Мольер Жан-Батист
Любовная досада

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    (Le Dépit amoureux)
    Комедия в пяти действиях.
    Перевод О. Бакста, 1884.

  

СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ МОЛЬЕРА

ИЗДАНІЕ О. И. БАКСТА
ВЪ ТРЕХЪ ТОМАХЪ.

ТОМЪ ПЕРВЫЙ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.

Книжный магазинъ О. И. Бакста, Невскій, 28.
1884

ЛЮБОВНАЯ ДОСАДА
(LE DÉPIT AMOREUX)
КОМЕДІЯ ВЪ ПЯТИ ДѢЙСТВІЯХЪ.
Представлена въ первый разъ въ Безье въ 1654 или 1656.

Переводъ О. Бакста.

  

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

                  ;                                             Актеры:
   Эрастъ, любовникъ Люциліи -- Бежаръ старшій.
   Альберъ, отецъ Люцили и Асканія -- Мольеръ.
   Гро-Рене, слуга Эраста -- дю-Паркъ.
   Валеръ, сынъ Полидора -- Бежаръ младшій.
   Люцилія, дочь Альбера -- M-lle Де-Бри.
   Маринетта, служанка Люциліи -- Маделена Бежаръ.
   Полидоръ, отецъ Валера -- * * *
   Фрозина, наперсница Асканія -- * * *
   Асканій, дочь Альбера, переодѣтая мужчиной -- * * *
   Маскариль, слуга Валера -- ***
   Метафрастъ, педантъ -- Дю-Круази.
   Ла-Рапьеръ, бреттеръ -- де-Бри.

Дѣйствіе въ Парижѣ.

  

ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.-- ЭРАСТЪ, ГРО-РЕНЕ.

  

Эрастъ.

   Признаться тебѣ, какая-то смутная тревога не даетъ мнѣ покоя. Да, что ты ни возражай, а моя любовь боится быть обманутой, опасаясь, чтобы твоя вѣрность не измѣнила мнѣ для соперника или, по меньшей мѣрѣ, чтобы тебя самого не обманули вмѣстѣ со мной.
  

Гро-Рене.

   Да не посердится на меня ваша госпожа любовь, но я скажу, что подозрѣвать меня въ какомъ-нибудь дурномъ поступкѣ значитъ несправедливо оскорблять мою честность и выказывать плохое знаніе физіономій. Людей съ такимъ лицомъ, какъ мое, слава Богу, не обвиняютъ ни въ плутовствѣ, ни въ лукавствѣ, и я во всѣхъ отношеніяхъ оправдываю эту лестную для насъ репутацію. Что касается того, чтобы меня обманули, то это скорѣе возможно; но я этому не вѣрю. Да и не вижу я, съ чего бы вы могли забрать себѣ это въ голову,-- или ужъ я совсѣмъ глупъ. Люцилія, на мой взглядъ, выказываетъ къ вамъ достаточно любви; она видится и разговариваетъ съ вами во всякое время дня. И наконецъ, Валера, котораго вы боитесь, терпятъ теперь, повидимому, неохотно.
  

Эрастъ.

   Часто влюбленнаго питаютъ ложной надеждой; тотъ, кто лучше всѣхъ принятъ, не всегда всѣхъ милѣе; иногда вся страсть, выказываемая женщиною, служитъ только хорошимъ прикрытіемъ для любви къ другому. Наконецъ, еслибы любовь Валера была отвергнута, то онъ не былъ бы такъ спокоенъ, какъ съ нѣкотораго времени. Его самодовольство, или, пожалуй, равнодушіе, при видѣ ея благосклонности ко мнѣ, въ которую ты вѣришь, ежеминутно отравляетъ для меня всю прелесть этой любви, причиняетъ мнѣ эти непонятныя для тебя огорченія, держитъ подъ сомнѣніемъ мое счастіе и затрудняетъ для меня полную вѣру въ Люцилію. Еслибы онъ ревновалъ хотя немного, я былъ бы счастливѣе и въ выраженіяхъ его неудовольствія и нетерпѣнія почерпнулъ бы полную увѣренность. Да неужели же ты думаешь, что можно смотрѣть на выказываемую сопернику любовь и оставаться довольнымъ, какъ это онъ дѣлаетъ? А если это не такъ, то скажи, пожалуйста, что же мнѣ думать объ этомъ обстоятельствѣ?
  

Гро-Рене.

   Можетъ быть, увидавъ, что вздыхаетъ понапрасну, онъ полюбилъ другую.
  

Эрастъ.

   Отвергнутый влюбленный, порывая со своей привязанностью, старается избѣгать предмета своей любви и никогда не разрываетъ своихъ цѣпей такъ легко, чтобы оставаться невозмутимо-спокойнымъ. Роковое присутствіе женщины, которая была намъ дорога, никогда не даетъ намъ оставаться равнодушными, и если это зрѣлище не пробуждаетъ въ насъ презрѣнія, то наша любовь близка къ тому, чтобы возвратиться. Наконецъ, повѣрь, что, какъ бы хорошо мы ни потушили свое пламя, въ нашей душѣ остается еще немного ревности, и невозможно безъ горести видѣть утраченное для тебя сердце во власти другого.
  

Гро-Рене.

   Моя философія не заходитъ такъ далеко: я попросту довѣряюсь тому, что видятъ мои глаза. Я вовсе не такой смертельный врагъ самому себѣ, чтобы терзать себя безъ причины. Къ чему выкапывать и выдумывать причины для своего собственнаго несчастія? Зачѣмъ тревожиться безосновательными подозрѣніями? Чего гулять, коли праздника еще нѣтъ! Горе мнѣ кажется неудобной вещью, и я не горюю безъ основательной причины; если даже передъ моими глазами часто открываются сотни причинъ для горя, я и то стараюсь не замѣчать ихъ. Въ любви меня ожидаетъ таже участь, что и васъ, и то, что вы получите, получу и я. Обманетъ ваше довѣріе госпожа, тоже самое продѣлаетъ со мною и служанка; но я всячески стараюсь избѣгать этой мысли. Я хочу вѣрить людямъ, когда мнѣ говорятъ: я люблю тебя, и для того, чтобы считать себя счастливымъ, не стану интересоваться, рветъ ли на себѣ волосы Маскариль или нѣтъ. Пусть даже Маринетта въ шутку позволяетъ Жодле наслаждаться ея ласками и поцѣлуями и пусть мой милый соперникъ радуется этому, какъ безумный, я "тоже буду хохотать по его примѣру, и мы увидимъ, кому больше пристало смѣяться.
  

Эрастъ.

   Ты вѣчно такъ разсуждаешь!
  

Гро-Рене.

   А вотъ она идетъ.
  

ЯВЛЕНІЕ II.-- ЭРАСТЪ, МАРИНЕТТА, ГРО-РЕНЕ.

  

Гро-Рене.

   Эй, Маринетта!
  

Маринетта.

   А, ты тутъ что дѣлаешь?
  

Гро-Рене.

   А вотъ спроси, мы только что толковали о тебѣ.
  

Маринетта.

   И вы тутъ, баринъ! За этотъ часъ вы уходили меня до смерти, точно Баска.
  

Эрастъ.

   Какимъ образомъ?
  

Маринетта.

   Чтобы найти васъ, я сдѣлала десять тысячъ шаговъ, и даю вамъ честное слово...
  

Эрастъ.

   Въ чемъ?
  

Маринетта.

   Что васъ нѣтъ ни въ церкви, ни въ рядахъ, ни дома, ни на большой площади.
  

Гро-Рене.

   Да, въ этомъ стоило поклясться.
  

Эрастъ.

   Но скажи, пожалуйста, кто послалъ тебя ко мнѣ?
  

Маринетта

   Кое кто, кто о васъ, правду сказать, не очень дурного мнѣнія,-- словомъ, моя барышня.
  

Эрастъ.

   Ахъ, дорогая Маринетта, неужели твои слова -- истолкователи ея сердца? Не скрывай отъ меня роковой тайны, я не разсержусь за это на тебя. Заклинаю тебя всѣми богами, скажи мнѣ, не обманываетъ ли меня твоя прелестная госпожа притворной нѣжностью?!
  

Маринетта.

   Э, э! откуда у васъ такая забавная мысль? Неужели же она мало выказываетъ свое чувство? Да какія же вамъ еще нужны доказательства? Чего вамъ еще?
  

Гро-Рене.

   Доказательства ему нужны пустячныя,-- чтобы Валеръ, ну, хоть повѣсился, а то онъ все не будетъ увѣренъ.
  

Маринетта.

   Какъ?
  

Гро-Рене.

   Онъ до того ревнуетъ...
  

Маринетта.

   Къ Валеру? Вотъ такъ удачная мысль! Она только и могла родиться у васъ въ головѣ. До сихъ поръ я думала, что вы въ здравомъ умѣ, и была хорошаго мнѣнія о вашемъ благоразуміи, но, какъ теперь вижу, я жестоко ошиблась! Неужели и твою голову поразило это бѣдствіе?
  

Гро-Рене.

   Я, ревновать? Избави меня Господи! Я не настолько глупъ, чтобы худѣть изъ-за такого горя. Во-первыхъ, ты поклялась мнѣ въ вѣрности, а во-вторыхъ, я настолько хорошаго мнѣнія о себѣ, что не стану думать, чтобы тебѣ могъ понравиться кто-нибудь другой, кромѣ меня. Гдѣ, чортъ возьми, найдешь ты другого такого, какъ я?
  

Маринетта.

   Дѣльно сказано; вотъ какъ нужно вести себя. Никогда чтобы не было этихъ ревнивыхъ подозрѣній! Они только дѣлаютъ человѣка несчастнымъ и такимъ образомъ помогаютъ намѣреніямъ противника. Ваши гореванія часто открываютъ глаза возлюбленной на достоинства, блеска которыхъ вы опасаетесь, и я знаю одного человѣка, который обязанъ своей счастливой судьбой излишнему безпокойству ревниваго соперника. Во всякомъ случаѣ, выказывать подозрѣніе значитъ играть дурную роль въ любви и въ концѣ концовъ терять довѣріе. Это будь вамъ сказано мимоходомъ, господинъ Эрастъ.
  

Эрастъ.

   Ну, ладно! будетъ объ этомъ. Зачѣмъ ты пришла ко мнѣ?
  

Марианна.

   Васъ бы стоило заставить подождать и въ наказаніе скрыть отъ васъ важный секретъ, ради котораго я васъ такъ искала. Возьмите, прочтите это письмо, и не сомнѣвайтесь. Да читайте вслухъ, здѣсь никто не услышитъ.
  

Эрастъ (читаетъ).

   Давно ли вы клялись, что страстью безъ конца
   Вы любите меня, что сердце въ мукахъ таетъ;
   Такъ будьте же смѣлѣй; согласіе отца
   Ее сегодня же, быть можетъ, увѣнчаетъ.
   Вы можете сказать, я разрѣшаю вамъ,
   Какъ нѣжно любимъ мы давно другъ друга оба,
   И, если будетъ рокъ благопріятенъ намъ,
   Я ваша спутница послушная до гроба.
  
   Ахъ, какое счастіе! Я долженъ смотрѣть на тебя, принесшую мнѣ его, какъ на божество!
  

Гро-Рене.

   Моя правда: вы мнѣ не вѣрили, но я рѣдко ошибаюсь въ своихъ предположеніяхъ.
  

Эрастъ (перечитываетъ):

   Вы можете сказать, я разрѣшаю вамъ,
   Какъ нѣжно любимъ мы давно другъ друга оба,
   И, если будетъ рокъ благопріятенъ намъ,
   Я ваша спутница послушная до гроба.
  

Маринетта.

   Если я ей разскажу о вашихъ сомнѣніяхъ, она сейчасъ же откажется отъ своего письма.
  

Эрастъ.

   Ахъ, скрой отъ нея, ради Бога, мимолетный страхъ, въ которомъ душа моя, казалось, видѣла нѣкоторый свѣтъ; еслиже ты ей это разскажешь, то прибавь, что я готовъ искупить смертью мою безумную ошибку и у ея ногъ принести мою жизнь въ жертву ея справедливому гнѣву, если она разлюбитъ меня за это.
  

Маринетта.

   Не будемъ говорить о смерти, теперь не время.
  

Эрастъ.

   Однако я тебѣ много обязанъ и хочу въ скорости отблагодарить заботы столь благородной и прелестной вѣстницы.
  

Маринетта.

   Знаете ли, между прочимъ, гдѣ я васъ еще искала?
  

Эрастъ.

   Ну?
  

Маринетта.

   Около самаго рынка; знаете гдѣ?
  

Эрастъ.

   Гдѣ же?
  

Маринетта.

   А въ той лавочкѣ, гдѣ еще въ тотъ мѣсяцъ ваше великолѣпное сердце сдѣлало мнѣ милость обѣщать кольцо.
  

Эрастъ.

   А, понимаю.
  

Гро-Рене.

   Плутовка-же!
  

Эрастъ.

   Правда, я слишкомъ долго не исполнялъ своего обѣщанія; но...
  

Маринетта.

   Я васъ не тороплю.
  

Гро-Рене.

   Ну, конечно!
  

Эрастъ (даетъ ей кольцо).

   Можетъ быть, это чѣмъ-нибудь тебѣ понравится; прими его взамѣнъ того, которое я тебѣ долженъ.
  

Маринетта.

   Вы, баринъ, шутите, мнѣ стыдно взять его.
  

Гро-Рене.

   Застѣнчивая бѣдняжка, бери, не теряя времени: отказываться отъ подарковъ пристало только дуракамъ.
  

Маринетта.

   Только для того, чтобы имѣть какую нибудь вещицу на память отъ васъ.
  

Эрастъ.

   Когда я могу поблагодарить моего обожаемаго ангела?
  

Маринетта.

   Старайтесь склонить на свою сторону отца.
  

Эрастъ.

   А если онъ откажетъ, что тогда?..
  

Маринетта.

   Утро вечера мудренѣе; на вашу пользу будутъ употреблены всѣ усилія. Такъ или иначе, она должна быть вашей: дѣлайте, что вы можете, мы же будемъ дѣлать, что мы можемъ.
  

Эрастъ.

   Прощай, мы сегодня же узнаемъ, чѣмъ все это кончится. (Перечитываетъ письмо про себя).
  

Маринетта (Гро-Рене).

   А мы то, мы что скажемъ о нашей любви? Ты мнѣ ничего не говоришь о ней.
  

Гро-Рене.

   Желанный бракъ между нашимъ братомъ дѣлается живо. Я хочу тебя; а ты меня хочешь?
  

Маринетта.

   Съ удовольствіемъ.
  

Гро-Рене.

   Ладно, по рукамъ.
  

Маринетта.

   Прощай, Гро-Рене, мое желанье.
  

Гро-Рене.

   Прощай, моя звѣзда.
  

Маринетта.

   Прощай, прелестное топливо моего огня.
  

Гро-Рене.

   Прощай, дорогая комета, радуга моей души. (Маринетта уходитъ). Слава тебѣ Господи, дѣла наши идутъ хорошо. Альберъ вамъ не откажетъ.
  

Эрастъ.

   Къ намъ идетъ Валеръ.
  

Гро-Рене.

   Зная положеніе дѣла, мнѣ становится жалко бѣдняжку.
  

ЯВЛЕНІЕ III.-- ВАЛЕРЪ, ЭРАСТЪ, ГРО-РЕНЕ.

  

Эрастъ.

   Ну что, господинъ Валеръ?
  

Валеръ.

   Ну что, господинъ Эрастъ?
  

Эрастъ.

   Въ какомъ положеніи ваша любовь?
  

Валеръ.

   Въ какомъ положеніи ваша страсть?
  

Эрастъ.

   Ростетъ со дня на день.
  

Валеръ.

   Моя любовь тоже. Къ Люциліи?
  

Эрастъ.

   Къ ней.
  

Валеръ.

   Ну, признаюсь, вы образецъ рѣдкаго постоянства.
  

Валеръ.

   Ваша стойкость тоже будетъ рѣдкимъ примѣромъ для потомства.
  

Эрастъ.

   Что касается меня, то такая самоотверженная любовь, которая довольствуется одними взглядами, не въ моемъ характерѣ; мои чувства не настолько возвышены, чтобы постоянно переносить унизительное обхожденіе; словомъ, когда я полюблю, я хочу, чтобъ и меня любили.
  

Валеръ.

   Весьма естественно, и я того же мнѣнія. Самое совершенное существо, очаровавшее меня, не пользовалось бы моимъ поклоненіемъ, еслибы меня не любило.
  

Эрастъ.

   Однако, Люцилія...
  

Валеръ.

   Люцилія въ душѣ отвѣчаетъ на мою любовь такъ, какъ я хочу.
  

Эрастъ.

   Вы, однако, довольствуетесь малымъ!
  

Валеръ.

   Большимъ, чѣмъ вы думаете.
  

Эрастъ.

   Но я, не тщеславясь, могу полагать, что пользуюсь ея благосклонностью.
  

Валеръ

   А я знаю, что занимаю въ ея сердцѣ довольно хорошее мѣсто.
  

Эрастъ.

   Не обольщайтесь, повѣрьте мнѣ.
  

Валеръ.

   Повѣрьте мнѣ, не ослѣпляйтесь излишнею увѣренностью.
  

Эрастъ.

   Еслибы я рѣшился показать вамъ вѣрное доказательство того, что ея сердце... Нѣтъ, это совсѣмъ сразитъ васъ.
  

Валеръ.

   А я, еслибы я открылъ вамъ секретъ... Но лучше промолчу, а то вы разсердитесь.
  

Эрастъ.

   Право, вы заставляете меня, противъ моего желанія, унизить ваше высокомѣріе. Читайте.
  

Валеръ (прочитавъ письмо).

   Нѣжныя слова.
  

Эрастъ.

   Рука вамъ знакома?
  

Валеръ.

   Да, это рука Люциліи.
  

Эрастъ.

   Ну-съ? Такъ что же ваша увѣренность?
  

Валеръ (уходя со смѣхомъ).

   Прощайте, господинъ Эрастъ.
  

Гро-Рене.

   Этотъ милѣйшій господинъ съ ума сошелъ. Что тутъ для него смѣшного?
  

Эрастъ.

   Право, онъ меня изумляетъ; и между нами будь сказано, тутъ скрывается какая-то дьявольская тайна.
  

Гро-Рене.

   Кажется, сюда идетъ его слуга.
  

Эрастъ.

   Да, вотъ онъ, вижу. Заставимъ его хитростью разговориться о любви своего господина.
  

ЯВЛЕНІЕ IV.-- ЭРАСТЪ, МАСКАРИЛЬ, ГРО-РЕНЕ.

  

Маскариль (въ сторону).

   Да, нѣтъ ничего хуже, какъ служить у влюбленнаго по уши молодого человѣка.
  

Гро-Рене.

   Здравствуйте.
  

Маскариль.

   Здравствуйте.
  

Гро-Рене.

   Куда это направляется Маскариль? Что онъ дѣлаетъ? возвращается ли, идетъ ли, или остается?
  

Маскариль.

   Нѣтъ, я не возвращаюсь, такъ какъ никуда не ходилъ; не иду, такъ какъ меня задерживаютъ; и не остаюсь, такъ какъ хочу сейчасъ же уйти.
  

Эрастъ.

   Суровость необычайная; потише, Маскариль.
  

Маскариль.

   Ахъ, сударь, честь имѣю кланяться.
  

Эрастъ.

   Торопишься же ты уйти отъ насъ! Неужели я тебя пугаю?
  

Маскариль.

   Я считаю васъ слишкомъ благовоспитаннымъ для этого.
  

Эрастъ.

   Пойми, что у насъ болѣе нѣтъ повода къ ревности, мы становимся друзьями, я оставляю свою страсть и освобождаю мѣсто для вашихъ счастливыхъ плановъ.
  

Маскариль.

   Дай-то Богъ!
  

Эрастъ.

   Гро-Рене знаетъ, что я направился въ другую сторону.
  

Гро-Рене.

   Вѣрно, и я тоже уступаю тебѣ Маринетту.
  

Маскариль.

   Оставимъ это; наше соперничество не дойдетъ до такой крайности; но вѣрно ли, что ваша милость разлюбили, или это только шутка?
  

Эрастъ.

   Я узналъ про успѣхи твоего господина, и было бы глупо съ моей стороны требовать чего нибудь отъ этой красавицы послѣ прямыхъ выраженій ея благосклонности въ нему.
  

Маскариль.

   Ну, вы меня радуете этимъ извѣстіемъ,-- не потому только, что я побаивался васъ при нашихъ планахъ, но потому, что вы поступаете благоразумно, извлекая изъ игры вашу ставку. Да, вы хорошо сдѣлали, что бросили мѣсто, гдѣ васъ ласкали только для вида. Зная ходъ дѣла, я тысячу разъ жалѣлъ, что въ васъ возбуждали невѣрную надежду. Обманывая хорошаго человѣка* его оскорбляютъ. Однако, откуда же, чортъ возьми, вы провѣдали про этотъ обманъ? Вѣдь свидѣтелями ихъ взаимныхъ обѣтовъ были только ночь, да я, да они двое, и мы до послѣдняго времени были увѣрены, что союзъ, удовлетворившій страсти нашихъ влюбленныхъ, остается глубокой тайной.
  

Эрастъ.

   Какъ! что ты сказалъ?
  

Маскариль.

   Я говорю, сударь, что меня поражаетъ, кто бы могъ вамъ сказать, что подъ этой обманчивой внѣшностью, которая обманываетъ всѣхъ, и васъ въ томъ числѣ, ихъ любовь безпрепятственно заключила узы тайнаго брака.
  

Эрастъ.

   Ты лжешь!
  

Маскариль.

   Я бы этого хотѣлъ, сударь.
  

Эрастъ.

   Ты мерзавецъ!
  

Маскариль.

   Согласенъ.
  

Эрастъ.

   И за свою дерзость заслуживаешь здѣсь на мѣстѣ сто палочныхъ ударовъ.
  

Маскариль.

   Вы можете все сдѣлать.
  

Эрастъ.

   Ахъ, Гро-Рене!
  

Гро-Рене.

   Сударь?
  

Эрастъ.

   Я отрицаю то, чего слишкомъ боюсь. (Маскарилю). Ты хочешь бѣжать?
  

Маскариль.

   И не думаю.
  

Эрастъ.

   Какъ! Люцилія -- жена...?
  

Digitized by

  

Маскариль.

   Нѣтъ, сударь, я пошутилъ.
  

Эрастъ.

   А! ты шутишь, мерзавецъ!
  

Маскариль.

   Нѣтъ, я не шучу.
  

Эрастъ.

   Такъ это правда?
  

Маскариль.

   Нѣтъ, я этого не говорю.
  

Эрастъ.

   Что-же ты говоришь?
  

Маскариль.

   Ахъ! Я ничего не говорю изъ боязни сказать что-нибудь не такъ.
  

Эрастъ.

   Говори, правда это, или ложь?
  

Маскариль.

   Это какъ вамъ будетъ угодно: я ни въ чемъ вамъ не противорѣчу.
  

Эрастъ (обнажая шпагу).

   Заговоришь ли ты? Вотъ что, безъ всякаго торга, развяжетъ тебѣ языкъ.
  

Маскариль.

   Этоть языкъ наболтаетъ еще какихъ-нибудь глупостей. О, сжальтесь, или, если ужъ вамъ такъ хочется, дайте хнѣ поскорѣе нѣсколько палочныхъ ударовъ и позвольте убраться по добру по здорову.
  

Эрастъ.

   Ты умрешь, если не скажешь мнѣ сейчасъ же чистѣйшую правду.
  

Маскариль.

   Ахъ, я скажу; но, можетъ быть, сударь, вы разсердитесь?
  

Эрастъ.

   Говори; но обдумай то, что хочешь сдѣлать. Если ты скажешь хоть одно лживое слово -- ничто не защититъ тебя отъ моего справедливаго гнѣва.
  

Маскариль.

   Согласенъ, обломайте мнѣ руки и ноги, хуже того, убейте меня, если во всемъ томъ, что я сейчасъ сказалъ -- хотя одно слово ложь.
  

Эрастъ.

   Такъ бракъ этотъ -- истина?
  

Маскариль.

   Тутъ, какъ я вижу, языкъ мой сказалъ лишнее; но дѣло такъ, какъ вы говорите: послѣ пяти ночныхъ посѣщеній, между тѣмъ какъ вы служили для того, чтобы лучше скрывать эту игру, они третьяго дня соединились брачными узами; съ тѣхъ поръ Люцилія еще менѣе выказываетъ свою бурную любовь къ моему господину, и положительно желаетъ, чтобы все, что онъ увидитъ и всѣ выраженія благосклонности ея къ вамъ, онъ считалъ дѣломъ высокаго благоразумія для сохраненія ихъ тайны. Если же вы все еще сомнѣваетесь въ правдѣ моихъ словъ, то пусть какъ-нибудь ночью Гро-Рене пойдетъ со мной, и я, стоя на часахъ, покажу ему, что ночью мы имѣемъ къ ней свободный доступъ.
  

Эрастъ.

   Прочь съ глазъ моихъ, мерзавецъ!
  

Маскариль.

   Съ величайшей охотой. Мнѣ этого только и нужно.
  

ЯВЛЕНІЙ V.-- ЭРАСТЪ, ГРО-РЕНЕ.

  

Эрастъ.

   Ну, что?
  

Гро-Рене.

   Что сударь? Если онъ сказалъ правду, такъ мы оба въ накладѣ.
  

Эрастъ.

   Увы! онъ слишкомъ правъ, негодный мучитель! Его слова слишкомъ правдоподобны, и выходка Валера при видѣ ея письма вполнѣ согласуется съ ними. Все это хитрость, служащая любви, которою неблагодарная его награждаетъ.
  

ЯВЛЕНІЕ VI.-- ЭРАСТЪ, МАРИНЕТТА, ГРО-РЕНЕ.

  

Маринетта.

   Я пришла сказать вамъ, что сегодня вечеромъ моя госпожа разрѣшаетъ вамъ видѣть ее въ саду.
  

Эрастъ.

   Ты еще смѣешь говорить со мной? двоедушная обманщица! Уйди съ глазъ моихъ и скажи своей госпожѣ, чтобы она оставила меня въ покоѣ со своими письмами. Я вотъ что съ ними дѣлаю, гадина! (разрываетъ письмо и уходитъ).
  

Маринетта.

   Скажи, пожалуйста, Гро-Рене, какая это муха его укусила?
  

Гро-Рене.

   Ты еще смѣешь говорить со мной? Скверная женщина, лживая крокодилица, чье невѣрное сердце хуже сатрапа и даже лестригона! Ступай! передай отвѣтъ твоей госпожѣ и скажи ей коротко и ясно, что, не смотря на ея хитрость, ей больше не одурачить ни моего господина, ни меня, и что пусть она убирается къ чорту вмѣстѣ съ тобой.
  

Маринетта (одна).

   Не сонъ ли это, бѣдная Маринетта? Какой демонъ обуялъ ихъ сердца? Такъ принимать наши преданныя заботы! О, какъ это поразитъ нашихъ!
  

ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.-- АСКАНІЙ, ФРОЗИНА.

  

Фрозина.

   Я, славу Богу, не болтливая дѣвушка.
  

Асканій.

   Но удобно ли намъ вести здѣсь такой разговоръ? Какъ бы кто-нибудь не засталъ насъ врасплохъ, или не подслушалъ насъ откуда-нибудь.
  

Фрозина.

   Дома мы въ гораздо меньшей безопасности; здѣсь всѣ стороны открыты, и мы можемъ говорить смѣло.
  

Асканій.

   Ахъ, какъ мнѣ трудно прервать молчаніе!
  

Фрозина.

   О, такъ это, значитъ, важный секретъ?
  

Асканій.

   Такой важный, что даже вамъ открываю его неохотно, и еслибъ я могла долѣе хранить его, вы такъ и не узнали бы его.
  

Фрозина.

   Вы меня обижаете. Затрудняться открыть тайну мнѣ, которая умѣла такъ сохранить все, что касается вашихъ интересовъ!.. Мнѣ, вскормленной вмѣстѣ съ вами и умалчивающей о вещахъ, для васъ столь важныхъ! Мнѣ, знающей...
  

Асканій.

   Да, вы знаете тайную причину, скрывающую отъ всѣхъ мой полъ и мое происхожденіе; вы знаете, что я выросла и остаюсь въ этомъ домѣ для того, чтобы удержать наслѣдство, отходившее отъ него со смертью молодого Асканія, котораго я возрождаю своимъ переодѣваньемъ. Потому-то я и рѣшаюсь открыть вамъ мое сердце съ большею увѣренностью. Но прежде чѣмъ мы перейдемъ къ нашему разговору, разъясните мнѣ, Фрозина, постоянно возникающее во мнѣ сомнѣніе. Можетъ ли быть, чтобы Альберъ ничего не зналъ о тайнѣ, скрывшей мой полъ и сдѣлавшей его моимъ отцомъ?
  

Фрозина.

   По правдѣ сказать, это обстоятельство и меня затрудняетъ; суть этой интриги для меня также непонятна, и моя мать не могла лучше разъяснить мнѣ этого дѣла. Когда умеръ этотъ любимый сынъ, судьбу котораго еще до рожденія съ особенной заботливостью обезпечилъ щедрымъ завѣщаніемъ богатый дядя, мать скрыла эту смерть отъ своего супруга, бывшаго тогда въ отлучкѣ, боясь его отчаянія при видѣ того, какъ все наслѣдство, изъ котораго домъ его могъ извлечь большія выгоды, перейдетъ въ другія руки; для этого ребенокъ былъ подмѣненъ, васъ взяли отъ моей матери, которая была вашею кормилицей; ваша мать сама участвовала въ подмѣнѣ этого мальчика, бывшаго на ея попеченіи; и при помощи подарковъ тайна была куплена. Отъ насъ Альберъ не узналъ объ этомъ; а жена его, двѣнадцать лѣтъ хранившая эту тайну, умерла скоропостижно, не успѣвъ ничего открыть. Однако, я знаю, что онъ поддерживаетъ сношенія съ вашей матерью; онъ даже тайно помогалъ ей; и это, можетъ быть, не даромъ. Съ другой стороны, онъ хочетъ васъ женить, и увѣряетъ, что все это сплетня. Можетъ быть, онъ знаетъ о подмѣнѣ, но не знаетъ о переодѣваніи. Но это отступленіе незамѣтно поведетъ насъ слишкомъ далеко; вернемся къ вашей тайнѣ, которую я жажду узнать.
  

Асканій.

   Такъ знайте, что Амура обмануть нельзя, что мой полъ не могъ укрыться отъ его глазъ, и что его тонкія стрѣлы съумѣли найти подъ носимой мною одеждой слабое сердце дѣвушки. Словомъ, я люблю.
  

Фрозина.

   Вы любите!
  

Асканій.

   Подождите, Фрозина; не удивляйтесь черезъмѣру; еще не время; мое вздыхающее сердце поразитъ васъ другимъ сообщеніемъ.
  

Фрозина.

   Какимъ?
  

Асканій.

   Я люблю Валера.
  

Фрозина.

   Какъ! Вы любите того, семью котораго вашъ обманъ лишаетъ крупнаго наслѣдства, того, который немедленно воротилъ бы его себѣ, если бы имѣлъ малѣйшее подозрѣніе насчетъ вашего пола! Это еще болѣе удивительно.
  

Асканій.

   А все-таки, я поражу васъ еще болѣе. Я -- его жена.
  

Фрозина.

   О, боги! его жена!
  

Асканій.

   Да, его жена.
  

Фрозина.

   Ну, ужъ это свыше всякой мѣры и я совсѣмъ теряю голову.
  

Асканій.

   Это еще не все.
  

Фрозина.

   Еще не все?
  

Асканій.

   Да, я его жена безъ его собственнаго вѣдома, и онъ не имѣетъ ни малѣйшаго понятія о томъ, кто я такая.
  

Фрозина.

   О, продолжайте; эти послѣдовательные удары сбили меня съ толку до такой степени, что я совсѣмъ перестаю разсуждать. Я ничего не могу понять въ этихъ загадкахъ.
  

Асканій.

   Я объясню вамъ, если хотите. Валеръ, бывшій плѣнникомъ въ оковахъ моей сестры, казался мнѣ влюбленнымъ, стоющимъ того, чтобы его выслушивали. При видѣ его отвергнутой любви, въ моей душѣ пробуждалось нѣкоторое сочувствіе къ нему. Я хотѣла, чтобы Люциліи нравились его бесѣды; я порицала ея суровость, и порицала такъ хорошо, что сама, противъ воли, была охвачена недоступными ей чувствами. Говоря ей, онъ убѣждалъ меня, теряемые имъ вздохи покоряли меня, и обѣты, отвергнутые ею, побѣдоносно овладѣли моей душой. Такъ мое сердце, увы, слишкомъ слабое, Фрозина, отдалось чувствамъ, посвященнымъ не ему; оно было поражено стрѣлой, отскочившей отъ другого сердца, и заплатило за него съ лихвой. Наконецъ, моя дорогая, я захотѣла открыть ему мою любовь, но подъ именемъ другой. Разъ, ночью, этотъ очаровательный влюбленный встрѣтилъ въ моемъ лицѣ, какъ онъ думалъ, благосклонную къ его обѣтамъ Люцилію, и я такъ ловко умѣла повести разговоръ, что онъ не узналъ ничего объ обманѣ. Подъ этимъ обманчивымъ покрываломъ, ласкавшимъ его мечты, я сказала ему, что онъ ранилъ мою душу, но что я, видя какъ относится къ нему отецъ, должна была прибѣгнуть къ обману, чтобы принадлежать ему; что, такимъ образомъ, наша любовь останется тайною, которую будетъ знать одна только ночь, что днемъ, чтобы не испортить дѣла, мы должны избѣгать всякихъ разговоровъ съ глазу на глазъ, что онъ тогда найдетъ меня столь равнодушной, какъ будто между нами не существуетъ ни малѣйшей привязанности, и чтобы онъ съ своей стороны такъ же, какъ и я, никогда не говорилъ мнѣ ничего ни знаками, ни словами, ни на письмѣ. Наконецъ, опуская подробности, съ которыми я провела нить этого обмана, я довела смѣлый замыселъ до конца, и вотъ, онъ сталъ моимъ супругомъ, какъ я тебѣ говорила.
  

Фрозина.

   Однако, вашъ умъ одаренъ большими талантами! Можно ли подозрѣвать ихъ въ васъ при этомъ холодномъ лицѣ? А все-таки вы слишкомъ поторопились; положимъ, дѣло вамъ сначала удалось; но, говоря объ исходѣ, развѣ вы не видите, что оно надолго не можетъ остаться неузнаннымъ?
  

Асканій.

   Когда любовь сильна, ее ничто не удержитъ; она стремится только выполнить свои намѣренія; и разъ достигнувъ цѣли, она считаетъ все остальное пустяками. Но сегодня я открываюсь наконецъ вамъ, чтобы вы посовѣтовали... Но вотъ и мой супругъ.
  

ЯВЛЕНІЕ II.-- ВАЛЕРЪ, АСКАНІЙ, ФРОЗИНА.

  

Валеръ.

   Если вы вели какой нибудь разговоръ вдвоемъ и я вамъ помѣшалъ своимъ присутствіемъ, то я удалюсь.
  

Асканій.

   Нѣтъ, нѣтъ, вы именно хорошо сдѣлали, что прервали нашъ разговоръ.
  

Валеръ.

  
   Я?
  

Асканій.

   Именно вы.
  

Валеръ.

   Какимъ образомъ?
  

Асканій.

   Я говорилъ, что будь я дѣвушка, Валеръ очень бы мнѣ понравился, и что я не замедлилъ бы составить его счастіе, еслибы былъ предметомъ его сердечныхъ обѣтовъ.
  

Валеръ.

   Эти увѣренія стоятъ не особенно дорого, когда ихъ выполненію препятствуетъ подобное "если"; но вы были бы поражены, еслибы какой нибудь случай превратилъ пріятный комплиментъ въ дѣйствительность.
  

Асканій.

   Нимало; я говорю вамъ, что цари я въ вашей душѣ, я отъ всей души согласился бы увѣнчать вашу любовь.
  

Валеръ.

   А еслибы ваша помощь могла содѣйствовать моему счастью у избранной мною особы?
  

Асканій.

   Я бы очень дурно отвѣтилъ на ваши ожиданья.
  

Валеръ.

   Это не особенно любезное признаніе.
  

Асканій.

   А вы хотите, Валеръ, чтобы я, какъ нѣжно любящая васъ дѣвушка, связалась обѣщаніемъ служить вашей любви къ другой? Для меня такое тягостное усиліе невозможно.
  

Валеръ.

   Но разъ этого нѣтъ?
  

Асканій.

   То, что я вамъ сказалъ, я говорилъ вамъ какъ дѣвушка, и вы такъ и должны это принимать.
  

Валеръ.

   Итакъ, Асканій, я не могу разсчитывать на ваше расположеніе иначе, какъ еслибы небо сотворило съ вами великое чудо; словомъ, если вы не дѣвушка, то прощай нѣжность и во мнѣ не остается для васъ ничего интереснаго.
  

Асканій.

   Я впечатлителенъ гораздо болѣе того, чѣмъ можно думать, и когда дѣло идетъ о любви, меня оскорбляетъ малѣйшее сомнѣніе. Я люблю искренность, и отказываюсь служить вамъ, Валеръ, если вы мнѣ не обѣщаете положительно, что будете питать ко мнѣ то же самое чувство, что ваша дружба ко мнѣ будетъ также горяча, и что, еслибы я былъ дѣвушкой, болѣе сильное чувство не оскорбило бы того, которымъ бы я жилъ для васъ.
  

Валеръ.

   Я никогда не видалъ такой ревнивой щепетильности; но, какъ мнѣ это ни ново, высказанное вами побуждаетъ меня согласиться на все, чего вы требуете.
  

Асканій.

   Это правда?
  

Валеръ.

   Да, правда.
  

Асканій.

   Если это правда, тогда обѣщаю вамъ, что ваши интересы будутъ моими.
  

Валеръ.

   Я скоро открою вамъ важную тайну, гдѣ мнѣ понадобится исполненіе этихъ словъ.
  

Асканій.

   Я вамъ тоже открою секретъ, послѣ котораго ваше сердце можетъ открыться мнѣ.
  

Валеръ.

   О! какимъ же образомъ это можетъ быть?
  

Асканій.

   Я люблю и принужденъ скрывать свою любовь, а вы можете такъ повліять на предметъ моей любви, что сдѣлаете меня счастливой.
  

Валеръ.

   Асканій, объяснитесь, и будьте заранѣе увѣрены въ успѣхѣ, если только это въ моей власти.
  

Асканій.

   Вы обѣщаете этимъ болѣе, чѣмъ ожидаете.
  

Валеръ.

   Нѣтъ, нѣтъ; на кого я долженъ дѣйствовать?
  

Асканій.

   Еще не время; но это лицо вамъ близкое.
  

Валеръ.

   Ваши слова меня удивляютъ; если это моя сестра...
  

Асканій.

   Еще не время объясняться, говорю вамъ.
  

Валеръ.

   Почему же?
  

Асканій.

   А вотъ почему: вы узнаете мой секретъ тогда, когда я узнаю вашъ.
  

Валеръ.

   Мнѣ нужно для этого согласіе другого лица.
  

Асканій.

   Такъ получите его; тогда мы объяснимъ другъ другу наши желанія и увидимъ, кто изъ насъ двоихъ сдержитъ слово.
  

Валеръ.

   Прощайте, я доволенъ.
  

Асканій.

   И я доволенъ, Валеръ. (Валеръ уходитъ).
  

Фрмина.

   Онъ думаетъ найти въ васъ поддержку брата.
  

ЯВЛЕНІЕ III.-- ЛЮЦИЛІЯ, АСКАНІЙ, ФРОЗИНА, МАРИНЕТТА.

  

Люцилія (Маринеттѣ).

   Рѣшено; этимъ я могу отомстить за себя, и если мой поступокъ огорчитъ его, то сердце мое будетъ удовлетворено. (Асканію) Братъ мой, вы видите во мнѣ перемѣну. Я хочу полюбить Валера, на котораго прежде смотрѣла свысока, а теперь мои желанія обращаются въ его сторону.
  

Асканій.

   Сестра, что вы говорите? Какая перемѣнчивость! Это очень странно.
  

Люцилія.

   Я имѣю больше основанія поражаться вашей перемѣнчивостью. Когда-то Валеръ былъ предметомъ вашихъ заботъ, изъ-за него вы упрекали меня въ прихотливости, слѣпой жестокости, злобѣ и несправедливости; и вотъ, когда я хочу полюбить его, мое намѣреніе вамъ не нравится, и вы начинаете ратовать противъ него!
  

Асканій.

   Я отступаюсь отъ него, сестра, для вашей пользы: я знаю, что теперь онъ находится во власти другой, и для васъ будетъ позорно, если вы его позовете, а онъ не возвратится.
  

Люцилія.

   Если дѣло только въ этомъ, то я позабочусь о моей чести; я знаю, что мнѣ думать о его сердцѣ; оно ясно высказывается передъ моими глазами; поэтому откройте ему мое чувство безъ опасеній; а если вы откажетесь исполнить мою просьбу, я сама скажу ему, что его страсть трогаетъ меня. Что это, братъ, васъ такъ смущаютъ мои слова?
  

Асканій.

   Ахъ, если только я что нибудь значу для васъ, сестра моя, если на васъ дѣйствуютъ просьбы брата, оставьте это намѣреніе и не отнимайте Валера у любящей его молодой дѣвушки, счастье которой мнѣ дорого и которая, повѣрьте моимъ словамъ, имѣетъ право на ваше сочувствіе. Несчастная страдалица пламенно любитъ, мнѣ одному она призналась въ своей любви, и я знаю, что нѣжность ея сердца должна смирить гордость самыхъ суровыхъ чувствъ. Да, вы сжалитесь надъ ея сердцемъ, зная, какимъ ударомъ вы грозите ея чувству, я хорошо чувствую ея горе, и увѣренъ, сестра моя, что оно убьетъ ее, если вы отнимете ея дорогого возлюбленнаго. Эрастъ -- партія, которой вы должны быть довольны, и взаимная любовь...
  

Люцилія.

   Довольно, братъ. Я совсѣмъ не знаю той, за кого вы хлопочете; но прошу васъ, ради Бога, оставить этотъ разговоръ и дать мнѣ нѣкоторое время подумать одной.
  

Асканій.

   Идите, жестокая сестра, вы приведете меня въ отчаяніе, если исполните ваше намѣреніе.
  

ЯВЛЕНІЕ IV.-- ЛЮЦИЛІЯ, МАРИНЕТТА.

  

Маринетта.

   Ваше рѣшеніе очень скоро, сударыня.
  

Люцилія.

   Оскорбленное сердце не разсчитываетъ; оно рвется отомстить, и прямо хватается за все, что можетъ, по его мнѣнію, послужить отплатой. Злодѣй! Такая крайняя дерзость!
  

Маринетта.

   Я все еще не могу успокоиться; сколько я ни думаю, не понимаю этого событія и теряю голову. Вѣдь никогда сердце не открывалось болѣе прекраснымъ образомъ при полученіи доброй вѣсти; все его сердце было преображено вашимъ привѣтливымъ письмомъ, и меня онъ назвалъ, ни больше, ни меньше, какъ божествомъ; а потомъ, когда я пришла къ нему во второй разъ, онъ обошелся со мною такъ оскорбительно, какъ это еще не случалось дѣвушкѣ; не знаю, что могло случиться въ эти краткія мгновенія, чтобы произвести столь большія перемѣны?
  

Люцилія.

   Ничего не могло случиться такого, что бы заставило его сомнѣваться, и поэтому ничто не должно защищать его отъ моего гнѣва. Какъ, ты хочешь искать тайныхъ побудительныхъ причинъ его недостойнаго поступка гдѣ-нибудь кромѣ его низости? Можетъ ли быть малѣйшее извиненіе его выходкѣ послѣ этого несчастнаго письма, въ которомъ я теперь раскаиваюсь?
  

Маринетта.

   Дѣйствительно; я понимаю, что вы правы, и что эта ссора есть чистая измѣна. Мы попадаемся, сударыня; мы открываемъ уши этимъ висѣльникамъ, которые напѣваютъ намъ чудеса и завлекаютъ насъ своимъ притворствомъ; наша суровость таетъ отъ ихъ ласковыхъ словъ, и мы, слабыя, отдаемся ихъ желаніямъ. Тьфу, довольно глупостей и чума побери мужчинъ!
  

Люцилія.

   Какъ, чтобы онъ вообразилъ о себѣ и сталъ смѣяться на нашъ счетъ! Ему не придется долго торжествовать; я ему покажу, что въ благородной душѣ отвергнутая любовь скоро замѣняется презрѣніемъ.
  

Маринетта.

   По крайней мѣрѣ, въ подобномъ случаѣ большое счастіе знать, что за тобою нѣтъ ничего, что отдавало бы тебя въ ихъ руки. У Маринетты было хорошее чутье, что бы тамъ ни говорили, когда разъ вечеромъ хотѣли пошутить и она ничего не позволила. Другая, въ надеждѣ на matrimonion, раскрыла бы уши искушенію; а я -- nescio vos.
  

Люцилія.

   Какія глупости ты говоришь и какъ плохо ты выбираешь время для подобныхъ остротъ! Я задѣта за живое и если когда нибудь счастливый случай, на который я впрочемъ не надѣюсь (такъ какъ небу слишкомъ пріятно огорчать меня, чтобы оно доставило мнѣ возможность отомстить),-- если когда нибудь, говорю я, благопріятная судьба приведетъ его снова ко мнѣ, чтобы отдать мнѣ свою жизнь,-- если когда-нибудь у моихъ ногъ онъ будетъ проклинать свой сегодняшній поступокъ, тогда я рѣшительно запрещаю тебѣ ходатайствовать за него. Напротивъ, ты должна стараться обратить мое вниманіе на важность его проступка и если даже онъ искуситъ мое сердце и оно рѣшится на какой-нибудь недостойный поступокъ, пусть твоя любовь ко мнѣ будетъ тогда строга и поддержитъ мой гнѣвъ во всей его полнотѣ.
  

Маринетта.

   Ужъ не безпокойтесь и предоставьте мнѣ это дѣло; я сердита никакъ не меньше вашего, и лучше всю жизнь останусь дѣвушкой, чѣмъ приму моего толстяка злодѣя, когда онъ придетъ.
  

ЯВЛЕНІЕ V.-- АЛЬБЕРЪ, ЛЮЦИЛІЯ, МАРИНЕТТА.

  

Альберъ.

   Люцилія, позовите ко мнѣ учителя; я хочу поговорить съ нимъ и спросить у него, не знаетъ ли онъ, какъ воспитатель Асканія, отчего тотъ съ недавняго времени сталъ такъ скученъ.
  

ЯВЛЕНІЕ VI.-- АЛЬБЕРЪ (одинъ).

   Въ какую бездну заботъ и затрудненій вовлекаетъ насъ неправый поступокъ! Давно уже сердце мое испытываетъ пытку изъ-за этого ребенка, подмѣненнаго, благодаря моей чрезмѣрной жадности. И когда я вижу муки, которыя самъ причинилъ себѣ, я начинаю желать, чтобы мнѣ никогда не приходила мысль объ этомъ наслѣдствѣ. То я боюсь, что обманъ откроется и моя опозоренная семья очутится въ нищетѣ; то я боюсь, что съ этимъ сыномъ, котораго я долженъ сохранить, случится что-нибудь. Если мнѣ случается уѣхать куда-нибудь по дѣлу, я такъ и боюсь при возвращеніи печальной вѣсти: какъ! вы не знаете? васъ не извѣстили? У вашего сына лихорадка, или онъ сломалъ руку, или ногу. Словомъ, постоянно, чѣмъ бы я ни былъ занятъ, всевозможныя тревоги терзаютъ мою голову. Ахъ!..
  

ЯВЛЕНІЕ VII.-- АЛЬБЕРЪ, МЕТАФРАСТЪ.

  

Метафрастъ.

   Mandatum tuum euro diligenter.
  

Альберъ.

   Магистръ, я хотѣлъ...
  

Метафрастъ.

   Магистръ производится отъ magis ter; это значитъ: въ три раза больше.
  

Альберъ.

   Чтобъ мнѣ умереть, если я это зналъ. Но ладно, въ добрый часъ. И такъ, магистръ...
  

Метафрастъ.

   Продолжайте.
  

Альберъ.

   Я и хочу продолжать; но вы то не продолжайте прерывать меня. Еще разъ, и вотъ уже въ третій разъ, магистръ, мой сынъ огорчаетъ меня; вы знаете, что я его люблю и всегда его старательно воспитывалъ.
  

Метафрастъ.

   Это правда: Filio non potest praeferri nisi filius.
  

Альберъ.

   Мнѣ кажется, магистръ, что этотъ жаргонъ не очень нуженъ при нашемъ разговорѣ; я вѣрю, что вы большой латинистъ и очень учены; я полагаюсь на тѣхъ, которые меня въ этомъ увѣряли; но не развертывайте всей вашей учености въ разговорѣ, который я хочу вести съ вами, не изображайте изъ себя педагога, вплетающаго разныя словечки, точно проповѣдникъ на каѳедрѣ. Отецъ мой, а у него была хорошая голова, не училъ меня ничему, кромѣ молитвъ, и вотъ уже пятьдесятъ лѣтъ я ежедневно повторяю ихъ, понимая въ нихъ ровно столько же, сколько въ чистѣйшемъ нѣмецкомъ языкѣ. Оставьте же въ покоѣ вашу возвышенную науку и примѣнитесь къ моему слабому языку.
  

Метафрастъ.

   Хорошо.
  

Альберъ.

   Бракъ, кажется, пугаетъ моего сына, и съ какой стороны я ни испытываю его сердце, онъ остается холоденъ къ этимъ узамъ и отказывается.
  

Метафрастъ.

   Можетъ быть, онъ того же мнѣнія, какъ братъ Марка Туллія, о которомъ этотъ послѣдній ведетъ рѣчь съ Аттикомъ; и, какъ говорятъ греки, athanaton...
  

Альберъ.

   Прошу васъ, ради Бога, неизмѣнный магистръ, оставьте грековъ, албанцевъ, словаковъ и всѣ другіе народы, о которыхъ вы хотите говорить; мой сынъ ничего общаго съ ними не имѣетъ.
  

Метафрастъ.

   Ну такъ, вашъ сынъ?
  

Альберъ.

   Не знаю, не чувствуетъ ли онъ въ душѣ какой-нибудь тайной страсти: его что-то волнуетъ, если я не ошибаюсь, и вчера я его видѣлъ, оставшись самъ незамѣченнымъ, въ уголкѣ лѣса, куда никто не ходитъ.
  

Метафрастъ.

   Въ скрытомъ мѣстѣ лѣса, хотите вы сказать, отдаленное мѣсто latine, seceseus; Виргилій сказалъ: est in secessu locus...
  

Альберъ.

   Какъ же онъ могъ это сказать, Виргилій, что ли, когда я убѣжденъ, что въ этомъ укромномъ мѣстѣ, кромѣ насъ двоихъ, никогда не бывало ни души?
  

Метафрастъ.

   Я назвалъ тутъ Виргилія, какъ славнаго автора болѣе изысканнаго выраженія, чѣмъ то, которое вы употребили, а не какъ очевидца видѣннаго вами вчера.
  

Альберъ.

   А я вамъ говорю, что мнѣ не нужно ни болѣе изысканнаго выраженія, ни автора, ни очевидца, и что тутъ достаточно одного моего очевидства.
  

Метафрастъ.

   Все-таки слѣдуетъ Выбирать слова, введенныя въ употребленіе лучшими авторами. Tu vivendo, bonos, какъ говорится, scribendo, sequare peritos.
  

Альберъ.

   Человѣкъ или чортъ, будешь ли ты меня слушать, безъ спора?
  

Метафрастъ.

   Квинтиліанъ рекомендуетъ это правило.
  

Альберъ.

   Чортъ побери болтуна!
  

Метафрастъ.

   И высказываетъ при этомъ ученую мысль, которую вы, конечно, съ удовольствіемъ узнаете.
  

Альберъ.

   Чортъ же тебя возьми, собака! О, какъ меня тянетъ прописать на этой физіономіи одно правило.
  

Метафрастъ

   Изъ-за чего же вы разгорячились, сударь? Чего вы хотите отъ меня?
  

Альберъ.

   Я вамъ двадцать разъ повторилъ, что хочу, чтобы меня слушали, когда я говорю.
  

Метафрастъ.

   О, конечно; если дѣло только въ этомъ, то вы будете удовлетворены; я умолкаю.
  

Альберъ.

   И умно дѣлаете.
  

Метафрастъ.

   Я готовъ васъ слушать.
  

Альберъ.

   Тѣмъ лучше.
  

Метафрастъ.

   Чтобы мнѣ умереть, если я скажу еще слово.
  

Альберъ.

   Помилуй васъ Богъ!
  

Метафрастъ.

   Вамъ больше не придется упрекать меня въ болтливости.
  

Альберъ.

   Аминь!
  

Метафрастъ.

   Говорите, когда хотите.
  

Альберъ.

   Извольте.
  

Метафрастъ.

   И не бойтесь перерыва съ моей стороны.
  

Альберъ.

   Довольно.
  

Метафрастъ.

   Я исполнительнѣе всякаго другого.
  

Альберъ.

   Съ настоящей минуты я нѣмъ.
  

Метафрастъ.

   Вѣрю.
  

Альберъ.

   Отлично.
  

Метафрастъ.

   Говорите смѣло, я васъ слушаю. Вы не пожалуетесь на то, что я мало молчу, теперь я не раскрою рта.
  

Альберъ (въ сторону).

   Мерзавецъ!
  

Метафрастъ.

   Но, пожалуйста, кончайте скорѣе: я ужъ давно слушаю; вполнѣ разумно и мнѣ поговорить въ свой чередъ.
  

Альберъ.

   Негодный кровопійца...
  

Метафрастъ.

   Ахъ, Боже мой! Не потребуете же вы, чтобы я вѣчно васъ слушалъ? Подѣлимся, по крайней мѣрѣ, или я уйду.
  

Альберъ.

   Терпѣніе мое...
  

Метафрастъ.

   Какъ, вы хотите продолжать? Вы еще не кончили? Per jovem! я опьянѣлъ!
  

Альберъ.

   Я не сказалъ...
  

Метафрастъ.

   Еще! Боже! Что за рѣчь! Неужели ничто не можетъ остановить ея теченія?
  

Альберъ.

   Я внѣ себя!
  

Метафрастъ.

   Опять? О, удивительная пытка! Позвольте же мнѣ поговорить немного, заклинаю васъ. Глупца, который не говоритъ ни слова, не отличишь отъ мудреца, который молчитъ.
  

Альберъ.

   Ты замолчишь, чортъ возьми!
  

ЯВЛЕНІЕ VIII.-- МЕТАФРАСТЪ (одинъ).

   Какъ вѣрно сжатое выраженіе философа: "говори, чтобы тебя познали". Для меня лучше лишиться образа человѣческаго и смѣнить мое бытіе на бытіе животнаго, чѣмъ лишться возможности говорить. Вотъ теперь я на восемь дней съ головной болью. О, какъ мнѣ ненавистны безконечные говоруны! Но что же! Если ученыхъ больше не слушаютъ, если хотятъ, чтобы у нихъ всегда былъ закрытъ ротъ, тогда надо повернуть вверхъ дномъ весь порядокъ вещей: пусть куры растерзываютъ лисицъ, пусть малыя дѣти указываютъ старикамъ, пусть ягнята бросаются преслѣдовать волковъ, пусть глупецъ создаетъ законы, пусть женщины сражаются, пусть обвиняемые судятъ судей, а школьники сѣкутъ учителей; пусть здоровому даетъ лекарство больной, пусть боязливый заяцъ...
  

ЯВЛЕНІЕ IX.-- АЛЬБЕРЪ, МЕТАФРАСТЪ.

Альберъ
(звонитъ надъ ухомъ Метафраста колокольчикомъ отъ который обращаетъ его въ бѣгство).

  

Метафрастъ (убѣгая).

   Сжальтесь! Помогите!
  

ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.-- МАСКАРИЛЬ (одинъ).

   Небо иногда покровительствуетъ смѣлому замыслу, и изъ бѣды удается кое-какъ выкарабкаться. Я по неблагоразумію выболталъ лишнее и не нашелъ лучшаго средства поправить дѣло, какъ идти тѣмъ же путемъ далѣе и разсказать прямо старому барину всю продѣлку. Меня тревожитъ сорви-голова, сынъ его: если, чортъ возьми, ему передадутъ, что я сказалъ, такъ берегись, моя шкура! А можетъ быть, старики столкуются между собою, и дѣло уладится прежде, чѣмъ онъ успѣетъ распалиться гнѣвомъ. Вотъ это-то я и попробую, и, не теряя времени, пойду въ другому старику отъ имени нашего. (Стучится въ двери Альбера).
  

ЯВЛЕНІЕ II.-- АЛЬБЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

  

Альберъ.

   Кто стучитъ?
  

Маскариль.

   Другъ.
  

Альберъ.

   О! что могло привести тебя, Маскариль?
  

Маскариль.

   Я пришелъ сказать вамъ: здравствуйте, сударь!
  

Альберъ.

   Ты, право, слишкомъ стараешься, отъ всего сердца -- здравствуй (уходить).
  

Маскариль.

   Вотъ такъ скорый отвѣтъ, каковъ грубіянъ! (стучится)
  

Альберъ.

   Опять?
  

Маскариль.

   Вы не выслушали меня, сударь.
  

Альберъ.

   Развѣ ты не сказалъ мнѣ здравствуйте?
  

Маскариль.

   Да.
  

Альберъ.

   Ну такъ и я говорю тебѣ здравствуй. (Уходитъ. Маскариль его останавливаетъ).
  

Маскариль.

   Да; но я пришелъ еще передать вамъ поклонъ отъ имени господина Полидора.
  

Альберъ.

   А! это другое дѣло. Хозяинъ поручилъ тебѣ передать мнѣ поклонъ?
  

Маскариль.

   Да.
  

Альберъ.

   Крайне обязанъ; передай, что и я желаю ему радостей безъ конца. (Уходитъ).
  

Маскариль.

   Этотъ человѣкъ врагъ всякихъ церемоній. (Стучится). Я, сударь, еще не кончилъ его привѣтствія; онъ настоятельно хотѣлъ просить васъ объ одной вещи.
  

Альберъ.

   Ну, такъ я къ его услугамъ, когда ему будетъ угодно.
  

Маскариль.

   Подождите и дайте мнѣ кончить все въ двухъ словахъ. Онъ просить васъ удѣлить ему минуточку для переговоровъ объ одномъ дѣлѣ и придетъ сюда.
  

Альберъ.

   А по какому это дѣлу ему необходимо говорить со мной?
  

Маскариль.

   Это большой секретъ, только что имъ открытый и весьма важный для васъ обоихъ. Вотъ и все мое порученіе.
  

ЯВЛЕНІЕ III.-- АЛЬБЕРЪ (одинъ).

   О праведное небо, я дрожу. Вѣдь общихъ дѣлъ у насъ мало. Какая-то буря опрокидываетъ мои намѣренія, и этотъ секретъ навѣрное тогъ самый, котораго я боюсь. Корыстолюбіе заставило меня сдѣлать нечестный поступокъ, и вотъ теперь на моей жизни останется вѣчное пятно. Мой обманъ открыть. О, какъ трудно надолго скрыть истину! Гораздо лучше было бы для меня, для моей чести, слѣдовать движеніямъ законнаго страха, который болѣе двадцати разъ побуждалъ меня отдать Полидору должное, предупредить огласку, которой меня подвергаетъ этотъ ударъ, и устроить все дѣло безъ шума. Но, увы! это свершилось; теперь уже поздно; и деньги, обманомъ вошедшія въ мой домъ, будутъ отняты у него, и увлекутъ съ собою большую настъ и моего состоянія.
  

ЯВЛЕНІЕ. IV.-- АЛЬБЕРЪ, ПОЛИДОРЪ.

  

Полидоръ (не видя Альбера).

   Жениться, и такъ, что этого никто не знаетъ! Дай-то Богъ, чтобы это дѣло кончилось благополучно! Не знаю, чего ждать; я сильно опасаюсь и большого богатства отца, и его справедливаго гнѣва. Но я вижу его одного.
  

Альберъ.

   Боже, Полидоръ здѣсь.
  

Полидоръ.

   Боюсь приступиться къ нему.
  

Альберъ.

   Страхъ удерживаете меня.
  

Полидоръ.

   Съ чего начать разговоръ?
  

Альберъ.

   Что мнѣ сказать ему?
  

Полидоръ.

   Онъ очень возбужденъ.
  

Альберъ.

   Онъ мѣняется въ лицѣ.
  

Полидоръ.

   Я вижу, господинъ Альберъ, по вашимъ смущеннымъ глазамъ, что вы уже знаете, что привело меня сюда.
  

Альберъ.

   Увы! да.
  

Полидоръ.

   Это извѣстіе, естественно, поразило васъ, мнѣ самому не вѣрилось, когда я узналъ.
  

Альберъ.

   Я долженъ краснѣть отъ стыда и смущенія.
  

Полидоръ.

   Я осуждаю такой поступокъ и вовсе не думаю оправдывать виновнаго.
  

Альберъ.

   Богъ милосердъ и къ несчастному грѣшнику.
  

Полидоръ.

   Вы это должны принять во вниманіе.
  

Альберъ.

   Надо быть христіаниномъ.
  

Полидоръ.

   Это вѣрно.
  

Альберъ.

   Пощадите, во имя Бога, пощадите, господинъ Полидоръ!
  

Полидоръ.

   О, не вы, а я у васъ прошу пощады.
  

Альберъ.

   Я бросаюсь на колѣни, чтобы получить ее.
  

Полидоръ.

   Скорѣе я долженъ быть на колѣняхъ передъ вами.
  

Альберъ.

   Сжальтесь хотя нѣсколько надъ моимъ несчастнымъ положеніемъ.
  

Полидоръ.

   Тутъ мнѣ приходится быть просителемъ.
  

Альберъ.

   Вы мнѣ терзаете сердце своей добротой.
  

Полидоръ.

   Вы меня смущаете своимъ смиреніемъ.
  

Альберъ.

   Еще разъ: простите!
  

Полидоръ.

   Увы! простите вы меня!
  

Альберъ.

   Я крайне скорблю объ этомъ поступкѣ!
  

Полидоръ.

   И я, я тоже глубоко потрясенъ.
  

Альберъ.

   Я смѣю просить васъ избѣжать огласки.
  

Полидоръ.

   Увы! господинъ Альберъ, я только этого и хочу.
  

Альберъ.

   Сохранимъ мою честь.
  

Полидоръ.

   О! да! я такъ и разсчитываю.
  

Альберъ.

   Что же касается денегъ, то вы сами рѣшите это дѣло.
  

Полидоръ.

   Изъ вашихъ денегъ мнѣ достаточно того, сколько вы сами назначите. Всѣ разсчеты я предоставляю на ваше усмотрѣніе; и буду вполнѣ доволенъ, если вы будете довольны.
  

Альберъ.

   Что за божественный человѣкъ! Какая крайняя мягкость!
  

Полидоръ.

   Вы то сами какъ мягки послѣ такого несчастія!
  

Альберъ.

   Дай вамъ Богъ успѣха во всѣхъ вашихъ дѣлахъ!
  

Полидоръ.

   Да хранитъ васъ Господь!
  

Альберъ.

   Обнимемся же по братски.
  

Полидоръ.

   Отъ всей души согласенъ и очень радъ, что все кончилось счастливымъ соглашеніемъ.
  

Альберъ.

   Я благодарю небо.
  

Полидоръ.

   Не стану скрывать, что я таки побаивался вашего гнѣва. Роковая ошибка Люциліи съ моимъ сыномъ при вашемъ богатствѣ и множествѣ друзей...
  

Альберъ.

   Э! о какой это роковой ошибкѣ Люциліи вы говорите?
  

Полидоръ.

   Нѣтъ, не будемъ возобновлять безполезнаго разговора. Я согласенъ, что сынъ мой тутъ сильно виноватъ; чтобы утѣшить васъ, я даже соглашусь, что онъ одинъ всему виной; что ваша дочь такъ высокодобродѣтельна, что никогда не сдѣлала бы этого шага противъ чести безъ подстрекательства злого обольстителя, что злодѣй соблазнилъ ея чистую невинность и такимъ образомъ обманулъ ваши ожиданія. Но теперь это дѣло кончено, и, какъ я и желалъ, духъ миролюбія привелъ насъ въ обоюдному согласію, а потому не будемъ больше толковать объ этомъ и загладимъ обиду торжествомъ счастливой свадьбы.
  

Альберъ (въ сторону).

   Боже, какая ошибка! Что узнаю я отъ него? Отъ одного потрясенія я перехожу теперь къ другому, не меньшему; отъ этихъ различныхъ ударовъ я не знаю, что отвѣчать, и боюсь сбиться, если скажу хоть слово.
  

Полидоръ.

   О чемъ вы думаете, господинъ Альберъ?
  

Альберъ.

   Ни о чемъ. Прошу васъ, отложимъ не надолго нашъ разговоръ. Внезапное нездоровье принуждаетъ меня оставить васъ.
  

ЯВЛЕНІЕ V.-- ПОЛИДОРЪ (одинъ).

   Я читаю въ его душѣ, и вижу, что удручаетъ его. Хотя онъ и овладѣлъ собою, но его неудовольствіе не совсѣмъ еще смягчилось. Картина позора снова представилась ему, и онъ бѣжалъ, чтобы скрыть отъ меня волнующее его смущеніе. Я принимаю участіе въ его стыдѣ и его скорбь меня трогаетъ. Ему надо нѣкоторое время, чтобы оправиться: горе, насилу подавляемое, легко усугубляется. Вотъ мой юный сорванецъ, надѣлавшій всю эту кутерьму.
  

ЯВЛЕНІЕ VI.-- ПОЛИДОРЪ, ВАЛЕРЪ.

  

Полидоръ.

   Такъ-то, прекрасный юноша, вы своимъ поведеніемъ постоянно будете смущать дни старика отца; каждый день вы творите новыя чудеса и я вѣчно о нихъ только и слышу.
  

Валеръ.

   Что же это я дѣлаю такое преступное каждый день? Чѣмъ, отецъ мой, я заслужилъ такой гнѣвъ?
  

Полидоръ.

   Странный я, въ самомъ дѣлѣ, человѣкъ, съ отвратительнымъ характеромъ, что обвиняю такого благонравнаго и тихаго ребенка! Помилуйте! Онъ живетъ, какъ святой, и только и дѣлаетъ, что молится дома съ утра до вечера! Ужасная клевета сказать, что онъ измѣняетъ ходъ природы и дѣлаетъ днемъ -- ночь! что онъ не думаетъ ни объ отцѣ, ни о семьѣ! что еще недавно онъ соединилъ свою судьбу съ судьбою дочери Альбера тайнымъ союзомъ гименея, не побоявшись переполоха, который могъ выйти изъ этого! Ужасная ложь! Его принимаютъ за другого. Невинный бѣдняжка даже не знаетъ, что я хочу ему сказать. О, собака, посланная мнѣ небомъ въ наказаніе, вѣчно ли ты будешь такъ продолжать? Неужели я хоть разъ до моей смерти не увижу тебя благоразумнымъ? (Уходить).
  

Валеръ (одинъ, въ раздумьѣ).

   Откуда можетъ идти этотъ ударъ? Я въ затрудненіи и ни на кого не могу подумать, кромѣ Маскариля. Онъ не такой человѣкъ, чтобы признаться мнѣ въ этомъ. Надобно будетъ прибѣгнуть къ хитрости и сдержать немного мой справедливый гнѣвъ.
  

Валеръ.

   Маскариль, я встрѣтилъ здѣсь отца, онъ знаетъ все наше дѣло.
  

ЯВЛЕНІЕ VII.-- ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

  

Маскариль.

   Знаетъ?
  

Валеръ.

   Да.
  

Маскариль.

   Откуда бы знать ему это, чортъ возьми?
  

Валеръ.

   Я не знаю, кого и подозрѣвать; но впрочемъ, въ концѣ концовъ, дѣло увѣнчалось успѣхомъ, такъ что я имѣю причины быть въ восторгѣ. Онъ мнѣ не сказалъ дурного слова; онъ извиняетъ мой проступокъ и оправдываетъ мою любовь, и я хотѣлъ бы знать, кто это съ умѣлъ сдѣлать его такимъ сговорчивымъ. Не могу передать тебѣ, какую радость доставило мнѣ это.
  

Маскариль.

   А что бы вы сказали, сударь, еслибъ это я устроилъ вамъ такую счастливую судьбу?
  

Валеръ.

   Да, да! тебѣ бы хотѣлось...
  

Маскариль.

   Это я, говорю вамъ; я все разсказалъ барину и устроилъ вамъ такой счастливый исходъ.
  

Валеръ.

   Да нѣтъ, ты не шутишь?
  

Маскариль.

   Чортъ меня возьми, если я шучу и если это не такъ!
  

Валеръ (хватаясь за шпагу).

   И пусть онъ возьметъ меня, если ты сейчасъ-же не получишь достойной награды!
  

Маскариль.

   Ахъ, сударь, что это значитъ? Я ошеломленъ.
  

Валеръ.

   Такъ вотъ твоя обѣщанная вѣрность? Безъ моего притворства ты бы никогда не признался въ этой штукѣ, которую, какъ я былъ увѣренъ, ты сыгралъ со мной. Негодяй! это твой черезчуръ болтливый языкъ распалилъ противъ меня гнѣвъ отца, который меня губитъ; что тутъ разговаривать, ты долженъ умереть.
  

Маскариль.

   Постойте. Душа моя еще не приготовлена къ смерти. Заклинаю васъ, подождите конца этой исторіи. Важныя причины заставили меня раскрыть бракъ, который вамъ самимъ трудно было скрывать это: генеральное сраженіе и вы увидите, что исходъ его осудитъ вашъ неистовый гнѣвъ. На что вы сердитесь, когда моя заботливость вполнѣ удовлетворяетъ ваши мечты и полагаетъ конецъ вашему затруднительному положенію?
  

Валеру

   А если всѣ эти разговоры одно вранье?
  

Маскариль.

   Тогда у васъ всегда будетъ время убитъ меня. Но вѣдь мои планы могутъ-таки удасться. Богъ своимъ поможетъ и вы же потомъ на радостяхъ поблагодарите меня за рѣдкое поведеніе.
  

Валеръ.

   Увидимъ. Но Люцилія...
  

Маскариль.

   Тсъ! вотъ ея отецъ.
  

ЯВЛЕНІЕ VIII.-- АЛЬБЕРЪ, ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

  

Альберъ (не видя Валера).

   Чѣмъ болѣе я оправляюсь отъ охватившей меня сначала тревоги, тѣмъ болѣе я чувствую себя уязвленнымъ этимъ страннымъ разговоромъ, которому мой страхъ придалъ такой опасный оборотъ: Люцилія твердо стоитъ на томъ, что это сказка, и говорила со мной съ такимъ видомъ, который отнялъ у меня всякія подозрѣнія. (Увидѣвъ Валера). А, сударь, такъ это ваша прославленная дерзость ставитъ на карту мою честь и сочинила эту недостойную сказку?
  

Маскариль.

   Говорите болѣе мягкимъ тономъ, господинъ Альберъ, и не гнѣвайтесь такъ на вашего зятя.
  

Альберъ.

   Какъ зятя? Мошенникъ, по твоему виду замѣтно, что ты двигалъ пружины этой махинаціи и былъ ея первымъ выдумщикомъ.
  

Маскариль.

   Я не вижу здѣсь ничего такого, за что бы вамъ сердиться.
  

Альберъ.

   А ты находишь, что это хорошо, такъ порочить мою дочь и устроивать такой скандалъ цѣлому семейству?
  

Маскариль.

   Онъ готовъ исполнить всѣ ваши требованія.
  

Альберъ.

   Чего же мнѣ требовать, какъ не того, чтобы онъ говорилъ правду? Онъ могъ добиваться Люциліи честнымъ и приличнымъ способомъ, если онъ имѣлъ на нее какія нибудь намѣренія; надобно было приступить съ дозволенной стороны, обратиться къ власти отца, а не прибѣгать къ постыдному обману, который такъ чувствительно уязвляетъ стыдливость.
  

Материлъ.

   Какъ! Развѣ Люцилія не связана тайными узами съ моимъ господиномъ?
  

Альберъ.

   Нѣтъ, лжецъ, и никогда не будетъ.
  

Маскариль.

   Потише; а если правда, что это совершившійся фактъ, то вы согласитесь утвердить этотъ тайный союзъ?
  

Альберъ.

   А если вѣрно, что этого нѣтъ, такъ хочешь ты, чтобы я тебѣ переломалъ руки и ноги?
  

Валеръ.

   Можно безъ труда доказать вамъ, сударь, что онъ говоритъ правду.
  

Альберъ.

   Отлично! вотъ и другой, достойный господинъ подобнаго слуги! О, дерзкіе лжецы!
  

Маскариль.

   Клянусь честью, я говорю правду.
  

Валеръ.

   Да и съ какой стати намъ обманывать васъ?
  

Альберъ (въ сторону).

   Они сговорились между собой, точно воры на ярмаркѣ.
  

Маскариль.

   Дайте убѣдиться; не будемъ спорить, приведите сюда Люцидію и пусть она сама скажетъ.
  

Альберъ.

   А если она и тутъ будетъ уличать васъ во лжи?
  

Маскариль.

   Я стою на своемъ, что она этого не сдѣлаетъ, сударь. Обѣщайте только согласиться на ихъ желанія, и я готовъ подвергнуться самому тяжелому наказанію, если она собственнолично не признается вамъ и въ обѣтѣ, которымъ она связана, и въ чувствуемой ею любви.
  

Альберъ.

   Посмотримъ (стучится въ свою дверь).
  

Маскариль (Валеру).

   Смѣлѣе, все устроится къ лучшему.
  

Альберъ.

   Эй, Люцилія, на одно слово.
  

Валеръ

   Я боюсь...
  

Маскариль.

   Ничего не бойтесь.
  

ЯВЛЕНІЕ IX.-- ЛЮЦИЛІЯ, АЛЬБЕРЪ, ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

  

Маскариль.

   Вы только молчите, господинъ Альберъ. Сударыня, все благопріятствуетъ вашему счастью, ваша любовь извѣстна отцу, онъ одобряетъ ее и даетъ вамъ супруга; но для этого нужно, чтобы вы, изгнавъ неосновательный страхъ подтвердили наши слова двумя словами.
  

Люцилія.

   Что онъ тутъ болтаетъ, этотъ негодяй?
  

Маскариль.

   Прекрасно. Вотъ я ужъ и почтенъ милымъ прозвищемъ.
  

Люцилія.

   Скажите пожалуйста, сударь, какая остроумная голова выдумала эту деликатную сказку, которая сегодня выпущена въ свѣтъ?
  

Валеръ.

   Прости, дорогая, мой слуга разболталъ, и нашъ бракъ разоблаченъ помимо моего желанія.
  

Люцилія.

   Нашъ бракъ?
  

Валеръ.

   Все извѣстно, обожаемая Люцилія, и теперь скрывать -- напрасная забота.
  

Люцилія.

   Какъ? такъ любовь сдѣлала васъ моимъ супругомъ?
  

Валеръ.

   Это счастье, которое должно создать мнѣ массу завистниковъ; но я сознаю, что счастьемъ, которымъ увѣнчалась моя любовь, я обязанъ гораздо болѣе вашей душевной добротѣ, чѣмъ силѣ вашей любви. Я знаю, что вы имѣете причины сердиться, что это была тайна, которую вы желали скрыть, и я сдерживалъ свои страстные порывы, чтобы не нарушить вашего положительнаго запрещенія, но...
  

Маскариль.

   Ну, да, это я; велика бѣда!
  

Люцилія.

   Виданъ ли когда нибудь подобный обманъ? Вы осмѣливаетесь поддерживать его даже въ моемъ присутствіи и думаете завладѣть мной посредствомъ этого прекраснаго маневра? Хорошъ влюбленный, котораго любовь хочетъ ранитъ мою честь, за невозможностью ранить мое сердце, чтобы отецъ мой, смущенный шумомъ глупой сплетни, отдалъ мою руку тому, кто покрылъ меня позоромъ? Еслибы даже все благопріятствовало вашей любви,-- и мой отецъ, и судьба, и моя склонность, то и тогда я въ справедливомъ гнѣвѣ стала бы бороться съ своей склонностью, съ судьбой и съ моимъ отцомъ, скорѣе потеряла бы даже жизнь, но не соединилась бы съ тѣмъ, который разсчитывалъ завладѣть мною при помощи такого средства. Идите; еслибы мой полъ и приличія позволяли мнѣ увлечься до какой нибудь гнѣвной выходки, то я показала бы вамъ, какъ обходиться со мною такимъ образомъ.
  

Валеръ (Маскарилю).

   Конечно, гнѣвъ ея не можетъ быть смягченъ.
  

Маскариль.

   Дайте, я поговорю, съ ней. Сударыня, смилуйтесь, къ чему теперь все это притворство? Съ какою цѣлью и по какому злому чувству вы такъ сильно боретесь противъ собственнаго чувства? Это имѣло бы смыслъ, еслибы вашъ отецъ былъ свирѣпымъ человѣкомъ; но онъ поддается доводамъ разсудка и самъ сказалъ мнѣ, что если вы признаетесь, то изъ любви къ вамъ онъ согласится на все. Я понимаю, что вамъ нѣсколько стыдно признаться въ покорившей васъ любви, но, если, благодаря ей, вы и поступили слишкомъ свободно, то хорошее супружество исправитъ все; пусть васъ упрекаютъ въ пожирающей страсти, но зло не такъ велико, какъ убійство человѣка. Извѣстно, что плоть иногда бываетъ слаба и что дѣвушка въ концѣ-концовъ вѣдь не камень и не дерево. Вы, безъ сомнѣнія, не были первой и не будете, я увѣренъ, и послѣдней.
  

Люцилія.

   Какъ? Вы выслушиваете эти безстыдныя рѣчи и не отвѣчаете ни слова на эти низости?
  

Альберъ.

   Что же мнѣ отвѣчать? Я внѣ себя отъ этого приключенія.
  

Маскариль.

   Заклинаю васъ, сударыня, признайтесь во всемъ.
  

Люцилія.

   Да въ чемъ же признаться?
  

Маскариль.

   Какъ въ чемъ? да въ томъ, что произошло между вами и моимъ господиномъ. Зачѣмъ шутить?!
  

Люцилія.

   А что же произошло, чудовищный наглецъ, между твоимъ господиномъ и мной?
  

Маскариль.

   Вы должны, я полагаю, знать это нѣсколько подробнѣе меня; и эта ночь была слишкомъ сладка для васъ, чтобы можно было повѣрить, что вы такъ скоро забыли о ней.
  

Люцилія.

   Нѣтъ, отецъ мой, это невыносимо, безстыдный слуга! (Даетъ ему пощечину).
  

ЯВЛЕНІЕ X.-- АЛЬБЕРЪ, ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

  

Маскариль.

   Она, кажется, дала мнѣ пощечину.
  

Альберъ.

   Убирайся, негодяй, мошенникъ, я могу только похвалить ее за то, что ея рука сдѣлала съ твоей щекой.
  

Маскариль.

   И все-таки, чортъ меня побери здѣсь на мѣстѣ, если я сказалъ что нибудь, кромѣ правды.
  

Альберъ.

   И все-таки, пусть отрѣжутъ мнѣ ухо, если ты будешь продолжать свою дерзость.
  

Маскариль.

   Хотите, чтобы два свидѣтеля подтвердили вамъ мои слова?
  

Альберъ.

   Хочешь, чтобы тебя побили палками двое моихъ людей?
  

Маскариль.

   Ихъ свидѣтельство придастъ вѣру моему.
  

Альберъ.

   Ихъ руки замѣнятъ слабость моихъ.
  

Маскариль.

   Говорю вамъ, что Люцилія поступаетъ такъ изъ стыда.
  

Альберъ.

   Я тебѣ говорю, что имѣю причины поступать такимъ образомъ.
  

Маскариль.

   Знаете вы Ормена, ловкаго толстяка нотаріуса?
  

Альберъ.

   Знаешь ты Гримлана, нашего городского палача?
  

Маскариль.

   И портнаго Симона, когда то столь извѣстнаго?
  

Альберъ.

   И поставленную посрединѣ рыночной площади висѣлицу?
  

Маскариль.

   Они вамъ подтвердятъ этотъ бракъ.
  

Альберъ.

   Они покончатъ съ тобой.
  

Маскариль.

   Они были свидѣтелями.
  

Альберъ.

   Они живо отомстятъ тебя за меня.
  

Маскариль.

   Они своими глазами видѣли, какъ они обмѣнивались клятвами.
  

Альберъ.

   Они своими глазами увидятъ, какъ ты будешь болтаться въ воздухѣ.
  

Маскариль.

   И, какъ знакъ, Люцилія была въ черномъ вуалѣ.
  

Альберъ.

   И, какъ знакъ, на твоемъ лбу написана ложь.
  

Маскариль.

   Упрямый старикъ!
  

Альберъ.

   Проклятый обманщикъ! Ступай, благодари мои годы, которые не позволяютъ мнѣ сейчасъ наказать тебя за позоръ, которымъ ты меня покрываешь. Но подожди только, обѣщаю тебѣ!
  

ЯВЛЕНІЕ XI.-- ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

  

Валеръ.

   Такъ вотъ этотъ полный успѣхъ, котораго ты хотѣлъ!
  

Маскариль.

   Я съ полуслова понимаю, что вы хотите сказать: все вооружается противъ меня; я вижу, что для меня приготовлены, со всѣхъ сторонъ, палочные удары и висѣлицы. И, чтобы быть спокойнымъ среди всего этого шума, я самъ брошусь со скалы, если, съ раздираемымъ сердцемъ, найду достаточно высокую по моему мнѣнію. Прощайте, сударь.
  

Валеръ.

   Нѣтъ, нѣтъ, напрасно ты хочешь бѣжать; если умирать, такъ умирать на моихъ глазахъ.
  

Маскариль.

   Я не могу умереть, когда на меня смотрятъ: такимъ образомъ смерть моя замедлится.
  

Валеръ.

   Иди за мной, негодяй, иди за мной; моя разгнѣванная любовь покажетъ тебѣ, можно ли этимъ шутить.
  

Маскариль (одинъ).

   О, несчастный Маскариль, на какія муки ты осужденъ сегодня за чужіе грѣхи!
  

ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.-- АСКАНІЙ, ФРОЗИНА.

  

Фрозина.

   Затруднительное дѣло.
  

Асканій.

   Ахъ, моя дорогая Фрозина, судьба положительно рѣшила погубить меня. Дѣло это зашло такъ далеко, что конечно на атомъ не остановится, а пойдетъ дальше; Люцилія и Валеръ, пораженные новизной такой тайны, захотятъ раскрыть эту загадку и всѣ мои планы будутъ опрокинуты. Все равно, наконецъ, участвовалъ-ли Альберъ въ обманѣ или его обманули вмѣстѣ со всѣми, но когда судьбу мою узнаютъ и деньги, увеличивавшія его состояніе, попадутъ въ другія руки, онъ меня здѣсь не оставитъ: послѣ этой потери онъ броситъ меня на произволъ судьбы; кончена его нѣжность; и еслибы даже мой возлюбленный сохранилъ послѣ моего обмана какое-нибудь чувство ко мнѣ, онъ не захочетъ признать своей женой безпомощную, безродную и бѣдную дѣвушку.
  

Фрозина.

   Я нахожу, что вы правильно разсуждаете; но вамъ слѣдовало подумать объ этомъ раньше. Отчего вы прозрѣли только теперь? То, что вашъ умъ видитъ только сегодня, можно было видѣть, не будучи большой пророчицей, съ того самаго момента, какъ вы начали питать на него надежды; само дѣло это говорило; и когда я узнала, я и не предвидѣла лучшаго исхода.
  

Асканій.

   Что же мнѣ дѣлать теперь? Я совсѣмъ теряюсь. Представьте себя на моемъ мѣстѣ и посовѣтуйте мнѣ что-нибудь.
  

Фрозина.

   Если я стану на вашемъ мѣстѣ, то вы должны посовѣтовать мнѣ что-нибудь въ этомъ несчастій: вотъ я теперь вы, а вы -- я: дайте мнѣ совѣть, Фрозина; какое средство найти мнѣ въ моемъ положеніи? Скажите, прошу васъ.
  

Асканій.

   Ахъ! не шутите съ моимъ горемъ; смѣяться, видя, въ какомъ я нахожусь положеніи, значитъ мало принимать участія въ моемъ жгучемъ горѣ.
  

Фрозина.

   Нѣтъ, кромѣ шутокъ, я сочувствую вашему горю и сдѣлаю все, что могу, чтобы избавить васъ отъ него. Но что же могу я сдѣлать? Я вижу мало возможности повернуть это дѣло въ сторону, благопріятную для вашей любви.
  

Асканій.

   Я должна умереть, если ничто мнѣ не можетъ помочь!
  

Фрозина.

   А это сдѣлать никогда не будетъ поздно; смерть такое лекарство, которое найдешь, когда захочешь; и имъ надо пользоваться только въ самую послѣднюю минуту.
  

Асканій.

   Нѣтъ, нѣтъ, Фрозина; если ваши благопріятные совѣты не проведутъ моей судьбы между этими стремнинами, я предамся полному отчаянію.
  

Фрозина.

   Знаете, что я думаю? Мнѣ надобно будетъ сходить къ... Но вотъ идетъ Эрастъ, который помѣшаетъ намъ; мы дорогой можемъ поговорить объ этомъ дѣлѣ. Пойдемъ, удалимся отсюда.
  

ЯВЛЕНІЕ II.-- ЭРАСТЪ, ГРО-РЕНЕ.

  

Эрастъ.

   Еще разъ отказъ?
  

Гро-Рене.

   Никогда посланецъ не бывалъ хуже принятъ. Только что я хотѣлъ сообщить ей, что вы желаете съ ней минуту поговорить, какъ она гордо отвѣтила мнѣ: "уходи, уходи, я также мало обращаю на него вниманія, какъ на тебя; скажи ему, что онъ можетъ не приходить". Сказавъ это, она повернулась и пошла прочь; а Маринетта, процѣдивъ съ презрительной миной: "оставь насъ, прекрасный карточный валетъ", также оставила меня. И мой, и вашъ удѣлъ одинаково незавидны.
  

Эрастъ.

   Неблагодарная! Принимать съ такой гордостью быстрый возвратъ справедливо возмутившагося сердца! Неужели первая вспышка любви, которую обманываютъ такъ правдоподобно, недостойна прощенія? Неужели моя пламенная любовь должна была остаться въ эту роковую минуту безчувственной къ счастью соперника? Неужели другой не поступилъ бы такъ-же на моемъ мѣстѣ и былъ бы менѣе пораженъ такой дерзостью? Неужели я слишкомъ поздно освободился отъ моихъ справедливыхъ подозрѣній? Я не ждалъ клятвъ съ ея стороны, и въ то время, какъ всѣ этому вѣрятъ, мое нетерпѣливое сердце возвращаетъ ей всю ея честь, и хочетъ извиниться; а ея сердце такъ мало видитъ силу моей любви въ этомъ глубокомъ уваженіи! Вмѣсто того, чтобы успокоить мою душу и дать ей оружіе противъ внушаемой ей соперникомъ тревоги, она оставляетъ меня на ревнивыя муки и отвергаетъ мои посланія, письма и посѣщенія! Ахъ, конечно, слаба та любовь, которую можетъ потушить такая слабая обида; эта вспышка, готовая сразу перейти въ суровость, достаточно открываетъ мнѣ все ея сердце, и я знаю теперь цѣну всему, чѣмъ она по капризу льстила моей любви. Нѣтъ, я не хочу болѣе жить во власти сердца, въ которомъ вижу только ничтожную долю того, что есть въ моемъ; и такъ какъ она такъ мало дорожитъ людьми, то и я хочу сдѣлать то же самое.
  

Гро-Рене.

   И я тоже. Разсердимся оба и причислимъ нашу любовь къ числу старыхъ грѣховъ. Надо проучить этихъ легкомысленныхъ барынь и дать имъ почувствовать, что у людей бываетъ мужество. Тотъ, кто сноситъ презрѣніе, достоинъ его. Если бы у насъ хватало духу показать, что и мы тоже кое-что значимъ, слова женщинъ не имѣли бы такого значенія. О, онѣ у насъ такъ горды по нашей винѣ! Я готовъ быть повѣшеннымъ, если мы не увидимъ, какъ онѣ станутъ бросаться намъ на шею чаще, чѣмъ намъ будетъ угодно самимъ, если не будетъ этой унизительной предупредительности, которою большинство мужчинъ постоянно портитъ ихъ въ наше время.
  

Эрастъ.

   Меня такъ, главнымъ образомъ, оскорбляетъ презрѣніе; и я хочу возбудить въ моемъ сердцѣ другую любовь, чтобы отплатить за обиду тою-же монетой.
  

Гро-Рене.

   А я не хочу болѣе водиться съ женщинами; я отказываюсь это всѣхъ, и, честное слово, думаю, что и вы бы поступили очень хорошо, еслибы сдѣлали по моему. Вѣдь видите ли, сударь, женщина, какъ говорятъ, такое животное, которое трудно узнать, и природа котораго склонна ко злу; и, какъ животное всегда остается животнымъ, продолжайся жизнь его хоть сто тысячъ лѣтъ, такъ и женщина безспорно всегда женщина и никогда ничѣмъ другимъ не будетъ, пока свѣтъ не кончится. Поэтому какой то грекъ сказалъ, что ея голова -- движущійся песокъ; вникните хорошенько въ это превосходное разсужденіе; такъ какъ голова есть какъ бы начальникъ тѣла, и тѣло безъ начальника хуже животнаго, то, если начальникъ не въ ладахъ съ разсудкомъ и этотъ компасъ не заправляетъ всѣмъ, наступаютъ, какъ мы видимъ, нѣкоторыя осложненія. Тогда животная сторона беретъ верхъ надъ чувствомъ и одна тянетъ налѣво, а другое направо; одна хочетъ мягкаго, другое жесткаго; все идётъ невѣдомо куда, доказывая, что у насъ, какъ говорятъ, голова женщины похожа на флюгеръ надъ домомъ, поворачивающійся по вѣтру; вотъ почему другъ Аристотель часто сравниваетъ ее съ моремъ; вотъ почему говорятъ, что на свѣтѣ нѣтъ ничего упорнѣе волны. Или, употребляя сравненіе (такъ какъ сравненіе уясняетъ мысль и мы, люди науки, предпочитаемъ сравненіе уподобленію); да, употребляя сравненіе, если вамъ угодно, сударь: подобно тому, какъ море начинаетъ яриться съ наступленіемъ бури, вѣтеръ опустошительно дуетъ, волны сшибаются въ ужасномъ безпорядкѣ, и корабль, не слушаясь кормчаго, то падаетъ въ подвалъ, то взлетаетъ на чердакъ, такъ и женщина съ причудливой головой своей запальчивостью устраиваетъ бурю, выражающуюся какими-нибудь рѣчами, и когда... какой-нибудь вѣтеръ, который... какими-нибудь волнами... какимъ-нибудь образомъ, подобно песчаной отмели, когда... Ну, словомъ, женщины не стоятъ ни черта.
  

Эрастъ.

   Ты отлично умѣешь разсуждать.
  

Гро-Рене.

   Слава Богу, порядочно. Но вотъ онѣ идутъ сюда; будьте тверды, сударь.
  

Эрастъ.

   Не безпокойся.
  

Гро-Рене.

   И очень боюсь, какъ бы ея глаза не заключили васъ въ новыя цѣпи.
  

ЯВЛЕНІЕ III.-- ЛЮЦИЛІЯ, ЭРАСТЪ, МАРИНЕТТА, ГРО-РЕНЕ.

  

Маринетта.

   Они еще здѣсь; ну, не поддавайтесь.
  

Люцилія.

   Не думай, что это мое слабое мѣсто.
  

Маринетта.

   Онъ идетъ къ намъ.
  

Эрастъ.

   Нѣтъ, нѣтъ, не думайте, сударыня, что я прихожу еще говорить вамъ о моей любви. Это дѣло конченное; я хочу исцѣлиться и очень хорошо знаю, насколько ваше сердце принадлежало мнѣ. Мнѣ очень хорошо открылъ ваше равнодушіе этотъ упорный гнѣвъ подъ предлогомъ обиды, и я долженъ показать вамъ какъ выраженія презрѣнія глубоко уязвляютъ благородныя сердца. Признаюсь, глаза мои находили въ вашихъ прелести, которыхъ не видѣли ни у кого другого, и я предпочелъ бы радовавшія меня оковы предложеннымъ мнѣ скипетрамъ. Да, я безспорно любилъ васъ, я весь жилъ вами; и признаюсь даже, что можетъ быть и потомъ, не смотря на обиду, мнѣ будетъ еще довольно трудно освободиться; быть можетъ, не смотря на оказываемыя ей попеченія, эта рана еще долго будетъ сочиться въ моей душѣ, и, освободившись отъ ярма, составлявшаго все мое счастіе, придется рѣшиться никогда ничего не любить. Но все-таки ничего; такъ какъ ваша ненависть отталкиваетъ сердце всякій разъ, когда любовь обратно приводитъ его къ вамъ, то я послѣдній разъ докучаю вамъ своей отвергнутой любовью.
  

Люцилія

   Вы бы очень одолжили меня, сударь, если-бы избавили и отъ этого послѣдняго раза.
  

Эрастъ.

   Отлично, сударыня, отлично! ваши желанія будутъ исполнены! Такъ какъ вы этого хотите, то я разрываю съ вами и разрываю навсегда. Я скорѣе умру, чѣмъ пожелаю еще разъ говорить съ вами!
  

Люцилія.

   Тѣмъ лучше; очень обяжете.
  

Эрастъ.

   Нѣтъ, нѣтъ, не бойтесь, что я не сдержу слова; еслибы даже мое сердце оказалось настолько слабымъ, что изъ него не могъ бы изгладиться вашъ образъ, то все-таки будьте увѣрены, что вы никогда больше не будете имѣть чести вздѣть меня.
  

Люцилія.

   Это было бы совсѣмъ лишнее.
  

Эрастъ.

   Я самъ бы пронзилъ свою грудь тысячью ударовъ, еслибы сдѣлалъ такую глубокую низость и увидѣлъ бы васъ послѣ такого недостойнаго отношенія ко мнѣ.
  

Люцилія.

   Это рѣшено; лучше замолчимъ.
  

Эрастъ.

   Да, да, лучше замолчимъ; и, чтобы покончить теперь же всѣ лишніе разговоры и дать вамъ вѣрное доказательство, что я хочу безвозвратно вырваться изъ вашихъ цѣпей, неблагодарная, я не оставлю ничего, что бы напоминало о томъ, что я долженъ изгладить изъ моей головы. Вотъ вашъ портретъ; на немъ видны сотни чудныхъ прелестей вашихъ, но онъ скрываетъ подъ ними сотни не менѣе крупныхъ пороковъ и я вамъ возвращаю теперь этого обманщика.
  

Гро-Рене.

   Отлично.
  

Люцилія.

   Я тоже слѣдую вашему намѣренію возвратить все и возвращаю вамъ брилліантъ, который вы меня заставили взять.
  

Маринетта.

   Превосходно.
  

Эрастъ.

   Этотъ браслетъ -- тоже вашъ.
  

Люцилія.

   А эта агатовая печать -- ваша.
  

Эрастъ (читаетъ):

   Вы страстно любите меня, Эрастъ, я знаю,
   И знать желаете про пылъ души моей,
   А я такой же къ вамъ любовью не пылаю
   Лишь потому, что васъ люблю еще сильнѣй.
                                                               Люцилія.
   Вы этимъ убѣдили меня, что вамъ пріятна моя любовь. Это ложь, достойная такой казни. (Разрываетъ ).
  

Люцилія (читаетъ).

   Не знаю я судьбы моей любви глубокой
   И долго ли еще мнѣ суждено страдать,
   Но знаю лить одно, мой ангелъ свѣтлоокій,
   Что вѣчно, какъ теперь, васъ буду обожать!
   Вотъ что увѣрило меня въ вашей вѣчной любви; и рука, и письмо, оба солгали. (Разрываетъ письмо).
  

Гро-Рене.

   Дальше.
  

Эрастъ.

   Это отъ васъ; довольно; та же судьба.
  

Маринетта (Люциліи).

   Храбрѣе.
  

Люцилія.

   Мнѣ было бы жаль, еслибы я сохранила хотя одно.
  

Гро-Реме (Эрасту).

   Не оставайтесь позади.
  

Маринетта (Люциліи).

   Держитесь до конца.
  

Люцилія.

   Наконецъ-то вотъ послѣднее.
  

Эрастъ.

   Ну, слава Богу, все. Чтобы мнѣ пропасть, если я не сдержу слова.
  

Люцилія.

   Разрази меня небо, если я нарушу свое!
  

Эрастъ.

   Такъ прощайте.
  

Люцилія.

   Прощайте.
  

Маринетта (Люциліи).

   Лучше не можетъ быть.
  

Гро-Рене (Эрасту).

   Вы торжествуете.
  

Маринетта (Люциліи).

   Идемте, удалитесь съ ихъ глазъ.
  

Гро-Рене.

   Удалитесь послѣ этого напряженнаго мужества.
  

Маринетта (Люциліи).

   Чего же вы еще ждете?
  

Гро-Рене (Эрасту).

   Чего же вамъ еще нужно?
  

Эрастъ.

   Ахъ, Люцилія, Люцилія, я хорошо знаю, что вы пожалѣете о такомъ сердцѣ, какъ мое.
  

Люцилія.

   Эрастъ, Эрастъ, такое сердце, какъ ваше, легко замѣнить другимъ.
  

Эрастъ.

   Нѣтъ, нѣтъ, вы нигдѣ не найдете, какъ ни ищите такого преданнаго вамъ. Я говорю это не затѣмъ, чтобы разнѣжить васъ; я не имѣлъ бы права, хотя сколько нибудь желать этого еще теперь. Васъ не тронули самыя пламенныя выраженія преданности; вы хотѣли разрыва; довольно думать объ этомъ: но никто послѣ меня не полюбитъ васъ такъ нѣжно, какія бы клятвы онъ вамъ ни давалъ.
  

Люцилія.

   Съ людьми любимыми обходятся иначе; о ихъ личности бываютъ лучшаго мнѣнія.
  

Эрастъ.

   Когда любишь человѣка, тогда можешь приревновать его подъ такимъ правдоподобнымъ предлогомъ; но когда любишь его, не рѣшишься потерять его въ дѣйствительности; а вы, вы это сдѣлали.
  

Люцилія.

   Чистая ревность болѣе почтительна.
  

Эрастъ.

   Но на обидѣвшагося влюбленнаго смотрятъ болѣе кроткимъ взоромъ.
  

Люцилія.

   Нѣтъ, Эрастъ, плохое пламя горѣло въ вашемъ сердцѣ.
  

Эрастъ.

   Нѣтъ, Люцилія, вы никогда меня не любили.
  

Люцилія.

   О, я думаю, что это не много озабочиваетъ васъ. Можетъ быть, для меня было бы лучше... Но оставимъ эти излишніе разговоры: я не стану говорить, что я думаю объ этомъ.
  

Эрастъ.

   Отчего?
  

Люцилія.

   Оттого, что мы оба хотимъ разрыва и что теперь, какъ мнѣ кажется, не время для этого.
  

Эрастъ.

   Мы хотимъ разрыва?
  

Люцилія.

   Да, конечно; какъ, развѣ это уже не свершилось?
  

Эрастъ.

   И вы довольны этимъ?
  

Люцилія.

   Какъ и вы.
  

Эрастъ.

   Какъ и я?
  

Люцилія.

   Конечно. Это слабость показывать людямъ, что ихъ утрата тягостна для насъ.
  

Эрастъ.

   Но вы же этого такъ хотѣли, жестокая!
  

Люцилія.

   Я? нисколько. Это вы рѣшились на это.
  

Эрастъ.

   Я? я думалъ, что дѣлаю этимъ большое удовольствіе вамъ.
  

Люцилія.

   Нисколько; вы хотѣли сдѣлать удовольствіе самому себѣ.
  

Эрастъ.

   Но еслибы мое сердце пожелало возвратиться въ свою темницу, еслибы, несмотря на свою злобу, оно попросило прощенія?
  

Люцилія.

   Нѣтъ, нѣтъ, не дѣлайте ничего; моя слабость слишкомъ велика, я боюсь слишкомъ скоро согласиться на вашу просьбу.
  

Эрастъ.

   Ахъ, вы не можете слишкомъ скоро согласиться, а я не могу слишкомъ скоро просить. Согласитесь на мою просьбу, сударыня, такая чистая любовь должна остаться безсмертной для вашей же пользы. Да, я прошу васъ, даруйте мнѣ милостивое прощеніе.
  

Люцшія.

   Отведите меня домой.
  

ЯВЛЕНІЕ IV.-- МАРИНЕТТА, ГРО-РЕНЕ.

  

Маринетта.

   О, трусиха!
  

Гро-Рене.

   Вотъ слабохарактерность!
  

Маринетта.

   Я краснѣю отъ досады.
  

Гро-Рене.

   Во мнѣ кипитъ бѣшенство. Не воображай, что я также уступлю.
  

Маринетта.

   Да ты не думай, что и меня такъ обойдешь.
  

Гро-Рене.

   Сунься только, ужъ мой гнѣвъ утретъ тебѣ носъ.
  

Маринетта.

   Ты меня не знаешь; я не такая, какъ моя глупая барыня. Посмотрите-ка на эту образину!. Чтобъ я въ нее влюбилась! Я, чтобы полюбила твою собачью морду? Я, чтобы стала искать тебя? Право, дѣвушки моего сорта на такихъ, какъ ты, и глядѣть-то не хотятъ.
  

Гро-Рене.

   А, такъ ты вотъ какъ? Ну, ну, такъ безъ дальнихъ разговоровъ бери твой прекрасный бантъ съ ленточкой; онъ не будетъ болѣе имѣть чести находиться у меня на головѣ.
  

Маринетта.

   А я, чтобы показать, какъ я тебя презираю, возвращаю тебѣ полсотни парижскихъ иголокъ, которыя ты подарилъ мнѣ вчера съ такою важностью.
  

Гро-Рене.

   На еще твой ножикъ. Дорогая и рѣдкая вещь! Ты заплатила за него шесть бланковъ, когда мнѣ подарила.
  

Маринетта.

   А вотъ твои ножницы съ мѣдною цѣпочкой.
  

Гро-Рене.

   Я было позабылъ кусокъ сыра, что ты мнѣ подарила третьяго дня. Чтобы не имѣть ничего отъ тебя, я желалъ бы быть въ состояніи извергнуть изъ себя супъ, которымъ ты меня угостила.
  

Маринетта.

   У меня нѣтъ теперь при себѣ писемъ отъ тебя; но я ихъ сожгу всѣ до послѣдняго.
  

Гро-Рене.

   И съ твоими я тоже знаю, что сдѣлать.
  

Маринетта.

   Смотри же, никогда не приходи упрашивать меня.
  

Гро-Рене.

   Чтобы совсѣмъ отрѣзать дорогу въ примиренію, надобно переломить соломенку. Между честными людьми переломленная соломенка рѣшаетъ дѣло. Не дѣлай мнѣ глазокъ; я хочу сердиться.
  

Маринетта.

   Не поглядывай на меня; я совсѣмъ разстроена.
  

Гро-Рене.

   Ломай; вотъ средство сдержать свое слово; ломай! Ты смѣешься, животное!
  

Маринетта.

   Да потому, что ты меня смѣшишь.
  

Гро-Рене.

   Чума побери твой смѣхъ! Вотъ весь мой гнѣвъ и смягчился. Что ты скажешь? Ломать намъ, или не ломать?
  

Маринетта.

   Подумай.
  

Гро-Рене.

   Ты подумай.
  

Маринетта.

   Подумай ты самъ.
  

Гро-Рене.

   Такъ ты согласна, чтобы я тебя больше не любилъ?
  

Маринетта.

   Я? Это какъ ты хочешь.
  

Гро-Рене.

   Нѣтъ, это какъ ты хочешь. Говори.
  

Маринетта.

   Я не скажу ничего.
  

Гро-Рене.

   Я тѣмъ менѣе.
  

Маринетта.

   И я тоже.
  

Гро-Рене.

   Ей Богу, лучше бросимъ увертки. Ну, я тебя прощаю.
  

Маринетта.

   Я тоже дѣлаю тебѣ снисхожденіе.
  

Гро-Рене.

   Господи! какъ привлекательны твои прелести!
  

Маринетта.

   Маринетта совсѣмъ безъ ума отъ своего Гро-Рене!
  

ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

ЯВЛЕНІЕ I.-- МАСКАРИЛЬ (одинъ).

   "Когда въ городѣ стемнѣетъ, я хочу пробраться въ комнату Люциліи; приготовь заранѣе для этого предпріятія потайной фонарь и нужное оружіе". Когда онъ сказалъ это, мнѣ показалось, что я слышу: "Ступай, живо найди себѣ веревку, чтобы повѣситься". Пожалуйте сюда, мой господинъ; сначала меня такъ поразило ваше приказаніе, что я даже не могъ вамъ отвѣчать, но теперь я хочу поговорить съ вами и постыдить васъ: защищайтесь хорошенько и поговоримъ спокойно. Вы хотите, говорите вы, пойти сегодня ночью къ Люциліи? "Да, Маскариль". А что думаете вы дѣлать? "Поступить какъ любовникъ, ищущій удовлетворенія". Поступить какъ глупый человѣкъ, безъ нужды рискующій своей шкурой. "Но ты знаешь, почему я рѣшаюсь на такой поступокъ; Люцилія сердится". Прекрасно, тѣмъ хуже для нея! "Но любовь требуетъ, чтобы я пошелъ успокоить ее". Да любовь -- дура, не знающая, что говоритъ. Оградитъ ли насъ, спрашиваю я васъ, эта самая любовь отъ ярости соперника, или отца, или брата? "Неужели ты думаешь, что кто-нибудь изъ нихъ замышляетъ противъ насъ?" Конечно, думаю; и прежде всего соперникъ. "Во всякомъ случаѣ, Маскариль, я разсчитываю на то, что мы пойдемъ хорошо вооруженные, и если кто-нибудь намъ помѣшаетъ, то подеремся". Да? Вотъ этого-то именно вашъ слуга и совсѣмъ не желаетъ. Мнѣ драться! Боже правый! Да развѣ я, сударь, Роландъ, иди какой-нибудь Феррагусъ? Вы, значитъ, плохо меня знаете. Какъ подумаю, я, столь дорожащій собой, что достаточно впустить тебѣ въ тѣло на два пальца это злополучное желѣзо, чтобы вогнать тебя въ гробъ, такъ я просто становлюсь самъ не свой. "Но ты будешь вооруженъ съ ногъ до головы". Тѣмъ хуже; мнѣ еще труднѣе будетъ убѣжать; да къ тому же, нѣтъ такого плотнаго панцыря, черезъ который не могъ бы проскользнуть проклятый уколъ. "О, такъ тебя будутъ считать трусомъ!" Ладно, только бы мнѣ всегда давали ѣсть. За столомъ, пожалуй, считайте меня за четверыхъ, но когда дѣло идетъ о томъ, чтобы драться, такъ считайте меня за ничто. Если для васъ тотъ свѣтъ привлекателенъ, то для меня и здѣшній воздухъ очень хорошъ. Я вовсе не жажду ни смерти, ни ранъ, и ужъ вы одни изобразите глупца, въ этомъ я васъ увѣряю.
  

ЯВЛЕНІЕ II.-- ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

  

Валеръ.

   Никогда день не казался мнѣ такимъ скучнымъ. Солнце точно забылось на небѣ и такъ медленно подвигается на новой, что мнѣ кажется, это продлится до безконечности и я съ ума сойду.
  

Маскариль.

   Что за нетерпѣніе отправиться въ темнотѣ, чтобы скорѣе натолкнуться на какое-нибудь пагубное препятствіе. Вы видите, что Люцилія упорно отвергаетъ васъ...
  

Валеръ.

   Не разсказывай мнѣ ненужныхъ сказокъ. Ея гнѣвъ причиняетъ мнѣ слишкомъ жестокія муки, и еслибы я даже встрѣтилъ тамъ сто грозящихъ смертью засадъ, я рѣшился или уговорить ее, или покончить съ собой. Это рѣшено.
  

Маскариль.

   Я одобряю эту рѣшимость. Но бѣда въ томъ, сударь, что придется входить тайкомъ.
  

Валеръ.

   И прекрасно.
  

Маскариль.

   А я боюсь помѣшать вамъ.
  

Валеръ.

   Какимъ образомъ?
  

Маскариль.

   Меня терзаетъ страшнѣйшій кашель, постоянные звуки котораго могутъ выдать васъ (кашляетъ); и это ежеминутно... вы видите, какъ я мучаюсь.
  

Валеръ.

   Онъ пройдетъ, прими лакрицы.
  

Маскаркль.

   Я не думаю, сударь, чтобы онъ прошелъ. Я былъ бы счастливъ, если бы могъ не покидать васъ, но мнѣ было бы смертельно обидно, еслибы по моей винѣ что-нибудь случилось съ моимъ дорогимъ господиномъ.
  

ЯВЛЕНІЕ III.-- ВАЛЕРЪ, ЛА-РАПЬЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

  

Ла-Рапьеръ.

   Сударь, я только что узналъ изъ вѣрныхъ рукъ, что Эрастъ очень золъ на васъ, и что Альберъ тоже поговариваетъ о томъ, чтобы обломать руки и ноги вашему Маскарилю за свою дочь.
  

Маскариль.

   Мнѣ? Я не причемъ во всей этой исторіи. Что я сдѣлалъ такого, чтобы мнѣ обламывать руки и ноги? Развѣ я, если можно такъ выразиться, хранитель невинности всѣхъ дѣвушекъ въ городѣ? Развѣ я имѣю какое-нибудь вліяніе на искушеніе? И чѣмъ я, несчастный, виноватъ, если онѣ слѣдуютъ внушеніямъ сердца?
  

Валеръ.

   О, они вовсе не такъ злы, какъ говорятъ! И влюбленный Эрастъ, пылающій благороднымъ гнѣвомъ, не отдѣлается отъ насъ такъ дешево.
  

Ла-Рапьеръ.

   Если вамъ понадобится, моя рука къ вашимъ услугамъ. Вы хорошо знаете, что я добрый товарищъ.
  

Валеръ.

   Весьма вамъ обязанъ, господинъ де-ла-Рапьеръ.
  

Ла-Рапьеръ.

   Я могу предложить вамъ также двухъ своихъ друзей, которые готовы обнажить шпагу противъ перваго встрѣчнаго и на которыхъ вы можете вполнѣ положиться.
  

Маскариль.

   Примите ихъ, сударь.
  

Валеръ.

   Вы слишкомъ предупредительны.
  

Ла-Рапьеръ.

   Намъ могъ бы помочь и маленькій Жиль, еслибы печальное событіе не отняло его у насъ. Какая жалость! Услужливый человѣкъ! Вы знаете, какую штуку сыграло съ нимъ правосудіе; онъ умеръ, какъ Цезарь, и палачъ, ломавшій ему кости, не могъ заставить его сказать двухъ словъ.
  

Валеръ.

   Такого человѣка нельзя не пожалѣть, господинъ де-ла-Рапьеръ; но за ваше предложеніе сопровождать меня благодарю.
  

Ла-Рапьеръ.

   Хорошо; но я васъ предупреждаю, что онъ васъ ищетъ и можетъ сыграть съ вами дурную штуку.
  

Валеръ.

   А я, чтобы вамъ показать, какъ я его боюсь, самъ предложу ему то, чего онъ хочетъ, и пройду по всему городу въ сопровожденіи только одного его.
  

ЯВЛЕНІЕ IV.-- ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

  

Маскариль.

   Зачѣмъ, сударь, вы хотите искушать Бога? Какая смѣлость! Ахъ, вы видите, что намъ угрожаютъ, что со всѣхъ сторонъ...
  

Валеръ.

   На что ты тамъ смотришь?
  

Маскариль.

   Мнѣ точно чуется палка съ этой стороны. Право, если вы вѣрите моему благоразумію, не будемъ больше оставаться на улицѣ; пойдемте и запремтесь.
  

Валеръ.

   Намъ запираться, дрянь! Ты смѣешь предлагать мнѣ поступить какъ трусу? Ну, безъ разговоровъ, маршъ за мной.
  

Маскариль.

   О, дорогой мой сударь баринъ, жизнь такъ сладка! Мы умираемъ только одинъ разъ и такъ надолго!
  

Валеръ.

   Замолчишь ты, или я тебя поколочу! Сюда идетъ Асканій, уйдемъ; надо посмотрѣть, чью сторону онъ самъ приметъ. А пока пойдемъ домой приготовиться къ бою.
  

Маскариль.

   У меня нѣтъ ни малѣйшей охоты. Будь проклята любовь, будь прокляты дѣвушки, которыя жаждутъ отвѣдать ее, а потомъ строятъ изъ себя святыхъ.
  

ЯВЛЕНІЕ V.-- АСКАНІЙ, ФРОЗИНА.

  

Асканій.

   Правда ли это, Фрозина, и не грежу ли я? Ради Бога, разскажите мнѣ все подробно.
  

Фрозина.

   Подождите, вы узнаете всѣ подробности. Подобныя событія обыкновенно пересказываются слишкомъ много разъ, чуть не ежеминутно. Довольно вамъ знать, что, послѣ этого завѣщанія, которое требовало мальчика для исполненія обѣщанія, жена Альбера родила васъ, и что онъ, уже давно рѣшившись, какъ поступить, тайнымъ образомъ сдѣлалъ себѣ сыномъ сына букетчицы Игнесы, а та отдала васъ, какъ будто свою собственную дочь, на воспитаніе моей матери. Когда мѣсяцевъ десять спустя, въ отсутствіе Альбера, смерть похитила этого мальчика, то изъ боязни передъ мужемъ и изъ материнской любви была произведена новая хитрость. Жена его тайкомъ возвратила себѣ свое дитя, вы стали тѣмъ, кто занималъ ваше мѣсто, а смерть этого взятаго въ вашу семью сына была скрыта отъ Альбера смертью его дочери. Вотъ вся тайна вашей участи, которую ваша мнимая мать скрывала до сихъ поръ; она объясняетъ это нѣкоторыми причинами, но можетъ быть были и другія, по которымъ ея интересы были не совсѣмъ вашими. Такимъ образомъ это посѣщеніе, отъ котораго я такъ мало ожидала, послужило на пользу вашей любви болѣе, чѣмъ можно было разсчитывать. Игнеса васъ отпускаетъ, и мы обѣ извѣстили объ этомъ вашего отца, такъ какъ другое ваше дѣло сдѣлало необходимымъ раскрытіе этой тайны; записка жены подтвердила все. Но мы пошли еще дальше, и при нѣкоторомъ счастіи намъ удалось склонить на пользу Альбера и Полидора; мы такъ хорошо примирили ихъ денежные разсчеты, такъ постепенно, чтобы не испортить дѣла, открывали ему эти тайны, словомъ такъ искусно, шагъ за шагомъ, вели его къ примиренію, что теперь онъ съ такой же нѣжностью, какъ и вашъ отецъ, соглашается скрѣпить узы, составляющіе ваше счастіе.
  

Асканій.

   Ахъ, Фрозина, вы мнѣ дарите такое счастіе... Чѣмъ только не обязана я вашимъ счастливымъ заботамъ!
  

Фрозина.

   Вотъ еще что: добрякъ находится въ веселомъ настроеніи и запрещаетъ намъ разсказывать что-бы то ни было его сыну.
  

ЯВЛЕНІЕ VI.-- ПОЛИДОРЪ, АСКАНІЙ, ФРОЗИНА.

  

Полидоръ.

   Приблизьтесь, дочь моя, мнѣ можно теперь назвать васъ такимъ именемъ: я знаю тайну, которую скрывали эти одежды. Вашъ поступокъ, при всей его смѣлости, блещетъ такимъ умомъ и такою прелестью, что я вамъ его прощаю, и считаю счастьемъ, что мой сынъ будетъ предметомъ вашихъ любящихъ заботъ. Вы однѣ, увѣряю васъ, стоите цѣлой вселенной. Но вотъ и онъ; потѣшимся надъ этимъ приключеніемъ. Ступайте, позовите сюда всѣхъ вашихъ.
  

Асканій.

   Повиноваться вамъ будетъ моею первою благодарностью.
  

ЯВЛЕНІЕ VII.-- ПОЛИДОРЪ, ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

  

Маскариль (Валеру).

   Небо часто открываетъ намъ несчастія. Я видѣлъ сегодня во снѣ разсыпанный жемчугъ и битыя яйца; сударь, этотъ сонъ приводитъ меня въ уныніе.
  

Валеръ.

   Трусливая собака!
  

Полидоръ

   Валеръ, готовится поединокъ, въ которомъ тебѣ необходимо будетъ все твое мужество. Ты будешь имѣть передъ собой сильнаго противника.
  

Маскариль.

   И никто, сударь, не трогается съ мѣста, чтобы удержать людей, которые хотятъ убить другъ друга? Я съ своей стороны былъ бы радъ сдѣлать это; но если печальное событіе лишитъ васъ сына, то не обвиняйте хоть меня.
  

Полидоръ.

   Нѣтъ, нѣтъ, въ этомъ случаѣ я самъ настаиваю на томъ, чтобы онъ исполнилъ свой долгъ.
  

Маскариль.

   Извергъ-отецъ!
  

Валеръ.

   Это чувство, отецъ мой, принадлежитъ человѣку съ сердцемъ и я чту васъ за это. Я не могъ не оскорбить васъ, и виноватъ въ томъ, что сдѣлалъ все это безъ вашего согласія; но, какъ ни прогнѣвилъ васъ мой проступокъ, природа всегда беретъ верхъ, и ваша честь, конечно, не желаетъ видѣть меня оробѣвшимъ передъ гнѣвомъ Эраста.
  

Полидоръ.

   Прежде меня дѣйствительно пугали его угрозами; но затѣмъ обстоятельства совершенно измѣнились, и противъ тебя выступитъ болѣе сильный врагъ, отъ котораго ты не можешь бѣжать.
  

Маскариль.

   И нѣтъ никакого пути къ примиренію?
  

Валеръ.

   Мнѣ бѣжать его! Избави Боже! Кто-бы это могъ быть?
  

Полидорь.

   Асканій.
  

Валеръ.

   Асканій?
  

Полидоръ.

   Да, ты его сейчасъ увидишь.
  

Валеръ.

   Онъ, обѣщавшій мнѣ свое содѣйствіе!
  

Полидоръ.

   Да, онъ говоритъ, что имѣетъ дѣло до тебя, и хочетъ, чтобы на полѣ, куда призываетъ васъ честь, бой одинъ на одинъ уничтожилъ вашу обиду.
  

Маскариль.

   Отличный человѣкъ; онъ знаетъ, что благородныя сердца не подвергаютъ изъ-за себя опасности другихъ.
  

Полидоръ.

   Наконецъ, они обвиняютъ тебя въ обманѣ, потребовать удовлетворенія за это вполнѣ разумно; я вполнѣ согласился съ Альберомъ, что ты долженъ дать удовлетвореніе Асканію за эту обиду; но безъ свидѣтелей и безъ всякихъ послабленій, требуемыхъ въ подобныхъ случаяхъ правилами.
  

Валеръ.

   А Люцилія, отецъ мой, черствая душой...
  

Полидоръ.

   Люцилія выходитъ замужъ за Эраста и тоже обвиняетъ тебя, и, чтобы лучше доказать тебѣ несправедливость твоихъ наговоровъ, хочетъ, чтобы бракъ ея совершился на твоихъ собственныхъ главахъ.
  

Валеръ.

   О, это безстыдство бѣситъ меня: такъ она потеряла душу, вѣрность, совѣсть и честь!
  

ЯВЛЕНІЕ VIII.-- АЛЬБЕРЪ, ПОЛИДОРЬ, ЛЮЦИЛІЯ, ЭРАСТЪ, ВАЛЕРЪ, МАСКАРИЛЬ.

  

Альберъ.

   Ну, гдѣ-же бойцы? Нашего ведутъ. Вдохнули вы мужество въ вашего?
  

Валеръ.

   Да, да, я готовъ, меня нечего принуждать; и если бы во мнѣ и были какія-нибудь колебанія, то этому былъ бы причиной остатокъ уваженія, а никакъ не сила руки, которую мнѣ противопоставляютъ; но меня слишкомъ оскорбляютъ, уваженіе мое кончено; я готовъ на все и этотъ въ высшей степени вѣроломный поступокъ вполнѣ заслуживаетъ того, чтобы моя любовь отомстила за себя. (Люциліи). Моя любовь больше не имѣетъ притязаній на васъ: она вся перешла въ пламенный гнѣвъ; и когда я открою вашъ позоръ всему свѣту, вашъ преступный бракъ не будетъ болѣе оскорблять меня. Вашъ поступокъ отвратителенъ, Люцилія: я едва вѣрю своимъ глазамъ, это противно всякой стыдливости и вы должны бы умереть отъ такого позора.
  

Люцилія.

   Ваши слова задѣли бы меня, еслибы не было руки, которая съумѣетъ за меня отомстить. Вотъ идетъ Асканій; онъ безъ труда заставитъ васъ перемѣнить тонъ.
  

ЯВЛЕНІЕ IX.-- АЛЬБЕРЪ, ПОЛИДОРЪ, АСКАНІЙ, ЛЮЦИЛІЯ, ЭРАСТЪ, ВАЛЕРЪ, ФРОЗИНА, МАРИНЕТТА, ГРО-РЕНЕ, МАСКАРИЛЬ.

  

Валеръ.

   Это ему не удастся, если онъ даже присоединитъ къ своей еще двадцать рукъ. Мнѣ жаль, что онъ защищаетъ преступную сестру; но такъ какъ онъ въ заблужденіи желаетъ ссоры со мной, то мы его удовлетворимъ, и васъ, мой храбрый рыцарь, тоже.
  

Эрастъ.

   Я принималъ во всемъ этомъ участіе, но такъ какъ Асканій взялъ дѣло на себя, то я предоставляю теперь все ему.
  

Валеръ.

   Ловко; благоразуміе всегда своевременно. Но...
  

Эрастъ.

   Онъ за всѣхъ съумѣетъ образумить васъ.
  

Валеръ.

   Онъ?
  

Полидоръ.

   Не заблуждайся; ты еще не знаешь, какой необыкновенный юноша Асканій.
  

Альберъ.

   Онъ этого не знаетъ; но тотъ живо покажетъ ему.
  

Валеръ.

   Ну-ка, пускай покажетъ.
  

Маринетта.

   Передъ глазами всѣхъ?
  

Гро-Рене.

   Это было-бы неприлично.
  

Валеръ.

   Надо мной смѣются? Я сломаю голову кому-нибудь изъ насмѣшниковъ! Посмотримъ, въ чемъ дѣло.
  

Асканій.

   Нѣтъ, нѣтъ, я не такой злой, какимъ меня представляютъ; и въ этомъ дѣдѣ, гдѣ мнѣ дорогъ каждый, передъ вами скорѣе обнаружится моя слабость, вы узнаете, что располагающее нами небо не дало мнѣ сердца для борьбы противъ васъ и что оно даетъ вамъ возможность легкою побѣдой окончить жизнь брата Люциліи. Да, не думая кичиться мощью своей руки, Асканій приметъ смерть отъ васъ и умретъ съ радостью, если его неизбѣжная смерть можетъ теперь удовлетворить васъ, давая вамъ въ присутствіи всѣхъ въ супруги ту, которая по справедливости можетъ принадлежать только вамъ.
  

Валеръ.

   Нѣтъ, послѣ ея вѣроломства и безстыдныхъ поступковъ, еслибы весь свѣтъ...
  

Асканій.

   Ахъ, дайте мнѣ сказать, Валеръ, что сердце, отдавшееся вамъ, нельзя обвинить ни въ какомъ преступленіи противъ васъ; пламя его было все время чисто и постоянство неизмѣнно, беру этому въ свидѣтели вашего отца.
  

Полидоръ.

   Да, мой сынъ, довольно смѣяться надъ твоей яростью, я вижу, что пора разъяснить тебѣ твою ошибку. Та, въ которой душа твоя привязана клятвою, скрывается отъ твоихъ глазъ подъ одеждою, которую ты видишь; это переодѣванье, обманувшее столько народу, было съ самыхъ юныхъ лѣтъ ею произведено по денежному разсчету, и съ недавнихъ поръ любовь заставила ее сдѣлать другое, что обмануло тебя и соединило ея фамилію съ нашей. Не гляди на всѣхъ такими глазами. Я серьезно говорю съ тобой. Словомъ, это она, благодаря своей тонкой хитрости, принимала ночью твои обѣты подъ именемъ Люциліи и посѣяла между вами такое сильное недоразумѣніе этимъ непонятнымъ ни для кого поступкомъ. Но теперь Асканій обращается въ Доротею, и ваша любовь должна быть освобождена отъ всякого обмана; пусть же болѣе священныя узы придадутъ крѣпость первымъ.
  

Альберъ.

   Вотъ этотъ необыкновенный поединокъ, который долженъ былъ загладить обиду, причиненную намъ вами, и который не былъ предусмотрѣнъ законами.
  

Полидоръ.

   Такое событіе поразило тебя: но ты напрасно тутъ будешь колебаться.
  

Валеръ.

   Нѣтъ, нѣтъ, я и не думаю защищаться; и если это приключеніе поражаетъ меня, то поражаетъ пріятнымъ образомъ: я чувствую вмѣстѣ изумленіе, любовь и радость; можетъ ли быть, чтобы эти глаза?..
  

Альберъ.

   Эта одежда на ней, дорогой Валеръ, мало подходитъ къ разговорамъ, которые вы можете вести. Надѣнемъ на нее другую и тогда вы узнаете подробности этого приключенія.
  

Валеръ.

   Простите, Люцилія, если я, обманутый...
  

Люцилія.

   Я съ радостью забываю эту обиду.
  

Альберъ.

   Пойдемте, любезности лучше всего говорить дома и мы всѣ будемъ имѣть счастіе говорить ихъ.
  

Эрастъ.

   Говоря это, вы забываете, что здѣсь еще остаются люди для побоища. Моя и его любовь теперь увѣнчана, но кому должна принадлежать Маринетта,-- его Маскарилю, или моему Гро-Рене? Пусть кровь рѣшитъ это дѣло.
  

Маскариль.

   Ну нѣтъ, моей крови отлично живется въ моемъ тѣлѣ; пусть преспокойно женится на ней, мнѣ все равно. Насколько я знаю характеръ Маринетты, бракъ не закрываетъ дверей ухаживаніямъ.
  

Маринетта.

   И ты воображаешь, что я сдѣлаю тебя моимъ любовникомъ? Мужъ еще туда сюда, его берутъ, каковъ онъ есть; тутъ не особенно гонятся за мелочами; но любовникъ долженъ быть на удивленье.
  

Гро-Рене.

   Слушай, когда бракъ соединитъ наши шкуры, я требую, чтобы ты была глуха для всѣхъ молокососовъ.
  

Маскариль.

   Такъ ты думаешь, кумъ, жениться для одного себя?
  

Гро-Рене.

   Само собою разумѣется; я хочу имѣть не легкомысленную жену, или я подыму шумъ.
  

Маскариль.

   О! Боже мой! Ты сдѣлаешь какъ другіе и будешь менѣе требователенъ. Эти господа, столь сердитые и щепетильные до брака, часто вырождаются въ мирныхъ мужей.
  

Маринетта.

   Пойдемъ, муженекъ, не опасайся моей измѣны, любезности пропадутъ для меня напрасно, и я все стану разсказывать тебѣ.
  

Маскариль.

   Прекрасное намѣреніе! Мужъ -- повѣренный!
  

Маринетта.

   Замолчи, пиковый тузъ.
  

Альберъ.

   Пойдемте домой, говорю вамъ въ третій разъ, чтобы на свободѣ продолжать пріятную бесѣду.
  
   1) Въ настоящее время, какъ извѣстно, le dépit amoureux дается на французской сценѣ въ двухъ дѣйствіяхъ, а именно первое дѣйствіе и четвертое, начиная со 2-го явленія. Въ этомъ видѣ для сцены, какъ намъ кажется, лучше бы назвать пьесу "Любовная ссора".
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru