Мисснер Вильгельм
Не убий...

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Перевод Софии Лорие.
    Текст издания: журнал "Русская Мысль", кн. VII, 1908.

   

ВИЛЬГЕЛЬМЪ МИССНЕРЪ.

(Изъ книги "Незадачники").

Не убій...

   Случалось ли вамъ ударять палкой въ лѣсу по деревьямъ, чтобы узнать, здоровыя они или гнилыя? Тогда вы поймете, что и новобранецъ Эрикъ Трауготъ, изъ Шмидефельда въ Тюрингіи, любилъ бить тесакомъ по соснамъ на стрѣльбищномъ полѣ. Онъ зналъ, что не всѣ сосны звучатъ одинаково, когда по нимъ ударяешь: у молодой сосны отголосокъ удара слышится изъ нутра, а у старыхъ деревьевъ только изъ-подъ коры.
   Онъ ждалъ, пока его позовутъ на стрѣльбу, и думалъ о своей родной сторонѣ; онъ вспоминалъ сосну на холмѣ и ольху въ лощинѣ и находилъ, что дома лучше, особенно теперь, когда земля раскрывается и всѣ растенія жадно пускаютъ корни въ нее, чтобы извлечь лучшіе соки. Можетъ быть, онъ не сумѣлъ бы облечь свою мысль въ такія слова, но сущность ея была такова, была глубокой тоскою по родимымъ полямъ.
   -- Что это вы обращаетесь съ королевскимъ добромъ, какъ съ навозными вилами!? Подъ арестъ захотѣлъ?! Вѣдь что воображаетъ! Ты видно забылъ, братъ, что здѣсь ты солдатъ!?
   Эрикъ и безъ того былъ проникнутъ этимъ сознаніемъ. Въ концѣ-концовъ онъ только и думалъ: "Здѣсь ты солдатъ!" Тяжелая мысль! Быть солдатомъ, значило воевать, а этого онъ не умѣлъ. Онъ отлично помнилъ, что въ дѣтствѣ постоянно спрашивалъ у матери: "Неправда ли, мама, я уже былъ разъ солдатомъ, когда я былъ еще взрослымъ? Вѣдь теперь мнѣ не надо больше служить?"
   "Когда онъ былъ еще взрослымъ!" -- А потомъ онъ умеръ, и свой солдатскій долгъ онъ этимъ исполнилъ навѣки!
   Съ годами это становилось для него все яснѣе: онъ помнилъ, какъ шелъ на войну въ гренадерской медвѣжьей шапкѣ, на спинѣ -- ранецъ. Лѣто прошло, и на осень всѣ ждали богатой жатвы. Онъ помнилъ, что они дошли до большого города; но войти въ него не могли, потому что въ немъ были враги. Имъ пришлось ночью стать въ полѣ на бивакъ, а ночи были холодныя, туманъ пронизывалъ до костей.
   Со всѣхъ сторонъ къ нимъ рядами тянулись солдаты. Когда набрали достаточно жертвъ, началось великое избіеніе... Они выступили въ бой на зарѣ, рано утромъ, когда хочется слушать первое пѣніе птицъ. Всѣхъ снабдили боевыми патронами. Въ это утро даже мокрая солома, на которой они спали, казалась милѣй и дороже материнской любви: вѣдь это было, вѣроятно, ихъ послѣднимъ ночлегомъ.-- Они медленно подвигались впередъ; лошадиный топотъ слышался впереди и за ними.
   Вдругъ всѣ побѣжали по направленію къ городу и къ деревнямъ. Со страшнымъ шумомъ поднимались надъ ними огненныя змѣи, обдавая врага своимъ смертоноснымъ дыханіемъ...
   И теперь, стоя на стрѣльбищномъ полѣ, Эрикъ въ воображеніи опять переживалъ весь ужасъ войны. Его худое лицо застыло и глаза широко раскрылись. Лѣсистая степь показалась ему чужой и торжественно-строгой,-- будто обреченной упиться человѣческой кровью, какъ тѣ нивы, о которыхъ онъ вспоминалъ. Дѣйствительность слилась въ немъ съ видѣніемъ...
   Унтеръ-офицеръ, только что кричавшій на него такъ зычно, будто командовалъ цѣлымъ полкомъ, теперь стоялъ поодаль съ товарищемъ; они, смѣясь, говорили о знакомыхъ дѣвушкахъ и тайкомъ тянули водку изъ фляжекъ, громко говоря, что пьютъ кофе.
   Солдаты смѣялись, и одинъ смѣльчакъ даже позволилъ себѣ подшутить надъ начальствомъ; "начальство" приняло шутку отечески-строго.
   Что же это такое? Гдѣ же правда? Или унтеръ-офицеръ давеча не ругалъ его такими злыми словами,-- можетъ быть, ему только такъ показалось, можетъ быть, онъ принялъ за брань ударъ тесака по соснѣ; или унтеръ-офицеръ здѣсь дѣйствительно представитель короля, имѣющій право послать его на смерть. Но это не вяжется съ фляжкой! Лучше всего положиться на внутренній голосъ, говорящій, что онъ уже умеръ одинъ разъ за отечество и этимъ навсегда отдалъ ему свою дань. Доброму солдату не слѣдуетъ думать такъ много,-- говорилъ себѣ Эрикъ.
   Онъ вспомнилъ брата, никогда не сомнѣвающагося въ собственной силѣ. Онъ дрался съ извѣстными силачами; ему было все равно,-- побѣждать или быть побѣжденнымъ,-- только бы драться; драка была его любимымъ занятіемъ. Эрикъ же весь дрожалъ, когда его вызывали на бой; онъ ежился, боялся ударить, всегда считалъ себя слабѣе противника. Но когда на него нападали, онъ съ такимъ отчаяніемъ боролся, что всегда побѣждалъ.
   Во время такихъ дракъ его опять охватывалъ ужасъ смерти; онъ ясно видѣлъ себя въ крови, лежащимъ на полѣ сраженія,-- и послѣ цѣлыми днями ходилъ подъ гнетомъ этихъ воспоминаній. То было широкое поле, размокшее послѣ дождя. Рота развернулась въ стрѣлковую цѣпь, потому что шла по холмистымъ мѣстамъ, и нельзя было знать, не заняты ли высоты врагами. Шумъ отъ поднявшейся бури разсѣивалъ грохотъ орудій; то онъ казался близкимъ, то опять отдалялся.
   Справа лежала деревня, изъ-за которой дрались. Товарищи бросались впередъ и снова ложились, чтобы стрѣлять. Каждый разъ, когда поднималась колонна, въ ней оставалось все меньше людей; одни падали внизъ головой, другіе вдругъ содрогались и съ трудомъ старались дотащиться за линію огня.
   Кто это? Не баварецъ ли, съ которымъ Эрикъ познакомился наканунѣ? Онъ бѣжалъ, поднявъ плечи, наклонившись впередъ, опустивъ голову почти до земли. Вдругъ онъ сталъ на одной только ногѣ,-- другая какъ-то странно болталась. Все его туловище забилось, будто боролось съ невидимой силой; онъ вытянулся, голову закинулъ назадъ и, какъ пластъ, упалъ на землю. Рота поплелась дальше.
   -- Не смотрѣть въ ту сторону,-- закричалъ на него офицеръ.
   На полѣ происходило движеніе.
   Что-то зашуршало; казалось, что шипящія змѣи ползли по землѣ. Но никто, кромѣ Эрика, этого не видѣлъ. Или всѣ, подобно ему, онѣмѣли отъ страха? Онъ машинально шелъ дальше, вспоминая баварца, не вѣрившаго въ смерть.
   -- Смерть,-- говорилъ онъ,-- не что иное, какъ повышеніе въ чинахъ; послѣ смерти опять будетъ жизнь, только степенью выше.
   Откуда у баварца брались подобныя мысли? Онъ былъ веселымъ малымъ, какъ всѣ остальные, и серьезныя слова звучали особенно забавно на его южномъ нарѣчіи.
   -- Можно десять разъ умереть,-- отъ этого еще далеко до конца. Становишься только старше.
   Не успѣлъ Эрикъ додумать этой мысли, какъ что-то снова вблизи зашипѣло, глаза ослѣпило и обожгло, какъ огнемъ. Онъ услышалъ выстрѣлъ, почувствовалъ тяжесть въ груди и легъ совершенно спокойно на землю.
   Въ глазахъ у него потемнѣло и потомъ ему показалось, что онъ лежитъ дома въ постели и что-то снится ему. Шумъ вокругъ него куда-то исчезъ,-- скоро конецъ. Когда сильная боль началась, онъ почувстиввалъ, что по его рукѣ что-то течетъ. Онъ незамѣтно повернулся на лѣвый бокъ. Его голова лежала въ лужѣ, но ему казалось, что мать прикладываетъ холодный компрессъ къ горячему лбу. Потомъ онъ крѣпко заснулъ...
   Но все это было когда-то,-- давно,-- а теперь онъ больше не вѣрилъ въ войну. Онъ считалъ ее безуміемъ людей, мнящихъ, что можно кого-нибудь или что-нибудь уничтожить, убить. Онъ зналъ, что это внѣ человѣческой власти. Умираетъ лишь то, что мертво для лучшаго міра; и даже этого нельзя назвать смертью: сущность безсмертна; только частицы ея, проявившіяся въ нашемъ мірѣ, исчезаютъ, отпадаютъ, какъ сухіе осенніе листья съ деревьевъ; а само дерево живо и ждетъ, когда можно будетъ пустить въ землю лучшіе соки свои.
   Эрикъ сталъ думать, что слишкомъ рано онъ ожилъ, потому что вѣрилъ въ возможность вѣчнаго мира, а его послали въ солдаты. Это было такъ тяжело! А можетъ быть нужно пробудить въ немъ воспоминаніе о той жизни, которой онъ жилъ когда-то, давно,-- до рожденія?... Если такъ, то все снова цѣлесообразно, понятно...Настанетъ когда-нибудь время, когда и ему придется сказать свое слово!
   -- Новобранецъ Трауготъ, впередъ! Оглохли вы что-ли,-- оселъ! Вашъ чередъ стрѣлять! Лейтенантъ ждетъ! Ну же, поворачивайся, дуракъ! Его надо бы отправить домой,-- изъ него никогда не выйдетъ солдата,-- слишкомъ онъ глупъ!
   До сознанія Эрика дошло только одно слово -- "стрѣлять!" Остальное онъ пропустилъ мимо ушей. Но отъ этого слова ему вдругъ стало страшно. Онъ задрожалъ, сердце неистово забилось, духъ захватило. Унтеръ-офицеръ, казалось, немного завидовалъ молодому солдату за его равнодушіе къ начальству; его голосъ былъ неровенъ, какъ у старой дѣвы, охрипшей отъ сплетенъ.
   Эрикъ побѣжалъ, на ходу выхватилъ ружье изъ козелъ и выстроился послѣднимъ въ ряду четырехъ стрѣлковъ. Еще не начинали стрѣлять.
   -- Только я не буду стрѣлять, господинъ лейтенантъ,-- вдругъ вымолвилъ онъ, хотя къ нему никто не обращался съ вопросомъ.
   Солдаты такъ испугались, будто бомба лопнула рядомъ съ ними. Кто рѣшался повернуть голову, тотъ съ испугомъ глядѣлъ на Эрика, ожидая, что онъ провалится сквозь землю.
   Юный лейтенантъ съ дѣтскимъ лицомъ старался улыбнуться, но улыбка была скорѣе похожа на плаксивую гримасу.
   -- Вѣдь васъ не спрашиваютъ,-- наконецъ произнесъ онъ дрожащимъ голосомъ.
   Онъ, очевидно, не зналъ, какъ слѣдуетъ поступать въ такихъ случаяхъ, и старался выиграть время для размышленія. Онъ не зналъ, арестовать ли дерзкаго солдата, или собственноручно зарубить его саблей. Онъ вопросительно обернулся къ фельдфебелю и увидалъ передъ собою осклабившееся лицо ротнаго писаря, радующагося предстоящему скандальчику. Юный лейтенантъ оправился; онъ вдругъ вспомнилъ, что ему, почитателю лирики Стефана Джорджа, надо и вести себя соотвѣтственно съ этимъ.
   Онъ сталъ давать приказанія;
   -- Сегодня будемъ стрѣлять первое упражненіе, стоя, на сто пятьдесятъ метровъ. Прошу спокойно цѣлиться и медленно спускать курокъ, какъ васъ учили въ казармахъ. Ну, начинаемъ!
   Ротный писарь вызвалъ кого-то.
   Эрику показалось, что издалека до него донеслось его имя, но онъ сейчасъ же объ этомъ забылъ. Его мысли въ дикой скачкѣ мчались впередъ. Потомъ голосъ,-- отзвукъ иного міра,-- долетѣлъ до него и напомнилъ, что надо исполнить свой долгъ. Это мученичество! Но что же дѣлать, если онъ призванъ!? То же чувство онъ испыталъ, когда отецъ въ первый разъ взялъ его на охоту. Его поставили подъ деревомъ у лѣсной опушки, гдѣ долженъ былъ выйти звѣрь. У его ногъ разстилалась ярко-зеленая нива, кажущаяся свѣтлѣй отъ надвигающихся сумерекъ. Надъ нимъ, въ буковыхъ вѣтвяхъ, горѣлъ послѣдній багряный отблескъ заката; въ нѣсколькихъ шагахъ отъ него сидѣлъ заяцъ, рядомъ -- другой; они довѣрчиво щипали травку; онъ слышалъ жеваніе и треніе зубовъ. Скокъ-скокъ,-- ускакали они. Уже это взволновало его до крайности. Онъ тщетно силился взвести курокъ. Вдругъ онъ почувствовалъ, что за нимъ стоитъ призракъ. Вѣтки затрещали; слышно было, какъ шагъ за шагомъ мнется трава. Что это? стоны? Эрикъ не могъ вынести такого напряженія; онъ бросилъ ружье и убѣжалъ, чтобы около матери выплакать свое горе.
   И теперь его опять обуялъ тотъ же страхъ, толкающій его на отчаянный шагъ; опять его звалъ тотъ же жестокій внутренній голосъ, способный заглушить пушечный выстрѣлъ, тогда какъ шуршаніе сухого листа казалось крикомъ сотенъ мучениковъ, горящихъ въ адскомъ огнѣ.
   Лейтенантъ подошелъ. Онъ былъ въ ярости и, судорожно держась за ефесъ, размахивалъ саблей, будто хлыстомъ. Онъ злился, что скандалъ произошелъ именно съ нимъ, въ первый разъ, когда солдаты стрѣляли подъ его наблюденіемъ. Онъ представлялъ себѣ своего браваго ротнаго командира, не допускающаго психологическихъ аргументовъ, отрицающаго въ солдатѣ всякую чуткость, кромѣ чуткости въ послушаніи; онъ обдумывалъ, какъ доложить объ этомъ случаѣ, не подвергаясь насмѣшкамъ друзей,-- а какъ поступить съ Эрикомъ, онъ совершенно не зналъ. Онъ остановился въ трехъ шагахъ отъ него, и оба смотрѣли другъ на друга такъ же безпомощно, растерянно, съ тѣмъ же нѣмымъ вопросомъ въ глазахъ.
   -- Ради Бога, господинъ лейтенантъ,-- я стрѣлять не могу,-- дорогой, дорогой господинъ лейтенантъ!
   Сабля опустилась на землю. Лейтенантъ подошелъ еще ближе и остановился, положивъ обѣ руки на ефесъ. Онъ начиналъ чувствовать себя господиномъ положенія.
   -- Вы больны?-- спросилъ онъ почти отеческимъ тономъ. Остальные скалили зубы.-- Если вы не умѣете стрѣлять, то научитесь,-- вѣдь для того вы и въ солдаты пошли.
   -- Нѣтъ, я и не научусь никогда; я... я... я уже раньше умѣлъ,-- я меннонитъ, господинъ лейтенантъ,-- мнѣ воспрещено стрѣлять,-- вдругъ вымолвилъ онъ и облегченно вздохнулъ; ему показалось, что онъ нашелъ отговорку.
   -- Да онъ сумасшедшій,-- крикнулъ фельдфебель, стоявшій за лейтенантомъ и злыми глазами слѣдившій за инцидентомъ. Онъ никогда объ этомъ не заикался, и въ его бумагахъ ничего не написано такого. Если онъ не будетъ стрѣлять, мы посадимъ его подъ арестъ.
   Лейтенанта немного покоробило отъ фамильярнаго "мы", съ которымъ фельдфебель обращался къ нему. Потомъ онъ опять заговорилъ съ новобранцемъ:
   -- Такъ вы сначала посмотрите. Начинать! Кроликъ, впередъ!
   Маленькій черноглазый полякъ, грязный, несмотря на военную дисциплину, выскочилъ изъ строя и сталъ противъ мишени. Онъ хотѣлъ выстрѣлить, но фельдфебель схватилъ его за плечо.
   Эрика поставили рядомъ съ нимъ и приказали слѣдить за каждымъ движеніемъ, при чемъ обоимъ старались еще разъ вдолбить всѣ правила стрѣльбы.
   Теперь Эрикъ самъ былъ твердо увѣренъ, что принадлежитъ къ сектѣ, запрещающей своимъ приверженцамъ брать оружіе въ руки. Что-то кричало въ немъ: "Ты не смѣешь!" И чѣмъ нелѣпѣе казался запретъ, тѣмъ громче кричалъ внутренній голосъ. Въ самомъ дѣлѣ: кто пострадаетъ отъ того, что онъ всадитъ дырочку въ доску?
   -- "Да, но когда ты научишься стрѣлять,-- говорилъ голосъ,-- тебѣ дадутъ боевые патроны и заставятъ тюрьму сторожить, или усмирять мятежи, или пошлютъ на войну убивать враговъ государства. И всегда борьба происходитъ за блага земныя. Народы и отдѣльные люди гибнутъ, защищая свои земныя владѣнія. Если ты теперь будешь стрѣлять въ цѣль, то послѣ будешь стрѣлять и въ людей. Ты будешь ихъ убивать, чтобы они не убили тебя. Если теперь ты выстрѣлишь изъ боязни тюрьмы, то, конечно, впослѣдствіи будешь стрѣлять, защищаясь отъ смерти".
   Кроликъ уже стрѣлялъ три раза; всѣ пули попадали во вторую или третью полосу, и каждый разъ фельдфебель и лейтенантъ дружно ругались. "И ты стрѣляй мимо,-- говорилъ Эрику внутренній голосъ;-- а потомъ ты выстрѣлишь въ траву".
   Но Эрикъ не слушалъ его,-- онъ рѣшился.
   -- Ну, теперь очередь за другой старой бабой.-- Лейтенантъ уже не думалъ о возможности вторичнаго ослушанія; онъ только сердился что первая стрѣльба подъ его наблюденіемъ была такъ неудачна, и что объ этомъ придется доложить ротному командиру. Пожалуй, онъ и самъ сейчасъ заѣдетъ сюда,-- нечего сказать, хорошъ будетъ сюрпризъ! Онъ еще разъ выругалъ всѣхъ и скомандовалъ:
   -- Пли!
   Эрикъ стоялъ, какъ окаменѣлый; онъ сопѣлъ, и слезы у него катились изъ глазъ. Но онъ не двигался и молчалъ. Да и что могъ онъ сказать!? Лейтенанту лучше знать, какъ теперь поступить. Эрику, конечно, отъ этого не легче, но стрѣлять онъ все-таки не можетъ, не можетъ!
   -- Такъ вы въ самомъ дѣлѣ отказываетесь? Я строжайше приказываю вамъ, и если вы сейчасъ же не станете на свое мѣсто, то вамъ не сдобровать, мой милый!
   Сабля опять многозначительно прорѣзала воздухъ, по Эрикъ не шелохнулся. Юное личико лейтенанта побагровѣло, посинѣло, и вдругъ онъ, блѣдный какъ смерть, кинулся на Эрика и силой заставилъ его занять свое мѣсто. Не обошлось безъ борьбы, потому что солдатъ былъ сильнѣе и старше лейтенанта.
   Физическое усиліе привело офицера въ себя.
   -- Ослушаніе въ строю! Фельдфебель, уведите его,-- въ изнеможеніи произнесъ онъ и отвернулся. Его охватило чувство отвращенія и грусти.

Перев. С. Лоріе.

"Русская Мысль", кн. VII, 1908

   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru