновь совершившіеся факты требовали дополнительнаго судопроизводства.
   Побѣгъ и покушеніе на убійство увеличивали обвиненіе.
   Несчастный сильно измѣнился.
   Отъ его неукротимой энергіи и желѣзной настойчивости не осталось и слѣдовъ.-- Онѣ смѣнились глубокимъ упадкомъ духа.
   Фабрицій не надѣялся больше. Онъ зналъ, что долженъ былъ умереть; но боялся смерти.
   Его должны были судить судомъ присяжныхъ.
   Насталъ великій день.
   Еще за день до того маленькій городокъ сдѣлался столь же оживленнымъ и шумнымъ, какъ и въ началѣ этого разсказа.
   Наша старая знакомка, г-жа Лоріоль была въ сильнымъ попыхахъ, и отель Большаго Оленя принужденъ былъ отказывать въ гостепріимствѣ многимъ путешественникамъ.
   Изъ Парижа наѣхали цѣлыя фаланги красивыхъ женщинъ, принадлежащихъ ко всѣмъ слоямъ общества.
   Мадмоазель Адель-де-Спиракъ, рожденная Грелютъ, привезла маленькаго барона Паскаля де-Ландилье.
   Любопытство членовъ суда было возбуждено не менѣе публики.
   Знали заранѣе или по крайней мѣрѣ воображали, что между судебною властью и знаменитыми парижскимъ адвокатомъ, долженствовавшимъ потребовать возстановленія чести невинно-пострадавшаго, произойдетъ сильная борьба, послѣдствіемъ которой будетъ новая казнь.
   Зала суда была переполнена публикою.
   Мы не станемъ описывать ея, такъ какъ подобныхъ описаній было много, и всѣ они похожи одно на другое.
   Когда появился обвиняемый, въ сопровожденіи жандармовъ, въ толпѣ поднялся сильный говоръ, за которымъ наступила мертвая тишина. Обвиняемый скорѣе упалъ, чѣмъ сѣлъ на скамью подсудимыхъ.
   Очень трудно было узнать въ Фабриціи Леклеръ того изящнаго молодаго человѣка, мужественная красота котораго нравилась женщинамъ.
   Въ нѣсколько недѣль онъ постарѣлъ на десять лѣтъ. Въ его растрепанныхъ волосахъ показались уже сѣдины.
   Ввалившіяся щеки были мертвенно-блѣдны.
   Глаза были обведены красными кругами. Зрачки, прежде такіе блестящіе, казались теперь угасшими, точно стекляными.
   Наконецъ, голова, которую онъ держалъ всегда прямо, почти задравъ кверху, спустилась на грудь.
   Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, до какой степени онъ былъ убитъ нравственно.
   Казалось невозможнымъ, чтобы онъ возвратилъ себѣ хоть на время присутствіе духа.
   Въ такомъ видѣ, какъ мы его описали,-- онъ внушалъ отвращеніе.
   Никто не чувствовалъ къ нему состраданія.
   По исполненіи законныхъ формальностей, актуаріусъ прочелъ обвинительный актъ, въ которомъ были перечислены всѣ совершенныя имъ преступленія, сообщничество въ поддѣлкѣ фальшивыхъ бумагъ, убійства, уничтоженіе духовнаго завѣщанія, побѣгъ и покушеніе на убійство.
   Чтеніе акта продолжалось два часа, не смотря на сжатость изложенія этого объемистаго документа.
   Судебная власть, -- очень искренно вѣрила, -- въ неоспоримое сообщничество между Пьерромъ, приговореннымъ къ казни и казненымъ, и Фабриціемъ Леклеръ, обвиняемымъ въ томъ же преступленіи и передъ тѣмъ же судомъ.
   Защитникъ осужденнаго писалъ одну замѣтку за другою.
   Знаменитый адвокатъ, которому Паула Бальтусъ поручила возстановленіе чести Пьерра, слушалъ съ глубокимъ вниманіемъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ съ полнымъ безстрастіемъ, чтеніе обвинительнаго акта.
   Когда окончилось чтеніе обвинительнаго акта, начался допросъ.
   Всѣ заблужденія Фабриція, съ самой ранней молодости, были выведены на сцену.
   Судебная власть стремилась доказать какимъ образомъ человѣкъ, начавшій съ безпорядочной жизни, праздности и разврата, почти неминуемо доходитъ до преступленія.
   Въ пять часовъ вечера не окончилось еще чтеніе множества подробностей, на нашъ взглядъ совершенно излишнихъ.
   Предсѣдатель суда прекратилъ засѣданіе и отложилъ до слѣдующаго утра дальнѣйшій допросъ подсудимаго и свидѣтелей.
   Словомъ, -- дѣло въ этотъ день не подвинулось ни на шагъ впередъ, и всѣ отложили ожиданіе сильныхъ ощущеній до завтра.
   

XIV.

   На слѣдующій день та же толпа, то же любопытство, то же стеченіе элегантныхъ женщинъ.-- Нѣкоторыя изъ нихъ были въ бросающихся въ глаза нарядахъ, другія въ черныхъ платьяхъ съ длинными шлейфами, подъ густыми вуалетками; онѣ играли черными, осыпанными серебряными или стальными блестками вѣерами, щеголяли красивыми флаконами съ духами, вполнѣ кажется счастливыя тѣмъ, что присутствовали при судѣ убійцы, настоящаго убійцы, котораго сто разъ встрѣчали, на бульварѣ или на лѣвомъ берегу озера, одѣтымъ по модѣ и проѣзжавшимъ верхомъ на чистокровномъ конѣ или правящимъ фаэтономъ, запряженнымъ красивыми лошадьми.
   Рѣдко представляется случай къ подобнымъ ощущеніямъ, и потому они неоцѣненны.
   Судья и присяжные открыли засѣданіе, жандармы привели Фабриція, еще болѣе убитаго духомъ, чѣмъ наканунѣ.
   Началось продолженіе допроса.
   Онъ относился до фактовъ, извѣстныхъ уже нашимъ читателямъ, и мы проведемъ изъ него только главныя черты. Дошли до перваго изъ совершенныхъ преступленій, а именно -- до сообщничества въ поддѣлкѣ фальшивыхъ бумагъ.
   -- Обвиняемый Леклеръ,-- спросилъ предсѣдатель,-- какимъ образомъ очутился въ вашихъ рукахъ чекъ, подписанный Фредерикомъ Бальтусомъ?
   Фабрицій, который съ трудомъ держался на ногахъ и казалось каждую минуту готовъ былъ лишиться чувствъ, что-то невнятно пробормоталъ.
   -- Мы не слышали вашего отвѣта, -- сказалъ предсѣдатель, -- придите въ себя и отвѣчайте громче.
   Адвокатъ несчастнаго передалъ ему флаконъ съ англійскимъ спиртомъ.
   Фабрицій продолжительно вдохнулъ его и разбитымъ голосомъ, но внятно, сказалъ;
   -- Я былъ разъ въ клубѣ въ обществѣ Бальтуса, который игралъ въ экартэ...-- Онъ проигралъ, и, чтобы расплатиться, вынулъ изъ кармана бумажникъ, въ которомъ были ассигнаціи и другія бумаги. Я увидѣлъ между ними чекъ.... Бальтусъ положилъ этотъ бумажникъ на столъ подлѣ себя.
   -- И вы взяли тихонько этотъ чекъ?
   -- Бальтусъ задѣлъ нечаянно бумажникъ и находившіяся въ немъ бумаги упали на полъ.-- Я наклонился, чтобы помочь поднять ихъ; и такъ какъ былъ въ крайности, то поддался искушенію и спряталъ чекъ въ рукавъ.
   -- Чекъ былъ подписанъ?
   -- Да.
   -- На какую онъ былъ сумму?
   -- На пять тысячъ франковъ.
   -- На чье имя?
   -- Не помню.
   -- Впрочемъ это все равно. Сумму измѣнили въ двадцать пять тысячъ франковъ?
   -- Да.
   -- Но не вы сдѣлали это?
   -- Не я, г. предсѣдатель.
   -- Въ вашемъ показаніи, вы назвали вашего сообщника, опытнаго поддѣлывателя фальшивыхъ бумагъ, который уѣхалъ изъ Парижа и изъ Франціи и слѣдъ котораго не могли открыть до сихъ поръ.. Рене Жанселина кажется... Вы настаиваете на вашемъ обвиненіи?
   -- Настаиваю...-- Этотъ Рене Жанселинъ измѣнилъ цифры и получилъ деньги у Жака Лефебира.
   -- Это первое преступленіе повело васъ къ другому...-- Чтобы возвратить поддѣльный чекъ, вы убили Фредерика Бальтуса, который хотѣлъ его представить прокурору республики... Какъ вы узнали объ этомъ обстоятельствѣ?
   -- Я былъ у г. Лефебира, когда доложили о приходѣ Бальтуса.-- Не желая видѣть послѣдняго, я сказалъ, что мнѣ надо написать письмо, и прошелъ въ небольшую комнату, смежную съ кабинетомъ банкира...-- Оттуда я слышалъ весъ разговоръ, не проронивъ ни одного слова...-- Бальтусъ сказалъ, что представитъ въ судъ поддѣланный чекъ.
   -- И мысль объ убійствѣ тотчасъ же пришла вамъ въ голову?
   -- Нѣтъ.
   -- Это справедливо... Вы сперва потребовали совѣта отъ одного изъ вашихъ сообщниковъ... у насъ есть доказательства тому: записка, писанная вами и представленная однимъ изъ свидѣтелей Клодомъ Марто, который нашелъ ее у Матильды Жанселинъ, вашей любовницы... Вы спрашивали у него совѣта, и вѣроятно онъ отвѣчалъ:-- "Смерть необходима для нашей безопасности: -- онъ долженъ умереть".-- Вотъ эта записка, господа присяжные...
   Предсѣдатель прочелъ три извѣстныя намъ строчки, смыслъ котоыхъ былъ слишкомъ ясенъ.
   Фабрицій отеръ дрожащею рукою лобъ, покрытый потомъ.
   -- Преступленіе рѣшено,-- продолжалъ предсѣдатель.-- Фредерикъ Бальтусъ приговоренъ къ смерти безъ аппеляціи.-- Разскажите мнѣ подробности убійства...
   -- Я признался... пробормоталъ несчастный, развѣ этого недостаточно?
   -- Разскажите, такъ надо.
   У убійцы не было даже на столько энергіи, чтобы воспротивиться.
   -- Я отправился изъ Парижа по желѣзной дорогѣ въ девять часовъ вечера... отвѣчалъ онъ уныло...
   -- Въ Мелюнъ?
   -- Нѣтъ... въ Сессонъ...-- я вышелъ изъ вагона.... шелъ снѣгъ...-- я пошелъ по дорогѣ въ Сенноръ, которая мнѣ знакома... Дойдя до Сены, я шелъ вдоль, по берегу, до имѣнія г. Бальтуса, на противоположной сторонѣ рѣки.
   -- Вы знали это имѣніе?
   -- Давно.
   -- Затѣмъ вы переѣхали рѣку, чтобы дожидаться вашей жертвы?
   Фабрицій кивнулъ головою.
   -- Почему вы знали, что Бальтусъ поздно возвратится домой?
   -- Я понялъ это изъ нѣсколькихъ словъ, сказанныхъ имъ Жаку Лефебиру.
   -- И вы не дошли до Мелюнскаго моста?
   -- Нѣтъ, я пріѣхалъ на лодкѣ, привязанной къ берегу, изъ которой забыли убрать весла.
   -- Тогда-то, осматривая оружіе, которымъ хотѣли совершить убійство, вы незамѣтно для васъ уронили въ лодку гербъ съ вашимъ вензелемъ, который Клодъ Марто нашелъ на другой день?
   -- Должно быть такъ...
   -- Переѣхавъ на другой берегъ Сены, что вы сдѣлали?
   -- Я спрятался въ рощицѣ, окаймляющей Бичевую дорогу, ведущую къ виллѣ Бальтусъ, и сталъ дожидаться...
   -- Были одни?
   -- Одинъ.
   -- Мы сейчасъ возвратимся къ этому пункту... Продолжайте...
   -- Вскорѣ послышались шаги... это шелъ Бальтусъ...-- Я узналъ его... и...
   Голосъ Фабриція, безъ того уже слабый, совершенно замеръ.
   -- И вы выстрѣлили въ него три раза изъ револьвера... продолжалъ предсѣдатель.
   -- Да.
   -- Онъ упалъ мертвый или умирающій, а вы бросились обшаривать его карманы, чтобы ограбить...
   -- Я хотѣлъ взять чекъ...
   -- Не одинъ чекъ, но и пятнадцать тысячъ франковъ, которые г. Лефебиръ далъ вашей жертвѣ... они лежали въ бумажникѣ, и вы знали объ этомъ...-- прибавилъ предсѣдатель...-- Вы были не одни и не вы выстрѣлили...
   Фабрицій, который былъ страшно измученъ и все болѣе изнемогалъ нравственно, тяжело упалъ на скамью подсудимыхъ.
   Предсѣдатель продолжалъ:
   -- Нѣсколько мѣсяцевъ тому здѣсь судили и приговорили къ казни одного человѣка.-- У него нашли прострѣленный бумажникъ Бальтуса, а въ немъ ассигнаціи.-- Это плата за кровь и неопровержимое доказательство... Что вы отвѣтите на это?
   Слушатели съ нетерпѣньемъ и любопытствомъ ожидали отвѣта.
   Но Фабрицій, казалось, не слыхалъ вопроса и не отвѣчалъ.
   -- Вы молчите!.. продолжалъ предсѣдатель,-- намъ понятно это молчаніе. Человѣкъ, у котораго нашли бумажникъ,-- вашъ сообщникъ или скорѣе ваше орудіе...-- Вы заплатили ему -- и онъ совершилъ убійство вмѣсто васъ...-- Его виновность равняется вашей, и его справедливо приговорили къ казни.
   Въ эту минуту знаменитый адвокатъ, приглашенный Паулою Бальтусъ, всталъ и произнесъ спокойнымъ голосомъ:
   -- Я прошу у г. предсѣдателя слова...
   Это произвело колоссальный эффектъ.
   -- Говорите, милостивый государь, -- отвѣчалъ судья.-- Что вы имѣете сказать?
   -- Только два слова въ защиту казненаго, о возстановленіи чести котораго буду скоро имѣть возможность просить. Человѣкъ, осужденный и казненый, какъ убійца Фредерика Бальтуса, не совершалъ преступленія и не былъ сообщникомъ преступника. Вотъ доказательство тому.-- Г. актуаріусъ, потрудитесь передать эту бумагу г. предсѣдателю.
   И парижскій адвокатъ подалъ актуаріусу заявленіе, написанное Паулою и подписанное Фабриціемъ Леклеръ.
   Предсѣдатель взглянулъ на это заявленіе и невольно вскрикнулъ отъ изумленія.
   Толпа, собравшаяся въ залѣ суда, затаила дыханіе.
   -- Подсудимый,-- сказалъ предсѣдатель чрезъ секунду,-- вы знаете, какая эта бумага?
   -- Знаю...-- проговорилъ Фабрицій.
   -- А это -- ваша подпись?
   -- Моя.
   -- То, что написано здѣсь, истина?
   -- Да, истина.
   -- И вы подписали это признаніе?
   Фабрицій молча опустилъ голову.
   -- Подсудимый подписалъ при многихъ свидѣтеляхъ на виллѣ Бальтусъ, въ ночь своего побѣга, когда пробрался на виллу съ тѣмъ, чтобъ убить сестру, какъ убилъ брата,-- отвѣчалъ парижскій адвокатъ, вмѣсто Фабриція.
   Толпа заволновалась и зашумѣла.
   -- Если сейчасъ же не водворится тишина, то я по прошу всѣхъ оставить залу!-- сказалъ предсѣдатель строгимъ голосомъ.
   

XV.

   Угроза эта мгновенно произвела свое дѣйствіе.
   Мужчины замолчали, женщины притаили дыханіе.
   Невозможно было отрицать очевидности и признать ложнымъ заявленіе Фабриція.
   Всѣ поняли, что судомъ сдѣлано было непростительная ошибка.
   Судебная власть не сомнѣвалась въ этомъ такъ-же, какъ и публика.
   -- Подсудимый,-- сказалъ предсѣдатель, -- объясните намъ, какимъ образомъ бумажникъ и деньги г. Бальтуса попали въ руки несчастнаго, который, не будучи вашимъ сообщникомъ, поплатился головою за совершенное вами преступленіе?
   Фабрицій всталъ.
   -- Я все скажу...-- пробормоталъ онъ, да, все... Приговорите меня къ казни, но прекратите только эти безконечныя пренія... эшафотъ! я требую эшафота... Пытка, которую я терплю, свыше моихъ силъ...
   -- Отъ васъ зависитъ сократить ее. Говорите скорѣе.
   -- Казненый былъ невиненъ... Я далъ ему бумажникъ.
   -- Такъ вы знали его?
   -- Нѣтъ...-- Я видѣлъ его только разъ..
   -- Когда и при какихъ обстоятельствахъ?
   -- Послѣ убійства, я опять переплылъ въ лодкѣ черезъ Сену и пошелъ тою же дорогою, какою шелъ въ Мелюнъ. Въ одной изъ аллей Сеннорскаго лѣса я встрѣтилъ человѣка, преградившаго мнѣ путь... Я счелъ его за вора и, ставъ въ оборонительное положеніе, крикнулъ ему: "Долой съ дороги"!... Но я ошибся. Человѣкъ этотъ былъ безобидный нищій.-- Онъ попросилъ у меня милостыни, говоря, что проситъ не для себя, но для своей жены и ребенка...-- У него была расшиблена одна рука, такъ что онъ не могъ ничего заработывать; онъ упалъ духомъ и хотѣлъ броситься въ воду.
   Мнѣ пришла въ голову мысль, что если я дамъ этому нищему бумажникъ съ пятнадцатью тысячами франковъ, то отклоню отъ себя подозрѣніе...
   При первой попыткѣ этого человѣка размѣнялъ ассигнацію, его должны были арестовать и обвинить въ преступленіи, совершенномъ въ Мелюнѣ, такъ какъ никто не повѣрилъ бы въ неправдоподобную исторію, которую онъ сталъ бы разсказывать.
   -- Милостыня не поможетъ вамъ, -- сказалъ я, -- я дамъ вамъ цѣлое состояніе...-- Благословляйте случай, который свелъ насъ...
   Я далъ ему бумажникъ, изъ котораго вынулъ чекъ, и ушелъ.
   Случилось то, что я предвидѣлъ... Человѣка, встрѣтившагося мнѣ въ Сеннорскомъ лѣсу, арестовали, приговорили къ смерти и казнили вмѣсто меня...-- Теперь все вамъ извѣстно, какъ мнѣ самому...
   Фабрицій замолчалъ.
   Въ залѣ раздался взрывъ ужаса и негодованія, и замѣчаніе предсѣдателя этотъ разъ оказалось безсильнымъ.
   Было шесть часовъ.
   Дальнѣйшее судопроизводство отложили до слѣдующаго дня, и жандармы отвели подсудимаго въ тюрьму.
   Вопросъ относительно двухъ первыхъ преступленій былъ рѣшенъ окончательно, такъ что не было надобности возвращаться къ нему.
   На слѣдующій день допросъ относился до уничтоженія духовной, отравленія, совершеннаго въ Отейльской лечебницѣ, и до покушенія на убійство на виллѣ Бальтусъ.
   Фабрицій отвѣчалъ лаконически на всѣ вопросы, не пытаясь оправдываться, такъ какъ это ни къ чему бы не повело.
   Затѣмъ немедленно выслушали показаніе свидѣтелей.
   Когда вошла Паула Бальтусъ,-- ее привѣтствовалъ единодушный ропотъ восторга.
   Когда же энергичная молодая дѣвушка разсказала о своей клятвѣ отомстить за смерть брата и о томъ, что предпринимала для того, чтобы открыть настоящаго убійцу, -- слушатели готовы были рукоплескать ей.
   Слушая разсказъ о послѣднемъ покушеніи на убійство, мужчины были взволнованы, а женщины поблѣднѣли отъ ужаса.
   Мы не удивимъ нашихъ читателей, если скажемъ, что Клодъ Марто имѣлъ громадный успѣхъ.
   Мужественный матросъ, слѣдящій шагъ за шагомъ за преступникомъ; собирающій одно за другимъ доказательства, которыя должны руководить судей; разсказывающій просто то, что дѣлалъ, пересыпая разсказъ своеобразными выраженіями, и съ трудомъ удерживающійся отъ любимаго своего "чортъ возьми",-- заслужилъ всеобщую симпатію.
   Если бы не уваженіе, внушаемое присутствіемъ судей, то многіе стали бы апплодировать ему.
   Предсѣдатель одобрилъ его образъ дѣйствій, и онъ ушелъ сіяющій.
   Мы не станемъ разсказывать о другихъ незначительныхъ показаніяхъ свидѣтелей.
   Затѣмъ началъ говорить адвокатъ Фабриція, но скоро замолчалъ, такъ какъ ничего не могъ сказать судьямъ и присяжнымъ въ защиту подсудимаго, возбудившаго къ себѣ всеобщее отвращеніе.
   Онъ удовольствовался лишь тѣмъ, что выставлялъ на видъ смягчающія обстоятельства, не слишкомъ надѣясь на успѣхъ.
   Знаменитый парижскій адвокатъ потребовалъ въ трогательныхъ и вмѣстѣ въ блестящихъ словахъ возстановленія чести осужденнаго Пьерра; затѣмъ прервали засѣданіе и присяжные вышли въ залу совѣщаній.
   Черезъ часъ они снова вошли въ залу суда и объявили утвердительный приговоръ относительно всѣхъ пунктовъ обвиненія, но отрицательный въ отношеніи смягчающихъ обстоятельствъ.
   Суду осталось только привести въ исполненіе законъ, и Фабриція Леклеръ приговорили къ смертной казни.
   Публика приняла этотъ приговоръ съ радостными рукоплесканіями.
   Несчастный, котораго опять привели въ судъ, упалъ бы, еслибы его не поддержали жандармы.
   Онъ лишился чувствъ.
   Предсѣдатель прибавилъ:
   -- Возстановленіе чести невинно-пострадавшаго произойдетъ въ непродолжительномъ времени со всею торжественною формальностью, предписываемою закономъ.
   -- А до этого дня,-- сказалъ Жоржъ Вернье,-- я надѣюсь, съ Вожьею помощью, открыть настоящее имя несчастнаго.

* * *

   Прошелъ мѣсяцъ послѣ засѣданія суда, на которомъ мы присутствовали.
   Фабрицій Леклеръ отказался подать на аппеляцію въ кассаціонный судъ.
   По желанію Жоржа Вернье, судъ извѣстилъ его, что казнь преступника назначена черезъ два дня.
   Жоржъ тотчасъ же отправился въ отель Большаго Оленя, гдѣ произошли первыя сцены нашего разсказа.
   При видѣ его, мадамъ Лоріоль, возсѣдавшая въ залѣ за конторкою, проворно встала и сдѣлала ему низкій реверансъ.
   -- Милости просимъ, господинъ докторъ,-- сказала она.-- Вы знаете новость?
   -- Да, милая мадамъ Лоріоль...
   -- Это будетъ послѣзавтра....-- Какое множество народа соберется у насъ въ Мелюнѣ!... Я съ нынѣшняго же дня стану закупать провизію.
   -- Я пришелъ напомнить вамъ, милая мадамъ Лоріоль, что, по заключенному между нами условію, помѣщеніе во второмъ этажѣ NoNo 7 и 8, которые полгода тому занимали г. и г-жа Деларивьеръ, будетъ считаться за мною съ кануна того дня, когда будетъ казнь.
   -- О, не бойтесь, я не забуду этого!... Это все равно, какъ бы мы заключили съ вами контрактъ у нотаріуса!-- Я не измѣню своему слову ни за тысячу экю.
   -- Благодарю васъ; я зналъ, что на васъ можно положиться.
   -- Простите за нескромный вопросъ: докторъ, вы сами займете это помѣщеніе?
   -- Я, но только не одинъ.
   -- Это ваше дѣло...-- Кстати будутъ ли дамы?...
   -- Будетъ одна, вы знаете ее.
   -- Неужели! кто же это?
   -- Г-жа Деларивьеръ...
   -- Это та бѣдная путешественница, которая захворала здѣсь и лишилась разсудка? вскричала хозяйка Большаго Оленя.
   -- Она самая.
   -- Что, она поправилась ли?
   -- Нѣтъ еще, но я надѣюсь, что скоро поправится.
   -- Тѣмъ лучше... Когда же вы займете комнаты?
   -- Завтра, послѣ полудня....
   -- Все будетъ готово... Скажите, господинъ докторъ...
   -- Что, милая мадамъ Лоріоль?...
   -- Какая странная штука жизнь!!
   -- По какому поводу такое философическое разсужденіе? спросилъ Жоржъ улыбнувшись.
   -- По поводу того, что случилось или, лучше сказать, что случится.-- Шесть мѣсяцевъ тому этотъ негодяй Фабрицій, казавшійся такимъ славнымъ малымъ, занялъ у меня комнату вмѣстѣ съ довольно смѣшнымъ молодымъ человѣкомъ и двумя очень хорошенькими кокотками, чтобы видѣть казнь несчастнаго, увѣчнаго Пьерра!.... А между тѣмъ этотъ же самый мошенникъ, Фабрицій Леклеръ убилъ Фредерика Бальтуса и черезъ два дня ему самому отрубятъ голову. Каково! Онъ вовсе былъ не похожъ на убійцу. Онъ пилъ шампанское какъ воду и былъ въ немъ большой знатокъ. Я довѣрила бы ему что угодно!
   -- Это доказываетъ вамъ, милая мадамъ Лоріоль, что не надо судить о людяхъ по наружности!
   -- Ваша правда, докторъ.
   Жоржъ ушелъ, а хозяйка Большаго Оленя опять сѣла на свое мѣсто за конторкою, повторяя мысленно:
   -- Какая странная штука жизнь!
   

XVI.

   Оставивъ почтенную мадамъ Лоріоль, Жоржъ Вернье отправился въ контору телеграфа и послалъ телеграмму доктору В***.
   Онъ увѣдомлялъ знаменитаго ученаго, что часъ страшнаго опыта близокъ, и приглашалъ его пріѣхать, такъ какъ докторъ В*** обѣщалъ помочь своими совѣтами.
   На другой день, послѣ полудня, докторъ В*** прибылъ на виллу Бальтусъ.
   Только его и ожидали, чтобы свезти г-жу Деларивьеръ въ отель Большаго Оленя и помѣстить въ той комнатѣ, гдѣ, шесть мѣсяцевъ назадъ, она лишилась разсудка, потрясенная страшнымъ зрѣлищемъ казни.
   Жанна, Паула и оба доктора сѣли въ ландо, которое, менѣе чѣмъ въ пять минута, привезло ихъ на площадь Сенъ-Жанъ.
   Клодъ Марто сопутствовалъ имъ, сидя на козлахъ.
   Эдмею, для которой было опасно всякое сильное потрясеніе, такъ какъ она была слаба болѣе обыкновеннаго, оставила на виллѣ на попеченіи Магдалины, и не сказали ей ничего о драмѣ, которая должна была вскорѣ разыграться. Г-жа Деларивьеръ, поддерживаемая Жоржемъ, поднялась во второй этажъ отеля и вошла въ комнату No 7.
   Переступя за порогъ, безумная вдругъ остановилась, осмотрѣлась вокругъ продолжительнымъ, внимательнымъ взглядомъ, въ которомъ можно было прочесть удивленіе, потомъ направилась сначала къ постели, а затѣмъ къ окну; здѣсь она опять остановилась, задумалась и опустила голову.
   Видя ее такою безмолвною и неподвижною, можно было подумать, что въ умѣ ея происходитъ таинственная работа.
   Секунды черезъ двѣ, она подняла голову, робко протянула руку и отдернула кисейную занавѣску окна. Глаза ея устремились на площадь Сенъ-Жанъ.
   Видъ этой площади, казалось, внезапно произвелъ на нее сильное впечатлѣніе.
   Она задрожала всѣми членами, такъ что слышно было какъ стучали ея зубы; на вискахъ проступилъ потъ.
   Доктора, опасавшіеся припадка, подошли къ ней; но припадка не случилось.
   Жанна вдругъ успокоилась, отошла отъ окна и сѣла около постели съ своею обыкновенною, безстрастною физіономіею.
   Докторъ В*** наклонился къ Жоржу.
   -- Въ этой комнатѣ ничего не измѣнили? шепнулъ онъ ему.
   -- Ничего, учитель,-- отвѣчалъ молодой человѣкъ: оттого-то, вы видѣли, Жанна какъ будто узнала ее...
   -- Мнѣ это кажется хорошимъ признакомъ... Возвращеніе памяти всегда предшествуетъ возвращенію разсудка.
   Мадамъ Лоріоль, которая, какъ намъ извѣстно, была склонна къ любопытству, пошла за своими постояльцами, но изъ скромности, остановилась у двери.
   Докторъ В*** обернулся къ ней.
   -- Въ первый разъ, когда у васъ остановилась г-жа Деларивьеръ, освѣщали вы ночью эту комнату? спросилъ онъ.
   -- Освѣщали, сударь.
   -- Какъ?
   -- Въ ней просто ставили ночникъ.
   -- Прикажите, чтобы нынче вечеромъ ее точно также освѣтили...
   -- Будетъ исполнено.
   -- А теперь я попрошу васъ, прикажите подать больной какой нибудь легкій обѣдъ... супу, крылышко цыпленка и какіе нибудь фрукты...
   -- Хорошо, сударь... А вина надо подать?
   -- Рюмку вашего бордосскаго, самого стараго, но не больше... Мы сами потомъ пообѣдаемъ.
   -- Въ комнатѣ, смежной съ этою?
   Докторъ В*** взглянулъ вопросительно на Жоржа, который сказалъ:
   -- Нѣтъ... Вѣроятно г-жа Деларивьеръ заснетъ послѣ обѣда, а стукъ посуды можетъ разбудить ее...-- Велите накрыть намъ столъ въ одной изъ небольшихъ залъ нижняго этажа.
   -- Хорошо, господинъ докторъ.
   Спустя полчаса Жанну раздѣли, уложили въ постель, и она заснула, а знакомая намъ служанка Роза доложила, что обѣдъ поданъ.
   Столъ былъ накрытъ въ той самой небольшой залѣ, въ которой наканунѣ казни Пьерра обѣдали Матильда Жанселинъ, Фабрицій Леклеръ, милый молодой человѣкъ баронъ Паскаль де Ландильи и мадмоазель Адель де Сивракъ, рожденная Грелютъ.
   Въ городѣ, какъ и въ тотъ день, была толпа.-- Отель былъ набитъ биткомъ; безпрестанно весело хлопали пробки Шампанскаго, и окна, выходившія на площадь Сенъ-Жанъ, нанимали для завтрашней казни по сумасброднымъ цѣнамъ.
   Почти нечего говорить, что обѣдъ мадмоазель Бальтусъ и обоихъ докторовъ былъ очень непродолжителенъ и не оживленъ.
   Около девяти часовъ докторъ В***, Жоржъ и Паула опять поднялись во второй этажъ.
   Жоржъ осторожно отворилъ дверь въ комнату Жанны.
   -- Она все еще спитъ... сказалъ онъ, -- и самымъ спокойнымъ сномъ.
   -- Тѣмъ лучше... отвѣчалъ профессоръ,-- мнѣ бы хотѣлось, чтобы ее внезапно разбудилъ шумъ, предшествующій казни... тѣмъ сильнѣе будетъ дѣйствіе...
   Жоржъ взялъ ученаго за обѣ руки и крѣпко пожалъ ихъ.
   -- Ахъ! учитель, -- проговорилъ онъ, -- чѣмъ ближе эта минута, тѣмъ сильнѣе моя душевная тревога... я трепещу...
   -- Но отчего же вы такъ тревожитесь, мой милый?-- Чего вы боитесь?
   -- Я боюсь, что опытъ мой будетъ неудаченъ... Отъ страха я уже пересталъ вѣрить въ него... Мнѣ кажется, что между мною и успѣхомъ возстаютъ непреодолимыя препятствія, которыхъ я прежде не предвидѣлъ.
   Профессоръ отечески положилъ руку на голову молодого человѣка и проговорилъ съ улыбкою:
   -- Полноте, успокойтесь, милый Жоржъ!... Ваши сомнѣнія доказываютъ скромность -- рѣдкую добродѣтель въ наше время!... Конечно, нельзя несомнѣнно разсчитывать на успѣхъ; но я считаю, что у насъ изъ десяти шансовъ девять хорошихъ...-- Надѣйтесь же, вмѣсто того чтобы трепетать, и сохраните все ваше мужество, хладнокровіе и энергію для борьбы, которая, можетъ быть, настанетъ въ рѣшительную минуту.
   -- Вы правы, учитель, я чувствую, что надо быть мужественнымъ...-- Но подумайте... Вѣдь вы сами говорите, что нельзя навѣрное разсчитывать на успѣхъ...
   Если результатъ будетъ не таковъ, какого мы ожидаемъ, если...
   Жоржъ замолчалъ.
   -- Если Жанна умретъ... договорилъ докторъ В***.
   -- Умретъ!... повторилъ молодой человѣкъ, -- какъ же вы хотите, чтобы я былъ спокоенъ!... Бѣдная женщина!... Когда сегодня ночью она проснется отъ шума, который будетъ на площади, и встанетъ съ постели,-- каждый ея шагъ къ окну будетъ можетъ быть шагомъ къ могилѣ...
   -- Или къ разсудку... прервалъ докторъ В***.
   -- Подумайте, профессоръ, продолжалъ Жоржъ,-- я обѣщалъ всѣмъ, что вылечу Жавну!-- Я обѣщалъ это мадмоазель Бальтусъ, которая за такое обѣщаніе предоставила мнѣ пользоваться ея богатствомъ!... Я обѣщалъ это Эдмеѣ, которую люблю и которая не переживетъ матери!... Наконецъ, я обѣщалъ суду, что открою ему настоящее имя человѣка, невинно погибшаго на эшафотѣ пять мѣсяцевъ тому! И вдругъ всѣхъ обману!...
   -- Вы обѣщали и сдержите ваше обѣщаніе...-- возразилъ докторъ В***.-- Вы исполнили вашу обязанность, и повторяю вамъ, что когда имѣете девять шансовъ противъ одного, -- нѣтъ никакого повода сомнѣваться!... Надѣйтесь, мой милый Жоржъ! говорю вамъ по совѣсти, надѣйтесь! Увѣряю васъ, что успѣхъ кажется мнѣ несомнѣннымъ.
   Молодой человѣкъ опять пожалъ руку своему старому профессору, но на этотъ разъ съ надеждою.
   

XVII.

   Около одиннадцати часовъ Паула Бальтусъ и оба доктора ушли въ комнату, смежную съ комнатою Жанны, гдѣ нѣсколько мѣсяцевъ тому г. Деларивьеръ написалъ завѣщаніе, послѣ чего ненадолго заснулъ.
   Паула расположилась на канапэ, а докторъ В*** и Жоржъ Вернье на креслахъ, но не затѣмъ, чтобы спать, а въ ожиданія еще неизвѣстной развязки страшной драмы.
   Клодъ Марто отказался провести ночь въ комнатѣ.-- Онъ спалъ съ сжатыми кулаками на матрацѣ, посланномъ въ корридорѣ подлѣ двери, въ полной увѣренности, что проснется въ ту минуту, когда будетъ надо.
   Трое дѣйствующихъ лицъ этой сцены, погруженныя въ размышленія, не говорили ни слова.
   Не было еще полуночи, а группы любопытныхъ начинали уже сходиться на площади.
   Число ихъ быстро увеличивалось.
   Раньше часа утра площадь была уже покрыта сплошною массою народа.
   Слышенъ былъ говоръ толпы, похожій на кокое-то зловѣщее жужжаніе.
   Время шло.
   Вдругъ, говоръ сталъ громче и мѣстами раздались возгласы.
   По мостовой катился тяжелый экипажъ.
   Жоржъ всталъ съ кресла, подошелъ къ окну и взглянулъ на площадь.
   -- Это фургонъ, на которомъ привезли эшафотъ... проговорилъ онъ.
   Стукъ колесъ сопровождался мѣрнымъ топотомъ.
   -- Идутъ солдаты, чтобы оцѣпить мѣсто вокругъ эшафота...-- Сейчасъ начнутъ строить его... продолжалъ молодой человѣкъ.
   Паула встала, дрожа, и также подошла къ окну.
   Жоржъ и докторъ В*** приблизились къ комнатѣ Жанны и, приставивъ ухо къ двери, стали прислушиваться.
   На площади появились люди съ факелами, свѣтившіе помощникамъ палача.
   Они вынимали изъ фургона доски и носили ихъ на средину площади для постройки страшнаго сооруженія.
   По обѣимъ сторонамъ стояли въ линіи солдаты для сдерживанія толпы; но они не могли оттиснуть ея къ тротуарамъ: до такой степени было громадно стеченіе народа.
   Казнь Фабриція Леклеръ привлекла невѣроятное количество любопытныхъ.
   Вдругъ раздался первый ударъ молота, за нимъ другой, третій и наконецъ удары превратились въ постоянный стукъ.
   Скрѣпляли болтами остовъ эшафота.
   Жоржъ вздрогнулъ.
   -- Жанна проснулась,-- сказалъ онъ,-- и пошевелилась...-- Я слышу, что кровать ея скрипитъ.
   Паула поблѣднѣла, какъ мертвецъ.
   -- Молитесь Богу... шепнулъ ей Жоржъ, -- молитесь отъ всей души!... я также помолюсь, чтобы Онъ помогъ мнѣ въ моемъ предпріятіи...
   Паула упала на колѣна и сложила руки.
   Жоржъ тихонько повернулъ дверную ручку. Дверь пріотворилась, образовавъ щель не болѣе какъ въ нѣсколько милиметровъ.
   Молодой докторъ не ошибся.
   Г-жа Деларивьеръ, внезапно пробужденная ударами молота, сѣла на постель и старалась разобрать, откуда слышался необычайный шумъ, ее разбудившій.
   Спустя минуту, она съ ужасомъ осмотрѣлась вокругъ и стала прислушиваться по направленію къ окну.
   Стукъ и шумъ усиливались.
   Красный мерцающій свѣтъ факеловъ фантастически отражался на оконныхъ стеклахъ.
   Жанна сбросила одѣяло и простыни, и въ длинномъ ночномъ пеньюарѣ встала съ постели.
   Разсохшійся паркетъ скрипѣлъ подъ ея босыми ногами.
   Безумная нѣсколько мгновеній стояла совершенно неподвижно, прислушиваясь съ напряженнымъ вниманіемъ.
   -- Она старается припомнить гдѣ и когда слышала уже этотъ шумъ... подумалъ Жоржъ.
   Вдругъ красный отблескъ пересталъ отражаться на стеклахъ. Эшафотъ былъ уже воздвигнутъ и факелы погасли.
   Мракъ смѣнился сѣроватымъ свѣтомъ наступавшаго утра, и говоръ нетерпѣливой толпы, сначала неясный и сдержанный, становился все явственнѣе.
   Жанна направилась къ окну.
   Она шла очень медленно, какъ будто влекомая какою-то сверхъестественною, таинственною силою.
   Въ то мгновеніе, когда она поравнялась съ полуотворенною дверью, Жоржемъ овладѣло сильное волненіе.-- На лбу у него выступилъ холодный потъ.-- Ему казалось, что сердце перестало биться въ его груди.
   Докторъ В*** замѣтилъ его волненіе и шепнулъ ему:
   -- Мужайтесь!...
   Безумная подошла къ окну.
   Какъ и наканунѣ, она подняла правою рукою кисейную занавѣску и прислонилась лбомъ къ стеклу.
   При блѣдномъ свѣтѣ утреннихъ сумерекъ можно было разсмотрѣть всѣ предметы.
   Жанна схватилась за задвижку, потянула ее -- и окно отворилось.
   Тогда она, облокотись на подоконникъ, за который схватилась судорожно сжатыми руками, и вытянувъ шею, устремила неподвижный взглядъ на сплошную толпу, которая шумѣла, какъ морскія волны, разбивающіяся о берегъ.
   Вскорѣ исключительнымъ предметомъ ея вниманія сталъ эшафотъ.
   Начиная съ этой минуты, она казалось превратилась въ статую. Глаза ея не отрывались болѣе отъ краснаго очерка эшафота.
   Вскорѣ поднялся продолжительный крикъ, затѣмъ все стихло. Послышался явственно лошадиный топотъ и стукъ колесъ.
   На площадь въѣхали конные жандармы, сопровождавшіе экипажъ, который остановился возлѣ эшафота..
   Судорожный трепетъ пробѣжалъ по всѣму тѣлу г жи Деларивьеръ.-- Она впилась ногтями въ подоконникъ и такъ высунулась изъ окна, что легко могла потерять равновѣсіе и упасть.
   Жоржъ Вернье, замѣтивъ это, вошелъ въ комнату и сталъ въ двухъ шагахъ отъ Жанны, не подозрѣвавшей его присутствія.
   Докторъ В***, блѣднѣе обыкновеннаго, но спокойный повидимому, дожидался на порогѣ.
   Паула все еще стояла на колѣняхъ и молилась. Изъ глазъ ея катились одна за другою крупныя слезы.
   Клодъ Марто вошелъ въ первую комнату и смотрѣлъ въ окно на отвратительную машину, которая скоро должна была исполнить свое назначеніе.
   Отворили дверцы кареты.-- Изъ нея вышелъ сѣдой священникъ,-- тотъ самый, который пять мѣсяцевъ тому провожалъ на эшафотъ Пьерра,-- а за нимъ осужденный.
   Фабрицій Леклеръ съ мертвенно блѣднымъ, исказившимся отъ ужаса лицомъ, такъ шатался, что едва могъ держаться на ногахъ.
   Принуждены были взять его подъ руки и свести по ступенямъ на платформу эшафота.
   Жанна окаменѣла.-- Она, казалось, не дышала.
   Помощники палача стояли въ ожиданіи.
   Священникъ сказалъ на ухо осужденному нѣсколько утѣшительныхъ словъ и хотѣлъ поднести къ его дрожащимъ губамъ крестъ.
   Но Фабрицій отвернулся и грубо оттолкнулъ священника и крестъ; затѣмъ на него напалъ припадокъ безумной ярости, онъ началъ бороться, вопя хриплымъ голосомъ, какъ дикій звѣрь, и воя какъ бѣсноватый.-- Онъ хотѣлъ спрыгнуть съ платформы на пустое мѣсто предъ эшафотомъ.
   Это было ужасное зрѣлище, не оно продолжалось только одно мгновеніе.
   Помощники палача схватили убійцу Фредерика Бальтуса и привязали ремнями къ доскѣ.
   Палачъ дотронулся до пружины.
   Рѣзакъ опустился съ быстротою молніи -- и голова упала.
   Въ эту самую минуту г-жа Деларивьеръ такъ страшно и пронзительно вскрикнула, что крикъ ея заглушилъ шумъ толпы. Затѣмъ несчастная женщина взмахнула руками и упала безъ чувствъ навзничь на руки къ Жоржу Вернье и доктору В***; они отнесли ее на постель.
   Паула Бальтусъ, задыхаясь, вбѣжала въ комнату и молча остановилась.
   Клодъ Марто пошелъ за нею.
   -- Профессоръ,-- просилъ Жоржъ, дрожа всѣмъ тѣломъ, что она жива или умерла?
   Докторъ В*** отвѣчалъ не сразу.
   

XVIII.

   Жоржъ едва слышно повторилъ свой вопросъ.
   Знаменитый ученый приложилъ руку съ сердцу Жанны и почувствовалъ, что оно бьется.
   -- Она жива... проговорилъ онъ; затѣмъ, вынувъ ланцетъ изъ футляра, съ которымъ никогда не разставался, прибавилъ:-- чашку и бинты!
   Черезъ двѣ секунды онъ открылъ жилу г-жѣ Деларивьеръ, кровь брызнула обильно. Профессоръ вздохнулъ свободно.
   Жанна медленно открыла глаза, но почти тотчасъ же опять закрыла ихъ.
   Кровь все еще текла.
   -- Довольно,-- сказалъ докторъ В***.
   Жоржъ ждалъ только этого слова и перевязалъ руку.
   Г-жа Деларивьеръ вторично открыла глаза, привстала, осмотрѣлась вокругъ яснымъ взглядомъ и пошевелила губами, но ничего не сказала. Голова ея упала на подушку, и она, казалось, опять лишилась чувствъ.
   -- Лекарства.... сказалъ докторъ В***.
   Жоржъ подалъ ему со столика стклянку и ложку.
   Профессоръ налилъ изъ стклянки ложку лекарства и съ помощью Жоржа влилъ въ ротъ больной.
   -- Теперь, сказалъ онъ, подождемъ...-- Черезъ четверть часа великая задача разрѣшится.
   Паула Бальтусъ опять стала на колѣни у постели и начала молиться.
   Клодъ Марто, стоя подлѣ окна, которое затворилъ, отиралъ слезы, катившіяся по его суровому и честному лицу.
   Оба доктора стояли неподвижно, въ сильномъ волненіи, у изголовья г-жи Деларивьеръ.
   Жоржъ былъ страшно блѣдѣнъ.
   Прошло десять минутъ.
   Въ комнатѣ царила мертвая тишина, нарушаемая только слабымъ дыханіемъ.
   Прошло еще пять минутъ.
   Докторъ В*** взялъ Жанну за руку и почувствовать, что она дрожитъ въ его рукѣ. Онъ вздрогнулъ самъ.
   Совершился-ли феноменъ, такъ долго и такъ нетерпѣливо ожидаемый?
   Г-жа Деларивьеръ потянулась, протерла глаза, какъ будто проснулась отъ сна, и сѣла на постели.
   Вѣки ея приподнялись и голубые кроткіе глаза остановились на Жоржѣ, который стоялъ, наклонясь надъ нею.
   Она слегка кивнула ему головою и сказала:
   -- Вотъ и вы, докторъ, вы будете довольны вашею больною мы нѣшнимъ утромъ...-- Я совсѣмъ здорова и, надѣюсь, позволите мнѣ выѣхать сегодня изъ Мелюна...-- Мнѣ такъ хочется поскорѣе видѣть мою дочь....
   Жоржъ не отвѣчалъ:-- радостныя слезы душили его.
   Онъ достигъ своей цѣли.-- Г-жа Деларивьеръ его узнавала. Безуміе, продолжавшееся пять мѣсяцевъ, прошло для нея какъ сонъ. Она воображала, что пріѣхала наканунѣ въ Мелюнъ.
   Но къ радости молодаго человѣка примѣшивалась горькая мысль.-- Онъ думалъ о томъ, что Жанна спроситъ о своемъ мужѣ. Что онъ отвѣтитъ ей и какъ она перенесетъ этотъ страшный ударъ.
   Въ эту минуту отворилась дверь.
   Вошелъ человѣкъ въ дорожномъ костюмѣ.
   Онъ на нѣсколько секундъ остановился на порогѣ, затѣмъ быстро подбѣжалъ къ постели и упалъ на колѣни у ея изголовья.
   Жоржъ и Паула съ трудомъ удержали крикъ изумленія, готовый вырваться.
   Неужели Богъ сотворилъ чудо, какъ во времена дочери Іаира?
   Вошедшій человѣкъ былъ г-нъ Деларивьеръ, о смерти котораго объявилъ Фабрицій.
   Жанна взяла мужа за руки и сказала ему съ небесною улыбкою:
   -- Это ты, Морисъ... я ждала тебя... я долго спала... Я спала хорошимъ сномъ... Теперь я совсѣмъ здорова и мы можемъ ѣхать.... Не правда-ли, докторъ?
   -- Можете... пробормоталъ Жоржъ; но прежде надо принять эту ложку лекарства, которое возвратитъ вамъ силы...
   Жанна повиновалась, потомъ опустила голову на подушку и опять заснула, не переставая улыбаться.
   Деларивьеръ увелъ въ смежную комнату свидѣтелей этой трогательной сцены.
   -- Она спасена, моя возлюбленная Жанна, неправда-ли? спросилъ онъ. Разсудокъ возвратился къ ней?
   -- Да, возвратился,-- отвѣчалъ Жоржъ,-- благодаря Богу и моему знаменитому учителю, доктору В***, котораго позвольте вамъ представить.
   -- Вы сами вылечили ее съ помощію Божіею, мой милый... отвѣчалъ профессоръ.
   -- Да благословитъ васъ Богъ! вскричалъ Деларивьеръ. Какъ могу я выразить вамъ достойнымъ образомъ мою безграничную благодарность?...
   Жоржъ очень хорошо зналъ -- какимъ образомъ, и сердце его забилось надеждою.
   -- Изумленіе мадмоазель Бальтусъ,-- сказалъ онъ, и мое, конечно, поразило васъ.... Но мы не могли надѣяться увидѣть васъ.... Ваше присутствіе здѣсь кажется намъ чудомъ....
   -- Вы думали, что меня нѣтъ на свѣтѣ, не такъ-ли? спросилъ Деларивьеръ.
   -- Мы видѣли свидѣтельство о вашей смерти.
   -- Вы упомянули о чудѣ, и дѣйствительно я остался въ живыхъ какимъ-то чудомъ. Меня ранили ножемъ въ грудь и бросили въ море во время бури....
   -- Фабрицій Леклеръ?... проговорилъ Жоржъ.
   Деларивьеръ печально опустилъ голову и, послѣ минутнаго молчанія, сказалъ:
   -- Должно быть холодная вода остановила кровь, которая текла изъ моей раны.... я машинально уцѣпился за какой-то обломокъ, плывшій по слѣду корабля, и лишился чувствъ, но не выпустилъ изъ окостенѣлыхъ рукъ обломка.... На разсвѣтѣ человѣческая фигура, носившаяся по волѣ вѣтра, обратила на себя вниманіе рулеваго на пакеботѣ, направлявшемся въ Англію. Спустили въ море шлюпку, взяли меня на корабль и стали лечить, хотя, казалось, невѣроятнымъ, чтобы я выздоровѣлъ....-- Я бредилъ, когда пришелъ въ чувство, и отъ меня не могли добиться ни одного толковаго слова... я былъ живъ, когда пакеботъ прибылъ въ Англію.-- Меня помѣстили въ Дуврскій госпиталь, гдѣ, къ общему удивленію, я скоро выздоровѣлъ.-- Главный докторъ увѣрялъ меня, что еслибы не рана ножемъ, равнявшаяся колоссальному кровопусканію, -- то я неминуемо бы погибъ.-- Убійца спасъ меня!! Силы мои возвратились, но у меня не было ни одежды, ни средствъ...-- Съ помощію суммы, данной мнѣ этимъ же самымъ докторомъ, я имѣлъ возможнось добраться до Лондона, гдѣ одинъ изъ моихъ корреспондентовъ далъ мнѣ денегъ.-- Оттуда я написалъ доктору Риттнеру, извѣщая его, что скоро пріѣду.
   -- Доктору Риттнеру!-- вскричалъ Жоржъ, такъ вотъ отчего мы не получили вашего письма... Мой предшественникъ уѣхалъ изъ Франціи.
   -- Я узналъ это послѣ... отвѣчалъ Деларивьеръ. Когда я пріѣхалъ въ Діеппъ, мнѣ попалась въ руки газета, изъ которой я узналъ о преступленіяхъ Фабриція, и о томъ, что его приговорили къ смертной казни... Это былъ страшный ударъ для меня... Я понялъ тогда, что былъ также его жертвою... Пріѣхавъ вчера очень поздно въ Парижъ, я отправился въ Отейль... Вашъ помощникъ разсказалъ мнѣ все что произошло, и сообщилъ, что вы находитесь на виллѣ Бальтусъ.... Я отправился сегодня съ первымъ поѣздомъ и прибылъ на виллу мадмоазель Паулы....-- Тамъ меня послали сюда.-- Теперь вы все знаете....-- Мнѣ сказали, что Эдмея больна. Я побоялся испугать ее, появившись внезапно...-- Скажите мнѣ, докторъ, что съ ней?... Вѣдь болѣзнь ея не опасна?-- Не такъ-ли?
   -- Мы спасемъ ее!-- отвѣчалъ Жоржъ... Клянусь вамъ, что спасемъ!... Я и мой знаменитый учитель -- мы всецѣло теперь отдадимся заботамъ о ней.
   -- Профессоръ, -- сказала Паула доктору В***, наша задача еще не кончена... Когда вы спросите г-жу Деларивьеръ?...
   -- Обѣщаю вамъ, что скоро.
   -- Сегододня или завтра?
   -- Ни сегодня, ни завтра, надо подождать....
   -- Зачѣмъ?
   -- Пробудивъ въ ней скоро мрачныя воспоминанія, мы рискуемъ опять потрясти ея разсудокъ, который только что возвратился къ ней.
   -- Правда, -- проговорила Паула, -- я понимаю, что надо подождать.

* * *

   Мы говорили уже нѣсколько разъ, что здоровье Эдмеи нисколько не улучшалось, не смотря на нѣжную и постоянную заботливость, которою окружалъ ее Жоржъ Вернье.
   Всѣмъ извѣстно, какъ сильно дѣйствуетъ моральное состояніе на физическую сторону человѣка.-- Печаль -- могучій агентъ анеміи, а Эдмея не говорила уже болѣе о своемъ отцѣ и не спрашивала, когда онъ возвратится.
   Она была увѣрена, что отъ нея скрываютъ смерть отца, и съ каждымъ днемъ становилась все молчаливѣе.
   

XIX.

   Спустя часъ послѣ драматическихъ и потрясающихъ сценъ въ отелѣ Большаго Оленя, Жоржъ отправился на виллу Бальтусъ вмѣстѣ съ докторомъ В*** и, оставивъ въ залѣ знаменитаго ученаго, вошелъ одинъ въ комнату Эдмеи.
   Молодая дѣвушка полулежала на кушеткѣ подлѣ открытаго окна, и казалась еще блѣднѣе и печальнѣе обыкновеннаго
   Жоржа испугалъ ея видимый упадокъ силъ.
   Эдмея встрѣтила его улыбкою и протянула свою маленькую ручку, бѣлую, какъ слоновая кость, и сильно похудѣвшую.
   Мы напомнимъ читателю, что отъ больной скрыли казнь Фабриція Леклеръ; слѣдовательно она не знала, что мать ея увезли наканунѣ вечеромъ въ Мелюнъ.
   -- Какъ вы себя чувствуете сегодня, дорогая Эдмея?-- спросилъ Жоржъ.
   -- Я не страдаю, другъ мой, но очень слаба... я съ трудомъ могла пройти отъ кровати до кушетки. Мнѣ кажется, что жизнь улетаетъ отъ меня... а между тѣмъ я еще молода для того, чтобы умереть, и мнѣ хотѣлось бы жить...
   -- Умереть! повторилъ Жоржъ вздрогнувъ. Развѣ умираготъ, когда любятъ?-- Я обѣщаю вамъ скорое выздоровленіе и долгую, счастливую жизнь...
   Эдмея опять грустно улыбнулась.
   -- Я вѣрила въ счастіе и въ будущность, проговорила она.-- Но если ваша любовь и наука не въ состояніи спасти меня... то кто же спасетъ!-- У меня было слишкомъ много потрясеній.-- Неизлечимое помѣшательство моей матери нанесло мнѣ первый ударъ, и давно уже я замѣчаю, что отъ меня скрываютъ что-то... Я поняла все изъ вашего молчанія... Мой отецъ умеръ...-- оттого-то у меня нѣтъ больше силъ.
   -- Эдмея, прервалъ Жоржъ,-- цвѣты, склонившіе головки отъ бури, выпрямляются при солнечныхъ лучахъ.
   -- Это правда; но гдѣ же эти солнечные лучи?
   -- Можетъ быть я принесъ ихъ вамъ.
   -- Вы говорите это только, чтобы ободрить меня....
   -- Дорогая Эдмея,-- сказалъ Жоржъ,-- вооружитесь всею энергіею, какая только осталась у васъ..! Она понадобится вамъ...-- я долженъ сообщить вамъ новости.
   -- Счастливыя?
   -- Да, очень счастливыя.
   Молодая дѣвушка приподнялась.
   Щеки ея слегка окрасились розовымъ цвѣтомъ; глаза блеснули.
   -- Говорите! воскликнула она, говорите скорѣе!
   -- Я не смѣю...
   -- Не бойтесь, я обѣщаю вамъ, что буду мужественна.-- Ктому же радость не вредна для здоровья... Вѣдь дѣло идетъ о моей матери, не такъ ли?
   -- Да.... Сегодня поутру я и докторъ В*** рѣшились подвергнуть ее опыту, на который сильно разсчитывали....
   Эдмея перестала дышать.
   -- И что же? спросила она едва слышнымъ голосомъ.
   -- Опытъ удался...
   -- Къ моей матери возвратился разсудокъ?..
   -- Да, этотъ феноменъ совершился... ваша матушка выздоровѣла.
   -- Поклянитесь мнѣ.
   -- Клянусь.
   Эдмея сложила руки.
   -- Поддержите меня... пролепетала она. Я хочу на колѣняхъ поблагодарить Бога за это чудо.
   -- Погодите... сказалъ Жоржъ.-- Вы поблагодарите Бога за двѣ радости... Вашъ отецъ...
   Жоржъ замолчалъ.
   -- Живъ? вскричала молодая дѣвушка.
   -- Живъ,-- повторилъ Жоржъ.
   -- Онъ писалъ?
   -- Да.
   -- Онъ пріѣдетъ?
   -- Да.
   -- Онъ въ дорогѣ?
   -- Лучше того... онъ во Франціи.
   -- Можетъ быть въ Гаврѣ?
   -- Ближе.
   -- Въ Парижѣ?
   -- Еще ближе... Онъ въ Мелюнѣ, и черезъ часъ вы увидите его.
   Эдмея вскрикнула, и по лицу ея разлилось выраженіе неземной радости.
   Она попыталась встать, по снова упала на кушетку и лишилась чувствъ.
   Жоржъ испугался и позвалъ на помощь доктора В***. Знаменитый ученый поспѣшно пришелъ.
   -- Вы сообщили ей, что случилось?-- спросилъ онъ.
   -- Да, дорогой учитель.
   -- Такъ этотъ обморокъ очень обыкновенная вещь и нисколько не опасенъ... Мы сейчасъ приведемъ ее въ чувство... Затѣмъ я изслѣдую ее, и скажу вамъ, что думаю объ ея положеніи.
   Минутъ черезъ пять Эдмея открыла глаза.
   -- Неужели я видѣла это во снѣ? проговорила она.
   -- Нѣтъ,-- отвѣчалъ профессоръ.
   -- Такъ значитъ все правда? Мать моя уже не сумасшедшая, и я увижу отца?
   -- Да, все это правда; но если вы не будете совершенно спокойны, то мы должны, для вашей же пользы, отложить свиданіе съ нимъ до завтра.
   -- О! я спокойна, очень спокойна,-- отвѣчала съ живостью молодая дѣвушка.
   -- Такъ докажите это тѣмъ, что отвѣтите мнѣ на нѣкоторые вопросы, которые я предложу вамъ... Я обѣщалъ Жоржу вылечить васъ въ теченіи двухъ недѣль, и хочу сдержать слово.
   Послѣ непродолжительныхъ разспросовъ, знаменитый докторъ сказалъ молодой дѣвушкѣ:
   -- Я доволенъ вами, милое дитя, все пойдетъ хорошо.
   Онъ увелъ Жоржа въ смежную комнату и обратился къ нему съ слѣдующими словами.
   -- Знаете ли, мой малый Жоржъ, что даже самымъ знаменитымъ докторамъ слѣдовало бы запретить лечить тѣхъ, кого они любятъ.
   -- Отчего же, учитель?
   -- Оттого что, въ подобныхъ случаяхъ, докторъ не можетъ сохранить ясности ума и необходимаго хладнокровія;-- ослѣпленный любовью робѣетъ, дѣйствуетъ на обумъ и не отваживается предпринимать никакихъ рѣшительныхъ мѣръ... Въ настоящее время, у насъ передъ глазами доказательство тому...-- Вы обыкновенно очень проницательны, а между тѣмъ не поняли болѣзни вашей невѣсты; вы не въ состояніи теперь составить вѣрной діагностики... Вы полагали, что у нея болѣзнь сердца, потому что у нея сердцебіеніе и ускоренный пульсъ и т. п. Но вы ошиблись.-- У ней просто анемія, вслѣдствіе сильныхъ потрясеній и печали; въ крови ея мало кровяныхъ шариковъ... надо скоро и вполнѣ возстановить ихъ.
   -- Справимся ли мы съ болѣзнью?
   -- Безо всякаго сомнѣнія и посредствомъ очень простого, но несомнѣнно вѣрнаго средства... Вамъ извѣстно, какъ и мнѣ, что желѣзо самый могучій видоизмѣнитель кроветворенія или кровообразованія, такъ какъ увеличиваетъ число красныхъ кровяныхъ шариковъ... Употребимъ же очищенное желѣзо въ видѣ сгущенной окиси, т. е. просто въ соединеніи съ кислородомъ и водою, но совершенно безъ всякой кислоты, словомъ -- діализованное желѣзо Браве; -- это единственное средство: оно дѣлаетъ чудеса {Это долгъ благодарности. Авторъ "Доктора умалишенныхъ женщинъ", видя, что здоровье его разстроено безустаннымъ, двадцатилѣтнимъ трудомъ, сталъ употреблять діализованное желѣзо Браве, которое дало ему новую жизненную силу.}.
   Вошла Магдалина, старая служанка Жоржа, и сказала, что пріѣхалъ г. Деларивьеръ и желаетъ видѣть Эдмею.
   -- Какъ вы полагаете, дорогой учитель, не опасно ли ей тотчасъ видѣться съ нимъ?
   -- Нисколько...-- Притомъ же мы будемъ при ней.
   Спустя двѣ минуты отецъ и дочь были въ объятіяхъ другъ друга.

* * *

   Г-жа Деларивьеръ черезъ двѣ недѣли послѣ того, какъ возвратился къ ней разсудокъ, сидѣла подъ тѣнью вѣковой липы въ саду виллы Нейльи-Сенъ-Джемсъ, куда такъ часто, въ продолженіи нашего длиннаго разсказа, приводили мы читателя.
   Фоксъ, которому залечили рану, сидѣлъ, положивъ свою умную морду на колѣни той, которая была обязана ему жизнью.
   Подлѣ Жанны сидѣли Эдмея,-- здоровье которой быстро поправлялось,-- благодаря способу леченія доктора в***, Морисъ Деларивьеръ, Паула Бальтусъ и Жоржъ Вернье.
   Послѣдній былъ уже оффиціально женихомъ Эдмеи.
   Милліонеръ эксъ-банкиръ былъ очень радъ выдать дочь за честнаго, умнаго и добраго человѣка, которому Жанна была обязана разсудкомъ.
   Скажемъ мимоходомъ, что чрезъ нѣсколько дней Морисъ Деларивьеръ долженъ былъ жениться на милой и достойной подругѣ всей своей жизни.-- Въ церкви уже была окличка... Свадьба предполагалась безъ всякаго шуму.
   

XX.

   Вмѣстѣ съ разсудкомъ къ Жаннѣ возвратилась память, но она не говорила о прошломъ.
   Жоржъ не смѣлъ еще разспрашивать ее, несмотря на законное нетерпѣніе Паулы Бальтусъ.-- Онъ хотѣлъ сперва, чтобы разсудокъ Жанны укрѣпился,
   Разъ какъ-то она спросила, куда дѣвался Фабрицій Леклеръ, племянникъ ея мужа; но ей что-то выдумали про него, чтобы хотя временно скрыть ужасную тайну.
   Такое положеніе не могло быть продолжительно.
   Г-жа Деларивьеръ въ ту минуту, когда мы выводимъ ее на сцену, сидѣла въ глубокой задумчивости.
   Это удивляло, почти тревожило Жоржа, и онъ задалъ себѣ вопросъ:
   -- Что происходитъ въ этой душѣ?
   Вдругъ Жанна подняла голову и окинула присутствующихъ своимъ кроткимъ взглядомъ.
   -- Дѣти мои, друзья мои,-- сказала она затѣмъ, -- вотъ уже съ недѣлю, какъ я думаю, вижу, слушаю, наблюдаю и припоминаю... Вы скрываете отъ меня какую-то тайну.-- У меня есть также тайна отъ васъ...-- Неужели вы надѣетесь утаить отъ меня, что я была помѣшанною? я это очень хорошо знаю, и за это время въ моей памяти остались пробѣлы, которые я должна пополнить... Разскажите мнѣ все, если хотите, чтобы я успокоилась, я могу все выслушать... Мнѣ хотѣлось бы поразспросить васъ кое-о-чемъ... обѣщаете ли вы, что будете отвѣчать правду?
   -- Обѣщаю! вскричалъ Жоржъ, перекинувшись съ Паулою взглядомъ, который говорилъ:-- Наконецъ мы достигнемъ цѣли.
   -- Пока, я была помѣшанною,-- продолжала Жанна,-- какой-то человѣкъ нѣсколько разъ покушался отравить меня, не правда ли?
   -- Да, это правда.
   -- Этотъ человѣкъ убилъ также брата Паулы?
   -- И это правда...
   -- Онъ пытался также убить самую Паулу на виллѣ Бальтусъ, гдѣ, принявъ меня за нее, поднялъ на меня ножъ?
   -- Все это дѣйствительно справедливо.
   -- Этотъ человѣкъ поплатился наконецъ за свои преступленія такъ какъ съ недѣлю тому его казнили въ Мелюнѣ.
   -- Вѣрно,-- отвѣчалъ Жоржъ, -- и эта казнь дала мнѣ возможность возвратить вамъ разсудокъ, на минуту помраченный.... Кровавое зрѣлище лишило васъ разсудка... такое же зрѣлище и возвратило вамъ его...
   -- Да, да, я помню...-- проговорила Жанна, взволнованнымъ голосомъ,-- я видѣла, какъ и въ первый разъ, волнующуюся толпу на площади... я видѣла роковой аппаратъ... карету... священника... осужденнаго... но я забыла лицо послѣдняго осужденнаго и не знаю его имени...-- Какъ звали этого человѣка?
   -- Вы хотите знать это?
   -- Да, хочу.
   -- Его звали Фабрицій Леклеръ...
   Ліанна слегка вскрикнула и, закрывъ лицо руками, проговорила:
   -- Боже праведный!
   Чрезъ нѣсколько секундъ она сказала:
   -- А тотъ другой, котораго казнили пять мѣсяцевъ тому, чѣмъ заслужилъ казнь?
   -- Онъ не заслужилъ ея!-- Онъ былъ невиненъ! Это мученикъ, который заплатилъ головою за преступленіе Фабриція....-- Честь его будетъ возстановлена, но нельзя возвратить ему жизни.
   -- Ахъ! я знала, что онъ невиненъ! вскричала г-жа Деларивьеръ, такъ какъ онъ не могъ быть преступникомъ! я знало это! была убѣждена въ этомъ!
   -- Такъ вы знаете его? спросили разомъ Жоржъ и Паула.
   -- Знаю ли? возразила Жанна. Неужели вы думаете, что видъ неизвѣстнаго мнѣ, входящаго на эшафотъ, поразилъ бы меня до такой степени, что я лишилась разсудка? Я знала этого мученика, я любила его всею душою и, въ ту минуту, когда онъ закричалъ толпѣ угасающимъ голосомъ: "я умираю невинный",-- сердце мое, разбившееся въ груди, повторило мнѣ: Онъ невиненъ... Этотъ праведникъ назывался Пьерръ Таландье!.. Онъ былъ мой братъ!!
   -- Братъ!!! повторили съ понятнымъ изумленіемъ присутствующіе.
   Въ ту минуту, когда Жанна произнесла имя казненаго, Клодъ Марто, который стоялъ, держа въ рукѣ матросскую фуражку, подошелъ къ группѣ, чтобы спросить что-то у Деларивьера.
   Услышавъ имя Пьерра Таландье, онъ пошатнулся и вскричалъ глухимъ отъ волненія голосомъ.
   -- Пьерръ Таландье!... Чортъ побери, ахъ! какъ милостивъ Господь Богъ! Затѣмъ, обратясь къ Жаннѣ, прибавилъ:-- Не правда ли, сударыня, вѣдь я не обслышался?-- Вы сказали "Пьерръ Таландье"?..
   -- Да, мой другъ, это фамилія моихъ родителей.
   -- У вашего брата была жена и сынъ?
   -- Да, этому мальчику должно быть теперь десять лѣтъ...
   -- Такъ, чортъ возьми! совершенно такъ... продолжалъ Клодъ, между тѣмъ какъ глаза его сверкали радостью.
   -- Говорите скорѣе, другъ мой: вы знаете эту женщину и ея сына? спросилъ Жоржъ.
   -- Еще бы не знать!-- тысяча чертей! извѣстно -- знаю, и доказательство тому, что мальчикъ -- премилый ребенокъ -- былъ здѣсь моимъ юнгою... У меня былъ юнгою родной племянникъ этой барыня... Чортъ возьми! это выхоленный мальчуганъ!... Что же касается до матери,-- такъ она славная женщина!
   -- Но гдѣ же она живетъ, Клодъ? спросилъ Жоржъ Вернье.
   -- Въ Шарантонѣ-ле-Понъ, господинъ докторъ.
   -- Мы поѣдемъ сегодня же въ Шарантонъ, и вы проводите меня къ г-жѣ Таландье.
   -- Съ удовольствіемъ!.. я очень радъ этому!
   -- Увѣрены ли вы, что не ошибаетесь?
   -- По крайней мѣрѣ думаю, что нѣтъ, господинъ Жоржъ, такъ какъ принимаю въ разсчетъ до, что мнѣ однажды разсказывалъ маленькій Пьерръ.-- Ахъ, какой славный мальчуганъ! И какой умный! сущее золото!..
   -- Что онъ разсказывалъ вамъ?
   -- Что отецъ его, не имѣвшій работы во Франціи, отправился за границу, гдѣ былъ сильно ушибленъ.-- Онъ возвратился пѣшкомъ, когда жена его была въ больницѣ. Съ тѣхъ поръ его не видали, и даже не знали живъ онъ или нѣтъ...
   -- Бѣдный братъ! проговорила Жанна, заглушая рыданія.-- Мы потеряли другъ друга изъ виду... Насъ раздѣлили обстоятельства, которыя вы конечно угадываете...-- Девять лѣтъ тому въ одну изъ моихъ поѣздокъ въ Парижъ, я только случайно встрѣтила мою золовку; я ее знала, когда она была молодою дѣвушкою, и она сказала мнѣ, что у Пьерра есть сынъ... Бѣдный братъ!...
   -- По крайней мѣрѣ, сказалъ Жоржъ,-- вы найдете его вдову и сына, и дадите имъ счастіе, которымъ они давно уже не пользуются!.. Отправимтесь-ка въ путь, мой добрый Клодъ!..
   -- Развѣ вы не велите заложить лошадей? спросилъ Деларивьеръ.
   -- Это будетъ слишкомъ долго!-- Наемный экипажъ быстро довезетъ насъ до Ліонской станціи, а я знаю какъ придать бодрости лошадямъ.
   Затѣмъ Жоржъ, не перемѣнивъ даже соломенной шляпы на городскую, отправился съ Клодомъ Марто.
   Незадолго до трехъ часовъ они прибыли въ Шарантонъ.
   -- Вы знаете дорогу? спросилъ докторъ.
   -- Знаю, господинъ докторъ... Мы дойдемъ въ десять минутъ.
   -- Дома г-жа Таландье? спросилъ Клодъ у привратницы, которая не разъ уже видала его.
   -- Она только что возвратилась съ сыномъ... Мальчикъ -- прехорошенькій въ морскомъ костюмѣ...
   Эксъ-Бордепла поднялся по лѣстницѣ вмѣстѣ съ Жоржемъ, и сильно постучалъ въ дверь.
   Ему отворилъ Пьерръ.
   Мальчикъ вскрикнулъ отъ радости, увидѣвъ Клода, прыгнулъ ему на шею и, поцѣловавъ нѣсколько разъ сряду, закричалъ:
   -- Мама, мой хозяинъ пришелъ...
   Тотчасъ же пришла г-жа Таландье.
   -- Здравствуйте, мосье Клодъ, сказала она,-- надѣюсь, вы здоровы?
   -- О да! благодарю васъ!-- Я привелъ къ вамъ, сударыня, доктора Жоржа Вернье... Это такой человѣкъ, какихъ немного на свѣтѣ.
   -- Добро пожаловать, очень рада видѣть... Войдите пожалуйста и садитесь... Можетъ быть вы пріѣхали за Пьерромъ?..
   -- Да, отчасти за нимъ; но главнымъ образомъ по другому дѣлу... По очень важному и необыкновенному дѣлу.
   -- Боже мой, какое же это дѣло, мосье Клодъ?
   -- Сейчасъ узнаете; но вамъ объяснитъ это господинъ Жоржъ, такъ какъ я знаю, что спутаюсь, если начну разсказывать, -- это дѣло сложное.
   Пока происходилъ этотъ разговоръ, г-жа Таландье, сидѣвшая напротивъ Жоржа, внимательно смотрѣла на него, стараясь припомнить, гдѣ и когда видѣла она это умное лицо съ тонкими чертами.
   -- Извините меня,-- сказала она, но мнѣ кажется, что я гдѣ-то видѣла васъ, я почти увѣрена, что не ошибаюсь, но только не помню гдѣ...
   -- Я также видѣлъ васъ... отвѣчалъ Жоржъ, но, какъ и вы-же помню только ваше лицо.
   -- А я такъ знаю гдѣ... сказалъ безъ церемонія маленькій Пьерръ. Этотъ господинъ ѣхалъ въ каретѣ съ двумя дамами, по дорогѣ, идущей вдоль Сены, близъ воротъ Булонскаго лѣса, къ сторонѣ Нейльи.
   

XXI.

   -- Я помню,-- сказалъ Жоржъ, внимательно выслушавъ мальчика, одна изъ дамъ, съ которыми я ѣхалъ, пожелала видѣть васъ и попросила, чтобы вы подошли къ ней.
   -- А вы намъ сказали, что она помѣшанная... проговорилъ Пьерръ.
   -- Да, она дѣйствительно была помѣшана, мой милый, но въ настоящее время она выздоровѣла.
   -- Слава Богу! воскликнула г-жа Таландье! Я очень рада этому! Эта бѣдная дама возбудила во мнѣ глубокое участіе...
   -- Развѣ вы знаете ее? спросилъ Жоржъ.
   -- Она удивительно похожа на одну нашу родственницу, отвѣчала г-жа Таландье.
   -- На вашу родственницу?.. повторилъ Жоржъ.
   -- Да, на сестру моего мужа.
   Молодой докторъ выразительно взглянулъ на Клода.
   Г-жа Таландье продолжала:
   -- Но это не могла быть она...
   -- Отчего же?
   -- Особа, о которой я говорю, очень далеко, за границею... Она навсегда оставила Францію...
   -- Но что же препятствовало ей возвратиться?
   -- Она была не свободна... Надо было также, чтобы и мужъ ея возвратился, а его удерживали въ Америкѣ дѣла.
   Нельзя было болѣе сомнѣваться.
   То, что сказала г-жа Таландье, доказывало ясно до очевидности, что Пьерръ, казненый въ Мелюнѣ, былъ братъ Жанны.
   Оставалось только узнать, по какому случаю этотъ несчастный просилъ милостины у Фабриція Леклера ночью въ Сеннортскомъ лѣсу, и почему, когда его арестовали, онъ на-отрѣзъ отказался сказать свою фамилію.
   -- Вы правы, сказалъ Жоржъ,-- дѣйствительно васъ могло обмануть сходство; но мы отдалились въ настоящую минуту отъ цѣли моего посѣщенія, и я долженъ возвратиться къ ней... Позвольте мнѣ предложить вамъ нѣсколько вопросовъ.
   -- Сдѣлайте одолженіе.
   -- Эти вопросы будутъ щекотливы, -- продолжалъ Жоржъ, а я желалъ бы убѣдить васъ, что единственная цѣль ихъ -- возвратитъ вамъ нѣсколько счастія, котораго вы такъ давно лишены...
   -- Я вѣрю этому... Кажется, вы добрый человѣкъ и пріѣхали вмѣстѣ съ мосьё Клодомъ, моимъ преданнымъ другомъ, принимающемъ участіе въ моемъ сынѣ... Спрашивайте, я буду откровенно отвѣчать вамъ...
   -- Даже при вашемъ сынѣ?
   -- Конечно... Мнѣ нечего скрывать отъ него...
   -- Если которой нибудь изъ вашихъ вопросовъ огорчитъ маму, сказалъ Пьерръ, поцѣловавъ мать,-- такъ я утѣшу ее.
   -- Это хорошо сказано! вскричалъ Жоржъ съ волненіемъ, -- ты славный мальчикъ, и любовь къ матери принесетъ тебѣ счастье.
   -- Я готова отвѣчать на ваши вопросы, проговорила г-жа Таландье.
   -- Прежде всего, прошу васъ, скажите мнѣ, вы вдова?..
   Г-жа Таландье вздрогнула и поблѣднѣла.
   -- Полагаю, что такъ... проговорила она.
   -- Вы не увѣрены въ этомъ?
   -- Нѣтъ... это очень странная и грустная исторія, сказала она, но я не знаю въ настоящее время,-- сирота ли мой сынъ или нѣтъ...
   -- Ей неизвѣстна мелюнская драма,-- подумалъ Жоржъ; затѣмъ прибавилъ вслухъ:-- но какимъ же это образомъ?
   -- Послѣ войны все пошло худо, отвѣчала г-жа Таландье. Мужъ мой не имѣлъ достаточно работы для того, чтобы мы могли существовать... Мастерскія закрыли, каменоломни въ окрестностяхъ Парижа перестали разработывать, и только изрѣдка попадалась ему работа, но и то вмѣсто девяти или десяти франковъ въ день, какъ прежде, онъ получалъ не болѣе пяти или шести.-- Невозможно было прожить на это троимъ, такъ что мы часто нуждались въ насущномъ хлѣбѣ... Однажды вечеромъ, Пьерръ возвратился съ менѣе мрачнымъ лицомъ, чѣмъ обыкновенно... Я спросила у него, не лучше ли идутъ дѣла, и онъ отвѣчалъ, что ему сдѣлали предложеніе, которое выведетъ насъ въ данную минуту изъ тяжелаго положенія... Одинъ господинъ, эксплуатирующій каменоломни за границею, поручилъ своему пріятелю, архитектору, который зналъ Пьерра, прислать ему надежнаго человѣка, который могъ бы управлять работами... Онъ предлагалъ пятнадцать франковъ въ день, плату за проѣздъ и время отъ времени награду.
   -- Ты согласился? спросила я.
   -- Да, отвѣчалъ онъ,-- я пробуду тамъ до тѣхъ поръ, пока дѣла въ Парижѣ пойдутъ лучше и буду увѣренъ, что, возвратясь домой, могу заработывать достаточно крупную сумму..
   -- Развѣ я не поѣду съ тобою? вскричала я.
   -- Нѣтъ, потому что въ такомъ случаѣ расходы поглотили бы доходы...-- Одинъ я проживу очень мало, такъ что, не терпя большихъ лишеній, буду въ состояніи присылать тебѣ ежемѣсячно по триста франковъ.
   Онъ былъ правъ.-- Во время осады Парижа мы истратили все до послѣдняго су, что прикопили.
   Пьерръ уѣхалъ.
   -- Въ Швейцарію? прервалъ ее Жоржъ.
   Г-жа Таландье взглянула на него съ удивленіемъ и сказала:
   -- Да, въ Швейцарію... но какъ же вы знаете это?
   -- Я вамъ объясню... Вашъ мужъ управлялъ работами въ Миллери.
   -- Въ теченіи трехъ мѣсяцевъ,-- продолжала бѣдная женщина,-- онъ присылалъ мнѣ, какъ обѣщалъ, по триста франковъ.
   Но на четвертый мѣсяцъ вмѣсто денегъ я получила письмо отъ него, писанное подъ его диктовку, въ которомъ онъ увѣдомлялъ меня, что пострадалъ отъ обвала,-- что его лечатъ въ госпиталѣ и что, вѣроятно, онъ навсегда лишится употребленія правой руки.
   Я тотчасъ же послала ему двѣсти франковъ, чтобы онъ ни въ чемъ не нуждался въ продолженіи всего выздоровленія.-- Я хотѣла-было сама ѣхать къ нему, но маленькій Пьерръ былъ болѣнъ, такъ что нельзя было отправиться въ путь, не подвергнувъ его опасности.
   Судьба казалось преслѣдовала насъ.
   Мальчику стало хуже... Докторъ пріѣзжалъ по два раза въ день... Въ одно утро, я пошла въ аптеку за лекарствомъ... возвратясь домой я нашла, что дверь моя, которую я тщательно заперла, была отворена... Все было перешарено въ ящикахъ моего комода и у меня украли послѣднія деньги... Я была въ ужасномъ положеніи... у меня не было ни копѣйки; а между тѣмъ мальчикъ былъ болѣнъ и какъ разъ наступалъ срокъ платить за квартиру.
   Я подала жалобу коммисару... Онъ приказалъ сдѣлать розыскъ, но это не къ чему не повело.
   Домохозяинъ былъ добрый человѣкъ.-- Видя меня въ такомъ горѣ, онъ далъ мнѣ три мѣсяца срока для уплаты, и я принялась работать день и ночь.
   Пьерру стало лучше; но удары, поразившіе меня одинъ за другимъ, были слишкомъ жестоки. Притомъ же я измучилась, трудясь надъ шитьемъ безъ отдыха... и въ свою очередь сильно захворала... Я лишилась сознанья и меня отнесли въ больницу. Одна благодѣтельная особа, которая знала кого-то въ нашемъ домѣ, взяла къ себѣ Пьерра... Я прохворала два мѣсяца, затѣмъ стала выздоравливать и вышла изъ больницы, но была еще очень слаба... Къ счастью, сынъ мой былъ совершенно здоровъ.
   Не смотря на всю свою доброту, домохозяинъ не могъ дать мнѣ квартиры безплатно... Я понимала это... Я продала мебель и заплатила ему, а на оставшіяся отъ этой продажи деньги переселилась въ Шарантонъ, гдѣ жила тѣмъ, что ходила прислуживать...
   -- И вы не получили ни разу извѣстія отъ вашего мужа? спросилъ Жоржъ.
   -- Получила одинъ разъ.
   -- Гдѣ и какимъ образомъ? спросилъ съ живостью молодой человѣкъ.
   -- Когда я вышла изъ больницы, разсыльный принесъ мнѣ большой, очень тяжелый пакетъ, въ которомъ на четвертушкѣ бумаги было написано слѣдующее:
   "Дорогая моя жена и безцѣнный Пьерръ... Я никогда уже болѣе не увижу васъ... Я любилъ васъ всею душою.-- Не разъ говорилъ я вамъ, что не колеблясь пожертвовалъ бы для васъ моею жизнью... И это были не пустыя слова.
   "Прощайте...-- Молитесь за меня и не обвиняйте...

Пьерръ Таландье".

   -- И въ пакетѣ ничего болѣе не было?-- спросилъ Жоржъ.
   Госпожа Таландье, казалось, колебалась.
   -- Я знаю заранѣе вашъ отвѣтъ,-- сказалъ Жоржъ,-- въ конвертѣ были ассигнаціи.
   -- Да, это правда, огромная сумма, пятнадцать тысячъ франковъ... Мой бѣдный мужъ не могъ законнымъ образомъ пріобрѣсти такой суммы... Онъ пожертвовалъ собою, чтобы обезпечить насъ... можетъ быть онъ укралъ изъ любви къ намъ! Но это все-таки преступленіе, и вы поймете, что я скорѣе умерла бы съ голода, чѣмъ прикоснулась къ этимъ пятнадцати тысячамъ франковъ... они цѣлы... я берегу ихъ, какъ святыню, чтобы возвратить, если мнѣ удастся когда нибудь открыть, кому они принадлежатъ...-- По крайней мѣрѣ такимъ образомъ я исполню свой долгъ...
   

XXII.

   Клодъ Марто плакалъ отъ умиленія...-- Крупныя слезы катились также по лицу Жоржа Вернье, который воскликнулъ:
   -- Вашъ мужъ былъ человѣкъ высокой души, а вы достойны его! Теперь, я все понимаю! Пьерръ Таландье молчалъ потому, что не хотѣлъ навести на вашъ слѣдъ судей, которые отобрали бы отъ васъ эти деньги, могущія, относительно, обезпечить васъ!... Чтобы доставить вамъ кусокъ хлѣба, онъ стоически допустилъ осудить себя, не произнеся слова, которое могло бы спасти его.
   Г-жа Таландье поблѣднѣла, какъ мертвецъ, и протянула къ Жоржу дрожащія руки.
   -- Его осудили!!-- проговорила она,-- Пьерръ былъ осужденъ!
   -- Да, приговоренъ къ казни и казненъ... сказала Жоржъ.
   Несчастная женщина упала на колѣни и проговорила:
   -- Казненъ!.. Господи, умилосердись надъ нами!... Такъ онъ былъ виновенъ?
   -- Онъ былъ невиненъ!
   -- А! да будутъ прокляты судьи! Сынъ мой, они убили твоего отца!... да будутъ они прокляты!... прокляты!...
   Маленькій Пьерръ рыдалъ, стоя на колѣняхъ подлѣ матери.
   -- Надо пожалѣть о нихъ, а не проклинать ихъ... проговорилъ Жоржъ.-- Ихъ ввели въ ошибку ложные признаки... упорство вашего мужа чрезвычайно повліяло на судей... Они произнесли приговоръ по своему убѣжденію... Выслушайте меня, я все разскажу вамъ...
   И молодой докторъ разсказалъ мелюнскую драму со всѣми подробностями.
   Г-жа Таландье, съ сухими, воспаленными глазами и судорожно дыша, слушала съ жадностью этотъ страшный разсказъ. По временамъ она крѣпко прижимала къ груди сына.
   -- У меня нѣтъ болѣе мужа, у тебя -- отца! вскричала она, когда Жоржъ кончилъ разсказъ.-- Онъ мученикъ! онъ пожертвовалъ для насъ своею жизнью! Какая радость можетъ быть теперь для насъ въ жизни, на кого намъ надѣяться?
   -- Господь милосердъ!-- сказалъ Жоржъ... Онъ посылаетъ утѣшеніе во всякомъ горѣ... Онъ разитъ, но Онъ же и милуетъ...-- Тотъ, кого вы такъ справедливо называете мученикомъ, молится о васъ на небѣ... Онъ порадуется, видя, что вы счастливы.
   -- Счастливы!!-- проговорила г-жа Таландье съ горечью,-- это невозможно!.
   -- Не говорите такъ, прошу васъ, и выслушайте, что я еще скажу вамъ...
   -- Я слушаю васъ и готова была бы вѣрить вамъ, если не для меня, то для моего сына....
   -- Вы любите Жанну, сестру вашего мужа?
   -- Да, она была добра и кротка... Къ несчастію въ жизни ея была ошибка, съ которою Пьерръ не хотѣлъ примириться.
   -- Вскорѣ отъ этой ошибки останется только воспоминаніе,-- такъ какъ она будетъ заглажена....
   -- Тѣмъ лучше: это будетъ справедливо, и Жанна заслуживаетъ того...
   -- Были бы вы рады видѣть вашу золовку?
   -- Да... я сказала вамъ, что любила ее и все еще люблю.
   -- А согласились ли бы вы жить всегда съ нею?
   -- Конечно согласилась бы. Но какъ же это возможно, Жанна такъ далеко...
   -- Вы увидите г-жу Деларивьеръ сегодня вечеромъ... Она ожидаетъ васъ...
   -- Такъ она въ Парижѣ?
   -- Да, въ Парижѣ. Ее-то вы и видѣли вмѣстѣ съ ея дочерью, когда онѣ ѣхали со мною въ коляскѣ поберегу Сены.
   -- Такъ я не ошиблась!! Но вы мнѣ сказали, что она была помѣшаная?
   -- Да, была помѣшанною; но я сказалъ уже вамъ, что въ настоящее время она въ полномъ разумѣ.-- Она сама объяснитъ вамъ отчего помѣшалась.
   -- Такъ, въ самомъ дѣлѣ, она ожидаетъ меня?
   -- Я далъ ей слово, что привезу васъ.
   -- Мы поѣдемъ съ вами... Но какъ вы узнали, что я жена или, лучше сказать, вдова Пьерра Таландье?
   -- Это открытіе сдѣлалъ не я.-- За это надо благодарить Клода Марто, добраго генія вашего семейства.
   Маленькій Пьерръ бросился въ объятія эксъ-матроса и поцѣловалъ его въ щеки; затѣмъ мать и сынъ собрались ѣхать въ Нейль.
   Съ отъѣзда Жоржа Вернье безпокойство Жанны усиливалось съ каждымъ часомъ, почти съ каждою минутою.
   Дѣйствительно ли личность, о которой говорилъ Клодъ, была вдова ея брата,-- думала она. Найдетъ ли ее Жоржъ и согласится ли г-жа Таландье сблизиться съ нею?
   Эти жгучіе вопросы, волновавшіе ея умъ, приводили ее въ лихорадочное состояніе.
   Эдмея и Паула, встревоженныя такимъ волненіемъ, не разставались съ нею, старались развлечь Жанну, но только пріѣздъ Жоржа и матроса могъ возвратить ей спокойствіе.
   Наконецъ у рѣшетки виллы раздался сильный звонокъ.
   Жанна встала съ живостью и хотѣла идти, но у нея не х атило силъ отъ волненія,-- такъ что она принуждена была опять е сть.
   Вдругъ она вскрикнула и протянула руки къ вошедшей г-жѣ Таландье, которая со слезами упала въ ея объятія.
   Маленькій Пьерръ осыпалъ поцѣлуями руки своей кузинъ Эдмеи.
   Это была очень трогательная картина.
   Жоржъ и Клодъ молча улыбались, видя наконецъ осуществленіе своего подвига.
   Жанна одновременно прижала къ сердцу г-жу Таландье и маленькаго Пьерра.
   -- Мы никогда больше не разстанемся!-- сказала она...-- мы станемъ воспитывать твоего сына и сдѣлаемъ изъ него человѣка съ помощью совѣтовъ того, кого скоро я назову своимъ сыномъ...
   И она протянула руку Жоржу.
   -- Вѣдь Клодъ останется съ нами, неправда ли? спросилъ Пьерръ;-- я не могу жить безъ него!!
   -- Не бойтесь, юнга, вскричалъ эксъ-матросъ со слезами радости,-- я останусь здѣсь и въ одинъ прекрасный день вы будете моимь капитаномъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Мы также, какъ Жоржъ Вернье и Клодъ Марто, окончили нашу задачу.
   Намъ остается заявить только объ очень немногихъ фактахъ.
   Деларивьеръ обвѣнчался съ Жанною безъ всякой таинственности, но и безъ всякой пышности. Послѣ многихъ треволненій, они достигли, наконецъ, мирной пристани -- полнѣйшаго счастья.
   Спустя нѣсколько мѣсяцевъ, Эдмея, совершенно выздоровѣвшая и ослѣпительно прекрасная въ своемъ бѣломъ, подвѣнечномъ нарядѣ, обвѣнчалась съ Жоржемъ въ церкви Нейльи.
   Приглашенные на свадьбу гости говорили, что невѣста прелестна; но едиодушно соглашались, что свадебныя ея подруги -- Паула Бальтусъ и Марта де Ронсерей -- не уступали ей ни въ граціи, ни въ красотѣ.
   Жоржъ продалъ свою лечебницу въ Отейлѣ доктору Шульцу, который привелъ ее въ цвѣтущее состояніе.-- Благодаря браку, Жоржъ сталъ милліонеромъ, и занимается медициною въ качествѣ любителя, т. е. лечитъ только бѣдныхъ.-- Кліенты его многочисленны и платятъ ему благословеніями и благодарностію.
   Онъ любимъ, любитъ самъ и счастливъ...
   Эдмея недавно родила прелесть какого мальчугана... Всѣ любовные романы должны бы такъ оканчиваться...
   Маленькій Пьерръ учится въ коллегіи и получаетъ первыя награды.
   Когда его классическія познанія будутъ достаточныя, онъ поступитъ къ морскую школу, такъ какъ уроки Клода внушили ему страсть къ морской службѣ.
   Про эксъ-матроса можно сказать, что онъ, живя на виллѣ, катается какъ сыръ въ маслѣ.
   Его огорчаетъ только то, что онъ толстѣетъ.
   -- Чортъ возьми!-- говоритъ онъ иногда,-- если бы мнѣ пришлось теперь лазить по корабельнымъ мачтамъ, такъ это было бы также трудно для меня, какъ для какого нибудь пѣхотинца! А все-таки я поступлю на службу, когда мой юнга будетъ лейтенантомъ!
   И Клодъ сдержитъ слово.
   Если вѣрить салоннымъ слухамъ, то Паула Бальтусъ выходитъ замужъ за единственнаго сына Жака Лефебира.
   Этотъ молодой человѣкъ, очень красивый собою, страстно влюбленъ въ Паулу, которая, какъ кажется, платитъ ему взаимностью.
   Жакъ Лефебиръ, этотъ неутомимый сватъ,-- вполнѣ счастливъ.
   Г-жа Таландье не забыла и никогда не забудетъ мученика своего мужа, честь котораго возстановлена; но въ скорби ея нѣтъ уже теперь горечи.
   Эксъ-управляющій, Лоранъ, приговоренный исправительною полиціею къ двухнедѣльному, тюремному заключенію, пособничество побѣгу Фабриція Леклеръ, выйдя изъ тюрьмы, поступилъ честно.
   Онъ прозрѣлъ наконецъ относительно своего мошенника господина и принесъ Деларивьеру довольно крупную сумму, бывшую въ его распоряженіи.
   Эксъ-банкиръ, тронутый этимъ поступкомъ, сказалъ ему:
   -- Вы честный малый и заслуживали бы не такого господина... Оставьте себѣ эти деньги, я дарю ихъ вамъ.
   Лоранъ уѣхалъ на свою родину, гдѣ живетъ счастливо и считаетъ себя очень важнымъ лицомъ.
   На дняхъ Жоржъ Вернье прочелъ въ газетахъ, что въ Англіи арестовали двухъ знаменитыхъ мошенниковъ, приговорили къ казни за поддѣлку французскихъ ассигнацій и повѣсили.
   Эти висѣльники, -- имена которыхъ англійская полиція открыла съ большимъ трудомъ, назывались Францъ Раттнеръ и Рене Жанселинъ.

"Природа и Люди", NoNo 4--10, 1879

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru