Мюссе Альфред Де
Порциа

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Portia.
    Поэма.
    Перевод Дмитрия Минаева.
    Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", No 8, 1879.

ПОРЦІА.

ПОЭМА
Альфреда де Мюссе.

I.

             Уже заря востокъ румянить стала,
             Когда съ костюмированнаго бала
             Вернулся графъ Луиджи;-- Съ нимъ жена
             Шла подъ руку, блѣдна, утомлена,
             Въ роскошномъ и изысканномъ нарядѣ,
             Разсѣянно откидывая пряди
             Ползущихъ на глаза ея кудрей,
             И броситься въ постель спѣша скорѣй.--
             Стоялъ декабрь, дни дѣлались короче.
             Нерѣдко леденящій вѣтеръ ночи
             Вздувалъ въ каминѣ угли и золу.
             Но графа не манилъ огонь; въ углу
             Слѣдилъ мужъ за графиней. Колебалась
             Мысль страшная въ умѣ его, казалось,
             Графъ начиналъ старѣть.-- Ужь съ раннихъ лѣтъ
             Его черты страстей носили слѣдъ
             И быстро измѣнились раньше срока.
             Онъ -- флорентинецъ; общаго порока
             Не избѣжавъ и рано развращенъ,
             Былъ съ молоду, какъ говорится, онъ
             Искатель всякихъ сильныхъ ощущеній.
             Но скоро страсть и жажду приключеній
             Смѣнила скука; видя, что года'
             Проходятъ, онъ подумалъ, и тогда
             Жениться поспѣшилъ. Скрывать къ чему же?
             Его жена нашла ревнивца въ мужѣ.--
             Кто не ревнивъ въ испорченный нашъ вѣкъ,
             Тотъ на землѣ живетъ, какъ человѣкъ,
             Безъ лампы спящій: чувствуетъ онъ муку
             Удара нанесеннаго, но руку
             Нанесшаго ударъ не видитъ.
                                                     Графъ
             Открыто жилъ, но у него былъ нравъ
             Крутой: того убилъ бы онъ и тѣло
             Въ Тибръ бросилъ, кто дерзнулъ бы только смѣло
             Коснуться до жены его, и, разъ
             Рѣшившись мстить, ни на единый часъ
             Навѣрно онъ не отложилъ бы мщенья.
             Онъ получилъ отъ папы отпущенье,
             Какъ шла молва, во всѣхъ такихъ грѣхахъ.--
             Кто*жъ въ Римѣ могъ, забывши всякій страхъ,
             Подумать оскорбить его?-- жена же,
             (Ей нё было шестнадцати лѣтъ даже,
             Когда на ней жениться вздумалъ онъ) --
             Богата, избалована съ пеленъ,
             Лишь дружбу испытавъ и ей послушна,
             Къ супругу относилась равнодушно,
             Но, ставя равнодушье ей въ вину,
             Въ невѣрности подобную жену
             Кто могъ подозрѣвать?
                                           Свое молчанье
             Нарушивши, графъ сдѣлалъ замѣчанье:
             --"Ты, Порція, устала и почти
             Заснула даже, стоя"...-- "Ахъ, прости,
             Оноріо, меня ты, ради Бога!
             Я нынче танцовала слишкомъ много
             И словно вся разбита".-- "Кто былъ тамъ,
             Одѣтый въ черный плащъ и, по лѣтамъ,
             По виду молодой еще? Онъ въ Римѣ
             Не болѣе двухъ дней, но уже ими
             Воспользоваться, кажется, успѣлъ".
             И на жену графъ зорко посмотрѣлъ.
             -- "О комъ ты говоришь, мой другъ?" -- "Не знаешь?
             За ужиномъ, когда припоминаешь,
             Стоялъ, какъ разъ, онъ за твоимъ плечомъ.
             Казалось мнѣ, шептались вы -- о чемъ?
             Кто онъ такой?" -- "Но это мнѣ извѣстно
             Не больше, чѣмъ тебѣ, къ тому-жъ -- не интересно".
             -- "Не правда ли, красивъ онъ? Объ закладъ
             Побьюсь, замѣтилъ графъ: -- что онъ наврядъ,
             Какъ ты, теперь печаленъ".-- "Можетъ статься!
             Однако, но могу не удивляться --
             Зачѣмъ о немъ ты вздумалъ говорить?"
             --"А я дивлюсь не меньше, можетъ быть,
             Тому, что ты молчишь о немъ упорно,
             Лишь а заговорю... Прошу покорно,
             Вести подобный странный заговоръ!..
             А все-таки безъ смѣха до сихъ поръ
             Про черный плащъ подумать не могу я:
             Меня развлекъ онъ, сильно интригуя..."
             --"Мой другъ, сказала Порціа:-- пора!
             Нельзя-жъ не спать до самаго утрй.
             Что-жъ медлишь ты? Иди ко мнѣ..." -- "О, Боже!
             И спать, и раздѣваться для чегоже,
             Когда, какъ день, ночь поздняя блѣдна?
             Желаешь -- спи, но у меня нѣтъ сна".
   
             --"Какъ, я одна останусь? Не желая
             Сердить васъ, чѣмъ васъ прогнѣвить могла я?"
   
             Луиджи къ ней приблизился. Слегка
             Была ея откинута рука
             И свѣсилась съ постели... Не однажды
             Вы видѣли, конечно, какъ отъ жажды
             Льнутъ къ чашѣ пересохшія уста,
             Такъ и рука откинутая та
             Манила, и на ней среди молчанья
             Напечатлѣлось жгучее лобзанье
             И слышался дрожащій шепотъ: "Нѣтъ,
             Не знаешь ты и знать тебѣ не слѣдъ,
             Венеціанка юная, какъ губитъ,
             Какъ жадно пожираетъ все, что любитъ,
             И насъ самихъ, тотъ флорентинскій адъ,
             Который ждетъ лишь слова, чтобы въ адъ
             Жизнь обратить; одна его забота,
             Чтобъ высушить, какъ грязное болото,
             Все то, что въ насъ священнѣйшаго есть,
             Что дорого такъ намъ -- любовь и честь.
             Вотъ зло, зло неизбѣжно-роковое,
             Ужасное: въ себя всосалъ его я
             Изъ материнской груди съ молокомъ
             И сдѣлался безумцемъ".-- "О какомъ
             Злѣ говоришь ты?" Порціа спросила.
   
             --"О ревности, о тѣхъ, чью жизнь губила
             Она не разъ"...-- "Владычица!.. Меня
             Ревнуешь ты, хоть въ чемъ-нибудь виня?"
   
             --"Ревную васъ, синьора? Но за что же?
             То на меня нисколько не похоже.
             Кто вамъ сказалъ, что я ревнивъ? Ни чуть!..
             Теперь вы мирно можете заснуть".
   
             Онъ тихими шагами удалился
             И мрачно на балконъ облокотился.
             (Почти потухла на небѣ луна)
             И графъ Луиджи видѣлъ, какъ жена,
             Отдавшись сну, глаза свои закрыла.
   
             Какая-то таинственная сила
             Скрывается въ ночахъ, когда цвѣты
             И женщины въ сіяньи красоты
             Становятся прекраснѣй, и дыханье
             Ихъ разливаетъ вкругъ благоуханье.
             Вотъ почему въ безмолвной тишинѣ
             Любуясь милой женщиной, во снѣ
             Закрывшей очи, чистой, безмятежной,
             Графъ чувствовалъ какой-то трепетъ нѣжный
             И сознавалъ, что близь нея въ тиши
             Смиряется боль острая души.--
             Кому же вѣрить, Боже? Если лживо
             Все то, что цѣломудренно-красиво
             По виду, чтобъ избавиться отъ чаръ
             Любви, должны мы нанести ударъ
             Смертельный въ грудь любимаго созданья,
             Съ себя стряхнувъ глазъ милыхъ обаянье.
   
             Хоть было въ небесахъ почти свѣтло,
             Склонивъ подъ лампой блѣдное чело,
             Стоялъ въ своей античной мрачной валѣ
             Тосканецъ. Вдругъ внизу услышалъ онъ
             Звукъ голосовъ, потомъ гитары звонъ.
             Нагнувшись у балкона чрезъ перила,
             Увидѣлъ онъ -- ихъ ясно видно было --
             Двухъ гитаристовъ; первый не знакомъ
             Ему былъ совершенно, но въ другомъ
             Узналъ онъ черный плащъ -- свое дыханье
             Задерживая, ждалъ, но ожиданье
             Ни чѣмъ не оправдалось. Лишь кинжалъ
             Онъ пробовалъ и полуобнажалъ,
             Какъ вѣрнаго товарища, съ которымъ
             Онъ отъ врага не убѣжитъ съ позоромъ.
   
             Все было тихо. Ясно разсмотрѣвъ
             Соперника, свой подавивши гнѣвъ
             И притворивъ открытое окошко,
             Прокрался въ спальню тихо онъ, какъ кошка:
             Луиджи показалось, что жена
             На ложѣ шевельнулась -- но она,
             Недвижная, спала, закрывши очи,
             Прекрасна днемъ, какъ и подъ кровомъ ночи
             И легъ въ постель неугомонный графъ,
             Вечернюю молитву прошептавъ.
   
             Кто знаетъ флорентинцевъ, изучилъ ихъ,
             Кто знаетъ кровь, текущую въ ихъ жилахъ,
             Тотъ вѣрно не забудетъ никогда,
             Что ненависть людей тѣхъ и вражда --
             Не исполинъ могучій, а трусиха
             И злая отравительница, тихо
             На корточкахъ сидящая, въ грязи,
             Слѣдящая за жертвой не вблизи,
             Но издали, безгласная, хромая,
             Которая, всѣ мѣры принимая,
             Чтобъ жертвъ своихъ изъ рукъ не упустить,
             Готова ихъ два раза отравить.,
   

II.

             Храмъ опустѣлъ, во тьмѣ предъ образами
             Горѣли свѣчи трепетно во храмѣ,
             Когда порогъ его переступилъ
             Красивый чужестранецъ. Не спѣшилъ,
             Откинувши рукою плащъ свой черный,
             Онъ почерпнуть святой воды въ просторной
             Той церкви, и благоговѣнья онъ
             Не чувствовалъ среди ея колоннъ.--
             Два, три монаха въ сумракѣ молились; *
             Молчалъ ихъ хоръ, затихъ органъ -- струилось
             Сіянье умирающихъ лампадъ
             Подъ сводами и въ глубинѣ аркадъ,
             Гдѣ вторило шагамъ звучащимъ эхо...
             О, тихія обители, утѣха
             Скорбящихъ душъ, кто, кто не знаетъ васъ?
             Кто въ трепетѣ не поднимаетъ глазъ
             Въ куреніи душистомъ ѳиміама
             Подъ куполомъ таинственнаго храма?
   
             Однако, посреди священныхъ стѣнъ
             Пришелецъ не склонялъ своихъ колѣнъ,
             Чего-то ждалъ, настороживши ухо.
             -- Часъ пробилъ.-- Подошла къ нему старуха
             Дрожащая: отъ старости она
             Дрожала, иль отъ стужи. (Холодна
             Ночь въ январѣ).-- " Пора, бѣгутъ мгновенья,
             Сказалъ онъ ей:-- чу! слышишь-ли ты пѣнье
             Ночного пѣтуха? Уже блѣднѣетъ мракъ.
             Веди меня". Старуха, сдѣлавъ знакъ,
             Отвѣтила: "Вотъ ключъ; идите прямо
             Къ оградѣ, гдѣ васъ ждутъ ужё..." Изъ храма
             Онъ вышелъ; затворилась тихо дверь.
             --"Да сохранитъ Господь его теперь!"
             Шепнула и приблизилась къ налою
             Старуха.
                       Въ часъ, когда, ночною мглою
             Закутанный, весь городъ спитъ, куда
             Ты, юноша, бѣжишь, какъ конь, узда
             Котораго покрыта пѣной? Льется
             Струями потъ, кинжалъ твой съ боку бьется.
             Куда спѣшишь во тьмѣ? Въ ней и врага
             Не разгладишь -- хоть вѣрный твой слуга,
             Тебя по перьямъ шляпы узнавая
             Издалека, бѣжитъ не отставая.
             Пусть помогаетъ Богъ тебѣ, когда
             Въ глухую ночь любовь, а не вражда,
             Тебя зоветъ... Любовь все превозможетъ,
             И счастливъ дважды тотъ изъ насъ, кто можетъ
             У милыхъ ногъ стереть съ лица свой потъ!..
             Она преграды ставитъ намъ такія,
             Что будь въ насъ даже силы не людскія
             Титана силы, но въ виду преградъ
             Бросаемся невольно мы назадъ;
             Порой, въ минуту даже обладанья,
             Блѣднѣетъ передъ счастіемъ желанье,
             Какъ передъ солнцемъ дальняя звѣзда,
             И небеса походятъ иногда
             На душу, душу смертнаго созданья:
             Есть сфера, гдѣ орелъ свое, дыханье
             Теряетъ, гдѣ кружится голова,
             Гдѣ воздухъ, прикоснувшись къ намъ едва,
             Палитъ огнемъ, гдѣ небо мертвымъ стало,
             Гдѣ смерть людей я божества начало".
   
             Зашла луна. Сгустился мракъ ночной,
             Въ выси звѣзды не видно ни одной.
             Погасла даже лампа вдругъ.-- " Я снова
             Ее зажгу". И Порціа, готова
             Раздуть огонь, къ камину подошла.--
             Еще полуугасшая зола
             Подъ пепломъ искры пламени таяла)
             Когда-жъ вновь лампа спальню освѣтила,
             То Порціа воскликнула: "Творецъ,
             Насъ трое здѣсь!.." -- "Да, трое", и дворецъ
             Тотъ голосъ повторилъ вдали но сводамъ.
             Какъ статуя старинная, предъ входомъ,
             Недвижный, въ плащъ закутанный, стоялъ
             Оноріо предъ ними.-- Какъ узналъ
             Онъ о свиданьи, сна себя лишая?
             Давно-ль подкрался, мщенье предвкушая?
             Однако, онъ спокоенъ былъ; клинка
             Не обнажала твердая рука,
             И не сверкали ненавистью очи;
             Но волосы его, чернѣе ночи
             Осенней еще бывшіе вчера,
             Покрылись точно пылью серебра:
             Онъ посѣдѣлъ въ два-три часа нежданно"
             При трепетномъ сіяньи лампы странно
             Смотрѣлъ тотъ преждевременный старикъ
             Съ сѣдымъ челомъ.-- "Ты помнишь ли тотъ мигъ,
             Женѣ сказалъ онъ, голосъ умѣряя: --
             Когда отецъ твой старый умирая,
             Взявъ руки наши, ихъ соединилъ?
             Твоей рукй тогда я не ловилъ:
             Ее могла отнять ты безъ отвѣта...
             Къ чему-жъ такъ поздно сдѣлала ты это?"
   
             Но Дальти встрепенулся.-- "Прочь, старимъ!
             Я уступать такъ скоро не привыкъ.
             Нужна вамъ эта женщина? Къ защитѣ!
             Жизнь у меня сперва вы отнимите...
             Нѣтъ выбора другого: вы, иль я..."
   
             -- "Я жду!" и два сверкнули лезвія.--
             Трепещущая Порціа съ мольбою
             У могъ ихъ тщетно ползала... "Съ судьбою
             Бороться невозможно: роковой
             Часъ прозвучалъ надъ нашей головой
             И -- кто ему противиться рѣшится?
             Коль гробъ насъ ждетъ, то нужно въ гробъ ложиться".
   
             Графъ вскрикнулъ, пораженный, и упалъ.
   
             -- "Идемъ же!" Дальти Порціи сказалъ,
             Она-жъ была недвижна и безмолвна.
             Тогда одной рукою хладнокровно
             Онъ поднялъ трупъ и, охвативъ другой
             Любовницу, онъ съ ношей дорогой
             Изъ вѣнка удалился торопливо --
             Куда?-- Богъ вѣсть!-- то скрыла ночь ревниво.
   

III.

             Въ Венеціи былъ часъ -- часъ серенадъ,
             Когда подъ сводомъ сумрачныхъ аркадъ
             Заря играть съ весенней ночью стала.
             Въ тѣни дворцовъ ничто не нарушало
             Безмолвнаго величія святыхъ
             Подъ мраморными портиками. Стихъ
             Уснувшій городъ и, дремоты полны,
             Къ ступенямъ, какъ рабыни, льнули волны.
             И въ этотъ часъ, скользнувъ черезъ проходъ,
             На зеркалѣ недвижныхъ, сонныхъ водъ,
             Волнами убаюканная кротко,
             Безъ паруса, съ гребцомъ явилась лодка,
             И колебался флагъ ея слегка
             Подъ нѣжнымъ поцѣлуемъ вѣтерка.
             Заря блѣднѣла, въ небѣ умирая,
             Когда гребецъ, на весла напирая,
             Покой волны дремавшей колебалъ.
             Все дальше, дальше берегъ убѣгалъ
             Отъ Дальти, и Венеція, казалось,
             Все глубже, глубже въ море погружалась
             И горизонтъ открытымъ, наконецъ,
             Остался назади; тогда пловецъ
             Приподнялъ вёсла, и недвижно шлюпка
             Остановилась, точно какъ голубка
             Въ своемъ полетѣ быстромъ.-- "Началъ дуть
             Попутный вѣтеръ... Спой же что-нибудь
             Мнѣ, Порціа... Желаешь?"
                                           Вѣроятно,
             Что во дворцѣ Луиджи даже пятна
             Кровавыя не стерлись и ихъ смыть
             Съ порога не успѣли; можетъ быть,
             Для скорбнаго обряда погребенья
             Пока идутъ одни приготовленья,
             И въ траурѣ своихъ широкихъ рясъ,
             Какъ кипарисы черные, склонясь
             Надъ мертвецомъ, еще поютъ монахи;
             Быть можетъ, наканунѣ только, въ страхѣ,
             Былъ поднятъ графа трупъ на мостовой,
             И пса его надъ нимъ былъ слышенъ вой;
             Но Дальти пожелалъ -- и арфу въ руки
             Красавица взяла, и пѣсни звуки,
             Ласкающіе душу, понеслись
             И съ музыкой поющихъ волнъ слились:
   
             "Кто изъ людей увѣренъ, что съ лѣтами
             Его воспоминанія съ мечтами,
             Какъ вѣчные цвѣты, не облетятъ
             И сохранятъ свой блескъ и ароматъ?
             Что на землѣ людскія наши слезы?
             Онѣ -- роса. Ихъ развѣваютъ грозы,
             Ихъ сушитъ вѣтеръ, солнце ихъ сосетъ,
             Затѣмъ, какъ сонъ, забвенье настаетъ".
   
             Съ челомъ поникшимъ, съ думою во взорѣ*
             То на свою подругу, то на море
             Смотрѣлъ гребецъ безмолвно, словно онъ
             Сомнѣньемъ тайнымъ былъ отягощенъ,
             И, наконецъ, сказалъ: -- "Что ты хотѣла,
             То, Порціа, ты сдѣлала. Мнѣ смѣло
             Отвѣть теперь: не каешься ли ты?"
             -- "Я -- въ чемъ?" -- "Что ты, въ расцвѣтѣ красоты,
             Чтобъ, слѣдовать за мною, отказалась
             Отъ роскоши, отъ общества, разсталась
             Съ прошедшимъ, съ добрымъ именемъ (гребецъ
             Нахмурился) и съ мужемъ, наконецъ".
             --"Все бросила я для тебя, чего же
             Раскаиваться мнѣ?
                                 -- "Великій Боже!
             На это существо, воскликнулъ онъ: --
             Ты посмотри: для счастья сотворенъ,
             Цвѣтокъ роскошный этотъ распустился
             Подъ чуднымъ небомъ, гдѣ онъ и родился.
             Такъ отъ того-ль завянуть долженъ онъ,
             Что былъ однажды ночью оскверненъ
             Нечистыхъ рукъ моихъ прикосновеньемъ!..
             Да, ты моя! онъ продолжалъ съ волненьемъ: --
             Отдавшись мнѣ, любовью ты горда,
             Но, Порціа, ужели никогда
             Мысль въ голову тебѣ не приходила:
             Узнать -- кто я?"
                                 -- "Мнѣ, милый, ясно было,
             Что ты богатъ и истинный синьоръ;
             Всѣ льстятъ, съ тобой вступая въ разговоръ..."
             -- "Встрѣчала-ль ты, въ вечерній часъ прогулки,
             Подъ арками иль въ узкомъ переулкѣ,
             Раскрашенныхъ тѣхъ женщинъ, что влачатъ
             Въ грязи свой пышно-нищенскій нарядъ?
             Ихъ плохо кормитъ общее презрѣнье...
             Измученныя эти привидѣнья
             Съ отчаянья къ прохожимъ пристаютъ
             И поцѣлуй голодный продаютъ.
             Горька ихъ участь. Ты не отрицаешь --
             Не правда ли? Моя судьба такая-жъ".
   
             -- "Такая же судьба? Не можетъ быть!
             Не хорошо, такъ даже и шутить".
             -- "Постой, отвѣтилъ онъ:-- чтобъ ни случилось,
             Узнать должна ты правду, хоть же снилась
             Она тебѣ. Сынъ рыбака я".
                                                     -- "Какъ?
             Сынъ рыбака ты, Дальти? ты -- рыбакъ?
             О, если это -- истина, мой милый,
             Мадонна, защити насъ и помилуй!.."
   
             -- "Да, это правда. Выслушай меня.
             Отецъ мой былъ рыбакъ. Не помню дна,
             Когда скончался онъ и мнѣ въ наслѣдство
             Оставилъ эту лодку. Скоро дѣтство
             Мое прошло и, схоронивъ отца,
             Сталъ добывать я хлѣбъ въ поту лица.
             Меня зовутъ -- узнай, по крайней мѣрѣ,
             Теперь ты -- Даніэлемъ Цоппіери.
             Какъ мой отецъ, а самъ сталъ рыбакомъ,
             Его трудомъ питался, незнакомъ
             Съ иной судьбой, и знало только море,
             Какъ много слезъ отчаянья и горя
             Съ его струями часто я сливалъ.
             Жилъ, впрочемъ, я спокойно; ѣлъ и спалъ,
             Гдѣ Богъ пошлетъ, и моремъ любовался.
             Къ тому-жъ отецъ -- онъ гордъ былъ постарался
             Занять мой умъ ученьемъ; я любилъ
             Бывать въ церквахъ, я бойко говорилъ,
             Какъ истинный тосканецъ -- и тогда-то
             Венецію, пріютъ, вертепъ разврата,
             Узналъ я.
                       Разъ, уже на склонѣ дня,
             Взялъ для прогулки лодку у меня
             Одинъ синьоръ, Микель Джіанинетто,
             Съ любовницей своей прекрасной. (Это
             Была, предполагаю, Мюранезъ.)
             Насъ море бурей встрѣтило; съ небесъ
             Сошла гроза, громъ грянулъ, и синьора,
             Какъ дѣвочка испуганная, скоро
             Къ моей груди прижалась... Знаешь ты
             Исторію ея, конечно... Красоты
             Подобной я не видывалъ въ тѣ годы
             И потерялъ свой сонъ съ той непогоды."
   
             Онъ замолчалъ, но Порціа, спѣша
             Все знать, ждала разсказа, чуть дыша,
             И снова продолжалъ рыбакъ бездомны!:
   
             -- "Тебя узналъ я, городъ вѣроломный,
             Съ твоею родовою красотой!
             Венеція! Дышалъ а въ сферѣ той
             Изнѣженной, но темной, какъ могила,
             Въ той сферѣ, что дыханьемъ заразила
             Италію... Я зналъ твоихъ вельможъ
             Разслабленныхъ, пустую молодежь,
             Развратниковъ бездушныхъ, лицемѣрныхъ,
             Я зналъ твоихъ дворянъ высокомѣрныхъ,
             Которыхъ трупы даже берегутъ
             И въ пышныя гробницы ихъ кладутъ...
             Я-жъ былъ рыбакъ и долженъ быть имъ вѣчно...
             И если душу, изрѣдка, конечно,
             Въ театрѣ отводить случалось мнѣ,
             Домой а возвращался весь въ огнѣ
             Отъ злобы и отчаянья... Забвенья
             Искалъ я въ книгахъ, ждалъ, что опьяненье
             Любви пройдетъ... Такъ, внутренней борьбой
             Измученный, я встрѣтился съ тобой
             И -- продалъ лодку старую и сѣти,
             Послѣднее, единственное въ свѣтѣ
             Имущество свое, и -- убѣжалъ
             Куда?-- не знаю... Скоро я усталъ
             И сѣлъ на камень, мрачный, утомленный,
             Попавъ на перекрестокъ отдаленный.,
             Тамъ, озираясь медленно вокругъ,
             Близь площади Святаго Марка вдругъ
             Случайно я замѣтилъ домъ игорный.
             Бѣгу туда и все, что мнѣ на черный
             Годилось день, кладу на столъ и жду,
             Жду стоя, какъ въ горячешномъ бреду.
             Мнѣ повезло и, выигравъ сначала,
             Я вновь игралъ -- судьба мнѣ помогала,
             Меня осыпалъ дождикъ золотой...
             Но вспоминать-ли, Порціа, о той
             Ужасной ночи? Жилъ, перегорая,
             Всю эту ночь до самаго утра я;
             Меня какъ будто къ мѣсту приковалъ
             Неодолимый демонъ; я игралъ,
             И груды благороднаго металла
             Сама судьба, казалось, мнѣ метала
             И впереди сулила чудеса.
             При каждомъ новомъ взмахѣ колеса
             Я сознавалъ, что близко било море,
             Готовое всегда въ своемъ просторѣ
             Принять, похоронить меня... Но вотъ:
             Банкъ сорванъ! объявилъ мнѣ банкомётъ.
             За мною всѣ слѣдили жаднымъ взоромъ:
             Я выигралъ богатство, о которомъ
             Не смѣлъ мечтать: купить а могъ дворецъ,
             Гаремъ изъ куртизанокъ. Наконецъ,
             Я вышелъ.-- Подъ чинарами, гдѣ прежде
             Мы встрѣтились, три дня потомъ, въ надеждѣ
             Тебя увидѣть снова, я стерегъ.
             Все остальное знаешь ты".
                                           -- "Мой Богъ!
             Съ улыбкой дѣтской Порціа сказала: --
             И это все тебя такъ волновало?
             Что ты -- не дворянинъ? Но, ставши имъ
             Ужель ты мной сильнѣй-бы былъ любимъ?"
             -- "Не предавайтесь дѣтской этой вѣрѣ:
             Жена вы Даніэля Цоппіери
             И только."
                       -- "Только?"
                                           -- "Знайте же все зло:
             Мое богатство скрылось, какъ пришло,
             Мнѣ измѣнило счастье, улетая:
             Вчера, въ послѣдній разъ судьбу пытая,
             Все проигралъ а въ вечеръ роковой,
             Все, что имѣлъ, и даже замокъ свой.
             Осталась только лодка эта, снова
             Давно уже мной купленная... Ново
             Для васъ все это, Порціа? Меня
             Браните, проклинайте, но, храня,
             Клянусь вамъ, безотвѣтное молчанье,
             Я не скажу вамъ слова въ оправданье.
             Зачѣмъ я васъ увлекъ, связалъ съ собой,
             Съ своей проклятой, горькою судьбой --
             Не спрашивайте, нѣтъ, по безъ укора
             Меня вы бросить можете, синьора,
             Сейчасъ же. Выбирайте."
                                           Съ раннихъ лѣтъ
             Кругомъ любовь встрѣчая и привѣтъ,
             Вихрь удовольствій Порціа любила,
             И роскоши чарующая сила,
             Балуя прихотливыя мечты,
             Ей не давала видѣть нищеты.
             Ея отецъ, синьоръ богатый, знатный,
             Хоть и скупой, дочь обожалъ, съ понятной,
             Простительною гордостью отца
             Смотря, какъ въ высшемъ свѣтѣ, безъ ненца
             Все поклонялось ей, все улыбалось.
             Самъ мужъ ея Ожоріо, казалось,
             Лишь передъ ней, да Богомъ только могъ
             Колѣна преклонять.
   
                                           Пока у ногъ
             Возлюбленной, смущалъ ее разсказомъ
             Сынъ рыбака, она, притихнувъ ревомъ,
             Смотрѣла въ даль необозримыхъ водъ.
             Ни облачка на небѣ; лишь съ высотъ
             Звѣзда въ недвижномъ морѣ отражалась
             И словно въ немъ собою любовалась.
             Какъ та звѣзда, блѣдна была, грустна
             Графина.-- Колебалась-ли она?--
             Не знаю я; но вскорѣ, какъ усталый,
             Изнѣженный цвѣтокъ полуувялый,
             Съ покорностью безсилья и тоски
             Къ землѣ свои склонившій лепестки,
             Она головку тихо повернула
             И, вся въ слезахъ, къ любовнику прильнула.
             -- "Подумайте-же, онъ сказалъ тогда:--
             Что и теперь, и многіе года
             Все буду рыбакомъ а, что мы оба
             Состаримся, что, можетъ быть, до гроба
             Мнѣ ближе..."
   
                                 -- "Насъ Творецъ соединить,
             Она шептала:-- ангелъ прилетитъ
             И вмѣстѣ насъ возьметъ изъ этой сферы..."
             Рыбакъ молчалъ -- въ немъ_не было той вѣры.
                                                                         Дмитрій Минаевъ

"Отечественныя Записки", No 8, 1879

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru